Сломанная Игрушка
Глава 18
В большой усадьбе даже два десятка пони могли запросто не встретить друг друга целый день.
Но вечеринка, устроенная в честь гостей, собрала в обеденном зале всех. Даже Трикси, которая хотела с привычным пафосом отказаться от участия, после минутного разговора с Пинки Пай согласилась на «кусочек пирога и стакан пунша».
Лира была совсем не удивлена, увидев и здесь Винил Скретч, стоявшую за неизменным пультом. Сияние ее рога будто вплеталось в общую иллюминацию вечеринки.
Правда, музыка пока играла не слишком громко. Здешняя Винил носила бандану и черную толстовку с логотипом группы, название которой ничего не говорило Лире. На драных джинсах тоже были какие-то эмблемы, и вообще вид у диджея был лихой, особенно в неизменных очках. Как всегда, в общем.
Привлек внимание полукруглый медальон, свободно болтающийся на шее единорожки. Лира готова была поклясться, что уже видела такой раньше, но никак не могла вспомнить, где.
С Лирой все здоровались так, будто она долго отсутствовала и, наконец, вернулась в большую семью.
Единорожка с облегчением видела, что Скуталу теперь не отлепить от Рейнбоу Дэш Агилар. Та, в окружении Меткоискателей, что-то возбужденно рассказывала, повиснув в воздухе. В лице жеребят, и особенно Скуталу, голубая пегаска явно нашла благодарных слушателей.
Берри Панч хлопотала у стола, разливая пунш, но раздражающего запаха алкоголя не было. Как Лире уже успела рассказать Бон-Бон, «ягодная пони», несколько раз допившись до белой горячки, наглухо завязала. И с некоторых пор ко всеобщему облегчению не брала в рот ни капли спиртного. Едва не спившись на пару с хозяином-алкоголиком, Берри теперь находила занятие в выращивании ягод и фруктов, из которых делала умопомрачительно вкусные коктейли — без единого градуса.
Что ж, трудотерапия и дружеская поддержка оказались самым лучшим оружием в борьбе против зеленого змия и приступов белой горячки.
Казалось, все вернулись в Эквестрию. Обстановка, веселый смех и разговоры так напомнили Лире дом, что захотелось снова обнять Бон-Бон и облегченно разреветься, чувствуя, как с сердца скатывается груз забот и печалей.
Только Пинки Пай хоть и немного, но отличалась. Ее мордочку пересекал короткий вертикальный шрам сверху и снизу левого глаза. Когда Лира спросила о нем, розовая пони улыбнулась и ответила:
— Когда мне было очень-очень грустно, я очень-очень сильно плакала… Это след на память, который позволяет помнить ценность улыбок. Я попросила Стиви и сестру Редхарт не убирать его.
— Пинки, я слышала, что… — хотела продолжить расспросы единорожка, но розовое копытце аккуратно легло ей на губы.
— Тс-с-с, глупенькая, это вечеринка в вашу честь, и на ней нет места грустным мыслям, — наставительно произнесла Пинки и весело упрыгала.
Лира еще подумала тогда, показалась ли ей в голубых глазах веселой пони грустная-прегрустная искорка?
Размышления единорожки прервал сильный толчок под круп. Лира самым несолидным образом пискнула от неожиданности и чуть не налетела на заставленный сладостями стол.
Оглянувшись, Лира встретилась с взглядом косящих желтых глаз.
— Прости… я не знаю, что пошло не так! — сказала Дитзи Ду, — Ты не ушиблась? Меня зовут Дитзи, а тебя?..
— Не ушиблась, — заулыбалась единорожка, — Я Лира. И я тебя знаю.
Серая пегаска подпрыгнула и зависла в воздухе вниз головой.
— Бон-Бон рассказывала про тебя! Так здорово, когда особенные друзья встречаются после долгой разлуки!
— Мы не… — начала было единорожка, но желтогривая пегасочка уже взлетела к самому потолку от переизбытка чувств.
Лира улыбнулась. Вокруг были такие родные и знакомые мордочки, что единорожка напрочь забыла о том, что находится в другом мире. Даже присутствующие на вечеринке Виктор и Стивен казались гостями в мире пони, а не наоборот.
Взгляд скользнул по двум мышам, что сидели на столе и о чем-то беседовали со стеснительной фестралочкой Грей Маус. Та, смущенно улыбаясь и трогательно краснея, о чем-то расспрашивала сидящих рядом и держащихся за руки маленьких друзей. Те отвечали, зачастую сопровождая ответы искренним, беззлобным смехом — тем самым, который привыкли слышать с экранов дети…
И глядя на других пони, Лиру переполняли чувства покоя и веры в лучшее. Такие знакомые по Эквестрии и как будто забытые за те несколько дней, что пони провела в мире людей.
Пинки Пай расстаралась для всех. Казалось, она была в нескольких местах одновременно. Впрочем, как и всегда.
«Это просто Пинки Пай», — сказала бы Твайлайт Спаркл и вообще любой житель Понивиля.
Розовая пони увлекла в танец Флаттершай, что до того робко жалась к черному Тандерлейну, затем стала катать на спине Свити Бель, которую не покидали мысли о лежащей в лазарете Рэрити.
И хотя желтая пегаска потом вернулась к своему защитнику, из ее глаз пропало выражение, присущее затравленным зверькам из «Пони-Плея». Свити Бель все же отвлеклась и начала веселиться вместе со всеми, поверив, наконец, в то, что сестре ничего не угрожает.
И все-таки эта вечеринка сильно отличалась от тех, что были в «Маяке» и «Пони-Плее». И если в первом пони были беззаботны, а во втором — порабощены, то здесь…
Лира решила, что здесь пони одолевает множество тревог, но при этом в сердцах их царит надежда, объединяющая всех.
— Стив! — вдруг крикнула розовая пони, подбегая к человеку, что сидел за столом рядом с Шайнинг Армором и Твайлайт, о чем-то вполголоса переговариваясь.
Тут же сидел и Вик, на лице которого Лира читала беспокойство. Но именно здесь и сейчас единорожка была уверена, что все будет хорошо. Обойдется как-нибудь. Обязательно.
— Да, Пинки? — отозвался тем временем Стивен.
— У нас новые пони на ранчо! Ты помнишь, что это значит? — напористо произнесла Пинки Пай и сощурила глаз.
Пони нетерпеливо подпрыгивала на месте. Стивен по-отечески улыбнулся и встал, провожаемый взглядом Виктора.
— Что происходит? — спросила Лира у Бон-Бон, что спокойно сидела рядом с понячьим столом и отдавала должное ужину.
— Пинки Пай и Стивен будут петь, — ответила карамельная земнопони, орудуя ложкой, затем добавила: — Ту песню, что навсегда объединила нас.
Лира улыбнулась. Это было понятно и привычно.
Пони в Эквестрии любили петь, и сам мир звучал волшебной музыкой вместе с ними.
И хотя в мире людей это наверняка было всего лишь традицией, встретить нечто подобное Лира даже не надеялась.
Стивен и Пинки Пай взошли на небольшую сцену, что возвышалась рядом с пультом ди-джея. Та подняла передние ноги, и вспыхнувшие голограммы будто бы перенесли всех присутствующих на зеленое поле под пронзительно-голубым куполом небес с редкими облаками.
Лира почувствовала, как сердце сжалось.
Солнце выхватило из утреннего тумана далекие лес и горы, увенчанные белоснежным зáмком. До слуха донеслось пение птиц и шум ветра, бегущего сквозь травостой огромной равнины. Бросив взгляд в сторону, Лира увидела невдалеке островерхие крыши ставшего столь родным Понивиля и почувствовала, как по щеке прокатилась горячая капля.
Дом.
Стол с лежащими и сидящими за ним пони будто перенесся на цветущий лужок, а Пинки Пай и Стивен теперь стояли на небольшом возвышении, в которое превратилась сцена.
Рог Винил Скретч, пульт которой тоже словно перенесся в волшебную страну, вспыхнул. Вновь блеснул в свете ламп начищенной медью полукруг медальона.
Зазвучала добрая и звонкая музыка, какую Лира вполне допускала услышать где-нибудь в Эквестрии, когда чувства переполняют ее обитателей.
Пинки Пай, гарцуя на месте в такт мелодии, начала:
— Нет здесь места сожаленью,
Не хандри и не грусти!
Будут новые стремленья!
К счастью новые пути!
Подхватил голос Стивена, низкий и мягкий:
— Не смотри на то, что было.
Все, что было, то прошло.
К новой жизни, с новой силой
Мы пойдем беде назло!
Пинки прижалась к ноге человека и подняла взгляд повлажневших глаз навстречу Стивену. Очевидно, для розовой пони в песне было куда больше смысла, чем можно подумать с первого взгляда.
Тонкий голос дрогнул, но не сорвался:
— Пусть скорей твою улыбку
Будет видеть целый свет,
На себя ты как накидку
Смех набрось — и горя нет!
Стивен опустился на колено, приобнял пони и дальше голоса зазвучали дуэтом. Низкий голос человека будто подхватил тонкий писк пони и не дал упасть:
— Жизнь чтоб счастьем осветило,
Ты задорно что-то спой.
Силой песни, дружбы силой
Мы дадим печалям бой!
И когда все присутствующие пони вдруг подхватили песню, Лира, раскрыв от удивления рот, почувствовала то же самое, что и в Эквестрии.
Еле ощутимую, но мощную силу единения с другими. Ту, что позволяла пони испокон веков преодолевать любые горести.
Магическую мелодию Гармонии и дружбы, всего мира.
— Ну-ка, с мордочки невзгоды
Ты сотри, отбрось печаль,
И без тени непогоды
В будущего глянь-ка даль!
(https: //youtu.be/OSSPE79t7XQ — послушать не эту, но очень похожую песню)
Пони повторили последний куплет несколько раз, и Лира совсем не удивилась, когда поймала себя на том, что подпевает.
С последним звуком песни голограммы Эквестрии погасли, но пони оживились даже больше обычного.
Отступили прочь беспокойство и тревоги. И даже тихоня-Флаттершай перестала испуганно жаться к могучему вороному пегасу, который как будто не находил себе места от бессилия помочь…
…Когда все угощение было съедено, все игры сыграны по нескольку раз, а пони уже буквально валились с ног, Лиру вдруг осенило. Она хотела было обратиться к ди-джею, но вспомнив, к чему привело излишнее любопытство со Скуталу и Трикси, удержалась от подобного шага. Не хватало разбередить еще одну душевную рану.
Вместо этого Лира отозвала в сторонку Стивена и спросила:
— Стив, скажи, а откуда у Винил тот медальон?
Человек слегка удивился, но не подал виду.
— Это… Очень личное для нее. Когда я ее нашел, медальон уже был на шее. А почему ты спрашиваешь?
— Пожалуйста, расскажи, что он значит. Это важно.
Человек думал несколько секунд, но, глядя в полные тревоги желтые глаза, решил, что это и впрямь отнюдь не праздное любопытство.
— Как она объяснила, это был общий медальон с ее близкой подругой. Разделенный надвое. Они раньше жили вместе — но потом очутились на улице, и в один из дней Октавия пропала. Скорее всего, ее арестовали за просроченный чип. Винил же, которая в то время простудилась, на второй день начала больная бегать и искать подругу, пока не свалилась с температурой прямо в снег. Так бы и замерзла, если бы не Сноудроп: она сумела услышать из сугроба хрип. Я бы не заметил… Винил боролась за жизнь где-то неделю, а потом мы искали Октавию. Но так и не нашли. Наверняка ее после ареста отправили… В общем, вероятнее всего, Октавии Мелоди Уолтер нет в живых. Хоть и с трудом, но Винил это приняла.
— Дело в том, — объяснила Лира, — что пару дней назад я видела в парке Октавию Мелоди с очень похожим медальоном. Я не стала говорить это Винил, потому что если так, она бросится на поиски. А я не знаю даже, в каком из парков все произошло.
— Спасибо, — понизив голос, сказал Стивен, — Ты поступила абсолютно правильно. Жаль, что ты не знаешь, где именно Октавия теперь…
— Можно спросить у Джерри! — вскинулась единорожка, — Парк, в котором мы впервые встретились, наверняка он как-то называется!
Стивен опустил на колени и приблизил лицо почти вплотную к мордочке пони, отчего та почувствовала цветочный запах одеколона.
— Ты не представляешь, как много ты сейчас сделала для Винил Скретч, — тихо проговорил человек, — Мы очень благодарны тебе. Но пока не говори ей. Я сам передам, когда мы будем готовы. А спасибо она тебе потом скажет лично. Договорились?
— Договорились, — улыбнулась Лира, у которой на сердце потеплело, — Ты тоже сделал для нас очень много.
Веселье продолжалось еще недолго. Пинки не давала всем заскучать до самого конца, но силы не были безграничны ни у кого.
Первыми сдались Меткоискатели, поочередно начав клевать носиками. Черили вскоре увела их в сторону спальни, несмотря на вялые протесты — и тоже, видимо, легла отдыхать, потому что в зал так и не вернулась.
Остальные пони также вскоре начали покидать вечеринку. Шайнинг Армор, благодушно улыбаясь, унес в поле телекинеза уснувшую за столом Твайлайт.
Лира никогда бы не подумала, что у Пинки Пай может кончиться энергия. Но под конец, когда оставшиеся пони в зале ненавязчиво запросили пощады, розовая пони спела «завершительную песенку», проводила всех до выхода… после чего просто рухнула на пол без сил. И ее нес в спальню уже Стивен.
Спальни для пони в усадьбе Стива были двухместные. Не потому что не хватало места — в огромном особняке можно было разместить сотню пони, и те не испытывали бы тесноты.
Но эквестрийские поняши — существа высокосоциальные, и нуждаются в общении. Даже в таком ненавязчивом, как болтовня перед сном.
Правда, в этот вечер все пони после устроенной Пинки Пай вечеринки валились с ног, и разошлись по комнатам раньше обычного.
Лира улыбнулась, вспомнив розовую пони, что неугомонным моторчиком прыгала по залу, не давая никому заскучать.
Мятная единорожка тряхнула гривой и сладко зевнула. Этот вечер вымотал всех: появление Рэрити, рассказ Скуталу, разудалая вечеринка… Все дела было решено отложить на завтра. Тем более, по крыше дома начал барабанить настоящий ливень, а налетевший штормовой ветер и вовсе отбил всякую охоту выползать на улицу.
Но все же, сперва следовало кое-что уточнить.
Копытце постучало в дверь комнаты, где поселили Джерри и Гайку. В ней уже была заботливо вырезана крошечная полукруглая дверца «для мышки», выглядящая совсем по-мультяшному. Довольно долго никто не отвечал, и Лира уже подумывала, что надо или уходить, или стучать снова. Но дверца приоткрылась, и на пороге появился Джерри в накинутом на плечи махровом халате по размеру.
— Лира?.. Слушай, сейчас… — мыш оглянулся в комнату, — не слишком подходящее время. Что-то случилось?
Единорожка немного смутилась.
— Прости, — сказала она, — Я на минутку. Просто хотела сказать, что знаю, откуда у Скуталу шрамы.
Мыш вздрогнул и запахнул халат поплотнее.
— Ты с ума сошла, расспрашивать ее о таком?! Я же просил!
Лира смущенно опустила мордочку.
— Прости, — сказала она, — это случайно получилось… Ты же видел, что у Стивена тоже живет Рейнбоу Дэш… Так вот, я решила сделать малышке сюрприз и привела Рейнбоу познакомиться…
Джерри выругался.
— Да, но я же не знала! — шмыгнула носом единорожка, — Но к счастью, все обошлось. Скуталу даже… обрадовалась в конце, когда встретила именно ту Рейнбоу, которую искала.
— Могу себе представить, что было, когда Скут рассказывала свою историю, — буркнул Джерри, — Она в порядке?
— Даже более чем, — Лира вновь подняла взгляд, — Скажи… это ведь ты ее спас тогда, да? Как?
Мыш не стал отпираться:
— Дело было зимой. Я залез в «Пони-Плей» погреться — безо всякой задней мысли, там просто была открыта форточка цокольного этажа. А потом увидел, как та психопатка с радужной гривой избивала Скут. Почти весь день, прерываясь только на то, чтобы куда-то ненадолго отойти. Как впоследствии оказалось — на арену, подраться. К вечеру ерзик и получила все свои шрамы. Она как-то потом рассказывала, что раньше были только копыта и ремень, а они хоть и оставляют следы, но не рассекают мясо до костей. И как только Скут осталась одна, я перегрыз ошейник. Но сложнее всего было даже не перегрызть, а вообще заставить ее двигаться — она обессилела и не хотела жить…
…По спине и крупу жидким огнем разливается рвущая боль. По бокам стекает что-то горячее и липкое, а рядом лежат голубые и рыжие перышки… Рыжих больше.
Голос, прорывающийся сквозь черную пелену, принадлежит мультяшному мышу, стоящему на задних лапах.
— Давай, нам надо бежать! — различает Скуталу слова.
— Заче-ем… — безучастно лепечет она и удивляется, как хрипло звучит голос.
— Чтобы прекратить эти издевательства.
— Вся моя жизнь — издевательство, у-у-у-у… — стонет пегасенка, — Оставьте меня в покое все… Дайте сдо-о-охнуть…
Джерри стискивает зубы и с трудом приподнимает переднюю ногу Скуталу. Довести ребенка до нежелания жить — этого мыш не мог ни простить, ни принять.
В голове молнией проносится картинка: синий кот поднимает окровавленную морду и одними губами произносит: «Не бросай друзей в беде, Джерри».
Издав сдавленное рычение, мыш сдвигает одну ногу маленькой пони и идет ко второй.
— Что ты делаешь… — спрашивает Скуталу, приоткрыв глаз.
— Вытаскиваю тебя отсюда, — говорит Джерри, — Давай, поднимай свой ленивый круп и тащи его к окну!
— Ошейник…
Джерри перебивает:
— Нету больше. Давай, шевелись. Черт его знает, сколько еще у нас времени до прихода этой маньячки!
Пегасенка нетвердо встает на дрожащие ноги и ковыляет к столу Рейнбоу. Вспрыгивает на табурет, потом на сам стол — и с какой-то злорадной решимостью сталкивает на пол флаконы, инструменты и плюшевую игрушку Спитфаер. Еще прыжок — и пленница в шаге от свободы.
Мыш цепляется за гриву, свалявшуюся от пота и крови, и, стараясь не коснуться окровавленной спинки пони, ободряюще гладит рыжую шею.
— Давай, малышка, — шепчет он, на что кобылка только фыркает, — Еще немножко…
Скуталу, стоя на подоконнике, успевает краем уха услышать приглушенный дверью злобный голос Рейнбоу Дэш Вендар, вернувшейся подозрительно быстро:
— …Где там эта рыжая малявка? Хочу кого-нибудь пнуть!
Дожидаться ответа и тем более саму пегаску Скуталу не собирается. Морщась от боли, она расправляет куцые крылышки и прыгает вниз на сваленные под окнами мусорные мешки, чувствуя судорожно вцепившиеся в гриву лапки своего спасителя. Сейчас это не имеет никакого значения…
— Джерри, — прервала рассказ Лира, — Я хотела сказать тебе спасибо. Без тебя Скуталу бы пропала…
— На здоровье, — буркнул мыш, — это не могло потерпеть до завтра?
— Не могло, — твердо сказала единорожка и, наклонившись, поцеловала Джерри между ушей, — Ты спас ей не только жизнь. Подумать страшно, что могло получиться из Скут, если бы она выжила, оставшись пленницей.
Мыш встретился глазами с пони и сказал:
— Спокойной ночи, Лира Харстрингс.
С этими словами он закрыл дверь, а мятная единорожка направилась в комнату, которую временно делила с Бон-Бон. Прошлая соседка, Дитзи Ду, временно переехала к Черили, не слушая никаких возражений.
Конфетной пони не оставалось ничего, кроме как согласиться, и сейчас она ждала подругу, чтобы лечь, наконец, спать.
Хотя как знать, может, не сразу?
Хихикнув и покраснев, Лира направилась к себе. Бон-Бон пообещала, что обязательно дождется…
И хотя следующий день обещал быть весьма насыщенным, в душе поняши поднималось желание устроить какую-нибудь выходку, на которую так и не решилась в Эквестрии… Или в сериале?
«Впрочем, для меня никакой разницы», — подумала единорожка, с трепещущим сердцем открывая дверь спальни.
Наверху особняка, в рабочем кабинете Стивена Агилара, тоже состоялся разговор.
Виктор, разумеется, знал, что многие перестраивают классический кабинет в киберцентр. Стивен был как раз из таких. Панели мощных компьютеров мигали огнями со стены, вместо окна красовался панорамный экран, сейчас дававший живописный вид на Белый город. Очевидно, запись: на небе не было ни облачка, хотя Вик доподлинно знал, что снаружи бушует настоящий шторм.
Стивен Агилар, взмахом руки убравший с экранов все изображения, сел в крутящееся кресло, повернулся к Виктору и сказал:
— Вик. Когда у вас все закончится, пообещай, что приведешь Скуталу сюда.
Он жестом пригласил друга сесть напротив. Едва тот опустился за стол, из стены выехал дроид-официант с подносом кофе, но люди отмахнулись от него, и умная автоматика убрала робота обратно в нишу.
— Обещаю, — кивнул Виктор, — Лучшего дома для нее не найти… Ты ведь разрешишь остаться Джерри?
Стивен улыбнулся:
— Разумеется. Маленький мыш не объест нашу большую дружную семью.
Парень вдруг вспомнил о Гайке и уточнил:
— А два мыша? Если она захочет, конечно.
Стивен рассмеялся:
— Хоть десяток, — ответил он, но его лицо вдруг стало серьезным, — Вик, что бы вы ни решили делать с «Ключом», не рискуйте понапрасну. По крайней мере, жизнью жеребенка. Она и без того, похоже, пережила слишком много.
Виктор развел руками:
— Я бы с удовольствием оставил ее у тебя. Но ведь она ни за что не согласится.
— Насчет этого не волнуйся. Рейнбоу придумала, как ее удержать…
Стивен заметил, что Виктор задумался над каким-то вопросом, явно не решаясь задать его.
— Давай, спроси, — подбодрил Стив, вновь улыбнувшись, — Если это не слишком личное, отвечу честно.
— Скажи, что будет, если ты встретишь пони, которая у тебя уже… есть? Скажем, вторую Твайлайт Спаркл?
Брови Стивена удивленно поднялись.
— Какое это имеет значение? — спросил он.
— Все думают, что ты просто коллекционируешь пони.
— Это не так. Этим, Вик, занимается твой тезка с Норд-Сайд. Но надо и ему отдать должное — его пони предоставлены сами себе. За исключением тех моментов, когда он их демонстрирует. Не самая лучшая судьба для поняш, но и далеко не самая худшая.
— Ты говорил, у твоих пони тоже истории те еще.
Стивен кивнул:
— Кого-то бросили… Кого-то били и мучали, пока я не наткнулся на них и не выкупил у хозяина. Как это было с той же Грей Маус. Или с Рэрити. А насчет двойников… У меня была другая Рейнбоу Дэш. Ты же знаешь, это самая популярная модель. Их больше, чем кого-либо еще — и, стало быть, в отчаянном положении они также оказываются чаще всего.
— Была?
— Была. Ее кто-то избил и выкинул на улицу. Я ее обнаружил чуть живой и притащил в ближайшую больницу…
Вика пронзило пониманием случившегося дальше.
— Она скончалась у меня на руках, — сказал Стивен, — от внутренних повреждений. Не знаю, что за выродок так с ней обошелся, но пегаска выглядела так, будто ею выстрелили из пушки в стену. В госпитале мне оставалось только оплатить кремацию. Правда, именно там я встретил сестру Редхарт, которая согласилась поехать со мной. Как показал этот случай с Дэш, мне нужен был понячий медик на постоянной основе.
— И как тебе удается… — начал было Виктор, но Стивен перебил:
— Помнишь историю Сноудроп? Когда я остался один, то кутил напропалую, заставляя папаню вращаться в гробу наподобие вентилятора. Прогулял половину состояния, наверное. А потом — инсульт. В двадцать семь лет. Из-за выпивки, наркоты и прочего. К счастью, я смог себе позволить лечение нанитами, иначе сейчас бы тут не сидел. И вот, когда я возвращался из больницы, я встретил Сноудроп. Вот и подумал потом — а на что я трачу свою жизнь? Все эти деньги — мне стены ими обклеивать, что ли? Семьи у меня нет и вряд ли будет — не тот я человек, чтобы с другими людьми долго уживаться. После лечения у меня красная репродуктивная карта. Так называемые друзья… ну ты помнишь, я рассказывал. А вот с пони — получается… Так и зажили.
— Стивен, тебя все в клубе считают психом. Девятнадцать пони — кажется, ни у кого столько нет.
Стивен пожал плечами:
— Собака лает, караван идет. И недавно пони стало двадцать, если помнишь. А если останется Скуталу, будет двадцать одна.
— Почему тогда только двадцать? — спросил Виктор.
— Я не заказывал этих бедняг специально, как считают в клубе, для «коллекции». Мне просто иногда везет оказаться в нужном месте и в нужное время, чтобы спасти несчастных от их печальной доли.
— Не можешь пройти мимо?
— А ты бы смог, Вик? Ты знаешь, что такое «синдром Пинкамины», когда у Пинки случается сбой программы? Никому не пожелаешь заглянуть в глаза брошенной Пинки Пай…
Виктор вспомнил прыгучий розовый комочек, от которого рябило в глазах всю вечеринку, и спросил:
— Но ты заглянул?
— Да. Но ты не представляешь, чего стоило мне, а также еще пятерым пони, которые к тому времени жили у меня, вернуть в мир это жизнерадостное и вечно прыгающее существо, — Стивен покачал головой и продолжил: — Почему двадцать… Двадцать жизненных трагедий, частью которых мне приходится становиться, чтобы в этих цветных глазищах вновь загоралась жизнь. Чтобы уходили прочь отчаяние и боль… двадцать… Иногда я не знаю, надолго ли меня еще хватит. Но когда возвращаюсь сюда и вижу их… спокойных, играющих, смеющихся… Я понимаю, что все это — не зря. И я не могу, не имею права сломаться. Ради них. Но я тоже не железный и не вечный. Случись что со мной — и все эти пони снова окажутся в беде.
— Судя по всему, Скуталу тоже несладко пришлось.
— Когда я впервые увидел эту малышку, я понял, что она всю жизнь убегает от собственного страха. Она этого, конечно, не показывает. И ей сказочно повезло, что рядом оказался этот мыш. Сейчас, когда она встретила старых друзей и Рейнбоу Дэш, она смогла, наконец, взглянуть страху в лицо. К счастью, она еще в Эквестрии научилась это делать.
Виктор вздохнул и все же решился на вопрос, который постеснялся задать другу даже в сети:
— Давно хотел спросить. Почему пони, Стив? Почему не другие синтеты? Не люди? Не дети-сироты, например?
Но собеседнику явно не впервой приходилось отвечать на этот вопрос:
— Все дело в том, какими они были созданы изначально. Те же покемоны, которые сейчас на пике популярности, по сути, лишь немного умнее животных и, как правило, кроме десятка фраз, даже слов-то не знают. Неко-рабы и гуманоидные синтеты — это просто-напросто люди, со всеми вытекающими. А пони… Погляди на них, Вик. Величайшей подлостью было создать существ с наивным и невинным взглядом на мир, столь открытых и добрых, и бросить их в наше общество. Они такое заслужили в наименьшей степени, чем кто бы то ни было… Именно поэтому у меня и в мыслях не было заказывать себе синтетов или использовать их так, как это делают некоторые, с позволения сказать, люди. Но потом я наткнулся на Сноудроп, которая пыталась согреться в прогоревшем одеяле… остальное ты знаешь.
— Ты так и не сказал, почему именно они.
— А ты разве не почувствовал это? — Стивен подмигнул.
Виктор улыбнулся и развел руками.
Конечно же, он чувствовал. И конечно, друг об этом давно догадался.
— Теперь спрошу я, — сказал Стивен, — А что значит Лира для тебя лично? Прямо сейчас?
Вик вздохнул.
Положа руку на сердце, его самого очень волновал этот вопрос.
— Не отвечай, — добавил Стивен, видя замешательство парня, — А когда найдешь ответ, скажи об этом Лире, а не мне.
Утром дождь все еще хлестал по крыше особняка. По коридору в направлении лазарета шла Скуталу с Джерри, занявшим свое место в гриве. Рядом вышагивала Рейнбоу Дэш Агилар с заговорщицкой улыбкой на мордочке.
— …Вот ведь такая большая, а врачей боишься, — беззлобно подковырнула лазурная пегаска.
— Не боюсь я никого! — Скуталу воинственно расправила крылышки, — Мне просто неуютно. Меня… никогда раньше не смотрел доктор.
— Да, на свалке врачу неоткуда взяться, — подал голос сидящий на своем месте в гриве Джерри.
Пегасенка вместо прежних лохмотьев красовалась в синей спортивной форме с желтыми зигзагами. Цветá «Вондерболтс», разве что одежда была куда свободнее. Кепочка с эмблемой в виде эквестрийского солнца заняла место на голове и снова была повернута козырьком назад.
Рейнбоу Дэш понимающе улыбнулась.
— Не боись. Вельвет Ремеди — лучший понячий врач, которого я встречала. Уж я-то знаю. По себе.
Скуталу ничего не ответила, только нашла в себе силы натянуто улыбнуться. Ее до сих пор не покидало чувство тревоги при виде Рейнбоу. И хотя разум все понимал, но душевная рана пока еще была слишком глубока.
Джерри же по-отечески улыбнулся и потрепал рыжую пони по гриве. Он видел насквозь метания и страхи малышки, но здесь, сейчас, и то и другое постепенно отступало. Не в последнюю очередь, стараниями Рейнбоу Дэш Агилар, что всерьез решила взять Скуталу под крыло.
На кушетке рядом с входом они увидели спящую Свити Бель. Маленькая единорожка, очевидно, все же попыталась сбежать к сестре, но Вельвет Ремеди ее не пустила. Как результат – Свити решила взять лазарет в осаду, да так и задремала.
Рейнбоу Дэш только улыбнулась, когда Скуталу, сняв куртку, укрыла подругу. Та, слабо улыбнувшись во сне, завернулась в нагретую теплом пегасенки грубую одежду и снова провалилась в глубокий, спокойный сон.
Дверь кабинета мягко уехала в сторону, и первое, что бросилось в глаза — это лежащая в постели Рэрити. Единорожка лежала на спине, с ног до головы покрытая бинтами и подключенная к какому-то аппарату.
«Наверное, искусственное жизнеобеспечение», — предположила Скуталу.
Сама она таких машин никогда не видела: множество манипуляторов, каких-то трубок и экранов… В общем, непонятная штука.
Когда Рэйнбоу Дэш Вендар избивала малышку до полусмерти, Алекс ограничивался лишь припарками да бинтами. Те заживляли раны, но редко когда снимали боль.
От этих воспоминаний Скуталу в очередной раз пробрал озноб. Особенно при мысли о так называемом «массаже», после которого пегасенка чувствовала себя неимоверно грязной. Особенно если Алекс до того лапал Рейнбоу Дэш.
Вельвет Ремеди, убрав в карман халата квадратик медицинского сканера, спешно задвинула занавеску возле больничной койки Рэрити. Сердито посмотрела на Рэйнбоу Дэш и с нежностью — на Скуталу.
Как ей это удалось одновременно, одной Селестии известно.
— Рэйнбоу Дэш Агилар, ты как всегда не вовремя! — строго сказала доктор, — Мы договаривались на десять часов, а не на восемь.
— И тебе доброго утречка. Чем раньше тем лучше, а, Вельвет?
— Да уж, наглости тебе не занимать, это точно, — единорожка сделала неопределенный жест копытом, — Ладно, заходите, раз пришли. И ни слова Свити Бель о том, в каком состоянии находится Рэрити. Пинки Пай и так стоило немалых трудов сделать так, чтобы эта непоседа не прибегала сюда каждые десять минут и не интересовалась здоровьем своей сестры. Ей нужен покой и еще раз покой, пока восстановятся силы.
— Да, Пинки у нас молодец, — проговорила Рейнбоу с натянутой улыбкой, но судя по выражению мордочки, она имела ввиду нечто иное.
— А все благодаря тебе, Дэш.
Скуталу непонимающе смотрела то на единорожку, то на своего кумира, и тут ее осенило.
— Рэйнбоу Дэш, а мне казалось, тебе нравится Соарин! Или Эпплджек?
Шерстка лазурной пегаски на щеках стала красноватой, и явно не от гнева. Вельвет же приложила копыто ко рту, чтобы не рассмеяться.
— Скут, веди себя прилично! — велел Джерри, дернув сиреневую прядь.
— Уж и спросить нельзя, — надулась пегасенка, — Я вообще не знаю, зачем мне этот осмотр. Я прекрасно себя чувствую!
— Думаю, через день-другой можно будет позволить Свити увидеть сестру, — сказала тем временем Вельвет, — Скуталу, передашь ей?
— Обязательно!
Рейнбоу решила сменить тему:
— Вельвет, ты помнишь, о чем мы с тобой говорили?
— Конечно, — единорожка кивнула, — но я ничего не могу сказать без осмотра.
Скуталу невольно сделала шаг назад.
— Что вы задумали? — спросила она, переводя взгляд с одной пони на другую.
Рог Вельвет окутался сиянием, и дверь за спиной маленькой кобылки тихо закрылась.
— Ничего особенного, — успокоила Вельвет, — Позволь я тебя осмотрю, а потом Рейнбоу расскажет все. Обещаю, никаких уколов и прочего. Договорились?
— Ладно, — сказала Скуталу, опустив уши и опасливо покосившись на ширму, что скрывала койку Рэрити, — Что надо делать?
— Пока — просто раздевайся и ложись вон туда, — попросила доктор.
— Совсем раздеваться? — уточнила пегасенка.
— Кепку можешь оставить, — улыбнулась вороная единорожка, а Рейнбоу хихинула в копытце.
Сама она сегодня ограничилась тяжелым тренерским жилетом, в кармане которого виднелся секундомер.
К удивлению Джерри, пегасенка не стала протестовать, а послушно выпуталась из просторных футболки и шорт и залезла на смотровой стол. И кстати, бейсболку действительно не сняла.
На ранчо пони носили одежду только когда планировался поход в клуб или еще куда-то в общество людей. Или же из чисто практических соображений, как и в Эквестрии.
Скуталу же, одеваясь без повода в компании Меткоискателей, в последнее время чувствовала себя белой вороной, хотя ей никто и слова не говорил.
При виде шрамов, покрывающих рыжую шкурку, Вельвет Ремеди не сдержалась:
— Раздолби Селестия… — она перехватила недоуменные взгляды Рейнбоу и Скуталу, — Простите, вырвалось. Нахваталась от Литлпип. А я ведь так надеялась, что Эквестрия осталась позади…
Мордочка Скуталу стала еще удивленнее:
— Эквестрия же отличное место! Я надеюсь вернуться туда…
— Не для меня, — перебила Вельвет, и голос ее приобрел металлические нотки, — В моей Эквестрии — выжженная пустошь, полная жестокости, насилия и злобы. Когда я проходила через портал, то надеялась больше не увидеть шрамов на жеребятах, никогда… Что ж, зато не потребовалось привыкать. Пони из эквестрийского «Фоллаута» куда легче адаптируются к миру людей.
— Эта Литлпип, что работает у Мистера М, — сказала Скуталу, — тоже говорила, что Эквестрия превратилась в пустошь…
— Я имела в виду Литлпип из моих воспоминаний, — пояснила Вельвет, — а не эту дрянь, что работает на Мауса. Но да, она тоже имела в виду… Эквестрию будущего. Вероятного. Или, если угодно, просто воспоминания о мире древней книги, за давностью лет ставшей классикой.
Скуталу не решилась спрашивать дальше. Совсем не хотелось знать подробности о другой Эквестрии, совсем не похожей на привычную добрую сказку.
Когда Вельвет начала присоединять шлейфы к охватившему затылок пегасенки обручу нейропрограмматора, той снова стало не по себе, но возражать она не стала. В присутствии Джерри и Рейнбоу не хотелось показывать свой страх. Да и не так уж Скуталу и боялась, положа копыто на сердце…
Закончив приготовления, доктор стала водить над рыжей пони сканером. Мониторы ожили, какие-то данные побежали по экранам — слишком быстро, чтобы можно было прочитать.
— Так, соматика в пределах нормы, — сказала Вельвет через пару минут, — Некоторая нехватка витаминов, недоедание… но это мы поправим. Ничего такого страшного. Джерри, наверное, твоей заслугой можно считать отсутствие паразитов и болезней?
Мыш слегка смутился и сказал:
— Должен же был кто-то позаботиться об этом…
— Спасибо тебе… — единорожка кивнула мышу, и парящий в сиянии магии сканер продолжил выдавать какие-то данные, — Так, нервная система без нарушений, нейровосприимчивость приличная… Хорошо. Загружаем софт тогда.
— Что ты делаешь? — спросила любопытная кобылка.
Ответила ей Рейнбоу Дэш:
— Ну для начала тебе нужно перепрошить чип. Чтобы он и вправду стал зеленым. Для любых сканеров. Когда Лира проснется, доктор ей сделает то же самое.
— Для начала?
Мордочка Рейнбоу приобрела торжествующее выражение. Она, словно не замечая вопроса Скуталу, обратилась к Вельвет:
— Док, будь добра, как закончишь с меткой, загрузи малышке полетный нейродрайвер.
Скуталу подскочила:
— ЧТО?!
Рейнбоу пояснила:
— Я читала, что есть такая специальная штука, которая программируется через чип и позволяет мозгу управлять крыльями. Мелкая, ты сможешь летать… Не дергайся с обнимашками, присоски сорвешь! Потом поблагодаришь.
Со Скуталу разом слетело все спокойствие:
— Спасибо-спасибо-спасибо-спасибо! Ты самая крутая Рейнбоу Дэш из всех, что я видела!.. Самая настоящая!
В фиолетовых глазах стояли слезы радости, короткие крылышки трепетали в возбуждении.
Нет ничего прекраснее и желаннее, чем полет. Любой пегас это подтвердит.
В биослужбе БРТО можно было узнать, что модель «Скуталу» изначально всегда выпускалась с неактивными антигравитаторами, и нейродрайвер прилагался отдельно. Но сама пегасенка не могла о таком и подумать, а прежние хозяева посчитали, что делать живую игрушку ребенка летающей ни к чему.
То, что это глубоко ранило и без того несчастную поняшу, людей не интересовало.
Дэш снова слегка зарделась и мягко придержала на столе нервно завертевшуюся пегасенку.
Молчавший до сих пор Джерри сказал:
— Ну всё. Конец спокойной жизни. Теперь этот ерзик будет еще и летающим… А для меня такого модуля не предусмотрено? Нет? Ладно, все-таки стоило спросить.
— Должна ли я напомнить, что активация полетных программ и умение летать — это разные вещи? — спросила Вельвет, — Дэш, займись этим, когда мы закончим.
— О чем и речь, док. Пока Скуталу тут — буду ее учить, — Рейнбоу посмотрела в глаза маленькой пегаске и добавила: — Слышишь, малявка? Я буду учить тебя летать.
В горящих глазах Скуталу отражалось всё.
Предвкушение будущих полетов. Отступивший прочь радужный кошмар из прошлого. И восторг, беспредельный восторг при виде Рейнбоу Дэш. Такой, как в воспоминаниях о счастливой жизни. Той самой названой сестры, что когда-то взяла рыжую пегасенку под крыло. И теперь обещает научить летать…
Вельвет, молча улыбаясь, активировала нейропрограмматор. По экрану побежали две строки, показывающие процент загрузки…
Рейнбоу Дэш обняла Скуталу крылом и сказала:
— Сейчас закончим, и мы потренируемся немного. Погода нелетная, поэтому сегодня — в спортзале. Согласна?
— Да… — тихо проговорила Скуталу, все еще не веря своему счастью, — Да, да, да!
Крылышки снова затрепетали, но теперь маленькое тело неожиданно приподнялось над столом, и только крыло Дэш не позволило взлететь и удариться о нависающую аппаратуру.
— Тихо, малявка, не громи наш лазарет, — улыбнулась Рейнбоу, и взъерошила сиреневую гриву, — Вельвет, как там?..
— Девяносто процентов… Девяносто пять… Готово!
Окутавшись сиянием магии, присоски и обруч отлепились от пегасенки. Вельвет посмотрела в глаза Дэш, и та убрала крыло.
— Скуталу, одевайся, — велела тем временем доктор, небрежным движением сгоняя пациентку со стола, и та принялась суетливо натягивать одежду, — и будь поосторожнее. Рейнбоу, проследи за этим, обязательно…
Договаривала она уже исчезающим в дверях хвостам: радужному и сиреневому.
Оставшийся в лазарете Джерри запрыгнул на стол и сказал, заглядывая в глаза Вельвет:
— Док, спасибо. Я не знал, что Скут может летать, и старался отвлекать ее от этого. Мало ли, какие увечья успела нанести ей та, другая Рейнбоу… У мелкой же половины перьев не было, когда я ее нашел.
— Перья пегасов — это резонаторы антигравитационного поля, если подойти с научной точки зрения, — ответила Вельвет, — Но, к счастью, они отрастают. И даже сами выпадают и обновляются со временем.
— А как же драконы? — спросил мыш, — И вообще кожистые крылья?
Вельвет пожала плечами:
— Принципиальной разницы нет, много мелких резонаторов или пара больших. Грей Маус, к примеру, летает медленнее Дэш, но быстрее Флаттершай.
— Что ж, я рад, что обошлось, — сказал Джерри, но единорожка покачала головой:
— Меня больше беспокоили не крылья, а шрамы. На спине у пегасов куча нервных узлов и окончаний, и все это завязано с антигравами и между собой. Было бы страшно долго лечить повреждения этого. К счастью, почти обошлось.
— Почти? — спросил мыш и пояснил: — Насколько почти? Мне для общего развития. Чем все это вообще чревато?
Вельвет призадумалась, прежде чем ответить:
— Помимо осложнений с полетами?.. У пегасов, особенно кобылок, на спине и вокруг крыльев — масса чувствительных… особенно чувствительных мест. Смекаешь? У Скуталу могли возникнуть с этим проблемы. Позже, когда подрастет и встретит особенного пони…
— Кажется, я понял, — кивнул мыш, — Проклятье, я даже представить не мог.
— Ну, ну. Не волнуйся. Теперь твоя дочка в надежных копытах. Среди друзей. И под надежным медицинским присмотром.
Мыш уже открыл было рот для возражений, но потом передумал и только улыбнулся.
Вельвет, улыбнувшись в ответ, вдруг подхватила мыша кинетическим полем и усадила на стол.
— Сядь-ка тоже. Займемся и твоим чипом.
— Не волнуйся. Он у меня поврежден и, похоже, вообще не работает.
— Как так «поврежден»?
— Физически. Ножом. Так что…
Единорожка сделала резкий жест копытом, и в сиянии телекинетического поля вновь взлетел медицинский сканер.
— Тем больше причин взглянуть! — вскинулась она, — Там же выводы в спинной мозг! Да одному Дискорду известно, как ты после такого вообще жив остался… Посмотрим, что я смогу сделать.