Регрессивный сеанс

Память

“I’ll always remember,

Those were the best of times!

I’ll cherish them forever,

The best of times...”

Dream Theater — The Best of Times

— Да с какого сена я вообще должен тебе верить?! — возмутился единорог. — Где гарантия, что те воспоминания, которые ты мне показываешь, не придуманы тобою на ходу?! Да и вообще, ты мне даже свое имя не сказала!

 — Ты опять все забыл, Матьем... — проговорила спокойным голосом белая пони-единорог. — Меня зовут Консенция, и я тебе это уже давно сказала. Я пытаюсь помочь тебе вспомнить твою жизнь.

 — Да ну?! — продолжал кричать Матьем. — Я точно знаю: то, что ты мне показываешь, не моя жизнь! Я не убийца!

 — Если ты забыл мое имя, как ты можешь быть уверен насчет своей жизни?

Фраза Консенции ненадолго умерила пыл Матьема, заставив того замереть в недоумении. Единорог попытался найти ответ, осмотревшись по сторонам, но вокруг были только книжные полки да парочка кресел. Он был дома, на втором этаже, в своей личной библиотеке. Это было естественно и вполне нормально, но возникал вопрос: что здесь делает Консенция? Кто она такая? Можно ли ей доверять?

 — А ты? Как ТЫ можешь быть уверена насчет моей жизни?! — немного поразмыслив спросил Матьем.

 — Я ни в чем не уверена, Матьем. — спокойно ответила Консенция. — Я даже не знаю, что за воспоминания тебе показываю. Ты сам мне все рассказываешь.

 — Но... но...

 — Послушай, если ты мне не веришь, я могу помочь тебе вспомнить самое начало нашего разговора. Думаю, это докажет тебе, что мне можно доверять.

Матьем шумно выдохнул. У него уже не было сил дальше спорить. Единорог все еще не верил Консенции, считая, что та легко может обмануть его, показав ложные воспоминания. Но другого выбора у Матьема не было. Он ничего не помнил, а эта пони в данным момент была единственной, кто может и хочет ему помочь.

 — Ладно, — тихо проговорил единорог, — показывай свое чертово воспоминание...

Консенция подошла поближе к Матьему и прикоснулась рогом к его лбу. Единорог сразу же почувствовал некую усталость. Ему вдруг очень сильно захотелось спать. От внезапно нахлынувшей усталости ноги Матьема подкосились, и он упал на выложенный мраморной плиткой пол библиотеки.

 — Закрой глаза... — произнес мягкий голос Консенции. — Успокойся. Расслабься. Представь сияющий белый свет, окружающий тебя. Он проходит сквозь твое тело, сквозь твой разум. Позволь свету поглотить тебя, слиться с тобой воедино.

Пусть разум единорога и был полон сомнений и недоверия, но все это куда-то исчезло, стоило только выполнить указания Консенции. Для Матьема не существовало ничего. Ни времени, ни пространства. Только свет. Всепоглощающий, вечный, не имеющий начала и конца свет. Матьем не испытывал страха или каких-то иных подобных чувств, лишь блаженство от нахождения в этом месте. Он падал? Или же висел в воздухе? Да какое это имело значение? Главное, что единорог был в безопасности окружающего его света.

 — ...Теперь, — донесся эхом сквозь свет голос Консенции, — когда я досчитаю до одного, ты будешь чувствовать себя еще более умиротворенным и спокойным.

Десять.

Девять.

Восемь.

Семь.

Шесть. Ты попадешь в безопасное место, в котором ничто не сможет тебе навредить.

Пять.

Четыре.

Три.

Два. Если ты захочешь в любое время вернуться, все, что тебе нужно будет сделать — открыть глаза.

Один...

Тишина. В первую секунду Матьем подумал, что он оглох, настолько неожиданно исчезли все звуки. Но спустя несколько мгновений единорог услышал собственное спокойное дыхание. Матьем начал было осматриваться, но вскоре понял, что от этого мало пользы. Его окружало пустое пространство, не имеющее ни начала, ни конца. Просто чистый лист, посреди которого, словно чернильное пятно, стоял единорог.

Многих такое место могло напугать до смерти, стоило им только осознать всю бесконечность, что окружала их. Но Матьем не ощущал никакого страха. Даже наоборот, он чувствовал себя в абсолютной безопасности. Словно он попал... домой. Единственное место, воспоминания о котором следуют за нами через всю жизнь. Воспоминания о любимых родителях, тепле домашнего очага... которые Матьем не помнил. В его голове остались лишь чувства, которые не способна отнять ни амнезия, ни что-либо еще.

Чем дольше единорог находился в этом месте, тем отчетливее становилось окружающее пространство. Если раньше это была белая Пустота, то сейчас оно приобрело едва различимые очертания главного зала в доме Матьема. Было немного темно, солнце только-только начало подниматься из-за горизонта, легонько касаясь своими лучами пола в зале. Возможно, сейчас было не более шести часов утра, но Матьем не мог сказать точно.

 — Где я? — разорвал звонкую тишину знакомый голос. Обернувшись в поисках источника звука, единорог увидел самого себя, лежащего на ковре перед камином. Рядом с ним стояла Консенция, которая обеспокоенно склонилась над телом Матьема.

 — Ох, вы очнулись, — облегченно вздохнула кобылка, — наконец-то. Я уж перепугалась, когда вы внезапно упали.

 — Упал?.. Что произошло? Ничего не помню...

 — Ну, как только я пришла, вы как-то странно пошатнулись и рухнули на пол.

 — А кто вы? Или, что более важно, кто я?

 — Вы совершенно ничего не помните? Ох, значит я пришла как раз вовремя... Вас зовут Матьем, если верить той информации, которую вы мне сообщили накануне.

 — “Пришла вовремя”? Кто вы?

 — Меня зовут Консенция. — поклонилась в знак приветствия кобылка. — Я гипнотерапевт, а вы — мой клиент, который просил помощи в борьбе с провалами в памяти. Вы попросили провести регрессивный сеанс у вас дома, так как боялись, что забудете о назначенном приеме. И вот я здесь, и, как мне кажется, как раз вовремя.

 — Да, мне тоже так кажется... А что за регрессивный сеанс?

 — Особая техника гипноза, которая позволит вернуть вам утерянные воспоминания.

 — Оу, это хорошо. Ах да, раз уж такое дело, то можешь обращаться ко мне на “ты”.

 — Ладно. Я думаю, нам стоит начать поскорее. Регрессивный сеанс занимает очень много времени, а уж в твоем случае тем более.

 — Эм, хорошо. Но, прежде чем мы начнем, можешь поподробнее рассказать, что это за сеанс? Больно будет?

 — Нет, не беспокойся, физической боли ты не почувствуешь. Ведь все, что ты будешь видеть — не более чем сон. Но некоторые воспоминания могут обжечь, словно настоящий огонь.

 — В каком смысле? — настороженно поинтересовался Матьем.

 — Не секрет, что в жизни каждого есть как светлые, так и темные моменты. И лишние воспоминания об этих черных страницах собственной истории могут легко причинить душевную боль, которая временами может быть много страшнее любой физической боли.

 — Оу... но эти “черные страницы” можно же не трогать, ведь так?

 — К сожалению, техника регрессивного сеанса не позволяет выбирать, какие моменты из жизни вспомнить, а какие оставить пылиться на самых дальних полках сознания. Когда ты входишь в состояние транса, единственное, что ты можешь сделать — заново прожить всю свою жизнь. Хотя, некоторые воспоминания могут быть скрыты твоим разумом до поры до времени. Но встретиться с ними все равно придется. Рано или поздно.

 — То есть, я смогу вспомнить всю свою жизнь от начала и до сего момента?

 — Не совсем. Я немного неправильно выразилась. Во-первых, техника регрессивного сеанса позволяет увидеть не только твою нынешнюю жизнь, но и прошлые. Но в нашем случае такое маловероятно, так как твой мозг хочет поскорее вспомнить все, что он позабыл, и прошлые жизни ему сейчас не особо интересны. Во-вторых, во время сеанса ты будешь видеть случайные воспоминания из своей жизни. Вся твоя история будет подаваться в виде небольших кусочков паззла, которые лишь собранные вместе дают полноценную картину.

 — Но разве я не могу контролировать то, что мне показывает мой разум?

 — Нет, не можешь. Во время сеанса ты — не более чем зритель. А твой разум — режиссер, сидящий на премьере собственного фильма. Он хочет что-то изменить, поменять местами некоторые кадры, но уже поздно — все давно снято и смонтировано.

 — А обязательно говорить с помощью малопонятных сравнений? — фыркнув, спросил единорог.

 — Если я буду рассказывать без этих сравнений, то ты не поймешь еще больше. Перед тем, как мы начнем, хотелось бы рассказать еще кое-что, чтобы потом не было вопросов. Во время сеанса ты будешь слышать мой голос. Я буду задавать вопросы о том, что ты видишь. На самом деле, под гипнозом ты будешь рассказывать обо всем, что видишь и делаешь. Но ты можешь на что-то отвлечься, забыв про остальные части воспоминания. Я же, благодаря своим вопросам, буду акцентировать твое внимание на каких-то отдельных элементах, о которых ты упомянул лишь вскользь. Вообще, кто-то проводит сеанс, просто задавая конкретные вопросы и получая такие же конкретные ответы. Я же больше люблю вести диалог с пациентом. Пусть иногда разговор может случайно отойти от воспоминания, но зато находящийся под гипнозом чувствует себя более комфортно, благодаря чему сеанс длится чуть дольше.

 — Ну хорошо. — ответил Матьем. — Ничего не имею против бессмысленных разговоров во время гипноза. Если это все, что мне следует знать, то можно уже начинать.

 — Да, давай начнем. — сказала Консенция, коснувшись своим рогом лба Матьема. Далее она произнесла слова, которые единорог, все это время наблюдавший за происходящим со стороны, уже слышал. Отчет от десяти до одного тоже был произнесен без изменений. Но в этот раз Матьем переместился в новое место без посещения белого пространства. Словно единорог моргнул — и тут же оказался в совершенно других декорациях. Вот только Матьем был готов поклясться, что он не моргал. Все окружение просто сменилось. А вот для другого единорога, который с трудом смог подняться на ноги и сейчас с удивлением осматривался по сторонам, путь до данного места, похоже, был чуточку длиннее.

 — Каким образом я, будучи в трансе, вижу то, что я видел раньше под гипнозом? — спросил в пустоту Матьем, краем глаза наблюдая за самим собой из прошлого, который с открытым ртом пытался понять, куда он попал. — Я имею в виду, это же был всего лишь сон!

 — Это твои воспоминания. — отозвалась пустота голосом Консенции. — Ты это видел, значит, это отложилось в твоем подсознании. Даже если это и был всего лишь сон.

 — Ладно, понятно. — буркнул Матьем. — Но почему тогда я не видел то странное белое бесконечное пространство, в которое я попал после того, как ты закончила считать от десяти до одного?

 — Некоторые воспоминания ты очень хорошо помнишь, так зачем их еще раз видеть?

 — Логично. Но почему тогда не было никакого перехода между двумя разными местами?

 — Ты отвлекаешься, в этом вся причина. Смотришь лишь украдкой, будто тебе не особо интересно. Давай вернемся к нашему воспоминанию. Осмотрись. Где ты находишься?

Матьем послушно огляделся. Место, в которое он попал, почему-то не вызывало у единорога никаких чувств, кроме злости. Но Матьем не помнил, почему он чувствовал лишь кипящую в нем ненависть, глядя на здание своей школы. Это была обычная, ничем не выдающая школа, одна из многих в Филлидельфии. Стены, составленные из красного кирпича, были покрыты рисунками цветов, бабочек и деревьев. Рисовали это определенно жеребята, о чем говорила милая небрежность рисунков. Само здание было небольшим, двухэтажным, вмещающим в себя лишь двадцать с лишним кабинетов. На улице стояла ясная погода, и, судя по положению солнца, было не более четырех часов дня. В это время уроки в школе уже были закончены, жеребята отправились по домам, и лишь несколько учителей до сих пор сидели в своих кабинетах, заполняя различные бумаги.

 — Я... возле школы. Своей школы. — ответил на вопрос Консенции единорог.

 — Хорошо. А теперь посмотри на себя из прошлого. Что ты делаешь?

 — Я с трудом понимаю, как сюда попал, и просто отвечаю на вопросы, которые ты мне задаешь.

 — Отлично, тогда давай послушаем, что ты мне тогда отвечал.

С трудом, но Матьему все же удалось сконцентрироваться и перестать вертеться из стороны в сторону. Теперь он спокойно стоял и смотрел туда, куда его направлял голос Конценции. В последний раз она спросила про игровую площадку рядом со школой, из-за чего Матьем внимательно начал вглядываться в это ничем не примечательное место. Так как занятия уже давно были закончены, на площадке никого не было... кроме одного маленького единорога, который со слезами на глазах неспешно катался на качелях.

 — На площадке только один жеребенок. — сказал Консенции Матьем. — И он... плачет?

 — Ты знаешь кто он?

 — Нет, я... Хотя подожди, кажется, я начал что-то вспоминать. Это я. Этот жеребенок — это я в детстве!

 — Ты помнишь, из-за чего плакал?

 — Да. Со мной никто не хотел дружить и играть. Все были против против меня, избегая любой встречи со мной и смеясь при моем появлении. Меня никуда не приглашали, у меня не было друзей, лишь одни враги. Я был совершенно один...

 — Но здесь есть что-то еще, не так ли? Что-то еще произошло в этот день. Что-то, что повлияло на твою жизнь. Ведь не просто так это воспоминание стало первым, которое ты увидел.

Матьем не сразу понял, о чем говорила Консенция. Лишь когда к плачущему жеребенку подошел некий земной пони синей окраски с меткой в виде бабочки, правое крылышко которой было сильно повреждено, в голове Матьема сразу всплыли все воспоминания об этом дне. Подошедший пони был всего на пару лет старше юного единорога, который плачущим взглядом смотрел на подошедшего гостя. Улыбнувшись, он присел рядом и легонько погладил жеребенка по голове, после чего начал что-то говорить. Взрослый Матьем стоял слишком далеко и не слышал, что говорил незнакомец, но слова, произнесенные в тот день этим пони, вновь всплыли в голове единорога.

 — “Не надо плакать. — невольно начал говорить вслух слова незнакомца Матьем. — Они просто не понимают, как тебе тяжело. А раз так, зачем на них обращать внимание? Они — не более чем фон для твоей жизни, который позже будет забыт. В этом мире есть множество других пони, для которых ты будешь не безразличен. Не надо плакать. Все будет хорошо, я обещаю. Ты не один.”

После этих слов маленький единорог утер слезы копытом и обнял земного пони, который был немного удивлен подобной реакцией. В ту же секунду все окружающее пространство, вместе с участниками, медленно растворилось, заменившись главным залом в доме Матьема. С трудом встав на ноги, единорог потер копытом голову, которая болела еще сильнее, чем несколько минут назад, когда он очнулся без единого воспоминания в мозгу.

 — Кто это? — спросила Консенция, стоявшая неподалеку.

 — Его зовут Савьер. — произнес Матьем, опустив голову вниз, пытаясь спрятать слезинку, которая медленно скатывалась по щеке. — Он был моим лучшим другом. Моим единственным другом. Если мне было плохо, я всегда мог прийти к нему, чтобы поговорить и успокоиться. Когда меня обижали, он всегда заступался за меня, защищал. Почему? Наверное, даже он сам с трудом ответит на этот вопрос. Он был очень добрым пони с широкой душой. Не проходило и дня, чтобы он кому-нибудь не помог. Но помогал он чаще всего словами. Как он любит говорить: “Чаще всего проблема находится лишь в воображении пони, и, чтобы от неё избавиться, надо всего лишь высказаться”. Наверное, именно поэтому он решил стать психологом. Но... мне непонятны его слова: “Они не понимают, как тебе тяжело”. Что он имел в виду?

 — Я не знаю, Матьем, — ответила Консенция, — но мы в любом случае это выясним, рано или поздно. Если, конечно, продолжим сеанс.

 — Да, конечно. Но скажи... Именно так это и действует, да? Я вижу какой-то момент из жизни и сразу же вспоминаю все, что связано с ним?

 — Ну, в общем-то, да. А что, что-то не так?

 — Ты сказала, что физической боли я не почувствую. Но из-за внезапно нахлынувших воспоминаний у меня очень сильно болит голова.

 — Это не из-за воспоминаний. Просто небольшой побочный эффект от первого сеанса. Головная боль вскоре пройдет, не беспокойся.

 — Ладно, тогда давай продолжим.

Наблюдавший за всем со стороны Матьем недовольно фыркнул.

 — И я во все это должен поверить? — спросил он у пустоты.

 — Ты все еще сомневаешься? — прозвучал спокойный голос Консенции. — Но почему, Матьем? Что не так с этим воспоминанием?

 — Ты сказала, что не знаешь, что именно ты мне показываешь, так каким же образом ты раньше меня увидела на площадке Савьера?!

 — С чего ты взял, что я увидела его первым? Эх, как жаль, что во время сеанса клиент не слышит сам себя... Ты сам мне сказал, что к игровой площадке подошел некий пони синей окраски. Но ты ничего больше не добавил, все внимание уделив плачущему жеребенку. Понимаешь, во время сеанса ты слышишь только свои ответы на мои вопросы. Когда я не задаю вопросов, ты просто рассказываешь о том, что видишь, а у тебя в голове прокручивается то, о чем ты говоришь. Еще остались вопросы? Или мы можем продолжить?

 — Я все равно тебе не доверяю. Я не мог убить того пони!

 — Тогда тебе стоит внимательно последить за собой. Может, увидев следующие воспоминания, ты поймешь, что у тебя были причины убивать.

 — Ты так спокойно об этом говоришь... Словно я не жестоко убил какого-то пони, а просто погладил собаку. Кто ты?

 — Просто единственная пони, которая хочет тебе помочь. А теперь посмотри на себя, что происходит?

 — Ты когда-нибудь ответишь на мои вопросы... Эх, я стою в центре большого бального зала и пытаюсь понять, что я тут делаю.

Зал был не таким уж и большим, но он казался таковым из-за огромного количества разодетых в красивейшие костюмы пони. Это был бал в честь окончания школы, в которой учился Матьем. Зал был арендован родителями учеников, чтобы они смогли навсегда запомнить этот день. День, когда они наконец стали взрослыми и получили право выбрать свою будущую жизнь. Кто-то из этих пони позже станет богатым и влиятельным, а кто-то будет простым секретарем в какой-нибудь компании. Но сейчас... сейчас эти пони просто наслаждаются самым лучшим вечером в своей жизни.

В центре зала несколько пар пони весело танцевали под какую-то классическую рок-н-ролльную песню группы Kantar. По краям стояли столы, богато накрытые самыми разнообразными блюдами, за которым сидели родители и учителя, а также несколько отличников, которые не хотели танцевать, предпочитая этому общение со своими уже бывшими наставниками. Оставшиеся ученики бродили по краям зала в поисках пары на танец, а некоторые просто боялись подойти к кому-то с подобной просьбой.

Одним из таких пугливых пони и был Матьем. Он стоял где-то в углу и смотрел на далеко стоящую кобылку белого цвета с голубой гривой, которая с грустью наблюдала за какой-то танцующей парой.

 — Её звали Виктория. — сказал Матьем из прошлого, стоя рядом с этой самой кобылкой. — Она всегда была одной из самых красивых пони в школе. Даже на этом балу она превосходила своих подруг в красоте. Её голубое платье было непревзойденным шедевром, который идеально подчеркивал всю её красоту...

 — Ты любил её? — прервал поток мыслей Матьема голос Консенции.

 — Как не полюбить такое прекрасное существо? У Виктории было много поклонников, но она отказывала всем, кто пытался с ней познакомиться поближе. Никто не знал, кто ей нравится, и нравится ли вообще. Стоит-ли говорить, что это еще больше увеличивало количество поклонников?

 — Но в чем особенность этого дня? Я, конечно, понимаю, что это бал в честь окончания школы и все такое, но ведь не просто так ты видишь сразу середину всего бала.

 — Да, этот день был истинно особенным... — проговорил единорог. — В тот день я наконец смог признаться в любви Виктории.

Буквально в ту же секунду Матьем, наблюдавший издалека за Викторией, решил подойти ближе к красивой кобылке. Остановившись в паре шагов от нее, единорог боялся ступить дальше.

 — Я боялся, что она мне откажет, — озвучивал мысли молодого единорога Матьем, — разрушив все надежды. Меня никто не любил, и никто не собирался. Так зачем было пытаться? Но все же...

Услышав цокот копыт подошедшего Матьема, Виктория обернулась. На её лице появилась легкая улыбка, как только она увидела единорога, который немного испуганно смотрел то на пол, то на прекраснейшую пони этого вечера.

 — Не надо было слов. Было достаточного взгляда. Она коснулась моего копыта и мы начали танцевать. — Матьем закрыл глаза и с наслаждением вспоминал этот момент. — И мы танцевали, танцевали, танцевали...

Открыв глаза, единорог вместо огромного сверкающего бального зала увидел лишь высокие книжные полки в своей библиотеке. Это немного опечалило его, но на лице все равно сохранялась улыбка.

 — Почему все так быстро закончилось? — спросил Матьем.

 — Ты сильно отвлекся и закрыл глаза. — ответила Консенция.

 — Ты можешь вернуть меня обратно?

 — Только в следующее воспоминание. Мне жаль.

 — Через несколько лет она вышла за меня замуж. — сказал Матьем, осматривая книжные полки в библиотеке. — Но я никак не мог понять, почему? Почему она выбрала меня? Много позже я перестал задаваться подобными вопросами. Я всегда был один, разве что Савьер был моим другом. Но тут появилась Виктория, и я больше не был одинок. Она любила меня, а я её, так зачем было мучить себя вопросами, вместо того, чтобы просто наслаждаться жизнью?

 — Но где она сейчас?

 — Я... я не знаю! — испуганно произнес единорог. — Последнее, что я вспомнил, это наша свадьба, а дальше вновь непроглядная тьма.

 — Ладно, время у нас еще есть, на часах всего десять утра. Мы успеем вспомнить все. — успокоила единорога Консенция. — Продолжим?

Матьем улыбнулся и кивнул.

 — Только на этот раз старайся не отвлекаться и не закрывай глаза. — сказала кобылка и дотронулась рогом до лба Матьема.

Здание, в которое на этот раз попал единорог, было небольшим по величине офисом в какой-то компании. Большая часть рабочих мест пустовала, а за окном виднелась восходящая Луна. В этом месте было от силы четверо пони, которые устало сидели за своими рабочими местами и заполняли какие-то документы. Каждый из них был так занят делом, что не замечал других работников, благодаря чему в офисе стояла идеальная тишина. Матьем появился рядом со своим рабочим местом, но за столом никого не было.

 — Я попал в какой-то офис, — неуверенно произнес Матьем в пустоту, — но меня нигде нет.

 — Ты уверен? — спросил голос Консенции.

 — Да, я стою перед своим рабочим местом, но меня прошлого здесь и близко нету.

 — Я не знаю... попробуй поискать себя в кабинетах, может, ты туда зашел, чтобы какие-нибудь документы взять.

 — Подожди, но как я могу открывать двери, если это всего-лишь воспоминание?

 — Никак. Но ты можешь просто пройти сквозь дверь. Это твой сон, и ты, словно призрак, можешь проходить сквозь объекты.

 — А, понятно. В этом есть смысл... наверное.

Матьем подошел к ближайшей двери и прошел через неё. Но за дверью не было ничего, кроме ослепительно белой пустоты. Единорог поспешил вернуться обратно в офис, не желая потерять зрение от столь яркого света.

 — Почему за этой дверью ничего нет, кроме белого пространства? — спросил Матьем у Консенции.

 — Каждое воспоминание ограничено по размеру. Твой мозг, можно так сказать, запомнил только то, что важно, оставив информацию о ненужных элементах храниться в другом месте. Таким образом за каждой из дверей ты, вероятно, найдешь не более чем пустоту. Лишь за одной дверью будет кабинет. Именно за той, в которой ты был в эту ночь.

 — Ладно, я понял. — сказал Матьем и просунул голову в стоящую рядом дверь. За ней тоже не было ничего, кроме ослепительного света. Резко отпрянув от двери, единорог подошел к следующей.

 — Ты что-нибудь уже вспомнил? — спросил голос Консенции. — Какую-нибудь информацию о компании, например? Ты все равно занят поиском себя, так что мы можем немного поговорить.

 — Да мы, похоже, только этим и занимаемся... — проворчал Матьем, отпрянув от очередной двери. — Я мало что вспомнил. Эта компания производит какие-то стройматериалы. А именно это место — отдел продаж. Я устроился сюда работать практически сразу после окончания школы.

 — Это все?

 — Ага... Ага! — крикнул Матьем, посмотрев через очередную дверь. — Я нашел себя!

 — Это хорошо. И что ты делаешь?

 — Я... роюсь в чужом рабочем столе.

 — Зачем? Что ты ищешь?

 — Я не знаю! Не могу вспомнить!

 — Странно, ты должен был вспомнить, увидев себя... — задумчиво произнесла Консенция. — Подойди поближе к себе, и посмотри, что ты ищешь, это должно помочь

Матьем последовал совету Консенции и медленно подошел к самому себе, который сидел перед раскрытыми ящиками стола и осматривал лежащие внутри стопки документов. Взгляд Матьема невольно упал на сам стол, а точнее на небольшую табличку с именем работника.

 — Монгер!

 — Кто это? — спросила Консенция.

 — Это работник, в чьем столе я сейчас роюсь. Я помню его. Он был, так скажем, моим конкурентом.

 — Конкурентом?

 — Да. Понимаешь, у нас было две кандидатуры на пост главы отдела по продажам. Я и Монгер. Но как бы я ни старался, он везде и всюду опережал меня. Он был более общительным и коммуникабельным, чем я. Он имел все шанс стать главой отд... подожди, я, кажется, начал вспоминать, почему я рылся в столе Монгера.

 — И почему же?

 — Мне очень хотелось быть главой отдела, но, как я уже сказал, у него было больше шансов получить эту должность. Тогда я решил найти что-нибудь, что дискредитирует его в глазах руководства. Никто не идеален, и даже у такого пони, как Монгер, могут быть грехи, так я думал. И оказался прав. Мне удалось найти несколько документов, которые явно показывали, что Монгер самовольно переправлял небольшой процент от продаж себе на банковский счет. Буквально на следующем собрании я огласил найденную информацию. После короткого разбирательства Монгера уволили с работы, а меня повысили до начальника отдела. Эта должность была хорошо оплачиваемой, так что я мог жить, ни в чем себе не отказывая. Наверное, именно поэтому у меня есть такой дорогой дом. Но, знаешь, мне кажется, что что-то здесь не так.

 — Что именно? — спросила Консенция, присев на небольшую скамейку в саду возле дома Матьема. Солнце находилось в зените и очень сильно грело, так что даже после короткой прогулки по саду хотелось сесть в какую-нибудь тень и отдохнуть. Эта скамейка как раз была защищена от солнечных лучей листвой могучего дуба, стоящего рядом.

Сразу после окончания сеанса Матьем вновь пожаловался на головные боли, и Консенция предложила немного прогуляться по саду. Пусть во время сеанса пони и чувствует себя расслабленно, но чуть позже может проявиться сильная усталость, как она сама сказала. Небольшая прогулка на свежем воздухе легко помогает избавиться от таких побочных эффектов.

 — Я... не знаю, — ответил задумчиво единорог, присаживаясь рядом с кобылкой, — но у меня какое-то странное чувство, будто я видел это все в первый раз.

 — В каком смысле?

 — Ну, знаешь, словно для меня никогда и не было того дня. Словно я никогда не рылся в столе Монгера.

 — Хм... Наверное, провалы в памяти сопровождали тебя всю жизнь. Это объясняет, почему ты не сразу себя нашел в офисе, и не сразу вспомнил о Монгере. И, как мне кажется, именно об этом говорил Савьер. Возможно, тебя в детстве как раз дразнили из-за твоей забывчивости?

 — Да, наверное... Пойдем обратно в дом? — спросил Матьем, встав со скамейки. — Я до сих пор не могу понять, где моя жена, так что сеанс надо продолжать.

 — Конечно. — ответила Консенция и вместе с единорогом пошла по выложенной небольшими камешками тропинке к особняку.

 — Ложь. — сказал Матьем, который все время наблюдал за собой со стороны. — Одна сплошная ложь.

 — Я до сих пор не могу понять, почему ты так думаешь? — прозвучал в пустоте голос Консенции.

 — А как иначе?! Что еще я должен думать, когда я слышу твои объяснения, которые шиты белыми нитками?! Под твоими отговорками нет никакой основы! Они просто придуманы тобою, чтобы отвлечь меня от чего-то! Но от чего? От чего?!

 — Ты заблуждаешься, Матьем...

 — Правда?! — резко прервал кобылку единорог. — Тогда как объяснишь, каким образом ты смогла показать все эти воспоминания повторно, если ты, на мою просьбу вернуть меня на бал, ответила, что не можешь этого сделать?!