Одна среди звезд

Одна среди звезд

«Хорошо, когда путешествие подходит к концу, но сам пройденный путь значит еще больше, в конце всех концов» — Урсула Ле Гуин

Я вижу сон, и длится он долго. Мое прежнее «Я» давно исчезло, растворилось в космическом мраке. Вокруг ничего не осталось, кроме бесчисленных ярких булавочек-звезд. Я уже давно ничего не боюсь и ни о чем не жалею. Но иногда мне становится тоскливо, и я вспоминаю свою прошлую жизнь. Вспоминаю, как все началось.

Все началось в пустыне Сан Паломино, в очередной экспедиции Дэринг Ду. Она отправилась туда в надежде найти Храм Упавшей Звезды, который упоминался лишь в паре старинных преданий. Когда я читала книги Дэринг, мне казалось, что эта пони повидала в жизни все. Она была готова ко встрече со смертельными ловушками, свирепыми монстрами и хитрым загадками. Но сейчас ей предстояло встретится с самою судьбой.

«Храм» оказался месивом из почерневших металлических конструкций, засыпанных песком и источенных временем. Дэринг с трудом раскопала вход и пробралась внутрь бесформенного сооружения, и только тогда смогла оценить его настоящий размер. То, что она видела на поверхности, казалось теперь макушкой великана, утонувшего в море песков.

Глубоко внизу лежали десятки холодных и душных тоннелей. Некоторые из них обрывались в отвесные шахты. Многие были страшно покорежены и непроходимы. Прочие выводили в гигантские подземные залы. Дэринг даже не смогла определить их размер — свет от ее факела терялся в непроницаемой мгле. Лестниц в привычном понимании здесь не было, и пегасу часто приходилось полагаться на свои крылья. Даже опытный искатель приключений мог легко здесь заблудиться и задохнуться, но любопытство гнало археолога вперед.

Удача улыбнулась Дэринг, и после нескольких дней блужданий она наткнулась на закрытую дверь, которая яркой окраской выделялась среди остальных. Пегасу пришлось здорово повозиться с рычагами и поворотными дисками возле подъемной плиты, которая вдобавок оказалось двойной. С чем-то подобным Дэринг часто сталкивалась в древних сокровищницах. Поэтому она едва сдержала ликование, когда последняя дверь поддалась и с тихим свистом открылась. Дэринг вошла в просторную чистую комнату, и несколько зеленых огоньков приветливо замерцали на металлических кубах в центре помещения. Они терпеливо ждали этой встречи целую вечность и показали археологу все, что могли.

Перед Дэринг появилась объемная картинка из зеленых линий и точек, изображавшая Сан Паломино. Контуры пустыни начали постепенно сжиматься, и вскоре она стала крошечным лоскутком на поверхности шара. Шар превратился в маленькую точку на кольце, а масштаб продолжал нарастать. Спустя несколько минут изменения прекратились. В пыльном воздухе повисло изображение изумрудной спирали, которую пересекала прямая линия соединяющая две точки. Первая из точек еще недавно изображала пустыню. Над второй точкой было написано слово.

Дэринг никогда не ощущала подобного благоговейного страха. Страха от того, что она могла это слово прочесть. Его обыденный смысл знали все, но интуиция подсказывала археологу, что сейчас в слово вложили иное значение. Оно оказалось старее, чем Эквестрия, и древнее, чем троица разобщенных племен эпохи Вендиго. И это слово было : «Земля».

Археолог собиралась назвать свою книгу «Дэринг Ду и Храм Упавшей Звезды», но написала вместо этого сумбурную «Книгу Откровений». Для ее поклонников это стало настоящим шоком. До сих пор помню, как Рейнбоу Дэш вломилась ко мне в дом, начитавшись"Откровений". Еще никогда я не видела такого ошарашенного пегаса.

— Здесь почти никаких приключений! Только какие-то похождения по лабиринтам и полная чушь в конце! Полная! — возбужденно тараторила Рейнбоу, размахивая книжкой. — Это глупо и совсем не круто!

— Я согласна, что это было немного странно. Дэринг, наверное, пробует себя в новом жанре, вот и добавила чуть больше фантазии. Но разве это не интересно?

Рейнбоу пропустила эту реплику мимо ушей и начала засыпать меня вопросами:

 — Скажи-ка лучше, откуда пришел этот гигант, если верить Дэринг? Земля — это старое название Луны или что?

— Да нет же, глупая! Дэринг считает, что это место лежит совсем далеко, затерянное среди звезд.

— Но как там может кто-то жить? За сколько я бы до него долетела, если бы не уставала? Кого гигант с собою принес? Как он вырос таким большим?

— Дэринг пишет, что это вещь была кем-то построена для... — попыталась высказаться я, но меня заткнул поток вопросов от Рейнбоу, который и не думал иссякать.

Когда она наконец замолчала, я ответила просто:

 — Не принимай это слишком серьезно. Уверена, что этому еще найдутся простые объяснения.

Объяснения предстояло найти. На месте скандальной находки Дэринг вскоре разбили археологический лагерь, который занялся планомерным изучением «храма». Цепочки из простеньких деревянных домов и палаток оплели находку словно сети исполинского паука. И с годами это место превратилось в огромный город, которому дали ироничное название «Файнал Харбор». Последняя гавань в море песков.

Годы раскопок и исследований стали давать результаты. В сплетениях стальных коридоров нашлось множество странных вещей. Проржавевшие инструменты. Высохшие оранжереи. Опустевшие бассейны. Сотни механизмов непонятного назначения и вдобавок к ним кучки иссушенных костей неизвестных существ. Благодаря своим тонким расщепленным конечностям они, должно быть, ловко управлялись с крошечными кнопками на панелях. А нам было с ними неудобно.

По-настоящему много бурных споров вызвали предметы, будто созданные специально для нас. Истлевшие кусочки одежды характерного кроя, накладки на копыта и даже металлические насадки для рогов с правильной винтовой прорезью. Тогда это все казалось абсурдным совпадением или гигантским розыгрышем, но скоро стало не до смеха.

С удвоенным упорством пони взялись за препарирование «Странника». Так находку стали называть археологи вместе с другими учеными. Позже они узнали её настоящее имя, но оно было малопонятным и поэтому не прижилось. За несколько десятков лет земные пони и единороги вывернули «Странника» наизнанку в поисках ответов, но мертвые умеют хранить секреты. Даже мертвые космические корабли.

В мозаике «Странника» не хватало деталей. И на воссоздание этих деталей ушли многие годы упорного труда, проб и ошибок. По просьбе Селестии я тоже в этом участвовала. Эквестрия жила спокойной и неторопливой жизнью, пока мы, служители «Странника», стремительным аллюром мчались по кривыми дорогам познания. Вступали на нехоженые тропы науки. Пробегали тернистыми тропинками обратной разработки. Десятилетиями мы скакали навстречу этому знаковому дню. Дню, когда «Странник» наконец заговорил с нами через восстановленные схемы. И мы услышали голоса тех, кого нет. Тысячи странных и бессвязных фрагментов.

«...с морфами все наперекосяк. Кто додумался добавить гены насекомых...»

«Не стоило возиться с аэродинамикой, если крылья не отрастают у всех...»

«...и впредь попрошу избегать употребления слова «милый» в отчетах!»

«... с аминокислотами в FOXP2 все в порядке, лучше посмотрите на ген...»

«...планета в зоне Златовласки, как покинутый Парадиз-4. Как назовем ее?»

«Сьяндра Кей творит чудеса с кораблем. Но вряд ли она вернет нас домой...»

«...неудобно, что ролевая пигментация проявляется только при условиях...»

«...так это пси-рог эписиархов? Авторы проекта были не в своем уме...»

«...это все станет неважным, если «Слейпнир» перехватят Первородные...»

«Я это прекрасно понимаю, но ты не можешь болтать с ними все время...»

«...от этой пары малышей пойдет порода идеальных астрогаторов. И когда мы

сможем вызвать в них А-метаморфозу, это станет вехой в истории Возвышения!»

Это внушающее трепет слово «Возвышение» красной нитью проходило через все обрывки. Мы догадались, что оно обозначало искусственное вмешательство в природу вещей. Загадочный процесс превращения глупых животных в разумный, осознающий себя вид, а также его улучшение согласно неведомым стандартам качества. Разобравшись с этим, мы вскоре осознали еще одну странную вещь — Эквус не всегда был нашей планетой. Таинственное слово «Земля» обозначало настоящую родину, о которой мы даже не знали.

Когда эта весть облетела Эквестрию, настала эпоха великого объединения. Мы захотели вернуться и надеялись, что дома нас с радостью встретят. Хотя поначалу не все приняли идею путешествия радужно. И поэтому мне в сердце запала речь Селестии, в которой она призывала объединить все усилия для рывка в день грядущий. День, когда мы достигнем обетованной Земли, увидим пропавших «родителей» и поймем предназначение наше.

Это была блестящая и вдохновляющая речь, которая начиналась простыми словами: «Сегодня нам предстоит разговор о будущем!»

Вскоре все жители от Кристальных Гор и до Эпплвуда были охвачены светлой идеей возвращения. Даже народ чейнджлингов не смог остаться в стороне, получив доказательства, что все мы являемся частью чего-то большего. Чего-то особенного. Пусть не сразу, но мы научились жить с ними вместе. Народы Эквестрии были счастливы и еще не знали, что открыли ящик Пандоры. И этой идиомы тоже не знали.

«Пони столетиями нежились в уютной колыбели Эквуса и не знали проблем. Но нельзя вечно жить в колыбели!» — так в будущем станут говорить крикливые апологеты Исхода.

Настал день, когда мы смогли воссоздать первую синтез-станцию «Странника». И ее величество Технология с легкой рыси перешла в стремительный, неудержимый галоп — это Эквестрия преображалась прямо на наших глазах. Сменялось поколение, и первые корабли выходили в космос. А я с горечью смотрела, как старость одолевает всех, кто был мне дорог. У меня больше никогда не будет столь прекрасных друзей, это уж точно. Я вечно буду их помнить...

...помнить, как мы с последней подругой гуляли по цветочному саду, наслаждаясь мягкой осенней прохладой. На ней было теплое платье аметистового цвета. Поношенное, но чистое и ухоженное. Даже в старости Рэрити не изменяла своей аккуратности. Мы несколько часов говорили, вспоминали счастливое прошлое. А потом я разрыдалась из-за того, что не смогла приехать на прощальную вечеринку в память Пинкамины, и Рэрити утешала меня:

— Дорогая, ты не виновата. Без тебя в «Харборе» не справятся.

— Я хочу все бросить. Я так боюсь потерять и тебя.

— О, не переживай. Я прожила замечательную жизнь и спокойно ухожу из нее.

— Почему вы уходите, а я — остаюсь?

— Ты лучше меня знаешь ответ, дорогая... — тихо проговорила она и дотронулась тросточкой до моего крыла.

— Но это... это так несправедливо! Я не понимаю, как Селестия может спокойно переносить это бремя!

— Так уж устроен наш мир, ты привыкнешь. По правде говоря, я бы и не хотела жить вечно. Но мне приятно думать, что моя подруга увидит будущее. Я верю, оно окажется прекрасным.

— Мне становится не по себе, когда я размышляю о нем. Думаю о далеких, пугающих звездах.

Рэрити посмотрела в глубокое вечернее небо и улыбнувшись, сказала:

— Звезды похожи на россыпь чистейших алмазов. Что может быть чудеснее этого?

Мы говорили еще долго в тот вечер. А на следующей день я получила весточку из «Файнал Харбора», и мне пришлось уехать. Наша встреча в итоге оказалась последней.

Так отзвучали грустные ноты нашей космической прелюдии, и настала пора приниматься за главное. По образцу «Странника» мы решили построить свой межзвездный корабль. Пони уже знали, как велики галактические спирали и как долог окажется полет. И уж конечно давно догадались о маленьком обмане сестер с «подъемом» небесных светил, но простили Луну и Селестию. Они были главными здесь. Только с их долголетием можно было проследить за столь крупным проектом.

Нам предстояло сделать по-настоящему надежный корабль и оснастить его чудесными синтез-станциями, отсеками для пассажиров в гибернации и даже оружием. Мирный «Странник» сохранил для нас чертежи маленьких, но хищных машин. А пегасы, благодаря своим рефлексам, управлялись с ними превосходно. Хотя в костюмах с датчиками движения крылатые пони смотрелись невероятно потешно.

В то время я часто задавалась вопросом, какое может быть космосу дело до нашей возни. Зачем кому-то сражаться в этой безмолвной пустоте? Ведь звезд хватит на всех. Но обрывчатые, едва уцелевшие записи «Странника» убеждали в обратном.

Мы видели, как в молчаливом остервенении сверкающие левиафаны разрывают друг друга на части. Как рои стальных ос окружают и жалят неуклюжих гигантов. Как десятки чудовищ гибнут в ослепительных вспышках на фоне далеких красных солнц. Неизвестно зачем. Неизвестно где. Неизвестно когда. «Это было давно» — так пони утешали себя и, уняв страх, продолжали работу.

Заботливо восстановленный межзвездный двигатель с древнего корабля — вот что должно было стать главной деталью нашего судна. Больших трудов стоил подъем этого монстра на небо, однако энтузиазма хватало и удача всегда была с нами. Первые испытания беспилотного судна с М-двигателем прошли успешно и даже как-то буднично. Но наш маленький триумф не остался для звезд незамеченным. Вселенная смотрела на нас, как на табун жеребят, безрассудно прыгнувших в речку с утеса, даже не проверив, глубоко ли там дно.

Мы ведь тогда не знали о всевидящих сетях М-детекторов и не догадывались о причинах изгнания «Странника». Увы, наше незнание не освободило нас от ответственности. Можно сказать, что после первого пуска М-двигателя конец нашего уютного мира уже наступил. Просто никто этого не заметил.

«Крылья Эквестрии» — так мы назвали корабль, растущий во чреве космических доков. На этих крыльях нам предстояло вернуться домой. Когда основная часть судна была построена, на передний план вышла проблема управления. Корабль оказался слишком сложным. Чтобы заставить его летать, нам пришлось бы задействовать сотни единорогов. Их способность к телекинезу позволяла управляться с техникой не хуже наших пропавших «родителей». Но любая внештатная ситуация грозила разрушить стройную иерархию управления и превратить наши чудесные «Крылья» в непослушный кусок металла. Да и с контролем М-двигателя назревали большие проблемы.

И я стала той, что предложила решение. В то время меня увлекли обрывистые данные о том, как мы думаем и чем творим магию. Наши хозяева знали про нее практически все, только называли заклинания по-другому. «Телекинез», «суггестия» и «биолюминесценция» — этих слов мы не слышали раньше. Но по-настоящему важным оказалось другое открытие. Ни одна, даже самая большая вычислительная машина, которую мы были в силах создать, не могла сравниться с мозгом живого существа.

Кораблю требовался централизованный контроль, и решение наших проблем напрашивалось само собой. Нужно было просто подключить кого-то к системами корабля. Путем рискованной хирургической операции, которая сделала бы живое существо частью машины. Могла ли я допустить, чтобы подобное варварство проделали с кем-то из пони? Разумеется, нет. Поэтому я пошла на это сама. К тому же, управление всегда было моей стихией.

Поначалу все были против, но со временем стало понятно, что по-другому не выйдет. Каденс до последнего отговаривала меня. Селестия утешала ее и убеждала, что потом все удастся исправить. Но сильнее всего мне запомнился разговор с Луной, незадолго до моего подключения. Мы лежали на веранде, и нам мягко светило заходящее солнце пустыни. Я уткнулась в искрящуюся гриву Луны и слушала нежный голос принцессы. Она хотела занять мою одиночную камеру в сердцевине корабля.

— Ты не обязана этого делать, — тихо произнесла Луна, крыльями обнимая меня.

— Обязана, ты понимаешь. Ведь иного выхода нет.

— Он есть. Послушай, я прожила куда больше тебя. Я знаю об одиночестве всё, и ты помнишь причину. Мне будет легче нести эту ношу

— Не будет. И я не смогу жить, зная, что это случилось с тобой.

— Но мое родство с ночным небом всегда было сильным. Возможно, я родилась для этого дела. Просто позволь мне занять твое место.

— Твое место рядом с сестрой.

— Я видела все звезды на небе и пересчитала их не по разу. А ты, моя радость, разве можешь похвастаться этим?

— Прости меня, Луна, но мой ответ — нет.

— Клянусь звездным блеском, ты — самая упрямая пони на свете!

— Поверь, я уступила бы тебе что угодно, но только не эту... особую роль.

— Я знаю, что ты будешь сильной, — со вздохом сказала Луна и чуть позже тихо добавила: — Ты справишься.

Конечно же, принцесса не уговорила меня. И в назначенный день моя грива превратилась в десятки блестящих кабелей, корабельная машинерия оказалась продолжением ног, десятки камер наделили меня зрением, а показания миллионов датчиков заменили остальные чувства. И я стала «Крыльями Эквестрии».

Потоки информации проходили сквозь меня, вливались в голову полноводными ручьями. Мне приходилось упорядочивать их, разделять задачи между миром машин и миром живых. Я создавала гармонию, позволявшую маленьким пони уживаться вместе с бездушным металлом. Со временем я научилась делать это бессознательно, воспринимая «Крылья» как привычную часть себя. Мне даже нравилось это. И получалось.

В своем крохотном мирке управляющей капсулы мне пришлось по-новому взглянуть на свои силы и на чувство свободы. Я была неспособна пошевелить крыльями, но зато с легкостью дотягивалась до звезд. Невозможно описать это парадоксальное сочетание собственного всемогущества и бессилия. И что-то изменилось во мне в тот день, когда «Крылья Эквестрии» покинули док. Что-то сломалось. Та маленькая вещь, которая связывала меня с миром веселых друзей и подруг. Космос заполнил мое сознание полностью. И лишь голоса двух принцесс иногда появлялись в моей голове, словно бледные тени той жизни, что осталась далеко позади.

Я месяцами плавала в океане звезд. «Крылья Эквестрии» в моем лице успешно проходили одну проверку за другой. В корабль уже загрузили спящих пассажиров и привели в готовность большую часть автоматики. День прощания с Эквусом приближался. Каденс вместе с Кризалис управляли Эквестрией в отсутствие сестер и готовили в Кантерлоте пышные проводы судна. А пока я неторопливо пересекала нашу звездную систему, стараясь не напрягать новообретенные крылья зря. Время отчаянных межзвездных рывков еще не пришло.

В тот незабываемый день я парила на орбите маленькой и неприметной планеты. Просто изувеченный кратерами серый камень, который какой-то остряк назвал «Боулдером», и имя прижилось. Ученые исследовали космическую среду, составляли каталоги звезд и занимались еще чем-то важным, как им казалось. Говорить ни с кем не хотелось, и я целыми днями меланхолично разглядывала нашу центральную звезду, животворящее Солнце.

Солнце было живым. Оно дышало. Оно пело. И казалось, оно одно понимало меня.

Тревожные сигналы М-детекторов вывели меня из состояния полудремы, в которое я впадала во время долгих стоянок. Они показывали, что в нашу систему вошел целый флот и направился к Эквусу. Это потрясающее открытие вызвало ликование всего экипажа, ведь все разрешилось так удивительно просто! Хотелось верить, что земляне наконец нас нашли и сейчас проводят домой. Хотя, судя по излучению, двигатели их кораблей совсем не походили на наш. Приняв необходимые меры предосторожности, принцессы стали готовить приветственные речи, пока я вела корабль к Эквусу.

Полет на М-двигателе часто называют «прыжком», но мне он скорее напоминает подъем с глубины. Как будто я оказалась на дне океана и теперь начинаю рваться к поверхности. В кромешной темноте отчаянно перебираю ногами и едва различаю, где верх, а где низ. Только цифры и голоса в голове помогают не сбиться в пути, не опуститься еще глубже ко дну. И вот я выныриваю, встряхиваю гривой и с шумом втягиваю упоительный морской воздух, еще не в силах раскрыть глаза, залитые солоноватой водой. И только спустя пару секунд наступает прозрение.

«Включена прямая трансляция». Я закончила путь и отказывалась верить глазам.

Я не увидела Эквуса. Передо мной лежал сморщенный, обугленный шарик, заживо пожираемый огненным штормом и увенчанный обломками разбитых космических станций. Наших космических станций.

Это зрелище заворожило меня своей нереальностью. Сознание пасовало перед ним и безуспешно старалось выкинуть его из головы, как излишне навязчивую мысль. Вопросы «Кто?», «Как?» и «За что?» пришли куда позже. А в тот момент я просто висела в пространстве, и ничего, кроме почерневшего шара планеты, для меня не осталось. Вселенная исчезла, все мысли пропали, и лишь эта страшная картина зависла перед моими глазами.

Властный голос вырвал меня из небытия:

— Твайлайт Спаркл! Я знаю, что ты чувствуешь. Это не твоя вина. Не думай об этом.

— Все потеряно... Только наши «Крылья» и... ничего больше нет.

— Послушай меня, я всегда в тебя верила, верила, что однажды ты заменишь меня. Этот момент настал сейчас, и теперь ты в ответе за все, что осталось.

— «Крылья» должны уходить, но что я еще могу сделать?

— Нам нужно время. Пока М-двигатель готовится к повторному пуску, нападавшие еще могут вернуться. Луна считает, что мы разминулись с ними недавно.

— Я уже подняла пилотскую смену пегасов.

— Молодец. Пусть немедленно запрягают «Стеллар спитфайры» и «Рейнбоу страйки». Абсолютно все, что у нас есть. Пусть любой ценой защищают корабль.

— Да, принцесса.

— И подготовь синтез-станции. Я чувствую, что скоро нам понадобится больше, намного больше «Спитфайров»! — в голосе Селестии звучали непривычные жесткие нотки.

— Но куда мы в итоге отправимся?

— К Земле. Луна уже рассчитывает наш первый межзвездный прыжок. Первый из многих.

— Но что, если земляне и сделали это? И даже не стали говорить с нами!

— Едва ли. Боюсь, что это древние противники «Странника». Просто невероятно, что они до сих пор живы.

Нам предстояло пережить еще очень многое, но этот момент я помню особенно четко. И пусть я именую свое состояние сном, но это лишь спасительный самообман. Горящий Эквус не исчезнет, если назвать его сном. Я не могу открыть глаза и, сладко потянувшись, вдохнуть уютный запах старых книг. Не могу сбросить украшенное звездами одеяло и пойти составлять список дел на сегодня. Моя капсула в недрах корабля — вот что на самом деле реально. Я давно свыклась с мыслью, что моя жизнь никогда не вернется в прежнее русло. И картина горящего Эквуса уже не тревожит меня постоянно. Лишь одна мысль осталась:

О, эта кривая кобыла судьбы. Она жестоко пошутила над нами.

Почему из всех Возвышенных рас из изгнания только пони вернутся? Почему мои «Крылья» станут искрой, из-за которой пожар тысячелетней войны разгорится с удвоенной силой? Почему наш корабль превратят в монумент, знак великой победы? Почему десятки межзвездных народов будут ставить в пример наш Исход, восхищаясь бесстрашием пони? Ведь мы просто хотели домой.

Спэйс Фоунтейн телекинезом отодвинул от себя экран и о чем-то задумался, нахмурив брови. Проуз Файнрайтер не стала ждать, пока Спэйс закончит свой внутренний диалог, и просто спросила:

— Ну, как первая глава?

— В целом неплохо, — ответил Спейс и чуть погодя добавил: — Для черновика.

— Ты никогда меня не ценил. Инженеры все такие грубые?

Спэйс невозмутимо пропустил замечание мимо ушей и, потерев свой циановый рог, заявил:

— Но мне интересно другое, зачем ты вообще в тему Исхода полезла?

— А что в этом такого? Это главная часть нашей истории.

— Ну, знаешь, про нее и так уже немало написано, но дело даже не в этом, — Спэйс замолк на секунду, подбирая слова. — Я бы вообще не стал ворошить эти темные страницы истории. Они остались в прошлом, а жизнь продолжается.

— Я пишу про Твайлайт, и она не прошлое! — выкрикнула писательница и звонко ударила копытом об пол. — Она до сих пор существует.

— Прости, Проузи. Конечно, существует. Ванневар как-то рассказывал, что она ведет «Вечернюю Звезду» в эскадре Дальнего Поиска, — Спэйс задумался и осторожно продолжил, — Я просто хочу сказать, что с ней никто не говорил много лет и никто не видел. Она стала как бы... мифом при жизни, а вместе с ней и знаменитый Исход.

— Я не понимаю, что ей мешало жить на Нью Эквусе вместе с Сестрами? — вздохнула Проуз. — Зачем улетела в этот глупый и бессмысленный Поиск, в котором корабли пропадают бесследно?

— Не знаю. Зов долга, может быть? Кто-то должен разыскать других детей Земли. Да и вообще всех Возвышенных, бежавших от геноцида.

— А почему она не говорила ни с кем? Ни одной книги, ни одного интервью, просто ничего.

— Да ты ведь и сама пишешь об этом! Нейропилоты замыкаются и сходят по звездам с ума, это известное дело. У меня кровь стынет в жилах, когда я представляю жизнь этих духов машин, — Спэйс посмотрел в сторону писательницы и задумчиво спросил — и кстати, где ты вообще набралась таких деталей для повести? Откуда тебе знать, о чем она думала?

— Ну, знаешь, я просто пыталась поставить себя на ее место и выдумывала все, — неловко соврала Проуз, — представляла себя маленькой фиолетовой пони, которая оказалась одна среди звезд.

Файнрайтер смолкла, прилегла на широкую кровать и в который раз задумалась о таинственном соавторе, который подбросил ей потрясающий пересказ истории Исхода. Возможно, у него был допуск к каким-то уникальным архивам. Хотя, скорее всего, он просто переплетал свои досужие домыслы с общеизвестными фактами. Получалось удивительно складно, и Проуз льстило, что у нее есть такие незаурядные поклонники. Писательница с удовольствием отметила бы его авторство, если бы он сообщил свой универсальный идентификатор. Однако таинственный незнакомец отказывался говорить о себе, ссылаясь на недостаток времени и возможное недопонимание. Хотя и обещал потом рассказать что-то важное.

Писал он очень сухо, и Файнрайтер приходилось основательно переделывать его тексты, разбавляя их красивыми метафорами и приводя к читабельному виду. После этого она отсылала свое творение незнакомцу для финальной правки, и тот начинал цепляться к пустяковым деталям, вроде мыслей героев. Первую главу он уже успел обработать. Писательница решила, что Спэйс наверняка поднял бы ее на смех, увидев переписку, или, что еще хуже, стал бы ревновать и выспрашивать подробности . А сейчас Фоунтейн собирался куда-то:

— Слушай, я сейчас полечу в северную акваторию на встречу с друзьями. Давай со мной!

— Дай угадаю. Там будут неодельфины из «Восстановления Лифтов Земли»?

— Да-да, они недавно с орбиты. Полетели, будет весело. И ты свои желтые крылья совсем отлежала.

— Ну уж нет, твои приятели мокрые, противные и ужасно шумные!

— Эта мрачная повесть на тебя дурно влияет, Проузи! Где твой дух дружбы?

— Лети уже! И поторопись, собирается дождь.

Писательница вышла на балкон и, облокотившись на холодные алюминиевые перила, посмотрела вслед улетающему аликорну. Его циановая шерсть и синяя грива ярко выделялись на фоне пасмурного неба. К Проуз пришла мысль, что он во многом прав. Хотя бы в том, что ее крыльям давно пора размяться. Но начал накрапывать дождь, и лететь никуда не хотелось.

С высоты Проуз посмотрела на оживленные улицы. Она разглядывала квинтян и неодельфинов в наземных костюмах и размышляла о народах, сожженных в горниле тысячелетней войны. А все из-за бессмысленной бойни, развязанной Союзом Первородных по глупейшей причине. Они посчитали, что в Галактике нет места для рас, которые получили свой разум из чужих рук. Первородные решили, будто Возвышенные со временем превзойдут детей слепой эволюции и станут угрозой для них. Проуз внезапно подумала, что ее бессмертный народ и впрямь оказался совершенней землян и даже их первых питомцев, дельфинов. Писательница поежилась и постаралась не развивать дальше эту крамольную мысль.

Идущая рядом с людьми парочка молодых аликорнов воскресила в голове Проуз картины юности, проведенной на Нью Эквусе. Писательница с ностальгией вспомнила свой восторг, когда еще бескрылым жеребенком она впервые увидела ажурные шпили Клаудсдейла. Вспомнила радость от первых встреч с Фоунтейном на тихих аллеях Кантерлота. Вспомнила свой страх и волнение, когда уже взрослой отправилась во Дворец Аликорнов. Но картины древнего прошлого не отпускали писательницу и вынуждали представить, как выглядела та, другая Эквестрия. Может быть, и не стоило раскапывать тот древний корабль. Ведь тогда Эквус остался бы жив, а маленькой пони с гривой цвета индиго не пришлось бы закладывать душу звездным богам.

Проуз подняла глаза к небу и на фоне смутных орбитальных сооружений увидела далекую радугу, но не смогла заставить себя улыбнуться. Она размышляла о «Вечерней Звезде», плывущей в безбрежном космическом море, возможно, уже за пределами ретрансляционных М-сетей.

Розовую гриву писательницы трепал ветер, а в ее памяти сами собой всплывали строки стихотворения, которое загадочный соавтор предлагал вынести в эпиграф. Проуз даже немного поспорила с ним, решив найти стихи оптимистичней и лучше. «Все-таки он очень странный, как и его странная подпись, Wisp_Talkerlight» — подумала писательница и медленно продекламировала кусочек стиха, словно пробуя на вкус его рваный ритм:

«Придя к чудесной, беззаботной жизни,

Назад ты оглянуться не забудь.

Увидишь там песок истертых судеб,

Что устилают к счастью дальний путь».