Fallout Equestria: Viva Las Pegasus!
Глава 4. Прах на ветру
«Доброе утро всем слушающим Радио Нью-Пегасуса, и я, ваш ведущий Мистер Нью-Пегасус, принёс вам не только новости Нью-Пегасуса, но ещё и самую лучшую музыку во всей Пустоши. Сегодня я проснулся и внезапно обнаружил, что за окном идёт дождь! Когда последний раз в Нью-Пегасусе стояла дождливая погода? Пыль и сухость царили здесь ещё тогда, когда я был молодым жеребцом. Книги рассказывают о тех временах, когда за погодой следили пегасы. Но где же они теперь? Кто знает. В любом случае день сегодня, похоже, выдастся дождливый, так что все выходите на улицу и наслаждайтесь водой. Она не радиоактивная!
Сегодня город проснулся с поистине ужасающими новостями. Наследника семьи Ферратура, молодого жеребца по имени Сандмаунд Ферратура, нашли мёртвым в сточной канаве неподалёку от «Клопс», их фамильного отеля-казино. Следствие ведёт офицер ДПНП Брасс Бэдж, однако он отказался делать какие-либо заявления, дабы не допустить разглашения расследования. Несмотря на это, многие доверенные лица из близкого окружения Ферратура подозревают в преступлении мафиози, с которыми у покойного, скорее всего, были какие-то счёты. Печально созерцать, как с открытия «Платиновой Подковы» относительное спокойствие, каким наслаждался Нью-Пегасус, стремительно рушится. Ваш покорный ведущий надеется, что всё вернётся на круги своя, а виновник ужасного преступления будет найден и понесёт справедливое наказание.
А теперь ко внешней... политике, если можно так выразиться. После своей бестактности, допущенной несколькими днями ранее, посол НЭР Мерри Филдс издала официальный манифест с истинными намерениями республиканского Сената. Если верить этому документу, Республика желает заполучить контроль над всей Пустошью, неся светоч закона и цивилизации туда, где они были утеряны. В случае же Нью-Пегасуса НЭР разрабатывает особое Положение о Независимости, согласно которому Городской Совет сохранит всю полноту власти в пределах стен города, а республиканские законы внутрь не проникнут. Тем не менее, пара точек преткновения ещё осталась. Во-первых, что будет, если наши советники и Республика разойдутся во мнениях по поводу какого-нибудь закона? А во-вторых, до сих пор не ясно, что случится с городком Фридом Филд – ведь он уже не часть Нью-Пегасуса, но ещё и не открытая Пустошь.
Как бы то ни было, это далеко не настоящие «истинные намерения». Следов армии НЭР, надвигающейся на город, не наблюдается, а Эквестрийская Пустошь – пока ещё свободное место. Дорогие слушатели, что скажете, если я поставлю вам немного музыки, пока все мы с нетерпением ждём, как всё обернётся. Вот кое-что, что заставит вас потрясти крупами – чарующая магия Винил Скрэтч!»
Я был дурачком на побегушках.
Каждую минуту я раз за разом продолжал об этом думать. Метроном обвела меня вокруг копыта, заставив заключить сделку, которую ну совершенно никак нельзя было выполнить. Абсолютно вся информация, которую удалось раздобыть, практически ничего не говорила о Стойлах Нейвады. На первых порах я выполнял свои обязательства в приподнятом настроении, активно общаясь с торговцами, караванщиками и просто странниками, забредшими во Фридом Филд с Пустоши, дабы перевести дух и потратить крышечки. И каждый раз выдаваемый ответ оставался одним и тем же: вежливая улыбка, покачивание головой и парочка извинений.
Я начинал злиться всё сильнее и сильнее, однако просто не мог винить в столь необдуманном решении кого-либо ещё, кроме себя самого. Нужно было быть умнее, Дискорд меня сожри! Нужно было сразу заметить, что на самом деле Метроном просто хочет отдалить меня от беседы с её боссом. Да, на то, чтобы заполучить себе водный талисман, были вполне резонные причины, сомневаться не приходилось. Если водоснабжение Фридом Филда будет идти от подобной штуки, расположенной в пределах городской черты, а не от какой-то там цистерны на ничейной территории, банда, контролирующая волшебный самоцвет, будет контролировать и приток воды. Если Струнники приберут талисман к своим копытам, остальным не останется ничего иного, кроме как подчиниться их требованиям.
И тем не менее, абсолютный контроль водных ресурсов – не ключевой фактор к безраздельной власти над городом. Если бы так было, Метроном давно бы уже подрядила своих парней на поиск Стойла. Вместо всех них этим занимался я, я и только я. Вообще без чьей-либо помощи, отчаянно пытаясь ухватиться хотя бы за мельчайший слух.
Более того, сия авантюра уже и так дорого мне обошлась. Санберри Грасс больше не сказала моей персоне ни единого слова – и это мучительно больно. Не то чтобы я любил зелёную кобылку или ещё что-то в этом роде, но ощущал её признательность и сохранял в памяти как первую пони, которая неподдельно мной заинтересовалась. Из-за этого потеря дружбы с ней и доставляла такую боль. Каждый раз, когда мы встречались на Торговой Площади, она лишь отворачивалась с грустным лицом. Я подвёл её.
И, несмотря на это, продолжал пытаться изгнать душевную боль прочь. Время не повернуть вспять, а бессмысленными слезами вряд ли поможешь горю. Ставки сделаны, теперь время действовать, и совершенно неважно, насколько трудно это будет. Мне довелось узнать, ка суров этот мир, и лишь я и только я могу позаботиться о себе. НЭР придётся побеспокоиться о себе самой.
Шли дни, а никакими следами затерянных Стойл даже и не пахло. Я без устали продолжал выуживать крупицы информации: опрашивал торговцев, прилагая всё меньше и меньше вежливости, взламывал любой терминал, до которого мог дотянуться, чтобы найти вообще хоть что-нибудь, но всё тщетно. Конечно, существовали записи о заброшенных Стойлах, но большинство их них датировалось десятками лет назад – и совершенно ни слова про то, что же именно старателям удалось оттуда вынести. Само собой, все тамошние водяные талисманы уже давно изъяли и распродали. Стойло Сто Сорок Пять – найдено и разграблено. Стойло Сто Шестьдесят Четыре – найдено и разорено. Стойло Сто Девяносто Семь – найдено и разграблено. Стойло Сто Двадцать Два – недоступно.
И в то же время Метроном продолжала выдавать мне мелкие поручения. Сопроводить караван к выходу из города, забрать пьяных вдрызг Струнников из бара, пафосной речью разнять двух повздоривших торговцев... Ничего особо изощрённого, просто получить свой скудный заработок, а затем обратно – вновь на нескончаемые поиски заброшенного Стойла. Временами мне казалось, что я попал в ловушку некоего замкнутого цикла, из которого нет выхода.
Впрочем, сегодня всё обернулось совершенно иначе. Меня назначили сопровождать караванщика, седого земнопони охряного цвета с кучей шрамов на лице. Я встретил его у главных ворот и провёл почти по всем городским улицам до Торговой Площади. В скарб земного пони входила целая гора довоенной одежды, сохранившейся весьма неплохо, за которую тот и намеревался выручить немало крышечек. И пока он бойко торговался с другими продавцами и просто случайными прохожими, я использовал предоставившееся время, дабы побродить поблизости с тем же неизменным вопросом. И вновь удача не на моей стороне.
Как правило, типичное поведение караванщиков не отличалось хитроумностью. Так как причины их успеха крылись в том, сколько товара удастся распродать, то обычно они просто приходили, торговали и вновь уходили – и ни минуты покоя. Впрочем, конкретно у этого сегодня дела шли в гору, так что он решил дать волю своим маленьким слабостям, а уйти только следующим утром. Часы моей работы неприятно растягивались. Я пробормотал себе под нос парочку проклятий – никто не собирается отсыпать мне дополнительные крышки за охрану торговца, прожигающего жизнь всю ночь напролёт.
Пообедали мы в тесноватой хижинке, где продавали тушёную репу. Лично я настаивал на вяленом мясе «Брэйбёрн», более-менее настоящей еде, а не этой безвкусной горелой размазне, однако платил за нас караванщик, а кто платит, тот заказывает музыку. С кошелем, набитым крышечками, и сытым брюхом он стал куда более разговорчивей. Старый земнопони поведал мне, что земли вокруг Нью-Пегасуса ещё крайне далеки до того, чтобы их можно было назвать исследованными – многие уцелевшие здания всё ещё оставались неразграбленными. Но у путешествий по бескрайним просторам Пустоши была и обратная сторона: того, кто осмелится сойти с проторенных путей, поджидают десятки опасностей.
И прежде чем мне выпал шанс осведомиться про эти самые опасности, охряной пони залпом допил оставшуюся часть овощного рагу и вышел из лачуги. Я поспешил последовать за ним, хотя складывалось впечатление, что караванщик знает ещё очень и очень многое... может быть, даже кое-что о Стойле. Следовало бы держаться поближе и постараться расспросить земного пони. Если между нами всё пойдёт совсем не так, как предполагалось... Ну, так или иначе я смогу прожить и без платы за свою работу.
Внезапно мой наниматель свернул с главных проспектов, забираясь всё глубже и глубже в сеть тёмных подворотен и аллей Фридом Филда. В эти зачастую обрывающиеся тупиком трущобы, окружённые со всех сторон давным-давно заброшенными зданиями, даже днём не проникали солнечные лучи, что уж говорить про ночное время суток. Когда я поинтересовался, зачем мы вышли из безопасных районов, он ответил, что хочет снять на ночь парочку шлюх, а потом оприходовать тех прямо посреди улицы. Странный парень... Быть может, долгие годы жизни на Пустоши в конце концов любого превратят в кого-нибудь навроде караванщика?
Мы достигли места назначения в одном из узеньких переулочков практически под самыми стенами города. Нас уже как раз поджидали две молоденькие кобылки, раздетые почти догола. Как я заметил, они были ещё практически жеребятами, что заставило меня вздрогнуть от омерзения. Впрочем, караванщик лишь облизывал губы в предвкушении.
— Да ладно те, парень! — выдал он. — Пойдём чутка повеселимся. Твоя которая слева, моя – справа.
— Извините, сэр, — я покачал головой. — Мне нужно обеспечивать Вам безопасность, а я не могу обеспечивать никакую безопасность, если моя голова забита кобыльим крупом.
— Чего случилось, парень? Тебе больше жеребцы по душе, али ещё кто?
— Нет, сэр. Не переживайте за меня, идите веселитесь.
— Ну, не хошь – как хошь.
Караванщик поскакал навстречу кобылам, которые в свою очередь встретили его лаской и нежными поцелуями. Я решил в их сторону не смотреть, так как протяжные стоны удовольствия, доносящиеся из конца аллеи, заставляли чувствовать себя... неловко. У меня начало подниматься «пятое копыто» – а это последнее, чего сейчас могло хотеться.
Внезапно моё внимание привлёк другой звук, еле слышный среди всех этих постанываний и оханий от караванщика и двух проституток. Сначала он был едва различимым, но потом начал становится всё отчётливее. А затем, спустя минуту, я разобрал в нем цоканье копыт. Ловушка!
Если подумать, это не особо-то и удивительно. Богатенький караванщик бродит по городу, хвастаясь добротным уловом за день, и снимает двух шлюх, чтобы устроить групповушку в подворотне. Это лишь вопрос времени, когда проститутки или их сутенёры рискнут устроить засаду, чтобы его ограбить. Единственный фактор, который они не учли – это я. Ну, или же, возможно, учли, но я для них не страшнее неприятного сюрприза.
Припав к земле, я решил засесть за мусорным баком на одной из сторон переулка и приготовил свою верную Свинцовую Лилию. Это будет первая настоящая перестрелка c моим участием, поскольку наше возмездие плутам-курьерам просто нельзя назвать перестрелкой. Кровавая расправа, ни больше ни меньше.
Шаги раздавались всё ближе, поэтому я взвёл курок винтовки и активировал Л.У.М.. Две приближающиеся точки, пока не враждебные. Похоже, они на меня не рассчитывали, так как иначе привели бы больше народу и уже были бы начеку. Эти двое, однако, как могло показаться на первый взгляд, просто беспечно прогуливались. И вдруг они остановились, а точки сменили цвет на красный... Теперь они стали враждебны.
— Ладно, типок, — голос звучал так, будто это вещало какое-нибудь раздолбанное радио. — Гони деньги!
— Какого... — я посмотрел на караванщика. Тот всё ещё был на одной из кобылок, но лицо его больше не выражало неземного наслаждения. Наоборот, он выглядел скорее озадаченным.
— Ты оглох? Крышки сюда давай!
Караванщик больше не двигался, а проститутки переглядывались друг с другом в неподдельным ужасе. Кажется, они тоже такого не ожидали. Две точки всё приближались, тогда как два грабителя неспешно направлялись к трём жертвам. Секундой позже они достигли моей позиции и просто прошли мимо, даже не заглянув за мусорный контейнер. Нетрудно догадаться: вряд ли они ожидали кого-нибудь ещё... Что ж, им же хуже. Стремительным движением я вскинул Свинцовую Лилию и навёл её на ближайшего пони, готовый узнать, окупилось ли моё обучение. Глубоко вдохнув, я нажал на спусковой крючок.
БАМ!
«Магнум» пробил солидную дыру в лице первого бандита, забрызгав второго кровью и остатками мозга. Несложный выстрел с расстояния пары метров – мало чего особенного. Второй головорез, полностью ошарашенный, резко развернулся, направив в мою сторону револьвер. Узнать символ на его заляпанной кровью броне не составило труда: голова кобылы, принадлежащая банде Бакмэйров.
— Ты! — бандюк узнал меня. Метроном, оказывается, была права, когда говорила, что я теперь приоритетная цель.
Нужно было без раздумий стрелять, но у меня зародилась иная мысль. Вместо этого я ухмыльнулся и сделал финт ушами: принялся нарезать круги вокруг пони, тогда как сам он безуспешно пытался целиться. Если буду двигаться достаточно быстро, он не сможет точно выстрелить. Единственная проблема в том, что на бегу мне тоже не удастся прицелиться. И так я вместо того, чтобы закончить бой быстро и по-простому, загнал самого себя в тупик. Даже умным пони иногда приходится быть болванами.
БАХ!
Пуля просвистела практически над ухом, заставив меня резко затормозить. Ещё мгновение – и она пробила бы мне в голове дыру. Игры кончились. Быстро вскинув винтовку в направлении головы бакмэйровского громилы, я выстрелил.
БАМ!
Выстрел ушёл в сторону, и вместо того, чтобы вынести моему противнику мозги, пуля лишь ранила здоровяка в лицо, отправив того на землю с половиной морды, перемолотой в кроваво-красный фарш. Взвыв от боли, пони тут же закатался по тротуару. Подойдя поближе, я приставил ствол к его голове и, глубоко вдохнув, нажал на спусковой крючок.
БАМ!
Эхо выстрела смолкло, и улочка вновь погрузилась в тишину. Даже если этот пони и пытался меня прикончить, он не заслуживает умирать в мучительной агонии. Это просто положило конец его страданиям. Однако, начав перезаряжать Свинцовую Лилию, я вдруг осознал, что же сейчас натворил. Два мёртвых тела лежали на тротуаре в лужах крови; у одного две дыры в голове: первая размером с крышку, вторая – с яблоко; второй остался без половины лица. Реальность ошпарила меня, словно горячей водой. Я убил двух пони. Сам. Весь мир перед глазами закружился, и я развёл ноги, чтобы не упасть.
Мне уже доводилось видеть смерть лицом к лицу. Уже стрелял в одного пони, но я ведь следовал приказу. На этот же раз я был сам по себе – и оборвал две жизни почти в мгновение ока. Однако, абстрагировавшись от первого потрясения, мои мозги заработали вновь. Почему мне плохо? Разве я не хотел защитить пони? Разве его не собирались сейчас ограбить? И, что самое важное, эти грабители – из Бакмэйров? Я хожу по тонкому льду?
И ответ на все эти вопросы – да. Я выполнял свою работу, ответил тем, кто пытался прикончить меня, и убил, чтобы не погибнуть самому. Чувству вины нет места в моей душе. В мире, где стоит лишь оступиться – и безжалостная расплата неминуема, бичевать себя за то, что пристрелил пони с оружием – просто бред.
Тем временем, пока меня поглотило глубокое раздумье о правильности моих поступков, караванщик вернулся к делу и уже залез на шлюху. Не особо обращая на того внимания, я пробежался по трупам мёртвых бандитов: во мне ещё теплилась надежда отыскать какую-нибудь зацепку. Горстка крышечек, пара волшебных бинтов и несколько патронов под винтовку – но ни следа письменного приказа. Может, они и вправду были сами по себе. Тогда я подошёл к караванщику. Хватит с нас неприятностей, пора тащить жеребца подальше из города, а то вляпаться из-за него в очередную перестрелку как-то не хотелось. Но, когда я уже было собирался прервать забавляющегося пони, кое-что в его седельных сумках привлекло моё внимание: жёлто-синяя фляга. Вроде тех, из которых жители Стойла обычно освежаются прохладной водичкой. Я вспомнил свою: наверное, так и лежит в выдвижном ящичке стола в кабинете. Она была точь-в-точь как та, что в сумке: жёлто-синяя с большими цифрами «188», напечатанными на одной из сторон. Чтобы разглядеть получше, пришлось вытащить её наружу, и номер, к удивлению, оказался уже «173». Я краем глаза взглянул на ПипБак, где хранил всё о существующих Стойлах – Сто Семьдесят Третье так нигде и не нашли. Лицо невольно растянулось в улыбке, сердце от радости забилось чаще. Заброшенное Стойло найдено, оставалось лишь узнать, где оно находится, и я даже знал того, кто этим поделится.
— Ладно, приятель. Конец вечеринке! — самодовольно ухмыльнулся я.
— Чего?
— Я сказал, всё кончено, — я бросил на проституток ледяной взгляд. — Вы две, исчезните.
Я подлевитировал к себе Свинцовую Лилию, так, на всякий случай, но до кобылок быстро дошло, что к чему – они тут же сорвались на галоп и ускакали. Караванщик уставился на меня со злобным выражением лица, а его штаны так и продолжали валяться на тротуаре.
— Ты вообще соображаешь, какого хрена творишь, а, кретин? — пронзительно выпалил он.
— В моих обязанностях нет пункта «прикрывать твой круп», пока вы там втроём забавляетесь. Можно было спокойно забыть про тебя и оставить твою жалкую шкуру на растерзание тем двум уродам. Но я так не поступил, хотя ни единой крышечки мне за это не дадут. Так что ты вполне можешь поделиться небольшой доплатой.
— Я те, мудила, платить не собираюсь!
— Очень хорошо, потому что мне нужны не крышки. Мне нужна информация, — я пнул ему какую-то жестяную банку. — Где находится Стойло Сто Семьдесят Три?
— Чего? — залился смехом караванщик. — Ежели думаешь, шо я так просто всё выдам, то ты ещё тупее жеребёнка.
— Возможно, — спокойно сказал я, взводя курок винтовки. — Тупее жеребёнка, зато с пушкой. Могу пристрелить тебя и сказать, что это сделали грабители в тёмной подворотне.
— Идиот, ежели грохнешь меня, никогда не узнаешь, где Стойло!
— А кто сказал, что я собираюсь тебя убивать? — усмехнулся я и чуть приопустил винтовку, целясь ему прямо между задних ног. — Скажи, где Стойло, или больше никогда не поразвлекаешься.
— Н-нет, — он пытался держаться твёрдо, но теперь уже я заправлял ситуацией. Маленький дружок караванщика оказался его слабым местом.
БАМ!
Земнопони завопил в агонии, хотя я и вполне сознательно пустил пулю гораздо ниже. Мне не хотелось сносить ему член первым же выстрелом, просто заставить скрючиться от страха. Послышалось булькание чего-то неприятно жидковатого – торгаш, как видно, не сдержал свой сфинктер. Он сломался.
— Это был предупредительный, — я одарил его взглядом таким холодным и суровым, какой только смог выдать. — Следующий будет уже в цель. Дай мне координаты Стойла, или что там.
В ответ караванщик не выдавил ни слова. Он лишь кивнул и протянул бумажку с нарисованной от копыта картой. Я сравнил её с картой местности в ПипБаке и установил маркер туда, где, по идее, должно было быть Стойло. Хотелось верить, что за потраченное время его ещё не обшарили.
— А теперь сгинь! — бросил я караванщику. — Если окажется, что Стойло уже обчистили или в итоге попаду в ловушку, клянусь Селестией, я найду тебя и прикончу.
Трясущийся жеребец вновь кивнул и, похватав свои вещи, поспешно ускакал прочь. Я немного подождал, пока цоканье копыт не смолкнет, и затем завопил от искренней радости. Дело наконец-то сдвинулось с мёртвой точки.
На следующий день я направился на Торговую Площадь, дабы поискать снаряжение поприличнее. Если разгуливать в пределах городских стен, то достаточно и костюма, так как шансов попасть в перестрелку не так уж много – при условии не соваться в подозрительные места, разумеется. Снаружи, однако, от него проку мало: он не защитит от когтей дикого зверья; что уж говорить о рейдерах, эти меня просто пристрелят – так говорят, по крайней мере.
Чтобы нормально снарядиться, пришлось потратить практически все крышки. Если хочешь найти нечто, что не развалится при первом же попадании, то броня – самое дорогое. Почти всё либо шили из кожи, либо собирали из резины, однако некоторые торговцы продавали металлические доспехи, наспех выкованные из довоенного металлолома. Но такого я себе позволить не мог. Вместо этого мой выбор пал на черную кожаную броню с седельными сумками. Я в нетерпении занялся примеркой.
Весила она немало, но когда я как следует затянул все ремешки, то оказалось вполне удобно, и вдобавок я наконец-то почувствовал себя защищённым. А ещё в седельных сумках умещалось гораздо больше всякой всячины, чем в карманах костюма. Подумать только, броня сидела на мне не хуже стойловского комбинезона. В ней я не смотрелся странно, в отличие от пресловутого комбинезона, так что теперь почти не выделялся на фоне остальных пони. Говоря вкратце, она подходила мне идеально.
Следом я потратил оставшиеся сбережения на патроны и прочие припасы вроде еды и бинтов. Медпрепаратами торговали лишь Последователи, что для меня не прокатывало, но зато я выменял чуток бинтов у караванщика. Тот затребовал немереное количество крышечек, как будто их буквально от души отрывал. Рисковать и выходить в Пустошь вообще без медикаментов нельзя, поэтому пришлось платить.
Снаряжённый и распираемый нетерпением, я оставил Торговую Площадь позади. Пелена чёрных туч будто стала лишь мрачнее, когда я вышел на главное авеню Фридом Филда и поскакал к воротам. Настало время отправиться на Эквейстрийскую Пустошь и отыскать талисман, который хотела Метроном. Ворота отворились и, стоило мне переступить невидимую грань, сразу же захлопнулись за моей спиной. Теперь всё будет по-настоящему.
Пустошь не прощала ошибок, смерть таилась здесь на каждом углу, однако в ней по-своему ощущались естественная утончённость и очарование. Когда я впервые узрел мир за стенами города, то обнаружил, что вглядываюсь в далёкий горизонт, пылающий багровыми песками Нейвадской пустыни. Скалы и холмы, маячащие за осыпающимися руинами пригорода, сверкали всевозможными цветами, от золотисто-желтого и до кроваво-красного; тонкая линия горизонта, еле заметная под низкими облаками, сияла небесно-голубым и светло-розовым.
Однако было что-то ещё. От подобной тишины захватывало дух; я слышал, как воет веющий с северных гор ветер, как обдувает меня жгучий ветерок пустыни. В Нью-Пегасусе всегда царил какой-то шум: жужжали разговоры, смеялись и цокали копытами пони, из радио играла музыка или гудело какое-нибудь устройство. Здесь же всё будто потеряло дар речи, давая услышать, как свистит ветер, как накрапывает дождь (который начался не так давно), барабаня по крышам, как шелестят сухие травы... Даже если в этом месте скрывались смерть и насилие, оно поражало красотой.
Ещё одно отличие, куда более тонкое, чувствовал лишь я – это молчание, в которое погрузился Локатор Ушки-на-Макушке. Во Фридом Филде Л.У.М. показывал, что рядом постоянно кто-то находится. Кто-то, в основном, нейтральный или дружественный. Под открытым же небом нет ничего, кроме тусклой стрелочки, указывающей на установленную метку. На заброшенное Стойло, к которому меня направил караванщик. И всё, лишь я один посреди океана неизвестности.
Вся эта красота обманчива, она таит в себе десятки и сотни опасностей для неопытного путешественника. Покинув стены Фридом Филда, я очутился в мире, который мало отличался от предыдущего, но всё-таки отличался. Я всё так же брёл через руины города, брёл по растрескавшемуся асфальту дорог и по тротуарам из разбитых бетонных плит, оставляя позади разрушенные строения. Однако сами ощущения были другими. Во Фридом Филде пустые здания и правда пустые, тогда как здесь любая постройка могла стать убежищем кому угодно, хоть радтаракану, хоть банде кровожадных рейдеров. Я крепко сжал в зубах Свинцовую Лилию, перезаряженную и взведённую, готовясь встретить любую опасность во всеоружии.
Дождь лил как из ведра. Если поначалу мне даже нравилось, как капли прохладной влаги стучат по спине и освежают шёрстку, то теперь это было уже слишком. Вода затекала в сочленения брони, отчего та лишь тяжелела, а мне становилось труднее её нести. К тому же асфальт во многих местах раскололся; в выбоинах образовывались целые лужи, превращая песок в грязь. И так, чтобы не устать в дороге слишком сильно, я решил укрыться в ближайшем здании, похожем на магазин.
Свет проникал в лавочку сквозь разбитую стеклянную витрину; провал окна зиял, словно рот, раскрытый в бесконечном немом крике, пока крохотные пылинки кружили в тусклых солнечных лучах. Остальную часть магазина скрывала полутьма, но я, бросив мимолётный взгляд, восстановил недостающее в уме. Планировка не особо отличалась от магазинов во Фридом Филде. Вдоль стен тянулись стеллажи с полками, посреди комнаты громоздился большой холодильник, а прилавок примостился ближе к двери.
Это выглядело так, будто хозяева ушли отсюда всего два-три дня назад. Не считая того, что всё покрывал слой вековой пыли. Забавно видеть, что за всё это время никто сюда так и не зашёл. Тут должно быть что-нибудь полезное, если...
БИП!
Какого сена?
БИП!
Э-э, что-то мне это не нравится...
БИП!
Лучше убраться подобру-поздорову, пока что-нибудь не...
БА-БАХ!
Взрыв отшвырнул меня в сторону – в боку будто застряло что-то раскалённое докрасна. Меня выбросило на улицу, под дождь, прямо в растекающуюся лужу моей собственной крови. От боли в глазах помутилось, стало трудно дышать. Сил, чтобы подняться, не хватало, а по правому боку стекали струйки воды и крови. Я перевернулся: осколок, как видно, глубоко вгрызся в мясо. Скорее всего, прямо в центр кьютимарки.
— В яблочко... — сглотнул я.
Рана ужасно саднила, однако вытащить осколок из тела надо как можно скорее, иначе будет куда хуже. Я сосредоточился на кусочке металла – его обволокло бледно-голубое сияние. Мой телекинез не особо хорошо справлялся с тяжестями, но такое мне вполне по силам. Я начал тянуть.
Всё оказалось ГОРАЗДО хуже, чем я думал.
— Бля, бля, БЛЯ! — заорал я. Если поблизости были рейдеры, то теперь они точно знают, где меня искать.
Селестия милостивая, пусть всё будет быстро. Зазубренный осколок чуть-чуть поддался, сантиметра так на два, но погоды это не сделало. Я вновь потянул, но тот и с места не сдвинулся. Из-за боли нога занемела. Но нужно продолжать: оцепенение расползалось дальше, а сознание начало мутнеть.
— Твою-у-у-у ж мать! Вытаскивайся, засранец ты мелкий! — прорычал я от причудливой смеси злобы и боли.
И мне удалось. Правда, тут же ударил фонтан крови. Ещё никогда мне не было так хорошо, пока до меня не дошло, что с открытой раной надо что-то делать, иначе рассказывать про всё это будет уже некому. Я быстро вытащил из седельной сумки бинт и поспешно перевязал распоротое бедро. Кровотечение приостановилось, однако рану ещё нужно зашить. Магический бинт, по крайней мере, даст её краям разойтись. Боль, впрочем, никуда не денется: мне «повезло» не захватить с собой обезболивающих. С огромным усилием я поднялся на ноги и позволил дождю вымыть из шёрстки кровь.
Ну само собой, никто никогда в этот магазин не заходил, потому что это смертельная ловушка, Селестия её раздери! Что бы там ни лежало, можно неплохо поживиться. Забавно, как мои нравственные ценности так быстро подстроились под нормы этого мира. Год назад я даже думать о воровстве не смел. Теперь же это вопрос жизни и смерти. Интересно, можно назвать меня... «плохим»? Пф, да кого это вообще заботит. Меня ранило в круп, я висел на волоске от смерти, а вокруг на километр нет ни одного живого существа. Нахер нравственность. Пусть этим Стойла страдают. Хотя... кто знает, есть ли она у них вообще.
Я телекинезом вытащил из кучи уличного металлолома стальную арматурину и потыкал ею все плитки в магазине – под теми вполне могли оказаться ещё ловушки. А я оказался везунчиком. Учитывая то, как глубоко осколок вонзился мне в бок, если бы я вовремя не отпрыгнул, то даже доспех не спас бы тело от превращения в решето. Либо, что ещё хуже, попало бы в голову, где вообще нет брони. Пуганая ворона и куста боится...
Больше ловушек не было – значит, можно заходить, так что я буквально ввалился туда во второй раз. Рана уже не кровоточила, но и боль не исчезала. Каждый шаг давался с титаническими усилиями, однако раз уж я здесь, то просто обязан проверить лавочку. Даже если этого требовала лишь моя гордость.
Полки, забитые всякой пыльной бытовой химией, глядели на меня из полумрака тесноватого магазинчика. Ничего полезного, ибо я просто не понимал, что на Пустоши можно сделать с тремя коробками чистящего средства «Абраксо» или двумя бутылками скипидара. Но всё же за прилавком обнаружился работающий терминал и нечто, смахивающее на сейф. Даже если в железной коробке припрятали что-то крутое, перво-наперво я засел за терминал. Во-первых, мои умения по вскрытию замков оставляли желать лучшего, а во-вторых, отмычек банально не было. Но зато с продвинутым ПипБаком и технической соображалкой я вполне взломаю терминал.
Терминал оказался защищён паролем. Я вытащил из ПипБака кабель и подключил тот к разъёму терминала – тот поприветствовал меня слабым писком. Прибор на копыте запросил у компьютера данные – ну, вроде серийного номера и типа модели – всё, что можно с легкостью узнать, если залезть под крышку корпуса. Едва я подтвердил вход, ПипБак завибрировал, и на обоих экранах поползли ряды цифр. Он гудел ещё где-то секунд десять, после чего терминал снова пискнул: мы успешно обошли защиту.
Меню предложило либо почитать записи в дневнике, либо открыть сейф. Почему-то – наверное, мне хотелось поскорее узнать, почему же на Пустоши уцелели городские дома – я начал с лог-файла. Сейф чуть-чуть подождёт.
Запись 77: Всё сдохло. Ни радио, ни телефона, ни электричества – ничего. Впрочем, новости пока ещё приходят, но соседи сильно напуганы. Вчера заходил старый мистер Пичтри и сказал, что по Мэйнхеттену ударили. Никто ничего не знает наверняка, но, по слухам, унесло больше двух миллионов жизней. Какой ужас! Это и есть наша судьба, да? Мисс Лаймстоун говорила, что гарнизон базы Нейлисс до сих пор не передислоцировали. Это значит, что мы в безопасности или они там просто не знают, что делать?
Запись 80: Только что услышал о Кантерлоте... До сих пор оплакиваю наших несчастных Принцесс. Какой кошмар... Как мы докатились до такого? Я давненько знаю одну зебру. Ниссу. Такая милая, да ещё и так забавно говорит. Интересно, что с ней будет... Недавно приходили солдаты из Нейлисса, проинструктировали нас. Похоже, в Лас-Пегасусе безопасно. Но, однако, ещё они сказали, что поблизости упала пара бомб, так что радиации не избежать. Начнём приторговывать Рад-Иксом и Антирадином. Молю Селестию, где бы она ни была: лишь бы нам не пришлось продавать его слишком много.
Запись 88: Солнца не показывается уже как целую неделю. По словам мисс Пичтри, пару дней назад бомбы зебр обрушились на Клаудсдейл и всех там убили. После этого пегасы закрыли небо и спрятались за облаками. Трусы, оставили нас здесь гнить. Рад, что знаю не так много этих крылатых.
Так вот что случилось с пегасами. Это вполне неплохо объясняет, почему их нигде нет, а стены Лас-Пегасуса стоят без противовоздушной защиты.
Запись 125: Достроили стену вокруг центра Лас-Пегасуса. Теперь он называется «Нью-Пегасус», а сами они никого внутрь не пускают. Говорят, войти в новый город могут только полезные граждане. Я им сколько лет налоги платил, не могут же они вот так взять и просто оставить меня снаружи! Собираюсь постучаться в ворота и вежливо попроситься внутрь.
Запись 127: В Нью-Пегасус не пустили, но зато здорово видеть, что так много пони беспокоится о том, что творится снаружи. За последние пару недель мы заметили целую кучу странных пони: они группками бродят по городу и носят шипастую броню. Мне страшно, ведь любой из этих «рейдеров» может ограбить мой магазин. Или, того хуже, убить меня за мои же деньги! Нужно что-то делать.
Запись 141: К северу от Нью-Пегасуса возводят ещё одну стену. Похоже, пони всё-таки переживают за своё будущее и строят себе новый городок. Мистер Брэнч сказал, что заходить и жить там сможет кто угодно, пока соблюдает некоторые правила. Собираются назвать его «Фридом Филд». Санфлауэр говорит, название паршивенькое, но мне как-то без разницы. Важно лишь то, что там можно жить в безопасности. Надеюсь, мы перетащим туда магазин.
Запись 165: Я знал, что этот день настанет, но от этого не легче. Нам удалось выбить себе во Фридом Филде небольшую лачугу, но торговать они не разрешают. Мы начнём новую жизнь. Однако магазин пока ещё мой, так что я обложил его минами – никто ко мне не заберётся и ничего не украдёт. Купил у одного из этих «рейдеров» ящик с двадцаткой мин, да и вооружиться надо бы, перед тем как уходить. Когда-нибудь я ещё вернусь.
Последняя запись. По-видимому, прежний владелец так и не вернулся, но, как говорилось в дневнике, заложил здесь двадцать мин. Та, на которую мне посчастливилось напороться, была последней. Что уж думать, вряд ли кто-то ещё сюда заходил. Я решил открыть сейф и выбрал нужную команду в терминале. Зажужжав, он открылся с тихим щелчком, и я магией распахнул дверцу пошире. Не знаю, что мне хотелось там найти, но это определённо интересно.
Пистолет. Чёрный, как смоль, блестящий пистолет, который всем своим видом буквально кричал: «Офигенно потрясающе!». Плавные очертания, хорошо годится как для рта, так и магии, весит немного, а на рукоятке вырезана туча с молниями. Богатая добыча, и не взять его с собой – сущее преступление. Он, конечно, не заменит мне магазинной винтовки, но, если та вдруг перестанет стрелять, вполне сгодится на запасной вариант.
Упаковав всё в сумки, я вновь вышел из магазина. Дождь уже прекратился, однако низкие мрачные тучи никуда и не думали убираться. Я бодро поскакал дальше по улице: крутил головой по сторонам, пытался расслышать сквозь завывания ветра голоса, всматривался в даль – но напрасно. Я совершенно один.
Дорога к загадочному Стойлу всё не кончалась, а строений вокруг становилось всё меньше и меньше. Многие дома больше походили на полуобвалившиеся столбы из камня, кирпичей и металла, словно бросали дерзкий вызов Пустоши. Чёрные подпалины, выбоины от пуль и осколков на стенах наталкивали на мысль, что это – стрельбище для рейдеров и им подобных. Похоже, именно поэтому тот пони бросил свой магазин и отправиться во Фридом Филд.
Медленно, но верно последние дома старого пригорода Лас-Пегасуса остались позади, и каменные джунгли сменила сухая равнина. Куда ни глянь, кирпично-красные, бетонно-серые или асфальтово-чёрные цвета уступили место оттенкам желтоватого и охряного. Но всё же то тут, то там попадались редкие лачужки, разбросанные по всей пустыне. Я ещё раз сверился с картой. Скоро нужно будет повернуть налево – и до Стойла копытом подать. И всё бы хорошо, если бы не разорвавший тишину выстрел.
Здравый смысл говорил, чтобы я поскорее отсюда валил. Логика подсказывала, что лучше ни с кем не связываться, ибо я просто не в том состоянии. Задница все ещё жутко болит, нормально не походишь, что уж говорить про галоп. Даже если я кого-нибудь и застрелю, то копытопашная банально не оставляет шансов. Мне сейчас только и записываться в лучшие бегуны Эквестрии. И, тем не менее, что-то заставило меня вскинуть винтовку и медленно направиться на звук.
Л.У.М пиликнул и отобразил четыре метки: три красные, одну зелёную. Три врага и один друг прямо по курсу. Но, кем бы они ни были, всё сборище притаилось за приземистым травянистым холмиком. На вершину я залез почти ползком, держа оружие наготове и стараясь лишний раз не нашуметь. И, увидев, что предстало перед моими глазами, снова чуть не бросился наутёк. Локатор не врёт, врагов трое. Три жеребца в броне из резины, металлолома, чёрной кожи, с железными шипами и, вроде бы, костями палили по второму этажу разрушенного здания, где прятался дружественный пони. На первом же валялись два тела, жеребец и кобыла. Обоих убили и кошмарно изуродовали: им оторвали ноги, а кишки вытащили наружу; багровые лужи крови жутковато поблёскивали на влажном песке. Один из рейдеров содрал у пони со шкурок кьютимарки и теперь издевательски щеголял новыми трофеями. Всё зло и насилие, что я видел во Фридом Филде, казались жеребячьим лепетом по сравнению с этим.
— Выходи! Мы тебя не тронем, обещаем! — недовольно протянул один из рейдеров.
— Честное слово! — поддакнул второй. — Мы только хотим поиграть!
— Охереть какое честное, Фриско! — гаркнул первый. — Это ты один будешь с ней играть. А потом она станет использованной и мы как следует не повеселимся.
— Завали хлебало, Боско! — Фриско сердито нахмурился. — Ты уже и так хорошенько оприходовал её мамашу. Она почти издохла, когда настала моя очередь. А ещё мне что-то не кажется, что твой маленький дружок снова сегодня поднимется.
Ко рту подкатила желчь. Ебучие выродки. Они изнасиловали и убили кобылу, а с жеребцом наверняка расправились у неё же на глазах. Остался кто-то ещё.
— Отстаньте! Пожалуйста, просто уйдите! — отчаянно прокричал третий голос.
Жеребёнок. Грёбаный ЖЕРЕБЁНОК! Как они могли? Селестия, за что? Это и есть Пустошь? Похоже, что-то где-то пошло до ужаса неправильно. Гнев затуманил мой разум, и с этим нужно было активно что-то делать, поэтому я вскинул винтовку и активировал З.П.С. Внезапно мир разительно переменился. Моё восприятие обострилось, достигло практически богоподобного уровня. Само время замедлилось – и вот он, шанс спокойно прицелиться в рейдеров и сделать парочку точных выстрелов. Я навел Свинцовую Лилию на пони по имени Боско.
— На-ка, выкуси, насильник херов! — пробормотал я и нажал на спусковой крючок.
БАМ!
Пуля ушла вбок и оставила на кирпичной стене здания выбоину. Естественно, теперь они знают о моём присутствии – тактическое преимущество потеряно. И, тем не менее, я вновь изготовился к стрельбе: улёгся на землю и зажал винтовку между головой и передней ногой.
БАМ!
От отдачи Свинцовая Лилия двинула мне в лицо – то на секунду онемело – но пуля все-таки достигла цели. Голова Боско лопнула, как арбуз – фонтан крови, серого вещества и осколков костей окатил всё вокруг. Одним меньше, следующий – Фриско. Глубоко вдохнув и стараясь держать оружие ровно, я прицелился тому в голову. И выстрелил.
БАМ!
Фриско повалился на землю. Пуля, скорее всего, попала в живот. Ему придётся вытерпеть пару часов невыносимых мучений, прежде чем окончательно помереть. Ещё один обезврежен, но, к сожалению, заряд З.П.С. выдохся. Крепко удерживать Свинцовую Лилию становилось всё сложнее, а свистящие над головой пули никак не давали сосредоточиться.
БАМ!
Близко, охрененно близко. Пуля чиркнула рейдера по лицу. Из рваной раны на морде хлынула кровь. Жуткий шрам чудом не убил пони – стрельба всё не смолкала. Однако, когда он менял позицию, я заметил седельную сумку, набитую чем-то вроде железных яблок с маленькими кольцами. В голове у меня что-то щёлкнуло: должно быть, это взрывчатка. Сумка была куда больше, чем голова, так что, если выстрелю в неё, всё равно ничего не потеряю. ПипБак прогудел – значит, З.П.С подзарядилось; я скользнул в нирвану прицельного заклинания и, задержав дыхание, нацелил оружие на седельную сумку.
БА-БАХ!
Меня будто озарила вспышка фейерверка, когда «яблоки» рванули все разом. Мясной фарш из рейдера разбросало по земле в ближайших десяти метрах. Со стороны это выглядело так, будто Боско и Фриско сначало окатило градом свинца, а после кровавым дождём. Я высунулся из-за укрытия и зашагал к зданию. Кобылка не произнесла ни слова с самого начала перестрелки.
— Эй, малышка! — позвал я. — Всё в порядке. Выходи, рейдеров больше нет, а я тебе вреда не причиню, честно.
— ...Ублюдок, — булькнул голос. Это была не кобылка – до меня вдруг внезапно дошло, что Фриско ещё жив! Я стремительно вскинул Лилию и выстрелил.
БАХ! БАМ!
Два выстрела, но лишь один – мой. Живот будто пронзило огненное копьё, пламя поглотило меня. Обмякший Фриско валялся на земле, а я же...
БУХ.
О Луна, как же ломит всё тело. Дышать больно, ноги отказываются шевелиться. Не знаю, на что я упал: может, на песок, а может на, камень; не чувствую копыт. Удивительно, но я пока жив. Жив, да ещё как! Нечто успокаивало, умиротворяло меня – такое чувство, словно я без сознания.
Открыв глаза, я уставился на мертвого Фриско, всё так же валяющегося рядом. Над трупом, готовясь к пиршеству, кружили мухи. С того мгновения, как рейдер подстрелил меня, ничего не изменилось, однако всё ощущалось совсем по-другому. Умиротворяюще. Без тревог. Озадаченный, я попробовал повертеть головой, чтобы осмотреться получше, но укол боли явственно посоветовал не шевелиться. Я невольно всхрапнул.
— О, ты очнулся! — откуда-то сзади отчётливо прозвучал голосок кобылки.
Внезапно передо мной возникла юная единорожка с широкой улыбкой на лице. Шёрстка у неё светло-розового цвета, а грива – огненно-красная с белыми прядями. У кобылки не было кьютимарки: она ещё такая маленькая, а уже может вылечить целого жеребца!
— Ты идёшь на поправку, и это хорошо! Я вытащила у тебя из бока пулю и заштопала раны: от выстрела и ещё ту противную на крупе. Когда путешествуешь по Пустоши, носи с собой больше лечебных зелий, — строго изрекла она. — Не знаю, как я ещё могу тебя отблагодарить. Меня звать Дезерт Роуз, приятно познакомиться!
— Привет, — я слабо усмехнулся. — А меня Фарсайт, тоже приятно познакомиться.
— Приветик, Фарсайт! Думаю, всё готово! — она помогла мне подняться. Я приложил все силы, чтобы устоять на копытах. Больно, но вполне терпимо.
— Спасибо тебе, — я улыбнулся. — Что здесь произошло? Это были твои родители?
— Нет, папа с мамой умерли уже давно, — на лице единорожки мелькнула тень грусти. — А это мистер и миссис Пьютер. Мы были как будто семьёй; они всегда говорили, как хорошо, что они мне дядя и тётя. Они часто ругались из-за денег. Дядя Пьютер слишком много проиграл в «Четырех Маленьких Бриллиантах», и поэтому мы ушли из Фридом Филда. Это было всего неделю назад...
Роуз отвернулась, пряча слёзы; воспоминания вновь волной нахлынули на неё.
— Эти пони разбудили нас посреди ночи. Они убили дядю Пьютера... а потом они... они...
Я приобнял кобылку. Так мы и стояли в мрачном безмолвии; Роуз пыталась побороть в себе то, что недавно произошло. Неужели Бакмэйр настолько бессердечен, что подсылает разбираться с должниками таких выродков, или это всё просто случайность?
— Роуз, послушай, — мой голос эхом зазвенел в тишине, когда я посмотрел на кобылку. Да, эгоистично, но, учитывая иные варианты, мне хотелось верить, что это сработает. — Знаю, всё это очень неожиданно, но нам больше нельзя здесь оставаться. Я наделал много шума. Не особо хочется знать, кто на него придёт. Они не твои настоящие дядя и тётя. Ещё есть время попрощаться.
— Нам? — Роуз взглянула на меня покрасневшими глазами, её губы дрожали. Единорожка словно обвиняла меня, будто я отрываю её от чего-то ей дорогого, хотя здесь есть лишь мёртвые пони и пустыня. — Ты берёшь меня с собой? Я не умею драться, как ты.
— Да, но ты неплохо меня подлечила – я бы так не смог. Да и потом, от компании я не откажусь.
Пока Роуз прощалась с усопшими, я решил пошариться в карманах Фриско. Горстка крышечек, пистолетные патроны и ингаляторы, завёрнутый в бумажный пакет – не впечатляюще. На бумаге большими корявыми буквами накорябано слово «ДЭШ». Я убрал свёрток в сумку, хоть он и не вызывал особого доверия. У Боско же был какой-то значок: две перекрещенные головы единорогов. Смахивает на солдатский жетон. НЭР? Не об этих ли «единорогах» говорила Голди?
— Ты грабишь их? — Роуз так и не сдвинулась с места. — Разве это хорошо?
Ошарашенный внезапным вопросом, я на мгновение замер. Дезерт Роуз думает о добре и зле? От этой мысли я не сдержался и улыбнулся. Раз она прожила всю жизнь на Пустоши и по-прежнему отличает хорошее от плохого, ещё не всё потеряно, однако чувству нравственности здесь не место – и чем быстрее оно выветрится, тем лучше.
— Они умерли, Роуз. Обирать мертвецов – это не плохо.
Кобылка пробубнила что-то неразборчивое. Она и так уже успела многое пережить, так что пока лучше её не тревожить. У нас ещё будет время поговорить.
Первые часы нашего путешествия прошли в молчании: Роуз ещё не оправилась от минувших ужасов окончательно, а я тщательно осматривал местность, как бы кого не встретить, и просто не мог отвлекаться. Мы брели по песчаной низине, а маленькие пыльные вихри танцевали на ветру меж бело-золотых дюн свой беззвучный вальс.Чудеса природы завораживали меня – как же пони могли пожелать уничтожить нечто столь волшебное? Некоторые вещи мне не суждено понять.
— Фарсайт... — Роуз тыкнула меня в бок.
— Эм... Чего? — призывно кивнул я.
— Можно тебя кое о чём спросить? — Роуз робко улыбнулась. Мы пока ещё пытаемся узнать друг друга получше. Чтобы наладить хоть какое-то доверие, нужно быть как можно дружелюбнее и приветливее.
— Конечно, давай.
— Какая у тебя кьютимарка?
— Открытый красный глаз, который пялится куда-то в пустоту. Сможешь взглянуть на него, когда остановимся на привал, — удивлённо хмыкнув, поведал я, хотя в целом питал к кьютимаркам отвращение.
— Красный глаз? Серьёзно? — Роуз ахнула от изумления.
Я простонал, мысленно проклиная себя за то, что дал жеребёнку перехватить инициативу. А ещё Роуз теперь как-то странно посматривала на мой круп.
— Ладно, сдаюсь. Что не так с моей кьютимаркой?
— Дядя Пьютер пришёл сюда из Эквестрии. Он рассказывал про одного плохого пони по имени Красный Глаз, ну, такого тирана, который уводил пони в рабство. У тебя... у тебя с ним ведь ничего общего нет, правда?
Я расхохотался, откровенно удивлённый её догадками. Красный Глаз уже попадался мне в книге «Дарительница Света». Повёрнутый на власти, самопровозглашённый мессия всея Пустоши, который хотел стать новым богом с помощью какого-то там мутагена. Разумеется, как и все плохие парни в приключенческих романах, сам он в конце умер, а его планы так и остались планами. Если честно, до этого я думал, что история в «Дарительнице Света» была выдумкой, но теперь всё больше и больше убеждался, что это правда.
— Роуз, я вообще первый раз слышу, что жеребец по имени Красный Глаз в самом деле существовал. Кем бы он там ни был, твой дядя пришёл в Нейваду очень и очень давно, и Красный Глаз, скорее всего, уже умер. Я ещё никогда не забирался от Нью-Пегасуса так далеко, как сейчас – вряд ли у нас может быть что-то общее. Просто забавное совпадение.
— Ну ладно... — кажется, Роуз поверила, раз так заметно успокоилась.
— А ты, Роуз? У тебя какая кьютимарка?
— У меня её нет... Я пока ещё не нашла свой особый талант, — она грустно потупила взгляд.
— И что же в этом такого? — спросил я. — Как мне кажется, у тебя есть бесконечно много возможностей стать той, кем ты сама хочешь. Когда-нибудь ты получишь кьютимарку, но понравится ли она тебе? Взгляни, она у меня есть, но я не знаю, каков мой особый талант.
Роуз понимающе улыбнулась, и мы продолжили идти дальше.
— Так что, говоришь, ты ищешь? — полюбопытствовала Роуз.
— Стойло... где-то здесь неподалёку.
— Агась. А что такое Стойло? — спросила она с почти жеребячьим любопытством.
— Ну, Стойло это... — Хе. Я впервые кому-то объясняю, что такое Стойло, и просто не знаю, что сказать, хотя прожил там всю жизнь. — Ты же знаешь, что когда-то Пустошь была совсем другой, да?
— Ага. Так говорят, но, как по мне, всё это сказки.
— Может, ты и права. Однако, насколько знаю я, до Войны существовали кое-какие пони, которые называли себя Стойл-Тек. Они построили много убежищ, где можно было бы укрыться от гипотетического падения мегазаклинаний.
— Что значит «гипотетического»?
— Возможного, предположительного, теоретического. Ну, как-то так. Если упадут мегазаклинания, некоторые избранные пони спрячутся в Стойлах и выживут. В одном таком родился и вырос я, но меня оттуда изгнали... Не хочу об этом говорить.
— Ну почему нет? — заканючила Роуз.
— Я... через многое прошёл, — сердце опять резанула тоска. Стоило мне только наконец стереть прошлое из памяти, как невинное любопытство Роуз тут же вернуло его обратно. — Меня изгнали потому, что я слишком много болтал. Потому, что хотел поступать правильно, а кое-кому это не нравилось. От меня, не долго думая, избавились при первой же возможности. Вот так я и поднялся в этот безумный мир, хотя мог бы мирно себе жить, знай я своё место.
— Ты жалеешь, что так поступил? — поинтересовалась Роуз. Удивительно меткий вопрос.
— Нет. Я поступил так, как подсказал мне рассудок. Так, как будет правильно.
— Тогда не упрекай себя, — на лице кобылки заиграла улыбка. — Я тебя не знаю, но, думаю, ты глубоко заблуждаешься, если считаешь себя виноватым. Я, может, ещё и жеребёнок, но уверена наверняка: делай так, как подскажет сердце. Нельзя винить себя за то, что прислушался к велению души.
Я взглянул на единорожку и грустно улыбнулся, но не из-за неё. Как грустно, что всё это время я лишь мечтал да размышлял о том, как бы моя жизнь сложилась там, под землёй. Роуз, так сказать, открыла мне глаза. Её слова развеяли воспоминания и зажгли новый светоч в моей жизни. Отныне Стойло Сто Восемьдесят Восемь – пустой звук для меня; просто ещё одно место, где довелось пожить.
— Спасибо, Роуз, — Я вновь обнял кобылку. — Спасибо тебе большое.
— Всегда пожалуйста! — слегка усмехнулась Роуз. — Ещё раз: так зачем тебе Стойло?
— Мне нужна одна вещица, которая есть только там и нигде больше.
— О, и что же такого в этих Стойлах водится?
— Водный талисман. Сразу поясняю: это магическое устройство, которое создаёт воду. Всё водоснабжение в Стойле только на нём и держится.
— Но разве он сам не нужен тем пони в Стойле? — Роуз нравилась мне всё больше и больше: она хоть и жеребёнок, однако задаёт правильные вопросы.
— А оно, похоже, заброшено. Нечто заставило всех уйти оттуда.
— Там что-то не так?
— Не знаю. Нет, правда, не знаю. Так что лучше возьми-ка вот это, — я вытащил чёрный пистолет и подлевитировал его к Роуз.
— Оружие? Я-я не могу...
— Возьми. Даже если не будешь стрелять, это всяко лучше, чем быть вообще без оружия. Мы ещё не знаем, на что можем наткнуться.
— Н-не знаю... — заикаясь, выдавила она. Бедная кобылка... Как же я понимаю, каково ей: недавно сам ведь через это прошёл.
— Хватит хныкать, Роуз. Возьми, пожалуйста. Надеюсь, его не придётся применять, но, пожалуйста-пожалуйста-пожалуйста, возьми. У меня не получится всегда быть рядом.
— Ладно... — Роуз, пожав плечами, взяла пистолет и патроны. Незнакомый предмет смущал её.
— Наведи пушку на врага и нажми на спусковой крючок; не забудь, держи крепко. Всё очень просто.
Роуз кивнула, издав нечто вроде «у-угу», но промолчала.
«БИП!» — внезапно выдал ПипБак: значит, мы нашли новое место... Стойло Сто Семьдесят Три. Я ещё раз сверился с картой, да и просто хотелось удостовериться, что мы дошли. Осталось отыскать вход в комплекс. Всё-таки у Стойл имеется гаденькая привычка находиться глубоко под землей и маскироваться под канализацию. Ну, на сей раз не так уж трудно: посреди пустыни торчала одинокая лачужка.
Внутри не оказалось ничего, кроме люка – на поверхности выгравировано число «173». Я откинул железную крышку и осторожно спустился вниз, освещая путь ПипБаком. Планировка точно такая же, как у Стойла Сто Восемьдесят Восемь: длинный коллектор, упирающийся в громадную дверь-шестерню с жёлтыми цифрами «173».
— Это и есть Стойло? — в изумлении спросила Роуз.
— Дверь. Само Стойло будет дальше, — ответил я.
— И как же мы войдём?
— Тут где-то должен быть терминал. Попробую взломать его и открыть проход.
Обнаружив компьютер, я подключил к нему ПипБак. С этим придётся повозиться, потому как сборка уникальная; взломать получится только вкопытную. К счастью, я кое-что смыслил в протоколах безопасности Стойл, так что всё не так сложно, как кажется на первый взгляд. Дверь натужно заскрежетала – под вой сирены предупреждающе замигали оранжевые лампочки. Громкий лязг – и дверь Стойла Сто Семьдесят Три, отодвинувшись, откатилась в сторону. Перед нами предстала первая комната.
Тишина. Мертвенная, гробовая тишина. Все выглядело идеально, до странности идеально. Размеренно гудели генераторы, но что-то тут не так. Я всё ждал, когда из-за угла внезапно выскочит парочка охранников и спросит, какого сена мы здесь делаем. Проклятье, да град пуль – и тот был бы лучше! Но напрасно, ничего не происходило.
Дверь не открывалась уже как две сотни лет – ну, по крайней мере, так написано в терминале. Ну, а тот мерзкий скрежет и целое море грязи говорили сами за себя. Внутри же Стойла всё покрывал толстый слой вековой пыли: копыто пони не ступало здесь давным-давно.
— Тут всегда так тихо? — подала голос Роуз. — Мне здесь не нравится. Аж мурашки по спине бегают.
— Да, что-то тут не то, — я мрачно нахмурился. — Караванщик сказал, Стойло заброшено, но больше смахивает на то, что сюда вообще никто не заходил. И отсюда не выходил. Оно просто не может быть «заброшено». У меня такое чувство, будто мы одни.
Я миновал пост охраны и наконец очутился в основном комплексе, Роуз не отставала ни на шаг. Спустившись вниз по лестнице, мы попали в атриум – цоканье копыт зловеще раздавалось в вязком безмолвии Стойла. Все лампочки работали исправно, и я задрал голову вверх, к кабинету Смотрительницы, но меня опять ждало разочарование. Ничего, это место абсолютно пустынно.
— Ты что-нибудь слышал? — вновь спросила Роуз.
— Что? — если что-то и было, то тихое жужжание вентиляции с успехом это заглушило.
— Не знаю. Что-то еле слышимое, оно то ближе, то дальше.
— Можешь определить, откуда именно?
— Сейчас попробую... — кобылка принялась наворачивать круги, словно пыталась напасть на след, вдруг застыла как вкопанная и указала в сторону неприметной комнатки. — Проверь там.
Комнатушка напоминала подсобку, притаившуюся в самом углу атриума. Я ткнул в кнопку – дверь отворилась – и чуть не шлепнулся на круп. Какие ужасы здесь творились?
— Ну, и что там? — Роуз подобралась сбоку.
— Роуз, нет! — я попытался её остановить.
— Что-А-А-А-А-А-А-А-А!!! — завопила единорожка и в слезах пулей выскочила обратно.
— Роуз, стой! Вернись! — я рванул вслед за ней и сгрёб в охапку прежде, чем та успела далеко ускакать. Кобылка плакала, её била крупная дрожь. Я утешал Роуз, как мог, но сам так перепугался, что вряд ли помогал бедной малышке.
Такие картины не снились мне и в самых безумнейших, мрачнейших кошмарах. С задней стены комнатки, обычной серой бетонной стены, на меня пялилось лицо изуверской кобылы. Её грива, совершенно плоская, ниспадала на лицо, закрывая один глаз. Второй же глаз, сузившись до крохотной точки, будто заглядывал в саму душу; морда искривилась в кровожадном оскале – премерзкое зрелище. Однако хуже: кобылу нарисовали кровью! На полу лежало истлевшее тело молодой пони. Да она же чуть постарше жеребёнка... и это её копыт дело?
— Лицо... — ревела Роуз. — Я уже видела это лицо РАНЬШЕ!
— Где? Когда? — от такого откровения меня мороз по спине пробрал.
— Не знаю... Когда мы вошли в Стойло. Я услышала шум и посмотрела в коридор... и увидела её, честное слово. Я-я-я... — кобылка снова разрыдалась.
— Роуз, послушай. Этому должно быть объяснить. Неважно, насколько оно гадкое, но объяснение есть всегда. Если эта кобыла настоящая, мы её отыщем и заставим поплатиться.
— Х-хорошо... — всхлипнула она.
— И больше не отходи от меня ни на шаг, Роуз. Кто знает, с чем мы ещё столкнёмся.
Cглотнув, Роуз кивнула. Она пройдёт через сущую преисподнюю, однако мы должны завершить начатое. Смешанное чувство любопытства и страха вновь овладело мною: хотелось одновременно и узнать, что же здесь приключилось, и как можно скорее уносить ноги. Я словно чувствовал долг перед жителями Стойла. Как минимум, положить всему этому конец, хоть я тут никогда и не жил.
Мы вернулись в комнату с кошмарным рисунком. Выглядит всё ещё жутковато, но все-таки уже не так ужасно, как впервые. Это всего лишь кобылье лицо, в конце концов, пусть и такое уродливое... Нет, не уродливое, а по-своему чарующее. Гнусная, извращённая красота. Кобыла скорее отталкивала, нежели вызывала отвращение. А вот что правда пугало – так это осознание того, что здесь точно что-то произошло .
На столе в подсобке тихо гудел терминал. С первого раза я его даже не заметил, но теперь экран маняще светился бледно-зелёным светом. Что ж, когда копаешься в компьютерах, невольно освобождаешься от треволнений Пустоши. Я уже было приготовил ПипБак, чтобы взломать защиту, но терминал оказался без пароля, поэтому я вошёл в систему и начал читать.
Лаванда. Слово «Лаванда» было повсюду, в каждом сохранённом файле. Кроме него, по сути, в компьютере больше ничего и не было... Везде «Лаванда». Кто или что эта Лаванда? Лишь в последней записи месячной давности обнаружилось кое-что новенькое.
«Наконец-то... Лаванда здесь, со мной. Теперь можно отдохнуть».
Значит, Лаванда и есть та леденящая кровь кобыла на стене? Ничего логичнее в голову не шло. Я обернулся: Роуз пристально разглядывала рисунок, как будто перестала бояться – глаза Лаванды завораживали кобылку.
— Лаванда... — пробормотала единорожка.
— Что ты сейчас сказала? — выпалил я. Какого хрена?
— Эм... что? — Роуз словно витала в облаках.
— Это ты сейчас сказала «Лаванда»?
— Я ничего не говорила... ну, точно не помню.
Роуз посмотрела мне в глаза: нет, она не врёт. Она не помнит. А это тревожило куда сильнее, чем просто слово «Лаванда». Я отчётливо слышал, как она его проговорила. Может, кобылка услышала, как я бормочу имя про себя, и просто неосознанно повторила или, может, до этого где-то прочитала его, но не совсем осознавала, зачем... Нечто иное говорило через её уста. Нечто, влияющее на маленьких пони, ибо сам я ничего необычного не ощущал.
Мы оставили атриум и медицинское крыло Стойла далеко позади. Я всё боялся, что рано или поздно мы наткнёмся на настоящую бойню – мы уже побывали свидетелями гадостному зрелищу в подсобке. Но, будто нарочно, комнаты сияли чистотой. Слишком сияли. Ни костей на носилках, ни запачканных инструментов на подносах. Кто-нибудь, наверное, даже подумал бы, что здесь ничего и не происходило. Но внезапно, когда мы стояли перед очередной дверью, Роуз засекла что-то очень подозрительное
— Странновато здесь пахнет... чем-то приторно-сладким. Не нравится мне этот запах, — Роуз помахала перед носом, пытаясь отогнать причудливое амбре.
Мне от него тоже как-то не по себе. Тошнотворный, безумно тошнотворный смрад, от которого выворачивало желудок. Это вонь крови и смерти, как тот, в Форте. Вонь гуля, вонь разлагающегося трупа. Однако Л.У.М. никого не замечал. Роуз, похоже, направлялась в морг.
— Роуз, постой, — я строго на неё посмотрел. — Дай-ка я первый.
Что-то мне подсказывало, от чего так воняет. Я заранее мысленно подготовился к виду горы догнивающих трупов, но реальность превзошла любые ожидания. Кто-то, попутно измазав всё кровью, сплёл из кишок мертвецов одно-единственное слово на весь морг: «ЛАВАНДА». Я захлопнул дверь прежде, чем Роуз что-нибудь разглядела, и со всей силы треснул по кнопке копытом.
— Что там? — спросила Роуз.
— Тебе не надо знать.
— Но я же...
— НЕТ.
Роуз кивнула и вытаращилась на меня. На меня никогда так не смотрели. Казалось, её взгляд проникает прямо в душу. Она не шевелилась, лишь продолжала глазеть на меня с таким выражением лица... По спине пробежал холодок.
— Роуз?..
— Э-э... чего? — Роуз снова будто выпала из некоего транса.
— Неважно, — это снова она. Что-то странное творилось у неё в голове, что я даже начинал бояться за свою жизнь. Меня что, как и всех остальных пони в Стойле, изуверски убьют и принесут в жертву этой Лаванде?
Неподалёку от входа в медицинское крыло горел терминал. Я разблокировал его (ага, опять без пароля) и пробежался по записям. В основном, рутинные доклады о простуде и лёгких травмах навроде растяжения ноги. Как бы там ни было, под конец записи становились всё интереснее.
Запись 1616: Циннамон Твилл начала вести себя странно ещё вчера в классе. Она заявила, что кто-то зовёт её по имени, но никто, кроме неё самой, ничего подобного не слышал. Не то чтобы я сомневалась в честности кобылки, однако все тесты дают отрицательный результат. Она по-прежнему утверждает, что кто-то её зовёт. По имени. Вот так вот.
Запись 1688: Циннамон продолжает рассказывать про эту Лавандовую Пони. Никто не знает, кто это, но она, по-видимому, кобыла. Твилл сходит по ней с ума, и, что ещё хуже, другие жеребята тоже начали упоминать Лаванду. Они говорят, что видят её в тёмных коридорах, слышат в трубах... Мне иногда кажется, что эта Лаванда – просто страшилка, которую они себе специально сочинили. Но всё-таки есть в этом что-то... странное. Я начинаю побаиваться жеребят.
Запись 1777: Вчера мы нашли Циннамон мёртвой. Она вскрыла себе вены на передних ногах и с помощью крови исписала словом «Лаванда» всю свою комнату, пока не погибла от кровопотери. Кошмарное зрелище. Я всю ночь не могла уснуть: стоило лишь прилечь, как эта картина тут же вставала перед глазами. Что пугает ещё больше, жеребята никак не отреагировали на смерть Циннамон. Они словно предвидели такой поворот событий. И теперь всё Стойло толкует про Лаванду. Если мы хотели дать страшилке расползтись, что ж, нам это удалось.
Запись 1833: Прошлой ночью Рейнклауд с ножом напала на своих родителей. Отец в порядке, отделался парой мелких порезов. Мать же, наоборот, получила удар в лёгкое. Мы упорно боремся за её жизнь, но я бы не была слишком уж оптимистична. Смотрительница решила запереть Рейнклауд в небольшой подсобке рядом с атриумом. С самого утра слышу, как она там безумно бормочет про Лаванду. Я хочу поговорить с кобылкой, но Смотрительница не разрешает. Говорит, опасно.
Запись 1861: Рейнклауд умолкла ещё вчера. Я ведь сразу догадалась, что что-то не так, но Смотрительница настояла на том, чтобы подождать. Когда она наконец-то разрешила пойти проверить её, мы нашли кобылку мёртвой в луже собственной крови. Она перерезала себе горло самодельной заточкой. Но самое ужасное – тот рисунок на стене. Она нарисовала кобылье лицо, но не краской, а своей же кровью. Какая жуть, эта кобыла со стены будто смотрит мне прямо в душу... Та самая кошмарная Лаванда?
Запись 1914: За последние дни нападения лишь участились. С тех пор, как умерла Рейнклауд, у всех жеребят окончательно помутился рассудок. Они твердят, что должны умилостивить кобылу кровью, принести жертву Всемогущей Лаванде... Что за безумие? Кто стоит за всем этим? Мне страшно ходить по коридорам в одиночку.
Запись 1966: Наверное, это будет моя последняя запись. Жеребята бесповоротно съехали с катушек: они убивают и расправляются со всеми, кого встретят на пути, и выкрикивают «Лаванда!», будто сектанты какого-то злобного бога. Я с парой других пони заперлась в медицинском крыле. У нас есть припасы и какое-никакое оружие, так что некоторое время мы продержимся. Но не вечно же. Когда-нибудь снова придётся открыть дверь и выбраться на поиски новых припасов... Что это? Они уже здесь... Я слышу, как они выламывают дверь, как возятся с выключателем. Надеюсь, им не удастся выбить замок, ибо бежать нам некуда. Молю, Селестия, смилуйся над нами...
Слишком кошмарно, слишком безумно. Мороз пробирал меня от одной мысли о том, что здесь случилось. Мы коснулись лишь самого верха того жутчайшего ужаса, через который прошло Стойло. Мы... или, скорее, только я. Роуз продолжала вести себя странно, будто провалилась в некое междумирье. Пока она ещё та Роуз, настоящая, твердая и решительная, скромная, но поразительно искренняя; та Роуз, которая мне нравится. Но вскоре без всяких предупреждений подкрадётся другая Роуз. Она резко замрёт, напевая нечто неразборчивое... Что-то неправильное творится у неё в голове. Но больше всего пугало то, что вторая Роуз постепенно овладевала первой Роуз.
Покинув медицинское крыло, мы направились к жилым комнатам. И чем дальше по безмолвным коридорам Стойла, тем чаще встречались пятна крови; сам воздух словно стал спёртым. Наверное, это плод моего страха, просто воображение шалит, но, клянусь, дышать стало труднее. Роуз же, кажется, ничего особо не замечала.
Жилые комнаты любому показались бы сюрреалистичными грёзами маньяка. Стены покраснели от запёкшейся крови, рисунки из кишок и странных жидкостей усыпали серый бетон – истинное безумие красного, коричневого и чёрного – а через каждые пару шагов попадалась очередная «Лаванда». Какую-то комнату цинично украсили костями пони: их скелеты складывались в неестественные геометрические узоры. И лица, повсюду лица. Этот глаз, от которого хочется спрятаться подальше, эта маниакальная улыбка... Кто такая Лаванда?
Комната за комнатой я просматривал абсолютно всё, что могло прояснить ситуацию. Похоже, кровавая вакханалия забрала с собой всех до единого, и мы – единственные живые в этом громадном могильнике. Лишь в одной из последних комнат мне повезло: на полу валялся голодиск. Заблокировав дверь, я немедля погрузился в слушание. Не особо хотелось, чтобы Роуз что-то услышала.
«Не знаю, что творится со всеми жеребчиками и кобылками. Сначала Циннамон Твилл, потом Рейнклауд, а теперь остальные ведут себя странно. Постоянно говорят про Лавандовую Пони; говорят, она приближается; говорят, она взывает к ним, но так, что мы её не слышим. Только они могут.
Я изучал психологию и потому знаю, о чём говорю. Это не поддаётся логическому объяснению. Кто-то стоит за всем этим. Ещё жеребятами мы с друзьями потехи ради тоже сочиняли сташилки. Но то, что происходит сейчас, ненормально. Они будто заразились каким-то вирусом, который вызывает у них слуховые и зрительные галлюцинации. И под конец заставляет убить самих себя. Или, боюсь, даже других.
Завтра утром побеседую со Смотрительницей. Если кто-будь и в курсе, что тут творится, так это она. Чувствую, ей многое придётся прояснить».
Запись оборвалась глухим щелчком. И правда, Смотрительница должна что-нибудь об этом знать. Она – последняя надежда. Либо это так, либо мы столкнулись с врагом, который нам не по зубам. Отперев дверь, я обнаружил, что Роуз застыла, как статуя, и вперилась мне прямо в глаза. Жутко. Так жутко, что я невольно отпрянул назад.
— Р-роуз? — запинаясь, позвал я.
— А... ну что опять, Фарсайт? — первая Роуз – не та, от которой у меня мурашки по спине бежали – вернулась назад.
— Что ты делаешь, Роуз?
— Я? Ничего... Эй, погоди-ка минутку, а что я тут делаю? Я ведь ждала снаружи!
Меня пробил холодный пот. У неё были провалы в памяти, как и у жеребят из Стойла. Как бы там ни было, Роуз подхватила «вирус» – он постепенно подавлял её волю. Нужно срочно выяснить, какого хрена здесь происходит, да побыстрее, иначе я сильно пожалею, что вообще забрёл в это Стойло.
Впереди показался кабинет Смотрительницы. Ответы, наконец-то! Ну, надеюсь, по крайней мере. Оставив жилые комнаты позади, Роуз приумолкла, хотя то и дело напевала жутковатый мотив. Злая ипостась кобылки снова вернулась – дела шли всё хуже и хуже. Я притормозил и обернулся, дабы удостовериться, что единорожка рядом. Она глазела в пустой коридор. И молчала. Она медленно повернула голову и посмотрела на меня... взглядом, от которого кровь стынет в жилах; взглядом, как у тех тех мерзких рисунков по всему Стойлу!
— А вот и Лава-а-анда... — пропела она, одарив меня самым жутким оскалом, какой только доводилось видеть.
— Роуз? Роуз!!! Выгони её из себя! — меня охватило отчаяние, но уже ничего не поделаешь. Злая Роуз взяла над ней верх.
Она, конечно, мне ничем не навредит... хотя нет, постойте-ка. Меня как громом поразило. Я. Дал. Роуз. ПУШКУ. У Роуз есть оружие! Она-то про это не забыла: из её сумки, охваченный бледно-розовым свечением, показался маленький черный пистолет. Я мигов развернулся и рванул прочь. При других обстоятельствах, может, и стоило бы дать отпор, но я не мог убить маленькую кобылку, просто не мог. Я очертя голову нёсся к кабинету Смотрительницы. Если запрусь, пока она не успела...
БАХ!
Она успела. Пуля попала мне в переднюю ногу, прямо в колено. Взрыв боли миллионом осколков, миллионом волн жгучей боли прокатился по телу. Я грохнулся на пол, приложившись животом и головой о стальное покрытие, но сдаваться нельзя, иначе – смерть. Всплеск адреналина помог мне доползти до кабинета и запереться внутри. Что ж, немного времени ещё есть.
Я доковылял до стола Смотрительницы – за ним покоилось иссохшее тело кобылы. Рядом с трупом валялся компактный пистолет: она, похоже, застрелилась. Звучит как-то нечестно. Раз Смотрительница ничего о темных секретах Стойла мне не поведает, придётся выкручиваться самому и залезть в терминал
— Я иду за тобо-о-о-ой... — раздался из-за двери голосок Роуз, и, что хуже всего, её саму было видно на мониторе. Она заметила камеру и, зловеще ухмыляясь, уставилась прямо на меня.
Нужно поторапливаться. Рано или поздно Роуз выяснит, как выломать замок на двери, а это означало мою скорую кончину: я, загнанный в угол, просто не смогу сражаться с маленькой кобылкой. Я подключил ПипБак к терминалу и принялся бешено щёлкать переключателями своего накопытного прибора. Схватка в моём рассудке достигла зенита: между мучительной болью в колене и напором адреналина кипела яростная битва.
Терминал оказался тем ещё крепким орешком, но я всё-таки взломал его. Внезапно посередине экрана выскочило окно с вопросом, открыть запись или нет. Я так и поступил: динамики разорвал громоподобный голос кобылы.
«Здравствуйте. Меня зовут Скуталу, я вице-президент Стойл-Тек. Наверное, Вы помните, как я шикарно выступала на Галоп-Коне... ох, ненавижу. Ненавижу весь этот официоз записывать. Сколько мы уже там Стойл понастроили?
Эх, ну да ладно, неважно. Значит так, если Вы меня слышите, то знайте: были активированы протоколы безопасности уровня Омега, а Вы назначены Смотрительницей вашего Стойла. Говоря вкратце, дела пошли хреново, и Вы ответственны за благополучие укрывшихся здесь пони.
Впрочем, мы здесь, в Стойл-Тек, верим, что катастрофа – это возможность. Шанс понять, что мы сделали не так; шанс стать лучше. Мы ДОЛЖНЫ стать лучше. Так что мы просим Вас поучаствовать в эксперименте над пони, живущими в вашем Стойле. Гарантирую, он никому не повредит. Но, если же Вам это не нравится, то пожалуйста, можете не участвовать.
В порядке ознакомления с деталями эксперимента я оставляю Вас наедине с главным куратором программы».
Внезапно заговорила другая, более звонкоголосая кобыла:
«Приветствую, я – Минт Флейк, главный разработчик и куратор программы «Лавандовые Поля» в Стойл-Тек. Ваше Стойло проектировалось для проведения исследовательских экспериментов. «Лавандовые Поля» – это изучение контроля над подсознанием молодых пони. Мы собираемся полностью устранить агрессивное поведение у жеребят, показатели которой резко подскочили из-за упадка эквестрийского общества. Мы надеемся, что новые поколения освободятся от насилия, новая весна любви и толерантности расцветёт на земле, и именно Вы станете предвозвестником перерождения!
Давайте объясню принципы того, как работает проект. Наши изыскания в неврологии пролили свет на некоторые неожиданные аспекты разума. Эксперимент «Лавандовые Поля» нацелен на пони определенного возраста, а именно кобылок и жеребчиков, которые скоро получат кьютимарку. Статистические исследования показывают, что агрессивное поведение у пони не проявляется до такого возраста, и поэтому наши штатные психиатры считают это время лучшим, чтобы разобраться с проблемой раз и навсегда.
Долгие годы проводились многие исследования, мы попытались искоренить агрессию в умах юных пони методами когнитивной психологии, а то есть беседовали с ними и пытались объяснить, почему насилие – это плохо. Тем не менее, коэффициент успеха оставлял желать лучшего: лишь около двадцати процентов испытуемых осознанно могли воздержаться от насилия. Таким образом, для достижения лучших результатов мы решили подойти со стороны подсознания.
Наши исследования в области развития мозга показали, что сознание юных пони особенно восприимчиво к определённым звуковым волнам, а именно верхним и нижним частотам слухового диапазона. Стимуляция потоком информации, зашифрованной в этих частотах, как мы надеемся, изменит поведение жеребят без риска повредить их личностям. Звук не возымеет действия на всех остальных пони в Стойле.
Если Вы желаете активировать эксперимент «Лавандовые Поля» или остановить его, то можете обратиться к терминалу безопасности. Спасибо за сотрудничество, Смотрительница. И помните, судьба новой Эквестрии в ваших копытах».
На сей ноте запись кончилась. Контроль разума! Это всё объясняет. Волны действовали только на жеребчиков и кобылок, а поведение изменялось медленно, постепенно. Им не промывали мозги, просто подкорректировали личности. Однако в записи говорится об «устранении агрессивного поведения». Что же тогда пошло не так?
Вернувшись к терминалу, я быстро пробежался по списку опций и в итоге нашёл нужную. Завершить эксперимент «Лавандовые Поля». Я нажал на клавишу и перевёл взгляд на монитор камеры: Роуз вновь переменилась. Она больше не ломилась в дверь, а просто в недоумении озиралась по сторонам.
— Фарсайт?.. — дрожащим голосом спросила кобылка. Она была потрясена до глубины души.
— Подожди минутку, Роуз, — выкрикнул я так, чтобы она услышала, подполз к двери и отпер замок. Единорожка вбежала в комнату и перво-наперво заприметила у меня в колене рану от пули.
— Это я, да? — вскрикнула она, из глаз брызнули слёзы. — Прости, прости!!! Давай помогу, пожалуйста...
— Это не ты, Роуз. Я же знаю, не ты.
Слабо улыбнувшись, Роуз вытащила из моей седельной сумки бинты, а из своей – пару таблеток обезболивающего, после чего заставила меня их проглотить. Боль нехотя отступила, и я облегчённо выдохнул. Теперь, когда тьма изгнана восвояси, можно возвращаться к нашему делу, а то есть к поиску водного талисмана. Но сперва нужно кое-что проверить: я вернулся к терминалу. Вот она, последняя, предсмертная записка Смотрительницы.
«Любому, кто это читает:
Простите. Похоже, я одна повинна во всём зле, что обрушилось на Стойло. Ни одна из моих предшественниц не хотела проводить эксперимент; они утверждали, что это – пагубно и деспотично, что успешный исход не гарантируется ничем, кроме старого довоенного диска.
Но, несмотря ни на что, я решилась на этот шаг. Не спрашивайте, почему, мне казалось, что так нужно. Возможно, я поверила той патриотической болтовне, призывавшей нас быть лучше, или прониклась джазом. Оно должно было превратить всю нашу молодёжь в счастливых и мирных пони, но взамен мы взрастили чудовище, имя которому – Лаванда.
Спустя пару дней после первого убийства я подумала, что с проигрываемыми записями что-то не так. Может, их время и радиация подпортили, или сбой какой произошёл, или ещё что в этом духе. Поэтому я попросила Тинфойл Бима, нашего ПипБак-техника, взглянуть на файлы. Он сказал, что они в порядке!
Тогда я ещё могла всё остановить. Но не стала. Надеялась, что случаи Циннамон Твилл и Рейнклауд – исключения, и что остальные отреагируют на программу положительно. Я ошибалась, и теперь Стойло утопает в океане крови. Закрылась в кабинете, но вижу их на камерах. Они идут за мной. Но живьем они меня не возьмут.
Простите и прощайте».
Я рыдал, рыдал в гневе. Бил по клавиатуре копытом, проклинал всеми ругательствами тех, кто выдумал этот чудовищный эксперимент. Как, как они могли? Мы должны быть лучше? Серьезно? Смерть всех до единого – вот что должно было случится!
— Фарсайт, — прошептала Роуз. — Это не твоя вина. Все виновные уже давным-давно умерли. Больше мы ничего не сможем сделать. Прости.
Я взглянул на Роуз и почувствовал, как мое лицо невольно растягивается в улыбке. Никаких слов не хватит, чтобы сказать, насколько она была близка мне, особенно сейчас. Ведёт себя совсем по-взрослому, по-настоящему заботится обо мне, ни разу не изменила своим принципам. Она – та, кем мне не удалось стать ни в Стойле, ни снаружи. У Роуз золотое сердце, и горе мне, если я её упущу.
Оставшаяся часть путешествия по Стойлу показалась лёгкой прогулкой по сравнению с тем, что нам довелось пережить. Покинув кабинет, мы пересекли атриум и направились прямиком в крыло техобслуживания, которое было прямо напротив медицинского. В отличие от жилых комнат, да и вообще всего Стойла, оно не утопало в море крови и кишок. Здесь, по-видимому, всех пони убили ночью, когда они спали. И чем дольше мы тут оставались, тем чувствовали себя всё менее и менее уютнее.
Вытащить талисман из кожуха не составило труда. Чуть-чуть вскрыть контрольный терминал, один-два щелчка – и в Стойле больше нет воды. Ещё щелчок – и открылись крепежи, держащие терминал на месте. Мы с Роуз аккуратно извлекли блестящий голубой самоцвет и переложили ко мне в седельную сумку. А после как можно скорее ушли из проклятого Стойла – больше сюда ни ногой. Словами не описать то облегчение, когда громадная стальная дверь вновь закрылась, запечатав все ужасы внутри. Навсегда.
Заря уже занималась в небе, когда мы наконец выбрались из лачужки, скрывавшей вход в Стойло Сто Семьдесят Три. И ещё никогда я так не радовался зрелищу суровых засушливых просторов Пустоши. В лучах утреннего солнца они очаровывали ещё сильнее. Мы взяли курс на Фридом Филд. Теперь, когда у меня есть водный талисман, Метроном придётся организовать нам с Ди Клефф встречу, где про мой план узнает уже и вправду влиятельная пони. Конечно, велик шанс, что его просто отметут как негодный, но попытаться хотя бы стоит.
Я вышел из Стойла живым, и плевать, что сильно помятый и изнемогал от боли. Эффект от обезболивающих Роуз подходил к концу, и с каждым шагом раненое колено отдавало мучительной болью. От взгляда кобылки это не ускользнуло, и она с готовностью помогла мне удержаться на ногах. Стойло словно что-то изменило в ней. Её глаза стали выглядеть мрачнее, будто кто-то украл частичку её невинности.
— Роуз... — тихо пробормотал я. — Ты помнишь что-нибудь из того... когда стреляла в меня?
— Ну... наверное, ничего не помню, — Роуз потупила взгляд. Мне кажется, или ей правда стыдно за то, что она стреляла в меня? — Хотя на самом деле кое-какие образы всё же всплывают в памяти. Я помню, что видела, как ты убегаешь, но всё очень расплывчато, в красных тонах, как если смотреть через странные солнцезащитные очки. Потом помню, что выстрелила в тебя.
— О чём ты думала?
— Помню, что слышала в голове её голос. Она говорила, как хорошо со мною дружить и как ты должен умереть, чтобы она ко мне пришла, — Роуз всхлипнула и стыдливо отвернулась. — Прости, что не смогла остановиться.
Она снова шмыгнула носом.
— Эй, эй. Я знаю, что ты не могла, поэтому ни в чём тебя не виню. Не волнуйся, хорошо?
— Спасибо... — она посмотрела на меня со слезами на глазах и широко улыбнулась. Я улыбнулся ей в ответ – всю грудь охватило приятное тепло. Хотелось, чтобы кобылка и впредь была счастлива: от этого мне самому становилось хорошо.
Мы шли в тишине около часа или двух. Я то и дело сверялся с Л.У.М.ом, держа винтовку наготове, а Роуз рысила сзади, прикрывая тылы. Конечно, если начнётся драка, Роуз сама себя не защитит, но с помощью ПипБака, по крайней мере, можно предвидеть любое нападение. Мы добрались до руин и полуразрушенных зданий: до цивилизации копытом подать.
— А зачем мы ходили в Стойло? — внезапно спросила Роуз.
— Я же говорил. Нужно было найти водный талисман.
— Нет-нет, я не про это. Зачем он тебе? Не просто же так. В смысле, если бы ты искал еду или лекарства, я бы поняла. Но водяной талисман-то сразу использовать не получится.
От удивления я даже остановился. Роуз – очень смышлёная кобылка, всегда задаёт правильные вопросы.
— Когда я вернусь, то хочу кое-что получить. Все, в конце концов, чего-то хотят. И чтобы получить то, что хочу, мне нужен водный талисман.
— И чего же ты себе хочешь?
— Я? Я хочу лучшей жизни... подальше от Пустоши. А в целом хочу справедливости за то, что со мной сотворили.
— Справедливость, которую восстанавливаешь только ради себя – не справедливость. Это месть.
— Ну, тогда я хочу мести, — я заглянул единорожке в глаза. В её взгляде читалось осуждение: вероятно, она разочаровалась в пони, которому верила, а он лишь хотел причинять больше боли.
— Ладненько, — растянулась она в улыбке, застав меня врасплох. Это было неожиданно. — У тебя, наверное, есть на то причины. Я думаю, ты хороший пони, и если хочешь мести, то это твоё дело.
— Спасибо, что веришь в меня, — я улыбнулся ей в ответ. — А что насчёт тебя? Чего ты хочешь от жизни?
— У меня нет грандиозных планов. Я просто хочу делать то, что правильно.
То, что правильно. Цель столь же благородная, сколь и трудная. Правильные поступки стоили мне старой жизни в Стойле. Быть может, стоило предупредить её о многих опасностях, о бесконечной боли поражения, об опустошении, когда все презирают тебя, о страхе возмездия. Но так или иначе я не стал. Мне хотелось, чтобы Роуз сражалась за то, во что верит; казалось, она буквально живет этим. Кобылка заслуживала одного-единственного выстрела в жизни, и кто я такой, чтобы лишать её этого?
Мы прибыли во Фридом Филд на рассвете. Метроном, кажется, сильно удивилась, когда я показался в дверях Музыкальной Школы. А после удивилась ещё сильнее, когда увидела в моей седельной сумке водный талисман. Последней каплей стала малышка Дезерт Роуз. Первые два – вполне себе справедливые предупреждения, хотя, подозреваю, я ей так и не понравился. Ну, я же для неё был глупым дурачком на побегушках. Пусть земнопони и не ведала, что случилось в Стойле Сто Семьдесят Три, желание избавиться от меня никуда не пропало.
Но меня-то так легко не взять. Я же вернулся с её водным талисманом, так что, хочешь не хочешь, придётся ей договариваться о встрече с Ди Клефф. Роуз, похоже, сразу учуяла холодность между нами двумя и не преминула подобраться поближе.
— У тебя получилось, да неужели, — со скукой в голосе простонала Метроном.
— Не сразу, конечно, но всё же вот он я, — ликующе улыбнулся я. — А теперь поговорим о встрече.
— Не так быстро, Фарсайт. Я тебе сообщу, когда можно будет встретиться. Скоро, даю слово. Для начала мне нужно обсудить всё с мисс Клефф.
— Хорошо, — кивнул я. Мне уже не терпелось, но лучше оставить всё, как есть... пока что.
— Вот и отлично. А теперь идите отдыхайте, у вас, кажется, выдался плохой денёк. Тендер Клауд тебя подлечит.
— Спасибо, Метроном.
— ЛаРош! — выкрикнула она, и в дверях напротив показалась та чёрная туша из Тесла Бара. Какого сена? — Не проводишь ли наших гостей к их комнатам?
— Oui, Mademoiselle Метроном, — голос ЛаРоша оказался точно таким, каким я его и представлял: глубоким и басистым. Впрочем, этот забавный акцент и странные словечки сводили всю его внушительность на нет. Он, наверное, потому всегда и молчит. Метроном удалилась из комнаты, всем видом показывая, что беседа окончена.
— За мной, s’il vous plait, — ЛаРош вежливым жестом указал на выход. Для такой необъятной громадины он чересчур учтив и сдержан. Умеет же жизнь удивлять. Из этого, возможно, получится извлечь выгоду.
— ЛаРош, а ты разве не работаешь на Тесла Бар?
— C’est vrai. Но Madame Клефф и Mademoiselle Ампера ещё вчера подписали соглашение. Теперь, дабы сохранить мир во Фридом Филде, мы работаем сообща.
— Чего-чего?
— Madame Клефф обратилась к нам с предложением, от которого невозможно отказаться: монополия на торговлю оружием и алкоголем, а также мирный договор в долгосрочной перспективе. Мои банда просто не могла сказать «нет» такому роскошному предложению. Кажется, припоминаю: это ты тогда к нам приходил, n’est-ce pas?
— Да, я, — я не сдержался и слегка ухмыльнулся. Мой план, или как минимум его часть, продвигается вперёд. Может, та первая встреча с Ди оказалась полезной. — Не знаешь, они о чём-нибудь ещё договаривались?
— Нет. Désolé. Больше мне ничего не сообщали, — пожал плечами ЛаРош. — На самом деле мне, наверное, не следует вообще что-то рассказывать. А теперь позволь проводить вас до апартаментов.
Больше ничего из нашего вежливого черного друга вытянуть не удалось, так что разводить волнения на пустом месте не стоит. Складывалось ощущение, что, каким бы учтивым ЛаРош не казался, он может быть и беспощадным, если захочет. Жеребец проводил нас на второй этаж, где показал две комнаты друг напротив друга. Роуз взвизгнула от восторга, когда увидела большую удобную кровать – от такого просто нельзя не улыбнуться. Она, видимо, ни разу в жизни не видала такой роскоши. Я тем временем зашёл к себе и скинул седельные сумки на пол. Ох, избавиться от лишнего веса – настоящее блаженство для моего искалеченного колена; терпеть боль стало не в пример легче. Обернувшись, я кивнул ЛаРошу и попросил оставить меня одного. Вежливо, конечно же.
— Скоро придёт сестра Тендер Клауд, — ЛаРош прикрыл дверь – цоканье копыт постепенно удалялось.
Я осторожно снял броню и осмотрел себя в зеркале. Половина тела замотана в магических бинтах, многие покраснели от засохшей крови. Нога совершенно не ощущалась, будто была деревянной. Но ходить-то можно, да, хоть и приходится постоянно спотыкаться. Виде себя, такого потрёпанного и жалкого,.заставил меня расхохотаться. Поразительно, как я изменился за эти дни; я был на пороге смерти столько раз, что моя бывшая свалилась бы без чувств. Я пытался жить мирно, но, по-видимому, мирная жизнь старательно избегала меня. Неожиданно у меня спиной открылась дверь.
— Мистер Фарсайт, я готова к... ой.
Я как был нагишом, так и обернулся: в дверях стояла покрасневшая Тендер Клауд, невысокая кобылка-медсестра, которая лечила меня ещё тогда в первый раз. Я слегка улыбнулся и посмотрел на неё полуприкрытыми глазами.
— Не переживай, милая, я кусаюсь. Заходи.
— К-конечно. Ложитесь, пожалуйста...
Я подчинился; нежная улыбка не покинет моего лица, боли у меня хоть все четыре колена. Она приступила к тщательному осмотру тела: проворно сняла бинты и магией затягивая мои зашитые раны. Единорожка даже заставила меня выпить пару лечебных зелий, пока работала с коленом. Её сосредоточенное лицо выглядело прекрасно. Не прошло и пары часов, как моё тело вновь вернулось в приемлемое состояние. Она собрала свои вещи и уже было собиралась уходить, когда я поднял копыто и дотронулся до неё сзади.
— Не уходи пока, милая. Согрей меня.
Кобылка повернулась, густо залившись румянцем. Я подался с кровати и нежно её поцеловал. Она могла бы и уйти, однако поцеловала меня в ответ. Затем хихикнула и залезла в постель. Веселье будет удвоено.
#
Заметка: Получена квестовая способность
Лавандовые Поля навсегда — Вы сумели пережить ужасы Лаванды. Вы получаете дополнительные 10% к сопротивлению психическому давлению. Кроме того, теперь Вашим страхам будет не так-то просто одолеть Вас