Стальные крылья: Огнем и Железом

Глава 8: "Пожинатели бури" - часть третья

«… Начинаем наш кордебалет!».

— «Опять не спишь?».

— «Не хочется» — я с трудом моргнула сухими глазами, испытывая почти непреодолимое желание лизнуть их длинным, розовым языком. В конце концов, дотягиваюсь же я им до носа, правда же? Отложив исписанный лист дневника, я тоскливо уставилась в сторону приоткрытого полога палатки, глядя на сереющее небо, исчерченное острыми пиками грифоньей горы – «Ночная Стража не возвращалась? Происшествия были?».

— «Были».

— «Какие?» — на душе было муторно и тоскливо. Упорхнув неделю назад, Графит так и не появлялся, и все, что мне оставалось – это ждать и надеяться, полностью погрузившись в работу. Неодобрительно уставившись на меня, Нефела намекающе ткнула копытом в сторону койки, но я проигнорировала этот жест, заставив ее со вздохом заняться уборкой палатки. Хотя в общем-то убирать было нечего – я провела всю ночь не поднимаясь из-за стола.

— «Унгоны опять пытались отбить башню. Притащили с собой камни. Наверное, пытаются ее засыпать, если не получается взять назад» — скучным голосом сообщила пегаска. Вот интересно, и что ее заставило взяться за эту работу, больше напоминающую службу? Службу в том самом смысле, который вкладывали в это слово много веков назад, произнося расхожую фразу «Готов служить», или «Ваш покорный слуга». Неужели и впрямь после разговора с Графитом?

«А почему бы и нет? Он жеребец видный – могли и сговориться, пока ты в тазике этом плескалась».

— «И что же? Удалось?» — спросила я, делая пометку на свободном листе. Потеряв свои супертребушеты, все эти семь дней грифоны с маниакальным упорством пытались отбить крайнюю правую башню, а последние трое суток – забросать ее камнями и горшками с зажигательной смесью. Использовавшиеся ими алхимические смеси буквально плавили камень, заставляя легионеров выпрыгивать из окон, и если бы не расторопность их крылатых товарищей, небольшое кладбище в предгорьях пополнилось бы еще парой десятков могил. Увидев падающие из окон полыхающей башни фигуры, подхватываемые товарищами на пути к каменистому дну долины, я разозлилась, и в течение часа всадила по паре зарядов в каждое из занятых грифонами предвратных укреплений, благо повозки, тащившие боеприпасы для наших изделий, наконец-то пробились сквозь скопившиеся в ущельях войска и иррегуляров. Я не знала, что за адскую смесь придумали эти лохматые земнопони, но глядя на плавящиеся, оплывающие, словно свечи привратные башни, я испытывала ни с чем не сравнимое удовлетворение, с прищуром глядя на режущий глаза, белоснежный огонь.

Больше экспериментировать грифоны пока не решались.

— «Нет, конечно же. Отбросили прочь. И камни растащили».

— «Хорошо. Хотя странно».

— «А чего тут странного? Унгон – он камень любит» — сообщила мне Нефела, старательно и умело чиркая веником по матерчатому полу. Собрав мусор в кучку она взялась за совок, сделанный из остатка совковой лопаты, и вскоре вернулась, весело потряхивая подвязанной копной роскошной гривы – «Может, хотели что-нибудь построить? Или башню эту отремонтировать?».

— «Угу. И пока враг ее удерживает – замуровать его. Внутри».

— «Нет, я имела в виду… А, это ты опять так шутишь!» — удивленно открыв было рот, пегаска быстро пришла в себя – сказался опыт общения с моей персоной. Ее морда сразу стала ехидной, как-то странно перекосившись на один бок – «Может, и так. Они камень знают, и просто так, со своей ягодой, в Угол не прилетят».

— «Интересное выражение…» — задумчиво пробормотала я. Снаружи раздался громкий, гнусавый голос легионерского рожка, трубившего положенную побудку – «Значит, не просто так они это делают. Что можно делать с камнями? И кстати, с кем подралась, и зачем?».

— «Вот еще! Очень было бы нужно!».

— «Аааага. Конечно. Верю, как себе» — безэмоционально откликнулась я, глядя на отвернувшуюся пегаску. Менялся мир, менялись времена и нравы, но пациенты все так же обманывали – впрочем, как всегда. Вот и эта наивная кобыла решила, что сможет скрыть следы драки. Даже намазалась какой-то гадостью, чтобы запах скрыть – «Кстати, у тебя на шее здоровенная рана. С коркой крови».

— «Где?!» — тотчас же вскинулась та, запуская в гриву копыта, но тотчас же остановилась, и сердито уставилась на меня, зло дергая из стороны в сторону шикарным хвостом при виде моей криво ухмылявшейся морды – «Уххххх! Ты… Ты просто невыносима!».

— «А ты думай в следующий раз, когда попытаешься меня обмануть» — детский трюк, но на этой дикарке сработал. Впрочем, как и на многих других существах, и не обязательно четвероногих – «Запомни, что вашего вида еще и в проекте не было, когда я, по ночам, выслушивала эту бредятину про «Шла, упала, и случайно села попой на баллончик с освежителем воздуха». Ну так что и с кем делили, Неф?».

— «Ты слишком многое позволяешь своим жеребцам, иллюстра!» — сердито прошипела Нефела, на всякий случай, потирая шею копытом в поисках возможных травм. Наверное, на случай, если я все-таки не пошутила, или пошутила не до конца – «И не называй меня Неф!».

— «Вот родишь хотя бы двойню – тогда и будешь Нефелой» — отмахнулась я. Двигаться не хотелось, но какая-то мысль все настойчивее позванивала в голове, катясь по черепу, словно осколок разбитой бутылки, так и просящийся под чье-то копыто – «А уж если больше, то сразу Nefeloy Overkastovnoy станешь, слово даю. А до тех пор походишь незамужней кобылой».

— «В отличие от тебя, я дважды в браке состояла, как и положено хорошей кобыле!» — парировала та, рывком копыта сдергивая с волос скреплявшую их веревочку, и хитро, с осознанием собственного превосходства, ухмыляясь при виде моих глаз, мгновенно прикипевших к этому густому роскошеству – «А ты с одним мужем справиться не можешь!».

— «Зато у меня дети есть…» — пробормотала я, скользя глазами по темно-бежевым, слегка засалившимся и потускневшим, но все еще густым и красивым прядям, тяжелым водопадом скатывающимся с шейки кобылы. Интересно, и зачем они прячут под капюшонами и шапками такую вот красоту? – «Кстати, Графит еще не возвращался?».

— «Так ты же уже спрашивала» — удивилась Нефела, потряхивая волосами. Похоже, эта негодяйка уже выяснила, какие жесты мне нравятся, и без стеснения использовала их для того, чтобы произвести на меня впечатление. Странно, зачем? С другой стороны, я была не против ее присутствия – северянка отличалась независимым нравом и какой-то обстоятельной, деревенской деликатностью, четко отделяя мои дела от своих. Вот и теперь, поцапавшись с кем-то из моей личной сотни, она ни словом не обмолвилась о возникших проблемах – но в этом я не собиралась ей помогать. Выросшая среди покорных, признающих отведенные им роли ширм жеребцов, она должна была сама понять, что тут дела обстояли несколько иначе, и среди легионеров забитых, вздрагивавших при звуках кобыльего голоса коротышек не водилось, а попытка какой-то там «служанки» покомандовать ими мои подопечные воспринимали с плохо скрываемым презрением. Хотя появление у меня такой вот «прислуги» окружавшие меня пони восприняли вполне благосклонно, как некую давно ожидаемую, и саму по себе разумеющуюся вещь – по крайней мере Минти, с радостью скинувшую с себя добровольно повешенный на шею груз заботы о своем неряхе-командире. Вот еще странность, которую стоило бы обдумать...

— «Правда? И когда?».

— «Только что. Слушай, давай я схожу за этим лекарем?» — каурая кобыла настороженно посмотрела на мою голову, прикрытую свежей повязкой. Стоун не обманул – шрам, пересекавший бровь и скулу скрылся под шерстью, а вскрытая несколько дней назад гематома почти не кровила, лишь по ночам пачкая очередную повязку расплывавшимися по ткани красными пятнами. Можно, конечно, было бы вскрыть ее до конца, превратив в нормальную рану, но я отказалась от стандартного в полевых условиях метода, к вящему удовольствию моего заместителя по лечебной работе.

— «Да нет, не стоит. А почта так и не пришла? Он просил сразу притащить ему письмо от наших близких, как только они пришлют весточку».

— «Нет, вроде бы…» — неуверенно косясь на меня с крайне озабоченным видом, пробормотала Нефела – «С утра точно не было. Зато эти белые воины шепчутся, что скоро прилетит Великая Мать – подписывать мирный договор. Хха! Словно Мать Всех Матерей нуждается в каких-то бумажках!».

— «А разве нет?» — у меня перед глазами всплыл рабочий кабинет солнечной богини, и потрескивающий под тяжестью свитков стол из целикового куска мрамора.

— «Ей достаточно одной лишь воли!» — ответствовало наивное дитя северных лесов, вновь повязывая волосы в длинных хвост – «Я сейчас поснедать приготовлю. Не поев, не уходи!».

— «А Графит еще не появлялся?».

— «Шишкины семечки! Я за дохтуром!» — озабоченно фыркнув и взбрыкнув, пегаска пулей вылетела из палатки. Я продолжала сидеть, тупо глядя в стену. Потом поднялась, ощущая потребность куда-то двигаться, чего-то искать… В голове было пусто и звонко, как в опустевшем шкафу.

«Ну и куда же мы собрались?».

«Не знаю» — я не кривила душой, и на самом деле на знала, что же именно собиралась делать. Нужно было бы остановиться, подумать, сообразить… Но в то же время, я ощущала какую-то забавную интригу в том, чтобы делать что-то, не отдавая себе отчет в своих действиях. Выглянув из палатки, я огляделась, и воровато пригибаясь, двинулась в сторону западных ворот лагеря. Постояла возле них, выслушав новые пароль-ответ, после чего неторопливо направилась в сторону осадного лагеря, стоявшего позади нашей батареи. Конечно, это было слишком громкое название для трех укрытых за земляной насыпью мортир, для вящей сохранности, прикрытых сшитыми вместе палаточными чехлами, однако они уже успели убедить и грифонов, и заинтересовавшегося этими машинами командора в том, что теперь с Легионом шутить явно не стоит, и любая попытка покидаться камнями приведет лишь к тому, что страшное оружие, подпрыгивая от возбуждения и тяжело грохоча, разнесет еще что-нибудь из укреплений осажденного города, за неполную неделю лишившегося почти всех своих башен. Стена напротив долговременного укрепления, возведенного командором, пошла широкими трещинами – я решила облегчить работу Гвардии, с содроганием представляя, как все наше войско попыталось бы протиснуться сквозь игольное ушко ворот – поэтому попросила Фикс попытаться придумать хоть что-нибудь эдакое. Единорожка не подвела, и выполнила эту просьбу прямо, без самодеятельности, и за несколько выстрелов заставила грифонов подавиться испуганным воплем, когда по казавшейся неприступной громаде зазмеились широкие, исходящие каменной крошкой трещины – несмотря на казавшуюся монолитность, камень не выдержал и треснув, осыпался в нескольких местах, добавив головной боли местному коменданту, после недолгих раздумий, вновь запросившего перемирия. Кажется, это действие почиталось тут за хороший обычай, превращая бои в какую-то шахматную партию.

Однако я не была уверена, что грифоны дали бы мне передышку, попроси я их прекратить кидаться камнями.

На батарее все было спокойно. Командор приказал соблюдать перемирие, и сидевшие на бруствере пони попивали что-то горячее, по запаху напоминавшее подогретый квас. Подойдя со спины к о чем-то сосредоточенно молчавшим механикам и инженерам, я кивком поприветствовала попытавшихся подняться жеребцов и кобыл, и не глядя, ухватила первую попавшуюся кружку, залив в себя махом половину ее содержимого.

Сбитень[31]. Но почему с таким странным душком?

— «Как поживают наши изделия?» — отстраненно поинтересовалась я у оседлавшей лафет единорожки. Зажав зубами карандаш, Фикс что-то чиркала в удерживаемом магией блокноте, задумчиво глядя на стены города. Услышав мой вопрос, ставший дежурным приветствием за эту неделю, она успокаивающе закивала, едва не выронив из телекинетического захвата свои записи.

— «Хорошо. Наладили все, что можно наладить в полевых условиях. Обнаружили множество проблем – масло в возвращающих цилиндрах нужно заменить чем-то более текучим, но имеющим такие же смазывающие свойства; ноги лафета стоило бы заменить на колеса или сделать оглобли для переноски. Прокладки из пропитанного огнеупорной жидкостью картона на фланцевых соединениях ствола и расширительной камеры просто исчезали куда-то – мы даже пост выставляли возле наших машин, и перепроверяли при сборке все по три раза, но…».

— «Они просто испарялись при выс… ээээ… Метании?».

— «Так тебе уже доложили?».

— «Нет. Просто читала про подобные проблемы с похожими… Устройствами, скажем так» — откликнулась я. Интерес появился, и тут же угас, словно погасшая на ветру свеча, пока мои глаза, раз за разом, возвращались к крайней правой башне №7, выглядевшей эдаким сломанным зубом, мрачно чернея обгоревшими, оплавившимися стенами, вросшими в склон горы. Что-то тянуло меня туда, словно кота на благоухающую помойку, и я ощущала, что мне все труднее противиться этому неслышному зову – «Тогда создателям пришлось заменить бумажно-алюминиевые прокладки на кожаные, или наоборот… Не помню, короче[32]. В общем, нам этот способ не доступен – и хорошо. Попробуй толстые медные или латунные вкладыши».

— «Они не выдержат температуры и давления, которые создаются в расширительной камере, и потребуют замены уже через нескольких метаний» — с сомнением покачала головой единорожка. У ее сталлионградских ассистентов, отставивших в сторону чайник со сбитнем, наше обсуждение так же вызвало живейший интерес, в отличие от прочих пони. После первой ночной потехи четвероногие обитатели обоих лагерей предпочитали держаться подальше от батареи, с каким-то примитивным страхом глядя на длинные дула, приподнимающие трепетавшую на ветру ткань укрытия – «Этот малыш имеет ротик на 6 дюймов, и может плеваться девяностофунтовым зарядом, забрасывая его на целых три мили! Заряжать его нужно аккуратно и нежно, не спеша, поэтому каждая замена прокладок вместо ускорения метания напротив, вызовет замедление темпа. Быть может, пропитанное огнеупорным раствором волокно подойдет? Или пропитанный огнеупорным составом картон, проложенный медной проволокой?».

— «Вот и подумай, что будет лучше» — закруглила я разговор, ежась от утреннего холода. В Эквестрии уже вовсю царил месяц Равноденствия, орошая теплыми весенними дождями просыпавшуюся землю, а в этих проклятых горах лишь сошел первый снежок, обнажив черные от влаги камни на бугристых боках гор и предгорий – «И кстати, чья это кружка? Твоя, лохматый? (сидевший ко мне спиной земнопони прижал было уши к голове, но тотчас сделал вид, что не услышал моего вопроса) Два наряда на расчистку окрестностей лагеря от камней. А в чайничке что, тоже «усовершенствованный» напиток?».

— «Да вроде бы нет…» — ответила за всех коротко стриженная, жеребцеватого вида кобыла, с подозрением принюхиваясь к отставленной мной кружке – «Ох ты ж стёганый навоз!».

— «Эй, да я просто для запаха капнул!» — начал хорохориться провинившийся, с вызовом глядя на осуждающе вытаращившихся на него товарищей – «И вообще, это не тебе решать, мелкая – я тоннели прокладывал, когда вашего брата еще и не запланировали на том ляганном съезде! Так что наложить взыскание на меня могут лишь соратники, на товарищеском суде партийной ячейки!»

— «Безусловно. Верно говоришь» — поддакнула я, и клацая обутыми в сталь копытами, двинулась в по тропинке, проходившей в тылу наших позиций, у подножия невысокой горной гряды – «Но чтобы тебе долго не ждать, и не мучаться от неизвестности, я прямо сегодня напишу комиссару Джусу короткую записку с твоими требованиями о проведении «товарищеского» полевого суда. Думаю, он будет с тобой нежен, как с новорожденным жеребенком, и безусловно примет во внимание твой опыт по прокладке тоннелей, во время которой ты наверняка так же храбро капал себе в кружку что-нибудь согревающее, находясь рядом с чрезвычайно опасными веществами. Верно я думаю?».

— «Н-нет…» — быстро сдулся провинившийся пони.

— «Вот и я почему-то так посчитала» — дернув бровью, я напоследок царапнула поднявшихся пони недобрым взглядом, и развернув крылья, для пробы ударила ими по воздуху – «Соратники, проследите, чтобы наш товарищ в полной мере осознал глубину своих заблуждений. Ну, а если еще кто-нибудь хотя бы понюхает алкоголь возле осадного лагеря… Оскоплю. Самолично».

«Да, что-то идет не так. Но что?» — в голове царила пустота. На Корону опускался туман, седыми шапками и серыми струями сползавший с гор в распадки и долины, отчего у меня возникло ощущение, что я не летела, а медленно плыла в молоке. Лишь изредка в просвете мелькнет истоптанная, испоганенная, перерытая копытами, взрыхленная падающими камнями, истыканная болтами самострелов земля, или на миг покажется кусочек пасмурного неба – и вновь все погружается в молочную белизну, скрадывавшую и искажавшую окружавшие меня звуки. Вокруг мелькали темные тени, и лишь на подлете к башне за мной послышались мерные позвякивания укрытых кольчужной сеткой крыльев, и вскоре мне на хвост сел чрезвычайно недовольный Рэйн с полусотней покрякивавших от утреннего морозца пегасов. Вытянув переднюю ногу, я вяло ответила на уставное приветствие, вслушиваясь в едва слышное пощелкивание отрегулированных Квикки механизмов, и вновь возобновила полет, целясь на видневшийся в туманном мареве оплавленный шпиль. Увидев доставшиеся мне железяки, она пришла в какой-то нездоровый восторг, и в течение нескольких дней разрывалась между ними и своим детищем, пока я, наконец, не отобрала у нее свои помочи, заставив привинтить и приклепать обратно все, то, что любознательная единорожка уже успела оторвать от этих механизмов. Несмотря на пресеченные на корню попытки «улучшить» сей тонкий агрегат, Фикс успела вычистить все подвижные части и нанести на них новую смазку – по ее словам, старую не меняли с момента изготовления данной штуковины, да и вообще, эксплуатировали без понимания даже основ функционирования подобного рода механизмов. Я хотела было принять это на свой счет, но как-то позабыла, однако успела получить ответ на еще один волновавший меня вопрос – и по мнению единорожки, эти поножи были изготовлены именно грифонами. Именно их авторством объяснялись, по ее мнению, и грубо, но крепко – на века! – изготовленные части механизма, номенклатура использованных материалов в которых, по данным поверхностного осмотра, включала в себя не менее десятка сплавов, часть из которых она затруднилась распознать. И именно неизвестный грифоний умелец, посвященный в сокровенные тайны искусства алхимии и сталеварения, смог создать это странное устройство, которое столь пренебрежительно игнорировало мою милейшую особенность гасить соприкоснувшиеся со мной магические потоки… Но почему он решил остаться неизвестным – это мог сказать лишь создатель этих механических экзопротезов, украсивший их не своим гербом или монограммой, а стилизованным изображением солнца, обрамленного острыми, изогнутыми кинжалами лучей.

Возле башни меня уже ждала охапка новостей.

— «Нас не меняли уже четыре дня, Легат!» — докладывала мне декан сводной полукентурии. Сквозь формализм ее доклада сквозили нотки раздражения и обиды, которые она не собиралась скрывать – «Отбито три попытки грифонов проникнуть в подвал башни – безуспешные, конечно же. В остальном без существенных происшествий».

— «А почему вас не сменили еще три дня назад?» — кажется, я уже говорила, что не самая умная кобыла, верно? Пусть в тот день я и не побила рекорд тупости, но явно к нему приближалась – «Где наш тессерарий бегает?».

— «Там же, где и кентурион, наверное» — фыркнула кобыла, тщетно пытаясь разгладить копытом погнутую пластину лорики – «Зато подкрепления подошли. Мэм, странно все это. Мы тут на одних запасах живем – нам даже пайка не прислали!».

— «Действительно, странно…» — я нетерпеливо оглянулась в сторону темного прохода, за которым скрывалась винтовая лестница, ведущая к основанию башни. Почему я должна была терять время на непонятные, и очень скучные разговоры, когда мне нужно было идти туда? – «А Ночная Стража не появлялась?».

— «Так как же не появлялась? Вона они, уже который день возле входа маячат» — наябедничал другой легионер. Видя, что я собралась уходить, остальные вернулись к бойницам, в то время как назначенный кашеваром жеребец вновь обернулся к булькавшему кукурузному вареву – «Поглядят, глазами посверкают, и вновь исчезают в этой своей пещере. Словно ждут кого-то, или нас к себе зовут. Никогда не доверял этим страшидлам».

— «Нужно выяснить, что именно они хотят!» — я ощутила пробежавшую по телу, странную волну, словно теплый ветерок, приподнявшую мою шерсть. «Они там! Я пойду туда – и все будет хорошо!» – именно с такими мыслями я буквально скатилась по лестнице, перепрыгивая через ступеньку, падая и вновь поднимаясь на ноги, с грохотом долбившие по промерзшему, оплавленному камню. Спуск длился долго, но преодолев полуразрушенные лестничные пролеты, забитые оборонявшими их пони, я все-таки добралась до основания башни – примыкавшее вплотную к стене ущелья, оно буквально заросло изогнутыми, колючими растениями, похожими на жуткий гибрид ужа, ежа, и колючей проволоки, свившихся в экстазе, и превратившихся в настоящий лес из перепутанной спирали Бруно[33]. Однако погулявший тут алхимический огонь выжег всю эту древесную нечисть, отодвинув ее на полсотни футов от основания башни, а также оплавив расположенные под ней землю и камень, превратив их в твердую, спекшуюся площадку, глухо рокотавшую под моими копытами.

Пещерка и вправду была небольшая – напоминавшая грот, она служила воронкоорбразным входом в какой-то тоннель, ведущий вглубь горного кряжа, а первый же поворот, видимый даже от входа, вел куда-то в сторону города, что тотчас же заставило меня призадуматься – а не смогли ли часом наши мохнатоухие друзья пробраться в сам город? Легионер не обманул, и вывалившись из двери, я заметила одну или две фигуры, быстро скрывшиеся в глубине пещеры при моем появлении — громком, как полковой оркестр, однако главный сюрприз поджидал меня у самого входа, в виде немалых размеров фигуры, сурово взиравшей на меня из-под обросших, словно у сталлионградских генсеков, бровей.

— «Графит!».

— «Ну наконец-то ты почтила нас своим присутствием» — нетерпеливо топнув копытом, муж резко дернул крылом, подзывая меня к себе – «Ты командуешь этими пони, не так ли?».

— «Ну, за последние несколько дней я бы так не сказала» — обхватив копытами широкую грудь, я счастливо загудела, словно закипающий чайник, не обращая внимания на холод, пробежавшийся по моей шестке – «Все из копыт просто валилось, и… Эй, а где твоя броня? Почему опять не одетый? Вон какой холодный, и даже запах весь выветрился – и как бы я тебя нашла, случись что? А ну-ка…».

— «Сейчас нам не до этого» — мрачно и нетерпеливо ответил жеребец, отбрасывая мою ногу, протягивавшую ему жиденький шарфик, подобранный мной после той безумной ночи, в которой мы впервые столкнулись с разрушительным оружием грифонов – «Идем. Быстрее. Я хочу кое-что тебе показать. Ты оценишь это, уж поверь мне».

— «Ну, хорошо…» — озадаченная холодным приемом, я отступила, оглядываясь на вход в пещерку, возле которого уже приземлялась моя полусотня – «Рэйн, мы идем внутрь! Свистни, чтобы захватили факелы, веревки или фонари!».

— «Оставь их тут» — потребовал ликтор принцессы, заставив меня удивленно поднять на него глаза. Заметив мой недоумевающий взгляд, он упрямо сжал губы, но ответил уже гораздо спокойнее – «Там слишком узко и мало места. Нам такая толпа ни к чему».

— «Но они…».

— «Мы не оставим командира, Раг!» — приосанившись, гордо ответил кудрявый пегас, поправляя сбившуюся подкладку шлема. Признаться, я никогда не понимала, зачем она ему при такой пышной шевелюре – «Лезть в незнакомые пещеры под вражеской цитаделью, да еще и небольшой группой – вы оба с ума сошли, что ли? Или вы там проход отыскали?».

— «Хорошо, ты можешь пойти. И еще пяток пони» — подумав, ответил муж, не снизойдя до каких-либо объяснений – «Больше не возьмем, иначе не протиснемся. Там слишком узко и мало места. Нам такая толпа ни к чему».

— «Нууу… Хорошо. Как скажешь» — я беспомощно взглянула на хмурящегося Рэйна, примиряющим пожатием плеч посоветовав ему набраться терпения. Тот лишь недовольно дернул ушами, издав долгое, сердитое фырканье – «Вы что, проход в город нашли?».

— «Вы оцените это, вот увидите».

— «Оценим что?» — недовольно бурчал розовый пегас, следуя вслед за мной и Графитом по узкому, холодному тоннелю, ветвившемуся в толще скал. Свернувшийся, словно змея, возле входа, он шел вниз, заставив нас осторожно спускаться по скользким, покатым камням, касаясь боками и крыльями стен, буквально сочившихся холодной влагой. Сосульки и изморозь на них быстро сменились холодными каплями, а наше дыхание перестало оседать облачками на наших мордах, украшая их усами и бородами – температура явно повышалась по мере того, как тоннель вел нас все ниже и ниже, в недра грифоньей горы.

— «Узнаете. Очень скоро».

— «Иногда я просто рад, что перешел в Легион!» — не унимался мой товарищ. Видя, что идущий впереди страж не настаивает на поддержании тишины, Рэйн продолжал негромко возмущаться, и порядочно надоел мне своим нытьем за все то время, пока мы брели то вниз, то наверх. В один прекрасный момент я заметила, что наклон пола изменился, и теперь отшлифованные временем и каплями гранитные плиты не пытаются выскользнуть у меня из-под ног, а радостно норовят побольнее стукнуть меня по кончикам копыт, намекая на то, что теперь этот извилистый путь вел нас наверх. Поворотов было и вправду не слишком много, но из-за постоянного бухтения Рэйна и стука капель, вторящего нашим шагам, временами мне начинало казаться, что наша группа становится все меньше и меньше. Но каждый раз, когда я пыталась притормозить и провести перекличку, в мой круп упиралась грудь бредущего за мной пегаса, и волей-неволей, мне приходилось догонять удалявшегося супруга, нетерпеливо бухавшего копытами где-то впереди.

«Словно арестант какой-то» — недовольно подумала я. Впрочем, это чувство быстро ослабло, когда мои глаза вновь уткнулись в мерно покачивавшийся передо мной хвост Графита. Я смотрела на него не отрываясь почти все то время, что мы провели под землей, с каким-то болезненным интересом разглядывая спутанные пряди волос, и ощущала почти физическую боль, когда приходилось отводить от них взгляд, наступая на очередную плиту, или перепрыгивая через опасно выглядевшую трещину.

— «И я очень рад, что перешел в Легион! Что вообще мы должны тут оценить?».

— «Тебя что, заело?» — не отрывая взгляд от хвоста мужа, недовольно поинтересовалась я. Окружающий меня мир сузился, превратившись в одну-единственную часть пони, на которую мне следовало бы обращать внимание, и лишь недовольный, однообразный голос идущего позади пегаса оставался единственным раздражителем, не позволявшим мне погрузиться в теплую нирвану, не нарушаемую даже странными мыслями, эхом раздававшимися под сводом моей черепушки.

— «Нет. Но я рад, что не остался в Страже, и перешел в Легион».

— «Я думала, что меня одну только накрыло!» — кажется, мы вошли в какую-то пещеру, и надоедливый голос розового жеребца начал искажаться, становясь все более тонким и надтреснутым, словно у столетнего старика. Ощущение тепла и защищенности понемногу пропадало, вытесняемое злостью на этого дурака, который не давал мне просто заснуть на ходу, положив голову на круп мужа. Мы ведь шли куда-то, верно? Вот и вел бы он меня, пока я наслаждалась ощущением беззаботности, отсутствием всяческих желаний, и уж тем более – странной, противоестественной необходимостью планировать свою жизнь, а также думать не только за себя, но и за своих подчиненных… Оформив для себя подобную сентенцию, я постаралась без остатка отдаться этому новому чувству, но всему мешал этот придурок, трещавший позади меня словно жук, или здоровенная стрекоза.

— «Рэйн, ты заткнешься, или нет?!» — наконец, вскипела я, ощущая, что вряд ли смогу сосредоточиться на блаженных Ничегонеделании, Непланировании и Незаботности, которым я собиралась отдаться в ближайшее время, когда мы придем… Я не знала, куда именно мы собирались добраться, но чувствовала твердую уверенность, что там будет все хорошо. Даже замечательно. Если бы не этот скрежещущий за спиной жеребец, да еще один, в голове, из мыслей превратившийся в голос – поняв, что криком меня не пронять, он стал ехидно подкалывать меня, издеваясь надо всем, что я из себя представляла — «Милый, мы вообще скоро придем? Они меня уже достали, эти голоса! И сзади, и внутри, и между ушами – просто ужас! И вообще, я устала и писать хочу!».

— «Ну так садись и мочись прямо тут!» — не оборачиваясь, рыкнул муж, заставив меня окончательно вынырнуть из засасывающей меня нирваны. Еще ни разу я не слышала от него настолько грубых слов, и это ударило меня посильнее иного копыта – «Или на ходу поливай, ясно?».

— «Эй, ты никогда мне не грубил!» — дрожащим голосом произнесла я, косясь на проплывавшие мимо нас стены, покрытые налетом фосфоресцирующего мха. Мохнатый, густой, он любил влагу и холод, питаясь крупицами магии, рассеянной в воздухе этого мира, и зачастую, не было такой пещеры, где заблудившийся пони оставался бы в полной темноте – «Почему ты так мне отвечаешь?».

— «А ты что за графиня такая, а?» — голос жеребца сменился на обиженный, словно я прилюдно плюнула ему в суп, заставив меня оступиться на ровном месте – «Только ноешь, и ноешь, и критикуешь меня за все!».

— «Вот, слышала? Я так рад, что не остался в Страже, и перешел в Легион!» — не к месту проскрипел позади меня Рэйн.

— «Графит! Ну что ты такое говоришь?!» — вздрогнув от очередного тычка под круп, я посеменила за мужем, пытаясь и так и эдак заглянуть ему в глаза. Безуспешно, впрочем, ведь коридор вновь сузился, кажется, сворачивая на северо-запад – «Когда я тебя критиковала?».

— «Скраппи, ты должна мне верить, хорошо?» — жеребец пер вперед, словно паровой каток, и если бы не его меняющийся от раза к разу голос, я бы могла подумать, что это оптическая иллюзия, или оживленный магией манекен, или иной обман чувств, мерно вышагивающий впереди меня. На этот раз его голос стал страдательным, просительным, звеня от скрывавшихся в нем слез – «Не спрашивай, а просто иди за мной, ладно? Ты оценишь, когда все увидишь сама».

«Да что это с ним такое?» — мелко закивав головой, я вновь заняла место за спиной мужа, попытавшись вновь сосредоточиться на мерно покачивающемся хвосте, и выбросить из головы тревожные мысли – «Он просто сам не свой! И что это за смены настроения такие?!».

«Боюсь, что дело не в нем».

«Да тебе-то откуда знать?! Ты вообще не существуешь, и я боюсь, что скоро совсем сойду с ума, если буду слушать голоса в своей голове!».

«Даааа? Боюсь, тебе стоит опасаться совсем не голосов, и уж тем более не тех, что звучат в этой глупой головке!» — на этот раз голос сочился ядом, посверкивая аккуратными клыками, приподнимавшими верхнюю губу – «Давай проверим? Давай спросим его еще о чем-нибудь – но при этом представь себе то, что могло бы заинтересовать тебя, и вызвать раздражение у него».

«Ну… Я даже не знаю…» — стены коридора начали понемногу расширяться, прирастая ответвлениями и пучками слившихся с полом сталактитов, сталагмитов, и прочей каменной ерунды, захламляющей естественные полости планеты – «Хотя он вроде бы не любит вопросов о семье. Но это тоже не слишком прямо… А на что это ты намекаешь?».

«Узнаешь. И не приведи звезды, чтобы я оказалась права…»

— «Милый, а ты не хочешь помочь Нику Маккриди, и послушать его истории про людей?» – придав себе самый беспечный вид, я приподняла заднюю ногу, и вместо того, чтобы в очередной раз поставить ее на пол, изо всех сил наподдала ей по роже скрипевшему позади меня Рэйну, прервав на середине один из двух вопросов, которые он задавал, словно заведенный, вот уже полчаса кряду – «Он, помнится, так интересно рассказывал про них, и ты говорил, что очень хочешь его послушать, вместе с Госпожой…».

— «Конечно. Это было бы замечательно!» — даже мерно двигаясь вперед, Графит сумел выразить своим голосом всю гамму охвативших его чувств – «Мы обязательно с ним встретимся, и поговорим. Я очень хочу услышать эти истории! Все до одной!».

«О богини… Он же ненавидит все, что связано с этой темой!» — ошарашенно подумала я, запнувшись, и едва не покатившись по полу, когда мой круп не встретил привычного тычка от идущего за мной Рэйна. Обернувшись, я уставилась в темноту, слепо взглянувшую на меня из скудно освещенного коридора – «Что за странные смены настроения?».

— «Графит! Стой! Они пропали – все!».

— «Они нас догонят. Пойдем – ты должна увидеть это сама».

— «Нет!» — задрожав, я отступила к стене, суматошно глядя по сторонам. Мы стояли в большой, покрытой мхом и наскальными отложениями пещере, в которую выходило сразу несколько коридоров, и уже спустя несколько поворотов головы я не могла и представить, из какого именно появилась наша компания, прежде чем раствориться в темноте – «Я никуда не пойду! Решил меня попугать, что ли? Да что вообще с тобой такое, Графит?!».

«Это не смены настроения» — голос между моих ушей был мрачен, как серый камень грифоньей горы – «Это отражения твоих собственных чувств. Все это время тобой питались, пожирали, и захлебываясь от жадности, набрались настолько, что стали отражать в тебя твои же эмоции. Поэтому – нам нужно бежать. Куда угодно, и как можно быстрее».

— «Нет. Я никуда не пойду, пока не пойму, что тут происходит!».

— «О, ты это поймешь. Очень и очень скоро» — раздавшийся под сводами пещеры голос был низок, и явно принадлежал существу женского пола. Резанув мой слух какой-то знакомой шепелявостью, он прокатился от стены к стене, заставив меня вжаться спиной в холодный и мокрый мох.

«Беги! Быстрее и куда угодно!» — обеспокоенно вскрикнул голос в моей голове – «Скорее! С этим нам не справиться!».

— «Но Графит…» — испуганно поджав хвост, я рванулась было вперед, но тут же затормозила, и нерешительно затопталась на месте. Какие-то тени начали наползать на форфорицирующий моховой ковер, с тихим шорохом спускаясь со стен – «Я не могу уйти без него!».

— «Естественно. Ведь любовь – это… Мммммм!» — темнота немного рассеялась под куполом пещеры, избавившись от скрывавших ее теней, и в синеватом, мерцающем свете я разглядела большую фигуру, возлежавшую на одном из каменных карнизов, соединенных полупрозрачными мостками – «Поэтому его чувства позволили мне стать гораздо сильнее. А скоро и ты займешь его место».

— «Так Графит у тебя?!» — решимость бежать тут же пропала, сменившись негодованием, переходящим в заклокотавшую внутри злобу – «Говори, где мой муж, тварь, или я поднимусь туда, и оборву тебе все выступающие части тела!».

«Успокойся! Тебя спасет только спокойствие! Чем меньше ты испытываешь эмоций – тем сложнее им будет тебя отыскать!».

— «Злоба. Разочарование. Надежда» — коротко вдохнув, незнакомка влажно облизнулась – «Они горчат и щиплются, но все-таки, это еда. Да, ты будешь хорошим источником пищи, и тебя я приберегу для себя».

— «Я не имею понятия, что ты за hren такая, но лучше тебе не заставлять меня повторять дважды!» — запальчиво объявила я. Шорох, доносящийся от стен усилился, и основание пещеры стал заполнять отвратительный сумрак, в котором раздавалось многочисленное сухое потрескивание и какое-то жужжание – «Где те, кто пришли со мной?! Что ты сделала с моим мужем?!».

— «Тебе никудааа не уйтииии…» — где-то в темноте раздались знакомые голоса, присоединяясь к пляске зеленых огоньков, оккупировавших стены.

— «Я уже говорил тебе о том, что очень рад, что не остался в Ночной Страже, и перешел в Легион?» — издевательски проскрипел из какого-то коридора искаженный голос Рэйна – «Мы должны увидеть это сами!».

«Да что это за херня?!».

«Это перевертыши» — мрачно просветила меня моя шизофрения, от волнения картавя чуть больше, чем обычно – «Они питаются эмоциями. В основном – хорошими. Любовь для них – словно лакомство, ненависть – словно жгучий лук. И тем, и тем, в равной степени можно наесться, и все они необходимы нашим дальним родственникам… Конечно, помимо обычной еды».

— «Так это перевертыши?!» — прошептала я, отскакивая от стены. Что-то вязкое и тягучее шлепнулось на то место, где я стояла всего секунду назад – «Это с ними воевали во время последней королевской свадьбы?».

— «Приятно, когда тебя узнают!» — хищно оскалилось сидевшее на своем постаменте существо. Поднявшись, оно скользнуло вниз с приютившего его карниза, и с негромким стрекотанием сделало круг по пещере, грациозно скользя среди полупрозрачных мостков. При его приближении на стенах загоралось все больше и больше зеленых огоньков, и все ярче светил безжизненным светом лишайник, и покрывавший стены мох. Наконец, добравшись до центра зала, оно осторожно опустилось недалеко от меня, заставив мои ноги дрогнуть, выбивая по полу предательскую чечетку.

— «Ээээ… Кажется, это вас вышвырнула из Кантерлота Твайлайт всего несколько лет назад?».

«Молодец, Скраппс» — похвалила я сама себя, глядя, как полыхнув зеленым светом, злобно сузились огромные глаза с вертикальными, змеиными зрачками – «Умеешь вовремя вякнуть».

«Закрой свой глупый рот, идиотка! Та, Кто Жаждет не отличается миролюбием, и лишь имя Госпожи способно оградить тебя от того, что может быть и похуже смерти!».

«Ох, наша маленькая птичка знает Твайлайт Спаркл?» — за источавшим яд голосом щелкнули острые клыки – «Тогда тебе, должно быть, неизвестно, что такое голод и смерть? Что такое существование впроголодь среди руин? Что такое ненависть, бьющая тебя, словно кнут?!».

— «Я видела вещи и похуже!» — отстраняясь от приближавшегося ко мне существа, я сделала несколько шагов назад, не смея отвести взгляд от выплывавшей из темноты фигуры. Высокая, утонченная, грациозная, она напоминала какое-то хищное насекомое, прекрасное в своей убийственной красоте, которую портили разве что странные отверстия в покрывавшем тело пони хитине. На черной поверхности его отражалось множество светящихся глаз, зелеными огоньками маячивших вокруг нас, словно купол – «И не тебе рассказывать Первой Ученице принцессы Луны о том, каким поганым иногда бывает мир!».

— «А ты – ты хоть раз видела, как умирают твои дети?!» — рявкнула Та, Кто Жаждет, разводя в стороны зеленоватые, полупрозрачные крылья, взметнувшие за собой блестящую, похожую на высохшие водоросли гриву – «Хоть раз ты сидела в окружении собственных детей – обессиленных, ползущих к тебе, и со слабым стоном выпрашивающих хотя бы крошку еды?!».

— «Нет, естессно!» — пятясь, я отходила все дальше, стараясь не обращать внимания на хищные морды перевертышей, сползавшихся изо всех щелей на крик своей повелительницы, и мечтая лишь забиться куда-нибудь в угол, в котором бы не было отверстия с таращившимися на меня, голубовато-зелеными угольками глаз – «Я бы никогда не…».

— «А может, ты пыталась выдавить из себя хотя бы немного радости и веселья, находясь у ложа неизлечимо больных? Не пробовала прыгать и смеяться, глядя на подергивающиеся в голодной агонии тела твоих малышей? Сколько их у тебя – один? Два? Скольких ты уже успела настрогать с этим здоровяком? И сколько из них умерли?!».

— «Они не умрут!» — прохрипела я, пытаясь черпать уверенность в звуках собственного голоса. Окружавший меня рой приближался – медленно и неотвратимо, едва слышно скрипя пластинками хитиновых тел – «Ты слышишь, гадина? Они будут жить, даже если я сдохну!».

— «А может, измучившись изображать оптимизм и уверенность, ты засыпала, а проснувшись, видела десяток бездыханных, маленьких тел?!» — не слушая меня, продолжала шипеть надвигавшаяся на меня королева роя. Что-то темное покачивалось над ее головой, похожее на изломанное щупальце какого-то насекомого – «Обернись! Погляди на них!».

— «Угу. Прямо вот прям щаз так и разбежалась, тебе навстречу!» — упершись попой в какой-то сталагмит, от неожиданности я присела на задние ноги. Ноги дрожали – «Я обернусь, а ты меня бац камушком по голове! Или за попу укусишь!».

— «Боишься меня? И правильно» — зло усмехнулся хитиновый монстр, не отреагировав на мою отчаянную браваду. Ее подчиненные медленно подползали, шурша, словно пластиковый палас – «Но я ударю и в спину, и в лоб, если будет такая необходимость, и попробовать тебя на вкус было бы интересной идеей».

— «Зубы обломаю!» — механизированные поножи вздрогнули, когда выскочившие из них пирамидки когтей вонзились в камень, стрельнув вокруг десятком мелких осколков – «И на что я должна смотреть? На то, как эти существа обессилены? Ты уже два раза остановилась, поджидая, пока они добредут до тебя, словно зомби. У вас тут что, эпидемия? Prostudifilis какой-нибудь нарисовался, который нужно лечить порциями свеженькой крови?».

«Не играй с нею! Беги!».

— «Они умирают от голода, мелкая тварь! И ты им послужишь неплохой закуской!» — подавшись вперед, зеленоглазое чудовище оглушило меня своим ревом – «Беги, пока есть силы!».

— «Чтобы вы меня гоняли по всему Грифусу? Ты, должно быть, шутишь!» — отпрыгнув назад, я едва не покатилась по полу, запнувшись за тело, бросившееся мне под ноги. Затопотав обутыми в сталь копытами, мне удалось удержать равновесие, хотя бежать я уже, конечно, никуда не могла – размером с крупного жеребенка лет десяти, перевертыш вцепился всеми конечностями в мою ногу, и безуспешно царапал клыками по металлу, явно не собираясь отпускать свою добычу. Дернув ногой, я с трудом сумела отбросить настырного мерзавца, с шипением отлетевшего к стене. Отрикошетив от оставшегося впереди сталагмита, он полетел обратно, и ударившись о мои ноги, остался валяться на каменном полу, словно марионетка, слетевшая с оборвавшейся нити. Пористые ноги слабо заскребли по полу, но подняться существо уже не смогло – «Я не дамся так легко! Никто из нас теперь не отступит перед… Перед паразитами!».

— «Тебе конец!» — рванувшись вперед, королева роя заставила меня отпрыгнуть дальше в темный коридор, из которого уже доносилось пугавшее меня поскрипывание хитина. Однако дальше она не пошла, а остановилась, нависнув над своим подопечным. Тонкие, черные губы ее сжались, а над головой внезапно вспыхнул искривленный, изломанный рог, осветившийся кислотно-зеленым сиянием – впрочем, быстро угасшим. Как оказалось, зеленоватое облачко магии, отделившееся от острых граней черной кости, предназначалось отнюдь не для меня – развеиваясь, истаивая по дороге, словно облако в жаркий полдень, оно опустилось на лежавшее перед повелительницей улья тело перевертыша, заставив того зашипеть… И потянуться вперед, вытягивая переднюю ногу к стоявшей над ним повелительнице.

— «Твою ж мать…» — негромко прошептала я, глядя на дрожащую конечность. Клыкастый рот отчаянно зачавкал, словно пытаясь нащупать материнское вымя, но несмотря на бежавшую по хитину слюну, несмотря на отчаянные, неслышные мольбы, стоявшая над ним аликорн не собиралась делиться своей магией с обессилевшим подчиненным.

Или же не могла.

— «Они… Вы голодаете?» — неожиданно для самой себя, поинтересовалась я, оглядываясь по сторонам. Шум становился все громче, и судя по нараставшему шороху за спиной, путь назад был отрезан. Впрочем, я и не собиралась убегать, до бесконечности мечась по полутемным коридорам, натыкаясь на фосфорицирующие грибы и выскакивавшие из дыр и щелей перевертышей – «Вам нечего есть? Совсем? И ты… Ты что, аликорн? Настоящий? Всамделишный?».

«Нет… Или да. Но разве сейчас это важно?!».

— «Поглядите-ка на нее! Говорящая еда!» — несмотря на громкие выкрики, Та, Что Жаждет нападать не пыталась. Прищурившись, я разглядела, как парочка самых быстрых теней добралась до своей повелительницы, и треща полупрозрачными крыльями, подперла ее с одного бока – «Беги! Беги! Все равно тебе не скрыться! Мы загоним тебя – и чем больше будет твой страх…».

— «Тем больше вам будет еды?» — стиснув зубы, прошипела я. Страх понемногу усиливался, заставляя меня вздрагивать, и приседая на задние ноги крутиться на месте, словно испуганную лошадь – «Ни за что!».

— «Слабовато. Попробуй еще раз» — глумливо предложила мне клыкастое создание. Черный аликорн с дырками в ногах, советующий мне как правильно произносить пафосные речи обреченного героя – это было настолько странно, что неожиданно для себя самой я икнула, едва не грохнувшись на пол.

«Ну надо же! А что дальше? Она предложит мне покричать, словно какому-нибудь неполовозрелому герою манги или аниме[34]? Даа, все это выглядит все более и более странным».

— «Не буду!» — подходить к стоявшему передо мной существу я не собиралась. Аликорн это был, или нет, но приближаться к чему-то, пусть и ослабленному, но все-таки имеющему и крылья, и рог, на мой скромный взгляд, было чревато крайне неприятными последствиями. В конце концов, даже заглушенный, атомный реактор остается атомным реактором, а если эта дрянь, в свои лучшие времена, была способна водить за нос саму Селестию, как говорила об этом Твайлайт, то что ей мешало притвориться уже перед не самой умной кобылкой? – «Слушай, может, успокоимся, и поговорим? Все еще можно решить мирно!».

«Ага. Что не самой умной – это точно. И слишком скромно».

«Я помню про таблетки, слышишь?».

— «И что же, ты часто разговариваешь с вареным сеном? Или с салатом?» — издевательски протянула Та, Что Жаждет. Ее тело едва слышно поскрипывало, когда его обладательница, не спеша, приближалась ко мне – «Или тебя заботят чувства или мысли какой-нибудь курицы или репы? Как можно разговаривать с едой?».

— «Значит, поэтому вы тут так ослабли — без раздоров и склок между окружающими вас пони, на которых вы паразитируете, словно… Словно паразиты! Что, еда оказалась не по зубам?»

— «Как ты смеешь меня судить, после того, что ты видела?!» — завопила повелительница роя. Вот теперь она была похожа на ту, о ком говорила моя подруга – зеленые глаза пылали злобой, тонкогубый рот исказился, обнажая немалых размеров клыки. Движения аликорна стали быстрыми и изящными – словно хищный, смертельно опасный богомол, она двинулась ко мне, покачивая блестевшим в темноте рогом – «Я отдала им все, что у меня есть! Я отдаю им каждую частицу себя – но этого недостаточно! Этого всегда недостаточно! И я не буду смотреть, как они умирают от голода в этих тоннелях!».

— «Принцессы тебя остановят!».

— «О, ты и вправду так думаешь?» — со злой иронией осведомился монстр. Ей оставалось всего несколько шагов до моей скрючившейся у камня фигурки, и я поразилась, насколько все-таки она была похожа на тех, кто издревле правил этой страной. Похожа, и чем-то отличалась – наверное тем, что от нее не исходило той ауры, что так искусно прятали коронованные сестры; того ощущения чего-то огромного, воплощением чего являлись два древних существа, перед которыми я склоняла свою выю. На этот раз перед моими глазами был только блеск хитина, похожий на сверкание дорогой подделки – алмаза, выдающего себя за бриллиант, и подкрепленного лишь шорохом ползущих, бредущих и неуверенно маячивших в воздухе подчиненных. Одним из них был Графит – ну, или тот, кто выдавал себя за него. Заметив мой взгляд, он ощерился, и блеснувшее на миг зеленое пламя, пробежавшееся по его фигуре, явило мне выдающихся размеров перевертыша, оскалившего свои длинные клыки.

— «Как королева перевертышей, я обязана подыскивать пищу для своих подопечных, и будь уверена, что я найду ее куда больше, чем когда-либо мечтала! Война – вот то, что накормит наше племя! В Эквестрии куда больше положительных эмоций чем в любом другом месте, где я когда-либо бывала, но они – ничто по сравнению с тем, что чувствуют воюющие между собой существа, способные лишь силой своей ненависти или боли накормить мой народ. Мои подданные смогут насытиться ими вдоволь, и обрести свою былую силу, сметавшую когда-то целые города! А что же до тебя…».

Шипя, рой воспрянул, и с удвоенной силой пополз за своей владычицей. Самые шустрые подскочили ко мне, намереваясь лягнуть, отбрасывая к стене, где уже ждали своей очереди несколько перевертышей, разевая в мою сторону влажные, сочащиеся зеленой слизью пасти.

— «Теперь я смогу занять твое место и питаться всеми этими восхитительными эмоциями, что разливаются в этом месте. Мои подданные затеряются среди твоих подчиненных, и никто не поймет, что же случилось – ни вы, ни грифоны! Скоро мои рассеянные по миру дети прорвутся сквозь порядки пони, и воссоединяться с нами – чтобы питаться!».

— «Я не дамся!».

Что-то твердое ударило меня в живот, отбрасывая к стене, принявшей меня в свое неожиданно мягкое лоно. Покрывавшая ее холодная слизь охватила мою спину и ноги, постепенно твердея, словно какой-нибудь клей.

— «Я… Я не…» — вскинув голову, я увидела оскаленную пасть чудовища, безумно вытаращившего на меня свои огромные, колдовские глаза. Приближаясь, зубы клацнули у меня перед носом — «Я не подчинюсь тебе! Даже… И… Не пытайся!».

— «Оу, что случилось? Маленькая пегаска застряла?» — с насквозь фальшивым, издевательским сочувствием осведомилась огромная хищница. Прилепившиеся над моей головой существа исторгли из кривившихся ртов куски полупрозрачной, липкой слизи, еще сильнее приклеивавшей мои крылья и спину к поверхности камня – «Или ждет своего партнера? На этот раз я не попадусь на эту уловку, и не стану проворачивать глупые представления! Этот слабак хорошенько насытил меня, и пусть он может и не быть моим мужем, но теперь он полностью под моим контролем. И как мне ни жаль тебе об этом сообщать, он больше не сможет выполнять обязанности ликтора Ночной Стражи – как, впрочем, и ты».

Огромный – наверное, больше чем у Селестии – рог вновь окрасился жирным, зеленым маревом, светящимися каплями падавшим с изломанного хитина мне на грудь и живот. Застонав от ужаса, я задергалась, бешено крутя головой, но не смогла увернуться от фонтана горячей зеленой слизи, окатившей мое тело.

— «После трапезы я отправлю это тело твоей повелительнице» — издевательски прошептал мне на ухо истончавшийся, уплывавший куда-то голос – «Думаю, это напомнит ей обо всем, что было между нами. Поэтому потрудись – и вы сможете послужить ей еще один, последний раз!».

---

Медовым звоном гудел жаркий летний полдень. Жаркие солнечные лучи проходили по моей спине, нагревая широкую спину, в то время как легкий ветерок, пахнущий клевером и мятой, ласково игрался с перьями и гривой, беззаботно подбрасывая пряди волос. Мирное цвирканье кузнечиков звенело над разнотравьем, ненадолго прерываясь от громкого рева особо крупного шмеля, подлетавшего к очередному соцветию, или шуршания мышиной семьи светло-бурых полевок, с писком бегущей по своим мышиным делам. Было самое лучшее время дня, когда солнце еще только начинало клониться к видневшимся вдали горам, и еще не успело окрасить небо в тревожный багрянец заката, а от земли поднимался ровный, приятный жар, сообщенный ей ласковыми лучами светила.

Наверное, стоило бы потянуться, но двигаться было лень, поэтому я лишь подняла голову, и тряхнув ушами, повела глазами по сторонам. Где-то недалеко, в колышущемся море травы, мелькали спины моих жеребят – непоседы вновь носились где-то неподалеку от матери, то затевая веселую и шумную игру, то склоняясь едва ли не до самой земли, и принимаясь внимательно разглядывать всякую встреченную ими несуразность – пищащую полевую мышь, спешащую в норку с запасом больших и вкусных зерен из колоса, бог весть какими путями проросшего на этом лугу; ворчливого ежика, с хрустом поедавшего пойманного им кузнечика или большого и страшного жука; а то и начиная опасное путешествие к самому краю пастбища, за которым лежала густая опушка далекого леса. Тогда я поднимала морду повыше, и тревожным ржанием разгоняла густую, клейкую, дремотную тишину, подзывая к себе своих стригунков, и лишь убедившись, что с ними ничего не случилось, вновь опускалась на землю, смыкая слипавшиеся глаза. Скоро солнце должно было опуститься еще ниже, задевая своим круглым оком за ветки далеких деревьев, и нам предстоял неспешный путь домой, и может быть, даже малая, но от этого не менее вкусная мера овса, поджидавшая нас в деревянных яслях[35]… Но этого еще нужно было дождаться, хотя я и не собиралась куда-то спешить. Пусть это делают молодые, уже грызущие друг другу холки, но еще не знающие того, что знают лошади постарше и помудрее. Мы все находились в одном бесконечном круге – Круге Жизни, и когда-нибудь мы покинем этот мир для того, чтобы потом вновь появиться в нем, делая первый вздох, первый крик, и первый глоток материнского молока. Спешить было некуда, и лишь легкое неудовольствие от настойчивого птичьего крика, доносившегося с небесной вышины, портило удовольствие от этого чудесного дня. Подняв глаза к небу, я попыталась разглядеть маленького певуна, разливавшегося трелями со множеством сложных коленцев, но не преуспела – уж слишком маленьким был верещащий от счастья певец, кувыркавшийся в жарком мареве летнего неба. Постепенно его пение становилось все громче и громче, заставляя меня недовольно прядать ушами – в самом деле, какая радость портить достойным существам такой замечательный отдых? Но птица тоже была частью бесконечного круга – как и жуки, заползавшие на пятнистую шкуру, как едва уловимая сырость, которой потянуло с реки, и я подавила в себе раздражение, заставила его раствориться без остатка в свете этого дремотного летнего дня.

В конце концов, кому какое дело до маленькой птицы, пусть даже она храбро приземляется тебе на загривок, и начинает топтаться по нему, склевывая облюбовавших его насекомых, и косясь на тебя черным, словно бусина, глазом?

Мешал только шум. Едва слышный, он был почти незаметен за гулом летнего выпаса, однако он быстро становился все громче и громче, вскоре вытеснив собой прочие звуки. Чириканье стало злее и громче, складываясь в какие-то знакомые формы, отпечатывавшиеся у меня в голове, словно удары вожжей по спине. Не больно, но неприятно. Беспокояще.

«Двигайся! Не лежи! Двигайся, иначе останешься тут навечно!».

Зачем эти глупые звуки? Я знала, что для водопоя время еще не пришло, как и для дороги домой, поэтому лишь недовольно дернула ушами, да недовольно подвигала ртом, отчего болтавшийся на моей морде недоуздок намекающе звякнул отстегнутыми кольцами пряжек, а привязанная к нему веревка зашебуршилась в траве, своим шорохом заставив притихнуть назойливую птицу.

Правда, ненадолго.

«Двигай своими ногами, идиотка! Нам нужно выбираться отсюда!» — наглое пернатое существо соскочило с моего загривка, и треща крыльями прошлось у меня над головой, приземлившись точно между ушей – «Разве ты не понимаешь, что происходит?! Что бы ты там ни видела, это все обман! Иллюзия! Мираж! Борись с ним!».

Бороться? Зачем? Холодный порыв ветра вырвал меня из сонного оцепенения, которому не мешала даже неуемная птица, заставив мою шкуру передернуться от ощущения холода, пронзившего все мое существо, когда на солнце вдруг набежала тучка. Яркие краски внезапно поблекли, и лишь где-то там, за рекой, еще блестевшей в лучах алеющего у горных кряжей заката, уплывало от нас золото жаркого летнего дня, уходившего вслед за светилом.

«Ну же! Дергай ногами! Упрись в стенки!».

Вот неуемное существо. Зачем дергаться? Медленно поднимаясь с примятой травы, я довольно потрясла головой, сгоняя с нее горластую птицу, и вновь оглядела пастбище, представляя, как очень скоро, ведомая мозолистой и опытной рукой, я вновь двинусь через поле, по вытоптанной, нагревшейся за день пыли грунтовой дороги на водопой, после чего, пропустив мимо стадо важных, неторопливых буренок, отправлюсь обратно домой. Зачем мне куда-то спешить, и взбрыкивая и подбрасывая в воздух круп, носиться кругами, словно ужаленной шершнем двухлетке? Для чего поспешно шевелить ногами, когда уже все решено, все прописано в Круге Жизни, и я твердо знаю в нем свое место? Для чего мне стремиться вперед, разгоняя плавное течение жизни, когда она сама, эта жизнь, течет нам навстречу, испытывая нас голодной зимой, и одаривая щедрым летом; сквозя холодом из неплотно прикрытого денника, и наваливаясь на спину тяжестью распаленного жеребца; ухватывая мягкими губами жеребенка разбухшее вымя, и обещая дремотную сытость звоном летнего луга? Куда спешить, если везде нас ждет тот самый Круг, в котором вращаются все наши жизни?

«Ну ты что, уснула там, что ли?» — голос становился все тревожнее и тревожнее – «Разве ты не помнишь? «Лунюшки-лунюшки, веселые подружки»… Вспоминай!».

Вспоминать не хотелось. Хотелось жить – тихо и неспешно, пока тяжелая рука, опустившаяся на загривок, острым блеском железа и болью не прервет этот бесконечный круг, но лишь для того, чтобы вновь начать его бесконечный бег. Все взвешено, отмерено и предрешено.

«Из твоего партнера сейчас выпивают все душевные силы, выжимая, словно пещерный гриб! И ты так и будешь тут плавать? Позволишь этому произойти?!».

Холодный ветер пробирал до костей, хлеща по морде прядями гривы. Где-то неподалеку зародился гром, тревожным набатом пробежавшийся по тучам, и раскатившийся у самой реки. Разнотравье заволновалось, тяжелым шорохом заставив умолкнуть неугомонных насекомых, и даже беспокойная птица притихла, когда я нехотя встала, подставляя морду под удары первых холодных капель, упавших на меня из-под стремительно чернеющих облаков. Веревка натянулась, влекомая весом навалившейся на нее травы, и все мои рывки не могли освободить мою морду от тяжести затянувшегося вдруг недоуздка, выворачивавшего мою голову, и пригибавшего ее к самой земле.

Грохот.

Гром прогрохотал прямо над моей головой, заставив испуганно шарахнуться в сторону. Тяжелые струи дождя ударили по моей спине, бросая меня на мгновенно промокшую траву, обвившуюся вокруг моего тела, подобно водорослям со дна реки, в которое упало когда-то пятнистое тело.

Грохот.

Гром заглушал мое ржание, с которым я пыталась выбраться из скользкой, влажной тюрьмы, в которую превратился выпас, раскисший под ударом стихии. Гроза бушевала над пастбищем, с головой накрывая меня неприятной, пахнущей тревогой и опасностью влагой, заливавшейся в мои уши, глаза и рот. Давясь и крича, я пыталась подняться, но все плотнее и плотнее сжимали меня стенки кокона, в который превращалась мокрая трава, и все сильнее шумело у меня в голове, все темнее становилось вокруг – и все сильнее стягивала мою морду веревка, вжимая мой храп[36] в холодную, мутную жижу. Я дернулась раз, другой — и напрягая все силы, потянулась вперед, вытягивая укрытые сталью копыта прямо перед собой, туда, где плотно пружинила под моими слабыми ударами толстая пленка, отгораживавшая меня от воздуха, от света, от жизни. Морок уходил, тревожно громыхая раскатами грома, в то время как мои экзопротезы ковыряли когтями тугую, неподатливую плоть моей темницы – ощущая свои легкие, бессильно гоняющие по трахее какую-то скользкую, холодную жижу, я билась в самой настоящей, неконтролируемой панике, брыкаясь, лягаясь и вертясь в своем тесном узилище, пока, наконец, не почувствовала, как проваливаюсь куда-то вниз, в водопаде зеленой слизи. Мимо промелькнули раскрывшиеся, словно лепестки чудовищного бутона, створки какого-то кокона, и спустя миг, с шумом и плеском, я грохнулась в глубокое, и очень холодное озеро, подняв фонтан из брызг. Отбитые спина и круп тотчас же отозвались жгучей болью, протестуя против такого неэлегантного вида ныряния, а намокшие, покрытые зеленоватой гадостью крылья, вместе с тяжелыми экзопротезами, тотчас же потянули меня на дно.

«Как глупо…» — опускаясь все ниже и ниже, я успела ощутить и горечь поражения, и какую-то детскую обиду на несправедливую судьбу, вместо роскошных похорон с кучей безутешных родственников и сослуживцев, уготовившую мне безвестную гибель в какой-то пещере, и сухую строчку «Пропала без вести»[37] – на папке с личными данными.

«И долго мы будем себя жалеть?».

«Отвали…» — двигаться не хотелось, и с терпеливой покорностью я глядела на гладь подземного озера, испытывая легкое головокружение от ощущения, что я смотрюсь в висящее надо мной зеркало. Тонкая струйка зеленой субстанции медленно тянулась из моего носа к поверхности колыхавшейся воды – «Не видишь, что я тут немного занята?».

«Чем же? Изображая из себя аквапони?».

«Слушай, не мешай мне умирать, хорошо?».

«Как скажешь!».

И вновь тишина. Неприятное ощущение воды, налившийся в уши и нос. Медленно, очень медленно нарастающая тяжесть в груди. Отголоски апатии вновь коснулись моего сердца, заставляя его замедлить свой беспокойный бег, но на этот раз вокруг не было ласкового солнца и теплого луга… И вообще, откуда мне в голову пришла эта странная мысль?!

«И что же, не будешь даже уговаривать?» — от нечего делать, поинтересовалась я у самой себя.

«А зачем?» — ответ пришел не сразу, раздавшись внутри моей головы спустя лишь какое-то время. Голос был недовольный, и говорил заметно в нос, что в купе с легким французским прононсом делало его почти непонятным для моих ушей – «Ты собиралась умирать? Отлично! Продолжай валяться в этой луже, и тупо таращиться вверх – вот будет потеха, когда тебя придут вылавливать из этой помойки, и увидят твои вытаращенные глазенки, и вывалившийся изо рта язык! Не знаю, был ли смысл вытаскивать тебя из копыт этих тварей? Так бы ты хоть им удовольствие доставила, накормив пару голодных ртов».

«Эй, я не маленькая!» — уловив ядовитую насмешку, порядком доставшую меня за все эти годы, я немедленно решила обидеться – «Я компактная, ясно?! И в вообще, я лежу на дне глубокого озера, с намокшими крыльями и тонной стали, привязанной к моим ногам! Разве я не заслужила немного сочувствия и…».

«Ногу подними».

«А? Чего?».

«Ногу, говорю, подними» — презрительно буркнуло у меня между ушей. Решив порадовать себя еще одним, последним движением, я нехотя пошевелила задней ногой, и вытянула ее по направлению к далекой, невероятно далекой поверхности подземного озера, тысячами гекалитров темной воды давившей на мою тщедушную грудь…

— «Какого конского редиса?!» — изумленно булькнула я, выпуская изо рта облачко какой-то зеленой, быстро растворяющейся в воде гадости, когда кончик моего копыта пробил волнующуюся поверхность.

«Совокупность из недоразвитого мозга, кобыльей истеричности и слюны перевертышей» — презрительно отозвалась моя шизофрения. Я буквально чувствовала яд, сочившийся между слов выдуманной мной собеседницы – «Конечно, в ближайшее время тебе не грозит утопление, хотя если ты вознамеришься полежать подольше, любуясь блеском воды, то я бы уже не поручилась за твое здоровье… Ну и что, долго мы еще тут валяться будем?».

— «Что это значит?! Кто ее выпустил?!».

— «Твоюж мать!» — буркнула я. Наивная, я попыталась вспомнить обучение в Обители, и проскользнуть вдоль стеночки к карнизу, на котором расположилась темная фигура, окруженная роем вертевшихся вокруг фигурок поменьше. Впрочем, теперь она казалась мне не такой большой, как раньше, однако моя самонадеянность привела лишь к тому, что меня заметили, стоило мне сделать один лишь только шаг из узкого, кишкообразного коридора.

Быть может, эти существа и вправду могли ощущать эмоции? Тогда моя мрачная решимость должна была бы стать для них засохшим батоном ржаного хлеба, несущегося прямо в их поганые рожи.

— «Я выпустила себя сама» — мокрая и нахохлившаяся, словно вымокший под дождем воробей, я выглядела совсем не презентабельно, и уж точно не походила на какого-нибудь могучего единорога прошлого, способного помериться силами с каким-нибудь драконом, или самым захудалым аликорном – «Теперь я пришла за своим мужем и товарищами!».

— «Ты же понимаешь, что прием окончен?» — голос, прозвучавший с изогнутого камня, звучал как-то приглушенно, и я постаралась прогнать негаданно полезшие в голову скабрезные мыслишки, заставившие нервно усмехнуться мою выдуманную протеже, обитавшую у меня в голове.

— «А у меня абонемент!».

Ответа не последовало, но раздавшиеся со всех сторон шуршание и дали мне понять, что уже через мгновение меня будут бить – и может быть, даже ногами. Предчувствия, подсказанные крупом, меня не обманули, и уже через секунду, меня просто снесло, словно одинокое дерево, попавшее под удар несущейся лавины, когда голенастая фигура, возлежавшая на прежнем месте под сводами подземного зала, расправила перепончатые крылья, и неожиданно стремительно ринулась вниз, за два удара сердца преодолев разделявшее нас расстояние. Мне повезло, и удар пришелся в грудь, прикрытую толстыми стальными щитками, между которыми лежала часть механизмов, приводивших в движение экзопротезы – благодаря своей жесткой конструкции они даже не скрипнули, когда моя тушка с визгом отлетела к стене, едва не разбив себе голову о так некстати подвернувшийся сталагмит, служивший основанием для очередного каменного карниза, выступавшего из шероховатой стены. Но оседлавшее меня существо явно не собиралось останавливаться на достигнутом, и мне с большим трудом удалось отразить удар хитинового копыта, приняв его на покрытую металлом ногу.

— «ХХХХХСССССССССССССССС!» — судя по свисту взбесившегося чайника, сидевший на мне аликорн изволил остаться недовольным моим подлым маневром. Несмотря на размеры, я почти не ощущала веса оседлавшего меня чудовища, однако если бы в спокойной обстановке, где-нибудь в библиотеке Твайлайт, или Сахарном Уголке Пинки я бы еще могла задуматься над таким странным поведением сидевшего на мне тела, то во время безобразной драки, лежа на полу, и уворачиваясь от ударов неожиданно острых копыт, делать это было бы не слишком разумно, и мне стоило позаботиться о спасении собственной пятнистой шкурки. К несчастью, моя противница применяла какую-то магию, и мне все время не хватало каких-нибудь сантиметров, чтобы дотянуться до молотящих по моей груди и голове копытам, пронизанным дырками, словно какой-нибудь сыр. Кажется, эти существа не имели костей, а состояли, словно насекомые, из хитинового экзоскелета, но это ни в коей мере не помогало моим обутым в сталь ногам, скользившим по черной, скользкой, скрежещущей плоти. Шум над нами усиливался, и я могла лишь догадываться, почему меня еще не заплевали зеленой гадостью, отправив обратно в кокон или яйцо, или как там еще называлось это вместилище для плавающей в нем плоти, постепенно становящейся чьей-то закуской. От мысли об участи быть разложенной заживо меня пробил холодный пот, и следующий мой удар неожиданно для меня и моей противницы попал точно в цель, заставив сидевшего на мне монстра отдернуть голову, получив по подбородку не слишком сильный, не слишком уверенный, и не слишком точный удар. По крайней мере, он точно не произвел бы на нее никакого впечатления, если бы не когти, наконец-то выскочившие из стального копыта, и оросившиеся зеленоватой, фосфоресцирующей кровью взвизгнувшего аликорна, едва не распрощавшегося со своим подбородком.

«Интересно, и почему меня еще не зажарили живьем? Твайлайт говорила…».

Впрочем, раздумывать было некогда – дернув задними ногами, я резким, винтообразным движением перевернулась на живот. Этот маневр я научилась проделывать под Графитом, кода мой благоверный становился уж слишком брутальным, и тяжелыми ударами поясницы начинал буквально вбивать меня в наше скрипевшее семейное ложе – перекручивавшееся при этом жеребцовое достоинство, едва ли не завязывавшееся узелком, быстро приводило его в чувство, а уж в естественном для четвероногого положении я могла наделать много неприятного тому, кто вздумал бы меня оседлать. Что, впрочем, я и проделала, подтянувшись на вытянутых передних ногах, и изо всех сил лягнув задними – судя по хрусту и быстро удалившемуся шипению, мои копыта попали в цель, отправив противницу в короткий нокаут. Вскинув голову, я увидела лишь черные тени, скользившие по воздуху под аккомпанемент глухого жужжания множества перепончатых крыл – похоже, меня либо не видели, либо просто не стали встревать в эту «схватку двух якодзун», катавшихся по полу, и крушивших попадавшиеся на пути камни и пучки какого-то вонючего мха, в изобилии торчавшие из трещин в полу пещеры. Однако раздумывать над всеми странностями было рано, и я буквально на ощупь двинулась в ту сторону, куда теоретически мог улететь черный монстр – в окрашенном голубоватым светом полумраке найти его была еще та задача, но я твердо решила воспользоваться возможностью, и хоть как-нибудь навредить этой твари, пока она не соблагоизволила бы отдать мне всех, кого наловили за время моего бездействия эти странные существа.

«Нужно бежать, пока она не вернулась!».

— «Я сказала НЕТ!» — рыкнув, я подобрала первый попавшийся на глаза обломок камня, и обхватив его выскочившими из накопытника когтями, прихрамывая, двинулась в сторону ближайшего темного угла. Идти было не слишком удобно, но я твердо решила, что выбью из моей похитительницы своего мужа и друзей, причем во всех смыслах этого слова – «В жопу сбитый аликорн далеко не улетит! А уж если ему еще и рог чуть-чуть подрихтовать…».

«Ты тратишь время на миньонов, в то время как тебе стоило бы убегать от повелительницы. Учти, ты еще попросишь у меня о помощи!».

— «Ну да, прям вот щаз! Если все удастся, то это от меня она будет… Ага! Попалась!» — ругаясь сама с собой и шмыгая разбитым носом, я окунулась в кромешную темноту, где едва не навернулась, споткнувшись о распластавшееся на полу тело. Отсутствие света и присутствие не особенно тонкого металла на передних ногах ничем не способствовали ощупыванию незнакомого существа, вооруженного, как я помнила, здоровенными клыками, поэтому я решила выволочить оказавшееся не слишком тяжелым тело на свет, периодически вздергивая голову, когда надо мной проносилась очередная жужжащая тень. Похоже, перевертыши были заняты какой-то разборкой, и мне совершенно не хотелось выяснять, кто же окажется победителем в этой схватке за пятнистую шкурку глупой пегаски, с трудом уворачивающейся от падавших сверху тел.

Однако грохнувшаяся неподалеку фигура быстро заставила меня забыть о моем грузе.

— «Скраппс!».

— «Ааааа, еще один морок?!» — рассвирепев, я выплюнула изо рта потрескивающее мушиное крыло, и свирепо уставилась на приближающегося ко мне перевертыша, поигрывая вновь показавшимися из накопытников когтями. Уследить за ними было довольно сложно, и мне приходилось каждый раз отвлекаться, мысленно представляя себе, или правильнее сказать, вспоминая о том, как ощущаются пальцы, готовые вонзиться в чужую плоть крючковатыми пирамидками когтей – «Ваша повелительница уже получила свое! Теперь ваша очередь!».

— «Я не морок, Скраппи, и если уж говорить начистоту, это уж мне нужно спрашивать, а не перевертыш ли ты!» — облегченно фыркнул жеребец, двигаясь в мою сторону. Поставив передние ноги на свою добычу, я замахнулась, пытаясь рвануть когтями шею приблизившегося существа, но пощелкивающие механизмы экзопротезов были недостаточно быстрыми для того молниеносного броска и удара, что отбил в сторону мою ногу. Пискнув, я моментально оказалась над придавившей меня, черной тушей, испачканной в какой-то зеленой, светящейся слизи, отчего устроившийся на мне пони выглядел словно кошмарное порождение Тартара. Отбив в сторону очередной мой замах, он неожиданно сильно прикусил меня за шею, возле самого уха, выдавливая из меня страдальческий визг.

— «Сволочь! Убью!».

— «Кажется, точно она» — уткнувшись носом в мою гриву, он сделал долгий, глубокий вдох, и замер, не обращая внимания на все мои взбрыки и попытки укусить нависавшую надо мной шею и грудь – «И зубы такие же. И запах. Ну, и повадки не изменились… Скраппс, ты угомонишься наконец, или нет?».

— «Дай мне только встать, и я из тебя половик сделаю, подонок!».

— «Кажется, это точно она, ликтор» — с недовольной миной прошипела приземлившаяся рядом стражница, в которой я не без труда узнала Мунлайт Сонг. Выглядела она ужасно, и помимо покрывавшей ее слизи, весь бок кобылы представлял собой одну большую, кровоточащую ссадину, словно та угодила под шлифовальный агрегат – «Такая же мерзкая, наглая и неблагодарная выскочка-недоучка. Не понимаю, чего вы в ней вообще нашли?».

— «Дай только мне вылезти из-под этого придурка, прикидывающегося моим мужем, и я тебе твои крылья под хвост затолкаю, как и вашей хозяйке!».

— «Это не Кризалис» — поглядев куда-то назад, заявил лежавший на мне жеребец. На этот раз ощущение того, что на меня навалился бегемот, сожравший на досуге вдвое больше собственного веса, подсказало мне, что возможно, к словам этого наглеца стоило бы прислушаться повнимательнее. Еще больше меня насторожило странное напряжение, возникшее где-то в самом низу моего живота – «Это какой-то здоровенный перевертыш. Кажется, ты смогла его оглушить».

— «Я дралась с самой Той, Кто Жаждет!» — задрыгав задними ногами в бесплодной попытке освободиться, я добилась лишь того, что мой живот основательно прижало к позвоночнику кое-что большое и горячее, твердевшее с каждой минутой – «И вообще… Эй, что за шуточки?! Я замужняя кобыла!».

— «Мне ли не знать!» — нервно фыркнул жеребец. Увы, мой нос уже забился свернувшейся кровью, и я не могла обнюхать его, чтобы понять, он это, или нет, но судя по ощущению теплого тела, так не похожего на холодные тела перевертышей, стоило признать, что это все-таки мог быть и мой муж. Особенно после того холодного приема, что устроил мне его двойник – «Просто я очень рад тебя видеть».

— «И долго вы собираетесь так валяться?» — вновь влезла в наши взаимные обнюхивания стражница, укоризненно глядя на наши обнявшиеся фигуры. Мне показалось, или в ее глазах промелькнула неприкрытая зависть?

— «Мы уже проредили тех, кто последними вылез из спячки, но остальные могут и вернуться!».

— «А вот мы сейчас спросим у их повелительницы!» — тотчас же возбудилась я. Решив оставить сомнения на потом, я тотчас же принялась выцарапывать себя из-под вольготно расположившегося на мне жеребца, похоже, совершенно не настроенного менять столь удобное место, и идти куда-то вглубь холодной пещеры – «Эй! Слезай уже! И вообще, напомни-ка, где ты обещал мне построить наш дом? Я уже давно хочу жеребенка!».

— «Еще одного?» — заинтересовался черный негодяй, почти развеяв мои сомнения верным ответом на этот нехитрый тест – «Ну вот, прав был мистер Маккриди говоря, что лучше немного подождать, чем два часа уговаривать».

— «Подонки вы все!» — сердито проворчала я, ударом копыта сгоняя с себя усмехавшегося жеребца – «Неблагодарные сволочи и тунеядцы. И вообще, слезай уже с меня, и давай выясним, где это чудовище, которое ими командовало!».

— «Я бы не стал с ней встречаться – по крайней мере, без приказа на то Госпожи» — нахмурившись, буркнул Графит, подходя к валявшейся неподалеку фигуре. Увы, он был прав – тяжело дышавшая, она вряд ли могла быть тем страшным монстром, что без труда отправила меня на переработку в протеиновую диету для своих отвратительный подчиненных, напоминая скорее обычного перевертыша-переростка. Мне сразу стало понятно, отчего это я почти не ощущала веса этого существа – по сравнению со своей повелительницей, оно казалось не таким уж и большим. Несмотря на все наши усилия, фасеточные глаза оставались плотно прикрытыми – не помогли ни вывернутые крылья, ни удары по ребрам, ни пинки по хитиновому крупу. Похоже, удар о стену был гораздо сильнее, чем я думала, и вскоре, плюнув на распластавшуюся на полу фигуру, мы отправились в соседнюю пещеру – туда, где под самым потолком висели полупрозрачные коконы, наполненные зеленой слизью.

— «Между прочим, мог бы и вымыться, после того как вылез из этой штуки» — буркнула я, стыдливо отводя глаза от мелкого озерца. Теперь, после схватки, когда остатки зеленой гадости медленно покидали мой организм, оно напоминало мне самую обыкновенную лужу, и я ощутила, как кровь приливает к щекам от стыда при воспоминании о пафосной сцене, которую я устроила, пытаясь утопиться в этом пруду. Над его поверхностью, под самым потолком, неподвижно застыло множество коконов, добраться до которых с промокшими крыльями я вряд ли бы смогла. К счастью, стражи были лишены этого недостатка, и вскоре, мне на голову вновь посыпались тела – на этот раз пони. Измазанные в зеленой жиже, с безумно вытаращенными глазами, они сыпались в мгновенно ставшие мутными воды озерца, и мне оставалось лишь вылавливать собратьев по несчастью из окрасившихся в зеленое волн, раскладывая их рядком на берегу. Как ни странно, среди них мы обнаружили множество грифонов – увы, ко многим из них помощь пришла слишком поздно, и выжившие мрачно взирали на ряды коконов, все еще остававшихся под потолком. Сморщенные, высохшие, они стали последним приютом для ссохшихся, мумифицированных останков тех, кто попался перевертышам задолго до того, как над долиной раздались первые звуки труб и рогов, но все-таки выживших было больше, чем этих мрачных напоминаний о том, что где-то рядом с нами – быть может, в ближайшей тени – живут настоящие монстры, которые не прочь закусить любым живым существом, независимо от наличия у них клювов, копыт или когтей.

— «Шлеклихь!» — ежась, пробормотал один из грифонов. Его богатая одежда почти распалась, перья – почти что выпали, а от украшавшей его грудь перевязи остались лишь несколько драных кусков ткани, зиявшие дырами от сорванных знаков отличия – «Это пхоцто ушацно! Цколько ше их пхоникло в Грифус за фсе это фхемя?! Мы толшны пхетупхедить кохоля!».

— «Если еще не слишком поздно» — мрачно буркнула я. Оставалось лишь радоваться тому, что «консерванты» и галлюциногены, содержавшиеся в жидкости коконов, продолжали действовать еще какое-то время после выхода – грифонов уже было больше, чем нас, причем значительно больше. Похоже, пони лишь недавно стали добавлением в меню этих тварей.

— «Кто знает. Может, и король уже того… Не король, а королева».

— «Нет. Она его одурманила, но не стала выдавать себя за него» — опустившись рядом со мной, Графит мрачно поглядел наверх, на ряды оставшихся невскрытыми коконов – «Мы так и попались, решив проследить за ближайшей фавориткой короля до ее покоев. Признаюсь, я быстро заподозрил ее в двойной игре, но увы, она не была тайным осведомителем принцесс, или агентом их влияния при Каменном Троне. Все оказалось гораздо, гораздо страшнее».

— «Мы толшны цпацти нашего кохоля!».

— «Успокойтесь, маршал. Волноваться нужно было тогда, когда эта тварь де Лакурр начала оттеснять от трона преданных грифонов, продвигая вперед ничтожеств и лизоблюдов» — фыркнул страж, с омерзением стряхивая с крыльев облепившую их зеленую гадость – «Может вспомните, кто именно отправил вас в почетную отставку, забрав у вас маршальский жезл, и назначив распорядителем-виночерпием? Хорош же король, избавляющийся от командира собственной стражи в угоду своей фаворитке!».

— «Фы цказали, Еко Феличецтфо пыл отурманен» — отводя глаза, пробормотал грифон. Вернувшаяся из большой пещеры Мунлайт призывно зашипела, замахав кожистым крылом, и вздрагивающие пленники торопливо двинулись вслед за тройкой стражей, занявших место во главе этой скорбной колонны. Большой зал вновь наполнил шум копыт и цоканье когтей по холодному камню, однако первые тени уже скользили над нашими головами по покрытым мхом стенам, и мне пришлось подавить постыдную дрожь, проявив просто титанические усилия, чтобы не пуститься вскачь по уходившему вглубь горы коридору.

— «Наверняка. Они мастера проделывать такие штуки, а уж их повелительница может заворожить почти кого угодно» — кивнул Графит. Оглянувшись, он нахмурился, и притормозив, занял место в хвосте колонны, рядом с Рэйном, сердито шипевшим себе что-то под нос. Увидев меня, розовый пегас бросился было обниматься, но теперь стыдливо отводил глаза, и только бурчал что-то невразумительное по поводу исчезнувших оружия и брони. Заметив его маневр, притормозила и я.

— «Кстати, милая, ну а ты-то зачем полезла в это место? Кто обещал мне все время оставаться в безопасности?».

— «Я согласилась таскать с собой телохранителей. Теперь их у меня целая сотня!» — огрызнулась я, то и дело оборачиваясь назад. Мне все время казалось, что где-то неподалеку уже раздается звон мушиных крыльев преследующих нас перевертышей – «А какого hera ты так надолго исчез?! И вообще, это ты во всем виноват! Это ты приперся ко входу в пещеру! Ты обещал показать мне «что-то удивительное»! И это ты привел меня к этой твари!».

— «Не я. Это был перевертыш!».

— «Вот ты и ответил на свой вопрос!».

— «Ладно, будем считать, что я поверил твоему оправданию» — фыркнул жеребец, шлепком крыла по заднице отправляя меня вперед, в середину колонны – «Мы провели несколько дней во дворце, и видели слишком много такого, о чем должны поведать принцессам. Боюсь, все эти мирные переговоры, о которых жужжат оба двора, могут быть одной большой ловушкой. И именно ее организацией сейчас занимается Королева Перевертышей, вербуя, подкупая, запугивая и просто одурманивая окружающих трон грифонов».

— «Мне бы не знать!» — раздраженно фыркнула я, вспоминая навалившйся на меня дурман, становившийся только сильнее по мере приближения к королеве перевертышей. Вспомнив, на каком расстоянии действовал этот зов, я вздрогнула, заново пересмотрев свое отношение ко всему, что происходило на свадьбе третьего аликорна.

— «Кохоль цофсем ицменилца» — горестно вздохнул слышавший наш разговор маршал – «Хыбалка, пиры и цоцтязания пыли его люпимым вхемяпховождением. Но за поцлетний год он цильно изменилца. И этот хазхыв ц Полипетангом… В цвоем безумии он оцталца без кадховой ахмии, котохую забхал фельдмахшал!».

— «А объявившая об отделении и нейтралитете Пиза оставила от Короны одну лишь Корону» — схохмил один из стражей, пролетая мимо нас неслышно, словно плывущее по ветру перо – «И как оказалось просто отстранить от власти некогда прославленный род ван дер Траав! Верно, маршал?».

Не ответив, грифон встопорщил остатки перьев на шее, и мрачно двинулся вперед.

— «Я думаю, нужно заканчивать это представление» — спустя какое-то время, буркнула я. Поминутно оглядываясь, мы наконец достигли нижней точки тоннеля, и спотыкаясь, побрели наверх – к свободе, к бескрайнему небу, лишенному этих холодных, давящих каменных стен – «Маршал ван дер Траав, вы слышали? Нужно заканчивать этот бардак. Я собираюсь начать мирные переговоры – но не в Грифусе, а где-нибудь неподалеку. На каком-нибудь облаке, подальше от города и засевшей в нем королеве этих тварей. Думаю, вместе мы сможем выковырнуть оттуда всех, кто проник в Грифоньи Королевства для того, чтобы пировать на чужих эмоциях, высасывая из них магию».

— «И вы хотите пхетлошить помощь поцле того, как пхитащили к похогу нашего дома целую ахмию?» — колко ответил грифон. Идущие впереди сородичи маршала одобрительно загомонили, но тут же утихли, услышав предупреждающее шипение от промчавшегося мимо фестрала – «Ецли фсе плохо, то вхят ли кто-то из окхушения кохоля пойдет на это».

— «Так найдите таких, кто пойдет!» — сердито топнула я, отмахнувшись хвостом от мужа, в очередной раз наподдавшего мне крылом. Мне почему-то показалось, что ему почему-то понравилось это действие, и положила себе обдумать на досуге возможность разнообразить наши постельные игры, которые понемногу стали отдавать обыденностью и скукой – «Или назовите тех, кто будет вести переговоры! Покажите тайный вход в город, и клянусь, туда войдете лишь вы! Мне вообще ваш город без надобности – у меня, как и у большинства пони, есть все, что мне нужно. А остальное мы получим из копыт наших богинь, поэтому какие-то там завоевания и расширения, о которых, срывая глотки, орали ваши представители «партии войны» и окружение ле Крайма, для нас лишь пустой звук, и сотрясание воздуха. В этом мире хватит солнца и неба, земли и воды для всех живых существ, маршал, уж поверьте моему слову! Поэтому забудем наши разногласия – хотя бы на время. В конце концов, я уже похоронила много товарищей лишь для того, чтобы дать отпор амбициям ваза!».

— «Мы не меньше претерпели от пони!» — возмутился кто-то в начале растянувшейся по тоннелю группы спасенных – «Все эти хитрые политические альянсы, бесчестные соглашения, торговые договора и целая паутина страховок, перестраховок и долгов – это все ваши штучки! Сначала заигрываете с одним королевством, затем с другим, выступаете против третьего, и интригуете против всех, плюс четвертого – в придачу!».

— «А вам, значит, хочется, чтобы вам вечно смотрели в клюв, воспринимая каждый чих из вашего посольства как откровение свыше?!» — вызверился где-то позади меня Рэйн, заставив страдальчески сморщиться. Похоже, моя мирная инициатива стремительно скатывалась к всеобщему разладу и озлоблению – «Мало того что считаете себя законодателем моды, кухни, и прочей ерунды, так еще и угрожать нам решили? Этот ваш ле Крайм, который как репей прицепился к нашему Легату – это он идеальный политик, риттер без страха и упрека, что-ли?!».

— «Заканчиваем srach! Мы еще не выбрались из этой передряги, чтобы кусать друг друга за крупы!» — я вскинула крылья в примиряющем жесте, решив разрядить атмосферу – «Нельзя, чтобы два народа рвали друг другу глотки из-за кучи каких-то проклятых паразитов! Кому, как не нам, лучше всего знать, что такое умирать из-за ошибок каких-то политиканов, верно? В конце концов, я не удивлюсь, если среди наших говорунов в Палате Общин обнаружится один-другой вот такой вот перевертыш… Кстати, а у них что, и в самом деле есть и крылья, и рог?».

— «Та, ецть. Я и забыл, как вы, пони, повехнуты на этом рудименте, превратив его в нацтоящий фетиш» — клекотнул ван дер Траав, воинственно топорща на шее десяток перьев, оставшихся от некогда роскошной перьевой гривы – «Поэтому мы и не довехяем фцяким там пони, будь они чехные, или хацноцфетные!».

— «Ага. У них там все просто: у кого есть крылья и рог – тот и правит!» — насмешливо прокурлыкала какая-то клювастая дама, выглядевшая не столь потрепанно, как остальные. Не поддавшись на подначку, я лишь негромко фыркнула, и молча пошагала вперед. Вскоре, так поступили и остальные. Разговоры утихли, и под низкими каменными сводами доносились лишь стук копыт, цоканье когтей, да надсадное дыхание очередного грифона или пони, выбившегося из сил, основательно подорванных пребыванием в коконе перевертышей.

— «Надеюсь, они не станут нападать, когда мы так близко к поверхности» — прошептала я, нервно оглядываясь в сторону пройденного нами пути. Каменные своды и стены пройденных нами пещер и тоннелей все так же купались в голубоватом, безмятежном свете фосфоресцирующего мха – «Вот уж был бы облом из обломов!».

— «Они отправились в город. Зачем – не знаю» — негромко обронил Графит. Уставшая Сонг опустилась ему на спину, и мгновенно заснула, страдальчески кривясь и постанывая во сне. Увидев, как я осторожно поправляю ее соскальзывавшую со спины ногу, муж коротко и ободряюще улыбнулся, осторожно придерживая крыльями свою подчиненную – «Но мне кажется, они готовят себе путь к отступлению. Кризалис знает, что принцессы выдвинулись сюда, как только мы обнаружили в Грифусе следы перевертышей, и теперь постарается скрыться, бросив на нас всю армию грифонов, и послушного ее воле короля. Мы выкинули их из Эквестрии несколько лет назад, и она явно не в лучшей форме для того, чтобы драться с божественными сестрами, не говоря уже о том, что с ней лишь жалкие остатки того роя, что когда-то штурмовал Кантерлот».

— «Да? На меня ее хватило, даже в таком вот «ослабленном» состоянии!» — фыркнула я, передергиваясь от воспоминания о странном заклинании, после которого я оказалась в коконе перевертышей – «А она и вправду аликорн?».

— «Я не знаю. Быть может» — вздохнул Графит, невесело пожимая плечами, отчего лежащий на его спине груз недовольно пискнул что-то сквозь сон – «Госпожа не одобряет обсуждения этого существа, но мне кажется, что это так. Я присутствовал на докладе принцессы Спаркл, после того как та «случайно» выпустила из заточения это существо, и судя по ее рассказу и записям, Кризалис и в самом деле необычайно древнее создание, с которым боролись многие раздробленные королевства единорогов, пегасов и земнопони[38]. Поэтому обещай мне, что будешь держаться подальше от всех наделенных божественными силами сущностей, хорошо?».

— «Ага. Вот только уволюсь со службы, выселю Твайлайт из библиотеки, и тотчас же уйду на покой» — фыркнула я. Что делать, мне очень нравился этот резкий, храпящий звук, издаваемый ноздрями пони, с помощью которого они могли выразить злость, презрение, одобрение, недоверие, признательность и еще целую кучу эмоций – «Может, стану мэром городка… Нет, мэр должен знать математику, и хорошо считать доходы и расходы. Не хочу быть мэром».

— «Ты говоришь как начинающий политик».

— «Политиком тоже быть не хочу… Хотя если это подразумевало бы под собой посещения Палаты Общин, то думаю, я смогла бы сделать политическую карьеру, пусть и несколько скандального толка. Стучала бы накопытником по трибуне, и крича «Vi vse podonki, odnoznachno!», поливала бы окружающих яблочным соком».

— «Думаю, это мало бы чем отличалось от твоего повседневного поведения» — заметил муж. Ощутив порывы холодного ветра, пони и грифоны взбодрились, веселее зашагав по все круче и круче забиравшему вверх коридору, поскальзываясь и падая на неровных камнях.

— «Да брось. Это все шоу. Шоковая терапия хороша лишь в определенные моменты, и в парламенте обязательно должна присутствовать фигура, которую почитают за клоуна, чтобы своим эпатажным поведением сглаживать резкость высказываемых ею суждений. Своего рода лакмусовая бумажка или кончик копыта, которым пони проверяют температуру воды, прежде чем окунуться в нее с головой. Так что я могла бы высказывать непопулярные или запретные идеи, которые бы, после длительных дебатов, раз за разом отклонялись бы квалифицированным большинством, а в это время народ постепенно привыкал бы к тому, что вскоре наметили бы принцессы. Но увы, политикам, как и правителям, часто приходится поступать против совести, обычаев, чести и достоинства, и я не смогла, наверное, спокойно разговаривать с мерзавцами, подонками и ворьем, а уж тем более – объявлять их своими политическими соратниками. Уж слишком хорошо я знаю, что такое «смена курса» и «политически мотивированное решение, соответствующее текущему моменту». Все эти меры, которые политики считают вынужденными, на самом деле примиряют их самих и окружающих с реальностью, позволяя за витиеватыми словами прятать самую обычную подлость и грязь, которая вскоре замазывает и их, и окружающих!».

— «Ты гофоришь пхямо как популяр, пегацка» — фыркнул приотставший маршал. Судя по его габаритам, пусть даже и слегка уменьшившимся после пленения перевертышами, это был не командовавший войсками фельдмаршал грифонов, а лишь придворный, ведавший охраной и имуществом короля. Как я помнила из прочитанных за время болезни книг, эти обязанности обыкновенно возлагались на коннетабля, но если его место занимал особенно благородный грифон, то его чин изменялся на маршальский, без особенного, впрочем, изменения в обязанностях – «Впхочем, чего еще ожидать от фаших выборных хеспублик, которые некогда царили в небесах!».

— «Как кто?».

— «Популяры. Кучка цкандалистов из гхязи, хатующих за то, чтобы выходцам из цамых низов были бы предоцтавлены те же пхава, что и пхедцтавителям цамого благоходного цоцловия, ецли я пхавильно уловил оцобенноцти фашей политики. Хайденангст!».

— «Ничего «ужасного» я в этом не вижу» — остановившись, я в упор поглядела на приблизившегося к нам ван дер Траава – «И наверное, в эту политическую фракцию я бы точно вошла. Решено – я собираюсь поддержать заключение мира с грифонами, и не позволю, чтобы нас рассорили какие-то существа, питающиеся не только нашей плотью, но еще и поедающие наши эмоции!».

— «Про цтакан с яблочным цоком не забудь, когда будешь фыполнять цвои обещания».

— «Ну да, и с… Эй, кажется, мы выбрались?».

— «Похоже на то» — согласился Графит, до того не встревавший в наш маленький спор с маршалом, и лишь покровительственно поглядывавший на мою макушку, маячившую у него где-то в области шеи. Похоже, весь мой маленький спич он воспринял как похвальбу жеребенка, грозящегося закончить школу с высшим баллом по всем предметам, стать генералом, и купить себе целую лавку мороженного – «Нам стоит пошевеливаться. Скраппи, у тебя есть нормальные единороги, способные завалить этот проход? Нужно обезопасить себя с тыла, и уже после этого я надеюсь выловить всех, кто сумел проникнуть в лагерь Легиона под нашими личинами».

— «А ты уверен, что…».

— «Думаю, Королева Перевертышей не упустила бы такого шанса, как возможность посеять панику в наших рядах. Тем более, что у нее есть несколько трутней, обладающих приличным интеллектом обычного пони, в отличие от основной массы этих жукообразных. Я даже удивлен, что тебе удалось одолеть одного из них, скрывавшегося под обличьем своей повелительницы».

— «Ну спасибо, дорогой!».

— «Всегда рад подбодрить свою вторую половинку» — хмыкнул муж, не обращая внимания на высокомерно вздернувших клювы грифонов, отвернувшихся, чтобы не видеть, как мы радостно потерлись носами, пофыркивая от удовольствия – «Кстати, эти трубящие рожки, похоже, извещают о нашем появлении. Всегда мечтал вот так вот выйти победителем из какой-нибудь пещеры, неся на своей спине спасенных от дракона кобыл».

— «Да, кажется… Стоп!» — отвлекшись от столь приятного времяпровождения, которое не могли испортить ни столпившиеся у выхода из каменного лаза грифоны, ни гортанные выкрики легионеров, пытающихся растащить эту испуганную, полуощипанную толпу, я навострила уши, вслушиваясь в долгие, пронзительные звуки легионных рожков – «Это не приветственный туш, милый – это тревога! Рэйн!».

— «Уже, командир!» — услышав мой выкрик, откликнулся откуда-то спереди розовый пегас. Потеряв не слишком много перьев в этой передряге, он попросту взмыл над головами спасенных, и коротко переговорив с взволнованно кричавшими что-то соратниками, вновь возвращался ко мне, с донельзя мрачным выражением на морде, казавшейся до ужаса истощенной в голубоватом свете магического мха – «Ты нужна в лагере! Срочно!».

— «Бегу!» — стало не до сантиментов, и при поддержке Графита, я ломанулась вперед, отбрасывая в стороны не успевших убраться с дороги, запрыгивая на спины и прокатываясь по лапам и головам. Выскочив из пещеры, я взмахнула крыльями, но отсыревшие перья лишь глухо защелкали, зашумели, неприятными, режущими ухо звуками жалуясь на отсутствие хорошего прининга, после каждого подлета[39], раз за разом возвращая меня на землю. Пришлось топать на вершину башни, с пыхтением вскарабкиваясь по полуразрушенным ступеням, и с тревогой вглядываясь в кроваво-алое марево, окрашивающее в красное древние каменные стены через узкие прорези бойниц.

— «Нападение» — коротко просветил меня один из кентурионов. Этажи башни полнились встревоженными десятками, похватавшими самострелы и с тревогой выглядывавших из окон. Увидев меня, пони что-то встревоженно выкрикивали, но я мчалась изо всех сил, и не обращала внимания на приветствия, которыми меня встречали пегасы и земнопони – «Мы не имели права покинуть пост, как ты понимаешь, поэтому…».

— «Во имя принцесс!» — прошептала я, оказавшись на самой вершине башни. Огромная брешь украшала ее внешнюю стену, и стоя на оплавленной алхимическим огнем каменной площадке, я глядела на зарево пожаров, бушевавших сразу в нескольких частях лагеря. Темно-алое, словно искупавшееся в крови, солнце медленно нанизывалось на пики гор, и в его угасающих лучах я видела толпы одоспешенных пони – бегущие, сражающиеся с налетавшими на них фигурами грифонов, отступающие и пытающиеся отступить к разоренным лагерям. Бастион командора вновь оказался под прицелом, и часть его была уже разрушена, превратившись в самый настоящий холм из камня, щебенки и бревен, из которых когда-то были сделаны осадные машины гвардейцев. По нему, без устали били огромные метательные машины – вместо одного испорченного нами требушета грифоны возвели сразу три, и теперь эти длинные, казавшиеся нескладными механизмы со свистом и грохотом метали огромные камни, методично обрушивая небольшие скалы на сотрясавшиеся фортификационные сооружения пони. Замерев, я с ужасом глядела на очередную картину нашего поражения, и вздрогнула, когда неизвестно как оказавшийся рядом Графит положил мне на спину свое крыло, вместе со мной тревожно глядя на царившую под нами разруху.

— «Похоже, наше положение стало более сложным» — выдавил из себя муж, прикрывая светящиеся глаза. Мне показалось, что в них блеснули слезы – а может, это был лишь отсвет догоравшего над нами заката – «И да, ты была права. Теперь нам определенно понадобятся переговоры».

---

— «Каковы наши потери?».

— «Считают» — скупо откликнулся Дэйз, экономя сбивающееся дыхание. Облаченный в причудливую смесь из гвардейского шлема и сегментарной брони легионера, он старался не двигаться, периодически оглашая разгромленную штабную палатку сиплым, лающим кашлем, похожим на пустой брех дворовой собаки. Как оказалось, лорика гораздо лучше удерживала на теле окклюзионную повязку[40], нежели золотистый нагрудник, но несмотря на тяжесть своего состояния, единорог отказался занимать «чье-то» место в наспех возведенных павильонах госпиталя, и вот уже битый час терзал наши ушли своим сипением и кашлем.

— «Togda schitat mi stali rany, tovarischey staly schitat» — пробормотала я, не уверенная правда, насколько достоверно воспроизвела эти строки из бессмертного произведения Лермонтова. Не обращая внимания на удивленные взгляды капитана и нескольких уцелевших офицеров гвардии, я остановилась возле входа, отмахнувшись от изорванного полотнища, трепещущего на холодном ветру, и медленно прошлась глазами по нашему лагерю – вернее, тому что от него осталось.

— «Как все это произошло?».

Вопрос, на первый взгляд, был довольно риторическим. В конце концов, как я могла быть настолько наивной, чтобы слепо надеяться на то, что грифонам не захочется дать сдачи, отомстив за предыдущие неудачи? Как я могла столь слепо довериться своему разуму, которому не доверяла и в лучшие времена, отмахнувшись от предчувствий, буквально вопивших о том, что дело тут явно не чисто, и затаившийся, молчащий противник – это затевающий что-то противник? Но все, что должно было случиться – случилось, и мне оставалось лишь глядеть на сожженные, перевернутые палатки, втоптанные в жирную, каменистую грязь этой проклятой долины. На обгоревшие остатки фургонов и хранившихся когда-то между палатками ящиками с припасами. На раскиданные каменные валуны, которыми забросали позиции пони грифоны – их требушеты потрудились на славу, пока их не заткнули уже привыкшие к таким дуэлям алхимики. Увы, моя надежда тоже была повержена в грязь, когда в невысокой горной гряде открылся потайной проход, замаскированный настолько искусно, что даже подозрительные фестралы не могли отыскать ни малейшего намека на скрытую дверь, из-за которой в лагерь вышла диверсионная команда. Патрули, следившие больше за небом и горами, отреагировали лишь когда заполыхали первые палатки, отвлекая внимание пони от настоящей цели этой диверсии – нашей многострадальной батареи. Увы, я не потрудилась разъяснить своим подчиненным важность нашего секретного оружия, и предубежденность четвероногого народа сыграла злую шутку с алхимиками-артиллеристами, из кожи вон лезущих ради приближения долгожданного мира. Занятые отражением атаки, пони не подумали, что именно батарея была настоящей целью напавших – в отличие от кого-то умного, кто отсиживался за стенами Грифуса, и спланировал всю эту операцию. Я молча, безо всякого выражения на морде глядела на голову Фикс, превращенную в настоящую мешанину из мяса и шоколадной шкуры, из-под которой проглядывали обнажившиеся от ударов кости – отрезанные от потайного хода вовремя сориентировавшимися земнопони, и не имея возможности утащить свою добычу обратно в город, грифоны постарались надежно вывести их из игры, и если бы не подаренная мной когда-то кольчуга, принявшая на себя, но не пропустившая удары грифоньих ножей и кинжалов, единорожка пополнила бы ряды своих сталлионградских помощников. Большая часть их погибла, до последнего отмахиваясь незамысловатыми своими инструментами от двух десятков диверсантов, но силы были не равны, и вскоре орудия охватило яркое алхимическое пламя. К счастью, повредить сталлионградским «изделиям» оно смогло не слишком существенно – в отличие от создателей своих детищ, чьи тела заняли свое место среди погибших в ту ночь пони.

К счастью, их было меньше, чем при первом грифоньем обстреле.

— «Тоннель завалили?».

— «Да. Причем… С двух сторон» — просипел Дэйз. Единорог обессилел, и привалившись спиной к надрубленному столбику палатки, глядел куда-то поверх моей головы – «Они… Сами его… Завалили. С той стороны».

— «Значит, это была одноразовая акция. И провернувший ее был уверен в том, что он избавился от нашего преимущества…» — безэмоционально откликнулась я. Несмотря на оглушение от свалившейся на меня череды неудач, моя голова продолжала работать, и избавившись от ненавистных оков, растекалась мыслью по дереву, рождая странные мысли и идеи – «И быть может, это был тот, кто придумал эти флешетты».

— «Почему… Это?».

— «Потому что он устроил диверсию, а не стал, подобно жителю «просвещенного» Двадцатого века, вырезать командную верхушку» — не слишком понятно для окружающих пояснила я сереющему на глазах единорогу – «Так, кто-нибудь, отнесите капитана в лазарет. Он уже достаточно потрепал нам нервы своими хрипами».

— «Я… Еще могу… Пригодиться».

— «Чем же?» — безо всякого интереса осведомилась я. Где-то вдалеке, возле разрушенного, срытого метательными машинами врага бастиона Гвардии, превращенного в гору щебня и досок, приправленную огромными глыбами скал, падавших на нее с неба, блестела бело-золотая повозка командора, окруженная толпой «вспомогательных войск». Наверное, на нашем примере он объяснял этим поединщикам, как не нужно нести караульную службу – «Тем, что мужественно испустишь дух у нас на глазах? Не выйдет – еще помучаешься. Сейчас накопившийся в груди воздух сдавит тебе средостение, нарушив гемодинамику в большом и малом кругу кровообращения, отчего ты начнешь синеть и жутко сипеть, чем доставишь нам несказанное удовольствие… А потом, когда потеряешь сознание, мы будем вынуждены тащить тебя в лазарет, и отрывать от работы не одного выбивающегося из сил единорога для того, чтобы ты перестал биться в гипоксических судорогах, и пускать пену изо рта».

— «Вы умеете приободрить… Легат…» — задушенно просипел жеребец. Цвет морд остальных вдруг приобрел интересные оттенки палитры балующегося веществами художника.

— «Ну, насчет пены я могла и приврать» — опустив голову, я сделала вид, что разглядываю обрывок какого-то документа, втоптанного копытами в грязь. Потом, не поворачиваясь к остальным, молча выслушала доклад подбежавшего кентуриона, не понимая, что он говорит. Я делала все, чтобы собравшиеся в палатке офицеры не заметили, как предательски прыгают мои губы, словно кто-то бил по ним копытом. Но все было напрасно, и вопрос, похожий на полузадушенный вопль, все-таки вырвался из моей груди.

– «Капитан… Капитан, вы точно уверены, что они утащили ее с собой?».

— «Вместе… С остальными».

— «Значит, еще есть надежда» — прошептала я, опуская голову, и продолжая разглядывать из-под опустившейся на глаза гривы оплавленные, потрескавшиеся стены и башни Грифуса — «Dum spiro, spero, Черри. «Пока дышу – надеюсь». Надейся и помни – я вытащу тебя оттуда, даже если придется срыть это место до основания, и раскопать на его месте котлован!».

Да, организатор этого нападения не без основания мог считать, что у него все получилось. Несмотря на то, что осмотренные мной орудия пострадали не слишком сильно, и оставшиеся в живых сталлионградцы, по мере возможности, занимались восстановлением их боеспособности, нападение на штаб ударило по мне гораздо больнее – и в первую очередь тем, что среди нескольких похищенных из штабной палатки пони была моя близкая подруга. Я сама запретила Черри отлучаться из штаба куда-бы то ни было, ни при каких обстоятельствах не покидая расположенную в центре лагеря, и казавшуюся мне такой защищенной палатку. Увы, я обманулась в своих ожиданиях, и прошедшие через огонь Черные Башни буквально смяли немногочисленную охрану, понеся при этом совсем незначительные для такого боя потери. Теперь была моя очередь с ненавистью глядеть на ликовавших противников, устроивших по поводу удачной вылазки настоящий праздник – с трубами, песнями и вувузелами, хрипло ревевшими за стенами города, празднующего небольшую, но очень важную победу. Да, Фикс успела вывести из строя их требушеты, но я была уверена, что трудолюбивые, умные клювастые технари уже работают, не покладая лап, чтобы уже через несколько дней вновь обрадовать нас огромными глыбами, теперь долетавшими до противоположной стены долины. Им даже не нужно было бы целиться, ведь скатывавшиеся по каменным стенам булыжники могли бы набрать достаточный разгон для того, чтобы прокатиться по вновь возведенному лагерю подобно сталлионградскому паровому катку! Но даже если бы я сама, лично села за рычаги управления нашими странными механомагическими устройствами – кто смог бы воспламенить в них искру магии, запуская цепную реакцию в недрах извитых стволов? Ответа на это у меня не было, и оставалось лишь ждать прибытия принцесс, по слухам, уже выдвинувшихся в сторону Пизы.

Похвастать перед своими повелительницами нам пока было нечем.

— «Как продвигается восстановление этих устройств?» — боевая колесница командора была для меня лишь движущимся элементом пейзажа, и я просто глядела сквозь нее, пока в поле моего зрения не вплыла молодцеватая, хотя и несколько погрузневшая от нацепленных на нее доспехов туша Вайт Шилда. Пропустив суетливо выбегавших из разоренной и так и не восстановленной палатки легионеров, несущих на мягких носилках все громче и громче хрипевшего капитана, единорог вновь надвинулся на меня, купаясь в лучах золотого заката. Весна в горы пришла резко, и обнажившиеся из-под снега вершины окрестных гор вынуждали нас держаться подальше от серо-коричневых стен, у основания которых лежали огромные пласты истаивающих шапок снега, сорвавшихся с острых вершин. Конечно, это не касалось таких гигантов, как Грифус, Пиза, Асгард или Талос, вершины которых мы видели на горизонте, когда проходили по равнинам между огромных озер, расположенных внутри Королевств – эти горы не уступали древним восьмитысячникам[41], и едва ли не до самого основания были покрыты вековыми ледниками. Столица Грифоньих Королевств была, наверное, единственной из тех, что избавилась от сковывающей ее ледяной одежки, взамен этого приобретя многочисленных защитников, готовых драться за это древнее место до последнего вздоха.

«Они всегда были древним народом. Древним, самобытным, и непонятным для остальных».

— «Раг, ты меня слышишь?!».

— «Что? Да, слышу» — вздрогнув, я подняла глаза на рассерженного единорога. Похоже, он успел произнести целый спич, но я решительно не запомнила ни единого слова, погрузившись в пространные размышления – «Почти готово».

— «Что? «Почти»? А грифонам ты что скажешь, когда они восстановят свои рогульки? Попросишь подождать еще, пока ты не станешь совсем готовой?».

— «Они просили у нас перемирия практически через день, и я не вижу препятствия для того, чтобы мы могли поступать точно так же!».

— «Если бы ты слушала меня внимательно, а не шарила мыслью по своему курятнику, то поняла бы, что нам нельзя выказывать слабость перед противником!» — сурово отрезал Шилд, движением копыта заставив меня поглядеть в сторону полуразрушенной батареи. Земляная насыпь оплавилась, превратившись в спекшуюся, ноздреватую массу, и мне оставалось лишь подивиться изобретательности сталлионградцев, создавших подобный металл, способный противостоять огню, в котором плавился сам камень. Среди сновавших между орудий земнопони я заметила тройку неразлучниц-единорожек, пытающихся что-то вызнать у угрюмых, огрызающихся жеребцов и кобыл – «Нам нужно решить, как защититься от метательных машин противника, и насколько быстро мы сможем вернуться под стену города, когда… А точнее, если нам придется от них отойти».

— «Планируете выманить их из города, командор?» — я прищурилась, глядя на закопченные стены, еще месяц назад гордо преграждавшие путь к городу любому врагу – «У нас не хватит сил разбить всех, кого этот король сможет бросить на нас в поле, а уж если их поддержат перевертыши… Кстати, Графит вам уже сообщил о том, что мы, а точнее он, обнаружил в этой пещере?».

— «В отличие от тебя, он не стал умалчивать о той роли, что ты сыграла во всей этой истории. Хочешь, я скажу, что думаю обо всем этом?».

— «Предпочту теряться в догадках» — передернувшись, я прикрыла глаза, но стало лишь хуже, когда перед моим мысленным взором проплыла мордочка Черри – «Я знаю, что все это произошло именно из-за меня. Если бы я была тогда в лагере…».

— «Вот именно. Если бы доверившиеся тебе пони не оказались в самый сложный момент без командования, то возможно – лишь возможно! – все прошло бы иначе. Враг не смог бы ударить по этим вашим устройствам, от которых шарахаются пегасы и земнопони, а единороги единогласно требуют уничтожить, как овеществленное святотатство. Возможно враг бы не добрался до штаба. Возможно… Все возможно. Как и то, что вместо этого мою дочь легко могло бы накрыть первым попавшимся камнем, и тогда бы уже я стоял возле своего шатра, тупо глядя в пространство».

— «Вашу… Дочь?» — на этот раз командору удалось меня удивить, и отвлечь от терзающих меня мыслей – «Вы притащили на войну своего ребенка?!».

— «Попробуй меня осудить, пятнистая, когда подрастут твои собственные дети!» — презрительно фыркнул Вайт Шилд, едва не сдув с меня дурацкий шлем Легата Легиона, тревожно зашелестевший щеткой продольного алого гребня – «Думаешь, она спросила на то моего позволения?».

— «А вы еще меня попрекали неудачной семейной жизнью! Глаза правда колет?».

— «Когда будет закончен ремонт этих устройств, Легат?» — надменно процедил командор, глядя куда-то поверх гребня на моем шлеме. Сжав зубы, я пообещала себе непременно научиться такой вот барственной, аристократической вальяжности, как и способности игнорировать вопросы собеседника – «Это одна из главных, и пока недостающих деталей в плане урегулирования данного конфликта».

— «Это не конфликт. Это война. И я намерена вытащить всех, кто попал в этот проклятый город!» — рассердившись, я сделала шаг в сторону, и грубо задев плечом Шилда, отошла к краю насыпи, на которой располагался наспех восстановленный штаб. Впрочем, с тем же успехом я могла бы попытаться пихнуть боком немалых размеров скалу – «Поэтому к завтрашнему утру орудия будут восстановлены, и я начну обстреливать этот город без остановки, пока они не выдадут мне Черри, ясно?! Припасов у нас еще много, а если я и не сразу научусь попадать туда, куда надо – то что ж, город большой, и по такой громадной цели я точно не промахнусь! В конце концов, у меня есть на примете тройка беспокойных единорожек, не занятых ничем особенно полезным, но уже вошедших в полную силу – вот и будут опыта набираться, а не какими-то синими искрами грифонов пугать».

— «Без моей команды – никаких выкрутасов! Это понятно, Раг?» — обернувшись, словно кренящийся на ветру корабль, не терпящим возражений тоном осведомился командор, заставив меня подозрительно прищуриться от такой поспешности. Страх за свою карьеру, или иные замыслы владели в тот момент его мыслями? В тот момент я не знала ответа на этот вопрос – «Пожалуй, мы вряд ли увидим следующую попытку взять эту твердыню силами эквестрийцев – не при моей жизни, это точно — поэтому нам остается лишь выторговать для себя наиболее почетные условия во время мирных переговоров. Но для охраны я все же пришлю тебе сотню своих подчиненных – уж слишком лакомая это цель для пернатых засранцев».

— «Хорошая попытка, командор!» — ядовито парировала я, отложив на будущее мысль про оговорку о «следующей» попытке. Видимо, раньше были и другие? Пожалуй, зря я так беспечно отбрасывала местную беллетристику и сочинения четвероногих баталистов – «И кого же вы поставите надсмотрщиками? Боящихся до одури этих механизмов пегасов, или желающую их скорейшего уничтожения единорожью братию?».

— «Это будет отряд из сотни земнопони. Они появятся тут сегодня же ночью, пройдутся вокруг, прощупав копытами почву, и если в этом месте еще остались какие-либо потайные ходы – они их найдут» — с величественной усталостью пояснил командор, направляясь к своей забрызганной грязью колеснице – «Это, знаешь ли, один из многих талантов лишенного рога и крыльев народа. И непонятно, почему ты, стяжавшая себе славу любительницы земнопони, так и не выяснила, на что способны эти трудяги. Или ты и в правду верила, что они могут лишь тянуть за собой плуг?».

— «У них много скрытых талантов!» — уязвленно огрызнулась я, изо всех сил делая вид, что мне прекрасно известно об этой особенности бескрылых и безрогих жителей Эквестрии, хотя я впервые услышала об этом от самого командора. Однако пообтесавшись среди пегасов, обняв крыльями облака и увидев бескрайное небо, я отдалилась от тех, чьим покровителем когда-то считалась – «И я не стремлюсь тотчас же узнать обо всем от других! Предпочитаю узнавать все сама, на своей собственной шкуре!».

— «Тогда начни уже заниматься делом, пока эту шкуру не потребовали к ответу наши повелительницы!» — уходившая в сторону колесницы фигура Вайт Шилда казалась объятой золотым пламенем, величественно двигаясь на встречу заходившему солнцу – «Мы достигли того, чего не смогли сделать когда-то даже самые лучшие вои и риттеры принцесс – раскололи на части Грифоньи Королевства. Осталось заключить почетный мир – и о нас еще прочитают в древних хрониках. Ты обещала грифонам примирение, а они ценят нерушимые клятвы. Поэтому теперь очень многое зависит от тебя – так не подведи окружающих, и вспомни, что ты — Легат Легиона, а не простая авантюристка, не способная нести ответственность за вверившиеся тебе войска!».

---

— «Как она, Стоун?».

— «Выживет» — коротко откликнулся единорог. За несколько лет, проведенных в Легионе, его грива и шерсть украсились множеством седых волос, несмотря на молодой еще возраст, а привычка и постоянная необходимость любыми доступными способами поглощать глюкозу, привела к появлению лишних фунтов, устроившихся на боках и животе. Впрочем, я уже привыкла делать вид, что не замечаю изменения в наших единорогах, прекрасно понимая, что будет если я, по примеру Гвардии, переквалифицирую их в настоящие боевые единицы, к вящей радости этих рогатых эскулапов, только и мечтающих вырваться из пропахших антисептиком и страданиями палаток.

— «Выживет» — повторил серый жеребец. Остановившись рядом со мной возле койки забинтованной, словно мумия, Фикс, он протянул мне исходившую паром, глиняную кружку – «Про тело не волнуйся – это один из молодых специалистов перестарался. А вот с головой все не так уж и хорошо. Я лично собрал воедино все кости ее черепа – кстати, надеюсь, что никто из моих гражданских коллег не узнает, как именно я это сделал, иначе последующие свои годы я проведу без практики, вскрывая нарывы у домашних животных в каком-нибудь захолустном городишке на Мягком Западе – но в остальном… В общем, я назначил ее в первый же обоз с раненными, который уходит сегодня вечером в сторону Пизы. Директор-распорядитель госпиталя Крылатых Целителей в Нью Сэддле готов принять раненных с церебральными травмами, и сформировал для этого бригаду опытных врачей, которые будут оперировать этих бедолаг».

— «Кантерлот ближе. Почему Нью Сэддл?».

— «Потому что директор госпиталя – мой друг, и первоклассный специалист» — помолчав, словно не сразу решившись доверить мне эту страшную тайну, ответил Грим Стоун. Меня всегда коробило от привычки некоторых личностей жрать или пить в присутствии пациентов, но я прощала эту вольность нашим целителям – «В Нью Сэддле есть несколько медицинских колледжей и лучший медицинский университет в стране, которые выпускают первоклассных специалистов. Они с радостью ухватились за возможность набить копыто на подобного рода операциях».

— «Значит, будем брать деньги за возможность оперировать с каждого интерна» — мрачно пошутила я, заставив Стоуна удивленно скосить на меня глаза. Конечно, как и каждый порядочный пони, я должна была бы возмутиться, и начать кричать про «подопытных животных», но увы, его ждало разочарование – я прекрасно помнила про правило «золотого часа и бриллиантовых минут», согласно которому именно за это время можно предотвратить большую часть наиболее тяжелых последствий травм, полученных пациентом, поэтому довольно четко представляла себе, насколько долго могут ждать пациенты своей очереди в череде запланированных операций – «Она поправится?».

— «Ммммм… Возможно» — заглядывая в опустевшую чашку, пробормотал жеребец – «Прогнозов я делать не стану. Не в полевых условиях, Раг. Могу сказать только то, что мы сделаем все возможное для выздоровления как ее, так и остальных раненных. Кстати, Кнот поправляется, но что будет с его ногами – предсказать не возьмусь. Зайди к нему, когда сможешь – ему понадобится вся возможная поддержка, когда мне придется сообщить, что из-за сломанного позвоночника он больше не сможет ходить».

— «Рааааг…».

— «Да, Квикки?» — услышав тихий шепот, больше похожий на стон, я наклонилась поближе к обмотанной бинтами фигуре. Сочувствующе вздохнув, Стоун отправился дальше, с неудовольствием покосившись на ассистентов, уже поджидавших его с хирургическим халатом в зубах, похожим на смирительную рубаху – «Лежи спокойно, хорошо? Ты поправишься, обещаю».

— «Не хочу».

— «Эй, Стоун сказал это не про тебя, слышишь?» — всполошилась я, проклиная про себя затеянный возле кровати разговор. Уж что-что, а правило не заводить посторонних разговоров в присутствии пациента я должна была бы помнить четко. Должна была – и не вспомнила, расплачиваясь теперь за это – «Это он про беднягу Кнота говорил. Его первым камнем накрыло, еще до вашего приезда. А ты отделалась лишь синяками и легким испугом».

— «Не хочу поправляться. Не хочу быть тупой» — несмотря на слабый голос, копыто шоколадной единорожки судорожно сжало мою ногу – «Очень болит голова. Вся. Но я пыталась думать – это помогает отвлечься от боли. Но я не смогла вспомнить самые простые вещи – даже основную теорему алгебры или пример модулярной функции. Что же случилось? Мы в чем-то ошиблись, и наши изделия разорвало?».

— «Нет-нет, с ними все в порядке, если можно так сказать после того пожара» — я успокаивающе погладила ее по ноге, судорожно вцепившейся в мою пясть – «Их восстанавливают, и твои помощники говорят, что смогут сделать их уже к вечеру или утру. Это грифоны, Квикки – они проникли в наш лагерь, и напали на штаб и батарею. Прости, что я не смогла вас от них защитить».

— «Грифоны… Я помню грифонов… Кажется» — передернувшись, единорожка устремила взгляд в потолок, лихорадочно блестя глазами из-под шарообразной повязки, захватывавшей ее голову и часть шеи – «Они напали?».

— «Да. И похитили тех, кто находился в штабе. Кого успели уволочь».

— «Значит, все было зря…».

— «Ничто не было зря!» — сжав зубы, процедила я, едва успев отдернуть покрытую сталью ногу от копыта Фикс. Отреагировав тогда, когда это было абсолютно ненужно, стальные когти выскочили из металлических копыт, с сердитым клацаньем сойдясь в миллиметрах от ее шкуры – «Мы выстоим! Высшая власть грифонов одурманена перевертышами, но в город уже отправились те, кто собирается их разоблачить, и я сдержу свое обещание, и заключу с ними мир, Квикки! Слышишь? Мы сделаем все, чтобы больше ни один пони не пострадал от действий этих пернатых!».

— «А они?».

— «А что они?» — отмахнулась я, глядя на худощавого пони, с кашлем возвращавшегося в свою палатку, озонируя воздух вокруг себя запахом дешевого курева. Похоже, эта привычка начала распространяться среди пони быстрее, чем я предполагала – «Мы поможем им избавиться от перевертышей – никто не хочет, чтобы эти чудовища жили ближе, чем за полмира от нас».

— «Они ведь тоже страдают, верно? И теперь богини наказуют нас».

— «Вот уж не думала, что ты настолько религиозна» — через силу усмехнулась я, сжавшись от какого-то недоброго предчувствия. Очень поверхностная, единорожка никогда не демонстрировала каких-либо религиозных чувств, как, впрочем, и интереса к другим отвлеченным понятиям, предпочитая прагматичный, хотя и не стесненный какими-либо рамками подход к окружающему миру – «Ты просто начала понимать, что служба в Легионе – это не просто изобретение всяких сверкающих штук, изготовление брони или оружия, а также бесконечные переезды и перелеты. Верно? Ты ощутила, что это – опасная работа, как я погляжу».

— «Я поняла, что делаю плохо другим».

— «Добро пожаловать в клуб, подруга. Я делаю плохо окружающим с самого первого момента своего появления в этом мире!» — горько скривилась я, поглаживая по плечу вцепившуюся в меня подругу, и тщательно следя за экзопротезами, начавшими выделываться в самый неподходящий момент – «Первой моей жертвой стал кот, которому я хотела набить рожу за то, что он меня оцарапал. Так что можешь считать меня настоящим маньяком».

— «Нет. Ты хорошая. Хотя грустная» — пробормотала шоколадная кобыла, вновь переводя взгляд на светильник, висевший у потолка – «Я это вижу, когда наблюдаю за тобой. Ты создана для этого, а я – нет. Я поняла, что причиняю вред остальным живым существам своими изобретениями».

— «Значит, тебе пора уходить из Легиона» — сжав зубы, я ощутила волну разочарования, поднявшуюся где-то в груди, но с мазохистским сладострастием задавила, задушила ее, втаптывая копытом в грязь – «Лучше я потеряю хорошего инженера, нежели сделаю еще одну пони несчастной. Ты – гений, Квик Фикс, и я не хочу лишать страну твоей гениальной головы, способной принести много хорошего в этот мир. Завтра ты отправишься в Нью Сэддл, и я хочу, чтобы ты как можно скорее поправилась, после чего – осталась там, пока не уляжется вся эта заваруха. После подумаем, чем тебя наградить перед уходом из Легиона. Я уверена, тебя начнут выхватывать у меня из копыт, лишь только появится слух о твоем уходе».

— «А ты?».

— «А мне нужно закончить то, что мы начали» — подняв голову, я заметила одного из врачей, резкими жестами требовавшего от меня закругляться, и не беспокоить больше его пациентку – «Отдыхай, Квикки. Не напрягай голову и помни – ты сделала много для того, чтобы мы смогли отстоять нашу страну от экспансии грифонов. Хорошо это, или плохо – не знаю, но мы сделали все, что могли».

— «Но мы сделали недостаточно» — прошептала единорожка, по-прежнему глядя в потолок палатки. Ее копыта, обвивавшие мою ногу, бессильно упали на койку, словно разговор со мной лишил Квик оставшихся у нее сил – «Мы должны были быть добрее. Мы должны были поступать лучше, а не так, как нужно. Понимаешь? Лучше – а не так, как ждут от нас этого другие».

— «Понимаю, Квикки» — отстранившись, я сделала шаг по направлению к выходу, но остановилась, и вновь взглянула на единорожку, утомленно прикрывшую видневшиеся из-под повязки глаза – «Но иногда нужно сделать плохо, чтобы потом стало хорошо. И да, я знаю, что буду проклята за это, но лучше мое имя изваляют в грязи, чем я позволю причинить вред тем, кто принял меня в свои объятья, ничего не прося, и не требуя взамен. И ради этих хороших пони я пойду на многое – если не на все!».

Встреча произошла посередине поля, возле развалин, в которых держала оборону одна из сформированных когорт Легиона. Разбитые, срытые почти до самого основания, стены древних укреплений превратились в кучи камня и грязи, надежно укрывавшие превратившиеся в траншеи полуподвалы, по которым сновали вооруженные самострелами пони. Огромные рогульки, предназначенные для поражения врагов на дальних подступах к городу, били гораздо дальше, не поражая своими снарядами эти остатки древних укреплений, а их меньшие собратья, поприветствовавшие нас в первые дни, метали гораздо меньшие по размерам каменюки, благополучно отскакивавшие от куч плотного, слежавшегося щебня, или зарывались в него, обдавая, словно шрапнелью тех, кто не успел вовремя спрятаться от прилетавших из Грифуса приветов. Я отказалась от ультиматума высланного к нам парламентария отвести на время свои войска из разрушенного замка, и в свою очередь потребовала, чтобы встреча произошла не где-нибудь, а на облаке, над самым центром долины – по крайней мере, там мы были бы избавлены от необходимости следить за каждым движением за стенами города и самой землей под нашими ногами, изрытой, как оказалось, множеством подземных ходов. Да и укрыться от опасности одоспешенным пони было гораздо легче не взлетая, а камнем падая вниз.

— «Похоже, что все сработало, и проникшие в город пленные открыли глаза королю на истинное положение вещей» — пробурчал кто-то из стоявших рядом со мной офицеров. Возле стен города все ярче и ярче блестели доспехи большого посольства грифонов, направлявшегося к нам прямо из дворца короля. Пользуясь случаем, я во все глаза разглядывала необычную, ярусную планировку города, как оказалось, источенного не только изнутри, но и снаружи. Буквально каждый метр пространства между высокими стенами многочисленных ярусов, кольцами сжимавших в объятьях эту древнюю гору, был заполнен дорогами, шпилеобразными башенками и небольшими домиками, аллеями и парками, по зимнему времени черневшими низкорослыми – даже по меркам пони – деревьями. Огромные тоннели, прикрытые новенькими деревянными воротами, за которыми прятались в очередной раз разнесенные нами машины грифонов, были плотно закрыты – похоже, их ремонт шел полным ходом, и я смогла разглядеть даже воронки, оставленные алхимическими зарядами земнопони, напоминавшие застывшие в камне цветы.

В отличие от орудий, дворец короля заметить было не сложно – циклопических размеров сооружение занимало в высоту целый ярус, а ведущая к нему лестница, на которой спокойно расположился бы иной кантерлотский квартал, была видна даже от края долины. Конечно, мне не стоило бы даже и мечтать о том, чтобы достать до грифоньего короля столь примитивным образом – наверняка его ставка располагалась в каком-то ином месте, в каком-нибудь бункере, расположенном в глубине этой массивной горы, однако разглядывая огромные арки и аттики, балконы и ниши с громадными статуями, горделиво застывшими в напыщенных позах, я никак не могла избавиться от мысли о хорошем разрывном снаряде, влетающем в тронный зал, и избавляющим нас от множества проблем.

Хотя, как я поняла позднее, это была хорошая, но явно запоздалая мысль.

— «Или они узнали о Полипетанге» — мрачно проронила я, заставив стоявших в центре облака офицеров обеспокоенно переглянуться. После разговора с Фикс, и тягостного посещения впавшего в черную депрессию Кнота, все окружающее меня виделось мне в довольно мрачном свете, чему в должной мере способствовала весть, принесенная мне мужем. Покоритель Городов, Полипетанг наконец-то взял Асгард, и теперь резво гнал свое войско к столице, и только весть о скором прибытии принцесс заставила его снизить темп – по данным ночных стражей, взяв хороший разгон, его войско свернуло куда-то на запад, в малоизученные и не нанесенные на карту пространства пустошей и холодных равнин, лежавших во власти древнего ледника. О пути через него никто не слышал, поэтому штаб Гвардии, обдумав полученные донесения, родил мысль о том, что тот повернул свою армию против Иглгарда, хотя от этого удачливого и скрытного полководца можно было ожидать любого подвоха – «Даже часть его армии, которую он способен подкинуть грифоньему королю, сделает наше пребывание в этом месте крайне неуютным».

— «Будем надеяться, что мы успеем заключить мир до того, как это произойдет!» — пробасил командор, ни на секунду не ослаблявший внимания за всем, что находилось вокруг него. Встав у края площадки своей колесницы, он бесстрашно глядел на расположенный под нами город, безо всякого выражения глядя на приближавшееся к нам посольство – «Имя принцессы останавливало целые армии – как, впрочем, и сейчас. Поэтому я жду от всех вас сдержанности в взвешенности в суждениях, какими бы ни были требования или слова парламентеров. Это понятно?».

— «Конечно».

— «Безусловно, командор».

— «Раг?» — отвлекаясь от разглядывания приближавшейся к нам толпы, я вскинула голову, со хмурым недоумением оглянувшись на белого единорога – «Тебе это понятно?».

— «А почему это ко мне такое особенное отношение?».

— «Потому что никто больше не разглядывает их с таким видом, словно выбирает, как бы половчее наброситься и разорвать» — рыкнул Шилд. Хлопанье крыльев становилось все громче – похоже, грифоны решили продемонстрировать нам последние изыски моды, ради которых грифоны и пегасы раскошеливались на немалые суммы, оставленные у куаферов, способных изящно завить им кончики перьев – «А еще никто больше не перечит командору гвардии. Тебя удовлетворил мой ответ?».

— «Обдумав, МЫ сочли ваше объяснение удовлетворительным и приемлемым, командор» — не отрывая глаз от грифоньих парламентариев, я приняла самую напыщенную и важную позу из всех, что когда-то видела при дворе, небрежно поведя крылом в сторону Шилда – «И дозволяем вам заняться сим, угодным нам делом».

— «Какое облегчение, что сама Легат Легиона позволила мне заняться этим «угодным» делом!» — ядовито рыкнул не оценивший моей шуточки жеребец. Среди стоявших неподалеку офицеров неуверенно хихикнули – похоже, за прошедшее время наше общение с командором стало притчей во языцех, и многие начали считать меня тем, кем я, наверное, и являлась – временщицей, лукавой фавориткой одной из принцесс, подхвостьем пробившей свой путь к подножию власти, и отосланной в войска лишь для того, чтобы измываться над народным героем, не давая ему забываться и считать, что раз у него под копытом огромная по меркам Эквестрии армия, то все шоколадно, и жизнь вообще удалась – «А теперь отойдите к краю облака, и следите за небом, землей и этими парламентерами. Я хочу, чтобы все прошло как по нотам».

— «Мы будем немы, как статуи в саду принцессы Селестии» — нервно прядая ушами, фыркнула я, покосившись на десяток Рэйна, зависший неподалеку. Вооруженные самострелами, они обвешались сумками с болтами, примотав их пучки к каждому плечу и ноге, словно собираясь выступить против целой армии. Увы, отделаться от них мне не удалось, и на мое предложение покурить или пописать где-нибудь в сторонке, Рэйн только выпятил нижнюю челюсть и поинтересовался, не собираюсь ли я вновь, столь же неожиданно, прогуляться по каким-нибудь пещерам, не ставя в известность свою доверенную сотню. Укол попал в цель, и я согласилась взять с собой эту «группу поддержки», словно собравшуюся на небольшую войну. Заметив мой взгляд, он сделал вид, что убирает самострел за спину, хотя я заметила, что он, как и все, предварительно натянул на нем тетиву.

Я решила понадеяться, что прибывшие не сочтут это таким уж нарушением договоренностей.

Впрочем, опасалась я зря — опустившиеся на облако грифоны прибыли гораздо большим числом, вдобавок, притащив с собой какую-то странную посудину в виде блюда, прикрытого огромной, выпуклой крышкой. Остановившийся рядом с командором грифон имел вид крайне важный, чья значительность усиливалась нацепленными на нем золотыми доспехами, богато украшенными драгоценными камнями и филигранью. Остальная свита его таскала не себе чуть менее богатую броню, однако, с лихвой компенсируя это обилием дорогих тканей и бесценных лувентских кружев, похожих на полупрозрачную, застывшую на ветру паутину, изготавливали которые лишь в одной грифоньей марке. Несмотря на кажущуюся вычурность моих доспехов, оказавшихся, впрочем, вполне функциональными, я не могла похвастаться даже шелковой лентой перевязи, украшавшей грудь собравшихся на встречу посланников короля, и удостоилась лишь мимолетного взгляда грифонов, заметивших меня разве что из-за совы. Удобно устроившись на сгибе моего крыла, Кабанидзе насмешливо и зло глядел на топорщивших перья посланников, готовясь в любой момент нырнуть за меня, спасаясь от клювастых хищников. Надменно раскланявшись, грифоны уставились на командора, мерно зачитавшего им условия мирного соглашения, составленного в канцелярии принцесс. В нем не было ничего необычного, стандартные условия победившей стороны – слишком мягкие, на мой взгляд, чтобы можно было от них отказаться. Грифонам предлагалось закрепить границы двух стран согласно тем территориям, которые они смогут удержать, и провести их по краю грифоньих гор, тем самым давая возможность Грифусу самостоятельно разобраться с мятежными горами, областями и марками, решив их дальнейшую судьбу. Эквестрия, таким образом, получала назад лишь обширные, но довольно пустынные территории севера, взамен признавая право соседа извлекать из них прибыль, конечно же, с согласия владеющей ими стороны. Экономические нюансы прошли через мою пустую голову абсолютно беспрепятственно, не встретив по пути от уха до уха ни малейшего признака действующего головного мозга, а вот отсутствие упоминания о каких-либо репарациях вызвало у меня законное возмущение – впрочем, как и у остальных офицеров, куда внимательнее слушавших зачитываемый договор.

Увы, даже столь мягкое соглашение, похожее на добрососедское похлопывание по плечу, не произвело на грифонов ни малейшего впечатления.

— «Это фсе?» — надменно осведомился стоявший напротив командора вельможа. Убедившись, что нахмурившийся жеребец не намерен продолжать, он коротко поклонился, стянув с головы широкополую шляпу, украшенную длинным, пушистым пером, и выпятив грудь, демонстративно станцевал целый танец с кивками, полупоклонами и красивыми позами, словно пытаясь привить нам хотя бы малейшие зачатки придворного этикета. Оттопотав положенные па, он взъерошил раскрашенные в белое и красное перья на шее, и грозно поведя глазами по сторонам, решительно вытащил из рукава своего камзола широкий свиток, украшенный множеством самых разных печатей.

— «Поспешествующей милостью Хрурта мы, Его Королевское Величество, Брюглефивер фон Квард Первый, самодержиц всего грифоньего народа, объявляем всем, кто видит и слышит эту грамоту, что к нам, по нашему первому требованию, пришли послы от Эквестрии, в количестве достаточном и потребном согласно придворному этикету, возглавленные командором Гвардии Эквестрийской, Вайт Шилдом прозываемым, а также прочими его сотоварищами, имена коих оглашения недостойны.

Мы, с этими вышеназванными и не названными, по совету и с согласия мудрейших, соблагоизволяем установить прочный мир со всеми пони, которые отправляют к нам своих послов, и хотят поддерживать с нами мир, следующим образом:

— Все пути по суше, воде и воздуху должны быть открыты и свободны для любого грифона.

— Вот земля, на которой мы установили наш мир: Грифус, Талос, Пиза, Асгард…».

«Какой интересный документ. Кажется, это ультиматум побежденным».

«Это издевательство!» — злобно подумала я, слушая мерно падающие слова, зачитываемые хорошим, без малейшего акцента, эквестрийским языком. Список областей, которые потребовали себе грифоны уже перевалил за второй десяток, и кажется, вплотную подбирался к Сталлионграду, проводя разграничительную линию через Троттингем, названный «вольной пограничной маркой». Также, по мысли короля, мы должны были лишиться всего северо-востока, «дабы не поощрять в народах диких страсти к захватничеству» — по видимому, под этими самыми дикарями понимались как раз эквестрийцы – «Нет, ты слышишь?! Они еще и требуют выдачи военных преступников! «Преступников»! И кого же мы потребуем взамен?».

«А почему ты решила спросить у меня? Я же просто глупый голос в твоей голове. Несуществующий персонаж, выдуманный лично тобой. Вот и думай сама, выдадут тебя, или сохранят, как козырную карту в копыте, чтобы в нужный момент разменять на что-то полезное, или щелкнуть врага по носу, сбивая ему всю игру».

— «А для подтверждения вышеуказанного дела, и для скрепления прочного мира, Мы привесили к этой грамоте нашу королевскую печать. Данная грамота составлена в Нашем замке, в Грифусе, под звуки празднеств, посвященных Нашей победе над врагами преярыми, выдачи которых Мы пожелали.

Записано со слов Его Величества, Брюглефивера фон Кварда Первого, государственным канцлером Пуиссонтом Гранд Беком».

После отзвучавших слов установилась нехорошая тишина.

— «Кхем… Это что, заготовка на случай победы?» — поинтересовался командор. В отличие от прочих государственных деятелей, быстро впадающих в прострацию перед наглостью и напором, единорог повел себя, на мой взгляд, очень достойно, и в ответ на презрительно-важный вид грифоньего посланца ответил еще более важной миной – «Мне показалось, или король Брюглефивер не слишком верно оценивает происходящее? Тогда вам, канцлер Гранд Бек, надлежало бы поправить вашего владыку, если он до сих пор пребывает в блаженном неведении об армии, стоящей у стен его города. Передайте ему предложение моей повелительницы, и я думаю, что он найдет его соответствующим интересам грифонов».

— «Мой король прекрасно осведомлен о силах пони, командор Гвардии» — надменно процедил канцлер, выпячивая грудь, словно желая тыкнуть нам в нос украшающими ее наградами и алой перевязью с широким бантом – «Как и о том, что ваши силы почти рассеяны, в ваших рядах царит голод и болезни, а раненным и убитым нет числа. Он прекрасно видит это каждый день с высоты своего трона, и прислал сей милостивый ультиматум, движимый лишь природным миролюбием и отеческой заботой о тех, кто стоит ниже его – будь то принцесса, маршал или рядовые грифоны и пони. Исполни все, что сказано в этом документе, и наши народы войдут в новую эру гармонии и процветания, заняв подобающие им места в нашем мире».

— «Так что же мне передать моей принцессе?».

— «Передай, что Его Величество, Брюглефивер фон Квард Первый, со дня на день ожидает прибытия своего верного слуги» — нехорошо ощерился канцлер, отступая на два шага назад. Его помощники, крякнув, подняли за ручки серебряное блюдо, распространявшее вокруг себя запах хорошо прожаренного мяса, заставивший мой живот глухо квакнуть под стать Кабанидзе, отчего-то громко заухавшему, и спрятавшемуся у меня под крылом – «Фельдмаршал Полипетанг, вернейший слуга Его Величества Брюглефивера фон Кварда Первого, уже покорил все мятежные области, и спешит со своим войском к Грифусу, дабы примерно проучить тех, кто посмел поднять оружие на священную особу короля».

Негромкий шум, прокатившийся по стоявшим за командором пони, заставил его ухмыльнуться.

— «Да-да, всем известно, как сильно и многочисленно войско грифонов. Как умелы его оружейники, как крепка его броня, не пробиваемая ни одним из известных клинков. Как остры клинки и когти риттеров, сотни которых летят сейчас к дому, не жалея ни крыльев, ни сил. И если вы, пони, и смогли противопоставить что-то собравшемуся ополчению ваза, то против кадровой армии у вас нет ни малейшего шанса – ведь уже через несколько дней вас сметут, разнесут в пыль, и развеют по воздуху пятнадцать тысяч самых лучших, самых отборных профессионалов!».

— «Мы… Обсудим… Предложение вашего короля» — надменно проговорил Вайт Шилд. По его морде прокатились желваки, заставив меня вздрогнуть от мысли о том, что произошло бы с конечностью бедолаги, попавшей на зуб рассердившемуся единорогу.

— «Конечно. Мой повелитель, Его Величество Брюглефивер фон Квард Первый выражает надежду, что стоящие над прочими пони единороги сумеют понять, насколько щедры его предложения, и ожидает послов с изъявлением покорности в течение суток – этого хватит, чтобы даже самые неумные из ваших подчиненных смирились с волей владыки. Ну, а чтобы вам лучше думалось – он милостиво изволил приказать приготовить вам это угощение. Гордитесь – Его Величество, Брюглефивер фон Квард Первый лично приложил лапу к его готовке».

Крышка резко слетела с серебряного блюда, услужливо поднятая чьей-то лапой, и из груди стоявших на облаке пони вырвался вздох ужаса, больше похожий на крик.

— «Надеюсь, теперь вы поняли, что попытка подослать в город предателей и сумасшедших провалилась?» — ехидно осведомился канцлер, в глазах которого мне вдруг почудился отблеск зеленого огня – «Желаю вам приятного и деятельного дня, пони. Думаю, теперь-то вы точно поймете, насколько милостив к вам до сего времени был мой дражайший господин – Его Королевское Величество, Брюглефивер фон Квард Первый».

---

— «Раг!».

— «Быстрее!».

Шум крови в ушах грохочет, словно водопад. Голос срывается то на визг, то на тяжелый, басовитый рев, распугивающий рванувшихся к нам пегасов.

— «Раг! Стоять!».

— «Держите ее! Связать и стеречь!».

Непонятно, что колотится громче – мое сердце или крылья, с резкими хлопками разрезающие воздух. Завихрения на кончиках крыльев превратились в широкие зигзаги, сопровождающие мой путь к земле.

— «Сэр, она уходит!».

— «Раг, остановись!».

Торможение резкое, как удар. Вывернутые вертикально, крылья стонут, с гудением собирая воздух для могучего хлопка, но я cдерживаюсь, и отпускаю набранный воздушный кулак, мягко рассеивая его, пропуская сквозь расставленные маховые перья. Тут – друзья, и они помогут.

Обязаны помочь.

— «СТООООУУУУУН!» — вопль заставляет раненных, куривших возле павильона, юркнуть под розовый тент, роняя по пути трубки и кисеты. Встретивший меня в нестерильной части госпиталя единорог теряет утомленный, раздраженный моим вторжением вид, а летящая перед ним кружка с глухим стуком падает на пол.

— «СТОУН! БЫСТРЕЕ!».

— «Мы все сделаем, командир!» — кажется, это Рэйн. Его ноги обвивают мою шею, стараются оттащить от блюда. Запах жаренного бьет в мои ноздри, пока копыта друга отрывают мои ноги от рукояти, в которую я вцепилась, словно в величайшую драгоценность мира – «Легат! Командир! Раг! Отпускай – мы сами поможем ему занести эту штуку на место!».

— «СТОУН! СОБИРАЙ ВСЕХ!».

— «Уже!» — заместитель командующего Вспомогательной когортой Легиона соображает быстро. Я пытаюсь оторвать от себя ноги и крылья Рэйна, но не могу – поднаторевший в искусстве копытопашной, он ловко пресекает мои неуклюжие попытки вырваться, и медленно отступая, тащит меня через тент полевого госпиталя, на улицу, где меня уже ждут. Белое на белом – колесница неторопливо приземляется неподалеку, похожая на торт, украшенный золотыми блестками. Белое разделяется, а над ухом слышен стон, переходящий в крик – мои зубы впиваются в чью-то ногу, прокусывая едва ли не до кости. Алое во рту, алое брызжет на истоптанный снег, пока белое приближается, осторожно ступая по испачканной земле.

Алой, алой земле.

Кто-то угодливо бросается мне под ноги – но я перепрыгиваю через охнувшее тело. Копыта привычно бьют в шею и грудь, посылая его на землю. Звякает магия – но я раскрываю крылья, и умница, завывая, отправляется за землю, с гулким грохотом падая, когда мое тело врезается в нее, разбивая ненавистную магию. Кончик рога трещит на зубах словно соломинка для питья, выжимая из подвернувшейся карьеристки длинный, страдальческий вопль.

— «Командир!».

— «Прочь, лейтенант! Я займусь ею сам!».

Я прекращаю облизывать рог, смакуя его, словно изысканный деликатес или мороженое. Что-то мягко вздыхает внутри – теперь я полна. Все смешалось – луна и солнце, зеленый огонь и золотистое сияние превратились в огромный коктейль, растекающийся по моему телу. Теперь я была полна – но вот чем? Признаюсь, меня это не интересовало. Мир замер, когда я оглянулась по сторонам, отшвыривая уже не нужное тело, схватившееся за голову и рог. Я видела расширившиеся глаза Рэйна, баюкающего прокушенную пясть. Я видела двигающийся ко мне десяток гвардцейцев, и выходящую им наперерез полусотню пегасов из Легиона. Я видела удивленные, испуганные, недоумевающие и злорадные морды окружавших госпиталь пони. Я видела грифонов, возвращающихся к своему королю.

Окружающая меня реальность двигалась медленно – очень медленно, поэтому повернув голову, я успела во всех подробностях рассмотреть летевшее в мою голову копыто огромного белого единорога, соприкоснувшееся с моей головой.

«Мне только кажется, или ты просто не можешь жить без того, чтобы кто-нибудь из друзей и знакомых пощупал тебя за морду?».

— «Как там они?».

— «Плохо» — голоса у входа в палатку показались мне смутно знакомыми, но прошло лишь несколько секунд, прежде чем я сообразила, кто же именно говорил за полотняной стеной. Голоса искажались, отражаясь от мягких стен и расставленной мебели, но я узнала говоривших — Нефелу и Кнота. Каким образом он приполз – я не знала, но в этот момент я не могла, не хотела видеть ни одно живое существо на этом свете, и затаив дыхание, продолжала смотреть на живой еще труп, тяжело дышащий на белой, стерильной простыне.

*Кап*

Очередная капля скатилась по стеклянной игле, и исчезла в гибкой, полупрозрачной каучуковой трубочке, идущей к шее того, что было когда-то белоснежной кобылкой. Вздрогнув, тело вытянулось в агонии, а затем расслабилось, прикрывая распахнутый в муке рот. Капли падали медленно и тяжело, словно камни холма, погребающего под собой тело героя – но на этот раз герой все еще был жив, и лишь они, эти капли, жгучие и ядовитые, могли хотя бы немного уменьшить ту боль, что терзала сгоревшее, хорошенько прожаренное тело.

*Кап*

«Не вини себя, Скраппи», сказала когда-то в кафе моя подруга в ответ на мои судорожные поиски лекарства, способного исправить ее изломанные крылья. Теперь они были отрублены – грубо, варварски, и прижженные раны все еще сочились каплями крови. Все ноги были обглоданы, словно несчастную травили сворой собак, а зияющие раны на месте отрезанного хвоста и ушей еще белели торчавшими из них кусочками позвонков и хрящей. Кто-то вскрыл ее горло – умело и деликатно, оставив бедняге возможность дышать, но поврежденные голосовые связки, отекшие от дыма и жара, превратили звонкий, красивый некогда голос в надсадное сипение, за которым угадывался один долгий, нескончаемый вопль ужаса и боли.

*Кап*

Ее поджарили – повар, ставший палачом, постарался на славу, и от прожаренного тела поднимался густой мясной дух, который не портили ни отходившая корочка, брызгавшая каплями крови, ни специи, слипшиеся на теле отвратительной массой. Пока я валялась в отключке, ее вымыли – а скорее, обмыли – но вся магия, все умение лучших врачей, нашедшихся в рядах Гвардии и Легиона, не могли исправить того, что исправлено быть не могло.

Белая пегаска умирала, и последние часы или дни ее должны были быть наполнены страшной агонией, избавиться от которой можно было одним-единственным образом – но этого сделать не мог никто. Никто, кроме меня.

Но я не могла, не хотела, не имела права на это.

*Кап*

«Но поверьте, делать правильные вещи, пытаться стать лучше, никогда не поздно» — пронесся у меня в голове голос белой единорожки с черно-красными прядями в гриве – «И мы должны давать пони шанс стать лучше. Давать им возможность поступать правильно».

«Даже если они сделали ужасные вещи?».

«Даже если так. Нужно дать им возможность. Дать им шанс стать чуть-чуть лучше. Пусть даже пони и совершил злодеяние, мы не должны отказывать ему в надежде».

— «А какую надежду ты подарила бы ей, Сплит Хит?» — прошептала я, притрагиваясь к изувеченному телу, и тут же отдернула копыто, когда то вздрогнуло, и вновь разинуло рот. Малейшее прикосновение, малейшее дуновение ветерка причиняло ему страшную боль, и боль эту можно было заглушить лишь этим страшным алхимическим варевом, в нормальных условиях разводимым в пропорции «капля на литр». Не было признаков жизни в едва заметном когда-то животике, не было его и в раскрытых глазах, зияющих влажными, прогоревшими провалами.

*Кап*

«И кто же тогда будет палачом?» — мудро спросила меня однажды сияющая фигура. Я помнила ее, словно видела вчера – белое тело, белый халат, и золотое солнце, окружавшее ее, словно нимб. История двигалась по спирали, и теперь уже я вместо нее сидела возле обгоревшего куска плоти, бывшего когда-то кобылой, и сухими, воспаленными глазами глядела на то, что когда-то было моей подругой, напоминавшее о ней лишь кусочком скальпа, сохранившимся на затылке. Кусочек испачканной кровью шкурки, да прядь голубых волос – вот и все, что осталось от Черри.

Все, что оставили ей палачи.

*Кап*

— «Слушай, можно мы войдем?».

— «Нельзя. Я сама боюсь туда заходить!».

— «Почему же?».

Голоса раздавались далеко, но все-таки очень близко. Слишком близко даже для этого большого шатра, в котором жил командор. Я не знаю, зачем он притащил меня в это место, похожее на палаточный домик богатого римского патриция, в котором дорогие ковры и позолоченные жаровни соседствовали с легкой, изящной мебелью и лежанками, стоявшими вокруг огромного стола. Это явно был дом, а не штаб и не склад вещей, которым была моя палатка, вновь попавшая под удар одного из камней – но почему же именно сюда принесли мое лишенное сознания тело? И почему он не воспрепятствовал, когда стремящийся удалить из госпиталя страшного, безнадежного пациента Стоун всеми копытами ухватился за мое требование принести мою умирающую подругу в это место? Я не знала ответа на этот вопрос – но и не стремилась его узнать.

— «Потому что я видела ее глаза, и чуть не обоссалась. А уж ты, калека, вообще там дуба врежешь!».

— «Потому что я калека, она и послушает меня!» — голос Кнота стал настойчивее, и у входа вновь послышался какой-то шум – «Еще несколько дней назад я носился со знаменем рядом с Легатом, и потрахивал таких вот как ты, по несколько штук в день! А теперь все, что я могу – это нассать под себя, и даже этого не заметить! Думаешь, мне есть чего бояться?!».

*Кап*

— «Раг! То есть, Легат, мэм» — ввалившаяся в шатер компания выглядела достаточно необычно. Не часто увидишь жеребца, лежащего поперек спины лохматой пегаски, старательно отворачивавшей от меня виновато моргавшую морду. Соскользнув со спины своей добровольной помощницы, толстоватый зеленый жеребец пополз ко мне, вихляя задней частью тела, застывшей в восковой неподвижности с болезненно поджатыми к паху задними ногами – «Простите, мэм… Это они? Это они сделали с нашим казначеем?».

— «Да» — слова царапали горло, словно охапка гвоздей. Услышав мое карканье, Нефела мгновенно исчезла, в то время как вздрагивавший и отводящий глаза Кнот пересилил себя, и подполз поближе, предпочитая смотреть не на меня, а на искалеченное тело, лежавшее на широкой кровати.

— «Она выкарабкается?» — на этот раз ему пришлось поглядеть на меня, когда я перевела на него немигающий взгляд. Жеребец вздрогнул – «Оу... Виноват, мэм. Идиот, мэм».

*Кап*

— «Нет».

Тяжелое, обрекающее, слово упало как капля. Очередная капля – очередные несколько минут существования, наполненные воспоминаниями о боли, которая вернется через несколько минут, и мгновенно достигнет пика, заставляя дрожать всем телом в попытке зайтись в оглушительном крике. И вновь – скольжение в еще больший мрак, когда упавшее в вену лекарство, словно комок снега, заморозит на пару минут непослушное тело, захваченное злым врагом.

— «Я знаю, вы вините себя в случившемся, мэм» — на этот раз Кнот пересилил себя, и не отвел от меня прищуренных глаз – «Простите, если это покажется грубым… Я говорю со всем уважением, мэм… Но вы точно не правы. Вы не виноваты, что этот камень в меня попал, правда? Вы же были в палатке, всего в двадцати ярдах от того места, и тотчас же принялись меня выкапывать. Мне рассказали, и я уверен, что я бы сделал тоже самое для вас».

Конечно, ему рассказали. Но я всего лишь приказала раскопать его тело, а не рылась при этом в грязи… Или рылась? Я не помнила, честно – все произошедшее казалось каким-то далеким, размытым и ненастоящим. Теперь же важно было лишь то, что лежало передо мной.

— «И прошу прощения, мэм, но я, наверное, могу спросить – как нивалид… Она мучается?».

— «Да».

*Кап*

Отчего так тяжело? Отчего так давит грудь невидимая лапа?

— «Ох. Я бы, наверное, не хотел так жить» — протянув копыто, Кнот повторил мои действия, и так же как я, лихорадочно отдернул ногу, когда лежавшее перед нами тело вновь двинулось, зайдясь в неслышном, похожем на лихорадочный выдох, крике – «Нет, мэм, я бы точно не хотел так жить. Обещайте, что разрешите доку дать мне что-нибудь, чтобы уснуть — и не проснуться, в случае чего» — содрогнувшись, проблеял бесшабашный, безрассудный и нагловатый некогда жеребец. Тот, кто не побоялся пробиться ко мне через двор, заполненный бьющимися с нашей кентурией риттерами, теперь смертельно боялся остаться таким вот обрубком от пони, наполненным страданиями и болью.

*Кап*

— «Простите, мэм. Я поползу – док сказал, что я должен вернуться до того, как он начнет составлять списки убывающих в тыл. И это… Я, типа, присмотрю за этой шоколадной. Я ж теперь инвалид, а она, если поправится, точно не сможет отказать такому бравому жеребцу, как я. Пусть даже и ссущемуся в кровать».

— «Присмотри. И не ползи. Скажи Нефеле, чтобы отнесла тебя в госпиталь, и проведала Фикс» — я подняла сухие глаза на своего бывшего тубицена. В его голосе мне послышалось веселье отчаявшегося – «И Кнот… Когда поправишься – я жду тебя в расположении Легиона. Напишешь письмо через госпиталь, или пошлешь кого из пегасов – они не откажут. Или можешь не посылать, если почувствуешь, что с тебя довольно этого дерьма».

— «Да кому я теперь такой нужен?».

— «Своей стране» — безэмоционально откликнулась я, пытаясь припомнить, когда я последний раз моргала. Не получилось – «И пока ты отсутствуешь, по твоей милости «пост номер один» будет стоять без сигнифера. Поэтому до встречи, легионер».

— «Да, мэм! Так точно, мэм!».

*Кап*

«Чем тогда палачи отличаются от обычных убийц?».

«Тем, что действуют не подчиняясь собственным желаниям или инстинктам, как бешеные псы, а лишь выполняя волю пославших их пони. Тех, кто действительно верит в то, что любому злодею можно дать шанс. Можно постараться сделать его лучше. Исправить его. Тех пони, которые сами разуверились в том, что этот шанс нужно предоставлять».

Голос Сплит Хит всплывал в моих воспоминаниях подобно лучу солнечного света, разгоняя беспросветную тьму. Он спрашивал – я отвечала, но каждый раз мои мысли возвращались к палате, пропахшей антисептиком, в которой лежало лишенное ног, глаз и ушей, обезображенное мной тело. Чем я была лучше? В чем было различие между Колхейном и Дроп, если они превратились в куски страшного, обгорелого мяса, запертые в самой страшной, и самой надежной темнице – в собственном теле?

«В том, что Черри не сделала ничего дурного. А Ханли…».

«Оу, правда? Разве она была кобылкой-скаутом, и продавала печенье?».

«Заткнись, мразь!» — я изо всех сил ударила себя по голове – «Заткнись, заткнись, заткнись!».

«Она была бойцом, как и ты. Она лишала жизней своих врагов, и уж точно не была праведницей, сонмы которых, по слухам, снуют на Небесных Лугах».

«Я ненавижу тебя! Ненавижу!».

«Правда? Только лишь меня?».

«И себя» — внезапно успокоившись, я рухнула возле лежавшей на кровати Черри. Поднятая моими движениями волна воздуха вновь заставила ее забиться в безмолвном крике, и я поняла, что как и она, жду следующую каплю как избавления – «Я себя презираю и ненавижу. Ненавижу то, чем стала. Помойкой для разных экспериментов. Ведром с отходами класса «Б». Той, что калечит судьбы всех, кто оказывается со мной рядом. Это я, я должна была лежать тут, вместо нее!».

*Кап*

«Ну так пойди, и сожги себя. Встань возле этого странного автоматона и дождись, когда он вновь плюнет огнем. А еще лучше – отдайся на милость грифонам. Представляешь, какой у них будет праздник, и кто на нем будет играть роль главного блюда?».

*Кап*

«А что потом? Кто разделит потом такую судьбу?».

«Воооот. Кажется, ты начала понимать» — в голосе, звучавшем в оглушающей тишине, появились довольные нотки – «Что будет, если ты отдашься на милость врагу? Что будет, когда двое сцепились в страшной схватке не на жизнь, а на смерть? Что будет, если один из дерущихся прекратит сопротивление?».

«Он проиграет. Но война прекратится».

«И что же с того? Сколько умрет после этого? Сколько поколений будут копошиться в грязи, под насмешливым взглядом победителя? Сколько из них проклянут тех, кто поднял лапки, и покорно лег мордой в грязь, желая лишь одного – прекратить кровопролитие, в надежде на то, что у противника достанет жалости не пинать поверженного врага? И сколько еще народов разделит такую судьбу?».

— «Пока кто-нибудь не утихомирит зарвавшегося победителя» — прошептала я, бессмысленно глядя на неслышно, но от этого не менее страшно кричавшую Черри.

«Так стоило подвергать подобным мучениям предыдущие поколения, пока не накопится критическая масса из тех, кто не опустит ноги, крылья и рог? Кто не станет ползать в грязи, вымаливая себе прощение, а могучим ударом вобьет вражину по самые ноздри в грязь? Сколько нужно замученных, истерзанных и страдающих всю свою жалкую жизнь для того, чтобы трусливые стали храбрыми, а ценители личных свобод осознали, что никогда самое сильное «я» не станет таким же могучим, как объединенное общей целью «мы»? Сколько нужно жертв для того, чтобы накормить бешенную собаку?».

*Кап*

«Пока не появится кто-то, кто сможет взять ответственность за то, что нужно сделать».

«Пока не появится тот, кто возьмет на себя чужие грехи» — подтвердила часть моего сознания – «Пока не появится тот, кто сможет смотреть на происходящее и с той, и с другой стороны – и выносить вердикт. И исполнять вердикты других. Брать на себя то, что не должны брать другие. Ассенизатор».

«Лейкоцит».

Мои копыта осторожно прошлись по отваливающемуся от костей, хорошенько прожаренному мясу. Стараясь запомнить каждый изгиб молодого тела подруги. Той, что хотела стать счастливой подругой. Той, что собиралась стать матерью. Той, что собиралась стать спутницей всей моей жизни.

*Кап*

— «Прощай, Черри» — мои копыта поднялись выше, дойдя до шеи, и осторожно легли на затылок и нижнюю челюсть, потянув их в сторону и на себя. Щелчок шейных позвонков прозвучал очень тихо и незаметно — как точка. Как знак окончания всего, что было и будет – «Прощай, моя маленькая вишневая капелька. Дождись меня – я скоро. Вот только сделаю то, для чего я появилась на свет».

---

Темнело. Утомленное, солнце неторопливо опускалось куда-то за горы, окрашивая в багрянец окружавший нас мир. Да, мы были отрезаны от остального мира, втиснутые в чашу проклятой долины, и только небо принадлежало всем – и никому. По нему к нам доставляли провиант. По нему же – вывозили раненных, следуя утвержденным маршрутам. И куда-то в него улетел Хай, отправившись отражать очередную попытку грифонов прорваться из осажденного города, чтобы соединиться с войсками Полипетанга. То ли они еще не знали что его уже нет возле Асгарда, то ли просто пытались эвакуировать как можно большее число жителей – мы не знали, однако судя по тому, что половина наших пегасов все еще не вернулась, прочно застряв среди острых, похожих на башни скал Грифуса на другой стороне города-горы, дело там было достаточно жарким.

Но это было, наверное, даже хорошо – по крайней мере, у меня еще было время до того, как в мои глаза взглянет один из моих самых близких друзей, выслушивая бесполезные, запоздалые, и уже никому не нужные соболезнования.

У меня еще было немного времени, и я собиралась провести его с пользой.

— «Где же ты, мерзкая мразь…» — прошептала я, осторожно двигая массивные медные маховики орудия. Длинный ствол механомагической мортиры неожиданно послушно поднимался все выше и выше, рыская в воздухе широким дулом, словно принюхиваясь в поисках жертвы. Теперь мне стало понятно, почему мы до сих пор не замечали дворца короля, выглядевшего таким беззащитным для огня наших орудий – прикрытый множеством башен и башенок, расположенных на прочих ярусах, он оказался недоступен взгляду неприятеля, находящегося на земле, и тихонько матерясь, я никак не могла нащупать даже примерное место, куда можно было бы всадить пару зарядов, расчищая путь для нашего огня.

Однако, мне не понадобилось делать этого самостоятельно.

— «Квикки?!» — изумилась я, почувствовав, как кто-то настойчиво отталкивает меня от управления орудием. Стальные копыта скользили по медным маховикам, и мне пришлось отодвинуться с места наводчика, чтобы не плюхнуться задницей в грязь. Пусть даже это и не имело больше какого-либо значения.

— «Что ты тут делаешь?!».

— «Я спряталась. И осталась».

— «Но почему?».

— «Я должна остаться здесь, понимаешь? Ты тоже должна, как и я. Кнот сказал, что ты остаешься – значит, останусь и я».

— «Квикки, тебе нужна помощь!» — тупое безразличие, с которым шоколадная единорожка перла к своему детищу, на миг расколола окутывавшую меня ледяную броню из мрачной ярости и скорби.

— «Всем нужна помощь. Тебе, мне – всем нам. Понимаешь?» — челюсть единорожки упрямо выпятилась под бинтами, пока она усаживалась на мое место – «Я не позволю им сбросить камень на госпиталь, Скраппи!».

— «Но…» — вглядевшись в глаза Фикс, я лишь горько покачала головой от ощущения безнадежности, густо замешанном на каком-то животном понимании, что она не уйдет. В этих глазах полыхал тот же мрачный огонь, что поднимал в атаку на пулеметы целые батальоны, заставляя вставать в полный рост под кинжальным огнем. Тот же, что заставлял бросаться под многотонные стальные чудовища с одной лишь связкой гранат. Тот же, что придавал крепость рукам, направлявшим горящие машины на огрызавшиеся зенитками корабли. Она бы не ушла, даже прикажи я ей это сделать.

— «Не беспокойся, я еще могу крутить рычаги!» — фыркнула шоколадная пони, поправляя один из визиров, похожих на подзорную трубу, расположенную по ходу ствола – «По крайней мере, для этого больше не требуется думать».

— «Хорошо. Но не задень наших» — решившись, я вспрыгнула на лафет. Мрачный огонь бурлил в моих жилах, требуя выхода. Требуя жертвы.

— «Я буду направлять тебя. Центральный ориентир – ворота».

— «Принято!».

Нами обеими завладело безумие, но мы обе не пытались его избежать.

«А твоя память, оказывается, наполнена просто изумительными вещами» — промурлыкал внутри грассирующий голосок – «Но ты никогда не рассказывала мне о том, что знаешь и помнишь».

«Угадай, почему» — увидев Легата и главного инженера, наводящих махину орудия на тонущую в закатном свете столицу грифонов, к нам уже хромали команды оружейников из Сталлионграда. Неразговорчивые, угрюмые жеребцы и кобылы предпочли остаться неизвестными для окружавших их пони, но сейчас их исполнительность и неразговорчивость были как нельзя кстати, и никто не стал дергать нас, выясняя, было ли это безумие согласовано с командором, и что вообще мы собираемся делать. Они увидели, что орудие вновь смотрит в полыхавшее закатом небо – и без лишних вопросов стали готовить к бою всю батарею.

«Ах, да. Я ведь просто твоя выдумка» — горько вздохнуло в ответ. Однако мне показалось, что вместе с обидой, в этом голоске промелькнули какие-то лживые нотки – «Голос в твоей голове, который можно обижать и травить таблетками. Но даже если это и так – разве это повод ссориться с собой?».

— «Я хочу жить в мире сама с собой» — прошептала я. Ствол вздрогнул, когда отмерившая что-то на своих линейках Квикки вновь повела его вниз, готовя орудие к зарядке мешочками с алхимической взвесью.

«Тогда зачем же нам ссориться? Ты очень необычная кобылка, и как я уже говорила, что может быть лучше, чем наблюдать за поколениями собственных потомков? Произнесут твое имя – и тотчас же вспомнят обо мне. Это ли не лучшая память? Соглашайся – и я помогу тебе. Ну подумай – разве я могу причинить вред тебе без того, чтобы причинить его и себе? Соглашайся!».

Застыв на подрагивающем лафете, я глядела на приближающиеся к батарее отряды. Дрогнув, насытившийся ствол, неторопливо пополз вверх, грозя набухшему грозой небу. Ночь стремительно катилась на горы фронтом из страшных, черных туч, подсвеченных неестественным, алым светом. Меня соблазняли – или это я соблазняла себя?

«Соглашайся!» — шепнули черные, точеные губы, сверкая алым, как пламя, язычком – «Соглашайся. Прими меня – и я расскажу тебе о том, чему научилась. Что открылось мне когда-то, и чего уже не помнят ныне живущие зазнайки. Я помогу тебе отомстить».

— «Да…».

«Соглашайся – и мы вобьем наших врагов в землю, низвергнув их во прах».

— «Да».

«Сумасшедший фанатик из народа зебр, король огромной страны, лига неизвестных пока джентельпони и леди из высшего общества – не слишком ли много их для той, что мнит себя обычной кобылкой? Соглашайся, и мы уменьшим их число. Прими это – и мы начнем обучение. Погляди вокруг нас – сама природа, сам наш мир желает скрепить наш союз. Соглашайся – и мы вновь станем едины!».

— «Да!».

Небо взревело раскатами грома, разорвавшего тучи над нашими головами. Первые капли дождя упали на землю, перемешанную с тающим снегом, по которой ступали копыта сотен и сотен пони – увидев какую-то возню на батарее, все больше и больше легионеров, а затем и гвардейцев, двигались к нам, окружая волнующимся морем земляной бруствер, через который на свет высовывались широкие, почерневшие, и внушавшие оторопь морды драконов, украшавшие орудийные стволы.

Теперь они и впрямь походили на настоящие драконьи головы, презрительно и жадно глядевшие в сторону врага.

— «Раг, что происходит?!» — взволнованно выкрикнула Стомп, оказавшись рядом со мной, и поминутно оглядываясь на море вооруженных пони, грозно шумевшее за батарейным валом. В отличие от капитана гвардии, все еще мнящей себя нашим «куратором», окружившие меня товарищи лишь сочувствующе вздыхали, и угрюмо поглядывали на бестактную кобылу, прикосновениями крыльев, копыт и хвостов выражая мне свое сочувствие. Черри любили, и ее смерть стала ударом для многих из тех, с кем мы начинали свой путь еще в недоброй памяти Обители Кошмаров.

Особенно когда разнеслась весть о том, как именно умерла наша маленькая вишенка.

— «Идет какая-то буря, хотя погодники ничего не говорили о грозе или урагане. Мы должны предупредить командора Шилда, и… Что ты вообще задумала?!».

— «Это моя буря» — прошелестела я, словно первые капли дождя, упавшие на наши спины. Надтреснутый и хриплый, он вдруг зазвенел гибким, опасным металлом – «Это возмездие, которое сегодня мы обрушим на головы наших врагов».

— «Командору нужна наша поддержка!» — беспомощно оглянувшись, Стомп заметила, что ее почти никто не слушает. Повернув головы, мы глядели на яркое пламя, вспыхнувшее над нашими головами. Сложенный из карликовых северных сосен, ради которых Нефела не раз и не два моталась в казавшиеся уже далекими и нереальными внутренние земли грифоньих королевств, погребальный костер располагался на одном из карнизов, выступавших из тела прикрывавшей наши тылы горной гряды, и мне вдруг показалось, что было лишь справедливо, что именно в этом месте я провожала в последний путь мою маленькую подругу – и я намеревалась устроить ей достойную краду и тризну.

— «За мной!» — мрачно бухнула я, ударом крыльев перебрасывая себя через земляной вал. Я надела чистое, как делали когда-то мои предки, идущие в последний свой бой, и облачилась в белую тунику, лишенную каких-либо знаков, поверх которой нацепила подаренную мне броню. Белый, неокрашенный холст, который сегодня украсится алым, укрылся под сталью подарка, к которому приложила копыто и Черри — как жаль, что я так редко радовала ее, сосредоточившись лишь на собственных переживаниях, и не замечая, каким хрупким было все то, что я почитала когда-то незыблемым и вечным.

— «За мной все, кто верит в Эквестрию!».

И они двинулись. С бессмысленно распахнутыми глазами, переглядываясь и нервно переступая ногами, мои товарищи перелетали вместе со мной через насыпь – туда, где уже собралась огромная толпа. Легионерские доспехи соседствовали с замысловатыми нагрудниками гвардейцев, синие гребни гвардейских бацинетов – рядом с шишаками и нащечниками легионерских шлемов, риттерские топхельмы возвышались среди одетых в сталь и кольчугу пони, словно сюда решил собраться весь наш лагерь. Оглянувшись, я двинулась вперед, но оступившись, попятилась, когда моя нога наткнулась на брошенный на землю скутум – вышедший из толпы Фрут Желли молча глядел на меня, пока я боролась с собой, пытаясь не слушать, но все-таки жадно вслушиваясь в тот голос, что нашептывал в моей голове такие соблазнительные слова. Боролась с тобой я не долго – уже зная, что проиграю, и уже в следующий миг я оскалилась, и ненавидя себя, ненавидя все, что лежало там, передо мной в покрытом огнем и дымом будущем, сделала шаг вперед, вставая на вздрогнувший, и поплывший вверх щит.

По крайней мере, мне достало сил не сверзнуться с этого постамента, оказавшегося на спинах моих добровольных носильщиков.

— «Враг сделал свой ход. Вы все видели, что произошло тем страшным вечером» — я не знала, что говорить, но теперь это не имело значения. Ничто не имело значения, и я позволила себе отдаться тому злому горю и ненависти, что звучали в моих словах – «Вы все видели, кого прислали грифоны в качестве парламентера. Вы все видели, что сделал с нашей сестрой этот ублюдок — король. Он прислал нам ее – изжареную, с отрубленными ногами и крыльями, с яблоком во рту, словно поданное к столу блюдо! И именно это ждет всех, кто остался в грифоньем плену!».

Тревожно ворчавшее войско невольно притихло. Глядя друг на друга, пони качали головами, в то время как кто-то дрожал, а где-то послышался негромкий, отчаянный плач. Похоже, что у тех, кто оказался в плену, были знакомые или хорошие друзья, а может быть, и… Я запретила себе думать об этом, и сглотнув колкий комок в горле, вновь бросила в морды собравшимся тяжелые, беспощадные слова.

— «И это была демонстрация того, что они собираются сделать с нами! Именно так они хотели вселить в нас страх, ужас перед тем, что ждет наших родных и близких, наши дома и сады! Огонь и пытки, кровь и страх перед хозяевами, готовыми сорваться со своих гор, и залить кровью все, что нам дорого!».

Где-то недалеко пролетела боевая колесница командора, тщетно пытаясь пробиться через плотно висевших над лагерем пегасов. Что же, похоже, Вайт Шилд действительно держал копыто на пульсе, и решил подавив в зародыше недовольство и ярость войск, следовать предъявленному нам ультиматуму в надежде на скорое прибытие принцесс. Однако я не собиралась дожидаться божественных правительниц, чтобы поплакаться им в подол.

— «Принцессы не придут. Да, они могли бы – но сейчас, они находятся в Пизе, и знаете почему? Только благодаря их дару убеждения мятежные грифоны не закрыли для нас дорогу на юг. Только благодаря нашим принцессам, держащим в своих копытах тонкую нить, соединяющую нас с далекой родиной, мы еще здесь. Только благодаря им нам не ударили в тыл ненадежные сепаратисты, предавшие однажды своего короля, но способные так же легко и присоединиться к тому, кто считает себя победителем. И враги наши это знают! Они предъявили нам ультиматум – «Уходите, и может быть, вы проживете еще немного. Уходите – и может быть, мы оставим вас и ваши семьи в покое, пока не накопим силы». А потом… А потом они придут к нам – и поработят нас, зажарив наши семьи живьем!».

Стоявшее вокруг меня войско взорвалось негодующим ревом. Громкие крики сливались с уже не скрываемым плачем тех, кто успел потерять друзей и знакомых; негодующие вопли пегасов слетали с небес, словно призывы валькирий, побуждающих воинов на бой. Я ощутила, как волна душной ненависти прокатывается по моему телу, расходясь едва заметной рябью вокруг – и возвращаясь многократно усиленной, чтобы вновь придать силы моему голосу, уже мало имевшего общего с голосом захлебывающейся пегаски, вынырнувшей когда-то из лесной реки.

— «Вперед! Вперед – на Грифус! Пробьем ворота нашей магией! Сокрушим тех, кто занес над нами свои когтистые лапы! Грядет буря – так оседлаем же ее крылья! За наших детей, за родных и близких, за Эквестрию — ВПЕРЕД!».

От дружного рева всколыхнулись собиравшиеся над нами тучи, ответив слитным ворчанием на громовой вопль войска. Молнии, казавшиеся алыми в свете не утихавших пожаров, зигзагами разрезали небо, с шипением врезаясь в вершину города-горы. Вспышка – и едва заметный с такого расстояния камнепад понесся по отвесным слонам, врезаясь в выступавшие на поверхность горы дома пернатого племени. Потрясая оружием и лупя им в щиты и доспехи, пони скандировали какие-то кличи, торжествующим ревом встречая каждый мой жест, каждый взмах крыла, направленный в сторону города. Ими же я указывала на принцепс-кентурионов, капитанов и бригадиров пегасьих отрядов, указывая им на их цели – я не стала бросать в лобовую атаку все, что у меня было, и пока строившиеся когорты с тяжелой, мерной, и ставшей впоследствии знаменитой поступью Легиона, внушающей ужас нашим врагам, двинулись в сторону Барьерной гряды, пегасья стая разделилась на несколько крыльев, которые должны были атаковать город сразу с трех сторон, давая возможность земнопони и единорогам подобраться поближе к стене. В городе уже почувствовали неладное, и тысячи факелов, осветивших казавшуюся бесконечной стену, уже сливались в один огромный костер, напоминавший зарево пламени, мрачно и торжественно гудевшего за нашими спинами. Ни я, ни Хай не смогли положить тело нашей подруги в огонь, отдавая ей последние почести, и провожая ее в последний путь – но лишь на страницах этого дневника я могу признаться, пусть и самой себе, что так было даже лучше. Что я была готова шагнуть в тот же огонь, сгорая в нем вместе с той, кого так и не смогла ни защитить, ни спасти.

Однако геройствовать, прорываясь сквозь залп мелких камней, кентуриям не пришлось – как и обещала Квикки, после очередной моей отмашки щит подо мной тряхануло, когда державшие его пони вздрогнули от басовитого грохота, прокатившегося от края до края долины. Притихшие было орудия вновь высунули свои уродливые драконьи морды из земляных укреплений, и поднатужившись, с яростным ревом выплюнули из себя светящиеся алхимические сгустки, понесшиеся над нашими головами в сторону ворот, когда метавшаяся между ними фигурка единорожки с перемотанной до состояния шара головой вновь принялась бешено крутить маховики рукояток, готовя орудия к следующему выстрелу.

«Вот и все. Мы победим – или ляжем вот тут, в этой долине» — мрачно подумала я. Жар погребального костра обжигал меня даже через разделявшее нас расстояние, и я надеялась, что Нефела выполнит данное мне обещание, позаботившись о нашей подруге. Пока я упивалась своим горем, с воем обнимая остывшее тело, она с поразительной ловкостью и умением распорядилась обо всем необходимом, и в случае нашего поражения, должна была доставить урну с прахом в Эквестрию, рассказав, как закончилась эта война.

Я бы не удивилась узнав, что это было еще одно из испытаний, которое она должна была бы пройти на своем пути к званию Первой Матери северных пони. В конце концов, как можно управлять вверенными тебе жизнями, не зная ни жизни, ни смерти?

«О, мы не погибнем, поверь».

«Я не уйду без своих ребят».

«И не придется» — удовлетворенно заверил меня голос в моей голове – «Однако, ты еще ни разу ко мне не обратилась по имени. Думаю, даже если я и голос в твоей голове, как ты любишь меня называть, это не повод продолжать эти глупости, верно?».

«Ну и как же мне называть тебя, моя злобная и кровожадная половина?».

— «Зови меня…» — имя возникло само, всплывая из бездны веков. Милое, «домашнее» имя распевавшей веселые песенки кобылки с мохнатыми ушками, чьи задорные трели звучали когда-то под светом луны, посрамляя скачущих по веткам ночных певунов. Позднее, его заменили другие – полные надежды и злобы, надежды и ненависти, но имя – оно осталось, и теперь вновь должно было зазвучать под огромной, полной луной – «Зови меня Соловей».

---

Грохот. Грохот. Грохот.

Весь мир превратился в один сплошной грохот. Грохотала гроза над нашими головами – первая за тысячи лет весенняя гроза в этих мрачных горах. Грохотали копья и накопытники, ударяясь о тяжелые грифоньи латы. Грохотали сабли и мечи, отскакивая от щитов и сегментарных доспехов. Тяжело грохотали орудия, в бешеном темпе посылая ужасные алхимические заряды в сторону полыхавшей горы. Грифус горел, и ничто не могло спасти его от неминуемого разрушения – разве что мы, остановив нашу бомбардировку, однако ни я, ни кто-либо в своем уме не спешил этого делать. Что, казалось бы, могли бы сделать целой горе три гладкоствольные мортиры? Как выяснилось, очень и очень многое. Вся хитрость крылась в боеприпасах. В длительном, но от этого не менее опасном заряжании, когда рискуя собой, добровольные помощники и присоединившиеся к ним сталлионградцы, самовольно покинувшие лазарет, с помощью длинных крюков запихивали в винтообразные зарядные камеры мешочки с алхимическими препаратами, утрамбовывая их, и водружая поверх полупрозрачные, алые кристаллы. Внутри каждого бушевало жидкое пламя, внутри каждого таилась смерть, и я едва смогла сдержать торжествующий крик, когда первый же выстрел буквально прожег насквозь немыслимую толщину камня, огненным гейзером взметнув расплавленный камень на склоне древней горы.

Грифус горел – полыхали его осыпающиеся башни, оседала, обваливаясь, Барьерная гряда – синие, покрытые льдом кристаллы на миг исчезали при столкновении с камнем, рассыпавшись облаком пара, а затем следовал звонкий, разрывающий барабанные перепонки щелчок, рвавший на части казавшийся непоколебимым гранит. Ворота пали одними из первых, бесполезными каменными плитами валяясь теперь под копытами штурмующих, под ударами камней и флешетт прорвавшихся во внутреннее пространство за каменной громадой, и вступивших в бой за ярусы грифоньей столицы, пирамидой поднимавшейся к небесам. Похоже, что там они встретили ожесточенное сопротивление, и возвращавшиеся из боя вестовые то и дело летали к лагерю, требуя все больше и больше болтов для самострелов, а с ними – и подкреплений.

Подкреплений, которых нам неоткуда было взять.

— «Фикс, там открылся еще один вход!» — проревела я, тыча крылом очередному пегасьему звену в сторону левой башни, которую вот уже битый час не мог взять небольшой отряд Гвардии. Звенящая сталь не ушла – она скрылась где-то внутри, подрагивая в ожидании, словно струна взведенного арбалета. Мой разум двоился, и мне казалось, что я уже видела что-то подобное, всплывшее в моей голове, словно неверное, зыбкое марево на маслянистой нефтяной пленке – «На два копыта левее Третьей башни! Третий ярус!».

— «Вижу-вижу-вижу!» — скороговоркой пробормотала единорожка. В ее глазах плескалось безумие, а разнокалиберные зрачки могли подсказать многое знающему врачу – но я старалась не вглядываться ни в них, ни в расползавшееся по повязке на ее голове темное пятно. Прооперировать ее смогли бы, наверное, только в Кантерлоте или Сталлионграде, до которых бедняжка бы уже не добралась.

— «Всем! Первая – двадцать! Вторая – семнадцать! Третья – семь, поправка пять!» — проорала она, щелканьем рукояток сведя воедино три прицельные планки. Вновь взгромоздившись на крыло лафета, изображавшее изогнутую драконью лапу, я прикрыла глаза и широко открыла рот – пусть анатомия пони и отличалась от анатомии человека, но я решила не рисковать. Мы все уже мертвецы – но к чему же спешить, верно?

— «ВСПЫШКА!».

— «Огонь!» — тихонько прошептала я, и на миг прикрыла глаза. Лафет подо мной содрогнулся, на миг вздыбившись, словно настоящий дракон, и ощеренная пасть орудия выпустила из себя струю ярко-оранжевого пламени, плотным сгустком понесшуюся в сторону города. Пролетев над стеной, он обрушился рядом с темным жерлом тоннеля, из которого вываливалось грифонье подкрепление – и исчез, проплавив в камне ярко алеющий кратер.

Спустя два удара сердца, на этом месте разверзся настоящий вулкан. Вздувшись, пылающее пятно вспучилось и развалилось, словно вскрывающийся нарыв, исторгнув из себя фонтан пламени и раскаленного камня, широкой струей оросившие склон горы. Еще два кратера нарисовались правее и левее этого места, и мне почудилось что я вижу, как вместе с огнем, из отверстий вылетают полыхающие фигурки, подхваченные обратной тягой[42], и падающие в темноту за невысокими стенами городских ярусов. Что за ужасную смесь создали сталлионградские земнопони, сколько лет пестовали грифоньих алхимиков в Троттингеме, создавая эти чудовищные зелья, я не знала. Быть может, и была права принцесса, старательно душившая город-государство мягкими лапами культурной экспансии, не давая милитаристам вновь усесьтся на старого конька, и провозгласить очередное отделение от Кантерлота, сдерживающего рост своего восточного соседа? Глядя на разрушения, причинить которые могли бы не всякие снаряды Второй Мировой, в какой-то момент я поняла отвращение Ника Маккриди, с которым он взялся за решение нашей проблемы с грифоньей столицей, и смогла лишь подивиться долготерпению этого бывшего копа, который был вынужден жить с осознанием того, что именно он, пусть и косвенно, послужил причиной этой драки в песочнице, в которой вместо лопаток для куличиков в руки дерущихся попали остро заточенные саперные лопатки.

Но в этот момент мне было совершенно не до того.

— «Легат! Первый ярус взят! Нужны подкрепления!».

— «Второй ярус, Раг! Второй ярус просто кишит этими уродами! Нужны болты и пегасы! Они сидят выше нас, и Третья завязла у лестниц!».

— «Сопротивление в башнях подавлено. Ждем приказов».

К своему удивлению, я поняла, что могу ориентироваться в этом хаосе и мешанине докладов, поступавших со всех сторон. Для полноценного командования обычно необходим наглядный макет или карта, бывший в палатках практически у всех полководцев, в необходимости которых им было известно гораздо лучше, нежели полуграмотной пегаске, отчего-то решившей возглавить немалых размеров войско, бьющееся в стены древнего города. Однако теперь я не нуждалась в макете – разворачивающееся передо мной сражение открывало гораздо лучшую панораму, нежели любые доклады, значки и фигурки, перемещаемые по карте старательными адъютантами и офицерами штаба. Батальное полотно, написанное огнем, кровью и магией, к которому я прикладывала свое копыто.

Последнюю я, признаться, недооценила. Однако подобравшиеся вплотную к врагу единороги — особенно те, что прошли принудительное «оскотинивание» во время командования генерала Туска, как называл наш добрый врач тренировки по боевой магии – показали грифонам, что не только алхимия способна внести сумятицу и панику в ряды врага. Разноцветные, короткие лучи вырывались из рядов Легиона и Гвардии, длинными очередями выкашивая противостоявшие им порядки грифонов, и если тяжелые доспехи еще могли защитить своих владельцев от рогатых биоартиллеристов, то легкие дублеты, колеты и прочие курточки из подбитой медными бляхами ткани уже не спасали летучих химер, десятками падавших от одной только очереди, выпущенной в темное, перевитое алыми тучами небо. Пока гвардейские единороги прореживали силы врага, облаченные в сегментарные доспехи рогатые пони из Легиона больше полагались на щиты, словно пузыри, на какой-то момент, раздуваемые вокруг своего владельца. Их было мало, крайне мало – гораздо меньше, чем нужно, но я зло и восторженно топала копытом по лафету, когда очередная хрустальная полусфера с громким, слышимым за версту взвизгом, отражала здоровенный камень, падавший на наши порядки с верхних ярусов города. Не такие мощные и большие как тот, что был создан в ночи оставшимся неизвестным единорогом, они все же делали свое дело, и сохранили множество жизней в ту ночь.

И почему я не подумала о них раньше?

— «Квикки! Два копыта левее Третьей башни! Второй ярус над стеной! Сможешь задавить окопавшихся?».

— «Они за скалой» — первый запал прошел, и единорожка двигалась все медленнее и неувереннее, поминутно тряся головой, замотанной в промокшую от крови повязку – «А там еще стена эта…».

— «Навесом попробуй. Подними повыше, и поменьше запала положи».

— «Попробуем…».

— «Попробуй. Эй, Минти! Быстро в Шестую и Седьмую башни – скажи, чтобы они выдвигались по осадным галереям к городу. Нехрен им там двумя полными сотнями жопы мять! Соединиться с Третьей когортой и взять второй ярус! И болты пусть захватят – все, что есть. Не время экономить!».

— «Раг! Легат!» — обернувшись, я заметила Стомп, зависнувшую над моей головой. Доспехи ее уже успели покрыться сетью зарубок, но похоже, хорошо послужили своей хозяйке, сменившей перед боем золоченую кирасу гвардейца на кольчужные доспехи пегасьего легионера, куда лучше защищавшие тело от ножей ваза – «Командор отправился на северную сторону Грифуса, чтобы возглавить штурм города. Он приказывает выделить ему все эскадроны пегасов, которые еще не введены в бой!».

— «Он приказывает выделить?!» — я вздернула голову, смерив отшатнувшуюся пегаску яростным взглядом – «Мне нечего выделить командору, кроме разве что самой себя! О каких эскадронах он ведет речь, когда все наши силы вошли в соприкосновение с врагом, и со всех сторон раздаются стоны «Резервы! Резервы! Резервы!»?! Или он считает, я смогу силой мысли отогнать этих пернатых уродов, способных перебрасывать свои отряды прямо внутри горы?!».

— «По последним данным Ночной Стражи, они собираются бросить все силы на север, и попытаются вырваться из ловушки! Мы должны их остановить, иначе они ударят вам в правый фланг!».

А вот это было логично. Прищурившись и прижав к голове уши, я пережидала звон в ушах, наблюдая за кристаллом, взмывшего над Грифусом словно окутанная пламенем, огненная звезда, и по красивой, крутой траектории направившимся на головы тех, кто оборонял подходы ко Второму ярусу города. Дворец короля располагался на Пятом, но дойти до него у нас вряд ли хватило бы сил. А если они смогут связать боем командора, и вновь перебросить силы сюда…

— «Ладно. Забирай всех, кто на время выходит из схватки. Половину моей охраны – тоже забирай» — решение пришло быстро. Мысль о том, что Графит сейчас где-то там, вместе с Гвардией отражает попытки грифонов вырваться из города, заставила меня подавиться злыми словами, которые я была готова обрушить на голову Стомп – «Капитан, бери кого нужно, и отправляйся к командору. Мы удержим эту часть города – по крайней мере, два нижних яру… Квикки! Гляди – пар! Они опять пытаются завести свою шарманку! Лупи навесом, на два копыта выше, и четыре – правее ворот!».

— «Удачи тебе, Легат» — пробормотала Лауд Стомп. Нерешительно повисев рядом со мной, она вздохнула, и посвистывая крыльями, двинулась в сторону двух левых башен пробитой во многих местах Барьерной гряды, где собиралась вышедшая на время из боя стайка гвардейцев. Обернувшись, я торжествующе зарычала, когда взметнувшийся в небо взрыв багровым облаком вспух над третьим ярусом города – похоже, у нас появилась надежда. Вот только почему заряжают всего две мортиры из трех?

— «Легат! Ей плохо!».

— «Да уж вижу!» — рявкнула я, спрыгивая с лафета, и всем телом наваливаясь на Фикс. Потерявшая сознание единорожка билась в грязи, и припадок этот яснее ясного подсказал мне, что дело, похоже, закончится плохо. Подпрыгивая, она изгибалась и разбрасывала по сторонам выгибающиеся ноги, приподнимая над землей мое и запакованное в доспехи тело, но вскоре затихла, пуская из носа кровавые пузыри – «Так, ребята – подняли ее, и бегом в госпиталь! Кто-нибудь сможет ее заменить?».

— «Ну, я попробую…» — пробормотала за моей спиной отиравшаяся возле батареи Берил, заставив сжать зубы от отчаяния и злости Без Фикс, без ее умения вычислять необходимые углы возвышения и количество горючего вещества, ни о какой точной стрельбе говорить не приходилось, и удача, едва повернувшись к нам своей рожей, вновь скорчила мне козью морду, и как обычно, повернулась обратно хвостом.

А без поддержки этой алхимической артиллерии грифоны просто сомнут нас количеством, и сбросят со стен, по самые ноздри вбивая в размокшую грязь.

«Даже дождь нам не поможет…» — небо ревело и грохотало, но тяжелые капли были слишком редки, и лишь развозили под ногами холодную грязь, не мешая летать пегасам или грифонам – «Но я и не хотела помощи, верно? Я хотела лишь убивать – и вот итог. История идет по спирали, развитие не останавливается ни на миг, и все вернулось ко мне – сторицей», требуя плату за прошлые грехи».

Воспрянув, грифоны снова полезли в контратаку. Грохочущие мортиры, казалось, только ускорили темп стрельбы, и жадные пасти драконов, багровые от снедавшего их жара, казалось, ревели «Еще! ЕЩЕ!», извергая на мир алхимический огонь. Но уже не было той, что могла бы обуздать их жажду разрушения, кристаллы летели уже не так убийственно точно, падая то на разрушенную стену, то врезаясь в бесполезные башни, то с грохотом взрываясь на теле горы, украшая ее потоками раскаленного камня. Сталлионградцы старались – но среди них не было сумасшедшего гения с баллистическим вычислителем вместо мозгов.

И в дело вступила я.

Мой полет не был рожден вдохновением, о котором так много было написано в риттерских романах, которые любила почитывать Бабуля – в моей душе царил мрак и огонь, свивавшиеся в черно-алое пламя. Я не пыталась пожертвовать собой ради других – меня тошнило от осознания бесполезности этой жертвы. Я не могла бы вдохновить залегших бойцов, поднимая в самоубийственную атаку – я не собиралась жертвовать жизнями других лишь для того, чтобы…

Для чего?

Для чего я затеяла этот штурм?

«Ради памяти Черри».

Нет, мертвым кровь не нужна. Не такую память хотела бы оставить после себя моя милая и добрая подруга.

«Ради победы».

А кому нужна она, такая победа? Тем, кто умрет этой ночью? Или тем, кто не дождется родного им пони с этой войны, ведущейся непонятно где, и непонятно за что?

Ради чего я затеяла весь этот бой? Только лишь ради мести?

«Ну же. Ты почти поняла».

— «Я хотела убивать. Я хотела убить их всех» — прошептала я, лихорадочно работая крыльями. Крутившаяся над батареей полусотня – все, что осталось от личной охраны Легата – судорожно размахивала крыльями позади. Я поднималась все выше и выше, глядя на приближающиеся тучи – багровые, страшные, подсвеченные вспышками молний, рождающих запах озона, щекочущий нервы и нос – «Я хотела расправиться с ними со всеми. Я хотела КАРАТЬ!».

«Так покарай их!» — совершенно серьезно заявила обретшая имя шизофрения. Разделенная личность, собравшаяся вновь, и превратившаяся в уродливое, гротескное образование, собранное из осколков. Кем же я стала? Во что превратилась?

Отряды грифонов собирались на третьем и четвертом ярусах. Какие-то личности, блестя позолотой доспехов, размахивали перед ними воздетыми в воздух мечами. Скоро эта сила должна была обрушиться на тех, кто залег на первых двух ярусах, ведя бои с превосходящими силами врага, чьи порядки представлялись мне рваным лоскутным одеялом, брошенным у порога дома.

Наверное, кто-то зло пошутил, назвав меня столь созвучно этому виду[43].

«Обрушь небо на их головы, и пусть смерть возьмет свое!».

Сложив крылья, я ринулась вниз – прямо на блестевшие клинки и наконечники копий.

Увы, на этот раз тело меня подвело. Не было ни жара, опалявшего мои крылья и круп, ни кипевшей внутри ярости – только подсвеченный молниями, багровый полумрак, скапливающийся внутри.

Тишина. Мрачная и какая-то очень плотная тишина царила внутри.

Не было ни басовитого рева, ни подбрасывавшего меня огня, тянувшегося вслед за мной рвущей небо нитью, готовой вспухнуть огненным нарывом, изливающим бушующий ветер и пламя – лишь воздух, предатель воздух свистел в ушах, шумя щеточкой гребня на шлеме. Город приближался, но как я ни старалась, как ни пыталась себя разозлить, ощутить ту горячую ярость, что несколько раз уже помогала мне, словно раскаленному метеориту, низвергнуться с небес с крыльями, полными огня и ветра – ничто не помогало, и лишь холодный воздух насмешливо пел в прижатых к шлему ушах.

«Осторожнее! Они заметили тебя!».

— «Твааааарииии!» — увы, вопль прозвучал скорее испуганно, нежели решительно или зло. Разжиться здоровенным полуторным мечом взамен утраченного было довольно просто, а вот обрушить на головы своих врагов огненное торнадо – с этим ничего не получилось. Что-то сгорело, сплавилось, стянулось внутри, наполнив мое тело бурлящей, черно-красной отравой. До хруста сжав выскочившими из экзопротезов когтями рукоять меча, я с воплем ринулась на поднимавшуюся мне навстречу группу грифонов, с хищными криками несущуюся мне наперерез, закрутившись в воздухе от собственного замаха. Копыта тряхнуло, и если бы не прикрывавший их металл и механизмы, то думаю, без переломов бы дело не обошлось. К счастью, шестерни и тяги смягчили рывки и удар, с которым я развалила что-то пролетевшее мимо. Кувыркаясь, я попыталась вытянуть крылья, но вовремя отказалась от этой затеи, когда взбешенный, разгневанный воздух едва не вывернул их у меня из плечей. Город стремительно приближался, блестя острыми наконечниками алебард над двигавшимися грифоньими отрядами, торопливо скакавшими между башен и утопленных в каменные стены домов в сторону широких лестниц, связывавших воедино широкие ярусы города. Сердце бешено колотилось в груди – что бы там не навоображала себе одна тупая пегаска, причинившая столько зла окружающим ей существам, тело не хотело, не собиралось сдаваться так просто, и превращаться в фаршированного железом цыпленка, забрав при этом еще пару-тройку подвернувшихся под него врагов. Понемногу, по сантиметрам раздвигая непокорные, прижимаемые ветром к телу крылья, я постепенно перевела падение в какое-то подобие планирования, судорожно дергая задними ногами и хвостом в попытках увернуться от некстати выскакивавших передо мной островерхих башен. Погоня отстала, как отстали и мои сопровождающие, еще не получившие официального названия в иерархии Легиона, и я судорожно пыталась найти хотя бы какую-то площадку для приземления – взлетать на виду у проносящихся по каменным мостовым супротивников я посчитала верхом идиотизма. Мне еще повезло, что закованные в тяжелые, давящие латы грифоны экономили силы, и передвигались скачками, по бренной земле, иначе моя песенка уже давно была бы спета – клювастым заразам достаточно было просто метнуть в меня камень с помощью пращи или небольшой, но довольно мощной рогатки, которую наши противники наловчились использовать с поразительной точностью и силой, чтобы надежно вывести меня из игры несмотря на доспехи и крылья. В конце концов, не зря каменование издревле считалось крайне тяжелым способом казни…

«Осторожнее! Приготовься! Собери силы!».

— «К чему?!» — в отчаянии заорала я. Становившиеся все более узкими ярусы приближались, сменяя один другой, где-то справа вспух очередной лавовый гейзер от взрыва алхимического кристалла – тугая волна воздуха подхватила меня, швырнув вперед и вверх, прочь от бившихся с противником пони, медленно продвигавшихся по лестницам в сторону Третьего яруса, едва не впечатав в какую-то ажурную, точеную башенку, на вершине которой горела большая жаровня, снабженная медным зеркалом-отражателем.

«Прожектор? Или маяк?».

«Сосредоточься!».

— «На чем?!» — земля стремительно приближалась, и я в отчаянии ударила по воздуху неподъемными крыльями, бросая себя вперед и вверх… Для того, чтобы уже через мгновенье удариться грудью о низкие каменные ступени, радостно саданувшие мне по нагруднику и прикрытым металлом передним ногам. Хорошо еще, что у меня не было привычки летать с вытянутыми вперед ногами, как делали многие пегасы, однако это не помогло мне удержать тяжелый меч, со звоном вырвавшийся из хватки когтей, и зазвеневший по камню… Чтобы уткнуться в чьи-то лапы, снабженные устрашающими латными перчатками с четверкой острых когтей.

— «Вас? Вас ист дас?!».

— «Oh blya…» — прошипела я, поднимаясь на ноги. Похоже, я очутилась прямо посреди той самой гигантской лестницы, что вела прямиком на верхние ярусы города, и на моем пути стоял тот самый обладатель латных перчаток, к которым прилагались и тяжелые, неуклюжие доспехи, похожие на первые опыты людей по постройке глубоководных скафандров. Гладкий, массивный нагрудник, сужавшийся к нижней части груди, и чем-то похожий на коготь грифона, наплечники и широкий, похожий на огромное кольцо латный воротник, прикрывавший шею, которую, в свою очередь, увенчивала клювастая голова, прикрытая гладким яйцеобразным шлемом без намека на забрало. Яркий, сине-зеленый плюмаж да такого же цвета бляха в центре нагрудника были единственными яркими пятнами на вороненом металле, не считая ярко блестевшего лезвия протазана[44], напоминавшего хвост какого-то хищного насекомого.

— «Хэндэ Хох! Аусвайс, твари!» — прохрипела я пересохшим ртом. За спиной клювастого господина в броне на меня таращилось не менее десятка таких же как он латников, чьи протазаны быстро и недвусмысленно уткнулись мне в нос. Не дав мне времени на раздумья, грифоны выбросили вперед лапы, и только то, что я успела кувырнуться вперед, пропуская над собой скрипнувшие по броне копья, спасло меня от мгновенной передозировки металлом.

К счастью, это лишь приблизило меня к валявшемуся у лап грифонов мечу.

— «Сдохните. Сдохните!» — медленно заводясь, процедила я сквозь крепко сжатые зубы, когда жесткая деревянная рукоять оказалась в захвате выскочивших из накопытников когтей. На этот раз они безо всякой задержки повиновались одному только моему желанию, и крепко удерживали меч, с треском прошедшийся по латным поножам, вихляя и вспарывая попадавшиеся на пути сухие птичьи лапы, прикрытые жесткой кожей, похожей на настоящую чешую. Я не знала, кто были эти грифоны, одетые в древние доспехи безо всяких кольчужных вставок или хотя бы поддоспешников, и вооруженные богато украшенным, но чересчур похожим на церемониальное оружием. Первый ряд грохнулся мне на голову, образовав замечательную кучу-малу, из которой, с бешеным пищанием, выкатилась моя пятнистая тушка, тут же оказавшаяся в самом центре закованной в сталь толпы.

Как выяснилось, быть поднятой в воздух сразу десятком копий – это страшно и очень, очень неприятно, даже если на тебе надет усиленный сегментарный доспех.

«Не смей лететь! Сложи крылья! Руби!» — надрывался внутри меня враз охрипший голос. И я рубила, с грохотом проходясь трофейным полуторником по древкам удерживавших меня в воздухе копий, чьи жала со скрипом царапали пластины брони. Ненависть требовала выхода, и я отдалась тому черно-алому, душащему меня чувству, поселившемуся где-то в груди, размахивая направо и налево гудевшим от ударов мечом, вскрикивая от удовлетворения, когда очередной шлем или перчатка отлетали в сторону вместе с находившейся в них конечностью или головой. Удар, еще удар, и еще – в свалке не было места каким-либо стойкам, квартам или мулине. Полуторный меч же все больше и больше напоминал мне колун, с грохотом опускаясь на укрытые латами тела, старавшиеся достать меня своим украшенным шнурами и золотом оружием. Вскоре мои крылья превратились в лохмотья, топорщившиеся обрубками изуродованного пера, а доспехи засеребрились сетью зарубок, покрывшей меня с ног до головы. Не обманула меня Черри, говоря о том, что доспехи были сделаны лучшим мастером-оружейником, и ее последний подарок, без преувеличения, спас меня в ту кровавую ночь, не раз и не два отражая удары, нацелившиеся мне в шею, бока и живот. Но увы, врагов было больше, чем могла бы побороть уставшая, одинокая пегаска, качавшаяся под собственными ударами в окружении наскакивавших на нее тел.

«Ну, вот и все. Надеюсь, я удерживала их достаточно долго…».

«Этого недостаточно! Разве ты не чувствуешь силу?» — от усталости, я не смогла даже удивиться. Очередной удар пришелся плашмя, и вырвавшийся из моей хватки меч отлетел далеко в сторону, исчезнув под лапами двинувшихся вперед грифонов, перешагивавших через валяющиеся вокруг меня тела – «Разве ты не чувствуешь разлитую в воздухе магию? Используй то, что дано тебе по праву!».

Очередной удар – прямо в грудь – заставил меня отшатнуться, соскальзывая на несколько ступеней вниз. Скользкий мрамор стал настоящим катком, покрытым темными лужами.

«Неужели ты предашь память той, что так надеялась на тебя?».

Еще несколько ударов пришлись на кольчужные вставки. Пробив их, раздвинув плоские кольчужные кольца, протазаны врубились в войлочный поддоспешник, вновь поднимая меня над землей. Осталось только упереть их в землю – и я сама насажусь на них, под тяжестью собственного тела.

«Давай же! Вспомни, что было тогда, в твоем доме! Неужели ты позволишь этим мерзавцам вновь похитить твоих детей?!».

— «Неееееееет!» — хрип, родившийся в груди, оцарапал мое горло, превращаясь в настоящий рев.

«Неужели та пегаска погибла зря?!».

— «Умриитеее!» — копья качнулись назад, поднимая меня над толпой. Как игрушку. Как пример для других. Тяжелая, тягучая боль родилась в пояснице, острыми молниями побежав по позвоночнику, заставляя мою спину дергаться и сокращаться, отчего меня согнуло пополам – и тут же распрямило, словно беснующегося на крючке червяка – «Умрите, мрази!».

«Мы – вместе! Ты и я! Ну же! Я знаю – ты можешь! Не могла я так ошибиться в тебе!».

— «Сдохните!» — это напоминало агонию. Я понимала, что умираю, и умираю отвратительно – не смирясь, но до самого конца продолжая грозить окружавшим меня жителям этого мира. Темная ненависть, превратившаяся в яд, отравила меня – и теперь мир отторгал меня, десятками копий держа меня над землей, шипением молний заглушая мой голос, порывами ветра отбрасывая ядовитую кровь. Я взревела, когда очередная судорога скрутила мой позвоночник, и ослепшими от боли глазами попыталась увидеть то копье, которое прекратило бы мои мучения… Но вместо них пришла еще большая боль.

Стальной кол, проклятый кусок металла, вбитый когда-то в голову моими врагами, наконец-то завершил свой путь, и вибрируя, принялся крушить мой череп, высунув наружу свое отвратительное, покрытое кровью и обломками кости острие. Завопив, словно одержимая, я попыталась зажмуриться, но даже сквозь крепко сомкнутые веки увидела белоснежную вспышку, опалившую мои глаза. Что-то горячее, раскаленное объяло весь мир вокруг, и меня вновь выгнуло, словно распрямившийся лук, заставив повести по сторонам головой, которую охватило потрескивавшее пламя. Что-то горячее прижалось ко лбу, вырывая из меня страдальческий вопль, но еще громче был раздавшийся рядом птичий крик, подхваченный десятками глоток, когда очередная волна жара разлилась окрест, заставив меня нелепо согнуться, мотая опаленной белоснежным огнем головой.

Стало гораздо тише.

«Ну вот и все. Накрыло своим же зарядом» — я не могла сказать, как именно я оказалась на земле. Сознание протестовало, животным ужасом встречая любые попытки открыть глаза, боясь увидеть пронзившие меня копья. Одервеневшее тело не чувствовало ни жара, ни боли – лишь тяжесть вновь разливалась по позвоночнику, напоминая об ушедших днях беременности, да тупое онемение охватило темя и лоб – «Интересно, я вновь обмочилась, как тогда, попав под такой же магический удар?».

«И это все, что ты можешь сказать?» — голос слышался очень тихо, словно моя вторая половина задумалась о чем-то своем – «Даже в такой момент тебя интересует, не лежишь ли ты в луже?».

«Я хочу, чтобы мое тело выглядело достойно при смерти» — подумала я. Было тепло, но испепеляющего тело жара все не было, хотя я уже представляла, как плавился вокруг камень, кремируя наши тела. Вряд ли кто-нибудь различит, кто именно погиб в этом месте – Легат или риттер, простой алебардщик или пегасий кентурион. Боль понемногу охватывала голову, вгрызаясь в потрескавшийся, разломанный на части череп, в котором, вместе с болью, росла и ширилась гаденькая, соблазнительная мыслишка. Просто лечь – и лежать, не вставая. Не поднимаясь, не вздергивая себя на ноги, не заставляя куда-то идти – просто лечь и лежать, упиваясь своим поражением, запахом горелой шерсти окутавшим мою морду. Что ждало меня тут, в этом чистилище, в которое я, несомненно, попала? В одном из древних фильмов ад и рай скрывались внутри нас, и смерть лишь обнажала для нас наш внутренний мир. И только от нас зависело, будет ли это бесконечное поле из трав и цветов, сделанных из масляных красок, или же выброшенный на берег корабль, на палубах которого царила бесконечная оргия и война – война без смысла и повода, без конца и начала, без победы, поражения и надежды.

Ведь победа и поражение находились внутри нас самих[45].

«Все будет зависеть от тебя самой. И кажется мне, что в это самое «чистилище» мы не попадем» — несколько озадаченно послышалось у меня в голове – «Хмпф! Что за странная идея – терзать душу за то, что было совершено телом?».

«А разве это не правильно?».

«Душа – это все самое лучшее, самое светлое, что в нас есть» — наставительно произнесла моя вторая половина, судя по голосу, испытывая едва сдерживаемое удовольствие, похожее на экстатический восторг миссионера, проповедующего среди пленных сарацин – «Уходя из этого мира, она превращается в лунную пыль, дорожкой пролегающую по ночному небу, а самые яркие – в звезды, вечно глядящие на своих потомков. И как можно было опошлить красоту этой гармонии, рожденной из прекрасных песен, посвященных ночному небу, фантазиями о казнях и пытках? В каких же диких местах ты вообще родилась, деточка?».

«Вообще-то, я…».

— «Легат! Раг!».

«Кажется, это к тебе».

«Ага. Как злобствовать и подталкивать к непотребствам – так это к тебе! А как держать ответ за содеянное – сразу меня нужно вперед выталкивать?» — почему-то возмутилась я, ощущая глубочайшую несправедливость, обнаруженную мной в этих словах. Какая-то легкость поселилась в моем теле, и я поняла, что уже готова покинуть свою смертную оболочку, отправившись в тот аналог рая, который был обещан всем пони, независимо от их прегрешений. Если верить различным книгам селестианцев, конечно же. Однако перед этим было бы неплохо заручиться какой-нибудь поддержкой богинь – в конце концов, я же им, пусть и чуть-чуть, но не чужая… Однако, могло случиться и так, что вместе со мною, под удар артиллерии могли попасть и мои товарищи, но это было бы слишком несправедливо.

«У каждого своя доля».

«Мир, ты был несправедлив! Но хоть после смерти я могу побыть немного одна? Вспомнить грехи, примириться с собой — а не вести теологические споры».

— «Раг! Раг, ну скажи хоть что-нибудь!» — отлежаться в покое не удалось. Чьи-то ноги довольно бесцеремонно перевернули меня на спину, и судорожно затрясли, словно плюшевую игрушку – «Скраппи, драть тебя в хвост и в голову! Еще и тебя?! Ну зачем же ты… Что же теперь будет…».

Да, похоже, это все еще тот самый мир. В другом меня бы точно встречали златокрылые ангелы… Интересно, а такое понятие тут есть?

— «Рээээээййййн!» — оказывается, тяжелая, мрачная злоба, рожденная разочарованием в неудавшейся загробной жизни, никуда не исчезла, и было достаточно одной лишь искры для того, чтобы она вспыхнуть вновь. Не глядя, я протянула копыто, и открыв глаза, притянула к себе ойкнувшего от неожиданности жеребца – «Я тут, между прочим, сдохнуть пытаюсь, поэтому закрой свою сенорезку, и слушай мое завещание! Первое – над могилой посадите куст розы, хотя зная вас, я буду благодарна, если вы в нее хотя бы не насрете. Второе…».

— «Она шутит! Шутит, а! Нет, вы поглядите!» — суетливо забормотал пегас, ощупывая зачем-то мое тело. Чьи-то копыта стащили с моей головы шлем – оплавленный, с дымящимися остатками алого гребня и огромной, неровной дырой во весь лоб – «Вокруг словно вулкан взорвался, а она шутит!».

— «Я похожа на шутника?» — набычившись, мрачно поинтересовалась я у окружавших меня пони. Тяжело дыша, многие держались за свежие раны, пачкавшие кровью наспех подложенные под доспехи куски разорванных туник – «Еще три года назад мне официально заявили, что я мертва, о чем у меня даже справка есть! Но твоя рожа, Рэйни, никак не походит на праведника с Небесных Лугов… И почему тут так паленым воняет?».

— «Потому что мы в Тартаре, наверное» — нервно хмыкнули за спиной. Приподнявшись я уставилась на искореженную, оплавленную лестницу, которую крест на крест, в одних и тех же направлениях, пересекали несколько глубоких борозд с оплывшими краями, пахнувшими мне в морду волнами жара. Расплавленный камень булькал и медленно стекал по потрескавшимся ступеням огненными струйками, застывавшими на наших глазах.

И тела, множество тел – с распахнутыми в ужасе глазами и клювами, опаленные, с отрубленными конечностями, и отчего-то – разрезанные едва ли не пополам. Вздрогнув, я отодвинулась подальше от оплавленных доспехов, из которых торчали живот и задние ноги грифона, еще шкворчавшие, словно их долго поджаривали на сковородке.

— «Сюда что, стеноломным зарядом влупили?» — прошептала я, вспоминая холодные, покрытые льдом кристаллы, разламывавшие Барьерную гряду с такой легкостью, словно та состояла из обычных кирпичей. Похоже, горе-артиллеристы перестарались, и собирались перебить мне весь Легион еще до того, как до него добрались бы грифоны. Грифоньи подкрепления, изливавшиеся с вершины лестницы, словно корова языком слизнула – большая такая корова, способная плеваться девяностофунтовыми зарядами на три мили, как говорила бедняжка Фикс. Теперь же, глядя на казавшиеся бесконечными ступени, усеянные десятками и сотнями тел, я понимала, какого зверя мы выпустили из клетки, и каких же неимоверных трудов будет стоить нам попытка вновь загнать его обратно, или отправить в небытие.

— «Ээээ… Ну…» — Рэйн отчего-то замешкался, глядя по сторонам – «А ты что, совсем ничего не помнишь? Как сюда попала? Как в кучу этих грифонов угодила?».

— «Рэйни…».

— «Эмммм… Да?».

— «Погляди вокруг» — мой голос стал обманчиво ласковым, несмотря на ехидный смешок, раздавшийся в черепушке – «Видишь, что вокруг происходит? Мне только что на голову уронили sranuyu bombu, которая раскалывает горы, которые местные используют вместо стены. Меня проткнули копьями. У меня отобрали меч. Черри погибла, а я так и не смогла за нее отомстить. Вот как ты считаешь, я что – должна кончить от счастья, случая твое невнятное блеяние?!».

— «Эээ… Знаешь, я думаю, это и вправду мог быть… Как там ты его назвала? В общем, неважно. Взгреем этих новичков, когда вернемся».

— «Вернемся?» — закряхтев, я принялась подниматься, с горьким вздохом ощутив, как в распоротые дыры новенького, дорогого доспеха просачивается холод. Увы, недолго я носила последний подарок подруги — «А кто сказал, что мы возвращаемся? Мне кажется, что мы только подбираемся к цели».

— «Эй, кажется, у нас подкрепление!» — ликующе воскликнула одна из пегасок оставшейся со мной полусотни. Взглянув в указанном ею направлении, я лишь горько скривилась, увидев гвардейских пегасов, возвращавшихся с северной оконечности города. Что ж, похоже, Вайт Шилду удалось загнать грифонов обратно, и теперь командор возжелал лично навести порядок на южном склоне горы. Его колесница парила в грохочущем поднебесье, дирижируя невиданным спектаклем, участники которого, разбившись на звенья и клинья, падали с неба на поднимавшихся с улиц грифонов. Прячась за башнями, башенками и башнеподобными домами от проносившихся мимо арбалетных болтов, они взмывали ввысь, стараясь побыстрее сойтись с несущимися им навстречу пегасами, предпочитая открытую схватку, нежели полупартизанский, позиционный бой, в котором камни явно проигрывали коротким, лишенным оперения стрелам, и вскоре небо над городом вновь напомнило первые дни нашего появления под стенами Грифуса, практически скрывшись за носящимися над ним фигурами грифонов и пони.

— «Нам не добраться до дворца в одиночку» — покачал головой Рэйн. Он, как всегда, выделил главное во всем происходящем, и теперь обдумывал варианты решения вставшей перед нами задачи. Да, конечно, мне стоило вернуться к командору, и начать уже командовать боем – так было бы правильно, так поступил бы любой нормальный командир, но увы…

К сожалению, я уже не ощущала себя командующей Легионом – бой перешел в настоящую свалку, и обеим сторонам этой драки оставалось лишь насытить улицы достаточным количеством войск, надеясь, что у противника их окажется все-таки меньше. В этих уличных боях определяющим становилось личное мастерство, умение ориентироваться в скоротечных схватках между рушащихся, горящих домов, а также знание тактики жестокого городского боя, в котором улицы и кварталы могли переходить от одной стороне к другой до бесконечности, пока кто-либо не дрогнет, и не побежит.

Но я собиралась покончить со всем этим разом – и отнюдь не посылая кентурии на убой, в полыхающее алхимическое пламя.

— «У них самих хватает забот» — покачала я головой, с неохотой поднимаясь на ноги. Где-то в глубине души я ощущала себя обманутой и бесконечно несчастной – куском, обрубком от тела, которое лишили даже надежды на глупую «героическую» смерть. Странно, что я стала задумываться над этим, но поверь мне, подруга, на войне ты либо стараешься не думать о смерти — либо думаешь о ней постоянно, и словно скупец, перебираешь множество вариантов, нанизанных, словно четки, на нить твоей судьбы. Когда она прервется? Кто перережет тот тонкий волос, на котором подвешена наша жизнь? Наверное, знают об этом только богини, а может, уже и ты, но как всегда, как и все аликорны, ни за что не поделишься своим знанием.

Быть может, это и к лучшему.

— «Рэйн, нужно разослать гонцов ко всем когортам. Скорее всего, они уже разбились на кентурии – пусть прорываются к этой лестнице, и занимают оборону».

— «Иллюстра!» — обернувшись, я увидела Лонгхорна, вынырнувшего из какого-то неприметного тоннельчика, скрывавшегося за покосившимися, наполовину сгнившими воротами, до того, казалось, намертво вросшими в камень улиц. Мастера-каменотесы, грифоны явно не собирались размениваться на какую-то там вульгарную брусчатку – «Я пришел по твоему зову!».

— «И как всегда – вовремя, Майт!» — тяжесть на душе немного ослабла, когда я увидела серого жеребца, ведущего за собой Шестую Отдельную кентурию, сохранившую свое название вследствие того, что я еще не знала, куда пристроить этих иррегуляров, на полном серьезе подумывая выделить их в подчинение Пятой Вспомогательной когорты – «Значит, подкрепления на подходе?».

— «Нет, иллюстра» — отрицательно помотал головой тот, подходя ко мне. За его спиной, из тоннеля появлялись все новые и новые земпнопони, настороженно крутя головами по сторонам. В отличие от приданных мне гвардейцев, они не задирали носы, и с удовольствием навешивали на себя все, что могли найти в оружейной Легиона, ведь в их стылых, промозглых лесах вряд ли можно было найти что-то лучше, чем пропахшие потом, стеганые тельники – «Остальные давят унгонов там, внизу. Мы пробрались сюда одни».

— «Обойдя всех грифонов?» — с внезапно вспыхнувшим подозрением, прищурилась я. Воспоминание о пещере под Грифусом быстро всплыло в моей голове – «Как интересно… И как же это тебе удалось?».

— «Мой дед родился в этом месте» — не замечая моей подозрительности, серый земнопони повернулся, глядя на уходящие вниз ярусы города. Его ноздри широко раздувались, с наслаждением впитывая запах горевшего дерева и плавившегося камня – «Он провел полжизни среди этих каменных хунганов, и заставлял меня наизусть заучивать все пути, по которым можно незаметно выскользнуть из этого бурга, а при нужде – и проскользнуть внутрь. Мы хотели выйти на Третьем ярусе, но огонь перекрыл нам тот путь. Пришлось идти выше, однако Добрые Предки не случайно направили меня сюда, и они явно желали нашей встречи. Ты рвешься вперед, вдохновляя воев своим примером?».

— «Так, если ты тоже собираешься поумничать и объяснить мне, какая я дура, что не командую лично штурмом города…».

— «Он имеет в виду, что этот поступок достоин Первой Матери своего рода» — вновь высунулась из-за его спины Блоссом. Рыжая кобыла вооружилась рогатиной и перначом, хотя я слабо представляла себе, как она собиралась действовать этим оружием – «Но его, как всегда, не поняли и переврали!».

— «Даааа… Жалкое зрелище» — занятые перепалкой, мы даже не заметили, как над нашими головами возникла знакомая до боли колесница, с которой легко и молодцевато, спрыгнула здоровенная фигура, с тяжелым топотом приземлившаяся неподалеку от нас. Вздрогнув, мы уставились на поднимавшегося к нам единорога как на какое-то привидение, нарисовавшееся среди белого дня – «Пафосные воззвания, пылкие речи, а как дошло до дела – вся компашка переругалась, и осталась стоять на лесенке, растерянно глядя по сторонам. Как это знакомо».

— «На личном опыте, командор?» — фыркнула я, отстраняя от себя Рэйна, зачем-то ощупывавшего мой доспех. Я не знала, что он там собирался найти – наверное, карманы с той забористой дурью, что вечно заставлял меня искать приключения на свой непоседливый зад – и с прищуром уставилась на подходившего к нам единорога – «А вы-то чего здесь, среди простых и незамысловатых полудурков, полезших в самое пекло? Разве вы не должны подавать всем нам пример, и командовать этим боем?».

— «В отличие от тебя, у меня есть много достойных офицеров, получивших мои указания, и не нуждающихся в том, чтобы их ежеминутно одергивали, словно жеребят. И они сейчас как раз в «самом пекле», куют нашу победу в этой войне» — остановившись рядом со мной, белый единорог медленно обвел глазами столпившихся посреди широкой лестницы пони, словно недоумевая, как и зачем мы вообще тут оказались – «Хотя я все-таки надеюсь что время, проведенное под моим началом, прошло небесполезно для твоих подопечных, и им удастся сдать этот экзамен».

«Вот так и присваивается чужая слава. Учись».

— «Так значит, вы пришли к тому же мнению, что и я…» — я старательно гнала от себя черные мысли, подобно вонючему илу, скопившемуся на дне прозрачной реки, просачивавшиеся в мой мозг – «Что нужно ударить по тому, кто является главным виновником всего произошедшего. По королю!».

— «Для этого нужно было собирать настоящую команду героев, и отправлять их прямо во дворец, не размениваясь на этот цирк!» — оборвал меня командор, медленно двигаясь вверх по ступеням. Казалось, он собирается обойти меня, словно дорожный столбик, но разминувшись со мной, он отчего-то притормозил, и оглянувшись, уставился на меня из-под приподнятого забрала шлема – «Однако в целом решение было верным. Поэтому я предлагаю тебе свою помощь».

— «Помощь…» — признаться, такого я не ожидала. Я ждала, что меня вновь, очень ловко и грамотно задвинут на мое место, и такого щедрого жеста, как неприкрытое предложение принять под начало самого командора Гвардии Эквестрии, я точно не могла бы себе вообразить – «Я не хочу, чтобы вы не вернулись оттуда, командор. Это будет непоправимая потеря для Эквестрии, а ваши знания и силы понадобятся ей и впредь».

— «Ничего. Пришло время этому старику сделать что-нибудь для своих бойцов. Не переживай, Раг – я не собираюсь отправляться на героическую гибель, хотя видят богини, нет ничего зазорного в том, чтобы сложить голову в этот день. Король остался без подкреплений, и даже свою личную гвардию бросил в бой – правда, без особого смысла, судя по валяющимся вокруг телам. Как это ты их так расчленила?».

— «Это… Это не я» — поглядев на окружавших меня пегасов и земнопони, тотчас же навостривших свои противные уши, я сердито мотнула головой, отправляя их в долгий путь до вершины лестницы, заканчивающейся на последнем ярусе города-горы. В голосе командора мне почему-то послышалось отчуждение и недружелюбие, словно он застал меня за отправлением своих потребностей в его кабинете – «Это… Я не знаю… Я думаю, что это наши устройства. У них есть заряды, способные ломать самые крепкие стены, и я думаю что Берил и ее прошмандовки, случайно, ударили прямо по этой лестнице… Ну, как-то так».

«Берегись. Он что-то подозревает!».

«Да? Как интересно! А что вообще можно подозревать в этой ситуации? Что вообще можно подумать, если даже я не понимаю, что именно тут произошло?!».

«Серьезно?» — мне показалось, что мое второе я иронично выгнуло красивую соболиную бровь – «Да ты просто скромняга — или просто дурочка. А впрочем… Ладно, нам стоит подумать над этим».

— «Устройства, значит…» — недоверчиво прогудел командор, шагая рядом со мной по ступеням. Несмотря на свой возраст, двигался он легко и свободно, чему совершенно не препятствовал полный риттерский доспех, поскрипывавший трущимися друг о друга сочленениями. Выглядел в нем единорог очень и очень внушительно, а огромный боевой молот, висевший на его боку древком вперед, был способен нагнать страху на любого противника, не говоря уже о мелкой пятнистой пегаске, семенившей рядом с гигантом, и поминутно косившейся на бухавшего копытами жеребца. Сочетание магии и мощи – становилось понятно, почему единороги считались элитой копытного мира. Пусть даже такие вот монстры и были штучным товаром — «Ладно, пусть будет так».

— «Командор, я пегас. Не забыли?» — свирепо уставилась я на не обратившего на мой взгляд никакого внимания Шилда. Я понимала, как жалко и нелепо звучат мои оправдания, но ничего не могла с собой поделать, и все же пыталась оправдаться. В первую очередь, перед самой собой – «Вы в чем-то меня обвиняете? В том, что я разорвала этот отряд элитных грифоньих риттеров просто силой своего обаяния? Или огненными шарами из глаз, и молниями из задницы?!».

— «Скорее, своим гнусным характером. И было их не больше полусотни» — задумчиво хмыкнул жеребец. Впереди раздались крики и звон оружия, и вскоре мимо нас просвистело облаченное в доспехи тело, с грохотом приземлившееся далеко-далеко позади, да так и оставшееся лежать на почерневших ступенях – «Обленившиеся, растерявшие все свое мастерство, а иногда и вовсе его не имевшие, превратившие свой пост в почетную синекуру. Хотя тебе стоит радоваться, что все так удачно для тебя сложилось, если тут вообще применимо это слово…».

— «Мне кажется, что я уже забыла, как это делается» — буркнула я. Ступени вывели нас на широкую площадку, выходившую в миниатюрный сад с карликовыми деревьями, между которых вились тропинки из подкрашенной мраморной крошки. Красивое некогда, это место уже почувствовало на себе смрадное дыхание войны – изрубленные ветки сиротливо покачивались на ветру, стволы белели свежими зарубками и срезами, а на взрытом, смешанном с разноцветным песком снегу топтались десятки лап и копыт сражающихся, тычущих друг в друга самым разнообразным оружием.

— «Майт, Пигги, Падл – налево! Обходите их через вон те кусты!» — рыкнула я. Услышав начальственный хрип за своей спиной, бросившиеся было в бой пони свернули в указанном направлении, и ломая копытами хрусткий лед декоративного пруда, начали обходить с фланга компанию грифонов, оборонявшихся в каменном павильоне. Скосив глаза, я поискала глазами командора, желая выяснить, не собирается ли он, в лучших традициях данного жанра, «брать командование на себя», и иным образом портить мне и без того сумрачное настроение – однако накручивала себя я зря. Издав ободряющий клич, от которого у меня тотчас же заложило уши, жеребец радостно рванулся в бой, расталкивая толпившихся возле входа в павильон пони. Его молот, раскручивавшийся над головой, заставлял остальных опасливо отшатываться в стороны, а грифонов – все дальше и дальше отступать внутрь каменного шатра. Что ж, похоже, среди них были опытные вояки, и мне оставалось надеяться, что командор не растерял боевых навыков, сидя в своем кабинете.

— «Ударим им в тыл?» — азартно поинтересовался идущий за мной Рэйн. По его кивку последняя десятка пегасов, следовавшая за мной по пятам, поднялась в воздух, чтобы схватиться со спускавшимися на наши головы грифонами, воинственно вопящими что-то через забрала глухих шлемов. Несмотря на весь свой пыл и удачную позицию, они смогли ссадить на землю лишь пару наших бойцов, с трудом приземлившихся между притихших деревьев, и вскоре сами пополнили коллекцию бедолаг, со стоном валявшихся на снегу.

— «Молодые еще. Странно» — покачал головой розовый жеребец, стягивая шлем со стонущего грифона. Несмотря на юность, тот уже мог похвастаться немалых размеров телом, но тонкий, ломающийся голос выдавал в нем недавнего подростка, едва перешагнувшего через порог юности, и теперь одурело трясущего окровавленной головой. Чей-то накопытник буквально смял показавшееся мне очень старым и ненадежным забрало, оставив на восковице его клюва глубокую рваную рану, к которой тот уже приложил порядочный шмат снега, останавливая кровотечение – «Эй, ты! Сколько вас, и где остальные?!».

— «Я ничего не цкажу тепе, враг мой!» — надменно и пафосно каркнул юнец, заставив Рэйна удивленно крякнуть и податься назад, недоуменно разводя крыльями – «Мы – это единцтвенная защита нашего гоцподина и его сюзерена, и пока мы живы…».

— «Вот именно, что «пока»! Но очень скоро можете перестать быть такими уж живыми!» — опомнившись, рыкнул розовогривый жеребец. Шагнув вперед, он ухватил за воротник оставшегося безымянным юнца, и вздернув его на лапы, внушительно потряс над землей – «Знаешь, кто это рядом со мной? Это – Легат Легиона, от имени которой у вашего короля начинается падучая и понос, причем одновременно! Знаешь, что она с тобой сделает, если ты сейчас же не ответишь на мои вопросы?!».

— «Начну с того, что сломаю тебе хвост, Рэйни» — тихо пробормотала я, зло глядя на коротко ухмыльнувшегося пегаса. Впрочем, членовредительствовать не потребовалось, и сотрясаемый, словно погремушка, юный воин довольно быстро понял, что погорячился, и быстро признался, что его торжественного возвращения с головами мерзавцев, посмевших вторгнуться в грифонью столицу, ожидали важные господа во главе с самим королем.

— «Значит, прямо с головами?» — поинтересовался подошедший сзади Вайт Шилд, забрасывая на бок свой богатырский молот, немало поспособствовав тем самым желанию нашего пленника сотрудничать с захватившими его пони. Разбившись на пары, легионеры с северянами принялись разыскивать раненных, подтаскивая их к разгромленному павилиону, и перевязывать пострадавших товарищей, коих, к счастью, оказалось не так уж и много – «Ты что же, раньше таким мерзким делом уже занимался, что это доверили лично тебе?».

— «Король Брюглефивер, кажетца, цошел ц ума…» — опустив голову, пробормотал юнак, бесцельно крутя в лапах искореженный топфхелм, больше похожий на ведро, прикрывавшее голову и шею риттера. Судя по выщербинам и лопнувшим стальным накладкам того, что я приняла за забрало, шлем и вправду был очень старым и ненадежным – как, впрочем, и все доспехи, а также одежда юного оруженосца или пажа, решившего этой самоубийственной атакой поднять свой престиж в глазах господина – «Он отринул вце цемь риттецких добродетели, назвав их нецовременными и глупыми, чем оцкорбил благородное цоцловие риттеров, ведь как мошно называть ицкуццтво полета, фехтование, владение копьем, плавание, рыбалку, игру в шашки или шахматы, а так же умение цлагать цтихи в чецть дамы сердца «глупыми»? Это же падение всей уцтоев! Но мой гоцподин приказал мне ударить на негодяев, топчущих землю нашего города, и…».

— «И вы ударили» — дернув щекой, я уставилась на громаду Грифуса, нависавшую над маленьким садом. Вившиеся по нему когда-то дорожки все, как одна, вели вверх по склону, сливаясь в широкую дорогу, упиравшуюся в не менее широкую лестницу, предварявшую собой фасад огромного собора, искусно вырезанного в теле горы. В высоких, стрельчатых окнах его ярко горели огни; три стрельчатых портала с неразличимыми отсюда панно были ярко освещены множеством ровно горевших факелов, придавая мрачному зданию вид неуместно веселый и праздничный, что лишь усиливалось цветными витражами, сверкавшими в каждом окне.

И статуи – множество статуй, от самых маленьких на панно, до огромных стражей, со щитами и мечами, горделиво стоявших на вершине мраморной лестницы, ведущей к крыльцу этого необыкновенного дворца. Казалось, вся поверхность горы, окружавшая это огромное сооружение, была заполнена нишами, в которых стояли, сидели и лежали самые разнообразные статуи грифонов.

— «И мы нанецли удар по нашим врагам!» — гордо вытпрямился юнак, отложив в сторону шлем. Не отбросив, и эта рачительность бросилась мне в глаза. Скорее всего, другого у него вообще не было, а учитывая плен, и не предвидилось – «Пуцть мы и захвачены в плен, цоглацно кодексу риттеров, я требую цоответцтвующего обращения цо мной и моими цоратниками! Мое имя Найльт фон Таубе, герб – переломленная цекирой подкова, клич – «Выше всех!». Найдетца ли цреди вас кто-либо, цпоцобный похвацтаццо древноцтью рода, пони?».

— «Тебя захватил в плен Вайт Шилд из рода Шилдов, клан Шайнинг» — при виде командора, проходящего среди пони так же легко, как корабль проходит по тихой, незамутненной воде, грифон присмирел, втянув голову в плечи – «В серебряном щите – левая перевязь лазурного цвета с тремя золотыми солнцами, на щите – серебряный шлем с девятью решетинами, обращенный вправо, девиз – «Верность и честь!». Вы удовлетворены, дамуазо[46]?».

Последнее слово единорог произнес настолько едко, что заставил меня оглянуться, с недоумением разглядывая то его, то окончательно сконфузившегося молодчика. Взрывы, гулко бухавшие где-то вдали раз в десяток минут приблизились, и принялись сотрясать прикрывавшие этот склон Грифуса башни, одна из которых рассыпалась с рокочущим грохотом, оставив после себя кучу пыли.

— «Я сделаю скидку на твою молодость, дамуазо, хотя за твою наглость в попытке присвоить себе герб и клич рода тебя стоило бы высечь в сарае как простого слугу, не говоря уже о положенном наказании за неуважение, которое ты проявил к риттеру, обласканному заслуженными милостями принцесс» — продолжал гудеть командор, буквально вбивая одними своими словами в грязную землю съежившегося перед ним молодого грифона – «Ты не огласил свой собственный герб, свой девиз, и описал только знаки твоего дома, словно простой ваза, и за одно только это я должен бы был отправить тебя к прочим пейзанам, с колодками или цепями на лапах…».

«Ого. А непрост у нас командор, ох и не прост…».

— «Господин граф! Я виноват, признаю!» — грифон повесил клюв, и поднявшись, отвесил командору глубокий поклон. Закончившие с пленными, легионеры стягивались ко входу в павильон, с беспокойством поглядывая на небо, скрытое пеленой подсвеченных багровым туч, среди которых все чаще мелькали алые молнии. Тяжелый, тревожный свет разливался вокруг, делая почти незаметными брызги крови, пятнавшие белоснежный мрамор огромной беседки – «Я еще не имел цчацтья быть поцвященным в риттеры, и мой долг был вцего лишь вац задержать. Я ицполнил цвой долг, и теперь могу раццказать об этом без утайки. Надеюць на ваше цницхождение и милоцть, ваше цветлоцть, но прошу вац не забыть, цто я вце-таки цын благородного гоцподина».

— «Я не забуду об этом, дамуазо фон Траубе» — фыркнул единорог. Как и я, он остановил свой взгляд на лестнице, ведущей к королевскому дворцу, на которой я разглядела заполошно слетающиеся в кучу фигурки грифонов – «Но поскольку разговор о выкупе с вами мне просто невместно, ибо это наносит урон моей чести, я потребую от вас услуги. Но если вы не согласны…».

— «Я не нарушу прицяги моему цюзерену!».

— «Но если вы не согласны, то вами займется Легат» — единорог гулко усмехнулся под своим забралом – «Говорят, она умеет торговаться со всеми, и за эти полгода немало риттеров остались голыми, с одним только мечом и щитом уйдя из ее копыт».

— «Враки» — буркнула я, ощущая, как втихую развеселилась моя шизофрения, наконец-то обретшая имя. В отличие от нее, я чувствовала себя глубоко несчастной, и в общем-то, абсолютно ненужной. Пугалом, которое ставят на огороде лишь раз или два в году, а остальное время хранят в дальнем и пыльном чулане – «Мечи и щиты я тоже забирала. Nehren хорошему оружию и броне пропадать. Выйду в отставку – открою заводик по выпуску вилок и ножей».

— «Что ж, это необычное решение, но я его уважаю. А вы, дамуазо, оскорбили меня еще раз решив, что я потребую от вас чего-либо противного риттерской чести. Вы просто несносный грубиян, и я подумываю отдать вас даже не доброму Легату, а обычным пони — после войны нужно будет поднимать пашни, и думаю, вы неплохо справитесь с плугом, пока ваш род соберется выкупить вас из плена».

— «Ваша цветлость! Виноват!» — вглядевшись в испуганные глаза грифона я поняла, что Шилд его дожал, и дрожащий от ужаса и отвращения птенчик был готов выполнить любую его просьбу – «Такая цудьба недоцтойна риттера! Клянуць, я выполню вце, что вы попроците… И уповаю на ваше великодушие и благородцтво ицтинного риттера. Чего же вы от нац хотите?».

— «Ничего особенного, юный оруженосец. Ничего такого, что нанесло бы урон твоей чести» — фыкрнул единорог, поднимая магией свой молот – «Просто отведи нас к своему господину – у нас есть о чем с ним поговорить».

---

Добраться до дворца было непросто. Взобравшись по крутым ступеням на самый верх лестницы, мы уперлись носами в длинные пики и протазаны, и если бы не вовремя поднятый командором магический щит, получили бы немало синяков от здоровенных камней, ловко летящих в наши головы – подарки от паривших над нами грифонов. С ними тотчас же сцепился Рэйн, лично подняв в воздух свою полусотню, в то время как я, командор и сотня примкнувших к нам северян надавили на противостоящие нам отряды защитников, медленно пятившихся в сторону широкой площадки у двери. Странно, но сражаться и умирать по первому зову короля они отчего-то совсем не спешили, и несмотря на довольно сносное владение халбердами, поднимавшимися и опускавшимися, словно громадные палаческие топоры, постепенно выходили из боя, падая на ровные, мозаичные плиты двора, и медленно отползая прочь.

— «Не лети вперед всех, Раг!» — с трудом увернувшись от грохнувшего рядом со мной халберда, я рванулась вперед, и с рыканьем обрушила подобранный полуторный меч на поднимавшиеся древки, перерубая их, словно сухие ветки. Обладавший хорошей балансировкой и приличным весом, этот меч был явно старой закалки, предназначенный не для фехтования, а вот для такого вот боя, в котором крепость и прорубающее действие были важнее всяких батманов и финтов, и лезвие его почти не щербилось даже при ударах по доспехам, которые проминали металл, и отбрасывали скрывавшиеся под ними тела в сторону – «Спешка хороша лишь при ловле блох в своей шкуре!».

— «Он близко, Шилд. И он знает, что я иду!» — тяжело дыша, проревела я, ощущая, как вновь сдавливает грудь навалившаяся тяжесть. Я уже не раз и не два приказывала себе не спешить, и не бросаться на частокол копий и халбердов, но каждый раз, когда я решала отступить, перед моими глазами вновь появлялась Черри – но не та, с которой я попрощалась в палатке Вайт Шилда. И не та высохшая, скелетоподобная фигурка со сломанными крыльями, боявшаяся отпустить мою ногу, и вздрагивавшая при каждом громком звуке, доносившемся с залитого солнцем пустыря на окраине Надиры. Мне являлась невысокая, белоснежная красавица пегаска, скромно глядевшая на меня своими завораживающими, вишневыми глазами, и нервно поправлявшая свою непокорную, слегка вьющуюся гриву, синим облачком лежавшую на моей груди и плече. Такой я запомнила ее, и такой же буду помнить вечно, как в тот чудесный (по меркам Обители) денек, когда мы лежали, обнявшись, на стареньком матрасе, на зияющем прорехами чердаке одной из башен. И вот теперь, она ушла – не мирно и тихо испустив последний вздох в своей постели, в окружении любящих родственников и друзей, и не на поле боя. Она погибла в пыточных застенках, убитая, замученная лапами палачей, и я собиралась стребовать долг – кровью! – с каждого из них.

И долг этот включал в себя очень и очень многих.

«Я… понимаю. Не одобряю, но понимаю. Всех?».

«Весь род! До седьмого колена!».

— «Поменьше пафоса, Легат!» — рыкнул в ответ командор. Нужно отдать ему должное – бился он храбро и умело, в одиночку выходя против десятка вооруженных халбердами и протазанами бойцов. Тяжелое, составное, навершие молота было не велико, однако благодаря длинной рукояти его замах, усиленный магией единорога, вносил настоящее опустошение в ряды грифонов, выбивая из строя по несколько фигур за раз. Впрочем, я заметила, что командор щадил противников, избегая ударов по головам, и стремился обезоружить и отбросить несчастных, попавших под удар его золотистого оружия, с грохотом собиравшего свою дань. Каждый замах его сопровождался мелодичным пересвистом, и каждый удар – вспышкой неяркого света, заставлявшего врагов ошеломленно трясти головой.

— «Не у всех есть такие замечательные игрушки, Шилд! Поэтому приходится добирать пафосом!» — сквозь зубы прошипела я, с грохотом опуская меч на голову бросившегося вперед грифона. Увидев, что я собираюсь резко сократить дистанцию и вновь врубиться в их строй, пара самых отчаянных рванула вперед, выставив перед собой протазаны, явно собираясь устроить из меня цыпленка на вертеле. Озверев от такого сравнения, пришедшего мне на ум, я не стала уклоняться от драки. Вольт влево, батман прямой, круговой, снова вольт – отступив в сторону, я отбила одно острие, рубанула по второму, и следующим прыжком оказалась сбоку от удивленно курлыкнувших что-то врагов. Как оказалось, снести этим мечом две грифоньих головы разом было можно, но не слишком удобно, и мне пришлось постараться, довершив начатое лишь с третьего удара.

Да, что ни говори, а в фильмах это выглядело гораздо легче, не говоря уже о том, что в них любой меч, даже самых легкий и хрупкий, запросто прорубал доспехи или кольчугу.

— «Ты могла бы оставить их в живых» — недобро пробурчал из-под шлема единорог, холодно оглядев мою залитую кровью фигурку. Лишившись шлема, я ощутила себя странно незащищенной, и старалась всеми силами избавить себя от опасности получить по лбу лезвием огромного грифоньего топора – «Знаешь, откуда берется излишняя жестокость? Из подавляемой неуверенности и чувства страха!».

— «Да, я боюсь» — остатки грифонов рассеялись, и теперь улепетывали, преследуемые по пятам пегасами моей полусотни. Впрочем, далеко гнать их никто не стал – «Я боюсь однажды проснуться, и увидеть над собой поганую рожу Хуго ле Крайма. Теперь я боюсь спать, зная, что однажды меня могут засунуть в мешок, и использовать как пробирку для сбора семени для отряда какого-нибудь ублюдочного баронета, решившего повеселиться на «его» землях. Теперь я вряд ли смогу когда-нибудь заснуть, зная, во что они превратили мою подругу. Она ждала жеребенка – ты знал об этом, командор?!».

— «Нет. Но тогда она виновата вдвойне, раз полезла на эту войну» — помолчав, жеребец склонил голову, глядя на широкие ярусы города, лежавшие за невысоким парапетом – «И ты виновата в этом, раз не смогла ее уговорить остаться дома. Как виноват и я, не настояв должным образом на том, чтобы моя дочь осталась в Кантерлоте. Мы виноваты во многом, и невозможно уже отследить ту нить судьбы, что сплеталась по воле принцесс, но одно я могу сказать точно – каждый опыт несет свой урок, поэтому я надеюсь, что свой ты усвоила твердо».

— «Я усвоила, что за ошибки нужно платить. Кровью!» — прорычала я. Отогнав убегавших грифонов, пони стягивались ко входу во дворец, разглядывая высокие двери, прячущиеся в воронкообразных арках стрельчатых порталов, гадая, как именно мы собираемся проникнуть в расположенные за ними залы. Кто-то из пегасов уже поднимался к огромным витражным окнам, расположенным над нашими головами, с целью потрогать их копытом или мечом, но вскоре вернулся несолоно хлебавши – похоже, хозяева дворца разорились на заклинание, укрепляющее разноцветные стекла, или, что более вероятно, попросту сделали таковые своими лапами — «И я собираюсь заставить кое-кого за них заплатить! Поэтому сделайте милость, командор – откройте нам дверь в эту юдоль печали и скорби, пока я не начала на ваших глазах рыть туда подкоп! После этого, возможно, вы захотите вернуться к войскам, и клянусь, даже в мыслях я не позволю себе усомниться в вашей доблести или чести. Просто…».

— «Просто что?».

— «Просто там, за этими дверьми, лежит что-то…» — поморщившись, я потерла копытом нагрудник доспеха, словно пытаясь добраться до лежащей под сталью и войлоком груди, немилосердно стиснутой невидимой лапой. Дышать становилось сложнее, а по позвоночнику вновь разливалась какая-то слабость, резкими колющими болями дававшая знать о том, что в организме творится что-то неладное – «Я бы сказала, что моя судьба – войти в эти двери. И все. А что будет дальше… Быть может, никакого «дальше» и не будет, поэтому вам нужно вернуться, Шилд. Пусть меня называют круглой дурой, но нельзя, чтобы так отзывались о вас».

— «Судьба – прихотливая штука, Раг» — хмыкнул единорог. На кончике его рога зажглось голубоватое пламя, вскоре, набухшее, словно шар. Подойдя к двери, жеребец прижался рогом к отполированным, отвердевшим за многие века до состояния камня створкам, и резким движением прижав витую кость к едва заметной щели между ними, медленно повел головой сверху вниз, словно рисуя тонкую линию. И она появилась – длинная, пышущая жаром черта, протянувшаяся между створками двери, наполнившая мой нос запахом старого, паленого дерева – «Ты копала бы тут еще несколько лет, прежде чем просто поцарапала бы эти плиты. Поэтому, я решил остаться – в конце концов, это вы, молодежь, можете вечно ныть о том, что на вашу долю выпадают самые тяжелые испытания, но вот почему-то никто из вас, в такие вот моменты, не хочет поменяться местами со мной. Посмотрим, что еще может сделать это старое тело, упрятанное под не менее старую броню».

— «Я верю, что вы справитесь, командор» — пристроив на спине меч, я выпустила из накопытников когти, ощущая, как изогнутые пирамидки с лязгом вонзаются в брызнувший осколками камень парадного балкона. Внутри меня уже давно царила темнота, и мне вдруг показалось, что в мире не осталось больше ничего, кроме этого страшного полумрака цвета пролитой крови, и обступавших меня со всех сторон, серых фигур – «Иначе и не за чем было бы это все затевать. Но сейчас мы делаем это ради нашей подруги. Ради того, чтобы никого больше не постигла такая судьба».

Что ж, вновь высокопарные заявления. Вновь пафосные и гордые слова – они так хорошо выглядят в рассказах и летописях, которые приятно читать вечерком, сидя в теплом кресле, и попивая горячее молоко, слушать шум ветра за стенами дома. Увы, реальность обычно далека от тех «свидетельств», которые нам предъявляют историки, тщательно вытряхнув, вычистив и облагородив те события, из которых потом составляется история. Быть может, когда-нибудь и этот день войдет в историю как акт беспримерного мужества, совершенный группой героев, вошедших в логово зверя, и не побоявшихся свергнуть с Каменного Трона ужасного тирана, открыв глаза окружавшим его дворянам на творимые им бесчинства. А может быть, совсем наоборот – грифоньи летописи расскажут о беспримерной защите дома, о страшных атаках врага, и боевом кличе героя на троне «Наш враг — у ворот!». О долге перед страной и самопожертвовании, о чести героев и бесчестии врагов. О страшных созданиях ночи, проникших в королевскую тюрьму, и освободивших захваченных в плен негодяев, благодаря которым едва не пала твердыня…

Не знаю. Но как бы то ни было, происходившее в тот день никак не напоминало ни одну из описанных выше, чересчур благостных картин.

— «ВЫЫыыыыыы!» — вылетев из длинного нефа[47], пони живо рассыпались по залу, выстраиваясь в шеренгу, пытавшуюся отделить меня от большой толпы дворян, собравшихся в огромном помещении. Почти вся моя полусотня повисла в воздухе, нервно дергая из стороны в сторону заряженными самострелами, в то время как я рванулась вперед, по спинам и головам преодолев мешавший мне строй земнопони, и с лязгом опустилась на гладкий мозаичный пол – «Выыыыы!».

В этом рыке было все – угроза, презрение, ярость, и обещание скорой смерти – однако мой вопль заставил вздрогнуть и обнажить оружие лишь благородных господ, топтавшихся в зале, и нервно поглядывавших на окна, за которыми продолжали бушевать пожары, и был начисто проигнорирован одинокой фигурой, сидевшей на большом, не без претензий на вычурность, троне, установленном на высоком возвышении. Перед троном стоял узкий и длинный стол, за которым находилось не менее десятка фигур, сидевших тихо и неподвижно, столь же презрительно проигнорировав наше вторжение.

— «Вундербар! Дождались!» — со злым весельем выкрикнул важно одетый господин. Как и большинство присутствующих, он был вооружен и одоспешен, хотя я заметила, что вместо архаичных, но вполне функциональных полных доспехов, большая часть грифонов предпочла более легкие, хотя и богаче украшенные варианты брони, дополненные самыми разными шляпами, среди которых мелькало всего парочка шлемов – «Доннерветтер, принц! Вы все-таки доигрались, на пару с вашим повелителем!».

— «Пур муа, ме герье!» — при виде вбежавших в зал пони грифоны выхватили из ножен свое оружие, и теперь в нашу сторону глядело не менее двух сотен мечей, сабель, рапир и кинжалов. Отдавший приказ грифон был не молод, а его шея, словно штаны средневекового рыцаря, была украшена черными, желтыми и красными перьями, в шахматном порядке скрывавшими под собою изначально бурую окраску крылатого птицельва, важно вытянувшего в нашу сторону лапу с зажатым в ней маршальским жезлом – «Веноу! Депозе поней ау пле де монтанье! Ан эво…».

*ВВВУМММ*

Кто-то из северян подался вперед, выбившись из общего строя, и я заметила, как рядом со мной замаячил гарпун с тонким и узким острием. Извернувшись, я хватанула уже порядком погрызенную деревяшку, и изо всех сил, из неудобной позиции, отправила ее в сторону клекотавшего что-то грифона, из речи которой я поняла только слово, очень похожее на название нашего вида. Коротко, басовито взвыв, этот импровизированный дротик вонзился в шею отшатнувшегося от неожиданности грифона, отбросив его на шарахнувшуюся в сторону толпу.

— «Где король?!»

— «Ан гард, месьё! Ан гард!» — завопил кто-то. Отхлынувшая было в стороны, толпа вновь сомкнулась, и двинулась в нашу сторону, блестя выхваченным оружием. Не имея возможности зажать его в клюве, грифоны потешно, но все же довольно ловко перебирали тремя оставшимися лапами, а кое-кто даже шел на двух задних или летел, не испугавшись вооруженных самострелами пони, с щелчками разрядивших свое оружие в самых смелых и быстрых – «Ан эво!».

— «Бей!» — большего мне было и не надо. Кровавая муть наконец-то застлала глаза, прорвавшись в мою голову из болезненно колотившегося о ребра сердца. Красное и черное, алый полумрак, разгоняемый взрывами за окном, затмевавшими свет огромных люстр, дробный перезвон укрепленного стекла в витражах, и звон сталкивающегося оружия слились в бесконечную пляску из звука и цвета, безумную круговерть. Взревев, я рванулась вперед, и пропустив сильный, умелый удар в сочленение передней ноги, в прыжке обрушила на чью-то шляпу полуторный меч, разваливший ее вместе с находящейся в ней головой – только перья и брызнули. Шагнувший за мной командор молча взмахнул своим молотом, роняя на скользкий пол сразу десяток благородных господ – и вскоре по всему залу закипела схватка, в которой грифоны очень скоро подались назад, с проклятьями отступая обратно в центр зала под напором коловших их копий, дротиков и иного разномастного древкового оружия северян. Пытавшиеся улететь получили свое еще во время взлета, и больше желающих проверить меткость и скорость, с которой легионеры умели перезаряжать самострел, не обнаружилось. Несмотря на расфранченный вид, бились эти благородные господа умело и смело, быстро украсив пол распластанными фигурами пони, и лишь отсутствие выучки или врожденная привычка к индивидуальным схваткам не позволила им разбить, растащить и переколоть собравшихся в полукаре мохнатоногих «пейзан».

— «Где король, твари?!» — мне казалось, что еще немного, и меня саму разорвет от злобы, чернотой заливавшей глаза. Зрение сузилось до крошечного пяточка, в то время как вокруг царил серый сумрак, в котором двигались и что-то говорили зернистые фигуры из черного, сыпучего песка. Проведя глазами по бьющейся толпе, я заметила группу грифоньих нобелей[48], стоявших отдельно от остальных, и тисквших в лапах оружие, тщательно скрывавших малейшие признаки волнения – «Что, вторая смена?! Ну же, налетайте! Я жду! Вы все – корм для моего меча!».

— «Ди ваффен цу штрекен! Оружие в ножны!» — помедлив, бросил их предводитель, вышедший вперед из оставшейся неподвижной кучки дворян. Имевшие неплохие доспехи и явно не парадное оружие, они показались мне опаснее той буйной, расфранченной толпы, словно морские волны накатывающей на гнущееся, но не отступающее построение легионеров. Наша школа пошла северянам на пользу, и теперь привычные к тяготам лесной жизни земнопони демонстрировали потрясающую стойкость и мастерство, о которые разбивались все благородные наскоки клювастых господ – «Мы не станем вмешиваться, пони».

— «Маркии!» — из вновь смешавшейся и отступившей на время толпы вылетел какой-то дворянин, потрясавший обнаженной саблей, на которой виднелись свежие сколы. Что ж, похоже, не все оценили тот бой, что сотрясал эту гору в сотнях метрах ниже по склону, и приперлись поглазеть на него из окошек, потрясая парадными, богато изукрашенными зубочистками – «Маркиз, это же предательство! Трейзон!».

— «Король лично пригласил к себе этих пони» — ехидно скривился пожилой грифон. Несмотря на лишний вес и доспехи, двигался он в них достаточно ловко, что говорило о немалом опыте ношения отнюдь не парадного снаряжения – «Как можем мы мешать Его Величеству принимать давно ожидаемых гостей? Это ваши слова попахивают изменой, виконт! И если Его Величество, в своей гордыне, изволил пригласить сюда своих врагов, то у нас, его верных подданных, нет ни малейшего повода вмешиваться в происходящее!».

— «Мизерабль! Треитре!».

— «Ты еще ответишь мне за эти слова, щенок!» — брезгливо поморщился неизвестный маркиз, резким движением отбивая блеснувшую перед ним саблю. Резкий, прямой батман – и виконт покатился по полу, прижимая к груди разрубленную лапу. Согласно заворчав, остальные дворяне из его свиты вновь обнажили оружие, и цепочка рослых грифоньих риттеров двинулась вперед, освобождая для меня узкий проход, ведущий прямиком к трону – «Идите! Король вас ждет!».

Признаюсь без всякой утайки, что я остолбенела. Злоба все так же клокотала внутри, но теперь она стала более отчетливой – у меня была цель, которая находилась впереди, на возвышении, среди неподвижных фигур, с высоты наслаждавшихся невиданным зрелищем, разворачивавшимся перед их глазами. И в то же время – да нет, не могло, никак не могло такого быть! – все больше и больше дворян, лениво отмахивавшихся от случайных выпадов, или скрывавшихся на балконах или в нишах со статуями, выходило вперед, занимая место в цепочке, отделявшей меня от беснующейся толпы, стонавшей, ругавшейся и вопившей что-то на гортанном, носовом языке толпы. Скрестив оружие с другими благородными господами, они удерживали для меня узкое пространство ковровой дорожки, ведущей к высокому балдахину, и было совсем не похоже, что они собирались каким-то образом мне помешать.

— «Идл Фрау, нимен Зи мен Швеат» — дернувшись, словно от пощечины, я оглянулась на здоровенного риттера, зачем-то протягивающего мне огромный, неподъемный двуручный меч, раза в полтора превышавший длину моего тела – «Плахоротный Коспожа, фозми мой меш. Тфой сличком мал и процт тля такой вашный дело».

«Да я же его не подниму!».

Покачав головой, я дернула плечом, перехватывая крылом скользнувший по ней трофейный меч, и резким прыжком рванулась вперед. Притихшая было глухая ненависть вновь всколыхнулась внутри, словно ядовитый осадок в вине, взбаламученный неловким движением бокала, пока я, пыхтя, взбиралась по покрытым ковровой дорожкой ступеням. Возвышение, на котором был установлен трон, не поражало размерами, и после тронного зала выглядело скорее как ниша, увешенная штандартами и цеховыми знаменами, среди которых, к своему удивлению, я обнаружила даже несколько вариантов эквестрийского флага – от самого раннего, с кучей рюшечек и позументов, до предпоследнего, с одним лишь символом солнца Селестии Эквестрийской. Пространство под ними было занято недлинным столом, за которым сидело несколько грифоньих фигур, отчего-то совсем не интересовавшихся выставленными перед ними яствами – все, как одна, они уставились на большого и статного птицельва, со скучающим видом развалившегося на высоком Каменном Троне. Я ни разу не видела ни этого знаменитого седалища грифоньих королей, по слухам, изготовленного из всех видов камня, встречавшегося в каждом крупном городе или горе, ни занимавшего его короля, оказавшегося мощным, не старым еще грифоном в самом расцвете сил, пристально изучавшим широкую чашу с вином. На мое вторжение он отреагировал лишь легким движением крыла, указавшего мне сначала на свободное место за столом, а затем – на широкий камин, гудевший возле одной из стен возвышения.

Король Брюглефивер фон Квард Первый.

— «Тыыыыы!» — увидев своего недруга, я вновь завелась, едва ли не клацая зубами в такт бешено загрохотавшему сердцу.

— «Прыгай. Давай, прыгай. Хоп-хоп!» — крыло короля вновь указало в сторону гудевшего пламени, когда из-за трона появилась еще одна фигура, остановившаяся по правую лапу короля. Палач? Точно, палач – вон, и гросс-мессер, похожий на огромную двуручную саблю, имеется. Похоже, здесь собрались все, кто был мне нужен.

— «Прыгай в огонь, да прожарься там хорошенько» — не обращая внимания на скрежет зубов, с которым я потащила из-под крыла меч, грифон вяло мазнул по мне зелеными глазами, и вновь уставился на кубок, вертя его тонкими и сильными пальцами когтистой лапы. Несколько капель сползло по пузатому боку чаши, и крохотными рубинами разбилось о разноцветные перья на груди, формировавшие сложный герб или какой-то рисунок – «После чего можешь занять место за столом, среди гостей. Я решил, что прожаривать гостя гораздо вежливее, чем просто спускать в наши застенки, где он никак не способен поддержать приличествующую моменту беседу. Маэстро Титта[49], помогите гостье занять надлежащее ей место».

— «Ваше Величество…» — кивнув, палач двинулся в мою сторону, но заметив у меня меч, вернулся за своей саблей, размерами не уступавшей иной двуручной оглобле. Сверкнув зелеными глазами, он мягко двинулся в мою сторону, обманчиво легко поигрывая своим оружием.

«Так это он «помог» моей подруге…».

— «Смерррррть!» — глупые вопли, так похожие на выкрики какого-нибудь злодея из любимых комиксов Хая, казались мне в тот день безумно претенциозными, но увы – я ничего не могла с собой поделать, и звериный рев, колом стоявший у меня в горле, вырывался из меня каждый раз, когда я видела перед собой поганые хари палачей, замучивших и убивших мою Черри. Свистящий вопль, хлестнувший по ушам не хуже иной плети, на миг разрушил концентрацию палача, и его страшный палаческий меч лишь обухом прошелся по моему животу, звонко щелкнув по кольцам кольчуги. Ответный удар был страшен – звонко свистнувший меч вгрызся в основание шеи грифона, подняв в воздух облачко серых перьев, и не останавливаясь, добрался до самой грудины, едва ли не располовинив тонко вскрикнувшего палача. Утробно рыкнув, я крутанулась на месте, и напрягая болезненно сократившиеся мышцы живота и плечей, зашвырнула болтавшееся на кончике лезвия тело в гудевший камин, где его тут же охватило болезненно-желтое, ревущее пламя.

— «Так, таааак, хорошо… Нет. Нет-нет-нет. Ты не Титта» — почуяв запах жаренного, Брюглефивер отвлекся от своего напитка, с недоумением гипнотизируя меня взглядом своих немигающих глаз – таких же зеленых, как и у палача. В полумраке они сверкали, словно два изумруда, заставив в моей голове пронестись мысли о зомби и прочей нечисти. Но увы, или к счастью, король был живым, абсолютно живым, что он тотчас же и доказал, швырнув в меня длинным вертелом, до поры скрывавшимся у подлокотника трона.

Впрочем, отбить его не представляло большого труда.

— «Таааак, и что же это такое? К нашему столу явилась незваная гостья?» — отшвырнув, наконец, свою чашу, король уставился на меня сверкавшими в полумраке глазами, поднимаясь со своего трона. Стоя он казался еще больше, даже без вычурного герба, занимавшего перья на его груди и шее, и уж тем более без того здоровенного полуторного меча, что обнаружился возле его трона. До того он казался реалистичным украшением престола грозного владыки, но оказавшись в лапах короля, он быстро развеял это заблуждение, недобро сверкнув в мою сторону искорками, пробежавшими по сияющему золотистой дымкой лезвию.

— «Ты хоть понимаешь, что ты натворила?» — осведомился фон Квард, мягко двигаясь в мою сторону, по дороге задев своего неподвижного гостя. Накренившись, фигура грифона упала на стол словно большая деревянная игрушка, обнажая отваливающиеся шкуру и перья, из-под которых рванулись к потолку едва заметные струйки дыма, наполнив пространство у трона запахом жаренной птицы.

Мне показалось, или труп едва заметно вздрогнул, приоткрывая клюв в беззвучном, мучительном вопле?

— «Ты хоть понимаешь, что ты прервала королевский совет? Все эти гости, все эти достойнейшие грифоны и пони – все они дрались за честь, чтобы первыми отведать моих милостей. Чтобы склониться перед земным и небесным величием Брюглефивера фон Кварда Первого – короля среди королей. А теперь ты предерзко нарушила наше уединение – и что же за это полагается, юная фрау?».

— «Черри!».

— «Пожалуй что нет. Я предпочитаю более изысканные вина».

— «Черри Дроп!» — прорычала я, медленно обходя стол, стараясь до поры держаться подальше от обезумевшего короля и его огромного меча, чей вид мне категорически не нравился, как не нравилась и легкость, с которой тот перекидывал из лапы в лапу этот здоровенный кусок металла, размерами не уступавший моему телу. Не знаю, оценил ли король этот каламбур[50], но моя вторая половина сдержанно фыркнула, пребывая в восторге от получившейся шутки – «Белая пегаска! Ты помнишь, что с нею сделал?!».

— «Белая пегаска? Ах да… Я отпустил ее» — двигаясь вслед за мной, монарх царственным жестом указал мне на своих «гостей», чьи тела, по-видимому, еще живые, были прикручены к спинкам низких стульев тонкими лесками, глубоко врезавшимися в их едва заметно содрогавшиеся тела – «Да, нехорошо получилось. Не по-королевски, и я оплакиваю эту утрату. Как бы я хотел еще раз услышать ее звонкий, переливчатый голос…».

— «УУуууууумррррииии!» — осторожность была отброшена, когда я услышала все, что боялась услышать из уст этой коронованной твари. Мне стало плевать на глаза, горевшие знакомым мне уже светом промывающего мозг колдовства; плевать на огромный меч, взлетевший мне навстречу, как только я вскочила на стол, и уж точно плевать на раздавшийся грохот, отголоски которого заставили жалобно задребезжать драгоценные витражи. Несколько стекол вылетело из креплений, и с грохотом разлетелось на множество ярких осколков, словно брызги воды, окатившие наши тела, рванувшиеся друг другу навстречу. Тяжелый грохот вновь сотряс зал, когда наши мечи соприкоснулись друг с другом, и мне понадобилась вся моя ловкость, чтобы извернуться в полете, и пролететь в миллиметре над вспыхнувшим золотом лезвием, с легким щелчком срубившим половину моего меча.

— «Деградация! Я вижу лишь деградацию, которую очистит лишь пламя» — наставительно поднял вверх когтистый палец король. Двигаясь быстро и плавно, он по-кошачьи мягко двинулся в мою сторону, каждый раз старательно следя за задними ногами, украшенными красивыми бантиками, расположенными у самых когтей. Словно танцор, он не шел, но летел по скользкому полу, бесшумно переставляя ноги по мозаичному камню, и я едва успела подставить свой меч под удар волшебного оружия, чтобы уйти от очередного выпада, едва не срубившего мне половину лишенной шлема головы.

Впрочем, со шлемом она вряд ли была бы целее, доведись ей поближе познакомиться с этим накачанным магией чудовищем.

Пол под ногами качнулся, когда расположенное над нами окно разлетелось, обрушив на нас водопады стекла и ажурных металлических конструкций, заставивших Брюглефивера вновь укрыться на троне, а меня – отлететь прочь, хлопком крыльев посылая себя в воздух. Мой меч превратился в короткий огрызок, оплавившийся на месте среза словно свеча, а поток ветра, ворвавшийся в зал, и сорвавший с расположенного под потолком крюка закачавшуюся люстру, бросил меня вперед и вверх, заставив взмыть над толпой, резво разбегавшейся от полетевшей на пол хрустальной громады. Несмотря на размеры зала, я набрала приличную скорость, и едва смогла развернуться, вновь оказавшись рядом с троном, где меня уже поджидала фигура короля, с благостной миной помахивающая крылом в направлении камина.

Вот только его выдавали глаза, злобно мерцавшие зеленым, гнилостным светом.

«Ты помнишь, как она орала?» — на этот раз не было никаких интеллигентских метаний тревожной души. Не было ни сомнений, ни жалости – одна только боль, с трудом загнанная куда-то в глубины моего существа, где она, подобно кислоте, разъедала меня изнутри, преследуя на грани и за гранью безумия. Получившее свое имя, мое сумасшествие развернулось вовсю, и даже застилающая глаза темнота, в которой, словно огненные демоны, двигались алые фигуры, не мешала моей второй половинке нашептывать мне на ушко такие полезные, такие соблазнительные советы. Мечась, словно обезумевший нетопырь, я носилась вокруг ярко-алой фигуры, грозно вздымающей пламенеющий меч, и раз за разом наносила удары все укорачивавшимся и укорачивавшимся мечом.

«Прыжок!» — и я послушно прыгала, пропуская под собой потрескивающее лезвие, подрезавшее пряди не успевавшего за мной хвоста. Отбросив бесполезную рукоять, я соглашалась сама с собой, и кошачьим, скользящим ударом лупила по лохматившейся перьями голове закованными в сталь ногами, отбрасывая норовившую клюнуть меня фигуру. Мы быстро зверели, становясь какими-то животными внутри и снаружи, однако преимущество в силе было явно не на моей стороне… По крайней мере, пока я не обнаружила еще одно интересное свойство моих экзопротезов.

— «Смерть от лап короля!» — пафосно провозгласила воздевшая над головой меч фигура короля, полыхавшая зеленью глаз в алом полумраке. Лишившись меча, я прыгала вокруг, стараясь вырвать очередной кусок из почти нечувствительного к боли тела фон Кварда, но даже глубокие, кровоточащие раны от стальных когтей нисколько не уменьшили его скорость и силу ударов, проходивших в считанных сантиметрах от моего тела. И без того порядком прореженные грифоньими копьями крылья были безжалостно искромсаны ударами магического меча, а дрожавшие от усталости ноги все чаще и чаще заплетались, и наконец, меня подвели, заставив грохнуться возле вставшего на задние лапы короля.

«Нет! Откатись! Не смей так просто сдаваться!».

Увы, последовать этому совету я не успела – карающее лезвие, полыхавшее перед моим взором огненным цветком, все быстрее летело к моей голове и все, что я смогла – это вскинуть перед собой покрытые металлом ноги…

Грохот взрыва, раздавшийся рядом с дворцом, слился со звоном удара, способным располовинить приличных размеров валун. Шестерни и поршни механизма истерично взвыли под укрывавшими их пластинами, стремясь компенсировать резкое движение покрытых металлом ног, которые я непроизвольно выбросила вперед, впиваясь когтями в рухнувшее на меня лезвие меча. Окатившему меня фонтану из искр мог позавидовать бы иной голливудский боевик, но в отличие от профессиональных каскадеров, я не испытывала никакого удовольствия от звука потрескивающего металла, огненной пылью впивавшегося в шерсть и волосы на моей голове.

— «Кес-ке се?» — впервые за эту ночь, на роже грифона появилось удивленное выражение. Дернувшись, он попытался вырвать из моих лап потрескивавшее лезвие меча, осыпавшее меня золотистыми искрами, но я держалась за него крепко – словно за веревочку, связывавшую меня с жизнью, и дававшую дожить до того момента, когда я смогу, наконец, отомстить. Отомстить за все – за подругу, не ставшую матерью и женой. За замученных, продолжающих биться в агонии за этим страшным обедом. За всех, кто погиб от голода и ран на этой безумной войне, провозглашенной одурманенным королем. Медленно и неторопливо, боясь даже на крохотный миг упустить из когтей дергавшийся меч, я перехватывала его лезвие, задирая его над своей головой, и понемногу приближаясь к рукояти. Наступив задней лапой мне на живот, Броглефивер попытался выдрать свое оружие из моих коготков, с протестующим визгом впивавшихся в самый металл, но ни рывки, ни удары по телу не могли заставить меня разжать свою хватку, усиливающуюся по мере того, как на морде грифона начал проступать самый настоящий страх при виде трещащего острия меча, все ближе и ближе приближавшегося к его шее.

— «Эпарнье-муа!» — я не знала, почему он просто не мог отпустить рукоять, и смотаться куда-нибудь подальше, оставив меня валяться на усыпанном перьями и клоками вырванной шерсти полу — быть может, подозревал, что тогда я прорублю этой штукой горы, чтобы найти его в любой дыре, в которую он мог забиться. Искры сыпались все реже, но теперь большая их часть шипела на красиво раскрашенных перьях грифоньей груди, залетая за воротник шикарного камзола, и впиваясь в шикарную золотую цепь, украшавшую грудь короля. Я не понимала ни слова из того, что бормотал взмокший, обливавшийся потом монарх, глядевший на упершееся ему в грудь острие меча, но точно знала, что другого шанса у меня не будет.

Впрочем, другого мне было и не дано.

«Сдохни!» — рыкнула я, резким ударом копыт подбрасывая нависавшее надо мной тело. Да, быть может пони и не могли поспорить с грифонами в цепкости лап или остроте когтей, но вот когда дело касалось прямых ударов, с нами вряд ли кто-то смог бы поспорить в этом вопросе. Получив задними ногами по брюху и в пах, фон Квард сипло втянул в себя воздух, расширившимися от ужаса глазами глядя на зверски скривившуюся под ним кобылку – и осторожно, словно боясь сделать что-нибудь не так, согнулся, опускаясь на любезно удерживаемый мной меч.

— «Сдохни, тварь!» — перекатившись, я вскочила на ноги, и поднявшись на дыбы, ударом обеих ног насадила содрогающееся тело дальше на упершийся в пол меч. Дыхание вырывалось из горла со свистом, придавая к моему затравленному рычанию какую-то потустороннюю ноту. Навалившаяся усталость заставляла мои ноги дрожать, словно у записной алкоголички, но я смогла пересилить себя, и со стоном двинулась к валявшемуся неподалеку гросс-мессеру, не слушая хрипов и клацанья когтей, хватавшихся за потрескивающее лезвие, высунувшееся из спины короля. Негромко взвыв, грифон повалился на пол, и даже попытался вытащить из груди засевший в ней меч, но силы на этот подвиг у него уже не хватило, и я с мстительной радостью ухмыльнулась, глядя, как из погасших глаз жестокого монстра выкатилась скупая слеза, когда я, не особенно церемонясь, несколькими пинками забила меч обратно в рану по самую рукоять, пока красивая, украшенная фигуркой раскинувшего крылья орла гарда не обагрилась кипящей кровью чудовища.

Месть свершилась — но отчего же так холодно в груди?

— «Эпарнье…» — прохрипело Его Павшее Величество, бессильно царапая грудь. Погасшие глаза уже не светили зеленым, словно два фонаря, но я ощущала, что что-то внутри меня ослабело, рассыпалось, и черное пламя пожирало остатки погасшего чувства, требуя выхода. Требуя мести.

Но что было делать, если месть уже свершилась – а облегчение все не наступало?

«Оно никогда не наступит» — печально вздохнула внутри меня Найтингейл. Шум в зале понемногу стихал, когда отступавшие по лестнице грифоны, один за другим, бросали оружие, сдаваясь на милость давивших их победителей. Откуда-то из боковых коридоров в зал заглядывали просто одетые грифоны, с ужасом глядя на разрушения, царившие в некогда прекрасном дворце, где на залитом кровью полу лежали, сидели и тихо бродили израненные грифоны и пони.

— «Спасибо, что назвала меня по имени. И прости, что говорю тебе это. Но облегчения не будет – никогда. Лишь время притупит эту боль».

— «Нет! Оно наступит!» — я снова попыталась разжечь в себе ярость и гнев, повернувшись, и уже бестрепетно всматриваясь в привязанные к стульям тела. Размахнувшись, с глухим стуком отрубила голову одному из грифонов, чьи украшения намертво вплавились в прожаренную плоть.

«Прекрати. Есть и другие способы».

— «Какие? Избавить их от мук, как Черри?!» — следующим был какой-то единорог, чья шея несильно, но попыталась сопротивляться моим копытам. Тщетно – и с легким вздохом еще одна душа отправилась на Небесные луга.

— «Прекратить их страдания?! Отлично! Ради этого я и была рождена!».

И снова грифон. И снова сабля – я не хотела, не могла мучить тех, кто пострадал от лап тирана, и не собиралась исследовать на нем особенности анатомии этих сказочных существ.

«Это не поможет» — поморщилось мое подсознание, неодобрительно хмурясь, когда мои перепачканные в крови копыта соскальзывали с шей, на несколько лишних секунд продляя мучения несчастных – «Только время. Покой и время заставят тебя примириться с потерей».

— «Время?!» — я хлестнула себя по бокам обгорелым, обрезанным хвостом, ощущая себя каким-то драконом, трубившим над разоренной сокровищницей – «Мое время почти на исходе! Но я знаю, как немного уменьшить эту боль…».

Подняв со стола отброшенное оружие, я вновь подошла к королю. Мои когти скрежетнули по полу, когда я подняла свою ногу с зажатым в когтях инструментом сгоревшего на работе палача.

— «Жё сви времон навре…» — тихо прошептал Брюглефивер фон Квард Первый, с трудом сглатывая капавшую из клюва кровь, маленькой лужицей собиравшуюся возле его головы – «Мне очень жаль… За все».

— «За все? Вспомни Черри, сволочь!» — мой хриплый рев отразился от тронного возвышения, и упал на притихший на мгновение зал, заставив пони и грифонов замереть от громкого стука, с которым я опустила на замершее, безжизненное тело двуручную саблю палача. И снова. И снова. И снова. Мстя за смерть всех тех, кто погиб из-за этого чудовища, бывшего когда-то королем. Мстя за всех, кто вернется домой лишь обрубком от себя самого, не способным вернуться к прежней жизни, и всю жизнь вынужденного вспоминать, как он мог ходить, мог летать… Мог колдовать. Я мстила за себя, за свою искореженную душу, напоминавшую мне обломки, присыпанные свежей золой. За свой разум, окончательно скатившийся в пучину безумия. Голос моей новой личины шептал мне что-то, но я не слушала его, раз за разом опуская свое оружие на обезображенное тело, и была лишь одна фраза, которую я проронила до того, как покинула этот зал, в последний раз в этой жизни проходя по древнему залу, унося под крылом свой страшный трофей, проводившая в последний путь погибшего тирана.

— «Король умер – да здравствует король!».