Стальные крылья: Огнем и Железом

Глава 15: "Огонь, вода..." - часть 5

— «Ничего себе столпотвореньице…» — буркнула я, глядя на десятки судов, почти перегородивших широкую подземную реку. Большие и маленькие, округлые и вытянутые, они отличались размерами и обводами, но объединяло их одно – ни у одного из них не было мачты. Привязанные друг к другу, они тянулись до самого пирса, где угрюмо бродили хозяева этих посудин, в то время как экипажи занимались какими-то таинственными делами на самих судах или просто валялись на прикрытом брезентовыми полотнищами грузе. Время от времени взгляды каждого обращались к большому двойному табло, ярко освещенному фонарями, и каждый раз любопытствующие испускали глубокие вздохи при виде красовавшихся на них знаках. – «Интересно, у них тут что, карантин?».

— «Нет. Просто вассерштрассе – Водный Путь — перекрыт», — вглядевшись в информацию на табло, просветил меня де Кастельмор. За последние сутки пути он несколько раз пытался наладить отношения с Графитом и Кайлэном, как мне показалось, испытывая неподдельный интерес к загадочным мышекрылым пегасам, обличенным высочайшим доверием Госпожи. Но если Графит, после моего героического спасения, уже не глядел на художника волком, даже снисходя до коротких бесед, то Кайлэн так просто не поддавался, каждый раз демонстрируя грифону холодную, отталкивающую вежливость. Таким образом, я оказалась едва ли не единственной, до кого мог домотаться этот перьеголовый карьерист, углядевший в пегаске, день-деньской сидевшей на корме плюхающего по каналу швертбота, отличную возможность отточить свое обаяние и салонное остроумие – его не пугала даже острога, которой я отгоняла от своей добычи любителей полакомиться дармовщинкой, тянущихся за нами в холодной воде. Сердито отбрехиваясь от каких-то приколов, суть которых мне не дано было понять, я пополняла свою коллекцию водоплавающей живности, периодически грозясь в сторону учтиво кланявшегося дворянина оружием, измазанным в тине и рыбьих кишках, и к моменту прибытия в порт была издергана, измучена и с трудом удерживалась в рамках приличий. Казалось, какая-то нить, проходящая сквозь всю мою жизнь, выскользнула у меня из копыт, оставляя парить, словно перышко или лишившийся привязи воздушный шарик. Попытки вести себя «как посол» провалились, выставив меня полной дурой перед всеми, кто меня окружал, а желание вести себя «как Легат» уже казалось мне какой-то грустной клоунадой, ведь я знала, что по возвращении из Грифуса я торжественно передам своему заместителю все полномочия и стану обычной, ничем не примечательной иждивенкой на побегушках всемогущих принцесс.

Если я отсюда вернусь, конечно же.

Странно, но эта мысль все больше казалась мне каким-то соблазном, а не ужастиком для детей. Кто знает, не за тем ли послали со мною часть моего семейства, бросить которых я была просто не в силах, сделав из них своеобразный предохранительный клапан, призванный напоминать мне о том, что все мои желания и мечты я могла бы оставить себе, при этом строго действуя по указке крылорогих владычиц? Глядя на целую делегацию, отправившуюся в порт, я нахмурилась, почувствовав на себе внимательный взгляд Рэйна, но долго играть в гляделки с ним не смогла, и первая отвела глаза, сделав вид, что до крайности заинтересована состоянием своего трофея. Без семьи я бы, наверное, действовала по-другому. Я бы отправилась по воздуху, на дирижабле, в составе большого отряда, и…

«И наверняка бы сгинула в глубинах гор. Растворилась в тоннелях и пещерах, оставив после себя, на долгую память, очередную сказочку о Трехногой или Пятнистой, которой еще бы долго пугали детей орлиноголовые храбрецы».

Но теперь такой конец был мне недоступен. Все, что я делала, было лишь детской игрой, и взросление, как это водится, полностью выбило меня из колеи. Как ребенок, впервые осознавший свою социальную значимость и место в обществе в виде зарплаты, которую получает семья, я оказалась не готова к тому, что все, представлявшееся мне важным и незыблемым, на поверку, оказывалось лишь моими фантазиями, которые окружающие меня пони поддерживали из простейшей вежливости и социальной морали. Но рано или поздно, всем приходится расставаться с иллюзиями, и наверное, именно это заставляло меня ощущать себя оторвавшимся от ветки листом.

Листом, терзаемым неуверенностью, и нарастающим голодом.

 - «Кажется, наш план не сработал», — вернувшись из порта, грифоны и пони собрались на мостике, где я грустно мочила свой хвост в грязноватой воде, время от времени бесцельно тыкая острогой в покачивавшуюся тушу креветки. – «Тоннели, ведущие на север и восток перекрыты. Какие-то – обвалами, но большая часть стала попросту небезопасной. Узнав, что мы не просто отбились от трех спайнкреббсов, но и убили их до смерти^[24], многие суда решили вернуться в Друнгхар, поскольку в Комбре начинается голод».

— «Голод?» — удивленно выпучилась я на Графита, принесшего мне тревожную весть, с недоумением оглянувшись на остальных. – «Но почему? Тут же есть река, в которой водится рыба…».

— «Это судоходный фарватер – он не слишком чистый, не слишком глубокий, и промысловыми рыбами тут и не пахнет», — просветил меня капитан, задумчиво грызя свою трубку. Я заметила, что шелушащийся клюв его закрывался неплотно, стершись у самых уголков рта в тех местах, где он часто соприкасался с причудливо изогнутым и уплощенным мундштуком. – «А Комбра – просто перевалочный пункт – самый глубокий в этих местах. Вы, наземники, просто не ощущали, что все это время мы двигались под уклон».

— «Но это значит, что тут должно быть много всего! Вон, я вижу склады и верфи…».

— «Склады забиты товарами и вином», — невесело курлыкнул капитан, иронично поглядев на мою расстроенную морду, с которой я оглядела огромные пакгаузы и железнодорожные пути, уходящие в глубины горы. Казалось, меня снова обманули и чего-то недодали, нагло разрушив мои надежды разжиться чем-нибудь вкусненьким, или хотя бы приправой для ухи, о которой я мечтала все эти сутки. Что ж, быть может, приближающимся событием и объяснялись все мои взбрыки, заскоки, а также столь жесткая реакция Селестии на назначенную мне терапию, не говоря уже о «полном одобрении» ее планов со стороны матери – возможно, мне бы и следовало радоваться уже тому, что мое пробуждение не сопровождается попытками вывернуться от рвоты в ведро… Однако в тот миг я могла лишь лелеять все возрастающую обиду на несправедливость мироустройства, лишившего голодающую кобылку единственной радости в ее беспросветном существовании – возможности наесться, нажраться так, чтобы еда полезла из носа и ушей.

— «А эти рельсы…».

— «Для вагонеток. Они ведут к глубинным поселениям. Они перестали приходить уже неделю назад».

— «И что же, никто не озаботился узнать, что происходит?».

— «Возможно, бургмистр отправил туда кого-нибудь из ополчения, но видимо, без особой надежды», — пожал плечами капитан, поудобнее устраивая на голове двууголку. Этот странный головной убор то и дело удостаивался от меня недоуменных взглядов из-за своей очевидной нелепости, но поди ж ты – таскает на себе и даже считает удобным. – «А водный путь перекрыт, кроме нескольких проток. Вернувшиеся капитаны говорят о странных огнях. О голосах, шепот которых сводит с ума, заставляя бросаться в воду. О непонятных существах, двигающихся в толще воды. Всего несколько проток свободны для прохода, но очередь в них достигает нескольких дней, а поскольку многие приплывают сюда без запаса провизии или порядком поиздержавшись в пути от Внутренних Земель, в Комбре заканчиваются продукты. Бургмистр уже велел урезать раздачу еды и заворачивает всех прибывающих назад. Но об этом вы сможете лучше узнать у него самого, и воля ваша – дальше я не пойду. Даже под угрозой немилости от маркиза. Пиза – она далеко, а вот чудовища – вон они, возле борта болтаются. Вот пускай он с ними сам-друг и борется, или своих дармоедов пришлет!».

— «Действительно. И чего он сам сюда не приплывет, разогнать всю эту шоблу?», — пробормотала я, поднимаясь в воздух над нашими суденышками, пришвартовавшимися к борту одного здоровенного речного корабля, оснащенного пятью большими водяными колесами. Огромные каменные блоки, возвышающиеся на его палубе небольшой пирамидой, вполне могли приютить под собою усыпальницу не самого бедного фараона, а экипаж насчитывал полусотню морд и голов, из которых большинство составляли приснопамятные бегунки. Четвероногие бурлаки рассыпались вдоль бортов и, пользуясь передышкой, злословили, обсуждая каждое судно в порту, и уже вступили в словесную перепалку с пегасами Рэйна, не способными, как и любые крылатые пони, пройти мимо самой нелепой подначки. Решив, что пора бы размять свои косточки и для разнообразия снова сделать все самой, я сделала целых два круга над портом, пока поняла, что моего исчезновения почти никто не заметил, и собравшиеся на мостике пони все так же держали совет, нисколько не интересуясь мнением той, что считала себя если не главой, то по крайней мере, достаточно важной движимой частью имущества. Возможно, это было то самое «понимание своего места», как назвала происходящее со мной правительница далекого северного королевства, но мне уже начинало надоедать это чувство ночного горшка, торжественно несомого в дар, и я намеревалась расслабиться так, как привыкла. Так, как считала нужным. И так, как привыкла расслабляться за несколько лет моей короткой, но бурной на события жизни.

— «Нет, мамзель. От риттера де Скйарре не было никаких вестей», — найти бургмистра оказалось легко – перевитый лентами вельможа был в порту, в своем присутственном месте, с видом сестрицы Аленушки удрученно разглядывая табло через стрельчатое окно. Не сказала бы, что он обрадовался моему приходу, и прошло достаточно времени, прежде чем мы смогли понять, что требуется каждому из нас. – «Сей молодой, но подающий надежды отрок уже пребывает в риттерском достоинстве, хоть и не заслужил еще золотых перчаток с накоготниками. Поэтому я надеюсь на то, что его затея будет успешной. Ну, вы понимаете, думаю?».

— «Надеетесь на то, что он не сделает слишком много ошибок, не угробив себя и весь свой отряд?» — грифон сморщился, словно заглотав ерша против шипов, стрельнув взглядом на дверь, за которой переговаривались оставшиеся в порту стражники и подчиненные, после чего угрюмо кивнул. – «Понятно. Вестей от других поселений не было?».

— «Никак нет, мамзель», — я вновь пропустила мимо ушей пренебрежительное титулование, которым меня величал этот одышливый пузан, глядя на красиво, даже слишком вычурно оформленную карту районов и водных путей, висевшую на стене его кабинета. Если отбросить все рюшечки, фигурки животных и речных гадов, в обилии рассыпанных на пустых местах, карта была достаточно подробной и даже снабжена разграничительными линиями, обозначающими наземные марки и кантоны, в состав которых входил тот или иной участок подземного лабиринта. – «Викварро прислало сообщение три дня назад. С тех пор – тишина. Вот, извольте ознакомиться».

— «И это все?» — скептически поглядев на короткую запись в журнале, протянула я. «Держимся. Шорох сводит с ума. Берегитесь дрожащих камней» — не густо, признаюсь. А что это значит?».

— «Хотел бы и я это знать!» — всплеснул лапами грифон. Украшавшие его грудь «гражданские» ордена^[25] тихо тренькнули в такт его взмаху. – «Связь по рудному эху прекратилась сутки назад – постоянный гул сводит на нет любые попытки достучаться до кого-то дальше, чем трех лигах от порта. Поэтому приходится действовать по-старинке, посылая гонцов. А продукты кончаются…».

 - «А что у вас есть?».

— «Все, что кушать не можно!» — уверенно стукнул по столу кулаком бургмистр, бросив на меня неприязненный взгляд. – «Хлопок. Лен-сырец. Дерево. Камни».

— «И все?».

— «Немного рыбы и сушеная дрянь одного пропавшего путешественника. Вез откуда-то с юго-востока всякую гадость, прости меня Хрурт, да и сгинул почти год назад. Если бы не эта заварушка с чудовищами, уже давно бы этот склад освободили. Да вот все лапы не доходили».

— «А что за дрянь?».

— «Сухая трава и белесое зерно», — фыркнул бургмистр, ехидно поглядев на меня, словно на глупого червяка, невовремя высунувшегося из норки прямо под опускающийся куриный клюв. – «И нет, мамзель, мы пробовали его и варить, и жарить – все одно безвкусная, клейкая каша получается. Скользкая и липкая, словно клейстер жуешь. Потом многие животом от нее мучались – запор, понимаете ли, пробирал. А трава – это не сено, а какая-то зеленая пыль, да еще и с запахом преотвратным. Поэтому, увы, попотчевать вас ничем не могу».

— «Белесое зерно? Ris, чтоли?» — задумалась я, не обратив внимания ни на ехидный тон, ни на бестактные упоминания в разговоре неподобающих для светского общения тем. Если этот грифон принимал меня за рафинированную кантерлотскую леди, отправившуюся в увеселительную прогулку с целью познания мира, то это была лишь его проблема. Да, старая Скраппи, возможно, и неприлично бы пошутила об этом. Чуть более новая – продемонстрировала бы знание многих особенностей казарменного и лагерного быта, не уступив спровоцировавшему ее грифону. А новая, похожая на завораживающе красивую, холеную куклу… Ей было все равно, какие слова использовал пузатый вельможа. Ее волновало лишь дело.

И признаюсь, я начинала ненавидеть эту маску, надетую на все мое тело принцессами и любящими меня пони.

«Глубокая мысль. Если бы я знала, что нравственные терзания настолько облагораживают душу и разум, то уже давно устроила бы тебе что-то подобное».

«Моральные, ты хотела сказать?»

«Аааа, нет, все в порядке. Ты по-прежнему та же глупенькая кобылка», — с нарочитым облегчением отозвался у меня в голове ехидный голосок Найтингейл. – «Как можно путать нравственность и мораль? Свои внутренние побуждения и навязываемые обществом поведенческие стереотипы? Пожалуй, в твоем гимназиуме и ликее для тебя недоставало розги».

«Вот протрезвею – и ты тотчас же исчезнешь!».

— «Не знаю, как называется эта дрянь, но мы избавимся от нее при первой же возможности», — вплыл в мой мысленный диалог голос бурчавшего что-то начальника порта. – «Как и ту дрянь, что вы притащили с собой, мамзель. Вы хотели похвастаться этим чудовищем? Или сделать из него чучело?».

— «Вообще, уважаемый…» — отвлекшись от переругивания со своей выдуманной третьей половинкой, я бросила строгий взгляд на выделывавшегося передо мною грифона, чьи словесные уколы понемногу начали меня доставать, – «…я привезла его не просто так. Его, и еще пару креветок, каждая весом с десяток приличных пони. Просто… Я намеревалась поесть».

— «Мне кажется, нам понадобится больше бойцов», — негромко сообщил мне Рэйн. Увидев, как я призывно машу ему с одного из пирсов порта, он сумел улизнуть с корабля, не насторожив при этом активно дискутировавшее собрание, намеревавшееся, по-видимому, без меня меня женить^[26], и теперь тихо бухтел, идя вместе со мной по широким коридорам, уходящим прочь от Комбры, то и дело оглядываясь назад. Думаю, если бы я послала его одного, поставив во главе небольшого отряда из пятнадцати пони, он бы так не дергался, то и дело косясь на боковые улицы-коридоры. – «Я не оспариваю твоего решения. Просто мне неспокойно».

— «Понимаю. Но иначе они бы заметили».

— «Да уж. Они сейчас думают, что ты там, на площади, занимаешься… Ну, тем, чем занималась», — хмыкнул Рэйн, вызвав несколько нервных смешков. Что ж, в самом деле, я не слишком долго ломалась и дала себя уговорить пробежаться до ближайшего караульного поста, организованного неподалеку от города, чтобы выяснить судьбу ушедшего с риттером патруля. Взамен я потребовала от бургмистра несколько здоровенных котлов, в которые покидала укроп, запах которого так не понравился орлиноголовым аборигеном. Столь же сложные чувства они испытывали к обыкновенному луку, хотя в готовом виде трескали его не хуже других, обильно сдабривая им рыбу и мясо, поэтому ни одной луковицы мне найти не удалось. Впрочем, это было не так уж и важно, и ожидая, когда закипит вода в котлах, я развлекалась тем, что деловито расчленяла вытащенных на пирс монстров, с кряхтением орудуя плотницким топором. Свой главный трофей я не доверила никому, сердитым ворчанием отгоняя любопытных и просто любителей постоять над душой прочь от немаленькой туши, которую потрошила в течение часа, по самые уши перемазавшись в зеленой крови, или что там заменяло ее у этих чудовищ. Срочно примчавшийся на азартные вопли собравшихся вокруг нас аборигенов, Графит лишь покачал головой и, убедившись, что я нашла себе дело по вкусу и вроде бы не собиралась добавлять посольству хлопот, вновь свинтил на военный совет. С ним же отправилась и Грасс – хорохорящаяся земнопони решила пристыдить меня за неподобающее поведение, используя для этого возбужденно свиристевших детей, но стоило мне вскрыть головогрудь свернувшегося клубком спайнкреббса, вываливая на пирс бесконечные петли шлангообразной кишки, как моя сводная сестрица позеленела еще больше, в возможности чего до этого момента я искренне сомневалась, и мгновенно слиняла на борт, утаскивая с собой голосящих детей, громкими своими криками жаловавшихся на столь несправедливо прерванное развлечение. Мою возню с расчленением, от которой морщились и старались слинять даже самые воинственные грифоны, они встретили оживленным щебетанием, и несмотря на мои опасения, вовсю топорщили перышки при виде здоровенных усов, которым едва хватило места на пирсе. Услышав отголоски шумного детского скандала, по традиции предварявшего отход ко сну Их Скандальных Высочеств, я все же выкроила время для того, чтобы слетать и угомонить разоравшихся отпрысков, одарив каждого здоровенным куском хитина, наскоро промытого в грязноватой портовой воде. При виде такого подарка Грасс чуть удар не хватил, и даже Кайлэн позволил себе неодобрительно поморщиться при виде столь необычных даров, однако чуть позже он долго глядел на посапывавших под моими крыльями близнецов, со счастливым видом прижимавших к себе тошнотворного вида подарки. Приспав как следует беспокойное потомство, я сдала их качавшей головой земнопони и, нацепив на себя экзопротезы, извлеченные из багажа, вновь упорхнула на пирс, старательно игнорируя внимательные взгляды команды и наших бравых фестралов. Конечно, я была отвратительной матерью и никудышным послом, но в тот момент меня устраивало то, что обо мне думали остальные, считая, что это они нашли, чем занять меня, а не я заняла чем-то их. Глупо и путанно, Твайли? Что ж, так я ощущала себя в тот момент – глупо и путанно. Ожидая неизвестно чего, и страшась самого ожидания. Ведь в конце меня ждало что-то, приближение чего я ощущала всем своим существом – и страшилась того, что ждало меня впереди.

Но если бы я знала, если бы только подозревала… Я бы сожгла твой подарочек вместе с тобой, нассав на оставшиеся от библиотеки уголечки!

— «Пусть Кавити теперь топориком помашет. Ей полезно размяться», — фыркнула я, труся по шикарной дороге из шершавого камня. Я готовилась увидеть грубые, кривые проходы, пробитые в толще горы, и довольно долго таращилась на широкие подземные тоннели, освещенные гирляндами фонарей, прилепившихся к гладким каменным стенам, украшенным прихотливой грифоньей резьбой. Вместо штолен и шахт нас встречали настоящие подземные улицы с домами, складами и магазинами, где крутилось множество жителей, любопытными взглядами провожавшими нашу грохочущую копытами кавалькаду. Даже выбравшись из самого городка, для чего нам пришлось миновать укрепленный блокпост в устье короткого тоннеля с массивными стенами, толщина которых могла бы впечатлить даже строителей бункеров давно ушедших людей, мы продолжали ступать по тщательно подогнанным плитам ровного пола, лишь незначительные колеи на щербатой поверхности которого говорили о том, что эти дороги активно используются – ну или использовались до недавнего времени.

— «Слушай, Раг, зачем мы вообще сюда потащились?» — присоседившись сбоку, вполголоса решил узнать у меня Рэйн. В отличие от меня, глазеющую по сторонам, он был собран и сосредоточен, периодически пофыркивая на своих подчиненных, призывая не расслабляться и глядеть в оба. – «Ну, я понимаю, зачем ты оставила Кавити и остальных штрафников копаться в этом дерьме, которое есть попросту невозможно, да никто и не собирается. Но вот этот побег… Ты же понимаешь, что остальные будут недовольны?».

— «Почему это не собираюсь? Очень даже собираюсь. И тебя накормлю», — рассмеялась я, оглядываясь по сторонам в поисках опасностей, которые высматривал розовый жеребец. Слово «улицы», которое я употребляла все это время, было не более чем образом, который я использовала из-за собственного скудоумия и невеликого словарного запаса, Твайлайт. На самом деле, это были тоннели – удобные, прямоугольные, с красиво отесанными стенами, украшенными у самых краев дороги красивой резьбой, и ярко освещенные гирляндами фонарей. Время от времени их стены обрывались, переходя в мосты и виадуки, тянувшиеся поперек нетронутых лапами пернатых зодчих пещер, на дне которых шумели самые настоящие реки, возникающие и исчезающие в темноте. Иногда я замечала одинокие фонари, установленные на проходивших по ним судах, словно светлячки, раздвигающие окружающую их тьму, но их было мало, очень мало по сравнению с основным водным путем. Завидев нас, все грифоны, встречавшиеся на нашем пути, останавливались и молча провожали глазами грохотавшую копытами дюжину, не делая попыток заговорить, и лишь тревожно глядели на нас, порождая во мне чувство нараставшей тревоги. – «Ну, во-первых, я хотела развеяться».

— «Тут?».

— «Конечно. «Там» есть река. Она шумная, от нее воняет, и от ее шума у меня болит голова. Можно ее выключить?».

— «Не думаю», — подумав, заметил Рэйн под смех окружающих нас легионеров.

— «Ну, вот тебе и первая причина».

— «А вторая?».

— «Мы должны помогать тем, кто попал в беду. Верно?» – да, это была подначка. Дешевая и толстая, как чей-то белоснежный, отожранный круп. В взгляде повернувшегося ко мне Рэйна я увидела невысказанную фразу, рванувшуюся из его глаз: «Ну вот и помогала бы сама. Для чего тащить на смерть остальных?», и не отводила чересчур ласкового взгляда до тех пор, пока он снова не взглянул на меня. «Ну, давай. Скажи это»: — буквально просил мой кроткий до приторности взор, при виде которого остальные мгновенно нашли для себя что-то очень интересное на окружающих нас стенах и потолке.

Жеребец промолчал.

— «Ну и наконец, мне захотелось узнать, на что способно это новое подразделение», — потрамбовав какое-то время взглядом рысившего рядом жеребца, хмыкнула я. Несмотря на полную выкладку, шли мы достаточно ходко, и вскоре удобные тоннели сменились чередой из пещер и расщелин, а дорога превратилась в проселочную, если такое название можно было применить к посыпанному галькой пути. Я заметила, что грифоны охотно и часто использовали мелкий и крупный щебень в дорожном хозяйстве, но только увидев забившийся водосток поняла, что это решение было не данью традиции, а взвешенным и продуманным решением, позволяющим отводить с дороги излишнюю воду, капли которой, подобно дождю, собирались под сводами пещер, неумолчным шумом способными поспорить с хрустом наших копыт. Не став отвечать, мой кудрявый приятель отправился в голову нашей колонны, откуда вскоре донесся предостерегающий фырк.

— «Пути дальше нет», — констатировал Рэйн, глядя на самый настоящий обвал. Чтобы убедиться в этом, можно было не ломать ноги и не пытаться перебраться через обломки камней, под которыми скрывалась дорога, уходящая прямиком в стену из каменных глыб. – «И случился он не так чтобы давно».

— «Тут все пыль уже покрыла, сэр», — несогласно покачала головой одна из его подопечных, трогая копытом приземистый сталагмит, сколотым зубом торчавший в стороне от дороги. – «Возможно, это произошло довольно давно».

— «Пыль должна была возникнуть при обвале», — несогласно насупился жеребец, зыркнув на сделавшую круглые глаза подчиненную. – «А если она еще не исчезла, значит, завал произошел недавно».

— «Простите, что прерываю ваш blyadskiy диспут матерых горняков, ребята…» — заткнутый надежнее, чем бутылочное горлышко, тоннель меня не заинтересовал. Еще один крестик на карте бургмистра, прорваться за который мы не могли, и который угнетал меня хуже, чем тишина, прерывающаяся щелчками падавших капель, – «…но думаю, нам нужно двигаться дальше. Вернемся на перекресток, и пойдем по другому пути».

Что ж, мысль была здравой, однако, чем дальше мы шли, тем яснее нам становилось, что помощи ждать было неоткуда. Коридоры и тоннели были пусты, а единственный встреченный нами патруль смотался быстрее, чем мы успели закончить наш разговор, предложив им прошвырнуться до ближайшего поселения. Еще пара проходов была завалена, причем осмотрев их, мы единодушно решили, что сделано это было со стороны города-порта, о чем красноречиво свидетельствовали брошенные кое-где инструменты, которыми неизвестные умельцы раздолбали кладку проходов. Чем они смогли их обрушить, мне было не слишком понятно, хотя странная кислая вонь, исходящая от разрытых камней, натолкнула нас на тревожные мысли, и к очередному проходу, лежащему за развилкой тоннелей, мы подходили с опаской и по-боевому, выслав вперед охранение… Которое и наткнулась на первое свидетельство того, что в этом месте что-то произошло.

— «Не знаю, кто это, но ему дискордовски не повезло», — констатировала Госсип. После полученной от меня когда-то словесной взбучки, она истово соблюдала командную вертикаль и в моем присутствии не рисковала даже лишний раз пукнуть, стараясь каждый раз обращаться к своему непосредственному командиру. – «Мне кажется, не стоит его трогать, сэр. Не нравится мне эта странная плесень».

— «Мне тоже», — потеснив остальных, ответил Рэйн. На всякий случай задержав дыхание, он подцепил коротким «пегасьим» копьем лежавший у края дороги труп пони, и крякнув, перевернул его на спину, с коротким вздохом отвращения отступая назад. – «Мэм! Мне кажется, это и вправду не безопасно!»

— «Соглашусь», — буркнула я, разглядывая открывшееся мне зрелище. Тошнотворное, честно говоря, насколько я могла судить по внешнему виду погибшего бедолаги. Облаченное в незнакомые мне доспехи из толстой серой стали, тело разлагалось буквально на глазах, превращаясь в мешок из шкуры, костей и гниющей плоти, каждый дюйм которой был покрыт какой-то светящейся плесенью, испускающей неприятное зеленое свечение. Брюхо несчастного густо покрывали грибы, самый большой из которых, словно в насмешку, рос прямо из непристойно вздыбленного члена, покрытого густой светящейся бахромой.

— «Словно зонтик в коктейле», — пробормотал кто-то сзади, тщетно борясь со рвотными потугами. – «Меня сейчас стошнит…»

— «Он мучился перед смертью», — сглотнув, громко прошептал Рэйн. Отпустив труп, он указал острием копья на разбросанный гравий. – «Рыл копытами землю. Бедолага. А приполз он…»

— «Из этого вот прохода», — закончила я за него, глядя в удаляющийся вглубь земли коридор, отличавшийся от остальных. – «Да уж, стоило бы догадаться уже по тому, что там нет освещения, в отличие от остальных коридоров».

— «Ээээ… Прости?» — с трудом отрываясь от вида лежавшего перед нами трупа, взглянул на меня розовогривый жеребец. – «О каком освещении ты говоришь?»

— «О том, что те коридоры, по которым мы шли, были светлые и чистые, да и грифоны там изредка, но встречались. А вот этот участок дороги, идущий от этого перекрестка, какой-то запущенный, и освещения в нем практически нет».

На коридор опустилась нехорошая тишина.

— «Таааак… Хорошо, пони! Не стоим! Двигаемся дальше!» — прянув ушами, каким-то непонятным и насквозь фальшивым тоном озабоченного делами сержанта скомандовал Рэйн, пихнув плечом раззявивших рты подчиненных. Переглянувшись, те снова построились в боевую колонну по двое, пропустив вперед боевое охранение. – «Головной дозор, глаза разуть, использовать фонари! Отходить по двое, в героев не играть!».

— «Ага. И в случае тревоги – дать три зеленых свистка», — усмехнулась я, труся вслед за остальными. Лучи ярких сталлионградских фонарей, укрепленных на тораксах легионерских доспехов, резали полумрак, словно ножи. – «Рэйн, что-то случилось?».

— «Нет, все нормально. А почему ты спрашиваешь?».

— «Потому что ты говоришь, словно дебил. Или персонаж плохого романа».

— «Ммммм… Можно мы не будем говорить об этом?» — увидев мою скривившуюся мордашку, Рэйн глубоко вздохнул и еще больше понизил голос, склоняясь почти к самой моей голове. – «Ладно. Но зачем ты об этом спрашиваешь, я не пойму. То ли проверяешь меня, то ли… В общем, я надеюсь, что ты спокойно отнесешься к тому факту, что мы встретили всего лишь несколько целых светильников по пути из Комбры, и кроме того патруля, в этих темных коридорах не было ни души. Понимаешь?».

— «Рэйн, я похожа на дуру? Или на сумасшедшую?».

— «Ты похожа на Скраппи Раг», — подумав, увернулся от поставленного ребром вопроса приятель, с преувеличенным вниманием оглядываясь по сторонам. Яркие лучи фонарей выхватывали из темноты величественные колонны сталактитов и сталагмитов, сросшиеся в настоящие колонны, протянувшиеся от пола до потолка, между которых вилась удобная, хотя и не слишком широкая дорога, в гравий которой был утоплен узкоколейный вагонеточный путь. – «Мы шли по темным коридорам, заваленным брошенными повозками, ящиками и прочим дерьмом, которое оставили сбегавшиеся в город грифоны и пони. А что, например, видела ты?».

— «Красивые тоннели и коридоры. Вначале мы шли по довольно оживленному райончику, потом добрались до поста…», — по мере того, как я описывала наше короткое путешествие, мой голос становился все глуше и тише, сообразно с тем, как каменела морда идущего рядом кудрявого жеребца, – «…а потом мы наткнулись на труп. Вот и все».

— «Я… Я не знаю, что на это сказать, командир», — помолчав, кашлянул наконец Рэйн, мимоходом взглянув на окружавших нас пони. Шуршавшие накопытниками по гравийной дорожке пегасы уже и не делали вид, что не прислушиваются к нашему разговору, хотя по-прежнему усердно глядели по сторонам, то и дело останавливая лучи фонарей то на каком-нибудь подозрительно блестевшем камне, то на сломанной восьмиколесной повозке. – «Слушай, я не психолог или как там еще называют яйцеголовых, обожающих копаться в чужих мозгах или задавать вопросы, отвечать на них, а потом объяснять тебе, почему ты ответил не так. Я пегас простой, и на службе у принцесс научился бить по клюву разным нехорошим грифонам и пони, и Дискорд меня разбери, если я понимаю, почему ты видишь разные штуки. Я просто не хочу об этом думать и говорить, потому что, понимаешь ли, это действительно жутко. Но при этом я тебе верю. Мы все тебе верим, поэтому… Просто предупреди нас, если заметишь что-то действительно нехорошее».

— «Вот так вот просто?».

— «Ну, наверное, это лучше, чем сны, которые видит Кавити. Или Госсип».

— «От которых она скрипит зубами по ночам?» — услышав свое имя, буркнула бредущая впереди нас пегаска. Фонарь на ее доспехе позвякивал в такт ее шагам, заставляя периодически поправлять гремящую железяку, мерно стукавшуюся о нагрудник. – «Мы все видим их, сэр. Психолог сказал, что я должна говорить об этом, чтобы избавиться от чувства вины, но почему-то заставил меня замолчать, когда я начала рассказывать о содержании этих самых снов. А я всего лишь вижу штурм третьего яруса Грифуса, когда на нас упала горящая стрела метательной машины. Ба-бах – и вместо нескольких пони осталась лишь лужа крови на камнях. Я знаю, что они не страдали, ведь удар был такой силы, что их разорвало в считанный миг… Но каждый раз я вижу тот фонтан из костей, крови и кишок, которым нас окатило — нашему сотнику даже выбило глаз обломком кости, которая торчала у него из глазницы. Представляете? Он нам такой орет: «Не останавливаться! Занять укрытия возле стены!», а у него из глаза кость торчит и поворачивается из стороны в сторону, вместе со здоровым глазом».

— «Представляю», — помолчав, выдохнула я. После такого признания интересоваться подробностями расхотелось. Впрочем, наверное, тогда мне и стало понятно, почему так странно реагировали пони на мои отклонения, ведь в голове у каждого был свой маленький, персональный тартар, на фоне которого мои бредни, наверное, выглядели попросту милым чудачеством мелкой, вздорной и не самой умной лошадки. Поглядев на меня, Рэйн кивнул, принимая объяснение своей подчиненной. В уголках его губ пролегла горькая складка, заставившая меня прикусить язык и заткнуться, не требуя ответа ни от себя, ни от остальных. Мы были похожи на побитые жизнью поникены, и стоило на нас надавить, как из всех щелей начинал вылезать наполнитель, знать о котором и видеть который нам не хотелось бы и самим. Перешептывания прекратились, словно каждый погрузился в свои невеселые воспоминания, и лишь сигналы, подававшиеся движениями ушей, говорили о том, что наш небольшой отряд все время оставался настороже.

В конце концов, все, кто был со мной в этом походе, выжил во время последней войны, отсеявшей неспособных и попросту невезучих.

— «Тревога!» — раздалось где-то впереди вместе со звонкими ударами накопытников о нагрудник. Похоже, передовой дозор был обнаружен и любезно решил уведомить нас, что их собираются убивать, поэтому шорох гравия под нашими копытами мгновенно сменился глухими ударами, с которыми по нему ударило несколько десятков копыт. Опустив короткие копья, пегасы рванулись вперед, повинуясь коротким, лающим командам Рэйна, обходя противника со всех доступных в коридоре сторон. Однако бой закончился, не успев даже толком начаться, и выскочив на широкую площадку, окруженную каменными колоннами, мы затормозили, увидев не монстров или чудовищ, а вполне обычные грифоньи халберды, чьи острия были направлены прямо на нас.

Как-то подозрительно дрожавшие острия.

— «Вас?» — повелительно просвистел худой, словно палка, грифон, появляясь из-за жидкого строя стражников. В отличие от невыразительной серой брони подчиненных, он был выряжен, словно на парад или для приема в королевской гостиной, хотя кружева, банты и буфы вместе с доспехами смотрелись до неприличия нелепо, на мой невзыскательный взгляд. – «Вас из дас?».

— «Айн, цвай, полицай. Дие, врие, бригадие», — выходя вперед, напыщенно продекламировала я слова старой песенки, всплывшей в памяти при этом грифоньем клекоте. Ну вот кто, скажите, задает такие тупые вопросы, глядя на ощетинившийся копьями отряд? Кто задает такие идиотские вопросы, располагая всего десятком ослабевших бойцов, одна половина которых едва могла ползать, а другая – волочила на себе какое-то чудище болотное, вонявшее тиной и жженым камнем? – «Фунф, зекс, альте хекс. Зибен, ахт, гутте нахт».^[27]
— «Вас?!».

— «Он и впрямь идиот?» — поинтересовалась я у направившего на меня копье земнопони. Взгляд блестевших сквозь прорези салада^[28] был полубезумным, что заставило меня удивленно посмотреть на вышедшего вперед Рэйна, чей внимательный взгляд быстро скользил по одоспешенным фигурам напротив.

— «Ви йесть призрак?» — заносчиво воскликнул риттер, направляя на меня свое оружие. Меч его был достоин отдельного упоминания хотя бы из-за того, что гарда его была настолько огромной, что могла выполнять роль щита из-за своей формы, сделанной в виде раскинувшего крылья орла. Как он собирался им действовать, я даже представить себе не могла. – «Тогда я, окогченный риттер Торкус де Скйарре, не убоюсь вас! Эн гарде!».

— «Мы пришли с миром!» — поняв, что миротворческая миссия грозит провалиться не начавшись, я помахала грифону ногой. Увы, это было ошибкой, ведь я забыла о надетых на мне помочах и вместо того, чтобы успокоить трясущееся воинство, невольно погрозила им дружелюбно расправленной когтистой четверней. – «Ээээ… Упс. Ошибочка. Можно, я попробую еще раз? Так вот – грифоны, мы пришли к вам с миром! Ну, то есть, пони и один грифон. Блин!».

— «Раг, это была лучшая приветственная речь, которую я слышал за всю свою жизнь», — хрюкнул от смеха Рэйн, умудрившийся находить что-то смешное даже в этой неприятной ситуации. – «Скажи им еще чего-нибудь, и они сами от тебя убегут».

— «Вам бы только критиковать!» — обиделась я, тычком плеча отбрасывая в сторону загораживавший мне дорогу розовый круп. – «Посмотрим, как вы сами справитесь, когда вас назначат послами».

— «Не приведи богини!».

— «Так ви йест не призрак?».

— «Нет, сэр. Ми не йесть призрак, привидений или кто-то еще из вашей потусторонней родни», — вздохнув, я остановилась на почтительном расстоянии от дрожащего кончика меча, памятуя о том, как быстро покидают они ножны у воинственной грифоньей братии и насколько ловко они обращаются с халбердом, кинжалом или мечом. – «Нас послал… То есть, мы любезно согласились помочь бургмистру Комбры выяснить, что случилось с замолчавшими поселениями».

— «С ними случайца грюкенкраббе», — взмахнув мечом, грифон указал своим оружием на опутанное веревками чудовище. Приглядевшись, я поняла, что зеленую тушу с длинными, поджатыми к брюху ногами, пони и грифоны волокли на себе, то ли решив доставить его в город как доказательство, то ли как охотничью добычу. – «Что случайтца остальные поселений мы так и не знаем».

— «Большой. И тяжелый», — пробормотал Рэйн, подходя к трофею грифонов. Больше всего существо напоминало здоровенного паука, если бывают, конечно, пауки размером с хороший фургон. Тело его было упаковано в крабовый панцирь, нижняя часть которого была заметно толще, чем верхняя, в то время как волосатые ноги и множество ротовых придатков, похожих на вывернутые когтистые ножки, остались без столь надежной защиты. Раскрытый рот, на мой взгляд, был слишком мал для того, чтобы представлять угрозу для кого-то крупнее бурундука или отожравшейся улитки, но глядя на длинные и острые коготки, украшавшие самые крупные ротовые придатки, я заподозрила, что с этими милыми зверушками все было не так уж и просто. – «Гляди, командир – они взяли его копьями. Полезно будет это знать».

— «Этого монстра победил я, Торкус де Скйарре!» — не преминул влезть в нашу беседу грифон. Поняв, что встреченные им на пути пони не собираются набрасываться на его крошечный отряд, он напустил на себя самый воинственный вид и, позвякивая кольчужным хауберком, прошелся вокруг добычи, тычками и пинками поднимая свое трясущееся воинство. – «Мы отнести его в город, и никто не усомниться в мой победа! А кто попробует – вот мой перчатка!».

— «А дотащите?» — усомнилась я, внимательно глядя на дрожащие ноги и лапы немногочисленного отряда. Казалось, от тел грифонов и пони исходит нездоровый жар, а сухо блестевшие глаза с неприятным желтым оттенком заставили меня нахмуриться. – «Вы что, больны? Или отравлены?».

— «Ядовитые, сволочи», — прохрипел один из грифонов, вместе с остальными влезая в веревочные постромки. – «Не стойте на пути, ваша милость. Нам бы дотащить до дороги, а там уже полегче будет».

— «Так бросайте», — в ответ на мое предложение и грифоны, и пони, все как один, замотали головами и, упершись лапами и копытами в землю, вновь двинулись в путь, наполнив проход шелестом гравия. Я удивленно уставилась сначала на поджавшего губы Рэйна, а затем на покрикивавшего что-то риттера, ощущая, как что-то скрипнуло у меня во рту. Возможно, это были новые зубы, еще недавно имплантированные намучившейся со мной Минуэт. – «Эй! Ваша светлость! Предлагаю бросить все nahren – ваши подчиненные…».

— «Вас? Зачем вы встревать в командование мой отряд?» — пока я разглядывала добычу благородного воинства, риттер успел оглядеть и меня, и весь мой отряд, сделав для себя какие-то выводы. Теперь его голос звучал вызывающе высокомерно, словно риттер обращался к своему оруженосцу или слуге. И кстати, где вообще находились данные господа, и почему их не было видно на горизонте? – «Ви не есть знатный риттер, поэтому я пришлашать вас поступать под мой командований, как того требовать честь! Отказ запятнайт ваш честь, отказывайт баннерету! Вы провалить свой заданий, и вас лишить риттерский достоинство, в который вы, как я видеть, пребывайт».

— «Я вообще не понимаю половины того, что он говорит», — прошептал мне на ухо Рэйн. Увидев, что стычки не предвидиться, его подчиненные рассыпались вокруг и даже повисли в воздухе, контролируя окружающее пространство с помощью натянутых самострелов. Несмотря на то, что каждый из них был хорошим рубакой и копытопашником, отобранным лично Рэйном, и закалившим навыки за две прошедших войны, навязанное мною оружие пришлось по нраву и им. – «Слушай, мне кажется, они все страдают от отравления. Может, где-нибудь там еще кто-то остался, кому нужна наша помощь?».

— «Он называет себя баннеретом – риттером, имеющим право возглавлять отряд благородных вояк. Согласно Кодексу Благородного Риттерства, он имеет право просить, а иногда и требовать присоединиться к его отряду, если речь идет о задании наделенного нешуточной властью сюзерена», — вздохнув, я посмотрела на скорбную процессию выбивавшихся из сил существ, тянущих на себе бесполезный и уже начавший пованивать трофей. – «Думаешь пробежаться и посмотреть?».

— «Я понимаю, что это их личное дело, но среди них есть и пони…» — демонстрируя махровый национализм, прошипел мне пегас, открывая доселе почти неизвестную мне черту наших четвероногих потомков. А может, все дело было лишь в череде конфликтов с грифонами, обнажившей и закалившей в копытных чувство плеча и верность собственной расе? – «Мы же не можем бросить их умирать!».

— «Согласна. Эй, мистер Торкус де Скйарре, сэр! А где остальные ваши бойцы?».

— «Погибли с честь, засчисчая жизнь и члены свой сеньор!» — высокопарно провозгласил грифон. Сам он в упряжь, конечно же, не полез, с гордым видом вышагивая перед пыхтевшими подчиненными, усилиями которых здоровенный крабопаук сдвинулся едва ли не на десяток футов. – «Они не грязноногие сервы, а мой пажи, и повиноваццо сеньор без жалобы и споры. Ферштейн?».

— «Натюрлихь», — мрачно буркнула я, делая Рэйну знак продолжать разведку. Кивнув, тот прихватил с собой десяток бойцов и скрылся в темноте подземного грота, пропав среди каменных колонн, еще долго освещавшихся светом удалявшихся фонарей. Остальные окружили пыхтящих вояк, присягнувших знатному, но еще молодому риттеру, и с все более скептическими минами смотрели на их сизифов труд, не забывая оглядываться по сторонам.

— «Все. Не могу больше», — наконец, пропыхтел один из грифонов. Вместе с несколькими товарищами он все сильнее упирался лапами в пол, все больше и больше провисая на ременных постромках, на которые наваливался всем своим телом, не имея сил даже переставлять дрожащие лапы, пока, наконец, не свалился на мокрый щебень. – «Сеньор, оставьте меня. Дальше я не пойду»

— «Встать! Вставай, мой паж!» — обернувшись, выспренно кукарекнул де Скйарре, кладя лапу на меч. Я заметила, как пользуясь передышкой, остальные обессиленно опустились рядом с тушей, выкраивая краткое время для отдыха. – «Свой слабость ты подвергайт опасность весь вокруг тебя! Вставайт и идти гордо, как твой сеньор!».

— «Лучше бы он помогал вместо того, чтобы истязать эквестрийский язык», — негромко буркнула Госсип, со злостью глядя на гордо надувшегося юнца. Вышагивая перед остатками своего отряда, он клекотал какую-то речь, в то время как позеленевшие его подопечные украдкой вытрясали в рот содержимое фляг. – «Разрешите обратиться, мэм? Это же похоронная команда, а не боеспособное подразделение! Может, мы можем им как-то помочь? Набить клюв этому петушку, к примеру…».

— «Мы теперь дипломаты, Госсип» — с отвращением буркнула я. Да, все это было как-то неправильно, на мой скромный взгляд, вся эта затея с «доказательством» и «трофеем», однако оспаривать права на командование лично я никакого права не имела и, несмотря на весь каламбур этих слов, сама бы сломала клюв любому, кто полез бы командовать моими вояками, невзирая на чин, возраст и пол. Да, эти грифоны и пони делали глупость, пытаясь уволочь с собой целую тушу, однако приказать ее бросить мог лишь командовавший ими риттер, а не какая-то непонятная пони, пришедшая со стороны. Кем я была? Всего лишь послом, и уже не Легатом, а самой обыкновенной пони с бурным прошлым и туманным будущим, зависящим от того, закончится успехом ее предприятие или нет. Даже мой ранг посла представлялся мне умозрительным титулованием, ведь в эту экспедицию я отправилась на свои средства и с собственным планом, спустив в унитаз усилия множества дипломатов двух воевавших держав. В этом свете ссориться с каждым встречным грифоном было не просто глупостью, а должностным преступлением, и мне оставалось лишь возвести очи горе, давая понять вышагивающей рядом кобыле, что далеко не все зависит только от нас. – «Мы теперь дипломаты, ebat ih v ukho konskim khuyem…».

— «Тогда… Мы можем помочь им, мэм?» — моргнув, она напряглась, справедлива опасаясь очередного выражения моего неудовольствия, о котором я ее когда-то предупреждала. – «Готова понести за это наказание, мэм!».

— «Хорошо. Понесешь», — откликнулась я. На раздумья мне хватило всего лишь секунды и одного-единственного взгляда на проделанный нами путь. Сделанные нами шаги я могла бы сосчитать, не прибегая к помощи пальцев, поэтому со стыдливым облегчением уцепилась за предложенную Госсип мысль, не забыв при этом скорчить скептически-недовольную мину. – «Вот ты и понесешь эту дрянь, раз предложила. Бери еще десяток, и волочите этот сраный трофей и валяющихся возле него без дела горе-вояк».

— «Так точно, мэм!».

— «Вас?!».

— «Мы решили помочь вам, благородный сэр де Скйарре», — церемонно склонив голову в подобии неуклюжего поклона, объявила я возмущенно курлыкнувшему грифону. Казалось, он решил, что я собралась поиздеваться над ним, но заметив, что пони из оставшихся при мне двух десятков споро набрасывают на себя веревочную сбрую, удовлетворенно кивнул и даже соизволил поощрить меня довольным похлопыванием по плечу, не замечая, как вздрогнуло при этом движении мое тело, уже готовое впиться в клювастую голову пирамидками победитовых когтей. Громко присвистнув, он вновь занял место в начале нашей скорбной процессии, с громким шорохом гравия резво рванувшей вперед, и не останавливался до тех пор, пока не заметил, как угасает позади свет наших фонарей, скрестившихся на одном единственном месте уже знакомого нам перекрестка.

— «Вас из дас?!».

— «Где тело?» — возмущенный вопрос юного риттера проскочил у меня между ушей, задержавшись в голове лишь на короткий миг, необходимый для того, чтобы оставить свои данные в прискорбно коротком архиве, в секции надоевших вопросов и слов. Остановившись, мы уставились на край дороги, возле которого не так давно нашли разлагавшийся, пожираемый плесенью труп, вместо которого, словно в насмешку, остался лишь коврик из светящегося мха да грязные разводы и отпечатки, уходившие в один из тоннелей.

В тот, который мы решили не проверять.

— «Он… Оно… Что-то ползло тут», — сглотнув, пробормотал один из пегасов, по широкой дуге обходя светящийся мох и с почтительного расстояния разглядывая следы на камнях. – «Пыталось встать – видите отпечаток копыта? Потом… Потом опять упало. Кажется, это был пони, но я не уверен… Я бы сказал, что он агонизировал и куда-то полз, судя по грязным следам. Но как такое может быть?».

— «Ой, да ладно! Мы же видели его мертвым!».

— «Вот только ему об этом забыли сообщить!» — рыкнула я, выходя вперед при виде спотыкающейся фигуры, удалявшейся по тоннелю. Медленно, тошнотворно медленно она двигалась прочь, переставляя мерзко гнущиеся во все стороны ноги, словно лишенные остатков костей. Иногда она падала, наполняя тоннель глухим звуком железа, оплетенного светящимся мхом, и начинало биться в агонии, быстро разбрасывая в стороны стучавшие по полу конечности – беззвучно, как в самом худшем кошмаре. – «Обойти лужу стороной! Двигаемся, двигаемся!».

— «О майн Хрурт…» — прошептал кто-то сзади. Увидев эту ужасную сцену, лежавшие на спине одоспешенных пегасов пони и грифоны застонали, прикрывая глаза. – «Клавелл! Это же был Клавелл!».

— «Ходу, четвероногие! Ходу!» — завопил знакомый голос, с которым из прохода за нашими спинами вылетел Рэйн. Зависнув над перекрестком, он резко и зло рванул за рычаг-рукоять самострела, плевком отправляя в направляющий желоб очередной болт. – «Бросайте вы эту дрянь! Поселению кранты! Там такое творится…»

— «Дунке Шверигкайтен!» — не совсем понятно прошипел грифон, глядя на удаляющуюся фигуру. Вскочив на свой проклятый трофей, он обнажил нелепую свою ковырялку и пафосно повел ею у нас над головами. – «Мои верный пажи! Засчисчайте жизнь и члены ваш сеньор! Раненый оставаться тут и держать оборона, пока мы с пони уходить город! Во имя рода Скйарре и Хрурта!».

— «Какое еще «Темное Лихо», твою мать?!» — зло прошипела я, глядя на тяжело дышащую свиту риттера. Несмотря на трясущиеся лапы и ноги, они сползали со спин тащивших их пегасов и занимали место в жидком строю, ощетиниваясь хлипким частоколом копий и халбердов, направленных в сторону тоннеля, из которого уже вылезала неповоротливая туша крабопаука. И не одна. – «Нужно спасать раненых, а не о трофеях думать, риттер ты поиметый!».

— «Швайг!».

— «Госсип, отходи с раненными в город!» — рявкнула я, уже не обращая внимания на оравшего что-то со своего насеста риттерёнка. Выхватив у одного из грифонов халберд, я поморщилась от непривычного веса здоровенного топора, по примеру остальных, нацелив его граненое острие на приближающуюся грюкенхрень. В отличие от сородичей, эти обитатели пещер предпочитали не складывать все яйца в одну корзину и разнесли многочисленные глаза по всей своей поганой морде, цепочкой выстроив их от одного края панциря до другого. В купе с крошечным, но чрезвычайно зубастым ртом это создавало довольно комичную картину, но лихой прыжок, который совершила эта бронированная скотина, быстро доказал мне обманчивость данного впечатления.

— «Вот уж действительно, грюкенкраб, blyad!» — высказалась я, отлетев на несколько метров. Приземлившись прямо перед носом у не желавших расставаться с оружием и драпать пажей, существо выбросило вперед длинные ноги и, сграбастав ими сразу двух жертв, отправило их прямиком в мерцающий рот, с хрустом впившийся в ноги заоравших бедолаг, не обращая внимания на тыкавшее в него оружие.

— «Сволочь!» — подскочив прямо под морду тварюге, я присоединилась к тем, кто бодро колол в нее всем, что попало, то и дело валясь, словно кегли, под ударами мохнатых конечностей, которыми монстр действовал с потрясающий ловкостью, расшвыривая бросавшихся на него врагов. Подгоняемая криками жертв, одна из которых уже по пояс скрылась в пасти флегматично пережевывающего ее краба, я рванулась вперед, подброшенная ударом распахнувшихся крыльев, и наискось, через всю морду, рубанула тяжелым халбердом, в падении полосуя проклятую харю вдоль всей линии глаз. Удар о край хитинового панциря на секунду выбил из меня дух, но остановил мой нелепый прыжок, позволив упереться задними ногами в защелкавшее суставами тело чудовища, для того, чтобы с хеканьем срубить одну из хелицер^[29], окружавших ужасную пасть. Крючковатый коготь на ее конце так и остался торчать вместе с псевдоконечностью в спине земнопони, выпавшего изо рта грюкенкраба, в то время как подоспевший Рэйн с хрустом ломал остальные, раз за разом обрушивая на монстра удары, от которых трескался и расходился змеящимися трещинами хитин на ногах, которыми чудище прикрывалось от наших наскоков.

— «Госсип! Раненые! Аптечку!».

— «Готово!» — она и вправду успела, в последний момент умудрившись выдернуть изжеванных жертв из-под приподнявшегося грюкенкраба, с грохотом обрушившего свой твердокаменный панцирь на землю, окатив жалящих его врагов фонтаном грязи и камней. Заорав от злости, я размахнулась халбердом и, крутанувшись на задней ноге, с хрустом перерубила им один из суставов, торчавший, словно коленка, практически у меня перед носом. Затем пришла очередь следующего, затем – еще одного, и вскоре насекоморакообразное завертелось, свалившись на землю, под ударами копий и топоров.

— «Рэйн, отходим! Раненых вперед!» — спрыгнув со спины затихающего паукана, я огляделась в попытке понять, что же именно вокруг меня происходит. Со стороны все казалось довольно пристойным – утащившая двух раненых Госсип уже вливала в каждого по желтой бутылочке жидкой аптечки, в то время как героически размахивающий своим чудо-оружием риттер азартно порхал вокруг второго грюкенкраба, успев оставить на его панцире пару зарубок. К сожалению, услышав мой крик он отвлекся и закономерно получил по хребту волосатой ногой, подцепившей его за ремень двумя кривыми когтями, на которых тот и повис, словно яркий флажок, радуя суетившихся вокруг монстра грифонов и пони цветастой руганью на старогрифонском, перемежающейся громким криком.

— «Blyad, да это просто долбанный цирк какой-то!» — нашла время хохотнуть я, опираясь на чуть изогнутое древко халберда. Что ж, я вновь убедилась, что не бывает плохого оружия, и каждый предмет, предназначенный для смертоубийства, обязательно находит свою нишу. Против этих чудовищ были бессмысленны наши копья, мечи и доспехи, а вот такие вот топоры, при должной сноровке и силе, могли бы спокойно отмахивать монстрам по целой ноге за раз или крушить казавшиеся непробиваемыми панцири, что я и продемонстрировала, обрушив колун на мерзко шевелящиеся педипальпы^[30], смахнув с его морды почти половину когтистых отростков. Увы, на этом мое везение закончилось, и прощально хрустнув, древко халберда переломилось, заклинив в одном положении ногу, мотавшую вопящего что-то де Скйарре. Падая, он едва не напоролся на собственный меч, и от увечий горластого риттера спасла лишь моя злобно матюгнувшаяся тушка, попавшаяся ему на пути. – «Отдай, генерал ощипанный!».

— «Найн!».

— «Я тебе сейчас весь клюв обглодаю!» — прижавшись щекой к пернатой щеке, тихо и очень зло прошипела я, рывком выдирая меч из укрытой кольчужными перчатками лап. Тихо защелкав, мои экзопротезы силой выхватили его у владельца, услужливо сжав пирамидками стальных когтей. – «Сиди тут, урод, и позаботься о раненых!».

Мысли о прошлом и будущем отошли на второй план. Тогда, в том темном тоннеле, было место лишь для Легата, и пусть у нее не было войск, именно она возглавила последний натиск на прыгающую тушу чудовищного крабопаука, несмотря на полученные раны, старавшегося урвать для себя хоть какую-нибудь добычу. Наверное, этим они и отличались от прочих разумных существ, словно древние автоматоны, следовавшие немудреным инструкциям-желаниям, которые вели их вперед. Разлетевшиеся по сторонам пегасы защелкали самострелами, превращая мягкую морду монстра в ежа, в то время как остальные подрубали сгибавшиеся и разгибавшиеся ноги – одну за другой, методично и без излишних душевных терзаний. Тут был враг, подлежащий уничтожению, и я с удовлетворением замечала, что ни одна нога не дрогнула, вонзая болт или копье в тушу чудовища, грохотавшего панцирем по камням.

— «Кажется, все?»

— «Пожалуй», — выдохнула я, опуская показавшийся вдруг очень тяжелым меч. Едва успев завалить двух дерьмокрабов, мы уже решили, что можно праздновать победу, как нас едва не снесла толпа их сородичей. Словно муравьи, они с треском и стуком прыгали по стенам тоннеля, и кажется, собирались предъявить права не только на две огромные туши, мгновенно скрывшиеся под колышущимся одеялом из панцирных тел, но и на легкую закуску, по собственной глупости все еще околачивавшуюся возле рухнувших гигантов. Эти мелкие – после грюкенкрабов я уже не боялась давать им подобный эпитет – существа почти полностью повторяли их внешне, возмещая отсутствие затвердевшего панциря полным отсутствием каких-либо мыслительных центров, беря свое количеством и абсолютным бесстрашием, с которым они бросались под наши мечи и топоры, останавливаясь лишь для того, чтобы начать обгладывать еще живых сородичей, получивших свою дозу живительной стали. В этом месиве стали почти бесполезными массивные, медленные халберды, и лишь длина отобранного у риттера орлинокрылого меча позволяла мне с трудом отмахиваться от вала членистоногих, буром поперших на наши ряды. Взлететь мы не могли – за нами находился десяток раненых легионеров, не говоря уже о порядком помятом риттере и его бравой команде, в мгновение ока ставших бы добычей этих голодных существ, вздумай мы улететь. Приходилось терпеть, отмахиваясь от клешней и ударов, с которыми в нас влетали размахивающие ножками тела этих мини-чудовищ, размерами не превышающих средних размеров кастрюлю. Спустя какое-то время я уже чувствовала себя начинающим косарем, раз за разом взмахивая крест накрест мечом, стараясь зацепить как можно больше придурочных тварей.

Но наконец, закончились и они.

— «Может, навестим их еще разок?» — подколола я Рэйна, вместе со всеми прижимаясь к боку тоннеля, в котором располагался блокпост, уступая дорогу сурового вида латникам, тяжело топающим на выход из Комбры. Два десятка вояк под предводительством диковатого вида рутьера тащили на себе не только оружие, но и седельные сумки, явно рассчитывая подзадержаться в пути, и мне оставалось лишь понадеяться, что все они доберутся до цели. Этот отряд явно не принадлежал городскому ополчению, но его командир проигнорировал любые наши попытки обратиться к нему или его подчиненным, быстро скрывшись в одном из боковых тоннелей. – «Ну, хотя бы до перекрестка? Мне не дает покоя этот оживший якобы труп».

— «Мне тоже. И кажется, местные знают, что это такое», — негромко поделился со мной своим мнением розовогривый жеребец. Раненых уже унесли, и нам оставалось лишь неторопливо идти вдоль домов с плотно закрытыми ставнями и лавочек, в которых не было ни огонька, направляясь прямиком к порту. И если моему приятелю и сослуживцу приходилось подстраиваться под мой неторопливый аллюр, то я не спешила по той самой причине, что уже, наверное, поджидала меня на нашей шаланде, вымачивая в воде не самых приятных размеров ремень. – «Думаю, нужно убедить их уехать отсюда».

— «Я постараюсь», — вздохнув, я решила не откладывать неизбежное и потрусила на пристань, удивляясь количеству собравшегося там народа. Разгадка оказалась не сложной, ведь верная моим предписаниям Кавити успела не только разделать добытых чудовищ, но и сварила их в обильно сдобренной укропом воде, распространявшей острые, пряные запахи едва ли не на весь город, согнав в порт почти всех голодающих жителей, решивших вдруг разузнать, что это было за чудо.

«Дискорд их всех раздери, я ощущаю себя каким-то пророком, решившим накормить тремя рыбинами всех своих учеников», — думала я, первой пробуя волокна белесого мяса, по вкусу и запаху напоминавшего помесь кальмара и рака. Отдававшее тиной, тем не менее, оно было достаточно вкусным для оголодавшей пегаски, махом ухомячившей целую миску исходивших паром рыбных «макаронин» и не ставшей жертвой обжорства лишь из-за умоляющих глаз толпившихся неподалеку грифонов. Мои подопечные от столь экзотической дегустации отказались, с содроганием глядя на белые куски волокнистого нечто, рубившегося на порции прямо возле котлов, которое добровольные помощники догадались насаживать на шампуры. Загадочные зерна и в самом деле оказались рисом, пускай и несколько необычным – золотистым, ароматным, склонным слипаться в однородную массу, но вовремя добавленное масло решило эту проблему, а луковицы и несколько яблок «дя фкуса» от Санни (вдумчиво опробованных Берри), превратили оставшуюся воду в пусть бедный, но все-таки рыбно-рисовый суп.

— «Неожиданно. Так значит, это можно есть?» — покачал головой бургмистр, не без колебания испробовав приготовленную легионерами стряпню. Привыкнув готовить на скорую ногу, они без труда ухватили суть этого блюда, и вскоре к трем дымящим котлам выстроилась длинная очередь жителей города, державших в лапах и копытах приготовленные миски для нашей похлебки. – «Признаться, не ожидал. Конечно, мало кто не знает легенду о Цвайхарте Белопером, дружина которого, если верить рассказам, всю дорогу до подгорного царства охотилась на спайнкреббсов, которыми и питалась на протяжении всего пути. Но одно дело легенды, а другое – увидеть это своими глазами… Не ожидал».

— «Вы будете эвакуироваться?».

— «Нет, мамзел. Мы не будем».

— «Но почему?!» — признаться, слова градоначальника оказались для меня полной неожиданность. Странные трупы, оказывающиеся не совсем уж и трупами, жуткие крабы, да еще и их мелкие сородичи-каннибалы, обгладывающие все вокруг, как саранча – лично мне казалось, что перечисленных мною проблем было чересчур много для одного портового города, пусть и расположенного под землей. И это не говоря об угрозе неминуемого голода. – «Вы же слышали мой рассказ! Вы слышали вот этого бравого риттера, который так героически выглядит с повязкой на голове! Неужели вы не понимаете, что рано или поздно вас просто сметут?».

— «Соседние поселения выслали помощь», — уверенно произнес тучный грифон. С уверенностью, которую лично я совершенно не ощущала. Находившийся в кабинете де Скйарре гордо кивнул, с вызовом глядя мне в глаза. Его лапа покоилась на рукояти возвращенного мною меча, что наверняка не укрылось от глаз остальных грифонов и пони, присутствовавших в кабинете бургмистра. Вернувшись после нашей вылазки, молодчик расхаживал тут и там с гордо поднятым клювом, в конце концов, уверив себя и других в том, что без его неподражаемого опыта и боевых навыков мы не продержались бы и нескольких минут. Услышав об этом, я лишь махнула копытом, позволив молодчику выделываться так, как ему заблагорассудится, ведь спустя всего лишь несколько часов мы собирались отчаливать, выходя на освободившуюся протоку, но теперь, стоя в кабинете градоначальника, начинала медленно звереть от осознания того, что этот мерзавец даже и не подумал узнать, как обстоят дела у тех, кого отдали под его начало, а все это время, изо всех своих сил ковал себе славу спасителя Комбры. – «Тем более, что с доблестным риттером де Скйарре нам ничего не грозит. Ведь так? Вы же сами были свидетельницей его неподражаемых достоинств и риттерской добродетели, и сомневаться в его, а тем более в ваших словах, у нас нет никаких причин».

«Стоп. Что?» — почувствовав, как моя бровь, против моей же воли, ползет наверх, я озадаченно уставилась на бургмистра, сидевшего с непроницаемой мордой игрока в Четырех Аликорнов. Лишь в его круглых глазах мерцал загадочный огонек, но это могли быть и отсветы факелов и фонарей, чей свет разливался по кабинету через открытые окна. – «Он что, еще и меня к своей лжи пристегнул? Ну, хитрец! Ну, наглец! Бессмертным он себя считает тут, что ли?».

— «Риттер де Скйарре… Показал себя с лучшей своей стороны», — проговорила я, с трудом шевеля кривившимися от злости губами. Ощущение разгорающегося огня вновь лизнуло меня изнутри, словно разбуженный дракон, сонно рыкнувший огнедышащей пастью. – «Но мне кажется, что было бы неразумно ставить все на одного риттера, сколь прославленным бы он ни был. Ну и подвергать опасности как его жизнь, так и жизнь простых горожан».

— «Фся жизнь риттера состоять из опасности, как из огонь!» — хвастливо заявил грифон, мгновенно заставив меня пожалеть о своих опрометчивых словах. Увы, я была далека от той изощренной софистики, которую походя использовала старшая из принцесс, и не умела вести утонченные споры, одними словами склоняя к себе слух оппонента. Моим уделом был меч и доспех – но в этот момент я по-настоящему поняла, как мало это значит для тех, кто действительно хочет помочь многим живым существам. Что могла противопоставить я тем, кто уверился в собственной правоте? И что, если ошибались не они, а именно я? – «Вы не есть риттер, и не есть даже нобле даме, поэтому я прощать вам ваши слова. Но остерегитесь разговаривать их впредь по отношение к посвященный риттер, как я – ведь не все быть таким благоразумный и всепрощающий».

— «А вы… Всепрощающий?».

— «Я прощать вас за ваше неуважение и разрешать вам трогать мой меч», — важно кивнул молодой дурачок. Слова его заставили меня ошарашенно затрясти головой в попытке понять, кто и перед кем тут играет комедию. – «Вы правильно действовать под мой команда, мой отряд, и грамотно заботиться о стража, назначенный в мой пажи, поэтому я выносить вам лишь предупреждение… И прощать. Как положено доброму риттеру».

— «Что ж, лучше и не скажешь», — с облегчением вздохнул бургмистр, видя, что я лишь глупо хлопаю глазами, выслушивая всю эту высокопарную чушь. Наверное, так было бы даже лучше – просто повернуться и, раскланявшись, молча уйти, как послу и как пони, чья душа наполовину принадлежала тому, кто взирал на окружающих с точки зрения неимоверно старого, успевшего пожить существа.

Но для этого нужно было отыскать другую, более умную кобылку.

— «Господин бургомистр, могу ли я воспользоваться вашим кабинетом?».

— «Наверное, можете», — если плотный грифон и удивился такому вопросу, то виду почти не подал. – «Могу я узнать, для чего?».

— «Для того, чтобы принести извинения доблестному риттеру Торкусу де Скйарре. Лично. Наедине».

— «Ох… Ну, конечно же!» — на этот раз он все-таки удивился и, разведя в стороны крылья, понимающе покивал головой, вместе с ожидающими его приема представителями жителей городка, двинувшись в сторону двери. – «Мое присутствие в вашем полном распоряжении».

— «Благодарю», — отвернувшись, я проводила его взглядом до самой двери, изо всех сил стараясь, чтобы моя улыбка не выглядела, как безумный оскал. Но едва лишь хлопнула, закрываясь, тяжелая дверь, как моя когтистая лапа, щелкнув выскочившими из накопытника пирамидками победитовых когтей, схватила за укрытую кольчугой грудь риттерёнка, изо всех сил шарахнув того о стену спиной.

— «Слушай, ты, риттер засратый! Мне плевать, какую славу ты собираешься тут получить!» — прорычала я, лязгая зубами в каких-то дюймах от клюва ошарашенного юнца, пребывая в полной уверенности, что мы были одни в большом кабинете. – «Мне плевать, как именно хочешь ты сдохнуть, но не смей, понял, не смей тащить с собой остальных!».

— «Что вы себе позволяйт…» — клекотнул было Торкус, но подавился, когда я снова приложила его о стену, заставив деревянные стеновые панели протестующе загудеть, вторя звякнувшему на столе графину.

— «Какие там достоинства ты себе навоображал? Чего ты добился? Ты просрал почти весь свой отряд! Ты заставил их маяться дурью, таща на себе твой трофей! Ты позволил другим командовать боем и сам едва не сдох, утащив за собой всех, кто шел за тобой! А что хуже всего – ты даже не позаботился о тех, кто был под твоим началом, пусть даже и на короткое время! Так какой из тебя риттер, щенок?!».

— «Ви отвечайт за этот слова! Немедленно!».

— «Я немедленно сверну тебе шею, как курчонку!» — заводясь все больше и больше, люто рыкнула я, дыханием едва не сдув перья с головы вновь ударившегося о стену цыпленка. – «Ты хотя бы зашел в местный кранкенхаус? Поинтересовался судьбой стражников? Ты хоть знаешь, что трое из них скоро умрут – двое от отравления нервно-паралитическим ядом, а еще один – от тяжелых травм из-за раздробленных костей?! ТЫ ХОТЬ ЗНАЕШЬ ЭТО, РИТТЕР ТЫ ЗАСРАТЫЙ?!».

— «Но я же риттер…» — оглушенный моим криком, пробормотал молодой петушок. Весь его риттерский лоск понемногу сползал с него, обнажая недавнего подростка – юнца, которого научили сражаться и убивать, выпустив в огромный и сложный мир. – «Это выше чести благородный сословий…».

— «Риттерская честь? Честь риттера и командира состоит в том, чтобы заботиться о тех, кто оказался у тебя под крылом! Это честь – идти впереди, и это такая ответственность, которую ты и представить себе не можешь!» — уже не так сильно, скорее в воспитательных целях, шарахнула я по стене бронированной ногой с зажатой под бабкой грудью этого недоросля. Плевать на последствия, плевать на скандал, который мог разразиться, узнай об этом кто-то из посторонних – я намеревалась вбить в тупую голову хотя бы этого, отдельно взятого сына гор, хоть немного того, что узнала через собственные пот, кровь и слезы. – «Мало собрать свой отряд — мы должны быть для них теми, кто позаботится о них как в жизни, так и в смерти! Мало командовать – нужно стать для своих подчиненных матерью, стать отцом! Заботиться и растить, как своих детей, разделяя все победы и поражения! Их неудачи – это твои ошибки! Их победы – это твои заслуги! И только когда ты поймешь, что готов отдать свою сраную, ни на что больше не годную жизнь ради тех, кого ты возглавил – только тогда ты начнешь становиться настоящим командиром! Ты понял?!».

— «Д-да… Фрау даме».

— «Надеюсь!» — рыкнула я, отпуская зажатую в стальных пальцах кольчугу, позволив ошарашенному моим криком риттеру мешком опуститься на пол. Запрокинув голову, я закрыла глаза, ощущая, как ветер с пирса холодит мою гриву, покрывшуюся бисеринками выступившего на шее пота – как давно мы не ощущали свободного ветра, не заключенного в бесконечный каменный коридор? – «А теперь ты тихо уйдешь отсюда. Ты пойдешь в этот ваш госпиталь-кранкенхаус и проведешь время с теми, кого тебе доверили и кого ты не защитил. Ты проведешь с ними все их последние минуты. Ты расскажешь им о том, что был счастлив и горд биться бок о бок с такими бойцами. Ты расскажешь им о спасенном ими городе, который будет жить, пока они стояли перед его воротами. Ты узнаешь их последнюю просьбу – и исполнишь ее, оповестив о их героической гибели близких и родных. В конце концов, ты похоронишь их и, стоя над свежими могилами, будешь вспоминать их последние вздохи и взгляд, устремленный на Небесные Луга. И лишь после этого твой долг командира перед ними будет исполнен. Ты понял?».

Ответа не было.

— «ТЫ МЕНЯ ПОНЯЛ?!».

— «Йа!» — как-то совсем не по риттерски пискнул юнец, пытаясь спрятаться за свой меч. Все было сказано, и помолчав, я двинулась к выходу, остановившись в дверях для того, чтобы демонстративно поклониться с трудом поднимающемуся с пола грифону, бросив на того последний, пристальный взгляд.

«Я буду помнить!» — без слов сказали ему мои глаза. – «Я буду помнить, и не приведи Хрурт или принцессы…».

Вздохнув, я развернулась, и вежливо кивнув молчаливой толпе, все это время, как оказалось, крутившейся возле двери, покинула здание порта.

Надеюсь, они не имели привычки подслушивать у дверей.

— «Готовы отправляться?» — поинтересовалась я у Графита. Он, Кайлэн и Грасс лишь утомленно кивнули, с вялым неодобрением покосившись на две небольшие мисочки с мясом, которые я прихватила с собой, пробираясь мимо остывающих котлов. В отличие от них, близнецы совершенно не разделяли скептицизм взрослых в отношении этого блюда, и вскоре палубу огласило жадное чавканье двух юных фестралов, лихорадочно набивающих свои животики подгорным деликатесом. Мои родственнички и компаньоны казались уставшими, словно весь день занимались не планированием нашей дальнейшей поездки, а вместе с Кавити разделывали спайнкреббсов, желая, как и она, забиться куда-нибудь и уснуть, раздувая громким храпом трепетавший над ними брезент. – «Бедняги… Сильно устали?».

— «Мне казалось, что путешествия особ, облеченных доверием наших принцесс, проходят в более комфортных условиях», — пожаловался мне Графит, утомленно моргая слезящимися от усталости глазами. В мое отсутствие эти голокрылые умники перелопатили кучу карт, исписали несколько листов, откуда-то свистнули карту подгорных путей и, договорившись о праве преимущественного прохода, выбрали новый маршрут. По счастью, из-за сильного утомления, вызванного столь нелегким делом, никто и внимания не обратил на свежие бинты, покрывавшие мои задние ноги, и я искренне посочувствовала своему мужу и сводной сестре, с облегчением устроившимся возле мостика с покрикивавшим что-то капитаном.

— «Как прошло твое прощание с делегацией горожан?» — в отличие от них, граф Оактаунский пытался выглядеть бодрячком, но я видела, что и его утомил этот длинный, насыщенный событиями день. – «Все прошло благополучно?».

— «Ага. Они даже не знали, что и сказать, когда я выходила из здания порта», — прокрутив в голове события последних часов, призналась я, с подозрением покосившись на чересчур загадочную рожу фестрала.

— «Признаться, я тоже».

— «Эт-то ты еще о чем?».

— «О твоем милом разговоре с этим риттером, Скраппи», — хмыкнув, жеребец провел копытом по шее, с загадочным выражением на морде уставившись на меня. – «О твоих последних словах».

— «Ты что же, подслушивал?! Я говорила с ним наедине!».

— «Но боюсь, ты забыла про такую вещь, как открытые окна», — с чрезвычайно серьезным видом кивнул мне Кайлэн, заставив ошарашенно хлопать глазами. – «Боюсь, моя дорогая, что твои «извинения» этому риттеру слышал не только я, но и город, и порт».

---

Темнота. Боль и темнота.

Удар обо что-то твердое расцветил разноцветными искрами мрак, наполнив рот кислым привкусом крови. Кашляя и выблевывая из себя пахнувшую тиной и деревом воду, я уцепилась покрытыми сталью ногами за твердое, угловатое, скользя скрипящими экзопротезами по камню, сырая и кислая вонь которого ощущалась даже сквозь кровь.

Темнота. Боль и темнота.

Кажется, мы плыли. Перед моими глазами еще стоял караван из разномастных посудин с низкими бортами, приводимых в движение водяными колесами, двигавшихся по узкому тоннелю. Места в нем было достаточно лишь для того, чтобы не цепляться колесами за стены, и взбаламученная вода с шумом билась о камень, наполняя пространство вокруг неумолчным шумом, похожим на грохот немаленького водопада. Размер этой ветки водного пути определил количество и размер судов в караване, пробиравшихся друг за другом на юго-восток, к ближайшему выходу на поверхность. После встречи с местной фауной мы не снимали доспехи, предпочитая защиту от зубов и когтей риску свалиться за борт и утопнуть во всем этом железе.

Темнота была непроницаемой, обволакивая меня, словно плед. Пахнущая тиной волна вновь ударила меня о камень, подбрасывая, словно пытаясь помочь забраться на берег, где я и осталась лежать, слушая свое хриплое дыхание, раздававшееся в темноте.

«Вставай! Ну вставай же!»

«Зачем?» — двигаться не хотелось. Каждое движение отдавалось леденящим холодом липнувшего к шерсти железа. Как я не утопла в надетых на меня экзопротезах, сказать, наверное, не смогли бы и сами богини.

«Нужно идти. Иначе…»

 

— «Глубины Гравора. Гиблое местечко», — мотая эдак по-птичьи своей орлиной головой, прокаркал капитан. Надвинув на самый нос свою двууголку, он свирепо попыхивал трубкой с длинным и узким мундштуком, поминутно свирепо рявкая что-то своему помощнику, пронзительным воплем дублирующему приказы капитана скакавшим в колесах бегункам. – «Зеленый полный, красный – вполовину!».

— «Есть зеленый полный, красный вполовину!».

Словно услышав команду, кнорр выправился, и солидно вздохнув, снова вышел на стрежень канала. Течение в этом подземном коридоре было неравномерным, гуляющим от стены к стене, словно ему приходилось обходить подводные камни или невиданных никем фантастических зверей, крепко спящих под черной водой. Услышав пронзительный вопль бутслейтера, как называли грифоны старпома, бежавшие в левом колесе грифоны и пони замедлились, позволяя все так же грохотавшему правому вытолкнуть кнорр на середину канала.

— «Шпигель, не спать!».

— «Есть шпигель не спать! Транцы, поднажать!» — очередной вопль бутслейтера заставил меня поморщиться, одним ухом прислушиваясь к командам, отдаваемым этими водоплавающими. Рокочущий, запутанный и звонкий, флотский сленг имел свою привлекательность, откладываясь в памяти разными бом-брам-стакселями, рифт-стеньгами и прочим словесным такелажем. Как и любой другой командный язык, он тяготел к лаконичности, пускай и ценой некоторых усилий, которые приходилось прикладывать во время его изучения. Красными и зелеными фонарями обозначались левый и правый борта, позволяя на любом расстоянии видеть направление движения плывущих по каналам судов, сообразно с чем получали свое название и водяные колеса, расположенные на соответствующем борту. Ну а шпигелем, или транцем, называлась плоская задняя часть судна, от которой, по-видимому, и пошло название скакавших в самом большом, кормовом колесе, бегунков.

— «Гиблое место, как оно есть», — вновь захрипел капитан, вглядываясь в полумрак, чтобы сосчитать огни вившегося впереди каравана. Вместе с нами в протоку вошло несколько узких и длинных пассажирских судов, не желавших и дальше отстаиваться в некогда популярном порту, рискуя хорошо заплатившими за это путешествие пассажирами, и наш кнорр оказался замыкающим в длинной кавалькаде судов. – «Грайверы, кранкенкопфы и страги ждут не дождутся, когда кто-нибудь поплывет в темноту. А тут еще этот пассажирский оркестр на своих стручках воду баламутит…».

Последнее относилось к узким и длинным пассажирским судам. Похожие скорее на лодки, а не полноценные кораблики для путешествия по подземным путям, они приводились в движение одним-единственным гребным колесом, установленным на корме, но скорость при этом набирали весьма приличную, особенно при коротких рывках, то и дело пытаясь обойти неповоротливые кнорры, которым смело бросались под нос и борта, словно и не боясь, что неповоротливые плоскодонки попросту переедут их, подмяв под себя.

— «Эй! Внимание!» — рыкнула я, тревожно поднимая крыло. Оборвав перешептывающихся пегасов, тихими голосами докладывавших о происходящем вокруг, Кавити уставилась сначала на меня, а затем закрутила головой, пытаясь понять, к чему прислушивалась ее командир. Караван плоскодонных посудин все так же шлепал вперед, но меня не покидало усиливающееся ощущение приближающегося несчастья. Тихим, неуловимым шорохом подкрадывалось оно вдоль стен, пересыпающимися песчинками черного цвета сливалось с чернильной водой. И как бы ни был велик создаваемый нами шум, предвещающий беду шорох становился сильнее.

— «Что-то случилось, мэм?» — напряженно окликнула меня Госсип с кормы идущего перед нами судна. После недавних признаний, сделанных нами друг другу после вылазки в подземелье, она, как и многие ее сослуживцы, стали внимательнее относиться к предчувствиям друг друга, не обращая внимания на смешки и откровенное зубоскальство завсегдатаев этих подземелий и вод – если, конечно, таковым можно считать несколько завернутых за уши лап и пару разбитых носов, быстро внушивших команде, что облаченные в сталь пассажиры являются пони серьезными, и повод для извечного флотского юмора стоит поискать где-нибудь еще. Так сказать, во избежание осложнений со здоровьем.

— «Передать по цепочке – самострелы готовь!» — рыкнула я, пытаясь перекричать усиливающийся шум. Из негромкого шороха он превращался в рокот водопада, миллиардами черных песчинок низвергавшегося неподалеку. Словно преследуя нас, он доносился то из правой, то из левой стены, кружа, словно хищник над встревоженной жертвой. – «Глядеть в оба!».

— «Так точно!».

«Нужно двигаться, и быстрее!» — голос тормошил меня, звал вперед. Он наверняка знал о грозящем мне больше меня. Но измученное тело категорически отказывалось подниматься, даже несмотря на холодный пол, и не менее холодную воду. Ну вот кто, спрашивается, сказал этим ученым, что чем глубже зарываешься в землю, тем выше поднимается температура? Забросить бы этих умников сюда, в ледяные тоннели, где камень казался холодным, как лед – живо бы забыли, как рассказывать сказки про раскаленное ядро и мантию нашей планеты!

«Хватит бредить! Мне что, тебя ногами пинать?».

«Да, будь так любезна. Ну, или спинку хотя бы почеши» — вокруг по-прежнему царила непроглядная темнота. Так же бились о камень сердитые волны, наполняя пространство жирным чавканьем и плеском. Неужели я наконец доигралась, несмотря на все предупреждения Кег?

«Надеюсь, что нет. Но как нам узнать это без фонаря?».

«Не-зна-ю!» — изо всех сил стукнув копытами об пол, я снова чебурахнулась, подскользнувшись на скользких и мокрых камнях. Для высечения искр они оказались почти непригодны, но, впрочем, я вспомнила один способ, и поднеся к морде укрытые сталью копыта, изо всех сил нажала на плотно закрытые глаза, молясь о том, чтобы из накопытников не появились пирамидки острых когтей. Закряхтев от боли, я с облегчением выдохнула – появившиеся перед глазами цветные круги говорили о том, что мои проблемы были связаны с отсутствием света, а не зрения.

«Надо же. А ты ловко это обделала. Прочитала, или кто подсказал?».

«Это опыт, глюк. Самый обыкновенный опыт».

«Даже не знаю, что ты пыталась этим себе доказать, да еще и неоднократно».

«А как еще ты узнаешь, с чем связана острая потеря зрения пациентом? Отслойка ли это сетчатки, острый приступ глаукомы, или вообще – психическая составляющая острого расстройства башки? Зачастую, только так. Как и кашель».

«Кашель?».

«Ага. Простой кашель» — поднявшись на трясущиеся ноги, я пошарила вокруг в поисках длинного багра, который выхватила у кого-то из палубных. Увы, массивная деревяшка с длинным и острым наконечником, снабженным загнутым назад крюком бесследно исчезла вместе со всем, что меня окружало – «Представь себе, что к тебе заявляется пациент, и шепотом рассказывает, что он вдруг потерял голос, и никто не может ему помочь, поэтому он зачем-то обратился к тебе, словно ты можешь сделать больше, чем специалисты».

«Ну, предположим. И что же?».

«Сделай вид, что выслушиваешь хрипы в его легких, и попроси откашляться. Громко и сильно» — на ощупь спустившись к воде, я провела копытами по мелким, беспокойным волнам, словно пытаясь найти утраченное некогда зрение, или нащупать путеводную тропу к пропавшему каравану. Но тщетно – «И если при этом он сможет сделать это бесшумно, то значит, проблема действительно носит неврологический характер. Но если же, как любое нормальное существо, он сделает это шумно, в голос – проблема определенно в башке, и лечить нужно вкусными таблеточками, или розгами».

Смех у меня в голове был, наверное, лучшим, что случалось со мной за эти бесконечные сутки.

— «Тревога!».

— «Сзади!» — гибкое, длинное тело появилось из казалось бы монолитной стены, раздвигая крошащийся камень. Поводив тупым, обтекаемым рылом, оно, казалось, считало проходившие мимо него корабли, понемногу вздувая на морде клубок шевелящихся щупалец.

— «Не подходи – убью!» — зверски рыкнула я на ближайшего палубного, опрометью рванувшегося к рынде. Соблазнительно блестевшая на своей перекладине, она и сама собой зазвенела в такт закачавшемуся судну, на мой взгляд, не нуждаясь в копытах очередного психованного придурка, решившего, что пришел его звездный час, и окружающей обстановке всеобщей паники не хватает только музыкального сопровождения – «Тревога! Противник на траверзе!».

Я не имела понятия, что это значит – мне просто понравилось это слово, которым я решила щегольнуть, забив на орущего рядом со мной капитана. Остававшиеся настороже, ребята не подвели, и не успел еще затихнуть под сводами тоннеля мой вопль, как по сегментам огромного тела хлестнула волна из арбалетных болтов. Мало кто промахнулся – по такому чудовищу нужно было бы постараться, чтоб не попасть, но увы, результаты были весьма удручающими, и способные пробивать не самый тонкий доспех, окованные сталью стрелки буквально вязли в толстой шкуре червя, входя в скрывавшуюся под нею плоть едва ли наполовину. Не обращая внимания на мелкие неудобства, огромный червяк развернулся, словно оглядываясь, поразив меня плавностью своих движений – казалось, что воздух для него столь же плотен, как и прочнейший камень горы, в котором он двигался только вперед, выделывая мудреные завитушки для того, чтобы повернуть обтекаемую башку, на конце которой уже расцвел чудовищный цветок из розоватых, подрагивавших щупалец. Трогавшие самый воздух, они вздрагивали от любого шума, безошибочно подсказывая твари местоположение ее жертв, к которым она повернулась с грациозностью опытного танцора – как бы ни странно это звучало по отношению к огромному червяку.

— «В воздух!» — заорала я, выхватывая у матроса маячившее перед носом оружие. Перекованное из спаянных друг с другом арматурин, оно представляло собой самодельный багор с крюком и умело заточенным кончиком, на удивление легко прошившим несколько щупалец разом. Дав древку рвануться из копыт, я вновь ударила крыльями, и рывком освободила багор, располосовав нежно-розовую, мерзкую плоть, разворачиваясь для новой атаки. Выскочивший из надстройки Графит был уже при оружии, и его накопытники грозно сверкнули десятками искр, готовясь вонзиться в белесую плоть подземного монстра. Нам предстояло отвлечь существо, дав пройти мимо него каравану, но увы – в дело вмешался Его Величество Случай, и одна из лодок с истошно орущими пассажирами вдруг клюнула носом вправо, словно пытаясь прокрасться мимо извивавшегося червяка, и чиркнув носом по камню, остановилась, и провернувшись на месте, перекрыла весь судоходный тоннель.

Прямо перед носом воткнувшихся в нее судов.

Ленивый плеск волн раздражал, проходясь по нервам не хуже наждачной бумаги. Казалось, где-то рядом со мной плескалась жирная лужа машинного масла, глухо шлепая по камням. Попытки обследовать берег привели лишь к тому, что я с визгом шлепнулась в воду, попросту шагнув в пустоту, выбравшись обратно лишь спустя несколько долгих минут, наполненных скрежетом стальных когтей по камням. Впрочем, незапланированное купание прошло не совсем уж бесцельно благодаря тяжеленькой сумке, чья ручка обернулась вокруг моей шеи во время выныривания из воды. Пошарив крыльями по сторонам, я зацепила еще пару ящиков и коробку, которые смогла вытянуть на каменный берег, успев пару раз искупаться, и чувствительно удариться головой. Шипя и поглаживая здоровенную шишку, которую набила во время очередного прыжка, саданув темечком прямо по днищу тяжелого ящика, я на ощупь распотрошила добычу, сделавшись обладательницей невидимых тряпок, промокших насквозь одеял, и стального легионерского котелка, которым в растройстве шарахнула об пол, оглушив себя на добрый десяток минут. Где я находилась? Почему вокруг была темнота? Куда подевался наш транспорт, и почему вокруг плавало столько груза? Эти ответы разрывали мой мозг, подарив нестерпимую боль в запульсировавшей голове, пытавшейся найти оправдания всем этим фактам, и никак не желавшей складывать из них пугающую картину произошедшего.

Похоже, что в этой схватке победить нам было не суждено.

— «Нет, нет, нет, нет!» — прошептала я, падая на груду мокрой материи, исходя злыми слезами, рванувшимися из невидящих глаз – «Нет, мать вашу! Нет!».

— «Нет!» — заорала я, делая сумасшедший кульбит, для чего мне пришлось перекувырнуться через голову, ударом всех четырех ног по потолку разворачивая свою неповоротливую, отожравшуюся тушку в сторону монстра. Элегантно поднявшись из воды, он неторопливо скользнул вперед, под треск и скрип протестующих досок обвиваясь вокруг носа длинного судна, перегородившего путь уткнувшимся в него кноррам. Под громкий хруст, с которым нос и часть корпуса, не подпертая тупыми носами посудин, буквально рассыпалась по досочкам в объятьях червя, пассажиры разлетались во все стороны, в панике мечась между стен, то и дело наталкиваясь на легионеров, порядком растерявшихся от такого куриного хаоса. Погрузившись в воду, чудовище красиво ушло в глубину, едва заметной лентой растянувшись под кораблями для того, чтобы снова показаться на поверхности за кормой последнего кнорра, набрасываясь на ни в чем не повинное водяное колесо.

— «Кракенкопф!» — завопил капитан, отбрасывая свою двууголку, то и дело норовившую свалиться ему прямо на нос. Оставив бесполезный штурвал, он схватил здоровенную медную палку, и пользуясь моим отсутствием, бросился к долбаной рынде, принявшись изо всех сил лупить железякой по злосчастному колоколу, наведя неимоверный шум – «Шайсе! ВассерШлямпе унд Хруртзадриттен мисштюк!».

Что ж, степень его расстройства, вылившегося в отборный мат, можно было понять, ведь к тому моменту как существо, обвивавшее трещавшее колесо, раздраженно отпрянуло от качавшегося Кнорра, корма судна представляла собой мешанину из расплывавшихся по воде досок, в которой барахтались не успевшие покинуть свой движитель бегунки. Стремительное и грациозное, существо ввинтилось в темную воду – грохот колокола явно пришелся ему не по вкусу, что тотчас же узнала и я, и капитан, когда сегментарное тело прошлось по мостику кнорра, сметая с него и штурвал, и перила, и капитана с его колокольчиком, с жалобным звяканьем вновь улетевшим со своего места. На этот раз его путь окончился в кипевшей от схватки воде, и мне кажется, только второе пришествие Хрурта позволило бы грифонам найти этот проклятый предмет. Свечкой уйдя под потолок, я снова ударила багром по плотным и гибким пластинам, стараясь уже не проткнуть, а попросту приподнять хотя бы один их сегмент, отвлекая чудовище от второго судна, на палубу которого планировали убегавшие с тонущей лодки грифоны. Оглянувшись, я увидела там и Грасс, с испуганным видом прижимавшуюся к нашему грузу, между ног которой крутились вовсю свистевшие близнецы. Похоже, дети воспринимали творившуюся вокруг кутерьму как отличное развлечение, призванное скрасить им безумную скуку однообразных дней затянувшегося путешествия, и на все лады поддерживали разворачивавшийся вокруг них балаган, развеселыми криками приветствуя каждого опустившегося на палубу пассажира тонувшего клеппера, каждую команду розовогривого жеребца; сердитые пинки и удары, которыми легионеры разгоняли метавшихся в воздухе и по палубе пассажиров…

И каждое задрожавшее щупальце слепого червя, хищно вытянувшегося в направлении громкого детского свиста.

— «Tvoyu j mat!» — заорала я, ощущая, что еще немного – и самым позорным образом обмочусь от нахлынувшего на меня ужаса. Ужаса, подобного которому я не ощущала очень давно. Ни во время боя под Дарккроушаттеном, ни во время долгой зимней войны, ни при взятии Грифуса мне не было так страшно, как в тот ужасный момент, когда я осознала, что еще немного, еще чуть-чуть, и на моих глазах свершится непоправимое. Завопив от страха, я рванула вперед, раз за разом вонзая в хитиновые пластины затупившийся гарпун, стараясь отвлечь, помешать, предотвратить неизбежное – «Графит! Дети! Бегите!!!».

— «Командир!».

— «Рэйн, хватай детей!» — монстр не обратил никакого внимания на мои потуги, и мягко, по-кошачьи извернулся в бурлящей воде, направившись к застрявшему кнорру, на палубе которого я разглядела Кайлэна. Выскочивший, словно чертик из табакерки, фестрал был растрепан и зол, сверкая светящимися глазами на приближавшегося червяка, безошибочно определив в нем источник столь раннего и неблагородного пробуждения. В его копыте было зажато какое-то странное приспособление, которое он тотчас же, не задумываясь, швырнул, словно копье, целясь в безмолвного монстра. Мне показалось, что в полете серебряный конус раздвинулся, и всего за пару секунд, потребовавшихся для того, чтобы вонзиться в голову чудовища, превратился в самое настоящее копье, на три четверти состоявшее из конусообразного наконечника, переходящего примерно на середине рукояти в воронку-вемплейт. С глухим стуком пробив казавшийся непроницаемым хитин, оно застряло в ране чудовища, начавшего слепо биться о стены покалеченной головой.

— «Скраппи!» — раздавшийся над ухом голос Графита перебил какофонию боя. Сильные ноги его рванули меня прочь от бесившегося чудовища, опуская на палубу кнорра, уже скрипевшую от скользящих ударов белесого тела червя – «Стой тут! Ты нужна своим детям! Ты нужна мне, поняла?!».

— «Может, мы сможем…».

— «Нам нужно время!» — отрезал Кайлэн, прыжком перемещаясь на нос корабля, над которым он и завис, с негодованием глядя в темную воду – «Нужно передвинуть обломки этого клеппера, или как там еще называется это судно, иначе нас ждет та же судьба».

— «Рэйн! Ко мне!» — раздумывать было некогда, как некогда и пугаться. Очутившись рядом с детьми, я почувствовала, как отступает удушливая паника, рожденная страхом за тех, кто был мне дорог и близок, уступая место кристально ясному пониманию цели – «Забудь про меч, и собирай всех наших. Ставлю задачу – вытащить это дерьмо из воды или передвинуть, освободив нашу баржу. Если найдете тупицу-капитана этой посудины – утопите там же, или привяжите к носу корабля. Я пока отвлеку эту падаль».

— «Это моя работа» — твердо заявил мне пегас, но тотчас же стушевался, отводя в сторону взгляд. Всего секунда потребовалось ему для того, чтобы прочитать что-то в моих глазах, после чего он взлетел, и громкими криками принялся собирать легионеров, все еще постреливавших в беснующегося подземного зверя.

— «Я не умею парить на месте, как вы. А без крыльев я не вытяну эту гондолу из воды» — на этот раз взгляд предназначался Графиту, с волнением глядевшему то на меня, то на нетерпеливо покрикивавшего Кайлэна, сердито махавшего ему перепончатым, черным крылом – «Но я задержу тварь, пока вы не пройдете. Подергаю за копье».

— «Будь осторожна!» — наконец, сквозь зубы выдавил муж, и рванул на бак кнорра, где уже раздавались дружные крики пегасов, требовавших веревок и багров. Бросив красноречивый взгляд на испуганную земнопони, я скупо улыбнулась дрожащей от страха кобыле, и подмигнув засмеявшимся близнецам, ударом крыльев послала себя в воздух.

Осторожна? Я это умею. Когда я заботилась лишь сама о себе, я была осторожной и чуткой, словно крадущийся к фризеру кот. Когда ты не заботишься ни о ком, кроме себя, ты становишься раскованным, смелым, язвительным, умным – настоящей стервозной красавицей, или таинственным мачо. Тем, о ком пишут книги, рисуют комиксы, и слагают баллады. Но когда ответственность ложиться на твои плечи – кем станешь ты в этот миг осознания, что цена неудачи не ущемленное самолюбие, а жизни доверившихся тебе?

Извивавшийся монстр все ближе подбирался к трясущемуся кнорру. Выловленные из воды, грифоны и пони присоединились к своим товарищам в барабанах водяных колес, вспенивая шумящую воду в попытках сдвинуть проклятую галеру, словно гвоздь, застрявшую между стен. Нос ее разломился под натиском чудища, но корма с большим колесом все еще торчала из темной воды, не давая пройти толкавшемуся в нее судну. Шедший последним, кнорр постепенно тонул, не выдержав схватки со зверем, и сверкавшая некогда табличка «Ле Авантюр» уже скрылась под грязной водой. Пролетев мимо беснующегося червяка, я примерилась, и сложив бесполезные крылья, рывком ухватилась за рукоятку копья, словно рог, торчавшего у того в голове, стараясь отвлечь его от охоты.

— «Давай же. Давай» — сквозь зубы шипела я, держась за раскачивавшуюся деревяшку. Благородное дерево было украшено прихотливыми накладками из серебра, и как влитое держалось под копытом. Там, внизу, спасенные присоединились к спасителям, с мучительным стоном цепляясь за длинные канаты в попытке отодвинуть с дороги обломки клеппера, то и дело оглядываясь на приближающееся к ним чудовище. Каждый раз, когда оно поворачивало морду к судну, я принималась раскачивать хрустевшее в чем-то копье, заставляя монстра крутиться на месте, стучась о стены и потолок в попытке избавиться от досаждавшей ему деревяшки и ее обладательницы, чудом еще не расплющенной о холодный, равнодушный камень тоннеля. Раз за разом я пыталась повернуть истекавшую зеленоватым ихором голову в сторону трещины, из которой вылезло существо, но каждый раз оно возвращалось обратно, безмолвно, и оттого еще более страшно шевеля порядком покалеченными обрубками щупалец возле рта.

В тот момент, я не сомневалась, что у существа обязан был быть рот с кучей острых зубов, жаждущих свежего мяса.

«Они не успеют» — мысль была трезвой и какой-то спокойной, словно пришедшая издалека. Суетившиеся на палубе грифоны и пони выбивались из сил, лишь едва-едва сдвинув с пути узкий корпус клеппера, принявшись гарпунами, мечами и парочкой топоров разносить мешавшее проходу водяное колесо – но монстр был близко, каждым ударом тела все ближе подплывая к неподвижному судну, останавливаясь лишь для того, чтобы сильным, стремительным ударом врубиться в каменную стену, оставив на ней зеленоватый отпечаток башки – «Они не успеют. Значит…».

Решение было давно готово, словно выношенное, выстраданное, и отложенное на потом, в темный, неприметный уголок души. Как долго я отдавала приказы другим? Как долго я посылала на смерть тех, кто шел за мной, слепо веря в свою звезду? В то, что он нужен другим? В то, что его жизнь и смерть были совсем не напрасны? Что ж, я это знала, но тот самый миг мне запомнился не пришедшим в голову решением, и не высокими мыслями о предназначении и самоотречении во благо других – он запомнился мне абсолютным спокойствием, которое удивило меня саму.

— «Прощайте» — прошептала я, глядя на приближавшуюся палубу кнорра. Глядя на детей, показывавших Грасс копытами на нависавшего над ними червя. На свирепо оскалившегося мужа, с ревом тянувшего на себя канат с обломками водяного колеса. На загадочно мерцавшие глаза первого риттера Луны — оглянувшегося, словно почувствовавшего мой взгляд. Я вобрала в себя каждый миг, каждый взгляд, каждый звук – и рывком за копье, подкрепленным ударом таких сильных, и таких бесполезных крыльев, развернула оседланного мною монстра, направив его в узкую, темную щель, в которую, бурля, низвергалась вода.

— «Я люблю вас всех больше, чем жизнь!».