Стальные крылья: Огнем и Железом

Глава 15: "Огонь, вода..." - часть 10

— «Отшельники!» — бурчала я, изо всех сил размахивая крыльями. Отсутствие в течение нескольких месяцев постоянных нагрузок сказывалось, заставляя меня хорошенько пропотеть уже через полчаса полета с нелегким грузом, который я с трудом оторвала от земли. В воздухе стало полегче, хотя ощущение напряжения и боли в застоявшихся мышцах крыльев, спины и живота, так похожих на предвестники очередных ежемесячных проблем привело в сварливое настроение, заставив брюзжать, словно бабка, всю дорогу до дома охотников на чудовищ – «Не могли еще подальше забраться? Течений воздушных нормальных нету. Воздух слишком холодный. Солнце слишком горячее. Лес вообще бесит!».

— «Тогда тебе повезло, что сейчас лето» — хмыкнул невозмутимый Равикс, вновь, как и раньше, вольготно расположившийся на моем грузе – «Здесь бывают очень суровые зимы. А еще, бывает, целые вооруженные толпы шныряют по перевалам. Поэтому лучше уж по воздуху лететь. Как думаешь?».

— «И Нефела говорила, что в замке этом вашем холодно!».

— «Замок большой, и когда все разъезжаются, некому его протопить. Думали даже нанять слуг, но последний умер от старости еще во времена молодости Ворлдвайда, а остальные… Почему-то мало кто годится в добровольные отшельники, а те, кто годятся, считают излишним таскаться по пустому замку с вязанками дров».

Равикс вновь ехал на сетке, которую я добровольно навьючила на себя, ухватив мешки с самым ценным, и поверь, Твайлайт, после произошедшего с кноррами, это были отнюдь не деньги или наряды. По пути я посматривала вниз, прикидывая, как бы еще раз провернуть старый фокус с умирающим лебедем, но Равикс, собака белогривая, с возмутительного попустительства Графита, пристроил к себе и детей – пришедшие в полный восторг близнецы излазали его вдоль и поперек, очень быстро дойдя до волнующего для меня момента экспроприации различных украшений из гривы. Попытавшись было рыкнуть на них для острастки, жеребец лишь раззадорил детей, так что вскоре зарычать пришлось уже мне, намекающе тряхнув свою ношу, заставив опасливо пригнуться всю развеселую троицу, с удивлением и опаской притихшую где-то внизу, под моим животом.

— «Все равно, лететь далеко. Поясницу ломит. И крылья отваливаются» — продолжала жаловаться я, найдя удобный момент для того, чтобы поныть, не опасаясь поспешного побега недобровольных слушателей, деться которым в небе было попросту некуда. Летевшие вокруг меня пони только закатывали глаза, но тотчас же делали непроницаемо-каменные морды, когда на них падал ленивый, казалось бы, взгляд розового пегаса, временами проходившийся по их тройкам. Выстроившись походным пегасьим клином, полусотня разбилась на крылья, часть которых, не занятая перетаскиванием пожитков, распределилась по небу, обеспечивая боевое охранение нашей маленькой стае. Время от времени, они менялись, и тогда до нас начинали долетать взрывы смеха, подхваченные летним ветерком, так и норовившим оторвать мои любопытные ушки. Похоже, кое-кто расслабился в этом полете? Что ж, значит, придется в последний раз показать, как умеет смеяться Легат Легиона. Всех отправлю чистить местные сортиры, пока блестеть не начнут. И кстати, по поводу сортиров… – «Эй, Равикс! В этом вашем замке отхожие места есть?».

— «Надо же. А я-то думал, мы просто попали под дождь…» — в отличие от хохмящего земнопони, мои подчиненные заметно напряглись, справедливо предположив, что когда Легат заводит разговор о сортирах, это редко заканчивается чем-то веселым для остальных – «Мы можем спуститься в любой момент, если захочешь. Не бойся, ведь с тобой охотник на чудовищ».

— «Вот поэтому-то и боюсь. За свой кошелек» — сварливо буркнула я, бросая взгляд на проплывавшие под нами вершины сосен, казавшиеся высокой травой на фоне торчавших из них, тут и там, крон огромных деревьев. Не тех километровых великанов, что видели мы в котловине, похожей на удар чего-то большого и мощного, на пару тысяч килотонн, но и не слишком маленьких, способных прикрыть своими ветвями тридцатиэтажные небоскребы Мэйнхеттена. Все в этом месте было неправильным – возле гор деревья были выше и больше, чем на равнинах, в то время как должно было бы быть наоборот, а кое-где, между ними, виднелись проплешины, сливавшиеся в настоящую дорогу, которую меня так и тянуло обозвать настоящим шоссе. Проходившая по дну и склонам распадков, она ныряла в пространство между лесистыми сопками, почти полностью скрывавших ее ветвями могучих деревьев, чтобы вновь выскочить на возвышенность или перевал, спускаясь в очередную балку или длинный овраг. Рыхлая, рыже-бежевая поверхность ее разительно выделялась на фоне приглушенных тонов древнего леса, напоминая подпалины на шкуре огромного зверя – «Слушай, а это что за дорога? Я смотрю, она ведет в том же направлении, что нам нужно, поэтому у меня уже начинает возникать закономерная мысль о том, почему это мы не воспользовались этим путем полгода назад? Клянусь, я ни за что бы не стала так мордовать своих ребят, продираясь к вашему перевалу, если бы знала, что у вас тут протоптано целое дискордово шоссе!».

— «Так вы его и протоптали» — фыркнул земнопони, заставив сбиться с ритма, ударив крыльями невпопад – «Ты и вся твоя компания, которую ты притащила к перевалу. Зимой это было незаметно, а вот когда растаял снег, все и обнаружилось».

— «Так значит, теперь до вашего перевала ведет самая настоящая дорога?» — задумчиво протянула я, заставив развалившегося на мешках жеребца недобро уставиться на мое брюхо, колыхавшееся над его головой. Признаюсь, я плохо помнила путь, что мы проделали от Кладбища забытого до секретного перевала в горах, но даже сейчас я ощущаю то тяжелое отупение и слипающиеся глаза, глядевшие в бесконечную снежную даль, омраченную стенами снежных буранов, скрывших переброску Легиона ко внутренним землям грифонов – «Значит, всамделишное шоссе, говоришь?».

— «Ни крейцера!» — предупредил мои мысли белогривый, скривившись словно от зубной боли при звуках моего крайне задумчивого голоска, в котором даже мне послышались алчные нотки – «За такое ты сама должна будешь заплатить. «Нанесение ущерба природе» — слышала о таком? Эквестрия даже законы на такой случай имеет. Как сейчас помню – десять бит за каждое пострадавшее животное. А скольких из них вы потоптали?».

— «Найди хотя бы одно!».

— «Ну и пострадавший по вашей вине целый биом» — найдя у меня болевую точку, располагавшуюся где-то в области кошелька, жеребец вальяжно расположился на мешках, и принялся стучаться в нее с настойчивостью опытного взаимодавца, пришедшего обналичить кучу просроченных векселей – «Знаешь, сколько придется восстанавливаться лесу от этой вашей гонки по снегу? Почти сотню лет. Вот и подумай, что будет дешевле – восстановление всего, что вы растоптали, или небольшой, но весомый вклад в пенсионный фонд охотников на чудовищ».

— «Хммм. Интересная мысль…».

— «Я знал, что мы сможем договориться».

— «Ну конечно. Я люблю договариваться. За этим меня и послали» — почувствовав набегающий поток воздуха, я поймала его крыльями, и взяла немного повыше, позволив попутному ветру ускорить свой полет, разглядывая извивавшуюся дорогу – «Внесу в ваш этот «фонд» кучу золота – векселем, конечно же! – после чего подожду, когда вы его обналичите».

— «Это можно будет сделать когда угодно».

— «Безусловно. Главное, чтобы его обналичивание было признано подтверждением совершившейся сделки» — кажется, моя покладистость насторожила серого жеребца, заставив подозрительно сверкнуть на меня глазами, особенно когда где-то рядом раздался гулкий смешок мужа – «После чего отправлюсь в суд, и сдеру с вас два раза по столько за оказанную услугу в виде прокладки дороги до вашего замка, и обратно. А, пока не забыла – обслуживание этого шоссе на протяжении сотни лет! Дорога, в лесу, среди деревьев и жутких зверей… Представляете, сколько вам это будет стоить? Не то что детям – всем легионерам подгузников накуплю, по три штуки разом!».

— «Ах ты зар-раза!» — подавившись каким-то ругательством, Равикс сердито зыркнул на меня, затем все-таки сухо рассмеялся вслед за негромко ржанувшим Графитом – «Да, вижу, почему принцесса послала к угнонам именно тебя. Дипломат с оружием – жуткое сочетание. Почти как охотник на монстров. Нам тоже приходится быть дипломатами – особенно, если клиент забывает платить».

— «Ага. Неудивительно, если знать, как ты торгуешься».

— «Посмотрим, как ты запоешь, если тебе вновь понадобятся услуги ордена охотников на чудовищ».

— «Эй, я вообще-то вам целую дорогу построила!».

— «Так, угомонитесь» — ответить он не успел, когда нас накрыла знакомая тень подлетевшего сверху мужа, строго оглядевшего нашу парочку, прособачившуюся всю дорогу до замка. Поглядев в сторону протянутого копыта Графита, я заметила, что цепочка светлых проплешин уходит вдаль, к недобро серевшим горам, возле одной из вершин которых я заметила светлую точку, похожую на настоящий маяк в этом северном мире полутонов, получувств и полужизни. Зрение привычно рванулось вперед, и точка превратилась в крошечный замок, похожий на кукольный домик, прилепившийся к вершине горы – «Хватит ругаться. Вон там находится место, где вас помирят».

Что ж, «помирят» — было достаточно оптимистичным словом. Не став пересекать незнакомый горный кряж по воздуху, мы отклонились от протоптанной Легионом дороги, и опустились восточнее, среди скал, где обнаружили неухоженную и опасную на вид, но на деле, довольно удобную тропинку, петлявшую среди острых осколков и скользких камней. Протиснувшись через узкую щель, словно удар кинжала, пронзавшую толщу скал, мы наконец очутились в небольшой горной долине, где вновь поднялись на крыло, решив не испытывать свои ноги на извилистом серпантине, идущем к воротам замка, прилепившегося к боку большого горного пика. Нависая над зазеленевшим перевалом, он был удивительно хорош в свете вечернего солнца, и я не отказала себе в удовольствии сделать пару кругов над этим «диснеевским домиком», любуясь лучами рассветного солнца, красившего его стены в нежно-розовый цвет. Основание замка покоилось на мощном основании из каменных блоков, выраставшем из покрытых соснами скал, а стены, помимо множества затейливых архитектурных элементов, служили пристанищем нескольким башням, заставившим меня рассмеяться при воспоминании о Кантерлоте. Наверное, воспоминаниями об этом городе и его повелительнице руководствовался строивший замок инженер, умудрившийся нарастить одну башню над второй, и прилепить к ее вершине, сбоку, и третью – при виде ее перепозшие на мою спину дети радостно заголосили, будто всю жизнь только и мечтали, как бы оказаться в этом эркере, нависавшем над долиной словно аттракцион смерти для тех, кто до дрожи в коленях боится любой высоты. Казавшаяся почти черной из-за необычного, темно-зеленого цвета, крыша была довольно покатой, и не имела удобных приступочек, водотоков, и прочих обожаемых пернатыми задницами ухищрений, хотя что-то в расположении изящных каменных балконов подсказывало мне, что этим местом пользуются не только лишь земнопони. Вдоволь полюбовавшись на это место, казавшееся каким-то сказочным замком эльфов, перенесшимся в дикие, опасные, и не менее волшебные места, я наконец вняла стонам своего окружения, вслед за мной нарезавшим вдоль замка круги, и пошла на снижение возле главных ворот – так и оставшихся закрытыми.

«Забавно» — только и подумала я, выразительно глядя на Равикса. Соскользнув с мешков, он встряхнулся, и подхватив седельную сумку с пожитками, скользнул в калитку невысокого бастиона, преграждавшего путь к подвесному мосту, перекинутому через глубокий ров, в котором я обнаружила множество самых разных костей – «Судя по тому, что нас никто не встречает, владельцы замка сразу решили показать, в каком ключе будет проходить беседа? «Своеобразно», как иногда говорит Старикан…».

«Странное какое-то место» — поделилась со мной своим мнением Найтингейл. Голос ее, раздавшийся в голове, невольно заставил меня вздрогнуть от неожиданности. Словно включилось радио, молчавшее много лет на стене – «Напоминает мне о орденах моего времени, боровшихся с жуткими существами. «Звездные Стрелы», «Певцы Ночи» — много было их, пусть и немногочисленных, но умелых. А как называются эти?».

«Кажется, «Охотники на чудовищ». Быть может, как-нибудь по-другому» — миновав опускающийся мост, мы миновали двор, представлявший собою настоящую тренировочную площадку, и поднявшись по ступеням извилистой лестницы, прошли через большую прихожую, заваленную чем-то, что я поначалу приняла за груды тряпья. В беспорядке наброшенные на торчавшие из стен крючья, они оказались седельными сумками и разнообразной одежкой — преимущественно остатками тряпичной брони и плащами, часть из которых выглядела так, что проще было бы пустить ее на лоскуты. Казалось, что входившие в эти двери останавливались лишь для того, чтобы сбросить с себя порванную, износившуюся, а иногда и испачканную кровью одежду, повесив на первый попавшийся крюк, и уже налегке пройти в огромный, занимавший несколько этажей зал. Украшенный рядом мощных колонн, он был настолько велик, что в его углу была почти незаметна большая комната-кухня, отделенная от зала настоящими стенами, одна из которых представляла собою очаг – лишенный задней стенки, он вел прямиком в кухню, заставив меня ненадолго задуматься о том, сколько же именно едоков кормилось в этом огромном помещении, и как же они любили пожрать, заставив архитекторов пойти на подобное ухищрение. Посреди всех этих массивных архитектурных элементов изящного с виду замка, внутри него почти потерялся ряд длинных, составленных вместе столов, за которым уже расположились хозяева этого странного места.

— «Ну, вот и долгожданные гости прибыли» — поднимаясь со своего места, спокойно отметил грузный, седой единорог, бросив взгляд на расположившегося напротив грифона – «Заходите, дети, и присоединяйтесь к нам. Добро пожаловать в Шванштейн».

Замок был стар, даже древен, и под облицовкой из розового песчаника пряталось тяжелое каменное нутро, сложенное из едва обработанных, гладких камней. Словно не имея ни времени, ни желания, древние строители озаботились лишь тем, чтобы подобрать похожие по размерам булыжники, из которых сложили внутренние стены, колонны и даже камины, которыми могла похвастаться далеко не каждая комната замка. Особого запустения или разрухи я не отмечала – скорее, общую необжитость, которая отличает дома, из которых часто и надолго уезжают жильцы. Красивый снаружи, внутри он был суров той незатейливой простотой, что издревле отличала жилища мужчин, жеребцов, и прочих представителей сильного пола. Ее печать несли на себе почти все помещения, от оружейной, расположенной в надвратных помещениях главного бастиона, до библиотеки, содержимое которой незатейливо охраняли крепкие решетки, перекрывавшие вход в многочисленные альковы, по самые сводчатые потолки забитые книгами, пылившимися на полках из мореного дуба. Пусть камни были скрыты старой, но еще добротной штукатуркой, росписи на ней уже поблекли, и останавливаясь возле той или иной фрески, я зачастую не сразу могла сообразить, что же именно изображал на них неизвестный художник. Замку явно не хватало кобыльего копыта, что я быстро почувствовала, попав в главную башню, где располагались отведенные нам покои.

— «Оу…» — поморщилась я, глядя на роскошную плесень, бархатистый, зеленоватый ковер которой обнаружился под одеялом большой кровати. Клянусь, я буквально видела, как медленно, дюйм за дюймом, она начала отползать с упавших на нее лучей света, робко пробивавшихся сквозь большое, грязное окно – «Слушай, а может, мы еще где-нибудь устроимся, а? Клянусь, я только что видела, как оно на меня посмотрело!».

— «Это лучшие покои в замке» — не согласился со мною Графит, хотя по морде сконфуженного муженька я видела, что он старался сделать мне какой-то сюрприз. Впрочем, этот сюрприз удался, ведь я была по-настоящему ошарашена открывшимся мне зрелищем – «Это королевские покои, Скраппи, поэтому я настоял, чтобы их выделили именно нам».

— «Но…» — заметив, как опустились плечи супруга, я быстро прикусила свой глупый язык, и постаралась как можно быстрее прикрыть разочаровавшее нас ложе, изо всех сил пытаясь не содрогнуться, когда влажное одеяло скрыло под собою воспрявшее волосатое нечто, вновь разлегшееся в уютной, влажной, гнилой темноте. Похоже, он действительно очень старался сделать хоть что-то так, как хотел, но даже эта мелкая неудача ударила его больнее, чем он пытался мне показать. Сглотнув тяжелый ком, сжавший вдруг мое горло, я беспомощно оглянулась на Грасс, делавшей мне какие-то едва заметные знаки ушами. Перехватив мой взгляд, она нахмурилась, и намекающе постучала себя по виску, после чего указала копытом на густые бороды пыли, свисавшие с подоконника, иронично уставившись на меня.

«Ох. Ну вот же маффин горелый!».

«Ты слишком его балуешь» — хмыкнула внутри меня Найтингейл, когда я догадалась, о чем говорил мне красноречивый взгляд зеленой земнопони – «Может в гувернантки заделаешься? Или в стряпухи?».

— «Это не важно, королевские они, или нет» — пересилив себя, и образно взяв в несуществующий кулак свое вымя, выдавила из себя я, ткнувшись носом в подбородок пригорюнившегося фестрала – «Главное, что мы вместе. Правда? Ты же знаешь, что я готова спать даже на голой земле – только бы рядом с тобой, и детьми».

— «Правда?» — муж наконец-то отвел глаза от окна, и мрачно уставился на меня своими светящимися гляделками – «Я хотел сделать тебе сюрприз, позаботиться о тебе и детях. А оказалось, что не могу позаботиться даже о своей семье».

— «И у тебя удалось!» — поспешно закивала я, стараясь не коситься на Грасс, с отвращением разглядывавшей что-то в большом стенном шкафу, скрытом за деревянными панелями возле одной из кроватей – «А это… ну, что поделать? Все вы, жеребцы, великовозрастные свинтусы. Но я все еще предвкушаю вторую часть твоего сюрприза».

— «Ээээ… Вторую часть?» — тотчас же забегал по сторонам глазами муженек.

— «Ну конечно!» — делано удивилась я, разведя в стороны крылья. Принюхалась, и поспешно прижала их поплотнее к бокам – «Сколько мы друг друга знаем, милый? И пусть тут нет такой большой купели, да и балкон не так чтобы большой, но все равно, я просто вся в предвкушении от грядущего вечера!».

— «А, точно! Ты же у меня такая умница, Скраппс» — наконец сообразил на что ему намекают муженек, вновь заставив меня вспомнить кобылью аксиому про мозг жеребца и желудок котенка. Судя по его заблестевшим глазам, он явно обрадовался случайной оговорке недалекой кобылки, и теперь раздумывал, как бы побыстрее смотаться, и все организовать. Вот уж действительно, наша сила – в нашей слабости, и никаким поборницам «альтернативного размножения» этого у нас не отнять. Поэтому я лишь обрадовано захлопала глазками, и получив свой положенный «кусь за ушко», милостиво отпустила супруга, с топотом умчавшегося по своим неотложным делам.

— «Это было…».

— «Отвратительно. Я знаю» — буркнула я, когда шаги супруга затихли двумя этажами ниже, и прошло какое-то время для того, чтобы мы смогли убедиться, что тому не пришла в голову идея попытаться подслушать, о чем же треплются оставшиеся в покоях кобылы – «Я знаю, что хреновый актер, и в мою игру не поверит даже трехмесячный жеребенок. Но так было нужно, поверь».

— «Манипулировать им?».

— «Нет. Сохранить семейное счастье» — обернувшись, в упор посмотрела на сводную сестру я, заставив удивленно поднять на меня глаза. Поняв, что ни громкой ссоры, ни бурного примирения не предвидиться, дети вновь заскучали, и носились по комнатам башни, с воплями вспрыгивая на кровати, чтобы с веселыми криками ужаса стремглав с них соскочить, когда под полинялыми, влажными, расползающимися покрывалами начиналось недовольное шевеление – «Понимаешь, вся наша жизнь – это борьба за семейное счастье, и если мы не будем бороться за него каждый день, каждый час, то очень быстро превратимся в животных, сходящихся лишь на случку, и для выращивания детей. Думаешь, было бы правильнее сказать ему о том, что все в этих покоях сгнило от недостатка воздуха и переизбытка влаги? Что мы тут подхватим грибковое поражение легких быстрее, чем в туберкулезном бараке? Или что я грязная, устала, и писать хочу так, что уже плещется между ушей?».

— «По крайней мере, это было бы честно».

— «И что же? Эта «честность», добавила бы нам гармонии, спокойствия, и семейного счастья?».

— «Обманывать тех, кто тебе дорог – это путь к счастью?».

— «Не обман, а умение вовремя остановиться» — назидательно буркнула я, вновь поглядев на постели. Сами покои состояли из нескольких комнат с низкими потолками, каменные стены которых скрывались за резными панелями из темного дерева, украшенного прихотливой грифоньей резьбой. Колонны и декоративные элементы из светлого камня были расписаны светлыми, яркими красками, противящихся окружающему их миру полутонов и полутеней. Массивная мебель из черного дерева совершенно не портила ощущение легкости, которое дарили эти покои, и неожиданно для себя, я вдруг ощутила, что мне понравилось это место, с балкона которого открывался приятный вид на пролегающий где-то внизу перевал и бесконечные горы – «Знаешь, без доброты любое дело превращается в нечто страшное, извращенное. Без нее честность становится грубостью, магия – орудием порабощения, смелость – безрассудностью и безалаберностью, и даже щедрость – взяточничеством и кумовством. Поэтому я и не собиралась говорить ему какую-то там «правду», которая выглядит таковой лишь для меня, а для остальных будет просто нытьем. На Графита и так свалилось слишком многое в этом походе, поэтому я хочу стать ему опорой и крепким плечом, а не вечно ноющим секс-станком с кучей хотелок и претензий. И именно поэтому я собираюсь поднапрячься, и к вечеру вычистить этот свинарник, чтобы преподнести вам всем свой маленький, но все же сюрприз».

В ответ, кобыла лишь грустно вздохнула, бесцельно проведя копытом по подоконнику, оставляя светлую полосу, свободную от пыли.

— «Знаешь, я всегда хотела узнать, какая же ты на самом деле» — призналась она – «О ком писали газеты, и рассказывали твои сослуживцы».

— «И как?».

— «Пожалуй, узнала. Когда ты сбросила маску, то стала такой холодной, злобной, жестокой… Ты так легко покупала жизни каких-то существ…».

— «А они так легко меня убивали…» — не удержавшись, горько ляпнула я, заставив зеленую пони резко обернуться.

— «Что?».

— «Этого я не рассказывала. Ни родителям, ни Кег, ни кому-либо еще. Кажется, даже Графиту» — прошлое вновь всплывало, словно туман, вместе с ним переваливаясь через вершину горы, и по склонам спускаясь в долину, словно мутная река вонючего гноя. Оно настигло меня, подобно зловонным испарениям, под ярким утренним солнцем просачиваясь из самой земли. Ледяные струи дождя залили пожар, бушевавший на месте разлетевшегося в клочья бункера, что построила я в своей душе, и теперь, вместо дыма, из земли поднималось что-то мутное и холодное, смешиваясь с надвигающимся туманом – «То, что вы знаете – это ерунда, просто глазурь на свеженьком пончике. На самом деле все было страшнее и хуже. И да, эти ублюдки убили меня. Свернули шею, а потом шинковали ритуальным ножом – после того, как я помогла им. Нашла их в одном месте, откуда они не могли выбраться. Поверила им, на беду. Поэтому да – я назначила цену за их голову. И нет, я не скажу, что будет, если они мне попадутся, даже не проси. Этого не узнает никто, кроме них, когда придет час. Я не хотела, чтобы вы узнали об этом, ведь мы бились за то, чтобы этого не узнал никто из пони. Но молчать дальше просто невозможно – это выбор между тем, чтобы поделиться с тобой частью того, через что я прошла, и просто признанием себя чудовищем лишь потому, что тебе, да и прочим, так легче думать, не зная того, что знаю я. Поэтому раз ты хотела судить – так принимай же материалы дела. Ознакомься с ними. Осуди меня после того, как узнаешь всю правду – по крайней мере, какой она выглядит для меня».

В комнате стало тихо. Свет падал через мутное стекло, рисуя на пыльном ковре замысловатые узоры, миллионами искр зажигая пролетающие мимо пылинки. Одна из них была я, и Грасс, и Графит, и даже Берри и Санни. Все мы были просто искорками в бесконечном круговороте жизни.

— «Как же быстро ты становишься похожей на нее…» — вдруг вздохнула зеленая земнопони. Ее глаза вновь глядели на меня с непонятным мне осуждением, жалостью и тоской, словно на приговоренную к смерти, заставив передернуться от сонма мурашек, бодро рванувшихся по моей спине. Помедлив, она отошла от окна, и твердо направилась в сторону лестницы, на ходу перехватив резвившихся детей, с топотом и визгом носившихся друг за другом в шлейфе из пыли, поднимавшейся от давно не чищенного ковра – «Что ж, если ничего другого не остается, то… Пожалуй, нам стоит заняться делом».

— «Каким делом?» — не понимая, что там еще задумала эта кобыла, я двинулась вслед за ней – «Эй, Триз! Что случилось? Что ты задумала? Куда это ты собралась?».

— «Ну, ты же решила прибраться в этом хлеву, правильно? Значит и я не останусь в стороне от этого начинания» — грустно усмехнулась чему-то сводная сестра, провожая взглядом разыгравшихся жеребят – «Пожалуй, это единственная твоя дельная мысль на сегодня, и уборка займет нас на какое-то время. Ну, и даст мне возможность услышать твою захватывающую историю целиком».

Вот так вот и получилось, что первый свой день в этом замке я провела не за столом переговоров, а крупом к верху, стирая и выбивая, вычищая, отмывая и скобля. Несмотря на пессимистичные заявления Равикса, в замке обнаружились слуги, но при взгляде на пару жилистых, побитых жизнью церберов я быстро сообразила, что тут мне вряд ли что-то обломится – эти вместо помощи могли и сами работой нагрузить. Угрюмые, разочаровавшиеся в жизни и уставшие от нее, грифон и пони мрачными тенями передвигались по замку, попыхивая корявыми трубочками, и молчаливо выполняли всю работу по замку, насколько ее могли выполнить в этом месте два существа. Они заготавливали дрова, таскали воду, кое-как убирались в замке, ухаживали за странными существами, запах которых доносился из-за дверей в один из подвалов, а также стирали и готовили еду на всех, кто приходил или прилетал в этот замок. Если прибавление в постояльцах их и рассердило, то внешне они ничем этого не продемонстрировали, разве что приготовили еще один котел для похлебки, а все остальное попросту проигнорировали, отправившись по своим непонятным делам, предоставив кухню в полное распоряжение моего ободранного воинства, тотчас же закатившего там небольшую пирушку, отъедаясь и отпиваясь после всех перенесенных тягот прошедших недель. Едва-едва увидевшись с нами, охотники на чудовищ дружно свалили куда-то в долину, и не показывались до утра следующего дня, строго предупредив нас оставаться на отведенных нам этажах, поэтому все крыло замка оказалось в нашем полном распоряжении, позволив мне в полной мере насладиться общением с самыми разнообразными формами жизни, какие только можно встретить в давно не меняемом постельном белье. Виденный нами ранее грифон убрался в подвал, откуда не показывал клюва до следующего утра, поэтому мы были предоставлены сами себе, и даже несмотря на удивившее меня отсутствие детальных предостережений, не рисковали высовывать нос из-за тяжелых дверей. Уж слишком свежи были в нашей памяти могилы наших товарищей, оставшиеся на склонах этого перевала.

Вымыв, выскоблив и выкинув все, до чего смогли дотянуться наши копыта, мы остались почти без сил, но к приходу Графита комнаты наших покоев, похожие на настоящий лабиринт, могли бы прийтись по вкусу даже самой изнеженной королевской особе – в противном случае, этой особе была обеспечена увлекательная поездка по лестнице с пятого на первый этаж, на своей собственной заднице, с помойным ведром на голове. Расслаблявшаяся весь день полусотня только и делала, что спала да ела, установив очередность, с которой в расположенные на верхнем этаже покои поднималась очередная пятерка пегасов, приносившая чистую, и уносившая грязную воду в процессе нашей уборки. В кои-то веки я очень спокойно и безучастно смотрела на расслабляющиеся в койках фигуры товарищей, позволив им восстанавливать силы, предаваясь сладостному ничегонеделанию, пока мы с Грасс напрягались, лишь на закате разогнув ноющие от усталости спины.

Я рассказала ей, как и обещала – пусть многое, но не все. Но даже в этом виде это была моя исповедь. Очень сухо и скупо, излагая известные мне факты, я говорила о войне, о насилии, о битвах и лишениях. О страданиях грифонов и пони. О воинственных риттерах и мрачных лесовиках. О холоде, голоде, ранах и добыче, что брали мы у врагов. О безумии гонки по Внутренним землям, и мрачной, кровавой одержимости битв за Грифус. О погибшей разведчице, и безумии короля. О перевертышах, сумасшествии, принцессах и Вендиго. Я старалась не смотреть ей в глаза, пытаясь полностью уйти в домашние хлопоты, и лишь время от времени отвлекалась на то, чтобы выглянуть из окна, провожая глазами какое-нибудь странное, непонятное существо, мелькавшее между деревьев. Посмотреть там было на что, и куда бы ни падал мой взгляд, по всей этой горной долинке кипела своя, опасная и осторожная жизнь, блестевшая острыми шипами на спинах неповоротливых шестилапых созданий, чей взгляд заставлял добычу с криками убегать, волоча подпаленные лапы; путавшаяся в косматой шерсти огромных спригганов, с топотом шествовавших по перевалу, широкими плечами креня большие деревья. Она загадочно мерцала на чешуе змееподобных созданий, вытягивавших тупые, слепые головы, и разевавшие усеянные зубами пасти в ответ на мой настороженный взгляд, падавший на темную реку. И эта жизнь была здесь хозяйкой – не знавшая ни паровозов, ни дорог, ни земледелия и окультуривания земель, она бурлила ключом, первобытной жаждой жизни клокоча в самых ужасных созданиях, которые я могла только вообразить.

Но почему тогда тут я ощущала себя гораздо спокойнее, чем в грифоньих городах и тоннелях? Почему пыталась не встречаться взглядом со сводной сестрой, боясь вновь и вновь увидеть там не порицание, а странную жалость?

Вернувшись, Графит обнаружил вымытые, убранные комнаты с натертыми стеновыми панелями и паркетом, прикрытым выбитыми коврами. Избавленные от паутины потолочные фрески вновь обрели былые краски, а вытряхнутые кровати, покрытые выстираным бельем, так и манили к себе, обещая долгую, спокойную ночь. Увы, для романтического ужина продуктов попросту не было, но их с лихвой заменила бутылка какой-то бурды, нашедшаяся в шкафах этого огромного и пустынного замка, а также корзинка с ягодами, которыми обьелись наши маленькие дьяволята. Получив в свое распоряжение несколько этажей, они излазали крыло замка вдоль и поперек, но уже давно я не видела столько удовольствия, которым светились их перепачканные мордашки. Грасс только копытами разводила, когда я прикладывала к голове упавшего Санни холодный клинок, заставляя плотно прижимать его к набухающей шишке, вместо того, чтобы с криками хвататься за лекарства или срочно требовать персонального врача, и неважно откуда. Может, она и была в чем-то права, но каждый раз, когда упавшие, споткнувшиеся, ударившиеся или подравшиеся дети со слезами бежали жаловаться матери на очередную, огромную как мир, жеребячью обиду, я лишь иронично фыркала, и ласково утешала пострадавшую сторону, выдавая провинившейся энергичное порицание с помощью махового пера. «Да это же просто шишка, Грасс!» — искренне удивлялась я при виде зеленой земнопони, вновь откладывавшей тряпку или совок, и порывающейся бежать за аптечкой – «Знаешь, что делали со мной, когда я, в детстве, падала с самоката, разнося колени до кости? Выдавали живительных звиздюлей, заклеивали раны пластырем, и не выпускали гулять целый день! Поэтому лист подорожника, приклеенный на разбитые колени или подбородок, позволял продержаться с друзьями до вечера – только бы не загнали домой».

— «А ты уверена, что это было детство? А не исправительный интернат для малолетних, и несомненно, очень опасных преступников?» — фыркала в ответ Грасс. Устав как и я, она наконец перестала дергаться от очередного детского крика, с которым мелкие бандиты влетали в очередную свежеотмытую комнату, жалуясь на несправедливую взрослую жизнь, и к возвращению моего мужа отнеслась с завидным облегчением, заставив того с подозрением позыркать на наши взмыленные, всклокоченные фигурки, едва успевшие убрать из комнат свой трудовой инвентарь. Да, это быт, Твайлайт – тот семейный быт, о котором не пишут в умных книгах, который обходят стороной пособия по нахождению общего языка с детьми и супругом. Это тот быт, о котором не упоминают в кобыльих романах, которые периодически обновляются у тебя в самом популярном у жителей городка шкафу. Но знаешь, именно этот быт мы и должны создавать – хоть сами, хоть с помощью слуг, как одна моя знакомая принцесса, уже давно тренирующаяся на домашнем драконе. Жеребцы не способны создать и поддерживать в доме уют, и за редким исключением, он становится либо помойкой, либо жилищем аскета — в этом их слабость, и наша сила. День за днем, год за годом мы не даем им зарасти грязью, в то время как они… Что ж, я могла бы припомнить множество коротких смешных историй про отношения внутри семьи, но не стану – достаточно было и того, что мы провели спокойный, не прерываемый ничем и никем вечер, пусть даже и не соответствующий общепринятым канонам романтичности. Пшеничная каша с остатками ягод; дешевое, пахнущее подвалом и пылью вино, и огромное небо, распахнувшееся над долиной – этого нам оказалось достаточно на краю обжитого мира. «Нам» — это мне, Графиту, Грасс, и многим другим – всем тем, кто под вечер постучался в двери этих покоев. К нам присоединился и Рэйн, приведя на хвосте нескольких своих подопечных, решив поближе познакомить их с будущим объектом присмотра. Последней пришла Кавити, бочком проскользнувшая возле стены, и прятавшаяся за спинами остальных, пока я не дернула бровью в сторону свободной банкетки, где та устроилась, неловко глядя куда-то в сторону. Я не лезла ей в душу, не задавала вопросов, не игнорировала, а просто молчала, понадеявшись, что та сообразит оставить прошлое в прошлом, и негромко разговаривала с остальными, прижатая к боку мужа кожаным черным крылом. Огонь трещал и нещадно чадил, отказываясь выходить через давно не чищенные трубы, поэтому мы широко открыли окна и двери балкона, впуская в комнаты ночь, подсвеченную огнем большого камина, и лениво болтали, глядя на звездное небо, укрывшее замок черно-серебристым шатром. Впервые за эти дни я смогла понемногу расслабиться, хоть и не могла сказать этого об остальных своих товарищах, то и дело косившихся на окна, за которыми шумел сумрачный северных лес. Понемногу напряжение ослабевало, но еще не раз и не два разговор прерывался, когда где-то внизу вдруг скрипело какое-то дерево, задетое пробиравшейся под ним тушей. Понемногу обстановка становилась все более нервной, особенно когда мои дуболомы, не найдя ничего лучшего, принялись делиться друг с другом историями одна страшнее другой, и вскоре напугали друг друга и окружающих настолько, что появление Скрипа вызвало настоящую панику перед тем, как разрядить гнетущую обстановку. Одолев несколько лестниц, бедолага прицокал на шум, совершенно не подозревая, что к перестуку его коготков с испугом прислушивалось сразу несколько пар ушей, и абсолютно не понял, за что едва не отхватил по жирному заду от Рэйна, в то время как взвизгнувшая от неожиданности Кавити, с перепугу, едва не напоролась на собственный нож, когда в проеме появилась гротескно ухмылявшаяся морда скрибба. Он так и не сообразил, отчего поднялся такой переполох, когда по привычке раззявил свой хавальник, куда легко могло уместиться копыто пони, но на всякий случай рванулся ко мне и свернувшись в шар у меня за спиной, негодующе застрекотал. Врочем, это позволило всем немного расслабиться, особенно когда задремавшие было дети проснулись, и с энтузиазмом принялись разворачивать этого лысого ежика, негодующе похрустывавшего что-то из глубины хитинового клубка.

— «Только ты могла притащить себе очередное чудовище» — заявил вернувшийся Рэйн. Проверив что происходит на нижних этажах у дрыхнувших подчиненных, прошляпивших этого муравья, он вернулся, и осторожно потрогал поскрипывающий шар кончиком махового пера, тотчас же отдернув его при виде недовольно дернувшейся ножки. Каждая из восьми ног скрибба плотно охватывала хитиновые пластины панциря, порождая у меня не слишком приятные ассоциации с полотнами Ханса Гигера^[62], хотя жеребята были просто в восторге от этих хрустких штуковин, так похожих на вызывающие у меня оторопь пальцы – «У меня от этого места мурашки по шкуре ползают, и чем дальше на северо-восток – тем более неуютно мне становится. Тут опасность чувствуется буквально каждой шерстинкой в носу!».

— «А мне кажется, тут…» — задумавшись, я попыталась подобрать подходящее слово, походя подхватывая разочарованно захныкавшую дочь. Недовольная тем, что Скрип и не думал разворачиваться, самым возмутительным образом игнорируя ее потуги оторвать одну из его длинных, замечательных лап, она вознамерилась поскандалить, но быстро притихла, прижавшись к материнскому боку, и только недовольно посапывала, отпихивая наглого брата задней ногой – «Не спокойно, а… Даже не знаю, как объяснить. Ощущения такие же, как на поле нормального боя – опасность вокруг, но ты чувствуешь, что сможешь дать отпор тому, что выскочит у тебя на пути».

— «Ага. Особенно вон тем, что шныряют под стенами замка».

— «Они шныряют не у стен, а сотнями футов ниже, по перевалу, и явно не смогут забраться по почти отвесной горе» — хмыкнула я. Да, остальные стали смотреть на меня как-то по-другому – но в чем-то изменилась и я. На первый взгляд незаметно, но эти изменения были, и меня тревожило то, что постепенно меняло меня, изменяя и корежа мое мироощущение – «Но да, я тоже боюсь того, что бродит в этих местах».

— «Как-то не слишком похоже» — тихо пробормотала Кавити. Увидев вопрошающий взгляд Рэйна «Опять нарываешься?», она помотала головой, и стараясь не встречаться со мною глазами, вытянула шею, осторожно выглядывая из-за балконных перил – «Нет, в самом деле. Мы всех учим тому, что если что-то нас пугает, то мы должны либо это устранить, либо просто не связываться, пока не станет слишком сильно докучать. А потом – все равно устранить. Но что, если ни того, ни другого, делать не получается?».

— «Не знаю. Но я уверена, что есть какой-то третий путь. Просто я пока не знаю, какой» — вздохнув, я прижалась к боку Графита, и откатив хитиновый клубок подальше от засыпавших детей, уставилась в дымящий камин – «Эта поездка многое нам показала, на многое открыла глаза, и мы должны найти этот путь – хотя бы для того, чтобы быть готовыми к тому, что может бросить на нас судьба и время».

---

Посиделки затянулись далеко за полночь. Поэтому с утра я проснулась помятой, не выспавшейся, и в отвратительном настроении. Наполовину оглушенная, я вспоминала подробности сна, все больше размывашиеся у меня в голове, и только лениво отбрехивалась от детей и Графита, решивших с утра вынести мне остатки мозгов, и без того взбаломученных скверной ночью. Уложив детей спать, мы оставили засидевшихся товарищей, и уединились в одной из комнат покоев, нырнув в большую кровать, наполненную запахом влаги, грубого щелочного мыла и свежестью горного воздуха, которыми пропиталось полоскавшееся на балконе белье. На этот раз, несмотря на летнюю пору, измученный «приключениями» организм нагло дрых, и никак не хотел возбуждаться в ответ на домогательства мужа, поэтому я с трудом изобразила бурный энтузиазм, и даже немного постонала в подушку, позволив вертеть свою тушку так, как хотелось этому мохнатоухому тирану, под конец, ощущая себя самой настоящей отбивной, попавшей в лапы чересчур энергичного повара-энтузиаста. Попыхтев, постонав, и пару раз огрызнувшись на неумелые, но энергичные попытки разнообразить нашу семейную сексуальную жизнь, я наконец сымитировала бурный оргазм к удовлетворению сопевшего надо мною тирана, после чего, с чувством выполненного долга, завалилась спать, злорадно похихикав над Графитом, оставшимся в одиночку недоумевать, кто тут вообще, по логике вещей, должен был первым отвернуться к стенке и захрапеть. Взамен, я получила ночь, наполненную кошмарами, и поутру выгреблась из постели абсолютно не выспавшейся и злой как собака, мечтая до хруста сжать чесавшиеся копыта на чьей-нибудь шее, случайно попавшейся на пути. Увы, судьбе было угодно посмеяться надо мной, ведь до этой шейки дотянуться я категорически не могла, и как всегда невовремя включившаяся в моей голове Найтингейл решила присоединиться к моему мужу и отпрыскам, добавляя боли в и без того гудевшей голове.

«Не относись к снам бездумно» — наставительно бубнила она в ответ на мои жалобы, в которых я имела глупость упомянуть мучавшие меня кошмары – «Это магия жизни дает нам возможность увидеть тропы, звездами выстроившиеся в небесах. Они ведут нас в будущее, и мудрые могут читать по ним то, что случилось, и только грядет».

— «Ага. Принцесса говорила то же самое» — душераздерающе зевая, я с отвращением посмотрела на образцы последнего слова в личной гигиене, дотянувшиеся до этих мест. Таз, губка, и кувшин холодной воды – и когда я только успела привыкнуть к такому роскошеству, как центральное водоснабжение, появившееся даже в нашем городке? Похоже, что замок сохранил не только обаяние своего времени, но и менее выгодные его особенности, заставляя задуматься, сколько же на самом деле слуг необходимо для того, чтобы сносно жить в эдакой громаде.

 «Вот именно. Ну, и что же ты видела?».

— «Я не знаю… Но я знаю, что ей… нам… грозит опасность. Понимаешь? В этом сне я снова была принцессой — Селестией, наверное — и должна была позаботиться о ком-то очень дорогом мне, но при этом я знала, что мы совершенно не знаем друг друга. Но этому пони грозит опасность, он ходил копытами по тонкой струне, все глубже врезавшейся в копыта, воображая, что у него есть крылья. Представляешь? А внизу – пропасть с кучей острых зубцов, шипов и вращающихся пил. Это было ужасно.

«А второй?».

— «Но как ты…».

«Не важно! Расскажи… Пожалуйста».

— «Это был снова тот пони. Кобылка. Она лежала в операционной, врач что-то там делал в ее животе, а в это время к ним сзади приблизилась какая-то фигура, и включила какой-то прибор. Он загудел, и начал… Начал с чавканьем высасывать из нее что-то. Понимаешь? Доктор не видел происходящего, он пытался ее спасти, но эта машина… Она буквально вырывала из нее внутренности, по кускам, хлюпая и чавкая этим жутким кровавым фаршем, сливавшимся в большую емкость. Она проснулась, и дико кричала через маску, глядя на этот прозрачный контейнер, трясущийся от летевших в него крови и кусков плоти. Она кричала, кричала, кричала…».

«Тссс. Все хорошо» – голос древней фестралки стал необычно спокойным и нежным, если вообще можно вообразить себе нежность, которую может дать вам тонкая и острая рапира – «Это был сон. Пусть не простой, но сон. Не стоит воспринимать его буквально».

«Это было отчаяние. Ужас и отчаяние, понимаешь? Пытавшийся спасти ее врач, не осознающий происходящего; не способная пошевелиться жертва, и эта фигура, которая все начала… Она была похожа на кого-то, кого я знала, но никак не могу понять, кто это был» — открыв глаза, я сообразила, что вышла на лестницу, но не спустившись, уткнулась головой в стену, тотчас же захрустевшую чешуйками шуткатурки, испачкавшей мой лоб – «Кажется, жеребец. Темной масти. Больше ничего не могу понять».

«Значит, есть тайный враг, готовый пойти до конца. Есть жертва, по которой ударят в самый тяжелый момент, когда она будет нуждаться в помощи. И есть глупый помощник, не способный почувствовать опасность. Знаешь, интересный выходит расклад…».

— «Неужели ты в это поверила?».

«А ты нет? Разве у тебя не было снов, которые потом сбывались? Не так, как ты их видела, но все же».

— «Ну, я помню, мне когда-то снились сны, в которых я тоже была принцессой, и убегала из какого-то города, чтобы спасти жителей от превращения в зомби, но не успевала. А потом…».

«А потом ты встретила перевертышей» – закончила за меня Найтингейл.

— «Но ты жа сама сказала, что сны нельзя воспринимать буквально!» — отлепившись от стены, я потерла пылающий лоб, и сердито стукнув копытом по каменным ступеням, поплелась вниз, на звук доносившихся с первого этажа голосов – «Если это все иносказание, то почему…».

«Ох, избавь меня от глупостей, которые с удручающим постоянством выдает твой рот!» — фырнкула древняя язва у меня в голове. Судя по ее напряженному тону, мое утреннее настроение могло передаваться даже тем, кого, технически говоря, попросту не существует. Да уж, впору начинать гордиться, или голову пеплом посыпать – «Как можно быть такой… Такой поверхностной! Глупой! Клянусь, я чувствую, как у меня уши кровоточат после каждого нашего разговора!».

— «Но у тебя же нет ушей…» — не подумав, вякнула я.

«Оххх, как я тебя порой ненавижу!».

— «А я-то как довольна тем, что у меня в голове разговаривают разные голоса! Ты даже представить себе не можешь!».

«И поэтому ты то и дело пытаешься вести себя словно жеребенок?» — фыркнул тот самый голос в моей голове. На этот раз ее тон был более снисходительным, словно у взрослого, терпеливо выслушивавшего глупости, которые вываливает на него ребенок – «Ох, ты просто испуганная маленькая кобылка, то и дело пытающаяся убежать от проблем этого мира в свой маленький, придуманный самой же мирок. Иногда мне тебя становится по-настоящему жаль».

Так, переругиваясь, мы и спустились на первый этаж, и миновав небольшой двор, на котором уже заканчивали зарядку пегасы, шустро шмыгнули в главный корпус, спасаясь от взгляда Рэйна, уже направлявшегося ко мне, чтобы приобщить к общественно полезному делу, способствующему развитию душевных и телесных сил, а также единению любого отряда. Ведь ничто так не сближает, как перенесенные вместе тяготы и лишения, а судя по решительной морде розового кентуриона, этих самых тягот и лишений он собирался обеспечить мне по самые кончики ушей. Так что я лишь энергичнее заработала копытами, и делая вид, что не услышала ни единого слова, бросилась в дверь парадного входа, с разбегу миновав галерею из арок и колонн, распахнула двери главного зала…

— «Что ж, вот и гости пожаловали. Как почивалось, кобылка?» — дружелюбно поинтересовался у меня жеребец, сидевший во главе стола. Рядом с ним расположился виденный мною мельком грифон, по самый кончик клюва закутавшийся в алую, богато расшитую золотом мантию с откинутым на загривок капюшоном, чья белая голова незамедлительно повернулась ко мне, окидывая взглядом круглых, хищных глаз. Еще несколько пони и один грифон разглядывали меня удивительно похожими друг на друга глазами, заставив передернуться от ощущения острых когтей, впивающихся в мою беззащитную спину – «Проходи, присаживайся, и составь нам компанию в этом Замке над Миром».

В этот момент, тот самый мир почему-то завертелся у меня перед глазами.

— «Эй! Присядь-ка» — пол быстро поехал куда-то в сторону, словно выбитый у меня из-под ног, и если бы не крепкие копыта, подхватившие мою заваливавшуюся в сторону тушку, я бы точно грохнулась на холодный каменный пол. Однако Равикс, неслышно подошедший откуда-то сзади, успел подхватить меня, опуская на подвернувшуся рядом скамеечку, стоявшую у стола.

«Да, похоже, я совсем расклеилась. Можно подкрасться, и попросту утащить куда хочешь, словно кулек с овсом».

«Думаешь, дело в этом?».

«Не знаю…» — опустившись на низкую скамеечку возле стола, я ошалело потрясла головой, за что была еще раз вознаграждена полноценным смещением земной оси на триста шестьдесят градусов, заставившим меня ухватиться за стол. Неприятное ощущение понемногу прекратилось, и я смогла убрать копыта от столешницы, которую, в порыве страсти, едва не оторвала от ножек стола. Рот наполнился кислой, голодной слюной – казалось, я уже была готова полностью уронить всякое достоинство посланца принцессы, и вывернуться наизнанку прямо перед обеспокоенно загомонившим народом… Но все очень быстро закончилось. Отдышавшись, я благодарно кивнула единорогу, протянувшему мне какой-то здоровенный, и явно старинный кубок из меди глубокого рыжего цвета, наполненный странным напитком. Вкус его показался мне скорее незапоминающимся, чем приятным, но вскоре голова прояснилась, холодный пот и тошнота довольно быстро прошли, оставив после себя напоминание в виде сосущего ощущения где-то внутри некормленного живота, вдруг решившего заявить о себе в самый неподходящий момент.

— «Полегчало?» — осведомился серый жеребец. В отличие от Равикса, подтянутым телом похвастаться он не мог, однако двигался он быстро и ловко, наравне со своими, более юными протеже. То, что именно он был здесь главным, я поняла достаточно быстро, а движения здоровенных, мускулистых передних ног явно говорили о том, что шутить с ним не стоило ни при каких обстоятельствах, несмотря на все показное дружелюбие и мягкий тон. Дождавшись утвердительного кивка он отставил бокал, и вновь уселся за стол, приглашающе поведя копытом в сторону грифона, закупоривавшего какой-то графин.

При виде знакомой формы посуды, я непроизвольно провела языком по губам.

— «Мы все знаем, кто ты, Скраппи Раг. Поэтому позволь нам представиться: я – Ворлдвайд, справа от тебя стоит Равикс из Угла, с которым вы уже знакомы. Чуть дальше, у окна отирается Ягненок; с другой стороны, на тебя смотрит Эхо – не удивляйся, у него всегда такое дружелюбное выражение морды. А это — Койот».

— «У меня тоже такое, особенно по утрам, когда разбираю доклады за сутки. Поэтому не будем о дружелюбности» — буркнула я, стараясь контролировать собственные глаза, то и дело поворачивающиеся в сторону лютого шрама, обезображивавшего правую часть морды земнопони, и посмотрела на грифона. В моем представлении мантия была тесно связана с монахами, тонзурами и не слишком удобной одеждой, но этот индивид сумел его поколебать – уж больно удобно сидело на нем это облачение, представлявшее собою не просто лишенный застежек плащ, а самое настоящее пальто с длинными рукавами для передних лап, простирающееся до самого пола. Темно-фиолетовая подкладка ее обещала хранить тепло даже в прохладном воздухе северных гор, и выглядела очень стильно, тотчас же напомнив мне о том, как, должно быть, жутко выгляжу я, без самого банального кобыльего макияжа.

«А ведь я напоминала тебе об этом. Но зачем меня слушать, верно?».

— «И, по просьбе Его Высочества, который потребовал представить его последним…».

— «Прекрати, Ворлдвайд. Мы не на научной конференции или официальном приеме, где мой титул имел бы какое-то значение. Уж сколько лет!» — скривился грифон. Его эквестрийский был почти безупречен, и лишь костяное пощелкивание клюва выдавало, что это не родной язык говорившего – «Но если мое incognito было раскрыто, то позвольте представиться – профессор алхимических наук Хаго фон Гриндофт. И да – я имею честь быть сыном своего отца, Килтуса фон Гриндофта, короновавшегося под именем Килтуса фон Гриндофта Третьего. Ну, а теперь, когда вы услышали это от меня лично – я настоятельно прошу это тут же забыть».

— «Понятно…» — нахохлившись, протянула я. Ну почему везде одно и то же? Почему везде, где бы я ни появилась, разговор начинался с попыток на меня надавить? Неужели все официальные переговоры проходят именно так? Или же им всем так хотелось выяснить, где проходит болевая черта у одной пятнистой кобылки?».

— «Боюсь, что нет. Поэтому я объяснюсь» — взглянув на меня, грифон подтянул к себе графин с плотно притертой, обрезиненной пробкой, и с забавным звуком вытащил ее из широкого горла, от души плеснув прозрачную жидкость в бокал – «Несмотря на любовь к конструктивному и уважительному стилю разговора, я не переношу официоза, поэтому настоятельно прошу вас звать меня просто «мастер Хаго», или же «профессор Гриндофт», как зовут меня мои студенты. Узнав о том, что вы собираетесь приехать, я крайне удивился, поэтому решил задержаться в гостях у господ охотников на чудовищ, и лично увидеть ту, о ком столь высоко отзывался мой отец».

— «Эмммм… Хорошо…» — недоброе чувство, разгоравшееся в груди под напором недобрых мыслей зашипело, и почти притухло, оставшись тлеть где-то внутри полыхающим угольком. В это солнечное утро, наполненное тихим пением гор и запахом дикого меда, приносимым порывами холодного горного ветра, мое настроение почему-то скакало, словно кузнечик на маковом поле, и мне пришлось приложить немало усилий, чтобы не начать скандалить, как почему-то потребовала моя непоседливая кобылья натура – «Называйте меня как хотите. Вот только Мясником или Убийцей Короля не пытайтесь – я эти грифоньи фантазии тоже не переношу».

— «Что ж, если высокие переговаривающиеся стороны познакомились и обозначили свои позиции…» — ехидно прокомментировал мое требование грифон в типично профессорской, лекторской манере, лихо осушив свой бокал – «Мы, между прочим, еще кого-нибудь ждем?».

— «Еще не все собрались, мастер Хаго» — покачал головой единорог. Абсолютно седые, его волосы были зачесаны назад, и небрежно разбросаны по плечам, как и у остальных охотников. Интересно, была ли это цеховой традицией, или на самом деле, в этом был какой-то практический смысл? – «А разговор предстоит серьезный».

— «Особенно если двор замка превратился в казарму» — ехидно хмыкнул Ягненок при виде моего семейства, дружно притопавшего со двора. Да уж, при взгляде в его бешеные глаза можно было сказать, что это явно не тот случай, когда имя соответствовало пони – «Если уж они так сильны, что смогли добраться сюда, то явно пережили бы одну-две ночевки снаружи».

— «А я вообще сюда не стремилась» — найдя на ком сорваться, я ответила на вызывающий тон охотника прямым, немигающим взглядом. После той Ночи Кошмаров, что устроили я и Луна всем тем, кто отказался сопровождать Селестию в оперу, сверкание глазами действовало на меня не слишком эффективно, ведь я смогла познакомиться с действительно ужасающим взглядом в исполнении профессионала – «Там, где я была, мне тоже было очень неплохо. Поэтому если здесь мне не рады, то я с удовольствием отправлюсь обратно».

— «Замок – не гостиница».

— «А я – не кобыла на побегушках, чтобы меня поманить крылышком и ожидать, что вот так вот сорвусь сюда, со всех ног!».

— «Спокойнее, дети» — дернул бровью старик. Под его спокойным взглядом мы оба слегка присмирели, углядев что-то сильное и опасное, до поры прятавшееся за узким вертикальным зрачком, словно невидимое присутствие хищного зверя – «Думаю, Ягненку пора заняться похлебкой, а мастер Хаго сможет побеседовать с нашей гостьей наедине».

— «Не хотите взглянуть на лабораторию?» — несмотря на свой пятый десяток и не самую удобную, хотя и торжественную одежду, грифон двигался в ней легко и привычно, явно не лукавя про ученую степень профессора – «Обычно мы никого в подвал не пускаем, но думаю, что там мы сможем поговорить без помех. Вы же не боитесь замкнутых пространств?».

— «Стараюсь в них не попадать» — настороженно откликнулась я, вслед за грифоном выходя в холл, и спускаясь по неприметной винтовой лестнице, обнаружившейся за одной из колонн. К моему удивлению, расположенный достаточно глубоко в скалах под замком, коридор был достаточно широким для того, чтобы я могла расправить в нем крылья, но увы, все помещения, к которым он вел, были наглухо перекрыты солидной толщины дверьми, любую из которых я бы не постеснялась поставить вместо ворот. Повозившись с замком в одно из помещений, мы попали в самую настоящую кузницу – или лучше было бы назвать это место кузнечным цехом, ведь кроме большущего горна и наковальни, вдоль стен расположились самые загадочные устройства, при виде которых расплакался бы от умиления даже видавший виды поклонник стимпанка^[63]. Сам горн, как оказалось, был по совместительству еще и небольшой паровой машиной, через систему расположенных на стенах валов и зубчатых передач вращавшей и крутившей самые разнообразные устройства. Тут был и здоровенный паровой молот, и паровые валки самого разного диаметра и размера, не говоря уже о совсем загадочных устройствах, каждое из которых шипело, жужжало и посвистывало, выпуская струйки белого пара. Печь-горн была уже раскочегарена и гудела, добела раскаляя длинную и узкую ванну, в которой почти не двигалась, а только едва заметно подрагивала какая-то жидкость, издалека напоминавшая ртуть.

Вот только я не была уверена, что при любом движении ртуть могла играть всеми цветами радуги одновременно.

— «Добро пожаловать в лабораторию Шванштейн, или, как его раньше называли, Замка над Миром» — с известным пафосом произнес грифон. Двинув ухом в сторону коридора, я покосилась на дверь, которую предусмотрительно оставила открытой, и заметив розовую шевелюру Рэйна, уже уверенней шагнула внутрь этого загадочного помещения. Что-то внутри меня шелохнулось, услышав это название, но я была слишком занята, разглядывая такие интересные и чего греха таить, выглядевшие ужасно стильными приборы, усеянные трубками, заклепками, и какими-то движущимися частями. Для чего была предназначена система трубочек и клапанов я, с трудом, но могла себе хотя бы представить, но вот зачем к ним было присобачивать забавные шарики, под действием пара крутившиеся на тоненьких штангах не хуже иного пропеллера, понять так и не смогла^[64]. Зато успела потрогать и кажется, даже что-то сломать – по крайней мере, после того, как я убрала копыто от возмущенно зашипевшего механизма, работал он уже не так бодро, как раньше – «Это место, где ковались одни из самых необычных мечей земель грифонов и пони. А вскоре ему предстоит стать местом, где появится самое необычное оружие и броня, которые вновь перевернут представление живущих о бое… И, должен заметить, не в первый раз на этом веку».

— «Правда? Тогда почему же я здесь?» — помолчав, нейтральным тоном осведомилась я, на всякий случай, становясь спиною к двери, чтобы в любой миг броситься назад, и выскочить из нее, если кому-то придет в голову, что глаза или сердце одной надоедливой кобылки – это именно тот ингридиент, которого только и не хватало какому-нибудь чудо-оружию – «По логике вещей, меня должны держать как можно дальше от этого места, а не хвастаться, что вскоре изобретут жуткую штуку, которая уничтожит весь мир».

— «Потому что я смею считать, что не глуп, и всегда слушал отца» — коварно усмехнулся фон Гриндофт. Скинув мантию, он остался в нательной рубахе, и облачившись в тяжелую робу, принялся помешивать в ванне здоровенным железным прутом – «И речь не о моей ученой степени, или уважении, заработанном годами учебы и кропотливых трудов. Дело в том, что я считаю себя ученым, поэтому верю в свободу мыслей и идей. Что они должны расходиться как можно шире, проникая в головы самых разных существ. И что знания, сосредоточенные в одних копытах или лапах, принесут гораздо больше вреда, чем если бы они были доступны всем, кто способен их воспринять. Ведь тогда на каждую силу можно найти противодействие… Если вы понимаете, о чем я говорю».

— «Эммм… Не совсем» — конечно же, я лукавила. Даже такая тупая кобыла как я догадалась, о чем намекнул мне этот грифон. Как и о том, что ждало меня в случае отказа – достаточно было посмотреть на железный прут, который профессор отложил на бортик купели.

«И снова печь. Снова пытки» — тоскливо подумала я. Во рту вновь появился кислый привкус, когда мой взгляд пробежался по инструментам, разбросанным по полкам и столам – «Снова гореть, срывая горло криком боли и непрекращающегося страдания. Что же принесли мы в этот мир?».

«Никогда! Слышишь?» - зло прошипел голос Найтингейл у меня в голове – «Ни за что не позволю сделать с нами такое! Готовься!».

— «Что ж, объясню подробнее» — как ни в чем не бывало повернулся ко мне фон Гриндофт. Он словно и не заметил того, что я уже стою у дверей, вооружившись так удобно лежавшими рядом клещами, опрометчиво оставленными кем-то у косяка – «Сила, какой бы она ни была, не должна оставаться секретом кого-то одного. Пони освоили магию в чистом виде – грифоны изобрели алхимию, в то время как жители южного континента вовсю практикуют обрядовую магию, как и прочие лишенные рога существа нашего мира. Но представьте себе, как было бы тяжело кому-то из них, если бы какой-нибудь вид лишился возможности творить, воздействуя на мир с помощью заимствованных сил? Поэтому я, как грифон разумный, готов поделиться с вами тем секретом, который изменит оружие, которым мы сражались тысячи лет».

— «Правда?» — прохрипела я пересохшим ртом. странно, что этот ученый не собирался набрасываться на меня, и вытягивать живьем из меня потроха. Вместо этого, он нацепил на голову гогглы, и сдвинув их на лоб, недоуменно покосился на клещи, зажатые у меня под копытом, словно увидев их в первый раз – «И что же взамен?».

«Ох, а что если Графит был прав? Клянусь, если выберусь отсюда – тотчас же отправлюсь в декрет!».

«Хмммм… Неожиданное заявление. А ты уверена в том, что…».

«Не знаю! Но мне почему-то пришло это на ум!».

«Как вовремя!».

— «Взамен, я хотел бы узнать, что же именно было использовано против Грифуса в этой войне» — с охотой откликнулся фон Гриндофт – «Только пожалуйста, без вранья. Я не спорю, заявление ваших соотечественников о том, что в этом совершенно не замешаны драконы было сделано настолько серьезным тоном, что ему не поверил никто, и даже мой отец посчитал, что именно драконы и были тем секретным оружием, что сокрушило неприступные стены горы. Но мы то с вами знаем правду, не так ли?».

— «Я тоже, абсолютно и на сто процентов уверена, что в этом нисколько, ни на капельку не замешаны драконы» — как можно честнее ответила я, стараясь дышать ровнее, и не слишком тревожить своим растрепанным видом Рэйна, озабоченно таращившегося на меня из-за двери – «Разве можно поверить в то, что мы могли бы уговорить огромных, способных плеваться огнем существ, сражаться в наших рядах?».

— «Я тоже в это не верю» — ответом мне был хитрый, «профессорский» прищур, заставивший меня заволноваться еще сильнее, ощущая себя глупой блондинкой, пропустившей все лекции, и пытающейся убедить седого профессора поставить свою закорючку в зачет – «Ведь именно я изобрел все те замечательные алхимические вещества, действие которых было столь красноречиво продемонстрировано во время штурма нашей столицы. И надеюсь, что вы оцените мою сдержанность, с которой я не принялся переубеждать нашего нового короля не искать во всем этом драконий след, чем вот уже несколько месяцев так увлеченно занимается Ландтааг, цапаясь по поводу и без повода с Его Величеством, правда?».

«Ох!».

«Вот так. Никогда не думай, что ты умнее всех, и тщательно хорони все концы».

— «Нет, я не спорю, что все было проделано очень профессионально» — не обращая внимания на затянувшуюся паузу, грифон продолжил заниматься своим делом. Взяв в лапы большую стальную ложку, он принялся водить ею по поверхности жидкого металла, и с каждым проходом поверхность его меняла свой цвет, из зеркальной превращаясь сначала в желтую, затем в ярко оранжевую, постепенно наполняясь густой синевой. Я заметила, что делалось это неравномерно, кусками, в одному только профессору известном порядке, отчего жидкость в емкости заиграла всеми красками радуги – «Эквестрийцы громко кричат про драконов; сталлионградцы молчат, словно древние мумии Зебрики и Камелу, а сам архитектор этой победы держится в тени. Хотя многие ожидали громких награждений, появление нового генерала, его торжественный выход в свет… Вы мне не поможете?».

Вздрогнув, я уставилась на ванну, куда грифон опустил оказавшиеся у него в лапах клещи, после чего медленно, словно во сне, подошла, неловко берясь за инструмент, волочившийся за мной по каменному полу.

— «Благодарю. Так вот, все ожидали именно этого… А в результате – тишина. Эквестрийские полководцы надувают щеки, благородное риттерство сходится в дуэлях за право называться первым, кто вошел в многострадальный город, но любые вопросы о том, что же на самом деле произошло в эту ночь, остаются без ответа. И это очень многое может рассказать умному существу».

— «Это может говорить только о том, что ответов просту нет!» — выпалила я. Нащупав клещами на дне ванны что-то твердое, продолговатое, я потянула инструмент на себя… И изумленно ругнулась, едва не упустив оказавшуюся жутко тяжелой деталь. Чем выше мы поднимали лежащий на дне купели предмет, тем меньше жидкости в ней становилось. Казалось, она тянулась за ним, словно резина, обволакивая прихваченную щипцами заготовку – «Мать твою под хвост! Там что, камни что ли?».

— «Узнаем. Процесс делания не терпит суеты» — ухмыльнулся фон Гриндофт, назидательно подняв палец, укрытый плотной перчаткой со стальными напальчниками, и медленно потянул инструмент на себя – «Так вот, именно это молчание, а также отсутствие любой информации, яснее ясного говорит нам о том, что все происходящее делалось кем-то, с полного благоволения эквестрийских принцесс. Причем они сами в этом участия не принимали. Так какой же можно сделать из этого вывод?».

— «Эквестрийская Гвардия и командор Вайт Шилд…».

— «Эквестийская Гвардия и ее командор – просто ширма для непосвященных. А сами принцессы не сильно скрывают свои намерения, если решают вмешаться лично, или же через своих доверенных пони» — отмахнулся от моего робкого возражения грифон. Напрягаясь и сопя, мы наконец вытащили из ванны странный, тяжелый предмет, и потащили его к большому стеклянному баку, снабженному кругым отверстием с тяжелой, латунно-резиновой пробкой – «Вспомните, как всего несколько лет назад появилась Кристальная Империя. Одна ученица принцессы Селестии, ее команда из шести эквестрийских героинь – и злой тиран повержен меньше, чем за месяц. И все это – при полной поддержке правительниц, которым чем-то не угодил мелкий царек одного из племен пони, затерянного в холодных горных долинах северо-востока».

— «А здесь война растянулась почти на полгода. Так что не сходится, уважаемый – это говорит лишь о том, что над победой трудилась вся страна».

— «Разве? А если хорошенько подумать?» — запихнув с моей помощью заготовку в стеклянный бачок, грифон плотно зафиксировал пробку, после чего принялся открывать какие-то клапана, наполнив емкость разноцветным паром. Признаюсь, его лекторская привычка вести разговор как колоквиум или доклад начинала меня раздражать – «Вся страна трудилась так, что не осталось ни единого документа, ни единого упоминания, ни одной стенограммы с участием тех, кто, по вашим словам, и был создателем вашей победы? Каждый раз совещания, посвященные очередному этапу военной кампании пони, начинались словами командора «Поступило предложение», или «Нам было предложено» — кем? Кто был тот или та, кто предлагал такие странные идеи, при этом ни разу не удостоившись ни упоминания в документах, ни почестей, ни наград?».

Я молчала, глядя на разноцветные клубы пара, с шипением нагнетавшиеся в стеклянную емкость. Стрелка манометра тряслась и дрожала, медленно поднимаясь к середине шкалы. Что будет, когда давление наполняющего ее вещества станет чрезмерным? И что будет с нами?

— «Наверное, только тот, у кого была для этого причина. Для кого происходящее было личным, очень личным делом. Не так ли?» — не переставая говорить, профессор вместе со мною смотрел на дрожащую стрелку, вплотную подбиравшуюся к алой черте на шкале. Где-то рядом отстукивал время запущенный Хаго хронометр, зловеще посверкивавший из-под приоткрытой крышки массивной шкатулки – «Кого принцессы не стали, или не решились контролировать, и фигурально выражаясь, спустили с поводка, предоставив полную свободу действия. И кто же это мог быть?».

Я вздрогнула, когда хронометр громко звякнул, и одновременно с этим неприятным, резким звуком стеклянная емкость задрожала, наполнив подвал басовитым гулом. Каучуковые прокладки стискивавших ее латунных обручей превратились в тонкие, не толще волоса, линии, стиснутые между металлом и расширяющимся стеклом, в то время как клубы разноцветного газа внутри емкости внезапно исчезли, осев сверкающей пленкой на знакомой формы, крестообразном предмете. Казалось, еще немного, и раздувающаяся банка непременно лопнет – но внимательно следивший за своими приборами профессор был наготове, и дождавшись момента, сразу же дернул какой-то рычаг, с оглушающим свистом выпустив содержимое емкости в воздух.

— «Кажется, готово» — торгашеским жестом потер лапы фон Гриндофт, вновь берясь за инструмент. На этот раз он использовал щипцы с мягкими щечками, и покряхтывая, вытащил заготовку меча из стеклянной колбы, вернувшейся к своим привычным размерам. Я не была уверена в том, что стекло способно менять свою форму за столь короткое время, но даже если это было и так, то вряд ли было более удивительным, чем большая заготовка меча, лежащая перед нами на обтянутой тканью столе – «Ну, как вам?».

— «Красиво» — не стала скрывать я, разглядывая странную штуку. Напоминая полуторный меч только формой, она целиком состояла из крошечных разноцветных кристаллов безупречной кубической и прямоугольной формы, растущих во всех направлениях, и в то же время, сохраняющих между собой идеальный угол в девяносто градусов. Каждый из них переливался и сиял, словно новогодняя игрушка, и даже тусклый свет неярких, расположенных на потолке ламп заставлял заготовку сверкать не хуже праздничной елки – «Но не практично. Как его за эти узоры держать?».

— «О, это всего лишь заготовка» — удовлетворенно ответил грифон, сбрасывая рабочую робу, и вновь облачаясь в богатую, алую с золотом, мантию – «Я все же решил довести ее до конца. Теперь ей нужно остыть, и после этого можно будет приступать к обработке. Но это уже будет долгая, кропотливая работа оружейника и ювелира. Надеюсь, со временем это произойдет. Хорошего меча из нее не получится».

— «Разве? Я бы повесила что-то похожее в дом, над камином».

— «Вот именно. А меч для охотников на чудовищ изготавливается индивидуально. Вот, тут даже есть небольшой станок для примерки. Испробуем?».

— «Похож чем-то на пыточный» — буркнула я, покосившись на странное устройство, похожее на дохлую водомерку, или карикатурный экзоскелет. Состоявшее из множества скрепленных между собою увесистых чугунных линеек, оно казалось какой-то пародией на устройство для бертильонажа^[65], и не понравился даже Рэйну, наконец прекратившему прятаться за косяком приоткрытой двери. Обозрев комнату и грифона, протягивающего мне этот набор металлолома, крепившийся на теле подопытного, он намекаще хмыкнул, и с неприятным уху скрипом провел сабатоном по полу – «И для чего оно?».

— «Для определения размеров, конечно же» — поколебавшись, я все же позволила нацепить на себя эту металлическую тряхомундию. Несмотря на увесистые линейки из черного чугуна, испещренные непонятными символами, эта штука не сильно стесняла движения, заставив меня задуматься, кем же именно были сделаны экзопротезы, валявшиеся в моем багаже – «Так… А теперь возьмите вот это… И встаньте вот так...».

— «Ага. А теперь завинтим гайки на соединениях – и получится отличный памятник в полный рост» — фыркнула я, пытаясь изобразить указанную мне позу, показавшуюся пафосной и глупой. Я не совсем понимала, чего добивался этот грифон, ведь испытывать ко мне какие-либо теплые чувства мог только тот, кто меня совершенно не знает – или кто-то, кто знал меня достаточно хорошо, но назвавшийся сыном моего друга, фон Гриндофт не входил ни в одну из этих категорий – «Ну, хорошо. А вы сами умеете управляться с мечом или саблей? Нет, я не хвалюсь – просто хотела бы взять пару уроков у кого-нибудь, кто умеет делать это профессионально».

«Грубовато. Ты попыталась польстить, или наоборот – оскорбить? Твои слова можно толковать как угодно».

«Эй! Ты вообще на чьей стороне?».

«На стороне разума, детка» — фыркнула Найтингейл, когда я, следуя просьбам записывавшего какие-то измерения профессора, то застывала в казавшихся довольно нелепыми позах, то медленно двигалась, имитируя взмахи мечом — «Этому грифону от тебя что-то нужно, но что бы он ни предложил – не вздумай говорить ему правду. Или же объяснять принцип действия тех автоматонов».

«Еще бы!» — наконец, наигравшись, пернатый экспериментатор угомонился, и отчего-то задумавшись, уставился на свои закорючки. Затем взглянул на меня, и снова принялся перепроверять свои записи, вызвав у нас с Рэйном серию недоумевающий взглядов. Розовогривый пегас даже покрутил копытом у виска, намекая на то, что клювастый дядя с определенным приветом – как и большая часть тех, кто мог похвастаться высшим образованием. Наконец, грифон успокоился, и вновь задумчиво уставился на меня, пока Рэйн освобождал меня от этого адского устройства – клянусь, Твайлайт, оно заставляло меня ощущать себя планом разделки для туш в мясном отделе универмага!

И не вздумай спрашивать меня, что это такое.

— «Вы хотели поделиться со мною каким-то секретом, профессор Гриндофт?» — когда пауза затянулась уже неприлично надолго, поинтересовалась я, своим вопросом заставив вздрогнуть грифона. Засунув в карман своего одеяния так взволновавший его блокнот, он поманил меня за собой, и быстрым шагом вышел из комнаты, недовольно покосившись на Рэйна. Далеко идти нам не пришлось — мы попросту пересекли коридор, и зашли в комнату напротив лаборатории, хотя попали туда и не сразу, ведь перед ней грифон чуть замешкался, и прикрыв свои лапы длинными рукавами мантии, что-то сделал с замком. Раздался негромкий щелчок, и дверь с солидной энерцией отворилась, на мгновение продемонстрировав нам стальное нутро.

— «И кому понадобилось делать дверь из стальной пластины толщиною с копыто?».

— «Кому-то, кто решил запрятать тут настоящую сокровищницу!» — восхищенно выдохнул Рэйн, вслед за мной проходя в небольшое помещение с низким потолком. Стены его были оставлены в неприкосновенности, блестя сколами первозданной скалы, в которую кто-то запасливый вбил множество крючков, на которых, словно на полках, покоились десятки мечей – «Вот это да!».

— «Надеюсь, юная мисс, что вы можете поручиться за вашего друга» — каким-то неприятно-нейтральным тоном сообщил мне профессор, искоса глядя на розового пегаса. Забыв обо всем, тот перебегал от стены к стене, разглядывая развешанные на ней образцы длинных и полуторных мечей, половина которых блестела, словно отрезки серебряных молний. Некоторые, расположенные ближе ко входу, были еще не закончены – на них отсутствовала рукоять, а сами они больше напоминали ту заготовку, которую мы оставили в лаборатории, отличаясь от нее лишь наличием очищенных от кристаллов, и вчерне заточенных лезвий. Похоже, это был арсенал старого замка, но почему мне решили его показать? – «Боюсь, что непосвященным сюда путь заказан, а зная хозяев замка, могу с полной ответственностью сказать, что последствия могут быть крайне неприятными».

— «Я доверяю ему свою жизнь» — дернула плечами я, без особенного душевного волнения глядя на эту выставку смертоубийственных предметов. Наверное, год назад я бы уже хватала, срывая со стен, один меч за другим, приноравливаясь к их размеру и весу, но теперь… Что-то сгорело внутри. Что-то выгорело, и теперь для меня это были всего-лишь высококчественные инструменты. Полезные, но не мои, пусть даже и обладающие спрятанной внутри магией, похожей на клубки сероватых помех, похожих на изломанные, кривившиеся линии – «Рэйн! Чего-то интересное увидел?».

— «Интересное?! Да это же сокровищница жуткой Трехногой!» — восторженно выдохнул пегас, не заметив, как вздрогнула я от упоминания о древнем чудовище, которым пугали многие поколения жеребят – «Ты погляди – это ведь чистейший карберрит!».

— «Очень хорошо, очень. Но не совсем точно. На самом деле, это сплав, не имеющий пока названия, и известный лишь посвященным» — хмыкнул профессор. Похоже, знания моего товарища произвели на него благоприятное впечатление, заставив посмотреть на мечущегося по комнате жеребца словно на двоечника, неожиданно оттарабанившего сложнейший урок – «Я называю его карберрополеинтерманит. Но совершенно верно – в его основе лежит карберрит. Не хвалясь, скажу, что это вещество создать под силу лишь виртуозным алхимикам, грандмастерам своего дела, пересчитать которых можно когтями нескольких лап».

— «Я уже перестала что-либо понимать» — вздохнула я, глядя на множество мечей и заготовок. Все они были красивы, на каждый были нанесены руны, и кажется, каждый из них, понемногу, модернизировался, если это слово можно было применить к такой незамысловатой вещи, как меч. Но факт оставался фактом – часть мечей уже обзавелась драгоценными камнями, врезанными в рукоять, а часть ожидала своей очереди, красуясь отверстиями самой разнообразной формы, подготовленными под самоцветы – «Кажется, их было решено украсить?».

— «Улучшить. И это именно то, что я хотел бы вам показать».

— «Ясно. Но про то, что случилось под Грифусом, я вам не скажу» — поняв, что неприятный разговор все-таки состоится, я вздохнула, и внимательно поглядела на стоявшего напротив грифона. Как ни странно, в наполненной оружием комнате я чувствовала себя гораздо спокойнее, чем в соседней лаборатории, наполненной пугающей меня до судорог машинерией, среди которой была ужасная, гудящая печь.

«Как же они тебя напугали, глупышка… Но не бойся. Теперь я с тобой».

«Спасибо» — слабо улыбнулась я, когда мне показалось, что от такого простого слова мой внутренний голос расцвел. Как же мало иногда нужно для нас, чтобы почувствовать себя лучше – «Так вот, мастер Хаго, поверьте – вам лучше этого не знать. Да, вы ученый, вы сын короля, но поверьте, я поклялась в том, что ни одна живая душа не узнает об этом. То, что устроило «большой бум» в Грифусе, уже уничтожено, и я не хочу, чтобы эти вещи вновь попали в копыта кому-либо из ныне живущих народов. Ведь вы были правы – единоличное владение силой приводит к тому, что ее начинают применять для запугивания. Но раздать ее всем… Поверьте, это не самое лучшее решение. Возможно, даже худшее из всех. «Доктрина сдерживания», когда оружие становится настолько сильным, что война приведет к взаимному уничтожению, просто не действует, и даже мой народ, все десять тысяч лет своего существования воевавший сам с собой, не смог остановиться, и все-таки его применил, уничтожив почти всю разумную жизнь в этом мире, встав на грань исчезновения. Поэтому нет – я не совершу такой ошибки, и не дам враждующим странам оружие массового уничтожения в наивной и нелепой надежде на то, что они прям вот так вот испугаются, и решат закончить все миром!».

— «А о каком же народе идет речь?» — тотчас же уцепился за брошенные мною слова грифон, заставив меня поморщиться от мысли о глупой и недалекой кобылке, вовсю молотившей своим языком без участия головы – «Насколько мне известно, история не знает подобных примеров».

— «Зато их знают принцессы. А может быть, знал и ваш Хрурт» — нашлась я, почувствовав облегчение от пришедшего в голову решения спихнуть все на загадочных и непостижимых аликорнов, чей возраст терялся в веках – «Да, я испытала ваше изобретение, если доверять в этом вашим словам, и хотела бы узнать – вы и в самом деле хотите, чтобы все войны выглядели вот так?».

— «Боюсь, теперь они будут выглядеть вот так» — пожал плечами птицелев, неодобрительно щелкнув клювом в сторону Рэйна, уже протянувшего загребущиеся копыта к одному из мечей. Услышав столь явный намек, тот быстро спрятал ноги за спину, и сделал вид, что просто проходил мимо, и ничего такого не имел в виду – «Родившуюся научную мысль нельзя спрятать, нельзя подавить, нельзя загнать обратно в породившую ее голову. Поэтому все, что было придумано, рано или поздно будет изобретено и использовано. Это один из постулатов теории познания».

— «Замечательно. Поэтому я собираюсь делать так, чтобы это изобретение оставалось неизобретенным как можно дольше» — вздохнула я, отмахиваясь от неодобрительного шипения голоса у меня в голове. Да, я выдала эту тайну, и наверное, умное существо, к которым причислял себя и этот ученый, многое могло бы почерпнуть из моих слов. Но даже будучи послом, я оставалась им лишь по названию, и не умела хитрить, поэтому решила бросить попытки обмануть того, кто был гораздо умнее меня – даже если он и не был тем, за кого себя выдавал – «И я надеюсь, что вы поступите так же с тем, что изобрели лично вы. Хотя бы для того, чтобы через десяток лет не рвать на себе перья, и не кричать, что не хотели ничего дурного, и все должно было выйти абсолютно не так».

— «А что, если я поступлю совсем по-другому?» — прищурился на меня грифон. Кажется, я не обманулась на его счет, и в этих круглых птичьих глазах мне почудился разум гораздо мощнее чем тот, что влачил существование в моей черепушке. Даже Найтингейл притихла, ожидая, что скажет этот совсем не простой ученый, возможно, говорящий за своего короля – «Ну, например, из спортивного, как говорят пони, интереса? Или же, что будет более точным и правильным, «для чистоты эксперимента», как принято говорить среди образованных существ?».

— «Тогда я буду утешать себя мыслью о том, что не я развязала новую гонку вооружений. И моя совесть будет чиста» — фыркнула я. Вот, что значило быть дипломатом. Вот, что значили переговоры, Твайлайт. Это угрозы, шантаж, манипуляции словами и разумом оппонента. Возможность заставить его принимать нужные тебе решения, возможность вкладывать в его голову нужные тебе мысли. Биться в бескровных, но оттого не менее напряженных дуэлях разума, риторики, выдержки и уверенности в собственных силах. В силах тех, кого ты защищаешь. И именно поэтому я совершенно не годилась на данную роль. Резко отвернувшись, я медленно пошла вдоль одной из стен, успокоения ради разглядывая укрытые мешковиной мечи, расположившиеся на вбитых в камень крючьях – тусклые и сверкающие, похожие на жидкую ртуть, и покрытые волнообразными разводами серого цвета, все они были разными, и не было ни одного, похожего на другого. Со скошенной крестовиной, совсем без гарды, и даже со сложной корзиной на рукояти, удержать которую мог лишь грифон, они казались довольно старыми, и многие были покрыты едва заметным налетом не пыли, но тонкого праха, в который превращалась с годами грубая ткань. Кажется, эти мечи пережили своих владельцев, а может, и попросту были отброшены — богини знают зачем и почему. Может, ковавший или затачивавший кузнец их ошибся, а может, и вправду подгонялись они под владельца в индивидуальном порядке – все это знали лишь пользовавшиеся ими охотники, и мастера. Медленно двигаясь вдоль стены, я все глубже погружалась в размышления, пока, наконец, не очнулась, услышав голос грифона, раз за разом повторявший какой-то вопрос…

И кажется, обращался он именно ко мне.

— «Как интересно… И что же вы ощущаете, юная мисс?» — подняв глаза, я обнаружила, что бессмысленно таращусь на уставившихся на меня грифона и пони, держа на полуразвернутом крыле какую-то заготовку меча. Кажется, я вновь глубоко задумалась, и даже не осознавая, для чего-то цапнула эту покрытую кристаллами железяку, плотно обернутую мешковиной, и засунутую за приземистый, низкий сундук, на котором расположились подготовленные к переделке клинки.

— «Ээээ… Ничего?» — пожав плечами, я ухватила тяжелую, неудобную, испещренную крошечными кубиками кристаллов заготовку оружия, и под внимательным взглядом фон Гриндофта крутанула ее, приноравливаясь к весу и балансировке. Увы, их не было, и я равнодушно опустила заготовку, под внимательным взглядом грифона выполнив несколько выпадов и ударов – грубых и безыскусных, но тех, что использовала в настоящем бою. Моих собственных, а не ужимок, что заставлял меня исполнять этот алхимик, а по совместительству, еще и оружейник-энтузиаст – «Это же заготовка, верно? Баланса пока никакого, вес тоже слишком велик».

— «Но почему вы притронулись именно к ней, юная леди?».

— «Ну… Да не знаю!» — вынужденно рассмеялась я, впрочем, быстро притухнув под какими-то задумчивыми взглядами профессора, и стоявшего рядом пегаса – «Наверное, понравился цвет. Всегда любила темно-бардовый».

— «И почему же?».

— «Не знаю. Он кажется… Надежным. Цельным. Настоящим. Лепесток розы, и кипящая венозно-артериальная кровь. Возьмите любое это слово, и оно окажется недостаточно точным, чтобы по-настоящему описать глубокий бардовый цвет».

— «Как интересно…» — наконец, вздохнул профессор. Кажется, не только я имела привычку надолго задумываться, игнорируя окружающих, даже если они при этом мнутся позади, и крутят копытом у виска, строя забавные рожи, как это вновь сделал Рэйн – «Вы знаете, я сам создал этот меч лет десять назад. По наитию. Бывают такие дни, когда вино само льется в глотку, и хочется сложить крылья, бросаясь в огромную пропасть, чтобы разбившись, не чувствовать больше того беспокойства, что поселилось в груди. Я напился, чего никогда бы не сделал перед работой – и закрылся в лаборатории на несколько дней. Я обезумел, и ел лишь сырое мясо, разрывая его на куски, которые запивал самым дешевым вином, в перерывах между безумными ударами по наковальне. Я набрасывался на карберрит как на врага, выколачивая из него и себя ярость и боль, и клянусь, вместо искр вокруг брызгало кровью! После чего появилось… Вот это».

— «И почему же заготовка так и осталась заготовкой?».

— «Потому что она никому не подошла. По крайней мере, до этого дня».

— «Что ж, понимаю. Надеюсь, новому владельцу она придется по душе» — вздохнув, я вновь набросила дерюгу на будущий меч, сверкнувший мне на прощание красиво блестящими кристаллами серо-бардового цвета – «И сразу хочу попросить прощения за то, что взяла ее без вашего ведома. Видимо, глубоко задумалась, и не контролировала себя в этот момент. Я ведь та еще клептоманка».

— «Безусловно» — ухмыльнулся грифон. Было не слишком понятно, что именно он имел в виду этим словом, и на всякий случай, я решила было обидеться, но быстро вспомнила про ждущий нас завтрак. Ссориться с одним из тех, кто был дружен с гостями этого места, было бы самым глупым из всех поступков, что могла бы я совершить – а в вопросах еды я старалась не делать особенных глупостей, особенно после полугодичной бескормицы Севера. Поэтому упрятав свою гордость подальше под хвост, я решила заканчивать этот беспокоящий меня разговор, ведь Рэйн уже недвусмысленно начал приглядываться, какой из мечей ухватить, по моему примеру сославшись на поразившую вдруг задумчивость – «Между прочим, вы хоть знаете, сколько стоит каждое из этих произведений Высокого искусства, юный пегас?».

Ну вот, что я говорила?

— «Слышал. Поэтому… Ну хоть немножечко? Хоть чуть-чуть?» — простонал Рэйн, складывая на груди ноги, и молитвенно закатывая глаза – «У меня тоже есть секрет, как и у Раг! Много секретов! Все отдам за шанс подержать в копытах такое оружие!».

— «Боюсь, что вынужден вам отказать».

— «Нет, ну а почему ей можно, а мне нельзя?».

— «А тебя что, зовут Скраппи Раг?» — удивилась я такой бурной реакции обычно сдержанного, и даже флегматичного пегаса, скакавшего по комнате словно жеребенок, выбирающий подарок на день Согревающего Очага – «И вообще, чего ты домотался до этих мечей? Ну, красивые. Ну, блестящие. Но полуторники вообще не твой стиль, да и у нас в арсенале полно всякого-разного после этой войны. Даже с магическими эффектами есть».

— «Кар-бер-рит, Раг! Карберрит! Одна унция этих кристаллов стоит как месячное жалование кентуриона!» — потряс копытами над головой розовогривый жеребец, призывая богинь в свидетели своих слов – «А знаешь, как изготовляют из него оружие и броню? На заготовку из лучшего сплава не наплавляют, а наращивают эти кристаллы, которые потом безжалостно спиливают до нужной формы! Представляешь? Сколько легендарного металла пылью уходит в утиль!».

— «Технически говоря, это сложная органо-неорганическая металлокомплексная каркасная структура со сложной кристаллической решеткой» — назидательно поднял коготь фон Гриндофт, становять чем-то похожим на своего отца, Гриндофта-старшего – «Но в остальном все верно. Приятно видеть такую осведомленность, юноша. Очень похвально».

— «Некоторые части твоего доспеха покрыты карберритом, Раг. Именно поэтому ты выходила из всех заварушек с дуэлями практически невредимой. Неужели ты не знала?».

— «А вы мне об это сказали?!» — тотчас же обиделась я.

— «И кто же, простите за нескромный вопрос, создатель этих якобы карберритовых доспехов?».

— «Мастер Сандеринг Твист».

— «Ах, вот оно что… Так этот маленький прощелыга все-таки выбился в приличные мастера?» — непонятно чему усмехнулся грифон, поглаживая перья на шее, словно какую-то бороду, становясь похожим на старого деда, вспомнившего про одного из правнуков – «Нет-нет, не обращайте внимания на мои слова. Это, скажем так, из сферы профессиональных отношений. И как я могу увидеть этот образчик мысли оружейников Эквестрии?».

— «Разбирать не дам!» — тотчас же выпалила я, представив себе, в какую сумму обойдется их починка, если этот естествоиспытатель решит их попросту разобрать – «Если сломаете – чинить будете сами, и совершенно бесплатно!».

— «Само собою, юная леди. Само собой» — хмыкнул ученый, похоже, совершенно не обратив внимания на мои слова. А зря – я по опыту знала, что сломанное колено не слишком опасно для жизни, и здоровья вообще, а вот боли доставляет не меньше, чем ранение живота – «Но кажется, наш разговор ушел в другую сторону, верно? Поэтому предлагаю вернуть его в конструктивное русло, и пройти со мною в нашу третью мастерскую. А вас, юный знаток карберрита, мы вынуждены оставить тут. Постарайтесь не трогать все то, что находится поблизости от стола – эти клинки изготовлены под конкретных грифонов и пони, и могут обидеться на неправильные, с их точки зрения, лапы или копыта, попросту отрезав эти самые лапы или копыта до самого клюва, или ушей».

— «Но ведь это же…».

— «О, да!» — протянул профессор, наслаждаясь ошарашенным выражением на морде Рэйна, благоговейно взглянувшего на представленную в комнате коллекцию оружия – «Все эти мечи имеют свое имя, свою душу, и свои особые свойства. Поэтому будьте предельно осторожны, и можете ознакомиться с теми, что находятся в конце, подальше от двери – лишившись владельца они уснули, поэтому для охотников представляют скорее коллекционный, а не утилитарный интерес. Вы меня понимаете?».

— «Конечно-конечно!» — запрыгав от радости, пегас ломанулся к накрытым дерюгой мечам, едва не сбив по дороге и меня, и грифона – «Какое богатство! Какие чудеса!».

— «Впервые вижу такую радость на его морде» — хмыкнула я, заходя вслед за Гриндофтом-младшим в еще одну комнату. Дверь в нее была не такой монументальной как предыдущая, но взамен, усилена толстой решеткой из самых настоящих цепей, каждая из которых могла бы удержать на привязи немалых размеров корабль – «Ну, мечи. Ну, зачарованные. А дальше-то что?».

— «А дальше нам предстоит их улучшить, сделав еще более смертоносными» — заверил меня профессор, без ключа отпирая запоры с помощью какого-то быстрого постукивания по косяку. Подробности были скрыты от меня рукавами его одеяний, но я и без того равнодушно отводила глаза, не желая влезать в чужие секреты. То, как легко этот хитрый клювастик разделил меня с начальником моей охраны уже говорило о многом, но я решила пока не спешить, и не делать скоропалительных выводов, твердо положив себе, что из комнаты выйдем мы оба – или не выйдем из нее вообще – «Но все это штучный товар. А вот представьте, что будет, если в лапах или копытах воюющих окажутся такие мечи – у каждого, я имею в виду».

— «Будет… плохо» — подумав, передернулась я, вспоминая болезненную тягу к кровопролитию того же Фрегораха. Если мечи начнут пробивать броню как бумагу… Тогда то будущее, которое являлось ко мне в непрерывных кошмарах, быстро станет пугающей явью – «Армии начнут перевооружаться. Сделают ставку на оружие, исключающее ближний бой. И если размеры мечей ограничены силой воюющих и их выносливостью, то оружие дальнего боя подобных ограничений почти лишено. И воцарится смерть».

— «Что ж, вы подтвердили то мнение, что сложилось о вас у моего отца, рекомендовавшего вас как кобылку исключительных, хотя и несколько однобоких талантов, ориентированных на… Как бы это сказать помягче… разрушение всего, на что упадет ваш взгляд. Всего за неполные десять секунд вы осознали и сделали выводы на основе обрывочной информации, выдав конечное заключение, над которым мне пришлось ломать голову в течение нескольких лет. И я пришел к тем же самым выводам. И именно поэтому я сразу понял, что та, что сломила волю Короны, думала о чем-то подобном, но в отличие от меня, пришла не только к теоретическим выводам, но и смогла воплотить их в жизнь. Но что будет, если оружие станет равным броне?».

— «Тогда все будет решать опыт командующих, стойкость и выучка войск, обеспечение логистики и прочие факторы. Победа станет уделом случая – или достойных» — подумав, осторожно ответила я, оглядываясь по сторонам. Эта комната была очень светлой за счет огромного, во всю стену, окна, за которым, к своему удивлению, я увидела перевал. Однако это оказалось иллюзией, наведенной с помощью неимоверной толщины стеклянных блоков и хитрых зеркал, объединенных настолько искусно, что догадаться о том, что передо мной было не тонкое стекло, а длинные стеклянные трубки, было практически невозможно – лишь некоторая неправильность в самом изображении лишь через какое-то время намекала, что дело тут было нечисто. Признаться, это «окно» заняло меня гораздо больше, чем самые разные камни, лежавшие на полочках, укрепленных вдоль стен.

Которых тут было просто несметное количество.

— «Симпатично» — отрываясь, наконец, от окна, хмыкнула я, разглядывая ряды самоцветов. Круглые, квадратные, ромбовидные и прямоугольные — сверкающие камни ровными рядами покрывали стены. Каждый был укреплен в отделанном бархатом гнезде, каждый был подобран по цвету, каждый сверкал каплей застывшей радуги, отчего комната приобретала неуместно праздничный вид. В центре ее стояло несколько рабочих столов с набором увеличительных стекол и множеством инструментов, самым большим из которых был сборочный – его я опознала по двум здоровенным тискам, в которых был уже зажат чей-то меч с пока еще пустым гнездом для самоцвета – «Здорово. Празднично. Красиво. Если заменить на покрашенное стекло – выйдет не хуже, и гораздо дешевле. Пожалуй, даже предложу Фрайту Ньюсензу оформить в этом стиле какой-нибудь зал – для приема послов, и пускания пыли в глаза. Но да, если это настоящие камни, то на них и в самом деле можно нанять небольшую армию».

— «А тем не менее, это – будущее войны».

— «Деньги? Что ж, вы правы. Я уже убедилась в том, что война требует лишь трех вещей – денег, денег, и еще раз денег».

— «Камни, юная мисс. Камни» — снисходительно ответил грифон. Взяв один из них, он передал мне самоцвет глубокого синего цвета, после чего отправился к соседней стене, откуда вскоре раздался едва слышный щелчок, и скрип открывающейся двери. Повертев в копытах забавную штучку, почти не отличимую по весу и вкусу от обычного стекла, я пожала плечами, и поборов искушение слямзить несомненно дорогой ультрамарин, посмотрела на новые самоцветы, лежавшие на подносе из черного металла.

Эти явно отличались от всех, что я видела раньше.

Камни блестели, словно на них падали невидимые лучи света, заставляя играть и переливаться, едва заметно сияя теплым внутренним светом, который был хорошо заметен благодаря черному чугуну, не поглощавшему, словно бархат, а подчеркивавшему свет каждого камня. Стоило лишь фон Гриндофту поставить поднос на стол, как сияние понемногу пропало, и лишь внутри каждого самоцвета продолжала пульсировать крошечная искорка принадлежащего ему цвета.

— «Нравится?» — через какое-то время, понимающе хмыкнул профессор. Дав мне полюбоваться на это маленькое чудо, он взял один из них, и осторожно, пинцетом, поместил его в круглое гнездо, вырезанное прямо в рикассо – находящейся возле рукояти незаточенной части клинка. Зафиксировав самоцвет, он крепко сжал рукоять освобожденного от оков меча, продемонстрировав мне вспыхнувший камень, вновь озарившийся мягким светом вечернего солнца, и на пробу взмахнул им, вызывая к жизни негромкое шипение, с которым осветившееся точно таким же светом лезвие прочертило спертый воздух матерской. По поверхности лезвия побежали едва заметные золотые полоски, повторяя едва заметный волнообразный рисунок, которым была расчерчена сталь, проникая между слоями металла, и мне даже показалось, что я ощутила тепло, исходящее от осветившегося меча. Но стоило только грифону отпустить рукоять, как свечение погасло, и вот уже меч снова лежал перед нами, такой же холодный и мертвый, как прежде, ничем не выдавая того, что происходило секунды назад.

— «Это солар. Один из многих видов камней, придуманных эквестрийскими единорогами» — просветил меня фон Гриндофт, с удовлетворенным видом разглядывая извлеченный из меча самоцвет – «Камни, конечно же, поставляем им мы – не считая каменных ферм, разбросанных по всей Эквестрии, но те ориентированы на искуственно выращенные, «бытовые» самоцветы, или уже много поколений выращивают лишь определенные виды камней для Эквестрийской Гвардии».

— «Так значит, они наделяют оружие какими-то особыми свойствами?» — когда дело не касалось таких сложных вещей как повседневная жизнь, взаимоотношения с родственниками или простой разговор по душам, моя голова начинала работать достаточно четко, что не раз ставило в тупик меня, и служило причиной постоянных шуток и существования подпольного тотализатора со стороны сослуживцев – «При этом усиливающими его камнями пользуются все, кто может себе это позволить? Тогда в чем же ваша заслуга?».

— «В том, что я понял, как поставить на поток изготовление брони для этих камней».

— «Оп-па…».

— «Кажется, вы начинаете понимать?» — усмехнулся профессор, беря в лапу новый камень. На этот раз это был аквамарин, осветившийся голубоватым сиянием – «Это кайбур. Будучи примененным к новой броне, он наделяет ее слабым, но достаточно интересным свойством – отражать быстро двигающиеся предметы с помощью слабенького щита, похожего на тот, что могут почти мгновенно сотворить единороги. Конечно, действие его ограничено и пока я не могу придумать, как заставить его начать действовать за долю секунды до, а не после самого удара, но думаю, вы по достоинству оцените мое открытие, суть которого я пока не собираюсь разглашать. И таких камней единороги придумали целое море – просто поглядите вокруг. Целых пять лет я собирал самые ценные образчики этих крафтштайнов, как называем мы, грифоны, наделенные магической силой камни. Целых пять лет я изучал их, экспериментируя с самыми загадочными алхимическими ингридиентами. И вот, наконец, я готов представить восхищенному миру то, что изменит его навсегда. И если вы хотите стать первой, кто сможет получить возможности, дарованные этим прекрасным союзом металла и камня, алхимии и сталеварения – вы согласитесь на такую небольшую сделку».

— «Я могу доверять тому, что вы сказали?» — помолчав, пересохшим ртом пробормотала я, ощущая, как вновь начинает кружиться голова. Защита! Защита, о которой не мог мечтать никто – даже ушедшие люди, от неандертальцев до участников Последней войны! Это было то, о чем я мечтала – защита для всех, от тяжелого риттера, облаченного в непробиваемые латы, до пожарного и сталевара, спокойно бегущих прямо через огонь! Защита от случайного удара в спину, защита от нелепых смертей, защита при несчастных случаях – да сколько можно придумать всего, имея возможность поместить заклинание в камень! Словно в ответ на мои мысли, грифон вынул из ящика под столом перчатку грифоньего риттера, и вставил в ее гнездо самоцвет, после чего, изо всех сил, ударил ею по лезвию подставленного меча.

Перчатка, на секунду окутавшись едва видимым голубоватым свечением, с визгом отбросила прочь заключенную в ней лапу.

«Клянусь святостью Матери Ночи! Мы должны получить это все!» — взвыл внутри меня голос Найтингейл.

— «Рэйн! Все в порядке!» — рявкула я, остановившимися глазами глядя на элемент доспеха, когда из коридора послышался металлический грохот сабатонов несущегося к двери пегаса – «Стой там, в эту комнату не заходи! Это условие нашей встречи с мастером Хаго!».

— «А случаем, мастер Хаго не стоит сейчас у тебя за спиной, прижимая к холке какой-нибудь острый кинжал?» — с легкой ехидцей поинтересовался жеребец. Судя по голосу, вновь ставшему неестественно спокойным, он смог стряхнуть с себя очарование старинного оружия, и снова превратился в моего бессменного стража, день деньской стоявшего над душой – «Можешь не отвечать, если не можешь – я все равно успею до того, как что-то произойдет. Но тогда кому-то точно не поздоровится».

— «Об этом нужно было думать до того, как оставлять нас одних!» — хмыкнула я, но тут же поправилась, соображая, что после этого упрека поймут меня совершенно не так, как было нужно в данный момент – «Нет, Рэйн, до этого дело пока не дошло».

— «Тогда что это был за шум?».

— «Это?» — я оглянулась, осматривая самоцветы, после чего поглядела в круглые грифоньи глаза, глядевшие на меня с каким-то академическим интересом. Похоже, что мои наивные мысли и высокопарная речь были лишь лепетом жеребенка, мечтающего переспорить весь мир, и попасть на прием в королевский дворец, где своей находчивостью посрамить недругов прекрасной принцессы, став королевским риттером, на зависть ликовавшей толпе. Он знал, чем и как ударить меня, полностью подчинив своей воле. Знал, чем поманить, чем похвастать, и чем дать похвастаться, прежде чем выложить свой козырь, разом побив мою раношерстную колоду из мелких, ничего не значащих карт.

— «Это было будущее, Рэйни. Это было будущее» — подумав, произнесла я, со вздохом поднимая глаза на усмехнувшегося чему-то грифона – «И я намерена его получить, какова бы ни была за это цена».

«Я должна написать об этом… Я должна написать об этом принцессам!».