Стальные крылья: Огнем и Железом

Глава 15: "Огонь, вода..." - часть 15

Грифус встретил нас всеобщим сумбуром. Проделав не менее тысячи миль в комфортабельных дилижансах, предоставленных нам благодаря протекции гроссмейстера, попросту реквизировавшего их в одном из городов, мы были рады закончившейся безвестности, и во все глаза смотрели на гигантскую стройку, развернувшуюся вокруг города-в-горе. Долина, послужившая когда-то плацдармом для развертывания наших войск, теперь кишела многочисленными рабочими, возводившими целые районы небольших, двух и трехэтажных домов, перемежавшихся внушительными стенами из серого камня. Опоясывая один район за другим, они образовывали несколько защитных поясов, грозя до невозможности осложнить жизнь тем, кто был лишен от рождения крыльев.

— «Интересно, они это все строят от тех, кого мы видели там, на востоке?» — громко поинтересовался Рэйн. За время поездки он времени не терял, и пока я ломала глаза над книгой и дневником, умудрился приделать к своему плащу с капюшоном надерганные из монстра перья, тихо шуршавшие при каждом движении жеребца. В сочетании с легионерской броней получилось настолько стильно и грозно, что я не раз уже ловила задумчивые, алчные взгляды остальных легионеров, которые те бросали на эту накидку, и поневоле задумалась, как же изменила нас жизнь, если даже эти миролюбивые существа, приходящие в ужас при мысли о коже животных, использованной в качестве материала, вдруг воспылали желанием нацепить на себя шкуру убитого ими врага – «Или они сделали вывод из поражения?».

— «Быть может, все вместе» — предположила я, указывая копытом на стену столицы. Пролом в ней еще не заложили, а огромные врата все так же лежали на земле. Грифоны сдвинули их в сторону, чтобы те не мешали проезду многочисленных повозок и вагонеток с камнями, сновавшими туда и сюда по самой настоящей железной дороге, чьи узкие рельсы сверкающим веером охватывали всю долину, и кажется, что-то делали с гигантскими створками. Громадная строительная площадка перемежалась лагерями для живущих тут же рабочих, однако мои умные мысли по поводу безопасности на производстве так и остались при мне, ведь мы были избавлены от необходимости пробираться через этот строительный лабиринт, и влетали на территорию громадного города, где явно назревало кое-что поинтереснее, чем разборы завалов, оставшихся на местах рухнувших башен, и шикарных домов. Например, встречающая нас делегация довольно представительного вида, состоящая из трех важных грифонок, с чрезвычайно важным видом выпушившими перья на груди, визуально увеличив ее на десяток размеров, а также целый взвод церемониальной охраны – хотя с грифонами никогда нельзя было быть уверенными до конца, где заканчиваются церемонии, и начинается настоящая рубка.

Вот только ковровой дорожки за их спинами я не наблюдала.

«Интересно, а как бы выглядел бюстгалтер для кормящей кобылки?».

«Иногда мне хочется тебя придушить!».

— «Вы снова вернулись? Мы велели вам в течение суток исчезнуть из Грифуса, «посол»!» — прокаркала первая дама, когда я медвежонком выкатилась из дилижанса, опустившегося перед сиятельной группой встречающих нас персон. Быть может, обратно в него меня намеревались затолкать остриями халбердов, угрожающе качнувшихся за спинами важных дам, однако приземлившиеся рядом гроссмейстер и его небольшая, но представительная свита, облаченная в хорошо узнаваемые черные сюрко^[81], украшенные символами их ордена, явно внесла незапланированные изменения в намеченную для нас встречу, и поколебавшись, капитан королевских гвардейцев сделал шаг назад, размашистым жестом приказывая встречающих не спешить.

Халберды и пики слитно качнулись назад.

— «Что это значит?» — возмутилась важная птицекошка, видя широкую ухмылку, расползающуюся по моей мордахе при виде этих грудастых дам. Пара толстушек и жердь, как я окрестила про себя встречающих меня персон, настолько напоминали завучей или заслуженных школьных учителей, что мне пришлось прикусить губу, чтобы не расхохотаться при виде множества украшений и сложных причесок из замысловато закрученных перьев, украшавших головы знатных дам, по моему скромному мнению, только усиливавших это сходство из-за лорнетов и пенсне^[82], восседавших на благородных клювах – «Ваше разлагающее влияние недопустимо – как и ваше присутствие в нашем славном городе!».

— «Ну да. Вот я и прилетела. Разлагать» – покладисто согласилась я, осматривая дам. Соволикая толстуха поистине монументальных форм и темно-фиолетового педикюра взирала на наше пообтрепавшееся, оборванное посольство с видом как минимум матери короля, обнаружившей таракана в своем будуаре, в то время как две остальные мегеры, казалось, готовы были меня заклевать, не размениваясь на какие-то мелочи вроде приветствия – «Между прочим, где здесь покормят приехавшего посла? У меня много дел, плотное расписание и голодные дети, между прочим, поэтому я бы хотела побыстрее закончить со всем этим бардаком».

— «Мне кажется, мы не совсем ясно выразились?».

— «Да уж яснее некуда» — хмыкнула я, краем глаза углядев что-то розовое, словно между прочим, появившееся сбоку от меня. Кажется, Рэйн без энтузиазма воспринял чье-то желание пощекотать меня остриями огромных топоров? Увы или к счастью, на настоящего хранителя тела он не тянул, поэтому я не сомневалась, что свой первый, и наверняка последний удар получат именно эти дамы, уставившиеся на свиток, поданый мне розовогривым пегасом, в то время как мне вновь будет вменено в обязанность поспешно удирать, самостоятельно спасая собственную пятнистую шкурку – «Поэтому ознакомьтесь».

— «Что это? Снова какой-нибудь ничего не стоящий документ, которым вы собирались морочить нам голову?» — недовольно кудакнула важная дама, искоса поглядев на могучего грифона, выступившего вперед, на радость толпе, собравшейся неподалеку. Кажется, украшенные печатями свитки впечатления на нее не произвели, в отличие от моего сопровождения, наконец, решившего явить себя во всей своей грифоньей красе – «И… Как я могу вам служить, благородный риттер?».

— «Я, гроссмейстер ордена Черной Башни, свидетельствую!» — увидев, что я недвусмысленно покосилась в его сторону, грифон устало вздохнул, и с надменным видом вышел вперед, остановившись между нашими группами, пристально оглядев каждого из присутствовавших на площадке грифона и пони. Под его хищным, оценивающим взглядом даже мне стало как-то не по себе. Что уж говорить о надменных дамах, живо растерявших часть этой самой надменности, или подавшихся назад ваза, чья жадная до зрелищ толпа окружила большой балкон, на котором приземлилось наше посольство – «Свидетельствую, и клянусь в том своею риттерской честью, что я, гроссмейстер ордена, встретил эту пони в том месте, куда направил меня приказ короля. Свидетельствую, что эта пони обладает грамотами, в случае их подлинности, дарующими ей право обращаться к королю, благородному риттерству, и всему благородному сословию ваза. Свидетельствую, что добровольно присоединившись к походу в те земли, что именуются Захваченными Мглой, она продемонстрировала добродетели истинного риттера, потому имеет право обращаться к благородному риттерству и всему сословию ваза, и быть услышанной. Так говорю я, магистр ордена Черной Башни, давший обет скрывать свое имя, пока служба моя не будет окончена у престола Хрурта! Ну а ежели кто собирается оспорить мои слова...».

После такого приветствия желающих не нашлось. Окружавшая нас толпа, состоявшая по большей части из благородных ваза – если в Грифоньих Королевствах вообще были грифоны, не считавшие себя благородными – возбужденно галдела, но ни один из облаченных в узенькие камзолы и кружева зевак не рискнул что-то каркнуть в ответ на слова старомодных, облаченных в древние латы риттеров, что казались незыблимыми утесами в разноцветной пене прибоя. Положив лапы на мечи, халберды и моргенштерны, они надменно разглядывали расфранченную толпу, изредка кивая таким же риттерам, пролетавшим неподалеку, наглядно показывая, кого они считают высшим привилегированным классом. Не обнаружив желающих оспорить его заявление, гроссмейстер еще немного попыхтел, внимательно разглядывая встречавшую нас толпу, после чего неожиданно вежливо раскланялся как со мной, так и с фестралами, появившимся у меня за спиной. Присутствие их придавало веса любым моим заявлениям, и уже на следующее утро, я восседала на высоком «грифоньем» стуле в эквестрийском посольстве, к своему удивлению, вместо Мейджик Флейвора, которого ожидала увидеть, оказавшись перед все той же троицей «учителей», удобно устроившихся за длинным столом вместе с какими-то клювастыми господами, обликом похожими на чиновников или клерков. Про сам особняк ничего определенного сказать я не могла – обычное здание на три этажа, смотревшееся среди торжественно-готической архитектуры грифонов неуместно игриво из-за изобилия горизонтальных линий и белого цвета, кое-где подчеркнутого голубыми и серыми полосами. Охрану посольства нес всего один десяток гвардейцев, смотревших на меня с таким же недоумением, как я – на них, приземлившись возле парадного входа вместе с полукентурией весьма потрепанных вояк, по сравнению с ними, выглядевших записными головорезами. Вновь оказавшись среди грифонов, я видела, как возвращается что-то темное и холодное, вошедшее в нас той зимой, и теперь проступающее через шкуру, пугая окружающих почти осязаемой аурой жестокости и какого-то повседневного насилия. Она была похожа на кислый запах пота, холод черного льда, и мрачное выражение безнадежности в глазах, cмешавшихся в дикую круговерть образов, которые возникали в голове при виде суровых морд и прищуренных глаз окружающих меня пони. Наверное, так это выглядело со стороны – то, что не видели мы сами – и наверное, впервые с момента возвращения в Кантерлот я подумала, что сцепившаяся со мной капитан была в чем-то права, и нам действительно требовались хорошие, очень хорошие психологи.

А кое кому даже психиатры.

Как бы то ни было, Рэйн со своими ребятами быстро прочесал особняк, не постеснявшись вышвырнуть из него пару непонятных личностей, зачем-то подбиравшихся к комнате с посольским архивом, после чего почтенная, почти осязаемая тишина, стоявшая в здании, быстро исчезла, сменившись глухим топотом вышагивавших копыт и громкими голосами деканов, по привычке, предпочитавших доносить информацию до своих подчиненных исключительно с помощью рычания и воплей. На мой взгляд, все это внесло приятное оживление в настороженную атмосферу посольства, но судя по испуганным мордам бегавших вдоль стеночек клерков и атташе, мое мнение разделяли немногие, поэтому на встречу я пришла в довольно задумчивом настроении, даже не потребовав тотчас же вытряхнуть из теперь уже моего кабинета всю эту клювастую братию, расположившуюся за поставленными поперек всей комнаты столами.

И, как оказалось, очень даже зря – ведь эти олухи вновь решили выставить меня прочь из Грифуса.

Правда, после того, как за меня, совершенно неожиданно, поручился великий магистр одного из самых уважаемых риттерских орденов, собравший в своих когтистых лапах две известные мне части настоящей власти из трех – силу денег и силу стали, сделать это без шума и пыли им оказалось сложнее, чем они рассчитывали. Особенно когда увидели и проверили документы, подлинность которых с облегчением подтвердили сотрудники посольства и дипломатический отдел канцелярии грифоньего короля, как оказалось, с не меньшим удивлением прилетевший на встречу с «очередным эквестрийским послом». О личности «старого» выяснить удалось не слишком много – да, выглядела, кажется, совсем как я. Почему кажется? Потому что никто особенно и не присматривался – невежливо, знаете ли. Пятна есть, наглость есть, мелкое хулиганство присутствует. Ну, так чего вам еще нужно? Более детально об этой пони могли бы рассказать разве что ее партнеры по танцам, но разыскивать этих грифонов, что были приглашены на прием по поводу прибытия эквестрийского посла, я посчитала излишним – что они могли мне сказать? Гораздо интереснее было бы пообщаться с теми, кто ее сопровождал, но увы, эти пони исчезли вместе с нею, но мой интерес не остался незамеченным опытными царедворцами при виде моих судорожно дернувшихся копыт, когда я услышала описание троицы, образы которой иногда приходили ко мне во снах.

Сопровождавшие их пегасы интересовали меня меньше, и я лишь уведомила представителей канцлера как о том, чем знамениты эти контрабандисты, так и о суммах, в которую оценила голову каждого из них, вызвав заинтересованные взгляды, которыми обменялись сопровождавшие чиновников ваза. После этого отношение благородного сословия ко мне несколько изменилось, и я не сразу смогла взять в толк почему, пока одна из встречавших меня дам не снизошла до довольно неожиданного ответа.

— «Для них, мелкопоместных, однодворных, надворных, и не имеющих ничего, кроме кинжала и дублета ваза, это поступок слабака или магната. Но все, кто слышал о Мяснике Дарккроушаттена, уверены в том, что слабаком она быть не может по определению, поэтому вы быстро добьетесь уважения у многочисленных, но бедных грифонов, попросту показав, что можете позволить себе их нанять, не отвлекаясь на такие мелочи, как преследование причинивших вам беспокойство».

— «Своеобразно» — хмыкнула я, еще не подозревая, что вскоре это слово прочно войдет в мой лексикон. Что ж, думаю, пустить по следу контрабандистов не только дремучих жителей леса, но и гораздо более умных и ловких грифонов показалось мне не самой плохой идеей. Даже если ни те, ни другие не смогут поймать этих ловких господ, отличавшихся гипертрофированной тягой к личной свободе, то уж точно осложнят им полеты в пределах севера континента, но в отличие от мейнхеттенского приключения, на этот раз я не собиралась с ними миндальничать, и даже если те приползли бы ко мне на полусогнутых, решила устроить им такую веселую жизнь, что даже спустя много лет о ней бы рассказывали страшные сказки.

— «Но сейчас разговор не о них. Вас не удивило, что среди встречающих нет настоящего посла?» — щелкнула клювом совоголовая, неприязненно разглядывая меня через пенсне. Словно «настоящего» она выделила голосом, заставив меня отметить настолько хорошее владение эквестрийским, что даже крючковатый, загнутый вниз клюв нисколько не мешал ей выговаривать понятные мне слова. А может, это я сама уже приноровилась не отмечать рожденные клювом акценты… – «Мейджик Флейвор, чьи личность известна в течение нескольких лет, все еще сильно болен, или по крайней мере, твердо в этом уверен, что не мешает ему проводить дни в имении господ ди Компьен, где он, по словам его нарочных, остается в постели, борясь с поразившим его недугом. Впрочем, злые языки поговаривают, что это не мешает ему посещать расположенный там же салон мадам ди Компьен…».

— «Понятно. Посол манкирует своими обязанностями под предлогом болезни, ожидая инструкций или того, что ситуация, каким-то образом, разрешится сама собой. Магнаты и ваза, не имея четких инструкций, вновь возвращаются к местничеству и земельным попихушкам, деля и перезахватывая наделы в спорных территориях. Чиновники пытаются договориться, в то время как лидеры заняты внутренними проблемами, которые обнажила война» — злобно фыркнула я, строптиво мотнув головой в ответ на попытку трех мегер открыть свои клювы, внося необходимые правки в мою совершенно не дипломатичную речь – «И на этой благостной картине, приятной, как теплое, загнивающее болото, вдруг появляюсь я. Да, есть отчего занервничать, знаете ли».

— «Но вы же еще не посол!».

— «А вы мои грамоты читали?» — фыркнула я. Странное дело, но опекавший меня до того, по прибытию в Грифус граф вдруг решил заняться своими делами, и с раннего утра укатил по визитам, оставив меня одну отдуваться перед всей этой стаей стареющих мегер и чиновников, время от времени что-то записывавших в свои свитки – «Ее Высочество принцесса Селестия Эквестрийская почему-то считает меня послом. Ее венценосная сестра благосклонно подтвердила сие начинание, и благословила меня в дальний путь. Его Величество король Килтус фон Гриндофт Третий так же, пусть и в частном порядке, приглашал меня через чрезвычайного посла Грифуса в Эквестрии, фрайфрау Кейлхаке – вы считаете, что эти дамы и господа поголовно заблуждаются, и наш долг объяснить им, что они не правы? И кстати, почему меня, в нарушении дипломатического этикета, не представили королю?».

«Молодец. Язык у тебя понемногу начал прирастать к нужному месту, как я погляжу».

— «Король уже принял предыдущего «посла», мисс Раг, и сейчас занят более важными вещами, нежели встречей с очередным проходимцем, заявляющим, что только от него зависят судьбы двух стран!» — фыркнула главная в этой стайке. К ее поясу была подвешена изящная сабелька, и наверное, именно поэтому она совершенно не удивилась моим последующим словам, привыкнув подкреплять свои делом.

— «Еще раз назовешь меня проходимкой — и ты у меня своим черепом чихнешь!» — неожиданно для себя самой, вызверилась я, с вызовом глядя на пухлую грифонку. 

«А вот с умом у тебя по-прежнему настоящая катастрофа».

 «Она первая начала!» — держать меня здесь, в комнате, словно проштрафившуюся школьницу, вызванную на строгий школьный совет! Одна только мысль об этом заставляла меня клокотать от нарастающей злобы. Я душила, топтала, всеми копытами заталкивала ее туда, откуда она появилась, но каждый раз терпела поражение, вынужденная отступать, оставляя поле боя холодному огню, разгоравшемуся где-то внутри. Попав в ставшую мне уже привычной среду, я вновь начала превращаться в то, что однажды назвала Легатом Легиона — тем образом, что видели окружающие, привыкшие видеть во мне сапога, накопытника, самодура, не желающего знать ничего, кроме выпивки, насилия и устава.

Но на самоме деле, я же не такая! Правда?

— «Всем известно, что принцесса пони часто забывает о сословных различиях, и использует своих подданных самого подлого сословия, не взирая на возраст и пол» — если мой выпад и попал в цель, три кумушки этого никак не показали, с отвращением взирая на меня, словно учительницы на известного школьного хулигана — «Но, признаюсь, это уже слишком. Прислать простую пейзанку — это уже выглядит как демонстративное неуважение к королю!»

«Не к нашему, а просто к королю. Ты заметила?»

«Они не кажутся его посланницами. Может, это представители знати? Ландтаага?»

«Не представляю, что это такое. Но нужно быть осторожнее».

— «Наши принцессы мудры, и смотрят на способности, а не на родословную! У собак или кошек она тоже, знаете ли, есть!» — задавив кружившую голову злость, я твердо решила если не подраться, то хотя бы похулиганить, и поднявшись, гордо прошествовала к окну, где остановилась вполоборота, явив свой профиль на фоне стекла — «И вообще, вам не кажется, что я похожа на свою мать?».

— «Ну, вообще, каждый похож на своего родителя…» — переглянувшись с остальными, осторожно ответила тощая грифонка, предупреждающе тронув гневно распушившуся товарку за распахнувшееся крыло – «За исключением редких случаев неизвестного, или не доказанного родства».

— «Именно, уважаемые. Именно».

Взгляды грифонов опустились на мои верительные грамоты, подписанные лично принцессой. Потом поднялись на меня. Затем снова опустились на свитки. Один из вельмож вдруг вскочил, и вынув из стопки лежавших на столе книг какой-то талмуд, раскрыл его на странице с гравюрой. Разглядеть рисунок со своего места я не могла, но его демонстрация вызвала странное оживление среди важных господ. Поставив книгу перед собой, они зачем-то принялась сличать гравюру и мой профиль, застывший на фоне окна, после чего занялись оживленной беседой, почему-то почтительно понизив свои визгливые голоса до едва слышного чирикания, похожего на бормотание воробьиной стаи, окопавшейся на ветках деревьев.

— «Ле бетард?» — наконец, громче чем следовало, чирикнула важная курица, после чего оглянулась на меня, испуганно прикрыв лапами клюв — «Незаконнорожденный отпрыск Эквестрийского Королевского Дома?!». 

Я постаралась выбросить из головы глаза Графита, все это время подпиравшего стену возле дверей. Их отражение в темном окне обещало мне геройскую гибель вдали от дома, и задолго до того, как о моей проделке узнает кто-либо из принцесс.

— «Ну, вы же знаете, какими плотными бывают контакты между лидерами двух королевств» — как можно беззаботнее произнесла я, стараясь не глядеть на мужа, дыхание которого начало долетать до меня с другой стороны кабинета — «Ах, детство в провинции – беззаботное, нагое, и свободное от всяких условностей! И только портрет дорогого отца, изображенного в его юные годы, скрашивал беспросветную скуку долгих дней».

Скрип зубов раздувавшегося от негодования фестрала напомнил мне хруст переламывающихся костей.

— «Простите, а кем же был ваш уважаемый отец?» — наконец, осторожно поинтересовался один из чиновников. Облаченный в забавную шапочку, напоминающую шляпку хорошо раздавленного гриба, во время нашего разговора он старался держаться в тени сиятельных дам, но после моих слов не выдержал, и вылез вперед, торгашески потирая крючковатые лапы – «Мы все, в этом зале, с большим почтением относимся к вашей матушке, даруй ей здоровье и долголетие Хрурт…».

— «Не глупите, мастер Мозакес!» — зашипела на него одна из сиятельных куриц – «Персона, на которую вы, черная кость, имеете смелость намекать, может похвастаться долголетием и без ваших пейзанских пожеланий!».

— «Вот видите, как мое пожелание быстро исполнилось?» — мелко и дробно захихикал канцелярский крючкотворец, все больше и больше становясь похожим на стервятника, учуявшего свежую жертву – «Я лишь хотел просить нашу гостью засвидетельствовать наше почтение ее многоуважаемому отцу. Быть может, мы даже его знаем?».

— «Конечно же знаете» — стараясь держать вместе уголки губ, все сильнее разъезжавшиеся к ушам, заявила я, постаравшись всем своим видом изобразить самое искреннее нетерпение, пройдясь от одного окна до другого – «В конце концов, вы же встречаетесь с ним гораздо чаще меня».

Тишину, опустившуюся на кабинет настоящего эквестрийского посла, можно было резать ножом, словно тортик.

— «Ну же, расскажите мне – какой он на самом деле?» — нетерпеливо притопнув ногой от показного волнения, потребовала я – «Вы даже не представляете, как я жду встречи с моим почтенным отцом!».

— «О, это…» — пробормотал изумленно глядевший на меня чиновник канцелярии короля. Докапывавшиеся до меня дамы могли лишь изумленно переглядываться, периодически разевая клювы в попытках что-то сказать, не решаясь первыми нарушить всеобщее молчание. Прочая пернатая мелочь пригнула головы, и делала вид, что очень занята какими-то важными бумагами.

«Однако ж! Интересно, это их Гриндофт так к когтю прижал? Уважаю старика!».

«Судя по всему, это крайне интересная личность. Вот тебе и повод познакомиться с ним поближе. Я ведь тебе уже говорила о том, что ты вряд ли будешь разочарована».

«Да ты обалдела?! Он же лет на семьдесят старше меня!!».

«Значит, он будет опытен, нежен, и не слишком требователен к опыту. Тебе же проще».

«Это отвратительно!».

«Клянусь звездами – ну а сейчас-то я в чем не права?!».

Не знаю, чем бы закончилась вся эта сценка, и к чему бы привело мое баловство, если бы не распахнувшиеся двери, явив всеобщему взору всю эту сцену всеобщего замешательства, во время которой я успела поспорить с голосом в своей голове, Графит — раздуться до едва ли не лопающегося от возмущения шара с парой кожистых крылышек по бокам, а важные дамы, собиравшиеся прочитать мне нотацию, и вышвырнуть вон из Грифуса, как нашкодившего котенка – окончательно запутаться в хитросплетениях жизни коронованных особ. На всю эту кутерьму, наполненную лихорадочными шепотками, моим бормотанием, и сердитым сопением мужа, изумленно взирала уже знакомая мне грифонка, сменившая латы и чересчур тяжеловесное платье посла на более легкий и удобный охотничий наряд из приталенного жакетика светло-зеленого цвета, богатой перевязи с поясом, и берета с полосатым пером – фрайфрау Кейлхаке, кажется, даже помолодела, заставив меня отвлечься от негодования по поводу очередной выходки Найтингейл. Хоть кому-то общение со мной пошло на пользу, принеся что-то, кроме серии телесных и душевных травм!

— «Миссис Раг!» — наконец воскликнула она, разрядив неловкую паузу, во время которой она пристально вглядывалась мне в глаза – «Вы даже не представляете, как мы рады вас видеть!».

А вот эта фраза заставила меня насторожиться.

— «Фрайфрау Кейлхаке. Приятно видеть вас вновь» — кривенько ухмыльнулась я, стараясь не обращать внимания на прищуренные глаза совоголовой и ее товарок. Складывалось ощущение, что о том, кто я такая, и что именно поделывала в этом месте всего несколько месяцев назад, знали лишь очень немногие грифоны и пони. Впрочем, они вполне могли судить обо мне по действиям и поведению самозванки, при мысли о которой мне захотелось как можно сильнее пожать кого-то за шею – «А мы тут беседуем, воспоминаниям предаемся… О детстве, родителях, и всяком таком».

— «Рада, что вы нашли время для представителей Ландтаага» — нейтральным тоном протянула грифонка, легким поклоном приветствуя важных дам. По сравнению с ней, они казались горками крема, по ошибке, упавшими рядом с непритязательным, но крепким цветком. Судя по надменным рожам последних, их не слишком обрадовало появление бывшей баронессы – «Его Величество крайне внимательно выслушал речь предыдущего посла, произнесенную перед Ландтаагом, и нашел ее весьма познавательной. Ах, и да – уже не фрайфрау, а баронесса фон Кейлхаке, миссис Раг».

— «Поздравляю, баронесса. Или мне теперь стоит называть вас вашей милостью?» — я вскинула голову, заметив выделенное голосом слово «предыдущего». Было ли это сделано лично для меня, или же она хотела разделить в глазах важных грифонок меня и самозванку? И насколько важными, получается, были они?

— «Можете обращаться ко мне просто «дама Кейлхаке», миссис Раг» — милостиво сообщила мне баронесса, бросив проницательный взгляд на мою мордочку, и явно заметив, как дернулось мое веко – «Несмотря на ваши оригинальные, скажем так, взгляды на титулования и этикет, я считаю, что без вежливости этот мир окончательно рухнет, превратив населяющих его существ в толпу грубых разбойников и негодяев. Вам так не кажется?».

— «Вежливость – лучшее оружие вора!» — хмыкнула я. что ж, искусство слышать между словами, и читать между строк было одним из моих любимых социальных соревнований с момента появления в этом мире. Не то, чтобы я была хороша в политике или чем-то подобном – я ненавидела ее всей душой! – но все же мне чем-то нравилась эта игра словами, по крайней мере, пока она не превращалась в обмен завуалированными оскорблениями. Вот и теперь, я уловила стоявшую за словами грифонки умную мысль – «Здесь ценят ум и манеры, а за спиной любого дворянчика может оказаться целый отряд отборных живорезов, готовых принять правила предложенной тобою игры», поэтому я прикусила глупый язык, вновь решивший проявлять признаки сепаратизма, и покорно вздохнув, поспешила согласиться с той, что знала этот мир гораздо лучше меня – «И вообще, я самая вежливая пони!».

— «Приятно это слышать» — окончательно поставив меня на место всего лишь парой вежливых фраз, грифонка вновь перенесла свое внимание на собравшихся в зале – «Мое почтение, ваши светлости. Владетельная герцогиня, маркиза и графиня – воистину, своим визитом вы делаете честь этому дому».

— «Будьте в этом уверены!» — услышав такой «комплимент», важные дамы скривились, словно хлебнули настойки из уксуса, яда и толченого стекла, заставив меня заново оценить весь расклад сил. Они прибыли первыми, поставив себя в положение просителя или просто обязанного чем-либо мне. Такой расклад требовал осмысления ситуации, но я понимала, что времени на это практически не было – «Как и в том, что вам не стоит привыкать к такой чести!».

— «О, но разве Ландтааг решил лишить поддержки эквестрийского посланника?» — наивно вскинула бровки Кейлхаке. Признаться, исполнение этого приема далеко не столь юной грифонкой выглядело в моих глазах не слишком удачной импровизацией. Еще больше раздражало, что эту пантомиму видели все, но каждый из присутствующих в посольстве делал вид, что купился на это намеренное лицедейство, и поддерживал привычную игру – «После того, как его лидеры устроили ей столь бурные овации во время ее речи?».

Клювастые дамы скривились еще больше при виде этого деланого простодушия, заставившего меня ухмыльнуться. Моя улыбка стала еще шире, когда я наконец сообразила, как на моих глазах эта грифонка порола соотечественниц гораздо богаче и знатнее ее, а тем лишь оставалось пыхтеть, да ерошить перья, с негодованием глядя на до приторности вежливо кланявшуюся баронессу. Это и была политика — сделать так, чтобы оппонент скрежетал зубами в бессильной злобе, а тебе мог только улыбаться, благодаря за мудрость, которой так и не удалось воспользоваться.

— «Ландтааг радушно принял посланницу принцесс, и благосклонно преклонил свой слух к ее речи» — в отличие от совоголовой, тощая как жердь орлиноподобная была более рассудительной, чем ее товарки, кем бы она ни была. Успокаивающе прикоснувшись крылом к лапе соседки, она иронично поглядела на Кейлхаке, взглядом бросая ей вызов побороться на поприще угроз, недомолвок и откровенного вранья, называемого остальными политикой – «Однако она была изгнана из города повелением короля, и мы, блюдя законы и обычаи наших королевств, подчинились этому приказу. И теперь все видят, к чему это все привело. Но даже после всего случившегося все верные престолу грифоны обязаны соблюдать договоренности… какими бы они ни были. И отменить их может лишь закон – или всеобщая воля грифонов, выраженная в послании совета земель».

— «Никто не осмелится сомневаться в благоразумии лордов Ландтаага» — несмотря на почтительный тон, я поняла, что Кейлхаке имела в виду совершенно обратное, что не осталось не услышанным ее нахохлившимися собеседницами – «Наверное, лишь соображения государственной важности заставляют их пытаться задержать посланницу эквестрийских принцесс. Настоящую посланницу, конечно же, а не ту непонятную личность, что смогла так ловко втереться в доверие к некоторым персонам, заседающим в совете. Я уверена, что никто и подумать не может о том, что кто-то из них мог быть причастным к такому быстрому возвышению той, что вдруг превратилась в самозванку».

— «Конечно же нет» — не знаю, о чем трепались эти птицельвы, но кажется, баронесса увлеклась, и допустила какую-то ошибку, позволив своим оппоненткам сделать мгновенный рипост, возвращая отбитый удар. Именно такое выражение было на морде тощей, тотчас же расплывшейся в широкой ухмылке – «Как вы могли подумать! Совет владык земель лишь выслушал ту, что провозгласила право говорить от имени принцесс, и поговаривают, прибывала под полным покровительством короля. Как мы, верные слуги народа, могли бы подумать, что от имени короля с нами говорила какая-то самозванка? Нет, это решительно исключено!».

— «А кто, собственно говоря, это был?» — поинтересовалась я, когда пришла очередь фон Кейлхаке сердито бурчать что-то себе в клюв в ответ на справедливые, в общем-то, обвинения. Нет, конечно же, я ни за что, никогда, даже в самом страшном токсическом трипе, не поверила бы тому, кто имел смелость и наглость называть себя «слугой народа», памятуя о тех лоснящихся, жирных мордах с цепкими глазами вечно голодных пауков, что всплывали в нашей общей памяти с Древним… Однако даже если это и были их аналоги в этом изменившемся мире, кое-что я могла бы узнать и от них – «Я тоже слышала о том, что кто-то наглый, или от рождения лишенный чувства самосохранения, решил вдруг повыдавать себя за Легата Легиона. Сначала я не придала этому значения – оказывается, среди психов принято пристально следить за судьбой разных личностей, и моя, как выяснилось, не стала исключением в глазах местных Наполеонов, но когда я узнала, что эта дрянь целенаправленно занимается каким-то саботажем, я назначила награду за ее голову, и теперь хотела бы знать, с кем же именно там разговаривал Ландтааг».

— «С посланцем принцесс».

— «Правда? А может быть, у нее и бумаги имелись?» — в ответ на мой вопрос, заданный очень вкрадчивым голосом, три высокородные курицы тотчас же сделали вид, что совершенно не владеют эквестрийским, и не представляют, о чем говорит какая-то мелкая пятнистая лошадь. Но я была непреклонна в своем желании добыть нужную мне информацию, а благодаря Графиту, всем своим видом дававшему понять, что выйти из этого кабинета можно было бы только вместе с ним и дверями впридачу, которые он отирал, отдуваться пришлось стряпчим. Чернильные души вертелись, словно ужи на сковороде, и мне никак не удавалось зацепить их на чем-то горячем. Не отрицая существования документов, они никак не могли вспомнить, чьи же печати и подписи были на них, а в ответ на прямой вопрос, чьими же именно рекомендациями воспользовалась незнакомка, попросту прикинулись тихими идиотами. И это навело меня на очень нехорошую мысль о том, что против меня играл еще кто-то, помимо самих грифонов и пони. Король, Генштаб, Ландтааг, Друнгхар и принцессы – это был не полный список, включавший в себя и других игроков, однако я начала понимать, что против меня, против всех остальных, играет какая-то сила, все еще остающаяся в тени. Быть может, именно она послала того, кто указал мне дорогу на поверхность? Но тогда зачем же мне было мешать, если он был заинтересован в моем успешном возвращении в Грифус? Слишком много было непонятного, слишком мало было у меня опыта для того, чтобы разобраться во всех хитросплетениях политических игр, мало-помалу закруживших меня в своем водовороте. Прав, ох как прав был этот серый мерзавец, говоривший о том, что хорошему лидеру не нужны ни доспехи, ни меч! Но я не могла, не имела права бросить все, и уйти лишь потому, что меня окружали те, кто привык брать свое языком, поэтому я развернулась к Кейлхаке, и с сожалением покачала головой, недобро зыркнув на надувшихся куриц, подарив им свой фирменный предостерегающий взгляд, ясно говоривший: «Я сумасшедшая. У меня даже справочка есть». Не знаю, насколько их это впечатлило, но отступать от своего они точно не собирались, вновь закопавшись в привезенные мною свитки, словно хотели почерпнуть в них некую мудрость, а также расположение давно утерянного сокровища Гриффинстоуна. Зачем было делать с них копии, мне было тоже решительно непонятно, но по большому счету, мне на них было уже плевать, ведь я смогла заручиться чем-то вроде уважения влиятельного ордена Башни, не говоря уже об ордене охотников, вольных грифонах и лесовиках, все еще помнивших свою Иллюстру. Мысли об этом вновь напомнили мне о мудрости принцесс, советовавших не пытаться подлизываться к богатым, влиятельным и знаменитым, а пролететь по стране, постаравшись подружиться с теми, кто еще не забыл слово «дружба», и кому действительно нужно было помочь. Это окупилось сторицей, и я лишь ухмыльнулась, глядя на разворачиваемые свитки, с которых аккуратно и скрупулезно снимались точные копии во множестве экземпляров. Свою роль они выполнили, и мне оставалось лишь пожать плечами в ответ на негодующий взгляд Кейлхаке, которым она одарила как меня, так и роющихся в бумагах клерков.

— «Это действительно необходимо?» — повинуясь скорее красноречивым взглядам грифонки, нежели собственному желанию, поинтересовалась я исключительно затем, чтобы не обидеть эту неплохую, в сущности, даму. Лично мне было плевать, что они с ними сделают – пусть хоть в сортире повесят.

— «Эти ваши бумаги…» — медленно пройдясь вдоль стены с книжными полками, проклекотала совоголовая дама. Тон ее соответствовал взгляду, которым она одарила висевшие на стенах портреты и стены, затянутые в алый муар. Кстати, по поводу последних я могла бы с ней и согласиться, ведь декорирование стен кроваво-красной тканью с переливающимся волнообразным узором казалось мне какой-то особой разновидностью извращения – «Они будут внимательно изучены лордами Ландтаага».

— «И вы посмеете выдвинуть обвинения против самого короля?» — пораженно воскликнула баронесса, заставив меня резко вскинуть голову, и обвести внимательным взглядом всех присутствующих в кабинете.

— «Слово «посмеют» в отношении лордов недопустимо» — теперь пришла очередь Кейлхаке принимать словесную оплеуху – «Тем не менее…».

— «Совет Ландтаага назначен на завтра!» — грозно заклекотала грифонка. Этот взрыв заставил мои плечи разочарованно опуститься, а оппоненток баронессы – расплыться в язвительных ухмылках. Таких, которыми могут похвастаться только грифоны. Клянусь тебе, Твай, они вдруг стали похожими на свору стервятников, обнаруживших свежий труп – «До тех пор нами правит король!».

— «Без сомнения» — елейно ответила одна из герцогинь. Или это была графиня? Уххх, почему они не могут просто носить на себе какие-нибудь знаки различия, вроде медвежьих шапок, или желтых штанов? Хвастаются своею знатностью на каждом углу, а строем ходить хрен научишь! – «До завтра».

— «А что будет завтра?» — поинтересовалась я, понимая, что этот поединок мадам баронесса с треском проиграла, попавшись на какой-то словесный контрудар. Суть разговора была мне не слишком понятно, но ощущение тревоги за Гриндофта, на помощь которому я летела, бежала, плыла и ползла, усилилась многократно. Почему они говорили о нем так, словно он уже и не был королем, несмотря на то, что его еще не сместили… «Пока еще не сместили» — пришла мне вдруг в голову трезвая мысль. Кажется, король, по каким-то причинам, не мог противостоять поднимавшей голову фронде, но как он смог это все допустить, после такой великолепной победы – для меня было одной огромной загадкой.

«Когда против тебя играют принцессы – ставки растут до небес» — вспомнила я слова мужа, когда повинуясь вежливому, но решительному жесту крыла, посеменила прочь из кабинета вслед за сердито выскочившей из него баронессой, сочувственно поглядывая на выскочившую из него грифонку. Простившись с оставшимися в зале вельможными дамами резким, небрежным, граничащим с оскорблением поклоном, она резво двинулась прочь, сопровождаемая моей топотавшей позади нее фигуркой, оставив прочую пернатую братию, важную и не очень, тихо охреневать позади от свалившейся на их головы «тайны», придуманной одной пятнистой хулиганкой, по крупу которой просто плакал суровый гвардейский или легионерский ремень. Обещание скорого знакомства с этим предметом одежды я слышала в каждом шаге последовавшего за нами Графита, передавшего надзор за оставшимися в посольстве грифонами легионерам, поэтому решила держаться как можно ближе к фрайфрау, стараясь, чтобы меня и мужа всегда разделяло облаченное в костюмчик тело грифонки, удивленно поглядывающей на все мои ужимки.

— «Завтра случится совет лордов земель. И будет обьявлено о начале Рокоша, и смещении короля. За ним пойдут переговоры о том, какая династия возглавит грифонов, торговля, политические союзы и альянсы магнатов…» — наконец, горько проговорила она, останавливаясь возле лестницы на первый этаж. Баронесса невесело усмехнулась, в то время как высокородная стайка гостей вышла за нами из кабинета, и шурша кринолинами, важно последовала на выход, сопровождаемая толпой стряпчих, клерков, и угодливо расстилавшимся штатским, одетым в партикулярный сюртук.

Почему-то именно эта фигура заставила меня ощутить забурлившее внутри раздражение.

— «Благородная дама…» — стиснув зубы, процедила я. В голове проскочила мысль вначале выяснить, почему вдруг на меня накатило подобное ощущение, заставившее окрашиваться чувства в тревожные багряные тона, но быстро пропало, смытая загудевшим внутри огнем. Теперь это пламя, родившееся где-то в глубине гор, не оставляло меня ни на секунду, то притухая до едва заметного блеска углей, то вспыхивая словно напалм, растекаясь по груди ядовитой, несмываемой пленкой. Ухватив грифонку за крыло, я пнула первую же попавшуюся дверь, после чего втолкнула в обнаружившиеся в ней покои – «Соблаговолите объяснить, что тут у вас, мать вашу так, происходит!».

— «Вам следует держать себя в рамках приличий, миссис Раг!».

— «Это означает «набрось на себя узду, и иди, куда скажут»? Так, что ли?» — сощурившись, хрипло поинтересовалась я. Огонь вспыхнул в горле, грозя опалить кривившийся в раздражении рот – «А у меня все чаще возникает желание вспомнить о том, что я не просто клоун на побегушках политиков, а Легат Легиона! А у Легата, между прочим, имеется свое, очень своеобразное, понятие о приличиях! Поэтому вам лучше не ломаться, а вспомнить о том, что я прилетела сюда, движимая дружеским чувством и к вам, и к своему старому, во всех смыслах этого слова, другу, и рассказать мне о том, что же именно тут у вас происходит, и побыстрее. Пока я снова не взяла какой-нибудь меч, и не пошла рыскать по городу, интересуясь у его славных жителей, где тут обретается ваш новый король!».

---

— «Ну и зачем же его сюда понесло?» — бурчала я, спускаясь все ниже и ниже. Наклонные плиты пола все так же мелькали внизу, но если в первый час все вокруг вызывало неложный интерес, то спустя два – уже надоело. Глаз не радовала даже бесконечная лента дороги, спиралью вившаяся в теле громадной вертикальной шахты, колодца или тоннеля – вместе и по отдельности, каждое из этих слов было не в состоянии описать циклопичность сооружения, пронизывавшего Грифус от вершины до самого дна, и уходящего на много миль вниз, в глубину планетарной коры, где оно переходило в гигантский разлом, расползавшийся под горами на лиги и лиги окрест, ветвясь бесконечными трещинами и коридорами. Источенные колесами повозок и вагонеток, гранитные плиты уже не вызывали былой интерес. Статуи, застывшие в нишах, уже не притягивали взор – дорога была запружена жителями нижних ярусов города, спасавшихся от приближающейся напасти, и мне было совершенно непонятно, как располагавшиеся на вершине этой горы вообще могли думать о какой-то политике.

Впрочем, это могло быть и ответом на данный вопрос, и пока высокородным господам не припечет их кошачьи и птичьи пятки, они вряд ли опустят задранные клювы к земле.

Но все же Танкарф впечатлял. Это творение, по легенде, то ли построенное, то ли найденное лично Хруртом, было названо в честь первого подземного поселения, построенного грифонами в этой горе, еще не источенной, не выдолбленной изнутри – его основатели и не подозревали о том, что таилось у них под ногами, и наверное, весь город сгинул бы гораздо раньше, однажды попросту провалившись в бездонную пропасть, когда какой-нибудь неосторожный грифон нанес по камню последний роковой удар киркой или молотком. Созданное из громадных каменных блоков, каждый из которых был размером с мэйнхеттенский небоскреб, оно было самым большим из искусственных сооружений, которые я когда-либо видела, однако я сразу опознала в нем старшего брата того тоннеля, что я видела на востоке Королевств, однако в отличие от засранного обиталища страхобразов, это место содержалось в образцовом порядке, и мой взгляд то и дело возвращался к таинственному алому зареву в его глубине, освещавшему стены тоннеля.

Но вскоре, мне стало скучно. Вначале я разглядывала окружающие нас пейзажи подгорного царства. Потом развлекала себя нытьем, вовсю трепля нервы окружающим. И если пони лишь закатывали глаза за моей спиной, наивно полагая, что я их не вижу, то грифоны рожденной уставом сдержанностью не отличались, и имели глупость начать мне отвечать, за что тотчас же поплатились, получив на свои головы новую порцию жалоб, претензий и обвинений, которые быстро достали не только их, но и Кейлхаке, скрипевшую клювом почти после каждой моей реплики. Все это привело к тому, что в нарушение здравого смысла и чувства предосторожности, они бросили затею с постепенным и осторожным спуском по спирали, и сменив несколько подъемников, оказались на одном из средних ярусов гораздо быстрее, чем рассчитывали изначально, заставив меня тихонько перевести дух. Весь этот бубнеж баронессы о традициях, трех тысячах обязательных шагов по стопам Хрурта, и неких подрывных элементах, которых она называла «несогласными с королем ваза» быстро начали меня утомлять, не в силах перебороть тревогу за Гриндофта. Если он и вправду полез туда, за выдававшей себя за меня самозванкой – как могла я поступить по-другому? Как я могла не отправиться вслед за ним? Чем ниже спускался наш небольшой отряд, к которому, понемногу, приставали немногочисленные охотники пощекотать себе нервы в горных глубинах, тем более явно я слышала шорох, казалось, звучавший в самой моей голове. Конечно же, это было обманом, и каждый раз, склоняя голову над громадой тоннеля, уходящего в недра земли, я слышала усиливающееся шуршание – вкрадчивое и злобное. Каждый раз, когда я начинала напряженно вслушиваться в гулкий воздух тоннелей, нюхая его и пробуя на язык, оно стихало, но каждый раз недостаточно быстро, и я понимала, что время, отведенное новому королю, практически истекло.

— «Мы должны разделиться» — наконец, произнесла баронесса, кода наш отряд миновал последний пост. Да, Дунке Шверигкайтен – Темное Лихо, как называли свалившиеся на них несчастья грифоны, заставили их вспомнить об осторожности, но вид нервных пернатых, почему-то целыми отрядами тусующихся возле наскоро возведенных из каменных блоков баррикад, яснее сотни рассказов давал мне понять, что они растеряны, и сами не уверены в том, что же именно им нужно со всем этим делать. Часть, видя процессию сосредоточенных, одоспешенных грифонов и пони зачем-то увязались за нами следом, наплевав на визгливые приказы командиров, и на широкую площадку, служившую входом сразу в четыре тоннеля, мы подошли достаточно внушительной стаей, которую было не стыдно показать и спасаемому королю – «Три отряда, идущие по трем направлениям. Встречаемся на следующем перекрестке, а оттуда…».

— «Он там» — перебив командовавшую походом грифонку, я ткнула копытом вниз. Огромный тоннель и не думал сужаться, уходя вглубь горы, но мне показалось, что огненное зарево, пламенеющим глазом глядевшее на нас из глубин земли, быстро тускнело. Тени становились длиннее и глубже, а мощные струи горячего воздуха, обогревавшего Грифус, превращались в болезненные порывы теплого и холодного воздуха, похожие на прерывистое дыхание тяжело раненного существа – «Король пошел туда. Я знаю это. И он тоже двигается сюда».

— «Кто?».

— «Ты уверена?» — настороженно проговорил Графит. Вскочив на ограждение спиральной дороги, он настороженно уставился вниз, для чего-то дважды широко зевнув, и насторожив устремленные вперед уши. В этот момент он как никогда раньше походил на Кайлэна, порождая у меня неприятную мысль о том, что этих двух жеребцов нужно как можно быстрее разлучать, пока мой благоверный на нахватался от него каких-нибудь вредных привычек помимо этих странных ритуалов с зеванием, и бесшумным хождением в темноте.

— «Да, я чувствую его» — отстраненно проговорила я, проверяя, насколько легко выходит из ножен Фрегорах, настолько уютно устроившийся у меня на плече, что с момента его обретения я постоянно забывала о нем, начав относиться к мечу словно к одной из своих конечностей. Вот ведь странное оружие… И тем более грустно будет с ним расставаться – «А он чувствует меня. Рано или поздно мы должны были встретиться».

Ветер загудел и затих. Алое марево потухло, погружая громаду тоннеля в холодный, неуютный полумрак, освещаемый лишь ярким белым светом, падавшим сверху – оттуда, где еще теплилась жизнь, настороженно замершая при виде угасшей легенды, освещавшей жизнь многих поколений жителей этой горы.

— «Вперед!» — рыкнула я, срываясь в галоп, крайне невежливо бортанув плечом имевших неосторожность встать перед нами грифонов. Несколько ваза, увязавшихся за нашим отрядом (Что у них там вообще была за организация? Форменный же бардак!) разлетелись как кегли, не успев убраться с моего пути, и лишь спустя несколько десятков футов, которые мы пролетели за несколько длинных прыжков, за нами послышался дробный стук когтей, переходящий в посвист многочисленных крыльев.

Грифоны никогда не числились среди хороших бегунов по земле.

— «Быстрее!» — свет умирал, и отведенное нам время истекало. Мне, Гриндофту, и может быть, даже городу, ведь я уже слышала заунывный напев громадного горла, заставлявший вибрировать все мое существо. Да, дрожать – но не в страхе, как я опасалась, а от нарастающего раздражения, переходящего в лютую злость. Откуда оно взялось, это чувство? Еще пару недель назад этот заунывный напев, огромный, как издававшее его существо, эта песня гигантского кита, на которую отзывались темные недра, действовала на меня как психический удар, заставляя видеть и слышать такое, о чем я боялась признаться сама себе. Она манила меня – но теперь все изменилось, и после битвы на Языке Дракона, после того, как я окунулась в кипящую кровь и обжигающий жар гнилостной магии подземных червей, каждый ее напев заставлял клокотать внутри яростный жар, разгоравшийся с каждым неслышимым стоном. Пусть слышала его только я, но остальные уже чувствовали вибрацию толстых плит и гигантских, сплющенных давлением и временем блоков, из которых состояли стены огромного колодца, слышали шелест и хруст огромных хитиновых чешуй, а еще – видели беженцев, толпами несущихся вверх по спирали. Простые грифоны, горняки, подземные жители и ваза – все смешалось в водовороте, закручивавшемся возле последних подъемников, каждый из которых казался миниатюрной раковиной моллюска, прилепившейся к изгибавшейся стене тоннеля. Напряженно позвякивавшие цепи уходили вниз, в темноту, из которой уже доносилось дыхание громадного чудовища, возвещавшего о своем прибытии неяркой, гнилостно-зеленой аурой света, озарявшей суматошно работавшие крыльями стайки, рвущиеся наверх в попытке убежать от надвигающейся темноты.

Но увы, здесь не было небес, которые могли бы распахнуть преданные слуги Принцессы Ночи, обрушивая безмолвную ярость Луны на надвигавшуюся Тьму.

— «Нагльфары! Нагльфары!!» — эти крики были понятны и без перевода. Длинные тела, способные проглотить пони или грифона целиком, предвосхищали пришествие Пожирателя, с хрустом двигаясь по спирали дороги, словно тошнотворная куча глистов, вылезающих из кишечника дворовой собаки. Они извивались, не помещаясь на каменной спирали, и время от времени вылезали наружу, переползая с одного уровня на другой благодаря своей непомерной длине. Увидев их, я заклокотала от мстительной злобы – не нашлось у твари других переростков-подсвинков, не нашлось! – и заорав, бросилась на одного из червей, высунувших извивавшееся тело над пропастью. Фрегорах послушно вздрогнул в копытах, оставляя на вытянувшемся вдруг теле длинный порез, спустя миг, выбросивший в воздух множество тонких струй вонючего ихора. Снова заход, снова удар – на скорости, со всей силы, двумя копытами удерживая рвущуюся из захвата рукоять! – и я съехала по червяку, кромсая мечом покрытую короткими, тупыми шипами шкуру, под которой проступили и полезли наружу какие-то петли то ли сосудов, то ли кишечника, то ли мышц. Извивавшаяся тварь вытянулась струной, будто пытаясь одним напряжением тела склеить, закрыть огромные, во всю длину, раны – и неторопливо полетела вниз, в надвигавшуюся темноту, из которой она ненадолго вышла на свет.

— «Это второй!» — восхищенно проорала мне баронесса. В ее лапе я увидела длинный моргенштерн, который она, раскрутив, обрушила на голову еще одного червяка, решившего высунуть наружу свою уродливую башку. В отличие от моего меча, шипастая булава не нанесла монстру особых повреждений, но заставила того развернуться в сторону наглой грифонки, давая мне возможность на полной скорости пронестись мимо разинувшей пасть твари, лихим ударом разрубая плоть у самой головы – там, где я надеялась нащупать у них что-нибудь, напоминавшее шею.

— «Я просто перестала их считать» — негромко призналась я, говоря это скорее самой себе, когда следующий червь отправился вслед за первым, мотая головой, наполовину отделенной от тела. Эти твари были меньше чем тот, которого, в безумии своем, я завалила под Грифусом, и уж точно меньше того, что встретился мне в подземных тоннелях, поэтому я понадеялась на то, что даже количество этих подземных глистов не даст им нас задержать.

По крайней мере, я надеялась на это.

— «Ходу! Ходу!» — не став выяснять, о чем там вдруг так задумалась баронесса и окружавшие ее ваза, я снова рванулась вниз, игнорируя запрудивших дорогу червей. С этими глистами должны были справиться кордоны, выставленные на спиральной дороге, а нашей задачей было спасение короля, поэтому я вытянула правое, и сильнее замахала левым крылом, широкими кругами снижаясь в полумраке тоннеля. Где-то там, внизу и впереди, я уже слышала стук металла по плоти, и мне показалось, что я увидела вспышки огня – кажется, не только у меня был зачарованный, пропитанный алхимией меч. Впрочем, удивляться не приходилось, ведь именно я была той, кто притащил Дайнслейф новому королю, однако меня начинал озадачивать факт, что зачарованное оружие предпочиталось использоваться в каких-то дуэлях, вместо шинкования на фарш всяких выползков из темноты. Падать пришлось далеко – отряд короля спустился гораздо глубже и дальше от основания горы, и кажется, пытался сдержать напор рвущихся к ним червяков, еще не догадываясь, что все их предназначение заключалось в одном – задержать их на месте до прибытия главного врага.

Чем, правда, этому чудищу не угодил именно Гриндофт, понять я не могла, да и не задумывалась над этим, ведь по моему скромному мнению, Орзуммат мог проделать это лишь для того, чтобы поднасрать лично мне.

— «Графит! Вытаскивай оттуда короля!» — заорала я мужу. Промедлив всего миг, он нагнал меня в этом стремительном спуске, и кажется, вознамерился перехватить поперек живота, утаскивая наверх, к безопасному свету. Мы уже видели клубок небольших нагльфаров, тяжело ворочавшихся на грузовой площадке, выступавшей из тела тоннеля. Я успела отметить, что в отличие от невообразимо древних стен, все подъемники и навесные площадки были явным новоделом, по виду, едва ли разменявшие две сотни лет.

«Надо же. Кажется, я и вправду понемногу опонячиваюсь, если два века для меня становятся коротким отрезком времени».

«Лучше бы ты училась пользоваться этой бесполезной субстанцией между ушей, которую по недомыслию называешь мозгом!» — буркнула Найтингейл. Я не обиделась, уже привыкнув к ее язвительной манере вести разговор, и только залихватски взвизгнула, обрушиваясь на ближайшего червяка, подобравшегося к группе окруженных риттеров, и уже нависнувшего над головами не заметивших его грифонов. Уже по привычке, я ударилась о жесткую шкуру плечом, перенося весь вес на рукоять меча, с глухим хлопком пробившего прочный череп, или что эта гадина отрастила себе вместо него^[83], впечатывая недоростка в изгвазданный кровью и слизью камень плит.

— «Лежать, наживка!» — рыкнула я, наваливаясь на Фрегорах в попытке удержаться на бешено извивающемся монстре. Наверное, именно так, смешно и глупо, выглядели новички, пытающиеся удержаться на скачущем быке во время родео. Однако долго скакать на нем мне не пришлось, и спустя один короткий свист халберда, рассыпавший сноп искр прямо у меня перед носом, голова червяка отделилась от извивающегося туловища, которое быстро отправилось за край каменной площадки, в процессе схватки, лишившейся любого подобия перил.

— «Благодарствую… А где король?».

Кажется, этот вопрос был задан не вовремя. А может, облаченные в тяжелые доспехи грифоны попросту поняли, кто пожаловал на огонек, и в мгновение ока у меня перед носом оказалось десяток лезвий совсем не церемониальных, а вполне себе боевых протазанов, посверкивавших искрами алхимически усиленного металла.

— «Эй, я ведь только поговорить хотела!» — решила обидеться я, в то время как моя задница судорожно сжалась до размеров копыта. Лишившись доспеха, я полезла вслед за Кейлхаке в том, чем была – голышом, с одной-единственной сбруйкой, плотно охватывавшей шею, плечо и левую ногу, на которой висел Фрегорах, поэтому почувствовала себя весьма неуютно, ощущая на шкуре бодрящий стальной холодок. Шагнувший вперед риттер горделиво вскинул укрытую шлемом голову, в то время как остальные вернулись к увлекательному процессу тыканья протазанами рвущихся к королю червяков.

Хорошо еще, что эта мелочь не шла ни в какое сравнение с той тварью, которую мы смогли завалить после битвы за Грифус.

— «Говори!».

— «Я говорю, что к королю прилетела, а не к тебе!» — осадила я здоровяка, выискивая глазами знакомый вороненый доспех с алым гамбезоном и богатым шлемом, по которому, блестя, вился тонкий, едва видимый золотистый зигзаг орнамента, обозначавший корону – «Гриндофт! Старина! Неужели после всего, что мы пережили, пока добирались к тебе, я заслужила лишь лицезреть твою задницу?».

— «Да, тепех я увехен, что вижу пехет собой нацтоящую Скраппи Раг» — громко каркнул облаченный в черные доспехи воин, изящным прыжком уходя от клацнувшей рядом с ним пасти. Богато украшенный меч, который я уже видела однажды в его лапах после боя за Грифус, играючи прошелся по морде нагльфара, отсекая сразу десяток острых, конусообразных зубов. Впрочем, на чудище это не произвело ни малейшего впечатления, и лишь одновременный удар пяти протазанов заставил его отшатнуться, не успев проглотить одного смелого, но глупого короля – «И я цнал, что пы пхидешь!».

— «Я все поняла. Ну и как после этого я могла не прийти?» — честно, безо всякой иронии, коротко хохотнула я. Хлопавшее крыльями позади, грифонье-пегасье воинство наконец присоединилось к нам, и пока баронесса Кейлхаке раскланивалась с королем, в низком поклоне бубня что-то о своих верноподданических чувствах, я хлопнула крыльями, подбрасывая себя в воздух для того, чтобы оценить обстановку. Ожидаемо, та абсолютно не радовала, и я содрогнулась от вида скрученных, сплетающихся друг с другом тел, настойчиво ползущих вверх по дорожной спирали, вновь припомнив сходство с глистами, экстренно покидающих чей-то кишечник.

Только вот вместе с ними пожаловал и их хозяин.

— «Та-ак, ребята, ходу! ХОДУ!» — заорала я, ощущая, как нарастает тупое давление в голове. Темнота внизу заполнила шахту, пригасив даже зеленый гнилостный свет, скрытый шуршащей громадой, медленно ползущей наверх. Шелест и скрежет заполнил пространство вокруг нас, проникнув даже внутрь моей головы, вытесняя заунывную песню – как же он был похож на те звуки, что я впервые услышала в поезде, несущемся в Кантерлот! Мысль об этом породила страх, холодными каплями пробравшийся под мои перья, заставив нырком броситься к королевскому хранителю тела, бешено дергая того за сюрко – «Хватайте короля, и валите отсюда! Быстрее, БЫСТРЕЕ!».

— «Скраппи, мы тоже уходим» — напряженным голосом сообщил мне Графит, оказываясь где-то рядом. Ему понадобился один-единственный взгляд вниз, через край платформы, чтобы тотчас же оказаться рядом со мной, оттесняя прочь от провала – «Нужно улетать. Мы не справимся с этим в одиночку».

Что ж, в этом он был прав, и справиться в одиночку с чудовищем, ползшим вверх по трубе, было почти невозможно. Его появление ознаменовалось скрипом и хрустом, с которым он стачивал камень на своем пути, вгрызаясь в него толстыми коническими шипами, покрывавшими толстую шкуру, прикрытую толстыми пластами брони, похожей на толстые бронеплиты из спрессованной, слежавшейся кожи. Каждое движение громады заставляло вибрировать и дрожать камень окружавших нас стен, и мы едва успели нырнуть обратно в тоннель, спасаясь от надвигавшейся смерти, как заходившая ходуном платформа брызнула во все стороны разлетавшимся камнем, не в силах противостоять напору поднимавшейся чудовищной туши. Словно и не заметив снесенного препятствия, она все так же неторопливо двигалась на поверхность…

И остановилась.

— «Ходу!» — вновь взревела я, заставив вздрогнуть окружавших меня грифонов и пони. Зачарованные видом проплывавшей мимо громады, они с довольно-таки глупым видом таращились на гигантский шип, опиравшийся на остатки платформы, но я… На место страха вдруг пришла какая-то необъяснимая, лютая злоба, и вместо того, чтобы удирать куда подальше, пока эта тварь не решила выяснить, что же это за блохи попали в ловушку между шкурой и камнем стены, я выхватила Фрегорах, и со злобной радостью вонзила его в широкую щель между бронеплитами шкуры, мстительно захохотав, когда меч пробил вонючую складчатую плоть – «Валите отсюда! Это наше с ним личное дело!».

— «Раг! Что ты делайт?!» — возмущенно курлыкнул Гриндофт, вместе со своими хранителями тела пытаясь пробиться через личинок подземных червей. Оказавшись закупоренными вместе с нами заблокировавшей шахту тушей, они наседали и сверху, и снизу, заставив наш отряд разделиться, и сдерживая их ударами копий и протазанов, медленно отступать вверх по спирали дороги.

Слишком медленно, на мой взгляд.

— «А ну, подвинься, ssuka!» — завопила я, когда обжигающая ненависть плеснула внутри, обжигая грудь не хуже иного кипятка, заставив снова ударить мечом по слабому месту громадного существа. Каждое прикосновение к нему заставляло мою голову вибрировать от оглушительного шелеста, заглушавшего любые слова мужа и короля, кричавших мне что-то, пока я кромсала неподатливую плоть. Слишком толстая, она почти не кровила, но кажется, я все же смогла достучаться до этой твари, и вздрогнув, туша медленно поползла назад, спасая розовую, нежную плоть от колючки, вонзившейся в грубый бок червяка.

— «Куууудааааа?!» — взвыла я, со стуком вонзая меч в толстую шкуру. Вид бегущего чудища сводил меня с ума, заставляя бросаться на проплывающую мимо плоть в попытках ухватить ее даже зубами. Я буквально сходила с ума от затопившей меня ненависти, бессильно царапая мечом покрытые каменной пылью бронеплиты червя, и наверное, полетела бы вслед за ним, охаживая мечом кончик громадного носа, если бы не Графит, материализовавшийся у меня за спиной, и рывком перехвативший поперек живота мою дергавшуюся и вопившую что-то тушку.

— «Пусти! Пусти меня, я ему втащу!» — орала я, размахивая четырьмя конечностями из шести, и умудрившись даже несколько раз с чувством, от души, плюнуть в распахнувшуюся где-то под нами, огромную пасть, грозившую нам сотнями острых зубов — «Кишки на бивни намотаю!».

— «У него нет бивней!» — пропыхтел Графит, крепко прижимая к груди мою спину, не давая распахнуть дергавшиеся в предвкушении схватки крылья.

— «Так приделай, а я потом вырву! Муж ты, или кто?!».

— «Я муж, и женат на моем Хомячке, а не на кровожадной психопатке!».

— «Ах так?! Ах так?!! А у твоей жены жопа маленькая! И вымя без компаса хрен отыщешь!».

— «Богини-вседержительницы, что ты несешь!».

— «Это ты несешь всякую хрень!».

— «Я бы так тебя не назвал» — фыркнул муж, взмахами крыльев поднимаясь все выше и выше. Чем дальше мы удалялись от Пожирателя, тем тише звучал шелесть камня и грохот крови в моей голове, вновь превращаясь в заунывную песню. Но теперь мне в ней слышались неприкрыто злорадные ноты – «Скорее, сумасшедшей кави».

— «Че… Чем?».

— «Ошалевшей морской свинкой» — присоединившиеся к нам грифоны тяжело дышали, с трудом взмахивая пострадавшими крыльями – «Боевым хомячком. Очень боевым. Но теперь нужно угомониться, Скраппи. Нужно успокоиться».

— «Я его почти порвала! Я его почти победила!».

— «Да-да. Я тоже это видел. Еще чуть-чуть – и ты бы его на тряпочки разрезала» — монотонно бубнил супруг, не давая мне вырваться из его объятий. Развернувшись, он рванулся вверх по освободившемуся тоннелю – подальше от темноты, медленно уползавшей в свое логово, подальше от зеленого свечения, предварявшего прибытие Зверя. От шелеста и скрежета, расшатывавших мои кости и зубы – вверх, к свету, к испуганным крикам и тревожным гудкам, с которыми в просвет шахты опускалась огромная каменная платформа, раньше висевшая возле нижних обжитых уровней города-горы. Пролетая мимо нее, я не обратила внимания на громадные цепи, посчитав их дополнительной страховкой перегрузочного терминала, устроенного там исключительно для удобного накопления грузов перед их транспортировкой наверх, но теперь понимала, что такой стратегически важный объект как гигантская шахта грифоны не оставили без должной защиты, превратив гигантский подъемник в передвижную крепость, укрытую стальными листами, вставленными в заранее приготовленные пазы.

«Хорошо, что нам не пришла в голову идея штурмовать Грифус из-под земли».

Эта мысль понемногу меня отрезвила. Затихал, скрывался слышимый только мне шорох, и лишь заунывная песня по-прежнему сжимала душу печалью и болью, с которой обращалось ко мне существо. Требовало ли оно понимания, или освобождения от страданий и боли, понять мне было не дано – но прикоснувшись к нему, я была уверена в том, что очередная наша встреча попросту неминуема, и чем закончится она, не знал ни один из нас.

— «Думаю, мне нужно найти оружие подлиннее» — буркнула я, уловив внимательный взгляд короля. Летевший вместе с нами Гриндофт внимательно разглядывал меня, и даже устало опустившись на остановившуюся в воздухе крепость-платформу, я чувствовала его острый, цепкий взгляд, внезапно смутивший меня, и заставивший взглянуть на свою отвратительную, дурацкую выходку в новом свете. Вот ведь спасительница выискалась, едва не угробившая и себя, и грифонов! – «Ну, для того… На этого…».

— «Тумаю, нам всем оно не повхедит» — помолчав, откликнулся грифон. Отмахнувшись от кланявшихся ваза и риттеров, он разглядывал меня, словно какую-то диковинку, пока я смущенно рассматривала его, не зная, как объяснить ни свое поведение, ни то, как я вообще сюда пробралась. Наконец, окончательно запутавшись в своих мыслях, я просто сунулась вперед, и обняла короля, хотя тотчас же поняла, что ошибалась, и вместо милостивых монаршьих объятий, оказалась обнятой лапами друга, без слов рассказавших, как меня ждали, пока я шарилась где-то в лесах – «Я хад, что ты добхалась до Грифуса, и откликнулась на мой зов».

— «Я думала, что это очередные политические игры, но потом…» — смущенно ухмыльнувшись, я пожала плечами, ощущая, как по спине проходятся крючковатые лапы, облаченные в тяжелую сталь. Что ж, несмотря на возраст и беды, Гриндофт по-прежнему был силен, и не разменивался на облегченные церемониальные доспехи – «И я пришла. Итак, кого первого научим любить родину и короля?».

— «Что ж, я не сомневался в тебе, таже после того, как мне подсунули ту фальшифку» — хрипло засмеялся король, довольно взглянув на надувшихся подданных, ревниво сверкавших в мою сторону десятками завистливых глаз. Дурачье! Знали бы они настоящую цену, которую мы должны каждый миг платить за нашу дружбу. За настоящую дружбу, которая бросила меня в тот самоубийственный рейд по лесам – «Но теперь нам и впхавду пхедстоит хазобхаться со множеством дел, и одним из пехвых, я думаю, будет завтхашнее заседание Ландтаага».

— «А что им-то неймется?».

— «Лохдам кантонов, марок и графств всегда неймется, Скраппи. Всегда найдется повод для недовольства. Не ты ли говохила о том, что должна быть создана целая наука об этом чувстве?» — дернул головой Гриндофт. С помощью хранителя тела сняв тяжелый топфхельм, он утомленно взглянул на меня слезящимися от недосыпа и усталости глазами, опираясь на богато украшенный меч – «Поэтому нам пхедстоит тяжелая миссия, Скраппи. Ведь завтра меня собираются низложить».

---

Тьма наступает. Королевства трещат по швам, раздираемые междоусобицей и последствиями тяжелой войны. Монстры проникают в дома, и целые поселения исчезают под покровом наступающей темноты, в то время как города садятся в осаду, противостоя неведомой злобной силе. Знать фрондирует против короля, а мирные переговоры саботируются неизвестными силами, в то время как власть пытается сохранить порядок и приструнить интриганов и авантюристов всех видов и мастей, пытающихся урвать свой кусок разваливающегося пирога. В эти смутные времена, где же должна скрываться мелкая пятнистая пегаска, уставшая от назойливого внимания знатных, не слишком знатных, и совсем не знатных, но сильно уверенных в своей значимости гостей?

Конечно же, в библиотеке. 

Это место было мне знакомо. Так выглядели все библиотеки и того, и этого мира, да и что могло в них меняться, за исключением книг? Публичная библиотека Грифуса была мне знакома, но на этот раз я пришла не одна, по совету Гриндофта взяв с собой пятерых подчиненных, и забурилась в читальню, где коротала время за удобнейшим приспособлением, состоящем из высоченного книжного шкафа с приделанным к нему длинным, наклонным столом. Ряды этих шкафов надежно отгораживали читающих друг от друга, а мерный желтый свет ламп на световых кристаллах, не достигавший высоченного, украшенного фресками потолка, дарил по-настоящему мирную, интимную атмосферу, позволяя сосредоточиться на древних свитках и фолиантах, лишенных каких-либо каталожных номеров и ярлыков.

И это была еще одна особенность данной библиотеки, располагавшейся в комплексе выработанных соляных пещер.

Что ж, такое демонстративное пренебрежение общепринятыми правилами сохранения книг было понятно – ярлык можно было срезать, замазать или перебить, но за короткое время страницы и рулоны пропитывались тонкой соляной взвесью, спрятать которую было бы практически невозможно, поэтому библиотекари Грифоне Националебиблиотек, наверное, были самыми спокойными из всех представителей этого сословия, которых я встречала на своем пути. А может, просто обладали развитым чувством самосохранения, если учитывать количество знатных господ, способных заглянуть к ним на огонек.

Впрочем, такие казусы происходили не часто, и среди не слишком многочисленных посетителей читален я замечала лишь представителей «подлых» сословий ученых, клерков и изредка – ваза, среди которых было всего пара или тройка дворян, явно выискивавших спрятавшегося эквестрийского посла. Впрочем, вставшие в дверях легионеры не собирались никого ко мне подпускать, дав возможность расположиться в самом конце узкого прохода между шкафами, в тишине и таинственном полумраке, не боясь быть потревоженной очередным идиотом с мечом, решившим сделать себе имя на дуэли с Мясником Дарккроушаттена.

Впрочем, совсем безлюдным это место не было, в чем я смогла убедиться, когда услышала доносившуюся из-за шкафа беседу, которую вели расположившиеся там до меня господа.

— «Думаете, они истощены?».

— «Они не могут вести войну и с нами, и с яками одновременно» — эти слова заставили меня вскинуть голову, отвлекаясь от нескольких книг, выданных мне благодаря письменному приказу Гриндофта. Можешь ревновать сколько хочешь, Твайлайт, но скажу тебе, очень удобно иметь в друзьях короля! – «Новый монарх и его окружение уверены в том, что переговоры с этими лохматыми дикарями принесли свои плоды, и он крепко держит за жабры Эквестрию».

«То, чего опасалась принцесса!» - почти не дыша, подумала я, ощущая пробежавший по спине холодок. Кто были такие эти яки, я пока еще не знала, но то, что Гриндофт нашел себе союзников там, в этих ледяных пустошах на северо-западе от своих королевств, явно давало понять, что он тоже не первый год лелеял далеко идущие планы.

— «Признаться, я даже не знаю…» — скептически отозвался скрипучий грифон. Его голос продирался по моим нервам крупнозернистой наждачкой, заставляя возвращаться мыслями к безумному путешествию в недрах гор – «Уже несколько лет как у Эквестрии появилось новое вооруженное формирование, эдакая карманная армия, которую все считали бесполезной игрушкой младшей из двух принцесс, и которая неожиданно достойно показала себя во время этого прискорбного конфликта».

«Это он про нас, что ли? Нет, не может такого быть!».

— «Представляете, сколько казна этих аликорнов тратит денег на два войска разом?» — возмутился более молодой голос. Несмотря на то, что по-эквестрийски оба собеседника говорили достаточно чисто, и я уже научилась не обращать внимание на щелкающие согласные, рожденные твердым кончиком клюва, в его речи не чувствовалась какая-то едва уловимая неправильность, свойственная первому собеседнику. Но в чем была ее причина, понять я еще не могла — «Но в чем отличие этих двух сил? Им что, этой их Гвардии не хватало?».

— «Гвардия следит за порядком внутри страны, и это не та область, где можно быть вольным художником. С другой стороны, Легион – это та сила, которую можно бросить на врага без оглядки на внутренние нужды, которые перекрыты гвардейцами. Все ждали от командовавшего им пони боевых действий в духе стратегической игры, тактических ходов – а он организовал «малую войну», развернув полномасштабное повстанческое движение, и за несколько месяцев навел страх как на регулярные части Короны, так и на войска владетельных сеньоров по всем северным землям. Импровизация, напор, командование «на лету», быстрая смена планов – это и отличает нынешний Легион от наших надутых стариков, пыжащихся от чувства собственной значимости, и принадлежности к славным древним родам. И я считаю, что мы должны создать такую же силу для Королевств и себя».

— «Для себя… Как тонко подмечено» — усмехнулся молодой, в голосе которого появились масляные нотки кота, увидевшего бесхозную банку сметаны. Что ж, эта оговорка была понятна и мне, даже без упоминания титула короля, которого, похоже, никто не собирался брать в расчет — «Но кто будет командовать благородными ваза? Они не пойдут абы кому под крыло! А уж учиться у пони… Фи! Абоминаблемёнт!».

— «Да, мой друг. И в этом наша беда. Мы слишком большие индивидуалисты, в отличие от этих копытных. Мы слишком ценим нашу свободу».

— «Да что вообще хорошего есть в этих пожирателях травы?!».

— «А знаешь, что говорил мудрый Хрурт? «Мир держится на четырёх столпах: познаниях мудрых, справедливости сильных, доблести храбрых, и молитвах праведных. Но все четыре – ничто без правителя, владеющего искусством управления, направляющего на общее благо помыслы и деяния остальных». И эти же слова мы встречаем в «Размышлениях о Путях», написанных веков восемь назад одной из учениц старшего аликорна».

— «Это говорит о том, что даже слова пресвятейшего они украли у нас!».

— «Это говорит о том, мой друг, что они развивались, не воротя клюв от любой мудрости, и примеривая на себя все, что считали полезным, в то время как мы попросту остановились в развитии, тратя наши силы на разрешение неразрешимых противоречий между знатью, магнатами и ваза, не обращая внимания на многочисленных слуг, голоса которых никто и не слышит. В политике, в отличие от механики, треножник — самая неустойчивая конструкция. Она достаточно плоха даже сама по себе, и без феодально-торговой структуры, вступающей в противоборство с развивающимися науками, и рано или поздно приводит к падению всего существующего общественного строя, ввергая в хаос страну».

— «Месье! Это звучит не просто как пораженчество – это просто… Просто…» — тяжело задышал молодой грифон

— «Предательство?».

— «Да!».

— «А тем не менее, это написала принцесса пони, еще двести лет назад» — наставительно произнес пожилой. Его голос ни чуточку не изменился, словно ему было не слишком важен тот вызывающий тон, с которым каркнул обвиняющее слово его собеседник – «И что же мы видим? Пони вскрыли нашу оборону, считавшуюся неразрушимой, словно глупую устрицу, понадеявшуюся на крепость своих створок!»

— «Всего за полгода, уступая в численности, разбить нападающие, а затем обороняющиеся за неприступными горами войска – да любой стратег рассмеется, и обвинит утверждающего это во лжи, или слабоумии!» — зло прошипел молодой, пристукнув лапой по столу – «Это лишний раз доказывает, что пони готовились к этой войне!».

— «И может быть, даже не один год. Или десятилетие» — хмыкнул его собеседник, в то время как мурашки промчались у меня по позвоночнику холодным табуном – «Теперь-то вы понимаете, мой юный друг, какие жуткие существа живут с нами рядом? Которые могут начать свои планы задолго до нашего с вами рождения, и реализовать их после рождения наших внуков и правнуков. Это ли не кошмар любого правителя?».

— «И что же вы предлагаете? Заняться этим вопросом?».

— «Боюсь, мой юный друг, я бы советовал вам оставить эту идею, и не вспоминать о ней даже во сне» — голос пожилого сделался строже, и мне показалась, что в нем прорезалось что-то неприятное, словно притаившаяся под камнем змея – «Это уже пробовали, и каждый раз все это оборачивалось неисчислимыми бедами для наших королевств. Это вам не покушение на площади Феронри, которое привело к смене одной из династий! Боюсь, аликорны покрепче любого грифона, и этих древних чудовищ такими штуками не пронять, несмотря ни на что, все же случавшимися за несколько сотен лет. Вспомните хотя бы последнюю попытку этого психопата дю Клемана, случившуюся несколько лет назад – и чем все закончилось? Ранением изображавшего принцессу придворного шута, разрывом дипломатических отношений, и в итоге – гражданской войной в наших спасаемых Хруртом королевствах!^[84]».

 - «Но разве нет способа…».

— «Должны быть. Ведь согласно самым современным исследованиям, ничто в этом мире не берется из ниоткуда, и не уходит в никуда. Сила находится и на силу, у каждого элемента есть его противоположность, и кто знает, не лежит ли ответ в легендах и сказках о древнем вожде минотавров, способном питаться магией, или руинах старого города, погребенного среди песков, чьи стены были сделаны из проклятого нефрита, заставлявшего любого, кто коснется их, окаменеть?».

— «Сказках?» — презрительно каркнул молодой голос – «Вот уж не знал, что вы, при всем вашем образовании и уме, склонны к беспочвенным фантазиям!».

— «Запомните, мой юный друг, что лучший способ что-нибудь спрятать – это заставить всех крепко об этом забыть!» — ехидно ответил его собеседник. Старый голос стал еще более скрипучим, заставляя меня морщиться от каждого произнесенного слова – «Но не важно. Все это старые легенды, а мы должны с вами глядеть в будущее, а не прошлое. Верно?».

— «Верно…» — отозвался молодой, хотя голос его стал подозрительно задумчивым – «Легенды, значит…».

— «Только легенды».

«Грубовато играет» — подумала я, когда голоса отдалились и стали совсем неразборчивыми. В попытках найти ответ на свой вопрос я обложилась книгами, но теперь смотрела сквозь них, так и эдак прокручивая в уме этот странный разговор – «И чем же всех так допекли аликорны, если даже кто-то, кто в жизни не видел ни одну из принцесс, пытается найти средство разобраться с ними раз и навсегда?».

«Многовековой тиранией, возможно?» — невинно прошептал между моих ушей голосок Найтингейл – «Да нет, бред, конечно же. Кто же поверит, что те, кто должен воплощать собой все достоинства великих правительниц, вдруг поведут себя как неблагодарные свиньи?».

«Может, расскажешь, что же на самом деле произошло в тех шах…».

«Нет!» — ответ был похож на щелчок бича, заставив меня содрогнуться над книгами. Ощутив мою растерянность и испуг, голос древней фестралки смягчился, превратившись в напряженный шепот, за которым мне послышалась затаенная ярость и боль – «Во всяком случае, не сейчас. Пока лишь запомни одно: больнее всего бьют те, кому ты веришь, кого ты любишь, и кого подпускаешь ближе всего. Не совершай мою ошибку, и не доверяй никому».

— «Уговор!» — скрипучий голос вывел меня из задумчивости. Оставленное без присмотра, тело сделало все само, и на подкравшегося ко мне я взглянула уже из-под стола, куда на автомате юркнула моя тихонько взвизгнувшая тушка. Тихонько – это потому, что мерзавец подкрался ко мне незаметно, на вдохе, словно зная, в какой момент я полностью выпала из реальности, советуясь с голосами в своей голове. Как и тогда, его зеленые глаза безо всякого выражения взирали на меня сверху вниз, и как тогда, я с оторопью разглядывала нависавшее надо мной существо – «Вы не забыли уговор?».

— «К-как…».

— «Это не важно! Уговор!» — длинный красный язык с раздвоенным кончиком метнулся между губ. В отличие от Пистаччио, клыки этого были на своем месте, и я поняла, что не могу отвести взгляд от двух острых, изогнутых назад зубов, словно созданных для того, чтобы впиваться и удерживать бьющуюся плоть жертвы – «Вы выбрались. Нашли дорогу. Время выполнять договор!».

Да, договор… Я помнила его. Помнила громаду пещер, похожих на вереницу подземных залоу, уходящих куда-то за горизонт. Помню подсвеченный алым, ноздреватый и пористый потолок, покрытый сосульками сталактитов. Помню море лавы, неспешно текущее куда-то под самыми костями этого мира. Помню горячий, иссушающий воздух, стегавший меня порывами раскаленного ветра.

Я помню и это черное существо с блестящими фасеточными глазами, нашедшее меня там, на берегу, недалеко от медленно надвигавшейся на меня волны расплавленного камня. Его скрипящий голос, издевавшийся надо мной до тех пор, пока я, даже умирая, не встала, чтобы в последнем порыве ухватить его за скользкий экзоскелет, услышав хруст ломающегося хитина. И тому лабиринту из идущих к поверхности тоннелей, к которому он, дразнясь, вывел меня, вместе со мною идя вслед за Скрипом, семенившим у наших ног.

И нет — я не расскажу, о чем он скрипел мне на ухо, Твайлайт, ведь я еще не готова собственными копытами подписать чистосердечное признание, и приговор.

— «Ага. А если я его не выполню?» — поведя носом по сторонам, я раздраженно стиснула зубы. Мои охраннички, из якобы охранной, мать ее, сотни, мирно топтались у входа в читальню, совершенно не интересуясь, чем же именно занят вверенный им объект! Нет, я понимала, что сама потребовала уединения, да и хранителей тела среди нас не находилось… Но вот же дискордова хрень! Да меня тут удавить, сожрать и изнасиловать можно, а никто и ухом не моргнет! – «Ты сам сказал, что выход нашла я сама, поэтому могу заявить, что ты мне ничем не помог. И что тогда? Ты набросишься на меня, переломаешь все кости, распорешь брюхо и вытащишь клыками кишки, заставив их сожрать у тебя на глазах со всем содержимым?».

«А ты точно училась вести переговоры?» — ехидно поинтересовалась Найтингейл – «Потому что к этому все и идет».

«Пони. Дикари. Жить с ними – стать таким же дикарем» — проскрипел мой собеседник, с отвращением и, как мне показалось, какой-то опаской посмотрев, как я выбираюсь из-под стола, сидеть под которым стало уже попросту стыдно – «Зачем эти ужасы, дикари? Я просто подам на вас в суд!».

— «Ээээ… Чиииво?» — я была готова почти к чему угодно, от попытки наброситься на меня с клыками и острыми копытами, до пробирающего до дрожи рева и выпученных глаз. Но совсем не к такому вот заявлению.

— «Суд. Молоток, парики, сроки за потребление эмоций и экстрадиции незаконных, драть их в сраку, мигрантов. Эквестрийский, мать его, суд» — матерно проскрипел гость, негодующе болтая длинной алой змеей раздвоенного языка, своим неожиданным заявлением заставив меня, охреневая, икнуть – «Согласно концепиции эквестрийского законодательства, а в частности, законов за нумером сто пятьдесят восемь, сто шестьдесят и сто шестьдесят три, мое предложение указать вам выход из затруднительного положения носило характер публичной оферты, о чем вы были предупреждены согласно этим законам мной лично, как выгодополучателем в сложившейся ситуации».

— «Но я…».

— «Согласно закону за нумером сто пятьдесят девять, части второй, ваши дальнейшие действия были явно направлены на реализацию сделки, пусть и без явных заявлений о желании принимать условия оферты» — вновь заскрипело противное существо, впиваясь в мой мозг не только своим мерзким, скрипучим голосом, но теперь еще и кучей слишком умных и сложных слов. Выдав на одном вдохе эту сложную и длинную фразу, оно остановилось, и с предвкушением уставилось на меня, словно на вкусную и жирную муху – «Будете отрицать?».

— «Эй! Я ничего не подписывала!».

— «А когда вы садитесь в мейнхеттенское такси, то тоже подписываете договор?» — скрипуче рассмеялся мой собеседник. По крайней мере, я хотела надеяться, что верно определила его пол, ведь в моем представлении он выглядел как склочный, жилистый старикан, отчитывающий попавшегося на дороге соседа – «Конклюдентные действия не нуждаются в оформлении сделки. Вы воспользовались предоставленной мною услугой, и таким образом, были согласны с условиями ее предоставления. Тем более, что были полностью проинформированы о условиях, на которых я предоставил эту услугу».

«Никогда не любила законников. Они меня раздражают».

— «Вывернуться не получится?» — еще раз усмехнувшись, существо покачало лысой головой, украшенной пеньком чего-то, подозрительно похожего на обломанный рог – «Ну вот до чего мы дожили, а?» — спустя пару минут игры в гляделки, шмыгнула носом я. Это было даже хуже, чем публичное унижение на каком-нибудь важном приеме – в конце концов, я бы знала, что сделать с тем, кто отважился бы на подобный трюк. Вспомнить хотя бы дурака де Воню – не вмешайся тогда тот знаменитый художник, я бы заставила мерзавца при всех свои же лапы сожрать. Но черная гадина была определенно права, и я не могла не признаться самой себе, что и вправду воспользовалась словами этого Вергилия, выбравшись на поверхность – «Мне уже судом и финансовой кабалой угрожают! Мир, ты не справедлив!».

— «Миру нужна не эфемерная «справедливость», как называют свои желания пони, а справедливые законы для каждого» — наставительно ответила черная пакость, ставя передо мной новенькую, словно только что купленную в магазине плетеную корзинку — «Пока вы, Ваши Высочества, забавляетесь, играя в противостояние друг с другом, нам, существам занятым, некогда – мы делаем все для существования наших народов».

— «Ага. Конечно. Знаю я, как вы действуете» — продолжила говниться я в надежде, что собеседнику это надоест, и он тихо свалит туда, откуда выполз, прихватив с собой непонятную дрянь, мерзко шевелившуюся под белой простынкой. Но судя по всему, надеждам этим сбыться было не суждено, и у этого безволосого шантажиста был полный иммунитет к кобыльему нытью, поэтому он продолжил сверлить меня взглядом фасетчатых глаз – «Видела, под Грифусом. Даже поучаствовала».

Молчание затягивалось, и даже звучащие в библиотеке, негромкие голоса, казалось, только сгущали возникшую вокруг нас тишину.

— «А это еще что такое?» — наконец, не выдержав, я раздраженно рванула пеленку, готовясь отпрыгнуть от рванувшихся ко мне щупалец, пастей или клубка опарышей, скользко извиваюющихся под грубой, но чистой тканью… И остолбенела.

— «Инструкция прилагается» — проскрипел перевертыш, протягивая мне лист бумаги, судя по виду, выдранный из какого-то альбома. Поперек него, написанные изящным почерком, вились пять строчек из коротких, рубленных фраз – «Необходимо пронести корзинку в тронный зал и убедиться, что она попала к принцессе Селестии. Вы понимаете? Она должна всего лишь в нее заглянуть».

Древние считали что месть – это блюдо которое подается холодным. И они же считали, что месть не приносит удовлетворения, оставляя в душе одну пустоту. Но я не представляла, что же должно было произойти, чтобы оно остыло настолько, чтобы душа не загорелась как тот уголек, что вспыхнул в моей груди при воспоминании об унижениях и суровых уроках, которые преподал мне один аликорн. Казалось бы прочно похороненные глубоко в памяти, они вспыхнули яростным пламенем, разбуженные скрипучим голосом существа. Все уроки, все наставления пошли прахом в этот момент, Твайлайт, превращаясь в обугленные головешки, яростью горевшие у меня в груди. Я сама не знала, откуда взялось это чувство, но именно оно, вырвавшись обжигающим пламенем из ноздрей, заставило дать четкий не допускавший разнотолков ответ.

Мне было это нужно, Твайлайт, и думаю, с годами, ты поняла почему – даже если мне этого и не простила.

— «О, дааааа!» — перехваченным горлом просипела я, еще раз перечитывая короткие строки. Неужели у меня появилась возможность отомстить? Отомстить по-королевски, с полным осознанием того, что я делаю, и почему? Глядя на содержимое корзинки, я начала понимать, почему аликорны с таким равнодушием относились к оружию и доспехам. Как там сказала тетушка – «Настоящий правитель»? Что ж, теперь она убедится в том, что настоящему правителю не нужно тварное^[85] железо, ведь плоть гораздо сильнее всего, что может создать этот мир. И силой одного только своего разума он способен его изменять, как собиралась и я изменить кое-чью жизнь, привнеся в нее немножечко персонального, сделанного на заказ ада от шеф-повара Скраппи Раг.

Мне казалось, что это будет исключительно честно после всего, что она сделала со мной.

— «Вы согласны?» — вновь проскрипел посланник черной королевы, и дождавшись моего кивка, вновь набросил на корзинку белую ткань, скрывая ее содержимое от любопытных глаз, после чего та перекочевала ему на спину – «Тогда будьте готовы. Я буду хранить это для вас, и в нужный миг окажусь неподалеку. А потом…».

— «А потом у нее уже не будет никаких потом!» — злорадно прошипела я, хлопком крыла закрывая ставшие бесполезными книги. Пусть считает, что победила, пусть считает, что смогла промыть мне мозги! Но путешествие в подземной стране изменило меня больше, чем я думала, но поверь, подруга – в тот миг мне было плевать, и все, о чем я могла думать, это о дне возвращения, и тогда…

И тогда я намеревалась кому-то хорошенько припомнить все хорошее, что со мною произошло.

---

— «Удобно ли вам, фрау Раг?».

Остаток дня прошел для меня достаточно бурно. Вернувшись из библиотеки в посольство, я никак не могла успокоиться, и несмотря на показную сосредоточенность, до самого вечера пробегала по коридорам, словно играя в догонялки сама с собой. Не помог даже мятный отвар, который нашелся в баре каминной, но сам факт его нахождения в этом месте заставил меня надолго задуматься о сложности работы посла, сумев хотя бы немного отвлечь от переполнявших голову мыслей. Может, от несвежей настойки, а может, просто из-за сумятицы в голове, я проснулась достаточно поздно, всклокоченная, и лежа в постели еще долго недоумевала, почему солнце никак не пробьется из-за тяжелых гардин. Видимо, устав от моих выкрутасов, народ решил отдохнуть, и не придумал ничего лучше, чем дать мне продрыхнуть до самого полудня, если можно было верить настенным часам.

Мне вдруг стало интересно, их впервые придумали пони или грифоны?

— «Наверное…» — взглянув на себя в зеркало, я задумалась, и медленно, со знанием дела, крутанулась на месте, старательно разглядывая свой наряд. Удивлена, Твайлайт? Да, наверное, я бы тоже удивилась, расскажи мне кто-нибудь, что я, известная всем отсутствием какого-либо вкуса и знания модных тенденций, не говоря уже о самых простых вещах, с детства известных каждой кобылке, вот уже несколько часов буду крутиться у зеркала, решая, что же именно мне надеть на торжественный прием, организованный королем! На этот раз идея нацепить на себя очередную несчастную занавеску, вся вина которой заключалась лишь в том, что той не посчастливилось попасться мне на пути, была с ходу отвергнута мажордомом, с большим искусством и энтузиазмом взявшимся за мою подготовку к приему. Это было своего рода соревнованием, когда в пику ему, я лично послала мужа к одному из лучших мастеров своего дела, и пользуясь тем, что после войны с пони его искусство оказалось не слишком востребованным, да и казалось попросту предосудительным в глазах общества, притащила его в посольство, где вот уже который час, глубокомысленно, не торопясь, подбирала себе наряд, достойный этого высокого события. Впрочем, одноглазый вояка не оплошал, и с самой серьезной рожей принял участие в эмоциональном обсуждении последних веяний моды, благодаря чему, очень скоро, посольство стало напоминать разворошенный муравейник. Ко входу, один за другим, подлетали портшезы, из которых вываливались запыхавшиеся подмастерья, несущие в лапах немалых размеров мешки; посольские горничные, словно мыши, с писком и топотом бегали по коридорам, в то время как охреневающие Кавити и Грасс то и дело выбегали в соседние комнаты, унося и принося новые элементы торжественных одеяний, в которых я собиралась заявиться на прием к королю.

— «Думаю, так будет неплохо» — обернувшись вокруг своей оси, я потянулась, расправила крылья и глубоко наклонилась вперед, словно пытаясь потренироваться в почтительном придворном поклоне – «Хотя нет. На спине немного жмет, возле хвоста».

— «Возможно, шнуровка на два стежка шире решит этот вопрос» — со знанием дела каркнул мажордом, сверкнув в сторону мастера бельмом на глазу. Заносчивый и неуступчивый, мастер Хегшмудт одно время даже успел побыть главой местной гильдии мастеров, но даже тот обращался с одноглазым грифоном с профессиональной вежливостью, которую совершенно не стремился демонстрировать толпившимся в его приемной дворянчикам, решившим, что на безрыбье — и рыбу раком, и раз все остальные мастера были заняты спешными заказами, то полуопальный профессионал будет рад видеть у себя даже их. Впрочем, убедившись, что я не собираюсь покупать у него всякий ширпотреб, который он с важной миной впаривал перьеголовым дворянкам, мастер несколько отмяк от той беспардонности, с которой его приволок ко мне Графит, с которым я еще собиралась поговорить по поводу недопустимости выдергивания жертв его спешки прямо из постели, с последующей доставкой в одних подштанниках пред ясные очи клиента, и угостившись неплохим вином, которое мне только понюхать и дали, всерьез принялся за дело, гоняя через весь город своих подмастерьев.

— «Это не потребует много времени» — тонкие, длинные пальцы когтистых лап принялись за дело, ловко орудуя красивыми алыми шнурами у меня на спине. Имевшиеся у меня элементы посольского облачения если не привели мастера в восторг, то, по крайней мере, заставили относиться к заказу серьезнее – «Что изволите делать с аксел? Оставить плечи открытыми, или добавим айлетте?».

— «Я привыкла обходиться без них» — по укоренившейся привычке, мастер Хегшмудт использовал множество слов на ново и старогрифоньем, пуская клиентам пыль в глаза, но я все же улавливала, о чем идет речь – наверное, во многом благодаря присущему кобылам чутью на наряды – «Ронделей тоже не нужно – я же не пугать там всех прилечу».

— «Возможно, понадобится плакарт?».

— «Фи. Предпочитаю фолды».

Появившиеся в дверях подручные мастера ухватили отвергнутые части наряда, и тихонько покряхтывая, потащили получившуюся кучу обратно в портшез, едва не столкнувшись в дверях с появившимся графом. Со своей привычной загадочной полуулыбкой оглядев устроенный мной кавардак, он присоединился к Рэйну и мужу, отиравших стенки у выхода, и на протяжении последнего часа страдальчески закатывавших глаза.

— «Вот эти короткие полосы? Ну, возможно…» — слегка поморщился мастер, тыкая когтем в мой круп – «А что с этим платьем?».

— «Это туника» — буркнула я, глядя на тряпочки, в которые превратило путешествие мою последнюю одежку. Латаная-перелатанная, она наконец не выдержала, и сдалась под напором моей бестолковой и бурной жизни, превратившись в грязные тряпки, отличающиеся лишь остатками алого цвета от половых – «А вот это уже мое изобретение – юбка со шлейфом. Видите? Передняя часть ног абсолютно открыта благодаря длинному вырезу с широко отстоящими друг от друга краями, поэтому ходить или бегать становится очень удобно. А когда мы стоим или летим, ткань прижимается к паху и задним ногам, обеспечивая защиту от холода, дождя, и прочего града и снега».

— «Вот только выглядит она так, словно ее глоп пожевал» — нахмурившись, мастер Хегшмудт с отвращением потыкал коготком в тряпки, которые я грустно прижимала к груди, после чего хрипло каркнул что-то своему подмастерью – «Но, к счастью, у меня есть кое-что, что сможет ее заменить».

Очередной час пролетел почти незаметно. После примерки обновок меня отправили в ванную, где горничные, под присмотром королевского мажордома, вновь превратили меня в горку пены, в которую не замедлили нырнуть и детишки, пусть даже Берри очутилась в наполненной пеной ванне не совсем по своей воле, засунутая туда любящим отцом. Его появление в ванной комнате горничные встретили дружным визгом, а одноглазый грифон только глаза закатил, буркнув что-то про «фрайкопекультур» — культуру свободного тела. Кажется, он считал всех пони эдакими хиппи-нудистами – существами придурковатыми, но в целом, достаточно безобидными, в чем, впрочем, легко было усомниться, увидев истерику, которую закатила дочурка, оказавшись в пенной воде. Впрочем, писклявый бунт был, как обычно, подавлен, и надувшейся Берри только и оставалось что тихо скулить, наматывая сопли на копыто, пока я тщательно намыливала ее гриву, в то время как горничные активно возились с моей. Наконец, намывшись, мы отправились обсыхать, и пока закутанные в полотенца детишки ухомякивали орехи в меду, которые им притащила заботливая, мать ее, Грасс, решившая спасти детей от ужасной гибели в копытах безалаберной матери-тирана, я отправилась примерять обновки, подготовленные и подогнанные под мою фигурку устало сопевшими мастерами.

— «Ну как?» — поинтересовалась я, выйдя из комнаты на всеобщее обозрение. Остановившись на лестнице, я хитро прищурилась на собравшихся внизу пони, и неожиданно взмыла в воздух, бросая себя вперед и вверх коротким рывком. Удар крыльями, остановка в воздухе, затем еще один взмах – и я камнем упала на собравшуюся в прихожей толпу, с гулким стуком приземлившись на все четыре копыта. Шарахнувшиеся в сторону легионеры одобрительно присвистнули, разглядывая мой обновившийся гардероб, в то время как Грасс закатила глаза, воздевая к потолку трясущиеся от негодования ноги – «Крррррасота!».

— «Раг! Ты…» — справившись с возмущением, зеленая земнопони с негодованием ткнула в меня копытом, явно не находя слов от возмущения, причин которого я понять до конца не смогла – «Ты… Есть в этом мире хоть какая-нибудь вещь, которую ты не смогла бы опошлить?!».

— «А что тебе не нравится?».

— «Вот это!» — копыто земнопони ткнуло меня в грудь, но вместо мягкого шуршания платья раздался глухой, солидный стук тяжелого, хорошо подогнанного доспеха. Мастер Хегшмудт по праву мог называться профессионалом, и сотворил небольшое чудо, с помощью новой упряжи всего за несколько часов соединив обратно все части моего доспеха. Кольчуга была отмыта, просушена и выкупана в смазке, уже отпечатавшейся на плотной ткани обновленного гамбезона, но ни я, ни мастер на это и ухом не повели, прекрасно понимая, что в этом деле красота должна потесниться, уступив место чистому функционалу. Впрочем, темно-красная ткань подкладки, приятно скользившая по шерсти, выглядела достаточно презентабельно, хорошо сочетаясь цветом с наброшенной поверх него и кольчуги алой туникой, выполнявшей роль эдакого сюрко, для чего-то надетого под доспех. Помнится, старый ворчун долго подтрунивал по этому поводу надо мной, каждый раз вспоминая анекдот про рясу, заправленную в трусы, однако первый же бой в этих доспехах наглядно показал нам, что вышивать по полю боя в чем-то красиво болтающемся на боках и между ног может только тот, у кого есть целая свита, способная не только отстирать неудобный, хотя и красивый элемент униформы, но еще и поднять упавшего неудачника, наступившего на длинную полотняную простыню. Грифонам они мешались в гораздо меньшей степени, ведь крылатые кошкоорлы предпочитали сражаться в полете, пусть даже и не высоко над землей, но и они заправляли их за широкие риттерские пояса, ставшие отличительным знаком привилегированного военного сословия.

— «Ага! Тебе тоже понравилось?» — умилилась я, ласково поглаживая копытом стальные сабатоны. Увидев это, Грасс снова передернулась, словно я медленно и не торопясь, размазывала по копыту какашку – «Тяжелый штурмовой доспех. Сильно долго в таком не побегаешь, но вот чтобы ворваться куда-нибудь, и причинить много боли – лучше и не придумать. Видела, как я десантировалась со второго этажа? А если не на ноги, а плечом, да кому-нибудь на голову, или спину?».

В доказательство своих слов, я простодушно скакнула вперед, и в коротком прыжке, легонько, приложилась плечом о массивный столбик перил. Он показался мне достаточно крепким для того, чтобы понять, как будет ощущаться удар при столкновении в полете или прыжке, поэтому не слишком экономила силы, почти с умилением ощутив, как удобно ощущает себя плечо в массивном наплечнике, ребро жесткости которого ненавязчиво соприкоснулось с дубовым столбом.

— «Берегись!» — рявкнула где-то сзади Кавити, когда послышался грохот и треск. Совершенно внезапно для себя самой, ударившись о несчастный, крошечный столбик, я не остановилась, а полетела себе дальше в облаке щепок и пыли, в довесок, получив по макушке тяжелым деревянным шаром, который какой-то придурок прилепил на верхушку столба. Оказавшись на поверку хлипкой и ненадежной, конструкция разлетелась на части, обдав бросившихся врассыпную грифонов и пони обломками дерева и трухлявыми внутренностями столба, в то время как я понеслась себе дальше, пока не врезалась в стеновую панель, с хрустом принявшую меня в свои покосившиеся объятья, прогнувшись до самой стены.

— «Все живы?!» — что ж, выучка и впрямь пошла нам на пользу, и сидя среди обломков и древесной трухи, я поняла, что уже думаю, как и остальные легионеры, о локализации возникшей угрозы, перекличке, и понесенном ущербе. Первая явно отсутствовала, вторую уже производили, а вот что было с третьей… — «Командир, вы в порядке?!».

— «Лучше не бывает» — буркнула я, потирая шишку на многострадальной голове. На этот раз мне повезло, и меня приложило по темечку, а не носом, хотя в глазах появившихся наверху лестницы фестралов я прочитала вердикт: «Были бы мозги – было бы сотрясение». При виде побежавших к нам горничных, нахмуренных рож мужа и графа, и главное, королевского мажордома, мои глаза сами метнулись к началу лестницы, где остался лишь вывороченный из гнезда короткий обломок резного столбика, при виде которого моя бежевая задница рефлекторно сжалась в кулачок. В голове появились цифры счета за обновленные доспех и тунику, приплюсовалась работа мастера, поверх наложился счет за разрушенное посольство, после чего мне стало крайне неуютно. Оставался один вариант – закатить кобылью истерику, но похоже, я оказалась не слишком убедительной и в этом вопросе.

— «Нет, вы видели? Видели, а?» — поднимаясь на ноги, возмущенно заголосила я, потрясая крыльями и передними ногами – «Что это вообще такое?! Какие, к черту, ГОСТы, СНиПы и техника безопасности?!! Столб нападает на эквестрийского посла! Позор! Я возмущена, и буду жаловаться… Жаловаться… В Гаагский трибунал!».

— «Дя!» — поддакнула Берри, вскакивая на спину испуганно поглядывавшей на меня Грасс, в чьей гриве запутались мелкие щепки. В отличие от них, в минуту опасности мой сынишка не растерялся, и как будущий глава семьи, смело и грамотно прокомментировал все произошедшее, с поистине жеребцовой непосредственностью, громко выдав со спины тетки свое весткое слово – «Piztets!».

Должна заметить, что даже в неполных четыре года это слово было произнесено четко, ясно, и без малейшего акцента. Вот что значит хороший учитель, Твайлайт!

Впрочем, взгляды Графита и Грасс явно дали мне понять, что хроника моих преподавательских усилий будет написана ремнем, на моем же бежевом крупе.

— «Что-то случилось, Раг?» — поинтересовался граф, элегантно спускаясь по лестнице, словно какой-то грифоний повеса, ранним утром возвращающийся из будуара любовницы.

— «А у нас всегда что-то случается. Ты не заметил?» — пробормотала я, вытряхивая щепки из гривы.

— «О, я понял это довольно быстро, еще в самом начале нашего путешествия» — иронично улыбнулся фестрал. Он был облачен в вечерний костюм самого модного и элегантного покроя, и у меня сам собою возник вопрос, где же он прятал его все это время – «Но надеюсь, за все это время ты выработала какой-нибудь план».

— «Конечно же. Мы зайдем к ним с флангов, подкрадемся с тыла, и внезапным наскоком ударим им прямо в лоб!» — обрадовавшись смене опасной денежной темы, уверенно провозгласила я, вызвав дружный, стоический вздох подчиненных, символизирующий о покорности неизбежной судьбе — «Вооружаемся, леди и дженделькольты! Сегодня мы представляем Эквестрию, поэтому должны показать себя во всей, мать ее, страшной красе!».

— «А разве мы идем не на королевский прием?» — хмыкнул граф. Он даже отступил от меня на пару шагов, словно хотел получше разглядеть, кто это тут так воинственно пищал, бряцая оружием и броней.

— «Именно, что на королевский прием» — покивала я, устраивая на плече Фрегорах, для которого мастер Хегшмудт не забыл отдельное крепление из нескольких петель – «А я что, кому-нибудь говорила, что там будет совсем не опасно?».

— «А я-то думал, что мы тебе нравимся…» — иронично буркнул он, непринужденно прошелся по холлу, и словно так задумывалось, отправился на лестницу, в сторону выделенных нам покоев. И кажется, я догадывалась, зачем, отчего не смогла не ухмыльнуться.

— «Пони, которые нравятся Скраппи, часто попадают под удар превосходящих сил, в чистом небе, без подготовленных позиций» — фыркнул ему в спину Рэйн. Кажется, его совсем не удивил мой приказ, и я поняла, что в дружелюбие местных грифонов он, как и я, не верил ни на бит – «Можете спросить остальных, откуда мы это знаем».

— «Эй, я была уверена в вашей стойкости и воле к жизни!».

— «Вот, слышали?».

— «Слышали? Я думала, вы это уже давным-давно осознали!» — хохотнула я, после чего грозно поглядела на чересчур развеселившихся подчиненных. Пока еще моих подчиненных, но до тех пор, пока я не вернусь в Кантерлот, они еще успеют у меня понюхать портянку – «Так, обезьяны плоскожаберные, подтянулись! Приготовили оружие, берем все оставшиеся болты! У нас еще полно работы!».

— «Вот теперь я понимаю, что мы идем с настоящим эквестрийским послом на настоящие мирные переговоры» — схохмил Рэйн. Впрочем, даже в посольстве он следил, чтобы его подопечные не расслаблялись, и оказывались без брони и оружия только в сортире и койке, поэтому долгих сборов нам не потребовалось. Получив от меня уверения в определенной самостоятельности, и по сути, выбив себе привилегии принцепс-кентуриона, он бдительно следил за подчиненными, видимо, помня и мой рассказ о преторианцах, и тот маленький бунт, возникший в наших рядах прямо во время войны, поэтому буйная компашка пегасов, отобранная мною на это задание, быстро почувствовала на своей холке его каменное копыто. При этом он умудрялся проделывать все так, что я почти не видела его «воспитательную работу», проводимую среди вооруженного и склонного к нервическим порывам персонала нашей небольшой, но уже достаточно известной компании «Легион Инкорпорейтед». И это навело меня на мысль о том, что совсем без контроля его лучше не оставлять.

— «Именно. Поэтому сейчас мы отправимся в тронный зал, где будем приняты королем» — сложив крылья на спине, я с важным видом прошла вдоль построившихся и подтянувшихся легионеров, зная, что неподалеку греет уши этот королевский камердинер, словно грозная статуя воплощенной гордости, замерший у дверей – «Или не будем приняты королем – это не важно. Важно то, что вся Эквестрия и принцессы ждут, что мы до конца выполним свой долг. А долг этот заключается в том, что если что-то пойдет не так, мы обязаны как можно более героически сдохнуть, забрав с собой побольше этих клювастых господ! Я жду, что каждый из вас, прежде чем пополнить собой списки героически павших в неравном бою, настрогает не менее сотни этих перьеголовых и кошкожопых ублюдков, наполненных воплями и птичьим говном!».

Облаченные в разноцветные туники пони нервно переглянулись.

— «А ну, смир-рна!» — негромко, но выразительно выдохнул стоявший чуть позади Рэйн.

— «У меня не бывает веселых прогулок, мои милые пегасята» — ехидно ощетинилась я, ощущая, как внутри, неторопливо, вновь начала затягиваться тугая пружина – «И если я сама готова принести себя в жертву необходимости, то я жду того же и от каждого из вас! Мы с вами вкусно жрали, сладко пили, и иногда даже пытались сделать что-то полезное, пусть и не всегда нам это удавалось. Но теперь мы заплатим наш долг своему народу до конца, до последней капли. Это понятно?!».

— «Мэм, да, мэм!» — немного нестройно рявкнула полукентурия, собравшаяся в холле посольства.

— «За что мы боремся?!».

— «За Эквестрию, мэм!».

— «За что мы сдохнем?!».

— «За Эквестрию, мэм!».

— «За Эквестрию, и наш народ!» — кивнула я, с грохотом прикладывая облаченное в сталь копыто к тораксу, и дождавшись ответного грохота, от которого задрожали оконные стекла, очень спокойно и веско произнесла – «А того, кто забудет это сделать – убью лично, и дом его разорю, дабы неповадно было братьев по оружию предавать».

Судя по прижавшимся к шее, многочисленным ушам, сомневающихся в моем обещании было немного.

— «Скраппи, можно тебя отвлечь на секунду?» — поинтересовался муж, плавно заворачивая меня в какой-то закуток между бюстами, установленными на деревянных постаментах, подозрительно напоминающими столбы. После происшествия с лестницей я очень недоверчиво поглядывала на эти ненадежные штуковины, способные уронить мне на макушку что-нибудь потяжелее, чем деревянный полированный шар – «Послушай, ты тут что, кукурузных лилий^[86] объелась? Какая еще героическая гибель? Вот, гляди — мы все предусмотрели, и в случае нечестной игры…».

— «Даже в этом случае мы действуем по заранее обговоренному плану!» — отрезала я. Никаких уговоров, убеждений или нытья – в этот миг я все больше и больше ощущала внутри себя родство даже не с Древним или Найтинглейл, а с кем-то третьим. С кем-то холодным, выточенным из гранита и черного льда. Символом, родство с которым изо всех сил отрицала, но постепенно превращалась в него – в Легата Легиона. Того, кто посылает на смерть, но и сам не бегает от смерти. В того или ту – возраст и пол был не важен, уступая первенство символизму самой фигуры. Штандарту, водруженному на древко. Глядя на мужа снизу вверх, я прижалась закованной в сталь грудью к его груди, наверное, в первый раз на своей памяти заставляя ошеломленно податься назад – «Я ожидаю любого развития событий, в том числе и разлучения с нашим почетным караулом. Это не меняет ничего – ты хватаешь детей, и линяешь, а я…».

— «А ты остаешься одна?! Вот уж нет! Граф нам поможет!».

— «А я – делаю то, что нужно» — выдохнув, я подняла голову, пристально глядя Графиту в глаза – «Милый, я не доверяю этому жеребцу. Я не настолько глупа, чтобы изображать из себя блондинистую пегаску, и пытаться как-то вас разлучить, или повлиять на твой выбор друзей. Но я ему не доверяю – называй это как хочешь, хоть материнским чутьем. Но только ты будешь способен его проконтролировать, если что-то пойдет не так. Правда же?».

Супруг медленно и неохотно отвел глаза.

— «Не думаю» — неохотно и хмуро процедил он, понижая голос до едва слышного шепота, в его исполнении звучавшего как бурчание дизеля на маленьких оборотах – «Ты многого не знаешь, но я уже абсолютно не уверен, что смогу его остановить, если он задумал недоброе».

— «Ох…».

— «Но я уверен, что он на нашей стороне» — оглядываясь, закончил муж. Слух ликтора его не подвел, и спустя миг, из-за постамента появилась донельзя ехидная морда Грасс, удовлетворенно оглядевшая наши импровизированные обнимашки – «Что-то случилось, мисс Беррислоп?».

— «Жду, когда вы наконец согласуете свои коварные планы» — вздохнула она, движением плеч оправляя на себе легкое белое платье, к которому прилагалась широкополая шляпка-аэродром. Семенившие рядом с ней близнецы уже были упакованы в разноцветные попонки, которые мы выбрали им когда-то на вырост, увидев симпатичные жеребячьи наряды на одной из осенних понивилльских распродаж – их вид разбудил во мне чувство вины, ненадолго сжавшей тревожно стучавшее сердце — «И начнете меня убеждать в том, что мне придется остаться в посольстве вместе с детьми».

— «Ты так стремишься на Небесные Луга?» — холодно удивилась я. Это прозвучало резче и отстраненнее, чем я хотела, но увы, слово было сказано, хотя и не слишком повлияло на Грасс – «А дети?».

— «Я уверена, что под защитой графа Оактаунского и твоего мужа мы будем в полном порядке» — фыркнула зеленая язва, иронично оглядывая нас словно подростков, заблудившихся в густом саду. За ее спиной я увидела приоткрывшуюся входную дверь, через которую в холл проникла фигура грифона, подскочившая к мажордому, и что-то зашептавшая, склонившись к его плечу. Знаешь, как шепчут грифоны, Твайлайт? Приоткрывшийся клюв, в узкой щели которого быстро-быстро мечется птичий язык, вторя журчанию приглушенного клекота, доносящегося из быстро двигавшегося под перьями горла – зрелище, производящее неизгладимое впечатление на тех, кто видел его в первый раз – «Скраппи, я не вмешиваюсь в твое посольство, и поверь, нервничать перед таким ответственным делом – это нормально. Но наш долг состоит в том, чтобы представить королю юных принца с принцессой, и то, что они твои дети, и ты волнуешься за них, ничего не меняет. Уверяю тебя, мне будет гораздо спокойнее вместе с тобой, чем в этом посольстве – это место кажется очень негостеприимным. Ты так не считаешь?».

— «Ты помнишь, что я говорила о своих снах?» — начала я, но в это время к нам подошел королевский посланник, и я скомкала фразу, не желая выносить на публику разногласия в наших рядах – «В общем… Поговорим по дороге».

В конце концов, я могла и собиралась попросту приказать парочке своих подчиненных завернуть ее обратно с приказом никуда отсюда не выпускать.

— «Время, посол» — холодно каркнул старик, пристально оглядывая меня единственным зрячим глазом. При виде белого бельма на другом, дети испуганно шмыгнули ко мне, спрятавшись за материнские ноги – «Время вышло. Ваше присутствие в тронном зале необходимо королю».

— «Мы готовы» — бросив короткий взгляд на Кайлэна Оактаунского, появившегося на лестнице в полном боевом облачении, кивнула я, при этом отметив очень интересное построение той фразы, что высокомерно выдал грифон. Она подтверждала мои худшие опасения. Проходя мимо невольно расступавшихся перед ним легионеров, он кивнул, поглядев на нас уж слишком понимающим взглядом, заставившим меня поежится под доспехом. Не знаю, кто же скрывался под маской богатенького выходца из знатной семьи, баловня и скандально знаменитого путешественника, успевшего прославиться в свете своими громкими приключениями и не менее громкими дуэлями при дворах двух государств, но я ощущала, что это была всего-навсего маска, под которую мне удалось заглянуть.

Жаль только, что ясности это не принесло.

— «Тогда отправляемся» — величественно заявил он, удостоив королевского посланника лишь мимолетным взглядом пресыщенного жизнью вельможи, который мастерски умел изобразить – «Вперед, эквестрийский посол!».

Что ж, делай что должно – и пусть случится то, чему суждено.