Кого принцессы хотят погубить…
Глава 3
– Можете ли вы подтвердить обвинения в адрес Твайлайт Спаркл о том, что она прибывает в Кантерлот с целью совершить государственный переворот?
Спиннинг улыбнулась немного шире. Она направила чуть больше усилий на то, чтобы излучать доброжелательность и стремление помочь. Не потому, что ей этого хотелось. Хотелось ей закричать и, возможно, придушить стоящего перед ней репортёра. Увы, наша вселенная несовершенна, и нам не всегда удаётся получить то, что хочется. Спиннинг добавила самую малость искренности в глаза. Идеально. Или, по крайней мере, близко к этому.
– Как же я могу такое подтвердить, мой дорогой коллега? Мисс Спаркл – близкий личный друг Её Высочеств.
– Вы не можете подтвердить обвинения потому, что они истинны, или потому, что они ложны?
Спиннинг мысленно выругалась. Дело шло к тому, что их хорошенько польют грязью. Она может отрицать всё, что ей угодно, но это всего лишь будет означать, что «Кантерлот Ньюс Найтли» напечатает что-нибудь с заголовком наподобие «ПРЕСС-СЛУЖБА КАБИНЕТА ОТРИЦАЕТ ПОПЫТКУ ГОСУДАРСТВЕННОГО ПЕРЕВОРОТА» или, если они будут чувствовать себя особенно мстительно, «КАБИНЕТ СКРЫВАЕТ ПОПЫТКУ ГОСУДАРСТВЕННОГО ПЕРЕВОРОТА?». Она могла бы упереться и не давать определённого ответа, но всё, чего она добилась бы этим, – это «КАБИНЕТ НЕ МОЖЕТ ОПРОВЕРГНУТЬ СООБЩЕНИЯ О ГОСУДАРСТВЕННОМ ПЕРЕВОРОТЕ» или «СООБЩЕНИЯ О ГОСУДАРСТВЕННОМ ПЕРЕВОРОТЕ ТВАЙЛАЙТ СПАРКЛ ПО-ПРЕЖНЕМУ НЕ ОПРОВЕРГНУТЫ». Какой-то короткий безумный момент она размышляла о том, чтобы всё подтвердить – просто чтобы посмотреть, какое будет выражение лица у репортёра, когда она, танцуя и резвясь, будет удаляться в закат, красиво подсвеченная огнем своей полыхающей карьеры. Картина была соблазнительной. Но потом Спиннинг пришла в чувство и остановилась на элегантном смешке и тактике затягивания времени.
– Я не могу подтвердить их, потому что они абсурдны, Сан. А сейчас наше время истекло, но вечером будет полноценный пресс-релиз, и там времени хватит на все ваши вопросы.
Зал немедленно взорвался гулом недовольных журналистов, и Спиннинг наклонилась к кафедре и успокаивающе взмахнула копытами. Все репортёры струйкой покинули зал для пресс-конференций. Точнее, все, кроме Сан Серифа из «Кантерлот Ньюс Найтли» и сидевшей в самом дальнем ряду земной пони с тускло-розовой шкуркой. Кобылица углубилась в свои заметки, а Сан оценивающе глядел на Спиннинг Топ.
Время для перерыва было выбрано с превеликим тщанием и злым умыслом. Сан мог прямо сейчас поспешить к станкам и выдать ранний выпуск, сочинив историю, как ему угодно. Но это означало бы, что о содержании вечернего пресс-релиза пришлось бы сообщать только на следующий день. Никак не удалось бы напечатать в один день и ранний, и обычный выпуск, так чтобы оба разошлись так широко, как хочется редакции. И Спиннинг Топ знала это не хуже Серифа. Так что ситуация сводилась к тому, блефует ли Спиннинг – действительно ли у неё есть что-то, что стоит напечатать? А если газета Серифа опоздает с этим материалом на сутки, будет ли она в результате выглядеть некомпетентно по сравнению с остальными?
Взгляд Сан Серифа стал пронзительнее, как будто бы он мог выяснить, что она прячет, простым усилием воли. Спиннинг ответила выражением лица, не говорившим абсолютно ничего. Пустая дружелюбность, фальшивая обходительность и ни единого кусочка полезной информации. Несколько секунд они продолжали это упражнение во взаимном недоверии и недовольстве, а потом Сериф резко опустил передние копыта на пол и вышел из комнаты, подрагивая от нервной энергии. Спиннинг позволила себе краткий момент торжества. Его хладнокровная манера и профессиональный облик – лишь притворство. В действительности же, когда его самообладание даёт трещину, видно, что он довольно несдержанный пони, подумала она.
Но вскоре чувство триумфа полностью прошло. Спиннинг в лучшем случае купила себе несколько часов. Если вечером она не вытащит из шляпы настоящего живого кролика, журналисты разорвут её на кусочки, а потом напишут статьи, которые можно охарактеризовать лишь как «апокалиптические». А между тем никакого кролика у неё за душой не было, да и шляпы тоже. Вот почему, перед тем как покинуть комнату, она задержалась и объявила в пространство таким тихим голосом, что вряд ли кто-то мог его услышать:
– Мне сейчас определённо не помешает чашечка травяного чая. Полагаю, мятного.
И поэтому же через несколько минут после того, как Спиннинг ушла, розовая кобылица поднялась и вышла, после чего позаботилась о том, чтобы отправиться в прямо противоположном направлении. Не прошло и получаса, как она прибыла в ту же самую эксклюзивную чайную лавку, что и Спиннинг, – совершенно случайно, разумеется.
Лавка была расположена в одном из наиболее фешенебельных районов Кантерлота, уютно устроившись между маленьким парком и открытым всем ветрам местом для прогулок. Снаружи она была непритязательным низеньким зданием, отделанным розоватым мрамором, подобно своим соседям. И подобно соседям же, она стояла на значительном отдалении от улицы, укрывшись за безупречно подстриженным регулярным садом, как если бы каждая живая изгородь была бруствером, а каждый декоративный кустарник – бастионом. На лавке не было вывески, никаких опознавательных знаков – совсем ничего, кроме номера дома.
Этот магазинчик был не из тех, что рекламируют себя. Если у вас достаточно средств, чтобы иметь возможность позволить себе его цены, и достаточно утончённости, чтобы пройти через заслон исключительно разборчивых привратников[9], вы о нём и так знаете. А если нет, то вам же лучше ничего не знать. Чашечка чая в этом заведении стоила бы вам дневного заработка обычной пони – непомерно дорого по любым меркам. Впрочем, эти деньги платили не за великолепие чая, а за конфиденциальность. Абсолютную, нерушимую конфиденциальность. То, что происходило внутри обитых плюшем уютных комнат для встреч наедине, не выходило наружу, что бы ни случилось.
Спиннинг погрузилась глубже в пышное кресло, обитое серовато-зелёным бархатом, и испустила довольный вздох, потягивая мятный чай. Как её уверяли, мяту собирали вкопытную в самой нетронутой глуши и сушили на солнце, а потом смешивали с зелёным чаем ровно нужного сорта и готовили в точном соответствии с рецептами. Чай действительно был хорош, в этом ему нельзя было отказать, но только фанатик наподобие Доттида смог бы оценить все тонкости, предположительно присутствующие в его вкусе и аромате. Спустя ещё несколько одобрительных глотков отворилась дверь, и розовая пони вошла и, не говоря ни слова, села по другую сторону лакированного столика.
Пока они молчали, проскользнувший внутрь официант, беззвучно ступая по толстому ковру, мягко поставил перед новоприбывшей заварочный чайник и чашку на узорную салфетку, глубоко поклонился и вышел. Две кобылицы ждали, затаив дыхание, пока не услышали щелчок закрывшейся тяжёлой ореховой двери. Немедленно после этого тускло-розовая пони с бледно-голубой гривой широко улыбнулась и заговорила:
– Спиннинг, милая моя, как мы давно не виделись!
– Слишком давно, Лили, слишком давно. Как жизнь в окопах?
Спиннинг ответила на улыбку подруги тем же. У неё были припасены целые арсеналы улыбок и ухмылок вкупе с разнообразными усмешками – от едва заметных до преувеличенно выразительных, но та, которая была на лице у Спиннинг сейчас, относилась к редкой разновидности. Она была искренней, полностью лишённой фальши – для Спиннинг это было редким удовольствием. С Гильдид Лили они дружили очень, очень давно. Конечно, формально они были на противоположных сторонах – когда Спиннинг перешла в Службу, Лили осталась работать в «Эквестрия Дейли». Однако антагонизм между ними был бледным, вытертым. Они знали друг друга с юных лет, с тех пор как познакомились в школе из тех, которые посещали юные девицы их возвышенного общественного класса. Потом они вместе читали классиков в Королевском Кантерлотском Университете и, наконец, вместе работали в «Дейли». Это значило куда больше, чем преходящие детали вроде того, кто на кого работал сейчас.
– Мы справляемся. Кое-как. Не стану лгать, дела идут уже не так, как раньше. Сейчас, я боюсь, всех волнует только тираж. Рейтинг. Демография. А времени для настоящей журналистики не остаётся. Вот поэтому меня поставили на тему «Твайлайт Спаркл – смерть наша». Всё это ерунда, и они об этом знают, но такое покупают. Особенно идиоты, в которых заинтересованы наши рекламодатели.
– Мне было любопытно, почему к нам прислали тебя. Разве ты не занимаешься зарубежными событиями?
– Теоретически занимаюсь. Но сейчас не происходит ничего такого, до чего есть дело редакционному совету, так что надо же им было меня к чему-то пристроить, хотя бы и к внутриполитической чепухе вроде этой.
– А что тогда поделывает Брейкинг Ньюс? Это ведь его делянка? Как редактора отдела внутренних дел и всё такое?
Гильдид Лили фыркнула. Это было самое благовоспитанное и респектабельное фырканье в мире, но всё же это было фырканье.
– О, он у нас возвысился в свете. Редакционный совет проводит через него решения о сокращениях. До историй ли ему теперь, когда он может наводить ужас на простых сотрудников и помыкать настоящими журналистами.
– Ну надо же. Из лекторов в ликторы, стало быть?
– Что-то вроде этого. Времена изменились, Спиннинг. Ты, похоже, вовремя соскочила с поезда. Сейчас во главе угла стоят тираж, попытки понравиться рекламодателям и максимум скандала при минимуме журналистики. После этой твоей волшебной пресс-конференции мне придётся вернуться в офис и написать заказную статью в соответствии с указаниями. В ней не будет ни единого слова правды, разумеется, но читателей она привлечёт. Выбора у меня не так-то много. Либо делать, что говорят, либо меня переведут на репортажи с цветочных выставок. А то и что-то похуже.
Лили сделала большой глоток из чашки, содержавшей адски сложную смесь ройбоса, календулы и лимонной травы, словно бы отчаянно пытаясь избавиться от мерзкого привкуса во рту.
– А. Что ж. Возможно, я могу избавить тебя от этой, как ты выразилась, заказной статьи.
– Я вся внимание.
– Ты же понимаешь, попытка вмешаться во внутренние дела столь уважаемого и респектабельного издания шла бы совершенно вразрез с долгом работника Гражданской службы Её Высочеств. Как минимум, это было бы нарушением профессиональной этики. Я даже теоретически не могла бы так поступить. Но…
– Да?
– Не желаешь ли рассмотреть гипотетический сценарий?
– Сколько угодно. Покуда он остаётся чисто гипотетическим, разумеется.
– Ну конечно. Так вот, гипотетически, что случилось бы, если бы срочный новостной повод должен был произойти одновременно с сегодняшней пресс-конференцией? Скажем, такой, который полностью входил бы в круг интересов и навыков журналиста, от которого ожидается вышеупомянутая заказная статья. Например, неожиданное развитие ситуации в Северном Грифонстане.
– Насколько гипотетически неожиданное?
– Встреча по урегулированию конфликта между дипломатами двух основных сторон. Здесь. В Кантерлоте.
– Дипломаты Свободной Грифоньей Республики и Империи Большого Грифонстана здесь? – это не было криком со стороны Гильдид Лили. Не вполне.
– Гипотетически.
– Что ж. Если у журналиста будут какого-либо рода доказательства. Например, с письменным документом из надёжных источников она…
– Или он.
– Ну конечно. У неё или него, как ты говоришь, появилась бы возможность убедить редакционный совет дать уже вышеупомянутому журналисту заниматься его или её проклятущей работой. На статью о том, что Твайлайт Спаркл – тайная дочь Дискорда, пришлось бы поставить кого-то ещё. И что же, есть такой документ?
– Он должен был бы существовать. С учётом регламента, должна была бы быть, скажем, конфиденциальная служебная записка министра иностранных дел премьер-министру. Если бы, конечно, это не было бы чисто гипотетической ситуацией. Мысленным экспериментом, если пожелаешь.
– И кто бы слил эту конфиденциальную записку?
– Слил? Селестия упаси, Гильдид, кто же настолько сойдёт с ума, чтобы слить нечто подобное? Нет, нет, это привело бы только к обвинениям по статье второй Акта о служебной тайне. Чревато серьёзнейшими последствиями.
– А. Стало быть, этому гипотетическому журналисту не повезло?
– Забавно, что ты заговорила о везении. У гипотетического журналиста была бы лишь одна возможность раздобыть эти сведения – если она…
– …или он…
– Разумеется. Если она или он случайно на них наткнётся. Благодаря чистому везению. Например, скажем, кто-то позабудет их где-нибудь. По небрежности. Ты же знаешь, как Гражданская служба обожает, чтобы тройные экземпляры были в тройных экземплярах. А когда у документа так много копий – две в архивы, одна главному личному секретарю, и конца списку не видно – есть неплохие шансы, что одну из них оставят где-нибудь, где она может оказаться в копытах у первой попавшейся пони.
С этими словами Спиннинг достала из седельных сумок тонкую жёлтую папку и уронила её на роскошный ковёр. По небрежности. Где она могла оказаться в копытах у первой попавшейся пони. Неудивительно, что так и произошло. Эта пони пролистала папку, улыбнулась и задала вопрос:
– А не вызовет ли это дипломатический инцидент? Вряд ли там желательно присутствие СМИ.
– Не будь эта ситуация чисто теоретической, я бы сказала, что да, дипломаты предпочли бы, чтобы всё прошло по-тихому. Однако это не представляет никакой сложности. В нашем сценарии конфиденциальные депеши из МИДа сообщают, что делегация СГР намеревается отказаться от встречи ещё до её начала. В знак протеста против нарушения перемирия, если выбирать повод наугад. Из этого всё равно может получиться блестящий репортаж, но он ничто не поставит под угрозу. Все в выигрыше.
– Если, конечно, не считать Гражданской службы. Странно, что они ничего с этого не получат.
– Ну… мы могли бы сказать, что этот наш гипотетический журналист чересчур компетентен. Глава пресс-службы – не я, конечно, а гипотетическая глава совершенно гипотетической пресс-службы – скорее предпочла бы кого-то не столь… проницательного. Более доверчивого. Не склонного к подозрениям.
– Полезного дурака.
– Это твои слова. Не мои.
– Гипотетического полезного дурака.
– Что-то в этом духе, да.
– Что ж, я ясно могу представить, как этот полностью вымышленный журналист смог бы использовать своё значительное влияние в своей газете, которая, разумеется, останется безымянной, и устроить так, чтобы послали кого-то конкретного.
– Превосходно. Вот как раз от чего-то подобного и выиграла бы Служба в таком сценарии.
Некоторое время они потягивали чай в дружественном молчании. Потом Гильдид заговорила, как если бы только что вспомнила:
– Давай полностью сменим тему, милая моя Спиннинг, – я тебе уже рассказывала про нашего репортёра из раздела моды и стиля жизни? По имени Хот Скуп? Она у нас недавно работает. На хорошем счету у руководства. Очень… доверчивая?
Спиннинг Топ снова улыбнулась, так же широко, как в начале встречи. Эта улыбка была столь же лишена фальши, что и та, но в ней не было и следа прежнего дружелюбия. О нет. Этот оскал был скорее похож на те, что иногда можно видеть в тропических водах вблизи, скажем, тонущих пони. Их, как правило, сопровождает вертикальный плавник.
– Надбавка за риск?
Лифи был не в лучшем духе. О нет. Ни капельки. Чего ему хотелось – это чего-нибудь жевнуть, жевнуть что-нибудь побольше, сбежать домой пораньше, обнять жену и провести приятно бесполезный вечер за попытками научить его младшую играть в парчиси. Бесполезный, потому что маленькая Мэриголд ещё не вполне доросла до того, чтобы перестать грызть фишки, и приятный, потому что зрелище того, как она пытается собраться с ловкостью, чтобы бросить кубики, помогая себе коротенькими крылышками держаться прямо, по совершенно предвзятому мнению Лифи было самым умилительным во всей Эквестрии.
Чего ему не хотелось, так это ещё хотя бы минуту потратить на быстро принимающий форму трудовой спор по бабки в джеме из крыжовника. К несчастью, его желания и нежелания не так уж сильно влияли на ситуацию. Лифи захотелось запустить копыто в гриву, но он воздержался от этого. Он и так замучается отчищаться. Вместо этого он ограничился тем, что распушил крылья, чтобы убедиться, что ярко-белые перья остались чистыми. Он глубоко вдохнул, чтобы успокоиться, и снова попытался заговорить.
– За какой риск тут доплачивать? Это же гардероб!
Лифи повернулся к капралу Свифт Вингу, ища поддержки, но не обрёл желаемого. Свифт вернулся к каменному выражению лица стражника, которому прямо сейчас нечем заняться, кроме как просто существовать. Он присутствовал, чтобы не подпускать журналистов, около десятка которых пришлось удалить из башни, несмотря на их заверения о том, что интервью с Твайлайт Спаркл было жизненно важным для будущего свободы печати в Эквестрии. После того как от журналистов избавились, пришлось с трудом пробираться сквозь крыжовнико-заварные оползни, чтобы добраться до верхнего этажа башни, где стоял гардероб, с которого стекали джем и заварной крем.
Стоявший перед Лифи бригадир терпеливо поморгал и ответил с густым троттингемским акцентом:
– Ну да, сэр, конечно, всего лишь гардероб. Но, прошу уж прощения, он не чей-нибудь, а Твайлайт Спаркл.
– И как это связано с риском?
– Ну, сэр, кто ж не знает, что она непростая пони. С необычайными мистическими силами, а то. Победила самого Дискорда. Справилась с Малой Медведицей, да так, что у той и волоска не упало со звёздной головки. Трижды героиня Эквестрии, как есть.
Другой рабочий включился в разговор:
– Я слышал, что принцесса послала её разбудить дракона и сказать ему, чтобы проваливал, и он послушался!
– Да нет, – ответил третий, – у неё есть дракон. Посылает ей почту и охраняет её, так я слышал.
Всем рабочим было что добавить, и их голоса слились в единый гул:
– Да это не тот дракон! Этот маленький, она его сделала из магии. А я говорю про настоящего, большого, в сотню футов ростом, с огнём и зубами, как мечи. А она сказала ему, чтобы скрылся с глаз долой, и он послушался!
– Это вроде кто-то из её подруг был?
– Я слышал, что она усмирила этого, знаете, гигантского пса-демона с тремя головами. Ему полагалось Тартар охранять, знаете, а она просто…
– …взяла и проследила за перелётом драконов, слышали, с двумя…
– С глазами, знаете, как прожекторы, и всем таким…
– …мой кореш говорит, что она самая умная пони во всей…
– …я ж вам говорю, взяла и сделала крылья подруге, как нечего…
– …её подруга, знаете, самая быстрая пони…
– …превратила в камень, вон он, прямо в саду…
– …да-да, путешествия во времени…
Лифи переждал, пока они все не угомонятся. Потом он заговорил усталым голосом:
– Да, положим, всё это более или менее имело место. До некоторой степени. Но какое отношение это имеет к обычному гардеробу?
Бригадир явно удивился.
– Обычному? Да откуда, по-вашему, сэр, у такой пони может быть хоть что-то обычное? Там внутри должны быть книги по магии и опасные магические инструменты.
Ещё один рабочий с тревожным видом вступил в разговор:
– Или монстры! Я слышал, что она постоянно держит парочку под копытом, чтобы оттачивать на них геройские приёмы.
И шлюзы прорвало. Снова. Нипони не знал, что там внутри, но у каждого была своя любимая теория:
– Там может быть портал, знаете, в целую её собственную вселенную, которую она держит для опытов.
– …мозги в банках, типа целая коллекция…
– …скелет Старсвирла Бородатого, оживлённый…
– …чудовища со щупальцами из-за…
– …корона Селестии…
Лифи подождал, пока шум не уляжется. Бригадиру хватило приличия принять смущённый вид на несколько секунд, а потом он заговорил:
– Как по чести, сэр, так нам бы надо быть в защитных костюмах. На всякий случай.
– У нас нет времени на… – Лифи оборвал себя. Так ничего не добьёшься. – Ладно, парни, как насчёт вот чего: я открою гардероб и покажу вам, что внутри нет ничего опасного, и тогда вы вытащите его на улицу, где мы сможем отмыть его и доставить, куда нужно. Как вам такое?
– С надбавкой за риск?
– Я готов согласиться на полуторную оплату.
– Договорились.
Лифи вздохнул. Вот из-за такого постоянный секретарь Министерства труда уволился в прошлом году. Явно из-за этого. В МВД всё-таки куда легче. Худшее, с чем приходится иметь дело, – преступники и им подобные. По сравнению с этим — ерунда. Лифи подошёл к шкафу, чавкая копытами в густом джеме, взялся за медную ручку в виде кольца и потянул. Толстая дверь со скрипом отворилась, и вдруг из гардероба выскочил пони, как будто выброшенный сжатой пружиной. К одному его копыту был привязан верёвочкой блокнот, а другим он тянул в рот перо.
– Мисс Спаркл! Что вы ответите на утверждения о том, что вы в тайне…
Он замер, обнаружив себя в компании невыразительного стражника, сбитых с толку рабочих и застывшего где-то между апоплексическим ударом и убийственной яростью Лифи Сэлэда. Лицо репортёра вытянулось. Наконец он заговорил куда менее пронзительным голосом:
– Ну, я арестован, да?
Было гораздо позже. События, как говорится, имели место быть. Комитет собрался под бдительным надзором Доттид Лайна, со скорбью примирившегося с тем, что вечернего чая не будет. Совсем. Что означало, что даже если бы он начал пить чай прямо сейчас, чтобы наверстать упущенное, то остался бы обделённым на один вечерний чай. На всю жизнь. Вот такие мысли угнетали его, пока комитет обсуждал сдвиговые напряжения тонкой структуры межпространственных покровов, вёл дебаты об энергетических разностях и почти что устроил истерику из-за того, как правильно держать дифференциальный чарометр. По-видимому, для школы копытчиков всякая попытка использовать зубы была ересью.
Далее последовали заклинания, ещё заклинания, несколько метких крепких слов, от которых воздух чуть не посинел, снова заклинания, от которых воздух и вправду посинел, и ещё крепкие слова, на этот раз – более панические. Насколько Доттид мог понять, измеренческий узел был туго запутан вокруг владений Йкзлпщлт!к Безгласной, Пожирательницы Душ, Приближающейся у Врат (а также несколько десятков иных звучных именований). По тому, как с лиц схлынула краска, зато лексика красочно расцвела, Доттид заключил, что это Очень Плохо.
– Так вы можете… распутать этот… измеренческий… узел? – спросил Доттид, спотыкаясь в терминологии.
Шла бы речь о химии – никаких проблем. Он даже сохранил кое-какие крупицы воспоминаний о высшей математике. Но многомерно трансцендентная физика? Ничего не вышло бы, даже пока он занимался активными исследованиями, а после всех этих лет, проведённых в окружении эквинитариев, – и говорить нечего.
– Мы должны. Причём нельзя терять времени. Он в любой момент может порваться и превратить дверь в 7а в портал, ведущий в Кошмарные Царства Безгласной, где под чуждыми звёздами чёрные ледяные ветра…
– Очень плохо. Я уже понял. Не нужно ударяться в стиль «Дэринг Ду и стеатитовой статуи», – сказал Доттид, потирая переносицу.
– О, обожаю эту книгу, – ответила Айвори Абак, вдруг заулыбавшись, как школьница лет на сорок моложе.
– Ага! Особенно про Подводный город и Спящего! Определённо лучшая из недавних! Знаете, у меня она есть с автографом, – добавил седогривый жеребец, который по виду годился Доттиду в отцы. Хотя отец Доттида, при всех его недостатках, в жизни не надел бы галстук-бабочку такого отталкивающего оттенка.
У Айвори Абак загорелись глаза.
– С автографом! Потрясающе! Я слышала, что следующая книга будет про…
– Не могли бы мы сосредоточиться на непосредственной экзистенциальной и, возможно, метафизической угрозе, исходящей от невыразимого ужаса прямо за дверью? Это было бы просто здорово, – ненадолго вышел из себя Доттид.
Ох уж эти университетские преподаватели! К тому же всем известно, что лучшая из недавних – это «Дэринг Ду и амулет Йендора». Та сцена в Городе карликов? Классика.
– Верно. Извините. Мы должны разорвать связь, не мешкая. Есть только небольшое, ээ, затруднение.
– Какого именно рода «ээ, затруднение»?
– Ну, ээ, физическое, эм, воплощение Безгласной может ненадолго проявиться, пока мы накладываем планарную печать.
– И что это за воплощение?
– Ну, ээ, соответствующие тексты описывают его как «жабообразное» и «щупалечное». Это примечательно, потому что мне не доводилось слышать про жаб со щупальцами.
– Примечательно. Да. Именно так бы я и сказал. Вам нужна моя помощь?
– Как у вас с планарными печатями?
– Безнадёжно.
– Боевыми заклинаниями владеете?
– Ничего толкового.
– А в чём вы сильны?
– Химия. Администрирование. Организация. А ещё я умею гнать виски.
– Правда? Виски? – спросила профессор Абак, в голосе которой впервые прорезалась заинтересованность.
– О да. Семейная профессия.
– Что ж, этот ваш талант может пригодиться нам впоследствии. Чтобы отгонять кошмары, – сказала она с невесёлой улыбкой.
Тут заговорил ещё один из её коллег, жеребец помоложе с оранжевой шкуркой и серьёзным видом:
– Позвать принцессу мы, полагаю, не можем?
Айвори начала было отвечать, но её перебил Доттид. Он говорил быстро и громко, нахмурив брови. С каждым предложением от его тщательно взращённого кантерлотского акцента оставалось всё меньше и меньше, и к концу речи Доттид звучал, как будто бы только что сошёл с ванхуферского поезда, чтобы искать удачи в большом городе.
– Ни в коем случае. Она без устали заботится о нашей безопасности, а вдобавок о том, чтобы солнце было там, где ему полагается. Ей редко выдаётся минутка для отдыха или свободного времени. Это посещение Твайлайт Спаркл – её первая возможность расслабиться за последние несколько месяцев. Я не стану ни при каких обстоятельствах тащить её сюда, чтобы взвалить на неё новую работу. Если мы будем звать Её Высочество каждый раз, когда нам приходится туго, то зачем тогда нужен… – он остановился, тяжело дыша, и поправился: – Я хотел сказать, то зачем тогда нужны мы? Разве не на случай подобных вещей ваш комитет и создавался?
У Айвори рот открылся от изумления, но она сумела быстро собраться с мыслями и ответить:
– Ээ, да, да, комитет существует, чтобы разрешать ситуации подобного рода. И, право же, – добавила она, повернувшись к своему оранжевому коллеге, – всё не так плохо, доктор, проявление должно быть максимум второго класса. Мы с таким справились без особых затруднений всего две недели назад.
Оранжевый пони, поднявший эту тему, успокаивающе поднял копыто.
– Извините, – примирительным голосом сказал он, – господин секретарь. Я просто, понимаете, проявлял осмотрительность…
Доттид сам поднял копыто и не дал ему договорить:
– Это я должен просить прощения. Мне совсем не следовало быть таким, мм, эмоциональным.
Несколько секунд царила неловкая тишина. Наконец её нарушила Айвори:
– Да. Так вот. Значит, решено. Продолжаем, как запланировали. Господин секретарь, я надеюсь, вы побудете здесь на страже. На случай, если нам понадобится помощь?
Доттид кивнул, и она подошла к двери и начала заклинание. К ней присоединились остальные члены комитета, заняв стойки для прыжка. Через некоторое время вид коридора за дверью растёкся, и его сменила обычная комната общежития, примечательная только тем, насколько аккуратно она была прибрана. Весь комитет бросился в комнату, а через несколько секунд дверь с грохотом захлопнулась. За десятью секундами тишины последовал визг, который начался с такой высокой ноты, что летучим мышам было бы неприятно, и опустился без перерывов на дыхание до рычания басом-профундо. Затем – опять тишина, прерванная булькающим, чмокающим звуком. Снова визги, на этот раз – обычных пони. Колеблющееся завывание. Звук, как будто порвалась гигантская резиновая лента. Звон разбитого стекла. Жужжание насекомых.
Доттид Лайн уже двинулся к двери, сам не зная, что будет делать, оказавшись внутри, когда услышал позади себя кашель. Он повернулся и увидел двух рабочих в дворцовых униформах, без видимых усилий несущих большой резной платяной шкаф – из тех, в которых можно с уверенностью ожидать найти проход в волшебную страну[10].
– Здрассте, ваше секретарское лордство. Нам куда этот гардероб поставить?
– Секретар…
Доттид вот-вот начал бы плеваться ругательствами и, возможно, просто плеваться, но его вдруг осенила ужасная мысль. Он сузил глаза.
– Это вам Лифи Сэлэд сказал так ко мне обратиться? – спросил Доттид голосом, напоминающим политые мёдом бритвенные лезвия.
– Да, ваше секретарское лордство, сэр. Так и было. Говорил, что к вам надо обращаться только так, это да.
– Чудненько. Гардероб оставьте прямо здесь. В комнате… наводят порядок, – Доттид бросил рабочим несколько монет. – А ещё сделайте одолжение и выпейте несколько пинт сидра за мой счёт. Принцессы его знают, когда мне ещё придётся увидеть бар, а тем более пропустить кружку-другую.
Рабочие ухмыльнулись и скрылись, вероятно, в направлении сидра. Доттид закрыл глаза и снова потёр переносицу. Башни в заварном креме, препирающиеся аристократы, сверхпространственно смещённые комнаты, тёмные создания из-за пределов времени и пространства, а теперь ещё Лифи решил, что самое время поиграть у него на нервах. И то, как он сорвался на нравоучения. «Зачем тогда нужен я?» Да уж, зачем… Он знал, что всё это его подтачивало.
– Селестия милая, дай мне сил, – пробормотал Доттид.
– Я могу попробовать, господин секретарь, но ничего не обещаю.
Он знал этот голос. О, он его прекрасно знал. Голос, который был для него в равной степени источником ужаса и надежды. Глаза Доттида распахнулись, а зрачки сжались в точки. Прямо перед ним стояла Селестия. Солнечная Принцесса. Непобеждённое Солнце. Призывающая Рассвет, и так далее, и тому подобное, целый список именований, титулов и поэтических вольностей, даже длиннее, чем у Безгласной. В наиболее формальных ситуациях, когда требовалось объявить полный титул, герольду приходилось трижды остановиться, чтобы перевести дух. И это настоящему тренированному кантерлотскому герольду, способному выдать полный список титулов императора Грифонстана на одном дыхании. Простой гражданский, вероятно, задохнулся бы насмерть.
Оказавшись перед своей правительницей, своим божеством и своим начальством, и всё это в одном лице, Доттид, к своему ужасу, обнаружил, что понятия не имеет, что сказать. Его мозг, ещё до этого чувствовавший, что его недооценивают и скверно используют, просто отключился. Не дождавшись подмоги от головного отделения, ноги взяли инициативу на себя и так резко склонили тело в поклоне, что нос больно ударился о полированный мрамор в дюйме от облачённых в золото копыт принцессы.
– Ваше Высочество! – залопотал Доттид, как только хотя бы частично овладел собой. – Я… со всей почтительностью… фигура речи…
Она рассмеялась, и, о чудо, Доттид почувствовал себя лучше. Он не знал, в магии ли тут дело, или просто в принцессе, или это попросту одно и то же, но рядом с ней он был… безмятежен. А никто в своём здравом уме не приложил бы к нему это слово. Но это была правда. Он чувствовал себя безмятежным. Спокойным. Прощённым. Однажды, выпив гораздо больше своей нормы, Доттид попытался объяснить это Лифи и Голди – чувство благодати. Милости куда большей, чем он заслуживал. Они на него странно посмотрели, и он оставил эту тему, а потом списал всё на выпивку. Но это была чистая правда. Как только он видел Селестию, то знал: принцесса рядом, и больше ничто не может пойти не так. Конечно, покуда принцесса довольна. Не бывает же так, чтобы можно было обойтись совсем без подвоха?
– Поднимайтесь, пожалуйста. Я вас уверяю, вы уже продемонстрировали почтительность с избытком.
– Конечно, Ваше Высочество, – сказал Доттид, с некоторым трудом поднимаясь на ноги. – Мои извинения. Чем я могу вам помочь?
– Никаких извинений не требуется. Мне сказали, что я смогу найти вас здесь. Значит, Твайлайт Спаркл остановится тут?
– Да, Ваше Высочество. Библиотечная башня была сочтена неподходящим местом. Из соображений безопасности. Состояние полов, понимаете.
– Разве она не заполнена джемом почти до краёв?
Доттид Лайн был ветераном разговоров с принцессой. Его выражение лица не изменилось. Он даже глазом не моргнул. Просто продолжал говорить, почти не сбившись с ритма:
– Только по большей части заполнена джемом, Ваше Высочество. Который преимущественно на полу. Отсюда соображения безопасности.
Принцесса, в свою очередь, была ветераном разговоров с кем угодно.
– Разумеется. Джем из крыжовника широко известен своими опасностями. Что ж, проведённая здесь ночь послужит ей приятным напоминанием о жеребячестве. Должна сказать, мне отрадно видеть, что вы приняли такое глубокое личное участие в столь незначительном вопросе.
– Когда речь идёт о гостеприимстве Вашего Высочества, незначительных вопросов не бывает, Ваше Высочество.
– Неужели? – сказала принцесса, изящно выгнув бровь.
– Ну конечно, Ваше Высочество. Я должен проследить, чтобы всё было, – тут из 7а донеслось продолжительное жужжание, завершившееся ровно тем звуком, какой производил бы виндсёрфинг на краю бокала, – идеально!
– Вплоть до того, что несёте стражу перед её жильём? Кстати, что там происходит, любопытно было бы узнать?
Доттид Лайн застыл. Принцессе не лгут, но ей необходимо было вернуться к себе и расслабиться. Завтра прибывала её любимая ученица и, насколько Доттид мог судить, ближайшая подруга, и ничто не могло пойти не так, если только Доттид мог это предотвратить. А если не мог, то какой от него… От отвернул от этого опасного направления мыслей и решил экономно использовать правду.
– Очаг борьбы с межвселенскими паразитами, Ваше Высочество.
– Правда? Я и не знала, что во дворце завелись, кхм, паразиты, – ответила принцесса с блеском в глазах, означавшим, что её это забавляет.
– Разумеется, нет, Ваше Высочество. И поэтому доблестные пони из Комитета по незапланированным сдвигам реальности трудятся там на наше благо. Чтобы всё так и оставалось. Вечная бдительность, – из комнаты донеслась череда ударов, а за ней звук скольжения, ещё удар, глухой гул, и довершил всё очень окончательно прозвучавший грохот, – и верность долгу! Профессор Айвори Абак сказала, что это всего лишь, ээ, проявление второго класса, даже если может сложиться иное впечатление. Рутина. Вашему Высочеству не о чем беспокоиться.
– Я уверена, что ваша команда по борьбе с паразитами может служить примером всем нам. И, разумеется, я полагаюсь на экспертное мнение профессора. Однако есть другой вопрос, по которому я хотела бы услышать ваше мнение.
– Что угодно, Ваше Высочество.
– Я получила интереснейшую петицию из Совета лордов, – с этими словами Селестия подала знак стражнику из своего сопровождения, который тут же передал ей туго скрученный свиток.
– О, – сказал Доттид или, по крайней мере, попытался сказать. Его мозг снова забастовал. Получилось только скруглить губы в удивлённое «О», когда Доттид вновь потерял управление тонкой моторикой и онемел.
Селестия аккуратно развернула свиток телекинезом и сделала вид, будто старательно его читает.
– Ну-ка, ну-ка. Да. Это петиция о том, чтобы я опровергла заявления о том, что Твайлайт Спаркл – моё, – тут она вгляделась в свиток с театральными вниманием и тщанием, – «непорочно зачатое звёздное дитя» и что я намереваюсь объявить её «Сверхтираном Эквестрии» – так здесь говорится. После чего она предположительно должна будет править Эквестрией железным копытом. Не желаете ли прокомментировать?
– Я… эмм… Вы же знаете аристократов, Ваше Высочество. Они очень, ээ, ревностно оберегают свои привилегии. Существует некоторая отчасти понятная, мм, напряжённость, связанная с вашей любимой ученицей.
– Звёздное дитя?
– Ну, я…
– Не думала, что лорд Троттингем знает слово «непорочно».
– Возможно, я…
– И «Сверхтираном»? Неужели?
Селестия помолчала, нахмурившись до почти комических пропорций. Заметив слегка паникующий вид Доттида, она сменила выражение на мягкую улыбку, сопровождающуюся лишь намёком на беспокойство у неё в глазах.
– Я намереваюсь опровергнуть все эти утверждения, в согласии с петицией. Разумеется, – продолжала Селестия.
– Разумеется, Ваше Высочество.
– Как вы думаете, вероятно ли, что я об этом ещё что-то услышу?
Доттид Лайн сдался. Исключительно нечестно, когда от тебя ожидают, что ты будешь поспевать за божеством.
– Нет, Ваше Высочество. Я об этом позабочусь.
– Превосходно! И это, мой маленький пони, возвращает нас к началу нашей беседы.
– Правда, Ваше Высочество?
– О да. Вы просили сил, если мне не изменяет память. И, судя по голосу, вы в них подлинно нуждались.
– Я, ээ, фигура речи, Ваше…
– Ерунда. Пусть не говорят, что я оставляю без внимания нужды вернейшего из подданных.
Тут принцесса подала знак другому стражнику, и тот передал ей свёрток цилиндрической формы. С лица стражника не сходило при этом рекомендуемое для них выражение исключительного стоицизма, но внимательный наблюдатель мог бы заметить нечто очень напоминающее тень улыбки в районе его губ.
Принцесса аккуратно развернула свиток и вручила содержимое Доттиду, который принял его в свою собственную телекинетическую ауру, куда более тусклую. Это был термос. С религиозным благоговением Доттид открутил крышку и глубоко вдохнул. Термос был наполнен чаем. Отличнейшим чаем. В мире вдруг всё встало на место. Любая проблема была разрешимой. Любая трудность – преодолимой. Чай был, и чай был решением всех проблем. Или, скорее, он обладал изумительной способностью заменить все проблемы на более фундаментальную, а именно: где ещё чай?
– Так как, Доттид Лайн, вернулись ли к вам силы? – с улыбкой спросила Селестия.
– Да, Ваше Высочество. Выше всех ожиданий. Спасибо вам, Ваше Высочество.
– Не стоит благодарности. А теперь я должна оставить вопрос визита Твайлайт Спаркл в способных копытах. Обращайтесь ко мне, если у вас возникнут сложности с, кхм, борьбой с паразитами. Меня же зовёт долг. Я, разумеется, пытаюсь по возможности освободить своё расписание на завтра.
И с этими словами Селестия ушла. Сразу после этого дверь в 7а распахнулась, и из неё вылетела профессор Айвори Абак, оставляя за собой слизь, сукровицу и странных извивающихся тварей, похожих на помесь червей-нематод и консервных ножей. Она врезалась в противоположную дверь, поднялась на ноги, упала, снова поднялась, наложила заклинание личной защиты и убежала обратно в комнату, крича что-то про резонанс. Доттид невозмутимо наблюдал за этим на протяжении двадцати ударов сердца. Он сделал большой глоток чая, бережно завинтил термос и поместил его в сумку, надёжно расположив между двумя толстыми папками. А потом Доттид проскакал в комнату – с определённым стилем и безо всякого плана. Оказавшись внутри, он как раз успел подумать: «А-а-а, щупальца в форме жаб. Ну конечно». Затем его поглотили тьма и хаос.