Древние: часть II

Шахматная доска вселенского масштаба, где каждый ход имеет свои последствия. Кто же Артур? Фигура или игрок? Какая бы не была истина, проигрыш партии не сулит ничего хорошего. Артур мечтал о спокойной жизни, а не о том, что ему уготовила "судьба".

Рэйнбоу Дэш Флаттершай Твайлайт Спаркл Рэрити Пинки Пай Эплджек Спайк Принцесса Селестия Принцесса Луна Другие пони Человеки

Селестия против Флаффи Пафф

Краткая история жизни Флаффи Пафф до встречи с королевой перевертышей.

Принцесса Селестия Принцесса Луна Другие пони ОС - пони

Заполярье

Ещё одна история про Ольху и Рябинку.

ОС - пони

Проверка Селестии

Селестия попадается на уловку своей сестры и решается лично узнать, что говорят о ней в народе, но всё пошло не по плану... А может это и к лучшему?

Принцесса Селестия

Поколение Хе. Про Зебрику. Часть вторая.

Продолжаю понемногу сочинять древнюю историю Зебрики. Попробую ещё немного про двух зеброкорнов, которые уцелели в судьбоносном сражении за власть. Тут они немного уже подустали от дел правления, но ещё довольно бодры и жадны до жизни.

Слишком много Лун!

Всё точно пошло не так, как она планировала, всё наперекосяк! Наверняка можно найти какое-то решение, что делать с таким количеством Лун.

Принцесса Селестия Принцесса Луна

Рождение богов: тени создателей

От прошлого не убежишь, не улетишь. Оно настигнет пони, пусть и через десятки веков.

Твайлайт Спаркл Пинки Пай Принцесса Селестия Принцесса Луна Зекора Другие пони

Флаттершай и день забот

Занятость — это хорошо. Она отвлекает. От всяких мыслей.

Флаттершай

Десять отличных лет

Десять лет - немалый срок. За это время можно радикально изменить свою жизнь, можно вырасти прекрасной кобылой или жеребцом, можно скатиться в полнейший навоз или же подняться так высоко, как никогда и не мечталось подняться. Но какой в этом прок, если не мы творим события, однажды случившиеся, меняющие мир до неузнаваемости? Рассказ о кризисе, захлестнувшем Эквестрию. Так, как он мог бы выглядеть. Так, как он мог бы закончиться.

Рэрити Эплблум Скуталу Свити Белл Принцесса Селестия Принцесса Луна Другие пони

Два одиночества

В этой истории повествуется о том, как два весьма одиноких пони ни смотря не на что смогли найти счастье. Данная зарисовка входит в мою серию «Инквизитор» на правах дополнительной части, всего лишь расширяющей основное произведение. Противникам шиппинга канон + ОС и лунодинам этот рассказ лучше не читать. Главными действующими лицами являются принцесса Луна Эквестрийская и Бел Ван Сапка.Как написано на Даркпони: «Да простит нас Селестия».P.S. Вычитано одним хорошим брони...

Принцесса Луна ОС - пони

Автор рисунка: Siansaar

Стэйблриджские хроники

Глава 16. Экстрасенсорика

Уверенная в правильности предлагаемого лечения Кьюр идёт на конфликт со всем своим начальством...


Дресседж Кьюр прикрепила протянутые ей начальником снимки к смотровой доске и включила подсветку. Нахмурившись, она принялась внимательно изучать изображения, почти беззвучно проговаривая названия сегментов проекции.

— Верхнюю лобную видите? – негромко спросила профессор Соубонс.

— Да, – ответила зелёная пони.

— Мнение?

— Генетическая аномалия с экстрасенсорными проявлениями. Вроде бы. Случай редкий, но изученный. Лечение медикаментами. Если не ошибаюсь, то же самое диагностировали врачи из Лас-Пегасуса?

Соубонс кивнула и вопросительно указала глазами на прикреплённую к спинке кровати медицинскую карту, которую Кьюр уже изучила вдоль и поперёк. Доктор бросила взгляд на пациента – жеребёнок-земнопони едва ли школьного возраста тихо посапывал во сне – и решительно покачала головой.

— Но это ещё не факт, – произнесла зелёная пони. – Да, аномальное развитие верхней лобной заметно, но это не должно создавать проблем для нервной системы в его возрасте.

— Симптомы полностью соответствуют типовым случаям, – напомнила Соубонс, но и это не убедило доктора.

— И тем не менее, я бы не стала назначать лекарства без дополнительных анализов.

Выделявшаяся нежно-розовым цветом шёрстки на фоне бледно-зелёного халата Соубонс бросила на заместителя осуждающий взгляд.

— Родители этого жеребёнка ждут в коридоре, – напомнила она. – Мне сообщить им, что мы не будем лечить их сына?

— Лечение будет, – несколько отстранённым тоном произнесла Дресседж Кьюр, пытаясь совмещать нотацию для сомневающегося начальства с реально полезными делами, вроде рисования отметок на снимках, – но и лечить не то и не тем тоже не сахар. Случай нетипичный, слишком быстрое течение, временная картина не соответствует теории развития заболевания, все симптомы проявились почти одновременно. Это ненормально.

— Это говорит о необходимости срочного лечения, – упорствовала Соубонс.

Дресседж Кьюр выключила подсветку и повернулась к розовой пони. Ей снова нужно было убедить начальника в своей правоте, достучавшись до рациональной части сознания, которую слишком часто заслоняла излишняя уверенность в собственных знаниях и опыте. В медицине это было опасным сочетанием, от которого могла напрямую зависеть жизнь пациента.

— Самым правильным в данный момент будет следить за показателями здоровья и их изменением, – веско сказала Кьюр. – Самым неверным будет начинать лечение непонятно от чего. Как профессор медицины вы должны это понимать.

Кьюр вышла из палаты, чтобы сообщить предварительные новости родителям жеребёнка. Оставшаяся возле кровати Соубонс с минуту изучала испещрённые пометками снимки, затем перевела взгляд на пациента. Погружённый в сон малыш выглядел настолько беспомощным, что Соубонс решилась. Как ни уважала она Кьюр, в своих знаниях и квалификации она не сомневалась. Поэтому, решительно подойдя к интеркому, профессор набрала код кабинета Бикер.

 

*   *   *

 

Бикер сложила копыта перед собой и прямо посмотрела на стоящую по другую сторону стола зелёную единорожку. Ей предстоял непростой разговор как руководителю. Она вызвала её к себе, как только закончила разговор с Соубонс, и едва успела бегло просмотреть личное дело заместителя начальника медслужбы, спешно доставленное Рэдфилдом. Папка была толстой: помимо окончания медицинского института с отличием и стажировки в нескольких крупных клиниках Кьюр прошла курсы офицерской подготовки в Кантерлотском военном училище. Также она успела добиться немалых успехов и на текущем месте работы, зарекомендовав себя компетентным специалистом. Впрочем, Бикер уже приняла решение. Прислушаться к мнению главы медицинского департамента её убедило содержание невзрачного листка бумаги, лежащего на крышке папки.

— Мой пациент не может ждать, – не пытаясь скрывать раздражение, сказала Кьюр; вызов по громкой связи вынудил её прервать беседу с родителями жеребёнка. Ей пришлось отвечать на неизбежные в таких случаях вопросы, и она едва приступила к собственным, узнав только, что маленький Конси никогда не жаловался на головные боли и чувствовал себя превосходно вплоть до минувших выходных, которые проводил в Лас-Пегасусе.

Бикер ещё секунду смотрела на хмурящуюся единорожку.

— Я отстраняю вас от лечения, – ровным тоном произнесла она.

— С какого сена?! – рявкнула Кьюр, обжигая её злым взглядом.

— Кьюр, – Бикер осуждающе покачала головой, стараясь говорить мягко, – ваше поведение в последнее время выходит за рамки приличия. Что с вами случилось в моё отсутствие? Вы стали замкнутой, нервной и непредсказуемой.

Доктор открыла рот, чтобы ответить гневной тирадой, но наткнулась на взгляд оранжевых глаз и промолчала. Она могла сказать, что она-то осталась собой, что изменилась как раз Бикер после возвращения из Мэйнхеттана. И изменилась сильно, словно что-то произошедшее во время поездки заставило её кардинально пересмотреть не только своё отношение к коллегам, но и списки дозволенных и недопустимых к использованию вещей. Кьюр знала, что такого же мнения придерживается большинство стэйблриджцев.

— Я такая, какая есть, – фыркнула она. – И прежде всего я врач. Поэтому объясните, почему вы запрещаете мне выполнять свой долг?

— В данном случае высока вероятность, что на ваши профессиональные суждения могут влиять личные мотивы.

Прежде чем ответить, Дресседж Кьюр сделала глубокий вздох.

— Бикер, вы же ничего в медицине не смыслите, – с трудом сдерживаясь, процедила она. – Вам даже вряд ли ясна природа этого заболевания и причины, по которым я не даю больному препараты.

— Я для того вас и вызвала, чтобы вы меня просветили.

Зелёная пони сердито тряхнула гривой и заняла место на гостевом диванчике. Поведать предстояло многое, поскольку терминологию, понятную врачам с полунамёка, для личности административного уровня, в которую Бикер потихоньку деградировала, приходилось разжёвывать.

— У единорогов вроде меня, вас, Соубонс верхняя лобная доля мозга – центр, отвечающий за активизацию магии, – принялась объяснять Кьюр. – У земнопони она гораздо меньше по размеру. В редких случаях рождаются пони, у которых есть все возможности для применения магии, кроме самой определяющей. – Доктор демонстративно коснулась копытом рога. – Такое развитие лобной доли без формирования рога называется детеургической аномалией. Не имея возможности оперировать свободной магией, пациент с такой патологией может получить ряд пассивных магических навыков. Известны случаи, когда развитие детеургической аномалии наделяло земнопони сверхразвитой интуицией, часто принимаемой за способность предсказывать будущее. Часто это выражается в спонтанных моторных реакциях, порождённых гиперфункцией лобной доли, оказывающей воздействие на прочие отделы мозга – таким образом она пытается выполнять свою непосредственную функцию, «колдуя» без магии. Наблюдательный пони может научиться использовать это, сопоставляя определённые проявления вроде трясущегося хвоста или дёргающегося глаза и последующие события. При особой активности лобной доли возможны сочетания реакций, что наделяет такого пони настоящим даром предвидения.

— Вы сказали, что это редкие случаи, – заметила Бикер, как только Кьюр остановилась, чтобы перевести дыхание.

— Единичные. Намного чаще детеургическая аномалия становится источником проблем. Это случается, когда организм не справляется с аномальным участком, и кровеносные сосуды мозга не подстраиваются под избыточную нагрузку. В отдельных случаях, если вовремя не начать лечение, это может привести к гибели пациента... Но, что сейчас самое главное, это никогда не происходит неожиданно. Болезнь развивается медленно и, к счастью, проявления заметны на ранних этапах. Конси должен был начать чувствовать себя странно ещё год назад, но, по словам его родителей, он никогда не жаловался на головные боли или странные ощущения в голове, дезориентацию, приступы внезапного озарения или что-то подобное. Так что, несмотря на заключение врачей из Лас-Пегасуса, я всё ещё не уверена в их диагнозе. Самое очевидное решение не всегда самое верное…

— То-то и оно, – с нотками сожаления в голосе произнесла Бикер, рассматривая лежащий на крышке папки листок. – Я нашла в вашем личном деле информацию о вашей семье. Ваш сын, Фибелис Файбл, не был единорогом, так ведь?

— Не надо затрагивать эту тему, – чеканя каждое слово, сказала Кьюр.

— У него нашли такую же аномалию, – продолжила Бикер, упираясь левым копытом в документ, из которого она подчерпнула информацию. – Поставили такой же диагноз. Его пытались вылечить, но методы были не совершенны, и лекарства не помогли…

— Бикер, я лучше вас знаю, что произошло с моим сыном, – напряжённым тоном проговорила Кьюр. – И не хочу сейчас об этом слышать.

Бикер поправила очки и попыталась сочувствующе улыбнуться. Кьюр в ответ нахмурилась и прижала уши.

— Вы намекаете, что я предвзято отношусь к ситуации? Из-за того, что случилось с моим сыном? Да только ради него я доучилась и стала врачом! Да только память о нём заставляла меня зубрить многотомные энциклопедии! – Кьюр почти кричала, но в её дрожащем от гнева голосе отчётливо слышались бессчётные слёзы, пролитые безутешной матерью по своему жеребёнку. – Я годами спасаю жизни, Бикер! Ради Фибелиса!

Директор Стэйблриджа виновато опустила голову. Она уже сожалела, что начала этот разговор и затронула эту тему. Но не собиралась менять решение.

Дресседж Кьюр могла утверждать, что собрана и хладнокровна, как и прежде. Она могла настаивать и топать копытом, что лечит и исцеляет, руководствуясь знаниями, интуицией, сотнями часов практики. Но сейчас она была не в себе, сейчас она была совсем другой. Бикер чувствовала это, хотя не смогла бы объяснить, в чём именно видит проявления этих изменений. Но она ясно видела, что Кьюр перестала быть пони, которой хочется доверять, и превратилась в кобылу, которую при встрече лучше обойти стороной. И это значило, что принятое ею решение было верным и будет окончательным.

— Кьюр, – откинувшись в кресле и соединив копыта перед собой, проговорила Бикер, – мы будем придерживаться методики лечения, предложенной профессором Соубонс. Дадим ограниченную дозу медицинских препаратов. Это несложная процедура, уверена, Соубонс обладает достаточным опытом…

— Лягать-колотить! Да вы даже не знаете, от чего лечите. Возможных вариантов заболевания много, как медуз в море! – вскочила с дивана Кьюр.

— Два врача в Лас-Пегасусе и ваш непосредственный начальник сошлись в диагнозе, –жёстко произнесла Бикер. – Три профессора уверены в наличии болезни. Если это вас не убеждает…

— Врачи из Лас-Пегасуса не смогли объяснить, почему от их лекарств жеребёнку стало только хуже, – гнула свою линию Кьюр. – Соубонс ни разу не специалист в неврологии. Она костоправ по выучке. Вы как профессионал должны довериться мне как профессионалу. А я говорю, что сейчас лечить препаратами опасно.

Начальник научного центра пристально смотрела на заместителя начальника медицинской службы. Но молчала, намекая, что своё мнение не изменит. Зелёная единорожка могла сколько угодно топать копытом, но полное подробностей личное дело на этот раз работало против неё. В итоге Дресседж Кьюр, бормоча под нос усвоенные в офицерской школе выражения, вынуждена была уйти ни с чем. Она была настолько зла и обижена, что наплевала на разгар рабочего дня и направилась прямиком к себе в квартиру. Её присутствие на работе, по всей видимости, никому сегодня не требовалось.

 

*   *   *

 

Металлическая коробка уже раскалилась докрасна, когда Свитчу, неимоверно быстро манипулировавшему переключателями и клеммами, удалось изолировать её от цепи питания. Замкнутый накоротко контур мгновенно взорвался фонтаном искр, после чего все лампы и индикаторы погасли.

Свитч на всякий случай притянул к себе огнетушитель, но магические искры перестали нести угрозу и радовать своим присутствием. Единорог досадливо поджал губы, вернул огнетушитель на место и осторожно стал отсоединять толстые провода питания, подходившие к большой конструкции с левого бока. Несмотря на пропитанные особым составом накопытники, Свитч старался действовать крайне осторожно – слишком высокая энергия всё ещё жила где-то внутри питающих элементов. Халатное обращение с подобными вещами вполне могло оставить от юного гения хорошо подкопчённый скелетик.

— Это бесполезно, – выдохнул Свитч и покрутил в воздухе большое металлическое кольцо, которое, если бы удалось повысить магопроводимость кабелей и защитить блок от фатального перегрева, могло в прямом смысле слова перевернуть мир.

— Мы просто немного зашли в тупик, – откликнулась Ламия, свернувшаяся кольцами у дальней, очищенной от всякого хлама стены. Сегодня весь день шёл дождь, и она не захотела ползать в такую погоду по лесу, поэтому уговорила подопечного изобретателя рискнуть, разместив её в лаборатории.

— Нет-нет-нет, – затряс головой единорог, – это не тупик, это хуже… – Свитч копытом разогнал струйки дыма, лениво тянущиеся от сгоревшего блока питания. – Я могу собрать Механизм, но очевидно, что при текущей конфигурации он никогда не заработает. Нет такого источника магии, который бы выдал восемь тысяч чар чистой энергии. Как видишь, усилители дают возможность аккумулировать заряд в пределах семи тысяч, но, когда идём выше, – он ткнул копытом в оплавившиеся участки, – они не выдерживают длительной работы.

— Кроме того, разовый мощный заряд – это не то, к чему мы стремимся, – продемонстрировала понимание проблемы Ламия.

Скриптед Свитч вскочил на все четыре ноги и принялся вышагивать вокруг не оправдавшего надежды изобретения.

— Верно! Нужна продолжительная и стабильная работа на уровне восьми тысяч чар! А это превышает возможности любого генератора магии. Даже возможности аликорнов.

— Эти ошибки природы как-то творят свою магию, – туманно заметила змея.

— У них потери КПД на нагрев меньше, – издевательским тоном ответил Свитч, пиная отсоединённый кабель. – А я перебрал все известные мне варианты. Причём последний нас чуть на кусочки не разнёс… Я не знаю, как нам получить и удержать заряд в восемь тысяч чар! – Единорог пристыженно сел на холодный бетонный пол.

— Я знаю, – ответила рептилия. Свитч встретился взглядом с парой холодных жёлтых глаз.

— И?

По телу Ламии словно прокатилась волна; за время их сотрудничества Свитч успел уяснить, что этот жест служит выражением нерешительности. Змея думала. С одной стороны, ей, как всегда, хотелось похвастаться своими возможностями. С другой – затея была настолько сложная, что не гарантировала успеха. А опозориться перед подручным змее хотелось меньше всего.

— Я добуду тебе звезду с неба, – произнесла Ламия. Это прозвучало настолько напыщенно и глупо одновременно, что Свитч не смог сдержать улыбку, поэтому змея гневно прошипела: – Я серьёзно.

— Как скажешь, – махнул копытом Свитч и тут же спросил: – А что у нас с проектом по преобразующей магии?

Кончик хвоста змеи вытянулся в направлении кособокого столика.

— Верхний ящик, – уточнила Ламия.

Скриптед Свитч с осторожностью забрался в недра ящика, где обнаружил закрытую прозрачную колбу с какой-то не внушающей доверия чёрной жижей. Единорог покрутил её в копытах, посмотрел на просвет, встряхнул. Словом, проделал все возможные действия, которые не предполагали открытия ёмкости с непонятной субстанцией.

— Это должно впечатлить профессора Бикер? – недоверчиво произнёс он.

— Разве мы стремимся её впечатлить?

— Нам надо предоставить какие-то результаты нашей работы в области преобразующей магии, – пояснил единорог. – Иначе она спустится, чтобы посмотреть, чем мы тут заняты. И я вряд ли смогу убедительно соврать насчёт этого. – Последовал кивок в сторону сгоревшего Механизма.

— Тогда да, это её впечатлит, – отрезала Ламия. – Это преобразованная плесень. Разложенная на мельчайшие биологические составляющие, наделённая эффектами самокопирования и корректируемыми свойствами, а также обладающая механизмом отсроченной активации. Если у местных докторов хватит ума, то из этого они сделают лекарство от всего. Вообще всего.

Свитч ещё раз поболтал жидкость в колбе. У него не возникало сомнений, что Ламия способна на подобное. При нём она проделывала вещи и посерьёзнее. И пострашнее. Наблюдения, сделанные светло-каштановым единорогом за последние месяцы и годы, говорили, что вряд ли обещание достать звезду с неба было для этого конкретного существа пустым бахвальством.

 

*   *   *

 

— Доктор Кьюр, немедленно явитесь в медицинский комплекс, – прозвучал голос Соубонс из висящего под потолком столовой динамика системы общего оповещения.

— Доигралась с препаратами, – сквозь зубы произнесла Кьюр. Без злой иронии, без сарказма – она лучше всех понимала, что чем больше выйдет прокол у Соубонс, тем хуже будет пациенту и, как следствие, ей самой придётся творить невозможное.

Зелёная единорожка галопом влетела в медицинский комплекс, миновав по дороге напуганных родителей маленького жеребёнка, состояние которого, по словам ответственной пони-медика, ухудшилось до судорог и затруднений с дыханием.

— Я дала ему лекарство, которое полагается при лечении детеургической аномалии, – с непозволительной для профессионала растерянностью в голосе говорила Соубонс. Кьюр её практически не слушала. И так знала, что розовая пони будет действовать в соответствии со стандартными протоколами. Никакой импровизации, всё по учебникам…

— В Лас-Пегасусе ему дали тот же самый препарат, – пробубнила сквозь защитную маску Кьюр. – Неужели сложно было сообразить, что он и во второй раз не поможет?

— Нет, я ввела альтернативное лекарство…

— И всё равно стало только хуже. – Дресседж Кьюр поправила накопытники и замерла, не зная, за что хвататься в первую очередь. – Если мы не поймём, что с ним творится, то не сможем помочь. Его нервная система на грани отказа.

Она схватила медицинскую карту и принялась лихорадочно её листать. Она пыталась найти хоть что-то в записях врачей Лас-Пегасуса, что могло бы послужить ключом к пониманию ситуации, навести на мысль, дать зацепку. Но скупые строки не давали ничего нового, блокнотные записи, сделанные со слов родителей Конси, ситуацию не проясняли. Разве что…

— Я сейчас, – бросила Кьюр шокированной начальнице и покинула медицинский комплекс, чтобы вторично пообщаться с парой пони на лавочке, напряжённо ожидающих хоть каких-нибудь обнадёживающих вестей.

— Что вы делали в Лас-Пегасусе? – спросила Кьюр, стаскивая временно ненужную маску с мордочки.

— Простите? – растерялась кобылка с бронзовой гривой.

— Какие места посещал ваш сын? Что он там делал? Сообщите мне всё немедленно, – требовала ответов врач.

— Сначала мы были в парке аттракционов, – среагировал на слова Кьюр серогривый отец. – Потом мы вместе с ним прогулялись до обзорной площадки, чтобы посмотреть на ту часть города, где живут пегасы. Потом обедали в ресторане. Конси ел картошку с сельдереем...

— Что ещё? – не успокаивалась Кьюр, пытаясь уловить хоть что-то, что могло навести её на нужную мысль. Время стремительно уходило.

— Мы загорали на пляже, – тихо произнесла мать. – Правда, Конси не загорал, он плавал в море. Научился плавать только этой весной.

— После пляжа мы ещё успели сходить на стадион и посмотреть лётное шоу пегасов-акробатов, – подхватил её супруг. – На пути с него Конси стало плохо. Но ведь вы же знаете, что с ним, правда? – В его голосе слышалась отчаянная мольба.

Дресседж Кьюр хотелось закрыть глаза и громко застонать. Беда была в том, что она не знала. Не знала, где искать, не знала, что искать. Что-то усиленно маскировалось под аномалию в мозгу, но по-другому реагировало на лекарство. И это что-то могло прийти из парка аттракционов, из еды в ресторане, из воды в море, могло возникнуть само по себе, вне Лас-Пегасуса, до него. Как она немногим ранее говорила Бикер, вариантов имелось было много, как медуз в…

Посвятившая свою жизнь спасению других жизней пони рванула с места, едва не хлестнув хвостом по испуганно отпрянувшей паре и обдав их брызнувшими из-под копыт мелкими камешками. Каждый удар копыта о землю отдавался у неё в голове мыслью: «Успеть! Успеть! Успеть!»

Отчаянный писк приборов заглушал тяжёлое, прерывистое дыхание маленького пациента. Два медбрата-земнопони прижимали жеребёнка к кровати, пытаясь унять его судороги настолько, чтобы Соубонс могла сделать инъекцию без риска сломать иглу. Столик рядом с профессором был уставлен всевозможными пузырьками с лекарствами, но ни одно из них не могло помочь. Буквально вломившись в палату, Кьюр рывком распахнула шкафчик с медикаментами и не глядя подхватила какой-то пузырёк и шприц. Воткнув иглу и вытянув до отказа поршень, она метнулась к кровати, с отточенным годами мастерством вонзила брызнувший струйкой прозрачного раствора шприц в вену на ноге жеребёнка и вдавила поршень. Лишь сделав это и отбросив опустевший шприц, она обессиленно оперлась о край кровати, с жадностью вглядываясь в экран монитора.

— Что это было? – немедленно поинтересовалась начальник, от неожиданности не успевшая даже попытаться остановить обезумевшую подчинённую.

— Сыворотка, – выдохнула Кьюр. – От яда Прозрачной Бестии.

— Медуза? – мотнула головой Соубонс.

— В это время года они заплывают на север к Лас-Пегасусу, – пояснила зелёная пони, наблюдая за приборами. Она ждала малейшего сигнала, означавшего улучшение. – Некоторые пляжи от них защищены, но желающие сэкономить и провести отдых на своих условиях рискуют нарваться на плавучую пакость… – Кьюр схватила медкарту и потрясла ею в воздухе. – Врачи из Лас-Пегасуса даже не подумали отметить покраснения, вздутия или какие-то другие следы укуса… Как и мы утром, они подумали, что проблема в очевидном – детеургической аномалии. И дали ему нейролептики.

Соубонс с непроницаемым выражением мордочки посмотрела на выставленную ею коллекцию антипсихотических препаратов.

— Яд Прозрачной Бестии делает то же самое. – Уголки рта Кьюр чуть приподнялись, когда она увидела на мониторе признаки выравнивания биоритмов. Сыворотка начала действовать. – Так что вместо помощи медицина в последние дни пыталась этого жеребёнка убить… И это не первый такой пациент. И не последний…

Дресседж Кьюр бросила быстрый взгляд на чёрно-белые снимки. За все посвящённые сначала учёбе, затем работе годы не проходило и дня, чтобы она не прокляла случайность, из-за которой её сын не родился единорогом…

 

*   *   *

 

Позолоченная походная чернильница – подарок благодарного пациента – отправилась в угол чемодана, в котором уже лежали пара повседневных и один праздничный наряд, памятные фотографии в рамках и три почётных медали с каких-то мероприятий. С каких точно, Кьюр уже не помнила, хотя при желании могла освежить память, прочитав надписи на обороте. Полупустой чемодан вместил те немногие личные вещи, что у неё были, и которые уже давно одиноко пылились на полках в её квартире, пока она проводила все дни – и нередко ночи – на работе. Работе, которую минувшей ночью она твёрдо решила оставить.

Бикер начала с похвалы, поблагодарив Кьюр за быстрый ум и решительность действий. И следом напомнила, что та была отстранена и, соответственно, не имела права предпринимать никаких действий без прямого распоряжения Соубонс, не говоря уже о том, что она нарушила прямое её, Бикер, распоряжение. Однако она, Бикер, принимает во внимание, что действия доктора спасли жизнь пациенту, поэтому отстраняет Кьюр от работы всего лишь на одну неделю с сохранением зарплаты. Кьюр в ответ вспылила и выбежала вон, громко хлопнув дверью. Добравшись до своей квартиры, она тут же села за написание заявления об увольнении. На столе перед ней сейчас лежал третий вариант, первые два из-за обилия тяжёлых речевых оборотов пришлось отправить в мусор.

— Неужели вы это серьёзно? – в седьмой раз спросила теряющая с завтрашнего дня заместителя Соубонс. Она пришла полчаса назад, узнав от Бикер, что доктор Дресседж Кьюр решила оставить должность «ввиду неуживчивости характера».

— Профессор Бикер показала мне, насколько высоко её доверие, – сообщила Кьюр, проверяя расстановку запятых. – Будучи светочем медицины, она опровергла мои доводы молчанием и решила, что знает мои мысли, потому что знает всё моё прошлое.

«Хотя если бы она знала всё моё прошлое», – усмехнулась про себя зелёная единорожка, – «она бы сама меня выгнала давным-давно».

— Подержи Конси ещё пару дней под наблюдением, – попросила напоследок Кьюр. Будучи практически снятой с должности, она перешла в разговоре с Соубонс на «ты». – И давай надеяться, что ни медузы, ни аномалии в голове больше не угрожают его жизни.

— Но если что-нибудь случится…

— Соубонс! Я редко тебе говорила, что ты способный специалист. Вернее, что тебе надо подучить не так много разделов медицинской теории, чтобы этому определению соответствовать. – Кьюр попыталась улыбнуться, но улыбка вышла бледной и вымученной – сказывалось не отпускавшее её с самого утра напряжение. – Кроме того, ты всегда сможешь обратиться ко мне за консультацией.

Светло-розовая пони не выдержала прямого взгляда и сделала вид, будто сосредоточенно слушает шум дождя.

— А куда мне писать? – помолчав, спросила она.

— Пока ещё не знаю, – призналась Дресседж Кьюр, вытаскивая из шкафа пальто: дождь в ближайшее время не собирался прекращаться. – Но, поверь, это не будет захудалая аптека в какой-нибудь деревушке. И на административную работу я тоже не подпишусь.

«Какая уж тут работа с бумагами», – напомнила себе Кьюр, – «когда каждый день нужно спасать пони, а то и всю Эквестрию разом».

— Так, передай это Бикер! – сказала она, отдавая профессору заявление. – И отговори её приходить ко мне. Она всё сделает только хуже. – Дресседж Кьюр повалилась на кровать, на которой её предстояло провести одну последнюю ночь, и прикрыла глаза. Соубонс поняла намёк и, сокрушённо качая головой, вышла, забрав лист с заявлением и выключив верхний свет. Услышав, как хлопнула входная дверь, Кьюр досчитала до шестидесяти, затем быстро поднялась, магией повернула ключ в замке, села обратно на кровать и открыла дверцу прикроватной тумбочки. Вытянула из дальнего угла запечатанную коробку, сломала печать, откинула крышку. Вытащила продолговатый свёрток, развернула бумагу и уставилась на пол-литровую бутылочку клюквенного сока, разбавленного приличным количеством спирта. Специальное лекарство для случаев, когда не помогал даже самый крепкий кофе.

— Три года не виделись, – пробормотала она, вытащив из тумбочки пузатую кружку.

Это был очень паршивый день, и лишь возвращение к почти забытой привычке могло сделать вечер чуть менее поганым. Но ей катастрофически не везло. Едва взявшись за крышку, она услышала, как из ниоткуда раздались два еле слышных щелчка. После небольшой паузы они повторились. Кьюр издала тихий стон.

— Да, сейчас здесь безопасно, – произнесла она условленную фразу.

Прямо на рабочем столе, подсветив в беспорядке разложенные папки и блокноты, из пустоты соткалась белая фигура пони, издающая тихое потрескивание. Через пару мгновений шипение статики заглушил голос, с мягким упрёком произнёсший:

— Кьюр, ты обещала бросить.

— Спасибо за понимание, Шейд, – вздохнула кобылка, с тоской глядя на лежащую в копыте бутылочку. – Знал бы ты, как я хочу забыть про это обещание! – Бутылочка с заветным эликсиром переместилась обратно в коробку. – Я только что уволилась с работы. Наверное, могу позволить себе один бессмысленный эмоциональный поступок.

— Не сейчас, – отрезала фигура. – Твоя работа должна к тебе непременно вернуться!

— Да не могу я работать в таких условиях! – всплеснула копытами Кьюр. Она смотрела в потолок, залитый исходящим от бесплотного гостя похожим на лунный свет сиянием.

— Придётся! – повысил голос Магистр. – Ты единственный представитель Союза Академиков, оставшийся в этих стенах. Единственная, кому я могу доверять.

Дресседж Кьюр удивлённо заморгала.

— Что, Бикер выставила всех? Прям всех-всех?

— Она многое узнала от Гейлэйдж и Глейсерхит. Первую запугала и обдурила, что, к сожалению, было нетрудно сделать. Глейсерхит напоила какой-то дрянью, которая заставила её говорить только правду… Наша юная профессор получила сведения обо всех нелояльных сотрудниках Стэйблриджа, обо всех, кто поставлял Союзу информацию. Про тебя она узнать не смогла лишь потому, что с тобой из всего Союза общаюсь только я лично… Так что да, с помощниками ситуация теперь сложная, – неохотно признал призрачный жеребец.

— А я взяла, и сама уволилась, – усмехнулась Кьюр. – Вовремя, блин…

— Верни себе работу! – почти приказал Магистр.

Кьюр почесала ухо. Кажется, это задание от товарища «меня здесь нет, но я всё вижу» нетрудно было выполнить. Следовало лишь немножечко унизиться перед исполняющей обязанности руководителя, попросить её проигнорировать заявление, сослаться на свою эмоциональность, возникшую на почве тяжёлых воспоминаний о прошлом… Бикер, скорее всего, заявление тут же порвёт, но недельное отстранение от работы оставит в силе. И надо будет придумать способ его скрасить…

— А если верну, можно будет напиться?

— Нет.

Кьюр сделала несколько глубоких вдохов. Собеседник ждал её ответа, тихо шипя статикой.

— Пропади ты пропадом, Шейд! – сдалась доктор. – Сейчас всё устрою. – Она потянулась за дождевиком, который лежал рядом с пакуемым чемоданом. – Я готова потерпеть Бикер и Соубонс какое-то время. И это только ради тебя.

— Я запомню, – с усмешкой в голосе произнёс фантомный пони. – И ещё… По поводу Свитча.

— Угу? – немного оживилась Кьюр.

— Я ознакомился с его теориями и научными работами. А также результатами тех тестирований, которые ты провела. Он тот, кто нам нужен. Но найди предлог повторить тесты. Мы должны быть точно уверены, что он будет полезен для работы с «Оранжереей», – попросил белый призрак перед тем, как раствориться в воздухе.