Сказки служивого Воя Том II - Ненужный

Часть 11 Добро пожаловать в сказку или тебе всё равно не поверят

– Здравствуйте.

– Ты ещё кто? – возмущённым голосом спросила старуха.

– Я… никто…, – опешил единорог, получив возможность разглядеть колдунью во всей красе.

Вид этой пони был максимально пугающий. Проседавшая до белизны грива, неаккуратно заплетенная в косу, сверкающие серо-жёлтые впалые глаза острый нос и тонкие почти бесцветные губы. Большим открытием для гостя стал тот факт, что ведьма не являлась единорогом, а была совершенно обычной земной пони. Хотя весь её вид был, каким то неестественным, словно неживым. Блёклая шкура обветшала и висела на торчащих рёбрах и костях, как забытое тряпьё на заборах. Баян сглотнул нервный ком, потеряв остатки решительности и обругав себя последними словами за свою браваду, решил действовать на опережение.

– Служивый вой, — придавая словам решительности указывая себе на фуражку с кокардой, отвечал единорог, — не видишь что ли?

– И правда, чего это я, — неожиданно изменилась в лице старуха, попытавшись выдать кривую ухмылку за улыбку, — Проходи, садись, устал небось с дороги.

– Спасибо, бабуся, – ответил Баян присаживаясь на скамейку в указанное место в углу избушки, — кстати твоё предложение.

Старушка, ухватив зубами край платка, что висел у неё на сгорбленных плечах, одним движением постелила его на грубо сколоченный стол и пару раз топнула копытцем. В тот же миг на скатерти как из воздуха стали появляться тарелки, кастрюли, чашки до краёв заполненные всевозможной снедью и яствами. Что даже в полу мрачном освещении сияла, блестела и источала приятный даже самому изысканному нюху аромат. Однако Баян к еде притрагиваться не спешил, обратив внимание, как бабуля нервно перешагивает и задним копытом коврик у печки поправляет.

– Так с чем пожаловал касатик?

– Пришел я, чтобы узнать, куда пропало семейство оленей. Не у вас ли случайно они затерялись?

– Ой, что ты такое говоришь служивенький, я Баба Яга Костяная нога. Во всём лесу нет миролюбивее меня, – ещё шире улыбаясь беззубой ухмылкой, ответила пони, пододвигая к гостю миску со свежее сваренной манной кашей, – съешь-ка кашки богатырь, чтоб пополнить запас сил.

– Спасибо, — отодвинул от себя тарелку жеребец, — но сперва оленей разыщу.

– Да сдались тебе эти олени милок, лучше поешь, отдохни, не родные же какие пропали.

– Нет, бабуся, не могу, — отвечал единорог, медленно вставая из-за стола, — служба превыше всего.

– Ах оленю семью, мама папа и сынок, видала я их давеча.

– Припомните, где в последний раз?

– Да тут не далеко, — кобылка подала ближе к жеребцу тарелку с румяными вытянутыми сдобными булочками, — съешь хоть милый, пирожок.

– Благодарю, — взяв самый румяный и пухленький пирожок в копыто ответил Баян, убирая его в за пазуху, — по пути употреблю, идёмте скорее.

Старуха нахмурила брови, на молодого жеребца, проходящего к порогу и отворяющего дверь. Ещё минута и оба стояли на пороге избы, как пони топнула копытом и к ним подскакали метла со ступой. Баба Яга забралась внутрь ступы, сев на край, а Баян чуть не обломав себе рог смог поместить себя напротив. Подобная «близость» жеребца немного напугала, а вот кобылу позабавило. Она схватила черенок метлы и со всей силы махнула им так, словно решила подмести тропинку. Внезапно ступа оторвалась от земли и, сделав несколько кругов, будто нарезая стружку в тумане помчалась куда-то вперёд.

Внизу тем временем мелькали верхушки редких деревьев и туман, что практически не давал возможности жеребцу-единорогу любоваться пейзажем сверху. К тому же Баян внимательно следил за старухой. Вот использующийся не по назначению маслобойщик пролетел ещё несколько метров в тумане и стала спускаться. Баба Яга, поманив жеребца за собой, прошла в чащу. Густой лес стал, словно по мановению расступаться перед старухой ковылявшей впереди, а Баян то и дело оглядывался и ловил взгляды желтых хищных глаз. Вот Яга остановилась и подняв копыто ткнула в одинокий трухлявый старый дуб просто колоссальных размеров.

– Там, — прохрипела бабуся, улыбаясь, — Пойди посмотри, может они там ещё спят.

Баян начал подходить ближе, но поостерёгся из‐за темноты и густого тумана. Жеребец сделал шаг, как что то хрустнуло под копытом, приглядевшись он рассмотрел белый череп предположительно пони с пробитым черепом и торчащей из него костью, что раньше представляла из себя переднее копыто . В этот момент из тени ствола дуба на жеребца выскочило нечто, словно сам дуб ожил и решил напасть на единорога. Баян отпрыгнул в сторону от удара, чем то пограничным между рогами и корневой системой, поросшей мхом и лишайником. Чудовище словно взбесившись, бросилось на пони. На этот раз монстру повезло больше, приблизившись, тот махнул рогами наотмашь и отбросил пони к дубу. Лишь чудом жеребцу не перебило позвоночник, ударив о гнилой ствол. Но единорог смог подняться на копыта держась за трухлявое бревно. А чудовище и не думало останавливаться, наоборот, теперь оно, переваливаясь на четырёх ногах сужающихся к копытам, но сильных и покрытых травой, следовало к единорогу. Расклад был не в пользу единорога, и тут чудовище вытянуло конечность вперёд и все четыре копыта Баяна потонули в лишайнике, сковав жеребца, словно колодки. Единорог полностью оказался во власти этого лесного монстра и мысленно уже попрощался с жизнью, но продолжал, не отводя глаз, смотреть на мучителя.

Тут монстр поднял копыто и щелкнул двумя его сочленениями. Над головами закружились светлячки, освещая обоих, словно люстра. Баян обратил внимание, что голова этого существа напоминала голову пони только более толстую вытянутую и губастую. Рога словно ветки дуба были большими и только на концах, они словно слипались между собой. Весь этот зверь скорее напоминал ожившую фигуру из Кантерлотского парка, высокая оляпистая и вся в зелёной растительности. Однако при этом живую и очень сильную, о чем напоминала ушибленная спина.

Неожиданно зверь сел перед Баяном снял с рогов обрезок берёзовой коры, скрученный трубочкой, и прочистив горло стал читать:

«В лесу сидел комар на средства

Что получил от паука,

После мухоедства

ЗЗЗЗабыв о почве и грибах

Комар рассуждал о чудесах

Что приходилось видеть

Во мраке дня

Летя, летя, летя

От паука и до пруда…»

Чудной зверь читал это нечто, обильно дополняя строфы своими полу гортанными звуками, то ускоряя, то замедляя темп. Всего длительность его повествования была где-то минут пять и как только наступила пауза он сказал:

– Итак у вас есть два пути, либо быть брошенным в чащу и умереть от многочисленных укусов комаров, мошек и слепней, либо сказать, как вам мои стихи.

– ЭЭЭЭ, мне... — недоумевая, попытался улыбнуться Баян, — понравилось, стиль там неплохой, аллегория какая-то правда однообразная, но зато есть эта... как её? Метафора, вот.

– Это ещё что, сейчас прочитаю «Оду болотной тине», закачаешься.

– Извините, что отвлекаю, а вы кто такой?

– Я, — существо удивлённо выпучило глаза на единорога, — Леший Лесовик, хозяин здешних лесов, первый поэт и болотный интеллигент.

– Оно видно, видно. Последнее особенно. Жаль похлопать не могу, — кивнул Баян на свои копыта, всё ещё ушедшие в мох.

Леший поняв к чему клонит пони, щелкнул копытами и передние конечности единорога отпустило, а задние продолжило держать также намертво. Баян подумал, что если сейчас не найдёт чем заткнуть этому поэту рот то проломит себе лоб копытом, а оленёнку там одному придётся совсем худо.

– Позвольте, — Баян полез в за пазуху, — преподнести вам этот скромный дар, за ваш талант.

– О пирожок, не стоило, но благодарю, — ответил Леший и за один присест его проглотил.

В следующую секунду хозяин леса упал на подкошенных передних ногах, чуть не придавив единорога своим телом, и захрапел.

– Ах ты карга старая, — выругался багровый пони, выдирая задние копыта из размякшего мха, — хотела меня пирожком со снотворным травануть.

Баян попытался найти тропу по которой его привела к этому месту Баба Яга, но не смог лес будто предчувствуя желание жеребца вырваться, стал клонить ветки ниже, закрывая дорогу. Время уходило, а единорог всё метался вдоль плотной стены из кустарников и деревьев, силясь найти выход. Тут единорога окликнул пронзительный «КАР». Снова ворон сидел на ветке дерева и глядел на багрового единорога.

– Тропы нет КАР!

– А как мне выйти? – спросил единорог, а ворон словно предугадав такой вопрос вырвал у себя из крыла одно из перьев и бросил его по направлению к пони.

Пёрышко на удивление не парило, выкручивая привычные петли в воздухе, а летело вертикально вниз словно капля дождя. Тут оно врезалось в багрового единорога и испарилось вместе с Баяном, что сам обратился в ворона и начал, размахивая крыльями, взлетать всё выше и выше. Пока не поднялся над верхушками деревьев. Внезапно к Баяну обратился тот самый чёрный ворон хриплым голосом: «КААР, вот моя последняя помощь, как крылья сложишь так и вновь станешь пони. А теперь сам решай либо Олегшу спасай, — ворон клювом указал в сторону мелькающего огонька в непроглядном сером тумане, — либо полк свой догоняй! Бывай».

Баян посмотрел в след, улетающей чёрной птице, чей удаляющейся силуэт на фоне кусочка чистого голубого неба в лучах вечернего солнца так и манили последовать за ним. Но обращённый в ворона единорог уже не сомневался, куда ему лететь.

…
Оленёнок, видя как колдунья с единорогом улетели, а избушка вернулась на исходную, подскочил к ней и крикнул: «Избушка, избушка, встань к лесу задом ко мне передом!»

И только домик повернулся оленёнок храбро прыгнул на крыльцо и отворив дверь впрыгнул внутрь. Олегша проскакал из края в край избушки, заглянул за печку, под лавку, но нигде не было даже намёка на его родителей, лишь старое лукошко. «Неужели колдунья съела маму и папу?» — грустно подумал оленёнок, плюхнулся крупом на коврик возле печки. Как внезапно услышал эхо. Он вскочил и топнул копытом по тому месту, где сидел и вновь услышал звук пустого пространства. Малыш, оттянув коврик, увидел там небольшую дверцу, а за ней резную деревянную шкатулку. Оленёнок удивлённо стал перебирать фигурки из дерева, что в точности до мелочей повторяли контуры тела животных, птиц, пони и даже. Выпучив глаза, ягнёнок узнал два статных благородных силуэта своих родителей и чуть не заплакал, но его вовремя вывел из ступора пронзительный «КААР», прозвучавший где то вдалеке снаружи. Малыш торопливо, но аккуратно сложил все фигурки в лукошко, швырнул шкатулку на место, и ухе собирался выскочить на улицу. Как внезапно на его пути выросла фигура хмурой старухи, что своими глазами буквально вынимала душу, глядя то на опешившего оленёнка, то на резные фигурки в лукошке. Её глаза блеснули ядовито зелёным светом и пони, поднявшись на задние копыта, выпустила из передних нечто вроде когтей. Баба Яга начала наступать на оленёнка приговаривая при этом: «Поди-ка сюда милок, пирожком угощу и спать уложу».

Олегша попятился назад к печи, а затем скакнул на стол и только хотел броситься в открытую дверь, как скатерть заскользила под тоненькими копытцами и оленёнок повалился на пол, раскидывая всё содержимое тарелок и блюд в разные стороны. Когда малыш открыл глаза старуха с котелком на голове и залитая по грудь его вязким содержимым, нервно переступала костяною ногой чуть не падая на пол. То и дело пони натыкалась на какое-то препятствие и острые когти ей только мешали. Наконец она, оступившись плюхнулась на круп и упёршись всеми копытами в котелок стала его стягивать. Малыш улучив момент стал тихонько пробираться к выходу, не сводя взгляд с хрипящей под горшком с кашей старухи. Наконец долгожданная дверь и свобода, но уже в проходе путь оленёнку преградила объятая зелёным пламенем метла со ступой.

– Куды собрался милок? – послышался вопрос скребущим старческим голосом.

– Сейчас…, — начал Олегша, полностью повернувшись к ведьме и стараясь придать своему голосу как можно больше уверенности, — сейчас служивый придёт и тебя накажет.

– Забудь о служивом, — улыбнулась пони, наслаждаясь эффектом, что она оказала на малыша, — Его Леший довёл до гробовой доски, а сейчас я тебя превращу в дуболома.

– За чем?

– За тем что мне нужен новый безропотный чурбан, — сказала Баба Яга и нависла над оленёнком, — будешь мне полы натирать.

– КАААР! – раздалось оглушительно, как предупреждение и в следующий миг, старуха отступила назад под напором атаки чёрной птицы, что ловко орудуя клювом и когтистыми лапами норовила заклевать колдунью.

Но седая пони сплюнула, в очередной раз, отмахнувшись копытом от назойливой каркающей птицы, схватила скалку и с размаху саданула по ворону. Раздалось последнее сдавленное «кар» и птица, теряя перья, пробкой вылетела на улицу. Оленёнок не успел ничего сделать, как моментом оказался в цепком захвате старухи, но в отчаянных попытках вывернуться рассыпал деревянные фигурки по крыльцу.

Тут оба заметили, как с земли неуверенно поднимается помятый багровый единорог в чёрном сюртуке. Сделав несколько шагов, жеребец чуть не «клюнул» носом землю, но смог устоять и более решительно направился к крыльцу избушки.

– Какой неугомонный, — прохрипела старуха, пытаясь одновременно справиться с вырывающимся жеребёнком, — Лешего одолел, ну что ж посмотрим, как ты с этим справишься.

Баба Яга отшвырнула оленёнка к горячей печке, а сама, зачерпнув из ведра полной ушатой тёмной воды, плеснула ей на рассыпанные по крыльцу деревянные фигуры. Те стали расти и набухать, сваливаясь на траву и принимая форму оживших деревянных зверей в натуральную величену. Ещё мгновение и целая орава чурбанов медведей, волков, зайцев, лис, пони, оленей, мерцающих жёлто-зелёными глазами стояла стеной между багровым единорогом и избушкой.

– Взять его, связать и утопить, — прокричала старуха и ожившие фигуры стали наступать.

Баян попятился, когда деревяшки стали наступать, угрожающе вытянув к жеребцу свои конечности. Однако единорог, не желая превращаться в труп, резко отскочил в сторону. Там на него попытался навалиться медведь, но пони смог увернуться и, когда косолапый вновь встал на четыре лапы, Баян запрыгнул ему на спину, оказавшись на голову выше всех остальных. Перепрыгнув через волка на спину оленю единорог еле устоял на копытах, и дальше оставалось лишь бросилось во всю прыть к избушке, как вдруг в челюсть справа жеребцу прилетел мощный удар. Баян рухнул, как подкошенный и когда, через мгновение пришел в себя то увидел триумфально восседающего у себя на груди деревянного зайца. Взбрыкнув дуболома с себя единорог поднялся на ноги, но был уже окружен остальными живыми деревяшками. Долго дрался Баян копытами, не обнажая лезвие, забыв об усталости. Несколько раз даже почти прорывался к избе, оттолкнув от себя очередную корягу, но раз за разом оказывался отрезанным от домика. Внезапно одному из дуболомов удалось прижать, брыкающегося жеребца к земле и в этот момент лямки на сумке, что и до этого держались на честном слове отлетели и на землю высыпалось всё содержимое. Небрежно разлетевшись по земле прямо под ногами дуболомов нехитрый скарб служивого пони не представлял интереса для деревяшек. На копыта жеребца зайцы набросили крепкую ботву, а узлы затянули лисы. Ситуация не сулила единорогу ничего хорошего, особенно когда его обездвиженного и помятого поволокли к болотной топи. Внезапно деревянный исполин, что до превращения был медведем небрежно наступил на пузатую флягу, раздавив её. Произошло невероятное брызнувшая от туда вода из колодца попала на деревянного зайца и он моментально обратился в обычного, милого, серого зайку. Баян вновь попытался высвободиться, но было слишком поздно.

Тем временем внутри избушки Олегша сражался за свою жизнь и не только.

– Ишь прыткий какой, — недовольно скрежетала старуха, как старая амбарная дверь, в очередной раз замахиваясь мимо оленёнка, — Врёшь не уйдёшь!

– А вот и не вру. — Огрызнулся олененок, в очередной раз перепрыгнув Бабу Ягу. — Меня папа учил что врать — плохо.

– А чтож они тя не научили старших слушать.

– Научили.

– Иди сюда.

– Как скажете бабушка, — отозвался оленёнок и подхватив край платка-скатерти ртом прыгнул к старой пони и, поднырнув у неё под хвостом обвил костяные копыта и резко дернул.

– Негодник! — лишь успела прохрипеть старуха, заваливаясь навзничь.

Оленёнок в это время не растерялся и связал копыта колдуньи узлом и отскочил в сторону.

– Бабушка Яга, пожалуйста, перестаньте безобразничать и прикажите, отпустить единорога.

– Сейчас, сейчас его дуболомы в болото отпустят, на том свете окажется.

– А ну прикажи, отпустить его сейчас же! — грозно насупив брови потребовал Олегша.

– А ты заставь! — с вызовом ответила Баба Яга.

– Может тебе самой мёртвой воды дать попить?

Колдунья громко и ехидно захихикала, демонстративно пренебрегая угрозой малыша. Но тут оленёнок заметил, как на пол скатился амулет из грубого мутного стекла, которым до этого колдунья оживила корягу. Вероятно в результате беготни и последовавшего падения амулет соскочил с худой шеи старухи и лишь чудом не разбился.

– А это что? — спросил оленёнок, занеся тоненькое копыто над побрякушкой.

– Стой, стой, ты чего, — нервно заёрзала пони, стараясь придвинуться ближе, — не попорть.

– Почему это?

– Реликвия это, семейная.

– Прикажите отпустить единорога! Или я, — тоненькое копытце легонько надавило на амулет

– Тьфу! Что с тобой делать, — старуха выгнулась на полу и набрав в легкие воздуха, резко свистнула да так что аж трава в радиусе нескольких шагов от избушки прижалась к земле.

Деревянные фигуры тотчас замерли, словно чего то ожидая. Тут Баба Яга вскрикнула своим хрипящим голосом: «Эй вы, слуги-чурбаны, пустите рогатого поня»

Стоило кобыле закончить фразу, как Баян шмякнулся на землю, быстро выпутываясь из ботвы, что был связан. Единорог не мог видеть и знать, что произошло в избушке на курьих ножках, поэтому приготовив накопытное лезвие направился к ней.

– Не погубите, ваше благородие, — взмолилась старая пони, увидев «помятого» вооруженного жеребца, взбирающегося по скрипучей лесенке, — всё что хочешь отдам.

– Говори, как малышу вернуть родителей, а остальным их личности?

– Дай слово, что отпустишь.

– Слово тебе дать, а может кованным накопытником по морде?

– Ой служивенький ненать. Нужно их живою водою полить и они вновь оживут.

– Не врёшь?

– Вот те крест, — попыталась взбрыкнуть из скатерти старуха, но узел был крепок, поэтому вышло что‐то невразумительное.

– А ну говори, — вмешался оленёнок, — где нам достать этой, живой воды?

– Я знаю где. — ответил уже Баян и последовал на выход из дома.

Единорог отряхнул и поправил фуражку на голове и окинув взглядом деревянных дуболомов, покорно ожидавшив приказа, подхватил себе на спину пленницу.

– Пусти, окаянный! — возмутилась Баба Яга.

– Тише будь, прикажи, чтобы чурбаны за нами следовали. Только без фокусов. — приказал жеребец в сюртуке и указал старухе взглядом на оленёнка, что насупив брови, слегка толкнул тоненьким копытцем амулет, свисающий на тесёмке с пестрой шеи.

Колдунья поняла намёк и, решив не рисковать, ойкнула и по стариковски выдохнув, выполнила требование. Баян и Олегша направились по собственным следам назад к колодцу, где они и встретились, неся на спине повязанную ведьму, а следом, гремя и хрустя, словно стадо волов сквозь бурелом, шли деревянные чурбаны. Оленёнок изредка посматривал на своих родителей и с грустью отводил взгляд. В этот момент малышу становилось страшно. «А что если родители так и останутся деревом?» — думал Олегша. Его грустно прижатые ушки и опущенный нос заметил Баян.

– Не грусти, Олегша, — старался подбодрить малыша единорог, — что сможем исправим.

– Да не грущу я, просто...

– Просто, просто, — кряхтя вмешалась связанная ведьма, — а вы знаете, как не просто, найти в лесу и на болоте исполнительных работников? Особенно мне, старой и одинокой, никто не ломится помогать за даром. Вот и приходится силой тёмной их заставлять.

– Молчала бы уж, — отвечал недовольно единорог, переступая очередную корягу, — травишь, пугаешь, вот тебя и обходят стороной. Вела бы себя с окружающими по доброму так может и к тебе бы отношение было бы другим.

– Ой, милок, да что ты знаешь про мою жизнь?

– Я знаю, что рабство это не правильно.

– Смотри-ка учить меня вздумал. Самого-то сюда в кандалах по этапу привезли, — с прищуром подметила ведьма, — Так что не тебе морда каторжная о правильности поступков рассуждать. На самом-то небось грешков, не меньше. Может ты и прибил кого!? Насмерть! А?

Багровый пони, что ещё минуту назад спокойно тащил на себе Бабу Ягу и пробирался сквозь гнилой лес, остановился как вкопанный. По спине пробежал холодок и закрался в самое сердце, острым, горячим лезвием, врезаясь в мозг и извлекая из памяти тот инцидент в тёмной подворотне. Где был он, на тот момент ещё юный кадет, была она — та, что стала для единорога не другом, но кое кем особенной, и были ещё трое. Эти трое хотели развлечься за чужой счёт, как они привыкли по жизни. И тогда их распыленный хмелем и похотью рассудок указал на круп молодой кобылки-единорога с лавандового оттенка шкурой. Жеребец, вспомнил до мельчайших подробностей, что было потом. Закрыв глаза, служивый вновь увидел кровь, залившей тротуар и его копыта, раскроившие череп одному из мерзавцев, посмевшем притронуться к ней. Убийцу тогда не нашли, а городская стража и газетчики всё свели к уличной пьяной потасовке. Дыхание спёрло, а язык словно попытался заползти в горло, казалось что на шею набросили удавку и она вот-вот задушит единорога.

– Что касатик, было, такое? — ехидно спросила Баба Яга, — Видишь! Ты ничем не лучше меня.

– Не правда, — вмешался оленёнок, зло посмотрев снизу вверх на колдунью, — он не такой как вы, потому что силу применяет чтобы защищать, а не отнимать чужое.

– Ах ты, — рассерженно пробубнила старуха, но ничего сделать не могла — ну погоди гнида рогатая.

– Циц, — цыкнул служивый, повернув голову, — а не то ещё и пасть замотаю.

Единорог снова пошёл вперёд. Олененок в несколько прыжков обогнал пони и продолжил движение первым, а через пару шагов ему на ухо шепнули: «Спасибо!»

Вскоре трава под копытами становилась всё суше, а тропинка светлее. Изредка можно было даже услышать, как где‐то вдалеке причитает кукушка, своё вечное: «Ку-ку». Но истинным символом конца явился тот самый колодец, в котором Баян набирал воды. Пока багровый единорог, аккуратно сгрузил пленницу на траву, а Олегша на всякий случай остался её сторожить из чащи стали выходить деревянные фигуры и выстраиваться полукругом. Служивый, зачерпнул ведром воды побольше и, что было силы, плеснул на деревянных исполинов. Внезапно прямо на глазах гнилая чёрная кора начала опадать с тел пленников. Преломляя солнце на свет являлся один за другим обитатель этого странного леса и не только. В ряду медведей, лис, волков, зайцев оказалось несколько земных пони, фестрал и конечно же два благородных оленя. Все были в растерянности, словно пробудившись после длительного сна. Только тёмная сила начала отпускать тела парнокопытных, как оленёнок попытался броситься к родителям на шею, но тут же его ослабленной бдительностью воспользовалась колдунья. Аккуратно выпутавшись из узла, Баба Яга схватила оленёнка и перехватила у того с шеи свой амулет. Когда все присутствующие обернулись на старуху, та уже крепко сжимала в своих копытах с торчащими когтями тоненькую шею малыша, грозя порвать её в лоскуты.

– Отпусти! — старался вывернуться Олегша, но ничего не получалось.

– Сыночек, — подала голос изящная лань, протягивая к чаду копыта.

– Немедленно отпусти моего сына! — вышел вперёд высокий благородный олень, — и тогда даю слово, ничего вам не сделаю.

Но Баба Яга, закрываясь оленёнком как щитом, стала отступать назад пока не поняла, что все расколдованные бывшие дуболомы зажали её в кольце. Колдунья выставила вперёд копыто с когтями, оставив второе у горла малыша и, прокряхтела: «Все назад! Я порешу мальца! Предупреждаю!»

– Нет... — раздался сдавленный писк матери.

– Чего ты хочешь? — спрашивает багровый единорог кое как протиснувшийся сквозь стену из лесных зверей, — отпусти оленёнка, возьми меня.

Единорог сделал нерешительный шаг вперёд, ведьма отступила назад утягивая с собой и оленёнка. Однако упершись крупом в каменную кладку колодца, Баба Яга остановилась. Когда все в том числе и, освобожденные от чар, лесные обитатели последовали к ней колдунья ещё сильнее сжала шею оленёнка и даже, сделала небольшой надрез из которого тут же тоненькой струйкой потекла кровь и все замерли. Олегша был напуган, но старался не паниковать.

– Ты мне не нужен, — прокряхтела старуха единорогу, — Мне нужен он!

– Копыта вверх, — все обратили внимание на воспарившую фестралочку в чёрной кожаной тужурке, вытянувшая в сторону ведьмы копыто с двуствольным приспособлением на железной основе, — всё кончено, отпусти оленёнка.

– Не смей меня трогать гэбня клятая, — сорвалась на крик Баба Яга, — знаешь кто я? Вы, все, знаете, кто я такая!? Мне тысяча лет, я легенда этих мест.

– Ты персонаж сказок, вот и оставайся сказкой.

Прозвучал грохот и в плечо колдуньи врезалось нечто, мощно оттолкнув её от заложника. Пока пожилую пони било синей волной вперёд бросился благородный олень, выставив вперёд ветвистые рога. Баба Яга покачнулась словно в бреду, а через миг её легкое костлявое тело подлетело на метр над землёй и с брызгами и криком рухнуло в колодец. Наружу вместо земной пони выпорхнула целая туча разноцветных бабочек и сделав круг над колодцем разлетелись в разные стороны. Фестралочка не сказав ни слова взмыла вверх, словно пытаясь догнать разноцветное облако, и вскоре скрылась из виду.

Олегша сразу оказался в объятиях матери и отца. Звери, удовлетворившись итогом истории с Бабой Ягой стали расходиться не проявляя никакого интереса к пони в том числе, стоявшего в оцепенении багрового единорога в черной бескозырке. Земные пони, подошли к единорогу пожали тому копыто, обняли и поблагодарив пошли по тропе к указательному камню. Багровый жеребец не произнес ни слова, лишь скромно улыбался и поправлял сумку на драных ремнях. Пережитое сказывалось пульсирующей болью в голове и ногах, усталость медленно сжималась тяжёлым свинцовым капканом на голове жеребца-единорога, утягивая того в забытьё. Тут неожиданно к единорогу подскочил Олегша и с невероятной теплотой прижался к левому копыту, его родители были более сдержанны, но не менее искренни в своей благодарности.

– Спасибо. — улыбаясь, и со слезами на глазах шептал оленёнок.

– Не за что! Ты мне тоже помог, — шепнул последнюю фразу на ухо олененку.

– Спасибо за помощь служивый, — изрек отец семейства, — куда теперь?

– В полк на излучине реки...

– Так это совсем близко, — олень повернул голову в сторону еле заметного желтого просвета в чаще, — иди по тропинке никуда не сворачивай, она выведет.

– Благодарю... Чтож, мне пора, — сказал единорог и олененок нехотя отошел в сторону.

Жеребец в черном мундире пошел прямо к указанной ему тропе.

– Постой, — донесся голос из далека и единорог обернулся, — Как тебя зовут? — Спросил Олегша, сделав шаг вперёд.

– Баян. — тихо, словно сообщил что‐то не важное, ответил багровый единорог

Убедившись, что семейство оленей стало удаляться по той же тропе к указательному камню. Жеребец сам побрел по заросшей дорожке. Тропа была узкой и часто проходила прямо сквозь заросли кустарника. Однако вскоре воздух стал ощущаться всё более свежим, а вдалеке послышались звуки членораздельной речи. Баян, ощутив приток сил, почти перешел на галоп. Но только жеребец с хрустом, раскидав сухие ветки, выскочил из леса, впереди показался лагерь. Единорог перемялся с ноги на ногу и различая чёрные силуэты побрёл вперёд. Лагерь не был защищён ни силовыми полями, ни даже видимой охраной, лишь пара сотен матерчатых палаток выстроенных по линейке вдоль берега реки с импровизированным платцем и несколькими наспех сколоченными навесами, под которыми дымили полевые кухни.

– Стой! Кто идёт? — выкрикнул неловко, сонный часовой, выставив пику вперёд.

– Так, вот... — только багровый единорог полез за документом, как часовой убрал пику.

– Следуй за мной! — приказным тоном раздалось в сторону единорога.

Баян сперва не понял, но увидев массивную фигуру офицера в черном мундире и шапке папахе, моментально выпрямился по стойке смирно. Командир более ничего не говорил, а повернулся и пошел вдоль линии полотняных палаток, единорог не стал испытывать терпение начальства обошел часового и поторопился за офицером. Внезапно молодого воя окликнул строгий голос: «Заходи!»

Единорог послушно зашел в палатку слегка пригнув голову. Внутри за раскладным столом сидел в полумраке над картой подсвеченной лучиной пони. Это не был седовласый старец или не поворотливый заплывший бурдюк, которых в избытке можно налюбоваться в штабах и столицах. Грива его была лишь слегка тронута благородной сединой, хотя на вид командир, судя по «треугольнику» из трёх звезд на вороте, что обозначало звание полковника, был относительно молод. Перед гостем из столицы предстал подтянутый, немного не складный, какими бывают строители или грузчики, но всё равно весьма приятный на вид жеребец.

– Товарищ полковник, — отчеканил единорог, положив сопроводительные бумаги на стол и встав по стойке смирно, — младший урядник Баян, прибыл из Кантерлота для прохождения службы.

– Молодец, — ответил полковник, встав из‐за стола и не спешным шагом подходя ближе, — почему так долго?

–Виноват... — Баян опешил, когда в него «впились» сузившиеся кошачьи зрачки свойственные фестралам.

Блестящие острые клыки и кожаные крылья, как у летучей мыши не слабо напугали багрового единорога, однако он всеми силами старался сдержать себя.

– Где вы были товарищ Баян? — строго спросил офицер, что привел его в командирскую палатку.

Только сейчас единорог увидел, что то был не простой офицер, а войсковой комиссар. Представление о них Баян имел смутное, знал лишь, что войсковой комиссар — лицо совмещавшее в себе и военно-командные и полицейско-надзорные функции и в целом имел право на меры особого характера в отношении проштрафившихся бойцов. Темнота палатки казалась начала сгущаться вокруг взрослого земного пони в черном двубортном войсковом сюртуке и, как только тот резко заглянул в карие глаза, нутро Баяна словно сжало тисками. Единорог неуверенно начал: «Срезая путь сквозь лес. Я был вынужден...»

На духу младший урядник рассказал всё как было. Даже когда Баян закончил и в помещении стало тихо. Полковник, что до этого не выразил ни одной эмоции, опустил глаза в пол и, прошагав на своё место за столом опустил голову на копыта.

– Шутки шутишь? — спросил фестрал снисходительно ещё раз внимательно осмотрев новоприбывшего, — тебя сюда приписали из Кантерлота явно за чувство юмора. Как вы считаете, товарищ замполит?

– Сказки эти, — взял слово комиссар, — будешь кобылке своей рассказывать. Отвечай! Где был? Бухал, наплевав на обязанности?

– Никак нет, в лесу был и... — багровый единорог, не успел закончить как офицер земной пони подошел к матерчатой стене палатки и подцепив пастью опустил клапан.

В тёмную палатку тут же залетел луч солнца и обосновался на полу. Окошко было небольшим, но через него было видно, как густой лес через который Баян прорывался, сквозь болото и чащу превратился в небольшой чуть ли не насквозь проглядывающийся околок. Единорог потерял дар речи и поочерёдно переводил очумелые глаза то на комиссара, то на перелесок.

– Ясно, — саркастично заметил замполит, закрывая окно и удаляясь к столу, — может для вас городских и три сосны уже чаща. Однако это никак не отменяет факта, что вы не успели к назначенному времени и прибыли в ненадлежащем виде. Вину свою, искупите службой. Куда его распределим, атаман Вихрь?

Полковник ещё раз внимательно посмотрел на сникшего единорога и сказал: «В третью ОУЗС, там как раз недобор единорогов. Дежурный! Позвать ко мне командира третьей сотни!»

Через пару минут внутрь вошел, а скорее залетел пегас и знакомым молодцеватым голосом отчеканил: «Товарищ полковник, подхорунжий Копьё, командиры ещё не вернулись»

– Вот, Копьё, — указал на единорога земной пони, — ваш новый урядник, отведи в расположение, накормить и привести в порядок. Командиров как прилетят ко мне их.

– Слушаюсь, идём.

Единорог и вороной пегас вышли из командирской палатки и направились к полевой кухне. Там подхорунжий Кольцо перекинулся несколькими фразами с кашеваром и уже через минуту на столе стояло две порции пайки. Никаких излишеств, но единорог после пережитого был рад просто спокойно поесть. Вкус странной каши из черно-коричневых варёных зерен был не привычен, гречневая крупа не пользовалась популярности в средней полосе Эквестрии, однако Баян даже предположить не мог какая она вкусная. Немного насытившись единорог решил заговорить со своим новым знакомым.

– Разрешите вопрос, что значит ОУЗС?

– Это значит, «Оковы Уз Смерти», от нас уходишь либо героем, либо на тот свет.

Единорог нервно проглотил ком гречневой каши.

– Шутка, — добавил вороной пегас улыбнувшись во всю пасть, — Добро пожаловать!