Сказки служивого Воя Том II - Ненужный

Часть 8 А без меня растут цветы

Капля за каплей падала вниз собирающаяся на потолке влага, мерно выстукивая в глади бассейна промежутки от удара до удара сердца в груди. Сырая пещера, словно брюхо дракона, медленно, по частям включала тебя в свой состав и переваривала, пока ты не становился неотъемлемой частью её экосистемы. И только густой и смачный храп, вульгарно нарушил эту тишину. Кобылка чейнджлинг в доспехах, что были настолько ей велики, что держались на застежках затянутых на полную, не таясь устроилась на бархатном красном диванчике королевы и свесив заднюю ножку, в нарушение всех писаных, а скорее неписанных, правил наслаждалась сном после сытного обеда. Редко когда рядовой чейнджлинг мог себя побаловать чистой любовью, но когда ему это удавалось то с непривычки, у него могло наступить легкое опьянение. По закону чистая любовь полагалась только королеве, её фаворитам и воинам, чаще это были одни и те же чейнджлинги, остальные получали в лучшем случае — концентрат из симпатии.

Стражница «мурлыкала» от удовольствия, сворачиваясь калачиком, совершенно не думая о последствиях. Например о том, что могло случиться, если бы её застала в таком виде королева.

— Нет мамочка, — лениво пробормотала сероглазая стражница, когда её потревожило легким тычком чьё‐то копыто, — я не хочу сегодня идти в школу.

После секундной паузы постороннее копыто повторило действие только более настойчиво.

— Я хочу пойти с тобой собирать цветочки.

Неожиданно и резко маленькое тельце сначала схватили, а затем затрясли чьи‐то сильные копыта. От чего сон развеялся, как утренний туман.

— Муни, проснись. — трясла кобылку стражница с большими голубыми глазами в аналогичных доспехах.

— Тита, — прервала ту сероглазая, — прекрати, как тебя сюда пропустили?

— Я выпросила разрешение, принести тебе похлебки. — стражница поставила перед подругой котелок с розовым варевом напоминающим компот. — Думала, что ты в казематах уже всех жучков сгрызла, все сталактиты облизала. Пришла и вижу, ты тут уже налакалась чистой любви и дрыхнешь!?

— Не налакалась, а подарили. — икнув посмеялась Муни, как будто хвасталась подруге о прошедшем свидании.

— Ой, королева-матушка, — всплеснула Тита копытами, — и кто же такой щедрый? Неужели сама…?

— Не-е-е-совсем.

— А может наш капитан Хард, — кобылка лукаво улыбнулась и подтолкнула подругу локтем. — разглядел твой… круп?

— О да, — иронично показав язык ответила Муни, — прямо когда отвешивал мне по нему удары хлыстом, разглядел, какой он у меня.

Сероглазая кобылка-чейнджлинг, вскочила на все четыре копыта прямо на диване королевы и шлепнув саму себя по ляжке добавила: «Идеальный зад для поиска неприятностей» — после чего обе подруги огласили своды пещеры своим заливистым и веселым ржаньем.

Когда же кобылки отсмеялись, Муни спрыгнула с дивана и проследовав к зелёному кокону, под недоуменный взгляд подруги, просунула копыто в небольшой и тёмный промежуток между ним и полом. Секунда и в её дырявых копытах был шлем на донышке которого переливался густой, розовый, «кисель».

— Настоящая, чистая, любовь. — кобылка подвинула шлем к подруге.

— Ты что, ведь… — растерялась Тита, — его можно только королеве и воинам!

— Тита, перестань, — ответила Муни и, проведя копытом по выстриженной голове, добавила. — Хуже уже не будет.

Кобылке-перевертышу очень хотелось попробовать настоящей, не концентрированной любви, но Тита боялась. В итоге любопытство пересилило страх и сначала нерешительно, но затем более уверенно. Чейнджлинг пригубила шлем, как кружку и сделала несколько глотков, а потом Муни уже пришлось оттаскивать свой шлем от увлекшейся подруги.

— Это просто чудесный нектар. — покачиваясь и икая заметила Тита.

— Один глоток и весь вечер на ногах, пара глотков и не боишься ни королевы ни принцессы Селестии ничего. Ну а если ещё больше, то…

Обе стражницы обратили своё внимание на запертого в коконе и введенного в состояние гиперсна багрового единорога. Сильное тело покрытое черным войсковым мундиром с растегнутым воротом. Несколько отбрасывающих мутный блик медалей и «Орден боевого красного солнца».

— Знаешь Тита, а ведь это тот пони, из‐за которого мы и попали в немилость.

— Да.

— Когда спит он такой…

— милый?! — хихикнув закончила за подругой Тита.

— …спокойный, я хотела сказать именно это.

— Муни, только представь, сколько внутри него чистой и безответной любви?

Стражницы невольно облизнули клыкастые мордочки.

— И всё это могло бы сделать любого чейнджлинга сильным и могущественным магом или непобедимым воином, или непревзойдённым обольстителем, тогда бы твой ненаглядный капитан Хард сам бы ловил каждый взмах твоего хвостика.

Сероглазая стражница оскалилась на подругу и прорычала: «Он мне не ненаглядный!»

— Не обманывайся Муни, — отступая повторила подруга, — Мы же чейнджлинги мы чувствуем, любовь. Ты к нему…

Но договорить Тита не успела, в неё полетел котел с похлебкой, а затем и всё, что попадало под дырявое копыто лысой кобылки чейнджлинга.

— Ай, перестань… — уворачиваясь от «снарядов» пыталась образумить подругу кобылка, виляя из стороны в сторону.

— Уходи! Убирайся! Не надо мне ничего! И никто мне не нужен!

Муни попробовала рассердиться и зарычать, чтобы казаться грозной и опасной, но вместо этого всхлипнула и, упав на пол горько заплакала. Серые глаза и носик перевертыш закрыла копытами, однако это было невозможно, дыры-отверстия мешали. Она не была воином и никогда не смогла бы им стать. Муни, как и её подруга были «фрейлинами» Кризалис, их и остальных кобылок-чейнджлингов готовили к рождению и воспитанию потомства, к лечению и заботе о будущем муже и раненых войнах, вышиванию паучьей нитью, например, но не к строевой службе и муштре. И кобылка это понимала, отчего её истерика лишь усугублялась.

— Муни, — легонько коснувшись головы подруги шепотом проговорила Тита. — Не плачь. Всё будет хорошо. Ты накопишь нужное количество любви, заплатишь налог Кризалис и получишь право выбрать себе жеребца из бета-самцов.

— Я не хочу… — всхлипнула Муни, — не хочу никого кроме Харда!

— Ой, подруга, капитан Хард это самый желанный альфа-самец, фаворит самой королевы, чтобы его заполучить тебе придётся собирать любовь пять столетий. Не глупи, ты же знаешь, чего стоит Королевское благословление. Кризалис не позволит этой свадьбе состоятся.

— Но… но,

— Ты же помнишь, древний закон.

— Но я хочу… — снова кинулась в плачь Муни, — Я хочу любить сама.

— Вот, — подруга достала из под панциря небольшой играющий переливами своими маленькими бутонами цветок и ловко повязала его у основания черного рога расстроенной Муни. — с сумеречным ландышем тебе тут не будет так грустно.

По древним обычаям фрейлины и войны перевёртыши должны были создавать моногамные пары для размножения, и сбора пропитания для всего Роя в том числе и их детёнышей, которые после вылупления считались общими. Если же к тому моменту, как у свободной, молодой, кобылки «фрейлины» отрастала грива и хвост она не найдёт себе пару и не сдаст (чаще вместе с партнёром) нужное количество чистой «любви» в банк, то королева на своё усмотрение назначала такой кобылке мужа или вовсе переводила её в другой разряд. Например из сборщиц в стражницы. Последние были ограничены дисциплиной и выбор партнёра должен быть утвержден лично королевой Кризалис, но зато «любовная подать» была в разы меньше, чем у остальных. Почти все чейнджлинги были универсальными тружениками поэтому переквалификация редко приводила к нарушению жизни роя.

«Тита, ты мне словно сестра, думала Муни, утирая слезы, — ты всегда знаешь, как сделать мне приятное, как успокоить и приободрить». После теплого прощания с подругой, Муни вновь осталась одна в казематах. Она бессильно брела прочь от красного дивана, в глубь темниц. Ей хотелось побыть одной. Проверяя визуально каждый кокон, одни протирая тряпкой с других снимая паутину копьём, юная стражница роя мечтала о чём то, своём. Кобылке грезился королевский зал, два ряда один напротив другого, стоящих в ожидании чейнджлингов. Жеребцы с голубыми лентами через плечо, а кобылки с розовыми. Между ними был расстелен праздничный красный коврик по которому под звуки фанфар проходила королева Кризалис со спины, которой свисал и влачился по полу шлейф ситцевого платья. Этот особый церемониальный наряд, не имел постоянного цвета, переливаясь с мягко зелёного до темно фиолетового. Чело правительницы венчал венок, также медленно меняющих свою гамму цветов, сумеречных ландышей. Аналогичные венки только с длинной закрывающей мордочки фатой были у каждой кобылки-ченджлинга в строю. Королева проходит между парочек и грациозно поднимается к трону. Хотя больше напоминающий маленький гранитный постамент. И своим неизменно железным голосом начинает вещать, а все особенно стоящие в рядах с замиранием сердец внимательно слушают.

— Дети мои, в этот торжественный миг, мы собрались здесь, чтобы объявить о начале новой жизни, коей обогатят эти достойные братья и сёстры наш Рой. — ченджлинги на верхних сводах громко возликовали, — клянётесь ли вы служить и защищать, королеву, рой и того, кто станет вашей второй половиной?

— Клянёмся! — хором ответили стоящие.

— Клянётесь ли вы делиться любовью, чтобы не произошло сохранять супружескую верность и преданность своему партнёру как самой королеве?

— Клянёмся!

— Подойдите ко мне дети мои!

Первая пара поднялась по ступенькам к правительнице и Кризалис ещё раз внимательно осмотрела первую пару своих подданых и сказала: «Назовитесь»

— Дай Хард, ваша милость.

— Муни, — робко ответила кобылка, — моя королева.

— Властью данной мне, объявляю тебя Муни и тебя Дай Хард, мужем и женой,- ответила Королева невозмутимо, сделав паузу пока чейнджлинг с синей лентой откинув фату не явил стесняющуюся мордашку с маленькими клыками.

Капитан до этого демонстрирующий лишь суровость, слегка улыбнулся, еле заметно дернув черными ушами, чем вогнал кобылку в ещё большее смущение. Но как только чёрная морда подалась вперёд навстречу бледно-синей. У сероглазой кобылки-чейнджлинга, аж дыханье перехватило и та зажмурившись, вытянула свою довольную мордочку навстречу. Все звуки затихли ликование притихло. Но никакого теплого и нежного поцелуя не последовало. Лишь громкие частые капли, вновь дырявили казематную тишину.

Муни, нехотя осмотрелась. Обстановка ни капли не изменилась, всё те же коконы, всё те же скрипучие решетки, всё та же сырость и одиночество. Перевёртыш уже возвращаясь ко входу вновь обратила внимание на примелькавшийся кокон. «А ведь и вправду, мне столько любви, чтобы хватило на налог не собрать. Для этого мне пришлось бы цедить любовь пять сотен лет. Когда есть и более лёгкий и простой путь! — размышляла Муни, глядя в тусклую зелёную прослойку кокона.- Пожалуй если я всё сделаю быстро и кончу раньше чем кто‐либо придёт, то ничего не случится»

В серых глазах блеснул огонёк и кобылка уже приготовилась к нарушению всех запретов. Муни резким рассекающим ударом копья «выпотрошила» кокон из которого стал медленно, словно муравей попавший в мед, сползать багровый жеребец. Стражница роя несколько раз огляделась и схватив клыками того за хвост оттащила жеребца в бассейн. Муни понадобилось залезть туда же потому что пленный вой стал бессознательно тонуть. Чейнджлингу даже пришлось, обхватив пони крепко копытами и, прижав к себе, будто соскучившаяся по супругу жена, вытянуть его из под воды и облокотить на борт. Багровый единорог был жив, это легко определялось по сердцебиению, что чувствовала мокрой шкуркой Муни, но он был слишком слаб, чтобы реагировать. Тогда кобылка, не выпуская его из своих объятий, протянулась и укусила жеребца за мочку уха. Глаза единорога открылись как по волшебству, но реагировать сил не было, сознание медленно перезагружало все мыслительные процессы.

— Х-г-и-де я? — первое, что прохрипел единорог.

— Всё хорошо я друг. — попыталась втереться в доверие Муни.

— Не-э-т. Не друг ты мне.

Чейнджлинг, сверкнув своим маленьким, кривым рогом, перебросила свечение на тёмные губы и попыталась поцеловать единорога. Но Баян, собрав силы решительно отвернул морду.

— Не смей! Она не твоя.

— Не упрямься, мне не нужна вся, отдай мне половину своей любви, — попросила кобылка-чейнджлинг, снова предприняв попытку соблазнить жеребца, но неудачно, — хочешь я могу даже в неё превратиться. Ну в ту которую.

— Я твоей королеве говорил, и тебе повторю. Отвали! — с трудом отвернулся пони от губ искусительницы.

— Ну пожалуйста, — чейнджлинг, сделала самую милую мордашку, какую только могла: поджала губки, «остеклила» глаза, — мне очень нужна любовь. Отдай её мне.

— Я не могу. — как можно более решительней ответил ей единорог, — Эта любовь принадлежит другой.

— Пожалуйста, Баян, я всё сделаю.

Кобылка-чейнджлинг, терлась о теплую шею единорога, словно нашкодившая кошка. Муни, медленно водила головой с небольшим искривлённым рогом от груди до нижней челюсти жеребца, всё стараясь задобрить того, как могла.

— Всё? — переспросил Баян.

— Абсолютно всё.

— Даже поможешь сбежать? — с вызовом произнес, слегка подхриповатым голосом, единорог. — Предав королеву, рой и обрекая себя на смерть?

Сероглазка отстранилась, желая возразить, она даже открыла рот обнажив клыки, но погрустнев опустила взгляд вниз.

— Вот то-то и оно, — жадно глотая воздух и всё ещё приводя мысли в норму сообщил Баян. — Тебе нечего мне предложить.

— Но я… могла бы… — кобылка, одним движением отстегнула пряжку на своей груди и панцирь легонько повело. — мне очень… очень нужна любовь.

С этими словами перевертыш медленно расстегнула все крепления и доспех просто соскользнул вниз по влажной шерстке. Несколько мгновений Муни просто сидела в воде, стесняясь своей наготы. Смотреть на жеребца, в его глаза ей также было в тягость и тут кобылка, поднявшись отошла к бортику, и встала задом. Баян снова поймал себя на мысли, что ничего понимает. «Может, мозг ещё не включился. — Соображал про себя багровый единорог. — Или меня так часто били, что я уже окончательно сошел с ума. Ах, да! Кризи же выжгла мой мозг! — осенило Баяна, да так что будто кувалдой заехали по яйцам. — Мои мысли могут путаться, вплоть до провалов в памяти и галлюцинаций».

— Ты можешь… — повернув голову мягко, приглашающе сказала чейнджлинг, вытянув часть себя на пол, оставив задние копыта с хвостиком свисать, — взять меня. Как… тебе захочется.

Баян помотал головой из стороны в сторону, вероятно ещё надеясь сбросить эти порождения его разыгравшейся фантазии, но когда единорог вновь посмотрел прямо перед собой. Всё стало только хуже.

— Давай Баян, — с легкой улыбкой, подзывала его уже малышка Твайлайт, отодвинув в сторону фиолетовый с розовеньким просветом хвостик, — ты же давно хотел потереться о мой круп?

— Нет! Нет! Нет! Нет! Нет! Нет! — начинал паниковать жеребец, погрузив морду в воду бассейна.

Дыхания единорога на долго не хватило и он с глубоким вздохом вынырнул. Однако, когда глаза разлиплись перед ним уже было нечто другое от чего лучше не стало. Прямо перед багровым носом вертелся сочный и влажный круп покрытый голубой шерсткой с очень соблазнительно-знакомой волшебной палочкой на фоне луны, но сообразить Баян не успел. Надменный и скрипяще-писклявый голос потребовал: «Непревзойденная Трикси, требует, чтобы ты немедленно ей овладел». Снова соблазнительно молочный хвостик, сделав круг повис на правой ягодице, явив Баяну, то чего он так жаждал в своём подростковом возрасте.

— Ну н@#ер. — пробубнил единорог, резко повернувшись и, попытавшись выбраться из бассейна.

Но тут ещё плохо слушающиеся единорога копыта не выдержали и бросили багровое тело об пол. Снова, боль и звон, подобно колокольным раскатам аж до боли в зубах. «Не смей терять сознание слабак!» — приказывает Баян сам себе. Перевёртыш, поняв своим «задним умом», что в таком состоянии последнее о чем будет думать жеребец это о том как бы покрыть кобылу, предприняла действия.

— Ну если… тебе «так» больше… нравится… я могу обратиться жеребцом и взять тебя. — предложил, чейнджлинг с невозмутимой клыкастой улыбкой, как в ту же секунду содержимое желудка багрового единорога оказалось на мощеном полу.

Лишь чудом поток желудочной слизи, не испачкав хитин перевёртыша, начал утекать в водоток, под её удивлённым взглядом. Пока Баян, сотрясаемый внутренними коликами, выравнивал дыхание.

— Ты в норме?

— Нет, — каменным голосом ответил Баян, — Какая тут н@#уй норма? Я лежу в собственной блевотине в казематах Кризалис, не чувствуя ни рога, ни копыт, а стражница предлагает мне секс в обмен на любовь. Где здесь норма?

— Я… прости я не подумала. — ответила грустным голосом Муни, — Ты ещё не восстановился после драки в трапезной. Давай я помогу тебе.

Стражница аккуратно, приподнимая багровое тело помогла жеребцу подняться и сделать несколько неуверенных шагов в сторону кокона.

— Есть, кое что, — медленно начал Баян, размещаясь в коконе, — что ты могла бы сделать… эм, как тебя…

— Муни. Не отвлекайся. Что? Что я могла бы сделать? — со всем интересом спросила кобылка-чейнджлинг.

— Есть город, откуда меня забрали. Его называют Понивилль.

Перевёртыш кивнула, словно понимая о чём говорит ей этот пони.

— Там в таком… дереве-доме, живёт пони. У неё фиолетовая шерсть и розовая полосочка в гриве. Отнеси ей, этот цветок, — попросил единорог, указав на повязанный на роге перевёртыша бутон, — а в подтверждение, что ты это сделала, я попрошу лишь один лавандовый волосок из гривы или хвоста этой пони. Тогда я отдам тебе всю любовь, что у меня есть.

Перевертыш стояла перед медленно затягивающимся коконом, в котором замоченным в растворе остался багровый жеребец, всё ещё полный любви. «Как бы я хотела, — думала про себя Муни, — чтобы и меня кто‐нибудь также любил». Но кобылка вовремя осеклась, поймав саму себя на мысли, что она уже «думает как пони». Затем, запирая решётки и спрятав под, выловленный доспех сумеречный ландыш, Муни сказала, так будто Баян всё ещё мог слышать её: «Я всё сделаю!»

Снова гул спускающегося вниз лифта развеял тишину и заставил Муни уже отбросив все лишние думы, подхватив копьё и надев шлем приготовиться встречать нежданного визитера.