Метка Судьбы

Глава 7

27.

Мне не хотелось ложиться спать рядом с дверью, хотя фальшборт там был самым высоким, и меньше всего дул ветер. Но сон под дверью, завернувшись в одеяло? Нет, не уподобляться же дворовому псу. Вместо этого я решила остаться на той самой скамейке, ближе к носу. Патти так и не вышел из каюты после ужина, и Капитан неподвижно встал за штурвал, изредка дергая рычаги и легонько постукивая копытом по приземистой, блестящей медью колонне, в которую был встроен компас. Иногда он вполголоса что-то кому-то приказывал и, громко скрипя зубами, жевал трубку.

Закат был просто потрясающ. Странно, но я с детства замечала за собой восхищение закатами и рассветами. Может быть, из-за этого у моих глаз такой цвет, или наоборот, мне нравится смотреть на Солнце, поэтому у меня такие глаза? Кто знает.
Заходящее Солнце в саванне всегда дрожит и искажается от испарений, отчего кажется, будто оно плавится и расплывается по земле где-то там, за горизонтом. Здесь же идеально круглый солнечный диск просто пускался за кроваво-красный горизонт, оставляя на воде длинную искрящуюся дорожку. Пустынная гладь моря одновременно угнетала и восторгала меня. Ведь она пустынна только на первый взгляд. Где-то там, внизу, живет огромное количество живых существ, и еще больше растений. Вот бы поговорить с кем-нибудь оттуда, или собрать редких водорослей для опытов. Ведь из них могут получиться такие зелья, каких еще никто никогда не варил.

Я поёжилась. Несмотря на толстое и колючее шерстяное одеяло, которым я укрывалась, ночной холод проникал до костей. Сейчас очень помог бы костёр и горячий чай. В отличие от экипажа, в котором мы летели над пустыней, здесь не существовало ничего, защищающего от лёгкого, но пронизывающего ветра. Я сунула нос в складку одеяла и постаралась заснуть.
Засыпаю я обычно двумя путями. Либо, как только голова находит опору, моё сознание сразу уносится куда-то в страну снов. А, проснувшись, я обнаруживаю себя в метре от постели и с высохшим языком. Либо сон играет со мной в игры, подсовывая вместо себя видения, воспоминания и ненужные мысли о всякой ерунде. И, по мере взросления, прогонять такие мысли становится все труднее. Всё это занимает голову лишней чепухой и не дает нормально отдохнуть.

Открыв глаза уже за полночь, я поняла, что сегодня время второго варианта. Обычно в таких случаях помогает чтение, пока глаза не начнут слипаться сами по себе. Или медитация, чтобы упорядочить мысли и расслабиться. Но книг в досягаемости не было, а медитировать просто не хотелось. За этим занятием я провела почти всё время в подвале Холдера.
Где-то наверху в снастях шумел ветер. Несколько оборванных грифиной канатов глухо стучали о корпус. Там же почти неслышно скрипели плавники, движимые не то магией, не то скрытыми механизмами.

Я высунула голову из-под одеяла и подумала, что уже сплю. Мир вокруг как будто потерял все краски. Даже ярко-фиолетовый резервуар с газом над головой стал серым. На небе очень ярко светила огромная Луна. Отсюда она, почему-то казалась гораздо больше, чем в саванне. На ней различалось каждое мельчайшее пятнышко, образующее рисунок в виде головы единорога. Но не это привлекло моё внимание, а то, что мы не летели, а плыли. Плыли в море, состоящем из тёмно-серых облаков. Облака сплошной ровной пеленой простирались до самого горизонта, во все стороны. Но плеска воды я не слышала, так что это явно был не стелющийся по поверхности моря туман.

Оглядев залитую ярким лунным светом палубу, я заметила Капитана. Он смотрел куда-то вперед, опираясь передними копытами на бортик прямо в носовой части. Просто стоял и смотрел куда-то вперед. Без своей огромной шляпы и заплатки на крыле. Его можно было принять за привидение, настолько потусторонняя была обстановка вокруг. Я слезла со скамейки и осторожно, почти крадучись, пошла к нему вдоль борта.

Пегас стоял, закрыв глаза, и легко помахивал крылом, иногда наклоняя голову то в одну, то в другую сторону. Я приблизилась к нему почти вплотную, а он так и не обратил внимания. Внезапно внизу что-то скрипнуло, Капитан дернулся и посмотрел на меня. На несколько секунд его лицо выражало только недоумение, как будто он меня не узнал. Вдруг он моргнул и улыбнулся.

— Моей прелестной пассажирке не спится?

Я, наверное, странно выглядела сейчас, растрепанная и закутанная в одеяло, волочащееся за мной по палубе. А вкупе с черно-белой шерстью, на призрака была скорее похожа я, а не Капитан.
— На моей родине ночью не сильно теплее, — ответила я, подходя ближе, — но там всегда можно развести костёр и выпить чаю.
— Хотите, я велю принести вам чай из каюты? Эй, стюард! — крикнул Капитан вполголоса и дернулся бежать в каюту.
— Ох, нет, я про другой чай, — сказала я, останавливая пегаса, — Вы здесь пьете какой-то сладкий сироп, я же привыкла к травяным сборам.

Капитан остановился в нерешительности и почесал затылок.

— Ну, пони обычно любят сладкое. Есть даже те, кто питается почти исключительно пирожными и тортиками, — промолвил он, будто оправдываясь, — Лишь бы зубы чистить не забывали, а то иной раз страшно взглянуть. Кстати, вы не против, если мы перейдем на «ты»?
— Конечно не против, — ответила я, махнув ногой. Вообще не понимаю, зачем было с самого начала обращаться ко мне так официально.
— Чудддесно! — воскликнул Капитан и тут же вытаращил глаз и заткнул рот копытом. Его возглас прозвучал как гром, и вполне возможно перебудил всех Холдеров.
— Ух, пардон, я не привык разговаривать с кем-то ночью. Мой проклятый голос иногда доставляет столько проблем, хоть глотку режь!

При этом пегас сделал страшную физиономию и провел копытом по шее так, что я улыбнулась.

— Нравится мой корабль? — спросил он, ехидно прищурившись.
— Да, он замечательный. Я вообще впервые на такой летающей машине, и мне казалось, что лететь будет куда менее приятно. С виду кажется, что её трясет от любого ветра.
— «Дэйлайт» самая «нетрясущаяся» посудина из тех, какие я знаю! Главное правильно отрегулировать стабилизаторы, и эта малышка будет незыблема как айсберг!
— Охотно верю, — снова улыбнулась я, и снова задержала взгляд на необычных облаках, по которым «плыл» дирижабль.
— Почему всё стало таким бесцветным?
— А, это всё Серое море, — ответил Капитан, опираясь передними копытами на фальшборт, — я сам это название придумал. Может быть, умные пони называют его как-то по-другому, но мне нравится моё собственное. Такая штука есть только над этим океаном. Здесь ветер дует по-разному на разной высоте, и облака собираются в один тонкий слой. Если загнать на этот слой дирижабль, то можно хорошо набрать ход. Только больше никому не говори. Я так уже пятую регату выигрываю.
— А Вэл сказала, что вы занимаете третье место, — протянула я, покосившись на пегаса. Капитан смешно надул губы.
— «Сильвер Шторм» и «Метеор» не считаются. Они новенькие, и летают по-другому. А Вэл всё про меня уже разболтала?
— Ну, наверное, почти всё.
— Значит сага про то, как я победил пять мантикор, не пройдёт?
— Сомневаюсь.
— Ох уж эти болтливые кобылки! — закатил глаза Капитан и всплеснул копытами.
— Но она не рассказала, где вы потеряли свой глаз. Это, наверное, тоже очень захватывающая история?
— А? Глаз то? — пегас приложил копыто к повязке так, будто уже и забыл о ней, — да, думаю в проклятой штуковине уже мало смысла.

С этими словами Капитан начал развязывать узелок на затылке, удерживающий повязку на голове. Я невольно сжала зубы, представляя грустное зрелище. Но вместо ужасного шрама под повязкой оказался вполне здоровый глаз. Но, почему-то, смотрящий немного вверх, когда его сосед смотрел прямо на меня. Капитан заметил моё удивление, и посмотрел на меня этим глазом. При этом прежде здоровый глаз полез вверх. Потом пегас стал, немного поворачивая голову туда-сюда, смотреть на меня обоими глазами по очереди, заставляя зрачок каждого из них уползать вверх попеременно. При этом он сложил губы трубочкой и издавал звук «уУУУуууУУУууУУУуу». Я не смогла выдержать такого больше трёх раз и засмеялась.
Пегас скорчил рожу, показал язык и отвернулся. Я почувствовала укол совести.

— Извините... извини, я не должна была над тобой смеяться.
— Пфф, — фыркнул Капитан, — да не бери в голову. Я ношу эту повязку только потому, что плоховато вижу обоими глазами сразу, ну и ради Патти. А не потому, что боюсь насмешек. Хотя, когда я был в Клаудсдейле, на меня постоянно накатывало ощущение, будто я все-таки знаю эти места, а когда видел тамошних пегасов — будто они смеялись надо мной в детстве. Но пусть только попробуют позубоскалить сейчас, я им все перья повыщипываю!

При этом пегас непроизвольно захлопал крылом от возбуждения, но заметив, что я обратила на это внимание, сложил крыло и опять отвернулся.

— Скучаешь по полётам? — задала я вопрос, о котором вполне могла пожалеть. И кто только за язык тянул?

Капитан несколько минут стоял, не двигаясь, и глядя вдаль. Потом повернулся ко мне и с жаром произнес:
— Скучаю ли я по полётам? Я итак лечу, прямо сейчас. И могу полететь куда угодно, дальше, чем любой пегас. Выше, чем любой пегас. Скучаю ли я по своему крылу? Не знаю. Я помню себя только с того момента, как проснулся в доме Лейна Холдера. А крыла на тот момент у меня уже не было, и я не представляю какого это, летать самому по себе.
Пегас на миг снова отвернулся, как будто раздумывая, стоит ли продолжать. Я подошла ближе и дотронулась копытом до его плеча.

— Я понимаю, извини, не стоило мне...

— Понимаешь? — выпалил пегас, отталкивая мою ногу, — Рака мне под хвост, если ты понимаешь! Да я даже не знаю, что значит моя кьютимарка! Пузырьки с молнией? Что за чушь! А ты знаешь, какого это, когда некуда вернуться? Когда ты понимаешь, что, возможно, у тебя где-то есть семья, которая тебя ждет, а ты болтаешься посреди мира на этой посудине, вместо того чтобы быть с ними? Зачем, по-твоему, я участвую во всех этих идиотских регатах? Потому что надеюсь, что однажды меня заметит кто-нибудь из тех, кто меня знал. Да видит Селестия, а вдруг у меня есть дети? А если этот жеребенок — пегас? Я даже не смогу научить его летать как следует, потому что сам уже никогда не оторвусь от земли на своих крыльях! Что ты можешь понять, девочка?

Ну, вот это уже ни в какие ворота не лезло. Я скинула одеяло, движением копыта взъерошила себе гриву и перешла в наступление.

— О да? По-твоему я здесь на увеселительной прогулке с этой богатенькой семейкой? За прошлую неделю меня чуть не сожрала пантера, меня чуть не задушили, убили моего лучшего друга! Потом твои сородичи похитили меня в рабство, чуть не изнасиловали, сломали несколько ребер, заперли в вонючем фургоне с дюжиной напуганных истощенных зебр без воды и пищи! Привезли в какой-то город, где просто продали меня отвратительному верблюду! Который, в свою очередь, продал меня этому твоему Лейну Холдеру! А потом просто забыли меня в тёмном сыром подвале на три дня! Но это еще не всё, потому что именно в этот момент в моей стране произошла революция, и все верблюды разом захотели крови этого вашего Лейни, а заодно и моей! Но это всё мелочи по сравнению с тем, что из-за всех этих приключений я не могу вернуться домой, потому что я провалила испытание Метки Судьбы, и для моего племени и моей семьи я уже просто не существую! Знаешь, какого это? Когда вернуться просто некуда в принципе? Ну, куда уж мне до пегасика, который, всего лишь, летает куда вздумается и строит из себя отважного героя перед жеребятами! Еще и плачет о неизвестной Метке, когда у меня её вообще нет, и не будет! А?!

Выкрикнув последнее слово, я в упор уставилась на Капитана, который в свою очередь, прищурившись, уставился на меня. Удивительно, но оба его глаза на этот раз смотрели прямо. Пауза затягивалась, а наши лица находились явно ближе друг от друга, чем следовало. Через полминуты правый глаз пегаса медленно пополз вверх. Я держалась еще несколько секунд, но сорвалась и хрюкнула от смеха. Капитан довольно оскалился и сунул в рот трубку.
— А у тебя есть внутренний стрежень, девочка, — сказал он, скрипя по трубке зубами и критически меня осматривая, — я бы даже приударил за тобой, будь ты чуть постарше.
— Много о себе думаешь, — ответила я, снова натягивая одеяло, — я тебя насквозь вижу.
— Ах, вы разбиваете мне сердце, мадам, — вздохнул пегас и картинно приложил копыто ко лбу. Тут дирижабль ощутимо тряхнуло, и слева послышался противный скрежет. Капитан подбежал к борту и выругался.

— Проглоти медуза этих куриц! Срезанный трос в плавник затянуло. Говорил же вахтенным прибрать всю эту болтающуюся гадость. Ух они у меня получат... Всё сам, всё сам...
С этими словами пегас дёрнул рычаг у штурвала, хлопнул крылом и сиганул вниз. На секунду я даже испугалась, но потом вспомнила о Сером море. Это же облака, и отсутствие крыла вряд ли помешает пегасу ходить по ним.

И действительно, когда я заглянула за борт, то увидела Капитана. Он скользил копытами по облакам и рычал, выдергивая застрявший обрывок каната из плавника. Покончив с веревкой, пегас ловко вскарабкался обратно и снова дернул за рычаг. Слабое поскрипывание с левого борта показало, что всё в порядке.

— Бррр, ужасно холодно там, внизу, — произнес он и вздрогнул.
— Могу поделиться одеялом, если обещаешь не курить.

Капитан вытащил изо рта трубку и удивленно посмотрел на нее.

— А, ты о трубке! Так я её не зажигаю. Пробовал как-то раз, но так и не уловил, что пони находят хорошего в глотании дыма. Но она придаёт солидности, не находишь?
— Не нахожу. Шастать с пустой трубкой это глупо, — фыркнула я.
— Эх, ничего ты не понимаешь в настоящих жеребцах, зеброчка.
— Ну и мёрзни тогда, — бросила я ему, поплотнее обернувшись одеялом.
— Не очень то и надо было, — буркнул пегас и отвернулся, скрестив копыта на груди и скрипя зубами о трубку.

«О, Солнце и Звёзды, действительно как жеребенок» — подумала я, подходя к пегасу и укрывая его половиной своего одеяла.

28.

Мне давно так хорошо не спалось. Я чувствовала себя настолько уютно, что, вопреки привычкам, и несмотря на светившее в глаза солнце, хотелось натянуть на голову одеяло и понежиться еще часок. Но, протянув копыто, я нашарила не край одеяла, а чье-то ухо.
Глаза мгновенно открылись сами собой. Прямо передо мной стоял Патти и улыбался так широко, что на него было страшно смотреть. Через секунду я с ужасом осознала, что моя голова покоится на спине Капитана. А его крыло под одеялом укрывает меня сверху. Сам Капитан сладко храпел и пустил слюну.

Улыбка Патти растянулась еще сильнее. Я аккуратно встала, укрыла Капитана одеялом и поправила свою гриву, упавшую на глаза. Потом пошла на скамейку и залезла на нее. Жеребенок последовал за мной. Дул приятный морской ветерок, за штурвалом стоял растрёпанный Лейн и угрюмо глядел вперед, то и дело зевая.
Патти встал передо мной и сверкал всеми зубами одновременно.

— Говори.
— Мисс Зекора, мисс Зекора, а вы теперь с Капитаном... — выпалил он на одном дыхании.
— Нет.
— Но вы же...
— Было холодно, и мы замерзли.

Жеребенок перестал улыбаться и взобрался на скамейку рядом со мной.

— А я то думал... Ведь Капитану так одиноко, наверное.
— Капитана где-то ждёт любящая семья, и даже может быть жеребята. Ему просто нужно их найти, — промолвила я и потрепала жеребенка за гриву.
— Они его уже забыли, наверное...
— Шутишь? А ты бы забыл такого дурня?

Патти повернулся и с грустной улыбкой посмотрел на спящего Капитана, к которому неотвратимо приближался Лейн, тянущий за собой по воздуху ведро воды. Через мгновение над морем понёсся такой поток отборной брани, что из каюты выглянула заспанная, испуганная Вэл. Увидев в чем дело, она скрылась за дверью, и через минуту появилась с большим полотенцем. Которым Капитан, после галантного поклона, начал усиленно растираться.

А затем потянулась целая неделя полёта через океан. Самая спокойная, и наверняка самая скучная неделя в моей жизни, если не считать нескольких подколок и подмигиваний от Капитана. Он всё это время почти не отходил от штурвала, обходясь почти без сна и отдыха. Только изредка, на пару часов, его заменял угрюмый Лэйн, при котором дирижабль, почему-то, постоянно трясло и качало из стороны в сторону.
Патти недолго пришлось скакать и играть с пегасом. На второй же день Вэл принялась заниматься с жеребенком какими-то точными науками, не выпуская его из каюты. Я поначалу даже проявляла интерес, отчего пони вела свои лекции с двойным энтузиазмом. Однако, этот интерес пропал также быстро, как и появился. Все эти абстрактные геометрические фигуры, наборы цифр и уравнений ничего для меня не значили. Без сомнения, они были полезны для Патти, который скрипел зубами и бился головой об стол — но учился. Ибо даже Капитан два раза в день с серьезной миной склонялся над картой, рассчитывая наш курс. С карандашом в зубах и вычурными металлическими линейками в копытах. А Патти хотел во всем походить на этого пегаса.
Мне же это было ни к чему, я могла сориентироваться на карте, и уж тем более высчитать нужную дозировку для зелья. А большее только затуманивало мозги ненужной информацией. Я итак уже беспокоилась о том, что начинаю понемногу забывать некоторые главы из старых книг.

Земля показалась на рассвете девятого дня путешествия. Капитан с Вэл и Патти плясали на носовой части палубы какие-то бешеные танцы, и даже Лэйн позволил себе улыбнуться, глядя на жену.
А я смотрела в сторону белой дымки на горизонте с возвышающимися из нее невысокими черными скалами. Это была чужая земля, чужой мир. Мир, где я никому не нужна. Мир, полный этих цветастых пышногривых пони с такими разными характерами. Слишком разными для молодой зебры.

То, что я приняла за берег, оказалось всего лишь скалистым островом, отделенным от берега узким проливом. Вся местность внизу была покрыта плотным туманом, из которого торчали лишь острые скалы. Однако, через час полёта скалы сменились верхушками деревьев. Верхушками огромных сосен и елей. О, Солнце, там внизу был лес! Там растут настоящие деревья, не чета моим родным голым баобабам, да худосочным акациям. Как же я мечтала попасть в такое место когда-то. Хотя, если припомнить, это «когда-то» было всего лишь меньше месяца назад.

Исполинские ели торчали из тумана подобно шипам, но кроме них разглядеть ничего не получалось — белая пелена покрывала землю сплошным ковром, уходящим до горизонта.
Ближе к полудню туман постепенно рассеялся. Точнее это мы миновали береговую линию и, к моему сожалению, перелетели лес. Теперь наш путь пролегал над бескрайними зелеными полями и холмами. Кое-где на полях паслись тучные стада овец или коров. То тут, то там попадались отдельные фермы с двухэтажными деревянными домами, стоящими в окружении нескольких амбаров. Рядом с одной из ферм два жеребца вспахивали поле, таща за собой здоровенный плуг. Почему для этих целей не используют быков или волов? Скорее всего, это тоже рабы.

Из верхушки очередного пологого холма вздымалось здоровенное раскидистое дерево. Я даже не могла определить его название. Никогда не думала, что эти растения бывают такими огромными.
Под деревом, ярко выделяясь на зеленой траве, стояли два маленьких разноцветных жеребенка и глазели на наш дирижабль. Я помахала

копытом, а Капитан, увидев их, крутанул штурвал и заложил какой-то сумасшедший вираж, заставив «Дэйлайт» некоторое время лететь то боком, то вообще задом наперед. Жеребята начали прыгать от восторга и что-то кричать.

Вскоре мы полетели над широкой мощеной дорогой, петлявшей между холмами. По дороге время от времени проезжали открытые экипажи, большие кареты, или же простые повозки с сеном или каким-то скарбом. Иногда встречались и пешие пони, идущие по одному или группами. Но на наш дирижабль внимания больше не обращали.

Дорога извивалась все меньше, и, в конце концов, превратилась в прямой как стрела тракт, упирающийся в серый город на горизонте. Предместья мало отличались от Дромедора. Те же отдельные дома, постепенно сливающиеся в сплошные улицы и кварталы. Но если Дромедор еще издалека очаровывал блеском позолоты на башнях дворца, огромным количеством жителей наполнявших узкие улицы, и общей атмосферой бурлящей жизни, то этот город производил прямо противоположное впечатление.

Он был серым. Серые улицы, серые дома, серое небо, серый дым из труб на крышах. Даже населявшие его пони, несмотря на своё цветовое разнообразие, казались какими-то блеклыми.

Рядом со мной о борт облокотился Лейн Холдер, угрюмо рассматривая панораму города, медленно проплывающую внизу. Я непроизвольно напряглась и отошла от него на шаг. Не стоило забывать, что я все еще его пленница, и он не просто так привёз меня сюда.
— Старый добрый Хуффингтон, — выдал Лейн, вобрал полную грудь воздуха и с шумом выдохнул.

Я промолчала.

— А ведь я здесь вырос, в Старом Городе. Тамошние дома уже тогда были не в лучшем виде, а сейчас, наверное, и вовсе разваливаются. Интересно, жив ли еще тот старик, что постоянно околачивался у моей лавки... Такие истории рассказывал, хоть книгу пиши.

Мое молчание говорило само за себя. Единорог простоял еще минуту, неловко переступая с ноги на ногу, и, наконец, не выдержал:

— О, Селестия, дай мне терпения! Зекора, ну хочешь, я перед тобой на колени встану, а? Уж извини меня за то, что купил и вывез тебя, испортив твоё замечательное будущее в виде пожизненного заключения в гареме Нгамии! Хотя ты бы там долго не продержалась, характер не тот. Ставлю свой рог на то, что ты бы в один солнечный денек просто взяла и сбежала. Но тебя бы, конечно же, поймали, они это умеют, это их работа. Не ты первая, и не ты последняя. А знаешь, что там делают с беглыми рабами? Жеребцам просто ломают все кости и оставляют в пустыне на корм грифам. То же самое ждет и кобылок, но только после горячей ночки в...

Я посмотрела в глаза Лейна так, что тот сглотнул и заткнулся.

— Ладно, ты это наверняка итак знаешь. Послушай, я не рассчитываю на прощение, или что-то в этом роде. Но моя жена права, я совсем потерял голову в погоне за легкими деньгами. И поплатился за это, в общем-то. Ты же — моё последнее вложение, и моя единственная надежда сейчас. Я ведь не имею против тебя ничего личного. Просто ты оказалась той, кого я искал целых пять лет. Просто зеброй с глазами яркого цвета. Будь я бессердечным ублюдком из тех, кто разоряет мирные деревни, я бы просто посадил тебя в большой ящик и доставил по назначению. Но я не такой!

Я подняла одну бровь. Лейн скривился и судорожно почесал затылок.

— Ну нет у меня таланта к дипломатии, нету! Короче, здесь живет мой очень влиятельный в определенных кругах дядюшка. Раньше он был главой городского совета Мейнхеттена, но внезапно отошел от дел и ударился во всякую оккультную чушь. Ждет конца света, или что-то там в этом роде. Но хоть он и заперся в своем доме, его слово все еще очень многое значит в политическом мире Эквестрии. Но дело в том, что он никого не хочет видеть, и ни с кем не общается. Только однажды он собрал почти всю нашу семью, и объявил, что завещает всё свое состояние тому, кто найдет зебру с глазами яркого цвета. Мы его, конечно же, на смех подняли, у него состояния то не осталось, кроме самого дома. Но через пару лет, когда я обмолвился об этом Нгамии, тот сказал что такие как ты существуют. И он обязательно сообщит, если найдет подобную. И тут у меня созрел план. Какой — ты уже знаешь.
«Дэйлайт» здесь только для того, чтобы высадить тебя одну, потом мы сразу двинемся дальше в Мейнхеттен. В общем, тебе нужно будет просто прийти к нему. Самой прийти. Отдай ему вот это письмо, и всё. Да, я не имею права приказывать тебе, и ты можешь просто двинуться туда, куда захочешь. Но, вынужден предупредить тебя: здесь не Дромедор, здесь к зебрам не привыкли. Тебя вряд ли будут ловить, но и прожить ты здесь не сможешь. Как и в любом городе Эквестрии. Так что просто иди к дядюшке Грею Холдеру, он о тебе позаботится, даю слово.

Закончив свою длинную речь, Лейн протянул на копыте конверт, запечатанный сургучной печатью. Я долго смотрела на этот клочок бумаги.
Конечно же, мне хватало здравомыслия чтобы понять: Холдер не был причиной всех моих злоключений. Если бы не он, я бы действительно осталась у Нгамии. Или того хуже. Но как он смеет просить меня о чем-то после того, что сделал? Сам единорог стоял ссутулясь и опустив глаза в пол. Прямо как нашкодивший жеребенок.

— Почему ты не мог рассказать мне всё это сразу, еще там, у себя дома? — спокойно произнесла я, даже немного не узнав свой голос, — Зачем нужно было сажать меня в тот подвал? Там было очень, очень паршиво. А если бы Батлер с Бризом не успели?
— Да не знаю я! — выпалил единорог и в сердцах бросил письмо на палубу, — Не знаю! Мне что-то в голову ударило, хотел почувствовать себя крутым хозяином, как Нгамиа! Да, мне не стоило сажать тебя в тот подвал, и я уже много раз об этом пожалел. Да я ведь этот подвал даже не хотел, эти верблюды любой дом строят сразу с подвалами для рабов...
— Надеюсь, больше ты не совершишь таких ошибок, — сказала я, поднимая конверт, — и будешь думать о семье и тех, кто тебя любит. Слушаться свою мудрую жену, заботиться о Патти и Капитане. Вытащишь оттуда Бриза и Батлера, и всех остальных, кого я не знаю, но кто рискует там своей головой, чтобы «завершить твои дела». Я делаю это не ради тебя, заруби на носу. Я делаю это ради тех, кто в тебя верит. Если уж у тебя было так много друзей, то что-то в тебе есть. Или было. Надеюсь, на этой своей должности ты будешь заниматься хорошими делами. Потому что если опять возьмешься за старое... Что ж, тогда твоя совесть сделает всё что нужно.

Я надела свой плащ и сунула письмо в карман.

— Ты действительно особенная, — послышался голос Лейна Холдера, — так молода, а рассуждаешь лучше многих взрослых.
— «Uzima anatoa hekima», — ответила я, закрывая голову капюшоном, — «Жизнь дает мудрость».

29.

Мы, конечно же, не могли просто приземлиться, как пегасья повозка. Для этого существовала специальная высокая башня с широкой деревянной площадкой, предназначенная специально для дирижаблей. На площадке стояли два рослых пони, готовясь принимать «Дэйлайт».
— Отдать швартовы! — заорал Капитан и зубами кинул канат, который один из пони ловко поймал и начал привязывать. Патти схватил второй канат и тоже попытался бросить, но, конечно же, не докинул. Когда все канаты были надежно закреплены, Капитан спустил трап, который надежно вошел в специально предназначенные для него выемки в площадке.

Настала пора снова ступить на чужую землю.

— Ах, Лейни, тысячу лет здесь не была, — вздохнула Вэл, оглядывая город. На голову она нацепила какую-то огромную вычурную шляпу, и сейчас придерживала её копытом от любого ветерка.
— Да, было бы интересно поглядеть на мою старую бакалею, — отозвался Лейн, опуская глаза в пол в тот момент, когда я проходила мимо.
— А почему бы не остаться здесь на денек, а? Покажем город Зекоре.
— Прости, нельзя. Нас ждут в Мейнхеттене.
— Ах, как жаль... — вздохнула пони и помахала мне копытом, — Удачи вам, мисс Зекора. Дядя Грей хороший пони, хоть и со странностями. Передавайте ему привет от нас.

Патти подбежал и обнял меня. «Когда у меня будет свой дирижабль, я назову его в твою честь!» — выговорил он, еле сдерживая слёзы. Я же, в свою очередь, просто потрепала его за гриву. Жеребенок отошел и уткнулся в бок матери.

— Держи ухо востро там, на суше — сказал Капитан, когда я приблизилась, — внизу много плохих пони, и иногда их трудно отличить от хороших.
— Постараюсь, — ответила я.
— Но, если подумать, там много плохих пони, но много и хороших. Уверен, ты найдешь себе местечко, которое будет тебе по душе.
— Найди свой старый дом.
— А ты найди себе новый. И если когда-нибудь увидишь в небе мою посудину — помаши своей изящной ножкой, мне будет приятно.

Я фыркнула и ступила на деревянную площадку, венчающую башню. Сразу за мной трап поднялся, под громогласное «Юнга! Превратиться тебе в морского понька, хватит реветь, живо выбирай концы!». Дирижабль развернулся и, скрипя плавниками, медленно улетел.
Мой взгляд провожал «Дэйлайт», пока тот не превратился в еле заметную точку на горизонте. Очередная страница моей книги перевернулась.

— С шиком путешествуете, — заметил один из пони, дежуривших на башне, — а по вам и не скажешь.
Я сняла капюшон, намереваясь ответить. Но, увидев моё лицо, пони присвистнул, надвинул мешковатую шляпу на лоб, и принялся озадаченно чесать затылок.

Да, здесь определенно будет лучше не светить физиономией.

С башни город выглядел таким же унылым, как и с борта дирижабля. Только сейчас я начала еще и мерзнуть, определенно стоило попросить у Вэл то шерстяное одеяло, оно бы очень пригодилось.

Вниз вела лестница, спиралью опоясывающая башню, так что за время спуска мне удалось получше разглядеть город. Впрочем, ничего примечательного увидеть все равно не пришлось. Одинаковые каменные дома, не выше трех-четырех этажей, одинаковые улицы, лучами расходящиеся от небольшой площади, посреди которой стояла башня. И дым из труб на крышах, он бросался в глаза, куда ни глянь. Хотя, учитывая, как здесь прохладно, такое обилие каминов и печей совсем неудивительно.

Через несколько минут мои копыта жалобно цокнули о тёмную каменную мостовую, по которой ветер гонял какой-то мусор и обрывки бумаги. Что за расточительство, на моей родине драгоценной бумагой не разбрасываются просто так.
Пони в коричневом переднике, который должен был этот мусор убирать, стоял в сторонке, опираясь на метлу, и деловито разговаривал с продавщицей капусты, которая смущенно прикрывала рот копытом и краснела. Здешние пони носили много одежды, хотя она и не выглядела такой уж теплой. Скорее они думали, что эти серые невзрачные куски ткани их украшают. Я подняла ногу и посмотрела на золотые кольца, доставшиеся от верблюдов. Да, в каждой стране свои представления о красоте. Я бы, не раздумывая, отдала все это золото за полчаса в копытах какой-нибудь зебры, которая умеет обращаться с ножницами и воском. Потому что падающая на глаза грива уже порядком бесила.

У пони-уборщика при виде моих украшений хищно блеснули глаза. Надо запомнить, что здесь лучше вообще не высовываться из-под плаща.

Неподалеку стоял жеребенок, продающий газеты и хорошо поставленным голосом кричал заголовки: «Последние новости, спешите прочесть!», «Революция в Зебрике!», «Разрыв дипломатических отношений с Халифатом Камелу!», «Множество пони в ловушке за океаном!», «Обвал цен на акции фруктовых компаний-импортёров!», «Паника на Мейнхеттенской бирже!», «Что предпримет совет министров?», «Новые слухи о таинственных культистах!».

Интересно, как они узнали обо всех этих новостях? Если дирижабль — самое быстрое средство передвижения между континентами, то мы явно не первые, кто прибыл в Эквестрию таким путем. Значит Холдер не единственный горе-торговец, сбежавший, как только запахло жареным.
— Эй, смотри куда прешь, деревенщина! — раздалось под ухом, и меня обдало ветром от громко стучащего колесами о мостовую экипажа, под который я только что чуть не попала. Нет, мне здесь не нравится. Очень не нравится. Лучше бы высадили там, в лесу.

Хотя чего это я? Я же свободна. За прошедший месяц я так привыкла к повиновению чужой воле, что сейчас стою и словно жду чьего-то позволения отойти от башни больше чем на десять шагов. Я весь этот месяц готовилась бежать, прогрызать себе зубами путь на волю. А меня просто отпустили, пусть и посреди незнакомого города.

Я нащупала в кармане письмо. На нем четким почерком было выведено «Хуффингтон, Олд Клаудс Лэйн, дом 47Б». Как только покончу с этим, то отправлюсь прочь. К тому лесу с большими деревьями, пешком не так уж и далеко, а если пробежаться, то совсем близко. О, Луна, как же давно я не бегала.
Осталось только найти нужный дом.

— Извините, вы не подскажете где это? — спросила я у проходящего мимо пони в сером костюме и цилиндрической шляпе. Тот даже не обратил внимания. Хорошо, еще одна попытка.
— Подскажите, пожалуйста, где находится это место? — вежливо поинтересовалась я у пони-продавщицы жареных каштанов, стоящей неподалеку.
— Уйди от моего прилавка, всех клиентов распугаешь! — зашипела она, отмахиваясь копытом, а затем лучезарно улыбнулась жеребенку-газетчику, который подошел покупать каштаны.

Отлично. Я и сама найду, город не такой уж и большой. Выбрав первую попавшуюся улицу, я направилась к ней, стараясь не попасть под какой-нибудь транспорт. На перекрестке меня догнал жеребенок с каштанами, посмотрел на письмо и уверенно махнул копытом в сторону противоположной улицы.
— Спасибо тебе, — поблагодарила я его и протянула копыто, чтобы привычно потрепать жеребенка за гриву. Но тот отшатнулся как ошпаренный.