Банан

Глава 7. Банан и Авиация

Когда мы с Копыткой закончили работу в архиве, то настало время прощаться. Я не хотел больше быть ему обузой и, не смотря на то, что он предлагал мне остаться у него, я собрал свои вещи и отправился в Центральный Аэрогидродинамический Институт.

Вполне закономерный вопрос — зачем мне понадобилось идти в ЦАГИ? А вот затем, что там обрывается след Банана. После увольнения из армии, он отправился работать в колхоз, что находился недалеко от этого института. Его оттуда выгнали, и последнее, что осталось в военных архивах — это мелкая кучка документов о сдаче в серийный выпуск летательных аппаратов с подписью Банана.

Мой путь лежал в небольшой городок Жучков, что был назван в честь академика Жука. Жук — выдающийся математик и инженер, его достижения в области описаний аэродинамических процессов столь велики, что его можно считать отцом авиации Сталлионграда. Подписи Жука и Банана стояли на документах вместе, а это значит, что Банан и Жук тесно сотрудничали.

Я направился на вокзал, где взял билет до Жучкова. Поезд должен был отправляться вечером, и у меня было полно свободного времени. Я решил не терять его и отправился в кафе. Но, увы, кафе я нигде не обнаружил, но зато я нашёл столовую, несколько буфетов и блинную. И мой выбор пал на блинной. Я сделал такой выбор не потому, что я люблю блины, или потому, что она мне показалась чище остальных заведений, а потому что она ближе всего находилась к вокзалу, и если вдруг я засижусь, то мне будет проще добраться до поезда.

Блинная представляла собой помещение средних размеров для подобного рода заведений. Пол был выложен белой кафельной плиткой, которая мылась не очень тщательно, отчего в некоторых местах были видны оранжевые разводы, а кое-где виднелись следы тараканов. Стены были покрашены в зелёный цвет, отчего мне иногда казалось, будто я нахожусь в туалете. На потолке была облезлая штукатурка, которая почему-то облезала аккурат над столиками, будто специально норовила добавить гостям блинной себя как бесплатную специю. Столики представляли собой металлические конструкции из тонких труб, на которые сверху привинчивалась болтами деревянная доска. Аналогично было и со стульями, в которых правда было две дощечки: одна для сидения, а другая для спинки. Не то столы были сделаны криво, не то была неровно положена плитка (а быть может и всё сразу) все столы и стулья постоянно качались. Чтобы избежать этого, под ножки подкладывали газету “Спорт”. Главное ни в коем случае не подкладывать газету “Комсопоньская Правда”, иначе это может грозить страшными последствиями как для подложившего, так и для всей его семьи.

Как только я вошёл внутрь, меня сразу же окатило тёплым воздухом, переносящим превосходный аромат блинов. На прилавке с кассой где-то сбоку стоял радиоприёмник, который с лёгким хрипом передавал новостную радиопередачу. Приятный женский голос неторопливо вещал: “Последние известия: Сегодня в Сталлионграде обнародованы основные положения проекта генеральной схемы управления народного хозяйства южных республик. К выборочному севу хлопчатника приступили сельские хозяйства южных республик Сталлионграда. Из-за ремонта оросительной системы механизаторы вывели посевные агрегаты гораздо позже обозначенного срока. В нынешнем году основная ставка была сделана хлопководами на сокращение расхода семян. Тем временем другая... ”

Я подошёл к кассе, за которой сидела очень тучная кобылка кремового окраса с тёмной гривой. На её мордашке были заметны маленькие усики, от которых внимание отвлекала огромная коричневая родинка, похожая на кучку навоза, находящаяся на правой щеке. Из этой родинки весёлым фонтанчиком росли пять волосков. Несмотря на то, что встал прямо перед ней, она заметила меня не сразу. Я пару раз окрикнул её, поводил копытом у неё перед мордой, но она лишь издала хрипяще-сопящий звук и продолжила сидеть в оцепенении. Тогда я стал действовать решительно: я протянул копыто к булочке, лежащей на прилавке. Это вывело её из оцепенения, и она резко спохватилась и громко крикнула голосом, похожим на кудахтанье курицы:

— А ну не трожь! Ишь чего удумал!

— Дайте мне кофе и три блинчика, — сказал я, не растерявшись.

Кассирша похлопала глазами, обвела меня взглядом, затем устроилась на своём табурете удобнее и тем же кудахтающим голосом сказала:

— Блины с чем, с вареньем или со сметаной?

— Давайте без всего.

— А кофий с молоком, с сахаром?

— С сахаром и без молока.

— Ишь ты! — сказала она и встала с табуретки. Раздался громкий скрип креплений табуретки и мне показалось, что табуретка вот-вот взорвётся. Она повернулась ко мне задом и заглянула в дверь, ведущую на кухню, представив мне любоваться огромным крупом. Это было очень мерзкое зрелище, но я не мог оторвать глаз, будто её зад обладал настолько сильной гравитацией, что разворачивал мою голову в его сторону.

— Конфетка, три блина мне дай! — прокудахтала кассирша, после чего отправилась к кипятильнику и поставила кипятиться воду.

Я подождал пару минут, после чего вода была вскипячена и мне в стакан кинули молотого кофе и пару ложек сахара. Вскоре раздался тоненький голосок юной кобылки:

— Сдоба Кирпичевна, блины готовы!

Кассирша положила на поднос тарелку с блинами и стакан с кофе, и затем протянула мне поднос. Я рассчитался и взял зубами поднос, после чего пошёл с подносом к приглянувшемся мне столику. Усевшись за ним, я пожалел, что не имею при себе газету “Спорт”. Стол и стул шатались так, что казалось, будто я нахожусь на корабле во время шторма.

Несмотря на то, что мой аппетит был испорчен внешним видом кассирши и несносным поведением стола и стула, я пообедал очень даже хорошо. После окончания своей трапезы, я отнёс поднос с грязной посудой на стол для грязной посуды и вышел из блинной.

До отправления поезда оставалось ещё половина часа, и я неспешно пошёл на вокзал. До вокзала я дошёл без происшествий, поэтому на перроне я оказался очень скоро. Пока я ждал поезда, всё больше пони приходило на перрон. Это была разношёрстная толпа: старухи, волочащие за собой тележки, обыкновенно привязывая их к хвосту, шумные студенты, отправляющиеся копать картошку, несколько солидных жеребцов, одетых “с иголочки”, несколько колхозников: трактористы и комбайнёры, а так же семьи с шумными жеребятами. К прибытию поезда, на перроне было очень тесно, и в давке я начал пытаться пробраться к входу в вагон. Проводник, заодно выполняющий функции кондуктора, — молодая и подтянутая кобылка белоснежного окраса и с жёлтой гривой и хвостом, одетая в синюю форму проводников, оперативно проверяла проездные документы. Несмотря на то, что мне надо было высаживаться на следующей остановке, я всё же решил взять билет со спальным местом. Поэтому я не удивился, когда увидел недоумевающее лицо кобылки, проверяющей мои документы. Издав лёгкий смешок, она пропустила меня в вагон, и я занял своё место.

К сожалению, я так и не смог полежать на своём месте. Проводница присела рядом со мной и задавала вопросы обо мне. Я же отвечал без особого интереса, но несмотря на это, молодая кобылка с жадностью слушала каждое моё слово. Под таким допросом я находился всю дорогу, и стоит отметить, что когда поезд приехал на станцию, я был крайне рад, а вот кобылка наоборот была огорчена.

Из вагона я спустился на низкую платформу и, выяснив, как мне добраться до ЦАГИ, отправился туда. Городок этот был маленький, я бы даже сказал крошечный, так что дойти до искомого здания не составило для меня проблем. Здание ЦАГИ представляло собой длинное серое многоэтажное строение, с большими окнами и большим металлическим профилем крыла на крыше. Время было уже под ночь, и я не знал, пустят ли меня внутрь.

Я прошёл на проходную и встал напротив турникета. Охрана — два усатых пони тёмно-зелёного окраса со светло-жёлтой гривой, в фуражках и с галстуками, угрюмо посмотрели на меня с той стороны турникета.

— Вы у нас тут к кому? — спросил один из них.

— Я журналист, я собираю материал о Банане, — ответил я.

— Значит, ни к кому.

— Вы не понимаете, я же журналист. Я не иду к кому-то конкретно.

— Это ваши проблемы, если вы не идёте к кому-то конкретно, то мы вас не пустим. Впрочем, даже если вы пойдёте к кому-то, не факт что мы захотим вас пустить.

— Но почему?

— Потому, что сегодня на вахте мы, и никто чужой не пройдёт.

Где-то из недр коридора раздался недовольный и заинтересованный голос:

— Что у вас там происходит?

— Вот тут чужой пройти хочет, — ответил один из охранников.

— Дайте-ка я посмотрю.

На проходной появился худой жеребец сероватого окраса, с чёрной гривой и хвостом, кьютимаркой его был профиль дозвукового крыла. Он поправил свои очки, осмотрел меня внимательно и спросил:

— Вы по какому поводу, товарищ?

— Я журналист, я собираю материал о Банане.

— Банан? Ну, это хорошо. Пропустите его, ребята.

Охранники заворчали и пропустили меня внутрь. Мы пошли с ним по коридору и я спросил у него:

— А вы, случаем не Жук?

Жеребец засмеялся и сказал:

— Нет, Жук очень давно умер. Как раз незадолго после прихода Банана сюда. А моё имя Черныш, и я директор. Может, вы тоже представитесь? У нас будет долгая беседа…

---

Уже прошёл месяц с тех пор, как Банан устроился работать уборщиком на Машино-Тракторную Станцию при колхозе “Звёздочка”. Утром последнего дня своей работы там он спокойно подметал гараж, ничуть не задумываясь о грядущем. В голове его вертелись функции для описания поведения турбулентного потока воздуха при огибании стенки. Мысли эти возникли у него после того, как он попытался прикурить во время ветра и даже нахождение за углом дома не помогало ему зажечь спичку.

В этих математических думах он провёл весь день до глубокой ночи, и, забыв счёт времени, он был крайне удивлён, обнаружив, что на улице уже ночь. Так как он переработал свою смену, то ему пора бы уже возвратиться к себе в каморку на ночлег. Ночевал он в пустой каморке на складе хозинвентаря, а склад находился в другой части Машино-Тракторной Станции, таким образом, ему предстояло пройти немалый путь.

МТС освещалась электрическими лампами, которые находились в уродливых плафонах, похожих на банки для овощей. Плафоны эти крепились к странным конструкциям, которые напоминали железные блюдца, а блюдца эти в свою очередь крепились к кирпичным стенам зданий МТС. Ночь была довольно тёмной, поскольку свет от ночного светила был загорожен облаками, случайно добравшихся с Клаудсдейла до земель Сталлионграда. Жёлтый свет от ламп мягко падал на грунтовую дорогу, по которой шёл Банан. Когда Банан проходил мимо отдела связи, к нему подбежал жеребец тёмно-зелёного окраса с гривой чуть более светлого окраса. Его кьютимаркой было изображение микрофона.

— Эй ты, да ты! — обратился он к Банану, — Ты чем занят?

— Иду к себе домой, — ответил Банан.

— Значит, ничем. Так! Иди за мной, мне нужна твоя помощь очень срочно.

Банан не успел что-либо сообразить, как оказался внутри помещения, где стояла радиоаппаратура. В центре этого помещения находился круглый стальной табурет с привязанной к нему грубой верёвкой подушкой. Этот табурет располагался так, что сидя на нём можно было дотянуться до каждого рубильника или реле в помещении.

— Так, сейчас Лёватонн закончит срочное послание и нам надо будет срочно вернуться в эфир, — протараторил жеребец, глядя Банану в глаза. — После этого ты должен будешь меня подменить ненадолго, пока я не вернусь. Тебе надо будет говорить что-нибудь в после проигрыша вступления рубрики “для тех, кто не спит”. Нашу волну слушают водители грузовиков, работающие в колхозе в ночную смену. Говори всё, что угодно, но главное — не молчи. Понял?

— Понял! — резво ответил Банан.

Жеребец облегчённо вздохнул и вышел на улицу. Банан стал ждать, когда диктор закончит свою речь. После слов: “Войска степного фронта после ожесточённых боёв сломили сопротивление противника и овла-дели го-ро-дом Кам-не-сту-у-ук” раздалась мелодия, после которой на одном из агрегатов загорелась лампочка и бодрый голос, похожий на голос того зелёного жеребца, бодро и радостно произнёс: “А теперь передача для тех, кто не спит!”. Рядом с микрофоном загорелась зелёная лампочка, а у двери загорелась табличка “Тихо! Идёт трансляция”. Банан понял, что ему нужно что-то срочно сказать, но никак не мог понять, что именно.
“Главное — не молчи” — вертелось у него в голове.

Собравшись с мыслями, он стал спокойно и монотонно говорить первое, что взбрело ему в голову:

— Раз — прыгнул слоник через забор, два — прыгнул слоник через забор, три — прыгнул слоник через забор, четыре — прыгнул слоник через забор, пять…

Он не смог продолжить фразу дальше, поскольку оглушительный грохот за окном заставил его прерваться. Он удивлённо выглянул наружу и увидел вдалеке очертание горящего возле дерева грузовика. Однако, Банану не позволили долго смотреть в окно, так как в помещение вернулся тот пони, что привёл его.

— Ты что натворил, идиот? А ну пошёл вон отсюда! — крикнул он и вытолкал Банана на улицу.

Оказавшись на улице, Банан услышал шум толпы и гневные выкрики.

— Дело дрянь, — сказал он и побежал от толпы как можно дальше.

Банан бежал по просторному полю куда глаза глядят, пока шум толпы не исчез. Тогда он перешёл на неторопливый шаг. Однако другой шум заставил его насторожиться. Это было подозрительное жужжание, которое становилось всё громче и громче. Банан посмотрел в сторону, откуда исходил звук, но ничего не увидел, поскольку источник звука был где-то за облаками.

В конце концов, из облака вынырнул маленький самолёт, напоминающий пузатую бочку с крыльями. Самолёт этот пролетел над Бананом и сел на поле. Удивлённый Банан побежал к самолёту, поскольку он ещё не видел монопланов. Из самолёта вылез лётчик и не менее удивлённо посмотрел на Банана, подбежавшего к нему.

— Этот старый хрыч Полукарп думает, что он сможет тягаться с Сушкой, — сказал он Банану, — Но Сушка далеко не дурак! Ты только глянь на этого красавца. Цельнометаллический истребитель под номером четырнадцать. Копыта пегасов не смогут причинить вреда этому самолёту. Ну, что молчишь?

— А кто такой Сушка и кто такой Полукарп? — спросил Банан.

— Эка невидаль! Полукарп — это авиаконструктор, он сейчас делает истребитель шестнадцатой модели. Не истребитель, а настоящий архаизм — деревянная дешёвка. А вот Сушка — это тоже авиаконструктор, но он делает вот этот истребитель. А я его испытываю.

— Как интересно, и много самолётов они сделали?

— Достаточно. Что, интересно?

— Ещё бы!

— Ну, будем знакомы: я Бух, лётчик-испытатель.

— Банан, дворник.

Бух и Банан долго беседовали, и в ходе этой беседы Бух удивился математическим познаниям Банана и тому, как быстро он начинает понимать аэродинамические процессы. Более всего Буха изумило то, что теоретический материал, который он несколько лет изучал в лётном училище Банан смог освоить за считанные минуты, если он осваивал его на ходу, конечно.

К самолёту подъехало два грузовика, из которых вышло три пони. Это был поседевший старик светло-голубого окраса с большой и густой бородой с кьютимаркой в виде схематичного изображения ламинарного потока, переходящего в турбулентный, молодой жеребец светло-оранжевого окраса с чёрной гривой и хвостом и кьютимаркой в виде изображения планера и юный жеребец, одетый в полосатую майку, белого окраса с рыжей гривой и кьютимаркой в виде стальной балки. Светло-оранжевый жеребец подошёл к Буху и спросил:

— Ну, Бух, как себя повёл прототип?

— Замечательно, никогда ещё я не летал на более манёвренном самолёте. Думаю, что мне многое есть что написать в отчёте. Жаль только, что я заблудился в этой кромешной тьме.

— Я же говорил тебе, Сушка, что ты балда, — влез в разговор бородатый старик. — Сильная облачность — не лучшее время для испытаний самолёта. Тем более в ночное время.

— Я не могу позволить, чтобы Полукарп пустил в серию свой аппарат, — ответил Сушка. — Ты же видел, он фактически имеет тот же аппарат, что и я, только он у него деревянный.

— Я обдувал его самолёт в трубе, обдувал и твой. Его аппарат легче твоего и тебя не спасёт даже твой хвалёный алюминий. Конструкции то у вас схожи.

— Я могу уменьшить размер самолёта для снижения веса.

— Ни за что! — раздался возмущённый голос Буха, — У самолёта есть только один недостаток — тесная кабина, если сделать самолёт меньше, то летать на нём будет уже невозможно.

— А это ещё кто? — спросил старик, глядя на Банана.

— Я Банан, дворник. А ещё я знаю аэродинамику! — сказал Банан.

Старик засмеялся раскатистым смехом, после чего стал спрашивать у Банана, каким образом самолёт летает. Банан долго и подробно рассказал о том, как создаётся подъёмная сила в крыле, как достигается устойчивость самолёта и вкратце описал возможные балансировочные схемы. Прослушав всё до конца, старик громко кашлянул, после чего протянул копыто вперёд и произнёс:

— Академик Жук. Очень приятно видеть, что находятся пони, серьёзно относящихся к самообразованию.

Банан протянул копыто в ответ и сказал:

— Самообразование — это правильно. Вот помнится, решил я научиться печь пироги. В хозяйстве такой навык полезен. Но вот беда, не знаю, кто бы меня научил. И тогда я отправился на королевскую кухню, так как там меня должны научить печь лучшие пироги в Эквестрии. Сказал стражам, что я учусь печь пироги и они меня пропустили. Прихожу я на кухню и вижу, повар там что-то делает. Ну я и стал за ним повторять. Только вот у него всё хорошо выходит, а у меня мазня одна. Ну, я повозился со своей мазнёй, в печь поставил, приготовил. Вроде бы то, что надо. Повар пока возился со своим пирогом, меня видимо не заметил, потому и врезался в меня. И пирог его с гроооомким шмяком упал на пол. Ну, повар расстроился, и говорит мне мол, как ему быть, что же он даст принцессе. А я ему показываю на свою мазню и говорю, что у меня уже есть готовый пирог. Ну, повар успокоился немного и предлагает мне пойти к принцессе и отнести мой пирог. А я только с радостью — это ведь такая честь. Беру я пирог и прихожу в покои к принцессе Селестии. А она на кровати своей лежит спиной ко мне и говорит так нежно: “Дай мне пирог”. А я подхожу и кладу свой пирог прямо перед её мордашкой. Она посмотрела на пирог, потрогала его копытом, после чего из него вытекла какая-то жижица и пирог развалился на части. А затем посмотрела на меня. Ну, я не растерялся и улыбнулся, а затем громко произнёс: “Приятного аппетита, принцесса Селестия!”. В тот момент ей, наверное, стало плохо, потому что она вся покраснела, изо-рта её полилась пена и она начала говорить что-то нечленораздельное. Я тогда позвал врача и ушёл из замка.

Жук недоумевающе посмотрел на Банана, после чего махнул копытом и бросив короткое “Давай за мной”, сел в кузов грузовика. Банан запрыгнул и сел рядом.

— Трогай, обратно едем, — крикнул он водителю, после чего посмотрел на Банана.

— Ты откуда у нас такой вылез, — спросил он.

— Я из Кантерлота. Я бежал оттуда из темницы, потом служил в Красной Армии, потом я взорвал склад, после чего стал работать уборщиком на Машино-Тракторной Станции, потом я убегал от разъярённой толпы, и вот теперь я тут.

— Эх, не пропадать же такой голове! Не хочешь ли поработать со мной? Будешь помогать мне в расчётах.

— С радостью!

Они приехали под утро, но несмотря на бессонную ночь Жук повёл Банана сразу к аэродинамическим трубам. Увидев огромные конструкции, предназначенные для обдувания самолётов или их моделей, Банан удивлённо присвистнул.

— Сегодня принесут крыло нового бомбардировщика, — сказал Жук, — будем обдувать сегодня, как раз потребуется твоя помощь в обработке результатов.

— А это когда будет?

— Ну… наверное через час или два. А что, устал?

— Да, есть немного. Отдых — дело полезное. Помнится, как-то раз я мёл дорожки в парке, и устал очень сильно. И решил поспать. Ну, я прилёг на лавку и уснул. А пока спал, намело там листьев тьма-тьмущая сколько. Ну, думаю, дело дрянь. А потом смотрю — а это жеребята там с деревьев всё стряхивают. Ну я метлу схватил и давай за ними бежать. Таких детей надо проучать. Ну они от меня дёру и дали. Прогнал я их из парка и не стал дальше их гнать. А как вернулся в парк, увидел, что там на дереве кот сидит. Ну, я его метлой тогда огрел и за территорию парка выкинул. А вот нечего было по деревьям лазать, когда не просят.

— Можно немного отдохнуть у трубы.

Они подошли к аэродинамической трубе и увидели, что около трубы стоит молодой жеребец рыжего окраса с белой гривой.

— Что ты тут делаешь? — спросил у него Жук.

— Э… Крага, — ответил он.

— Так, уйди от этой трубы, и вообще отойди куда подальше.

Пони молча ушёл, после чего Банан спросил у Жука:

— А кто это?

— Это Крага, ассистент. Туп как пробка и ленив, зато язык на замке умеет держать.

Жук и Банан сели на стулья, что находились неподалёку от пульта управления аэродинамической трубы. Жук заснул сразу как сел, а Банан смотрел на панель управления. Любопытство овладело Бананом и он нажал на кнопку “Пуск”, после чего электродвигатель начал работать. Не удовлетворившись слишком слабой мощностью, Банан увеличил её, и шум перерос в настоящий рёв. Несмотря на шум, Жук всё ещё сладко спал. Сквозь рёв трубы Банан услышал странные звуки, исходившие из помещения, где находился решётка для спрямления воздушного потока. Так как труба работала на максимум мощности, Банан очень аккуратно зашёл в помещение и посмотрел на решётку. Увиденное привело Банана в недоумение: на решётке, будучи будто приклеенным, висел Крага. Увидев Банана он произнёс:

— Э… помогите!

Банан снял шапку, закрепил её, чтобы она не улетела, и прыгнул на центр комнаты со словами:

— Я спешу на помощь!

Пролетев как суперпони до центра, он опрокинул рюкзак с вещами, после чего его развернуло, и он со всей скорости врезался в Крагу. Теперь они оба оказались застрявшими в решётке. Вещи из рюкзака вылетели в трубу, и через некоторое время послышался грохот и труба перестала работать. Грохот этот разбудил Жука, и он обесточил трубу, после чего прибежал в помещение, где лежали Банан и Крага.

— Что тут было? — спросил он.

— Крага застрял в решётке и я его попытался спасти, — сказал Банан.

— Крага, что ты сделал?

— Э… Крага.

— Выходи вон, и чтоб копыт твоих тут не было! — яростно заорал Жук, и Крага вышел из помещения.

— Кошмар, ужас. Теперь у меня нет ассистента. Может, оно и к лучшему.

— Может, мне стоит занять его место, — предложил Банан.

— А ведь знаешь, это и правда хорошая идея, — сказал Жук. — Это очень хорошая идея.