А было ли вторжение?

А было ли вторжение?

(Очерк за авторством Вигоруса «Вима» Стрингера)

Наш мир полон удивительных явлений. Его населяют множество рас разумных существ и еще больше видов реликтовых зверей, часто весьма опасных. С завидной регулярностью происходят события, относимые к сфере аномального, непознанного, пугающего – и это притом, что пони привычны к проявлениям сверхъестественного; виной тому, конечно же, магические потоки, пронизывающие окружающее нас пространство и пробуждающие к жизни многие непознанные силы. Впрочем, винить во всём слепую природу было бы глупо: у нас перед носом найдётся не только множество неосторожных искателей новых магических знаний, но и самые настоящие злодеи, борьба с которыми отнимает у принцесс и хранительниц Элементов Гармонии слишком много сил. Какие-то из странных происшествий порождают большой резонанс в обществе, сведения о других не выходят за границы областей, где они произошли, иные же и вовсе надёжно скрываются, дабы не давать оппозиционным умам повода лишний раз критиковать режим, балансирующий на краю гибельной пропасти.

Хочу рассказать об одном таком таинственном случае, не скрою, жутковатом. Ни имён, ни мест называть не буду, дабы соблюсти видимость анонимности своих респондентов. Впрочем, все пони, кому положено знать подробности тех событий, и без того осведомлены. Оговорюсь сразу: несколько лет назад, когда я услышал эту историю, обстановка в государстве была совершенно иной, потому обещание не разглашать подробности событий, которые будут описаны ниже, давалось мной с полным осознанием того факта, что этот рассказ вряд ли когда-то выйдет за пределы моего личного архива. Но судьба изволила распорядиться так, что за последние годы в стране случилось несколько из ряда вон выходящих происшествий, включая небезызвестные события вокруг Кристальной империи, которые я без обиняков называю «казусом». Король Сомбра, будучи, по сути, бесплотным духом, мог бы быть изгнан раз и навсегда совместными усилиями троих-четверых опытных специалистов по столоверчению, но вместо этого правители империи и хранительницы Элементов Гармонии ввязались в крайне рискованную авантюру и нагнали страху на всех имперских обывателей. Не спорю, что всё было проделано не без изящества и в конечном счёте послужило раскрытию нескольких важных тайн древней империи, но стремление принцесс устроить для Твайлайт Спаркл экзамен с немалым риском как для её жизни, так и для жизни других пони, видится мне более чем опрометчивым.

Что ж, рассуждая о логичности и нелогичности, а, быть может, держа в уме возможную тайную подоплёку тех или иных поступков августейших сестёр и Твайлайт Спаркл, я немного, как говорится, «поворотил в сторону». Однако следует учитывать тот факт, что резонансные происшествия привели к огласке их подробностей. Теперь простые пони, которым редко позволяется совать нос в дела высокой магии и другие запретные для непосвящённых области знания, могут в подробностях пересказать друг другу такие вещи, каковые совсем недавно были известны только узкому кругу адептов магии, имеющих доступ в святая святых кантерлотской библиотеки. Указанное обстоятельство, а также то, что над Эквестрией по-прежнему сгущаются тучи зломагической природы (мои слова подтвердит любая опытная гадалка), дают мне моральное право «рассекретить» свои записи, тем более, что истёк формальный «срок давности» по отношению к изложенным в них событиям.

По обыкновению изложу свой рассказ в полюбившейся мне форме очерка с некоторыми претензиями на художественность стиля.

Об этой истории я узнал случайно несколько лет назад, разговорившись однажды на одном столичном светском приёме со своим шапочным знакомым, немолодым гвардейским капитаном в отставке. Капитан был весел, крутил огненно-рыжий ус, демонстрировал белозубую улыбку, шутил и балагурил. Приветствуя гостей и обмениваясь остротами по поводу нравов простых армейских пони, мы делали круг за кругом по зале, попивая креплёный сидр. Во время раута были объявлены представления новоиспечённых придворных, отчего он обещал сильно затянуться, и я, постаравшись скорее сделать рутинные пометки для будущей заметки в разделе светских хроник, начал присматриваться к фуршетным столикам, дабы быть готовым пополнить запас сил для новых витков кружения. Но в какой-то момент капитан покачнулся, припав на правую заднюю ногу, протезированную до середины голени, вполголоса помянул родословную начальника генштаба до третьего колена, потом усмехнулся и сказал:

– Что это мы с вами тут всё слоняемся, как неприкаянные? Берите-ка бутылку, дружище, и шагом марш к креслам! Я расскажу вам, как меня угораздило потерять ногу!

...Рассказ очень меня заинтересовал, к тому же капитан выписывал подробности, смаковал детали, с поистине гвардейским бесстрастием живописал леденящие события пятнадцатилетней давности и историю своего ранения, подтрунивал над собой тогдашним. По окончании рассказа он посоветовал:

– Вам надо обязательно съездить в те края. Душевные места, глубинка, озёра, покой и отдохновение! Тишайшие пони, соль земли! Никакой суеты, живёшь там, как на другой планете, сердцем отдыхаешь... Поезжайте, порасспросите местных. Они не откажут – при вашем-то таланте! Мой рассказ нужно дополнить, я ведь многого своими глазами не видел... В любом случае, вам нужно знать, с чего всё началось.

Предложение оказалось весьма кстати. Отпуск в конце лета, в пору урожаев... Пожалуй, стоило на время дать себе волю, отдохнуть от дум и забот, а заодно чуток поправиться, рискуя потом не влезть в любимый фрак. Я решил, что постараюсь получить как можно больше информации, прежде чем начну её обобщать. В сущности, капитан рассказал мне конец истории, и теперь предстояло немного и с удовольствием потрудиться, чтобы услышать начало истории.

...Чуть не прозевав безымянный полустанок, я соскочил с подножки и едва удержал равновесие. Похоже было, что машинист даже не соизволил остановиться, ограничившись торможением, после чего старенький состав очень быстро набрал скорость и умчался. Пыльные и неряшливые станционные здания выглядели сиротливо, других построек заметно не было. Вокруг – только поля и перелески. Старенький смотритель, кряхтя и поскрипывая суставами, приковылял из затенённого помещения и разъяснил, какая из дорог ведёт в сторону цели моего путешествия.

Миновал полдень, с выцветшей лазури нещадно палило солнце. С непривычки я почти сразу взмок, но двинулся вялой грунцой по пыльному просёлку, по извечной привычке горожанина надеясь на попутный транспорт.

По сторонам дороги овсы перемежались вишнёвыми, персиковыми, яблочными садами. За очередным поворотом справа возникла стена кряжистых деревьев, пламенеющих плодами невиданных размеров. Меж яблонями сновали пони с повозками, слышались весёлые крики и шум крыльев. То одно, то другое дерево окутывала лёгкая мерцающая дымка, поднимая в воздух десятки маленьких солнц. Очевидно, на сбор урожая «Славы Эквестрии» призвали студентов и курсантов лётной академии. Этот сорт нельзя просто сбивать с веток, так как малейшая царапина приводит к быстрому сгниванию яблока. У штабеля ящиков, помеченных изображением короны, степенно прохаживался немолодой единорог, рядом с ним парили доска-планнинг с листом бумаги и перо. Мне удалось разглядеть такую же корону в левом верхнем углу бланка. Ого, поставщик Двора! Заметив меня, единорог поклонился с достоинством, выдающим происхождение, я сделал то же самое.

Пыльная дорога перевалила через взгорок, и взгляду открылась завораживающая картина: серебристая лента реки, поля и луга, разделённые рощицами и садами, блестящее на солнце озеро у кромки уже не слишком далёкого леса, парящие в сизой дымке горы на горизонте.

Послышался мягкий стук копыт.

– Замечательный вид, не правда ли, сударь? – оказавшийся рядом серый в яблоках единорог широко улыбнулся. – Нам с вами случайно не по пути?

Мой столь кстати случившийся попутчик оказался главой села, располагавшегося совсем недалеко от цели моего путешествия. Рисунок на его бедре изображал несколько колосьев в магическом ореоле. Сразу после приветствий и знакомства он заявил, что отдыхать от городской суеты надлежит только у них в селе, больше нигде, а потом объяснил мне, что хутора, который мне нужен, больше нет, поэтому, как ни крути, а его предложение будет самым лучшим из всех возможных. У меня не было ни малейших причин отказываться. Стоило мне выказать удивление молодостью собеседника, как в ответ последовал пространный монолог:

– Ничего удивительного. Село несколько лет практически пустовало. Полтора десятка лет тому, как опустело, – я обратился в слух. – Недавно пони снова начали заселять округу. Пустых домов полно – зачем добру пропадать? Земля родит всем на зависть, не дело ей пребывать в запустении. Я-то прежнему главе племянником прихожусь. Приехал после сельскохозяйственной академии повидать дальнюю родню, а родни-то больше нет... И хоть бы весточку кто прислал... Ну, вот и остался поднимать хозяйство, не зря же агромагии обучался! Откуда иду? А из волостного города, тут недалече, вёрст пятнадцать пробежаться. Увы, всё сам, всё сам. Канцелярские грамотеи вечно всё путают, а валят на нас, словно мы межеумки какие-нибудь: дескать, бумаги неверно заполнены, фискальные сборы по другой тарифной сетке следует считать, в ведомостях намарано... сущие остолопы! А вы журналист? Это замечательно! Отдохнёте у нас, после статейку о здешней жизни тиснете, а? Как только все тутошние красоты оцените, конечно! Нам пони нужны, ни одна пара копыт не лишняя... Знаете что? Занимайте дом рядом с моим, его недавно прибрали для семьи, обещавшейся скоро прибыть. На прошлой неделе они передали мне, что обстоятельства задерживают их до конца лета, поэтому дом в полном вашем распоряжении. Пыль только протереть надо, то да сё... Но не волнуйтесь, попрошу соседку – она быстренько всё устроит, как надо. А пока пожалуйте ко мне! Вёрст пять-шесть осталось. У меня такая лотосовка!..

...Отведав сельских разносолов и воздав должное крепчайшей настойке, я признался, что намерен совместить приятное с полезным, собрав интересующие меня сведения о событиях пятнадцатилетней давности. Мой собеседник помрачнел:

– Выходит, вас интересует не только отдых. Надеяться на невинную идиллическую статью мне тоже не следует, я полагаю? – я неопределённо качнул головой. – Что ж, этого можно было ожидать. Но ведь эти события наверняка засекречены? Принцессы милостивы, да хранят их Солнце и Луна, но тайная канцелярия – контора опасная: не успеешь хвостом взмахнуть – отправят поднимать целину на неспокойной границе...

– Не думаю, что всё настолько сурово. – ответил я. – Об этом происшествии мало кто знает, пони несведущие любую подобную публикацию примут за газетную утку, а сведущие не станут кричать об этом на каждом углу. Но, честно говоря, у меня нет желания публиковать эти сведения сейчас. Ход войсковой операции мне в основном известен, однако я бы хотел дополнить картину рассказами очевидцев, находившихся близко к месту начала событий. Так сказать, откуда есть пошло вторжение. Больше для себя, нежели для возможных читателей.

– Хорошо. Только дайте слово, что не станете публиковать сведения без веских на то оснований.

– Слово чести.

– К сожалению, очевидцев в наших краях почти не осталось. Многие предпочли покинуть родные места, но я сведу вас с одним примечательным пони... А теперь, прошу вас, отдыхайте с дороги.

Каков же настоящий отдых?

Ты просыпаешься на утренней зорьке, выходишь на улицу, благоухающую свежестью с привкусом сена и поздних летних трав, бежишь вдоль нежащихся в сонной дымке домов, провожая взглядом симпатичную кобылу с коромыслом. Перелесок, тропинка, росистые ветви, весёлая красная в белых крапинах шляпка под берёзой, солнце, преломляющееся в раскидистых кронах, как в глубокой воде, половодье золотых лучей... Покосившийся мосток над быстрым ручьём... нет! в сторону! напрямик! Фонтан брызг, сердце взмывает птицей навстречу неумолчному щебету, восторг рвётся жеребячьим ржанием; вперёд, вперёд, к диким травам до холки, в духмяное облако над заливным лугом, в белоснежную кипень таволги, сквозь сверкающие серебром тенета; в зубах зажат венчик иван-чая, земля пружинит под копытами, каждый прыжок – словно полёт... Вперёд, вперёд, пока утренняя прохладца не уступила место зною! Тростники, космы водорослей в ленивой протоке; вперёд, через лесистый гребень, мимо затопленной поймы, стены рогоза, голых высохших стволов... И вот, наконец, озеро в кольце деревьев... Вода, тёплая, словно материнское молоко, ласково обнимает за плечи, и только пясти ощущают холодок в глубине. Звуки леса тонут во внезапно падающей тишине, тёмная покойная гладь завораживает, волшебное мгновение хочется длить бесконечно. Стряхивая оцепенение, делаешь несколько шагов и погружаешься с головой в медленно колышущееся царство теней, в таинственные зелёные глубины... Выныриваешь свежим и обновлённым, будто заново родился; на спор с самим собой плывёшь до противоположного берега и обратно. Нехотя расступается водная гладь, радостно подмигивают солнечные блики, вызолоченная светом мошкара разлетается по сторонам. Выходишь из воды чуточку утомлённым, с удовольствием отряхиваешь влагу, оглядываешься назад и внезапно поднимаешься на дыбы, снова переполняясь восторгом. Назад несёшься неистовым галопом, не разбирая дороги, то и дело взбрыкивая: тело уверенно берет верх над разумом и действует само, диктуя свою сиюминутную волю. Пожалуй, ради таких моментов стоит жить на свете…

Мой гостеприимный хозяин сдержал слово через несколько дней, прислав проводника – глазастого непоседливого жеребёнка жёлтой масти с примечательными коричневыми полосками на спине и задних ногах. Получив положенную мзду конфетами, он несколько минут нетерпеливо носился возле дома и, когда мы, наконец, двинулись в путь, постоянно убегал далеко вперёд, возвращался, кружил вокруг меня и снова мчался без оглядки, не зная усталости. Через двадцать минут моему провожатому совсем наскучили взятые на себя обязанности, он довёл меня до перелеска, скороговоркой объяснил остаток дороги и моментально исчез в зарослях.

Когда деревья расступились, я увидел приземистый и порядком обветшавший домик под соломенной крышей. Позади строения за небольшим лугом виднелось заросшее кувшинками и синим лотосом озеро. Машинально поправив взглядом задравшийся на стрехе пучок соломы, я подошёл к приоткрытой двери, из которой доносился слабый запах созревающей бражки.

– Хозяева, встречайте гостей!

Внутри что-то негромко брякнуло, послышалось неровное цоканье копыт. На крыльцо, жмурясь от солнца, вышел соловый пони лет на десять старше меня, чей облик заставил меня оторопеть. В глаза сразу бросилось отсутствие левого уха и части гривы, по шее к холке протянулась сеть белесых шрамов. Как я присмотрелся позже, шрамы почти сплошь покрывали круп, бёдра и голени, отчего знак в виде цветка кувшинки на правой стороне тела был нарушен и частично стёрт.

– Не пугайтесь, сударь, это дела давно минувших дней, – криво осклабился мой будущий собеседник.

Я представился и рассказал о цели своего прихода. Пони испытующе посмотрел на меня:

– Бояться мне нечего и некого, отбоялся. А нужен ли вам мой рассказ? Ладно, раз голова решил... заходите. И зовите меня Водяным, так все кличут, – он улыбнулся и, слегка прихрамывая, двинулся внутрь дома.

Внутри неряшливого жилья обнаружился перегонный куб впечатляющих габаритов. Водяной подмигнул:

– Всю округу лотосовкой снабжаю. Даже с интендантских рот покупатели наведываются. Как сам до сих пор не спился – не ведаю... Сейчас захвачу пару фляжек и припасы... Идёмте к озеру, сударь единорог, разведём костерок, испечём картошечки, посидим на свежем воздухе, как нормальные пони. Все красоты здешние опишу, обо всём расскажу…

– С чего начать-то? – спрашивает Водяной, вороша копытом угли на краю остывающего костра.

– С начала, – эхом откликаюсь я, дуя на висящую перед самым носом горячую почерневшую картофелину. Она смешно дёргается в воздухе, поскольку лотосовка уже начала действовать.

– Тогда, значит, так... Ровно пятнадцать лет назад... Ну, это вы и так знаете. Не мастак я байки рассказывать, звиняйте. Кхм... У нас же тут колдун жил, вёрстах в десяти, в собственной башне. Алхимичил, говорят, изучал порталы. Мы-то его поначалу только на праздниках видели, как приглашали с ученицами шутихи показывать. Две ладные такие кобылки... Уж не знаю, чему и как он их там обучал, но настойку лотосового корня у брата моего заказывал исправно, а она, настойка эта, если не злоупотреблять, бодрит несказанно! – он снова подмигнул. – Брат-то мой, как поднялся по торговой части, сразу укатил в город, а я остался при аппарате. Сызмальства цветы да коренья рву, каждую кочку в округе знаю. Когда колдуна видел, всегда пробирало от макушки до копыт, всё равно что лектричеством. Он как узнал, сказал: «У тебя, братец, чутьё на ин-тен-сив-ность магического поля». Дескать, поднатаскать меня – и буду дете... дефе... какой-то там потенции.

– Детектором интенсивности магических потенциалов.

– Вот-вот, им-самым. Говорил, что я один на поколение, у земных пони таких самородки почти не рождаются. Я же магичность мест тоже чую. Тогда всё откуда закрутилось-то? Есть... вернее, было в округе чудно́е место: кругом чистые озёра, а там моховое болото вёрсты три или четыре в окружности. Мох плотный – не провалишься, странных, невиданных цветов: и радужный, и белый, и чёрный... Ничего кроме этого мха не было. А в центре – островок, на нем камни стоймя, со странными знаками, которые светились во тьме зеленью, как гнилушки. И звон стоял неслышный, даже не звон – непрекращающийся гул, уж не знаю, с чем его сравнить. Маг-то сразу смекнул: портал. Прыгал по воздуху туда, изучал что-то...

– Прыгал? Вы имеете в виду телепортацию? И что же – в несколько «прыжков» – сразу к порталу? Серьёзный маг.

– Куда уж серьёзнее. По всему выходит, он портал порушил и нас всех спас, а сам сгинул.

– Мне о нём говорили. Уверен, что это он и был.

– А больше некому. Небесных лугов ему. – Водяной с минуту помолчал, затем продолжил: – А начиналось всё… Вообще, тот день захочешь – не забудешь. Помню, с самого утра голова шумела, а ведь был как стёклышко. Голоса какие-то мерещились, шептали что-то непонятное, и мнилось, что кто-то за мной по пятам ходит. А оглянусь – никого. Потом возник тот неслышный гул, что был на болоте. Я тогда чуть не свихнулся. Помогала только холодная вода: сунешь голову в бочку – вроде отпускает, хоть и ненадолго. К порталу этому злосчастному потянулись облака – тоже чудны́е, грядами, там недобро так посверкивало, бухало, словно забивали сваи. Тут, почитайте, вёрст пять будет, если по прямой, а слышно было как от соседнего двора. К вечеру мне полегчало, и я даже решил пройтись к озеру. А там на берегу уже была эта тварь...

– Ящер?

– Да. По всему видать, они драконам родичи, хоть и неблизкие. Похоже было, что ящер этот не любил ходить на задних лапах, всё больше на своих четырёх передвигался. Приземистый, грудь широкая, лапы очень сильные и цепкие, крыльев нет, хвост короткий, морда не заострённая. Когти и чешуя сталью отливали, к гребню с одной стороны что-то вроде вещмешка приторочено было, с другой – длинная трубка; мне потом рассказали, что это вроде пушки для шутих, вот только вылетает из этой трубки не шутиха, а огненная смерть. Глазки злые, немигающие. Стоило в них посмотреть, и сразу стало ясно, что эта тварь со мной делать собирается. Пока я соображал, ящер этот подобрался поближе и прыгнул мне на шею. Счастье, что не повалил. Вообще, что дальше было, я плохо помню. Бил копытами куда придётся, пока он меня рвал в клочья... Когда он мне на спину вспрыгнул и в холку вцепился, думал – всё, конец. Свечнул, сбросил ящера наземь, хоть он мне всю шею и спину располосовал когтями... Как только он снова набросился, наитием затащил тварь в воду; на глубине ящер отцепился: видать, не шибко приспособлен был плавать. Сунул несколько раз копытами наугад – и на берег. Когда ящер снова из воды полез, лягнул его как следует, а потом топтал, чтобы уж наверняка... Дальше помню, что сидел в отупении, вокруг кровавая лужа растекалась... и вдруг словно молнией шибануло: сколько же их таких может выползти? Ещё помню, как высматривал других в той стороне. А заметил – не сразу поверил: так хотелось, чтобы это всё невзаправду было. Дальше почти ничего не помню. Говорили, в село я прискакал, крича как сумасшедший: «Война, война! Убегайте!» Едва всё рассказал – и повалился без сознания. Тогдашний наш сельский глава был жеребец головастый, земля ему пухом, быстро сообразил, что надо делать. Племяша своего, из пегасов, что едва на крыло встал, отправил предупредить мага и дальше по весям. Жеребят-подростков, кто пошустрее, послал оповестить роты фуражиров и окрестные хутора. Времени на сборы не давал, сразу велел гнать во весь опор. Но как ни спешили, спаслись не все. Хитры эти ящеры оказались: двинули по нескольким дорогам сразу, а те, которых я встретил, не первыми шли. Я-то, когда в военном лазарете очнулся, послушал рассказов и понял, что на меня салага какой-то наткнулся. Оружие не расчехлил и сразу бросился, за что поплатился. Другие ящеры, что из портала повылазили, поначалу армейских расстреливали так быстро, что не верилось в рассказы, при том, что оружие их срабатывало с двух раз на третий. Только когда раненых увидел, поверил...

– А что же маг?

– Мага наши видели, когда он прыгнул к порталу от лагеря фуражиров. Припасы какие-то алхимические доставил и телепнулся. Учениц своих не взял, один отправился. А через час-другой громыхнуло так, что земля ходуном заходила. Говорят, на горизонте дым радужный поднялся, закрутился в смерч, с молниями. Враз потемнело, солнце на небе заплясало, вытянулось как дыня... что это могло быть?

– Видимо, искривление пространства.

– Ну, вам, образованному, виднее, что это такое. Как только я поправился, думал сходить к тому болоту, но решился только год спустя. И вот что скажу: ничего там уже нет. Был мох – теперь вода: странная, мутно-серая, мёртвая. Солнце в ней не отражается. И находиться там... неприятно. Магия оттуда пропала, но что-то такое осталось... неживое и враждебное. Всё там мёртво, вокруг озера этого странного – ни травинки, сырая топкая земля, словно уголь толчёный. И соседние озёра попортило: заболотились, вода стала чёрная и вонючая, кувшинки и лотосы погибли в первый же год... Бают, из столицы учёные на пегасах прилетали – видать, именитые. Измеряли что-то, пробы брали. Да всё, видать, без толку: слишком уж быстро улетели восвояси. Вот и весь сказ.

...Обратно я возвращался, заметно пошатываясь. После услышанного определённо хотелось напиться ещё больше. Но не меньше хотелось сопоставить рассказы, имея в голове более или менее полную картину событий.

Итак, вернёмся к первому рассказу...

Можно ли шокировать журналиста, и без того повидавшего много такого, чего и не снилось рядовым жителям Эквестрии? Слушая рассказ капитана, я убеждался, что это всё-таки возможно. Мы обосновались в углу зала, в глубоких удобных креслах, прихватив с собой запас сидра. Я набрался наглости и по наущению собеседника реквизировал целый столик с закусками. Хаотическое движение пони по залу таинственным образом обтекало наш уголок, нечленораздельный шум разговоров, звон посуды и цоканье копыт по паркету раздавались приглушённо, будто из-за закрытой двери; музыка и вовсе до нас почти не доносилась. Капитан извинился и несколькими точными движениями отстегнул протез. Устроившись так, чтобы покрасневшая мозолистая культя никому не бросалась в глаза, он начал:

– Уж не знаю, насколько была засекречена вся эта заварушка, да и времени прошло немало, но... Хоть подписки о неразглашении с нас не брали, всё же прошу вас без нужды особо всём этом не распространяться, во всяком случае, в ближайшие годы.

– Обещаю.

– Вот и славно. Другому кому может и не стал бы рассказывать, но убеждён, что по роду занятий вы понимаете опасность... некоторых явлений для государства и общества.

– Специфика профессии обязывает...

– Вам бы в военные журналисты идти, но какие у нас сейчас войны – тьфу! Да и раньше не больно-то велики были, а освещались вообще никак, словно ничего не значащие драчки шалопаев в подворотнях. С грифонами этими на островах добрый десяток лет возимся. Позиционное ковыряние в… носу, а не война! Расселись по высотам, как вороны, в итоге – много карканья при нулевом эффекте. Ещё столько же там сидеть будем, овёс в навоз переводить! Верите или нет, а коллегии иностранных дел уже и ноты слать перестали: надоело. Уже и с грифонами вроде как худо-бедно дружим, а острова делим! Ну, оно и верно: генералы тоже свою краюху с солью хотят, да разносолы к ней! Грифоньи начальники и подавно свой кусок мяса не упустят.

Капитан расходился всё больше, и я до поры решил его не прерывать.

– А нынешнюю молодёжь в регулярную армию вообще палками не загонишь, – разглагольствовал он. – Всем дворцовую стражу подавай! Как же: белая кость, помешаны на статях да мастях! Никчемные расфуфыренные пижоны, неспособные защитить принцессу, когда это действительно необходимо! Сделать морду топором и стоять истуканом – вот какова у них наука. Да за фрейлинами ухлёстывать – заместо физподготовки. То ли дело мы, костяк гвардии! Готов десять раз прозакладывать свою коллекцию штопоров, что ни одно пугало из стражи не одолеет стандартный норматив «два креста» по пересечённой местности в полной боевой выкладке. Эти паркетные топтуны вообще почти не покидают дворец, а принцессу обычно сопровождает только несколько особо приближённых гвардейцев – уж не знаю, за какие заслуги их там выбирают! Прочие отряды вхожи в пределы столицы и дворца разве что во время больших празднеств и парадов. В остальное время, помимо действий, предписанных уставом, мы частенько подменяем и регулярные части, и полицию, которой в иных городах – городах, сударь мой! – и на квадригу не наберётся. Бдительность забыта! Развели на местах пастораль да идиллию – любой захватчик может брать тёпленькими!..

– Капитан, вы отвлеклись...

– Чепуха, только самую малость! Так о чем бишь я?.. Да! Везде, куда прибывает с визитом принцесса, загодя квартируется рота-другая гвардейцев из наших, из настоящих. Во избежание. Например, во время стачки в Мэйнхэттене четыре года назад именно наши сдержали толпу после того, как обмишурились полиция и армейские «лопухи». И сдержали, надо сказать, без единого серьёзного происшествия! Воздух ни на градус не охладился, виндиго носа не смели казать! Интересная история, я вам её обязательно расскажу как-нибудь.

– Капитан...

– Простите, друг мой, больше не буду. Ну, в общем, все тогдашние события отпечатались в памяти так хорошо, будто дело было на прошлой неделе. Ровно пятнадцать лет назад нашу роту направили в город N перед намечавшимся визитом принцессы Селестии. Я тогда лейтенантиком был без году неделю, сразу после курсов младшего офицерского состава. У нас таких кличут «зелёный налив»: дескать, проставляйся за нашивки целую декаду. Прочили меня в помощь нашим боевым магам, поскольку я могу наводить страх на супостата шагов на тридцать вокруг себя. Дело только за наличием супостата... Принцесса задерживалась по меньшей мере на пару дней, и наши разбрелись по городку в поисках увеселений. Кто-то двинул к фуражирам разжиться выпивкой покрепче и снедью – рядом располагались военные склады, а интенданты запасливы, как хомяки. Наш капитан так и вовсе отправился к тамошнему полковнику на карамболь под анисовку. Остаток дня обещал стать насыщенным; после пары кружек креплёного сидра меня посетило весеннее настроение, и я весьма рассчитывал на игривое завершение вечера. Оставалось только очаровать подходящую незамужнюю простушку. Увы, планам не суждено было сбыться, хотя дальнейшие события при всём желании нельзя назвать скучными...

Представьте, как сонные улочки в мгновение ока заволакиваются облаками пыли и до краёв наполняются разномастной толпой. Пони всех возрастов, вопящие со страху; жеребята с круглыми от ужаса глазами, жмущиеся к матерям; испуганные, но решительные жеребцы самого простецкого вида, растерянные, но бесстрашные, словно им нечего больше терять, вооружённые чем попало – кто вилами, кто оглоблями. Толчея, катящиеся в разные стороны повозки со скарбом и ранеными, нарастающее смятение. И над всем этим слитное: «Война!» Признаюсь, я никогда не трезвел настолько быстро, как в тот момент. Не мудрствуя лукаво, мы с сослуживцами выцепили из толпы самого горластого пони – и карьером в расположение части, на ходу пытаясь вникнуть в монолог задыхавшегося штатского. Тот бормотал про отряды вооружённых странными самострелами бескрылых драконов, которые двигались с севера по нескольким дорогам и могли с минуты на минуту подобраться к городу. Капитан наш был не промах: скомандовал надевать все доспехи, какие были, отправил бо́льшую часть роты в город для возможной обороны и прикрытия эвакуации гражданских, буде это понадобится, отрядил половину отделения на склады за недостающей амуницией, вестовому пегасу приказал быть на «низком старте». Не прошло и получаса, как со стороны центра городка раздались какие-то хлопки. Вскоре прискакал рядовой из наших и, вращая глазами, рассказал, что враг уже в городе, он многочисленен и владеет смертельным оружием; однако отход гражданских пони надёжно прикрыт не без помощи местного мага, посеявшего ужас во вражеских рядах; с нашей стороны убитые и раненые. Вестовой тут же умчался в штаб ближайшей армии с донесением, я и оставшиеся офицеры, надев шипованные накопытники, во главе с капитаном бросились в город на подмогу. Над домами уже поднимался дым, тянуло гарью, в которой угадывался запах сгоревшего пороха, однако глупо было ожидать, что недавно там показывали увеселительные фейерверки. На задворках нам попался первый труп ящера с проломленной головой: тупая морда с разинутой пастью, ничего не выражающие остекленевшие глаза... Поджатые в агонии окровавленные передние лапы с металлическими накладками на когтях закрывали приклад диковинного стального самострела с длинным узким дулом. В нескольких шагах в луже крови лежала кобыла с выпоторошенным брюхом; багрово-чёрный запёкшийся след тянулся в пыли на несколько десятков шагов. Я с трудом подавил инстинктивное желание бежать прочь без оглядки... Чем дальше к центру города, тем больше попадалось мёртвых тел; увы, пони среди них было явно больше, чем зубастых тварей. По мере того, как мы преодолевали улицу за улицей, хлопки выстрелов слышались всё ближе, и когда показались импровизированные баррикады возле домов, которые незадолго до нашего появления обороняли наши товарищи, пальба слышалась уже совсем близко. Переулок был усеян трупами; тяжёлый смрад пролитой крови и обугленной плоти смешивался с запахом гари от разгоравшихся пожаров; в дымном мареве можно было разглядеть валявшиеся у перевёрнутых повозок туши ящеров, дальше по улице ощущалось какое-то движение. Я поспешно вызвал рогом яркую сигнальную вспышку. В одном из окон почти сразу сверкнуло в ответ. В здании, окружённом баррикадами, вскоре приоткрылась дверь, из неё высунулся один из наших пирокинетиков и махнул нам головой в глухом шлеме. Тут же раздалось несколько выстрелов – мимо нас просвистели снаряды самострелов; пиромант высунулся чуть дальше, коротко дёрнул головой, окутавшейся оранжевым ореолом – и тут же из-за баррикад вырвалось высокое пламя, послышался полный боли и страха многоголосый рёв. Капитан рванулся к двери, а мы старались не отставать. Это было здание ратуши. В холле царил страшный беспорядок: громоздилась изломанная и повреждённая огнём мебель; сорванные со стен закопчённые дубовые панели, прошитые дырами от выстрелов, валялись в беспорядке; в углу высилась гора обожжённых туш ящеров. Пригнувшись, мы быстро перебежали во внутреннее помещение – в холле было небезопасно. Короткий охраняемый коридор привёл нас в просторную и почти целую приёмную. Сослуживцы вытянулись, отдавая честь; то же самое, как смогли, попытались сделать раненые из тех, кто был в сознании. Помещение служило одновременно и штабом, и лазаретом, и даже лабораторией; густой потный дух смешивался с гарью и слабой вонью химикатов, порождая в воздухе странный коктейль из запахов.

Пока капитан принимал рапорты взводных, я быстро осмотрелся. В большом зале собрались почти все наши. У каждой из трёх дверей стояли пони с копьями наперевес. Бравые гвардейцы выглядели оторопелыми, но старались не подавать виду. Почти все были облачены в уже местами побитые парадные доспехи, совершенно не годившиеся для боевых действий; незащищённые части тел несли множество царапин и лёгких ранений. В одном из закутков в окружении сосудов с какой-то алхимической дрянью – насколько можно было судить по знакам на этикетках — сгрудилась тройка наших пиромантов, рядом нервно пригарцовывали незнакомые юные кобылицы с почти одинаковыми знаками колб на белоснежных бёдрах. Одна из них что-то объясняла, поднимая в воздух отдельные баклажки, другая, похоже, находилась в полной прострации, часто-часто моргая левым глазом, над которым пламенела глубокая царапина; иногда с её рога срывался несильный магический разряд, отчего ближайшие пони недовольно отшатывались.

В другом углу помещения медитировал над ранеными ротный фельдшер. Четверо товарищей лежали без сознания; один из них, с туго перевязанным животом, пребывал в тяжёлом забытьи, судорожно дёргая ногами; фельдшер пытался унять судороги: его рог часто мерцал, по переносице катились капли пота. Ещё семеро раненых находились в сознании. Я невольно прислушался к тому, что говорил один из них. «...Колдун тутошний – эх, силён, жеребище! Невзрачный, из всех статей – один рог, а хвост самострелом! Вон каких учениц себе отхватил! Знает, стервец, толк в кобылках: приятное с полезным! Как он хвостатых-то погнал, а? Ещё скромничал: фокусы, мол, ничего особенного... А врезал – мы аж присели. Ящеров набилось – полная площадь, по соседним улицам расползаться начали. Чуял я, что вот-вот в атаку пойдут. Упредил их колдун, засветил рог. Волна пошла на ящеров, но меня и всех наших, кто близко стоял, тоже немного задело: всё вокруг почернело, как на старой ленте синематографа, закружились серые мухи, ноги разом ослабли, захотелось убежать как можно дальше, забиться в какую-нибудь нору и там умереть... Хвостатые и вовсе обезумели: все как один бросились бежать, слепо, с рёвом, со страшным воем... Лезли друг через друга, не разбирая дороги, топтали всех на своём пути, бились в стены, вламывались в дома. Своих передавили несчётно, а перестреляли в панике ещё больше. Теперь они притихли. Или не знают, чего от нас ещё ждать, или ждут подкреплений.»

Капитан выслушал рапорты, немного помолчал, затем громко произнёс, обращаясь ко всем присутствовавшим: «Господа... и дамы! – все взоры обратились к нему. – Не могу сказать, что пони могли ждать чего-то в этом роде, но, похоже, в нашей родной Эквестрии разразилась война. Масштабы вторжения совершенно неясны, есть только предположения о его источнике. Армия предупреждена, но скорость её реагирования – для меня самого загадка; не удивлюсь, что заплывшие жиром армейские мозги и вовсе могут воспринять депешу как несмешную шутку... Поэтому пока мы можем рассчитывать только на собственные силы и на во многом сомнительную поддержку местного интендантского корпуса. Здешний маг отправился к порталу, откуда, предположительно, появились захватчики; если в течение ближайших часа-полутора не произойдёт ничего, что сможет навести нас на мысль об успехе его – буду откровенен – скорее всего, самоубийственной миссии, мы передислоцируемся в район армейских складов. Маг оставил указания насчёт применения кое-каких алхимических припасов, поэтому наш отход, да ещё при поддержке пиромантов, в теории должен пройти без сучка и задоринки... тьфу-тьфу! Словом, удачи нам всем, да здравствуют принцессы и да хранят они нас!»

Капитан быстро расписал детали отхода и обязанности, поэтому через несколько минут мы собрались и выдвинулись на всех пара́х, как ломовики-железнодорожники. Нас сковывали только раненые, но для них, к счастью, нашлись уцелевшие телеги. Прикрывали нас пирокинетики, и даже ученицам чародея работа нашлась: кобылки призывали молнии с чистого неба. Грохотало не хуже, чем в бурю.

…Капитан вздохнул и замолчал.

– Как всё прошло? – спросил я.

– Теория, конечно, разошлась с действительным театром, – ответил он немного погодя. – Наш прорыв я помню плохо. Вспоминается, как мы неслись во весь опор под градом из снарядов. Порох у ящеров оказался никудышным: из трёх-четырёх попыток выстрелить успехом венчалась только одна. Это многих из нас спасло. Мы, конечно, получали этих ядрышек в зады и куда придётся достаточно, и некоторые пони от этих, казалось бы, не смертельных ран потом умерли… Хуже всего для меня было то, что у этих ящеров нашлись взрывные припасы. Не повезло мне наткнуться на группу противника, обошедшую наше временное прибежище с другой стороны. Наши их растоптали в кашу, но прежде я своё получил сполна. Не успел доскакать до супостата, как вдруг – ослепительная вспышка! Почувствовал только, как тело и ногу слегка резануло, но не придал значения. Выметнулся из дыма – голова звенит, как колокол, в глазах темно, едва вижу, что вокруг творится, и тут понял, что не могу ступить на правую заднюю ногу. Что такое? В кажущейся тьме прискакал на трёх ногах вместе с нашими к форту интендантов, хотя это, конечно, никакой был не форт, а так – склады с низким палисадом и заборчиком сомнительной крепости… и только там упал от потери крови. Зрение прояснилось, я обернулся и как только на ногу посмотрел – сразу глазки закатил. Нет, не подумайте, что сомлел от увиденного – крови я не боюсь, просто вид лохмотьев, в которые обратилась нога от скакательного сустава и ниже, сыграл роль «последней капли»… Час провалялся без памяти. Не стану описывать бедлам, который творился у интендантов: они тихо паниковали, поэтому всем распоряжался наш капитан, хоть и пребывавший на грани срыва, но головы всё-таки не потерявший. Только по его приказам они пытались делать что-то осмысленное, из командиров никто больше не мог до них докричаться. Я лежал прямо во дворе, в пыли, с наскоро прижжённой ногой: ждал, пока до меня очередь на ампутацию дойдёт. Стреляли непрерывно. К тому времени, как ни странно, уже какие-то армейские части подоспели, даже несколько звеньев пегасов в небе пробарражировали. Когда пришла моя очередь, маги-лекари были уже чёрными от усталости. Да…

Капитан хлебнул сидра.

– Стало быть, влили в меня с полфунта или больше яблочной водки, сунули, значит, палку в зубы, посветили обезболивающим – слабенько, вполсилы, – и ну кромсать. Ничего, пережил, но порычал, как цепной пёс, со скрежетом зубовным. Вы, может быть, не поверите, но все события прошли отстранённо, словно не со мной. Понаблюдал в полузабытьи из-под рогожки, как толпа интендантов вкупе с нашими гвардейскими жеребами, отбились от прорвавшихся ящеров, видел, как те в панике забывали идти на двух ногах, падали на землю и уползали, точь-в-точь будто аллигаторы – видал одного в зоопарке и скажу, что родня он им, определённо! В каком виварии ящерам разум придали – одному лишь Дискорду ведомо! Беспорядочно носились пони, враг стрелял всю ночь и всё следующее утро, грохотали взрывы, но совсем редко. К середине дня, как видно, армейские всё-таки раздавили зубастых бестий. Вражеский экспедиционный корпус, и без того не шибко вымуштрованный, разбился об героизм пони, чьё вооружение состояло в основном из одних копыт. Только тогда я смог успокоиться и заснуть тревожным сном. Почему-то прекрасно помню, что мне тогда приснилось: я безостановочно бегал жеребёнком по лугам на четырёх здоровых ногах…

Итог своему тяжёлому рассказу капитан подвёл так метко и убедительно, что мне, как журналисту, решительно нечего к этому прибавить:

– Вот вы, дружище, спрашивали, было ли мне тогда страшно. Вопрос очень непростой. Поначалу страх почти не осознавался. Когда всё закончилось, и я пролёживал бока в лазарете, пришёл... нет, даже не страх, а самый настоящий ужас, первобытный, слепой, чуждый всякой рассудочности. Ужас осознания уязвимости всех и каждого пони перед любой серьёзной опасностью. Откроется ли другой портал, разверзнется ли Тартар, или, может быть, явятся ещё какие-нибудь неведомые твари со своим неведомым оружием – а мы не готовы. Понимаете, друг мой, СОВЕРШЕННО НЕ ГОТОВЫ! Мы – бессмысленное стадо на убой! Идти против огнестрельного оружия без должной амуниции, с парадными копьецами – сущее безумие, форменное самоубийство! Ни одно магическое средство, насколько сильным оно ни было, не совладает с целой армией! Однако сдаётся мне, что никто в государстве до сих пор не хочет этого понимать...

Мне оставалось только печально кивнуть.