Сто проблем стоматолога

1. Возможность помолчать

В эту лунную ночь, обливавшую все в округе прелестным сиянием, бликующей в каждой лужице на дороге, почему-то жутко не хотелось спать. Часы на стене медленно дотикивали второй ночной час, и в этот момент дверь на балкон у одного из домов на окраине Понивилля неслышно отворилась.

Грузный единорог средних лет, вздохнув, развалился на широком кресле, выставив задние ноги вперед и, рыкнув, потянувшись.

«От оно как,» — подумал он, глядя полузакрытыми, но не сонными глазами на ночное черное полотно, проткнутое сотней иголочек в самых разных местах. Еще раз основательно потянувшись, он раскрыл черную коробочку где-то в два копыта длиной, лежавшую на столе. В большую деревянную трубку отправилась порция сушеной травы, затем была утрамбована там стеклянной палочкой. Наконец, головка спички вспыхнула в ночи, как яркая звездочка, и тонкая деревяшка упала в жерло трубки, откуда незамедлительно повалил белый дымок.

Мята вперемешку с рододендроном едва ли не обожгли его легкие, и, сделав один вдох, пони закашлялся. «Хорошая штука,» — подумал он.

Он позволял себе курить трубку бессонными ночами, когда его голова была в особом настрое – настрое размышлять и предаваться празднеству бесцельного обдумывания того, что происходило вокруг него. Убрав коробочку под стол, он обнажил визитку, которую забыл отдать последнему клиенту в его страшной, местами невыносимо кровавой работе. «Туф Шейп, стоматолог, Понивилль, 44-12-39» — гласил кусочек картона, за приветливой улыбкой, нарисованной на стилизованном зубе, пряча триллионы часов адских мучений, на которые пони приходили добровольно.

Туф никогда не любил свою работу так, как это делают хирурги или реаниматологи – его копыто не жали на разборах полетов, а его халат не носил орденов «За проявленное мужество и смекалку в спасении рода пони» или как там это точно формулировалось. Но тем не менее – в условиях бытовой антисанитарии, которая в Понивилле процветала сплошь и рядом, стоматит здесь царил, казалось, испокон веков и только недавно, около двух лет назад, когда после очередного разрушения жилых кварталов Кантерлота огромным демоном-кентавром Тиреком, и когда Туф с семьей приняли волевое решение переехать к новому дворцу новой принцессы, этот самый стоматит был вынужден вступить в неравную схватку с бормашиной и под победоносные вопли пони(«А-а-а-а-а! Убери-и-и-и-и!») был вынужден ретироваться глубже в страну, где, судя по всему, и окопался.

Впрочем, этот факт совершенно не мешал Туфу получать свое: даже после всех страданий, пони обычно оказывались куда счастливее, чем были – возможность снова жевать даже самые твердые яблоки зачастую была куда вожделенней, нежели чем страх перед пони в белом халате.

Вот только неделю назад он лечил рот одной местной старушке зеленого цвета. Новые протезы из Пфердштатта, изготовленные с присущим местным пони этого города качеством, сели на остатки зубов Грэнни Смит как влитые – и через два дня ему передали несколько десятков яблочных пирогов в благодарность – потому что знаменитые «Эппл Хард» снова покорились зубам старушки, так любившей их в свое время. Пришлось срочно раздавать пироги и едва ли не давиться ими – подарок был такой щедрый, что грозил сгнить до того, как закончится.

«И все же,» — думал Туф, — «вот сижу я. Сзади спит моя жена, в комнатке под чердаком на двухъярусной кровати лежал маленькие Итси и Бриззи, а внизу стоит темная комната, отделанная кафелем, в которой стоят мои адские принадлежности. Жизнь налаживается, долги выплачены, мы даже уже начали копить на отпуск… Жизнь хороша. Но почему я чувствую, что чего-то не хватает?»

На эту странную, закравшуюся в голову мысль стоматолог не мог дать ответа. В ВУЗ’е, где он учился, философию он отчаянно не посещал, распивая сидр в баре «У Джэйла», да и плевал он на все эти смыслы жизни, существования и «мышления в категориях экзистентности», которые так любили некоторые из его группы. У него был дом, семья, работа – и буквально до сегодняшней ночи он никогда даже не думал о том, что в этой полной, насыщенной ежедневно жизни он сможет, пусть даже частично, потерять себя.

«Кто я? Какова моя роль в этом мире?» — задал он себе вопросы, и выдохнул томную струйку мятного дыма. Покачав головой, он пришел к странному для себя выводу, который, хоть и казался простым, почему-то не влезал в рамки такого простого понятия, как «пони». Он сказал себе – «Я стоматолог,» и наглый голос внутри парировал: «но ты же муж и отец».

«Как одно другому мешает?» — спросил он сам себя, и сам себе же дал ответ: «Ты видишь смысл жизни в своих детях, не так ли? Так что же твое призвание?»

Прошло пять минут переворачивания пласта жизни от начала до конца. «Я опять брежу,» — с грустью подумал он, высыпая содержимое своей трубки, и снова, в сотый раз говоря себе, что завяжет с курением.

— Туфи-Пуфи, — раздался голос позади него, — что с тобой? Опять бессоница? Тебе чай принести?

— Я бы не отказался, Деми, — ответил он, повернув голову. Там стояла милая, совсем слегка полноватая кобылка-земнопони лилово-розового оттенка с такой же гривой. Свои большие заспаные глаза она устремила прямо к нему в мордочку, затем подошла, поцеловала его в лоб и села рядом.

— Я посижу тут пять минут, потом принесу чай, хорошо, Туфи? – спросила она, заискивающе глядя на своего мужа.

— Ты еще спрашиваешь… Я только за, — ответил он, подвигая второй стул к себе поближе с помощью телекинеза.

Сев на стул рядом, кобылка положила свою голову на плечо единорогу, и прикрыла глаза. Ее рот подернулся в легкой влюбленной улыбке.

— А помнишь, как мы тогда напились и поехали в Сталлионград за два дня до моих экзаменов?

— Еще бы, — слабо улыбнулся Туф, — как мы потом срочно ехали обратно. Это разве забудешь…

— Почему мы больше не делаем таких глупостей? – улыбка спала с лица Деми.

— Мы уже слишком взрослые и слишком многодетные для такого, — заметил единорог, и оба пони одновременно тяжело вздохнули.

Закрыв глаза, Туф впал в грезы.

Свадьба. Огромная зала с не менее огромным в его масштабе тортом, ждущим своего часа в сторонке.

«Туффгум Шейпкрафт, согласны ли Вы взять в жены Нордлэнд Демихуф?»

«Да.»

«А вы, Нордлэ…»

«Да.»

Звук поцелуя. Звук разделки торта. Звук закрывающейся двери. Звук плачущего ребенка. Звук сломанного дерева. Звук плачущей кобылки. Звук злящегося жеребца. Звук сыплющихся монет. Тишина.

Есть цена каждому счастью. И Туф это слишком хорошо понимал, чтобы оставаться таким же, как он был еще десять лет назад, когда ему было восемнадцать. Связанный по всем ногам заработком, детьми, налогами, отчислениями в пенсионный фонд, он пришел к выводу, что на свою свободу нужно заработать – и бы крайне удивлен, узнав, что это далеко не так. Достаточно было выбрать момент и уметь уехать из мегаполиса в деревеньку.

Здесь было куда спокойней. Да, ему все так же платили деньги, но отношения здесь были куда проще, чем могло показаться на первый взгляд. Помнится, один раз, когда он сидел в своей приемной, подкидывая кубик-шестигранник, к нему забежала розовая пони с невероятно запутанной взъерошенной гривой, отведшая к нему маленького жеребенка с криками «Срочно!»

Он тогда подумал, что, может, вышибло челюсть, защемило лицевой нерв или еще какое западание языка – он сразу положил его на стол и едва не исполосовал ему пол-рта своими инструментами, если бы не один факт – пони слишком много улыбалась. Тогда он спросил: «А что с ним?» и получил ответ, влетевший в его уши с поистине ураганной скоростью: «Ему-нужно-зубы-лечить-у-нас-вечеринка-а-он-не-может-есть-торт!».

В этой мгновенной фразе почему-то чувствовалась такая заинтересованность и глубокое соболезнование жеребенку, что Туф не мог устоять даже перед тем, что ему никто не пообещал оплаты.

«Тьфу-ты-ну-ты,» — подумал он, и спросил маленького: «Где?»

Жеребенок, недолго думая, тыкнул в рот копытом. Действительно, один зуб шатался. «Пфф… Тоже мне, проблема. Зуб-то молочный!» — сказал Туф и взял длинный дентальный зонд. Удар здесь, удар там, один вскрик – и зубик в лужице крови уже лежит на блюдечке, а врач уже положил антисептик и прижал липкой ваткой.

— Он не сможет есть торт еще двадцать минут. Потом надо будет выплюнуть ватку и убрать таблетку языком. Ее надо будет тоже выплюнуть. Но двадцать минут – не есть! Поняли меня? – сказал он голосом не врача, но отца.

Оба закивали. Тогда Туф отошел и показал копытом на дверь, мол, свободны. Жеребенок ушел счастливый, но, что было более поразительно, самая счастливая ушла розовая пони, хотя, судя по ее возрасту, это был точно не ее сын – какой-то левый для нее жеребенок сумел пробудить в ней чувства почти материнские, и это поразило Туфа. В Кантерлоте, «городе напыщенных зобов», такого было не увидеть по определению этого самого города.

Потом эта розовая пони в оплату пригласила его на вечеринку в свой дом, где он познакомился с заведующей Понивилльской больницей(стоит ли говорить, что эта несносная розовая Пинки Пай свела их на разговор специально, подойдя к этому со всей ответственностью). Разговор состоялся, они поговорили, выпили пунша и в результате него теперь на доме Туфа красовалась табличка «Филиал №1 Понивилльской больницы. Стоматология» и теперь, как бюджетный врач, он ежемесячно получал субсидии и деньги на содержание своей «лекарни» в нужном виде, а так же проходил годовую переаттестацию в Понивилле, а не в своей бывшей больнице Кантерлота, где его, как он был уверен, уже презирали за то, что он бросил мегаполис, как кобылку слишком легкого настроя, не сознавая, что Кантерлот всегда был той самой кобылкой.

…Легко скинув грезы и проморгавшись, он удивился яркому свету. Рядом, на его плече, все так же висела его возлюбленная, а перед ним стояла чашка с остывшим и покрывшимся пленочкой чаем. Туф улыбнулся. «Я так все и понял,» — подумал он, переводя взгляд на голубеющее небо. Их дом стоял балконом на запад, отчего солнце не будило их, давая возможность поспать: то и было к лучшему. Предварительно переложив голову Деми на подушечку, так кстати лежавшую на полу у кресла.Проверив часы(«Всего восемь часов!») и насыпав себе в чашку растворимый кофе из банки, да поставив чайник, Туф начал приготовления ко дню грядущему: открыл журнал, и, пока глядел на записи на сегодня, слушал, когда начнет клокотать вода в чайнике: он ее немного перелил, и не хотел, чтобы она вылилась.

Спустя несколько минут спустилась Деми. «Я думала, что ты заснул,» — сказала она, — «И, как ни странно, оказалась права».

— Ты – мое лучшее снотворное, дорогая, — заметил Туф, пока она подошла и обняла его за плечи сзади.

— Сегодня ко мне придет сама Мэр… Опять, наверное, пародонтит. Говорил я ей меньше питаться на всяких фуршетах и больше чистить зубы, но нет, занятость… Творит с пони убийственные вещи, — протянул он, осознавая, что все сказанное относится и к нему.

— Ты прав. Ладно… Когда там твоя мэр придет?

— Моя? Скорее уж общая, — сказал Туф и оба покраснели от осознания двусмысленности сказанного.

— Эм-м… Туфи, ладно, ясно. В общем, мне когда тебе новую форму достать?

— Часам к четырем. Тогда и достанешь запасной комплект, чтобы у нее не было желания придраться. А я пока поем… У нас осталась овсянка?

— Все в горшочке в духовке, — ответила Деми, — я пойду подниму детей, покормлю и – в школу. Я тебе нужна зачем-нибудь?

— Не, я сам все сделаю, у меня через час клиент, — ответил единорог и земнопони ушла наверх.

Вскорости оттуда раздался веселый гомон. Вся троица спустилась вниз, на кухню. «Привет, папочка!» — раздался веселый утренний смех единорожки Итси, а еще более маленький земнопони Бриззи, по своему обыкновению, более пугливый и смущенный, просипел: «Привет, пап,» — и оба уселились завтракать.

«Ешь больше, расти сильнее,» — гласила надпись на упаковке гречки с клубникой «быстрой варки», которую так любили маленькие, но завету следовала только Итси, а вот Бриззи съел полтарелочки и на этом закончил.

— Доедай, — сказала Деми, — тебе надо больше есть, чтобы вырасти сильным.

— Я не хочу, мам, — ответил маленький жеребенок.

— Дорогая, клади ему полтарелки. Будет филологом, — сверкнул глазами Туф, медленно поглощавший «медленную» овсянку вперемешку с чтением заметок из месячного журнала «Стоматология и Я».

— Нет! Не буду филологом, — запротестовал Бриззи и в три ложки доел кашу.

Вздохнув и изобразив на лице тотальное нечто, Деми сказала – «Так, дети, идите одевайтесь, через пятнадцать минут пойдем. Чтобы были готовы! Итси, ты за главную,»

— Ну почему-у-у она? – снова заныл Бриззи.

— Потому что она старше, а старших надо слушаться, — сказали Деми.

— Но ты же не слушаешься папу! А он старше тебя, — торжественные нотки послышались в голосе Бриззи.

— Ладно… Ты за главного, хорошо, — выдохнула Деми.

— Ура-а-а-а! – прокричал Бриззи, — слышала, Итси? Я главный!

— Хорошо-хорошо, пошли, главный, — кивнул Итси, и, проходя мимо мамы, подмигнула ей.

После того, как они удалились, Деми почесала затылок и посмотрела на Туфа.

— А я-то что? – сделал тот большие глаза, — но он тебя ловко. Ты забыла про то, что «слушаются старших только дети».

— А, да, точно… Надо еще разок перечитать книжечку по воспитанию… — сказала земнопони.

— Да ну в круп эту книжку. И так пойдет, — сказал Туф, — я в школе выше тройки не получал, а все равно вырос специалистом.

— Ну это кому как. Я-то хочу себе хороших детей, умненьких…

— Тупыми не вырастут. Успокойся, Деми, не расстраивайся. Ты сегодня что делаешь?

— Да там опять мистер и мисс Хуффингтон копытоприкладство творят, пойду к ним, надо разбираться. Не зря в службу социальной помощи семьям записалась – чувствую, что помогаю, хоть иногда и бывают некоторые прецеденты… -протянула Деми.

— Ну и славно. Да, у меня сегодня перерыв в четыре часа почти – я могу и до рынка сходить. Напиши на бумажке, что купить, я куплю, — предложил Туф и кобылка кивнула.

— Хорошо. Ну, мы пошли,

— Удачи, — сказал Туф, вставая со своего кресла и целуя свою жену в щечку, на что та ответила тем же.

— Тебе тоже, — улыбнулась та и выпорхнула с кухни.

Спустя полчаса первый клиент пришел. Туф принял его, как положено – с осмотром рта, слизистых и прочим. Проблема была тривиальная – дырка в зубе, что сильно мешала наслаждаться жизнью. Положив туда немного мышьячного реагента и подержав его там, Туф обработал дырку и как следует ее законопатил.

Следующий клиент был еще проще – всего-то воспаление слизистых. Получив наставление чистить зубы три раза в день и вдобавок банку концентрата, который требовалось разводить в воде и полоскать рот четырежды в день, он тоже удалился.

Туф остался наедине сам с собой, но не спешил снова замыкаться в своем псевдоодиночестве. Все-таки список продуктов, лежавший на столе, манил за собой на рынок, и единорог согласился на этот продуктовый зов, прихватив с собой кошелек да седельные сумки и весело потопав в направлении центра Понивилля.

На рынке, как всегда, было полным-полно пони всех сортов и мастей. В списке значились «помидоры, укроп, масло, молоко, питьевая вода, сахар, орегано».

«Что же ты задумала приготовить?» — думал Туф, ища первый продукт по списку среди прилавков и сопоставляя запрос с содержимым холодильников. Первое, что пришло ему в голову, была пицца. «Интересно, как бы я ее приготовил… Наполовину сырая, наполовину пережаренная… М-м… Вкусно-то как!» — усмехнулся он, глядя на помидоры.

— В моих помидорах нет ничего смешного, они здесь лучшие! – раздался слегка обиженный голос сзади прилавка. Оттуда немедленно высунулась полная ушастая морда.

 — Да какие они у тебя лучшие-то? Посмотри лучше на мои – и краснее, и сочнее… — тотчас же ответил голос откуда-то слева.

На рынке быстро завязалась перепалка. «И это все из-за того, что я усмехнулся?» — спросил сам себя Туф.

— Нет, это из-за того, что каждому из них хочется побольше денег. Ты здесь один из тысяч, из-за которых начинается знаменитое «гудение» сельского рынка. Что-нибудь скажи о товаре не то, что думает о своем товаре продавец – добро пожаловать в мир ругающихся базарок, — ответил кобылий голос откуда-то из-за прилавка с разными специями.

Туф заглянул туда, удивленный, что ему хоть кто-то ответил. Там сидела кобылка, но более никак ее не было описать: единственные демонстрируемые миру части тела были глаза и хвост – все остальное было скрыто паранджой.

Удивления его не было предела.

— Вы из понифата Мэйнистан? – улыбнулся он краем рта.

— Да, именно, — ответила она, — я думаю, вы понимаете, к чему я клоню. Ох… Муж идет, — сказала она и замолчала.

— Вах, дорогой, что хочешь? – раздался зычный голос с характерным акцентом прямо позади.

Туф, учившийся в Кантерлоте – мегаполисе интернациональном – был знаком с кое-какими обычаями понифата, и поэтому на всякий случай зажмурился – за разговор с чужой женой он мог и по морде схлопотать.

— Что жмуришься, дорогой? – раздался удивленный голос. Туф приоткрыл глаза. Торговец немного опешил от такого.

— Ну… Я с вашей женой заговорил… — не зная, что и сказать, выдал Туф, понимая, что, может быть, он делает непростительную глупость.

— Ах… — губы продавца изогнулись в уникальной восточной улыбке, — а ты, дорогой, вижу, знаком с правилами Мэйнистана. Слушай, я тут давно торгую, я знаю ваш культура – ничего, не бойся, мы не в понифате. Так что, дорогой, ты что-то хотел купить?

— Вообще-то да… Сахар и соль.

— О, дорогой, у нас хороший сахар и соль, отвечаю, — смуглый земнопони юркнул за прилавок и достал два мешка по полкило каждый, — всего за двадцать монет дам оба!

Туф задумался. С одной стороны, эти же два пол-кило он мог бы и за семнадцать отыскать в точке продажи хозяйства Холлоу Шейдс, но стоила ли игра свеч? Все-таки народ востока был народ горячий, Туф мог и получить за «обычаи». Но тут он припомнил еще кое-что.

— За семнадцать возьму, — сказал он.

— Вай, обижаешь. Самый хороший сахар даю! Самую соленую соль даю, а ты мне – семнадцать… Девятнадцать, — начал торговаться пони.

— Семнадцать, — снова начал Туф, — и ни медяка больше.

— Вай-вай, обижаешь… — пони задумался, — ладно, дорогой. Вижу, ты знаешь наши обычаи – за друга понифата отдам за восемнадцать.

«Семнадцать,» — уже хотел сказал Туф, но подумал, что, согласившись на такой аргумент, оба останутся довольны, а монет у него было больше сотни, так что одна не решала много.

— Хорошо, мистер, эм-м… — начал он, протягивая две бумажки в десять и пять и монетки на две и одну.

— Айрат, — ответил тот, принимая деньги и отдавая мешочки, которые единорог сразу же свалил в мешок, — еще что, дорогой? Мускат, анис, имбирь, кумин, барбарис, орегано…

Туф сразу же схватился за последнее название. Решив уж закупиться всеми специями в одном месте, он сразу же задал вопрос: «Сколько за орегано?»

— Тридцать монет за маленький сверток на шесть листов. Орегано – очень дорогой продукт… — начал было торговец, но Туф прервал его:

— Двадцать два.

— Двадцать девять….

— Двадцать три.

— Двадцать… Двадцать четыре – и ты берешь, дорогой, хорошо? – спросил Айрат.

— Беру, — протягивая еще денег, сказал Туф, получая свой сверточек, из которого несло душистым растением.

— Еще что-то? – спросил Айрат, но Туф, посмотрев ассортимент, покачал головой и, поблагодарив восточного пони, пошел дальше по рядам.

Дальнейшие закупки прошли без проблем, и вот уже спустя час Туф находился снова в своем доме. Еще через полчаса он обедал, а спустя час послеобеденного перерыва, к нему наконец-то пришла клиент его дня – сама Мэр.

Для этого специально был одет новый комплект формы, включая даже ротовую повязку, и были вычищены все углы до блеска. Когда раздался звонок в дверь, Мэр долго отказывалась верить, что перед ней дом стоматолога, а не повернутой на чистоте домохозяйки.

— Проходите, пожалуйста, — в нотках речи Туфа чувствовались одновременно и учтивость, и усталось от приготовлений дома.

— Хорошо, — Мэр, прямо не вытирая копыт, оставляя на линолеуме грязные отпечатки, прошла в кабинет и села на стоматологические кресло, на которое ей показал Туф.

Он сразу же взялся за дело: нельзя было оставить ту, от которой зависит его финансовое состояние, без самого лучшего сервиса, который он мог предоставить.

Надев маску, он внимательно осмотрел ее ротовую полость. На одной из щек, рядом с плохо залатанным кем-то зубом, красовалась большая гнойная бляшка. Аккуратно дотронувшись до нее металлическим зондом, он отметил, как зажмурилась Мэр.

Он отошел на шаг. Мэр приоткрыла один глаз. «Эфо фсе?» — спросила она сквозь нацепленный внутрь стоматологический расширитель.

— Боюсь, что я еще даже не начал, — сказал Туф и взял шприц. Наполнив его лидокаином, он сказал: «Сейчас будет немного больно, затем пощиплет. Но если я этого не сделаю, то будет очень больно. Понимаете?»

Мэр моргнула глазами в знак согласия.

Достав из холодильника несколько кубов лидокаина, Туф набрал их в шприц. Точными движениями он обколол десну над зубом, затем щеку с внутренней стороны и присел рядом. Через пять минут он достал зонд и немного потрогал гнойник. Лицо Мэра осталось неизменно безмятежным. «Хорошо,» — подумал Туф и взял скапель, тряпочку и дренаж.

Аккуратно надрезав мягкие ткани, он сразу же наткнулся на гнойный очаг. «Хорошо, что не глубоко, все будет без стационара,» — подумал он, вставляя дренаж и, манипулируя зондом, выжал весь доступный гной. Затем он с помощью тряпочки убрал кровь, и продолжил орудовать скальпель. Сделав небольшие продольные надрезы, он удостоверился, что больше жидкого гноя нет, и, взяв острую ложечкую, выскоблил всю поверхность больной капсулы. Но работа была еще не закончена. Он взял небольшую баночку, на которой было две этикетки. Одна гласила: «лаурет-цианид калия в никотинамиде-гидроксиле 0,8%V», а другая была куда проще, написанная от руки – «смерть-раствор I». Достав новый дренаж, и мастерски им оперируя, Туф нанес тонким слоем этот раствор внутрь раны, а через тридцать секунд соскреб мертвый слой тканей все той же острой ложечкой. Затем, промыв фурацилином, заложил ваткой с антисептиком.

«Вылизываешь зад чинам, Туф,» — заговорил в нем голос совести. «Смерть-растворы только для некротических масс же, зачем тратишь и так очень редкий и дорогой медикамент на простой гнойник?»

Сжав зубы, Туф ничего себе не ответил и продолжил свою операцию. Теперь дело стояло за зубом. Быстро раздолбив пломбу, Туф понял, что зуб умер – внутри него какой-то дурак забыл кусочек свинца. Он это сделать не мог, потому что не использовал свинец уже давно, предпочитая эти новые «смерть-растворы», если ему надо было срочно убить живые ткани.

— Вы обращались еще к кому-то?

Мэр еще раз моргнула. «Пфанфелот,» — сказала она, еле ворочая языком.

— К дураку попали, — хмыкнул Туф и добавил: «У вас один зубик теперь не живет. Его надо удалить, или кранты всему рту. Понимаете?»

— Фелайфе фто фам нао, — ответила Мэр. Туф истолковал это правильно, и вот уже в его поле телекинеза появились два зонда и щипцы.

Раз – и передняя кромка десны поддета. Два – и задняя повторила судьбу передней. Туф приготовился. На счет «Три», прозвучавший в его голове, он рванул зуб. Зонды так и остались висеть над пустой дыркой, а зуб вместе с большим куском корня уже был на изогнутом железном подносике, в то время как Туф уже клал в ранку антисептики и покрыл сверху ваткой с заживляющим.

Сняв стоматологический расширитель, он кивнул. «Вот теперь все,» — сказал он, — «через минут тридцать все ватки во рту выплюньте, сейчас ничего не ешьте, если пить, то только воду. Рекомендую два дня воздержаться от любой жесткой пищи, типа сухарей, пока струп на ранках не сформируется окончательно. Я удалил гнойник на щеке и вырвал зуб. Еще что-то беспокоит?»

— Нет, — сказала Мэр и улыбнулась краем лица, — вы знаете, мне даже как-то легче стало. Как будто комок ушел изо рта, прямо из-под зуба.

— Ну, это объяснимо, на самом деле, — прокомментировал Туф, убирая инструменты в паровой стерилизатор, и одновременно выкидывая зуб в мусорку рядом с ним, — когда зуб мертвеет, он начинает ощущаться как инородное тело. Скажите спасибо, что корень не воспалился – иначе мне бы пришлось это делать еще часа два.

— Сколько я вам должна? – вдруг спросила Мэр.

— Вообще-то у меня госаккредитация, — покривив губы, сказал Туф, — а за взятки у нас в Холдстоун посылают.

— А, точно, — почесала затылок Мэр и немного покраснела, — извините, мистер Туф. Я что-то в последнее время все памятую…

— Ничего страшного, — улыбнулся Туф, пусть и немного вымученно, — главное, что город в порядке.

— Это да. А, вот я еще что хотела спросить… Как вам Понивилль вообще? Вы же из Кантерлота приехали, я правильно понимаю? Всегда мечтала спросить у любого такого переездного вживую – что же вас тянет сюда?

— Ну-у… Скажем так, здесь чище все, от народа до воды в речках, — попытался красиво уйти от ответа Туф, но Мэр покачала головой, зная, что правда всегда немного глубже, чем говорят пони первой фразой.

— А если честно? – начала она стандартные дознавательные вопросы, но, к ее удивлению, Туф достаточно легко поддался:

— Вы проживите тридцать шесть лет в Кантерлоте, а потом выйдите на руины своего дома, что был раздавлен Тиреком, закурите, подумайте о том себе, которой вы не стали, а затем уже поймите, что так называемое «волевое решение» переехать на самом деле от полного безволия перед силой любой стихии. И сразу же поймете, где же истинно зарыта правда в плане чистоты. Думаю, вам ясна моя идея переезда?

— Более чем, — Мэр отвела глаза, коря себя за то, что спровоцировала своего врача на столь неприятный разговор: чувствовалось, что в голосе того была боль, старая, закоренелая, почти неощущаемая, но вместе с тем ее недопустимо было теребить, вновь поднимая эту тему, поэтому Мэр сразу же решила свести стрелки, изобразив то, что она вообще не поняла эмоций своего собеседника.

— Ладно, проехали. Так… А, я тоже хотел, в свою очередь кое-что спросить. Вы случайно не знаете, к кому можно обратиться по поводу ежегодной врачебной аттестации? Чувствуется мне, что я вот сижу-сижу, а завтра мне скажут, что решили перевернуть отношение к кодеину и анальгину vice versa, а раз не знаю, что это так, то вообще лох и нечего мне делать в медицине. Так, не знаете, кто в Понивилльской больнице ответственный за это? – спросил Туф, слегка отведя глаза.

— В этом году аттестации не будет, а вы разве не знаете? – удивленно спросила Мэр, — из-за того, что больницы перегружены почти до самого конечного предела после всех этих Тиреков, ротация лекарственных разрешений и фармакологических лицензий заморожена до конца этого года, а раз так – зачем проводить переаттестацию? Так что не волнуйтесь, лечите спокойно до Нового года – а там скажут.

— Сильно. Это, интересно, сколько кругов ада прошли предлагающие такое? У нас же каждый год до пяти процентов действующих врачей вынуждены платить деньги в казну за государственных курсы переквалификации, — не менее удивленно ответил Туф.

— Ну, судя по всему, все возможные, потому что я тоже была удивлена, когда мне и больницы прислали это решение и долго спрашивали, насколько это правдиво, — пожала плечами Мэр.

— Ну что же. Сделали, что одно, что другое – без разницы теперь. Кстати, а программу госаккредитации они не сократили? Все-таки весомый источник дохода потеряли, — сжав губы, спросил Туф, ожидая худшего.

— Боялась, что вы спросите. Да, сократили. Двадцать процентов на закупки оборудования и материалов, десять – на периодические издания, рекомендумые к прочтению и почти сорок – на зарплаты сотрудникам администрации. Впрочем, раз уж на то пошло – вы не администрация, так что вам бояться не стоит, но вот нового кресла вам в этом году не видать – у нас реаниматология переоборудуется, сейчас я уже почти готова выделить туда деньги из бюджета на закупки оборудования, а, сами понимаете, после этого другого не провести, — опустила взгляд Мэр, почему-то почувствовав себя виноватой перед этим пони. Впрочем, Туф среагировал внешне более чем спокойно, хотя внутри него вспыхнул и разлетелся маленький фейерверк из злобы на чиновников и непонимания глупости врачей, которые допускают подобное. Вот где-где, а в Кантерлоте врачи, чуть что, всегда бойкотировали все подряд, пока не начинали работать в комфортных условиях.

Туф не знал, как с этим обстоит дело в Понивилле, но он точно был уверен, что никто здесь не бастовал против сокращения бюджета на оборудование. Слишком крепкое и хорошее или врачи-дураки? Хороший вопрос, на который Туф, который появлялся в здание больницы один раз, чтобы заполнить все бумаги, не мог дать ответа.

«Будем надеяться, что не все так плохо,» — подумал он и пока остановился на первом варианте ответа. Мэр кивнула, словно угадывая его мысли.

— Еще что-нибудь? Надеюсь, вас не очень расстроило то, что я сказала, — с легким оттенком надежды спросила Мэр.

— Ну… Конечно, меньше денег – хуже медицина, но если так уж решили в Кантерлоте – ну, что мы можем поделать, — сказал Туф, подбирая губы и поведя левым передним копытом по дуге в сторону.

— Я бы помогла, но у меня и так бюджеты сокращены. Честно говоря, мне даже не очень приятно, что у нас дворец вырос. Теперь лишние траты обеспечены. Постоянно нужно обслуживать, кухни нет, санитарные нормы не выдержаны. Между прочим, бюджет Понивилля целиком – это треть той суммы, которая уходит, чтобы содержать Кантерлотский дворец в функциональном состоянии. А из-за замороженных ротаций мы не можем получить финансирование на набор дворцовых рабочих и обеспечение дополнительного персонала туда же, а без постоянного контроля и обслуживания интерьер ничем не будет отличаться от интерьера старого замка Принцесс в Эверфри уже через пять-семь месяцев, хоть этот дворец и маленький.

— Ну… Может быть, я в этом не разбираюсь, — честно признался Туф.

— Ладно… Я пока свободна? – спросила Мэр.

— Да. Не забудьте, пожалуйста, про ватки. И еще – мы с вами пять минут разговариваем, никакого дискомфорта не ощущаете?

— Нет. А должна? – забеспокоилась Мэр.

— Скоро ощутите. Когда снимете ватки, может начаться жжение, боли – не бойтесь, все это минут на десять, если не пройдет, приходите завтра, приму без очереди.

— Ладно, спасибо, — кивнула Мэр и ушла.

Туф вздохнул. Схватив все свои инструменты в охапку, он отправил их в стерилизатор, затем снял халат, маску, на которых виднелись маленькие пятнышки гноя, и отправил их в специальный черный пакет на стирку. «Деми придет – обработает,» — подумал он и пошел наверх. Удостоверившись, что ничего не оставил включенным, он снова спустился, написал на бумажке: «Пошел погулять. Буду дома часа через три, то есть в девять – хочу дойти до яблочной фермы и походить там в роще. Целую, Туф,» — и вышел.

Роща встретила его после получаса ходьбы мягкой подстилкой из листвы. Золотистые лучи яркого солнца пробивались сквозь листву взъерошенными локонами, а птички и белочки так весело скакали в вышине, что Туф, достаточно уставший от сегодняшней операции на Мэре, прилег и немного задремал на лавочке, стоявшей неподалеку на опушке.

Проснулся он от того, что на его носу оказалась мелкая лягушка. Вскочив на ноги, он немедленно смахнул ее с носа и посмотрел вверх. Солнце еще не зашло – ну что же, самое важное, что он еще, возможно, не опоздал – хотя днем дни длинные, могло быть и десять вечера.

Направившись в город, он первым делом взглянул на часы, расположенные перед ратушей. Они показывали полвосьмого, то есть Туф от силы проспал минут пятьдесят. Впрочем, ему этого было достаточно, чтобы слегка взбодриться и заработать небольшую тяжесть в висках – выбор времени для сна был и хорош, чтобы снять напряжение с головы, и чтобы обрушить на нее всю тяжесть дневного сна.

Туф поспешил домой. Пройдя несколько улиц, он остановился. Что-то нехорошее закралось в его голову. Почему он так решил, он не знал, но… Дверь в дом была приоткрыта.

Тихо подойдя к ней, он слегка толкнул ее копытом. Откуда-то слева раздался странный стон. Он пошел туда, тихо и аккуратно. Нет, не воров он боялся, он боялся чего-то другого, но чего – сам описать не мог.

Войдя в смежную комнату, он опешил. Казалось, что все тучи мира собрались здесь в большой купол: милая Деми изрыгала страшные проклятия в пустой угол.

«Что с тобой?» — спросил он, но она не двигалась, а продолжала стенать. Он тронул ее за плечо, но она отбрыкнулась и рассекла Туфу губу. Прижав маленькую ранку другой губой, Туф тогда подошел, нырнул прямо под кобылу и резко выпрямился таким образом, чтобы она повисла на его спине.

Отнеся ее в спальню, и, плачущую, положив на кровать, он снова прошел вниз. Набрав в шприц барбиталнатрия, он вернулся и одним точным движением заколол всю дозу кобылке в круп. Та взвизгнула, но прежде чем она успела дернуться, игла уже вышла из мягких тканей. Положив шприц в тумбочку, он лег рядом, молча крепко обнял ее, не давая двигаться, и дождался, пока этот препарат возымеет свое действие. Приняв решение расспросить ее обо всем завтра с утра, он сомкнул глаза, и, сомкнув глаза, тоже отправился в царство Морфея.