Радужный Рыцарь
Глава 12. Дорога на Кантерлот.
...Вечерело.
Мерный цокот копыт вклинивался в тишину вечернего тракта, в воздухе висели стайки мошек, танцующих в лучах заката.
Весь день пони шли почти молча, чтобы не глотать пыль на жаре, а теперь, когда стало немного прохладнее, постепенно завязался разговор. Впрочем, демонстративно игнорирующему дядю Дарк Дестроеру он быстро наскучил, и пегасенок снова нетерпеливо улетел вперед. Вслед за ним поспешила Свити Грейп, заявив, что ей надо насобирать травок и ягод для настойки.
Крошка Шейд же трусил себе по дороге, казалось, вообще не замечая ничего вокруг и попросту наслаждаясь прогулкой.
Когда подошла к концу очередная байка о похождениях благородного разбойника, рассказанная им самим, Спектра решила развить тему:
— Робин, почему ты делаешь то, что делаешь? Почему не режешь кошельки где-нибудь в Кантерлоте или Мэйнхеттене? Извини, конечно, но больше ты толком ничего не умеешь. И даже несмотря на то, что на твоей кьютимарке лук со стрелами, видела я лучников получше.
Неизменная улыбка на лице Робина стала немного грустной.
— В трудную годину всегда должен быть Робин Хуф. Символ того, что борьба не прекращается. Это... часть мифа Троттингема. Пока в Шорвудском лесу трубит мой рог, у пони всегда есть надежда.
— Надежда на что? – подал голос Санфлауэр. — Что ты придешь и стибришь их сбережения?
— Я никогда не ворую у простых пони, — немного обиженно заметил Робин, — и не думаешь же ты, что золото я закапываю где-то среди Шорвуда?.. Ну, я закапываю, конечно. Но, во-первых, не все, а во-вторых, когда мы вернемся из Кантерлота, я все верну законному мэру.
— А как тебя на самом деле зовут? – продолжил спрашивать пегас, которому в кое-то веки выпала возможность побеседовать по душам с главным врагом. — И как так получилось, что ты стал Робином Хуфом?
— Я говорил, что это часть мифа? Я не могу объяснить всего. И не помню прежнего имени. Все знают, что Робин Хуф — земнопони-лучник. Я уже рассказывал Спектре, что смутно помню, как шел по лесу в Троттингем. Зачем, откуда — я не знаю. Зашел на полянку и прилег отдохнуть. Когда очнулся, в копытах у меня были лук, стрелы, серебряный рог и остроконечная шляпа. И с того дня я знал, что меня зовут Робин Хуф. И какая бы у меня ни была кьютимарка раньше, теперь там лук и стрелы.
Робин замолчал, перехватив скептический взгляд Спектры Блоссом, которая была готова поспорить, что земнопони не говорит всей правды. Сейчас она испытывала чувства, сходные с теми, что одолевали шерифа. Робин Хуф так и не рассказал настоящей истории тогда, не хотел рассказывать и сейчас (а может, вправду не помнил, хотя все же верилось с трудом).
— Скажи, а хоть кто-нибудь поверил в эту историю про чудо? – спросил бывший шериф.
— Ага, Дарк Дестроер!
— Я имел в виду, кто-нибудь взрослый?
Робин насупился.
— А еще Свити Грэйп.
Спектра возвела очи горе и не выдержала:
— Да ей дай бутылку, она и в Снежную пони, что разносит подарки на День Согревающего Очага, поверит.
Кристальная пони шла вровень с Робином и не сразу заметила, что тот остановился и уставился ей вслед с неподдельным ужасом.
Спектра прошла несколько шагов, и только потом тоже остановилась. Оглянулась и, заметив выражение мордочки Робина Хуфа, воскликнула:
— Только не говори мне... О, стихии, за что мне это!
Санфлауэр только презрительно фыркнул:
— Пресвятая Селестия, и это ничтожество мнит себя легендой!..
— Заткнись, — сказала ему Спектра и подошла к земнопони, в глазах которого умирала детская надежда. — Робин, я не то хотела сказать. Она существует, конечно, существует.
— Ты меня просто хочешь утешить! Ты разрушила мои детские мечты!
Кристальная пони почувствовала себя донельзя неловко. Непонятно было, то ли Робин опять притворялся, то ли и впрямь имел такое жеребячье мировоззрение.
— Ну прости, — сказала кобылица. — Что я могу сделать?
С Робина моментально слетела грусть. Уши встали торчком, а на мордочке заиграла знакомая уже улыбка:
— Поцелуемся?
Спектра занесла копыто, чтобы влепить Робину очередную оплеуху, и тот зажмурился в ожидании удара... которого не последовало.
Разбойник осторожно приоткрыл один глаз и увидел, что Спектра опустила ногу.
— Это все равно что жеребенка бить, — убитым голосом произнесла она и двинулась дальше по дороге...
Робин побежал следом.
— Это значит — да? – с надеждой спросил он.
— Это значит — нет!
— Почему? – насупился Робин.
— Я тебе уже сто раз говорила...
Робин перебил и произнес, передразнивая Спектру:
— «У меня есть парень, и я люблю его»... И нечего на меня смотреть такими злющими глазами. Ты ведь сама сказала, что он, как и твой дом, и твой сюзерен исчезли в магической вспышке. Так с чего ты взяла, что они вернутся?
После этих слов Радужный Рыцарь молча отвернулась и ускорила ход.
— Эй, что я такого сказал? – спросил ее вслед Робин Хуф.
Санфлауэр бросил на него неодобрительный взгляд и ничего не ответил...
...Привал было решено устроить недалеко от дороги под раскидистым одиноким дубом. Здесь было все что нужно: ручей с чистой водой, петляющий куда-то вниз по склону и теряющийся в полях; небольшое возвышение; ветерок, сдувающий комаров.
Спектра Блоссом демонстративно игнорировала Робина, хотя тот неоднократно пытался завести разговор. Все время отворачиваясь, занималась ужином, а попытки подойти раз за разом натыкались на замечание не мешать.
Санфлауэр только посмеивался, лежа в небольшом отдалении, а Дарк Дестроер, отодвинувшись от дяди, увлеченно во что-то играл с Крошкой Шейдом, двигая по раскладной доске три вида фишек. Судя по изображениям, вырезанным на деревянных плашках, это и была пресловутая игра «Змеи и лисички».
— Р-робин, п-подойди на минуточку, — раздался вдруг голос Свити Грейп.
Земнопони, только что в очередной раз отшитый Спектрой, процокал к костру и увидел, что единорожка магией достает травки и ягоды из большой сумки на шее и, раздавив, пихает их прямо в бутылку.
Робин уже знал, что единорожка потом заколдует получившееся месиво, и то превратится в крепкую ягодную настойку.
— Ну что тебе?
— Ты что и вп-правду нич-чего не понимаешь? – спросила волшебница, глядя мутными глазами на атамана.
— О чем это ты? Она постоянно говорит о своей империи, о том, как ей было хорошо, о своем парне, который был то ли ихним принцем, то ли торговцем, или то и другое вместе. И...
— И это все, что у нее когда-либо было, — перебила Свити Грейп, из голоса которой вдруг пропал хмелек. — Вот представь, если бы у тебя в один миг забрали все, чем бы ты дорожил?
— Я бы еще награбил.
Свити Грейп вздохнула и, кажется, с трудом удержалась от фейсхуфа.
— Я говорю не про материальные богатства. Вот представь: Дарк, я и все мы внезапно исчезнем. Исчезнет зло в этом мире, и Робин Хуф больше никому не будет нужен. Представил?
Робин представил, и ему сделалось не по себе:
— Д-да.
— А теперь помножь это на два, и ты поймешь каково сейчас приходится Спектре.
— Ох, — вырвалось у Робина.
— Так что иди и немедленно извинись!
— Я пытался...
— Ты пытался не извиниться, а подкатить! – рассердилась розовая пони. — Давай, двигай!
Робин почесал в затылке. По его мнению, он и впрямь искренне хотел извиниться.
Кристальная пони услышала приближающиеся шаги Робина и вздохнула, отвернувшись. Этот жеребец с детской непосредственностью отказывался понимать, что было у нее на душе.
— Спектра, — раздался его голос, преисполненный деланного оптимизма, — ну не переживай ты так! Ну сгинули все кристальные пони, но ты-то жива! Начни все заново...
Робин Хуф прервался, когда увидел, как зеленые уши опустились, а до слуха донесся характерный всхлип.
— Спектра... – снова начал он, но кристальная пони прянула прочь, пригнув голову.
Треснули кусты, когда та ломанулась сквозь заросли прочь от лагеря.
В следующий миг голова Робина дернулась от подзатыльника, а строгий голос Свити Грейп произнес над самым ухом:
— Иногда ты ведешь себя еще хуже, чем Дарк Дестроер. Но его-то еще можно понять, он жеребенок, а у тебя какие оправдания?
— Эй, я всего лишь пытался ее подбодрить! И проявить любопытство относительно ее горя.
— Иди и проявляй любопытство в отношении кошелька шерифа, утешатель сеноголовый.
Робин довольно заулыбался и, развернувшись, собрался уходить.
— Стой! – спохватилась Свити. — Ты куда?
— Пойду поиграю с Дарком и Шейдом в змей и лисичек, а ты о чем подумала?
Свити лишь покачала головой. Она уже давно отчаялась понять, действительно ли Робин такой инфантильный или просто придуривается, прячась от реальной жизни под этой маской? Или вправду здесь замешана древняя магия, воплотившая легенду Троттингема?
Бывшая монахиня направилась следом за кристальной пони. Вскоре та обнаружилась на бережку ручья, где сидела и зло утирала бегущие без конца слезы. Мельком обернувшись на звук шагов, Спектра было подобралась, но увидев Свити Грейп, расслабилась. Очевидно, ожидала снова увидеть докуку Робина.
Розовая единорожка уселась рядом со Спектрой, тщетно пытающейся привести в порядок зареванную мордочку.
— Не сердись на него, — сказала Свити. — Он правда хочет помочь, пусть и по-своему.
Кристальная пони всхлипнула и снова плеснула в мордочку холодной водой:
— Дискордов болван, я его когда-нибудь прибью... – проворчала она.
— Не стоит. В противном случае Дарк Дестроеру и Крошке Шейду будет не с кем играть в змей и лисичек. Я знаю, что тебя утешит. Посуди сама: кристальных пони видели и после исчезновения Империи. Может быть, твой особенный пони был среди тех, кто спасся?
Спектра посмотрела в глаза единорожки. С такой точки зрения она еще не пробовала думать. Но робкая надежда и впрямь позволила заставить слезы прекратиться.
— А ты? – спросила она.
Свити многозначительно покосилась на флягу у себя на шее, а затем на Спектру.
— У тебя на все один ответ, да?
Волшебница только улыбнулась и приложилась к выпивке, после чего фляжка в сиянии магии подлетела к Спектре.
Та, вздохнув, протянула копыто, и вскоре обжигающая сладость прокатилась по горлу. Походило на вино со специями, что пили в Кристальной Империи, только гуще и слаще.
Подумалось, что бывшая монахиня может для многих найти слова утешения, в отличие от Робина.
Для многих, но не для себя...
...Бывший шериф, которого отрядили за дровами, безропотно отправился в лес. В конце концов, преступников не понадобилось даже ловить: они сами шли именно в том направлении, куда он и собирался их отправить. Вернее, отправить-то он их собирался на виселицу, но и пред очи Селестии – тоже годилось.
И положа копыто на сердце, Санфлауэр не взялся бы сказать, что бы сам предпочел на их месте.
Вечное напоминание о том, какой грозной может быть солнечная принцесса, каждую ночь всходило на небосклон. Что будет с простым пони, осмелившимся вызвать гнев богини, даже думать было страшно.
Но все же, кое-что не давало пегасу покоя. Вернее, кое-кто.
Племянник, с потерей которого бывший шериф уже было смирился, но чудесным образом нашедшийся. И словно в насмешку, теперь оказавшийся от дяди еще дальше, чем был, будучи потерявшимся.
«Я должен был догадаться, — думал серый пегас. — Дарк Дестроер – такое дурацкое имя мог придумать только Инки Спринкл. Но как же он ловко меня провел!.. Мне бы даже в голову такое не пришло».
Он принес ворох сухих веток и заметил, что из зарослей с противоположной стороны показались кобылицы. Они шли рядом и о чем-то с улыбкой переговаривались вполголоса. Подошли к игрокам в змей и лисичек и включились в обсуждение, оставив, таким образом, бывшего шерифа за бортом общения.
Сердце мужественного воина сжалось, когда он думал о том, что всю вину за свое одиночество последний оставшийся в живых член семьи возлагает на него, Санфлауэра.
Многие пегасы, да и вообще пони, не обремененные традициями родов, предпочитали жить, не заморачиваясь долгосрочными отношениями и ответственностью. Или по древним традициям табунов, когда и хозяйство, и отношения делились между несколькими разнополыми пони, жеребята воспитывались совместно. Но институт семьи с самого начала правления принцесс активно внедрялся в эквестрийское сообщество и рекомендовался королевским эдиктом еще со времен Дуархии.
Надо ли говорить, что согласно этому эдикту безгранично преданный божественной правительнице пегас начал искать свою особенную пони вместо того, чтобы состоять в беспорядочных связях с несколькими кобылами. И Силки Скай, любимая младшая сестренка, тоже пошла по этому пути, и вскоре встретила стражника Грей Фезера, что тоже был готов создать крепкую ячейку нового общества.
Какова же была всеобщая радость, когда от этой связи родился здоровый, шустрый пегасенок. Желтогривый, как отец, и с нежно-голубой шерсткой матери. Санфлауэр радовался рождению племянника не меньше сестры с зятем, но Манифестация Голодного леса перечеркнула все.
И теперь этот маленький ураганчик, раньше души не чаявший в дяде, просто ненавидел его. За то, что тот пытался оградить его от потрясений, скрыв горькую правду.
«Сделал только хуже», — подумалось Санфлауэру.
Он весь привал не спускал глаз с миловидного жеребенка, что демонстративно не замечал серого пегаса и все время пытался держаться подальше. Слушал смех и болтовню племянника, и чувствовал, как сердце обливается кровью от воспоминаний и ревности.
Наконец, Санфлауэр не выдержал и решительно направился остальным.
— Инки... – нерешительно начал пегас, подойдя вплотную.
— Не подходи ко мне! – огрызнулся Дарк Дестроер, взлетая в воздух.
— Дай мне хотя бы объяснить! – воскликнул бывший шериф, но племянник не дал ему закончить:
— Не желаю ничего слушать!
С этими словами пегасенок рванул куда-то за деревья, ловко лавируя между стволов.
Санфлауэр бросился было следом, но пусть ему неожиданно преградил Робин Хуф:
— Стой, не видишь, он не хочет с тобой общаться!
Пегас не уступил:
— Он мой племянник!
— Пару дней назад ты мечтал его повесить как моего сообщника!
Темно-серые крылья распахнулись, когда могучий жеребец навис над молодым земнопони:
— Ты не смеешь упрекать меня, — пророкотал Санфлауэр. — Ты, воришка и мятежник!
Но небольшой земнопони не уступил:
— Инки – свободный пони и может сам выбирать себе пример для подражания!
— И уж тем более ты не можешь быть примером для моего племянника!
Более молодой жеребец сделал попытку встать на дыбы, но вдруг между ними поднялась Свити Грейп, которая, привстав на задние ноги, грозно уперла передние ноги в бока.
— Шейд, слетай проследить за малышом, — переводя взгляд с Робина на Санфлауэра и назад, попросила розовая пони, и огромный фестрал бесшумно скользнул в заросли.
Спектра, уже готовая было вмешаться в жеребцовую потасовку, про себя в очередной раз отметила, что для своего размера Крошка Шейд может перемещаться просто сверхъестественно быстро и тихо. Кем же он был в прошлой жизни?
В следующее мгновение копыто ударило по уху Робина Хуфа. Тот отлетел в сторону и с удивлением уставился на Спектру Блоссом. Но та оставалась на месте чуть в отдалении и с интересом наблюдала за происходящим. В следующий момент такой же удар получил бывший шериф Троттингемский.
Оба жеребца перевели взгляд на Свити Грейп, что только что отвесила обоим по сильнейшей затрещине.
— Как вам не стыдно! – сказала она совершенно трезвым голосом. — Малыш узнал, что родители его не бросили, а погибли от когтей и зубов жутких чудовищ. И двое самых близких для жеребенка пони уперлись лбами как бараны, и начали нести околесицу о том, кто же из них лучший пример для подражания!
Санфлауэр сложил крылья и посмотрел на Робина Хуфа.
«Интересно, моя морда сейчас такая же красная, как у него?» — мелькнула мысль.
— А теперь – извинитесь! – потребовала Свити Грейп.
Жеребцы, бросив друг на друга испепеляющие взгляды, коротко соприкоснулись копытами. На морде бывшего шерифа при этом отразилась душевная борьба. Он еще раз обвел взглядом всех присутствующих.
— Иди к нему, Робин, — сказал он, наконец. — Ты для Инки был лучшим приемным отцом, чем я... просто потому, что в отличие от меня всегда был рядом...
Гнедой земнопони нашел в себе силы улыбнуться:
— Я поговорю с ним. По крайней мере, он тебя выслушает.
Санфлауэр кивнул так, как сделал бы это на светском рауте. Когда же Робин отошел, фыркнул под нос:
— Дарк Дестроер... пф!.. Надо же было додуматься до такого.
С этими словами пегас направился в лес, но в противоположную сторону той, в которой скрылись племянник и Крошка Шейд.
Спектра дернулась было за ним следом, но Санфлауэр оглянулся и сказал, слабо улыбнувшись:
— Я не сбегу. Не забывай, я дал тебе слово. К тому же, это я вас сопровождаю, а не вы меня. Мне просто надо немного побыть одному...
Радужный рыцарь остановилась и посмотрела вслед уходящему пегасу.
Удивительно, но не проляжет ли теперь между бывшими врагами хрупкий мостик доверия, возведенный одним и тем же чувством, привязанностью к Инки Спринклу?..
...Костер почти догорел.
Умаявшийся за день Дарк Дестроер уснул под крылом тоже задремавшего Крошки Шейда. Санфлауэр ревниво подметил, что когда племяннику было страшно по ночам, он точно так же приходил к нему и сворачивался комочком под широким крылом дяди.
Фестрал тоже быстро уснул: похоже, длительное нахождение среди дневных пони сместило цикл бодрствования ночного летуна, и тот теперь спал по ночам вместе со всеми. Да и на свету чувствовал себя довольно комфортно даже без очков с темными стеклами.
Все уже улеглись, хотя спала только половина маленького отряда. Спектра Блоссом, взявшая на себя первую вахту в ночи, сидела, отвернувшись от костра, чтобы глаза не привыкли к свету.
Робин Хуф перехватил задумчивый взгляд Санфлауэра, что тоже еще не спал, и спросил:
— А все же, скажи, почему ты решил сдаться?
Бывший шериф покосился на разбойника и пару секунд думал, прежде чем ответить:
— Несколько причин. Не последняя из них та, что я чуть собственными копытами не убил невиновную... Вернее, виновную, но не приговоренную к смерти.
Светло-зеленые уши Спектры Блоссом встали торчком, но воительница больше ничем не показала, что вслушивается в разговор.
— Кроме того, — продолжил шериф, — дальнейшая эскалация мятежа привела бы к кровопролитию. А я, вопреки утверждениям некоторых, вовсе не тиран и не убийца. Невиновные пони не должны гибнуть даже во имя великих целей. Зачинщиков и главных пособников восстания я бы вздернул не задумываясь, но чем провинились глупые крестьяне, которым запудрили мозги?
— Ты грозился повесить население нескольких деревень, — заметил Робин.
Пегас только фыркнул:
— Это был чистой воды блеф, чтобы спровоцировать мятежников на необдуманные действия. Рад, что вы оказались ровно такими наивными, как я предполагал.
— Тогда чего же ты идешь с нами добровольно, раз мы такие из себя виновные?
На этот раз серый пегас ответил без раздумий:
— Принцесса Селестия мудра. После разъяснений вас, главных виновников мятежа, даже если не казнят, то посадят в темницу, или изгонят. В случае же иноземки я бы настаивал на публичной порке.
Спектра Блоссом не выдержала и подала голос, по-прежнему не оборачиваясь:
— Размечтался, фетишист пернатый.
Пегас проигнорировал это высказывание.
— А что значит «публичная порка»? – спросил Робин.
Санфлауэр охотно пояснил:
— Это значит, что ее будут сечь кнутом на площади, при всех. Возможно, прогонят по городу и выставят вон, побитую и опозоренную. А толпа будет ликовать и поносить ту, что решила, будто умнее принцессы.
— Прямо праздник какой-то, — хихикнул Робин Хуф.
— Извращенцы! – сердито отозвалась Радужный Рыцарь. — Спать ложитесь!
Робин и Санфлауэр улыбнулись друг другу. В следующее мгновение обоих пронзило понимание того, что они делают, после чего жеребцы нахмурились и демонстративно отвернулись. Увидь это Спектра Блоссом, ей нашлось бы что сказать, но кристальная пони по-прежнему всматривалась в темноту в поисках ночных опасностей для мирно спящего лагеря...
...В полночь Спектра разбудила Крошку Шейда и сама прилегла на нагретый фестралом спальник, накрыв пускающего сонные пузыри Инки Спринкла дополнительным одеялом. Она уже приготовилась закрыть глаза, когда в темноте раздался голос Робина Хуфа:
— Спектра, а это больно, когда бьют кнутом?
— Очень. Спи.
Молчание продлилось почти минуту, прежде чем прозвучал новый вопрос:
— А тебя когда-нибудь пороли?
— Нет! — отозвалась кристальная пони поспешно.
— Тогда откуда ты знаешь?..
Радужный рыцарь вздохнула и не ответила...
...Спектра Блоссом пребывает в мрачном расположении духа.
Ее, заслуженного гвардейца, принц Морнинг Шейд выставил за дверь на приеме по поводу визита двух божественных сестер. Только за то, что она снова высказала в глаза наемнику Шнайдеру, что думает о нем и его отряде. В присутствии гостей.
Принц тогда очень рассердился, тут же велел Спектре идти домой и подумать над своим поведением. И пригрозил, что если радужная пони не извинится до завтрашнего полудня, он примет меры.
Спектра, полыхая от гнева, уходит к любимому и не высовывается из комнаты. Извиняться перед грифоном она и не думает. Очередное взыскание же в личное дело можно и пережить.
— Любимая! — зовет из лавки Грин Васаби. — Тебе письмо из дворца!
Спектра усмехается и идет вниз. Принц возвращает ее на службу, как всегда.
Запечатанный королевской печатью свиток дожидается ее на столе среди пустых баночек для специй: Грин Васаби ждет поставку из самой Зебрики.
Зеленый жеребец видит, как мордочка любимой, прочитавшей свиток, мрачнеет.
— Что случилось? — спрашивает он. — Тебя отстраняют?
Кристальная кобылица читает вслух:
— «Имперскому гвардейцу Спектре Блоссом, предписывается с восьмым вечерним часом явиться в Зал Боевой Славы Имперской Гвардии для отбывания наказания, назначенного в связи с дисциплинарным проступком сего числа. Также предписывается явиться рекомому Грину Васаби в качестве свидетеля и наблюдателя». Подписано сегодня в полдень, принц Морнинг Шейд Кристал, комтур Имперской Гвардии.
— Будут отчитывать? — спрашивает Грин. — А зачем там я?
— Не знаю. Обычно принц ругает меня приватно. Видимо, решил сделать это перед строем.
Грин Васаби смотрит на часы.
— Тогда давай собираться. Через два часа тебе... нам надо быть на месте. И помни, я всегда с тобой.
Спектра Блоссом улыбается своему особенному пони...
...В надраенных до блеска доспехах Спектра Блоссом входит в зал Боевой славы, громко лязгая накопытниками. Грин Васаби опасливо ступает следом в огромное помещение, залитое светом солнца и разноцветным сиянием близкого Кристального Сердца. По стенам висят штандарты и доспехи, стоят статуи героев прошлого. Стук накопытников гулко отдается под узорчатыми сводами...
Увиденное едва не заставляет Спектру сбиться с шага.
Помимо принца, здесь построены все телохранители: еще восемь пони, лучших из лучших, при таком же параде, как и сама Спектра. А еще тут же, явно нервничая, стоят Шарп Сайт и Сноу Лили, товарищи по первому кводу, но гибель Аметист Рейн, четвертого члена отряда, заставила друзей несколько отдалиться друг от друга.
Но еще, что заставляет Спектру в гневе сжать зубы, здесь присутствует и капитан наемников Шнайдер с каменным выражением на морде. Даже не смотрит.
Грина Васаби жестом подзывает Шарп Сайт, и зеленый жеребец, ежесекундно оглядываясь на любимую, встает рядом.
Принц Морнинг Шейд стоит между шеренгами гвардейцев. Спектра, чеканя шаг, подходит к сюзерену и молча склоняет голову в знак почтения.
— Спектра Блоссом, страж мой, — говорит принц Морнинг Шейд официальным тоном. — Вчера твое неподобающее поведение переполнило мою чашу терпения. Я в последний раз призываю тебя умерить свой нрав и принести капитану Шнайдеру извинения. Каков твой ответ?
«Выгонит, — думает Спектра. — Но знает ведь, что неправ».
— Мой ответ по-прежнему «нет», Ваше Высочество, — четко отвечает она, поднимая взгляд.
— Это твое окончательное решение?
Спектра не колеблется ни секунды:
— Да, Ваше Высочество.
— Хорошо же, — кивает принц. — Твоя дерзость и недостойное поведение заслуживают того, чтобы отстранить тебя от службы. Однако, как принц Кристальной Империи я слишком высоко ценю твою верность и боевое искусство, чтобы так разбрасываться кадрами. Тем не менее, как комтур своих телохранителей я обязан тебя наказать. И в данном случае я принимаю решение прибегнуть к древнему обычаю Империи, забытому, но все еще никем не отмененному. Принимаешь ли ты наказание от своего командира и сюзерена?
— Да, Ваше Высочество. Каким бы оно ни было.
Спектра старается смотреть прямо, но краем глаза видит, как капитан Шнайдер еле заметно кивает, будто соглашаясь с какой-то собственной мыслью.
— Похвально, — говорит тем временем принц. — В таком случае, твоим наказанием станут пять ударов кнутом в присутствии твоих сослуживцев, друзей и пострадавшей стороны инцидента.
Спектра не верит своим ушам. Она, конечно, учила историю гвардии и знала, что в древние времена дисциплина действительно зачастую утверждалась с помощью телесных наказаний. И даже более жестоким образом. Но сейчас?!
Немалых сил стоит сохранить бесстрастное выражение мордочки, хотя щеки и уши моментально и жарко вспыхивают. Принц Шейд приговаривает ее к порке? В присутствии... всех? И Шнайдера?
— Нет! — раздается крик Грина Васаби. — Прошу, Ваше Высочество, не надо!
Спектра скашивает глаза и видит, как ее любимого на всякий случай удерживают в четыре копыта Шарп и Сноу. Хотя по их мордочкам видно, что и они потрясены до глубины души.
Сослуживцы же остаются бесстрастны, а у Шнайдера дергается львиный хвост: явный признак сильных чувств. Впрочем, по глазам старого наемника ничего не понять.
Принц кидает взгляд на зеленого жеребца, и тот опускает глаза.
Серебристый единорог думает пару секунд и говорит:
— Принимая во внимание просьбу твоего особенного пони, Спектра Блоссом, тебе дается еще один шанс принести извинения капитану Шнайдеру.
Спектру вдруг берет злость. Она вскидывает мордочку на принца и смотрит тому прямо в пронзительно-голубые глаза.
— Ни за что! — зло кидает она, нарочно забыв прибавить «Ваше Высочество».
— Что ж, — принц остается спокойным, — гордыня наказуема. Адамант Хаммер, Свифт Сейбр, разоблачите Спектру Блоссом.
В синеватом сиянии магии перед всеми взлетает свернутый волосяной кнут. Спектра знать не знает, откуда принц откопал этот раритет Темных веков.
«Если он заставит друзей пороть меня, то после этого спектакля я уйду со службы», — мелькает гневная мысль.
Спектра не двигается с места, когда сиреневый жеребец и бело-голубая кобылица из телохранителей аккуратно снимают с нее броню, оружие и регалии. Шлем она снимает сама и снова с вызовом смотрит на сюзерена.
Кнут разворачивается в воздухе, и радужная пони невольно сглатывает.
— Повернись и стой спокойно, — велит принц. — Впрочем, можешь лечь.
Спектра только фыркает, разворачиваясь к королевской особе крупом. В конце концов, боли на тренировках и в боях она испытывала больше чем достаточно. Подумаешь, пять ударов! Она ободряюще улыбается Грину Васаби и товарищам по кводу и табуну.
Сердце, тем не менее, заходится от волнения. Принц Шейд не только приговорил ее к позорному наказанию, а еще и собирается сам его исполнить?!
Щеки и уши снова начинают гореть.
— Считай удары вслух, — велит принц.
Раздается свист, и спину обжигает первый удар. От неожиданности Спектра даже приседает, но тут же распрямляется снова. Нет, она не будет валяться на полу!
— Один! — громко говорит она.
Словно специально медля, накатывает боль, от которой мутится в глазах. Странно, учитывая, какие раны получала Спектра на службе. Но это как будто совсем иное.
Свист. Удар где-то в районе крупа, и хвост невольно поджимается.
— Два!
От стыда хочется провалиться сквозь кристальный пол. Но еще больше в сердце гнева, потому что негодяй Шнайдер видит ее позор. И друзья, что считали ее лучшей во всем, а она так подвела их ожидания. И самое страшное – Грин Васаби, особенный пони, бессильно наблюдающий за болью и унижением любимой.
Третий удар обрушивается на спину, и Спектра мысленно отмечает, что даже не слышит свиста.
— Три-и! — Голос все же надламывается, а в глазах все расплывается.
«Назад, проклятые слезы!»
Удар.
— Четыре! – Спектра кричит изо всех сил, чтобы голос предательски не дрогнул. Краем глаза видно, что Грин Васаби тоже плачет, закрыв глаза копытами.
Мгновения до последнего удара тянутся как часы. Но все же ожидания оправдываются, и вдоль спины вновь прокатывается волна обжигающей боли.
— Пя-ять!!!
Эхо крика Спектры еще пару секунд витает под потолком, но все уже закончилось. Слышны только сдавленные всхлипывания Грина Васаби, которого все еще держат сослуживцы, не давая вмешаться.
От стыда хочется бежать, роняя слезы и наплевав на все, но дисциплина все же берет верх, и Спектра поворачивается к принцу. Невольно хлюпает носом и зло утирается копытом.
— Я все равно не стану извиняться, Ваше Высочество, — говорит она, бросив взгляд на старого грифона.
Она ожидает злорадства, удовлетворения, но никак не сочувствия на морде своего врага.
— Уже и не требуется, — отвечает принц. — Ты можешь идти, Спектра Блоссом. Надеюсь, это послужит тебе уроком. Завтра возвращайся на службу.
— Слушаюсь, Ваше Высочество.
Она выходит из зала, забыв про парадную форму. От ее горделивой походки не осталось и следа, а ноги слушаются плохо: каждый шаг отдается огнем на шкурке. Очень хочется опустить голову к полу, но Спектра находит в себе силы держаться прямо.
В коридоре ее догоняет Грин Васаби. Осторожно обнимает и тыкается мордочкой в шею, что-то успокаивающе шепчет на ушко...
— Идем домой, — говорит он. — У меня есть чудесное снадобье...
Спектра всхлипывает и, обняв любимого, позволяет себе тихонько разреветься.
Перед ним ей не стыдно быть слабой, а друзья, очевидно, не выходят из вежливости...
— Спектра... – выдернул кристальную пони из воспоминаний голос Робина.
Та только отвернулась и раздраженно бросила:
— Спи давай!
Снова повисло молчание, нарушаемое только ночным пением цикад и тихим сопением спящих пони.
— Я бы не хотел, чтобы тебя выпороли... – наконец, снова подал голос земнопони, и Спектра не выдержала:
— Робин Хуф, отложи свои фантазии хотя бы до утра! – прошипела она громовым шепотом.
Ей все же было не по себе, когда она думала о том, что бывший шериф, возможно, прав. И что кто кого ведет к принцессе — это еще большой вопрос...
... Дома у Грина Васаби, как всегда, пахнет пряностями. Имперский гвардеец лежит на животе, а Грин Васаби смазывает ее чем-то холодным и успокаивающим. Спектра только сжимает зубы, даже не от боли, а от бессильного гнева и стыда.
— Потерпи, любимая, — говорит жеребец. — Сейчас все пройдет.
— Следы есть? — жалобно спрашивает Спектра, перед взором которой стоит картина исполосованной шкурки.
— Нет. Все чисто. Но не знал, что наш принц имеет такие наклонности...
— Ничего он не имеет, — перебивает Спектра. — Он на нас, своих телохранителей, внимания в этом плане вообще не обращает, хотя имеет полное право. И даже фаворитки у него постоянной нет. Ты и сам это знаешь прекрасно. И уж точно его не возбуждают всякие плетки, недоуздки и тому подобное сено.
— Тогда что на него нашло? — спрашивает Грин, продолжая мазать любимую гелем. — Что за спектакль?
— Это традиция... ай, осторожнее тут!.. В общем, он видимо решил, что это меня заткнет. Так вот, нет. Я не изменю своего отношения к Шнайдеру, даже если Его Высочество соизволит запороть меня до смерти!
— Не говори так, — вздыхает жеребец. — Даже если предположить невероятное, что наш повелитель сошел с ума, он ни за что не причинил бы боль из прихоти ни тебе, ни другим пони. Может, стоит задуматься над тем, что он хочет донести до тебя?
— Что бы это ни было, он что, решил вбить в меня это кнутом через круп?!
— Ну так, если через ушки не доходит, — усмехается Грин Васаби и игриво прихватывает зеленое ухо губами. — Ты у меня бываешь такая упрямая....
Спектра хихикает.
— Ты еще скажи, что тебе понравилось, как меня порют, — говорит она, но Грин тут же серьезнеет:
— Никогда так не говори, любимая. Если мне иногда и хочется отшлепать тебя, то это исключительно в рамках игры...
Спектра выворачивает голову и трется о шею особенного пони.
— Прости, Грин... просто я перенервничала. Не каждый день тебе надирают круп в буквальном смысле и при всех...
— Ну не при всех. Не на площади же...
— Еще не хватало!
Грин Васаби меняет тему:
— Там это... твои друзья пришли и принесли форму, что оставалась во дворце. Ждут внизу. Спустишься?
— Конечно... сейчас только, поскулю немного в свое удовольствие...
Сразу же следует кусь за другое ушко:
— Судя по всему, тебе и вправду лучше. Идем, твои друзья наверянка заждались нас.
Кристальные пони еще немного времени тыкаются мордочками, после чего покидают верхний этаж...
Спектра вздохнула. В голосе Робина Хуфа было такое искреннее сочувствие, что Спектре захотелось дать волю чувствам, разреветься и уткнуться в шею жеребца...
Она помотала головой и прогнала мысли, навязанные наступившей охотой. Копыто крепче взялось за золотой кулон, хранящий в себе образ любимого.
«Ох, Грин, — подумала кристальная пони. — Как же мне тебя не хватает!.. Я готова вытерпеть любую порку, лишь бы снова увидеть тебя... пусть даже публичную!»
Под эти мысли она тихонько всхлипнула в подушку и закрыла глаза. Сон пришел быстро: за день тело устало и настоятельно требовало законного отдыха...