Радужный Рыцарь
Глава 17. Дом там, где сердце.
Иллюстрация от ANTI_MOZG
...Уже светало, когда в Королевский сад Кантерлота вошли двое. Пару минут тому назад они, глупо хихикая, препирались со стражниками ночного караула, не хотевшими впускать в замок двух пьяных пони.
Но молодой жеребчик-земнопони вдруг вспомнил, что у него есть дворцовый пропуск, который и извлек, чтобы победно помахать перед недовольными мордами двух сонных пегасов.
Стараясь удержаться на тропинке, Спектра Блоссом опиралась на Робина Хуфа. Она еще пыталась что-то петь, смеяться, но мир окончательно потонул в туманном водовороте из вина, в груди разлилось приятное тепло, а где-то на краю слуха еще звучала чудесная музыка...
— Осторожно, тут статуя, — предупредил Робин, чуть корректируя курс неверной походки кристальной пони.
Спектра подняла взгляд и узрела гротескную химеру, застывшую в мраморе. Змеиное тело, разные крылья, лапы, рога и оскаленная в безумном хохоте пасть...
— Д-дискорд... – проговорила Спектра.
— Не ругайся, пошли скорее, — отозвался Робин. — Тебя ждет твоя мягкая, удобная постель...
— Я не... ик!.. ругаюсь! – заявила кристальная пони и, качаясь, показала ногой на изваяние. — Эт вот — Дискорд. Его пр... пры... принцессы... победили. Д-давно уже...
— Ну, подумаешь, глупая статуя.
-Эт не статуя... Эт он и есть. Тока... ик!.. окаменевший. Мне принц Ш-шейд... рассказывал... Так вот он где, оказывается.
Робин Хуф вздохнул:
— Кто-то сегодня выпил слишком много вина. Идем уже, любовь моя.
С этими словами он приобнял кристальную пони и повел прочь из сада... Та даже не протестовала, глупо улыбаясь в предрассветной темноте...
Путь наверх показался Робину Хуфу целым путешествием. Под конец пути с него уже градом катил пот, так как отключившуюся Спектру пришлось тащить наверх в гостевые покои дворца, а ни один ночной стражник, попавшийся на пути, даже не подумал предложить помощь.
Земнопони, на чем свет стоит костеря всех пьяных кобыл на свете, с трудом втащил свою ношу в комнату и с облегчением сбросил на постель. Хотел было уже уйти, но все же вернулся и укрыл вяло бормочущую кобылицу одеялом.
Вдруг помутившиеся от хмеля глаза приоткрылись.
— Робин, — улыбнулась кристальная пони.
— Агась, я. Давай-ка, проспись хорошенько. Тебя ждет незабываемое утро с головной болью, пересохшим горлом и прочими прелестями, о которых тебе многое может поведать Свити Грейп.
Он наклеил на морду неловкую улыбку. Так непривычно было видеть всегда уверенную, отважную Спектру Блоссом такой отчаявшейся и сломленной.
— Будь со мной этой ночью, — вдруг тихо проговорила та.
Робин непонимающе нахмурился:
— Что? Посидеть с тобой?
Спектра подалась вперед, и Робин почувствовал, как сильные ноги воительницы обняли его за шею:
— Ты... победил... Сегодня я твоя...ее... того?
Земнопоин почувствовал, как у него перехватило дыхание. Но не от страсти, как он думал, и даже не от шибанувших в нос винных паров, а от страха видеть Радужного рыцаря... такой.
— Спектра, ты пьяна, — выдавил он кое-как.
— Агась! – энергично кивнула Спектра Блоссом и чуть не свалилась с постели. — Пьяная, отчаявшаяся кобылка, которая хочет жеребца... Как раз такая, как тебе нужна. У меня охота, в конце концов, имею право я оторваться до конца?!
У Робина сжалось сердце при мысли, во что алкоголь превратил гордую, неприступную воительницу.
— Спектра... – тихо сказал он, — не надо так...
— Разве ты не этого хотел? — Воительница вдруг отстранилась, и, сбросив одеяло, провела копытом по телу. — Смотри, это для тебя сегодня! Всё как ты хотел! Делай со мной, что хочешь!..
Робин Хуф, стараясь не смотреть на раскрасневшуюся, возбужденную Спектру, попятился и замотал головой:
— В тебе говорит алкоголь, а не чувства. А я не такой, как говорит шериф!
— О! Так значит, я теперь для тебя недостаточно хороша?
— Спектра ты не так...
— Не так что? – перебила та. — Я все не так поняла, да?! Вот тебе!
В следующее мгновение в Робина полетела подушка. Жеребец не стал уворачиваться, и та, снеся с его головы шляпу, улетела в раскрытые двери. Следом отправилась походная сумка, и лязгнувший там котелок в кровь рассек бровь Робина, что снова и не подумал уклониться.
— Бери меня! – закричала кристальная пони, не замечая собственных слез. — Или убирайся!
— Спектра, — спокойно сказал Робин, делая шаг вперед и даже не думая утереть кровь. — Тебе сейчас не это надо, правда... Я, конечно, жеребец хоть куда, но соблазнять кобылок в таком виде...
Зеленое копыто нашарило последнюю, самую тяжелую сумку. Судя по лязгу, который та издала, в ней были доспехи Радужного Рыцаря.
В следующий миг импровизированный снаряд устремился в цель. Молодого жеребца силой удара вынесло за дверь, а вслед ему полетел искаженный слезами крик:
— Катись ко всем троллям!!!
Спектра Блоссом, избавившись от Робина, еще какое-то время рыдала в шелковую наволочку второй подушки. Как ни странно, это возымело немного отрезвляющее действие, и мысли пришли в относительный порядок.
Смутно вспомнилось, чем чуть не закончилась эта ночь, и на душе стало противно и стыдно. И не из-за Робина, а за свое недостойное чьей-то особенной пони и имперского гвардейца поведение.
Спектра высунулась в коридор и обнаружила мешки с вещами и доспехами, аккуратно приставленные к дверям. Робина нигде не было, и кристальная пони облегченно вздохнула. Положа копыто на сердце, она опасалась, что могла его серьезно ранить. Впрочем, на мешке с доспехами была кровь.
«Извинюсь перед ним завтра», — подумала Спектра и зевнула.
Близился рассветный час. Пожалуй, можно было отправиться в постель, но сначала хотелось немного освежиться.
Отправившись искать ванную, Спектра оказалась где-то в незнакомых коридорах, а навстречу, как назло, не попалось ни одного патруля стражи.
Зато встретился Санфлауэр. Случайно или нет, одурманенный выпивкой мозг не сообразил.
— Что я вижу, — сказал серый пегас. — Радужный Рыцарь после битвы с зеленым змием!
— П-пшел ты, — вяло огрызнулась Спектра Блоссом. — Уйди с дороги.
Пегас посторонился, но сказал:
— Никогда бы не подумал, что ты способна на такое.
Спектра только фыркнула и решила сменить тему:
— А где Робин?
— Он сейчас со Свити Грейп.
— Не боишься что он ее... того? – Спектра так сама не думала, но ей захотелось пнуть бывшего шерифа побольней.
Тот не смутился:
— Если бы он был таким мерзавцем, каким я его всегда себе представлял, то он бы дважды воспользовался ситуацией. Сначала со Свити, а потом с тобой.
— И с чего ты встал на его сторону, скажи, пожалуйста?
— С тех пор, как своими убеждениями вызвал гнев богини. Как встретил благородного гвардейца Кристальной Империи, честного, доброго и целеустремленного. Гвардейца, у которой была как железная воля, так и желание помочь несправедливо осужденным. И которая, похоже, решила попросту утопиться в вине.
После этих слов Спектра взорвалась.
В другой бы ситуации она бы извинилась, ей бы стало стыдно, но только не этой ночью. В этот раз она высказала в адрес шерифа, все, что думает.
— ...И подумай на досуге, гордятся ли жители деревни, в которой жила семья Инки, таким вот «защитником»?! – злобно бросила она под конец и побежала прочь по коридору.
Болезненно сжавший зубы шериф проводил ее взглядом. Умом он понимал, что кто-то просто слишком много выпил, но слова кристальной пони больно резанули по сердцу.
Спектра, достаточно отдалившись от шерифа, утерла злые слезы. Поучать еще будет тут, сатрап отставной!
До слуха вдруг донесся тихий мотив музыки, звучащий откуда-то со стороны галереи. Чей-нибудь концерт посреди Кантерлота в собачью вахту можно было сразу исключить, а значит, это была музыка мира.
Возможно, Спектра бы списала это на остатки разудалого веселья, но слабо различимый голос принадлежал никому иному, как принцессе Селестии. Слов было не различить, но интонации не оставляли сомнений. Потому что были похожи на то, что кристальная пони и сама чувствовала.
Спектра сама не заметила, как ноги понесли ее в ту самую галерею, где она сама упивалась горем и одиночеством еще сегодня (или вчера?) вечером.
И теперь там снова была грустная пони.
Глядя на все еще усыпанное звездами небо, на нескольких подушках лежала сама принцесса Селестия. Ее губы шевелились, и струны музыки мира отзывались в душе скорбными нотами...
Было видно, что чудесные глаза принцессы полны слез, и те начали течь явно не только что. Ни следа не осталось от спокойствия и уверенности дня. Аликорн сейчас не была похожа на древнее и мудрое существо, вознесенную в своем величии над всем живущим. И сейчас Спектра видела перед собой не богиню, а простую пони, обремененную чудовищной ношей собственной совести и не меньшей – долга. Чтобы быть сильной в глазах подданных, внушать надежду и уверенность, показывать свои чувства было нельзя, и не было никого, кому откровенности аликорна не нанесли бы вред.
Музыка мира было стихла, но принцесса снова подала голос, мягко полившийся в предрассветную тишину:
— ...Её не любили. Но та лишь терпела,
Глуша в своём сердце обиду и страх.
Но гордая старшая, зная об этом,
Замкнулась, помочь не сумев:
Когда озаряешь весь мир своим светом,
Родных слишком просто оставить во тьме.
Баюшки, Луна. Мир сну твоему.
Утро всегда мудреней…
Ветры, несите сквозь холод и тьму
Мою колыбельную к ней.
Сумрак развейте дыханьем тепла,
Не дайте одной загрустить.
Лýна, за что я тебя предала?..
Ах если бы всё возвратить…
И прости, если сможешь простить.
Голос аликорна надломился, но гармония музыки не нарушилась. Наоборот, Спектра почувствовала, как ее сердце сжимается от сочувствия к той, с кем она еще недавно готова была сойтись в бою:
— Конца у несчастья
Не предугадать.
Прошу, возвращайся.
Клянусь, я буду ждать.
Пускай Мирозданье
Свой ускорит ход,
И время изгнанья
Без следа пройдёт.
Пусть в эти сотни долгих лет
Снов тебе нашепчет лунный свет,
И прочь унесёт твой страх и боль.
А я хотя бы в снах смогу побыть с тобой.
Спи…
Спектра дождалась, когда мелодия смолкнет, и повернулась чтобы уйти. В голове все еще гулял хмель, и кристальная пони не знала, как ей быть с тем, что она только что увидела. Хотелось попить простой воды и завалиться спать.
— Можешь подойти, Спектра Блоссом, — произнес вдруг голос принцессы, и кристальная пони посчитала, что теперь уйти будет невежливо.
Она процокала по плитам балкона и встала рядом с лежащей аликорном, слегка поклонившись.
— Ты хотела что-то мне сказать? – спросила принцесса.
В голове был сумбур. Три волшебные мелодии за сутки – это было нечто из ряда вон. Впрочем, трудно назвать будничным случай, когда тебя вместо ожидаемой казни селят во дворце и не могут помочь исходя из собственного бессилия, а не злобы.
— Да нет, Ваше Высочество, — покачала головой Спектра. — Я просто... искала, где бы умыться...
На мордочке Селестии появилась едва заметная улыбка:
— И по дороге от гостевых покоев досюда пропустила как минимум три ванных комнаты.
Спектра почувствовала, что краснеет.
— Простите, Ваше Высочество, — сказала она. — Мы вечером немного...
— Я почуяла. Похоже, что не «немного».
Спектра вдруг ощутила волну раздражения, усиленную хмелем:
— Не собираюсь оправдываться! Я отделена от любящего сердца пропастью в тысячелетие!
— Я тоже.
Спектра осеклась и посмотрела на ночное светило, откуда безмолвно взирал лик принцессы Ночи.
В памяти всплыл образ темной-синей кобылицы, что на празднике Кристального сердца радовалась вместе со всеми, лихо отплясывала, и не стеснялась раз за разом прикладываться к горячему пряному вину. Как благодаря принцессе Луне над Императорским Шпилем каждую ночь раздавались чудесные песни ее ученицы, вселяющие в сердце радость и трепет...
Может ли бессмертный аликорн представить, что значит в одночасье лишиться всего? Единственной отдушины в бесконечной череде дел. Родственной души, что сейчас украшала лик ночного светила...
Взгляды кобылиц пересеклись.
Вновь перед взором пронеслись события сегодняшнего дня: прием, посиделки в пабе, терпкий туман опьянения... Гротескная статуя в саду под луной... Одолевающее сквозь винную пелену жгучее желание...
И робкая надежда, словно стрелой пронзившая сердце.
— Ваше Высочество, — проговорила Спектра. — Я прошу, сделайте со мной то же самое.
— Что? – не поняла принцесса. Или сделала вид, что не поняла.
Спектра показала наверх:
— Отправьте меня туда. На тысячу лет. К Вашей сестре.
Принцесса вздохнула и опустила взгляд:
— Я же говорила тебе, Радужный рыцарь, нет никакой возможности доставить тебя в будущее. Я знаю, это сложно, но попробуй все же смириться...
Спектра, в груди которой закипел подстегнутый вином гнев, повысила голос:
— Вы отправили свою сестру в изгнание на тысячу лет и не стали говорить себе «смирись»! – принцесса Селестия вздрогнула при этих словах. — Сделайте то же самое со мной!
— Моя маленькая пони... – начала было аликорн, но Спектра топнула ногой и резко перебила:
— Я не Ваша!
— Луна — бессмертный аликорн, тебя же развоплощение просто убьет...
— Не верю, что нет другого способа! – упрямо тряхнула головой кристальная пони. — Моя родина исчезла на века, почему я не могу так?
— Это проклятие, которое я не в силах наложить. А даже если бы была в силах, ни за что бы не прибегла к этой темной магии.
— Принц Морнинг Шейд, — сказала Спектра, и при упоминании этого имени Селестия еле заметно вздрогнула, — говорил, что Дискорд был заточен на тысячелетие безо всякого развоплощения! Элементами Гармонии. Я не верила, но сегодня увидела эту статую в саду!
— Ты не знаешь, о чем просишь...
— Я ХОЧУ этого!
Селестия не ответила, пряча глаза, и Спектра продолжила, очень стараясь, чтобы в голосе не были слышны слезы:
— Вы обнимете сестру через тысячу лет, а я?.. Я хочу увидеть любимого, отделенного от меня безжалостным временем! Вернуться в родную страну, неужели я прошу многого?
— Ты просишь меня своею волей превратить живую пони в камень... – почти прошептала Солнечная пони.
Спектра поняла, что здесь и сейчас окончательно решится ее судьба. Поэтому, собравшись с силами, устремилась в решительную атаку:
— Клянусь, Ваше Высочество, если Вы мне не поможете, я найду первого попавшегося кокатрикса и взгляну ему в глаза. А когда тот околеет от старости, я найду следующего. И так пока не нагоню во времени свою любовь или пока не погибну, пытаясь это сделать. И если мою статую в Вечнодиком лесу расколет шальной мантикор, то знайте: это Ваша вина.
Селестия еще долго молчала. Несколько минут. Потом подняла взор, и в ее глазах Спектра заметила слезы.
— Хорошо, Спектра Блоссом, — сказала она. — Я помогу тебе. Ты будешь в безопасности всю тысячу лет, и я смогу скрыть это страшное преступление...
Спектра, еще не до конца поверив собственным ушам, резко снизила тон:
— Это не преступление... я сама прошу... нет, я умоляю Вас... пойти на это один-единственный раз.
Селестия поднялась с подушек и расправила белоснежные крылья.
В ее глазах вспыхнул яркий огонь, и Спектра вдруг почувствовала себя действительно маленькой пони перед лицом древней силы. Остатки ночи в страхе заметались тенями по стенам замка, когда весь облик солнечной принцессы засиял неугасимым белым огнем.
Спектра уже слышала, как ужасающе может звучать Королевский Кантерлотский Глас. Но никогда бы не подумала, что можно говорить так тихо и при этом так грозно. Имперский гвардеец невольно присела и прижала уши, когда голос принцессы зазвучал холодно и даже угрожающе:
— Слушай же, Спектра Блоссом. Завтрашний день потрать на то, чтобы попрощаться с друзьями и обдумать все еще раз. И если все же не передумаешь, то приходи в королевский сад завтра в полночь.
Спектра почувствовала, как глаза влажнеют от непрошеных слез.
— Благодарю, Ваше Высочество... — кристальная пони, забыв о недавней вспышке, припала к ногам аликорна. — Благодарю...
Но лик Селестии остался суровым и пугающим:
— Не благодарности мы заслуживаем за деяние сие, но проклятия! Иди же и возвращайся в полночь. А лучше — передумай и живи новой жизнью!
Радужный рыцарь снова поклонилась и пошла прочь, подавив желание пуститься бегом. Сияющий свет сзади погас, и Спектра уже не слышала сдавленных рыданий, раздающихся с галереи.
От ночи уже ничего не осталось, и когда кристальная пони добралась, наконец, до кровати, солнце Селестии бросало из-за горизонта блики на утренний Кантерлот.
Сердце радостно колотилось в груди, а из глаз лились слезы радости и надежды, которых Спектра даже не замечала...
— Я иду к тебе, Грин... — одними губами прошептала она, глядя прямо перед собой. — Иду к тебе, любимый...
День был наполнен хлопотами.
Спектра проснулась, когда солнце Селестии уже висело довольно высоко в небе.
Голова была тяжелой и нещадно болела, а в горле пересохло, будто кристальная пони и не влила в себя сперва два бочонка вина, а затем – не меньше литра воды. Радовало из ощущений одно: «кобылья слабость», похоже, отступила, оставив после себя лишь чувство некоторой пустоты и неудовлетворенности.
Со стоном поднявшись с широкой кровати, Спектра поплелась в ванную. Постояв под холодными струями и вдоволь напившись прямо из-под крана, она вытерлась и вернулась в гостевые покои с целью валяться и дальше: несмотря на дурное самочувствие, душа ее пела, а сердце переполнялось диким восторгом.
Но не тут-то было.
Рядом с кроватью стояла Свити Грейп с очень, очень сердитой мордочкой. Причем пришла она явно не только что: дверь в покои громко скрипела, и войди единорожка даже когда Спектра была в душе, та обязательно бы услышала.
Выходило, что спросонья Радужный рыцарь даже не заметила, что была в комнате не одна.
«А могла ведь проснуться в обнимку с Робином или еще с кем, — грустно подумала она. — Стыд и позор. Суд чести и вылет с позором из гвардии».
— Итак, юная леди, — строго произнесла розовая единорожка, — потрудитесь объяснить Ваше отвратительное поведение. Как понимать вчерашний дебош, избитого Робина и еще кучу нехороших слов, сказанных своим друзьям?
Нежный голос единорожки ввинтился в больную голову имперского гвардейца подобно буру, но Спектра нашла в себе силы улыбнуться:
— И тебе доброго утра.
Свити только еще больше возмутилась:
— Какое утро? Обед скоро! И вообще, не уходи от темы. Какая муха тебя укусила, Спектра Блоссом? Ты что, решила повторить мой опыт?
Кристальная пони уже хотела было брякнуть о том, что уже кому-кому, но уж точно не бывшей монахине-пьянчужке читать ей нотации на эту тему, но осекалсь. В повисшей паузе Свити продолжила, не дав вставить и слова:
— Можно понять, если тихо топишь горе в вине и просто перестаешь думать на время. Но зачем при этом делать больно тем, кто вокруг тебя?
— В каком смысле? – вопросом ответила Спектра, у которой из вчерашней ночи в памяти четко удержался только разговор с принцессой.
— И в прямом, и в переносном! Робин все утро щеголял разбитым лбом, а Санфлауэра нам с Инки пришлось полчаса уговаривать, чтобы он поделился тем, почему ходит как пришибленный!
Кристальная пони опустила взгляд. Действительно, вчерашнее поведение выходило за всякие рамки. Сейчас, на трезвую голову, Спектра и сама это понимала.
— Похоже, пострадали из-за меня не только они, — призналась она.
— Кому еще ты чего наговорила? – Свити сердито уперла передние ноги в бока.
— Принцесса...
— О, Санта-Селестия, я не могу поверить! – обессилено воскликнула единорожка. — Надеюсь, ты хотя бы успела извиниться?!
— Свити, — тихо сказала Спектра с глуповатой улыбкой, — ты и вправду не поверишь...
Рассказав правду о ночном разговоре, Спектра, вопреки ожиданиям, сделала только хуже: Свити Грейп тут же решила, что имперский гвардеец допилась до белой горячки:
— Спектра, ну нельзя же столько пить с непривычки! Ты уверена, что говорила с принцессой, или это просто пьяный бред? Мне, знаешь ли, тоже иногда по пьяни то кто-то из принцесс являлся, то просящий моего копыта рыжий аликорн-жеребец, то Дискорд, то лысые, но при этом одетые и одновременно озабоченные обезьяны.
— Я уже немного протрезвела к этому времени, — возразила Спектра, — и все хорошо помню.
— А давай я тебе сейчас просто похмелье вылечу, заодно и память освежится?
Спектра через усилие покачала головой:
— Не надо... пусть это будет моей расплатой за недостойное поведение. И за то, что сделала больно друзьям и принцессе. Идем.
— Куда ты собралась?
Спектра посмотрела в глаза розовой единорожке:
— Куда-куда... Извиняться, понятное дело. У меня осталось меньше суток до того, как я стану каменной статуей на тысячу лет. Оставлять позади обиды, да еще такие – это никуда не годится.
Свити ненадолго опустила глаза и, смущенно топнув копытцем по ковру, сказала:
— Я была бы против такого решения... Но если ты считаешь, что это – лучший выход, не стану тебя отговаривать. Кто я такая, чтобы вставать между особенными пони? Тем более сейчас, когда сама обрела свою судьбу?
— Спасибо, — сказала Радужный рыцарь и подалась вперед, обнимая бывшую монахиню Селестии. — Спасибо за все.
Спектра почувствовала, как розовая пони со вздохом обняла ее в ответ.
— Все равно я на тебя сержусь, — тихо проговорила Свити. — Ты все время была нашей опорой, твердой как кристалл. Не делай так больше.
— Не буду, — согласилась Спектра, нимало не кривя душой. — Ты не знаешь, где комната Робина?
— Последний раз, когда я его видела, он выходил в сад...
...В Королевском саду не оказалось Робина. Юный садовник, заикаясь от смущения перед симпатичными кобылками, поведал, что земнопони в треугольной шляпе тут был, но направился вглубь, после чего мог как вернуться другим путем, так и выйти через заднюю калитку. Кроме того, сад был весьма большим, и одинокий пони мог там затеряться без особого труда, особенно если имел желание скрыться от посторонних глаз.
— Давай разделимся, — предложила Свити Грейп. — Я пойду спрошу стражника у калитки, а ты сходи в ту часть сада, что занята лесопарком. Может, он там.
— Хорошо, — кивнула Спектра.
Пони направились в разные стороны.
Под копытами Спектры сперва вилась ровная дорожка, которая вскоре сменилась тропинкой. Но это оказался еще не лесопарк, как можно было подумать. Просто старая часть сада, куда, очевидно, не заходила принцесса, а копыта до глобальной расчистки так и не дошли.
У старого, неработающего фонтана действительно нашелся одинокий жеребец. Вот только оказался им не Робин, а Санфлауэр.
Серый пегас лежал на возвышении, предназначенном, очевидно, для статуи или вазона с цветами, но сейчас пустующем. Заметив Спектру, он только усмехнулся и опустил голову обратно на скрещенные ноги, отвернувшись.
Спектра подумала, что ему ей тоже есть что сказать. И примерно в том же ключе, что и Робину Хуфу.
Она подошла ближе и сказала, чувствуя себя донельзя неловко:
— Здравствуй. Я это...
— ...Была пьяна, — закончил за нее шериф, не поворачиваясь. — Я в курсе. И не обижаюсь.
Тем не менее, голос его был более холоден, чем обычно, заставив Радужного рыцаря вздрогнуть.
Санфлауэр услышал, как Спектра остановилась рядом, и вдруг почувствовал, как на его плечо легло копыто.
— Я должна тебе кое-что сказать, — раздался голос Спектры. — И это не только извинения за вчерашнее.
Пегас все же удостоил ее взглядом:
— Извинения приняты. Кроме того, упрек считаю заслуженным: я и вправду плохо справлялся с обязанностями по защите простых пони. И тогда, и после.
— Это не так. Ты доблестный воин, просто поставил долг впереди более важного. Принцесса тебе уже сказала об этом.
Бывший шериф вздрогнул от воспоминаний:
— Да уж. Сказала так сказала. На всю жизнь запомню. А что ты еще хотела мне сказать?
Спектра вздохнула и рассказала о своей затее. Надо отдать бывшему шерифу должное, воли эмоциям он не дал.
— ...Так что я пришла еще и попрощаться, — закончила она свою речь.
Тем не менее, Санфлауэр не сразу поверил:
— Ты серьезно? – спросил он после неловкой паузы.
— Очень даже серьезно, — отмела все сомнения Спектра.
Она ожидала потока осуждения, но серый пегас сказал:
— Я могу понять тебя, Спектра Блоссом. Как показал опыт, если ты встречаешь свою любовь, то без нее жизнь перестает иметь смысл. Богатство и слава, долг и честь, новые друзья – ничто не заменит тебе главного. И я, в свою очередь, благодарен тебе за то, что ты указала мне на это.
— Я думала, мне придется долго объяснять это тебе, — улыбнулась кристальная пони, — и убеждать, что я не спятила и не допилась до розовых аликорнов.
Санфлауэр покачал головой:
— Оглянись вокруг, посмотри в глаза своих друзей и новых знакомых. После чего задай себе вопрос, стоит ли оно того? Потому что только ты вправе решать, оставаться или уйти. И поэтому же я лишь пожелаю тебе удачи.
— Спасибо, — нашла в себе силы улыбнуться Спектра, хотя слова пегаса заставили сердце вздрогнуть и забиться чаще. — Позаботься о Свити, хорошо?
— Обещаю. И об Инки тоже. Кстати, он тоже хотел тебя видеть, но вчера я его по понятным причинам не пустил.
Спектра, смущенно попрощавшись, продолжила свой путь, но дальнейшие поиски не увенчались успехом. Через час с небольшим, судя по солнцу, ее нашла Свити Грейп и сказала, что Робина видели выходящим в город еще утром.
Уши Радужного рыцаря опустились:
— Я надеюсь, он вернется до вечера.
— Уже жалеешь о том, что так повела себя? – спросила розовая единорожка, и Спектра только кивнула. — Все правильно. Обидеть легко, простить – тяжелее. А след останется навсегда.
— Ты мне этого не забудешь, – обреченно вздохнула кристальная пони, и Свити уверенно кивнула:
— Конечно. До самого вечера. А дальше будешь помнить сама.
...Инки Спринкла Спектра нашла в покоях, где остановились гости принцессы. Пегасенок выбежал навстречу кристальной пони и с порога затараторил:
— Спектра, ты должна мне помочь! Я хотел еще вчера к тебе прийти, но дядя сказал, что ты сильно устала и легла спать...
Взгляд зеленых глаз внимательно окинул кристальную пони взглядом, а ноздри затрепетали, когда пегасенок принюхался.
— Та-ак, — протянул он. — Ты что, пила?
— Не будем об этом, — натянуто улыбнулась Спектра, чувствуя себя нашкодившим жеребенком. — Я хотела...
— ...Напиться, — закончил пегасенок и, усевшись на круп, скрестил ноги на груди. — В такое время! Как Свити раньше!
«Еще не хватало выслушивать упреки от жеребят!» — подумалось Радужному рыцарю, но волна раздражения разбилась об уверенность в правоте маленького друга.
— Прости, — прижала уши кристальная пони, — я сорвалась. Вчерашний вечер — это было слишком для одной кобылы вроде меня. А в чем тебе была нужна моя помощь?
— Надо отговорить Крошку Шейда от его затеи! — громко сказал Инки, и в голосе его послышалось неподдельное отчаяние.
Спектра вздохнула и устало уселась на пол. Ей сейчас очень захотелось сочувственно обнять малыша, но уже потянувшаяся было нога остановилась. Нежностей тот не любил, и только недавние потрясения заставили его пересмотреть свои принципы. Подвергать их испытанию без серьезного повода тоже не хотелось.
— Инки, — сказала радужная пони, вздохнув, — я понимаю твое беспокойство за друга... Поверь той, кто много раз видел друзей... и даже особенных пони, что подвергаются смертельной опасности. Но мы не вправе требовать от него отказаться от его выбора.
— Но почему? — вскинулся пегасенок. — Разве ему плохо с нами? Разве мы, его друзья, не можем поддержать его во всем?
Спектра чувствовала, как слова даются ей все тяжелее:
— Есть вещи, с которыми пони может справиться только сам. И никто не может требовать от него продолжать таскать этот груз на сердце. Ни друзья, ни принцесса, ни кто-либо еще.
В голосе жеребенка послышались слезы:
— Почему ты поддерживаешь его?! Наше верное крыло в ночи бросает нас, а никто ничего не делает! Никто! Как будто всем все равно!
— Я не могу требовать от Крошки Шейда то, на что не иду сама.
— Что ты имеешь в виду?
Спектра, чувствуя себя донельзя неловко, третий раз за день поведала о своем решении и договоренности с принцессой. Инки слушал, не перебивая.
— Ты тоже решила бросить нас, — проговорил он, когда Спектра закончила, и это был не вопрос.
— Я возвращаюсь к своей семье, Инки, — вздохнула Спектра, которая отдала бы все, чтобы не объяснять жеребенку необходимость расставания навсегда, — как и ты. И я ни за что себе не прощу, если не попробую.
— Ни у тебя, ни у Крошки, нет никаких гарантий, и вы все равно идете на это! — почти закричал Инки.
Спектра медлила пару секунд, прежде чем решиться на самый жестокий аргумент:
— А разве ты сам не рискнул бы всем, появись хоть призрачный шанс вернуть родителей?
На Инки стало жалко смотреть. Внутренняя борьба отразилась на жеребячьей мордочке, малыш зажмурился и от сильных чувств невольно расправил крылышки...
Спектра уже ждала, что Инки закричит на нее, и что не миновать еще одной раны, оставленной в этой эпохе. Но вдруг Инки посерьезнел и сказал совершенно спокойным голосом:
— Хорошо. Кажется, я понял... По крайней мере, тебя. И... готов принять решение Крошки.
Радужный рыцарь мысленно выдохнула с облегчением. Разбить сердце маленького жеребенка — это было уже слишком.
Инки не знал, но вера Спектры в правильность решения чуть не пошатнулась сейчас.
Та уже подумала, что пора идти и снова искать Робина, как пегасенок вдруг попросил:
— Можешь мне тогда помочь с книжкой, пока ты еще здесь?
— Конечно, — улыбнулась Спектра с немалым облегчением. — Что там у тебя?
...Они просидели над творчеством Инки почти до вечера. Ария и Даймонд должны были прилететь за Крошкой Шейдом к ночи: принцесса Селестия давала ему время еще подумать.
Спектра, как могла, отвлекала Инки Спринкла от мрачных дум, и у нее даже получалось: вялый поначалу, пегасенок вскоре разошелся, и беседа плавно перетекла в горячий диспут. Спектра мысленно поздравила сама себя: похоже, юный автор ступил на стезю, которая и впрямь могла бы привести к литературным успехам. Что в свете происходящего было бы просто прекрасно.
Дверь в покои со скрипом отворилась, и на пороге появился Крошка Шейд.
— Я пришел за вами, — медленно пробасил он, и Спектра почувствовала, как по спине пробежал холодок от таких слов, а уши сделали попытку испуганно прижаться. Инки же вздрогнул и опасливо уставился на друга.
Фестрал заметил, как отреагировали друзья, и пояснил:
— У принцессы все готово, я зашел попрощаться.
Инки, всхлипнув, бросился к другу, на бегу треща крылышками. Бегать по земле малышу оставалось еще пару недель, пока отрастут маховые перья.
— Идемте, — сказал Крошка Шейд, поворачиваясь. — Все уже ждут.
— И Робин? — оживилась Спектра.
— Пока не видел, — покачал головой фестрал, — но я с ним все обсудил еще утром.
Кристальная пони вздохнула. Времени оставалось все меньше.
Фестрал только улыбнулся и сказал:
— Спектра, я должен поблагодарить тебя за все, что ты сделала для меня.
Кристальная пони удивленно посмотрела на него:
— Да что я такого сделала?
— Ты помогла мне найти себя на время, когда я не знал, кто я.
— Сначала ты, — тихо проворчал Инки, уткнувшись мордочкой в широченную грудь фестрала, — теперь еще и Спектра!
Крошка Шейд вопросительно глянул на кристальную пони.
— Я уговорила принцессу превратить меня в камень на тысячу лет, — кратко пояснила суть та, — и это тоже случится сегодня.
Огромный фестрал только обнял Радужного Рыцаря и плотнее прижал к себе Инки. Кобылица лишь в очередной раз подивилась силе ночного летуна: по сравнению с ним она сама казалась просто жеребенком.
— Я Крошка Шейд, верное крыло в ночи, — прошептал ночной пегас, — помни меня. Всегда помни.
Спектра уже собралась сказать что-то типа «и ты меня», но прикусила язык: в свете ближайшего будущего это было просто нелепо.
Повисла пауза, и фестрал вдруг сказал совершенно серьезным голосом:
— Вот ведь, я бегу от своего прошлого, а ты отчаянно пытаешься его вернуть. И мы оба бросаем тех, кто стал для нас второй семьей.
Спектра подняла на Крошку взгляд, но было поздно: морда фестрала вновь приняла дурашливое выражение не слишком умного жеребенка.
— Ох, Шейд... – тихо проговорила Спектра. — Я надеюсь, что новая жизнь и вправду сделает тебя счастливым... Кем бы ты ни был, ты смог отказаться от всего злого, что было в тебе, и заслуживаешь второй шанс как никто другой.
Они расцепили объятия и, сопровождаемые зло хлюпающим Инки, поднялись наверх, где перед лестницей в заклинательный покой принцессы ждали еще два фестрала. Рядом стояли Санфлауэр и жмущаяся к нему Свити Грейп. Первый хмурился, вторая смотрела сочувственно и печально.
— Ты готов? – спросила Ария. — Последний шанс передумать.
— Нет, — улыбнулся тот, кого когда-то знали как Бладласта Шейда, — ни за что на свете.
Он кивнул своим друзьям и сделал несколько решительных шагов.
Подал голос Даймонд Стар:
— Тогда идем к принцессе. Она наверху, ждет нас.
— Мы все пойдем! – заявил Инки Спринкл, в надежде оглянувшись на дядю и Свити.
Но Крошка Шейд оглянулся на него и покачал головой:
— Нет, Инки. Туда верное крыло в ночи направится уже в одиночестве.
— Мы твои друзья!
— Поэтому мы попрощаемся сейчас, — пробасил ночной пегас, — пока я помню, что вы мои друзья.
Инки Спринкл пуще прежнего зашмыгал носом и ничего не сказал, зло утеревшись копытом. Но когда Крошка Шейд подошел к самой лестнице, бросился следом. Через мгновение он повис на шее большого друга и громко разревелся, не в силах вымолвить ни слова.
Фестрал погладил пегасенка по гриве и сказал:
— Мы еще увидимся. И подружимся заново, я обещаю. Не может быть, чтобы мы не подружились, правда?
— Правда, — глухо отозвался Инки Спринкл и поднял на друга зареванную мордочку. — Я буду очень ждать.
Крошка Шейд выпустил пегасенка из объятий и посмотрел на Свити Грейп.
— Будь хорошей мамой для Инки, — сказал он, — и позаботься о шерифе.
— Тебя забыла спросить, — беззлобно отмахнулась розовая единорожка, — какие же жеребцы болваны всегда, не передать. Что с памятью, что без.
Санфлауэр усмехнулся, но и его ночной пегас не обошел вниманием:
— А ты веди себя хорошо.
Пегас возмущенно фыркнул, но фестрал вдруг сделался очень-очень серьезным:
— Слепое следование приказам может привести к трагедии. Я видел, как делал это в прошлом, и поверь, никакая великая цель не стоила нескольких отнятых жизней... – он покосился на стоящую невдалеке Арию Миднайт. — О чем я вынужден теперь сожалеть вдвойне и втройне. Равно как и о невозможности исправить что-либо.
— Ты что, вспомнил? – вскинулась Спектра.
— Только некоторые дела, — ответил ей Крошка, — которые рад буду снова забыть.
— Почему ты мне это говоришь? – спросил Санфлауэр.
Взгляд золотистых глаз снова обратился к нему:
— Глядя на тебя, я вижу себя, которому хватило сил не сделать последний шаг. Пусть и с помощью Радужного рыцаря.
С этими словами Крошка Шейд снова оглянулся на Спектру.
— Спектра, — сказал он, — еще раз спасибо тебе за все.
— Это я должна сказать спасибо вам всем, — ответила та. — Без вас я бы наделала глупостей.
— Ты и сейчас намереваешься их наделать, — проворчала Свити Грейп, после чего перевела взгляд на двух фестралов, что стояли у лестницы в заклинательный покой и терпеливо ждали. — Позаботьтесь о нем. Он наш друг и всегда им будет.
— Не беспокойся, — заверил его Даймонд.
— Вы всегда можете навестить нас в деревне Хуфингтон, — добавила Ария. — У нас там домик, где сейчас остались дети с няней. Думаю, вы понравитесь Айси.
— Видишь, ты не заскучаешь, — натянуто улыбнулась Спектра.
— Забуде-е-ет! – снова ударился в рев Инки Спринкл, но Свити Грейп притянула его к себе телекинезом и обняла. Пегасенок, вопреки обыкновению, не стал сопротивляться.
— Прощайте, друзья, — подвел итог Крошка Шейд. — Вернее, до свидания.
Даймонд Стар, который был сейчас меньше, чем Крошка Шейд, подошел и положил будущему сыну копыто на плечо:
— Пора, — он перевел взгляд на Спектру и остальных. — Мы улетим уже по воздуху. Будьте счастливы все.
— Удачи, — подмигнула Ария, и добавила, глядя на Спектру, — она тебе потребуется, Радужный рыцарь.
У самой лестницы Крошка Шейд обернулся и помахал друзьям копытом в последний раз. Спектра видела слезы в глазах Инки и Свити.
«Они не видели того, что видела я, — подумала кристальная пони, — и не знают, насколько очевидным должен быть выбор...»
Прощание было коротким, и вскоре ночные пегасы удалились вверх по лестнице. Было слышно, как хлопнула дверь заклинательного покоя.
С минуту спустя Санфлауэр обратился к Спектре:
— У нас ведь нет шансов отговорить тебя от этой авантюры?
— Ни малейших, — кивнула та...
Остаток дня Радужный рыцарь провела в бесплодных поисках Робина. Обежала весь замок, зашла даже в «Безумный маффин» и гостиницу Свити Дримс, что искренне обрадовалась неожиданной гостье.
Но Робина нигде не было. Более того, ни в одно знакомое Спектре место в Кантерлоте он не заходил, растворившись в большом городе не хуже, чем в глубинах Шорвудского леса.
С тяжелым сердцем Спектра вернулась в замок, когда вечерний колокол прозвонил уже десять раз.
Пришла пора готовиться к путешествию сквозь самое время...
...Спектра, накинув плащ, забралась на постамент. Окутанный сиянием магии, к ней подлетел флаг, на который кристальная пони оперлась, встав на дыбы.
Она подавила желание тряхнуть головой, чтобы непривычная прическа не лезла в глаза: королевский парикмахер, следуя предоставленному эскизу статуи, привел гриву кристальной пони в соответствие, нарастив ее магией и превратив в чудесный каскад.
— Будете позировать скульптору? – спрашивает пожилой единорог, закончив работу.
— Вроде того, — улыбается Спектра.
— В таком случае позвольте выразить мое восхищение, юная леди, — галантно кланяется королевский парикмахер. — Вы просто прекрасны, и статуя Победы выйдет шедевральной... Жаль, что нельзя будет отразить Вашу кристальную природу! Это так красиво!
— Спасибо, — кивает в ответ Радужный рыцарь. — Думаю, скульптор справится.
Но на душе у нее кошки скребут: Робин Хуф так и не пришел. Спектра начинает подозревать, что тот так и не появится.
Вынырнув из воспоминаний, кристальная пони обвела взглядом всех присутствующих.
Санфлауэр, бывший шериф Троттингемский. Свити Грейп, бывшая монахиня ордена Селестии Милосердной. Инки Спринкл, племянник первого и приемный сын второй. Предчувствия оказались верными: Робин Хуф так и не вернулся, и Спектра почувствовала, как сердце сжимается от осознания неисправленной ошибки.
— Похоже, придется передать Робину мои извинения через вас, — сказала она, обведя друзей взглядом.
— Мы скажем ему, — хлюпнул носом Инки Спринкл.
— Передайте этому раздолбаю, что мне действительно жаль... И что я благодарна ему, — кристальная пони почувствовала, как глаза защипало. — Ну и еще, что он и вправду единственный раздолбай в моей жизни. Лучший в мире раздолбай, который гораздо лучше чем кажется.
— Я запомню, — Свити Грейп подошла к постаменту и пролевитировала к будущей статуе платок. — У тебя что-то в глаз попало.
— Прощайте, друзья, — промокнув непрошенную слезу, сказала радужная пони.
— Прощай, Спектра, — неровным хором отозвались пони.
Все, кроме одной. Чуть в стороне стояла принцесса Селестия, в простой седельной сумке у которой лежали шесть камней-талисманов. Самые могущественные артефакты в Эквестрии. Повергнувшие Дискорда, Найтмер Мун и стихии ведают, кого еще. Элементы Гармонии.
— Я готова, — сказала Спектра дрогнувшим голосом.
— Последний шанс передумать, Спектра Блоссом, — произнесла принцесса Селестия, рог которой начал светиться.
Взгляд кристальной пони встретился с аметистами Селестии.
— Ни за что на свете, — повторила Спектра слова Крошки Шейда.
Принцесса кивнула и наклонила голову. Талисманы элементов, вылетев из сумки, начали вращаться вокруг. Все быстрее и быстрее, сияя все ярче и образуя вокруг аликорна сияющую сферу.
За ярким светом никто из присутствующих не разглядел, что Селестия роняет слезы в траву парка...
Спектра смотрела на разворачивающуюся картину, и чувствовала, как сердце тревожно колотится в ребра. Потом вспомнила наставления скульптора и попыталась придать своей мордочке выражение торжественности.
Это оказалось непросто: на душе тяжким грузом лежала нанесенная другу обида, и пони, прижав уши, едва не опустила голову.
«Хороша Победа, нечего сказать!» — мелькнула мысль, и пони подавила желание снова расплакаться.
Радужный луч ударил в Спектру, и все были вынуждены отвести взгляд от неимоверно яркой вспышки.
Пони почувствовала, как по задним ногам потекло ощущение неприятного холодка. Она не стала пытаться рассмотреть, как тело превращается в камень.
Вдруг ее взгляд упал на дальние кусты, рядом с которыми стояла знакомая фигура в треугольной шляпе. Робин Хуф поднял голову на кристальную пони, и в лунном свете сверкнула неизменная улыбка. Ни следа обиды или злости, как опасалась Радужный рыцарь.
Спектра облегченно вздохнула и улыбнулась в ответ. Она уже не чувствовала тела ниже шеи и не могла двинуться. Но эта улыбка и счастливый взгляд не успели пропасть с ее мордочки, когда плоть окончательно превратилась в гладкий серый мрамор...
Ослепительный свет магии рассеялся, взору предстало застывшее изваяние Победы...
Раздался всхлип. Скосив глаза, все увидели, как принцесса Селестия молча укладывает Элементы Гармонии в сумку. Свити было дернулась за ней, но принцесса вскинула голову и исчезла в белоснежной вспышке магии.
Растерянно встретившись с возлюбленным взглядом, бывшая монахиня увидела, как серый пегас покачал головой. Сердцем Свити хотела последовать за принцессой, но в замке было множество мест, куда та могла переместиться в поисках уединения.
Взоры вновь обратились к каменной Спектре, что сжимала в копытах настоящий флаг героической Третьей центурии Солнечной Гвардии.
Инки Спринкл вытер мордочку рукавом куртки, смахивая выступившие слезы.
Санфлауэр обнял крылом Свити Грейп и нежно прижался к боку своей особенной пони. Тут же, под вторым крылом дяди, притих Инки Спринкл.
— Робин, а ты не останешься с нами? – вдруг спросила Свити Грейп.
Все обернулись и увидели земнопони, что вышел из-за кустов, в которых, очевидно, прятался:
— Не... – качнул головой тот. — Мое место в Шорвудском лесу. Еще надо будет выкопать кучу кладов и отнести в мэрию. А что-то просто раздать.
— Почему ты вернулся только сейчас? – спросил бывший шериф.
Робин не ответил, только посмотрел на застывшие черты Спектры, которые должны были выражать восторг и гордость, хотя на самом деле это было предвкушение встречи с любимым.
— Мне надо было о многом подумать.
— Ты едва не опоздал, — укоризненно проговорила Свити.
— Я легенда и всегда появляюсь вовремя, — безапелляционно заявил земнопони, лучезарно улыбаясь Спектре Блоссом.
...По опушке Шорвудского леса шла пони, направляясь к неприметному овражку знакомой тропкой.
Аккуратная серая единорожка в очках, чья рыжая грива была заплетена в две косички с бантами. На миловидной мордочке светлели неожиданно высыпавшие веснушки, указывающие на родство с земнопони, а на шее повязан ярко-синий платок. На спине поняши подпрыгивала небольшая плетеная корзинка, накрытая чистой тряпицей.
Единорожка с недавних пор была избранным и утвержденным мэром Троттингема, но не изменила своей тайной страсти. В городе про ее осенние отлучки ходило немало слухов, которые Тайди Скрипт даже не думала опровергать или подтверждать.
Разгадка была проста и в то же время сложна.
Подойдя к овражку, пони глубоко втянула носиком воздух, после чего блаженно выдохнула:
— Малинка-а-а...
Съехав на крупе в пахучие заросли, пони еще несколько раз блаженно вздохнула и поставила на землю корзинку. Лучшая малина всегда росла здесь, в Шорвудском лесу.
Рог осветился, и окутанные сиянием ягоды сами собой стали слетать с колючих веток и лететь поочередно в корзинку и в рот пони.
Тайди Скрипт сильно углубилась в густые заросли, блаженно что-то мурлыкая и с удовольствием уплетая сочную малину. Корзинка потихоньку наполнялась отборными ягодами: твердыми, спелыми. Тайди уже предвкушала, как сварит дома горшочек малинового варенья. Уже пятый в этом сезоне.
Громкий рев вырвал Тайди Скрипт из грез. Взвизгнув от неожиданности, поняша отпрыгнула в сторону, задев копытом корзинку. Ягоды просыпались на землю, но Тайди было не до того: прямо перед ней, взвившись на задние ноги, возвышался лесной медведь. Он пришел сюда явно за тем же, что и пони, вот только в отличие от нее мог и сожрать случайную встречную.
Зверь снова заревел, и Тайди, шлепнувшись на круп, стала с писком отползать спиной вперед. Медведь шел следом, треща малинником и будто бы не торопясь, но вскоре пони почувствовала спиной глинистый берег овражка.
«Конец! — в панике подумала серая пони. — Селестия Милосердная, что же это? Я не хочу... Мама!»
Медведь безразмерной черной горой уже навис над съежившейся пони, как вдруг рев предвкушения сменился ревом ярости и боли: в облезлый зад лесного хищника, присвистев из леса, воткнулась стрела. И почти сразу — еще одна.
Зверь, рухнув на четыре ноги, резко развернулся, но еще несколько стрел поразили его в холку и спину. От рева заложило ушки, и Тайди зажмурившись от страха, услышала только тяжелую звериную поступь... удаляющуюся.
Они не рискнула открыть глаза, пока рядом не раздался голос:
— Вы не ранены, миледи? Право же, не стоило так пугать медведя: он со страху мог наброситься на Вас.
«Его пугать?!» — возмущенно подумала серая единорожка.
Она открыла глаза и почувствовала, как у нее закружилась голова. Перед ней стоял... ОН. Робин Хуф, хозяин Шорвудского леса, неуловимая легенда, а еще...
Тайди Скрипт вдруг осознала, что полулежит на спине перед своей второй тайной страстью, легендой о котором чуть ли не с детства зачитывалась, и несолидно зарделась.
Робин Хуф, лучезарно (окажись тут Спектра Блоссом, сказала бы «нагло») улыбаясь, галантно подал мэру Троттингема копыто, и та, опомнившись, попыталась встать.
В следующий миг Тайди ахнула от боли и присела на левую заднюю ногу. Судя по всему, она ударилась о камень, когда в панике отползала от медведя.
— Я помогу, миледи, — сказал Робин Хуф и, ловко подхватив пискнувшую единорожку передними ногами, на задних пошел вверх по склону.
Та, покачиваясь в объятиях легенды, тихо проговорила:
— Спасибо, сэр Робин Хуф.
— Всегда... рад помочь, — немного тяжело дыша, ответил разбойник-легенда и мягко опустил единорожку на траву. — Тем более, мудрому и справедливому мэру.
Тайди смущенно опустила ушки, но все же сказала:
— Преклоните колено, сэр Робин.
Земнопони, не прекращая улыбаться, припал на переднюю ногу, после чего почувствовал, как его губ коснулись губы единорожки, все еще лежащей перед ним.
— Благодарю за спасение, — тихо сказала она, смущенно опустив ушки, — а теперь, если не сложно, проводите меня до ближайшей деревни.
— Один момент, — сказал разбойник и вдруг спрыгнул обратно в овражек.
Через пару минут он появился, неся в зубах корзину с ягодами. Ничего не говоря по причине занятости рта, он вновь подал копыто Тайди и, не слушая протестов, взвалил ее себе на спину, после чего и направился прочь из леса.
Через некоторое время он опустил на землю корзинку с ягодами и сказал:
— Здесь кончаются мои владения, миледи.
Мэр Троттингема улыбнулась, глядя на слегка запыхавшегося, но довольного земнопони. Ее взгляд упал на обочину, где колыхались на легком ветру полевые цветы, и вдруг голову пронзила неожиданная, безумная мысль, заставившая единорожку вновь жарко покраснеть.
— Не проводите меня до Троттингема? – спросила мэр.
— Я не могу, — виновато развел копытами Робин, после чего указал на верстовой столб, где висел его грубо намалеванный портрет с обещанием награды.
— Принцессой Селестией тебе дано высочайшее помилование, — возразила Тайди. — А эту бумажку просто забыли снять.
— Точно?
— Слово мэра.
— Тогда с радостью...
...Дорога до Троттингема, ранее занимавшая чуть больше часа, теперь превратилась в настоящее путешествие. Робин Хуф почти не рассказывал о себе, зато охотно слушал все, что говорила Тайди.
Задай ей кто вопрос, единорожка и сама не ответила бы, почему она так откровенничает с воплощенной легендой Троттингема. Казалось бы, при чем тут то, что стихотворная баллада трехвековой давности была любимым произведением юной студентки пансиона благородных кобылиц?
Когда же Робин Хуф подвел прихрамывающую Тайди к замку и галантно поклонился, та сделала несколько неуверенных шагов... и сорвала зубами растущий на обочине невзрачный цветок мышатницы, цвет бархатистых лепестков которого всегда был романтическим символом всех серых пони, после чего вручила его Робину Хуфу.
— Завтра, в полдень, сэр Робин, — сказала она, чувствуя, как сердце колотится в груди, — приходите в паб «Радужный Рыцарь». Тот самый, где останавливалась другая легенда Троттингема. Я буду там.
Назначив, таким образом, свидание, она, слегка прихрамывая, направилась к подъемному мосту. Она не оглядывалась.
А когда она отошла на некоторое расстояние, сзади раздался сдержанный, но все же торжествующий возглас.
А может, показалось...