Ритм

Глава 1 "Всё что тебе нужно"

Ссылка на гуглдок

Fall-out: Rhythm

Ритм

глава 1

«Всё, что тебе нужно»

Война... Война постоянно меняется, неизменны только её результаты...

Архитекторов былого кошмара не волновали ресурсы, жилое пространство или чужие сердца. Им была нужна сила. Ибо познавшие силу от неё не отказываются.

Миллионы судеб оборвались в последней вспышке света — даровавшей избавление от мрака войны одним, но оставив на долю других участь прискорбнее, чем у погибших в огне. Выжившие для мук и лишений не раз позавидовали мертвецам, пока сами, наконец, не обрели покой.

Могущественная магия покинула мир, забрав вслед за собой все великие творения, что создала за долгую жизнь.

Новым мир был опустошён и потому достался самым ничтожным и мелочным. Тем, чья жизнь не приравнивалась к существованию, а, значит, не была достойной внимания смерти.

(Doris Day — Somewhere over the rainbow)

---

Добро пожаловать в тюрьму под названием жизнь! Срок заключения варьируется.

Песок и полуденный зной. Ветер пронёсся по барханам, щедро сбивая с них пыльные ручейки. Похоже, я сплю с открытыми глазами. Похоже, мне не в новинку... Вверху, надо мной раскинулся целый океан синего неба. А посреди него повис золотой диск, с лихвою заливающий мир светом. Таким приятным, но в тоже время достаточно ярким, чтобы выжечь на сетчатке божественную кьютимарку. Вот что странно, моргать почему-то не хочется, вообще ничего не хочется. Веки застряли на ржавых шарнирах, а мысли стекли в коллектор безразличия.

Небесный потолок оказался гипнотически чарующим. Слишком умиротворённо, чтобы отрываться. Хи-хи. Щекотно.

Я моргнул. Чтож, возможно я и проиграл в гляделки солнечному оппоненту, но, стоит признать — даже владея самой вечностью не сложно заскучать от несменяемой картинки. Особенно когда противник сговорился с ветром и не подпускает к себе ни единого облачка. Раунд за тобой фотонозадый жулик...

Пожалуй, осмотрюсь, скучнее от этого вряд ли станет. Итак... ох...

Даже не знаю, что было любопытнее — моё положение или компания?

Вокруг меня расположился миловидный пейзаж. Песчаные дюны, обдуваемые редким, но всё же ветерком, не лишним, к слову сказать, на таком солнцепёке. Горизонт, покрытый осколками гор с застрявшими вокруг них облаками. Теперь ясно, где эти ленивые твари всё время ошивались.

И прозрачное небо, под которым в жутком беспорядке обосновался я.

Собственно, обо мне — одиночество мне не грозит. Ведь в дополнение ко мне кто-то прицепил здоровенный, шипастый и очень благосклонно относящийся к объятиям кактус.

Кактус оказался прямо подо мною. Но, в отличие от своих собратьев, стоявших по соседству, сделал это в самой неприличной позе, на которую только могло быть способно растение. Похоже, наша близость его не смущала. Скорее наоборот — вполне устраивала. Причём настолько, что он стал сочиться бледновато-густым, а главное — божественно резким по запаху соком в тот самый момент, когда я решил подняться. Поднявшись на ноги, я осмотрел своего прилипчивого "партёра".

— Надеюсь, между нами ни чего не было?

Ответа не последовало. Только сухой ветерок тихонько просвистел, раздувая песок, да рядом проскакало перекати-поле.

Да... Со стороны жеребец с таким выпирающим силуэтом должно быть выглядел... пикантно.

Пожалуй, самое время взять себя в ноги и заняться... ох, это будет больно… главное не оставить слишком много себя... ведь расставания всегда так болезненны...

Со звуком срываемого пластыря я освободился от навязчивого растения. И, признаться, сделал это без каких-либо болезненных ощущений, напротив – то, что я ощутил, было скорее — щекоткой? Как бы то ни было, кактус остался в стороне, а во мне осталось достаточно иголок, чтобы скрасить досуг на ближайшее время. Присев на чудом нетронутый иголками зад я принялся за работу.

Вынимая иголки одну за другой я по-прежнему не чувствовал боли, даже укола, только дурацкие смешки от этих нелепых приступов, накатывающих на меня волнами и щекочущих всё моё естество. Не похоже, чтобы по мне сейчас ползали муравьи, тогда от чего это? Ух, надеюсь, иголки не были отравлены.

Взяв одну из них в ногу и балансируя ей вертикально на кончике копыта, причём пару раз заставив её сделать сальто, — интересно как у меня это вышло? — я заметил на своей ноге ранку, покрытую кровавым песком.

Хотя в этом нет ничего удивительного, проведя здесь, а, кстати, сколько? ...впрочем, неважно, времени обрасти песком задача не из сложных. Стоит встряхнуться, может заодно удастся скинуть пару иголок, всё равно вынимать их занятие не шибко увлекательное.

Встав на ноги и выгнув хребет колесом, я что есть сил замотал туловищем из стороны в сторону. И результат не заставил себя ждать. Несколько иголок отлетели прочь, но что ещё интереснее — песок вокруг меня оросило красными брызгами. Замечательно. Иголки вошли настолько глубоко?

Зеркало было бы кстати, или хотя бы что-нибудь прозрачное.

Просунув голову меж передних ног, я сверху-донизу осмотрел себя под брюхом, и, признаться, взгляд в родную промежность меня значительно успокоил. Там не оказалось ничего аномального или безвозвратно утраченного. На запястьях, правда, были следы потёртостей, возможно от верёвок, но сейчас они меня не волновали. Ведь всё что нужно было на месте и главное в точной сохранности, прям как в фильмах для взрослых. Ну чем не повод для счастья?

Оторвав голову от инструмента развратных мыслей я вновь осмотрел подсохшую ранку. — А тебе здесь оставаться никто права не давал, – и, облизнув запястье левой ноги, стёр им дрянную песчаную корку. Ранка под ней была не из обычных. Впрочем, будь сегодняшний день из разряда обычных, мне стоило как можно скорее свыкнуться с жизнью в мире полном ежесекундных открытий. Тут же краем глаза я приметил похожую ранку на левой ноге. Стерев её, я, наконец, смог собрать картину воедино.

На одной из моих ног чуть выше копыта по живому было вырезано послание, состоявшее из слова "Мудак", а на другой — из слова "Сдохни". Чтож, коротко и ясно. Люблю, когда пони знают, чего хотят. Только не припомню, чтобы возлагал на себя обязательства подобного рода. Хм, припомню... а я вообще хоть что-нибудь... очередной наивный вопрос остался в стороне благодаря очередной странности. Правда, их у меня сегодня в избытке, так что стоит ли удивляться. Похоже, рассуждения о мире ежесекундных открытий сулят сбыться.

Рядом со мной поблёскивая на солнце лежал чёрный футляр. Весьма крупный, странно, что я не заметил его раньше. На вид он был из тех, в которых таскают музыкальные инструменты.

— Так, так. Что это мы тут делаем?

Штуковина хранила тишину. Подойдя поближе, я протянул к ней копыта и, взгромоздив перед собой, уселся напротив. Теперь поднятый футляр можно было разглядеть. Его изгибчатый силуэт чернильного цвета заслонил меня от ветра и солнца. Он словно приглашал заглянуть внутрь.

Но на его крышке не было и намёка на замки или ухваты, она просто захлопывалась слегка выгибающим краешком у кромки. Привстав на дыбы я обхватил футляр на уровне плеча и, взявшись свободной ногой за выступ, потянул крышку на себя. С легким хлопком она, подобно дверце холодильника, открылась, явив свое содержимое.

В такие моменты, наверное, стоит затаить дыхание. Но, в самом деле, чего я ожидал? Духа футляра исполняющего желания?

Внутри оказался самый банальный знатно побитый жизнью контрабас. Местами он был покрыт трещинами, бездарно заклеенными изолентой, чего и говорить, что из его бока торчал криво вбитый гвоздь. А у его основания, рядом с утончённой гравировкой изображавшей скрипичный ключ кем-то были выцарапаны три воздушных шарика. Ну, хотя бы, струны с деками уцелели. Стоп, откуда я знаю про деки?

Некоторое время мы пялились друг на дружку, пока я не заметил одну интересную деталь — хоть инструмент и знавал лучшие времена, его лакировка по-прежнему давала какой-никакой зеркальный эффект. И то, что смотрело на меня в отражении, знавало лучшие времена в ещё более отдалённой перспективе, чем он.

Тогда почему же я не кричу как бескрылый пегас, сорвавшийся с облака? Я вообще жив? С таким вообще выживают? По меньшей мере, кровь, как и прежде, пульсировала в этом ужасном клубке из влажного мяса и оголённых нервов. С моего лица, да есть ли к преисподне разница? Со всей верхней половины моего тела сняли кожу, оставив рваные клочья от шкуры по краям. Но главное — мне это совсем не доставляло дискомфорта и, более того, даже казалось привычным. То что я жив, это, конечно же, хорошо, но вот на долго ли?

Снова взглянув в отражение, я скорчил ему гримасу и рефлекторно оскалил зубы. Как бы вы думали? Даже мой рот... Был аккуратно усеян рядами заострённых клыков. Приветливо сверкнувших в ответ серебристым металлом от света яркого солнца.

У этого должно быть хоть какое-то объяснение, немножко рациональных мыслей будут очень кстати. Хотя, кое-какую мораль я всё же вынес для себя из этого положения, — в следующий раз, начав брызгать кровью, нужно будет меньше пялиться на хозяйство и чуть больше времени уделять проверке целости своего зада. Ох, простите, крупа.

Прикрыв крышку футляра, я стал наворачивать вокруг него круги, пытаясь уложить в голове случившееся. Но вновь, стоило вопросу "а не под кайфом ли я?" возобладать над точкой зрения "значит так выглядит загробная жизнь", как футляр накренился и шлёпнулся на песок, звонко клацнув своим содержимым. Однако, сделал он это совсем не с музыкальным звуком, который полагался хранимому в нём инструменту. Мой взгляд вновь опустился к нему:

— Тебе внимания не хватает, или всё ещё хочешь меня удивить?

Поцокивая языком и покачивая головой, я в очередной раз оглядел свой освежёванный круп. Досадно, но от кьютимарки осталась только невнятная угольная долька, украшавшая сейчас клочок плоти на границе с уцелевшей шкурой серой масти. Хвост выглядел ещё нелепее, будучи лишённым кожи, он сохранил маленький островок растительности в виде кольца из волос цвета соломы. И эта деталь тоже привлекла моё внимание, потому как в отражении деки тот гребень над бровями, что остался мне в память о причёске был совсем не соломенного цвета. Итак, делаем ставки — брюнет или крашеный блондин? Возможно оба, впрочем, это не играет значимой роли, учитывая темпы и особенности моих недавних открытий.

Впрочем, эта двоякость натолкнула меня на интересную мысль. Почесав у себя под рёбрами в районе уцелевшей плоти, я ощутил вполне себе обычное прикосновение. Но, пошёркав копытом по освежёванному участку, я не смог сдержать смешок и от нахлынувшей щекотки, схватившись за бока и сжав зубы я плюхнулся на зад увлечённо хихикая сродни застенчивой кобылке-школьнице только что прочитавшей любовную записку. Так продолжалось какое-то время, пока давиться смехом не стало проблемой для дыхательного процесса, от чего я вовсе рухнул на землю и, расхохотавшись как идиот, начал кататься по сторонам и молотить копытами об песок.

Фух. В будущем с этим нужно будет поаккуратнее.

— Ладно, ты заслужил немого внимания, — сказал я футляру, утирая выступившие слёзы — выкладывай свои гнусные тайны.

Крышка вновь откупорилась со звуком холодильной дверцы. А внутри. Чтож, внутри всё было по-прежнему: старенький контрабас, моё жуткое отражение и то, что я не заметил в первый раз. На внутренней стороне крышки было несколько матерчатых карманчиков. Эх.

За такую невнимательность следует наказывать, иначе она войдёт в привычку, вот только придумаю, как и обязательно самому себе это припомню, обязательно.

Вывернув один из них, я обнаружил в нём скромные белые манжеты с пуговичными запонками и бабочку-галстук в цвет моей уцелевшей шерсти. Второй карман прибавил к находкам свёрнутую в уголок записку, сразу же занявшую место на деке инструмента рядом с манжетами, но в третьем меня ждало кое-что более интересное.

Это была обойма на шесть винтовочных патронов 50-го калибра. Хм, я знаю и про калибры? Каждая из двенадцатимиллиметровых пуль сверкала чистым серебром, словно была только что отлита и ещё не успела затвердеть. На всех них были выцарапаны причудливые рисунки. Покрутив сцепляющую патроны рамку в ногах, я разглядел выгравированную с её тыльной стороны надпись: "Должники". Ещё немного повертев обойму, я обнаружил, что на пулях кроме картинок были выцарапаны имена. Чтож, всё логично.

Но что-то по-прежнему не давало мне покоя, что-то связанное с формой этих пуль. Приставив копыто к подбородку и поскрипев челюстями, я снова обнаружил себя улыбающимся отражению в деке. Мои клыки…

Правильнее сказать — все мои зубы были не чем иным, как стреляными пулями 50-го калибра и на каждой всё ещё можно было разглядеть гравировки. Ну разве не миленький портрет?

Итак, шесть имён. Шесть патронов в обойме. Посыл очевиден. Стоп, тогда рисунки с другой стороны, должно быть, кьюти... значит, у меня во рту, хех, целая коллекция!

Вернув обойму на место, я потянулся к записке, но, опустив копыто на поверхность контрабаса, случайно вдавил её во внутрь. Ой, неужели дека проседает? Я убрал копыто и дека резко спружинила, открывшись на манер шкатулки с сюрпризом обсыпав меня фонтаном из конфетти.

Внутри контрабаса лежал бережно разобранный по частям томми-ган.

Говоря проще — Пистолет-пулемёт Томпсона со свободным затвором 45-го калибра Эй-Си-Пи Металл-кольт одиннадцати целых и сорока трёх сотых на двадцать три миллиметра чистейшей огневой мощи 50-ти зарядного барабанного магазина или 100 зарядного, если ты не слишком меткий стрелок.

И он лежал здесь и сейчас в ожидании собраться единым механизмом, чтобы исполнить своё предназначение, то единственное верное, для которого он, как и любое другое оружие был создан. Ох, похоже, я к нему немного неравнодушен.

На ствольной коробке томми-гана красовалась надпись "Дорогому внучику."

— Не к спеху бабуль. Иль может дедуль?

Я аккуратно прикрыл деку-крышку и она удачно защелкнулась, спрятав инструмент войны под собой.

Чтож, у меня оставалась ещё не прочитанная записка. Её лаконичность, как и в отношении шрамов на передних ногах, меня изрядно порадовала: "Дорогой музыкант. Ты ведь терпеть не можешь, когда я так к тебе обращаюсь? Верно? Так вот. Я приготовлю тебе ванну с кислотой, если всё что до этого было окажется наебаловом. С любовью, Ги."
Хах, неразделённые чувства. Сомневаюсь. Впрочем, это послание кое-что прояснило. Во всяком случае, ситуация стала обретать подобие смысла. Музыкант… Да, и вот что занятно, я только сейчас осознал, на сколько не в обиде за своё нынешнее состояние, в конце концов, я всё ещё жив. А времени здесь уже провёл изрядно, в принципе, на самочувствие не жалуюсь и другим себя совсем не помню. Значит, причин сетовать на утраченную красоту у меня нет. Действительно, а вдруг до "купания" я был ещё уродливее? Ха! Вот это бы очень многое объяснило. Отражение на деке инструмента подмигнуло мне, полностью со мною согласившись.

Я снова глянул на остатки гардероба. Звучит как приглашение, тогда почему бы и нет?

Манжетки идеально заслонили шрамовое послание, а бабочка вовсе не мешалась, как могло показаться с первого взгляда, к тому же, кто-нибудь мог счесть её солидным жестом, что, возможно, сулило бы подобием уважения. Эх, ну что за чепуха… Впрочем… с другой стороны, украшение под стать кошмару. Пожалуй, оставлю.

Нечего не поделаешь, внешность, вряд ли, теперь будет моей сильной стороной, но, если подумать, её значимость сильно преувеличивают.

— Хотя, справедливости ради, — сказал я поправляя галстук в отражении — данное мнение актуально, пока в тебя не начинают прилетать помидоры, или окунать в кислоту... — улыбка сама собой растеклась по лицу.

Несколько вопросов по-прежнему нуждались в разъяснении. Но не настолько, чтобы отсрочить естественные нужды. О, да. Палящая пустыня не то место где можно свободно разгуливать, забыв про провиант и живительную влагу.

Жажда и голод чудесным дуэтом наведались на мой праздник жизни, рискуя остаться на нём до финала, который, возможно, не заставит себя долго ждать.

Ведь во всей щедро поджариваемой солнцем округе не было ничего интереснее кактусов. И географических вызовов для моих ног на полосе горизонта.

Подсознание подсказало подходящее слово: Пустошь…

Но я решил припрятать его на чердк пессимизма, пока буду прогуливаться по кварталу благих надежд.

Вообще, за всё проведённое тут время довольно здорово, что я почти не вспотел, значит, проблем с потерей жидкости пока удастся избежать. Придумать бы ещё, как при этом сдерживать внутри себя крови больше чем снаружи и первый вызов счастливой новой жизни можно считать преодоленным.

Я определённо собирался насладиться своей новой, а может и не очень, жизнью по максимуму. Иначе, в чём был бы от неё прок, постоянно осаждай меня дурные мысли?

Появившись, словно из ниоткуда, мимо меня проползла крохотная змейка клетчатого узора. Она подразнила меня раздвоенным языком, а затем, сжавшись зигзагом, скрылась из виду целиком зарывшись в песок. Мне оставалось только огорчённо облизнулся.

-Мон пэ-ти дэ жо-нэ… в следующий раз мы обязательно познакомимся ближе. Обещаю.

Я захлопнул футляр и закинул его за спину, дурацкой щекотки не последовало да и сам футляр удобно сбалансировался изгибом по спине даже не качнувшись по сторонам, как я того ожидал. Удивительно лёгкий багаж, учитывая пистолет-пулемёт и два снаряжённых патронами диска к нему внутри. Я двинулся вперёд к решению более насущных проблем суливших неизбежно возникнуть на здешнем солнцепёке, и мне оставалось только уповать на то, что когда придется пить собственную мочу, она хотя бы не будет радужного цвета или разить кактусовым соком. Клетчатая змейка вновь высунулась из песка, глянув мне вслед, и снова подразнила языком. Улыбка опять сама собой разошлась по моему лицу.

-Второй шанс за сегодня? Ох, обожаю это место.

( The Glenn Miller Orchestra — In The Mood)

---

Ненавижу это место... Тихий вой ветра пробился сквозь вздрогнувшие стёкла.

Ненавижу этих пони...

Создательница положилась на нас, отправив сюда. И мы обещали сберечь наше дело, мы обещали защитить всё, чего достигли на случай немыслимого. На случай, когда многих из нас не будет в живых, на тот случай, когда идеи создательницы некому будет защищать, когда державшая нас связь прервётся, и мы больше не услышим ответов. Мы не справились... Мы подвели их всех, наших собратьев и нашу создательницу.

Наша работа зашла в тупик, а значит, мы не справились, в тот момент, когда всё надежды были возложены на нас. Есть ли в нас теперь смысл?

Пылинки весело танцевали в скудных лучах света сочившего сквозь грязно-зелёные стёкла.

Кого теперь винить, это проклятое место или «эту» ситуацию? Есть ли смысл рассуждать. У нас всё равно никогда не было достаточно ресурсов, а, усердствуя, мы лишь привлекали нежелательное внимание. Наши перспективы мрачны, а упадок остается лишь вопросом времени. Времени, которое никуда не спешит и ни кого не щадит. Скоро мы будем бороться не за наши идеи, а за наши жизни. Приближается голод…

В дверном проёме появилась тень.

Моя жалкая резиденция расположилась в директорском офисе, бывшем некогда частью процветавшей фабрики. Стекольной, насколько я могла судить. И хоть сейчас большая часть "обновлённого" производства сосредоточилась под землёй, польза от него не превышала той, которою можно было бы достичь, начав вновь выпускать бесполезные склянки для прохладительных напитков.

Дрянные боеприпасы и нестабильные препараты. Чудо, что мы ещё не отправились исследовать Луну сидя на всём этом дерьме. Но худшая из наших бед лежит за гранью моего понимания. И это логично, потому что наша главная беда, создавшая «эту» ситуацию кроется в бракованных пополнениях. Звучит даже глупее, чем сам факт в действительности.

Вне зависимости от модели, выпускаемые нами куски цветного мяса, на заверяющем этапе имеют мозги не способные переваривать хотя бы базовую программу. Чего и говорить о телах, через сутки отвергающих импланты, без которых их жизненный путь целиком умещается на табло секундомера. Только две из десяти обращённых способны функционировать в полном объёме. Вопрос "почему?" перестал меня волновать после двухсотой браковки. Браковки… Нам остаётся только добивать их и сваливать в кучу, чтобы потом заново использовать, но уже по частям в недостающих местах. Пустой труд, пустые результаты…

Я посмотрела на тень стоявшую в проходе… Да, иметь свою собственную волю то ещё наказание.

Чтож… Хватит стенаний, нужно узнать как дела на сегодня, потешить себя минуткой стабильного регресса. А то несчастная мастеровая уже заждалась. Поймав на себе мой взгляд, тень, находившаяся в проёме, резко уставилась в пол.

-Проходи.

В дальнем углу офиса понурив голову стояла покрытая копотью кобыла. Ростом она была ниже хозяйки кабинета и функционал носимых ею девайсов был куда скромнее. Она просто стояла в углу, периодически потирая одной передней ногой об другую и изредка вздрагивая испачканными в мазуте крыльями. Её блекло-синий рог, улучшенный и армированный металлическим кожухом, иногда моргал зелёным светом от установленных в нём крошечных ламп-индикаторов. Что свидетельствовало о скором недомогании.

— Говори, 315-я. Сегодня тебя буду слушать я. Помехи опять оборвали связь с источником... — так, дай угадаю тему сегодняшней беседы — снова некачественный материал?
315-я помедлила, но, всё же, подняв голову, начала:

— Да, конечно, «старшая» сестра. За истёкший срок значимых происшествий не зафиксировано, наши показатели составляют 9% от исходной задачи, и новый график распределения рабочих сил соблюдается в полной мере. Однако, нехватка материала приводит к некоторым запозданиям... нам в особенности не хватает... лёгких. Полученные с последней вылазки инфицированы здешним «мясным» штаммом... и... почти все из них разрушены никотином... Так же, возникли проблемы с приспособлением грифоньих крыльев и элементов парнокопытных видов, не думаю что из них...

Я вздохнула и откинулась в своё, не совсем соответствовавшее моим размерам кресло, выставив при этом назад крылья в качестве подпорки для спины, чтобы не упасть. Плотные маховые перья с шорохом прогнулись от навалившегося веса, подняв с бетонного пола пыльные облачка.

— М...мне продолжать?

Чего это она так нервничает? Неужели решила, что я и её с частью расчётной службы на недостающий материал отправлю, как было накануне со службой охраны?

— Не стоит, – сказала я, закрыв глаза и поводив копытами по вискам, стараясь не вспоминать о случившемся. — Давай сразу к делу, эксперимент в изолированных условиях удался?

Она снова отвела взгляд в сторону.

— Н...нет.

— Тогда почему я об этом до сих пор не в курсе? — я пристально посмотрела на неё и даже театрально вскинула бровь, желая придать своему деловитому образу больше удивления.

— Глава службы охраны... она... посчитала неудачу нашей оплошностью во время инъекции «Гармонии мк. II» и приказала моим мастеровым производить эксперимент до тех пор, пока не будет достигнут результат... Любой результат. Мы...

— Сколько раз вы уже реанимировали "добровольца"?

— Сем..

— Ну? -протянула я.

— Сем..мьсот тринадцать...раз. – почти шёпотом ответила она – Средняя продолжительность жизни после инъекции составила 15 секунд… скоро мы достигнем предела для сердечных тканей и они просто поджарятся, но благо, что нервная система и мозг уже отключились…

Да, это благо – подумала я – в конце концов, овощи не чувствуют боли. Применять «Гармонию» на уже приобщённых к нам её милостью — ещё одна досадная необходимость, цель которой – узнать, почему наши пополнения так редко выживают. Только итог от такого применения из раза в раз воодушевляет всё меньше: кровь в теле уже преображённом «Гармонией» быстро вскипает, начиная сочиться из всех отверстий, а внутренности раздувают тело так, что при этом сами рискуют лопнуть, вырвавшись сквозь глотку наружу. То ещё зрелище… и запах. Так продолжается до следующей инъекции, пока тело вновь не приходит в норму, правда уже в состоянии трупа. Ничто ещё не давало иного результата — ни изменение дозировки, ни времени между инъекциями. Всё это жутко неправильно, эталонная «Гармония» не должна нам вредить.

-Эх... — я снова откинулась на спинку своего крошечного кресла, которое, стоит признать, неплохо сохранилось. Наверное, оно было удобно предыдущему хозяину, раз он не выбросил его. Даже невзирая на сильно продавленное крупом сиденье. Или наоборот, благодаря ему?

— Стоит ли напоминать, в чьей ты власти 315-я? – судя по реакции, я вырвала её из раздумий. Она вновь быстро уставилась в пол. Интересно, что было у неё на уме, пока я рассуждала о судьбах наших добровольцев.

— Н...нет, я... я служу во славу Гармонии создательнице и её приоритетным творениям, даровавшим мне жизнь. – как наизусть выпалила она.

— Верно, — протянула я, — но Лаудер Векс ли сшила тебя по кусочкам?

— Н..Нет...

— Тогда не забывай об этом. И, прежде чем выполнять её указания, докладывай о них мне, — я всё ещё надеялась поймать её взгляд.

— Да, «старшая» сестра, к... конечно, прости меня, в следующий раз я обязательно буду...

— Хватит уже, — сказала я, махнув копытом своему творению. А то это займёт вечность. — С Векс я разберусь сама. А теперь, будь хорошей кобылкой и пойди, составь новый график для ночной смены. Мне потребуются сегодня десять свободных мастеровых в полевом снаряжении, и ты в их числе, – она хотела что-то сказать, но по её крыльям пробежала мелкая дрожь. — И да, можешь отправить добровольца на материал. Затем пригласи ко мне главу службы охраны. – в эти слова я вложила всю доброту на которую была способна. — Сегодня мы пойдём за покупками вместе.

От последней фразы она в непонятках уставилась прямо на меня. Я ответила ей лёгким жестом копыта в направлении выхода, и она, нервно поклонившись, скрылась в проходе.

Итак, опять… Опять эта своенравная бестолочь отрывает от работы тех, кто ещё на что-то способен, тем самым срывая и без того никудышный график. Я бы утилизировала её на материал, не будь она мне равной… Но всё же нет, она мне не ровня, её создавали для более тривиальных задач. Хотя… малый прок есть и от неё. Бойцы, создаваемые по её типу, выходят весьма жизнеспособными, хотя, с другой стороны, стоит ли считать такую мерзость за успех?

Выход из офиса шёл напрямик к высокому балкону, с которого открывался вид на фасовочный цех. Внушительных размеров помещение располагало высокими потолками, грязными окнами, почти не пропускавшими дневной свет, и дырявой крышей с паутиной просевших от ржавчины балок. За исключением пыли, цех был практически пуст. Вдавленные следы и отверстия от болтов на цементном полу ещё напоминали о его некогда промышленном содержимом.

Миновав покосившиеся перила балкона, 315-я шагнула в пустоту и, расправив крылья, аккуратно приземлилась неподалёку от выпиравшей из пола цементной плиты. Левитировав силой мысли небольшой камушек к центру плиты она несколько раз постучала им об цемент, выбивая какую-то простую мелодию. Плита, глухо заскрипев, пришла в движение. Рассыпая с краёв цементную крошку, она приподнялась одним краем вверх, оказавшись достаточно высоко, чтобы 315-я смогла пройти в образовавшийся на полу вход в полный рост. Блестящие волны зёленого света удерживавшие плиту снизу рассеялись, когда мастеровая скрылась под землю. Протяжно скрипя, кусок пола медленно вернулся на своё привычное место.

Подземный коридор расширялся у границы оказавшейся теперь на потолке бетонной плиты и выходил в небольшой холл с массивными железными дверьми. Плохое освещение и сырость делали это место не самой живописной частью комплекса. Плюс его затхлый воздух дополняла бесподобно кислая вонь.
315-й было не привыкать, это место было домом, пускай не слишком приятным, но единственным для неё возможным, к тому же она, не понаслышке знала о местах похуже "прихожей", а потому, никогда особо не брезговала ею или её обитателями.

По обе стороны от едва освещённых ворот покрытых ржавой плесенью стояли «младшие» сёстры из службы охранения. Одна из них весело поприветствовала мастеровую, неуклюже помахав ей огромной мускулистой ногой. Совсем как дети — подумала 315-я.

Охранницы были на голову выше 315-й, а в ширине вовсе превосходили её втрое. С их неестественно разбухших мышц с выпирающими венами покрывавших всё тело вплоть до ушей обильно стекала влага. Что было заслугой совсем не царившей здесь сырости. Это была маленькая плата, которую им приходилось отдавать за способность спокойно разгуливать посреди заражённых мест, это и многое другое, о чём 315-й сейчас совсем не хотелось думать.

— Кха-а-ак дхе-е-ела? – хрипя над каждым словом, дружелюбно поинтересовалась ответственная за ворота. Говорить ей давалось с явным трудом, не помогал даже крючок, отгибавший с левого края чрезмерно отросшую верхнюю губу, свисавшую с подбородка на другом крае лица. От чего она походила больше на подцепленную рыбу, чем на командира пропускного пункта. Подопечная охранница не особо выделялась на её фоне. Она была облачена в такие же бесформенные доспехи, включавшие в себя чёрную кожу или возможно резину, в комплекте с ржавым хламом и приглянувшимся с вылазок мусором. Шею украшал металлический хомут со внушительного размерами наплечниками. От своего командира её отличало только то, что она, как и все остальные охранницы постоянно носила на голове толстый металлический лист с прорезями для глаз, целиком скрывавший её лицо от окружающих.

-На те-фя не злились? — снова напомнила о себе охранница.

Мастеровая улыбнулась. — Нет Алоэ, всё прошло как обычно, на меня не злились.

Охранница улыбнулась в ответ, настолько, насколько была способна. Её подопечная скрытая маской, похоже, тоже улыбалась, если судить по прижатым снизу векам.

— А наз все-вда вууу-гают. Веее-кс неее н-вавится ко-вда мы ва-вговариваем с ов-стальными и о-на наха-зывает наз. — сказала Алоэ чуть опустив уши. 315-я только сейчас разглядела на её боках старательно скрываемые прижатыми крыльями проступавшие ожоги с потёками крови. Охранница испуганно посмотрела на 315-ю, поймав направление её взгляда. – Ой, мы сей-фяз го-форили...

— Да. – ответила мастеровая медленно наступая — И это непростительно! — Вокруг её усиленного металлом рога вспыхнуло поле чистой энергии. Язык голубого пламени сорвался с его острия, опалив сырой потолок. Издав оглушительно гадкий стрекот, вокруг созданного её рогом поля заискрили молнии, наполнив помещение белесо-ярким светом. Охранница зажмурилась и попятилась назад в сторону двери, чтобы там замереть и нервно сжать челюсти.

Когда крохотный бутылёк с белесной жидкостью уткнулся ей в нос. Его левитировала 315-я. Молнии исчезли, и сейчас её рог окутывало лишь нежно-голубое свечение волнистой ауры магического поля. В телекинетическом облаке бутылёк повернулся этикеткой к Алоэ. Надпись гласила: "Биг Мак" продукт фермы Сладкие Опиумные Акры.

— Это обезболивающее, милая. И, в следующий раз, если не доверяешь медикам, не молчи и скажи мне, договорились?

Алоэ приняла своим телекинезом бутылёк и кротко улыбнулась, — Ты, ты фо-рошая тви один пфять, я ооо-чень благ-ходарна.

Охранница по соседству тоже была рада, энергично кивая головой и пустив из под маски длинную полоску слюны. 315-я слегка потрепала магией её гриву, чуть выпиравшую за толстый металл маски, пока Алоэ возилась с воротами. Тяжёлые створки, заскрипев, распахнулись, открыв вид на хорошо освещённый коридор с решётчатым полом.

— Не скучайте, я скоро вернусь, и, кто знает, может быть, мы сегодня вместе сходим наружу, – охранницы даже поверить не могли в такое счастье.

Под решётчатым полом кипела жизнь. Из кромешной тьмы стройными рядами тянулись конвейеры, разветвляясь, сходясь и перекрывая друг друга, для того, чтобы вновь скрыться во мраке цехов.

Со всех ног миновав поворот, 315-я сразу же ударилась обо что-то твёрдое и грохнулась прямо на пол. В момент падения она заметила, что сбила кого-то внушительно-зелёного, и, причём, совсем не влажного, а это могло означать только одно...

Только подумав о встрече с Векс, мастеровая мысленно распрощалась со своими пока ещё не переломанными костьми и пока ещё не вспузыреными от ожогов боками. Впрочем, долго ей ждать не придется, сейчас глава службы охраны поднимется на ноги и заботливо отправит её в лазарет, причём таким образом, что ходить туда 315-й придется ещё недельку-другую, а может случиться и так, что Векс примет на себя обязательство лично навещать мастеровую и приглядывать за её самочувствием во время работы, после чего посещение лазарета затянется ещё минимум на месяц. Но, к удивлению 315-й, зелёным здесь был только фартук сбитой ею рослой фигуры. А вот под ним скрывалась, словно покрытая полосками растёкшейся грязновато-жёлтой краски, начальница химической службы. Последняя из тройки старших сестёр. И сейчас она валялась на полу уткнув рог в угол стены в окружении, ох, нет! обломков какого-то электронного устройства.

— Рад Квид! Рад Квид! Вы целы? – вскочив на ноги, выпалила мастеровая. 315-я уже было потянулась проверить пульс, как по растянувшемуся на полу телу пробежала мелкая дрожь, а затем из под задравшегося на голову халата послышалось тихое сопение. Которое довольно быстро переросло в ритмичное фырканье под аккомпонимент дрожащих плеч. Судороги? Нет. Как? Подумать только, она смеялась! Поле желтоватого телекинеза скинуло халат с её головы и на 315-ю уставились два тёмно-оранжевых глаза с раздробленными зрачками напоминавшими по форме песочные часы.

— И как только Рейз смеет утверждать, что создала тебя для учётно-вычислительной деятельности? Я могу различать звук в спектре от "инфра" до "гипер", но твой галоп был тише дыхания улитки! Наши Валькирии должны поклоняться твоим способностям, а Векс вообще должна ходить к тебе за советом!

Мастеровая протянула под её ноги крылья помогая подняться.

— П...Простите, я так винова...

— О, привет, 315-я! Мои манеры. Как у тебя дела? Извини, что не заметила тебя сразу.

— Но это ведь я...

— И даже не думай меня пугать тем, что нажалуешься про меня Рейз, я не стану играть в гордость и попрошу прощения на коленях, — она упала на колени, что уравняло её в росте с мастеровой, и уткнулась ей мордочкой в грудь. — Ну что, прощаешь? — пропищала она тонким голоском. Её смотревшие снизу вверх глаза увлажнились и затряслись с такой силой, что зрачки формы песочных часов готовы были разделиться надвое.

Эх, — подумала мастеровая, — если и можно было в чём то винить Рад Квид, то только в позитивном настрое. Она никогда не срывалась на своих подчинённых, и к тому же, в её присутствии Рейз словно становилась… снисходительнее? A Векс даже позволяла над собою шутить и положительно о других отзываться.

— Конечно я вас прощаю. – всё ещё немного в замешательстве ответила 315-я.

— Вот и чудненько! — сказала Квид, вскинув в счастливом жесте передние ноги к потолку и опираясь на выставленные к полу пятнистые крылья.

— Но всё же ваше устройство... — мастеровая нерешительно показала в сторону обломков электроники.

— Да забудь, — сказала Квид, махнув крылом — эта дрянь всё равно работала через раз. Итак. Ты от Рейз идёшь, ммм?

Мастеровая кивнула, обдумывая случившееся.

— Она в хорошем настроении?- спросила Квид.

— Сложно сказать, мы общались не долго... но…

— Но…? — улыбка прошлась по лицу Квид, отчего 315-я не выдержала и тоже позволила себе немного улыбнуться.

— Но, возможно, Лаудер Векс вскоре придется ответить на несколько неловких вопросов. Поэтому вам, возможно, стоит заранее припасти для неё пару запасных крыльев и рог.

— А может быть и метр другой эпидермы, — поводив кончиком крыла по подбородку суммировала Квид увлечённо глядя в потолок.

Мастеровую снова почувствовала вину за свою невнимательность.

— Мне распорядиться убрать это – спросила она, кивнув в сторону разбросанной электроники, или собрать для вас всё что осталось?

Квид ещё некоторое время изучала потолок, прежде чем решить.

— Да. Наверное, стоит ещё над этим немножко поработать. Пускай соберут и доставят ко мне, но, не в лабораторию, а в кабинет, вот, держи ключ, — она ловким движением своего длинно-змеиного хвоста увенчанного наконечником в форме карточной пики, а может быть и сердечка, достала из халата изумрудную карточку и протянула её к мастеровой. — Только у меня к тебе одно условие.
315-я была готова ответить любой услугой, чтобы загладить свой проступок, ведь минимум ей грозили сутки таскания Аидовой руды.

— Верхом на моём кресле по коридорам не кататься.

— Постараюсь — улыбнувшись, ответила 315-я.

Конвейеры размеренно ползли в темноту. Под решетчатым полом всё ещё кипела жизнь. В багровом свете печей шли фасовочные линии, буквально ломившиеся от сортируемого на них мусора. Они сменялись грохочущими цехами сжигавшими, переплавлявшими и штамповавшими всё, что могло сгодиться для дела. По угловатым желобам, когда то грохотавшими пустыми бутылками сейчас текли блестящие реки патронов, звонко стекая шумными водопадами в расставленные для них на полу ящики. А за столами, приставленными к конвейерам, стояли мастеровые занимавшиеся обработкой только что отлитых деталей, уже через считанные минуты готовых стать стрелковым, холодным либо каким угодно другим лишающим жизни видом оружия.

Вид мастеровых был удручающ. Скатавшаяся от пота шерсть и заляпанные мазутом крылья давно стали принятой модой. Покрытые нагаром инструменты, движимые в монотонном ритме исхудавших тел, и неестественно угловатые силуэты теней от выступающих из под кожи имплантов делали их весьма гармоничной часть промышленного цеха.

Израсходовав суточную норму магии, они были слишком истощены, чтобы использовать телекинез, поэтому нагружали себя до трещин копыт, производя все тяжёлые операции с помощью одной лишь физической силы.

Кто-то едва держался на ногах, взгромоздив на себя ношу из черезмерного числа заготовок, которые ещё нужно было поочерёдно закрепить на станках, миновав целые заросли опасных лезвий и свёрл. Травматизм был в порядке вещей.

Главной наградой, конечно же, уцелев после смены, было хоть немножко вздремнуть, пока не наступит новая смена, и всё, для чего ты живёшь не повториться опять.

Некоторые конвейеры шли особняком, минуя прочие линии и оставляя шумные цеха позади, неся своё особое содержимое в более стерильные, но от этого не более ухоженные лаборатории. А сразу за лабораториями шли почти не отличимые от цехов слабо освещённые сборочные пункты.

Тусклая лампа в тарелочном плафоне то и дело моргала, рисуя на стенах полупрозрачные тени. Очередной проржавевший конвейер заканчивался широким столом с кучей выдвижных металлических ящиков.

Стол был покрыт уже не в один слой красными пятнами, а среди прочего мусора на нём лежал ни чем не примечательный для местных обитателей труп. Рядом, уткнувшись головой в вытянутую по столу переднюю ногу, сидела мастеровая, другая её нога свободно свисала немного покачиваясь.

Пол был усеян пустыми шприцами, но пара ещё лежала на столе. Мастеровая поёжилась, случайно задев их водружённым на стол копытом.

Оба шприца наполненные жидкостью постоянно менявшей цвет, равно как и форму бултыхавшихся в ней липких пузырей, уже были готовы скатиться со стола навстречу жёсткой судьбе, но волнистое облако синего цвета ухватило их у самого пола и аккуратно сложило в выдвинутый из стола ящик.

— Мэй Вэй?

— Хрррр…

— Мэй! Вэй! – ящик с грохотом закрылся.

— ААА! Что?

— Ты что, спала?

— Я не... это..., Нет… А что? — её собеседница некоторое время смотрела на неё с нескрываемым упрёком, но затем сжав губы устремила свой взгляд в потолок.

-Векс шастает по близости, вот «Что?»! Судя по царящей в третьей сборочной панике она не в настроении прощать. — Мэй Вэй зевнула в ответ и, уронив голову на конвейер, прижалась щекой к коробке пульта его управления. — твёрдый холодный металл, как уютно — пробормотала она.

— Иди, поспи, я тебя заменю.

— Но до конца моей смены ещё часа два... Наверное.

— Я сказала, что заменю тебя, твоя смена закончилась. — она опустила крыло ей на плечи и подставив свой затылок под её шею помогла заспанной пони взобраться себе на спину.

— Сколько собрала?

— Пять.

— За сутки?!

— Ага.

— Ты вообще от конвейера отходила? — Вэй отрицательно помотала свисавшей по боку подруги головой. — Даже по маленькой? — она вновь помотала головой.

— Ты наверное, моего списания добиваешься?

— А?

— Если тебя не станет, то как долго я смогу поддерживать нормы выпуска за нас обоих? Нашу линию закроют, а меня отправят на материал!

— Не преувеличивай... Я просто хотела...

— Чего? Отрезать себе голову задремав над циркулярной пилой?

— Её — она указала дрожащим копытом на лежавшее поперёк стола тело — сделать хотя бы одну.

— Шестая?

— Ага. -зевнула Вэй. -Я решила что если подольше с ней провожусь и подгоню всё как положено то может… Смогу её хотя бы реанимировать. — собеседница Вэй уставилась на свежесобранную браковку. Рядом с неподвижным телом из под кучки отработанных материалов выглядывал старенький журнал, пестривший иллюстрациями кобылок модельной внешности застывших в весьма неоднозначных позициях. Каждая иллюстрация содержала объёмный комментарий об эталонной комплекции и габаритных показателях для особо важных с точки зрения моды частях тела.

— Тааак, кровать тебя явно заждалась. Пошли, а то завтра будешь зелёная как охранница. Я за тобой приберу.

— Постой,

— Ну что ещё?

— Я сама. — Вэй собрала всю свою магическую волю вокруг головы браковки и, сдвинув брови, напряглась. Но вместо того, чтобы оторвать ей рог не рассчитала силы и только переломила его посерёдке, заставив другую половину болтаться на тонкой полоске кожи. Затем она небрежно столкнула тело со стола на установленные в полу металлические створки и, окутав телекинезом пульт управления, нажала на «спуск», напрочь забыв при этом отделить от браковки дефицитные крылья и рог. Тело скрылось в шахте, прежде чем её подруга успела как-нибудь среагировать.

Переборов гнетущее желание отправить Мэй Вэй следом за телом она прорычала:

— Быстро в койку пока ты ещё дров не наломала.

Вэй кивнула и неуклюже сползла с её спины. Еле волоча ноги, она направилась к выходу. Видя шатающуюся Мэй её подруга подумала: — Не проводить ли ту до кровати? Но оставлять сборочную сейчас было себе дороже, поэтому она решила, что Мэй может сама с этим справиться и, помахав ей крылом на прощание, вернулась к столу.

Пульт управления конвейером и всем остальным находившимся в сборочной был снабжён маленьким монитором.

— Это ещё что?

На тёмном экране сияло ярко-зелёное сообщение: «Копирование успешно завершено Архив №****** – Открыть историю операции?»

— Открыть. – щелчок тумблера и одно нажатие на кнопку. По экрану побежал бесчисленный список записанных в аудио формате файлов. Их названия напоминали…

— Довоенную музыку? И это всё скопировано на браковку? Теперь понятно. Мэй сама угробила свой последний шедевр, записав несчастной в мозги вместо правильного ритма сердечных сокращений джазовые биты. Как этот архив сюда вообще попал? Радиосигналы с мелодиями далёкого прошлого иногда доходили до наших средств связи, но чтобы кто-то записывал, а потом ещё и каталогизировал их? Такого ещё не случалось.

Впрочем, они могли храниться на терминале сколь угодно долго. Ведь когда их перезапускали, то старую информацию старались не трогать, чтобы избежать конфликтов в работе с новыми программами в будущем. Удалю ка я его пока никто не заметил. — щелчок тумблера и два нажатия на кнопку: «Архив №****** успешно удалён — История операции недоступна»

Узкая шахта закончилась, и бездыханная браковка свалилась в кучу таких же мёртвых но немногим более изувеченных тел.
(Astrid Seriese — Underground)

---

Песок в ушах, песок в глазах, песок в ноздрях, песок по всему телу. Сколько не отряхивайся, пара минут наедине с ветром и всё возвращается на круги своя.

Не зная куда идти, я двигался туда, где облака торчали ближе всего, это было довольно занятно. Потому как теперь стало очевидно, что висели они, в том числе и над пустыней, в стороне к горам явно противоположной. А это значило, что континент вовсе не был таким уж безоблачным, каким казался на первый взгляд, по меньшей мере, безоблачным был именно тот регион, где я сейчас находился. А вот это уже наводило на мысль, что мне далеко неспроста посчастливилось сегодня оказаться под солнцем.

В общем-то, довольно странно ощущать на себе чьё-то азартное стремление с тобою же и расправиться, причём сделать это как в можно более изощрённой форме. Неужели нельзя было обойтись старым добрым заточенным лезвием и раскалённым железом в каком-нибудь уютном прохладном подвальчике, зачем отвлекать пустыню от её дел?

Жара не давала передышки, и я стал помышлять о привале. Что-то замаячило в этот момент на горизонте, прервав ход моих мыслей. Силуэт на фоне вихлявших холмов выглядел темнее песка и отличался правильной формой. Хвала небесам, что я почти разучился потеть. Обернувшись к футляру, я решил поинтересоваться у своего чёрного пассажира:

— Пойдём глянем?

На этот раз даже ветер не захотел провыть мне в ответ. Ну и ладно.

— Рад что мы друг, друга пони-маем.

Минуя песчаные насыпи, я брёл к прямоугольному объекту. В принципе, вопрос выбора меня ни сколько не терзал. Так как, направившись в сторону гор, я бы их вряд ли вообще достиг. И даже имей я такие же шансы найти жинеспасительные средства по пути в горы, что и в пустыне, по-прежнему оставалось одно основательно «но» игравшее не в пользу данного направления. Дело в том, что даже случись чудо, и достигни я гор раньше полного истощения, поиски цивилизации в них, если она там вообще имелась, затянулись бы ровно до моей голодной смерти. Чем же тогда была лучше пустыня? Ничем. Я всего лишь выбирал сторону, в которой отброшу копыта, поэтому полагался на волю случая, ну и на то, что пустыня кончится раньше моего самообладания. И сейчас возможно не прогадал.

И… Да уж… Интересно, а каков шанс идя в «никуда» посреди сплошного «нигде» наткнутся на дорожный знак ограничения по скорости? Знак оказался на склоне очередного бархана.

До «прямоугольника» оставалось уже меньше мили. Я решил, что это хороший… «знак», ведь, если подумать, то подобные предупреждения ставят на дорогах вблизи населённых мест, чтобы проезжие шибко не гоняли. И пускай дорогу давно занесло песком, но, возможно, неподалёку осталось что-нибудь обжитое, или хотя бы полезное, как например указатель направления. Стоит скрестить копыта. Ветер поднял с вершины бархана песчаное облачко, решившее незамедлительно обрушиться сухим дождём мне на голову. Я вновь отряхнулся от любезности пустыни и прибавил ходу.

Прямоугольник приближался, становясь различимее, отчётливее становились и заслонявшие небо облака. Похоже, они тоже двигались. Причём некоторые даже слишком быстро и что странно очень близко к земле, даже слишком близко. Мне показалось или одно из них было объято пламенем?

Я резко остановился. Внушительная серая туча, издав металлический скрежет, отделилась от общего фронта и направилась в мою сторону. Не пройдя и половины пути, она сильно накренилась вперёд и устремилась к земле. Туча буквально рухнула, влетев в землю, словно обретя вес. В следующий момент последовал оглушительный грохот. И серая облачная масса, перемешавшись с песком, грязным фонтаном взметнулась наверх. Грязная жижа мигом рванула во всех направлениях от центра падения. Я едва успел уронить футляр, чтобы скрыться за ним, как меня накрыл холодный поток.

Мокрый песок вряд ли был лучше обычного, но так я хотя бы освежился.

Облачный массив медленно сменил своё направление и отправился за горизонт. Вожделенная тень стала недосягаемой. А небо вновь было отвратительно чистым.

На месте «крушения» лежало нечто, похожее на пережёванный, затем выплюнутый и опять пережёванный грузовой кран. Шанс собрать там воды граничил с возможностью утонуть в размокшем песке. Но мне хватило и выжатой на язык с манжетки.

— Пфу, машинное масло.

В поисках тени я попытался накрыть себя футляром, уложив его самую габаритную часть на макушку, но удержать громоздкий предмет во время движения одними ушами оказалось сложнее, чем хотелось бы, поэтому от идеи пришлось отказаться. До прямоугольника оставалось совсем ничего, поэтому ещё более экстравагантные задумки остались не у дел.

Прямоугольник оказался сколочен из толстых досок покрытых тёмно-зелёной краской. По сути, это был рекламный щит высотой примерно с два моих роста. Вот только послание там было не рекламного содержания.

Знак, расположенный в центре щита изображал заключённые в треугольник разнонаправленные единорожьи рога. А почти выцветшая жёлтая надпись, выполненная печатными буквами, сообщала о следующем: «Внимание! Зона рогиационного заражения. Посторонним вход воспрещён! Попытки проникновения будут пресечены со всей строгостью действующего закона». В скобках под основной была надпись поменьше: «Долгое нахождение перед знаком представляет прямую опасность для здоровья и может быть не совместимо с жизнью»

Прямоугольнику не чем было меня больше удивить. Я осмотрел его обойдя вокруг. За ним открывался всё тот же непримечательный вид скучных песчаных холмов. Но из-за одной дюны что-то проглядывало. Точно, ещё один прямоугольник, и на этот раз более объёмный. Похоже на здание. Ха! День становиться только лучше.

Через пару минут передо мной раскинулся целый лабиринт из одноэтажных домиков. Пустыня их не пожалела. Я не заметил ни одного с уцелевшим окном или дверью. Но зато у них были крыши! Настоящая тень и, спасибо стенам, прохлада! Истинное блаженство.

Я скинул футляр в прихожей, а сам свалился на него. Пот градом стекал с моей уцелевшей шкуры, пока остывало оголённое мясо. Запрокинув голову, я наконец-то закрыл глаза и уже был готов отдаться чарам сонного царства, как вдруг обнаружил чужое присутствие. Мой кверх тормашками взгляд прошёл сквозь прихожую уперевшись в четыре силуэта на диване в гостиной. Они сидели не подвижно, скучковавшись и уставившись на меня. Их глаза блестели.

— Тааак, давайте без паники и скоротечных выводов.

Тишина… А это становиться привычным.

— Я сейчас встану, и мы всё обсудим. Хорошо?

Я медленно прижал к себе ноги и одним резким движением скатился с футляра, спрятавшись за стеной у входа в гостиную. Во время переката я ухватил футляр с собой, так что теперь у меня в ногах был уже собранный и снаряжённый Томми-Ган, который я сейчас очень быстро подгонял под правый наплечник. Обитатели гостиной не издали ни звука.

Никакой реакции даже дыхания не слышно. Стоп. Тогда чего я беспокоюсь? Я забросил в гостиную футляр, а сам высунулся следом, быстро осмотревшись через прицел. Я был почти готов потянуть за ремешок хвостоспусковго крючка. Но передумал. Поблизости больше никого не было. Никто из четвёрки не решил пошевелился.

Не отпуская натянутого хвостом ремешка и не сводя ствола со своих целей, я подошёл ближе.

Тень спала с их очертаний, и я разглядел смотревшие на меня фигуры. Манекены. Все как один были из пластика и смотрели в прихожую. И у каждого в глазах торчало по монетке. Пора бы мне уже привыкнуть к странностям здешнего антуража.

Боюсь даже предположить, какая ещё нездоровая хрень мне может повстречаться в дальнейшем.

Оглядев их сверху донизу, я не обнаружил следов ловушки или какого-либо подвоха. Просто чья то эксцентричная фантазия решила усадить на диван лицом прямо ко входу четыре манекена и воткнуть каждому из них в глаза по битовому четвертаку. Ничего необычного по меркам сегодняшнего дня. Честно.

Каждый манекен был в своём роде уникален, представляя разный возраст и пол, от чего вся четвёрка больше походила на дружную семью, чем на разодетые куклы. Здесь были манекены папы, мамы, возможно бабушки и жеребёнка. Я ткнул манекен жеребёнка в нос и сразу же подхватил копытом вылетевшие из его глаз монетки. Проделав тоже самое с остальными членами семейства и аккуратно обшарив полусгнивший диван я отправился на кухню.

Кухня оказалась такой же заброшенной. За исключением голых полок, в ней были только холодильник и покосившаяся раковина, в стоке которой торчал белый цветочек. Я понадеялся на воду и открыл кран но вместо неё из отверстия тугой струёй ударил гадкий песок.

Холодильник тоже добавил разочарования, в нём я обнаружил ещё один манекен, только на этот раз одетый в коричневую шляпу. Не люблю шляпы.

Собравшись уходить, я почувствовал, как скрипят и проседают подомной доски. Пройдя всю кухню вдоль и поперёк в поисках выступов в половицах, мой взгляд упал на холодильник. Предварительно избавившись от содержимого, я сдвинул этот металлический хлам в сторону.

И обнаружил как раз то, что искал. Под холодильником скрывалась крохотная дверца с железным кольцом. Я без труда откинул её и, оставив томмиган лежать наверху, полез знакомиться с богатствами здешнего погреба. Внутри была кромешная тьма, дополненная теснотой и сыростью, сделав не более двух шагов в любом направлении, я упирался в скользкие стены, пока не наступил в деревянный ящик. Забросив его на голову, я полез обратно. Хлипкая деревянная лесенка в какой-то момент решила ободряюще проломиться под моей задней ногой, как раз когда до поверхности оставалось копытом подать.

Всё же выбравшись из погреба, я опрокинул ящик со всем его содержимым перед собой.

Одна из консервных банок ударилась об пол и буквально рассыпалась, превратившись в пыль. Но остальные уцелели, чего нельзя было сказать про то, что в них оказалось.

Выбрав банку поприличнее, я откупорил её подковой и не без помощи металлических зубов вынул пробку из мутной бутылки, став тем самым, счастливым обладателем твёрдых как камень «ананасовых долек» и душистого как жидкий навоз уксуса. Чуть не лишившись языка попробовав уксус, я переключил внимание на «дольки». Топнув ногой по бледно-жёлтому цилиндру, я расколол его на мелкие кусочки, которые сразу же принялся грызть. После дегустации уксуса у меня напрочь пропало вкусовое восприятие, и это, возможно, было во благо ведь от «долек» тоже несло вековой свежестью. Другими словами мне пришлось занюхивать каждую порцию манжеткой разившей машинным маслом, чтобы хоть немного сбивать тленный аромат. Пускай я и не был сыт, зато голод оказался немного отсрочен.

Переведя дух после трапезы, я взобрался на диван и скинул с него манекены. Усадив футляр позади себя, я свесил ноги через подлокотники и откинулся на его гладкую поверхность в качестве спинки.

— Занятно – сказал я, обращаясь к футляру. – Я тут подумал, что знаю об этом месте даже больше чем о самом себе. И, честно говоря, меня это не очень-то и тревожит. А вот что на самом деле интересно знать, так это зачем это мне вообще нужен футляр с контрабасом внутри? Кроме как лишним грузом на спине. Может быть, я и играть-то ни на чём не умею? Что, кстати, довольно легко проверить.

Я привстал и потянулся к крышке. Но, открыв футляр, обнаружил на месте контрабаса крохотную коньвайскую гитарку. Как?

А, точно! Всё так, как и должно быть! Да. Сначала снятая заживо кожа, потом внезапное поселение посреди пустыни, затем четвертаки в глазах манекенов, всё сходится. Наверное, контрабас просто усох от жары и сжался в размерах. Здесь нет ничего необычного или выходящего за рамки возможного, не стоит удивляться, солнечный удар тут совсем ни при чём.

Меня преследуют три «эС» — снова сплошной сумбур. Может у футляра откидное дно и контрабас просто выпал по пути? Хотя нет, заметил бы. Вот дрянь, не припомню, был ли он в футляре, когда доставал томми-ган, слишком уж торопился. На всякий случай я всё же навалился на крышку со внутренней стороны, попытавшись её продавить, но как оказалось безрезультатно.

Чтож, теперь у меня в ногах была крохотная гитарка. Лучше, чем ничего. И на ум пришла только одна годная этому инструменту мелодия.
(Bratislava Hot Serenaders — Livin' In The Sunlight, Lovin' In The Moonlight)

Закончив музицировать, я хотел было закинуть гитарку обратно в футляр. Но в нём меня уже дожидался не пойми откуда взявшийся кескик.

— Это мне? – Я чуть не зааплодировал от восторга. – Похоже, в мире ещё остались ценители музыки!

Восторг продлился не долго. Распробовав кексик, я кинулся обратно на кухню, чтобы приложиться к бутылке с уксусом. В сравнении с мощью горчицы заправленной в кексик, навозный аромат столетней выдержки казался избавлением.

— Кое-кто напрашивается на грубость. – сказал я скинув футляр с дивана чтобы воспользовался им как подставкой для ног. Из футляра донёсся звонкий щелчок. Я медленно подобрал одну заднюю ногу к себе, а другой аккуратно приоткрыл крышку. Как тут же из футляра мне на грудь прилетела осколочная граната. Красненькая. Странно, разве у неё не должно быть чеки?

— Ахтыж! Подлая дрянь! – панически жонглируя гранатой из копыта в копыто я чудом умудрился отправить её в полёт через разбитое окно наружу и припасть к полу.

В мгновение последовал глухой хлопок, и уши наполнил свистящий шум. Штукатурка не посыпалась с потолка, лишь потому, что покинула его уже очень давно, зато на чердаке скопилось достаточно песка, чтобы устроить мне очередной сыпучий душ сквозь трещины в перекрытиях.

Снаружи что-то споткнулось и громко застучав копытами пустилось наутёк.

— А ну стоять, павидло! — выкрикнул я мигом схватив футляр и побежал ко входу. Выскочив из домика, я замер на месте.

Я прищурился и осмотрелся. На песке не было ничьих следов кроме тех, что я оставил, когда только сюда пришёл. А вот в них было кое-что интересное. Следы на размер меньше моих, почти с копыто жеребёнка. Видимо он шёл, ступая по ним. Но зачем?

— Можешь выходить! Я не так плохо играю, как кажется некоторым футлярам!

Опять ничего кроме ветра. Ладно тебе, я ведь не со зла…

Мои следы, похоже, кем-то подчищенные, кончались, уходя чуть дальше от домика просто исчезая на песке. Хитро. Поиски могут занять какое-то время. Но я терпелив, к тому же идти отсюда всё равно некуда. Но с другой стороны может и есть, не мог же мой гость преследователь меня всё это время. Он должен был откуда-то прийти. Пускай городок и был пуст, но в нём хватало привидений.

Никуда не годится, нужно найти еду и воду, нужно найти цивилизацию, следовательно, нужен живой город. «Приведенье» могло оказаться полезным.

Рядом с домишком, покачивая открытой дверцей, стоял почтовый ящик.

Внутри я обнаружил неподвластный времени военный журнал «Лакт энд Лоадед» с обложки которого на меня тыча копытом глядел угрюмый сержант морской кавалерии. Следом за ним в ящике шёл реликт довоенной газеты с помпезным заголовком: «В сегодняшнем номере: разоблачение драконьего синдрома и эксклюзивное интервью с госпожой министром по случаю годовщины её назначения на должность»

— Эх, а я наивно рассчитывал найти дорожную карту или туристический проспект.

Подумать только, интервью... Банальнее не придумаешь. Наверняка ответы были заготовлены заранее:

«В дружбе наша сила!» – кричал заголовок интервью.

«На вопрос нашего корреспондента:

— Что стало первым пунктом в списке министерских дел? — госпожа министр, не раздумывая отвечает:

— Конечно же, поиск верных друзей. Ведь только в слаженной команде можно достичь великих свершений. Я знаю об этом не понаслышке и потому особенно ценю своих «старых» друзей…»

Меня позабавила эта бравада. Да уж, мэм. Со столь ухоженной гривой и аристократически-бледной шкурой только и остается, что рассуждать о дружбе. Уверен, вы многое можете мне поведать о ней. Например, то, что ваши «друзья» это вовсе не коллекция из почитателей вашего высокого статуса на пару с воздыхателями красот вашей опрятной наружности.

— Разве не так?- сказал я вслух, ткнув копытом в фотографию единорожки-министра. – Не стоит стеснятся, детка, я прекрасно знаю, что такое друзья. Простое развлечение для самовлюблённых и богатых. Игрушка, придуманная имущими власть для поднятия себе настроения. Истинная преданность кому-либо редка и скоротечна. Да и не заслуживает почитания, а тем более стремления к ней. Ведь всё просто: вверяя свою жизнь в другие копыта, ты лишь скидываешь с себя ответственность за неё на чужие плечи. Это слабость, за которую проще простого этой самой жизнью поплатиться.

Проще говоря, друзья, это ресурс лицемеров и слабаков. Вся их суть.

Интервью оказалось жутко банальным, плюс изобиловало кучей неактуальных на данный момент новостей. Под конец, наверное, недостаточно надоев вновь повторяемым бредом о важности дружбе статья подытоживала: «В наше непростое время верные друзья нужны как никогда. Поэтому я советую вам тщательнее выбирать друзей, и если у вас их совсем нет, то желаю ими как можно скорее обзавестись.»

— Звучит резонно, интересно, сильно ли тебе помогла твоя дружба во время войны?

Впрочем, война была давно, и сейчас на неё всем насрать. Извиняюсь, наплевать.

— Чтож, обзавестись друзьями… До чего бесполезный совет! – продолжил я, разглядывая аппетитные формы госпожи министра. К последней странице газеты прилагалась фотосессия. Похоже, она любила наряжаться и позировать, и у неё это признаться очень неплохо получалось, некоторые позы были особенно приятны моему взору.

— Фанаты могут подождать, мэм, что мне действительно сейчас нужно так это перекусить... А о твоём поведении! – я резко обернулся к футляру выставив ногу вперёд – Мы ещё поговорим.

Журнал и газета быстро скрылись под чёрной крышкой футляра, хотя газета осталась немного торчащей за край. Неудивительно, я забросил их вовнутрь с такой скоростью, что сам едва это заметил.

-Не слишком ли инстинктивно я себя рядом с тобой веду? – обратился я к чёрному саркофагу, футляр снова предпочёл отмолчаться.

Солнце продолжало жарить округу, но его полуденная ярость начинала сходить на убыль. Итак, у меня по-прежнему было всё время мира, и его по-прежнему некуда было девать. Городок хранил тишину, а подглядывавшее за мной приведение, сумело неплохо затаиться.

Я решил не тратить впустую время, отведённое мне до фатального обезвоживания, и отправился немного прогуляться. Заодно осмотрю достопримечательности. Шанс найти что-нибудь полезное ещё остаётся.

В центре городишки расположился колодец. К сожалению, высохший. Стоявшее рядом ведёрко грустно ударилось о песчаное дно, скрывшись во тьме.

Досадно, когда жажда не даёт реваншей, особенно посреди пустыни.

Слева от меня эхом донёсся странный треск. Я огляделся по сторонам, но вновь никого не нашёл. Звук доносился с другого конца городишки. Чтож, поглядим.

Приближаясь к источнику звука, я начал отчётливо различать шипящий голос, пробивавшийся сквозь шорох помех: «шшш…Рей шшш…пециально для сектора Меркурий…шшш». Передача оборвалась. Так, так, так. Источником звука оказался ржавый репродуктор, смонтированный на высоком столбе.

Эта штуковина всё ещё работает. Значит, её что-то питает. Что логично. Правда, толку от этого знания ровно нисколько. А вот это, уже поинтереснее.

Только оказавшись здесь, я заметил, что на границе городка расположился огромный экран, принадлежавший открытому кинотеатру. Его полотно слегка порвалось и болталось рваными полосками по ветру, но всё же по большей части уцелело. Я отправился его осмотреть.

Перед экраном находилась парковка, забитая до основания. Почти в каждой повозке или колеснице присутствовали манекены, застывшие в будничных позах. Кто-то ел попкорн из пакета лишённого дна, кто-то поправлял объёмо-зорные очки, а кто-то тупо лапал свою «подружку». Парковочная площадка была испещрена мелкими ямами в некоторых, из которых, светясь, булькала зелёная жижа. Пройдя в самый конец рядов зрительских колесниц, я оказался напротив песчаной пирамидки, возвышавшейся на верхушке операторского подиума. Взобравшись на него и раскидав песок, я нашёл то, что искал.

Под слоем песка оказался кинопроектор. Мне даже не пришлось бить по нему ногой или вытряхивать сахар пустыни, проектор был в отличном состоянии и сразу включился. Я скинул колпачок с объектива, и направился к ближайшей повозке. Рядом с экраном громко ухнув, разлетелись ещё две кучки песка, освободив внушительного размера динамики.

Сладкая парочка манекенов, приютившаяся на заднем сидении повозки, с радостью уступила мне между собой место, когда из динамиков заиграла музыка, а по экрану поползли цифры.

«3! …2!...1!... Пип!»

Я положил копыта на плечи недавно целовавшимся жеребцу и кобылке и, запрокинув задние ноги на спинку водительского кресла, целиком отдался магии кино.

Под музыку на весь экран выкатилась огромная надпись:
(US Army Band — Washington Post March)
«Будущее наступает прямо сейчас!»

Раздался дикторский голос:

«И возможно, оно уже стучится в ваши двери! – стук, стук. — Эквестрия-тэк представляет: Жизнь как в Раю!...

Да! Честные граждане. Это не секрет, что на сегодня Эквестрия является самым быстроразвивающимся государством мира. Мы производим 70% мировых благ и даём работу 90% населения континента. Но вы спросите: как это стало возможным? Мы ответим.

Вот в чём дело. Обратившись к истории, вы узнаете что последнюю тысячу лет наша любимая Эквестрия была всего лишь заурядной сельской державой, удобно расположенной на карте, но не более того. Окружающий мир не сильно нас интересовал, да и наши соседи не стремились проявлять к нему особый интерес.

Однако в один чудесный миг всё круто изменилось. И всё потому, что мы открыли для себя «дружбу»! Так что такое Д.Р.У.Ж.Б.А.? О! Д.Р.У.Ж.Б.А. – друзья, это аббревиатура известная сейчас каждому: Доступная Работа Удовлетворяющая Жизненные Барьеры и Амбиции. И главное для всех!

С тех самых пор как эти слова прозвучали, каждый смог работать с тем, в чём был его талант. И вправду, зачем нам отрицать наши сильные стороны? Каждый может делать то, к чему имеет природный дар! Разумное разделение труда как никогда позволило реализовать себя каждому и в меру своих способностей.

Представьте, если бы корзинки плёл кто-нибудь, наделённый талантом, скажем, в разбрасывании снега? – под забавную музыку на экран выползла сюрреалистичная картинка с корзинкой, сделанной из снегоуборочных лопат, ломаных веток и снега.

И вы уж точно не дадите свои честно заработанные биты на сохранение такому вот растяпе, – на экране появился неопрятного вида мул опрокинувший тележку, в которую был запряжён. По всей мостовой из неё раскатились яблоки, а на пороге банка оказавшегося по соседству на него с укором взирал единорог с кьютимаркой в виде копилки-поросёнка. Несчастный мул был готов разрыдаться от своей неуклюжести, но единорог пришёл на помощь и мигом подхватил своей магией рассыпанные по мостовой яблоки, сгрузив их обратно в тележку, при этом он стильно левитировал одно из них к себе в рот и надкусил. Единорог подмигнул повеселевшему мулу и взамен надкушенного яблока левитировал ему две битовые монетки. Диктор продолжил – Ну может быть только в случае честной сделки.

Мы работаем сообща! И со всеми! – на экране показались чумазые ослики в тесном лифте поднимавшиеся из душной шахты, картинка сменилась маленьким зебрёнком увлечённо натиравшим на специальной колодке копыта какому-то статному пегасу в броне. Затем показали грифонов, под вечер покидавших стройку, они миновали проходную, ставя на своих перфокартах отметки о законченной смене, чтобы перейдя через дорогу заступить в ночную смену на расположенном напротив консервном заводе. Вдоль дороги, бодро разметая мусор, шёл минотавр, он затягивался сломанной папиросой и даже на фоне довольно крупных грифонов выглядел настоящим колоссом. Возможно дело в двуногости…

И эта работа приносит свои плоды! – на экране посреди чистого поля вырос прекрасный город, на его улочках тут же начали разъезжать полированные до блеска автоколесницы а на фасадах домов стали открываться уютные магазинчики.

Вся шестёрка в составе: мула, единорога, зебрёнка с чемоданом, наверное содержавшем чистящие принадлежности, ослом в твидовой кепке, грифоном и минотавром оказалась в вместе на одной из автотележных остановок. У всех них, даже у единорога, был усталый, но на удивление довольный вид. И тут мимо остановки виляя бедрами, проскакала ярко-красная кобылка земнопони. На её шее болтался на удивление подходящий её крепкому телосложению хомут. Кьютимарка была в форме разрезанного яблока. Явно деревенская девчонка, но, признаться, симпатичная. Каштановая чёлка чуть небрежно прикрывала её светло-зелёные глаза, а на щеках проступала россыпь из белых веснушек. Кажется, от обращённых на неё с остановки взглядов она покраснела так сильно, что её веснушки целиком скрылись за румянцем. Кобылка подмигнула парням, и вся шестёрка дружно присвистнула ей в ответ. Она весело подошла к своей передвижной лавке и слегка лягнула её. Тележка качнулась и витрина раскрылась, выдвинув на столешницы свежую выпечку.

Ммм… — довольно промычал диктор. – Что это? Неужели яблочный пирог ? Испечённый на дружелюбной земле, возделанной с любовью и деловой хваткой! – от пирога потянулся ароматный дымок, который буквально вонзился в ноздри ждавшим на остановке парням.

Вся шестёрка в момент оцепила тележку. Каждый протянул к кобылке монеты, но она, вдруг высокомерно задрала нос и отвернулась к прилавку. Все были в недоумении. Даже диктор, наверное. Чего и говорить, даже я был шокирован. И тут кобылка достала из-за прилавка табличку, которую повесила на кассу. Надпись гласила: «Бесплатная дегустация. Угощайтесь!» — Я готов был расцеловать ей копыта.

Итак, друзья – снова продолжил диктор.- Эквестрия приглашает вас в свои дружеские объятия. У нас есть всё что нужно для счастья, мы Честны и Преданны своим идеалам, мы верим в Силу Разумных решений и надеемся что в один прекрасный день сможем с Радостью Поделиться с вами всей нашей Добротой. – заиграла музыка и камера резко ушла вверх взяв панораму обхваченного радугой солнца, которое затем превратилась в схематичную эмблему в верхнем углу развивающегося полосатого флага. Поверх всплыла надпись «Посети Эквестрию и ты не пожалеешь». Музыка оборвалась и экран погас.

Ха, мне захотелось посмотреть это ещё раз. Я поднялся на операторский подиум и уже собрался щёлкнуть по кнопке проектора, как заметил под его штативом торчащий из под песка стальной бугорок. Им оказался пульт дистанционного управления. То, что надо! Рядом с ним оказался чей-то дневник. Я вернулся на своё почётное место и принялся листать страницы дневника, пока проектор накручивал плёнку обратно. Какой-то киномеханик решил поведать мне о своей жизни. Он скрупулезно записывал все свои радости, надежды и мечты, благодаря войне переросшие в невзгоды и трагедии. У него была семья, которую он бросил на произвол судьбы, потому что побоялся отправиться к ним на помощь по заражённой земле. Он много писал про прежний мир и тяготу его утраты. Он каждый вечер пересматривал эту кинохронику, вспоминая о минувших днях, пока у него не кончилась вода. Он сожалел о своей семье и умолял небо дать ему шанс хотя бы своей жизнью искупить их утрату. Вина снедала его, он вылил остатки воды, чтобы просто дождался финала.

Я еле дочитал его дневник до конца, чувства переполняли меня, и главным из них была… скука. Сладко зевнув, я швырнул дневник в ямку с зелёной жижицей, где тот, зашипев, сразу же растворился. Я ещё раз поставил довоенную кинохронику в надежде нажать на стоп, когда в кадре окажутся бёдра провинциальной кобылки.

-Умереть хныча пересматривая вот это, — сказал я, обводя копытами застывшие на экране упругие красные фланки, — Ну что за неудачник.

Неподалёку раздался хлопок. А это место любит указывать мне направления. Я спрыгнул с повозки и ударил сверху по торчащему через край дверцы футляру, а затем нырнул под него, чтобы перекувыркнувшись через борт приземлить его себе прямо на спину. Фокус удался. Я ликовал.

Хлопок, привлёкший моё внимание, донёсся из-за холма расположенного прямо за экраном. Быть может городок крупнее, чем мне в первый раз показалось.

Я взобрался на самую сопку бархана и был приятно удивлён. Прямо за дюной пролегала полоса железной дороги. Слева она тянулась в горизонт, а вот справа… Упиралась в высокий перрон с рифленым навесом от дождя, в нынешних обстоятельствах защищавшем скорее от солнца. Край платформы заканчивался домиком станции, перед которым располагался навес.

Но главное было в том, что на станции стояли пони. Двое. И это точно были не манекены. Живые пони! Они двигались! Я бы даже сказал — резвились. Или дрались?

Я приставил подкову к металлическим зубам и громко свистнул. Это привлекло их внимание, и они прекратили свои забавы. Я размашисто помахал им передней ногой.

Они наверняка в замешательстве и, может даже, напуганы, главное сейчас держаться предельно вежливо и постараться их успокоить. Я был вне себя от счастья!

Приблизившись, я смог их неплохо разглядеть. Двое жеребцов одетых в потасканные лохмотья пялились на меня как на что-то убогое, их можно было понять, хотя и их собственный вид оставлял желать лучшего. У одного из них вся шея и грудь были обмотаны железными цепями, а на голове была одета проволочная клетка сферической формы, из которой венком наружу торчали острые лезвия. К его ногам были приставлены гвоздодёры, которые держались обвитыми вокруг них цепями.

Зато у другого, чья белая грива стояла надкушенным по кромке ирокезом, хотя бы что-то осталось от кожаной куртки. Которую он зачем-то снабдил щитками покрывавшими плечи. Оба щитка буквально ощетинились скопом ржавых гвоздей.

Я подошёл к ним вплотную решив первым начать разговор:

— Джентелькольты, — сказал я улыбнувшись — могу ли я одолжить немного вашего драгоценного времени, дабы позволить себе немного смелости и попросить вас об одном крохотном одолжении? – Они уставились на меня взглядом пустобоких жеребят, которым только что задали решить интегральное уравнение «эН»-ной степени. Подкинем угля в топку. Я аккуратно вынул из своей манжетки два спрятанных бита и протянул их жеребцам. Я всё ещё жив? Странно.

-Один билет до Хорсфилда, пожалуйста. – если комедианты чувствуют от своих шуток тот же восторг, что и их публика, то силы воли им не занимать. Оба жеребца чуть не покатились на землю, разразившись припадочным хохотом.

Я медленно потянулся к футляру, но гривастый оборванец оказался быстрее, и оба ствола его обреза уткнулись в мои беззащитные ноздри.

— Извините, — довольно прохрипел он – но рейс задерживается… навсегда.

— Хотелось бы вернуть деньги – отвлечённо сказал я кивнув в сторону его приятеля уже схватившего протянутые монетки.

— Ы? – потупленно ы-кнул гривач, уставившись на своего подельника. Тот в свою очередь просунул монетки сквозь решётку своей клетки и проглотил их, радостно улыбнувшись всеми гнилыми зубами.

— Ах ты… — начал гривастый повернувшись к нему, как раз вовремя, чтобы отодвинуть обрез от моих ноздрей, как раз вовремя, чтобы дать мне секунду реванша. Для начала было бы неплохо воспользоваться прикладом. Крышка футляра открылась без лишних усилий. Футляр в мгновение оказался на земле, а у меня в копытах оказалась… бензопила? Вот срань! Эту «неприятность» ведь ещё заводить надо! Возможно не лучшая, но зато самая своевременная идея посетила мой ум. Ухватившись за лезвия, я, что есть сил, размахнулся пилой и огрел отвлёкшегося жеребца её тяжёлым мотором. Обрез на его наплечнике выстрелил прямо в жадную морду его подельника выбив несколько искр в тех местах, где картечь встретилась с проволокой головной «клетки». Сама клетка выдержала попадание, но жеребцу её носившему подчистую снесло верхнюю челюсть. Бедняга не умер от шока, а повалился на бок, корчась в агонии. Захлёбываясь соплями и кровью он тщетно пытался ухватиться за морду ногами, но «клетка» ему не позволяла. Его другу повезло не больше, мотор лишь пробил череп отправив его в отключку так что сейчас он подёргивая ногами валялся в луже собственной крови увлечённо пуская в неё пузыри.

С навеса над нами разбившись о перрон прилетела стеклянная бутылка.

— Сукааа! – донёсся сверху чей-то нетрезвый голос. Он исходил с крыши навеса – Вы, элядь, — заффф-трак дляяя паукообразов! Када уже, закончите и дадите мнеее, нааахуй, паспать?

Не сводя глаз с навеса, я отложил пилу в сторону и подтянул к себе пускавшего пузыри гривача. Я заключил его голову в крепкие объятия и всё так же, не моргая смотря на навес, с тихим хрустом свернул ему шею.

– То-то же!… — прохрипел пьяный голос — Обдолбанные уёбки…

Второй жеребец притих, потеряв много крови.

Я забрал у своей первой жертвы обрез и вытащил из карманов его куртки пару патронов. Дело дрянь я всего-то хотел их ограбить, а теперь тут лежат два трупа… Не прибавил восторга напомнивший о себе голодным урчаньем желудок, я не ел должно быть с рождения. Два трупа… Вообще-то можно съесть у них печень, пока они не остыли, но для начала нужно разобраться с этой пьянью с навеса.

Обрез был прост в обращении, ему даже не требовался наплечник, чтобы носить достаточно было пристегнуть рукоятку к плечу ремешком или чем-нибудь её к нему примотать, хвостоспуск был устроен ещё проще — от спускового крючка к хвосту через плечо приматывалась тонкая бечёвка. Никаких предохранителей, только курки и спуск.

Я обхватил всеми ногами металлический шест державший навес и начал взбираться наверх. Лезть по перекладине оказалось не таким сложным занятием, как я рассчитывал, хэй, а может быть у меня в этом талант? Интересно, может быть, у меня была кьютимарка стриптизёра? В таком случае, смысл моего гардероба приобретал совсем иное значение. Я ведь не мог пропустить мимо глаз накладные кроличьи ушки, если бы они оказались в футляре? Ох, надеюсь, что не мог. Да, и, кстати, по велению какого блядства содержимое футляра всё время меняется? Чтож, этот вопрос подождёт — время действовать. Я вскарабкался на крышу и увидел виновника своего акробатического этюда. Им оказался здоровенный грифон, развалившийся посреди кучки пустых бутылок. Он был одет в блестящую на солнце хромированную кирасу, оборудованную длинными шипами, расходящимися от плеч. В лапах он нежно сжимал ещё недопитый флакон, а с краёв его клюва проглядывали сочные бородавки, в каждой из которых, в свою очередь, торчало по чёрному волоску. По видимому, ему, как и мне, никогда не победить в состязании на лучший поцелуй.

Он дрых сном младенца, довольно причмокивая и подёргивая замотанными в кожаные обмотки задними лапами. Из-под его туши торчала винтовка «ФН ФоАЛ», подсумки с магазинами к ней поверх кирасы стягивали его грудь, обвивая бока и плечи. На пузе у него болтался распущенный ремень с ножнами и приличного размера нож. Я немного вжал шею и прицелился из обреза с плеча. Хвостом я потянул за верёвку, когда целик и мушка сошлись на его пернатой башке. Курок почти поддался, когда я передумал. Я подошёл вплотную и вынул из его ножен здоровенный тесак. Боевой нож, даже зазубрины на краях есть. — Это раз, — сказал я, засунув его себе за манжетку. Я аккуратно вынул из-под его кирасы клочок цветной бумаги. — Это два, — Я взял из его цепкого хвата недопитую бутылку и в один глоток осушил её. — Это… — это было странно, я даже вкуса не почувствовал. Проклятый уксус… Грифон начал что-то бубнить и ворочаться, я поспешил вернуть бутылку на место, решив раньше времени не рисковать. У меня ещё были планы на этого алкоголика. Я ловко спустился вниз по шесту. Может всё же не стриптизёр, а пожарник, впрочем, стриптизёры иногда одеваются пожарниками. А, в Тартар такие мысли. Кьютимарка не всегда отражает профессию.

У трупов не было ничего интересного, и, прежде чем распотрошить их новеньким ножом, я решил заглянуть в домик, перед которым был расположен навес.

Дверь с тихим скрипом открылась, впустив поток наружного света. Я не сводил глаз с прицела, хотя знал, что на такой дистанции и тем более с таким стволом он вряд ли понадобиться. Представшая картина вынудила меня невольно вздрогнуть:

– Ну хоть у кого-то утро выдалось паршивее чем у меня.

На бревенчатом полу, задрав круп, лежал немножко изнасилованный жеребец. Его оторванный хвост, светя позвонками, валялся в стороне, а прямая кишка живописно свисала из задницы прямо до пола, болтаясь окровавленной гирляндой по внутренней стороне бедра. И кое-что всё ещё продолжало сочиться из её окончания. Жирные мухи обильно роились вокруг тела. Запах стоял непередаваемый. Инструмент, точнее, насадка, использованная для этой одиозной затеи, была брошена неподалёку, рядом с кучей детских игрушек. Шипованные предметы явно были у местных в чести.

Финальным штрихом к несчастному жеребцу шли его отрезанные бубенцы, которые, как я полагал его заставили проглотить.

Домик выглядел обжитым – стол с шипящим на нём радиоприёмником, две кровати, раковина и пустые шкафы, ничего не цепляло мой взгляд, пока мне на глаза не попался холодильник. В нём наверняка таилось что-то недоброе. Но попробовать стоило.

От содержимого холодильника у меня навернулись слёзы. Желудок скрутило. А мозг прокричал: — Наконец-то еда! — Схватив в охапку всё, что в нём было, я водрузил этот груз на свою спину и быстренько выскочил наружу. Не то, чтобы мне было неуютно в компании трупа, но запах слегка мешал насыщению.

Едва не наступив в кровавую лужу на выходе, я скинул с себя славные трофеи и начал их энергично уплетать. Если это мираж, ему лучше поскорее стать правдой!

Тут было всё и на любой вкус! Сначала я распробовал странного вида фрукты, пупырышек на них было не меньше, чем бородавок у пьяньчуги с навеса. Но вкус у них был просто фантастикой, старый добрый микс окры и брокколи. Впрочем, главное то, что в них была вожделенная влага, и я съел достаточно, чтобы утолить жажду.

За фруктами последовал будто бы вчера упакованный свежнький «спам». А напоследок, я залил всё съеденное двумя банками «чимичерри».

— Жизнь прекрасна, – сказал я, обращаясь к «отстреленной челюсти» — А ты как думаешь? – его друг «сломанная шея» промолчал, – Я так и знал. Эх…

Убийство этой парочки было глупым решением. Я мог разузнать у них много полезного — например, где мы, или откуда они пришли, ведь для троих постояльцев станционный домик был явно маловат. Но теперь я остался один, наедине с этим бесполезным алкашом. Возможно, радикальные меры помогут ему быстрее протрезветь...

И, кстати, я чего-то не понял. В раскрытом футляре шелестя на ветру лежала газета. Где гитарка, томмиган, журнал, а главное — «вырвиглазные» деньги? Ответа ждать не следовало. Рядом была только бензопила, и я заметил, что на блоке, державшем её цепь, были нарисованы подозрительно знакомые воздушные шарики.

Я вытащил из манжетки монетку и положил на донце футляра, закрыл крышку и немного подождал. Я снова открыл крышку, но на месте монетки лежала стеклянная лампочка. Тогда почему никуда не делась газета? Мне на секунду показалось, что лампочка сама собой загорелась. И тут до меня наконец-то дошло.

На крючке у входа в станционный домик висела скрученная кольцом верёвка. Идея была проста: привязать моё барахло к одному краю верёвки и уложить внутрь, а другой край оставить торчащим наружу, как было с газетой, когда она торчала через футляр. Из моих гастрономических сокровищ я выбрал первый приглянувшийся пирог и начал воплощать свой план в жизнь. Возможно, футляр, прознав о моей хитрой задумке, перекусит верёвку или примотает на другой её край что-нибудь хищное или дико озлобленное. Я немного подождал и открыл крышку. Верёвка заканчивалась ничем. Как я и думал. Я потянул её на себя, но она почему-то не поддалась.

Казалось, верёвка вросла в донце футляра, я натянул её, уперевшись всем своим весом, и вдруг, словно прорезав водную гладь, в меня прилетел привязанный к верёвке пирог. — Успех! — воскликнул я, слизывая начинку с лица.

Я собрал свои пожитки, в том числе и радиоприёмник в кожаную куртку, снятую с мертвеца и, обмотав её верёвкой по кругу, запихал всё в непредсказуемый футляр.

— Пора бы вернутся к нашим грифонам.

Я покрутил в ногах цветную бумажку, взятую у него и развернул её. Карта железной дороги… карта… Погодите. Да это просто замечательно! Ха-ха! Мне так везёт, или достаточно просто подольше поныть о своих невзгодах, как к концу дня они обернуться всеми благами мира! Ох, это так в духе аристократии.

Не успел я порадоваться своим достижениям, как мой взгляд приковала к себе красная коробка, с торчащим из неё т-образным рычажком. От коробки шло множество проводков, которые упирались в большую катушку, и от которой они расходились целой паутиной проводков поменьше. Все маленькие проводки уходили к спуску с перрона прямо под рельсы. Издалека донёсся протяжный механический гул. В это же время, на холме с которого я спустился немногим ранее, показался чей-то невысокий силуэт. Металл скрипел об металл, выбивая искры и приближая громоподобный звук. Силуэт с холма комплекцией смахивал на жеребёнка, и, кажется, у него были полоски.

— Звучит как поезд! – позволил я себе громкий комментарий. Хотя стоит ли ему удивляться, если находишься на железнодорожной станции? Я взглянул на плоды своих трудов, мирно лежавшие в лужах собственной крови – Но, если подумать, звучит, скорее, как неприятности.

Задерживаться более не имело смысла. Я обратился к мальцу:

— Самое время сделать ноги, как считаешь? — но его и след уже простыл. – Смекалистый малый.

Я сверился с картой. Так, если станция справа от путей то следующая ветка будет чуть выше и расположена параллельно, а вот уже от неё можно будет выйти к развилке, ведущей к посёлку. Чтож, вперёд. С навеса звонко свистя донёсся звук пердежа.

— Ага, и тебе удачи. – сказал я убегая на север.

На карте в некоторых местах кружками были сделаны пометки, однако, в одном месте кружок рассекал жирный крестик. Точка называлась «Прииск Рокфолл». И расположен он был совсем недалеко от ближайшей ветки путей. От него можно будет быстро вернутся обратно на рельсы. Если понадобиться. Только цена вопроса была в том: Стоит ли вообще туда соваться? Возможно, там было их логово. Их… Я даже не знал, с кем имею дело… Во всяком случае тащить бухого грифона на себе для допроса казалось нереальным занятием, но я всё равно продолжал возвращаться к этой идеи. Правда, у меня оставался ещё один вариант. Я мог обратиться к раздобытым мною благам прогресса. Рассудив, что ушёл уже достаточно далеко от станции я решил сделать привал. До сих пор не было слышно стрельбы или взрыва, а это могло свидетельствовать о… о многом. Я вытащил всё, что собрал за свою недолгую экскурсию по перрону и раскидал перед собой. Провиант следовало бы поберечь, хоть его и было в излишке. Помниться в городке манекенов вешал репродуктор, возможно это была местная запись, а может и нет. Крутя ручками в произвольных направлениях в страстной попытке настроить радиоприемник я почти отчаялся поймать что-нибудь кроме помех как в динамике зашипел знакомый мне по репродуктору голос. Он прокашлялся и заговорил:

— Здравствуйте мои милые мохнатые друзья и разумные удобрения, вас просвещает, обольщает и искушает самый воспитанный и галантный ведущий оставшегося цивилизованного мира – Я! Миновал ещё один прекрасный денёк на свалке жизни и, откусить мне яйца, если это не так! С вами Прайм Прэй, а это значит, что нам доступны все частоты и все темы, поэтому мы начинаем!

Итак, где-то в районе буферного хребта Меркурия вблизи магистрали Э-9 следует кучка ходячих трофеев. Они идут караваном примерно в двадцать голов, но не забывайте и про другие части тела, которые можно хорошенько выебать или годно обжарить на малом огне. И вот подарок судьбы — они идут с перегрузом, вместе с ними плетутся детишки, так что вам, мои друзья, остаётся только не просрать свой шанс и показать этим делёхам, кто реально правит Меркурием! Ловите удачу за вымя, пока голод не схватил вас за жопы!

Я тут подумал что в свете недавних событий кто-то, наверное, спросит: Эй, Прэй, а не наёбываешь ли ты нас, как обычно, и не засада ли это из переодетых мутантов, заплативших тебе за пиар?

Ну, мои друзья, на такой дерзкий выпад я могу авторитетно заявить: без комментариев! — казалось, я мог увидеть его самодовольную ухмылку, — Продолжаем. Ууу! А вот это интересно, торгаши живым товаром разместили объявления о наборе добровольцев. Вау! Прошедшим отбор предоставят еду, оружие и медицинский уход. Подумать только! А так же, со временем, возьмут в долю. Вы представьте! Приведшим с собою друзей будут начислены бонусы. Ха-Ха!

Что же волонтёры им вскоре понадобятся, потому как, думается мне, у налётчиков Точилки скоро кончится кайф, а его нехватку эти ребята обычно компенсируют свеженьким мяском, снятым со случайных прохожих. И не важно, насколько хорошо вооруженным окажутся этот прохожие и сколько рабов они будут с собою вести — их всё равно будет больше. – голос разошёлся недобрым смехом, — Так что, готовьте лбы под татуировки и ищите друзей, которых сможете загнать за еду, потому что торговцам рабами нужны ваши смелые жопы! Приём желающих проводиться в окрестностях Крэпдэйла с девяти до полудня. Хм, ни слова про ошейники или цепи, наверное, их надо приносить с собой? – из динамика донёсся звук листаемых бумаг — Тааак, неуловимое трио драконопердёжников продолжает напоминать о себе. Караванщики всех прибрежных зон повышают награду за их ликвидацию и предлагают всем желающим оказать посильную помощь в их нелёгкой борьбе с рыцарями Братства знаний вероломно презирающими устоявшуюся этику деловых отношений… Кто написал эту хуйню?! Нет! Во всей ёбаной пустоши писать умеют от силы два грёбанных пони, и те блядь оказываются хреновыми лириками! Рор! – в следующий раз, когда будешь собирать заявки, выстрели этой тупой мрази в назидание от меня прямо в колено это отучит его писать подобное дерьмо! Эх, простите мой пыл, друзья, попробую перевести для вас на эквестрийский: Обменщики хлама плачутся, что трое отмороженных ребят в драконьей броне отжимают у них весь выменянный хлам, при этом не оставляя взамен ничего, ну, кроме, их отпущенных на свободу нетронутых жоп. Торгашей очень бесит, что их отпускают невредимым только для того, чтобы встретив их вновь иметь возможность снова обобрать. Какой урок можно почерпнуть из данной истории: Во-первых, у этой троицы сейчас нехилые богатства, которые, несомненно, тяготят им совесть и жизнь, возможно, они с радостью расстанутся с их частью, или даже со всеми — всё будет зависеть только от силы вашего убеждения. И во-вторых – то, что караванщики ни в коем случае не мелкие обоссанцы незаслуживающие барахла, за которое сами не могут постоять. Думаю — это очевидно. Мой совет встретив караванщиков, смело берите «своё».

Теперь немного о рыцарях. Тут, ребята, я вам советую, вести себя как можно вежливее, возможно, тогда вам и удастся оказаться достаточно близко, чтобы заложить им под ноги фугас. Но помните — менее пятнадцати фунтов взрывчатки для них не опаснее щекотки. Так что прихватите с собою приятелей бомбистов и не переживайте — когда всё закончится делиться с ними уже не придется, хе-хе, да, и попросите отвлечь на себя ответный огонь друга-грифона. Конечно, если вы уже его не увлекли своим старательным дружеским миньетом в качестве оплаты за сохранность стенок вашего дымохода. Ха-Ха!

А теперь плавно переходим к тому, чего все так долго ждали. Времени делать деньги! Помните, я на днях обещал вам бодренькую заварушку на северо-западе сектора? Так вот, она произошла! Только теперь, не понятно в чью пользу. А дело было так. Когда боевики, нанятые торговыми караванами, догнали работающих на невольничий рынок охотников у станции Хельм, случилось кое-что неожиданное. Потому как и те и другие огребли от бронепоезда «Армии». Видимо, парни так увлеклись разборкой друг с другом, что не заметили, как снесли немножечко краски с вагонов наших верных защитников, за что мигом отхватили по крупам. Железной кавалерии не привыкать палить без разбору. Но, хэй! Нам ли их судить? Кто бы поступил иначе имя столько стволов? Лучше отдадим им должное за не хилый куш для всех тех немногих слушателей, кто проставил на ничью!

И здесь, мои гнойные друзья, вам должно быть стало интересно – а нахрена боевики и охотники устроили заварушку так близко к путям? Это же сраная тупость лезть к кавалерии. Согласитесь. Но, думаю, у меня найдётся ответ. Замечали ли вы, как на севере пропадают пони? Не целиком конечно, а по частям. Или эти жуткие истории о когтистых чудовищах рвущих всё живое в клочья не хуже ёбанных птиц? Да-да. Я знаю, что большинство из вас готовы высрать себя наружу только при мысли о них и я не в праве вас за это судить. Особенно, если вспомнить что выжившие после таких встреч предпочитают подолгу не зависать на нашем свете. Думаю, ребята собравшиеся навалять друг дружке руководствовались теми же слухами и вместо потери конечности или пары-другой органов решили побежать на Армейские пули, что же, как по мне — так выбор разумный. Вообще, походит на то, что Меркурий становиться очень скверным местом для коротания отпусков. На каждом шагу рыскают непримиримые банды и кровожадные племена, а теперь ещё и безымянные монстры на поверхности, предпочитающие нарезать своих жертв ровными кусочкам. Интересно станет ли хуже?

Ну ладно, друзья, не будем о плохом. Самое время делать ставки! Доберётся ли караван с трассы Э-9 до оазисов буферного хребта? Как скоро их атакуют? Какова… — я выключил радиоприёмник. И устало зевнул. Боюсь, если сегодня ещё раз услышу хоть слово о «дружбе» меня нахрен стошнит. Надвигалась ночь. Солнце скрылось вместе с закатом, и ко мне подкрался холодок. Чууудненько. Теперь ещё согреться нужно будет. Посреди пустыни… без дров…А всё ведь так хорошо кончалось.

Каравану нужно было взобраться наверх. Остаться у подножия дюн — значило оказаться для рейдеров и прочих как на копыте. Поэтому они продолжали идти. Уставшие после дневного перехода, они продолжали идти под крышей ночного неба, пока луна освещала им путь. У них не было времени сделать привал. Лагерь должен был установлен в безопасности на вершине холма. Кто-нибудь то и дело валился с ног, жеребята едва поспевали за старшими. Телеги, сделанные из деталей автоколесниц, протяжно скрипели ржавыми шестерёнками, а их колёса проседали в песок, накреняя багаж и роняя слабо закреплённые драгоценные припасы. Времени их подобрать уже не оставалось, взобраться нужно было как можно скорее — ночь обещала быть холодной.

С песчаного склона на путников спустилась странная тень. Её очертания казались нелепыми. На вершине дюны стояло что-то доселе не виданное.

Вперёд вышел главный погонщик. На его спине похрапывал утомленный дорогой крохотный жеребёнок-пегас. Рослый земнопони отдал малыша в копыта ближайшей кобыле, а сам перекинул ружьё через шею и, вставив изношенный приклад пазами в наплечник, отправился встречать незваного гостя. Многие караванщики последовали его примеру и тоже достали оружие, спрятав перед этим жеребят за повозками. Следом за погонщиком увязались крупная пегаска и тощий осёл вооружённые охотничьими винтовками.

— Кто ты? – крикнул он силуэту, стоящему на фоне луны. — Назовись!

— Просто скромный администратор – ответило серое создание. Его глаза ярко горели, словно пропуская через вырезанные в голове отверстия лунный свет. По бокам у него были сложены огромные крылья, а монолитный рог украшал ровный ряд мерцавших зелёным оттенком звёзд.

— И чего тебе надо, «Просто скромный администратор»?

— Всего лишь хочу обзавестись новыми подданными для своего поселения. Есть ли у вас кто-нибудь на продажу?

— Нет, мы не торгуем чужими судьбами, – сказал погонщик, топнув копытом.

— А жаль… — тихо сказало существо.

— Но мы можем предложить вам еду на обмен, – вмешалась пегаска.

Существо уже не обращало на неё внимания. Оно развернулось и пошло в обратную сторону скрывшись за вершиной холма. Все троица караванщиков нервно переглянулась.

-Думаешь это было «оно»? –спросил осёл.

-Я сегодня точно не усну. –сказала пегаска.

Ах, ночные прогулки. Как много про них сказано — об их тоскливой романтичной натуре, о том, как прекрасно странствие сквозь мрак, разгоняемый серебристым светом луны, о хитром ритме звёздного танца, и о том, сколь величественна в своём блаженстве ночная тишина. Правда, почему-то всегда умалчивается один важный момент, тот самый, что дополняет ночные походы сухим вяжущим чувством на языке и скрашивает вам путь едва поднимаемыми спотыкающимися ногами, тот момент, что наполняет взор мутными картинами спятившей реальности сквозь медленно стягивающиеся створки слипающихся глаз, и, в довершение ко всему, приводящий ваш разум к запредельному здравомыслию под чарующую акробатику идей в залитой свинцом голове. Столь прекрасный букет чувств в теле лишённом сна очень несправедливо замалчивается в пользу типичных красот ближайших окрестностей. И это крайне несправедливо.

Я брёл, на север? По крайней мере, так казалось ещё час тому назад, и мысль об отключке не переставала манить меня заняться этим делом прямо здесь и сейчас желательно на песочке. Хотя, можно было и повременить. Всегда полезно подстраховаться, потому что проснуться на утро торчащим из чьей-нибудь пасти наполовину переваренным — это тот самый опыт, который лучше всего приберечь на старость, желательно глубокую. Плюс, не факт, что при этом удастся выспаться.

Дюны сменялись более плотными холмами, а на песке теперь уже вперемешку с сероватой землёй стали чаще попадаться булыжники. Взбираясь на очередной бархан, я приметил на сопке слабое свечение. С каждым шагом оно становилось всё ярче. И на вершине мне стало отчётливо видно, как свет, по другую сторону дюны уходя к основанию, играл с россыпью мелких камней раскиданных на серой земле. Тени от них то появлялись, то исчезали во вспышках манящего огонька на соседнем холме.

Костёр и палаточный лагерь на его плоской верхушке не иначе как предлагал наведаться в гости. Другие детали были не слишком разборчивы, чему способствовала не столько дистанция между возвышенностями, сколько моё "бодрое" состояние. Благо, меня уже подгоняла ночная прохлада идущая паром из носа и рта.

Соседний холм оказался более отвесным, чем пологие дюны вокруг, а вблизи и вовсе скрыл собою лагерь от моих глаз. Мне пришлось чуть ли не карабкаться, чтобы взобраться наверх. Если подумать — нехилую стоянку они для себя выбрали, такая основательная конспирация здорово мотивирует сунуть нос не в своё дело. Ну и холодок вносит свой вклад.

Открывшаяся картина не была для моего воображения чем-то выходящим за рамки вменяемости. По меркам сегодняшнего дня всё происходившее здесь было нормой. Передо мной расположился лагерь охотников на живой товар, и по нему вяло бродил этот самый товар. Вид рабов вкратце можно было бы описать как "потерянный". В своей основной массе они были зебрами, но встречались и земнопони. Кто-то из них отрешённо сидел в стороне вычерчивая коптами рисунки на грязном песке, кто-то, понурив взгляд, брёл в никуда, затем останавливался и, словно вспомнив о чём-то, вновь шёл обратно, а кто-то прилёг у догорающего костра, оборудованного рядом крупных вертелов. На вертелы, кстати, были насажены пони, точнее сказать — они были привязаны к ним животами так, что перекинутые через крутящийся прут ноги забавно торчали крест-накрест с другой стороны. Степень их готовности была очевидна, возможно, их даже малость пережарили, но тощая кобылка зажавшая в зубах ручку прута всё равно продолжала его раскручивать, то и дело пошмыгивая носом и роняя слёзы на грязный песок. Интересно.

Интересно было и то, что у каждого из поджаренных до хрустящей корочки ребят на передних копытах были одеты здоровенные электронные... часы… с монитором? Я понятия не имел что это за штука, но её громоздкость меня позабавила. Время можно узнавать и более простым способом достаточно посмотреть наверх, чтобы убедиться ночь или день предлагают тебе свои услуги, нежели таскать с собой столь дурацкий девайс. С этой штукой, наверное, невозможно нормально ходить.

А вот это было уже гораздо интереснее.

Охотники на живой товар лежали неподалёку. Аккуратно выложенные в ряд и вполне себе мёртвые. Под каждым из них была вырыта ниша, подогнанная размером под тело и заполненная чёрным гравием. Возможно — уголь, деревьев для костра я в округе не видел. У некоторых рабов склонившихся над трупами в зубах были зажженные факелы, но почему-то ни один из них не решался первым бросить его в "могилу". Свет от огней позволял разглядеть державшие их заплаканные лица.

Рядом ко мне спиной сидела молодая зебра, я подошёл к нему чуть ближе и тихо окликнул:

— Эй, полосатый брат, что тут случилось?

Он медленно повернулся. Его лицо не выражало ничего, кроме злобы, но, при взгляде на меня, он на секунду опешил. Я ожидал паники или агрессии, но его черты быстро смягчились и он грустно ответил:

— Случились они... — он указал в сторону вращающихся на вертелах тел, его челюсти немного вздрогнули. Он понурил взгляд, тяжело вздохнув, но всё же продолжил. — Вчера мы шли помочь с выселением должников с севера. Там можно было подобрать многих пони. И мы очень хотели пополнить нашу фамилию. Нам очень бы пригодились рабочие ноги, ведь, в последнее время, работать становилось совсем тяжело. Чтобы выжить, наши хозяева трудились вместе со всеми, но мы всё равно еле справлялись. А вчера на пути к нашей цели мы встретили иноземцев. Я сразу почувствовал неладное, хоть хозяева этого и не заметили, но каждый из нас почувствовал — это всегда неправильно, когда твои гости ещё при знакомстве интересуются твоими рабами.

Но хозяева не были обеспокоенны. Иноземцы были очень щедры и даже предложили хозяевам за многих из нас хороший обмен, но хозяева не могли им уступить. Каждое рабочее копыто для нас было на счету, поэтому хозяева великодушно предложили чужеземцам кров и еду — если те согласятся следовать с нами на север и помочь с выселением Рокфолла. Они согласились.

Разбив лагерь и приготовив еду мы стали праздновать сделку. Хозяева шутили и отдавались азарту, мы с их дозволения играли, пели, танцевали и ублажали. Миновал вечер и солнце скрылось в стране потаённого света. Мы навели порядок и устроились на ночлег. А наши хозяева отправились в палатки, чтобы отдаться на милость ночных духов, но что-то пошло не так. Иноземцы не приняли сон вместе со всеми, они соскочили со своих лежанок, как только погас свет в палатках хозяев. Словно тени они подкрались к нашим навесам и стали снимать с нас ошейники. Они говорили безумные скверные вещи про наших хозяев! Они говорили, что мы будем свободны, а... а хозяева поплатятся за наше заточение — его челюсти опять вздрогнули и он опустил голову, зарывшись взглядом в песок, — Нам было страшно... от их слов...

— Но-но. — я присел рядом скинув футляр и аккуратно похлопал его по плечу, — Не стоит. Их больше нет, — я ткнул копытом в дымящихся над костром чужаков, — ведь так? Ты говорил, они не из здешних краёв, они пришли… из какого-нибудь города?

— Нет, полуживой путник, они пришли из дальних краёв. Далёких настолько, что полуденное солнце не в силах достать их через длань горизонта.

Я посмотрел на него и как можно мягче спросил:

— Скажешь, что было дальше?

Он взглянул на меня в ответ и утерев копытом нос сделав вид что вовсе не шмыгал продолжил:

— Наверное. Тот, кому скоро предстоит отправиться в страну потаённого света, имеет право знать о скорбных делах ныне живущих, – он продолжил рассказ:

— Хоть иноземцы и посеяли в нас страх своими речами, но мы не желали потакать их безумству. От этого они обозлились ещё сильнее, они винили хозяев, говорили, что нас запугали и промыли нам что-то. Но ведь это глупо! Зачем хозяевам было нас мыть или пугать, принуждая помыться, если мы всегда сами следили за своей чистотой и помогали друг другу с этим справляться, – он вопросительно потряс копытом по воздуху — Когда мы воспротивились чужакам вновь, они показали свою ярость. Они достали своё нелепое оружие и направили его на хозяев. Они мешкали и спорили, не решаясь убить их во сне. Мы не стали ждать их решимости и подняли шум, хоть тем самым мы рисковали навести на себя гнев хозяина Хорни. Он очень не любил шум. Обычно его прощения приходилось заслуживать каждому из нас, по очереди ублажая его до прихода рассвета. Но мы не могли рисковать...

Ночные духи покинули разум хозяев, но их тела всё ещё не были усталыми. Они поинтересовались: "Какого гнилохрена, лягать нас в сусличьи норы, мы безголовые животные тут учудили?"
Иноземцы ответили им — удвоив своё безумство, они предложили хозяевам самим снять с нас ошейники и разогнать всю нашу фамилию. Никто из нас не верил, что всё это творится взаправду, это было просто немыслимо.

Хозяева отказались, великодушно предложив иноземцам уйти. Но те и не подумали слушать... Самое страшное началось, когда хозяин Хорни спрятал в своём шатре одну из выслуживавших его прощения, дав ей вежливый пинок по любопытному носу, чтобы засунуть её обратно в палатку. В этот момент однорогая чужеземка перестала бороться со своим безумием и выстрелила в хозяина Хорни. Её спутники-однороги тоже стали палить во все стороны, но даже в упор они не могли ни в кого попасть. Тогда они потянулись к своим мерцающим браслетам, наши хозяева уже почти добрались до оружия и был готовы дать им отпор, как в одно мгновение магия чужаков безошибочно направила всё их оружие на наших хозяев, взяв их на прицел. Чужаки снова открыли огонь.

Большинство наших несчастных хозяев погибло быстро, но хозяину Хорни не повезло. Его ранило в ноги и обезумевшая однорожица на славу поглумилась над ним и его достоинством, прежде чем вовсе его не отстрелила. Хозяин Хорни продержался ещё немного, пока потерянная кровь не освободила его душу для странствия в край потаённого света.

К великому стыду, никто из нас не мог даже пошевелиться, случившееся казалось нам совсем невозможным.

Однорогие иноземцы были счастливы, они немого порыскали в вещах им не принадлежавшим, порадовавшись отдельным находкам, а затем вновь бросились снимать с нас ошейники. Мы просили их, мы умоляли их прекратить, но они не желали нас слушать. Они срывали с нас знак нашего родства и защиты и сбрасывали их в кучу. Мы осознали0 что больше никогда не будем под защитой хозяев, мы больше никогда не будем делать то, в чём полезны, мы больше никогда не будем жить вместе единой фамилией, и больше никогда не будем нужны — теперь мы просто брошены и испорчены.

Они сняли ошейник со старушки Беренни, она отлично готовила и всегда умела припасти чего-нибудь вкусного для младших из нас. Она с рождения была в ошейнике и, когда его отцепили, она начала задыхаться. Иноземцы заставили её выпить фиолетовый раствор, но выпив его Беренни умерла...

Как и мы, иноземцы были шокированны, один из них всё твердил про "Психологический фактор".

Затем они обратили внимание на Грин-Трин. Она была однорогом и самой младшей в нашей фамилии, в своё время мы подобрали её на свалке, она была там совсем одна. Безумная однорожица сразу же ей заинтересовалась, она явно была не безразлична к другим однорожкам. Она стала искать её мать, а затем отца, и не найдя их сразу же предложила увести Трин с собой для лечения. Другая иноземка-однорожица провела над Грин своим мерцающим браслетом, отчего он, словно гремучая змея, затрещал, напугав и без того испуганную подобным вниманием к себе Трин. Когда эта однорожица показала своим спутникам браслет, они все согласились с этой ужасной идеей забрать у нас Трин. Но, когда к ней потянулись, Грин-Трин отпрянула от них не дав снять с себя ошейник. Она подобрала пистолет хозяина и направила его на водившую над ней браслетом однорожицу, от этого её безумная подруга взвизгнула протяжнее раненой свиньи и магией выхватила у неё взведенное оружие. К несчастью, Трин успела надавить на спуск, когда пистолет развернулся в магическом поле, оказавшись к нею стволом. Её и так худощавая шейка едва уместила на себе страшное отверстие от пули. Она упала, и её голова, не удержавшись на тонких лоскутках кожи, покатилась прямо к нашим ногам.

Это не могло продолжаться более. Мы схватили иноземцев, выбив у них оружие и поотшибали однорогам их волшебные отростки. Мы связали их и уже хотели оставить на милость пустыне. Но безумная однорожица снова вмешалась — она не унималась, снова и снова расточительствуя непростительными словами о наших хозяевах. Она смела обвинять во всех выпавших на нашу долю бедах их! Она сорвала последнее табу дававшее иноземцам шанс выжить, когда покусились на память о мёртвых. Она сама решила свою судьбу и судьбу своих спутников. Она первой из них не выдержала пути сквозь огонь к стране сокрытого света... Её последним словом, пока она ещё могла говорить не сорвавшись на свиной визг, было "Прости"... — он снова опустил голову и замолчал.

— Знаешь – сказал я — Теперь у неё есть шанс попросить прощения лично. Я думаю Трин и Беренни сейчас тоже счастливы, воссоединившись с вашими хозяевами.

— Прости меня путник, но призраку-полу-жизни здесь больше нечего делать, я должен просить тебя уйти...

— Понимаю.

— И ещё.

— Да?

Он поднял голову и посмотрел мне в глаза:

— Не прими это за грубость, но я не верю в страну потаённого света, даже если сам призрак-полу-жизни вторит мне о ней.

Я улыбнулся ему во все серебряные клыки:

— Всем нам, время от времени, нужно во что-нибудь верить, даже если мы призраки-полу-жизни.

Сидевшая неподалеку зебра постарше схватилась за ногу, прижав её к себе. Я увидел, как в сторону от неё убежал маленький скорпион, покрытый клетчатым узором. Зебра потёрла ужаленную ногу и вдруг, посмотрев на меня, сказала:

— Иди по луне.

— Прошу прощения, мы знакомы? – ответил я.

— Иди туда, откуда дарит свой свет луна. Та луна, что застряла на нынешнем месте много сезонов назад. Она всегда указывает точно на побережье, там ты найдёшь всё, что тебе нужно.

Молодой жеребец, общавшийся со мной, подошёл к ней, чтобы осмотреть «укус».

А я, закинув футляр за спину, поспешил покинуть этот нагонявший тоску лагерь. Спустившись к подножию я раздумывал о силе прощения и прочей ерунде когда надо мной почти бесшумно пронеслись три здоровенные тени, в тот же миг скрывшиеся за вершиной холма — возможно я уже спал с открытыми глазами и мне это было не в новинку.
(Dream a Little Dream of Me [french version] — Beautiful South)