Левел-ап

Начало

Я умирал. Это неудивительно, каждый пони рано или поздно взрослеет, стареет — а потом приходит время уступить своё место в жизни кому-то другому, более молодому и энергичному. Мне очень повезло: ни смертельных болезней, ни боли, ни мучений, ни угрызений совести. Никто не подталкивал меня за грань и, наоборот, не висел на мне мёртвым грузом, запрещая уходить. Тело моё, когда-то бывшее крепким и сильным, сейчас переживало свои последние дни, поддерживая огонёк жизни.

Моя смерть ни на кого не обрушится горем: жена уже смирилась с фактом, дети ещё слишком малы, чтобы переживать долго. Да и я смог спровадить их в Кристальную Империю. Благоверная давным-давно планировала эту поездку, уже лет десять, не меньше... Но мы всё как-то не могли собраться и поиграть в туристов. Жаль, конечно, что мне не доведётся там побывать: говорят, красиво в Империи, просто туристический рай...

Всё-таки было нечестно обманывать. Понимая, что мне остались считанные дни, я убедил её, что дождусь рассказа о тамошних диковинах... Но нет. Не хочу, чтобы она плакала, всегда так грустно делается... Могут же у умирающего быть свои небольшие капризы?

Она ещё молода, если со мной сравнивать. Справится, переживёт, детей воспитает, может, и нового мужа найдёт... Но это уже не так важно.

Есть момент... Точка на линии жизни. Стоит её пройти — и тело становится грузом, ненужной клеткой, старым рваным плащом, который отслужил свой срок. В больничной палате был уютно приглушён свет. Я опустил веки и забылся... Забылся навсегда.

Проходившая мимо медпони заглянула в палату, где лежал пациент, доставлявший меньше всего хлопот. Этот преклонный старик пришёл к ним с неделю назад, объяснив, что ему тяжело обходиться без помощи, пожертвовал больнице очень значительную сумму и остался в стационаре. Был он улыбчив, спокоен, неконфликтен, нуждался только в еде и всегда был очень вежлив с персоналом. А ещё вечно отшучивался на предложения помочь, что-то вроде: "протяните копыто помощи тому, кто не собирается протягивать свои".

А сейчас милый дедушка лежал на кровати, закрыв глаза и улыбаясь. Кобылка собиралась было прикрыть дверь и тихонько уйти, чтобы не мешать, но потом вдруг заподозрила плохое и, пугаясь собственного предположения, подошла ближе...

Он уже не дышал. Ушёл тихо, не доставляя никому хлопот, как и жил в последнее время. Прибежавший по вызову медик грустно покачал головой. Здесь все привыкли к смерти, частой и всегда нежеланной гостье. Этот пожилой жеребец прожил достаточно долго, чтобы смерть для него стала лишь новым этапом жизни. Да и не похоже, что он грустил от необходимости покинуть этот мир — так утешал седой врач тихо плачущую медсестру. А спустя ещё несколько часов в больницу вошла симпатичная единорожка средних лет с коляской, в которой мирно чмокала пустышкой маленькая земнопони, и жеребчиком-единорогом лет пяти, увлечённо поглощавшим мороженое.

Но я не мог видеть всего этого. Заснув в палате, я ожидал, что впереди лишь тьма, покой и забвение, но уж точно не того, что проснусь в какой-то комнате на жёсткой серой софе без одеяла. Отдыхать больше не хотелось, но вот разобраться в происходящем — ещё как. Я встал и потопал к двери, одной из этих дурацких дверей, что открываются, когда подходишь. Никогда их не любил... Зрелище, открывшееся за дверью, поражало своей грандиозностью. Огромный круглый зал с просто неимоверным количеством дверей (таких же, как моя), разделённых окнами, и длинная, невообразимо длинная очередь, к которой всё добавляются новые пони, попавшие сюда схожим со мной образом. Я был настолько поражён увиденным, что даже не заметил, что, пройдя через дверь, помолодел и стал снова крепким двадцатилетним симпатягой, каким был когда-то при жизни.

Все окружающие выглядели столь же ошарашенными, как и я сам (и молодыми, кстати)... А нет, как раз наоборот. Многие уверенно занимали место в очереди и немедленно принимались отвечать на расспросы соседей. Другие просто читали какие-то газеты, третьи направлялись к окнам и рассматривали пейзаж... Я стал в очередь, твёрдо решив ничему не удивляться. Я умер, в конце-то концов, что может беспокоить мёртвого пони?

Вереница разнообразных жеребцов и кобыл двигалась довольно резво, едва ли не быстрее, чем прибывали новые. Проходя мимо окна, я немного понаблюдал за солнечной долиной, где совершенно безмятежно прогуливались другие пони. Многие просто дремали, лёжа на траве, другие купались в озере, что находилось в зоне видимости, третьи сидели за столиками симпатичного кафе...

Я взял газету с полочки, когда огромная гусеница очереди проползала мимо неё. Какое-то совершенно незнакомое название, но мне нравится: "Кратко о насущном". Оказалось, что местных очень интересует то, что в мой бывший участок празднует юбилей "Десять лет без неудач", Понивилльская больница на деньги, пожертвованные каким-то добрым самаритянином, собирается пристроить новое крыло, а мои похороны прошли тихо и по-семейному, всего с десятком гостей и кучей прекрасных речей... Стоп, что?

 — Флэйм Рэскью!

 — А? — я поднял голову от газеты, только собираясь приступить к вдумчивому чтению статей, которые я проглядел за какие-то пару минут, не вдаваясь в детали.

 — Ваша очередь. Если вам сейчас требуется больше времени, можете покинуть очередь и позже занять её снова, если нет — вам сюда, — тёмно-синяя единорожка, стоявшая сразу за мной, указывала на белую дверь, к которой и вела очередь.

 — Да-да, иду, — я рассеянно кивнул, бросил газету на стопку таких же на маленьком журнальном столике у двери и прошёл внутрь. Как бы ни было интересно, что же там понаписали обо мне в прессе, всеобщая цель прибытия в целом и моего воскрешения в частности интересовала меня куда больше.

Комната, дверь в которую закрылась за моей спиной, была необычайно симпатичная: мягкий, пастельный голубой цвет стен, зелёное ковровое покрытие на полу — просто чудо.

Но это рассмотреть удалось ближе к концу аудиенции. До этого моё внимание было всецело поглощено пони, которая меня встретила.

Первое, что просилось в глаза — её рост. Она была выше всех моих знакомых, выше меня самого, хоть я и мог похвастаться ростом выше среднего... Выше даже Принцесс, если мне не изменяет память!

И лишь установив этот удивительный факт, я заметил, что у неё есть рог. И крылья.

Не оробеть в такой ситуации мог бы только какой-нибудь кантерлотский жеребец, светский до мозга костей и привычный к общению с особами голубых кровей. Я же, понятное дело, таким не был и здорово струхнул, опасаясь ляпнуть что-то не то... Но когда белоснежная аликорница глянула на меня и улыбнулась, беспокойство испарилось, как стакан воды, которым попытались потушить пожар.

 — Здравствуй, мой маленький пони. Тебе, несомненно, интересно, что ты здесь делаешь. Ты всё поймёшь; вот, взгляни на экран, — на стене... нет, не так. Вся стена, оказавшаяся огромным дисплеем, покрылась цифрами, лишь только её рог засветился.

Она немедленно уткнулась в экран, стоило ему включиться, и пару раз бормотнула что-то. Я разобрал только "положительная динамика" и "много спасённых".

 — Простите, Ваше Высочество, но я всё ещё ничего не понимаю, — спустя почти минуту безмолвного созерцания столбиков цифр и букв, вынужден был признаться я.

 — Да-да, это неудивительно, — рассеянно покивала она, проглядывая таблицу. — Никто не понимает сразу.

Видимо, закончив, она вновь перевела взгляд на меня.

 — Это, — кивок в сторону экрана, — твоя жизнь. Разложенная на очки развития.

 — Какие очки? — Её доброжелательность убирала стеснение, так что я не боялся выглядеть дураком.

 — Всё очень просто. Выполняя любое действие, ты получаешь или теряешь определённое количество условных баллов, которые учитываются здесь. К концу жизни подводится итог и соответственно ему определяются твои перспективы, — она выглядела немного удивлённой тем, что я вообще задаю вопросы. Кажется, тут уже все всё знали. Но сейчас её эмоции интересовали меня меньше собственной дальнейшей судьбы.

 — У меня есть перспективы? Я же умер.

 — И что? Ты не хочешь прожить ещё одну жизнь? Не собираешься продолжить?

 — А можно?

 — Разумеется. Для этого ты здесь, — она вернулась к изучению цифр. — Ого, да ты потрясающе удачно потратил эту жизнь! Тебе очков хватит на замечательную инкарнацию, поверь!

 — А за что они начисляются? — система выглядела не очень понятной, но уже заинтриговала меня. Да и похвала была приятна. Значит, я прожил хорошую жизнь? Никогда не сомневался!

— За любое действие, соответствующее какому-нибудь Элементу Гармонии в частности или Магии Дружбы в целом. Или, наоборот, этому самому элементу противоречащее. То есть за любой щедрый, добрый, доказывающий честность или верность или приносящий веселье другим поступок (а для единорогов ещё и магическое действие, совершённое во благо), ты получаешь количество баллов, которое разнится в зависимости от его значимости.

 — То есть если я спасу другому пони жизнь, сказав правду...

 — Нет-нет. При спасении жизни другого пони тебе сразу начисляются очки магии Дружбы. Это слишком важно, чтобы измеряться даже элементами, — о, это хорошая новость. Вот уж чем-чем, а спасением пони по роду деятельности приходилось заниматься постоянно. Именно так я и встретил свою жену…

Да, это был жуткий день. В Эпплузе, где я тогда жил, какой-то кривокопытый умудрился подпалить гостиницу. А водонапорная была пуста, уж даже не помню, как мы дошли до такого. Но гостиница стояла на отшибе, да и находилась в аварийном состоянии, так что, сгорев, немногого нас лишала. Постояльцев было мало, эвакуация проходила быстро, а я побежал проверять верхние этажи. На одной из дверных ручек висела табличка «не беспокоить»… Но пожар не время для деликатности, и я вышиб дверь, не колеблясь ни секунды. Она встала с кровати, заспанная и недовольная, и даже начала на меня орать, пока не увидела языки пламени в коридоре. Ещё несколько минут — и нам бы не выбраться так просто, огонь распространялся ужасно быстро. Я завернул её тогда в одеяло и рванул, оставшись невредим. Вынес на улицу, положил — и она заплакала. Просыпаешься только — а тут пожар, подумать не успеваешь… Вот она и не подумала о котёнке, что был в комнате, в переноске. Никогда не любил кошек, если честно, но не оставлять же его на удушение дымом? Пришлось снова лезть в горящее здание… Вот тогда я узнал, что такое настоящий жар: казалось, что кожа плавится, а волосы в гриве у меня тогда посворачивались...

Добравшись до комнаты, вынул из-под кровати переноску, из неё — котёнка, сунул за пазуху и обратно поскакал. В глазах темнело от удушья, не спасало обмундирование, маленький поганец ворочался у груди и царапался… А внизу меня ещё и долбануло в бок упавшей балкой.

Я даже не помню, как выбрался, вот честно. Последнее воспоминание — как она берёт у меня котёнка, заливаясь слезами и одновременно улыбаясь. Потом меня в скорую забрали. Оклемался от отравления дымом — а тут она, стоит над моей кроватью. Лучшее, что я видел, просыпаясь. Она сидела со мной, пока не вернулись в норму сломанные рёбра (а кошачьи царапки так и не зажили: у меня остался здоровенный шрам). А потом я сразу сделал ей предложение, и с тех пор имел возможность видеть её, просыпаясь, каждый день. Как оказалось, спонтанная страсть может перейти в настоящую любовь. А кот сбежал через год, скотина.

Я только сейчас поймал себя на том, что не слушаю, провалившись в прошлое, и вернулся к речи аликорницы, стараясь сделать вид, что не отсутствовал. Она продолжила:

 — Но это ещё не всё. Вот здесь, — очередной тычок копытом (надо ли признаваться, что в системе я всё равно запутался и верил царственной пони на слово), — твоя личная статистика, действия, которые влияли на других лишь косвенно. Она важна для всяких затворников, которые потенциально могли совершить много добра, но вместо этого тратили время на себя.

Впрочем, тебе эти сведения не нужны. Главное то, что ты можешь не беспокоиться: на тебя просто можно повесить ярлычок "примерный семьянин и ответственный гражданин". А ещё "отличный пожарник". Есть, конечно, минус за гадкие шалости в детстве, например, когда из-за тебя приятель сломал ногу…

Отвратный случай. Я поморщился и покраснел, вспомнив, как поймал друга «на слабо».

— …а ещё за то время, когда ты пил…

Нда. Худшее время в моей жизни. Женатый, без гроша… До сих пор вспоминать не хочется. Хорошо, что она тогда буквально силой затащила меня к наркологу. Мерзость…

— Ну и ещё по мелочи, — закруглилась она, не желая меня, видимо, мучить. И задерживать очередь. — Это, в общем, уже не важно. Перейдём к делу. Ты можешь реинкарнироваться как пегас или земнопони...

 — А единорогом нельзя?

 — Нельзя. Это была твоя первая жизнь, нужное количество очков сразу не наберёшь. Единорогом становятся обычно к третьей-четвёртой... Но у тебя и ко второй выйдет, если вторую жизнь будешь таким же молодцом.

 — А... аликорном?

Она грустно вздохнула:

 — Что ж, я ждала этого вопроса. Аликорном стать очень тяжело. До поры, когда Селестия взошла на трон, здесь распределение осуществлял кто-то другой.

 — А вы? — я бы действительно упал в обморок от собственной дерзости, находись мы в реальном мире. Но здесь можно было то, что там я бы не осмелился не то, что спросить, даже подумать.

 — А я? — пони с карминовой гривой невесело улыбнулась. — Я достигла максимума. Мои очки перестали помещаться на экране, и теперь я здесь.

 — Это навсегда? — я распахнул глаза, осознавая, что самая лучшая пони во всём мире вынуждена торчать... здесь, где бы это ни было, вместо того, чтобы нести свет жителям Эквестрии.

 — Нет. Но мне, мой маленький пони, надо начинать с такого же уровня, как и ты, с простого земнопони без очков вовсе. А я успела здорово устать от своей последней жизни... Так что когда Селестия будет готова занять моё место, я его с радостью уступлю и подамся вновь в бурление кратковременного бытия.

Это была занимательная история. Я явно ничем не мог помочь этой пони, да и не нужна ей была помощь. Так что я спросил:

 — А кто был до вас?

 — Мы не пересеклись, видимо, эта… или этот пони обнаружила… или обнаружил, что кто-то ещё достиг максимума, и отправилась… или отправился жить.

Что же, не очень информативно. То есть где-то здесь может быть пони, живший дольше моей собеседницы? Ого. Жаль только, что я об этом не узнаю. Интересно, он помнит всю эту ужасно долгую жизнь?

 — И где мне расписаться, чтобы стать пегасом?

 — Угадал, кстати, — она подошла к экрану, ухватила телекинезом странный лючок в стене, который я не заметил раньше, и вынула оттуда увесистый свиток. Мне показалось, что он будет длиииинным...

 — Это тебе. Перо и чернильницу возьми на выходе туда, на улицу. Здесь доступные тебе бонусы и обстоятельства, которые ты можешь менять сразу. В первый раз пони рождается со случайными характеристиками, дальше уже его выбор — корректировать их, тратя очки, или нет. Распишешься в любом месте списка — отправишься в новую жизнь. Галочки в полях учитываются. Обратной стороной пера сметается отмеченное, если передумал.

У выхода стоял стол, весь уставленный письменными принадлежностями, точь-в-точь такими, как на кьютимарке моей собеседницы.

 — Последний вопрос, Ваше Высочество. Простите, что так долго задерживаю вас и очередь...

 — Нет, в этом кабинете собственное время и пространство. Он подстраивается под вкус посетителя. Прошло не больше минуты там, в зале с очередью.

 — Ого. Тогда вот такой вопрос: а что с пони, которые ушли в минус?

Мрачная тень легла на лицо пони. До этого там были лишь светлые эмоции, а сейчас мелькнуло что-то... тоска? Разочарование? Не знаю, никогда не был хорош в понимании чужого настроения по выражению лица.

 — Откуда, как думаешь, берутся злодеи?

 — То есть Найтмэр Мун... — высказал я первое пришедшее в голову имя.

 — Нет-нет, с аликорнами не всё так просто. Мы живём так долго, что очки влияют на нас даже в течение жизни. Луна крупно проштрафилась — и у неё появилось тёмное альтер-эго. Юная Твайлайт с подругами помогла ей, но теперь только от самой Луны зависит, реабилитируется ли она полностью.

Тёмная личность, уйдя в определённый минус, просто исчезает. Навсегда. Даже я не знаю, куда. Наш мир, видно, просто не выдерживает таких. Но большое количество зла наделяет определёнными силами, как с Сомброй случилось. Чейнджлинги, скорее всего, тоже обыкновенные бывшие маньяки, насильники, поджигатели… Они не попадают на моё распределение.

И ещё одно. Учти, когда вернёшься сюда снова, будешь помнить все прошлые инкарнации. Постарайся жить так, чтобы самому не было мучительно стыдно потом. А теперь иди, я вижу, что список тебе куда интереснее, чем болтовня старой леди.

Она, несомненно, была права. Я выяснил всё, что хотел, и мне не терпелось узнать, что же содержал свиток. Возможно, где-то внутри меня ещё роились вопросы, но это было не так уж и важно.

Я поклонился и вышел, захватив перо и чернильницу.

 — Удачи вам, Принцесса. Всегда к Вашим услугам.

 — И тебе того же, мой маленький пони, — она снова улыбнулась мне, смывая остатки тревоги. Наверное, её забавляла мысль, что такой… маленький пони, как я, предлагает помощь. Но это было совершенно необидно. Да, не зря она достигала совершенства.

Я вышел наружу, уселся на одну из скамеек, во множестве расставленных повсюду, и принялся за изучение списка. В небе сияло дружелюбное солнце, вокруг ходили пони, и я не видел ни одного недовольного лица. У многих были такие же списки, но, кажется, едва ли четверть сидела и серьёзно с них копалась. И я в их числе. Сначала шла раса, потом разные характеристики… Он профессии матери — и до «хорошей наследственной памяти». Что же это такое? Неужели вся жизнь и правда может быть проконтролирована с помощью этого списка?

Но нет, ещё немного позже я установил, что отрегулировать можно только не столь и значимые мелочи. Иначе потребуется раз в двадцать больше очков, чем у меня было. Ну, что же, примем ту жизнь, которую даст мне судьба. Хотя… Я выставил галочки напротив «некурящий отец» и «некурящая мать». Ненавижу запах дыма, так будет куда лучше.

Отметив «пегас» в списке рас, я свернул свиток. Ну, хватит. Если контролировать свою жизнь во всяких мелочах, то я не вижу смысла жить. Серьёзно, где элемент игры?

Теперь можно и отдохнуть. Впереди такое соблазнительное озеро, а под солнышком жарко, я бы искупался… Или вон там съел мороженого, оно тут, как я понимаю, бесплатное.

Да нет, всё это самообман. Не хочу я этих иллюзорных радостей, когда впереди у меня новая жизнь. Устать от существования в принципе сложно, и мне никогда не удавалось. К тому же, ребёнок едва ли вспомнит, что там бурчал дед, которым он был в прошлой жизни.

Поняв это, я расписался на свитке и почувствовал, что исчезаю. Последней мыслью было: а как так вообще могло случиться, что я живу в первый раз?