Эпоха полночных кошмаров

Глава IX

— Свити Бель, ты настоящая красавица, — гордясь результатом своих стараний, объявила кобылка и телекинезом поднесла сестре зеркальце.

В сундучке, подаренном единорожкам Фэнси Пэнтсом, оказалось множество заколок и чудных резинок, которые не нужно было завязывать, как ленточки, и которые могли очень внушительным образом растягиваться, а также щипцы, что разогревались при касании их магической аурой. Именно благодаря ним Рэрити, поколдовав над гривой и хвостом своей сестры, аккуратно уложила ранее неопрятную длинную пышную гриву и придала ей вполне определённую покатистую форму с милыми завитушками на концах и кое-где в середине. Такая причёска сделала Свити Бель милой до отупения, похожей на зефирную игрушку, чему её старшая сестра не переставала умиляться и без конца обнимала единорожку.

— А… что с твоей гривой? – нерешительно спросила маленькая кобылка.

Рэрити махнула копытом, задев оранжевые бигуди, на которые намотала свою гриву и чёлку:

— Не знаю, я никогда не видела таких штук. Но почему-то мне кажется, что именно так их и надо использовать.

Хвост тоже был усеян оранжевыми цилиндриками.

— Рэрити?

— М? – единорожка, улыбаясь, чуть отодвинула сестру от своей груди, чтобы заглянуть ей в лицо.

— Мы можем остаться? Пожалуйста.

Рэрити снова окинула взглядом выделенную им комнату. Это была совсем крохотная каморка, но с самой настоящей кроватью, на которой прямо сейчас сидели единорожки. Рядом с кроватью, буквально в одном шаге, параллельно с ней стоял заставленный старыми ненужными книгами шкаф. Между шкафом и изголовьем кровати пылился квадратный столик, являющийся последним элементом мебели в комнате. Такое убранство казалось состоятельным пони убогим; по сути, оно таковым и являлось. Но стены не пропускали гудящий за ними осенний ветер, а крыша не текла под напором шелестящего ливня – и это уже было роскошью. К тому же, Свити Бель утром наелась так, что до сих пор не хотела есть и вела себя беззаботно, весело и любопытно, как и положено жеребятам, чем досаждала привыкшей к тишине старшей сестре. Не было ничего удивительного в том, что маленькая единорожка со всей жеребячьей наивностью хотела остаться здесь жить.

— Я не думаю, что это возможно, — пробормотала фиолетовогривая кобылка, виновато прижав уши. – Мы не можем здесь оставаться. К тому же, так не будет длиться вечно: Фэнси Пэнтс заботится о нас только потому, что мы ему пока нужны. Что будет, когда надобность в нас отпадёт? – Свити Бель погрустнела от понимания того, что именно будет. – Мы уйдём при первой же возможности.

Рэрити думала над тем, что это будет за возможность, когда в дверь без стука зашла стареющая земная пони и принесла ужин в бумажных пакетах. Жареная картошка и белые червячки, которые на вкус оказались отдалённо похожими на хлеб. Сёстры попробовали каждое блюдо, и Рэрити уступила Свити Бель картошку, хотя она сама хотела съесть эти аккуратные прожаренные брусочки. Старшая единорожка покорно стала жевать другую еду. Наевшись, сёстры уснули в обнимку.

Однако ночью Рэрити почувствовала, как кто-то покачивает её копытом за бок. Единорожка распахнула глаза и повернулась. Она увидела освещённое бьющимися в стеклянном фонаре светлячками и блеклым сиянием рога усатое лицо Фэнси Пэнтса. Он поманил её к себе копытом и вышел из комнаты. Белая кобылка посмотрела на прижавшуюся к ней сестру, аккуратно высвободилась и с помощью телекинеза укутала жеребёнка одеялом. Поцеловав Свити Бель в лоб, единорожка поспешила за хозяином резиденции.

Жеребец ждал её у двери.

— С ней всё будет в порядке? – спросила Рэрити о своей сестре.

— Конечно, – кивнул единорог. – Надень вот это.

— Блокатор?

— Муляж блокатора.

Глаза Рэрити широко распахнулись.

— А зачем?

— Все рабы-единороги при Императрице лишаются своей магии.

— А разве блокатор не должен быть настоящим?

— Но ведь никому не обязательно знать, что для тебя сделали исключение?

Рэрити осторожно левитировала разомкнутый блокатор себе на рог и соединила его в окружность у основания. Магия никуда не делась, разве что пошла тяжелее, напоминая уже не обтекающий камень ручеёк, а смолу на грубой коре. Единорожка на пробу расстегнула похожее на резину кольцо – оно поддалось, затем снова сцепила концы блокатора вместе и улыбнулась:

— Спасибо.

Жеребец провёл единорожку в свою карету, в которую были запряжены два земных пони. Он зашёл первым, но всё же незаметно для тягловых пони подал Рэрити копыто. Кобылка озадаченно посмотрела на открыто протянутую ей переднюю ногу жеребца, затем – на его лицо, и снова перевела взгляд на копыто.

— Не понимаешь? – галантно поданная передняя нога жеребца как-то расслабилась и провисла. – Ладно, заходи. Я объясню тебе особенности придворного этикета позже.

Рэрити послушно забралась в карету и села напротив единорога. Она осторожно прильнула к окну, когда земные пони тронулись и сразу перешли на рысь.

— Сейчас мне важно обучить тебя тому, как должна вести себя рабыня.

Единорожка заставила себя отвлечься от плывущих за окном мирных ночных пейзажей и фантастических звёздных тучах в небе. Она внимательно слушала и запоминала всё, что говорил ей Фэнси Пэнтс, задавала вопросы и повторяла у себя в голове ответы, чтобы лучше запомнить их.

— Я… останусь жива? – робко уточнила Рэрити. – Ты позаботишься о моей сестре? Пожалуйста, тебе это ничего не будет стоить.

— Рэрити, обещаю тебе, ты будешь жить, — единорог жестом доверия взял её копыта в свои, наклонившись вперёд. – И, даже если что-то с тобой случится – Свити Бель не окажется одинока.

— Я верю тебе, — благодарно произнесла кобылка. Рэрити сомневалась, что эти слова представляют для Фэнси хоть какую-то ценность, но молчать об этом не собиралась. Она действительно поверила ему.

Путь до императорского дворца занял не так много времени, как ожидалось, и запряжённые в карету земные пони мягко остановились около внушительных ворот. Путь им преграждали вооружённые единороги, которые, увидев знакомый транспорт, подняли скрещенные тяжёлые алебарды и позволили ему проехать.

Дороги были удивительно ровными, вымощенными болотным мрамором, и карета очень легко скользила по ним. С её пути отходили на тротуары щёгольски одетые пони и провожали карету взглядом.

— Погоди, что это у тебя на голове? – усмехнулся Фэнси Пэнтс. – Ты знаешь, что бигуди надо снимать?

— Я совсем забыла, — виновато улыбнулась Рэрити, наклоняя вперёд голову и позволяя единорогу телекинезом снять с её гривы оранжевые валики, пока сама снимала их со своего хвоста. – Значит, они называются бигудями?

— Бигуди. Не склоняется. – поправил её Фэнси, пряча их под сиденье. – Так, теперь поправим немного, пара косметических заклинаний… — завитые локоны стали смотреться после них более естественно. – Хм, тебе идёт.

— Есть зеркало? – нетерпеливо спросила единорожка, слегка ёрзая на сидении.

Жеребец кивнул и левитировал из-под сиденья карманное зеркальце. Рэрити с удивлением посмотрела на себя: локоны на чёлке и гриве действительно придали ей ту самую недостающую изюминку. Хвост получился особенно красивым – с пышными завитками, которые к кончикам резко становились мелкими, но всё равно элегантными.

— Ого… Потрясающе! – оценила единорожка. – Где ты научился… косметическим заклинаниям?

— А как бы, по-твоему, я выглядел так неотразимо? – пошутил единорог, но Рэрити вовсе не восприняла это как юмор. Фэнси Пэнтс действительно умел следить за собой. Единорожка видела, что от природы он не был красавцем – весь его имидж был создан его же копытами, и кобылка предполагала, что это касалось и остальных областей его жизни. Пони улыбнулась.

Когда карета привезла их к императорскому дворцу, Рэрити увидела, что неподалёку от высокой лестницы с завитыми обсидиановыми перилами уже стоит три колесницы, причём две из них были диковинными, такими, которых единорожка никогда раньше не видела. Первая была лёгкой, с какими-то странными низкими полозьями вместо колёс, из ажурного дерева, скупо инкрустированная золотом – только для того, чтобы показать, что этот транспорт принадлежит кому-то важному. Когда белая кобылка пробежала глазами по оглоблям и ахнула от удивления: в кожаной сбруе шоколадного цвета стояли два чёрных пернатых существа, напоминавших одновременно орла и льва.

— Это грифоны, — подсказал Фэнси Пэнтс во всей глаза смотрящей на них кобылке. – Наполовину орлы, наполовину львы, живут в горах. Платят нам дань золотом, углём, камнями.

— Камнями? – не поняла Рэрити. – Драгоценностями?

— Нет. Известняк, гранит, песчаник. Для строительства.

— А что даём им мы? – единорожка не получила ответа на этот вопрос и, озадаченно моргнув, послушно переключилась на рассматривание второй колесницы.

Она вообще не поддавалась описанию. Была похожа на кривой скомканный недопечённый блин, который гневно смяли в комок и шлёпнули на каменный стол. Серединка получилась плоской, а края неровными пузырями завернулись кверху. Единственное, что можно было сказать точно – текстурой и цветом эта повозка была похожа на очень тёмный малахит. Единорожка не успела рассмотреть тех, кто стоял рядом с ней под видом тягловых – хотя очертаниями они были похожи на пони – потому что Фэнси Пэнтс оторвал её от окна и вытолкнул наружу.

Рабыня, коей Рэрити стала с началом вынужденной игры, еле сумела приземлиться на четыре копыта и, неловко переступив ногами, удержать равновесие. Фэнси Пэнтс степенно вышел из кареты и пошёл вперёд; кобылка посеменила за ним, низко опустив голову и глаза, но всё равно не смогла сдержаться и не распахнуть широко веки, когда увидела у ворот бэтпони.

Легендарные существа, смесь пони и летучих мышей, были самыми элитными войсками в Империи. Создания ночи, они каждую секунду своей жизни посвящали служению императрице. Пара представителей этих пегасов стояли повсюду, они охраняли лестницы, крепостные стены и двери. Расправив внушительные чёрно-фиолетовые кожистые крылья, они взирали на каждого пришедшего пробирающими до самой души светящимися в ночной темноте глазами с вертикальным зрачком. Чуть уменьшенная копия глаза красовалась у них на сине-фиолетовых нагрудниках доспехов. Подобную символику носили все военнослужащие Императрицы, но элита отличалась тем, что глаз на их броне был не просто бирюзовым, а повторяющим цвет глаз владельца.

Рэрити прошла мимо величественных легионеров, сосредоточив в уголках глаз всё своё любопытство, но оно вскоре было удовлетворено: бэтпони стояли каменными изваяниями всюду во дворце, из-за общей похожести рассмотреть их не составляло никакого труда. Выглядывающие из-под верхней губы клыки, уши с кисточками, когти на локтях крыльев.

Совет проходил в большом зале, который архитектурой и дизайном не отличался от общей атмосферы дворца: большое количество колонн, ночной символики и метафорических или явных изображений откровенных сцен, освещённых луной сквозь стеклянный потолок. Рэрити невольно засмотрелась на них. Витражи, росписи и мозаики превращали даже самые извращённые картины в восторженную красоту. Единорожка почувствовала редкое томительное напряжение внизу живота и, как только поняла, что представляет себя на месте некоторых кобылок с изображений, поспешила отвести взгляд. «Рассмотреть тех, кто уже пришёл, — подумала она, — да, это хорошая идея. Хорошая и безопасная идея».

За белоснежным однотонным столом в виде полумесяца расположились шестеро. Увидев Фэнси Пэнтса, они отвлеклись от разговоров, улыбнулись и с приветствиями пошли к нему навстречу. Рэрити встала рядом с другими рабами у стены рядом со входом и стала украдкой наблюдать. В первую очередь кобылка увидела единорога, который заворожил её своей красотой. Немного старше, чем она, белоснежный, широкогрудый, с золотыми ровными волосами и голубыми глазами, полуприкрытыми, кажущимися сонными, лучащимися спокойным и уверенным чувством превосходства. В качестве кьютимарки у него была роза ветров из пурпурных и жёлтых остроконечных лучей. Рэрити приподняла голову, чтобы лучше рассмотреть его мощные ноги, когда он обменивался копытопожатиями с Фэнси Пэнтсом.

Вторым, кто подошёл к усатому единорогу, стал серо-сизый земной пони с изысканно уложенными гривой и хвостом в серую и белую полоску. Он был явным щёголем – на передних копытах красовались белые с жёлтыми запонками манжеты, на груди – бордовое жабо, а цвет глаз скрывали декоративные очки фиолетового оттенка. Об активном светском образе жизни кричала также кьютимарка в виде полураскрытого веера. Что сразу бросилось Рэрити в глаза – так это его уши, слишком тонкие и длинные, словно лишённые держащих их стоймя хрящей и теперь свисающие назад, как у мула. Единорожка предположила, что такими они стали после какого-нибудь сумасшедшего дуновения моды. Земной пони поздоровался с Фэнси коротким, но изысканным и глубоким поцелуем в губы.

Далее был белоснежный грифон с желтоватым оперением на груди и нижней стороне крыльев, животе и внутренней поверхности украшенных непривычно выглядящими браслетами лап. Эти пятна выглядели так, будто на него помочились. Он ограничился сдержанным кивком. Чувствовалось даже на расстоянии, что этот гость чувствует себя не в своей тарелке.

Следующим гостем оказался ещё один белый единорог с бесхитростно причёсанными волосами трёх оттенков синего. Его копыта были выделены темнейшим из них. Метка жеребца представляла собой щит с тремя звёздами над ним и одной внутри. Единорог носил чёрный мундир с многочисленными наградами и медалями. Эта персона поздоровалась с Фэнси Пэнтсом, отдав ему честь. «Какой-нибудь военный министр», — догадалась Рэрити.

Последними присутствующими являлись две единорожки. Небесно-голубая кобылка с надменными фиолетовыми глазами, гривой серебряных тонов и длинным утолщающимся к середине рогом. Её кьютимарка была скрыта под более светлой, чем глаза длинной накидкой, украшенной броскими звёздами. Застёжкой ей служил странный антроцитовый символ в виде головы пони с рогом и крыльями, инкрустированный кроваво-красными драгоценными камнями. Несмотря на то, что единорожка, будучи ровесницей Рэрити, была младше всех здесь присутствующих, она не выказала должного почтения по отношению к Фэнси Пэнтсу и лишь одарила его безразличным взглядом, уже это, по-видимому, считая великой милостью. «Ну и выскочка, — не сдержалась белая рабыня, хотя обычно не позволяла себе делать поспешных выводов. Но эта кобылка просто лучилась высокомерием, а её самомнение, казалось, сейчас проломит стены этого огромного зала. – Хм… погодите-ка… Воротник её плаща намекает на возможность наличия капюшона, но самого капюшона нет, полы заострены к хвосту, а скрепляет его эта фигурная брошь… и внутри неё, похоже, какой-то сгусток… О звёзды, неужели она из Лунного Света?! Но как она могла попасть в элитное сообщество магов и заслужить право на собственный дизайн накидки, будучи такой молодой?! Её подруга тоже из Лунного света и тоже не отличается большим возрастом… как?!». Единорожка невольно признала, что у этой волшебницы есть какое-то право так относиться к остальным. Вторая пони из императорского магического общества тоже носила накидку, отличавшуюся от стандартных тёмно-фиолетовых плащей – бурую, похожую на мешковину. Застёжка была драгоценным полумесяцем цвета морской волны, повторяющим полосу в высоко забранной гриве и ровной чёлке. Эта кобылка имела фиолетовую цветовую схему, более короткий рог и голубые глаза, взгляд которых таил двусмысленность и коварство.

Пони всё прибывали. Синхронно через широкие двери вошли три члена лучшей лётной группы Империи «Шэдоуболтс»: две кобылы и жеребец. Их мускулистые тела были затянуты в фиолетово-чёрные костюмы; цвета на ткани были разделены хищно заострёнными жёлтыми молниями. На месте кьютимарок были нашиты крылатые понячьи черепа. Открыты были только носы со ртами и крылья, а глаза закрывались грозно выглядящими жёлтыми лётными очками. У жеребца открытая чужим глазам шерсть носила очень светлый голубой оттенок, у первой кобылы – такой же, но ярче и насыщеннее, а у второй шкура была подтемнённого жёлтого цвета. Внимание Рэрити приковали их гривы: постоянным встречным ветром зафиксированные в безумных причёсках. Было очевидно, что пытаться придавать им другую форму было бы бесполезно при тех скоростях, на которых летали Шэдоуболты. Некоторые говорили, что они могут летать быстрее ветра и света, и белоснежная единорожка, не замечая никого больше, во все глаза рассматривала представшие перед нею легенды, словно они прямо сейчас выполнят один из своих фирменных воздушно-пилотажных трюков.

Однако через некоторое время в зале появилась та, встречи с которой все жители Империи ждали и боялись одновременно. Телекинез стоящих у дверей стражников торжественно распахнул двери перед высоченной вороной аликорницей с клубящимися густым синим дымом гривой и хвостом. Рэрити широко распахнула глаза и, не сдерживаясь и не таясь, жадно впилась в Императрицу взглядом.

Она была восхитительной и устрашающей одновременно. Великолепная фигура с длинными точёными ногами двигалась грациозно, но каждое элегантное движение было исполнено выжидающего, напряжённого хищничества, внушавшего тихую панику и ощущение, что именно ты будешь жертвой. Грудь Императрицы украшал изысканный нагрудник из голубого металла, напоминающий доспехи, но богато инкрустированный чёрным ониксом, так резко контрастирующим с белым полумесяцем спереди. Фигурные подковы на копытах доходили до колен и также напоминали бы элемент боевого облачения, если бы не вводили в заблуждение хрупкостью ажурной инкрустации. Единственный атрибут власти, не создающий впечатление боевого облачения, венчал голову аликорницы высокой голубой короной, которая всё же не могла поспорить своей длиной с похожим на копьё острым рогом. Рэрити, боясь, но не имея сил бороться с любопытством, наклонилась, чтобы увидеть глаза Императрицы, и ахнула, когда увидела их. Бирюзовые, которые служили источником вдохновения при создании символики на доспехах армейцев. С острым вертикальным зрачком. Даже крылья, бывшие пернатыми, смотрелись заострёнными, как бритвы. Они были расправлены за спиной в знак демонстрации величия и в таком положении ещё больше казались кожистыми. Кьютимарку Императрицы знают все в Империи – белый полумесяц. Но Рэрити была удостоена чести узнать ещё одну подробность: на крупе аликорницы было несколько фиолетовых пежин.

Она вошла молча, сурово и неулыбчиво окидывая взглядом собравшихся. Пони и грифон с поддельной степенностью уселись за выпуклой частью стола-полумесяца. Рэрити была счастлива, что Императрица не удостоила рабов тем взглядом, которым сверлила своих соратников: даже с самоуверенной голубой единорожки сбилась вся спесь, а гордость в глазах сменилась благоговейным обожанием.

Аликорница прошла между острых краёв стола к его центру и поприветствовала собравшихся. Она ещё раз пробежалась взглядом по пони и повернулась к белому единорогу в чёрном мундире с вопросом:

— Где…

— Она не в состоянии прийти, — лукаво ответил жеребец, не дожидаясь окончания вопроса, такой интонацией, что всем сразу понятно, почему кобылка, о которой говорят, не явилась на собрание.

Императрица звучно ухмыльнулась и сказала:

— Уже в который раз, Шайнинг Армор, у тебя просыпается неуёмная похоть по отношению к сестре, как раз перед советом. Я начинаю думать, что ты не хочешь ею ни с кем делиться.

Все собравшиеся коротко рассмеялись, и совет начался. Двери снова распахнулись, впуская невиданное существо. Оно было ростом с Императрицу, но его чёрный цвет был скорее очень тёмным серовато-шоколадным. Страннее всего было то, что ноги этой кобылы были дырявыми, и было непонятно, как она ходит на таких ходулях, не ломая их. Это существо определённо было сродни аликорну, но всё вводило в заблуждение – и крайне искривлённый рог, и драные крылья, похожие на комариные. В дырках были даже грива и хвост, и у Рэрити была только одна версия того, почему продырявленные пряди не отваливаются: они склеились. Бирюзово-голубоватые грива и хвост выглядели масляными, засаленными и неопрятными. В гриву за изломанным рогом этого псевдоаликорна была всажена корона с тремя зубьями с горошинами на вершинах. Рэрити, совсем забыв про то, что ей нужно таиться и маскироваться под безвольную подстилку, широко раскрытыми глазами рассматривала пустой круп и стягивающие тощее туловище слизистые зелёные ленты.

— Я приняла решение выслушать твои условия, — сказала дырявая кобыла Императрице глубоким стрекочущим голосом, в котором уже откуда-то взялось эхо, идущее словно из недр её тела.

Императрица развернулась к гостье и произнесла:

— В мои планы входит подчинение алмазных псов и захват принадлежащих им залежей драгоценностей. Несмотря на то, что они живут полудикими разрозненными племенами, они сильны и хорошо вооружены. Кроме того, они живут под землёй, в темноте лабиринтов, где мои воины не могут ориентироваться и оказываются разбиты. Я не могу пригрозить псам лишением их солнца, ибо они и так живут, словно кроты. Поэтому мне нужны многочисленные воины, которых не пугает темнота, холод и запутанные дороги. Именно поэтому я предлагаю тебе союзничество.

— Я вижу выгоду только для тебя. – две кобылицы стояли посреди зала, а оставшиеся за столом молча взирали на них. Рэрити ненавязчиво повернула голову к рабам: они стояли, опустив головы; некоторые стоя дремали. Их, кажется, не волновало присутствие сразу двух аликорнов и нескольких лучших пони Империи совсем рядом. – Что же получат мои подданные? Нам необходима пища, коей является любовь. В Эквестерийской Империи нет любви. Есть только безграничная похоть, низменная эмоция, которая не даёт энергии.

— Это потому, что вся любовь скопилась в одной пони. – улыбнулась Императрица, и Рэрити вздрогнула: у неё во рту не просто торчали клыки – все зубы аликорницы были остро заточены. – Помоги мне, Кризалис – и я дам тебе источник, подобного которому ты ни разу не видела.

Белая единорожка видела, как сомневается псевдоаликорн. Богине нельзя верить – это было известно каждому. Её можно было только замолить.

— У вас нет выхода. – продолжила Императрица. – Эквестерийская Империя занимает весь мир. Народ чейнджлингов не захвачен только потому, что местоположение его главной колонии неизвестно. Но это не спасает вас от того, что вы умрёте голодной смертью. Даже если твои подданные научатся любить друг друга – как наесться дырявой любовью? – Императрица засмеялась над беспомощностью непокорной нации, подчинение которой стремительно становилось всего лишь вопросом времени. – Единственное, что ты можешь сделать, чтобы спасти своих детей – рискнуть поверить мне и выполнить мои условия. Тогда у вас будет надежда, а это как раз то, чего вам не хватает. Не считая еды, разумеется. Даю тебе неделю на ответ. – позволив Кризалис уйти, что та и сделала, аликорница повернулась к своим доверенным лицам. – Итак, теперь то, зачем я вызвала тебя. – Императрица ткнула передней ногой в сторону грифона. – Я приказываю увеличить поставки гранита и песчаника. Надеюсь, теперь, когда я сказала лично, до грифонов дойдут мои слова, и мне не придётся посылать Шэдоуболтов для того, чтобы они сожгли ваши гнёзда с яйцами и птенцами. Ах, да, их больше не осталось. В случае неповиновения придётся убить молодняк. Много слёз и крови пролилось из-за твоего упрямства? Отвечай.

Грифон, весь облик которого кипел непокорством, трясся от сдерживаемой ярости. Он поднял дрожащий от злости взгляд на Императрицу и не успел сказать ни слова, как вдруг из неосвещённой части зала выскочил молодой грифон и крикнул в лицо аликорнице:

— Всех не переубиваешь!!!

Вороные уши прижались к голове, рог полыхнул бирюзовым пламенем – и хватка телекинеза сносит юнца с ног, при этом удерживая на месте его голову и шею. Словно невидимое копыто ударило его и тут же поймало самым болезненным образом. Грифон стиснул клюв, не издавая ни звука.

— Я спрашивала не тебя, — медленно и членораздельно произнесла Императрица. Она даже не злилась. Она всего лишь душила того, кто осмелился воспротивиться её воле, выкручивая и вырывая перья у него на шее. Кобылица вновь обратилась к белому грифону, не отрываясь от более юной жертвы. – Сколько матерей огласили своим рыданием мои ущелья? – Императрица больше не говорила «ваши». Она морально возводила грифонов в статус рабов, отнимая у них всё, что они имели, даже право иметь что-то для себя. – Много ли птенцов расплавилось в огне и превратилось в омлет? – ей удалось выбить из дерзкого грифона хрип, когда что-то внутри его шеи тошнотворно щёлкнуло. Хрип стал постоянным. – Вкусным ли был этот омлет? Может быть, на этот раз ты хочешь попробовать выпотрошенное и нафаршированное спepмой моих воинов мясо твоих старших птенцов? Потому что после гонора этого ушлёпка я ещё три месяца буду посылать вам не еду, а новобранцев, которые будут использовать молодняк и стариков как сeкс-игрушки и пушечное мясо для тренировок. – молодого грифона неторопливо приподнимало над полом; он засучил задними львиными лапами, а передними орлиными бестолково пытался схватить то, что удерживало его за шею. Когтистые пальцы пролетали сквозь воздух, слегка размазывая бирюзовое свечение и чуть утягивая его за собой вниз. Порой страдалец ранил сам себя, и к крови, которой он уже начал харкать на пол и на стол, прибавились капли из порезов. Свечение размазываемой ауры сменилось на зелёное, и грифон, выплёвывая с кровью куски своих лёгких, стал стареть. Его суставы заострились, как у старых особей, и их выломало болью. Рэрити зажала копытом рот, стараясь не вырвать всё, что съела накануне вечером; она зажмурилась и отвернулась, когда Императрица магией прокрутила голову и тело грифона в разные друг от друга стороны. Кожа скручивалась и, брызгая содержимым разрывающихся сосудов, с весёлым хлопком и треском лопалась, а позвонки еле слышно постукивали друг о друга, приходя в круговое движение. С тошнотворным шлепком тело выскользнуло на пол из телекинетического захвата. Императрица без улыбки приблизилась к белому грифону, левитируя рядом со своей щекой оторванную голову его младшего товарища.

Белого трясло, задние лапы ходили ходуном, что забавляло наблюдавшую за этим зрелищем знать. Никого не стесняясь, серый земной пони начал oнaнировать, а потом толкнул к своим ногам белогривую кобылку-Шэдоуболта, которая подняла очки на лоб, чтобы лучше наблюдать расправу. Та преклонила колени, слизнула с головки члена жеребца покрывавшую её смазку, с благоговейным трепетом закрыв глаза на этот момент, и принялась сосать, порывисто двигая головой, растягивая своё горло скользящим в него стволом и неотрывно смотря из своего неудобного положения на серого жеребца. Эмоции того нельзя было прочитать из-за больших очков на его лице, он не издавал никаких звуков, и единственным признаком того, что он наслаждается, был всё раздувающийся и удлиняющийся стержень, на котором чётко проступал рисунок из вен и кольцо на середине, влажно поблескивающие от слюны пегаски. Она отрывалась даже не затем, чтобы глотнуть воздуха – чтобы грязно обвести головку порхающим языком и снова с урчанием, покачивая головой по кругу, начать елозить ртом по члену земного пони и загонять его себе в горло. Императрица же к этому моменту совсем приблизилась к белому грифону и тихо, но чётко с расстановками произнесла:

— Он умер безболезненно.

У Рэрити застыла кровь и отвисла челюсть. Ей стало страшно представлять, что такое по меркам Императрицы «болезненно».

Голову безрассудного юнца вытолкнуло из телекинеза. Бирюзовое облачко, перетекая окружностями, осталось висеть рядом с аликорницей. Она сформировала из ауры ядовито-зелёное сердце и заставила его покраснеть. Сердце влетело грифону в голову. Он пошатнулся. Белая рабыня снова зажмурила глаза, но ничего не случилось. Грифон только чаше стал дышать.

— Не давайте ему того, что он хочет, — промурлыкала Императрица. Рэрити открыла глаза.

Грифон стоял на прежнем месте, покачиваясь от глубокого шумного дыхания; глаза его словно потемнели. Взгляд единорожки застыл на месте между его задних ног. Пока искривлённый, но быстро набухающий и выпрямляющийся на всю длину член свисал к полу. Белая кобылка сразу высмотрела отличия от пeниса пони: очень сильно заострённая, а не плоская головка, весь ствол покрывают жёсткие белесые сocoчки, нет кольца на середине. Императрица больше не обращала на него внимания. Она села спиной к Рэрити и повернула голову к жеребцу-Шэдоуболту.

— Ты выполнил моё приказание? – спросила аликорница.

— Так точно, — был ответ, — Вашу ученицу охраняет кадет академии «Шэдоуболтс» Флэш Сэнтри.

— За что был отстранён от обучения?

Синегривый пегас ухмыльнулся:

— Отвратительно делал отсос.

Императрица широко и шумно ухмыльнулась в ответ:

— Что ж, — она медленно поднялась на ноги, — у тебя будет шанс доказать, что ты имеешь право судить об этом умении.

Челюсти Рэрити разверзлись. Тёмно-фиолетовый член с более светлыми пежинами, достающий до груди Императрицы, болтался у неё между ног. Сидящие за столом одобрительно загудели, а всё ещё верно отсасывающая серому земнопони кобылка-Шэдоуболт вдруг резко раздула щёки, чтобы вместить наполняющую рот спepму. Жеребец кончил при виде великолепного члена, который отрастила себе аликорница, и грубо оттолкнул более не нужную ему пегаску.

— Соарин, — повелительно позвала Императрица, поманив пегаса копытом. – Я жду.

— Да, Ваше Величество, — подобострастно выдохнул он. Костюм на его животе натянулся, когда член жеребца вышел из чехла.

Шэдоуболт провёл языком по всей длине ствола Императрицы и задрожал от удовольствия. Он открыл рот так широко, как только мог, и насадился им на плоскую головку. Императрица замурлыкала, когда Соарин начал покачиваться на месте, языком и зубами лаская самую чувствительную часть пeниса:

— Пожалуй, основания оценивать искусство того кадета у тебя действительно были.

Находящийся под действием заклинания грифон передними лапами потянулся к своему возбуждённому органу, но тут светло-голубая волшебница, оскалившись, быстро выстрелила в него звенящим светом. Опутав орлиные лапы, свет словно привязал их к полу. Грифон то ли заскулил, то ли заревел и принялся в отчаянии двигать тазом туда-сюда, совершая бесполезные фрикции в надежде избавиться от мучительного томления в своём члене. Наложившую заклинание единорожку это, по-видимому, необычайно возбудило. Она закрыла глаза, гордо подняла голову и с таким видом, будто совершает священнодействие или оказывает присутствующим великую честь, обволокла своей магией брошь на груди и расстегнула накидку; при этом брошь осталась на шее, оказавшись ожерельем. Накидка стекла на пол, и единорожка равнодушно перешагнула бесценную ткань. Императрица наблюдала за кобылкой с гордостью и интересом. Покачивая бёдрами, соблазнительно прикрыв фиолетовые глаза, серебряногривая пони подошла к аликорнице и потянулась к её губам, страстно выдохнув:

— Ваше Величество…

Императрица несколько секунд то ли раздумывала, то ли выныривала из ощущения того, что Соарин заглотнул её огромный орган почти наполовину. Но в конце концов она наклонилась к единорожке и даровала той поцелуй. Рэрити смотрела, приоткрыв рот и шумно дыша от возбуждения. Она невольно завелась при виде этого всего, но то, как страстно и жадно целовались две кобылки, окончательно её распалило. Императрица и волшебница с влажными звуками целовались, запуская глубоко в рот друг другу языки, обмениваясь слюной, кусая губы. Светло-голубая кобылка изредка дрожала – не от возбуждения даже, от благоговения. Но вскоре поцелуй закончился – аликорница со смешком оттолкнула единорожку и указала ей на красивого златогривого единорога. Преданно посмотрев на Императрицу, волшебница подошла к жеребцу и позволила тому начать вылизывать её рог.

Фэнси Пэнтс же подошёл к огненной кобылке из «Шэдоуболтс», с лёгкой полуулыбкой медленно снял с неё очки и бросил на пол. Пегаска ухмыльнулась; её крылья, стоящие торчком, качнулись, когда она развернулась к жеребцу крупом. Тот начал ласкать вульву кобылки копытом сквозь ткань костюма, уже пропитавшуюся соками возбуждения летуньи и капающими на пол. Огненная пегаска глубоко застонала, каждое перо на её крыльях мелко задрожало от удовольствия. Белогривая кобылка, недавно отсасывающая серому земнопони, который теперь языком и губами помогал Соарину в ублажении члена Императрицы, стянула с себя костюм и обнажила пластичное упругое тело с сильными летательными мышцами. Кьютимаркой её, несмотря на расу и должность, являлась вполне земная подкова. Шэдоуболт легла на спину перед огненногривой партнёршей и придвинулась ближе к ней. Обнаружив у себя под носом источающую мускусный аромат смазки вyльвy, всё ещё одетая пегаска зарылась в неё влажными от слюны губами. Под блаженный стон голубой пернатой кобылки Фэнси Пэнтс магией отыскал на костюме более старшей на вид кобылицы застёжки, стянул её и оседлал жёлтую пегаску, не встретив ни малейшего сопротивления. Наоборот, кобылка пошире расставила ноги и отбросила хвост, зажмурившись от наслаждения.

Знать разбилась на пары и группы. Рэрити изо всех сил прижимала хвост к требующей внимания промежности, стараясь хоть немного успокоить её и не дать распространиться запаху возбуждения. Но потом скрыть это стало уже невозможным – знать жестом позвала к себе рабов для увеселения.

Белая единорожка изо всех сил надеялась, что благодаря увлечённому участию в развернувшейся оргии её не заметят. Так и случилось. Она отошла в тень, стараясь смягчить и закрыть кричащую белизну своей шёрстки тёмно-лиловыми гривой и хвостом. Не в силах больше терпеть, Рэрити принялась ублажать себя копытом, удивляясь тому, что может, оказывается, течь так обильно. Одновременно кобылка наблюдала за возбуждающим развитием оргии, краем сознания жалея грифона, который даже не мог помacтурбировать, как она, и с воем изнывал от желания хотя бы самой мимолётной и примитивной ласки.

— Сделай мне больно, — скуля, умоляла извивающаяся под языком партнёрши белогривая пегаска, – Спитфайр, во имя луны и звёзд, сделай мне больно!

И она выгнулась всем телом в агонии opгазма, когда огненная кобылка зубами схватила её за клитор, начала грубыми движениями рвать нежные складки, а в конце концов вогнала внутрь младшей летуньи свою переднюю ногу практически до локтя, страстно выдохнув её имя:

— Флитфут…

Флитфут кричала, стонала, кажется, даже плакала – от удовольствия и от боли одновременно. Она кончала снова и снова, снова и снова обливая копыто Спитфайр густыми терпкими выделениями. Через несколько секунд и сама огненная пегаска с пышущей жаром молнией на кьютимарке низко застонала:

— О-о, — и бросилась в экстаз, как в пропасть. Передние копыта подкосились, роняя кобылку головой на содрогающийся от спазмов живот оргазмирующей Флитфут. Фэнси Пэнтс, самозабвенно полирующий стенки лона Спитфайр своим членом, лишь немного замедлился, наслаждаясь их ритмичными сжатиями, и через пару минут снова взвинтил темп под потолок, ещё крепче сжимая мускулистые бёдра копытами, до боли выкручивая метки.

Рабы занимали самые унизительные места в этом празднике похоти. Ради получения удовольствия знать хлыстами рассекала кобылкам вымя и половые губы, до удушья и рвотных рефлексов траxaла в рот. Пони высокого положения словно стремились обогнать друг друга в жестокости и извращённости. Однако самый выдающийся подарок получила Императрица.

Понравившийся Рэрити единорог мгновенно утратил всякую симпатию единорожки, потому что левитировал прямо перед Императрицей двоих жеребят-единорогов. Один из них был долговязым, с шкурой грязно-охрового цвета и сизого оттенка гривой и хвостом, второй же был меньше ростом и более пухлым на вид; цвета его шерсти и волос представляли цвета более высокого жеребёнка, поменянные местами. Они говорили что-то наперебой с огромным количеством дефектов и выглядели крайне непривлекательными. Белая единорожка увидела, что у них, как у младенцев, не проступила радужная оболочка в глазах, и поняла, в чём дело: жеребята были слабоумными, отстающими в развитии. Несмотря на это, они как-то умудрились получить метки: улитка у высокого и ножницы у низкого.

— Блюблад, — восхищённо протянула Императрица, делая шаг к жеребятам; от её члена, лизнув его на прощание, отшагнули Соарин и серый земной пони и с прищуром стали смотреть на жеребят. – Ты меня радуешь. Трикси! – аликорница обратила взгляд к серебряногривой волшебнице.

Единорожка лежала на спине, позволяя присевшему Блюбладу тpaxaть её в рот. Когда её имя было произнесено, жеребец освободил рот Трикси, и она, похотливо облизывая губы от его смазки, поднялась на копыта. Волшебница улыбнулась Императрице и зажгла рог тем же кроваво-красным цветом, что и камни на её амулете; из сменивших цвет глаз заструился красный дым. Двух жеребят подняло в воздух, а затем… срастило вместе спинами. Но Трикси не закончила колдовать – перевернув изумлённо вскрикивающих единорогов грязно-охровым вниз, она деформировала его ноги, по-видимому, причинив тому дикую боль. Теперь этот жеребёнок кричал беспрерывно, надрываясь и срывая себе голос, а вся «конструкция» была похожа на гротескного перекрученного жирафа.

Императрица хмыкнула, глядя на это. Бирюзовое свечение обволокло её член… и разделило надвое. Верхний орган, по-видимому, больше бывший «оригиналом», стоял так же крепко, как и до этого, а нижнему, ставшему «копией», потребовалась пара секунд, чтобы налиться и выпрямиться. Когда аликорница подошла к ставшим похожими на жирафа жеребятам, Рэрити изо всех сил боролась с тем, чтобы не броситься на помощь. Но что она сделает? Даже с её сильным телекинезом – кто она против Богини?

…Смазывающие члены Императрицы слюна и предэякулят вряд ли облегчили участь двух юных единорогов. Аликорница беспощадно толкнулась бёдрами вперёд, метко попадая сразу в два aнуса. Невзирая ни на сопротивление, ни на переполнившие зал крики, она принялась вдалбливаться в жеребят, каждым толчком выбивая из разрывающихся мышц кровавые брызги. Находящийся снизу единорог попытался убежать, но был остановлен, когда фиолетовая волшебница схватила его зубы телекинезом и толкнула назад. И без того некрасивые, они веером сломались вверх.

Тpaxaющиеся под это зрелище группы и пары ускорили свой темп, стремясь нагнать уже сверкающие в их глазах оpгазмы. Знать расположилась так, чтобы хорошо всё обозревать. Трикси подошла к Императрице сзади, положила копыта ей на кьютимарки, встала на задние ноги и зарылась лицом в сохранившиеся и прекрасно уживающиеся с жеребцовыми кобыльи прелести. Она проникала языком так глубоко, насколько могла, не забывая телекинезом мять и приплющивать клитop. Аликорница замурлыкала от удовольствия и утроила силу своих фрикций. Её члены были вымазаны в крови и дepьме жеребят уже на две трети, а сами единороги были на последнем издыхании. У верхнего, капая нижнему на лицо, уже шла изо рта кровавая пена.

Фиолетовая же единорожка продолжала с садистским удовлетворением на лице и в оскале ломать охровому жеребёнку зубы. Он отключился от болевого шока, но кобылка сильной пощёчиной и магическим ударом привела его в чувство и вырвала оставшиеся в дёснах корни, а затем подставила лицо под брызнувший кроваво-гнойный фонтан, неистово натирая свою вyльву копытом. У Рэрити от такого зрелища всё возбуждение моментально улетучилось, к горлу подкатила тошнота.

Земной раб-жеребец не выдержал. Рискуя жизнью, он вспрыгнул на умывающуюся отвратительной смесью волшебницу, с первой попытки вошёл в неё и начал так стремительно двигаться, что ему позавидовал бы и поршень. Он стонал во всё горло, желая кончить прежде, чем его убьют за такую дерзость, но его даже не отшвырнули. Наоборот, все – и знать, и рабы – облепили Императрицу, волшебниц и рабов.

Это был гротескный сношающийся ком. Все как озверелые рвались найти незанятую никем дырку или свободный член. Стёрлись границы между рабами и свободными – если тебе есть что предложить, то ты принят. Между фиолетовой единорожкой и сращенными вместе рабами вклинился Шайнинг Армор и засунул свой член в напрочь лишённый зубов рот полумёртвого жеребёнка. Трясущиеся в агонии лохматые дёсны бессильно жевали стержень жеребца, доставляя тому лишь удовольствие. К яйцам единорога, как к материнскому вымени, присосалась фиолетовая волшебница, беспрерывно текущая от осознания того, в насколько жестокой и извращённой opгии она имеет честь участвовать. Под Трикси лёг Фэнси Пэнтс и, сильно задрав мышцами корпуса круп, на зависть ловко долбил влажное нутро единорожки, пока на его лице, наслаждаясь оpaльными ласками, восседала слегка покачивающая бёдрами Флитфут.

Рэрити глазам своим не поверила, когда начал выстраиваться второй этаж. Блюблад встал ногами на спину Шайнинг Армору и принялся насиловать перевёрнутого брюхом вверх сизого жеребёнка в рот; то, что у жертвы всё ещё остались зубы, которыми она перед смертью сможет клацнуть, добавляло остроты развлечению златогривого жеребца. Прячущаяся в тени белая единорожка осознала, что в opгию втянулись даже стражники – но только тогда, когда один из перепончатокрылых, взлетев, насадился анусом на рог Императрицы. Аликорница была слишком увлечена мощной стимуляцией сразу всех своих эрогенных зон, чтобы сразу это заметить.

Стоны и крики возбуждения перекрыли последние вопли сращенных жеребят. Оргия не прервалась даже тогда, когда они умерли – обмякшие тела, слитые в одно, попросту повисли на пронзивших их членах, и ко всему творящемуся разврату добавилась ещё и некрофилия. Близкая к пику Императрица вонзила острые зубы в горло верхнему жеребёнку и с наслаждением всосала остывающую кровь.

Рэрити была в ужасе. Но ещё она почувствовала гнев, просто неземную ярость, которая, как единорожке казалось в тот момент, была способна взорвать этот замок. Кобылка решительно вышла из тени и направилась к склеенному потом, смазкой, кровью, дepьмом и половыми органами живому многоэтажному дрыгающемуся кому. Она понятия не имела, что собирается делать, потому что, как только она приблизилась в отвратительной горе сношающихся тел, любые идеи исчезли из её мозга. Единорожка в отчаянии и злости замотала головой и сделала самую простую, самую жеребячью вещь, которая только пришла на ум – она со всей силы толкнула эту конструкцию головой.

Даже в падении никто не оторвался от дикого тpaxa. Наоборот, ощущение внезапной потери опоры под копытами и чувство свободного полёта заставили большинство пони – в основном, кажется, пегасов – кончить, и они сделали это едва ли не одновременно. Более-менее отрезвил их только исполненный боли крик.

Императрица открыла глаза, всё ещё затуманенные страстью и похотью, и повернула голову на вопль. В лицо ей, качнувшись от движения, влетела верёвочка кишков.

Падение застало врасплох того бэт-пони, который решил насадиться задом на рог аликорницы. Он, увлечённый наслаждением, не успел скоординироваться и оказался распоротым этим гигантским чёрным копьём.

Брюхо было рассечено, из него вывалились кишки, частью намотавшись на рог Императрицы и теперь вися на нём капающей дepьмом гирляндой. Член оказался повреждён и, кажется, тоже рассечён – неровно, наискосок. Рэрити смотрела на корчащегося от боли жеребца широко распахнутыми глазами и думала: «Что же я наделала…».

Императрица, глядя на своего стража, ощутимо нахмурилась, и вокруг неё словно выстроилась стена из грозовых туч. Тяжело дышащая знать, ещё не пришедшая в себя после безумной скачки и opгазмов, медленно отползла от аликорницы, и она встала. Взгляд вороной кобылицы упёрся в Рэрити, и единорожка поняла, что сейчас точно поседеет. Императрица не даст пощады тому, кто так обошёлся с её…

В зале раздался безудержный хохот.

Белая кобылка недоумевающее посмотрела на безумно смеющуюся Императрицу и шагнула назад. Она смеялась очень долго, хватаясь копытом за живот поверх членов и пригибаясь к полу. От судорог кишки на её роге весело танцевали. «Она… смеётся? – в шоке подумала Рэрити. – Разве она не должна убить меня?».

Но нет. Похоже, такая кончина бэт-пони на редкость позабавила развратную Богиню.

— Я давно так не смеялась, — протянула она, всё ещё посмеиваясь. – Как же ты додумалась до этого, и почему я ранее тебя не видела?

Рэрити стояла, потупив взгляд. Вся её смелость перед лицом Императрицы сдулась и исчезла. Единорожка не знала, что отвечать. Фэнси Пэнтс не дал указаний на этот случай. Более того, он и не ожидал, что она так поступит. Рэрити и сама от себя такого не ожидала. Краем глаза единорожка посмотрела на своего покровителя; он полусидел на полу ни жив ни мёртв.

— Чья это рабыня? – пропела, мурлыкая, Императрица.

— Моя, Ваше Величество, — упавшим голосом ответил Фэнси Пэнтс.

— Ваше Величество, — собравшись с духом, вскинула голову Рэрити. – Мой господин не давал мне разрешения поступать так, как я поступила. Я сделала это, переволновавшись. Я вовсе не хотела дурных последствий для Вас и Ваших подданных. Я заслужила наказание в самой полной мере и готова принять его сначала от Вас, а потом от своего господина.

— А ты уверена, что останешься жива после моего наказания? – угрожающе произнесла аликорница.

— Значит, такова будет мера для меня, назначенная Вами. Я заслужила это. Мой господин запретил мне проявлять самоволие, но я ослушалась, и я заслужила это.

У Рэрити больше не было слов. Она понимала, что должна отвести удар от Фэнси Пэнтса, но не видела иных путей, кроме покорности и кротости. Единорожка опустила голову и вздрогнула, услышав от аликорницы многозначительное «хм-м». Раздвоенный член чёрной кобылицы исчез, растворившись в воздухе.

— У меня есть проблемы серьёзнее нервной рабыни. – разворачиваясь, закованной в фигурную подкову задней ногой Императрица пнула единорожку в место между плечом и грудью, заставив её подавиться воздухом и зажмуриться от боли. Но более Рэрити не получила ни малейшего внимания от Богини. – Повстанцы, известные как штормовики – от имени своего предводителя, Спектрального Шторма. Пегас-жеребец, замотанный в какое-то тряпьё, которое, однако, не мешает ему летать не хуже высококлассного «Шэдоуболта». – все взгляды тут же перевелись на Соарина, но он с вызовом нахмурился и выпятил грудь, воинственно расправляя по сторонам крылья. – Во всеуслышанье объявляет своё имя, которое, следует полагать, является псевдонимом. Поднимает восстания в сёлах, но недавно перешёл с армией единомышленников на города. Увёл из Балтимэйра две трети рабского населения. Такими темпами…

Рэрити перестала слушать. Воспользовавшись тем, что знать следом за Императрицей двинулась к столу полумесяцем, она бегло окинула взглядом рабов. Больше половины были мертвы или умирали. Кружилась голова от смрада и гротескного ужаса происходящего всего парой минут ранее. Пошатываясь, единорожка отошла следом за остальными выжившими рабами. По-видимому, они уже поняли, что живыми им отсюда не уйти, поэтому решили напоследок насладиться телами друг друга. Сдерживая стоны и вскрикивания, они вновь стали разбиваться на пары и группы. Рэрити отошла в сторону, чтобы не быть в это втянутой, хоть и обращались рабы друг с другом бережнее, чем господа с ними, и их ceкс был более размеренным, словно уставшим.

Единорожка посмотрела также на всеми забытого грифона. Он полулежал, спиной прислонившись к колонне, и одной из орлиных лап у основания сжимал свой член, а пол перед ним был изрисован беловато-жёлтыми узорами. Трикси забыла, что нужно обновить заклинание привязки, да так и не вспомнила про это.

Белая кобылка легла в тень и закрыла глаза, надеясь, что к тому времени, когда она проснётся, этот кошмар закончится. Но её желанию не суждено было сбыться.

В неимоверной усталости Рэрити покорно открыла глаза, чувствуя, как телекинез Императрицы несёт её к сыто целующейся и ласкающей друг друга знати. Единорожке было всё равно, что с ней будут делать. Сон не принёс облегчения, только усугубив ситуацию, только усилив душевные муки и принеся осознание того, что ничего не кончено, всё лишь начинается, особенно для неё, и ей придётся продолжать смотреть, ей придётся начинать участвовать…

— Ты не выглядишь как кобылка, которая с энтузиазмом относится к предстоящему увеселению, — Императрица была в явно приподнятом настроении. – Что ж, ты повеселила меня сегодня. Я помогу тебе, хотя это и есть твоё наказание.

Полусонный взгляд Рэрити стал внимательным. Она почувствовала, как Императрица ставит её на пол, и почувствовала, что свободна. Но затем на неё с рога аликорницы плавно полетело ядовито-зелёное сердце. Единорожка вспомнила о грифоне, который раненым зверем бился в магических путах, и вздрогнула, но тут её взор на миг метнулся к взволнованному Фэнси Пэнтсу, и она сама шагнула в сердцевидное свечение.

Хитро сплетённое заклинание не действовало сразу. Единорожка вначале подумала, что ничего не произошло, и успокоенный этим выводом мозг уже не мог понять и противиться тому, что мысли Рэрити заменялись нужными Императрице, что её благоразумие уступало место звериной, первобытной похоти. Кобылка облизнула губы, смотря, как медленно вокруг неё движется тесный хоровод. Их ухмылки казались единорожке самыми соблазнительными и страстными улыбками, сулящими удовольствие, а прикосновения к телу лишь распаляли это впечатление.

Рэрити охотно встретила своими губами рот одного пони, второго, третьего.

Пройтись языком по губам, проникнуть внутрь, сплестись языками, застонать от ощущения чьих-то влажных губ на своей вyльве, позволить поласкать рог… Ну же, подходите, у меня есть что вам предложить, я готова отдать всю себя без остатка, я открыта вам, я доступна вам, я приму всех, сколько бы вас ни было…

Единорожка покорно следовала поданным ей сигналам. Она уселась на чей-то член, радуясь лишь тому, что он заполнил её лоно. Рэрити двигалась вверх-вниз, чувствуя обнявшие её сзади копыта, которые, скользнув по животу, принялись мять ей вымя, и ещё один пeнис вошёл в её aнальный проход, своими размерами растягивая его стенки и массируя простату при движениях. Стонущий от удовольствия ротик занял третий орган, который было так приятно обхватить копытом и начать с упоением, со всей самоотдачей сосать и забирать себе в горло, глотать, глотать, глотать…

Рэрити было всё равно, что член в её киске, кажется, уже и не один даже, она стала лишь усерднее насаживаться на них до упора, до искр в глазах, до боли в шейке матки, которую заклинание Императрицы умело оборачивало в озорное щекочущее удовольствие, как и то, что её вовсю пользовали несколько жеребцов, не заботясь о её наслаждении. Единорожка жаждала ещё больше членов, она их получала и, пьянея от возбуждения, самоотверженно обслуживала каждого, кто к ней подходил. По два здоровенных стержня растягивали её мокрую насквозь дыру и жадно сжимающийся вокруг гостей aнус, до боли и потери воздуха в лёгких она бесперебойно ласкала ртом каждый подсовываемый ей член и копытами шустро полировала ещё два жеребцовых достоинства. В ней не по одному разу был каждый присутствующий жеребец, и абсолютно каждого кобылка стремилась ублажить лучшим способом из ей известных.

Жеребцы увеличивали темп и длину проникновений, отказавшись даже от самых глубоких и потаённых помыслов пощадить рабыню. Спepма душем заливала всё её тело, во влaгaлище влетел уже третий член. А ей хотелось ещё больше, хотелось жёсткого ceкса с извращениями, и одурманенный заклинанием мозг не понимал, что ещё немного – и она отключится от беспрерывных opгазмов, что уголки рта уже порваны в кровь, что её вaгина и задница являются уже не аккуратными дырочками, а широченными тоннелями, что развороченные половые губы стали похожими на багровые размытые дождём жирные края ямы, а клитop раздулся до размеров ореха, что пошёл уже пятый или шестой круг, что жеребцов уже сменили кобылы и тpaxaют её сразу двумя копытами. Нет, нет, ей хотелось ещё, больше – подходите каждый, подходите все, подходите больше…

На грани потери сознания она ощутила, как её освобождают, как из опустевших отверстий с шумом выливается семя, и внутрь их словно бы задувает холодный ветер. Рэрити упала в темноту, чувствуя, как что-то тёплое крепко оборачивает её, и всё вокруг перестало существовать для единорожки. Она лишь падала в тьму всё глубже, пока совсем не растворилась в ней и не пропала…