Внутренний Город
I. Стена
Лишь стук колёс вместе с каким-то похожим на нытьё поскрипыванием раздавался в пустом пассажирском вагоне. Впрочем, не совсем пустом: на одной из верхних полок лежала жёлтая пегаска с бирюзового цвета гривой. Саншауэр Рэйндропс, так её звали, ехала в одиночестве: последние остававшиеся после Мэйнхэттена пассажиры сошли на предыдущей станции, в Тендерхуфе. Следующая остановка — конечная. Сталлионград. Странно, но кроме Рэйндропс в Сталлионград никто не ехал, по крайней мере в её вагоне. Может быть, в соседних есть кто-нибудь? Пегаска хотела встать, чтобы пройтись по поезду, посмотреть на своих возможных попутчиков из других вагонов или хотя бы перекинуться парой слов с проводником, но какая-то неожиданно сильная усталость навалилась на неё. Рэйндропс, поднявшая было голову, легла обратно на своё место и закрыла глаза. Дыхание её быстро сделалось ровным.
Когда пони проснулась, поезд совершал довольно крутой по железнодорожным меркам поворот и машинист уменьшил скорость. Рэйндропс выглянула в окно и увидела, что поворот не был единственной причиной замедления: из-за невысоких облысевших холмов выглянули заводские трубы Сталлионграда. Почти приехали. Сталлионград славится своими заводами, здесь сосредоточено до семидесяти процентов промышленности Эквестрии, как рассказывают учителя своим ученикам на уроках географии. Все эквестрийские паровозы, например, собраны на местном машиностроительном заводе. Кроме своих производств этот северный город официально больше ничем не славился, но о нём и его жителях ходили самые разные слухи, иногда чудовищные в своей нелепости, которым Рэйндропс, конечно же, не верила, будучи взрослой разумной кобылой.
Серые корпуса цехов проплыли мимо, уступив место жилым кварталам, столь же серым. Взгляд Рэйндропс выцепил несколько красноватых и бежево-желтоватых домов, но общей картины они не меняли. Где-то коробки зданий выстроились ровными рядами, в иных местах они казались беспорядочно раскиданными. Впрочем, судить об облике всего Сталлионграда было ещё рано: Рэйндропс могла разглядеть только ближайшие к железнодорожному полотну кварталы, остальное терялось в какой-то серовато-белёсой дымке, укрывавшей город. Солнце уже клонилось к западу, то и дело скрываясь в обрывках тёмных туч. Здесь явно понятия не имели, что такое хорошая погодная команда.
— Сталлионград! Конечная! — раздался голос вошедшего в вагон проводника, и поезд, последний раз жалобно скрипнув, остановился у длинной бетонной платформы.
Подхватив чемодан, Рэйндропс выпорхнула на перрон. Несмотря на лето, снаружи было чуть прохладно. Неудивительно, если учесть, что город находится почти на одной широте с Кристальной Империей и никаких согревающих атмосферу кристальных сердец или иных подобных магических артефактов здесь нет и никогда не было, лишь естественные воздушные потоки не дают этому месту окончательно превратиться в ледяную пустыню. Из других вагонов никто не выходил, и получалось, что пегаска действительно приехала в город одна. Один единственный пассажир на весь поезд.
— Что это за город такой, куда совсем никто не едет? — проворчала Рэйндропс. — И угораздило же тётушку Шифти забраться в такую глушь…
— И вовсе у нас тут не глушь! — раздался вдруг громкий резкий голос над самым ухом кобылы, заставив её вздрогнуть. — А то, что никто к нам не едет, так это ничего страшного, нам никто и не нужен. Мы сами с усами.
Рэйндропс оглянулась и увидела зелёного земного жеребца, неизвестным образом оказавшегося позади неё. Жеребец был в помятом сером костюмчике, на шее его болтался сильно ослабленный и сбившийся в сторону галстук.
— А представьте, если бы кто-нибудь с каждым поездом приезжал, — между тем продолжил он. — Меня, кстати, Огурчик зовут… Так вот, если бы с каждым поездом кто-нибудь приезжал, то что бы это вообще было? Зачем нам столько чуждых элементов?..
Было видно, что этот пони настроен болтать и дальше, но пегаска остановила его, подняв копыто. Она не хотела с ним разговаривать, его неопрятный внешний вид, резкий, даже несколько истеричный голос и то, как он подкрался к ней сзади и заговорил в самое ухо… Всё это произвело крайне отталкивающее впечатление, но больше на удивительно пустынном перроне никого не было, а Рэйндропс нужно было спросить дорогу.
— Извините, — сказала она, — вы, кажется, местный. Дорогу не подскажите?
— Отчего же не подскажу, очень даже подскажу, — с готовностью ответил жеребец. — А куда вам?
— У меня тут адрес записан… — Рэйндропс полезла в карманчик, нашитый на её седельную сумку, и вытащила оттуда клочок бумаги. — Сектор номер два, строение одиннадцать, — прочитала она.
— Сектор… — почти благоговейно выдохнул зелёный пони, сразу изменившись в лице. — Это же там! — добавил он как будто в смятении.
— Где? — спросила пегаска, у которой вдруг возникло какое-то нехорошее предчувствие.
— Ну как же это так? Как же так-то, товарищи? Приехала кобылка, приехала извне, самый что ни на есть чуждый элемент, и сразу же, буквально с порога, вернее с перрона, такие адреса называет… — испуганно бормотал жеребец вместо ответа.
«Ну вот, только приехала, а уже напоролась на какого-то местного городского сумасшедшего», — с раздражением подумала Рэйндропс. Она огляделась в поисках другого пони, более подходящего для того, чтобы спросить дорогу, но никого вокруг не было, даже поезд со всеми своими проводниками и машинистами уже отъезжал от платформы. Кобыла вздохнула и, развернувшись, пошла к приземистому зданию вокзала (серому, конечно), надеясь встретить там кого-нибудь находящегося в более здравом уме.
— Постойте, подождите! — закричал зелёный жеребец, догоняя её.
Он забежал вперёд и стал заглядывать Рэйндропс в лицо. Она продолжала идти, решив не обращать на сумасшедшего внимания, а он семенил чуть впереди, пятясь и пытаясь поймать её взгляд.
— Простите! Простите, пожалуйста! — заискивающе говорил зелёный жеребец. — Меня, кстати, Огурчик зовут. Всё дело в том, что адрес этот… Вы, должно быть, очень важная пони, раз вам по такому адресу нужно, вот я и растерялся, простите Сталлиона ради! Это же адрес во Внутреннем Городе, понимаете? Там только важные пони живут! Я бы рад проводить вас по этому адресу и всё показать, но я простой гражданин, и во Внутренний Город меня не пустят, там ведь особый пропуск нужен! У вас-то он, конечно, есть, раз вам по такому адресу надо, а у меня и взяться такому пропуску неоткуда. Вы уж меня простите! Но я могу проводить вас до ворот, а там уж дальше вам кто-нибудь из соответствующих товарищей путь укажет…
— Что ещё за пропуск? — спросила Рэйндропс, вдруг остановившись.
Жеребец, видимо, не ожидал никакой перемены в поведении приезжей и говорил свои слова чисто механически, без надежды, что его услышат, и будто бы по обязанности, так что он продолжал пятиться и бормотать. Рэйндропс пришлось повторить вопрос:
— Вы сказали, что чтобы попасть по этому адресу, мне нужен пропуск. Так что это за пропуск?
— Как, вы не знаете? — растерялся жеребец. — Меня, кстати, Огурчик зовут.
Последние сказанные им слова рассердили Рэйндропс, но кобыла постаралась взять себя в копыта. Этот зелёный пони был, очевидно, сумасшедшим, и повторение фразы о том, что его зовут Огурчик, являлось для него чем-то вроде навязчивой идеи. Не было никакой нужды сразу же по приезду в чужой город ругаться с подобными личностями. Гораздо лучше было бы найти кого-нибудь, кто ещё не свихнулся от жизни на этом краю света, и спросить дорогу у него.
— Простите меня, — продолжил зелёный жеребец уже не столь заискивающе, будто в нём проснулось чувство собственного достоинства. — Я никак не мог предположить, что пони, назвавшая такой адрес, может не знать о тамошней пропускной системе, — сказал он, и Рэйндропс обратила внимание, что его речь становится как будто более правильной и разумной, даже голос жеребца словно бы утратил свою резкость и истеричность.
— А что не так с этим адресом, Огурчик? — спросила кобыла, решив, что любая информация, пусть даже полученная от этого странного жеребца, может оказаться весьма полезной в таком незнакомом месте.
Жеребцу явно польстило, что его назвали по имени, и его губы растянулись в улыбке.
— С адресом-то всё в порядке, — с видом знатока ответил он. — Сектор номер два у нас в городе определённо есть, да и строение одиннадцать там, скорее всего, имеется, хотя в последнем я уже не уверен, потому что сам лично ни разу там не бывал. Вся загвоздка-то в том, что сектора, в том числе и второй, находятся во Внутреннем Городе, а туда вход только по пропускам. Я думал, что раз вы назвали такой адрес, то и пропуск у вас, само собой, имеется, а тут вы спрашиваете, мол, какой ещё пропуск… Понятное дело, что раз вы спрашиваете, то пропуска у вас нет, иначе и спрашивать незачем. Хотя, возможно, пропуск у вас есть, но вы об этом не знаете. Но это уж, скажу я вам, совсем странно. Как можно иметь пропуск и ничего о нём не знать?
— Откуда же у меня возьмётся пропуск, если я только сейчас приехала и никогда до этого в Сталлионграде не была? — спросила Рэйндропс, насупившись.
— И то верно, — закивал зелёный пони. — Но, может быть, его выслали вам по почте. Хотя, если разобраться, не думаю, что такое вообще возможно: пропуск во Внутренний Город — документ чрезвычайной важности, и для его оформления в любом случае потребовалось бы ваше личное присутствие.
— А вы точно уверены, что этот адрес относится именно к Внутреннему Городу?
— Абсолютно, — снова кивнул жеребец. — Тут всё просто: в обычных районах города и адреса обычные — улица такая-то, дом номер такой-то, а уж если «сектора» и «строения», то это обязательно Внутренний Город. Вы уж мне поверьте, я в Сталлионграде всю жизнь живу и здешние порядки знаю. По обычным-то кварталам ходить можно свободно, да и то Горзащита пристать может, а вот во Внутренний Город без пропуска вас ни за что не пустят, ну а раз не пустят, то вы и не войдёте, там всё стеной огорожено.
— Стеной, значит, огорожено? — Рэйндропс немного расправила крылья, отчего висевшие по бокам седельные сумки пришли в движение.
Зелёный пони, кажется, только теперь понял, что перед ним пегас, и это произвело на него сильнейшее впечатление. Он побледнел, попятился и испуганно отвёл взгляд в сторону, словно вид крылатой пони был для него страшен или по крайней мере неприятен.
— Нет-нет! О таком даже думать нельзя! — почти крикнул он. Должно быть, сама мысль о том, что кто-то может преодолеть стену Внутреннего Города, просто перелетев через неё, была для жеребца абсолютно неприемлема.
— Горзащита! Ваши документы! — гаркнули откуда-то сзади, и Рэйндропс вздрогнула, обернулась и увидела крупного жеребца в синей униформе с красными нашивками.
Кобыла оторопело смотрела на неожиданно появившегося пони, очевидно представителя местной власти. Эти сталлионградцы определённо умели подкрадываться сзади, да и ещё при этом так и норовили заорать в самое ухо. Жеребец повторил приказ немного тише, но не менее настойчиво. Очнувшись, пегаска полезла в карман седельной сумки за документами, Огурчик тоже засуетился, но пони в форме наградил его суровым взглядом и сказал:
— Отставить, товарищ. Ваша личность нам известна.
— Так точно, товарищ горзащитник! — отсалютовал тот, прекратив рыться в карманах своего серого костюмчика.
Рэйндропс тем временем выудила из кармана удостоверение личности и протянула его жеребцу в мундире.
— Пройдёмте! — приказал тот, едва увидев эквестрийские документы пегаски.
Он пошёл к входу в здание вокзала, кобыла последовала за ним, а сзади семенил Огурчик, замыкая процессию. Войдя внутрь, они прошли через зал ожидания, мимо неработающих касс, а затем свернули в узкий коридор. Все помещения были пусты, и только в зале ожидания на скамье одиноко сидел какой-то оборванный старик с грязной лохматой собакой.
— Не обращайте на него внимания, — сказал зелёный жеребец, догоняя Рэйндропс и указывая копытом на старого пони. — Он каждый день тут сидит. Надеется уехать. Нет, ну вы слышали? Надеется уехать! Уехать из Сталлионграда! Вот умора-то! — Огурчик разразился мрачным издевательским смехом.
За поворотом коридора обнаружилась дверь с табличкой «Транспортное отделение Горзащиты». Жеребец в форме толкнул эту дверь, вошёл и поманил за собой пегаску. Зелёный пони остался топтаться у входа — его никто приглашать не собирался. За дверью оказался тесный кабинет без окон, но зато с двумя письменными столами и стеллажами с бумагами, занимающими почти всё свободное пространство. Здесь был ещё один пони в форме, который сразу, как только Рэйндропс вошла, озабоченно уставился на её крылья.
— Разрешение есть? — спросил он наконец, изучив, казалось, каждое пёрышко.
— Какое разрешение? — не поняла пегаска.
— Разрешение на полёты, конечно же, — объяснил жеребец. Он нехотя поднялся со своего места и стал рыться в верхнем ящике стоявшей рядом тумбочки. — Для того чтобы пользоваться своими крыльями в Сталлионграде, пегасам требуется специальное разрешение по форме тридцать шесть дробь одиннадцать. Данное разрешение у вас имеется, товарищ?..
— Рэйндропс. Товарищ Рэйндропс, — подсказал ему другой горзащитник, который уже видел документы пегаски. — Представьте ваши вещи к досмотру, — обратился он к кобыле, и той пришлось отдать ему чемодан и седельные сумки. Она, возможно, и хотела возмутиться по этому поводу, но её мысли в большей степени были заняты тем, что ей сейчас могут запретить летать.
— Отлично, Рэйндропс, так Рэйндропс. Так что же с разрешением? — продолжил допрос сидевший за столом жеребец.
— Разрешения нет, — призналась пегаска. — Я вообще впервые в вашем городе и только что с поезда. Откуда у меня, по-вашему, могут взяться какие-то разрешения?
— Ясненько, — сказал жеребец. Он закончил рыться в тумбочке, извлёк оттуда какие-то блестящие металлические предметы и с неожиданной прытью оказался позади Рэйндропс. — Стой смирно, — сказал он и каким-то образом сумел ухватить пегаску так, что она едва могла пошевелиться.
На левом крыле Рэйндропс что-то защёлкнулось, а затем то же самое произошло и с правым. Пегаска ойкнула и поняла, что не может двигать крыльями! Несмотря на все попытки распахнуть их, они оставались прижатыми к телу.
— Что вы сделали?! — почти крикнула она.
— Это удерживающие скобы, — объяснил горзащитник, возвращаясь на своё место за столом, — их носят все пегасы, у которых нет разрешения на полёты. Не пытайтесь их снять, потому что, во-первых, это будет серьёзным правонарушением, а во вторых, снять их, не повредив крылья, можно только с помощью специального ключа.
— Это может быть опасно! — возмутилась Рэйндропс. — Нарушится кровообращение в крыльях, или мышцы ослабнут от неподвижности. Так нельзя!
— Ещё никто не жаловался, — пожал плечами горзащитник. — Такой порядок предписан законодательством Сталлионграда, требования которого обязательны для любого пони, который находится на территории города. Как только вы решите уехать или получите разрешение на полёты, мы их снимем. Если вас это утешит, то для единорогов у нас тоже существует такое правило. — Он извлёк из ящика тумбочки металлическую насадку на рог и показал её Рэйндропс.
— Я думала, Сталлионград — это часть Эквестрии, — сказала пегаска. — Если пони могут свободно летать и колдовать в Понивилле или в Кантерлоте, то почему здесь требуется какое-то разрешение?
— Вы не учитываете, что Сталлионград, хоть формально и находится в составе Эквестрии, имеет совершенно особый статус и наше руководство вправе устанавливать те правила, которые сочтёт нужным, — ответил жеребец. Слова о том, что Сталлионград всё же, пусть и формально, находится в составе Эквестрии, он произнёс с чуть заметным сожалением.
— Где я могу получить это разрешение? — спросила Рэйндропс. Она уже мысленно ругала тётушку Шифти, которая в своём письме могла бы и предупредить обо всех этих трудностях и дать какие-нибудь советы по взаимодействию с местной бюрократией.
— Разрешение можно получить, сдав экзамен у лётного инспектора в Комиссии по магии и полётам, — был ответ.
— По итогам осмотра ваших вещей, товарищ Рэйндропс, были обнаружены запрещённые предметы, — закончив рыться в сумках кобылы, подал голос второй горзащитник. Он подкинул на копыте мешочек с битами.
— Это же деньги! — удивилась Рэйндропс.
— Оборот эквестрийской валюты на территории Сталлионграда запрещён, — сказал жеребец с такой гордостью, будто запрет, о котором он говорил, был каким-то великим достижением. — Я вынужден произвести изъятие.
— Ну, это уже ни в какие ворота! — возмутилась кобыла. — По какому праву вы собираетесь забрать мои деньги?!
— Этот вопрос регулируется пунктом двенадцать статьи четырнадцатой Третьего сборника правил и постановлений, — ответил горзащитник. — И вам очень повезло, что мы нашли эти деньги сейчас, когда у вас есть шанс от них отказаться. — Он развязал стягивающую мешочек бечёвку и, высыпав монеты на стол, начал их считать.
— И зачем мне отказываться от собственных денег? — спросила Рэйндропс.
— Затем, что хранить их у себя — серьёзное преступление, за которое вы бы поселились в местной тюрьме всерьёз и надолго. Если бы вы только как-нибудь миновали вокзал и попались с этими деньгами уже в городе… — Горзащиник замолчал и многозначительно посмотрел на пегаску. — Не беспокойтесь, в нашем городе эквестрийские деньги вам всё равно не понадобятся. Мы выпишем вам справку, по которой вы в Распредбюро получите жетоны Горснаба.
— Чего? — не поняла Рэйндропс.
Жеребец вздохнул, словно учитель, которому попался на редкость тупой ученик, и принялся объяснять:
— Мы сейчас оформим все ваши деньги как пожертвование в казну Сталлионграда, взамен я выдам вам справку, по которой вы в Распредбюро получите жетоны Горснаба, за которые в Сталлионграде можно получить товары и услуги. Теперь понятно?
Он пересчитал монеты, взял какой-то бланк и стал его заполнять. Покончив с этим, горзащитник протянул бумагу пегаске.
— Вот, распишитесь, — сказал он.
Рэйндропс стала читать предложенный ей документ, и жеребцу это явно не понравилось.
— Распишитесь! — потребовал он, буквально суя перо в рот кобыле.
— Что это? — спросила та, отворачиваясь и старательно оплевываясь от частичек пера.
— Как что? Заявление, в котором вы просите нас принять ваши деньги в казну Сталлионграда.
— Во-первых, я ничего такого не прошу, это вы всё сами придумали, — сказала Рэйндропс. — А во-вторых, почему тут написано, что я отдаю вам сто битов? У меня там как минимум четыреста!
— Я немного округлил, — ответил жеребец, угрожающе понизив голос.
— Я, конечно, не математик, — возразила Рэйндропс, — но, кажется, округление работает не так.
— Говорил я тебе, не стоит с ней связываться, — подал голос второй горзащитник, — она же бухгалтер, в цифрах и бумагах разбирается.
Пегаска удивлённо посмотрела на него и уже хотела сказать, что она никакой не бухгалтер, а погодная пони из Понивилля, но её перебил первый горзащитник:
— Я сейчас сам с ней разберусь! — зло сказал он, надвигаясь на инстинктивно сжавшуюся кобылу.
— Успокойся, — сказал ему второй. — Ты знаешь, что нельзя. Это тебе не местная.
— Льзя, нельзя, — проворчал горзащитник, плюнув себе под ноги, но совету товарища внял и надвигаться на пегаску прекратил.
— Подпишите, — вкрадчиво посоветовал более спокойный жеребец. — Не стоит поднимать шум, тем более, как видите, мой напарник слегка не в духе. Не знаю, смогу ли я его сдерживать, если он по-настоящему рассердится. И никому ни слова об этом. Вам, как чуждому элементу, всё равно никто не поверит, только себе хуже сделаете.
Рэйндропс решила не спорить, ведь деньги у неё всё равно отбирают, а что у них там написано в документах — это уже совсем не её забота. Ну, пронесут эти двое триста битов мимо казны и положат себе в карман, ну и что? Она сюда приехала тётушку навестить, а не бороться с воровством. Деньги жалко, конечно, но, видимо, тут уж ничего не поделаешь…
Как и было обещано, взамен монет ей выдали справку, по которой можно получить какие-то жетоны, и на том спасибо. Пони подумала, что, возможно, эти двое — мошенники, только лишь выдающие себя за неких «горзащитников», в конце концов, никаких удостоверений они не предъявили и даже не представились. В пользу их официального статуса говорила лишь форменная одежда и то, что они действовали открыто прямо в здании вокзала. Этого явно было недостаточно, однако вслух Рэйндропс свои сомнения высказать не решилась: одного взгляда на рассерженного пони оказалось достаточно, чтобы отбросить эту мысль.
— Ну, разрешение на ваше пребывание во внешнем городе уже выписано, — сказал менее сердитый жеребец. — Осталась лишь одна формальность. Распишитесь, что прошли медицинский контроль.
— Но я ничего не проходила, — удивилась Рэйндропс.
— Вы что, больная? — спросил горзащитник.
— Нет… не думаю… — ответила пегаска.
— Это хорошо, что вы не думаете, — засмеялся жеребец. — Ну, вот и отлично, вот вы и прошли медконтроль. Распишитесь. А то санитарный пункт всё равно закрыт, а без этой подписи мы вас в город выпустить не сможем. Пока это всё, хотя вообще-то вы ещё должны заполнить анкету, но, к сожалению, бланк опросника до сих пор не утверждён. К нам очень редко кто-то приезжает, поэтому не все процедуры должным образом отработаны, — сказал он, как бы извиняясь.
Рэйндропс подумала, что, видимо, единственной «хорошо отработанной процедурой» здесь является отъём денег. Ну, и надевание ограничителей на рога и крылья вдобавок.
После того как все формальности были улажены, горзащитник позвал в кабинет Огурчика, который, как оказалось, всё это время стоял за дверью.
— Ну, товарищ Огурчик, — сказал горзащитник, — вы назначаетесь общественным помощником товарища Рэйндропс.
— Это как? — спросила пегаска.
— Товарищ Огурчик поможет вам здесь устроиться и присмотрит за вами, — ответил горзащитник, метнув взгляд в сторону зелёного жеребца.
— За чуждыми элементами глаз да глаз нужен, — согласился тот.
— Я, конечно, извиняюсь, — зашептала Рэйндропс, наклонившись к уху горзащитника, — но мне кажется, что товарищ Огурчик… не совсем подходит для этого. Он, ну… Кажется, он немного не в себе…
Рэйндропс понимала, что, наверное, не стоит говорить это, но желание избавиться от хвоста в виде полусумасшедшего пони всё же перевесило.
— Что вы такое говорите?! — громко удивился горзащитник. — Товарищ Огурчик — один из самых сознательных граждан нашего города. Он в совершенстве освоил методику консервативно-прогрессивного мышления и является активистом Земной Сотни! Правильно я говорю, товарищ Огурчик? — он повернулся к зелёному жеребцу, и тот радостно закивал.
Рэйндропс в сопровождении Огурчика покинула вокзал и оказалась на пустынной пыльной улице. Обращённый к ней фасад вокзального здания был таким же серым и унылым, что и обращённый к платформе, другие дома тоже не радовали красотой и разнообразием, а покрывающая всё вокруг дымка, казалось, ещё более сгустилась, её можно было бы принять за туман, если бы не сухость окружающего воздуха.
— Что это у вас тут всё как в тумане? — спросила Рэйндропс.
— Так это с заводов выхлопы идут, — ответил Огурчик, наклонившись к уху пегаски и понизив голос, будто выдавал государственную тайну.
— Это очень вредно?
— Никто ещё не умирал, — пожал плечами зелёный жеребец. — То есть умирали, конечно, но не факт, что именно от этого.
— А почему у вас так пусто? — задала ещё один вопрос пегаска, оглядываясь по сторонам.
Вокруг, насколько хватало глаз, никого не было. Казалось, что во всей округе существует только четыре пони: Рэйндропс, Огурчик, да ещё те два горзащитника, которые остались в здании вокзала, в своём тесном кабинете без окон. Впрочем, те двое уже ничем своё существование не выдавали и присутствовали лишь в виде призраков в памяти пегаски. Царящая вокруг пустота вместе с вездесущей серовато-белёсой дымкой делали городской пейзаж до невозможности унылым и одновременно зловещим, как виды мёртвой пустыни, где дождь идёт раз в сто лет. С лёгкостью можно было представить, как через улицу катится перекати-поле — всегдашний символ запустения, хотя и без перекати-поля запустения было более чем достаточно. Даже в окнах домов не горел свет, но это могло быть вызвано тем обстоятельством, что ещё не стемнело.
— Да это просто в этом часу народу мало, а вот когда смена на заводах закончится, тогда — у-у-у! Не протолкнуться. Город-то у нас рабочий, металлургический, — сказал Огурчик, тряхнув головой.
Они ещё постояли, осматривая окружающую обстановку. Рэйндропс легонько пнула лежавшую на мостовой пустую жестяную банку, и та запрыгала по камням, звеня серебристыми боками. Вообще, улица выглядела грязной и немного замусоренной. Рэйндропс сначала удивилась, откуда могла взяться грязь на каменной мостовой, но потом увидела местные газоны, на которых возвышались лысые комья земли. Очевидно, почва размывалась во время дождей и через щербатые бордюры стекала на дорогу.
— Ну, куда вас проводить? В гостиницу? — спросил Огурчик.
— Нет. Мне нужно по тому адресу, который я вам говорила, — вздохнув, сказала Рэйндропс.
— Не пустят! Не пустят! — отозвался зелёный пони, запрыгав, как дразнящийся жеребёнок. — А через ограду вам теперь не перелететь! — он почти с ликованием посмотрел на скованные металлом крылья пегаски, всем своим видом показывая, что так ей и надо.
— Вы меня доведите до ворот, а там, может быть, что-нибудь придумаю, — попросила Рэйндропс.
Огурчик стал возражать, что придумывать тут решительно нечего, но потом всё же согласился проводить кобылу до входа во Внутренний Город. При этом он тихонько посмеивался, словно предвкушая отказ привратников пропустить обескрыленную пегаску.
Они пошли по улице, которая покорно искривлялась, зажатая между серыми глыбами зданий. Из сгустившейся дымки торчали костлявые лапы полузасохших деревьев. Дома зачастую примыкали друг к другу, образовывая по обе стороны улицы сплошные серые стены, а самые прямые и логичные проходы были почему-то перекрыты глухими заборами, делая город похожим на лабиринт из огромных серых коридоров. Лишь иногда эти сплошные ряды домов и заборов разрывались там, где от улицы отходили ответвления.
Все места, по которым проходили пони, выглядели до отчаяния одинаково, никаких указателей нигде не было, так что Рэйндропс быстро запуталась и, к своему неудовольствию, вынуждена была полагаться только на своего проводника, который, как ей казалось, водил её какими-то кругами.
— Эй, — сказала она, — этот Внутренний Город он, вообще, где находится?
— В центре, — ответил Огурчик. — Он и называется Внутренним потому, что находится внутри, в центре Сталлионграда, а Внешний Город располагается вокруг него.
— У меня такое впечатление, — сказала Рэйндропс сердито, — что мы ходим вокруг города по каким-то окраинам и к центру никак не приближаемся. Неужели нет более короткого пути? Может, как-нибудь напрямик?
— Прямой путь — далеко не самый короткий, — загадочно ответил Огурчик.
— Ну, знаете ли... — начала Рэйндропс, но тут же замолчала, увидев пред собой то, что её крайне заинтересовало.
Ту улицу, по которой они шли, пересекала другая, более широкая. Дома здесь были выше, а мостовая гораздо ровнее и чище, на ней даже попадались редкие прохожие. Всё указывало на то, что эта улица способна привести в центр, к Внутреннему Городу, но Огурчик этот перекрёсток проигнорировал и продолжил идти по более узкой улочке.
— Эй! — крикнула Рэйндропс. — Почему бы нам не пойти вот так? — она указала в сторону широкой улицы. — Кажется, центр в той стороне.
— Это улица Надежды, — сказал зелёный жеребец. — Она во Внутренний Город не ведёт и поэтому нам никак не подходит.
— Но я хочу пойти вот так! — упрямо произнесла пегаска.
— Что ж, ладно, — неожиданно согласился Огурчик. — Вот так, так вот так. Хозяин-барин, как говорится. Или, в нашем случае… хозяйка-барка?.. Только не говорите потом, что я вас не предупреждал.
Они свернули на улицу Надежды. Дома здесь были уже в основном четырёхэтажными, а не трёхэтажными, как в тех местах, где они проходили ранее. Появились и прохожие, пусть и немногочисленные. Все они имели шерсть тёмных цветов: красного и коричневого, разных оттенков серого, тёмно-синего, фиолетового или тёмно-зелёного, как у Огурчика. И все как один носили тёмную одежду, закрывающую большую часть тела, поэтому Рэйндропс, на которой были лишь седельные сумки, почувствовала себя как-то неуютно.
Вскоре улица изменила своей прямоте и совершила поворот, за которым совершенно неожиданно оказался тупик. Дорога была попросту перегорожена огромной каменной стеной, которая по высоте даже превосходила ближайшие здания. Дома по обеим сторонам улицы были соединены друг с другом заборами, и эти ряды примыкали прямо к самой стене, не давая обойти преграду. Дальше идти было некуда, оставалось только возвращаться назад. У стены, крупом к её каменной кладке, стояла позеленевшая от времени бронзовая статуя, изображающая статного усатого жеребца. На постаменте была надпись:
«Товарищ Сталлион — единственная надежда сталлионградцев!»
По обе стороны от памятника находились почти голые клумбы с тёмно-серыми комьями земли, из которых кое-где торчали чахлые кустики каких-то цветов.
— Ну, как я и говорил, — торжествующе продекламировал Огурчик, — улица Надежды никуда не ведёт!
В его словах было что-то зловещее, и это подействовало на Рэйндропс не лучшим образом. Пегаска вдруг разом почувствовала, что очень устала.
— Далеко нам ещё идти? — спросила она.
— Большую часть пути мы уже прошли, но, учитывая, что нам придётся возвращаться на ту улицу, по которой мы шли изначально…
— А эта стена — это ограда Внутреннего Города? — Рэйндропс указала копытом на возвышавшуюся перед ними каменную преграду.
— Да, но ворот в этом месте, как видите, не предусмотрено. А вообще, для пони без пропуска — что есть ворота, что нет. Всё равно не пройдёшь. Да и вечереет уже. Я бы на вашем месте пошёл в гостиницу.
— А где у вас тут гостиница? — спросила пегаска.
— Рядом с вокзалом, — ответил Огурчик.
Рэйндропс поднесла копыто ко лбу и страдальчески застонала.