Граница
Попался!
— Лучше просто быть не может, блять.
Небольшая камера грязно-серого цвета, нары, крепкая окованная дверь с широким оконцем, заделанным решетками, да небольшой вырез в стене (естественно, тоже зарешеченный стальными прутами) — вот весь скудный интерьер, который уже несколько часов подряд лицезрел вокруг себя не то белый, не то серый единорог.
Он одиноко сидел посреди помещения, наблюдая за движением солнечного луча, бьющего из окна. Этот свет уже порядочно нагрел железную полку нар, и сидеть на прохладном полу было хорошей идеей для и так пошатнувшегося здоровья этого единорога. Ссадины и порезы на теле давали понять, что за последние несколько суток с ним не случилось ничего хорошего, а мешки под глазами были напоминанием того, что последний раз спал бедняга достаточно давно.
Несколько часов, проведенных в камере, начали давить на него, да и пространства в ней было не то, чтобы очень много, что в купе с небольшим окошком наружу давало недостаточное количество свежего воздуха. Ко всему этому прибавлялся некстати нарастающий голод, идущий в ногу с жаждой. Умывальника или трубы с водой в этих четырех стенах не было, а жар от солнца нагонял не совсем доброжелательные мысли в сторону планировщика этого помещения. С другой стороны, если его задачей было подтачивать волю сидящего здесь, а скорее всего, так оно и было, то да, с ней он справился.
Бросив наблюдать за солнцем и чтобы хоть как-то перестать думать о сне, единорог принялся изучать стены его клетки. Стена вдоль нары была обильно украшена различными высказываниями, картинками и отметинами, которыми, видимо, считали дни заключения, выцарапанными то ли чем-то острым, то ли копытами тех, кто здесь находился до этого. Одни из них были достаточно очевидными и содержали нелицеприятные высказывания в адрес стражи, которая, судя по всему, должна была обслуживать арестантов. Другие несли в себе имена тех, кто тут пребывал: «Терридок — 26», «Чарли — 78», «Опасный — 13» "Ну да, ну да", — отметил про себя единорог, «Диртхуф, Эдна, Цреф — 194» и т.д.
Цифры, по всей видимости, означали количество дней в заключении, и арестант медленно сглотнул — перспектива провести тут не то, что больше суток, а, возможно, и пол года, не особо его привлекала. Хотя, может он ошибался, и цифры подразумевали что-то другое. Бросив взгляд чуть ниже имен, он увидел, что немаленькое пространство было изведено под палочки — отметены. Очень немаленькое пространство.
Чтобы отвлечься от невеселых размышлений, он продолжил просматривать записи вдоль стены. Но они тоже не содержали ничего толкового: "Рогом в глаз или в жопу раз?", "Капитан Сандер Гриф — ебаное чмо", "Не кисни — на нарах зависни", "Выберусь — забухаю", "Родной Сталлионград, ветер северный..." и куча других. Так же были изображения кобылиц (в некоторых случаях — нескольких сразу) в развратных позах, автопортреты каких-то перекачанных, в наколках и окруженных "братвой" жеребцов — местные авторитеты, скорее всего, и, неожиданно, весьма подробное и красивое изображение какого-то замка: шпили, флаги, мосты от одних башен к другим, обсерватории, водопады, падающие из каналов куда-то вниз, дилижанс, стоящий на крыше одного из зданий, витражи в окнах и мозаика в огромном окне самого большого строения, больше похожего на цитадель. Единорог удивленно поднял бровь — видимо, среди задержанных здесь когда-то сидел настоящий талант, только непонятно, как он умудрился сюда попасть?
Между тем, солнце с нары перебралось на стену и засветило некоторые надписи. Чтобы их разглядеть, арестанту пришлось сесть чуть поближе. В процессе изучения он заметил, что одна надпись, находившаяся чуть выше других, была практически нетронута с момента написания (точнее, наскребывания) ее автором — ее не пытались зачертить линиями, дописать что-либо или пририсовать что-либо похабное, как это было сделано на нескольких фразах до этого.
Надпись гласила:
"Мы просто хотели лучшей жизни."
"Черт, насколько же ты прав", — пробубнил единорог.
Вскоре записи кончились, и он снова заскучал. Повернув голову к окну в стене, он посмотрел на небо, разорванное на части решетками. Небольшие облака, подгоняемые ветерком да яркое солнце, которое, как ни парадоксально, приносило чувство успокоения и некоего перерыва в беге жизни, умиротворяющего душу, даже несмотря на обстановку, из которой оно наблюдалось. Глубоко вдохнув и выдохнув, он почувствовал, что этого самого перерыва ему очень не хватает.
Между тем, за дверью послышались отчетливое цоканье и приглушенный разговор.
— Я еще раз повторяю, что прибыл, как только это посчиталось нужным. Не у одних вас есть нарушители.
— Да, сэр, но в том секторе, где вы были, они, по большей части — дикие животные да Порождения...
-Ты действительно считаешь, что это легко решаемая проблема, особенно вторая? — нота удивления в голосе не давала путей к отступлению собеседнику говорящего.
— Никак нет, сэр...
— Вот и славно, а теперь замолчи.
Шаги становились все громче и отчетливей и, уже раздаваясь прямо перед дверью камеры, замолкли.
Потом послышалось легкое копошение, а за ним — звон ключей. Замок звучно щелкнул, и дверь распахнулась в длинный коридор. В дверном проеме стоял молодой пегас, одетый в матовую броню серебристого цвета, держащий в зубах ключ. Склонив голову и отойдя, он копытом указал в камеру. Рядом с ним стоял крупный земнопони темно-зеленого цвета с красной гривой, заплетенной в короткий хвост. Его массивный шлем украшал гребень, а на пластинах брони был виден знак отличия — железный пони, прочно стоящий на всех четырех копытах и держащий в зубах небольшой щит. Под ним виднелась надпись — "Барьер".
Он осмотрел камеру, затем смерил взглядом арестанта, прошел внутрь и повернулся к пегасу:
— Открой прорезь и останься у входа.
Тот послушно кивнул, распахнул оконце в двери, вышел и, отчеканив копытами, встал на караул.
Земнопони снова вернул свое внимание к арестанту. Заметив интерес заключенного к рисункам на стене, стражник усмехнулся и проговорил:
— Хм, изучаешь настенную живопись предыдущих посетителей?
Единорог перестал осматривать его обмундирование и коротко взглянул на него.
— Хэх, видимо, так оно и есть. Но могу тебе сказать, ничего хорошего ты там не увидишь и ничего умного не почерпнешь. Если ты, конечно, не все то быдло, которое здесь побывало, ибо я привык сначала думать о всех, даже о нарушителях, прежде всего хорошее.
Заключенный удивленно посмотрел на него. Надо же, какой дружелюбный.
Ага, щас. Особенно стражники.
— И я здесь, чтобы разобраться, надо ли тебе тут действительно находится или же все то, что ты натворил, имеет хоть какое-нибудь объяснение. Мое имя — Велум Трайд, капитан второго ранга восточных секторов Эквестрийской границы.
Он нагнулся ближе к сидящему единорогу:
— Итак, а кто же ты?