Снежный ангел
Нечто личное.
Тремя днями ранее.
Ночную тишину прорезал звук порывистого ветра, эхом отдавались столь привычные для этих мест выстрелы и крики, вспышки которых лишь на мгновение освещали сплошь заледенелое и, казалось, бесконечное пространство, усеянное полуразрушенными, местами покосившимися остовами домов, напоминавшими клыки исполинского монстра, который уже раскрыл свою ужасную пасть и вот-вот поглотит все живое. Сквозь ледяную пустыню, утопая по грудь в хрустящем от наледи снегу пробирались трое. Холодный ночной ветер продувал легкие болоньевые комбинезоны, пробирался сквозь гривы и капюшоны под одежду и морозил усталые тела путешественников. Группа все дальше и дальше, замедляя шаг и спотыкаясь, продвигалась на окраину Мейхеттенских задворок. Город-биосфера и жуткие клыки руин с каждой минутой уходили дальше и дальше в непроглядную пустоту. Впереди показался одинокий силуэт, лишь немного подсвечиваемый нагревательными элементами брони и окулярами шлема. Неизвестный стоял неподвижно, упершись взглядом далеко вперед на приближающихся путников, метель, казалось, вот-вот поглотит в себя светящуюся фигуру, раздавит и навсегда похитит её в вечную ночную пустоту. Но закованный в броню пони все так же стойко и невозмутимо стоял на одном месте, разворошило его только появление троих.
-Деньги при вас? – Бронированный вступил в разговор, окуляры сильнее загорелись красным светом.
-Неужели вы считаете, что мы проделали такой путь только чтобы заявить, что не имеем денег? – Спросил слегка кричащим голосом один из путников – им оказался тот самый кремовый жеребец Стилсорд. – Конечно, вся сумма, что мы оговорили, при нас имеется.
-А прибор? – Прошипел бронированный.
-И он тут. – Из-под большого шерстяного шарфа возникла Майндхилл. В сумке на её спине что-то блеснуло.
-Весьма похвально, — запел пони в шлеме, – что все условия вы выполнили. Видите ли, мне необходимо знать, на что пойдет деталь, таких осталось в мире от силы с десяток. Раритетные, понимаете, вещи…
-Мы знаем. – Открылся третий капюшон, под ним оказался Блэклайт. –Поэтому обратились именно к вам.
-И весьма правильно поступили. – Еще сильнее запел железный. –Лучше деталей, чем у моего начальника вы не найдете. –Пони учтиво указал троим на небольшую, наполовину утопшую в снегу заправку, оттуда, прямиком из выдолбленного в потолке люка шел свет.
Внутри здания горел костер, освещая своим светом вывернутые торговые автоматы и витрины бывшего магазинчика. В остальном внутри здания, не считая еще троих бронированных и коренастого жеребца в деловом костюме в полосочку и больших, закрывающих почти все лицо, солнцезащитных очках, было относительно чисто и пусто, весь мусор был аккуратно сметен к дальнему углу. «Жильцы» сидели тихо и неподвижно, отводя взгляд друг от друга, свет от огня тревожно играл на их лицах и броне. Через дыру в потолке спустились трое, за ними присоединился уже порядком замерзший и покрытый наледью пони в черно-красной броне. Остальные, в особенности жеребец в костюме, воодушевились.
-Доброго вам вечера, — деловитым, но в то же время весьма располагающим к себе голосом провозгласили он, — я вижу, что при вас есть все необходимое?
-Прибор и деньги. – Коротко ответил Блэклайт, бронированные в эту же минуту вытащили из-за витрины маленький столик.
-Так чего же мы медлим! – Воскликнул нарядный. – Давайте, давайте немедленно его сюда.
-Объяснить это научно довольно сложно, — Майндхилл вытащила из сумки прибор, больше похожий на увесистый браслет или железную клетку без потолка и дна, на металлической пластине помещалось несколько кнопочек и проводков, по бокам располагались некие подобия на лампы, — но я могу с уверенностью сказать, что подобные приборы в свое время полностью компенсировали недостаток опытных единорогов как в республиканской армии, так и в королевской гвардии. Учитывая нынешнее положение вещей, вещица может быть весьма актуальной.
-Довольно интригующе, — вставил жеребец, — не мог даже и представить что пони когда-то дошли до такого.
-Технология была утеряна, к несчастью, но в кантерлотской библиотеке были некоторые чертежи, по которым можно понять основной принцип работы. Прибор представляет собой некую базу данных, в которую помещали заклинания, известные к тому времени. Естественно, набор этих заклинаний зависел от направленности прибора, так, к примеру, его можно было заправить боевыми фокусами и магией, полезной, скажем, шахтерам.
-Подсоединяйте скорее, я весь в нетерпении. – Жеребец уже почти забыл о деньгах и весь затрясся от волнения. На столе тут же оказалась небольшая деталь, обильно смазанная черным и липким маслом. Блэклайт подошел ближе и принялся за работу. Несколько минут прошло в полном молчании, лишь треск от костра разбавлял полную тишину, тени еще тревожнее играли на стенах, дергаясь и извиваясь. Внезапно что-то будто переменилось, не в помещении, но в атмосфере. Бронированные, казалось, не спускали взгляду с работающего бордового жеребца. Майндхилл и Стилсорд вели себя нервно, второй беглым взглядом осматривал помещение, останавливаясь на уголках и стенках витрин, за одной из них что-то подозрительно блестело. Кремовый пони присмотрелся – за разбитой витриной торчал ствол автомата. Паника стальным молотом ударила в голову Стилсорда, он попятился назад, путь ему преградил пони, который их встречал, кремовый почувствовал, как что-то острое и холодное прислонилось к его боку. Майндхилл покосилась в его сторону и застыла в ужасе.
-Все готово? – Поинтересовался нарядный.
-Все! – Блэклайт отложил в сторону инструмент и хотел было уже поднять голову, как почувствовал на голове холодный металл.
-Боюсь, что вы были слишком наивны, потому и проиграли. – С этими словами трое бронированных достали из-за витрины автоматы и направили их в сторону путников. Голос жеребца в костюме был все таким же деловым и невозмутимым. – На вашем месте я бы давно заметил подвох в условиях, но успех, вероятнее всего затмил ваши головы…
-Что ты хочешь? – Зашипел Блэклайт.
-Прибор, неужели непонятно. – Засмеялся костюм. – Вы сделали за нас всю работу, а я просто заберу его. Уверяю, черная стая будет век вам благодарна. Теперь же, я лично предлагаю вам убраться отсюда по-хорошему. – Блэклайт смиренно отошел от стола.
-Глаза! – Крик Стилсорда прорезал помещение настолько сильно, что бронированные отскочили от неожиданности. Под ноги им упала светошумовая граната. Трое резко зажмурили глаза, магазинчик разорвало пронзительным хлопком и непереносимо ярким светом. Блэклайта оглушило, уши пронизывал болезненный звон. Жеребец с трудом нащупал стол и прибор на нем, крепко прижав его к груди, он начал нащупывать лестницу наверх – прочь из здания. Каждый шаг давался ему с трудом, спотыкаясь о выбитый кафель и разбросанный от взрыва мусор, бордовый судорожно махал копытом с прибором в надежде наткнуться хоть на что-нибудь. Осязание выдало тусклые очертания хлипкой деревянной лестницы. Блэклайт в исступлении схватился и полез наверх, ломая под собой её хрупкие части, ужасно холодный ночной ветер ,ударивший в лицо, стал сигналом относительной безопасности. Жеребец, наконец, открыл глаза, перед ним стояла все та же мертвая и пустая темнота, слабо освещаемая почти невидной от метели луной.
-Бежим отсюда! – В снегу проявились очертания его спутников, трое , не думая ни о чем рванули с места прочь от злополучной стоянки. Глаза Блэклайта теперь застилал пот и шок от увиденного, он не понимал толком, что происходило вокруг него, мимо проносились клыки городских руин, торчащие из снега полуразвалившиеся стволы орудий и танки, но это продолжалось недолго, и через мгновение окружающее пространство превратилось для жеребца в сплошную размазанную картину из тусклых цветных пятен. Выстрелы, раздающиеся сзади, гулом отдавались в разуме, лишь немного приглушая всеподавляющий звук собственного дыхания и сердцебиения.
-Их надо увести! – Истерично крикнул Стилсорд, замедляя шаг. Блэклайт сообразил немедленно и окликнул из последних сил Майндхилл. Та резко остановилась и чуть не упала, моментально к ней отлетел прибор.
— Мы их отвлечем! Убегай в город! – Майдхилл беспрекословно выполнила приказ. Двое жеребцов рванули в сторону гигантской ледяной скалы.
Дело начало приходить к апофеозу, снег зловеще хрустел и проваливался, не пуская беглецов к вершине гребня и замедляя их движение. Сердце билось все сильнее и сильнее, его стук теперь отдавался импульсами в висках, глаза застилал плотный туман метели. Бегущий впереди Стилсорд резко встал – они добрались до вершины. Блэклайта хватило сильное помутнение, колени, словно ватные, подкосились, в животе заиграл первобытный страх. Пришла она – детская, до сих пор непобежденная фобия высоты.
-Боюсь, что вы проиграли. – В темноте выросло четыре светящихся красным силуэта и один в капюшоне. – Более того, вы только усугубили свое положение, -коренастый выдержал паузу, чтобы снять капюшон и явить свое истинное лицо – именно у этого торговца Блэклайт и Стилсорд закупали оружием неделю назад, -Где прибор?
-Придется прыгать, — шепнул Стилсорд, — по-другому никак не выйдет, они нас достанут.
-Я… не смогу, — Сердце Блэклайта выпрыгивало из груди, копыта напрочь отказывались слушаться, — нет, я не смогу.
-Где прибор?! – Коренастый резко переменился в лице, стал в миг жестоким и озлобленным. Стилсорд попятился назад.
-Прости, Блэк! – Кремовый камнем кинулся со скалы, Блэклайт почувствовал как что-то ухватилось за его хвост и потащило к обрыву, потом свободное падение, от которого сердце и дыхание, казалось, остановились, спину пробил сильный удар, в сознание вгрызся оглушительный хруст и боль. Последнее, что помнил Блэклайт–холодный снег, забивающийся в ноздри и глаза, бездонную пустоту ночного неба и дергающееся в судороге тело Стилсорда, как смазанное маслом насаженное на ледяное острие гребня. Его глаза, по-прежнему живые и яркие, смотрели на бордового жеребца.
Две недели спустя.
Все к чему-то стремятся, точнее, к кому-то. Ах, сколько же встречается на нашем пути тех, к кому мы тянемся! Кумиры. Мы подражаем им, живем их жизнью…для чего? Недаром, ох, недаром кумирами становятся личности общественные, нет, не личности, а их образы. А подразумевали ли ВЫ когда либо, что они – идолы наши в реальности своей совсем другие, однако же, мы хотим видеть и воспринимать, и видим и воспринимаем только их сценические или общественные образы? Вряд ли ВЫ захотели бы стремиться к тому, у кого есть свои недостатки и скелеты в шкафу, хотя, впрочем, есть и такие индивиды, кому перемывание чужих костей дороже всех тридцати трех удовольствий…но мы, собственно отдалились от темы. Мы к ним стремимся, хотя и прекрасно осознаем всю невозможность подобного бреда, что уж совсем не касается тех, кто гораздо ближе – наших друзей. Любой мозг, как широко это известно, гедонистичен. Никто и никогда, что бы не происходило, не будет сознательно и в здравом уме делать себе хуже, остальное – либо сумасшествие, либо мазохизм, тут уже решать самим несчастным. С друзьями нам хорошо, даже, если можно так выразиться, безопасно и спокойно. Но только что ИМЕННО мы знаем о настоящей дружбе? А ведь порой мы склонны называть этим заветным словом – друг любого, кто более-менее доброжелательно к нам отнесется. Оказал услугу – друг, приятно побеседовал – друг, не проявил недоброжелательность – да что уж там, тоже друг. Так и появляются у нас они – те, кому мы неведомо зачем и почему слепо доверяем. Те же кумиры, да только ближе и куда доступнее – тут-то вы и попались. Немногим, право, немногим дан свыше дар умело манипулировать умами, но те, кто способен, используют это на полную мощность. Конечно же, мы же дорожим «дружбой», мы же никак без них не обойдемся, да и они тоже поимеют с нас определенную выгоду – закон природы. Хитрые и ловкие наживаются за счет доверчивых и наивных. Конечно, конечно нельзя теперь прямо утверждать, что такой индивид, скажем, плохой. Почему же? Завидно откровенно тем, кто делит мир на черное и белое! Тот плохой, а этот – хороший –все просто, как бубен. Ан нет, читатель, не бывает такого. Нет злых! Нет добрых! Не того, ни другого в мире нет. Есть чистое, чистое, как, скажем, листок обыкновенной бумаги. Но и такого ведь тоже нет. Есть в разной мере грязное, будто на лист этот выплеснули целую банку разбавленной сильно водой краски, и вот он уже покрывается серыми пятнами, съеживается. А жизнь в свою очередь все хлещет и хлещет его новыми оттенками серого – смеси черной и белой краски, и никогда уже лист этот не станет ровно одного цвета, никогда. А уж судить о том, плох он или хорош не дано, к сожалению, никому. А основная тема, тем временем, снова куда-то тихо испарилась, пора уж, пожалуй, перейти к самому, пожалуй, прекрасному, что подарила нам природа – любви. Счастлив ли тот, кто её не ведает или проклят навеки, к несчастью, никогда не узнать. А инстинкт, однако же, берет свое. Конечно, это не помешательство какое-нибудь и не непреодолимая тяга (хотя, у кого как), ведь разумный отличается от противоположного тем, что может контролировать себя, а если это не выходит – найти мотивацию своих действий. И снова в жизни нашей возникает ситуация, когда мы к кому-то стремимся, становимся ради этого лучше или же наоборот хуже, у всех по-разному, оттого и жизнь наша богата и интересна. Ах, сколько же синяков, сколько разочарований и слез встретится на этом пути тому, кто осмелился на него вступить. А он или она, к кому что-то непреодолимое так и тянет, все светит на этой дороге путеводной звездой…
Блэклайт сбился со счету, какую ночь подряд он уже проводил на балкончике (остальная открытая часть маяка была взята для расширения комнат) с раскладушкой, упершись взглядом на полную луну, которая в это время года и в этой местности была особенно прекрасна. Но знал он точно то, что каждую ночь ОНА приходит сюда, чтобы последний раз взглянуть на мир перед тем, как падет в забытие до следующего утра и снова отсидит свой рутинный день на этом же балкончике с винтовкой наготове – так уж наказал старина Штайер. Ночь сегодня выдалась особенно холодной: ледяной воздух стоял неподвижно, казалось, любой звук, производимый в окружающем пространстве, был отчетливо слышен с любого расстояния. Холод обволакивал, пробирался под кожу и внутрь организма, но не обжигал – этот был совсем другим.
На балконе послышались шаги – пришла ОНА. Лебраш шла тихо и будто бы не видела Блэклайта, укутавшись в шерстяной плед. Грива её была растрепана, на глазу, казалось, не было повязки, но разглядеть что-то из-за темноты было крайне сложно. Пони встала передними копытами на поручни и загляделась на пейзаж.
-Если ты пришел сюда, чтобы тот же вопрос, я уйду. – Блэклайт разочарованно опустил глаза. – Пойми уже, наконец, что сделать выбор не так легко, как тебе кажется.
-Что тебе мешает? – С долей раздраженности спросил Блэклайт.
-Неужели, — вздохнула серая, — неужели ты не осознаешь, что это все неправильно?
-Что?
-Да все… Не по правде все это, все нечестно. Я прихожу сюда потому, что ты приходишь и наоборот, да только никто об этом не знает, скрываем это и ты, и я. Почему? Майндхилл и Джермейн любят друг друга, но они этого ведь не скрывают – вот тебе и ответ. Жизнь вся наша построена на тайне и на лжи. Блэк, мы не знаем толком друг друга, а ты хочешь, чтобы я дала тебе ответ… и мне и тебе нужно время. Время, чтобы мы получше друг друга узнали, просуществовали бок о бок еще хоть пару месяцев…
-Да, -тяжело вздохнул бордовый, -мы врем… Знаешь, я ведь так и не смог закончить этот институт.
-Исключили?
-Нет, — еще тяжелее ответил жеребец, — дело совсем в другом. Это было на третьем курсе. Сестра и Джерми уже … дружили, а я в то время был с одной компанией, скажем, не очень хорошей. Я взял их с собой на вечеринку с выпивкой… Поначалу было весело, все радовались, а потом, как будто все провалилось в пустоту. На кухне кто-то закричал, я прибежал первым, а там Джермейн… с ножом. Я не видел подробностей, потом только узнал от Майнди, что какой-то подонок напился и начал к ней приставать. Когда подоспел Джерми, он уже набросился на неё… Он хороший парень, понимаешь, не хотел он тому гаду ничего плохого, просто заступился. Джерми бы в тюрьме не выжил, да и губить такого перспективного инженера было просто грешно… в общем, я сказал, сестре, чтобы она его тихо увела, а сам подстроил все так, будто убил я. Суд вошел в положение и дал мне всего четыре года, матери написал, что уехал на стажировку в другую страну. Собственно, вся история. Вот и объясни мне теперь, Леб, лучше бы было, если я поступил по правде? По-честному…
-Я, — растерялась пони, -я не знаю, Блэк, но это… то, как ты поступил, правильно, хоть и неправда.
-Много зла ты повидала, да только жизни не видела. – Рассудил жеребец и отправился прочь с балкона, Лебраш наконец ушла спать.
Серая пони лежала неподвижно на старой кушетке и смотрела так же неподвижно в высокий белый потолок, из огромного окна палаты теплый и ароматный воздух из больничного сада-огорода пробирался незримо в палату, звал за собой на улицу, где вовсю уже цвели вишни. На мгновение Лебраш мерещилось, что трещины в штукатурке образовывают собой причудливые фигурки пони, животных и машин. Но это было лишь секундной судорогой умершего уже очень давно детского воображения и пытающегося воскреснуть теперь в полупустой, как жизнь пони, палате номер четыреста шестнадцать травматологического корпуса госпиталя Доброй надежды в Филлидельфии. Телевизор – единственное развлечение в помещении был уже второй день сломан, звать в очередной раз медсестру кобылке уже не хватало сил. Тысячный раз, каждое утро она пыталась встать, хотя бы заставить себя сесть на кушетку, чтобы немного облегчить себе жизнь. Нет, чуда, как всегда, не происходило, передние копыта как заговоренные отказывались удерживать на себе тяжесть тела, и Лебраш с грохотом падала обратно на спину. На глазу снова накатили слезы бессилия…но нет, она не заплачет…снова…она не позволит коварной леди Судьбе снова над собой насмехаться, она не покажет своей слабости…ещё раз…даже если ей придется всю жизнь вот так пролежать, не покажет. Никогда, никогда Лебраш не позволит себя жалеть… она принесет ещё пользу обществу.
–Ведь многие творческие личности были инвалидами.- Вбивала она себе в голову. Пришла гениальная мысль: она станет поэтом, пускай, даже ни разу не пробовала этого, но станет, во что бы то ни стало. С огромным трудом пони дотянулась до блокнота, изрисованного цветами и непонятными узорами, и начала писать первое, что приходило в голову. Примерно час ей было чем заняться, потом блокнот с криком полетел в стену: рифмы не складывались, вместо ожидаемых глубоких текстов была какая-то чушь…она не сдержалась, слезы потоком хлынули из единственного глаза. Только сейчас Лебраш поняла, как же она хотела домой, как хотела именно сейчас почувствовать на себе ласковое прикосновение матери, чтобы отец снова прочитал ей какую-нибудь нравоучительную лекцию, она именно сейчас захотела, чтобы её пожалели, приняли её слабость и беспомощность, ведь только родители, только они примут её такой, только они простят ей все на свете, только бы их девочка не падала духом. – Мама бы сейчас наверняка сказала, что они замечательные.- Лебраш уткнулась в подушку и постаралась просто не думать.
Она и не заметила, как уснула, подскочив от стука в дверь, она быстро натянула на себя упавшую простыню. Дверь приоткрылась, из-за неё показалось приветливое лицо грифона, в следующее мгновение он уже стоял над койкой Лебраш с цветами.
-Ну, как тут наш герой? – Его голос был таким же приветливым, хотя и достаточно брутальным.
-Джаггернаут! – Лебраш просияла радостью. –Вот уж кого не ожидала увидеть… какими судьбами ты тут?
-А ты как думаешь? Специально, от имени отряда приехал тебя проведать. Ну как ты здесь, не обижают?
-Да кто тут меня обидит? Слушай, как приятно, что вы вот так меня поддерживаете.
-Ещё бы! — Воскликнул грифон. — Без тебя мы бы тогда не справились. Начальство вообще заводило разговор о награждении, но пока чего-то эту тему не развивают.
-Да и черт бы с ними. – Выдохнула пони.
-Мы тут подумали… знаешь, ты буквально всех нас спасла…мы посчитали, что ты заслужила. –Грифон протянул Лебраш брошюру и билет. –Это как бы такой санаторий для…раненых. Там, говорят, кормят хорошо, комнаты отдельные…хорошо, короче говоря. Мы вот всем отрядом скинулись, сколько могли, купили тебе билет…в общем, удачи тебе, во всем удачи, не падай духом. – Грифон положил на тумбу цветы и медленно вышел из комнаты, оставив Лебраш наедине с собой.
Стоит, однако же, отметить, что ночь, в которую Блэклайт и Лебраш встретились на балконе в последний раз, освещаемые полной луной, была для них действительно последней. На следующее утро всем обитателям маяка следовало отправиться на Преториан-43 за последними, пожалуй, самыми важными деталями. И описывать спешные сборы вещей, долгие часы ожидания корабля в пышущем ненужной абсолютно роскошью порту Вальбурга, сутки путешествия на полном мусора, пыли и неприятных запахов судне, что совсем уж расходилось с блеском порта, крайне неинтересно для читателя. Все же, разговор пойдет немного о другом, точнее, о том, почему и зачем вся эта авантюра затевалась, и для чего все пятеро отправились так далеко.
А началось все ровно восемьсот тридцать четыре года назад – в прекрасное время, когда парящий в воздухе пегас не считался чем-то необычным, а пони передвигались по земле своим ходом, либо на повозках, которые те же пони и тащили. Группа из шести горняков после упорных четырех дней безуспешных поисков в горах близ Эпплузы обнаружили, наконец, весьма странную вещь. Под их копытами в один прекрасный момент в одной прекрасной пещере они обнаружили непохожие ни на что ранее известное голубенькие кристаллы, образцы тут же были доставлены в Кантерлот. Выяснилось, что находка эта действительно уникальная: по возвращении в город горняки, точнее большая их часть, отморозила напрочь кожу на спине, где находились их рюкзаки, а когда кристаллы доставили в лабораторию, там резко похолодало. Началась длинная череда экспериментов, после которой новый химический элемент окрестили полярием, причем неясно было, получил ли он название за низкую температуру или за многополярность его использования. И действительно, кристаллики реагировали буквально со всем, с чем его сводили, и давал все более поразительные результаты. Взгляд эквестрийских ученых теперь был направлен исключительно на полярий, то же происходило и с инженерами. Прошло несколько лет, голубые кристаллики подарили пони небывалый технологический прорыв. Прошло прекрасное время маленьких городков и цветущих садов – городки за мгновение ока переросли в мегаполисы, сады вырубались, на их месте строились заводы. Индустриальная эпоха вступила в свои права в Эквестрии и в умах её жителей. Прошла еще пара лет, на полярие начали богатеть, развивались гигантские трансконтинентальные корпорации, во всю набирал обороты империализм … неправильный. Теперь уже Эквестрией правили те, кто имел больше средств – мог проникнуть в спешно созданный парламент, состоящий на все свои сто процентов из представителей деловой среды. Обратный отсчет пошел, кристаллики полярия стали заканчиваться. Решение было найдено довольно быстро – одна из корпораций, имя которой уже давно утрачено, уже через полгода разрезала красную шелковую ленту на дверях первого поляриевого реактора «Полюс-1», в этот же день предприятие было национализировано. Парламент бушевал от негодования, по Эквестрии прокатились бунты и стачки с единственным требованием вернуть «Полюс». Час пробил. Эквестрия разделилась. За богатством и процветанием в страну пони пришла война за эти же самые блага. «Полюс» работал, работал на полную мощность и на последнем издыхании, воспроизводя ценные кристаллы для армии Селестии. Но их нужно было куда больше, Эквестрию трясло от взрывов, металла и огня, все вокруг лихорадило и жаждало конца. И он наступил. Ровно через шестнадцать лет после того, как в Эквестрии началась эпоха технологического процветания, «Полюс-1» взорвался от перегрузки, высвободив на свободу тонны паров полярия. Некогда цветущие поля и леса покрылись льдом и снегом всего за девятнадцать секунд.
В это время внушительный пассажирский лайнер на гусеничном ходу уже подбирался ближе и ближе к цели. В поле зрения показалась высокая причудливая башня, будто вросшая в скалу и расколовшая её напополам. Редко принимающая гостей станция Преториан-43 или Квейнтфолс – так называли её сами чейнджлинги, уже раскрывала кораблю двери своей высокотехнологичной гавани. Огоньки башни освещали сумеречное небо. Пассажиры судна высыпали на палубы, и через пятнадцать минут оно было уже пришвартовано. Многие из наблюдавших, переполненные радостных чувств,спустились обратно в каюты за вещами. Ровно так же поступили Штайер, Джермейн и Майндхилл. Трое снова оставили Леб и Блэклайта одних.
— Ты была здесь когда-нибудь? – Невзначай завел разговор черногривый.
— Редко и только по работе. – Последовал сухой ответ.
— И часто ли ты тут «работаешь»?
— Извини?
— Я переборщил. – Извинился Блэклайт. – Наверное, не стоило задавать такие вопросы.
— Ну, в этом ты прав. – Заключила одноглазая. – Мы будем ждать их здесь?
— Можно пойти погулять. – Ответил жеребец. – Штайер все равно быстро не соберется, а эти голубки наверняка сейчас смоются.
— Они очень милые. – Рассудила пони.
Двое сошли с корабля и отправились прочь из порта. Внутреннее пространство станции будто бы находилось в вечной ночи. Свет неоновых вывесок бил в глаза, пестря рекламными лозунгами. Квейнтфолс никогда и ни в какие времена не был похож на другие города Эквестрии. Хотя он и не являлся частью её территории, пони давно приняли его за что-то родное и настолько неотъемлемое. Город вот уже четыре века стоял здесь, раскалывая напополам гигантскую скалу, и представлял собой всемирный торговый центр, попасть на который было довольно сложно, но в то же время очень выгодно. Здесь сновали дельцы всех разрядов: от мелких торговцев до крупных производственных лидеров. Одежда из эксклюзивных коллекций лучших дизайнеров, последние достижения электроники, оружие для спецподразделений и новейшая броня – все продавалось и покупалось оптом и в розницу в Квейнтфолс.
— Действительно, они очень хорошо подходят друг другу. – Внезапно спохватился Блэклайт и подтвердил сказанные минут десть назад слова Лебраш. – Он несамостоятельный, а Майнди просто жить не может без того, чтобы о ком-то заботиться.
— А странно все-таки, что ты на нее почти не похож.
— Я этой одержимостью заботой переболел уже давно, когда её каждый день водил в школу и обратно. Я, Лебраш, все дороги сестре забегал пока не… н-н-н-да. – Блэклайт явно не хотел снова напоминать о том инциденте и вовремя замолчал.
— Ну, ей-то есть кого этой заботой задушить. – Рассудила пони. Блэклайт предложил ей сесть на скамейку у проезжей части, представляющей собой огромную пустоту. Внутри неё вполне организованно летали воздушные автомобильчики.
— Извини, я сейчас на мели. – Стыдливо и тихо проговорил он.
— Ничего страшного в этом нет. – Оправдывалась Лебраш. – Я привыкла. Я не понимаю только, зачем все это? Что ты хочешь?
— Леб. Мне все это надоело. Я хочу, наконец, узнать, — голос Блэклайта приобрел больше настойчивости, отчего кобылка немного отстранилась, — как ты ко мне относишься.
— Ну почему ты такой нетерпеливый? – Одноглазая все же придвинулась обратно и уткнулась лбом в плечо жеребца. Через минуту она соскочила со скамьи и пропала в толпе.
Джермейн пробыл рядом со Штайером, помогая ему выносить вещи, минут тридцать. Майндхилл болталась поблизости, заглядывая и тратя иногда деньги в маленьких портовых магазинчиках. Чейнджлинг сегодня был особенно нетерпелив, каждый раз, как он выставлял за борт какой-нибудь пластиковый пакет или чемодан, он поглядывал куда-то в сторону в надежде найти товарищей. В рассеянной толпе показалась черно-золотая грива Лебраш, с сердца Джермейна словно упал камень – уж сильно он не хотел оставлять любимую пони одну на растерзание сварливому грифону. Поручив одноглазой не спускать взору с Майндхилл, чейнджлинг тихо ушел. Сегодняшний день был для него чем-то особенным. Этот день был только для него, и Джермейн не хотел посвящать в свои дела никого, даже Майндхилл. Его ждала старая жизнь, жизнь, расколовшая его на до и после. Жеребец немного спешно шел по однообразным на первый взгляд и разным только для чейнджлингов тротуарам улиц. Сердце его кололо от знакомых картин, звуков и запахов, а иногда даже начинало сильно болеть от быстрого приближения к своей цели. Джермейн предчувствовал, что-то со страшной силой давило на него и заставляло с каждой минутой ускорять шаг – он шел к сыну, и плевал он сегодня на все графики и запреты. Чейнджлинг уже был в родном жилом отсеке, поднимался по знакомой лестнице, сердце болело еще сильнее, дыхание то и дело перехватывало. Вот уже светил тусклыми лампами тесный коридор. Знакомая дверь. Жеребец нажал несмело на звонок и облокотился в неё головой. Ему захотелось сейчас же уйти, точнее убежать. Внутри квартиры послышались голоса и топот. Кровь сильно ударила в голову, Джермейну показалось, что сейчас он впадет в забытие. Дверь открылась, показалась головка жеребенка лет восьми.
— Папа приехал! – Радостный вопль разорвал тишину в коридоре, ребенок распахнул дверь и бросился на шею Джермейну. Стремление уйти мигом выветрилось из его головы.
— Иероним! — Жеребец крепко прижался к голове сына и никак не хотел его отпускать. Тихое счастье охватило его тело, растеклось жгучее тепло. – Я думал, что этот год продлится вечно. – В глубине квартиры показалась ОНА. Её золотистые волосы уже не струились и не блестели, тело, бывшее когда-то идеальным, располнело и ослабло.
— Ты в прошлый раз сколько принес? – Сухо и даже зло спросила кобылка. – Не помнишь? А я помню! Ты должен еще с прошлого года двадцать тысяч. – Подойдя ближе, она одернула сына от отца.
— У меня сейчас столько нет. – Джермейн сохранял спокойствие и старался любыми силами не начинать конфликт, — Но я принесу, обязательно принесу в следующем месяце.
— А что-то мне подсказывает, что ты просто увиливаешь! – Крикнула она. –Ты, скотина, в своем КБ зарабатываешь в месяц больше, чем я за год. И вот теперь ты говоришь, что денег у тебя нет?
— Я уже два года, как там не работаю. – Парировал Джермейн, — Я не могу столько собрать.
— Увидимся в суде. – Тихо и многозначительно ответила пони, затолкала внутрь напуганного сына и хлопнула дверью. Чейнджлинг постоял в растерянности с минуту, его глаза бешено глядели в никуда.
— Чтоб ты подавилась своими деньгами! – Джермейн в ярости бросил кошелек об закрытую дверь. Старые монеты со звоном попадали на землю, медленно парили эквестрийские кредиты и преторианские марки. Жеребец бросился назад по коридору, его окликнул голос сзади.
— Забирай. – Пони вывела в коридор жеребенка. – Я же не зверь какой-нибудь. – Снова хлопнула дверь. Иероним быстро подбежал к отцу и снова обнял его, но уже быстро отпустил. Глаза жеребенка, по-чейнджлингски узковатые, но со зрачками, как у пони, смотрели прямо на Джермейна.
— Извини, что все так вышло. – Ласково извинился чейнджлинг, — Я не хотел таких скандалов.
— Почему мама меня не пускает? – Наивно, с долей волнения и страха прошептал Иероним
— Я не знаю, сын, я не знаю.
Отец и сын молча вышли из жилого блока и ушли на набережную, где ровно один раз в год они так же, практически не разговаривая друг с другом, бродили до позднего вечера, останавливаясь в кафе-мороженое.
Дело приближалось к вечеру, что в Квейнтфолс было, пожалуй, меньше всего заметно. Майндхилл порядком надоела компания скучной, по её мнению, серой пони, ворчливого Штайера и ушедшего с головой в себя Блэклайта. Розовой единорожке не хватало Джермейна, исчезновение которого она заметила сразу же, как он тихо смылся. Однако же, особого значения этому инциденту она не придала ровно до вечера, когда все четверо устроились в дешевую гостиницу, и Майндхилл не устроили в одном номере с Лебраш. Теперь её скучающий вид был виден всем. Пони уперлась взглядом в потолок и попыталась было разболтать свою невольную спутницу, как тут же встретилась с её приторной, на взгляд Майндхилл, с легкой долей эктерской хитринки доброжелательностью и стремлением угодить. И на этот раз единорожке стало действительно скучно и даже противно настолько, что в ней зародилась мысль о побеге через окно. Прошла минута, пришла более разумная мысль: все-таки, она была хоть и младше Лебраш, но уже давно не ребенок и могла вполне встать и уйти. Так она и поступила, серая пони, которая, не получив должного продолжения разговора, устроилась на удобной деревянной кровати с журналом, лишь взглядом проводила Майндхилл. Теперь розовая пони шла по улицам Квейнтфолс, становилось прохладно из-за вечернего проветривания станции. Несмотря на всю конспирацию и старания Джермейна, она целенаправленно шла на набережную, ровно так же, как и год назад, садилась на отдаленную скамью и молча наблюдала за происходящим в надежде, что на этот раз в её любимом что-то переклинит. Но и на этот раз чейнджлинг смиренно попрощался с сыном и усадил его на монорельс, ведущий к его блоку. Джерми, её милый Джерми был снова, как и год назад, расстроен чуть ли не до слез и еле волочил ноги по стальным пластинам набережной, так и не обратив внимание на Майндхилл. Черногривая, недолго думая, подскочила к нему, чтобы приободрить.
-Не решился? – Единорожка приобняла любимого нежно-нежно. Джермейн потупил взгляд и постарался отвернуться.
— Не решился. – Повторил он.
— Джерми, — Майндхилл заговорила серьезнее, — так, по-моему, больше не может длиться. Она тебя мучает и его заодно. Надо забирать Иеронима сегодня, или будет поздно.
— Куда, — с отчаянием спросил чейнджлинг, — я его заберу? На маяк? Из большой квартиры в Квейнтфолс в комнатку, где мы с тобой с трудом умещаемся?
— Он же любит тебя! –Озадаченно воскликнула единорожка, – Больше в сто раз, чем эту дуру…
— Не надо так. – Тихо и негрубо отрезал Джермейн, — Мы… просто не сошлись мировоззрением. Майнди, он меня так обожает только по одной причине…
— Какой же? – Заинтересовалась пони.
— Он видит меня раз в год, Майндхилл. – Убедительно ответил жеребец, -Я для него праздник, подарок, а мать для него повседневность. Пройдет год, пройдет два года, и он будет бегать от меня к матери так же, как сейчас ко мне.
— Почему?
— Потому, что это дети. – Джермейн тяжело вздохнул, — Нет у них… настоящей любви, как бы жестоко это не звучало. Я, я не смогу жить, понимая, что мой сын мог бы большего достичь и получить, но не смог из-за меня. Так ведь и произойдет, поверь.
— Дело твое, дело твое. – Задумчиво и почти что с грустью просипела Майндхилл. Гостиница была уже совсем близко, настолько, что можно было увидеть дешевые шторы на окнах. Из здания доносились тяжелые шаги и громкие голоса, а рядом располагались две совсем не знакомые машины. Не обратив внимания на подозрительную обстановку, двое смело вошли внутрь. В вестибюле было необычайно темно, разглядеть что-либо было практически невозможно.
-Да что у них со светом? – Джермейн тихо выругался, споткнувшись обо что-то во мраке, и в следующую секунду его сердце будто остановилось: на звук тут же зажглось четыре красных, круглых, как яблоки, глаза и уперлись в чейнджлинга. Светящиеся круги начали неуклонно приближаться, он и Майндхилл попятились назад, издавая, спотыкаясь, еще больше шума. Без капли сомнения глаза начали их окружать, раздалось два громких хлопка. Движение светящихся объектов прекратилось: пара первых в миг потухла и разлетелась с яркими искрами, вторая, простояв немного на месте, рухнула на землю. Прямо в лица незваных гостей засветил фонарик.
— Лебраш, — Дрожащим голосом зашипел Джермейн, — это вы?
— Нет, блин, пещерный дух. – Раздраженно и так же шепотом дерзнула пони. – Это вы вовремя догадались убежать. Без вас тут целая война завязалась…в общем, — Лебраш немного отдышалась, — стая здесь.
— Они ищут нас! – Испугалась Майндхилл.
— А ты думала, они сюда чаю попить пришли? Нет, нет, за нами они пришли. Теперь-то нас побольше стало, надо умников наших вызволять…
— Где брат?! – Пони запаниковала.
— Сказал, что надо разделиться, решил перебить всех. – С военным хладнокровием заключила одноглазая, — Их уже наверняка взяли.
— Но это безумие. – Возмутился Джермейн, — У них оружие и подготовка…
— За столько лет знакомства можно было и заметить, что Блэка сложно переубедить. – Рассердилась Майндхилл, — Чего мы тут стоим? Их же надо выручать.
— Конечно же, — Усмехнулась серая пони, — шапками их закидаем или хвостом забьем. – Фонарик посветил вниз, где лежали трупы в черно-красных комбинезонах. Майндхилл сильно испугалась и зажмурилась. Крепкие жеребцы лежали совсем рядом в луже теплой и липкой крови, голова одного была буквально вывернута наизнанку, шея второго была вспорота, из неё пульсирующим ручейком еще текла кровь, — Разбирайте стволы, чего стоите? Теперь не покусают.
Джермейн осторожно подобрал с пола две штурмовые винтовки и передал одну, вытерев кровь рукавом, Майндхилл.
— Нам… — Заплакала пони, — нам придется по ним стрелять?
— Я постараюсь, чтобы этого не произошло, успокойся. Я сама все буду делать, а в только тылы прикрывайте. – Лебраш подняла фонарик и нашла лестницу, ведущую на верхние этажи. Двое, переступив через трупы, практически бесшумно последовали за ней. Лестница казалась бесконечной, серая пони, затаив дыхание, кралась впереди с винтовкой наперевес. Тяжелый металл, едва уловимый запах крови с автоматов и мертвая, страшная тишина наводили панику в сердце. На втором этаже горел свет, в ноздри тут же забился резкий запах пороха и испражнений, — Их здесь точно нет, — шепнула одноглазая, — охраны мало. – Оставаясь в тени, Лебраш окончательно поднялась на этаж и выстрелила, — А теперь, — пони взглядом позвала остальных, — быстрым шагом дальше по лестнице, ушки на макушке, стволы наготове, слабонервным не смотреть, бегом!
Лебраш выскочила из тени на свет и вскинула винтовку, остальные, не слыша ничего кроме стука сердца, рванули вверх и в одну секунду были уже посередине лестничного пролета.
— Да тише вы! – Испугалась снайперша, — Растопались, как слоны, всю охрану переполошите.
-Что еще вы хотите от нас? – Возмутился чейнджлинг, — Я вообще впервые держу оружие, не ждите от нас каких-то особых умений.
— Я хочу, чтобы нас тут в фарш не порубили при первом удобном случае. – Нагрубила Лебраш. – Если они уж постояльцев стреляют, то с нами церемониться не станут.
— Это все какой-то кошмар. – Плачущим голосом шептала Майндхилл. – Они же тут не при чем, они не виноваты…
— Свидетелей убирают, — заключила серая, -их тактика, плавали, знаем. Набегут внезапно, а спохватишься – днем с огнем не сыщешь.
Группа добралась до третьего этажа. Лебраш тихо приказала соблюдать молчание , несмотря даже на отсутствие видимой охраны, враг мог напасть из любой комнаты, заслышав хоть малейший подозрительный звук. Исходя из этой логики, прежде чем идти дальше, нужно было проверить номера один за другим, более того, не исключено, что Блэклайта и Штайера держали именно там. Пони меньше всего хотела сейчас разделять группу, неопытные спутники могли сильно подкачать и даже растеряться в случае опасности. Вторым минусом в ситуации было еще и отсутствие глушителей и холодного оружия. Лебраш приказала сомкнуть строй и, останавливаясь у каждой двери, тихо, дабы выбивать их сейчас было глупо, открывала, просовывая впереди себя ствол винтовки. В комнатах было совершенно пусто, что хорошо. Одноглазая никак не хотела пускать в бой спутников в ближний бой, а её винтовка и навыки все же не были предназначены для подобного. Лебраш поспешила вывести группу обратно в фойе и провести её дальше по узкому коридору. Здесь работать ей было уже удобнее, коридор представлял собой прострел длиной примерно в десять метров, выводящий на открытое пространство еще одного фойе. Джермейн и Майндхилл прошли первыми под прикрытием Лебраш. Во втором фойе все так же пусто. Группа немного расслабилась, но ненадолго. Серая пони приметила запертую дверь конференц-зала и приказала перегруппироваться прямо у неё. Автоматчики расположились у входа и тихо открыли запор. В глубине комнаты, связанные, лежали пленные. Лебраш, не переставая смотреть в прицел, стала приближаться. Два хлопка разорвали тишину. Из дверей высыпали черностайцы в бронекомбинезонах. Прозвучал третий хлопок, Лебраш почувствовала резкую боль в шее – дротик попал точно в артерию. Последнее, что она увидела – её напарников, падающих от усыпляющего яда.