Снежный ангел

Начало

В этой главе Лебраш приютит своего будущего напарника -потерявшего память жеребца Блэклайта. Также читатель познакомится с частью биографии главной героини и основным устройством жизни постапокалиптического общества.

Ночную тишину прорезал звук порывистого ветра, эхом отдавались столь привычные для этих мест выстрелы и крики, вспышки которых лишь на мгновение освещали сплошь заледенелое и, казалось, бесконечное пространство, усеянное полуразрушенными, местами покосившимися остовами домов, напоминавшими клыки исполинского монстра, который уже раскрыл свою ужасную пасть и вот-вот поглотит все живое. Но все это пространство, заполненное опасностью и неизвестностью было за пределами существования: жеребцы, кобылки, пегасы, единороги, земные пони, братья, сестры, отцы и матери, жены и мужья –все они уже мирно спали под стекло-титановым куполом, дающим тепло и защиту от этого жестокого и холодного мира, погибшего восемьсот тридцать четыре года назад от неведомой катастрофы, повлекшей за собой вторую великую зиму. Всем им было сейчас глубоко плевать на то, что предполагали тогда, когда Эквестрия изменилась до неузнаваемости всего за девятнадцать секунд. «Пророчество, проклятие, наказание!» — вопили многие, сами неся при этом знамя войны, другие же просто молчали и принимали все таким, каким оно и представилось… Но сейчас всем было наплевать на это. За такое время чувство вины и отчаяния настолько приелись, что картины разрухи за пределами купола, а ведь таких было весьма много, из какого-то ужасного символа превратились в банальный вид из окна, собственно, кому нужно об этом переживать, если в этих разрушенных домах не жили, не живут, за исключением бродяг, и жить кроме них вряд ли кто будет? Пони просто привыкли к новому миру, им было не впервой, к вечно дикому лесу они же привыкли, значит и с этим как-то справятся, а купола-биосферы служили ярким тому примером. Мейнхеттен же тем временем крепко спал, думая о завтрашнем походе на работу, ночном дежурстве или патруле, а мысли о прошлом так , видимо, в этом самом прошлом и остались.

На горизонте показался темный силуэт, слегка освещаемая нагревательными элементами термоброни- единственного способа выжить во льдах ночью, едва различимая фигура тяжелой поступью двигалась в сторону небольшого двухэтажного дома из небрежно сколоченных между собой кусков уже столь редкого шифера.

-Сложно поверить, что здесь, в таких огромных домах кто-то жил. –Серая пони укуталась шарфом, тепла от термоброни ей явно не хватало, единственный ярко-зеленый глаз неторопливо искал хоть какие-то следы давно вытоптанной тропинки, но, вероятно, ночная метель свела все её усилия к нулю. Тусклый свет фонарика слегка осветил шиферное жилище — она уже была дома, а внутри её уже ждали полки, забитые разным хламом, который она тем времен считала полезными вещицами, гитара с треснувшей декой, к которой не прикасались ни разу, но никак не могли выбросить по каким-то непонятным причинам, двустволка с выгнутым под непонятным углом от бракованного патрона левым стволом, но тем временем гордо повешенная на стену. Обычную картину разрушал лишь груз, который пони тащила на приспособлении, напоминающем санки. Войдя в дом, кобылка быстрым движением зажгла старую керосиновую лампу, единственная на первом этаже комната озарилась тусклым светом.

Теперь она могла спокойно заняться грузом, серая пони таким же быстрым движением открыла молнию на мешке, показалась голова жеребца. Он дышал, но был настолько слаб, что пульс едва прощупывался, да к тому же ещё его нога оставляла желать лучшего, а точнее безнадежно болталась, словно тряпка.

Теперь оставалось самое трудное: в одиночку переложить бездыханного жеребца на кушетку. На секунду хрупкой пони казалось, что мышцы лопнут от напряжения, но все же гость поневоле был поднят на сооружение из четырех кусков арматуры и матраса. Она снова прощупала пульс, видимо, от повышения температуры он нормализовался, и теперь дыхание жеребца можно было отчетливо слышать. Серой кобылке оставалось лишь ждать пробуждения спасенного, недовольно пробормотав, она приставила табуретку ближе к кушетке и попыталась заснуть.

Яркое, но не греющее солнце величественно поднималось из-за острых, словно лезвия циркулярной пилы, ледяных гребней, придавая им голубоватый блеск. Вся природа ледяного мира теперь выглядела по-другому: от вчерашней пурги не осталось и следа, снежные барханы, словно волны в море переходили друг в друга, образуя непрерывную, успокаивающую, даже идиллическую картину необитаемой пустыни, казалось, в таком месте просто не может быть чего-либо, что представляло опасность. В руинах играл теплый свет, его лучи пробивались через сквозные трещины в бетоне, выбитые окна, пробоины от снарядов, образовывали собой причудливые узоры, будили бродяг, на время сделавших эти дома снова обитаемыми. Вместе с солнцем просыпался и Мейнхеттен, жители колоссального промышленного города, едва раскрыв глаза, уже мчались по своим рабочим местам, не обращая внимания ни на гребни льда за куполом, ни на барханы, ни на играющий свет с его причудливыми столбами и узорами. Городские пони, уставшие практически от всего, что их окружало, уже просто не обращали внимания на мир под куполом и вне его пределов. Тем не менее, солнце пробудило всех, хотели они того, или нет.

Серая пони буквально подскочила от сильного крика в доме. Её гость буквально вдавился в стену, с ужасной гримасой смотря на сломанную ногу, успевшую сильно опухнуть за ночь. На какой-то миг бордовый жеребец отвел взгляд в сторону кобылки, отчего, видимо, испугавшись ещё сильнее, снова начал отстраняться в сторону стены.

-Эй, ну тихо, тихо, все хорошо, ты в безопасности, нечего так бояться. –Серая пони изо всех сил пыталась не пугать гостя дальше, отчего её слегка хриплый голос стал настолько нежным и дружелюбным, будто она разговаривала вовсе не с жеребцом в два раза больше её самой, а с ребенком, и, как ни странно, это сработало. Незнакомец успокоился и постепенно принял нормальное для больного положение, на какое-то время в комнате воцарилась тишина, оба теперь могли тщательно рассмотреть друг друга. Своим единственным глазом, слегка прикрытым растрепанной черно-золотистой гривой, серая кобылка пыталась полностью оценить исколотое татуировками тело жеребца, на секунду показалось, что даже его метка –Черная звезда с расходящимися лучами колючей проволоки больше походит на несмываемый рисунок. Сама же пони укуталась в большой темно-зеленый китель настолько, что разглядеть её было крайне сложно. Устав впоследствии от неудобного молчания, она не спеша налила в алюминиевую кружку кипятка и приставила её к кушетке. –И как же тебя угораздило с гребня упасть? –Рассуждала вслух кобылка. -Говорить то можешь?

-Могу. –Тихо и малозначительно ответил гость. –Кхм…спасибо. –Отпив немного из кружки, жеребец присел на кушетке и снова взглянул на сломанную ногу.

-Заживет, заживет. –Пони предугадала мысли незнакомца, на что он ответил легкой улыбкой. –Ты большой везунчик, если тебе удалось после такого выжить. В чем секрет, а?

-Выжить после чего? –Жеребец с изумлением уставился на серую пони, держась одним копытом за пораненное место на голове, вокруг раны уже свернулась кровь. Постепенно ему пришло осознание, что он действительно не помнит даже то, как его зовут, отчего гость ещё сильнее уставился на свою спасительницу.

-Получается, память у тебя отшибло. Неудивительно. –Заключила серая пони.

–Значит, все гораздо сложнее, чем я думала. Кстати, я совершенно забыла представиться. Мое полное имя Лебраш Гай Эктерия…только его никак не могут запомнить, так что можешь называть меня просто Леб. А ты, значит, у нас пока мистер икс?

-Выходит, так. –Подобное умозаключение заставило жеребца улыбнуться , он снова отпил из кружки. –Значит, говоришь, я после чего-то выжил? После чего, если не секрет?

-Видишь вон тот гребень? –Лебраш указала на большую ледяную скалу за окном, жеребец прищурился, пытаясь его разглядеть. –Вот аккурат под ним я тебя и нашла. Логически мысля, можно сказать, что ты оттуда упал, но чтобы только ногу сломать…

-Счастливый… -Отшучивался гость. Посидев молча ещё несколько секунд, Леб легким движением взмыла на второй этаж. Через несколько минут оттуда раздался оглушительный грохот, после чего пони спустилась вниз, одетая в относительно чистую белую термоброню. Какие-то обрывки памяти всплыли в голове жеребца, ведь такой же костюм, говорят, носит сам Ангел- таинственный странник, который больше был легендой, чем реальной личностью. Немногие видели легендарного пони, однако видевшие долго и очень лестно о нем отзывались, отчего можно было решительно считать, что свое прозвище путник получил недаром. –Неплохой панцирь. –Приметил жеребец. –Редкий цвет, я только серые, да черные с красным видел…

-Боюсь тебя расстроить, я не Ангел. –Отрезала Лебраш, укутываясь шарфом. В поисках винтовки она наткнулась на жилет, небрежно брошенный в угол комнаты прямо перед дверью. –Кстати, приятно познакомиться, Блэклайт. –Пони аккуратно положила находку рядом с кушеткой, жеребец разглядел на ней небольшую нашивку с именем. Подняв голову, он успел увидеть лишь исчезающую в дверном проеме фигуру, хлопнувшую дверь и старую книгу рядом с кушеткой.

-«Деринг Ду в поисках сапфировой статуэтки»…-Блэклайт вслух прочитал растрепанный титульный лист, обложка книги была вырвана с корнем и, как позже заметил жеребец, пришпилена к стене канцелярской кнопкой. Прочитав первые страницы , глаза его стали постепенно закрываться, и вскоре усталый пациент уже спал, уткнувшись в стену.

Громкий звук радио возвещал о безветренном вечере, приятная музыка заполонила каждый уголок скромного жилища, заставив жеребца проснуться. Лебраш сидела возле приемника, прикладываясь к алюминиевой кружке. Неясно было, чем серая пони увлечена больше: содержимым алюминиевой посуды или музыкой на радио, но, в любом случае, она даже не заметила, как Блэклайт со страшным скрипом уселся на кушетке.

-Неужели я весь день проспал?- Сонным голосом пробурчал Блэклайт. Не дождавшись однозначного ответа, он решил снова рассмотреть помещение: хламу на полках стало на удивление меньше, а вместо него туда удивительным образом перекочевала гитара, в углу же, прислоненными к стене, лежали костыли.

-Я тебе стимулятор вколола, вот ты и спал. –Не поворачиваясь буркнула пони. Прислушавшись к её словам, Блэклайт осознал, что нога его теперь действительно не болела, и он мог спокойно дотянуться до костылей, что собственно и сделал. Уже через минуту жеребец стоял рядом с Леб, освещенный тусклым светом керосиновой лампы.

-Спасибо тебе. Стимуляторы ведь довольно редкая вещь. –На слова благодарности пони ответила лишь легкой улыбкой и жестом, указывающим на полупустые полки.

-Знаешь, а мне все равно надо было от чего-нибудь избавиться. –Снова последовал тихий ответ.- А то уж я -то знаю, как это, когда болит, и все тут…

-Не хочу тебя обидеть, но… -Блэклайт на секунду захотел недоговаривать то, что хотел, однако, глубоко вздохнув, набрался решительности.- Сказать прямо, мне уже как-то неудобно у тебя задерживаться, тем более, я чувствую себя гораздо лучше.

-Может расскажешь мне, куда ты пойдешь? –Пони повернулась и уставилась на собеседника единственным глазом. Зрачок уперся в одну точку и двигался только вместе с головой, другие движение, видимо, давались Леб с трудом, дабы при любой попытке рассмотреть Блэклайта, не поворачивая головы, оканчивались болезненным уколом где-то в глубине глаза.

-Я не знаю…здесь же где-то неподалеку город, да? –Блэклайт указал на утопающие в сумерках руины. –Может быть туда и пойду, вдруг там кто-нибудь про меня знает?

-Ну, знаешь ли… -Лебраш наконец-то встала и, укрывшись от холода кителем, закрыла задвижку на двери. –Никуда ты не пойдешь.

-Это почему же? –Жеребец повысил тон и начал медленно ковылять к двери. –Я сам могу решить, куда и когда я пойду.

— Да ты и метра от дома не отойдешь. –Кобылка попыталась заслонить собой дверной проем, в результате чего была сдвинута с места одним легким движением.

-Подрасти для начала, а потом учи меня жить! Да ты лет на восемь меня младше! –Мигом заметив крайне серьезный вид пони, жеребец тихо усмехнулся и открыл дверь. Впереди его ждала только лишь темная неизвестность, слегка прерываемая столь привычными для этих мест выстрелами и криками.

-Как одумаешься, приходи назад. –Прошептала пони, стоя на пороге. –Ох, не кончится это хорошо…

Когда-то утро начиналось с петухами и восходом солнца. Это было восемьсот лет назад, когда не было ни радио, ни телевидения, когда Эквестрия была дружнее, добрее, когда пони не брали с малых лет оружие… Теперь же мир, где каждый борется исключительно за свой шкурный интерес, вставал исключительно под звуки утреннего эфира радио, по ночам оно просто не работало за ненадобностью. Ночью Эквестрия умирала, какой дурак сунется на улицу в минус сто двадцать –сто тридцать градусов? Такие находились, находятся и, видимо, будут находиться вечно. Ночью Эквестрия раскалывалась на тех, кому уже просто нечего терять и тех, кто умело на этом наживался… об этом можно судить вечность. Впрочем утренний эфир обычно был такой чепухой, что служил больше лекарством от одиночества для странников, чем каким-либо средством информации. Так считала и Лебраш. Вот уже третий час она сидела в приемной частной мейнхеттенской клиники. Как она и предполагала, все это закончилось плачевно. На ресепшене работал приемник, но этот момент меньше всего её волновал. Пони настолько устала тащить на себе здорового жеребца, что не чувствовала ничего, кроме ноющей боли в давно травмированной ноге и мерзкий запах табачного дыма, исходящий от не более приятного соседа, которому иногда хотелось побольнее разбить нос. Однако серая пони все же старалась изо всех сил держать эмоции при себе. В конце коридора послышались шаги, Лебраш тут же подскочила со своего места и поскакала к показавшимся вдали силуэтам: Блэклайт еле перемещался, сломанная нога его была полностью ампутирована и заменена киберпротезом, видимо, жеребцу этот факт доставлял не только огорчение, но и сильное неудобство. Позади своего пациента устало шел хирург.

-Что же. Операция прошла, по-моему, крайне успешно. –Врач снял маску, открыв собеседникам до ужаса усталое лицо. –Очень скоро вы привыкните к новой конечности, а вас, юная леди, я могу только искренне отблагодарить и похвалить за смелость. Если бы не вы, ваш… друг ,возможно, не выжил бы. Лично у меня к вам последняя просьба, а точнее подписать чек. –Врач достал небольшой лист бумаги и ручку, пони чиркнула по нему пару раз и вернула на место, встретив изумленный взгляд Блэклайта. Доктор удалился в коридоре. Слегка поддерживая вновь спасенного, Леб растворилась в толпе шумного города, проснувшегося с первыми сигналами радиоприемников.

-Получается, я тебе теперь должен? –От шума автомобилей и голосов Блэклайта было едва слышно, помимо этого его слова заглушал скрежет обвитого проводами протеза. Лебраш не ответила ему, а точнее не хотела ему отвечать. Усталая от ноющей боли в мышцах, она наслаждалась моментом своей правоты, своего превосходства, любой разговор сейчас тут же оборвал этот прекрасный для неё момент.

Мейнхеттен, будучи столицей Новой Эквестрийской республики, всегда поражал своим величием как новых гостей города, так и завсегдатаев. Здесь воедино слились места для всех: бетонные колоссы, возвышающиеся на несколько десятков этажей, сменялись трущобами или наимилейшими двух-трех этажными домишками. Бизнес центры, бары, рестораны, магазины –все это сливалось в единую картину мегаполиса , защищенного от внешнего –жестокого и беспощадного мира прозрачным куполом. Пони здесь живут по абсолютно другим правилам, они просыпаются в тепле, работают в тепле, едят горячую еду, имеют родных и друзей, а что-либо другое воспринимают за варварство. Изредка городские выходили наружу, они закрывали глаза на внешний мир, собственно, он был им не нужен, ведь вся Эквестрия работала на содержание богемной столицы: металлы из Эпплузы, продовольствие по огромным ценам закупалось в независимой Филлидельфии, Понивилльские и Ванхуверские фабрики работали по десять часов в день, производя предметы роскоши и самое необходимое. Попасть в Мейнхеттен всегда было огромной привилегией, жить в этом городе, даже в замой захудалой конуре, мечтал чуть ли не каждый. Город служил своеобразным маяком Эквестрии, приманивая к себе пони, словно глупых мошек на лампу, и сжигая их, оставляя только лучших.

Двое забрели в приятный райончик вокруг зеленой аллеи. -Да… видимо, ради таких вот мест и стоит жить. –Подумал Блэклайт. Лебраш по-прежнему наслаждалась своей правотой и просто молчала. Найдя первый попавшийся ресторан, пони завела туда своего нового знакомого. Небольшое пространство полностью занимали столы и стулья, под выкрашенным в темно-красный цвет потолком витал табачный дым, запахи еды и вина. От темно-зеленых стен и почти полного отсутствия окон казалось, что в ресторане настолько темно, что официанты, работающие здесь, ориентируются исключительно с помощью слуха, однако то, как они умудряются так ловко сновать между громоздкой мебелью, так и осталось для Леб загадкой.

-Ну здравствуй снова… -Наконец-то заговорила серая пони, её речь прервал официант, ткнув в меню, она легким намеком попросила его удалиться. –Не хочу, конечно, показаться занудой, но я говорила, что так все и будет.

-Виноват. –Вздохнул Блэклайт. –Вот уж в этом я прогадал…точнее забыл, что ночью так холодно. –Свое неловкое положение он всячески пытался преобразовать в шутку. – Знаешь… прости, что я вчера так на тебя наехал.

-К этому сложно привыкнуть. –Леб попыталась перенять дружеский тон. –Однако, это вовсе не означает, что я не стану тебе помогать. Знаешь, недавно я навестила одного своего знакомого и рассказала ему о тебе. Он давно в городе, может быть, что он и тебя видел когда-нибудь.

-Если так, то это просто здорово! –Жеребец вздохнул с облегчением.

-Рада, что ты все образумился. –Лебраш посмотрела в окно, перед ней стоял во всей своей красе город, к которому она стремилась всю свою жизнь, но так и не покорила его. Его вид, его аллеи и парки, шикарные апартаменты и спокойная жизнь притягивали пони, словно магнит, напоминая об ошибках прошлого, насмехаясь над ними… но нет, волю эмоциям она не даст, так она обещала себе уже много лет назад. Судьба не посмеет ей указывать. Из небольшого кармашка на броне пони достала пузырек с таблетками, они помогали ей мыслить яснее, не опираясь на прошлое, однако оно все же не давало ей покоя.-Что заставляет нас делать поступки? –Который раз Лебраш задавала себе этот вопрос, но в который разе могла найти на него ответа. –Что подвигает нас делать то, о чем мы будем вспоминать со стыдом или гордостью, а может быть и вовсе не вспомним? Поступок возносит нас до небес, дает славу и уважение, а ведь может отобрать все. Возможно, не совершали бы мы всяческие поступки, не было бы ничего, что могло бы навредить? Но нет, никто, никто не может жить не совершая ничего в своей жизни. Попал бы Блэклайт в такую передрягу, не совершив поступок? Нет, девочка, нет. Так уж устроен наш мир, что каждый сам волен решать, как ему поступить, так уж все устроено… -Картины прошлого словно живые стояли у неё перед глазами.

---

Времени до рассвета оставалось совсем немного, чувство страха перемешалось с решительностью навсегда покинуть родительский дом. Жизнь в пещере северного племени была не в духе Леб, с раннего детства она хотела свободы, страстное желание не отпускало её даже сейчас, когда она выросла. Она вспоминала, как последний раз смотрела на родителей, они ещё мирно спали, даже не подозревая о побеге своей дочурки. –Они же в этом не виноваты. –Проговаривала про себя маленькая пони, слезы наворачивались на её глазах. –Я просто не могу, не могу жить так, я погибну здесь. –Она пыталась запомнить родителей такими, какими они были в тот момент, каждая морщинка, каждый шрамик, умиротворенный настрой на долгие годы отпечатались в её памяти, согревая в самые трудные минуты жизни. Она вспоминала, как в последний раз отработала процесс бесшумного снимания папиной винтовки, как, глотая слезы, стараясь изо всех сил не захныкать, последний раз легонько поцеловала маму, огромный тюк с вещами, который она дотащила только до выхода из пещеры и потрясающий вид: солнце величественно поднималось из-за бескрайнего снежного моря, освещая собой далекий и неизвестный для юной пони Мейнхеттен. Солнце играло, казалось, в каждом уголке городского пейзажа, а тень величественно закрывала собой горизонт. Эта картина навсегда привязала Леб к городу-мечте, последнее, что она помнила из своего детства было то, как она, забыв обо всем, бежала, нет, летела в сторону мегаполиса, освещенного первыми лучами утреннего солнца.

-Почему время в разных местах идет по-разному? –Лебраш уже третий день сидела в полуразрушенной квартире многоэтажного дома, пони подросла, до достижения её заветной цели оставалось всего лишь два года отслужить в наемном легионе. Эта и только эта мысль придавали ей надежды и спокойствия. Простуженные за такое время сидения на холодном полу почки тем временем давали о себе знать, спину раздирала неугасающая, ноющая боль, отчего держать винтовку ровно было крайне сложно. –Где-то и одна минута может длиться вечность, а иногда за это время может в корне измениться вся твоя жизнь. За все, что мы делаем, мы расплачиваемся минутами, часами, днями своей жизни, мы совершаем ошибки и пытаемся их исправить, а ведь в один прекрасный день ты проснешься, поняв, что больше у тебя нет времени. Может быть, мы поэтому так боремся за свою жизнь? Времени на исправление ошибок ведь может просто не хватить, но как же можно их не совершать? Судьба дает нам катастрофически мало времени, чтобы принять решения, а последствия этих решений мы можем ощущать всю свою жизнь. Вот бы иметь такое чутье, чтобы заранее распознать, какое решение неправильное… А ведь такие есть, только они уже на самой вершине и времени у них полно, остальным, видимо, придется знатно погрызться за свое благополучие…

В углу комнаты затрещала рация –прибыл остальной отряд, намечалась атака на крупный лагерь черной стаи –крупнейшего бандитского клана в Эквестрии. Он называли себя рыцарями свободы, борцами за мировую справедливость, некоторые из них даже носили длинные красные плащи наподобие древних воинов, однако их «борьба» заключалась исключительно в грабежах и нападениях на мирных жителей, так думала и Леб. Серая пони, обрадовавшись хотя бы такому процессу, подскочила к рации.

-Сто второй на связи. – Просипела кобылка.

-Вас слышу, сто второй. –По ту сторону раздался низкий хриплый голос.- Доложите обстановку в квадрате Б, прием.

-Примерно десять бойцов: двое на патруле, один на посту, остальные внутри здания, признаков того, что меня раскрыли нет. Вы будете начинать, прием?

-Да, сто воторой, мы начинаем, повторяю, начинаем операцию, действуем по плану, работаем осторожно, прикрываем пулеметчика. Сто второй, будешь нашими глазами. За республику! Конец связи.

В перекрестие прицела было четко видно, как из сугроба будто выросло четверо солдат в белой термоброне, позднее всех появился грифон с пулеметом, группа направилась к лагерю. Пони направила прицел в сторону сторожевой вышки, часовой замешкался и хотел было уже начать стрелять. Винтовка, словно влитая лежавшая в копытах серой кобылки, была направлена чуть правее, против ветра, в следующую секунду пространство, озвучиваемое лишь гулом ветра, разорвал звонкий, режущий слух даже матером вояке, выстрел. Остроконечная пуля с ювелирной точностью прошла сквозь черно-красную броню, разрывая органы и ломая кости. Бедолага упал на пол вышки, дергаясь в предсмертных конвульсиях. Остальные обитатели лагеря вскочили с насиженных мест и начали беспорядочно палить по наемникам.

-Понеслась! –Мозг пони пробил азарт, один за одним пулеметчик и снайпер, словно наперегонки отстреливали паникующих врагов, семь стволов изрыгали из себя клубы дыма и огня, вскрывая броню, распарывая кожу, наводя панику. Группа убыстрила шаг- за дело принялись штурмовики, теперь свинцовый поток стал настолько сильным, что бандиты уже не сопротивлялись, а, спотыкаясь, хромая на простреленных копытах, бежали внутрь здания. На какое-то время все утихло. Слышны были лишь истошные крики раненых, заглушаемые толстым слоем тысячелетнего бетона.

-Все! Постреляли!- Рация снова передала знакомый низкий голос. –Этих возьмем без проблем. –Группа вошла в здание, вновь воцарилась мертвая тишина.

-Нет уж, не молчи, ты меня пугаешь. –В воспоминания внезапно проник голос из настоящего. Блэклайт слегка ироничным тоном пытался вывести свою собеседницу из задумчивости. Пони лишь встрепенулась и снова уставилась, как казалось жеребцу, в никуда. –Ну… не хочешь разговаривать, можешь молчать. –разочарованным голосом пробурчал Блэклайт. Тем временем , словно корабль лавирует между ледниками, к их столику приблизился официант и молча поставил внушительное по размерам блюдо, сделанное, как, видимо, показалось обоим, из абсолютно неизвестных ингредиентов.

-Давай жуй скорее, и пойдем уже. –Блэклайт заметил, что рядом с кобылкой стоит только кружка кофе.- Признайся ведь, что и крохи в рот не брал со вчерашнего дня?

-А ты ничего не будешь? –Все больше и больше жеребец удивлялся невероятной щедрости серой пони.

-Неважно. Но я посоветовала бы тебе поспешить, он ждать не любит. Тем более ничего просто так этот жмот не сделает. –Упоминать этого загадочного знакомого Леб было явно неприятно.

С трудом осилив остатки пиршества, двое в спешке выскочили на улицу, а Леб лишь в последний момент успела бросить на стол пару красных купюр. Город тем временем окончательно ожил, аллея, на которой ещё час назад никого не было, теперь была заполнена толпами пони, от атмосферы тихого, уютного райончика не осталось и следа.

К счастью, нужное место оказалось неподалеку. Двое зашли в небольшой магазинчик с новой, но уже покосившейся вывеской, внутри их ждал приятный интерьер комнаты ожидания, окрашенные в кремовый цвет стены, были богато обставлены мебелью, с потолков свисали горшки с зеленью, от которых веяло приятной свежестью. Центром комнаты был большой стол из столь редкого красного дерева. Резной, с зеленой бархатной рабочей поверхностью, заставленный солидными офисными принадлежностями, он, вероятно, служил, чтобы гипнотизировать покупателя , вовлекать его в беседу. Тот же, кто обладал этим столом, должно быть, чувствовал себя в разы солиднее.

-Ну ничего себе… -Блэклайт внимательно разглядывал протез, каждый раз, словно ребенок, удивляясь тому, что он движется. Скрип от новенькой техники был настолько сильным, что сидящей рядом с ним Леб судорожно хотелось его остановить.

-Все же лучше, чем ничего? –Не стерпев шума, серая пони решила отвлечь его разговором, выждав момент, она резким движением прижала протез. Намек был понят моментально.

---

-РПГ на крыше! –Пронзительный шепот пробудился в сознании серой пони. Она внезапно вспомнила, как на крышу лагеря с криком выбежал жеребец с гранатометом. На несколько минут все застыло, отчаянный солдат судорожно тряс заряженной трубкой со смертью, направляя её во все стороны. Пони прицелилась, внезапно её сосредоточение прервал треск рации.

-Что ты делаешь, сто второй? –Из-за помех знакомого голоса было почти не слышно. –Ветер усилился, с такого расстояния ты вряд ли попадешь. -Лебраш снова охватило то самое чувство азарта, которое пришло к ней несколько минут назад, но вскоре превратилось в холодный расчет скорости ветра и массы пули. Внезапно ей захотелось доказать всем, что она сможет попасть в такую, как показалось ей, легкую мишень…как же она ошибалась! Где-то она совершила ошибку, где-то не досчитала скорость, не продумала траекторию… но беспощадная физика не пощадила её, пуля со страшным грохотом отбила кусок бетона прямо у ног рассвирепевшего жеребца, через прицел она могла видеть, с каким остервенением он направлял в её сторону гранатомет, а в следующую секунду осколочно-фугасная ракета с бешеной скоростью вонзилась в дальнюю стену, оставив за собой длинный шлейф дыма, последнее, что слышала кобылка –грохот опадающих кирпичей, взрыв, разрывающий изнутри тело и дух, звон стекла и хруст сломанных костей.

Память

Блэклайт пытается вспомнить то, что с ним произошло. С такой целью он берется за поручение старого знакомого Лебраш. Серую пони в это время тоже терзают воспоминания.

Глава2.

-Что же ты, ангелок, надо было звонить. –Дверь в дальнем углу комнаты ожидания медленно открылась, из-за неё показался низкорослый, что тут же подтвердило все предположения Блэклайта, жеребец в солидном деловом костюме в полоску, что должно, видимо, было придавать ему роста, которого ему явно не хватало. С довольно сильно намекающим взглядом, направленным на серую пони, он уселся за свой любимый стол и тут же принял серьезный вид. -Так, значит, про него ты мне рассказывала? –Бизнесмен постарался сдержать драматическую паузу, начав теребить с дотошной точностью расположенную на специальной подставке ручку.- Не поверишь, но действительно, он у меня был и, причем не один. –От сказанного у обоих гостей жеребца открылись рты, появление нового персонажа в и так запутанной истории явно не входило в их планы.

-А можно его описать? –Оправившись от неожиданной новости спросил Блэклайт, встретив при этом недоумевающий взгляд своего собеседника.

-А вот теперь с этого места я не понял. –Возмущенно удивился низкорослый, уставившись, будто вопрошая, на Лебраш.- Ангелок, мы с тобой, кажется, договорились об общей услуге. –Жеребец встретил одобрительный кивок, что окончательно запутало Блэклайта. –Видишь? Ну разве может эта смазливая мордашка врать? -Недовольный тон бизнесмена внезапно сменился стиль разговора, которым владеют личности, вот уже многие годы крутящиеся в сфере продаж. Этот деловой, но в то же время неформальный тон настраивал на продолжение разговора, от него хотелось доверять своему собеседнику, но что-то внутри не давало тебе расслабиться. –В общем, у нас с тобой будет небольшой договор: ты окажешь мне одну услугу, а я в свое время всеми силами постараюсь восстановить пробелы в твоей памяти. Так ведь? –Жеребец в костюме снова обратился к Леб и снова получил одобрительный кивок. –В общем слушай: не так давно одна моя знакомая взяла на себя смелость решать за меня, что лучше, а что нет. В общих чертах можно сказать, что она украла у меня то, что не принадлежит ни мне , ни , тем более, ей. Она даже не представляет, что нам обоим грозит… -Жеребец снова выдержал паузу.- В общем, ближе к делу. У меня зародился очень-очень интересный план, который поможет выманить её на открытое пространство. Собственно, для этого я и прошу тебя о помощи. Как ты понимаешь, сам я осуществить этот план никак не смогу, положение не позволяет. А вот вы оба для этого идеальный вариант. Вам нужно всего лишь прийти кое-куда, остальное я сделаю сам, неважно что. Важно то, что она обязательно там будет, а вы её подстережете. При ней будет небольшая сумка, её-то вы мне и принесете, а дальше все, как мы договаривались.

-Звучит неплохо. –Рассудительно сказал Блэклайт. –Но есть одна проблема. Я просто не представляю, как мы собираемся выполнять ваше задание совершенно без вооружения.

-А ведь правда… -Низкорослый откинулся на спинку кресла и, казалось бы, призадумался.- Без оружия будет куда сложнее, тем более, что я понятия не имею о том, вооружена ли она. Так что, пожалуй, в моих интересах тебе помочь. –Бизнесмен взглядом пригласил своего гостя в комнату, из которой несколько минут назад вышел его встретить. Увиденное заставило Блэклайта слегка улыбнуться: за солидной деревянной дверью его ожидал внушительных размеров склад оружия, который внезапно показался ему довольно знакомым. В голове его начали появляться картины из прошлого, он вспомнил, как между стойками с автоматами, винтовками и дробовиками сновал кремовый жеребец, с маниакальной страстью разглядывая каждое оружие. Рядом со стеллажами он с таким же чувством складывал то, что, видимо, собирался купить.

-Да, нам нужно все это, и лучше всего, если бы к ним было побольше патронов.-Блэклайт вспомнил нервный голос своего спутника, иногда переходящий на крик. Теперь он явно осознавал, что был здесь. Жеребец вспомнил, как из дальнего угла склада выходил низкорослый бизнесмен и подносил своему клиенту все новые и новые товары. Тот же в свою очередь, словно примеряя новую одежду, красовался перед Блэклайтом, что, как он помнил, крайне его раздражало.

-Вот такая прекрасно подойдет.- Воспоминания жеребца прервал Низкорослый. Выйдя, как раньше, из дальнего конца склада, он принес новехонькую снайперскую винтовку и передал её в копыта своего гостя. -Настоящий монстр. –Троговец начал с гордостью рассказывать о своем товаре. –Полтора метра чистого металла, бьет до трех километров пулями калибра двенадцать миллиметров. Уж с такой крохой вы точно до неё доберетесь.

-Скорее, это даже перебор. –Рассудил Блэклайт, но винтовку все равно взял. Двое направились к выходу. Увидев приобретение своего спутника, Лебраш усмехнулась и молча встала подле него.

-Теперь, я думаю, все пойдет как по маслу. –Довольно оптимистично заключил торговец. –От вас теперь нужно лишь вовремя прибыть на место. –Однако тут, он заметил, что двое только что закрыли за собою дверь.

---

Пыль медленно оседала на все вокруг, вырванные с корнем куски арматуры, изогнувшись в аллегорию смерти и боли, превратили пространство разрушенного взрывом ракеты этажа в непроходимую железную чащу. Красные осколки кирпича покрывали собой догоравшую мебель, вывернутую наизнанку винтовку, впившуюся отогнувшимся куском ствола в уцелевшую стену. Едкая пыль просачивалась в каждую трещину, проникала в кровоточащие раны, принося нестерпимую боль, забивала ноздри и горло, что делало каждое дыхание Лебраш маленьким подвигом. Серая пони неподвижно лежала на обломках, опаленная броня буквально разваливалась на глазах. Она просто не могла пошевелиться: смесь рвоты и крови настолько близко подступила к горлу, что кобылка попросту ею захлебывалась. Её мозг не мог думать ни о чем, кроме боли. Жгучая и разрывающая тело на куски, она охватывала каждый уголок её сознания, а о левой части лица пони вообще пыталась забыть, при малейшей попытке открыть глаз осколки стекла, казалось, впивались в порванную плоть с ещё большей силой, отчего кобылку тут же начинало тошнить. Поняв неизбежность конца, ей не оставалось больше ничего, кроме как тихо заплакать. Её начало клонить ко сну, приятное тепло разбежалось по изувеченному телу и слегка притупило боль. –Это конец. –От такой мысли ей хотелось закричать, но силы с катастрофической скоростью покидали мышцы, кости и органы. –Это конец. -Проглотив последние слезы, пони закрыла глаза, как ей показалось, навсегда.

---

Вот уже несколько лет страшные картины прошлого не покидали серую кобылку. Каждый день она прокручивала их в своей памяти, анализируя малейшую деталь. Она не знала, зачем делает это, возможно, просто хотела понять, в чем была её ошибка. В любом случае, воспоминания прочно засели в её сознании и со временем превратились в привычку. Из странной задумчивости пони вывел лишь страшный грохот закрывающихся пешеходных ворот, толстый слой титана снова заключил за собой город, навсегда оставшийся в её мечтах.

То, что находилось за пределами биосферы, а именно жалкие остовы небоскребов, многие бывалые путешественники многозначительно называли «Задворками Мейнхеттена». Нет, не потому, что здесь никто не жил, наоборот, в этих местах жил настоящий город, здесь не решались серьезные политические проблемы. На этих пустынных, почти, что занесенных снегом улицах решались проблемы реальной жизни, на руинах старой Эквестрии жили те, кого не приняла новая. В этих местах всегда можно было кого-нибудь встретить, костры никогда не угасали, освещая ночью дорогу всем, кто там проходил, выстрелы были каждодневным атрибутом этой жизни. Эта неторопливая, но чрезвычайно опасная река чередования рождения и внезапной смерти чудовищным по силе магнитом притягивала к себе куда больше, чем сам Мейнхеттен. На «Задворках» существовала удивительная атмосфера независимости, ощущения, что ответственности за поступки ты не несешь, лишь разбитая Статуя свободы смотрела на тебя своими печальными ржавыми глазами…сюда приходили одни, одни здесь оставались, одни здесь умирали.

В пустынных долинах стоят города...

Нет им свободы от вечного льда.

Здесь нет никого, только холод и сталь,

А буря скрывает кошмарную даль.

Здесь мысли и страсть порождают видения,

Манит богатство и лесть.

Смелее! Вперед! Убеги без оглядки,

Прыгая в верную смерть.

Умертвленная жадностью, ты в руинах одна.

Спи спокойно, Эквестрия, спи спокойно, страна.

Здесь солнечный луч возвещает рождение

Жизни, дороги, любви и судьбы.

Но ты не ведись на шальное свечение,

Сотни ломанных душ от него полегли.

Для тебя нет друзей, есть лишь только знакомые,

Каждый тут может нож в спину воткнуть.

Есть только враги, смерть -одно избавление,

От обилия крови не сможешь уснуть.

Желчью злобы прожженная, догораешь одна.

Спи спокойно, Эквестрия, спи спокойно, страна.

Жаль, что это не сон, от него не пробудишься,

Откроешь глаза, не случится чудес.

От судьбы не уйдешь, ты от Рока не скроешься,

Существуешь ты в мире замерзших небес.

Кровью собственных подданных жажда уталена.

Спи спокойно, Эквестрия, спи спокойно, страна.

-Вот то, что нужно. –Лебраш указала на большую, занесенную снегом площадь, на которой, гордо задрав вверх орудия, стояли старые, полуразвалившиеся от ржавчины и ветров танки. Ученые во весь голос называли это место «Аномалией» -ну не могло железо простоять столько времени наполовину в снегу, а ,судя по сохранившимся на машинах изображений солнца, простояли они там не меньше восьмисот лет. Однако, теперь наследие древней войны служило ни чем иным, как развлечением для местных детишек, постоянно сгоняемых отсюда ребятами повзрослее-с оружием. Да, «Аномалия» также была печально известна своими кровавыми перестрелками. Спящие стальные монстры вытерпевали все новые и новые попадания, укрывая кого-либо от ураганного огня, перестрелки в этих местах стали чем-то повседневным, нет ничего удивительного, что ни Леб, ни Блэклайта нисколько не удивил выбор своего работодателя. Ловким движением серая пони взобралась на башню одного из танков и бегло осмотрелась: на одной из машин тусклым светом мигал небольшой приборчик, похожий на радар. –Да, точно, это место. –Заключила кобылка.

-Что теперь, Леб? –Блэклайт уселся на холодную спину танка, глядя с некоторым удивлением на свою спутницу. «Откуда эта девка столько всего знает?» — поймал себя он на мысли. Почему-то жеребцу упорно казалось, что серая пони просто не могла быть настолько опытной, но тут же эту бетонную стену ударяла реальность, в которой он видел ужасный шрам, лишивший её глаза и довольно дорогое снаряжение –неопытный путешественник себе такую позволить не сможет, в добавок к этому был тот факт, что эта хрупкая, маленького роста кобылка все же была «Ангелом», хотя и пыталась всячески это скрыть. –А вот расскажи-ка мне теперь, почему ты соврала? –Внезапный интерес к тайне её прозвища, как показалось ему, должен был развеять все предположения об её чрезвычайном опыте. Усевшись поудобнее, Блэклайт, словно заправский слушатель уставился на Лебраш.

-Ну хочешь, могу автограф тебе дать? -Холодно ответила одноглазая, не прекращая осматриваться. –Я вовсе не считаю это имя заслуженным, да и проблем оно мне наделало немерено. Я вообще не в курсе, откуда это взялось.

-А ты в курсе, что о тебе говорят в народе? Вроде как невидимый покровитель всех, кто не в городе…

-Чепуха!- Отрезала Лебраш, взгляд её остановился на гигантском, напоминающем рог небоскребе. –Оттуда понаблюдаешь, а я работать буду. –Слова её были все такими же сухими, на лице явно выражалась ледяное спокойствие и расчетливость.

-Нет уж, погоди. –Прервал её Блэклайт. -Ты же что-то от меня укрываешь, да? Прозвища ведь просто так не берутся, да?

-Хорошо! –Раздраженно выкрикнула Лебраш. –Если тебе так уж интересно узнать… знаешь, есть такая легенда: если ты увидишь ангела, то это будет последним, что ты увидишь…вот так.

-И что же в этом страшного? –Удивился Блэклайт, неторопливо направляясь в заброшенный центр.

-Ладно, заберись наверх и свяжись со мной. –Лебраш передала жеребцу рацию.- Я буду в здании напротив, там обзор лучше, давай, пошел, пошел.

Выбить замерзшее стекло не представилось трудным, и вскоре Блэклайт уже был внутри. Зрелище внутри было ещё печальнее, чем снаружи: пустые витрины были разбросаны по огромному торговому залу, многие лестницы, когда-то блестящие нарядным мрамором, обвалились и превратились в груды обледеневшего мусора, манекены, вывернутые лет 300 назад кассовые аппараты были в каждом углу, кто его знает, может быть, большая часть денег, которыми пони сейчас пользовались, именно отсюда…

-Да, забыла сказать, электричество в биосферу поступает через довоенные подземные кабели, так что…

-Лифт.

-Именно! Правда, здание сильно повреждено, но я думаю тебе на самую верхушку и не надо, доедешь до этажа тридцатого, а там уже видно будет.

Жеребец с трудом отыскал целый лифт, его двери открылись с ужасным грохотом и писком, кнопки внутри неистово моргали, издавая электрический треск, он нажал на первый попавшийся верхний этаж, допотопная машина потащила свою железную утробу навстречу небу.

Лифт остановился на разрушенном этаже: разбитый на мелкие сегменты пол уползал вниз и вскоре превращался в обрыв, стены развалились, краска толстыми слоями сползала с бетона и кусками спадала вниз, разбиваясь в мелкую пыль, офисные столы и разбитые мониторы хаотично валялись на всем пространстве этажа. Когда-то здесь сновали крупные начальники, бухгалтеры, секретари, носили отчеты, кофе, раздавали команды, но потом, потом город погряз в пламени войны, Блэклайт живо представлял себе то, что закончилось восемьсот тридцать четыре года назад: огонь поглощал здание за зданием, пегасы то и дело проносились мимо, выстреливая ракеты, танки, лязгая гусеницами, стройными рядами двигались по проспектам, давя машины, солдат и укрепления. Грохот взрывов, выстрелов и моторов заглушал крики боли, мольбы о пощаде, отчеты о потерях. Офисные пони, наверное, все это видели, а точнее, могли за этим наблюдать, пока шальной снаряд на вырвал из здания куски бетона и стекла, кого-то убило взрывом, кто-то погиб, задохнувшись под обломками, кто-то свалился вниз…

-Он только что отзвонился, маячок включен. -Из старой рации послышался голос Лебраш, закрываемый шорохом в эфире.- Часа два придется подождать, ты пока понаблюдай за обстановкой.

Блэклайт снова внимательно осмотрелся, в один из стеллажей был небрежно запихан довольно мощный и дорогой военный бинокль, воспользовавшись интересной находкой, он занял удобную, как ему показалось, позицию для наблюдения. Пристроившись на подоконнике с зажатой наготове винтовкой, Лебраш снова предалась воспоминаниям.

День печальный – день забвенья,

Смерти счастья твоего.

С телом умерли желанья.

Ничего.

Светоч разума темнеет,

Сгинет все вокруг.

Все и всё тебя покинет.

Просто труп.

В чащу мрака погруженный,

Будешь жить всегда.

Одиночество сжигает.

Пустота.

Ты теперь пустое слово,

Лишь напрасный звук.

Ты обузой для вселенной

Станешь вдруг.

Словно проблески надежды,

Далекая звезда

Другу путь укажет светом.

В царство льда.

---

Кобылка очнулась в просторной, выкрашенной в белый, комнате, от яркого солнечного света она могла лишь размыто видеть очертания мебели и небольшого телевизора. Наконец пони смогла сосредоточить взгляд, все, что находилось слева, пропадало из её поля зрения, поняв, что что-то не так, Лебраш судорожно дотронулась до левого глаза…через пропитанные засохшей кровью бинты она ощутила лишь глубокую впадину глазницы. Потеря огорчила, но нисколько не удивила Лебраш, она ожидала чего-то подобное, хотя больше пони думала о потере конечностей…стоп! Копыта! Кобылка резко сорвала с себя простыню и тут же вздохнула с облегчением: все было на месте, лишь левое копыто было полностью забинтовано, но почему она их не чувствовала? Пони снова заволновалась, она попыталась встать – тщетно. Задняя часть тела просто её не слушалась, не удержавшись на одних передних копытах, она с грохотом упала на кушетку. Лебраш начала паниковать и часто дышать, в порыве страха она ударила себя прямо по больной ноге, но она не почувствовала боли. Глаз теперь не имел для неё никакого значения. В дверь постучали, наспех укрывшись покрывалом и вытерев слезы, Лебраш снова попыталась встать, слабеющие мышцы смогли лишь немного приподнять её над уровнем кушетки.

-Я вижу, мисс Эктерия, вы проснулись. –В палату вошла медсестра, толкая перед собой каталку с едой. –Это хороший знак, доктор хотел колоть вам адреналин…а теперь это не понадобится.

-Что со мной случилось?! –Выпалила серая пони. От перебоев в дыхании она зачастую переходила на визг.

-Лебраш… -Розовая кобылка присела рядом с пациенткой и ласково положило копыто на её тельце. Леб от этого становилось только страшнее. –Сейчас ты здесь, в Филлидельфии. Жива и в безопасности, и это самое главное.

-Почему я не чувствую копыт? –Маленькие слезки потекли по щекам молодой кобылки.

-О, Селестия. –Тяжело вздохнула медсестра. –Именно поэтому я ненавижу свою работу. Доктор четыре часа над тобой трудился, вытаскивал осколки. Глаз твой мы не спасли –нечего было просто там спасать, а копыта…

-Нет. –Сквозь слезы просипела Лебраш.

-Крупный осколок попал прямо в позвоночник…шансов не было.

Голова Лебраш закружилась. Свобода, желанная свобода, ради которой она когда-то сбежала из дома, теперь вот так просто от неё ускользала, дразнила её шелестом листьев и свежим воздухом, идущим из окна. Драгоценное чувство независимости в момент выветрилось, упорхнуло вместе с навсегда утраченной возможностью ходить, заменилось отчаянием и осознанием того, что каждый день жизни теперь будет зависеть от других, что теперь она- обуза, абсолютно ненужный вырост на теле всего общества. Кто она теперь: верный солдат Наемного легиона, тяжело раненый при исполнении своего долга? Нет, она- никто, заслуги забываются, верность забывается, все забывается, когда ты уже не нужен, все забывается, когда вопрос упирается в деньги. Вот уже и не было тебя вовсе в легионе, и забыто все, что было достигнуто, может быть, не благодаря тебе, но с твоим участием, а ведь кто знает, сколько бы было жертв, если бы твой зоркий глаз не смотрел часами в прицел, учитывая каждое дуновение ветерка, каждый шаг того, за кем наблюдаешь. Сколько бы погибло, если бы ты не вздрагивал где-нибудь в углу о каждого шороха, если бы сердце твое не начинало стучать в два раза быстрее от ощущения того, что ненароком повернувшийся в твою сторону враг смотрит прямо тебе в глаза и вот-вот выстрелит или, что еще хуже, поднимет шум? Каждый отблеск для тебя теперь прицел вражеского снайпера, и копыта уже инстинктивно сжимаются, даже если оружия нет, мозг начинает рассчитывать скорость ветра и вес пули, приблизительное время того, как скоро он обнаружит тебя или других ребят из группы…стоп. Ты уже не на войне, для тебя она закончилась в заброшенной однокомнатной квартире на восемнадцатом этаже дома на улице Луны, оборвалась оглушительным взрывом осколочно- фугасной ракеты…оборвалась так же, как и дальнейшая жизнь.

---

Обещанные один-два часа ожидания перешли в добрых четыре, однако, маячок действительно сработал, и на горизонте показался внедорожник, по обычаю льдов переделанный под боевую машину. Блэклайт направил бинокль прямо на лобовое стекло. Розовая, полная испуга кобылка буквально вдавилась в кресло своей машины, прижав к груди маленькую кожаную сумочку. На какие-то мгновения казалось, что пони смотрела прямо в глаза наблюдателю, отчего тот в свою очередь вздрагивал. Автомобиль ,тем временем, неуклонно приближался к месту назначения, и уже через несколько секунд можно было услышать прорывающийся через свист ветра в руинах грохот старенького, но добротного двигателя. Блэклайт снова осмотрелся, на противоположном от него жилом доме он увидел отблеск –видимо, Лебраш уже давно держала розовую пони на прицеле. В эту секунду ему подумалось, что одноглазая снайперша непременно будет стрелять на поражение, желание ей помешать и ощущение, что пони в машине давно знакома Блэклайту, все сильнее и сильнее въедалось в мозг. Легким движением жеребец достал свою винтовку и теперь уже смотрел на происходящее через оптический прицел.

Машина остановилась возле танков. Это крайне затрудняло прицеливание и слежку за целью, большое количество сторонних объектов , а также усиливающийся ветер требовал больших расчетов –такие мысли вертелись в голове у Лебраш, даже не смотря на то, что вот уже многие годы с того времени, как её обучали всему этому, расчеты скорости и траектории пули проводит техника. Кобылка уже давно перестала доверять компьютеру, когда жизнь её разделилась на до и после. Собственное чутье, в отличие от машины никогда её не подводило. Даже сейчас небольшой красный ромбик на прицеле упорно указывал на направление против ветра. Лебраш, тем временем, уже давно держала винтовку так, как считала нужным. По её расчетам, пуля при любом раскладе должна была пройти через голову или хотя бы пробить шею…да, привычка стрелять с расчетом на то, чтобы убить, сильно засела в голове одноглазой. Два года, проведенных на военной службе и еще столько же лет работы по контрактам привили в ней то, чего она боялась и скрывала. Инстинкт убийцы стал одним целым с Лебраш.

Розовая пони вышла из машины. Глаза снайперов напряглись. На противоположном доме леб заметила отблеск…

-Только не сейчас!

Её кошмар повторялся вновь, но теперь наяву. Кобылке снова приходилось соревноваться, но теперь уже поневоле.

-Он все испортит!

Теперь Лебраш стала действовать в разы быстрее. Буквально чувствуя, куда идет прицел Блэклайта, она быстро направила ствол винтовки против движения ветра и нажала на курок.

-Только не это!

Пуля просвистела над ухом розовой пони и с металлическим звоном вонзилась в крыло машины. Тут же последовал и второй. Снаряд более крупного калибра разбил фару, вдавив внутрь корпус вокруг. Розовая отскочила и запаниковала, через прицелы были видны капельки крови, разбрызганные по снегу. Пони в приступе страха запрыгнула в машину –теперь стрелять было бесполезно. Двигатель взревел, пригнувшись, жертва обстрела рванула с места.

Блэклайт тяжело вздохнул и ушел к лифту. Чувство огорчения от неудачного выстрела мигом сменялось в его голове облегчением и некоторым ощущением, что он только что избежал роковой ошибки. Стальное брюхо лифта снова повезло жеребца прочь от ностальгии по многовековому прошлому обратно в холодное и безжалостное настоящее.

---

Грязно-белые, местами потрескавшиеся от времени и плохого ухода стены, своды которых, словно в готическом храме устремлялись далеко вверх и венчались на потолке деревянными сводами, напоминающими собой хребет и ребра гигантской рыбы, уже второй год были домом Лебраш. Совсем недавно, с неимоверными усилиями она научилась пользоваться каталкой. Вялотекущее существование в госпитале Доброй надежды теперь перестало быть для неё настоящим адом. Кобылка получила возможность, перебирая лишь передними копытами (задние безнадежно плелись за каталкой) свободно передвигаться по зданию, вслушиваясь в звон стеклянных пробирок и шепот врачей в операционной. Одноглазую парализованную пони знали многие. Новые пациенты в госпиталь поступали редко, здесь раненые и искалеченные солдаты скорее доживали свой век, чем проходили лечение. Возможно, именно поэтому среди обитателей просторных, но абсолютно пустых палат сформировалось теплое, задушевное общество, где каждый, кто мог хоть как-то видеть, знал остальных в лицо или по голосу, если ему повезло меньше. Импровизированный кружок кочевал из помещений в помещение, какого-то общего интереса у его членов не было, все сходки заключались в основном в приятных беседах. Леб, выделяющаяся среди кучки матерых, вечно говорящих о своих ратных подвигов, офицеров и бойцов спецподразделений своим возрастом, быстро завоевала популярность и репутацию своеобразной «дочери полка». Так продолжалось изо-дня в день. Каждое утро Лебраш вместе с остальными собиралась в просторной столовой с полом и стенами, обложенными старым кафелем, цвет которого всегда навевал что-то неприятное и портил и без того плохой аппетит. Каждый завтрак пони приходила к одному и тому же столику, разделенному напополам зигзагообразной трещиной, за ним всегда было видно одну и ту же картину, дающую Лебраш импульс к жизни: глаза стоящего у противоположного стола жеребца были перевязаны толстым слоем бинтов, выражение его изуродованного огромным шрамом на щеке лица было всегда одинаковым –он будто вслушивался за невозможностью видеть в окружающий его мир, немного задрав вверх нос. Передних копыт не было –их замещали какие-то кривые протезы, скорее напоминающие коряги. Каждый раз Лебраш наблюдала, как ему с трудом дается каждое движение…до сегодняшнего дня. Пони пересилила страх, глубоко вздохнув, она направилась в сторону несчастного.

-Доброе утро. –Слепой мигом уследил место, откуда шел звук, и повернулся в этом направлении. Лицо его, выглядящее, несмотря на шрамы, столь живым, выражало доброе спокойствие и некоторый вопрос, который Лебраш тут же почувствовала.

-Я просто подумала, что тебе нужна помощь…-Оправдалась серая.

-Я благодарен, но помощь мне не нужна. –Немного резко ответил жеребец. –Кажется, ничего подобного я не просил.

-Каждому из нас нужна помощь. –Немного стыдливо от внезапного ответа промямлила Одноглазая.

-Инвалидам, в смысле? –Еще резче прервал слепец и от злости пристукнул протезами. Вилка, лежащая на столе, со звоном рухнула на пол. Почувствовав неладное, жеребец попытался нагнуться за прибором и тут же наткнулся на непреодолимое препятствие. Корявые деревянные ноги наглухо уперлись в пол.

-Наверное, они снова про меня забыли, представляешь.- Жеребец иронично улыбнулся, на время позабыв о своем положении. Злость постепенно ушла с его лица.

-Я раньше тебя никогда не видела.- Успокоилась Леб. -Кто тебя так?

-Что ж, я тоже тебя впервые вижу. -Слепец ответил любезностью. -А учитывая то, что я тут практически всех знаю…меня тут все Сержем зовут, и ты меня так зови. А ты, юная леди, кто?

-Лебраш, а как ты узнал, что я…

-Знаешь, нечасто здесь встретишь молоденьких кобылок, а уж этот букет ароматов я за километр узнаю.- Жеребец снова улыбнулся.

-Я недавно только вылезла… только научилась с этой штукой управляться. –Пони переняла позитивный тон собеседника.

-Ты про коляску? –Жеребец слегка постучал по ней задней ногой.- Да, тяжелая штука, силенок то , наверное не хватает? Конечно, с парализованными задними ногами на передние все силы надо прикладывать…

-Откуда ты знаешь?

-Мне про тебя главврач рассказывал, а как ты подъехала, я сразу понял, что это ты. Знаешь, за три года можно со всеми перезнакомиться.

-Ты здесь так долго?

-Да, завтра ровно три года будет как…

-Как что?

-Было дело…служил я сержантом-инструктором на одной базе, под Ван-хувером, а там парень такой был…недотепа, одним словом. У нас была тренировка по метанию гранат…его отскочила , не поверишь, и обратно ему в ноги упала…ну я его оттолкнул и тут…бабах…и вот я здесь.

-Грустно…-Заключила кобылка. Я снайпером была в Наемном легионе. На задании в мою позицию попали из РПГ…ну и как бы вот я и здесь.

Жеребец промолчал, через минуту он топнул задней ногой и, переставляя протезы направился к выходу.

-А, черт возьми, все равно ведь не вспомнят, а я так с ними на новостной блок опоздаю.- По мере его удаления недовольное бормотание утихало, Лебраш лишь смотрела вслед своему новому знакомому.

---

-Не задался сегодня денек. –Серая пони снова стояла, упершись боком о корпус погруженного в снег танка. Полупрозрачная пилюля, погремев в пустой баночке, шлепнулась пони на копыто и тут же отправилась туда, куда ей и нужно было –прямиком в рот. Мысли одноглазой постепенно начали высвобождаться из тумана, в ожидании Блэклайта появились скудные наметки и серьезные планы действий. Единственное, что действительно волновало кобылку –это странное чувство, не позволяющее ей развернуться и уйти. По мнению Леб, дело её было сделано на максимум: она не только помогла новому знакомому встать на ноги, купила буквально все, что необходимо, но и значительно облегчила ему жизнь. Однако же, что-то не давало ей вот так все закончить. Для себя склонная к самопознанию пони объяснила это банальным интересом.

Из разбитого окна исполинского торгового центра неуклюже вылез темный силуэт. Лебраш, нашедшая в этом что-то крайне смешное, не спеша двинулась навстречу спутнику.

-Ранил. –Заключил жеребец. –Машина вихляла сильно, когда она уезжала.

-Значит, я точно знаю, где её искать. –С облегчением и некоторой радостью ответила одноглазая.

-Нет, не знаешь. –Блэклайт был уверен в своих словах. –Я очень многое успел вспомнить…поразительно. –усмехнулся он. –Как, однако, влияют на меня лифты.

-Расскажешь? –Леб не на шутку заинтересовалась прояснением ситуации.

-Найдем, на чем подъехать к Океану, тогда и поговорим. –Блэклайт, на огорчение серой пони, будто бы не хотел продолжать беседу. Его силуэт медленно пропадал в образовавшейся метели.

Маяк

По просторам замерзшего и занесенного снегом океана неторопливо ехал подержанный желтый внедорожник, побрякивая время от времени полуразбитой подвеской. Управлять автомобилем в бесконечной, казалось, белой пустыне не доставляло Блэклайту особых хлопот. Его пассажирка, беззаботно свернувшись калачиком на заднем сиденье, глядела в окно, периодически прикрывая единственный глаз от приятного покачивания. Белая исцарапанная броня по кускам лежала в дальнем углу автомобиля, посверкивая нагревательными элементами.

-А ты красивая без этих железок. –Жеребец косо взглянул в сторону Лебраш через зеркало заднего вида. Заметив слежку, пони улеглась на спину и растянулась во весь рост.

-А кто-то слишком много подглядывает. –Усмехнулась Леб. – Не говори уж мне только, что первый раз кобылок видишь. Расскажи лучше, куда мы едем?

-К маяку. –Немного суше ответил Блэклайт. –Там пони, которые нам помогут, точнее, которым мы поможем.

-А с чего ты взял, что МЫ им поможем? –Лебраш с ленцой повернулась на бок и снова потянулась. Блэклайт на этот раз изо всех сил старался не смотреть на полуобнаженную пони.

-Ты же любишь всем помогать. –Жеребец немного посмеялся.

-Глупое утверждение, если честно. Одно дело, когда действительно из доброй воли помогаешь, хочешь хорошее сделать. –Пони приняла более серьезный вид и теперь уже села нормально. Большой зеленый глаз пристально глядел в сторону Блэклайта. –А другое, когда уже в привычку это входит…нет, я не отрицаю, что это вовсе не плохо, но многие воспринимают это не так, как следовало бы.

-А как нужно?- Поинтересовался жеребец, не удержавшись от идеальных форм кобылки. Лебраш, видимо, уже прекратила любые попытки закрыться.

-У тебя есть родители? Ты их помнишь?

-Мама в Ван Хувере. –Коротко ответил Блэклайт.

-Вот и подумай. –Лебраш облокотилась головой о стекло. –Мама тебе поможет, сделает хорошо, а ты воспринимаешь, будто так и должно быть, будто по-другому не бывает. Никто не говорит, что неправильно это, просто…и к остальным так же относиться начинают. Будто бы должен ты им помогать, что так и нужно, и в благодарности ты не нуждаешься. А ведь, если подумать, то я же могу и не помогать никому вовсе. Наоборот даже.

-Почему же ты мне помогаешь?

-Не знаю, ты, вроде, не такой, как остальные. Уж поверь, я много чего повидала в своей жизни, но ты пока из всего этого выделяешься.

-Я особенный? –Усмехнулся Блэклайт. –Никогда об этом не думал.

-В Мейнхеттене научишься различать пони. –Леб снова прилегла на сиденье и словно задумалась.

-Ты из Мейнхеттена?

-Нет. –Удрученно ответила пони. –Под Ван Хувером живет народец…Эктеры. Здорово там было, тихо, беспечно даже как-то. –Лебраш ушла в себя еще сильнее.

-Которые в пещерах живут? –Поняв, что разговор угасает, Блэклайт старался всячески его поддержать. –Странно, что они тебя вот так выпустили. Вроде бесноватый народец какой-то. –После последнего высказывания Лебраш внезапно пробудилась и демонстративно кашлянула, жеребец стыдливо обратил взор в сторону дороги.

-Все так считают, пока там не окажутся. –Серая пони, казалось, вспоминала все самое хорошее, что связано с её домом, и мечтательно улеглась на спину. Блэклайту уже становилось не по себе. –Бывало ,просто, приходили всякие, мягко говоря, неприятные личности…

-И тебя за ними потянуло. –Заключил жеребец.

-А как бы поступил ты? –Лебраш немного разозлилась. –Блэклайт, у меня были прекрасные родители, я их больше жизни люблю. Но что мы могли получить там, в пещерах? Да, отец мой был художником, да, он продавал картины в город, но какой в этом смысл, если его все равно всерьез не воспринимали? Может быть, мне слишком много надо, но там не было перспектив, только возможность просуществовать свой век. А Мейнхеттен…город, где, казалось, мне были открыты все двери.

-Будь все так просто, я бы сейчас стал миллионером. -Задумался Блэклайт.

-А была возможность?

-Еще какая. –Тяжело выговорил жеребец. –Мейнхеттенский институт инженерии тебе ни о чем не говорит? Это такие возможности, что не каждый день можно получить…да только кому ты, парень из Ван Хувера, нужен, когда в любом НИИ своих полно -местных?

-Ты мог вернуться домой. –Удивилась одноглазая.

-Поверь, дом мой ничем не лучше, чем твоя пещера, если не хуже. Да и к тому же, что бы я матери сказал?

-Правду?

-Наивная девочка. –Усмехнулся Блэклайт. –Просто так прийти домой и выложить, что я пять лет глаз не сомкнул, учился, а теперь буду на заводе йогурты делать? Нет, Леб, мать не перенесет. У тебя, знаешь ли, очень все просто по жизни. Скажи честно, родители в город отправили, а учиться не хотела…

-Я сама сбежала. –С грустью прервала пони. –Маленькая была, глупая, думала, что действительно все просто. А когда уже пришла в себя, было слишком поздно. Потом школа при наемном легионе, пришлось учить язык. Потом служба, госпиталь, инвалидность. Неприятно, конечно, когда тебя выкидывают, когда становишься не нужен…ну не помирать же теперь от этого? Зарабатывала так, как могла, точнее, как научили: хватай винтовку, делай поправку на ветер, целься в голову… -Лебраш не успела договорить, как в поле её зрения возникло нечто, что никогда даже не смело тревожить её воображения. По бесконечно белому замерзшему и занесенному снегом океану, гордо рассекая перед собой тонны льда, неторопливо и величественно ехала на четырех исполинских подвижных платформах торговая баржа. От удивления пони могла только молча указывать в сторону корабля современности, который, по её мнению, достигал метров пятидесяти длиной и тридцати высотой.

-В первый раз видишь? –Заметив заинтересованность пассажирки, Блэклайт попробовал снова завязать разговор.

-Блэк… -Лебраш впервые сократила его имя, отчего жеребцу внезапно стало чрезвычайно тепло на душе. –Я хочу его потрогать.

-С ума сошла?

-Нет. –Все еще в эйфории отвечала пони. –Смотри, их там два, давай между ними проедем. Я только на секундочку высунусь.

-Да мы же разобьемся. –Блэклайт, казалось, словно жеребенка пытался отговорить Леб от рискованного поступка, поворачивая тем временем в сторону кораблей. –И оденься наконец…простудишься.

Машина начала разгон. Два ржавых стальных брюха барж все быстрее и быстрее приближались к Лебраш. Кое-как она пыталась натянуть в столь тесных условиях низ брони, мысли её были совсем в другом месте, пони было вовсе наплевать на свой вид в данный момент. Корабли-исполины, которые впервые возбудили в ней тот самый давно забытый детский трепет. Лебраш после нескольких неудачных попыток забросила броню подальше в угол.

-Десять секунд, не больше. –Из-за открытого окна и грохота гусениц Блэклайта было почти не слышно. Захлебываясь от радости, одноглазая высунулась из желтого внедорожника и наивно, как ребенок, протянула копыто в сторону одного из кораблей. Она почувствовала, как холодный старый металл соприкоснулся с её телом, оставляя на кончике молодого копыта слой ржавчины и наледи. Лебраш, казалось, в эти секунды находилась где-то в совершенно другом месте, мысли уносили её вдаль.

-Залезай! –Пространство между бортами кораблей неумолимо сужалось, Блэклайту пришлось буквально затаскивать напарницу обратно в салон. Еще мгновение и машина со свистом пронеслась в сантиметрах от верного столкновения. Перед двумя открылся прелестный вид Мустангийского города Вальбурга, венчающегося высоким маяком.

-Спасибо. –Лебраш нагнулась в строну кресла водителя и легонько поцеловала Блэклайта в щеку.

Если бы все богемные города мира можно бы было поставить на пьедестал, Вальбург без сомнения бы занимал первое место, о чем можно было судить сразу же по прибытии. Последствия великой зимы не так сильно отразились на заокеанском государстве, и город мог во всю сверкать огнями казино и концертных залов без громоздкого купола биосферы. Барочные здания мустангийского города не были, конечно, такими огромными, как, к примеру в Мейнхеттене, но красота и изящность домиков растянувшихся, казалось, бесконечной цепью вдоль всей береговой линии, пленяли. Сам по себе вальбургский маяк, к которому так стремился Блэклайт, давно уже утерял свою основную функцию, и теперь это сооружение из резного камня и, как бы ни дурно в плане стиля это звучало, металлических каркасов, превратилось в доходный дом на одну квартиру. Внедорожник осторожно притормозил у маяка, и двое принялись молча подниматься вверх, по добротной винтовой лестнице.

-А не такой уж ты и каменный, как кажешься. –Леб где-то в середине пути решила таки завязать разговор.

-Я не камень, просто серьезней ко всему отношусь. –Жеребец отвечал немного мягче и ласковее, чем раньше. –Смотрю на жизнь с расчетом, так проще во всем разобраться.

-Наверное… -Поняв, что разговор не задался, пони умолкла и молча пошла за спутником.

Дверь в основное помещение маяка закрывала внушительная стальная дверь, над которой тусклым светом горела лампа. По правую сторону от неё, прибитая четырьмя гвоздями, висела деревянная дощечка, на которой крайне неаккуратным почерком кто-то написал вполне дружелюбное приветствие «убирайся».

-Джермейн… -С иронией прошипел Блэклайт и постучал в дверь. В проеме через какое-то время показались большие голубые глаза.

-Ты? –Нервно прохрипел голос.

-Открывай, Джерми. –Дружелюбно ответил черногривый, пытаясь заглянуть внутрь помещения. –Все свои.

Дверь открыл тщедушный чейнджлинг в выглаженном лабораторном халате и вязаном шарфе, карманы его одежды были доверху забиты карандашами и ручкам разных цветов и состояния. Среди всего этого Лебраш даже усмотрела несколько погрызанных ластиков и разломанных надвое инструментов для письма. Джермейн неохотно, хотя и очень внимательно рассматривал своих гостей. Глаза его, видимо из-за плохого зрения, были немного прищурены и даже слезились. В общих чертах, несмотря на довольно молодые годы, вечно нервный и как бы вдавленный внутрь чейнджлинг казался гораздо старше, скорее даже старее.

-Ну, проходи, душегубец. –Прохрипел Джермейн. –А барышня пусть остается здесь, я её вижу в первый раз, значит пустить не могу. –Леб застыла в недоумении.

-Друг, не нервничай, я её знаю, она нам поможет. –Блэклайт аккуратно вошел внутрь и взглядом призвал спутницу сделать тоже самое.

-Нет уж, погоди. –Чейнджлинг преградил ей путь и попытался было принять грозный вид, но, видимо, тяжелый шарф и тощее телосложение не давало ему осуществить это. Поняв, что в прямом столкновении даже против небольшой кобылки шансов нет, Джермейн отступил, уперся крупом в стену и впал в тихую панику. Увидев вжатое в стену тщедушное тельце постояльца, Блэклайт вернулся, в следующую секунду он уже вертел перед носом чейнджлинга взявшейся практически из ниоткуда шоколадкой.

-Ну нельзя так переживать. –Заботливо шепнул Блэклайт. Посмотрев косо на подарок, чейнджлинг неохотно его принял и откусил кусочек. –Она связала? –Жеребец взглядом указал на шарф.

-Да. –Томно и с неким умилением ответил Джермейн, шоколад продолжал еще таять у него во рту. –Как ты это узнал?

-Будто я поверю, что его связал Штайер… -Двое вошли внутрь, закрыв за собой тяжелую стальную дверь.

Внутреннее помещение маяка было ярко озарено солнечным светом, который без труда пробивался из огромного, на всю стену, окна, выходящего прямо на замерзший океан. В основной, и, по мнению Лебраш, самой большой комнате было чисто и, возможно, из-за стеклянной стены, очень привольно. Убранство её, однако, было предельно аскетичным и составляло всего лишь пару алюминиевых стульев и большой по размерам стол, который гордо размещался посередине комнаты. Вероятнее всего, это была кухня, а по совместительству столовая, в отдаленном углу помещения, ближе к окну красиво вписались такие же белые, как и стены комнаты, плита и холодильник. Пол здесь был на удивление ровный, бледно-зеленые кафельные плитки, которые, казалось, только и создавались в Эквестрии для того, чтобы разбиваться, аккуратно и гармонично располагались рядом друг с другом. Внутренняя стена кухни была снабжена тремя резными дверями, выводящими в другие, более мелкие помещения маяка. Наконец, серая пони обратила внимание на розовую единорожку с черной гривой, настолько гармонично вписавшуюся в общую картину, что выделить её среди остального пространство сразу же, казалось, было очень трудно. Лебраш постаралась не привлекать её внимания и аккуратно устроилась на один из стульев. Вскоре, подоспели Блэклайт и Джермейн. Завидев двоих, единорожка встрепенулась и подскочила со своего места, тихая идиллия мигом выветрилась с просторной белой кухни. Черногривая вот уже через секунду припорхала к сутулому чейнджлингу и нежно приобняла его. Джермейн в следующую секунду распрямился, словно струна, его слезящиеся глаза раскрылись и засверкали ярким светом жизни.

-И тебе привет, душегубец. –Единорожка будто демонстративно выставила забинтованное правое копытце. Оглядев немного Блэклайта, кобылка обняла и его, но уже по-дружески.

-Я же извинился. –Пробурчал жеребец , прошагал к столу и уселся рядом с одноглазой.

-Ладно уж. –Усмехнулась черногривая. –Не так уж это и страшно, если подумать.

-Все ты ему прощаешь. –Подлизался Джермейн, тоже пристроившись к столу. За свой комплимент чейнджлинг моментально получил поцелуй и снова растаял.

Несколько секунд так и прошли в тишине, сопровождаемой лишь глухим жужжанием холодильника. Сообразив о желании гостей, розовая пони сразу же достала оттуда большую тарелку с бутербродами и даже немного торжественно поместила её в центр стола. Остальные принялись за еду, черногривая, недолго думая, присоединилась. Лебраш теперь могла внимательно рассмотреть так заинтересовавшего её чейнджлинга: из-под лабораторного халата его и шарфа просматривалась мятая красная в клетку рубашка и повешенные на её разрезе очки для чтения. Во всех движениях, словах и действиях Джермейна чувствовалась напряженность, нервозность и даже скрытая агрессия. Взгляд его никак не хотел и не мог остановиться на чем-либо. Яркие голубые глаза перебегали от предмета к предмету, косившись время от времени на сидящую рядом черногривую единорожку. Копыта чейнджлинга, казалось начинали трястись от одного только взгляда на него. В общих чертах, среди довольно спокойной и доброжелательно настроенной публики на кухне Джермейн напоминал собой загнанного в клетку волчонка. Жизнь его прошлая, полная всяческих крайне «интересных» офисных приключений, представляла собой однообразную, типичную для многих представителей его расы историю. Маленький Джерми –один из шестерых сыновей небогатого ростовщика со станции Преториан-43 –так назывался город-башня, откуда брало свое начало все нынешнее поколение чейнджлингов, получил свое положенное среднее образование на родине и, что примечательно, с отличием. И так бы и продолжалась жизнь новоиспеченного «синего воротничка», если бы отец его, будучи по уму и характеру личностью прямолинейной, не выдворил Джермейна и еще пятерых своих детей из дому в поисках лучшей жизни. Джерми, естественно, как старший из братьев, принял на свои плечи все их обучение и содержание, что, логически мысля, скорейшим образом прекратилось. Молодой чейнджлинг, всю жизнь свою посвятивший ковырянию в отцовской машине и прочих бытовых приборах, вскоре открыл для себя Мейнхеттен, а если быть точнее, Мейнхеттенский институт инженерии. Там-то он и познакомится с Блэклайтом. Да, да, тем самым студентом –бунтарем, разукрашенного с копыт до головы татуировками. Теперь большую часть своего учебного и свободного времени они проводили в разнообразных научных изысканиях, математик и биомеханик прекрасно сочетались и дополняли другого, пока, по самым древним законам подлости, идиллию не прервала…она. С этого момента жизнь и здоровье Джермейна пошли на убывание. На кобылку с идеальными формами и соловьиным голосом уходили почти все деньги и время несчастного студента, благо, у чейнджлинга хватило разума не бросать учебу. Диплом Джермейн получал уже в свадебном фраке, купленным в счет хоть какой-либо еды. Шли годы, подрастал сын, вместе с ним росли и аппетиты матери. Пони с теперь уже неидеальными формами истерично пыталась вернуть утраченную после родов красоту… за счет, естественно, своего мужа. Джермейн осунулся, зрение его за какие-то четыре года совместной жизни ухудшилось настолько, что читать без очков он уже не мог. Но это, в последствии, оказалось лишь частью головоломки, ведущей к неизбежному –с каждым днем у молодого чейнджлинга все сильнее и сильнее покалывало в сердце. Финальный отсчет пошел. Тот день Джермейн , видимо, будет долго еще помнить. Он пришел… в пустой дом. Вещи, игрушки сына, еда из холодильника –все было подчистую вынесено любимой женой. Лишь записка на небрежно вырванном листе бумаги покоилась на пустом столе: она уехала, уехала и забрала сына. В сердце Джермейна ударило, словно раскаленным железом. Инфаркт. Чейнджлингу некуда было идти –дом женушка полностью отсудила. С тех пор его пристанищем был вальбургский маяк, где он мог спокойно занимать тем, чего у него нельзя было отнять. Целыми днями Джермейн проводил расчеты и замеры.

-На вот. –Черногривая аккуратно придвинула чейнджлингу стакан чая и большую красную пилюлю. Джермейн, поморщившись, все таки её выпил. Пони успокоилась и принялась за разговоры. –Мне очень жаль, насчет Стилсорда…

-Он был хорошим парнем. –Тяжело вздохнул Блэклайт. –Мы его не забудем. –На какое-то время стол умолк.

-Может, ты познакомишь меня со своей подружкой? –Хихикнула черногривая.

-Ах, где мои манеры! –Лебраш встрепенулась и привстала. –Меня зовут…

-Майндхилл де Килиан. –Прервала черногривая и растянувшись через весь стол пожала Леб копыто. –Психиатр и единорог высшего уровня.

-А по совместительству моя невоспитанная сестра. –Нажаловался Блэклайт, усадив неспокойную пони на место. Семейная сценка заставила Лебраш немного улыбнуться. -На вот. –Черногривая аккуратно придвинула чейнджлингу стакан чая и большую красную пилюлю. Джермейн, поморщившись, все таки её выпил. Пони успокоилась и принялась за разговоры. –Мне очень жаль, насчет Стилсорда…

-Лебраш Гай Эктерия. –Докончила одноглазая. Теперь её внимательный взор обратился на единорожку: черная короткая грива острыми локонами спускалась к лицу, закрывая отчасти лоб и глаза, сзади прическу венчал короткий, завязанный резинкой хвостик. Левая бровь пони была проколота и украшена двумя черными «гвоздиками». Ушки пони были проколоты аж в трех местах, в самых нижних отверстиях красовались «тоннели». На Майндхилл была надета практически такая же, как у Джермейна клетчатая рубашка, шею её венчал дешевенький амулетик, обладающий, пожалуй, самыми заурядными качествами. Настал черед кьютимарки: на крупе Майндхилл красовалась такая же точно, как и у её брата, черная звезда, однако же, вместо непонятных кривых лучей от неё исходили ровные, серебристые потоки света.

Средняя дверь на внутренней стене маяка пронзительно скрипнула, в проеме показался одетый в ровно такой же, как у ченджлинга, лабораторный халат грифон, возраста, откровенно говоря, престарелого. Сквозь его запотелые очки проглядывали мутные глаза, перья на голове и шее были сильно растрепаны –все доказывало то, что старик только что проснулся. Увидев вновь пришедших, грифон немного опешил.

-Добрый день. –Ученый кряхтя присел во главе стола и прихватил с тарелки последний бутерброд. –С возвращением, Блэклайт.

-Спасибо, Отто. –Тихо ответил жеребец. –Печально все вышло со Стилсордом, но я все же привел нам подмогу. –Блэклайт резко придвинул к себе зазевавшуюся серую пони, почувствовав его теплое прикосновение, Лебраш немного обмякла.

-Я вижу. –Крякнул старик. –Вижу, что ты привел к нам Ангела, и доверять я ей никак не могу.

-Я завязала уже очень давно. –Нехотя, опустив голову, заступилась за себя Лебраш.

-Ничего не знаю, мисс. –Грифон, будто снова молодой, подскочил со своего места. –Разве вы сможете как-либо доказать, что не наняты, к примеру, черной стаей? Скажете, что служили в легионе? Да половина киллеров и прочих разбойников там было…

-Я могу доказать. –Блэклайт еще сильнее обнял растерянную пони. –Если бы не она, я бы сейчас уже вмерз в землю. –Жеребец также демонстративно пристукнул о пол протезом, сестра его, видимо, в первый раз заметившая отсутствие конечности, охнула и упала прямо в заботливые копыта Джермейна.

-Как спасла, так и убьет. –Отмахнулся грифон. –Пусть уходит.

-В таком случае мы уйдем вместе! –Блэклайт прижал к себе пони настолько сильно, что она уже даже не пыталась сопротивляться, однако же, происходящее и без того её крайне радовало.

-Ты понимаешь, что несешь?! –Взбесился старик. –Не ты здесь главный, Блэклайт! ТЫ приводишь сюда не пойми кого и ждешь, что я её принимал с распростертыми объятиями?

-А что, если она все знает? –Парировал Блэклайт. –Публика за столом застыла во вздохе удивления. Больше всего в этой ситуации опешила сама серая пони.

-Приехали. –Грифон в шоке упал обратно на стул и задумался. –Все, Блэклайт, победил. Теперь мы её не сможем отпустить. –Придя в себя, грифон уже окончательно встал и ушел в ту же среднюю дверь. За ним так же быстро ушли Майндхилл и Джермейн.

-Я тогда поживу у Джерми какое-то время. –Блэклайт встал из-за стола и оперся на крайнюю левую дверь. –А вы, девчонки, вместе останетесь.

Жеребец даже не успел толком понять, что произошло. Лебраш, как обожженная, вскочила из за стола и прижала его к дери с такой силой, что она ,казалось, сорвется с петель. В следующее мгновение он ощутил на себе все тепло её тела, лицо его запылало от жаркого поцелуя. Блэклайт вслепую нащупал дверную ручку, и двое ввалились в комнату, легким движением заднего копыта Лебраш захлопнула старую деревянную дверь.

Кто-то однажды говорил о неизбежности лишь смерти и налогов… он ошибался. Ошибался, так как не учел и неизбежности смены дня и ночи, и именно это теперь и происходило над вечно безоблачным небом Мустангии. Яркое, но не греющее солнце было еще высоко, но уже неуклонно спускалось, окрашивая в рыжий город, бросающий в замерзший океан свои страшные тени. Закат освещал гигантские ледяные гребни, отчего те сверкали, как искусно ограненные мастером алмазы. Городской порт еще принимал запоздалые торговые суда и паромы, часто загромождающие собой и паром из труб весь вид с маяка. Жизнь, казалось, билась в конвульсиях перед тем, как снова умереть и воскреснуть наутро.

Немного осмотревшись, Лебраш смогла найти выход за стеклянную стену, она старалась не мешать. Вдыхая в себя свежий морозный воздух, она развалилась в блаженстве на новенькой крепкой раскладушке, её гриву и лицо обдувал слабый и поэтому очень приятный ветерок. Лебраш уже клонило ко сну, то и дело ё единственный глаз закрывался, и кобылка почти впадала в беспамятство, но, боясь замерзнуть при очень низких ночных температурах, пони тут же себя одергивала и еще громче включала свое старенькое портативное радио. Дрема все -таки взяла свое, в очередной раз, когда Лебраш прикрыла глаз, она уже не смогла себя одернуть. Теперь уже солнце почти скрывалось за горизонтом, на улице становилось холоднее и холоднее. Лебраш не хотела включать нагревательные элементы брони –слишком жаль ей было батарею, пони начала потихоньку собираться назад.

-Леб. –Одноглазую немного напугал голос позади неё, обернувшись, она поняла, что у самой двери, преграждая путь, сидел Блэклайт. –Я просто хотел узнать…то, что сегодня произошло... –Жеребец выдержал паузу. –Это что-то значило? –Лебраш слабо кивнула головой. Черногривый подошел ближе и захотел её поцеловать, пони отстранилась.

-Не торопи события. –Шепнула Лебраш. –Я не знаю еще, что это было, но знаю… что все произошло не просто так. Мне нужно еще подумать, все взвесить. Да и тебе не мешало бы. –Блэклайт учтиво пропустил кобылку вперед себя внутрь маяка. Лебраш через несколько секунд почти пропала в проеме крайней правой двери. –Спокойной ночи.

Солнце уже село, Блэклайт, оставшись наедине с собой, решил последовать совету пони и пойти спать. В тесной, будучи когда-то только его, комнате уже лежал, блистая широко раскрытыми голубыми глазами.

-Уснуть не можешь? –Поинтересовался черногривый и тоже лег поодаль от своего друга.

-Она там совсем одна. –Тяжело вздохнул чейнджлинг.

-А Лебраш?

-Может быть, я и зря волнуюсь. –У Джермейна будто камень с души упал. –Она вроде вежливая, тихая.

-Эктерка. –Вставил Блэклайт. Тепло от упоминания пони растеклось по всему его телу. –Всем, что имею, клянусь, что она станет моей. –Тут жеребец спохватился о обернулся в сторону чейнджлинга. Он уже давно отвернулся к стене с окном и спал. Поняв, что его никто не слышал, Блэклайт закрыл глаза. Уже через десять минут он видел сны обо всем, что с ним произошло.

Нечто личное.

Тремя днями ранее.

Ночную тишину прорезал звук порывистого ветра, эхом отдавались столь привычные для этих мест выстрелы и крики, вспышки которых лишь на мгновение освещали сплошь заледенелое и, казалось, бесконечное пространство, усеянное полуразрушенными, местами покосившимися остовами домов, напоминавшими клыки исполинского монстра, который уже раскрыл свою ужасную пасть и вот-вот поглотит все живое. Сквозь ледяную пустыню, утопая по грудь в хрустящем от наледи снегу пробирались трое. Холодный ночной ветер продувал легкие болоньевые комбинезоны, пробирался сквозь гривы и капюшоны под одежду и морозил усталые тела путешественников. Группа все дальше и дальше, замедляя шаг и спотыкаясь, продвигалась на окраину Мейхеттенских задворок. Город-биосфера и жуткие клыки руин с каждой минутой уходили дальше и дальше в непроглядную пустоту. Впереди показался одинокий силуэт, лишь немного подсвечиваемый нагревательными элементами брони и окулярами шлема. Неизвестный стоял неподвижно, упершись взглядом далеко вперед на приближающихся путников, метель, казалось, вот-вот поглотит в себя светящуюся фигуру, раздавит и навсегда похитит её в вечную ночную пустоту. Но закованный в броню пони все так же стойко и невозмутимо стоял на одном месте, разворошило его только появление троих.

-Деньги при вас? – Бронированный вступил в разговор, окуляры сильнее загорелись красным светом.

-Неужели вы считаете, что мы проделали такой путь только чтобы заявить, что не имеем денег? – Спросил слегка кричащим голосом один из путников – им оказался тот самый кремовый жеребец Стилсорд. – Конечно, вся сумма, что мы оговорили, при нас имеется.

-А прибор? – Прошипел бронированный.

-И он тут. – Из-под большого шерстяного шарфа возникла Майндхилл. В сумке на её спине что-то блеснуло.

-Весьма похвально, — запел пони в шлеме, – что все условия вы выполнили. Видите ли, мне необходимо знать, на что пойдет деталь, таких осталось в мире от силы с десяток. Раритетные, понимаете, вещи…

-Мы знаем. – Открылся третий капюшон, под ним оказался Блэклайт. –Поэтому обратились именно к вам.

-И весьма правильно поступили. – Еще сильнее запел железный. –Лучше деталей, чем у моего начальника вы не найдете. –Пони учтиво указал троим на небольшую, наполовину утопшую в снегу заправку, оттуда, прямиком из выдолбленного в потолке люка шел свет.

Внутри здания горел костер, освещая своим светом вывернутые торговые автоматы и витрины бывшего магазинчика. В остальном внутри здания, не считая еще троих бронированных и коренастого жеребца в деловом костюме в полосочку и больших, закрывающих почти все лицо, солнцезащитных очках, было относительно чисто и пусто, весь мусор был аккуратно сметен к дальнему углу. «Жильцы» сидели тихо и неподвижно, отводя взгляд друг от друга, свет от огня тревожно играл на их лицах и броне. Через дыру в потолке спустились трое, за ними присоединился уже порядком замерзший и покрытый наледью пони в черно-красной броне. Остальные, в особенности жеребец в костюме, воодушевились.

-Доброго вам вечера, — деловитым, но в то же время весьма располагающим к себе голосом провозгласили он, — я вижу, что при вас есть все необходимое?

-Прибор и деньги. – Коротко ответил Блэклайт, бронированные в эту же минуту вытащили из-за витрины маленький столик.

-Так чего же мы медлим! – Воскликнул нарядный. – Давайте, давайте немедленно его сюда.

-Объяснить это научно довольно сложно, — Майндхилл вытащила из сумки прибор, больше похожий на увесистый браслет или железную клетку без потолка и дна, на металлической пластине помещалось несколько кнопочек и проводков, по бокам располагались некие подобия на лампы, — но я могу с уверенностью сказать, что подобные приборы в свое время полностью компенсировали недостаток опытных единорогов как в республиканской армии, так и в королевской гвардии. Учитывая нынешнее положение вещей, вещица может быть весьма актуальной.

-Довольно интригующе, — вставил жеребец, — не мог даже и представить что пони когда-то дошли до такого.

-Технология была утеряна, к несчастью, но в кантерлотской библиотеке были некоторые чертежи, по которым можно понять основной принцип работы. Прибор представляет собой некую базу данных, в которую помещали заклинания, известные к тому времени. Естественно, набор этих заклинаний зависел от направленности прибора, так, к примеру, его можно было заправить боевыми фокусами и магией, полезной, скажем, шахтерам.

-Подсоединяйте скорее, я весь в нетерпении. – Жеребец уже почти забыл о деньгах и весь затрясся от волнения. На столе тут же оказалась небольшая деталь, обильно смазанная черным и липким маслом. Блэклайт подошел ближе и принялся за работу. Несколько минут прошло в полном молчании, лишь треск от костра разбавлял полную тишину, тени еще тревожнее играли на стенах, дергаясь и извиваясь. Внезапно что-то будто переменилось, не в помещении, но в атмосфере. Бронированные, казалось, не спускали взгляду с работающего бордового жеребца. Майндхилл и Стилсорд вели себя нервно, второй беглым взглядом осматривал помещение, останавливаясь на уголках и стенках витрин, за одной из них что-то подозрительно блестело. Кремовый пони присмотрелся – за разбитой витриной торчал ствол автомата. Паника стальным молотом ударила в голову Стилсорда, он попятился назад, путь ему преградил пони, который их встречал, кремовый почувствовал, как что-то острое и холодное прислонилось к его боку. Майндхилл покосилась в его сторону и застыла в ужасе.

-Все готово? – Поинтересовался нарядный.

-Все! – Блэклайт отложил в сторону инструмент и хотел было уже поднять голову, как почувствовал на голове холодный металл.

-Боюсь, что вы были слишком наивны, потому и проиграли. – С этими словами трое бронированных достали из-за витрины автоматы и направили их в сторону путников. Голос жеребца в костюме был все таким же деловым и невозмутимым. – На вашем месте я бы давно заметил подвох в условиях, но успех, вероятнее всего затмил ваши головы…

-Что ты хочешь? – Зашипел Блэклайт.

-Прибор, неужели непонятно. – Засмеялся костюм. – Вы сделали за нас всю работу, а я просто заберу его. Уверяю, черная стая будет век вам благодарна. Теперь же, я лично предлагаю вам убраться отсюда по-хорошему. – Блэклайт смиренно отошел от стола.

-Глаза! – Крик Стилсорда прорезал помещение настолько сильно, что бронированные отскочили от неожиданности. Под ноги им упала светошумовая граната. Трое резко зажмурили глаза, магазинчик разорвало пронзительным хлопком и непереносимо ярким светом. Блэклайта оглушило, уши пронизывал болезненный звон. Жеребец с трудом нащупал стол и прибор на нем, крепко прижав его к груди, он начал нащупывать лестницу наверх – прочь из здания. Каждый шаг давался ему с трудом, спотыкаясь о выбитый кафель и разбросанный от взрыва мусор, бордовый судорожно махал копытом с прибором в надежде наткнуться хоть на что-нибудь. Осязание выдало тусклые очертания хлипкой деревянной лестницы. Блэклайт в исступлении схватился и полез наверх, ломая под собой её хрупкие части, ужасно холодный ночной ветер ,ударивший в лицо, стал сигналом относительной безопасности. Жеребец, наконец, открыл глаза, перед ним стояла все та же мертвая и пустая темнота, слабо освещаемая почти невидной от метели луной.

-Бежим отсюда! – В снегу проявились очертания его спутников, трое , не думая ни о чем рванули с места прочь от злополучной стоянки. Глаза Блэклайта теперь застилал пот и шок от увиденного, он не понимал толком, что происходило вокруг него, мимо проносились клыки городских руин, торчащие из снега полуразвалившиеся стволы орудий и танки, но это продолжалось недолго, и через мгновение окружающее пространство превратилось для жеребца в сплошную размазанную картину из тусклых цветных пятен. Выстрелы, раздающиеся сзади, гулом отдавались в разуме, лишь немного приглушая всеподавляющий звук собственного дыхания и сердцебиения.

-Их надо увести! – Истерично крикнул Стилсорд, замедляя шаг. Блэклайт сообразил немедленно и окликнул из последних сил Майндхилл. Та резко остановилась и чуть не упала, моментально к ней отлетел прибор.

— Мы их отвлечем! Убегай в город! – Майдхилл беспрекословно выполнила приказ. Двое жеребцов рванули в сторону гигантской ледяной скалы.

Дело начало приходить к апофеозу, снег зловеще хрустел и проваливался, не пуская беглецов к вершине гребня и замедляя их движение. Сердце билось все сильнее и сильнее, его стук теперь отдавался импульсами в висках, глаза застилал плотный туман метели. Бегущий впереди Стилсорд резко встал – они добрались до вершины. Блэклайта хватило сильное помутнение, колени, словно ватные, подкосились, в животе заиграл первобытный страх. Пришла она – детская, до сих пор непобежденная фобия высоты.

-Боюсь, что вы проиграли. – В темноте выросло четыре светящихся красным силуэта и один в капюшоне. – Более того, вы только усугубили свое положение, -коренастый выдержал паузу, чтобы снять капюшон и явить свое истинное лицо – именно у этого торговца Блэклайт и Стилсорд закупали оружием неделю назад, -Где прибор?

-Придется прыгать, — шепнул Стилсорд, — по-другому никак не выйдет, они нас достанут.

-Я… не смогу, — Сердце Блэклайта выпрыгивало из груди, копыта напрочь отказывались слушаться, — нет, я не смогу.

-Где прибор?! – Коренастый резко переменился в лице, стал в миг жестоким и озлобленным. Стилсорд попятился назад.

-Прости, Блэк! – Кремовый камнем кинулся со скалы, Блэклайт почувствовал как что-то ухватилось за его хвост и потащило к обрыву, потом свободное падение, от которого сердце и дыхание, казалось, остановились, спину пробил сильный удар, в сознание вгрызся оглушительный хруст и боль. Последнее, что помнил Блэклайт–холодный снег, забивающийся в ноздри и глаза, бездонную пустоту ночного неба и дергающееся в судороге тело Стилсорда, как смазанное маслом насаженное на ледяное острие гребня. Его глаза, по-прежнему живые и яркие, смотрели на бордового жеребца.

---

Две недели спустя.

Все к чему-то стремятся, точнее, к кому-то. Ах, сколько же встречается на нашем пути тех, к кому мы тянемся! Кумиры. Мы подражаем им, живем их жизнью…для чего? Недаром, ох, недаром кумирами становятся личности общественные, нет, не личности, а их образы. А подразумевали ли ВЫ когда либо, что они – идолы наши в реальности своей совсем другие, однако же, мы хотим видеть и воспринимать, и видим и воспринимаем только их сценические или общественные образы? Вряд ли ВЫ захотели бы стремиться к тому, у кого есть свои недостатки и скелеты в шкафу, хотя, впрочем, есть и такие индивиды, кому перемывание чужих костей дороже всех тридцати трех удовольствий…но мы, собственно отдалились от темы. Мы к ним стремимся, хотя и прекрасно осознаем всю невозможность подобного бреда, что уж совсем не касается тех, кто гораздо ближе – наших друзей. Любой мозг, как широко это известно, гедонистичен. Никто и никогда, что бы не происходило, не будет сознательно и в здравом уме делать себе хуже, остальное – либо сумасшествие, либо мазохизм, тут уже решать самим несчастным. С друзьями нам хорошо, даже, если можно так выразиться, безопасно и спокойно. Но только что ИМЕННО мы знаем о настоящей дружбе? А ведь порой мы склонны называть этим заветным словом – друг любого, кто более-менее доброжелательно к нам отнесется. Оказал услугу – друг, приятно побеседовал – друг, не проявил недоброжелательность – да что уж там, тоже друг. Так и появляются у нас они – те, кому мы неведомо зачем и почему слепо доверяем. Те же кумиры, да только ближе и куда доступнее – тут-то вы и попались. Немногим, право, немногим дан свыше дар умело манипулировать умами, но те, кто способен, используют это на полную мощность. Конечно же, мы же дорожим «дружбой», мы же никак без них не обойдемся, да и они тоже поимеют с нас определенную выгоду – закон природы. Хитрые и ловкие наживаются за счет доверчивых и наивных. Конечно, конечно нельзя теперь прямо утверждать, что такой индивид, скажем, плохой. Почему же? Завидно откровенно тем, кто делит мир на черное и белое! Тот плохой, а этот – хороший –все просто, как бубен. Ан нет, читатель, не бывает такого. Нет злых! Нет добрых! Не того, ни другого в мире нет. Есть чистое, чистое, как, скажем, листок обыкновенной бумаги. Но и такого ведь тоже нет. Есть в разной мере грязное, будто на лист этот выплеснули целую банку разбавленной сильно водой краски, и вот он уже покрывается серыми пятнами, съеживается. А жизнь в свою очередь все хлещет и хлещет его новыми оттенками серого – смеси черной и белой краски, и никогда уже лист этот не станет ровно одного цвета, никогда. А уж судить о том, плох он или хорош не дано, к сожалению, никому. А основная тема, тем временем, снова куда-то тихо испарилась, пора уж, пожалуй, перейти к самому, пожалуй, прекрасному, что подарила нам природа – любви. Счастлив ли тот, кто её не ведает или проклят навеки, к несчастью, никогда не узнать. А инстинкт, однако же, берет свое. Конечно, это не помешательство какое-нибудь и не непреодолимая тяга (хотя, у кого как), ведь разумный отличается от противоположного тем, что может контролировать себя, а если это не выходит – найти мотивацию своих действий. И снова в жизни нашей возникает ситуация, когда мы к кому-то стремимся, становимся ради этого лучше или же наоборот хуже, у всех по-разному, оттого и жизнь наша богата и интересна. Ах, сколько же синяков, сколько разочарований и слез встретится на этом пути тому, кто осмелился на него вступить. А он или она, к кому что-то непреодолимое так и тянет, все светит на этой дороге путеводной звездой…

Блэклайт сбился со счету, какую ночь подряд он уже проводил на балкончике (остальная открытая часть маяка была взята для расширения комнат) с раскладушкой, упершись взглядом на полную луну, которая в это время года и в этой местности была особенно прекрасна. Но знал он точно то, что каждую ночь ОНА приходит сюда, чтобы последний раз взглянуть на мир перед тем, как падет в забытие до следующего утра и снова отсидит свой рутинный день на этом же балкончике с винтовкой наготове – так уж наказал старина Штайер. Ночь сегодня выдалась особенно холодной: ледяной воздух стоял неподвижно, казалось, любой звук, производимый в окружающем пространстве, был отчетливо слышен с любого расстояния. Холод обволакивал, пробирался под кожу и внутрь организма, но не обжигал – этот был совсем другим.

На балконе послышались шаги – пришла ОНА. Лебраш шла тихо и будто бы не видела Блэклайта, укутавшись в шерстяной плед. Грива её была растрепана, на глазу, казалось, не было повязки, но разглядеть что-то из-за темноты было крайне сложно. Пони встала передними копытами на поручни и загляделась на пейзаж.

-Если ты пришел сюда, чтобы тот же вопрос, я уйду. – Блэклайт разочарованно опустил глаза. – Пойми уже, наконец, что сделать выбор не так легко, как тебе кажется.

-Что тебе мешает? – С долей раздраженности спросил Блэклайт.

-Неужели, — вздохнула серая, — неужели ты не осознаешь, что это все неправильно?

-Что?

-Да все… Не по правде все это, все нечестно. Я прихожу сюда потому, что ты приходишь и наоборот, да только никто об этом не знает, скрываем это и ты, и я. Почему? Майндхилл и Джермейн любят друг друга, но они этого ведь не скрывают – вот тебе и ответ. Жизнь вся наша построена на тайне и на лжи. Блэк, мы не знаем толком друг друга, а ты хочешь, чтобы я дала тебе ответ… и мне и тебе нужно время. Время, чтобы мы получше друг друга узнали, просуществовали бок о бок еще хоть пару месяцев…

-Да, -тяжело вздохнул бордовый, -мы врем… Знаешь, я ведь так и не смог закончить этот институт.

-Исключили?

-Нет, — еще тяжелее ответил жеребец, — дело совсем в другом. Это было на третьем курсе. Сестра и Джерми уже … дружили, а я в то время был с одной компанией, скажем, не очень хорошей. Я взял их с собой на вечеринку с выпивкой… Поначалу было весело, все радовались, а потом, как будто все провалилось в пустоту. На кухне кто-то закричал, я прибежал первым, а там Джермейн… с ножом. Я не видел подробностей, потом только узнал от Майнди, что какой-то подонок напился и начал к ней приставать. Когда подоспел Джерми, он уже набросился на неё… Он хороший парень, понимаешь, не хотел он тому гаду ничего плохого, просто заступился. Джерми бы в тюрьме не выжил, да и губить такого перспективного инженера было просто грешно… в общем, я сказал, сестре, чтобы она его тихо увела, а сам подстроил все так, будто убил я. Суд вошел в положение и дал мне всего четыре года, матери написал, что уехал на стажировку в другую страну. Собственно, вся история. Вот и объясни мне теперь, Леб, лучше бы было, если я поступил по правде? По-честному…

-Я, — растерялась пони, -я не знаю, Блэк, но это… то, как ты поступил, правильно, хоть и неправда.

-Много зла ты повидала, да только жизни не видела. – Рассудил жеребец и отправился прочь с балкона, Лебраш наконец ушла спать.

---

Серая пони лежала неподвижно на старой кушетке и смотрела так же неподвижно в высокий белый потолок, из огромного окна палаты теплый и ароматный воздух из больничного сада-огорода пробирался незримо в палату, звал за собой на улицу, где вовсю уже цвели вишни. На мгновение Лебраш мерещилось, что трещины в штукатурке образовывают собой причудливые фигурки пони, животных и машин. Но это было лишь секундной судорогой умершего уже очень давно детского воображения и пытающегося воскреснуть теперь в полупустой, как жизнь пони, палате номер четыреста шестнадцать травматологического корпуса госпиталя Доброй надежды в Филлидельфии. Телевизор – единственное развлечение в помещении был уже второй день сломан, звать в очередной раз медсестру кобылке уже не хватало сил. Тысячный раз, каждое утро она пыталась встать, хотя бы заставить себя сесть на кушетку, чтобы немного облегчить себе жизнь. Нет, чуда, как всегда, не происходило, передние копыта как заговоренные отказывались удерживать на себе тяжесть тела, и Лебраш с грохотом падала обратно на спину. На глазу снова накатили слезы бессилия…но нет, она не заплачет…снова…она не позволит коварной леди Судьбе снова над собой насмехаться, она не покажет своей слабости…ещё раз…даже если ей придется всю жизнь вот так пролежать, не покажет. Никогда, никогда Лебраш не позволит себя жалеть… она принесет ещё пользу обществу.

–Ведь многие творческие личности были инвалидами.- Вбивала она себе в голову. Пришла гениальная мысль: она станет поэтом, пускай, даже ни разу не пробовала этого, но станет, во что бы то ни стало. С огромным трудом пони дотянулась до блокнота, изрисованного цветами и непонятными узорами, и начала писать первое, что приходило в голову. Примерно час ей было чем заняться, потом блокнот с криком полетел в стену: рифмы не складывались, вместо ожидаемых глубоких текстов была какая-то чушь…она не сдержалась, слезы потоком хлынули из единственного глаза. Только сейчас Лебраш поняла, как же она хотела домой, как хотела именно сейчас почувствовать на себе ласковое прикосновение матери, чтобы отец снова прочитал ей какую-нибудь нравоучительную лекцию, она именно сейчас захотела, чтобы её пожалели, приняли её слабость и беспомощность, ведь только родители, только они примут её такой, только они простят ей все на свете, только бы их девочка не падала духом. – Мама бы сейчас наверняка сказала, что они замечательные.- Лебраш уткнулась в подушку и постаралась просто не думать.

Она и не заметила, как уснула, подскочив от стука в дверь, она быстро натянула на себя упавшую простыню. Дверь приоткрылась, из-за неё показалось приветливое лицо грифона, в следующее мгновение он уже стоял над койкой Лебраш с цветами.

-Ну, как тут наш герой? – Его голос был таким же приветливым, хотя и достаточно брутальным.

-Джаггернаут! – Лебраш просияла радостью. –Вот уж кого не ожидала увидеть… какими судьбами ты тут?

-А ты как думаешь? Специально, от имени отряда приехал тебя проведать. Ну как ты здесь, не обижают?

-Да кто тут меня обидит? Слушай, как приятно, что вы вот так меня поддерживаете.

-Ещё бы! — Воскликнул грифон. — Без тебя мы бы тогда не справились. Начальство вообще заводило разговор о награждении, но пока чего-то эту тему не развивают.

-Да и черт бы с ними. – Выдохнула пони.

-Мы тут подумали… знаешь, ты буквально всех нас спасла…мы посчитали, что ты заслужила. –Грифон протянул Лебраш брошюру и билет. –Это как бы такой санаторий для…раненых. Там, говорят, кормят хорошо, комнаты отдельные…хорошо, короче говоря. Мы вот всем отрядом скинулись, сколько могли, купили тебе билет…в общем, удачи тебе, во всем удачи, не падай духом. – Грифон положил на тумбу цветы и медленно вышел из комнаты, оставив Лебраш наедине с собой.

---

Стоит, однако же, отметить, что ночь, в которую Блэклайт и Лебраш встретились на балконе в последний раз, освещаемые полной луной, была для них действительно последней. На следующее утро всем обитателям маяка следовало отправиться на Преториан-43 за последними, пожалуй, самыми важными деталями. И описывать спешные сборы вещей, долгие часы ожидания корабля в пышущем ненужной абсолютно роскошью порту Вальбурга, сутки путешествия на полном мусора, пыли и неприятных запахов судне, что совсем уж расходилось с блеском порта, крайне неинтересно для читателя. Все же, разговор пойдет немного о другом, точнее, о том, почему и зачем вся эта авантюра затевалась, и для чего все пятеро отправились так далеко.

А началось все ровно восемьсот тридцать четыре года назад – в прекрасное время, когда парящий в воздухе пегас не считался чем-то необычным, а пони передвигались по земле своим ходом, либо на повозках, которые те же пони и тащили. Группа из шести горняков после упорных четырех дней безуспешных поисков в горах близ Эпплузы обнаружили, наконец, весьма странную вещь. Под их копытами в один прекрасный момент в одной прекрасной пещере они обнаружили непохожие ни на что ранее известное голубенькие кристаллы, образцы тут же были доставлены в Кантерлот. Выяснилось, что находка эта действительно уникальная: по возвращении в город горняки, точнее большая их часть, отморозила напрочь кожу на спине, где находились их рюкзаки, а когда кристаллы доставили в лабораторию, там резко похолодало. Началась длинная череда экспериментов, после которой новый химический элемент окрестили полярием, причем неясно было, получил ли он название за низкую температуру или за многополярность его использования. И действительно, кристаллики реагировали буквально со всем, с чем его сводили, и давал все более поразительные результаты. Взгляд эквестрийских ученых теперь был направлен исключительно на полярий, то же происходило и с инженерами. Прошло несколько лет, голубые кристаллики подарили пони небывалый технологический прорыв. Прошло прекрасное время маленьких городков и цветущих садов – городки за мгновение ока переросли в мегаполисы, сады вырубались, на их месте строились заводы. Индустриальная эпоха вступила в свои права в Эквестрии и в умах её жителей. Прошла еще пара лет, на полярие начали богатеть, развивались гигантские трансконтинентальные корпорации, во всю набирал обороты империализм … неправильный. Теперь уже Эквестрией правили те, кто имел больше средств – мог проникнуть в спешно созданный парламент, состоящий на все свои сто процентов из представителей деловой среды. Обратный отсчет пошел, кристаллики полярия стали заканчиваться. Решение было найдено довольно быстро – одна из корпораций, имя которой уже давно утрачено, уже через полгода разрезала красную шелковую ленту на дверях первого поляриевого реактора «Полюс-1», в этот же день предприятие было национализировано. Парламент бушевал от негодования, по Эквестрии прокатились бунты и стачки с единственным требованием вернуть «Полюс». Час пробил. Эквестрия разделилась. За богатством и процветанием в страну пони пришла война за эти же самые блага. «Полюс» работал, работал на полную мощность и на последнем издыхании, воспроизводя ценные кристаллы для армии Селестии. Но их нужно было куда больше, Эквестрию трясло от взрывов, металла и огня, все вокруг лихорадило и жаждало конца. И он наступил. Ровно через шестнадцать лет после того, как в Эквестрии началась эпоха технологического процветания, «Полюс-1» взорвался от перегрузки, высвободив на свободу тонны паров полярия. Некогда цветущие поля и леса покрылись льдом и снегом всего за девятнадцать секунд.

В это время внушительный пассажирский лайнер на гусеничном ходу уже подбирался ближе и ближе к цели. В поле зрения показалась высокая причудливая башня, будто вросшая в скалу и расколовшая её напополам. Редко принимающая гостей станция Преториан-43 или Квейнтфолс – так называли её сами чейнджлинги, уже раскрывала кораблю двери своей высокотехнологичной гавани. Огоньки башни освещали сумеречное небо. Пассажиры судна высыпали на палубы, и через пятнадцать минут оно было уже пришвартовано. Многие из наблюдавших, переполненные радостных чувств,спустились обратно в каюты за вещами. Ровно так же поступили Штайер, Джермейн и Майндхилл. Трое снова оставили Леб и Блэклайта одних.

— Ты была здесь когда-нибудь? – Невзначай завел разговор черногривый.

— Редко и только по работе. – Последовал сухой ответ.

— И часто ли ты тут «работаешь»?

— Извини?

— Я переборщил. – Извинился Блэклайт. – Наверное, не стоило задавать такие вопросы.

— Ну, в этом ты прав. – Заключила одноглазая. – Мы будем ждать их здесь?

— Можно пойти погулять. – Ответил жеребец. – Штайер все равно быстро не соберется, а эти голубки наверняка сейчас смоются.

— Они очень милые. – Рассудила пони.

Двое сошли с корабля и отправились прочь из порта. Внутреннее пространство станции будто бы находилось в вечной ночи. Свет неоновых вывесок бил в глаза, пестря рекламными лозунгами. Квейнтфолс никогда и ни в какие времена не был похож на другие города Эквестрии. Хотя он и не являлся частью её территории, пони давно приняли его за что-то родное и настолько неотъемлемое. Город вот уже четыре века стоял здесь, раскалывая напополам гигантскую скалу, и представлял собой всемирный торговый центр, попасть на который было довольно сложно, но в то же время очень выгодно. Здесь сновали дельцы всех разрядов: от мелких торговцев до крупных производственных лидеров. Одежда из эксклюзивных коллекций лучших дизайнеров, последние достижения электроники, оружие для спецподразделений и новейшая броня – все продавалось и покупалось оптом и в розницу в Квейнтфолс.

— Действительно, они очень хорошо подходят друг другу. – Внезапно спохватился Блэклайт и подтвердил сказанные минут десть назад слова Лебраш. – Он несамостоятельный, а Майнди просто жить не может без того, чтобы о ком-то заботиться.

— А странно все-таки, что ты на нее почти не похож.

— Я этой одержимостью заботой переболел уже давно, когда её каждый день водил в школу и обратно. Я, Лебраш, все дороги сестре забегал пока не… н-н-н-да. – Блэклайт явно не хотел снова напоминать о том инциденте и вовремя замолчал.

— Ну, ей-то есть кого этой заботой задушить. – Рассудила пони. Блэклайт предложил ей сесть на скамейку у проезжей части, представляющей собой огромную пустоту. Внутри неё вполне организованно летали воздушные автомобильчики.

— Извини, я сейчас на мели. – Стыдливо и тихо проговорил он.

— Ничего страшного в этом нет. – Оправдывалась Лебраш. – Я привыкла. Я не понимаю только, зачем все это? Что ты хочешь?

— Леб. Мне все это надоело. Я хочу, наконец, узнать, — голос Блэклайта приобрел больше настойчивости, отчего кобылка немного отстранилась, — как ты ко мне относишься.

— Ну почему ты такой нетерпеливый? – Одноглазая все же придвинулась обратно и уткнулась лбом в плечо жеребца. Через минуту она соскочила со скамьи и пропала в толпе.

---

Джермейн пробыл рядом со Штайером, помогая ему выносить вещи, минут тридцать. Майндхилл болталась поблизости, заглядывая и тратя иногда деньги в маленьких портовых магазинчиках. Чейнджлинг сегодня был особенно нетерпелив, каждый раз, как он выставлял за борт какой-нибудь пластиковый пакет или чемодан, он поглядывал куда-то в сторону в надежде найти товарищей. В рассеянной толпе показалась черно-золотая грива Лебраш, с сердца Джермейна словно упал камень – уж сильно он не хотел оставлять любимую пони одну на растерзание сварливому грифону. Поручив одноглазой не спускать взору с Майндхилл, чейнджлинг тихо ушел. Сегодняшний день был для него чем-то особенным. Этот день был только для него, и Джермейн не хотел посвящать в свои дела никого, даже Майндхилл. Его ждала старая жизнь, жизнь, расколовшая его на до и после. Жеребец немного спешно шел по однообразным на первый взгляд и разным только для чейнджлингов тротуарам улиц. Сердце его кололо от знакомых картин, звуков и запахов, а иногда даже начинало сильно болеть от быстрого приближения к своей цели. Джермейн предчувствовал, что-то со страшной силой давило на него и заставляло с каждой минутой ускорять шаг – он шел к сыну, и плевал он сегодня на все графики и запреты. Чейнджлинг уже был в родном жилом отсеке, поднимался по знакомой лестнице, сердце болело еще сильнее, дыхание то и дело перехватывало. Вот уже светил тусклыми лампами тесный коридор. Знакомая дверь. Жеребец нажал несмело на звонок и облокотился в неё головой. Ему захотелось сейчас же уйти, точнее убежать. Внутри квартиры послышались голоса и топот. Кровь сильно ударила в голову, Джермейну показалось, что сейчас он впадет в забытие. Дверь открылась, показалась головка жеребенка лет восьми.

— Папа приехал! – Радостный вопль разорвал тишину в коридоре, ребенок распахнул дверь и бросился на шею Джермейну. Стремление уйти мигом выветрилось из его головы.

— Иероним! — Жеребец крепко прижался к голове сына и никак не хотел его отпускать. Тихое счастье охватило его тело, растеклось жгучее тепло. – Я думал, что этот год продлится вечно. – В глубине квартиры показалась ОНА. Её золотистые волосы уже не струились и не блестели, тело, бывшее когда-то идеальным, располнело и ослабло.

— Ты в прошлый раз сколько принес? – Сухо и даже зло спросила кобылка. – Не помнишь? А я помню! Ты должен еще с прошлого года двадцать тысяч. – Подойдя ближе, она одернула сына от отца.

— У меня сейчас столько нет. – Джермейн сохранял спокойствие и старался любыми силами не начинать конфликт, — Но я принесу, обязательно принесу в следующем месяце.

— А что-то мне подсказывает, что ты просто увиливаешь! – Крикнула она. –Ты, скотина, в своем КБ зарабатываешь в месяц больше, чем я за год. И вот теперь ты говоришь, что денег у тебя нет?

— Я уже два года, как там не работаю. – Парировал Джермейн, — Я не могу столько собрать.

— Увидимся в суде. – Тихо и многозначительно ответила пони, затолкала внутрь напуганного сына и хлопнула дверью. Чейнджлинг постоял в растерянности с минуту, его глаза бешено глядели в никуда.

— Чтоб ты подавилась своими деньгами! – Джермейн в ярости бросил кошелек об закрытую дверь. Старые монеты со звоном попадали на землю, медленно парили эквестрийские кредиты и преторианские марки. Жеребец бросился назад по коридору, его окликнул голос сзади.

— Забирай. – Пони вывела в коридор жеребенка. – Я же не зверь какой-нибудь. – Снова хлопнула дверь. Иероним быстро подбежал к отцу и снова обнял его, но уже быстро отпустил. Глаза жеребенка, по-чейнджлингски узковатые, но со зрачками, как у пони, смотрели прямо на Джермейна.

— Извини, что все так вышло. – Ласково извинился чейнджлинг, — Я не хотел таких скандалов.

— Почему мама меня не пускает? – Наивно, с долей волнения и страха прошептал Иероним

— Я не знаю, сын, я не знаю.

Отец и сын молча вышли из жилого блока и ушли на набережную, где ровно один раз в год они так же, практически не разговаривая друг с другом, бродили до позднего вечера, останавливаясь в кафе-мороженое.

---

Дело приближалось к вечеру, что в Квейнтфолс было, пожалуй, меньше всего заметно. Майндхилл порядком надоела компания скучной, по её мнению, серой пони, ворчливого Штайера и ушедшего с головой в себя Блэклайта. Розовой единорожке не хватало Джермейна, исчезновение которого она заметила сразу же, как он тихо смылся. Однако же, особого значения этому инциденту она не придала ровно до вечера, когда все четверо устроились в дешевую гостиницу, и Майндхилл не устроили в одном номере с Лебраш. Теперь её скучающий вид был виден всем. Пони уперлась взглядом в потолок и попыталась было разболтать свою невольную спутницу, как тут же встретилась с её приторной, на взгляд Майндхилл, с легкой долей эктерской хитринки доброжелательностью и стремлением угодить. И на этот раз единорожке стало действительно скучно и даже противно настолько, что в ней зародилась мысль о побеге через окно. Прошла минута, пришла более разумная мысль: все-таки, она была хоть и младше Лебраш, но уже давно не ребенок и могла вполне встать и уйти. Так она и поступила, серая пони, которая, не получив должного продолжения разговора, устроилась на удобной деревянной кровати с журналом, лишь взглядом проводила Майндхилл. Теперь розовая пони шла по улицам Квейнтфолс, становилось прохладно из-за вечернего проветривания станции. Несмотря на всю конспирацию и старания Джермейна, она целенаправленно шла на набережную, ровно так же, как и год назад, садилась на отдаленную скамью и молча наблюдала за происходящим в надежде, что на этот раз в её любимом что-то переклинит. Но и на этот раз чейнджлинг смиренно попрощался с сыном и усадил его на монорельс, ведущий к его блоку. Джерми, её милый Джерми был снова, как и год назад, расстроен чуть ли не до слез и еле волочил ноги по стальным пластинам набережной, так и не обратив внимание на Майндхилл. Черногривая, недолго думая, подскочила к нему, чтобы приободрить.

-Не решился? – Единорожка приобняла любимого нежно-нежно. Джермейн потупил взгляд и постарался отвернуться.

— Не решился. – Повторил он.

— Джерми, — Майндхилл заговорила серьезнее, — так, по-моему, больше не может длиться. Она тебя мучает и его заодно. Надо забирать Иеронима сегодня, или будет поздно.

— Куда, — с отчаянием спросил чейнджлинг, — я его заберу? На маяк? Из большой квартиры в Квейнтфолс в комнатку, где мы с тобой с трудом умещаемся?

— Он же любит тебя! –Озадаченно воскликнула единорожка, – Больше в сто раз, чем эту дуру…

— Не надо так. – Тихо и негрубо отрезал Джермейн, — Мы… просто не сошлись мировоззрением. Майнди, он меня так обожает только по одной причине…

— Какой же? – Заинтересовалась пони.

— Он видит меня раз в год, Майндхилл. – Убедительно ответил жеребец, -Я для него праздник, подарок, а мать для него повседневность. Пройдет год, пройдет два года, и он будет бегать от меня к матери так же, как сейчас ко мне.

— Почему?

— Потому, что это дети. – Джермейн тяжело вздохнул, — Нет у них… настоящей любви, как бы жестоко это не звучало. Я, я не смогу жить, понимая, что мой сын мог бы большего достичь и получить, но не смог из-за меня. Так ведь и произойдет, поверь.

— Дело твое, дело твое. – Задумчиво и почти что с грустью просипела Майндхилл. Гостиница была уже совсем близко, настолько, что можно было увидеть дешевые шторы на окнах. Из здания доносились тяжелые шаги и громкие голоса, а рядом располагались две совсем не знакомые машины. Не обратив внимания на подозрительную обстановку, двое смело вошли внутрь. В вестибюле было необычайно темно, разглядеть что-либо было практически невозможно.

-Да что у них со светом? – Джермейн тихо выругался, споткнувшись обо что-то во мраке, и в следующую секунду его сердце будто остановилось: на звук тут же зажглось четыре красных, круглых, как яблоки, глаза и уперлись в чейнджлинга. Светящиеся круги начали неуклонно приближаться, он и Майндхилл попятились назад, издавая, спотыкаясь, еще больше шума. Без капли сомнения глаза начали их окружать, раздалось два громких хлопка. Движение светящихся объектов прекратилось: пара первых в миг потухла и разлетелась с яркими искрами, вторая, простояв немного на месте, рухнула на землю. Прямо в лица незваных гостей засветил фонарик.

— Лебраш, — Дрожащим голосом зашипел Джермейн, — это вы?

— Нет, блин, пещерный дух. – Раздраженно и так же шепотом дерзнула пони. – Это вы вовремя догадались убежать. Без вас тут целая война завязалась…в общем, — Лебраш немного отдышалась, — стая здесь.

— Они ищут нас! – Испугалась Майндхилл.

— А ты думала, они сюда чаю попить пришли? Нет, нет, за нами они пришли. Теперь-то нас побольше стало, надо умников наших вызволять…

— Где брат?! – Пони запаниковала.

— Сказал, что надо разделиться, решил перебить всех. – С военным хладнокровием заключила одноглазая, — Их уже наверняка взяли.

— Но это безумие. – Возмутился Джермейн, — У них оружие и подготовка…

— За столько лет знакомства можно было и заметить, что Блэка сложно переубедить. – Рассердилась Майндхилл, — Чего мы тут стоим? Их же надо выручать.

— Конечно же, — Усмехнулась серая пони, — шапками их закидаем или хвостом забьем. – Фонарик посветил вниз, где лежали трупы в черно-красных комбинезонах. Майндхилл сильно испугалась и зажмурилась. Крепкие жеребцы лежали совсем рядом в луже теплой и липкой крови, голова одного была буквально вывернута наизнанку, шея второго была вспорота, из неё пульсирующим ручейком еще текла кровь, — Разбирайте стволы, чего стоите? Теперь не покусают.

Джермейн осторожно подобрал с пола две штурмовые винтовки и передал одну, вытерев кровь рукавом, Майндхилл.

— Нам… — Заплакала пони, — нам придется по ним стрелять?

— Я постараюсь, чтобы этого не произошло, успокойся. Я сама все буду делать, а в только тылы прикрывайте. – Лебраш подняла фонарик и нашла лестницу, ведущую на верхние этажи. Двое, переступив через трупы, практически бесшумно последовали за ней. Лестница казалась бесконечной, серая пони, затаив дыхание, кралась впереди с винтовкой наперевес. Тяжелый металл, едва уловимый запах крови с автоматов и мертвая, страшная тишина наводили панику в сердце. На втором этаже горел свет, в ноздри тут же забился резкий запах пороха и испражнений, — Их здесь точно нет, — шепнула одноглазая, — охраны мало. – Оставаясь в тени, Лебраш окончательно поднялась на этаж и выстрелила, — А теперь, — пони взглядом позвала остальных, — быстрым шагом дальше по лестнице, ушки на макушке, стволы наготове, слабонервным не смотреть, бегом!

Лебраш выскочила из тени на свет и вскинула винтовку, остальные, не слыша ничего кроме стука сердца, рванули вверх и в одну секунду были уже посередине лестничного пролета.

— Да тише вы! – Испугалась снайперша, — Растопались, как слоны, всю охрану переполошите.

-Что еще вы хотите от нас? – Возмутился чейнджлинг, — Я вообще впервые держу оружие, не ждите от нас каких-то особых умений.

— Я хочу, чтобы нас тут в фарш не порубили при первом удобном случае. – Нагрубила Лебраш. – Если они уж постояльцев стреляют, то с нами церемониться не станут.

— Это все какой-то кошмар. – Плачущим голосом шептала Майндхилл. – Они же тут не при чем, они не виноваты…

— Свидетелей убирают, — заключила серая, -их тактика, плавали, знаем. Набегут внезапно, а спохватишься – днем с огнем не сыщешь.

Группа добралась до третьего этажа. Лебраш тихо приказала соблюдать молчание , несмотря даже на отсутствие видимой охраны, враг мог напасть из любой комнаты, заслышав хоть малейший подозрительный звук. Исходя из этой логики, прежде чем идти дальше, нужно было проверить номера один за другим, более того, не исключено, что Блэклайта и Штайера держали именно там. Пони меньше всего хотела сейчас разделять группу, неопытные спутники могли сильно подкачать и даже растеряться в случае опасности. Вторым минусом в ситуации было еще и отсутствие глушителей и холодного оружия. Лебраш приказала сомкнуть строй и, останавливаясь у каждой двери, тихо, дабы выбивать их сейчас было глупо, открывала, просовывая впереди себя ствол винтовки. В комнатах было совершенно пусто, что хорошо. Одноглазая никак не хотела пускать в бой спутников в ближний бой, а её винтовка и навыки все же не были предназначены для подобного. Лебраш поспешила вывести группу обратно в фойе и провести её дальше по узкому коридору. Здесь работать ей было уже удобнее, коридор представлял собой прострел длиной примерно в десять метров, выводящий на открытое пространство еще одного фойе. Джермейн и Майндхилл прошли первыми под прикрытием Лебраш. Во втором фойе все так же пусто. Группа немного расслабилась, но ненадолго. Серая пони приметила запертую дверь конференц-зала и приказала перегруппироваться прямо у неё. Автоматчики расположились у входа и тихо открыли запор. В глубине комнаты, связанные, лежали пленные. Лебраш, не переставая смотреть в прицел, стала приближаться. Два хлопка разорвали тишину. Из дверей высыпали черностайцы в бронекомбинезонах. Прозвучал третий хлопок, Лебраш почувствовала резкую боль в шее – дротик попал точно в артерию. Последнее, что она увидела – её напарников, падающих от усыпляющего яда.

Бесконечная война.

Утреннее холодное солнце окончательно пожирало остатки темноты в отдаленных углах госпиталя Доброй надежды. Типичные больничные звуки скрипели, звенели и стучали сначала тихо, будто оркестр разыгрывался где-то вдалеке, а потом разом, с утренним звонком на подъем, вступили, сливаясь в единую симфонию жизни, тесно переплетенной со смертью. Пациенты госпиталя, больные безнадежно или имеющие еще шанс на спасение, лениво выползали из палат на завтрак и процедуры. Так здесь было практически всегда во время войны, в мирное время, когда палаты и операционные военного учреждения практически пустовали и превращались в миниатюрные дома с привидениями, пони с первым же звонком выскакивали в столовую ради общения или телевизора. Теперь же, каждый в глубине души желал остаться один на один со своими проблемами, уйти хоть ненадолго в себя, поразмышлять. Лебраш же в этом плане повезло гораздо больше остальных, ей как особо отличившемуся бойцу все же разрешили остаться в отдельной палате. Пони сидела на кушетке, снова и снова вглядываясь в брошюру с билетом. Десять минут, и она уже в саду. Стоит в своей коляске посреди цветущих деревьев. Единственным глазом вот уже который раз за эти годы она вглядывалась куда-то далеко за пределы биосферы, где каждый раз проносились военные вертолеты и танки. Каждый день, дыша свежим от зелени воздухом, она смотрела на войну, которая для неё уже давно завершилась и никогда больше не возобновится. Лебраш теперь могла быть лишь безмолвным свидетелем того, что когда-то давало ей повод жить и надеяться, что рано или поздно маленькая зеленая корочка все же окажется у неё в копытах. Сейчас же паспорт гражданина Новой эквестрийской республики казался ей действительно несбыточной мечтой. Лебраш снова ощущала себе тем жеребенком, перед которым стоял жестокий и холодный мир, закрыв наглухо все двери. Пони снова посмотрела на свой билет, с ярких картинок её звал мир другой, тот, которого она жаждала всю жизнь. «В конце концов, ну его все к черту!» — Думала временами Лебраш. Все-таки, именно такую жизнь в тепле и комфорте она представляла себе, сидя тогда на полуразрушенной квартире на улице Луны. Да, так она представляла себе свое будущее: спокойное, без страха и проблем, за спиной у ответственного и сильного жеребца. Одноглазая хотела, искренне хотела повторить судьбу матери, счастливой в браке, и этого ведь можно было добиться и дома… нет, страх ей мешал. Всеобщий страх, что сегодня или завтра в деревню придут НЭР-овцы или черностайцы и начнут диктовать свои законы. Для первых пони без документов просто не считались за равноправных и полноценных, а вторые же просто считали все вокруг порочным и пошлым. «Ну его все к черту!» — Четко решила про себя пони. «Пускай все будет так, как должно быть, я же ничего не теряю. Жеребцы? Обойдусь я и без них как-нибудь. Буду я разжиревшей старой девой, да и пусть». Полная уверенности, Лебраш вернулась в стены госпиталя. Сквозь старые витражи неестественно ярко бил солнечный свет, звуки больницы затихли, их заменил страшный гомон и крики. Пони пошла на шум, коридор, забитый когда-то медсестрами и врачами, был совершенно пуст, двери палат были раскрыты настежь. Удивленная, пони шла дальше и дальше, натыкаясь на пустоту и нарастающий шум. Столовая была уже совсем близко, настолько , что гомон стал уже не выносимым. Она была забита под завязку, пациенты и персонал, сбившись в кучу, толкались в ней, пытались разглядеть единственный телевизор. Лебраш внимательно оглянулась и увидела на краю толпы Сержа.

— Что случилось? – Пони подъехала к знакомому.

— Тише ты! – Прервал её жеребец, — Новости показывают, экстренный выпуск. Явно что-то сегодня произошло, недаром я сон видел.

— Сегодня, — из телевизора раздался громкий бас диктора, толпа моментально притихла, — четырнадцатого апреля, ровно в шесть часов утра, на территории нейтрального города Филлидельфии, — пони в столовой от какого-то непонятного страха и неопределенности будто приросли к полу и не шевелились, — было подписано мирное, — Госпиталь, казалось, взорвался от смеси выдохов облегчения, радостных криков и аплодисментов, -соглашение между верховным адептом Черной стаи Даймонд Рейзером и президентом НЭР Кроссфайером.

На остальные слова уже никто не обращал внимания. Пони смеялись, плакали, пели, откуда-то взялся аккордеон, заливая столовую плавным звуком. Все обнимались, те, кто мог, пустились в пляс – закончилась, закончилась война, отнявшая почти за целое десятилетие множество невинных жизней. Настал конец делению на своих и чужих. Стая, республиканцы… какая теперь была разница? Годы бессмысленной войны за глупые идеи закончились, пускай глупо, пускай, все жертвы были напрасны, но они все же подошли к концу. Десятки тысяч молодых, не пробовавших еще пороха и крови солдат с той и с другой стороны теперь уже никогда не испытают боли и бешеной паники боя. В один момент вся Эквестрия, казалось, облегченно выдохнула и наконец-то взглянула в будущее. Но все то, что пережито было за долгие годы, то, что особо было видно именно здесь – в стенах госпиталя Доброй надежды, уродливо и криво лежало и разлагалось на поверхности. Облегченное дыхание Эквестрии было смердящим от гнилой плоти трупов, ужасного, удушающего запаха гари и спирта. А пони в больничных стенах все продолжали и продолжали петь и танцевать…

— Война закончилась! – Из ступора Лебраш вывел радостный клич Сержа, пристукивающего передними протезами, — Поверить не могу, я уж думал, что не услышу этого никогда. Да… кого я обманываю? Я там и не был никогда, инструктором же был, но все равно ведь, радость-то какая, черт его дери!

Лебраш практически не слышала его слов. В эту секунду что-то странное и абсолютно необъяснимое переломилось в её голове… Она впервые за всю свою жизнь почувствовала себя такой ненужной. Пони охватил ужас. Мимо неё только что пронеслась жизнь и окатила её холодной водой. Жизнь пролетела мимо, не оглянулась и не посочувствовала, не отблагодарила и оставила её далеко позади. Свалилась с небес на землю истина, что она уже столько прятала в себе и глушила посторонними мыслями. Кто она в этом мире? Кто она в мире, где одни не считают тебя за пони, если у тебя нет какой-то бумажки, а вторые просто убьют и не спросят? Ответ пришел сам собой, она – никто. Жизнь, простая до ненависти и жестокая до безрассудства перемолола её и выкинула сюда, к остальным ненужным. Слезы как-то сами собой выступили, тонким ручейком они потекли по щеке Лебраш. Пони ушла тихо, так, чтобы не помешать ликованию и празднику. Длинные коридоры по-прежнему пустовали, двери палат были раскрыты настежь, а окнам и старинным витражам бил противный мелкий дождик.

— Гай Эктерия! – В другом конце коридора пони позвал тенор главврача. Как изменился он за эти годы! Немолодой и без того жеребец успел отощать и осунуться. Бывший когда-то красавец превратился в старика, — Ты чего не в столовой? Война закончилась!

— Я знаю… — Пони отчаялась спрятать слезы, — Там слишком шумно.

— Я чего хотел сказать-то, — замешкался доктор, — тебе вчера медаль пришла. – Жеребец достал из кармана больничного халата маленькую зеленую бархатную коробочку. Внутри, на аккуратную красную ленточку был помещен серебряный равносторонний крестик, — Вот все, что нужно, документы, точнее. Подпишешь, что я все, как было, так и передал?

— Конечно, — пони одолжила ручку и чиркнула пару раз в справке, — буду теперь первая красавица на всю больницу…

— Это еще не все, я совсем забыл. – Врач немного замешкался и снова полез в карман. Лебраш застыла в предвкушении, вот-вот её лучшие мечты и желания исполнятся. Так и произошло: маленькая зеленая корочка с её фотографией и личными данными теперь была у неё в копытах, — Наверху для тебя сделали исключение и сочли, что паспорт ты заслужила. Видать, твои ребята постарались, а ты все на них ругалась. А вот это, — доктор указал на брошюру, — можешь кому-нибудь подарить, все равно завтра тебя выпишем…

— Как? – Испугалась пони.

— Лечить тебя сейчас будем – вот как. – Улыбнулся главврач и похлопал Лебраш по плечу, — Вчера вечером привезли к нам новое оборудование, как раз по твоей проблеме. А ты, Леб, у нас по позвоночным делам самый старый пациент, так что тебя первой и возьмем.

— В это трудно поверить. – Одноглазая обомлела от внезапного счастья, — Вы… не шутите? Это не сон, я не сплю? Пожалуйста, — Лебраш теперь зарыдала от счастья, — скажите, что я не сплю!

— Да я сам в шоке, — посмеялся доктор, — сегодня прям день чудес какой-то… Ладно, — жеребец принял деловой вид, — пойду я подготовлю операционную, а ты готовься. Сейчас утречком ляжешь – к вечеру уже скакать будешь… в разумных пределах, конечно.

— А я успею…

— Его навестить? – Заботливо спросил врач, — Минут пять у тебя есть, а он уже наверняка ушел в палату. Давай, иди, прощайся.

Лебраш все еще не верила своей удаче, не видя ничего от слез, она быстро, насколько это было возможно, рванула к своему единственному и лучшему другу. Шум ликования поугас, слух лишь слегка ласкали звуки аккордеона и песен. Пациенты стали расходиться, то и дело Лебраш натыкалась на проходящих мимо, извинялась и продолжала идти. Её мысли сейчас были заняты совсем другим. Она хотела отблагодарить Сержа за все, за все годы, что она провела здесь в состоянии куда страшнее смерти. После всех тех мерзостей, что она делала на войне, после всех самых страшных мыслей, приходивших когда-то в её голову, она хотела сделать ему последний подарок и начать новую страницу своей жизни. Она была уже совсем близко, сердце серой пони билось с такой силой, что, казалось, вот-вот остановится. Лебраш притормозила прямо у двери – перевести дыхание. Не помогло, пони почувствовала, что покрывается холодным потом. Пересилив себя, она вошла внутрь. Серж неподвижно стоял у окна, принюхиваясь к манящим ароматам сада, даже не замечая прихода пони.

— Замечательный сегодня день, — внезапно ожил жеребец, — столько хороших событий… Даже цветы, кажется, пахнут сильнее обычного.

— Я скоро уеду. – Лебраш на секунду сама остолбенела от хладнокровности и даже равнодушия своего высказывания. Серж в ответ лишь слабо улыбнулся.

— Как обычно, я уже все знаю… Мои поздравления, ты это заслужила. А еще мне птички нашептали, что у нас завелся герой войны.

— Прекрати, — застеснялась Лебраш, — это просто железка. Серж, я… — к горлу пони словно подкатил комок, — я хотела сделать тебе подарок. – Лебраш аккуратно достала свой билет и, шелестя им, чтобы слепой её услышал, положила на стол, — Это для тебя, Серж – лучшая жизнь. Там хорошо, обещаю, гораздо лучше, чем в этой развалюхе.

— Я все понимаю, — с грустью и некоторой злостью ответил жеребец, — просто ты теперь другая. Просто, у тебя есть медаль и паспорт, просто ты завтра будешь в Мейнхеттене, а я останусь тут навсегда. А знаешь, почему? – Пустые глазницы Сержа уставились прямо на Лебраш, — Потому, что меня все в этой жизни бросили, никому я не нужен. Я все понял. Леби, все я понял. Последняя кость, брошенная в сторону калеки… очень благородно.

— Серж…

-Убирайся. – Тихо прошипел слепец, — Убирайся к дьяволу в свой Мейнхеттен, живи там, наслаждайся, только оставь меня в покое! – Лебраш в слезах попятилась назад и, не говоря ни слова, вышла из палаты, где её уже встречала каталка и довольное лицо доктора.

— Все готово, — заявил старик, — вытри слезы и ложись. Поедем с тобой в новую жизнь. – Серая пони покорно отстегнулась от коляски и с трудом перебралась на каталку. Стоящая рядом медсестра мигом приладила к её копыту шприц. Немного боли, и усыпляющий препарат начал быстро растекаться по телу. Лебраш видела лишь медленно проплывающие мимо огни больничных ламп, свет с каждой секундой становился все тусклее.

Этот странный кошмар уже год не покидал её, приходил в трудную минуту, повергая Лебраш в ступор на целый день. Об этом сне она всегда пыталась забыть, выкинуть из головы, но упрямое сознание, будто заклинившую пленку каждый раз показывало именно его, отчего несчастная уже боялась засыпать. Лебраш просыпалась на операционном столе, в глаза ей бил ужасно яркий, раздражающий и холодящий душу белый свет. Немного привыкнув к освещению, пони обнаруживала себя в анатомическом театре. Сегодня – главным героем была она. На трибунах всегда было полно пони, почти все без лиц и даже, как ей на первый взгляд казалось, без хвостов и грив. Среди толпы слаборазличимые силуэты отца и матери, ребят из отряда, школьных друзей. Они ликуют, соскакивают со своих мест, будто пытаясь наброситься с объятиями на Лебраш. Так проходило несколько минут, пони молча лежала на столе, осматривая безликие трибуны и до противного чистые стены, выложенные зеленым кафелем. В комнату по одному заходили врачи – тоже без лиц, но все же с гривой и хвостом. Они молчат, один из них подкатывает тележку с инструментами. Лебраш с интересом наблюдает за процессом: больничные халаты, жгуты, скальпели и пилы – все казалось необычайно забавным. Внезапно, будто волной, приливает нестерпимый азарт. Лебраш перестает себя контролировать. В порыве она вскакивает со стола и, ударив доктора, отнимает у него пилу, смотрит, оскалившись на остальных, отчего те отпрыгнули назад. Публика неистовствует, по залу пускают волну, раздается шквал аплодисментов и свистков. Азарт и кураж еще сильнее приливают к голове пони, она вскакивает обратно на стол и, жутко смеясь, пристраивает пилу к задним ногам. Сотни мелких зубчиков впиваются в плоть, движение за движением они разрывают её, разрубают вены, кровь ручейками стекает на стол, а затем на пол. Пони даже не чувствует боли, она лишь бешено смеется и все сильнее и сильнее пилит свое тело. Наконец, левая нога, отпиленная до колена, шлепнулась на стол и скатилась на пол, хлюпая в теплой крови. Публика взорвалась, радостные скандирования пульсируют во всем теле. Пришло время и правой. Копыто серой пони снова упало на стол. Лебраш залилась смехом. Помешательство теперь окончательно ей овладело. Она рванула, что есть силы, к тележке и начала перебирать инструменты. Ей попался скальпель. Пони, держа его перед собой, упала обратно на стол и решительно воткнула его прямо в глаз. Публика подскочила и начала ломиться сквозь стекла. «А теперь глянь-ка на себя!» — Голос матери пронзает её сердце, внезапно все умолкает, как по взмаху волшебной палочки. Лебраш ощущает, что силы покидают её, с трудом она слезает со стола и поскальзывается в собственной крови. Ростовое зеркало, будто из неоткуда встает на её пути. Кошмар Лебраш дошел до апофеоза, она заглядывает в зеркало, её азарт моментально сходит на нет и перерастает в первобытный непобедимый страх. В отражении перед ней стоит серый манекен. Он такой же, как и те на трибунах: без лица, без гривы, без хвоста, без кьютимарки. Лишь кости, торчащие из отрубленных ног и скальпель, воткнутый в голову, отличали отражение от остальных. Лебраш в ужасе отскакивает от зеркала и, споткнувшись о собственную ногу, падает спиной в лужу крови. Зал сотрясается хохотом…

---

— Слышь, Зелень, — Лебраш разбудил немного пьяный голос и сильный запах перегара. Пони снова была в своем настоящем. Тело её ломило от сильного препарата, ноги прикованы цепями к полу, — как думаешь, а че наш гномик их сюда приволок?

— Ты это, Мерзлый, — Одноглазая наконец-то установила источник голосов: два явно неадекватных солдата Черной стаи шныряли по разным концам комнаты, вглядываясь в пленников, — ты так начальника не особо кличь, услышат ведь, уши с корнем, на, выдерут.

— Да ты не дрейфь, — возразил второй, — на кой ляд тут кому-то нас слушать. Просто везет ему, вон, девок себе притащил, на. Слышь, Мерзлый, — бандит указал на Майндхилл, только успевшую очнуться от яда, — вот эта ниче так, а?

— А та вон? – Мерзлый показал на Лебраш.

— Да ты вообще кретин. – Усмехнулся Зелень, — Она ж коцаная, нафига она мне? Слышь, красотуль, — бандит довольно резко обернул к себе лицо Майндхилл, — у тебя, типа, дырки в ушах рабочие или как?

— Отстань от неё! – Джермейн, пересилив себя, вскочил на ноги и хотел было наброситься на обидчика любимой, но цепи надежно удерживали его на месте.

— О-па! – Захохотал Мерзлый, — Сырок очухался! Завали хлебальник свой, на, и сиди тихо!

— Убери от неё свои коряги, сволочь! – Яростно заорал чейнджлинг.

— Так, не, — Зелень бросил розовую пони и с разбегу ударил Джермейна по ребрам. Жеребец застонал и согнулся вдвое, — надоел ты мне, сука, понял! – Второй удар пришелся по шее, Джермейн захрипел.

— Оставьте его, умоляю! – Зарыдала единорожка, — Оставьте, я все сделаю, что вы хотите.

— А вот это я понимаю, разговор! – Довольно ухмыльнулся Мерзлый. – Не, Зелень, ты все-таки телок снимаешь виртуозно, отвечаю.

— Завались уже, на, я первый. –Бандит оттолкнул Мерзлого от своей жертвы и начал расстегиваться. Майндхилл в слезах зажмурилась.

Её буквально спасло чудо. В последний момент дверь абсолютно пустой и очень грязной комнаты распахнулась. В неё вошел низкорослый жеребец в костюме в полосочку и рассвирепел от увиденного.

— Да какого черта вы тут устроили?! – Громогласным голосом он спугнул бандитов от единорожки, — Зелень, я тебе говорил, по-моему, чтобы ты свой темперамент дальше штанов не выпускал! А ты, Мерзлый, что ему потакаешь? Опять накурились оба и шастают тут по всей базе… а ну марш на пост, пока я вам причиндалы не выдрал! – От ора жеребца проснулись все пленники, Зелень и Мерзлый быстро и практически незаметно смылись. – Извините, господа, что вызвали неудобства. – Голос его снова принял привычный тон. Посмотрев немного на узников, жеребец мягко подсел рядом с Лебраш. – Ну, что же ты у них забыла, ангелок? Сколько тебе заплатили эти ребята, тысячу монет, две, три? Уж я не думаю, чтобы они могли дать больше.

-Что ты хочешь от меня, больной ублюдок? – Прошипела одноглазая.

— Леби, ты прекрасно знаешь, что я хочу. – Пони нежно прильнул к уху собеседницы, — Тебя, глупая, тебя и только тебя я все это время хочу. Что ты нашла в этих дураках, сладкая, а? Брось ты их, отрекись, останься со мной, и я тебя отвяжу, прямо сейчас. Они останутся, а мы с тобой уйдем куда-нибудь, где нас не услышат. Леби, брось их, — умолял жеребец, — я тебя озолочу, слышишь. У тебя будет машина, желтенькая, как ты всегда хотела. А помнишь, ты говорила про Мейнхеттен? Будет и он, я брошу его к твоим прелестным ножкам, как только Стая…

 — Я много раз это слышала, Маттеуш! – Лебраш отстранилась от жеребца в костюме, — Ты знаешь, что я о тебе думаю после того случая, ты знаешь, что у нас больше никогда ничего не выйдет. Зачем ты снова и снова бьешься об это стекло?

— Да нашло на меня тогда, Леби… Да ты сама виновата! – Голос Маттеуша в миг принял истеричный тон, — Нельзя, нельзя быть такой красивой и выставлять это всем напоказ.

— Ты просто озабоченный. – С некоторым ужасом прошептала Лебраш, отстраняясь еще сильнее, — Пойми уже, что я ничего к тебе не чувствую.

— Зато я тебя люблю, дура! – Маттеуш рассвирепел и размахнулся, серая пони сжалась от страха.

— Найди себе противника по размеру. – В разговор наконец-то вступился Блэклайт. – Коричневый жеребец в костюме остановился и растерянно отошел в сторону. Через секунду на его лице расплылась истеричная улыбка, комнату разразил звонкий смех.

— А, так я все понял! – Маттеуш пару раз указал самому себе копытом сначала на Блэклайта, потом на Лебраш, — Я понял, ты с ним спишь! Ха-ха, а ларчик просто открывался… Так ведь, так оно и есть! Что молчишь? – В одно мгновение жеребец успокоился, откашлялся и снова принял серьезный вид, — Что же касается вас, господа… А вас немного больше, чем я думал. Кто у нас теперь добавился: старик и… сырок. – Проговорил он словно счетовод, — Да, господа, ваша жадность загонит вас в могилу, честное слово. Я вам поражаюсь, — Маттеуш ходил взад и вперед словно отчитывая пленников, — отыскать столько чертежей, построить на свои деньги мобильный поляриевый манипулятор… а для чего, спрашивается? В принципе, я понимаю. Собрать опытный образец, привести бумаги в должный вид и продать, кому подороже, да пускай даже нам. Не думаю, что другая идея пришла бы вам в голову, хотя… Может, вы хотите раскурочить «Полюс-1»? Так знайте, господа, теперь ни одному из ваших планов не суждено сбыться! Вы перешли нам дорогу, Стая этого не прощает. Понимаете, мы бы все равно не допустили вас так далеко. Аппарат должен попасть тем, кто этого заслуживает…

— Вы ничего не понимаете! – Хрипло возразил Штайер.

— Ну, конечно, — усмехнулся Маттеуш, — только ты все и знаешь. Вы, несведущие, никогда осознаете этого… Наша война не закончится никогда! А когда стая будет обладать прибором, его силой и возможностями, мы поставим Республику на колени. Наша слава, наконец, затмит позор мирного соглашения и сотрет с лица земли всех несогласных!

— Все-таки ты псих. – Лебраш презрительно отвернулась в сторону пустой стены. Жеребец в костюме взбесился.

— Право, — сквозь зубы проговорил он, — вы мне порядком надоели… Зелень, Мерзлый! – В комнату мигом вбежали бандиты, — Препроводите дорогих гостей в допросную, а вот этого, — Маттеуш указал на Блэклайта, – в камеру. У меня с ним будет отдельный разговор.

Боевики быстро освободили пленников, Мерзлый так же быстро, угрожая автоматом, увел их прочь из комнаты. Блэклайт остался один, неприятно рассмеявшись, Зелень надел ему на голову мешок. Жеребец почувствовал сильный удар по затылку, отчего он буквально подлетел и ударился о землю. Блэклайта куда-то вели, запахло сыростью, стало гораздо холоднее. Они шли долго, достаточно для того, чтобы жеребца охватил страх. Из-за мешка ему было практически ничего не слышно, только неприятное хихиканье Зелени раздражал и пугал. Конвой остановился. Блэклайт услышал сильный скрип металлической двери, сильный толчок втолкнул его куда-то, где было еще холоднее. Жеребец снова упал, споткнувшись о порог, дверь тут же захлопнулась. Блэклайт пришел в себя, внезапно мешок с его головы начали снимать. Воздух, свежий по-уличному, ударил в ноздри, наполнил организм кислородом.

— Ну, привет. – На противоположном конце такой же, как комнаты, из которой его вывели, грязной и пустой камеры сидел синий пегас с растрепанной рыжей гривой. Одетый в странный серый комбинезон, он приветливо и с некоторой усмешкой глядел на собеседника, — И за какие же грехи, позволь узнать, ты оказался во «мрачном пристанище предателей стаи»?

— Тебе-то какое дело? – Раздраженно спросил жеребец.

— Да такое, — непринужденно ответил пони в синем комбинезоне, — просто я тут валить решил, думал, ты со мной… а? Молчишь? – Рыжеволосый снова усмехнулся, — Ну молчи, молчи, а я пока над дверью поколдую. – Незнакомец действительно устроился у железной двери камеры с самодельной отмычкой из вилки. Комнату стал заполонять неприятный скрежет. – Оно ж, в наше-то время грешно, знаешь, не уметь отмычки делать. Засмеют, понимаешь. – Через секунду жеребец с недовольным видом отошел от двери, держа в копытах погнутую вилку.

— Что, не вышло? – Позлорадствовал Блэклайт.

— Не дрейфь, мужик, — жеребца, казалось, ничего не могло вывести из себя, — сейчас сообразим. Я тут уже с неделю, все обдумываю план побега. Нас теперь, понимаешь, побольше стало, все же, — рыжий вплотную подошел к Блэклайту и прижал к себе, — не так страшно вместе-то… А сейчас погромче ори, хорошо.

Боль вгрызлась в сознание черногривого, из глотки вырвался оглушительный вопль. Из его груди, проткнув плотную ткань его кителя, торчала кривая вилка, кровь медленно растекалась по одежде. Блэклайт от страха снова закричал и упал на землю, задыхаясь от болевого шока.

— Скорее, скорее! – Завизжал пони в сером комбинезоне, — Здесь раненый, на помощь, скорее!

Дверь отворилась, ударив с чудовищной силой по стене, в комнату, вытаращив глаза, вскочил Зелень. Тут же в его сторону бросился рыжий, сбив его с ног, он одарил его несколькими ударами по лицу. Бандит сопротивлялся, сбросив с себя жеребца, он ударил в грудную клетку, кашель, резкий и болезненный, вырвался из горла синего. Он откатился прочь от Зелени, рассвирепевший соперник бросился за ним, тут его ждала ловушка. Рыжий, не вставая, подставил копыто. Зелень, споткнувшись об него, разбил со всей силы голову о стену. С его головы тонким ручейком пошла кровь, прилившая и в разум разъяренному жеребцу. Рыжий подскочил на ноги, следующий удар его пришелся точно по спине. Зелень выпрямился от боли, как струна, закричать ему помешали копыта жеребца в комбинезоне, обхватившие его голову и шею. Последнее, что видел и слышал Зелень, была размазанная от резкого поворота головы комната и хруст сломанной шеи.

— Мужик, — рыжий отбросил в сторону труп и непринужденно присел у Блэклайта, чтобы вынуть вилку, — ты извиняй, конечно, ну, так вышло. Не получилось с отмычкой, понимаешь…

— Ты предупредить мог, идиот? – Раздраженно зашипел черногривый.

— Да ладно уж тебе, — засмеялся рыжий, — не шелести, все ж обошлось. Возьми вон ружье, если тебя это успокоит. Прикроешь меня, постреляешь, и мы мигом с тобой выберемся…

— Погоди, — возразил Блэклайт, — нам нужно попасть в допросную. Я не могу уйти, там мои друзья.

— А мне, знаешь как-то … Да шучу я, дружище, — ответил жеребец, — не упыри же мы с тобой, чтоб своих оставлять. Ну, — рыжий принял необычайно серьезный вид, — пошутили и будет. Удивительно, конечно, что дружок его на помощь не пришел, но нам это только на пользу. Значит, поступим с тобой так: ты идешь вперед, до допросной здесь недалеко, как я помню, поворота два направо. Я пойду сзади, прикрою как-нибудь тылы, хорошо?

— Хорошо.

Двое замолкли и медленно вышли из камеры. В длинных коридорах было холодно и сыро, с потолка на тонком проводе свисали старые лампочки, освещали их противным, режущим глаза, светом. Рыжий указал направление, в котором, по его мнению, находилась допросная. Пройдя вперед, Блэклайт вскинул автомат и двинулся вперед. Позиция здесь была крайне неудобная: коридор хорошо простреливался, спрятаться в нем из-за закрытых дверей было почти невозможно, а вот выскочить оттуда мог кто угодно. Но им надо было продолжать двигаться, мысли о сестре и любимой пони гнали Блэклайта вперед и вперед, заставляли его с остервенением смотреть через прицел в длинное узкое пространство. Коридор закончился, жеребцы чуть не попались, выскочив на открытое пространство большого фойе с прозрачной комнаткой посередине, у которого стоял часовой. Отдышавшись в тени, Блэклайт заглянул внутрь и увидел там своих. Майндхилл, Джерми, Леб и Штайер висели прикованными цепями к потолку и полу. Рядом с ними из стороны в сторону ходил Маттеуш.

— Слышишь меня? – Возник вдруг Рыжий, — Я тут одну штуку придумал, сильно поможет. Я, кажется, знаю, где у них тут трубы проходят, могу сделать так, чтоб пару было на весь сахарный завод. Как тебе идейка?

— Неплохо, — шепнул Блэклайт, — только не медли. Я выстрелю, чтобы подать тебе сигнал. Убьем этого гада.

— Да ты ошалел? – Чуть ли не выкрикнул жеребец в комбинезоне, — Мы ж если адепта убьем, они нас на колбасу порежут. Не, мужик, я так не играю.

— Напомню, что ты у меня в долгу.

— Ах, ты ж черт! – Прошипел раздраженно рыжий, заметив в темноте люк вентиляции, он незаметно пробрался туда. Через несколько секунд оттуда были видны только его задние ноги. Блэклайт остался один. Засев во тьме с автоматом, он начал пристально следить за часовым. Жеребец в черно-красном комбинезоне ходил вокруг комнатки. Черногривый выждал момент, тихо, практически не дыша, подкрался к нему сзади. Удар. Приклад автомата без лишнего шума приземлился прямо в череп бандита, он упал навзничь и потерял сознание. Блэклайт медленно оттащил жертву и пристроился прямо под окнами комнаты.

Маттеуш молчал и шагал, нервничая, по комнате. Его взгляд бегал то в сторону пленников, то в сторону пустоты за пределами стеклянного помещения. Из темноты послышались шаги, через несколько секунд перед жеребцом в костюме предстал дряхлый кремовый старик в бордовой рясе.

— Отец, — начал Маттеуш, — все отступники пойманы и готовы к твоему допросу.

— Я вижу, — проскрипел старик, — я вижу, что ты поработал, и хорошо. Что же, за это ты получишь свою награду, объясни мне только, почему ты приволок и кобылок вместе с ними?

— Они за одно, — оправдался жеребец в костюме, — более того, одна из них является магом и может быть полезной. Я подумал, что…

— Знаешь, Маттеуш, — прервал отец, — больше всего меня раздражает в тебе то, что ты слишком много думаешь! Пожалуйста, воздержись от этого занятия в свое свободное время. А вторая?

— Она тоже была с ними.

— Да знаю я, зачем она тут. Гормоны тебе в голову ударили, ну ничего, пригодится.

— Отец, я хотел бы поговорить с ней наедине.

— Только после допроса, — отрезал старик, — а сейчас исчезни.

Расстроенный жеребец медленно вышел из комнаты, чуть не встретившись взглядом с Блэклайтом. Старик в рясе придвинул к пленникам табурет и , сев на него, начал допрос.

— Извините нас за это разбирательство, мой сын слишком нетерпелив. А я, однако, забыл представиться. Я Даймонд Рейзер – верховный адепт и глава Черной стаи. Мне очень неприятно видеть вас тут. Я думал, что рано или поздно мы с вами придем к соглашению, помните, мы же предлагали вам продать прибор и чертежи? Но вы, как я понял, прочно стоите на своих позициях.

— Вы не получите манипулятор, — взревел Штайер, — никогда!

— Вы, — засмеялся адепт, — право, напоминаете мне персонажей детских книг, если опустить подробности. Во-первых, господин Штайер, мы его уже заполучили, во-вторых, прибор, наконец-таки, попал в нужные копыта. Как вы, глупые, не можете понять, в каком положении оказались? Хорошо, ну, мы-то с вами старики, нам уже нечего терять, но, Отто, пожалейте молодых. Неужели Стая хочет чего-то другого? Поверьте, я буду счастлив, если доживу до момента, когда наши дети, вроде них, — Рейзер указал на Майндхилл и Лебраш, — и их малыши будут жить в лучших условиях, чем мы с вами, для этого сейчас и трудимся…

— То, что вы делаете, — вступился Джермейн, — безумие.

— А разве не занимается Республика тем же самым? – Вопрошающе воскликнул старик, — Мы все идем по ЭТОЙ тропе, по дороге из черепов и костей, и только я это все прекращу. Пока жива Республика, будут войны, кровь и насилие.

 — Тебе уже сказали! – Чейнджлинг перешел на крик, — Ты его не получишь!

— А так? – Рейзер резко достал пистолет и приставил его к голове Майндхилл, ее тело съежилось от страха, слезы потекли сами собой.

— Джерм, — её голос дрожал настолько неестественно, что его было практически не узнать, — делайте, что он говорит, пожалуйста, ради меня.

— У нас нет выбора. – Адепт опустил пистолет и освободил от цепей, сжимающих до боли конечности, пленников, — Но, — Джермейн с опаской посмотрел на старика, — говорю сразу, что оборудование крайне нестабильно. Вы можете потерять копыто.

— Если уж что, — засмеялся кремовый жеребец, — потеряете вы, я не собираюсь испытывать манипулятор на себе. Пусть пойдет… — Рейзер указал на Лебраш, отчего та не на шутку перепугалась, — она. Не единорог, можно будет в точности проверить действие прибора, да и не ученый – не так жалко. Ну, вперед!

-Будет больно, Леб, — Майндхилл усадила подругу за стоящий в комнате стол, на котором уже лежал манипулятор и множество запчастей, и пригладила черно-золотую гриву, — но так нужно. Если перестанешь чувствовать копыто, говори, слышишь, обязательно говори.

— Да. – Отрешенно и испуганно ответила серая пони, по ее телу ручьями тек холодный пот, стук сердца отдавался в висках, отчего она почти ничего не понимала. Леб положила копыто на стол, аккуратным движением Джермейн приладил на него прибор.

— Устройство прибора немного негуманно, — начал он сухо, — но весьма эффективно. Первое, что мы сделаем – проведем контакты прямиком в костный мозг. Раньше для этого использовали стальные иглы, чтобы легче было пройти через кость, — Лебраш чуть не потеряла сознание от услышанного, в её горле будто застрял огромный ком, и дышать ей теперь было очень сложно, — правда, они быстро ржавели и вызывали заражение крови. Сейчас, благо, мы используем углепластик – он безопаснее. – Закончив, чейнджлинг пристроил в специальные отверстия десятисантиметровые иглы, Блэклайт терпел: рано или поздно им пришлось бы устанавливать прибор на кого-то, а, учитывая сложность и опасность процесса, он принял решение, что этот момент настал.

— Терпи, дорогая. – Майндхилл взяла левое свободное копыто серой пони и обхватила плечи. Джермейн нажал на маленькую кнопку приборной панели манипулятора, и он загорелся приятным голубым светом, но тут же угас.

— А, — спохватился он, — да, батареи… — Чейнджлинг подхватил со стола две лампочки, которые кто-то уже выкрутил, и подсоединил к прибору. Новая попытка – стальной браслет теперь уверенно светился, выдавая на маленьком экранчике мелкий шрифт, — Начинаем. – Всего одно нажатие кнопки, и шесть игл с чудовищной скоростью пронзили кожу, плоть и кость. Лебраш закричала, так как никогда прежде, её дыхание сбилось настолько, что она чуть не задохнулась в первые же секунды. Копыто пылало от нестерпимой боли, мышцы словно сумасшедшие сокращались и расслаблялись, еще больше раздражая кость, пробитую насквозь.

— Больно? – Со страхом глядя в единственный глаз Лебраш, спросила Майндхилл.

— Нет … — кобылка с инстинктивным ужасом поняла, что почти не чувствует конечности и начала паниковать, — Черт, нет, не чувствую! Я пошевелить им не могу!

— Нельзя ли быстрее? – Хладнокровно вмешался старик Рейзер. Штайер подошел ближе и взглянул на него презрительно, отчего тот немного примолк.

— Майнди! – Завизжал Джермейн, — Работай! Живее только, прошу тебя!

Единорожка напряглась, все силы сейчас она направила в рог, который засиял ярким красным светом, таким же загорелось копыто Лебраш. Нестерпимая боль снова вернулась в конечность, разрывая мозги и прожигая любые мысли. Серая пони согнулась пополам, пыталась одернуть копыто от Джермейна, но тот уверенно держал ее, прижимал к столу.

— Больно! – Пони уткнулась в плечо Майндхилл и просто заплакала.

— Хорошо, Леби, — черногривая продолжала гладить её голову, — это хорошо, значит связь с мозгом есть, ты, — продолжила она дрожащим голосом, — терпи, терпи.

— Закрываем! – Раздался крик чейнджлинга, — Я закончил настройку!

Единорожка снова направила энергию на копыто, комнату залил яркий красный свет. Со лба кобылки потек пот, от напряжения она, казалось, вот-вот сорвется и прекратит читать заклинание, но остановиться пони уже не могла. Стальные иглы начали врастать в копыто, новая кожа на ранках появилась мгновенно, обрастала вокруг них. Боль, уже несколько минут затмевавшая разум Лебраш, утихла так же моментально, как и появилась, по её спине потек холодный пот, от головы резко отлила кровь. Пони облегченно вздохнула сквозь слезы и окончательно упала на Майндхилл.

— Джерм, она ,по-моему, сознание потеряла…

---

Лебраш не знала, что разбудило её: странный и противный сон с отрезанием копыт или же сильное покалывание в них самих, но единственный глаз её уже продирался навстречу дневному солнцу и прохладному воздуху Филлидельфии. Пони, не отойдя окончательно от наркоза, неуклюже и смешно подползла к стенке и села на своей постели. Все здесь, в её палате было так же, как буквально несколько часов назад: белые стены, растрескавшиеся в узоры, такого же цвета старая мебель, а точнее тумбочка с телевизором и прикроватный столик из добротного мустангийского дуба, окно, выходящее на сад – все ровно такое же, да вроде бы и нет. Кобылка потерла глаз, осмотрелась еще раз с каким-то детским любопытством и уже по привычке скинула задние копыта с кровати – вот и все различие, Лебраш растаяла в радостной улыбке и неспокойно задышала – хоть спина её и болела от наложенного шва и сильно чесалась, но все, на этот раз ВСЕ конечности работали. Тут что-то нахлынуло, встало комом в горле пони, которая уже соскочила на пол на все свои четыре копытца и чуть ли не затанцевала, не мешай ей сейчас наркоз. Слезы-вот что это было, они теперь, маленькие и прозрачные, скатывались с щек и беззвучно разбивались о пол, а вместе с ними – годы мучений и беспомощности. Ничего она сейчас не ощущала, да и не хотела, в каком-то исступлении находилась сейчас Лебраш, вытаптывая взад и вперед по комнате и приплясывая народные танцы, которые она на свое удивление вспомнила моментально. Все! Её старая жизнь закончилась здесь, в госпитале, и продолжится уже далеко за его пределами, но только не в городе, нет, никогда больше! Сегодня, когда её выпишут, она оставит в этих стенах свою боль и идиотскую войну и уедет на ближайшем поезде в Ван Хувер, а оттуда уже… пешком, она помнила, как шла тем же путем совсем жеребенком. И, наконец, домой, к маме, к папе, к друзьям – лишь бы подальше от грязных и жестоких городов. За дверьми палаты тоже было шумно, казалось, что весь, весь госпиталь радуется вместе с ней… первое время. Лебраш приостановилась и прислушалась, коридор заполнили тревожные голоса и шепот, грохот большой каталки, на которой увозили на операции или в морг, и даже плач…

— Дура-ак, — раздавался тихий дрожащий голос, — вот дура-а-ак.

— А все из-за бабы, во, до чего доводят…

— Ну, хоть сразу умер, не мучился…

— И так страдал сколько…

— Дура-а-ак…

Внезапно стало так тихо, страшно, панически страшно. Голоса замолчали, точнее, перешли на едва различимый шепот. Грохотание каталки утихло, растворившись в длинных коридорах госпиталя. Лебраш села как вкопанная возле двери и просто ждала, что произойдет.

— А, мисс Эктерия, — в палату заглянула медсестра, она плакала, глаза её были красными, а голос дрожал как лист, — вы проснулись, ну и хорошо… — пони смахнула слезы,- извините.

— Что там случилось? – Серая пони перешла на шепот.

 — Серж там, знаете… из окна выпрыгнул. Насмерть… Вы… вещей-то при вас не было. Можете уже идти, вас выписали.

Лебраш впала в ступор. Она не понимала и не помнила, как дошла до самых ворот госпиталя, как плелась по его коридорам, не помнила, о чем только что думала. Что-то в ней обрубилось, что-то, что заставило её уйти так быстро, не тратя ни секунды на прощания и некую печаль. Пони даже не поняла, как она отнеслась к самоубийству её лучшего за эти годы друга. Просто что-то в ней умерло за одну секунду так, что она даже не обернулась в сторону своего дома поневоле и не сказала ни слова охраннику, которого тоже знала. Теперь перед ней уже был город, её обдувал совсем другой воздух, не свежего сада, а пыльной дороги, по которой мимо Лебраш проносились машины. Только сейчас она спохватилась: во что она одета, одета ли вообще, где медаль, паспорт?! Не-е-ет, к счастью, все здесь: китель на три размера больше с закатанными рукавами, на нем висит медаль, а в кармане заветная корочка, за которую она пожертвовала детством и юношеством. Куда идти? Денег нет, город к НЭР не относится... Леб остановила машину и как-то на автомате села внутрь.

— Куда едем?

— А… — замешкалась пони, — у меня только денег ни черта…

— Ну как же, девочка? – Ласково спросил водитель, — Я тебя бесплатно катать что ли должен, раз у тебя медаль? Ножки-то есть, вот и шагай на них куда-нибудь, а деньги… поверь, было бы здоровье, а деньги приходят и уходят. Куда тебе надо хоть?

— Куда-нибудь, — разочарованно вздохнула Лебраш, — откуда можно уехать.

— Во-о-н там, — водитель копытом указал направление, — через квартал стоит вокзал, там сейчас пускают какой-то бесплатный поезд, не знаю только куда.

— Спасибо. – Пони немного воспряла духом и вышла из такси, — извините.

— Да, — усмехнулся жеребец, — ничего, удачи.

Странно, очень странно, что это «удачи» прозвучало тогда для Леб как издевательство. Почему? Ведь ей бы сейчас действительно понадобилась удача, она была одна в большом городе, злом и жестоком, что мог снова раздавить её за несколько часов, но ей почему-то вдруг стало так обидно и больно от слов водителя, что пони чуть не прослезилась. Все ей на удивление было знакомо и понятно, странно, так давно она не была в городе, среди огромных домов, но при этом четко и уверенно проскальзывала между прохожими, срезала путь переулками, выбирая при этом маршрут побезопаснее. Странно, каждый шаг доставлял ей немалое удивление. Только куда теперь идти? Домой? А зачем? Лебраш не было там больше десяти лет, неизвестно, живут ли там еще родители. Да и примут ли они её такой, какая она сейчас, убийцей, наемником. Что они скажут, если она заявится домой, с одним глазом и хромая на одну ногу? Если она так и скажет, что честно убивала пони за деньги вместо того, чтобы заниматься фотографией, как хотел отец, что ей скажут? Может … и не надо тогда туда ехать… Леб, в любом случае уже вошла сквозь массивные деревянные двери вокзала и попала в большой зал ожидания с мраморным полом и облицованными им же грязными, пыльными стенами. Момент истины. И куда идет этот «бесплатный поезд»? Лебраш решила… несильно волноваться по поводу этого вопроса. Пусть все решит судьба. Она присмотрелась: благотворительный поезд Филлидельфия-Мейнхеттен отправлялся с девятого пути через пять минут… значит, судьба. Мгновение, и она уже на перроне, заполненным разномастными солдатами и офицерами как со стороны стаи, так и легиона и НЭР. Все смешалось здесь: у девятого пути, как и положено было, стоял сине-белый состав с республиканским флагом на бортах, вход в каждый вагон и толпу перед ними охраняли чейнджлинги в своих бронекостюмах, больше походящих на самурайские доспехи, и не пускали никого внутрь, не смотря на громкую ругань потенциальных пассажиров. Сновали они и по перрону, трезвые и не очень. Группа вторых, принадлежавших, судя по зеленым кителям, Наемному легиону, как раз вышагивала, шатаясь, с флагом мимо Лебраш и напевала свой гимн:

Что лучше охоты?

В леса и болота

С утра без заботы

Мы рыскать идём.

Чуть рог заиграет

Иль стая залает,

В нас кровь закипает

Горячим ключом.

Промчится ли серна,

Иль лань, мы наверно

В них пулею верной

Без промаха бьём.

А день угасает,

Костёр запылает,

И чаша гуляет

С янтарным вином.

Йо-хо, ла-ла-ла…

Выскочили на них, будто из неоткуда, пони из Черной стаи в черно-красных комбинезонах, тоже, видимо, под шафе, и набросились с дракой. И не без того громкий вокзал разбушевался потоками мата, криков, лязгом брони прибежавших разнимать чейнджлингов – кипела жизнь на девятом пути.

— Та еще будет поездочка, а? – Лебраш опешила от того, что её ударили по плечу, обернувшись, она встретилась взглядом с молоденьким синим пегасом в форме Черной стаи. Его живые, веселые голубые глаза, проглядывающие из-под челки серой гривы, пристально осматривали собеседницу с копыт до головы, на лице играла какая-то детская и непринужденная улыбка.

— Ну, — кобылка кокетливо убрала с глаз шелковистые волосы, — да, та еще. Любят ребята пить по праздникам, но драться то чего?

— Ну, а как же не подраться? – Посмеялся он, — Война ж только сегодня закончилась, а кровушка в жилах ,хе-хе «закипает горячим ключом». Э-эх, не был я на войне, хорошо-то как…

— На посадку! – На корявом эквестрийском проорал один из охранников, и толпа ринулась к поезду. Случайный знакомый Лебраш легонько подхватил её и повел за собой. Играюче они проскочили всю очередь, один за одним, сопровождаемые руганью. Жеребец вел её за собой, периодически оглядываясь. Вот они уже и в вагоне. Он небрежно шлепнулся на жесткое кожаное сидение и пригласил Леб, она кивнула и присела рядом.

— Фу-у-ух. – Выдохнул жеребец, — Меня, кстати, Сцепием зовут.

— Лебраш…

— Красивое имя, но редкое какое-то. Ты откуда?

— С Северных земель. – Гордо выставила грудь пони.

— Ух ты! – Сцепий развел копытами, — Эктерка! А я никогда еще их не видел, думал, вы не выходите оттуда, ну, из…

— Да все так думают, — одноглазая дружески ткнула жеребца в плечо, — не верь.

Поезд, наконец, тронулся, дождавшись, видимо, когда опустеет перрон и его звуки и песни перенесутся внутрь его стального брюха. Колеса ритмично застучали, сначала медленно проплывали, а потом пролетали мимо городские пейзажи, грязные, пропахшие гарью заводы, от которых всем уже надоело кашлять и задыхаться.

 — Ездила когда-нибудь на поездах? – Жеребец изо всех сил пытался перекричать крики пассажиров и гром поезда, отчего орал прямо на ухо спутницы.

 — Да, да, не кричи так, — отстранилась Леб, — давно очень, когда маленькой была.

— Тогда смотри. – В вагоне внезапно стало так темно, что пони перестала что-либо видеть. Голоса затихли, быстро и внезапно. Остался только стук колес, напоминающий о том, что ты все еще находишься в реальности. – Сейчас такое увидишь, я в детстве туда-сюда только ради этого и ездил.

Свет, яркий дневной свет молниеносно прорвался в вагон и озарил его целиком. Лебраш привыкла к нему не сразу, но после увидела: состав мчался с бешеной скоростью буквально на краю ледяной скалы, и не было ей конца. Внизу был город, разрушенный, разлагающийся кусок тела вечно живой цивилизации, занесенный снегом, который уже вряд ли кто-нибудь когда-нибудь разгребет. Пони прильнула к окну, разглядывая картину с такой высокой точки.

— У меня, — Сцепий присоединился к кобылке, — в Филлидельфии живет папа, а там, в Мейнхеттене – мама. Вот я, когда был поменьше, сюда ездил один на выходные, а тут с пацанами в войнушку играл…

— Так опасно же? – Возразила Лебраш.

— Ну, так почему я здесь? – Усмехнулся жеребец, — ну, это лирика. Представь, домо-о-ой еду, наконец-то. Мама мне всё письма писала, а сейчас и так увидит, чаем напоит, м-м-м.

— Ты, урод, расскажи лучше, — вмешался солдат в форме эквестрийской регулярной армии, большой и весьма пьяный, — как вы ребятам нашим уши да языки с хвостами обрезали! А то о доме-то болтать все горазды.

— Да! – Подхватил его не менее крепкий собутыльник, — Давай уж, собака! Были вы волками – ими и останетесь. А ты, девка, сидишь с ним, а медали носишь! Предательница ты!

— Отстаньте от него, а! – Лебраш привстала с места, отчего пьяницы немного поутихли, — Все, кончилась война, хватит.

— Да ты это тем скажи, кого он поубивал!

— Не убивал я, братцы! – Оправдался Сцепий.

— Действительно, — на спор откликнулся чейнджлинг из охраны, — ребят, сидите уж себе смирно, коли вас бесплатно катают.

— А ты чего это мне тут тычешь, морда косоглазая? – Взъерошился один из солдат, — Напихали нас тут, как сельдь в бочку, а сами, наверное, смеетесь там на своем поганом языке. Что?! – Жеребец вплотную подошел к охраннику, в его копыте щелкнул выкидной нож, — Что ты, падаль смотришь на меня глазенками своими узенькими?! Чего, а? Испугался?!

— На место сядь, дружок. – Чейнджлинг передернул затвор автомата. Пьяница закрыл нож и попятился назад.

— А ну, — встал второй, — давай, как мужики разберемся, а! Ствол-то бросай.

— Может, — заступился Сцепий, — вы все-таки успокоитесь, ну, так ведь хорошо едем, тепло, спокойно, красота, вон, какая за окном.

— Завались, собака!!! – В пьяном угаре первый соскочил с места и выхватил свой нож. Тут же отреагировали охранники и под громогласную ругань скрутили его, но тот необычайно ловко выскользнул из захвата, и ничего уже не было между ним и жертвой, кроме внезапно возникшей прямо перед носом Лебраш.

 — Слышь! – Изумленно застыл зверюга, — А ты чего, типа стайца покрываешь, а? А?! – Он прильнул прямо к её лицу, от него пахло мочой и перегаром, — Может, вы еще и трахнетесь? Прям здесь, как собаки… — Солдафон не успел договорить, как получил крепкую пощечину, а сзади его снова схватили чейнджлинги, — Ах ты ж тварь! Ну, смотри, увидимся еще!

— Отдыхай! – Охрана оперативно нацепила на него намордник и увела куда-то в другой вагон вместе с его дружком.

 — Во, как пьют! – Облегченно выдохнул Сцепий и смахнул пот с лица, — У нас такого нет в стае, нам не разрешали.

— И правильно. – Заключила кобылка.

— А то ведь никакой дисциплины не будет… слу-у-ушай, — заинтриговано и вкрадчиво заговорил жеребец, — а ты проездом или насовсем в Мейнхеттен?

— Я пока не знаю, может, если обзаведусь деньгами в городе, сниму комнату.

— У тебя есть к кому поехать? – Заботливо спросил он.

— Я сама к себе поеду! – Усмехнулась Лебраш.

— А родители?

— Нет их у меня, Сцепий. – Пони отвернулась к окну и постаралась не прослезиться.

— Слушай, — жеребец ласково прислонился головой к её плечу, — извини, я реально не хотел тебя обидеть. Ну… я… хочешь, мы вместе поедем, к маме моей, она нас примет, квартира у нас большая, мы в ней еще жили до того, как папа от нас ушел. Представляешь, у тебя своя комната будет…

— Хороший ты, — Леб слегка одернула от собеседника плечо, повернулась обратно и откинулась на сиденье, — но нехорошо как-то получается, что ты меня вот так домой притащишь.

— Да почему же? Ты… ты мне нравишься, я хочу…

— Стоп, стоп, стоп! – Прервала его пони, — Не гони, не гони. Сцепий, все это очень уж быстро. Слушай… хорошо, ты… — Лебраш стала немного краснеть, — ты неплохой парень, знаешь, может, у нас что-нибудь и получится. Давай только ты не будешь… — кобылка мило улыбнулась и, окончательно покраснев, положила копыто на плечо Сцепия, — торопиться. Там, откуда я, так не принято. Надо как-то…

— Ну, как хочешь! – Развел радостно копытами пегас, — А жить-то ты к нам поедешь?

— А куда ж еще? – Обреченно вздохнула одноглазая. – Пойми, просто, если ты хочешь затащить меня в постель…

— Ты что-о-о-о! – Обиделся Сцепий, — Я ж не такой вон, — пегас дернул головой в сторону тех, кого совсем недавно увели, — как эти. Я так не могу, Лебраш, это неправильно.

— Как же быстро-то все, — пони демонстративно тряхнула головой, — ты сам себе хоть можешь представить? Вот только сейчас мы были незнакомы, а сейчас обсуждаем, как будем вместе жить? Сцепий, очень быстро, тебе не кажется?

— Кажется…

— Давай сходим куда-нибудь сегодня, поболтаем, а жилье я все-таки себе найду сама.

— Мейнхеттен. – Раздалось из громкоговорителя в вагоне, и состав резко затормозил, издавая колесами пронзительный визг.

Сцепий и сильно ошарашенная произошедшим Лебраш вышли и, казалось, не знали, что говорить друг другу. Так, тихо, молчаливо и странно, они прошли весь перрон, потом просторный мейнхеттенский вокзал, с его выкрашенными в синий стенами и высокими потолками, вышли, наконец, на улицу, где бензином и пылью пахло еще сильнее, чем в Филлидельфии. Да, это был тот самый город мечта, грязный и душный, к которому так стремилась молодая пони всю свою жизнь. И это все? Цель достигнута? Все это было только ради того, чтобы вот так стоять здесь, рядом с жеребцом, абсолютно ей незнакомым, но уже тянущим к себе домой? А, может быть, и к лучшему было остаться с ним и забыть все, что происходило за эти годы? А как? А что она будет делать в этом городе, если большую часть жизни провела с ружьем в копытах? А это, как известно, просто так из души не выветрится. Вот она тебе и цель. Наслаждайся городом, Лебраш, городом, превратившим тебя, девчонку с северных земель, в машину с одним лишь холодным расчетом в разуме. Ты хочешь спать, есть, ты только и стоишь рядом с ним, наивным пегасиком, чтобы он обогрел и накормил, а потом? Убежишь? Разобьешь молодое сердце, окончательно заставишь его разочароваться в противоположном поле? Это подло…

— Н-н-н-н-ет! – Лебраш снова затрясла головой, — нет, Сцепий, я так не могу.

— О чем ты? – Пегас посмотрел на неё с неким ужасом и волнением.

— Нет, извини, — пони резко рванула с места в сторону одной из широких улиц, заполненной припаркованными машинами, — я так не смогу.

— Леб! – Сцепий дрожащим голосом окликнул попутчицу и чуть ли не со слезами двинулся за ней, — Ну, ну что такое, что я сказал неправильно.

— Извини! – Одноглазая еще быстрее пошла по улице, даже не оглядываясь, — Но нет, это плохо, Сцепий, неправильно.

 — Да почему же?! – Пегас вспомнил про крылья и через мгновение уже обогнал кобылку и стал оттеснять ее в узкий переулок, — А правильно ли будет, — на страх кобылки жеребец подошел вплотную и прижал ее к стене, — если мы так и будем бояться друг другу слова сказать? Надо сразу хватать быка за рога, Леб, сразу…

— Нет. – Умоляюще шепнула пони, — Нет, прости, не нужно.

Сцепий, испугавшись собственных действий и слов, отступил и сел в опустошении.

— Я… — Снова он чуть не заревел, — я еще тебя увижу?

— Ну, иди сюда. – Лебраш присела рядом и по-дружески обняла, — Давай, встретимся здесь, у вокзала, но через недельку. Сцепий, у меня сегодня друг умер, представляешь, лучший друг. Из окна выбросился из-за меня, а я даже и не знала, что он чувствует по отношению ко мне. Тяжело сейчас, но… всем, конечно, тяжело. Я просто хочу жизнь наладить, найти работу, жилье снять, встать на ноги. Не хочу, чтобы ты по этому поводу суетился. Я сама справлюсь.

— Я готов, — решительно заявил пегас, — готов потерпеть.

— Иди к маме уже, она ждет. – Немного раздраженно шепнула пони. Сцепий ушел, странно быстро, постоянно оглядываясь в её сторону.

Лебраш облегченно вздохнула не то от того, что осталась одна, не то от чувства гордости за себя, ведь она все-таки не опустилась до уровня содержанки. Нет, она себе такого не позволит. Кобылка вышла обратно на улицу и невольно обернулась в сторону, в которую шел ее недавний попутчик.

— О-па! – Знакомый голос отдался холодным потом и мурашками по спине. Пони застыла и почти перестала дышать. Двое пьяниц из поезда подходили все ближе и ближе, окружая её со всех сторон. Секунда, и прямо у ее горла щелкнул нож, — Медалистка наша, геройка в переулках за бесплатно дает? А что ж в вагоне постеснялись? А?! – Лезвие впилось в кожу, от ощущения холодного металла колени Лебраш подкосились, — Ну да ничего, ты теперь, я смотрю готовая, можно и с нами поделиться…

— Отвалите, уроды. – Выдавила Лебраш.

— Фу, как грубо! – Гнусаво подхватил второй, — И это ты так с клиентами разговариваешь? Посмотрим, — жеребец грубо оттолкнул пони обратно в переулок, — как ты у меня сейчас запоешь.

— И не думай дергаться, сука. – По-звериному хищно шепнул второй, прижав ее к стене и снова прижав нож к горлу.

— Я первый… — Уродливо рассмеялся второй – белый единорог.

— Ни хрена, Упырь! – Возразил темно-желтый пегас, — Только дернись, прирежу!

— Слышь!

— Отвали! – Пегас, прижав онемевшую от ужаса пони, начал расстегиваться. Внезапно пространство позади него разразилось хриплым стоном и грохотом падающего тела. Жеребец обернулся, резко отбросив Лебраш на землю. Позади него стоял со стеклянной бутылкой в копыте Сцепий, а под ним, на жарком асфальте распластался единорог, с головы которого дорожками лилась густая кровь.

— Гляди-ка! – Рассвирепел бледно-желтый, — Явился твой Ромео!

— Уходи. – С яростным огнем в глазах прошипел пегас, — Уходи, Леб, я с ними разберусь!

Не теряя ни секунды, пони, практически не чувствуя ног, проползла мимо обидчиков. Зверь рванул в её сторону, зарычав во все горло, но тут же встретил отпор со стороны Сцепия. Пивная бутылка пришлась точно на шею и разбилась на десятки осколков, превратившись в колющее оружие. Жеребец завыл и размахнулся со всей силы ножом, порвав сопернику щеку. Сцепий отскочил… прямо в крепкие путы белого единорога.

-Да беги ты! – Истошный крик агонии вырвался из глотки пегаса, Лебраш внезапно подскочила, будто не своя, сознание заслонил кровавый туман. Сквозь помутнение она видела лишь то, как нож пронизывал черно-красный комбинезон, разбрызгивая по асфальту алую кровь. – Беги! – Сцепий издал последний хрип, после чего Лебраш окончательно сорвалась с места. В голове уже не было никаких мыслей, только сердце било ломом по ушам, и слово ветер шумело дыхание.

— Не бегут ли они за мной? – Проскочила мысль, заставившая её бежать еще быстрее, сбивая с ног прохожих и спотыкаясь о машины, — Нет, им сейчас уже гораздо интереснее глумиться над трупом Сцепия. – От такого Лебраш будто парализовало, — Надо вернуться, забрать его, отнести… куда? Он даже не сказал адреса. – Пони остановилась, теперь мысли, спутанные, хаотичные и мерзкие, снова стали течь потоком в ее голове. Она была на глухой улице, рядом с маленьким магазинчиком с новой, но уже покосившейся вывеской «Оружейная Маттеуша». Она приняла решение, никто больше за неё не умрет. Через минуту она уже сидела на пластмассовом стуле, рядом с большой решеткой, отделяющей ее от продавца – низкорослого коричневого жеребца, обладателя опрятной пепельной гривы и солидного костюма в полосочку. Владелец сидел, протирая новенький дробовик, и изредка поглядывал на единственную посетительницу.

— Чего хочешь, девочка? – Ласково, но в то же время сдержанно спросил он кобылку.

— Я хочу что-нибудь… посмотреть. – Процедила Лебраш сквозь слезы, копыта ее дрожали, пот стекал по всему телу, капая с носа.

— Ну-у-у, медалистка, — пропел торговец, — война такая штука… только могила исправит. Только с фронта – опять за пушку? Ладно, дело твое. Если в тир, то это стоит пятьсот кредитов, а купить что-либо…

— Я хочу купить. – Прервала пони.

— Вот, как раз. – Прекратив тереть и без того чистое оружие, жеребец положил его на импровизированный прилавок – стол, поставленный в выпиленном прямоугольнике в решетке, — Брена двести второй модели. Свежие, только вчера привезли из самой Ампирреи. Сырки, признаюсь, лучше пушки делают, чем мы: денег стоит очень мало, а надежный как танк. Двенадцатый калибр, ну, такие патроны можно в любом универсаме достать, телескопический приклад…

— А можно его разобрать? – С дрожью в голосе просипела кобылка.

— Можно, — радостно ответил торговец, — мне надо только один инструментик принести…

Все, надо действовать молниеносно. Это конец. Пони с почти что бордовыми белками глаз дождалась ухода продавца и схватила, дрожа, дробовик. Потянулась за прилавок и вырвала из одной коробки патрон. Калибр подходил. Лебраш медленно сползла со стула, она не могла встать – слишком страшно. Забилась в угол и передернула затвор, никто больше за неё не умрет. Дуло сильно прижалось к подбородку серой пони, она зажмурилась и заплакала, последний раз представив себе добродушные лица родителей. Внезапное тепло тела шелест и гладкая дорогая ткань коснулось ее. Лебраш почувствовала, как чьи-то копыта мягко и аккуратно забирают у неё оружие. Открыв глаза, она увидела жеребца в костюме, сидящим рядом с ней. Он отодвинул ружье, смотрел на неё прямым, но в то же время таким успокаивающим и располагающим взглядом. Кобылка упала ему на плечо и просто завопила.

— Ну, хватит, хватит. Ты молодая еще, куда тебе умирать. Пойдем, попьешь чайку – успокоишься. – Жеребец встал на ноги, предложив пони копыто, прижал её к себе и увел в подсобку, приглаживая черно-золотую гриву.

Под землей.

— Ну же! – Лебраш быстро пришла в себя от того, что кто-то отчаянно колотил ее по щекам, открыв единственный глаз, пони отмахнулась от стоящей над ней Майндхилл. Было нестерпимо жарко, густой пар не давал нормально дышать и закрывал весь обзор. Кобылка сильно прищурилась и села на пол, — Да чего ты сидишь?! Мы уходим, — единорожка будто из бездны пара достала пистолет и передала его Лебраш, -прямо сейчас!

-Да не ори! – Пони нехотя встала и теперь видела знакомые силуэты, все они в этот момент рванули с места, за ними ушла и Майндхилл. Вокруг все еще ничего не было видно из-за густого пара. Топот доходил до барабанных перепонок с трудом, дуло старого пистолета всегда было в поле зрения. В любом случае, несмотря на то, что пока все было довольно тихо, враги могли появиться из неоткуда в любую минуту. Группа шла все дальше и дальше, Лебраш лишь с трудом видела стволы пистолетов и ружей, направленных в разные стороны, — Ищем окна! – Командным голосом, придя, наконец, в себя, крикнула пони.

Это была ее большая ошибка. На голос тут же показались в пару красные светящиеся окуляры бронемасок, группа Лебраш бросилась в рассыпную. Два выстрела. Пар рассекли искры от стального костюма, и один из бойцов Стаи моментально упал на пол, окуляры его маски потухли. В ответ раздались короткие автоматные очереди как со стороны своих, так и противников, откалывая куски бетона и штукатурки. Очередной залп скосил еще двух врагов, поняв, что дышать в помещении практически невозможно, Лебраш легла на пол, ловко догнав выстрелом очередного стайца.

— Окна, идем на свет, бьем окна! – Раздался странно знакомый голос. Среагировав почти моментально, серая пони со всей силы размахнулась по ближайшему источнику солнца рукоятью пистолета. Стекло разлетелось в разные стороны, со звоном ударяясь о пол и стены, пар стал выходить через оконный проем, освобождая от себя длинный коридор. Свои перестали быть просто силуэтами, через какое-то мгновение они уже были у разбитого окна.

— Лезьте, я прикрою! – Лебраш лишь ненадолго уловила взглядом синего пегаса, а холодный пот уже пробил её тело. Пони опешила и в каком-то исступлении выпустила во врагов еще несколько пуль – на этот раз они лишь заставили их спрятаться за открытыми настежь стальными дверьми. Вперед в разбитое окно пропустили Майндхилл и Штайера, Блэклайт устроился рядом с одноглазой и беглым автоматным огнем еще сильнее прижал стайцев огнем. Мигом прошмыгнув наружу, синий пегас окликнул Лебраш и подал ей копыто, — Сцепий? – Взглянув ему прямо в глаза, пони окаменела от страха и удивления и практически по инерции пролезла за ним. Не дожидаясь ответа, рыжий рванул прочь от старого здания сахарного завода, Лебраш убежала вслед, чувствуя, как сзади, спотыкаясь, её догонял Джермейн. Одно мгновение, и копыто серой пони зацепилось за торчащий из снега кусок арматуры. Она упала, пропахав около метра по снегу. Теперь она видела, как последним из окна выползает Блэклайт. Два глухих выстрела из пистолета, и два закованных в броню единорога, увязавшиеся вслед за ним упали замертво. Жеребец в ужасе отполз подальше и, кажется, даже не замечал, как вокруг него собирались враги. Нужно было моментально среагировать, так и произошло. Лебраш, как не старалась, не могла найти своего пистолета. Ей оставалось только смотреть. Немую сцену прервал истошный крик Джермейна, оскалившись, он выскочил вперед кобылки с автоматом в копытах и открыл шквальный огонь. Поток свинца вгрызся в тела солдат, отбрасывая их прочь своей жертвы, прижавшейся к земле. Еще секунда, и настала мертвая тишина, разбавленная лишь прерывистым дыханием чейнджлинга.

— Ты чего? – Пегас, слегка усмехнувшись, успев по дороге помочь Лебраш встать и похлопав Джермейна по плечу, уселся рядом с Блэклайтом.

— Никогда не думал, — жеребец поднялся на ноги без помощи, — что убивать так сложно.

— Не, — отмахнулся рыжий, — несложно. Только совесть потом мучает так, что на стену лезть хочется.

— Сцепий! – Демонстративно громко окликнула пегаса серая пони.

— Поздравляю! – Пегас оглянулся в её сторону, глаза его были как и раньше живыми и дружелюбными на щеке красовался длинный шрам от ножа, — Я думал, что ты меня забыла.

— Я тебя похоронила. – Тихо ответила Леб.

— А зря. Как видишь, те ребята меня не до конца зарезали, да и к тому же попались хорошие пони, которые в больницу свезли.

— Я просто… — Застеснялась пони, — Я просто рада тебя видеть.

— Я тоже, — суховато ответил Сцепий, — ну, — обратился он к остальным, — пошли?

— А куда? – Чуть ли не хором вопрошала группа, но все равно покорно двинулась вслед за пегасом.

— Как ты здесь оказался? – Успокоившись после перестрелки, голос пони стал более размеренным.

— Ну, история, конечно, долгая, но рассказать не в лом: ребята, которые меня в больницу свезли, обходчиками оказались.

— Кто это такие?

— Ну, вот ты не перебивай, дай расскажу, а то забуду. Мать, значит, сказала, что до последнего вздоха будет со мной драться, чтоб я больше в эту Стаю ни ногой, ни носом. Ну, ты думаешь, мне из-за этого с ней ссориться? Пришел. Сказал, так, мол, так, ухожу я, ребят. Кажется, все просто… а вот шиш! На счетчик они меня поставили, гады, сказали, из-под земли достанут. Что делать, по-твоему? Я тебя тогда искал. Клянусь, по всему городу искал, бегал, хотел с тобой уехать. Не нашел. Мать, земля ей пухом, по-быстрому чемоданы собрала, и мы с ней в тоннели ушли, к обходчикам.

— Так кто это?

— Я и сам теперь…один из них. Понимаешь, вот ходят у нас по Эквестрии поезда. А где ходят? Практически все пути еще до катастрофы построили под землей, когда-то по ним от «Полюса» сырье возили.

— Вот туда нам и надо! – Внезапно подхватил Штайер.

— Отведу, только смысла нет, все закрыто. У нас, Леб, миссия. Мы – обходчики, и вся это красотулина на наших плечах. Пути чиним мы, дыры латаем тоже мы.

— И как тебе там живется?

— Знаешь? Прекрасно! Я никогда еще себя таким свободным не чувствовал. Вот только неделю назад стайцы-то за мной пришли, ну, а дальше ты знаешь.

— Вижу, ты обустроился. Я рада за тебя.

— Да и у тебя, я погляжу, друзей много, а особенно подружка у тебя у-у-ух какая…

— Я бы попросил вас, уважаемый! – Заворчал Джермейн, — Неприлично при одной даме делать другой комплименты.

— Пардон муа! – Демонстративно и с усмешкой раскланялся пегас и остановился у внушительного чугунного люка, — Мы пришли, кстати, если вам к «Полюсу» надо. А вы, дедушка, зачем туда хотите?

— Не считаю нужным вас посвящать. – Продребезжал грифон.

— Нет, ну, — Сцепий, не дождавшись помощи, сам откинул тяжелую крышку, нарочно при этом мыча от непосильной ноши, — просто я не помню, чтоб туда кто-нибудь ходил. Я отведу, конечно, но там только дверь и все. А по верху вообще засада…

— Что там, уважаемый?

— Так там мины – раз, турели рабочие еще с катастрофы – два. Недаром за тыщу лет туда еще ни один дурак не залез. Древние, говорят, это место охраняют, мол, тайн там много, которые мы раньше узнали, но не до конца поняли, вот и ждут они, пока повзрослеем.

— Бред! – Возразил Штайер.

— Как знать, как знать, да только пропадают же там пони. А? В этом году двое наших в рейд ушли туда — до сих пор ищем. Про Кантерлот я вообще не говорю, там место проклятое, еще ни один не вернулся. Как знать, — На этих словах пегас спустился вниз по лестнице прямо под землю и затих.

— Ты, — Блэклайт подошел вплотную к Лебраш, — его знаешь?

— Были знакомы… Блэк. –Пони практически бесшумно подкралась еще ближе и украдкой поцеловала жеребца в щеку, — Я за тебя волновалась.

— Как видишь, ничего особо плохого не произошло.

— Перестань быть таким сухарем.

— Прости, Леби. — Блэклайт обнял одним копытом шею серой пони и прижал к себе. На этот раз, на его удивление, кобылка прореагировала на это крайне спокойно, — И все же, что между нами было?

— Ты сам прекрасно знаешь. Блэк, я не могу объяснить, почему я так поступила, так же, как не могу объяснить, почему я сейчас испытываю к тебе чувства, — от волнения пони забылась и снова достала пузырек с таблетками, — извини.

— Что это? – Жеребец озабоченно выхватил лекарство из копыта пони и бегло изучил надписи, — Леб, ты ничего не хочешь объяснить?

— Н-н-нет.

— Лебраш, не увиливай! Ты знаешь, что это? Это очень, слышишь, очень сильный антидепрессант. Леб, таким в дурке только лечат, что происходит?

— Я подсела. – Тихо и стыдливо просипела пони, — Уже почти два года, как на них сижу. Я не говорила, что хотела покончить с собой, не хотела, чтобы ты во мне разочаровался, но это так. Слишком много…трупов на мне, понимаешь, слишком много я совершила, чего стыжусь и хочу забыть. Мне… заснуть страшно без лекарства. Мне кошмары без него снятся. Я сначала на ночь одну пила – помогало первое время. Потом, когда начала по контрактам работать, много мерзостей пришлось видеть, много действительно хороших пони убить. На войне-то оно легче: есть ты – герой, а есть они – плохие парни, которые пьют, курят, ругаются и кобылок бьют. А мы – герои должны им задницу надрать. Без войны по-другому все, сложнее, Блэк. Вот ты, ты скрыл правду, подставил себя вместо Джермейна и пострадал. Но ТЫ считаешь, что так правильно. А мне много кого заказывали: жен неверных, любовников, конкурентов, должников, да что там, был один, который деда заказал ради наследства – все они тоже считали, что поступают правильно. Но, Блэк, не гадко ли это?

— Что именно?

— Убивать. Вот так вот просто, за деньги убивать. Закрывать глаза на то, что тот, в кого целишься, даже оружия не имеет, что он, может ничего плохого не делал, а его жизнь уже во всех валютах расписали, ЭТО хорошо? До меня только один раз дошло. Дошло, и я тут же все это бросила, все, что имела, продала, а ведь у меня квартира была и даже машина. Я тогда жила с Маттеушом. Мы с ним никогда не спали, не знаю, почему, наверное, где-то в душе я живу по эктерским устоям. Просто, я проснулась однажды и поняла, что завтра такие же как я могут убить мою семью. Я представила, что Я бы почувствовала, если маму или папу застрелили. В общем, я собрала вещи и уехала, продав все лишнее. Тогда я уже перешла на три таблетки в день.

— Пока это побудет у меня. – Блэклайт, несмотря на немой протест пони, спрятал пузырек в карман.

— Дамы и господа, — раздался из-под земли голос Сцепия, — помогите ящичек поднять, у одного косточки не потянут, глядишь, спину надорву, месяц еще никуда вас не поведу.

-Я подсоблю! – Словно хором подхватили жеребцы и грифон, оставив Лебраш наедине с Майндхилл.

— Все в порядке? – Серая пони поняла беспокойство собеседницы, отводившей взгляд ото всех, и подсела к ней, — Ты можешь сказать, я выслушаю.

— Я просто не понимаю, — заговорила черногривая, — что с ним сегодня произошло. Он был таким… свирепым только один раз, когда…

— Блэк уже рассказал, Майнд, он большой болтун.

— Это ведь для него противоестественно. Леб, Джермейн всегда такой тихий, а сегодня он просто так взял и расстрелял их всех. Думаешь, мне стоит с ним об этом поговорить? Ведь если с ним что-то не так…

— Я расскажу тебе одну тайну, — одноглазая прижала пони к себе, — никогда, никогда не суй работу в личную жизнь. Я уверена, что ты прекрасный психиатр, но если ты будешь с этим жить, ваши отношения очень скоро завянут.

— Но как же мне разобраться?

— У каждого есть в жизни момент, когда надо доказать: можешь ли ты постоять за себя и других, или трусишь. Считай, тебе с жеребцом очень повезло.

— А тебе разве нет?

— Ну, ну, ну, не гони так быстро, то, что у нас один раз что-то было не значит, что…

— Да брось ты! Блэк, конечно, не любит выставлять всего себя наружу, но поверь, он просто ждет момента…

— Он ко мне уже который день пристает с одним и тем же вопросом: что между нами было?

— Ну, а ты сама что думаешь?

— Я боюсь об этом думать. А что, если это просто минутное увлечение было?

— В любом случае, — Довершила Майндхилл, — пока вы между собой сами не выясните, так и будете мучить друг друга.

— Ну, девчонки, — в разговор неприлично вклинился пегас, опершись на большой деревянный ящик, — разбирайте подарки.

— Это откуда? – Поинтересовалась Лебраш.

— У нас, обходчиков, есть такая традиция: у каждого люка мы оставляем вот такой тайник, чтобы те, кто к нам идет, были в безопасности. – Открыв общими усилиями крышку, пони обнаружили внутри несколько единиц оружия и противогазы, — А когда кто-то вещи эти берет, то просто денежку какую-нибудь бросает.

— Полезно. – Заключил Блэклайт, — А главное правильно.

— Держи вот, — Сцепий протянул жеребцу самозарядный дробовик, — хорошая модель, только заклинить может, наши же все крупом делают, так что следи. – В след Блэклайту перепала коробка патронов, — Вам, — пегас обратился к Штайеру, — как господину пожилому, щадащая вещь – пистолет-пулемет Штульса-Гевербауэра третьей модели и к нему аж четыре магазина.

— А это зачем? – Поинтересовалась Майндхилл.

— Ну, во-первых, ребятки наши просто так не отстанут и точно за нами пойдут. Во-вторых, из той гадости, что мы подобрали, зверушек не постреляешь.

— Каких зверушек?

— Ну, так здесь не просто так противогазы лежат! – Посмеялся Сцепий, — По этим тоннелям раньше возили полярий, возили вплоть до взрыва. Естественно, что на путях остались не только вагоны, но и целые составы. А этой гадостью, как известно, долго дышать нельзя. Вот и мутируют тут: собачки, ящерки там мелкие – злее они становятся и сильнее. А уж если пони надышатся, то и подавно с ума сходят. Представь: ушел один парень у нас без защиты в отдаленные тоннели. Через неделю вернулся… но какой-то не такой, как раньше: не разговаривал ни с кем, взгляд опускал, а в итоге как заперся на две недели дома – и все. Мы всей толпой решили… проверить, что он там делает. Сломали дверь, зашли, а он там, оказывается… всю семью свою перерезал и жрал их две недели.

— Избавьте от подробностей, прошу. – Джермейн удивительно забавно скривил нос.

— Я просто эту тему завел, чтобы вы посерьезнее как-то относились, а то думают все, что байки. Ну, ладно, хватит болтать, разбирайте то, что там осталось , и пойдем.

— А как же туда спускаться? – В голосе розовой единорожки заиграла легкая надежда на помощь.

— Ну как, — шепнул ей на ухо Блэклайт, — ножками по лестнице перебираешь и спускаешься. Соображай, девочка моя, не маленькая.

— Ну, наконец-то, наша ледышка растаяла.

— Конечно, я же вижу, как ты истязаешь моего замечательного друга.

— Папка! – Язвительно усмехнулся сзади чейнджлинг.

— Для тебя ж такую красоту берегу. Смотри, Джерм, сядет она тебе еще на шею и ножки свесит…

— Ну, хватит уже! – Кобылка больно шлепнула брату по крупу, — Сама спущусь. – Вслед пони последовал громкий смех.

-Избаловал ребенка! – Спускаясь по лестнице, Джермейн получил после этих слов тычок рогом в круп. Внизу было довольно светло от новеньких ламп дневного освещения. Тоннель был идеально прямым и напоминал собой брюхо какого-нибудь животного изнутри – об этом говорили опоры — ребра, опоясывающие полукруглые своды. Пахло сыростью, запах пробивался даже через мощные фильтры противогаза, а от поляриевых испарений каждый вдох становился все холоднее и холоднее.

— Как же тут не избалуешь? – Продолжил Блэклайт, — Ты представь себе только, когда мама на работу уходила. Она сидит у двери, глазками своими большущими хлопает, чуть не плачет. Джерм, конечно, от себя кусок оторвешь, а ей купишь чего-нибудь…

— Вот, типичное воспитание пони. ТО-то я думаю, почему мой Иероним всегда: папа, купи, папа, хочу. Неправильно это, Блэк, надо с детства учить тому, что все так просто не дается.

— Ну, должно же быть детство! – Возразил жеребец.

— Знаешь, а я не говорю, что у меня его не было. Оно было и очень веселое, знаешь. Просто отец, да будет ему еще сто лет жизни, всех нас научил, что нужно работать, если хотим чего-то добиться, а не хлопать глазками.

— Кстати, вы уже надумали забирать Иеронима?

— Ну, да, — замешкался Джермейн, — только куда? Я, честно, пока еще не могу решиться.

— Да он же ей не нужен, Джерм, не валяй дурака. Не маленький уже, поди, найдешь жилье. Разве в Квейнт-Фоллс так трудно с этим?

— Вопрос в том, какие там перспективы для него. Меня-то уже давно зовут на прошлую работу, даже квартиру обещали.

— И чего ты ждешь?

— Иероним хочет быть пилотом, причем очень усердно. Представь, рассказывает, что притащил из библиотеки целую стопку книг по истории ампиррейской авиации и нашел там моего прадеда.

— Ну, и вы, господин Каан-Ари, конечно, сразу загордились…

— А ты попробуй где-нибудь сказать, что у тебя родственник в войну бомбил Филлидельфию. Тут же тебе припомнят старые заслуги.

— Слушай,- с некоторой усмешкой заинтересовался Блэклайт, — а самолеты тогда у вас какие были?

— Откуда мне знать, я ж деда не застал. – Отмахнулся чейнджлинг, — В любом случае, если он окончательно определится, нужно будет уезжать в Ампиррею. Там есть боевые авиационные полки.

— А ты сам это одобряешь?

— Знаешь, пусть ребенок занимается тем, к чему его тянет. Сейчас в любом случае довольно спокойное время.

— Не знаю. А ты не думал, что профессию нужно выбирать… более достойную?

— Я думаю, что если в тебе есть хоть капля крови чейнджлинга, то ты должен служить на благо своей родины. Блэк, вопрос с нашим переездом будет довольно сложен. Во-первых, мне надо будет получить статус чистокровного чейнджлинга…

— Что за бред, Джерм?

— Я родился В Квейнт-Фоллс, значит, считаюсь эквестрийским чейнджлингом, то есть, мне еще надо будет доказать, что в моем роду не было никого другой расы. А с Майнди это будет практически невозможно.

— Так можно и в эквестрийскую армию вступить.

— Скажи еще, что в наемный легион. – Скривил нос Джермейн, — Нет уж, извини, но туда Я его не пущу ни за какие деньги и почести. Я. Знаешь, прекрасно отслужил в Квейнт-Фоллс три года и не жалуюсь, там из меня сделали жеребца.

— Погоди. Ты служил?

— Я разве не говорил? Да, меня призвали через месяц, как ты… сел.

— Мне, по ходу, вообще никто ничего не говорит. – Неприятная подробность заставила Блэклайта погрузиться в воспоминания.

---

Жеребец шел по длинному, выкрашенному в ярко-зеленый, коридору городской тюрьмы Мейнхеттена. Было шумно, гремели повсюду решетки и тяжелые стальные двери камер – последнего напоминания о том, что пришлось пережить за четыре года. Сегодня Блэклайт шел по этой дороге свободы первый и последний раз. Утром его разбудил кричащий голос надзирателя. Всего четыре слова: С вещами на выход. Всего четыре слова, и жизнь его снова возвращается в нормальное русло, по крайней мере, жеребец снова вернется домой, в свою постель, а не в койку в камере на десять пони. Путь казался ему невыносимо долгим, тусклый свет и белый потолок давили все больше с каждой секундой, пока не показалась, наконец, дверь со стальной прорезью для глаз, из которой бил яркий свет.

— Де Килиан! – На пропускном пункте сидел седой жеребец коричневой масти, — На свободу с чистой совестью отправляешься?

— Да, господин лейтенант.

— Все уже, дружок, отмотал ты свое, можешь со мной и нормально разговаривать.

— Вы… чего-то хотели?

— Вообще, да. – Жеребец подозвал Блэклайта поближе к окошку, — Знаешь, я надеюсь, что тот, которого ты покрывал все это время, усвоит урок.

— О чем вы?

— Думаешь, я дурак, думаешь, следак и судья дураки и ничего не заподозрили? Впрочем, забудь. Просто, когда встретишь своего друга, было бы неплохо попросить у него благодарности.

Блэклайт молча отвернулся и отворил стальной засов двери, в глаза ему ударил ярчайший, но холодный дневной свет пыльного города, что он так давно не видел. Казалось, жизнь, остановившаяся после оглашения приговора, снова начала свой ход, словно прорвав какой-то невидимый барьер. Силуэт, об который разбивались солнечные лучи. Мать сияла как всегда добродушной улыбкой, смотря в слезах на исхудавшего сына. Еще мгновение, и старая пегаска набросилась на жеребца, обхватив его передними копытами. Он рыдала и не хотела ничего говорить. Она рыдала, еще сильнее прижимаясь к своему сыну.

— Мам, ну, прекрати, мам, вчера же виделись. Мам, успокойся.

— Я не могу! – Просипела пегаска розовой масти, — Нет, Блэк, не могу, не хочу…

— Поехали домой. – Жеребец обнял мать одним копытом, — Все закончилось. Сегодня все кончилось, мам, поехали домой. Стол накроем, поговорим обо всем, что накопилось…

Десять минут прошли в мертвой тишине. Мать и сын успели дойти до вокзала и сесть на поезд. Пегаска жадно пожирала глазами Блэклайта, боясь хоть на секунду потерять его из виду. Глаза ее просохли от слез, взгляд прояснился. Следя за ним, как за сокровищем, мать, сев на свое место в вагоне, снова обняла сына.

— Мам, — начал Блэклайт, — где наши-то? Как они там?

— Хорошо, — облегченно выдохнула пегаска, — Джерми учебу закончил, уже работу хорошую себе нашел. Делает какие-то там компьютеры… Извини их, что не смогли встретить, он остался помогать Майнди.

— И ты этому веришь?

— Блэк, — сконфузилась пони, — ну, ты думай иногда, о чем говоришь. Она еще совсем ребенок, а он женат, сына растит.

— Сына, мать которого он уже давно разлюбил. Мам, ты никогда ее не видела. Она из него нитки вьет и не давится, с такой женой… я бы тоже к девке какой-нибудь бегал.

— Ну, Майнди ведь не какая-нибудь…

— Надо, кстати, зайти по дороге в какой-нибудь ювелирный.

— Блэк…

— Доброе утро, мама, — громко рассмеялся жеребец, — забыла, какое сегодня число?

— Хм… Двадцать второе октября.

— И…

— Вот, черт! – Пегаска усмехнулась и демонстративно ударила себя слегка по лбу, — Сынок, Майнди же восемнадцать сегодня! Как, ну, как я могла забыть! Ты прав, я, как в воду глядела, взяла с собой денег. Зайдем, купим ей браслетик. А, может быть, купить ей этот новомодный карманный компьютер, она будет рада.

— И будет она все пары в нем просиживать. – Улыбнулся Блэклайт, — Эх, зуб даю, они там сейчас вовсе не учатся.

— Как же так? Джермейн ведь всегда такой обходительный, честный…

— Она за ним с четырнадцати лет бегает, мам, да и он тоже никогда не был против, стоило было ожидать.

— Блэк, — растерялась пегаска.

— Она уже большая, разберется. В конце концов, я считаю это наилучшей партией.

Наконец, родная лестница родного подъезда. Старенькая и обветшалая, с полуразбитыми ступеньками. Стены с выцветшей краской и глубокими трещинами, они, как и раньше, не давят, несмотря на тесноту. Здесь прошло детство, перебегало со двора сюда и обратно. Да, все начиналось здесь. А теперь продолжается. Наконец, почти древняя деревянная дверь квартиры под номером тридцать шесть. Брякнул звонок, внутри квартиры зародился шорох и нервный говор…

— Майнди! – Радостно окликнула мама, — Родная, это мы пришли, открывай. – В ответ шорох лишь немного усилился. Дверь со скрежетом отворилась, Майндхилл стояла, укутавшись в полотенце, и пыталась с помощью магии собрать волосы в пучок – в воздухе левитировали две заколки-палочки. Единорожка, быстро довершив начатое, счастливо взвизгнула и набросилась с объятиями на брата. Полотенце, развязавшись, спало почти со всего её хрупкого тельца.

— Привет, моя хорошая! – Блэклайт обнял сестру одним копытом и немного натянул обратно единственный на данный момент предмет её одежды, — Я тоже очень скучал. Ты, — началось, Блэклайт надел мину занудливого папаши, закрыл единорожку полотенцем и завязал на шее так, что чуть не задушил, — чего разделась, как на жаре? Простудишься же, дурочка.

— Не ругайся на именинницу. – Заметила мама.

— Действительно! – Из комнаты с широкой улыбкой прокрался Джермейн в растрепанной сорочке, — Зачем ругаешь девочку? У неё сегодня праздник.

— Да, кстати. – Жеребец вынул из кармана спортивной куртки маленькую коробочку, открыв её, он представил кобылке презент – золотые сережки немного хулиганского дизайна, — Это от нас с мамой. – Вручив подарок, Блэк ласково чмокнул сестру, — С совершеннолетием!

— И то, и то верно. – Джермейн тоже поцеловал единорожку, но уже совсем не по-дружески.

— Ребята! – К тому времени мама уже успела уйти на кухню, — Сходили бы в магазинчик, купили тортик на праздник.

— Точно! – Встрепенулась Майндхилл, — Разомнетесь, нагуляете аппетит…

— Ну, загнула! – Вмешался Джермейн, — Твой брат устал с дороги, а ты его гонишь! Блэк, отдыхай, я сам быстро сбегаю.

— Иди, иди! – Посмеялся жеребец вслед уже почти исчезнувшему в дверном проеме чейнджлингу.

— Блэк… Не распространяйся особо перед мамой, хорошо? Она, как я поняла, ничего не увидела.

— Я надеюсь, — зашептал Блэклайт, — ты сама понимаешь, что у вас ничего не выйдет?

— Нет, ты не прав. Мы любим друг друга. Он обещал бросить её…

— И ты поверила? Майнд, тебе уже много лет, пора вырасти: не все в отношениях заточено под любовь, понимаешь? Её иногда вообще нет, а все равно живут вместе. Как ТЫ себе представляешь, чтобы он взял и бросил семью, у него сын, между прочим.

— Мы его заберем.

— Майнд! – Жеребец прикрыл глаза копытом и сильно зажмурился, — Ты сейчас так шутишь или действительно на это рассчитываешь? Как, подумай, как это произойдет? Ты думаешь, он сегодня придет домой и скажет: я ухожу от тебя к девчонке, которой едва исполнилось восемнадцать, отдавай сына?

— Я добьюсь, Блэк!

— Просто забудь об этом. – Рявкнул бордовый, но тут же стал мягок, — По крайней мере, до того момента, пока они сами не разбегутся.

— Чего вы там стоите? – С кухни снова раздался голос мамы, — Идите пока чай пить, под горяченькое болтать всегда веселей.

— Не огорчай её сегодня. – Процедила Майндхилл.

Блэклайт смутно помнил, что произошло потом. Помнил только ощущение, как горячий чай скатывался вниз по горлу впервые за четыре года, как мать вертелась, как заведенная, вокруг стола, поливая и подливая в чашку новую порцию. Помнил, как Джермейн ворвался на кухню с огромным и жутко дорогим тортом, держа в кармане своего серого флисового пальто бутылку вина. Началось застолье. Чейнджлинг учтиво, как всегда, ухаживал за хозяйкой дома, помогая по мелким поручениям. Из закромов на столе появилась вторая бутылка, вино полилось рекой. Бокал за бокалом, сознание и память стирались все сильнее и сильнее. Налитые кровью глаза жеребца смотрели на сестру, точнее на то, как она все время старалась быть ближе к Джермейну. Терпение лопнуло. Блэклайт подскочил из-за стола с полным бокалом вина.

— А у меня есть тост! Выпьем …же… за то, — жеребец зашатался и чуть не упал, — чтобы наш ДОРОГОЙ Джермейн Каан-Ари бросил-таки свою мымру и пожертвовал себя тому, кого достоин!

— Тебе не кажется, — вмешался чейнджлинг, — что этот тост сейчас неуместен?

— Как?! – Крикнул бордовый, — Как это неуместен?! ОЧЕНЬ даже кстати. Джерми, нехорошо ты поступаешь!

— Как это?

— А так! – Блэк взмахнул копытом и снес со стола бокалы, — Ты сначала к сестре моей налево ходишь, потом лапшу ей на уши наматываешь, мол, жену бросишь. Джерм, — жеребец прижал собеседника копытом к стулу, — ты ж как сволочь поступаешь.

— Майнди, — Занервничала мама, — это правда?

— Я же просила Блэк! – Проскрипела пони.

— А я не хочу, чтобы вот такие вот, — жеребец растряс сидящего на стуле Джермейна, — тебя обманывали!

— Я никого не обманываю! Слышишь, не обманываю! Успокойся ты уже, сядь!

— Успокойся?! Да если бы я успокоился, — Блэклайт окончательно рассвирепел и ударил по столу так, что все подскочили, а на пол упало несколько тарелок, — ТЫ бы сейчас с зоны вышел, а я жопу в офисе просиживал!

— Так? – Застолье застыло в тишине, голубые глаза Джермейна удивленно уставились на жеребца и налились слезами, — Так значит? – Подскочив из-за стола чейнджлинг демонстративно раскланялся, — Спасибо вам за гостеприимность, за хороший разговор, пойду я… жену бросать! К черту все! –Внезапно он застыл на одном месте, согнувшись чуть ли не напополам. Сердце уже в который раз прихватило в самый неловкий момент. Трое напряженно повставали с мест.

— Сиди уже! – Мама грубо усадила Блэклайта обратно на стул, — Сейчас я таблеточку принесу…

— Не надо! – Просипел Джермейн, — Мне, вроде, уже лучше, я пойду.

— Джерм, — Майндхилл тихо обняла чейнджлинга, — не уходи, пожалуйста, у меня предчувствие нехорошее.

— Не выдумывай, я отлежусь дома, посплю, все хорошо будет.

— Все-таки, лучше бы у нас остался. – Заключила пегаска, — С сердцем, Джерм, не шутят, а так бы отдохнул…

— С этим? – Чейнджлинг бросил обиженный взгляд в сторону Блэклайта, — Нет уж, спасибо, перетерплю. – На этих словах он скрылся из кухни, а уже через несколько секунд тишину завершил звук закрывающейся двери..

— Майнд, — мама выглянула из окна, на улице уже почти наступила темнота, — уложи его спать, я со стола уберу…

Так прошла ночь, холодный ветер завывал в окнах, давая жителям душных квартир живительный кислород. Кое-где, в домах тех, кто еще не спит, горел свет, мерцали картинки на экранах телевизоров. По ночам не было новостей, начиналась совсем другая жизнь. Ночь телевидения всегда, вот уже восемьсот лет была ночью кино. Старое черно-белое, цветное, современные бессмысленные боевики, многочисленные сериалы со старыми, как мир и банальными, как полено, сюжетами. Кинематограф… сколько веков цивилизация смеется и плачет вместе с тобой, смотрит на тебя с надеждой и страхом. Ты подвел нас, кинематограф. Ты стал глупее, потянулся за деньгами, как и весь наш продажный мир. Хотя, судить тебя трудно… Эта ночь, как всегда, была долгой, прозябшей от ветра и смертельно одинокой.

— Вставай! – Мама со всей силы старалась растрясти Блэклайта. Он с трудом проснулся, превозмогая страшную головную боль. В его комнате было мучительно холодно, глаза матери выражали какое-то странное чувство тревоги и суеты, за дверью тихо плакала Майндхилл.

— Мам, — жеребец тяжело поднялся, опершись о спинку кровати, — мам, что вчера случилось, Джерм ушел куда-то, да?

— Блэк, — пегаска присела рядом и опустила копыта на плечо сына, — держись. Ему вчера плохо стало, сбежала жена.

— Ушла-таки, — разозлился бордовый, — скотина. Мам, там все серьезно?

— Говорят, что очень. – Расстроенно выдохнула пони, — Майнди все утро плачет, я никак не могу ее успокоить. Нам позвонил его отец, попросил, чтобы мы приехали.

— Так чего же ты молчишь?! – Жеребец подскочил с постели и начал судорожно искать одежду, — надо скорее собираться в путь!

— Я просто подумала тут, — кобылка с серьезным видом прильнула к уху сына, — брать ли нам с собой Майнди? Блэк, — мама зашептала еще тише, — а если он умрет? Она же его любит без памяти, не переживет такого.

— Мам, не сочиняй! Он сильный, он выкарабкается. А девочка наша Джерми только веры придаст в то, что все хорошо.

— Я просто очень за неё переживаю.

— Я к ней схожу. – Блэклайт все -таки оделся и вышел из своей комнаты на кухню, где, свернувшись на подоконнике, хлюпала носом его сестра.

— Блэк, — жеребец придвинул стул к Майндхилл и опустил на неё голову, — скажи, что с ним все будет хорошо…

— Даже не сомневайся. Еще бы, наш любимый Джерми и не выпутался…

— Блэк, — кобылка отвернулась к окну и заревела еще сильнее, — он ведь не умрет?

— Все, — черногривый поднялся и ласково опустил копыто на носик пони, — не говори так, все будет хорошо.

---

— Стой! – Идущий впереди Сцепий жестом остановил группу и застыл с автоматом наперевес. Дальнейший проход по тоннелю был полностью погружен в темноту, — На противогазах фонари включите, но особо ими не размахивайте.

— Что произошло? – Занервничал Штайер.

— Карантин тут произошел, будь он неладен! Черт, не успеешь на неделю пропасть, как эти уродцы уже всё селение облепят.

— Они? – Группа переглянулась между собой.

— Я уже рассказывал. – Сцепий в миг помрачнел. – Те, кто на правила наплевали. Они теперь другие и… давайте больше не будем о плохом. – Подумав немного, пегас включил фонарик и двинул вглубь непроглядной темноты.

Группа осторожно ушла вслед за ведущим. Свет шести фонариков слегка облегчил проблему видимости в тоннеле, и теперь каждый имел свою свободную зону прострела. Благо, пространства было достаточно, чтобы не только развернуться, но и прикрыть тылы того, кто рядом. Лампы дневного света, как выяснилось, были просто потушены, некоторые из них просто вывернули и положили на пол. Однако же, слово карантин и упоминание о неких таинственных пони, которые якобы питаются мясом, заставляли всегда быть начеку. Основную проблему сейчас представляли многочисленные выходы с то открытыми настежь, то запертыми наглухо стальными дверьми. Предполагаемый враг мог с легкостью атаковать из-за одного из таких импровизированных укрытий. Лебраш зашла в передний строй группы, вооруженная пистолетом –пулеметом, впереди она чувствовала себя гораздо спокойнее. Пони имела опыт обращения с подобным оружием ранее, во время работы по контрактам. Стрелять из такого было гораздо легче, чем из снайперской винтовки – все же сказывалась сила отдачи и скорострельность, однако, о прицельности стрельбы и надежности механизма можно было просто забыть. Поняв тактический план кобылки, Сцепий жестом позвал к себе Блэклайта, так сформировался своеобразный авангард группы из скорострельного оружия и дробовика. Таким образом, они прошли около двухсот метров. В одно мгновение проводник снова затормозил группу.

— Слышите шорох? Вот с этого момента ушки на макушке держать.

— Сцепий, — вмешалась одноглазая, — можешь сказать, что там?

— Два варианта: либо бритоголовые за нами в другой люк зашли, либо мясоеды.

— В любом случае, Блэка нужно в тыл отправить.

— Вы там все решили? – Услышав возмущения Джермейна, Сцепий быстро обернулся и, оскалившись, поставил его на место.

— Ты чего орешь? Всю рыбу распугаешь. – Лебраш тихо засмеялась.

— Извини.

— СТОЙ! –Крик Сцепия разом заставил всех окоченеть. Шесть фонариков были направлены на темный силуэт сидящего на рельсах пони. Приказав держать позиции, пегас подошел ближе, вскинув автомат, — Серый. – Жеребец тихо окликнул практически облысевшего пони, — Серый, это ты?

— Друг… — Зашипел мясоед, повернувшись, он уставился гноящимися глазами на пегаса, — Я тебя ждал здесь… Много времени прошло…

— Пусти нас, Серый. – Тихо приказал Сцепий, — Ты же знаешь, что я должен сделать…

— Но ты не сможешь! –Голос Серого шипел и иногда хрипел, — Мы же столько прошли вместе, Таракан.

— Ты сам виноват, что так вышло. – Сцепий продолжал хладнокровно отвечать, — Это твой прокол, я здесь не виновен.

— Но мы же… Таракан, — Серый тихо поднялся и начал наступать на друга, — Таракан, сними ты эту чертову маску. Оставайся с нами, мы же друзья, мы снова ими будем…

— Серый. – Пегас приставил автомат к груди пони, — Уйди.

— Зря ты так. – Изуродованный единорог отошел от Сцепия и истерично улыбнулся, показав кривые острые клыки, — Зря. Пацаны! – На крик из полуоткрытых дверей показались около десяти мясоедов с ножами, на их лицах играл бешеный оскал, — Я тут нашел кое-что, учуял, — постепенно единорог стал звереть, шерсть на спине встала дыбом, в глазах появился страшный блеск, — учуял… ПАЦАНЫ, МЯСО!

Изуродованные с миг со страшным ревом набросились на группу. Шквальный огонь сразу пригвоздил к полу двоих. Один из мясоедов прыгнул в сторону Блэклайта, поток дроби разорвал разом всю брюшную полость. Пони с вываливающимися из живота органами из последних сил вцепился зубами в бронежилет жеребца и повалил его на землю. Начатое завершил сильный удар прикладом, не выдержав боли от огромной вмятины на голове, мясоед разжал челюсти и обмяк. Блэклайт поднялся на ноги, враг, которого стоящая рядом Леб оттолкнула от себя, мигом переключился на новую жертву. Но не успел. Короткая очередь одноглазой пони разорвала шею и дыхательные пути, захлебнувшись в собственной крови, облысевший пегас пропахал носом несколько метров и замер. Враги таяли на глазах. Еще залп, и их осталось трое. Серый окончательно рассвирипел, по его лицу медленно стекала кровь от удара прикладом. Последний рывок. Единорог растолкал группу и ринулся на самую беззащитную жертву – Майндхилл. Две очереди. Товарищи мясоеда с воплями упали на пол, даже это не волновала Серого. Сильные зубы вонзились в красную в черную клетку сорочку визжащей от страха и вырвали огромный кусок ткани. Боль. Пуля из пистолета Сцепия вгрызлась в тело, пронзив насквозь легкое единорога. Серый отринул от кобылки и застыл, страдающий от коллапса он стал задыхаться, с каждым тяжелым выдохом теплая кровь стекала с губ прямо на разорванную одежду Майндхилл.

— Таракан… — Единорог развернулся, шатаясь, в сторону друга, в гноящихся глазах застыл вопрос, — Как же… так?

Раздалось еще два глухих выстрела. Вскрикнув, Серый с грохотом упал на пол. Группа облегченно выдохнула. Заткнув пистолет за пояс, Джермейн бросился на помощь рыдающей единорожке. Блэклайт пошел следом и присоединился. Сцепий продолжал стоять с выставленным вперед пистолетом, широко раскрыв глаза, он непрерывно смотрел на труп лучшего друга, умершего для него уже давно.

— Сцепий, — Лебраш тихо подошла сзади, — все в порядке?

— Я? – Пегас с истеричным смехом развернулся к кобылке, — Я? В порядке? ДА ЧТО, ТВОЮ МАТЬ, МОЖЕТ БЫТЬ В ПОРЯДКЕ?!

— Ну, ну! – Пони нисколько не удивилась такой реакции, — Покричи мне еще тут! Ты жеребец! Ты должен быть сильным!

— Да, — рыжеволосый быстро успокоился и присел, — Леб, извини меня, пожалуйста. Он когда-то был моим лучшим другом. Сам дурак. Все не верил никому, что можно… заболеть.

— Это из-за него был карантин?

— Да. – Мрачно ответил пегас, -Из-за него и его ребят. Его бригада последней в районе была.

— Вы их …отстреливаете?

— Нет. Они сами уходят, когда заболевают. Эта гадость очень хорошо передается, а поначалу симптомы почти не проявляются. Просто многие воспринимали это как шутку, пока не начали пропадать пони.

— Отчего они так лысеют? – Внезапно в разговор вмешался грифон.

— Пища неправильная. Психика мяса требует, а организм под него не заточен… ладно, товарищи. – Подумав немного, Сцепий поднялся, поднял с пола автомат и отряхнулся, — Нам еще надо к нашим забежать на секундочку. А то жрать охота.

— Не отказался бы! – Подхватил Блэклайт, вскоре к нему присоединились остальные.

— Кстати, Блэк, — невзначай заметила Майндхилл, — что у тебя с ногой?

— Это? – Жеребец оглянулся на киберпротез, — отморозил сдуру, благо, новую приделали.

— Тебя починить? – Начала заискивать пони.

— А можешь?

— Дойдем до привала, я оценю ущерб, посмотрим…

---

В стенах еще почти спящей больницы было непривычно тихо и, казалось, невыносимо светло. Воздух был холоден и лишен запахов. Длинный белый коридор, по которому шли тревожные посетители, шел все дальше и дальше, тщетно пытаясь преградить им путь малочисленными каталками со склянками и колбами. Блэклайт быстро проходил вперед, обнимая одним копытом дрожащую от волнения сестру, по её щекам текли маленькие прозрачные слезки. Коридор закончился. Пройдя через полупрозрачную дверь, пони обнаружили откровенно старого чейнджлинга и двух помоложе, сидящих возле одной из палат. Глаза старика смотрели словно в никуда, сгорбившись на железном стуле, он просто молчал.

— Арико! – Мама подбежала к чейнджлингу и по-дружески обняла, — Мне так жаль!

— Я, — захрипел чейнджлинг, — очень благодарен вам, Сильвермейн, что вы пришли, но не стоило. Это наша семейная проблема.

— Мы не можем бросить друзей, тем более, таких близких.

— Лестно. Скажите, — Арико еще сильнее помрачнел, — мы с вашим сыном можем поговорить… наедине?

— Я… — Замешкалась пони, — Ладно, говорите. Майнди?

— Мам? – Всхлипнула единорожка.

 — Хочешь мороженое? Пойдем.

Сильвермейн и Майндхилл поднялись с мест и вышли, то же повторили и сыновья Арико.

— Вы хотели мне что-то сказать?

— Блэклайт. – Процедил чейнджлинг, — У моего пацана инфаркт, понимаешь?

— Он выкарабкается. – Убедительно прервал жеребец. – Не сомневайтесь.

— Дело не в этом… У его матери тоже были проблемы с сердцем. Нас предупреждали о том, что рождение ребенка может быть опасным. Мне так не хотелось в это верить! И вот появился Джерми… мы решили, что врачи ошибались , и пошли другие, один за одним – и все мальчики. Это были самые счастливые дни. А потом она умерла, Блэклайт. Тихо ушла к себе и… никто ничего не заметил. Вот, чего я боюсь. Боюсь, что это повторится. Я этой сволочи никогда не прощу.

— Джерми просто сделал неправильный выбор…

— Об этом я и говорю. – Немного оживился Арико, — Блэк… я понимаю, что ты удивишься, но все же…

— Это исключено! – Прервал жеребец, — Майндхилл еще ребенок, она многого не понимает в жизни.

— Она смышленая девочка. Более того, ты же видишь, как стремительно у них все развивается, дай им возможность быть счастливыми.

— Арико. – Блэк ослабил хватку, — Я боюсь за неё, понимаете. Всю жизнь она жила у нас, как цветок в горшке….

— Я тебя понимаю. – чейнджлинг опустил копыто на плечо жеребца, — Ты ведь практически один её растил… А дети, какими большими они не вырастали, всегда останутся для тебя детьми. Просто… позволь ей сегодня остаться с Джерми, вот увидишь, ничего ужасного не произойдет.

— Папаша! – Из палаты высунулась усталая медсестра с синяками под глазами, — Пришел в себя, идите.

Арико и Блэклайт тихо вошли внутрь приятно обставленной старой больничной мебелью палаты. В единственной койке напротив кресла лежал Джермейн, заботливо прикрытый по грудь чистой белой простыней. Его голубые с зеленым отливом глаза были, насколько это возможно больному, устремлены в сторону гостей.

— Пап, — чейнджлинг изо всех сил попытался вытянуть шею и изобразить поклон, — я счастлив, что ты здесь.

— Не стоит, сын, — Арико моментально сообразил и прервал бесполезные потуги поклониться, пригладив Джермейна по голове, — сейчас не время. Скоро придут и твои братья, они очень переживают. Как ты?

— Мне… — слегка всхлипнул чейнджлинг, — очень больно, пап.

— Блэклайт. – отец медленно обернулся в сторону черногривого, — могу ли я поговорить с ним наедине? – Ничего не ответив, жеребец вышел, Арико моментально переключился на родной язык, — О, боги, что же ты натворил…

— Я думал, что люблю её.

— Все это произошло потому, что я плохо вас воспитал. – Тяжело выдохнул Арико, — Я слишком полагался на материальное, гнался за деньгами.

— Ты, — прервал Джермейн, — не прав. Без тебя мы бы никогда не получили того, что имеем.

— Твоя мать гордилась бы тобой… К тебе пришла еще и твоя подружка.

— Майнди? – Оживился больной, — Она здесь?

— Я как раз хотел с тобой об этом поговорить. Джерм, — глаза Арико с толикой настойчивости смотрели прямо на сына, — у вас ведь что-то было?

— Было. – С тяжестью в голосе признал чейнджлинг, — Вчера.

— Получается, ты изменил.

— Пап, а как бы ты поступил на моем месте? Она выжимала из меня последнее, я не хотел идти домой.

— Увы, мне трудно тебя понять, я любил свою жену. В любом случае, Джермейн, ты понимаешь, что просто так это пройти не может?

— Да.

— Я считаю, ты должен рассказать об этом своей законной супруге.

— Нет, пап. ЕЁ больше в моей жизни не будет. Я остаюсь с Майндхилл.

— Да? – Возмутился Арико, — А как ты представляешь себе семейную жизнь с ней? Она еще совсем молода, Джерм, я даже не уверен, что она готова к тому, чтобы иметь детей.

— А как же Иероним?

— А как ты ему это объяснишь? Об этом ты подумал?

— Знаешь, папа, — в лице чейнджлинга сверкнула характерная для своей расы злоба, — я иногда думаю, что Майнди была бы куда более лучшей матерью для него.

— Вы поговорили? – Просунулся в дверь один из братьев.

— Да, — Арико снова заговорил по-Эквестрийски, — заходите, заходите.

— Джерм! – В палату первой проскочила розовая единорожка и сразу же набросилась с объятиями на любимого.

— Осторожней. – Арико нежно одернул пони, — Все- таки он болен.

— Привет! – Растаявший от умиления Джермейн потянулся к шейке кобылки и пару раз чмокнул.

— Как ты? – Заметив, что отец вот-вот собирается выложить всю правду, чейнджлинг тихо надавил на него копытом.

— Самое страшное уже позади… Я отлежусь здесь еще с недельку и выйду.

— Мы с тобой еще повоюем! – Майндхилл уткнулась носом в Джермейна и тихо засмеялась.

---

— И все таки, Сцепий, — после почти десятиминутного молчания Лебраш решила завести разговор, — вы ведь не просто так здесь живете? Что-то вами движет?

— Знаешь, Леб… Этот мир так быстро катится ко всем чертям, что некоторым просто нужно место, чтобы спрятаться. Думаешь, мы долго еще протянем на этом мире?

— Не знаю…

— По крайней мере, — вмешался Штайер, — они еще долго не высунутся после такой заварушки.

— Думаете? А я знаю. Стая не успокоится, пока не подомнет под себя всех. А мы? Мы просто уйдем… Нам, кстати, еще минутку быстрым шагом — и дома.

— Это радует! – Заключила Майндхилл.

— Проблема в том, что я не знаю нового пароля для входа, — усмехнулся пегас, — эх, вот только бы сейчас Сорока на посту был…

— А что он? – В шутку заинтересовалась серая пони.

— Он-то? Пьет по-черному, но друг мой, лучший друг. В худшем случае он меня по голосу узнает.

— А ну к стой! – В глаза пони ударил резкий свет прожектора, — Кто эт там такой умный шастает в карантин? А ну!

— Сорок! – С усмешкой крикнул Сцепий, — Я это, пусти! Не узнал?

— Не-а, не узнал! Пароль?!

— Сорок, не пари горячку, я это, Таракан, друган твой…

— Серый! – Таинственный голос приобрел злость, — Серый, слушай сюда: ты меня вот так не проведешь, у тебя, короче есть десять секунд, чтобы меня убедить!

— Он же не станет стрелять? – Запаниковала единорожка.

— Сорока, твою мать, — разозлился пегас, — если ты меня хочешь пришибить, чтобы пятихатку не вернуть, то обломись!

Несколько секунд молчания, казалось растянулись в вечность. Внезапно прожектор с характерным звуком потух, через мгновение полной темноты начали по одной включаться лампы на стенах тоннеля. Сцепий сделал смелый шаг вперед, огромная дверь гермозатвора с чудовищным грохотом закрылась прямо перед его носом, вскоре раздался второй громкий удар. Пони с ужасом поняли, что оказались в ловушке. Сзади стояли несколько бойцов стаи с пулеметами наперевес, группу возглавляли Маттеуш и Даймонд Рейзер.

— Браво! – Верховный адепт демонстративно притопнул, — Действительно, устроить такой спектакль только ради того, чтобы привести нас сюда… Да и ты, Сцепий, не подкачал. Думал, мы просто так дадим тебе уйти?

— Я думал…

— Заткни свой паршивый рот, когда я говорю. – Хладнокровно прервал Рейзер, — Итак, дорогие мои, на этот раз вы действительно в очень неприятной ситуации… я требую у вас вернуть прибор.

— Да пошел ты! – Штайер гордо выступил вперед и тут же получил короткую очередь из пулемета. Грифон умер мгновенно. Остальные члены группы невольно содрогнулись, Майндхилл подавленно вскрикнула.

— Я не шучу. – Улыбнулся старик, — Лебраш, я полагаю, вам пора выходить из роли. Мой сын уже поведал…

— О чем он?! – Возмутился Блэклайт.

— О том, что ты облажался, мальчик! – Маттеуш истерически закричал, — Что? Думал, она такая невинная?!

— Прекрати. – Шепнула пони.

— А я все же продолжу, — огрызнулся жеребец, — да, мы заплатили ей, чтобы вы оказались здесь, я даже решил устроить этот спектакль с побегом. Хочешь узнать, сколько?

— Леб, это правда?

— Да. Но я…

— Ты меня обманула… всех нас. Значит, все это было ложью? Теперь я понимаю, почему ты не хотела об этом говорить!

— Два миллиона ампиррейских марок! – Разговор резко оборвал Маттеуш, — Из них один миллион на расходы…

— Нет, — Блэклайт тряхнул головой, — это не может быть правдой! Ты лживый ублюдок! Она не могла…

— Я же говорю, что так и есть. – Еще тише шепнула Леб, — Прости.

— Дешевая придорожная …

— Что ж , — вступил Рейзер, — вы разобрали свои проблемы? Ребят, кончай их!

— Стой! – Маттеуш буквально выскочил перед солдатами, вскинувшими оружие, — Отец, мы так не договаривались! Ты обещал…

— Обещал оставить в живых твою девку?! – Усмехнулся адепт, — Да, так и было, но, видишь ли, обстоятельства переменились.

— И ты просто так нарушишь свое слово?!

— А кто ты такой, чтобы мне указывать? В любом случае, я бы не позволил тебе с ней общаться…

— Но я люблю её! – На группу внезапно перестали обращать внимания.

— Любовь ни к чему не приведет! – Отрезал старик, — У тебя есть цель, Маттеуш, и я не дам тебе провалить её из-за абсолютно посторонней пони.

— А я не хочу... – Оробел жеребец.

— Что?! – Рейзер не дождался ответа, — ЧТО?!

— Я… не хочу, чтобы мои дети не знали своей матери, как это было у меня.

— Тебе и так было хорошо. – Опешил старик.

— Только ты так думаешь.

— Я дал тебе все ,щенок! – Взбесился адепт, — У тебя были учителя, деньги, игрушки — все, что ты хотел!

— Тогда почему у меня нет матери?!

— Потому, что твоя мать шлюха! – Выпалил Рейзер и тут застыл от ужаса сказанного, — Прости, я не должен был этого говорить…

— Как ты можешь? Сволочь…

— Я не хотел вообще рассказывать тебе об этом и думал, что все само собой забудется… В твоем возрасте я многого не понимал, ибо не имел того, что есть у тебя сейчас. Я так долго выбирался из нищеты, а потом, когда достиг всего, что хотел, возомнил жизнь бесконечной. Думал, что буду вечно молодым, зачем мне семья… Да, твоя мать действительно была проституткой, так уж вышло. У нас не было отношений, я видел ее лишь один раз, о тебе мне сообщили совсем другие пони. Но я приютил тебя, не смотря ни на что. Знаешь, почему? Потому, что ты мой сын, в твоих жилах течет моя кровь, а значит, ты – часть меня.

— Но… почему… ты не говорил?!

— Я лишь хотел, чтобы ты был счастлив… но, собственно, решать тебе. Выбирай, Маттеуш, — Рейзер отошел в сторону, — я, давший тебе жизнь и билет в будущее, или она.

Жеребец в костюме буквально перестал дышать на несколько секунд, уставившись то бешеным, то почти плачущим взглядом на отца. Все застыло в ожидании.

— Прости, Леби… — Маттеуш достал из внутреннего кармана пистолет и резко вскинул его в сторону Рейзера. Два глухих выстрела – в грудь и голову. Верховный адепт Черной стаи резко откинулся и рухнул. Солдаты, стоявшие рядом с ним, даже не дрогнули, — Я не хотел, чтобы так все закончилось, но он вынудил меня.

— Матт, — с опаской обратилась Лебраш, — пожалуйста, успокойся. Мы сейчас с тобой уйдем, обязательно уйдем и поговорим обо всем, что произошло, но пообещай мне, слышишь, пообещай, что не станешь трогать этих ребят…

— Они мне в круп не вгрызлись. – Презрительно выбросил жеребец, — Пускай идут куда хотят.

После этих слов двери гермозатвора раскрылись, прижавшись к Маттеушу, Лебраш ушла вместе с ним, сзади ее сверлил лишь презрительный взгляд Блэклайта.

---

Несколько минут спустя.

— Ну, Сорока, ты нас и напугал! – Перед очередным гермозатвором располагался своеобразный сторожевой пункт с крупнокалиберным пулеметом и большим прожектором. Черный пегас с белой гривой и хвостом расхлябанно восседал на грубо сложенной табуретке с полувыпитой бутылкой в одном копыте, — Слышишь же знакомый голос, чего пушкой машешь?

— Таракан, ну дурак что ли? – Сорока был уже явно пьян, — Карантин! КАРАНТИН! Все дома сидят, чай пьют.

— А то, что меня бритоголовые забрали неделю назад, ты забыл? – Усмехнулся Сцепий.

— Забыл… так… стоп, а ты как же через Серого…? – Встретив лишь унылое молчание, Сорока демонстративно раскрыл рот от удивления и прикрыл его копытом.

— Не надо только изображать жалость. – Раздражился рыжеволосый, — Убил, и забудем уже об этом…

— Верно, мужик, верно. Всех жалеть жалелка отвалится. А это у тебя кто?

— Хорошие ребята, Сорока, ученые какие-то.

— Доброго дня, — раскланялся черный пегас, — господа профессора и милая дама. Знаете, почему вашего спутника Тараканом прозвали?

— И думать даже не хотелось. – Раздраженно буркнул Джермейн.

— Этого Сцепия, — продолжил Сорока, — в какое дерьмо не засунь, он из него чистым и невредимым выползет, прям как настоящий таракашка…

— Ага, — разозлился чейнджлинг, большое спасибо за красочный рассказ.

— Да ладно вам, — успокоил Сцепий, — не ссорьтесь.

— Там это, Таракан, — Сорока принял немного более серьезный вид, — Старшой тебя видеть хотел, не просек, что тебя бритые увели.

— А он когда-нибудь что-нибудь замечал?

— Ну, разве что свою ж…

— Сорок. – Пожурил пегаса Сцепий, — Дама…

— Точно. – Пристыженный жеребец щелкнул кнопкой на своем посту, открыв тем самым сразу три гермозатвора, скрывающих за собой внушительную станцию-депо. Группа не без доли удивления зашла внутрь подземного города, усеянного домиками из красного кирпича, упершимися потолок просторного помещения.

-Ну, — продолжил синий пегас, — я тогда схожу по делам, и тебя… Блэклайт… возьму. Старшому надо вас показать.

— А чего не меня? – Удивился Джермейн.

— Ах, ты ж черт… — Тихо выругался Сцепий, — Старшой… сырков не любит, без обид.

Каким-то образом спровадив группу убедительным взглядом, пегас подхватил буквально своего нового напарника и увел к одному из самых больших кирпичных домиков.

— Откуда материалы?

— О-о-о-о-о, это целая история. Сейчас присядем, выпьем, поговорим за жизнь…

— А к начальнику твоему? – Строго прервал Блэклайт.

— Потерпит. – Сцепий завел жеребца внутрь помещения, напоминающего приемную. Откинув сиденья единственного предмета мебели – старого дивана, пегас вытащил бутылку водки и два граненых стакана.

— А по шапке тебе не надают?

— За то, что я от Сороки собственный последний пузырь прячу? – Рассмеялся рыжегривый, — Не, Блэк, здесь только так: как спиртягой по станции понесет, Сорока уже тут как тут. Ну, — огненная вода с журчанием разлилась в стаканы, выплескиваясь за края, — дрогнем. Помянем вашего старика.

— Хороший Грифон был, — расстроился бордовый пони, — умный. Дрогнем.

Оба залпом опустошили стаканы. Блэклайт потянулся за бутылкой, но Сцепий тут же остановил его.

— Э-э-э, не, куда полез! – Мы с тобой не алкаши, мы с тобой ради удовольствия выпиваем, а не для нажираловки.

— Тоже верно.

— Таракан! – Из-за двери, видимо ведущей в кабинет, раздался громкий и суровый бас, — хватит мадам Сижу наращивать, дело есть. – Снова выругавшись, Сцепий лениво, будто делая великое одолжение, поднялся с дивана и ушел в кабинет, оставив дверь открытой. За хлипким столом восседал на офисном кресле явно толстый коричневый жеребец в белой сорочке с синим галстуком. Оглядев гостя слегка мутноватыми глазами, он всем весом облокотился на стол так, что несчастный пронзительно заскрипел.

— Даров, Старшой. Тут дело такое…

— Думаешь, — улыбнулся толстяк, — Сорока еще не разболтал? Зря ты так думаешь… поселю я твоих ребят в доходном доме, все равно пустует.

— Спасибо. Там…

— Пришло, Сцеп, пришло. – Жеребец, с усилием наклонившись, поднял с пола яркую коробку, — Все, как просил, все целехонькое. – Внутри размещался новенький плеер с наушниками, — А ты говорил, что коллективные закупки брехня.

— Слу-ушай. – По лицу пегаса расплылась искренняя детская улыбка, — Это же круто. Всю жизнь такой хотел. Сколько?

— Сцеп. – Толстяк в миг стал гораздо серьезнее, — У нас была с тобой договоренность насчет Серого… Жалко, конечно, пацана, но… в общем, ничего ты мне не должен, наоборот даже. Вот, — Старшой достал из стола пачку денег и положил рядом со Сцепием, — тысяча ампиррейских марок. Помянь там с Сорокой… на досуге.

— Может, вдове отдадим?

— Давай только я. – Старшой неохотно забрал пачку обратно.

— Слышь, — Сцепий немного разозлился и перетянул деньги обратно, — знаю я тебя… В общем, могу сказать ребятам, что жилье есть?

— Естественно. – Толстяк сложил копыта на груди.

— Ну и пока тогда! – Пегас резко развернулся и вышел из кабинета, позвав взглядом Блэклайта.

— Заселяемся?

— Не, погоди. – Возразил рыжегривый, — Еще одно дельце провернуть надо, и хлебнуть еще для храбрости.

— Интересно! – В голос засмеялся жеребец, — Ты же только что хлебнул…

— Тебе меня учить? Нет? Ну и молодец!

Двое неспешно отправились в ближайший бар.

— Знаю я его… — пробурчал Сцепий, — он отдаст…

---

Несколькими днями ранее.

В небольшой мейнхеттенский ресторанчик, пронизываемый ярким утренним светом, довольно бесцеремонно прошла пони в белой термоброне. Метрдотелю с огромным трудом удалось ее остановить.

— Мисс, я могу вам… помочь чем-нибудь?

— Да… — Лебраш смотрела сквозь внезапного собеседника вглубь помещения, — у меня здесь встреча, я ищу…

— Вспомнил! – Улыбнулся черный жеребец, — Меня предупреждали, что кто-то похожий на… вас, сюда придет.

— Странно звучит из ваших уст…

— Неважно. – Небрежно отмахнулся метрдотель и повел кобылку к одному из столиков, за которым с недовольным видом сидел Маттеуш, — К вам пришли.

— Пошел вон! – Выкинул жеребец в костюме, — И принеси даме бокал вина.

— Не стоит…

— В общем, — Лебраш взглядом пригласили присесть, — принеси.

— Что ты хотел? — Пони старалась не встречаться взглядом с Маттеушем.

— Ну, во-первых, здравствуй. А во- вторых, объясни, почему от тебя несет, как от козла?

— Это был комплимент?

— Да шучу я, шучу! – Пони откинулся на спинку стула, — Но гриву ополоснуть тебе б не помешало, если уж быть честным. Чему это я… а, точно, ты могла бы купить себе водонагреватель и не иметь подобных проблем…

 — Откуда я, по-твоему, денег возьму?

 — Сам не знаю, ох… не зна-а-аю. А хочешь, скажу?

— Работать на тебя я не собираюсь!

— Ладно уж тебе, Леб, последний раз же прошу! – Жеребец состроил жалостливое лицо, — Обещаю, что отстану…

— Что там у тебя?

— Слыхал я, одного пацана ты пригрела…

 — Пошел ты!!! – Пони внезапно подскочила из-за стола и направилась к выходу, остановил ее лишь тихий шум от таблеток в пластиковой баночке.

— А так? – Улыбнулся Маттеуш, — Это не твоя вина Леби, все эти врачи не умеют должным образом лечить. Нет ничего постыдного…

— Скотина. – Процедив еще несколько ругательств, Лебраш уселась обратно, отводя взгляд от мучителя.

— Мне, понимаешь, он вообще не нужен, а вот папаша мой за пацана всерьез взялся. А ты … знаешь, если старик его за яйца схватит, уже не отпустит.

— Хочешь, чтобы я его передала тебе?

— Нет, нет , совсем не это, — отмахнулся пони в костюме, — нужно, чтобы ты привела нас к его дружкам.

— О них известно что-нибудь?

— Нет, увы… в любом случае, завтра приведи его ко мне, а я пойму, того ли мы ищем.

— Скажи…

— Да?

— А тебе не надоело?

— Что, красавица?

— Убивать, грабить, пытать… Сколько можно?

— Леби… — смутился Маттеуш, — не я это придумал, пойми. У меня есть дело, есть то, чем я люблю и хочу заниматься в жизни. Я торгую, Леб, я это люблю… Но есть еще и отец, которого я тоже люблю, которому я многим обязан, даже своим бизнесом. Я ему должен, можно так сказать… все повязано. Возьмут его – возьмут меня, убьют его – убьют меня… мы семья, черт возьми. Вместе нам надо держаться, а поодиночке перебьют. Леб?

— Я не вернусь, не проси.

— Я все же хочу надеяться. Если… надоест в грязи жить, у меня все еще двуспальная дома стоит. Место тебя дожидается.

— По-твоему, все вот так просто?

— Я уже сотни раз извинился, Леби, перестань ты меня мучить, пожалуйста! Пойми же ты, наконец, что я без тебя ну никак…

— Платишь сколько?

— За …что?

— За парня этого…

— Вот, — жеребец поставил с пола на стол чемодан, — там миллион марок на расходы, здесь не открывай.

— Твой отец, видимо, очень хочет с ним повидаться!

— Еще миллион ты получишь по выполнению. И больше я к тебе с такими вопросами приставать не стану.

— Это все? – Лебраш, подхватив чемодан, уже собралась уходить.

— Нет. Ты… молодец, что решила отойти от дел. Я много про тебя слышал… про Ангела. Многим помогаешь, безвозмездно… что-то ведь тебя гложет? Есть за душой грешок?

— Из-за меня очень много народу погибло, Матт, ты сам знаешь.

— Тогда была война, Леб…

— По-твоему, в этом есть какая-то разница? Знаешь, когда все, кого ты знаешь, умирают рядом с тобой, над этим стоит задуматься…

— Почистить карму.

— Что-то вроде того, — Лебраш, наконец-то, поднялась со стула и, наконец, решила окончательно удалиться, — так… завтра?

— Завтра, — подтвердил Маттеуш, — и…

— Что и?

— Ты очень красивая. Прости, что нагрубил сначала.

— Прощаю… завтра… не забыть…

---

— Э-эм, Блэк? – Двое жеребцов не успели вернуться от вдовы, как их прямо на входе в просторный и практически необставленный мебелью дом остановил встревоженный чейнджлинг.

— Вы уже устроились?

— У нас тут происшествие… — тихо, но уверенно заявил Джермейн, — Ждем тебя …

— В ванной твое происшествие! – Раздался недовольный возглас Майндхилл из кухни, — Уже час не вылезает, требует тебя, Блэк!

— А ты так сказать не смог? – Жеребец с саркастичной улыбкой обратился к чейнджлингу, на что получил резкий неодобрительный взгляд слезящихся глаз, — Учись, Джерм, учись разговаривать с другими, а то Майнди тебя скоренько… под себя подомнет.

— Да пошел ты! – Усмехнулся Джермейн.

— Значит, пойду я… — Внезапно Блэклайт развернулся и уставился на друга, — стоп! ОНА там?!

— Я пытался это сказать.

— Плохо пытался! – Раздражился жеребец и буквально пулей вылетел из гостиной, на интуиции пытаясь найти ванную комнату. Раскрыв первую попавшуюся дверь, он, как ни странно, попал прямо в точку. В просторной комнате, выложенной кафельными плитами, стоял лишь один умывальник и ванна с занавесом, за которым с трудом проглядывался знакомый силуэт.

— Привет… — просипел плачущий голос.

 — Убирайся отсюда.

— Нет…

— Лебраш. – Разозлился Блэклайт, — Заканчивай и уходи, или я тебя прямо сейчас вышвырну.

— Я тебя люблю… — Всхлипнула пони.

— Не верю. Представь себе, очень неубедительно ты врешь… — жеребца остановило лишь неудобное молчание, сквозь шум бегущей из душа воды, он с трудом различил тихий плач серой пони. Опешив, бродовый в миг растерял всю уверенность и присел, — Ну, ты чего? Ну… — Блэклайт попытался отодвинуть штору, — перестань, прости, я …

— Нет, нет, нет… — Захлебываясь процедила одноглазая, — все правильно, я виновата в его смерти, только я и никто другой, я заслуживаю.

— Леби, — жеребец в конце концов не вытерпел и, не взирая на воду, обнял пони, отдернув занавес, ее слезы разразились с большей силой, — мы все делаем глупости, но надо их прощать. Ты очень плохо поступила, ты предала нас, меня, моё… чувство к тебе… но главное, ты это поняла, а значит, что-то доброе в тебе еще осталось.

— Я уже не смогу исправиться! – Подавленно взвыла Лебраш, — Я с двенадцати лет под ружьем! Я не могу так больше, понимаешь! Мне больно видеть, как все, кого я когда-либо встречала, умирают, или…

— Прекрати! – Блэклайт сильнее прижал к себе пони, — Со мной же все хорошо, видишь, я живой, здоровый, здесь…с тобой, и больше никогда тебе не брошу…

— Прости…

— Леб, — жеребец отпустил серую и стал более серьезным, — если ты хочешь искупить свою вину, — с долей смеха и похоти бордовый оглядел кобылку и игриво поднял ее копыто с прибором, — то должна нам помочь. Отто не хотел бы, чтобы я это рассказывал, но сейчас на этой очаровательной ножке аппарат, который вернет нам старую Эквестрию… добрую, чистую…

— Я не понимаю. – Испугалась одноглазая.

— Давай выспимся, а завтра я обязательно тебе все договорю.

— Нет, нет… я во что-то ввязываюсь, и хочу знать…

— Ты устала. – Блэклайт подмигнул Леб и вышел из ванной.

Тайна "Полюса-1" Финал.

Блэклайт , лениво натянув на себя белый лабораторный халат, шествовал по длинному белому коридору надоевшего за столь короткое время отдела разработок компании Квантум электроникс. Сладко зевнув и поздоровавшись с охранником, он взглянул на часы – восемь тридцать.

— И какой дурак придумал работать с самого утра? – Жеребец открыл ключом дверь своего кабинета, обставленного дешевой мебелью, сделанной из алюминия и пластика, и плюхнулся за стол, уткнувшись в него носом. Сильное желание доспать еще хоть полчасика все-таки победило.

— Не спать! — Джермейн практически бесшумно прокрался в маленькую комнатку и, решив, разыграть друга, прокричал прямо ему в ухо.

— Совсем обалдел?! – Отскочил Блэклайт, — Ты хоть выспался сегодня…

— Ох, поверь, я не спал…

— Прекрати, — скривился бордовый, — это отвратительно.

— Ладно, не хочешь слушать, — чейнджлинг придвинул стул к противоположному краю стола и присел, — не надо. Я в любом случае пришел по делу.

— Как там твой … смартфон?

— Вот я и пришел к тебе, — кивнул Джермейн, достав две наполовину разобранные микросхемы, — не сходится у меня. То клавиши не реагируют, то экран гаснет.

— Ты же вроде умный, а такие ошибки… Что за глупости?

— Я еще с такой мелочью не работал.

— Ну, так что ты хочешь? – Улыбнулся Блэклайт.

— Ты ПО уже написал, мне говорили. Я тебе оставлю посмотреть…

— А ты куда-то спешишь?

— Вообще-то, — смутился техник, — да.

— С чего вдруг?

— Мне, понимаешь, надо помочь Майнди упаковать вещи. – Тихо и застенчиво прошептал Джермейн.

— Хочешь отпуск взять?

— Нет, Блэк… мы съезжаем.

— Так, — Жеребец в миг встрепенулся и сел за стол прямо, — стой. Это все очень мило, но мама вам позволила?

— Пусть это будет сюрпризом…

— Обалдеть сюрприз будет! – Разозлился Блэк, — Это сестра моя придумала, или ты? Что за бред? Куда вы съедете?!

— Послушай, мы подумали… тебе же надо устраивать личную жизнь…

— Не надо, Джерми, прикрываться моей личной жизнью, пожалуйста!

— Погоди, у тебя злость впереди идет. Блэклайт, ну сколько можно вчетвером тесниться в двухкомнатной?

— У нас в одной камере шестнадцать на шестнадцать пятеро жили…

— Блэк! – Неприятно поморщился Джермейн, — Мы же договорились больше об этом не упоминать…

— Извини. Просто я считаю, что мы вполне нормально живем. У вас, черт возьми, есть своя комната!

— Мы о тебе думаем. – Чейнджлинг по-дружески опустил копыто жеребцу на плечо.

— Не надо обо мне думать. Надо понимать, Джерм. Майнди тебе готовить и убирать не станет.

— Ну… я знаю.

— То есть, — саркастично улыбнулся Блэклайт, — ты соглашаешься с тем, что придешь в загаженный очистками и фантиками дом с горами грязной посуды?

— Я не такой!

— Ты – нет, а Майндхилл именно такая. Подумай и лучше посоветуйся с мамой.

— А не ты разве глава семьи?

— Она не моя дочь, не мне решать.

— Майнди очень хочет…

— Мало ли, что она хочет! – Возразил бордовый, — Больно самостоятельная стала…

— В конце концов, она уже взрослая и может сама решить!

— А ты ей потакаешь! – Блэклайт ударил об стол обоими передними копытами.

— А я тоже, знаешь, хочу личного пространства! Я хочу жить наедине с Майндхилл в своем доме, со своей мебелью и со своими вещами! Все! – Джермейн как ошпаренный подскочил с места, — Разговор окончен, беру отгул, еду помогать.

Не дожидаясь дальнейших действий, Блэклайт демонстративно вышел из собственного кабинета в длинный офисный коридор.

— Господин Де Килиан! – охранник еле смог окликнуть его, — К вам не заходил…

— Каан-Ари? – Перебил жеребец, — Был, — на этих словах чейнджлинг недовольно вывалился из кабинета, направившись к лестнице, он попытался миновать обидчика и его собеседника.

 — Господин Каан-Ари…

— Если там этот старик, — пробурчал Джермейн, — то пошли его к черту, у меня отгул.

— А что за старик?

— Не знаешь, Блэк? Приходит каждый день какой-то престарелый псих, сует мне свои чертежи… посмотри, если тебе делать нечего!

— Это вы! – Чейнджлинг едва увернулся от внезапно налетевшего на него грифона, державшего в лапе целую стопку разнообразных бумаг, — Послушайте, мне необходимо услышать ваше мнение по поводу…

— Выходной! – С отвращением крикнул жеребец, выскользнув из пут старика еще пару раз, — Потом все, завтра!

— Давайте, — вмешался Блэк, — я взгляну.

— Боюсь, — усмехнулся грифон, — вы не обладаете достаточными знаниями, как ваш товарищ.

— Почему же? Мы работаем с ним над одним проектом, я вполне могу проверить ваши расчеты.

— Ну, если господин Каан-Ари не возражает.

— Да мне как-то… — Прошипел Джермейн с лестницы.

— Тогда, — заключил жеребец, — милости прошу в мой кабинет.

Пройдя к себе, Блэклайт привычно для себя уселся в неудобное алюминиевое кресло, откинувшись слегка на его спинку. Посмотрев сперва на гостя, а потом на его бумаги, он повертел немного в копытах заветную стопку, даже не читая, и снова поставил на стол.

— Почему вы не смотрите?

— Я хочу сперва узнать у ВАС, — пони указал на собеседника перьевой ручкой, взятой со стола, — что вы хотите от нашей организации, и каковы перспективы у того, что вы предлагаете…

— Понимаю, — сконфузился грифон, — выгода превыше всего…

— Видите, вы все осознаете… Поэтому я и хочу, чтобы вы убедили меня в том, что компания должна по каким-то причинам заинтересоваться вашим проектом.

— Посмотрите чертежи. – Убедил старик. Открыв папку и полистав первые две страницы, Блэклайт с некоторой усмешкой отложил их в сторону.

— Карманный компьютер на проволочном браслете… вы шутите? И вот с ЭТИМ вы ходите сюда каждый день?

— Я вас умоляю, — занервничал пернатый, — посмотрите внимательно, прочтите все описания… вы не пожалеете.

— Тогда объясните, что это?

— Скажите, — грифон облокотился на стол, приблизившись вплотную к Блэклайту, — у вас есть знакомые единороги?

— Сестра. Единорог высшего уровня, психиатр… только какое она имеет к этому отношение?

— Неужели вы ни разу ей не завидовали?

— В каком смысле?

— Вы хотели бы… иметь такие же способности? Хотя бы возможность телекинеза…

— Бывало. — С неприятным чувством усмехнулся жеребец.

— В таком случае… — старик снова придвинул к собеседнику папку, — Надеюсь, то, что я нашел эти чертежи в Кантерлоте, вас заинтересует?

— Выглядит все довольно опрятно, — профессионально заключил бордовый, — но довольно негуманно.

— До страшного простая технология…

— Это нужно будет подкорректировать… если, конечно, все расчеты верны.

— Об этом можно не беспокоиться.

— И все же. – Возразил Блэклайт, — Нужно посмотреть внимательнее… — Еще секунда, и он мигом переменился в лице, — Да, все верно. Это действительно нужная вещь. Назовите планируемый объем продаж.

— После всех замеров и корректировок… пятьдесят тысяч. Да, дорогой мой, — грифон явно расслабился, — пятьдесят тысяч в первой партии. Для начала для военных и государственных нужд, позже пустить продукт на массовый рынок.

-Цена?

— Я посчитал, при стоимости в полторы тысячи монет цена будет составлять… четыре тысячи … или же сорок тысяч в переводе на кредиты, если вам удобнее.

— Что вы хотите, — Блэклайт, охваченный азартом, буквально не мог усидеть на месте, — лично от меня и господина Каан-Ари?

— Помощь в разработке опытного образца, естественно. Позднее… помощь в поставке продукта на потоковое производство и реклама. Плюс, может понадобиться помощь вашей умницы-сестры…

— Какова наша доля?

— Пятьдесят процентов с выручки ваши, делите их так, как считаете нужным.

— Предлагаю сорок на шестьдесят.

— Господин…

— Де Килиан.

— Господин де Килиан, — помрачнел старик, — если вы думаете, что я не буду предлагать это другим компаниям… вы заблуждаетесь. Уж тем более учтите, что вы в том случае, если все пройдет удачно, станете миллионером.

— Ладно, — Блэклайт встал из-за стола и протянул собеседнику копыто, — господин…

— Странно, мы с вами не удосужились представиться еще с самого начала нашего разговора. Доктор Отто Штайер… мы с вами сработаемся.

---

Лебраш проснулась с сильной головной болью. Вероятно, сказались стрессы… либо нехватка таблеток. Пони несколько минут пролежала на старом скрипучем диване, размышляя, как ей казалось, обо всем, что произошло за последнее время. На деле она просто прожигала взглядом потрескавшийся потолок, который до боли напоминал больничный. Да… казалось, что Леб вернулась к тому, с чего начинала. Пони снова в совершенно незнакомом ей месте, не имея и малейшего понятия о том, что ее ждет в ближайшие хотя бы полчаса, мыслей в голове опять не было, совершенно никаких. Потому, что организм требовал треклятых таблеток, без которых он банально отказывался нормально функционировать. Нет. Все таки надо что-то предпринимать, заставить себя сделать хоть малейшее поползновение к тому, чтобы встать. Рывок! Теперь Лебраш сидела на диване, немного покачиваясь. Зрение будто тонет в тумане. Еще рывок! Кобылка с трудом поднялась на ноги и тут же чуть не упала того, что в голову ударило так резко, что она не секунду потеряла зрение. Постояв немного с закрытым глазом, серой, вроде бы стало легче. Однако же, что-то до сих пор продолжало сжимать голову стальными тисками. Еще минута покоя не помешала бы… Пони начало тошнить, причем сильно. Нет, так не пойдет! Пересилив себя, Лебраш поплелась, как ей казалось, на кухню. Там уже сидели остальные. Блэклайт, почувствовав неладное, быстро подхватил кобылку и усадил за стол. Майндхилл и Джермейн нехотя бросили взгляды в сторону серой пони.

-М-мда… — Фыркнул чейнджлинг.

— Блэк, — довольно серьезно завязала беседу Лебраш, — а ты не хочешь ничего узнать?

— Что именно?

— Да хотя бы то, что я сейчас блевану.

— Ломка? – Внезапно вмешалась единорожка, — Ничего удивительно, такими таблетками шизофреников лечат. При курсовом лечении обладает положительным эффектом, при злоупотреблении вызывает зависимость, сопровождаемую неспособностью к трезвому мышлению без регулярной… дозы. Если резко бросить принимать препарат, могут начать развиваться болезни, связанные с сосудами головного мозга, следственно, головные боли, доходящие до рвоты и последующей потери сознания.

— А ты о чем подумала? –Ехидно улыбнулся бордовый.

— Скажем так. О кое-чем другом. – От столь громкого заявления Джермейн засмеялся чуть ли не во весь голос, однако, тут же утих.

— Профукали мы наши денежки…

— Да уж. – Подхватила Майндхилл.

— А никто не догадывался, — усмехнулся Блэк, — что мы можем просто пойти дальше? Тем более, без его доли нам больше достанется.

— А теперь, Блэки, — очнулась одноглазая, — объясни мне про деньги.

— Давай потом.

— Нет! Я не хочу потом. Я хочу узнать, наконец, во что я влипла, увязавшись за тобой.

— Прибор мы хотели испытать. – Не выдержал чейнджлинг, — А потом продать в Квантум. Полюс закрыт на какой-то сверх-замок, что якобы можно открыть только манипулятором.

— И вам нужен был подопытный кролик…

— Напомню, что тебя в планах вообще не было. Теперь, же, когда ты пришла и все испортила…

— Я требую шестьдесят процентов выручки! – Заявила Лебраш.

— А плохо тебе не станет?! – Подскочила из-за стола Майндхилл.

— Кто вас из всей этой задницы вытащил?! Если бы не я, вас бы еще на Преториане всех положили.

— Напомни, кто нас в эту задницу завел! – Взъерошился Джермейн, — Десять процентов тебе вполне хватит.

— Да?! – Серая пони ловко выхватила из потаенной кобуры дерринджер, — Вы мне сейчас все сто отдадите!

— Да я ж тебя на четыре части порву!!! – Рог Майндхилл засветился ярким красным светом.

— Надоели вы мне все… — Бой внезапно затих, сразу же, как Блэклайт поднялся на ноги и вышел прочь. Спорящие переглянулись. Лебраш последовала вслед за жеребцом.

Блэк лежал на том же диване, с которого только недавно поднялась одноглазая. Заметив присутствие, жеребец демонстративно отвернулся.

— Слушай, — Леб зашла подальше в комнату, — прости меня, пожалуйста. Я не хотела на самом деле этого говорить, просто…

— Просто ты еле соображаешь без таблеток, — перебил бордовый, — и тебя можно простить. Я даже думаю, что я перед тобой виноват, я же не сказал тебе сразу, побоялся, что ты … сразу уйдешь. Просто, Леби, так уже довольно давно происходит… видимо, это плата за богатство.

— Штайер хотел продать прибор?

— И поделить прибыль. Они хотят жить отдельно, в своем доме, может быть, даже в другом городе… Поэтому они…

— Может быть, — пони присела рядом с диваном, — тебе стоит их отпустить?

— Поэтому они и ведут себя на пару как скоты. Мне порой кажется, что они только и ждут этих денег, чтобы сбежать. Но… как же я? Как же мама? Неужели все так быстро забывается?! Мы… никогда ни в чем не нуждались, жили себе преспокойно вместе, а Джерм нас все время навещал. Тогда ведь… нам было хорошо. А что сейчас им не нравится?! В любом случае… я хочу тебя кое-что спросить.

— Давай. – Лебраш , немного опасаясь, прильнула головой к Блэклайту.

— Если я сегодня уйду, ты пойдешь со мной? – Лебраш промолчала, — Допустим, я сегодня возьму и уеду обратно в Ван Хувер…

— Но стая…

— Мне показалось, или ты вчера все с ними уладила. Леби, — жеребец с крайне серьезным видом повернулся к пони, — у тебя же остался тот миллион?

— Ты же не спросил меня, как я все решила! – Тихо посмеялась серая, — Я ему отдала все деньги, и он был рад до ус…

— Меркантильная скотина… — Что у тебя с ним было?

— Ух ты. – Кобылка явно не ожидала такого прямого вопроса, — Я же тебе рассказывала.

— Ну, это было мельком и весьма неподробно. Мне просто интересно, как такую лапочку, — Леб от умиления еще сильнее притерлась к бордовому, — мог привлечь такой гаденыш. Без обид.

— Маттеуш… он, он не со всеми такой. Хоть и ведет себя, в основном, как последняя сволочь, он просто вспыльчивый.

— Любила его?

— Да… Он мне во многом помог, понимаешь, да и поначалу он был просто душкой.

— Тогда что произошло?

— Я, — Лебраш кокетливо чмокнула Блэка, — расскажу тебе потом…

— Давай уедем.

— Ну, — смутилась пони, — как так? Ты хочешь оставить их одних, чтобы они здесь пропали?

— Леб, я хочу преподать им урок. Ты сама видишь, в кого они превращаются, стоит им лишь намекнуть на деньги…

— А это и тебя тоже касается. – В комнату почти что бесшумно прокрался Джермейн, — Давай-ка вместе вспомним, кто это вообще все затеял и говорил, что мы теперь станем миллионерами!

— Я лучше уйду… — Лебраш, несмотря на её прыть, остановил чейнджлинг.

— Нет. Я хочу один раз серьезно уже поговорить хочу! Блэк, мне это надело! И мне , и Майндхилл, что у тебя как у климактички в голове клинит раз в день. То ты хочешь все проворачивать, то ты не хочешь! Блэк… твою мать, Блэклайт де Килиан, мы все профукали ради этого, мы в живых пони стреляли ради этого, давай сейчас все бросим?! Давай сейчас домой поедем, как ты говоришь, йогурты делать! Ты этого хочешь, как я понял?!

— Можно я вас оставлю? – Настояла одноглазая.

— Нет! – Джерм больно одернул пони.

— Слушай-ка, — поднялся Блэк, — а ты уже палку не перегибаешь?!

— А ты не понял, что она сейчас с прибором свалит?! Хрен там! Я не собираюсь оставаться ни с чем!

— Хватит уже, а! Иди ,Леб.

— Ты идиот?! – Окончательно рассвирепел перевертыш.

— Лебраш, уйди, пожалуйста, мы тут поговорим.

Серая пони со странным чувством тревоги вернулась обратно на кухню, где уже сидел недовольный Сцепий в полном обмундировании. Одноглазая тихо присела за стол.

— Э-эх… — Жеребец, от которого пахло новым дезодорантом и немного спиртом, неловко оглянулся в сторону гостьи, — встаешь, черт знает, когда, умываешься, одеваешься, а они тут голые ходят…

— Да забей ты! – Будто уже в сотый раз повторила Майндхилл.

— Нет. Ну, мы как бы идем или передумали? Я, понимаешь, пришел, вы тут чаи гоняете…

— А принципиально, когда отправляться?

— Ага, — Сцепий ответил, кивнув, настолько опустошенно, что Лебраш невольно придвинулась к нему, чтобы быть в курсе событий, — ночью Серого привезли. Думаю сегодня побыстрее все сделать, чтобы похоронить его, как следует… Там, вроде, рядом с его родными место осталось…

— Извини, — смутилась единорожка, — я не хотела…

— Да ничего. – Рыжегривый прислушался на какое-то время к шуму в другой комнате, — А что ругаетесь-то уже?

— Не бери в голову. – Успокоила Леб.

— Да уж… Зря я, наверное, впутываюсь в чужую жизнь. Есть такой грешок… — Голос жеребца понемногу стал дрожать.

— Ты чего?

— Поговорить хочу… наедине. – Сцепий любезно обратился к Майндхилл, — Погуляешь? – Черногривая, нехотя кивнув, ушла к спорщикам.

— Так ты чего хотел?

— Ты ведь… — Синий неловко почесал затылок, — Черт… ты ведь меня не забыла, так?

— Много воды утекло. – Лебраш интуитивно поняла суть разговора, — Сам понимаешь, многое в моей жизни произошло.

— Блэклайт произошел?

— Сцепий! – Одноглазая не на шутку смутилась и даже разозлилась немного, — Давай, и ты теперь не будешь задавать мне тот же вопрос.

— Я думал просто… Мало ли, может…

— Может, я тебя ждала? Извини, но я до вчерашнего дня думала, что ты умер. Тем более, что я все это время жила у Маттеуша…

— Я же не знал… — Опустил голову Сцепий, — Зато я успел все обдумать и понять, что… ты… ты – та самая, которую я искал всю жизнь.

— Это бред. Ты знаешь, кто я. Я убийца, машина, и этого уже не отнять…

— Ты не изменилась совсем с того дня, так и продолжаешь меня бояться.

— Еще тогда ты принял неосмотрительное решение, а теперь повторяешься… Давай на чистоту: Маттеуш… не привлекал меня физически, я не испытывала к нему влечения… ты… хорош, но ты хочешь все и сразу, а Блэк… с ним я чувствую себя той, какой я себя оставила много лет назад. Извини, Сцепий, но этого ты мне дать не можешь.

— Получается, то, что было тогда.

— То, что было тогда, было давно, пойми. Ты был наивнее, чем сейчас, я меньше знала о жизни, а еще мне надо было где-то есть и ночевать… Прости, но это – суровая правда.

— Ты только что убила мне смысл всех последних лет моей жизни… Ничего, если я не сдамся?

— Прошу тебя, не усложняй.

— Мы идем! – Из комнаты вышел Блэклайт. Протез его каким-то магическим образом исчез, а на замену ему появилась здоровая нога.

— Так быстро денежки поделил? – Саркастично улыбнулась Леб.

— Ай, ай, ай! Кто бы говорил…

— Ну, — Отряхнувшись, поднялся Сцепий, — Собрались, наконец, можно и топать?

---

Пятьдесят на пятьдесят — так было решено. Сегодня имеющиеся лишь в проекте миллионы были поделены между теперь уже совсем разными пони. Они, сопровождаемые таким наивным и таким по-доброму глуповатым следопытом, медленно, боясь неизвестности, шли к логическому концу всего, что происходило с ними последние годы. А на сердце тяжким грузом висело чувство, радостное и довольно странное с другой стороны, что желания очень скоро исполнятся, и ничего… ничего уже не будет так, как прежде. Да, возможно мечты, мечты, построенные на трупах, принесут моральное удовлетворение, но… все, к сожалению заканчивается. Сегодня подойдет к завершению вся эта авантюра, завтра они уже начнут продвижение продукта, через год их семья, нет, семьи купаются в деньгах, а потом… а потом они умрут, как и все, дабы все заканчивается. Противное чувство, да? Осознание неминуемого конца всего надолго выбивает из колеи, хоть ты и стараешься об этом не думать или забыть, если этот червь в мозгу уже поселился.

В любом случае, читатель, это последний раз, когда я так бесцеремонно влезаю в действо, пытаясь навязать тебе мои личные мыслишки и чувства. И мы, и они уже почти закончили, время болтать закончилось – пора действовать. Долго мы с вами следили за тем, что называют неким моральным разложением… но в чем оно? А стал бы я ТАК поступать, если бы на кону стояли миллионы, стали бы ВЫ так поступать? Или все же суть не в этом? Давайте… подведем небольшой итог. Придем к какому-то выводу, ради которого все это вообще начиналось.

А знаете… нет. Я не хочу делать выводы.

Главное, что я хочу сказать – занавес еще не опускается.

---

— Блэклайт! – Сцепий раздраженно окликнул жеребца, идущего немного впереди. Услышав, он замедлил шаг.

— Ты хотел чего-то?

— Поговорить, если ты не будешь против. – Пегас неприятно взглянул собеседнику в глаза.

— Смотря, о чем…

— Вы давно с Лебраш? – Сцепий не побоялся поставить вопрос ребром.

— Не дольше, чем был ты. Насколько я понимаю, ваш роман был довольно скоротечен.

— У нас ничего не было. – Нахмурился рыжегривый.

— Я заметил…

— Чего… Стоп… она до тебя ни с кем…

— Представь себе. – Бросил Блэклайт.

-Даже с этим мудаком Маттеушом… Слушай, Блэк…

— Весь во внимании!

— Брось её… — Шепотом, но с крайней уверенностью заявил пегас, — Я серьезно, не шучу, брось по-хорошему.

— А по морде бы тебе не дать? – Так же шепотом проскрипел бордовый.

— Не-а. Не дать! Ты видишь, кто ты, а кто я. Ты еще таких кучу найдешь!

— Давай на этом закончим…

— Пожалуйста, Блэк! – Сцепий начал умолять, — Прояви милосердие, мне же тоже надо род продолжать. Ты – ученый! У тебя денег наверняка мешок, на тебя бабы и так вешаются, а Лебраш, он такая… чистая, наивная, как ребенок…

— Делай выводы.

— Ты разве не можешь себе красивее найти?! Она разве какая-то сверх…

— Сверх. – Жеребец быстро оборвал фразу, — Ты сам только что её так охарактеризовал.

— Блэ-э-эк! – В голосе пегаса заиграли нотки плача.

— Послушай, — жеребец остановился, -что ты хочешь? Ты опоздал, мальчик, понял? Это закон природы. Пока ты телился, я её уже оприходовал…

— Не смей так говорить!

— Веди лучше. – Блэклайт хладнокровно продолжил путь.

— Блэк! – Громкий оклик Сцепия вновь заставил его и всю группу, что уже немного обогнала их, обернуться, — Будь осторожен! Здесь опасности на каждом шагу… смертельные…

— Уж постараюсь…

— А мы пришли уже! – Выкрик Джермейна остановил всех разом у массивной, высотой с многоэтажное здание, круглой стальной двери. Пони с удивленными лицами уселись прямо под ней, в вагончик небольшого состава, навеки застрявшего перед входом в неизведанное.

— Это единственный известный ход, кроме поверхности. – Уведомил синий пегас, — А наверху, как я уже говорил, пройти нереально… Получили, что хотели?

— Не до конца. – Улыбнулся чейнджлинг, — Мы еще внутрь заглянем, погуляем… но уже без вас. А потом…

— Не выдавай всего! – Шепнула на ушко Майндхилл…

— Стоп, а почему без меня? – Напоказ возмутился Сцепий и снова смешно надулся, — я, может, – он выпятил грудь, — тоже с вами хочу, мне интересно. Да и расчета у нас еще не было.

— О-па. – Шокировано села на пол Лебраш, — Расчет… Ты б раньше сказал…

— Да я подумал тут, Леби… я крупом своим рискую, время трачу… Давайте-ка десять процентов от будущей прибыли, на том и порешим…

— А он, — Майндхилл и остальные медленно обернулись, — откуда знает?

— Ну, я ж не глухой. – Подметил пегас.

— Вот черт… Так, господа, — Слово перехватил Джерми, — мы собираемся вообще идти или нет?

— Погоди, дай передохнуть. – Обняла Майнди.

— Вообще-то, — Блэклайт оперативно угостил всех очередной шоколадкой, — лучше побыстрее закончить, чтобы за день успеть.

— А что мы ищем? – Болезненным голосом выдавила Леб.

— Детальку… самую последнюю и самую главную. Найдем её – поедем домой.

— И нас, насколько я понял, — перебил чейнджлинг, — будет уже пятеро в одной квартире?

-Ага, — цыкнул в сторону Сцепий, — пятеро, конечно…

— Не начинай опять эту песню! – Встал и собрался бордовый, — Леб, — пони невольно вздрогнула, — давай теперь ты будешь действовать. Без приборчика дверь не откроется…

— И что делать? – Серая неохотно повертела устройство.

— Еще б я сам знал.

-Просто, — Майндхилл аккуратно пропихнула Лебраш из вагона и остановила прямо перед дверью, — ты должна направить прибор в сторону во-о-т того круглого замка.

-Допустим… — Пони повиновалась, сразу почувствовав странные вибрации, проходящие по всему телу.

— Чувствуешь? – Единорожка поддержала копыто напарницы.

— Немного…

— Хорошо. Теперь просто подумай о замке, о том, что хочешь его открыть.

— И что мне это даст?

— Увидишь сама. – Майндхил отдалилась на несколько шагов, отпустив копыто Леб.

Серая напряглась от уже пугающе растущей вибрации. Прибор тихо загудел, медленно начал загораться приятным голубым светом, проходящим насквозь тела. Кобылка представила в голове замок — небольшая ячейка посередине исполинского стального занавеса задрожала со свирепым скрипом. С замка посыпалась вековая пыль. Сильный удар. Ячейка с грохотом вышла из двери и загорелась тем же светом, что и прибор. Лебраш попятилась назад, вибрации заставили её сесть.

— Поворачивай!

— Что? – Серая уже ничего не слышала от гудения аппарата.

— Поворачивай! – Выкрикнула снова Майндхилл.

— Куда?!

— Открути его!

— Твою мать, Майнд!

— Влево…

Лебраш повиновалась. Замок мигом отреагировал на её движение, медленно выходя из паза, забирая за собой слои пыли и льда. Она сделала еще одно легкое движение копытом – запор с визгом вышел наружу и, полевитировав в воздухе, грохнулся об поросший ледяной коркой пол. Дверь дрогнула, с неё опал иней и пыль. Раздался сильный удар, вибрация от которого прошлась по всему пространству. Все затихло, погрузилось на несколько минут в мглу и безмолвие… вспышка. Один за одним по всему тоннелю начали загораться старые, кажущиеся давно забытыми лампы дневного света, бешено гудя. Прибор Лебраш погас, копыто невольно опустилось на пол.

— У нас получилось...

— ЗДРАВСТВУЙТЕ! – Взорвался механический голос с потолка. Стальная дверь, ударом сбросив с себя последние пылинки, начала стремительно открываться. Вагончик, в котором сидели Блэклайт, Джермейн и Сцепий, тронулся.

— Давайте внутрь, живее! На нем поедем.

— ЗДРАВСТВУЙТЕ И ДОБРО ПОЖАЛОВАТЬ В РЕАКТОРНО-ИССЛЕДОВАТЕЛЬСКИЙ КОМПЛЕКС «ПОЛЮС-1», ДАННЫЙ ЭКСКУРСИОННЫЙ СОСТАВ ОЗНАКОМИТ ВАС, — паровозик медленно заехал внутрь, после чего исполинская дверь с грохотом захлопнулась, -С ВАЖНЕЙШИМИ ФУНКЦИЯМИ И ИНТЕРЕСНЕЙШИМИ ОТСЕКАМИ СТАНЦИИ. – Впереди бесконечным световым потоком загорелись лампы, открывая огромный, выполненный из алюминия и бетона, интерьер, покрытый вековым слоем льда.

— Интересно, как оно еще работает… — Джермейн задрал голову, вглядываясь в проходящие мимо кабинеты и приемные пункты.

— ПОЖАЛУЙСТА, ОСТАВАЙТЕСЬ НА СВОИХ МЕСТАХ ВО ВРЕМЯ ДВИЖЕНИЯ СОСТАВА.

— Стремно как-то… — Вжался в себя Сцепий, — Это ж должен кто-то поддерживать, чтоб оно говорило…

— Не обязательно. – Чейнджлинг обернулся, — При взрыве здесь вышло наружу такое количество энергии, которое могло попросту чуть ли не заряжать воздух… По большому счету, большинство здесь погибло не столько от самого взрыва, сколько от выброса этой самой энергии.

— Это как?

— А ты представь, что воздух, которым ты дышишь, внезапно наполнился парами полярия, мощностью в тысячи вольт.

— ВНИМАНИЕ, МЫ ПРОЕЗЖАЕМ В … — Звук из громкоговорителя внезапно с треском оборвался, — К черту эту машинку! – Группа вздрогнула от знакомого до боли голоса, — Что же… вы здесь. Поздравляю, ваша цивилизация еще имеет шанс на спасение.

— Это что, — вздрогнул Блэклайт, — он?!

— Вы доказали, что еще не все потеряно. – Голос продолжал, -Что есть те, кто готовы жертвовать… Добро пожаловать, творцы нового мира! Я – Отто Штайер, и я тот, кто виновен во всем, что произошло с этим миром.

-Вот черт!

— Признаюсь, я вас немного обманул… здесь нет никакой детали, прибор и так готов. Мне нужно было лишь, чтобы вы пришли сюда… даже ценой моей жизни. Если вы слушаете это, значит я, скорее всего, уже мертв. – Состав остановился у развилки и небольшого входа. Пони сошли на землю…

— Ваши впечатления? – Выдавил из себя Джермейн.

— Бред… — Блэклайт оглянулся по сторонам, — И куда теперь. Я бы не стал по рельсам идти.

— Минут пять назад хотел. – Фыркнул Сцепий.

— Думаю, — вставила ненавязчиво Майндхилл, — он здесь остановился неслучайно. Попробуем в ту дверь?

— Только она, — бордовый уже был там, — примерзла… Лебраш… можно я одну штуку испытаю?

— Допустим… — Серая подошла к нему, жеребец снова подхватил ее копыто и направил в сторону ледяного препятствия.

— Выбивай. – Леб мигом сделала усилие, и прибор, ярко сверкнувший лампами-батареями, вышиб дверь потоком энергии с такой силой, что она согнулась пополам и вылетела куда-то в пустоту.

— Как-то мне эта штука уже не нравится. – Остальные пошли вглубь комплекса.

— Хорошо, — с треском изрыгнул из себя громкоговоритель, в длинном коридоре один за одним загорелись допотопные лампы, — Но этот путь только для носителя прибора. Да… я так хочу, у меня есть, что сказать этому пони. Остальные должны повернуть налево на развилке.

— Леби, — Блэклайт обернулся к кобылке, — мы тебя оставляем…

— Ничего, я справлюсь.

— Итак, — когда остальные вышли, за ними раскатом грома захлопнулся резервный запор, оградивший серую пони, — теперь мы одни, — Лебраш нехотя поплелась по коридору, усеянному замерзшими трупами, и останками оргтехники, другие пути, по которым она могла пойти, были заботливо заколочены. Это был какой-то офис: пластиковые ограждения рабочих мест, разбитые мониторы и клавиатуры… — Теперь мы одни, и я хочу рассказать тебе одну историю… Все началось задолго до того, как здесь появилась эта станция. Нас было шестеро: я, моя жена и еще несколько ребят. Мы были здесь, близ, Эпплузы, чтобы поставить датчики. Было холодно, снежно, нас обдавал жестокий ветер… и вот мы наткнулись на эту пещеру. Мы остановились здесь, чтобы согреться… а потом мы нашли полярий. Несколько маленьких голубых кристалликов, настолько холодных, что я получил обморожение, когда держал их в лапе. Они не были похожи ни на что, что я раньше видел. Они реагировали со всем, давали все новые и новые вещества, названия которым я не успевал придумывать… после изобретения поляриевого двигателя я стал знаменит. Нет, я стал полубогом в Эквестрии, понимаешь, каково было мне? На моих изобретениях работала вся страна, я богател и богател день ото дня. Вскоре я построил эту станцию. Я понял, что эти кристаллики синтезируются с такой легкостью, что я мог производить тонны полярия за день. Мы развивались и развивались, развивались и развивались. Эквестрия на две головы опередила самые передовые страны. Нас боялись, меня боготворили… ты не можешь себе представить, какие деньги мне предлагала сама Кризалис за поляриевый двигатель! А я богател и богател… и… мне стало мало денег. Я захотел власти в Эквестрии! Я заставил Селестию создать парламент лично для меня. Она лишь хотела меня вразумить, остановить мое безумие… она забрала у меня станцию. Я поклялся, что убью её, снесу Кантерлот до основания. Я переманил на свою сторону целые армии, изобрел поляриевую бомбу, которую мы сбросили на Кантерлот… только тогда я понял весь масштаб своего злодейства… когда там никто не выжил. Но для войны всем нам нужен был полярий… много… МНОГО ПОЛЯРИЯ!!! Селестия увеличивала и увеличивала мощность станции, поезда отсюда ходили с интервалом в минуту. Она взорвалась… и знаешь… выжил только я… я пришел сюда с отрядом наемников, чтобы захватить станцию. Такое наказание было преподнесено мне – видеть, как моя алчность и жадность губит миллионы. Я хотел покончить с собой… Но… я ведь мог все исправить… Я создал этот прибор буквально из мусора, найденного здесь, соорудил систему защиты, чтобы никто никогда не смог пробраться сюда без манипулятора. Я прожил здесь тридцать лет, питаясь… теми несчастными, которым не так повезло, как мне. Я сделаю эту запись и отправлюсь на поиски… тебя. Я не имею ни малейшего представления, кто ты, из какого ты времени… я прошу у тебя одно, — Лебраш уткнулась в массивную дверь, которая со скрипом раскрылась перед ней, — помоги мне. Спаси меня и мою душу… помешай мне! – Пони прошла внутрь, и снова сзади раздался грохот резервного затвора. Здесь было темно, кажется, это был какой-то небольшой отсек дезинфекции…

— Леб! – Серая дернулась, за стеклом стоял Сцепий, подсвечивая себя фонариком, — Это я, не бойся. Слушай, меня выгнали посмотреть, как ты.

— Как вы меня нашли?

— Джермейн нашел охранку, включил камеры слежения.

— Значит, вы все слышали?

— Отчасти… Леб?

— Что?

— Знаешь, у нас тут кое-что случилось… Блэк… он…

— Что с ним?! – На ее теле выступил холодный пот.

— Мне тяжело это говорить, но… — Лебраш заметила, как позади Сцепия вырастает темный силуэт.

— Сцепий…

— Я говорил ему, — силуэт медленно приставлял к его голове пистолет, — говорил, что там может быть опасно…

— СЦЕПИЙ, СЗАДИ!

— Ах ты ж… — темноту на мгновение прогнала вспышка выстрела. Синий пегас неестественно подскочил на месте и ударился головой о стекло, размазав по ней кровь. Снова стало невыносимо темно, лишь слышно, как Сцепий медленно сползает на пол. Лебраш стало дурно.

— Здравствуй снова! – После того. Как внезапно включился свет, пони окончательно остолбенела – за стеклом, водя копытом по брызгам крови, стоял Маттеуш, — Я думаю, после вчерашнего ты не ожидала меня увидеть?

— Это… ты?

— Как ни странно, — усмехнулся жеребец, — но этого красавца замочил не я. И, Леби, давай больше без вопросов, я пришел серьезно поговорить. Расставить все точки, если ты понимаешь, о чем я… То, что произошло между нами вчера, мне о многом рассказало. Конечно, я давно жаждал этого момента, но, дорогая моя, не такой ценой. Еще я понял, что ты совершенно не в моем вкусе… ты вчера была как бревно, аж противно. А знаешь, что еще более раздражает? То, что ты вот так распоряжаешься собой. Это пошло, это глупо… я думал, ты другая. Я искренне надеялся на это, пытаясь все время вытянуть тебя из пропасти. Леби, я от всей души хотел, чтобы мы с тобой были вместе… Мы бы жили где-нибудь подальше от всей этой суеты, я бы мигом отошел от дел, нашел бы себе нормальную работу, а ты бы, наконец-то, получила то, чего заслуживаешь. Но теперь же это в прошлом, да? Мне надоело перед тобой оправдываться… извиняться по пять тысяч раз… Я своей цели уже достиг. – Маттеуш медленно опустился к трупу, чтобы его обыскать. Через считанные секунды он забрал у Сцепия большой армейский нож, — Теперь мы доведем ситуацию до ее логического конца.

— Нет… — Лебраш медленно попятилась к двери, но быстро осознала, что она намертво закрыта.

— Я дам тебе фору. – Жеребец элегантно опустил нож в набедренный чехол, — Предлагаю встретиться в следующей комнате, думаю, оба этих коридора ведут туда. Разрешим нашу проблемку раз и навсегда. – Маттеуш нащупал панель, открывающую дверь в следующую комнату, глядя с ухмылкой на серую пони, — Ну… что стоишь? – Лебраш судорожно кинулась к двери, прижавшись к косяку, — Давай… ТРИ, ДВА, ОДИН, МАРШ, МАРШ, МАРШ!

Кобылка в ужасе ворвалась в темную комнату, напоминающую по обстановке лабораторию, кровь ритмично пульсировала в ее висках. Еще один шорох – она стремительно скользнула под стол. Вошел Маттеуш с обнаженным ножом в зубах.

— Что-же, — жеребец остановился посреди комнаты, забрав изо рта нож, — а мы продолжаем. Леби, я уже успел начитать тебе нравоучений. Я… пытался. Знаешь, — он заглянул под один из столов и ради точности пару раз ткнул туда ножом, — к чему я? Просто, сейчас было бы верным поступком с твоей стороны смириться со своей судьбой и спокойно умереть. Ты согласна со мной? Вряд ли. — Пони с опаской глянула в мизерную щель между полом и столом, чтобы выждать момент, — Ты слишком упряма и тупа. Ты все время так упорно хватаешься за жизнь… а НА КОЙ ЧЕРТ МИРУ ТВОЯ ЖАЛКАЯ НАРКОМАНСКАЯ ДУШОНКА?! – Коренастый со злостью опрокинул бывшее рабочее место, — Я закончил лучший ВУЗ Эквестрии, Я,Я!!! С отличием! А что есть ты? Где ты училась?! В армейской школе для сирот, где даже считать-то с трудом научиться можно! – Лебраш бесшумно вылезла из-под стола и с опаской пошарила по столу в поисках чего-нибудь… склянка… полная… Пони утащила ее к себе в непонятной надежде, что она поможет, — Как я теперь понимаю своего отца… — В голосе жеребца промелькнуло что-то вроде плача, — О, Селестия, какой я был дурак… Какой я был дурак, что с самого начала начал общаться с тобой! Хотела же вынести себе мозги, так и скатертью дорога… Нет, надо было мне влезть, вмешаться… Ты казалась мне такой хорошенькой в тот момент… Ты тогда была совсем другой, у тебя был другой разум. А что теперь там? – Серая медленно сзади, зажав в зубах склянку, — Все хорошо, пока ты считаешь, что это хорошо? Когда-то ведь ты могла убить без всяких колебаний… знаешь, мне это не нравилось, я даже боялся тебя иногда. А потом, когда тебе вдруг в голову стукнуло, что убивать за деньги – херня… Леби? – Маттеуш, не оглядываясь, сел на пол, — Это ты? Прости меня… — он медленно опустил нож и зашвырнул его далеко в край комнаты, — Сядь сюда пожалуйста…

— Н-н-нет. – Дрожащим голосом просипела Лебраш.

— Пожалуйста. – По щеке Маттеуша пробежала маленькая слеза, — Леби, я наделал столько глупостей за это время… мне очень плохо.

— Ты хотел меня убить.

— Леби, я на все согласен, что хочешь, желай!

— Помоги им. – Пони со строгим видом опустила склянку, встав над жеребцом, — Помоги, а потом уходи из моей жизни, навсегда. Это будет самым лучшим твоим подарком…

— Ты тут?! – из дальнего конца лаборатории раздался настолько резкий звук открывающейся двери, что оба подскочили на ноги, в следующую же секунду от стен со страшным грохотом отскакивал раскат автоматной очереди. Маттеуш покачнулся и упал, подрагивая головой – он умирал.

— Джермейн? – в проходе стоял напуганный чейнджлинг с оружием наперевес, — Джермейн! – Лебраш, подойдя ближе, пыталась вывести его из ступора…

— Он… он в порядке?

— Конечно, — пони довольно грубо вытолкала убийцу прочь из комнаты, — с ним все будет хорошо…

— Леби… — Одноглазая болезненно обернулась в сторону севшего, опершись спиной о стол, Маттеуша, за ним молниеносно захлопнулся резервный затвор.

— Мы нашли основной реактор. – Джермейн потихоньку отошел от содеянного, двое шли по извилистому темному коридору, — Все просчитав, мы решили, что энергии резервных батарей не хватит, чтобы создать кристалл настолько мощный, чтобы создавать серьезные заклинания.

— Значит… его надо запустить.

— Мы уже работаем над этим, — бегло выкинул ученый, — де факто, Блэклайт занимался синтезированием кристалла, когда я уходил за тобой. Сцепий зачем-то все время вокруг него крутился…

— Он хотел с ним что-то сделать…

— Так и думал, что он окажется му… нечистым на копыто. Так… — Джермейн остановился на развилке, ведущей к двум дверям, — Нам налево.

— А что с затворами?

— Они настроены так, чтобы закрываться сразу после открытия основной двери. Однако. я нашел способ их декодировать. – Помявшись у входа, чейнджлинг ввел серую пони в зону реактора, представляющую собой огромные крутящиеся в разных направлениях кольца. Потолок здесь уходил в бескрайнюю темноту, свет, казалось, давал лишь объемный сгусток энергии в центре колец.

— Блэк!

— Привел?! – Откуда-то сверху раздался голос бордового жеребца.

— Ага.

— Хорошо! Сейчас Майнди пришлю.

— Я оставлю тебя здесь. – Джермейн подвел кобылку к реактору, от которого расходились кабели диаметром под метр, удалившись сам к лифту, что уже медленно вез вниз Майндхилл. Перекинувшись взглядом с чейнджлингом, волшебница, ловко перепрыгивая через провода, подбежала к Леб.

— Что надо делать?

— Фу-у-х. – Напряженно выдохнула кобылка, — Сейчас должно быть не очень сложно. Вот, — она протянула серой смятую бумажку, — там написано заклинание.

— Кристалл на подходе! – Раздалось сверху. Из небольшого раздатчика выпал ярко-голубой камешек, размером где-то с солонку.

-Супер! – Улыбнулась Майндхилл и взяла копыто Лебраш. На приборе с щелчком открылся отсек под кристалл, — Отлично, приладили. Лебраш… — Пони медленно отошла в сторону, — Читай… про себя. – Одноглазая внимательно вгляделась в текст, произнося слова в уме чуть ли не по слогам. Прибор на копыте задрожал гораздо сильнее прежнего, издавая неприятный электрический треск. Вскоре Леб ощутила, как пространство вокруг неё наполняется неестественно ярким светом… последнее слово, и прибор громким хлопком перенес весь этот свет в сторону, образовав какой-то странный проход. Все было уже готово. Одноглазая пони обернулась и обнаружила позади себя остальных. Блэклайт подбежал к ней и обнял.

— Удачи… — Лебраш Гай Эктерия вошла в сгусток света.

---

Лебраш разбудил теплый ветерок и странное щебетание. Серая пони с трудом поднялась на ноги, очередной порыв теплого воздуха вернул ей сознание: из небольшой пещеры был отчетливо виден город, казалось, все было также…нет, все было совсем не таким, каким она видела двадцать минут назад. Вокруг цвели деревья, зеленела свежая весенняя трава, ласковое солнце пригревало мирно гуляющих в чащах зверьков и её в том числе. Старая Эквестрия вернулась, у них все получилось, не будет больше страхов! Лебраш немедленно выключила нагревательные элементы, на лице заиграло безграничное счастье, хотелось бросить буквально все, что связывало её с прошлой жизнью, и в следующую же секунду после того, как её посетила эта мысль, кобылка резким движением отбросила винтовку и с криком счастья ринулась в сторону города. Растения, животные, тепло, свободно текущие в небольших оазисах близ Эпплузы ручейки-все было для неё новым, этот мир внезапно стал для неё настолько незнакомым, что кобылка с остервенением впивалась взглядом единственного глаза в любой попавший в её поле зрения предмет, каждый цветок или зверек тут же становился предметом тщательного изучения…а пчелы! Лебраш никогда ещё в своей жизни не видела пчел на воле, всё свое сознательное существование она считала, что эти маленькие насекомые были выведены генетиками специально для добычи меда…а тут, тут они мирно летали с бутона на бутон, будто и не знали они вовсе о том, что когда-то они просто не могли жить вольной жизнью. Около десяти минут Леб молча стояла под маленьким ульем с удивлением и просто не могла пошевелиться…но тем временем какое-то непонятное чувство гнало её в пределы Эпплузы, после нескольких минут пути на горизонте уже виднелись силуэты небольших деревянных домов, залитые лучами утреннего солнца. Город ,вероятно, спал ,на улице не было ни души, что слегка удивило серую пони. Оглянувшись еще и еще раз, она начала ясно понимать, что Эпплуза стала совсем другой: пони шла по гравию, а не по растрескавшемуся от старости асфальту, её не окружали исполинские бетонные конструкции, как раньше. Город был спокоен, как природа вокруг, теплый воздух, приятный ветерок и сердце Лебраш.

А занавес все еще не опускается…

Продолжение следует…