Если кто ловил кого-то

Эпилог

У меня всегда была одна главная причина, из-за которой я предпочитаю музыку россказням всяких историй. Окончание музыки почти всегда является делом ее формы, того, как она должна выглядеть, а не того, из чего должна состоять; по крайней мере, если композитор, который ее написал, не был чересчур умным. Очень часто, однако, писателям кажется, что им нужно закончить историю, чтобы вы подумали, что в жизни любого ее персонажа больше не случилось ничего по-настоящему важного.

Я не знаю, что случится в моей жизни, но мне кажется, что мои каникулы в Мейнхеттене не будут самой интересной в ней вещью. Я только знаю, что после того дня, когда я встретилась с Симфонией, вещи немного изменились. На следующий день я пошла домой и рассказала все родителям. Конечно, они выдали мне такое обвинение, какое никто в Эквестрии еще никогда не выслушивал, но они хотя бы старались меня понять. По крайней мере, они не сказали мне, что разочарованы. Зато выдали мне порцию справедливой злости, как я просила.

Симфония была такой же милой и великодушной как обычно, но потом она немало меня расстроила, сказав, что я просто обязана вернуться в Кантерлот и закончить обучение. Иногда казалось, что она только об этом и хотела поговорить. Я поговорила с теми бюрократами, которые там ошиваются, и они сказали, что я могу вернуться, но при условии, что меня выпрут, если я не покажу значительные улучшения в течение первой половины моего третьего учебного года. Они даже предложили мне переехать в совершенно новое общежитие, с новыми соседями и все такое. Я до сих пор не знаю, встречусь ли снова когда-нибудь с Аметист Стар — чего мне определенно не хочется. Я все продолжаю говорить себе, что у меня полно времени на то, чтобы решить, точно ли я возвращаюсь обратно или все-таки нет, но в конце концов, думаю, я и без того уже знала, что собираюсь сделать.

Может быть, самой лучшей вещью, которая случилась со мной за все эти выходные, было то, что Винил Скретч прислала мне письмо. Я не собираюсь рассказывать, что там написано, потому что прямо сейчас считаю его каким-то святым сокровищем, и даже никому о нем не говорила. Только Симфония о нем знает, и даже ей я не сказала, что в нем, так что теперь вы знаете, что никому больше о нем я рассказывать не буду. Может, это ужасно по-детски, не знаю. Но если говорить честно, то я бы спала с ним как с плюшевой игрушкой, если бы не переживала, что оно может порваться.

Конечно, это не все, что произошло со мной за время этих каникул, но вам, вероятно, будет не очень интересно узнать, как я заболела, когда наконец переехала к себе домой, и как я снова поговорила со Старом Гейзером, и все такое. Или, может быть, я больше не хочу ни о чем об этом рассказывать. Если честно, ни по одной из этих вещей я не переживаю до такой степени, чтобы сходить из-за этого с ума, но в то же время мне кажется, что я должна была заставить себя пройти через все это, если хотела найти какой-то смысл во всем этом дурацком испытании. Нельзя сказать, что мне нужно было все это устраивать, — ни коим образом нельзя. Но теперь, по крайней мере, все это кажется мне немного менее болезненным, менее стыдливым и менее бессмысленным.

Так что нет, ничто из этого не кончается, но в этом-то все и дело. Если спросите меня, окончания — это для музыки. Истории никогда не кончаются. Взаправду — никогда.