Тяга к знаниям

Глава 4

Сегодня жизнь целого семейства Эпплов сделает очень крутой поворот. Я со всей четкостью осознавала это, стоя перед запертыми дверьми в их дом, слушая обрывки разговоров и смех, которые пролетали ко мне сквозь открытые окна. Двое королевских стражников, что стояли рядом, неуклюже переминались с ноги на ногу и каждые две-три секунды посылали мне вопросительные взгляды. Ждали отмашку, которую я совершенно не торопилась давать. Хотелось подарить бедным пони еще несколько мгновений безмятежности, перед тем как все разрушить. Что бы там между нами ни случилось, когда-то я считала всех их своими друзьями. Впрочем, каждый момент блаженного неведения для них был лишней секундой томления для меня и моего сопровождения. Вечно это продолжаться не могло.

Короткий кивок, и стражники резким синхронным ударом правых передних копыт выбивают дверь с петель. Они идут первыми, я следом. Медленно и уверенно, как учили.

— Вы не имеете права!

— Чрезвычайная комиссия принцессы Селестии. Мы имеем право на все. — Отвечая, я даже не повернулась на звук, не разобрала, кто это сказал. Меня это не интересовало, ведь цель вторжения уже появилась перед глазами. Эпплблум стояла напротив. Напряженная, будто держала на спине огромную корзину яблок, но не желала, ни позой, ни, тем более, выражением лица намекнуть на свое неудобство. Я едва ли не шерсткой на лице ощущала ее гнев и раздражение с небольшими вкраплениями страха, надежно спрятанными под ними. Но не удивление, нет. Мой приход не стал неожиданностью.

— Госпожа Эпплблум, — сухим официальным тоном обратилась я, приблизившись к красногривой земной пони. — Пожелала бы вам доброго дня, но, боюсь, добрым для вас он уже не будет. Независимо от чьих угодно желаний.

— Здравствуй, Свити Белль! — широко улыбнулась она в ответ. — Я очень рада тебя видеть! Но зачем это все? Ты пугаешь мою семью! Пожалуйста, отошли этих благородных сиров и присаживайся с нами за стол. У нас как раз завтрак остывает. Поговорим, вспомним детство.

Приятные слова. В любой другой день я и не мечтала бы о лучшем приеме. Да и сама Эпплблум внешне выглядела такой знакомой и родной. Ничуть не изменилась. Хотя конечно, она избавилась от своего детского бантика и теперь заплетала в гриву маленькую ленточку салатового цвета, а хвост и вовсе оставляла распущенным. Да и не сказала бы, что в детстве Эпплблум с охотой носила какую-либо одежду, помимо калош, тогда как сейчас на ней была надет белоснежный воротничок, короткий галстук и полудекоративное седло с множеством потайных карманов и креплений для сумок. Разумеется, я не обошла вниманием и кьютимарку. Метка изображала циркуль на белом листе бумаги с распустившимся яблоневым цветком рядом. Весьма интересная композиция, сразу захотелось расспросить подругу детства об истории получения такой метки.

— Свити? — приторно сладким голосом позвала Эпплблум. — Ну давай, прекращай уже этот дурацкий балаган и пойдем. Эпплджек испекла яблочный пирог, который тебе так нравился!

Да, очень приятные слова. Приятные, как самая сладкая ложь на свете, которая, стоит ее раскрыть, становится ядовито кислой. Увы, если мне и суждено расспросить эту пони о ее кьютимарке, происходить все будет совсем не за обеденным столом.

Вздохнув пару раз, я удостоверилась, что голос не подведет меня через мгновение, и поддерживая безэмоциональный тон, произнесла:

— Именами принцесс Селестии и Луны вы обвиняетесь в предательстве дружбы и гармонии. Прошу пройти с нами добровольно, иначе мы будем вынуждены применить силу.

— Какое еще предательство? Что за бред? — удивленно и чуть нервозно усмехнулась Эпплблум. — Свити Белль, ты совсем запуталась! Говорила я тебе, не увлекайся этими своими штучками слишком сильно, они сведут тебя с ума. Но ничего, поживешь немного здесь, на свежем воздухе, с настоящими, а не воображаемыми друзьями, и тебе непременно полегчает!

А теперь еще и ложная забота. Честное слово, с каждой секундой Эпплблум разочаровывала меня все больше и больше. Земные пони должны быть сильными и физически, и характером. А сильные характером не извиваются как ужи, когда их припрут к стенке.

— Селестии ради, Эпплблум, — вздохнула я, на мгновение скинув маску безразличия. — Неужели ты правда считаешь, что сможешь выйти сухой из воды, сказав мне пару теплых слов? Очень прошу, не позорься в такой момент хотя бы перед сестрой. Она ведь так ненавидит ложь.

Понятия не имею, видела ли нас Эпплджек. Она вполне могла сейчас стоять у меня за спиной и дышать в затылок, а я бы все равно ее не заметила. Все мое внимание поглотила ее младшая сестра. Мне давно уже не нужно было прикасаться к пони, чтобы видеть его настроение и знать когда он говорит правду, а когда врет. Эпплблум, конечно же, этого знать не могла и поэтому до сих пор верила, что может меня одурачить. Могла бы назвать эти попытки жалкими, но жалости во мне они не вызывали. Только раздражение.

— Свити Белль, ты сейчас говоришь очень обидные вещи, — Эпплблум покачала головой в попытке изобразить досаду. — Вероятно, у тебя выдался очень тяжелый день. Я понимаю, служба у принцессы — не отдых на курорте, но ты все же, могла бы вести себя посдержаннее. Мы же все-таки друзья.

— Друзья? — переспросила я, медленно закипая.

— Конечно друзья! Или ты вот так взяла и враз забыла все, что нас связывало?

Это стало последней каплей. Я схватила Эпплблум за шею и насильно развернула лицо к, так кстати попавшемуся под копыто зеркалу на стене.

— Я забыла? Да ты посмотри на себя! Посмотри на себя! — В зеркале отражалась Эпплблум, с которой постепенно все же сходила ложная приветливость, обнажая истинное брезгливо-гневное настроение. А еще там была я, удерживающая красногривую земную пони напротив зеркала с никак не менее злым и неприятным выражением лица. — Посмотри на себя…

Последний раз я сказала это уже самой себе. О, Селестия как же это все нелепо! До не реальности глупо и вычурно. Я как мститель, явившийся с садистским наслаждением забрать око за око. Тот самый, который в итоге выглядит еще хуже, чем однажды оступившийся преступник. А ведь в исполнении моих обязанностей не должно быть ни капли личного. Это работа, а не месть, а я всего лишь государственный служащий, а не граф Монте-Солем. И все-таки, выпустив наконец Эпплблум, я не смогла удержаться от изобличительной речи.

— Друзья! Не ты ли первая прекратила мне писать, Эпплбулм? Не ты ли решила порвать все контакты и забыть меня как неприятный сон? Побудь честной хоть один раз за сегодня и признай, что давно не испытываешь ко мне никаких дружеских чувств. А скорее, наоборот, презираешь меня.

— А даже если и так? — с вызовом спросила Эпплблум. Последние дружелюбие покинуло ее симпатичную мордочку. Вместо него явилась гримаса неприязни. — Ты этого заслуживаешь, Свити! Этот твой «великий дар» испортил тебя. С тебя двенадцать лет сдували пылинки и ты, ты посмела решить, что так и должно быть! Что все тебе чем-то обязаны! Думаешь, мы тут в Понивилле сидим уши яблоками заткнув и ничего не знаем? Да ты… ты… да ты просто олицетворяешь все, что я терпеть не могу в пони, ясно?! Если бы я только знала, во что ты превратишься, еще бы тогда в детстве за километр обходила твой дом!

— Достаточно, — оборвала я. — Наше новое знакомство, Эпплблум, мы продолжим в другом месте. Увести ее.

Эпплблум вместе с двумя стражниками исчезла, а я, небрежно повернув голову в сторону, нос к носу столкнулась с Эпплджек. Она молча буравила меня взглядом, да таким, что будь у нее во лбу рог, думаю, я бы уже лежала на полу с приступом инфаркта или чего похуже.

— Ненавидишь меня? — тихо спросила я.

Эпплджек в ответ медленно кивнула головой.

— Значит теперь, по крайней мере, есть за что. По-моему, есть в этом небольшое облегчение. Как ты думаешь?

— Мокровато.

— А?

— Мокровато, говорю, — повторила Эпплджек, размашисто проведя копытом по лбу.

— А, ну да, есть немного, — согласилась я.

И верно, я внезапно почувствовала, что сильно вспотела. Повторив движение Эпплджек, я попыталась утереть влагу со лба, а после тупо уставилась на абсолютно сухое копыто. Лоб, судя по ощущениям, оставался мокрым. Собственная нога перед глазами вдруг заслонила своей белизной весь обзор, а в ушах что-то резко просвистело, будто рядом пронесся резвый пегас. Я открыла глаза.

Взгляд уперся в вычурный потолок бутика «Карусель». Мгновение спустя я поняла, что лежу в постели, по самый нос укрытая одеялом. Еще через секунду ощутила на лбу что-то мокрое и холодное. Потрогала копытом — компресс.

— О, проснулась! — Будто из ниоткуда передо мной материализовалась Скуталу со своей обычной бодрой улыбкой на лице. — С добрым утром! Как себя чувствуешь?

— Чувствую себя не всю, — честно призналась я. — Знаешь, такая белиберда всю ночь снилась, вспомнить стыдно. Про Эпплблум.

— А что про Эпплблум? — заинтересовалась Скут.

— Да я там… — начала я, но передумав, прервалась на полуслове. — Представляешь, у нее там не было ее милого говора.

— О как, — Скуталу оценивающе опустила уголки рта. — Значит точно сон!

— Ага, а который час? .. Я, честно говоря, даже не могу вспомнить, как оказалась в постели.

— Мм… не помнишь, да? — неожиданно стушевалась Скут. Я успела заметить, как пегаска на мгновение скосила взгляд вниз и вправо. — Ну да, ты говорила, что такое возможно. Вообще-то это я тебя сюда перенесла. Ты уснула за столом на каком-то письме.

— Оу… Я писала письмо? — тупо переспросила я.

— Похоже на то. Я вчитываться, конечно, не стала… Ну, оно там, на столе лежит. В общем, я перенесла тебя на кровать, но буквально через пять минут ты проснулась, начала страшно стонать и жаловаться на головную боль. Я уже думала врача вызывать, но ты сказала, что не надо и попросила принести тебе каких-то таблеток из сумки.

— Обезболивающее. Все ясно, — кивнула я, слегка успокоившись. — Так и думала, что начнется еще ночью. И сколько же я приняла?

— Пять штук.

— Сколько?!

От неожиданности я едва не подскочила на кровати. Случаи «магического перенапряжения», которым сопутствовали мигрени случались у меня довольно-таки часто, поэтому я всегда носила с собой сильное обезболивающее. Но, чтобы избавиться от головной боли обычно хватало половины таблетки. Что же со мной происходило сегодня ночью, что я проглотила сразу пять?

— Мда-а, — потянула я. — По-крайней мере понятно, почему я ничего не помню и почти ничего не чувствую. Повезло, что вообще проснулась. Фу. Так сколько, говоришь, времени?

— Шесть утра еще.

— Мм, ясно. Слушай, Скут, я сейчас, вероятно, опять отключусь и…

— Я буду рядом, не беспокойся, — ответила Скуталу с теплой улыбкой на лице.

— Спасибо, — выдохнула я. — И еще, принеси то письмо, пожалуйста. Я совершенно не помню, что я там понаписала.

— Может подождать с этим? Выспись сначала.

— Не хочу тебя пугать, но днем мне скорей всего станет хуже. Эти таблетки действуют не очень-то долго… — неторопясь произнесла я, пытаясь придать голосу рассеянную задумчивость, лишь затем, чтобы оборвать ее, «вспомнив» о чем-то важном.

- Да, и больше мне их нельзя, понятно? Спрячь и не отдавай, даже если буду тут по полу кататься.

— Понятно, — серьезно кивнула Скуталу.

— Хорошо. А теперь все-таки дай мне письмо.

Скуталу молча сходила к столу и принесла мне незапечатанный свиток пергамента, постоянно норовивший свернуться в трубочку. Слабость во всем теле давала о себе знать, даже просто на то, чтобы поднять передние ноги, взять свиток и развернуть его потребовалось ощутимо напрячься. Скут наблюдала за мной с опаской в глазах. Я, упредив ее предложения, поблагодарила за помощь и попросила оставить меня ненадолго одну, а когда она нехотя вышла, погрузилась в чтение.

Дорогая принцесса Селестия.

Во втором письме, я хотела бы рассказать вам о крылатых носителях элементов гармонии, Флаттершай и Рэйнбоу Дэш. Общение с ними далось мне легче, чем с Твайлайт или Рэрити и я до сих пор задаюсь вопросом, почему. Возможно, все дело в том, что у меня с ними просто меньше точек соприкосновения. Рэйнбоу Дэш и вовсе меня практически забыла. Не могу ее в этом обвинить, в конце концов, мы почти не общались. Зато у Флаттершай кажется, осталось немало теплых воспоминаний обо мне и моих подружках. Но эти воспоминания из разряда тех, которым лучше оставаться воспоминаниями. Ведь мы с девчонками никогда не были теми ангелочками, которыми она привыкла нас считать. Так или иначе, ваши опасения о том, что проявление качеств, необходимых для поддержания энергии элементов гармонии может притупиться со временем, в очередной раз не подтвердились. Пожалуй, я могла бы сказать, что оно даже возросло.

Вы, конечно же, слышали о «конкурентах» Вондерболтов, Свободных летунах. Мне удалось пообщаться с обеими пегасками из этого дуэта. Младшая сейчас очень мило похрапывает на диване в двух шагах от меня. Я ведь вам рассказывала когда-то о Скуталу? О ее одержимости Рэйнбоу Дэш, о ее мечтах получить хоть немного внимания своего кумира? Что ж, все ее мечтания сбылись, хотя она, похоже, до конца и не осознает как много Рэйнбоу Дэш для нее сделала, и еще сделает в будущем. Сейчас все мало-мальски знакомые с историей Свободных Летунов знают, что эта пара образовалась в тот момент, когда Рейнбоу Дэш надоело раз за разом получать от Спитфайр от ворот поворот. То есть, фактически идея собственной команды взошла из обиды и желания что-то кому-то доказать. В правдивости истории никто не сомневается, ведь любой знакомый Дэш скажет, что это вполне в ее характере. Однако сегодня, заглянув в ее воспоминания, я увидела немного другую картину.

 Да, Рэйнбоу действительно получила очередной отказ во вступлении в Вондерболты незадолго до того, как взяла Скуталу в ученицы, и скорее всего именно он стал причиной, но иначе. Не уверена точно, что произошло в тот момент, возможно Дэш впервые в жизни увидела в Скуталу родственную душу. Того, кто, как и она желает чего-то всем сердцем, но никак не может этого получить. Для Рэйнбоу это были Вондерболты. Для Скут — сама Дэш. Конечно, в случае со Скуталу это была всего лишь детская привязанность к «самой крутой» пони в городе. Она бы прошла сама собой через год или два, когда Скут немного подросла бы. Но этого хватило, чтобы пробудить в Рэйнбоу желание осуществить мечту своей «мелочи». Пусть даже в ущерб собственной мечте.

Суть в том, что не было в Рэйнбоу Дэш никакого желания поквитаться с Вондерболтами. Более того, она все так же хотела стать одной из них и не теряла веры, что однажды достигнет своей цели, если захочет. Однако это окончательно убило бы мечту ее маленькой подруги. И в итоге Дэш выбрала Скуталу, ее мечту, а не свою.

Не могу придумать лучшего примера проявления дружеской верности

Дальше текст обрывался. Ниже, вместо знакомых, хотя и слегка повиливающих вверх-вниз строчек, красовалась огромная засохшая клякса. Я уже успела подумать, что именно в этот момент и уснула, но машинально развернув свиток дальше, увидела продолжение, начавшееся впрочем, слегка сумбурно. Наверное, я все же успела прикорнуть, перед тем как продолжить писать.

И о Флаттершай. Как-то раз за ужином, принцесса, вы сказали мне, что добро должно уметь лягаться, но не должно помнить об этом. Вы не стали объяснять, к чему это было сказано, но попросили запомнить ваши слова. Я запомнила и теперь, кажется, увидела живую иллюстрацию верности этого высказывания. Флаттершай — именно такое добро. Она может лягнуть, но предпочитает не вспоминать об этом. Моя встреча с ней породила множество тем для разговора, который, очень надеюсь, мы с вами проведем по моему возвращению из Понивилля. Многое нужно обсудить. Касательно Флаттершай и меня тоже. Сегодня я прогуливалась по Вечносвободному лесу и это вдохновило меня не кое-какие эксперименты. Кажется, дар начал развиваться в неожиданную сторону. Но я не хочу писать об этом в письме. Пока что просто поверьте мне на слово. Элемент Доброты силен как никогда.

В надежде на скорую аудиенцию

Свити Белль

— М-да, а как все хорошо начиналось, — пробормотала я вслух.

Впрочем, я по-прежнему не горела желанием излагать все подробности вчерашних посиделок у Флаттершай в письме, и поэтому решила отправить письмо как есть. Если принцесса доверяет мне, ей вполне должно хватить одного моего слова без объяснений на полметра пергамента. А если не доверяет, тогда что я вообще тут делаю?

Свернув свиток в трубочку, я автоматически призвала свою магию, чтобы перенести его обратно на письменный стол, но в голове на уровне рога внезапно что-то легонько кольнуло, а после отдало разливающимся по всему телу теплом. Свиток, проделавший половину пути до стола, повалился на пол, а параллельно ему моя голова упала на подушку. Перед глазами начали расползаться темные кляксы, постепенно закрывая собой весь обзор. У меня не осталось сил даже на то чтобы испугаться, а потому я просто расслабилась и моментально уснула.

---

Разбудила меня головная боль. Колкий зуд где-то под рогом, пока еще не слишком сильный, но в каждый следующий момент, будто вгрызающийся чуть глубже внутрь. Я даже успела поймать некий ритм всколыхов зуда перед тем как окончательно проснуться. Реальный мир встретил меня ярким солнечным светом, пробивающимся сквозь приоткрытое окошко вместе с легким приятным сквознячком, аппетитными ароматами тянувшимися с кухни и вежливым, но настойчивым стуком в дверь. Стучали не громко, но звук все равно неприятно отдавался в моей больной голове, заставляя потихоньку начинать ненавидеть нежданного гостя. Будь по ту сторону порога хоть сам Дискорд, я с радостью открою дверь, если это заставит его прекратит по ней тарабанить. Если б только встать с постели было самую малость полегче.

— Ску-ут, — позвала я. — Открой дверь, ради Селестии!

— Сейчас-сейчас, — донеслось снизу.

Через пару секунд стук прекратился. По-крайней мере, стук в дверь; сменивший его через мгновение топот копыт по лестнице оказался не многим приятнее. В комнату вошла Скуталу, а за ней Рэйнбоу Дэш.

— Привет, Свити, — поздоровалась старшая из свободных летунов.

Судя по тому, как дернулись ее губы, Дэш хотела улыбнуться, но передумала. Вместо этого она нахмурилась и чуть наклонив голову набок пристально посмотрела на меня.

— Что-то ты выглядишь неважно. Заболела?

— Нет-нет! — по возможности бодро отозвалась я. — Просто не выспалась. Привет, Рэйнбоу.

— А, ну ясно, — кивнула Дэш и повернулась к стоящей рядом Скут. — Мы сегодня собирались слетать к Кантерлотским горам, потренировать маневренность, помнишь?

— Ах, это, — моментально сникла Скуталу. — Слушай, Дэш…

— Да знаю я, знаю, — перебила Рэйнбоу. — Потому и пришла. Вот что, слетаю-ка я в горы одна. Все равно давно собиралась немного поработать в сольной программе, — взгляд Дэш снова скользнул по мне, — да и у тебя есть дела, ради которых можно пожертвовать одной-двумя тренировками.

— Я и не надеялась когда-нибудь услышать от тебя что-то подобное, — явно расслабившись захихикала Скут. — Спасибо.

— Не благодари, — отмахнулась радужногривая пегаска. — Я уже давно не твой тренер и это я сейчас не с занятий тебя отпускаю.

— Ясно-ясно. Ну так когда тебя назад ждать?

— Завтра к вечеру вернусь. Ну ладно, мелкие, не скучайте тут без меня! Можете что-нибудь сломать, уверена, нашему любимому мэру это понравится.

— Удачи, Дэш, — попрощалась я. — Не опоздай на концерт!

— Ни за что на свете! — заверила Рэйнбоу, скрываясь в дверном проеме.

Скут вышла проводить напарницу и скоро вернулась назад с подносом в копытах. Вот уж не ожидала, что моя крылатая подруга вдруг окажется настолько заботливой, что организует мне завтрак в постель. Может быть, дело было в моих непростых отношениях с готовкой, а может я просто слишком отвыкла от чьей либо заботы и настоящих дружеских отношений как таковых, но факт того, что кто-то вот так запросто решил ради меня одной торчать над плитой, показался едва ли не чудом. Впрочем, стопка дымящихся, политых сиропом блинчиков выглядела слишком аппетитно для миража. Скуталу будто отвечая на мои мысли, криво усмехнулась, но ничего не сказала. Вместо этого, она поставила поднос передо мой и усевшись на краешек кровати сама же взяла первый блин.

— В горы она собралась, — беззлобно фыркнула Скут, складывая блинчик пополам несколько раз. — Знаю я ее, опять за поездами носиться будет.

— За какими поездами? — непоняла я.

— Ну, там же железная дорога проходит, — принялась объяснять Скуталу. В этот момент рот у нее уже был занят куском блина, поэтому пегаска, кажется, хотела компенсировать невнятность речи, жестами. А в активно водимом по воздуху копыте были зажаты остатки блина. Тот еще рассказчик получился, хоть прямо из моей комнаты на высокую трибуну. — Ну там, поезда, туда-сюда. Так вот Дэш иногда пристроится параллельно идущему на полном ходу поезду, напротив какого-нибудь окна, где пассажиры особенно вялые и сонные, потом постучится и затребует у них билеты или чайку предложит, по настроению. Однажды даже принесла, чаек-то! Забралась через другое окно внутрь вагона, попросила у настоящей проводницы чай, а когда ей принесли, снова выскользнула наружу и стала приставать к тому пассажиру, чтобы он окно открыл, а то чай стынет.

Скут на мгновение прекратила жевать и похихикала не разжимая губ.

— Но вообще горы там, правда ничего. Заметила, наверное, пока сюда ехала? Все эти скалы, какие-то мелкие пещерки, щели. В общем, интересно там поноситься, — Скуталу покончила с первым блином и взялась за следующей. — Ладно, ты как сама то?

— Вроде получше, — отозвалась я и вдруг поняла, что почти не вру. Головная боль сегодня еще доставит мне немало приятственных минут, но пока она еще была вполне терпимой, наверное, обезболивающее еще не до конца перестало действовать. В сравнении с тем полумертвым состоянием, в котором я находилась раньше, все было вполне неплохо. Я даже вроде бы начала вспоминать, как вчера вечером писала письмо принцессе.

Письмо. Взгляд машинально обратился к тому месту, где я видела его в последний раз. На полу свитка не оказалось.

— А, письмецо твое я, мм, в стол убрала, — доложила Скут, проследив куда я смотрю.

— Ага, спасибо, — рассеянно отозвалась я, припоминая недавний резкий укол и разливающееся по телу тепло. — Ты когда пришла, я спала?

— Как жеребенок, — подтвердила Скуталу. — А что?

— Не знаю, — я покачала головой. — Не уверена. Но, кажется, мне сегодня лучше воздержаться от использования магии. Так, на всякий случай.

— Ну магия магией, — здраво рассудила подруга, —, а позавтракать тебе все-таки надо. Ты до сих пор к блинам не притронулась.

Под слегка укоризненным взглядом Скут я взяла блинок и принялась с энтузиазмом его жевать. День без магии, конечно, неприятно, но не конец света. Тем более, что никаких больших планов на сегодня у меня не намечалось.

— Кстати, если у тебя дела какие-то есть, ты скажи, помогу, чем смогу, — между тем предложила Скуталу, будто из нас двоих именно она умела забираться в чужую голову.

— Да нет, ничего такого… разве что, вчерашнее письмо. Там в столе лежит еще одно. Отнеси оба на почту, пожалуйста.

— Нет проблем! Сейчас доем и слетаю.

— Спасибо! И еще, — добавила я, припомнив одну вещь, -… впрочем, ладно, не надо.

— Чего не надо?

— Да-а, — я изобразила неопределенный жест копытом. — Сегодня просто приезжают ребята, музыканты, с которыми я выступаю. Надо бы их встретить, но с этим, думаю, организаторы сами справятся.

— На Пинки Пай можно положиться, — авторитетно заявила Скут.

— Не сомневаюсь ни секунды. Вечерком, если оклемаюсь, может быть, соберемся порепетировать.

Некоторое время мы молчали, заняв свои челюсти и языки поглощением остатков завтрака. Ни столовых приборов, ни даже салфеток Скуталу принести не догадалось. Не проблема, конечно, хотя я постоянно ловила себя на желании захватить очередной блин магией. Как-то не слишком приятно лежать в постели с жирными копытами, сразу тянет вытереть их о пододеяльник. Но, несмотря на это, блинчики исчезли довольно быстро.

— Спасибо, Скут. Было очень вку… Аааа!

Кто-то по ту сторону входной двери в бутик нажал на проклятый звонок! Дом заполнился режущей уши какофонией. Я, не помня себя, схватилась грязными копытами за голову и застонала, прилагая не малые усилия, чтобы не расплакаться. Даже простой, едва слышный из комнаты стук в дверь отдавался болью в голове, но то что я испытала сейчас не шло с этим ни в какое сравнение. Ни в какое сравнение вообще ни с чем, что я когда-либо испытывала. Лоб и затылок будто проткнули десятком длинных острых спиц, заранее смазав их йодом, а виски и макушку что-то жестко сдавливало. Вкупе с жаром от явно подскочившей за секунду температуры получался просто коктейль крайне неприятных болезненных ощущений и самое ужасное было в том, что звонок никак не желал затыкался.

— Свити, да что с тобой?! — выкрикнула Скуталу. — Гром и молнии, не смей только терять сознание! Чем тебе помочь? Воды, врача, лекарство твое вернуть? Скажи что-нибудь!

— Открой эту дискордову дверь! — рявкнула я, хотя по звуку это напомнило скорее поросячий визг.

Скуталу, коротко кивнув, на бешеной скорости вылетела из комнаты, а одновременно с этим я повалилась спиной на кровать. Из тела будто выдернули стержень, который удерживал меня хоть в каком-то подобии вертикального положения. Я уже практически не слышала отвратной какофонии дверного звонка, даже не заметила, когда она прекратилась. Просто в какой-то момент головная боль начала постепенно сходить на нет. А когда Скуталу снова появилась в дверях, я уже могла более-менее чисто думать и устойчиво сидеть. Вслед за Скут в комнату вошел незнакомый мне земной пони серого окраса, с темно коричневыми гривой, хвостом и короткими усами, сильно напоминающими щетку. Гость, которого я уже успела заочно возненавидеть, носил синюю фуражку и тащил на себе пару увесистых седельных сумок, что выдавало в нем служащего почты.

— Свити Белль? — приподнял густую бровь почтальон.

— Она самая, — отозвалась я, безуспешно пытаясь придать голосу хотя бы намек на приветливость. — Что у вас?

— У меня работа, — хмыкнул в усы пони. — А вот у вас, посылочка из Кантерлота. Лично вам, с уведомлением о вручении.

— Ну, давайте ее сюда.

Почтальон покопался недолго в одной и своих сумок и вынул небольшую коробку с печатью королевского дома Эквестрии.

— Этого-то я и боялась.

— Что-что? — переспросил почтальон.

— Ничего! — спохватилась я. — Все в порядке. На стол положите.

Я указала своему усатому мучителю на письменный стол рядом с кроватью. У того почему-то глаза нервно забегали, а усы затопорщились, как если бы в них вдруг завелись очень активные насекомые.

— Мм… Почему бы вам просто не взять у меня посылку магией и самой перенести ее куда вам хочется? — промямлил почтальон. –

 Вам, единорогам, же это раз плюнуть. Даже вставать не придется.

— Что?! — тут же взвилась я. Одна мысль о том, чтобы использовать рог сегодня пугала меня до дрожи и на раз выбивала из колеи. — А почему бы вам не сделать три шага вперед и аккуратно и бережно положить мою посылку на стол, как вас и просили? Вы же земной пони, в конце концов! Вы должны быть привычны к пешим прогулкам, даже таким продолжительным, по такой тяжелой дороге!

Почтальон явно сбил с толку такой «радушный» прием, но он не стал употобляться и выходить из себя. Даже наоборот, попытался в меру своих сил, успокоить меня.

— Ну что вы кричите? Ради любви Селестии, держите себя в узде. По-моему, лишние волнения вам сейчас на пользу не пойдут, вы и так выглядите не очень.

— В узде? В узде-е?! Не хочешь, чтоб я волновалась, значит? Чудесно! Тогда быстренько с энтузиазмом подошел, положил то, что принес на этот дискордов стол, и исчез с глаз моих!

Вероятно, в этот момент мне стоило сильно удивиться внезапной, но почему-то совершенно неподдельной истерике, замолкнуть и попросить прощения, но все здравые мысли ушли куда-то за грань сознания. Зато эмоций было с избытком. Отрицательных, по большей части. На самом деле мне это даже слегка нравилось, ведь кипящий гнев заставлял на время забыть и о головной боли в том числе. Но как бы то ни было, думаю, бедняга почтальон вряд ли бы утешился, если бы узнал, что эта молодая единорожка чувствует себя чуть лучше, когда спускает на него всех собак. А раздражение мое с каждой секундой только возрастало, и если бы не страх использовать магию я давно бы запустила в упрямого пони чем-нибудь тяжелым.

Ситуацию спасла Скуталу, которой, видно, надоело наблюдать за нашей перепалкой. Она выпорхнула на середину комнаты и подняла передние ноги, указывая на нас, будто мы с почтовым пони уже устраивали здесь натуральную драку и не желали расходиться по углам.

— Эй-эй! На пол тона ниже, народ! Не надо так кипятиться. Вы позволите?

Скут взяла у почтальона мою посылку, и вроде бы нарочно стараясь не делать резких движений, перенесла ее на письменный стол.

— Ну, вот и все! Было б, о чем спорить.

— Большое спасибо, Скуталу, — отозвалась я. — А теперь, будь другом, проводи нашего гостя до дверей.

Пони, кажется, хотел еще что-то сказать перед уходом, энергично выталкиваемый из комнаты моей крылатой подругой, так и не успел выдать ничего кроме недовольно пыхтения и приглушенных возражений. Мне даже было почти интересно, чего еще он может от меня хотеть. Почти.

— Ну и что это вообще было? — осведомилось я у Скуталу, когда та вернулась. — У этого что, паническая боязнь ворсистых ковров?

— М-м, да нет, не ковров, — смущенно отозвалась Скут. — У нашего почтальона просто есть одна странность…

— О, это я как раз заметила! В чем странность то?

— Он очень боится заболеть. То есть, до смерти боится. Не подходит ближе, чем на пять шагов к любому пони, у которого заметны малейшие признаки простуды или чего-то в этом роде. Как только начинает холодать, тут же закутывается с головой в мех и ходит так до лета. Хых, забавно, а ведь я никогда не видела его больным. Даже странно, у него со всеми этими глупыми мерами, наверное, уже давно нет этого, — Скут на пару секунд отключилась, уставившись остекленевшим взглядом в одну точку, — иммунитета.

— Блестяще, — закатила глаза я. — Сумасшедший почтальон!

— Он не сумасшедший, — нахмурилась Скуталу. — И вообще, тебе бы следовало…

Дослушать, что, по мнению Скуталу, мне следовало, не получилось. Самая интересная часть напутствия застряла у нее в горле, когда в комнате снова раздалась трижды проклятая трель дверного звонка. В этот раз, к счастью, короткая.

— Пойду, открою, — сказала Скут, болезненно поморщившись.

Я только махнула правой передней ногой, иди мол. Копыто левой было плотно прижато к виску. Во второй раз прошло чуть легче, может от скоротечности или от того, что уже знала к чему готовиться. Вот только, казалось, что неприятный острый зуд в голове, не покидающий меня с самого пробуждения, после каждого сеанса пытки незваными гостями, становился все сильнее.

— Э-эм, Свити?

Я подняла голову на зов. Рядом стояла Скуталу, удерживая в копыте небольшой планшет с какой-то бумажкой и тупой короткий карандаш. Коротко глянув ей через плечо, я заметила и своего нового знакомого, почтового пони. Тот боязливо топтался на пороге и пытался сделать вид, что его до смерти интересуют мягкие накопытники, сваленные в углу комнаты. Получалось неплохо, вот только он уже дважды за несколько секунд не выдерживал и кидал в мою сторону довольно тяжелые взгляды. Мне захотелось поговорить с ним. Извиниться, объяснить, что я вовсе незаразная, просто у меня преследует дико раздражающая мигрень. Я довольно спокойно сделала глубокий вдох, приоткрыла рот, но вместо запланированных вежливых извинений из него вылетело:

— Опять вы? Я же сказала, что не хочу больше видеть вас в моем доме!

— Вы забыли расписаться в получении, — ответил почтальон с полным безразличьем в голосе. Похоже, ему окончательно надоело со мной ругаться.

Коротко, с шумом втянув воздух сквозь сжатые зубы, я собралась снова разразиться бранью, но вовремя себя одернула и чтобы отвлечься посвятила все свое внимание заполнению почтовой бумажки. Странно это все. Головой, я уже давно простила боязливого почтальона и за его упрямства и за оба звонка в дверь, но все равно почему-то не могла сдержать эмоций при виде его глупых щеткоподобных усов. Одного взгляда на этого заурядного пони хватало, чтобы я мигом становилась злее древесного волка, независимо от того хотела этого или нет.

— Вот, заберите, — сказала я, неприлично выплюнув карандаш, которым мне пришлось орудовать с помощью зубов, вместо привычного телекинеза, что, конечно же, сильно сказалось на почерке. — И не приведи Селестия вы еще раз сюда войдете.

Почтальон только что-то недовольно буркнул себе под нос и в сопровождении Скут покинул комнату. Я же, прикрыв глаза, откинулась на подушку. Нужно было попробовать расслабиться и выкинуть из головы все плохие мысли, благо их возбудитель больше не должен был вернуться.

— Свити? Спишь? — спросили рядом голосом Скуталу.

— М-м, — отрицательно промычала я, не поднимая век.

— Отдыхаешь. Ладно, отдыхай… А можно я посылку посмотрю? Тут такая печать интересная.

— Давай, я все равно и так знаю, что там, — буркнула я в ответ.

После уши уловили шелест бумаги, пару недовольных цоканий языком от Скуталу, которая, наверное, никак не могла распечатать посылку.

— Хм, статуэтка. Это… Это что, принц Блюблад?

— Угу, уже четвертая за эту неделю, — ответила я.

— Кто бы тебе это ни отправил, со вкусом у него что-то не так. О, тут письмо еще!

— Письмо? — от неожиданности я все-таки открыла глаза и чуть привстала. Писем раньше не было.

— Ага, — кивнула Скут. — Да ты лежи-лежи, я тебе прочитаю вслух.

— Мм, лучше не надо, Скуталу, правда.

— Да лежи, говорю! Мне не трудно.

Я хотела было еще попротестовать, но Скуталу уже начала читать. Ладно, не конец света. В конце концов, рано или поздно я все равно проговорилась бы.

— Дорогая, Свити Белль, хых, дорога-ая, — уважительно потянула Скут, — когда мы говорили с тобой в последний раз, мне показалось, ты не до конца понимаешь всей серьезности моих притя… притязаний. Ну словечки же у вас в Кантерлоте. Так, притязаний. Я не ищу мимолетных встреч на балах или тайных ночных свиданий в саду. Желание, поглощающее мою душу, призывает связать наши отношения раз и навсегда неразрывными узами государственно заверенного брака. Тьфу, кто это писал? Влюбленный бюрократ? А ты говорила, табунов поклонников за тобой не строится. Ладно, дальше. И ведь ты должна понимать, что я иду на этот шаг только для тебя. Заглянем правде в лицо, я ничего не выиграю, взяв в жены, пускай трижды талантливую, уроженку провинциальной деревушки на два десятка домов. Ведешь ты себя, конечно, уже почти как нормальный единорог, но такие корни никогда не вытравляются окончательно. Говоря откровенно, я скорее даже окажусь в худшем положении, чем сейчас, вступив в столь неравный брак. Но ты, дорогая Свити Белль, получишь все! Все, о чем только может мечтать юная единорожка, вроде тебя. С таким мужем все двери Кантерлота будут для тебя открыты. Ты сможешь считать себя практически полноправным членом королевской семьи, и, быть может, однажды, мы даже попретендуем на трон! Хотя, зная сколько тетушка Селестия… Так стоп, я знаю только одного племянника принцессы. Свити, скажи мне, что это не он!

Я показательно отвела взгляд в сторону. Скут сама взялась это читать, вот пусть и читает. Не дождавшись ответа, Скуталу прищурила свои фиолетовые глаза и продолжила.

— Зная, сколько тетушка Селестия уже правит, в этом я сомневаюсь. Впрочем, я наверное сумею выпросить нам небольшой кусочек страны, на десяток городов, где нам оказывали бы монаршие почести. Не правда ли, красиво звучит: его величество, — моя подружка запнулась на секунду, а после на грустном выдохе завершила, — король Блюблад. В выражении моей заинтересованности, высылаю тебе скульптуру, изображающую меня в полный рост. Уверен, созерцание моего лица, выполненного из дорогостоящего материала, название которого я забыл, поможет тебе принять верное решение. С нетерпением жду того момента, когда мы наконец сможем остаться с тобой наедине и позволить нашим губам… Так я не буду это дальше читать!

Скут брезгливо отбросила письмо, как жирного таракана.

— Свити Белль, у тебя что роман с… с… с этим?!

— Нету, у меня с Блюбладом никакого романа, — твердо ответила я.

— Нету?! Да он тебя замуж зовет!

— Что ты разоралась? — снова начала раздражаться я. — Говорю нету, значит нету! Это все принцесса, ей надоело видеть любимого племянника повесой уже далеко не жеребячьего возраста, который совершенно не задумывается о завтрашнем дне, вот и намекнула ему, что пора бы жениться. Хорошо так намекнула. Если мне не изменяет память, во время разговора проскользнула фраза, что пока он один, вряд ли сможет претендовать на большое наследство, зато подарок на свадьбу обещает быть по истине королевским.

— Так, погоди, принцесса сама, что ли, тебе это сказала?

— Да нет, просто так вышло, что я присутствовала при их с Блюбладом беседе. Видела б ты его лицо, я едва сдерживалась, чтобы не засмеяться. Вот, правда, дальше уже было не до смеха, когда он обратил внимание на меня. По-моему просто зацепился взглядом в первую кобылку, которую увидел в замке. И вот, достает с тех пор. Я уже пыталась жаловаться принцессе Селестии, но она только извиняется и говорит, что в таких вопросах влиять на племянника будет неэтично. Тьфу. У меня уже сложилось впечатление, что она сама хочет, чтобы я вышла за Блюблада. Но мне такого счастья не надо, уж поверь.

— Мда-а, ситуация, — потянула Скуталу. — Представляю, что некоторые могут подумать о таком союзе.

Думаю, под «некоторыми» Скут не подразумевала никого конкретного, но мне снова вспомнились ее вчерашние слова, никак не желавшие покидать мою голову. «Блюблад в платье». Неужели Эпплджек правда так сказала, неужели она могла угадать так верно?

— Так, ладно, ты вроде хотела, чтобы я на почту сгоняла, письма твои отправила? — напоминала Скуталу, возвращая меня к реальности. - Ну, давай их сюда, пойду, разомнусь чуток. Или мне самой достать?

— Нет-нет, — отказалась я. — Мне самой надо размяться. Ну, хотя бы, из постели выбраться.

Не успели все мои ноги оказаться на ковре, как в бутик снова кто-то пожаловал. Но новый визитер всего лишь стучал в дверь, вместо того чтобы пользоваться звонком, тем самым сразу заслужив мою благодарность. Меня даже не раздражала перспектива увидеться с очередным гостем лицом к лицу. Ну, почти, ведь неприятное ощущение от осознания того, что мой дом сегодня оказался настоящим проходным двором, все же дало о себе знать. Скуталу, видя, что я не спешу стонать и кататься по полу не побежала сразу открывать дверь, а выглянула, сперва, в окно, чтобы посмотреть кто там.

— Ой… А там опять он, — сконфуженно произнесла Скут, повернувшись ко мне.

— Кто? Почтальон?

— Ага. Наверное, еще что-то забыл.

— Да чего он еще мог забыть? Что ему здесь, медом намазано?!

— Эй-эй, успокойся. Он ведь только постучался. К тому же, у тебя тут письма. Если попросишь вежливо, он может и их заодно забрать.

— Письма? Ну, письма, дальше что? — недовольно буркнула я, ощущая, что ворчу уже только на инерции. — Ладно, ты права. Пусть поднимается, постараюсь вести себя потише.

Когда упрямый и, как оказалось, очень навязчивый, почтальон снова оказался на моем пороге, я даже сумела вполне вежливо его поприветствовать, и сдержано извиниться за прошлые грубости. К сожалению, я по-прежнему не могла спокойно смотреть на него. Обыкновенное, ничем особым, кроме, может быть, усов, не примечательное лицо земного пони в моем сознании становилось будто воплощением всего плохого и раздражающего в жизни. Сейчас, в относительно спокойной ситуации, я, наконец, обратила внимание на эту странность и приложила все усилия, чтобы оставаться предельно корректной в общении.

— Снова здравствуйте, — суховато отозвался на мои слова почтальон. — Вам тут пришло еще одно письмо и…

Следующие несколько мгновений были очень богаты на события, хоть спектакль ставь. Началом всему послужил главный источник всех моих сегодняшних бед, дверной звонок. Когда он снова завыл, от неожиданности я окончательно потеряла способность трезво мыслить и, разумеется, сдерживать тот ураган агрессии, который продолжал бушевать где-то внутри меня. Все внутренние барьеры были снесены, голову раскалывали ненавистные звуки, а двух шагах от меня стоял единственный пони, с которым они у меня ассоциировались. Кому бы в этот момент потрепать меня за плечо и объяснить, что бедняга-почтальон никак не может сейчас трезвонить в дверь, стоя рядом на втором этаже бутика. Хотя не факт, что я бы поверила. Именно он был моим мучителем, это я знала точно. Он был источником всех моих бед. Этот источник нужно устранить.

Резко сорвавшись с места, я схватила копытом подаренную Блюбладом статуэтку и с силой запустила ее в почтальона. Тот тонко вскрикнул, после чего, с неожиданной быстротой отскочил назад и даже умудрился успеть захлопнуть за собой дверь. Статуэтка, ударившись об нее, брызнула кучей мелких кусочков, часть из которых обильно присыпала шевелюру, замершей рядом Скуталу.

— Ну, меня он тоже уже начал утомлять, — неестественно ровным голосом сказала Скут. — Но зачем так то?

К тому моменту звонок успел снова замолкнуть, но облечения это не принесло. Ведь пришло осознание того, что я натворила. Закусив губу, я кинулась к двери, но та распахнулась раньше, чем я ее достигла. Почтальона за дверью уже не было. Вместо него на пороге стояла земная пони с забавной черной шляпе котелке. Из-под шляпы на лоб выбивалась тонкая кудрявая прядь, почти такая же розовая, как и нательная шерстка моей новой гостьи, только самую малость темнее.

— П-пинки Пай? — заикнувшись, спросила я. Узнать Пинки было не сложно, но я совершенно не ожидала увидеть ее именно здесь и именно сейчас.

— Во плоти! — ответила Пинки Пай с полупоклоном. — Доброе утро! Чудовищно рада тебя снова увидеть, Свити Белль. А что у вас тут произошло? Меня в дверях кто-то сбил, я даже не успела рассмотреть кто именно, так быстро он удирал. Орал что-то про… эм, кажется, это звучало как «фифа психованная».

 — Это был почтальон, — призналась я, стыдливо рассматривая ковер. — Я… это сложно объяснить, в общем, я кинула в него статуэткой.

— Понятно, — деловито отозвалась Пинки. Подойдя к Скуталу, которая по прежнему не до конца отошла от своего оцепенения, розовая пони небрежно поводила копытом по ее волосам, стряхивая осколки так, будто перед ней стоял комод, а не живое существо. Потом повернулась ко мне и грозным тоном объявила.

— Останешься без сладкого на неделю!

— М?

— Я решила, что если тебя накажет кто-то со стороны, то ты перестанешь сама себя грызть. А то у тебя на лице написано, что ты готова в речку кинуться со стыда. Так что все, ты уже наказана, можешь смело себя простить.

Пинки криво усмехнулась, не сводя с меня хитрых глаз. Я сама не выдержала и посмеялась. Да, детская непосредственность Пинки Пай не могла не вызывать улыбки, с нею связано столько забавных воспоминаний. Однако, неожиданно ироничный тон шутки слегка удивил. Пинки Пай всегда любила пошутить и посмеяться, но она была любительницей простого юмора, без недомолвок и ложных толкований. Хотя порой могла выдать и что-то вроде того, что сказала только что. Но такое старая Пинки сказала бы с максимально серьезной миной и вряд ли бы сама посчитала это шуткой. Сейчас же, она откровенно смеялась над собой и своим псевдоменторским тоном, хотя внешне все сводилось к кривой полуулыбке уголком рта.

— А наша почта, она всегда работала абы как. Может быть, так ему и надо. Но, серьезно, чего это ты так грубо?

— Голова раскалывается, — мрачно ответила я. — И раздражает, сама не знаю что, все получается стихийно. Честно говоря, я уже откровенно боюсь, как бы я в следующую минуту не набросилась на тебя, Пинки, потому что, не знаю, у тебя шерсть розовая.

— Да-а, это достойный повод для хорошей драки, — хмыкнула Пинки Пай. — Голова, говоришь? Сильно болит? М-да, а еще я тут… Ну да ладно, дела подождут. Я тут приготовила для тебя маленький сюрприз.

Пинки протянула мне, непонятно откуда взявшийся в ее копыте, красный камень размером примерно с минотавров орех. Камушек мало походил на драгоценный; грубой формы, без намека на блеск он больше всего напоминал простой голыш, который можно найти у любого ручья. Непонятно только, с чего вдруг прибрежному голышу перекрашиваться в красный цвет.

— Очень редкая вещица, — прокомментировала Пинки. — Называется Мерный камень.

— Какой-какой камень? — переспросила Скуталу, выглядывая из-за спины Пинки.

— Мерный. Ну, как я слышала, его еще называют камнем Единорога.

Вот это да! Пинки определенно удался сюрприз на все сто процентов. Увидеть подобный артефакт здесь, в Понивилле, я ожидала меньше всего на свете.

— Тот самый камень Единорога? — удивленно вскинула брови я. — Откуда ты могла его достать?

— Родные на ферме камней, — пропела Пинки Пай.

Ну да, тоже верно. Насколько бы ни был Мерный камень редким и необычным, он остается камнем, а значит у кого-то из семейства Паев всегда будет больше шансов найти его, чем у самого могущественного из единорогов.

— Так чего это за камень все-таки? — не унималась Скуталу.

— Это, — протянула я, раздумывая как бы попроще объяснить, — это такой магомер. Когда какой-нибудь единорог берет его в копыто, он окрашивается в определенный цвет радуги в зависимости от его магического потенциала. У земных пони или пегасов камень остается своего природного цвета, красным. У жеребят-единоргов, еще не научившихся пользоваться рогом он становится оранжевым. Ну и далее в зависимости от потенциала и опыта, желтый, зеленый, голубой, синий, фиолетовый. Фиолетовый, правда, очень редко попадается, — добавила я, чуть погодя. — Кажется, в Кантерлотских архивах даже был список всех единорогов, которым камень давал такую высокую оценку. Не слишком длинный.

— Ух ты! — воскликнула Скут. Кажется, она заинтересовалась камнем не меньше, чем я, когда только поняла что это. — А у тебя какой цвет?

— Не знаю, — призналась я. — Я впервые вижу перед собой настоящий Мерный камень.

— Давай посмотрим!

Я послушно взяла камень в копыто и мы втроем приблизили лица к нему в ожидании интересного зрелища. Некоторое время ничего не происходило, камень так и оставался красным. А потом он просто выцвел. Краснота сошла с него как румянец с резко побледневшего лица. Несколько мгновений и у меня в копыте лежал уже белый как галька камень.

— Мм…, а белый цвет что значит? — оборвала немую паузу Скут.

— Понятия не имею, — покачала головой я. — Бракованный он что ли?

— Обижаешь! — показушно возмутилась Пинки. — Я его даже на Твайлайт проверяла. У нее, кстати, фиолетовый!

— Что ж, в любом случае, спасибо за подарок, Пинки Пай, — поблагодарила я. — Жаль только, что я не приготовила ничего для тебя.

— Одной твоей улыбки будет достаточно, — полушепотом отозвалась Пинки. — А то я уже почти забыла, как она выглядит.

Я с радостью выполнила просьбу розовой пони. Да, несмотря ни на что, Пинки оставалась собой, готовой в лепешку расшибиться, только бы подарить другу немного радости и смеха. И все-таки, что-то в ней не переставало меня смущать. То ли ее собственная улыбка перестала быть такой широкой, как раньше, то ли задорный огонек в глазах стал чуть более тусклым. Может быть, Пинки Пай просто немного повзрослела и остепенилась, но меня не покидало ощущение, что тут замешано что-то еще. Уже не в первый раз с момента моего прибытия в Понивилль я чувствовала практически физическую жажду, но это не желудок просил еды, не высохшие губы воды, нет. Эту, особую жажду порождало любопытство. Эмоция, которая всегда проявляется намного острее у тех, кто может получить ответ на практически любой вопрос. Точнее, у кого есть для этого достаточно власти.

Сейчас меня интересовала тайна Пинки Пай, которая вполне могла оказаться лишь плодом моего воображения. И это только удваивало любопытство. Если бы я только могла взглянуть ненадолго оказаться в ее сознании, посмотреть на мир ее глазами, подумать ее мыслями. Но, увы, сейчас я не рискну подключать к делу свою магию. Утром я потеряла сознание от простого телекинеза, что же может произойти от полноценного контакта с живым мыслящим существом? Придется мне маяться как собаке на короткой привязи возле миски с едой, до которой не дотянуться. По крайней мере, до завтра.

— Пинки, ты, кажется, говорила что-то про дела? — припомнила я в попытках отвлечься от гнетущего чувства неудовлетворенности.

— Дела, да, — Пинки посерьезнела, но речь ее стала какой-то слегка рассеянной. — Дела, дела… слушай, ты только не переживай сильно. Я уже всех на уши подняла и мы ее обязательно найдем… в общем пропала пластинка!

— Какая пластинка?

— Пластинка с записью музыки для твоего концерта, — нахмурилась Пинки. — Она пришла мне вчера по почте от твоего администратора с подробными инструкциями, как и чего…

— Какая пластинка? — повторила я с нажимом. — Не нужна мне никакая запись! Сегодня должны приехать музыканты и, — тут мой взгляд упал на письмо, которое принесла Пинки. Скуталу как раз вертела его в копытах. — Не-ет. Ты же не мог, сивый ты мерин! Не мог со мной так поступить!

Выхватив у Скут конверт, я резким движением разорвала его, едва не прихватив и листок бумаги внутри, развернула письмо и принялась читать.

Дорогая Свити.

С сожалением сообщаю, что группа «Рубиновое братство» не смогла выехать в Понивилль. На днях они отравились, пообедав в каком-то новомодном ресторане, и теперь мучаются животами в больнице. Других сколько-либо опытных музыкантов, знающих весь твой репертуар в городе не нашлось, поэтому высылаю тебе для концерта музыку в записи. Пластинку ты найдешь у местного администратора по имени Пинки Пай. К моменту, когда ты получишь это письмо, она уже должна будет прийти.

 P.S. Я намеренно сообщаю тебе об этом в последний момент, прости. Если бы ты узнала раньше, что «Рубиновое братство» не приедут, непременно сорвалась бы обратно в Кантерлот лично искать замену и не смогла бы пообщаться с друзьями. А музыкантов, повторяю, нет, ты бы все равно ничего не сделала. Надеюсь, ты поймешь, что я сделал это только ради тебя.

Чиппер

Чиппером звали администратора, ответственного за организацию всех моих гастролей. Того самого, которого я еще совсем недавно хотела наградить премией за его безграничное терпение к моим капризам. Не трудно догадаться, что прочитав его письмо, я немного пересмотрела идею о премии.

— Негодяй! Халтурщик! Уволю к дискорду! — в сердцах, я смяла копытами письмо и пустила им в мусорную корзину. Но цели мой снаряд не достиг. Бумажный комок упал на ковер в добром метре от мусорки, что еще сильнее меня распалило. — Дайте только добраться до Кантерлота. Это ж надо, заставить меня петь под запись! Может мне и само пение на пластинку записать, а на сцене только рот разевать? А что?! Прелестная идея, по-моему! Наверняка пойдет в народ… Так, стоп! — я медленно повернула голову в сторону Пинки Пай. — Извини, я не расслышала, ты сказала, что потеряла пластинку?

— Э-эм, — невнятно потянула Пинки. Они со Скуталу нервно переглянулись и одновременно начали медленно пятиться назад.

— Эй, Свити Белль, тебе вредно нервничать, — дрожащим голосом произнесла Скуталу.

— Умолкни, Скут! — осадила я. — Ну так как, госпожа администратор? Вы говорите, что собственными копытами отправили мой завтрашний концерт псу под хвост, так?

Что-то в моем голосе, а может быть, в выражении лица, в серьез испугало Пинки. Я успела заметить, как на мгновение сузились ее зрачки, перед тем как розовая пони отпрыгнула в сторону и унеслась прочь из комнаты, так и не ответив на мой вопрос. Конечно, меня это совершенно не устроило и я, осыпая беглянку ругательствами, пустилась следом.

Пинки не стала выбегать на улицу. Вместо этого она пробежала по коридору и скрылась за дверью в ванную. Я была на взводе, но все равно не могла не удивиться такому поведению. Хотя, конечно, расспросы в мои кратковременные планы не входили. Добежав до ванной, я принялась, остервенело колотить копытом в дверь и требовать, чтобы Пинки немедленно открыла. И в итоге я получила то, чего просила и даже больше. Дверь распахнулась, а вслед за ней мне в лицо полетел поток ледяной воды. В следующее мгновение весь мой внутренний мир, включая очередной приступ бешенства, смыло. И вместо переживания праведного гнева, мне осталось только ощущать как холодная вода стекает со слипшихся волос по лицу на грудь. Я хотела уже разразиться новой порцией брани, но слов почему-то не нашла. Все-таки неожиданные обливания — это удивительная процедура. Спокойного пони она может враз вывести из себя, а того кто уже рвет и мечет, наоборот, здорово успокаивает.

— Остыла? — вкрадчиво поинтересовалась Пинки Пай. — Чудненько! Так и знала, что поможет. А теперь, Свити Белль, пожалуйста, ради всех кексиков Сахарного уголка, присядь и выслушай меня, не поднимая крика.

— Полотенце дай, — буркнула я.

— Потом, — отказала Пинки, к моему удивлению. — Ты садись-садись. Давай, на пол.

В очередной раз сбитая с толку, я послушно опустила круп на жестковатый коврик, который украшал вход в ванную. — Почему вытереться то нельзя?

— Чтобы ты внимательней слушала, — ответила Пинки с той же кривой ухмылочкой, которой она наградила меня, когда запретила, есть сладкое. — А остатки твоего внимания занимало желание поскорее высушить шерстку, а не глупые вопросы, вроде «кто виноват?».

Я в ответ только покачала головой. Все-таки раньше способность Пинки быть одновременно абсурдной и логичной виделась более забавной штукой. Где же ты, детство, чудная наивная пора?

— Расскажу все с самого начала. Пластинку я получила вчера днем, как раз перед тем, как отправиться на площадь руководить приготовлениями к концерту. Такое событие все-таки! Второе по важности после сама знаешь чего.

— Знаю, — кивнула я, улыбнувшись почти что искренне. Я обрадовалась тому, что Пинки Пай явно не была намерена развивать тему скорой свадьбы Эпплблум. Объяснять каждому встречному пони, что на этом празднике я не появлюсь, уже порядком надоело.

— Так вот, мы работали весь день, поставили сцену, скамейки для зрителей, привезли оборудование для музыки, заодно проверили, не повреждена ли пластинка, и я оставила ее на ночь в проигрывателе. Мне показалось, что так будет лучше, чтобы все было готово заранее, а то потом бегать-искать в последний момент.

— Дай угадаю, — с невеселым вздохом сказала я. — Утром пластинки в проигрываете не оказалось.

— Хуже, — саркастично усмехнулась Пинки. — Самого проигрывателя тоже не оказалось там, где мы его оставили. Похоже кто-то его…

— Украл?

— Перестань, — Пинки состроила страдальческую гримасу. — Взял по ошибке. Не могу только понять зачем. В общем, сейчас пара-тройка моих друзей бегает по городу и спрашивает у каждого встречного, не видел ли кто-нибудь нашего оборудования.

До завтра найдем, в конце концов, в Понивилле живет не так уж много народу.

Пинки Пай говорила уверенно, но как это часто бывает, чем сильнее кто-то пытается тебя успокоить, тем более потерянным ты себя ощущаешь.

— Да-а? А если кто-то сделал это специально, чтобы сорвать мой концерт?

— Честное слово, Свити Белль, ты начинаешь меня всерьез расстраивать. Ну зачем, скажи ради Селестии, кому-то срывать твой концерт? Особенно у нас, в Понивилле. Ты у себя дома, глупая. Здесь все тебя любят!

— Любят, — пробормотала я, не в силах удержать язык за зубами. — И принца Блюблада тоже любят.

— Что? — заморгала Пинки. — Причем тут принц?

— Не обращай внимания, — отозвалась я, махнув копытом. — Скажи, а ты где-нибудь уже объявляла официально, что завтра будет запись, а не живая музыка?

— Эм, нет, а почему ты спрашиваешь?

— Так, а пони, которые помогали тебе с приготовлениями сейчас..?

— На площади, заканчивают работу… Так, Свити Белль! Еще раз тебе говорю, выбрось из головы эти мысли, не стал бы никто так с тобой поступать! Вот, хочешь я тебе даже полотенце дам?

— Хочу, — кивнула я. — И ты, наверное, права, никто бы не взял пластинку, только чтобы мне насолить. Но, мы с тобой все равно сейчас прогуляемся на площадь и ты мне покажешь точно то место, где стоял проигрыватель. Я без труда узнаю, в чьих копытах он его покинул.

Оу, да, это все упростит, — признала Пинки. — А твоя головная боль не помешает?

— Моя..?

В правый висок будто легонько ударило малюсеньким молоточком. Напоминание, не больше. Конечно, голова все еще болела, но стараниями Пинки я здорово отвлеклась, и некоторое время не замечала вообще никаких неудобств. Теперь, когда я снова обратила на это внимание, боль вроде как усилилась, что сделало улыбку, которую я послала Пинки Пай слегка напряженной.

— Не думаю, что это станет неразрешимой проблемой.