Верный страж

Верный страж

И тысячу ночей я буду ждать и верить...

Тишина и лунный свет. Замок был пуст, как и в любую другую ночь. По мраморным полам не звенели копыта, под высокими потолками не разливались голоса. Никто не спешил зажечь свечи, чтобы пробудить живое пламя, отгородиться им от темноты. Не разжигал огонь в каминах для защиты от ночного холода. Здесь никого не было, не было уже очень давно. Замок был пуст, пуст и одинок в ночи.

Не замок — руины. В крышах залов зияли прорехи, осыпавшиеся черепицы лежали подобно каменным листьям с неведомых деревьев. Высокие и прочные двери прогнили или пали жертвами древоточцев, усыпав пороги мягкой трухой. Оконные переплёты давно лишились стёкол, и ветер беспрепятственно гулял по пустым коридорам, гоняя лесной мусор и пыль, завывал в каминных трубах и со стонами крутился вокруг шпилей, трепал остатки некогда роскошных гобеленов. Лишь он нарушал когда-то величественную, а ныне вызывающую лишь тоску и уныние тишину, и от этого она становилась ещё глубже.

Какое-то время я бездумно разглядывал бюст, стоящий в нише между колоннами, затем развернулся и продолжил обход. Медленно скользя по коридорам, нигде не задерживаясь более чем на минуту-другую, я повторял тот же путь, что и каждую ночь. Лестница, ведущая на второй этаж, к короткому коридору, заканчивающемуся у дверей бального зала; ковров, некогда покрывавших её, давно нет, мраморные ступени, по которым ступали сотни разодетых в пух и прах пони, растрескались и в любой момент грозили раскрошиться под копытом. Длинная галерея, по которой можно было попасть в западную часть замка, к библиотеке и астрономической башне; ныне пол её усыпали листья и осколки, а в широкие проёмы, лишённые драпировок, вливались лишь потоки невесомого лунного света. Когда-то здесь стояли гвардейцы, суровые жеребцы с каменными лицами, чьё неусыпное бдение должно было напоминать всем…

Неважно. Всего этого давно нет. Вместо голосов, огней и жизни — лишь тишина, лунный свет и мои воспоминания. Это всё, что у меня есть, и это всё, что мне нужно.

В том, что я делал, не было нужды: замок давно был заброшен и покинут всеми, он утратил былое великолепие и само своё предназначение, став ненужным. Никто не появлялся здесь уже многие годы, и едва ли появится в будущем. Но пока он стоял, и у него должен быть страж. И я всегда добросовестно выполнял свои обязанности, даже если моя служба более не имела смысла. Но это всё, что у меня было. Эти руины… и мои воспоминания.

Я остановился у окна и поднял взгляд к небу. Луна уже взошла, и тёмный профиль аликорна на ней был ясен и неподвижен, как и всегда. Как и каждую ночь, она смотрела с небес на расстилавшуюся под ней землю. Что помнила? Что чувствовала? Какие видела сны?..

— Луна, я не стану сражаться с тобой! Ты должна опустить луну! Это твой долг!

Голос Селестии был глух от подавляемых железной волей чувств. Солнечная богиня не сводила напряжённого взгляда с возвышавшегося над ней тёмного аликорна: чёрная шерсть едва заметно искрилась, полная звёздного сияния магическая грива беспрестанно двигалась, закручиваясь спиралями и вновь растекаясь в воздухе. Ростом та, кто сейчас являла собой воплощение самой ночи, не уступала стоящей перед ней венценосной пони. Синеватый металл шлема и нагрудника тускло мерцал в лунном свете, лившемся сквозь пробитую крышу.

— Луна? Я — Найтмэр Мун! — Бирюзовые драконьи глаза сузились, зрачки стали не толще волоса; злая усмешка растянула губы, в холодном свете блеснули клыки. — И сейчас у меня только один королевский долг… Уничтожить тебя!

Встав на дыбы, она резко припала к земле, нацеливая рог на Селестию. Циановый, пронизанный чёрными прожилками луч магической энергии ударил в то место, где мгновение назад стоял белый аликорн. Взрыв разбросал осколки мраморных плит и оставил выжженное пятно на полу.

— И куда это ты собралась? — с глумливой усмешкой спросила Найтмэр, провожая взглядом вылетающую сквозь разрушенный потолок Селестию. Взмахнув крыльями, она резко бросила себя в воздух.

Взлетев над крышей зала, она мгновенно отыскала своего противника: принцесса парила над замком, на фоне полной луны являя собой превосходную мишень. Найтмэр, не снижая скорости, пригнула голову и атаковала снова. Резким движением Селестия уклонилась от удара, бросившись вниз в попытке укрыться среди строений, и Найтмэр Мун устремилась в погоню. Раз за разом она наносила удар, и каждый луч выбивал огромные куски кладки из стен, обрушивая на землю каменный дождь. Селестии удавалось избегать губительных зарядов, но буквально на длину пера; взрывы окатывали её каменной крошкой, угрожая лишить зрения, каждая ударная волна норовила опрокинуть, смять крылья, сбросить вниз, на холодные и твёрдые плиты двора.

В стремительном и смертельном танце аликорны пронеслись над всем замком. Селестия только уклонялась, не пытаясь отвечать; её преследовательница, напротив, старалась нанести прямой удар, чтобы поразить, сбить, ранить… Магические лучи прожигали воздух, и каждый следующий ещё на волосок приближался к своей цели — силы покидали солнечную богиню. Измотанная не столько физически, сколько духовно, она всё больше слабела; буря чувств сжигала принцессу изнутри, ей едва хватало сил на то, чтобы оставаться в сознании.

Очередной удар достиг цели: мучительно вскрикнув, Селестия камнем рухнула вниз. Найтмэр Мун, мгновенно остановившись, проводила взглядом падающее тело, пролетевшее через разрушенный потолок того самого зала, где не более минуты назад началась их односторонняя битва. Пылающие внутренним светом, лишённые зрачков глаза широко распахнулись, губы растянулись, обнажая острые зубы с выступающими клыками. Запрокинув голову, тёмная принцесса засмеялась — зло, торжествующе, и смех этот громом раскатился в небесах. Застывшую на фоне полной луны фигуру аликорна-победителя мог увидеть любой, кто осмелился бы поднять взгляд в небо.

Селестия с трудом поднялась на ноги. Магическая сила, на равных с физической оболочкой составлявшая сущность аликорна, поглотила большую часть негативной энергии, что обрушила на принцессу Найтмэр Мун. Но всё же удар был жесток. На несколько мгновений сознание солнечной богини померкло, а падение выбило остатки воздуха из лёгких. Такие повреждения были бы смертельными для обычного пони, но магия могла защитить и от большего.

Выпрямив всё ещё дрожащие ноги и удерживая равновесие только благодаря расправленным крыльям, Селестия подняла голову. На фоне луны чернела фигура той, кто ещё так недавно носила имя ночного светила и управляла его движением по небу лёгким усилием воли. Теперь же она стала чем-то иным, чем-то исполненным злобы и ненависти, жаждущим власти и желающим причинять страдания другим для собственного удовольствия. Той, кого всю жизнь знала принцесса-солнце — её любимой младшей сестры, её Луны, — больше не было. Её поглотила Найтмэр Мун.

— Ох, дорогая сестра, — зажмурившись, произнесла Селестия, и голос её дрогнул. Открыв глаза, она развернулась к центру зала; рог принцессы окутала бледно-золотистая аура. — Я сожалею, но ты не оставляешь мне выбора, кроме как использовать их!

Неотличимая от остального пола плита, подчиняясь безмолвному приказу, приподнялась и разделилась надвое. Открывшаяся ниша извергла клубы магического тумана, и с каменным скрежетом из тайника, вращаясь вокруг оси, поднялась сложная серокаменная конструкция. Широкое основание служило опорой круглой плите, из центра которой возносилась короткая колонна, увенчанная массивным шаром. К колонне крепились пять горизонтальных «ветвей» — три сверху, две снизу, — каждая из которых заканчивалась круглой чашей. Над каждой из них, медленно вращаясь, парил самоцвет.

Взлетев над планетарием, Селестия, закрыв глаза и опустив голову, бросила новое заклинание. Окутанные бледно-золотистой аурой самоцветы снялись со своих мест и закружились вокруг белого аликорна. Из шара, сквозь уступивший могущественной магии камень, выплыла пурпурная шестилучевая звезда и застыла перед лицом принцессы. Вновь смежив веки, та отдала новый приказ, и звезда влилась в хоровод драгоценных камней, опоясывающий её.

Следующее заклинание заставило хоровод убыстрить вращение, и за несколько секунд шесть самоцветов слились в единую многоцветную ленту. Испускаемое ими свечение окутало Селестию, обратив в источник радужного света. Найдя взглядом тёмную фигуру, всё так же пятнающую ясный лик луны, принцесса взмахнула крыльями и устремилась ввысь.

Найтмэр Мун бросилась навстречу приближающемуся сиянию. Её глаза обратились в огненные озёра, когда она увидела, что Селестия не только смогла встать после её удара, но и осмелилась бросить ей новый вызов, яростный оскал исказил черты лица. Кипящая ненависть тёмной принцессы вырвалась слепящим белым сиянием, полукольцом разорвавшим воздух возле её передних копыт. Но эта белизна была злой и пугающей, она язвила и жгла, и казалось, в мгновение ока могла обратить в пепел любого, у кого достало бы глупости коснуться её.

Рог Найтмэр Мун запылал; пригнувшись, она приготовилась к атаке. Если раньше, преследуя солнечную богиню, она желала только сбросить её с небес на землю, то теперь в горящих глазах тёмного аликорна читалась лишь смерть. Этот удар должен был стать последним, и преображённая принцесса вкладывала в него всю свою магическую мощь, щедро подпитанную захватившей её тёмной яростью.

Селестия видела это. Намерения противостоящего ей чудовища, ещё совсем недавно бывшего самой близкой, самой дорогой пони в её жизни, были очевидны. Найтмэр больше не собиралась хитрить. Время игр закончилось, и теперь исход противостояния зависел от сил, что каждая из них вложит в следующий удар. И у проигравшей не будет будущего.

Вскинув голову, не в силах сдержать слёз, Селестия воззвала к Элементам Гармонии. Укрыв свою повелительницу мерцающим щитом, самоцветы выстроились в пятиконечную фигуру; звезда застыла чуть впереди, нацелившись на концентрирующуюся перед ударом Найтмэр Мун.

Тёмная принцесса атаковала: ослепительный от переполняющей его мощи, расширяющийся циановый луч сорвался с её рога и менее чем за мгновение покрыл разделяющее аликорнов расстояние. Она вложила в него всю магию, что смогла вытянуть из своей души; достигнув цели, ставший потоком луч должен был мгновенно обратить в ничто ту, кто сейчас являлась для затмившегося разума ночной богини источником её горестей. Никакой жалости, никакого шанса на спасение — только уничтожение, абсолютное и окончательное.

Элементы ответили. Они никогда не создавались как оружие, и не были способны причинять вред и уничтожать. Даже сейчас они оставались щитом, но не копьём. Сила, высвобожденная пятью магическими кристаллами и стократ умноженная шестым, столкнулась с изливающейся из рога падшей принцессы энергией. Искрящийся многоцветный столб столкнулся с потоком, почти коснувшимся укрывающего Селестию барьера, и секунду противостоял ему, не позволяя продвинуться вперёд. В следующее мгновение магическая радуга отбросила атакующую силу и в три удара сердца достигла тёмного аликорна.

Магия, до последней капли вложенная в атаку и сокрушённая ответным ударом, покинула Найтмэр Мун. Широко распахнув глаза, она с ужасом и яростью смотрела, как сверкающая волна силы Элементов Гармонии развеяла остатки её смертоносного заклинания... И затем радужный поток поглотил мятежную принцессу. Её полный гнева и отчаяния крик раскатился далеко окрест.

Я отвёл взгляд от вплавленного в бледный лик ночного светила профиля. Это случилось давно, но воспоминания были свежи и ярки, словно всё происходило перед моими глазами. Не мои воспоминания: я не был свидетелем сражения, что навеки изменило судьбы столь многих пони, да и самой Эквестрии. Селестия противостояла лишившейся разума сестре в одиночку. Но я знал, как это было, знал во всех подробностях.

Я медленно двинулся дальше по пустым, заполненным лунным светом коридорам. Как и каждую ночь, ничто не нарушало их покоя. Замок был пуст, и таковым он останется до скончания времён. Ничьи шаги не прозвенят по некогда отполированным, а ныне растрескавшимся и покрытым пылью плитам. Ничей голос не окликнет никого, не прозвенит радостный смех, не заиграют инструменты. Даже птицы сторонятся этих руин, и лишь звёздные пауки плетут свои сети среди полок библиотеки, заполненных старинными, сохраняющимися только благодаря не менее древним защитным заклинаниям, книгами.

Замок пуст, и таковым он останется до скончания времён. И таким же пустым ныне и вовеки останется моё сердце.

Я остановился у подножия винтовой лестницы, ведущей на крышу караульной башни. С её обзорной площадки открывался прекрасный вид на окрестности. Я помнил это, хотя уже много ночей не поднимался по этим ступеням. Всё казалось таким маленьким и ничтожным с той высоты. В ночные часы можно было закрыть глаза и представить, что ты один стоишь на вершине мира, под тобой — бездонная пропасть, вокруг — лишь тёмное, полное звёзд небо и ветер, неустанно свистящий в выступах парапета. Я помнил это. Как и ту ночь, когда в последний раз стоял на вершине этой башни.

Я задержался перед первой ступенью. Подняться? Взглянуть с высоты на то, что некогда было величественным сооружением, полным жизни и смысла? Ощутить ветер на лице, в гриве, на расправленных крыльях? Вспомнить ту ночь?..

Я медленно отступил. Воспоминания и так не потускнели за это время, и мне не было нужды подниматься ради их пробуждения. А ощутить что бы то ни было я не в силах. Ветер не заметит моего присутствия, лунный свет не бросит мою тень на холодные камни. Воспоминания — это всё, что у меня осталось, и всё, что мне было нужно.

Воспоминания… Что я сделал в тот день, в ту ночь? А что мог сделать тот, кто в одночасье лишился всего, что составляло его жизнь, и оказался настолько слаб, что не сумел найти в себе силы жить с этим?..

Я поставил ногу на парапет и посмотрел вниз. Внутренний двор был так далеко, и плиты его были так холодны и твёрды… Лунный свет играл в фонтане, и в окружающей тишине можно было услышать журчание и плеск воды. Хотя это могло быть и моё воображение. От перспективы захватило дух, и крылья напряглись, желая ощутить под собой воздух, бросить вызов ветру… Я прижал их к бокам. Не сегодня. Этой ночью меня ждал иной полёт.

Я отступил от края и поднял голову. Луна висела над башней, и выплавленный на её поверхности лик, казалось, смотрит прямо на меня. Я вскинул ногу в салюте Лунной Гвардии. Славься, ночная богиня. Славьтесь, ваше высочество, принцесса Луна, моя госпожа, ваш страж готов к несению службы. Я буду с вами, чего бы мне это ни стоило. Если вас больше нет на этой земле, то и для меня здесь также нет места. Страж должен быть со своей госпожой, где бы она ни была. И если, чтобы быть с вами, мне придётся достичь самой луны, я сделаю это.

Достичь луны… Старая легенда. Такая старая, что стала едва ли не сказкой. А может, это и была всего лишь сказка. Не всё ли равно? Жеребёнком я любил слушать, как дед рассказывает эту историю перед сном. В ней говорилось о давних временах, когда народы пони ещё были разобщены и каждый заботился только о себе и себе подобных. Пони земли помогали лишь тем, кто твёрдо стоял ногами на земле. Пегасы — рождённым взрезать крыльями воздух и обгонять штормовой ветер. Единороги замкнулись в своих башнях, черпая мощь в заклинаниях и смотря свысока на прочие народы. И не было места среди них тем, кто отличался, и нигде не было места Детям Ночи, ибо никто не признавал в них родичей.

Так было долгие годы, пока однажды гордый воин, защитник нашего народа, не услышал зов в беззвёздной ночи. То пела сама луна. Он внял призыву и без раздумий устремился прочь, оставив свой дом, свою семью. Три дня от него не было вестей, и родные уже оплакали его, как вдруг он вернулся, и с ним пришла та, кто носила имя ночного солнца. Она взяла Детей Ночи под своё крыло, и те поклялись ей в вечной верности. Воин, что услышал её зов и не устрашился неизвестности, стал первым Лунным Стражем и навсегда вошёл в легенды. Он сумел достичь луны. И вот теперь мне выпал шанс сделать то же. Какая ирония…

Я понял, что уже довольно долго стою, неотрывно глядя на застывшее в небе ночное светило, словно ожидая… Чего? Знака? Приказа? Явления моей госпожи? Или же просто оттягивая момент, после которого не останется ничего, кроме неба, ледяного воздуха, боли в перетруженных мышцах, а затем — обессилевших крыльев, свиста ветра и спокойствия от знания, что ты сделал всё, что мог, и твой долг выполнен до конца, что ты не предал ту, кому поклялся служить до последнего вздоха? Неужели я боюсь этого? Неужели позволю трусливому страху взять надо мной верх, заставить отвернуться от той, кто была и есть единственный свет в моей жизни? Этого не будет. Я буду с вами или покину этот мир, моя госпожа. Подождите немного. Я иду.

Я опёрся о парапет и раскинул напрягшиеся крылья. Задние ноги чуть согнулись, готовясь бросить меня в воздух. Я глубоко вдохнул…

— Остановись.

Я замер, крылья против моей воли расслабились, улёгшись на бока. Раздавшийся в ночной тишине голос был глух, лишён привычной мелодичности и силы; его обладательница стояла в нескольких шагах за моей спиной. Как ей удалось неслышно подкрасться? Или я был настолько погружён в себя, что перестал воспринимать окружающее? Как долго она стояла там?

— Пожалуйста, не делай этого, — тихо проговорила она.

Я собрал волю в копыто. В груди проснулась злость.

— Прошу простить, ваше высочество, но вы не должны быть здесь. — Ответ был груб и непочтителен, но я чувствовал за собой право говорить так. — Вернитесь в свои покои, вам надлежит отдыхать.

Мои слова были резки и полны горечи. Никогда я не позволял себе так разговаривать с принцессой. Думаю, поступи я так в былые времена, и разжалование из гвардии можно было бы счесть милостью. До этой ночи мне бы и в голову не пришло настолько неуважительно вести себя с венценосной особой. Но сегодня… Сегодня была особенная ночь, и мне не было дела ни до кого, кроме себя.

— Пожалуйста, не делай этого, — повторила она. — Пожалуйста…

Злость полыхнула пожаром на сеновале, и я резко развернулся. Я хотел высказать всё, что передумал и перечувствовал за эти три дня, и мне не было дела до последствий. Она не имела права находиться здесь и сейчас. Это была моя ночь. Она принадлежала мне и той, кого уже никогда не будет рядом со мной, с кем я никогда больше не смогу быть рядом. А она не должна быть сейчас и здесь. Не в эту ночь. Не в этот час. Не…

Я завершил разворот, и все мысли тут же покинули мою голову. Между ушами образовалась звенящая пустота, что, говорят, лежит меж звёзд. Ярость угасла, словно залитая ледяной водой, оставив по себе лишь исходящие горьким паром угли. Не шевелясь и не моргая, я смотрел на стоящую передо мной принцессу.

Высокая, выше любого из жеребцов гвардии, сейчас Селестия казалась карлицей. Она страшно сутулилась, словно несла на спине непомерный груз. Искристо-розовая, цвета озарённого рассветным солнцем чистого снега грива потускнела и выцвела, свисая неподвижным полотнищем, словно застиранная до серости тряпка. Крылья, способные нести её по небу быстрее любого пегаса, были развёрнуты, но буквально волочились по полу; многие из маховых перьев смяты, некоторые сломаны. Её безупречная, снежной белизны шерсть была запорошённой пылью, грязной.

Её вид настолько ошеломил меня, что я не сразу смог взглянуть в лицо солнечной богини. А то, что увидел, когда наконец сделал это, заставило мои ноги задрожать.

Я никогда не видел такого лица ни у одного пони. Щёки принцессы ввалились, словно она не ела несколько недель, шкура туго обтягивала скулы; глаза почти утонули в глазницах, обрамлённых чёрными кругами. Я видел, как по проторённым в потемневшей от грязи шерсти дорожкам из-под опущенных век одна за одной катятся слёзы. Она, казалось, не замечала их, или же просто не могла остановить.

Селестия открыла глаза и встретилась со мной взглядом. Она держала голову так низко, что впервые в жизни я смотрел на принцессу сверху-вниз. Глаза её были тусклы, словно огонь, солнечный свет, горевший в ней, угас; белки глаз покраснели, и радужная оболочка казалась почти что серой. И столько боли было в этих глазах, столько тоски, столько отчаяния, столько… пустоты, что я…

Должен ли я был испытывать в этот момент злорадство или мрачное удовлетворение, видя, в каком состоянии пребывает та, кто в одночасье лишила меня всего, что было в моей жизни? Должен ли я был смерить её бесстрастным взглядом и, развернувшись, всё-таки сделать то, зачем поднялся на эту башню? Не знаю. Всё, на что я оказался способен — молча стоять и не сводить взгляда с почерневшего лица склонившегося предо мной белого аликорна.

— Пожалуйста, не делай этого, — прошептала Селестия, и слёзы одна за одной падали на каменные плиты. — Пожалуйста…

Я остановился в проёме главных ворот, скользя взглядом по далёким тёмным деревьям Вечнодикого леса. Туман скрадывал детали, и его медленное колыхание создавало иллюзию, что Лес дышит. Блестящие под луной капли ночной росы казались горящими глазами, следящими за мной из глубины колдовского массива. А может, это и были глаза. Не имело значения. Никто из обитателей Леса не приближался к замку, и меня это устраивало. Пусть смотрят, если хотят.

Лунный свет заливал пространство перед воротами: остатки разбитой дороги, каменные обломки, грязь, мусор… Всё оставалось так, как и в прошлый мой обход. Хотя… Что-то показалось мне странным, не таким, как раньше. Я ещё раз внимательно ощупал взглядом землю, деревья, туман, скрывающий Лес, клубящийся над пропастью, что отделяла замковую скалу от остальной земли. Нет, ничего. Но всё же что-то было. Что-то изменилось, но я никак не мог увидеть, что. Может, туман стал гуще? Возможно.

Потратив несколько минут и так и не сумев определить, что же привлекло моё внимание, я вернулся в замок. Медленно скользя по коридорам, я вновь погружался в воспоминания. Тогда, в ту ночь…

Три дня, что миновали с битвы между сёстрами, были для меня горше самого горького яда. Я в один миг потерял ту единственную пони, что всегда, с самого первого мига, когда я увидел её, будучи ещё жеребёнком, была центром моего существования. С того самого мгновения я обрёл цель в жизни: стать приближённым телохранителем принцессы Луны, её самым верным стражем и защитником. Всегда быть рядом с ней, отдавать ей каждое мгновение моей жизни. Отдать за неё жизнь, если это будет нужно, с радостью и без сожалений. Я… Пожалуй, я боготворил её. Смешно звучит: «Я боготворил богиню». Но это так. Она стала для меня всем. И в единый миг я лишился всего. Тогда, в ту ночь…

Три дня я погружался всё глубже в пустоту, что вытеснила её образ из моей души. Каждую ночь я неотрывно смотрел на тёмный профиль, что Элементы Гармонии выжгли на лике ночного светила, и пустота медленно заполнялась отчаянием… и гневом. Гневом, чёрной злостью на Селестию. Как она могла отнять у меня ту единственную, кто придавала смысл моему существованию? Неужели не было иного способа справиться с затмением Луны? И как она допустила, чтобы её младшая сестра, моя госпожа, обратилась в… это? Я ненавидел солнечную принцессу всей душой. Мне казалось, что, встреться я с ней в коридоре, не смог бы сдержаться и напал. Бездумно, движимый лишь ненавистью и болью. И когда она возникла за моей спиной в самый важный момент моей жизни, я был готов сделать это. Тогда, в ту ночь…

Я был готов броситься на принцессу Селестию. Но её вид настолько потряс меня, что гнев мгновенно угас, оставив лишь боль. Я мог только стоять, не сводя с неё взгляда, и видеть блеск каждой слезы, что неостановимо лились из её глаз. Видеть каждую из них, сверкающую в лунном свете. Не знаю, сколько мы стояли, глядя в глаза друг друга, да это было и неважно. А затем…

Мы медленно вошли в тронный зал. Здесь всё осталось таким же, как и три дня назад: проломленный потолок, каменный мусор, следы магического огня на разбитом полу, застывшая конструкция планетария. Мой взгляд тут же устремился к увенчанной шаром серокаменной колонне. «Ветви» были пусты. Чего я ожидал? Увидеть Элементы Гармонии, невозмутимо парящие на своих местах после того, как?.. Естественно было предположить, что оставлять на всеобщем обозрении столь могущественные артефакты было верхом глупости. Но всё же…

Не знаю, сколько времени мы затратили на переход с дозорной площадки. Селестия двигалась очень медленно, словно древняя старуха или только-только вставшая с постели, ещё не до конца оправившаяся после изнурительной болезни пони. Я столь же медленно шёл в трёх шагах за ней, не пытаясь приблизиться или предложить опереться на меня. Не знаю, сумел ли заставить себя прикоснуться к ней. Но она не просила меня ни о чём и просто ставила одну ногу вперёд другой. Снова, снова, и снова.

Селестия остановилась. Какое-то время она стояла, не двигаясь, не поднимая головы, казалось, даже не дыша. Я медленно обошёл её, стараясь не приближаться к неподвижному аликорну, и остановился перед опалённым участком пола. Тишина окутывала нас подобно тяжёлой, пыльной ткани.

Я развернулся. Глаза Селестии были закрыты, по щекам всё так же катились прозрачные слёзы, беззвучно падая в пыль. Я молчал. То, что я хотел облечь в слова, та ненависть, та боль — ушли. Сейчас мне нечего было сказать, нечего спросить.

Селестия медленно открыла глаза и встретилась со мной взглядом.

— Здесь? — Голос её был тускл, едва различим. — Ты хочешь, чтобы это было здесь?

Какое-то время я молчал.

— Вам известно мой желание.

Голова принцессы опустилась ещё ниже. Она вновь смежила веки, словно не в силах смотреть на меня.

— Пожалуйста… — прошептала она.

Я помолчал, опустив взгляд на свои копыта. Окружающая нас тишина казалась вязкой.

Наконец я развернулся и сделал несколько шагов, остановившись перед троном. Спинка была расколота, правый подлокотник опалён. Бюсты, служащие боковинами, казались неповреждёнными. Я остановил взгляд на левом. Сделал последний шаг, на мгновение прикоснулся к холодному камню и встал рядом. Развернувшись, принял караульную стойку и встретился взглядом с Селестией. Кивнул.

Она закрыла глаза. Рог принцессы окутала бледно-золотистая аура. Она трепетала, словно у аликорна не хватало сил на заклинание. Я знал, что неверно наложенные чары могли быть губительны как для объекта, так и для самого мага. Но мне было всё равно.

Моё тело охватила та же аура. Я почувствовал, как шкуру начало покалывать. Ощущение родилось у копыт и постепенно поднималось, растекаясь по всему телу. Не удержавшись, я скосил глаза: мои ноги превратились в гладкий мрамор, и линия, связующая камень и плоть, уже достигла груди. Я следил, как она двигалась, как коснулась нижнего края нагрудника, и одновременно чувствовал, как каменеют крылья.

Когда линия достигла горла, я поднял взгляд, уставившись перед собой, как требовал соответствующий пункт Устава. Страж должен являть собой неколебимую силу, своим видом внушая уверенность и пресекая возможность неподобающих действий.

Страж должен бдительно охранять и стойко оборонять свой пост.

Страж должен нести службу бодро, ничем не отвлекаться, не выпускать оружия и никому не отдавать его.

Страж должен не оставлять поста, пока не будет сменён или снят, даже если его жизни угрожает опасность; самовольное оставление поста является преступлением против караульной службы.

Страж должен…

Страж должен, продвигаясь по указанному маршруту, внимательно осматривать подступы к посту, близлежащую к охраняемой территорию, и докладывать о любых замеченных нарушениях.

Я остановился в дверном проёме и окинул взглядом зал. Лунный свет беспрепятственно лился с небес, и колонны отбрасывали прозрачные тени. Трещины в кладке чернели, словно нанесённые тушью. Паутина — обыкновенная, звёздные пауки не покидали библиотеки — свешивалась седыми космами, покачиваясь на неощутимом ветру.

Я перевёл взгляд на тронное возвышение. Бюсты, хоть и утратившие гладкость и побитые временем и непогодой, всё так же несли на себе растрескавшиеся подлокотники. А рядом с левым…

Рядом с левым ничего не было. Статуя — моё тело — давно, четыреста ночей назад, была перенесена на смотровую площадку астрономической башни. Она перенесла её. Наверное, так и правда было лучше. Оттуда я мог дольше наблюдать за медленно пересекавшей небосвод луной, и дольше оставаться на виду моей госпожи. Каждую ночь, когда моё сознание пробуждалось от каменного сна, я не отрываясь следил за её плавным ходом. Пусть я не мог вернуть её, но хотя бы так был рядом с ней.

Ночью я обретал свободу мысли. И каждая из ночей была наполнена воспоминаниями, размышлениями, жалостью к себе. Я беззвучно и бессильно взывал к той, кто отсутствовала на этой земле. Терзал себя воспоминаниями о времени, когда мог неотступно следовать за ней, надеясь поймать мимолётный взгляд, полуулыбку, взмах ресниц. Лелеял и пестовал то, что причиняло мне боль, медленно выжигало душу, обращая в такой же холодный камень, что ныне был её вместилищем.

Так было поначалу. Затем… Затем горе начало утихать, и я обрёл способность мыслить разумно. И первая из таких ночей стала для меня откровением. Я так долго и так увлечённо упивался жалостью к себе, что не смог оставить места для очень простой мысли: если я настолько тяжело переживаю утрату той, кто была единственным светом в моей жизни, то что должна чувствовать Селестия, собственнокопытно изгнавшая свою младшую сестру, заточившая её навеки в символе её былой силы?

Не знаю, что я сделал бы с собой, когда наконец обрёл понимание, если б не был всего лишь сознанием, заключённым в хладном камне. Столь простая мысль, наконец-то пробившись, словно солнце ночной туман сожгла мутную пелену, окутавшую мою душу. Наверное, моё сердце, бейся оно по-прежнему, не выдержало бы и остановилось. На место тлеющего гнева пришёл жгучий стыд, липкое отчаяние было сметено волной горького раскаяния. Я даже не мог найти в себе сил просить её высочество простить меня за отвратительную сцену, устроенную в ту ночь, что я считал самой важной в своей жизни. Впрочем, она и правда была такой. Ночью, когда я получил бесценный дар — время, чтобы понять.

Несколько ночей подряд я не мог обрести покоя, даже не решаясь поднять взгляд на проплывающую надо мной луну, боясь увидеть осуждение в её чертах. Как я мог быть настолько эгоистичным? Неужели я настолько мелок и низок, что ничьё горе, кроме собственного, ничего не значит для меня? Пусть я больше не мог быть рядом с той, кому желал служить до конца своих дней, коль скоро жизнь обычного пони коротка… Но забыть о той, кто лишилась единственного родного существа и не могла даже надеяться, что однажды её путь завершится, тем самым прекратив страдания?.. О, принцесса, простите меня!

Не знаю, было это совпадением или… Неважно. На пятую ночь после того, как я обрёл новое знание, я удостоился визита. В тишине звуки разносятся далеко, и звон её накопытников я услышал задолго до того, как она сама появилась в зале. Её появление наполнило меня страхом. Я отчаянно желал обрести власть над телом, чтобы немедленно взмыть в небо и улететь далеко, далеко, за край света, только бы не встречаться с ней взглядом.

Она остановилась в дверном проёме, и замок поглотил её. Какое-то время я слышал — тишина была абсолютной — её тихое дыхание. Не знаю, на что она смотрела, не знаю, что видела. Настоящее? Прошлое?

Наконец она медленно приблизилась ко мне. Я уставился в пол, не смея взглянуть в лицо стоящей передо мной принцессе. Я был недостоин смотреть на неё, даже находиться с ней рядом. Но последнее было не в моей власти, и мне оставалось лишь прятать взгляд.

Раздалось лёгкое шуршание, и снова воцарилась тишина, нарушаемая лишь тихим дыханием. Тянулись минуты, и безмолвное ожидание стало невыносимым. Собрав остатки воли, — она не шла ни в какое сравнение с моей нынешней оболочкой, напоминая скорее мокрую древесную труху, — я медленно поднял взгляд.

Селестия лежала, подобрав под себя ноги и прижав крылья к бокам. Голова её была опущена, грива медленно переливалась, развеваемая эфирными ветрами. На лице застыла печать глубокой печали, но она уже не плакала. Шерсть восстановила естественный цвет и была чиста, диадема и ожерелье мягко сверкали, как и положено золоту.

Не открывая глаз, принцесса заговорила. Я едва мог слышать её голос, раздавленный тем, что она пришла к тому, кто не только в прошлом поступил с ней как последний мерзавец, но и до недавних пор считал её едва ли не вселенским злом во плоти. Но постепенно я начал воспринимать слова, и тотчас же пожалел об этом.

Принцесса открыла мне свою душу. Страх и уверенность, что это она виновна в случившемся, что её гордыня, себялюбие и пренебрежение привели к тому, что, забытая всеми, начиная со старшей сестры, Луна обратилась к своей тёмной сущности. Ужас, когда она увидела представшего перед ней чёрного как ночь аликорна, поглотившего самое дорогое, что было в её жизни. Отчаяние, когда ей пришлось обратиться к самому могущественному оружию из ей доступных в надежде, что магия артефактов, что восстановили гармонию и прекратили бесчинства Повелителя Хаоса, пред чьей силой бежал Король-чародей, сумеет вернуть разум её младшей сестре. И то, что она ощутила, увидев, как вызванная ею мощь развоплощает исходящую криком Найтмэр Мун, вознося и впечатывая её сущность в ткань ночного светила.

Последнее она не смогла выразить словами; ни в языке пони, ни в одном из древних наречий, что служили для описания самых мрачных и страшных заклинаний, не было понятий для передачи такой степени горя. Я не мог — и не хотел — даже пытаться представить, что ей довелось испытать в тот миг. То, что я испытывал до сих пор, над чем чах, словно скупец над сундуком с золотыми монетами, лелея и ревностно храня, показалось мне в этот миг ничем. Бесконечный стыд ожёг меня. И я опустил взгляд.

Селестия оставалась со мной до рассвета. Я видел, как она даёт луне опуститься за горизонт, и как, повинуясь её воле, над далёкими горами встаёт солнце. Когда первые лучи коснулись моего тела, я погрузился в сон до следующей ночи. И образ белого аликорна стоял перед моим внутренним взором.

С тех пор Селестия приходила каждую ночь. Иногда она просто лежала, подобрав ноги и опустив голову, не произнося ни слова. Чаще говорила, и я был рад, что могу хотя бы так поддержать её, послужив безмолвным слушателем. Камень моего тела не умел выражать эмоций, но она могла, если хотела, читать в моих глазах. Не знаю, за что я удостоился такой чести — стать её наперсником, но благодарность моя не имела границ. Я ловил каждое произносимое ею слово, сожалея, что не могу прикоснуться к её плечу, прижаться к боку, ощутить тепло её тела, поделиться своим. Я оставался камнем, недвижным и холодным.

Хотя… Временами я был благодарен именно за то, что не мог выразить ни одного из переполнявших меня чувств. В такие моменты камень становился щитом, оберегающим меня от деяния, недостойного гордого имени королевского стража. Это случалось в ночи, когда Селестия приходила ко мне, чтобы спеть колыбельную. Колыбельную для принцессы… Луны… Любимой младшей сестры. Она стояла, обратив лицо к луне, и тихо выпевала слова, от которых по её щекам одна за одной катились крупные прозрачные слёзы.

В такие ночи я был благодарен за то, что мрамор не умеет плакать.

Я развернулся, бросив взгляд в коридор. Нужно продолжать обход, пока длится ночь. Как только солнечные лучи коснутся моего тела, я вновь засну. Спустя несколько ночей после той, когда Селестия перенесла моё каменное тело на вершину башни, я обнаружил, что могу покидать свою недвижную оболочку и невидимкой передвигаться по замку. Не знаю, было ли это новым бесценным и незаслуженным мною даром принцессы, или же моё тело умерло, и я обратился в призрак, до скончания времён прикованный к этому месту, но это и не имело значения. С тех пор визиты Селестии становились всё реже, и последний раз я видел принцессу-солнце более трёхсот ночей назад. Но это было неважно. Я приступил к тому, что знал и умел: несению караульной службы. Я королевский страж, и должен охранять королевский замок. Даже если я всего лишь призрак, охраняющий развалины.

Скользнул к лестнице, остановился. Чувство, что я упустил нечто неимоверно важное, снова кольнуло меня. Я развернулся и снова, с предельным тщанием, осмотрел зал. Нет, ничего. Проклятье! Или вслед за телом начал угасать мой разум, и это чувство — всего лишь паранойя? Может, в течение нескольких следующих ночей я окончательно исчезну, обратившись в тень или порыв ветра? Что ж, значит, так тому и быть. А пока я ещё могу двигаться, пусть и всего лишь незримой тенью скользя в лунном свете, мне стоит вернуться к своим обязанностям. Верно, ваше высочество? Я поднял взгляд к небу.

И застыл, если можно сказать так о лишённом физической оболочки. Я наконец понял, что заметил ещё во дворе, но так и не сумел заставить себя увидеть. Прошлое затмило для меня настоящее, и я стал слеп.

С луны исчез профиль аликорна.

Мои мысли завертелись калейдоскопом вопросов. Как такое возможно? Что это значит? Почему это произошло? Что стало с Найтмэр Мун — принцессой Луной, моей госпожой? Что теперь будет? Что мне делать? Что я могу сделать?..

В тишину вплелось нечто столь необычное, что я не сразу осознал, что что-то слышу. Но постепенно мой смятённый разум сумел обратить моё внимание к реальности. Голоса. Я слышал голоса! Несколько голосов, звеневших во дворе, у входа в нижний зал, где находился планетарий. Я не мог разобрать ни слова, но это было неважно. Кто-то проник в замок, и долг стража — задержать нарушителей.

Я скользнул в лунный поток и помчался вниз. Не имело значения, что я могу сделать с вторгшимися в замок, и увидят ли они меня вообще. Впервые за тысячу ночей я почувствовал интерес. Что-то изменилось, что-то происходило, и я должен был знать, что именно.

Я нёсся сквозь лунный свет со всей доступной мне скоростью. Каменные стены отгородили от меня источник голосов, и было непонятно, остаются ли нарушители в нижнем зале или покинули его. Только спустившись, я мог разобраться в происходящем.

Лестницы, коридоры, галереи… Моё призрачное тело двигалось стремительно, но не со скоростью мысли. Я тратил время, прыгая из одного лунного пятна в другое, с каждым мигом приближаясь к цели. Я уже снова мог слышать голос кого-то из нарушителей: он звучал приглушённо. Если они покинут территорию замка или разделятся, я не смогу проследить за ними и узнать, что они задумали, что хотели. Нарушу свой долг стража. Хотя… Я не мог лгать самому себе, коль уж от меня осталось так мало: я хотел увидеть их. Увидеть живых пони, послушать их голоса, всмотреться в их лица. Слишком долго я был один. Если они уйдут до того, как я достигну зала…

Быстрее…

Ночную тишину разорвал испуганный вскрик, высокий, тонкий, звенящий; голос принадлежал молодой кобылке. Тотчас ей ответили ещё пять голосов, и в их хоре я сумел разобрать имя — Твайлайт.

Я влетел в зал и успел увидеть, как, крикнув «Элементы!», в беснующийся в центре зала магический вихрь прыгает лавандовая единорожка, и вихрь в следующее мгновение исчезает. Ошеломлённый, я застыл, и выражение моего невидимого лица наверняка было таким же, как у пяти кобылок, что замерли между мной и дверями. Они беспомощно озирались, пытаясь понять, что произошло и куда делась их спутница.

Я не мог сдвинуться с места, словно и это моё тело обратилось в камень. Не мог заставить себя поверить в то, что только что увидел. До прыгнувшей в чародейский смерч пони мне не было дела, я видел её впервые в жизни. Но вот цвет этого вихря… Цвет магии, что сформировала его… Полная звёздного сияния полупрозрачная пурпурно-синяя туманность… Этого не могло быть. Этого просто не могло быть.

— Твайлайт? Где ты? — Рыжевато-оранжевая земнопони в широкополой шляпе потерянно озиралась, зовя исчезнувшую единорожку.

— Смотрите!

Я обернулся на голос. Белая единорожка с ухоженной гривой и слишком коротким хвостом стояла, опершись на подоконник, и смотрела на льющийся из окон верхнего зала свет. Зала, который я только что покинул.

— Вперёд!

Крик раздался далеко за моим хвостом. Я что было сил мчался сквозь лунный свет, проклиная всё и вся и желая лишь одного — как можно скорее вернуться.

Быстрее…

Что бы ни привело этих пони в замок, что бы ни пришло вслед за ними — главные события сегодняшней ночи происходили сейчас.

Быстрее…

«Элементы». Именно это выкрикнула лавандовая единорожка, прыгая в перенёсший её в верхний зал вихрь. Элементы Гармонии? Они пришли за ними? Неужели они всё это время были здесь?

Ещё быстрее…

Я ворвался в зал и мгновенно замер, не веря своим глазам. Передо мной стояла Найтмэр Мун.

Она была именно такой, какой я представлял её по рассказам принцессы Селестии. Иссиня-чёрная, едва заметно сверкающая шерсть, развеваемая эфирными ветрами тёмно-синяя, полная звёздного света грива, тускло блестящие в лунном свете шлем и нагрудник. Тёмная принцесса стояла спиной к дверям, не сводя взгляда бирюзовых драконьих глаз с дальнего конца зала. Её губы растянулись в яростном оскале, открыв острые зубы и длинные клыки. Она обратилась в вихрь и мгновенно переместилась. Я, не в силах пошевелиться, мог только наблюдать…

Твайлайт изо всех сил пыталась пробудить Элементы Гармонии. Она вкладывала в заклинание всю имеющуюся у неё магию. Только одна искра, только одна… Пожалуйста…

С рога чародейки сорвались молнии, ударив в каменные оболочки, и, отразившись от них, отбросили её. Вскрикнув от боли и неожиданности, она упала на спину, ударившись головой. Приподнявшись и открыв глаза, она обратила полный надежды взгляд на Элементы.

Найтмэр Мун возвышалась над окутанными бледно-пурпурной аурой сферами, на её лице был написан неподдельный ужас.

— Нет! Нет!

Твайлайт победно усмехнулась, видя, как страх тёмного аликорна сменяется яростью. Бессильной яростью. Что бы ни задумала Найтмэр, что бы ни попыталась сделать, Элементы остановят её. Сейчас, ещё мгновение…

Разряды, связывающие Элементы Гармонии, исчезли, окутывающая их аура рассеялась. Твайлайт ахнула.

— Но… где же шестой Элемент? — Её голос был полон растерянности.

Найтмэр Мун, опустив голову, мгновение рассматривала безжизненные каменные сферы, затем рассмеялась. Не прекращая смеяться, она встала на дыбы и с силой обрушила копыта на пол. Сферы подскочили и раскололись на части. Твайлайт, распахнув глаза и открыв рот, следила за падением осколков. Опущенные ушки и влажно блестящие глаза выдавали всю степень её отчаяния.

— Жеребёнок! Думаешь, ты сможешь победить меня?! — Найтмэр Мун горделиво выгнула шею и развернула крылья, не сводя полного чувства собственного превосходства взгляда с сжавшейся перед ней кобылки. — Теперь ты никогда не увидишь свою принцессу. И своё солнце!

Она прогнула спину, выпрямляясь; удлинившиеся в несколько раз грива и хвост, словно пламя, возносились к небесам. Сощурив глаза, тёмная пони наклонилась, нависая над вжимающейся в пол и не сводящей с неё испуганного и растерянного взгляда Твайлайт.

— Ночь будет длиться вечно!

Найтмэр Мун залилась торжествующим, злым смехом. Её грива и хвост, продолжая удлиняться, закрутились спиралью, образовывая над головой аликорна звёздную туманность. Танцующие вокруг рога и крыльев искры казались отражением наполняющих пурпурно-синюю круговерть огней. Найтмэр Мун смеялась, запрокинув голову и зажмурившись от переполняющей её радости, и смеху вторили громовые раскаты. Сжавшись в комок, Твайлайт не сводила отчаянного взгляда с тёмной принцессы…

Я наблюдал, как они уходят. Все они. Шестеро подруг, живых воплощений Элементов Гармонии. Эпплджек, рыжевато-оранжевая земнопони в широкополой шляпе, Честность. Флаттершай, застенчивая розовогривая жёлтая пегаска, Доброта. Пинки Пай, кудрявая розовая, неспособная сдерживать эмоции земнопони, Смех. Рэрити, белая единорожка с безупречно уложенными гривой и хвостом, Щедрость. Рэйнбоу Дэш, лазурная пегаска с гривой всех цветов радуги, Верность. Твайлайт Спаркл, бросившая вызов самой Найтмэр Мун лавандовая единорожка, Магия. Принцесса Селестия, что появилась, принеся с собой первый луч нового рассвета…

И принцесса Луна.

Я стоял у колонны, не в силах оторвать взгляд от маленького пурпурно-синего аликорна, жавшегося к боку солнечной богини. Все события, которым я стал свидетелем: представшая передо мной Найтмэр Мун, озвученное ею обещание вечной ночи; появление пятерых подруг Твайлайт, оказавшейся ученицей самой Селестии; воплощение сущностей Элементов Гармонии, радужный вихрь, поглотивший тёмную принцессу; вспышка нестерпимо яркого света, вырвавшегося из глаз парящей в воздухе лавандовой единорожки и на несколько мгновений затопившего всё вокруг… Всё это меркло перед единственной мыслью, составлявшей сейчас всё моё существо: моя госпожа вернулась!

Она выглядела иначе, чем тысячу лет назад, напоминая ещё не переступившего порог зрелости подростка, но это было неважно. Она вернулась! Моя госпожа вернулась, и она свободна от проклятия Найтмэр Мун!

Усилием воли я перевёл взгляд на Селестию. У меня не было слов, даже перед самим собой, чтобы выразить бесконечную благодарность, что я испытывал к старшей из венценосных Сестёр. И глубину моего стыда за прошлое. Даже будь у меня ещё тысяча лет, и её не хватит для того, чтобы заслужить прощение. Я обратил на неё всю свою боль, ненависть, страх. А она… Она ответила добротой. Сочувствием. Пониманием того, что было недоступно мне самому. Я не мог даже просить у неё прощения, так как сам никогда не простил бы себя.

Я наблюдал, как они уходят. Вот переступила порог и скрылась от моего взгляда принцесса Луна. Прощайте, моя госпожа. Я больше никогда не увижу вас, но буду знать, что вы вернулись, и что вы — снова вы. Эта мысль отныне станет центром моего существования, сколько бы оно ни продлилось. Желаю вам всего доброго, ваше высочество. Прощайте.

Селестия остановилась на пороге и обернулась через плечо. Взгляд розовых, словно предрассветная дымка, глаз встретился с моим. Рог солнечной принцессы на мгновение окутала бледно-золотистая аура. Едва заметно кивнув, она отвернулась и вышла из зала.

Я почувствовал, как меня неудержимо тянет в неведомом направлении. Залитый солнечным светом мир начал меркнуть, я вдруг ощутил холод. Всё закончилось? Моя служба подошла к концу? Мне пора уходить?..

Если так, я остаюсь бесконечно благодарен вам, принцесса Селестия, за то, что вы даровали мне возможность вновь увидеть мою госпожу и узнать, что отныне вы позаботитесь о ней. Спасибо вам, ваше высочество. Спасибо. Спасибо…

Я ощущал тепло. Всё вокруг тонуло в ярко-красном свете. Я слышал, как среди камней посвистывает ветер.

Глубоко вдохнув, я открыл глаза, тут же наполнившиеся слезами от окружающего меня нестерпимого сияния. Зажмурился, пытаясь унять боль и промокнуть текущие слёзы. Моё сердце учащённо билось, крылья подрагивали, неудобно прижатая телом нога затекла. Нужно перевернуться и…

Я задохнулся и распахнул глаза, забыв о причиняющем боль свете. Слёзы не позволяли ничего разглядеть, и я бешено заморгал, пытаясь восстановить зрение. Через несколько мгновений мне это удалось, и я закрутил головой, пытаясь увидеть всё и сразу.

Я лежал на боку на каменной поверхности, в которой тут же узнал смотровую площадку астрономической башни. Солнечный свет заливал всё вокруг, причиняя боль глазам и согревая тело. Ветер шевелил мою гриву и вздёрнутой шерстинкой щекотал нос.

Зажмурившись, я чихнул и тут же снова открыл глаза. Попытался встать, но ноги отказались повиноваться. Во всём теле ощущалась неимоверная слабость, словно я ещё не оправился от долгой и тяжёлой болезни… или слишком долго простоял в виде статуи. Откинув голову и уставившись в небо, я почувствовал, как на лице неудержимо расцветает совершенно недостойная королевского стража широкая улыбка. Но мне было всё равно.

Копыта начали колоть крохотные иголочки. Постепенно они поднимались выше, охватывая всё тело, и скоро я казался себе покрытым невидимыми муравьями. Попробовав согнуть ноги, убедился, что они повинуются мне, хоть всё ещё очень слабы, и перекатился на спину, подставляя солнцу живот. Широкая и глупая улыбка так и не сходила с моего лица, и я был рад ей. Устремив взгляд в бездонное синее небо, щурясь на согревающее меня солнце, я мысленно обращался к принцессе Селестии.

Спасибо вам, ваше высочество. За то, что вы для меня сделали, и за то, что не позволили сделать мне. За вашу бесконечную доброту, проявленную в терзавшем вас безмерном горе к глупому пони, что в своей слабости чуть не совершил непоправимое. За то, что позволили мне дожить до этого дня и увидеть возвращение вашей сестры, моей госпожи. Что вернули мне не только смысл жизни, но и саму жизнь.

Вы тысячу лет ждали этого дня, а я, вашей добротой, лишь тысячу ночей. Я ждал возвращения госпожи, которой предан всем сердцем, вы — сестры, которая вновь дала вашему сердцу причину биться. Вы дали мне больше, чем я мог когда-нибудь просить у вас. Я последую за вами, когда восстановлю силы, и снова буду служить моей госпоже. Простите меня за всё, ваше высочество, простите и… спасибо вам.