Fallout: Equestria «Soldiers Of The Dark Ages»

Глава шестая «Сгоревшие»

Воспоминания. 7:00 12-06-79 года, 1 год и 9 месяцев после падения бомб.

Шёл снег, медленный в безветрие и по-летнему рыхлый. Светало. Другие могли оглянуться на горизонт, но и она за месяцы здесь научилась чувствовать тепло скрытого пепельным слоем Солнца. Непростая задача, учитывая что комбинезон закрывал всё тело, а фильтр-маска лицо. Может из-за этого, а может и от бессонной ночи ужасно кружилась голова. Всеми силами Шейди старалась стоять прямо — большего от неё не требовали.

На рассвете весь батальон собрался на плацу. Солдаты перешёптывались, боясь поднять голос. Происходящее казалось таким нелепым.

— В нашем мире предатель, значит убийца. Сегодня она крадёт нашу еду, завтра оружие. А затем медленно, в мучениях, мы умрём. Поэтому она не одна из нас. Изгнание, это недостаточное наказание. Она должна умереть.

По крайней мере майор обошлась без долгих речей.

— Взвод, целься. Огонь.

Слитно прогремели выстрелы, тело вздрогнуло и упало на песок. Штука отлично видела тепловые следы на стволах. Стреляли всего трое — бойцы из первой роты. Остальные не стали. Один отвернулся, он отказался поднять оружие. Мэра многие любили. Даже если командир говорила правду, с приговором: «Предательство» — согласились далеко не все. Миднайт всего лишь хотела помочь больным и голодным пони, сражавшимся за страну.

— Дура.

— Заткнись, сам дурак.

Кроу подкрался бесшумно, впрочем, как и всегда. Слова вырвались против воли: приветствие было настолько привычным, что уже въелось в подкорку, как и формальные ответы на него. Только в этот раз жеребёнок почему-то обиженно засопел.

— Я о ней говорю. Почему она заартачилась, блядь, почему?

— Уходим.

Этот идиот никогда не понимал, что и где следует говорить.

Она шагала как могла быстро: мимо последних рядов батальона, вдоль складов и ангаров — к зданию, где скрывался запасной вход. На резкое: «Открой», — компьютер распахнул створки; скрипнула одежда, в шлюзе остался защитный костюм. Лишние здесь не ходили, до дома оставалось совсем недалеко.

— Брат, надеюсь ты не успел разболтать всё друзьям?

— Какие, нахуй, у меня друзья?!

Он мгновенно оказался впереди, ударил в грудь. Несильно. Для пегаса несильно. Едва удалось устоять на ногах.

— Рыбка знает?

— Нет.

Это не прозвучало убеждённо. Рыбка всегда всё знала, она повсюду совала свой любопытный нос. Раньше меньше, пока ещё была маленькой и послушной; теперь больше, потому что тормоза слетели — брат окончательно испортил её.

— Расскажи ей всё. Объясни, что если она сглупит — умрёт мама. Если ты сглупишь — умру я. Уяснил?

— Да.

— Пошёл.

Глупый пони наконец-то проникся. Шеи коснулось копыто, затем второе — объятие пегаса было крепким, хотя он ощутимо дрожал. Лишь спустя несколько долгих мгновений Кроу отступил обратно в шлюз.

Пронеслись коридоры и залы, полные тихо переговаривающихся прохожих — казнь транслировали для всех — позади остались недостроенные оранжереи, скрипнула дверь в жилой блок. Дом как обычно встретил тишиной. Штука приземлилась на своё место над столом; быстрый сеанс связи с мейнфреймом подтвердил, что в комнате никто лишний не шлялся, как не было и магических следов.

Значит, пока вне подозрений. Это утешало. Вчера в комнатах Раими появились жучки, утром Старлайт разжаловала Айрис, днём раньше перевела в штаб Берришайн. Майор давно готовила чистку рядов: глупые наивные пони сами посадили себе на шею тирана — и пока не поздно нужно было её остановить.

— Штука, передай сообщение. Вчерашнее, за девять часов.

Машина послушно чирикнула, шифровка отправилась по линиям связи. Теперь оставалось только ждать. Но мысли метались, тело трясло — она совсем не рассчитывала, что всё закончится так.

Сначала их было двое. Две пони с толпой испуганных гражданских; умирающая Филлидельфия позади; лязг гусениц путепрокладчика, скрежет и взрывы. Тогда и речи не шло о предательстве, или о верности стране — они всего лишь хотели уцелеть. Волшебница знала карту резервных складов, ослепшая пони могла отключить защитные системы: Шейди не винила себя за то, что они прибыли первыми — в тот день отряд старался помочь всем.

Но дни следовали за днями, дороги перекрывали многокилометровые пробки заглохших машин, лекарств и транспорта не хватало, а что хуже всего, не прекращались дожди. Шейди знала, что каждый идущий снаружи умрёт, но всё же нашла базы данных персонала и молчала, когда Старлайт лгала другим в лицо. В расчистке дорог была нужна помощь каждой пони, паника погубила бы всех — за ложь во спасение не стоило себя винить.

С другой стороны: «Пони добрые создания, влюблённые в общую мечту, верные близким», — говорила богиня. И сколько раз Шейди в этом убеждалась. Пони безвозмездно работали во имя будущего, жертвовали собой ради жеребят, никогда не сдавались — было предательством обманывать их. Старлайт ошибалась. «Пони послушны, пони доверчивы, пони пойдут за первым, кто поведёт», — она говорила в те дни, и лишь это было правдой. Стадные животные, обитатели лугов и степей — пони от природы были такими. Как в прошлом, скитаясь от водопоя до травянистых предгорий, так и сегодня, следуя от битвы к битве, пони доверялись лидеру во всём. А лидеров всегда было немного.

Старлайт умела вести. Она сама, вопреки всему, училась этому с детства. В убежище не нашлось других, способных взять на себя бремя власти. Многие боялись: ответственности за жизни, необходимости думать о будущем далеко наперёд. Другие не боялись и поэтому были глупы; третьи слишком много думали о себе; четвёртые не умели мечтать. Офицеров учили командовать, но среди десятков тысяч лейтенантов и капитанов лишь немногие могли попасть в высший командный состав. Лидерство требовало верности не личностям, а идеалам.

Миднайт не была лидером. Усталая пони, отчаянно боявшаяся будущего, она всего лишь хотела спасти близких: жителей этой небольшой северной общины, оставшихся в городе и ушедших на войну. Она была комендантом базы снабжения, в городе хватало оружия на сотни бойцов и местные готовились сражаться. Встреча с батальоном могла закончиться резнёй, но худшего не случилось. Миднайт приняла их, Кальм стал для беглецов новым домом. Не все жители соглашались, вражда вспыхивала здесь и там — но одна пони успокаивала их.

«И так мы отплатили ей за доброту?»

Груз предназначался десантной дивизии близ Хуффингтона. Пять вагонов продовольствия, запас не больше чем на пару недель, когда снабжали их отовсюду и на месяцы вперёд. Мэр подменила накладную и груз отправился дальше к передовым войскам. В прошлом году этого никто бы не заметил: хаос был повсюду, все надеялись на лучшее; но армии остановились на фронтах, зима затягивалась — и Старлайт говорила, что на южных дорогах скоро начнутся грабежи.

Майор всегда готовилась к худшему. И действительно, для невоенных дороги давно перекрыли, гражданская почта исчезла, а редкие, прорвавшиеся через цензуру письма подсказывали, что худшее прямо сейчас происходит на фронтах. Солдаты голодали и просили хоть что-то прислать, Миднайт не могла их оставить — её поступок не был предательством. В то же время майор, отсылая продовольствие к войскам, в обмен получала оружие с пометками «на капитальный ремонт», практически неповреждённое. Всего за год тыловой батальон превратился в одну из самых боеспособных частей, но вместо дела стоял и чего-то ждал.

Распада Эквестрии? Гражданской войны? Это стало бы концом всего. И если Старлайт надеялась защитить город, прикрывшись полутысячным отрядом, она была до бесконечности глупа. Или наивна, как та юная волшебница, однажды решившая, что сможет дать миру этику лучше, чем создавала богиня на протяжении веков. Старлайт была неплохой пони, но она ошибалась, поэтому её следовало остановить.

8:00

Звякнул интерком, по команде скрипнула дверь. Пони вошла молча, хотя до этого здоровалась всегда.

— Я знаю, что мы должны сделать, — Шейди сказала, приглашая жестом рядом на кровать.

— Ага… И что же? — Раими пробормотала невнятно, — Я стояла и смотрела. Я ничего не могла, — она упала на постель. — Богиня, как же страшно.

Единорожка дрожала. И Шейди, прижавшись к ней, ничего не могла поделать — её саму трясло. Она не была солдатом, не была лидером — она не подписывалась на такое. И даже зная, как следует поступить, она до ужаса боялась. Но всё же хотелось верить, что будущее можно изменить.

— Мы должны избавиться от неё.

— А? — Раими удивилась.

— Нейтрализовать, ликвидировать, обезвредить. Как Богиня проклятого Северного короля, или как Министерство Магии продавшихся зебрам ренегатов.

Единорожка совсем поникла.

— Министерство не станет. Она же теперь в Совете, я сама отдала место ей. Если найти хоть какой-то компромат, мы могли бы… Нет, всё равно не сработает, скорее обвинят в клевете, — Раими глубоко вдохнула. — Я могу бросить ей вызов. Но победить? Да это чудовище за миг раздавит меня.

— Я убью её, — произнесла Шейдиблум.

Единорожка отстранилась, но уже через мгновение вернулась с крепким объятием. Прохладная магия пригладила гриву, коснулась лица.

— Не плачь, Шейди. Прости, что расклеилась. Я что-нибудь придумаю, вот увидишь… — секундная запинка. — Я обязательно найду способ её победить. Миднайт была твоей подругой, да? Мы обязательно отомстим, только подожди немного, импульсивностью делу не поможешь.

«О, Богиня…» — копыто прижалось к лицу. Действительно слёзы. В горле першило, из носа текло. В двадцать лет она расхныкалась как мелкая кобылка, теряя доверие пони, на которую ставила столько всего.

— Послушай, за тобой следят, — Шейди сказала резко. — Ты следующая цель, потом я. Если тирана не остановить сейчас, мы погибнем. И, как было сказано, я её убью, это не так уж сложно. Сегодня мы должны решить, что делать дальше.

Шейди соскочила с кровати, передние копыта встали на постель. Она повернулась так, чтобы нависнуть над единорожкой, но тут же отступила. Это было глупо. Если что и могло сработать сейчас, то только идеально подобранные слова.

— Штука, мейнфрейму, доступ суперпользователя. Подключить третий модуль памяти, с последнего блока, обратный порядок чтения, зашифрованный раздел, — чётко и ясно она зачитала пароль. — Теперь слушай, Рами, я даю тебе всю власть над городом. И более того, я собирала базы данных разведки, донесения штабов, всё что могла найти. Я создавала модели: Эквестрии, Зебрики, хода и последствий войны…

— Я тоже.

— Что?

Раими вздохнула:

— Собирала доклады, спрашивала товарищей из министерств. Я всё знаю. Страна разваливается, зима затянется ещё на годы, мы заперты здесь. Скоро начнутся проблемы с грифонами и я не представляю, как с неполным батальоном мы будем защищать убежище и поезда.

Она рассказывала дальше: о том как голодают пони на западе и умирают на юге, о целых палаточных городах, где до сих пор не могли наладить нормальную жизнь. Почти не было чисел, но тем не менее эта грустная единорожка понимала масштабы бедствия лучше, чем большинство других.

— Твои предложения? — Шейди спросила через некоторое время, когда они уже снова устроились на подушках, рядом с полупустым графином воды.

— Проситься к пегасам, что же ещё. Мне не нравится Анклав, их называют мятежниками, но разве мы лучше? Беженцам нужна наша помощь. Думаю, Лайтнин сумеет удержать власть, на западе будет лучше, чем везде.

Что же, ещё несколько месяцев назад Шейди сама бы на это согласилась. Но не зря она каждый свободный час тратила на проекты будущего для убежища и страны. Варианты были, множество, но заманчивым казался всего один.

— Теперь выслушай. У нас уйма медицинского оборудования, причём очень хорошего, у нас хватает врачей-специалистов, а самое главное, что у нас есть, это длинные тоннели с кондиционированным воздухом. В Кальме выздоравливает больше больных, чем в любом госпитале страны, мы должны воспользоваться этим.

В каждой книге о стратегии говорилось, что армия не может долго сражаться без тылов. Речь шла не только о снабжении, солдатам требовалось хоть изредка отдыхать, иначе они выгорали. На одной надежде армия Эквестрии воевала второй год: бойцам некуда было возвращаться, на родине их ждали только лагеря беженцев, заснеженные пустоши и покинутые города. Кальм не мог позаботиться о каждом, но дать убежище пострадавшим из семей высших офицеров, это было возможно, и давало надежду, что хоть на время общий дом сплотит их.

У Раими хватало связей: как в министерствах, так и среди аристократии. Она, единственная, могла помочь; а значит ей запрещалось умирать. Майор этого не понимала.

Шейди продолжала речь:

— Возьми план развития для Кальма. Я рассчитывала его под условия затяжной войны, но есть модель и на случай быстрой победы, и на случай отступления. Становись мэром, поддержи Берришайн, когда она возьмёт командование батальоном; убеди её отправить солдат на фронт, это важно; от грифонов город защитят и ополченцы…

Единорожка снова её обняла.

— …Далее, ни в коем случае не вмешивай в дело Лайтнин и, вообще, пегасов. Они попытаются всё испортить, потому что хотят сами контролировать армию и считают летающие города символом возрождения страны. Как альтернатива нам понадобится поддержка флота. Восстановить дорогу Кальм-Мэйнхеттен теперь первоочередная цель. С грузооборотом хотя бы на сотню тонн в сутки мы сможем продержаться, очень важно сберечь второй локомотив…

— Шейди.

— Что?.. Кхх… — дыхание сбилось, едва удалось не чихнуть.

— Ты говоришь так, будто собралась умирать. Если хочешь отомстить ценой жизни, это глупо, так нельзя. Ты нужна городу, ты нужна мне, и даже брату своему глупому, поверь, ты очень нужна.

«Кто бы сомневался», — Шейди понурилась. Она могла убить Старлайт, несомненно, но что потом делать с оперативниками Министерства Магии, которые начнут допрашивать всех? Её не учили сопротивляться заклинаниям, да что там, даже нескольких суток пытки бессонницей она не выдержала бы. Это Раими за счёт своего положения в безопасности, жеребят никто не тронет — но одинокая земнопони стала бы идеальной жертвой. При любом раскладе, даже если майор, подавившись яблоком, помрёт сама по себе.

Шейди знала, что она слишком замаралась в работе со Старлайт. И будто мало этого: она помогала Миднайт, постоянно участвовала в городском совете, имела доступ к узлу связи. Она — главный подозреваемый, или организатор убийства, если кто-то другой решит взять вину на себя. Не требовалось быть гением сыска, чтобы это понять. Конечно, когда-то в Эквестрии существовала презумпция невиновности, но о ней позабыли ещё в первое десятилетие войны.

К сожалению Раими спорила. Каким-то чудом она оставалась мирной пони; даже успев побывать на вершине власти, даже зная, что сотни и тысячи каждый день умирают на фронтах; слова «жертва» она не признавала. Пришлось призывать к чувствам, грозить опасностью для семьи.

— Какого мира ты хочешь для дочери? Простишь ли себя, если ей придётся голодать и убивать за еду? Я делала для города всё что могла. Но я всего лишь инженер, дракон побери, моя работа закончилась, я совсем не умею управлять…

В конце концов это сработало. Казалось, что грусть единорожки придаёт вязкость темноте.

— И последнее, позаботься о брате. Да, это чертовски проблемный жеребёнок, но из приюта он легко сбежит и ему уже не тринадцать, однажды попадётся на воровстве и его заберут в армию. Это будет хуже чем смерть.

— Конечно, — она сказала мрачно, а потом вдруг едва слышно усмехнулась: — Знаешь, я совсем не понимаю этих двоих. Вроде дружат, вроде любят друг друга, а иногда кажется, что это от безысходности. Взгляд такой, будто вокруг только роботы и мертвецы. Это дети нового мира? Скоро все станут такими, да?

— Не знаю, — Шейди отстранилась. — Ненавижу, когда им больно, — прозвучало невнятно, но потом она всё же заставила себя очнуться: — Ладно, завтра майор снова потащит батальон на учения, я подберусь к ней там. Если я провалюсь, сразу же сдавайся, передай ей проекты и этот разговор. Может, в контексте поймёт.

Не то, чтобы она на это рассчитывала, но весь мир состоял из пространства возможностей, а любой хороший план стремился проложить через него как можно больше путей. Сегодня следовало поговорить ещё с несколькими пони, без подробностей, но тоже с надеждой повлиять.

— Теперь, нам нужно расстаться, — Шейди сказала, отходя. — Запомнила пароль? Помнишь, что у тебя дома прослушка?

— Помню, — единорожка снова коснулась её гривы волшебством. — Я придумаю что-нибудь. А ты не смей умирать. Мы тебя спрячем, потом разберёмся с оперативниками. Одно я хорошо усвоили в Министерстве — неподкупных нет.

Подкуп. Заманчивый вариант, но слишком рискованный, чтобы полагаться на него. К тому же, сколько бы это стоило? Сотни тонн продовольствия? Тысячи? В новом мире не осталось других ценностей и слишком многие думали только о себе. Семья, друзья, семьи друзей — до мысли, что всё это вместе превращалось в Эквестрию доходили не все.

Нет уж, общее дело важнее, чем жизнь отдельно взятой пони, даже если бы эта пони очень хотела жить. Шейди кивнула, а затем чуть ли не силой вытолкнула единорожку за дверь. Буркнув: «Прости, дела», — она попрощалась. Новая шифровка отправилась через городскую сеть.

9:00

Снова комната погрузилась в тишину, нарушаемую лишь редким поскрипыванием сервомоторов Штуки. Молчание, темнота, боль в груди — поистине воодушевляющая атмосфера. Терпеть это не оставалось сил.

— Мейнфрейму, командная оболочка суперпользователя, голосовой интерфейс.

Дальше она произносила команды и вслушивалась в сухие ответы машины. Можно было воспользоваться давно заготовленной программой, но не хотелось: в который раз Шейди сама чистила базу данных, подменяла записи камер наблюдения и скрытых в стенах микрофонов. Старлайт наверняка и представить себе не могла, какой всеобъемлющей властью над городом обладает одна маленькая пони, построившая его.

На допросе Минднайт держалась. Она пыталась переубедить майора, требовала объяснений, конечно же не соглашалась ничего подписать. Её не пытали, о казни и речи не шло, а вечером даже позволили отдохнуть. В час ночи охранник отвлёкся, стремительная тень проскользнула через коридор. В тюрьме не доверяли электронным замкам, но запертая дверь задержала пегаса не дольше чем на несколько секунд. Он передал рацию усталой пони и скрылся снаружи, разговор длился всю ночь.

Шейди надеялась тогда, что всё разрешится. Более того, она рассчитывала на это и всё к тому шло. Только брат что-то подозревал. Он предлагал вывести пленницу, даже настаивал на этом, но Миднайт не согласилась, а одна ничтожная земнопони побоялась рисковать. Винить себя не стоило, эта смерть целиком была на совести майора, как и множество других; но боль от ошибок преследовала всё равно. Боль накапливалась, ответственность тянула вниз, и сейчас Шейди перебирала камеры системы наблюдения, пытаясь хоть как-то себя отвлечь.

Вот и укрытие Кроу. Он спорил с Рыбкой на одном из внешних складов. Голос маленькой единорожки звучал хрипло, как после слёз. Она прониклась. Временами брату очень неплохо удавалось убеждать, но чаще его бросало то в чистую агрессию, то в уныние, так что он неделями молчал. Жеребята его до ненависти боялись, взрослые называли опасным. Они чем-то оправдывались, но после шептались между собой: «Не разговаривай с этим…» «…ублюдком», «Да что взять…» «…с предателя», «Дома нет…» «…из-за него».

Шейди слышала всё, но совсем не знала, как победить. У неё была репутация, её уважали и даже любили. Увы, против гнева толпы это не значило ничего. Министерство Морали слишком хорошо обработало всех. «Враг рядом», — скрывалось за улыбками на ярких плакатах, страну долго учили бояться шпионов и чужаков. Её тоже, когда-то она ненавидела как все; но потом в жизнь пришла богиня, равно, до бесконечности далёкая и для пони и для зебр, и прекрасная, несмотря ни на что.

Быть богиней достойно. И пусть поначалу неосознанно, она хотела стать богиней для Кроу. Они слишком многое пережили вместе: кашляя кровью в углу того броневика, засыпая, обнявшись от холода — и даже в собственном городе оказавшись против всех. У него был шанс уцелеть одному, безусловно, его ведь отлично подготовили. Сбежать на юг, сколотить банду, грабить и убивать — это он мог. Но не уходил. Значит, то что она делала всё же имело смысл.

Рыбка что-то невнятно фыркнула, успокаиваясь, потом они поцеловались, с шуршанием обнялись.

— Система наблюдения, выход, — Шейди мотнула головой. Каждый раз преследовало неловкое чувство, словно бы подслушивая она кому-то вредит.

Пара жеребят начинала с лютой, бешеной ненависти друг к другу, но однажды что-то изменилось. Они сбежали вдвоём: исчезли на месяц и вернулись едва живыми, на все вопросы отвечая только, что летали домой. Что они видели там, в Филлидельфии? Как же легко было представить улицы, забитые снегом, свист ветра в провалах окон; то чёртово колесо, посреди мёртвых ясеней парка; дымы фабрик дальше за рекой. Шейди знала, что ни за что не согласилась бы вернуться; а Рыбка смогла. Она изменилась с тех пор, бросила подруг и повсюду следовала за братом — он стал кумиром для неё.

На самого Кроу это нисколько не повлияло: пары месяцев не прошло, как он снова попался на краже, будто специально хотел себя подставить. «Хаос — моё второе имя!» — он тогда шутил, но после признался, что совсем замучился от мути в голове. В городе были психологи, но от такого не лечили. Одни зебры натаскивали его на шпионаж, другие сделали смертником. Кроу не очень-то много помнил и ещё меньше хотел вспоминать. Без родины, без семьи, даже без веры в богиню — он как-то справлялся. Жеребята, вообще, легче переносили боль. Но они тоже отчаивались, и если взрослых находили с петлёй на шее, то дети просто замыкались и переставали играть.

В любом случае, прочь сомнения, — эти двое справятся. Пони нуждались в дружбе: хотя бы с кем-то, пусть даже предательской в итоге. Без дружбы слишком больно было жить. Поэтому она снова и снова вытаскивала из неприятностей жеребёнка, однажды спасшего её; поэтому доверилась волшебнице, оказавшейся тираном. Жаль, что всё заканчивалось так.

12:00 13-06-79 года.

Чередой несвязных отрывков пролетел день, закончилась бессонная ночь; на следующее утро батальон снова выстроили на плацу. Шейдиблум не удивилась, когда услышала шум двигателей десантного корабля — в этом мире ничто и никогда не шло по плану. Их погрузили в бронетранспортёры, загнали в грузовой отсек и теперь куда-то везли. Штабная машина не отвечала — Старлайт сменила коды связи — в ожидании пролетали часы и ничего не удавалось узнать.

Корабль шёл на крейсерской скорости, судя по гирокомпасу, на юг. К полудню впереди показались горы: упала скорость и высота, начались манёвры в ущельях. Если донесения разведки не лгали, в этих местах охотились перехватчики зебр, линия фронта приближалась.

— Все, внимание, — майор вышла на общую связь. — Добро пожаловать на экватор, в предгорья Драконьего хребта. Нас вызвали для полицейской операции в прифронтовой зоне. Противник — рейдеры, мятежный батальон. Задача — оцепление, атака и зачистка на десантниках девяносто третьего полка.

Дальше она зачитывала приказы подразделениям, командиры получили карты с ориентирами и планом операции. Шейди ждала, вслушиваясь в шум помех: формально она была простым радиомехаником и сегодня собиралась до конца играть предписанную роль. Странно, что ждавших учения солдат бросили в бой; место операции и поддержка десанта подсказывали, кого они собираются убивать. Но зачем? Столько суеты из-за двухсот тонн зерна? Подозрительно, впрочем, не важно — такого спокойствия и даже умиротворённости Шейди не чувствовала ещё никогда.

Часы пролетали незаметно. Наконец, звук двигателей изменился, корабль перешёл на форсаж. «Готовность, минута!» — сообщение по общей связи; долгие секунды ожидания; перегрузка, вжимающая в сидение; скрип снизу и резкий удар. И снова грохот, когда упала аппарель десантного отсека. «Вперёд, черепашки!» — крикнул пилот. Сразу же, под прикрытием дыма, наружу рванулись броневики первого взвода, за ними последовал третий, дальше второй.

Их очередь. Скрип трансмиссии, бросок вперёд, удар колёс о каменистый грунт. Командирскую машину тут же наклонило, повело в сторону — склон холма оказался крутым. Через ругань водителя и скрежет зубов они как-то справились — броневик понёсся по маршруту, под гул турбин взлетающего транспортника.

— Теперь на выход, рассредоточиться, в круговую!

Шейди не нужно было дважды просить: едва позволив аппарели упасть она метнулась наружу. Камень справа, камень слева, наконец-то подходящий впереди. Она сжалась у неровной глыбы, мимоходом проверив рацию. Пока что передатчик работал на ультракоротких волнах, а роль ретранслятора выполняла антенна командирской машины. Броневик замечательно светился: ракета, снаряд, миномётная мина — что-нибудь могло прилететь в любой миг. Но время шло, по ним не стреляли, и Штука, наконец-то получив разрешение взлететь, показала лишь скалистый склон и столб дыма далеко впереди.

— Боишься?

Теперь карта, выбор позиции, панорамный снимок долины и горы. На языке горчило, с большим трудом удавалось угадывать линии в хаосе сигналов. Мятежники прятались в зебринском городке, захваченном год назад. Три сотни бараков вокруг медно-никелевого рудника, ветка железной дороги, кирпичная махина комбината… вернее, руины на его месте. Наступление началось с налёта авиации, фронтовые штурмовики не жалели бомб и, судя по всему, бой закончился не начавшись. Десантный полк окружил город и штурмовые группы как раз чистили здания на окраине. Методично, одно за другим.

Слишком просто. Здесь был полнокровный батальон: три роты, девять опорных пунктов, сотни огневых позиций, отлично подготовленные звенья бойцов. Среди них не могло быть неумех, только не после «Горящего песка» — самой кровавой операции с начала войны — только не после недель боёв с элитными горнострелковыми дивизиями. Победа с наскока исключалась, но всё же десантники взломали оборону, кольцо окружения сжималось быстрее, чем если бы город обороняла вооружённая ружьями кучка крестьян.

Мятежники сдавались?..

— Эй, Шейди, очнись давай! Мы выступаем.

Её толкнули, пришлось отзывать Штуку. Кобылка-лейтенант из второй роты стояла рядом, нервно шурша копытом о траву. Вскоре они уже шагали следом за бронетранспортёром и цепью солдат. Со стороны города доносились серии взрывов, это работали гранатомёты десантников, изредка к ним присоединялись миномёты с окрестных высот. В картине боя почти терялись очаги сопротивления: треск автоматических винтовок под старый калибр, рядом с комбинатом и близ шахты — всего в паре мест. Они приближались к последнему.

— Какого дракона мы без разведки шляемся? А если мины? Чем они думают там?.. — бормотала командовавшая ротой пони. Но рация молчала, на командных частотах стояла тишина.

Несколько минут пути и появилась одышка. Шейди старалась держаться, но подъём казался бесконечным, камни так и лезли под ноги, а к тому же разрежённый воздух высокогорий для её измученных лёгких совсем не подходил. Сотня шагов, другая, передача приказов вместо мгновения передышки, и снова сотня шагов. Тяжёлая рация так и тянула к земле, броня сковывала движения; хорошо хоть оружия ей не полагалось: и так приходилось тащить чуть ли не больше груза, чем собственный вес.

— Всё, броня, стоять! Первый, второй, закрепитесь за гребнем, наблюдателей на вершину. Без доклада разведки дальше не пойдём.

Шейди едва не упала прямо здесь. Сил совсем не оставалось, голова кружилась, а к тому же на выдохе страшно хотелось чихнуть. На тренировках так плохо не бывало, а она ведь старалась: заставляла себя бегать рысью и контролировать дыхание, выполняла все предписания врачей. Но болезнь не отступала, и даже получил должность ротного радиста она оставалась лишь слабым подобием бойца.

Сколько раз Шейди себе говорила: «Доработай шлем, смени фильтры, подключи кислородный концентратор», — а ведь не сделала, поэтому задыхалась теперь. Стимуляторы с её эмфиземой строго запрещали. Хотя, какая теперь разница? Прикосновение к медкомплекту — игла едва ощутимо кольнула шею, сердце забилось чаще — затем она откинула шлем.

Ветер тут же растрепал гриву. Она ожидала прохлады, но воздух оказался по-летнему тёплым. А как он пах! Эдельвейс и фиалки, оттенок лаванды, кисло-терпкие незнакомые цветы. Счётчик радиации молчал, Штука не чуяла ничего опаснее дыма и даже город на снимках казался целым — до сих пор война обходила эти места.

— Эй, Шейди, поможешь с системой огня?

Кобылка рядом ничего не сказала о нарушении устава, а через пару мгновений сама откинула шлем. Лейтенант из кадетов, совсем неопытная — майор поставила её на смену ушедшей в штаб Берришайн, явно не за умения, а скорее потому что доверяла ей.

— Напомни, как тебя зовут?

— Тимидити, можно просто Тими, — кобылка хмыкнула. — Так поможешь с картой? Я с обороной не очень-то умею. Чую, соседи засмеют.

Она что, до сих пор верила в учения? Впрочем, стимулятор заставлял тело дрожать, хотелось заняться хоть чем-то; да и Тимидити оказалась вежливой, в отличии от других: либо равнодушных, либо опекавших её.

13:00

Десять минут, полчаса, час. Бой в городе затих, приказ майора заставил первую роту пересечь гребень горы — по ним не стреляли — затем настала очередь остальных. Спускаться было легче, даже разрешили проехаться на броне. Шейди уже корила себя, что слишком рано вколола стимулятор: думать становилось всё сложнее, приближался откат.

В сотый раз мысли кружились вокруг плана: нужно было подобраться к майору после боя, убить её, а затем себя. Расследование будет, несомненно: оперативники Министерства Магии опросят каждого из офицеров. На допросе наверняка окажется Тимидити, достанется бедолаге Берришайн. Допрос, даже простых свидетелей, всегда был чем-то плохим. Не чувствуя над собой власти богини, волшебники, хуже пегасов, считали себя повелителями всего.

Шейди дрожала. Вчера легко было оправдывать себя заботой о брате, но после ночи размышлений стало ясно, что главная причина скрывается глубже. Если постараться, составить стоящий план, можно было бы подготовить по-настоящему чистое убийство — но она боялась простить. А если копнуть ещё глубже — не хотела становиться палачом.

Это ведь так просто, судить и казнить, майор так делала постоянно. Обыватели снаружи, специалисты внутри машин; чужим землянки, дома для своих; одним смерть от голода, другим еду в обмен на товар. Но будущее открывало ошибки и тогда появлялась боль — многие хорошие пони на этом сгорали. Выгорали штабные офицеры, чиновники из министерств, даже богиня в итоге оставила власть. Хуже всего было чувствовать тень этого выгорания на себе, и одна потерявшаяся пони всего лишь хотела до конца оставаться собой.

— У меня послание, где командир? — новый голос, глухой и нечёткий из-за криво настроенной брони. Пегас подлетел неслышно, заставив Тими чертыхнуться; но через мгновение она уже вскочила, вытянувшись в стойке «смирно» перед ним.

— Штаб батальона…

— Ваши полномочия, капитан? — Шейди вмешалась.

— Их нет. Ты радист? Передай командиру, что противник готовится взорвать ствол шахты. Меня послали проследить, чтобы вы не лезли дуром наперёд.

— Принято, — она переключила рацию. В долине работало радиоподавление, так что неудивительно, что командование решило через посланника дублировать сигнал. И звание не удивляло: скафандр был типичным для полковой разведки — этих крылатых вечно гоняли с заданиями подай-принеси.

Старлайт ответила сразу, и, какая удача, она вызывала их. Шейди почти улыбалась, пока летела в копытах пегаса: ветер трепал гриву, принося всё новые ароматы цветов. Жаль, это длилось недолго. В ложбине близ штабного броневика укрывались четверо: пара связистов, майор и, к сожалению, Берришайн. Мина стояла на взводе, но был предел, который Шейди не могла переступить. Слишком многое их связывало: одна немолодая, но крепкая земнопони с самого начала поддерживала её. Нет, «поддерживала» неправильное слово, Берри спасала её.

Поход в университет за Штукой и базами данных, задержка в центре помощи слепым, лекарства из неприкосновенных запасов. То, что майор разглядела потенциал одной земнопони ещё ничего не значило: волшебницу интересовали только способности других. А Берришайн помогала потому что верила в неё, потому что была другом. Ей запрещалось умирать.

— Шейди, нам понадобится твой робот, — сказала майор, обменявшись парой слов с посланником.

— Помехи.

— Готовь свой передатчик, я кабель возьму.

Она собиралась куда-то идти, к тому же одна? Тем лучше. Едва сдерживая нетерпение Шейди подключила к проводу запасное устройство: близкой связи на микроволнах радиоподавление не мешало. Штука взлетела выше, сканируя склон горы; волшебница вызвала контур полёта и словно простой радист подхватила катушку. Они отправились вперёд.

На карте ниже по склону был отмечен запасной выход шахты, вернее, вентиляционный тоннель. По другую сторону от выработки, в полутора километрах от поселения, достаточно незаметный, если не знать схему. Мятежники могли бы воспользоваться им. Правда, с этим они безнадёжно опоздали — склон внизу простреливался вдоль и поперёк.

— Ждёшь объяснений?

Нет, объяснений она не ждала. Но майор не взяла бы Штуку просто так. Пусть говорит.

— Сочту молчание согласием. Итак, зима затягивается, фронт остановился, а наши линии снабжения по прежнему слабы. У пегасов был выбор, летать к передовым войскам снова и снова, или восстановить жизнь хотя бы на западе Эквестрии. Они выбрали второе. Если повезёт, в следующем году им удастся собрать хоть какой-то урожай.

Старлайт изучала вход, призывая сети заклинаний и бросая их дальше в штольни, одновременно шёл рассказ о положении армии и страны. Она не пренебрегала числами, делилась последними донесениями разведки. Обстановка оказалась ещё хуже, чем Шейди думала до сих пор.

— Рейдерские батальоны остаётся только бросить. Что ещё делать с миллионом резервистов, живущих грабежом и вооружённых в лучшем случае лёгкой бронетехникой? Без артиллерии они не удержат фронт, поставки снарядов мы обеспечить не можем. Сейчас лучший выход — отступить и сберечь самые боеспособные войска.

Рейдеров набирали в первый год войны, вооружали чем попало и бросали следом за регулярной армией, чтобы удерживать захваченные провинции и восстанавливать пути. Инженерные войска были заняты в Эквестрии, передовые части воевали на фронтах, а буфером между ними стали резервисты: простые пони, кому обещали землю и возможность самим прокормить семью. Увы, обещание не сбылось — до экватора не добралась зима, но дожди уничтожили посевы; в этом году снабжение ещё больше ослабло, обманутые пони стали требовать еды.

— Теперь наш противник. Они успели замараться в поедании мяса и геноциде зебр. И ладно бы, все здесь такие, но с кражей груза Минднайт им очень не вовремя помогла. Через две недели Генеральный штаб собирается на Тандерхеде, тогда они окончательно решат судьбу рейдеров и план отступления. Чтобы убедить сомневающихся не хватало только хорошего примера мятежа.

Волшебница следовала по тоннелю штольни, пока он не соединился с забоем. Дальше путь указывал конвейер, стены и свод подпирали ряды механизированных опор.

— Командир, это ошибка, — вернув шлем на голову сказала Шейдиблум. — Нет ничего хуже, чем остановиться сейчас. Зебры покончат с переселенцами, затем возьмутся за нас.

— Возможно. Или Империя распадётся, потеряв давление наших войск. Будущее туманно, так что я предпочту выбрать сильнейшую сторону. И, на секунду, моё влияние в штабе — почти ничто.

Она ошибалась. И все в штабе тоже выбрали ложный путь. В целой стране одна богиня была стратегом, а тактики, привыкшие двигать по карте фишки дивизий не могли думать дальше нескольких ходов. Ошибки накапливались, накладывались одна на другую и постепенно превращались в провал. Пони выгорали и сдавались, забывая о самом важном. Поражения в войне нельзя было допустить, любой ценой и не оглядываясь на потери. Потому что иначе сгорят все оставшиеся пони и на месте Эквестрии не останется совсем ничего.

— Командир, зачем этот разговор? Что тебе нужно от меня?

— Потому что у меня есть мечта, — Старлайт остановилась, — и её не исполнить без твоей помощи. Миру нужна единая этика, единая страна, единая власть. Кем-то пожертвовав сегодня в итоге мы победим. Я объединю штабы и министерства, мы соберём флот. Зебры сдадутся, когда межплеменная рознь затмит память о наших преступлениях. Новая Эквестрия объединит всех, на побережье, среди паранских степей.

«Так значит, не одна богиня была стратегом?..»

— Шейди, ты станешь архитектором нового мира. Помоги мне.

Копыта сжали шлем, лицо скривилось. Эта волшебница ударила в самое слабое место, так стремительно, что решимость развеялась в тот же миг. Как же сильно она умела убеждать.

— Дай мне время.

— Конечно, — Старлайт шагнула дальше. — Надеюсь, ты поймёшь однажды, что если я и чудовище, то не худшее из всех.

Махина проходческого комбайна, поворот, очередной длинный тоннель. Штука засекла тепловые следы впереди.

— Свои! Шестьсот тридцатый! — майор сказала, усилив голос заклинанием. — Кто главный здесь?

Из группы настороженно замерших солдат вышел один.

— Третья рота, батальон «Новой парадигмы», лейтенант Глэр Рэй, — ответил совсем молодой голос.

«Штука. Тепловизор, анализ целей», — вскоре мысль подтвердилась, в группе из дюжины пони не было никого старше семнадцати лет.

— Мы взорвали тоннели, что дальше? — кадет спросил отрешённо.

Всё правильно, — Старлайт смягчила голос. — Здесь антидоты, раздай всем, скоро пегасы пустят в шахту газ. Ждите вечера, оцепление снимут в двадцать часов, в долине до полуночи вас будет ждать транспорт. Дальше решать вам самим.

Никто не стал отвечать, но и майор не ждала ответа: сразу же она обернулась, шорох шагов зазвучал обратно ко входу в тоннель. А между тем солдаты слаженно, без суеты, вскрыли сумки с лекарством; все расходились; вдалеке, на пределе чувствительности микрофона, слышались шаги других.

«Новая парадигма?» — смутно знакомое название. Какой-то из культов богини, а поскольку богиня не признавала культы — еретики и фаталисты. После её гибели эта гадость повсюду расползлась. Впрочем, стоит отдать им должное, в сравнении с бестолковыми жеребятами из второй роты эти куда больше походили на настоящих солдат. Раньше в передовые войска не брали подростков, значит, научились уже здесь.

Шейди часто повторяла себе: «Верь в лучшее», — и за шагами этих молчаливых пони она слышала тех, кто ценой жизни спасал, кого ещё можно спасти. Здесь были рекруты из Кальма? Наверное, но скорее Старлайт видела всего лишь ещё одну боеспособную роту, опору своей власти, плюс простой и легко измеримый политический капитал.

— Командир, тебе нужен батальон для захвата власти, верно понимаю?

Она только хмыкнула на столь очевидный вопрос.

— Это не сработает, слишком опасно, тебя убьют.

— Не смогут.

— Ладно, — Шейди едва не выругалась, — допустим на секунду, что ты победила. Допустим, что зебры погрязнут в гражданской войне. Допустим, что нам снова удастся взять побережье. А дальше что? Дальше превосходящие числом полосатые попросту ассимилируют нас. Это несомненно, потому что такие как ты готовятся убить сотни тысяч бойцов прямо сейчас ради сиюминутных политических дрязг.

Лишь через несколько долгих мгновений Старлайт ответила:

— Хочешь, чтобы я выступила против? Я не стану. Рейдеры заслуживают смерти, озверевшие от крови негодяи мне не нужны. И мне нет дела до расы подопечных. Если все пони покроются полосками и заговорят на сахильском, я смирюсь, это не самое важное. Все неприятности — ничто, пока у нас есть вера в жизнь, дружбу и прогресс.

Выход приближался, но она снова остановилась.

— Шейди, только не говори мне, что веришь в нации. Все равны и все ценны, все могут жить вместе. Вера в это когда-то придала осмысленность моей никчёмной жизни. Ты надеешься, что после победы всё станет как прежде? Может и так, если мы все постараемся. Но я хочу сделать мир лучше. Идём?

Майор ждала спокойно, не сомневаясь в победе — безнадёжный тактик, с чего-то решивший, что можно облагородить мир с помощью кучки беженцев и пары замшелых идей. Как же она ошибалась… Хотя, в чём-то была права. После смерти богини, в мире мрака и войны, не стоило верить в лучшее, настало время учиться верить в себя.

— Штука, убить её.

Сигнал пропал. На взрыв мины не стоило рассчитывать, но от кумулятивной струи никакая магия не смогла бы защитить.

— Какого дракона… что со связью? — Берри сказала откуда-то извне.

— Похоже на обвал. Повредило кабель? Я должна проверить, как она там, — голос звучал отстранённо, не срывался, в голове и на сердце растекалась прохладная полутьма.

Берришайн не спорила, так что взяв охранника Шейди отправилась вниз. Она следовала за кабелем, на повороте приказала солдату принять противоядие и ждать, сделала инъекцию и себе. Идти дальше было несложно. Триста шагов вперёд, повернуться направо; ещё сотня, касаясь боком стены — почти как дома, даже поводырь ни к чему. Впрочем, оптитроника — крепкая штука, робота ещё можно восстановить.

— Дико извиняюсь, но куда мы направляемся?

Она вздрогнула, обернулась.

— Ах да, — механический щелчок, — свои.

Выдох прозвучал как всхлип. Оказалось, это всего лишь голос жеребёнка, бесконечно знакомого жеребёнка, умевшего проникать всюду и везде. Его на удивление хорошо обучили, вот только выполнять приказы он не хотел.

— Тот капитан жив?

— Неа. Побоялся рисковать.

Что же, когда проект значил всё и пути назад закрыты, смерть близких тоже становилась допустимой ценой.

— Теперь идём, — она сказала, ответив на объятие. — Нас ждут две сотни разъярённых пони, путь к Тандерхеду и кучка штабных крыс. Будет весело, обещаю.

С такой командой и изрядной долей чисто жеребячьего нахальства, право же, у них был шанс.

Карта

Настоящее. 13:30 14-04-82 года, 29 дней с начала операции «Исход».

Эквестрия — страна друзей.

И пони здесь кругом.

Я знаю, дружба — навсегда,

Эквестрия — мой дом!

Песня из детства, песня из юности, должно быть древняя, как сама страна. Шейди подняла ушки и улыбалась, пока радио снова не затянуло гимн. Под эту виолончель самое то было уходить с обеда, её ждала целая куча дел; но чай ещё оставался, как и кусочек пряника, и незаконченный рассказ.

— Хочешь верь, хочешь нет, но такова история пони, изменившей судьбу страны. Первым делом мы взяли станцию связи: брат сделал чудо и обошлось без жертв. Я опубликовала архивы разведки и свои расчёты, это был запасной план. Мы затаились, чтобы в день собрания проникнуть на Тандерхед, — Шейди снова заулыбалась. — Но, как видишь, я жива. Собрание отменили, потом и вовсе стало не до дебатов — под Генеральным штабом буквально горела земля.

— А майор?

— Она выбралась. Чутьё уберегло от взрыва, но магия перехода в подземельях, это известно какой риск. Когда разъярённая как дракон волшебница нашла нас, всё уже закончилось. Вдвоём мы долго спорили, в этот раз на равных. В чём-то она согласилась со мной, в чём-то я с ней. Мы не так уж и отличались, как оказалось, даже мечтали об одном. Нужно было только решить, кто тактик и политик, а кто стратег.

— Хм, — Рифт по-своему неподражаемо хмыкнул, — так получается, в итоге половинчатое решение оказалось наилучшим. Если бы все послушались тебя, мы бы проиграли. В семьдесят девятом полосатые готовились сражаться до последнего, а так мы и фронт удержали, и лучшие дивизии сумели сохранить.

Она рассмеялась. Всё же друг умел поставить на место зазнавшуюся пони. Если оглянуться на прошлое честным взглядом, её роль была не так уж велика: умных офицеров всегда хватало, и даже без угрозы переворота штаб крайностей никогда не любил. Но всё же, всё же, очень хотелось считать себя кем-то значимым — это чувство давало силы идти вперёд.

— Ты останешься? — она спросила.

— Увы, дело на флоте. Ты знаешь, бумажки, бумажки…

Шейди поднялась из-за стола, коснулась шершавой формы друга и передумала тыкаться носом в грудь. Впрочем, объятие это не отменяло.

— Удачи там.

Вот так, снова их пути разошлись, и неясно, как надолго. Птица неподалёку каркнула два раза, потом ещё три. Плохая примета? Да наплевать, день был слишком хорошим для плохих примет. Утренняя морось наконец-то закончилась, Солнце грело мордочку, а со стороны кухни тянуло ароматом печенья. Хмурые пони собирались вокруг и расходились, изрядно повеселев.

Опорный пункт третьей роты поставили на склоне холма, далеко к западу от сожжённого Панкари. Землянки, землянки, колючая проволока и снова землянки — ниже располагался концентрационный лагерь для зебр. Вместе с рейнджерами батальон стоял в охранении, здесь же был штаб, а соседний холм превратили в узел связи. И первым делом, пополнив сумки десятком свёртков, Шейди направилась туда.

В госпитале Тандерхеда она провалялась всего две недели, но как же изменилось всё вокруг. Батальон окопался в стиле лучших инженерных частей: холм пересекали траншеи, прикрытые навесами там и здесь; из конца в конец лагерь можно было пройти не поднимая голову над бруствером. Миномётчики тут не шалили, но мудрость, древняя как сама армия, гласила: «Лучше перебдеть, чем умереть».

Взвод связи располагался на южном краю, за второй траншеей. Землеройные машины хорошо поработали: кроме землянок весь склон холма усеивали окопы для техники, в основном запасные и ложные — сейчас в расположении взвода стояла всего пара броневиков и, что странно, здесь же запрятали танк.

— Эй, ребята, обед!

Подкармливай своих бойцов, вот что гласило первое правило связиста: пусть даже это печенье без варенья и кусочки зачерствевших пряников — вечно голодные пони умели ценить заботу. Она отвечала на вопросы о флоте, рассказывала новости из дома (благо спокойные), между делом послушала доклад оператора пункта радиоразведки — а потом стремительная кобылка повисла на шее, крепко прижимая к себе.

Рыбке тоже досталось: раненая щека воспалилась, так что батальонному хирургу пришлось долго чистить и снова зашивать, по ходу дела проклиная неумеху-санитара. Твёрдую пищу ей разрешили есть только сейчас, так что счастье было возвышенным и неподдельным. И ещё, всё это время она беспокоилась за своего непутёвого командира. Недели суматохи, долгие часы марша, два боя подряд: таблетка амфетамина, затем ещё одна, и ещё, пока в голове не начало мутнеть. Как же Шейди стыдилась, что не рассчитала и подвела всех. Она свалилась, оставив роту без управления, а и без того измучившейся Рыбке пришлось тащить на себе всю связь.

Позволив единорожке вдоволь наобниматься, она позвала её следом за собой; недалеко в сторону, чтобы другие не мешали.

— Как настроение у ребят?

— Вроде нормально. Говорят, скоро полосатиков будем добивать. А мы и не против.

Что же, это хорошая новость. После едва не закончившейся провалом обороны сопок батальон не участвовал в боях. Танки противника расстреляли на марше, мотострелков добили десантники, позже гаубицы занялись городком. Артиллеристы так увлеклись, что в Панкаре не осталось ни одного целого здания, дальше чистили подвалы с помощью гранат. Жителям предлагали сдаться, но вышли немногие: концентрационный лагерь, рассчитанный на десять тысяч, оказался заполнен не больше чем на треть.

Рыбка рассказывала дальше, от общего к частному, почти не нуждаясь в наводящих вопросах. Зебры боялись, в их радиопереговорах теперь слышалось только отчаяние, что, впрочем, не мешало окапываться. Западные поселения превратили в крепости, между подвалами рыли тоннели, что-то переносили в одну из угольных шахт. Конечно, можно было бы отвечать залпом артиллерии на каждый радиосигнал, но разведка такого варварства никогда бы не допустила, да и повторения Панкара никто из командования операции уже не хотел — снаряды кончались.

Тактическая обстановка выглядела не так уж плохо — полосатым нечем было воевать: ополченцев вооружали в буквальном смысле лопатами и давали винтовки по одной на троих. Но стратегически вышел полный провал. Десант должен был захватить остров, а не вязнуть здесь в затяжных боях. Даже если врага сейчас раздавить, пролилось слишком много крови, сопротивление всё равно останется. И зебры ударят, как только почувствуют слабость, теперь они будут засыпать, мечтая отомстить за всё.

— Вторые как, держатся?

— Угу. Майор отправила их в город, копателей прикрывать.

Голова опустилась. Мало того, что от роты осталось полтора боеспособных взвода, так ещё по вине одной неумехи они едва ли смогут оправиться от ран. Не только телесных: ожоги кое-как залечили — но в казармах больше не было разговоров, а многие даже перед сном не расставались с бронёй. Самое обидное, что ребята записали ей послание, полное заботы и искренней благодарности. Прекрасное достижение, госпожа младший лейтенант.

— А что третьи?

— Нормально. Совсем не рады тут сидеть, но терпят, ты их знаешь.

Третья рота, верный лично ей отряд, неплохо обученный и успевший навоеваться — их держали в резерве, с охраной концлагеря бывшие рейдеры справлялись лучше всех. Жаль только, что брат остался дома: ему доверяли и командовать он умел. После гибели половины штаба вакуум власти в батальоне чувствовался как никогда.

— Как там наши полосатые? Ты ведь говорила с кем-то из них?

— Неа, меня не взяли, там рейнджеры допрашивали всех.

Зря они так. Рыбка была толковым переводчиком, для неё нанимали учителей. Не случись война, она стала бы дипломатом, повидала бы мир. Жаль, что на этой линии времени ей досталась только служба радиста, смертельно больной друг и снова разгорающаяся ненависть одних к другим.

Шейди мотнула головой.

— Эй, ты в порядке? — снова объятие, тычок тёплого носа в плечо.

Даже смешно, теперь они обе боялись друг друга потерять.

— Ага, в норме. Теперь рассказывай о плохом, я же чую, проблем выше крыши.

Вздох.

— Ладно, раз уж ты хочешь. Сид танк пригнал, Коробочка-два который. Ребятам не улыбается такое соседство. В расположении шляется рейнджер, натуральная полосатая, нервирует всех. А ещё Рэй питомца завёл, перессорился и с особистами, и с майором, и вообще, думает только о себе.

Копыто поднялось, чтобы почесать за ухом, и остановилось на полпути. Слишком грязное. Движение закончил Штукин манипулятор.

Рыбка хихикнула.

— Ну так что, с какого квеста начнём?

Хм, Сид обычно знал, что делает; многие рейнджеры по долгу службы маскировались под зебр; оставалась только зверюшка.

— Кто питомец? Собака что ли? Не могу поверить, что им повезло уцелеть.

— Неа, ванаки. Белая такая, пушистая, с длинными ушками и коротким хвостом.

«Проклятье».

— Её в Панкаре нашли, хотели кинуть в лагерь к зебрам, но в суматохе зараза сбежала. Такая везучая. Мимо мин прошмыгнула, мимо постов. Потом наткнулась на дозор, да и тут вместо расстрела в питомцы угодила. Как говорю, наш солнцелюб со всеми пересрался, а не отдаёт.

— Рыбка…

— А?

— Можно я твой пряник возьму?

Через мгновение замешательства она хихикнула.

— Какая же ты сладкоежка, командир, — мягкий нос уткнулся в шею. — Конечно, бери.

Шейди отвернулась, чтобы не показывать злость. Больше всего она ненавидела ошибаться в соратниках, особенно в тех, кому доверяла больше всего.

— Я в штаб.

14:10

«Кра… Кра-а… Кра-а!» — мерзостно каркала ворона у кухни. Три раза, потом ещё пять и снова три. На мгновение захотелось её убить, но от этого на душе стало бы только гаже. Шейди ускорила шаг. Поминутно она сверялась с картой, считала удары копыт о примятую грязь; и наконец впереди оказались нужные отметки.

Штаб батальона представлял собой пару землянок, окоп для командирской машины и (быстрый снимок от Штуки) прекрасно демаскирующую всё кучу катушек, которую бойцы из её взвода — идиоты, тупицы — не догадались убрать.

Командирская машина — заперта. Первая землянка — склад. Вторая…

— Стоять!

Прекрасно.

— Старлайт на месте?

Несколько мгновений стоящий напротив пони молчал.

— Эх, — он вздохнул сокрушённо, — всегда поражался вашей дерзости, младший лейтенант. Так что же мы такие голые? Куда это мы стремимся? Почему бьёмся в машину грязными копытами, когда в уставе чётко сказано — кому попало не лезть?

Почему он не мог сдохнуть, когда погибло столько замечательных пони? Когда-то она обзывала брата идиотом, но право же, была ужасно несправедлива. Если кто и заслуживал звания худшего идиота на свете, то этим кем-то был Алиот — цепной пёс режима, чудовищно въедливый и совершенно бесчестный.

Впрочем, был один метод. К этому пони следовало относиться как к фаерволлу: создавать формально корректные запросы и использовать имеющиеся в протоколе слабые места.

— Лейтенант Шейдиблум прибыла с докладом в штаб батальона. Доклад срочный, сведения конфиденциальные, ключ шифрования устарел. Простыми словами, я должна немедленно встретиться с командиром и поговорить с ней наедине. Вопросы?

Молчание подсказало, что сформулировать вопросы он не мог. И неудивительно: она сама составляла дополнения к уставу, когда батальон перешёл к электронной бухгалтерии — бумаги-то не хватало — а заодно и шифрованию всего и вся. Шейди ухмыльнулась, чувствуя по дыханию, как прямо напротив соперник морду кривит.

— Досадно разочаровывать, но прямо сейчас командир совещается с офицером рейнджеров. А это значит — особая секретность, если не сказано обратное. Простыми словами: вам, младший лейтенант, придётся подождать.

Счёт сравнялся, но прошла пара мгновений и противник решил развить наступление.

— Поскольку у нас достаточно времени. Где ваша форма, госпожа офицер? На батальонном складе? Так почему бы вам не отправиться туда прямо сейчас? Если командир позволяет себе нечистоплотность, за этим неизбежно следует эпидемия среди солдат.

Как же это утомляло.

— Доклад нужно передать немедленно, так что избавь меня от нравоучений, подожду здесь.

Он попытался что-то возразить, но Шейди ответила молчанием. Рядом с землянкой стояла импровизированная скамья из пары ящиков и доски, неудобная и колючая, но и ладно — хотелось на минуту отвлечься, дыхание опять сбилось, кружилась голова.

— Штука, включи радио.

Увы, сразу же зазвучали фанфары «Фронтового вестника». Тандерхед получал записи эфиров раз в сутки, с уцелевшего спутника, а затем растягивал на весь день. Имея доступ к докладам разведки Шейди почти не слушала новостей.

— …С первым месяцем весны наша доблестная армия вышла к новым рубежам, — рассказывала неунывающая пони, — Помните сто тридцать восьмую дивизию? Эти храбрые ребята обошли весь континент и сходу закрепились на подступах к сердцу Империи. Остров Танзи скоро будет свободен. Так не пора ли вернуть ему настоящее имя? Остров Пингвинов, названный так первооткрывателями, сёстрами Винди и Санни Скай. Помните их и знайте, что не будут забыты имена трёхсот семидесяти пегасов, единорогов и земнопони, погибших за страну. Враг сполна заплатил за их жизни. В битве за остров уничтожен гарнизон, три тысячи зебр больше никогда не направят оружие против нас.

— Штука, отключи.

Не то, чтобы её раздражала пропаганда: Министерство Морали обладало по крайней мере одним достоинством — они были честны. Шейди не помнила ни одного случая лжи в числах: МинМорали могло умалчивать, ловко расставляло акценты, но до прямого обмана не опускалось никогда. Должно быть они знали, что пони заслуживают права самим обманывать себя.

Шейди продолжила вслух:

— У меня был выбор. Спасибо, — копыто коснулось робота за спиной. — Прости, но я не могу принять твои идеалы. Прошлое в прошлом, и мы, пони нового века, должны найти собственный путь.

Штука не ответила: хуже того, она ни разу не заговорила с того дня. «Одни души ушли, другие остались. Нити предназначения сплелись в новый поток», — заметила Старлайт вчерашним вечером, как всегда туманно, когда речь шла о предвидении и тому подобных чародейских делах. Кажется, она была благодарна, хотя заглянула только чтобы вернуть робота и не выделила для разговора даже нескольких минут.

В мире хаоса и сомнений время было слишком ценным ресурсом, и особенно обидно, что тратить его приходилось на споры с бюрократом, или хуже того — на запертую дверь.

— Лейтенант, оденьтесь, ваш размер, — скользкий пакет ткнулся в лицо. — Напомнить, что в наставлениях сказано об офицерах, изображающих мишени для снайперов?

Два-один в его пользу. Пришлось одеваться. Насчёт размера Алиот не солгал, комбинезон был чистым; но дело не в жеребячьих подставах — он прекрасно знал, насколько ей отвратительна одежда, наглухо убивающая осязание, одно из немногих оставшихся чувств.

Дальше они ждали, старательно игнорируя друг друга. Вдали каркала ворона, с мерзким звуком стилус скрёбся по листу.

15:00

Пролетел час, гнев немного затих и предстоящий разговор начал оформляться в голове. Старлайт оставалась в своём стиле: сосредоточившись на войне она отмахнулась от проблемы с пленными, её не заботило, что в лагере кого-то пытают, особенно если под трибунал мог попасть ценный офицер. Хотя, какой трибунал? Война заканчивалась, все расслабились, теперь никого не стали бы судить за жестокость к поверженным врагам. Тактики как всегда плевали на последствия, разгребать которые пришлось бы через много лет.

— Шейди, хорошо, что ты здесь. Идём.

Вот как, её даже искали. В тесном отсеке штабной машины стояли лежанки, тянуло жаром от булькающего чайника и казалось, что запахом кофе пропитано всё.

— Знакомьтесь. Лейтенант Шейдиблум, наш специалист в радиоразведке и знаменитая всезнайка. Джой Витани, командир первого взвода рейнджеров, разведчик и эмиссар.

Штука задумчиво осматривала кобылу напротив. Её фигуру скрывал плащ, но роботу это ничуть не мешало. Форма шеи и головы; тепловой рисунок лицевых мышц; даже саккады, непроизвольные движения глаз — он исследовал всю доступную информацию. После случая, едва не убившего Рифта, алгоритм распознавания стал гораздо совершеннее. Пластическая хирургия могла сделать чудо, но оставалось кое-что ей недоступное — глаза выдавали всегда.

— Ты зебра. Почему ты здесь?

Прошла секунда, вторая, молчание затягивалось. Шейди прямо кожей чувствовала, как полосатая изучает её.

— Как уже сказано, разведчик и эмиссар, шпион Союза в ваших рядах. Общая цель многое позволяет, штаб разрешение дал, — её голос оказался тихим и ритмичным, тон ничего не выражал. Старлайт рядом усмехнулась, но Шейди было вовсе не смешно.

— Общая цель?

— Она знает, — майор вмешалась.

— Хорошо. Я рада, что Союз племён прислал наблюдателя. Если торпеда на острове, мы её найдём и обезвредим в твоём присутствии, эта мерзость здесь никому не нужна.

Главной причиной, почему штаб расщедрился на десантную операцию, стали данные разведки. Всего за день до начала войны здесь останавливалось судно с ядерной торпедой. В Эквестрии об этом знали и поэтому выбрали сразу пять боеголовок для одного провинциального городка. Торпеду не применили, доклад о ней так и осел бы в базах данных, если бы разведка с подачи одной скромной пони не решила проверить уровень радиации в порту Ахамара. Эквестрия использовала чистые бомбы, зебры применяли радиокобальт; конечно, внешний взрыв не активировал бы устройство, но пегасы со своим оборудованием вовсе ничего не нашли.

Так наступил конец маленькой независимой республики Танзи а'Рохо. И почтенный эмиссар теперь шпионила в лагере, пользуясь дипломатической неприкосновенностью. Впрочем, оружие, способное загрязнить радиоактивным выбросом миллионы гектаров полей, никому здесь не требовалось. Генеральный штаб, Анклав пегасов, Союз племён — да каждая хоть что-то значащая в мире сила стремилась уничтожить эту гадость как можно скорее и не особенно считаясь с ценой. Должно быть это был первый случай после войны, когда разведка обеих сторон работала совместно.

Но не более того. Никто не забыл нападение перехватчика на флот, слишком умелое и на удивление своевременное; никто не забудет сожжённый Панкари. Майор часто повторяла: «Нации ничего не значат», — и с этой доходящей до наивности расчётливостью она каждый раз недооценивала ненависть одних к другим. Сколько бы не говорили о противостоянии идеологий, на самом деле конфликт Зебрики и Эквестрии был войной племён.

— Приятно смотреть, как ты думаешь.

— Хм?

Зебра тоже хмыкнула, звуком дополнив едва заметную тепловизору Штуки улыбку.

— Нам придётся работать вместе. Начальник связи и её личный шпион. Я постараюсь сделать это необременительным. У нас общая цель, снова повторю, не только с торпедой, но и с вашим новым домом. Если я не могу помешать, то хотя бы должна уменьшить страдания ваших жертв. Или подопечных? Подданных? Слуг? Рабов?

Она не показывала ненависти, но вместе с тем и не скрывала её. Значит умная, а ещё честная, что в сочетании с вовремя сказанной ложью становилось по-настоящему опасным. А день ведь так хорошо начинался. Шейди сомневалась, что потянет этот разговор, но майор не вмешивалась, значит, приказано продолжать.

— Расскажи о местных. Численность сообществ, взаимоотношения, связи с континентом, — Шейди спросила в стиле семантических запросов.

Зебра так же и ответила. Кратко, ёмко, и ни о чём.

— Ладно, — вздох, — прости, — Шейди потянулась. — Я вижу местных зебр подданными Проекта. Не могу обещать им полноценное гражданство, боюсь, из этого ничего не выйдет. Мы будем строить дружбу на взаимовыгодных торговых связях. Нам нужен уголь, нужна еда, зебрам техника и товары с континента. Новый Кальм станет торговым портом, где на равных законах будут принимать корабли, независимо от цвета флагов и шерсти экипажа.

Зебра молчала, не спеша задавать вопросы, так что рассказ продолжился.

— Всё, что нам требовалось, это выравнять баланс сил. Будь моя власть, я прекратила бы десантную операцию прямо сейчас. Нет никакого смысла бомбить другие города, незачем держать заложников. Атори потеряли армию, флотилию и город, их следовало бы переселить на континент; а местные зенкори быстро поймут, что мы для них единственный способ связи с большой землёй. Они привыкнут, война их почти не задела. Остаётся единственная проблема — ванаки.

Старлайт оставалась молчаливым памятником самой себе, будто самая праведная кобыла на свете. Типичная единорожка, она ничего не понимала. Эквестрия называлась страной пони, но на деле она была одним из самых открытых государств. Южные поселения бизонов, переселенцы из солнечного Порко-Порко, предгорные общины коз — многих привлекали единые для всех законы и этическое учение богини.

Зебры тоже пытались создать мультикультурное государство, но каких-то успехов достигли только на побережье, в самых населённых городах. Платное образование, наёмные рабочие, касты на основе племён — до крайности несовершенная система. В начале века Империю трясли революции, и Эквестрия вмешивалась, пытаясь направить соседа по верному пути. Итог был печальным: последний император нашёл самый простой выход — дал своим внешнего врага.

Ванаки (по-научному — гуанако) жили в предгорьях, на западе страны. С массовой добычей угля, а потом и уранита, их родные земли захватили, а племена расселили по всей Империи, большей частью в промышленных городах. Зебрика нуждалась в рабочих, пусть и низкой квалификации: у станков и в шахтах место находилось всем. Затем упали бомбы, города сгорели, и было настоящим чудом найти уцелевшую общину ванаки на этом забытом всеми островке.

— Ванаки не проблема, — после минутного молчания ответила зебра. — Беззащитные создания, они даже не пытались сражаться, хотя могли бы десятилетия партизанить в своих горах.

«Ну конечно, проклятье, пони тоже были беззащитными созданиями до всего этого дерьма…»

— В любом случае, в Миари зебр не любят, — получилось резко, — там сейчас остатки гарнизона, толпа ополченцев, окружение и стрельба по ночам. Гремучая смесь. Ванаки могли бы стать нашими первыми союзниками. Так что мы делаем ради этого? — Шейди обернулась к майору. Жаль лишь, что она не могла взглядом её просверлить.

— Пытаюсь вытащить на переговоры, очевидно, — Старлайт сказала с упрёком. — Я убедила командование подождать, артиллерия молчит. С Джой мы обсуждали план встречи с командиром гарнизона, есть надежда, что в обмен на право переселиться на континент они сложат оружие. Война не нужна, я от своих слов не отказываюсь.

— Слова. Снова слова.

— Что тебя гнетёт?

Ладно.

— Отношение к пленным. Почему ванаки не в лагере со всеми? Почему ты закрываешь глаза на нарушение устава? Да к Дискорду устав, если офицер позволяет себе трахать пленниц, что будет с бойцами?..

— Ничего.

Хм, действительно, её правда. Никто из третьей роты не коснётся полосатой. Не из-за благородства, не из-за верности правилам, а потому что зебры для рейдеров были никем. Как картофель, или как стихийное бедствие — вещью, а не живым существом. Так им легче было справляться, это не получалось изменить. Впрочем, речь сейчас шла не о полосатых. Белоснежные, ушастые и грациозные ванаки сами пострадали от зебр, редкой подлостью было, что их снова перемалывает война.

— Её Тиму зовут, — Старлайт сказала мягче. — Тиму-Тиму Имбвирика. Милое создание, очень похожа на погибшую Тимидити. Иногда на каждого из нас находит. Когда Рэй отказался её казнить я не стала спорить, пусть отвлечётся. У нас и так слишком много погибших, чтобы нагружать офицеров ещё и личной враждой.

Досадно. Этот Глэр Рэй был неплохим командиром. Он не творил чудес, как брат, зато бойцы его уважали. И с ним было проще: ревностная преданность культу богини помогала им управлять. Но вера в правильные заветы, это ещё не этика — все пони однажды выгорали, в конце-то концов.

— Командир, я возьму на себя третью роту. Нельзя так их оставлять. Переведи Рэя в разведку, я за ним присмотрю.

— Убьёшь? — она спросила прямо, будто здесь не торчали уши одной лишней зебры.

— Да, убью. Мы были соратниками, мы часто говорили о единстве. Он плюнул на наши идеалы, это нельзя прощать.

После того случая в горах майор больше никого не казнила перед строем. Они договорились. Единственным палачом Проекта стала Штука, а распорядителем казней скромная кобыла по имени Шейдиблум. И до сих пор, временами доводя себя до отчаяния и забывая о сне, ей удавалось обходиться без крайних мер.

— Принято, — Старлайт сказала спокойно. — Если возьмёшь ванаки к себе, будь осторожна. Тиму не солдат, но тоже опасна, бойня в городе и плен не сломили её.

— Может, удастся использовать её на переговорах?

— Забудь, она с зебрами жила.

На этом тема исчерпалась. Они ещё долго обсуждали прочие дела: схему связи батальона и бригады, доклады радиоразведки, обустройство лагеря и поставки. Шейди не была бы собой, если бы даже на больничной койке не следила за всем; да и Старлайт отлично разбиралась в логистике. Единственное, что мешало, это присутствие зебры, поэтому они старались не касаться секретных тем. Хорошо, что в работе отдельно взятого батальона таковых было немного.

20:00

За чаем с сэндвичами пролетел ужин, десятки новых отметок украсили карту, немного уменьшился список первостепенных задач. И наконец майор сказала: «Хватит», — выталкивая одну увлёкшуюся земнопони за дверь. Врачи требовали строгого режима и ей, словно какому-то жеребёнку, пора было спать. А ведь совсем не хотелось.

Снаружи похолодало; ветер переменился, явно к дождю; Солнце уже должно было скрыться за горизонтом. Закат на этих широтах начинался рано, но, во имя безопасности, освещение в лагере не включали. Дневная суета остановилась, разве что ворона по прежнему каркала, перебравшись к штабной машине, да визгливым голосом распекал какого-то посыльного ублюдок Алиот.

— Ну что за день?.. Идём, Штука. Джой, ты со мной?

Конечно же она пошла, теперь эта полосатая собиралась повсюду за ней следить, будто и без того проблем не хватало. В полк рейнджеров брали зебр. Конечно, они и раньше использовали наёмников, нередко подготавливали шпионов; но чтобы столь откровенно сотрудничать с врагом, такого не было ещё никогда. Рифт не рассказывал, насколько всё плохо.

— Вы проиграли войну, — Шейди начала разговор, когда они перешли в более тихое место.

— Я знаю, — зебра ответила просто.

— Тогда за что ты борешься? Ты не предатель и не солдат удачи, иначе майор не стала бы разговаривать при тебе так. Ты хочешь вступить в Проект?

— Вы проиграете, когда победите, — Джой перебила.

«Я знаю», — что ещё можно было сказать. Эквестрия умирала. Генералы превращались в царьков, штабы спорили о границах княжеств, цепочки производства распались. Это был откат в технологиях даже не на десятилетия, речь шла о сотне лет. Проект был призван спасти всё, что ещё возможно. Пусть не осталось шансов сохранить страну, они всё ещё могли построить фундамент для возрождения новой.

Между тем зебра продолжала:

— Ты чувствуешь этот ветер? Бриз эпохи перемен. Границы будут меняться снова и снова, не станет Империи, исчезнет Эквестрия. Но Союз племён уцелеет, потому что нас ведёт общая мечта. Я смотрю на вас и думаю, что у Проекта тоже есть шансы. В итоге кто-то проиграет и кто-то победит, но сейчас у нас есть общие враги — хаос и голод. Мы должны научиться сотрудничать, если не хотим стать парой диких племён.

Надо же, майор успела её неплохо обработать. Или эта Джой Витани сама искала контакта?.. Забавное у неё было прозвище: начало, как имя земнопони — символ счастья; и ви'та — старый корень сахильского, обозначавший войну. Радость Сражений? В команде со Звёздным Светом они могли бы перевернуть мир. Впрочем, полосатые ненавидели звёзды, так что Старлайт, во имя дипломатии, всё чаще называла себя вторым именем — Глиммер, а то и просто Глим.

— Джой, как ты относишься к религии?

Внезапно, она шагнула ближе.

Мы с войной пришли к вам, смерти бросив вызов,

В дулах ваших ружей мы узрели рай.

Армии готовы, и ракеты снова,

Держат под прицелом ваш беспечный край.

Копыто касалось бока, где форма скрывала метку. Здесь прозвучал гимн фанатиков, изменивших империю, бунтовщиков, развязавших мировую войну и убийц, принявших за свод законов пророчество древней шаманки. Ответ был яснее ясного: к приверженцам религиозных учений Джой не просто относилась, она была одним из их чёртовых лидеров. И свободно шлялась здесь.

— Нам сюда, — Шейди повернулась к южной траншее. Там, за мастерской и миномётными окопами, располагались новые землянки. Пара ещё не покрытых накатом и одна законченная, с дверью под замком.

— Штука, защищай меня, предельная бдительность. Отключи сигнализацию. Вскрывай.

Простая электроника, несложная механика — снаружи эта дверь открывалась легко. А грунт здесь был каменистым, без землеройной машины можно хоть вечность копать. В землянке оказалось на удивление тепло, даже жарко — у дальней стены стояла печка, она же давала свет. Шорох донёсся с лежанки.

— Я… я не спала. Я учила, — сказала испуганная ванаки. Её эквестрийский был ужасен, грамматику она не знала и повсюду ставила сахильские окончания слов.

— Си хофу, Тиму, — Шейди перешла на язык побережья. — Я медик. Я должна осмотреть тебя.

Про медика громко сказано, но пару раз ей приходилось успокаивать испуганных жеребят. Слепота очень умиротворяюще действовала на других. Это ведь важно, когда подопечный не чувствовал угрозы; и, кстати, Джой это понимала — в землянку она не вошла.

— Как ты себя чувствуешь? Где-то болит?

Штука видела, как кобылка на лежанке мотнула головой и сразу же смутилась.

— Нет. Я в порядке. Правда. Я просто устала.

— Можно коснуться?

Она разрешила, и пока Шейди ощупывала шею и слушала дыхание, Штука осмотрела кобылку куда лучше. Белая, ушастая, как Рыбка говорила, тоже худощавая и не старше её. Уже почти спавшие синяки усеивали бока, одно ребро было сломано и наскоро залечено уколом структурного геля — это ей досталось за попытку к бегству. Но нашлись и новые следы. Её насиловали, часто, наверняка всё саднило внутри.

— У тебя были друзья в городе?

Тиму удивилась, но чуть подумав назвала несколько имён. В списках они значились погибшими. Родителей тоже не оказалось, вся семья умерла ещё в начале войны. Что же, Шейди знала, как это больно, если ещё час назад она собиралась отправить пленницу обратно в лагерь, то теперь бросить потерявшуюся кобылку точно не могла.

Эх, а ведь майор однажды высказывалась, как одна земнопони выбирает себе друзей.

— Идём Тиму, ты ведь хочешь вернуться домой?.. — шаг к двери. — У нас почти перемирие, обстрелов нет. Может, всё ещё и наладится.

Юная ванаки долго стояла снаружи, вдыхая пахнущий дождём воздух. Началась морось, но Джой передала ей плащ.

21:00

Панкари уничтожило полностью. Город близ бухты не просто бомбили, каждый дом артиллерия расстреливала прямой наводкой с окрестных холмов, спрятавшихся в подвалах травили газом и взрывали во время зачистки. В книгах о войне это объясняли яростью на врагов, но нет, реальная причина была гораздо грубее. Дома ждали победы, а победами называли только те битвы, где потери врага в разы больше, чем потери своих.

Инженерная рота до сих пор копалась в руинах. Хмурые пони находили тела под завалами, но искали они в основном станки и инструменты. Проект отчаянно нуждался в зебринском оборудовании: время посева приближалось и хотелось подготовить всё до прибытия переселенцев. Местным зебрам тоже понадобилась бы помощь: единственная тракторная мастерская оказалась одной из первых целей в городке.

К западу от руин теперь тянулось новое кладбище. Почти четыре сотни столбиков с табличками для пони, там и здесь украшенные бумажными фонариками и фигурками из бересты. Дальше граница, обозначенная камнями, за ней могилы для зебр. Длинные, общие могилы. С телами долго не разбирались, да и артиллерия мало что оставила: поисковики скидывали в канавы всё что нашли.

Трое стояли в плащах на границе кладбища, оставив неподалёку броневик.

— Мои родители тоже погибли, — рассказывала Шейдиблум, — Мне шесть было, как раз шла очередная фаза войны. Бомбу взорвали над шахтой, один из тех переносных ядерных фугасов, никто в штольнях не уцелел. Я оказалась в приюте на два полных скуки года. Помню, как воровала печенье с кухни и кучи картонных бланков, чтобы делать чертежи.

Она поёжилась и кашлянула. К ночи поднялся ветер, да и дождь лил всё сильнее.

— Мне повезло потом, исключительно повезло. Хорошая семья, лучшая школа. Так-то я не особо талантливая, побеждала скорее потому что любила учиться и совсем не умела заводить друзей. Я знала богиню, честно. Она больше занималась с единорогами, но и у нас уроки вела. Она даже поздравила меня однажды, когда удалось досрочно сдать экзамены, мне уж очень хотелось попасть в университет. Филлидельфийский, Хуффингтонский, Северный Кристальный — я выбирала из трёх. О других и речи не шло, потому что только в этих трёх были факультеты градостроения, по-настоящему сложного искусства на стыке наук. Физиология, климатология, статистика, теория управления — в работе мы использовали всё.

Шейди снова закашлялась, сырость на едва оправившиеся от болезни лёгкие всё же слишком плохо влияла. Но тут её слегка приобняли, копыто надавило сбоку и на грудь. Почти как лечебная гимнастика, это позволило выравнять дыхание. Джой помогла просто так.

— Расскажешь о себе?

Зебра прошлась вперёд и обратно.

— Я в детстве мечтала летать, — она начала, довольно громко. — Дочь офицера и пилота, маленькая ачу из окрестностей Шувы, я гонялась за самолётам вдоль взлётной полосы и отчаянно завидовала драконам. Огонь в сердце, могучие крылья — примитивная мечта о силе и власти, но именно она вела меня тогда. Многих из нас. Ты любила журналы о технике будущего?

— О, да.

— Мы мало отличались. У вас богиня, у нас ненависть к богам. Я верила, что мы сами достойны стать богами, поэтому присоединилась к бунтовщикам. Мы готовились сражаться, но никто не хотел резни. Это восстание отличалось от других. Сломать систему пытались только те, кто не видел её красоты, а мы находили решения. Экспансия, переселение народов — школы, рабочие, расцвет производства. Приграничный конфликт, угрозы, требования — эмбарго Эквестрии, расцвет торговли для всех остальных.

Шейди поморщилась. Действительно, бунтовщики были фанатиками, но далеко не глупцами. Разведка проглядела страшную угрозу. За десятилетие зебры выстроили независимую экономику, за второе подчинили соседей. Война была неизбежна, а Эквестрия всё оттягивала выступление армии, пока не оказалось, что против полусотни дивизий стоят десятки тысяч танков и миллионы солдат.

— Что ты скажешь на поход танковых армий и их гибель в ядерном огне? — Шейди спросила мягко.

— Падение запретов. Новые возможности, новые лекарства. Такой прогресс в науке, что был бы немыслим под властью богини или с толпой окружавших императора пугливых стариков. Мы стояли в шаге от бессмертия, как мы могли отступить?

И это говорила полосатая фундаменталистка, совсем недавно цитировавшая «Песни войны». Газеты обвиняли зебр в безумной жестокости: в их стране повсюду росли лагеря «рабочих-переселенцев», так мягко называемых рабов; уничтожались памятники культуры и целые народы лишались права на самоопределение. Буря кружилась, охватив половину континента, а над ней возвышались такие как Витани. Их называли безумцами, но не прошло и десятилетия, как пони пришли к тому же, чтобы не отставать.

Технологическая гонка требовала жертв. Было ли это правильно? Конечно же нет, всегда можно обойтись меньшей кровью. Но после сотен и сотен вечеров, ушедших на споры с майором, после взаимных обвинений и непонимания, им обоим пришлось учиться смотреть в глубину. Что было большей жертвой: больные, умирающие в постели, или подопытные в лагерях? Что было хуже: не знавшие счёта жеребята, или заложники в детских домах? Согнувшиеся на полях крестьяне, или рабы у станков?

В старой Эквестрии не умели выбирать между двух зол, пони прошлого всегда искали третий путь. И бездействовали, пока их едва не смяло войной. Да что война, плевать на войну, пони бездействовали, когда выбор был очевиден для каждого, кто хоть немного умел считать. Сотня миллионов пони, три миллиона новорожденных каждый год, смерть тридцати тысяч. Втрое больше зебр и ничтожная детская смертность. Не десятки тысяч и даже не тысячи — жалкие горстки тех, кому удалось скрыться от генетической терапии по самым дальним лесам.

Просто жилось тем, кто мог опереться на этику. Но этику создавал опыт поколений: ужасно медленная штука в наш прогрессивный век. В итоге оставался лишь один выход — учиться. Чтобы узнать о мире как можно больше, а потом найти способ повлиять на него. И может быть тогда удастся всё исправить, или даже сделать лучше, как мечтала Старлайт. Или… А что могло быть дальше?

— О чём ты мечтаешь, Джой?

— Остановить войну.

— А дальше?

— Победить смерть.

— А дальше?

Зебра на мгновение смутилась.

— Дать всем счастье, — ответила она.

Значит «всем». Кому-то раньше, кому-то позже, но в итоге всем. Если вдуматься, разногласия народов ужасно напоминали свары в очереди за едой. Конечно, временами появлялись те, кто говорил, что другие не достойны жизни, иногда они становились слишком сильны и всё оборачивалось очень плохо. Но не фатально ведь. В большинстве своём пони были хорошими созданиями, да и зебры неплохими. Чувства как всегда протестовали, но: «Будь разумней», — говорил ум.

— Эм, знаешь, — Шейди потёрла нос. — Я очень хочу, чтобы наши победили. Я жизнь готова положить на это…

— Я тоже, — Витани ответила, перебив.

Но это не помешало продолжить:

— …Затягивая войну мы все проигрываем, кто-то должен сдаться. Майор ведь дело говорит: миру нужна единая власть. Очередная холодная война, это не выход, мы опять всё порушим. В этот раз действительно всё. Скажи, когда ты сдашься?

Зебра задумалась.

— Честно? Не знаю. А ты?

— Я… — вздох, — я бы сражалась до последнего. Но было ошибкой бомбить город. Я сожалею.

Молчание длилось несколько долгих секунд.

— Я ошиблась, напав на десант. Победа над звеном рапторов многого стоила, но не подставы для общего дела и не риска для тебя и Старлайт. Вчера мы долго с ней говорили, примерно о том же. «Союз», или «Проект», названия разные, но конечная цель у нас общая, кто-то должен уцелеть.

Джой приблизилась, коснулась шеи и щеки. Нежным, почти материнским жестом копыто пригладило гриву.

— Клянусь не убивать вас двоих. Обещаю не унижать переселенцев, когда мы победим.

Обещания на обещания?.. Замечательная игра.

— Клянусь сделать всё для безопасности пленных и защитить их честь. Клянусь не грабить мирных жителей. Клянусь дать равные права всем в нашей стране.

Это казалось таким нелепым, но одна зебра и одна пони обменивались клятвами рядом с кладбищем и руинами домов. Наверное, когда-то в древности точно так же появились правила ведения войны. По воле прогресса конфликт становился слишком грязным и конвенции забывались; никто ведь не хотел проиграть; но любое противостояние по сути было «дилеммой заключённых» и договорившись об условиях выиграть могли все.

22:00

— А о чём мечтаешь ты, Шейдиблум?

— Хм…

Ну конечно же зебра не могла не задать этот вопрос.

— Мечтаю сделать мир лучше. Хотя, нет, это моё желание лишь жалкая искорка в сравнении с мечтой Старлайт. Я простая пони и всего лишь хочу делать вещи, которые работают и будут ещё долго служить другим. Ненавижу, когда всё ломается.

Шейди переступила. Никак не удавалось подобрать правильное слово. Они о многом говорили с майором, но не о её личных мечтах. В сравнении с общим делом это казалось таким несущественным.

— Я хочу упорядоченности, вот. Когда всё становится лучше, это прекрасно. Когда показатели падают, тоже терпимо. Ошибки можно исправить, но когда всё вокруг одна сплошная ошибка, я не знаю что делать, я просто молюсь.

— Я тоже.

— Кому, Джой, кому? Придуманным высшим силам? Гармонии мира? Вы же отреклись от богов. В своей гордыне вы забыли, что каждому жеребёнку нужна мама и защитница от страшных снов.

Зебра молчала несколько долгих мгновений.

— А ты когда-нибудь задумалась, кому молятся боги? — она спросила резко, но сразу же смягчила тон: — Не зная правил и не ведая чести, им остаётся только верить в себя. Я же верю в свою страну, я молюсь ей, я знаю, что мы сможем сделать её лучше.

— Счастливая… — Шейди опустила голову.

Неудивительно, что они со Старлайт так быстро спелись. Майор часто говорила об ответственности, но правда в том, что ей нравилась власть. Шейди тоже пыталась: пост мэра был чуть ли не должностью бога для маленького городка. Но она не справилась, её пределом была компания близких и команда в дюжину солдат. Да и здесь умений не хватило, и стояла она теперь, сминая дёрн копытами, у ряда свежих могил.

— Я попрощалась, спасибо, — Тиму вернулась к ним. Штука видела, как она крошила пряник над канавами, где закопали горожан.

— Расскажешь о детстве?

— Ну-у… — она смутилась, ушла в себя. Конечно же это не сработало. Они с Джой разговаривали на сахильском, но слова немного значили в таком месте, после всего что произошло.

— Я бывала здесь, — Джой вмешалась, — когда служила на авианосце. Здесь заправка, техобслуживание, отдых, и дальше на континент. Потом обратно, уже на новой машине. Помню рагу с морской капустой и толпы жеребят за оградой взлётной полосы. Ты ведь тоже приходила, а?

— Ну, да, — смущённая ванаки подошла ближе. — Я тоже любила полёты. Правда, летала всего один раз. Я как-то заболела и дома никто не мог помочь, тогда меня взяли в столицу…

Тиму замялась, но никто не торопил, только зебра с шуршанием коснулась её, ободряя.

— …Да, Город на семи холмах, такой красивый. Я была одна, из больницы меня не выпускали, зато рассказывали сказки. Я там познакомилась со всеми, с каждым подружилась, а с одной милой менди особенно. Она хотела, чтобы я стала врачом, говорила, что если очень захотеть всё возможно. Так я и оказалась здесь.

— Здесь?

— Да, я местная. Но у нас ссора с зебрами, а я всё равно пошла в город. Я помогала в госпитале и всё ждала корабль до большой земли. На самом деле паром ходил часто, но меня не пускали, говорили: «Военное положение», — и что, вообще, чужим нельзя.

«Вот почему она держалась», — Шейди совсем поникла. Здешние зебры мешали ей не со зла: ничего хорошего не ждало бы одиночку низшей расы среди толп беженцев и разрушенных городов. Но, с другой стороны, она ведь и сама могла остаться дома. Или хотя бы на Тандерхеде. Что делать слепой пони на войне? В итоге каждый раз её роль оказывалась ничтожной; но одна земнопони уж очень хотела понять войну, чтобы придумать, как её изменить.

Чем-то неуловимым — спокойным голосом, дружелюбием, открытостью? — Тиму очень располагала к себе. Они разговорились с Джой о городах и путешествиях, Шейди принесла термос из броневика, пригодились сделанные заботливой Рыбкой сэндвичи. Но приближалась полночь, а значит инженерная рота возвращалась; никто не позволил бы им остаться здесь одним.

23:00

И снова бронетранспортёр трясся по ухабам, вдоль дороги и дальше через холмы. Вместе с колонной грузовиков они пересекли реку; понтонная переправа стояла совсем рядом с руинами старого моста; в этих местах уже работали дозорные батальона, наблюдательные посты скрывались среди холмов. А дальше старая авиабаза, изрядно порушенная во время боёв; низина, с концентрационным лагерем за ней, три опорных пункта; и, наконец, антенны узла связи над высотой.

Красивое здесь место — говорили — почти как предгорья Кальма, только вместо березняков и клёнов вересковые пустоши. Деревья на острове почти не росли, зато неплохо себя чувствовали злаки: здесь хватало целинной земли. Климат был в меру влажный и в меру тёплый, дождливые дни следовали один за другим. Хотелось надеяться, что северный овёс даст добрый урожай; но, в крайнем случае, можно было обойтись и картошкой. Правда, для этого пришлось бы клубни на посадку закупать у зебр.

— Идём, Тиму. Познакомлю тебя с хорошей подругой, — Шейди толкнула дверь, как только броневик остановился.

Медпункт батальона тоже располагался в землянке, правда большей, чем остальные, и в отличии от других укреплённой. Сооружение КФУ — широкая такая фанерная труба, собираемая в котловане, прикрытая толстым слоем земли. Не идеальная защита от обстрелов, но всё же хоть какая-то безопасность для больных и реанимационного оборудования, которое нечем было заменить.

Оснащению их госпиталя врачи на Тандерхеде откровенно завидовали, так что при первой возможности отправили обратно большинство больных.

— Правее на десять, левее на три… — проговаривала пони по ту сторону тамбура.

Хруст, звон стекла.

— Да ёбаная железяка, твою же ж мать.

— Проблемы? — Шейди фыркнула.

— Ещё какие, — Берришайн сказала устало, — иди сюда.

Запах. Кисло-сладкий, мягкий и очень вкусный. Только одна вещь на свете могла так пахнуть — старое балтимэрское вино.

— Штука, спасай!

Непонимающий писк.

— Бутылку чини! Быстро, лягать!

Впереди затрещало, зашумело. Грива поднялась дыбом и закололо в глазах. Так работал ремонтный талисман: в равной степени невероятное и полезное устройство. Сочетании заклинания рекомбинации элементов — высшего творения волшебства — и вычислительной мощи оптических кристаллов, которые до сих пор не удавалось вырастить, а можно было лишь только найти.

Магия и единороги, магия и пегасы, магия и кристаллы. Магия окутывала весь мир и она помнила его: форму каждого предмета, его функции и, частично, структуру. Только благодаря «памяти мира» работал структурный гель, способный залечить любые раны, а также талисманы, продлевающие на месяцы и годы срок службы выстроенных на грани прочности устройств. Но память мира была коротка: несколько секунд для вещей и какие-то минуты для живых созданий. Магия не могла, или же не хотела всех лечить.

Берри не повезло. Чудом она продержалась до операции, но врачи уже не могли спасти перебитую нервную ткань, позвоночник искалечило необратимо. Оставался один выход — предельная доза геля и лучевая терапия, пока лекарство не заменит все умирающие клетки. Но Берришайн не хотела становиться волшебным созданием, или, как теперь все говорили, — живым мертвецом.

— Южные сады Балтимэра, шестьдесят пятый год, — пони на кушетке усмехнулась. — Подарок от майора. Хе-хе, пить она совсем не умеет. Оставила и позабыла, что у меня рога нет.

Шум заклинания постепенно затих, в комнате ощутимо потеплело. Робот снова пискнул и опустился на пол — энергии осталось всего ничего.

— Ну как там, Штука? Получилось?

— Да мы же выпили почти всё.

Действительно, вина плескалось на донышке, меньше чем на глоток. Шейди искренне не понимала, по какому фундаментальному закону подлости магия не хотела восстанавливать съеденные вещи. Копировать тоже не получалось — заклинание возвращало молекулы на старые места. В такие мгновения она прекрасно понимала зебр: первых в мире, кто отбросил шаманство и выбрал технологический путь.

— Давайте знакомиться. Тиму, заходи, — Шейди отошла с прохода, — Слушай, подруга, тебе понадобится помощница, не робота же гонять по делам. А она мечтает изучать медицину, ей понравится работать здесь. Дальше Джой, она враг, но не считая этого хорошая зебра.

— Да, командир говорила. Будем знакомы, начальник штаба шестьсот тридцатого — Энви Берришайн.

— Адха Витани, позывной «Джой».

— Я хочу с подругой поговорить. Подождёте с Тиму снаружи? Это ненадолго.

Они ушли. Шейди стояла на покатом полу, переминаясь, и что-то ей совсем не нравилась тишина.

— Ты ебанулась, малявка? — Берри спросила участливо, — Лучше сразу скажи, третьей будешь.

— А?..

— Майор уже плакалась, мол всё идёт по пизде. Рэй заходил со своими восхитительными теориями. Так что у тебя?

Шейди шагнула вперёд, мимо кушетки. Нос уткнулся в шею лежащей пони, такую тёплую, почти горячую. От неё пахло лекарствами и, совсем немного, кисло-сладким вином.

— Он мучил девочку. Так нельзя. Я хочу отомстить.

— Успеется, поболтаешь с ним завтра. Что насчёт тебя?

— Я… — Шейди замялась. Было грустно, да, но кроме того она не знала, что сказать.

Зашуршала подушка, Берри повернула голову.

— Ты запуталась. Пять лет учебки, а мыслишь как сраный мирняк. Хочешь отомстить? Отлично. Теперь представь себя на месте Тиму. Тебя захватили, насиловали две недели, а потом вдруг какая-то падла приходит и слезинки начинает подтирать. Твои действия?

«Бежала бы? Боролась? Шпионила? Убила себя?» — она не задумывалась о таком.

— Первое правило. Всегда, мать твою… — Берри прервалась. — Извини. Всегда ставь себя на место врага.

— Она не враг, ванаки не союзники зебрам. Единственный настоящий враг здесь, это Джой. Но я не знаю, чего от неё ждать.

— Скажем так, зебринский генерал в штабе, это проблема оперативного звена. А твоя Тиму, это угроза ебать какая конкретная, явная, зримая. С энной вероятностью она прирежет тебя, почти наверняка попытается нам подгадить. Хочешь с ней возиться? Вольному воля, запрещать не буду. Но держи её в каземате. Появится снаружи, прикажу застрелить.

— Она не враг.

Берришайн глубоко вдохнула и выдохнула, затем продолжила, до шёпота сбавив тон:

— Может и так. Хочется верить, что Рэй её достаточно зачморил. Что насчёт тебя: не уважаешь правила — нахуй из армии. Уставы писались кровью, знаешь ли. А теперь иди спать.

Шейди вздохнула, прижалась крепче к подруге. Хотелось спорить, или извиниться — в который уже раз она не знала что сказать.

— Оставь меня, бестолочь. Тебе нужно чаще отдыхать, иначе тоже окажешься здесь. Иди.

Штука взлетела на секунду, словно рюкзак пристроившись на спине; очередной писк напомнил, что энергии осталось совсем мало. Оптитронику робота запрещалось выключать. Пришлось отвернуться, шагнуть мимо кушетки и медицинского аппарата, дальше по крутой лестнице наверх. В голове стояла пустота.

— Тиму, можно тебя коснуться?

Едва получив разрешение Шейди прижалась носом к шее светлой кобылки.

— Пожалуйста, поверь, я всё сделаю, чтобы защитить тебя и твоих сородичей. Всё ещё наладится, нужно только подождать.

Юная ванаки ничего не ответила, но позволила себя обнять и увести. Ровно до тех пор, пока тюремная землянка не оказалась напротив. Тиму задрожала, остановилась. На её месте никто не смог бы вернуться. Одна земнопони точно бы не смогла.

Джой открыла дверь.

— Место, это всего лишь место, — она сказала негромко. — Не бойся, я останусь с тобой. Мне всё равно здесь негде спать.

— Поможешь притащить кабель? — Шейди улыбнулась. — Потом зарядное устройство, терминал и верстак…

В конце концов она не собиралась оставлять их одних.

Характеристика

Архитектор «Проекта»

Многие мечтают исправить мир, но вы знаете как это сделать; вы приобрели влияние, знания и ресурсы; лидеры наций прислушиваются к вам. И вот, алгоритмы готовы, процесс начался. Если враги найдут вас, то попытаются уничтожить, но товарищи будут защищать любой ценой.

Красноречие — 60%
Три спутника — это не предел.