Скуталу и подушка

Чем бы заняться кобылке?

Скуталу медленно поднялась вверх по лестнице ведущей ко к её дому и толкнула входную дверь. На улице царил прекрасный осенний день, и кобылка не могла поверить своей удаче. Этот день наконец настал!

Она осталась дома одна. По крайней мере, до завтра.

Поспешно затворив дверь, она к своему великому удовольствию, скинула седельные сумки прямо на пол. Будь здесь её мать, она, несомненно, велела бы убрать их, но сейчас Скуталу было ни к чему беспокоиться об этом. Во всяком случае, до завтрашнего дня. Сейчас она была взрослой, и весь мир принадлежал ей. Широко улыбнувшись, она поскакала наверх, в свою комнату, громко распевая при этом и производя столько шума, сколько вообще могла, и зная, что неодобрение родителей сейчас далеко от неё. Но, достигнув двери, она вдруг резко остановилась. “Секундочку! Да ведь в моём распоряжении весь дом! Ну-ка, пора поваляться на большой кровати!” Пронесясь стрелой по коридору с гудящими за спиной крылышками, она совершила гигантский прыжок, как если бы плюхалась в воду, и приземлилась прямиком на родительскую кровать среди тёплого комфорта простыней и подушек. Жизнь была хороша.

Прошло несколько часов. Точнее Скуталу не могла сказать, как долго она уже лежала в этой огромной двуспальной кровати, закинув копыта за подушку. Она попыталась задуматься о вещах, которые могла бы совершить сейчас, целый день будучи взрослой и самостоятельной. Какие-нибудь супер-удивительные вещи, которых она не могла сделать раньше... но нет, на ум упорно ничего не приходило. В какой-то момент она просто схватила подушку и обняла ее по двум причинам: во-первых, она так обычно не делала, а во-вторых, это была не её подушка. Но подушка сползла вниз, и когда Скуталу подтянула её обратно, она испытала довольно странное чувство. Ей было хорошо, но хорошо как-то по-особенному. Так, как если бы на День Сердец и Копыт жеребёнок в школе сделал подарок только тебе и нипони другому. Или, как в тот раз, когда она целовалась со Свити. Она не должна была нипони об этом рассказывать.

Тем не менее, время шло, и она обнаружила, что всё больше и больше думает о том поцелуе. О том моменте, когда их рты соприкоснулись, и язык Свити неопытно тыкался в её губы. О том очаровательном писке, который она испустила, когда Скуталу начала двигать своим языком туда и обратно. И сейчас, безо всяких размышлений, её бёдра начали совершать такие же движения с этой подушкой. Тепло начало нарастать в её теле, а миллионы крохотных огней зароились и погасли в её голове. Она была взрослой, она могла это сделать! Ах!

Уложив подушку вниз, она быстро перевернулась на четвереньки, обхватив её своими задними ногами. По лбу кобылки начал стекать пот по мере того, как её чувства усиливались. Сомнения на мгновение затопили её голову, но усилием воли она тут же отмела их в сторону, начав тереться о неживой предмет под собой. Там, где её промежность касалась подушки, возникло и начало потихоньку расплываться мокрое пятно, но всё это сейчас было не важно. Значение имело только ощущение ткани между ног, материя, касающаяся её петельки, интенсивный зуд и нарастающее тепло внутри её тела. Неизвестно как, но она разожгла в себе огонь, который невозможно будет легко насытить. Стон вырвался изо рта пегаски, и всё её тело задрожало. Она лежала на кровати своих родителей, ласкала себя их же подушкой, становившейся всё более влажной, и она только что застонала. Она ощущала себя очень неправильной. Хотя нет, это было не тем словом, что она искала. Озорной. Непослушной. Она была такой. И ей это нравилось.

Она не прекратила резких, отчаянных движений даже тогда, когда её дыхание сбилось и стоны удовольствия сменились хрипами и писками, а подушка оказалась залита её соками. Она почувствовала, как её крылышки, напряжённые почти до боли, хлопают в воздухе независимо от её воли. Передние копыта, до того державшие её над подушкой, разъехались в стороны, и Скуталу рухнула вниз. Теперь она полностью лежала на животе, и в это время её фланки поднимались и опускались, а дыхание было прерывистым, как после долгого бега. Она была слишком громкой и она знала это.

Что, если кто-то услышал? Что делать, если соседи позвонили родителям, решив что ей стало плохо?

И тогда Скуталу сделала одну вещь, в которой она была уверена и знала, как та делается. Она опустила свою мордочку вниз, уткнув её в подушку, и представила, что это Свити. Она неустанно целовала, грызла и облизывала её, неумолимо расправляясь с беззащитной грудой ткани. Ощущение тепла начало нарастать, когда она обнаружила, что думает об объекте под собой как о настоящей, живой пони — Свити Белль. И она была очень, очень близка к чему-то. Она уже даже могла почувствовать это. Пик? Могло ли ей стать ещё лучше? Скуталу не имела об этом ни малейшего представления. Не было никакой системы мер, чтобы обозначить ту степень чувств, что она испытывала. Но она знала, что ей это нравится. И если это было тем, что принесёт ей огонь внутри, то она сделает это. Она этого хотела.

Её мысли внезапно затуманились и стали бессвязными. Она удвоила скорость движений, заставляя кровать скрипеть, и усилила силу и страсть, с которыми целовала и тёрлась о подушку-Свити. Это странное, необычное чувство стало ещё сильнее и...

— А-а-а-а-а-а-аххххххххх! — визг молодой кобылки разорвал воздух. Она тут же закусила ткань, заглушая этот резкий звук. Поток соков залил низ подушки и внутреннюю сторону бёдер. На мгновение она прижалась к подушке так плотно и задвигалась так быстро, что казалось удивительным, как она после этого вообще не стёрлась в пыль. Но почти сразу же это чувство начало идти на спад.

Единственное, что осталось после того, как она перевернулась на бок, обхватывая своего матерчатого друга, ныне ставшего мокрым и испачканным, как и она сама, — это была смесь из чувства удовлетворённости и глубокой усталости. “Ух ты, — только это и пришло ей на ум, — быть взрослой это просто нечто!”
Когда Скуталу уснула — “Несколько минут сна мне не повредят...” — в голове её плавал образ маленькой белой единорожки, с которой она когда-то разделила поцелуй. Её глаза медленно закрылись, и во сне подушка, которую она плотно прижимала к груди, была настоящей Свити Белль.

Тычинки и пестики

Наступил момент, когда солнце зашло.

Скуталу уснула. То, что изначально планировалось как лёгкий отдых на несколько минут, превратилось в несколько часов. Но, в конце концов, кого это вообще волновало? Родители должны были вернуться только завтра, и ей не было нужды беспокоиться ни об этом, ни о чём бы то ни было ещё.

Где-то хлопнула дверь, отдавшись эхом в её полусонном сознании. Кто это? Соседи? А не слишком ли поздно? Хотя нет, звук определённо был в её собственном доме. Кто вообще мог прийти к ней ночью, пока родители в отъезде? Как смеют она вторгаться в её дом, пока она, нынешняя полноправная хозяйка, спит наверху? Скуталу даже не потрудилась встать. Она сказала себе, что дело само уладится, даже тогда, когда цокот копыт уже начал подниматься вверх по лестнице. Может ей стоило бы...

— Скуталу, — голос матери, громкий и пронзительный, вывел её из транса, словно голос фокусника, загипнотизировавшего до того добровольца из толпы, и заставившего изображать из себя цыплёнка, на потеху толпе, а затем велевшего очнуться. В долю секунды Скуталу уже сидела на кровати, вытянувшись. Она уже почти успела забыть про подушку, но, так же как на бедного пони, очнувшегося на сцене, все чувства и воспоминания нахлынули на неё с новой силой, стоило лишь матери подойти, чтобы посмотреть на неё. Та сразу поняла, что произошло. Глаза кобылы расширились от увиденного, когда она пыталась что-то сказать.

Сердце Скуталу ёкнуло и на секунду остановилось, а сама кобылка почувствовала себя так, словно её выслали в ледяной ад или чистилище бесконечной скуки. Она очень мало знала о сути того, что сделала, почему в воздухе царит именно такой запах, или почему её мать выглядит настолько обезумевшей, но не нужно было иметь семи пядей во лбу, чтобы догадаться, что она точно сделала что-то не то. Или что быть пойманной здесь, свернувшейся калачиком на кровати своих родителей, в обнимку с подушкой, покрытой жидкостями, которые изошли из самой же Скуталу, явно было чем-то постыдным. Она попыталась что-нибудь сказать, но не смогла выдавить из себя ни звука. Скуталу охватила тревога, сопоставимая с паникой. Она хотела броситься бежать, но копыта стали холодными и липкими, а крылья нелепо трепыхались, пока напряжённая тишина звенела в ушах.

— Ты... иди лучше в свою комнату... — выдавила из себя мать, и Скуталу не стала спорить. Сглотнув с пересохшим горлом, она кивнула, а затем, найдя в себе мужество встать, доплелась до собственной кровати, забралась под одеяло и уткнулась лицом в подушку. Для всех, кого она знала, она стала конченой пони.

Тем временем в зале начали раздаваться приглушённые голоса отца и матери. Скуталу даже показалось, что она услышала смех. Тихонько подкравшись к дверному проёму, она осторожно высунулась наружу. Мать, с растрёпанной гривой, казалась сейчас довольно измотанной, будучи совершенно не похожей на привычную себя — образец строгости и сдержанности. Отец же, напротив, выглядел совершенно спокойным. В данный момент он, закатив глаза и положив передние копыта на плечи жены, успокаивал её, тепло улыбаясь. “Он всегда знает, что сказать…” — Скуталу улыбнулась.

Прижимая ухо к двери, Скуталу удалось вычленить несколько более-менее цельных фраз: "Она растёт, дорогая" и "Даже не пытайся её отчистить, просто выкинь. Легче новую купить". Всё это, казалось, более или менее успокоило мать, но она всё ещё выглядела расстроенной. Затем отец вдруг встал и подойдя к двери, дважды постучал. Скуталу в один миг оказалась под одеялом, словно бы там и лежала с самого начала.

— Заходи... — неуверенно сказала она. Отец вошёл внутрь, аккуратно подкрутив настольную лампу, и присел рядом, после чего долго молчал, погрузившись в размышления.

— Ты знаешь, что именно ты сделала?

Она мрачно кивнула, повернувшись к нему.

— Твоя мать, кажется, так не считает. Послушай, дорогая... — он вдруг положил копыто ей на плечо, когда Скуталу от стыда попыталась спрятать лицо в копытах. Он снова заговорил, очень тщательно подбирая слова.

— Ты не сделала ничего плохого, понимаешь? Это часть взросления. И каждый взрослый пони занимается этим в определённые моменты своей жизни. За исключением того, что... как правило, мы используем свои копыта, а не подушки. — Он поморщился, вспомнив, что его любимая подушка оказалась испорчена. Мать предложила отчистить её, но... он никогда не смог бы избавиться от этого образа в своей голове. Лучше вовсе избавиться от постоянного напоминания.

Затем он начал рассказывать дочери о периодах охоты, жеребятах, сексе и половом созревании, а также о ряде других вещей, о которых бедная кобылка точно не хотела слышать от родного отца. И всё же слышать, как он говорит обо всём этом таким тоном, словно просто инструктирует её о чём-то, до чего она наконец доросла, помогло ей в конечном итоге немного расслабиться. Ровно настолько, насколько вообще можно было расслабиться, будучи застигнутой в спальне своих родителей после совокупления с их подушкой.

Закончив лекцию, он откинулся на спинку стула и откашлялся.

— Итак, у тебя есть какие-нибудь вопросы? — она нахмурилась, размышляя. Всё то, что рассказал ей отец, вполне складно ложилось на произошедшее, кроме... Оставалась одна-единственная деталь, не вписывавшаяся в общую картину.

— А что, если... если я хочу встречаться с кобылкой... в-вместо жеребёнка? — она моргнула в изумлении. Почему она это только что сказала? Почему мысль, до того блуждавшая где-то в глубине подсознания, вдруг сформировалась и стала настолько ясной и чёткой?

Её сердце колотилось в груди, а комната вокруг вдруг необъяснимым образом начала казаться очень тесной. Она начала сильно потеть. Она слышала, что пони выгоняли из дома за такие вещи, от них отказывались родители и оставляли на произвол судьбы. Неужели она только что испортила всю дальнейшую жизнь одним единственным вопросом? И понял ли её отец, что вопрос был задан не просто из праздного любопытства? Но вопрос уже был озвучен, и Скуталу никогда в жизни не боялась сильнее, чем сейчас.

Её отец не дрогнул. Он не повысил голоса. Он не начал кричать. Он не начал выгонять её на улицу. Он даже не моргнул. На лице его появилась улыбка, и жеребец заключил дочь в тёплые объятия.

— Тогда я всё равно буду любить тебя. Ты же моя дочь...

Скуталу молча обняла его в ответ. В её голове была путаница из мыслей, но по крайней мере об этом она могла не беспокоиться. Ей удивительно полегчало, как будто с её души убрали тяжкий груз, о существовании которого она даже не подозревала. Её отец любил её, и со временем всё придёт в порядок. Она выпуталась из объятий и осела обратно на кровать. На лице Скуталу появилась нервная улыбка, когда отец взъерошил ей гриву. Других вопросов в голову не приходило.

— Хорошо. Мне надо пойти поговорить с твоей мамой. Мы вернулись из поездки раньше, потому что она очень волновалась о тебе, — он сделал паузу и хихикнул. — После сегодняшнего вечера я думаю, мы можем забыть, что всё это произошло. И перед тем, как пойдёшь спать, тебе... возможно, стоит принять ванну.

Он поцеловал её в макушку и вновь потрепал гриву перед тем, как вернуться к жене, закрыв за собой дверь. Скуталу просто лежала на кровати, переваривая всю полученную информацию. Ей предстояло обдумать много всего нового.

Несмотря на переполненность новыми знаниями, в её голову постоянно возвращался один и тот же образ. Свити Белль, её подруга. Хотя думать о ней, как о простой подруге казалось неправильным. Ей хотелось большего. Да, так было правильнее. Скуталу чувствовала, что ей хотелось проводить время со Свити наедине... Почти инстинктивно её копыто потянулось вниз. Мимо живота, задевая тёплый мех и ниже, пока не достигло своей цели. Вернее, её цели. Она издала тихий вздох, а в ушах зазвучал голос отца. "И каждый взрослый пони занимается этим в определённые моменты своей жизни. За исключением того, что... как правило, мы используем свои копыта, а не подушки".

Скуталу начала описывать копытом небольшие круги. Действуя больше инстинктивно, чем зная, как правильно, она вдавила копыта в свои небольшие складки, слегка раздвинув их и открыв под ними розовую кожу. Кобылка помотала головой, и, наконец, уложила её на подушку. Почему это было так приятно? Это в миллион раз приятнее подушки! О да!

Она стала двигаться быстрее, разжигая в себе страсть. В этот раз она знала, чего ожидать в конце и это лишь подогревало её желание двигаться всё быстрее. Скорость — это здорово. Рэйнбоу Дэш любила скорость. Скуталу стало интересно, делала это когда-нибудь Рэйнбоу Дэш. Спорю, она может закончить ровно за десять секунд!

Отец сказал, что все взрослые это делают. А кобылки и жеребята? Делала ли это ЭпплБлум? А... А Свити тоже это делала? Её сознание заполнили мысли о распростёртой на кровати Свити Белль, неистово трущей себя копытом между задних ног. Скуталу почувствовала, что от от таких фантазий стала ещё горячее внизу, а на её лбу выступил пот. Ничего, кроме этого образа не имело значения. Приближаясь к финишу, кобылка зарылась лицом в подушку, чтобы не быть слишком громкой.

Скуталу вдавливала копыто в свою юную петельку. Её мех стала покрывать густая скользкая жидкость, но её это не волновало. Значение имело только достижение этой... этой вершины. Её тело требовало разрядки. Перепачканное в соках копыто стало издавать хлюпающие звуки. Она была почти уверена, что если кто-нибудь достаточно прислушается, то услышит это, но она вытеснила эту мысль из своей головы. Она наблюдала из-под полуопущенных век, как одеяло поднималось и опускалось от её быстрых и неравномерных движений копытом. Скуталу издала ещё один тихий писк, понимая, что ей надо что-то сделать, если она не хочет шуметь.

Перевернувшись на живот, она подняла бёдра и уткнулась лицом в подушку. Расставив задние ноги, так, чтобы ей было удобно просунуть между ними переднее копыто, она вновь начала тереть себя. Скуталу обнаружила, что в этой позе она может дотягиваться до себя иначе, и что у неё было место, тереть которое было куда приятнее, чем остальные. Она не заметила этого раньше с подушкой.

Её петелька раскраснелась и набухла от движений копытом, уже очень сильно покрытом её соками. Исследуя обнаруженную зону, она почувствовала небольшую выпуклость, от прикосновения к которой все мысли в её голове смешались и она выгнула спину.

— О да-а-а-а! — прошептала Скуталу, задыхаясь от шока и усталости. Она медленно и решительно вновь надавила там копытом и тут же убрала его. Ей показалось, что она прикоснулась к центру всего, что она чувствовала и, о чёрт, это было восхитительно. Она начала быстро и ритмично двигать копытом, и укусила подушку, когда достигла пика. Её тело не выдержало и она завалилась на бок. Её задние ноги неистово сжались вокруг копыта, удерживая его, когда она вновь начала им двигать. По ощущениям ей казалось, что миллион копыт делают ей лучший массаж в мире. Хотя нет, это было круче.

Высунув язык, она начала двигать бёдрами в унисон с копытом и зажмурилась, чувствуя приближение грандиозного финала. Когда он настал, её маленькое тело задёргалось и она закричала от удовольствия, ещё сильнее покрыв соками копыто и внутреннюю часть бёдер, испытывая второй в её жизни оргазм.

---

Измождённая и невероятно удовлетворённая Скуталу лежала на кровати и тяжело дышала. Её копыто, внутренняя сторона бёдер и даже немного простыни были вымокшими. Она удовлетворённо улыбнулась и села, борясь с усталостью. В этот раз она не собиралась позволять себе сразу же заснуть.

Пегаска быстро направилась к двери, двигаясь странно из-за мокрого меха на бёдрах. Выглянув наружу, она удостоверилась, что её родители отправились спать или ушли на первый этаж.

Не тратя ни секунды, она метнулась к ванной так тихо, как могла, и закрыла за собой дверь как только включила свет. Увидев себя в зеркале в первый раз за этот вечер, она повернулась, осматривая себя.

Её шерсть была заметно мокрой и довольно липкой. Обычно скрытая хвостом и шерстью петелька была открыта и увеличена, и из неё всё ещё немного капали соки. Скуталу подняла копыто, глядя на жидкость, которой была покрыта её шерсть. Она пахла слегка странно. От запаха ей хотелось сморщить нос, а в теле ощущалось лёгкое возбуждение. Возможно, она такая же и на вкус? Это отвратительно! Тебе не следует это пробовать! Ведь так? Может, просто разок лизнуть? Никому ведь не нужно об этом знать, да?

Она провела языком по копыту. Вкус был лучше запаха. Она смутно задумалась о том, какой была на вкус Свити, когда услышала стук копыт на лестнице и тут же начала готовить ванну. Шаги приблизились к двери, на секунду замерли и удалились дальше по коридору. Она была в безопасности.

Вода была тёплой и расслабляющей. Опускаясь в неё, Скуталу издала глубокий вздох облегчения, ощущая, как напряжение покидает её мускулы. Она смывала с себя всё напряжение этого дня, стыд от поимки в процессе (вернее после) акта, и смущение от всей полученной информации. Она окунула голову, чувствуя, как вода прикасается к её векам и ушам, и прислушалась к полному ничему. Это успокаивало. Смывая с потом всё беспокойство, она задумалась о предстоящем дне. Её будет ожидать завтрак и, возможно, неловкий взгляд от мамы, но всё будет нормально. В школе всё будет как обычно: много заданной домашней работы, вероятно, ругань из-за не сделанной домашней работы... Но она увидит Свити. Оно того стоило.

Позже этой ночью, завёрнутая в тёплое одеяло Скуталу видела сны о копытах, подушках и Свити Белль. Проснувшись следующим утром, она открыла для себя, что такое «влажные сны» и заменила простыни.

Школьная влюблённость

Этим утром Скуталу получила именно то, что она ожидала.

— Побыстрее! Доедай скорее! Собери седельные сумки! Не забудь взять обед. Ты сделала домашнее задание? Ох, Селестии ради, Скуталу, пошевеливайся!

— Арх... — казалось достаточным ответом на все вопросы. Мычание и кивок. Она переходила из комнаты в комнату, вспоминая о прежних временах, к немалому расстройству матери, срочно отправляющей её за двери.

— Хорошо ещё, что мы с отцом решили вернуться вчера ночью. — Мать на секунду запнулась, прогоняя лишнюю мысль. — Я сомневаюсь, что ты смогла бы даже встать вовремя. Ты такая копуша по утрам...

— Я уже большая пони! Мама, я могу сама о себе позаботиться! — Она заскулила, когда гребень, которым мать расчёсывала её гриву, зацепился за узелок в волосах. Мать лишь нетерпеливо щёлкнула языком, вернув гребень на место.

— Сейчас, сейчас. Разве ты не хочешь выглядеть красиво для жеребят в школе? – Её мать попыталась скрыть нервную улыбку. Очевидно, она пыталась свыкнуться с тем, что произошло прошлой ночью. Её отец сказал, что Скуталу «переживает изменения», и с каждым днём всё больше походит на взрослую. Была ли это попытка матери принять это? Ведь она раньше никогда не говорила с ней о кольтах. С чего бы ей вообще заботиться об этом?

Сидящий за столом с ежедневной газетой отец Скуталу виновато улыбнулся, в то время как она смотрела на мать с невозмутимым выражением лица. Она что, серьёзно?

— Арх, мам. Ты такая скучная. – Она закатила глаза и, повернувшись к двери, вышла на улицу. Скуталу спустилась вниз по тропинке, что вела к небольшому огороду, за которым её мать обещает приглядывать в течение последних трёх лет — «Обещаю, я сделаю это на следующей неделе. В последнее время я так занята».

— Скуталу, ты уже в третий раз опаздываешь в школу, да ещё и приходишь с незаконченным домашним заданием. Только подумай, ты была одной из моих лучших учениц. Что случилось? — Черили наклонилась. Её мордочка была без единой кровинки и очень серьёзна. Это было именно то выражение лица, которого так боялись все жеребята в школе. Выражение «У-тебя-большие-проблемы-и-я-собираюсь-поговорить-с-твоими-родителями».

Пол под копытами показался Скуталу очень интересным. Всё остальное было ей совершенно безразлично. Сквозь трещины в дверях кабинета учительницы она могла видеть других учеников, шепчущихся и хихикающих между собой. Она видела своё место: так близко, но так далеко. Рядом с ней был пустой стул, где обычно сидела ЭпплБлум, отсутствующая сегодня и свободная от унизительных лекций и предупреждений о задержании после уроков — «В третий раз за эту неделю! Что с тобой происходит?». Она также увидела Свити Белль, и её сердце подпрыгнуло в груди. В животе появилось холодное, тянущее чувство.

— Скуталу! Ты меня вообще слушаешь? Я говорю, что если ты не будешь внимательной на уроках, не будешь приходишь вовремя и не начнешь делать домашнюю работу, мне придётся вызвать твоих родителей. Ты меня поняла?

Вот оно. Она сделала пометку в невидимом списке в своей голове. Именно как она и ожидала.

— Угумс… — Вот и всё, что она ответила, пытаясь уделить внимание одновременно и мисс Черили, и Свити Белль, которая жеманно сидела на стуле, положив копытца перед собой. Она покачивалась в такт мнимой мелодии, игравшей у неё в голове, и будто находилась в своих мечтах.

— Тогда выше голову. В следующий раз я не буду такой доброй. Не заставляйте меня снова возвращаться к этому вопросу, юная леди.

— Угумс… — Безразлично ответила Скуталу, выскользнув из комнаты и поймав напоследок раздраженный вздох учительницы. Через несколько секунд он была уже на своём месте, не желая находиться в центре внимания дюжины пялящихся на неё глаз. Каждый из жеребят тайно жалел её, благодарный, что эти неприятности не коснулись их.

Она заняла своё привычное место перед Свити и открыла учебник. Как только она убедилась, что Черили начала урок и уже не сильно обращает на неё внимания, она наклонилась и прошептала:

— Псстт. Где Блум?

— Дома болеет, – ответила Свити – У неё грипп. Очень сильный. Бедная кобылка. – Она грустно опустила голову.

— Она справится. Она же меткоискатель, она сильная! – кажется ей удалось подбодрить этим Свити, которая подняла голову и, кивнув, улыбнулась. Скуталу тоже почувствовала себя лучше. У неё внутри всё перевернулось, и она вздрогнула. К счастью, Свити ничего не заметила.

Она попыталась сосредоточиться на учёбе, напрягая своё внимание, хоть это было и очень сложно. Она то и дело ловила себя заглядывающейся на свою подругу. Её шёрстка всегда была такой блестящей? Конечно, старшая сестра вычёсывала Свити каждый день, но разве это давало такое привлекательное свечение? Скуталу покачала головой и снова сконцентрировалась на передней части класса, в попытке снова не расстроить учительницу. Но почему это давалось с таким трудом?

Утро прошло по повторяющемуся сценарию. Скуталу пыталась сфокусироваться на Черили, на уроке. Затем что-то мерцало или мигало на краю её бокового зрения, и её взгляд смещался в другое место. И вскоре она снова прилипала своим взглядом к Свити. Пару раз она перехватывала взгляд Скуталу, и та резко поворачивалась обратно к учительнице, чувствуя, как горят щёки. Так продолжалось в течение нескольких часов. Она только начала задумываться о своих чувствах к Свити Белль, как голос учителя привлёк её внимание.

— Скуталу, я спрошу ещё раз. Квадратный корень из шестнадцати? Если ты меня слушала, ты легко сможешь ответить.

Дюжина глаз была прикована к ней, некоторые ученики хихикали. Скуталу сглотнула. Она не знала. Ей стало нехорошо. В голове проносились картинки её не-слишком-далёкого будущего: постоянные оставления после уроков, второгодница и месяц без друзей.

 — Четыре, — Произнесла Свити одними губами. Скуталу даже не смела взглянуть на неё, пытаясь прочистить горло.

— Четыре.

Черили улыбнулась и кивнула.

— Правильно. Спасибо, Скуталу.

Скуталу наконец воспользовалась моментом и благодарно посмотрела на свою спасительницу. Свити легко кивнула, в то время как учительница подводила урок математики к концу.

— Когда мы вернёмся с обеденного перерыва, мы будем изучать с вами Эквестрийскую систему законов! Правда весело?

Серия стонов прокатилась по классу, пока Скуталу убирала со стола книги и заменяла их коробкой с ланчем.

— Готова, Свити?

— Да-да, только одну секунду. Я почти закончила. – Она всё ещё делала какие-то заметки.

— Начинай без меня, Скутс. – Но Скуталу уже не слышала её, во все глаза уставившись на Свити. Она вспоминала ночь накануне, когда она занималась «этим» и в её голове возникли картинки со Свити, трогающей себя. Скуталу мгновенно покраснела. Её крылья зашевелились, но она всё не могла оторвать взгляд от Свити. На её блестящую белую шёрстку, идеальную осанку, на её изумительные, изогнутые, пустые…

— …Ты в порядке? – Повторила Свити, с застывшим на лице обеспокоенным выражением. Скуталу подпрыгнула.

— В порядке. Все просто замечательно. У меня никаких проблем!

Свити захихикала.

— Ох, Скутс, ты такая забавная. — Отметила она, пакуя книги и достав, наконец, вместо них обед.

— Т-ты так думаешь?

— Конечно! Я имею в виду, кьютимарка же не может появиться из ниоткуда, только потому, что я хорошо учусь. Рэрити обещала взять меня с собой в Мэйнхэттен, если я хорошо сдам следующий тест.

Скуталу хотела отметить абсурдность получения кьютимарки за зубрение чего-то, но решила, что в её интересах лучше будет обойти эту ловушку.

— Ох, точно. Моя ошибка.

Расположившись у дерева, у которого они всегда обедали, Меткоискатели-минус-один в полной тишине распаковали свою еду. У Свити был её любимый бутерброд с ромашками и тюльпанами. Скуталу ела арахисовое масло и желе. В течение нескольких минут никто не проронил ни слова.

— И, эм... Спасибо. Ну, знаешь, за то, что выручила меня. Это было классно, – неожиданно пробормотала Скуталу.

— А? Да нет проблем, Скутс. Мы друзья, а друзья должны помогать друг другу, – счастливо пропищала Свити.

От этого голоска Скуталу прикусила нижнюю губу. В животе снова появилось то чувство. Будто тысячи крошечных насекомых грызли её изнутри. Она вспомнила один случай, когда она волновалась перед грядущим тестом, её отец объяснил этот как «Бабочки в животе. Это вполне естественно».

К несчастью, Свити заметила. Наклонившись, она заботливо посмотрела на Скуталу.

— Эй, с тобой всё в порядке? Ты выглядишь нехорошо…

— В-в п-порядке… — ответила она. Но это было не так. Скуталу была ужасной вруньей. Свити в секунду оказалась рядом с ней.

— Серьёзно, Скуталу. Ты выглядишь ужасно. Ты уверена, что ты не простудилась?

В ответ она лишь медленно и грустно покачала головой.

— Головная боль? – Нет, это была не она.

— Может, тебе грустно?

Скуталу вздрогнула. Так ли это было? Было ли ощущение внизу живота грустью? Нет, оно ощущалось совсем не так. Её глаза встретились с глазами Свити, и та приняла это за положительный ответ. Скуталу тут же была заключена в крепкие объятия. Она было довольно сильной для пони своего размера. Скуталу покраснела. Но она чувствовала себя хорошо. Она обняла её в ответ и будто случайно ткнулась носом в её ухо. В ответ Свити ткнулась в её щеку, от чего в животе Скуталу всё перевернулось.

Свити отстранилась назад, утешительно смотря на Скуталу.

— Лучше?

Скуталу кивнула. В свете полуденного солнца, Свити выглядела ужасно красиво.
«Достаточно красивой, чтобы поцеловать», подумала она, предавшись воспоминаниям.
«Это было прошлым летом, когда они были в лагере. Все жеребята уехали, за исключением ЭпплБлум, в связи с приближающимся урожаем. Поэтому Скуталу и Свити провели неделю только вдвоём, первый раз с того момента как они подружились с ЭпплБлум. В последний день, когда погасли огни, и все песни у костра были спеты, они прокрались к причалу и любовались водой, освещённой светом звезд, и в итоге поцеловались».

Но с того момента ничего не поменялось. Это был лишь только эксперимент. Свити Белль попросила её об этом и Скуталу не задумываясь согласилась. Чтобы получить кьютимарки или что-то вроде того. Она не могла даже точно вспомнить причину, но она так и не смогла забыть поцелуй. Она вспоминала, как думала о том, как это абсурдно — целовать другую кобылку. Ведь ей даже могло бы и не понравиться такое. Это было бы странно. Так ведь?

Так почему же, ютясь под их священным деревом, посреди школьного двора, Скуталу неожиданно наклонилась вперед и поцеловала Свити Белль в щёку?

Свити Белль сидела неподвижно в течение долгого времени. Её глаза были широко раскрыты, а щёки, в отличии от щёк Скуталу, покраснели. Никто не смел сказать ни слова.

— Я-я должна идти. Эмм…. Делать домашнюю работу. До встречи! – Заикаясь, нарушила тишину Свити. Она поднялась на копыта и стремглав бросилась к школе.

Мгновения спустя прозвенел звонок. Он был почти как ангельский звон, спасающий её. Но в тоже время он был как роковой призыв к её гибели. Скуталу печально поплелась в класс и села на своё место, старательно избегая глядеть кому-то в глаза. Она даже не могла посмотреть на Свити Белль, боясь увидеть в них осуждение. В её голове крутился предстоящий разговор.
“Как ты могла, Скуталу! Это... То, что мы сделали тем летом, было просто экспериментом! Я не люблю кобылок! Тебе должно быть стыдно! Это неправильно! Это ужасно! Как ты могла сделать такое перед всеми? Ты хоть думала о том, что они скажут? Оох, ты такая странная, Скуталу. Я думаю, нам больше не стоит быть друзьями”.

На её глазах появились слёзы, но она постаралась их спрятать, достав книги и уткнувшись в них, получив возможность, будто случайно, проводить копытом по глазам. Было странно, что она вообще подумала о Свити в таком ключе. Зачем она её поцеловала? Это было глупо.

На её открытую книгу упала записка, прокатилась по столу и отскочила на пол. Когда Скуталу наклонилась её поднять, она могла поклясться, что уловила взгляд Свити на себе, но она не была всё же уверена. Сбитая с толку, она аккуратно разгладила смятый листок бумаги и прочла его под столом, где его не увидят посторонние глаза. В искусстве передачи записок она разбиралась неплохо.

Там было написано:

Скуталу,

Мне очень жаль, что я так убежала. Я испугалась.

Встретимся позже в клубном домике.

Свити Белль.

Словно подтверждая, что это написала именно Свити Белль, в углу даже были несколько нарисованных вкопытную сердечек. Было похоже, что Свити рисовала их с особой аккуратностью, хотя возможно это разыгралось воображение Скуталу. Надежда и сомнения перемешались в ней, пока она складывала записку и прятала подальше.

Она не смотрела на Свити до конца уроков.