Blue Angels
Глава VIII. Агонический пыл
Рэйнбоу Дэш так и не вернулась в палату. Соарин ждал её до тех пор, пока не пришёл врач и не удивился, где она.
— Выбежала из палаты, — отстранённо ответил пегас и перевёл взгляд на единорога. — Она разве не…
— Сбежала, значит, — вздохнул врач. — Сил больше нет с этой пегаской. Выпишем за нарушение больничного распорядка.
И он вышел с таким видом, будто исполнил мечту всей жизни. Или Соарину просто так показалось? …В последнее время вся жизнь виделась какой-то гиперболизированной.
«Вот почему? — думая, летел он над домами Понивилля так низко, что едва не цеплял их крыши поджатыми копытами. Как покинул больницу — не помнил. — Чего я так на неё набросился? Никогда не смотрел как на кобылку, максимум — подруга, а тут… — пегас всё же с досадой ударил передней ногой по черепице, заставив, вероятно, находящихся внутри хозяев дома подпрыгнуть от громкого звука. — Идиот, кретин, дебил! Расчувствовался, испугал её, забылся, как жеребёнок…».
Губы кольнуло, словно он вновь завладел ртом пегаски. Её собственные губы были обветренными, искусанными, потрескавшимися. Целовать её… было во многих смыслах больно. Соарин тяжело сглотнул и взмахнул крыльями сильнее, поднимая себя выше и направляясь к дому Рэйнбоу. Может, она вернулась именно туда. Однако жеребец остановился на полпути. «И что я ей скажу? — растерянно подумал он, но в следующую секунду решительно нахмурился. — Нужно хотя бы извиниться. Сказать, что я вспылил, что так выразил свою благодарность. И ещё раз извиниться. И, зная её, увернуться от удара тоже важно».
Соарин приземлился перед дверью облачного дома; она была приоткрыта. Пегас без разрешения вошёл внутрь и закрыл за собой.
— Дэш? Рэйнбоу Дэш? — громко позвал он, осматриваясь в просторном коттедже. — Я пришёл извиниться. Покажись, пожалуйста.
Пегаска показалась на лестнице. Она была по-прежнему взъерошенной, но это была… как бы нормальная, повседневная потрёпанность, с которой она проходила всю жизнь.
— Извиниться? За что?
— За то, что поцеловал тебя. Я удивился, что мы, оказывается, так тесно связаны. А дальше… дальше — инстинкты.
Соарин удивлённо моргнул. Он вовсе не это собирался произнести.
— Если надо — могу загладить свою вину, — торопливо добавил пегас и понял, что этого тоже не собирался говорить. «Да что за дискордовщина?!» — раздосадованно подумал жеребец.
— Чувак, честно, всё нормально. Ну, чмокнулись разок. Что с того? — Рэйнбоу под взглядом увеличившихся зелёных глаз начала спускаться. — Лучше расскажи мне, что вы там решили насчёт остальных превращённых, пока меня не было.
Пегас опять недоумённо хлопнул веками. Так всё просто? Так… адекватно? Кобылки, как он был небезосновательно уверен, ночевали бы под дверью, будь у него дом. Некоторые даже вызывались содержать его, надеясь, что это приблизит мгновение встречи с вожделённой для многих из них коробочкой. А тут — просто «чмокнулись»? Просто «что с того?».
Соарин ответил на вопрос не сразу, уязвлённый по всем фронтам. Рядом с Рэйнбоу он последнее время и впрямь превращался в какого-то жеребёнка. «Это не ‘‘просто чмокнулись’’, Дискорд побери, это… это…» — даже внутренний голос жеребца задохнулся от возмущения. Пегас тряхнул головой. Пауза, видимо, затянулась.
— Ты в порядке? — чуть нахмурилась Рэйнбоу, уставшая ждать.
По сути, это и впрямь было… «просто чмокнулись». Ничего особенного ведь не произошло? Не произошло ведь? Ведь так? Тогда почему при одном воспоминании о том поцелуе саднят приливающей к ним кровью крылья и кадык челноком ходит вверх-вниз под кожей шеи?
— Да, — заторможенно ответил Соарин и тряхнул головой. — Да. Так о чём ты спрашивала? Пумы?
Пегас так и не смог внятно сформулировать свои мысли, облечь произошедшее в слова. Всю следующую неделю ему приходилось с виноватым видом пояснять Рэйнбоу каждое действие исследовательской группы, а каждую следующую часть плана выдавать в последний момент, собирая для пегаски картину по неровным, рваным кускам, пропуская иногда одну или несколько частей. Дэш злилась и не пыталась это скрывать, выпуская раздражение укоризненными ударами копытом в белёсо-голубое плечо.
— …Мы сомневаемся, что будет хорошей идеей творить заклинание прямо в пропасти. В случае и с Рэпидфайром, и с Рэйнбоу Дэш — лишний раз прости меня за то, что тогда поранила тебя, Рэйнбоу — после обряда они много времени пролежали без сознания. Если экспедиторы и две лётные команды отключатся прямо в той бездне и полетят вниз — кто их будет ловить? Стоит помнить также о том, что вокруг нас всё время будут обыкновенные ледяные пумы, те, которые такими и родились… к слову, никто не задумывался об их репродуктивных функциях?..
Она вела себя… как обычно. Словно и не было ничего — ни пыла, ни поцелуя, ни охватившей их обоих страсти. Она ведь не могла распространяться на одного только Соарина? Рэйнбоу Дэш была на удивление взрослой в этом отношении, а пегас не находил себе места. Стоило дневным заботам отойти в прошлое, когда его голова касалась подушки в гостиничном номере, как в эту самую голову проворно залезали мысли и воспоминания, словно прятавшиеся за спинкой кровати весь день. Они изводили его, заставляя судорожно жмуриться, вздыхать, затравленно прижимать к себе одеяло, представляя, что на его месте — непокорная, дикая радужногривая пегаска, вспоминать, как покорно она дрожала в его копытах в тот короткий раз.
— …Ох, и как только мы собираемся делать что-либо, даже не имея стопроцентной уверенности в их свойствах?! Но, по-видимому, обращать в себе подобных могут только естественные пумы. Мы ведь ни разу не видели, чтобы снежинками плевались Рэйнбоу Кр… Дэш или Рэпидфайр, хотя первая была очень упряма в своих попытках освободиться и попробовала многое. Не стоит ли в связи с этим придумать что-то, что позволит обезопасить нас? Какие-нибудь намордники, любое пригодное заклинание? Может, стоит упростить всё и модернизировать наши костюмы? Более мощная прослойка магии, более прочный…
— О, пожалуйста, дорогие, не беспокойтесь. Я с удовольствием займусь одеждой, если вы позволите мне. У меня даже есть несколько идей насчёт дизайна, который не помешает ни продуктивности, ни аэродинамике…
Соарину было мало этого короткого раза. Отчаянно, до искр в глазах хотелось повторить и продолжить. Иногда жеребец ловил себя на мысли, что, выдайся ему такой шанс — он бы ни за что не упустил его. Ничто не смогло бы прервать этого — ни землетрясение, ни пожар, ни разверзшийся Тартар, ни даже сопротивление Рэйнбоу. Пусть даже это будет последнее, что он сделает в своей жизни, пусть это будет последний раз, но этот последний раз будет, Дискорд побери…
— Очень хорошие вести: у нас будет подкрепление. Принцесса Селестия охотно согласилась предоставить нам столько своих гвардейцев, сколько потребуется. Я думаю, по четыре жеребца на каждую клетку будет идеально?
Днём морок отступал, но те случайные или неслучайные соприкосновения с вожделённой мускулистой кобылкой непременно всплывали вечером. Большая часть усилий Соарина уходила на самоконтроль; к вечеру он оказывался совершенно выжат плодотворной работой, и мысли снова беспрепятственно овладевали его мозгом и частью тела много ниже.
— Мож, и я как-то могу помочь? Едой там иль чем?
— Нет, Эпплджек. Спасибо за заботу, но мы планируем провести эту операцию крайне быстро. Всего десять-пятнадцать минут, если повезёт — и того меньше. Лишний груз нам не нужен, да и на полный желудок летаешь, как бочка с водой.
Кое-как, сопротивляясь инстинктам и бушующим чувствам, он пришёл к выводу, что ему нужно просто держаться подальше от Дэш. Это осознание пришло в тот момент, когда пегас понял: Рэйнбоу Дэш, по-своему красивая, спортивная, стройная, с азартным характером и прекрасным чувством юмора, свободолюбивая, верная и целеустремлённая, просто не хотела его. Она никогда, даже когда он жутко бесил её своей умственной медлительностью, не пыталась ни изменить, ни подчинить его. Она ничего не требовала от него именно потому, что в нём не нуждалась. Те контакты, которые заставляли его кровь бродить прямо в венах и крепчайшим алкоголем ударять в воспалённый мозг, совершенно её не трогали. Однако, когда Соарин нашёл кобылку, с которой можно было провести ночь, на него напало невероятное отвращение к ней и не проходило до тех пор, пока он кое-как не убедил себя, что это — Рэйнбоу. Наутро он уходил от эрзаца с тяжестью во всём теле и особенно — в душе.
— Я так полагаю, естественных ледяных пум трогать не будем?
Жеребец шалел от безумия и бессилия собственного положения. Те маленькие, ненадёжные знаки, которые подавала ему радужногривая пегаска, оказывались плодом воображения. Те настойчивые намёки и ситуации, которые Соарин создавал в надежде на чудо, плодов наоборот не приносили.
— Я всё ещё не уверена, что мы готовы. Да, мы всё распланировали, но столько не изучено! Может оказаться, что мы неучтённого ещё больше, чем того, к чему мы подготовились.
— Я согласна с тобой, но родные и близкие обращённых три дня требуют немедленно приступать. Не знаю, как они до этого додумались, но Спайку уже больно дышать от их писем. Кроме того… вдруг, пока мы сомневаемся, шансы того, что заклинание не справится со своей работой, увеличиваются?
Сосредоточиться на общем деле, а не на своих переживаниях, было подобно подвигу. Именно поэтому, поняв, что терять-то, по сути, особо нечего, Соарин сразу после очередного совета направился в бар. Он планировал накидаться до потери пульса, и ему было плевать, если в результате этой попойки он не проснётся ни на следующее утро, ни вообще когда-нибудь ещё. Заказывая несколько рюмок коктейля с говорящим названием «Грива дыбом», пегас бездумно наблюдал за ловкой работой барпони и размышлял, откуда взялась это мнение насчёт алкоголя, что он якобы является панацеей от любой напасти, и почему это мнение так сильно, что даже он, зная о его мифологическом характере, на него снова повёлся.
— Ты чего это пить взялся? — вздрогнул жеребец от знакомого до тянущей боли в сердце голоса. У Соарина закружилась голова, и он быстро пересчитал, сколько рюмок уже успел выхлебать. Ни одной. Но слева от него и впрямь стояла Рэйнбоу Дэш. — …Да ещё и без меня.
Будь на её месте Спитфайр — он бы всё выложил, не задумываясь. Спитфайр подкалывала только по пустякам. Ко всему, что касалось атмосферы внутри команды, она относилась крайне серьёзно. Но это была Дэш, та самая Дэш, из-за которой он и собирался набраться до синего Дискорда. Соарин вновь почувствовал себя жеребёнком — жеребёнком, которого поймали на чём-то плохом, постыдном, запретном, на чём-то, за что невозможно оправдаться, не получив ещё больше.
— Позови Спитфайр, пожалуйста, — глухо попросил Соарин.
— Что-что?
— Позови. Спитфайр. Пожалуйста. — Чётко повторил жеребец. — Если на то пошло, я буду говорить только с ней.
— Да что на тебя…
— Спитфайр! — рявкнул пегас, повелительно выбросив напряжённую переднюю ногу в сторону выхода из бара. Соарин с удивлением ощутил, что ему стало легче. Как будто вспыхнувшие чувства были замещены гневом, очищающим, приносящим облегчение. Ему нечасто приходилось по-настоящему злиться, но ярость была гораздо привычнее любви.
Но вместо понимания и подчинения Рэйнбоу Дэш гневно заложила уши и так ударила копытом по стойке, что всё налитое барпони подпрыгнуло и частично расплескалось.
— Не смей на меня орать, — прорычала кобылка, — я тебе не собачка, которую можно притянуть, поцеловать и послать, когда она надоест!
Пегаска вылетела из бара, но Соарин в полной растерянности заметил в её глазах не злобу, а уязвление — именно после этих слов. Он вскочил со своего места и распахнул крылья, чтобы броситься за пегаской, но тут вместо неё в бар вошла Спитфайр, недоумённо оглядывающаяся на только что так быстро покинувшую заведение новенькую.
— Теперь-то, — строго сказала кобылка, подходя к жеребцу и заодно окидывая взглядом весь заказанный — и весь уцелевший — алкоголь, — ты точно обязан объяснить мне, что тут происходит.
— Сначала выпей.
— Что? — возмутилась капитан.
— Выпей, я тебе говорю! — Соарин настойчиво толкнул к ней одну из мокрых рюмок. — На трезвую голову это не воспримется…
Пегас рассказал ей всё по порядку. Давняя подруга, от которой можно ничего не скрывать и которая не плюнет в душу в самый ответственный момент.
— А потом я поцеловал её, и… — он прервался, чтобы резким отработанным движением, не разгибая локтя, опрокинуть себе в рот очередную порцию коктейля. — И она сбежала. И всю эту неделю делала вид, будто ничего не было. Я бы тоже делал, если бы не… если бы не… не…
— Влюбился?
— Нет! Да! …Не знаю. — Новый большой глоток. — В ней словно… что-то особенное, то, что мне нужно. То, что я всегда искал…
Соарин, уставившийся в свою рюмку, не заметил, как обиженно поджались губы огненногривой пегаски.
— Да, ты прав, — кисло согласилась она. — Тут надо выпить. И побольше.
…Проснулись в одной постели.