Эквестриада: Гражданская Война

Глава четвертая.

Основная группа, в которой публикуется дополнительный материал, а также исходный текст в формате Word: https://new.vk.com/ekvestriada
Night in the Gardens of Canterlot — https://www.youtube.com/watch?v=LOc9VH-8A1w
ficbook.net — https://ficbook.net/readfic/4634768

Уже на утро завтрашнего дня мы выдвинулись в путь. Солдаты ждали этого приказа не меньше меня. Они знали, что мирная жизнь когда-нибудь закончиться. Хотя, быть может, нас ждёт спокойное сидение на границе?

В полку было восемьсот солдат, из них триста пегасов и сто единорогов, все остальные – земные пони. По идее, 31 кавалерийский полк имени Флера Дю Мара должен был состоять только из пегасов, но об этом условии все уже давно забыли, и сейчас увидеть полк, состоящий из пони только одного вида большая редкость.

Как известно, если ехать в Балтимэр по железной дороге, это займет около суток. А на путь пешком придётся затратить от четырёх до шести дней, в зависимости от погоды. Тем не менее менее, в первый же день мы добрались до реки Фуэл – реки с живописной, но с грустно-кровавой историей. Было было решено устроить привал, а на утро, если повезет, мы бы уже смогли добраться до Балтимэрских гор, ну а дальше планировать нет смысла, так как то, что произойдет в горах так же не предсказуемо, как и то, что произойдет в лесу. Нельзя не упомянуть, что солдаты были воодушевлены тем, что они так быстро добрались до реки, учитывая, что они два месяца прошатались без дела в столице. Я тоже был, не меньше их, был приятно удивлен этому.

Мы разбили лагерь у реки. Вокруг, куда не глянь, обсуждали то, куда и зачем мы в конечном итоге идем. Большинство, конечно, настаивало на том, что грядёт война с грифонами, но все же находились те, кто настаивал на других версиях. Кто-то говорил, что это всего лишь формальность, что бы показать грифонам, что мы, несмотря на хорошие отношения, пока ещё не слишком доверяем им. Некоторые утверждали, что потом мы пойдем в джунгли, дабы усмирить какое-нибудь непокорное племя, досаждающее жителям города. Ходили даже слухи о гигантском нашествии аримаспи, которые уже, возможно возможно, захватили весь город, и нас отправили на спасение, а незнаем мы об этом, чтоб случайно кому-нибудь не разболтать и не поднять панику. Последнее, само собой разумеется, больше байка, байка для запугивания новичков, чем нормальная версия, но некоторые новобранцы всерьёз верили.

Прогулявшись по лагерю и удостоверившись, что все в порядке, я решил пойти в свою палатку. Там, к слову, тоже все было в порядке, так что причин для волнений у меня не было. А так как волноваться не было причин, я решил побаловать себя чтением книг о магии. Почему? Очевидно, потому, что я ненавидел ту истину, что я родился пегасом. Я пытаюсь использовать свои крылья везде, где это возможно, и я действительно люблю летать, но все равно я испытываю какое-то странное, необъяснимое влечение к магии. А может быть это просто часть военной науки? Той самой, с которой я связал свою жизнь ещё в раннем возрасте? Ведь не раз в армии я выделялся именно великолепным умением командовать артиллерией, а в их управлении не на последнем месте стоит как раз таки знание их ремесла. Так почему же меня настолько сильно привлекала магия? Нет, я не хотел стать единорогом, потому, что я не за что не отказался от своих крыльев. Меня увлекала именно теория. Строение полей, относительная сила телекинетического поддержания – все это я читал с большим интересом. И если я не желаю стать единорогом, то почему я увлечен магией, тем, что пегас никогда не сможет сам воплотить в жизнь. жизнь? Я пытался найти ответ на этот вопрос долгое время, но в последствии перестал. Я просто продолжал углубляться в это искусство, просто потому что мне это нравилось.

И вот, я стал читать, с таким же увлечение, с каким читал каждый раз:

«…1-ый базовый уровень: Вида (Винт) – одиночный луч цвета рога (C.K.) в виде спирали. Вызывает ожоги II степени.

Докос Туфласи-Вуз (Луч ) – одиночный луч C.K. в виде очень яркого луча. Вызывает ожоги на грани III степени. Побочные эффекты: временное частичное ослепление цели и заклинателя (в случае, если перед произношением заклинания не было произношено контрзаклинание светого тип).

светового типа).

Токсо Орб-Вуз (Дуга герц) – средней длительности заклинание в виде Дуге C.K.-желтого цвета очень яркого Дугу C.K.- очень яркого желтого цвета. Вызывает ожоги III степени, вокруг пороженной пораженной области возникают ушибленные раны различной степени тяжести…»

Но только прошёл без четверти час, как вдруг внутри палатки я увидел свечение сапфирового цвета. С каждой секундой оно становилось все отчетливей и ярче. Смотря на это, из моих губ вырвалось слово «Лука» и я улыбнулся. Через мгновение свечение взорвалось. По палатке разлетелось разлетелись тысяча мерцающих огоньков, и, пламенея в эфире около секунды, захлебнулись в воздухе. Телепорт – одно из самых эффектных и красивых заклинаний.

Я посмотрел на место свечения. Там лежал конверт, небрежно запечатанный и подписанный так же небрежно. Мой друг-единорог любит писать письма, и, в силу своих способностей, отправлять их «лично». Но одна вещь меня смутила – почерк. У Луки он великолепен, а сам он на красоте своего письма очень зациклен. Для него не свойственна спешка, с которой написано это послание. Сломав печать, я пробежал глазами текст:

«Дорогой Лазар, — этим именем называл меня только он, другие именовали меня Энедрой, или, за редким исключением — Габриэлем, — спешу сказать тебе, что незадолго до отправки этого письма произошло событие, которое, возможно, является величайшим в истории Эквестрии, а именно: между святейшими нашими монархами Луной и Селестией произошла ссора, корень которой мне, к сожалению, не известен. Разлад перерос в вооруженный конфликт, и луна Луна бежала с небольшим остатком своей личной лейб-гвардией. До подлинно лейб-гвардии. Доподлинно известно, что причинной военного столкновение стало то, что Селестия отказалась делить власть с Луной, захотев править единолично. Пойми нас правильно, мы поддерживаем луну Луну в том, что она имеет право соуправлять нашей страной на равных правах с её сестрой, но, к величайшему сожалению, не можем присоединиться к её войскам, в силу того, что все приписанные нам пони находятся сейчас не под нашим командованием. Командование военной машиной взяла на себя Селестия. Луна скрылась в землях к югу от Додж Сити, именуемых «Бэдлэнд». Действуй, как считаешь правильным.

— Лука»

«Не может быть», — еле слышно прошептал я. Подобное письмо от любого другого пони я расценил бы ка розыгрыш, но Лука слишком серьёзен, серьёзен и не любит разыгрывать, так же, как не любит сам быть в центре розыгрыша, оттого это была правда до последнего слова.

Я размышлял. Времени для тревоги или других чувств не было. Решение нужно было принять уже завтра. Остаться на стороне сильного или сохранить верность правому? Так или иначе, остаться в стороне мне не позволяло и мое звание, и мой долг. Но не мой ли долг выполнять приказы командования… высшего командования? Впрочем, не мой ли долг защищать истинную Эквестрийскую власть. власть? Либо продолжить путь в Балтимэр, либо направить войска в Бэдлэнд. Однако, возможно, принцессу Селестию оклеветала принцесса Луна, что бы её поддержали в её начинаниях? Не первый раз за долгую историю нашей страны Луна идет против своей сестры. Но как бы то ни было, она всегда действовала прямолинейно, больше предпочитая открытость.

Вдруг меня посетила мысль – я решал судьбу не только себя, но и всех восьми ста солдат в моем подчинение, которые, в случае, если мое решение окажется ошибочным, могут погибнуть, и что самое унизительное, как отступники. К тому же, даже если мой выбор окажется верным, поддержат ли они меня? Пойдут ли они за мной, мной или предпочтут другую судьбу? Все эти вопросы обеспокоили меня. По рассказам Луки Луки, из «достоверных источников» стало ясно, что виновата Селестия. У меня не было причин сомневаться, но сам по себе вспыльчивый характер Луны мог бы объяснить, почему это переросло в военное столкновение, равно как и то, почему началась ссора. Между тем, с каждой секундой я все больше симпатизировал как раз таки луне, Луне, и решил, что ослушаюсь приказа, тем более, что у меня уже не было доверия ни к ним, ни к тому, что этот приказ реально необходим, необходим и не является обычным способом отвлечь толпу от действительно важного слухами о войне с грифонами.

Теперь, когда жребий брошен, остался очень важный пункт: нужно было убедить солдат в том, что мое решение является единственно правильным, и не допустить раскол среди войск. Рассказать им что случилось я решил завтра, так как сейчас была уже ночь, а одно неряшливое слово могло не самым красивым образом закончить мои дни. К тому же, мы бы не выдвинулись на ночь глядя, и потому никакой пользы от того, что бы рассказать им сейчас, я не видел. Я спрятал письмо как можно надежнее, так, что бы даже при грабеже его не нашли, а сам улегся спать.

Утро. Солнце только ещё ласкало холодные облака, а полк уже был готов выдвигаться. Перебрав все возможные варианты, я подумал, что стоит сделать ставку именно на благородстве, щедрости и как бы предоставить им право уйти, если им их что-то не устроит. Именно вид доброго военачальника, который разделяет долю обычного солдата, должен был стать моим главным оружием, с помощью которого я смогу заполучить их доверие. Ну а тех, кто осмелиться уйти, ждет призрение презрение в глазах остальных солдат.

Конечно, все это звучит очень злобно и коварно, но на самом деле я стремился к тому, что бы чтобы не допустить раскола армии. Солдаты меня и без того уважали, но на одно старое доверие я полагаться не мог. Нужен был четко составленный план, потому, потому что сама по себе идея бунта против относительно законной власти была чрезвычайно опасна.

Солдаты ждали, когда же будет приказ о том, что бы выдвигаться в путь. Был объявлен сбор. Когда все собрались, я отчетливо выкрикивая каждое слово,сказал:

— Солдаты! Инфантерия, кавалерия, артиллерия! Я всегда был с вами, разделял с вами все нужды и блага. И сейчас я, как с равными мне не по званию, но по судьбе, хочу поделиться страшной новостью – великая принцесса наша Селестия свергла законную принцессу Луну и узурпировала Эквестрийскую корону. Я не буду приказывать вам. Я буду только просить вас, и только лишь об одном – вернуть порядок в Эквестрии, вернуть принцессе Луне то право, которое отнимает у неё её родная сестра – право править нашей родиной. И потому, потому все, кто считают своим долгом служить Эквестрии, должны по служить послужить младшей сестре.

— Да! Он прав! – кричали многие солдаты, но оставались и те, кто молчали, и смотрели на меня с некоторым презрением.

Те — Тех же, кто считает старшую сестру правой, правой или же просто хочет вернуться домой, я осуждать не стану. Но раз уж вы захотели уйти, уходите сейчас.

Все стали переглядываться, смотреть друг на друга. Никто не ушел. В толпе, я заметил одного земного пони, который после сказанных мной слов еле заметно прикусил губу и опустил глаза. Он был молод, кареглаз, и тосковал. Тосковал, возможно, по матери, по невесте или по детям. Он не хотел воевать. Я пару раз его видел в Як-Якистане, он всегда был мрачный. Ни разу не было, что бы чтобы он не сидел в стороне от веселой компании солдат из его отряда и не тосковал. Я не знал его имени, откуда он, что его тревожит. Когда-то давно, он был веселым и непоседливым. Рвался в бой, ненавидел врагов и обожал друзей. Он был душой компании. Он участвовал в самых жарких битвах, после которых мало кто из опытных выживал, а те, кого не забирала с собой смерть, могла ждать участь не лучше — они ломались, становились параноиками, которые на всю жизнь запомнили ужасы, увиденные тогда. Но, к величайшему удивлению, он выживал и был оптимистичен. Он все с той же жаждой крови врывался в ряды врага и оставался цел. Но в какой-то момент, в нём что-то щелкнуло. Он стал страшиться битв. Он стал избегать общения. Он стал бояться умереть. Нельзя точно сказать, когда это произошло, но точно не после или перед боем. Наоборот, тогда было тихое и спокойное мирное время, которое длилось очень недолго. Для меня так и осталось загадкой, почему он теперь такой. Я, в принципе, этим и не интересовался. Можно было, конечно, подать заявку в некие бюро, о которых лучше лишний раз не говорить, которые может быть, и нарыли бы какую-нибудь информацию о нем из старых документов, проследили бы, куда он ходит, с кем он общается (должен же он хоть с кем-нибудь поддерживать отношения) и вплоть до того, что он предпочитает есть, перебрали бы все события, которые могли и не могли произойти с ним в этот период период, а также за два года до этого, потом все это сопоставили бы, и узнали бы о нём все, и причину его страха в том числе. Но стоит ли это того? Это его личное дело, которое на вряд ли интересно его сослуживцам, и уж тем более мне. Сейчас уже мало кто помнит его как храброго солдата и веселого товарища. Лишь только немногие знают, каким он был раньше.

Я понимал, что сейчас хоть никто и не ушел, они не ушли лишь потому, что им была дана возможность уйти открыто. Этой ночью, скорее всего, они дезертируют. Я не думал о возможности покушения. Возможно потому, что на меня никогда не покушались, может быть из-за того, что я до этого момента никогда в политике Эквестрии не участвовал, а всего лишь выполнял приказ сверху. Не знаю почему, но но, хоть я предполагал дезертирство в рядах солдат, я ощущал себя в безопасности, как будто не подозревал от них чего-то большего, чем просто убежать. Это было огромной ошибкой.

После моих слов солдаты были более, чем воодушевлены. Они кричали «Вива Луна», «Смерть Узурпаторше». Эти речи казались мне слишком резкими, так как я не оставлял мысль о том, что все ещё можно решить, хоть и не совсем мирным, но по отношению к королевской крови дипломатичным путём. Я полагал, что двух сестёр-правительниц можно ещё помирить. И сделать это нужно было как можно скорее.

Мы тут же отправились в Бэдлэнд. Я никогда не был в этих землях, но знал знал, что они, откровенно говоря, не близко. Особенно если учесть, что мы идем не по дороге. А если к этому прибавить ещё то, что продовольствия у нас ровно на путь в Балтимэр, а путь в этот город в полтора раза короче того, которым мы сейчас идем, то можно немного представить, что нас будет ожидать в пути. Оставалось надеется лишь на то, что Додж Сити не является в данный момент аванпостом сил Селестии, и тогда, даже хоть возможно мы и не запасёмся продовольствием, то хотя бы не столкнёмся с войсками врага.

Описывать тяготы марша нет смысла, а из событий, произошедших за день, нет никаких интересных. Что бы не сбиться с пути, мы шли вдоль реки Фуэл. Когда стемнело, там, где она впадает в Солнечную реку, мы разбили свой лагерь. Вдруг резко атмосфера оживилась. Велось десяток обсуждений одновременно. Предмет обсуждения, конечно же, понятен. Недолго думав, а именно не думав вообще, чисто инстинктивно, я решил присоединиться к одной из бесед, которая велась около меня. Подойдя к их компании, я риторически спросил, что они обсуждают. Ответ прозвучал четко и ясно: " Обсуждаем «Обсуждаем то, что делали во время прибывания в Кантерлоте». Вряд ли это была правда. Но раз уж они уклонились от вопроса, то продолжать разговор не было никакого смысла, иначе это был бы допрос, что не очень хорошо отразилось бы на мнение солдат обо мне. Поэтому я ограничился очень наигранным и безразличным: «Молодцы».

Я развернулся и пошёл в свою палатку. По пути мне встретилось ещё десятка два таких компаний, которые обсуждали «То, как они провели время в Кантерлоте». Учитывая ошибку недавнего прошлого, я уже не думал о том, что бы вмешиваться в их разговоры.

Дойдя до палатки, я заметил, что около кровати проскользнула тень. Я схватился за мой новеньких меч, который я заказал сразу же по прибытию в Кантелот, так как старый уже никуда не годился. Сейчас представилась отличная возможность проверить его качество. Очень неправдоподобным было бы, что меня просто хотели обокрасть. Это было покушение – в этом у меня не было сомнений. Ну, или у меня параноидная шизофрения. Но это, надеюсь, исключено.

Я, сохраняя дистанцию, подошёл к тому месту, куда направлялась тень, и увидел… аспиранта единорогов (третий по званию в табеле о рангах, равен кадету пегасов(«табель о рангах в конце главы»)), который отчаянно пытался прорезать дыру в стенке, что бы смыться. Увидев меня, он начал плакать и умолять, что бы я простил его, но при этом продолжал тщетно тыкать в ткань. Не мельтеша, я подошел и вырубил его рукояткой меча. Единорог. Глаза, к сожалению, через веки не увидишь, но когда он рыдал, мне показались они темно зеленными, темно-зеленными, или что-то вроде этого. Шерсть бледно фиолетовая. Я крикнул «караул» — чисто формальность, которую нужно соблюдать. Еле как пришагали солдаты, которые начали торопливо расспрашивать, что произошло. Я лишь ограничился словами, что произошло покушение, и приказал бросить его в карцер. Завтра же утром я собирался разобраться с ним.

Сейчас меня мучала мысль больше не о том, кто это был, хотя вполне понятно, что это обычный единорог, который считал своим долгом убить отступника, а то, как я вообще это допустил. Как до меня, досконально продумывающего каждую деталь в любой мелочи, не дошла возможность покушения. Не остановись я поговорить с теми солдатами, он бы с легкостью, с которой падает перо, смог бы меня убить. А если бы я не ушёл тогда сразу же после их не самого правдивого ответа, я бы не увидел то, как он убегал, а значит, у него ещё остался бы шанс убить меня. И опять таки таки, в итоге я мог бы быть мертв. Невероятное совпадение, благодаря которому я выжил. Фортуна бывает иногда добра.

Вот этим никак не маленьким потрясение закончился мой день. Я пошёл спать, и уснул в мгновенье ока.

Я открыл глаза. Воздух изменился со вчерашнего дня. Он стал каким-то отсыревшим и тусклым. Серое небо. Вся природа как живое существо ознаменовала войну. Но это не был был не достаточный повод для уныния, и потому нужно было выдвигаться наискорейшим образом.

Первым делом я направился к заключенному, который вчера предпринял хоть и неудачную, но очень дерзкую попытку покушения. Открыв клетку и войдя к нему, я, что бы избежать слухов, решил не убивать его публичной казнью. Но и оставлять его в живых было бы ошибкой, ещё более глупой, чем совершённая мной недавно по отношению к своей безопасности. Оставался лишь один безвыходный выход – убить его здесь и сейчас. Он предатель и заслуживает этого. Но я, по его убеждениям, тоже предатель. Он хотел убить меня по собственным убеждениям, без чьей-то помощи. Учитывая предположительную обстановку в столице, которая там скорее всего твориться с самого начала переворота Селестии, было бы фантастикой что они уже к вечеру наладили бы связь с одним из моих солдат и заказали бы меня (ну, или дали бы ему все необходимые предметы, а он уже действовал по своей инициативе). Именно из-за этих предположений я считал, что он действовал самостоятельно. Для старшего стажера это не просто храбрый, это – героический поступок! Но с другой стороны, хоть это было и отважно, но у него почти удалось убить меня, а это — очень даже неприятный фактор. Не думаю, что он не занёс бы надо мной кинжал, подобравшись ко мне, когда я сплю. Он бы меня убил, а значит у меня нет иного выбора, кроме как убить его.

Все это время он смотрел мне в глаза. Полные ненависти, обиды, зелёно-голубые глаза. Он не признавал своей вины. И даже сейчас, если бы у него было хоть какое-нибудь оружие, маленький притупленный гвоздик, который он мог бы взять в зубы, и без сомнений, он бы напал бы на меня и бил бы до самой смерти: его или моей. Но он был крепко связан, и это внушало мне чувство безопасности. Он попытался вырваться. Тщетно.

После понимания, что и эта попытка отомстить не возымела успеха, от него последовал сухой, ядовитый до каждого звука, вопрос:

— Зачем вы отступились от правды?

— Что ты имеешь в виду под правдой, малявка? – ухмыляясь, избежал вопроса.

— Вы не захотели быть на стороне победителя, который ко всему прочему имел все основания что бы начать все это. Принцесса Селестия сильна, сильна и имеет право править такой же сильной страной, как и она сама. Она правила тысячу лет без своей младшей сестры, и в этот период мы не испытывали никакой нужды. Только подумайте – тысяча лет стабильности! – полушёпотом, заявил единорог

— То, что она сильна, ещё не означает что она права – парировал я

— А тут вы не правы, — черство прокричал он, возмущённо и обиженно, — она права в том, что Луна сдерживает государство, не даёт ему развиваться, возвращает к старым порядкам. К тому же вы знаете характ…

— Да, знаю, — громко крикнув, я перебил его, — А также я верю тем, кто сказал мне, что Селестия – виновник всего этого кордебалета.

— Что может знать о правлении отшельница? Даже если Селестия виновата, её царствование – благо для народа! – язык в состоянии спазма пытался сказать что-то ещё, но получились лишь непонятные вопли, крики и завывания.

— Я смотрю, ты не только храбрый солдат, но и философ. Рассуждай сам с собой, а ещё лучше сам с собой молча, а то часовые пошатнуться умом от твоих визгов, — съязвил я по поводу его размышлений. Но не смотря несмотря на все, рассуждал он правильно, и я решил отсрочить приговор до завтрашнего дня. Мне просто захотелось побеседовать с ним ещё один раз, прежде чем его дух покинет тело. В таком случае разговоры с ним будут весьма затруднительны. А пока он связан, я спокоен. Но перебарщивать с этим конечно нельзя, и потому вряд ли он увидит закат завтрашнего дня. Привести дезертира в лагерь принцессы Луны – все равно, что самолично в лицо ей сказать, что в полку имени Флера Дю Мара есть те, кто пойдут на все ради того что бы убить меня или саму принцессу.

Я поспешно ушёл от моего несостоявшегося убийцы и направился отдать приказ о марше. Необходимо было преодолеть невероятно большие растояния и перейти реку. Там я надеялся остановиться на следующий день вместе с моей скромной армией. Как и в прошлый раз, описывать события, произошедшие во время марша, не стоит ввиду рутинности самого по себе занятия. При переходе моста возникли небольшие трудности – неорганизованность именно тех солдат, которые не умеют плавать, поражала. Если не вдаваться в подробности то это было муторно, долго, тяжело, но зато все живы, что очень даже радует. Однако в остальном все вполне себе обыденно.

По ту сторону реки мы обустроили лагерь, а заодно и развернули мизерные укрепления, которые, если Додж сити уже во власти Селестии, в чём я почему-то не сомневался, должны были немного задержать неприятеля, дав тем самым немного времени больше не подготовиться, а скорее отступить. Навязывался противный вопрос: «А зачем я тогда туда иду, если почти уверен, что это главный аванпост сил Селестии?». Ответ на этот вопрос я от себя не дождался, но уверенно не признавал, что мой план не безумен. Я очень надеялся, что я тем самым смогу зайти в тыл их войск, желательно конечно что бы чтобы сражение было в своем зените, и своим немногочисленным полком уничтожу всю их артиллерию, то есть единорогов. На большее я и не рассчитывал, но вдруг, по какой-то необыкновенно вовремя произошедшей случайности, мои войска после всего этого ещё останутся достаточно боеспособны, тогда появится возможность повести войска в тыл их пехоте, тем самым мы окружим их, и победа будет у нас в кармане. Но так как это было почти фантастика, самым вероятным исходом было бы то, что именно на нас в эту ночь нападут Селестийские войска, но никак не мы на них завтра. Потому я и отдал приказ о постройке хоть и незначительных, но все же, как ни как, оборонных сооружений.

В войсках разговоры на все ту же тему, которая и была раньше, продолжались, хотя уже и не с таким пылом. Плотно отужинав, я, в принципе как и всегда, просто пошёл спать. На пол пути полпути меня резко посетила очень навязчивая и пугающая мысль: «Если на мою жизнь захотели, неудачно но все же, покусится один раз, то другие захотят покусится ещё раз, но перед эти хорошенько подумают. Впрочем, они после своих раздумий могут и не бросить затею по моему скоропостижному уходу из жизни». После такой мысли по моему телу пробежала дрожь, а глаза и копыта нескрываемо показывали страх. Но тут я взял себя в руки, и решил развеять всю эту боязнь малоэффективным обходом палаток солдат. Это вряд ли помогло бы, но запугать потенциальных предателей тем, что я что-то подозреваю, было не маловажным. К тому же, при небольшом содействии моей судьбе всевластного колеса всевластной фортуны, я мог бы даже увеличить свою личную коллекцию моих несостоявшихся убийц.

Я тут же направился в ближайшую палатку. Зайдя, ну или если на чистоту, ворвавшись, я увидел, как солдаты занимаются своими обыденными делами – один читал, трое других слушали рассказ четвертого, одной лишь той малой части, которую я услышал, было достаточно, что бы понять, что это дела любовно-личные. Ещё один писал письмо. Он, конечно, вызвал у меня подозрений, но тут же они развеялись тем, что он был ничуть не напуган моим неожиданным визитом, и письмо, которое он писал на виду у всех , он не стал прятать. Посмотрев на всех строгими глазами, я вышел.

Потом я направился в другую палатку, которая не была была не близко, но и не далеко. Зайдя туда, я увидел как пятеро пегасов громко смеются, после удачного анекдота их товарища. Но заметив меня, их лица приняли самый, что ни на есть строгий вид, хотя двум не слишком хорошо удавалось сдерживать смех. Рядом сидели два картёжника, которые поспешно пытались спрятать карты, но получалось плохо. Я, естественно, приказал схватить нарушителей порядка, что бы подвергнуть их жесткому, но справедливому наказанию розгами. Это не было целью моих хождений, но раз уж так вышло, то надо наказать.

Как только солдат увели, я гордо направился в направление очередного сборища моих солдат. Таким образом, я прошёлся ещё по семи-восьми палаткам, и нечего и, ничего не обнаружив, я хоть немного удовлетворил свою манию безопасности. Нельзя не приметить некоторую взволнованность, нервозность и вообще задёрганность большинства солдат. Некоторые, Некоторые всё же оставались достаточно жизнерадостными. Войска не находились в жуткой депрессии, что что, учитывая события, которые произошли в недавнем прошлом, можно считать показателем воинской стойкости.

После того, как я слегка прошёлся, мне вспомнилось слово «дезертир». И что бы сократить количество солдат, на личность которых отлично ложится слово «дезертир», а лучше вообще убрать таковых, я решил несколько позаботиться о пони, которым можно было бы в потенциальном будущем сказать слово «дезертир» в их адрес. «дезертир». Я выставил дополнительную охрану по периметру лагеря. Это и от Селестийских войск спасёт, и потенциальный «дезертир» не станет настоящим «дезертиром». И только после всех этих военных дел я смог спокойно лечь и уснуть.

Но треск. Резкое, отчетливое, слегка неприятное тресканье непонятно чего отвлекло меня от моего сна. Трескался воздух. И так знакомое, углубляющиеся своими корнями в самое детство, сапфирное свечение. На этот раз эфир буквально горел, дожидаясь своей кульминации. Из столба дыма еле как стали заметны черты пергамента. Они становились всё четче, пока не стали полностью материальны. И тут же огонь собрался, и его затянуло в точку в пространстве. Она сжималась, потом сверкнула в последний раз и исчезла. Зрелище было захватывающее!

На месте лежал конверт, с почерком как и в прошлом послании – слегка неаккуратной, но все же манерой Луки. Я отпечатал письмо, в этот раз уже не с самыми радостными чувствами, но было уже счастьем то, что я смогу быть в курсе дел Кантерлота. Ведь узнать военные планы врага, да что там! понять, Понять, какая царит обстановка и как настроен действовать враг – уже было бесценно! Ну и, конечно, послание от старого друга, особенно в такие времена, и к тому же из лагеря неприятеля – итак большая радость.

Медленно, я начал вчитываться в каждое слово, на случай, если у них будет не один смысл:

«Лазар, государство трещит по швам! – впервые я видел, что бы он обошёлся без долгих вступлений, но почему он так поступает, понятно — Селестия готовит огромные военные действия против Луны. Кроме нас есть ещё огромное число тех, кто возмущён действиями Селестии. Среди них Твайлайт. Она толи то ли действительно не хотела идти против Луны, то ли просто воспользовалась переполохом, чтобы объявить о суверенитете. Во всяком случае, к младшей из сестёр она не присоединилась. На нашей однотонной карте эквестрии появилось немало пятен иного цвета. Прямо перед Кантерлотом возникло новое, не сказать что могущественное, но укреплённое и не покоряемое непокоряемое государство, независимость которой поддерживают на многих частях карты, будь то каменная ферма Пайев или многочисленные поселения Эпплов. Селестия пыталась принудить Твайлайт к использованию элементов против Луны, но та отказалась, однако и новоиспеченной принцессе не удалось использовать мощнейшее оружие против нашей новой «Императрицы» — так теперь именует себя аликорн солнца. Теперь никто не владеет элементами, и это как-то связанно с тем, что Дискорд потерял львиную долю своих сил. Теперь он может не больше, чем досаждать. Но это не очень облегчает попытки подавить восстание за независимость Понивилля, ведь бог раздора находится в хороших отношениях с Флатершай, и та, скорее всего из-за давления Твайлайт, выступает за основание нового, независимого от Эквестрийского королевств, которое со вчерашнего дня называется «Эквестрийской Империей», королевства. Поннивиль превратился в однин большой укреплённый пункт, который очень тяжело захватить. Всё население поддерживает идею самостоятельной страны. И большинство пони принимает участие в создании непроницаемой обороны. Именно по этой причине им удалось выстоять натиск, и отстоять свое право быть суверенными. Поговаривают, что на севере яки посчитали переворот в Кантерлоте – сменой власти. И потому они объявили договор о ненападении недействительным. Кристальная империя не устоит под натиском. С каждым днём наше «единое» королевство рассыпается на осколки. Если это не остановить, то даже если Селестия и Луна помирятся, то в лучшем случае им придётся усмирять десяток восстаний. А в худшем: от эквестрии останется разграбленный войной Кантерлот. Мы с Марком заняли высокие посты, так уж получилось, что мы изобразили льстивую преданность, и яро поддерживаем идею об единоличной власти нашей единоличной властительницы, и оттого отчасти можем влиять на мнение «Императрицы». Попытайся приблизиться к Луне, и также получить возможность влиять на её мнение. Таким образом образом, мы хотя бы будем пытаться сохранить в как можно более первозданном виде, не допуская большей раздробленности. Если ты не готов к боям, решил поддерживать Селестию или просто не устал от войны, знай, что через четверть часа это письмо отправится магическими путями обратно ко мне. И если хочешь, можешь в этот момент взять его в зубы – ты отправишься вместе с ним к нам, в столицу. Но тогда мы не сможем контролировать ситуацию со стороны луны. Если же ты нацелен на Луны. Если же ты имеешь те же цели, что и мы, то напиши на обратной стороне бумаги «Да», и мы поймём. Так что либо письмо придёт с тобой, либо с ответом – другого не дано. Извини, что не можем дать тебе более просторного выбора, но это событие такого масштаба, что ни мы, ни ты не можем остаться в стороне. Каждый должен внести свою лепту в происходящее. И не забывай, что ты мне должен четыре тысячи альеров. Так что у тебя есть способ искупить долг не потеряв в деньгах. Заманчиво, да?

— Лука»

«Либо ты с нами, либо ты против нас» — этим принципом всю известную мне часть жизни руководствовался мой друг. Это может показаться немного грубым, но за два с половиной десятка лет привыкнуть можно. Вспыльчивый характер – не самая лучшая черта для товарища. Но по отношению к нам он лишь изредка терял самообладание.

Выбор у меня, разумеется, отсутствовал. Либо сдаться, Сдаться, а что хуже всего сдаться в войне, а не в сражении, было бесчестно. Я не заботился о чести как о чем-то очень нежном и ранимом, требующим защиты от любого посягательства. Но это понятие у меня все же существовало.

Я взял старый кусок бумаги, на котором новыми чернилами было написано письмо. Достав небольшую банку чернил, я взял перо и написал как можно более заметно и твердо слово «да». Я положил пергамент в противоположенную пустую часть комнаты – на случай, если заклинание подействует немного не так и унесет половину палатки, ведь всегда есть возможность погрешности. А так я смогу себя немного обезопасить. Да, что скрывать! Мне, если такое случится, и вещей, унесённых чародейством, будет жалко. Потому я и в другую, нечем не заполненную часть и кинул свой ответ.

Ещё одно преимущество этого места – оно не кидается в глаза тем, кто сюда заходит. Неудобно выйдет, если какой-нибудь лейтенант, пришедший доложить об очередной драке, увидит в середине комнаты пергамент, на котором написано «Да». В этом, в принципе, нет ничего страшного – он все равно не увидит не чего ничего кроме этого. Но лучше, чтобы об этом не знали. Просто предосторожность.

Я пристально следил за входом и был готов к приходу любого из гостей: начиная от солдата, который просил бы перевести его в другой взвод и заканчивая наемным убийцей, которому заказали меня. К последнему я был готов чуть меньше, чем к первому.

Что бы Чтобы ненароком не задремать, я подумал о том, чтобы о чем-нибудь поразмыслить. Что-то глубоко философское. Это что-то должно было бы быть захватывающим. Это обязана быть та тема, которая меня интересует. Но, как на зло, в голову ничего не приходило. Волей-неволей я впадал в отчаяние, перебирая мысли. Но на все, на что я натыкался, казалось мне маленьким, теряло смысл к развитию. Всё больше я хотел, чтобы произошло хоть что-нибудь, что могло меня отвлечь от этих поисков. Но как назло, никто не появлялся.

А между тем прошло чуть меньше, чем пятнадцать минут. Письмо стало подниматься, плыть в воздухе. Затем оно начало гореть сапфирным пламенем. Сгорел вначале низ, а потом верх, но пепел не сыпался. И дыма, кстати, тоже не было. Только огонь. Вскоре послание исчезло. Усталость ударила по мыслям, и сон не замедлил наступить.

Свет. Легкий весенний запах наполнял воздух. Небо цвело. На голубой простыне лежали подушки белого дыма. Сияние прямых лучей солнца. Теплые тона ветра. Жизнь, будто непонимающая, что буря раздавит, сметёт и унесёт их, продолжала свои неотложные дела. Томные белоснежные облака сонно летели. Тоска о приближающейся войне запела свинцовой болью в сердце.

Зачем все это? Не поделили власть. Одна захотела стоять выше другой. Это стоит тысяч жизней? Это стоит одной жизни?

Боль достигла своей кульминации, но начала спадать. Настало время навестить преступника. Я помрачнел. Залить такое великолепное утро чьей-то кровью? Оно не для этого было рождено рассветом, что бы на его торжестве жизни было клеймо несмываемого цвета. Но дольше держать его было нельзя.

Пройдя через весь лагерь я подошёл к месту его заключения. Трое стражников были хмуры. Они напоминали каменных горгулий посреди буйствующей цветом степью. Угрюмо отсалютовав мне, они опять застыли на земле. Я вошёл в палатку. У меня не было никакого желания выслушивать его философии. Мне хотелось покончить с этим как можно быстрее. Моим глазам предстал избитый и искалеченный единорог, лишь расцветкой и правым неизувеченным глазом напоминавший мне того, кто хотел меня убить. Я вышел и спросил:

— Что случилось?

— Простите, сэр. Ночью он не давал покоя своими выкриками о правоте узурпаторши. Мы решили немного его утихомирить. Слегка применив физическую силу. Просто он не хотел молчать. Но это не помогло. Пришлось повторить. Потом опять. И ещё раз. Ну, только тогда мы смогли хоть немного отдохнуть. Не подумайте о нас плохого, но это действительно раздражало. Мы долго его терпели его…

— Болваны! Остолопы! Прочь отсюда! Разберусь, что с вами делать, делать потом, а сейчас — бегом копать яму. Три метра в глубину. Два в длину и один в ширину. И чтоб не сантиметром меньше, а то следующий месяц будете сами в карцере сидеть.

Они тут же умчались. У меня была в полку репутация пони, который свое слово, особенно если это касается наказания, держит. Нет сомнений, что через две шестых часа все уже было бы готово.

Опять зайдя в палатку, я поздоровался с ним. Он ответил мне тем же, добавив «Сэр». Мне стало его жалко. Жестокость солдат по отношению к дезертирам не была редкостью. Случались случаи и похуже этого. Но сейчас мне показалось это незаслуженным.

— Как тебе сегодняшний рассвет? – задал я вопрос о том, что меня интересовало сейчас больше всего

— Даже не знаю как его описать. Также как и его увидеть, — я совсем забыл, что не мог его увидеть, так как находился уже не первый день в карцере.

Это ещё сильнее испортило мне настроение. Теперь я точно был не в духе. Сегодня был слишком хороший день для смерти. И в этом я уже убедился, но раз дело начато, то нужно заканчивать.

— Ты знаешь стихи во славу Селестии? – проскрипел мой и без того не самый нежный голос

— Разумеется. Этому учат, будучи ещё жеребенком. Уверен, вы и сами знаете их

— Да, это так.

— Тогда, какого черта вы спрашиваете об этом? – гаркнул он мне

Грубость в его голосе не разозлила меня. Но я все больше мрачнел. И опять мысль об чудесном утре. Ну почему нельзя это просто отложить? Можно было его повести в лагерь Луны. Но я знал, что там с ним могут обойтись гораздо хуже, чем сейчас это возможно. И я там уже не смогу облегчить его судьбу. Это будет уже не моя юрисдикция. Так что лучше пусть это случится сейчас

— Начини Начни распевать их, — его удивлённой взгляд стал живым после моих слов.

— Извините, но, что? Сэр, все в порядке? – полу испуг и полу восторг полуиспуг и полувосторг наполняли его речь. Он явно не ожидал такого.

— Да, все вполне отлично, если конечно не считать событий, происходящих за пределами этой палатки. Чего ты ждешь? Начни распевать стихи во славу Селестии. Ты же радикал-абсолютист – слово абсолютизм означает время, которое было во время изгнания Луны, и это достаточно долгий период времени, чтобы обзавестись собственным термином. Радикальной называли попытку Найтмер Мун захватить власть и полностью поменять устройство государства. Даже природа в её планах должна была подвергнуться серьезным изменениям. Как мне пришло в голову соединить эти два понятия – загадка даже для меня. Но получилось неплохо.

— Кто? Это странно, ведь… хотя все равно.

Он начал в полголоса проговаривать самый льстивый, величественный и «солнечный» стих из всех, который я только слышал за свою жизнь. Он читал их с улыбкой, которую можно выдавить только недавно избитому фанатику, которому позволили почтить своего кумира. Боль и истинный экстаз. Это неестественно, и ужасающе.

Я занес меч над его головой. Он продолжал петь стих, игнорирую угрозу, которая нависла над ним. Закончив, он покорно склонил голову. Клинок полетел вниз. За мгновение до того, как его жизнь пресеклась, его губы еле слышно зашептали. Он сказал «спасибо». Возможно, он хотел сказать что-то ещё. Но лезвие уже было не остановить. Его голова упала на землю. На ней все также была благоговейная улыбка. Он не признал смерти. Или наоборот – считал её чем-то большим. Будь он не против нас, я бы троих своих отдал за его него одного.

Вложив меч в ножны, я медленно, в состоянии ступора, пошёл к выходу. Когда я перешагнул порог, яркий свет ужалил мне глаза. Я слишком долго был в тёмном, почти не освещённом помещении. Беззаботные охранники копали яму, взрываясь смехом каждую четверть минуты. Вот их я точно променял бы на казнённого.

Утро уже прошло, и волшебный флер, которым все было окутано, сгорел в лучах яркого дневного солнца. Облака пьяно летели по небесам, и монотонная игра белого не шла не ни в какое сравнение с розово-персиковыми переливами, которые уже прошли. Не думаю, что в ближайшие дни у меня будет возможность и хотя бы время, что бы чтобы наслаждаться такими видами.

Войдя в платку, я вытащил меч и кинул его на пол. Звон от падения раздался в моих ушах. Я зубами схватил первую попавшуюся мешковатую тряпку и настойчиво зашагал к оружию. Я вытирал кровь, которая почти спеклась на мече, но вовремя предпринятые меры помогли застать её в ещё жидком состоянии. Я проводил по лезвию, смотря, как оно вновь становится блестяще новым. блестящим. Ткань же приобретала отвратительный красный цвет. С каждым движением клинок становился все невиннее и все светлее. А кусок мешковины? Он становился только поганей от того, что на нём кровь. Я прекратил счищать кровь. Мой взгляд остановился на этом грубом платке. Это все, что осталось может и не от самого верного своему начальству, но от самого верного своим принципам. Ткань выбросят по пути – кровь отмывается не слишком хорошо. Могилу забудут, а платок потеряют. Все забудут, что когда-то был радикал-абсолютист, который был настолько верен той, кому доверял, что отдал за неё жизнь. Конечно, его было необходимо убить – война остается войной. Но память о нём после наступления мира должна остаться, хотя бы по причине того, что он сохранил верность на грани смерти, не сломался.

Я сунул окровавленый кусок в свой офицерский мундир, сшитый по новому образцу. Чистый меч я запихнул обратно в ножны. Теперь надо было отдать пару формальных команд и готовится к худшему – огромной армии Силестии, Селестии, уже подготовившейся к бою, которая разнесёт наш полк почти без потерь.

Во время сворачивания лагеря ко мне подошел официо-лейтенант Вариди. Он улыбнулся своей неестественной и искусственной улыбкой, когда доложил:

— Капитан, за сегодняшние сутки дезертировало всего четыре пони.

— Ну и что в этом хорошего?

— За вчерашние сутки дезертировало семь. А это в два раза больше чем сегодня!

— Не надо блистать математикой. Для того, что бы это было в два раза больше, не хватает ещё одного дизертира. дезертира. Ладно, возвращайся к своему батальону. Едва ли ты мне сможешь помочь с распределением телег с провизией между взводами.

— Что, все настолько плохо?

— Возможно. Но ты об этом должен молчать.

— Конечно, капитан, — после этих слов он, довольный, что ему доверили секрет, который уже был известен половине полка. Он мне никогда не нравился. Лизоблюд, бесчестный, глупый и самодовольный. Отвращение к нему тяжело скрывать. Но что поделать? Четверть офицеров Эквестрии имеет именно эти черты. Но именно он вызывал у меня рвотный позывы. Других я ещё мог как-то терпеть.

Иногда мне кажется, что он только притворяется глупым. И от этого мне немного не по себе.

Уже через тридцать минут мы были готовы выдвигаться. Путь предстоял недолгий. Я решил выстроить войска в боевой порядок на подходе к Додж Сити, и пройти остаток пути в полной боеготовности. Это могло занять около двух дней, но по другому действовать мне не позволяли обстоятельства. Я знал, что, скорее всего, войска Силестии Селестии уже знают где мы и выслали небольшой отряд, который находится в засаде, готовый уничтожить в считанные минуты, если мы не будем готовы к бою

Во время марша многие были взволнованы. Везде было тихо. Быть может они уже обошли нас с тыла и окружили? Я и сам находился в напряжении. Пройдя еще несколько часов мы оказались в Додж Сити.

Что я ожидал увидеть? По крайней мере мере, небольшой отряд для прикрытия тыла и защиты важного объекта. Ведь деревня, как никак, в является ближайшим источником продовольствия, если радикал-абсолютисты не смогут предпринимать решительных действий по уничтожению сил врага. Опять это название, взятое почти из неоткуда! Но нельзя отрицать – словосочетание весьма благозвучно.

Деревня оказалась весьма готова к пришествию войск. Только не солью и хлебом, а мечом и копьём. Как только мы подошли на расстояние четырёх ста четырёхсот метров, зазвонил колокол. Тут же перед посёлком выстроилась выстроились пони в неуклюжее подобие манипулы. Около трех с половиной тысяч. Приличное число, конечно, но это даже не солдаты. Лишь треть из них служила. Без сомнений, они не имеют единоличного командования и стратегии. И конечно, у них нет нормального оружия. Потери моего полка обещают быть минимальными.

Но все это если я начну бой. А это – кровопролитие. И не крови врага, а крови своих бывших боевых товарищей. Не самые приятные мысли для битвы всплывали в моей голове. В оный момент я решил пойти на риск.

— Кто здесь главный? – воспарив в высь метров этак на пять, крикнул я.

— Никто! Апфель! Альмабор! – все это доносилось до меня с разных концов армии.

— Не дольше чем через пол часа я жду вашего главнокомандующего в моём лагере.

После этих слов я опустился на землю и приказал сохранять полную боевую готовность. И сразу же после этого я собрал двух официо-лейтенантов. Официо-лейтенант – одно из старейших званий в Эквестрии. Оно сохранило древнюю приставку «официо». Это почетное высокое звание, стоящее на ступень ниже капитана.

Несколькими минутами позже я, официо-лейтинант Маврис и официо-лейтенат Вариди сидели в небольшой палатке и обсуждали план действий наших скромных, но профессиональных сил.

— Предлагая Предлагаю выставить войска по традиции – в каре. У них нет артилерии, наши мортирные батареи будут неуязвимы. Они будут находится в полной безопасности внутри строя пехоты, — предлагал Вариди

Небольшое пояснение: мортиры – это единороги, которые стреляют вверх по навесной траектории. Не совсем эффективно, но зато безопасно. И для вражеских солдат не слишком приятен любой огонь единорогов, будь то навесной или какой-либо другой.

— И как же мы будем защищать наши мобильные батареи? – язвительно спросил я. Эта стратегия была неплоха, традиционна и проверенна. В, так называемом высоком планировании, такие стратегии не применяются, так как слишком предсказуемы из-за скованности действий. Высокое планирование – это то, что в первую очередь изучают все те, кто мечтают стать генералами. Это планирование применяется против тех, чей уровень военных стратегий и комплектации армии может равняться Эквестрийскому. Основы этих стратегий были заложены ещё в древние времена. Все эти стратегии сильно влияют на психику не только солдат, но и командиров.

— А почему бы в таком случае не попытаться использовать фальконеты? — высказался Маврис.

Фальконеты – единороги, стреляющие по прямой. Это более эффективно и действенно, но есть существенный минус – нужно, что бы враг был в прямой видимости.

— Если мы сможем грамотно действовать конницей, то получиться Аспидес вели, — продолжал свою мысль Маврис

Думаю, самым правильным в этом случае вариантом будет просто приведение цитаты из книги по стратегиям высокого планирования:

«Первая тактика и одна из старейших – Аспидес вели

Построение заключается в том, что каре перемещаются по полю боя и вступают в сражения с другими каре. В середине строя стоят мортиры. В это время фальконеты идут по полю на небольшом расстоянии от каре и обстреливают врагов. Каре же в свою очередь обязаны защищать ближайшие фальконеты от атак пехоты врага, тем, что находятся рядом с ними. Потому продолжительные атаки на фальконетов очень опасны. Кавалерия кружит по полю боя и в воздухе воздухе, и из-за непрорывности каре не может на них напасть напасть, и потому скачут по полю полю, пытаясь напасть на фальконеты врага и прервать атаки кавалерии на своих, вступая в небольшие кавалерийские сражения и просто пытаясь показать безысходность атаки»

Использовать эту тактику сейчас весьма проблематично ввиду нехватки солдат. Но вариант весьма хороший.

— Думаю, самым лучшим будет стратегия изматывания, — решил я

— В таком случае нам придётся хорошо маневрировать пехотой, которая практически не будет участвовать в этой тактике. А это – львиная доля наших сил, — возразил Маврис

— Однако у них отсутвует артилерия и кавалерия, ни они плохо организованы и не смогут проявлять такие же навыки координации, как мы. У них немного шансов на успех, — говорил Вариди

Споры продолжались ещё минут двадцать, но мы все же сошлись на стратегии выматывания. Мне казалось, что Вариди поддерживал меня не потому, что считал эту стратегию правильной. Он вообще мало что понимал в военном ремесле. Это меня пугало.

Если честно, то мы не совсем успели сойтись во мнении. Во время обсуждения стратегий к нам зашёл один лейтенант, который доложил, что лидер деревни прибыл.

— Отлично. Надеюсь, что мы зря здесь все обсуждали.