Хищник

Глава 13. Разрушить капкан

Почему-то принято считать, что ад — это огонь и боль, а повсюду снуют злобные черти и тыкаю грешников вилами. И тут всё такое красное, везде пылает пламя, пахнет серой, а от воплей можно оглохнуть. На самом деле всё не так. Здесь холодно, очень холодно. Датчики моего тела показывают минус триста восемнадцать градусов. Забавно. Несмотря на холод, я вынуждена идти. Это какое-то глубинное стремление, часть самой нашей сущности. Мы должны двигаться, всегда и постоянно. Если не физически, то хотя бы… даже не знаю, как это назвать, духовно? Да, пожалуй, так. Перемены должны быть. Хоть какие-то. А здесь, стоит лишь остановиться, и навеки застынешь. Поэтому остановиться ты не можешь. Тело замерзает настолько, что с каждым шагом его буквально приходиться ломать словно глыбу льда, и только странные законы этого места не дают тебе развалиться на кусочки. И ты бредёшь сквозь ледяную пустыню, увязая в мелком зернистом песке, ломаясь с каждым шагом. Это не больно, но очень неприятно. Лучше бы была боль, к ней хоть привыкнуть можно. А ещё здесь тихо. Тишина так же абсолютна, как и холод, даже собственные мысли беззвучны.

Когда-то давно я уже была здесь. Тогда моё реальное тело почти полностью было механическим, но душа всё ещё оставалась живой, только крылья были из металла. Помню, что тогда я была готова простить всё ужасы этого места за одну лишь возможность ощутить своё тело органическим, настоящим, живым. Сейчас же я настолько срослась с механизмами, что здесь во мне нет ничего живого, а крылья и вовсе отсутствуют. Я стараюсь не думать об этом и уж тем более не оглядывать себя. Не хочу провести оставшееся мне время в истерике. К моему сожалению, интерфейс почти не работает. Я могу посмотреть температуру, убедиться, что тут нет ветра и звука, поглазеть на случайно меняющееся время на часах, но на этом, пожалуй, всё. Ну да, будет не слишком правильно, если я смогу почитать книжку или чего-нибудь порисовать в аду. Огорчает лишь то, что анализ состояния не работает. Мне бы хотелось оценить повреждения своей души. Впрочем, зачем мне это? Я и так знаю, что всё очень плохо. Настолько плохо, что когда моё тело окончательно перестанет функционировать, я исчезну. Понятия не имею, какой его кусок остался цел и продолжает работать. Если этого голова, то у меня ещё есть шанс, пускай и крошечный. Из ада тяжело вернуться. В прошлый раз меня буквально силой выдернули отсюда. Сейчас я слишком хрупка для таких приключений.

Я брела целую вечность, стараясь не плакать. Слёз всё равно не было, но когда пытаешься заплакать и не можешь… паршивое чувство. На исходе вечности что-то изменилось. Странное чувство где-то в реакторе, слабый шум в датчиках и тихая, на уровне погрешности оборудования мелодия. Всё это было настолько слабым, что легче было поверить, будто в системе произошёл сбой. А значит, я окончательно распадалась, но поверить в это было страшно. Поэтому я оторвала взгляд от мелкого искристого песка и стала спешно озираться. Разумеется, на месте я не стояла. Странно, всегда считала, что земля здесь ровная. Нет, ландшафт был волнистый, как в самой настоящей пустыне. Забраться на ближайший холм было сложно. Пока ты просто бредёшь, не разбирая дороги, никаких препятствий движению не возникает, но стоит только пойти в какое-то конкретное место… Снег начинает осыпаться, ты спотыкаешься и запинаешься. Больше всего я боялась упасть, ведь подняться уже не смогу.

Нарезая круги по холму, я высматривала хоть что-нибудь, но ничего кроме бескрайней пустыни не видела.
Включить визуальный поиск — найти артефакты изображения
Сбой задачи
Что ж, глупо было надеяться, что это сработает, но сама я точно ничего не найду. Слишком уж сильно мой разум затуманен холодом.
Включить визуальный поиск — найти артефакты изображения
Сбой задачи
Запрос ошибки
Критическое повреждение оборудования
Странно, обычно система отвечает по-другому. Выдаёт код ошибки и кучу пояснений, рекомендации по устранению или время, за которое она сама её исправит. Пробую опять и с тем же результатом. А что если...
Выполнить анализ повреждения
Сбой задачи
Вот же срань! Да работай ты, падла!
Сбой задачи
Так, думай Сиба, думай.
Запустить ремонт
Недостаточно энергии
Реактор не работает. Как же всё паршиво… Так, язык у меня ещё есть? Есть! Откусить кусок собственного языка не самая простая задача, но я справилась и тут же отдала команду:
Включить визуальный поиск — найти артефакты изображения
Сбой задачи
Недостаточно энергии
Поиск решения… Обнаружен временный источник
Использовать? Да/Нет
Затаив дыхание и невольно замедлив шаг, мысленно тыкаю в «да».
Выполняется анализ. Осмотритесь
ДА-А-А-А-А! ОНО РАБОТАЕТ! Я едва не заорала вслух, но это могло сожрать остатки энергии, поэтому я сдержалась. Оглядываться пришлось быстро — кусочек-то был очень мал, а калечить свою душу ещё сильнее мне не хотелось. Когда поиск дал результаты, я не выдержала и попыталась пуститься в галоп. Да подножия холма катилась кувырком. Повезло, что остановилась на животе и сразу же смогла встать. Результатом поиска был всего лишь один более светлый пиксель. Пустяк, но лучше чем ничего. На своё счастье, я не потеряла направление. Топай, Сиба, топай.

Прошла ещё одна вечность, пока я наконец не смогла разглядеть слабенький огонёк. Я успела сильно сбиться, пока брела без ориентиров, поэтому светлячок был где-то справа. Не заведи я привычку временами оглядываться, прошла бы мимо.

Свет завораживал. Он казался таким тёплым, знакомым, даже родным. И я брела, стараясь не отрывать от него взгляда, пытаясь различить тонкую мелодию. Целую вечность я шла к этому свету. Постепенно он обретал очертания, становясь всё больше похожим на пони. Поднималась температура и сходили с ума датчики.

Пони был единорогом и состоял целиком из света. Я знаю, он ждёт меня. Знакомая мелодия звучала прямо в голове, а услужливая память из самых глубоких погребов извлекла слова. Стоило начать петь — и сразу стало легче. Здешний холод утрачивал свою власть надо мной, а свет наполнял теплом. Последние шаги дались совсем легко. Я остановилась в паре метров от него. Моё тело всё ещё было слишком холодным и твёрдым, чтобы даже приблизиться к такому совершенству. И от этого тревожно ныл реактор. Он медленно повернулся ко мне, и на его лице появилась нежная улыбка. Не будь я настолько промёрзшей — растеклась бы восторженной лужицей, а будь у меня сердце — биться ему как безумному.
— Привет, — тихо, почти шёпотом сказал он. И я пропала. Утратила себя, растворилась в тепле его света и несколько долгих мгновений была абсолютно счастлива. А потом он обнял меня, и я вновь стала совершенно живой. Вдыхала его запах и вслушивалась в мерный стук сердца, грелась его теплом и ощущала, как его дыхание колышет шерсть на моей шее. Медовая слабость сделала тело мягким, податливым, и только его объятия не дали мне распластаться в снегу бессмысленной кучкой меха. И такое приятное тепло поселилось в сердце… Нет, в реакторе. Наваждение спало, и я вновь была твёрдым куском металла, но уже не холодным. Даже молчащий прежде реактор вспыхивал в такт его сердцу. Он нежно гладил меня по спине, и это затмевало даже отсутствие крыльев.
— Не уходи, — тихо всхлипнула я.
— Прости, — виновато ответил он, — но скоро мне придётся покинуть тебя.
Такой любимый единорог немного отстранился от меня, и это было больнее, чем гореть заживо. Он нежно взял меня копытом за подбородок, поднял голову и заглянул прямо в глаза. Я до последнего боялась посмотреть ему в глаза. Его взгляд заставил меня вздрогнуть и на миг опять почувствовать себя живой.
— Боюсь, что это будет наша последняя встреча, — печально сказал он. Я лишь кивнула, не в силах как-то отреагировать на его слова, всё ещё находясь в плену его сияющих глаз. — Ещё одну смерть ты не выдержишь, а встретиться как-то по-другому мы не сможем.
Его голос: медленный, тихий, ласковый, невозможно прекрасный. Я готова слушать его целую вечность.
— Поэтому постарайся не умирать, ладно? — и вновь я смогла лишь кивнуть. — Хорошая пони, — одобрительно улыбнувшись, кивнул он. И вновь я чуть не растаяла, и вновь его объятия удержали меня.
— Ты ещё помнишь, кто ты? — строго спрашивает он.
— Сиба, — коротко отвечаю я и сама удивляюсь, насколько невинным и юным кажется мой голос. Он лишь отрицательно мотает головой. Не о кличке он спрашивает, а настоящего имени у меня нет. Было когда-то давно, но оно больше не принадлежит мне.
— Я… разведчик.
В этот раз он одобрительно кивнул.
— И что это значит? — ободряющая улыбка заставляет реактор трепетать сильнее, а мой голос, наконец, становиться твёрдым.
— Это значит, что моя жизнь принадлежит Эквестрии и я буду служить ей, пока смерть…
— Нет, — перебил он. — Даже смерть не повод уйти из разведки, — он пристально посмотрел мне в глаза, нет, в саму мою сущность. — Там, в мире, есть пони, которым ты нужна. Не потому, что они любят и ценят тебя. Просто без тебя им не справиться. Наш противник хочет перекроить весь наш мир по своему образу и подобию. Даже мёртвых. Ты понимаешь?
Пришлось отрицательно мотнуть головой, ведь врать ему я не могла.
— Давай просто сойдёмся на том, что, если мы проиграем, то плохо будет всем. И живым, и мёртвым, тем, кто ещё не родился и тем, кто не родится никогда. Поэтому мы обязаны победить. Понимаешь?
В этот раз я кивнула.
— Хорошо, — он тоже кивнул и какое-то время молча разглядывал меня. — Дети просили передать, что любят тебя. А теперь, пора.
И он поцеловал меня.

В далёком детстве иногда мне случалось вдруг понять, что я существую. Взрослые пони никак не могли сообразить, почему жеребёнок вдруг начинает прыгать и счастливо вопить: «Я есть!». Глупые, глупые взрослые. Что может быть прекрасней, чем осознать сам факт собственного существования? Что может быть лучше, чем знать, что ты есть? И сейчас, когда наши губы соприкоснулись, осознание себя наполнило меня, но было в тысячу раз ярче и прекрасней чем когда-либо. Я нутром видела, как его свет перетекает в меня, запускает молчавшие прежде системы, заставляет реактор работать ровно и мощно, делает мёртвое железо живым. Когда его сияние почти угасло, он отстранился от меня. Нет, он всё ещё состоял целиком из света, просто теперь ничего не освещал.
— Прощай, моя прекрасная пони, — сказал он и исчез, будто и не было его никогда. Я повалилась на холодный снег, пытаясь справиться с переполняющими меня счастьем, тоской и силой.

Анализ завершён. Целостность конструкции 32,6% — холодно отчитались системы. Как же мало от меня осталось…
Системы ремонта запущены. Предполагаемое время… неизвестно
Да, ремонт займёт целую вечность, всё правильно. Здесь я никогда не починюсь, нечего и пытаться.

Мне пора возвращаться. Я знала это чётко и ясно. Можно долго распинаться про долг, обязанности и необходимость, но всё это уже говорили до меня, да и я сама сотни раз несла всякую чушь на эту тему. Сейчас же слова наконец закончились, а вместе с ними ушли и сомнения. Вот только применить свежеобретённую уверенность было некуда. Я понятия не имела, как выбраться отсюда. А вот бурлящая во мне энергия точно что-то знала. Было в ней какое-то непонятное стремление, но когда я пыталась на нём сосредоточиться, ничего особого не происходило. Просто я начинала гораздо чётче ощущать своё изломанное тело (которое по совместительству сейчас было и душой). Я уже давно привыкла к тому, что моя физическая оболочка — плод кибернетики, но также я привыкла считать, будто душа у меня живая. Кажется, энергия специально пыталась меня доконать, направляя внимание на механизированность моей души. Ладно, если уж она так хочет…

Сосредоточиться было просто. А вот не орать от ужаса — сложнее. С первой попытки у меня не получилось. Со сто первой — тоже. После трёхсотой я сбилась со счёта. Каждый раз собственные вопли сбивали концентрацию, а потом я подолгу приходила в себя. Сворачивалась в комочек, ревела, бормотала что-то невнятное. К счастью, с каждым разом становилось немного легче. И однажды у меня получилось. Я не начала ни кричать, ни рыдать, даже не вздрогнула. Это было нелегко, пришлось проявить чудеса самоконтроля. Но ничего не случилось. И тогда я легка прямо в мелкий снег, спиной чувствуя его обжигающий холод. Оставалось только лежать, смотреть в небо и ни на минуту не отрываться от созерцания собственной души. До тех пор, пока я окончательно не смирюсь, пока наконец не перестану притворяться живой пони.

Оказывается, в аду совершенно изумительное небо. Тут нет ни луны, ни солнца, ни звёзд. Небо черно, как никогда не бывает в реальности. И вместе с тем живое. Оно дышит и движется, сияет самыми немыслимыми цветам под этой чернотой. Чёрный шум.

Я долго лежала, смотря в это небо. Так долго, что во мне не осталось место чувствам и тогда остался только покой. Так долго, что тепло и холод утратили всякое значение. И тогда я упала вверх, прямо в это прекрасное небо. Мир напоследок крутанулся и я увидела волнистые барханы ада. Это место не хотело меня отпускать, пыталось убедить что низ там, где эта ледяная пустыня и именно туда надо падать. И тогда я поняла, что не такое уж это и страшное место. Наоборот, ад прекрасен, если для тебя больше не касается холод. Это место обещало мне легкомысленную свободу и немыслимое могущество, стоило мне лишь остаться здесь. А сейчас я могла остаться и сохранить себя. Стать живой и свободной, окунуться в неведомые чудеса и познать вечность. Но я нужна там, в мире. Не колеблясь ни мгновения, я упала в шумящее небо, а потом тело забрало меня.

* * *
Голый череп висел в растворе, и десятки проводов и трубок соединяли его с множеством машин, питали его энергией и пищей. Но череп не желал работать. Датчики показывали полное отсутствие активности мозга. Даже встроенная магоника не отзывалась на коды запуска.
— Бесполезно, — уныло проворчал Буч. — Я уже всё перепробовал!
— «Всё» в смысле «вообще всё», или это твоё обыкновенное нытьё перед тем, как учудить очередное чудо? — хмуро спросил Стил.
— Всё, в том смысле, что поздняк метаться, сено съели, — вздохнул белоснежный единорог и улёгся прямо на пол. Перевернулся на спину и собрался что-то сказать, но тревожный писк его прервал. Единорог тут же вскочил.
— Энергопотребление растёт! — радостно завопил он. Мгновением позже внезапно подскочила мозговая активность, да так сильно, что особо чувствительные датчики сгорели. Закреплённые под потолком камеры зашевелились, все имеющиеся мониторы заволокло помехами.
— Скучали, мальчики? — спросил самодовольный голос кобылы, а её жёлтая мордочка проступила из-за помех на всех экранах.
— А ты молодец… — похвалил её Стил Рейн, сдержанно улыбнувшись. Он готов был прыгать и восторженно пищать, словно жеребёнок, но репутация начальника разведки требовала быть спокойным. Буч таким хламом был не обременён, так что он прыгал и пищал за двоих.
— …ведь смерть не является веской причиной прогуливать службу, — совершенно серьёзно продолжил начальник разведки.

* * *
Магия в чистом виде используется довольно редко, ведь это бессмысленно. Для получения практической пользы нужно создать заклинание. Неопытным единорогам иногда кажется, что запульнуть в противника сырой магией хорошее решение. Это так, пока речь идёт про банальные магические сражения банальных единорогов. Если такой поток не заблокировать щитом, то на некоторое время можно лишиться возможности творить заклинания. Чужой магией пользоваться нельзя, поэтому её попадание в организм дезориентирует, сбивает и в целом вредит здоровью, ибо мешает действию собственной или вообще её нейтрализует. Широко известно из-за чего земнопони такие сильные, пегасы могут летать, а единороги умные и могут творить заклинания. Однако мало кому известно, что магия делает всех пони сильнее, легче и умнее. И почти никто не знает, насколько сильно её влияние. Полностью лишившись магии, любой пони едва ли сможет оторвать копыто от земли и станет не разумнее животного. На их счастье, весь наш мир пронзает поток «идеальной» магии, которая подходит всем, поэтому остаться полностью без магии им не грозит.
Подводя итог под вышесказанным — потоком сырой магии можно лишь ненадолго нейтрализовать пони. Однако всё это касается лишь нормальной магии, а какая-то падла вздумала накачать меня хаотической. Её воздействие на поняшей будет несколько интересней. Если упустить всякую научную чепуху, то организм начнёт сбоить, что может и к смерти привести. Так что поступок пса довольно логичен. Вот только ему серьёзно не повезло, ведь он наткнулся на единственное под этим небом существо, чей организм существует без магии и поэтому к ней невосприимчив. За пару мгновений в меня перекочевала целая куча энергии, но никаких ощущений это не вызывало. А потом пёс умер. Быстро и безболезненно, но весьма эффектно. Твай с перепугу взорвала его голову. Толком это событие я не разглядел (зрение всё ещё косячило), но крови было столько, что сомнениям места не осталось. Можно расслабиться и спокойно развалиться на полу, чтобы наконец прийти в себя после телепортации. Как же я их ненавижу.

* * *
Дилон невнятно отмахнулся от разнервничавшихся кобылок. Они почему-то считали, что порция хаотической магии непременно должна превратить его в жуткого монстра, а у Твайлайт не было сил их переубеждать.
— Зря вы сюда пришли, — донёсся слабый, немного хриплый голос. Поняши вскинулись, приготовившись к очередному сражению.
— Дискорд! — радостно взвизгнула Флаттершай, вспорхнув от счастья под самый потолок. Разумеется, она тут же кинулась к своему другу, но встревоженно застыла в метре от него. Дискорд был распят на огромном кресте из зернистого, тревожного гудящего металла, и в него было воткнуто множество шприцев с отходящими от них трубками. Псы выкачивали кровь духа раздора в устрашающего вида машину. Именно из неё пёс и стрелял в Сиваса хаотической магией.
— Привет, — Дискорд слабо улыбнулся Флаттершай, и поняша кинулась вытаскивать все эти шприцы. Дух раздора стойко это терпел. Его раны затягивались почти сразу, но это не было проявлением силы Дискорда. Просто такова его природа. Когда Флаттершай вытащила все шприцы из своего друга, Твайлайт сняла с него путы. Великий и могучий дух хаоса и раздора беспомощно повалился на пол. Флаттершай попробовала подхватить его, но силёнок у неё было маловато для таких подвигов.
— Кажется, я не смогу идти, — виновато улыбнулся Дискорд. — Давайте лучше без меня. Нечего тут делать приличным пони.
— Ещё один, — закатила глаза Рэрити. — Твай, есть идеи, как привести его в норму?
Дух хаоса был каким-то бледным, с огромными тёмными кругами под глазами. Флаттершай что-то тревожно пищала и носилась вокруг него.
— Есть! — хмыкнула Твайлайт в ответ на вопрос Рэрити и полезла разбираться в жутковатой машине. Остальные тем временем осматривали помещение. Ничего интересного тут не было — потолок да стены из камня, маленькая дверь и жуткая машина, трубы от которой уходили куда-то в стены. Внимательная Пинки приметила, что одна из стен немного более гладкая чем остальные. Несколько секунд она старательно её разглядывала, после чего отскочила в сторону и тоном эксперта выдала:
— За нами следят!
В стену тут же врезалась парочка фиолетовых шаров. «Стена» рассыпалась на мелкие осколки. Точнее взорвалась, а осколки исполосовали всех, кто был по ту сторону. Лишь несколько престарелых псов, было бы из-за чего беспокоиться. Твайлайт тут же запрыгнула в комнатку и принялась разбираться с консолью, утыканной множеством рычажков и кнопочек. При этом она совершенно не обращала внимания на трупы под её копытами. Удивился только Дискорд, зато сразу за всех.

Вскоре весь имевшийся запас хаотической магии перекочевал в Дискорда. Правда, её было очень мало — меньше одной двадцатой от того, что успели выкачать псы. Достаточно, чтобы дух хаоса мог передвигаться самостоятельно (увы, только на всех четырёх конечностях), но слишком мало, чтобы творить хоть какую-то магию. Пока Твайлайт со всем этим разбиралась, Сивас успел сожрать все трупы, а Рейнбоу устроила Флатти допрос на тему: «Как это ты так летаешь с такими ранами?». Дилон тоже временами поглядывал на свободно порхающую пегаску с немым изумлением. Та лишь пожимала плечами и говорила, что ничего у неё не болит. Пегасочка предположила, что всё дело либо в недавнем Армагеддоне, либо магии, которую они творили вместе. Рейнбоу же упрямо заявила, что раз раны на месте, то никаких полётов быть не должно. Сивас с ней согласился. Сама радужная пегаска не могла даже напрячь свои крылышки, как и Твайлайт.
— Странно, — Дискорд задумчиво уставился на Дилона, — кажется в тебя закачали целую кучу моей магии, а ты не только не превратился в банального монстра, в тебе даже не чувствуется ни капли моей силы!
— А я и так чудовище, — весьма убедительно оскалился Дилон. — А с магией у меня всегда так. Исчезает бесследно, и ничего с этим не сделаешь.
— Совсем ничего? — задумчиво хмурясь спрашивает Твайлайт.
— Не знаю, — отвечает Дилон с усталым вздохом и ложитя прямо на холодный пол. — Если есть идеи — пробуй.
Принцесса молча кивает и начинает ковыряться в устройстве, с помощью которого в Дилона стреляли магией хаоса.

* * *
Кажется, я уснул. Как-то иначе объяснить пустоту вокруг не могу. Но случилось это как-то уж слишком неожиданно, да и чувствовал я себя не как во сне.
— Просто это не совсем обычный сон, — сказал я чужим, шелестящим голосом. Сказал не своим телом. Я стал Дилоном — Мертвецом, но и собой быть не перестал. Существовал одновременно в двух телах, как две разные личности. Мы оба растерянно замерли. Рядом появился Сивас. Ему было интересно происходящее, и он никак не ожидал, что станет частью происходящего. Все три личности по-разному отреагировали на происходящее. Я-Чудовище чувствовал зудящее любопытство, Я-Мертвец… он-то нихрена не чувствовал, оправдывая имя. Основной Я был до жути напуган. Впрочем, вопрос «что происходит?» больше не стоял. Что знал один из нас, то знали все. Мы стремительно умираем. То же самое можно сказать про любой момент нашей жизни, но сейчас это происходит особенно быстро. Да, чтобы нормально функционировать, Мертвецу пришлось сильно ускорить темп нашей жизни. Странно, что кобылки ещё не заметили, как я стремительно старею. Клетки умирали быстрее, чем появлялись новые. Сильнее всего страдал мозг.

Опять меня будили. Просыпаться было тяжело, но я хотя бы снова был один. Перед глазами всё плыло, так что я долго не мог понять, кто передо мной — Рейнбоу или Твайлайт. Когда стало чуть полегче, я всё же разглядел, что грива одноцветная, а значит, это Твайлайт. Трёхцветная грива Рейнбоу маячила где-то позади. Мне влепили пощёчину. Больно.
— Да очнись же ты! — рявкнула Твайлайт, едва не плача.
— Ладно, очнулся, — только и смог ответить я, а потом попытался встать. Офигеть, получилось.
— Сколько тебе осталось? — выпалила принцесса. Судя по тому, как нервно она обшаривала моё лицо взглядом, первые признаки старости не заставили себя ждать.
— Я настолько плохо выгляжу? — пытаюсь улыбнуться, но судя по тому, как вздрогнула Твайли, получается весьма паршиво. Она тут же наколдовывает зеркало. Ну, не так уж всё и плохо. На вид мне было лет сорок — пятьдесят, не больше. Вот только старел я так стремительно, что это было видно невооружённым глазом.
— Круто, — прокомментировал я увиденное. — Так ты закончила с этим устройством?
Принцесса с облегчением сменила тему:
— Да. Было тяжело… — на этом моменте она на мгновение замолкла, борясь с желанием устроить лекцию, — но я справилась. Должно сработать.
Наконец я смог разглядеть штуку, с помощью которой меня пытались убить. Больше всего это напоминало пожарный шланг, к концу которого приделали ручку и парочку переключатель. Устройство Твай прижала к моей груди и нажала кнопку на рукояти.
Я ничего не почувствовал. Совсем ничего. Только шланг рассыпался прахом. У Твайлайт отвисла челюсть.
— Бывает, — философски отметил я, пожав плечами. Мне действительно было глубоко плевать на судьбу несчастного устройства.
— Но оно должно было сработать! — возмутилась принцесса.
— Уже неважно, — я мотнул головой. — Идём, у меня мало времени.
Я направился к единственному выходу. Не оглядываясь.

Интерьер сильно изменился. Не было больше ни мрачных неровных стен, ни вездесущего полумрака, да и идти можно было, не опасаясь исцарапать копыта. Вместо всего этого был ярко освещённый коридор, напоминающий старые больницы: пол покрыт некрупной плиткой, крашеные бетонные стены и такой же потолок. Всё некогда белое, но сейчас потемневшее от времени (только откуда они столько времени взяли?). Мрачновато, но пустяки по сравнению с тем, что было раньше. Кобылки с облегчением выдохнули и сразу расслабились.
— Сосредоточьтесь, подруги, — скомандовала Рэрити. — Кажется, мы залезли туда, где нас не ждали.
— А значит, убивать нас будут всерьёз, — серьёзно кивнула Пинки. У неё всегда была такая прямая грива?
— Вот только почему они не пытались этого сделать раньше? — буркнула Эпплджек.
— Может, мы им нужны? — тихо, но твёрдо сказала Флаттершай. Поняша летала возле Дискорда.
— Ага. Пытать больше некого! — голос Рейнбоу сочился ядом.
— Отличный вариант! — задорно подхватил кто-то очень весёлый. Переполошились мы все знатно, ведь голос раздавался совсем рядом, буквально у нас под боком! Совсем рядом стояло довольно странное существо. Прямоходящее, почти лысое (была только короткая грива на голове), со странными чертами лицами и маленькими глазами. И оно было одето в чёрный костюм, немного похожий на тот, что сшила для меня Рэрити.
— Ты ещё кто такой? — нахмурилась Твайлайт, «включая» рог.
— Человек. Если вас интересует мой вид, — усмехнулось существо. — Мужчина, если вам важен пол. Моё имя Отто.
У него был странный голос — вроде мужской, но высокий, очень похожий на женский.
— Думаю, сейчас нас больше всего интересует, надо ли нам тебя убивать, — сухо сказала Рэрити.
— Убивать? Меня? Зачем? — удивился человек. — Я не собираюсь вредить вам.
— И почему мы должны тебе поверить? — спросила Рэрити.
— А вы должны? — ещё больше удивился Отто. — Никому нельзя верить, знаешь ли. Особенно монстрам вроде меня или него.
На меня показали тонким длинным пальцем. Когтей у него нет, только тонкие пластинки, совсем не опасные.
— Знаешь, а мы ведь похожи, — доверительно сообщает мне Отто.
— Сомневаюсь, — из чистого упрямства сказал я.
— Правда? А давай я спою!
Радостно говорит Отто и широко улыбается. Через миг его улыбка неуловимо меняется, становится чудовищно фальшивой, даже жуткой и начинает играть мелодия, такая же фальшиво-весёлая.
Все прекрасно не так ли?
Все у нас хорошо!
На лице моём Маска,
И ещё, и ещё.

По шкуре толпой носятся мурашки, я невольно отступаю на шаг назад.

Слой за слоем лишь маски,
А лица вовсе нет.
Мне давно глаза выжег
Солнца ласковый свет.

Отто склоняется надо мной, заглядывает в глаза. Сейчас в его белых (почти как у Буча) глазах я вижу отражение собственной пустоты.

Надо улыбаться, чтоб в живых остаться,
Надо улыбаться, чтоб живым казаться.
Надо улыбаться, чтоб в живых остаться,
Надо улыбаться, чтоб живым казаться.

Мне становится жутко, внутри всё замирает, и мелодия отзывается тянущей болью где-то в голове. Я никогда не слышал этой песни, но почему-то знаю слова. Два фальшиво-весёлых голоса звучат в тишине:

Нас слепят, обжигают,
Давят солнца лучи
Все прекрасно, не так ли?
Улыбайся и молчи.

Кобылки удивлённо смотрят на меня и недовольно хмурятся. «Эта песня их не впечатлила» — эта мысль вызывает у меня настоящий шок.

Надо улыбаться, чтоб в живых остаться,
Надо улыбаться, чтоб живым казаться.
Надо улыбаться, чтоб в живых остаться,
Надо улыбаться, чтоб живым казаться.
[Otto Dix — надо улыбаться]

— Говорю же, похожи, — человек улыбается, но теперь его улыбка кажется настоящей. Правильно — кажется. Так же, как кажется настоящей моя собственная. Острое желание убить это существо заставляет меня оскалиться и глухо зарычать, но я кое-как сдерживаюсь. Он с любопытством оглядывает меня, но ничего по этому поводу не говорит.
— Знаете, могли бы уже и расслабиться, — осуждающе говорит он напряжённым кобылкам. Рог Твайлайт всё ещё светится.
— Ты несёшь какой-то бред! — возмутилась Рэрити, подкрепив слова ударом по столу. Её тарелка подпрыгнула, а стакан зашатался и едва не упал.
— Это, — Твайлайт потрясла своей израненной ногой, — по-твоему, называется «желать добра»?
— А по-твоему, «желать добро» — это запереть в уютной клеточке и окружить приторно-слащавой заботой? Флаттершай так делала со своими животными, и посмотри, к чему это привело!
— Она не запирала их! — возмутилась принцесса. — И их смерть — ваша вина!
— Нет, она их именно запирала, — усмехнулся человек. — Не в прямом смысле этого слова, конечно. А в их смерти действительно виноваты мы, но именно из-за неё они не только не смогли защититься, а даже не стали этого делать. Ни прятаться, ни бежать, ни драться. Потому и погибли.
Флаттершай поникла, буравя виноватым взглядом стол. Между Отто и Твайлайт завязался спор. У человека были весьма специфичные понятия о доброте, радикально отличающиеся от взглядов пони. И, по его словам, выходило, будто всё то, что его товарищи творили в Эквестрии было исключительно ради нашего блага.

Что такое добро? Какой поступок считать «хорошим», а какой «плохим»? Такой простой вопрос, но почти никто не может внятно на него ответить. Любой пони может привести сколько угодно примеров хороших и плохих поступков, легко отнесёт их к той или иной группе. Они не пользуются какими-то конкретными критериями, а просто знают. Я же такого знания был лишён, поэтому пришлось напрячь логику и самому найти критерии добра и зла. Я тогда был совсем юн, так что это оказалось довольно сложно. Однако простота ответа заставила меня долго смеяться.
Боль. Она является едва ли не единственным критерием. Если что-то причиняет боль — то его считают злом. Противоположность боли — счастье, радость, удовольствие, — наоборот, добром. Вроде бы просто, но любой врач (особенно стоматолог) легко опровергнет такое утверждение. И тут в дело вмешивается перспектива. Если боль сейчас принесёт радость потом, то такое считают добром. Например, лечение зубов, диеты и тренировки — зачастую они приносят страдания в настоящем, чтобы в будущем сделать счастливей. Всё просто, не так ли?
Есть десять несчастных пони. Смерть одного сделает остальных счастливыми. Убить его — хороший, добрый поступком? А если смерть девятерых сделает одного пони счастливым? Убить девять пони, что бы один стал счастлив — это хорошо? Человек без колебаний ответил бы «да» на этот вопрос. Только обязательно бы добавил, что этот один должен сам, своими копытами, убить остальных. Потому что счастье, полученное из чужих копыт не имеет ценности и быстро становится обыденностью. Правда, у него было довольно специфичное понятие счастья, неразрывно связанное с могуществом. Слабый не может быть счастлив. Слабаки могут лишь пребывать в шаткой иллюзии благополучия, ибо счастье есть развитие, и только сильному оно по плечу. И разумеется, можно пожертвовать горсткой слабаков, чтобы дать возможность развиваться тем, у кого есть потенциал.
Именно это они и хотели сделать. Разрушить привычный сытый уклад, заставить пони сражаться, заставить их стать сильнее. Поэтому компания Твайлайт и не была им нужна. Принцесса дружбы и её подруги в своей жажде всех защитить примут на себя все трудности, оставив остальных прозябать в трясине сытости и покоя.

— По крайней мере, так считает Наместник, — уточнил Отто и доверительно шепнул, — я-то думаю, что у вас есть потенциал. Увы, но моё мнение никого не интересует. Я — Наблюдатель и не могу сильно вмешиваться в происходящее. Максимум дать небольшую передышку усталым кобылкам и накормить их хорошим ужином.
Человек ослепительно улыбнулся, всем своим видом излучая благодушие. Увы, но этому его облику совсем не шло такое выражение лица. Да, это тело не было настоящим. Я довольно быстро разобрался с этим, просто «присмотревшись» к потокам его жизни. Они не были направленными и упорядоченными, как это бывает у нормальных существ. Просто весь объём его тела (и даже одежда) была равномерно пропитана жизненной силой. Я уже встречал подобных существ — они аморфны, непостоянны и принимают тот облик, который сочтут более подходящим, красивым или удобным. Никакого настоящего облика (как у чейнджлингов) у них нет. В своём «естественном» состоянии они существуют за пределами любых миров. И если я хоть что-то понимаю в таких существах, то врать он нам не станет. Поэтому я спокойно съел предложенную им еду — здоровый кусок сырого мяса со специями (небольшое их количество мне не повредит, а вкус здорово улучшит).
Кобылки остались столь же подозрительными и даже не притронулись к своим рагу (исключительно овощным, разумеется), но Пинки по-тихому сжевала один из кексов, что стояли горкой в центре стола. Чай тоже никто не пил. Зря. Если верить моему нюху, чай великолепный (Селестия как-то выдрессировала меня распознавать качество чая по запаху). А вот Дискорд такой подозрительностью не отличался и быстренько съел свой пудинг, да газировкой запил. К тому же наполовину опустошил поднос с кексами. Жующий дух Хаоса вмиг сделал «ресторанную» кухню по-домашнему уютной. Отто тоже приложил к этому копы… руки. Когда мы только зашли сюда, он лёгким жестом руки раздвинул по углам железные столы и кухонное оборудование, а в центр освободившегося пространства телепортировал круглый деревянный стол. Массивный, удобный, как и окружавшие его стулья.

Твайлайт помотала головой, то ли пытаясь собраться с мыслями, то ли упорно отрицая слова человека.
— Это какой-то бред! Убивать невинных во благо! Кому вообще могло прийти такое в голову?!
— Согласна, — Рэрити кивнула. — Ни одно благо не стоит чужой жизни.
Отто рассмеялся:
— Сказать, сколько жизней прервала Твайлайт ради вашего блага?
— Это другое, — твёрдо сказала бывшая единорожка. — Твайлайт защищала нас.
— Типичная логика светлого, — саркастично усмехнулся Отто. — Рэр, ну какая разница, ради чего она убивала? Она убивала. Точка. Ради вас она предала себя, нарушила собственные моральные устои. Впрочем, будет неправильно винить её в этом. Всё-таки вы всё ещё принадлежите Свету, а значит, будете ставить других превыше себя.
— Свету? — нахмурилась Рейнбоу. — Какому ещё свету?
— Открою вам маленькую тайну: в нашем конкретном случае мир чёрно-белый. Точнее ваш мир белый, а наш чёрный. Вы принадлежите Свету, а мы Тьме. Разница, на самом деле невелика. Свет учит не предавать других, а Тьма не предавать себя. Свет для всех, а Тьма для каждого.
— Я одна ничего не поняла? — вяло спросила Эпплджек.
— Ничего, когда-нибудь вы поймёте. Честно говоря, ещё рано посвящать вас в суть нашего конфликта, но должны же вы знать, с кем сражаетесь?
Отто элегантно поклонился.
— А теперь мне пора. Доедайте и тоже отправляйтесь. Сомневаюсь, что вам дадут покинуть нашу базу, но ведь всякое случается?
И он исчез. Подруги недоумённо переглядывались, с опаской косились на еду. За время наших приключений они все изрядно похудели и, в этом я абсолютно уверен, сейчас испытывали совершенно непонячий голод.
— Да ешьте вы уже! — устало вздохнул я. — Желай он нас отравить, использовал бы газ.
Поняши переглянулись и осторожно принялись за еду. Впрочем, уже через пару мгновений про осторожность все забыли. Про манеры и приличия — тоже. Мда, оголодали они знатно.

* * *
Скуталу удобно устроилась на мягкой кровати в одной из палат медцентра разведки в замке Твайлайт. Кровати тут были очень похожи на облака, но лежать на них могли не только пегасы. Кобылка уткнулась лицом в подушку, зависнув где-то между сном и явью. Она не ощущала сонливости и не теряла ясность мыслей, но этих самых мыслей совсем не было, а её окутывало приятное оцепенение. Время словно текло мимо маленькой пони, она совсем не придавала значения утекающим часам. Ей нравилась такая апатия. В любом случае это было лучше, чем рыдать в подушку, предаваясь страданию. Единственным, что тревожило равновесие её нынешнего состояния была боль в крыльях. Слабая, но мучительная ноющая боль, похожая на зубную. Видимых причин для неё не было — никаких травм или ран, даже врачи говорили, что ничего болеть не должно. Обезболивающее тоже не помогало. Тем не менее, кобылке удавалось игнорировать и это.
В палате она была почти одна. Эпплблум увели врачи лечить её спину. А Свити Белль… прежней Свити, кажется, больше не было. Осталась лишь безмолвная куча железа. Она не реагировала на звуки и прикосновения, даже ремонтников, которые почти час кружились вокруг неё, единорожка не удостоила вниманием. Это их очень расстроило. Всё, что делала нынешняя Свити Белль — только гудела тихо и успокаивающе. По крайней мере, Скуталу успокаивал этот гул, а остальные, кажется, его терпеть не могли. Ну разве что Эпплблум отнеслась к нему равнодушно.
— Эй, чего грустишь, мелкая? — мелодичным басом спросила вломившаяся в палату кобыла. Пухлая, здоровая как Биг Мак земная пони, бодрая и весёлая, она напоминала типичную «жену трактирщика», какими их описывали в сказках. Такая и в горящую избу войдёт, и распоясавшимся пьяницам тумаков отвешает. Завершала образ кьютимарка в виде пары запотевших кружек с пивом, которое никто толком-то опознать не мог. Слишком уж редким был этот напиток в Эквестрии. Скуталу устало подняла голову и равнодушным взором окинула эту мадам. Пожала плечами и уложила голову обратно на подушку. Кобыла её ответом не удовлетворилась и завалилась на кровать к Скуталу, отодвинув жеребёнка почти к самому краю. Пустые соседние кровати ей чем-то не приглянулись. Скуталу изрядно растерялась от такой наглости.
— Ну не положено таким юным жеребятам грустить! — пробасила гостья.
— Может, и не положено, — буркнула Скут. «Жена трактирщика» легко разрушила её апатию, и теперь жеребёнок отчаянно старалась вновь не разревётся. Она нервно заёрзала, пытаясь вернуться в более-менее удобное положение.
— Болит? — сочувственно спросила «жена трактирщика», кинув мимолётный взгляд на круп Скуталу.
— Болит, — покраснев от стыда подтвердила кобылка. Взрослая пони сдвинулась, освобождая жеребёнку немного места, и та наконец смогла вернуться в удобное положение.
— На, хлебни, — заговорщически шепнула кобыла, сунув под нос Скуталу открытую фляжку. — Не обезболивающее, но печали уносит вмиг.
Скуталу осторожно принюхалась и досадливо скривилась.
— Я такое не пью, — твёрдо сказала она, но кобыла и не подумала убирать фляжку. Примерно через минуту жеребёнку пришлось сдаться. Раздражённо вздохнув, она забрала фляжку и залпом её опустошила. Порывисто вздохнула, ткнулась носом в ногу, потрясла головой и вернула фляжку.
— Спасибо, — тихо сказала Скуталу, — действительно полегчало.
— А то ж! — довольно расхохоталась кобыла. — Тётушка Канти плохого не посоветует! Между прочим, это лучший сидр, который только можно достать в этом мире!
— Ага, — кивнула Скути, вполне довольная эффектом, который произвёл на неё напиток.
— Жеребят спаиваем? — Буч как всегда появился совершенно неожиданно и словно из ниоткуда. Хотя почему «словно»? Единорог вполне мог телепортироваться, не утруждая себя эффектами. А мог и просто подкрасться, не утруждая себя излишней магией. Скуталу невольно вздрогнула при его появлении и вжалась в объёмную «трактирщицу».
— Агась, — довольно кивнула Канти.
— Ну и правильно! — неожиданно радостно согласился Буч. — Ей полезно, а нам не жалко. Только хватит заливать в неё это дрянное пойло, могла бы и нормальный сидр достать.
— Не слушай его, Скути. Этот паршивец просто нарывается на комплименты — сидр получше делает только он, но никогда не делится.
— Не делюсь, — согласился единорог, — но она у нас сегодня герой, так что заслужила.
И с этими словами он вручил растерянной пегасочке довольно большую бутылку с янтарной жидкостью. Кажется, она немного светилась изнутри.
— А теперь пора бы и о деле поговорить, — заявил единорог и разлёгся прямо в воздухе, словно он был мягонькой кроваткой.
— К нам тут недавно заходил один забавный пони и пожаловался, что ты, — единорог указал копытом на Скуталу неожиданно сурово, хотя голос оставался всё таким же насмешливым и несерьёзным, — самым наглым образом его обворовала.
Буч выжидающе уставился на жеребёнка. Его поза казалась расслабленной, но взгляд был на удивление серьёзным. Скуталу испуганно сжалась и только открыла рот, чтобы что-то сказать, но вмешалась Канти:
— Эй, ты мне тут на жеребят не запугивай! — нахмурилась кобыла и обняла Скути. Поняшка невольно пискнула от неожиданности и опять заёрзала, пытаясь унять боль.
— Ладно, больше не буду! — рассмеялся Буч. — В любом случае этот идиот требует не вернуть ему денег, а чтобы ты выполнила условия вышей сделки. Вы ведь договаривались, что он даст тебе денег в обмен на определённые услуги, а ты цапнула его кошелёк и сбежала.
Скуталу не на шутку встревожилась и сильнее вжалась в свою покровительницу.
— Н-но в-вы ведь не?.. — нервно забормотала она, но пристальный взгляд единорога заставил ей замолчать.
— Знаешь, я тут думаю, а не кастрировать ли его за то, что предлагает такое жеребятам. Так что можешь не волноваться. Однако что делать с тобой?
— Простить? — с надеждой предложила Скуталу. Единорог полностью проигнорировал её слова.
— Знаешь, этот случай навёл меня на интересные мысли, и я отправил пару толковых ребят порыскать по округе. Они узнали много интересного.
Скуталу отчаянно вжалась в бок пухлой кобылы, невзирая на боль в крыльях и неприятные ощущения в других частях тела.
— А ты, оказывается, очень плохая пони, — Буч жутковато улыбнулся. — Мелкая беспризорная воришка.
— И что из этого следует? — медленно спросила Канти.
— Что мы паршиво работаем, — сухо ответил единорог. — Пропустить один случай воровства ещё простительно, но не заметить систематически совершаемые кражи… Непростительно.
Буч осуждающе покачал головой.
— А уж проморгать бездомного жеребёнка, добывающего пропитание воровством…
Белоснежный единорог тряхнул головой.
— Впрочем, не о нас сейчас речь. Как я уже говорил, мы довольно тщательно изучили всё, что с тобой связано, Скут. Давай я буду говорить, а ты поправишь, если я где-то ошибусь, хорошо?
Пегасочка нервно кивнула. Канти почувствовала, что кобылка дрожит.
— Начну, пожалуй, с самого начала. С твоих родителей.
Кобылка прижала уши к голове и сжалась ещё сильнее.
— Мать. Пегаска. С отличием окончила школу, обучалась в университете, но ушла на третьем курсе. Имела множество наград в самых разных сферах. В целом — довольно положительная личность. Перспективная. А вот с твоим отцом не всё так гладко. С детства раздолбай и хулиган. Школу прогуливал, а потом и вовсе забросил. Часто привлекал внимание стражи и довольно регулярно попадал за решётку, впрочем, ненадолго. Если верить отчётам, то за «неадекватное и агрессивное поведение», — Буч растерянно хмыкнул. — Довольно забавно, что наши стражи не умеют распознавать опьянение, а какой-то хулиган бухает в три горла, не находишь?
Свити не находила.
— В общем, пил он много и часто. Также его часто ловили на драках, хулиганстве и мелком воровстве. Пустяки, одним словом. И тут каким-то чудесным образом столь разные личности сходятся и даже женятся.
— Это из-за меня, — тихо буркнула Скуталу, виновато опустив взгляд.
— Нежелательная беременность? — понимающе кивнул единорог. — Да, так бывает, но твоей вины тут нет. Ты, знаешь ли, не выбирала, рождаться тебе или нет. Сомневаюсь, что мои слова как-то повлияют на твоё мнение, но помни об этом.
Канти махнула единорогу копытом и наградила злобным взглядом, настойчиво требуя заткнуться. Буч послушно замолчал.
— Эй, мелкая, ты как?
Скуталу то ли не слышала её вопроса, то ли просто проигнорировала. Но и молчать она не стала.
— Я… — кобылка всхлипнула, пытаясь сдержать слёзы, — я ведь никогда не была нужна им. Мама всегда сторонилась меня. Даже говорила, только если в этом была необходимость. Папа просто не замечал. Кажется, он просто забывал о том, что у него есть дочь.
Единорог задумчиво кивнул и начал говорить серым, монотонным голосом.
— А потом у твоего отца началась белая горячка. Он напал на твою мать. И ты взяла нож.
— Я не хотела, — сквозь слёзы пробормотала Скуталу, — я просто хотела защитить её.
— Только было поздно. Могилы рыть трудно, но ты как-то справилась. Упорный жеребёнок. Ты ведь любила их, так?
Она едва заметно кивнула и вытерла слёзы.
— Что теперь со мной будет? — равнодушно спросила пегасочка. Она ожидала наказания. Сурового и неотвратимого. Наиболее вероятным ей казался вариант с изгнанием или тюрьмой, но кто знает, какие ужасы может подкинуть ей разведка…
— Решение по твоему делу должен вынести суд, он уже состоялся, и я тут, чтобы сообщить тебе результат. Никто не будет тебя наказывать. Честно говоря, это даже не обсуждалось. Представь себе, все твои действия совершенно законны.
— Что? — только и смогла выдавить Скуталу.
— Видишь ли, согласно Закону Эквестрии, жизнь считается наивысшей ценностью.
— А ты ведь и воровала, только чтобы зимой с голоду не помереть, — шепнула Канти.
— Да, верно, — единорог ласково улыбнулся Скуталу. — Поэтому мы обсуждали, что должны для тебя сделать. Самое простое — деньги. Их у тебя теперь много. Очень. К тому же, раз уж наша плохая работа принесла тебе столько горя, всю оставшуюся жизнь разведка будет оказывать тебе посильную помощь. В пределах разумного, конечно. Стоит только попросить. Ну и разумеется, что жеребята не должны жить одни, а в приют ты не хочешь, ведь так?
Дождавшись кивка от пегасочки, Буч продолжил:
— Мы поможем найти того, кто позаботься о тебе. Думаю, что это должен быть кто-то, с кем ты хорошо знакома и кому можешь всецело доверять, — тут единорог усмехнулся. — Как думаешь, Рейнбоу Дэш согласиться приютить тебя?
Скуталу застыла с открытым ртом.
— А я думаю, согласится, — рассмеялась Канти. — А если вдруг у неё найдётся причина отказаться, то всегда остаётся семейство Эпплов, Твайлайт, Рэрити и прочие. На самый крайний случай есть безотказная я!
Канти задорно рассмеялась, но Скуталу её слова немного встревожили. Ей отчего-то показалось, будто запасные варианты нужны не на случай отказа, а потому, что вся компания Твайлайт Спаркл может не вернуться.
— Да не печалься ты! — Канти взъерошила пегаске гриву и наконец спрыгнула с её кровати. — Всё будет хоро…
Земнопони застыла на середине слова, с ужасом пялясь на спину пегаски. Скуталу заторможено оглянулась. Перья. Вся кровать была в её собственных перьях, а крыло осталось почти голым. Внутренне содрогаясь от ужаса, она провела копытом по крылу, и от него отслоился кусок кожи, оголяя уродливую гниющую плоть. Воздух наполнился мерзким удушливым запахом. Боли не было. Нет, она всё же была, но такая как раньше, ничуть не изменилась. Скуталу заворожённо следила, как под весом крыла растягивается то, что когда-то было мышцами, как оно истончается и, наконец, рвётся. Крыло отпало.
«Просто кошмар» — твёрдо решила кобылка, но это никак не помогло ей справиться с ужасом. И тогда она закричала. Не только из-за страха, но и зная, что это поможет проснуться. Она почти не слышала свой вопль — он был глухим и далёким. Но проснуться у неё не получилось, и нахлынувшая паника, крепко сцепившись с ужасом, окончательно заполонили разум пони. Она беспорядочно заметалась, не видя, куда кидается, опрокидывая кровати, сшибая стеллажи с лекарствами и ни на секунду не прекращая вопить. Вспышку белоснежной магии она не заметила. Заклинание быстро и качественно вырубило Скуталу. В палату почти сразу вломилась целая бригада врачей.

* * *
Я всё никак не мог выкинуть из головы слова Отто. Эта его концепция Света и Тьмы… слишком сильно она отличалась от общепринятой и при этом казалась совершенно логичной. Физически ощутимой, я бы сказал. И по его словам выходило, что разведка была идеальным образчиком Света. Да, эта жуткая во всех смыслах организация — абсолютно беспринципная, чудовищно жестокая и аморальная была абсолютным, мать его, Светом. Ведь всё перечисленное они использовали ради одной цели — защита маленьких пони. Они предавали себя, чтобы жители Эквестрии были сыты, счастливы и безмятежны. И убийства, которые совершала Твайлайт были проявлением Света. Она ведь считала убийство едва ли не самым худшим проступком из всех, но с готовностью пошла и на это, лишь бы спасти подруг. Тёмный на её месте приложил бы все силы, но убивать не стал, оставаясь верным своим принципам. Странная получается картина.
Шли мы почти час, и за это время я успел состариться ещё на десяток лет. Теперь это влияло и на самочувствие. Оно просто постепенно ухудшалось. Мда, растянись это на десять лет, я бы и не заметил разницы. Коридор ничуть не изменился — все тот же старый больничный коридор. Никаких ответвлений и дверей больше не было. Окон тоже. Светильники здесь были странные — грушевидные стеклянные колбы с жутко нагретой спиралью внутри. Нерациональная конструкция для существ, владеющих магией, да и светили они довольно тускло. Впрочем, атмосферу они задавали как надо. Даже жаль, что мы все слишком устали, чтобы оценить её по достоинству. Желтоватый полумрак не пугал, а скорее раздражал. Думаю, именно поэтому наш путь оказался на удивление коротким — незримый кукловод, тщательно выстраивающий наш маршрут, понял, что мы слишком устали для страха, а утомить нас ещё сильнее уже не получится. Слабых противников размажет Твайлайт, а тратить кого-то сильного, чтобы просто нас утомить — расточительно. Да и мне почему-то кажется, что мы почти исчерпали ресурс врагов. А значит, теперь нас ждал главный босс.
Впереди виднелся просвет. Из того, что мы смогли разглядеть (с помощью магии Твайлайт) был только свет и здоровенный такой пёс. Прямоходящий, разумеется. И он разительно отличался от всех, кого мы видели раньше. Он не казался хрупким, как его закованные в броню собратья, но и не сутулился, как дикие. Ростом он метра два с половиной, плечи явно шире, чем у других псов, и мышц больше. От его фигуры веяло опасной мощью. Инстинкты вопили мне, что с ним лучше не связываться — прибьёт и не заметит. Кобылки уверяли, что существо таких размеров должно быть медленным, не очень ловким (на двух ногах равновесие держать уже проблема, а при таком то росте…) и убить его будет просто. Я-то знал, он будет жутко быстрым и ловким. Особенно сильно меня тревожило его оружие. В правой руке он держал протазан с относительно коротким, но широким лезвием и древком метра так на два. На левой руке были длиннющие когти. Понятия не имею, настоящие они или нет, но огрести такими мне очень не хотелось.
План был прост — тихо подкрадываемся, и я откусываю псу голову. Твайлайт опасалась, что у него найдётся какое-нибудь средство против её магии, а от моих зубов хрен чем защитишься. Разве что у него есть способности любителя живых статуй — Боссерона, но тогда нас уже ничто не спасёт. Протазан ведь не из живой плоти, а накачать своей жизнью железяку я не смогу. Да даже если и смогу, это ничего не даст. Его руки останутся целыми и лазеек в щите не появится.
Подкрадывались мы всей толпой. Я используя исключительно свои навыки, а остальные под маскирующим заклинанием. Пёс нас не заметил. Стоя в паре шагов от него, я разглядел несколько довольно интересных деталей. Пёс был закован в тонкую броню. Довольно красивую и (да ну нафиг!) не чёрную, а медно-золотистую. Протазан был такого же цвета, а вокруг его лезвия разливалось золотистое свечение. Рэрити шепнула, что это свечение кажется ей очень неприятным. Остальные с ней согласились. Помещение за псом оказалось не очень интересным. Большая ярко освещённая арена. Круглая, с вертикальными стенами и без потолка. Свет мешал разглядеть звёзды, но хотя бы луну было видно. Нашу, эквестрийскую луну. Фух, а то я опасался, что нас в другой мир могли затащить.
Прыжок был идеален. Бесшумный и точный. Острое чувство опасности обострило восприятие и заставило время вокруг сильно замедлиться. Настолько сильно, что у меня уйдёт десяток секунд, чтобы пролететь метр, отделявший меня от противника. Пёс повернулся ко мне. Его движение казалось неспешным, но я ведь воспринимал происходящее в десятки раз быстрее! Он пристально посмотрел на меня и кивнул. Я с удивлением понял, что этот кивок был уважительным приветствие. А затем он неспешно взмахнул левой рукой, даже не коснувшись меня. Тем не менее, я явственно почувствовал, как в меня врезался поезд.

* * *
Дилон прыгнул и почти сразу же незримая сила швырнула его далеко за спины кобылок. Рог Твайлайт вспыхнул. Десятки фиолетовых шаров полетели в пса. Он не стал отбиваться. Просто взмыл в небо, словно взлетел. Взмахнул своим оружием, и в кобылок понеслась золотистая волна. Твайлайт создала щит. Он выдержал, только в самом центре, где волна была наиболее плотной, несколько золотых искр просочились за щит, попав точно на рог фиолетовой пони, и он тут же посерел, а кожа вокруг него начала гнить. Твайлайт закричала от боли, повалилась на землю, прижимая копыта к голове. Рога у единорогов (и аликорнов) очень чувствительны, когда через них проходит магия. Крутанув красивое сальто, пёс приземлился в центре арены.
Размытое жёлтое пятно врезалось в него. Четыре копыта впечатались в руки. Доспехи смялись, но пёс никак на это не отреагировал. Он отскочил назад, и протазан рассёк воздух там, где ещё миг назад была Флаттершай. Она прижалась к земле и с невероятной мощью запустила себя прямиком в пса, нацелившись задним копытом ему в голову. Слишком медленно. Он занёс своё оружие над головой, собираясь ударить. Но посмотрел в глаза пегаски. Обычный её взгляд никак не смог бы на него повлиять, но сейчас он увидел что-то в её глазах, что заставило его замереть. Копыто со смачным хрустом впечаталось в его лицо, отправив пса в полет через пол-арены. Когда он коснулся земли, Флаттершай уже пикировала на него сверху. Глаза пса вспыхнули золотым пламенем, он вскинул своё оружие к небу, и его свечение разрослось в сферу, целиком закрыв пса. А Флаттершай уже не успевала изменить курс…
Как только жёлтая пегасочка кинулась в драку, Рейнбоу тут же попыталась броситься за ней, но Рэрити тут же повалила её и прижала к земле. Попытки радужной вырваться успехом не увенчались.
— Не лезь, дура! Они тебя прибьют и не заметят.
— Пусти! — рявкнула Рейнбоу, заливаясь слезами от бессильной ярости и боли. Рэрити ненароком придавила её израненные крылья.
Глаза радужной широко распахнулись от ужаса, она завопила что-то невнятное. Рэрити сразу поняла, что пегаска не притворяется — она действительно увидела нечто ужасное. Бывшая единорожка и сама ощутила это чувство безудержной паники и как время вокруг неё замедляется, превращая воздух в густой кисель. Она повернула голову так быстро, как только могла, но это движение показалось ей слишком медленным. Флаттершай стремительно падала в шар золотого свечения, панически и беспорядочно махала крыльями, пытаясь изменить курс. «Не успеет», — поняла Рэрити, обмирая от ужаса. Остальные кобылки отреагировали так же. Они понимали, что ничего не успеют сделать, а сама пегаска никак не сможет избежать этого мерзкого свечения. Только Твайлайт отреагировала иначе — её переполнил тяжёлый, горячий гнев. «Флаттершай не умрёт» — твёрдо решила принцесса. Магия со всех уголков её тела устремилась к голове и сразу в рог, даже заклинания толком не сформировав. Болевой шок должен был убить её, но воля аликорна не только удержала от смерти — Твайлайт даже сознания не потеряла. Поток магии рванулся вперёд и врезался в Флаттершай совсем рядом со сферой. Силы удара оказалось достаточно, чтобы пегаска так и не соприкоснулась со свечением. Только немного задела хвостом, кончик которого тут же рассыпался. И только когда пегаска соприкоснулась с землёй, Твайлайт Спаркл потеряла сознание.
Пёс мрачно посмотрел на всё ещё живую и очень злую Флаттершай. Какие-нибудь рядовые дикие псы умерли бы от одного её взгляда. Ему же в целом было плевать.
— Почему ты ещё жива? — глухим басом спросил он. — Такое падение должно было убить тебя.
Пегаска отвечать не стала. Взмахнула крыльями и поднялась в воздух так, что их головы оказались на одной высоте. Переспрашивать пёс не стал. Свечение вокруг него схлопнулось, смяло пространство, словно вытолкнув пса за пределы мира. Чтобы тут же вернуть буквально под носом жёлтой пегаски. Его появление вызвало мощную ударную волну, швырнувшую пегаску спиной на землю. Миг и занесённый протазан устремляется к ней. Флаттершай инстинктивно закрылась крыльями. Лезвие прошило оба крыла насквозь… и застыло совсем рядом с её грудью, чуть-чуть задев свечением. Небольшой участок ровно в центре груди пегаски мгновенно прогнил до кости. Она успела выдохнуть, иначе последствия были бы куда плачевнее. А вот крылья… свечение никак на них не повлияло. Пёс опять занёс протазан для удара. Флаттершай опять ничего не успевала сделать. Однако всё это время Дилон тоже не бездельничал. Пёс мгновенно разворачивается и его оружие устремляется к Сивасу, который опять прыгнул. Удивительно, но пониподобный хищник усмехнулся. Протазан должен был пронзить его грудь, но Сивас выставил перед собой левое переднее копыто. Оно и приняло на себя удар, отведя его от груди, но не сгнило, и тогда ухмылка превратилась в оскал. Когти пса вонзились в живот хищнику, но инерция была слишком велика. Сивас склонил голову набок. И перекусил псу шею.

* * *
Мва-ха-ха, получилось! Пёс мёртв, и я скоро тоже…
— Анубис. Так меня звали, — сообщает голова, и свечение в его глазах начинает угасать.
— Ты был достойным соперником, Анубис, — шепчу я. Он услышал, его глаза благодарно вспыхнули напоследок и угасли. Флаттершай подбегает ко мне, перепугано щебечет и замирает растерянно, зацепившись взглядом за обломки моей передней левой ноги. Да, именно обломки. Живая плоть сгнила бы, а протезу всё равно.
— Знаешь, при моём образе жизни стоило бы удивляться, будь у меня наоборот, все конечности настоящими, — я пытаюсь ухмыляться, говорить насмешливо. Хреново получается. Я угасаю. Стремительно и неотвратимо. Испуганно дрожит искорка в груди и постепенно расплывается сознание. Скоро вокруг меня собираются остальные кобылки. Даже Твайлайт пришла, поддерживаемая Рэрити и Эпплджек.
— Не умирай, — слезливо молит кто-то из них, но я уже не могу различать голоса.
— Не переживайте, скоро вы отправитесь вслед за ним.
А вот это точно не их голос! Из того же коридора, откуда пришли мы, выползает чёрная клякса. Мда, мне даже умереть спокойно не дадут.

Чернильное щупальце врезалось в фиолетовый щит, и Твайлайт завопила от боли. Даже поддержание щита должно было причинять ей невыносимые страдания, а уж нагрузка вроде этого удара… Клякса разрослась, заполонила всю арену, закружилась словно ураган. Принцесса корчилась и выла, из её глаз, ушей, рта и носа текла кровь. Рэрити и Эпплджек пытались удержать подругу. На мгновение я поймал взгляд Твайлайт, и даже мой исчезающий разум содрогнулся. Не в силах больше смотреть, я отвёл взгляд. «Глаз бури» — просвет в самом центре урагана. Я вижу звёзды. Странно, мне всегда казалось, что я умру днём. Не хочу ночью и не хочу, чтобы мои друзья умирали. Внимание расплывается, я перестаю чувствовать своё тело. Зато чувствую души своих подруг и этой твари. А ещё я чувствую солнце. Далёкое, яркое, безумно прекрасное. И я тянусь к нему всей своей сутью, растягиваюсь в тонкую струнку… меня не хватает. Застываю где-то на середине пути. Но Солнце слышит мой зов, и такая же тонкая ниточка прикасается ко мне. Оно соприкасается с моей искоркой, знает обо мне всё. А я… я вспоминаю.

— Солнце нельзя поднять магией! — смеётся Тия. — Даже моих сил на это не хватит. Нужно минимум три аликорна или несколько десятков единорогов.
Она насмешливо смотрит на растерянного жеребёнка.
— Но как тогда ты его поднимаешь? — тонким голоском спрашиваю… я?
— Зову его и прошу подняться, — она улыбается ласково и добро, мягко говорит: — Любой может поднять солнце. Если действительно захочет этого, а его устремление будет чистым и ярким… Тогда солнце откликнется на его зов.

Поднять Солнце? Бредовая идея, но… «ТЯНИ!» — требует оно без слов, ибо хочет взойти. Будь у меня мощь настоящей души, это было бы легко, но у меня есть только тлеющая искорка и умирающий разум. Но я тяну. Выкладываюсь на полную, отдаюсь целиком и полностью этому стремлению. Сгорают куски сознания и отчаянно ярко вспыхивает искра. Я вижу, как стремительно розовеет небо над нами. Держусь из последних сил, отправляя самое дорогое в топку, лишь бы продержаться. Небо становится синим, а через пару бесконечно долгих мгновений в просвете далеко наверху показывается солнце. Всё, что от меня осталось вспыхивает напоследок, сгорает и гаснет.

* * *
Переговоры длились бесконечно долго. Грифоны никак не желали уступать. Вдруг Селестия вздрогнула, застыла на мгновение. Сорвалась к ближайшему окну, распахнула шторы. Её сердце замерло на миг, когда небо стало розоветь. Солнце поднялось и застыло невысоко над горизонтом, а затем от него к земле протянулась тонкая ниточка чистейшего огня. Принцесса телепортировалась, ни слова не сказав растерянным грифонам.

Твайлайт вздыхает с облегчение, а её щит гаснет. Всё вокруг пылает в солнечном пламени, чернильная клякса мечется и воет.
— Схавал, падла! — восторженно вопит Рейнбоу от переизбытка чувств. И чуть не лишается головы. Чернильное щупальце устремляется к радужной пегаске, но буквально за мгновение до того, как отрезать ей голову, врезается в белоснежный щит Селестии. Принцесса гордо парит высоко в небе, окидывая поле битвы яростным взором.
— Новый Наместник, я правильно понимаю?
— Вы очень проницательны, Принцесса, — клякса изобразила галантный поклон. — Даже жаль, что придётся Вас убить.
Арена разительно изменилась. Стены исчезли, открыв удручающий вид на уходящую в бесконечность свалку. Небо исчезло, сменившись темнотой. Может, где-то высоко и был потолок, но свет его не достигал. В этом странном пространстве вообще нечему было светиться. Ну, разве что Селестии. Всё её тело излучала слабый, едва различимый свет. Впрочем, таким он казался, если смотреть только на принцессу — всё на добрые полсотни метров оказывалось хоть и тускло, но освещённым. Удивительно, но клякса обладала похожими свойствами и, хоть казалась абсолютно чёрной, вносила свою лепту в освещение. Хотя её свет отличался от света Селестии и казался кобылкам (и Дискорду тоже) на удивление неприятным.
Селестия медлить не стала. Её окружил белоснежный пылающий щит, настолько плотный, что был полностью непрозрачным. А в следующий миг арену залили потоки белоснежного пламени, тысячи лучей исполосовали её поверхность и миллионы боевых заклинаний вскипятили камень.
Кобылки заворожённо наблюдали за вакханалией, от которой их отделял только белоснежный щит. Дискорд казался особенно задумчивым. Он сравнивал творившееся снаружи безумие с прочностью собственной тушки и размышлял. Только Твайлайт не было никакого дела. Она нависла над неподвижным телом своего друга. Дыхание и пульс всё ещё были, он даже выглядел не особо старым — лет семьдесят всего. Но Сивас не отзывался. Даже та связь, что связывала его с Твайлайт и остальными кобылками перестала существовать. Словно и не творили они почти невозможное заклинание, одно на всех. Твайлайт плакала, и её слезы падали ровно на макушку Дилона. Глаза принцессы дружбы пылали одержимостью. Её рог светился, но не как обычно, а изнутри.

Несмотря на всё старания Селестии новый Наместник выжил и прекрасно себя чувствовал.
— Забавно, ты и части этой силы не показала, когда сражалась с моим предшественником, — голос кляксы хоть и не казался громким, но спокойно пробивался даже сквозь чудовищный грохот магии принцессы. — Или ты специально позволила изнасиловать собственный разум?
Всё это время Наместник оставался на одном месте и только немного подрагивал под ударами особенно мощных заклинаний. Тем не менее, принцесса продолжала утюжить всю арену.
— А может, ты просто… — клякса немного сжалась и взорвалась, разом заполнив почти всю арену, оттолкнув Селестию далеко на свалку, — ЗАБЫЛА?!!
Наместник безумно засмеялся.
— ТЫ СЛИШКОМ ДОЛГО ЖИВЁШЬ, ПОРА БЫ УЖЕ ОСВОБОДИТЬ МЕСТО ДЛЯ НОВЫХ ПОКОЛЕНИЙ!!!
Чёрные молнии с кончиков щупалец сотнями сыпались на Селестию. Принцесса в долгу не осталась. На Наместника посыпалось вдвое больше заклинаний. Белоснежный шар сорвался с места, яростно врезался в чернильную тьму и… засиял. Вспыхнул словно солнце. Клякса отшатнулась, болезненно содрогаясь. Кобылки восторженно заверещали. Щупальце пробило белоснежный шар насквозь. Сияние исчезло, шар распался и щит, защищающий кобылок тоже. Селестия хваталась копытами за чернильный жгут, что вонзился точно в сердце, растерянно хватала ртом воздух, не в силах вдохнуть.
— Надоела, — скучающе сказал Наместник. Ещё одно щупальце обвило голову принцессы. Сжало, оторвало и выкинуло в груды мусора. Тело тоже отправилось на помойку, только в другую сторону.
— Вот так. Теперь ваша очередь — буднично и равнодушно заявил Наместник, словно речь шла о посещении парикмахера.
Твайлайт Спаркл, не веря глазам, уставилась на говорящую кляксу. «Нет, нет, этого не может быть!» — тихо забормотала она.
— Может, — глухо рассмеялась Тьма. — Я только что убил твою наставницу. Ты рада?
— Ты… убил её? — непонимающе переспросила Твайлайт.
— Да, убил, — терпеливо объяснял Наместник. — Очень надёжно убил. Пронзил сердце и оторвал голову. О, судя по гневу в твоих глазках, тебя наконец проняло!
Твайлайт только сейчас поняла, что произошло. Гнев и боль переполнили её, прямо как в тот день, когда почти убили Флаттершай. И как в тот раз, в душе словно тонкая струна натянулась до предела. Но в этот раз она не оборвалась. Боль с головой накрыла бедную пони и та растеряла остатки концентрации. Такой сильной боли она никогда не испытывала и сейчас лишь корчилась на земле, совершенно не осознавая происходящего. Подруги встревоженно ворковали над ней, пытались привести в чувство. Наместник терпеливо ждал.
— Что, не получилось? — с искренним сочувствием спросил Наместник, когда Твайлайт смогла хоть немного осознавать происходящее. — Знаешь, даже я бы не смог так часто отрывать кусочки от собственной души.
Принцесса встряхнула головой, окончательно приходя в себя и с удивлением заметила, что магии у неё почти не осталось. Сейчас она была в шаге от полного магического истощения, хотя до неудачной попытки устроить Армагеддон сил у неё было достаточно.
— Заметила наконец, — хмыкнул Наместник. — Жаль, что у тебя не будет времени об этом подумать.
Он нарочито медленно вскинул щупальце. Удар был быстр. Фиолетовый щит вспыхнул в последний миг. Твайлайт, только-только поднявшаяся на все четыре копыта, чуть не рухнула, но каким-то чудом удержалась на копытах. У неё опять пошла кровь из ушей, рта, носа и глаз, стекала по подсохшим корочкам, оставшимся от прошлого кровотечения, капала на пол. Щупальце вновь нарочито медленно поднялось над щитом. Удар повторился. Твайлайт больше не могла стоять, но сразу две пони держали её. Теперь шкура принцессы дружбы местами намокла и окрасилась в красный. С третьим ударом щит погас. В этот раз щупальце поднималось ещё медленнее. Пони сгрудились в кучку, испуганно жались друг к дружке, дрожали. Щупальце сгорело в золотисто-белой вспышке. Ещё десяток таких усыпали кляксу. Белоснежный силуэт метнулся к кучке пони, заслонил от чернильной темноты, укрыл куполом щита.
— Неужели ты думал, что такой пустяк сможет меня убить? — нахально заявила Селестия. Целая и невредимая, правда без королевских регалий. Среди кобылок это произвело настоящий фурор. Даже Дискорд вопил какую-то восторженную чепуху. Пожалуй, только Твайлайт и Дилон оставались безучастны.

Устало вздохнул Наместник.
— И? Что это изменило? Думаешь, тебе хватит сил меня одолеть?
— Ну а почему бы и нет?
— Мои силы безграничны. Я могу сражаться хоть целую вечность, а сколько протянешь ты?
И с этими словами клякса вновь выросла в ураган, заполонив всю арену. Такой поворот вмиг стёр ухмылку с лица Селестии, заставил её изрядно напрячься. Сейчас она ничего толком и не могла сделать — поддержание щита забирало все силы. Пони как-то притихли.
— Принцесса Селестия, вы ведь справитесь? — встревоженно спросила Рэрити. Селестия лишь зубами заскрежетала.

* * *
Что такое сознание? Довольно любопытный вопрос, ответ на который почти невозможно дать. Достоверно известно, что оно тесно связанно и с телом, и с душой, но всё-таки существует отдельно и от того, и от другого. Вот, например, я целиком спалил собственный разум, чтобы поднять солнце, но мой мозг остался полностью цел. Настолько цел, что Твайлайт каким-то образом «воскресила» моё сознание. Из этого вытекает любопытный вопрос: я всё тот же Дилон, который буквально только что поднял солнце? Нет, я не он. Общее тело — единственное, что нас связывает. Буч как-то говорил, что в таких ситуациях есть верный способ понять, то же это существо или другое. Непрерывность. Сознание должно быть непрерывным. Разумеется, такие размышления имеют смысл только в отсутствии души. Мой случай. В общем, я лишь копия. Самое паршивое, что больше не тлеет в груди крохотный огонёк. Ну и что Твайлайт неймётся? Даже умереть спокойно не дают.
С трудом открываю глаза. Мда, ситуация поганая. Селестия потихоньку сдаёт, остальные перепуганы по самые уши. Встать было просто. Круто. Ловлю на себе взгляд Твайлайт. Сколько же мольбы и надежды… Она крепко зажмуривается, и я словно кувалдой по башке получаю. Поток чужих эмоций и ощущений сносит меня. Её эмоции такие яркие, такие мощные, даже самые слабые из них многократно больше, чем всё моё существо. И на миг, всего на миг, я становлюсь ей. И чувствую могущество. Чудовищное, бескрайнее могущество, которое этой пони по недомыслию кажется жуткой слабостью. Что же она чувствует в нормальном состоянии? Её отчаяние было лучше моего счастья, а надежда оказалась такой восхитительной сладкой… Но всё это совершенно неважно! Она есть! Это непередаваемое чувство собственного существования и разумности! Как же это восхитительно! А потом всё прошло. Осталась только серость и пустота.
Я и раньше был не особо доволен своим состоянием, но такой контраст окончательно выбил меня из колеи. Пропали чувства. Точнее теперь я понял, что без микроскопа их не разглядеть и перестал обращать внимание. Пустота и холод. У меня есть сознание, но я не разумнее хитроумных машин Буча. Просто сложнее. Если уж судить предельно честно, то меня и нет толком-то. Пустое место. Щит Селестии оказывается неспособен меня остановить. Просто не замечает. Даже бушующая Тьма мне не вредит. Проносится сквозь тело, тоже не замечает. Наместник наконец уделяет мне внимание и направляет целую кучу Тьмы отравить мой разум. И всё исчезает в пустоте.
— Что за?.. — непонимающе восклицает Наместник. Я хочу, чтобы он разделил пустоту со мной. Хочу, чтобы он понял меня. Я отдаю ему свою жизнь. Он понимает. И пылью оседает на землю.

* * *
Наместник просто исчез, оставив после себя лишь немного праха. Вместе с этим Дилон падает. Его тело местами начинает рассыпаться в мелкую пыль.

* * *
Да вы мне дадите спокойно сдохнуть или нет?! Стоп, это что, искорка вернулась? Да, точно теплится в груди огонёчек. А где я вообще? Вокруг было совершенно темно и пусто. Однако «темно» и «пусто» именно были. Блин, я запутался. Надо как-то отделить понятие абсолютной пустоты, в которой нихрена нет от нормальной понячьей пустоты, в которой есть и время, и пространство, и темнота. Я был не один. Прямо напротив меня висел скелет аликорна в чёрном балахоне. Знакомый такой скелет. Сколько раз видел его на гербе разведки.
— Привет, Дилон Сивас, — тихим, нежным и определённо женским голосом поздоровался скелет.
— Ну привет… Смерть.