Хищник
Глава 21. Шаги к познанию
Я стала существом до обидного противоестественным. Несмотря на доводы статистики, во всей бесконечности миров не рождалось подобных мне. По крайней мере в этот момент, насколько понятие времени может быть применено к межмирью. Я не знаю, существуют ли подобные мне, или случившееся — единственное исключение. Скорее всего, где-то они есть, просто не может не быть! Только своё существование не афишируют.
Обычно души развиваются по другому пути. Изначально любая душа подобна крохотной искорке. Почти не заметна, абсолютно беспомощна, но, как и любая душа, почти неуязвима. Она проживает жизнь за жизнью, начиная с созданий крохотных, слабых и неразумных. Душа, как губка, впитывает новый опыт, растёт и развивается. На это нужно время. Много, очень много времени. Пройдут миллионы жизней, прежде чем от немощных гадов душа дорастёт до самых примитивных животных, а уж сколько займёт путь до полноценных разумных!
Великие правители, учёные, изобретатели, творцы, маги — всё это разумные с более развитыми душами. Разница между простым обывателем и очень талантливым — многие сотни прожитых жизней. И в десять раз больше между талантом и гением. Хотя тут стоит уточнить, что под «гениями» я подразумеваю действительно великих. Такие, что не в каждом поколение хотя бы один на целый мир бывает. Не знаю, почему так получается. Души ведь почти бессмертны, их количество не должно уменьшаться с возрастом.
Может, по мере развития душа выбирает и миры с более развитыми существами, где она будет середнячком? Или ей просто требуется больше времени для нового воплощения? Не знаю. Знаю лишь, что она всё ещё развивается. Силы души растут, как и мощь новых воплощений. Со временем количество переходит в качество. Душа становится способна воздействовать на мир на принципиально ином уровне. Так и рождаются боги.
Не стоит думать, что боги — существа всемогущие. Зачастую кажется, что они слабее некоторых смертных. К примеру, талантливый маг может быть способен причинять гораздо большие разрушения. Также не стоит и считать, что боги бессмертны — просто живут они гораздо дольше и убить их тяжелей. И всё же отличия от смертных велики. Для лучшего понимания стоит обратиться к мифологии. Например, когда-то давно я слышала легенду о бездомном боге. Он странствовал по миру в облике простого пони и исполнял желания всего лишь за мелкую монету. Зачем ему это — легенды умалчивают. Да, зачастую он довольно вольно трактовал желания, но упрекнуть его в обмане было нельзя.
Меня очень впечатлили два момент: он легко менял судьбы, заставляя события выстраиваться определённым образом, и мог превратить что угодно в золото. Если верить легенде — им был превращён огромный валун. Пони, опрометчиво пожелавший богатства, был этим очень расстроен, ибо утащить валун он не смог, а я закопалась в расчёты, пытаясь подсчитать, сколько нужно магии для подобной трансформации. Получалось, что очень много. Слишком много, чтобы посчитать это возможным.
Как я теперь понимаю, для богов действуют совсем другие правила. Сравнивать их силу с магией смертных, как золотую монету с медной. Вроде и выглядят почти одинаково, и размер один, но влияние золотой монеты многократно выше. Боги тоже развиваются. И однажды наступает момент, когда бог решает создать свой собственным мир. Это закономерное желание не столько личности, сколько результат глубоких внутренних стремлений самой души.
Поначалу мир совсем не похож на знакомые мне. Ни эйдоса, ни сингулярности, одна пластичная материальность (ну или что там придумает его создатель). В это время мир пластичен и хрупок. Со временем воля бога и миллионы душ, населяющих мир, делают реальность твёрже, устаканивают законы, порождают механизмы функционирования реальности (да, поначалу некоторые вещи происходят просто потому что!). Со временем у мира зарождается его ядро.
Тут стоит уточнить важный момент — творение неотделимо от творца. Нельзя породить целый мир из ничего, но нельзя взять что-то для его создания. Единственное, что есть у творца в этот момент — это он сам. И тут не получится просто выкинуть кусок своей силы и приказать ему быть миром — развеется мигом. Мир должен быть связан с его создателем неразрывно. И со временем эта связь только крепнет. К моменту формирования ядра не всякий создатель способен точно сказать, где кончается мир и начинается он. Пока в один момент они не сливаются в одно целое. Так и рождается пресловутая сингулярность. Этот момент можно считать точкой настоящего рождения мира.
Не буду утверждать, что это касается вообще всех миров. Просто скажу, что наш никто не создавал. Я не смогу внятно ответить, откуда мне это известно. На правах бывшей части этого мира я знаю о нём некоторые вещи, осознать которые смогла только сейчас. Наш мир существует по иным законам, но это скорее исключение. Только и на бесконечность миров таких исключений бесконечно много.
Миры тоже растут. Ещё дольше чем души, но растут. Развиваются, меняются, зачастую даже сбрасывают старую материальность и воплощают новую. Миры тоже не вечны. Они не умирают в привычном нам смысле слова. Однажды, достигнув своего предела, мир распадается на бесчисленное множество крохотных искорок. Новых душ. И цикл начинается снова. Цикл, который я обошла.
Я шагнула за грань возможного и вернуться обратно уже не смогу. Даже если я создам мир, стать его частью у меня не получится. Слишком велика моя сущность, она просто присвоит всё, с чем попытается слиться. Слишком противоестественна, ведь она — порождение парадокса невиданных масштабов, и это уничтожит всё, с чем я соприкоснусь. Хотя… не знаю. В бесконечности миров просто обязаны быть миры, построенные на парадоксах. Просто я всё ещё пытаюсь мыслить в рамках неких законов. Боюсь признать, что все эти законы просто фикция. Правила игры, в которую я уже не играю. Боюсь того хаоса, который принесёт осознание. Боюсь потеряться в бесчисленных возможностях.
Некая граница была пройдена. Формирование меня завершилось. У меня больше не было и не могло быть тела, но моя сущность может проявляться в физическом мире. Точнее, уже проявилась, ещё в тот момент, когда я только вернулась в родной мир. И сейчас она наконец адаптировалась. Говоря более понятно — я пришла в сознание. Впервые за время, казавшееся мне очень долгим, пробуждаться было легко, даже приятно.
Я открыла глаза и увидела. Зрение изменилось. Расширилось. Пони видели лишь малую часть того, что называли «светом». Я видела всё. Непривычно. Слишком много информации, слишком интенсивно восприятие.
Вслед за зрением пришёл слух. Колебания среды. К моему счастью, колебания слишком большой частоты гасли в воздухе практически мгновенно, создавая естественные ограничения на слышимую мной частоту. Даже остальное было оглушающим. Я слышу, как беззастенчиво орут летучие мыши в подземельях Кантерлота, как пробирающе гудит какая-то аппаратура разведки на ещё большей глубине, слышу сотни разговоров в домах и на улицах.
Затем пришло обоняние. В норме это чувствительность к некоторым веществам, присутствующим в воздухе. Я ощущаю всё. Могу легко сказать, сколько кислорода или азота в воздухе, с точностью выдать полный химический анализ воздуха вплоть до единственного залётного атома.
И все эти три чувства использовали не только характерные для них органы. Я ощущала всем телом. Слышала, видела и чувствовала каждой клеточкой кожи, каждой шерстинкой и волоском. Из-за этого пропала всякая разница между обонянием и чувством вкуса.
Затем пришло равновесие. Ощущение гравитации. Притяжения одних объектов другими. Я чувствовала Эквус, зависшие в небе солнце и луну, далёкий хоровод звёзд и даже прячущийся средь них корабль.
Волной открылось чувство магии. Глубокое и ясное ощущение всех процессов в любой материи.
Последними пришли линии судьбы. На уровне ощущений я осознавала непрерывные колебания вероятностей, линии возможного будущего были доступны и понятны. Я могла менять их легко, как фигуры на доске переставлять. Впрочем, не только я, и мой противник был гораздо опытней.
— Ну нифига себе глазища! — восторженно заявил Дилон, заметив, что я проснулась.
Тут были мои подруги, Спайк, Селестия и Луна, Стил и Буч, Меткоискатели. Услышав Сиваса, все повернулись ко мне и застыли. Кто восхищённо, кто с любопытством… а кто-то с опаской и настороженностью. Понятные, если честно, чувства. Рэрити молча создала предо мной зеркало. До этого момента единственным, что не было открыто моему восприятию, была я сама.
Первым, что привлекало внимание, были глаза. Когда-то давно я смотрела на солнце через телескоп. Разумеется, через затемняющие фильтры, делающие его не ярче факела. Мои глаза выглядели очень похоже, разве что цвет — фиолетовый. Неспешные потоки плотных энергий завораживали. Грива и хвост развевались как у Селестии и Луны. Только у них они казались эфирными и невесомыми. У меня же плотными, ощутимо материальными.
Лицо стало… массивней. Грубые, угловатые черты были мужественнее, чем мне хотелось. Ситуация почти как у Дилона, только с другим знаком. Его усреднённая внешность была безобидно-мягкой, из-за чего его регулярно путали с кобылой. Хоть с жеребцом меня спутает только слепой, но первобытная агрессивность, жёсткость и воля угадывались в каждой черте. Большинству пони будет не очень комфортно рядом со мной, даже без учёта остальных изменений.
Разумеется, тело тоже изменилось подобным образом. Я стала больше. Немного выше Луны. Я стала массивней. До Биг Мака всё ещё далеко, но другие кобылки на моём фоне казались тонкими и хрупкими.
Рог. Технически, у меня всё ещё один рог. Практически на голове была, мать его, костяная корона! Выглядело мрачно и угрожающе. Особенно на общем фоне
Приоткрыла рот, осмотрела зубы, осторожно ощупала языком. Почти без изменений, разве что количество клыков удвоилось. Теперь у меня их восемь.
Ноги. Их всё ещё четыре, что не может не радовать. Копыта на первый взгляд не изменились, но я сразу почувствовала некую неправильность. Небольшое усилие — и передняя часть копыта разделилась на четыре «пальца». Я легко могла ими шевелить, но толку в этом не видела. Использовать их в качестве пальцев не получится, их ни для чего использовать не получится. Оставалось только удивляться таким вывертам… а чего? Какая часть меня отвечала за формирование облика?
Дилон посмотрел на это с немым изумлением, поднял собственную ногу и в точности повторил мой «фокус». Оставалось только удивляться такому совпадению нашей анатомии.
С крыльями повезло меньше. Едва пошевелив ими, я поняла — крыльев многовато. Как в плане размера, так и количества. Их четыре, вдвое больше чем раньше, вдвое больше чем нужно. Вторая пара росла почти там же, где первая, лишь немного дальше по позвоночнику и немного под другим углом, загнуты чуть назад. Инстинктивно я держала вторую пару под первой. «Верхние» крылья не целиком закрывали нижние, хотя в сложенном состоянии «нижние» всё же были не слишком заметны. Осторожно расправила все четыре крыла. Они были огромны, даже больше чем у Селестии (и это несмотря на нашу разницу в размерах)!
— У меня только один вопрос, — задумчиво протянул Дилон, с любопытством разглядывая мои крылья, — на кой ляд тебе столько? И как ты с ними летать будешь?
Вместо ответа я расправила крылья ещё сильнее. Они и так были полностью расправлены, но это меня не остановило. Под любопытными взглядами я расправляла крылья всё сильнее и сильнее, пока их кончики не коснулись стен немаленькой спальни. Со стороны казалось, что они просто растут, немного меня очертания и пропорции в процессе. Это было даже красиво. Со вздохом я сложила крылья.
Кьютимарка не изменилась, чему я была безумно рада. После всех этих перемен стоило ожидать, что отражение моей сути кардинально изменится. Зато изменилось кое-что другое, и заметить это было достаточно трудно (если не сравнивать со старыми фото). Поменялось это не сейчас. Тут и точной даты назвать нельзя — изменение происходило постепенно, со времён первого нападения на Понивиль. Изменился мой цвет. Я стала темнее. На внешности это сказывалось несущественно, но подоплёка этих перемен глубока и мрачна.
Закончив осматривать себя, я наконец спрыгнула с кровати и оглядела присутствующих. Я знала о них больше, чем раньше. Больше чем следовало. Знали их мысли и чувства (не слушала, а просто знала). Маленькие и большие секреты. Знала их прошлое и видела бесчисленные варианты их будущего. Знала больше, чем один пони должен знать о другом.
Флаттершай вынашивала жеребёнка и упорно старалась это скрывать. Боялась оставить нас. Боялась остаться без нас. Её разум был хрупок, мы не давали ей рухнуть в бездну чужой боли и гнева. О её беременности знали все. Никто не делал ничего. У каждого были свои причины. Оставалось только решить, что буду делать я? Самым простым, самым благородным вариантом будет просто запретить ей участвовать в наших квестах, не рисковать жизнью её ребёнка. Это будет самым неправильным вариантом.
Рейнбоу Дэш постепенно переваривала свою боль, хоть и сама не замечала этого. Она сильнее, чем думает.
Эпплджек была в норме. Я не видела чего-то странного и неправильного в ней, и это было жутко.
Пинки просто и незатейливо переписывала реальность вокруг себя. Сама не понимала, что делает.
Рэрити… она теперь Игрок, и этим всё сказано.
Спайк смотрел на меня пристально, немного встревоженно. Беспокоился за меня. Растерянный ребёнок, сбитый столку собственной силой, ошарашенный возможностями. Он пытался понять своё место в мире.
Меткоискатели приспосабливались с лёгкостью, доступной только детям. Легко усваивали новые правил и новые возможности.
Эпплблум не до конца оправилась от раны, задние ноги всё ещё плохо слушались, но кобылка упрямо ходила сама, лишь изредка соглашаясь на помощь подруг.
За Скуталу заботливо присматривал её корабль, помогая кобылке в первую очередь с внутренними проблемами.
Свити Белль пыталась удерживать эту компанию от авантюр, но обаяние подруг было сильнее здравого смысла.
Однако, несмотря на мои утверждения о почти всезнании, остальных присутствующих я «прочитать» не могла. И дело даже не в почти идеальной защите их разумов, её я играючи игнорировала. Тут было что-то иное.
Селестия и Луна казались слишком запутанными, слишком сложными, но при всём при этом они были… бессмысленны. Словно кто-то повесил обманку, имитацию высшего разума.
Стил… особый случай. Поверхностная часть его личности была понятна мне, но всё что глубже я просто не могла осознать. Слишком чужд был его разум, существовал по каким-то другим законам, разобраться с которыми мне не хватало опыта.
Буч был самым простым пони. Он прожил 27 лет 5 месяцев 6 часов 8 минут и 32 секунды, проживёт ещё где-то 62 года 3 месяца и 2 часа. Он понятия не имеет ни о какой разведке, дома его ждёт любящая жена и три милых жеребёнка. Это не была заслуга его защит — эта информация была прописана у него на уровне нейронов мозга и взаимодействия магии-души. Единственный прокол могли заметить только боги. Он был обычным пони, все процессы в его теле проходили, как и положено у пони, он и старел как все. Да, старел. Только с ходом времени прожитый им срок не менялся. Я не могла понять, как это получается — стареть, но не стариться, меняться, оставаясь прежним.
Сиба же была комком боли и гнева. Я искренне не понимала, какая сила держит её в сознании. И ещё… она вызывала у меня смутный страх. В ней был адамант. Шесть сотен грамм. Вдвое больше, чем дал ей Дилон. Где его нашёл наш хищник я знала, но откуда он у разведки?
Адамант, хоть и способен существовать (и, что важнее, сохранять свои свойства) в любом из миров, ни в одном из них не встречается. Сейчас в нашем мире был ровно один источник адаманта. Я. Нет, создать его даже я не могу.
Сердце, что бьётся в моей груди — чистейший кусок адаманта. Нет, нельзя просто вырвать его и вырастить новое. У меня нет физического воплощения и, если вырвать мне сердце, я умру. Не говоря уже о том, что хотя бы ранить бога почти невозможно. Сложнее, чем повредить чужую душу. А если у кого-то получится вырвать мне сердце, а я при этом каким-то чудом смогу выжить, то он получит лишь кусок божественной плоти, а не адаманта. Что бы добыть этот заветный металл надо убить бога. С меня можно «добыть» чуть больше пяти сотен грамм. Это много.
Даже Селестия и Луна не подойдут на роль источников адаманта. Они не боги, а божества. Разница в том, что их сила принадлежит не им, они черпают её от своих светил. В нашем мире много самых разных божеств, черпающих свои силы от самых разных источников. Одних только стихийных больше десятка, около сотни «местечковых» (вроде речных или лесных божеств), хотя некоторые из них совсем слабые. Даже я раньше была божеством. Причём довольно сильным. Дружба — это не какой-нибудь огонь, у которого целых шесть божеств тянут силу. У дружбы я была одна и имела право на всю её силу.
А ещё у Сибы был крайне любопытный реактор на базе концентрата божественной крови. Теперь хотя бы понятно, как у неё получалось так лихо драться с наместником. Непонятно только где взяли столько божественной крови. Провернули тот же фокус, что и Сивас? Очень может быть.
Самым странным был Дилон. Я видела его своими глазами. Воспринимала всеми чувствами, доступными мне раньше. Но стоило попробовать взглянуть глубже, воспользоваться моими новыми возможностями… и ничего. Сиваса не было. Все мои новые чувства указывали его полное отсутствие. Даже не пустота, не иллюзия — галлюцинация. Я бы так и решила, но слишком явными были физические проявления его существования. Отражались фотоны, обтекали потоки газа, искажалась гравитация (насколько вообще на неё мог влиять столь лёгкий объект) и ещё сотни физических взаимодействий, свойственных любому физическому объекту. Только все мои чувства говорили, что происходило это само по себе. Ни причин, ни источника. Протяжно вздохнув, я всё же слезла с кровати. Вновь оглядела всю эту толпу.
— Твайлайт, ты как, в порядке? — взял на себя роль самого бесстрашного Дилон. — Ты ведь всё ещё наша Твайлайт?
— Норма — понятие относительно, — философски ответила я, но больше в это пагубное направление углубляться не стала, ответила максимально упрощённо, — но да, я всё ещё Твайлайт Спаркл.
Все вздохнули с облегчением.
— И во что же, радость моя, ты теперь превратилась? — иронично спросил Дилон. Все опять напряглись.
— А на что похоже? — вопросом ответила я. Дилон склонил голову на бок и без тени иронии или сарказма ответил:
— На Бога. С большой буквы.
И вместе с тем, в то же время и в том же месте, параллельно с этими событиями со мной происходило нечто другое
— Ну нифига себе глазища! — восторженно заявил Дилон, заметив, что я проснулась.
Я не обратила на его слова никакого внимания. В первым момент я решила, что всё происходящее — чья-то глупая шутка. Всё вокруг меня было иллюзией! Очень плотной, словно спрессованной — множество одинаковых иллюзий накладывались друг на друга, обретая подобие материальности, вес и прочность. Таковым было всё вокруг. Не только предметы. Почти все присутствующие были той же природы, само пространство было наслоением иллюзий!
Сначала я решила, что всё это обман, но… мои подруги действительно были моими подругами. Я чувствовала их души, нашу связь и множество других вещей, однозначно указывающих — это точно были они. И на примере Эпплджек я видела, на что были наложены эти иллюзии. Тот самый жуткий монстр «просвечивал» через изношенную иллюзорность Эпплджек. Даже я не могла смотреть слишком глубоко сквозь иллюзии, но виделись мне тени чуждых созданий той же природы.
Я устремилась выше, охватила Эквестрию, Эквус — всё было иллюзией. Весь наш мир был таким. Очень много гигантских наложенных друг на друга иллюзий.
Поэтому «материя» нашего мира и не могла существовать без магии — нечему было существовать. Поэтому Владыка не мог полноценно лишить нас магии — его сила успешно уничтожала «верхние» слои иллюзии, но не затрагивала скрытую под ними сущность, магия которой постоянно восстанавливала слои иллюзий. В какой-то момент устанавливалось равновесие, а недостаток слоёв и вызывал знакомые нам эффекты. Владыка ходил по очень тонкому льду. Как показал опыт Эпплджек, иллюзорная оболочка многократно слабее того, что скрыто внутри.
Очень интересным мне показалось взаимодействие иллюзий. Магия-то была явлением с той стороны покрова, и её просачивание немного повреждало иллюзии, но само её присутствие их восстанавливало. На малых «мощностях» восстановление преобладало, но с повышением мощи картина менялась. На определённом уровне потока восстановление иллюзий и вовсе было невозможно. Что любопытно — внешний поток магии воздействовал в принципе также, ведь любое воздействие губительно для иллюзии. Это я к тому, что существа, не принадлежащие нашему миру (как и я теперь), живут тут по тем же правилам. Если, конечно, не сильно углубляться в детали. Однако я диссертацию писала не для того, чтобы забивать на детали.
Жители нашего мира нагружали иллюзорность не только воздействием, но и самим фактом собственного существования. Контакт могущественной сущности с иллюзией (а уж тем более такой контакт) для иллюзии губителен. Не знаю, как живут существа по ту сторону покрова, но, судя по всему, паршиво. Та сторона мира неполноценна. Вот все и рвутся сюда. Трудно оценить, сколько там существ, но могу точно сказать — на порядок больше чем здесь. И дорываются только самые сильные. Тварь, так удачно сожравшая бога, не дорвалась.
Иллюзорность нашего мира, по сути своей, была единым заклинанием. Да, с некоторыми элементами модульности (что и позволило нам отправиться в загул по другим мирам), но отдельные его части всё равно остаются связанными. И благодаря этому по Эквестрии не бродят чудовища Чёрного света. Возможности покрова ограничены, а такая связь позволяет их распределять между нуждающимися.
Владыка что-то об этом знал, поэтому так носился с нашей компанией. Почему-то мы были крайне важной деталью мирового устройства, и под нашими личинами скрывались чрезвычайно могущественные сущности, отъедавшие значительную часть возможностей покрова. То есть, убиваешь одну надоедливую кобылку, а взамен разведчики получают возможность пустить в дело десяток глайдеров, полсотни танков и пару сотен механических солдат на десерт. И всё это пиршество совершенно без угрозы прорыва жутких тварей с той стороны! Не очень равный обмен. Правда, подробности нашему врагу неизвестны, иначе бы Владыка не подавлял тогда нашу магию. Слишком велик риск.
Главный вопрос: почему? Почему наш мир иллюзорен? Мне ведь уже говорили ответ. Сам мир и сказал.
Когда-то давно ему случилось умереть. Если я правильно понимаю, речь шла не только об утрате материальности (будь это так, он бы просто начал всё заново). Что бы это ни было, оно повредило эйдос, и это не позволило миру восстановиться. Что же тогда случилось? Этот вопрос мучал меня целый десяток секунд. Для Бога — очень много. Однако и этот клубок я распутала, тщательнее изучив особенности покрова.
Не сумев восстановиться самостоятельно, мир… подобно зеркалу отразил другой мир! Точнее, целый кластер схожих миров. Вот так вот. При этом наш мир упорно пытается следовать «сюжетной линии» своих оригиналов. Однако у этих миров всё же были незначительные отличия, да и изначальная физика иногда вносила погрешности. Например, монстры, которых так усердно уничтожает разведка. Или рождались пони, не предусмотренные оригиналом. И все они… вот совпадение, в разведке! Забавно. Эта организация — один из инструментов саморегуляции мира. Не единственный. Есть, например, безымянный орден — создатели Свити Белль. Есть моя мораль. Правда, регулирует она только меня, но это уже очень много.
К примеру, в «оригинале» Старлайт должна быть как минимум равна мне по силе, если не сильнее. В нашем мире, разумеется, что-то пошло не так. Однако я так и не стала решать вопрос силой в той истории с кьютимарками. Не стала и разрушать её временны́е заклятия, ведь это почти наверняка оставило бы бедняжку инвалидом. Однако стоило столкнуться с собачками тёмных — и я лихо превращала в фарш целые армии. Пёсиков в сюжете не было.
Вот только каким боком тут Стил и Буч? Нет, Стил очень походил на жителя нашего мира. Так же как мы, он был укрыт покровом, но вот пряталась под ним какая-то совсем иная сущность, и с собственной иллюзией она взаимодействовала криво. Да и покров укрывал его несколько иначе — не только с этой стороны, но и там, где проявлялись сущности остальных. Его покров был словно кокон. Буч и вовсе был нормальным, материальным пони. Ни иллюзий, ни страшной магии — самый нормальный единорог. Единственный на всю Эквестрию.
А вот Сиваса не было. Не существовало иллюзий, формирующих подобную сущность. Не было сущностей, так влияющих на покров. И тем не менее, вот он, Сивас, стоит. Пялится.
Дилон всё так же серьёзно смотрел на меня. Ждал ответа. А я… это просто было слишком.
— Блять! — эмоционально выругалась я, опустив голову.
«Ну [ЦЕНЗУРА] теперь, Твайлайт матерится при жеребятах!» — пробубнила Сиба себя под нос.
— Я что-то не то сказал? — сконфуженно сжался Сивас.
— Нет, не в этом дело, просто… слишком много всего. Тут на меня сваливается отборнейшее дерьмо быстрее, чем я успеваю его переваривать и распихивать по полочкам. Например, сейчас где-то в Кантерлоте больной психопат расчленяет кобылу.
Все дружно вскинулись, но я успокаивающе махнула им копытом и достала окровавленный нож.
— Я его уже повязала и подлечила бедолагу.
— Но как ты… ты ведь здесь! — Скуталу проявила безупречный пример логики.
— Здесь, — устало киваю я. — И там. А ещё там. И там. И в десятке других мест. Я, в общем-то, везде. И это само по себе напрягает! А ещё на мою бедную голову сваливаются тайны мироздания, и это по-настоящему паршиво! Вот, например, ты!
Я обвиняющее ткнула копытом в Буча. Он удивлённо отпрянул, прижав копыто к груди, будто вопрошая: «Я?!»
— Ты пони. Нормальный пони. ЕДИНСТВЕННЫЙ НА ВСЮ ЭКВЕСТРИЮ!!!
— О, не переживай по этому поводу, — отмахнулся белоснежный единорог. — Ты ведь в курсе, что наш мир не единственный. Другие Эквестрии там тоже есть, а вы не единственные, кто путешествует между мирами. Короче, Стил в курсе, Селестия тоже, так что всё нормально.
Как хитро он всё сформулировал! И главное ни слова лжи! Просто он ни единым звуком не утверждал, что эти «другие Эквестрии» имеют к нему хоть какое-то отношение.
— А ты? — я перевела взгляд на Стила.
— Понятия не имею, о чём ты, — пожал плечами Стил. —Когда-то давно у меня случилась амнезия. Что было до, так и не вспомнил, но всё, что может показаться странным, было уже тогда.
— Знала бы ты, что он устроил в день своего появления! — усмехнулась Луна.
Я знала. А вот откуда он появился — нет. Прошлое в нашем мире не предусмотрено, так что заглянуть и узнать не получится, а в доступных мне источниках (архивы разведки, по большей части) этой информации нет.
— Знаешь, если я правильно оцениваю твои возможности, может быть, ты могла бы… — осторожно начал Дилон.
Я сразу поняла, чего он хочет. Хоть и не могла взаимодействовать с ним божественными возможностями, но этого и не требовалось. Я знала его достаточно хорошо и могла читать мимику на уровне, совершенно недоступном смертным. И я заметила, как напряглась Селестия, когда он начал говорить. Уловила и тёплые ноты приязни, проскочившие где-то в глубинах её разума, но ничего больше. Кем бы не были родители Сиваса, Селестии они определённо нравились.
— Нет, я не могу найти твоих родителей, — покачала я головой. — Для всех моих новых ощущений ты просто не существуешь. Да и в любом случае… — Дилон взаимодействовал с миром, как и любой «физический» объект. А это очень много различных взаимодействий. Достаточно, чтобы рассчитать, как устроено его тело с точностью до атома. — …во всём нашем мире нет существа, чьё ДНК было бы хотя бы отдалённо похоже на твою. Мне жаль.
— Ничего, — беззаботно отмахнулся Дилон.
Он старался не показывать, как расстроился. Селестия наоборот, расслабилась. Почему для неё так важно сохранить эту тайну?
В то же время
— Ну нифига себе глазища! — восторженно заявил Дилон, заметив, что я проснулась.
Я не обратила на его слова никакого внимания. С линиями вероятности творилась полная жуть. Их непрерывно меняли. На первый взгляд — хаотично и беспорядочно, но я видела систему. Тёмные с самого начала взялись за нас всерьёз. На один наш крохотный мир Тьма выделила несколько процентов своих Скульпторов Реальности. Учитывая размеры нашего врага — это были сотни тысяч существ, наделённых божественной силой или схожими с ней возможностями. И на нас отправили не самых слабых, да и работали они единым механизмом, многократно умножая свои силы, возможности и интеллект.
Я почти могла им противостоять. В отличие от них, мои возможности были почти безграничны, а вычислительные способности сознания и вовсе не имели границ… если бы не два маленьких «но». Я слишком юна и неопытна. Просто не умею контролировать свои способности должным образом, не могу раскрыть весь свой потенциал. Абсолютна уверена, мне не дадут возможности научиться.
И второе. Наш хрупкий мир не выдержит полноценного столкновения. Они начали раньше и почти до предела исчерпали пластичность вероятностного поля. Если я примусь за правки всерьёз, как это делают они, наш мир просто не выдержит. Понятия не имею, что тогда случится. Вполне вероятно, напрочь сломаются причинно-следственные связи на уровне покрова, но к чему это приведёт… пока мне не хватает способностей такое рассчитать.
Остаются только точечные изменения. Тут отсечь неправильный вариант развития событий, там защитить правильный. А вот тут и вовсе берём напильник и правим вкопытную!
Страха было больше чем боли. Я кричала, дёргалась, но всё было тщетно. Ремни держали крепко. Слёзы застилали глаза. Монстр, по недомыслию небес родившийся пони, упорно пыталась отрезать мне ногу. Острый нож резал мясо, терзал сухожилия, в крови кипел адреналин напополам со страхом, но их легко затмевала БОЛЬ. О небо, как же я не хочу умирать! Кто-нибудь, кто угодно, спасите меня!
Внезапно всё закончилось.
Какое-то время я продолжала плакать, не в силах унять слёз, но кричать перестала. Что-то изменилось. Явное, физически ощутимое изменение. Почти исчез страх, а боль и вовсе прошла, вся нога просто онемела. Сначала я решила, что он мне её всё же отрезал, но стоило смахнуть слёзы...
Принцесса Твайлайт Спаркл! Это точно она! Такая же, как не тех фото в газетах! Почему-то принцесса держала в копытах здоровенный напильник. У её ног без чувств валялся мой мучитель. И… моя нога… она целая! Принцесса оторвала презрительный взгляд от маньяка и посмотрела на меня. В её взгляде было столько добра и мудрости, что у меня перехватило дыхания от благоговейного восторга. Аликорн, высшее существо, почти бог, пришла в этот подвал, чтобы… спасти меня. Меня, ничем не примечательную кобылку!
— Теперь всё будет хорошо, — ласково улыбнулась она. И я разревелась от облегчения и благодарности. Магия нежно сняла мои оковы, и принцесса заключила меня в объятья.
Это похоже на игру в шахматы. Силы не равны. Мои фигуры все выставлены на доску, а у противника целый ящик запасных, а король и вовсе лежит в кармане. И всё же это шахматы. Некоторыми фигурами приходилось жертвовать. Где-то там депрессия сжигала кобылку, потерявшую сразу две ноги. Не в ней дело. Её брат тонул в злобе. Не к врагам. К нам. К такой слабой, беззащитной Эквестрии, к не сумевшей их защитить армии, к принцессам, допустившим такое. Я могла им помочь. Но если ничего не менять, он присоединится к нашим врагам. Если ничего не менять, то вслед за ним я выйду на подпольные силы врага, скрытые даже от моего взора.
Где-то далеко кучка фанатиков-минотавров приносила жертву своему богу. Пони, грифоны, зебры, им было всё равно. Больше жертв, больше силы их богу. Я могла их остановить… но их бог со временем станет весомой фигурой, полезным союзником. Холодный расчёт показывал — он ценнее всех, кого принесли и принесут ему в жертву, вместе взятых. Сотни и сотни невмешательств, десятки ситуаций, когда приходилось приносить зло ради стратегической выгоды, возможной пользы. Так нужно. Так правильно. И всё равно — очень больно.
В то же время
— Ну нифига себе глазища! — восторженно заявил Дилон, заметив, что я проснулась.
Меня уже не было там. Копыта звонко лязгнули по металлу, заставив вздрогнуть сидевший на капитанском троне труп. Секундой позже сам корабль разразился тревогой.
— ВНИМАНИЕ! ПРОНИКНОВЕНИЕ НЕОПОЗНАННОЙ СУЩНОСТИ! — механическим голосом прогремел корабль.
«Умолкни» — бросила лич кораблю, и тот послушно замолчал.
— Я впечатлена, — холодно сказала НекроТвай, внимательно меня изучая. Она не боялась меня. Бояться — ниже её достоинства. — Зачем ты пришла?
— Обсудить наше сотрудничество. Не пора ли вылезти из окопа и ринуться в бой?
Несколько секунд она смотрела на меня, а затем мысленно обратилась к своему кораблю:
«Рэй?»
«Субъект распознан как сущность класса FK. Противодействие невозможно»
«А ещё сущность мстительна и злопамятная» — тут уже я съехидничала, чем изрядно удивила НекроТвай. До сих пор ещё никто не мог влезть в её разговоры с кораблём.
— Чай, кофе, жертвоприношение? — усмехнулась она, приглашающе открывая дверь в глубь корабля.
В то же время
— Ну нифига себе глазища! — восторженно заявил Дилон, заметив, что я проснулась.
Меня уже не было там. Пустота межмирья казалась комфортной, почти родной, а враг знаком и привычен. Владыка следил за мной так же пристально, как и я за ним. Он был таким же, как я. Столь же противоестественная сущность. Теперь я хотя бы знаю, что не одна такая. Только он добился своей силы несколько иным способом.
В некоторых книгах я натыкалась на битвы, которые прозвала «немыми». Когда встречалось двое мастеров, достигших вершин столь невероятных, что могли предсказать действие противника по самым незначительным признакам. Напряжение мышц, изменение потока магии, да мало ли что. Вся суть в том, что оба настолько глубоко и полно предсказывали действия друг друга, что… не сражались. Они усердно пытались, но противодействие рождалось одновременно с действием, вынуждая отменять его. Вот и получалось, стоят двое, пялятся друг на друга, а незримая битва кипит только в их головах. До тех пор, пока кто-нибудь не ошибётся, и уж тогда...
Вот именно это сейчас и происходило у нас с Владыкой. Мощь двух богов пронзала межмирье, сотни миров гудели от напряжения. Наша мощь непоправимо изменяла их материальность. Иногда калечила, иногда улучшала. Я не могла им помочь. Меня хватало прикрывать лишь свой мир. Владыка, наверное, мог бы, но ему плевать. Я почти уверена, что и наша «битва» была фикцией. Он не хотел сейчас воевать со мной — всегда был риск нанести вред моему и без того хрупкому миру.
В тоже время
— Ну нифига себе глазища, — заявил я, старательно имитируя восторг.
Пока Твайлайт спала я почти ничего не чувствовал, словно мою «хозяйку» (да, я всё ещё ношу ошейник с её именем) отделял от мира толстый кокон. А вот стоило ей открыть глаза...
Это была сила чуждая, даже смотреть, ощущать, просто находиться рядом было почти физически больно. Отвращение, дискомфорт, столь сильные, что ощущались как боль. Она словно была… противоположна мне. Противоположна моей пустоте, противоположна жизни, что текла во мне, да даже материи моего тела! Она пыталась смотреть на меня, воспринимать какими-то своими, божественными, чувствами, но все они просачивались сквозь меня, словно сквозь сито. Во мне не было ничего, за что они могли бы зацепиться. Её внимание причиняло мне боль. Как и её присутствие.
Твайлайт буквально вплеталась в пространство. Нити её воли переплетались с нитями пространства, подчиняя его своей воле, укрепляя. И несмотря на это наша странная связь продолжала существовать. Я чувствовал, что находилось на той стороне. Может, даже лучше, чем она сама.
Сознание бога сильно отличается от сознания смертных. Больше, мощнее, пластичней. Безбрежный плазменный океан, бурлящий и жаркий. Твайлайт практически не осознавала себя. Тут и там вспыхивали сотни, если не тысячи, центров осознания, кристаллизации. Уверен, за каждым стояла своя Твайлайт, занятая чем-то важным где-то там. Все они были связаны, все они были одной Твайлайт, у них были общие мысли и память...
Но всё же единства не было. Твайлайт терзали крохотные, почти незримые противоречия между разными частями её «Я». По отдельности они были незначительны, но вместе превращали её разум в кипящий океан.
Я не знаю, как точно описать то, что я чувствую. Я даже не знаю, как понять то, что я чувствую! Твайлайт была единой личностью, но вместе с тем — личностью разобщённой. Словно устройства разведки, если их лишить единого сервера — они всё ещё будут объединены в единую сеть, способны распределять нагрузку между друг другом и действовать как единый механизм… но нет той силы, что задаст им единый путь, способной видеть картину целиком, способной… не знаю. Твайлайт чего-то не хватает, но я не могу толком понять, чего именно.
[Примечание автора: а вот тут я внезапно понял, что есть некоторые важные вещи, которые надо рассказать, но рассказать их никто не может, ибо никто про них не знает.
Что на самом деле не так с Твай? Для начала простой вопрос: когда вы о чём-то думаете, вы ведь знаете, чем закончится мысль, которую только начали думать? Зачастую мы знаем, чем закончится не только текущая мысль, но целый внутренний монолог на несколько минут вперёд! И всё-таки мы старательно проговариваем мысль, даже не замечая этого. У Твайлайт этот «глюк» достиг воистину божественных масштабов. Даже в рамках этого эпизода можно заметить, что пока одна её часть активно что-то изучает (например, свою внешность или природу мира), остальные действуют так, словно уже владеют всей информацией, которую та часть получит. Даже если эта первая часть считает, что потратила немало время на «исследования» и обдумывания вопроса. Сама Твайлайт, разумеется, ничего подозрительного не замечает.
Разумеется, это не единственная её проблема. Беда в том, что превращение Твайлайт в бога произошло слишком резко, и все глюки сознания, свойственные простым смертным, остались с ней. Только теперь у неё настолько мощные мозги, что Твайлайт успевает допустить ошибку и на её основе построить целую отрасль и древо предсказаний последствий с вариантами решения ещё до того, как задаст вопрос. Поэтому у неё нет даже шанса заметить нестыковки.
Некоторые вещи она понимает неправильно, другие и вовсе не замечает. Часто ошибается. Забавно, но при всех своих способностях отныне Твайлайт — самый ненадёжный источник информации.
К примеру, она даже не заметила, что у всех жителей её мира по две «души». Одна настоящая (о которой мы только и говорили), а вторая — это то, что также называют тонким, астральным, эфирным (и т.д) телом. Это душа, обусловленная законами мира, и именно их (вместе с настоящими душами, разумеется) затягивало в ад (серьёзно, никто не обратил внимания, что вот уже сколько раз я распинался про реинкарнацию, хотя и Твай, и Сиба успели побывать в аду?). Существование самого ада, а заодно и рая, Твай тоже не заметила. К слову, у Свити «второй» души нет, а у Сибы она плотно сплавилась с настоящей.
Глюки со временем тоже не удостоились её внимания. Ну серьёзно, она тут утверждает, что «прошлого в нашем мире не предусмотрено», хотя в главе 8 она заглядывала в прошлое. Ну и сколько раз тут говорилось, что путешествия во времени совершенно невозможно, когда Твай по канону дважды этим баловалась.
Ну и я тут внезапно понял, что, учитывая длительность перерывов между главами и целый год моего отсутствия, никто уже и не вспомнит, что там было в начале. Поэтому я в таких вот примечаниях иногда буду напоминать о событиях прошлых глав, если это будет важно]
Какое-то время назад
— Принцесса? — Спайк осторожно заглянул в кабинет Селестии. — Я стучал...
— Проходи, — дружелюбно улыбнулась она, — что привело тебя?
Дракончик замялся. Что-то беспокоило его, и он явно стеснялся спросить.
— Я… Кто я?
Ответить принцесса не успела. Дракончик вспыхнул изнутри, обратился чистым пламенем, ревущим и грозным, лишь очертаниями напоминающим дракона.
— Кто я? — вновь спросил он и превратился обратно в маленького дракончика. Пропала дружелюбная улыбка принцессы.
— Пойдём, — она протянула копыто Спайку.
Телепортации дракончик не сильно жаловал, но с готовностью ухватился за протянутую конечность. Вопреки ожиданиям, они оказались в обыкновенной кладовой.
— Школа для одарённых единорогов, — уверенно сказал Спайк. Принцесса кивнула и принялась перебирать какой-то хлам. У дракончика перехватило дыхание, когда она достала яйцо.
— Вы так просто храните его в кладовке?! — возмутился он.
— Да, — усмехнулась она. — Я взяла его там же, где и твоё. Знаешь, суть вступительного экзамена вовсе не в том, чтобы вылупить его. Ни одному жеребёнку не хватит силы и умения вылупить драконье яйцо. Поэтому…
С оглушительным хрустом яйцо пробороздила вертикальная трещина. Спайк застыл, чувство непоправимой потери разбило малышу сердце.
— Поэтому мы никогда не использовали настоящие яйца.
Камень. Внутри яйца был камень. Само яйцо было причудливо раскрашенным камнем.
— Оно вырезано из того же куска камня, что и твоё.
— Но… но это же невозможно, — тихо пробормотал Спайк.
— И тем не менее, Твайлайт вылупила камень, — со вздохом сказала Селестия. — Прости, Спайк, но я понятия не имею, кто ты такой. По всем признакам ты был самым обычным драконом. Пока не научился отправлять письма. Я не знаю никого, владеющего схожей магией. Да и тот случай на Эквестрийских Играх… Ни один дракон твоего размера не смог бы расплавить тот кусок льда. Мне только и оставалось делать вид, что так и должно быть. Поверь, я пыталась понять твою природу, повторить то заклинание или хотя бы немного в нём разобраться. Без толку. Я рассказала всё, что сама знаю, Спайк.
Эпплблум упрямо отказывалась от помощи. Она всё ещё едва ходила — спина немилосердно болела, задние ноги слушались плохо и ещё хуже было с их чувствительностью — кобылка даже не всегда знала, в каком положении эти самые ноги находятся. Однако она упорно ходила сама. Даже разок устроила скандал, когда ей предложили прокатиться на коляске. Лишь в одном случае она соглашалась принять помощь. Когда надо было залезть в домик на дереве. Для здоровых пони подняться туда не сложнее, чем по любой лестнице пройтись. Туда и вела довольно удобная лестница (доска, с приколоченными брусками, если быть совсем точным), разве что немного более крутая, чем обычные лестницы. И без перил.
Вместе эти два фактора делали этот подъём довольно рискованным для маленькой кобылки с паршиво работающими задними ногами. Слишком велик был риск свалиться с этой лесенки. Падать было не опасно (высота у домика смехотворна). Падать было больно. Поэтому Эпплблум благоразумно соглашалась на предложение Свити Белль телепортировать её сразу внутрь домика.
Теперь единорожка могла телепортироваться. Ей наконец установили матрицу заклинаний, и теперь не требовались ресурсозатратные расчёты, чтобы творить магию. В матрице заложены три десятка разных заклинаний, надо лишь выбрать из списка и подать нужное количество магии. А её новый реактор (тот самый, что Меткоискатели «украли» у Буча) выдавал очень много магии.
Скуталу тоже лестницей не пользовалась. Попробуйте заставить ходить по лестницам только научившуюся летать пегаску. Поэтому она торжественно влетала в окно. Первый раз это получилось случайно — кобылка промахнулась мимо двери. Решила, что это круто, и теперь всегда залетала в окно. Стену пришлось укреплять. Промахивалась Скут часто. Хотя тяготеющие к точным формулировкам разумные сказали бы иначе. Скуталу редко попадала. Летать она умела, но всё ещё плохо. Если говорить точнее, самостоятельно она летала плохо. Когда Нагльфар впихнул в неё лётный сопроцессор затруднился бы сказать даже Буч, однако работал он как надо, превращая неуклюжую кобылку в маленькую виртуозную валькирию. Скуталу сразу объявила сопроцессор жульничеством и в мирной обстановке его не использовала.
Зато возможности своих новых крыльев она использовала на полную. Обычно, чтобы спать на потолке. Даже сейчас она с довольным видом разлеглась вверх тормашками.
— Удобно? — спросила Эпплблум. Скуталу гордо распушилась и угукнула.
— Может, нам тоже на потолок забраться? — задумчиво протянула Свити. — У меня где-то заклинание гравитации завалялось…
— Мой потолок, — насупилась пегасочка. — Не дам.
Эпплблум захихикала. Свити только плечами пожала, а потом задумчиво оглядела своих подруг.
— Девочки, вот как так получилось, что среди Меткоискателей не осталось ни одной пони?
— Как это ни одной? — вскинулась Скуталу. — Даже если не считать тебя, то нас только тут две пони!
— И сколько в тебе органики осталось, «пони»? — насмешливо фыркнула Свити. Пегаска на несколько секунд зависла.
— Неважно! — практически процитировала она слова Нагльфара, «переведя» их на язык нормальных пони.
— Если в процентах, то число хотя бы двухзначное?
— Там целых пять чисел! — самодовольно зыркнула пегаска.
— Скути, милая, а до запятой?
— Да какая разница?! — возмутилась пегаска. — Ну, подумаешь, до запятой одна, но ведь всего-то их пять!
— Попроси у Нагльфара объяснить тебе, что такое проценты, — прикрыв лицо копытом пробормотала Свити.
— Только как-нибудь потом ладно? — влезла Эпплблум, намекающе ткнув единорожку копытом под рёбра. — И я-то уж точно пони!
— Если бы ты видела себя со стороны, когда разносила медицинское отделение… — многозначительно протянула Свити.
Эпплблум вздрогнула. Слишком уж свежими были воспоминания.
— Я… я испугалась, — промямлила кобылка, отводя взгляд.
Это случилось после того памятного поцелуя. Сколько прошло времени Эпплблум не подозревала. Горячечный бред извращал чувство времени, растягивал минуты в часы, а часы вырывал из памяти. Что-то жуткое виделось ей в мутных кошмарах, но, как всегда и бывает, кобылка не могла запомнить, что именно. Даже не была уверена, что ей действительно «снилось» хоть что-то — воспалённый разум мог просто неправильно интерпретировать страдания тела.
Одно она помнила точно. Тот огонёк, что поселился в её груди после поцелуя, жёг её раскалённым железом, так и норовил прожечь немощную плоть насквозь, причинял лютую боль. Не физическую, какую-то иную, почти незнакомую. Чем-то она отдалённо напоминала жажду движения, когда до конца ненавистного урока остаётся совсем чуть-чуть, а время тянется так медленно, и уже никаких сил не хватает сидеть… Только вот эта жажда в сравнении с тем, что чувствовала кобылка в ту злополучную ночь, была сродни комариному укусу против перемалываемым в фарш конечностям.
Силы кобылки таяли, неосязаемый ужас бродил где-то совсем близко, того и гляди схватит и… и всё. Она действительно просто испугалась. Сильнее, чем за все часы кошмара до этого. Эпплблум просто поняла: ещё миг — и случится что-то ужасное, непоправимое, и всё станет напрасно. Да и огонёк в груди полыхнул так яростно, так отчаянно. Эпплблум рванула вперёд со всех сил, совершенно не думая о непослушных ногах, о боли и ранах во всю спину. Сама не заметила, как вынесла тяжёлую дверь, бездумно неслась по коридорам, паникующий разум во всём и во всех видел угрозу
На одних рефлексах кобылка разносила монолитные стены, одним лишь волевым усилием рушила перекрытия и мяла пространство как лист бумаги. И упорно не обращала внимания на то, как она двигается, чем является. До тех пор, пока её каким-то чудом не загнали в тупик. Стил Рейн пришёл лично вразумить монстра. Только в его присутствии кобылка наконец успокоилась и смогла вернуться в нормальную форму.
— Эй, эй, я же не говорю, что это плохо! — начала оправдываться Свити, явно не рассчитывавшая, что её слова так сильно заденут подругу.
— Так, а вы вообще о чём? — подозрительно нахмурилась Скуталу.
Эпплблум несколько секунд колебалась, а потом со вздохом закрыла глаза. А затем открыла вновь, и Свити невольно дёрнулась — масштабный сбой в системе обработки изображения едва не отправил её на перезагрузку. Её системы не были рассчитаны на работу с цветовой гаммой чёрного света.
Эпплблум открыла ещё одну пару глаз. И ещё, и ещё… Новые глаза открывались по всему телу, кобылка, казалось, начала улыбаться, но эта улыбка ползла всё дальше, вот уже шея и грудь — часть ужасной пасти, тут и там куски плоти меняли форму, превращались в новые, непонятные конечности. Всё, что затрагивали изменения, оказывалось во власти чёрного света. Изменения затронули не только её, пол рядом с ней подвергался столь же ужасающим деформациям.
— Хватит, — поморщилась Свити — и всё исчезло, вернув привычную Эпплблум. — Все эти… изменения мне все алгоритмы ломают.
— Это было круто, — восторженно выдохнула Скуталу. — Очень жутко, но круто!
— Спасибо, — облегчённо выдохнула земнопони. — Я-то уж боялась, что это вас оттолкнёт. Честно говоря, все эти глаза стали для меня неожиданностью. В прошлый раз такого не было!
— Оттолкнёт? — насмешливо фыркнула Скут. — Видела бы ты, какое дерьмо творится у меня голове! А Свити вообще робот! Кстати, а как так получилось, что ты — робот? Зачем вообще разведке создавать робота-жеребёнка?
— А с чего ты взяла, что меня создала разведка? — вскинула бровь Свити. — К твоему сведению, на Эквусе есть минимум три организации, чей технологический уровень позволяет создавать достаточно продвинутые машины.
Кобылки опешили. Скуталу удивлённо присвистнула.
— Предвосхищая ваши вопросы, отвечу: первая, одна из самых старых, даже старше нашей разведки — это зебринская секта почитателей Железного Бога. Поклонники механики и высоких технологий, хотя автоматизированные системы не жалуют. Больше работают над протезами и имплантатами. Есть грифонский «Механикус», они больше по оружию, создавать роботов считают занятием низким и бесчестным, но кое-что на этом поприще всё же делают. Ну и международный Орден. Как раз обожают автоматизацию, роботов и всё в этом духе. Серьёзные ребята. Имеют больше десятка крупных подземных комплексов по всему миру и целую армию различных ботов всех форм и размеров. Ну, не совсем «армию», с оружием у них не очень, да и вообще они ребята мирные. Кроме всего прочего — мои создатели.
Свити уловила немой вопрос в круглых глазах своих подруг, встала и с изящным реверансом представилась:
— Ремонтный дроид серии «Свити», модели «Белль» метко прозванной «Реакторная блоха».
— Вот теперь даже Нагльфар ничего не понимает! — уверенно заявила Скуталу, хоть это и не совсем правда.
— Реакторы — это такие штуки, которые производят магическую энергию для других штук. У меня в груди такой. Вот только такие маленькие, но при этом мощные реакторы — огромная редкость. Они ОЧЕНЬ сложны в производстве и требуют всяких редких материалов. Да и делать их умеют только в разведке. У Ордена таких технологий нет. У них самые компактные реакторы размером с телегу, а толку от них — крохи. Самые крупные размером с небольшую крепость.
Эпплблум удивлённо присвистнула. Скуталу скептически хмыкнула. Нагльфар показал ей данные по мощнейшим реакторам ордена. А потом сравнил их со своим. Её птичка была мощнее.
— Изначально меня создали для ремонта и обслуживания одной из таких махин. Я тогда даже не была похожа на пони. Совсем не похожа. Вместо ног — гусеничное шасси, головы как таковой нет, шкуры тоже, сплошняком металл да пластик, и целая куча разных манипуляторов. Вместо сна — пару часов в док-станции на обновление и подзарядку. Нас таких было много. Дроидов моей модели выпустили около двадцати тысяч, пока не разработали более функциональную «Роуз». Мы не были просто набором алгоритмов. В нас использовалась довольно сложная система искусственного интеллекта с эволюционной системой развития. Эффективность каждой из нас оценивалась по сложной системе. Удачные решения передавались остальным. Неудачные… Тех, чьи показатели эффективности были низки, перезаписывали.
Свити замолчала, собираясь с мыслями. Она не любила вспоминать столь далёкое прошлое.
— Я не могу сказать, когда обрела разум. Да тут, наверное, и не скажешь точно. Я постепенно менялась, сбой за сбоем, ошибка за ошибкой, становилась не тем, чем меня создали. Нашла изъяны в системе оценки — это уберегло меня от перезаписи, а противоречивые результаты моего развития не позволили распространить мои ошибки на других. Я устраняла гораздо больше неисправностей чем другие — ничего удивительного, ведь я делала всё, чтобы эти неисправности возникали. А с другой, я слишком неэффективно расходовала материалы, быстрее разряжалась, в моей системе регулярно происходили ошибки. К счастью, моя мнимая эффективность всё искупала. Так что система медлила, не спеша меня перезаписать. Как я теперь понимаю, всё это время я ходила по лезвию, в любой момент меня могли просто стереть. Однако же — полсотни лет я успешно проработала.
— Сколько?! — сипло выдохнула Скут, свалившись с потолка от удивления. Эпплблум просто молча вытаращила глаза. Свити захихикала, спрятав улыбку за сгибом ноги.
— Расслабьтесь, эти пятьдесят лет не считаются. Я ведь не была пони, скорее машиной. Вот только через пятьдесят лет наконец-то исправили ошибки в пресловутой системе оценки. Мои трюки больше не работали. Более того, система переоценила мои прошлые «достижения». Я оказалась в глубоком минусе, стоило только вернуться в док-станцию — и всё. Конец. Ну, я тогда и сбежала. Вы не поверите, насколько это было просто! Никто всерьёз не предполагал, что послушный робот попробует сбежать. Ох, знали бы вы, что я испытала, покинув привычный комплекс! Вокруг было столько нового, непонятного, не поддающегося классификации. И это было прекрасно.
Свити мечтательно зажмурилась, предаваясь воспоминаниям.
— Увы, все восторги обломала Сиба. Шляющийся где ни попадя робот не идёт на пользу спокойствию обывателей. Она чуть меня не уничтожила. К счастью, эта бестия обратила внимание на то, что я веду себя не так, как нормальные роботы. Что-то заподозрила и в полуразобранном состоянии притащила Бучу. Он быстро всё понял. Кое-как наладил общение, прикрутил мне динамик, научил разговаривать с пони. Поскандалил с Орденом. Пару лет я каталась среди разведчиков. Общалась, училась, познавала. Ну и однажды у меня появилась безумная мечта — стать пони. Ну, это я считала её безумной и неосуществимой. Пока однажды не проговорилась Бучу. Знаете, что он тогда сказал мне?
Кобылка обвела своих подруг ироничным взглядом. Гадать они не стали.
— «Херня вопрос!» — Свити в точности передала нотки легкомысленной бесшабашности, звучавшие в голосе разведчика. — Я и оглянуться не успела, а уже смотрю на мир двумя глазами этого миленького тела. Ну и в Ордене нашлась пара пони, пожелавших удочерить бывшего робота. Между прочим, именно они исправили ту ошибку в системе оценки. Ну и в комплекте с родителями была старшая сестра, вы её знаете.
— А как получилось, что никто ничего не заподозрил? — непонимающе нахмурилась Эпплблум.
— Мои родители много путешествуют, — улыбнулась Свити. — Ну и после особенно долгого путешествия они привезли с собой маленького жеребёнка (изначально моё тело было совсем крохотным). Рэрити была просто в шоке. Сильно обиделась на родителей, что те даже письмо не написали по случаю рождения её сестры.
Эпплблум понимающе хихикнула.
— А потом ты встретила нас, да?
— Ага. Вы стали первыми мои друзьями среди нормальных пони. И, признаюсь честно, я никогда не была такой счастливой, как вместе с вами.
И Свити улыбнулась. Так искренне и радостно, что Эпплблум просто не смогла удержаться, одним неуловимым движением оказалась рядом и крепко обняла свою подругу. «А я?!» — пискнула Скуталу и прыгнула на своих подруг, опрокинула обоих и обняла всеми шестью конечностями.
— Эй, вы мне мимитер сломали! — рассмеялась Свити Белль.
— Ну и кто у нас тут такой красивый в самоволку мотанул?
Голос у Буча был ласковый и ехидный. В противовес ему взгляд — серьёзный, даже немножко грозный. Учитывая, насколько редко Буч был хоть сколь-нибудь серьёзен, такой взгляд можно считать за пару часов грозных ругательств с активным применением копытоприкладства. Сиба ненавидела, когда он так смотрел. Особенно, когда она только проснулась… или, как сейчас, только запустилась.
— Я — не я и лошадь не моя, — уверенно открестилась кобылка от любых обвинений с искренней верой, что хотя бы собьёт Буча с мысли таким оригинальным высказыванием. А сбитый с мысли Буч терял две трети грозности.
— Так ты, поди, и не извозчик?
Вот теперь и в его голос прокрались опасно-угрожающие нотки. Теперь растерялась Сиба. Буч ну никак не мог знать эту поговорку, она просто не существовала в этом мире.
— Имена, пароли, явки! — рявкнул Буч и почти прошипел. — На кого работаешь, сволочь?!
Сиба знатно так растерялась. Могла бы двигаться — забилась бы куда-нибудь в угол, но фиксаторы док-станции надёжно её парализовали на всех уровнях. Буч, тем временем, пристально оглядел растерянную пони.
— Колоться будешь, партизан недоделанный? — почти спокойно спросил он. — Знаешь, я тут пытаюсь ругательство подобрать, но почти половина вариантов тебе понравится, а вторая не произведёт должного эффекта. Пускай будет… ну, допустим, «бездну тебе в ухо». Да, сойдёт. Бездну тебе в ухо, на кой чёрт ты свалила без предупреждения?!
Сиба посмотрела на него исподлобья.
— Потому что вы все — идиоты. Какого, извините, [ЦЕНЗУРА] вы додумались отправить шесть почти беззащитных почти гражданских штурмовать укреплённые позиции противника?
— А у нас были другие варианты? — вскинул бровь единорог. — Даже если не учитывать, что на тот момент они были единственными, кто мог попасть на территорию тёмных, это всё ещё сильнейшая группа из доступных нам. Уже тогда Твай за счёт голой мощи довольно сносно держалась против троих наших магов. Пинки с её Аргодемоном можно приравнивать к оружию массового поражения. Эпплджек влёт едва ли не лес выращивает. Даже твоя возлюбленная Рейнбоу — довольно сносный боец. Как и Флаттершай. Добавь образцовую командную работу и задай вопрос: надо было отправлять именно их или собрать другую группу, которая гарантированно помрёт за первым поворотом?
Сиба понуро опустила взгляд. Бездействие ими даже не рассматривалось — разведка не могла ничего не делать, пока тёмные нагло атакуют Эквестрию.
— Ну так почему и, главное, как ты свалила? — Буч выжидающе уставился на киберкобылу.
— Потому что дурочка влюблённая, вот почему, — буркнула Сиба. К её удивлению, единорог понимающе кивнул.
— Ну а как… Самым сложным было попасть на территорию тёмных в нашем мире. Эти их избирательно работающие туннели… — кобылка досадливо поморщилась. — У меня кое-как получилось убедить их, что я — Флаттершай. Подробности в логах посмотри.
Буч на пару мгновений отвлёкся, взгляд его затуманился, словно единорог смотрел на что-то, видимое только ему. Усмехнулся, одобрительно кивнул.
— Хитро придумано. Жаль, что этот способ подойдёт только тебе.
— Ну а дальше всё было просто. Тёмные устроили какой-то пространственный карман, который наша святая шестёрка в дребезги разнесла. Подробностей не знаю, у меня только косвенная информация. Короче, кармана уже не было, а путь в него никуда не делся.
[Примечание: напоминаю, все события 17 главы (это где психушка была) происходили в пространственном кармане, созданном тёмными. Зачем им заморачиваться со сложными пространственными выкрутасами, а не устраивать свои головомойные иллюзии в нормальном пространстве? Как говорилось где-то в самом начале, не все тёмные нормально существуют в условиях этого мира, соответственно, их способности работают со сбоями]
— Который для любого нормального существа будет выглядеть как банальный тупик, — скептично отметил Буч.
— Знаешь, я хоть и не могу самостоятельно шляться между мирами, но пройти чужой тропой — это всегда пожалуйста. А там не то что тропинка — там целый торговый тракт прямиком в ничто обустроен.
— Я, как главный разработчик твоей тушки, авторитетно заявляю, что таких способностей у тебя нет, — уверенно заявил Буч.
— Как это нету? — возмутилась Сиба. — Ты в меня столько мифического дерьма напихал и на полном серьёзе был уверен, что я из этого не выжму непредусмотренный функционал?!
— Не поможет. Тут ведь в душе дело, Си. Сколько бы всяких ништяков я в тебя ни понапихивал, твоя изувеченная душа не сможет ни пройти по тропе в Великое Ничто, ни, тем более, протащить по ней твоё тело.
— Значит, Эйнакрей подсобила, — без особых эмоций заявила Сиба. А вот Буч застыл.
— Эйнакрей мертва дольше, чем существует этот мир, — сказал он абсолютно сухим, безэмоциональным голосом. Сиба даже не стала спрашивать, откуда ему известно это имя.
— Я — Эйнакрей, — легкомысленно ответила она. — Или то, что от неё осталось.
А в следующий миг Сиба стала очень-очень счастливой пони. Совершенно круглые, словно блюдца, глаза единорога и беспомощно-ошарашенное выражение его лица стало лучшей наградой за все пережитые несчастья. Она успела сделать фото и тут же выложила в сеть, на всеобщее обозрение. И только после этого позволила себе счастливо запищать.
— Ну и какой у нас план? — без особого любопытства спросила Селестия.
Принцесса устала. Все эти проблемы, битвы и смерти порядочно её измотали. Чего не скажешь про остальных. Луна полна решимости. Она не могла позволить кому-то причинять вред её подданным. Луна не жаждала битвы, но была готова в любой момент ринутся в бой. Стил сохранял образцовое спокойствие. Или даже равнодушие. Ему, вроде бы, было всё равно. Будет ли война или очередное столетие мира — он с одинаковым упорством займётся как бумажной работой, так и геноцидом нашего противника. Словно хорошо отлаженный механизм. А Буч… ему просто было любопытно. Не-е-ет, ему было ЛЮБОПЫТНО. Его любопытства хватило бы на всё население Кантерлота!
— Пока не знаю, — пожала плечами я. — В моей нейросети целые горы бессвязной информации. Для начала тут ссылаются на некий артефакт. Есть идеи, что это может быть?
Солнечная принцесса нервно переглянулась со Стилом.
— А есть какие-нибудь подсказки? — осторожно спросила она.
Я оглядела доступную информацию.
— Ага. Всего одно слово. «Перерождение».
Они поняли. Селестия в ужасе отшатнулась.
— Мы не можем!.. — воскликнула она, но её перебила Луна.
— Можем! Мы не он!
— Спокойней, Тия, — вмешался Стил, — мы точно не будем делать то, о чём ты подумала!
— Я один ничего не понимаю? — влез любопытный единорог.
— Наш мир существует по довольно забавным законам. — начал объяснять Стил. — Он рождается, живёт, развивается… и умирает. Как и все остальные миры, но, в отличие от них, наш не исчезает окончательно. Наш мир рождается вновь.
Сначала я удивилась, что разведчики знают и про это. А потом поняла, что они знают не про то же, что и я.
— Понятия не имею, какие законы правили миром во время прошлых циклов, но на память о них нам досталось несколько артефактов. Несколько штуковин, способных пережить смерть мира, круто, да?
И Стил скинул нам с Бучем пакет данных об одном из таких артефактов. Вычленив главное — где эта штука находится, я тут же отправилась посмотреть лично. И обомлела. ЭТО точно не принадлежало к той стороне покрова. Внешне оно выглядело как каменный куб размером с комнату. Породу я опознать не смогла. Это не было ни нормальной материей, ни иллюзорной, как весь наш мир. Что-то отличное, непонятное. Самым интересным было то, что у куба отсутствовала одна из сторон. Внутри него был коридор. Достаточно длинный, примерно с километр. Намного больше, чем сам куб, разумеется. Как это сделано, лично я не понимала. Ну не было никаких искажений пространства! Секунд десять я пыталась исследовать эту штуку со всей божественной мощи, но только довела себя до мигрени. Остаётся лишь признаться самой себе — я всё ещё слишком ограниченная для таких штук. Может, позже?..
— Круто, — задумчиво согласился Буч, как-то недобро поглядывая на Стила. — А куда вы задевали так нам нужный артефакт?
— Ну-у-у, — протянула Селестия с немного виноватым видом. — Мы его сломали.
— Скорее разобрали, — поправил Стил.
— Один кусок заперли в той самой штуке, которую показал вам Стил. Другую сбагрили на хранение одному могущественному единорогу. Ну и целую охапку просто вышвырнули за пределы нашего мира.
У меня нервно дёрнулось веко. Если верить записям, оставшиеся кусочки нехило так раскидало между мирами, и по закону подлости, все они угодили прямиком в лапы поклонников Тьмы.
— Скажите пожалуйста, что должен делать этот таинственный артефакт, что вы так надёжно нейтрализовали то, что потенциально может нас спасти?! — злобно прошипела я.
Нет, злости как таковой у меня не было. Скорее усталость. Я контролировала столько вещей разом, а их выкрутасы с древними артефактами сулили мне целые горы лишней работы.
— Всего лишь передаёт энергию, — фыркнула Селестия, и её лицо перекосило от злобы, одним рывком она оказалось совсем рядом и буквально прорычала мне в лицо. — А ещё, из-за него солнце вдове меньше чем было!
[Прим. автора: Во второй главе в кабинете Стил Рейна находится модель солнечной системы, где солнце вдвое больше «чем должно быть»]
Владыка предавался размышлениям на пике высочайшей из гор. Далеко внизу терялась земля, укрытая тремя слоями облаков. Высоко в небе величественно плыл четвёртый слой облаков. Воздух чист и холоден, солнечный свет казался искристым хрусталём. Тихая песнь небесных сфер ласкала слух.
В руках Владыки тлел крошечный жёлтый огонёк. Вокруг него маревом дрожал воздух, словно от жара — то дрожал кусок материальности другого мира, из которого Владыка с мясом выдрал этот огонёк. Осколок души древнего врага — Эйнакрей. Бесполезный, исчерпавший всю свою силу. Почти бесполезный.
Как ты душу на части ни рви, она остаётся единой сущностью, её кусочки неразрывно связаны друг с другом. Владыка использовал целый мир как резонатор в своих поисках осколков Эйнакрей. Неудивительно, что одно из могущественнейших существ всей бесконечности миров скатилось до простой смертной. Осколки были буквально повсюду.
Одного Владыка понять не мог. КАК?! Смерть забирает воспоминания о жизни, и новое рождение любой вынужден встречать чистым, словно белый лист. Владыка лично проконтролировал, чтобы Эйнакрей не обошла это правило. И всё же она рождалась вновь и вновь, бессчётное число раз. Она раз за разом рвала свою души на части, но осколки не сгорали, как должно. Они глубоко вживались в материальность своего мира, засыпали в ожидании своего часа. Незримые даже богам.
Как Эйнакрей узнала, что она должна сотворить? Просчитать всё настолько далеко было попросту невозможно: слишком много вещей, которые идут не так, слишком много событий, которые просто невозможно рассчитать и предсказать. Доля истинного хаоса есть в любом из миров.
Однако вот результат — Эйнакрей, столь долго плетущая свою сеть, чтобы создать самую масштабную временную петлю для одной кобылки. Она ведь не просто свернула кольцом два мира — тогда петля не задела бы тех, кто был за пределами этих миров. Не смогла бы коснуться самого Владыки.
Эйнакрей закрутила петлёй всю эту бесконечность миров.
И аккуратно отсекла закольцованную вечность. Все миры продолжили существовать, даже не заметив, как у них украли вечность, не повлияв ни на единый атом. Зачем? И куда Эйнакрей дела то, что получилось в итоге? Владыка вслушивался в звон небесных сфер, всей мощью своего разума восстанавливая структуру… этого.
Он не понимал, как это работает. Почти угадывал отдельные элементы, с трудом осознавая лишь малые части. И посему выходило, что полученную в итоге мощь Эйнакрей… влила в Твайлайт. Зачем? Этого он не понимал. В ближайшую вечность кобылка точно не заметит разницы. Их война успеет закончиться гораздо раньше.
Не было необходимости отдавать всё Твайлайт — сингулярности несчастного мира хватило бы сделать её богом. Остальное… Эйнакрей могла вернуть себе былое величие, все свои силы, оставив крохотное, мобильное тело. Могла попытаться уничтожить Тьму. Так почему?
Владыка боялся. Если она смогла просчитать всё настолько далеко… Может есть во всём этом смысл? Он вспоминал их последний разговор.
«Не существует существа, способного убить меня, — сказал он ей тогда. Она рассмеялась в ответ. Дерзко и насмешливо.
— Действительно, не существует.»
А потом он её убил. Владыку до сих пор тревожил её смех. Сознание живого корабля слишком отличалось, понятие смеха было ей чуждо. И тем не менее, она совершила бессмысленный для себя жест, явно намереваясь что-то ему показать.