Fallout: Equestria Harbingers
Часть Первая
Печальная участь всех министерств заключалась в том, что пони хотели от них слишком многого и даже не подозревали, что в этих самых министерствах работают такие же обычные, ничем не примечательные пони. Всё, что видел народ, — это предводительниц, – шесть великих кобыл, носительниц элементов гармонии и спасительниц Эквестрии, сохранявших всем привычный статус-кво уже много раз. К сожалению, мне, обычной пони, было прекрасно видно, что ни одно из министерств не держит ситуацию под контролем. И в последнее время я всё задаюсь вопросом: кто же виноват во всём этом? Подчинённые или наши предводители? Это интересно не только мне, однако, когда о подобных вещах задумываются в самих министерствах, пони сваливают все неудачи на войну и, питая надежду, что все скоро изменится, благополучно забывают об этом. Но это война. А война никогда не меняется.
Война шла везде. На фронтах, на улицах Эквестрии, на газетных вырезках, на плакатах, на радиоволнах. Война была везде, так или иначе. И отрицать столь ужасный факт при всём желании не получалось. Даже сейчас, когда повозка на всех порах неслась сквозь узкие улочки торгового района, меня чуть ли не преследовали попадающиеся повсюду спрайт-боты. Их непринуждённый марш параспрайтов наводил ужасную тоску и ассоциировался с одной лишь баталией и кровью. И по иронии судьбы экипаж нёсся к агентам министерства морали. Похоже, у них что-то стряслось с мегазаклинанием, и бедолагам ничего не оставалось, кроме как просить о помощи. Делали они это крайне редко. Большинство министерств так или иначе взаимодействовали с нами. А организация Пинки Пай держалась особняком, изредка позволяя себе странные вещи вроде спонтанной вечеринки для сотрудников. Так что они, похоже, сильно вляпались на сей раз.
Повозка остановилась у старого здания. Три этажа, отваливающийся слева водоотвод и проржавевшие решётки на окнах дешёвого отеля. Паршивое местечко, если говорить о нём короче. Повозка, которую мне выделили, была представительской и выглядела несколько глупо в подобном месте. Будь это обычная карета скорой помощи, было бы куда лучше. Вокруг творилась шумиха. Помимо меня сюда приехали несколько карет с символикой министерства морали. На каждом выезде из улиц установили стойки с воздушными шарами, перекрывающие обзор. Я аккуратно ступила копытом на потрескавшийся тротуар. Его, судя по всему, не ремонтировали с начала войны. Ко мне сразу подскочил пони в длинном пальто и шляпе и настойчивым тоном попросил пройти с ним. Бросив печальный взгляд повозке министерства мира, я посмотрела на то, как она скрывается за плотной стеной воздушных шаров.
Агент провёл меня к фургончику, внутри которого пряталась куча пони. Отрапортовав главному, жеребец удалился, прикрыв за собой дверь. За столом сидел пони, сильно дымивший сигаретой. Жёлтые прокуренные зубы, седая грива и бурая куртка с нелепым зеленоватым мехом. Ему, похоже, был безразличен свой внешний вид, однако благодаря коренастому телосложению и суровому взгляду сразу стало понятно: он выглядел более-менее сносно для того, кто раздаёт указания. Единорог сердито нахмурился, увидев меня.
— Это тебя прислали?
— Да, — растерянно ответила я.
— Почему земнопони то? Нахрена мне здесь земнопони?!
— Простите? – было как-то ужасно. Блин. Все уставились на меня как на дуру, хотя я и двух слов произнести не успела, — Вы просили прислать пони, которая, цитирую, «хоть, что-то знает о мегазаклинаниях». Тем более, наша директор — пегас, и это нисколько не помешало ей придумать и успешно управлять министерством.
— Ага, — фыркнул единорог, — успешней некуда. Если бы не она, мы бы тут не торчали, — последняя фраза смутила меня, но переспрашивать сейчас было бы неловко. — Пошли.
Мы вышли на улицу, и, успев за такой короткий период отвыкнуть от солнца, мои глазки зажмурились. Крик «Штурмуйте!» оглушил меня. Агенты выбили дверь отеля и засыпались туда. Вскоре из окна верхнего этажа выбросился зебра. Он, видно, пытался скрыться столь оригинальным способом. Всё, чего он добился, так это своей частичной иммобилизации — ножки не такая прочная вещь, как он думал.
Вскоре к этому экзотичному гостю Эквестрии стали присоединяться земляки. Их выводили по одному или группами из здания, которое и до этого разрушительного налёта разваливалось. Отчаянные крики и звуки ломающегося интерьера доносились до моего безопасного расстояния. Только эта картина стала мне привычной, прозвучал выстрел, и всё моё нутро ёкнуло от страха. "Ну я же просил" — раздосадованно прошептал единорог. Он напряжённо поджимал губы, но спокойно наблюдал за творившимся. Его что-то волновало, и это был не штурм. Жеребец закурил. Не осмелюсь говорить об улыбке на его мордочке, но он хотя бы расслабил мышцы, опускающие уголок рта.
— Так, – сказал он на выдохе, и из его рта повалил дым. — Допустим, у нас есть мегазаклинание. И нам нужно его... Ну... Скажем так, обезвредить. Остановить его действие. Это возможно?
Зрелище было ошеломляющим, и обрабатывать запросы мой мозг просто не хотел. Мыслительные операции неуклюже скопились на столе пачкой документов.
— Эм... — подвисла я. Это дало разуму немного времени на разгребание бумаг в голове. — Для чего? Они ведь абсолютно безвредны.
— Нет. Я тебя спросил другую вещь, – из хостела доносились крики, по одному оттуда вытаскивали зебр и пони. Здесь творилось, что-то страшное. И, похоже, очень серьёзное.
— Это возможно?
— Никто не пробовал это сделать. Не приходилось до этого.
— Неужели? – единорог затянулся, отведя при этом глаза. Он уж слишком долго смотрел в сторону, пока за его спиной зебр избивали, чтобы утихомирить. — Ну здорово, что тут скажешь.
— Что значит "здорово"?
— Будешь первой, кто попытается, – взглянув в сторону агентов, он крикнул. — Нацепите на неё бронежилет! – ко мне сразу подбежали пони в шляпах и принялись облачать меня в увесистую махину, прикрывающую бока и перед. Аккуратно продела голову, а агенты туго затянули лямки, закрепили липучки и, убедившись, что пластинки плотно прилегают ко мне, отошли. Только для чего всё это было нужно?
— Постойте! – единорог повернулся, — Для манипуляций с мегазаклинанием нужны единороги. По крайней мере, именно они его активируют.
Жеребец выкинул сигарету и сурово прорычал:
— Поэтому мне и нужен был единорог.
Зебры явно были нелегалами. Документов ни у кого, конечно, не было. Среди пони тут были пара жеребцов и куча кобылок с размалёванными мордами, два женатика, решившие заказать проституток, также тут была и парочка пони. Один в военной форме, другая — в коротком красном платье. Не проститутка, видимо приехала сюда для той же цели, что и они, просто мотивы различались. Все эти бедолаги выстроились на улице в ожидании того, что будет дальше. А дальше было нечто.
Одну зебру затащили в дом, и единорог приказал следовать за ним. Агенты устроили тут жуткий бардак, разрушив на своём пути большинство вещей. Про министерство морали говорили разные вещи. Они считались теми, кто приносит радость пони в столь тяжёлые времена. Теперь они больше походили на тех, кто добавляет в бочку дёгтя ещё больше дёгтя, прикрываясь тем, что половник был из банки с мёдом. Прижатая в угол министерскими пони старушка-консьержка заливалась слезами. С пристрастием допрашивали пожилую кобылу, посчитав её за врага народа. За войну довелось всякого повидать, только не так близко и не со стороны пони.
Зебру усадили на стул. С нескрываемой ненавистью он глядел на нас, однако больше никаких эмоций не показывал и тем более не произносил ни звука. Агент спросил у него о том кто он такой и откуда. Получив в ответ смачный харчок в морду, пони отошёл.
— Лягни его, — спокойно сказал старый единорог.
Агент с разворота припечатал морду зебры. Тот молчал дальше и не шевелился. Вопрос повторили, однако и в этот раз зебра промолчал, но обошелся без плевков. И это министерство морали раздавало малюткам сладости? Что здесь вообще происходит? Это, должно быть, какая-то ошибка. Мне сразу вспоминалась эмблема министерства морали. Весёлые праздничные шарики. Неужели это тоже было для прикрытия? Занавес, удерживавший от чужих глаз страшные тайны.
— Чё, уродец, слюни закончились? – ухмыльнулся единорог. Вздохнув, он заходил по комнате. — Ну что зависли, давай допрашивай.
Агент без раздумий принялся начищать морду зебре и монотонно выпытыввать информацию. Удар. Вопрос. Удар Вопрос. Смотрелось дико и весьма неумело. Как-то по простому. В шпионских фильмах, что перестали крутить после начала войны, были изощрённые машины запугивания, пираньи в бассейнах, сыворотки правды и прочая лабуда, которая теперь выглядит не так ужасно по сравнению с обычным избиением.
Мне было неловко и неуютно. Куда я вляпалась и что тут делаю? Хотелось выбежать из поганого хостела и, проскочив под оградой с шариками, скрыться как можно дальше. От этого замечательного плана меня удерживало неведомое. Страх и интерес одновременно.
Старый жеребец зачем-то опрокидывал мебель будто в поисках чего-то. Таким странным и сумбурным методом под кроватью были найдены железные пруты. Уголок его губ взметнулся. Закурив ещё одну сигарету, он поднял один прут над зеброй, и рог жеребца засветился магической аурой. Железка раскалилась до красноты, и глаза зебра с лёгкой тревогой глянули на неё. В бронежилете и так было жарко, а после такого трюка в комнатушке стало очень душно.
— Перестань, — обратился он к агенту, после чего заговорил с зеброй. — Ну вот смотри, предлагаю тебе следующие варианты развития событий. Ты можешь молчать дальше, и тогда я затыкаю тебя до смерти. Ты будешь умирать медленно и долго, и всё-таки ты умрёшь. Другой вариант, который подходит и тебе, а что самое главное и мне. Ты расскажешь все, что ты знаешь о мегазаклинании, а ты знаешь о нём. Ты расскажешь мне, где оно, а также как его обезвредить. Ну что?
Зебра упрямо молчал. Агент легонько коснулся его прутом, и полосатая шёрстка сразу обгорела, а мордочка зебра скривилась от боли. Единорог с жалостью взглянул на нелегала.
— Ну, я сделал всё, что мог.
Раскалённый прут пронзил тело зебры. Я закричала и сразу прикрыла рот копытами. Агент стоял неподвижно. Для него это так привычно? Как же так можно?! Я знаю, они наши враги... О небеса... Теперь ясно, почему меня послали сюда. Меня не было жалко. В верхушке министерства мира знали, что творится, и жертвовать лучшими специалистами они не могли. Поэтому я и оказалась в такой ситуации.
Зебра всё молчал. Это было нереально. Ему попали в абдоминальную область. Бедная intestinum tenum наверняка разорвана. Прут почти плавился от магии, клетки ткани запросто лопались от такого воздействия, а нервные окончания сгорали, вызывая нестерпимые боли. И ведь на самом деле боль это просто сигнал, импульс, который нужен, чтобы предупреждать организм об опасностях. Бедолага всё молчал. Терпел.
— Говори! – жеребец потянул телекинезом прут, чтобы задеть пока ещё здоровые ткани. Всё равно что заставить выпить лавы. Единорог прокручивал, ворошил этим несчастным прутом в теле зебры будто в куче мусора. Обгоревшие кишки скрутились, если ещё не расплавились. Как представлю всё, что вывалилось из них в полость тела... Если прямо сейчас не отвезти его в больницу он умрёт. И зебра не выдержал. Раскрыл рот и издал странные звуки. Единорог остановился и принялся слушать. — Говори, тебя ещё можно спасти, — зебра опять издал эти звуки, только громче.
Он раскрывал рот раз за разом, пока я наконец не разглядела причину, по которой он так долго и упорно сопротивлялся.
— Прошу, пощадите беднягу, — попросила я. Оба пони грозно на меня глянули. — Он вам ничего не скажет. Не сможет.
Единорог призадумался и затем насильно раскрыл рот зебре, который сопротивлялся ещё больше, чем, когда его пытали. За кровавым месивом, образовавшимся после ударов, было трудно разглядеть отсутствующий язык, поэтому жеребцу пришлось долго искать подтверждение моей догадке. Захотелось выйти из комнаты. Кровь меня не пугала, становилось не по себе от причины её появления. Бедняжку избивали и жутко пытали, а его командиры предугадали такой вариант развития событий и забрали у него дар речи.
Жеребец выругался и яростно ударил об оконную раму. Ноздри у него гневно вздымались, а к мордочке приливала кровь.
— Обыщите здание! Ищите хоть что-нибудь. И принесите сюда ручку с листком, — распорядился жеребец, — У нас истекает время. Совсем немного и будем жалеть, что нас не пристрелили легионеры.
В образовавшейся суматохе у меня появилось время подойти к пожилому единорогу.
— Можно мне идти. Я просто...
— Сиди, жди. Придёт твоё время. Вспоминай всё, что знаешь о мегазаклинаниях.
— Нашли перо для письма сэр, — отчитался агент.
Единорог вытер кровь с мордочки зебра, достал склянку из куртки и насильно вылил ему в рот. Это лечащее зелье. Употреблять его сейчас было безответственным решением, такое можно делать лишь в самой экстренной ситуации... А, точно. И ничего, что после такого лечения у зебры вместо кишечника, будет бесполезный мешок в несколько метров, и чтобы нормализовать последствия народной медицины, придётся опять рвать ему кишки. Единорог же насчёт этого не беспокоился. Он беззаботно сунул зебре перо в рот.
— Послушай. Представляю, как там мозги промывают. Однако подумай. Они тебе язык вырвали. Наверное, не стоит ради них погибать? Правда? Напиши мне, где мегазаклинание, и я обещаю, что отпущу тебя, — зебра тяжело вздохнул, поднял глаза на единорога и покорно кивнул. — Вот и здорово.
Перо зацарапало по бумаге, а сигарета единорога после долгой и страшной смерти наконец отмучилась. Шикарных похорон не было, лишь последний полёт через форточку, а на её место уже хотели взять другую, однако содержимое портсигара разочаровало седого жеребца, тот тихо выругался и спрятал зажигалку, не найдя курева.
— Что это за хрень? – признание, наконец, было закончено, правда от него единорог разозлился ещё больше, — Ты издеваешься надо мной, ублюдок?! – Морда зебры, забрызганная гневной слюной, широко улыбалась. Через несколько секунд ей пришлось почувствовать всю злость единорога в виде копыта. Послание плавно пикировало вниз, и у меня появилась возможность разглядеть, что там. Оу... Это было ужасно. Глупая пошлая карикатура с нашей любимой Селестией и зеброй легионером в главных ролях.
— Сэр мы нашли! – вбежавшие агенты аж улыбались, как жеребятки от находки.
— Что там? – не отрываясь от зебры, спросил единорог.
— Это карта! Только она очень примитивная.
— И там послание! – агенты говорили наперебой.
— Только оно не на нашем языке.
— Чего? – тяжело дыша жеребец повернулся к ним.
— Ну вот, держите, – ему передали записку, и мордочка у него перекосилась в дикой злобе. Он выкинул записку и принялся лупить зебру от невозможности сделать хоть что-то. Приземлившаяся рядом с карикатурой записка похвасталась мне размытой схемой и... Знакомыми буквами.
— Я знаю этот язык, — мой тихий голос неожиданно прорезал всю шумиху и заставил всех замереть. — Это старый зебринский язык. Они использовали его ещё до того, как появился общеэквестрийский.
— И откуда ты его знаешь? – испытывающий взгляд единорога заподозрил неладное. Похоже, они совсем не о том подумали.
— Просто... Эм... Я ведь из министерства мира и... Это язык врачей. На нём пишут названия всех терминов.
Меня немедленно заставили читать, освободив мне место зебра. Его самого кинули в угол и оставили под охраной двух агентов, предварительно стянув копыта наручниками. Тут была куча незнакомых слов. Я уцепилась за одно единственное astra и ляпнула не подумавши. Мои познания зебринского и так были сплошной катастрофой, а тут ещё и не просто кучка терминов, а целые предложения.
«Sine ira et studio abortum vita vitiosus aster principem. Multa in parvo locus in subterraneis de astrum domum. Exarserit priusquam astra erit lux. Salus populi – suprema lex».
Лишь пара слов и два афоризма. Больше ничего знакомого. Или я не могла вспомнить. Несмотря на это, даже мне записка казалось примитивной. Зебринский использовался в легионе не как основной язык. Либо для поддержания имиджа, либо для шифровки. И зная зебр, думаю, что первый вариант куда вероятней.
— Ну, ты смогла прочитать?
— Да... Только не всё.
— Говори что знаешь, — единорог заходил по комнате, стараясь успокоить нервы.
— Тут часто упоминается Astra это звёзды. Есть два афоризма. Multa in parvo – многое в малом. И последнее предложение Salus populi – suprema lex. Благо народа наивысший закон. Это, видимо, их девиз, — и тут я начала вспоминать, — Эм... Ну конечно! Vita – это жизнь, как я могла забыть. Abortum – оборвать... Оу. То есть прервать жизнь звёзд.
— Всё правильно, – голос единорога приобрёл те суровые, рассудительные нотки, которые у него были до штурма. Он напал на след? И осталось лишь распутать клубок? – Звёзды это принцессы. На них готовят покушение. Сегодня состоится торжественная хрень, где соберётся вся аристократия. Главное — там будут министерские кобылы и принцессы.
— Так отмените!
— Нельзя. Приказ сверху, — жеребец презренно прищурился при упоминании этого. Чувствую, разногласия с начальством имели место быть. — Поэтому нам нужно знать, где они спрятали мегазаклинание.
— А оно тут причём? Что оно может натворить?
— Просто переводи.
Я пробежалась по строчкам ещё раз. Будь у меня словарь, всё было бы проще. Да и вообще этим должны заниматься лингвисты, однако, по словам единорога, время поджимало. Середина была очень сложной. Многое в малом... И затем locus. Локус, локус. Локация! Расположение!
— Multa in parvo locus in! Многое в малом располагается в. И... блин, — только что вспомнила слово и вот опять в тупике. А ещё я могла ошибиться, что самое ужасное.
— Многое в малом, — задумчиво произнёс единорог. Моё копыто нервно стучало по деревянному полу, а жеребец продолжал ходить из стороны в сторону, пока в друг не остановился, — Это мегазаклинание. Многое в малом.
— Ну конечно же! – я подорвалась со стула. — Именно таков принцип мегазаклинания, много заклинаний в...
Только стоило произнести слово «мегазаклинание», как зебра сорвался и с глазами налитыми кровью бросился в мою сторону. Никто не успел среагировать, в том числе и я. Мощный легионер одним толчком откинул меня прямо в окно. Старое потрескавшееся стекло прогнулось и затем раскололось на кусочки, падая вместе со мной на асфальт. Зебра кинулся на меня сверху и ударил с размаху головой, после чего замахнулся связанными копытами... Ужасная боль в глазу заставила меня крикнуть на всю улицу. Я в истерике колотила по нему крохотными копытцами, что конечно не приносило успеха. Он пытался убить меня...
Страшное осознание данного факта пришло неожиданно, когда его ноги надавили поперёк моей шеи. Жалкий вопль растворился в толщине бедняцкого закоулка. Терзания подстреленного животного это единственное, что мне оставалось. Вдруг прогремел оглушительный звук. Казалось, зебра на него отвлёкся... Но нет. Зебра отвлёкся навсегда. Безжизненные глаза уставились в поисках последнего пути, а рядом ошмётки содержимого черепной коробки утопали в крови.
Чьё-то прикосновение повергло меня в ужас. С визгом я отшатнулась и прямо по ошмёткам отползла подальше. Тогда чьи-то копыта обняли меня и крепко сдерживали.
— Тише... Тише. Всё закончилось.
Я заревела, и седой единорог прижал меня к себе ещё ближе. Телекинезом он держал пистолет.
— Мне нужна твоя помощь, — тихо и ласково попросил он. Голова у меня закивала и слёзы после такой встряски попадали с щёчек на камень. — Карету нам!
У меня болело всё. Легионер жестоко меня избил, да и само падение тяжело сказалось. Осколки были крупными, поэтому порезов было не так много. Хотя мелкие кусочки вполне могли впиться. Времени на это не было.
Карета неслась к замку принцесс. Надёжный экипаж министерства морали даже не подскакивал на кочках. Заслуга эта кучера или повозки — остаётся лишь гадать. Мы умирали. Весь город. Кантерлот уже пылал в огне по неведомым причинам, и последней преградой являлись мы. Старый единорог и заплаканная земнопони. Он мне ничего не говорил и лишь искал в своём пиб-баке нечто похожее на схему, что была на послании.
Multa in parvo locus in subterrania de astrum domum.
В этом предложении разгадка местоположения мегазаклинания, которое неизвестным способом могло уничтожить нас всех.
— Как это возможно? Не может мегазаклинание навредить пони.
— Прошу не задавай сейчас вопросов, — он говорил это намного мягче, да и вообще смотрел с огромной жалостью в мои глаза. Мне конечно крепко досталось, однако судя по произошедшему, для него это обычное дело.
— Вы просите меня остановить мегазаклинание и не хотите рассказывать почему, — громко фыркнув единорог оторвался от пиб-бака.
— Расскажи мне принцип работы мегазаклинания.
— Множество маленьких заклинаний сливаются в одно для усиления эффекта. Благодаря этому стало возможным вылечить тяжелейшие раны на многокилометровом поле боя.
— Слушай, — он закусил губу, — а можно растянуть зону действия... Скажем на весь Кантерлот?
— Конечно. Ну, почти на весь.
— А можно ли вместо лечебных, использовать заклинания вредоносные? Например, те, что взрывают всё вокруг.
— Да нет, это же... – я со страхом глянула на него. — Неужели?
— Так и есть. Зебры, которым ваша доблестная Флаттершай раздала секрет мегазаклинаний...
— Откуда вы знаете?
— Я из министерства морали. Мы знаем всё. Так вот. Зебры вместо того, чтобы использовать мегазаклинания в целях лечения, как предполагалось, пересобрали их и теперь планируют уничтожать целые города.
Повозку всё-таки тряхнуло. Как и мой внутренний мир, она подскочила в воздух. Всё внутри пошатнулось. Министерство мира создало мегазаклинания, чтобы остановить убийства и войну. Великая идея — вылечить всех. Как в прямом, так и переносном смысле. Не делались исключения ни для кого. Не суть есть кто ты. Зебра. Пони. Ты будешь вылечен, потому что нет ничего ценнее гармонии жизни. Именно гармонию хотелось восстановить Флаттершай. И именно поэтому она отдала зебрам данную технологию. Мы ждали уже много месяцев в министерстве. И вот сегодня тайная просьба от Пинки Пай. Отправить одну пони, которая хоть что-то знает о мегазаклинаниях. Мы думали, всё сработало. Получилось с точностью до наоборот.
— У нас ещё есть время, – напомнил единорог, — Как тебя зовут малышка?
— Хэйфилд.
— Эфорт. Так вот слушай Хэйфилд. Нам нужно лишь найти это мегазаклинание. Иначе можно копать себе могилу. Если, конечно, переживёшь удар мегазаклинания. Пинки Пай отказывается слушать меня, она уверена, что мы справимся. Она обезумела давным-давно, однако порой она может... Предугадывать события. Так что стоит положиться на её чутьё.
Multa in parvo locus in subterrania de astrum domum.
Что такое subterrania?
Что такое domum?
— Я не могу перевести эти слова.
— Давай так. Мегазаклинание где-то рядом с замком, это точно. Я попробую перечислять всё, что находится рядом. Может, тебе это поможет. Эм. Магазин пончиков пони Джо.
— Нет.
— Филиал бутика «Карусель».
— Нет, не помогает.
— Станция подземного локомотива.
— Не подходит.
— Королевский сад гармонии.
— Нет.
Постойте. Subterrania. Terra. Земля. Subcutanea – подкожный. Subterrania – подземный!
— Я нашла! Перевела! Мегазаклинание под землёй! – единорог постучал по стенке кареты и крикнул кучеру.
— Гони к станции подземного локомотива, самой близкой к замку!
Собралась куча народа. Толпа зевак, глядящих на своих героев. На тех, кто должен, на тех, кто поклялся своим существованием бороться со злом. Дети. Кобылы. Жеребцы. Всех возрастов и социальных рангов. И все они могли превратиться в горячую пыль через любое мгновение. Мы не могли подъехать к входу в недавно построенную подземку, и пришлось двигаться на своих четырёх.
Наконец по ступеням начали спускаться принцессы. Их сопровождала весьма бесполезная и грозная гвардия стражников. Куда внушительней смотрелись министерские кобылы, шагавшие в тени принцесс. Толпа в бешенстве стучала копытами от радости в приветствие своим героиням, явно обеспокоенным своей популярностью, к которой они никак не могли привыкнуть. Одна лишь Пинки Пай улыбалась широкой улыбкой. Эта вечно молодая кобыла трясла седой прядкой направо и налево, стараясь улыбнуться каждому пришедшему. На секунду она поймала и мой взгляд, и конечно мне лишь показалось, однако было стойкое чувство, что в этот момент её улыбка стала чуть добрее и мягче. Здесь был и Биг Макинтош. Пара единорожек с серьёзным видом сопровождали Твайлайт Спаркл, а подле единорожки находился её знаменитый помощник дракончик. Также тут была Флаттершай, ещё недавно сидевшая у себя в кабинете, а теперь стоявшая нарядная рядом с самыми влиятельными пони Эквестрии.
— Флаттершай знает о том, что случилось?
— Нет. Кстати, если выживем, не смей ей говорить, — После последней фразы я запнулась и неловко продолжила движение. Эфорт видимо заметил это. — Тебя никто не держит. Ты можешь в любую минуту уйти. Главное прошу, не поднимай панику, — Я молча продолжила идти за ним. Единорог усмехнулся, однако было слышно, что он доволен. — Даже так?
— Я всё-таки обязана исполнять клятву Эквестрийского врача.
— А ты врач?
— Почти.
На нас все подозрительно пялились. Продолжалось это недолго, ибо представления и так всем хватало, однако все равно мы с единорогом ловили парочку удивлённых взглядов. Мне действительно стоит посмотреться в зеркало. Мордочка до сих пор болела и неизвестно, как она выглядела после удара. Эфорт по коммуникатору связался с агентами, которые, судя по всему, тоже здесь тусовались. Это была самая большая вечеринка всех министерств. И пропустить её было сродни моветону. Если приглядеться получше, можно было увидеть магов Твайлайт Спаркл, а также боевых инженеров из министерства военных технологий. Наверняка в толпе затерялись и телохранители Рэрити. Из министерства мира тут была лишь я, и то неофициально. Рэйнбоу похоже вообще пришла одна. Все были настороже, и как же глупо было собраться здесь, когда всем грозит такая опасность.
Это казалось глупым лишь сперва. Если поразмыслить, всё становилось ясно. Ещё с утра я даже не задумывалась о том, что кто-то из зебр, проживающих в Эквестрии, может нанести нам вред. И тут на моих глазах штурмуют целый хостел зебр подпольных агентов, и один из легионеров пытается меня убить. Опасность была близко. Шла война. Отрицать этот факт не получалось, и лишь такими безумными выходками, как это торжественное собрание, можно было впасть в сумасшествие и забыть обо всём. Даже если принцессы будут говорить про войну, никто из собравшихся и мысли не допустит о том, что зебры подобрались так близко.
Вокруг входа в подземку суетились пони. Они испуганно топтались гонимые снизу наружу. Старики возмущались, а молодые клерки флегматично хмурились, поглядывая на часы. Остальные только что специально прибыли сюда, поэтому не особо переживали насчёт образовавшейся суматохи и спокойно проходили, стараясь найти себе место получше.
— Сэр, мы задержали зебру. Отказывалась выходить из подземелья, — на входе нас встретили агенты. Нас провели сквозь недовольную толпу, которой очень хотелось разорвать нас, когда мы беспрепятственно прошли вниз. — Пинки Пай запрашивает обстановку.
— Ага. Рад за неё, – удивлённый агент беспокойно поглядел на Эфорта. — скажите, что всё под контролем. Если нагрянет стража или ещё кто, не пускайте их в подземную станцию любой ценой, — после этих слов Эфорт сильно закашлял. Нам пришлось даже остановиться на лестнице.
Только ему стало лучше, мы спустились вниз. И там нас ждала небольшая милая проблема. Зебра оказалась обычной порядочной кобылой на вид. Странные бусы и пятнистая блузочка выглядели умилительно. Она не возмущалась, но вежливо спорила о чём-то с одним из агентов. Завидев нас, зебра облегчённо вздохнула.
— Здравствуйте! Вы ведь тут самый главный да? — Эфорт настороженно остановился вдалеке от неё.
— Можно и так сказать.
— У меня билет в Зебратаун. Пони из домоуправления уверяли уехать как можно быстрей, иначе могу потерять там жильё, — она говорила быстро и запиналась, было видно, что она действительно переживает. Будет сложно объяснить дамочке, что грядущая смерть целого города чуточку важней её споров из-за недвижимости. — А я уже подписала документы о передаче квартиры в собственность Кантерлота.
— Очень жаль, что сложилась такая ситуация, — единорог проговаривал всё чуть ли не по слогам. На него нашло странное замешательство. – Локомотив не куда не поедет. Советую вам добраться другим путём. Теперь покиньте станцию, пожалуйста, — после шёпотом добавил агентам. — Уводите её отсюда.
— Нет, нет, так не получится я же сказала, у меня билет, — держа билет, она стремительно начала приближаться к нам.
— Мэм! Стойте на месте! – крикнул Эфорт.
— Да нет, я просто хочу, чтобы вы...
— СТОЙТЕ НА МЕСТЕ! – единорог вытащил пистолет и направил зебре промеж глаз. Та испуганно уставилась на дуло и робко отступила назад.
— Простите, — прошептала бедняжка. В такой ситуации конечно нельзя было рисковать, однако до чего же грустно становилось, когда наблюдаешь подобное. Страх сковывал наши сердца, и жуткая волна недоверия захлестнула каждого. Как же раньше пони жили, доверяя другим? Она и так уезжала в этот дурацкий Зебратаун, который лично я считала издевательством. Глупая пропаганда и реклама по радио не могли убедить меня в том, что данная затея ужасна и приведёт лишь к большему озлоблению народа, делая зебр изгоями в глазах пони. Останься зебры рядом с нами, пони бы видели, что не все они злобные легионеры, желающие убить нас.
— Выведите её уже отсюда! – Эфорт разозлился больше на себя, чем на агентов. Те вежливо проводили зебру к выходу.
Когда кобылка проходила мимо нас она бросила робкий взгляд в сторону единорога. Я всё не могла оторваться от неё. Зебра остановилась, чтобы положить билет в сумку. Долго и с особым упорством рылась, пока не вздохнула и не произнесла:
— Не поможете застегнуть? Замок заело, — агент поравнялся с зеброй и наклонился поближе к сумке...
В одно движение зебра обхватила шею агента и свернула её. Пегаска, помогавшая при этом, не успела отскочить от стремительного копыта кобылки. Всё же она была шпионом! Удар пришёлся прямо по костям запястья и буквально вогнул их внутрь. Единорог выругался и телекинезом расстегнул кобуру. Зебра слегка замешкалась, выкрикнула фразу на зебринском, разобрать, которую у меня не получилось. И исчезла! По волшебству, а это точно было волшебство. Я лишь увидела, как она взмахом копыта достала что-то из сумки и затем испарилась.
Единорог поводил пистолетом. Стрельнул наугад. Пуля срикошетила и противно лязгнула, устремляясь в неизведанном направлении. Послышалось гулкое цоканье – зебра убежала в туннель. Я бросилась к агенту. Хоть это и было очевидно, я обязана была проверить. Почувствовать, как у него замерла кровь. Пегаска рядом корчилась от боли, и её ещё можно было спасти. У бедняжки текла кровь. Открытый перелом скользящим ударом? Как это вообще возможно? (А это и не возможно. Скользящий удар по определению не может нанести подобные повреждения исходя из самого названия. Варианты: удар, который выглядел скользящим, прошедшим вскользь иль как-то иначе) Лямочки зебринской сумки превратились в жгут. На этом этапе мои действия закончились, оставалось ждать карету скорой помощи. (Аналогично. Рубленые фразы там, где нужно держать читателя в напряжении цельным повествованием)
— Беги наверх за агентами, потом в туннель. Ты ведь помнишь схему? – Эфорт вынул коробочку с патронами и заряжал их по одному.
— Да. Примерно.
— Нужно добраться раньше зебры. Мы и так не знаем, когда рванёт, а она может активировать её раньше.
Лесенки показались мне непреодолимым препятствием. Всё произошедшее очень утомило меня. Мордочка всё больше начинала болеть, а копыта ощутимо ныли. Яркое солнце, поднимаемое Селестией, ослепило меня. Сквозь солнечные блики виднелась толпа народа, будто весь город собрался сюда. И ради чего? Неужто нечто важное произошло? Почему Пинки Пай не отменила это, если знала, какая опасность грозит всем пони?
Агенты бросились вниз вытаскивать раненную. Меня попросили остаться. Не совсем хотелось вновь бежать туда. Дело было серьёзное. Однако всё происходило настолько быстро, что осознать до конца всё не получалось. Нет, не было чувства, что сейчас проснусь у себя дома, просто казалось, что действительность ускользает и мне приходиться прилагать всё больше усилий, чтобы оставаться в здравом уме.
— Вы левша, правша? – агент, что просил подождать держал в копытах ПипБак, которым сейчас многие пользовались. У меня дома в Понивилле валялся один такой, старый.
— Левша.
— Ага, тогда вытягивайте правую ногу. Эфорт сказал вам пригодиться ПипБак, – повозившись с замком единорог, наконец, установил мне устройство.
Оно ещё настраивалось, поэтому на дисплей глядеть было бесполезно. Я дёрнула вниз, по пути встретив агентов, вытаскивающих пегаску.
— Прошу не трогайте её ногу. Не пробуйте вправлять. Дождитесь скорой.
Вступив на платформу подземки, меня охватил страх. Лампа мерцала, позволяя, хотя бы на секунду ощутить какого это будет в кромешной темноте туннеля. Тем более с невидимой зеброй убийцей, блуждающей там, в поисках мегазаклинания, чтобы погубить целый город. Внезапные шаги заставили меня вздрогнуть. Как оказалось это всего лишь агенты спустились сюда ещё раз.
— Вы будете нам помогать?
— Нет, — мрачно ответил единорог, — мы за Найт Вингом. — Они подняли тело мёртвого товарища, — Эфорт приказал нам оставаться наверху.
Тяжело вздохнув и глянув на ПипБак, уже настроившийся и определивший параметры моего организма, я опустила копыта на рельсы. Зебра могла быть, где угодно. Появиться также неожиданно, как и тогда напасть. И ведь повелась на её глупые бусы! Эфорт знал. Сразу понял, что с ней, что-то не так. Лучше бы он пристрелил её тогда. Нет. Нельзя так говорить. Она могла оказаться добропорядочной зеброй, коих немало живёт в Эквестрии. Тот факт, что нам не повезло наткнуться на тайного шпиона легиона, ни о чём не говорит. Из-за таких вот единичных случаев возникает ужасная, ненужная вражда.
Тут прямо сейчас мог проехать локомотив, поэтому целесообразно было прижаться к земле. Локальная карта Пиб-бака как раз показывала похожие схемы, как та, что была на рисунке. Другое дело в том, что найти её сейчас будет тяжело. Скорее всего, это какое-нибудь служебное помещение. И в любой из этих подсобок может быть спрятано мегазаклинание. И в любой подсобке меня может поджидать зебра.
Не можем же мы их всех проверять? То есть, без определённой степени доверия тут никак и именно этими лазейками пользуется зебринский легион. Он разрывает последнюю связь Эквестрии с зебрами. Можно сказать, что они не были столь важным элементом нашей культуры, однако они формировали то устойчивое и прекрасное состояние, которое называли гармонией. Сейчас, во время войны гармония терпит поражение. Её основы трескаются, а хранительницы разлагаются. Никто не признаёт это, но так и есть. Я наблюдала за Флаттершай и за её подругами. И если жёлтая пегасочка держалась, то Рэйнбоу Дэш слетела с катушек. После того, как мы опробовали мегазаклинание, Дэш стала сама не своя. Она выглядит пугающе. До дрожи. Когда она проходит мимо, от неё веет войной, будто она впитала в себя её всю, каждую мельчайшую подробность, и теперь эта война плещется из неё как из кипящего котла.
Вдалеке послышались выстрелы. Они были в противоположной стороне. Мы разминулись с Эфортом, и после этого зебра его и нашла. Выстрелы утихли, их эхо медленно умирало в стенах туннеля, растворяясь в тишине ужаса. Темнота сковывала с мыслями о том, что Эфорт мёртв. Хотелось выбежать наверх и начать кричать о том, что случилось, что нужно убегать отсюда. Мне думалось, сейчас ко мне подкрадывается зебра, чтобы свернуть и мою шею, а может и вовсе переломать мои ноги и оставить здесь медленно умирать в ожидании мегазаклинания.
— Хэйфилд, — это был мой ПипБак. Внезапный трещащий звук радио чуть не разорвал моё сердце от испуга, — Ты слышишь? Если слышишь, прошу, поторопись. Зебра идёт в твою сторону, она ранена, однако по-прежнему опасна. У нас тут произошёл небольшой инцидент у тупика. Она так же, как и мы, не знает, где мегазаклинание, поэтому постарайся как можно быстрей отыскать его и запереться где-нибудь. Просто продержись, пока я не приду.
Мне сразу померещились звуки цокающих копыт. Или же зебринские шпионы ступают тише, чем кошки? Так или иначе, я побежала. Было ужасно тяжело. Физические нагрузки это не то к чему я привыкла, а тем более, когда на спине тяжеленная штука, призванная защищать тебя. Казалось, я гремела так громко, что меня было слышно на весь туннель, и меня можно было подстрелить даже в этой кромешной тьме.
Первая дверь еле поддалась и отворилась со скрипом. Там была куча хлама. Было так страшно пропустить там мегазаклинание, и в тоже время нельзя было оставаться, чтобы не попасться зебре. Ну зачем тут разбросали эти пустые коробки и металлические ящики? Вторая дверь была открыта ещё до меня. Тут было чисто, лишь вентили, отдававшие паром, и замасленная тряпка в углу. Я поспешила к третьему служебному помещению. По сути, все они должны вести наверх и быть чем-то вроде запасного выхода, однако делало это лишь третье помещение. Зелёная наклейка с белым силуэтом пони, рвущимся отсюда к солнцу, задержала моё внимание. Уходить было поздно. Мне до сих пор тяжело верилось во всё происходящее. Казалось, в любой момент можно просто остановиться. Но это было не так. Сегодня на глазах у меня умер один зебра и один пони. И мне просто страшно было умереть следующей.
Внезапно дверь сильно лязгнула! Дёрнув головой в сторону выхода, я ничего не обнаружила. Дверь осталась в том же положении, что и была. Это зебра добралась до первого помещения. Она была совсем близко. Выскочив в туннель, я с огромным трудом передвигала копыта. Пот катился с меня градом, дурацкий бронежилет убьёт меня, это точно. Легионеры даже не используют оружие, какая-то шайка оборванцев смогла поставить под угрозу весь Кантерлот, а кобыла в бусах убила агента министерства морали парой движений. Что вообще с ними не так? На что тогда способны легионеры на поле боя? Хотя... Это, похоже, и есть поле боя.
Лязгнула ещё одна дверь. Вторая, а я только-только добралась до четвёртой. Копыта упёрлись в железяку, а та лишь еле прогнулась. Не скрипа и не заеданий. Копыта сильней давили на дверь, тонкий металл, даже прогнулся под ними, но она всё не открывалась. В безуспешных попытках пробиться в помещение я осела на холодные камни, и тут прямо перед мордочкой оказался блестящий замочек.
О, нет.
Ну конечно же зебры закрыли его. И вот пройдя через столько всего мне предстояло застрять перед маленьким замочком. Хлобыстнула третья дверь – зебра была почти здесь. Я попыталась выбить замок, он казался таким беспомощным и никчёмным. Это оказалось ужасно сложным, и быстрее получилось бы отбить себе копыто, чем замок. На ПипБаке неожиданно засияла красная эмблема. Как бы стыдно сейчас не было, единственное, что оставалось сделать, это уйти от двери, как можно дальше. Может Эфорт успеет? Успеет ведь? Должен... Ну что можно сделать в этой ситуации? Заслонить дверь собой, чтобы беспомощно умереть в считанные секунды?
Пока все эти мысли прокручивались у меня в голове, показалась голова зебры. Она выглянула из тьмы туннеля, оглянулась. У меня всё замерло на секунду. Взгляд шпионки впился прямо в мою сторону, именно в тот кусочек тени, в котором я старалась спрятаться. И лишь затем её глаза переместились на замок. Наружу рвался крик ужаса, бурливший внутри меня. Она ведь могла убить меня. Здесь. Прямо сейчас. С детства думала, что никогда не умру, что смерть не коснётся меня своей косой. И мне очень хочется рассматривать данную ситуацию неопровержимым фактом моих предрассудков, а не лишним напоминанием о том, что смерть терпеливо ждёт любую пони.
Только что выбравшись из одной, я падала в другую пропасть. Сейчас зебра откроет замок и активирует мегазаклинание. Не знаю, каким способом, но она явно сможет это сделать, если не помешать ей. Радио молчало. Эфорт, судя по всему, не столь стремителен, как зебра. Обо мне однозначно можно сказать тоже самое. Поэтому моя следующая задумка заранее была обречена на провал.
— Я здесь! – зебра резко оглянулась в мою сторону и ошалевшими глазами смотрела на сжавшуюся пони.
Она пометалась взглядом между мной и дверью. Разумеется, зебра не боялась, скорее, расценивала приоритеты. Цокота копыт не было слышно, хотя он должен раздаваться на весь тоннель. Эфорт был даже не близко, и надеяться на него сейчас было опрометчиво. Оставалась лишь зебра и я. Шпионка сверкнула глазами, повернув полосатую мордочку на меня. Стало очень холодно. Этот туннель был одной большой тёмной могилой. Страх прижал к стене. Тогда шпионка раскусила меня и победоносно улыбнулась. Хищнический оскал на лице зебры запустил отсчёт последним мгновениям моей жизни. Копыта двинулись в сторону добычи. Хотелось плакать. И в тоже время умереть с достоинством. Всё смешалось.
Зебра накинула сверху плащ и исчезла в прямом смысле слова. Невидимая охотница. Красный огонёк приближался. Я бы не смогла сделать ничего, чтобы остановить её. Зебре хотелось ужаснуть меня, заставить чувствовать беспомощной. Алая кровь капала, будто из пустоты. Всё ближе и ближе. Стена всё холодней и холодней. Вдруг огонёк мелькнул и пропал – она дёрнулась в сторону, чтобы полностью дезориентировать меня.
— Хэйфилд пригнись! – из-за поворота туннеля выбежал Эфорт. Было уже поздно. Красный огонёк оказался прямо передо мной.
Нечто розовое упало с потолка, преградив дорогу красному огоньку. Это была пони. И вскоре я её узнала. Её нельзя было не знать. Ловким движением копыта она сдёрнула плащ с зебры. Ошеломлённая шпионка оцепенела на несколько секунд, чем розовая пони и воспользовалась.
— Ааааааа! – зебра дико завопила упав на землю. Оба глаза были перечёркнуты кровавой линией.
Подняв мордочку верх и показав мне небольшой, сверкающий от тусклейших проблесков света клинок, с которого капала кровь, министр морали устало улыбнулась. Пинки Пай всегда смотрит. Да?
— Всё хорошо дитя, — голос у неё был резкий, звонкий. Совсем неподходящий такой статной на вид пожилой даме. Она запросто заглушала брань ослепшей зебры, — У тебя сердечко «тук-тук», «тук-тук». Слышишь? Ты успокойся, — министерская кобыла глянула на зебру, — Больше она никому вреда не причинит.
— Какого хрена? Вы что тут делаете? – по Эфорту сложно было сказать о его чувствах. Он так же, как и я, был безумно рад такому своевременному появлению Пинки Пай, однако у него были причины для сомнений и ярости.
— Я? – как ни в чем, ни бывало, пони показала на себя копытом, — В туалет пошла. По крайней мере, именно так думают мои подруги.
— Почему вы запретили брать подмогу, а затем сами пришли сюда?
— Потому что половину убила бы зебра. Другая половина тоже умерла, ведь вы не сможете обезвредить мегазаклинание, — повисла неловкая пауза. — В полной мере. План такой, — одним непринуждённым движением Пинки Пай сорвала замок и дверь, протяжно скрипнув, открылась. – Сделайте всё что можете, и как только станете чувствовать бесполезность своих усилий – уходите. Дальше дело за агентами, оставшимися снаружи, — Элемент смеха задорно улыбнулась и, достав из своих пышных волос веревку, принялась связывать копыта зебры. Шпионка клялась всей зебринской землёй, что вырвет сердце министерской кобылы и обеспечит ей мучительную смерть в кратчайшие сроки, а после надругается, над трупом. Пинки Пай не особо переживая, просто кивнула той в знак согласия и, взгромоздив полосатую тушку на спину, удалилась в темноту.
— Наркоманка... – подытожил Эфорт, смачно сплюнул и поспешил в служебное помещение номер четыре.
Здесь бывали явно не часто. Пыль покрывалом лежала везде. На трубах с жёлтой потрескавшейся краской и на проржавевших стеллажах. Лишь на круглом предмете, аккуратно уложенном в угол, не было налёта древности. Сквозь металлический шар наружу рвался ядовито зелёный цвет, пульсируя в такт моего бешено бившегося сердца. Мегазаклинание. Оно было очень отдалённо похоже на прототипы министерства мира. Но это было бесспорно оно. Пугающее в своей внешней неприметности и разрушительной мощности, которая таилась за всем этим. Если собрать всё то, что я знаю о мегазаклинаниях и поставить перед этим знак минус... Весь город заживо сгорит за пару ужасных мгновений.
— Что нам делать?
— Это ты мне скажи, — Эфорт нерешительно приблизился к шару. — Ты ведь собирала такие штуки.
— Не совсем...
— Ну, ведь возможно её отключить!
Одно неверное движение и весь Кантерлот вспыхнет.
— Может, отвезёте её себе в министерство... Или к нам?
— Она может рвануть в любое мгновение, неужели ты меня не слышишь! Вспоминай, как её обезвредить! Ты что плачешь, что ли?
— Нет... Просто, – я зашмыгала носом и затёрла глаза копытами. Нельзя было сесть, сложить копыта и умереть. Но сделать что-нибудь тоже казалось невозможным.
— Послушай, — он положил мне копыто на спину, — Так или иначе, мегазаклинание взорвётся, с твоей помощью или без. Так или иначе, мы с тобой будет отчасти виноваты. Бездействие погубит Кантерлот, или ошибка, не суть важно, — единорог отвернулся и тяжело прокашлялся, — Однако сейчас у нас с тобой есть крошечный шанс не облажаться. И выжить. Что тоже весьма приятный бонус.
— Прости Эфорт. Я боюсь.
Жеребец вздохнул по-стариковски, а тяжёлые, кучные брови устало опустились. Причмокнув губами, единорог отошёл от меня и приблизился к мегазаклинанию ещё на один шаг.
— Тогда я это сделаю. – он небрежно схватил копытами шар и начал гнуть.
— Нет! Не надо... – мегазаклинание щёлкнуло и сквозь образовавшийся промежуток начал просачиваться ослепительный свет.
— Видишь? – он усмехнулся, — Всё просто, — Эфорт аккуратно потянул за одну половинку шара. Перед нами предстала сложная структура, изливающаяся кислотным сиянием. ПипБак затрещал по неизвестной мне причине. Мегазаклинание зебр внутри также отличалось от нашего. Оно представляло собой стержень, на котором было множество сегментированных колец. Я пригляделась получше. Меня при этом потряхивало. Несмотря на то, сколь варварски Эфорт обращался с мегазаклинанием, до сих пор казалось, что это хрупкое устройство, готово рвануть даже из-за неосторожного дыхания. Каждый сегмент на самом деле оказался небольшим колечком. Всё это были предметы, зачарованные зебринскими колдунами, шаманами, или кто у них там, каждый из которых усиливал другие, образовывая заклинание невероятной мощности, — Ну может и не просто. Начало я положил, остальное давай сама.
— Нужно, — я шмыгнула и выдохнула, потому что мой голос звучал чересчур жалобно, — Нужно снять каждое из этих колец. Вы единорог, у вас лучше получится.
— Неееет. Я эту хрень телекинезом трогать не буду. Тут может быть триггер на магию единорогов. Так что придется по-вашему, земнопоньскому, – жеребец на сей раз аккуратно схватился за верхнее кольцо и потянул его наверх. — Знать бы, сколько у нас осталось времени.
Появилась смутная надежда, что мы всё-таки переживём этот страшный день. Стараясь не мешать, я отошла в другой угол, опуская копыта в сгустки пыли, где уже давно не ступала нога пони.
— Слушай... Какой смысл снимать эти кольца, если вдруг мы не успеем обезвредить эту штуку до конца, и она рванёт?
— Суть мегазаклинания в том, что каждое заклинание усиливает другое. Получается мощная и стремительная цепная реакция, заставляющая одно заклинание срабатывать по нескольку раз, при этом куда сильней будь оно по одиночке, — голос у меня выровнялся. Стал более уверенным. Дыхание оставалось прерывистым, лишь из-за пыли. Все эти знания подарили мне другие пони. Куда умнее и более ответственные, чем я. – То есть это не просто множество заклинаний скиданных в одну кучку. Это сложный механизм, и даже просто разобрав его, мы уменьшим опасность взрыва в огромное множество раз.
Единорог снимал одно кольцо за другим. Медленно и осторожно, однако верно продвигаясь к основанию конструкции. Случайно взглянув на нижнюю часть мегазаклинания, я сделала неприятное открытие.
— Эфорт?
— Да, да я тебя слушаю. Просто занят немного.
— Я не об этом! Взгляни!
Моё копыто указало на крохотные песочные часы, которые было видно с моего ракурса. Песка вверху оставалось совсем немного. Столько времени нам и осталось.
— Нельзя уходить я и половины не снял.
— Песок заканчивается! – песчинки безжалостно сыпались вниз, отмеряя последние мгновения нашей жизни. Бежать было бесполезно. Оставалось лишь наблюдать за тем, как моё время истекает. Вдруг Эфорт коснулся копытом песочных часов. Они перевернулись сверху вниз, и времени у нас снова стало немерено.
— Какая ты нервная, — с лёгким недовольством произнёс жеребец. — Зебры всё через жопу сделали, — единорог снял ещё одно кольцо. — С их то педантичностью. Пхах! – Пока Эфорт возился с мегазаклинанием, песочные часы тихонько треснули. — Ах ты сука... – песок вырывался из стеклянной темницы с ужасающей скоростью, а трещин появлялось всё больше, — Уходим отсюда!
Телекинезом Эфорт хлопнул железной дверью, и грохот локомотивом пронёсся по туннелю подобно мыслям в моей голове. Огромный состав стремительно мчался, и на каждом вагоне красовалось одно единственное слово. СПАСАЙСЯ. Дыхание сдалось первым. Моментально нервная ситуация нарушила все привычные процессы. Проклятый бронежилет тянул к земле. Стало ясно, что через главный вход мы выберемся лишь в виде пепла.
— Тут запасной выход! – крикнула я, когда Эфорт был у двери.
Жеребец распахнул двери и проследил, чтобы моя тушка ввалилась в помещение номер три. Он сдавленно дышал. Дверь наверх легко открылась, и там было множество маленьких ступенек, на которые с трудом помещалось копыто.
— Иди вперёд, — сказала я.
Он бы успел, а у меня есть высоковероятный шанс сорваться и полететь кубарем вниз.
— После дам, — холодно заявил жеребец.
Спорить сейчас было, разумеется, бесполезно и даже опасно для жизни. Подъём был утомительным на столько, насколько только возможно. И чем больше усилий прилагала, тем медленнее шла и быстрее уставала. Число ступенек согласно моим ощущениям лишь увеличивалось. Очередной замок на двери привёл меня в чувства.
— Нет, нет, нет. — я быстро очутилась у двери, невзирая на усталость. Только что лестница была последним испытанием на пути к выживанию, как вдруг появилась другая проблема, решение которой было жизненно важно, в буквальном смысле.
— Отойди, — Эфорт старался быть спокойным, хоть сильно запыхался и источал своей мордочкой отчаяние.
С размаху он ударил по замку и взвыл от боли. Раскалять замок было поздно, но жеребец пытался это сделать. Я слушала, не гремит ли взрыв. За дверью было шумно. Толпа народу растянулась так далеко. Там, за несколькими миллиметрами металла веселились пони, чествуя своих героев. Огромное скопление шариков, разбросанной кукурузы, сенбургеров, напитков, ленточек. Играла живая музыка. Было слышно мягкий бархатный саксофон. И всё это, пока мы умирали в тесной изгрызенной ржавчиной комнатушке.
— Нас кто-нибудь слышит?! Мы около служебного выхода!
Голос звучал уверенно. Будто он даже сомневался, нужна ему помощь или нет. Зато глаза блестели и грустным взглядом упирались в железную крышку гроба. Сдавшись, он опустил рацию и обречённо опёрся об стену. И во всём этом была виновата я. Мы могли бы успеть...
— Не расстраивайся, — послышался звонкий голос из-за двери. — Идея то хорошая, — Мы с Эфортом дёрнули мордочки в сторону двери. — Не подходите!
С отвратительным скрежетом гарпун проткнул дверь. Металлическая старуха кричала в агонии, пока её с корнем не вырвали. Ослепительный белый свет заполонил сознание. Кто-то спешно вывел меня наружу, звуки жизни становились всё ближе. Я была рядом с ними, достаточно рядом, чтобы поверить, что умирать прямо сейчас не придётся. Пинки Пай с довольной улыбкой тусовалась позади единорогов, заслоняющих вход в подземку.
Позади нас народ непринуждённо веселился. За быстро сооружёнными тонкими заграждениями они не видели, как агенты министерства морали пытаются сдержать взрыв, способный уничтожить Кантерлот. Единороги возвели полупрозрачный щит, заслонив им служебный выход. Наверняка такое же проделали и с главным входом в подземную станцию.
— Огонь приближается. – нервно сообщил один из агентов.
Я подошла ближе. Бушующая волна пламени приближалась к нам, чтобы утопить в смертельных ожогах. Земля задрожала, все занервничали, а Пинки Пай внимательно наблюдала за происходящим, нервно качая хвостом из стороны в сторону. Взрыв врезался в стену магии. За гулким шумом гуляющей толпы чуть слышно прозвучал чей-то испуганный вздох. Рога единорогов искрились. Несмотря на тишину, созданную явно специально, чтобы не распугать народ, было ясно, что это мегавзрыв колоссальной мощи.
— Стены плавятся мэм, — доложил единорог, сидевший на складном стульчике. Он не удерживал щит. Видимо был аналитиком.
— Не мудрено, — тихо отозвалась Пинки.
Все, кто не участвовал в сдерживании пламени, с трепетом наблюдали за процессом. Теперь это может и не уничтожит весь город, но столь много усилий не могло пропасть зря и допустить гибель мирных жителей. Щит запузырился. Магия начала плавиться? Это совсем не правильно. Волшебное поле начало надуваться, как пузырь, готовый вот-вот лопнуть.
— Всем стоять на местах! – крикнула Пинки Пай, заметив, как все напряглись.
Тут пузырь мгновенно уменьшился и с оглушительным хлопком поле лопнуло. Приоткрыв рот мы несколько мгновений смотрели в полностью прожжённый коридор.
— Докладывайте, — также глядя на последствия мегазаклинания попросила Пинки Пай. Никто не ответил, и пони повторила запрос, — Докладывайте!
Аналитик, придерживая громоздкие наушники, сообщил:
— Главный вход удержали. На следующей станции пламя прорвалось, и остановить получилось лишь на Шеферд Авеню. Есть жертвы среди тех, кто сдерживал ударную волну. Трое... Подождите. Эм. Выжило только трое.
Пинки Пай упала на такой же складной стульчик. Эта некогда вечно весёлая кобыла... Постарела. У меня на глазах. Седые пряди стали такими заметными, а слабость в движениях такой явной. Ещё несколько мгновений назад я совершенно не помнила о том, сколько лет минуло с тех времён. Тихие деньки в Понивилле остались в прошлом. И для неё. И для меня.
— Я знаю, — убито начала она, — Это не выглядит, как грандиозная победа, но поверьте, мне так это и есть, — она взглянула на небо и улыбнулась. Облегчённо выдохнула и сразу стала моложе, — Теперь, думаю, можно вам рассказать. В рядах легиона сейчас раскол. При поддержке зебр, живущих в Эквестрии, мы добились диалога, и вот после нескольких месяцев переговоров мы подписываем мирный договор. Поэтому принцессы и устроили праздник. Сейчас на глазах у сотен пони принцессы заключат мир и закончат войну.
У меня выступили слёзы на глазах. Кто-то от счастья рассмеялся и заразил своим смехом других. Агенты бросались друг другу в объятия, аналитик громко крикнул ура и, поддавшись эпидемии веселья, кинулся обниматься с остальными. Эфорт тихонько улыбнулся мне и пошёл поздравлять агентов. Неужели всё изменится? И станет тихо и спокойно, все будут счастливы. Радость толпы смешалась с нашей и зазвучала в унисон. Это ведь великий праздник, который войдёт в историю, как самый счастливый день...
Громкий звук прорезал воздух и после него послышались оглушающие крики и возня. Народ около нас ещё веселился, однако помаленьку радость мутировала в панику. Наушники вновь осели на голове аналитика, а двое в пальто и фетровых шляпах бросились на разведку.
Пинки Пай поникла. Она не отвечала никому из агентов, кидавших невзначай предположения. Со взглядом на двести ярдов бедная розовая пони почти растеклась по неустойчивому стульчику. Эфорт громко задышал, попросил у кого-то сигарету и немедленно задымил. После попросил всю пачку и щедро взамен наградил битами.
— Без обид, но куришь ты знатное фуфло. На, купишь нормальных сигарет.
Наушники упали на стол, и глухой звук падения привлёк всех, кто был рядом. Испуганно глядя на всех нас он проделал странный жест: поднёс копыто ко рту, затем схватился за сердце и тихо произнёс.
— Стреляли в принцессу.
Все замолкли и уставились на Пинки Пай, овощем глядевшую в асфальт.
— Мэм, — позвал её Эфорт, — Что нам делать?
Пинки Пай не ответила. Её молчание каким-то образом перекричало панику толпы. Стало ужасно тихо. Всё разрушилось в одно мгновение, только что мы витали в облаках и вот уже лежим на земле с ушибами, сломленные парой звуков и слов.
— Собрались немедленно! – призвал Эфорт, — Вы трое бегом на разведку, вы двое берегите министра и следите, чтобы никто не пробрался в метро, — он подошёл к аналитику, — Что там известно?
Бедолага чуть не выронил только что поднятые наушники.
— С-слишком ограниченный обзор. Уже всё оцепили, народ разбредается, стреляли с башни или с соседней высотки.
— Вылови нам откуда-нибудь экипаж, — выдохнув он, обратился ко всем, — Собрались, пони! Нам нужно сделать ещё один рывок, чтобы добраться до светлого будущего, которое нам обещали. Оно ближе, чем вы думаете, однако, к огромному сожалению не так рядом, как нам бы хотелось.
Лягнув тонкое заграждение, он обрушил прикрытие. Всё полетело в тартарары, и притворяться больше смысла не было. Народ испуганно убегал, кто-то шептался, вглядываясь в сторону замка. Я выглянула за оставшиеся ограждения и обнаружила взглядом наспех собранную из арматуры сцену. Она пустовала, если не считать упрямого барабана, решившего оставаться до победного конца, что бы не случилось. Можно говорить про войну, можно притворяться, что её нет, но однажды она прогремит средь бело дня и разрушит все, что нам так дорого.
Около нас спешно грохнулась карета с двумя пегасами, запряжёнными в неё.
— Оставайся тут, — запах сигарет стремительно пронёсся около меня и также спешно удалился, — Я найду тебя после этой суматохи, — Эфорт подошёл к карете и зайдя туда одним копытом, остановился, из-за двух только что пришедших агентов.
— Иди за ним. — Мне, наверное, показалось или... Нет. Это действительно голос Пинки Пай, — Помоги ему.
Я поколебалась стоя на месте. Вот это вообще не моё дело, и мешаться под копытами мне ни к чему, но минуту назад она сидела и играла в мебель, а теперь с ясной головой раздаёт советы. Похоже, одна из министерских кобыл не выдержала трудностей войны, и от некогда веселейшей пони осталась лишь чудаковатая наркоманка.
— У меня ещё не настолько разум помутился, — вдруг чуть обиженно сказала Пинки, — ты оступалась очень много раз, и тебе ли не знать, какого это — пытаться спасать пони и лажать раз за разом. Всё, что у тебя есть, это желание помогать. Раньше, по крайней мере, было. Оно ещё есть? А? — она была разгорячена. Пинки что, прочла мои мысли? Жуть какая.
— Откуда вы...
— Оно ещё есть?
— Да.
— Так помогай.
Эфорт уже почти закрыл дверь кареты, когда я остановила его своим криком. Он спокойно, размеренно оглядел меня, нахмурил лохматые седые брови и спросил.
— Пинки Пай посоветовала?
— Она самая.
— Ну, залезай, — он, кряхтя, подвинулся, — Какие бы фокусы она не показывала, помни, что она действительно старая наркоманка, вокруг которой рушится привычный ей мир. Её нужно жалеть, а не слушать, — он затянулся, вытягивая последние жизненные соки сигареты, чтобы поскорей выкинуть её труп, — Хотя... Иногда у неё получается угадывать.
Эфорт выглянул на улицу.
— Мы ведь сегодня целый город спасли, — грустно начал он, — И всё равно облажались. Грёбанная война. Пора бы уже поменять что-то. Согласна?
— Лучше её вообще закончить.
— Хах. И то верно. – Эфорт замолчал пока прикуривал сигарету. Огонёк зажигалки нарисовал тени на стенках кареты. Они в испуге колебались от любого шороха. Хрупкие проекции нас, — для этого надо узнать, что случилось.
Выглянув наружу я сделала глубокий вдох, посмотрела на голубое небо и надеялась, что всё будет хорошо.
Заметка: получен новый уровень
Новая способность: Клятва Эквестрийского врача — Вы поклялись помогать пони и посвятили этому всю свою жизнь, поэтому получаете +20 к навыку Медицина, до тех пор, пока ваша карма положительная.
Часть Вторая
Перед нами предстало шокирующее зрелище. Эпплджек, собрав всю скопившуюся боль, кричала и заставляла Флаттершай и меня реанимировать жертву зебринского снайпера. Тело так и не убрали со ступеней, ведущих к замку. Министр технологий просто не подпускала никого кроме нас. Королевские медики должны были подоспеть вот-вот, однако их всё не было.
Эфорт благополучно свалил собирать информацию. Жеребец оставил меня почти незаметно. Шепнул на ухо: «Скоро буду» и скрылся в толпе. Он ничем не мог помочь, на самом деле. Опросить принцессу Селестию это лучшее, что он мог выжать из данной ситуации.
Эпплджек упала на пол и схватилась за голову копытами, вырывая прядки гривы из скромно заплетённой косы. Затем она резко поднялась: бежевое пальто смялось, шляпа осталась лежать на земле. Потом она осмотрела Макинтоша, чьи мёртвые глаза устремились туда, где прятался снайпер, которого лишь Биг Мак и смог разглядеть. Жеребец доблестно прикрыл собой принцессу в самый последний момент. Флаттершай поддалась отчаянию своей подруги и в слезах приступила к реанимационным предприятиям. Она мельком кивнула мне. Кажется, пегаска узнала меня, что не так уж и маловероятно. Я с ней общалась и виделась регулярно. Министр часто навещала лабораторию мегазаклинаний и приветствовала меня. Пару раз спускалась в отделение скорой помощи, однако к тому времени мы старались не смотреть друг другу в глаза, и если уж она говорила со мной, то было это до ужаса неловко. После того, как закончился проект мегазаклинаний, всё было ужасно неловко.
Все были шокированы. Происходившее здесь в данный момент – это действительно история. История совсем неожиданная и непредвиденная в прямом смысле этого слова. И бесстыжие газетчики попытались воспользоваться этим. Пара гвардейцев сдерживала их, но вспышки фотоаппаратов прорвались сквозь королевскую охрану. В любом случае, у них не получится скрыться ни за одной жёлтой страничкой, когда министерство морали их нагонит.
Задние копыта были в крови Биг Мака: пришлось буквально топтаться в алой жиже. Ещё бы немного, и Селестия была бы мертва. Обычный пони не смог бы что-нибудь сделать, но жеребец комплекции и роста Макинтоша смог спасти её.
Наконец-то показался Эфорт. Он шёл рядом с внезапно появившейся Пинки Пай, и их обоих отчитывала принцесса Луна. Розовая пони держалась профессионально. Что произошло с ней несколько минут назад — видимо, останется тайной. Никто не знал причину, по которой она предвидела столь продуманную попытку уничтожить Кантерлот, но при этом внезапно прохлопала снайпера, подобравшегося к замку.
Суровое лицо принцессы луны смягчилось при виде Эпплджек.
— Дитя, — обратилась к ней правительница.
Министерская кобыла кричала наперебой едва связанные фразы. Успокаивать пони в таких ситуациях — вещь до предела сложная. У меня за всю жизнь так ни разу и не получилось.
Принцесса Луна укрыла её крыльями и обняла. Крики Эпплджек угасали в толще перьев, до тех пор, пока не шум толпы не стал громче звучать в моей голове, нежели страдания Эпплджек обличённые в звуки.
Флаттершай отодвинулась от тела Макинтоша. Сердце мы так и не запустили, а углекислый газ был беспомощен. Головной мозг, может, играет не столь значительную роль в вегетативной нервной системе как спинной, но всё-таки без него лёгкие работать отказываются.
— Хэйфилд.
Сердце ёкнуло от голоса Эфорта, внезапно оказавшегося у меня за спиной.
— Тихо, тихо, — прошептал он, — Не хватало, чтобы ещё ты копыта отбросила.
Флаттершай кинула на нас странный взгляд. Смесь вины и строгости. Последнее столь редко можно было увидеть в её взгляде, что мне стало не по себе.
— Осмотри труп. Узнай, откуда стрелял снайпер.
— Он ещё может, выжить, — я смущённо подняла глаза в сторону Флаттершай.
— Ну, неувязочка вышла, — без зазрения совести бросил Эфорт.
Жеребец кинул окурок в кровь. Мы с Флаттершай были слишком заняты, чтобы объяснять единорогу основы деонтологии, поэтому озлобленно промолчали. Эфорт немного покрутился вокруг Макинтоша, поработал глазомером, после чего отошёл и принялся дальше травить себя сигаретами.
— Выглядит дохлым, — шепнул он так, чтобы Флаттершай не услышала.
Из замка к нам выбежал запыхавшийся единорог в мантии.
— Мы подготовили палату, поторопитесь! Посторонних прошу подождать на выходе.
Эпплджек не заметила прихода помощи, что было как нельзя кстати. Объясняться с родственниками пациентов невероятно тяжело, тем более, если родственник обладает властью министра. Единорог принёс нам покрывало. Неужели у королевских медиков не было каталки или хотя бы носилок?
— Хоть бы санитаров позвал, — злобно кряхтел Эфорт, толкая Макинтоша на покрывало.
Единорог очень нервничал. Похоже, все, на что способна придворная медицина, это выписать лекарства стоимостью больше, чем оклад бюджетного работника. Если они облажаются сегодня, то у отдела кадров появится куча работы.
— Торопился я! – крикнул единорог, поднимая телекинезом уголки покрывала. Он с трудом тащил массивного жеребца. Кровотечение никто так и не удосужился остановить, и за Макинтошем оставался багряный след.
— Ну как ты его тащишь-то. Давай помогу.
Безразличный до этого мгновения Эфорт и то не смог вытерпеть подобного обращения к Макинтошу.
— Нет! Посторонним запрещено! Вы двое со мной!
Эфорт недовольно выпустил сигаретный дым, глядя в сторону удаляющегося единорога. Мы с Флаттершай послушались указаний и пошли по алой линии. Пегаска на удивление спокойно держалась. О ней ходили слухи... Как о весьма застенчивой персоне. И обычно к этому замечательному, на самом деле, качеству прибавлялась и мягкотелость. Но её стойкости оставалось лишь поражаться. Она работала плодотворно: и до создания мегазаклинаний, и после. Как выяснилось сегодня, величайший проект её жизни оказался провальным во всех смыслах. Она смотрела сейчас на меня. Поднимать взгляд в ответ было стыдно. Надеюсь, она хотя бы не заставит писать отчёт о произошедшем.
— Давайте сюда, – жеребец в мантии оглянулся по сторонам и распахнул дверь.
— Что это за помещение? – поинтересовалась Флаттершай, заходя вовнутрь, — Насколько я знаю, медицинские помещения не здесь.
— Это же обычная кладовка, – внутри не было никакой операционной палаты. Тёмное крохотное помещение с вёдрами и мётлами.
Кто-то схватил меня за гриву и втащил внутрь. Я завизжала, но сразу замолчала, обнаружив перед собой холодное беспристрастное дуло пистолета.
— Попробуйте только пискнуть, суки, – мрачно проговорил единорог.
Дверь захлопнулось будто охотничья ловушка. Над нами повисла смертельная неопределённость. Сейчас всё зависело от единорога, скинувшего мантию и противную неумелую маску, за которыми скрывалась ложь. Обливаясь потом, жеребец тяжело дышал и был на грани срыва, будто в заложниках оказался он. Раненого Макинтоша бросил в углу как сломанную игрушку, чья судьба — быть забытой среди хлама.
— И без фокусов. Умру я, — он показал на своё копыто. В неё мертвой хваткой вцепилась металлическая змея, — Умрёте все. Это бомба. Мощная. Пульс упадёт хоть на десять ударов – она взорвётся. Подействуете на меня магией – она взорвётся.
— Хорошо, – спокойно сказала Флаттершай, — Мы вас слушаем. Только уберите оружие.
Сделав шаг назад, жеребец убрал пистолет. Сев в углу кладовки, он обречённо схватился за голову.
— Хэйфилд, – радио моего Пип-Бака напугало всех кроме Макинтоша. Единорог чуть не выронил пистолет из телекинеза. Он, оскалив зубы и брызжа слюной, приставил пистолет к моей шее, — Надеюсь, не отвлекаю. Если что вырубишь звук. Нашлась винтовка нашего снайпера. А на ней нашлись волосы. Твайлайт засуетилась, и знаешь, эти маги из её министерства настоящие волшебники... Как бы тупо это не звучало. Так вот, они выяснили, что снайпер не зебра. Ставлю на грифонов. Продажные ублюдки. Буду держать тебя в курсе событий.
Радио прошуршало, погружая нас обратно в тишину.
— Он нас может слышать?! – больная тварь.
— Нет! – запричитала я. Хотелось зарыдать, но внутренний барьер не позволял, — Это радио лишь принимает сигналы!
Больше всего хотелось, чтобы это было не так. Сейчас бы с ледяным спокойствием Эфорт ворвался в комнату и прострелил башку подонка. В тёмной кладовке засверкал огонёк зажигалки, и медленно тлеющая сигарета восторжествовала над побеждённым противником.
Но Эфорта здесь не было.
— Что происходит? – твёрдо потребовала ответов Флаттершай. Её голос был таким же милым, и казалось, она просто уговаривает своего питомца кролика не безобразничать — Не смотрите так на меня. Смерть министра вам с копыт не сойдёт, — жеребец дрогнул и убрал пистолет от моей шеи. Я мгновенно отскочила и забилась в противоположный угол, прячась за спиной пегаски. Как бы там не было, а Флаттершай со скотиной разговаривать умела, — Что. Вам. Нужно?
Единорог в смятении огляделся по сторонам. Набрал воздуха, чтобы начать говорить, и ком встал у него в горле. Всё, что у него получилось, это сдавленное:
— Помощи.
Мы с Флаттершай переглянулись. Макинтош был все ближе к смерти. Наша попытка вернуть Биг Мака к жизни увенчалась успехом весьма относительно. Нитевидный пульс и слабые попытки отреагировать на раздражение центра дыхания углекислым газом. Сейчас жеребца могло спасти лишь вмешательство передовых технологий нашего министерства. Если кому и нужна была помощь, то это ему. Каждое мгновение, проведённое здесь, увеличивало шансы на то, что медаль за заслуги перед Эквестрией Макинтошу выдадут посмертно. Поэтому пришлось помогать единорогу.
— Помощи в чём?
Не знаю, было ли уместно сочувствие, но именно оно слышалось в голосе пегаски, и я не думаю, что она просто подыграла. Флаттершай всерьёз могла пожалеть своего похитителя. Проблема не в синдроме идентификации заложника, а в чертах характера, которые многие сейчас пытаются избегать и сбрасывают будто липучек, случайно зацепившихся за шерсть. Самопожертвование. Доверие. И безудержная вера в пони. В то, что пони могут быть лучше. Меня это всегда вдохновляло. Но точно также это загоняло в жернова смерти на протяжении всей жизни.
— Меня заразили. Зебры, — причиной пота была не усталость, а интоксикация, — Они заставили натворить...
— Хэйфилд, — Эфорт даже на расстоянии доводил ублюдка до состояния паники, — Тут прибежали медики и говорят, ни Флаттершай, ни тебя, ни Макинтоша так никто и не видел. Вы вообще где?
В коридоре послышался цокот. Нас уже искали.
— Это я снайпер! – отчаянно выпалил единорог, — Меня заставили, я не плохой. Просто... – он тихо заскулил, осознавая безнадёжность своего положения.
— Расскажите, что случилось? – ласково попросила Флаттершай.
— Они... Они отравили меня, а противоядие есть только у них. Это какой-то особый зебринский яд, обычные средства против него не помогают. Мало этого, так они на меня ещё и браслет на меня нацепили. Я не сплю уже больше суток, лишь бы не взорваться. И тот, в кого я стрелял, – он тоже заражён. Пуля покрыта тем же самым ядом.
Вдруг раздались нетерпеливые глухие удары об дверь.
— Тут кто-то есть? – вслед за стуком раздался голос из коридора.
— Хэйфилд, чтоб тебя! – орал Пип-Бак, — Куда ты вляпалась?
— Мы здесь! Но не ломайте дверь! – крикнула Флаттершай, и единорог немедленно начал угрожать целостности моей черепной коробки.
— А не то я убью её!
— Нет! Прошу не надо! – заверещала я, вплотную прижимаясь к стене, будто это поможет увеличить расстояние между мной и пистолетом.
— ТИХО! – радио Пип-Бака аж затрещало от такой громкости. Все, кто был в коридоре, затихли, а мы внимательно вслушивались в приёмник у меня на копыте, — Послушай меня. Я не знаю, кто ты. Не знаю, чего ты хочешь. Но если наделаешь глупостей, и кто-то по твоей вине умрёт, твоя жизнь превратится в такой кошмар, что Тартар будет казаться отпуском на Радужных водопадах, — спокойный голос Эфорта слегка подрагивал от напряжения. Тем не менее, меня он успокаивал, а снайпера вогнал в ужас, — Так что давай договоримся. Сейчас ты называешь свои условия. Отпускаешь пони с Пип-Баком и раненного жеребца. Ведь министра так просто ты нам не отдашь? Не так ли? – Эфорт сделал паузу, после чего добавил, — И советую не выпендриваться. У тебя, может, и есть туз, но все козыри у нас. Думай тщательно.
Я взмолилась небесам, чтобы так он и поступил. Все те случаи, когда смерть подносила к сердцу моей жизни холодный клинок, теперь выглядели жалкими попытками напакостить. Дуло пистолета упрямо глядело в мою сторону. Безразличный механизм мог в любое мгновение оборвать несколько лет жалкого существования, что остались после проекта мегазаклинаний.
— Лучше согласиться с ними, — произнесла Флаттершай. – Если вы не плохой пони, то так и сделаете.
Снайпер зажмурил глаза, чуть не плача, и закивал головой.
— Вот, — он достал из складок мантии скомканный клочок бумаги, — Там адрес и изображение противоядия. Запомните, а потом выходите и попросите верёвку.
— Так отдайте ей листок, — предложила Флаттершай.
— Нет, – твёрдо ответил дрожавший жеребец. Его лихорадило всё сильней, с виду он скитался по пустыням зебр несколько лун. Весь сырой от пота, ослабший и видящий миражи, — Мне нужно сравнить, чтобы знать, не обманываете ли вы.
На выходе меня ждало то, от чего я так стремительно пыталась спастись. Три вооружённые кобылы выражали своё недоверие весьма открыто – направив на меня оружие. Это была вполне логичная процедура, однако легче на душе не становилось. Верёвку передали. Тащить Макинтоша пришлось мне в одиночку. Вспомнились все бессознательные пациенты и матёрые ругательства фельдшера, с которой я ездила. Снайпер подстраховал себя как только мог. Верёвкой он привязал переднюю ногу Флаттершай к своей. Телепортировать пегаску не представлялось возможным.
Меня осмотрели, опросили, и после краткого пересказа произошедшего я могла идти. Медики проверили, нет ли ранений. Телохранители принцесс сняли с меня бронежилет и, убедившись, что взрывчатки и оружия под бронепластинами не скрывалось, отправили восвояси. Министерские агенты спросили кучу информации. О том, как выглядел снайпер, какое у него оружие, как выглядит браслет и как он действует, о состоянии Флаттершай. Они спросили обо всём... Кроме моего самочувствия.
Звон в ушах и слепящий свет в конце коридора. Закрывала глаза, и там картина, написанная моей кровью. Мёртвая пони, беспомощно хватавшаяся за последнюю возможность жить. Меня шатало, тошнило. Во мне боролись холодный разум и раскалённое чувство страха, которое не скоро погаснет.
— Опять плащ-невидимка!
Звонкий голосок Пинки, которая жаловалась своей грациозной подруге, прорезался сквозь сузившееся от шока восприятие.
— Ты ведь сказала, что разберёшься с этим Рэрс! Эти злючки зебры считают, что раз их не видно, значит, за ними никто не следит, и позволяют себе очень ужасные делишки.
— Дорогуша, — вполголоса к ней обратилась белоснежная единорожка, — Скоро всё будет готово. Ты первая получишь опытные образцы. А сейчас не кажется ли тебе, что уместней всего сконцентрировать наши силы и возможности для спасения Флаттершай?
— О, не волнуйся! – отмахнулась Пинки, — Она будет жить. Всех нас переживёт. Уж мне ли не знать?
— Мне бы твою уверенность.
Я прошла к Эфорту. Обозлённый голос по радио «рекомендовал» мне сейчас же явится к нему. Министерству морали дали шанс загладить вину. Хоть Эпплджек настоятельно просила послать по указанному адресу королевскую гвардию, Пинки Пай уговорила принцессу сделать всё по-тихому.
— Садись, — раскрытые двери кареты были явно не джентлпоньским жестом. И только когда повозка была заперта, единорог проявил каплю сочувствия, — Ты как?
Я отвернулась и тихо расплакалась, отмахнувшись от попытки Эфорта утешить.
— Значится так, — встретила нас пони в неряшливо распахнутом официальном костюме, — Район приличный. Тут всякие богатеи живут. Не князья, конечно, но из грязи выбрались давно. Перекрыть улицу не выйдет.
Здесь стояли великолепные дома. Может, так казалось лишь мне, но по сравнению с моим спальным районом, это было похоже на аллею королевских усадеб. Слуги, стригущие газон, золотые изгороди и личный экипаж у каждого.
— Что с домом? Кто там живёт?
Думала, нам придётся опять лесть в притон, переполненный нелегалами. Неужели здесь прятались организаторы покушения на принцессу?
— Садовник по соседству сказал, мол, живёт семейка полосатых, — кобыла громко шмыгнула, — На шпионов легата они не похожи.
— Пфф, — Эфорт саркастично закатил глаза, — В этом и суть, — удостоверившись, что обойма пистолета не пуста, жеребец двинулся к дому.
Единорог отдал приказы ставить шарики перед окнами, как только он зайдёт внутрь. Мне предстояло зайти следом, когда всё будет безопасно. То, как выглядит противоядие, знала лишь я, но Эфорта это не останавливало.
— Вы принесли, что я просил? — стоя прямо перед шикарным зданием, спросил Эфорт у агента.
— Нет, сэр. На сыворотку правды нам битов не выделили.
— Наших кровожадных бухгалтеров греет мысль о том, что сейчас в мире пытают одну маленькую несчастную зебру?
— Госпожа министр сказала, что работает над тем, что решит проблему недостоверной информации раз и навсегда.
Единорог недовольно покачал головой и направился стучать в дверь. Агенты повисли на тросах, готовые ворваться в любой момент, если понадобится. Не знаю, как они собрались проломить стекло. В отличие от того разваливающегося отеля, хозяева этой грациозной крепости вставили новейшие окна, и сломать их ударом копыта не так то просто.
Ожидание казалось невероятно долгим. Наверное, зебры готовятся напасть на нас. Бедный Эфорт. Бесчестие зебринских шпионов не знало предела. Их холодные души как клинки, которыми они перерезают глотки невинным жертвам, они совсем не знают жалости. Ребёнок, кобыла, жеребец, больной, несчастный или отчаявшийся пони. К каждому они могли прицепить взрывчатку и заставить идти против своей любимой страны. Они не щадили ни своих, ни чужих. Некоторые называют это патриотизмом, но нет. Это бездумное следование навязанным идеям тоталитарного государства. Государства, вырастившего самых гадких и бессердечных животных.
Дверь легонько скрипнула, и на пороге показалась зебра почтенного возраста, но ещё без седины.
— Извините, что так долго, — виновато улыбнулась хозяюшка, — Пирог в духовку ставила.
— Чиго? — прошептала пони в расстёгнутом пиджаке, — Что за полосатая Смарт Куки?
Эфорту было не до смеха. Да и мне. После того, как на твоих глазах рассеянная зебра, прикинувшаяся шлангом, убивает профессионального агента, начинаешь видеть в каждой экзотичной домохозяйке шпиона легиона. И чем более миловидно и безобидно она выглядит, тем больше уверенности в том, что ножом для торта она вспорет твоё брюхо.
— Здравствуйте, мэм, — единорог сделал шаг назад.
— Ох, это вы! – к счастливой хозяйке подошёл... Не будь они зебрами, я бы сказала, что это её муж. Коричневый свитер, очки, дымящийся напиток в кружке с милой надписью и приветливая улыбка уверенного в завтрашнем дне гражданина Эквестрии.
— Вы с кем-то путаете меня, — сухо ответил Эфорт, — Я из министерства...
— Постойте, — жеребец задумался и глянул в пол, затем посмотрел на жену и с чувством сожаления воскликнул, — Я был уверен, что встреча с министерством стиля завтра!
— Нет, Сэр, извиняюсь, не могли бы вы меня послушать? – зебры испуганно уставились на жеребца, — Я из министерства морали, и у меня тревожные новости, которые лучше обсудить в доме.
Предполагаемые супруги переглянулись и услужливо пригласили Эфорта в дом. Как только дверь захлопнулась, пони с расстёгнутым пиджаком объявила «Время вечеринки». Праздничные шары надувались и были готовы с весёлой улыбкой прикрыть любое вынужденное злодеяние министерства морали. Агенты вылезли из укрытий, а единороги, повисшие над окнами, поступили самым грамотным путём – открыли окна телекинезом.
— Воу, хозяева, походу, жутко наивные, раз не поставили антимагическую защиту на окна, — заметила пони и с холодом, от которого сама и поёжилась, добавила, — либо они готовы нежелательными гостями в пиньяту играть.
Весь дом кишел специалистами. При надобности, агентура и сверхпони отдел скрутят каждого, у кого секретов больше, чем у них дел. Словно наездники небесные, без устали гонящиеся за стадом лжецов и предателей, которое остаётся на шаг впереди каждый раз. Министерство морали делало почти тоже самое, что и легион зебр. Оставалось лишь поставить знак, плюс или минус, на своё усмотрение, и примкнуть к одной из сторон. Поэтому ложь министерства мира казалась не такой отвратительной. Мир для всех. Мечта, обрушившаяся песком из треснутого стекла, прямо в моих копытах.
— Чисто. Заходим.
На этот раз здание заняли без причинения ущерба. Материального, по крайней мере. По крайней мере, пока что. Уютный и богатый дом. Спокойная жизнь. Желание любого аристократа, забывающего про свою семью в попытках достать для неё фаянсовый трон и прочие удобства. Я, пони, давно смирившаяся с тем, что мир стал походить на одну большую корпорацию, спокойно относилась к тому, что у других жизненной целью было увеличение собственного капитала. Агенты недовольно фыркали, всматриваясь в резные узоры на полке камина, а я давно знала, что пони считают себя свободными от рождения, считают, что ничего никому не должны.
Агенты старались ворошить дом как можно аккуратней, ведь мы, как соврал Эфорт владельцам дома, «устраняем возможную опасность», причиной которой, к огромному сожалению, как уверял Эфорт, мог быть один из семьи зебр. Претендентами на смертельно опасных шпионов у нас были зебра-подросток, который совсем, похоже, не осознавал, что происходит, суетливая хозяйка, беспокоившаяся за подгорающий пирог, и заботливый глава семейства, в объятиях которого прятались родные.
Тем более одно дело — пройтись смерчем по притону, а совсем другое — бороться с желанием разорвать бархатную обивку изящных стульев с чудными завитушками. Оставалось лишь простукивать стены, окрашенные в приятный голубой, благородный цвет. Все эти гипсовые колонны в классическом стиле нагоняли атмосферу удавшейся жизни, разрушать которую совсем не хотелось.
Как кто-то из этих зебр мог быть шпионом? Или всё семейство сразу? Ничего подозрительного в доме не отыскали, и Эфорт начал нервничать. Время, постоянно гнавшее нас, подходило впритык. Неизвестность мурашками прокатывалась по телу: сразу зябнешь, думая о провале и его последствиях. Когда пришли вести их замка, у Эфорта глаз задёргался. Снайпера затошнило, а Биг Макинтош находился на аппарате искусственного кровообращения. Нужно было действовать сейчас. Будь это легионеры, агенты вытянули из них всю правду и даже больше, а сейчас на диване сидела образцовая семейка из классического Троттингемского романа.
Единорожка с меткой в виде полиграфа уверяла, что не обнаружила признаков вранья. Попытка услышать их мысли тоже привнесла ясности. Агенты всё-таки принялись вскрывать мебельную обивку, отодвигать шкафы и ломать пол в подозрительных местах.
— Что, если снайпера обманули? – предположила я.
— Возможно, легион вообще подослал нас сюда, чтобы устранить лояльных к нам зебр, – подхватила идею неряшливая поняша, — Или просто нас запутать пытаются.
Эфорт уже не одну сигарету прикончил в доме. Загадочно молча в клубах дыма, единорог с отрешённым взглядом тщательно обдумывал всё сказанное. Он не был похож на того, кого волновало начальство, так что я была уверенна: у него и мысли не было о недовольстве министров в случае нашей неудачи. Единственное, что могло его волновать, это легион, который обхитрил нас.
— Нет, – послышался глухой и сдавленный ответ, — Привязывайте жеребца к стулу! – на всех нашло лёгкое остолбенение. И агенты, и несчастная семья испуганно поглядывали на Эфорта, — Ну!
Единорог кинул сигарету на гладкий приятный пол с функцией подогрева.
— Зебринский легион, — начал Эфорт тихо, с нотками грусти в речи, — каким бы вы его не считали, что бы вы там про него не думали, несмотря на всю свою жестокость и мерзость... Зебринский легион это механизм, отлажено работающий и выполняющий свои задачи любой ценой. Легионеры могут проиграть, но ошибиться... Нет. До тех пор, пока шестерёнки вертятся, они не выкинут их из механизма. Значит, и снайпера никто бы не бросил, выполни он свою задачу, — жеребец окинул взглядом семью зебр, — Значит, и шпион где-то здесь.
Бедные хозяева дома тряслись в страхе за жизни друг друга. Мать обняла сына, крепко прижимая к себе, слёзы бедной кобылы цеплялись за прекрасный ресницы и отчаянно падали вниз каждый раз, когда она прищуривала глаза. Связанный жеребец метался, не так, как тот легионер... Нельзя так убедительно обманывать. Он был не причём, и это было ясно с первого взгляда в его глаза, так упорно следящие за семьёй, которую он должен защищать.
Эфорт уселся напротив, прихватив стул с изящной выделкой и обивкой, сшитой золотистыми нитками. Что весьма удивительно, курить единорог не стал.
— У меня в последнее время прямо нездоровая тенденция торопиться. Сами знаете. Постоянно куда-то опаздываешь, пытаешься успеть... – связанный жеребец забегал глазами, — И всё насмарку. Пони гибнут, а ты виноват, потому что поклялся сделать всё, чтобы остановить зло и не смог выполнить обещание уже в который раз, – единорог откинулся на спинку стула, — Поэтому, чтобы облегчить нам обоим жизнь, предлагаю следующее. Вы говорите мне, где противоядие, и с вами обойдутся очень мягко, а если выясним, что семья непричастна, то это будет очень выгодная сделка. Ну, что решите?
Молчание. Вязкое, неловкое. Гробовая тишина воцарилась в доме, и лишь спустя несколько мгновений стало слышно рыскающих агентов на верхнем этаже. Это ретикулярная формация потратила немного освободившейся энергии. Послышались звуки улицы. Тихий шелест листвы, которую жеребята стряхивают с промёрзших деревьев. Завыл ветер, беспокойно кочующий по Эквестрии будто герой давних сказок о странствующих рыцарях. На мордочке стал чувствоваться лучик света, совсем тусклый, ведь через груду праздничных шаров пробиться не так и легко. Щебетали птицы. Приближались холода, и большинство из них улетело в тёплые страны, дома оставались только самые упёртые.
— Я... Я уже говорил, что мы не знаем не о каком противоядии, – подавленно отозвался жеребец, — Это ошибка.
Эфорт недовольно шмыгнул. Стул старчески скрипнул, когда единорог качнулся на этом шедевре с четырьмя ножками.
— Я дал вам шанс, — спокойно проговорил Эфорт, по-старчески покряхтел, вставая со стула, и лягнул в грудь жеребца.
Стул с треском опрокинулся на пол. Удар был невероятно сильным, способным разорвать сердце неподготовленному организму. Зебра всё ещё был в сознании. Его тяжкие мучения приводили в ужас жену, которая кричала о помощи. У меня выступили слёзы. Барьер развалился на множество кусочков, которые разметало по всему сознанию, взрыв эмоций прорвал последнюю преграду к выходу. Смотреть на чужие страдания было невыносимо.
Единорог не остановился на этом ударе. С маниакальным выражением мордочки он избивал зебру, выбивая ответы, которых могло и не быть в окровавленной голове. Алые всплески, густые и тёмные, падали на аристократичное убранство. Пойманной птицей билось сердце каждого присутствовавшего, среди нас не было равнодушных к мукам невинных. Каждый из нас жаждал услышать возглас на зебринском языке во славу легиона, услышать, как эта зебра нас ненавидит, как мечтает мучительно убить всех пони — только бы не быть теми, кто заставил испытать такой ужас невинному семейству.
На сей раз единорог не разрешал никому заниматься пытками. Не приказывал держать или ударить. Он всё сделал сам, и я догадывалась, почему. Груз вины за подобные ошибки будет ломать ваши кости до конца жизни, и когда всё закончится, вы упадете, попытаетесь расслабить ослабшие копыта и осознаете, что ничего более не принесёт вам покоя. Этот груз пойдёт за вами в могилу, перемешается с вашим пеплом после кремации и будет сжимать вас вечно. Для того, чтобы выстоять, нужно быть очень устойчивым пони, либо искоренить в себе сочувствие, как сорняк, растущий на вашей суровой бесплодной земле. Остаётся загадкой, какой путь избрал Эфорт.
— Хэйфилд, — вдруг тихо позвал он и затем на ухо прошептал, — Готовь раствор. Ноль девять хлористого натрия, — затем крикнул агентам, — Дайте ей аптечку!
Копыта дрожали, и как только импульсы боли проносились по проводящим путям зебры, я буквально сотрясалась и чуть не роняла всё необходимое, потому что после каждого удара жеребец истошно орал. Супруга, обезумев от испуга, смотрела в сторону фотографии, что уютно умещалась на камине, пока агенты не опрокинули её, усомнившись в безопасности маленькой частички памяти. Три счастливые зебры улыбались со снимка, подбадривая своё будущее.
— Готово! – крикнула я в надежде, что Эфорт даст зебре передышку.
Единорог ещё раз ударил жеребца и, отойдя от стула, окровавленным копытом утёр пот со лба.
— Поднимите стул! Хочу, чтобы он видел... – зловеще добавил Эфорт и телекинезом выхватил у меня из копыт шприц, — Вы отравили одного из наших пони, вынудив его совершить страшное преступление. Поступок невероятно зверский. Принуждать к действиям, которых мы совершать не хотим. Использовать нашу биологическую слабость, играть на струнах грязных пещерных инстинктов... И самое обидное — вы вынуждаете нас делать то же самое, — он поднёс шприц к мордочке хозяйки, — Здесь тоже находится яд. Не такой интересный, как у вас, но противоядие вам вколоть никто не позволит, пока кто-нибудь не сознается. Предлагаю меняться! – весело объявил он, — Ваше противоядие на наше.
Под душераздирающие вопли хозяйки и надрывающиеся крики протеста её супруга Эфорт поставил ядовитое плацебо. Он наговорил обеим зебрам кучу угроз и скинул бедняжку с дивана. Она упала в ноги супруга, в которых сразу спрятала свою зарёванную мордочку. После всех ужасающих пыток всё, чего добился единорог, это лишь отрывистое «Мы не знаем».
На этом дело застопорилось. Эфорт сел рядом с зеброй-подростком и замолчал в нерешительности. Не всё получается так легко, как нам хочется, но как же это несправедливо, когда ты сделал всё, что мог, и всё равно облажался. Призраки умерших пациентов впивались взглядом в окна дома, благо, их живые глаза не разглядеть за весёлой наполненной гелием ложью. Потом, спустя время, перед тобой открываются правильные варианты ответов, и ты лишь больше втаптываешь себя в грязь. Я свыклась. Не с тем, что пациенты умирают, а со своими ошибками. Нельзя сделать всё правильно, но и сидеть, сложа копыта, нельзя. Сколько бы ты не принёс боли другим, тебе лишь хотелось помочь. Это не оправдывало и не успокаивало. Это просто факт, который помогал пройти сквозь всё это. Есть куча умных, храбрых, сильных пони, которые выполнят твою работу лучше тебя. Проблема в том, что они не хотят этого делать. Чья это проблема — решать лишь тебе.
— Эфорт, Сэр! – с верхнего этажа выглянул пегас. Единорог с большим трудом поднял свою отяжелевшую голову, чтобы посмотреть на него, — Мы кое-что обнаружили.
Прямо в комнате зебры-подростка была потайная комната. Люминесцентные фиолетовые лампы дёргались в конвульсиях, потревоженные нежелательными гостями. Металлические столы, ящики и деревянный стол с разбросанными инструментами, незавинченными тисами, опрокинутыми склянками и парой записей – отсюда уходили в спешке. В шкафу зебринские винтовки, прямо как с плакатов. На полке аккуратно лежал такой же пистолет, как и в зубах зебринского легионера. Пара опустевших мест наводила на пугающие мысли. Все вздохнули с огромным облегчением. У меня до сих пор оставалось потрясение от того, что столь миловидная семья оказалась очередными шпионами зебрами, а их тихий домик — всего лишь прикрытие для тайного арсенала и подпольной лаборатории для изготовления яда. Реторты, колбы, пробирки, мензурки, эксикаторы и прочее барахло, использованное во вред.
И всё-таки когда правда раскрылась и мне искренне хотелось поздравить Эфорта с его успешным выводом или внезапным припадком удачи, я заметила, как на мордочке единорога появилось еще больше морщин, чем тогда. Губы сжались в тонкую нить, а глаза, отражавшие сталь, уставились в одну точку.
— Противоядие отыскала? – поинтересовался он с надеждой в голосе.
— Нет, — спешно ответила я, и радости вдруг тоже поубавилось, — Всё обыскала... – слетело с губ.
Эфорт поднёс копыта к мордочке и страдальчески протёр глаза. Он дышал очень тяжело и крайне редко. Удивляешься, как при его привычках и возрасте ему удаётся поддерживать здоровье. Свинцовая голова всё падала вниз, и жеребцу приходилось поддерживать её.
— Ищи дальше, — сказал он.
А сам жеребец поднялся на все четыре копыта, причём с таким трудом, будто весил не меньше тонны. И без того коренастый жеребец приобретал титанический вес, когда угрюмое выражение мордочки тянуло его вниз. Мрачный колосс направился к выходу, по-стариковски сопя. Во всём этом скрежете от поисков, которыми занималась не только я, но и другие агенты, периодически спрашивающие меня о своих находках, моё внимание поразительным образом выделяло именно звуки шагов Эфорта. И как только этот звук оборвался, появился другой, который мы все уловили с трепещущим раздосадованным сердцем. Крик. С нижнего этажа послышался крик зебры-подростка.
— Нашли? — бодро задал вопрос Эфорт, внезапно появившись с очередным допрашиваемым. Не дожидаясь ответа, он сделал с ним то же самое, что и с отцом, только поставив стул напротив стола, — Говорить ты не будешь, – это был не вопрос.
Тисы единорог развинтил до конца телекинезом и поместил туда заднюю ногу зебры. Осознав, что происходит, я кинулась на поиски противоядия в надежде найти несчастную склянку раньше, чем жеребец осуществит задуманное. Эфорт начал закручивать тиски. С каждым оборотом рычага инструмент протяжно всхлипывал ржавчиной. Пластины крепко сжимали ногу беззащитного жеребёнка: с виду это не казалось таким болезненным, однако стоило Эфорту крутануть железный рычаг ещё раз, зебра закричал. Он был пособником легиона, о таких спящих агентах рассказывалось. Ходили слухи про безжалостных жеребят-убийц, неприметных и ловких, но при всём этом он был ещё совсем молодых. Хоть это не снимало с жеребёнка вины, мне было бы спокойней, пытай так Эфорт его отца.
— Ну говори же!
Зебра выкрикивал едва связанные просьбы пощады. У меня всё вертелось в голове, а что если он не виноват? Мы уже и так принесли достаточно страданий его семье. Но ведь это его потайная комната, в которой он помог подготовить покушение на принцессу. Неопровержимое доказательство вины не делало его пыток менее мучительными. Становилось лишь ещё больше жаль беднягу, которого выдрессировали для службы легиону.
— Сэр, ничего нет, — отозвалась пони телепатка.
Все успокоились, когда отыскалась комната. Тени сомнений на мордочках пропали, и каждый приступил к работе с двойным старанием. Никто даже не озирался на жеребёнка утопающего в собственных слюнях, пока тот вопил о своей невиновности, а тиски всё сжимались, стараясь выжать из него правду.
Наблюдать за столь болезненными мучениями стало невозможно. Хотелось выбежать во двор, вдохнуть свежего воздуха и упасть на зелёную траву. Взглянуть на неё перед тем, как всё засыплет снегом, утопать в ней, забыть о войне и обо всём дерьме, произошедшем за день, но забывать было нельзя. Да и потом, стоит лишь прикрыть глаза, как слышится музыка спрайт-бота. В комнате жеребёнка крики ничуть не стихли. Факт того, что я не видела всей происходящей горечи, не отменял её существования. Кто-то где-то страдает. Ужасно, если по твоей вине.
Хаотично разбросанные вещи мирно лежали в комнате, агенты больше интересовались соседним помещением. Распотрошённый матрац, вытрясенные полки шкафа и ящики стола. Гардину и ту оборвали. Я прогуливалась посреди кладбища спокойной жизни, в умиротворении показывавшего нам былые года дома и его обитателей. Среди всего этого хлама под кучкой бумаг ютилась фотография семьи зебр, которую жеребёнок решил зачем-то припрятать. Опять же, проблески счастливого прошлого – четыре радостных мордочки... Что?
Я зависла над фотографией. Поток мыслей застопорился, всё моё нутро безмолвно крикнуло.
— Эфорт, — тихо позвала я, — ЭФОРТ!
Как сумасшедшая кинулась к единорогу, а там незаслуженно корчился в мучениях невиновный жеребёнок. Жеребец на мгновение взглянул на меня, и его глаза широко раскрылись, будто он уже осознал, что произошло. Его копыта всё ещё были на рычаге: он не принимался их убирать, будто надеясь, что я ошиблась. Увидев снимок, он поразмыслил немного, и глаза его померкли, будто внутри нечто погибло. Единорог пытался ослабить хватку тисов, но всё стало гораздо сложней: копыта соскальзывали, а телекинез с трудом двигал пластины. Наконец, жеребёнок был свободен. Его спустили вниз к родителям... Мне хотелось умереть. Израненная семья, сжавшись в один клубок, защищалась от ошибок других пони. Наших ошибок. Их дрожащие губы, заплаканные глаза и опущенные уши — это олицетворение несправедливых страданий сжимало сердце и причиняло боль, которая останется навсегда со мной.
— Эта зебра, — со всей осторожностью спросил Эфорт, — На фотографии, ваша дочь?
— Да! – вскричал жеребец, — Оставь мою семью, тварь!
— Прошу вас... Скажите, где она сейчас.
— Дайте противоядие моей жене! Немедленно!
— Это... – мой голос сразу сломался, — Это физраствор. От него никто не умирает. Мы вас обманули.
Повисло молчание. То самое гадкое и тихое молчание, как тогда, но теперь мы знали, что ошиблись, что виноваты во всём, что произошло здесь.
— Это не может быть наша дочь, — всхлипнула зебра, — Она трудный ребёнок, но не убийца.
— Сволочь, — проговорил отец, — Она сказала, придёт сегодня, перед тем как уедет, — я была уверенна, что эти оскорбления в нашу сторону. Каждый звук давался жеребцу с тяжестью, ему приходилось прилагать невероятные усилия, чтобы говорить. При этом тяжело кашлял как туберкулёзный больной и сплёвывал кровь, — Я заподозрил, что что-то случилось. Она выкинула все фотографии с ней. Забрала все свои вещи. Мы думали, она связалась с какой-нибудь сектой... – кашель остановил его речь, и больше зебра продолжать не мог.
— Она уезжает в родные земли, — подытожила супруга, и слёзы тихо полились из её глаз.
После всего того, что они пережили, сильнейшим потрясением для них был поступок дочери.
Тучи заволокли небо. После солнечного дня пегасы устраивали небольшой ливень. Всё лишь начиналось: дождь ещё даже не начал моросить, а по телу пробегали мурашки в ожидании бури. Эфорт закурил. Что он чувствовал — не такая большая загадка. Загадка в том, как он относился к этому.
После того как мы уселись в подоспевшую карету, он попросил меня ничего не говорить об этом.
— Мне нужно собраться, — виноватым голосом произнёс он.
Он угробит не одну сигарету, чтобы привести себя в порядок. Тем не менее, на его мордочке не было ничего, что выразило бы его чувства. Я впервые рассмотрела его глаза вблизи. Под тяжёлыми седыми бровями прятались старые померкнувшие серые глаза. Их тлеющий огонёк обжигал холодной проницательностью, а усталая мудрость пеленой заволакивала зрачок. Так и думалось. Всё произошедшее для Эфорта не хуже, чем всё случавшееся с ним до этого. Он давно прошёл ту черту, после которой жизнь не будет прежней. Каждый день это сожаление о чём-то сокровенном, давнем, но навсегда оставшемся в этих серых затухающих глазах. Для Эфорта уже давно ничего не меняется.
Вокзал окружили наши агенты. Мы сознательно не втягиваем никого в такие дела или происшествия, или остальные с ними справится не могут? Пегасы в официальных костюмах патрулировали небо. Громкоговорители объявили, что рейс остановлен. По рации передали, что Макинтош вскоре скончается, если ничего не предпринять, дела же снайпера стали неожиданно лучше. Упрямец не желал умирать всем нутром и делал для этого всё возможное, даже на вегетативном уровне. Отыскать зебру в толпе пони не составило труда. Это была она. Я помнила её улыбающуюся мордочку, и хоть на ней не было больших красных бус, распознать беглянку было легко. Те, кто говорят, что все зебры на одну морду, заблуждаются. Стоит лишь найти для себя нечто приметное, и определённая мордочка не вылетит у вас из головы.
Улыбки на ней сейчас тоже не было. Шпионку загнали в угол. Это точно была она. Её семья действительно была невиновна. Не могла ведь телепатка ошибаться вместе полиграфисткой, а если и так, то пережить пытки Эфорта и виду не подать — это настоящее чудо. Для этого нужно себе язык отрезать. Легче оклеветать себя, чем терпеть ту боль, которую причинял тот жеребец. Зебра была загнана в угол, но как любой легионер, сдаваться не собиралась.
— Я убью её! – она держала у горла пони нож.
Это была её подруга – пришла проводить знакомую зебру в дальнее путешествие. Спящие агенты порой дают волю чувствам и заводят друзей. Без них тяжело. С какой же лёгкостью обрубается всё пережитое, когда наступает пора. За такие вот поступки легион и называют безжалостным.
— Дура ты, – спокойно сказал Эфорт, наставивший пистолет на преданную идеям легиона зебру, — Ты свою семью подставила. Их пытали по твоей вине.
— Они жалкие плутократы, — прошипела шпионка, — Мне стыдно, что они моя родня. Но теперь у меня новая семья – легион. Он не бросит и не предаст меня, и я поступлю также. Я могу страдать за легион, умереть, а вы, пони, только и думаете о своей шкуре. Вы лжецы, прикрывавшиеся идеалами дружбы, которые распались как только на горизонте появились проблемы. Ноете из-за каждого мертвеца, но не смогли удержать всё великое, что у вас было.
— Усыпляйте её, — сказанные по рации слова Эфорта с мимолётной задержкой эхом раздались в Пип-баке.
Луч магии поразил зебру. Её отяжелевшие веки опустились и потащили всё тело вниз к земле. Заложница в слезах металась вокруг неё, то заботливо подходя к шпионке, то испуганно отбегая, пока Эфорт не приказал усыпить и её. Агенты ринулись паковать их и в то же время распаковывать чемодан. Под одеждой там было спрятано огромное количество склянок, пара ножей и один пистолет, которого недоставало на полке. Среди вещей всё-таки отыскалась маленькая склянка, походившая на противоядие, и даже не одна.
Эфорт встал около перил, глядя на платформу вокзала, что была внизу. Вдали сверкали своими снежными шапками горы, за ними открывался вид на Эквестрию – нашу любимую страну.
— Так просто? – пробравшись сквозь завесу дыма, устало поинтересовалась я.
Единорог усмехнулся.
— Ты ожидала меткого выстрела в голову и героического спасения заложницы?
— Если бы ты успел поймать подкинутую склянку с противоядием, мне бы вполне хватило.
Жеребец слегка улыбнулся.
— Ну и денёк.
— Ты хоть как? – поинтересовалась я.
После долгого молчания Эфорт спросил:
— Ты это про ту семью? — я кивнула, — Да нормально, — сделав глубокий вдох, ответил Эфорт, — Они живы и здоровы и целы. И самое главное, вместе. Вдобавок, им дадут кучу битов за принесённый ущерб.
Бескрайние просторы Эквестрии завораживали, и на разум падало забвение от головокружительно красивых картин. Осталось хоть что-то неподвластное разрушительной природе военных конфликтов. Внизу суетились пони, расспрашивающие всех подряд о зебре-шпионке, которая якобы хотела взорвать вокзал. Их галдёж нарушал спокойствие пейзажа и погружал в военную суету со всеми ужасными последствиями. Несколько мёртвых агентов, о которых никто не узнает и не услышит, разрушенная семья и одна загубленная судьба в виде отравленного снайпера.
— Думаешь, Макинтош выживет? – спросила я.
— Мне всё равно, — поначалу флегматично заметил Эфорт, но потом раздражительно продолжил, — Это ничего не меняет.
— Разве тебя не беспокоит его судьба?
— Должна? – с ещё большим негодованием спросил единорог, — Ради одного пони несколько министерств когти рвали, и все потому, что он брат министерской кобылы. Разве кто-нибудь побеспокоился бы о снайпере?
— Но ведь тогда бы браслет сработал, и он вместе с Флаттершай погиб!
— Хэйфилд, не тупи, — вздохнул Эфорт, — у тебя на глазах агенты сдержали взрыв повреждённого мегазаклинания, с взрывчаткой тоже бы справились. Просто рисковать не стали, — на сигарете появился огонёк, чтобы затем превратиться в дым, — Сегодня пострадало и погибло очень много невинных пони, хотя всего этого можно было избежать. Если объединиться против паразитов, грызущих корни древа гармонии, встать против воплощения зла всем вместе... Тогда война бы закончилась завтра. Только всем некогда, — он кинул сигарету вниз, — У меня вот рабочий день закончился. Тебе на допрос пора. Жду в карете.
Темнело. К концу подошёл ещё один день, чтобы наступило завтра. Луна сменит солнце, которое спрятало свой взор от наших страшных деяний на благо Эквестрии, и спокойно осветит наши усталые печальные мордочки, сожалеющие обо всём сделанном. Она укутает и даст надежду, что с новыми лучами солнца придёт новая возможность искупить свои грехи, наладить жизнь и совершить множество чудесных дел. А пока над нами царствует светлоликая всепрощающая луна, мы могли думать обо всём печальном с самых прекрасных точек зрения.
— Это всё очень прозаично, — холодно заметила министерская пони, — И вы сели в карету?
— Да. Мы ехали почти не разговаривая. Каждому было о чём подумать. И затем меня привели к вам. Так и закончился этот день.
Агент протяжно зевнула.
— Раз вам интересна судьба Макинтоша, могу обрадовать. Он уже пришёл в себя и смог встать на ноги. Здоровенный жеребец, ничего не скажешь. Согласился сопровождать Селестию на переговорах в утёсе разбитого копыта. Будем надеяться, там ему не придётся прикрывать принцессу, и война, наконец, закончится, — пони в чёрном строгом костюме пролистала бумаги с моей фотографией, прицепленной булавкой, — На этом всё. Перед тем, как вы сможете идти, с вами хотел поговорить Эфорт.
Громко цокая, министерская кобыла подошла к выходу и, обернувшись, произнесла.
— Пинки Пай просила передать – цитирую: «Не отказывайся».
Конечно, она просила.
Эфорт зашёл своей старческой походкой, которую использовал в свободное от пыток и погонь время.
— Расслабься, малышка, — тихо прокряхтел он, — Ты не на допросе больше.
Мы сидели вдвоём в этой холодной металлической комнате, нас разделял совершенно неуместный здесь деревянный стол, на который единорог положил передние копыта.
— Флаттершай, успешно освобождённая, к слову, передаёт привет. Говорит, мол, рада, что её медработники привносят добро не только в стенах министерства мира.
— Она в порядке?
— Да. Будет ратовать за смягчение срока тому снайперу. Он ей залил душещипательную историю о своей прошлой жизни, золотых медалях по стрельбе на Эквестрийских соревнованиях, ушедшей жене с ребёнком и о том, как он докатился до службы легиону, — он медленно достал из потайного кармана куртки сигарету, затем зажигалку, которая долго не могла её согреть, и в конечном итоге вдохнул в себя смесь никотина и смолы, — Ну так как, согласишься?
— На что?
Эфорт положил на стол бейдж с символами министерства мира: там скромно виднелась моя фотография, моё имя и специальность «Консультант по мегазаклинаниям».
— По документам всё также останешься в министерстве мира, — начал Эфорт, — на деле будешь работать на нас, — он выдержал паузу и добавил, — Нам до сих пор нужна твоя помощь.
Я пододвинула бэйджик к себе.
— Меня пугает то, чем стало ваше министерство, а помогать я могу и у себя... Да и проку от меня там больше.
— Да вы топчетесь на одном месте. — нервно сказал он, — Да, я знаю, что страшно. Но зато мы единственные, кто делает настоящую работу. Лишь два министерства работают на благо Эквестрии каждый день. Не просто какие-то абстрактные обещания, а польза, заметная уже сегодня. Оба министерства соврали и делали больше, чем должны. Однако вы замкнулись после своих ошибок, а министерство морали нет. — ноздри его расширялись от ярости, — Ты готова идти дальше, я знаю. Хотя бы для того, чтобы исправить былые ошибки.
Я взяла бейдж в копыта. Посмотрела на свою печальную мордочку, которая не желала подбадривать будущее, а наоборот говорила: «Ну что же с тобой случилось?» Мой взгляд будто всматривался в эту темноту сотканную из грехов и ошибок. Я глядела на себя, пока не мертвую, и осознала, что есть ошибки, которые ещё можно исправить.
— Хорошо.
Двери комнаты для допросов закрылись. Всё произошедшее сегодня действительно осталось позади, сейчас нужно было затаиться и ждать, чего принесёт нам следующий день, будет ли он наполнен страданиями или принесёт луч света во тьму неопределённости.
— Хэйфилд, ещё один вопрос. Не для протокола. Во время проекта мегазаклинаний ты ведь не ассистентом была?
— Не ассистентом, — врать было бесполезно. Либо он сам догадался, либо раскопал документы. Учитывая, что они собрали досье на меня, отпираться поздно.
— Тогда кем ты была?
— Подопытной.
Заметка: получен новый уровень
Новая способность: Печаль — депрессия, постоянное беспокойство, потеря аппетита, меланхолия, непатриотичные мысли — всё это было у вас и до войны. Есть и плюсы, вы хотя бы не подвержены неврозу военного времени.
Часть Третья
— Эм. Я консультант.
В фойе министерства мира вместо бесполезного пожилого охранника, листающего Эквестрия Дэйли в поисках кроссвордов, вход охраняли агенты в костюмах. Земнопони, готовый сшибить любого пони с ног, и единорог, готовый стрелять на случай чего. Последним штрихом в этой картине был протектрон, который заверял подлинность пропусков.
— Хорошего дня, мэм, — пожелал механический голос.
Передо мной распахнулись двери царства Пинки Пай. Её небольшой укромный мир, в котором она, несомненно, была повелителем. Безумство здесь граничило с серьёзной работой: повсюду находились агитационные плакаты, призывающие убивать зебр вперемешку с аппаратами по продаже сахарной ваты и шариками с гелием. Это был самый секретный в мире карнавал.
— Мисс Хэйфилд, — единорожка в очках и с гривой, собранной в пучок, помахала мне копытом, — Так ведь?
— Да.
— Чудесно.
Она сверилась с записями на планшете и сказала, что меня ждёт пара процедур перед тем, как я смогу приступить к работе. Пара формальностей, сказала она.
Этой парой формальностей являлось дать моё согласие на смертную казнь в ряде случаев. Например, если меня схватит враг, а мне будут известны важные данные. Или если нарушить министерскую тайну. Нет, в министерстве мира за это тоже были санкции, но только на отдельных проектах. И в договорах не было такого: «Министерство морали спешит предупредить о том, что в случае перехода на сторону врага ваша смерть будет мучительно долгой. В память о вашей службе мы обещаем не трогать вашу семью и не расчленять ваше тело. Вас будут пытать ядохимикатами, током, магией, огнём ровно до тех пор, пока единственным вашим желанием не станет смерть. Помните, министерство морали желает только лучшего своим сотрудникам. Поставьте подпись там, где галочка». Просто прекрасно. И вот ещё моё любимое: «Если вдруг окажется, что вы перешли на сторону врага, руководствуясь патриотизмом и желая внедриться во враждебные ряды, чтобы затем разрушить их изнутри, а ни один протокол не зафиксировал это и вас всё-таки казнили, не переживайте! В качестве утешительного подарка министерство подарит вам корзину фирменных конфет нашего собственного производства». И мелким шрифтом внизу страницы написано: «Если вы болеете диабетом, все конфеты будут из фруктозы». Не поспоришь, что Пинки Пай заботится о своих сотрудниках.
В самой секретной организации Эквестрии уже долгое время был сломан лифт, и нам пришлось подниматься пешком. Уборщиц здесь конечно не было. Не каждая поломойка захочет подписываться на пытки. Да и текучка кадров была бы бешеная. Теперь становилось всё яснее, почему меня взяли. Я уже и так была по уши в супер секретном дерьме, и если бы около меня проскользнула пара тайн государственной важности, то я с большим желанием пошла в пончиковую, чем в редакцию газеты. Грязь можно было бы убрать магией, но, похоже, здешние единороги не соизволят и на пару мгновений отступить от своей работы. Двери скрипели и заедали, здание было построено после войны, а уже разваливалось. Это я ещё промолчала об осыпающейся штукатурке.
Кобылка оставила меня у дверей, пожелала удачи и ушла. На входе стояло несколько протекторонов, но на сей раз это они охраняли, а живой пони проверял мои документы. Металлодетектор нервно пискнул на входе, но сканер не выявил ничего подозрительного, и мне разрешили пройти. Точнее, перейти к следующей проверке. Единорожка нервно искрила своим рогом передо мной, пытаясь что-то выявить.
— Да впусти уже бедняжку, — послышался нервный голос Эфорта, — Её не гипнотизировали.
— Молчи, Эфорт. – спокойно крикнул в коридор пони, проверяющий мои документы. – Не мешай нам делать свою работу. Ты у нас тоже под подозрением. Даже больше, чем она.
— Ничего не получилось выявить, сэр, — устало крикнула единорожка, — Можете проходить, — обратилась она ко мне.
— Ну всё, пошли, — нетерпеливо позвал Эфорт и радостно добавил, — у нас куча работы сегодня.
Здесь было несколько мрачней по сравнению с остальными этажами. Чёрные коридоры с небольшой розовой полоской посередине стены ярко контрастировали с безумной веселухой на нижних этажах. Видимо, тут дела велись серьёзней, или у рабочих попусту краска кончилась. Офисов было поменьше, а большинство дверей стальные, с небольшим окошком, в котором удавалось разглядеть мало. В одну из таких дверей мы и зашли. Трое пони стояли около зебры, пристёгнутой ремнями к стулу. Среди них была телепатка, которую я видела ранее.
— Кто это? – приветливо спросила у Эфорта пони в строгом костюме.
— Дочку на работу привёл. Хэйфилд, знакомься, это Айсли, моя непосредственная начальница, а здесь мы пытаем и иногда убиваем зебр, — съязвил он и, увидев, что шутка была воспринята серьёзно, быстро отбрехался, — Шучу. Это консультант, о которой я вам говорил.
— Ты был прав, — начал пегас с дымящимся напитком, — Мы так и не узнали, где именно они скрываются.
— Я же говорил, что телепатка бесполезна, — несчастная кобылка расстроенно опустила мордочку.
— Ну ты прости уж. Нанять Гештальт и Мозайку у нас средств не хватило, – накинулась на него Айсли.
— Вообще-то мы сузили район поисков, — всхлипнув, сказала телепатка.
Айсли зло сверкнула взглядом на Эфорта.
— Отправь туда своих агентов, — Айсли тыкнула на участок карты, обведённый красным маркером, — Пускай прочешут всё и найдут, где прячутся зебры.
Выезд из Кантерлота до сих пор был закрыт. Об этом с утра кричали газеты. Помимо этого там пару строк написали про взрыв в подземке, произошедший якобы из-за технических неполадок. И чуть больше строк про то, что заключение договора между Эквестрией и страной зебр было передвинуто на неопределённый срок.
Но вечно удерживать приезжих в городе принцесс было нельзя. И если отмену всех железнодорожных рейсов можно было правдиво объяснить, то закрытое воздушное пространство пугало и наводило граждан на беспокойные мысли.
— Ладно, — тяжело выдохнул Эфорт что-то обдумывая, а затем быстро повернул свою голову на меня, — Сиди с ними, я скоро приду.
Эфорт вышел вместе с пегасом, и в комнате опять осталось три пони и одна зебра.
— Я думала, он главный.
Озвучивать свои мысли вслух незнакомым пони из-за неловкого молчания — дурная привычка. Ей обычно страдают пациенты и пассажиры поездов. Я конечно не пациентка, да и не в поезде еду, но стоять истуканом не хотелось.
— В поле – да. – сказала Айсли, — Зато всеми бумажками заправляю я, — хвастанула кобылка.
— Не думаю, что он из-за этого сильно переживает.
— Так и есть, — опустила голову кобылка, — Старый прохиндей.
У меня появилась возможность получше разглядеть зебру. Несчастная легионерша из подземки, убившая Найт Винга, была чересчур спокойна. Её чем-то накачали, видимо, это не мешает ворошить чужие мысли. Или всё-таки мешает, раз ничего толкового выудить не получилось.
— Что с ней будет?
Глазные яблоки были неотвратимо повреждены. Трансплантацию для зебры, которая служит легату, вряд ли кто будет устраивать, да и платить пособие по инвалидности ей никто не станет. Я уж молчу о возможности поставить ей экспериментальные кибернетические протезы. Можно было бы провести маготерапию, чередуя лечебные зелья и заклинания, но опять-таки, всё упирается в один единственный пунктик. Она легионер. Им пощады нет. Смерть полосатым. Йей?
— Попытаем ещё немного и затем нейтрализуем, — холодно ответила Айсли, будто объясняла соседке, что выкинет старую изгородь.
Я прекрасно знаю, что сейчас на войне гибнут сотни зебр, а также сотни пони, если не больше. И ещё знала, что в больницах, да и вообще в мире, умирает очень много живых созданий. Но я испытывала жалость к этой зебре, виновной в самых ужасных грехах. Я искренне желала победу пони в войне, но не проигрыша зебр. Почему нельзя было победить без жертв? Как среди наших, так среди и зебр. Смотря на это изувеченное тело, я, кажется, начинала осознавать, почему Флаттершай создала мегазаклинание, которое лечила и пони и зебр одновременно. Её дальнейшие поступки вызывают много вопросов, однако в конце концов она руководствовалась жалостью ко всем живым существам.
— Хэйфилд. – позвала меня Айсли, — У меня для тебя совет. Не лезь лучше в это дерьмо и спасайся, пока не поздно, — пони кашлянула и тихо прибавила, — Вокруг этого старика погибает куча народа, хоть он в этом и не виноват.
Снова наступило то самое молчание, во время которого мне всегда хочется брякнуть что-нибудь невпопад.
— Эй, доченька! – по рации Пип-Бака раздался голос Эфорта, — Спускайся, батя долго ждать не будет.
Я грустно улыбнулась Айсли.
— Уже поздно.
Он, конечно же, курил, когда я спустилась по лесенкам министерства. Он переговаривал о чём-то с земным пони, запряжённым в обычную повозку без логотипов министерства. Завидев меня, Эфорт оборвал разговор и пристально вцепился в меня взглядом. Окурок упал на пол, где уже образовалось небольшое кладбище скуренных сигарет. Эфорт достал портсигар, подумал, а затем убрал его, не доставая следующей сигары.
— Ну и куда мы отправляемся?
Единорог шмыгнул носом.
— Когда-нибудь приходилось откачивать наркоманов?
Присущие Кантерлоту старинность и сказочность теряли свои очертания ближе к окраинам города. И чем дальше отъезжаешь от замка принцесс, тем больше появляется дешёвых закусочных с заедающими музыкальными автоматами. В одной из таких забегаловок нас и ожидал связной Эфорта. Когда колокольчик на дверях брякнул в очередной раз, перед нами появился пони с просаленной гривой и в протёртых ботинках, которые ему совершенно не шли.
— Привет, дружище, — Эфорт был непривычно заботлив, — Налить тебе горячего супчика?
Дрожавший как воробушек пони не смог отказать стоявшему перед ним единорогу медвежьей наружности. Вечно недовольная официантка подала на стол тарелку. У них на работу только стерв берут? В каждой забегаловке есть эта официантка, которая смотрит на тебя как на кучку навоза. И эта сигарета с кучей истлевшего пепла на конце, готового вот-вот упасть в чей-нибудь заказ. Дождавшись, когда официантка отойдёт, пони начал свой рассказ, уплетая за обе щёки обед, обдававший его мордочку паром.
— У меня один приятель рассказал одну интересную весточку от своего друга, собирающего бутылки на юге от центра. Он перекинулся на досуге парой слов со своим кузеном, он, в свою очередь, работает охранником в курильне.
— Дружище, — вежливо перебил его Эфорт, прикуривая сигарету, — я доверяю твоим источникам. Давай ближе к делу.
— Д-да, конечно. — его сильно трясло. Всё его тело. Не удивлюсь, если он наркоман. Отсюда и вопрос Эфорта. Скорее всего, единорог не планировал застать связного в здравом уме, — Так вот, в этой курильне тусуются зебры.
— Ну так это ясно, — выпустил клубок сигаретного дыма Эфорт, — они курильни и придумали.
— Это ещё не всё. – он резко закивал головой, — После «технических неполадок» в подземке местные завсегдатаи зашевелились. Многие попытались сбежать из города, но вашими усилиями у них ничего не вышло. Помимо зебр там в последнее время начала ошиваться одна грифониха, и достаточно часто, и ты просто обалдеешь, когда узнаешь, кто это. — Пони огляделся по сторонам и затем прошептал, — Гильда.
— Да ладно! – воскликнул единорог, — Только не говори, что она якшается с...
— Именно. Поймай её — и узнаешь всё, что нужно, и вытрясешь с неё за прошлые грехи! – со странным весельем сказал связной, а затем по скромному затих.
— Это ты мне помог, дружище, — сказал Эфорт, вставая из-за стола. Единорог кинул на стол намного больше битов, чем требовалось для оплаты супа, — Ты как, в порядке? Тебя сильно потряхивает. Дозу не принял?
— Я... Я завязал.
— Да ладно? Ух ты. Может, у тебя битов не хватает? Я подкину...
— Нет. – испуганно отказался связной. – Я правда стараюсь завязать.
— Ну ладно, — расстроено проговорил Эфорт, убирая очередной мешочек с битами в потайной карман куртки, — Ладно.
Связной, прихрамывая в своих некогда аристократичных, но теперь истёртых и испорченных ботинках, направился прочь от забегаловки, прячась в каменном лабиринте, куда простые пони ни за что бы не сунулись. Это был мир наркоманов и бедняков, мир тех, кто прознал на себе все тяготы жизни и научился на них зарабатывать. Мир, о существовании которого все прекрасно знали, но предпочитали не думать.
— Это вы держите его на наркотиках? – я думала Эфорт удивится этому вопросу, но он спокойно ответил.
— Нет. Мы просто его шантажируем, — хмыкнул единорог, — И не спрашивай, что он натворил, если узнаешь, сразу побежишь жаловаться Флаттершай.
Всю дорогу сказанное Эфортом занимало мой ум. Но единорог вряд ли расскажет мне об ужасном проступке того пони, как-то связанного с Флаттершай. Пегаска потихоньку теряла облик невинной доброй пони. Она была словно пантера, готовая сделать резкий выпад в любой момент, когда преследовала свои цели. Делала она это весьма неумело, но имея огромную власть, средства и время на обдумывание каждого такого броска, можно добиться внушительных результатов. Тем более, таких бросков было не так уж и много. Я пока что знала лишь об одном.
Конечно, возможно мой ход мыслей ушел не туда, и Флаттершай с делами того пони связана косвенно.
— А кто такая Гильда? – задала я вопрос.
За окном кареты проскакивали картины из того самого испорченного мира. Понивилль и Кантерлот были относительно спокойными городами. Но если за маленьким Понивиллем велось пристальное наблюдение и уровень нравственности сохранялся намного выше среднего, то в огромный Кантерлот с легкостью просачивались сомнительные элементы. Мэйнхеттенские банды зебр и Гриффонская мафия, конечно, не позволяли себе много, но свои филиалы тут явно открыли. Молчу про прочие криминальные сообщества пони, которые имели место быть.
— Ой, не лезь в это, — отнекивался Эфорт, — Это было давно и неправда. Теперь она кто-то вроде наёмника. Берёт заказы и у Гриффонстоуна и у мафии, но ни на одну сторону не встаёт.
Единорог также наблюдал за улицами, кишащими паразитами Эквестрии. Зебр становилось всё меньше – раньше они постоянно толкали барахло за своими лавками, теперь изредка выходят кучами, чтобы показать себя, показать, что ещё живы. В приличных местах города их и вовсе не встретишь. Теперь за прилавками стоят грифоны. Вон один — заливает что-то укуренной единорожке, пытаясь втюхнуть некачественный или попросту ненужный ей товар. Страже, а в остальных городах полиции, было не до этого. Теперь цель номер один это зебры. Война идёт на всех фронтах.
Курильня с говорящим названием «Mors umbra» располагалась в подвале, перед дверьми которого стояло два пони. Один из них вполне мог оказаться тем самым кузеном. И теперь стало ясно, почему на карете не было опознавательных знаков.
— Сейчас войдём туда, слушай, что я говорю, не перечь, не спорь и держи нить лжи у себя в уме.
— Как скажешь.
Почему-то мне казалось, что если тут будут важные зебры, то нас, скорее всего, убьют. Эфорт был не последним пони в министерстве и предоставлял врагам перспективный шанс прихлопнуть себя. Хотя... Плох тот шпион, которого узнают по морде.
— Здесь закрыто. Ступайте развлекаться в другое место, — Мы только подошли ко входу, как охранник яростно начал выполнять свою работу.
— Ave Amici.
К моему удивлению, Эфорт заговорил на зебринском. Охранник после этого немедленно открыл двери и впустил нас обоих.
— Я ведь правильно сказал? – спросил он меня, когда мы спускались по лестнице, — Вроде склонение напутал.
— Не знаю. У меня с грамматикой беда.
В курильне играла тихая неспешная музыка. Повсюду стелился дым, скрывавший от наших глаз чужие деяния, оставляя на виду пугающие силуэты преступников. Я однажды была в курильне, но в этой всё было по-другому. Тут явно не только курили. Тут прятались от таких как мы с Эфортом. Иногда перед нами проскальзывали официанты, что сразу вводило меня в ступор: они появлялись буквально из ниоткуда. Эфорт же шёл напрямик, с грацией профессионала вписываясь в этот незнакомый мне танец со своими нравами и своим собственным этикетом.
Мы зашли за штору и уселись на подушки, лежавшие прямо на полу.
— Здесь министерство крутости, — шёпотом сказал Эфорт, — Похоже, мы куда-то вляпались.
Айсли предупреждала.
— Что ты хочешь сказать?
— Кое-кто всё-таки решил вспомнить прошлое.
К нам подошла официантка. Единорожка в обтягивающей белой рубашке вкрадчиво поинтересовалась, какой табак и табак ли мы предпочитаем.
— Вопрос на вопрос отвечать не вежливо, — начал Эфорт, — Но у меня дело срочное. Грифониха. Наёмница. Где она? – единорог аккуратно протянул ей телекинезом мешок с битами.
Официантка холодно посмотрела на мешок, затем плавным движением подняла голову на нас с Эфортом.
— Конечно. – медленно проговорила она, — Сейчас уточню у других работников.
— А... Ну валяй конеш, — согласился единорог. Официантка стремительно развернулась, чтобы уйти восвояси, как Эфорт окликнул её, — подождите.
Как только шустрая официантка обернулась, Эфорт схватил её копытами, прижимая голову к столу одним копытом и другим прикрывая рот. Из куртки вылетел пистолет, охваченный свечением телекинеза, и нежно прижался к виску заложницы.
— Только пискни, — прошептал Эфорт.
Наше злодеяние скрыл туман курева, но у всего есть свои последствия. Скоро официантку потеряют, а пунктуальные зебры такое просто так не оставят и ринутся её искать, а обнаружат уже не совсем тайную операцию министерства морали. Учитывая, что тут до кучи и агенты министерства крутости, то вообще пойдёт потеха.
— Меня расстраивает, что ты считаешь меня настолько тупым, что чуть ли не буквально отпрашиваешься заложить нас своим боссам, но это сейчас не главное.
— У меня дети, — жалобно прошептала пони.
— Не сомневаюсь, — съехидничал Эфорт, — и ты могла бы купить им что-нибудь, — он потряс перед ней мешочком с битами, — а теперь тебе остаётся надеяться, что я достаточно милосердный, чтобы отпустить тебя к ним. Но если честно, сейчас всё зависит от тебя. Вопрос всё тот же. Где Грифониха?
Я ведь, по сути, тоже была заложницей событий.
На этот раз пони услужливо согласилась показать нам, где прячется Гильда. В танец налаженный и структурированный влезло инородное тело, столкнувшее по пути двух официантов. Поскольку к голове пони пистолет прижимался как должники к ногам инвесторов, она остроумнейшими способами отваживала от нас лишнее внимание.
— Я веду их в ВИП-комнату, важные клиенты, так что свалил быстро.
Ну, теперь то нас точно поймают, и времени до этого момента оставалось всё меньше. Остаётся надеяться, что официантка не водит нас кругами. Если так, то последним нашим танцем будет вальс.
В полумраке заметить что-либо было тяжело, но два пегаса слишком неуёмно всё это время следовали за нами. Когда я сказала про это Эфорту, он одобрительно кивнул, будто всё идёт как надо.
— Она здесь. – быстро сказала официантка.
— Отлично, заходи.
Эфорт протолкнул официантку в пресловутую ВИП-комнату и зашёл следом за ней, размахивая при этом пушкой. Я прикрыла двери почти перед мордами двух силуэтов с крыльями. Они были приличными пегасами и вламываться не стали – решили подождать, пока мы выйдем сами. Через мгновение послышался голос. Он очень некрасиво ругался и выдал в кротчайший срок такой объём нецензурщины, который сапожникам только сниться. Голос принадлежал грифонихе, которая в ответ на пушку Эфорта решила продемонстрировать, насколько несовершенен контроль оружия в Эквестрии. Она направляла позолоченный пистолет с глушителем на нас троих, поочередно целясь в каждого. Причины недовольства были предельно ясны: её потревожили в очень щепетильный момент. Кажется, мы застали убийство Рэйнбоу Дэш.
У меня челюсть была готова упасть на пол, но я сдерживалась, чтобы не закричать. Тело пегаски ничком лежало на полу в луже крови. Вокруг неё были разбросаны бутылки виски и пара шприцов. Перед тем, как отправиться на тот свет, пегаска знатно отметила.
— ...Гондон ты штопанный, тебя бля не хватало, Эфорт, какого сена ты тут появился!? — разорялась грифониха.
— И я тебя рад видеть, Гильда. — только и прошептал единорог. — Не хочешь поделиться с нами произошедшим?
Грифониха на мгновение завилса, а затем опустила лапы и жалобным голосом проговорила.
— Я вляпалась.
У неё через клюв проходил шрам. Повидавшая многое грифониха была возраста министров, может, чуть старше. На торчавшей чёлке появилась седина, а кончик львиного хвоста был облезлым и растрёпанным. Тем не менее, она была в отличной форме. Постоянные упражнения поддерживали её тело и даже придавали тонус. Пара шрамов от пулевых и ножевых ранений, конечно, виднелись, да и наркотики, думаю, были частыми гостями её организма, я уж молчу про сигареты и выпивку – всё это однажды и убьёт её, если она достаточно проворна, чтобы дожить до этого мгновения.
— Я вижу. — Эфорт не опускал пистолет, — Проверь Рэйнбоу. — Последние слова были адресованы мне.
— Вытащи меня из этого дерьма! – прокричала грифониха. И это была не просьба, а указ.
— Не, — протянул Эфорт, глядя ей пристально в глаза, — Я умею делать только с точностью наоборот.
Министр крутости скончалась в подпольной зебринской курильне от обильного кровотечения. Это было... Недостаточно круто. Эфорт отогнал грифониху подальше от тела, чтобы защитить меня. Мы стали свидетелями заказного убийства? У меня задрожали копыта. Неужели вот так просто? Носительница элемента гармонии лежала передо мной с прикрытыми глазами, ещё тёплая. В конце концов, все мы там окажемся, но гибель одной из них слишком явно напоминала о том, что смерть настигнет каждого. Сложно сказать, от чего именно она умерла. Помимо кровопотери, бедная пегаска ещё захлёбывалась рвотными массами. Её накачали перед тем, как убить? Тогда зачем делать всё так грязно? Что-то здесь пошло не так.
— Я не виновна в этом. – яростно заявила грифониха, — Меня подставили, и сейчас сюда ворвётся грифонская мафия, зебры и пегасы из министерства Дэш.
— Умеешь ты собирать народ. Вкратце, что случилось?
— Я следила за Дэш, — грифониха села в угол комнаты. Эфорт поступил похожим образом – он уже устал следить за официанткой, всё ещё находившейся здесь и сохранявшей чудеса хлоднокровия, и сел на диван, — Взяла заказ у Грифонстоуна. Всё было официально, конверты с чёрными маркерами и прочее дерьмо. Мне нужно было прикинуться подружкой, с которой она давно не виделась, и прознать, как можно больше. Мы собирались здесь частенько и накидывались бухлом, но однажды пришёл приказ. Грохнуть пегаску. Я почувствовала неладное и отказалась, и тогда всё всплыло.
Я открыла её глаза, хотела обнаружить симптом кошачьего зрачка, но всё было нормально. Зрачки, конечно, были ОЧЕНЬ расширены, но не деформированы. Моё копыто надавило на хвост пегаски...
— У неё есть пульс! Она ещё жива.
У грифонихи округлились глаза.
— Я же сама видела, как она захлебнулась.
— Захлебнулась? – скептично спросил Эфорт.
— Да! – уверенно крикнула грифониха, — Кровь не её, а моя, — Гильда указала на перебинтованное плечо.
Я округлила глаза. Всё стало ясно как небо в день солнцестояния. Рэйнбоу Дэш почти наверняка принимала мед икс. Она была солдатом, а это обезболивающие выдают всем военным. Министр была зависима от него, из средства снятия боли оно переросло в развлечение, по крайней мере, на один день. Затем она выпила слишком много, и тогда подействовал мед икс. Дэш потеряла сознание, её начало рвать, она захлебнулась. Гипоксия в тандеме с передозом обезболивающего дают характерный симптом — расширенные зрачки. Но всё это просто ерунда, потому что у неё сейчас рвота в лёгких и она умирает!
— Док, ну что там? – забеспокоился Эфорт, когда к нам начали напрашиваться незваные гости.
Послышался громкий и настойчивый стук в дверь, и хоть предварительный диагноз был поставлен, я ничего не могла сделать в таких условиях, кроме как прочистить рот министра от блевоты. Это возымело благоприятные результаты.
— Послушай, — лапа грифонихи обхватила ногу Эфорта. Они, вероятно, были знакомы и уже давно, — Грифонская мафия спелась с легионом. Это они подкупили чиновников Грифонстоуна и наняли меня, чтобы подставить грифонов и втянуть нас в войну на стороне зебр. Вытащишь меня отсюда, и я расскажу тебе то, что раз и навсегда избавит Кантерлот от зебр.
Из полезного в данной ситуации моя аптечка предлагала только активированный уголь и нашатырь. Последним я воспользовалась и вернула пегаске минимальную жизнеспособность. Дэш откашлялась, напугав этим Гильду – живые мертвецы смутят даже бывалого наёмника. Рэйнбоу была сильной. Если её организм смог справиться с таким, то война её вряд ли сломит.
— Она не сможет идти, — предупредила я.
За дверью бушевали. Кто-то очень стремился попасть сюда во чтобы то не стало, но грифониха не спешила открывать двери, но нам рано или поздно придётся это сделать.
— Это агенты министерства крутости, — на морде грифонихи не было страха. Скорее, немного сомнения, перемешанного с минутной слабостью, — Не отдавай меня им. Если они поймают меня, то не видать тебе информацию по зебрам.
Ноздри единорога яростно вздымались, а морда скривилась в неприязни к пегаске. Мы, вероятно, сорвали джекпот, но нам придётся воровать у собственного же казино, чтобы забрать выигрыш.
— Идёт, — они пожали ногу и лапу, — но если ты меня обманешь...
— Грифоны не нарушают сделок.
Гильда подхватила тело Рэйнбоу Дэш себе на спину, ни чуть при этом, не стараясь, будто пегаска была одним из пёрышек на её крыле. Единорог достал удостоверение, натянул сдержанную улыбку и открыл двери на распашку. Двое пегасов выражали своё недовольство весьма явно – у одного из них в зубах был пистолет.
— Джентлькольты, прошу заходите. Мы уже всё уладили.
Глаза одного из пегасов изучили документы единорога, и сразу после этого его напряжённые скулы расслабились.
— Могли бы дать нам знать, — проворчал он.
— Да уж, — согласился единорог, — Нужно было предупредить.
Из пистолета пегаса волшебным образом выпала обойма, и также мистически позади них закрылась дверь. Вообще телекинез, будучи убийцей сценической левитации, мог совершать удивительные вещи, если вспоминать о нём в нужный момент. Дальше в ход пошли копыта. Расслабившийся пегас пропустил медвежий удар единорога, и на стене, об которую ударилась голова агента крутости, появилась кровь. Эфорт не мог убить их, но из-за того, что действовать пришлось быстро, единорог ничего лучше не придумал, как вырубить обоих. Правда, не всё получилось, как задумано.
Второй пегас машинально выстрелил, и оставшийся патрон пролетел мимо единорога. Услышав выстрелы, на сцене появилась Гильда с нелепо свисающей с её спины Рэйнбоу. Её позолоченный пистолет пригрозил пегасу. В пылу битвы она бы с лёгкостю пристрелила его, не вмешайся Эфорт. Он встал, заслоняя собой коллегу, с которым мы по тупому стечению обстоятельств оказались на разных сторонах баррикад. Но, к сожалению, данный жест не был оценён, и пегас кинулся на Эфорта, пользуясь замешательством. Единорог со всей силой прижал нападавшего к стене. Он бил его до тех пор, пока копыта пегаса безвольно не расцепились, освобождая шею Эфорта. Наступила неловкая минута молчания. Я была слишком напугана, чтобы проверить у них пульс, но как минимум один пегас был жив — его грудная клетка легонько вздымалась.
Когда я обернулась проверить Эфорта, на всю комнату раздался мой визг. И это было скорее от неожиданности, чем от вида окровавленной мордочки официантки. Багряная линия обвивала её щёки, спадала на шею, чтобы затем плавно опуститься на пол. Только что по нашей вине дети этой кобылы стали сиротами. У Эфорта блеснули глаза, он смотрел туда же, куда и я, грифониха тем временем проверяла пегасов, точнее, их снаряжение.
— Ни хрена полезного. – подытожила она.
— Нужно идти. – раздался глухой голос Эфорта. В его глазах на секунду мелькнуло презрение, когда он увидел, чем занимается Гильда, но буквально спустя одно моргание в них появилось смирение. — Самое сложное позади.
— Ага, — в её голосе отчётливо была заметна ехидность, как кислотный галстук поверх строгого костюма она привлекала к себе внимание и была легко различима среди серьёзности. — Забыл про мафию и зебринский легион.
— Прорвёмся. – шмыгнул носом единорог и попытался разглядеть, что-нибудь в замочную скважину. — Они уже знают, что ты обо всём догодалась?
— Нет.
— Значит, они уверенны, что ты только что ликвидировала министра, а также четырёх агентов и беспокоятся больше о том, как избежать королевского гнева и скрыть всё. Возможно, сейчас грифоны спорят с зебрами, стоит убивать тебя или нет, наверное, это обидно, но именно твои сородичи хотят пустить тебя в расход. Одним словом, у нас неожиданность.
— Может, вызвать подкрепление? – предложила я. Грифониха окинула меня испепеляющим взглядом.
— Нет, — спокойно ответил Эфорт, — Тогда все разбегутся, и информация Гильды будет бесполезна.
— Тогда поторопитесь.
Как бы сильна Рэйнбоу не была, терпеть вечно она не сможет.
Мы уже собирались выходить, как ко мне подошла грифониха.
— Перед тем как пойдем, возьми, — Гильда протянула папку документов, — Думала, что-то важное, а там странное... Про погоду что-то.
На папке документов крупными буквами было написано «Проект Одного Пегаса».
— Мы идём впереди, ты прикрываешь, — мы стояли около выхода. Перед нами закрытая дверь, за которой в нерешительности таились бойцы двух опаснейших группировок Эквестрии. Мы не просто разворошили осиное гнездо, мы его осквернили и в спешке убегали, раздобыв секрет, который уничтожит всех ос на нашей полянке. За всеми этими метафорами скрывался интересный факт. Пожилой агент, его консультантка, пацифист и раненная грифониха с министром крутости на спине старались прорваться сквозь толпу здоровых гангстеров и легионеров, жизненная цель которых — стереть Эквестрию в порошок. Но, похоже, этот факт смущал лишь меня.
— Погнали!
Дверь резко раскрылась, но в тумане было по-прежнему тихо, лишь моё сердце бешено колотилось. Эфорт готовился к тому, что нас уже ждали, однако всем было сугубо наплевать. Ну или все умело делали вид, что это именно так. Спрятав пистолет, единорог двинулся вперёд. Танец с официантами не задался с первого шага. Эфорт столкнул какого-то бедолагу с ног, спешно извинился и продолжил шествие, только вот внезапно двое чудных граждан преградили нам дорогу. Два грифона в фетровых шляпах появились из ниоткуда, их угрожающие силуэты застыли в тумане, и лишь их голос доносился до нас через плотный дым.
— Уже уходите? – пистолет Эфорта занервничал и начал шуршать под курткой, — Ваша подруга так и не заплатила.
Может, оставим им на чай, и нас отпустят?
— Ну, вот и настал час расплаты!
Гильда, стоявшая позади нас, два раза нажала на курок. Приглушённые выстрелы растворились в общем шуме и стали не громче, чем дым.
— За то, что нарушили договор. – проскрипела грифониха.
Эфорт поспешил к выходу. Силуэты за шторами засуетились, какими бы тихими выстрелы ни были, нашу возню заметили и обычные посетители. Хозяева заведения явно захотят обсудить устроенный нами беспорядок, но цена штрафа была смертельной, и платить её никто не собирался. В конце концов... Обслуживание тут так себе. Сарказм от пули не спасает, однако нервы успокаивал. На меня нашла паранойя, мне всё казалось, что персоны, отдыхавшие здесь, норовят выскочить из своих укромных мест и кинуться на нас. Или хуже – где-то в тумане разгуливает та слепая зебра, которая по звуку отыщет меня и отомстит. Мы были совсем близко, когда Эфорта начали терзать сомнения.
— Гильда, ты точно знаешь нечто важное?
— Они, поди, испугались министра, — грифониха тоже прибывала в недоумении, почему на нас не охотятся, — Или они готовят на нас...
Её речь прервала пулемётная очередь. Эфорт едва успел отпрыгнуть от лестничного проёма, когда на него обрушился свинцовый рой. Осы выскочили из улья и поджидали снаружи. В голове щёлкнуло что-то, и пришло осознание, весьма не вовремя, кстати. По нам ведь стреляли. Любая пуля могла запросто оборвать мою и без того короткую жизнь. У меня начались тахикардия и вдобавок тахипноэ. Хотелось тоже выпить бутылку виски и бродить по закоулкам бессознательного.
— Ну и вляпались же мы. – промолвил Эфорт.
Утихший пулемёт позволил услышать крик разъярённой зебры, который с ножом бежал прямо на нас. Ловким лёгким движением единорог уступил дорогу зебре, и тот, не рассчитав усилий, вылетел прямо на лестницу, на которой его ждала смерть. Её дыхание было здесь повсюду, и вот его ледяная изморозь вновь коснулась шёрстки. Это пугающее, но знакомое ощущение опять напомнило, что даже если мне удастся выбраться отсюда, коса пони-жнеца всё равно рано или поздно доберется до меня. Более того, вдруг появилось стойкое чувство, что я точно переживу это, лишь потому, что уже почти мертва. Пулемёт стих, послышались звуки металла, и Эфорт телекинезом отправил пистолет разведать обстановку. Несколько кротких выстрелов. Единорог заглянул на лестницу и сделал ещё пару.
— Путь свободен.
За нами увязалась ещё одна зебра, а затем ещё одна. Всех их устраняла Гильда. Эфорт быстро взбежал по лестнице, и там нас поджидали четверо охранников, двое были нам знакомы, двое уже убиты единорогом. Живые направили на нас оружие.
— Вам всё равно уже не заплатят, — начал Эфорт устало, — Некому.
— Ну и хрен с ним, — один из охранников галопом поспешил смыться отсюда. Другой поколебался, но вскоре последовал примеру своего коллеги.
Карета ждала нас вдалеке, Гильда опаздывала, однако Эфорт уверял, что она скоро придёт, а мне было слишком страшно, чтобы оставаться так близко к рассаднику ядовитых паразитов. Мы уже уселись по местам, тяжело дыша.
— Скоро придёт, — бросил измотанный Эфорт.
Он тяжело и глухо закашлял, причём очень долго. Не удивительно, конечно, с его то пристрастиями. Удивительно, что после этого он достал очередную сигарету. Один из зебр осмелился выскочить на улицу, на этот раз он решил не подбегать, а кинуть холодное оружие. Маленький ножичек вонзился в карету, включая сигнализацию в моём исполнении. Слишком уж близко попал холодный металл. Единорог попытался пристрелить его, но вторая обойма жеребца ушла в никуда. Зебр совсем расхрабрился и хотел кинуться к нам, как сзади выскочила Гильда, выхватила его же мачете и вонзила ему в грудь. Легионер упал, захлёбываясь кровью. Окровавленные глаза с ненавистью взирали на грифониху, беззаботно уходящую с места преступления.
— Она не нарушает договор, — наконец, прикурив сигарету, сказал довольный Эфорт.
— Вам подарок, — Гильда бросила в карету двух агентов министерства крутости и затем осторожно положила на сидение Рэйнбоу Дэш, — Их бы очень жестоко казнили.
— Поехали, — Эфорт постучал по стенке кареты, и мы умчались прочь от «Mors umbra», но дыхание смерти ощущалось до сих пор.
Дэш вытащили. Аспирационная пневмония, конечно, вещь неприятная, но достижения Эквестрийской медицины, позволят выкарабкаться за пару дней. Я передала папку с секретным проектом министерству морали, но, похоже, всё оказалось сложней, чем мы думали, и вскоре эти документы будут дома – в своём неимоверно крутом министерстве. Эфорту сделали выговор. Он «упустил» важного свидетеля по делу мегазаклинаний, и теперь официальное расследование зашло в тупик. Конечно, ещё начальство было недовольно тем, что единорог повздорил с министерством крутости, но учитывая, как круто мы спасли министра, ему простят это. Айсли сходила с ума от навалившейся бюрократской волокиты. В общем, ещё один министерский день подходил к концу. Для меня это был первый министерский день.
Эфорт перебирал патроны за столом. Они небрежно были раскиданы по папке с логотипом в виде воздушных шариков. Глаза его смотрели сквозь эти патроны, папку и стол, седые косматые брови печально прикрывали взгляд. В пепельнице дымилась оставленная сигарета, так что единорог серьёзно погрузился в думы. Было сложно выбрать, оставить его наедине с болью или рискнуть, пытаясь вылечить.
— Привет, — он с трудом поднял брови, но после этого резко проснулся и взял сигарету. Очередная затяжка медленной смерти — и он с виду был в норме.
— Привет, дочурка, — улыбнулся он, — Представляешь, кто-то на время отключил систему слежения за воздушным пространством, буквально один сектор на севере Кантерлота.
— Правда?
— Да, — он сочувственно покачал головой, — Говорят, за это время смог прорваться один живой организм. Какая досада.
— И не говори.
Улыбка сияла на его мордочке. Он радовался по стариковски своей шалости, будто выпросил у соседа газонокосилку на время. Глаза у него на время просияли, но всё оборвалось с приступом кашля. Брови опять потяжелели, однако уйти в себя не получилось.
— Как ты? – спросила я.
Единорог вдохнул, копыта его опустились, он откинулся на спинку стула и, щёлкнув шеей, высвободил патроны из телекинетического плена.
— Её звали Бритни Шорс, имя не настоящее, а поддельные документы делал какой-то комедиант. Мать её назвала Парентой. Она — потомок эмигрантов времён восстания Найтмер Мун, но после начала войны с зебрами ей пришлось вернуться на родину по очевидным причинам. Из-за путешествия не смогла получить образование, хотела стать парфюмером, и если бы она успела доучиться в стране зебр, то в Эквестрии её взяли бы в любую контору. Вместо этого бедолаге пришлось продать все, что у неё было, чтобы получить поддельные документы, ведь она не знала о программе помощи эмигрантам. И вот с голой задницей и небрежно сделанными документами наша пони сидит посреди Мэйнхеттена, и к ней приходит в принципе весьма правильная мысль – обратиться к тем, кто ей давно знаком. То есть, к зебрам. Поначалу она работает на рынке, торгуя контрафактом. Ей опять не везет, и её хватают агенты министерства морали, — Эфорт прервался ненадолго, — Отсюда и досье. Её пытают, но она так и не сдаёт зебр. Все зацепки упущены, ей приносят официальные извинения, и первым делом после того, как её отпустят, она связывается с зебрами. За подобную стойкость Шорс поощряют и отправляют жить в Кантерлот, устраивают на работу в злосчастную курильню. После этого связь обрывается, и известна лишь одна очень интересная вещь.
— Какая? – Эфорт долго молчал глядя на меня.
— Она не соврала. У неё правда есть дети.
Холодок смерти пробрал меня до мурашек, чтобы затем отступить. Мёртвые пациенты были одной общей толпой пони, которые погибли по моей вине. Одним меньше, одним больше. Мне уже было всё равно, порог допустимых смертей был давно нарушен, и теперь оставалось просто сохранять разум в здравии насколько возможно. Это были не отдельные голоса, а стойкий обвиняющий хор. И поэтому Бритни Шорс не стала откровением, она была лишь ещё одним доказательством моей профнепригодности.
— Я вообще-то спрашивала о тебе. Про кашель.
— Ах, это, — расслабился Эфорт и принялся за патроны, — У меня рак.
Меня как током ударило. Он прекрасно видел мой ошарашенный взгляд, но не оборачивался. Будто нарочно показывал, что ему сугубо наплевать, и дохлая официантка, работавшая на зебр, куда важнее прекрасного агента.
— Мне жаль.
— Не нужно. Я сам погубил себя, — он шмыгнул носом, — Ты мне лучше расскажи про то, где же ты была подопытной.
— Ты... Ты серьёзно? Ты ведь умираешь и...
— Хэйфилд, — единорог взял мои копыта, — я слабый старик, который скоро станет бесполезным. Всё, что у меня, получается привнести в этот мир – это смерть, так пускай моя уже побыстрей наступит.
— Ты ведь пытаешься помочь. Ты не виноват.
Единорог ещё раз попытался заняться патронами.
— Возможно. Остаётся надеяться, что всё это не зря, и мы сможем остановить войну. Будет обидно, если весь мир взлетит на воздух после всех страданий, — он нахмурился, но голос у него был мягкий, расстроенный и сломленный, — Ты просто помни, что мёртвые пони это не массовка, а уникальная судьба, которая была оборванна из-за глупой ненависти и жадности.
Хорошо. Сказала я. И хор начал петь в разнобой. Голоса были разные. Взрослые и детские. Кобылы и жеребцы. Сильные и совсем ослабшие. Было поздно выделять кого-либо. Пони умирали постоянно, даже сейчас, и всё это по нашей вине, хотя бы косвенно. Бездействие тоже преступление. Гробы укладываются штабелями, воздух переполнен пеплом после кремации, и Эфорт просит меня видеть в каждом уникальную жизнь, просит помнить о том, что чувство скорби никогда не покинет Эквестрию, даже если война прекратится. Значит, он был сильным, а я была слабой. От одной мысли, что это не хор, а солисты со своей собственной композицией, у меня сразу мутился рассудок.
— Ты так и не ответила, — он, наконец, повернулся ко мне, — Где ты была подопытной?
— Разве в досье нет этого? — замялась я, — Мне не хочется разговаривать на эту тему.
— Прости, что вторгаюсь в твою личную жизнь, но Гильда мне много рассказала, в частности про ещё одно мегазаклинание, созданное на основе опыта номер пятьдесят шесть. Именно в нём ты была подопытной, а подробности доступны лишь министрам.
— Этого не может быть... – неужели они смогли? – Она сказала ещё что-нибудь?!
— Много всего, говорю же, — занервничал Эфорт. – Но про мегазаклинание немного. Лишь название. Ignis in vivo тебе о чём-то говорит?
— Да. Они смогли превратить живую пони в мегазаклинание.
Заметка: получен новый уровень
Новая способность: Ночное виденье — Вы всегда сможете увидеть свет в темноте. Да и просто в темноте вы сможете видеть.
Часть Четвёртая
— Мы её нашли!
Наш небольшой центр оживился. Этаж, выделенный под отдел, занимавшийся мегазаклинаниями, кипел, и брызги котла грозились вырваться наружу, чего нельзя было допустить. Никто кроме пятерых пони не знал, что Кантерлот находится под неминуемой угрозой, которую никто не в состоянии остановить. Сложно поверить, но будь это обычное мегазаклинание? Эфорт бы с безразличным выражением морды закурил. Ещё пару лун назад все были бы в ужасе, а теперь проблема решилась бы в пару мгновений. Мы знали расположение бомбы, мы знали время, когда взорвётся. У нас были все нужные карты, чтобы разыграть партию и сорвать банк. Но оказалось, что мы даже не в карты играем.
— Ты хочешь сказать, что по главному городу Эквестрии ходит угроза, готовая разорваться с силой тысячи солнц? — напирала на меня начальница.
— Айсли да остынь ты, — проговорил Эфорт, а потом засмеялся. Каламбур пришёлся по вкусу лишь нам двоим, а остальные окинули нас осуждающим взглядом.
— Расскажите мне про жертву, — Айсли обратилась к телепатке, которую запрягли в работу не по специальности.
Бедняжкой, попавшей под удар легиона, стала несчастная Бьюти Брасс.
«I место в конкурсе юных музыкантов Толл Тэйла, » — гласила небрежно отсканированная газета.
— Хэх, землячка, — добавил Эфорт.
Поступила в музыкальную академию Кантерлота. На фото счастливые мордочки квартета Октавии Мелоди. В обнимку они стоят перед сценой, на которой только что играли перед королевской семьёй. Им повезло, так как они были всего лишь заменой основному квартету. Снимок сделан Винил Скрэтч и получился смазанным, так как последняя была пьяной.
Одинока — её анкета в агентстве знакомств была отсканирована намного лучше.
— И как так получилось, что мы не уследили за королевским музыкантом? — возмутилась, будто самой собой, Айсли. — Дайте угадаю, в назначенное время взрыва у неё будет концерт перед принцессами?
— Неа, — флегматично оборвал догадку начальницы пегас, глядя в монитор терминала, — но она почти каждый день упражняется. У квартета репетиционная база прямо в центре Кантерлота.
— Разве важно как с ней связался легион?
Звонкий голос заставил всех вздрогнуть. Перед нами жутко улыбаясь появилась Пинки Пай в дамской шляпке, кокетливо сбитой на бок. Ей нельзя было здесь находиться. То есть… Она не должна была знать обо всём.
— Выгораживать Эфорта бессмысленно, глупышка, — обратилась она ко мне. — Гильда и мой друг, в конце концов, и единственная причина, по которой мне хотелось её задержать — это давнее желание попить с ней чайку и угостить эту злючку кексами.
— Я же говорил, она узнает, — пробурчал Эфорт.
— Так это и есть та важная причина из-за которой нужно молчать, — засверлил меня возмущённый взгляд Айсли. — Госпожа министр, я клянусь, что не стала бы молчать, если бы знала причину! Мне казалось, что…
Со звуком «Тшш…» министр коснулась губ Айсли.
— Не устраивай тут крещендо, — прошептала Пинки. — Одно у нас уже есть, — она ткнула копытом в фотографию Бьюти Брасс. — До взрыва ОСТАЛСЯ ДВАДЦАТЬ ОДИН ЧАС. Что посоветует наш консультант?
Все уставились на меня. Айсли до сих пор злилась и в её глазах это легко читалось, Пинки Пай, всегда живущая с неподдельным интересом в глазах, точно также смотрела на меня и сейчас, Эфорт флегматично глянул в мою сторону, а телепатка, настороженная чуть меньше, чем я, наконец-то с облегчением вздохнула, от того, что ответственность определённо упала на другую пони. Тишина разорвалась, когда пегас отхлебнул кофе.
— Я не знаю, как её… Разминировать.
— То есть, способа нет? — резко подытожил Эфорт и после обратился к остальным. — Значит надо её вывезти подальше.
— На территорию зебр! — усмехнулся пегас. — Вот потеха будет.
— Ни в коем случае, — твёрдо перебила Айсли. — Идут переговоры о перемирии и МЫ не можем обострять войну, даже если зебры хотят уничтожить нас.
— Ага, конечно! — запротестовал пегас. — Предлагаешь забыть, что произошло в Литл-Хорне? Или может забыть о тех, кто погиб у дворца Кантерлота?!
— Я не говорила, что способа нет, — мои тихие и кроткие слова опять заставили всех повернуться. — Просто я пока не знаю, как это сделать.
— Мы не можем рисковать, — сказала Айсли. — Одна жизнь в сравнении с целым городом это ничто.
— Но…
— Она права, — поддержал её Эфорт.
Я округлила глаза.
— Ты же сам говорил, что каждая жизнь уникальна и…
— Зато ты была не согласна с этим. Чем Бьюти Брасс лучше мёртвой официантки?
— Пинки Пай. Министр, — розовая пони посмотрела на меня всё с тем же интересом, — прошу дайте мне немного времени. Я выясню, как её спасти.
Ничего не ответив, Пинки звонко засмеялась.
ОСТАЛОСЬ ЧЕТЫРНАДЦАТЬ ЧАСОВ
Они знают моё имя…
Монстры в моей голове…
Эфорт наслаждался очередной порцией никотина. Где-то поблизости играли музыканты, а солистка звонко пела навязчивую песню. Министерская аллея уже с утра была переполнена народом спешившим, гуляющим, спокойно идущим, бродящим в раздумьях. Живые растения и странные, удивительные, грандиозные здания министерств все выполненные в разных стилях. Министерство морали, разумеется, усеяно завитушками в то время, как в стиле министерства мира больше спокойной классики. Может прозвучать как каламбур, но по моему мнению министерство стиля было вообще… не стильным. Оно будто пряталось в кронах гигантских сосен. Вход было едва видно — всё однотонное, стальное и минималистичное. Интересно взглянуть, что там внутри, но сейчас мы шли в другое министерство.
— Мне уже совсем не хочется сюда идти.
— Да ладно. Дом милый дом. Разве нет?
Эфорт безжалостно выбросил ещё одного солдата из никотиновой армии. Окурок упал прямо перед входом в министерство мира.
— Или чего ты? — усмехнулся Эфорт, — Белок испугалась?
Интересно в остальных министерствах творится такое же безобразие, как и в наших с Эфортом? Если мораль была представлена карнавалом безумия, то мир походил на помесь заповедника с регистратурой поликлиники. Духота пронизывала почти все помещения, из-за обилия растений приходилось работать в тепличных условиях. И это не метафора.
— Блять. — тихо прошептал Эфорт, оттирая копыто от коричневой субстанции.
Все ведь знают, что Флаттершай любительница животных? Помимо белок и прочих грызунов тут были и довольно опасные зверюги. Видимо нашему министру кажется, что работа медика наполнена стрессом в недостаточной мере. Прибавьте к этому кучу дерьма — всё в буквальном смысле — с которым нам приходилось сталкиваться и можно не удивляться, почему я батрачила на карете скорой помощи, а не грела задницу на министерской аллее.
Были здесь и свои плюсы. Порой весь этот модерн действительно обдавал своей атмосферой. Да и бесплатные печенья по пятницам. В министерстве мира были очень приятные моменты. Хотелось бы мне взглянуть на всё это, когда война закончится. Уверена, что большинство министерств загнуться, и будут расформированы за ненадобностью, а наши три робкие бабочки с логотипа продолжат полёт.
— Скоро уже? — Эфорту не очень понравилось здесь. Он внимательно глядел себе под ноги, с осторожностью делая каждый шаг.
Я подыскивала, как точнее выразить в словах расстояние, которое нам осталось пройти, но буквально через один коридор эта надобность отпала.
— Пришли.
Мне совсем не хотелось обращаться к той, кто обитала в этом кабинете, и лучше бы она знала, как выручить Бьюти Брасс, потому что разговаривать с пони убившей тебя не самое приятное дело, знаете ли. Но именно эта кобыла была ответственна за подопытных в том страшном эксперименте.
Эфорт с таким рвением забарабанил по двери, что даже здешний дятел не смог бы исполнить такое ударное соло. Несколько минут интенсивного стремления соблюсти все манеры кончились ничем. В кабинете было по-прежнему тихо, и никто не спешил к нам на встречу.
— Ладно, отойди, — он устало выдохнул. Приготовился, к чему-то, однако затем закряхтел и махнул копытом, сигнализируя о том, что ему нужна передышка, — Сейчас буду ломать дверь, — сказал единорог, наконец, отдохнув.
— Что? Зачем?
— Я слышал крики. — сказал он подмигивая глазом, — Крики. Ты ведь их тоже слышала?
— Нет.
— Хэйфилд, — протянул он с упрёком, смотря исподлобья.
— Зато я слышала, что можно просто взять ключи.
Единорог впал в ступор.
— Ты раньше-то сказать не могла?
— Ты не спрашивал.
Он сердито фыркнул и отправил меня на поиски.
Пони озирались на меня. Запомнили. Я ведь всегда здороваюсь. И ещё трудно забыть единственную выжившую в тайном эксперименте. Никто ничего, конечно, не знал, но слухи внутри министерства ходили. Косые взгляды, которые сожалеют и одновременно гонят прочь, будто я чумной доктор, а экипировка не спасла и болезнь всё-таки поразила меня. Единственная выжившая, которая всё-таки умерла.
Терпеть не могу сослагательное наклонение, но порой так и напрашиваются мысли, — а что если? Если бы всё удалось? Счастье, бесконечная жизнь и власть. Меня бы сделали принцессой? Или бы спрятали в подвале. Распилили бы на кусочки и проводили опыты… Да нет, это не в духе Флаттершай. Пинки Пай бы вот смогла.
Я поздоровалась. Попросила ключи. Вахтёрша была молодой и улыбалась всем подряд. Уверена на неё уже спустила собак армия циников, но мне приятно глядеть на огоньки, горящие внутри воодушевленной пони. Хотя, возможно мне просто страшно за свой огонь. Обычно пони озлобляются, когда работают с кучей народа. Все нервничают, причитают, кричат, злятся, улыбаются, ненавидят и ведут себя приветливо. Проще быть холодным камнем, но не все ищут лёгкие пути.
— Простите, а кто вы? — спросила она улыбаясь.
Просто показала ей бейджик. Та заклацала копытцами по клавишам терминала и в ужасе охнула, когда пробила моё имя по базе данных.
— Ч-что-нибудь е… Ещё?
— Не говорите Флаттершай, что я приходила.
Она скосила взгляд, я решила, что не нужно заставлять бедняжку врать и поторопилась отойти от стойки. Изгоя объявили в розыск, что справедливо и не удивительно. Так или иначе, я была их трофеем. Даже не так. Я была их ошибкой — предвестником чего-то очень страшного.
Будь я единорогом — и ещё раз сослагательное — размахивала бы ключами с помощью телекинеза, но, а так мне оставалось насвистывать печальную мелодию и медленно продвигаться к Эфорту, надеясь, что он не настолько безрассудный, чтобы курить в пристанище медицины.
— Господа стражники у нас вышло явное недоразумение, — послышался голос Эфорта из-за угла, — Подождите сейчас достану своё удосто…
Раздался глухой крик. Единорога кто-то ударил и, судя по теням их, было больше, чем один. Я в нерешительности прижалась к стене.
— Заткнись грязный убийца! Ты отправишься в темницу за то, что сотворил!
— Ты совсем придурок? — его ударили ещё раз и на этот раз он вскрикнул ещё громче, но не прекратил возмущаться, — Я из министерства морали, недоносок! — в ответ Эфорта лишь опять ударили.
Неожиданно тени начали приближаться, в панике я заметалась по коридору, но вот уже показалась нога, облачённая в латы и… выдохнув, я пошла напрямик, как ни в чём не бывало, только копыта слегка дрожали, кружилась голова, а по вискам стекали капельки пота. Стражник, не ожидавший моего появления, остановился, как вкопанный с широко раскрытыми глазами.
— Что за дерьмо? — рыкнул его капитан и наконец, заметил меня. Он также был немного ошарашен, но пришёл в норму быстрее своих подопечных, а их было всего пятеро. Они насильно тащили окровавленного Эфорта, который совсем не облегчал им задачу. Не буди медведя, как говорится, — Ты кто ещё такая? — Эфорт тайком поймал мой взгляд и отрицательно закивал головой.
ВРЕМЯ ВРАТЬ!
— Я работаю здесь, — у Эфорта с удостоверением не прокатило, но ведь мой бейджик из министерства мира.
Изучив документы, твердолобый капитан переговорил по-тихому со стражниками. Они были в ужасе от одного моего вида. Они не испугались здоровенного единорога и тут забеспокоились из-за дохлой земнопони. Это было странно, если уж забыть о том, что всё происходящее было странно.
— Слушай, — скомандовал капитан, — у нас тут тайная миссия и всем работникам было приказано не приближаться к этому кабинету.
— Правда? — испуганно я сказала. И это была правда. Мне правда было страшно, — Я не знала.
— Сделаем так. Ты забудешь, все, что увидела здесь, а мы не ведём тебя в отдел охраны для разбирательства.
Конечно, я согласилась. Эфорт ехидно улыбнулся и принялся лягаться, кричать и тормозить эту бредовую гвардию. Их прислали сюда. Кто? Зачем? Почему они увели Эфорта? Вопросы крутились у меня в голове, складываясь в тысячу догадок и предположений. Но, как отец всё время говорит, нужно решать проблемы по порядку.
Дождавшись пока уязвимые к магниту стражники, удалятся в боковом коридоре, я неловко вставила ключ в скважину. В такие минуты хочется согласиться с Эфортом о никчёмности моей расы. Тем не менее, это его поймали. Дверь не скрипнула, когда открылась — у моего министерства денег хватало.
Конечно, в кабинете никого не было. Вот её дурацкий огромный стол, которым она отгораживалась от тех, кого отправила насмерть. Единственная пони, которая смогла прийти после опытов это я. Тут был небольшой бардак. С первого взгляда не заметишь, но фотография её детей была опрокинута. А она так кичилась своим благополучием, что просто не могла допустить хоть малейшего изъяна в созданном образе.
Что-то было не так, но мне нужно было торопиться. Неизвестно куда потащили Эфорта, однако сотрудники его министерства вызволят единорога быстрей, чем кто-нибудь сыграет гамму на фортепиано. От волнения меня била крупная дрожь и документы, беспорядочно разбросанные по столу, просто валились из копыт. Не знаю, чем теперь занималась хозяйка кабинета, но явно не опытом пятьдесят шесть. Тогда я обошла стол и…
Я вступила в кое-что и это было не то куда вляпался Эфорт сегодня утром. В кабинете был постелен роскошный бордовый ковёр из мягкой шерсти. И цвет в том месте, куда опустилось моё копыто, был несколько темнее. Это пятно тянулось вплоть до стены с обоями мятного цвета, на которых был явно виден алый потёк.
Во мне смешались странные чувства. Кто-то завалил эту сволочь. Или я просто выдумываю? Нет, это кровь. Точно. Я её столько видела, что теперь не спутать. Мой смешок раздался в мёртвой тишине. У смерти странное чувство юмора. Разум пытался зацепиться хоть за что-нибудь, чтобы отвести мысли в другую сторону. Голова закружилась. Было жаль её, но что-то… Я уселась прямо на ковёр. Мягчайший ворс, чувствовался холодным, будто он погиб вместе с хозяйкой. Положила хвост себе на ноги, чтобы он не коснулся этой багряной лужицы. Мысли бешено метались в голове, так что я не сразу обратила внимание на ящики стола. Самый верхний был с замком. Именно был. Сейчас последняя преграда перед нежелательными гостями и спрятанными вещами была небрежно вырвана с корнем. Внутри всё было перерыто, тем не менее в ящике оставалось довольно много бумаг со знакомым числом 56 и было сложно определить, забрали отсюда что-то или нет. Подопытные были пронумерованы, немного цинично, но весьма практично, даже сейчас, когда опыт был завершён. Недоставало лишь одного документа с записью о подопытной с номером 42. И тут моей голове вспыхнула мысль, как луч яркого костра, пробившегося через дремучий лес загадок.
Самодеятельность не мой конёк, но в этот раз отчаянные обстоятельства требовали отчаянных мер. Стоило бы уже с воплями о помощи бежать в министерство морали, которое находиться на этой же самой аллее, однако в таком случае, можно не успеть в другую обитель, куда, обычно, уже не спешат. В морг на самом деле не так просто войти, это не проходной двор, куда пускают любого агента. Меня во время работы и то лишь на порог пускали. Тем не менее, была одна загвоздка с тем моргом, куда отправлялась я. Скинув верхнюю одежду и накинув халат — ух как не люблю надевать чужие халаты! — я вошла в комнату, где хранились мы. Напоминание об одной из многих страшных ошибок совершённых во время войны. Смотря на скопление мёртвых тел, начинаешь задумываться — а может одна жизнь действительно не так ценна? Нет уж. Бьюти Брасс жива и мертвецы не остановят меня. Нужно отыскать тело подопытной 42. Среди пони давно ушедших. Некоторые оставили от себя лишь пыль, в буквальном смысле. Их тела вспыхнули под воздействием мегазаклинаний. Кто-то умер в страшных муках, кто-то безмятежно заснул. Выжили на самом деле двое: 99-я и 100-я. 100-я умерла через пять минут после опыта. Я жива до сих пор. Я была знакома почти с каждой, может мельком, но знакома, а имён и вспомнить не могу. Эти монстры знают моё имя. И я ведь тоже одна из этих монстров. Тихо и зябко, а мне всё кажется что меня зовут. Хэйфилд…
— Хэйфилд!
Я шарахнулась от испуга в сторону и запнулась об каталку и в жизни мертвецов стала чуть больше звуков. Позади меня стояла Айсли с извиняющимся видом.
— Я совсем не подумала, — подбежала она ко мне, помогая встать, — Прости бедняжечка.
— Как вас сюда пустили?!
— Ну, так дело государственной важности.
Сердце в бешенной скачке рвалось в груди. Я никак не могла успокоиться, хотя у меня была прекрасная возможность успокоиться навсегда и остаться жить здесь. Место для меня уже подготовили кстати говоря.
— Эфорт связался со мной по рации. Его даже не удосужились обыскать.
— С ним всё в порядке?
— Да. Но у нас проблема. Кто-то упёк всех агентов занимавшихся мегазаклинаниями за решётку. Их уже вытаскивают, но это значит нас раскрыли или хуже того кто-то предал нас. — она вымолвила это и зависла взглядом на мне, — Что ты здесь делаешь?
— У меня… Я… Мне кажется, я знаю, как спасти Бьюти Брасс.
— Дело в том, — начала я ей рассказывать, продолжая искать нужное тело, — в том, что Флаттершай передала все наработки по мегазаклинаниям, кроме провального опыта 56. Она боялась, что зебры причинят себе больше вреда, чем блага пытаясь сделать, то чего не смогли мы. Видимо зебры всё-таки узнали об этом и решили взять результаты сами. Они похитили лишь один документ и именно на его основе сделали из Бьюти Брасс мегазаклинание. Осталось найти тело выяснить, какое заклинание пытались наложить на неё и каким способом. Тогда мы сможем вылечить Бьюти Брасс.
— Стой, — прервала меня Айсли, — так Флаттершай не бомбу делала?
— Что? Нет? — удивилась я, — Она пыталась усилить пони с помощью мегазаклинаний. Это же Флаттершай, всё делалось в мирных целях. О, стойте! Вот она. 42.
С сожалением и чувством вины я раскрыла мешок и ахнула.
— Ну что? — с нетерпением спрашивала Айсли, — Можем идти?
— Нет.
В мешке лежала хозяйка кабинета. Ответственная за подопытных теперь находилась вместе с ними, охраняя их сон. Зебры поменяли тела, то ли в насмешку, то ли думая, что это поможет им избежать подозрений. Айсли подбадривала меня, пока мы шли до выхода из министерства мира. Это была последняя зацепка, чтобы спасти Бьюти Брасс и теперь оставалось лишь убить несчастную пони, вывезя её при этом далеко от родины и оставив умирать в одиночестве. В конце концов, у нас
ОСТАЛОСЬ ДВЕНАДЦАТЬ ЧАСОВ
— Не переживай об этом. Не получиться спасти всех, Хэйфилд.
Мы вышли из министерства. До сих пор играли музыканты. Что-то весёлое, но от этого у меня на душе скребли кошки. Им было невдомёк, что у Бьюти Брасс сегодня прощальные гастроли, на которых она сыграет реквием по самой себе. Весь мир будто нарочно веселился, стояла хорошая погода и гадкие птицы щебетали. Для них жизнь продолжалась, а мы с Бьюти Брасс умирали, и всем было на это насрать.
— Главное, что мы знаем, где Бьюти Брасс, — добавила Айсли, как к нам подскочил пегас, любитель кофе.
— Мэм у нас проблема! — он сильно нервничал и, похоже, летел до этого, стараясь добраться досюда, как можно быстрее.
— Знаю, знаю, — наша хладнокровная начальница, даже не остановилась, — Я уже распорядилась, чтобы всех освободили, виновных накажем потом, а сейчас нужно разобраться с Бьюти Брасс.
— В этом и дело! — он прокричал это так громко, что аж музыканты обернулись ненадолго. Когда Айсли обратила на него внимание, он тихо произнёс. — Мы потеряли Бьюти Брасс.
Начальница долго смотрела на своего подопечного. Её размышляюще испепеляющий взгляд впился впегаса и не отпускал бедолагу, а тот не смел шелохнуться. Размышляла ли она о том, какое оскорбление выбрать или же готовила план по перехвату живой катастрофы, останется секретом.
— Как? Как вы умудрились просрать целую пони?
— Мэм…
— ОНА У ВАС ЧУТЬ ЛИ НЕ ПОД МИКРОСКОПОМ БЫЛА!
Единорожка пустилась избивать копытами пегаса. Всё скатилось в бездну за пару секунд. Нам нужно было просто перейти реку по висячему мосту и тут верёвки обрываются сразу с двух сторон, буквально выскальзывая из наших копыт.
— Кто-то саботирует нас! — оправдывался пегас, — В отделе зебринский агент!
Айсли отступилась от пегаса, тяжело дыша и пыхтя от гнева, единорожка оглядела нас двоих.
— Если это кто-то из вас… Пытать буду лично. Теперь за работу!
Я осталась на улице, несмотря на то, что Айсли рванула в здание министерства. Пегас тоже торопился, после разговора с начальницей он сильно разнервничался, но задержался возле меня и вручил записку.
— От Эфорта. И передай, что больше я на такое не соглашусь. Если Айсли узнает… — он не договорил и, махнув копытом, поспешил вслед за начальством.
На смятом клочке бумаги красовалась надпись, вышедшая из печатной машинки
Mors Umbra
Если Министерство сейчас следит и за мной, то думаю, у них вызовет кучу подозрений консультант, неожиданно уехавшая в трущобы города, дабы посетить зебринскую курильню. Только на половине пути у меня возникла ужасная мысль о том, что меня пытаются подставить. Из всех пятерых пони из отдела по борьбе с мегазаклинаниями я была главным претендентом на зебринского шпиона. Холодок от осознания мурашками прокатился по телу. Надеюсь, они доставляют корзинки с конфетами в Понивилль.
Около курильни дежурили стражники. Тут как-никак умерла куча зебр, грифонов и одна пони. Трупы уже убрали и на их месте остались силуэты, нарисованные мелом. Последняя дань памяти мертвецам, чьё пребывание в этом мире окончено, их жизнь была туристической поездкой, а смерть незамедлительной депортацией.
Меня заметил Эфорт и махнул копытом, стражники сердито проводили взглядом, принимая за постороннюю, но стоило единорогу заговорить со мной, как они оступились.
— Ты как?
— Хреново. — резко ответил он, — Но теперь в Кантерлоте на одного продажного командира стражи меньше.
Перешагнув через мелом очерченное убийство, мы спустились в чертоги смерти. Посетителей не было, мистическая дымка спала и растворилась, а перед нами предстали голые, холодные стены, обитые тканью цвета запёкшейся крови, подушки безжизненно валялись в комнатах скрытых бледной полупрозрачной занавеской.
— Так зачем мы здесь? — наконец-то поинтересовалась я. Поджимало не только моё любопытство, но и время.
— Это ты мне скажи, — усмехнулся единорог.
— В смысле? — напряглась я, — Ты же меня сюда позвал.
Эфорт резко остановился, немного подумал и повернул голову.
— Нет. — твёрдо сказал он.
— Ну как? Ты попросил передать записку, — я начала неуклюже искать записку, которая где-то завалялась и наконец, стоило мне достать смятую бумажку и развернуть её, как передо мной, с помощью телекинеза, завис в воздухе точно такой же листок бумаги. С точно такой же надписью, — Тогда кто нас сюда привёл?
— Это была я.
Позади нас стояла зебра в строгом костюме, совсем не свойственному легионерам. Несмотря на её желание облачиться в Эквестрийскую культуру, в гриве виднелись вплетённые амулёты и золотые подвески.
Эфорт незамедлительно выхватил пистолет и направил в сторону неожиданно появившейся кобылы. В ответ раздался тихий смешок.
— Неужели вы думаете, что столь много кропотливой работы было проделано, лишь для того, чтобы убить вас? — на морде Эфорта промелькнула тень сомнения. Жеребец стиснул зубы и переступил с ноги на ногу.
— Ну, удиви тогда. — ответилей Эфорт.
— Мы все здесь для одной цели. — улыбнулась она, — Спасти Бьюти Брасс.
Рядом с ней из ниоткуда появилась земнопони. Стянув зебринский плащ-невидимку, который скрывал её, и аккуратно уложив его в седельную сумку, кобылка покорно уселась около зебры. Голубая шёрстка, коричневая грива — всё как на фотографии. Перед нами была Бьюти Брасс.
— Ну не хрена себе, — пробормотал Эфорт, едва не выронив от удивления пистолет. Вот как она скрылась! — единорог начал злиться, он стиснул зубы, засуетился, а после яростно выговорил к зебре, — Это ты задержала наших агентов!
— Нет! — оскорблённо поспешила ответить зебра, — Как вы могли такое подумать? — Она задумалась и, кивнув головой, согласилась, — Хотя должна признать, весьма логично так думать, учитывая обстоятельства. Зебра значит шпионка, — она разочарованно вздохнула, — Nigil novi sub Sole. Но спешу вас заверить, приказ был отдан с лёгкого копыта легата, к делам которого, верите вы или нет, я не причастна, — она говорила спокойно и беззаботно. — Если бы вы так активно не следили за Бьюти, всех этих проблем не было бы. Легион заподозрил, что его раскрыли, и поэтому послал за вами подкупленную стражу и поспешил спрятать своё мегазаклинание. Но у него не получилось, — хихикнула она.
— Почему?
— Да потому что я там всех убила! — рассмеялась она, — И теперь всё идёт по плану. Легион в спешке покидает Кантерлот, думая, что уже победил. Они готовятся прорваться через вашу гвардию и покинуть город.
— Значит мы в жопе, если вкратце.
— Нет. Спасите Бьюти Брасс, об остальном я позабочусь, — она развернулась и, не дожидаясь ответа, пошла к себе в кабинет.
— Стой! — крикнул Эфорт, — Кто ты вообще такая?!
— Бьюти Брасс всё расскажет, слушайте её, — кинула зебра на последок и скрылась за дверями.
В курильне стало тихо. Не как тогда. Теперь было ясно, что нигде не скрываются жаждущие убить нас зебры и это было странно. Мы застыли в неопределённости не зная, что делать.
— Приятно познакомиться, — с улыбкой произнесла жертва похищения.
Дальше всё стало лишь запутанней. Для пони, которая вскоре умрёт и погубит целый город, Бьюти Брасс была слишком счастливой. Но когда мы стали задавать вопросы, она быстро растеряла уверенность.
— Эта леди сказала, что вы спасёте меня, — всё твердила бедняжка.
— Чтобы спасти тебя, я должна знать, что зебры сделали с тобой, — тихо говорила я с ней.
— Я расскажу вам, — кротко говорила она, — Но леди сказала, сначала вы должны выполнить мою просьбу. Отвезите меня в поселение к юго-востоку от Кантерлота. И тогда я всё расскажу.
— Зачем тебе туда милая? — Эфорт терял терпение, но старался держаться, — Ты ведь знаешь в какой мы опасности.
— Да, знаю. Эта леди всё объяснила мне, но сначала выполните мою просьбу, иначе ничего не получится.
Эфорт долго ворчал. На меня, на Бьюти Брасс, на министерство и закончилось тем, что он обвинил во всём войну. Музыкант упиралась, не желая говорить, как же ей помочь. Пони пропускала доводы мимо ушей и лишь твердила про зебру и её условие. У нас была возможность отдать её министерству и прекратить этот фарс, но тогда «леди-зебра», как уверяла Бьюти Брасс, не поможет нам поймать зебр бегущих из Кантерлота, да и самое главное — бедняжка умрёт. Я уговаривала Эфорта довериться зебре и поступить так, как хочет Бьюти Брасс. Теперь всё зависело от того, что скажет единорог.
Эфорт выругался и закурил, беря паузу на размышление.
— Нам нужен кучер, которому можно доверять, — Бьюти Брасс широко улыбнулась.
— То есть мы всё-таки едем?! — затрепетала она от восторга.
— Да, — сухо ответил единорог, всё ещё недовольный сложившимся обстоятельством дел. Ещё одним вдохом он закоптил себе лёгкие и ехидно улыбнулся, — И я кажется знаю кто будет нашим кучером.
— Я же просил передать, что больше на такое не соглашусь, — уныло произнёс пегас.
— Он меня не послушал!
Бьюти Брасс в нетерпении возилась на одном месте. Эфорт смирился с обстоятельствами и, расслабившись в карете, упорно превращал её в курильню. Ситуация из отчаянной превратилась в катастрофическую. Вместо того, чтобы бороться, отдел по борьбе с мегазаклинаниями и вёз это самое мегазаклинание на прогулку, подвергая опасности целый город. Вполне возможно, мы ошиблись и все жители погибнут страшной смертью в огне зебринской коварности.
Возможно, Эфорта посещали похожие мысли.
— Бьюти, перед тем как мы нарушим кучу законов, указов и всё-таки пересечём границу Кантерлота, — сказал он на одном дыхании, — Ты можешь дать нам хотя бы немного информации, потому что я ненавижу находиться в неведении.
Бьюти Брасс увлечённо смотрела в окно.
— Что вы хотите знать мистер?
— Почему ты хочешь попасть в то поселение?
— Там живёт одна пони, — тихо произнесла она, — Особенная пони.
— Мы могли бы привезти её к тебе! — возмутился Эфорт.
— Нет. — твёрдо заявила пони, — Мне нужно самой добраться до неё.
Эфорт тихонько выругался и приказал остановить повозку. Он вышел и о чём-то переговорил с пегасом. Сначала они спорили, но затем единорог сказал нечто, что заставило пегаса охотно согласиться. Бьюти Брасс кинула на меня взгляд и с сожалением произнесла.
— Я знаю, что вы тоже умираете. — я округлила глаза, — Леди сказала, что у меня получится спасти вас.
Пока во мне боролись два желания — спокойно поинтересоваться или завизжать — пришёл Эфорт, и пришлось отложить наш диалог ненадолго.
— Сейчас проберёмся через границу, а затем поторапливайся, — сказал он Бьюти Брасс, — У нас на хвосте будут Эквестрийские военные и тем более до того, как ты взорвёшься от своего нежелания говорить, у нас
ОСТАЛОСЬ ВОСЕМЬ ЧАСОВ
Недавно установленный КПП, небрежно обтянутый колючей проволокой и битком набитый солдатами, у которых место лат и мечей были броня и автоматы, не вписывался в атмосферу королевского Кантерлота. Всеразрушающая война добралась и сюда, что неудивительно.
— Бьюти, — шикнул ей Эфорт, — надевай зебринский плащ и проберись в то здание. Открой ворота и бегом в карету!
Без тени сомнений Брасс кивнула единорогу и мигом исполнила всё, что он сказал.
— Ты что делаешь?! — мы всё ближе подъезжали к воротам и солдатам, которые могли нас услышать, поэтому пришлось выразить своё возмущение шёпотом, — Она от любой пули взорваться может!
— Ты раньше то сказать не могла? — возмутился Эфорт и в этот момент в окне кареты показалась голова солдата, — Здравствуйте офицер! — улыбнулся жеребец.
— Проезд запрещён, сэр, — сухо ответил тот, — А у вас, в добавок, ещё и вооружённый конвой.
Что?
— Одно боевое седло на кучере? — усмехнулся Эфорт, — Не смеши меня.
Солдаты на стенах насторожились и начали проверять своё оружие. Эфорт убалтывал пограничника, тыкал ему в морду удостоверение министерства морали, но было ясно, что никто нас выпускать не собирается. Может бумага с отпечатком копыта самой Селестии и разрешил бы нам проехать, но глупое враньё и упорство ворота открыть не могли.
— Что за… — солдат оглянулся на шум за спиной.
Ну, или могли.
Ворота медленно заскрипели, и механизм распахнул перед нами две тяжёлые металлические створки.
Эфорт схватил солдата за голову и шарахнул того об дверь кареты. Слабый вскрик и солдат с разбитой мордой падает на асфальт. Сторожевые среагировали незамедлительно, не знаю, что задумал Эфорт, но вытворить подобное, когда мы УЖЕ окружены…
Что бы там не хотели противопоставить солдаты их действия были прерваны раздавшимися выстрелами. Грохотало так будто несколько молний ударяли подряд около кареты, пони на стенах кинулись в укрытия — это пегас открыл огонь по охранявшим ворота. Эфорт выхватил пистолет и в мою сторону полетели гильзы. Я закричала, когда двое солдат упали замертво!
— Что вы делаете?! — В ужасе закричала я.
Всё случилось чрезвычайно быстро. Никто кроме Эфорта и пегаса не был готов к тому, что произойдёт. Только стоило военным нацелить на нас оружие, как из здания, где находился пульт управления воротами, пятясь, вышел солдат, тащивший за собой брыкающуюся Бьюти Брасс, которую, очевидно, раскрыли. Эфорт выругался и, распахнув дверь кареты, наставил пистолет на валяющегося в отключке солдата.
— Отпусти кобылку, а не то снесу ему башку!
Солдаты бегали туда сюда, кричали друг на друга и на нас. Эфорту пришлось выйти из кареты и прокричать тоже самое повторно. Жеребец сильно нервничал — он с трудом прижимал пистолет к виску солдата. С нами отказались вести переговоры, вспышка магии понеслась на Эфорта, но во время приподнятое тело солдата послужило щитом. Громко проклиная солдат, единорог отбросил парализованное тело. Пистолет устремился на пони державшего нашего музыканта и пули одна за другой врезались в его тело. Он глухо прокричал от первого выстрела, молча принял вторую пулю, безжалостно врезавшуюся в его шкуру, и, наконец, рухнул на землю.
Они убили солдат Эквестрии ради Бьюти Брасс! Что тут вообще происходит!
Дверь кареты открылась, теперь все были в сборе. Эфорт втолкнул Бьюти Брасс внутрь, на его морде читался явный испуг, он весь вспотел и кряхтел.
— Погнали! — заорал Эфорт стуча по стенке кареты. Пегас с места рванул в галоп и вскоре мы уже стремительно удалялись от королевского града.
— Зачем ты их убил! — причитала я.
Эфорт бросил недовольный взгляд в мою сторону.
— Сама же просила спасти её.
— Нет я… Нет!
— Да шучу я. — Эфорт вынул обойму и показал мне патроны, — Видишь? Резиновые. У него, — он показал в сторону пегаса, — Такие же.
Пока мы выясняли, что к чему прогремел громовой выстрел, синий огненный луч прорезал воздух слева от нас, и повозку аж пошатнуло от ударной волны.
— НЕМЕДЛЕННО ОСТАНОВИТЕСЬ! — злобно кричал на нас громкоговоритель.
Это был предупредительный выстрел из громострела. Я об этом в брошюрке, о терроризме прочитала. В отличие от нас у них патроны были настоящие, и одна из них могла попасть в живую бомбу способную уничтожить всё живое.
— Давай взлетай! — скомандовал Эфорт.
Карета неловко оторвалась от земли и опять шлепнулась, сотрясая пассажиров. По ушам ударил ещё один громовой выстрел он был на этот раз предельно близко и заставил попадать на пол, зажимая уши от боли. Тут нам сорвало крышу в прямом смысле — карета превратилась в кабриолет и оставалось гадать послужило тому причиной поразительная точность снайпера или чистая случайность, по которой нас не разорвало как эти щепки. Мой визг заглушил громкоговоритель, сделав его бесполезным, и в карету врезался сгусток магии — он не нанёс никакого урона, но Эфорт занервничал, даже пули не испугали его так, как эти заклинания. Единорог прикрыл собой Бьюти Брасс и что было сил рявкнул на пегаса, силясь перекричать мой визг и угрозы громкоговорителя.
— Взлетай БЛЯТЬ!
Крылья вырастают от страха. В туже секунду с дороги мы переместились в воздушное пространство Эквестрии.
Я вцепилась копытами в лавку, визжа от ужаса, творившегося вокруг. У нас было лишь несколько мгновений спокойствия, как погоня началась вновь. У военных не нашлось нормальной бронированной повозки и им пришлось использовать колесницу стражи. Выглядело это абсурдно и нелепо, но стоило им начать стрелять по нам, как всё стало вновь серьёзно. Звуки хлопков разрывались позади нас, воздух бешено хлестал мою мордочку, унося мои слёзы вместе с потоками воздуха, и приходилось закрывать глаза, но каждый раз, как я это делала, мне становилось страшно от того, что глаза я закрываю в последний раз.
Пегас старался, как мог. Он петлял и стремился оторваться, нас бросало из стороны в сторону. Эфорту стало хуже, и он принялся громко кашлять. Я была уверена, что он даже пытаться не будет, но этот безумный старик всё-таки достал зажигалку и сигареты. Никотин с табаком обёрнутые в бумагу из целлюлозы, хлора и селитры не выдержали бешеных манёвров и покинули борт отчаянных упрямцев, отправляясь путешествовать с порывами ветра.
В конечном итоге к преследованию присоединилась ещё одна повозка.
Неожиданно наши с Эфортом Пип-Баки строгим голосом начали отдавать приказы. Уверенный строгий голос уверял, что в наших интересах немедленно остановиться и начать снижение. Подобная наглость очень не понравилась единорогу, он, отыскав частоту сигнала, выхватил свою рацию и сказал им то за что нас всех, скорее всего, казнят.
— У нас на борту заложница! Её имя Бьюти Брасс! Повторяю Бьюти Брасс!
Голос в Пип-Баке немедленно замолчал. Но Эфорт не закончил, его слова были всего лишь увертюрой к грандиозной опере, которую он намеревался разыграть.
— Перестаньте вести по нам огонь и применять заклинание паралича! Проверьте данные! По Бьюти Брасс ЗАПРЕЩЕННО вести какой-либо огонь и велено доставить живой и невредимой.
Две повозки замедлились, а за тем и вовсе скрылись из виду. Единорог злорадно рассмеялся и его веселье подхватил пегас. Они ликовали, пока я утирала слёзы и громко всхлипывала. Карета замедлила ход, дышать стало легче и ветер уже не резал глаза. Жеребец приобнял меня и попытался приободрить, уверяя, что всё позади, как вдруг над нами вихрем пронеслось нечто очень быстрое. Это нечто сделало петлю в воздухе, пролетая сквозь облака и испаряя их, а затем разделилось на две линии и угрожающее начало приближаться к повозке. По бокам от нашего воздушного средства оказалось двое пегасов в синих костюмах с золотыми молниями.
— Что там? Что случилось? — спрашивал наш пегас, но Эфорт был настолько удивлён, что умудрись он всё-таки закурить сигарета выпала бы у него изо рта.
— У нас на хвосте Вандерболты, — отрешённо сказал единорог, — Мы их сильно разозлили.
По рации вновь заговорил переговорщик. Он убеждал Эфорта немедленно сдаться иначе Вандерболты применят силу.
— А я то думал они поинтересуются о наших требованиях, — разочарованно сказал Эфорт. Он посмотрел на меня и добавил, — Скоро буду.
С этими словами единорог разогнался и выпрыгнул из повозки.
НЕТ!
Я закричала и кинулась к борту, но его медвежий скачок пошатнул повозку и отбросил меня назад. Последнее что удалось увидеть, как его тело проваливается сквозь облачное покрывало. Один из Вандерболтов последовал за ним. Если уж Эфорт и на этот раз справится, то мы точно доставим Бьюти Брасс по адресу.
Повозка сотряслась ещё раз — на этот это был второй Вандерболт.
— Не волнуйтесь мэм! — крикнул он Бьюти Брасс, — Хватайте моё копыто и я унесу вас отсюда!
Земнопони вжалась в угол. Трепыхающиеся от встречного ветра локоны гривы совсем растрепались. Она сейчас испытывала совсем неожиданную после её весёлого настроя эмоцию. Обиду. Она угрюмо посмотрела на пегаса, протягивающего копыто и вместо того чтобы схватить его выхватила позолоченный нож и навалилась на меня. Острие прижалось к моей шее. Стоило карете тряхнуть разок пассажиров, и я мертва.
— Что? — удивился пегас, — Вы же заложница…
— Да твою мать! Заложница, — нет, я и сама сквернословлю, но когда это делает королевский музыкант, начинаешь сомневаться в искренности элитарного искусства, — всю свою грёбанную жизнь заложница!
На протяжении вот уже нескольких дней пони постоянно брали других пони в заложники. И только стоило привыкнуть, как в заложники взяли меня.
— Мэм, успокойтесь, — попросил пегас дрожащим голосом, в такую ситуацию он не ожидал попасть. Как и все мы сегодня утром.
— Нет. Пошёл нахуй! Я не буду успокаиваться! Не буду исполнять твои требования! Потому что мне уже опиздинело выполнять чужие требования! Я её убью, если только сделаешь шаг ближе.
Нет, я ведь знала, что она не собирается убивать меня, а с другой стороны было до смерти страшно. Вдруг у неё помутнение рассудка, что в данной ситуации более, чем вероятно.
— Сначала мать, потом преподаватели, потом Октавия, а затем меня и вовсе превратили в бомбу, отобрав мою жизнь!
Из глаз Бьюти Брасс текли слёзы. Если она схватила меня не в припадке, то сейчас он у неё начался. Вандерболты к такому не привыкли у них другие задачи. Я видела сквозь лётные очки, как глаза пегаса заблестели. Слушать и наблюдать историю несчастной души всегда тяжело. Когда сталкиваешься с подобным достаточно близко твой собственный мир рушится. И пускай до сих пор цветут розы, ты понимаешь, что с этим чудесным миром, что-то не так. Её слёзы летели на Вандерболта, превращаясь в пятнышки на его молниеносную форму. Даже здесь на смертельной высоте сердца наши сжалились над ней. Несмотря на приставленный к моей шее нож я приобняла ноги бедняжки хвостом, отчего она громко всхлипнула и заплакала навзрыд.
Уж не знаю, что бы предпринял пегас, если бы с ним не связались. Он приложил копыто к уху и, не отрывая взгляда от нас, выслушал указания начальства. Вандерболт расправил свои могучие крылья, заложил крутой вираж и скрылся в пике. Ещё недолго нож, уж не знаю откуда она его взяла, находился у моей шеи, пока Бьюти Брасс приходила в себя. Затем клинок шлёпнулся на пол, а Кобылка сжалась в углу повозки и уронила свою мордочку в копыта.
Я смотрела внимательно, ожидая, что она скажет. Виновато приподняв свои красные глаза она раскрыла рот, попыталась, что-то сказать и заревела вновь.
— Я выбрала музыку! — крикнула она, — Я выбрала музыку, а не её. Моя мать она… Она настояла. А затем преподаватели не позволили мне отчислиться и… И всё это для того чтобы быть в тени Октавии Мелоди. Это справедливо, но так нечестно!
Это была её соната. Музыка, которая рвалась наружу всю её жизнь. Пюпитр давно прогибался от количества скопившихся нот, которые она не сыграла и теперь, когда смерть оказалась рядом, и приказала реквиему звучать, Бьюти Брасс выбрала именно эту мелодию.
— Мне нужно добраться до неё, — её жалобный голос не оставлял выбора.
— Хэйфилд. — раздался голос из радиоприёмника Пип-Бака, — Хэйфилд, не знаю слышишь ты меня или нет, но мы тут со всем разобрались.
Это был голос Айсли. Жаль, что Пип-Бак лишь принимает сигнал, мне не терпелось разузнать, что случилось с Эфортом.
— Вы натворили бед, — странно, в её голосе не было злости, скорее усталость и, пожалуй, шок, — Но ты должна продолжать я уладила всё и никто вам не помешает. Но помни у вас
ОСТАЛОСЬ ЧЕТЫРЕ ЧАСА
— Через два часа будет точка невозврата. Чтобы бы там не случилось, мы заберём Бьюти Брасс силой, потому что это будет последняя возможность вывезти её на безопасное расстояние… И да кое-что ещё. Эфорт. Он это сделал.
Над нами кружили Вандерболты. В небольшой посёлок стекались агенты нескольких министерств, нас одновременно охраняли и держали под прицелом. Министерство Военных Технологий, Морали, Тайных Наук и конечно Крутости собрались, чтобы проконтролировать нас. Нам с пегасом было не по себе, а Бьюти Брасс даже не взглянула в сторону многочисленных агентов и бродила от дома, к дому пытаясь отыскать свою особенную пони. Минмор предложило свою помощь, но музыкант просто не стала отвечать на их вопрос. Это было её выступление. Она должна была сыграть сама.
— Этот дом, — вдруг трепетно произнесла Бьюти Брасс.
Старая изгородь. Брошенные инструменты. Неухоженный газон. Здесь жил тот, кому было уже всё равно. И что, интересно, судя по всему ещё недавно всё было в порядке. Музыкант попросила пожелать ей удачи и тихо пошла по пыльной тропинке навстречу судьбе. Все жители селения давно повыскакивали на улицу или хотя бы выглянули в окно, но не хозяева этого дома.
Было довольно ветрено, и мы с пегасом устроились в карете, подальше от вечно наблюдающих глаз и непогоды, в ожидании Бьюти Брасс. Времени было достаточно и надеюсь так оно и будет. Не хотелось бы испытывать судьбу и пытаться разминировать бомбу на последних секундах.
— Знаешь, — я обратилась к пегасу, — после всего случившегося хотелось бы узнать твоё имя.
Он усмехнулся и встрепенувшись расправил плечи отводя крылья назад. Вдохнув побольше воздуха он ответил.
— Брайт Винг.
— Подожди то есть…
— Да, — он неловко закинул копыта за голову и почесал затылок, — Он мой брат.
На улице шумели агенты. У каждого из них была своя уникальная эмоция. Скука, тревожность, спокойствие, сожаление, страх. Не думаю, что им объяснили что к чему, но полагаю суть они знали. Если что-то пойдёт не так все они умрут. Тоже самое вероятно сказали и Найт Вингу.
— Мне жаль.
— Знаю. — он всхлипнул, — Эфорт сказал ты была в тот момент рядом.
Тут у меня в голове щёлкнуло. Брайт ведь стоял тогда рядом с убийцей своего брата. Та зебра была у него в заложниках, и он мог убить её самой ужасающей и мучительной смертью, но вместо этого спокойно пил кофе. Хотя я так и не знаю, как шпионку «нейтрализовали». Только вот спрашивать об этом я не торопилась. Ещё с утра Брайт Винг казался мне клерком, сидящим в офисе. Он был спокоен, слегка ироничен. В общем, типичный белый воротничок. Он боялся гнева своей начальницы и вот через пару часов виражами улепётывает на смертельной высоте от Эквестрийских военных.
— Знаешь, почему я согласился? — вдруг начал он. Я вопросительно кивнула головой, — Надоело уже, что обычные пони страдают от сил, неподконтрольных им. Зебры, министерства… Для них пару пони ничто в сравнении с общим счастьем, — из груди у него вырвался вздох. Он выдал слишком много эмоций для него не свойственных, но всё-таки сказал, что хотел, — Кажется, мы уже забыли, что такое настоящее счастье. В этом и проблема.
В карете после этого стало неуютно. Ветерок проскользнул через неплотно закрытое окно, легонько ощупал мою шкурку, а затем завыл в полную силу. Стало холодно, но выходить наружу совсем не хотелось.
Бьюти Брасс всё не возвращалась. Агенты засуетились. Время подходило к точке невозврата. Само выражение точка невозврата звучало пугающе и внушительно и доводить до этого момента не хотелось, но у поняши могло случиться всё что угодно. Тяжёлый разговор с особенной пони, или же она во всём призналась, и им так хорошо в объятьях, что пони тянут до последнего, лишь бы быть как можно дольше вместе.
Из лёгкой дрёмы меня разбудил голос по радиоканалу Пип-Бака. «Идёт» предупредила Айсли. Видимо наша начальница тоже была здесь. Мы с пегасом выскочили на улицу. Ветер разбушевался ещё сильнее, он вцепился в мои гриву и хвост и тянял меня вместе с ними. После долгого ожидания в карете ноги затекли, а всё тело размякло.
Сложно было сказать по внешнему виду Бьюти Брасс, как закончился её разговор с особенной пони. В дверях дома стояла пожилая кобыла, тоскливо провожающая Бьюти взглядом. Мы аккуратно подошли ближе к Брасс, пони остановилась около изгороди. Пегасы в воздухе, коршунами кружили в небе. Единороги готовы были усыпить всех кроме мегазаклинания, а лучшие солдаты М.В.Т. изловить бедняжку, чтобы затем вывезти.
— Я поговорила с её матерью. — стоило услышать голос пони и очевидно, что всё закончилось печально. — Она умерла.
Пип-Бак кричал нечто о точке невозврата, и ветер вторил ему яростным визгом. Бьюти Брасс умерла у меня на глазах вслед за своей особенной пони, на земле её держало лишь то что
Осталось два часа
До того главного мгновения, когда соната кончится.
— Отведите меня на кладбище, — кротко попросила она, — Иначе мне не нужно спасение, увозите меня куда хотите.
Это было неправильно. Сегодняшний день должен был закончиться не так, не этой ноте. Менять аккорды, инструменты было поздно. Оставалось лишь играть, пока была возможность.
— Прошу не мешай нам, — обратилась я к пегасу, на что он гневно выпустил воздух из ноздрей и от его боевого седла раздался воинственный щелчок.
— Я задержу их.
Мы пошли в дом вслед за Бьюти Брасс, но остальные больше не желали ждать и радио Пип-Бака гневно проскрежетало, что они забирают мегазаклинание. Агенты ринулись к дому и мы спешно захлопнули за собой дверь. Старый засов ворчливо скрипнул, но это их не остановило, магия выбила хрупкие старые стёкла дома. Тогда старушка откинула ковёр и открыла люк в полу. В спешке я неуклюже спрыгнула вслед за остальными вниз на сырую землю. Люк за нами закрылся, и мы принялись блуждать в темноте. Сверху слышались крики и допрос несчастной старушки.
— Вы погубите кучу пони! Что вы вытворяете! — не унимался голос в радиоэфире.
В число наших жертв уже попала одна странная пожилая кобылка, отказавшаяся выдавать нас. Мне было страшно подумать о том, как её сейчас будут допрашивать и оставалось надеяться, что лаз обнаружат быстрее, чем причинят ей боль. Нос уловил дуновение свежего воздуха, выход из тьмы был рядом.
Лестница наверх вела в сарай принадлежавший хозяйке домика, с какой целью построили этот проход, оставалось лишь гадать, сдаётся мне, раньше тут был туалет.
Несмотря на всё, это была победа индивидуализма. Безумная и к сожалению бессмысленная. Увидел ли Брайт Винг своего брата в страданиях Бьюти Брасс? Не знаю. Зато я точно увидела в этой кобылке себя. И хотя бы у одной из нас была возможность не погибнуть от мегазаклинания.
На выходе стояли двое пони. Они даже не успели опомниться как пегас расстрелял одного из них. Резиновые пули или нет, он причинил ему неимоверную боль. Разбежавшись и расправив крылья пегас буквально влетел во второго пони. Поднялась пыль. Пип-Бак визжал. Повсюду стоял ужасный гам! На агентов орали их начальники срывая голоса!
Бьюти Брасс ринулась в противоположную от дерущихся пегасов сторону. Скользнула между домов. В небе кружили пегасы, проверяя пути отхода, но всё же не ожидали увидеть нас. Мы нырнули в бок и прыгнули, через ограду. Овощи уже созревшие к этому времени года лопались под нашими копытами. Нас отыскали. Пегасы начали снижаться, но попали под обстрел Брайт Винга, расправившегося со вторым противником. Крылья одного из агентов свела судорога боли и он уже не сумел выйти из штопора. Все они были жертвами, так какой в этом был смысл? Все они сгорали в огне. И были живы одновременно. Второй пегас прорвался к нам. Сильный воздушный порыв пронёсся почто по самой спине — пегас крутанул мёртвую петлю. Брайт Винг пытался уйти вбок, но тягаться с профессиональными летунами не смог. Два пегаса сцепились в схватке и камнем упали на землю. Их фигуры скрылись за домом, надеяться на Брайт Винга больше не приходилось. Показались единороги. Одно удачное заклинание и я парализована, а Бьюти Брасс будет загнана в угол.
Мы решили спрятаться в сарае, но дверь оказалась закрыта на замок. Со всей силой своих задних ног я лягнула ей, пытаясь проломить, но была лишь беспомощно отброшена спружинившими досками. Один удар Бьюти Брасс и замок отлетел в сторону.
Мы не загоняли себя в ловушку, нет. Если конечно не считать всё это одной большой попыткой устроить для себя смертельную ловушку. Нам нужна была передышка. Короткая. Рискованная. Ноги гудели, как задерживающийся локомотив, а пот покрывал насквозь вымокшую шёрстку, как капли дождя паровой котёл. Бьюти не подавала ни малейшего признака усталости, у неё даже отдышки не было, зато у неё была идея, как добраться до кладбища. Она накинула на меня зебринский плащ и хоть он едва закрывал нас двоих, наши шансы резко возросли.
Они рядом, готовые схватить нас и выбить из нас всё, что им потребуется, и как же было грустно, что мы на одной стороне. Мы хотели того же чего и они. Жить. Петлять между домов становилось сложней. Агенты прибывали и прибывали. Единороги и земнопони, а над ними в воздухе парили пегасы — уши и глаза министерства. Их цель — наблюдать и искать, а мы пытались спрятаться от них. Невинность сплелась с отчаянием в нашем поступке. Но будет сложно объяснить это, когда нас поймают и начнут пытать. Мы почти вышли из поселения, когда мне начало казаться, что пегасы зависли почти над нами. Неужели они заметили нас? Под зебринским плащом? По радио Пип-Бак голос Айсли подарил нам объяснение.
— Хэйфилд мы засекли вас по твоему Пип-Баку, — грустно доносился её голос сквозь череду помех, — Я… Я упросила для тебя последний шанс. Сдайся и тогда… Мы что-нибудь придумаем.
Сердце сжалось от этих слов. Всё было намного серьёзней, чем я думала. Бьюти Брасс заметила мою поникшую мордочку и повела нас в недавно брошенный дом — его обшарили агенты, местных жильцов вероятно эвакуировали. У нас было совсем немного времени и до того, как меня схватят, и до того, как мегазаклинание сработает. Музыкант скинула с меня плащ.
— Оставайся здесь и жди, ладно? У меня есть идея. — она взяла меня за копыто, — Леди зебра обещала, что ты сможешь меня спасти.
Она скрылась, будто её и не было. Я запряталась в дальнюю комнату совершенно не зная чего ожидать от агентов. Было тихо. Сквозь дощатый дом просвечивали лучи заката. Тяжёлое дыхание могло сообщить всем агентом моё местоположение, но они тянули. Слова Айсли на самом деле обрадовали меня. Были пони, которые заботились обо мне, даже в такой запущенной ситуации. Как могли они вставали между беззащитной пони и министерствами, стараясь сдержать последних.
И тут у агентов кончилось терпение.
Стёкла треснули, а дверь жалобно скрипнула — её пнули с такой силой, что аж за стенкой получилось расслышать. Свет фонарика резанул по глазам.
— Сдаюсь! — только и получилось крикнуть, перед тем как меня схватили за гриву.
Сразу вспомнила ту семью зебр, которых пытал Эфорт. Беспомощность была в каждом моём действии, крике и эмоциях на мордочке. Всё чего хотелось в данный момент это меньше боли. Все мысли о победе личности над государством отошли на второй план. Я испугалась и готова была разреветься. Что и сделала, как только меня привязали к стулу. Слёзы выступили на глаза, но никто не проявил ко мне хоть немного жалости. Ремни лишь сильнее впились в ноги.
В дом зашла Пинки Пай. На неё агенты отреагировали сразу и остановились на своих местах, стало точно также тихо как несколько минут назад. Если министра морали я ожидала здесь, то появление следующего министра очень меня удивило. Твайлайт Спаркл едва окинула меня взглядом, а затем также оглядело всё помещение и всех присутствующих в нём. Глаза Пинки напротив же уставились на меня и не желали отвести взгляд в сторону. «Так вот как они узнают» прошептала розовая пони.
— Вы уже допросили её? — спокойно. Кротко. Сдержанно задала вопрос Твайлайт. Не злобы, не спешки.
— Нет! — забывчиво воскликнула Пинки, — Я им запретила, — Розовая пони виновато хихикнула, реакция Твайлайт была далека от одобрительной и Пай продолжила чуть серьёзней, — Она на нашей стороне. Просто напугана и пытается помочь другим.
— И что это должно значить? — чуть повысив тон спросила Твайлайт, — Не время говорить загадками.
— Твайлайт просто доверься мне, — весело попросила Пинки, — Т-ты… Ты ведь мне доверяешь? — министр морали перевела взгляд на Твайлайт и настойчиво принялась вытягивать ответ.
Твайлайт так и застыла под взглядом своей подруги. Судя по рассказам о носительницах элементов гармонии раньше на такой вопрос любая из них уверенно ответила бы — да. Но теперь Пинки Пай так и не дождалась ответа.
В дом вбежала Айсли и её нижняя челюсть сразу попала под воздействие сил притяжения. Она может и ожидала, что меня схватят, но не готова была увидеть это. Тем не менее единорожка быстро справилась с эмоциями и огласила в основном для министров важную информацию.
— Мы нашли Бьюти Брасс. — все обратили на неё внимание и она продолжила, — Она сейчас на кладбище и готова сдаться, но требует, чтобы Хэйфилд освободили и привели к ней. Тогда по её заявлениям получиться предотвратить взрыв.
Пинки вопрошающе глянула на Твайлайт.
— Прошу поверь мне.
Но единорожка обратилась к Айсли.
— Мы уже не успеем её вывезти? — кротко спросила министр.
— Нет мэм, — слегка замявшись, ответила Айсли, — взрыв заденет Кантерлот, так или иначе.
Твайлайт прикрыла глаза. Большинство агент находившихся здесь подчинялись Пинки Пай, но и они и розовая пони замерли в ожидании решения Твайлайт.
— Пинки, — начала единорожка тихим голосом, — чем это всё закончится?
Твайлайт слушала её лишь потому что вариантов и времени оставалось всё меньше. Их отношения подорвались и держались на тонкой хрупкой опоре, которая трескалась прямо сейчас.
Розовая пони грустно улыбнулась.
— Всё закончится солнцем и радугами.
Твайлайт вздохнула и махнула копытом.
— Развяжите её, и пусть всё будет, так как Пинки Пай обещает.
Ну солнце здесь уже было, правда Селестия спешила спрятать его за горизонт. Тропинка к кладбищу с обеих сторон поросла сорной травой пригнувшейся от вскриков ветра. Облако дорожной пыли, как занавески в курильне, слегка закрывала обзор, но чем ближе я подходила, тем больше могил показывались из-за пыльной завесы. За каждым моим шагом следило несколько министерств, но они как многие на этом кладбище ничего не могли поделать, только в отличие от местных обитателей они не смирились с положением дел и создавали иллюзию того, что регулируют происходящее. Бьюти Брасс сидела неподвижно около могилы своей особенной пони.
«Я всё ещё жду тебя»
Гласила последняя надпись.
Бьюти Брасс замерла, ветер срывал слёзы с её ресниц и взъерошивал гриву. Он будто пытался оживить нас, застывших подобно надгробиям. Он не понимал грусти Бьюти Брасс, он не понимал нашей грусти. Он не знал, что такое смерть и почему её так все страшатся.
— У меня недавно обнаружили доброкачественную опухоль, — начала Бьюти Брасс, — Я поспешила на операцию и всё прошло гладко. Как объяснила леди зебра именно тогда зебры и превратили меня в это… Мегазаклинание. — ей было уже всё равно. Мысли об особенной пони, оживили её и вырвали из копыт пони жнеца, но теперь, стоя над её могилой, Бьюти Брасс и сама умерла, — Зебры украли документы пони под номером сорок два. Леди зебра сказала это странно, что ты не смогла вспомнить. У вашего министерства никак не получалось навешать множество заклинаний на живую пони и тогда вы пошли по пути, которым теперь пользуются зебры. Вместо заклинаний вы зачаровали материальный объект. Кровь.
Точно. Я тысячу раз укорила себя, за то, что не смогла вспомнить той грандиозной попытки. Это был совершенно другой подход к мегазаклинаниям и очень рискованный… Именно поэтому, когда он провалился, мы не стали больше пробовать.
Тогда нужно срочно сделать обменное переливание… Но уже поздно! Мы не успеем даже, если начнём прямо сейчас. Должен быть другой способ… Нет, её нельзя касаться магией! Скудный набор знаний никак не выручал. Решение было нужно здесь и сейчас, но даже имевшаяся в моём распоряжении информация подсказывала о том, что исход Бьюти Брасс вероятно далёк от радужного.
— Бьюти, я не знаю, как тебя спасти.
Кобылка повернула голову. Ей было всё равно, что я не могу её спасти, её волновало другое.
— Но леди зебра обещала…
Это был конец. Скоро всё в округе сожжёт магическое пламя невероятной силы и будет огромным счастьем, если хотя бы пепел останется на память о моей наивной глупости. Мы стояли на кладбище посреди апокалипсиса и всё что мы могли бы сказать в своё оправдание, останься мы в живых — леди зебра обещала.
— Разве нет способа, предотвратить это? — всё больше вовлекалась в жизнь Бьюти Брасс. Её выдернуло из пелены смерти, как бы там ни было, сейчас она жива, и кровь, хоть и зачарованная, до сих пор грела её тело.
Эта самая кровь и была корнем катастрофической проблемы разгоравшейся перед нами и охватывающей своим пламенем последние шансы на жизнь.
— Нет, нету! — всхлипнула я, — Единственный способ это пустить тебе кровь, но тогда ты умрёшь. — Уместно это или нет в данной ситуации, но я искренне забыла о своей собственной смерти, может ненадолго, но забыла и переживала за неё, за пони, которую должна была спасти.
Они всё прослушивали. Радио Пип-Бака разными голосами начало вопить, но на сей раз я просто щёлкнула тумблер и единственный вопль, который остался, принадлежал ветру. Сильные порывы ветра сорвали в воздух пару пегасов, закружившихся над нами. Они всегда наблюдают. Пинки Пай всегда наблюдает… Но они ничего не могли поделать. Точно также как и я не смогла. Тогда Бьюти Брасс выхватила клинок.
— Так вот зачем она дала его мне, — её взгляд с отражения в стали сместился на надпись надгробия.
Она неумело и неправильно резанула свою ногу — поперёк. И всё-таки кровь потекла. С первой кровавой каплей упала слеза Бьюти Брасс. Тёплый багрянец и слезинка упали на холодную землю перед угрюмым надгробием. Она делала надрез за надрезом. Разбирала себя подобно обычному заклинанию. Зачарованная алая материя капала на прощальный камень её особенной пони и с каждой каплей её покидала жизнь, истлевая в яростном закате.
— Но она же обещала… — прошептала я.
Бьюти Брасс от боли и бессилия уткнулась в надгробие головой, свет уходящего солнца ласкал её в последний раз, пока ветер перебирал локоны гривы. Кобылка слабела от потери кровь, но смогла улыбнуться на последок.
— И ты смогла спасти меня. Ты привела меня к ней…
Она сделала ещё один глоток воздуха, взгляд её опустился и затем опустел. Её тело медленно соскользнуло с камня и ударилось об землю. Оболочка была пуста, но ветер продолжал трепать гриву. Он не знал, что Бьюти Брасс умерла. Умерла, чтобы мы досмотрели закат солнца и чтобы впереди нас ждал ещё один день. Агенты подходили всё ближе, впереди них вышагивали министры с печальным выражением на мордочках. Все они знали, что это не единственная смерть за сегодняшний день и, к сожалению, далеко не последняя.
Радуга так и не появилась, а солнечные лучи уже скрывались за горизонтом.
После этого ко мне подбежала Айсли и увела подальше от кладбища. Бьюти Брасс была мертва, но работа наша не закончена, а мегазаклинание должно было вот-вот взорваться, и я посоветовала выкачать из её тела оставшуюся кровь. Тело её, как мне позже стало известно, распотрошили и сейчас исследуют.
-…затем меня привезли в министерство, я долго ждала решения совета директоров и вот вы опять ведёте допрос, — в который раз я пересказывала свою версию событий.
— Трогательно, — холодно процедила агент. Она пролистывала папку с документами — моё досье становилось всё толще, — Меня волнует ещё один вопрос. Опыт 56. Что с вами случилось тогда?
— Эм… Я обязана отвечать?
— Да. Мы составляем вашу психологическую характеристику. Министерство обязано знать, что у вас в голове.
— Ну эм… Тут такое дело. Опыт 56 засекречен и я…
— Нет, моя дорогая. — лукаво улыбнулась агент, — Мисс Хэйфилд. Вы больше не прикроетесь супер секретным дерьмом, вот оно всё, — агент достала другую папку и демонстративно бахнула её об стол, — Чуть ли не в общем доступе отсканировано и сшито. Опыт 56 рассекречен в связи с недавними событиями, народ о нем, конечно, не узнает, а вот министерствам всё известно. Более того Флаттершай все наработки ещё и продала, — она шмыгнула, — Ну если честно министерство тайных наук заставило её сделать это, но все остались довольны. Флаттершай получила кучу битов и избавилась от грехов прошлого, Твайлайт начинает новый проект с кодовым названием «З.В.Т.» чтобы это не значило, а мы урвали кусок сверхсекретного дерьма! — она зачем-то подняла папку и ещё раз шлёпнула её об стол.
— Тогда. Зачем спрашиваете, если всё перед вами?
— Потому что каким-то сказочным образом, — обличающим тоном гаркнула она, — именно документы, которые описывают результаты опыта над 99-й пони, пропали. И да. Все думают на вас. У вас есть допуск. Вы побывали в министерстве мира. И в деле сказано о вашей тяге к сокрытию фактов о собственной жизни. Мы не будем обвинять вас, а просто просим рассказать, что произошло, чтобы восполнить потерянные документы.
Двери громко хлопнули и на пороге появился Эфорт. Ему бы стоило крикнуть «Протестую» или что-то в этом роде, потому что его молчание обескуражило ещё больше, чем его внезапное появление.
— Ты что подслушивал? — недовольно спросила агент.
— Конечно. — невозмутимо ответил он, — Как ты думаешь, мне удалось появиться именно в этот момент.
Не знаю, как он это сделал, но он добился того, чтобы мой допрос проводил он. Увидев подтверждающие этот факт бумаги, агент сказала, что ей по большому счёту насрать и вальяжно покинула место. Очередная выходка. Очередная улыбка. Очередная сигарета, убивающая его.
— У меня хорошие новости на самом деле, — он усмехнулся и опустил взгляд видя мой подавленный вид, — Нас с тобой не расстреляют. Мы конечно натворили с тобой бед, как минимум одно нападение на военный пограничный пункт это смертный приговор, хоть никто и не умер. Неподчинение приказам начальства. И создание опасной дестабилизирующей ситуации, которая подвергла опасности бесчисленное количество жителей и прочая херня за всё это обычно смертная казнь без суда с предварительными пытками в подвале министерства.
Он замолчал, чтобы спокойно покурить.
— И как же ты нас от этого спас?
— Я? — он громко засмеялся, — Это ты. Ты нас спасла Хэйфилд, — он выпустил очередной клуб дыма, загадочно струящийся в воздухе, до того как растворился в общей завесе сигаретного смога, — Государственный бюджет занимательная штука. Мы потратили на самом деле много Эквестрийских битов своей выходкой. Но! По подсчётом экспертов если бы мегазаклинание взорвалось — не суть где — это принесло бы по самому оптимистичному варианту в четыре раза больше убытков. В худшем случае мы бы проиграли войну и разумеется разорились, что уже было бы не так существенно. Экономика, мать её.
— Хвалить нас всё равно никто не станет.
Он громко рассмеялся, и пепел упал с кончика сигареты.
— Нет. Министерство занимающиеся наблюдением и шпионажем не смогло своевременно выявить предателя в собственных рядах. Это позор. Наверное, сучару телепатку Айсли будет пытать лично… Это дрянь в буквальном смысле залезла в наши головы и тормозила нас, как могла.
Повисло молчание. Зябкое. Он просто сидел, распыляя всё больше тумана перед своими глазами. Эфорт хотел уйти от этого мира, мне казалось, он порой ненавидел его, и в тоже время эта нездоровая тенденция иметь информацию обо всём вывела его на верный путь. Он любил что-то в этой жизни, видел в ней нечто ради чего стоит продолжать.
— Так мне стоит рассказать, что случилось?
— Кстати! — он будто пробудился и пошарив за пазухой куртки достал удивительным образом нисколько не смятые документы. Он придвинул их ко мне, — Кажется, это принадлежит тебе, — Сверху на документах красовалась цифра 99, — Ты многое сделала ради Бьюти Брасс. И ты знаешь, как я ненавижу, когда у меня нет всей информации, но ради своей протеже, сделаю исключение. Я знаю, что тебе нравится хранить о себе всё в секрете.
В моих копытах оказалась страшная тайна, которая на самом деле была интересна, только мне. Всё равно что прятать её от самой себя. Казалось почему-то, что если никому не говорить об этом, то этого не случится. Но сегодня всё стало ясно. Моей жизни однажды наступит конец.
— Эфорт, — позвала я его, — ты мне тогда рассказал, что умираешь от рака. Так спокойно. Будто так и нужно. Не знаю, почему ты так легко принял это. Может твоя жизнь слишком тяжела или просто тебя уже бесит, то куда скатывается мир и видеть этого сил больше нет… Но я так не могу. Мне стыдно за свои страхи и слабости. И в тоже время я не собираюсь с ними расставаться. Мне нужно это…
…Я умираю. Как ты, как и все пони, вокруг, но я могу умереть даже в эту секунду. А может через год или через пять лет. Я не знаю, но мне осталось определённо меньше, чем могло было бы. Я знаю лишь одно — тогда, во время опыта 56, всё пошло наперекосяк. Нас всех убили, чуть ли не по собственной воле. В отличие от других я буду умирать медленно и я… Я так много раз произнесла «Я»… Поэтому мне так стыдно говорить об этом. Это неправильно — жалеть себя… Просто мне очень страшно.
Эфорт довёл меня до кареты. Умирающее пламя на кончике сигареты истлевало, пока он усаживал меня в экипаж, попросил кучера доставить меня до дома и напоследок сказал.
— Леди зебра не соврала, мы взяли всех легионеров и теперь Кантерлот свободен от легиона, а это значит, что работы для нас здесь больше нет. Нас отправляют в Мэйнхэттен, так что готовься.
Он уже почти отошёл от кареты, но вернулся и сказал.
— И да кое-что ещё. Ты боишься начать жить, думая, что уже мертва, но… Помешала ли смерть Бьюти Брасс стать счастливой? Скорее помогла даже.
Единорог закрыл двери кареты и приказал кучеру ехать. Повозка легонько, тряслась на кирпичной дороге Кантерлота проезжая по министерской аллее и дальше, через замок, а затем на улочки заполненные магазинами и кафе. Там пони улыбались и занимались привычными вещами. Все мне они показались чуть радостней, чем обычно. Молодая пара в кафе под открытым небом танцевала около столика, маленький жеребёнок тащил на верёвочке игрушечный кораблик на колёсах, уличные музыканты пели странную песню про монстров, знающих моё имя, но у неё был такой радостный мотив. Они только что чудом избежали гибели от взрыва мегазаклинания и даже не догадывались об этом. Они могут в любое мгновение просто умереть, но вместо того, чтобы переживать они наслаждались каждым таким смертоносным мгновением.
Карета остановилось около моего дома. Во дворе была дочка моей соседки. Милая кобылка по имени Пупписмайл уместила нескончаемое жизнелюбие в свою детскую улыбку, с которой меня и встретила.
— Мисс Хэйфилд, — закричала она и замахала копытом, — Смотрите, что я нарисовала.
На бумаге изображена милая детская мазня. Невинный пейзаж. Трава, вода, небо… И только потом меня осенило.
— Солнце и радуги. — радостно произнесла Пупписмайлз, — Сегодня был такой прохладный день и я решила нарисовать солнце и радуги.
Я похвалила её и она продолжила ЖИТЬ. Копыта дрожали ключ едва удерживался в них, но всё-таки замок был открыт. Стоило оказаться дома и положить ключ, как я осталась одна с самой собой и нахлынули слёзы. Не успев даже скинуть своё старое пальто, я упала на пороге и начала рыдать.
Заметка: получен новый уровень
Новая способность: Дом там где я — У вас уже давно не было собственного жилища. Съёмное жильё, раскладной диван родственников и гостиницы. Вы привыкли скучать по родному дому и хоть печаль вас не покидает спится вам спокойней +20% к очкам опыта пока на вас действует эффект "Заряда бодрости"
Часть Пятая
Ангелов осталось так мало в этом городе.
Эфорт произнёс эту фразу спустя неделю нашего переезда в Мэйнхеттен. Мы сидели в кафешке со странным названием «Вигвам». Там почти никого не было. Только в дальнем углу сидели пегасы-дальнобойщики – судя по их одежде и припаркованным снаружи грузовикам. Заказали пончики, и владелец кафе – зебра – назвал нас в шутку копами. «Ваши пончики, господа-полиспони». Пахло вкусно. Шипело масло. У меня сразу текли слюнки. Я взяла себе с шоколадной глазурью, никогда не пробовала таких пончиков. Он был... Совсем как из фильмов, с посыпкой, аккуратный. Эффорт курил и пил кофе. Я брякала ложкой в кружке, смотря на остаток пончика. Слегка разболелся живот, и я думала о том, что зря потребила столь много кофеина, но мне было необходимо топливо – я очень мало спала в последнее время. Мы всю эту неделю ловили наркомана. Поступила информация о том, что кто-то на точке около фабрики конфет министерства морали – будто в насмешку – торгует наркотиками и в этом мог быть замешан легион. У Пинки Пай случилось нечто экстренное: она отсутствовала в офисе министерства, и Эфорт решил, что сейчас удачное время объявить охоту на ведьм. У него не было информаторов в этом городе и связей. Мы не знали, какими силами представлен тут легион, он тут явно был. Его многочисленные тени так и мелькали в переулках, но доказательств у нас не было, не было этой тонкой связи, между злом и нами. И вот мы ловили какого-то беднягу – кто-то вроде видел, как он брал там товар. Буквально около часа назад мы настигли его в квартире. Там мы обнаружили кучу плёнки, разбросанной по ковру, на котором лежал пустивший себе кровь пони. В образцах и красивой жестяной коробочке обнаружили производное мефедрона. Мяу-Мяу и вот она кошачья мята наркоманов. Это была неуклюжая подделка под зебринские минталки. Голос на плёнке принадлежал наркоману. Весь смысл этих воплей, криков, шёпота и просьб о помощи, записанных явно под эффектом препарата, можно было пересказать двумя словами – «Меня преследуют».
— Ну что же... – сказал Эфорт, получив стенограмму записи от техников, — Не так уж он и ошибался.
Неделя прошла впустую. Пинки Пай уже возвращалась в офис и Айсли придётся выдать нам нагоняй за самодеятельность. И вот мы сидели в пончиковой, думая, что большего дерьма нам не подкинут под конец дня, как вдруг маленький телевизор, висевший над барной стойкой, резко огласил – «СРОЧНЫЕ НОВОСТИ». Там мы увидели Твайлайт Спаркл. Она впервые выступала по телевидению. Я не могла точно рассмотреть её. Взглянуть в глаза или может выцепить микровыражения на мордочке, телевизор сильно барахлил. Но по голосу. По голосу было понятно, что она грустна ровно настолько – насколько она зла.
— Мои дорогие пони, — сказала Твайлайт. Именно «пони», а не жители Эквестрии. На следующий день газеты разгромили её обращение в пух и прах, извратив абсолютно все, что она сказала, пока за таблоиды не взялось министерство стиля. Я уверенна, что даже став министром Твайлайт в душе всё ещё наивная кобылка, которой противопоказанно общаться с прессой, — Сегодня, во время попытки переговоров о прекращении войны у Утёса Разбитого Копыта, солдаты легиона совершили покушение на принцессу Селестию. Благодаря храбрости наших войск принцесса была спасена. Сейчас она в добром здравии и в абсолютной безопасности. Но, к огромному сожалению, чтобы спасти её, свою жизнь отдал храбрый солдат, верный брат и просто... Очень особенный пони. Сержант Биг Макинтош, — после этого Твайлайт замолчала... Кажется, она должна была говорить, что-то ещё. В правом углу горела табличка «Прямой эфир». Вскоре единорожка махнула на это копытом, и стремительно уходя за кадр, прошептала, — Выключайте.
Прямой эфир кончился. Дальнейшая программа передач не была продолжена. По тёмному экрану сиротливо проскакивали помехи. Небес ради... Биг Мак дважды укрыл принцессу? И в конечном итоге всё равно погиб.
— Ну, пиздец, — подытожил Эфорт, — Только зря напрягались тогда, — произнёс он шёпотом.
Зебра за прилавком совсем расклеился. Будто Биг Мак был его собственным братом. Но вскоре я поняла причину его грусти.
— Не может быть... – воскликнул пегас из-за столика в углу.
Он потерянно смотрел в экран, будто Биг Мак был его сыном. Пребывав в состоянии фатального шока, он более не мог вымолвить ни слова. Пегасы сидевшие с ним рядом насторожились. Старый пегас потряс его слегка и приобнял.
— Росс, ты как?
Росс пробудился из шока. Он ошалевшими глазами смотрел на своего друга и вдруг вымолвил.
— Этого не может быть. Просто невозможно. Разве зебры могут быть так близко?
— Росс, я не знаю, — прокряхтел пегас, — Это война, там всякое...
-Ну чё бля, доволен?! – вдруг крикнул Росс обращаясь к зебре за прилавком. Глаза пегаса наполнились кровью и стали требовать её. Его друг старый-пегас одёрнул свои копыта как от дикого зверя.
Зебра молчал.
Эфорт не оглядывался назад и сидел к пегасам спиной. Он слегка прокашлялся. Хоть он не видел, что там происходит, он мог просто наблюдать за беспокойством в моих глазах. Этого ему было достаточно для того чтобы оценивать ситуацию.
— Тебя блять спрашиваю! Э! Полосатый!
— Я тоже сожалею. Я такой же гражданин Эквес...
Он не успел договорить — в него кинули кружкой кофе. Попали в прилавок и осколки полетели и в нашу сторону. Большинство из них осталось в лужице напитка. Просахаренные смолянистые капли стекали вниз на грязную плитку. В тёмной жиже тонули белоснежные осколки, некогда целые, но ныне раздробленные и беспомощные. Эфорт спокойно отхлебнул из своей кружки, поддерживая со мной зрительный контакт и как бы успокаивая. «Я здесь. Я всё вижу и понимаю. Я разберусь с этим. Успокойся».
— Росс, угомонись нахуй, — вдруг сказал старый-пегас, поняв, что дело пахнет жареным.
— Да в пизду вас всех!
Пегас сорвался и подошёл к стойке. Он схватил зебра, но тот огрел его раскалённым маслом из фритюрницы. Пегас завопил. На самом деле, масла на морду попало не так много, но боли от этого меньше не стало. В темную лужицу добавились маслянистые разводы, выталкиваемые остальной жидкостью. Пегас топтался в этом копытами. Его друзья подскочили, сами не зная, что делать. Самый младший пегас, державшийся в стороне, достал зубами выкидной нож.
— Убери это нахуй, — шикнул старый пегас и затем крикнул. – Росс, угомонись блять! Пошлите отсюда!
Он попытался вывести нарушителя, схватив за ворот куртки зубами, но тот отряхнулся, и чуть не навзрыд принялся орать.
— Какого хуя вам нужно в моей стране?! Живёте здесь за мои налоги, за мои биты! А полосатые пидоры потом убивают наших солдат! А на улицах травите нас наркотой!
— Я-то причём здесь? – всё старался достучаться до него зебр, — Я такой же поданный принцессы, как и вы. Моя семья жила здесь несколько столетий. Почему я должен оправдываться перед каждым обрыганом?! — здесь он уже сорвался. Думаю не в первый раз со времён войны к нему прикопались из-за полосок. – Все вы- псевдопатриоты ведёте себя как уроды!
— Ты... – пегас казался оскорблённым до глубины души
— Росс, не начинай, — в голосе старика-пегаса послышался испуг.
Росс принялся рыться в куртке и внезапно вытащил пушку. По моим испуганным глазам Эфорт понял, что дело приняло крайне неприятный оборот, и сам решил развернуться.
— Видифь эфо! – он держал в зубах красивый 10-миллиметровый пистолет, — Эфо наградной! МОЕВО ФЫНА! – родители получают наградное оружие только в том случае, если солдат сам получить его уже не может. – Дафай! Пофтори эфо дерьмо! Про пафриотоф!
У пегаса из глаз потекли слёзы, но он был невероятно, безумно зол.
— НУ, ДААЙ! ФКАВЗИ ЭТО! ПОФТОВИ ФТО ШКАВАЛ! Я ПРИФТРЕЛЮ ТЕБЯ!
— Всё. Хватит, — спокойно сказал Эфорт, и пегас направил пушку на него. – Мы из министерства морали, — Рог Эфорта засветился, телекинезом единорог показал удостоверение, — Убирай ствол и уходи отсюда.
— Гниды министефские! Целый город отхуяфили для пидарафов полофатых! А пони фто?! Пони пуфкай дохнут?! – он буквально рыдал.
— Ёбанный в рот Росс... – шептал пегас-старик.
— Росс, ну пожалуйста, давай уйдём, — жалобно проблеял молодой пегас.
— Убери. Пистолет. И все спокойно разойдёмся.
— Зачем? Я прифтрелю эту зебру и фсё! Никто не пофтрадает.
— Я не могу этого допустить, — Эфорт был спокоен. Он двинулся вперёд к пегасу.
— ПШЁЛ НАФУЙ! Не подфоди!
Эфорт остановился. Он переглянулся со старым пегасом и зеброй. Первый ответил злым проблеском в глазах, последний растерянно опустил глаза вниз, что-то обдумывая. Единорог искал союзников. Я была бесполезна в этой ситуации. Боялась даже посмотреть неправильно, чтобы не спровоцировать.
— Я на твоей стороне, — тихо сказал Эфорт, — Полиция бы уже не отпустила тебя. Но если ты опустишь пистолет; я ведь знаю тебе тяжело и больно, как и всем нам, если ты опустишь пистолет я просто дам вам спокойно уйти. Разойдёмся. Никакой крови.
Пегас молчал. Он с ненавистью смотрел на Эфорта. А потом взгляд его буквально провалился внутрь своего сознания. Он капался там. Что-то искал. Затем положил пистолет на барную стойку. Я была готова вздохнуть, но он направил пушку на зебру и был готов нажать на гашетку копытом. Он держал крепко этот пистолет, слишком крепко чтобы вырвать телекинезом.
— Давай убьём его, — вдруг сказал пегас.
— Чего? – переспросил Эфорт.
— Убьём эту гнилую ублюдскую полосатую тварь. За всех наших, кто погиб сегодня, и вчера и много дней... – он ревел, но вдруг утёр слёзы. Выражение на мордочки преобразилось, стало деловитым, в глазах загорелся огонёк, — Потом сажай меня в каталажку, делай что хочешь. Давай убьём его.
— Росс, ёбанный в рот, — шептал старик-пегас.
— Заткнись! – крикнул ему Росс и умоляюще обратился к Эфорту, — Давай. Прошу тебя. Сегодня кто-нибудь точно умрёт, — он перевёл пистолет на меня. Я успела увидеть как Эфорт слегка оскалился, буквально на долю секунды, но затем просто закрыл меня собой и успокоился.
— Сегодня не надо никому умирать.
— Уже поздно. Надо быть реалистами... – ну всё, чердак у пегаса окончательно протёк.
Он заметил, как я на него смотрю. Я испугалась, но он вдруг спросил.
— Ты хоть знаешь, как это. Умереть, но остаться при этом здесь. Призраком, смотреть на этот утомительно грешный мир.
— Ты не ту пони спросил об этом, — он не придал значения моим словам и погрузился в себя.
Мы молчали некоторое время. На мозг давили помехи из телевизора, трещащая пустота внутри, которую Твайлайт оставила всем нам. Эфорт сделал один шаг ближе. Но он был всё ещё далеко. Старик-пегас кивнул ему. Ну всё. Теперь кажется ситуация склоняется в нашу сторону. За окном прогремело. И у Росса вдруг хлынул ливень из глаз.
— Я сказал ему, что он трус... Ох... Что он трус... – он уже ничего не видел за этой пеленой раскаяния, — Мой сынок... Я ведь не знал...
Эфорт сделал ещё один шаг. Он был готов совершить рывок, навалиться своей огромной медвежьей тушей на сломленного пегаса. Сзади ему копыта заломил бы его друг. Да и зебра был на подхвате в случае чего.
Вдруг зазвучала музыка ветра, дверь открылась, кто-то зашёл в забегаловку и застыл как вкопанный. Все отвлеклись на него.
— Все мы уже мертвы, — сказал пегас и пока все отвлеклись, выхватил пистолет зубами.
Он начал поворачиваться в сторону зебры. Вспоминая тот день сейчас, я даже не могу сказать, что же хотел сделать тот пегас. Развернуться и уйти? Стрельнуть? Может просто посмотреть в глаза зебры? Этот вопрос видимо навсегда останется неразгаданным. Раздался выстрел. Кровь хлестнула в лужу кофе и масла. Вместе с осколками кружки в жижу шлёпнулось тело пегаса с пробитым черепом и ошмётками плоти. Под потолком в поле магии подвис пистолет Эфорта. Он держал его там с самого начала.
— Ма-а-амаааааа! – молодой пегас выбежал прочь из кафе, а вместе с ним и случайный посетитель.
Старый пегас в шоке прижался к дивану, он взглядом метался по кафе, но затем уставился на мёртвого друга и склонился над телом. Он не знал что делать, звук шестерёнок у него в голове раздавался в такт часам. Словно метроном, они звучали ровно и без опоздания, разрушая тишину, вместе с моим прерывистым от волнения дыханием. Эфорт подошёл ближе – старый пегас ненавистно взглянул в его сторону.
— Вас, сэр, прошу покинуть заведение, — сказал единорог, — Мы дальше разберёмся.
Старик зло фыркнул, плюнул в сторону Эфорта, после чего поднялся и ушёл.
— Спасибо вам... — зебра прошептал это глядя на нас, — Вы просто настоящие ангелы.
— Так, внимательно слушай, — даже не глядя на него начал говорить Эфорт.
Единорог поднял пистолет пегаса, прицелился в сторону зебры и выстрелил, всё это было настолько быстро, что ни я, ни зебра не успели испугаться. Выстрел прошёл слева от зебры и попал в витрину с пирогами.
— Что вы делаете!?
— Пегас выстрелил в тебя первым, не попал, после этого я выстрелил в него, — спокойно объяснял Эфорт зебре, — Хэйфилд ты это видела? – спросил он меня.
— Да, видела, — сдавленно ответила я.
— Вы это тоже видели, — Эфорт не спрашивал зебру.
— Но... Постойте...
— Пегас стрелял первым! – повторил Эфорт.
— Да, сэр. Конечно.
— Отлично. Сейчас закрывайте кафе и вызывайте полиспони. После того как они приедут и составят протокол вы едете с нами в министерство морали на допрос. И, если выяснится, что я зря убил пони и ты хоть как-то связан с легионом... – Эфорт вздохнул.
— Сэр! Я... Я ведь обычный предприниматель, — зебра был потерян, его голос дрожал, — Моя семья построила это кафе сорок лет назад...
— Мне насрать. Честно. Вызывайте полиспони.
Эфорт взял наградной пистолет с собой и вышел на улицу. Зебра, схватившись за голову, набирал номер экстренных служб и исподлобья грустно смотрел на меня, когда я перешагивала труп. Пегас обожжённой стороной мордочки упал в кофе, масло и кровь. Осколки впились в него. В открытых глазах ничего не получалось разглядеть, будто я глядела на всё это сквозь помехи телевизора. Их треск до сих пор звучал после того как Твайлайт покинула нас, и на фоне этого треска слышался голос зебры: «Алло, это вы? Я... Я даже не знаю, как вам объяснить...» Я оставила деньги за кофе и недоеденный пончик, после чего ушла навстречу яркому неоновому одиночеству ночного Мэйнхеттена.
Эфорт закурил. Вдали послышались раскаты после молний, и появились первые тучи, первые предвестники бури. Поток ветра погасил пламя зажигалки, и единорог, вздыхая, принялся бороться с силами природы. В конечном счете, он чуть не обжёгся, но победил. Кончик сигареты вспыхнул как сигнальные огни, как небольшой маяк во тьме, но свет небоскрёбов и рекламных вывесок перебивал этот огонёк. Если уж звёзд почти не было видно на небе, то как небольшой сигнал отчаяния и просьбы о помощи можно разглядеть в этой тьме искусственного света? Только я его и могла разглядеть.
Старый единорог слушал гром, смотрел в небо, но понял, что я уставилась на него.
— Официально: эта неделя – полное дерьмо.
— Ну, хотя бы она закончилась... Хех... Видимо, Мэйнхеттену не нужны ангелы?
— Не нужны? – он затянулся и, выпустив дым в небо, обернулся на меня, — Ангелы нужны везде. Тем более сейчас, тем более в Эквестрии. Просто... Ангелов осталось так мало в этом городе.
— А где они сейчас все, по-твоему?
— У могилы Биг Мака, наверное. Где им ещё быть. Придурок, блять...
— А он ведь всё-таки спас её.
— Да. Упёртый засранец. Дважды копыта скинуть в одной и той же ситуации. Просто образец полёта мысли. А Селестия тоже. Ну, хоть бы немного башкой подумали. Огромная белая крылатая конина. Я бы тоже именно в неё целился, — тут Эфорт закашлялся. У него уже не получалось прятать за потоком иронии искреннего разочарования. Голова его поникла и он, вздохнув, уставился в серый асфальт. Ушки его встрепенулись, когда вдали послушались цоканья и звуки повозки.
— Как-то не похоже на полиспони...
Эфорт оказался прав. Вскоре к нам подкатила карета, из которой вышли зебры в тёмных костюмах с закрытым воротом и солнцезащитных очках. И их не смущало то, что сейчас вечер. Они выходили организованно, один за другим, и смотрели прямо на нас. На мордочке читалась невыразимая смесь покорности и ненависти к врагам. Мне стало страшно: не попытаются ли они обернуть её против нас.
— Это они! – владелец кафе высунул мордочку, указывая на нас, — Они заставляли вызвать полицию!
— Ну и пидор, — прошептал Эфорт, дослав в обойму пистолета ещё один патрон.
Он достал удостоверение с одной стороны, а с другой стороны пистолет. Зебры даже не пошевелились и стояли как вкопанные, ожидая чьих-то команд.
— Спрячься за меня, — Эфорт прикрыл меня собой, — Если что-то случится, попытайся добежать до офиса министерства крутости. Он не далеко. Беги переулками.
Мы были мишенями. На улице негде было укрыться. Как назло, живой Мэйнхеттен притворился мёртвым в минуту опасности. Ни одного прохожего в этом огромном мегаполисе. Нет. Дело не в случайности. Они делали то, что сделала бы и я – прятались в своих стеклянных норах.
— Убийство агентов министерства морали не сойдёт вам с копыт! – крикнул Эфорт. Он принялся договариваться. И стал угрожать. Это плохой знак. Плохой. Он обычно спокоен, когда перевес на его стороне. Зебра на его угрозы лишь хмыкнул, — После того, что натворили ваши сородичи на фронте, никто не закроет глаза на ваши преступления!
— Veni ad me, — раздалось из кареты зебр. Это был голос кобылы.
Один из зебр, подошёл к карете открыл двери и услужливо наклонил голову, крикнув при этом «Ave!». Не обращая на него внимания, из кареты вышла знакомая нам фигура, спокойно и услужливо нам улыбаясь.
— Какая встреча! Слушайте... А вы собираете все неприятности без разбора, или осознанно подходите к вопросу «Куда же нам вляпаться сегодня?»
Это была та самая таинственная зебра, что помогла найти нам Бьюти Брасс. Она смотрела на меня всё больше улыбаясь, её золотые украшения преобразовывали свет Мэйнхеттена и блистали во тьме, внутри благородного металла вспыхивал настоящий живой огонь и переливался, перекатывался во злате, то гаснув, то зажигаясь. Кажется, то же самое было в глазах этой зебры. Она поправила свой официальный чёрный костюм. Помолчала, смотря на нас, а затем усмехнулась.
— Ну и вечер!
— И не говори, — Эфорт слегка расслабился.
— Зенкран! – крикнула таинственная зебра
Из кафе выглянул его владелец, подошёл к зебре поклонился и прошептал «Да, миледи?»
— Что такого сделали эти чудесные пони, что ты позвал нас?
— Они... Они... Помогли сначала. Вот этот здоровый медведь...
— Зенкран! – укоризненно сказала таинственная зебра, — Больше уважения.
— Нет, нет. Простите миледи... Я наоборот хотел сказать, он помог мне, расправился с дебоширом. Но он потом заставлял вызвать полицию и сказал... А вы говорили, что если придут агенты...
— Я всё поняла, Зенкран. Сделай всё то, что он хотел.
— Но...
— Иди, — она сказала это совершенно спокойно и безразлично, не обращая более на него внимания, как и Эфорт тогда, когда придумал версию для следствия. Зенкран послушался её. Кивнул. Сказал «Спасибо» и ушёл. Думаю, уж на этот раз, он точно позвонит в полицию.
Начало грохотать всё сильнее, над центром города, показались первые вспышки молний.
Эфорт слегка расслабился и убрал удостоверение вместе с пистолетом под куртку.
— Что вы здесь делаете? – спросил он зебру.
— Да так... В перерывах между управлением мафией и спасением Кантерлота помогаю малому бизнесу.
— Я понял, что вы его крышуете. Я спрашиваю, что ВЫ, лично здесь делаете? Или вы на каждую мелкую стычку приезжаете.
— Сколь проницательны агенты Пинки Пай, — улыбнулась таинственная леди зебра, — Ваша правда. Я редко выезжаю во время подобных инцидентов, но по описанию я узнала вас. А я давно хотела увидеться.
— Поможете нам и Мэйнхеттен от легиона одним махом избавить?
— Неее. Такое даже я не могу, к огромному сожалению. Ut desint vires, tamen est laudanda voluntas, — Последнее даже я не поняла, — Сорная трава так глубоко пустила здесь корни в древо Гармонии, — леди зебра оглянулась на небоскрёбы вдали, — Это всё... Это не про пони...
Мы были чуть дальше от центра. Там в сердце города отблески света прятались на стёклах высоток. Там вдали были эти огни, эта жизнь, что таила в себе простой вопрос – Как же так случилось, что пони оказались здесь? Разве всё это имело хоть какое-то отношение к нам и тому, что мы есть на самом деле. Эта война. Мафия. Министерства. Это было чужеродно нам. Это столь вдали от нас, столь нереально для нас. Но оно есть. Вплетено так крепко и так долго, что, кажется, будто бы так всегда и было. А ведь в детских книжках не найдёшь винтовки и Пип-Бака. Там только магия и духи раздора. Там солнца и радуги как данность. А не как нечто, что мы должны заслужить и что мы должны отвоевать. Мёртвые огни плясали в небе на огромных стеклянных полотнах. Эти жалкие проблески будущего, в котором утеряна наша душа, наша сказочность и наша детская наивность. Всё это вроде было когда-то, но сейчас в этом безумном мире войны, которая скребётся в тенях, подкрадывается к тебе, через плакаты и динамики Спрайт-Ботов, кажется, будто это и есть реальность. Но я вдруг поняла, насколько это всё глупо и нереально. Реален был Понивилль. Реальны были вечеринки Пинки Пай и библиотека Твайлайт. Гранд-Галлопинг Гала был реальным и мои детские мечты.
Я повернулась на леди зебру. Она глядела в мои глаза, будто бы я думала в точности о том, о чём думала она. Мне захотелось взять её копыто и не отпускать, сидеть так и глядеть на искусственный свет Эквестрии.
— Я хочу, чтобы вы, юная леди, поехали со мной, — сказала она глядя на меня.
— Что? – спросили мы вместе с Эфортом.
— Вы застряли в своём расследовании. Я могу помочь. Но я знаю, какой вы, Эфорт. Несмотря на всё ваше благородство и доброту, вы будете всю поездку ворчать и угрожать мне, пытаясь разузнать, откуда взялись мои деньги и связи. Юная леди скромнее и охотнее готова принять нужные сведения без вопросов.
В конце улицы замигали красные и синие огонёчки. То была карета полиспони.
— Тем более, — продолжала леди зебра, — Вам следует составить протокол с полиспони. Пролилась кровь. И кто-то должен ответить за это.
— Пфф, — только и издал Эфорт, — Ты поедешь? – спросил он меня.
— Да, — кротко ответила я.
Он вздохнул.
— Если завтра она не придёт на работу...
— Ну что за глупости, — обиженно перебила его леди зебра, — Со мной ей куда безопаснее, чем с единорогом, который стреляет по пони из-за сбитой стрелки морального компаса, — тут она повернулась ко мне, — Прошу вас следуйте на борт, юная леди.
Мы ехали в благоговейной тишине. Она взяла лишь двух своих наёмников, и они сидели, снаружи оставив нас наедине. Окна были открыты. Перед нами проявлялся центр города, проявлялись вспышки, огни, песни потерянной эпохи, выкрики пьяных горожан, что плакали по своему герою, грохотало небо и скользили капли дождя, в которых отражались мимолётные бродящие фотоны и этот эфир печали принесённый войной. Всё это давило куда-то в затылок и пробиралось в ствол мозга, потом выше – ложилось в подкорку стелилось и оставалось там инертным газом, готовым вспыхнуть в любой момент. Я поняла и усмехнулась. Солнце завтра долго не взойдёт. Солнце чуть не погибло. Сколь хрупко всё это. Маленькая карета, её запертая внутри темнота стали давить на меня. Я взглянула на леди зебру. Я отлично видела в темноте. В тоже время в её глазах зарницей вспыхивали мысли и отражались молнии, отражались огни ночного города, оживали там и приобретали смысл. Она была старше меня. Возможно, она уже была подростком, когда я только сказала первое слово. Она поправила свой тёмный костюм, будто он неидеально на ней сидел, будто она чувствовала несовпадения в настоящем.
— Вы знали, что зебры за морем бояться звёзд? – вдруг с мягкой хрипотцой спросила она
— Нет.
— Это правда, — она прокашлялась. Убрала хрипотцу, — Я просто всё думаю... Наверное, им так понравился Мэйнхеттен, из-за светового загрязнения. Здесь звёзд ведь почти невидно даже в самые ясные ночи. Все эти огни здесь... Они не дают звёздам светить... Не дают посланию дойти до нас, — она повернулась на меня, — Я думаю, что свет – это послание.
Она улыбнулась слегка стыдливо.
— Я почувствовала, что вы хотите сказать, — развеяла я её опасения.
— Правда? – её взгляд сначала устремился во тьму, затем снова на меня и вспыхнул, — Спасибо. Я просто не знаю, как можно бояться... Не подумайте, я с огромным уважением отношусь к чужим чувствам, но... Как можно бояться чего столь прекрасного, уникального, нежного и вековечного как звёзды... Мне очень нравится смотреть на звёзды.
Я разнежилась. Расслабилась на очень мягких сидениях, меня уносило туда вглубь перины, прятало во тьму. Мне стало так легко, и я выдохнула. Я отдыхала впервые за это время. Неделю... Месяц... Год? А может и за всю жизнь. Я неслась сквозь свет, быстрее него лёгким аллюром сидя при этом в тёмной карете, вне времени и пространства я проявлялась вдаль, как изображение на плёнке. Как звёзды на небе.
— Вам не интересно, куда я вас везу? – спросила она.
И я поняла. Я усмехнулась. Мне вообще всё равно... Вези меня куда хочешь. Она подсыпала мне что-то? Вколола? Нет... Совсем нет, мой разум был затуманен лишь кофеином, усталостью и постоянным пассивным курением. Но я уносилась вдаль в этой карете, была наконец-то не здесь. Как же мне было хорошо. Увези меня отсюда.
— Юная леди, с вами всё хорошо?
Мне очень хорошо. Я поняла, что плачу. Я отвернулась от неё в своё окно и на улице гремела гроза. Дождь лил равномерно на палатки с едой и выпивкой. Пони ютились у остановок, этот город роился и гнил в темноте. Мотыльки вылетали на свет не зная, чего уже хотят. И Флаттершай рекламирует Спаркл-Колу... Ах... «Ощути морковку у себя во рту»... Пхахаха. Что за бред? И это министр мира. Пхахаха... Я до сих пор плакала. Какой же ужас. Я мертва. А может так со всеми? И где были ангелы, когда умирала Бьюти Брасс?
Стояли возле неё – возник ответ у меня в голове.
— Хэйфилд, — леди зебра взяла моё копыто, — Вся в слезах ты, — удивилась она.
— Увези меня отсюда, — пролепетала я.
Хоть бы она этого не услышала.
— Хэйфилд.
— Да? – откуда она знала моё имя?
— Всё в порядке?
Не услышала. Фух.
Я включилась в настоящее. Поняла, что плачу в объятиях таинственной зебры правящей мафиозным кланом, и мы едем решать вопрос с наркоманами и мегазаклинаниями.
— Блять... Прости-те
— Всё хорошо.
Мы приехали к одной из кондитерской фабрик министерства морали. Ливень заполонил ямы на дороге, и в них отражался перевёрнутый логотип министерства. Пинки Пай смеялась, её яркое размытое в грязной луже эфемерное выражение мордочки искажалось. Я взглянула на сам логотип. Капли дождя стекали по её ямочкам на щеках. Пинки Пай всё улыбалась.
— Пошли скорее, — над леди зеброй открыл зонт её наёмник. Она пригласила меня идти под ним вместе с ней. Зебра держал зонт в зубах, так чтобы мы были под защитой, а сам мокнул под проливным дождём.
Мы подходили всё ближе, и я поняла, что она движется прямо к служебному входу. Там стояла охрана, как и на всех министерских объектах. Это были серьёзные пони с оружием, а не сонные частники.
— А разве вас...
— Впустят? – улыбнулась она, — Смотри.
Мы приблизились к входу. Она даже не посмотрела на охранников и не поздоровалась, лишь пренебрежительно бросила:
— Она со мной, — указав копытом на меня.
Нам вежливо открыли дверь и просто вошли внутрь. Мы с Эфортом неделю околачивались здесь выцепляя подозреваемого, а нам даже чай не предложили. СВОИ ЖЕ. Просто игнорировали нас. Так почему зебра – глава мафии – так спокойно прошла сюда. Она вела меня сквозь складские помещения, и мы вышли к конвейеру. Там пони стояли вместе с зебрами и над чем-то работали. Они оглянулись на нас – на леди зебру, если быть точнее – потом продолжили работу. Зебры на кондитерской фабрике министерства? Я смотрела на конвейер. Это... Посыпка... Или... Драже. Разве... Я отвернулась. Стоп. Неужели всё настолько?.. Мы поднялись наверх к инженерам, сверху было видно весь цех. Пони и зебр, работающих сообща, спокойно разговаривающих друг с другом во время войны. Но я поняла, что делают тут не конфеты.
— Тот пони, которого вы нашли... Спасибо вам за это. Оказалось кто-то с фабрики приторговывает отходами. Вы поймали покупателя. Мы поймали после вашего отчёта продавца, — леди зебра помолчала, а затем спросила у меня, — Хэйфилд, ты знаешь, что тут происходит?
— Пинки Пай производит зебринские наркотики, — догадалась я.
Производное мефедрона. Они пытаются сделать зебринские минталки.
— Держи, — она протянула мне коробочку.
На ней красовался этот дурацкий логотип минмора с улыбающийся Пинки Пай. «Праздничные минталки» вырисовалось название на жестяной коробочке. Праздничные блять минталки. Мы в министерстве мира конечно тоже производили наркотические вещества. Но это были обезболивающие, препараты от эпилепсии, ноотропы, антидепрессанты, но небеса... Блять. Мы не делаем наркоту. А минталки и были ею. Этот сомнительной эффективности ноотроп, больше действующий на эффекте плацебо нежели лекарственном, так в добавок ещё и разрушающем нервную систему и вызывающий стойкое привыкание. Этим зебринским дерьмом ширяются некоторые студенты перед экзаменом, но если их ловят сразу исключают. Когда-то зебры делали их по особым рецептам, но сейчас это просто помесь меклофеноксата с амфетамином и присыпкой кокаина в худшем случае.
— Судя по твоему взгляду, ты очень расстроена, — сказала леди зебра.
Я отдала ей коробку и свесила копыта с перилл, уставилась в этот бездумный конвейер, по которому медленно ползли наркотики. Прямо в копыта пони. Для дипломатов, для техников, для солдат. Кому опять будут пихать эту дрянь? Опять кого-то заставят посадить здоровье. Я столько видела зависимых от мед-икса, так теперь ещё и это... Ладно... Это госзаказ. Война. Я всё могу понять, но эта упаковка. Яркая и дешёвая как огни Мэйнхеттена...
— Пинки Пай будет продавать их?
— Да конечно, армия уже закала несколько партий.
— На улицы? Она будет продавать их на улицы? С такими коробочками не идут в министерства.
Леди зебра вздохнула. Я всё поняла. Пинки Пай выпустит эту заразу на улицу.
— А ты будешь её распространять, — сказала я ей.
— Такая работа, — она стыдилась. Неожиданно. Взрослая зебра, глава мафиозного клана. Почему она стыдилась передо мной? – Теперь ты понимаешь, почему Эфорту нельзя об этом рассказывать?
— Он бы уже пытался вытряхнуть дерьмо из Пинки Пай.
— Да. Но потерпел бы поражение. Любая газета будет скуплена министерством стиля, если попытаетесь обнародовать это. В конечном счёте Эфорта ждала бы участь того несчастного засранца из закусочной. Над нашими головами всегда ждёт пистолет и он готов прикончить нас в любую секунду. Не суть кто ты. Пистолет всегда около твоего виска, ожидает приказа хозяина. От места на социальной лестнице меняется только одно – чей пистолет приставили к твоей голове.
— А у принцесс? – спросила я.
— Что?
— Ну... Чей пистолет приставлен к их голове.
Зебра помолчала, уставившись на конвейер.
— Их собственный, наверное.
Мы вышли в ливень. Он падал с неба. И я могла порой, разделить его взглядом на отдельные капли. Всё это было мне видно ныне, и я видела как изгибается молния, я видела темноту, что сжалось в переулки, прячась от яркой вывески с улыбающейся Пинки Пай. Я наступила в лужу, где было её отражение. Она была просто фикцией. Ещё одним зеркалом в аттракционе, где всё искажалось и приобретало неестественные, ненастоящие формы и искажало содержание. Этот пластик и порошок, эти жестяные коробочки. Эта маленькая розовая пони, что обманывает своих подруг и тонет в делирии. Туда ей и дорога. Я поняла, почему Эфорт её терпеть не мог, хоть я её и понимала. Эфорт хотел простоты и честности. Справедливости. Но не мог её найти и раздражался от траура по Биг Маку, раздражался министрами-шлюхами и наркошами, которые забыли о нас. Забыли о том, кто такие пони. И я сама устала. И сама забыла.
— У меня к тебе ещё одна просьба, — сказала зебра, подойдя ко мне. Она сказала своему наёмнику с зонтом идти в повозку.
И мы стояли вдвоём в огнях, ослепивших ни одного пони.
— Завтра Эфорт придёт пьяным на работу, — я повернулась на неё, недоумевая, — Не спрашивай меня. Пинки Пай сказала, что так всё и будет. Он придёт пьяным, и ты уничтожишь документы. Он забудет о деле с фабрикой, потому что завтра случится нечто экстренное. Вас попросят помочь. И кондитерская фабрика будет вашей меньшей проблемой. Но ты должна уничтожить все документы.
— А что если я не сделаю этого?
— Пинки Пай сказала, что нету – если.
Я ничего не ответила на это ей. Просто стояла дальше и смотрела, как морда Пинки скалится на меня в отражениях стёкол, в лужах, в каплях, что летят мимо, отражается у меня в памяти. Пинки Пай всегда смотрит. Я не знала, что делать дальше. Хотелось просто связаться с Эфортом. Как он сам. Неужели он сейчас напивается? Топит всё это случившиеся в алкоголе. Нам надо было отдохнуть после случая с Бьюти Брасс. Мы не готовы. Мы устали от войны. Бесконечной войны каждый день. И ничего... Ничего не меняется.
— Хочешь, я увезу тебя отсюда? — её шёпот прокрался в мою голову.
Я посмотрела на неё мечтательно и наивно. Улыбнулась. Всё она услышала. Все мои слова.
— Да, — ответила я.
Спокойное цоканье копыт. Неон стыдливо мигает в переулках. И погибает в этих стеклянных трубках. Мы плыли сквозь ливень, этот город будет затоплен, как и всё. Повсюду вода. И барабаны отбивают такт метронома. Похороны и музыка ветра звенит. Одинокий выстрел в тишине. Я вжалась в кресло и только спустя вечность почувствовала, что держусь за её копыто. Я всё хотела спросить: Кто ты? Почему? Но затем. Я решила не рушить магию это тайное волшебство, сокровенный ритуал только для двоих. Теперь всё понятно. Я не задавала вопросов. Я подходила ей. Никаких сомнений, только раскаяние, не смотрела в прошлое, потому что у меня уже не было будущего. Только в разрезе. В самую суть, в глубину. Вспышками свет проникал в карету. Наполнял наши мордочки отчётливыми чертами. Но я давно научилась в ней видеть и без этого жалкого скопления фотонов, созданных маркетологами впопыхах. Мне хватало огня и молний, что находили себя в её золотых украшениях.
Она дала мне выпить чего-то.
— У тебя кажется, болит голова. Это поможет.
И я выпила что-то холодное из стеклянной бутылки. Раскрывается жестяная коробка и сыпется порошок. Шприцы гонят яд, соблазнительный яд. Но я была приёмной дочерью алкоголя. Он видел меня и открывал дверь в свой дом, где я плакала и каялась за свою жизнь. Что я такого сделала, чтобы чувствовать себя виноватой? Почему я хочу помогать? Откуда во мне это тлеющее желание, что гонит меня всё дальше и дальше? Я высунулась в окошко. Там было небо, и ливень уходил от меня, он остался там, в центре города, сиять в этом искусственном свете.. И я видела горящие бочки, возле которых столпились пони. Опять трущобы... Нет. То были зебры. И они расступались перед каретой. Они знали. Знали, что их предсказательница судьбы дома.
— Пошли со мной, — я уже даже не думала. Просто следовала за огнями на её золоте.
Мы вошли в очередную курильню или просто какой-то клуб для зебр, хотя... Тут были и пони, и грифоны. И музыка трансцендентности. Она плавно переливалась в моей голове, как пламя в этой тёмной обители. Огонь был повсюду – настоящий огонь. Зелёный магический и алый красный живой огонь плясали друг с другом под открытым небом. Там стекло на потолке. Там было небо. Там были звёзды. И зебры, и пони и грифоны в наркотическом, алкогольном и в экзистенциально-магическо-реалистическом опьянении пали ниц перед ними и наслаждались их светом. Она вела меня всё выше, и я была в её власти. Я пила потом ещё. И ещё, но тот напиток в карете. Что-то... Что-то там было... Она вела меня выше, на самый верх к небесам и затем мы остановились и сели на диванчик. Всё прояснилось более-менее. Какой-то клуб, какое-то пристанище для потерянных. Всё прояснилось – я была в тумане. В сером эфире окутавшем меня. Эта закатная дымка. И кровь Бьюти Брасс ХЛЕСТНУЛА. Брызги. Вспышки. Всё это не прошло. 99-я. Умерла тогда.
Прощай.
— Потанцуешь со мной? – спросила она меня.
Я положила своё насквозь промокшее пальто, и официантка унесла его. Мы встали под звёздами. А под нашими ногами были пьяные тела, конвульсивно грёбшие в этой волне печали и Ля-Мажора. Мы отбрасывали тень. Мы видели их сквозь стекло в полу. Мы были между небом и землёй. Между звёздами и их пылью, что сдует время. Как и нас. Этот момент вечности навсегда останется в волнах мироздания. В войде, в красоте вековечного. Я была маленьким фотоном. Но я более не была одинока. На этот вечер. Или навсегда.
— Я буду задавать вопросы, — сказала я в слезах, — И тогда ты меня оставишь. Бросишь.
— Нет, — прошептала она, с трудом перекрывая звук нежной музыки, эту трель квазичастиц.
— Я выбрала тебя, — начала она, — Не потому что ты не задаёшь вопросов. Тебя интересует другое.
— Скажи...
— Нет, нет, нет, нет, — прервала она меня, — Не спрашивай меня про имя. Я сама его хочу рассказать. Потом... Потом...
— Ты только мне подарила это?
— Да.
— Ты будешь ещё приезжать ко мне, увозить меня?
— Да.
— Вечно?
— Вечно.
— Я не заслужила.
— Заслужила. Я заплатила Пинки Пай слишком много, чтобы владеть тобой.
— Ты будешь со мной вечно?
— Да... Вечно...
Мы провели вечер вместе. Я сидела и ревела в её объятиях. Танцевала как безумная и смеялась. Я кричала на звёзды и молилась им. Плакала им. И была очень пьяной всем этим неправильным миром, что сгорал и обращался в пепел. Тлел прямо передо мной на расстоянии одного копыта. Всё это было. Всё это существовало, и было нереально. Глупым. Ненастоящим и таким прекрасным
Она прижалась ко мне, когда мы медленно плыли под звёздами и прошептала.
— Ego erit per latus tuum donec ego mori. Adhuc modicum tempus. De anno. Et tunc ardebit in aeternum. Quare tibi conveniunt ad hoc? Ive ' been exspecto pro te tam diu. Interrogatus enim a Pinkie Pie. Dixi tibi obviam aeternus amor. Nos omnia fecit contractum ea. Illa implere nobis utinam. Sed nos debere eius. Nos facere quod ipsa dicit. Etiam Efort. Ut wisi odit eius. Cogitat quod in illa reliquit eum. Sed ille mox a filia. Eam te. Tu filia eius. Nos duo fecit votum pro te... Sit scriptor adepto nonnullus reliqua. Sit sidera luceat in nobis. Et totus mundus ardebit in lucem. Ibi erit solum in aeternum, nisi beatitudo. Iustus me et te. Te volo, morietur cito. Ego potius invenire te in aeternum.
Я почувствовала, что она хотела сказать. Я почувствовала, всё то, что было... Всё то, что было в её душе. Всё это прекрасное и нежное.
Она отвезла меня домой. Ну как домой. В гостиницу. Я сказала ей, что она напоила меня чем-то. Она призналась и усмехнулась. Но добавила, что не воспользовалась ситуацией. И это правда. Она укрыла меня своим пиджаком, который не промок от дождя. Моё пальто занесли домой. Она проводила меня до порога. Мы болтали и смеялись. Я знала, что мне надо идти. И знала, что ей тоже надо. Завтра опять работа. Опять война.
— Это был лучший вечер... Кажется... За всю мою жизнь.
— Я рада.
— Слушай. Я может. Многое сказала и задала много вопросов. Но... Мы слегка поторопили события.
Она расстроилась, услышав это.
— О... Хорошо. Да. Я... Я... Хорошо.
— Я просто хотела сказать, что мы поторопились, — я сказала это и она подняла на меня свой взгляд, — Все то, что я спросила... Ты можешь спросить и у меня. И я отвечу точно также как и ты.
Она стала выглядеть счастливей.
— Тем не менее, я хочу слегка привыкнуть к тому, что я больше не одна в этом мире, — в мире полном света и тьмы.
Она подошла ко мне близко.
— Ты позволишь мне? – спросила она.
— Да, — ответила я. Даже не зная, что я позволила ей.
Она совсем легонько повернула свою мордочку. Поцеловала меня в левую щёку. И отошла. Села в карету. И пообещала вскоре спасти меня ещё раз. От войны. От усталости. От моих сожалений. И одиночества.
Я ушла домой. Пьяная. Счастливая. Ещё беспокоилась. Где же Эфорт? В порядке он или нет? И Пинки Пай. Наркоманка, знающая будущее. И Биг Макинтош, умерший ради нашей любимой принцессы Селестии. И Бьюти Брасс. Бьюти Брасс... Первые лучи солнца тянулись к нам сквозь тучи, выплакавшие свои слёзы. Небеса тянулись к нам. Благословляли нас. Дарили нам свет. Этот настоящий и чудный жертвенный свет.
Утром у меня было УЖАСНОЕ ПОХМЕЛЬЕ. Зебринское пойло накачало меня так сильно и тяжело, что я не отходила от унитаза добрых пятнадцать минут и всё не могла проблеваться. А ещё я вспомнила всё что было вчера. Я видела её всего пару раз и уже начала встречаться с главой мафии. Обещала увидеться. Более того я призналась ей в любви. Это просто какой-то... Я даже не знаю...
Я всё продолжала блевать. Какой же ужас. Всё плохое уходило прочь, все токсины. Всё боль и сожаление. И блевота. И блевота тоже. И пончик. Блять...
С трудом втащив своё тело в офис, я поняла, что хочу просто упасть. Может, получится уговорить Айсли дать мне бумажную работу. Если я буду сегодня бегать с Эфортом по переулкам, уворачиваясь от пуль и вытаскивая нариков с того света, то я точно не смогу выжить. Мне надо поспать. Ещё.
— Здравствуй, Хэйфилд, — встретил меня Брайт Винг, — Ты не знаешь... Ох, мать моя, — от меня настолько разило перегаром?
— Пожалуйста. Не надо.
— Фух. Неожиданно, — признался он, — Не знал, что ты можешь позволить себе такое. Но ничего, ничего! Постараюсь тебя прикрыть.
— Спасибо.
— Прикрыть от чего? – за моей спиной возникла наша начальница. Айсли, — Оу... Ну как? Наладили сеть информаторов, я гляжу.
— Простите меня. Это... Это не повторится. Я обещаю.
— Мда... – она вздохнула, — У нас итак проблем выше крыши, после смерти Биг Макинтоша. Ох! Ну что за команда. Эх... Ладно, моя хорошая. Иди спрячься за бумаги. Скоро придёт госпожа министр. Она хотела попросить наш отдел о помощи. Случалось нечто экстренное. Так что на сегодня все дела откладываем. Все поняли.
— Да, мэм, — ответили мы с Брайт Вингом хором.
Уже побежала прятаться в отчётах и рапортах, думая о том, как же пережить это похмелье, но Айсли остановила меня.
— Если логика подсказывает мне верно – Эфорт тоже вчера напился?
— Я не знаю, — пролепетала я.
— Вы были не вместе? – удивилась она. Я отрицательно помотала головой, и от этого мне стало невыносимо больно, — Я подумала он с тобой... Он не отвечал мне.
— Мы разделились.
— Ладно, — она задумалась и я села за свой стол.
Вдруг я вспомнила о том, что должна сделать. Рапорт по нашему делу. Открыла файл. Там уже были результаты вскрытие, стенограмма, анализ вещества и отметки на карте. Ох... Они взгромоздились около кондитерской фабрики и следующим логичным шагом будет... Надо уничтожить срочно. Срочно уничтожить эту папку.
Я уже хотела это сделать, но в дверях нашего скромного кабинета появилась она – сама Пинки. Госпожа министр. Её волосы не были кудрявыми, они были выпрямлены, тусклыми. Сама она, кажется, совершенно прибывала в полном упадке.
— Здравствуйте, — кротко сказала она.
— Добрый день, госпожа министр.
— Да, конечно, — тихо произнесла она, — Айсли. Мне будет необходима помощь вашего отдела. Нужно будет поехать вместе со мной. В папке все подробности.
— Так точно, госпожа министр.
— Если вкратце... – она так и не договорила.
Дверь проломил и упал вместе с ней здоровенный бухущий единорог. Иногда мы называли его Эфортом. Он был весь в грязи, будто спал на улице, прямо на дороге около бачков в каком-нибудь закутке. Куртка воняла, как и он – таким смрадом! Аж глаза слезились. Нет. Он был не с похмелья. Он именно что все ещё бухой.
— Госпожа министр! Ну нихуя себе! А вы чего понурая такая? – он фамильярно раскачиваясь направился к своему рабочему месту. Встав к ней жопой, и даже не слушая её ответ.
— Мой давний друг умер, — сказала она скорбно, — Вы знаете его. Это Биг Макинтош.
— Точно, — сообразил Эфорт, — Точно... Аааааааа! Блять вспомнил. Биг Мак! Как же он меня уже заебал!
Айсли была готова пристрелить Эфорта. А затем себя. Она покраснела моментально и схватилась за свой рот копытами, будто эти слова вылетают из её рта.
— Он вроде уже сдох, но всё равно напрягает меня, — Эфорт вымолвил это и глянул на меня, — Я за тебя волновался, моя хорошая, — он опять посмотрел на Пинки Пай, — Ёбанный Макинтош. Сводки видели? Сколько умерло при Утёсе. ДО-ХУ-Я. А по телику, в газетах только Биг Мак. Биг Мак. Заебал... – Эфорт вздохнул, уставился на Пинки Пай, ожидая реакции, а после махнул копытом и бросил на пол удостоверение, — Я увольняюсь.
— Нет.
Пинки Пай сказала это совершенно спокойно и без злобы.
— Ты будешь работать здесь, пока не умрёшь...
Она подняла удостоверение и положила ему в куртку.
— Или пока не закончится война.
— Я...
— Я знаю, — сказала вдруг Пинки Пай. Она наклонилась к его уху и прошептала очень тихо. Мне кажется Айсли и Брайт Винг не услышали этого, — Ты на меня очень злишься, потому что думаешь, что я не выполнила часть своего договора, но самом деле, я уже всё сделала. Я не могу воскрешать других пони. Я могу только помочь тебе почувствовать то тёплое и нежное чувство опять. Я могу помочь исправить ошибки. Я вернула её тебе. Просто не так, как ты ожидал.
Она ушла, встала около окна, а взгляд Эфорта переместился на меня, его глаза заблестели. Пинки Пай стояла и смотрела на то, как эфимерный свет становиться видимым, на эти лучики, проходящие сквозь тучи, и вдруг она легко вздохнула, грива завилась, приобрела объём и цвет, былую яркость. При условии, конечно, что я помню об одной её седой прядке, которая делала её причёску похожей на карамель. Пинки Пай повернулась к нам. Широко улыбнулась прямо как на логотипе.
— Мне нужен ваш отдел на похоронах Биг Макинтоша, оки-доки? – спросила она Айсли.
— Оки-доки, — пролепетала та.
— И да, кажется, вам бы показаться врачу всем... Ну... Ты знаешь, — виноваото улыбнулась Пинки Пай.
— Я запишу весь отдел к психотерапевту, госпожа министр.
— Вот и ладненько! До тех пор пока не полетим на похороны к Макинтошу у вас выходной. Пока-пока.
И она почти поскакала по своим делам.
Эфорт сидел неподвижно за своим столиком. Он весь сгорбился и закутался в свою куртку. Он казался намного старее и слабее, чем обычно выглядел наш бравый медведь. Он начинал плакать. И мы не имели права этого видеть. Айсли намекнула Брайт Вингу идти домой.
— Ты невесту не видел неделю.
— Хорошо, — он похлопал Эфорта по спине и ушёл.
— Хэйфилд, — позвала меня Айсли.
Я хотела подойти к нему, но он пролепетал «Поди прочь». Меня это слегка обидело, но было не до этого. Он пьян. Расстроен. Лучше оставить его одного. Забрала с собой тот дурацкий раппорт и вышла. Снаружи кабинета нас встретила Пинки Пай. Она попросила Айсли оставить нас наедине и та, волнуясь за меня, оглядывалась, пока не скрылась за поворотом.
— Вечер вам понравился? – спросила министр.
— Да...
— Ох, спасибо, это для меня, — она показала на раппорт.
Всё было правдой. Она всё предсказала.
— Это ваше, — раппорт был у неё в копытах.
— Очень хорошо. Знаете, Хэйфилд, я так люблю исполнять чужие желания. Особенно в это время! Но порой пони... – она посмотрела в промежуток между прикрытой дверью на Эфорта, — Очень плохо себя ведут. Но! Если эти пони очень хорошие. Я всё равно даю им шанс, — она улыбнулась.
— Я вам сочувствую, — сказала я.
— К сожалению, это не последний мой друг, который умрёт, — добавила Пинки Пай, — Увидимся.
Пинки Пай ушла. У меня побаливала голова. Мне плохо. Мне было очень страшно. Я не знала о чём думать после этого дня. Эфорт сидел в полном одиночестве. Я уже собралась идти, идти прочь отсюда. Забыться. Утонуть. Как вдруг решила, что не он один должен меня защищать. Вошла в кабинет. Он опять мне повторил, теперь громко «Поди прочь!». Этот огромный, седой единорог. Всегда спокойный перед любой опасностью, сидел и тихо плакал при свете солнца. Днём. Спокойным. Слегка облачным, после вчерашней бури. «Поди прочь... – прошептал он и ещё тише, сказал мне глядя в глаза, — я не достоин». Я обняла его. Этого немощного в душе старика, умирающего и потерявшего все свои надежды и все свои чаяния, потерявшего маленькую пони, которую он любил. Я должна была догадаться. Я обняла его, стараясь как родного отца, защитить от вредоносных воздействий этого мира.
Заметка: получен новый уровень
Новая способность: Шерше-ля-филли+11% повреждений противникам того же пола и уникальные реплики в диалогах с некоторыми пони.