Завершение стэйблриджских хроник
Глава 6. Ваш выход II
Рэдфилд помогает бывшему военному командиру Грифоньей Республики сбежать от её нынешних правителей.
Инцитат неплохо проводил время в обществе запеканки – и даже позволил шпионам Регримма отметить этот факт в записях, поскольку вышел пообедать на крохотный балкончик. Возвращаясь на кухню, он столкнулся с «объектом наблюдения “грифон”», который только ко второй половине дня пришёл в адекватное состояние.
— День добрый, – сообщил Инцитат, выражая любезность и одновременно намекая, что с ночными загулами пора заканчивать. Впрочем, Флоуик и сам чувствовал, что перебрал минувшим вечером. Но выразить спектр эмоций пока не мог, поэтому лишь витиевато поводил пальцами.
Посол поручил мытьё посуды пегасам-охранникам, которых следовало пристроить хоть к какой-то работе, и вернулся в свой уютно обставленный кабинет. Флоуик уже улёгся там на диване и листал случайно выбранную газету.
— Как ваше самочувствие? – для соблюдения формальностей поинтересовался Инцитат. Он был занят раскладыванием перьев из подарочного набора – выравнивал их по длине.
— Ощущаю себя зверем, которого загнали в ловушку, – сказал Флоуик, отыскивая взглядом бокал, послуживший ему минувшим вечером, и опечаленно убеждаясь в его пустоте. – Точнее, нет. Чувствую себя зверем, который настолько туп, что сам забежал в ловушку.
— Тогда вам повезло, – дёрнул бровями Инцитат и после небольшой паузы разъяснил: – Ваша ловушка, в отличие от многих, обеспечена запасами умиротворяющих зелий.
Намёк был на вделанный в стену шкафчик с дорогими винами и настойками. Как подобает хорошему хозяину, ценителю и коллекционеру, Инцитат укомплектовал стеллаж и рассортировал все экземпляры по крепости и выдержке. Теперь же треть ящичков изводила пегаса-перфекциониста пустотой.
— Мда. – Грифон с полосами жёлтых перьев на груди сел и приложил кончики некогда остро наточенных когтей к вискам. – Извините. Я не хотел так злоупотра… досаждать, в общем. Просто так тяжело. Три месяца назад я был вторым крылом в государстве, виднейшим армейским начальником. А теперь я что такое? Какое мне название?
Грифон осмотрелся в поисках мундира вице-командующего. Потом вспомнил, что оставил его наверху, в гостевой спальне – чтобы не повредить во время приступов самоуничижения.
— Как только ваша невиновность будет доказана, ваше звание к вам вернётся, – сухо ответил Инцитат, тренируясь в выведении каллиграфической буквы «А». Любой, кому захотелось бы порыться в мусорной корзине посла, обнаружил бы, что он каждый день тратит три листа на отработку линий какой-нибудь буквы алфавита.
— Доказана? – насмешливо повторил Флоуик. – Кем доказана? Регриммом и его Комитетом? Да он меня и подставил. Он отдал меня под трибунал, это ясно, как карканье вороны! Занял моё место, организовал Комитет Управления и Стабилизации. Ха, управления! Ха, стабилизации! Бардака и раздора! Даже отсюда видно, что порядка всё меньше с этим комитетом.
— Секретарь Рилаент мне проговорился, что если обвинения против вас окажутся фикцией, то все решения Регримма, включая его КУС и закрытие Совета Республики, признают недействительными. Всё вернётся к состоянию трёхмесячной давности.
— Правда? – встрепенулся Флоуик. Но тут же поскучнел: – Ага, вернётся, как же. Кто бы позволил? Теперь есть Совет Регионов. И все, кто в этом совете, неплохо так устроились, судя по заголовкам отдельных газет… Я что-то сомневаюсь, что они захотят моего возвращения и восстановления прежнего Совета, где они не ценнее хлебных крошек.
— Полностью с вами согласен, – донеслось из-за стола.
Грифон на диване согнулся ещё сильнее. До ушей пегаса донёсся тихий стук отдельных капель – некогда властный командир лил слёзы на раскиданную перед ним прессу.
— Если бы мой наставник… если бы он только… если бы я рядом с ним…
— Вы ничего не могли сделать, – попытался успокоить Флоуика Инцитат. – Вашему наставнику пришёл час отправиться на Великое Небо. Никто не мог этого предотвратить.
— Я не мог даже выйти из этих стен! Оказать последние почести Фэрриеру. Проклятье! Как я позволил себе стать таким слабым? – Грифон уставился в потолок, словно потрескавшаяся побелка могла сложиться в буквы и фразы. – Как я позволил себя победить?
Хлопок входной двери то ли натолкнул грифона на искомый ответ, то ли сбил с рассуждений и перевёл их в более приземлённую плоскость.
— Я возьму ещё одну? – спросил Флоуик, указывая когтем на винный сервант. – Чтобы лучше себя чувствовать… – добавил он, пытаясь сломать маску недовольства Инцитата. В итоге посол махнул копытом и вернулся к линиям буквы «А». Вот только бутылку, тщательно выбранную опальным вице-командующим, вдруг охватило серое магическое поле, и из лап грифона она переместилась на полку в другом углу кабинета.
— Заканчивайте с этим! – произнёс Рэдфилд.
Не слушая никаких замечаний и упрёков в свой адрес, единорог пересёк кабинет и начал устраиваться за рабочим столом Инцитата, фактически сдвинув того в угол.
— Где ваш?.. Ага. Я возьму?.. – Действия Рэдфилда опережали слова, поскольку он притянул к себе магией личный микроскоп посла и разместил его поудобнее перед собой. Сразу настраивать не кинулся – сперва извлёк из недр походной сумки плотно закрытую коробку, пару слегка загибающихся по краям альбомов, блокнот с записями и фарфоровый горшок.
Горшок нашёл себе применение первым – он был пододвинут к самому носу Инцитата.
— Салат из хвойных иголок. От нашей общей знакомой. Я зашёл выяснить, нет ли у её многочисленных непрямых родственников интересных сведений. Заодно прикупил… Потому что с продуктами, как я заметил, в городе всё тяжелее. Всё, кроме рыбы, с прилавков поисчезало.
— Довели страну КУСами и СовРегами! – пробухтел Флоуик.
Рэдфилд приблизил морду к окулярам микроскопа и принялся настраивать их, после чего вытащил из плотно закрытой коробки колбу и два стёклышка. Пару крупинок с донышка колбы он переложил на стекло пинцетом. Потом накрыл сверху вторым стеклом и подсунул конструкцию под объектив.
— Мне надо больше света, – сообщил он, заглянув в окуляр.
— Нам пояснения какие-то полагаются? – спокойным тоном поинтересовался Инцитат, поднимаясь с места ради пары свечей. Флоуик решил немного помочь и передал находившиеся рядом с ним подсвечники послу.
— Я исследую образцы чешуек с лап почившего Настоятеля церкви, – начал Рэдфилд.
Раздался грохот. Растерянный Флоуик наклонился, чтобы поднять с ковра изогнутый винтом подсвечник.
— И Настоятель церкви умер? – ошеломлённо спросил он, пока Инцитат изучал подсвечник на предмет трещин и сколов. Не дожидаясь ответа, бывший вице-командующий переместился к окну, чтобы посмотреть на однозначно тёмные облака под зданием церкви. – Дела…
— Официальная причина смерти, согласно записям, что ведут в Доме Сожжения, – единорог постучал кончиком копыта по блокноту, – «многочисленные заболевания, вызванные длительным употреблением дурманящих веществ». Мази «Живинка», если точнее.
Рэдфилд поднял голову, чтобы дать инструкции послу, как правильно расставить свечи вокруг микроскопа и исследуемых образцов. Затем снова уткнулся в окуляр и принялся плавно подкручивать микрометрический винт.
— Такое вполне возможно, – сокрушённо заметил Флоуик. – Больше года ходит слух, что Настоятель церкви странно себя ведёт. Теперь ясно, почему…
— Ясно, да ничего не ясно! – выпалил Рэдфилд
Он отстранился от оптического прибора и повернул к себе один из альбомов. Под обложкой оказался богато иллюстрированный медицинский справочник с массой фотографий грифоньих болезней. Инцитат, мельком взглянув на пару зарисовок, вздохнул и убрал подальше горшочек с салатом, на который чуть раньше с аппетитом посматривал.
— Ты как это всё добыл? – спросил пегас. – Я, конечно, в восторге от твоих талантов, но не будут ли у нашего посольства проблемы из-за них?
— Не будут, – тут же произнёс Рэдфилд, пролистывая несколько разделов альбома. – Меня пустили в медицинское учреждение по карточке старшего ревизионера КУСа. Я один раз в столовой Дворца Советов подсмотрел, как она выглядит, и сделал себе такую.
— А чем занимается старший ревизионер КУСа? – спросил Флоуик. Единорог на секунду прекратил листать страницы.
— Понятия не имею. Главное, что звучит очень представительно. Показал карточку – и даже с учётом того, что ты пони – к тебе отношение сразу добросердечное. Пустили, правда, только в библиотечную секцию. В Палаты Вознесения пришлось тайком пробираться.
— Рисковый ты парень, – усмехнулся Инцитат. Он вынужден был подхватить медицинский альбом, в котором Рэдфилд не нашёл нужного изображения, поскольку секретарь кинулся листать следующий. – А если бы они не подчинялись Комитету?
— На этот случай у меня есть документ, подтверждающий звание рестрикта Совета Регионов. Ну, и заклинание невидимости как крайняя мера, хотя оно у меня неважно получается…
— Погоди! А как ты на Дымовую скалу вообще попал? – тряхнул головой Флоуик. – Туда только по воздуху можно добраться.
Рэдфилд жестом попросил грифона отодвинуться – тот загораживал часть света, предназначавшегося микроскопу.
— Это пусть будет моим секретом, – сообщил секретарь, переворачивая альбом в вертикальное положение. Теперь его работа свелась к изучению рисунков в книге с периодическим заглядыванием в окуляры микроскопа. Результаты сверки явно удовлетворили секретаря, но он тут же поспешно стал распределять крохотные крупинки из колбы по другим прозрачным стёклышкам.
Тем временем Инцитат вытянул шею, чтобы рассмотреть страницу альбома, на которой остановился Рэдфилд. Жирный текст «Патологические формы эпителиальных клеток» над розовыми и синими с красным рисунками дипломатическому работнику не говорил ничего. Но направление мысли подсказал.
— Если Настоятель церкви умер от злоупотребления живинкой, то должны остаться какие-то физические следы, – рассуждал Инцитат.
— Рисунок под буквой «Д», – не отрываясь от чёрной трубы микроскопа, ответил Рэдфилд. – Ярко выраженное уплотнение ядра с потемнением и чуть заметные радиальные полосы. Должны быть. Вот только я третий образец смотрю – подобного не вижу.
Секретарь отстранился от микроскопа и придвинул к себе альбом. Инцитат с молчаливого согласия единорога посмотрел в окуляры на многократно увеличенное месиво из неровных многоугольников, напоминающих разломанную корку льда. После пегаса Флоуик тоже попытался взглянуть на образцы. У грифона даже при сильном старании не получилось сделать вид, что он понимает суть увиденного.
— Я по возможности осмотрел Настоятеля в Палатах Вознесения, – рассказывал Рэдфилд, уткнувшись в альбом. – Внешних признаков зависимости от мази не заметил. Хоть я и недолго тут живу, но уже сталкивался с парой «зависимых», знаю, на что это похоже. Следов, повторюсь, не было. Могли скрыть, а я тщательно всё осмотреть не успел. Но образцы тканей показывают, что если глава церкви и страдал какой-то болезнью, то точно не по причине «Живинки». И умер, скорее всего, не от неё. Медицинские записи подделаны.
— Что подтверждает нашу догадку, – кивнул Инцитат, умышленно не раскрывая в присутствии Флоуика, о каких гипотезах идёт речь.
Впрочем, грифона секреты дипломатов не интересовали. Он за секунду до этого потопал прочь от стола и, выйдя за дверь кабинета, повернулся в сторону восходящей лестницы.
— Я не могу больше тут сидеть! – заявил он, сообразив, что сотрудники посольства не сводят с гостя глаз. – Я не имею права! Я должен как-то повлиять на ситуацию!
— Вас прямо за порогом арестуют, – напомнил Инцитат. – А потом устранят как угрозу. Сами говорили, ни КУС, ни СовРег вас знать не желают.
— Плевать! На Регримма с его кодлой. На Гардиана и всю компанию. Я не собираюсь сидеть здесь, пока вокруг меня рушится государство и гибнут сородичи! Главу церкви убили! Настоятеля Церкви. В храме! Можете после этого мне не говорить, что у вас в этой хибаре безопасно.
Флоуик обрушил накопившуюся ярость на нижний столб перил лестницы. Рэдфилд со своего места заметил, как из боковой комнаты высунулся и спрятался обратно пегас-гвардеец.
— Умрёте вы, шансов у Республики останется ещё меньше, – продолжал наседать Инцитат. – Чего вы один сделаете против «кодлы» и «компании»? Ваши сородичи покрепче этой лестницы будут.
Флоуик посмотрел на ущерб, причинённый перилам, и неловко попытался их поправить. Его усилий на это не хватило, но в бесплодных попытках грифон словно нашёл ответ.
— Я не один. Если я доберусь до Мэйритании, то приведу за собой Песчаный легион.
Рэдфилд отметил еле слышное «только этого ещё не хватало», произнесённое Инцитатом.
— Да! Песчаный легион! Единственная сила, которая может разгрести этот бардак. Они не возвратились по приказу КУСа, значит, КУСу они не подчиняются. Они не признают смену власти, значит, я как вице-командующий для них полководец. Или, – в глазах грифона появился хищный огонь, – я стану их полководцем.
Инцитат уверенно выдвинул ящик, вытащил оттуда свиток с нарисованной картой, дал Рэдфилду секунду, чтобы переставить микроскоп и исследуемые образцы, после чего развернул рулон на столешнице.
— Мэйритания всего-то в… у меня линейки не хватает, чтобы по масштабу прикинуть… километрах отсюда. А в десяти метрах, на улице, дежурит пара соглядатаев Регримма, которые и вас, и ваш парадный мундир на лоскуты пустят. Поверьте, в конторе Лонгфлайта давно заготовлена повозка. Быстрая, защищённая, незаметная. ДПТ типа «Стриж». По моим указаниям делалась. Повозка домчит вас до границ Эквестрии, не сомневайтесь. Но я не могу решить задачу, как переместить вас из посольства на другой край Ивсфилда, чтобы незаметно для тех дозорных…
Инцитат ещё не успел сформулировать последнюю фразу, как заметил шевеление слева. Поэтому прикрыл глаза и резко поменял тон голоса.
— У тебя, дельный мой, есть идея, не так ли? – не поворачивая головы, спросил он.
— Есть. Несколько. Но сейчас, в принципе, проработана только одна. Поначалу она вам, вице-командующий, не понравится. Потом вы её тоже не полюбите. Но выслушайте хотя бы.
— А какой у меня выбор, скажите на милость? – скривился грифон и адресовал взгляд «даже не интересно» винному шкафчику.
Закат уже миновал, но в некоторых окнах Дворца, где раньше собирался Совет Республики, горел свет. Работа кипела в мансарде, потолок которой украшали рыжеватые разводы ливня, просачивающегося через наклонённые листы металла и прослойку соломы. В почти пустом кабинете, где едва удалось найти гвоздь, чтобы повесить пару кинжалов, бодрствовал руководитель группы аристократов, называвшей себя «Комитет Управления и Стабилизации». Регримм частенько задерживался допоздна, а вернувшись домой – не мог уснуть. Потому что в уходящих в минус финансовых показателях, возмущённом гомоне на улочках Ивсфилда, воспламеняющихся подарках от группировки «Свободный полёт» и декретах конкурирующего Совета Регионов видел скорый и печальный финал собственной инициативы. Причём другие представители комитета могли бы выделить достаточно средств, чтобы сгладить острые углы экономической ситуации. Но прославленные меценаты, предприниматели, ростовщики, управленцы, якобы подчинявшиеся военному командиру Регримму, занимались исключительно одним – искали, где бы, прикрывшись должностью, урвать золотую монетку или драгоценный камешек.
Председатель комитета, облик которого резко контрастировал с бедностью обстановки кабинета, сидел над грудой записей, посвящённых растущим ценам и перегоняющим их в росте взяткам. Масла в огонь подливал и заместитель Глоринг, который, распушив перья на груди, зачитывал донесения, поступившие от расставленных по улицам наблюдателей. Сначала он доложил о действиях коллег по КУСу – вплоть до суммы, на которую некоторые из них посидели в ресторанах. Потом перешёл на тему похождений эквестрийцев.
— В пятом часу вечера к посольству подъехал экипаж…
— Чей экипаж? – спросил Регримм, решивший на время отвлечься от размышлений о растущих долгах нового правительства.
— Повозка из «Любовного Гнёздышка». Фирменная. Которая дам по вызову привозит. Высадила двух пигалиц. Дозорный Реут сказал, что видел их в самом «Гнёздышке», но имён не помнит.
— Так, стоп! – Регримм невольным жестом раскидал перед собой бумаги. В нём всё больше крепла уверенность, что в голодающей столице пущенной вразнос Республики работает только он один, а остальные заняты исключительно увеселениями. – Они что, в посольство грифин для удовольствий вызвали?
— Именно так. Реут далее час наблюдал за посольством, потом его сменил Гмасток. Гмасток докладывает, что около шести посол Инцитат и две барышни покинули здание и направились к «Любовному Гнёздышку». Пешком. С ними охранник сопровождения. Ещё через несколько минут секретарь посольства, единорог, в компании грифины и двух гвардейцев вышел из здания. За ним следил Нифл, он сообщил, что все четверо дошли до конторы Лонгфлайта. Возможно, единорог собрался лететь домой, в Эквестрию. Пока нового доклада не было…
— Да погоди, не чирикай ты так быстро! – взмахнул лапой Регримм. При этом едва не зацепился когтём за аксельбанты мундира, роскоши которых хватило бы на трёх командующих. – Вернись назад! В каком порядке они вышли из здания?
Глоринг поморщился, откашлялся и подвигал блокнотом перед своим клювом, выискивая нужное донесение.
— Инцитат, охранник, две пигалицы из «Гнёздышка». В шесть вечера. Рэдфилд, два охранника, грифина – в начале седьмого.
Регримм пару секунд сидел неподвижно, пытаясь сформулировать подозрение, только что пришедшее ему на ум. Смешанное с яростью на Глоринга, который упустил очевидное. Хотя, если бы глава КУС не корпел часами над сведением доходно-расходных статей, то тоже пропустил бы нестыковку мимо слуховых отверстий.
— Три грифины! Три! – взревел он, поднимаясь из-за стола и устраивая настоящий смерч из государственных бумаг. – А приехало две! Ты считать умеешь вообще? Дозорные твои считать умеют, нет? – Видя, что Глоринг всё ещё не способен понять суть своей ошибки, Регримм подошёл вплотную. – Откуда третья взялась, я тебя спрашиваю, если только две приехало?
— Э-э-э… Наверное, я цифру не так списал. Видимо, приехало тоже три… Не знаю…
— Зато я знаю, тетерев! Флоуик прямо перед вашими клювами сбежал. Потому что твои уличные ротозеи на юбки таращились, а не на морду.
— Так что… – туповато вытаращился Глоринг. – Вы хотите сказать, что вице-командующий Флоуик переоделся…
— Да, да, да! – рявкнул Регримм. – Обвёл вас всех, глазастых. – Он схватил какую-то бумагу, скомкал и запустил в подчинённого. – Вон отсюда, тетерев!.. Стой! – прозвучало буквально тут же. – Нет, всех туда! Всех направить в контору Лонгфлайта! И в погоню за всеми повозками, которые оттуда вылетели. Хоть до самой Эквестрии за ними летите, но перехватите Флоуика! Чего встал, это приказ!.. Сейчас же!
Сопровождаемый яростными криками начальства, взъерошенный Глоринг помчался перенаправлять подконтрольных грифонов. А Регримм остался один на один с собственной озлобленностью и горой государственных бумаг, ожидающих прочтения.
— В бездну! – Регримм смёл со стола большую часть документов. – Надоело всё, сил нет! Я же главный грифон в государстве! Почему я должен с этой мурой разбираться. – Он сел и накрыл голову крыльями. – Я же главный!
Последний возглас из-за дрожи в голосе позвучал совсем неубедительно.
— Если я когда-нибудь сяду писать мемуары, – произнёс Флоуик, брезгливо стаскивая с лапы кружевную перчаточку, – про этот день в них не будет ни строчки!
— Жаль, – усмехнулся Рэдфилд. – Я бы прочитал про вашу неповторимую прогулку в чулках, корсете и с веером.
Упомянутый веер свистнул у горла единорога, недвусмысленно намекая, что сейчас вице-командующего злить не следует.
— Если ты хоть кому-нибудь скажешь… – пригрозил Флоуик и начал развязывать узелки на рукавах импровизированного платья. Они оказались туго затянутыми, потому что выбранный наряд был рассчитан на вульгарного поведения барышню, а для военного командира оказался тесноват.
— Я секретов не выдаю, – гордо произнёс Рэдфилд. – За три недели в посольстве вы у меня сколько всего выспрашивали? И я ничего не сказал.
Последовал очередной взмах веером. После чего грифон, стремящийся поскорее облачиться в мундир, отложил бесполезный аксессуар. Рэдфилд решил, что сейчас подходящий момент, чтобы перекинуться парой слов с владельцем конторы – Лонгфлайтом. Тем более что тот охотно общался с соотечественниками, ведь только они могли понять рассказы о натёртых копытах, о причудливости окраин Клаудсдейла, о новом поколении «Чудо-молний», которое Лонгфлайт не уставал сравнивать с собой и сослуживцами. При этом почти каждый раз начинал речь со слова «это» и какого-нибудь наречия, выражающего отношение к мнению собеседника.
— Это интересно. В моё время, – рассказывал худощавый пегас, кивая на орден с характерной молнией, висевший в рамке над рабочим местом, – Академия из десяти кадетов девять через неделю домой отправляла. Не долетел, не пролетел, не так на облако опустился – всё, слабак, домой к мамочке топай. А сейчас что? Всех подряд берут. Возятся чего-то с ними. Не так надо! Если с пол-ляга не полетел – до свидания... Эх, сердечная Спитфайер! Добрая донельзя.
— А вы в каком звании Академию оставили? – поинтересовался Рэдфилд, краем глаза наблюдая, как за окном при свете фонарей пегасы гвардии готовят к полёту повозку. Пегасы были хорошо заметны, чёрная повозка класса «Стриж» – едва различима.
— Это неверно, – подчеркнул пегас, – звание всё ещё при мне. Так в документах и прописано: «полковник в отставке». Эх, я бы генералом стал, да Винд Райдер меня обошёл. У него завсегда получалось в кабинетах нашивки выпрашивать. А вот вне кабинетов на него вообще полагаться нельзя было. На моей памяти… Да, по-моему, он первый из кадетов поступил, миновав тест на выживание.
— Тест на выживание? – поинтересовался Рэдфилд, налив себе стакан воды.
— Это то ещё удовольствие, – мечтательно произнёс Лонгфлайт. – Надо было неделю в пещере какого-нибудь дракона прятаться. Чтобы не нашёл и не сожрал. Вот ты хоть раз вблизи живого дракона видел?
Пони-секретарь, не отрывая стакан от губ, потряс головой.
— Надеюсь, что не доведётся, – признался он.
Лонгфлайт немного расстроился.
— Это, в общем-то, понятно. С драконами не очень просто договориться. Темперамент у них тот ещё. Огонь, а не темперамент. Шутка такая, да?.. Мнят они о себе много, конечно. Это у них с грифонами общее. Поэтому, когда спрашивали, кто согласится заведовать компанией в краю этих пернатых, я поднялся и говорю – отчего же отказываться? И похуже твари есть. Эти-то не сожрут хотя бы. Да, туповатые, да, сварливые, да, высокомерные. А всё ж таки по мешку золота с них в неделю стряхнуть можно. От некоторых даже «мистер Лонгфлайт» слышал.
— Наверное, сейчас не столь радужные времена? – предположил Рэдфилд, разглядывая окна сортировочного цеха, чёрными прямоугольниками украшавшие стену.
— Это пережить можно, – сообщил полковник в отставке. – Торговля и раньше замирала, днями, бывало, сидел, в потолок глядел. Но тогда, правда, у меня все извозчики по струнке ходили. Сейчас половина где-то в отгуле пропала. Только на пегасов эквестрийских и можно полагаться. Ну, да у вас свои. – Лонгфлайт старой побитой кружкой указал на гвардейцев возле «Стрижа». – Моих будить не надо. Хотя мои бы вас быстрее в Кантерлот доставили…
— В Кантерлот? – с лёгким недоумением спросил Рэдфилд.
— Это так приказано. Послом Инцитатом в личной депеше. Ещё недель десять назад. Везти грифона Флоуика прямой дорогой без посадки во дворец Кантерлота. И всех сопровождающих также.
Рэдфилд почесал загривок. Новые сведения вступали в прямое противоречие с договорённостями, к которым пришли Инцитат и Флоуик, когда грифон сменил гнев на милость и согласился влезть в наряд куртизанки. Рэдфилд, естественно, присутствовал при обсуждении маршрута и своими ушами слышал про «пересечь границу Эквестрии и повернуть на юго-запад» – требование, выставленное вице-командующим, желающим добраться до штаб-квартиры Песчаного легиона. Единорог не помнил, чтобы Инцитат возражал против этого плана, однако чуть позже, когда он подрезал восковые свечи – чтобы те погасли почти одновременно и создали видимость, что в посольстве кто-то остался – между ним и пегасом состоялся странный разговор.
«Прошу тебя отправиться в Эквестрию вместе с Флоуиком», – сказал тогда посол. Он уже облачился в парадно-выходной наряд и собирался пройтись с грифинами до «Любовного Гнёздышка».
«Разве я не нужен вам здесь?», – удивился тогда Рэдфилд.
«Мне нужно, чтобы Флоуик оказался там, где он должен быть, и чтобы ты за этим проследил», – ультимативно заявил Инцитат. – «Я надеюсь на твою рассудительность. Обещай, что не позволишь ему свернуть с утверждённого маршрута. Ради блага Грифоньей Республики и Эквестрии»
«Обещаю», – моментально ответил Рэдфилд. Возможно, в тот момент посол и намеревался сказать про давнишние изменения в маршруте, про указания, отосланные Лонгфлайту. Но в кабинет заглянул вице-командующий. В наряде, который наверняка влюбил бы в него половину сослуживцев.
В последующей кутерьме Инцитат так и не смог поговорить с секретарём наедине. И теперь единорог снова и снова прокручивал в голове «надеюсь на твою рассудительность» и «не свернуть с утверждённого маршрута». О каком маршруте шла речь? О старом или о новом? Куда он должен был отправиться вместе с Флоуиком? В Кантерлот или в Мэйританию?
Пока Лонгфлайт вслух припоминал деяния своих лучших извозчиков, Рэдфилд сосредоточенно думал над расхождением в инструкциях. Если Инцитат, как следовало из некоторых его замечаний, не желал появления Песчаного легиона, то наверняка правильным вариантом была поездка в Кантерлот. Пони-секретарь почти не сомневался, что план по удержанию вице-командующего в столичном дворце разработан заблаговременно. Послом и – или – принцессой Селестией. Тогда Флоуик просто исчез бы с политической арены, а события в Республике продолжили идти своим ходом.
Вот только Рэдфилд сильно переживал за этот «свой ход» событий. Государство очевидно разваливалось – общих идей, способных его сдержать, становилось всё меньше. И любой из осколков Республики мог начать войну против Эквестрии. Рэдфилду казалось странным, что посол не допускает подобных мыслей. Или намеренно ведёт всё к конфликту.
Последнее, чего хотел бы единорог – начала войны. Он искренне опасался даже не за себя, а за свою семью. Дэйли с сыном угораздило поселиться в Балтимэйре, в городе с самым большим числом грифонов на всю Эквестрию. В городе, идеально подходящем для первого вторжения, особенно, если какой-нибудь стратег надумает атаковать по двум направлениям – с севера, через Грифонстоун, и с юга.
Рэдфилд много размышлял над гражданскими потрясениями и военными операциями. Зрелище неспокойного Ивсфилда подпитывало страхи и опасения. В итоге единорог решил, что ни за что не допустит масштабной войны. А сейчас это удалось бы сделать только одним путём – вернув Грифоньей Республике стабильность. И законное правительство вместе с главой государства. Для этого следовало поступить согласно плану Флоуика, следовало помочь ему добраться до Мэйритании и заручиться поддержкой серьёзной военной силы. Но это как раз шло вразрез с инструкциями Инцитата…
— Кстати, посол велел передать дополнительные указания, – неожиданно произнёс Рэдфилд, когда мысли в его голове завершили хоровод и сложились в единую картину. – В связи с изменившейся обстановкой в городе.
— Это… самое… слушаю, – приосанился по-военному представитель «Чудо-молний».
— Враги знают о повозке «Стриж», – перешёл на заговорщицкий шёпот Рэдфилд. – В курсе её предназначения и характеристик. Если увидят её отлёт – начнут преследование. И вообще, наверняка станут гнаться за любым транспортом. Досмотры, проверки, все дела.
— Это вполне в духе пернатых. Так что же мы затеваем?
— Отправляйте «Стрижа» по указанному маршруту. Вице-командующий доберётся до Эквестрии своим ходом. Летящего грифона над поверхностью моря заметить в разы сложнее, чем повозку. Даже такую скрытную, как «Стриж». Поэтому она полетит пустой, чтобы отвлечь на себя внимание врагов.
— Это тактически правильно, – потряс головой Лонгфлайт. – Одобряю. Распоряжусь, так и сделаем. Я ещё разбужу парочку своих извозчиков – дополнительные пустые кареты потянут. Пускай пернатые за ними гоняются.
Пегас поднялся с места, чтобы обратиться к суетившимся у повозки гвардейцам. Рэдфилд же вернулся в комнатку, где висели на крючках хомуты, упряжь и мундир вице-командующего, который тот собирался нацеплять.
— Планы поменялись, – с ходу сообщил Рэдфилд. – Лететь придётся на крыльях.
Грифон воспринял новость более чем спокойно. Наверное, ждал куда более серьёзных известий. Например, что контору осадила толпа вооружённых солдат.
— После вчерашнего загула? – тряхнул головой Флоуик. – Ох, сложно будет. Но я долечу. Эх, я долечу! Но только не при полном параде, – сделал вывод грифон. После чего снял с крючка мундир, должностное оружие и фуражку.
Среди вещей в раздевалке нашлась грузовая сумка на ремне, куда вещи вице-командующего незамедлительно отправились. После чего предусмотрительный Рэдфилд начал запихивать туда мешочки с припасами и фляги с водой.
— Э, хватит! – предостерёг его грифон. – Многовато тут. Я, если что, рыбой перекусить смогу, благо, лететь над морем.
— Тут не только ваши припасы. Мои тоже.
Флоуик пристально осмотрел суетящегося единорога снизу-вверх. Потом осмотрел ещё тщательнее в обратном направлении.
— Я, может, чего-то про ваш копытный народ не знаю, но вы пешком по воздуху, вроде как, не ходите. Если бы ходили, я бы на курсах гражданской обороны об этом рассказывал.
Рэдфилд отступил в коридор, где потолки были выше, а стены – дальше. Рог засветился от потоков магической энергии, которые подобно лепесткам разошлись в разные стороны и, словно полы призрачного плаща, стали оборачиваться вокруг тела. Пелена серой магии поднялась в воздух и, издав лёгкое шипение, побелела, после чего рассыпалась, вернув пони-секретаря. Выражение «как ни в чём не бывало» в данной ситуации не годилось – чары подарили единорогу по паре крыльев с каждого бока. И он отнёсся к подобной метаморфозе равнодушно, разве что провёл копытом по жёлто-серому рисунку, наблюдая, как с него осыпаются и тут же исчезают фантомные чешуйки.
— Да, думаю, такие скромные в ночной темноте как раз не будут выделяться, – резюмировал секретарь.
— Пора переписывать методичку по обороне, – фыркнул Флоуик, пытаясь вспомнить, какое насекомое ему больше всего напоминает единорог. Мелкими существами грифон особо не интересовался, поэтому дальше моли из платяного шкафа его воображение не ушло.
— Как только я оказался в Ивсфилде, то сразу понял, что нужно тренировать это заклинание, потому что без него никуда не добраться. Сейчас оно более-менее держится несколько часов, при ярком солнечном свете гораздо меньше.
— Повезло тебе, что лететь придётся в ночь.
— Да, и причём с большой скоростью, – добавил Рэдфилд. – Пока повозка доберётся до Кантерлота, пока там поймут, что пассажир отправился другим маршрутом, пока примут всяческие меры… У нас не больше суток, чтобы пересечь южную границу Эквестрии.
Со стороны могло показаться, что Флоуик проигнорировал слова единорога про маршруты и Кантерлот. Но на самом деле он просто торопился нацепить перевязь от сумки с поклажей и размять крылья на морском воздухе. Обсудить ранее сказанное вице-командующий намеревался за долгие часы совместного полёта. Хотя до последнего момента – когда магические крылья Рэдфилда затрепетали и подняли его над прибоем у основания Ивсфилда – сомневался, что полёт окажется совместным.
Два небывалых спутника – грифон и единорог – двигались над гребнями волн, где сама природа прятала их среди непроглядно тёмных вод моря. Вместе они отметили, как из ангаров конторы Лонгфлайта, находившейся высоко на скале над их головами, стартовала чуть более заметная цель – двупегасная телега серии «Стриж». И пусть за ней в погоню не бросилось моментально ни одной тени, успокаиваться вице-командующему и секретарю было рано.
— Я полечу двадцать махов в минуту, – тихо предупредил Флоуик. – Надеюсь, ты не отстанешь.
Грифон, подгоняемый морским ветром, понёсся вперёд, фактически не оставляя спутнику выбора, кроме как работать волшебными крыльями изо всех сил. Благо, наколдованные части тела устать не могли, а время, когда им полагалось исчезнуть и потребовалось бы создать новые, единорог в уме высчитал.
Два странника быстро оставили засыпающую столицу за горизонтом. Но, бросив на неё последний взгляд, успели отметить одно, приметное даже ночью изменение: облака, составляющие фундамент городского храма, стремительно возвращали себе белый цвет.
В ночь, когда от волнения спать совершенно не хотелось, Икталигару оставалось только утомлять разум философствованием. Он размышлял о повседневности легендарного.
Например, палаты Настоятеля, где главе церкви полагалось проводить значительную часть времени – традиция, которую почивший первосвященник исправно нарушал. Побывав в этом кабинете лишь раз или два, ещё до получения менторского сана, Икталигар помнил лишь его «роскошную скромность», когда казалось, что в помещении, сочетавшем функции библиотеки, спальни, регистрационного отдела и молельни, много предметов и мало свободного места, но нет ничего лишнего, ничего, находящегося здесь понапрасну. Считалось, что настоятели держали в кабинете лишь те вещи, которые требовались для церковной службы и прославления Великого Неба. И вот теперь, когда представилась возможность взглянуть на убранство комнаты лично, грифон с тёмными перьями на морде отметил, что часть золотых украшений, символов власти, прятавшихся за предметами мебели или выставленных на видном месте – следы многовековой тяги к роскоши и превосходству. Настоятели церкви копили нравившиеся им вещи, подарки, предметы искусства, не имевшие никакой практической ценности, игнорируя то, что они не вписываются в интерьер и отчасти портят его. Легендарная запасливость церковных руководителей обернулась плохо скрываемой повседневной жадностью.
Другая вещь, вызвавшая чувство разочарования, лежала мягким грузом в передних лапах грифона. Это была серебристая мантия, которую полагалось носить главе церкви. Она копировала одеяние Грифна Великого, символизировала чистоту помыслов и внутренний свет прозрения. Покрой, тихий шелест ткани, мягкий отсвет превращали церковную робу в уникальную вещь, единственную, неповторимую, волшебную. Но теперь в шкафу Икталигар обнаружил сразу четыре таких одёжи, разного размера и фасона. А при близком рассмотрении нашёл на легендарной ткани следы потёртостей, разводы грязи, торчащие нитки – и всё это превратило подчёркивающее статус облачение в банальное тряпьё, пусть и талантливо скроенное.
И наконец, качества, черты личности, которые отличали Настоятеля, по праву занимавшего свою должность. Икталигар давно определил для себя, что главе церкви должны быть присущи искренняя вера в Великое Небо, умение читать древние тексты, расставляя правильные ударения на диакритических знаках, склонность к порядку, организованность, ответственность и скромность. Эти качества демонстрировал почивший Настоятель, хотя из-за его поведения некоторые усмотреть получалось с трудом. А в своей личности Икталигар таких добродетелей отметить не мог. Разве что он тоже умел читать древние тексты – этому учили послушников в первую очередь. Поэтому итоги голосования собравшихся в обеденном зале менторов вызвали удивление.
Икталигар подозревал, что некоторые грифоны отметят его заслуги и запишут его в кандидаты на высший церковный пост. Но что таких окажется большинство… И он получит в собственность этот захламлённый кабинет, эту засаленную тряпку и эту – предполагающую наличие массы добродетелей, но игнорирующую их отсутствие – должность…
— Осмелюсь заметить, ваше первосвящество, – произнёс ментор Флагост, который неслышно вошёл в комнату, пока Икталигар пребывал в задумчивости, – что за последние пятьсот лет вы самый молодой Настоятель церкви.
— Это не придаёт радости случившимся событиям, – ответил Икталигар после недолгого молчания. Он надеялся, что придумал мудрый по звучанию ответ, который подтверждал правильность голосования менторов. Судя по лёгкому наклону головы, Флагост оценил слова грифона.
— Если бы мы знали о губительном пристрастии вашего предшественника, – печально заметил он. – Но мы не ведали. Я считал, что Настоятелю Риджбиму вкладывает в клюв слова Великое Небо, и оно дарует ему свои знамения.
«Так вот как его звали», – подумал Икталигар. Ему теперь тоже предстояло стать полностью безымянным Настоятелем. Менторы отказывались от имён частично: собратьям по вере, родственникам, знакомым дозволялось иногда использовать личное обращение. А при выборах Настоятеля имена приходилось вспоминать и использовать. У грифона на высшей должности имя исчезало совсем, даже стиралось из ранее составленных свитков. Лишь сверстники могли помнить, как звали конкретного Настоятеля, поэтому старик Флагост и произнёс имя Риджбима. Впервые за восемь лет.
— Но, видимо, он утратил способность видеть и слышать Великое Небо. И почему-то решил, что найти выход из тумана ему поможет туманящая мазь, – подвёл итог своим рассуждениям Флагост. После этого перешёл от сожалений о минувшем к пожеланиям о будущем: – Тяжёлый день для Церкви миновал. Завершился успокоением. Облака уже меняют свой оттенок. О вашем избрании надлежит объявить на рассвете. Во время полуденной молитвы вы, ваше первосвященство, должны выйти к народу с обращением. Существует традиционный текст, но, если вам угодно, вы можете составить собственный. Я охотно помогу с этим первым ответственным шагом.
Икталигар улыбнулся и кивнул.
— Я бы хотел взглянуть на текст традиционного обращения, – сказал он. – Возможно, добавлю что-то от себя.
Теперь уже знаток заветов позволил себе ободряющую улыбку.
— Я принесу вам текст, – сказал Флагост.
После того как грифон вышел из кабинета Настоятеля, новый Первосвященник позволил проявиться истинным эмоциям. Он нервно вздрогнул и поёжился. Его сознанию, которое больше суток занимали мысли о будущем, требовалось осмыслить путь от практически изгнанного бесправного нечестивца к главному управителю церкви. События полностью укладывались в старую поговорку «ветра Великого Неба дуют непредсказуемо», и очень хотелось увидеть в последних новостях проявление всемогущего невидимого заступника. Но Икталигар сомневался. Обоснованно сомневался.
Причину сомнений он скомкал в лапе, скрытой под несколькими слоями серебристой ткани. Несколько минут назад он обнаружил дешёвую открытку с примитивными узорами из цветочков на фоне облачного неба – её попросту воткнули в спинку кресла, в изгиб обивки. Воткнули так, что не заметить было невозможно, и, фактически, кусочек твёрдой бумаги стал одной из первых вещиц, которые бросились в глаза новому Настоятелю Церкви. Пока он был в одиночестве, Икталигар вытащил и раскрыл поздравительную записку. Вторая строчка, подобно выведшим её красным чернилам, подсказывала, кто является автором-поздравителем. От пяти слов Первосвященнику в роскошном кабинете стало страшно и неуютно.
«Поздравляю с избранием, Настоятель!
Не забудь про мои свитки».
Рийта за пару месяцев работы привыкла, что если Гардиана нет в здании театра, то существует только одно место, где он проводит много времени: обгорелые развалины его особняка, от которого осталась лишь пара относительно целых комнат. Жить здесь, в пропахшем гарью и засыпанном углями и пеплом месте, было невозможно, а вот приходить время от времени, постигая тщетность заслуг и мимолётность счастья – вполне допустимо. И бело-бурый грифон любил делать так.
Он сидел на небезопасно хрупком полу кабинета, уперевшись крыльями в то, что прежде служило столом, положив перед собой чудом сохранившийся образец воинского снаряжения – копию музейного реликта, боевой глефы Грифна Великого. Теперь оружие, отмеченное следами копоти, получило право иметь собственное название и творить собственную историю. К чему глефу «Тлеющее пламя», как и её владельца, подталкивали стремительно меняющиеся обстоятельства.
Грифина крайне осторожно выбрала площадку, на которую опустилась. Подгоревшие и залитые водой при тушении доски скрипели, потрескивали, крошились и прогибались, намекая, что огонь никогда не был полезен для дерева. Вот и сейчас скрип ветхих конструкций оповестил хозяина останков особняка о гостье. Гардиан поднял голову, прищурился от ударивших в глаза лучей утреннего солнца, наконец разглядел Рийту и приветственно кивнул.
— Совет Регионов начнёт заседание через десять минут, – оповестила коллегу грифина. Она считала, что Гардиан, погрузившись в депрессию, скорее всего, забыл о времени. Потому что до сего момента претор видел смысл своей жизни исключительно в деятельности упомянутого Совета и не пропускал ни одного собрания.
Но молчание и безвольная поза Гардиана, практически излучавшая равнодушие, подсказывали, что после вчерашнего поражения на дебатах что-то изменилось.
— Я оставляю Совет Регионов, – подтвердил опасения Рийты Гардиан. – Я не могу смотреть, во что Ногард и прочие милитаристы превращают единственный шанс на восстановление Республики. Я послал сообщения всем, кто продолжает меня поддерживать, чтобы они поступили так же. Возможно, когда Ногард увидит полупустой зал, он поймёт, что пестует не те идеи.
Слова Гардиана объясняли его отсутствие на заседании. Они объяснили бы и отсутствие многих других. Вот только...
Рийта не знала, как сообщить другу последние новости, не расстроив его. Когда она покидала высокое здание театра, туда прибыли практически все делегаты Совета. Даже те, кто ещё вчера после дебатов подходил к Гардиану, говорил слова поддержки. Если кто-то и внял призыву буро-белого грифона, то их число было куда меньше, чем он рассчитывал. И вряд ли командующий Ногард, сорвавший накануне овации, вообще заметит пустые места в «театре заседаний».
— Но ведь борьба ещё не закончена, – нашла нужные слова Рийта. – Ты можешь перехватить инициативу. Ногард продвинул свою идею ополчения. Но ты можешь перехватить у него управление этой армией.
— Нет, – решительно произнёс Гардиан. – На этом поле я не добьюсь никаких успехов. Совет Регионов, который я задумал, испорчен. Запятнан призывами к отмщению. Стал глух к нуждам народа. Я создал Совет, потому что верил, что в Республике много грифонов, способных адекватно мыслить и разграничивать общее благо и личную выгоду. Большая ошибка с моей стороны. В Ивсфилде, в столице моей Республики, всё, что было хорошего, похоронили под грудой броских заявлений и личных амбиций. – Гардиан поднялся, использовав почерневшее древко глефы как опору. – Регримм установил власть своего Комитета, чтобы грабить народ. Ногард узурпировал Совет, чтобы направить народ на бойню. И никто – ни в Комитете, ни в Совете, нигде в Ивсфилде – не собирается заботиться о благе народа. Голодающего народа. Беднеющего народа. – Грифон посмотрел на прогоревшие и чёрные от копоти остатки крыши, подсвеченные лучами солнца. Зрелище придало претору сил, подсказало нужные мысли и слова: – В столице нет больше Республики. Искать её здесь, искать её приверженцев здесь – бесполезно. Всё, что было дорого для многих поколений наших предков, всё наследие, что мы получили от Грифна Великого – здесь этого нет. Поэтому у меня остаётся только один путь. Пока потеряна лишь часть Республики, свою родную землю я могу спасти. Если пойду по пути Грифонстоуна. Если пробужу «щебет народа».
Грифон говорил о столь древнем обычае, что Рийта не сразу поняла, о чём, по мнению Гардиана, должен щебетать народ. Лишь когда она сложила последнюю фразу с предпоследней, с упоминанием Грифонстоуна, то осознала замысел претора.
Гардиан планировал обратиться к мнению жителей своего северо-западного региона. И если те в общем единстве выскажутся за выход из Республики, то весь Базальтовый архипелаг последует «по пути Грифонстоуна», создав собственные систему правления, законы, экономическую систему. Округа в государстве имели такое право, установленное в древние времена Грифном Великим, который подобной мерой спас народ, уведя его из уничтоженных вскорости Гнездовий. Основатель Республики предвидел, что однажды лидерам нового времени может потребоваться право послать подальше завравшееся правительство на сросшихся в одну столицу островах. Грифн Великий это право дал, а Гардиан, как глава округа, собирался использовать. Решительно наплевав на возможные последствия, о которых Рийта не преминула напомнить:
— Ты ведь настроишь против себя и Комитет, и Совет Регионов. Тебя обвинят в государственной измене, в сепаратизме. Если регион поддержит твою инициативу, то грифоны, захватившие власть в Республике, потом накажут весь регион.
Гардиан решительно дёрнул головой и ещё сильнее сжал древко глефы.
— Не будет больше никогда правителя в этой Республике. Комитет и Совет вцепились друг другу в глотки слишком сильно, чтобы остановить меня. Регримм и Ногард оба сделали замах политическим кинжалом, который уже не остановить. Они пустят кровь, и у победителя не останется сил, чтобы противостоять «щебету народа». Я буду первым претором, решившимся на такой шаг. Но не буду единственным. Другие последуют моему примеру.
Рийте надо было сказать, что за воззваниями Гардиана никто не следует. Ей нужно было рассказать о том, что произошло сегодня в здании театра. О толпах вчерашних друзей, нашедших новое сильное крыло. Но она смолчала. Потому что иначе Гардиан остался бы совсем один.
Она не могла поступить иначе. В борьбе за упразднение старых догм она столкнулась с пониманием, что подчиняется тем же старым догмам. Как и сотни грифин, скованных традициями народа, она нашла грифона, за которым должна следовать. Коллегу. Защитника. Супруга. Единственного, кому не безразличны её идеи равноправия самцов и самок. Единственного, кто предлагает помощь. Единственного, на кого можно опереться в распадающемся обществе.
— Я отправлюсь вместе с тобой на Базальтовый архипелаг, – с нарастающей уверенностью в голосе произнесла грифина. – Мы вместе поможем твоему региону огласить своё решение. И пусть вся Республика содрогнётся, услышав «щебет народа»!