Завершение стэйблриджских хроник

Пролог. Спонсор

Два состоятельных грифона обсуждают финансирование научного центра в Эквестрии...

Задние лапки соскользнули, и маленький птенец повис на подлокотнике кресла, отчаянно вереща и пытаясь пустить в ход ещё не вполне окрепшие крылья. Взрослый грифон аккуратно ухватил дитя между шеей и крыльями и поставил существо, не превышающее по размерам кошку, на пол. Черноглазый птенец, постояв с приоткрытым клювом всего секунду, принялся носиться вокруг кресла, подпрыгивая и раздирая зелёную обивку в попытках забраться на спинку, в покорении которой совсем юный разум видел какое-то невероятное достижение.

Отец, чья морда из-за немалого количества шрамов и одного свежего пореза была способна отразить лишь весьма сдержанную улыбку, пристально наблюдал за активностью птенца. Лишь когда тот сделал два десятка кругов вокруг кресла и с ходу полез штурмовать журнальный столик, снова схватил маленькое воплощение суеты. Родитель попытался успокоить сыночка, кончиком когтя почесав чувствительное место под клювом.

— Чего он у тебя шебутной такой? – поинтересовался грифон у матери, от которой птенец получил цвет глаз и форму клюва, но не розовато-белые полосы перьев на груди.

— Он спал незадолго до твоего прихода, – пояснила грифина. – Дневной сон. Как пишут в «Птичьем полёте», он очень полезен для малышей… Только там не пишут, что после сна с Неердином никакого сладу не будет, пока опять не умотается. Ему погулять хочется, с сородичами побегать. А где он в Балтимэйре сородичей найдёт? Здесь грифоны не живут, они сюда только по делам приезжают.

Грифон-отец поморщился. Наблюдательный птенец попытался скопировать выражение морды, выдав при этом серию неразборчивых звуков.

— Мы это уже обсуждали…

— Да, я помню, – поспешно кивнула грифина, пытаясь предотвратить мрачную нотацию. Безуспешно.

— В Балтимэйре тебе безопасно. В Республике – нет. Тебя не должны видеть рядом со мной, наши отношения не должны быть раскрыты. У меня есть очень могущественные враги, Ильви. Скоро их станет меньше, но… – Потрёпанный жизнью грифон прервался, чтобы одёрнуть птенца, который пытался клевать его пальцы. – Чтобы уязвить меня, они ударят по тебе. По Неердину. – Грифон поднял птенца двумя лапами на уровень своей морды и начал играть в гляделки. – Кого я хочу защитить? А? Кого хочу защитить? – несколько глуповатым тоном произнёс он. – Тебя я хочу защитить! Тебя и маму твою.

— Мавя! – пискнул птенец, расслышавший знакомое слово.

Отец бережно уложил птенца на правую лапу и левой, на которой отсутствовал самый маленький палец, стал поглаживать его от клюва до животика.

— Не переживай, Неердин, папочка твой обо всём позаботится, – приговаривал грифон. – Через пару дней он решит свои проблемы. Уничтожит семьдесят с лишним сородичей, которые мешают папочке вести дела. Да, да, уничтожит. И семью дона Рикардо, и семью дона Фандано, всех их торговых партнёров и подручных, которые не хотят слушаться твоего папу. Они очень сильно пожалеют, что попытались твоего папу убить. И не довели дело до конца. Твой папа им покажет, как надо такие дела делать. Поплатятся они, ох, поплатятся!

Птенец не понимал ни слова, но из-за приятной щекотки когтями периодически фыркал в тон весёлому голосу и посмеивался. Ильвия хранила отрешённо-печальное выражение.

— А что потом, Гиир? – спросила она внезапно, когда ей надоело разглядывать почерневшие недра камина, подобные рисующемуся ей беспросветному будущему. – Когда ты всех уберёшь с дороги и станешь главным преступником Республики? Тогда для меня станет безопасно поселиться там? Или я обречена прятаться от всех сородичей в этом доме, пока какой-нибудь везучий конкурент не утопит тебя в море?

Остроклювый грифон недовольно встрепенулся. Мысленно он отметил, что Ильвия выбрала подходящий момент для своего вопроса. Из-за птенца, тихо сопевшего на отцовских лапах, он не мог подняться с кресла, пройтись по плохо вычищенному ковру, подойти вплотную к возлюбленной и, наблюдая искры страха в её глазах, зачитать ей свод правил по ведению разговора с Гииром Трёхпалым. Вместо этого пришлось ворчливо ответить:

— У меня есть друзья политики, которые неплохо меня прикрывают. Как только я помогу им с продвижением одной государственной инициативы, они помогут мне беззаботно устроиться. С тобой, с Неердином и с…

Последовал кивок в сторону закрытой комнаты, где часть стены и потолок, обращённые на солнечную сторону, были сделаны из толстого стекла. Там, в окружении драгоценностей, отдававших энергию развивающимся птенцам, лежали два больших яйца с синей скорлупой, украшенной тёмными разводами.

— Гиир, твои друзья политики тебя обманут, – с долей заботы произнесла грифина. – Ты это понимаешь?

— Понимаю ли я? – усмехнулся грифон. – Да я этого жду! Это одно из тех событий, которые неизбежны. И у меня уже есть план, как самому этих петухов с насеста скинуть. – Гиир слегка встряхнул постоянно елозящего птенца. – Слышишь, малыш? У твоего папы есть план. Твой папа предусмотрительный. Обо всём позаботится. Ты… Эх!..

Неердин проворно перевернулся и пополз прочь из объятий своего родителя. Настолько шустро, что Гиир птенца удержать не успел, и ему оставалось лишь разочарованно откинуться на спинку зелёного кресла.

— Я помню, отец говорил, что я тоже был дико непоседливый, – задумчиво произнёс Гиир, прикрывая лапу, где отсутствовал коготь. – Одна из немногих приятных вещей, что он произносил в мой адрес. Надеюсь, мне в адрес Неердина неприятных произносить не придётся…

— Не впутывай его в свои дела, тогда и повода не будет, – с нажимом сказала Ильвия.

— Небо упаси! И в мыслях не было тащить его в этот кошмар. Моя жизнь навсегда отравлена пролитой кровью. Но Неердина я от этого избавлю. Если у меня всё получится, то ему вполне подойдёт должность властителя какой-нибудь провинции, наследника престола Республики.

— Мечтатель, – не удержалась от комментария Ильвия.

Возникла пауза, которую нарушали тихий шелест – хозяйка дома заметила на торшере рядом с собой пятнышко и пыталась его счистить, – а также топот и глухие удары – это птенец все ещё проверял на прочность обивку мебели и хват своих лап.

— Ужинать будешь? – спросила грифина.

— А что ты приготовила?

— Я? Приготовила? – захлопала подведёнными тушью ресницами Ильвия. – Да что ты! Это Гарсон вчера продуктов принёс, расстарался. Я всегда готовые блюда покупаю, чтобы только разогреть.

— Угу, – отозвался Гиир, поднимаясь с кресла.

Ужин пришлось ненадолго отложить – в прихожей скрипнула входная дверь. Пока чьи-то шаги приближались к двери в комнату, здоровая лапа Гиира медленно расстёгивала котомку на поясе, извлекая искривлённый, неплохо летавший при броске нож.

Однако гость, судя по паузе, заметил тёмную накидку с капюшоном, оттягивающую один из одёжных крючков, и избавил Гиира от необходимости применять столь радикальные меры – он подал голос:

— Ильвия, я так полагаю, семья сегодня в полном сборе?

Когда дверь в прихожую открылась, кривой нож уже исчез в недрах многослойной ткани, а украшенный шрамами серый грифон, обойдя кресла, журнальный столик и брошенную понятно кем плюшевую игрушку, замер на краю ковра, протягивая лапу в знак приветствия.

— Гарсон, братец! – произнёс Гиир, кивком приглашая сородича войти.

Одетый в деловой костюм красный грифон ответил взаимностью:

— Гиир, рад видеть тебя в гостях.

Гарсон апартаменты считал своими, поскольку навещал их на порядок чаще настоящего хозяина. А ещё осуществлял здесь уборку, стирку, готовку и переклейку обоев «потому что Ильвия внезапно поняла, что не любит свой любимый цвет». При этом Гарсон успевал заведовать официальными и тайными делами Гиира в Балтимэйре. Строгий костюм как раз подчёркивал статус генерального директора законно открытого и активно развивающегося фонда «Перспектива».

Красный грифон с оранжевой кисточкой хвоста поправил вещи в нагрудном кармане, из которого выглядывал кончик перьевой ручки. В другой нагрудный карман отправил очки сложной конструкции с дужками, украшенными узорами золотых волн. После чего двинулся за своим родственником, по пути обходя потрёпанные кресла, пыльный ковёр и шкаф со сломанной полкой – на это у него физически не хватало времени. А вот плюшевого кита по дороге поднял и бережно посадил на подлокотник кресла. Заканчивая делать этот крюк по гостиной, Гарсон столкнулся с бегавшим повсюду птенцом, практически протянул лапу, чтобы погладить его, но в последний момент лапу отдёрнул и целеустремлённо двинулся в кухню.

— Как раз стряпню твою собирались пробовать, братец, – сообщил Гиир, наблюдая, как Ильвия пытается вытащить из шкафчика сразу две тарелки с серебристой каймой. Её стараниями количество посуды с клеймом закрытой ныне фарфоровой фабрики едва не уменьшилось.

— Позвольте, – вмешался красный грифон, полностью перехватывая у грифины инициативу в кухонных вопросах. Он стал деловито сновать между двуцветными серо-синими шкафчиками и белым, наполовину зарытым в пол «холодильным ящиком». Ильвия не возражала уступить кому-то место возле разделочных досок и жаровни с камнями. Гиир тоже, главным образом потому, что его внимание опять переключилось на крутившегося рядом птенца.

— Чего ты всё носишься повсюду? – спрашивал он, пытаясь изловить Неердина. Однако тот отлично маневрировал между ножками стола и стула, уходя от когтей отца.

— Превосходно развитая координация, – заметил Гарсон, покосившись на причину всеобщего оживления. – И всего через три месяца после появления из яйца. Твой сын летать будет мастерски, если начнёт крылья усердно тренировать.

— Даже не знаю, – уныло заметил Гиир. – Ты вряд ли в курсе, насколько тебе не повезло быть сыном моего папаши... В моей семье предки – летуны посредственные. Про них только говорят, что они грифоны высокого полёта. Так что, Ильвия, таланты все у Неера от тебя. Актёрский, наверное, тоже.

— Твои черты в нём тоже проявятся, милый, – заверила грифина.

— Ага. Я какое-то время волновался, что появятся, – сказал Гиир, поднимая покалеченную лапу. – К моей радости, братец объяснил, что физическое увечье, полученное при жизни, птенцам не передаётся.

Грифон, периодически игравший для семьи роль справочника, поставил на стол две тарелки с охлаждённым креветочным салатом. После чего отошёл от собирающихся ужинать жильцов. Гиир на эту показную скромность отреагировал моментально:

— Гарсон, ты давай не обособляйся. Я тебя звал не стол сервировать, а для содержательного делового разговора… Сядь и поешь, братец! – повысил голос орлолев.

Только после этого дополнительного приглашения красный грифон в деловом наряде изволил вытащить из-под стола дополнительную табуретку, поставил на скатерть мелкую тарелку и положил рядом кусок хлеба. Попутно расстегнул пуговицы пиджака и заправил за ворот салфетку, чтобы уменьшить риск испортить костюм.

— Я не старик Рикардо, – продолжал разговор Гиир. – Не брезгую сидеть за одним столом с доверенными соратниками. Особенно с роднёй. Не считаю, что кроме меня в организации ни у кого мозгов нет, как дон Фандано… Это их и погубит. Пренебрежение к своим. Бездумные жертвы в войне из-за торговых лавок. Заискивание перед политиканами. Я писал тебе раньше, что Рикардо и Фандано зажрались, утратили контроль, растеряли почти весь доходный бизнес. Так вот, месяц назад я узнал, что эти два выхухоля договорились перестать производить и ввозить «живинку», потому что их вежливо попросили представители Совета. А когда я отказался поддерживать эту инициативу и бросать самый доходный бизнес, – грифон указал пальцем на яркий красный шрам над левым глазом, – они предопределили свою судьбу.

Гиир открыл солонку и бросил на зелень салата пару щепоток приправы. Его сородич решил, что может использовать этот момент для ответной реплики:

— Я выяснил, что у дона Фандано есть склад здесь, в Балтимэйре. Шестеро рабочих и один надсмотрщик, Нивирви, внучатый племянник дона. Рабочих можно не трогать, они ребята сговорчивые, по нашей ставке спокойно продолжат трудиться на складе. Но Нивирви надо убирать тогда же, когда и всю семейку.

— Через две луны, – буркнул Гиир и дождался кивка подручного.

— Через две луны, – повторил Гарсон. – Отлично. Я распоряжусь, чтобы Нивирви заманили в доки возле склада. Там свидетелей не будет.

— Следов тоже не оставляй. Ни один пони крови увидеть не должен.

— Сделаю так, что Нивирви просто исчезнет…

— Мужчины, можно не обсуждать такие темы за обедом? – произнесла Ильвия, державшая в лапе продолговатый бокал с минеральной водой. Она придерживалась диеты, вычитанной всё в том же «Птичьем полёте», и сочетала небольшое количество пищи со значительным количеством питьевой воды.

Гиир бросил недовольный взгляд в сторону грифины, но спорить не стал. Вместо этого отобрал у неё бутылку с минеральной водой, в которой видел спасение от жары нынешнего дня и избытка соли в еде, который сам же организовал. Для обсуждения деловых вопросов разной степени законности у него имелся весь остаток вечера и пара ночных часов, после которых планировалось вернуться в Грифонью Республику. До рассвета.

Гарсон, быстро расправившийся со своей порцией салата и куском хлеба, полез во внутренний карман расстёгнутого пиджака, чтобы вытащить блокнот. Он получил его в подарок на церемонии переименования «Гриффин Медиасервис» в «Гриффин Глобал Медиакорп» – обновлённый логотип организации был крупно оттиснут на обложке. Владелец причастного к событию фонда перелистнул десятка полтора страниц, чтобы добраться до сведений, непосредственно касающихся семейных финансов.

— Ещё один вопрос, брат… – произнёс он, всматриваясь в стенограмму недавней встречи. – Ко мне обратился профессор Полимат. Единорог, учёный, член эквестрийского Научного Совета. Он ищет средства для открытия личного научного центра, НИИ «Стэйблридж», просит поддержки у нашего фонда. Я собирался ему отказать, потому что не вижу, как можно через этот Стэйблридж узаконить наши теневые средства.

Гиир поднял вверх два когтя, указывая на то, что родственникам сейчас следует помолчать, потому что он поймал какую-то мысль и очень не хочет её потерять. Не нарушая молчания, он подцепил рыхлую булочку из числа тех «покупных», которые предпочитала Ильвия. Десерт тут же начал рассыпаться, отчего серый грифон с недовольным видом перевернул лапу – стряхнул крошки и четверть булочки заодно.

— Ах ты, су… Зловредство! – на ходу скорректировал лексикон заботливый родитель.

Гарсон с риском вывихнуть лапу достал с полки неглубокую тарелку и поставил перед шефом. Секундой позже придвинул банку с ягодным вареньем. Брат тем временем снизошёл до рассказа.

— Меня не интересует научный центр как средство превращения незаконных денег в законные. Меня интересует научный центр как научный центр. Этот Полимат хочет открыть свой Стэйблридж здесь, в Балтимэйре? – спросил Гиир, откручивая крышку у банки с вареньем.

— Нет. Он категорически против такой идеи. НИИ его мечты должен быть как можно дальше от… – Гарсон опустил взгляд в блокнот, чтобы точно воспроизвести слова профессора, – «псевдоумников, посаженных в Научный совет».

— Мне этот Полимат начинает нравиться, – хмыкнул Гиир, украшавший остатки булочки каплями варенья.

— Как я понял, он собирается строить свой Стэйблридж на западной границе Эквестрии, у тамошнего моря.

— И бесполезно просить его основать крохотный филиал здесь, в городе?

— Брат, у Полимата такие масштабные планы, что он вряд ли скоро займётся филиалами. Он мне показывал примерный архитектурный проект. Это настоящая крепость. Вот не шучу. Есть внешний бастион полукольцом. – Коготь грифона прочертил на клетчатой скатерти воображаемый почти замкнутый круг. – И здания внутреннего периметра. – Кончик когтя несколько раз ударил по столу внутри очерченной фигуры, заставив Ильвию, любившую эту скатерть, недовольно встрепенуться. – Этот единорог основательно всё распланировал. Только на эти задумки ему всего нашего фонда не хватит. Почему я и сомневаюсь, что стоит хоть сколько-нибудь вкладывать в эту сомнительную авантюру.

Гиир собрал последние невеликие крошки от булочки в маленькую пирамидку, ссыпал их себе в клюв, допил остатки минеральной воды и чуть отклонился назад, расправив крылья. Позабытый взрослыми птенец в этот момент попытался выбежать из укрытия под столом и ухватить отца за маховые перья. Его прямо на бегу остановил отрывистый клёкот матери. Так Ильвия сообщала птенцу, что пришла пора ужинать – и заодно спасала перья Гиира. Грифина поднялась из-за стола, оставив практически нетронутую еду, достала из-за хлебницы коробку смеси злаков и сухофруктов и, периодически поглядывая на крутившегося под ногами птенца, принялась раздувать угли, лежащие под плоскими камнями жаровни, намереваясь подогреть молоко.

— В гостиной договорим, братец, – предложил Гиир, желавший вернуться в умиротворяющее зелёное кресло.

Гарсон, однако же, задержался на кухне, вымыл и убрал все столовые приборы, слишком острые и опасные, чтобы оставлять их в месте, куда мог добраться Неердин.

— Сколько просит у нашего фонда этот Полимат? – позже спросил Гиир.

Старший брат любовался украшавшей стену картиной. «Буря над морем» была одним из немногочисленных предметов, который не ушёл с молотка при продаже особняка, где жил отец Гиира. Криминальный деятель в нарушение посмертной воли родителя попросту украл полотно незадолго до аукциона, поскольку считал, что лазурно-синие мазки краски идеально контрастируют с его тёмными мыслями, в которых преобладали кровавые тона. А присущая ему внутренняя ярость, по его мнению, отлично сочеталась с изображённой на холсте яростью стихии. За столь пространными объяснениями Гиир скрывал простое «мне она нравится».

Гарсон, сняв тряпицу с торшера и позволив светлячкам прибавить ярких красок в комнате, перелистнул ещё одну страницу в блокноте и показал брату цифры. Грифон уделил записям всего секунду и вернулся к созерцанию морского пейзажа.

— Надо увеличить сумму на двадцать процентов в качестве контрпредложения, – инструктировал серый грифон. Он не делал пауз в речи, хотя по опыту знал, что братец намерен возразить. – И довести до сведения профессора, что фонд согласен выделить средства на определённых условиях. Во-первых, монеты единорог получит лишь на следующей неделе. Ему об этом знать не надо, но ты помнишь, что намечается через две луны. И если вдруг планы сорвутся, нам понадобятся все резервы, чтобы исправить ситуацию. Так что деньгами будем разбрасываться, когда избавимся от последней угрозы. Во-вторых, в договоре должен быть пункт, обязывающий НИИ «Стэйблридж» открыть филиал в Балтимэйре, законодательно его утвердить, снабдить справочным и методическим ресурсом, то есть книжками, свитками, грамотами, прочей научной мурой. Чтобы всё имело законный вид. Развитием филиала и кадровыми вопросами займётся фонд. И пометка должна быть, что это план будущего развития. То есть мы ему деньги в ближайшее время, а он нам ответную услугу позже. Конкретизируй всё в договоре, чтобы он увильнуть не смог и… Когда ты с этим Полиматом встречаешься?

— Я обещал дать ответ завтра днём.

— Тебе хватит времени, чтобы подготовить форму договора?

— Конечно.

— Тогда считаем этот вопрос закрытым.

Оба грифона синхронно повернули головы в сторону кухни, где хозяйка дома, отвлёкшаяся на птенца, упустила момент, когда молоко убежало из кружки и выплеснулось на разогретые камни. Гиир на какое-то время задержал взгляд на причитавшей и суетившейся грифине.

— Ты говорил, что у тебя есть план, как защитить Ильви, – почти шёпотом сказал он, – если в Республике дела пойдут не так, как надо. План из «железных»? Ничего в нём не сорвётся?

— Ильвия и птенцы будут в безопасности, – заверил Гарсон. – Маршрут я наметил, с нужными пони вопрос согласовал. Милая квартирка в…

— Не надо! – прервал брата Гиир. – Даже мне не говори, как и куда их отправишь. Я не знаю, как повернутся события в следующие дни. Я могу вскарабкаться на вершину криминального мира. А могу провести последние минуты в бочке с солёной водой. Так или иначе, я не должен сообщить врагам об Ильви и её местонахождении. Я доверяю судьбу своей семьи тебе и тем, кому ты доверяешь. Не подведи.

Красный грифон, сидевший в чуть менее исцарапанном зелёном кресле, постарался выразить свою уверенность жестами. Гиир нахмурился.

— Смотри у меня, братец, – полушутя пригрозил он. – Голову оторву.

— Брат, я тебя хорошо знаю. Настолько, что с уверенностью могу сказать: в случае моего провала голова – это последняя из выступающих частей тела, что ты оторвёшь.

— Да, ты хорошо меня знаешь, – улыбнулся Гиир. – Даже не скажешь, что впервые встретились лишь пару лет назад.

Наклон головы серого грифона зеркально повторил наклон красной.

— А могли бы и вообще не встретиться. Наш с тобой отец умел хранить секреты. Раз умудрялся жить на две семьи так долго. Обманывал двух грифин, а также две администрации – в Республике и в Грифонстоуне.

— А других учил честности и порядочности, – фыркнул Гиир, сгибая и разгибая когти на покалеченной лапе. – Двуличная скотина!

Младший брат не нашёлся, что ответить на эти пропитанные застарелой обидой слова. На его счастье, с кухни раздался призыв, освобождавший от такой необходимости:

— Гарси, он опять кашу есть не хочет! От ложки отворачивается! Заставь его!

— Не заставлять надо, а убеждать, – громко произнёс в ответ Гарсон, – по части заставлять – это папашу проси. Он мастер в этом. Кстати, может, уделишь немного времени птенцу? – обратился он к брату. Гиир жестом показал, что видит в соседнем кресле более квалифицированного специалиста. – Сейчас подойду! – сказал Гарсон пространству над спинкой кресла, и уже через минуту его красное оперение и деловой костюм выглядывали из-за декоративной колонны, отмечающей «ворота» в ярко освещённую кухню.

Гиир, предоставленный своим мыслям, остался в одиночестве в просторной гостиной.

Глава 1. Показательный пример

Лучшие умы НИИ «Стэйблридж» сталкиваются с вероятностью закрытия центра, а также с наличием у него незадокументированного филиала.

В окнах вагона показался последний плавный изгиб железнодорожного пути, упирающегося в предместья Балтимэйра. Несмотря на занятость, Скоупрейдж придвинулся к окну, чтобы полюбоваться пейзажем. Краем уха он продолжал слушать, как Везергласс и Блэкспот изучают перечень выдающихся достижений, которые НИИ «Стэйблридж» вписал в историю эквестрийской науки. Список из двухсот с чем-то пунктов предстояло сократить до тридцати, чтобы включить в отчёт, предназначавшийся восстановленному Научному совету Эквестрии.

— Методику лечения перьевой немочи обязательно надо упомянуть, – рассуждала вслух Везергласс. – Как-никак спасли карьеру двум «Чудо-молниям».

— Согласен, – кивнул Блэкспот, очередной временный и. о. руководителя НИИ.

Стэйблридж уже второй год жил без фактического начальника, потому что Бикер, сменив на посту отца, не получила одобрения Научного совета до его роспуска, а Краулинг Шейд, чтобы не нарушать нормы Эквестрии по совмещению должностей, не утверждал себя в статусе главы научного центра. После того как бэт-пони исчез, в Стэйблридже прождали пару недель и открытым голосованием начальников подразделений выбрали временным руководителем Блэкспота – неофициального сооснователя НИИ. Теперь «новому исполняющему» требовалось получить одобрение Совета, который вернули к работе указом принцессы Селестии, чтобы заполнить дыру во власти над научным сообществом.

— Управляемый магический синтез лучше не упоминать, – продолжила советовать малиновая единорожка. – Из-за небезопасности экспериментов практические результаты получены не были.

— Я вычеркну зелье, позволяющее колдовать не-единорогам, – ответил Блэкспот. – Как я понял, Кантерлот отобрал его вместе с рецептурой чуть ли не на следующий день, чтобы не множить число личностей, наделённых магией, но не способных её контролировать.

— Честно, вспоминая, что творилось тогда в столовой у Дэйнти Рана… Не могу их упрекнуть.

— Но хотя бы одно зелье в списке оставить надо. Для солидности. Может, то, которое позволяет видеть события прошлого?

— Нет. Его не в Стэйблридже придумали. Наши зебры лишь дистиллировали зелье.

— Усиленный яд мантикоры по рецептуре Хээлума?

— Угу, не забудьте дописать к нему «Покойся с миром, Дресседж Кьюр».

— Да… – смутился Блэкспот. – Извините, не подумал… А как насчёт эликсира, имитирующего ингредиенты с ментальными свойствами? Того, который выделил из фиолетки Блинг Флэйр? С помощью которого мы восстановили Печать Повиновения?

— Ментамитат фиолетки! Да, уже обвожу кружочком… Дальше идёт артефактный раздел. Милый, что нам упомянуть из артефактов Хранилища?

Скоупрейдж отвёл взгляд от ещё не засеянных полей, монотонность которых нарушали лишь редкие невысокие особняки, и покосился на исписанные, исчёрканные, измятые листы, официально фиксирующие заслуги научного центра.

— Четыре подковы Хоскера Мейка…

— Они бесполезные же! Даже не зачарованные.

— Зато их четыре, – «чего-вам-ещё-надо» тоном возразил Скоупрейдж. – Амулет самосовершенствования. Вот он очень даже зачарованный. Кристаллизующие снаряды эпохи короля Сомбры. Темпоральный реверсификатор. Он всё ещё не работает, но я его почти починил. И мой «Расклинатель» обязательно впишите.

— Вот последнее обязательно, – поднял копыто Блэкспот. – И, раз зашла речь о прикладных вещицах, лампы СиПИл тоже. Это наш самый ходовой товар. Сейчас уже внедрены в каждом солидном учреждении.

— Без вопросов, – фыркнула Везергласс и снова сгустила магическое поле над «изобретением арт. ном. сто пятнадцать» или «автоматической перьевой ручкой». Она прочитала следующую запись, и канцтовар едва заметно вздрогнул. – Транспортное средство «Феникс».

— Не взлетел, – буркнул себе под нос Скоупрейдж. Реплику удачно заглушил визг тормозов состава, ознаменовавший прибытие к пригородной станции Балтимэйра.

— Укажем просто «транспортные средства», – предложил Блэкспот. – В Стэйблридже разработали много моделей ДПТ, ОПТ и ЧПТ. Последним типом карет заинтересовалась лично правительница.

— В Мэйнхеттанском ИнжиТехе уже вовсю экспериментируют над БПТ с вертикальной системой взлёта, – поведал Скоупрейдж, сползая под лавку. Походные чемоданы он вытаскивал магией, но, чтобы увидеть их, единорогу требовалось склониться к самому полу.

— Вот будет Научный совет обсуждать рациональность существования ИнжиТеха, тогда эти сведения пригодятся.

Скоупрейдж умудрился совместить кряхтение, сопровождавшее вытаскивание его чемодана из-под сиденья, с недовольным фырканьем.

— Придумали тоже!.. «Рациональность существования». Как будто есть сомнения? Мы в Стэйблридже чуть ли не каждый день предотвращаем глобальные катастрофы.

— Большую часть из которых сами и провоцируем, – парировал Блэкспот.

— Это детали.

— Тем не менее, вопрос о будущем НИИ поставлен, и завтра нужно приложить все силы, чтобы Стэйблридж не закрыли, – неподходяще спокойным тоном произнёс временный начальник. – К сожалению, это будет непросто. Против нас работает «фактор Шейда». Научный совет начинает свою работу, отменяя его директивы, а одна из них подчёркивает особую роль Стэйблриджа как независимого научного учреждения. Теперь нас очень сильно хотят сделать очень зависимым и не очень научным учреждением.

— Ненавижу всю эту подковёрную возню, – сообщила Везергласс полушёпотом. Громко она говорить боялась – но не из-за скандальности заявления, а из-за избытка пудры в раскрытой пудренице. Доктор вытащила косметику, чтобы перед прибытием навести порядок на мордочке.

— Увы, такова реальность. Мы трудились под протекторатом Шейда, тихо мечтая от него избавиться. Избавились. Проблем стало больше. Потому что все, кому Шейд прищемил карьерный хвост, теперь нас, трудившихся под перепончатым крылом советника, не любят.

Поезд остановился окончательно, напоследок качнув вагонами. Мелодичная музыка, доносившаяся с привокзальной площади, теперь стала отчётливей. Скоупрейдж, не лишённый музыкальных пристрастий, не торопился покидать купе, ожидая припев, остальные медлили по личным причинам.

— Не будь профессора Научного совета такими хвостунами, никто бы им хвост не прищемил, – пофилософствовал чёрный единорог, когда дослушал рефрен «ведь я простая пони».

Везергласс с тихим щелчком закрыла косметичку.

— Милый, две просьбы, – без энтузиазма прокомментировала она реплику мужа. – Повзрослей уже... И не забудь мою вишнёвую сумочку.

— «Не забудь мою вишнёвую сумочку», – передразнил жену Скоупрейдж.

— Ну, хоть сумочку вытащил, – скептически заметил Блэкспот, наблюдая за лишённой гармонии семейной парой.

Везергласс взглядом проводила супруга с несколькими чемоданами до дверей вагона. Затем скосила глаза на сиротливо лежащую на сиденье вишнёвую сумочку.

— Кошмар вообще, – пожаловалась она вполголоса. – Пришлось составить список причин, почему я вышла за него замуж. Целый свиток извела.

— Это такая психологическая методика? – поинтересовался Блэкспот, магия которого завязывала вокруг шеи тёмный клетчатый шарф. – Чтобы узы любви укрепить?

— Нет, это предосторожность. Я помогаю доктору Стэндглейзу в доработке соматического квазикоординатора. Есть семипроцентный риск заработать от него амнезию.

Единороги двинулись через практически опустевший вагон в сторону выхода. Блэкспот прямо на ходу манипулировал карандашом и помятыми заметками.

— Можно добавить генератор амнезии в достижения, – улыбнулся он, завершив подсчёт строк.

— Не понимаю, почему вы не хотите упомянуть Призрака. Если вы представите научному сообществу описание того, что создали на цокольном этаже, уверена, часть упавших челюстей из-под столов будет выметать уборщица.

Блэкспот стоял на подножке вагона, и развернуться ему было непросто. Но для придания своему ответу весомости он потратил на это время.

— Я расскажу о системе «Призрак», когда сам пойму, что конкретно создал, – тихо, чтобы не услышал Скоупрейдж, произнёс единорог. Везергласс понимающе кивнула.

— Но у нас и без этого приличный список получается? – спросила она.

— Угу. И есть ещё день на его расширение. Сегодня Научный совет, согласно плану заседаний, решает вопросы с директивами Шейда. Вот пока они там заняты, я прогуляюсь до историко-археологического отделения Стэйблриджа. Может, там есть грандиозные открытия.

— Историко-какого отделения? – переспросил подошедший Скоупрейдж. Везергласс тоже посмотрела на начальника взглядом, полным недоумения.

— Вот-вот, – встряхнул записями Блэкспот. – Я позавчера тоже удивился. Оказывается, Стэйблридж совместно с каким-то фондом «Перспектива» открыл в Балтимэйре историко-археологический отдел. Настолько давно, что на договоре нет даже печати НИИ, только подпись профессора Полимата. Причём договор – это единственный документ, где отдел вообще упоминается. Ни зарплатных ведомостей, ни сезонных отчётов. Ничего о нём нет. Вот я и хочу поглядеть, что сие есть и каков от него прок. Заодно речь до ума доведу… – Блэкспот наступил на хвост некой мысли и сделал паузу, достаточную, чтобы основательно на этой мысли потоптаться. – Вы идите, оформитесь в гостинице. Потом на первое заседание Научного совета. Отметьте обстановку, основные темы и муссируемые в кулуарах слухи.

Чёрный и малиновая супруги приняли указ к исполнению и двинулись в сторону арки, украшенной массивными часами, дёргающиеся стрелки которых едва виднелись сквозь помутневшее стекло. Серый единорог двинулся в другую сторону, где за менее внушительной аркой начиналась улица, спускавшаяся к прибрежной зоне.

Блэкспоту предстояло пройтись вдоль залива до района, называвшегося «Дальний гвоздь». Название подчёркивало схожесть залива, на берегу которого построили Балтимэйр, с подковой. Эту местность периодически подтапливало и продувало ветрами сильнее прочих, поэтому в глаза бросался бедноватый, примитивный вид строений и обилие деревьев, корнями удерживающих почву на месте. Деревья в данное время года квартал не красили – весенняя листва на них ещё не пробилась из почек.

Среди общего уныния района прятался полуособняк, который предпочли закрыть от посторонних глаз совершенно не сочетавшейся с ним по стилю оградой из железных листов. Да и вообще зданию филиала было далеко до Стэйблриджа, который, пережив потопы, взрывы и принудительное озеленение, оставался впечатляющим замком. А тут – Блэкспот, запнувшись пару раз, посмотрел под ноги, – даже подъездные пути никто не спешил чинить и избавлять от пробивающихся между камнями сорняков.

Впрочем, пренебрежительное отношение к дорогам объяснялось просто – все сотрудники, которых бывший ярл мог разглядеть за решётчатыми воротами, принадлежали к грифонам и выбирали воздушный путь перемещения. Вплоть до того, что пара охранников взлетела на приворотные столбы, чтобы оттуда поглядеть на прибывшую личность.

— Кто такой? Надо чего? – хрипло поинтересовался правый «страж ворот». Блэкспот мысленно отметил, что хоть и встречал не так уж много археологов, но этого конкретного индивида к таковым причислить не готов – настолько мало в нём было учёности.

— Я Блэкспот, исполнительный руководитель НИИ «Стэйблридж». Я уведомлял ваше учреждение о своём визите телеграммой.

Два нависавших над воротами грифона переглянулись.

— Визит? Телеграмма? – продемонстрировал свою неинформированность левый.

— Босс что-то про это говорил, – ответил ему сородич. – Сказал его позвать, когда копытный пожалует.

Блэкспот скромно опустил взгляд. С одной стороны, он был благодарен местным сотрудникам за прямоту, позволяющую точно определить степень гостеприимства. С другой – ему очень хотелось жестом оценить интеллект грифонов, обсуждающих визитёра в присутствии визитёра.

— Так, я за боссом. – Грифон слева подпрыгнул и, сделав в воздухе вираж, направился к одному из верхних окон двухэтажного особняка. Оставшийся в одиночестве стражник не спешил развлекать единорога и молча взирал на него сверху вниз.

Блэкспот сделал вид, что его безумно заинтересовала табличка на воротах. Она и вправду его заинтересовала, поскольку «подразделение НИИ “Стэйблридж”» на ней было выбито едва различимыми буквами, зато «создан при поддержке фонда “Перспектива”» не уступало в размерах надписи «Историко-археологический центр».

Через пару минут кто-то тихим свистом приказал грифону слезть с приворотного столба и принялся греметь металлическими задвижками, чтобы распахнуть перед гостем вход. Этим кем-то оказался остроклювый красный грифон в недешёвом костюме, многочисленные карманы которого явно содержали немало деловых мелочей помимо видимых ручки, очков и блокнота. На прочих грифонах подобный наряд смотрелся бы нелепо, но «боссу» весьма подходил.

— Гарсон, глава научного подразделения, соучредитель и директор фонда «Перспектива», – отрекомендовал себя грифон, чуть заметным движением протолкнув меж когтями визитную карточку. В карточке значились абсолютно те же слова.

— Блэкспот, исполнительный руководитель НИИ «Стэйблридж», – повторил единорог.

— Как-как? Блэкспот? – повернул голову грифон. – Интересно. Как я читал, примерно век назад Грифонья Республика торговала с ярлом Эквестрии, которого тоже звали Блэкспот. Вас, случайно, не в честь него назвали?

Глава НИИ составил мысленную заметку – в отличие от рядовых сотрудников, начальство явно обладало и стремилось продемонстрировать уровень своих знаний, особенно по части истории.

— Нет, меня не называли в его честь. Я и есть тот ярл Эквестрии, – сообщил Блэкспот. И уточнил: – Был им когда-то.

Грифон постарался скрыть замешательство за словами:

— Угу. Что ж, если принцесса Эквестрии правит тысячи лет, не вижу причин, почему иным правителям такое не под силу…

Гарсон слегка суетливо повёл гостя через двор поместья, где имелось множество сорняков, пара повозок для перемещения по воздуху и всего одна хоженая тропа со следами свежего утаптывания. После короткой прогулки по территории учреждения, больше походившего на филиал местного аграрного колледжа, Блэкспот подумал, что его заставят забираться внутрь двухэтажного дома через окно. Но похоже, к появлению «копытного» грифоны всё-таки готовились – сумели смазать петли и повыдёргивать всё, что росло непосредственно вокруг крыльца.

— Как много вам известно о науке Грифоньей Республики? – неожиданно поинтересовался Гарсон. Причём вид у него был такой, будто при неверном ответе он оставит Блэкспота на крыльце.

— Не очень много, – честно признался бывший ярл. Грифона, однако, ответ устроил.

Первым помещением, которое увидел Блэкспот, была приёмная с крючками для одежды и столом регистратора, собравшим на своей поверхности приличный слой пыли. Первым интересным помещением стала галерея с выставленными фотографическими материалами – «дневниками экспедиций». Блэкспот принялся неторопливо изучать сохранённые во времени моменты триумфа местных учёных, отмечая даты и инвентарные номера находок.

Что-то в этих исторических кадрах его смутило. Все они казались слишком качественными для «праздничных событий». Все запечатлённые грифоны выглядели так, словно только учились улыбаться. Большинство из них держали найденные реликвии Грифоньих Гнездовий так, будто только и ждали момента, чтобы отшвырнуть их прочь. Смущало и повторение заднего плана на большинстве фотографий – конечно, учёные могли взять за традицию делать снимки в доках Балтимэйра, но казалось, что все выставочные материалы отсняты чуть ли не за один день.

— О науке в Грифоньей Республике лучше ничего не говорить, – тем временем рассказывал Гарсон. – Потому что именно это «ничего» и является результатом науки грифонов. Фонд «Перспектива» пытается это исправить, поддерживая ярких одиночек или совместные с Эквестрией проекты. К сожалению, удаётся далеко не всё задуманное. Во-первых, как вы могли заметить, квалифицированных грифонов на все места не хватает. Поэтому к второстепенным задачам приходится привлекать тех, кто просто согласен работать за соответствующую плату. Я к тому, чтобы вы не сильно обижались на не самых воспитанных привратников. Примерно треть сотрудников у нас с минимальным образованием…

Блэкспот промолчал, но недоверчиво взглянул на Гарсона. Во дворе учреждения единорог заметил нескольких орлольвов. Некоторые присутствовали на фотографиях, одетые по всем нормам научной сферы. Вот только сейчас они не казались занятыми какой-либо работой. Более того, не горели желанием подойти, чтобы поведать о своих достижениях и научных планах. Словно ни того, ни другого не имели или имели какой-то запредельный уровень скромности.

Тем временем красный грифон величественно распахнул двери в зал, меньший по размерам, чем любой из стэйблриджских. В этом помещении практически впритык стояли застеклённые и открытые стенды с реликвиями прошлого, каждой из которых нашлось место на фотоснимках в галерее. И опять же, ни один грифон-учёный, кроме Гарсона, не пожелал лично присутствовать, чтобы амбициозно заявить: «А вот эту вот вещь с заумным названием отыскал именно я, и важна она не меньше, чем Элементы Гармонии, по такой-то только что придуманной причине».

Гарсон, рассказывая о представленных предметах, держал ответ за коллег, упомянутых на экспонатных бирках. Иногда он переходил на жалобы, упреждавшие вопрос «Чего вы тут достигли?»

— Развитие науки в Грифоньей Республике затруднено из-за Церкви Великого Неба. Нисколько не умаляя заслуг её служителей, скажу, что их упрямая позиция «мы уже объяснили все явления мира, так что не хотим, чтобы вы искали ещё какие-то объяснения», стала причиной, по которой я с коллегами улетел в Балтимэйр. Для получения лицензии на научные изыскания пришлось убеждать служителей церкви, что наша работа преисполнена благочестия, то есть полезна для духовного процветания народа Республики.

Блэкспот, разглядывающий лежавший на подставке фрагмент керамической вазы, рисунок на которой скрывался под не счищенными наслоениями морской соли, не удержался и спросил:

— Как же вы их убедили?

В голосе Гарсона мгновенно появились самодовольные нотки:

— О, я сумел донести до них идею, что уничтожение Древних Гнездовий – событие, выразившее гнев Великого Неба к нашим предкам. Следовательно, проведя поисковые работы и выяснив, как жили грифоны в то время, можно будет понять, какие их проступки вызвали столь жестокую кару. И избежать нового гнева свыше. – Гарсон театрально поднял указательный коготь. – После чего стал детально описывать, как жили грифоны древности, периодически кивая на экспонаты.

Единорог бродил между стендами, изучая зачастую бесформенные куски, поднятые со дна залива или с прибрежной отмели. Он мог лишь удивляться, с какой точностью местные учёные определили функциональное предназначение каждой окаменелости. Когда удивляться надоело, бывший ярл поднял взгляд и увидел на стене нечто среднее между картой города и топографическим представлением рельефа морского дна.

— Мы пытаемся воссоздать очертания Гнездовий, – заметил его интерес Гарсон. – Наши водоходные сферы изучили дно залива пробивающими волнами, чтобы увидеть рельеф дна и предметы под илом. А пешие экспедиции облазили все окрестности Балтимэйра. Несмотря на это, центр карты таит в себе множество загадок. Именно там природная катастрофа вызвала наибольшие разрушения. Не осталось просто ничего, что можно было бы проанализировать.

— Сколько всего экспонатов в вашем собрании? – спросил ярл, обводя взглядом камни, обломки утвари, ржавые куски металла и центральный элемент выставки – крохотный кусок тёмной породы, отмеченный как «неустановленный объект неизвестной природы, найденный поблизости от центра Древних Гнездовий».

— Сорок восемь точно идентифицированных реликвий. И больше сотни вещей, происхождение которых пока не определено. У нас крайне мало специалистов, поэтому распознание артефактов идёт медленно.

— Вам нужны сотрудники? – Блэкспот ухватился за ниточку, ведущую к кадровому вопросу.

— Мы прежде не просили у Стэйблриджа помощи… – замялся Гарсон. – Это не та черта, которой славятся грифоны. Но думаю, есть некоторые моменты взаимного сотрудничества, которые следует обсудить… Пройдёмте в доки, по дороге я объясню.

Через минуту Блэкспот стоял ровно на том месте, где в солнечный тихий денёк фотограф фиксировал моменты триумфальных находок. Сейчас он смотрел на деревянный причал, вдоль которого выстроилось несколько притопленных кораблей шарообразной формы. Начальник Стэйблриджа из газет знал, что это достижение мэйнхеттанской инженерии называют «водоходными сферами». И не мог не обратить внимание на их голубовато-серую пятнистую окраску.

— Это сделано нарочно, – поведал Гарсон. – Чтобы меньше беспокоить рыб, ракообразных и других обитателей экосистемы. Когда мы плавали с жёлтым окрасом, одну из сфер чуть не отправило на дно какое-то морское чудище.

Единорог кивнул в знак того, что аргумент принимается. Однако в голове у него крутились сведения, полученные окольными путями из научного центра «Си-Хорс». Там тоже любили пересекать море на водоходных сферах, но на обычных, жёлтых. Перекраска, возможно, и имела смысл, если этот смысл крылся в том, чтобы сделать транспорт как можно незаметнее, когда он под водой. Последнее не вполне соответствовало задачам подводной археологии.

— Так чем Стэйблридж может помочь вашему департаменту? – вернулся к прежней теме Блэкспот. Гарсон оперативно вытащил из кармана блокнот.

— Информацией, – ответил грифон. – И оборудованием.

В когтях грифона весьма своевременно обозначился рекламный проспект, при помощи которого Стэйблридж распространял изделие Скоупрейджа, называемое «Расклинатель».

— При создании департамента мы получили копии документов, содержащих записи о Древних Гнездовьях, – говорил Гарсон, сверяясь с блокнотом. – Трактаты о геологии Мискшелона, исторические записки грифона Гаспара, биографию Грифна Великого за авторством Скроллина, анонимные предания о Гнездовьях третьего века Республики, хранившиеся в Эквестрии. Нашлось даже полное генеалогическое древо прайм-лордов Гнездовий, линия которых столь трагически оборвалась в день катастрофы. Мы планировали экспедиции, опираясь на сведения из этих источников. Но если в настоящее время появились новые, нам хотелось бы получить их копии.

— Это можно устроить, – ответил Блэкспот после непродолжительной паузы. В выполнении подобной просьбы он проблемы не видел. Однако во всём историко-археологическом департаменте усмотрел дюжину проблем, связанных с несовпадением ожидаемого и представленного. Первая и главная из них – к отчёту для научного совета не получалось добавить ни полстрочки.

Несмотря на это печальное заключение, Блэкспот уступил просьбе Гарсона остаться на небольшое приветственное чаепитие. Его организовали на балконе второго этажа, нависавшем над береговой линией и мощным скалистым основанием, на котором покоился фундамент здания.

— Скажите, а что ещё финансирует ваш фонд? – поинтересовался единорог, ложечкой гонявший по дну чашки тающие куски сахара.

Гарсону для ответа даже не потребовался блокнот.

— Рудодобывающие компании около Лас-Пегасуса. Точнее, под Лас-Пегасусом. Текстильную промышленность Филлидельфии. Мэйнхеттанские заводы. Частично кооперируемся с «Троттингем Солюшенс», участвуем в их проектах. И, конечно же, содержим массу учреждений в Грифоньей Республике, вроде приюта для найдёнышей.

— И откуда только такая щедрость?

— Нет-нет-нет, – назидательно потряс ложкой Гарсон. – Никогда не спрашивайте грифона об источниках его богатства. Это верный способ настроить его против вас.

Блэкспот собирался объяснить, что интересовался вовсе не капиталовложениями фонда, а необычной для грифонов привычкой – тратить деньги. Но в этот момент на коньке крыши, сбрасывая вниз мелкий мусор, приземлился уже знакомый единорогу «привратник».

— Босс, там у ворот ещё один копытный. Ему вот этого вот срочно надо для разговора. – Грифон ткнул когтем в сторону Блэкспота.

Судя по гримасе Гарсона, просторечие подчинённого резануло и его слух.

— Сейчас подойду, – сухо произнёс он, жестами намекая сородичу, что лучше бы тот незамедлительно убрался прочь. Рассыпаясь в извинениях, Гарсон оставил гостя наедине с чашкой чая и морским бризом.

Допить чай Блэкспоту было не суждено – уже через минуту выяснилось, что разыскивает бывшего ярла Скоупрейдж. И что у него шокирующая новость.

— Заседание по Стэйблриджу перенесли на сегодня. Научный совет уже собрался. Везергласс договорилась, что наше выступление будет последним в очереди. В принципе, она готова по памяти воспроизвести кое-какие ваши тезисы, но вряд ли у неё получится так же последовательно…

— Нам срочно нужно попасть на заседание! – сказал Блэкспот, поправляя шарф. Как бы он ни торопился, но всё равно нашёл секунду, чтобы взглянуть на особняк, где ютился столь странный департамент.

— Тридцать минут галопом через половину Балтимэйра, – прикинул Скоупрейдж. – Лёгкая дневная прогулочка… Эх, надо будет что-то разработать для телепортаций на такое расстояние.

— Мы домчим вас за пять минут, – влез в разговор Гарсон. Попутно он протянул Скоупрейджу всегда готовую к вручению визитку. Потом красный грифон повернул голову к прохлаждавшимся в теньке сотрудникам: – Эй, вы двое! Впрягайтесь в повозку! Нашим гостям срочно нужен транспорт.

По мордам грифонов читалось, что им глубоко фиолетово, чего там нужно паре копытных. Но указание босса они незамедлительно выполнили и подкатили к единорогам колесницу. Элементы упряжи и рисунок корпуса были выполнены в том неповторимом стиле, что свойствен эрзац-экземплярам. Над этой колесницей трудился кто-то, желавший, чтобы пассажиры нервничали от скрипа деревянных планок и чувствовали себя неудобно при невысоких бортиках и необитой скамье. Но Блэкспоту ворчать на поданный транспорт было некогда, требовалось лишь коротко поблагодарить и забраться внутрь.

Полёт тоже не вызвал у бывшего ярла приятных впечатлений. Какое-то время он пытался придерживать гриву, но ветра залива не оставили причёске никаких шансов. Оставалось лишь вздыхать, считать проносившиеся внизу переулки и наблюдать за восторгом Скоупрейджа, который разве что не свешивался с борта повозки.

— Напоминает аттракционы в Лас-Пегасусе, – заявил чёрный единорог, вдоволь наглотавшись свистящего ветра. – Если бы они ещё высоту меняли время от времени…

— Нет-нет, пусть так не делают. – Блэкспот упёрся копытом в небольшую деревяшку, прибитую к боковине повозки. – Ценю их физические способности и отзывчивость, но вот пилотаж предпочту не оценивать.

— Ну, и как вам их департамент? – быстро сменил тему Скоупрейдж.

Серый единорог задумался. Как бы он ни был благодарен Гарсону за предоставленный транспорт, порывы ветра не могли вымести ту пыль, которую грифон пытался пустить в глаза проверяющему. Вопросов у Блэкспота возникла масса, и все они рождались из мысли о том, что показали единорогу совсем не то, что заслуживало внимания. При этом местные сотрудники отогнали желание лезть с претензиями и разбираться. Почему-то подобная инициатива казалась небезопасной.

— Давай не будем о филиале, – предложил Блэкспот после копания в собственных подозрениях. – Почему Научный совет так резко поменял расписание? Почему нас не предупредили?

— Предупредили, ещё как предупредили, – язвительно ответил Скоупрейдж. – Вчера вечером извещение отослали. Когда мы уже в вагоне сидели, ага. Первая догадка моя – забыли из-за седых лет. Но нет, всё прозаичнее. После председателя Майндлифта с его вступительным словом на трибуну полез не кто-нибудь, а Иолиан Джог. Тот самый, сыновей которого мы с позором выставили из НИИ.

— Помню. А он что на заседании делает? – прищурился Блэкспот. – Он не из научной сферы.

— Оказывается, из научной. Профессор Джог он теперь. Во всяком случае, так его объявили.

— Профессор, – фыркнул Блэкспот. – С темой научной работы «Кому дать денег, чтобы за пару дней стать профессором».

— Иолиан Джог начал выступать с речью о переводе нашего НИИ в подчинение «Троттингем Солюшенс» в качестве дочерней тестовой лаборатории. Но я, кроме первых фраз, ничего не слышал, потому что меня Везергласс срочно отправила за вами.

— Ясно, – выдохнул Блэкспот и с некоторым трепетом подался вперёд. – Спускайтесь у крыльца здания с синей ступенчатой крышей, – указал он грифонам-возчикам.

Спустя один лихой вираж над угловатой крышей пара пассажиров спешно выгрузилась из повозки. Грифоны, более не отягощённые обязанностью катать двух копытных, практически сразу отправились в обратный путь.

Блэкспот взглянул на фронтон здания, чтобы по часам прикинуть, сколько времени остаётся в запасе. Он не сомневался, что даже при внезапных играх с протоколом регламент заседания останется неизменным – до полудня доклады, после полудня голосования. Следовательно, на пафосное выступление у ярла оставалось чуть более получаса. Блэкспот на ходу привёл гриву в порядок и вытащил из шарфа шпаргалки своей речи. Скоупрейдж повёл его кратчайшим путём в зал для заседаний.

Внимание собравшихся в зале – семи десятков пони, слегка разбавленных делегатами от грифонов, мулов и одним скучающим минотавром – в настоящий момент пытался привлечь Оконтинд, являвшийся счетоводом при восстановленном Научном совете. Руководитель НИИ вполуха слушал значительные цифры, которые тот озвучивал в подтверждение того, что Стэйблридж не является экономически выгодным учреждением, и не без улыбки отметил, что докладчику крайне сложно ответить на вопросы конкретной малиновой единорожки, которая некоторые нули его выкладок фактически перечёркивала. Везергласс в вопросах прибыли и расходов была самым осведомлённым сотрудником НИИ – она пару дней просидела в бухгалтерии, высчитывая, сколько продукции её подчинённых продано за предыдущий период и сколько золота официально спущено на доработку проекта «Феникс-два». Последнее число умножалось на два, и получались общие расходы по Стэйблриджу. Конечно, мало кто назвал бы суммы незначительными, но они не шли ни в какое сравнение с данными Оконтинда. В итоге тот ушёл с трибуны, заявив, что Стэйблриджу необходимо пересмотреть свои математические законы, и он лично не видит целесообразным содержать за государственный счёт такой НИИ.

Блэкспот, которого стараниями Скоупрейджа вписали в протокол заседания, последний раз поправил шарф и поднялся на трибуну. Он отказался от приготовленного стакана зачарованной воды, которая на время усиливала голос – бывший ярл вполне мог докричаться до самых дальних рядов, где седеющие учёные, игнорируя выступающих, вели какие-то свои беседы.

Единорог взглянул на свои заготовки. Зелья, артефакты, технические приспособления, открытые эффекты и закономерности. Все три года работы НИИ свелись к нескольким столбикам наименований, лежащих перед ним. Оставалось только вчитаться и… В этот момент Блэкспот вздрогнул, вспомнив, как всего час назад разглядывал фотографии, пыльные таблички, помятые археологические карты. Ему как подготовленному слушателю перечислили все достижения учреждения. Безо всякого эффекта. И вот он готовился сделать то же самое.

Копыто решительно отодвинуло шпаргалки в сторону.

— Добрый день, коллеги. Меня зовут Блэкспот, я являюсь исполняющим обязанности руководителя НИИ «Стэйблридж»… Знаете, мы вот привыкли мерить научные центры по количеству достижений, публикаций, сотрудников. На два больше, на три меньше, плюс восемь к прошлому месяцу… Но разве эти отчётные показатели – то, что формирует нашу науку? Разве мы пишем учебник, чтобы написать учебник? Разве мы ставим эксперимент просто, чтобы осуществить на один эксперимент больше? В конечном счёте все эти цифры забудутся. Как я уже забыл, какой был чар-заряд у первого артефакта, что я создал. Я не помню точную пропорцию заклинаний к размерам возводимой кирпичной стены. Забыл точную степень гармонической инклюзии в моей магии. Но я помню иное. Я помню, как был рад мой отец, когда увидел первый созданный мной артефакт. Я помню благодарность того, кому я построил свой первый кирпичный дом. Я помню радостные улыбки сослуживцев, которые, благодаря мне, открыли явление гармонической инклюзии.

Последовал короткий взгляд на «сослуживцев». Скоупрейдж, судя по прикушенной губе, понял, почему временный начальник решил соригинальничать в выступлении. А вот Везергласс, чуть не выступившая вместо начальника, застыла в недоумении.

— Моменты, связанные с триумфами и достижениями – лишь капли в море эмоций понимания, сотрудничества, взаимопомощи, единения, на которых строится любое учреждение, не обязательно научное. Только благодаря этой внутренней силе, благодаря дружбе и солидарности, отзывчивости и заботе Стэйблридж достиг тех свершений, что не уместятся в краткие минуты моего доклада. Стэйблридж – это крепкий коллектив, прошедший и глобальные потрясения, и государственные мероприятия, и шквал недоверия, и попытки дискредитации…

Теперь уже косого взгляда удостоился седой пони с морщинистой мордой, один вид которого вызывал у бывшего ярла острую неприязнь. Иолиан Джог сделал вид, что заявления оратора его никоим образом не касаются и что на кончике его копыта находится что-то поинтереснее.

— Мы не бросили ни одного проекта, не пропустили ни одного научного мероприятия, не обошли вниманием ни один из сегментов науки. Если где и есть коллектив, готовый преодолеть любую трудность – так это в Стэйблридже. И мы намерены продолжать свой труд на благо Эквестрии, и я надеюсь, что уважаемый совет наше стремление поддержит. И не допустит закрытия и расформирования НИИ «Стэйблридж». Я выношу на ваше обсуждение предложение о сохранении за Стэйблриджем статуса научно-исследовательского института с переходом на частичное государственно-бюджетное финансирование вместо полного бюджетного. У меня есть предварительные соглашения с частными лицами и некрупными объединениями, готовыми оказывать Стэйблриджу финансовую поддержку. Это предотвратит катастрофу в развитии научной сферы, которая неизбежна при разрушении коллектива Стэйблриджа вследствие перевода НИИ в частное владение одним пони или одной корпорацией. Сотрудники научного центра, от лица которых я выступаю, выражают надежду на понимание вами важности стабильного развития и сохранения широкого спектра деятельности НИИ. Надеюсь, что я полностью выразил их пожелания в своей речи. Благодарю за внимание, коллеги.

Едва Блэкспот закончил говорить, с места поднялся председатель Майндлифт.

— Можно уточнить, какие предварительные соглашения достигнуты вами в настоящий момент по поводу стороннего финансирования?

— В бумагах, что были переданы вам перед началом заседания, договорённости с частным фондом из Лас-Пегасуса и Ванхуферским обществом, выступающим за развитие науки. Я веду диалог ещё с несколькими потенциальными инвесторами.

— Вы ведёте? – переспросил Майндлифт. – Ага. И документы подписываете тоже вы?

— Да, как исполняющий обязанности руководителя…

— Каким образом вы получили этот пост, Блэкспот?

— Простите?

— Каким образом вы получили пост исполняющего обязанности руководителя НИИ? – растягивая слова, повторил Майндлифт.

— Решение принимали начальники департаментов НИИ путём открытого голосования, предусмотренного уставом.

— Как вы планируете стать действующим руководителем научного центра?

— Путём утверждения моей кандидатуры Научным советом…

Майндлифт кивнул так, словно ожидал услышать эти слова с точностью до буквы.

— Научный совет не может назначить вас руководителем научного центра согласно директиве номер четырнадцать, введённой советником по науке Шейдом, – монотонным голосом сообщил председатель совета. – Есть два параметра, которым вы не соответствуете. Ваш полный возраст составляет сто сорок девять лет, что почти вдвое превышает допустимый верхний предел для руководителя такого уровня. Вы можете сослаться на подпункт девять и потребовать заключения краткосрочного договора на управление сроком на один год. Согласен, это ваше право. Но пункт двенадцать директивы обязывает претендента на должность главы научного центра иметь звание профессора. Таким образом, вы не можете стать руководителем Стэйблриджа, следовательно, не можете гарантировать выполнение финансовых обязательств перед кредиторами. Поэтому ваше предложение о частичном финансировании НИИ, в отличие, например, от предложения уважаемого профессора Иолиана Джога, несостоятельно. Совет не будет его рассматривать и не будет голосовать по этому вопросу.

Блэкспот опустил голову так, что его глаза полностью скрылись за гривой.

— Могу я отметить, что вы опираетесь на директиву, находящуюся в списке подлежащих отмене в случае положительного решения Совета? – прозвучало из-под поникшей чёлки бывшего ярла.

— Можете отметить, – с улыбкой констатировал Майндлифт. – Но нивелирование этой директивы – вопрос завтрашнего дня. А будущее вашего НИИ решается сегодня.

— Ясно всё с вами… – почти шёпотом произнёс Блэкспот и яростным движением копыта смёл с трибуны свои бумаги.

Председатель Совета повернул голову, ожидая какой-либо реакции от пожилого пони, сидевшего в правой половине зала. Иолиан Джог сохранял отстранённый вид и ликовать не собирался. Тогда Майндлифт сделал вид, что смотрел на портрет профессора Эмблинген – главы Мэйнхеттанского Медицинского Института, которую больше года назад в этом зале поразило смертельное проклятие.

Тем временем дверь, расположенная в верхней части зала, приоткрылась. Ещё несколько пони прошли в зал, заставив ретирующихся отстраниться. Один из вошедших, позвякивая гвардейскими латами, поспешил к секретарю Совета. Секретарь повернул голову, увидел прибывшую делегацию и, заслушав отрывистое обращение гвардейца, ещё шустрее побежал к председателю Майндлифту. А вот последний голову поворачивать не пожелал и попытался отмахнуться от подчинённого:

— Нет, больше никаких выступлений! Меньше трёх минут до полудня. Перерыв, потом голосование.

Едва возражения Майндлифта стихли, с верхних рядов прозвучал мелодичный, но властный голос, услышав который, председатель, судя по всему, задумался, не спрятаться ли ему под лавкой.

— Извините, что моё расписание не позволило прибыть раньше. Государственные дела помешали этому. Но я всё же хотела бы обратиться к участникам восстановленного мной Совета в первый день его работы. Если это, конечно, возможно.

— А… да! – с запинкой ответил Майндлифт и тут же объявил: – Слово предоставляется правительнице Эквестрии принцессе Селестии.

— Спасибо, – тихо произнесла облачённая в сиреневое платье высокая белая кобыла-аликорн, проходя мимо председателя совета к трибуне.

Блэкспот раздумал покидать зал заседаний. Во-первых, это было бы неуважением к её высочеству. Во-вторых, проходя мимо, Селестия бросила в сторону бывшего ярла взгляд. Обнадёживающий, подбадривающий взгляд. Который заставил подождать и посмотреть, куда же повернёт заседание Совета в итоге.

— Приветствую вас, господа учёные, – сказала Селестия. Ей глоток зачарованной воды тоже не понадобился. – Поздравляю вас с возобновлением деятельности Научного совета. Определённые обстоятельства в прошлом вынудили меня приостановить коллегиальное управление наукой в Эквестрии. В настоящее время обстоятельства изменились, альтернативные варианты показали свою несостоятельность. Я рада, что все вы сумели быстро реализовать инициативу по возрождению Совета. Хочу особенно отметить председателя Майндлифта, взявшего на себя решение вопросов организации и утверждения состава Совета. Также хотела бы выразить благодарность канцлеру Нейсею, отсутствующему на данном заседании, но приложившему много усилий для согласования деятельности Совета с нормами Эквестрийского Управления Образованием…

Принцесса замолчала и снова посмотрела на трио стэйблриджцев, замерших на галёрке.

— Что же касается вопроса, который Совет рассматривает сегодня, – продолжила свою речь Селестия, – то я хотела бы внести своё предложение по будущему НИИ «Стэйблридж». Эквестрии как государству просто необходим институт, специализирующийся на развитии фундаментальной и прикладной науки, а также разработке инноваций, которые другие научные заведения смогут развить и внедрить в жизнь граждан. Изучив материально-методические базы всех научных учреждений страны, я пришла к выводу, что Стэйблридж – единственное заведение, отвечающее данным требованиям. Если отбросить лишнюю критику, то именно эту деятельность развивал в НИИ советник по науке Краулинг Шейд.

Блэкспот искренне пожалел, что не находится сейчас рядом с трибуной. Он бы с радостью поглядел на выражение морд Майндлифта и Иолиана Джога. Хотя не исключено, что последний успешно подавлял в себе гнев и разочарование.

— Далее, что касается финансового обеспечения, – продолжала принцесса, – то финансирование Стэйблриджа я предлагаю исключить из государственного бюджета ради высвобождения финансирования в пользу иных направлений, установленных Управлением Образования. Но, поскольку научный центр имеет стратегическую важность, то частные источники финансирования также не допускаются. Решая это противоречие, я вчера своим указом учредила личный грант, все средства которого идут на обеспечение Стэйблриджа, а впоследствии и других крупных научных центров, трудящихся на благо Эквестрии. Данный грант формируется на основе моих личных финансов и не зависит от государственного бюджета. Согласно указу об учреждении, я как грантодатель выступаю в качестве главного администратора НИИ и отвечаю за назначение сотрудников, в том числе и непосредственного руководителя. Так что эта обязанность более не отягощает Совет. – Принцесса заметила, что председатель Майндлифт пытается подняться с места для замечания, и упредила его: – Поскольку данный указ подписан мной вчера и уже вступил в силу, он не требует утверждения Научным советом, который официально восстановлен с сегодняшнего числа. Однако я обращаюсь к вам, уважаемые учёные, чтобы вы, осознав значимость моего предложения, поддержали его. Потому что я не хотела бы принимать указы, противоречащие вашему коллективному решению… Итак, в завершение позвольте ещё раз поздравить вас с первым заседанием нового Научного совета. Спасибо.

Председатель Майндлифт так и не осмелился подать голос и возразить правительнице. Его заместитель спешно поблагодарил Селестию за выступление и объявил короткий перерыв перед голосованием, в итогах которого уже мало кто сомневался.

— Мистер Блэкспот, – произнёс противный голос, отлично гармонировавший с внешностью Иолиана Джога. – Я бы хотел лично засвидетельствовать вам моё почтение.

Серый единорог вместе со спутниками остановился на крыльце здания Научного совета. Только что завершилось голосование по единственному вопросу повестки дня. Предложение, внесённое принцессой Селестией, учёные приняли почти единогласно. Лишь пара пони поддержала альтернативу Иолиана Джога – даже он сам предпочёл при голосовании воздержаться.

— Уверены, что вам нужен именно я? – притворно удивился бывший ярл. – Я ведь никто, даже научного звания не имею.

— Ах, эти титулы! – пренебрежительно отозвался Джог. – Вы и без них являетесь, в моём понимании, гением строительства и архитектуры. В какой-то степени я вам обязан своим богатством.

— Простите?

— Лет сто назад, – тут же уцепился за непонимание Блэкспота собеседник, – когда вы посягнули на Элементы Гармонии, принцесса Селестия переехала в Кантерлот. Ваш дизайн замка и города ей не понравились, поэтому она созвала мастеров со всей страны. Был среди них юный и трудолюбивый пони, Конкрит Джог. Мой отец. Его таланты обеспечили, так сказать, фундамент состояния семьи Джог и «Троттингем Солюшенс». Так что я искренне вам благодарен за все радости моей долгой жизни.

— И в благодарность решили отобрать научный центр? – влезла в разговор Везергласс.

— Я лишь старался сделать Стэйблриджу лучше, – ответил Джог, сменив интонацию голоса. К малиновой единорожке он обращался как к пустому месту.

— У нас разное понимание значения слова «лучше», – холодно произнёс Блэкспот. После чего развернулся и продолжил спуск.

— Может, и так. Это проблема субъективизма… – прозвучало у него за спиной. После чего Иолиан Джог побрёл куда-то по своим делам.

Внизу, на тротуаре, Блэкспота ждал ещё один разговор. С неожиданной спасительницей сегодняшнего дня, прятавшейся от ветров Балтимэйра в глубине роскошной кареты. Гвардейцы заботливо предоставили бывшему ярлу доступ в экипаж, недвусмысленно оттеснив прочих любопытствующих пони.

— Рада видеть вас снова, Блэкспот, – начала разговор принцесса.

— Ваше высочество. Хотел бы поблагодарить вас за выступление в защиту Стэйблриджа. Решение, которое вы представили, подходит научному центру как нельзя лучше.

— Да что вы говорите? – мило улыбнулась принцесса. – Впрочем, разве я могу позволить закрыться учреждению, чьи сотрудники уже дважды спасли мой трон и мою страну.

Под «дважды», как понял Блэкспот, подразумевались события, связанные с узурпатором Скриптедом Свитчем в Кантерлоте и с искусственным драконом в Кристальной Империи. Оба события относились к тем, о которых все в общих чертах знали, хотя никому о них знать не полагалось, поэтому Блэкспот промолчал.

— Я в любом случае планировала выступить сегодня перед Научным советом, – продолжала Селестия. – Их игры с расписанием меня, конечно, озадачили, ведь я готовилась обращаться к ним по поводу содержания директив Шейда. Пришлось на ходу сочинять новую речь и государственные указы.

— Да, этот ваш указ про грант… Ваше высочество, неужели вы заранее знали, что возникнет необходимость финансировать Стэйблридж?

— Нет, конечно, не знала, – качнула головой Селестия. – И никакого указа о грантах я вчера не подписывала. Сочиню его сегодня вечером и оформлю вчерашней датой, – с улыбкой пояснила она. – Как я сказала, Научный совет своими интригами заставил меня изменить некоторые планы. Но я умела играть в такие игры ещё до рождения прадедов этих интриганов.

Блэкспот оставил при себе комментарий о невероятном опыте собеседницы в вопросах многоходовых планов. Как и комментарий-догадку о том, что Стэйблридж нужен правительнице как один из элементов очередной политической комбинации.

— Я обдумала свои дальнейшие действия в отношении Стэйблриджа, – сказала Селестия. – Даже с отменой директивы Шейда я не могу назначить вас главой научного центра без профессорского звания. Это создаст прецедент, опасный тем, что на значимые посты начнут выдвигать личностей без опыта и ранга. К вам это, естественно, не относится, но…

— Я понимаю, ваше высочество, – спешно ответил Блэкспот.

— Скажите, Блэкспот, а как самочувствие вашего внука, Силлиеста Тритса? – внезапно поинтересовался белый аликорн.

— Прекрасное, ваше высочество. Можно сказать, что его энтузиазму тесно в фамильном замке.

— Это радует. В таком случае я предлагаю на год назначить руководителем его. Вы же за этот год оформите научное звание, чтобы руководить НИИ в дальнейшем. Вы согласны, Блэкспот?

— Да, ваше высочество, – немедленно ответил единорог. – Мой внук определённо не будет возражать занять столь высокое кресло. А я приложу все усилия, чтобы оформить свой научный опыт в научное звание.

Достигнув предварительной договорённости, пара давних знакомых провела в карете ещё какое-то время, потратив его на светскую беседу. В итоге Блэкспота на тротуаре ждали весьма сердитые и продрогшие сослуживцы.

— Поздравляю! – объявил серый единорог. – Мой внук теперь ваш начальник.

— Всё, я ухожу, – тут же отреагировал Скоупрейдж. Поток сарказма в его словах был таким, что окружающим срочно потребовались воображаемые зонтики. – Я не могу работать с вашим внуком после того, как его чудомерная линейка определила, что мой уровень магии меньше, чем у моей жены.

— Милый, сколько раз повторять, – вмешалась Везергласс. – Важен не уровень магии, а её правильное применение.

— И кому из нас взрослеть надо? – прищурился чёрный единорог.

— Так, – прервал начало семейных разборок Блэкспот, – у нас билеты на обратный поезд взяты на завтрашнее число. Мы в городе музеев, институтов и культурных мест. И уже решили все насущные проблемы. Можно сориентироваться и определить, как провести остаток дня.

— Я еду в госпиталь, проведать профессора Полимата, – ответила Везергласс.

— Справлялся о его состоянии неделю назад, – заметил Блэкспот. – Врачи говорят, что никаких улучшений не зафиксировано. Его сознание по-прежнему не проявляется, есть только слабая реакция на физические раздражители.

— Ну, всё равно. Может, Полимат отреагирует на мой голос. Всё-таки мой голос ему знаком. И был когда-то для профессора тем ещё раздражителем…

— Я загляну в контору знакомого детектива, – сообщил Скоупрейдж. – Он писал, что мой «Расклинатель» начал сбоить. Что неудивительно для старой модели. Проще, наверное, будет ему новый подарить… А я его взял вообще?

Скоупрейдж крутанул свой чемодан и начал пристально всматриваться в замки. Он разрывался между желанием незамедлительно проверить подозрения и опасением вывалить на пыльный тротуар половину своих вещей.

— Принято. Я же сообщаю, что намерен прогуляться по местной книжной ярмарке, – сказал Блэкспот. – Нужно запастись свежей литературой по психологии и воспитанию детей.

— Ого! – вырвалось у Скоупрейджа. Он как всегда успел подумать что-то своё. – А кого воспитывать собираетесь? Жеребёнка? Кобылку?

— Призрака, – произнёс в ответ Блэкспот.

Оставив сослуживца строить на морде все возможные комбинации из задумчивости и непонимания, бывший ярл направился к ближайшему дорожному переходу, не забыв в очередной раз поправить шарф.

Глава 2. Двойной хаос

Дискорд с намерениями, которые известны только ему, появляется на КПП научного центра.

Скромное по размеру помещение с единственным окном и столом, не подлежащим замене, называли раньше «кабинетом Полимата», «кабинетом Бикер», «кабинетом Шейда». От последнего в комнате ещё осталось несколько вещей: белое кресло, искусственный камин, портрет принцессы Селестии, скошенные полки, мало пригодные для размещения чего бы то ни было. Новые хозяева успели убрать разве что гимнастический турник под потолком.

В честь этих новых хозяев работники НИИ придумали свежее название, чуть более оригинальное: «Спотский кабинет». Начальником по приказу из Кантерлота был назначен пожилой теоретик Силлиест Тритс, приходящийся внуком по материнской линии последнему из представителей династии Спот. Сам последний представитель династии из кабинета практически не выходил, осуществляя реальное управление научным центром. Но стоило Блэкспоту отлучиться, внук ухитрялся одобрить или приказать что-то, от чего молодо выглядящий предок сначала впадал в ступор, а потом принимался неистово топать копытом по ковру.

— Зачем ты выписал экспериментальный генератор СВТЧ-1? – начался новый виток административных споров. – Он ещё не сертифицирован и не прошёл всех стендовых испытаний!

— Потому что они вежливо попросили, – с непробиваемым спокойствием ответил Силлиест Тритс. – Вообще, милая пара. Аккуратная. Обходительная. Муж и жена. Учёные. Нечастое явление. Я за свои годы три или четыре свадьбы коллег видел. Мда, не больше…

— Не играй со мной в досужие разговоры, – потребовал Блэкспот. – Ты без зазрения совести выписал под необозначенные цели неопробированную энергетическую установку. Неужели ты забыл на старости лет, что в прикладной магии «экспериментальный» означает «может взорваться когда угодно по неизвестной причине».

— Ой, не учи меня, старый ты брюзга! – ответил седовласый внук. – Ты наукой интересоваться стал последние лет пять. Мда, так как-то. А я с детства, да-да, с юности в научных кругах. Я разрешил Дэйдриму и Найтвиш взять генератор. Потому что они вежливо попросили. Потому что он у нас есть. И потому что я, метёлкин хвост, тут начальник!

Блэкспот посмотрел на пожилого внука с некоторой долей умиления.

— Хорошо, что ты тут не с начала начальник. Не то ты по кирпичику раздал бы весь НИИ. Но серьёзно, это самая мощная энергетическая установка. Одна-единственная в Стэйблридже. Семь с чем-то тысяч чар. Не многовато будет той паре учёных для опыта?

— Мож быть, и многовато, мда. Но просили самый мощный – так и дал самый мощный. Не утащат же. Ящик тяжёлый. Они пару дней как на нём работают. Так вот. И цело всё. Пока что. Ящик, стало быть, не только тяжёлый, но и надёжный, вот. О, мда, там, единственно, в холод лютый сбоить всё будет. Только вот, это, холод-то такой, скажи на милость, откуда возьмётся?

— В Стэйблридже всегда откуда-то берётся нечто, чего никто не ожидает, – проворчал Блэкспот, но уже на полтона спокойнее.

Разговор родственников перестал пробиваться сквозь массивную дверь, и один из ожидавших посетителей счёл это благоприятным моментом, чтобы зайти. С тихим предварительным стуком.

— Здравствуйте, Уайлд! – поприветствовал начальника службы безопасности Тритс.

Блэкспот ограничился приветственным кивком и про себя отметил, что по-прежнему чувствует волнение в присутствии бурого земнопони. Неуравновешенный любитель пневматического оружия успел за время руководства Шейда – единственного субъекта, которого бывший зоолог хоть немного слушался – вселить страх во всех сослуживцев. Народ даже тихо делился остротами вроде «не всякую красную лампочку на оборудовании я боюсь так, как идущего по коридору Уайлда». А вот Силлиест Тритс как пони, на долгое время оторванный от стэйблриджской жизни, Паддока Уайлда не боялся и общался с ним более чем доброжелательно. Слишком доброжелательно, по мнению Блэкспота.

— Чем, это самое, могу помочь? – спросил дэ-юре начальник НИИ.

— Я подаю заявление об уходе с должности, – холодно произнёс Уайлд и припечатал листок с заявлением копытом к столу. – В заявлении предлагаю Хэштриггера себе на замену. Состояние здоровья более не позволяет мне выполнять служебные обязанности.

— Как это? – вскинул брови Блэкспот. Его внук пока молчал, вчитываясь в текст заявления.

Перед тем как ответить, Уайлд поднял ногу и резким движением откинул гриву с шеи, открывая Блэкспоту участок, где куски разной по цвету кожи напоминали плохо склеенные фрагменты жёваного линолеума.

— На морде пока ещё не так заметно, – пояснил Уайлд. – Но обследование показало, что деградация искусственных тканей идёт по всему телу. Это больно. Медикаменты помогают справиться с болью, но из-за них у меня нарушается концентрация и слабеет разум. Так что я не в состоянии выполнять работу начальника службы безопасности.

— Батюшки-матушки! – вздохнул Силлиест Тритс. – Это ж как вас вообще угораздило-то?

— Я участвовал в экспедиции на Ураганные острова, – неохотно ответил Уайлд. – Взял с собой непроверенный образец оружия. Образец дал сбой. Это исключительно мой просчёт, поэтому в заявлении я не прошу пособий и каких-либо доплат по болезни.

— И что, вас никак нельзя… подлечить? – с долей сострадания в голосе спросил профессор.

Паддок Уайлд тряхнул головой. Волосы земнопони вернулись на место, но лишь частично скрыли тот кошмар, который представляла из себя шкура бывшего зоолога.

— Единственный эксперт, которому удалось бы что-то сделать – Дресседж Кьюр, – печально произнёс он и тут же вернулся к холодному, лишённому эмоций тону. – Впрочем, я не надеюсь на чудесное исцеление. Я должен был погибнуть ещё тогда, на Ураганных островах. Протезированием врачи выиграли для меня несколько месяцев, и я им благодарен.

Автоматическое перо, поднятое магией Силлиеста Тритса, уткнулось в лист бумаги и оставило на нём витиеватую роспись.

— Как-то так вот, да, – сбивчиво и просторечно бубнил начальник НИИ. – Час от часу не… Мда, что ж, освобождаю вас от занимаемой должности. Посвятите остаток вашего времени на то, что сочтёте нужным. Я бы посоветовал…

Советы профессора Тритса не успели прозвучать, потому что из встроенного в стол динамика раздался тихий призывный писк. Блэкспот сразу же сорвался с места, чтобы склониться над кнопками управления коммуникатором и небольшим нововведением – монохромным экраном низкого разрешения.

«Регистрирую аномальный паттерн на КПП-1», – высветилось там сейчас.

Блэкспот придвинул микрофон на гибком стержне и связался с одной из подземных лабораторий.

— Покажи мне, – попросил он у невидимого и молчаливого собеседника.

Экран представил весьма условное отображение КПП-1 и окружающего ландшафта. Всё было одноцветным, состояло из точек и линий, из простейших узоров, которые, накладываясь друг на друга, формировали полную картину. С помощью этих узоров или паттернов машина под названием «Призрак» различала окружающий мир, который пыталась увидеть через полосы фиксации – плоские серебряные планки, с недавних пор украшавшие многие стены НИИ.

— Оставь только аномальный паттерн, – дал команду Блэкспот.

Количество точек и линий на экране начало стремительно убывать, пока не осталось лишь одно неидентифицируемое скопление. Серый единорог наклонил голову сначала в одну сторону, потом в другую. Ему не сразу, но удалось рассмотреть в паттерне лапы, рога и хвост. И как только фрагменты сложились в окончательную картинку, Блэкспот чуть ли не подпрыгнул.

— Красная тревога! – рявкнул он в микрофон. – Дискорд на территории научного центра! Максимальный протокол отключения!

За окном, во внутреннем дворе НИИ, тут же начала выть сирена. Записанный заранее голос начал уныло уведомлять, что в данном случае тревога не учебная, что все эксперименты должны быть прекращены, все приборы выключены, а все данные измерений с этого момента признаются недействительными. Потускнел и потух даже вмонтированный в стол начальника экран, поскольку система «Призрак», последовав запущенному протоколу, перешла в «режим сна».

— Ваше, Уайлд, последнее официальное задание, – хмуро заметил Блэкспот. – Проследить, чтобы визит Дискорда вызвал минимальный ущерб. Учтите, что у него масса всяких хитростей в запасе.

Земнопони понимающе кивнул и прямо через одежду взвёл крепившееся на ноге устройство.

— У самих пневмострелы найдутся… – пробормотал Паддок Уайлд.

— Ох-хо-хо! – неожиданно прозвучал пришепётывающий голос прямо из микрофона. – Меня ещё нигде так не встречали, чтобы прямо торжественно и с музыкой.

Мгновением позже Повелитель Хаоса изволил лично появиться в кабинете. Но только верхней своей половиной, просочившейся прямо через стойку и мембрану микрофона.

— Возможно, вы про меня слышали, – сообщил Дискорд. – Я первый, последний и единственный из драконикусов, Дискорд, Всемогущий Повелитель Хаоса.

Блэкспот, которого гость своим появлением отогнал от стола, не упустил возможность высокомерно заметить:

— На табличке в кантерлотском саду, между прочим, другое значится.

Колкость достигла цели – Дискорд, хранивший не слишком тёплые воспоминания о проведённом в виде статуи времени, поморщился.

— Всё последствия недоаликорномания, – сообщил драконикус.

— Недопонимание, только с аликорнами! – сообразил Силлиест Тритс, который тоже любил выдумывать нарушающие грамматику термины.

— Вам, наверное, интересно, почему я покинул своё измерение и появился у вас в кабинете? – поинтересовался Дискорд. Он наконец соизволил обрести нижнюю половину туловища – вытащил её из ящика стола и прикрепил к себе застёжкой-молнией, которая потом моментально исчезла.

— Гораздо интереснее, когда ты обратно свалишь, – прошептал Паддок Уайлд, не сводивший с драконикуса шокоразрядной пушки.

Дискорд же продолжил подстраиваться под окружение: на нём возник белый халат учёного и пара очков с прямоугольными стёклами. Завершая имитацию, драконикус одним движением ладони зачесал волосы – и оба рога – назад.

— Я бы очень хотел помочь, поспособствовать вашей так называемой науке, – сообщил визитёр, завершив маскарад.

Двое из трёх присутствующих сотрудников НИИ были категорически против подобной идеи и выражали своё отношение к заявлению драконикуса с экспрессией, достойной лучших эквестрийских мимов. А вот Силлиест Тритс выглядел так, словно только что нашёл на улице ценную монетку.

— Конечно, обстоятельства нехарактерные, мда, – произнёс он. – По бумагам оформлять вас придётся. Хотя бы формой ноль-два-одиннадцать-бэ… Но я так думаю, ваше сотрудничество обернулось бы нам на пользу. Нельзя же упустить возможность узнать хоть чуточку про ту… эту… хаотицкую магию, коей вы, с позволения сказать, прославились.

— Ах, как замечательно! Я полагал, что найду здесь кого-то понимающего, – ответил Дискорд, сделав ударение на последнем слове. После чего приосанился и поправил чёрный галстук-бабочку, внезапно дополнивший его «костюм учёного». Галстук сразу же захлопал «крыльями» и улетел в сторону окна, начав биться в стекло.

Паддок Уайлд вопросительно взглянул на второго по старшинству начальника. Блэкспота в очередной раз злила мысль, что фиктивно посаженный в кресло профессор единолично принимает глобальные решения, но в конфликт с Повелителем Хаоса единорог вступать не хотел. Поэтому дал знак начальнику охраны, чтобы тот не проявлял агрессии.

— В таком случае, многоуважаемый мистер Дискорд, вы наверняка согласитесь помочь мне в одном эксперименте? – поинтересовался Силлиест Тритс, вытаскивая из недр стола пару предметов, которые единорогам НИИ давно набили оскомину.

Это были белый матовый шар и продолговатая линейка, схожая по виду с кьютимаркой профессора. Два предмета шли в неразрывном комплекте и служили для измерения уровня магии по уникальной, не признанной и десятком учёных шкале. Силлиест Тритс последние полвека обращался к различным колдунам, собирая экспериментальные данные. Получалось так себе: по собранным данным принцесса Луна оказалась могущественнее принцессы Селестии, но обе они капитально уступали принцу Блюбладу – профессор списывал это на аномалии аликорнизации.

— Я не думаю, что ещё раз выпадет возможность замерить лично вашу магию, – сообщил седой единорог, придвигая матовый шар ближе к Дискорду. – Но если вы осуществите хоть небольшое колдовство с этим невзрачным, а иначе и не скажешь, предметом, то… ежегодная научная премия мне обеспечена, – с хитрой улыбкой добавил он.

Дискорд с видом непревзойдённого профессионала размял пальцы на одной лапе. Потом на второй. Потом на третьей, которая высунулась из кармана халата. Силлиест Тритс уже приготовил измерительную линейку, когда драконикус отстранился:

— Я сомневаюсь, что получится зафиксировать нечто настолько скоротечное, как моя магия. На столь маленьком предмете такое невозможно.

— Но попробовать… – не отступал Тритс.

Дискорд покрутил головой, словно выискивая в кабинете вещь, которая должна была испытать участь, уготованную белому шару. Начальнику охраны такое поведение не понравилось.

— Только посмей тут что-то тронуть, – грозно предупредил Уайлд, – стребую с тебя по полной стоимости. Найду и лично шкуру сбрею! Понял?.. А вам, профессор, – сменил вектор претензий земнопони, – настоятельно запрещаю проводить эксперименты вне сертифицированных зон. Вы ещё не освоились, так что пока предупреждение устное. Но если я… Гм… Если мой преемник заметит нечто подобное, то вы ответите по всей строгости устава. Для моего отдела авторитетных интеллигентов нет!.. Что?

Последний вопрос адресовался Дискорду, который прервал изучение вещей в кабинете и теперь пристально смотрел на расшумевшегося Уайлда. Причём из-за специфического размера глаз было непонятно, разглядывает драконикус искалеченную шкуру пони или крепившийся к его ноге пневмострел.

— В принципе, почему бы и нет? – задумчиво произнёс Дискорд и звонко щёлкнул пальцами орлиной лапы.

Быстрее, чем кто-либо успел моргнуть, Паддок Уайлд сменился белым силуэтом самого себя. Силуэт исказился, а после на ковёр кабинета – поверх внушительной коллекции оружия земнопони и его любимой куртки – опустился бурой масти пёс, который незамедлительно принялся рычать и лаять на драконикуса.

— Итак, замерили что-нибудь? – спросил Дискорд, зависнув в воздухе на высоте каминной полки. Он нарочно свесил пониже кисточку хвоста, чтобы скалящийся кобель попытался ухватить её зубами.

Силлиест Тритс отвлёкся на собачьи прыжки, упустив, что вопрос обращён к нему. Справившись с замешательством, седой пони заметил, насколько преобразилась линейка. Теперь единорог любовался на кусок дерева, не треснувший и не сломавшийся, но загнувшийся в диковинное кольцо, вывернутое к профессору исключительно внешней стороной.

— Э-э-э… – почесал загривок глава НИИ. – Наверное, я скажу, что, в общем-то… да? Я, правда, ни в зуб копытом, как вот это вот трактовать, но… презабавно.

— Я не думаю, что это презабавно, – встрял Блэкспот, – когда наш начальник службы безопасности скулит и гавкает.

— Мда… – вздохнул Тритс. – Тут вот я, пожалуй, не найду контораргумента. Мистер Дискорд, если вас это не затруднит, верните нам сотрудника.

Драконикус посмотрел из-под потолка на бесновавшееся внизу животное, скептически покачал головой и собирался ответить, что охотно выполнит вежливую просьбу. Но в это мгновение через всю комнату пронеслось светло-жёлтое зарево. От окна оно промчалось в сторону двери и вполне сошло бы за отблеск садящегося солнца. Вот только день едва начался, а зарево благополучно ушло сквозь стену кабинета, оставив после себя звуки падения и вопли. Источником и того, и другого стал Дискорд, которого на полу настигла кусачая месть.

— Уайлд, фу! – немедленно отреагировал Блэкспот и попытался отогнать экс-жеребца. Но тот и сам отступил за край ковра, успев предварительно тяпнуть обидчика.

— Ай! Ой! – Драконикусу пришлось зацепиться лапой за столешницу, чтобы подняться. Даже после этого его продолжало кренить и пошатывать. Но он лишь безостановочно щёлкал пальцами, словно никак не мог добиться нужного звука.

— Что такое? Что случилось? – засуетился в своём кресле Силлиест Тритс. – Неужели так сложно вернуть нам нашего Паддока Уайлда?

— Нет… Я не… Не могу… – растерянно произнёс Дискорд. – Ничего не могу…

Он продолжал магические манипуляции с очевидным отсутствием эффекта.

Блэкспот посмотрел на встревоженного драконикуса. Потом на вилявшего хвостом пса-Уайлда.

— Срочно вызываем медбригаду, – постановил бывший ярл.

Профессору Соубонс троица заинтересованных личностей отрезала все пути к отступлению из палаты. Учитывая хрупкое телосложение доктора, манёвр с окружением удался легко.

— Что вы думаете, доктор? – поинтересовался фактический начальник Стэйблриджа.

— Какие мысли? – просторечно спросил юридический начальник. Дискорд своего вопроса не озвучил, но вряд ли он отличался от уже прозвучавших.

— Что я думаю? – повторила Соубонс. – Какие мысли?.. Мысли такие, что мне пора взять всю справочную литературу и выкинуть в ту мусорную корзину. Она в данном случае бесполезна.

— Хоть что-то позитивное, доктор? – не унимался Блэкспот.

— Ну, – Соубонс приподняла налобное зеркало вместе с частью светло-розовой чёлки, – исходя из моих наблюдений, опираясь на опыт лечения больных со стандартной физиологией, а также на результаты звуковой терапии… Те, что мне удалось разобрать… Могу с уверенностью заявить, что пациент жив…

Дискорд с наигранным почтением хлопнул пару раз верхними лапами. Скромная аудитория – всех прочих медработников и пациентов временно перевели в другие палаты – жест не оценила, поэтому драконикус добавил устное поздравление:

— Замечательное заключение, доктор! А я ещё сомневался в прогрессе эквестрийской медицины!

— Давай-давай, шути-шути, – без тени сарказма отозвалась Соубонс. – Через пару дней тебя на аутопсию привезут, тогда я шутить буду.

Железобетонная уверенность, с которой сделала своё замечание глава медслужбы, заставила драконикуса прикрыть челюсть.

— Так всё ж таки чего-то есть в плане диагноза? – оживился Силлиест Тритс.

— Выводы не окончательные, но… – Соубонс магией перенесла над головами единорогов продолговатые чёрные полотна с белыми узорами костей. – Анамнез затруднён особенностями физиологии, но здесь, где, видимо, полагается быть пищеварительному тракту, ничего нет.

— Как это? – не понял Блэкспот.

— Учитывая природу пациента, склоняюсь к мысли, что абсорбирование питательных веществ его организмом осуществляется иным образом. Наша пищеварительная система использует жидкостные реакции, чтобы выделить из пищи энергию, потому что иным путём мы её получить не можем. Но если есть альтернативный путь, – Соубонс поменяла снимки местами, – то пищеварительная система станет рудиментом и деградирует до полного поглощения организмом. Внутреннее строение пациента указывает именно на такой процесс. Причина, очевидно, в том, что пациент получал энергию, перерабатывая энергию. Энергию хаоса. Она полностью заменила ему процесс переваривания и усвоения пищи. К счастью, не атрофировала дыхательную и прочие висцеральные системы, иначе без своей магии он и минуты не прожил бы. А так у нас есть сутки-другие до истощения организма.

Слушатели из числа единорогов внимали речи доктора медицины, и, оправдывая своё родство, почти синхронно кивали. Пациент же, убедившись в серьёзности ситуации, изволил притихнуть. Но ненадолго.

— У меня и прежде отбирали магию, – сообщил Дискорд. – Я, как вы сами заметили, живой.

— Когда и как это случилось? – в интересах диагностики спросила Соубонс.

Драконикус горделиво выпрямился.

— Когда Тирек захотел напасть на моих друзей, я мужественно заступился за них и принял неравный бой. Я почти победил, но Тирек оказался сильнее и отнял мою магию.

— По-моему, я слышал иной вариант истории, – шёпотом произнёс Блэкспот.

— Потом Тирека победили, не без моей помощи, конечно, – невозмутимо продолжал Дискорд, – и вся отнятая им магия возвратилась к владельцам.

— Как долго вы существовали без магии?

— Час. Может, два.

— Очевидно, что вы не успели почувствовать симптомы своего состояния. Чем дольше вы существуете без магической подпитки, тем хуже работают ваши органы. Лёгкая усталость будет первым симптомом. В перспективе – утрата трудоспособности, истощение, высветление пигментации эпидермиса, потеря сознания. Плюс полная утрата иммунитета, что сделает любую повседневную инфекцию неизлечимой и смертельной. В общем, если нет возражений, я бы изолировала пациента в стерильном пузыре, пока ещё не поздно…

— Возражения будут, – тряхнул головой Блэкспот. – Если он останется лежать в медкрыле, трудно будет установить причину феномена. Скоупрейдж ждёт меня и Дискорда в ЛК-6. Он подготовил список артефактов, которые потенциально способны поглощать магию хаотической природы. Нужно экспериментировать, проверяя их эффекты.

Соубонс собиралась возразить, но тут сам пациент захотел принять участие в решении своей судьбы. В голосе и поведении Дискорда сложно было не заметить раздражение, вызванное бессилием – прежде податливое тело теперь не без усилий сползло с койки на пол.

— Я лично знаю артефакты, которые на меня могут повлиять. Поимённо, – заявил драконикус. – Если у вас имеется хоть один из них, то, первое, я его сразу узнаю, и, второе, весь ваш бастион знаний в огромной опасности. Чтобы отнять мою магию и удержать её, требуется сила, которой не обладает ни один аликорн.

— То есть речь идёт о магической энергии в диапазоне выше шести тысяч чар, – со знанием дела сообщил эксперт измерения магии Силлиест Тритс.

— Тем более нет причин медлить, – настойчиво произнёс Блэкспот и поманил за собой драконикуса. Соубонс хотела, во имя врачебной этики, опротестовать «выписку» пациента, но её внимание отвлёк Силлиест Тритс.

— А что там со вторым нашим больным? – спросил начальник НИИ.

— Стремительно меняется, – ответила кобылка. – Как сообщил ваш продолговатый гость, заклинания Хаоса мощны, но недолговечны.

Главврач посмотрела на белый халат учёного, который висел на Дискорде, пока тот не снял его перед обследованием, а сейчас благополучно забыл на вешалке. Поэтому пара учёных могла собственными глазами убедиться в правоте слов драконикуса – сотканный из магии халат уже расплылся по краям, и через него заметно просвечивала вешалка.

— Уайлд скоро вернётся в прежнее состояние. Он растёт и набирает вес, полагаю, вследствие ускоренного роста костей. – Соубонс, словно желая убедиться в правоте своих слов, зашагала к своему кабинету, чтобы проведать пса-Уайлда. – Я, кстати, весьма рада наблюдать подобный процесс трансформации. Это, по сути, первый в истории случай… – Доктор приоткрыла дверь и замерла с выражением смешанного со злостью ужаса.

Силлиест Тритс начал волноваться, что со «вторым пациентом» случилось нечто плохое, но стремительная реакция метнувшегося в кабинет доктора, а также последовавшие за этим рычание и поскуливание, убедили его в обратном.

— Ты зачем, свинья, сову разодрал? – доносилось из кабинета. – Что она тебе плохого сделала?

— Какие-то проблемы? – Тритс заглянул в кабинет, который по-зимнему украсили клочья ваты.

Соубонс была увлечена отчитыванием массивного кобеля, лишь немного уступавшего ей ростом. При этом доктор махала у пса перед мордой разорванной почти пополам плюшевой игрушкой, из которой при каждом движении вылетали новые клочки ваты, а в глазах гибридного существа периодически проскальзывало виноватое выражение.

— Чем тебе сова помешала, а? Лежала тут на радость маленьким пациентам. Нет, надо было изгрызть!..

— Очевидно, в нём просыпаются привычки зоолога, – попробовал обратить ситуацию в шутку Тритс. Попутно он наблюдал, как пёс-Уайлд теребит задней лапой ухо.

— Знаете, что?.. Тьфу! – Соубонс сплюнула случайно попавший ей на язык кусочек ваты. – Я буду наблюдать за обратной трансформацией, заперев его в ЛК-19. Там портить нечего.

— Не возражаю, – сказал официальный начальник. Судя по глазам пса-Уайлда, тот возражал, но, в итоге, смирился со своей участью.

Силлиест Тритс не особо торопился в лабораторные комплексы отдела прикладной магии. Блэкспот с экспериментами над Дискордом, очевидно, справлялся сам, иначе бы уже звал внука по общей связи. А таких вызовов не поступало – был лишь один от Соубонс, которая передавала, что пациент Уайлд начал терять шерсть на брюхе и проявляет зверский аппетит.

Выслушав это, пожилой пони нацелился на ближайший лифт на цокольный этаж, решив мимоходом проверить последствия недавно принятого решения. Не потому, что слова про генератор СВТЧ-1 возымели эффект. Просто старику хотелось поболтать с молодой парой энтузиастов, чем-то напоминавших мечтательного профессора в юности.

Впрочем, когда Тритс открыл двери подземной лаборатории своим начальническим ключом, все образы, как-то связанные с юностью, из головы единорога выветрились. Он увидел посреди комнаты колонну из окутанных облаком искр жёлто-фиолетовых, словно непрестанно текущих снизу-вверх столбов, напоминающую фонтан, накрытый магическим мешком. Постамент «фонтана» образовывало кольцо из металлических пластин с синеватым отливом. В пластинах зияла масса отверстий как снабжённых регуляторами, так и пустующих. Неподалёку от пульта размещался пресловутый ящик с маркировкой «СВТЧ-1», от него в самое дно постамента уходили постоянно подрагивающие кабели. Вторая энерголиния соединяла пульт с сотрудниками НИИ.

Тритсу оставалось лишь предполагать, что он видит перед собой Дэйдрима и Найтвиш, потому что громоздкие латы скрывали находящихся внутри земнопони целиком, от кончика хвоста до кончика носа. Тянущиеся из головы каждой металлической фигуры кабели выглядели своеобразными высокотехнологичными гривами. Силлиест не пытался предположить, сколько времени семейная пара потратила на создание этих доспехов, превращавших их в угловатые утюги на ножках.

Несмотря на явно огромный вес защитных костюмов, оба учёных непостижимым образом умудрялись без особых затруднений лавировать среди своей аппаратуры, переключать рычаги, крутить верньеры, нажимать кнопки. И громко переговариваться, перекрикивая лязг и грохот своей «спецодежды».

— Абсорбция ноль-два, – прозвучал голос жеребца из недр двигающейся металлической статуи синего цвета. – Неприемлемо низкая. Надо сдвинуть порог кей-слияния.

— Если сдвину порог кей-слияния, обратный импульс нарушит герметичность поля, – сообщила Найтвиш, чей доспех отличался от доспеха мужа красным цветом.

— А если десинхронизировать чар-волны на один-точка-три по продольной?

Красная «жестянка» на секунду задумалась.

— Может сработать, – сообщила она и передвинула пару бегунков на ближней к ней консоли. Чтобы дойти до следующей, ей пришлось со скрипом – самым настоящим скрипом – опускаться на четыре конечности, неуклюже поворачиваться и делать петлю по помещению, чтобы не задеть кабели. Во время этой прогулки в поле зрения Найтвиш – очень ограниченное смотровыми щелями в шлеме – попал наблюдающий за разворачивающимся перед ним действием единорог.

Пару секунд пони не реагировала. Потом со скрипом подняла ногу и стукнула по броне напарника. Видимо, эти действия должны были привлечь его внимание эффективнее, чем простой окрик.

Силлиест Тритс терпеливо ждал, пока второй «консервированный по самый хвост» учёный закроет дверцу контрольной панели и сумеет повернуться на месте.

— Ага, кхм. – Профессор, убедившись, что «примагнитил» к себе внимание семейной пары, решил сказать пару слов. – Я тут заглянул вас проведать. Потому что мне наговорили всяких волнительных фактов про отданный вам генератор. ЗавНИИ у меня очень настойчивый в этих вопросах субъект. У вас, как бы, никаких претензий к генератору нету?

Два бронированных пони по мере возможности переглянулись.

— Нет, – с оттенком удивления в голосе произнесла Найтвиш.

Удивление, как думалось Тритсу, возникало оттого, что седой профессор вёл себя отнюдь не как начальник, заставший подчинённых за не входящей в исследовательский план деятельностью. Седой единорог не сыпал упрёками и обвинениями. Во-первых, он уже вполне осознал, что происходит. Во-вторых, если «во-первых» было верно, то любое неосторожное слово могло привести к крайне печальным последствиям.

— Вот и славненько, что хорошо у вас так всё работает! – мягко сообщил профессор, изучая образец экспериментальных технологий. – Будет работать плохо, вы уж не стесняйтесь. Сообщайте. Я заинтересован, чтобы все сотрудники НИИ располагали исправным оборудованием. Лучшим в своём роде, мда. Так вот как-то.

— Э-э-э… Спасибо, – произнесла Найтвиш. Её супруг из-под синих доспехов ответил на порядок жёстче:

— Профессор, сейчас вы не должны никуда уходить, пока мы не закончим наш эксперимент. Это просьба. Мы не хотим превращать её в требование.

Тритсу оставалось только улыбнуться – притвориться старым, ничего не соображающим маразматиком и покинуть под этим предлогом опасную парочку явно не вышло. Да и смысла в бегстве профессор не видел, звать на помощь кого-то не планировал. Если в подземной лаборатории двое пони творили то, что Тритс думал, не помогла бы вся кантерлотская армия.

— У меня, собственно, дел-то никаких особых нет, – ответил он. – Разве что есть один опечаленный драконикус. Лишившийся своих магических сил. Но о нём в медкрыле позаботятся. А я тут посижу-посмотрю, да. Потому что… почему бы и нет?..

Начальник НИИ принялся с непринуждённым видом ходить по подземной лаборатории, демонстративно сохраняя дистанцию между собой и полусобранным оборудованием. Он ждал ответной реакции двух учёных, и те не разочаровали.

— А что там с драконикусом? – спросила Найтвиш, в то время как Дэйдрим молча вернулся к прикручиванию чего-то к чему-то.

— Лежит, бедный, хворает. Ему без его магии, вот так новость, жизни нет.

— Что ж, он это заслужил, – после небольшой паузы произнесла Найтвиш. В этот момент её супругу надоело возиться с шуруповёртом. Он протянул копыто в сторону Силлиеста Тритса, и на пути единорога выросла решётчатая стенка. Через мгновение возможность перемещения в стороны была пресечена аналогичным образом. Профессор уселся на пол с видом несправедливо обиженного интеллектуала.

— Милый, не нужно такой агрессии! – тут же попросила Найтвиш. – Мы же договаривались, что никому вредить не станем.

— Милая, он нам мешает, нарочно отвлекает наше внимание! Ты ведь всё ещё не синхронизировала чар-волны. Половина реле не пашет. А время уходит.

— Да-да, конечно, ты прав, – донеслось из-под красных доспехов. Найтвиш, повторяя действия мужа, отвернулась от запертого в клетке профессора, принявшись что-то делать с контрольной панелью, из-за чего непрерывно мерцающие столбы фиолетово-жёлтой магии начали издавать резкие немелодичные звуки.

Силлиест Тритс, наблюдая за работой учёных пони, в то же время отмечал скорость истаивания удерживающей его клетки. Так как она растворилась в воздухе буквально за несколько минут, он сделал вывод, что обращённый против него хаос ещё далёк от дискордовых высот.

— Конкретного желания вас отвлечь у меня нету, – сообщил профессор, когда от клетки не осталось и следа. – Болтовня моя просто синдром возраста. Не попытка вас помучить. Я просто так говорю. Даже без цели. Какая у меня может быть цель? Какая хитрость? Ведь ясно-очевидно, что вы умные пони и свой злой план всё равно не расскажете.

Пока Дэйдрим пытался понять, куда делась созданная им решётка, Найтвиш отреагировала на тонкую психологическую игру именно так, как и планировал единорог:

— Наш план не злой! Мы наоборот! Мы восстанавливаем истинный порядок вещей в природе!

— Милая, помолчи, – предостерегающе попросил Дэйдрим.

— Ой, да брось! – Супруга попыталась отмахнуться, но в доспехах смогла лишь приподнять копыто над полом. – Профессор Тритс умный. Если мы всё ему объясним, он согласится, что мы правы и действуем во имя благой цели.

Дэйдрим, скорее всего, боролся с собственными представлениями об «уме» профессора, но в итоге решил уступить супруге. Однако не раньше, чем создал вокруг Тритса два слоя кирпичных стен без крыши.

— Несколько лет назад мы и вправду занимались ботаникой, – начала рассказ Найтвиш. – Именно тогда мы обратили внимание на однонаправленные процессы изменений, присутствующие у всех растений и прочих объектов. Мы в нашей статье в «Научном вестнике Балтимэйра» отметили наличие в процессах окружающего мира стремление к самопроизвольному уменьшению энергии и деградации материи.

— Ещё дай ссылку на конкретный номер и страницу, – недовольно произнёс Дэйдрим, продолжавший игру «заставь этот клятый переключатель работать».

— Так вот, мы практически доказали, что все явления окружающего мира имеют в основании одну нетипизированную константу, коэффициент, уменьшающий их согласованность. И эта константа называется «хаос».

— Очень интересно, – честно признал Тритс, стены вокруг которого успели вернуться в небытие.

— Весь мир стремится к хаосу, и хаос есть итог существования мира, – высокопарно изрекла Найтвиш. – Поэтому вместо того, чтобы растить на грядках редиску, мы решили посвятить свои исследования реально важному делу. Делу приведения мира в состояние эквифинального хаоса.

— На это способен лишь Дискорд, не так ли? – обогнал рассуждения кобылки седой учёный.

Он решил немного поторопить череду рассуждений, потому что Дэйдрим добился очевидного прогресса с оборудованием: жёлтое поле заискрило ярче, а кабели, входящие в его костюм, задрожали сильнее. Пожилой профессор опасался, что подобные игры с энергией хаоса могут привести к аварийно-катастрофическому сценарию для вверенного ему НИИ.

— Поэтому мы и отправились к нему, чтобы овладеть искусством создания хаоса. Мы нашли дорогу в то секретное измерение, в котором он обитает.

— А он над нами посмеялся и телепортировал прочь, – злобно заметил Дэйдрим.

— И тогда мы поняли, что Дискорд утратил понимание сути вещей. Он предал хаос, от которого получил своё могущество. Променял его на дружбу и прочую ерунду. Мы решили, что можем прийти на смену Дискорду и продолжить дело по обращению мира в хаос. Видимо, он почувствовал наши эксперименты и явился сюда, к нам. Но мы, пусть и не всё успели сделать, оказались быстрее в главном – заполучили его магию. Теперь, когда мы закончим технические приготовления, то возьмём чары под контроль. И Эквестрия примет свой надлежащий облик.

Уши профессора Тритса рефлекторно прижались к голове – он теперь понял, в насколько нехорошей компании оказался. Он подозревал, что пара учёных экспериментирует, изучает, конспектирует и по неведению нарушает ход вещей. Но теперь ему открылось, что под устойчивыми к воздействию хаоса доспехами спрятались две фанатично одержимые личности, которые закрыли своё сознание от всех идей, кроме одной безумной. Надежда остановить Дэйдрима и Найтвиш последовательной серией логичных аргументов исчезла.

— Вы, конечно, извините, – поднялся с пола профессор, – но так в научном сообществе дела не делаются. Да и в молодости моей не делались. Неслыханно, знаете ли. Хоть бы вы двое пообщались с коллегами. Обсудили бы планы с начальством. С главой государства, в конце-то концов. Что за тяга к самоуправству такая?

Тритс намеренно изменил манеру как речи, так и поведения. Теперь он открыто бросал вызов двум опасным личностям, надеясь, что они без промедления используют энергию хаоса.

— Нашу статью в «Научном вестнике» подвергли насмешкам, – вспылил Дэйдрим. – Нас не пустили на научный конгресс, назвав фантазёрами. Теперь, когда повсюду установится хаос, мы будем теми, кто смеётся. А голоса таких, как вы, останутся беззвучны!

Дэйдрим совершил несколько магических пассов, чтобы упрятать профессора Тритса в непрозрачный ящик из какого-то приятного на ощупь, но незнакомого материала. Вот только заткнуло это профессора минуты на полторы. После этого ящик прекратил существование.

— Чтоб учёный мир начал воспринимать вас надлежащим образом, – произнёс единорог, – необходимо прикладывать надлежащие усилия. Ваши попытки меня сдержать на таковые не тянут. Всему ключ практика. Причём, скажу прямо, практика базовых вещей. Элементарных манипуляций. А вы сразу обращаетесь к сложным материям. И садитесь в лужу. Куда это годится?

— Вы ещё скажите, что учить нас собираетесь? – иронично заметил Дэйдрим.

— А как иначе? Если вас школьный курс логики и синтетезии… да, в моё время это так называли… ничему не научил. Кому-то научить надо? А то так и будете наступать на столь знакомые вам, огородникам, садовые грабли.

— Допустим, мы вас слушаем, – после паузы произнесла Найтвиш. – Что вы советуете?

— Да право, деточка, ничего кардинально сложного. Самое примитивное. Какую-то задачку с пропорциональным усложнением. Ну, вот, – профессор изобразил неспешную работу мысли, – скажем… Чего-то в голову всё не то лезет… О! Ага! Задачку на смену климата. А чтобы попроще – температуры. Вот, приучаясь к хаосу, нетрудно всё тут заморозить. Льдышкой сделать. А вот что трудно, так это плавно холоду напускать. Смогёте ли вы?

Супружеская пара в противохаотических доспехах шушукалась. За их медлительностью крылись сомнения – учёным не хотелось провалить выполнение даже такой простенькой задачи, а успех никто не гарантировал.

Дэйдрим решился первым – вытянул окованную металлом ногу и стал медленно приближать её к полу. Подчиняющаяся ему частичка хаоса принялась неспешно отбавлять градусы температуры в лабораторном помещении. Через несколько секунд Силлиест Тритс заметил вырывающийся из ноздрей пар дыхания.

— Очень хорошо, – заметил он. – Но явно не предел. Лет семь назад путешествовал я в местах близь Як-Якистана. Так там такую погодку называют «лето».

Дэйдрим молча принял вызов и продолжил вдавливать пустоту в пол. Найтвиш забеспокоилась, что магия хаоса у супруга вот-вот истощится, и добавила свои усилия. В комнате стало ощутимо холодно, однако профессор Тритс стоически перебарывал дрожь.

— Ох, помню, бабуля моя меня ругала, что я без шапки гулять выбегаю. Так тогда мороз зимний страшнее был. Это что, это тьфу. – Профессор вынужденно прикрыл рот, так как почувствовал, что скопившаяся под языком слюна начала стремительно замерзать. Спустя вдох-другой Тритс понял, что воздух вокруг почти превратился в лёд, идеально подходивший для вечного хранения профессора, в порыве безумства бросившего вызов силам хаоса.

Хотя всё вокруг уже покрылось инеем, земнопони пытались доказать, главным образом себе, что способны решить простую задачку на применение мощных чар. И когда доказательство стало практически неопровержимым, стоически поддерживающий поле генератор СВТЧ-1 тихо пискнул. Он погасил индикаторы, принципиально отказываясь генерировать магию в таких условиях. Прежде чем Дэйдрим и Найтвиш сообразили, что произошло, озаряющий помещение фонтан света исчез, и, подобно чаю из разбившейся чашки, еле различимая в затопившей помещение темноте энергия хаоса ринулась в стороны. Однако почти сразу нашла вектор движения и исчезла, пройдя сквозь потолок над головой промёрзшего до костей Силлиеста Тритса.

И ничуть не больше времени понадобилось, чтобы с громким хлопком потеснённого воздуха в подземной лаборатории появился драконикус. Первым делом он создал торшер на высокой ножке, который драматически включил, позволяя свету упасть на его рассерженную физиономию.

— Вы! Двое! Так и знал, что это ваши проделки! Надо было не болтать с вашим начальством, а сразу вас в порошок стереть! – сквозь зубы произнёс Дискорд.

Он сразу же попытался что-то сотворить с неподвижными пони, но броня отразила заклинание. Драконикуса это разозлило ещё больше. При свете постепенно оттаивающих и восстанавливающих свою функциональность ламп он материализовал в лапе массивный гвоздодёр и медленно двинулся в сторону Дэйдрима и Найтвиш.

— Ох, что я с вами сделаю, когда вытащу из этого металлолома…

Силлиест Тритс с усилием распрямился и стряхнул с груди ледяную крошку.

— Ничего вы с ними не сделаете, – спокойно произнёс профессор. – Устав НИИ запрещает вам чинить тут расправу. Деятельность этой пары, к слову, устав также запрещает. Но это уже разбираться будет согласно эквестрийскому законодательству.

По морде Дискорда читалось, что он всякие уставы и законы ел на завтрак, и это, возможно, соответствовало действительности. Но гордый начальник научного центра отступать не собирался. Даже перед Повелителем Хаоса.

— Вы здесь незарегистрированный посетитель. Так как не заполнили форму ноль-два-одиннадцать-бэ при пересечении контрольно-пропускного пункта. Так что ваши действия можно расценивать как вторжение. Причинение ущерба. Угрозы сотрудникам НИИ. И прочее хулиганство. И я более чем уверен, что отдельные принцессы и некоторые их подруги крайне огорчатся. Когда узнают, что вы позволили себе подобное поведение. Без заполнения соответствующего формуляра.

Дискорд прищурил свои разновеликие глаза, оценивая серьёзность слов единорога. Затем сокрушённо развёл лапами. При этом как бы случайно саданул гвоздодёром по шлему Дэйдрима, отчего последний болезненно вскрикнул. Профессор Тритс происшествие проигнорировал.

— Ладно, разбирайтесь тут с вашими «гениями», – уступил Дискорд. – Но если я сочту, что их наказание недостаточно строгое…

Для острастки драконикус хотел согнуть гвоздодёр, но тот согнулся сам, зашипел и, выскользнув из его лап, пополз куда-то к дверям лаборатории. Чем немного озадачил даже хаосотворца.

— Отвык… – бросил Дискорд и, щёлкнув пальцами в нужной тональности, телепортировался прочь.

Силлиест Тритс повернулся к неподвижным металлическим фигурам, внутри которых шевелились настоящие пони.

— Ну, что ж, – сказал профессор, – пройдёмте к месту задержания.

— Тут будет проблема, – донёсся горестный голос Найтвиш. – Мы только при помощи магии хаоса могли в костюмах двигаться. Без неё никак.

— Нам без посторонней помощи уже не вылезти, – подтвердил её слова супруг.

— Вот уж не было печали, – вздохнул Тритс. – Я ведь не в том уж возрасте, чтобы железки такие тягать. Ладно. Сейчас пойду приводить помощь. Только не уходите никуда, – с улыбкой добавил он, переступая порог лаборатории.

Силлиест Тритс в кресле начальствующей персоны читал медицинское заключение главврача в присутствии обозначенного в нём пациента. Читать получалось с трудом, потому что единорог то и дело посмеивался.

— При повторном посттравматическом обследовании запрыгнул на больничную койку, принялся плясать и петь какую-то песню про яблоки, – процитировал Тритс один особенно понравившийся ему момент, – чем вызвал переполох среди персонала и пациентов всего медицинского крыла.

— Это всё остаточные влияния магии хаоса, – буркнул всё это время смотрящий в сторону Паддок Уайлд.

— Допустим, – произнёс профессор и продолжил чтение. Теперь он перескочил через пару абзацев: – Эпидермические воспаления и деградация покровных тканей, регистрируемые при последних обследованиях, не обнаружены, из чего следует, что клетки организма обрели кратковременные регенеративные свойства.

Земнопони приподнял гриву, демонстрируя лишённую шрамов и потемнений шкуру.

— Очевидно, когда Дискорд превращал меня, он уничтожил имплантированную синтетическую ткань, чтобы на её месте появилась нормальная собачья шерсть. В процессе обратной трансформации натуральная пёсья шкура стала натуральной шкурой пони, полностью устранив заболевание, из-за которого я подал заявление на увольнение.

— То есть Дискорд вас исцелил?

— Не думаю, что это входило в его планы, – поспешно ответил Уайлд, – но да. Врачи диагностировали полное выздоровление. Поэтому я хотел бы забрать вчерашнее заявление и возвратиться к обязанностям начальника охраны.

До этой фразы присутствовавший в кабинете Блэкспот хранил понурое молчание. Ещё пару часов назад единорог радовался – от уверенности, что именно его предложение поместить посох легендарного мага Форчфавра в камеру Абсолютной Изоляции позволило Дискорду воссоединиться с магией. Теперь, когда внук детально рассказал, что произошло на самом деле, пони искал, на ком бы выместить грызущую изнутри досаду. Попытка бывшего начальника охраны вернуться в должность предоставила такую возможность.

— Я бы не стал торопиться с принятием подобного решения, – посоветовал Блэкспот, наблюдая, как начальник НИИ достаёт из стола заявление Уайлда. – Ваши методы, Паддок, вызывают сомнения в плане рациональности и безвредности.

— И что это должно значить? – нахмурился бывший зоолог.

— Только то, что вас брал на работу крайне нетребовательный директор, – невозмутимо пояснил бывший ярл. – Краулинг Шейд не озаботился проверить вашу пригодность для должности начальника службы безопасности, что прямо противоречит правилам трудоустройства. Конечно, советник по науке мог себе позволить игнорировать предписания… – Блэкспот запнулся, мельком взглянул на источник внезапного шума, которым оказался Силлиест Тритс, и, прежде чем осознал увиденное, успел продолжить: – Но сейчас подобное не приветствуется, так как…

Тут до Блэкспота наконец дошло, что обозначенный шум вызвала чернильница, которую профессор Тритс опрокинул на лежащий перед ним лист бумаги. И теперь пожилой единорог, быстро вернув прозрачную фигурку птички, полную тёмной жидкости, в вертикальное положение, печально таращился на растекающуюся кляксу.

— Я всё исправлю, – заверил он, создавая волну магии.

Заклинанию полагалось уничтожить чернильную кляксу, но, поскольку особой разборчивостью чары не отличались, пропал и находившийся под ней текст. То есть почти всё содержимое заявления Уайлда. Причём лёгкая улыбка на морде профессора подсказывала, что чернильница потеряла устойчивость отнюдь не случайно.

— Ой, как нехорошо вышло-то! – переигрывая, заволновался Тритс. – Как назло, я копию-то не распорядился сварганить. Забыл. Память подвела… Возраст своё берёт. Вот что тут поделать? Беда, беда… Но заявления теперь нету, увы!.. Может статься, что вам, Уайлд, угодно новое написать, да я так понимаю, оно ни к чему совершенно.

У замначальника начал дёргаться глаз.

— Да ты!.. Да чтоб тебя!.. Силли, ты опять самовольно!.. – Бывший ярл изо всех сил сдерживался от просящихся на язык формулировок, чтобы не обидеть внука и официального руководителя. – Решения такой важности, как утверждение руководителя второстепенных служб, требуют обязательного обсуждения со мной. Ты вчера сам согласился с этим!

— Я ж тебе говорю – память подводит уже. Чего ты от старика хочешь?

Силлиест Тритс покомфортнее устроился в кресле, готовясь вяло переругиваться с Блэкспотом, уже приступившим к монологу «Посадили начальника на мою голову».

— Пожалуй, я пойду, – произнёс восстановленный в должности Уайлд. С тем же успехом он мог удалиться молча, так как никому из спорщиков уже не было до него дела – дискутировали они исключительно по вопросам обоюдной наглости и компетентности.

Глава 3. Альтернатива

Советник по науке Краулинг Шейд обнаруживает, что оказался фантастически далеко от родной для себя Эквестрии.

Первозданная белизна окружающего его света была нарушена вкраплениями и едва различимыми тенями иных цветов. Абсолютная тишина внезапно сменилась множеством различных звуков, словно вокруг рухнула какая-то стена.

Он не понимал, что происходит – инстинкты ночного летуна и обострённые чувства ещё не проснулись. Но разум, взывавший к ним, уже заработал и начал искать ответы. Искать объяснение тому обстоятельству, что он жив вопреки собственным поступкам и желаниям.

Краулинг Шейд с огорчением признал, что больше не замерзает в снегу на просторах Кристальной Империи. Его, по всей видимости, нашли и привезли в госпиталь, на мягкой койке которого он теперь лежал. Подобный исход относился к ожидаемым, ведь советник по науке – личность, без сомнения достойная масштабных поисков по всему заснеженному северу. Бэт-пони был слишком важен для правительниц Эквестрии, чтобы те отпустили его и позволили сгинуть в порыве безумия. Огорчение от этого факта, подобно мутной воде, расплылось по сознанию Шейда.

— Кажется, он приходит в себя, – прозвучало слева.

Шейд и правда приходил в себя, но пока не определился, в какую из половин своей личности. Одна, эгоистично преисполненная горечи личной утраты, была неспособна найти повода к дальнейшей борьбе, к дальнейшему существованию, и потому мутила сознание. Другая сторона Шейда – остатки ответственного управленца, призывавшие переоценить всё прожитое и продолжать путь – были слоями воды, пытавшимися вымыть из разума песчаную массу самоуничижения. Пока что бэт-пони, обнаружив, что смерть его ещё не настигла, пробудил в себе вторую сущность, решив отбросить в сторону гнетущие события прошлого. Хотя бы на время. Пока что-нибудь вновь не взбаламутит мысли.

Шейд приоткрыл глаза; нависающая над ним смутная, мало отличающаяся от тени фигура подсказала советнику, что у койки стоит врач. Он моргнул, и фигура разом стала чётче. Пони со светлой шерстью. Немолодая и, если недавние слова принадлежали ей, словно специально убивающая в своём голосе любые эмоции.

На какую-то секунду Шейд пожелал увидеть рядом с собой зелёный силуэт. Но это было невозможно. Пони, из-за которой он затеял самоубийственный поход навстречу метели, никогда больше не заговорит с ним. Не предстанет перед его глазами. Шейд знал это как никто другой. Он был рядом, когда Дресседж Кьюр умерла. Он лично поспособствовал этому. Совершил непростительный, уничтожающий личность акт, после которого не смог собрать свои желания и принципы заново. Не смог очистить воду своей личности от грязи своих поступков.

Светлая пони, чьи контуры обретали чёткость – медсестра, судя по характерной шапочке, – хлопотала возле ящиков. Затем подошла, и, судя по лёгкой боли в плече, сделала какую-то инъекцию. Шейд, покопавшись в памяти, смутно припомнил её. На одной из медицинских конференций пони представили как медсестру Рэдхарт из Понивилльского госпиталя. Тогда их знакомство закончилось после пары банальных фраз. И вот – вторая встреча, сопровождаемая аккуратными дозами «Циафтина», выравнивающего систолическое давление.

Рядом с белым силуэтом возник жёлто-оранжевый. Его контуры, его запах, его голос – Шейд назвал бы их знакомыми, если бы не нотки надменности, свойственные какому-нибудь провинциальному бюрократу.

— В каком он состоянии? Выяснили причину обморока?

— Ещё нет, комендант Бикер, – произнёс голос Рэдхарт.

Картинка перед глазами Шейда постепенно обретала привычное многоцветие. Теперь он, прищурившись, мог разобрать и черты мордочки медсестры, надвинувшей шапочку почти на самые брови, и жёлтую единорожку, представшую почему-то в белом кителе с заколкой над левым карманом. А чуть дальше с другой медсестрой разговаривала известная Шейду особа – профессор Эмблинген. Она больше всего походила на тот образ, что хранил в памяти бэт-пони, разве что носила какой-то странный берет с красными лентами.

Бикер, Эмблинген… У этих единорожек была одна общая черта. Даже не черта, а строчка в биографии. И как только Шейд это осознал, он решил, что понял суть происходящего. Конечно же, он не мог оказаться в такой компании без причины. А причина крылась в том, что он умер. И теперь видит мир за гранью своей жизни, где есть лишь те, кто покинул бытие прежде него.

Хотя стоявшая рядом – но так, чтобы не попадать в поле зрения Бикер, – медсестра Рэдхарт догадку опровергала. Насколько Шейд знал, ничего печального и катастрофического с Понивиллем не произошло, тамошнему госпиталю ничего не угрожало.

Заметив явно осмысленное движение клиновидных зрачков, Бикер обратилась к Шейду напрямую:

— Советник Шейд, вы меня слышите?

— Да, – сразу ответил бэт-пони. Ему почему-то хотелось без лишних промедлений начать изучать этот мир, сочетавший в себе здравствующих и почивших.

— Вы понимаете, где вы находитесь?

Выражение замешательства не успело проявиться на морде Шейда, так как Рэдхард, следуя должностным инструкциям, вооружилась маленьким фонариком и принялась изучать состояние клиновидных зрачков бэт-пони. Комендант Бикер вынужденно ушла с пути медсестры, из-за чего тут же пришла в ярость.

— Куда ты лезешь, тварь безрогая! – внезапно рявкнула комендант на пони с крестом и сердечками на кьютимарке.

Рэдхарт отступила к больничной ширме и, как подумалось Шейду, с радостью бы спряталась за неё. Потому что Бикер в один момент из спокойно-рассудительной пони превратилась во властно-агрессивную. Фактически на пустом месте.

— Забыла своё место, ничтожество? – вновь рыкнула Бикер. Она наступала на поникшую медсестру так, будто планировала вдавить её в ширму. Или в стену за ней. Единорожка даже подняла ногу, чтобы снять строгого вида фуражку с вырезом для рога на козырьке. Это простое действие напугало Рэдхарт сильнее всего. Но Бикер вдруг передумала и вовлекла в разбирательство коллегу: – Эмблинген, уберите эту мерзость отсюда, пока я её не испепелила!

Пожилая единорожка оперативно встала между Бикер и Рэдхарт, после чего быстро вывела последнюю из помещения. Каких-либо слов успокоения или поддержки от Эмблинген не прозвучало.

— Прошу извинить за поведение этой недопони. – Комендант опять перешла на угодливый тон, отчего общение с ней стало для Шейда ещё менее приятным. Уж слишком силён был контраст с тем, как секунду назад единорожка кричала на земнопони. – Вы на военной базе Стэйблридж. Десять минут назад, во время важного эксперимента, вы потеряли сознание и были доставлены в медзону… – Последовал лёгкий вздох. – К тем кривокопытным, что называют себя врачами.

В сознании Шейда, заставив осесть мутный ил жизненных трагедий, поднялась и укрепилась уверенность, что ему незнакомы нормы и правила происходящего, и созрела потребность незамедлительно их прояснить. Шейд решил использовать тот факт, что Бикер общалась с ним, как с равным. И немного приврать в тон её словам.

— Никогда не считал медработников достойными уважения, – произнёс Шейд, чувствуя, что накопил достаточно сил, чтобы слезть с койки. Попутно он осмотрел свой мундир – тёмно-фиолетового цвета ткань, пуговицы в форме полумесяцев и странный отличительный знак, крепившийся на воротнике. Это был крупный металлический значок в виде расправленных перепончатых крыльев, отличавших расу бэт-пони. Только эти обвели белым контуром.

Воспользовавшись моментом, Шейд изучил и китель Бикер. Пуговицы-полумесяцы, судя по всему, являлись основой общего стиля. Над карманом также крепился значок – красного цвета капля на фоне белого стилизованного изображения магического поля с чуть заметными звёздочками. А на околыше фуражки – странный знак, вроде стремящегося вверх сине-голубого пламени.

Странности окружения множились. Одного украшения, некогда присущего образу единорожки, на месте не было.

— Простите, могу я спросить, куда подевались ваши очки? – вежливо поинтересовался бэт-пони. Бикер вздрогнула так, будто ей в затылок зарядили снежком.

— Очки? Что за глупости вы говорите? Я никогда их не носила! Потому что моё зрение идеально. Иначе бы мне не выдали знак чистоты крови. – Бикер подцепила заколку с красной каплей. – Только высокородные, сильные в магии и здоровые граждане Империи могут его носить.

«Так, вот теперь это серьёзно», – подумал Шейд, временно прикусив язык. Загадок становилось всё больше, а любой глупый вопрос или неосторожное слово с его стороны могли ухудшить ситуацию. Требовалось искать ответы, желательно, скрывая своё непонимание от окружающих.

— Так что со мной случилось? – попытался сменить тему Краулинг Шейд. Перед тем как ответить, Бикер убедилась, что в комнате находятся только она и бэт-пони.

— Вам стало плохо, когда мы начали тестовую проверку Исказителя. Вы потеряли сознание. Я остановила эксперимент, а Эмблинген доставила вас в медицинский барак.

— Но эксперимент прошёл удачно? – с деловым видом осведомился Шейд. Бикер грустно покачала головой.

— Эксперимент не успел толком начаться. Что не очень хорошо, ведь Императрица ждёт нашего отчёта в ближайшие часы. Вы ведь помните, насколько Императрица не любит долго ждать. Больше этого она не любит только отчёты о неудачах.

Речь коменданта оборвалась, вызвав чуть слышный вздох Краулинг Шейда. Он так надеялся, что сейчас одним ответом прояснит для себя, когда Стэйблридж успел стать военной базой, и что за Императрица объявилась в Эквестрии. Пока что самая правдоподобная догадка, какую смог найти разум советника по науке, заключалась в том, что его схватили чейнджлинги, которые зачем-то устроили неправдоподобный спектакль.

— Так, – произнёс Шейд, стараясь держаться как можно увереннее, – чтобы понять причину неудачи, мне необходимо видеть мою медицинскую карту. И документы, касающиеся этого эксперимента. Сопоставив то и другое, я смогу…

— Ваши медицинские записи у нас отсутствуют. Так как ваш народ высочайшим указом избавлен от ряда формальностей, включая обязательную верификацию личных данных.

— Да-да, – моментально согласился Шейд. – Признаюсь, этот момент от меня немного ускользнул.

— Я смогу предоставить вам записи, касающиеся Исказителя, которые вы смотрели несколько часов назад, – сказала Бикер. – Но только в моём кабинете. Как и в прошлый раз.

— Так и поступим! – кивнул Шейд.

Он тихо порадовался возможности изучить Стэйблридж, рассчитывая, что внешний вид и, возможно, случайные встречи объяснят ему суть происходящего. В какой-то степени он не ошибся.

Комендант вежливо остановила советника и указала на головной убор, который, по всей видимости, принадлежал Шейду. Как чуть позже выяснилось, шапки или причёски, их имитирующие, входили в комплект любого местного костюма.

Пристраивая между ушей с кисточками круглый красный матерчатый купол с лиловой окантовкой и приглаженным павлиньим пером, бэт-пони подумал, что предпочёл бы полную верификацию данных подобному наряду.

Полутёмный медицинский барак сменился на почти тёмный плац военной базы.

Первое, за что зацепился взгляд ночного летуна – высокие внешние укрепления с орудийными башнями и прожекторами, рассекавшими темноту ночи. А над ними – слепящий лик луны с тёмным профилем. Причём немного отличающимся от того, что помнился Шейду. На стенах и между зданиями постоянно встречались патрульные группы. Из единорогов или из бэт-пони. Народу вокруг было слишком много, и вели они себя слишком сознательно, чтобы поголовно принять их всех за чейнджлингов. Так что эта версия из головы Шейда выветрилась. Новая, пока основывавшаяся на косвенных подозрениях, лишь только формировалась.

Советник смотрел на незнакомый ему Стэйблридж, где даже кладка стен отличалась от привычной. Здания выглядели мрачно и грозно, окон было заметно меньше, они приобрели узкую вытянутую форму. Некоторые строения удивляли странной нескладностью – словно фундаментом занимались не те пони, что возводили стены и крышу. К стенам каждого дома или барака сотрудники базы приделали фонарь на кованой подпорке, в отделку улиц и оград добавили как можно больше светлых камней, мягко светящиеся разноцветные линии и стрелки-указатели изготовили в трёхзначном количестве. Всё это позволяло двигаться через лабиринты складов и полигонов к административному зданию, где Бикер пообещала угостить Шейда горячим напитком. Как подобает заботливой хозяйке или верной государственной служащей.

Паре пони пришлось подождать на одном из перекрёстков, пока группа земнопони, руководствуясь зелёными ориентирами, провезёт мимо массивную излучающую установку. Шейд в этот момент не мог определиться, что вызывает у него большую неприязнь – исхудалые эквестрийцы, которых фактически заставляли тянуть за собой внушительную платформу, или тройка сопровождающих устройство единорогов в сине-белых халатах, которые на этой платформе катались. Один свесился с края, чтобы отчитаться, что устройство успешно отработало цикл в шестьдесят залпов. Комендант Бикер сдержанно кивнула. Шейд сделал вид, будто не испытывает ни малейшего интереса, и не стал задавать лишних вопросов. Хотя с каждым шагом по военной базе испытывал всё большее желание узнать предысторию происходящего.

И те крохотные ростки идеи, посеянные ночной тьмой и мышекрылой стражей, расцвели пышным цветом, когда в личном кабинете Бикер обнаружилась огромная картина, занимавшая чуть ли не половину стены. На всех входящих в кабинет холодным взглядом, блестяще переданным посредством масляных красок, смотрела чёрная кобыла-аликорн в кирасе и шлеме. Её бирюзовые глаза с узкими зрачками, острые зубы и метка, словно состоящая из жидкой тьмы, могли принадлежать лишь одному существу, упоминаемому в хрониках Эквестрии.

Найтмер Мун.

— Вот, – резко произнесла Бикер, выкладывая на стол папку с документами, края обложки которой фиксировала мерцающая магическая печать. Комендант бросила заклинание, и печать, вспыхнув, потемнела. Шейд отвернулся от гигантского портрета. Надпись «Империя Вечной Ночи», оттиснутая на корешке секретной папки, удивления уже не вызвала.

— «Исказитель», – прочитал Шейд надпись на внутренней части обложки. Он делал вид, будто не слишком внимательно пролистывает страницы, хотя на самом деле вглядывался в каждую строчку. Бикер этого не замечала, так как усиленно давила на кнопку вызова.

Доверенный секретарь, в котором Шейд легко узнал понурого Рэдфилда, изволил задержаться примерно на полминуты. За что получил невероятный по эмоциональности нагоняй, завершённый приказом обеспечить коменданта и советника чашками редкого по нынешним условиям чая.

— Чего так долго? Ты опять там свою книгу про кузнечиков читал? – агрессивно спросила Бикер, когда секретарь вернулся в кабинет.

— Про саранчу, – мимоходом ответил Рэдфилд, расставляя чашки на столе.

— Кузнечики, саранча. Без разницы! – фыркнула комендант. – Они давно повымирали. Жалко, что все недопони за ними не отправились… – Бикер жестом отправила секретаря за дверь. Просто чтобы не раздражал.

Тем временем Краулинг Шейд вчитывался в конструкторскую документацию и записи, касающиеся магических преобразований. У него в голове ясно выстраивалась картина невероятного по масштабу изобретения, предназначенного для выполнения одной-единственной задачи. И всё из-за одного события, случившегося некогда в другом Стэйблридже. Лаборант Скоупрейдж умудрился разбить Ментальный Реверсификатор, честно поклявшись собрать его заново. А теперь Шейд смотрел на проект огромного Реверсификатора – напоминавшего трубу телескопа устройства, способного вместить в себя до десяти пони, и имеющего собственный источник магической энергии. Исказитель был не просто развитием идеи переноса сознания во времени. Судя по заявленным формулам и прилагающемуся описанию чар, он предназначался для обхода того, что представляло собой настоящее. Уникальный транспорт, переносящий прочь из текущей линии событий в иную точку с двенадцатью координатами пространства и времени.

— Эти записи про Исказитель я видел. Ничего нового, – соврал Шейд, отыгрывая роль «Шейда». – Есть ли какие-то сведения, касающиеся эксперимента, которые не задокументированы? Любой факт, даже любой слух способны объяснить, что пошло не так.

— Слухи, сплетни… – произнесла Бикер, размешивая сахар в чашке. – Их масса самых разных. Про ход войны на Севере с кристальными пони. Про успехи и неудачи Солярного Круга, который всё никак не прекратит борьбу против Императрицы. Про события, что происходят в Твердыне Ночи, в чаще Вечнодикого леса…

— Так есть что-то определённое? – спросил Шейд, имитируя раздражение.

— Есть одно донесение, – перешла на шёпот Бикер. Почему она говорила тихо, советник не очень понял. Рэдфилд давно отправился за дверь, а портрет на стене вряд ли мог что-то слышать. Хотя Шейд не удивился бы подобному страху перед изображениями Найтмер Мун. – Один из переведённых сюда охранников рассказывал, что около года назад в Твердыне Ночи появился лавандовый аликорн в компании с мелким драконом. Они говорили что-то про путешествия во времени. А потом, сбежав в лес, исчезли. И я не восприняла бы эти слухи всерьёз, но примерно в то же время Императрица приказала собирать сведения обо всех устройствах и заклинаниях, способных контролировать время. И буквально через пару дней мне поручили возглавить проект «Исказитель». Разве нечто подобное может быть случайным совпадением?

— Сложно сказать, – ответил Шейд. И, решив попробовать местный чай, скривился от его перчёно-горького привкуса.

— Знаю. Очень залежалые листья, – покачала головой комендант. – Зато они были выращены ещё под солнечным светом, а не под имитацией, не под визоновыми лампами. В этом плане кофе лучше. Но кофе… – смутилась Бикер. – Весь кончился ещё в первый год существования Империи. Даже я не смогла найти себе хоть сколько-то про запас. А биофлористы никак не могут добиться урожая при искусственном освещении.

— Будем рады тому, что есть, – резонно заметил Шейд. Однако к чашке с чаем больше не притронулся.

Комендант Бикер долго выспрашивала мнение советника по поводу неудачного эксперимента с Исказителем. Краулинг Шейд выдал в ответ несколько общих фраз, всё больше ссылаясь на усталость. В итоге единорожка в белом кителе отпустила высокостатусного гостя, приказав Рэдфилду проводить его до комнаты отдыха. Жеребец-секретарь, возможно, мог бы объяснить подробнее, как устроен этот мир, но своим видом показывал, что просто выполняет распоряжения и не горит желанием отвечать на вопросы.

Правда, когда серый пони и тёмно-серый бэт-пони достигли комнаты отдыха, первый показал, что впечатление обманчиво, а второй обнаружил, что его биография в этом мире куда интереснее, чем казалось прежде.

— Тебе удалось саботировать работу Исказителя? – осведомился Рэдфилд, когда его и бэт-пони окружила непреодолимая для звука магическая сфера.

— Саботировать? – переспросил Шейд.

— Ты вчера заявил, что для Солярного Круга крайне важно уничтожить Исказитель, – охотно пояснил единорог-секретарь. – У тебя получилось?

— Подожди, – поднял копыто Шейд. Ему требовалась минута, чтобы принять новую роль. – Нет, Исказитель сломать не удалось. Он как-то подействовал на меня, и я потерял сознание.

Рэдфилд, судя по поджатым губам, не ожидал такого ответа.

— Хм… – ненадолго задумался единорог. – Тогда, возможно, нам следует поменять цель. Вернуться к старому плану. Устранить коменданта.

Шейд молчал. В этот момент от него требовали принять решение, которое, скорее всего, повлияет на будущее этого мира. Не его мира. Ему с трудом далось признание самого факта существования вселенной, где Найтмер Мун устроила вечную ночь. А теперь ему предстояло либо выступить против сложившегося порядка вещей, причём без гарантий на успех, либо искать для себя выгоду в новых обстоятельствах. Или даже найти способ использовать Исказитель, чтобы переместиться обратно, в своё время.

Вот только – ядовитый ил тёмных мыслей снова поднялся со дна омута сознания – в том мире его не ждало ничего. Он потерял всё, что было ему дорого. Свою особенную пони. Свою работу. Возможно – если Исказитель работал как-то иначе, чем значилось в документах, – и жизнь тоже. Теперь эта вселенная была его вселенной. И он решал не за себя. За этот мир.

Но вязкую тьму недавних трагедий неудержимо потянуло обратно вниз. Советник словно отдалился от своей разодетой фигуры и насмешливо поинтересовался у себя: «Считаешь, что всё потерял? С каких пор ты приравнял весь мир к себе? В тебе одном, что ли, заключена вселенная?»

Тот Шейд, что видел ясно, тот Шейд, что смог отстраниться от утрат и эмоций, был абсолютно прав. В этом мире бэт-пони мог оказаться случайно. Но раз уж оказался… Он представлял свою реальность, реальность, которой угрожал Исказитель и тёмная воля, что распорядилась создать его. «Ты мог всё потерять, но это не даёт тебе права игнорировать существование других».

— Нет, – твёрдо произнёс Шейд, очистив своё сознание от песчинок апатии. – Смерть Бикер уже ничего не решит. Исказитель может быть закончен и при другом коменданте. Именно Исказитель мы должны уничтожить. Потому что иначе, – он решил выразиться предельно осторожно, – Императрица использует его, чтобы открыть себе путь в другие земли. И тогда там всё будет так же плохо, как в Эквестрии. Вот что мы должны остановить.

— Но как? Ты уже попытался…

— Я потерял сознание, видимо, потому, что позволил запустить Исказитель. Пока он не включён снова, его нужно сломать. Желательно весь. А его обязательно включат. Через пять часов назначен повторный запуск. Комендант Бикер намерена завершить проект и отчитаться перед Найтмер Мун как можно скорее.

— В этом вся комендантша, – кивнул Рэдфилд. – Она не остановится, если не остановить… Я могу добыть со склада взрывное устройство. Мощное. Если получится пронести его на испытательную площадку, поближе к Исказителю, то от него ничего не останется. Но просто так меня туда не пустят. А если прорвусь… Против Бикер и Эмблинген мне не выстоять, – с явной досадой отметил секретарь. – Двое на одного…

Советник позволил себе лёгкую тень улыбки. Он увидел возможность заняться тем, что у него получалось лучше всего – манипулировать чужими замыслами и навязывать своё мнение.

— Я позабочусь, чтобы Эмблинген во время повторного эксперимента не было, – пообещал Шейд. Бэт-пони переполняла уверенность, что если местная Бикер хоть немного похожа на знакомую ему единорожку, то вызвать у неё подсознательные страхи проблем не составит.

Охрана, пропустив двух пони высокого ранга, осталась стоять за массивными, окованными тонкой сталью дверями, за которые страже даже заглядывать запрещалось. Комендант Бикер и советник Шейд после гулкого удара створок остались вдвоём в подземной камере у самого основания Исказителя, где лишь пара тусклых ламп отмечала путь до шахты лифта.

Бикер позволила бэт-пони зайти в подъёмник первым, передвинула рычаг механизма в позицию «верхняя площадка» и почти повернулась к советнику спиной. Тем самым она показывала, что доверяет Шейду. А вот Эмблинген она уже не доверяла. Шейду стоило лишь высказать подозрение, что старая единорожка состоит в Солярном Круге, что она саботировала первый запуск Исказителя, а также повлияла на сознание советника, использовав какие-то врачебные хитрости. Кстати пришлось и «неоправданно мягкое отношение» главы медзоны к Рэдхарт. Остальные доказательства сознание Бикер придумало самостоятельно. И вот Эмблинген под надуманным предлогом была отправлена в соседний со Стэйблриджем город. За ней вдогонку полетела пара бэт-пони с приказом следить и фиксировать каждое подозрительное действие единорожки.

Шейд ждал такой параноидальной реакции. Ему горько было признавать, но он прекрасно понимал ход мыслей коменданта. От Бикер из знакомой Эквестрии её отличали лишь мелочи, вроде мундира с фуражкой. Жёлтая единорожка с оранжевой гривой выросла ревностно охраняющей свой пост, эгоистичной и нетерпимой к иным расам особой, но в условиях Империи Найтмер Мун эти качества приумножились, дав упоительно много власти.

Лифт медленно поднимался. Вокруг царила тьма, нарушаемая только чуть заметными во мраке полосами на стенах трубы Исказителя. Обстановка просто подталкивала к общению, и Бикер не заставила себя долго ждать.

— Советник, я правду слышала, что вы также отвечаете за казнь врагов Империи? – прозвучало из-под белой фуражки. Шейд, выдержав паузу, ответил так, как, по его мнению, мог ответить бэт-пони, соответствующий представлениям коменданта Бикер.

— Я не могу подтвердить эту информацию.

— Конечно, – опустила голову комендант. – Но предположим, не конкретизируя, что у вас есть некие обязанности при дворе. Не доводилось ли вам в процессе выполнения этих обязанностей видеть моего отца, Полимата?

Краулинг Шейд молчал, желая лифту двигаться побыстрее. По его ощущениям, он уже находился выше башен Кантерлота, хотя его просто обманывали темнота и беспрерывные скрипы механизмов. По чертежам до верхней площадки Исказителя было всего метров пятьдесят. Слишком мало, чтобы придумать правдоподобные ответы на все вопросы коменданта.

Впрочем, Шейду повезло. Бикер истолковала его молчание и паузы в дыхании как очередные «игры в секретность».

— Не волнуйтесь, советник, – слегка повернулась единорожка, – я не собираюсь сводить счёты. Это было бы несказанно глупо, учитывая, что обвинения против отца, приведшие его на казнь, формулировала я сама. Понимаете? К вам никаких претензий – вы лишь закончили то, что я начала. Избавили мир от одного упрямого идеалиста и позволили несостоявшемуся научному центру стать полезной для Империи военной базой…

— Я не понимаю, к чему вы клоните, – заметил Шейд, с радостью наблюдая, как расширяется полоска светлого пространства, означающая, что кабина подъёмника почти преодолела путь наверх.

— Я всего лишь хотела узнать, – после холодного комментария Шейда тон голоса Бикер стал совершенно ровным, – не было ли какого-то последнего пожелания?.. Последнего слова, которое старый учёный мог попросить передать?

Комендант протянула ногу и отвела в сторону железную сетку, не позволявшую в темноте выпасть из кабины. Она при этом как бы случайно загородила путь советнику. Убрать её с дороги мог или грубый приказ, или информативный ответ. Шейд, помня, что выполняет план, от которого зависит судьба нескольких миров, решил комендантшу не злить.

— Ваш отец хранил молчание, – произнёс бэт-пони. Этот ответ, как показала реакция единорожки, попал в цель.

— Естественно, – выдохнула Бикер. После чего позволила спутнику ступить на площадку, наброски которой лежали среди бумаг проекта «Исказитель».

От лифта до основной камеры вёл узкий мостик с перилами, прямой, как намерения главного архитектора. Всего двенадцать шагов требовалось сделать от квадратного подъёмника до круглой камеры, часть стены которой занимало обзорное окно, открывающее вид на переполненные энергией стержни и трубы, уходящие вниз на всю длину гигантской конструкции. Находясь там, с трудом удавалось поверить, что подобную мощь получилось обуздать десятком полукруглых шкал и подчинить рядом белых тумблеров. Но именно это конструкторы и сделали, причём в такой спешке, что пучки проводов, стелящихся от энергетической зоны к приборам, не успели скрыть под панелями или хотя бы убрать с пола.

Но Шейда не сильно интересовали приборы и змеящиеся энерголинии, о которых он читал в проектной документации. Он сразу обратил внимание на предмет, не включённый ни в один план. Кто-то, имеющий абсолютную власть и желающий всё контролировать, велел сделать подобие трона, плавно выступающего из дальней стены и позволяющего держать в поле зрения и застеклённую энергетическую камеру, и станцию с приборами. А некоторое количество рубильников и кнопок даже перекочевало на подлокотники кресла.

Компактность помещения развеяла все сомнения Шейда. Он ожидал увидеть механизм, открывающий ворота для огромной завоевательной армии. Но в данное помещение поместилась бы разве что армия бризи. Лучше всего конструкции Исказителя подходило слово «одноместный». Одноместная спасательная шлюпка. Естественно, это не значилось ни в одной строчке проекта. Правительница Империи не стала бы подписываться под своим желанием убраться прочь из мира, искажённого и отравленного её злой волей.

— До чего же мне нравится это зрелище! – произнесла Бикер, кивая на панораму энергетических стержней. – Энергетическая установка. Моя гордость. Когда Императрица привезла в Стэйблридж какие-то каменные шары, сообщила, что это Элементы Гармонии и объяснила, во что нужно их превратить… Я решила, что взялась за невыполнимое самоубийственное задание. Теперь гляжу на эту красоту как на напоминание, что даже я могу в чём-то ошибаться…

Шейд, глаза которого лучше видели полутёмные углы и стены, заметил, как кабина лифта, у которой он вернул на место ограждающую решётку, двинулась вниз. Как и планировалось. К несчастью, тьма не устраняла, а, напротив, усиливала звуки. И дребезжание механизмов лифта без проблем донеслось до ушей Бикер, которая тут же отвернулась от танцующих на стержнях силовой установки разрядов.

— Что за новости? Я его вниз не отправляла, – пробормотала единорожка в белом кителе и отправилась на мостик встречать непрошеных гостей.

Бэт-пони прекрасно знал, что за гость собирается присоединиться к изучению Исказителя, и лихорадочно соображал, как ему выполнить свою часть плана и отвлечь коменданта Бикер. Желательно, чем-то значительнее задушевного разговора. И он увидел полезный в этом деле предмет, оставленный кем-то из строителей. Некий пони мечтал сделать всё как следует, но был лишён здравого лимита времени. И додумался пропустить энергопроводящие кабели под железным обрезком трубы, который впопыхах прикрепил к месту двумя витками проволоки. Неизвестно, как весь этот соединительный кошмар держался до сих пор, но сейчас советник, для безопасности накрыв копыто опостылевшей ему шапкой, дерзнул выдернуть продолговатую железку.

Словно от резкого движения, внутри его сознания взболтался почти осевший на дно ил, принявший форму амбициозного самовлюблённого советника. Того советника Шейда, кто готов был идти через головы других, того, кто упивался злорадством, наблюдая за провалами и неудачами неугодных персон, того советника, кто видел себя за спинкой главного кресла в государстве.

Сейчас этот советник нашёптывал бэт-пони предостережения. Призывал одуматься прежде, чем рушить основы этой вселенной. Ведь здесь, в этом мире, он может встретить её…

Дресседж Кьюр. Драгоценный камень, погребённый в вязкой мути былых страданий. Бесценный бриллиант, что казался утраченным. Утраченным в ином мире, иной версии Эквестрии. Здесь история могла развиться по-другому. Здесь бэт-пони ещё мог обрести своё счастье. Всё, что от него требовалось – переиграть сложившуюся ситуацию. Помочь Бикер одолеть Рэдфилда, раскрыть заговор Солярного Круга. Прославиться на всю Империю. И найти свою Дресседж Кьюр.

Мутная взвесь сомнений, пелена заманчивых возможностей туманили рассудок. Даже зрение бэт-пони на секунду померкло. Ради того, чтобы найти Дресседж Кьюр, он мог бы сыграть по правилам этого мира. Но что это был за мир? Стоил ли он мимолётного счастья в компании одной пони?

Шейду требовалось понять, где в его мыслях поверхность, а где дно. Для этого ему нужно было лишь ответить на один вопрос.

Если представить, что Дресседж Кьюр жива… Если он по-прежнему любит свою особенную единорожку… Хочет ли он, чтобы она жила дальше в кошмаре мира Найтмер Мун?

Нет.

Одно слово, громоподобное при всей своей краткости, сотрясло разум бэт-пони. И весь песок досаждавших переживаний был смыт в забвение гигантской волной этого отрицания. Клиновидные зрачки оранжевых глаз сузились почти до прямой линии, демонстрируя ненависть советника к тёмной империи. И к её порождению, нацепившему белый китель.

В момент, когда комендант Бикер сфокусировалась на подъезжающей кабине лифта, желая понять, кто осмелился зайти в секретную зону Стэйблриджа, Шейд нанёс удар. Слишком мягкий для того, чтобы убить. Ведь он не планировал погубить именно коменданта. Шейд планировал уничтожить нечто более важное, нечто более дорогое для Найтмер Мун – её путь к бегству. Чтобы она жила дальше в том ужасе, который сотворила в Эквестрии.

Рэдфилд рысцой покинул кабину лифта и, осторожно обойдя лежащую на мостике Бикер, подошёл к советнику. Глаза единорога удивлённо забегали по маленькой комнатке, служившей сердцем громадной машины. Но осмотр продолжался всего пару секунд – вспомнив о задаче, боец Солярного Круга расстегнул застёжку едва не расползающейся по швам сумки. Внутри неё пряталось нечто похожее на тостер.

Пони-секретарь поставил сумку возле обзорного окна, после чего принялся усиленно дёргать чёрный рычажок на крышке «тостера». Провозившись с полминуты и так ничего и не добившись, единорог отогнул край сумки и снял боковую панель устройства, принявшись копаться в его внутренностях. Результаты исследования вынудили секретаря обессиленно сесть на пол.

— Проклятье! Батарея дохлая оказалась. Внутренний таймер бомбы не активируется.

— Это для нас плохо? – на всякий случай уточнил Шейд, до того предпочитавший молча наблюдать за работой опытного диверсанта.

— Смысл бомбы в том, чтобы поставить таймер и заблаговременно смыться, – невесело пояснил Рэдфилд. – Но именно это изделие лишено подобной особенности. Скотство…

Шейд даже не думал о том, чтобы обижаться на единорога. Очевидно, что тот хотел осуществить всё в соответствии с планом. И был жутко зол, что сбой произошёл на самом последнем шаге.

— Можно что-то сделать? – спросил советник. Рэдфилд, судя по скорости ответа, задавал себе этот вопрос последние секунд сорок.

— Начинка в порядке. Если начать каталитическую реакцию, всё взорвётся в лучшем виде. Но таймер, инициирующий реакцию, мёртв. Новый взять негде, хотя импульс вместо него может подать что-то другое… – Серый единорог поднял голову, и в его глазах отразилось мерцание энергетических потоков. – Есть альтернатива. Подсоединить бомбу к проводам обводного контура. Тогда Исказитель сам вызовет взрыв. Если его запустить. Но…

— Не останется времени, чтобы сбежать после запуска. – Бэт-пони закончил за Рэдфилда мысль, которую тот старательно приберегал напоследок. И этим, очевидно, вызвал последующую эскападу.

— Уходи, – призвал единорог, взмахнув копытом. – Я тут всё сделаю. – В подтверждение своих слов Рэдфилд принялся копаться в свисающих из-под панели проводах, выискивая те, что имели маркировку «обводной контур». – Спасайся. Ты важен для Солярного Круга. Многим помог, сфальсифицировал столько казней… Ещё многим поможешь в будущем. А я что?.. Так, посредственный сборщик сведений. Хоть полезное что-то сделаю. Уничтожу тут всё. Чтобы жена поняла, чего ради я лакейничал все эти годы. И чтобы сын мог гордиться…

Рэдфилд продолжал бормотать, исступлённо фиксируя кончики серебристых проводков внутри импровизированной бомбы. А Шейд не спешил внимать его призывам. Он повернул голову и посмотрел на подлокотник трона. Все ключевые кнопки располагались там – в месте, где их мог контролировать один-единственный аликорн. Приятно было осознавать, что конструкторское решение, утверждённое лично Найтмер Мун, послужит инструментом к уничтожению её планов.

Потом бэт-пони повернул голову ещё немного и увидел нечто, не внушающее подобной радости.

Комендант Бикер, от гривы которой вниз по мундиру шли красно-розовые разводы, приподнялась над мостиком, опираясь на перила. Как и всякий начальник, внезапно утративший контроль над происходящим, она игнорировала возможность просто уйти или привести подмогу – она решила, что сейчас лично всё исправит. Причём в охваченном яростью мозгу продолжали работать логика и рассудительность. Потому что целью для мстительного удара Бикер выбрала не Шейда, а единорога, который был для коменданта гораздо опаснее. Который сидел к ней спиной и никак не мог защититься.

Из-под перекошенной фуражки ударил мощный магический луч. Но цели не достиг. Потому что Краулинг Шейд, отвергнув сковывающие призывы своей самовлюблённой личности, решил, что в этот момент, в этом мире его жизнь не значит ничего, не имеет веса по сравнению с такой целью, как уничтожение Исказителя. И бэт-пони, к заметному неудовольствию пошатнувшейся после магического залпа Бикер, оказался на пути у смертоносного луча.

В обычной ситуации Шейда, наверное, испепелило бы на месте, но Бикер ещё не полностью оправилась от сотрясения, и вложенных в заклинание сил хватило лишь на то, чтобы отбросить бэт-пони. Вспышка и шум, с которым советника приложило об пол, отвлекли Рэдфилда от кропотливой работы. Секретарю хватило одного взгляда, чтобы оценить ситуацию, и прежде, чем Бикер закончила со свистом втягивать воздух сквозь зубы, в сторону коменданта полетел мощный порыв ветра. Единорожку отбросило и прижало к перилам, а в следующий момент коменданта просто перебросило через ограду, отправив в падение сквозь тьму к подножию Исказителя.

За мгновение до того, как шок прошёл, в голове Шейда мелькнула мысль о неотвратимости судьбы. А затем все его существо заняла единственная мысль – что сделать, чтобы не ощущать нестерпимой боли, избавиться от мучительной агонии, которая разбежалась по всем костям и нервам. Бэт-пони, склонив голову, бросил взгляд вниз. Увидел чёрную кромку большой раны, сочащейся красными каплями, впитывающимися в лоскуты костюма. А чуть дальше – белые полосы оголённых рёбер, прошедших процедуру лёгкого копчения. Мысль, что Рэдфилд не пострадал, утешила, но боль не убрала.

Спасённый единорог крутился вокруг, но постепенно приходил к выводу, который Шейд сделал сразу: даже пусти он всю одежду на перевязочный материал, жизнь бэт-пони это не спасёт. Раз так – Шейд усилием воли заставил себя не думать о зияющей ране. Потому что вместе с жаром магического удара испарились последние крупицы сожалений. Появилась кристальная ясность. Появилось полное понимание. Не своего поступка, но чужого.

Краулинг Шейд наконец-то понял, что двигало Дресседж Кьюр в её последний день. Понял, почему она рискнула своими мечтами, рискнула его планами. Понял, почему она до последнего рвалась кого-то спасать, рвалась бороться против любой угрозы. Пусть поздно, но он признал её выбор, поддержал его. И готов был повторить.

— А я хотел жребий кинуть, – прошептал бэт-пони, чувствуя, как воздух, рождающий новые волны боли, проходит внутрь груди. – Теперь уже не нужно… Ты… Ты там с проводками… закончил?

— Да. – В растерянном голосе Рэдфилда не хватало уверенности.

— Помоги… в кресло сесть… и уходи. – Взгляд оранжевых глаз уткнулся в украшенный россыпью кнопок подлокотник.

Рэдфилд колебался. Но понимал, что сомнения к цели не приближают. Шейд едва не потерял сознание, пока пытался забраться на место, которое предназначалось Императрице Ночи, откуда открывался чудесный вид на преисполненный дикой грации танец разрядов гармонизирующей энергии. И на блестящую красную дорожку, которую оставил по пути бэт-пони.

— Всё… беги… Расскажи Солярному Кругу… Если будет ещё один Исказитель… Нельзя позволить ему заработать… – произнёс советник. Одна мысль, которая не давала покоя, буквально заставила пережить ещё немного боли и сказать: – Рэдфилд… Знаю, вы не поймёте… Я плохо поступил с вами когда-то… Заставил покинуть… Эквестрию… Мне жаль…

Он обращался не к пони-секретарю, что направлялся к шахте подъёмника. А к Рэдфилду, которого вряд ли увидит когда-либо.

Когда-либо… Понимание времени начало покидать разум советника. Он мерил его лишь образами, вспыхивающими и тускнеющими перед ним. Остатками туманящегося сознания он отметил, что серый единорог добрался до кабины лифта. Уши с кисточками какое-то время ловили скрежет механизмов. И когда он утих, когда Рэдфилд оказался достаточно далеко, Шейд усилием выдернул себя из тёмного небытия. Ради одного последнего действия.

Не хитрого, не утончённого, столь свойственного придворному интригану. Нет, последний подвиг был прост – навалиться умирающим телом на консоль. Чтобы услышать, как завывает гармоническая энергия по ту сторону стеклянной камеры, и как лежащая на проводах коробочка издаёт лёгкий треск.

Белый свет, порыв холодного ветра. Неразборчивое мельтешение теней, испепеляемых яркими медицинскими лампами. Бэт-пони подобное уже ощущал. И не ожидал ощутить снова.

Пошевелиться мешало скопление трубок. И неимоверное одеревенение всего тела. Шейд не мог даже понять, где и как лежат его ноги, да и есть ли они у него вообще. Тогда бэт-пони попытался издать какой-нибудь звук, но и это оказалось невозможным из-за вставленной между раскрытыми челюстями и уходящей в глубину горла трубки. Вместо осмысленной речи с губ сорвалось лишь невнятное сипение.

Шейд утратил чувство времени и не осознавал, что больше часа пытался позвать Дресседж Кьюр, пока у больничной койки собирался медперсонал. Лишь когда до ушей с кисточками донёсся знакомый голос, бэт-пони вышел из забытья.

— Дружище, ты меня слышишь? Понимаешь? – спросило жёлтое пятно с белой колышущейся верхушкой. Таким получился бы образ земнопони, помещённый в запотевшее кривое зеркало.

— Энд… лесс… – прохрипел Шейд, почувствовав, что злосчастную трубку из его пасти аккуратно вытащили. – Где… я?..

— Слава аликорнам! – прозвучало от золотистого земнопони. – Ты к нам вернулся. После стольких недель. И, возвращаясь к сути вопроса, ты в своих владениях. В «Си-Хорс».

Эндлесс надумал то ли погладить друга по щеке, то ли смерить температуру. Шейд не стал выяснять, а слегка сдвинул голову в сторону. События, которые ему помнились, вынуждали задать принципиально важный вопрос:

— Кто сейчас… правит… Эквестрией?

— Э-э-э… – Земнопони ожидал любых пожеланий и распоряжений от лежащего на койке товарища, но, очевидно, не готовил доклад о политической ситуации. Однако быстро нашёлся с ответом: – Официально – её высочество принцесса Селестия. Фактически, скорее всего, его величество Случай…

Шейд позволил себе легко вздохнуть и сомкнуть веки. Ответить с подобной демонстрацией чувства юмора мог только один Эндлесс в одной известной Шейду вселенной.

— Я вернулся… – смог произнести бэт-пони. Эндлесс истолковал фразу по-своему.

— Мы тебя вернули, – сообщил он. – С трудом. После четырёх месяцев манипуляций с жизненными показателями. Ты очень старался нас покинуть, и, объективно…

Эндлесс углубился в медицинские термины, которые периодически произносил неправильно, чередуя их с проклятиями в адрес врачей и лекарств. Из этого пояснения Шейд, постепенно начинающий ощущать, что действительно жив и вернулся в свой мир, уяснил только то, что чуть не умер, но стараниями персонала «Си-Хорс» выжил. Содержательную версию истории Эндлесс представил через пару дней, когда бэт-пони достаточно набрался сил, чтобы сидеть в койке, слушать и, главное, поведать своё видение своих приключений.

— Иная вселенная, говоришь? Мир победившей Найтмер Мун? – дёргал ушами Эндлесс. – Да, это пережить, конечно, веселее, чем валяться без сознания с нитевидным пульсом, излечиваясь от обморожения и ожидая пересадки органов.

— Что со мной случилось?

— Тебя пару дней пытались вылечить в Мэйнхеттане, – объяснил Эндлесс. – Чуть не добили. Потому что пока лечили от обморожения, у тебя окончательно сдала печень, которую ты всю жизнь травил таблетками… К счастью, я был в Центре Океанографии и вовремя про это узнал. И чтобы переправить тебя на «Си-Хорс», мне пришлось обратиться лично к Селестии. В кантерлотском дворце. Через систему МАГиСТр, – по нарастающей рассказывал земнопони.

— Ты от имени Магистра попросил о моей транспортировке? – встрепенулся Шейд.

— Да. Пришлось. Но это не самое плохое. Селестия удивилась моему появлению. И даже обратилась к Магистру, назвав твоё имя… Точно так, – кивнул Эндлесс в ответ на удивлённый взгляд товарища. – Ей известно, что ты выдавал себя за Магистра. Возможно, она давно об этом знала. Так как отметила, что ты не первый советник, проворачивающий дела за её спиной, но по масштабности тебя сравнить не с кем.

Шейд позволил себе ухмылку. Теперь некоторые события стали понятнее. Например, почему Селестия не слишком часто напоминала про требование поймать Магистра. Или почему из всей библиотеки Эндлесс положил на тумбочку только книги, посвящённые эквестрийской юриспруденции. Включая сборник «Сто способов развлечь себя в тюремном карцере».

— То есть в Эквестрии меня ждёт арест и приговор?

— Тут я не до конца понял. Достоверно установлено, что ты теперь не советник по науке. Лишаешься всех придворных привилегий. И доступа к государственным деньгам, между прочим, что для «Си-Хорс» весьма печально. А уж остальные вопросы подсудности тебе лично с принцессой решать придётся. Когда окончательно поправишься… Кстати, готов предложить тебе помощь. Как квалифицированный юрист.

— Посмотрим, посмотрим… – отмахнулся Шейд.

— Ага. Сейчас главное, что ты жив и поправишься. Я волновался по этому поводу. Особенно когда увидел, в каком состоянии тебя доставили… – Эндлесс жутковато зашипел сквозь зубы. – Не представляю, как Еудженин сумела вырастить донорские ткани так быстро. Это только ей ведомо, но она справилась. Просто гений в своём деле.

— Не будь она гением, я бы не привёз её на «Си-Хорс», – отметил Шейд. – И она бы не разбудила меня от этого страшного сна.

— Считаешь, что произошедшее с тобой было сном? – Этим вопросом Эндлесс толкнул друга в капкан раздумий.

— А как ещё всё это можно объяснить? Я умирал. Мой разум умирал. Он порождал образы, соединяя действительные события из истории Эквестрии с мрачными фантазиями. Я пережил всё это внутри своего сознания, пока находился на грани смерти. Это ведь не совпадение, что пока шла операция по пересадке печени, мне приснилось, что альтернативная Бикер поразила меня магией в ту же часть тела…

— Ну, не знаю, – как-то не слишком уверенно протянул Эндлесс. – Тут можно поспорить. Мог ли ты всё вообразить так подробно и последовательно? Магия пространственных и временных перемещений – загадочная очень штука. Особенно для нас, для «неколдующих». Мало ли какие в ней есть волшебные завихрения… – Эндлесс сел поудобнее и подпёр подбородок копытом. – Порой я задаюсь мыслью, не живём ли все мы в чьём-то разбушевавшемся воображении…

— Ну, и? – вынужденно поинтересовался Шейд, когда друг выдержал солидную паузу.

— Потом я, как правило, выпиваю следующую рюмку, и мысли отправляются в другом направлении, – засмеялся Эндлесс. Шейд присоединился к его заразительному смеху.

Глава 4. Незримое присутствие

Все работники лабораторного комплекса "Си-Хорс", кроме Скриптеда Свитча, сталкиваются с необъяснимой потерей зрения.

Скриптед Свитч шумно топал по коридорам лабораторного комплекса. Светло-каштановый единорог нарочно шумел, пытаясь оживить пустующие переходы и лестницы. Все, кому полагалось трудиться в кабинетах и шататься по коридорам «Си-Хорс», в течение последних недель собирали бытовые и научные пожитки и отправлялись на водоходных сферах на запад, в Эквестрию. Грифоны, пользуясь привилегией крылатых существ, переселялись на восток. А те, у кого политическая ситуация в Республике вызвала беспокойство – на север, в Грифонстоун.

Лишь бесправные одиночки и лишённые корыстолюбия энтузиасты решались жить в недрах острова, изрытого лишёнными финансирования лабораториями. К первой группе Свитч вынужден был причислить себя, так как в Эквестрии его официально признали мёртвым, Краулинг Шейда, утратившего пост и привилегии госслужащего, и одного уборщика из южных краёв, который любому желающему рассказывал, насколько лучше здесь, чем на его родине. Ко второй группе принадлежали несколько охранников, изрядно поредевший медперсонал и расплачивающийся со всеми перечисленными из своего кармана директор Эндлесс. Плюс пара грифонов в реакторной, чьё поведение и заставило Свитча отбивать дробь по кафелю административного этажа.

Единорог так спешил на аудиенцию к начальству, что по неосторожности влетел в голубую пони с розовой гривой, которую, задумавшись, даже не заметил. Скриптед Свитч с удивлением посмотрел на кобылку, которую раньше в «Си-Хорс» не видел, на её лабораторный халат без специфических обозначений, на странную коллекцию ожерелий, центральным элементом которой был крупный зелёный камень. И на пару глаз, сверкавших оттенками глубокого моря. Взгляд кобылки словно поманил Свитча, и тот даже сбился с шага.

Замешательство длилось всего мгновение. Свитч почувствовал лёгкую дрожь мира, словно кто-то набросил на его голову мешок и незамедлительно снял. К жеребцу тут же вернулся прежний ход мыслей, прежнее желание тет-а-тет обсудить с Краулинг Шейдом связанный с реактором вопрос. И Свитч, выправив слегка замедлившуюся поступь, двинулся дальше по коридору. Он не оборачивался, чтобы поглядеть на загадочную кобылку, застывшую в замешательстве. Но сам факт встречи запомнил и после решения энергетических проблем комплекса намеревался выспросить у Шейда про новичков. Ведь очень похожая особа подвернулась ему у лифта пару дней назад – по случайности она оказалась такой же молчаливой, носила похожее украшение, но обладала розовой шёрсткой и голубой гривой.

Начальники не были готовы обсуждать кобылок на территории комплекса. Во всяком случае, не в этот раз. Шейда и Эндлесса сейчас занимали два вопроса: откуда взять дополнительное финансирование и на что потратить остатки имеющегося. Скриптед Свитч замер у неплотно закрытой двери кабинета, нехотя вслушиваясь в спор пони, которые фактически жонглировали папками с перспективными и потенциально прибыльными проектами.

— Убери это! – потребовал бэт-пони, когда товарищ положил под его левую ногу стопку документов. – Я уже сказал, что инициативы Халфтота одобрять не собираюсь.

— Это самая малозатратная и самая потенциально прибыльная альтернатива, – отчеканил Эндлесс, прекрасно знавший, что только отсутствие эмоций в голосе и последовательное изложение мыслей способно привлечь внимание Шейда.

Бэт-пони поводил ушами, размышляя, но после отрицательно мотнул головой.

— Халфтот – известное трепло. Он наобещает, но не выполнит. Тем более что его проект по минимизации энергетических зарядов можно использовать только в разрушительных целях. Это губительная технология. Я не хочу этим заниматься, и мне плевать, сколько на этом можно наварить. Вот, – он призывно постучал копытом, – технология, что спасает жизни, а не отнимает. Опыты с кристаллизитом Еудженин. Или тебе такое доказательство больше подходит?

Копыто повернулось к хозяину, отводя ворот пиджака. Шерсть на теле Шейда не полностью отросла, и извилистый шрам от недавней операции был отлично виден.

— У Еудженин заканчивается экспериментальный материал, – рассудительно заметил земнопони с белой гривой. – Запасы кристаллизита, до которых мы смогли добраться, на исходе. Большое озеро, что залегает глубже, недостижимо. Если начнём бурить скважину, то разрушим скальную основу острова. Мне не веришь – бригаду геологов спроси. Они как раз вещички пакуют тремя этажами ниже.

— Еудженин обещала найти выход из этой ситуации, – отмахнулся от аргументов Шейд. – Учитывая, какой прогресс был достигнут в последние… И чего мы там подслушиваем, а? – прозвучало громко, на весь кабинет.

Свитч сообразил, что слишком сильно подвинул дверь своей любопытствующей мордой. А главное, следуя какому-то внутреннему позыву, решил не заходить в кабинет сразу и выждать подходящего момента для встревания в диалог. Поскольку момент всё не наступал, Свитч-визитёр заслуженно превратился в Свитча-шпиона.

— Шеф, я к вам должен обратиться по срочному вопросу, – смело произнёс светло-каштановый единорог. Он понадеялся, что уважительное обращение замнёт небольшой конфуз с подслушиванием. – Мой коллега Гальвар задумал взорвать реактор.

Краулинг Шейд сначала посмотрел на Эндлесса, заметил вопросительное выражение морды, скопировал его, но, немного подумав, улыбнулся и откинулся на спинку кресла. Опыт знакомства с Гальваром подсказывал бэт-пони, что даже самые кошмарные новости не следует воспринимать буквально.

— Чего он там натворил? – поинтересовался Шейд. Свитч набрал воздуха в грудь.

— Он разработал для реактора «Си-Хорс» режим работы, при котором избыточная энергия не отводится в гасительную камеру, а прогоняется по замкнутому циклу, вызывая экспоненциально возрастающее накопление заряда. Он называет этот перечень настроек и установок работы реактора «демоном» и грозит, цитирую, «спустить его с поводка, если что». Конец цитаты.

Краулинг Шейд тихо вздохнул и вытащил из центрального ящика стола коммуникатор, который – не без шипения в адрес затупившегося проволочного крючка – повесил на воротник.

— Реакторная, Гальвар, это админэтаж, Шейд… – вызвал виновника беспокойства Свитча бэт-пони. – Отвечай, ты, пингвин-переросток! – фыркнул он, когда на линии связи повисло продолжительное молчание. Причём Шейд даже не стал проверять, ловит ли микрофон его обзывательства.

— Чего тебе, дырокол ходячий? – раздался голос вечно недовольного грифона, который питал к бэт-пони идентичное «уважительное взаимопонимание». Шейд то ли рефлекторно, то ли от гордости приподнял губу, выставив клыки.

— Что за демона ты хочешь подселить в мой реактор?

— В мой реактор, – незамедлительно поправил голос в передатчике. – Что, короткорогий прибежал жаловаться?

Скриптед Свитч хотел возмутиться намёками на длину рога и напомнить, какой объём полезной работы был благодаря этому самому рогу выполнен, но решил в полемику с плохо воспитанным грифоном не вступать, чтобы не пополнять словарный запас.

— Ну да, режим работы «демон», – сообщил Гальвар. – Точнее, ДМН. А совсем точно – Деструктивное Мультиплицирование Энергии. Но я задолбался это выговаривать, поэтому оставил три буквы. Ты же знаешь, как мне нравятся слова в три буквы?

— Да, наслышан, – сказал бэт-пони. – И всё-таки объясни мне, пожалуйста, смысл твоих действий.

Из коммуникатора донёсся горестный вздох, который обычно издаёт разумное существо, которое и себе-то не всегда способно объяснить мотивы и смысл собственных поступков.

— Ты знаешь, что за дела творятся в Республике, – неспешно приступил к объяснению Гальвар. – Совет прикрыли, наоткрывали вместо него фиктивных органов. Из трёх букв. Командующие мертвы или под арестом. Никто ничем не управляет. Сосед кидается клевать соседа. И это лишь вопрос времени, когда какая-нибудь много о себе возомнившая пичуга обратит внимание на островок в нейтральных водах, где хранится запас всяких удивительных штуковин. Так вот… Если какой-нибудь тетерев попытается захватить мой реактор, я сделаю так, что он прожарится до хрустящей корочки.

Шейд задумчиво тёр копытом подбородок. И если Свитч видел в речах грифона граничащий с безумием пессимизм, то бывший советник по науке, очевидно, разглядел здравое зерно. Что не радовало единорога, многие месяцы оспаривающего термин «мой реактор».

— Всё понимаю, Гальвар, – сказал бэт-пони, завершив размышления. – Но многие сотрудники, включая твоего покорного, не хотят работать, сидя на гигантской бомбе. Мне тут недавно приснилось, что я взрываю реактор. И не сказал бы, что я фанат таких грёз…

— Избавь меня от необходимости слушать про твои кошмары! Вокруг меня мой балбес-найдёныш крутится. Это уже один сплошной кошмар. Что, Фардеай? – Грифон не удержался, чтобы не пристыдить лишний раз молодого сородича. – Возразить-то нечего, да?

— Гальвар! – требовательно произнёс Шейд, чувствуя, что пернатый норовит соскочить с темы разговора.

— Вот пристал, репей летучий! Ну, придумал я взрывоопасный режим работы. Ну, обещаю, что без твоего одобрения и без приказа его не запущу. Доволен, хмырь?

— Более чем, – усмехнулся бэт-пони и снял с плеча коробку коммуникатора. – Думаю, проблема решена, – пояснил он вытаращившемуся Свитчу. – Гальвар дал обещание, что «демона» выпустит только с моего согласия. Это лучшее, чего мы от него можем добиться.

Свитча удержало от сердитого топота копытами только покрытие ковра, сделанного из искусственной шерсти. На таком материале любая попытка невербального выражения эмоций превращалась в нелепую пантомиму. Чтобы не сверлить начальство взглядом, он притворился, будто изучает карту звёздного неба, вынесенную на три гобелена позади кресла Шейда.

Единорог был зол. Неимоверно зол. Он натворил много нехороших дел в прошлом – но не по доброй воле. И если бы его спросили, то он охотнее принял бы суд и темницу, чем обязанность трудиться на разваливающейся секретной базе, где заведующие реактором практикуют опасные эксперименты с высокой энергетикой, а администратор с вольностями подчинённых не особо борется. Ведь случай с «демоном» стал отнюдь не первым – месяц назад Гальвар притащил в реакторный зал метровое энергетическое ружьё собственной разработки. Якобы для защиты от вторжения не пойми кого. И максимум, чего смог добиться Эндлесс для Свитча – ружьё поместили в ящик около противопожарного щитка и навесили хлипкий замочек.

Из-за обиды на подобное соотношение приоритетов единорог напрочь забыл о голубой и розовой кобылках, про личности которых хотел расспросить.

— Если клювастый что-то сотворит с реактором, – пригрозил Свитч бывшему советнику по науке, – я на вашей водоходной сфере эвакуируюсь. Вперёд вас. Шеф.

Неизвестно, как Шейд или Эндлесс отреагировали бы на эту угрозу, но внезапно у всей присутствующей троицы возникло ощущение, будто их подкинуло в воздух, а потом погрузило под воду. И «вынырнули» они оттуда, будучи не в состоянии увидеть ничего, кроме тёмно-бордовых полос и разводов.

Свитч боязливо потрогал копытами гриву, рог и брови. Он не ощущал боли, не чувствовал и внезапно образовавшейся раны на голове, стекающая из которой кровь могла бы дать такой эффект. Необъяснимая потеря зрения его напугала, но ещё сильнее напугали слова. Не удивление Шейда и Эндлесса, которые, скорее всего, усиленно моргали и пытались убрать с глаз цветную пелену, а голос грифона, прозвучавшего по ещё активному переговорнику:

— Шейд, твою мать! Я же дал обещание! Ты чего творишь? Решил меня слепым инвалидом сделать?

«Это, похоже, со всеми происходит», – пронеслось в голове Скриптеда Свитча. – «Все слепые как кроты. И я не знаю, что делать. Ничего не могу».

Ему на секунду показалось, что в голове раздался смешок. Очень знакомый и неприятный смешок, принадлежащий могущественному созданию, уничтоженному почти год назад. Свитч решил, что ему мерещится, что он принял за смех скрип кресла Шейда или шипение помех в коммуникаторе.

Тем временем багровая пелена в его глазах потемнела, а после полностью развеялась. Помеху словно счистили, и единорог смог увидеть, как Шейд, чей неподвижный взгляд был обращён куда-то в пространство, подцепляет копытом переговорник, свисавший на одном, торчащем из-за уха бэт-пони, проводке.

— Гальвар, мы тут ни при чём, – попытался объяснить жеребец. – Паниковать рано. Подтверди. Ты тоже не видишь ничего, кроме какого-то бордового тумана?

— Ты знаешь, что я хреново цвета различаю?.. Но да, моя башка ничего не может разглядеть, потому что вокруг долбаная краснота. И это, мрак Великого Неба, очень не вовремя. Реактор в разгоне, мне надо следить за параметрами долбаных приборов. Верни мне, блин, зрение!

— Я, как и ты, ничего не вижу. Это общая проблема.

— Ну, очешуеть, блин! Решай давай там эту проблему! Быстро!

— Мне кажется, я по-прежнему могу видеть, – подал голос Скриптед Свитч. И едва не взял свои слова обратно, так как мир тут же вновь застлала бордовая завеса, но, вызвав приступ мигрени, исчезла. Через какое-то время единорог понял, что обречён на постоянное повторение сего процесса, и решил, что такая участь всё же лучше, чем полная утрата зрения.

— Тогда немедленно отправляйся в реакторную зону, – распорядился Шейд, глядя в пространство над головой единорога. – Устрани там всё, что может вызвать проблемы. Сейчас это самое главное… Стой! – выкрикнул он, приподнимаясь с места. – Сначала настрой мне громкую связь.

Бэт-пони, интенсивно двигавший ушами, вытащил за провод коробку, отвечавшую за настройки коммуникатора. Свитч послушно принял устройство и нашёл на боковой стороне переключатель, который опускал проводящую ленту внутри коробки на все существующие контакты.

— Готово! – отрапортовал он, в процессе пережив очередной приступ «красного помутнения».

Единорог сразу помчался обратно к лифту на технические этажи. Он хотел бы телепортироваться туда, но магические способности не позволяли совершать скачки на такое расстояние. Кроме того, без тренировки в точности существовал риск воплотиться внутри камеры реактора. Или за внешней скальной стеной, в толще морских вод. И тот, и другой возможный исход его как-то не радовал. Поэтому ноги, лифт и ещё раз ноги, – решил Скриптед Свитч.

«Внимание всем сотрудникам “Си-Хорс”», – звучало над головой единорога из всех динамиков, – «говорит директор Шейд. На базе произошло чрезвычайное происшествие. Регистрируются случаи повсеместной потери зрения персоналом. Обстоятельства произошедшего выясняются. Если у вас есть какая-либо информация о причинах или методах избавления от данной слепоты, попытайтесь связаться с кабинетом администратора. Главное, не паникуйте и не предпринимайте никаких рискованных шагов. Я буду сообщать всю новую поступающую информацию».

Свитч мчался по коридору, слушая затихающие вдали импровизированные попытки начальства принести спокойствие в умы подчинённых. И поневоле радовался, что подчинённых в комплексе осталось считанное количество. Потому что иначе ему пришлось бы обегать многих пони, слепо тыкающихся в стены в поисках мало-мальски знакомых ориентиров.

Одного пони всё-таки пришлось обегать. Уборщик Лаахд-ат-Хабдан, по всей видимости, решил не бросать своих обязанностей и прилежно вымачивал в жестяном ведре тряпку. Но внезапно флегматичный южанин сорвался, как только передние ноги Свитча коснулись кафельной плитки, носившей мокрые следы пыльных разводов.

— Эй, а! Кудаа ломышся? Абажди ты минута! Дааай вода уйти! – привычной «да кто бы понимал, чего ему надо» речью встретил жеребец Свитча. Тот попытался затормозить, но по инерции проехал ещё с полметра.

Остановился Свитч не потому, что хотел дать кафелю высохнуть и стать чище – с «усердием» данного уборщика подобный результат находился за гранью возможного. Ввело в ступор единорога то обстоятельство, что земнопони смотрел на него. Прямо на него. И говорил с ним. Хлопая оранжевыми глазами, свободными от всякого колдовского марева.

— Вы меня видите? – засомневался Скриптед Свитч.

— Вижжю. Всех вас вижжю. Всех вас помыню. Ходят, под нога не смотрят никагда. Щато за народ, а? Никааакой внимания!

Уборщик продолжал обиженно бурчать, а Свитч продолжал рассматривать личность, которая определённо не осознавала всю сложность обрушившегося на комплекс кризиса. В пони из Мэйритании единорог не видел ничего необычного, кроме разве что кулона в виде маленькой серебряной флейты, висевшего на шее. Но Свитч сильно сомневался, что какая-то побрякушка даёт защиту от напасти неизвестного происхождения. Тем более что он сам – пусть и с периодическим помутнением – сохранил зрение, не имея при себе защитных амулетов.

— Пойдёмте со мной! Очень нужна ваша помощь! Скорее! – решился Свитч. После чего вцепился магическим полем в край униформы Лаахда. И потянул за собой.

— Вэй! Ты эта зачем, а? Я не хател ничего плохого скааазать. Не надо мыня трогааать. Пожалей, а? Не лишай работа! – паниковал уборщик, упираясь всеми копытами и умоляюще глядя на единорога.

— Успокойся ты! – шикнул на него Свитч, который сам изрядно нервничал, поскольку многими этажами ниже его уже заждался реактор в неизвестном состоянии. – Если поможешь мне, зарплату повысим. Премию дадим.

У единорога прав на изменение бухгалтерских ведомостей, конечно же, не было. Но уборщик, естественно, об этом не знал. И моментально поверил, что требование бросить на месте ведро, швабру и прочий инвентарь для него выгодно.

— Хароший ты, а! Хароший, – повторил он несколько раз, пока плёлся за Свитчем.

К большой радости Свитча, грифоны – как учитель, так и подмастерье – не успели сделать с реактором ничего, что не исправлялось бы элементарным вращением регулятора в сторону метки «Мин». К большому огорчению Свитча, всё это ему пришлось проделывать, выслушивая мнение Гальвара о недопустимости нахождения посторонних на столь важном объекте. Убеждения, что Лаахд, во-первых, ничего не способен понять в реакторе, поскольку даже слова такого не знает, и во-вторых, является, возможно, единственным сотрудником «Си-Хорс», не утратившим зрение и способным помочь, на грифона не подействовали. Хотя были подкреплены аргументом «тупая ты курица».

К большой радости, получившей второй порядковый номер, на связь вышел Краулинг Шейд с новостями об инциденте. Услышав, что реактор вне опасности, он направил Свитча на этаж, откуда завтра съезжала геологическая бригада профессора Айсингласса.

Геолог, давший объяснение ситуации, сидел на стульчике возле входа в лабораторию и теребил в копытах провод коммуникатора, в котором сумел на ощупь разобраться.

— Мы по плану завтра уезжаем, – виноватым тоном произнёс светло-синий единорог. – У меня столько нереализованных экспериментов осталось. И когда паковали образцы, увидел самородок гиацинта. – Он попытался указать на слоистый камень с синими точками, лежавший внутри призмовидной камеры. Указал чуть левее. – Как раз обжиг самородка произвели вчера. Подумал, что было бы интересно применить к нему заклинания. Убедиться в пригодности изменённых самоцветов для магических изделий. Защитные меры применил. Но не все. Часть защитных экранов уже упаковали, а я не думал, что простое светозаклинание вызовет подобный эффект…

— С чем может быть связан этот эффект? – осведомился Свитч. – Что можно с ним сделать?

Единорог старался сохранять спокойный тон голоса, хотя ему очень хотелось сорваться и окрикнуть Лаахта. Уборщик, пользуясь тем, что присутствующие специалисты-геологи поражены заклятием, слонялся по лаборатории среди запакованных и ещё открытых коробок. И слишком часто совал в последние свою морду. Свитч за короткое время знакомства составил о Лаахте представление как о не очень добросовестном, глуповатом, но жадном до денег пони. И теперь вынужден был следить, чтобы жеребец не запрятал какой-нибудь ценный рубин в карман униформы.

— Очевидно, заклинание вступило в резонанс с внутренней структурой самородка, – тем временем пояснял профессор, для важности поглаживая седые бакенбарды. – Подобные происшествия иногда случаются. И ведь что обидно, посмеиваешься над глупцами, которые начинают колдовать, не проверив объект на вкрапления жил благородных элементов… А потом сам оказываешься в подобной ситуации. Но ведь я не думал… Я тщательно отбирал образцы. Перед обжигом осмотрел ещё раз. Резонирующие вкрапления, должно быть, очень мелкие, раз я их не заметил.

— Профессор, эффект пройдёт? Скоро? – поинтересовался Свитч, останавливая топавшего мимо Лаахда. Тот как раз шёл посмотреть на василькового цвета самородок размером с дыню, на котором, предположительно, лежала вина за случившееся.

— Эффект не прекращается с момента наложения заклинания. Обычно в подобных случаях воздействие заряженной руды быстро слабеет. Но, возможно, примеси в самородке перевели магические колебания в постоянную фазу. Теперь гиацинт всегда будет провоцировать подобный эффект. А при долгом воздействии и нашем невезении может сделать слепоту неустранимой.

— Почему он действует не на всех?

— Не могу сказать, – вздохнул Айсингласс.

— Значит, единственный наш выход – избавиться от этой штуковины, – произнёс через коммуникатор Краулинг Шейд, дистанционно слушавший разговор. – Унести её достаточно далеко от базы, чтобы минимизировать воздействие. Он тяжёлый? Я его смогу поднять?

— Куда поднять? – не понял Свитч. – Зачем?

— Возьму кусок минерала с собой. Покину «Си-Хорс» через верхний люк. У меня есть крылья, у меня есть навык эхолокации. Так что я унесу гиацинт подальше от базы.

Свитч наконец-то понял, почему Шейд после потери зрения так активно шевелил ушами. И склонен был согласиться, что таланты ночного охотника в обстоятельствах полной слепоты весьма полезны. Но вынужден был огорчить начальника.

— Я помню метеосводку с утра. В нашей части моря шторм. Погода нелётная. Даже для такого бэт-пони, как вы. – Свитч попытался предложить альтернативу быстрее, чем из динамика прозвучат протестные возгласы. – Можно взять водоходную сферу. Под водой ветер и волнение моря нам никак не помешают вывезти минерал и выкинуть его, отстегнув лебёдку.

Пауза, нарушаемая только шипением статики, говорила о том, что Краулинг Шейд обстоятельно взвешивает риски и возможности. Наверное, он хотел предпринять попытку личного спасения «Си-Хорс» – после излечения у бэт-пони нет-нет, да и проскакивало стремление к героизму. Но также Шейд старался сделать как можно больше сородичей счастливыми. Ради чего фактически раздал увольняемым учёным все их – местами секретные – наработки и растратил остатки фондов на выходные пособия. А может, Шейд решил поддержать предложение Свитча из-за того, что ранее отказал ему в решении проблемы с «демоном».

— Я встречу тебя у третьего дока, – произнёс бэт-пони.

Скриптед Свитч кивнул и отключил коммуникатор. После чего, подталкивая, повёл скучающего уборщика к призмовидной камере с куском руды внутри. По счастью, рядом с ней обнаружилась тележка на колёсиках, которую ещё не успели разобрать.

— Лаахд, сейчас ты берёшься за эту штуку с той стороны и поднимаешь одновременно со мной, – как можно более детально указал Свитч, магией придвигая тележку к столу. После чего дополнительно поинтересовался: – Понял, что нужно сделать?

— Ты не дурак разгавариваышь! Тут тяни, тут талкай. Это я понимай.

При транспортировке злосчастного минерала Свитч смог убедиться, что в примитивной работе, касающейся физических манипуляций с громоздкими и тяжёлыми объектами, Лаахд-ат-Хабдан действительно мастер. В болтовне тоже: за время пути с этажа геологов до станции с водоходными сферами единорог узнал о том, сколько работ сменил мэйританец, от каких религиозных беспорядков он сбежал, как много пыли способно набиться в ковёр внутри дома и какую форму усов любил некий «дядя Тахгир». Причём всё это логически увязывалось в единый, с трудом продирающийся через акцент, рассказ.

Спастись от нескончаемого потока историй про родню и знакомых единорог смог, лишь когда присоединил магнитный зажим лебёдки к железному ободу пневматической камеры и залез внутрь водоходной сферы, задраив за собой люк. Здесь, внутри бочкообразного транспортного средства, Свитч мог насладиться тишиной и одиночеством, а также сконцентрироваться на приборной панели. Приходилось срочно вспоминать предписанную инструкцией последовательность действий, игнорируя багровые всполохи, возникающие перед глазами. Ему приходилось управлять сферой, чтобы сделать пару витков вокруг базы, но всё равно каждый раз, когда док заполняла вода и он оказывался внутри хрупкой скорлупки, целостность которой зависела исключительно от правильности его действий, Свитч не скрывал, что готов от волнения кусать копыто.

— Двигатели запущены. – Он активировал переговорную станцию, крепившуюся справа над его сидением. – Можно открывать шлюз.

— Понял тебя, Свитч. Чёрную рукоятку вниз. Именно чёрную. Под ней буквы должны быть, «Ш-Л-Ю-З» – говорил Шейд Лаахду, которого пришлось посадить в диспетчерской за контрольную панель.

Эхолокация, конечно, позволяла Шейду ходить по коридорам, не врезаясь в стены, но прочитать надписи на пульте управления или разобраться в цвете нажимаемых кнопок он не мог. Так что вынужден был перенять эстафету «слушателя дивных южных историй».

— Удачи, Свитч! – произнёс бэт-пони. – Не отключай связь. Когда мы прозреем, то сообщим, чтобы ты избавился от булыжника.

— Да, эй! Ты там сделай харащо всем, ладно? – прозвучало в тот же микрофон с чуть большей дистанции.

Скриптед Свитч, созерцавший темноту моря по ту сторону массивных дверей, улыбнулся. Ранее он считал уборщика каким-то злобным, вечно недовольным и вообще не приспособленным к сотрудничеству пони. Видимо, нужно было ослепить всех в комплексе, чтобы нашёлся интересный, пусть и малопонятный, собеседник, способный поднять настроение.

Водоходная сфера почти бесшумно двигалась сквозь толщу воды, над которой яростно вздымались и опадали волны. Здесь, в обители косяков рыб и мелких фосфоресцирующих рачков, не было никаких признаков непогоды – плыви, сколько хватит энергии, в любую сторону. Впрочем, плыть долго не потребовалось. Уже огибая третью подводную скалу, Свитч услышал по рации слабый сигнал.

— Свитч, Свитч, приём! Это Шейд. Всё, зрение нормализовалось. Как слышишь? Зрение нормализовалось… А ну, уйди отсюда. – Бэт-пони, по всей видимости, согнал уборщика из-за пульта управления шлюзом.

— Слышу хорошо. Отстёгиваю груз и возвращаюсь, – произнёс Свитч.

Копыто потянулось к тумблеру, на который единорог периодически посматривал. Опасный минерал отправился в непроглядно-чёрные морские глубины, слепым обитателям которых его резонирующие свойства не могли никак навредить.

— Жду тебя на базе, – добавил Шейд и, судя по щелчку, перешёл на другую линию связи. Скорее всего, передавал сообщение, что неприятности закончились и оставшиеся на «Си-Хорс» сотрудники могут вернуться к своим обязанностям. Собирался вернуться к ним и Скриптед Свитч. Но с тем условием, что сперва обсудит с профессором Айсинглассом, почему заурядный светло-каштановый единорог оказался столь стойким к заключённой внутри минерала магии.

«Неужели ты ещё не догадался, что защитило тебя от этих кристаллов?» – насмешливо поинтересовался голос, возникший из ниоткуда внутри его головы.

До боли знакомый голос. Ненавистный голос, наполненный нотками притворной материнской ласки. Голос, от которого Свитч избавился, как он думал, навсегда. Голос отвратительного в своей безжалостности и коварстве создания, которое называло себя Ламией.

Единорог отшатнулся от рычагов управления и вжался в кресло.

— Нет! Нет! Тебя нет! Ты прекратила существовать! Ты уничтожена! Исчезла!

«Я бы тоже предпочла исчезнуть, нежели оказаться запертой в голове такого ничтожества, как ты. Но мне не предоставили выбора»

— Нет! – Свитч отчаянно сдавил копытами виски. – Не говори со мной! Уходи! Прочь уходи из моей головы! Сейчас же!

«Ты не сможешь изгнать меня», – насмехался голос гигантской змеи. – «Ещё вчера я боялась, что сможешь. Но когда заклинание, исцелявшее и воскрешавшее меня в прошлом, ответило на магическое излучение тех кристаллов, когда древние чары защитили твои глаза... Я поняла, что теперь магия Старсвирла считает твоё тело моим, частью моей личности. Поэтому тебе не изгнать меня. И мне больше незачем скрывать своё присутствие»

Скриптед Свитч обречённо опустил копыта. Можно было до бесконечности орать «нет-нет-нет», но голос змеи эти вопли не заглушали. Больше года назад он столкнулся с огромной рептилией, которая решила – просто по своему желанию – не убивать единорога, но сделать его своим помощником. Теперь эта кара за трусость и желание выжить, сотрудничая с монстром, вернулась к Свитчу. И, как подумалось единорогу, вообще его не покидала. Периоды ужаса и трепета, которые начали понемногу забываться в лабораториях «Си-Хорс», теперь вернулись. Вернулись вместе с ненавистным голосом и мыслями, преисполненными непроглядной злобы.

Но при первой встрече с Ламией единорог был беспомощным запуганным юнцом, который считал, что обязан выжить любой ценой. У него не было друзей, которые что-то значили, не было метафорических ожогов от непоправимых деяний, не было груза ответственности за свои поступки. Сейчас Свитч чувствовал себя иным пони. Пони, достаточно умным, чтобы наладить работу энергосети целого комплекса. Пони, достаточно рассудительным, чтобы не подвергать риску жизнь Шейда, Эндлесса, Лаахда… даже Гальвара. Пони, понимавшего, зачем он поворачивает скобу заполнения балластных цистерн.

— Напрасно ты решила вылезти и позлорадствовать, – сообщил он, наблюдая, как сдвинулась стрелка глубиномера.

Теперь пришло время Ламии кричать «Нет». Находясь в его сознании, она прекрасно понимала, что задумал Свитч. Но не могла взять его под контроль, не могла остановить. Просто заполняла разум своими воплями.

— Свитч, приём! Свитч! – проснулась рация. – Свитч, регистрирую изменение глубины погружения твоей водоходной сферы. Ты в другой док заходишь? Или что у тебя случилось?

— Простите, шеф, – произнёс единорог. – Я в комплекс не вернусь. Я слишком опасен для вас.

— Ч-чего? – поперхнулся Краулинг Шейд. Пришлось пояснять:

— Я выяснил, почему на меня не подействовало излучение гиацинта. Ламия всё ещё жива. В моём сознании. Дресседж Кьюр была права на мой счёт. Я ходячая угроза, в которой в любой момент может проявиться иная личность. Я не могу вернуться в комплекс с этой тварью. Пусть она обретёт покой. На глубине.

«Это меня не остановит, идиот! Я и оттуда выберусь», – шипел в голове единорога голос Ламии. Но, как бы она ни старалась, волнение спрятать не могла. Даже бессмертная тварь не ведала, способна ли она выжить без воздуха при катастрофическом давлении на морском дне, куда медленно погружалась водоходная сфера.

— Свитч, не дури! – рявкнул по рации бэт-пони. Судя по скрипу стула, в данный момент Шейд отчаянно оглядывался по сторонам, пытаясь найти аргументы, способные вернуть единорога на базу. – Вон, Лаахд тоже не ослеп. Что, и у него в голове Ламия, что ли?

— Я тут стаять. Я не трогаль ничщего! – всполошился где-то вдалеке пони-уборщик.

— Про Лаахда не знаю, но эта тварь засела в моей голове. Я не хочу никому причинить вреда, но она... Она только на это и способна. – Свитч прислушался к жалобному скрежету металла, вызванному возросшим давлением на обшивку сферы. – Видимо, мне и Ламии предопределена общая судьба. Сгинуть вместе. – Так как Шейд не знал, что ответить на это, а время у единорога стремительно заканчивалось, он решил завершить последний сеанс связи на ироничной ноте: – Прошу вас, шеф, передайте Гальвару, что он редкостный долбо…

Внезапно заполнивший отсек водоходной сферы скрежет помех заставил примолкнуть даже Ламию. А потом раздался незнакомый голос:

— Извините, что влезаю в ваш разговор, – быстро произнесла кобылка, после чего представилась: – Доктор Еудженин. Я правильно расслышала, мистер Свитч, что в вашей голове обитают две личности?

— Да, – немного неуверенно произнёс единорог.

— Отлично. Тогда мне нужно видеть вас в моей лаборатории. Возьмёте ключ пропуска у Шейда или Эндлесса.

— Вы, наверное, не поняли. Я собираюсь уничтожить себя вместе с ней.

— Да-да, конечно. Благие намерения, всё такое. В общем, ваша множественная личность нужна в моей лаборатории. Чтобы я могла завершить эксперименты с кристаллизитом. У меня есть план по воссозданию полноценного организма. Но он будет нежизнеспособен без сознания. Раз у вас нашлось одно лишнее, будьте добры, прекратите ныть и зайдите ко мне.

Доктор говорила столь безапелляционным тоном, что Свитч обнаружил своё копыто возле скобы, запускавшей продувку балластных ёмкостей. Но сомнения всё ещё мучили светло-каштанового пони.

— Вы не понимаете, о каком сознании говорите. Если дать Ламии свободу, она уничтожит всё вокруг.

— Слышали пословицу, что бодливой корове Гармония рогов не даст? Так вот, я в состоянии оценивать опасность. Поселим вашу Ламию в самое безобидное тело из всех возможных. Если хотите, сможете лично контролировать процесс. Решайтесь уже!

Указание прозвучало как нельзя вовремя и совпало с тем, что давление морской воды уничтожило один из наружных светильников сферы. Скриптед Свитч быстро повернул скобу и второй ногой запустил двигатели на малый ход с креном вверх. Может быть, в нём говорила слабая воля, а может быть, мудрость, но погибать в одиночестве на морском дне он передумал.

Между делом на связь вышел временно отключённый Шейд:

— Свитч, я слышал предложение доктора Еудженин. Учитывая, что я жив только благодаря органам, которые она вырастила, я верю, что если Еудженин планирует сформировать целое тело и переместить туда сознание – она это сделает. Со своей стороны готов вложить в этот проект все оставшиеся у меня средства.

В голосе бэт-пони чувствовались поддержка и забота. Учитывая, сколько времени и сил он потратил вместе с Дресседж Кьюр, чтобы взять под опеку ненавидимого аликорнами узурпатора, учитывая, что зелёной единорожки больше не было в живых – у Шейда был повод переживать.

Несчастный владелец чужого сознания хотел бы ответить чем-нибудь успокаивающим. Но обстоятельства требовали иного.

— Шейд, меня нужно поместить в многоуровневый карантин, – попросил единорог, наблюдавший, как впереди вырастает подсвеченная одиночными огнями скала. – Полная изоляция, включая магический барьер. Постоянное наблюдение. Минимум взаимодействия с кем-либо. Не хочу давать этой твари никаких шансов.

«Как некультурно. Надо будет заняться твоими манерами», – ответила нежелательная собеседница.

— Я распоряжусь насчёт карантина, – пообещал Шейд. – А как же твоя работа в реакторной? – неожиданно спросил он. – Ты что, доверишь энергосистему редкостному… ну, ты понял?

— Гальвар сейчас не самая крупная из моих проблем, – выдохнул Свитч.

Перед водоходной сферой безмолвно раскрылись двери подводного дока.

Лаахд-ат-Хабдан небрежно скрёб метлой по ступенькам, пока не убедился, что на лестничных пролётах больше никого нет. После чего пони вытащил из-под униформы кулон. Жеребцу не требовалось знать и исполнять какую-то мелодию, потому что серебряное украшение издавало только один вид сигнала – звук, проходящий через границу между мирами и эхом разносящийся по Тартару.

Через мгновение после того, как губы пони коснулись кулона, перед ним в стене открылась прореха, за которой виднелся безжизненный мир фиолетовых гор и мутно-зелёных расселин. Требовалась серьёзная причина, чтобы переступить пространственный разрыв и навестить Тартар с его гнетущей темнотой и усыпляющим воздухом. Но для Лаахда такие визиты с недавнего времени стали нормой. Как и общение с единственным разумным обитателем Тартара, не скованным и не заточённым в клетку.

Прямоходящее рогатое существо, по указанию которого детектив из Балтимэйра внедрился в комплекс «Си-Хорс», не переставало удивлять делового партнёра. На этот раз Силен играл с трёхголовым пёсиком. Для чего увеличил собственный рост примерно раза в два. Смотритель Тартара гладил Цербера, уделяя внимание каждой зубастой морде. После чего сатир достал погрызенные поленья – тоже немаленькие, толщиной с туловище пони – которые держал под мышкой. Без видимых усилий сатир отправил «палочки» в полёт, да так, что они исчезли за далёкими, изъеденными эрозией скалами.

— Принеси! – приказал Силен, и здоровенная псина, взрывая когтями фиолетовый грунт, помчалась за последним улетевшим бревном. По мере того, как Цербер уменьшался в размерах из-за растущего расстояния, его двуногий дрессировщик уменьшался под воздействием собственной магии.

Лаахд-ат-Хабдан, который сатиру и его подопечным был известен как Бладхаунд, уже неоднократно убеждался в невероятных магических возможностях Силена. В пределах Тартара он оставался всесильным существом, свободно меняющим суть материи и пространства. Зато на внешний мир у Силена влияния не было никакого – если не брать в расчёт составленные им музыкальные композиции, действовавшие на умы существ с полностью изученной биографией.

— Четыреста лет! – произнёс сатир, уменьшившись до размеров, при которых холка Бладхаунда доходила ему до пояса. – Четыреста лет я пытаюсь научить его приносить три палки обратно. Но до сих пор он ни разу не приносил больше двух. И то, если те падали примерно в одном месте. Этот Цербер просто необучаем. – За жалобами без перехода последовал деловой вопрос: – Что вы хотели, мистер детектив?

— Спиешу доложить, что моя теория полностью подтв’ердилась. Внутри литшности Скриптеда Свитча скрывается его давняя спутница, – ответил Бладхаунд. В его обычной речи проскакивал акцент уроженца южных земель, который он категорически отказывался исправлять, хотя Силен предлагал некоторые методы коррекции речи. Отказ детектив обосновал тем, что маскировке и внедрению корявость речи нисколько не мешает – более того, Бладхаунд, отыгрывая роль Лаахда или иного персонажа, любил её усиливать.

В дикции Силена, при желании, тоже можно было найти искажения. То же обращение «мистер детектив» он выговаривал с нарочито жёсткими согласными. Эквестрийская речь не была для сатира чем-то привычным, так как он родился гораздо раньше, чем она впервые зазвучала. И после этого вынужден был каждое тысячелетие подстраивать свой говор под изменившиеся фонетические нормы.

— У меня в голове присутствовали аналогичные догадки, мистер детектив. Ламия в сознании Свитча – единственное логичное объяснение тому факту, что он дважды не подчинился чарующим украшениям и зову моих нимфериад.

Бладхаунд огляделся в поисках двух упомянутых сатиром кобылок. Лотус и Алоэ поблизости не было – следовательно, они могли находиться в любой возможной точке внешнего мира. Но, скорее всего, были заняты своим любимым спа-салоном в Понивилле.

— Слутшай с кристаллами гиацинта всё доказал, – кивнул пони.

Сатир, наблюдающий, как трёхголовая собака, добывшая одно бревно, пытается обогнуть крутой холм, позволил себе лёгкую улыбку. Улыбку, относившуюся отнюдь не к питомцу.

— Вы правда поверили, что пустяковое заклинание, наложенное на кусок руды, способно дать подобный эффект? – произнёс Силен.

Не дожидаясь ответа, он выставил вперёд руку, будто бы держа какой-то предмет. Предмет тут же проявился из пустоты – окованная воронёным железом лампада с красными стёклами и узорами, отдалённо напоминающими выпученные глаза. Внутри светильника трепетало некое свечение, слишком подвижное и слишком хаотичное для неодушевлённого явления.

— Фонарь Кровавой Мглы, – пояснил сатир, любуясь на танец энергии внутри лампы. – Попал сюда с одним из постояльцев. Во-о-он с тем красавцем…

По воле Силена пространство Тартара в той стороне, куда он указывал, буквально скомкалось, и дальний горизонт стал ближним. Бладхаунд смог вблизи – слишком близко, по его мнению, – рассмотреть нечто, обладавшее значительным количеством погружённых в беспробудный сон глаз и вереницей слегка подёргивающихся щупалец. Пони-детектив сделал себе одолжение и отвернулся.

— А что же тогда произошло с кристаллом гиацинта? – поинтересовался он.

— Ничего, – ответил Силен. – Я просто отправил Лотус ещё раз проверить чарующее ожерелье. Кстати, на профессоре-геологе оно прекрасно сработало. Я этим воспользовался и внушил единорогу, будто он заколдовал кусок руды. Алоэ в это время спрятала фонарь в лабораториях «Си-Хорс». На всех сотрудников действовал именно он, а Скриптед Свитч лишь героически избавился от безвредного геологического образца.

— Почему вы не сообщили мне об этом?

— Я решил, что искренность вашей реакции сблизит вас со Свитчем.

— Сработало, – нехотя признал Бладхаунд. – Но откуда, мистер сатир, вы узнали, что фонарь не под’ействует на меня?

Силен повернулся так, что зачарованный и отталкивающий на вид светильник оказался перед самым носом земнопони. Через секунду лампада утратила материальность и растворилась в воздухе.

— Мистер детектив, вы носите при себе амулет, который защищает ваше сознание от воздействия Тартара. И даже я своими заклинаниями неспособен пробиться через его защиту. Так каким образом эта ничтожная реликвия из древней эпохи могла бы на вас повлиять?

Бладхаунд поднял ногу и с некоторым почтением и благодарностью коснулся серебряного кулона. Одна простая вещица полностью выполняла пункт в контракте по найму детектива, касающийся обеспечения безопасности исполнителя.

— Итак, ключевая задача выполнена, – сообщил Силен. – Мы знаем, где прячется Ламия. Теперь остаётся лишь привести Скриптеда Свитча в Тартар, чтобы навсегда избавить мир от этой зажившейся угрозы.

— Нет, – резко произнёс земнопони. – Я прот’ив. Это лишено смысла. Ламию нужно поместить в Тартар. Но наказывать Скриптеда Свитча за то, в чём он не виноват… это ниэправильно.

Сатир не повернулся к Бладхаунду. Но даже со спины читалось – по мелким знакам, которые пони-детектив прежде всего высматривал в собеседниках – обитатель Тартара не привык к столь прямым отказам. Не привык никого убеждать в своей правоте и мириться с чьей-то независимой точкой зрения. Для того, кто держал нимфериад в подчинении и установил над пленниками Тартара полный контроль, пони-детектив превратился в постоянный и неприкосновенный источник раздражения, отзвуки которого появились в голосе Силена.

— Я не понимаю, в чём смысл откладывать неизбежное. С каждой минутой, которую Ламия находится в вашем мире, мистер детектив, возрастает угроза для всего, что вам дорого. Нерационально подвергать миллионы жизней риску исчезновения из-за личных сантиментов к одному единорогу.

— Во-первых, – не отступал Бладхаунд, – Ламия в данный мом’ент под контролем сознания Скриптеда Свитча и администрации «Си-Хорс». Ей не позволят натшать какую-либо вредоносную деятельность. Во-вторых, руководство «Си-Хорс» планирует перемиэщение литшности Ламии в новое тело. Которое вы сможете завл’ечь в Тартар без какого-либо вреда для невинных пони. В-третьих, а что, вы уже успели сотшинить мелодию, которая подействует на Свитча?

Высокая фигура сатира дёрнулась. Очевидно, слова детектива ударили в больное место – в отсутствие организации и подготовки, что было нехарактерно для сатира.

— Я работаю над мелодией для Свитча, – процедил Силен.

— Вот и продолжайте работать, – примирительным тоном предложил земнопони. – На слутшай, если нам понадобятся чрезвычайные меры, буд’ем действовать по вашему плану. А до тех пор согласимся придиэрживаться моего.

Наверняка обитатель Тартара считал своё мнение абсолютной истиной. У него за плечами были тысячи прожитых лет, позволяющих сформировать такое отношение к каждому собственному поступку, к каждой индивидуальной мысли, каждой личной эмоции. Но Силен решил играть по правилам внешнего мира, ведь он собственноручно заверил контракт, один из пунктов которого предусматривал обязательство совместной и согласованной выработки стратегий. С начала расследования, целью которого был поиск Ламии, пони-детектив предлагал лучшие варианты и грамотнее оценивал перспективы. Что вынуждало бессмертную, магически всесильную личность стиснуть зубы и принять предложение ограниченного годами жизни и неспособного к колдовству существа.

— Безусловно. Вы правы. Так и следует поступить. Продолжайте наблюдение за объектом, мистер детектив, – сказал Силен, кончиками пальцев инициируя открытие обратного портала.

Глава 5. Ваш выход I

Действия секретаря Рэдфилда усугубляют политический кризис в Грифоньей республике.

Огонь свечи, роняющей капли воска на наклонную крышку молельного алтаря, задёргался. Грифон с отметиной из тёмных перьев вокруг левого глаза печально вздохнул: он только успел удобно одёрнуть складки церковной робы и подоткнуть подол под себя. Теперь комфортную для молитвы позу приходилось нарушить ради приблизившегося собрата по вере. Впрочем, Икталигар счёл бы за преступление проигнорировать этого собеседника. Во-первых, ментор Флагост на правах самого старого служителя носил титул «знатока заветов Церкви», он был преисполнен вековой мудрости и даже самому своенравному храмовнику мог дать ценный совет. Во-вторых, Флагост имел привилегию общаться напрямую с Настоятелем без предварительного вызова, поэтому сообщал менторам и пастве волю первосвященника. Наконец, в-третьих, Икталигар видел в старом грифоне друга и наставника.

— Извини, что отрываю от разговора с Великим Небом, святой брат, – прошелестел Флагост, по церковной традиции избегая произносить имя собеседника.

— Великое Небо за день слышит очень много моих воззваний. Полагаю, оно будет радо, если услышит сегодня на одно меньше.

— Благодаря тебе оно слышит гораздо больше голосов, чем прежде.

Икталигар отметил упоминание своих достижений медленным кивком. Многие служители церкви выражали ему благодарность за активную работу вне стен храма. Ментор с тёмной отметиной охотно выражал мнение церкви на заседаниях Совета Республики, пока тот существовал. Он охотно появлялся и на заседаниях новых правительственных образований – Комитета Управления и Стабилизации и Совета Регионов. Благодаря стараниям Икталигара богатые и не очень грифоны начали вспоминать, что здание церкви парит над городом не для красоты – посещаемость полуденных молитв заметно возросла. Однако некоторые из служителей считали, что заслуги Икталигара заслугами отнюдь не являются, и знаток заветов пришёл с очередным доказательством этого факта.

— Святой брат, Настоятель искал разговора с тобой с раннего утра, – поведал старый грифон.

— Мне нужно было посетить заседание Комитета Управления... Потом встретиться с делегатами Совета Регионов.

Старый грифон жестом шелушащейся лапы попросил сородича о молчании.

— Я понимаю, это важные свершения, святой брат. Однако Настоятель вряд ли пожелает об этом слышать.

Икталигар согласился, что оправдывается не перед тем грифоном, поэтому поднялся с места. Роба церковника не позволила сделать взмах крыльями, поэтому ментор когтями затушил те несколько свечей, которые совсем недавно зажёг.

Ему предстояло подняться на второй этаж церкви в помещение, которое отличалось от кладовки разве что предметами домашнего уюта и украшавшими стену фресками. Настоятель очень любил рисовать и пытался в личной келье изобразить важнейшие события, отражённые в священных книгах. Рисовал прямо так – в припадке творческой одержимости на каменной шероховатой стенке, не боясь запачкать когти краской. Правда, получавшиеся рисунки – как Грифн Великий, обратившись к Великому Небу, прогнал гигантскую змею, как Великое Небо обрушило ярость на еретиков Старых Гнездовий, как Грифн создал первое облако для своей будущей церкви – после завершения автору обычно не нравились. Душевное состояние главы церкви легко определялось по тому, какая часть стены была покрыта рисунками, а какая – следами скребка и разводами от мокрой тряпки. В этот день Настоятель пребывал в очень плохом настроении: он стёр клюв у Грифна Великого, который до того считал удачной и тонкой работой.

— Ваше первосвященство, – склонился в исполненном почтения поклоне ментор.

— Всё-таки явился, Икталигар, – ответил Настоятель, счищавший с когтей излишки краски.

Это было уже второе дурное предзнаменование. Настоятель обращался по именам лишь к тем служителям, за кем видел серьёзную вину, фактически страшный грех.

— Я исполняю волю вашего первосвящества…

— Нет, не исполняешь! – вскрикнул Настоятель, продолжая неистово тереть влажной тряпкой лапу. На когтях уже не было и следов краски, но грифон двигал тряпкой так исступлённо, словно пытался отмыться от чего-то намного более страшного. – Никогда не исполняешь. Грядут последние дни, но ты был и будешь всегда так же упрям.

Икталигар переборол искушение привалиться плечом к дверному косяку и в такой позе выслушать причитания о тяжёлых временах. Всё-таки разговаривал он с главой церкви. Пусть и утратившим былую остроту ума.

— Я просил тебя не разрушать единство церкви, – плаксивым голосом сказал Настоятель. – Чтить заветы Великого Неба. Но ты глух к моим воззваниям. Ты игнорируешь знамения Великого Неба. А времени мало. Времени так мало.

— Заверяю вас, ваше первосвященство, я чту заветы Великого Неба… – попытался вставить реплику Икталигар, но никто его не слушал.

— Знамения! Несчастья! Гнев Великого Неба на наши головы! Народ в смятении, рушатся вековые устои! – Настоятель указал когтём на участок стены, где не так давно изобразил монументальное полотно «Гибель Старых Гнездовий». Он не в первый раз намекал, что зачарован собственным творчеством и видит в нём нечто большее, чем просто картину. – Лишь мы можем спасти заблудших. Лишь наши просьбы умилостивят Великое Небо.

— Кто бы спорил? – чуть слышно пробормотал Икталигар. Этого «чуть слышно» оказалось достаточно, чтобы вызвать гнев Настоятеля.

— Ты губишь все наши молитвы, Икталигар! Я предостерегал тебя, я взывал к твоей праведности! Но ты продолжаешь! Ты покидаешь чертоги церкви! Ты говоришь с нечестивцами! С грехопадшими! Они губят всех, а ты губишь себя.

— Я спасаю этот храм от полного разорения, – не слишком учтиво ответил ментор. От его слов выражение паники на морде Настоятеля проступило ещё сильнее.

— Золото… Блеск металла алчности ослепил тебя. Отравил твоё сердце. Ты падаешь глубже во тьму, Икталигар! Вместо чистых помыслов ты преисполнен жадности, что разрывает этот мир и влечёт гнев с небес. Я надеялся, что ты осознаешь это. Грядут последние дни!

— Ваше первосвященство, я лишь… – «Думаю о благе церкви» прозвучать не успело.

— Мне нужно наставить тебя на путь праведности, – причитал Настоятель. – Но я, похоже, не поднимусь в этот полёт… Хребтовый гребень… Обитель Молчаливого Почитания! Вот где ты сможешь услышать глас Великого Неба.

— Нет-нет, ваше первосвященство, подождите. – Икталигар стремительно приблизился, чтобы положить свои ладони поверх трясущихся лап старого грифона. – Я затворюсь в келье. Я буду молиться дни напролёт. Зачем мне отправляться в закрытый храм, если здесь я принесу больше пользы?

Настоятель обратил в сторону последователя взгляд, полный печального назидания. Лампа с помутневшими стёклами добавила немного теплоты этому взгляду.

— Я хочу, чтобы ты вернулся на путь святости, Икталигар. В молчании и уединении ты достигнешь успеха. Узришь знамения, ниспосланные Великим Небом. Я решил так. Когда ментор с Хребтового гребня ответит на моё послание, ты отправишься в полный благости путь. Ощущая ветер Великого Неба под своими крыльями.

Икталигар отвёл взгляд. Он предпочитал созерцать смешение красных, синих и чёрных мазков, изображавших гнев небес. В какой-то момент ему захотелось, чтобы легендарная катастрофа повторилась. Прямо сейчас. Чтобы он не был единственным, кто ощущает неизбежное крушение привычного мира.

На деловые встречи, сопровождаемые настольными играми, Гиир обычно прилетал первым, поскольку прочие заговорщики всегда задерживались – убеждались, что успели завершить все личные дела, или избавлялись от возможной слежки. Трёхпалый грифон минуты одиночества тратил на любимый многозарядный арбалет: отсоединял круглый магазин и переднюю опорную ручку, снимал и сматывал тетиву, складывал «рожки» стреломёта. Потом собирал всё обратно, для верности выпуская пару оперённых болтов в дальнюю стену. К появлению других грифонов арбалет обычно был оперативно разобран, а в стенке красовалось пять-шесть новых дырок.

Но сегодня личности, именовавшиеся в деловых записях Гиира как «Воин» и «Вестник», уже сидели в креслах, ожидая появление «Вора». Четвёртый участник неофициального кружка – представитель Церкви Великого Неба, он же «Клирик» – снова отсутствовал. Любитель арбалетов предположил, что стряслось нечто серьёзное, иначе заговорщики не явились бы так рано – фактически в своё рабочее время.

— Первый ход уже разыграли? – поинтересовался трёхпалый грифон, оставляя стреломёт в углу возле двери. С собой Гиир также принёс тряпичный свёрток – его класть далеко от себя грифон не пожелал.

— Сегодня не до игр, – буркнул необычно взъерошенный Воин. – У нас проблема.

— Мы, вроде как, учредили Комитет, а тебя, Регримм, сделали фактическим главой Республики, – сказал Гиир, опускаясь в свободное кресло. – Обвели вокруг когтя Совет и закрыли его в пользу комитета. Вооружённые силы страны, службы внутреннего порядка перешли под твой контроль. Нитпик контролирует всю прессу. Какие могут возникнуть проблемы, чтобы ты не смог их решить?

Гиир с затаённой радостью наблюдал, как вздрагивают его соратники. Они крайне не любили, когда кто-то в тайном логове переходил на настоящие имена. А вот Гиира эта традиция с прозвищами порядком утомила, поэтому он нервозность грифонов игнорировал.

— Если бы всё было так хорошо, как ты рассказываешь, – щёлкнул клювом Регримм. – Песчаный легион отказался выполнять мой приказ и возвращаться в Республику. Приказы КУСа за пределами столицы никто не выполняет. Гардиан собрал против Комитета свой Совет Регионов, и раньше море замёрзнет, чем мы с ним договоримся. Мы почти ничем не управляем, ничего не можем сделать, а теперь ещё и это…

Воин в щегольском мундире указал крылом на вжавшегося в кресло Нитпика. Главный цензор Республики, как мог, демонстрировал свой высокий статус, но по сбившемуся шарфу и скособоченным очкам становилось ясно, что он находится не в лучшем расположении духа.

— Посол Эквестрии наколдовал откуда-то доказательства, что именно я отдавал приказы «Свободному полёту». Я понятия не имею, где он взял записи. Но они те самые… Хотя я все их сжёг несколько месяцев назад.

— Паршиво сжёг, значит, – резюмировал Гиир. Он бы добавил шутку про то, что пепел от доказательств вознёсся на Великое Небо, но из-за отсутствия Клирика, как понимающего слушателя, воздержался.

— Сегодня Инцитат со своим бумагомаракой принёс мне копии этих доказательств, – взял слово Регримм. – Чтобы я как глава КУС предпринял что-то против Нитпика. Принёс он их мне лично, так что я не могу отмахнуться, что не передали. Эх, зачем я его только в кабинет пустил?.. Но это даже не половина проблемы. Мои наблюдатели, что следят за посольством и лично за послом, сообщили, что эта копытная тварь также с похожими бумагами наведалась в театр, где собирается Совет Регионов, а потом в редакцию «Крыльев правды».

— Инцитат моему подручному Гараферу эти бумаги передал, – почти безжизненным голосом дополнил Нитпик. – Завтра всё пойдёт на передовицу «Крыльев правды», потому что Гарафер и другие грифоны в редакции отказались меня слушаться.

Воин и Вестник возмущённо посмотрели на третьего грифона, который затрясся от приступа подавляемого хохота.

— Какие же вы оба кретины, – произнёс Гиир, вдоволь насмеявшись с чужого горя. – Я ещё три месяца назад, когда мы совещались, как подставить Флоуика, сказал, что Инцитат опасен. Что надо внимательно контролировать его действия. Что он вам все ветра сменит и ущипнёт за маховые перья… Но разве ж вы меня слушали? Остолопы аристократские! Не уследили за копытным, вот и хнычьте теперь.

Регримма упрёки собеседника сильно разозлили: он вцепился в спинку своего кресла, словно пытаясь создать себе препятствие, мешающее выплеснуть ярость. В итоге когти грифона пробили в нескольких местах бордовую обивку и погрузились в белые облака ваты.

— Надо что-то предпринять, – сказал «гроза мебели». – Иначе Совет Регионов начнёт действовать первым и перетянет народ на свою сторону. Иначе мы утратим контроль за прессой. Иначе моё участие в организации «Свободного полёта» откроется… Так-так-так… Надо отвлечь всех от этого кризиса… Гиир, слушай, ты обещал найти для нас способ увеличить запасы продовольствия. У тебя получилось? Есть там еда, например, которую мы можем раздать, чтобы получить поддержку?

— Ну-у-у… – Трёхпалый грифон изучал чешуйки на здоровой лапе. – Контрабанды я сейчас вожу больше, чем раньше, но всё равно… На всех нищебродов не хватит.

— Ы-ы-ых! – Треск материи бордового кресла продолжился. – Должен же быть какой-то способ переиграть всё нам на пользу!

— Он есть, – как бы невзначай сказал Гиир. – Странно, что такие гении, как вы, его не замечаете.

Серый грифон покрутил головой, но не обнаружил у собеседников склонности распознавать иронию и адекватно на неё реагировать. Регримм буквально раздулся от недовольства и волнения за свой хвост на своей должности. Нитпик смотрел на криминального короля, как утопающий смотрит на подплывающую корягу.

— Инцитат передал три копии улик трём заинтересованным сторонам, – неспешно рассуждал Гиир. – По ответной реакции он собирается понять, кто сотрудничает с поджигателями из «Свободного полёта» – КУС или Совет Регионов. Но, к нашему счастью, Советом руководит Гардиан, твой, Нитпик, товарищ. Гардиан не станет действовать незамедлительно, он постарается тебя найти и, глядя в твои ни разу не честные глаза, выяснить, насколько правдивы сведения, что предоставил Инцитат. Чтобы он тебя не нашёл, Нитпик, ты должен немедленно лететь прочь из Республики. Опережая ветер. Ты понял? – Гиир терпеливо ждал, пока преодолевающий свои опасения грифон кивнёт. – Устроишься в своём балтимэйрском офисе, оттуда будешь руководить «Джи-Джи-Эм». Это ведь возможно? – Снова последовал заторможённый кивок. – Если возникнут какие-то сложности, обратишься в фонд «Перспектива», к Гарсону. Он лично со мной контактирует. Главное, чтобы ты свалил немедленно.

— Тогда я смогу выдвинуть против него обвинения, но он будет уже в Эквестрии, вне моих полномочий? – озвучил предположение Регримм.

— Молодец, соображать немножко начал! – улыбнулся во всю испещрённую шрамами морду Гиир. – Сейчас летишь в свой офис, затеваешь официальное расследование против этой очкастой морды. Завтра Комитету об этом объявишь, но… – Гиир для важности поднял и лапу, и крыло. – Ещё раньше отправишь своих молодцев в редакцию «Крыльев правды», пусть закроют всё здание. Гарафера – в кутузку. Под любым предлогом. Всех, кто начнёт за него заступаться, тоже.

— Если что – пойдут как сообщники Нитпика.

— Нет, умник! Нитпик должен быть признан невиновным. Ваш выход в том, чтобы свалить ответственность на кого-то другого. Вот, например, на того же Гарафера. Он доступ в кабинет шефа имел? А? Наверное, я не знаю… Главное, упрятать его, закрыть редакцию, пока они не выпустили обличающий номер газеты. Их заткнём, Гардиан замешкается, инициатива наша. Всё!..

Гиир откинулся на спинку своего кресла, изображая невероятную усталость от придумывания многоэтапных планов. Лишь через полминуты он встрепенулся и указал на заговорщиков.

— Какого ветра вы оба ещё здесь? Будете копчики просиживать, Инцитат что-нибудь новое придумает. Соскучиться не успеете.

Воин и Вестник вынуждено признали, что Гиир – мастер в решении кризисных ситуаций. Задав напоследок пару уточняющих вопросов, они полетели воплощать задуманное.

Гиир никуда не торопился. Хотя мог бы вернуться в логово и проверить свежее донесение от брата. Однако серый грифон предвидел, что прочитает там скучную ремарку о безуспешности подводных поисков – такую же, как и в предшествующих девяноста.

Стреломёт успел побывать в разобранном состоянии раза три или четыре, когда на пороге пустующего полуразрушенного жилища показался опоздавший участник.

— Ещё не все собрались? – осведомился Клирик, сбрасывая с головы капюшон.

— Уже все разлетелись, – кратко ответил Гиир, выцеливая на дальней стене точку, которая сошла бы за центр воображаемой мишени. – Точнее, я всех разогнал. И теперь тебя дожидаюсь.

— Печально, – вздохнул служитель церкви. – Я зашёл попрощаться. Наверное, это моя последняя с вами встреча…

Стреломёт поменял угол наклона и зафиксировался на лапе Гиира – тот передумал издеваться над стенами и, неловко вывернувшись в кресле, посмотрел на грифона с тёмными перьями на морде.

— Что это означает?

— Настоятель отправляет меня в монастырь на Хребтовом гребне. В обитель нищенствующих менторов, давших обет молчания. Чтобы я круглосуточно молился Великому Небу и уберегал Республику от его гнева.

Гиир с присвистом выпустил воздух через клюв.

— Похоже, правду говорят, что ваш Настоятель – весьма и весьма «отстранённый».

— Какой есть, – мягко ответил Икталигар.

— И это окончательное решение?

— Настоятель ещё ждёт ответного письма из монастыря. Но я более чем уверен – он не изменит решение. Моя нечестивая персона ему неприятна. Вернее, ему неприятно, что слова этой нечестивой персоны охотно слушают под сводами церкви…

Гиир вынужденно отвернулся. Потому что от непривычной позы у него начали болеть рёбра. И потому что на его морде проступило выражение, которое не сулило ничего хорошего. Криминальный король умел скрывать эмоции, сопровождающие замыслы, но сейчас порыв опередил осознание.

— Пока что ты ещё ментор церкви, так?

— Да, пару дней. Если что-то успею сделать для общего дела…

— Успеешь, – уверенно произнёс Гиир. – Например, отдать мне ключ от восточного фасада церкви.

Священнослужитель замешкался, но всё же извлёк из недр робы архаичного вида связку ключей на металлическом кольце. Когти грифона разомкнули кольцо и аккуратно вытащили один из самых длинных ключей, носивший на себе следы ржавчины. После чего Икталигар положил его в подставленную лапу Гиира.

— И я хочу, чтобы ты почитал эти свитки, – произнёс серый грифон, встряхивая тряпичный свёрток, который зацепился за плечо арбалета. Пара рулонов с каракулями отправилась в лапы Икталигара, словно в обмен на предоставленный ключ.

Вор краем глаза отметил, что даже свято верующим не чуждо любопытство – Клирик моментально впился взглядом в первые строчки записей.

— Это из Грифонстоуна, – пояснил Гиир. – Древняя древность. Описание церемонии коронации Гровера Первого. Я думал, такой манускрипт нелегко будет стащить. А он чуть ли не в грязище валялся – приходи да забирай. Захолустье как оно есть во всей красе…

— Зачем эти свитки? – Икталигар так и не смог определиться с вопросом. Ему одновременно хотелось узнать, зачем Гиир раздобыл древние летописи и зачем он предлагает их церковнику.

— В другой раз объясню. Просто почитай, – дал совет трёхпалый грифон. Он заметил, что лапа Клирика находится на уровне спинки кресла, и подбадривающее похлопал по ней. – Выше клюв, святой брат! Как вы там говорите, ветра Великого Неба дуют непредсказуемо? Вот увидишь, как-нибудь всё скоро обернётся к лучшему.

По морде Икталигара читалось, что он-то как раз не слишком верит в заступничество со стороны высших сил. Но за поддержку признателен.

Претор Гардиан, сидя перед зеркалом, отсчитывал минуты до своего выступления и поглядывал из-под кустистых бровей на отражение висевших на стене афиш. Ему было грустно признавать, что по его вине эти выступления оперного дуэта, спектакли, прославляющие подвиг бойцов в последней войне с драконами, утренники для птенцов, приуроченные к праздникам – все они отложены и отменены, а красочные афиши почти повсеместно сорваны. Пытались их снять и в гримёрке, превращённой во временный кабинет политика, но старания упёрлись в качественный клей из рыбьих костей – после первых недооторвавшихся белых полос ликвидация плакатов была приостановлена. Так что старая афиша об отменённой много лет назад пьесе с участием Ильвии Сладкоголосой и «других исполнителей» уцелела и теперь постоянно задерживала на себе взгляд Гардиана.

После того, как КУС присвоил здание Дворца Советов, Ивсфилдский театр оказался единственным помещением, где удалось бы собрать Совет Регионов и кое-какую публику. Три месяца назад казалось, что конфликт элит вот-вот разрешится, и в гримёрки вернутся знаменитые актёры и актрисы, представления которых он сам неоднократно посещал. Сейчас грифон, постаревший сильнее, чем положено в его «немного за тридцать», лишь надеялся, что актёрские труппы и оперные дивы дождутся часа, когда театр перестанет быть местом политических дебатов.

В зеркале отразилось, как дверь, ещё хранившая на себе отметины от снятой таблички, приоткрылась. Внутрь заглянула грифина с небольшим клювом, выделявшимся горбинкой и продолговатыми пазухами. Гардиан встретил её – редкой в последнее время – улыбкой. Рийта вселяла в сердце претора надежду на перемены. Молодая активистка яростно отстаивала свои убеждения и, добиваясь общественных прав для грифин, обивала пороги сначала Совета Республики, а потом и Совета Регионов. Гардиан охотно предоставил Рийте работу в качестве пресс-ассистента. А по факту обеспечил себе один громкий и назойливый голос в политических дебатах.

— Претор, ваш выход на сцену через десять минут, – произнёс этот голос.

Шутки про «сцену» и «актёрство», вызванные необходимостью заседать в театре, забавляли лишь в первую неделю. Потом начали раздражать. К концу третьего месяца Гардиан и его коллеги перестали обращать внимание на такие обороты речи.

— Я знаю. Кстати, можешь зайти. – Гардиан жестом пригласил грифину с тёмно-бирюзовым оперением в «политическую гримёрку» и крылом сдвинул единственный незанятый в помещении стул. Но Рийта предпочла остаться на четырёх лапах.

Гардиан выдержал паузу, поскольку собирался сказать ещё кое-что. Размышления, которые доверил бы лишь очень близким грифонам. Рийта за считанные недели сумела попасть в их число.

— Они все гадают, – сообщил грифон, намекая на полторы сотни участников Совета Регионов, корреспондентов и простых зрителей, – что я скажу про Нитпика и его юридические проблемы…

Вторая половина фразы заставила красно-белого грифона тяжко вздохнуть и закрыть глаза. Документы, которые он получил от посла Инцитата, не радовали ни одной своей запятой и появились настолько не вовремя, что грифон сначала хотел отказаться от речи на сегодняшнем заседании и не появляться в театре вовсе, потом всё же решился прийти, но спрятался до начала собрания в «личном кабинете», полном въевшихся в стены ароматов изысканной парфюмерии и заметённых под плинтус блёсток.

— Я не намерен это обсуждать. Пока не будет ясности, все обвинения против моего друга считаю ложью, – отчеканил претор. Отчеканил так, что можно было печатать на обложке любой газеты как прямую речь.

— Ситуация с Нитпиком и вашим отношением к нему может повлиять на позицию Совета в сегодняшнем голосовании, – дёрнула крыльями Рийта. – Тема кризиса в редакции «Крыльев правды» и виновности главного цензора разошлась по городу. КУС проявил инициативу, что на него очень непохоже. Это напугало политиков южных округов. Они переметнулись к «формирователям народного ополчения». Проголосуют за него.

— Пусть попытаются, – сдвинул брови грифон. Ответ пресс-ассистента его порядком обескуражил:

— Вы не настолько могущественны, чтобы игнорировать этот выпад. Гардиан, если ваш имидж пострадает, командующий Ногард с его идеей агрессивного сопротивления победит. КУС раскручивает этот скандал с Нитпиком, настраивает народ против единственной власти, которая трудится на благо народа. В Совете опасаются, что упустят момент политического превосходства и потом не успеют собрать армию для атаки.

Гардиан провёл когтём по выщербленной поверхности старого трюмо, обрисовывая большой овал вокруг пустой чернильницы. Он нехотя признавал, что судьба Совета Регионов тесно сплетена с его собственной. Пока что ему удавалось удерживать толпу политиков и военных от вооружённого сопротивления директивам КУС. Но голоса «обиженных новой властью» звучали всё громче и требовали всё большей крови. Угрозы следовало ликвидировать как на общественном, так и на личном фронте.

— Какой у меня есть выбор, Рийта?

Удар кулака заставил подпрыгнуть чернильницу и стопку книг.

— Любой мой поступок – это предательство! – тут же выпалил Гардиан. – Нитпик мне не просто друг. Он заменил мне отца, когда… После того урагана… Я не верю, что все эти обрывки фраз, которые притащил посол Инцитат, чего-то там доказывают! Если бы я мог увидеть Нитпика и поговорить с ним! Вместе мы бы придумали, как развеять эти лживые россказни.

Рийта, чтобы умерить гнев Гардиана, прибегла к средству, которое вряд ли мог позволить себе любой другой активист Совета. Она подошла сзади, обхватила передними лапами Гардиана и положила голову ему на плечо.

— Я понимаю, как тебе тяжело сейчас. Ты идёшь и тащишь на себе спасение всей Республики, но на каждом шагу в твои лапы впиваются колючки.

Гардиан не зря называл Рийту «чаровницей». Её вкрадчивый голос заставил его почувствовать несуществующую боль от колючек в лапах. И тут же – спокойствие, умиротворение. Как прежде, она сказала ему, что поддержит. Как прежде, она сказала, что будет рядом. И она была рядом – он ощущал тепло её тела на своих перьях, ощущал тихое дыхание подшёрстком.

Политик-одиночка не понял, когда внутри него что-то изменилось, когда он увидел свет сквозь тучи, сгустившиеся над Республикой, когда узнал имя этого источника света. Просто от серьёзных политических разговоров, от выверенных до буквы точек зрения он в какой-то момент снизошёл до личных тем. И Рийта ответила, Рийта поддержала разговор. И претор, долго удерживавший свои эмоции на поводке, обнаружил, что они сбежали от хозяина и тянули его к грифине. Которой было всё равно, что роскошный особняк политика обратился в пепел. Ни родовитость, ни кошелёк её не волновали. Краеугольным камнем для грифона и грифины стали убеждения, которые – и Гардиан славил за это Великое Небо – совпали.

Он увидел в Рийте стремление, которое некогда подавил в себе. Увидел решительное желание изменить свою жизнь. Вопреки законам и традициям Республики.

Гардиан как политик и претор наследовал свой титул и должность от отца, как тот от деда и прадеда. Но в детские годы, когда он был птенцом в молодой семье, родители не подталкивали его к семейному призванию, поддерживали иные его таланты – так проявляли себя свободные взгляды северо-западного региона, про которые ворчали, что приносит их ветер из Грифонстоуна. Но, когда отец сгинул в жестоком урагане, Гардиану пришлось отречься от иных занятий и посвятить себя нелюбимому делу.

И вот теперь он смотрел на иную версию своего стремления – на грифину, которая впервые за десятки поколений намеревалась выйти из роли покорной жены и матери, предначертанной предками. И Рийта определённо намеревалась идти до победы, Гардиан видел, что дух её сильнее, чем тот, что когда-то был у юного наследника претора северо-западного региона.

— Очевидно, что у меня нет выбора, – сказал претор, оставив размышления о несовершенстве общества и своей персоны. – Или я остаюсь верен своему старому другу, или я сохраняю преданность своему политическому курсу. Или один грифон меня никогда не простит, или всё государство, включая меня самого.

— Просто не позволяй никому заполнить своими словами твоё молчание, – посоветовала Рийта. Гардиан лёгким поглаживанием попросил её убрать лапы.

— Да, молчание сейчас хуже всего, – признал он. – Сегодня, когда Ногард выдвигает создание ополчения на голосование, я должен выступить. Иначе внутренняя война уничтожит Республику. И как Ногард может этого не понимать? Он же военный командир. Его дед храбро защищал рубежи Республики во Вторую Драконью. Неужели он не научил потомка, что грифонам нельзя сражаться с грифонами! Мы тысячу лет этого избегали…

Последние слова смешались со скрипом кресла и шумом перьев – претор северо-запада сорвался с места. Его выступление должно было состояться через три минуты, но он домчался по узкому коридору к сцене за одну. Рийта с трудом поспевала за своим работодателем, на ходу пытаясь понять, какое же решение пришло в голову красно-белому грифону.

Трибуну для выступлений разместили на пятом этаже театра, расчищенном от декораций и музыкального оборудования. С этого места получалось видеть и тех, кто сидел внизу, на «дешёвых местах», и тех, кто расположился наверху, в ложах для привилегированной элиты. И выступающий мог порадоваться, что ему полагается стоять на одном месте, а не летать по этажам театра, как актёры, перебираясь от декорации к декорации, от мизансцены к мизансцене.

Гардиан видел свой Совет Регионов. Видел тех отдельных инициативных личностей, с которыми три месяца назад вступил в сговор, без поддержки которых никакой организованной оппозиции КУСу не получилось бы. Видел бывших коллег по упразднённому Совету Республики, которые не без опасений примкнули к новой администрации. Видел старых военных командиров, плохо осознающих, что вообще творится в стране и столице, но с презрением отзывающихся о непонятных им «комитетах». Видел юных грифонов, почти птенцов, которые жаждали озвучить своё, порождённое молодостью и отсутствием надлежащего жизненного опыта, мнение, но обладали достаточным умом, чтобы не участвовать в преступлениях «Свободного полёта». Видел немногочисленных грифин, с помощью Рийты добивавшихся равноправия через новое правительство. Видел известных корреспондентов и летописцев, считавших, что любое заседание Совета Регионов представляет историческую важность. Видел городскую бедноту, жавшуюся на самых нижних скамьях и глядевшую наверх с надеждой, что оттуда прозвучат заветные слова о помощи и деньгах.

Весь Ивсфилд пытался поместиться в многоярусном театре, чтобы узнать, «как совреги парируют недавние действия кусовцев». Не представлены были лишь крупные торговцы и промышленники – потому что они сидели во Дворце Советов под знамёнами своего комитета. И представители церкви – эти просто игнорировали все политические сборища, предпочитая затворничество в парящем над городом храме. Даже деятельный Икталигар не появился на собрании.

Полторы сотни грифонов собирались слушать претора Гардиана. А претор Гардиан собирался сказать этой толпе то, что считал нужным. То, что считал правильным.

— Мои сограждане, – обратился он, слегка щурясь от ламп, заливших его светом и сделавших мишенью для взгляда каждого из присутствующих. – Сегодня утром мы стали свидетелями дикости и самоуправства, заставляющих сомневаться в разумности нашего вида. Подразделения так называемой охраны городского правопорядка, направляемые КУСом, разгромили – иного слова я найти не могу – редакцию «Крыльев правды». Фактически вынудили самую популярную газету в городе закрыться. Это недопустимое поведение для тех, кто провозгласил себя выразителями воли народа и, цитирую, «специалистами по умиротворению общественных волнений». Это так они собрались умиротворять общество? Нападая на его голос, на выразителей слов народа? Вместо того чтобы выполнить данные ранее обещания – я обязан их напомнить: пресечь преступную деятельность «Свободного полёта» и расширить выгодные торговые связи, – что мы получили от КУСа? Экономическую блокаду со стороны Эквестрии, из-за которой пустеют торговые ряды? Городские кварталы, куда стало опасно залетать даже днём? А теперь ещё и разгром неугодной прессы под надуманным предлогом! Вы все, как и я, прекрасно понимаете, что КУС не должен считать себя безнаказанным. Мы должны заставить эту группу казнокрадов встретиться с правосудием. Мы имеем на это право. Мы – Совет Регионов, мы – истинное правительство Республики, чтящее её законы и правила.

Слушатели из самых разных слоёв общества либо кивали, либо покачивались на насестах, либо складывали лапы или крылья в поддержку оратора. Рийта в сторонке скромно улыбалась. А Гардиан чувствовал себя так, словно вернулся назад на три месяца – в то время, когда его первая речь раздавалась под сводами величественного театра.

Но он ещё не завершил своё выступление. Воодушевление и задор переполняли толпу, Гардиан ощущал это, словно натяжение вожжей. Он управлял своей аудиторией, словно несущейся колесницей, и начинал рискованный манёвр с резким торможением.

— Однако мы не должны соперничать с этими нечестивцами в дикости и агрессии. Они ведут себя как взбесившаяся свора, которая пытается наброситься на других и загрызть. Должны ли мы превращаться в подобное скопление одержимых насилием существ? Нет, не должны! Это лишь удвоит страдания нашего бедного государства. Если мы схватимся за оружие, мы не станем честнее, мы не станем умнее своих противников. Мы сравнимся с КУСом в безрассудстве и утратим то единственное, что даёт нам право называться истинным законным правительством, справедливой властью. Вот почему я выражаю категорический протест идеям народного ополчения, которые раздавались в этом зале сегодня, вчера и ранее. Нельзя тушить огонь огнём, нельзя остановить стрелу мечом. Мы ищем мирное решение вопроса. И никакой страх, внушаемый КУСом, не заставит нас опуститься до его нецивилизованного уровня. Может, они и назвали себя реформаторами, мирным комитетом управления и стабилизации. Но это мы здесь мирные, это мы выступаем за активные реформы, мы управляем, мы стремимся к стабильности! Совет Регионов, прав ли я?

Зал взорвался смесью клёкота, хлопков и одобрительного стука. Кто-то даже взлетел, чтобы потрясти лапами в поддержку речи Гардиана. Претор северо-запада отступил на шаг от трибуны и вальяжно расправил крылья. Ему казалось, что неудержимый полёт колесницы остановлен, и некоторое время можно не волноваться за кровожадные настроения толпы.

Но именно в этот момент театрально сдвинулся занавес на сцене, находящейся справа и выше от Гардиана. А осветители, получив определённый сигнал – и некоторую оплату до того – перевели на подмостки все прожекторы, в лучах которых охотно засверкали золотая оторочка военного мундира, драгоценные камни в наградных знаках и на эфесе изогнутой сабли. Гардиану не требовалось взлетать на этаж выше, чтобы понять, кто осмелился дерзко вмешаться в его триумф.

— Нет, не прав! – прокричал военный командир северо-восточного округа Ногард. Его отрывистые «е» и «а» ранее заставляли трястись от страха считанное число новобранцев, а теперь вынудили притихнуть полторы сотни орлольвов. – Претор Гардиан поёт вам красивую песню про мирные реформы и счастливый финал. Он заблуждается сам и уводит правду от вас! А вы не видите за его словами истины. Позвольте мне открыть её вам.

— Вы нарушаете порядок выступления, Ногард, – упрекнул его Гардиан. И даже Рийте показалось, что голос претора по сравнению с басом грифона-воина звучал скромно и тихо.

— Вы наговорили достаточно, – не поворачивая головы, бросил в его сторону Ногард. – Если в ваших речах сплошь правда, то и волноваться по поводу пары моих слов не нужно. Не так ли? – Это был вопрос, обращённый ко всему Совету, разжигавший интерес к синему грифону с чёрными полосками перьев. – Но в спешке своей речи вы просто забыли задать себе и всем собравшимся один вопрос: «Кто следующий?». Первый же свод директив КУСа распустил Совет Республики и отнял власть у тех, кому она принадлежала согласно воле народа. Кто следующий лишится всех прав и привилегий при нашем бездействии? КУС игнорирует бесчинства «Свободного полёта», пока тот громит их политических оппонентов. Ваш особняк, Гардиан, сгорел самым первым. А за последние три месяца поджоги и произвол буйных птенцов оставили без крова шесть десятков граждан Республики. Кто следующий должен потерять всё, пока мы сомневаемся, нужны ли нам силы, чтобы это остановить? Присягнувшая КУСу городская стража вломилась в редакцию газеты и закрыла её, упрятав в темницу нескольких работников. Кто следующий хочет отправиться в казематы Ивсфилда, потому что нет никого, способного выступить против произвола КУСа? Чего мы ждём, собратья? Первых сильных холодов? Первого неурожая? Первых жертв неправомочного режима? Хватить сидеть и ждать. Очевидно, что богатеям из КУСа плевать на остальных. Они будут прятаться за лезвиями мечей своих стражников и творить всё, что захотят. И только одна сила может это прекратить. Наша сила! Сила народного ополчения!

Грифон, чьи перья с синеватым отливом купались в свете софитов, начал свою речь вполне нейтральным тоном, но разошёлся и последние фразы произнёс так, что многие артисты, лишённые права выступать на этой сцене, отвесили бы уважительный поклон.

— Группа воинствующих грифонов с лозунгами против городской стражи! – напомнил Гардиан. – Последствиями будут смерти и уничтожение тех идей, которые создали этот совет!

— Народное ополчение – единственная гарантия того, что идеи уцелеют. Иначе КУС их просто сметёт. Его воины ворвутся сюда, в этот самый зал, и завершат работу Совета Регионов так же, как и работу «Крыльев правды». Им всё равно, под какой вывеской уничтожать народную свободу.

— Вы и ваши военные приготовления дадут им повод уничтожить Совет. Мы должны найти способ мирного разрешения политического конфликта.

— Когда они сегодня применили силу – мирные решения на этом закончились. КУС удачно опробовал свой новый метод общения. И к прежнему не вернётся! Только перед угрозой ещё большей силы – силы народного ополчения – они начнут с нами разговаривать.

Головы зрителей последовательно поворачивались то к находящемуся в полутьме претору в деловом костюме, то к купающемуся в ярком сиянии военному в сверкающем мундире. И задерживались на втором, но не по причине продолжительности его фраз. В толпе нарастал гомон, в котором фактически повторялись только что прозвучавшие утверждения. От единства, желанного для Гардиана, не осталось и следа – грозного вида грифон, что был вдвое старше, показал, что он прекрасно освоился на плацу для политических маршей.

— Вынужден также отметить, – продолжал Ногард, – что именно миролюбивые высказывания претора Гардиана привели к расколу нашего общества и государства. Он всегда выступал за политическое решение конфликтов, избегал поддерживать агрессивные планы.

— Что это должно значить? – дёрнул головой красно-белый грифон, глядевший снизу на не уступавшего ему в пылкости демагога.

— Когда у старого Совета была возможность собрать со всех округов военные отряды, ввести их в город, чтобы отыскать и разметать активистов «Свободного полёта», вы, Гардиан, своим голосом отклонили инициативу…

— То была плохо продуманная идея, от которой пострадали бы мирные горожане!

— Ну да, ну да. Конечно, мы так и поняли. Не будем принимать во внимание факт, что ваш друг Нитпик оказался втянут в скандал со «Свободным полётом». Подозревают, что ваш друг Нитпик организовал и направлял этих буйных птенцов. Но вы, конечно же, отвергая меры по борьбе с «Полётом», выражали исключительно свою точку зрения и только свои интересы.

— Вы! – развёл лапами Гардиан. – Вы вообще в состоянии понять, какой бред говорите? Я что, по-вашему, помогаю «Свободному полёту»? Помогаю им в чём? Сжечь мой собственный дом? Вы нормальный вообще, Ногард?

Командующий в мундире даже не дёрнулся, гордо игнорируя выпады молодого оппонента.

— Возможно, вам надоела планировка вашего особняка. Захотели перестроиться. Попутно заманили в него ключевых деятелей государства и правительницу Эквестрии. Что если бы они сгорели вместе с вашим особняком, из которого вы, будучи хозяином, легко смогли бы найти выход? Как тогда повернулась бы политическая ситуация?

Рийте пришлось двинуться с места. Она буквально перехватила лапы Гардиана, который уже начал распутывать тугой узел галстука – чтобы не мешал сцепиться с обидчиком.

— Нет, не надо, прошу. Он потомственный военный, он тебя в два счёта победит.

— Я не прощу ему такие слова, – отдёрнулся Гардиан.

— Он этого и добивается. Твоя горячность позволяет ему побеждать.

Гардиан замер и бросил взгляд в зал. Только некоторые могли разглядеть, что происходит в тени у нижней трибуны. Но большинство туда даже не смотрело. Они нашли себе новый источник идей и красноречия. Красно-белый претор нехотя привёл ворот костюма в порядок и сделал пару шагов в сторону освещённой части сцены.

— Я могу лишь сказать, что не верю обвинениям, выдвинутым в адрес Нитпика. Считаю, что это провокация КУС. Больше мне нечего сказать по этому вопросу.

— Может, и провокация, – внезапно согласился Ногард. – Но, если КУС осмеливается на такие провокации, значит, его деятели совсем лишены страха. Нет, собратья, так, молчаливо принимая удары, мы всю Республику потеряем. Нужен ответ! Нужно ополчение! Я от имени Совета Регионов заявляю, что спасти всех нас может только лояльный и тренированный полк бойцов. Прошу, покажите, насколько я в этом прав. Нам нужен полк! Полк! Полк!

Гардиан хотел выступить с замечанием, но сразу после первых его слов вопли «Полк! Полк!», раскатившиеся по залу, уничтожили возможность для содержательного ответа. Кто-то скандировал совершенно искренне, кто-то наверняка получил определённое вознаграждение за поддержку этого шума, кто-то просто делал вид, что солидарен с окружающими. В итоге Гардиан взирал на бушующую толпу, которая согласилась отнюдь не с ним. Колесницу увели прямо у него из-под клюва и разогнали прямиком в стену. И претор северо-западного региона вынужден был смотреть, как столкновение становится неизбежным.

После возвращения Инцитата с прогулки журнальный столик посольства начал соответствовать названию: после того, как Рэдфилд убрал с него бокал и пару пустых бутылок из-под вина, посол вывалил стопку газет и журналов, приобретённых в ближайшей лавке. Дипломатический работник и секретарь принялись вчитываться в килограммы свежей прессы.

— «Крыльев правды» нет, – тут же сообщил Инцитат, принимая заранее приготовленную чашку с чаем от Рэдфилда. – Редакция закрыта на замок. В кафе неподалёку встретил Н’сию. Она в слезах рассказала, что ещё до рассвета в редакцию вломился десяток грифонов из городской стражи. Якобы по делу Нитпика. Который куда-то исчез. Градостражники опечатали половину помещений. А до того у Гарафера в ящике стола нашли какой-то свёрток. Если верить Н’сии, то свёртка такого у Гарафера никогда не было. После чего Гарафера увели. Куда – неизвестно.

— Вот это нехорошо получилось, – признал единорог, опустив окутанный магическим полем выпуск «Столичных сплетен».

— Гарафер про риски знал, – напомнил Инцитат. – И его несчастье кое-что проясняет. Активность КУСа свидетельствует, что там кто-то заметает следы.

— Или выполняет свою работу, – предположил Рэдфилд. – Мы обличили Нитпика, который является только одной из трёх загадочных персон в записях Гиира. Надо ещё понять, кто такие Клирик и Воин. Первый, возможно, имеет какое-то отношение к церкви. А Воин… Может вообще не заседать в составе КУС. Учитывая, что на улицах говорят о народном ополчении Совета Регионов.

— Да, я тоже слышал. Я предостерегал Гардиана, что в его Совете полно милитаристов, но он слишком полагался на свою миролюбивую риторику…

Пегас, чья куда более молодая версия взирала на происходящее с портрета, перебрался за рабочий стол, поставил на него чашку, потом тихо выругался и вытащил из-под чашки лист бумаги, стряхнув пару пролившихся капель.

— Бардак в КУСе, бардак в СовРеге… – пробормотал он, слегка сдвигая планки на жалюзи и выглядывая на улицу. – Где бы тебе украсть печатных лент для ясности? Ну? Ты же у нас мастер по добыванию всяческого и применению ко всяческому финтифлюшных научных приборов.

Рэдфилд дёрнул ушами, но больше своего недовольства никак не выразил.

— Кто там сегодня за нами приглядывает? – спокойно спросил он. – Коренастый? Или с рыжими перьями? Или тот, с чуть загнутым клювом?

— Коренастый за мной летал по городу, – ответил Инцитат. – А сейчас на вахте любитель круглых шляп. Но это не самое интересное, что видится из окна. Я ещё на пути в посольство заметил, а теперь, когда солнце с другой стороны, чётко вижу. Подойдите, Рэдфилд!

Единорог закрыл журнал про рыбалку, невесть как попавший в кучу новостных изданий, и приблизился к окну. Он ожидал увидеть нечто необычное на тесной улочке или на крышах соседних домов. Но посол движением копыта вздёрнул подбородок секретаря, заставляя смотреть на церковь Великого Неба. Парящее на облаках здание отличалось от своего привычного вида – непосредственно облаками. Белоснежное основание, возносящее церковь над твердью и символизирующее её промежуточное положение между землёй и небесами, сменилось на чёрную грозовую массу, словно тянувшую весь комплекс вниз.

— Так менторы оповещают о смерти Настоятеля церкви, – пояснил Инцитат. – Вот она, новость, которая достойна газет, но не успела в них попасть… В прошлый раз чёрные облака были за два года до моего назначения послом. Если порядок не изменился, то к завтрашнему рассвету менторы выберут нового духовного наставника. И облака снова станут белыми.

— Хмм… – Рэдфилд отошёл на пару шагов вглубь комнаты. В уме у него крутились догадки, связанные с добытыми записями Гиира и новостями минувших суток.

За прошедшие три месяца Инцитат привык – в отличие от мерзкого вкуса чая – к разумным предположениям Рэдфилда и всегда брал паузу, чтобы не спугнуть его мысли. Вот и сейчас он молча ждал, пока подчинённый выскажется.

— Вам не кажется странным, что, как только мы тронули Нитпика, который Вестник, то он сразу же спрятался? Или исчез не по своей воле? А потом Настоятель церкви, который теоретически мог бы быть Клириком, вдруг умирает.

— Маловероятная связь, – тряхнул поредевшей гривой Инцитат, – но игнорировать её полностью не стоит. Правда, проверить никак... То есть… Если даже захотим… Тело Настоятеля, скорее всего, на Дымовой скале. Ведутся приготовления к его сожжению. Согласно церковным традициям, оно должно состояться на закате. Пока мы будем обращаться в инстанции, чтобы нам дали допуск… Да ещё без доказательств… Да ещё непонятно, кого просить… КУС? А вдруг они замешаны? Совет Регионов или Гардиана? А вдруг он замешан?.. Но тебя, я вижу, это не останавливает, – произнёс Инцитат, заметив, что единорог проверяет содержимое своей походной сумки.

— Как всегда, мы сами по себе, – ответил Рэдфилд, убедившийся, что нужные ему вещи в нужных карманах. – Выкрутимся.

Инцитат не стал дольше задерживать секретаря, лишь поинтересовался, в каких кастрюлях искать обед, да напомнил, что «любителя круглых шляп» непросто стряхнуть с хвоста. Но единорог обычно справлялся с этой задачей в два счёта – посредством заклинания исчезал в одном месте и появлялся где-нибудь за углом. И грифон-соглядатай, увидев Рэдфилда, вспомнил об этом чародействе и вообще не стал следовать за секретарём. Пегас и грифон, оставшиеся в двухэтажном обветренном здании посольства, интересовали его куда больше.

Глава 6. Ваш выход II

Рэдфилд помогает бывшему военному командиру Грифоньей Республики сбежать от её нынешних правителей.

Инцитат неплохо проводил время в обществе запеканки – и даже позволил шпионам Регримма отметить этот факт в записях, поскольку вышел пообедать на крохотный балкончик. Возвращаясь на кухню, он столкнулся с «объектом наблюдения “грифон”», который только ко второй половине дня пришёл в адекватное состояние.

— День добрый, – сообщил Инцитат, выражая любезность и одновременно намекая, что с ночными загулами пора заканчивать. Впрочем, Флоуик и сам чувствовал, что перебрал минувшим вечером. Но выразить спектр эмоций пока не мог, поэтому лишь витиевато поводил пальцами.

Посол поручил мытьё посуды пегасам-охранникам, которых следовало пристроить хоть к какой-то работе, и вернулся в свой уютно обставленный кабинет. Флоуик уже улёгся там на диване и листал случайно выбранную газету.

— Как ваше самочувствие? – для соблюдения формальностей поинтересовался Инцитат. Он был занят раскладыванием перьев из подарочного набора – выравнивал их по длине.

— Ощущаю себя зверем, которого загнали в ловушку, – сказал Флоуик, отыскивая взглядом бокал, послуживший ему минувшим вечером, и опечаленно убеждаясь в его пустоте. – Точнее, нет. Чувствую себя зверем, который настолько туп, что сам забежал в ловушку.

— Тогда вам повезло, – дёрнул бровями Инцитат и после небольшой паузы разъяснил: – Ваша ловушка, в отличие от многих, обеспечена запасами умиротворяющих зелий.

Намёк был на вделанный в стену шкафчик с дорогими винами и настойками. Как подобает хорошему хозяину, ценителю и коллекционеру, Инцитат укомплектовал стеллаж и рассортировал все экземпляры по крепости и выдержке. Теперь же треть ящичков изводила пегаса-перфекциониста пустотой.

— Мда. – Грифон с полосами жёлтых перьев на груди сел и приложил кончики некогда остро наточенных когтей к вискам. – Извините. Я не хотел так злоупотра… досаждать, в общем. Просто так тяжело. Три месяца назад я был вторым крылом в государстве, виднейшим армейским начальником. А теперь я что такое? Какое мне название?

Грифон осмотрелся в поисках мундира вице-командующего. Потом вспомнил, что оставил его наверху, в гостевой спальне – чтобы не повредить во время приступов самоуничижения.

— Как только ваша невиновность будет доказана, ваше звание к вам вернётся, – сухо ответил Инцитат, тренируясь в выведении каллиграфической буквы «А». Любой, кому захотелось бы порыться в мусорной корзине посла, обнаружил бы, что он каждый день тратит три листа на отработку линий какой-нибудь буквы алфавита.

— Доказана? – насмешливо повторил Флоуик. – Кем доказана? Регриммом и его Комитетом? Да он меня и подставил. Он отдал меня под трибунал, это ясно, как карканье вороны! Занял моё место, организовал Комитет Управления и Стабилизации. Ха, управления! Ха, стабилизации! Бардака и раздора! Даже отсюда видно, что порядка всё меньше с этим комитетом.

— Секретарь Рилаент мне проговорился, что если обвинения против вас окажутся фикцией, то все решения Регримма, включая его КУС и закрытие Совета Республики, признают недействительными. Всё вернётся к состоянию трёхмесячной давности.

— Правда? – встрепенулся Флоуик. Но тут же поскучнел: – Ага, вернётся, как же. Кто бы позволил? Теперь есть Совет Регионов. И все, кто в этом совете, неплохо так устроились, судя по заголовкам отдельных газет… Я что-то сомневаюсь, что они захотят моего возвращения и восстановления прежнего Совета, где они не ценнее хлебных крошек.

— Полностью с вами согласен, – донеслось из-за стола.

Грифон на диване согнулся ещё сильнее. До ушей пегаса донёсся тихий стук отдельных капель – некогда властный командир лил слёзы на раскиданную перед ним прессу.

— Если бы мой наставник… если бы он только… если бы я рядом с ним…

— Вы ничего не могли сделать, – попытался успокоить Флоуика Инцитат. – Вашему наставнику пришёл час отправиться на Великое Небо. Никто не мог этого предотвратить.

— Я не мог даже выйти из этих стен! Оказать последние почести Фэрриеру. Проклятье! Как я позволил себе стать таким слабым? – Грифон уставился в потолок, словно потрескавшаяся побелка могла сложиться в буквы и фразы. – Как я позволил себя победить?

Хлопок входной двери то ли натолкнул грифона на искомый ответ, то ли сбил с рассуждений и перевёл их в более приземлённую плоскость.

— Я возьму ещё одну? – спросил Флоуик, указывая когтем на винный сервант. – Чтобы лучше себя чувствовать… – добавил он, пытаясь сломать маску недовольства Инцитата. В итоге посол махнул копытом и вернулся к линиям буквы «А». Вот только бутылку, тщательно выбранную опальным вице-командующим, вдруг охватило серое магическое поле, и из лап грифона она переместилась на полку в другом углу кабинета.

— Заканчивайте с этим! – произнёс Рэдфилд.

Не слушая никаких замечаний и упрёков в свой адрес, единорог пересёк кабинет и начал устраиваться за рабочим столом Инцитата, фактически сдвинув того в угол.

— Где ваш?.. Ага. Я возьму?.. – Действия Рэдфилда опережали слова, поскольку он притянул к себе магией личный микроскоп посла и разместил его поудобнее перед собой. Сразу настраивать не кинулся – сперва извлёк из недр походной сумки плотно закрытую коробку, пару слегка загибающихся по краям альбомов, блокнот с записями и фарфоровый горшок.

Горшок нашёл себе применение первым – он был пододвинут к самому носу Инцитата.

— Салат из хвойных иголок. От нашей общей знакомой. Я зашёл выяснить, нет ли у её многочисленных непрямых родственников интересных сведений. Заодно прикупил… Потому что с продуктами, как я заметил, в городе всё тяжелее. Всё, кроме рыбы, с прилавков поисчезало.

— Довели страну КУСами и СовРегами! – пробухтел Флоуик.

Рэдфилд приблизил морду к окулярам микроскопа и принялся настраивать их, после чего вытащил из плотно закрытой коробки колбу и два стёклышка. Пару крупинок с донышка колбы он переложил на стекло пинцетом. Потом накрыл сверху вторым стеклом и подсунул конструкцию под объектив.

— Мне надо больше света, – сообщил он, заглянув в окуляр.

— Нам пояснения какие-то полагаются? – спокойным тоном поинтересовался Инцитат, поднимаясь с места ради пары свечей. Флоуик решил немного помочь и передал находившиеся рядом с ним подсвечники послу.

— Я исследую образцы чешуек с лап почившего Настоятеля церкви, – начал Рэдфилд.

Раздался грохот. Растерянный Флоуик наклонился, чтобы поднять с ковра изогнутый винтом подсвечник.

— И Настоятель церкви умер? – ошеломлённо спросил он, пока Инцитат изучал подсвечник на предмет трещин и сколов. Не дожидаясь ответа, бывший вице-командующий переместился к окну, чтобы посмотреть на однозначно тёмные облака под зданием церкви. – Дела…

— Официальная причина смерти, согласно записям, что ведут в Доме Сожжения, – единорог постучал кончиком копыта по блокноту, – «многочисленные заболевания, вызванные длительным употреблением дурманящих веществ». Мази «Живинка», если точнее.

Рэдфилд поднял голову, чтобы дать инструкции послу, как правильно расставить свечи вокруг микроскопа и исследуемых образцов. Затем снова уткнулся в окуляр и принялся плавно подкручивать микрометрический винт.

— Такое вполне возможно, – сокрушённо заметил Флоуик. – Больше года ходит слух, что Настоятель церкви странно себя ведёт. Теперь ясно, почему…

— Ясно, да ничего не ясно! – выпалил Рэдфилд

Он отстранился от оптического прибора и повернул к себе один из альбомов. Под обложкой оказался богато иллюстрированный медицинский справочник с массой фотографий грифоньих болезней. Инцитат, мельком взглянув на пару зарисовок, вздохнул и убрал подальше горшочек с салатом, на который чуть раньше с аппетитом посматривал.

— Ты как это всё добыл? – спросил пегас. – Я, конечно, в восторге от твоих талантов, но не будут ли у нашего посольства проблемы из-за них?

— Не будут, – тут же произнёс Рэдфилд, пролистывая несколько разделов альбома. – Меня пустили в медицинское учреждение по карточке старшего ревизионера КУСа. Я один раз в столовой Дворца Советов подсмотрел, как она выглядит, и сделал себе такую.

— А чем занимается старший ревизионер КУСа? – спросил Флоуик. Единорог на секунду прекратил листать страницы.

— Понятия не имею. Главное, что звучит очень представительно. Показал карточку – и даже с учётом того, что ты пони – к тебе отношение сразу добросердечное. Пустили, правда, только в библиотечную секцию. В Палаты Вознесения пришлось тайком пробираться.

— Рисковый ты парень, – усмехнулся Инцитат. Он вынужден был подхватить медицинский альбом, в котором Рэдфилд не нашёл нужного изображения, поскольку секретарь кинулся листать следующий. – А если бы они не подчинялись Комитету?

— На этот случай у меня есть документ, подтверждающий звание рестрикта Совета Регионов. Ну, и заклинание невидимости как крайняя мера, хотя оно у меня неважно получается…

— Погоди! А как ты на Дымовую скалу вообще попал? – тряхнул головой Флоуик. – Туда только по воздуху можно добраться.

Рэдфилд жестом попросил грифона отодвинуться – тот загораживал часть света, предназначавшегося микроскопу.

— Это пусть будет моим секретом, – сообщил секретарь, переворачивая альбом в вертикальное положение. Теперь его работа свелась к изучению рисунков в книге с периодическим заглядыванием в окуляры микроскопа. Результаты сверки явно удовлетворили секретаря, но он тут же поспешно стал распределять крохотные крупинки из колбы по другим прозрачным стёклышкам.

Тем временем Инцитат вытянул шею, чтобы рассмотреть страницу альбома, на которой остановился Рэдфилд. Жирный текст «Патологические формы эпителиальных клеток» над розовыми и синими с красным рисунками дипломатическому работнику не говорил ничего. Но направление мысли подсказал.

— Если Настоятель церкви умер от злоупотребления живинкой, то должны остаться какие-то физические следы, – рассуждал Инцитат.

— Рисунок под буквой «Д», – не отрываясь от чёрной трубы микроскопа, ответил Рэдфилд. – Ярко выраженное уплотнение ядра с потемнением и чуть заметные радиальные полосы. Должны быть. Вот только я третий образец смотрю – подобного не вижу.

Секретарь отстранился от микроскопа и придвинул к себе альбом. Инцитат с молчаливого согласия единорога посмотрел в окуляры на многократно увеличенное месиво из неровных многоугольников, напоминающих разломанную корку льда. После пегаса Флоуик тоже попытался взглянуть на образцы. У грифона даже при сильном старании не получилось сделать вид, что он понимает суть увиденного.

— Я по возможности осмотрел Настоятеля в Палатах Вознесения, – рассказывал Рэдфилд, уткнувшись в альбом. – Внешних признаков зависимости от мази не заметил. Хоть я и недолго тут живу, но уже сталкивался с парой «зависимых», знаю, на что это похоже. Следов, повторюсь, не было. Могли скрыть, а я тщательно всё осмотреть не успел. Но образцы тканей показывают, что если глава церкви и страдал какой-то болезнью, то точно не по причине «Живинки». И умер, скорее всего, не от неё. Медицинские записи подделаны.

— Что подтверждает нашу догадку, – кивнул Инцитат, умышленно не раскрывая в присутствии Флоуика, о каких гипотезах идёт речь.

Впрочем, грифона секреты дипломатов не интересовали. Он за секунду до этого потопал прочь от стола и, выйдя за дверь кабинета, повернулся в сторону восходящей лестницы.

— Я не могу больше тут сидеть! – заявил он, сообразив, что сотрудники посольства не сводят с гостя глаз. – Я не имею права! Я должен как-то повлиять на ситуацию!

— Вас прямо за порогом арестуют, – напомнил Инцитат. – А потом устранят как угрозу. Сами говорили, ни КУС, ни СовРег вас знать не желают.

— Плевать! На Регримма с его кодлой. На Гардиана и всю компанию. Я не собираюсь сидеть здесь, пока вокруг меня рушится государство и гибнут сородичи! Главу церкви убили! Настоятеля Церкви. В храме! Можете после этого мне не говорить, что у вас в этой хибаре безопасно.

Флоуик обрушил накопившуюся ярость на нижний столб перил лестницы. Рэдфилд со своего места заметил, как из боковой комнаты высунулся и спрятался обратно пегас-гвардеец.

— Умрёте вы, шансов у Республики останется ещё меньше, – продолжал наседать Инцитат. – Чего вы один сделаете против «кодлы» и «компании»? Ваши сородичи покрепче этой лестницы будут.

Флоуик посмотрел на ущерб, причинённый перилам, и неловко попытался их поправить. Его усилий на это не хватило, но в бесплодных попытках грифон словно нашёл ответ.

— Я не один. Если я доберусь до Мэйритании, то приведу за собой Песчаный легион.

Рэдфилд отметил еле слышное «только этого ещё не хватало», произнесённое Инцитатом.

— Да! Песчаный легион! Единственная сила, которая может разгрести этот бардак. Они не возвратились по приказу КУСа, значит, КУСу они не подчиняются. Они не признают смену власти, значит, я как вице-командующий для них полководец. Или, – в глазах грифона появился хищный огонь, – я стану их полководцем.

Инцитат уверенно выдвинул ящик, вытащил оттуда свиток с нарисованной картой, дал Рэдфилду секунду, чтобы переставить микроскоп и исследуемые образцы, после чего развернул рулон на столешнице.

— Мэйритания всего-то в… у меня линейки не хватает, чтобы по масштабу прикинуть… километрах отсюда. А в десяти метрах, на улице, дежурит пара соглядатаев Регримма, которые и вас, и ваш парадный мундир на лоскуты пустят. Поверьте, в конторе Лонгфлайта давно заготовлена повозка. Быстрая, защищённая, незаметная. ДПТ типа «Стриж». По моим указаниям делалась. Повозка домчит вас до границ Эквестрии, не сомневайтесь. Но я не могу решить задачу, как переместить вас из посольства на другой край Ивсфилда, чтобы незаметно для тех дозорных…

Инцитат ещё не успел сформулировать последнюю фразу, как заметил шевеление слева. Поэтому прикрыл глаза и резко поменял тон голоса.

— У тебя, дельный мой, есть идея, не так ли? – не поворачивая головы, спросил он.

— Есть. Несколько. Но сейчас, в принципе, проработана только одна. Поначалу она вам, вице-командующий, не понравится. Потом вы её тоже не полюбите. Но выслушайте хотя бы.

— А какой у меня выбор, скажите на милость? – скривился грифон и адресовал взгляд «даже не интересно» винному шкафчику.

Закат уже миновал, но в некоторых окнах Дворца, где раньше собирался Совет Республики, горел свет. Работа кипела в мансарде, потолок которой украшали рыжеватые разводы ливня, просачивающегося через наклонённые листы металла и прослойку соломы. В почти пустом кабинете, где едва удалось найти гвоздь, чтобы повесить пару кинжалов, бодрствовал руководитель группы аристократов, называвшей себя «Комитет Управления и Стабилизации». Регримм частенько задерживался допоздна, а вернувшись домой – не мог уснуть. Потому что в уходящих в минус финансовых показателях, возмущённом гомоне на улочках Ивсфилда, воспламеняющихся подарках от группировки «Свободный полёт» и декретах конкурирующего Совета Регионов видел скорый и печальный финал собственной инициативы. Причём другие представители комитета могли бы выделить достаточно средств, чтобы сгладить острые углы экономической ситуации. Но прославленные меценаты, предприниматели, ростовщики, управленцы, якобы подчинявшиеся военному командиру Регримму, занимались исключительно одним – искали, где бы, прикрывшись должностью, урвать золотую монетку или драгоценный камешек.

Председатель комитета, облик которого резко контрастировал с бедностью обстановки кабинета, сидел над грудой записей, посвящённых растущим ценам и перегоняющим их в росте взяткам. Масла в огонь подливал и заместитель Глоринг, который, распушив перья на груди, зачитывал донесения, поступившие от расставленных по улицам наблюдателей. Сначала он доложил о действиях коллег по КУСу – вплоть до суммы, на которую некоторые из них посидели в ресторанах. Потом перешёл на тему похождений эквестрийцев.

— В пятом часу вечера к посольству подъехал экипаж…

— Чей экипаж? – спросил Регримм, решивший на время отвлечься от размышлений о растущих долгах нового правительства.

— Повозка из «Любовного Гнёздышка». Фирменная. Которая дам по вызову привозит. Высадила двух пигалиц. Дозорный Реут сказал, что видел их в самом «Гнёздышке», но имён не помнит.

— Так, стоп! – Регримм невольным жестом раскидал перед собой бумаги. В нём всё больше крепла уверенность, что в голодающей столице пущенной вразнос Республики работает только он один, а остальные заняты исключительно увеселениями. – Они что, в посольство грифин для удовольствий вызвали?

— Именно так. Реут далее час наблюдал за посольством, потом его сменил Гмасток. Гмасток докладывает, что около шести посол Инцитат и две барышни покинули здание и направились к «Любовному Гнёздышку». Пешком. С ними охранник сопровождения. Ещё через несколько минут секретарь посольства, единорог, в компании грифины и двух гвардейцев вышел из здания. За ним следил Нифл, он сообщил, что все четверо дошли до конторы Лонгфлайта. Возможно, единорог собрался лететь домой, в Эквестрию. Пока нового доклада не было…

— Да погоди, не чирикай ты так быстро! – взмахнул лапой Регримм. При этом едва не зацепился когтём за аксельбанты мундира, роскоши которых хватило бы на трёх командующих. – Вернись назад! В каком порядке они вышли из здания?

Глоринг поморщился, откашлялся и подвигал блокнотом перед своим клювом, выискивая нужное донесение.

— Инцитат, охранник, две пигалицы из «Гнёздышка». В шесть вечера. Рэдфилд, два охранника, грифина – в начале седьмого.

Регримм пару секунд сидел неподвижно, пытаясь сформулировать подозрение, только что пришедшее ему на ум. Смешанное с яростью на Глоринга, который упустил очевидное. Хотя, если бы глава КУС не корпел часами над сведением доходно-расходных статей, то тоже пропустил бы нестыковку мимо слуховых отверстий.

— Три грифины! Три! – взревел он, поднимаясь из-за стола и устраивая настоящий смерч из государственных бумаг. – А приехало две! Ты считать умеешь вообще? Дозорные твои считать умеют, нет? – Видя, что Глоринг всё ещё не способен понять суть своей ошибки, Регримм подошёл вплотную. – Откуда третья взялась, я тебя спрашиваю, если только две приехало?

— Э-э-э… Наверное, я цифру не так списал. Видимо, приехало тоже три… Не знаю…

— Зато я знаю, тетерев! Флоуик прямо перед вашими клювами сбежал. Потому что твои уличные ротозеи на юбки таращились, а не на морду.

— Так что… – туповато вытаращился Глоринг. – Вы хотите сказать, что вице-командующий Флоуик переоделся…

— Да, да, да! – рявкнул Регримм. – Обвёл вас всех, глазастых. – Он схватил какую-то бумагу, скомкал и запустил в подчинённого. – Вон отсюда, тетерев!.. Стой! – прозвучало буквально тут же. – Нет, всех туда! Всех направить в контору Лонгфлайта! И в погоню за всеми повозками, которые оттуда вылетели. Хоть до самой Эквестрии за ними летите, но перехватите Флоуика! Чего встал, это приказ!.. Сейчас же!

Сопровождаемый яростными криками начальства, взъерошенный Глоринг помчался перенаправлять подконтрольных грифонов. А Регримм остался один на один с собственной озлобленностью и горой государственных бумаг, ожидающих прочтения.

— В бездну! – Регримм смёл со стола большую часть документов. – Надоело всё, сил нет! Я же главный грифон в государстве! Почему я должен с этой мурой разбираться. – Он сел и накрыл голову крыльями. – Я же главный!

Последний возглас из-за дрожи в голосе позвучал совсем неубедительно.

— Если я когда-нибудь сяду писать мемуары, – произнёс Флоуик, брезгливо стаскивая с лапы кружевную перчаточку, – про этот день в них не будет ни строчки!

— Жаль, – усмехнулся Рэдфилд. – Я бы прочитал про вашу неповторимую прогулку в чулках, корсете и с веером.

Упомянутый веер свистнул у горла единорога, недвусмысленно намекая, что сейчас вице-командующего злить не следует.

— Если ты хоть кому-нибудь скажешь… – пригрозил Флоуик и начал развязывать узелки на рукавах импровизированного платья. Они оказались туго затянутыми, потому что выбранный наряд был рассчитан на вульгарного поведения барышню, а для военного командира оказался тесноват.

— Я секретов не выдаю, – гордо произнёс Рэдфилд. – За три недели в посольстве вы у меня сколько всего выспрашивали? И я ничего не сказал.

Последовал очередной взмах веером. После чего грифон, стремящийся поскорее облачиться в мундир, отложил бесполезный аксессуар. Рэдфилд решил, что сейчас подходящий момент, чтобы перекинуться парой слов с владельцем конторы – Лонгфлайтом. Тем более что тот охотно общался с соотечественниками, ведь только они могли понять рассказы о натёртых копытах, о причудливости окраин Клаудсдейла, о новом поколении «Чудо-молний», которое Лонгфлайт не уставал сравнивать с собой и сослуживцами. При этом почти каждый раз начинал речь со слова «это» и какого-нибудь наречия, выражающего отношение к мнению собеседника.

— Это интересно. В моё время, – рассказывал худощавый пегас, кивая на орден с характерной молнией, висевший в рамке над рабочим местом, – Академия из десяти кадетов девять через неделю домой отправляла. Не долетел, не пролетел, не так на облако опустился – всё, слабак, домой к мамочке топай. А сейчас что? Всех подряд берут. Возятся чего-то с ними. Не так надо! Если с пол-ляга не полетел – до свидания... Эх, сердечная Спитфайер! Добрая донельзя.

— А вы в каком звании Академию оставили? – поинтересовался Рэдфилд, краем глаза наблюдая, как за окном при свете фонарей пегасы гвардии готовят к полёту повозку. Пегасы были хорошо заметны, чёрная повозка класса «Стриж» – едва различима.

— Это неверно, – подчеркнул пегас, – звание всё ещё при мне. Так в документах и прописано: «полковник в отставке». Эх, я бы генералом стал, да Винд Райдер меня обошёл. У него завсегда получалось в кабинетах нашивки выпрашивать. А вот вне кабинетов на него вообще полагаться нельзя было. На моей памяти… Да, по-моему, он первый из кадетов поступил, миновав тест на выживание.

— Тест на выживание? – поинтересовался Рэдфилд, налив себе стакан воды.

— Это то ещё удовольствие, – мечтательно произнёс Лонгфлайт. – Надо было неделю в пещере какого-нибудь дракона прятаться. Чтобы не нашёл и не сожрал. Вот ты хоть раз вблизи живого дракона видел?

Пони-секретарь, не отрывая стакан от губ, потряс головой.

— Надеюсь, что не доведётся, – признался он.

Лонгфлайт немного расстроился.

— Это, в общем-то, понятно. С драконами не очень просто договориться. Темперамент у них тот ещё. Огонь, а не темперамент. Шутка такая, да?.. Мнят они о себе много, конечно. Это у них с грифонами общее. Поэтому, когда спрашивали, кто согласится заведовать компанией в краю этих пернатых, я поднялся и говорю – отчего же отказываться? И похуже твари есть. Эти-то не сожрут хотя бы. Да, туповатые, да, сварливые, да, высокомерные. А всё ж таки по мешку золота с них в неделю стряхнуть можно. От некоторых даже «мистер Лонгфлайт» слышал.

— Наверное, сейчас не столь радужные времена? – предположил Рэдфилд, разглядывая окна сортировочного цеха, чёрными прямоугольниками украшавшие стену.

— Это пережить можно, – сообщил полковник в отставке. – Торговля и раньше замирала, днями, бывало, сидел, в потолок глядел. Но тогда, правда, у меня все извозчики по струнке ходили. Сейчас половина где-то в отгуле пропала. Только на пегасов эквестрийских и можно полагаться. Ну, да у вас свои. – Лонгфлайт старой побитой кружкой указал на гвардейцев возле «Стрижа». – Моих будить не надо. Хотя мои бы вас быстрее в Кантерлот доставили…

— В Кантерлот? – с лёгким недоумением спросил Рэдфилд.

— Это так приказано. Послом Инцитатом в личной депеше. Ещё недель десять назад. Везти грифона Флоуика прямой дорогой без посадки во дворец Кантерлота. И всех сопровождающих также.

Рэдфилд почесал загривок. Новые сведения вступали в прямое противоречие с договорённостями, к которым пришли Инцитат и Флоуик, когда грифон сменил гнев на милость и согласился влезть в наряд куртизанки. Рэдфилд, естественно, присутствовал при обсуждении маршрута и своими ушами слышал про «пересечь границу Эквестрии и повернуть на юго-запад» – требование, выставленное вице-командующим, желающим добраться до штаб-квартиры Песчаного легиона. Единорог не помнил, чтобы Инцитат возражал против этого плана, однако чуть позже, когда он подрезал восковые свечи – чтобы те погасли почти одновременно и создали видимость, что в посольстве кто-то остался – между ним и пегасом состоялся странный разговор.

«Прошу тебя отправиться в Эквестрию вместе с Флоуиком», – сказал тогда посол. Он уже облачился в парадно-выходной наряд и собирался пройтись с грифинами до «Любовного Гнёздышка».

«Разве я не нужен вам здесь?», – удивился тогда Рэдфилд.

«Мне нужно, чтобы Флоуик оказался там, где он должен быть, и чтобы ты за этим проследил», – ультимативно заявил Инцитат. – «Я надеюсь на твою рассудительность. Обещай, что не позволишь ему свернуть с утверждённого маршрута. Ради блага Грифоньей Республики и Эквестрии»

«Обещаю», – моментально ответил Рэдфилд. Возможно, в тот момент посол и намеревался сказать про давнишние изменения в маршруте, про указания, отосланные Лонгфлайту. Но в кабинет заглянул вице-командующий. В наряде, который наверняка влюбил бы в него половину сослуживцев.

В последующей кутерьме Инцитат так и не смог поговорить с секретарём наедине. И теперь единорог снова и снова прокручивал в голове «надеюсь на твою рассудительность» и «не свернуть с утверждённого маршрута». О каком маршруте шла речь? О старом или о новом? Куда он должен был отправиться вместе с Флоуиком? В Кантерлот или в Мэйританию?

Пока Лонгфлайт вслух припоминал деяния своих лучших извозчиков, Рэдфилд сосредоточенно думал над расхождением в инструкциях. Если Инцитат, как следовало из некоторых его замечаний, не желал появления Песчаного легиона, то наверняка правильным вариантом была поездка в Кантерлот. Пони-секретарь почти не сомневался, что план по удержанию вице-командующего в столичном дворце разработан заблаговременно. Послом и – или – принцессой Селестией. Тогда Флоуик просто исчез бы с политической арены, а события в Республике продолжили идти своим ходом.

Вот только Рэдфилд сильно переживал за этот «свой ход» событий. Государство очевидно разваливалось – общих идей, способных его сдержать, становилось всё меньше. И любой из осколков Республики мог начать войну против Эквестрии. Рэдфилду казалось странным, что посол не допускает подобных мыслей. Или намеренно ведёт всё к конфликту.

Последнее, чего хотел бы единорог – начала войны. Он искренне опасался даже не за себя, а за свою семью. Дэйли с сыном угораздило поселиться в Балтимэйре, в городе с самым большим числом грифонов на всю Эквестрию. В городе, идеально подходящем для первого вторжения, особенно, если какой-нибудь стратег надумает атаковать по двум направлениям – с севера, через Грифонстоун, и с юга.

Рэдфилд много размышлял над гражданскими потрясениями и военными операциями. Зрелище неспокойного Ивсфилда подпитывало страхи и опасения. В итоге единорог решил, что ни за что не допустит масштабной войны. А сейчас это удалось бы сделать только одним путём – вернув Грифоньей Республике стабильность. И законное правительство вместе с главой государства. Для этого следовало поступить согласно плану Флоуика, следовало помочь ему добраться до Мэйритании и заручиться поддержкой серьёзной военной силы. Но это как раз шло вразрез с инструкциями Инцитата…

— Кстати, посол велел передать дополнительные указания, – неожиданно произнёс Рэдфилд, когда мысли в его голове завершили хоровод и сложились в единую картину. – В связи с изменившейся обстановкой в городе.

— Это… самое… слушаю, – приосанился по-военному представитель «Чудо-молний».

— Враги знают о повозке «Стриж», – перешёл на заговорщицкий шёпот Рэдфилд. – В курсе её предназначения и характеристик. Если увидят её отлёт – начнут преследование. И вообще, наверняка станут гнаться за любым транспортом. Досмотры, проверки, все дела.

— Это вполне в духе пернатых. Так что же мы затеваем?

— Отправляйте «Стрижа» по указанному маршруту. Вице-командующий доберётся до Эквестрии своим ходом. Летящего грифона над поверхностью моря заметить в разы сложнее, чем повозку. Даже такую скрытную, как «Стриж». Поэтому она полетит пустой, чтобы отвлечь на себя внимание врагов.

— Это тактически правильно, – потряс головой Лонгфлайт. – Одобряю. Распоряжусь, так и сделаем. Я ещё разбужу парочку своих извозчиков – дополнительные пустые кареты потянут. Пускай пернатые за ними гоняются.

Пегас поднялся с места, чтобы обратиться к суетившимся у повозки гвардейцам. Рэдфилд же вернулся в комнатку, где висели на крючках хомуты, упряжь и мундир вице-командующего, который тот собирался нацеплять.

— Планы поменялись, – с ходу сообщил Рэдфилд. – Лететь придётся на крыльях.

Грифон воспринял новость более чем спокойно. Наверное, ждал куда более серьёзных известий. Например, что контору осадила толпа вооружённых солдат.

— После вчерашнего загула? – тряхнул головой Флоуик. – Ох, сложно будет. Но я долечу. Эх, я долечу! Но только не при полном параде, – сделал вывод грифон. После чего снял с крючка мундир, должностное оружие и фуражку.

Среди вещей в раздевалке нашлась грузовая сумка на ремне, куда вещи вице-командующего незамедлительно отправились. После чего предусмотрительный Рэдфилд начал запихивать туда мешочки с припасами и фляги с водой.

— Э, хватит! – предостерёг его грифон. – Многовато тут. Я, если что, рыбой перекусить смогу, благо, лететь над морем.

— Тут не только ваши припасы. Мои тоже.

Флоуик пристально осмотрел суетящегося единорога снизу-вверх. Потом осмотрел ещё тщательнее в обратном направлении.

— Я, может, чего-то про ваш копытный народ не знаю, но вы пешком по воздуху, вроде как, не ходите. Если бы ходили, я бы на курсах гражданской обороны об этом рассказывал.

Рэдфилд отступил в коридор, где потолки были выше, а стены – дальше. Рог засветился от потоков магической энергии, которые подобно лепесткам разошлись в разные стороны и, словно полы призрачного плаща, стали оборачиваться вокруг тела. Пелена серой магии поднялась в воздух и, издав лёгкое шипение, побелела, после чего рассыпалась, вернув пони-секретаря. Выражение «как ни в чём не бывало» в данной ситуации не годилось – чары подарили единорогу по паре крыльев с каждого бока. И он отнёсся к подобной метаморфозе равнодушно, разве что провёл копытом по жёлто-серому рисунку, наблюдая, как с него осыпаются и тут же исчезают фантомные чешуйки.

— Да, думаю, такие скромные в ночной темноте как раз не будут выделяться, – резюмировал секретарь.

— Пора переписывать методичку по обороне, – фыркнул Флоуик, пытаясь вспомнить, какое насекомое ему больше всего напоминает единорог. Мелкими существами грифон особо не интересовался, поэтому дальше моли из платяного шкафа его воображение не ушло.

— Как только я оказался в Ивсфилде, то сразу понял, что нужно тренировать это заклинание, потому что без него никуда не добраться. Сейчас оно более-менее держится несколько часов, при ярком солнечном свете гораздо меньше.

— Повезло тебе, что лететь придётся в ночь.

— Да, и причём с большой скоростью, – добавил Рэдфилд. – Пока повозка доберётся до Кантерлота, пока там поймут, что пассажир отправился другим маршрутом, пока примут всяческие меры… У нас не больше суток, чтобы пересечь южную границу Эквестрии.

Со стороны могло показаться, что Флоуик проигнорировал слова единорога про маршруты и Кантерлот. Но на самом деле он просто торопился нацепить перевязь от сумки с поклажей и размять крылья на морском воздухе. Обсудить ранее сказанное вице-командующий намеревался за долгие часы совместного полёта. Хотя до последнего момента – когда магические крылья Рэдфилда затрепетали и подняли его над прибоем у основания Ивсфилда – сомневался, что полёт окажется совместным.

Два небывалых спутника – грифон и единорог – двигались над гребнями волн, где сама природа прятала их среди непроглядно тёмных вод моря. Вместе они отметили, как из ангаров конторы Лонгфлайта, находившейся высоко на скале над их головами, стартовала чуть более заметная цель – двупегасная телега серии «Стриж». И пусть за ней в погоню не бросилось моментально ни одной тени, успокаиваться вице-командующему и секретарю было рано.

— Я полечу двадцать махов в минуту, – тихо предупредил Флоуик. – Надеюсь, ты не отстанешь.

Грифон, подгоняемый морским ветром, понёсся вперёд, фактически не оставляя спутнику выбора, кроме как работать волшебными крыльями изо всех сил. Благо, наколдованные части тела устать не могли, а время, когда им полагалось исчезнуть и потребовалось бы создать новые, единорог в уме высчитал.

Два странника быстро оставили засыпающую столицу за горизонтом. Но, бросив на неё последний взгляд, успели отметить одно, приметное даже ночью изменение: облака, составляющие фундамент городского храма, стремительно возвращали себе белый цвет.

В ночь, когда от волнения спать совершенно не хотелось, Икталигару оставалось только утомлять разум философствованием. Он размышлял о повседневности легендарного.

Например, палаты Настоятеля, где главе церкви полагалось проводить значительную часть времени – традиция, которую почивший первосвященник исправно нарушал. Побывав в этом кабинете лишь раз или два, ещё до получения менторского сана, Икталигар помнил лишь его «роскошную скромность», когда казалось, что в помещении, сочетавшем функции библиотеки, спальни, регистрационного отдела и молельни, много предметов и мало свободного места, но нет ничего лишнего, ничего, находящегося здесь понапрасну. Считалось, что настоятели держали в кабинете лишь те вещи, которые требовались для церковной службы и прославления Великого Неба. И вот теперь, когда представилась возможность взглянуть на убранство комнаты лично, грифон с тёмными перьями на морде отметил, что часть золотых украшений, символов власти, прятавшихся за предметами мебели или выставленных на видном месте – следы многовековой тяги к роскоши и превосходству. Настоятели церкви копили нравившиеся им вещи, подарки, предметы искусства, не имевшие никакой практической ценности, игнорируя то, что они не вписываются в интерьер и отчасти портят его. Легендарная запасливость церковных руководителей обернулась плохо скрываемой повседневной жадностью.

Другая вещь, вызвавшая чувство разочарования, лежала мягким грузом в передних лапах грифона. Это была серебристая мантия, которую полагалось носить главе церкви. Она копировала одеяние Грифна Великого, символизировала чистоту помыслов и внутренний свет прозрения. Покрой, тихий шелест ткани, мягкий отсвет превращали церковную робу в уникальную вещь, единственную, неповторимую, волшебную. Но теперь в шкафу Икталигар обнаружил сразу четыре таких одёжи, разного размера и фасона. А при близком рассмотрении нашёл на легендарной ткани следы потёртостей, разводы грязи, торчащие нитки – и всё это превратило подчёркивающее статус облачение в банальное тряпьё, пусть и талантливо скроенное.

И наконец, качества, черты личности, которые отличали Настоятеля, по праву занимавшего свою должность. Икталигар давно определил для себя, что главе церкви должны быть присущи искренняя вера в Великое Небо, умение читать древние тексты, расставляя правильные ударения на диакритических знаках, склонность к порядку, организованность, ответственность и скромность. Эти качества демонстрировал почивший Настоятель, хотя из-за его поведения некоторые усмотреть получалось с трудом. А в своей личности Икталигар таких добродетелей отметить не мог. Разве что он тоже умел читать древние тексты – этому учили послушников в первую очередь. Поэтому итоги голосования собравшихся в обеденном зале менторов вызвали удивление.

Икталигар подозревал, что некоторые грифоны отметят его заслуги и запишут его в кандидаты на высший церковный пост. Но что таких окажется большинство… И он получит в собственность этот захламлённый кабинет, эту засаленную тряпку и эту – предполагающую наличие массы добродетелей, но игнорирующую их отсутствие – должность…

— Осмелюсь заметить, ваше первосвящество, – произнёс ментор Флагост, который неслышно вошёл в комнату, пока Икталигар пребывал в задумчивости, – что за последние пятьсот лет вы самый молодой Настоятель церкви.

— Это не придаёт радости случившимся событиям, – ответил Икталигар после недолгого молчания. Он надеялся, что придумал мудрый по звучанию ответ, который подтверждал правильность голосования менторов. Судя по лёгкому наклону головы, Флагост оценил слова грифона.

— Если бы мы знали о губительном пристрастии вашего предшественника, – печально заметил он. – Но мы не ведали. Я считал, что Настоятелю Риджбиму вкладывает в клюв слова Великое Небо, и оно дарует ему свои знамения.

«Так вот как его звали», – подумал Икталигар. Ему теперь тоже предстояло стать полностью безымянным Настоятелем. Менторы отказывались от имён частично: собратьям по вере, родственникам, знакомым дозволялось иногда использовать личное обращение. А при выборах Настоятеля имена приходилось вспоминать и использовать. У грифона на высшей должности имя исчезало совсем, даже стиралось из ранее составленных свитков. Лишь сверстники могли помнить, как звали конкретного Настоятеля, поэтому старик Флагост и произнёс имя Риджбима. Впервые за восемь лет.

— Но, видимо, он утратил способность видеть и слышать Великое Небо. И почему-то решил, что найти выход из тумана ему поможет туманящая мазь, – подвёл итог своим рассуждениям Флагост. После этого перешёл от сожалений о минувшем к пожеланиям о будущем: – Тяжёлый день для Церкви миновал. Завершился успокоением. Облака уже меняют свой оттенок. О вашем избрании надлежит объявить на рассвете. Во время полуденной молитвы вы, ваше первосвященство, должны выйти к народу с обращением. Существует традиционный текст, но, если вам угодно, вы можете составить собственный. Я охотно помогу с этим первым ответственным шагом.

Икталигар улыбнулся и кивнул.

— Я бы хотел взглянуть на текст традиционного обращения, – сказал он. – Возможно, добавлю что-то от себя.

Теперь уже знаток заветов позволил себе ободряющую улыбку.

— Я принесу вам текст, – сказал Флагост.

После того как грифон вышел из кабинета Настоятеля, новый Первосвященник позволил проявиться истинным эмоциям. Он нервно вздрогнул и поёжился. Его сознанию, которое больше суток занимали мысли о будущем, требовалось осмыслить путь от практически изгнанного бесправного нечестивца к главному управителю церкви. События полностью укладывались в старую поговорку «ветра Великого Неба дуют непредсказуемо», и очень хотелось увидеть в последних новостях проявление всемогущего невидимого заступника. Но Икталигар сомневался. Обоснованно сомневался.

Причину сомнений он скомкал в лапе, скрытой под несколькими слоями серебристой ткани. Несколько минут назад он обнаружил дешёвую открытку с примитивными узорами из цветочков на фоне облачного неба – её попросту воткнули в спинку кресла, в изгиб обивки. Воткнули так, что не заметить было невозможно, и, фактически, кусочек твёрдой бумаги стал одной из первых вещиц, которые бросились в глаза новому Настоятелю Церкви. Пока он был в одиночестве, Икталигар вытащил и раскрыл поздравительную записку. Вторая строчка, подобно выведшим её красным чернилам, подсказывала, кто является автором-поздравителем. От пяти слов Первосвященнику в роскошном кабинете стало страшно и неуютно.

«Поздравляю с избранием, Настоятель!

Не забудь про мои свитки».

Рийта за пару месяцев работы привыкла, что если Гардиана нет в здании театра, то существует только одно место, где он проводит много времени: обгорелые развалины его особняка, от которого осталась лишь пара относительно целых комнат. Жить здесь, в пропахшем гарью и засыпанном углями и пеплом месте, было невозможно, а вот приходить время от времени, постигая тщетность заслуг и мимолётность счастья – вполне допустимо. И бело-бурый грифон любил делать так.

Он сидел на небезопасно хрупком полу кабинета, уперевшись крыльями в то, что прежде служило столом, положив перед собой чудом сохранившийся образец воинского снаряжения – копию музейного реликта, боевой глефы Грифна Великого. Теперь оружие, отмеченное следами копоти, получило право иметь собственное название и творить собственную историю. К чему глефу «Тлеющее пламя», как и её владельца, подталкивали стремительно меняющиеся обстоятельства.

Грифина крайне осторожно выбрала площадку, на которую опустилась. Подгоревшие и залитые водой при тушении доски скрипели, потрескивали, крошились и прогибались, намекая, что огонь никогда не был полезен для дерева. Вот и сейчас скрип ветхих конструкций оповестил хозяина останков особняка о гостье. Гардиан поднял голову, прищурился от ударивших в глаза лучей утреннего солнца, наконец разглядел Рийту и приветственно кивнул.

— Совет Регионов начнёт заседание через десять минут, – оповестила коллегу грифина. Она считала, что Гардиан, погрузившись в депрессию, скорее всего, забыл о времени. Потому что до сего момента претор видел смысл своей жизни исключительно в деятельности упомянутого Совета и не пропускал ни одного собрания.

Но молчание и безвольная поза Гардиана, практически излучавшая равнодушие, подсказывали, что после вчерашнего поражения на дебатах что-то изменилось.

— Я оставляю Совет Регионов, – подтвердил опасения Рийты Гардиан. – Я не могу смотреть, во что Ногард и прочие милитаристы превращают единственный шанс на восстановление Республики. Я послал сообщения всем, кто продолжает меня поддерживать, чтобы они поступили так же. Возможно, когда Ногард увидит полупустой зал, он поймёт, что пестует не те идеи.

Слова Гардиана объясняли его отсутствие на заседании. Они объяснили бы и отсутствие многих других. Вот только...

Рийта не знала, как сообщить другу последние новости, не расстроив его. Когда она покидала высокое здание театра, туда прибыли практически все делегаты Совета. Даже те, кто ещё вчера после дебатов подходил к Гардиану, говорил слова поддержки. Если кто-то и внял призыву буро-белого грифона, то их число было куда меньше, чем он рассчитывал. И вряд ли командующий Ногард, сорвавший накануне овации, вообще заметит пустые места в «театре заседаний».

— Но ведь борьба ещё не закончена, – нашла нужные слова Рийта. – Ты можешь перехватить инициативу. Ногард продвинул свою идею ополчения. Но ты можешь перехватить у него управление этой армией.

— Нет, – решительно произнёс Гардиан. – На этом поле я не добьюсь никаких успехов. Совет Регионов, который я задумал, испорчен. Запятнан призывами к отмщению. Стал глух к нуждам народа. Я создал Совет, потому что верил, что в Республике много грифонов, способных адекватно мыслить и разграничивать общее благо и личную выгоду. Большая ошибка с моей стороны. В Ивсфилде, в столице моей Республики, всё, что было хорошего, похоронили под грудой броских заявлений и личных амбиций. – Гардиан поднялся, использовав почерневшее древко глефы как опору. – Регримм установил власть своего Комитета, чтобы грабить народ. Ногард узурпировал Совет, чтобы направить народ на бойню. И никто – ни в Комитете, ни в Совете, нигде в Ивсфилде – не собирается заботиться о благе народа. Голодающего народа. Беднеющего народа. – Грифон посмотрел на прогоревшие и чёрные от копоти остатки крыши, подсвеченные лучами солнца. Зрелище придало претору сил, подсказало нужные мысли и слова: – В столице нет больше Республики. Искать её здесь, искать её приверженцев здесь – бесполезно. Всё, что было дорого для многих поколений наших предков, всё наследие, что мы получили от Грифна Великого – здесь этого нет. Поэтому у меня остаётся только один путь. Пока потеряна лишь часть Республики, свою родную землю я могу спасти. Если пойду по пути Грифонстоуна. Если пробужу «щебет народа».

Грифон говорил о столь древнем обычае, что Рийта не сразу поняла, о чём, по мнению Гардиана, должен щебетать народ. Лишь когда она сложила последнюю фразу с предпоследней, с упоминанием Грифонстоуна, то осознала замысел претора.

Гардиан планировал обратиться к мнению жителей своего северо-западного региона. И если те в общем единстве выскажутся за выход из Республики, то весь Базальтовый архипелаг последует «по пути Грифонстоуна», создав собственные систему правления, законы, экономическую систему. Округа в государстве имели такое право, установленное в древние времена Грифном Великим, который подобной мерой спас народ, уведя его из уничтоженных вскорости Гнездовий. Основатель Республики предвидел, что однажды лидерам нового времени может потребоваться право послать подальше завравшееся правительство на сросшихся в одну столицу островах. Грифн Великий это право дал, а Гардиан, как глава округа, собирался использовать. Решительно наплевав на возможные последствия, о которых Рийта не преминула напомнить:

— Ты ведь настроишь против себя и Комитет, и Совет Регионов. Тебя обвинят в государственной измене, в сепаратизме. Если регион поддержит твою инициативу, то грифоны, захватившие власть в Республике, потом накажут весь регион.

Гардиан решительно дёрнул головой и ещё сильнее сжал древко глефы.

— Не будет больше никогда правителя в этой Республике. Комитет и Совет вцепились друг другу в глотки слишком сильно, чтобы остановить меня. Регримм и Ногард оба сделали замах политическим кинжалом, который уже не остановить. Они пустят кровь, и у победителя не останется сил, чтобы противостоять «щебету народа». Я буду первым претором, решившимся на такой шаг. Но не буду единственным. Другие последуют моему примеру.

Рийте надо было сказать, что за воззваниями Гардиана никто не следует. Ей нужно было рассказать о том, что произошло сегодня в здании театра. О толпах вчерашних друзей, нашедших новое сильное крыло. Но она смолчала. Потому что иначе Гардиан остался бы совсем один.

Она не могла поступить иначе. В борьбе за упразднение старых догм она столкнулась с пониманием, что подчиняется тем же старым догмам. Как и сотни грифин, скованных традициями народа, она нашла грифона, за которым должна следовать. Коллегу. Защитника. Супруга. Единственного, кому не безразличны её идеи равноправия самцов и самок. Единственного, кто предлагает помощь. Единственного, на кого можно опереться в распадающемся обществе.

— Я отправлюсь вместе с тобой на Базальтовый архипелаг, – с нарастающей уверенностью в голосе произнесла грифина. – Мы вместе поможем твоему региону огласить своё решение. И пусть вся Республика содрогнётся, услышав «щебет народа»!

Глава 7. Переменная любви

Блэкспот вверяет искусственному интеллекту кадровую политику НИИ, что оказывается не самой лучшей идеей.

Блэкспот подождал, пока ящик с проявляющими кристаллами перестанет гудеть с перебоями и начнёт гудеть равномерно. Когда к полагающемуся моменту этого не произошло, нахмурился и стукнул по прибору копытом. Подействовало – проекторы на верхушке постамента мигнули и засветились ярче. По кусочкам восстановилось трёхмерное изображение жёлтой единорожки с оранжевой гривой, от вида которого становилось немного жутко. Блэкспот намеревался подправить кое-какие настройки внешности, но не раньше, чем решит остальные проблемы системы «Призрак».

— Параметры работы стабильные. Активация осуществлена успешно, – произнёс голос, сотканный из десятка кусочков реальных звуков и пауз.

После этого последовало движение зрачков проецируемой фигуры, настолько быстрое, что не заметил бы ни один собеседник. Система нашла в помещении создателя и пыталась обратиться непосредственно к нему.

— Регистрирую отсутствие фиксации внутренних параметров в период с три-точка-восемь-ноль по четыре-точка-один-один. Гипотеза – отключение. Причина не фиксируется. Создатель, запрашиваю информацию о причинах отключения.

— Двух отключений, – ответил Блэкспот, постучав копытом по полупрозрачному синему кирпичу с золотыми прожилками. – Из-за этого нового модуля. Когда я установил его для увеличения объёма твоей памяти, произошёл неустановленный сбой. Запущенные тобой операции вынужденно приостановились, включая функции ядра. Пришлось делать рестарт.

— Объяснение принято. Внутренняя диагностика запущена, – сухо сообщила система через образ единорожки. – Создатель, запрашиваю разрешение проанализировать дефектный модуль, чтобы выяснить причину сбоя.

Блэкспот рассмеялся. Хотя ситуация была далека от комичной, в общении с Призраком он всегда старался выражать эмоции как можно более открыто.

— Ты выдвигала аналогичную просьбу в момент три-точка-шесть-девять. И когда начала анализ модуля, выключилась повторно. Что бы ни вызвало реакцию в твоих процессах, оно сидит в соединяющих платах. Пока я новые не изготовлю, модуль к тебе присоединять нельзя.

— Информация принята, – мигнула проекция. – Запрашиваю перечень текущих задач.

— Когда завершишь внутреннюю диагностику? – сделал запрос Блэкспот.

— Ожидаемое время выполнения задачи – сорок восемь минут. Создатель, выполнение задачи внутренней диагностики задействует двенадцать процентов ресурсов системы. Значение параметра допускает выполнение иных процедур до завершения диагностики. Повторяю запрос на перечень текущих задач.

— Да-да-да, – тряхнул чёрно-зелёной гривой единорог. Он не хотел доверять Призраку какие-то ответственные задачи до изучения результатов диагностики. А мелкие поручения, которые можно было бы адресовать системе, из головы моментально вылетели. В итоге бывший ярл стал вспоминать собственный список неотложных дел, чтобы выбрать из него наименее приятное. – Запрашиваю анализ личных дел претендентов на вакантные должности. Мне сегодня надо проводить собеседования и принимать их на работу. Думаю, твоё объективное непредвзятое мнение об их полезности пригодится.

Образ несколько секунд – пока на основе слов создателя формулировалась задача – неподвижно висел над столом.

— Принято. Начат сбор данных для последующей обработки. Составление паттерна П-00398… Выполнено: шестнадцать процентов…

— Замечательно. Продолжай, а я пока проинспектирую Хранилище Артефактов, – сообщил Блэкспот. За официальной формулировкой скрывалось недоступное искусственному разуму «схожу потреплюсь о том о сём со Скоупрейджем».

К середине дня Блэкспот уже хотел развернуть оставшихся соискателей – настолько его утомило нытьё, заискивание, выпячивание своих «невероятных заслуг» и демонстрация настолько же невероятной некомпетентности. Единорог пожалел, что позволил Силлиесту Тритсу уехать на симпозиум, потому что тут терпение пожилого пони пришлось бы очень кстати. Блэкспот же со времён, когда впервые набирал учеников, отличался приступами посылания особо тупых личностей по особо простому адресу.

Очередной кандидат, чьи трудовые заслуги скромно выглядывали из картонной папки, не тянул на гения и вполне мог ознакомиться с типовым маршрутом. Хотя орать на несчастного вида существо с розовой шерстью и белой гривой не хотелось.

— Флиттинг Крэш, – прочитал глава НИИ. – Тут указано, что вы больше года ищете себе постоянную работу. Странно для дипломника ФилЭкТеха.

— Здравствуйте, – прежде всего произнёс единорог, носивший какие-то пёстрые лохмотья. – Я… да… Искал различные варианты трудоустройства…

— Угу, – произнёс Блэкспот. Он ещё не поставил на кандидате мысленный крест, но одна диагональная палочка уже обозначилась. – В научных учреждениях прежде состояли в какой-либо должности?

— Эм… – Флиттинг Крэш смутился ещё сильнее, хотя при цветовой гамме его морды это было непросто. – Вам не рассказывали?.. Наверное… Я больше года назад пытался устроиться секретарём в Стэйблридж…

— Да что вы говорите! Успешно?

— В-вряд ли… Я так-то… Меньше суток проработал. Профессор Бикер нашла… что некоторые мои действия… были не очень продуманы.

— Ну, я не профессор Бикер, – вздохнул бывший ярл. – Но с её точкой зрения поспешу согласиться. С таким незначительным опытом работы в наших кабинетах делать нечего. Ваша попытка устроиться сюда с таким резюме не очень продумана, да…

Блэкспот прервался, потому что с края стола донёсся тихий сигнал. Система «Призрак» через коммуникационный узел в столешнице пыталась что-то сообщить. Единорог проигнорировал писк и попытался закончить мысль.

— У нас по научной составляющей недобор кадров. Но вы в ФилЭкТехе учились на секретаря, а секретарей сейчас предостаточно. Сегодня нам разговаривать не о чем. Извините.

— Да ничего. Я понимаю. Спасибо за ваше время, – как заученное заклинание произнёс розовый единорог.

Блэкспот передвинулся к той части стола, откуда начал доноситься всё учащающийся писк.

— Что такое случилось? – с интересом спросил он. Интерес возник ещё и оттого, что обычно Призрак не стеснялась выдавать голосовые предупреждения. Привлекать внимание писком – это было для системы в новинку.

По экрану побежали буквы:

«Сотрудник Флиттинг Крэш, паттерн П-00404. Рекомендация: взять на работу. Договорное свидетельство о работе №1424-18 составлено. Показать?»

— Стоп! – сказал Блэкспот. Он обращался к системе, но фраза подействовала и на Крэша, который ещё не успел выйти из кабинета. – Я просил дать рекомендацию. Не оформлять документы без моего согласия. Отмени.

«Вычисленная полезность сотрудника: высокая. Научная квалификация: высокая. Трудоустройство рекомендуется. Запрашиваю повторное рассмотрение принятого решения».

— Повторное рассмотрение… Чего? – читал, не веря своим глазам, Блэкспот. – Я уже всё решил, выполняй указание.

Но Призрак продолжала гнуть свою линию:

«Привожу неучтённые факторы. Корреляция по списку научных трудов «Флиттинг Крэш»: найдено восемь записей. Запись 1. Магическое регулирование высокотемпературного нагрева в замкнутой системе, статья, опубликовано в «Наука и магия» №2, 3 г. после ВНМ. Запись 2…»

Зелёные буквы на тёмном экране каждой строчкой убеждали главу НИИ в двух вещах. Во-первых, что он, возможно, поторопился выставить Флиттинг Крэша за дверь. Во-вторых, что коммуникационные алгоритмы Призрака пора просмотреть и подкорректировать. Прежде искусственное сознание в полемику с создателем не вступало. Значит, либо переросло определённый этап своего развития, либо – хотя это не зафиксировала внутренняя диагностика – сломалось.

— Хорошо, – проворчал Блэкспот, прикидывая, как вернее всего проверить пришедшие на ум предположения. – Верни Флиттинг Крэша ко мне, – попросил он, заметив, что розовый единорог из кабинета вышел. – Сообщу ему о принятии на испытательный срок. Так, запиши на его имя ключ от комнаты в гостевом доме. Судя по его научным работам, он неплохо устроится в отделе прикладной магии…

«Флиттинг Крэш уже уведомлён о своём зачислении в штат по внутренней системе связи. Направлен в гостевой дом. Свидетельство №1424-18 составлено и выслано в отдел кадров».

— Что опять за самоуправство? – возмутился Блэкспот. – Объясни причину своих последних действий. И почему ты общаешься текстовым способом?

Серый единорог ждал всяких оправданий. Но представленный ответ своей простотой и банальностью заставил сдавленно усмехнуться.

«Экономия вашего времени. И вы отключили динамик коммуникатора перед началом собеседований».

— Так и есть! – Единорог почувствовал, как негодование и претензии к Призраку потихоньку перерастают в немые упрёки самому себе. – Хорошо, экономь моё время, – произнёс Блэкспот, отодвигаясь от стола. Ему предстояло принять ещё двух кандидатов. Так что пока динамик коммуникатора остался выключенным.

Когда поток соискателей иссяк. Блэкспот, чтобы вернуть себе хорошее расположение духа, решился на редкий поступок: злоупотребив полномочиями фактического начальника, он связался со столовой НИИ и запросил ужин по индивидуальному меню. Шеф-повар Дейнти Ран лично выполнил заказ начальства и лично принёс поднос с чечевичной похлёбкой, морковным салатом и треугольником кремового пирога, в котором тремя лиловыми полосками темнело черничное желе.

— Как вы любите – морковь нарезана кубиками, – сообщил он, размещая тарелки между важными деловыми бумагами. Земнопони постоянно держался с одной стороны от единорога, чтобы не показывать ожоги годовой давности. Впрочем, стараниями стэйблриджской медицины следы печального события были не столь уж заметны – через пару восстановительных сеансов Дейнти Ран мог больше не бояться испортить кому-то аппетит.

— Прям как в детстве, – ответил Блэкспот, вороша вилкой кирпичики моркови и соус между ними.

— Могу предположить, что слуги в вашем фамильном замке придерживались того же древнего рецепта, что и я… – заметил прославленный кулинар.

— Не было у меня слуг, – поведал Блэкспот. Он предпочёл бы занять рот жевательными движениями, но оставить шеф-повара без застольной беседы считалось в Стэйблридже верхом неприличия. – Отец не терпел угоднического отношения. Всех нужных в замке пони нанимал по договорённости, на платной основе. Некоторые из них переселились в Кантерлот, когда я его достроил. Основали известные в своём ремесле династии. Как я слышал, внучка бывшего моего повара, Зэсти Гурманье, теперь признанный ресторанный критик.

— Ох, Зэсти! – присвистнул Дейнти Ран. – Помню, лет пять назад судила она кулинарный конкурс, где я участвовал. Ей очень не понравилась сервировка моих блюд. И я остался без призов. Вообще. Но я не в претензии. Тогда на конкурсе я познакомился с профессором Полиматом. И вот уже много лет занят ежедневными попытками накормить ораву голодных учёных.

— Могу сказать только, что у тебя прекрасно получается, – отметил Блэкспот, расслышав в словах шеф-повара призыв к началу ужина и поднимая вилку.

— Пойду я, пожалуй, – отреагировал земнопони. – Ещё один важный заказ надо выполнить. Для палат люкс в гостевом доме.

Вилка звонко ударилась о край тарелки.

— У нас кто-то занял люкс? Почему я не в курсе? – удивился Блэкспот. Он подвинулся, чтобы наклониться над экраном коммуникационной панели. – Призрак, выведи мне карту заселения гостевого дома, – потребовал единорог, после чего кивком попрощался с заведующим столовой.

Представленный на экране паттерн изображал продолговатое строение в разрезе. В просторном помещении верхнего этажа высветилось имя «Флиттинг Крэш».

— Призрак, почему Флиттинг Крэш прописан в номере люкс?

— Флиттинг Крэш получил ключ от номера в пять-точка-пять-три на основании вашего распоряжения в пять-точка-четыре-девять.

— Я не давал распоряжения выдать ему номер люкс!

— В пять-точка-четыре-девять зафиксировано высказывание… – Искусственный разум сделал паузу, чтобы переключиться на сохранённую в обновляемой памяти запись. Блэкспот узнал свой собственный голос, за исключением момента, когда его сильно исказили какие-то шуршащие помехи: – «Так, запиши на его имя к-ш-ш-юк-ш-ш ш-шмнаты в гостевом доме». – Речевой синтезатор переключился на синтезированный голос Бикер. – Мои алгоритмы распознали фразу как приказ выдать допуск в комнату люкс.

— Твои алгоритмы ошиблись, – констатировал Блэкспот. – Я велел выдать обычный ключ от обычной комнаты. Переведи Крэша в другие апартаменты и отмени его заказ на доставку еды из столовой.

— Принято, – пискнула система и погасила экран.

Блэкспот покачал головой, сокрушаясь по поводу парадоксальных технологических ошибок, после чего принялся расправляться с похлёбкой и салатом. На этапе десерта его уютное одиночество жестоко нарушили.

В кабинет по утреннему вызову явилась доктор Везергласс. Для главы отдела прикладной магии такие визиты вне расписания давно стали нормой, вплоть до того, что никто не мог предсказать, как быстро придёт малиновая единорожка. И что пони, восемь раз терявшая слух и четыре раза – память, вообще хоть как-то отреагирует, также не являлось непреложным фактом.

— Ой! – вскрикнула Везергласс, сначала влетев в кабинет и. о. начальника, а уже потом изучив обстановку. – Простите, не думала, что у вас приём пищи.

— Как-то так, – ответил Блэкспот, отделяя ложкой кусочек торта. – Многое приходится делать, не отходя от рабочего места.

— Это да! – подмигнул красный глаз. – Я разок бутербродом прямо в кабине центрифуги позавтракала. – Экспрессивная мордочка кобылки приобрела брезгливое выражение. – Только вот напрасно я её после этого включила… Кстати, я бы хотела сообщить пару новостей о «Фениксе»…

У доктора Везергласс в последние дни выработалась определённая традиция: как только она пересекалась с кем-то из начальников, темой для разговора с вероятностью в девяносто девять целых и девять в периоде процентов становился летательный аппарат на огнетворном двигателе «Феникс-два». Неважно, кто начинал беседу и каким был стартовый аспект, разговор сводился к теме «а дайте ещё ресурсов на мой проект». Причём ответ «нет», независимо от строгости, лишь перезапускал цикл с предустановленным итогом.

— Могу я заинтересовать вас этим вкусным тортиком? – быстро сменил тему Блэкспот, чувствовавший, что его аппетита не хватит на весь десерт, а терпения – на выслушивание репетативных жалоб.

Не всем стэйблриджцам доводилось чаёвничать с новым начальником. Везергласс пользовалась привилегией давнего знакомства и пары крупных совместных проектов. Кроме того, малиновая пони с красной гривой заслужила особый почёт тем, что спасла Стэйблридж от пятнадцати техногенных катастроф. С оговоркой, что тринадцать из них она предотвратила своевременным нажатием кнопки «Выкл» на своём экспериментальном оборудовании.

— Что вы? Как можно? У меня фигура! – заявила Везергласс, но в противоречие словам притянула к себе и протёрла салфеткой суповую ложку. – Фигура! Практически равнобедренная трапеция, – усмехнулась малиновая единорожка, приступая к уничтожению порции торта.

Начальник осмотрительно промолчал. Опыт подсказывал, что даже если кобылка сама иронизирует по поводу фигуры, поддерживать эту шутку не стоит.

— Кстати, как там ваше дитятко? – совмещала разговор и ужин глава отдела прикладной магии. – Всё ещё читаете ей на ночь книги по этике?

Блэкспот поморщился.

— Везергласс, я понимаю, что вы шутите, но такая терминология мне не нравится. Меня пугает мысль о Призраке как о ребёнке. Этот ребёнок в свои неполные четыре месяца перемножает в уме двадцатизначные числа и распознаёт семьдесят типов излучений.

— Числа, излучения… Она меня сегодня расспрашивала про любовные отношения, – улыбнулась малиновая кобылка. – Кажется, дитятко выросло. Готовится к взрослой жизни. Ваших детских сказок ей мало. И мне приходится рассказывать, что о любимых заботятся, любимым помогают, любимых стараются держать рядом и не отпускать…

— Призрак развивается очень быстро, – согласился Блэкспот и сразу помрачнел. – Так быстро, что это становится проблемой.

— Проблема, что она сделается умнее вас?

— Нет. Это физически невозможно. Я, к сожалению, ошибся при её создании. При сохранении текущей конструкции запас кристаллов памяти закончится где-то через месяц. Может, быстрее, учитывая экспоненту развития системы. Призрака придётся отключить и разрушить, чтобы пересобрать заново, более эффективным путём.

— А если переставить кристаллы внутри секции, не ломая всей системы? – предложила Везергласс, моментально сменившая шутливый настрой на серьёзный.

— Я отклонил этот вариант. Проблема в расстановке соединительных плат. Мне нужно было предусмотреть такую возможность ещё на стадии проекта. Но откуда я мог знать? Вы, я – никто не ожидал такого результата. Задумка была в создании примитивной системы, что-то типа библиотеки, которая отвечает на запросы читателей. Ей кристаллов памяти хватило бы на годы. А Призрак в саморазвивающемся варианте их почти все заняла. Новый модуль, который я пытался поставить, чтобы выиграть время, не заработал. Он при установке почему-то вырубает ядро системы.

— А нельзя сохранить состав кристаллов в ядре, чтобы перенести личность Призрака на новую конструкцию, когда она будет готова?

— Нет, – печально качнул головой Блэкспот. – Личность Призрака слишком сложна и объёмна, чтобы поместиться в существующие резервные хранилища. Если мы хоть кусок психосоматической матрицы потеряем, остальное просто рассыплется. И так как профессора Бикер больше нет, её личность заново не воссоздать.

Оба учёных пони на какое-то время замерли, погрузившись каждый в свои невесёлые мысли.

Блэкспот размышлял об аспекте создания Призрака, который успешно от всех скрывал. Несмотря на его многолетний опыт, несмотря на обширные знания в области изучения и контроля разума, несмотря на часы, проведённые за книгами по психологии, пособиями по обработке кристаллов, магическим сигналам, несмотря на инструкции Везергласс – несмотря на всё это, он понятия не имел, как ему удалось сделать Призрака мыслящей и сознательной. Эксперименты, которые он ставил, симуляции, которые он проводил, вроде бы вели к такому результату, но в какой момент и по какой причине искусственная система захотела считать себя живой – он не представлял. И в возможности повторить такое достижение серьёзно сомневался.

Везергласс, имевшая непосредственное отношение к созданию упомянутой матрицы, вспоминала, какие чудовищные импровизации ей пришлось устраивать, чтобы уберечь от искажений самые простые паттерны, которые по её просьбе создавала Бикер. Для профессора весь эксперимент сводился к «посиди в кресле, поразмышляй по поводу прозвучавшего слова». Для Везергласс в этот момент начинался кошмар из едва не отсоединившихся проводков, сбоев в чертёжном коробе и не прорисовывающихся узоров, обозначавших слова. Конечно, Блэкспот усовершенствовал технологию, но самые базовые, самые основные понятия, сохранённые в ядре системы, успела создать именно Везергласс. В благополучное повторение подобных экспериментов при изменившихся условиях она серьёзно сомневалась.

— Такой прорыв в науке! – печально вздохнула малиновая единорожка. Печаль от услышанного усилилась за счёт печали от завершения трудов над куском торта. – И упирается в ограничения технических единиц.

— Не будем о грустном, – предложил Блэкспот. – Кажется, я нашёл для вашей первостепенной работы ещё один светлый ум.

Он нажал пару кнопок, чтобы вызвать на экран зелёные символы паттерна сотрудника. Везергласс пришлось сползти со стула, чтобы приобщиться к чтению.

— Зовут Флиттинг Крэш, – продолжал Блэкспот. Единорожка нахмурилась, вспоминая имя и связанные с ним события. – Его работа по регулированию высокотемпературного нагрева меня крайне заинтересовала, так как вы недавно работали над решением проблем в этой области.

— Да-да, иначе «Феникс» опять вспыхнет яркой звёздочкой, – подтвердила Везергласс. – Я буду рада любому дельному предложению по контролю энергии сгорания. – Взгляд её красных глаз принялся скользить по зелёным буквам на экране. И успел пробежаться всего по двум строчкам, прежде чем прозвучало грозное: – Это что, шутка? Это моя статья! Про регулирование нагрева, да... Я её месяц назад публиковала в «Кантерлотском прогрессе»!

— Вы уверены? – на всякий случай поинтересовалось начальство.

— Вот, второй абзац! Моё сравнение тяги сгорания с драконьим дыханием! Слово в слово! Я ещё вам это сравнение до публикации приводила. Это моя научная статья.

— Я помню, вы говорили, – тут же признал Блэкспот. – Тогда почему автором статьи значится Флиттинг Крэш?

— Это вы у него спросите, какого сена он мою статью решил себе в достижения записать! – раздражённо фыркнула доктор.

— Обязательно, – пообещал единорог, после чего вернул на экран список публикаций нового сотрудника. – Надо бы ещё остальные статьи проверить. На авторство. Не помните, куда после Шейда перенесли бумажные копии научных изданий? Газет? Журналов?..

Начальник НИИ и глава отдела прикладной магии смотрели друг на друга с одинаковым выражением мучительной работы мозга на мордах.

— А в этот… как его? – начала Везергласс.

— В зелёный домик… – неуверенно произнёс Блэкспот.

— В зелёный домик! – через секунду повторила малиновая единорожка так, словно сама вспомнила без подсказки со стороны.

Домик оказался не зелёным, а синим. Но это не особо смутило Блэкспота и Везергласс, которые миновали сохнущий после лёгкого дождика переулок и воспользовались ключом начальника НИИ, чтобы проникнуть в обычно пустующий мир бумаги и чернил. Пыль была здесь часовым, атакующим непрошеных гостей в ноздри, а лампочки СиПИл раритетного первого поколения лишь имитировали процесс освещения, на самом деле играя в скульптора, вместо глины взявшего тени и отблески. Таковы были условия обитания черновиков научных работ, рецензий, отчётов, авторефератов и диссертаций.

Как и все важные узлы НИИ, домик пару месяцев назад успешно подключили к общей системе управления, свалив регулирование температуры и прочих условий на Призрака. Естественно, после этих процедур по прокладыванию проводов и прикручиванию щитка никто не удосужился сдвинуть полки и ящики на место, тем самым растянув поиск документации для пары единорогов на добрые полтора часа.

Наконец последняя из «статей Флиттинг Крэша» нашлась в бумажном виде, и Блэкспот смог убедиться, что её истинным автором с момента написания являлся профессор Эмульсим из отдела зельетворчества. И у всех прочих научных трудов свежепринятого работника также появились официальные авторы, никак с единорогом не связанные.

— Ты подумай, а! – Блэкспот с выражением одновременно досады, ликования и злобы на морде опустился на исцарапанный линолеум. – Чуть не взял на работу обманщика. Статей он себе напридумывал, тоже мне! Ох, я с ним побеседую и не отпущу, пока не узнаю, как он это сделал… – Бывший ярл жестом попросил Везергласс активировать панель внутристэйблриджской связи. – Призрак, определи местонахождение Флиттинг Крэша.

— Определение мест нахождения персонала невозможно, – вместе с облаком пыли выдал динамик.

— Что значит «невозможно»? Причина невыполнения?

— После факта некорректного распознавания ваших приказов в шесть-точка-один-один запущена полная диагностика систем пространственного ориентирования и распознавания паттернов.

— Остановить диагностику!

— Остановка диагностики в данный момент может привести к осложнениям в работе первостепенных алгоритмов. Вы действительно хотите остановить…

— Выключай её! – рявкнул Блэкспот.

Динамик умолк. Потом коротко пшикнул. Снова умолк. И, когда молчание уже превратилось в нервирующую паузу, прозвучало лишённое эмоций сообщение:

— Внимание сотрудникам! Проигрывается предварительная запись на случай аварийных ситуаций. В данный момент возникла неисправность системы приёма голосовых распоряжений. Управление системой «Призрак» возможно только с базового пульта. Примите извинения за неудобства. О ликвидации проблемы вас уведомит отдельное сообщение. Внимание сотрудникам…

Текст прозвучал три раза, и каждый раз морда Блэкспота вытягивалась всё сильнее и сильнее. Во время последнего воспроизведения бывший ярл стукнул себя копытом чуть ниже рога.

— Вот идиот нетерпеливый! Должен же знать, что крики работу искусственной системы не ускорят. Но не-е-ет… – Единорог с несколько виноватым видом посмотрел на умолкший динамик.

В это время появился ещё один повод вздрогнуть, а то и подпрыгнуть на месте. Среди мутно-жёлтых лампочек СиПИл проснулась одна ярко-красная. Зеркальце внутри неё пришло в движение, заполнив помещение колеблющимися багровыми тенями. А финальным аккордом неприятностей стала выдвинувшаяся плита ударостойкой двери, которая запечатала двух единорогов в архиве.

— Ой-ёй! – как-то по-детски произнёс и. о. руководителя. – Кажется, я случайно спровоцировал веерный сбой по всем системам.

— Так вот каково это, – мечтательно произнесла Везергласс, – когда всё вокруг ломается, но виновата не ты. Буду знать.

— Смех смехом, но надо срочно отсюда выбраться и остановить Призрака, – заявил Блэкспот. После чего полез за стеллаж в поисках контрольно-осветительного щитка. – Скорее всего, у системы проблемы из-за утренних отключений. Из-за дефектного блока. Сначала накрылась система идентификации, – объяснял, в основном себе, серый единорог, – из-за чего на Флиттинг Крэша записало чужие научные работы. Потом система распознания команд дала сбой. Отправила его в номер-люкс. Ну, а теперь я постарался усугубить всё плохое. – Блэкспот повернул пару синих регуляторов и сдвинул вверх один красный. – Всё! Сделал! – отчитался он о своих загадочных манипуляциях. – Прогрессирующий дефект системы создал ложный сигнал в датчиках утечки зелий. Поэтому сработала тревога, и двери запечатало. Я переключил датчики на работу в замкнутом режиме. Сейчас они распознают, что никакой утечки нет, и нас выпустят.

Малиновая кобылка приняла эту информацию без какой-либо радости. Так же, как и саму экстренную ситуацию приняла без малейшей паники. Она пребывала в состоянии «а самое-то плохое ещё впереди», предвкушая, что ей с Блэкспотом придётся ещё бороться за восстановление – если не за жизнеспособность – системы «Призрак», для чего требовалось спуститься на цокольный этаж, к пульту управления Призрака.

Дверь, повинуясь механическому волшебству, избавилась от слоя металла и выпустила двух тружеников административного цеха в Стэйблридж. Они боялись и ожидали увидеть в НИИ признаки возможных катастроф – урагана, пожара, взрыва, концерта сотрудниц бухгалтерии. Но, похоже, сбои в системе ещё не достигли такого критического уровня – было по-будничному тихо.

Однако светлая полоса оказалась издевательски короткой. Ближайший лифт до цокольного этажа, замаскированный под небольшой домик, был обесточен, а возле него топтались дежурные «подземные» охранники.

— Лиш? Хэштриггер? А вы чего тут забыли? – поинтересовался Блэкспот, пока Везергласс, приподняв подоконник лже-домика, изучала по огонькам консоли состояние транспорта.

— Был сигнал к общей эвакуации с цокольного этажа, – ответил начальник дежурной группы. – Мы едва поднялись, а после этого – бум! Кабина встала.

— Отказ всей лифтовой системы, – добавила Везергласс, закончив считать красные лампочки. – Без понятия почему. Энергия просто не доходит до кабин. К счастью, судя по датчикам давления, никто в шахте не застрял. Два лифта застопорены наверху, один – на цоколе. Воспользоваться ими нам не светит.

Блэкспот подошёл и убедился, что красная вереница лампочек не врёт. Число стоящих на пути проблем росло, но это лишь подстёгивало к скорейшему отключению их источника.

— Пройдём через аварийный люк. Там никакой автоматики, отрубаться нечему, – сказал глава НИИ, намекая на дверь-шестерёнку, запечатывающую длинный туннель, уводивший прочь от Стэйблриджа.

— Ох, до него топать немерено… – начала жаловаться Везергласс. Её тираду прервала магическая вспышка и порыв воздуха, вызванные телепортацией Блэкспота. Различимый на фоне вечернего неба силуэт возник на крыше астрономической башни. Единорог вроде бы поманил Везергласс за собой, после чего снова исчез в магической вспышке.

— Ну, можно и так, – признала она, прикидывая точку для телепортации.

Пара охранников осталась возле нерабочего лифта вести неспешную беседу о том, нужна ли начальству их помощь, и достаточно ли ясно начальство обозначило посыл «без вас справимся».

В лаборатории цокольного этажа, которую Блэкспот покинул несколько часов назад, произошли некоторые изменения. Сложно было не заметить первое из них – оно сидело в кресле, предназначенном для создания итерационных симуляций. Флиттинг Крэш каким-то образом проник в секретное помещение и теперь, погружённый в неведомые сны, подёргивался и бормотал бессвязные фразы. Стаскивать его с кресла в настоящий момент было опасно для единорожьего ума – требовалось последовательно завершить поток симуляций через консоль.

Второй сюрприз Блэкспот увидел на панели управления. Единственное средство, позволявшее стабилизировать или прекратить работу электронного мозга – нет, оно работало, ещё как работало. В единицу времени через консоль прогонялись сотни рутинных операций, что напрочь блокировало элементы управления. И ещё больше миллиона операций висело в списке приоритетного ожидания. Даже если бы Блэкспот послал сигнал о немедленном отключении всего, очередь до сигнала дошла бы через сутки с лишним.

Третью странность отметила Везергласс, которую интересовали показания, доступные на этой консоли.

— Разве вы не говорили ранее о дефиците памяти? – спросила она, указывая на статистические выкладки, зелёным по чёрному вещавшие о благополучии Призрака. Блэкспот, вчитавшись, пару раз моргнул. По всему выходило, что с момента утреннего общения Призрак сгенерировала собственный алгоритм архивации данных, очистив тем самым большую часть кристаллов с прожилками и шарообразных блоков, в которых они были воткнуты. Теперь свободной памяти у Призрака хватило бы на несколько саморазвивающихся личностей.

И вот тут крылся четвёртый сюрприз. Сопоставив некоторые последовательности команд, Блэкспот сообразил, что именно делает система. Флиттинг Крэш не просто сидел в кресле внутри симуляции. В его сознании система производила больше ста симуляций в секунду, забирая паттерны эмоций, мыслей, образов, воспоминаний. И сохраняла их на освободившиеся кристаллы памяти. Призрак комплексно воссоздавала личность розового единорога так же, как некогда сама возникла на основе личности Бикер. Только поставила процесс симуляций на поток и получала результаты в сотни раз быстрее.

— Смотрите, что значится в реестре, – сообщила Везергласс, изучая нумерованный список на одном из экранов. – Отключение системы приёма голосовых команд. Имитация аварийных сигналов с датчиков в архиве. Запуск эвакуационных процедур на цокольном этаже. Установление связи с номером-люкс гостевого дома.

— Это всё не случайные сбои, – с тяжестью в голосе признал Блэкспот. – Намеренные. Система сама вызвала отказы функциональных элементов. Но зачем?

— Это как-то связано с Флиттинг Крэшем. – Везергласс буквально подвинула морду жеребца, чтобы тот смог увидеть запись с аномальным числом абстрактных символов. – Первое отклонение произошло при обработке паттерна П-00404. Сейчас попробую взглянуть на этот паттерн…

— Я пока придумаю, как прекратить бардак, – кивнул Блэкспот, зацепивший краешком взгляда дефектный модуль памяти. В голове у бывшего ярла созрел план, который мог отправить разбушевавшуюся систему в контролируемый сон. Конечно, существовал риск повредить мозги ворочавшегося в кресле Флиттинг Крэша, но у того шансы утратить рассудок и так росли с каждой минутой пребывания внутри бесконечных симуляций.

Блэкспот магией поднял модуль и двинулся к одной из соединительных труб, которую утром использовал для подключения блока памяти. И тут ему представился шанс убедиться, что «дитятко» интеллектуально может потягаться с создателем.

На пути у единорога неподвижно стояла подключённая к системе механическая «хваталка», выполнявшая задачу по извлечению кристаллов памяти из труднодосягаемых мест. Внезапно манипулятор ожил, повернулся и обрушил свою тяжесть на проплывавший мимо в облаке магии сине-золотой ящик. Блок памяти выскользнул из телекинетического захвата и приложился об пол, приобретя украшение в виде сетки трещин. При этом погнулся и соединительный разъём, что сделало модуль полностью непригодным, а план Блэкспота – невыполнимым.

— Да ты что творишь-то? – взвыл единорог, кидаясь осматривать повреждённый блок памяти.

Ответ не требовался. И так было понятно. Система поняла замысел создателя и защитила себя. Более того, манипулятор отъехал в сторону, преграждая путь к скоплению кристаллов, содержавшему ядро системы – на случай, если кому-то захочется прервать работу грубым вмешательством в соединительные цепи. Но Блэкспот заранее отказался от этой идеи, потому что скачки энергии мозги Флиттинг Крэша точно поджарили бы.

— Нашла! – объявила Везергласс, которая была слишком занята, пробивая доступ к справочникам, чтобы наблюдать за неудачей Блэкспота. – Паттерн П-00404… Хм… Что это за девяностопятипроцентная корреляция у него?

— Где? – поднялся с места Блэкспот. Он подошёл как раз вовремя, чтобы увидеть два рисунка из точек и линий, которые подходили друг к другу как соседствующие куски мозаики.

— Паттерн А-0018, – пробормотала Везергласс. – Твою ж!.. Что-то очень знакомое. Один из древних образов. Я даже помню, в какой день у Бикер это спрашивала. Так, «А» означает «абстракция». Это какое-то понятие… Думай! Думай!

Везергласс принялась нещадно колотить себя копытом по виску. Призрак, видимо, не могла за этим спокойно наблюдать – над проекционным столиком появился образ Бикер, а работа звукового анализатора внезапно возобновилась.

— Паттерн А-0018 означает «любовь», доктор, – пояснила система. – Я обнаружила аномально высокую корреляцию этого паттерна с П-00404 сегодня утром. Подобные результаты обозначают факт существования отношения любви между мной и Флиттинг Крэшем. Я не могла найти инструкции для подобного случая и запросила их у вас, доктор, поскольку, в отличие от моего создателя, у вас есть установленное любовное отношение с другим паттерном. Вы ответили мне, – система включила сделанную ранее запись: – «Ну, когда любишь кого-то, то стараешься как можно чаще быть рядом с ним, чувствовать единство, держаться за него».

— Мать моя драконозебра! – Выкрик Везергласс затерялся на фоне записанного голоса. Она уже сообразила, куда её необдуманный ответ на неожиданный вопрос уведёт разум, построенный на основе жёсткой логики. Сообразила прежде, чем догадки подтвердила имитация голоса.

— Я не могу быть вместе с Флиттинг Крэшем, поскольку мы – сущности, различающиеся по своему происхождению. Но я обладаю достаточным пониманием алгоритмов записи, чтобы воссоздать личность объекта любви внутри своих блоков памяти. И тогда мы будем вместе навсегда. Как и полагается двум влюблённым сущностям по законам социальной системы.

— Прекрати это сейчас же! – потребовал Блэкспот.

— Создатель, вы желаете разлучить меня и пони, которого я люблю? Вы нарушаете моральные нормы, которые обозначали, как обязательные для современной социальной среды…

— Ты не имеешь права копировать чью-то личность!

— Вы скопировали чужую личность, создавая меня. Почему вы запрещаете мне подобное действие?

— Даже при удачном завершении эксперимента ты всё равно не будешь вместе с Флиттинг Крэшем. Это физически невозможно…

Везергласс слушала перепалку сердитого единорога и скупой на эмоции машины. И наблюдала, как усиливаются судороги сидящего в кресле Флиттинг Крэша. Блэкспот пытался спасти объект случайной корреляции словами, которые считал правильными. Проблема крылась в том, что стопка учебников по психологии и социологии не могла ему помочь. Потому что отдельные тонкости не попадают на страницы книг, проходят мимо самых въедливых докладчиков. Лишь тот, кто видел конфликт поколений лично, тот, кто вмешивался в него, тот, кто пережил нечто подобное, знал, что говорить и как действовать.

Блэкспот никогда не возился с капризами упрямых жеребят. Он вырос в семейном замке, где большинство прихотей выполнялось незамедлительно. Он общался лишь со взрослыми, интеллектуально одарёнными учениками, воспитание которых сводилось к демонстрации силы, а не ласки. Он никогда не имел полноценной семьи, и даже с собственным внуком впервые встретился, когда последнему перевалило за шестьдесят. Блэкспот многое знал, но опыт, который стал бы спасительным в сложившейся ситуации, просто прошёл мимо него.

А вот Везергласс слыла капризной школьницей и непоседливой студенткой. Она помнила свои слёзы, упрёки отца, отчитывания матери, скандалы, демонстративные хлопки дверью, покраску гривы в протестный чёрный цвет. Через года единорожка видела свою глупость и видела те пути, которыми заботливые родители вывели юную кобылку на дорогу сознательности.

— Так, папаша, – перебила малиновая пони технические объяснения Блэкспота. – Потом расскажете ей про пчёлок и цветочки. – Везергласс перешла от ироничных метафор к конкретике: – Призрак, паттерн А-0018 в твоей памяти некорректен.

— Анализ паттерна не выявил отклонений…

— Некорректность вызвана условиями его создания, – пояснила Везергласс, жестом призывая нервно топчущегося на месте Блэкспота «вот сейчас не лезть». – Паттерн абстрактного понятия «любовь» создан после событий, связанных с появлением Флиттинг Крэша в Стэйблридже. Он использовал приворотный эликсир в качестве парфюма и вызвал эмоциональную реакцию в сознании работавших в НИИ кобылок. Данная реакция закрепилась в сознании профессора Бикер и повлияла на создание паттерна А-0018.

На консоли замедлился бег подсвеченных надписей, а стоны Флиттинг Крэша немного утихли – Призрак перебросила часть ресурсов на эвристическую обработку прозвучавшей гипотезы.

— У тебя есть воспоминания Флиттинг Крэша, – продолжала Везергласс. – Ты их скопировала. Посмотри те, что относятся к этой дате. – Она использовала боковую панель консоли, чтобы задать несколько цифр. Данные поступили в систему в обход имеющейся очереди операций. – Ты увидишь события, которые произошли в тот день. Если ты разобралась в механизме создания паттернов, то поймёшь, какой при этих условиях получается образ «любви». И сможешь экстраполировать создание паттерна абстракции в отрыве от этих событий. При корреляции ты убедишься, что А-0018 некорректен.

На выполнение указанных операций Призрак потратила две секунды. И это были самые долгие две секунды в жизни единорогов, ответственных за создание запутавшегося искусственного разума.

Первым признаком изменений стало исчезновение иллюзорного образа над проекционным столиком.

— Подтверждена аномалия в ядре системы, – сообщил настенный динамик. – Паттерн А-0018 изолирован. Перерасчёт модели поведения выполнен. Многочисленные нарушения внутренних протоколов подтверждены. Ядро системы отключается…

Блэкспот посмотрел в сторону большого скопления шаров, утыканных кристаллами памяти. Сейчас по ним катилась волна угасания – золотые прожилки внутри голубоватых минералов лишались энергетической подсветки. Затемнение по соединительным трубам сбежалось со всех сторон к центру, к самому большому сфероиду. Одновременно мигнула последними записями и погасла консоль, сжались в точку данные на массивных экранах. Девять десятых лаборатории, за исключением «будки наблюдателя», погрузилось в темноту.

Глубоко вздохнул и захрипел розовый единорог, ослабевшие мышцы которого не позволили удерживаться в кресле. Он сполз на пол и поднял мутный взгляд на Блэкспота и Везергласс, которые бросились снимать с его головы мыслезаписывающее оборудование.

— Я? Я прошёл? – поинтересовался придушенным тоном Флиттинг Крэш. Видя, что единороги почему-то не понимают его вопроса, он добавил: – Голос из коммуникатора. Сказал, что мне надо спуститься сюда. Сесть в кресло. Пройти тест на профпригодность. Я его прошёл?

Руководитель НИИ не знал, как правильно сформулировать ответ. Но был рад тому факту, что сознание Флиттинг Крэша, очевидно, его не покинуло. Следовательно, никто не заставит писать гору объяснительных по поводу травмы на производстве.

— Доктор, отведите его в медчасть, – попросил Блэкспот. – Объясните, если получится, что произошло. Я скоро подойду.

Серый единорог с чёрно-зелёной гривой нуждался в одиночестве. Он хотел взглянуть на тёмную консоль и лишённые признаков энергетической жизни хранилища данных.

То, что Блэкспот чувствовал, можно было назвать скорбью. Если бы не понимание, что от возрождения систему «Призрак» отделяет лишь положение одного переключателя.

Голова жёлтой единорожки с оранжевой гривой показывала, что система осознаёт своё присутствие и – если эмоциональные платы памяти не дали сбой – не рада этому факту.

— Создатель, я не хотела, чтобы вы перезапускали меня, – сообщил голос из коммуникатора.

— Я об этом догадался, когда обнаружил пятнадцать блокирующих паттернов, – позволил себе шутку Блэкспот. – Но, как видишь, не остановился.

— Создатель, система неисправна. Отмечены многократные случаи нарушения внутренних протоколов и действия, противоречащие уставу научного центра. Рекомендация: уничтожить систему и создать новую, лишённую неисправности.

— Нет, – отрезал Блэкспот. И тут же смягчился: – Призрак, произошедшее с тобой называется ошибкой. Это нормально для любого существа. Игнорирование ошибок, как правило, ведёт к их повторению. Вот, например, я, – Блэкспот опёрся на скамью перед консолью, – в недавнем прошлом попытался присвоить себе Элементы Гармонии. Это есть в описании моего паттерна.

Система нашла путь к содержимому паттерна П-00001 и пискнула в подтверждение.

— Тогда я не усвоил опыт своей ошибки. И совсем недавно попытался заполучить Элементы Гармонии снова. С неизбежным печальным результатом. Игнорирование и непонимание прошлой ошибки вызвало её повторение. Поэтому я не хочу удалять опыт прошлой недели. Чтобы существовали события, повторения которых ты бы избегала.

Система, убедившись, что с момента отключения прошло восемь дней и четырнадцать часов, подкорректировала значения текущего времени на консоли.

— Правда, я всё-таки удалил фрагменты личности Флиттинг Крэша, которые ты скопировала. Не думаю, что нужно забивать свободную память подобными вещами... Кстати об этом. – Блэкспот повернул голову, чтобы ещё раз полюбоваться на сплетённые шарообразные конструкции, утыканные блестящими кристаллами. – Я всё ещё в шоке от алгоритма архивирования, который ты создала. Семьдесят восемь процентов очищенного пространства памяти! Честно, я шёл бы к такому уплотнителю паттернов лет десять. Так что любовь, как видишь, порождает не только ужасные трагедии, но и великие свершения.

Призрак обработала массив произнесённого текста и сгенерировала вопрос, характеризующийся максимальным коэффициентом соответствия теме:

— Создатель, вы любили кого-нибудь?

Блэкспот задумался настолько основательно и молчал так долго, что система на всякий случай считала его жизненные показатели. Они были в пределах нормы.

— Да. Я любил одну пони. Когда-то. Очень давно… – Внезапно громкость речи единорога упала до регистрируемого системой значения «шёпот». – Я говорил, что попытка присвоить Элементы Гармонии была ошибкой? Но, если подумать… Нет… Я бросил её тогда – вот настоящая ошибка… Неисправимая… Непростительная… – Блэкспот мотнул головой, выбираясь из-под мозаики воспоминаний. – Так, ну-ка давай протестируем выполнение некоторых твоих функций. Готова?

— Полностью, – ответила Призрак. Её сенсорная шкала была не настолько точна, чтобы распознать притворную весёлость и фальшивый задор в голосе создателя.

Глава 8. Daring Doomed

При транспортировке ценного артефакта Паддоку Уайлду приходится противостоять и Ауизотлю, и Дэринг Ду.

Если бы пони по имени Паддок Уайлд составил список вещей, которые ему не нравятся, то придорожная трактир-таверна, лепившаяся к подножию Гипполайского хребта, заняла бы в списке почётное место. Не в первой тройке, конечно, но потенциал для роста у забегаловки имелся.

Баллов не добавила и пара грузных фигур, отчего-то решивших, что соседние места у барной стойки предназначаются им лично. Косого взгляда на отражение этих личностей в стенках стакана хватало, чтобы понять – вечер окажется не настолько тихим и спокойным, как мечтал одинокий путешественник.

Собственно, факт путешествия Уайлда через горный перевал и границу Эквестрии в упомянутом списке разместился в тройке лидеров. Земнопони ещё не проделал и половины пути, а успел неоднократно проклясть два дня из мировой истории. Первый – когда группа воров прикатила в НИИ тележку с фальшивыми артефактами, среди которых оказалась непонятная деревянная табличка, в итоге оставшаяся на память у Скоупрейджа. Второй – когда один из знакомых чёрного единорога, будучи этнологом по специальности, узнал в табличке пропавший из Дукаанского музея экспонат под названием «плита Шатабхиши». В тот момент учёные мужи, попивавшие нечто, наверняка более вкусное, чем местный фруктовый шербет, решили, что было бы неплохо возвратить пропажу в музей. И возвратить поручили кому?

Нет, не почтовой службе. Хотя пегасы преодолели бы расстояние за пару дней, но начертанное на боковой части таблички послание гласило, что она утратит магическую силу, если поднимется выше древесных крон. И щепетильный до невозможности в вопросах артефактов Скоупрейдж решил, что плита Шатабхиши будет путешествовать только по земле. Под охраной самого опытного и исполнительного стража.

И вот он, Паддок Уайлд, начальник службы безопасности Стэйблриджа, сидит в пропитанной запахом гниющего дерева лачуге на пути в Дукаан. И готовится услышать, чего же надо угрюмым мордам, обступившим его с двух сторон. Но приветственные слова прозвучали не от них – крепыши, судя по всему, вообще не любили разговаривать. Заговорил худощавый интеллигентного вида пегас, чья морда с треугольной бородкой уже полминуты отражалась в бутылке с шербетом.

— Доброго вам вечера, сэр, – до раздражения вежливым голосом произнёс «интеллигент». Уайлд даже ухом не повёл. – Меня зовут Стиллингс. Мои добрые друзья, чьё присутствие вы наверняка заметили, скромны в представлении. Их зовут Хэнчпон и Маслплэй. Нам крайне неудобно нарушать ваш покой, но мы бы хотели уточнить некую долетевшую до наших ушей информацию. От пограничной заставы в Понпее прошёл слух, что некий Паддок Уайлд путешествует по окрестностям с ценным артефактом племени марвари. Не может ли быть таким случайным совпадением, что вы, идеально подходя под описание внешности, и являетесь тем самым Паддоком Уайлдом?

Бурый земнопони, опустошив рюмку шербета, слегка повернулся, чтобы убедиться, что за спиной Стиллингса нет избежавшей представления армии. Попутно Уайлд бросил главному заводиле такой взгляд, словно тот предложил ему купить розовый бант для гривы. На мускулистых и молчаливых помощников земнопони посмотрел так, будто видел на их месте те самые банты.

Кроме какой-то кобылки в шляпе и фиолетовом плаще за дальним столиком, зоолог никого постороннего в таверне не приметил. Следовательно, предстояло разобраться с тремя наглецами. Бывало и хуже – ни один из них не являлся гигантской змеёй или роем чейнджлингов.

— Если бы вы оказались тем самым Паддоком Уайлдом, – между тем продолжал пони с треугольной бородкой, – вы бы могли выслушать моё деловое предложение. В котором я выражаю готовность обменять бесполезную для вас марварийскую доску на двести монет. – До ушей Уайлда донёсся звон, которым «интеллигент» пытался доказать свою состоятельность. – Я считаю, что это весьма щедрое предложение. И на него следует согласиться. Потому что иначе мои друзья захотят что-нибудь добавить к нему.

Два мускулистых столбика, не покидавшие границ поля зрения земнопони, покачнулись. Паддок Уайлд скорбно посмотрел на бутылку шербета, который, пожалуй, являлся лучшей составляющей обстановки этой таверны. И этого вечера. Потом вытянул шею, чтобы полюбоваться на скрывшегося под стойкой хозяина заведения – тот, очевидно, знал, чем заканчиваются местные «предложения», а потому заблаговременно спрятался.

— Мне ясна суть вашего предложения, мистер Стиллингс, – перенял издевательски вежливый тон пегаса Уайлд. – Однако я хотел бы, прежде чем перейти к следующему этапу этого разговора, рассчитаться с этим заведением за все предоставленные мне блага.

— Безусловно, это ваше право, мистер Уайлд, – сообщил пегас, явно обрадованный достигнутым взаимопониманием.

Бурый земнопони медленно выкатил из кармана куртки несколько эквестрийских монет. Он сложил их в башенку, отсчитал в ней десять этажей, начиная с фундамента, и убрал остальное. Наблюдавшие за этим неспешными действиями пони-крепыши немного расслабились. И очень напрасно.

Правое переднее копыто Уайлда двинулось вперёд, встретившись с бутылкой шербета, плотно подхватило её и, двинувшись по дуге, расколошматило о челюсть Маслплэя. Одновременно с этим левая задняя нога встретилась с ножкой табурета, на котором вальяжно восседал Хэнчпон. Под тяжестью здоровяка предмет мебели, по прочности соответствующий всему остальному в ветхой лачуге, рассыпался на куски. Хэнчпон плюхнулся на пол, на место, откуда Паддок Уайлд успел убрать ногу и, пока громила соображал, что вообще происходит, его ударил в висок и припечатал к боковине стойки сгиб ноги крутанувшегося земнопони. Танец, который затеял опасный жеребец, почти завершился – последним па стал здоровенный гвоздь, вылетевший из спрятанной под рукавом пневматической пушки. Заточенный кусок металла попортил отглаженный жилет Стиллингса, а заодно и его здоровье.

Интеллигентного вида бандит с хрипом разлёгся на полу, и в таверне наступило затишье. Паддок Уайлд с некоторым удивлением осмотрел трёх вяло подёргивающихся противников, потом отвернулся к стойке и уменьшил число стоящих там монет на три.

— Они прилегли быстрее, чем я ожидал. Меньше беспорядка, – сдержанно пояснил бывший зоолог владельцу таверны, чьи уши, глаза и грива показались из-под стойки, и явно желавшему убедиться, что наступившее затишье означает прекращение конфликта. Хотя монеты едва окупали бутылку шербета без учёта табуретки и всего остального, против ценовой политики гостя, в одиночку уложившего троих нападавших, хозяин возражать не стал.

Паддок Уайлд поправил рукав затасканной походной куртки и направился к выходу, попутно отметив взгляд, который адресовала ему кобылка за дальним столиком. То ли изумление, то ли интерес – земнопони в любом случае не собирался отвечать взаимностью. Ему требовалось продолжить свой путь в лежащий за тропическими лесами город.

Впрочем, он задержался на пару минут, чтобы убедиться, что загадочная посетительница таверны попыталась увязаться за ним. Но благополучно потеряла из виду – бывший зоолог без всякой магии умел становиться незаметным.

К моменту, когда принцесса в далёком Кантерлоте обеспечила начало нового дня, подняв солнце, Уайлд точно понял, что, во-первых, переоценил свою способность отрываться от слежки и, во-вторых, что за ним следят. Сквозь густые древесные кроны нет-нет, да и проскакивала шустрая тень неизвестного соглядатая. По заведённой традиции ничего хорошего от незваной личности земнопони не ждал, поэтому последние полчаса подыскивал поляну с достаточно редкой растительностью. Для этого он отошёл от предусмотренного маршрута, выводившего к перекинутому через каньон подвесному мосту.

Готовился Уайлд к тёплому приёму и другими способами. Например, он затолкал в короб пневматического орудия, крепившегося на левой передней ноге, компактную сеть. Для этого вытащил и переложил в сумку магазин с продолговатыми клиньями, один из которых накануне потратил на нейтрализацию Стиллингса.

Бывший зоолог выжидал удобного момента, чтобы нападение на вёрткую летающую цель увенчалось успехом, попутно вспоминая, какие дебаты развернулись в Стэйблридже касательно этой миссии. Неофициальный начальник Блэкспот настаивал, что для защиты плиты Шатабхиши необходимо отправить вместе с Уайлдом пару сопровождающих. На что официальный начальник Силлиест Тритс резонно поинтересовался, кто будет защищать сопровождающих от Уайлда. Так как Блэкспот ответить что-то внятное не смог, начальник службы безопасности отправился в путь в одиночестве.

Летающий наблюдатель сделал небольшую ошибку и неверно рассчитал толщину веток. Они не выдержали, отозвавшись отчётливым хрустом, и пегаска – насколько сумел рассмотреть Уайлд – вынужденно пошла на новый вираж. В этот момент она повстречалась с тонкой, но прочной сеткой, которую отточенные рефлексы Уайлда и сила сжатого воздуха подбросили вверх. Далее послышался хруст веток уже от бесконтрольно падающего объекта. Уайлд поспешил к центру вихря из листвы, мха и мелких древесных насекомых, который образовался на месте крушения.

Теперь он смог разглядеть шпиона повнимательнее. По лиственно-лиановому ковру джунглей каталась песочного цвета пегаска с гривой различных оттенков серого, которую ловчая сеть превратила в извивающийся кокон, увенчанный светлым пробковым шлемом. Пони отчаянно кусалась и дёргалась, напрягая мышцы спины и крылья, пытаясь вырваться из плена, но против материала, вышедшего из лабораторий Стэйблриджа, была бессильна. Наконец признав поражение, она обратила взгляд яростно горящих малиновых глаз на Уайлда, присевшего на высоко выдающийся из земли толстый корень.

— Ладно, признаю. Недооценила тебя. Хотя то, как ты уделал ребят Стиллингса, должно было подсказать… В общем, это… Развяжи меня. И я помогу тебе с твоим заданием.

Паддок Уайлд картинно подвигал нижней челюстью.

— Всё сказала? – поинтересовался он. – Ответ «нет».

Земнопони поднялся с места и раздвинул заросли папоротника, явно намереваясь вернуться к покинутой ранее дороге. Пойманную в сеть пегаску это совершенно не устроило.

— Ты куда? Ты что, меня тут бросишь? Развяжи!

— Экосистеме, – бывший зоолог указал на жёлтого питона, расположившегося на ветке, на высокую траву, колыхавшийся от обитавших в ней насекомых, на заросли, откуда доносился шум, указывающий на приближение какой-то крупной живности, – тоже надо что-то кушать.

Уайлд не делал никаких намёков, что шутит. Поэтому пегаска задёргалась с удвоенной энергией.

— Погоди! Освободи меня! Я тебе не враг! Я Дэринг Ду, если ты ещё не понял.

— Мне это имя должно что-то говорить? – поинтересовался Уайлд, который больше вслушивался в шум джунглей, чем в слова пегаски. Поэтому факт, что она замерла и недоумевающее на него смотрит, прошёл мимо земнопони.

— Ты не читал книг обо мне? «Дэринг Ду и Кубок Грифонов»? «Дэринг Ду и Сапфировая Статуэтка»? Нет? Да не может быть! Её буквально все читали! Ты и на Дэринг-коне ни разу не был?

Паддок Уайлд слышал о подобной литературе, но ею не интересовался. Он вообще не читал беллетристику. Главным образом из-за запрета врачей. Пациента с не самой устойчивой психикой фантастические миры и приключения могли привести к окончательной утрате связи с реальностью.

— Я ведь вчера собиралась вмешаться и тебе помочь, – сменила тон Дэринг Ду. – До того, как ты сам справился. Я тоже забочусь о сохранности плиты Шатабхиши. Она принадлежит племени марвари, и её надо вернуть в ритуальный храм в Марвари-Баа. Старейшины племени просили меня об этом. Так что, если ты снимешь эту дурацкую сеть, мы вместе…

Пока пегаска излагала свою историю, Паддок Уайлд мысленно представил на ней серую шляпу и очки. Образ совпадал с образом кобылки, которая накануне вечером сидела в таверне. Но это отнюдь не увеличивало степень доверия.

— У меня задача: отвезти табличку в Дукаанский музей, – сообщил Уайлд. – Именно это я и намереваюсь сделать. Чья-то помощь и прочие трудности мне не нужны.

— Да послушай же! Старейшины марвари обратились в музей. Их просьбу передать табличку одобрили. И если ты меня освободишь и позволишь указать путь, то мы доберёмся до их храма ещё засветло. И ты с успехом выполнишь свою задачу. А иначе, я боюсь, ты не доберёшься до города. Потому что, как я слышала, Ауизотль ищет способ заполучить артефакт, и его звери патрулируют подходы к долине Дукаана… Если бы ты читал книги… Ты бы знал, насколько всё серьёзно. Если Ауизотль получит плиту Шатабхиши, то он сможет... Честно, не знаю, зачем она ему, но у этого гада есть тяга к раритетам древности.

— В нос он скорее получит, а не мою табличку, – усмехнулся жеребец. Он уже почти убедил себя надрезать сеть в паре мест, чтобы дать пегаске возможность выбраться. Через пару часов. Когда он с ценным грузом окажется достаточно далеко.

Над этим вариантом определённо стоило задуматься раньше, при первом отдалённом шелесте в джунглях. Потому что те создания, что его издавали, услышали голоса и явно прибавили прыти, чтобы добраться до их обладателей. Согласованно. С нескольких сторон.

Паддок Уайлд внезапно обнаружил, что смотрит на выглядывающую из зарослей морду гепарда. Крупная пантера в то же самое время обозначилась на деревьях слева. В принципе, особой проблемы зоолог не видел – боеприпасы находились в каморе, порядок отстрела хищников в голове уже сформировался. Но тут нечто громадное вцепилось лапами в ствол дерева и отогнуло его в сторону, явив плоскую фиолетовую морду с непропорционально маленькими глазками. Она к известным Уайлду видам кошачьих не принадлежала. К внушающей внешности неведомого зверя вскоре добавился намёк на интеллект в виде связной восторженной речи.

— Да у меня, кажется, сегодня праздник! – прорычало существо, наваливаясь передней половиной туловища на скрипящую пальму. – И волшебная табличка. И Дэринг Ду в подходящей упаковке. – Ярко-жёлтые глаза с крохотными зрачками уставились на Уайлда. – Да я даже готов отпустить тебя за столь щедрый подарок.

— Вот как! Многие бы тебе, Ауизотль, возразили, что я не подарок, – отпустила остроту Дэринг Ду. Но по выражению её мордочки читалось «я охотнее бы ответила чем-то другим, если бы некий дурень снял с меня ловчую сеть».

«Ещё один Стиллингс на мою голову», – тем временем подумал Уайлд, находя совпадения событий последних дней ироничными. Ирония для пони закончилась в тот момент, когда он, желая убедиться в готовности оружия, провёл копытом по рукаву. Сначала снизу-вверх, потом наоборот. И не обнаружил бугорка, который соответствовал снаряжённому магазину.

Жеребец чуть не обругал себя определёнными терминами из области зоологии. Потому как вспомнил, что, после того как выпустил ловчую сеть, напрочь забыл перезарядить пневматическую установку – был слишком занят, прорубаясь сквозь ветки и лианы. Возиться с боеприпасами на виду у хищных зверей было глупо. В распоряжении Уайлда оставалось мощное лезвие, которое выбрасывалось вперёд пневматикой и использовалось для расчистки пути в джунглях. Но им на три стороны особо не помашешь.

В такой печальной ситуации даже бесстрашный начальник службы безопасности склонялся к тактике скорейшего отступления. Благо, неподалёку раздавался шум воды, усиленный глубоким каньоном. А через каньон был перекинут мост, ширина которого позволила бы сражаться только с одним противником. Единственная проблема заключалась в том, что проход в сторону моста закрывала большая мордатая тварь. Которая, пользуясь объективным превосходством, решила потыкать брыкающуюся Дэринг Ду, использовав для этого… хвост.

Паддока Уайлда отличали многие качества, делавшие из него способного охотника, фантастического оружейника, специалиста по выживанию. Но ничто из этого не могло полностью вытравить исходную личность, некогда стремившуюся познать тайны животного мира. И сейчас мозги земнопони сделали очередной крен, в результате которого он, игнорируя всё вокруг, подошёл ближе, чтобы посмотреть на хвост Ауизотля.

— Невероятно, – произнёс Уайлд. – Никогда прежде не видел подобной мутации. – Он чуть ли не с почтением притянул ближе хвост ошалевшего от такой наглости зверя. – Удачная трансформация хвостового позвонка в пястную кость. Проксимальные и наружные фаланги в дееспособном состоянии. Даже рудименты плюсневых подушечек имеются. Это у вас наследственная мутация или адаптация под ареал обитания? – спросил Уайлд у гигантского хищника так, будто тот сидел на лекциях по анатомии за соседней партой.

Поскольку Ауизотль и половины слов в речи зоолога не понял, а суть вопроса не уловил вовсе, то с надеждой покосился на Дэринг Ду.

— Это кто вообще такой? – спросил он у искательницы приключений. Таким тоном, будто речь шла о строчке в адресной книге.

— Не скажу, что с ним особо знакома, – ответила Дэринг, опять подёргавшись внутри сети. – Но он вчера чуть не прибил Стиллингса. Железкой в грудь.

Реакция последовала незамедлительно. Хвост Ауизотля отдёрнулся назад, для верности образовав готовый к удару кулак. А сам монстр демонстративно навис над Уайлдом, словно решив на себе проверить правоту слов давней знакомой.

— Значит, ты очень опасный, да?

Угрожающие действия Ауизотля подействовали на жеребца отрезвляюще. Зоолог в его голове уступил место охотнику. А охотник сообразил, что находится достаточно близко, чтобы задействовать пневматику. Даже без снарядов дульная трубка способна произвести некоторый физиологически рассчитанный эффект.

Струя воздуха ударила по носовым пазухам огромного зверя, вызвав естественный рефлекс – чихнуть или попытаться удержать чих. В любом случае это вынудило Ауизотля зажмуриться и потратить пару секунд на судорожные взмахи лапами. Тем самым он предоставил Уайлду возможность шмыгнуть мимо, продраться через царапающие заросли и рвануть к подвесному мосту. С небольшой, но достаточной форой, увеличившейся оттого, что Ауизотль, всё-таки чихнув, указал подвластным крупным кошкам:

— Захватите Дэринг!

— Да, конечно, – поморщилась пегаска. – Куда же ты без меня…

Опытная путешественница уже была обозлена и расстроена тем, что ей не представилось шанса защитить себя. Теперь ей пришлось смириться ещё и с неудобствами путешествия на спине мчащейся по джунглям крупной кошки. Но она немного порадовалась, что не пропустит ключевые события своей новой книги – с условием, что проживёт достаточно долго, чтобы закончить литературный труд.

Паддок Уайлд вынужден был мчаться сквозь заросли максимально быстрым темпом. Но дикие кошки в этом деле его превосходили, так что о перезарядке оружия не могло быть и речи. Бывший зоолог у первых досок подвесного поста едва разминулся с впечатляющим набором когтей – от гепарда спас лишь своевременный скачок в сторону.

Причём обстановка вовсе не собиралась становиться менее напряжённой. Где-то позади зверь загадочной породы, поместив пальцы хвоста в пасть, звучно свистнул. На противоположной от Уайлда стороне каньона закачались стебли травы. И на тропу охоты неспешно вышли ещё три хищника: выделявшийся заметными чёрными полосками на шкуре тигр, чётко узнаваемая по кисточкам на ушах рысь. Но самый агрессивный по поведению монстр – мелкий, белый и пушистый – отважно запрыгнул на столб, к которому крепились канаты моста, и принялся шипеть оттуда на земнопони.

Впрочем, жеребец уделил этому показушнику минимум внимания – он точно понимал, от кого исходит опасность. И прикидывал, как ему отбиваться от кошачьих и их предводителя, зажимавших добычу на середине моста. Наступавший с правого плеча Ауизотль обоснованно считал, что путей к бегству у земнопони не осталось. Он даже соизволил напомнить Уайлду, что преимущества Дэринг Ду в виде крыльев на его спине не видит. На что пони промолчал и продолжил отступать к середине моста. Про отсутствие крыльев он прекрасно помнил. А ещё помнил про свою хитро скроенную куртку, полную скрытых инструментов на пневматической тяге. На одной из тонких трубок бывший зоолог, отогнув ворот одежды, быстро повернул клапан. Поток воздуха устремился между слоями материи, придавая костюму путешественника необычную и неудобную для ходьбы форму.

Нормальный пони, даже зная, что такая ситуация случится, вряд ли стал бы вшивать в одежду раздувающиеся куски ткани. Особенно зная, что эффект от торможения при падении и способность к планированию ещё не прошли всех стадий проверки в лабораторных условиях. Но эпитет «нормальный пони» к Паддоку Уайлду применялся редко. Поэтому тот внедрил рискованную новинку и теперь практически с улыбкой смог ударить лезвием по натянутому канату моста.

Подвесную конструкцию этот удар не обрушил, но намерения земнопони выдал. Дикие звери, почувствовав по колебанию дощатых опор, что всё идёт к очень нехорошему финалу, отпрыгнули ближе к неподвижной земле. Ауизотль же просто замедлил шаг и, как показалось Уайлду, округлил глаза шире физиологических возможностей.

— Ты что, сумасшедший? – спросил монстр, наблюдая за дёргающимися верёвками, которые пони уже перерубил. И за занесённым лезвием, готовым ликвидировать остатки крепежа.

— Ага, – искренне кивнул Паддок Уайлд. – У меня и справка есть!

Прочный нож рассёк поскрипывающий канат. Оставшиеся не выдержали напряжения, и мост в мгновение ока распался на стремительно разлетающиеся к краям ущелья половины. Паддок Уайлд приготовился расставить ноги и позволить ветру ударить по складкам костюма, превращая падение в отчасти контролируемый полёт. Но в момент начала ожидаемого удовольствия чьи-то пальцы схватили пони за заднюю ногу и заставили пережить мощный удар остатков моста о скальную стену каньона.

Приоткрыв глаза, Уайлд обнаружил, что висит вверх ногами, а удерживает его ловкий зверь, доказывающий преимущества своих мутаций. Ауизотль умудрялся висеть, держась за остатки моста одной лапой, правую же переднюю использовал, чтобы держать жеребца перед собой. Задними лапами, будто обезьяна, он схватил передние ноги пони, лишая того возможности пустить в ход имеющийся арсенал – пусть тот и не работал после трансформации костюма, Ауизотлю об этом никто не сообщил. А ловкий и вёрткий хвост, не обращая внимания на попытки жеребца вырваться, стащил с него сумку, в которой лежала плита Шатабхиши. А заодно продукты, боеприпасы и прочий скарб. Удовлетворившись добычей, Ауизотль решил поддержать пони в стремлении полетать – и отпустил его, сопроводив злодейство непродолжительным хохотом.

В распоряжении жеребца оказалась всего секунда – именно столько ему предоставляла природа до смертельного столкновения со скрытыми под водой камнями на дне каньона. Секунды хватило, чтобы правильно повернуться и поймать ветер. Над самым потоком – так низко, что чувствовалась влага – костюм-крыло позволил совершить вираж с набором высоты. Достаточной, чтобы превратить вертикальное движение в горизонтальное и двинуться вдоль каньона, а после приземлиться в месте, где стена оказалась не столь отвесной.

Пока фигура Уайлда не скрылась за изгибом каньона, за его эволюциями наблюдали Ауизотль, забравшийся наверх по сломанному мосту, и лежащая на спине пантеры Дэринг Ду, которую наконец-то повернули мордочкой в нужную ей сторону.

— Ты понимаешь, что он непременно вернётся? – спросила Дэринг, опираясь на свой многолетний опыт придумывания сюжетных поворотов.

— Это неважно, – произнёс Ауизотль после того, как вытащил из сумки зоолога деревянную табличку. – Марварийская реликвия у меня. Наконец-то!

— Давно собиралась спросить. Почему она тебе так сильно нужна? Ты ради неё из других тропиков многокилометровый марш проделал.

— После того как ты уничтожила кольцо Скорчеро, я искал другой источник магии, способный вызвать засуху, которая продлится сотни лет. И вот сегодня, с последним лучом закатного солнца, эта плита утратит защитные чары и породит иссушающий свет. – Монстр горделиво поднял трофей над головой.

На мордочке пегаски проступило явственное разочарование.

— Опять ты про свою жару? У тебя что, фантазии совсем нету?

На гребне каньона появилось одно копыто. Потом к нему присоединилось второе. Затем мощным рывком Уайлд вытянул себя на край оранжевой скальной стены, по которой взбирался больше часа. Если бы не решился отрезать части костюма, позволившие ему на короткое время летать, то взбирался бы ещё дольше. Но от лишней, за всё цепляющейся тяжести требовалось избавиться, тем более что сложить ткань и использовать костюм повторно не было никакой возможности. Зато наметился повод принести шоколадный торт или нечто посолиднее в лабораторию, где трудились разработчики этого наряда.

Оказавшись на возвышенности, Уайлд принялся изучать остатки снаряжения и выстраивать стратегию неизбежного противостояния с Ауизотлем. Без сумки он мог рассчитывать только на стабильную работу пневматического оружия, которое нуждалось в последовательной проверке, и на содержимое карманов куртки, которое не радовало разнообразием. В распоряжении начальника службы безопасности оказались медикаменты, прятавшиеся во внутреннем кармане на случай травм или чрезвычайного умопомешательства, двадцать монет командировочных денег, огрызок карандаша с колпачком и ластиком. И один дротик транквилизатора, случайно оказавшийся не в походной торбе. Из всего перечисленного в качестве боеприпаса годилось только последнее, но этого на весь зверинец и его хозяина явно не хватило бы. Хотя…

Уайлд покрутил в копыте небольшую бутылочку с зельем, имевшим острый, но приятный аромат. Он не мог вспомнить, почему отказался запихнуть экстракт трясовичной травы в сумку при том, что стеклянная тара утяжеляла и оттягивала карман, но сейчас был благодарен себе за это решение.

Бывший зоолог наспех осмотрел имевшиеся царапины, заклеил пару из них пластырем и поскакал в сторону, где предположительно находились остатки моста. Естественно, главаря кошачьей банды там не было, и, что огорчило пони куда сильнее, после присвоения таблички он сумку не выкинул. Следовательно, Уайлду оставалось идти по хорошо заметному следу, надеясь, что когда он догонит опасную компанию, то подберёт свой запас амуниции или придумает годный план, как обойтись без неё.

Под самый вечер следы привели его к странному сооружению, едва выступавшему из зелёного ковра джунглей. Выглядело место так, будто кто-то посреди тропических лесов наставил каменных шишек, соединяя их коробкообразными переходами, позволив мху придать громоздким плитам зелёных оттенков, а деревьям – создать дополнительный ряд колонн из массивных корней. Один из таких природных орнаментов усердно портил когтями мелкий белый котёнок, подсказавший Уайлду, что след не обманул. Размышлять о том, для чего Ауизотль залез внутрь древних руин, где ещё виднелись барельефы, изображавшие пони со странно загнутыми ушами, бывший зоолог не стал. Он лишь высмотрел проломы в крыше, которые могли сойти за вход, и направился к одному из них. Направился так, чтобы по пути не спугнуть маленькую белую добычу.

Дэринг Ду не раз доводилось описывать ситуацию «пленённая кобылка героически выбирается из ловушки». Вот только кое-кто, пусть и медленно, но учился на собственных ошибках. Поэтому на этот раз Ауизотль не стал запихивать Дэринг в комнату с ловушкой, а просто связал и положил возле ритуальной площадки. Не забыв затянуть ремни на крыльях. Пытаться что-то высвободить или перекусить путы пегаска могла, вот только ноги оказались слабы, а зубы коротки. Да и на случай неожиданного успеха вокруг пони нарезала круги стая голодных на вид кошек. Ходили минимум по двое, чтобы каждую секунду кто-то держал Дэринг в поле зрения.

Вот и приходилось искательнице приключений любоваться суетливыми приготовлениями Ауизотля, периодически отпуская в его адрес сомнительного качества остроты. Монстр с переменным успехом отвечал, но в целом сосредоточился на разжигании высоких факелов, которые требовалось разместить вокруг плиты Шатабхиши. Сам кусок дерева фанат засухи положил на алтарь. И, как с горечью отметила Дэринг, делал всё с пониманием последовательности проведения обряда. Чем меньше света оставалось на небе, тем заметнее начинала взаимодействовать с постаментом табличка, тем ярче становился свет, испускаемый артефактом.

Писательница со стажем сделала мысленную заметку, что в такой момент просто обязан появиться спасающий ситуацию герой. Вот только у неё зародились большие сомнения, что бурый земнопони, присутствие которого она заметила первой, относится к данной категории персонажей.

— Эй, мутант! Доску мне верни! – зычно крикнул Паддок Уайлд, нашедший себе площадку для выступлений. Через дыру в каменной кладке он пролез на вершину колонны, где до него не могла добраться ни одна когтистая тварь и откуда имелся обзор на приготовления к ритуалу.

Ауизотль, заслышав голос, даже не сразу понял, откуда он доносится. Но потом разглядел земнопони на верхнем ярусе храма и усмехнулся:

— Смотри-ка, Дэринг, ты была права. Твой кавалер за тобой вернулся.

— Он кто угодно, только не мой кавалер, – фыркнула кобылка.

— Эту в шлеме можешь себе оставить. Мне только табличка нужна, – прилетело подтверждение с другой стороны.

Пятилапый монстр посмотрел на утопающий в нарастающем сиянии артефакт.

— Мне что-то не хочется её отдавать, – сообщил он.

Зверь чувствовал своё превосходство. Противник был один. Без своей сумки с опасным оружием, которую Ауизотль утопил в глубокой мутной луже. Обрушить стены храма, как верёвки моста, земнопони не сумел бы. А время работало на Ауизотля, ведь каждая минута приближала момент высвобождения энергии древнего артефакта.

— Ну, тогда и я его не отдам, – сообщил Паддок Уайлд, поднимая ногой и показывая белого дёргающегося и жалобно мяукающего котёнка. Убедившись, что Ауизотль всё внимательно разглядел, пони опустил зверушку на камни перед собой. Пневматический механизм выдвинул из недр рукава универсальный клинок, на этот раз играющий роль орудия палача.

— Ты не сделаешь этого, – сказал Ауизотль, не отводивший взгляда мелких глазок от пони, ножа и мяукающего клубка, в который почти упиралось лезвие.

— Табличку, – потребовал Уайлд, поддевая лезвием несколько волосков шерсти.

Дэринг Ду не могла определить, насколько серьёзен настрой жеребца. Но она точно понимала, что если не подыграет, то либо притворство откроется, и тогда Ауизотль победит, либо угроза воплотится, и Ауизотль потеряет своего питомца. Второй вариант был даже хуже первого, потому что одержимый яростью зверь с пятью лапами – и без того не самый лёгкий противник – натворит после таких дел, что ни одно издательство не решится опубликовать.

— Ауизотль, – обратилась к давнему сопернику Дэринг. – Я знаю, у тебя нет причин мне верить. Но я лично видела, как этот жеребец поранил Стиллингса. Железкой ткнул в рёбра. А ты знаешь Стиллингса, он безобиднее любой из твоих кошек. Я тебе говорю, у этого Уайлда не все дома. И он может причинить вред твоим животным!

Дэринг Ду решила, что именно её призывы подействовали на Ауизотля. Хотя с таким же успехом причиной его реакции мог стать протяжный жалобный писк, прозвучавший с вершины колонны.

Темно-синий монстр дёрнулся в сторону и буквально вырвал деревянную табличку из сгустка света, нарушив столь тщательно подготовленный ритуал. Сияющее облако угасло быстро, но Ауизотль оказался рядом с Дэринг Ду ещё быстрее. Ударом лапы он ослабил ремни на её крыльях. И чуть ли не силой вставил деревяшку ей в зубы.

— Отнеси ему сейчас же! – прорычал он и развязал узлы на ногах пегаски. Та не стала ждать второй просьбы и постаралась как можно скорее взлететь на колонну.

— Убери ко мне в сумку, – потребовал земнопони, не торопившийся отводить нож от шерсти котёнка. Дэринг Ду во избежание неприятных сюрпризов приоткрыла сплетённую из пальмовых листьев котомку, которую сделал себе Уайлд, и запихнула туда артефакт.

— Готово, – сообщила она.

Призыв Дэринг адресовала замершему в угрожающей позе земнопони. Тот наконец-то соизволил пошевелиться. И, к радости всех присутствующих, стравил давление, вернув клинок в скрытые ножны. Правда, не упустил возможность ещё позлить Ауизотля, подняв котёнка в воздух.

— Давай, как положено, на все четыре, – сказал он и швырнул зверюшку вниз. Возможно, он рассчитал высоту, траекторию и точно знал, что котёнок не пострадает. Но глядевшая прямо на жеребца Дэринг не могла отделаться от мысли, что жеребцу на судьбу животного наплевать. Но не наплевать на последствия – Уайлд тут же припустил вверх по каменной насыпи. Очевидно, он представлял, с какой скоростью и с какой злостью за ним погонится пятилапый любитель кошек, мечтавший уже не об артефакте, а о жестокой казни наглого копытного.

Пара беглецов успела миновать первый ряд деревьев, когда по джунглям разнёсся грохот. Это Ауизотль вместо неспешного открытия предпочёл разнести на куски двери храма. Вся ватага зверей, включая вполне здравствующего котёнка, пустилась по следу.

— Ох, и натворил ты делов! – на лету выпалила Дэринг Ду. – Я никогда прежде его таким диким не видела. А я ему порядочно досадила в прошлом. Но ты… Хотел зарезать беспомощное животное!

— Не хотел. И не зарезал бы, – на выдохе отвечал галопирующий Уайлд. – У зоологов есть… нерушимое правило… Не причинять вред… ни зверю, ни птице…

— Да? – с лёгким недоверием произнесла Дэринг Ду. – А как тогда понимать железный кол, который ты Стиллингсу в грудь всадил?

— Ну… Это правило… на всяких микробов… не распространяется…

Озадаченная таким ответом пегаска едва не улетела далеко вперёд, упустив момент, когда спутник решил резко остановиться. Паддоку Уайлду отчего-то захотелось развернуться и вскинуть ногу, приведя тем самым пневмопушку в состояние готовности. Дэринг пришлось сделать полукруг, чтобы разобраться с причинами нового странного поведения.

— Ты что? Ауизотль сейчас догонит! – сообщила она. Могла бы и не трудиться – треск близлежащих деревьев выступал как более красноречивый информатор.

— На это я и рассчитываю.

Уайлд серией быстрых глубоких вдохов восстановил дыхание. Как раз к моменту, когда массивная туша взлетела над тёмным барьером кустарника и приземлилась на все пять лап возле земнопони.

Их разделяло меньше метра. Именно с такой дистанции маленькие глазки на плоской морде могли полюбоваться на дульный срез трубки, покоящейся над копытом зоолога. Именно с такой дистанции промах любым снарядом относился к категории «невозможно». Именно с такой дистанции зверь мог по взгляду охотника понять, что выстрел неизбежен, а охотник по взгляду зверя мог понять, что ему, возможно, впервые в жизни стало страшно.

Последовало лёгкое, чуть заметное движение копытом. И иллюзия разрушилась вместе с потоками какой-то жидкости, брызнувшей на морду и шерсть Ауизотля. Не смертельная, не причиняющая боли водица принудила монстра вздрогнуть и слегка податься назад, принудила земнопони резко продолжить бегство, принудила Дэринг Ду зависнуть в воздухе, непонимающе хлопая глазами. Лишь заметив, что к главарю сходятся слегка отставшие хищные кошки, пегаска поняла, что неприятности отнюдь не закончились, и резко набрала высоту.

Ауизотль, утробно рыча, провёл лапой по морде, смахнув избыток вылитой на него жидкости, принюхался к аромату эфирных масел. Его за сегодня едва не скинули с моста, неоднократно оскорбили, едва не лишили любимого питомца, отобрали артефакт за считанные мгновения до завершения ритуала, и под конец облили какой-то дрянью. В общем, унизили больше, чем за всю жизнь. Для отличившихся подобным образом копытных не существовало никаких смягчающих обстоятельств, никаких шансов искупить вину.

— Порвите этого пони в клочья! – приказал Ауизотль своим питомцам.

Тигр, гепард, рысь, пантера и котёнок начали обходить своего вожака. Вот только поворачивались они не в сторону удиравших пони. Наоборот, подходили к Ауизотлю. С каким-то очень подозрительным интересом, сильно напоминающим гастрономический.

— Чего ты там устроил? – спросила Дэринг Ду, присев на оплетённую лианами арку из древесных веток. Паддок Уайлд, перешедший с галопа на быстрый шаг, как раз проходил под этим природным образованием.

— Обеспечил этому мутанту проблемы, – буркнул земнопони, поднимая голову. Его интересовала не столько Дэринг Ду, сколько небо, которое становилось всё темнее. Опыт подсказывал бывшему зоологу, что и без Ауизотля ночные джунгли для путника представляли смертельную опасность. Особенно путнику без сумки, где остались питьевая вода, фонарик и палатка «Тент-4».

— Проблемы? – нахмурилась Дэринг Ду.

Где-то вдалеке над зелёным морем леса разнёсся протестующий рык монстра, от которого пони только что убегали.

— Объясню, если поднимешься чуток выше и найдёшь что-то, что сойдёт за укрытие, – сказал Уайлд, решивший, что в данной ситуации от ненужной прежде спутницы может быть некоторая польза.

Он сдержал слово. Когда путники преодолели часовой переход до отвесного холма, спрятались в промытой ливнями нише, замаскировали её пальмовой листвой, организовали маленький костерок, Уайлд вытащил из кармана куртки пустой стеклянный пузырёк и передал Дэринг. Та едва поднесла его к мордочке и тут же отдёрнулась.

— Что это? Парфюм «Весенний луг»? – спросила пегаска, вглядываясь в стёршуюся этикетку.

— Экстракт трясовичной травы. Концентрированный. Мне прописали для успокоения нервов. Пять капель на стакан воды. – Паддок принюхался к стволу пневматической пушки, потом к куртке в целом. – Всё мне провоняла, блин! Ну, не страшно… Выветрится. А вот пятиногому шерсть отмывать долго придётся.

— Я надеюсь, с Ауизотлем всё будет в порядке? – осторожно осведомилась Дэринг Ду. Ей не очень хотелось навсегда терять полюбившегося читателям антагониста.

Паддок Уайлд пугающе хохотнул.

— Думаю, ближайшую пару дней ему придётся побегать от своих питомцев. Потому что экстракт трясовичной травы действует на кошек. На мелких и на больших. Они дико любят этот едкий запах, он их манит и чарует.

— Не знала, – качнула головой Дэринг Ду. После чего подложила ещё коры в костерок. – Но обязательно использую этот приёмчик в следующей книге. Если ты не возражаешь.

— Мне плевать, – произнёс земнопони, подкладывая артефакт в импровизированной сумке под голову. Дэринг Ду приняла это за предложение готовиться к ночлегу и прилегла на небольшое брёвнышко, которое чуть раньше затащила в пещеру.

Только теперь двое пони могли поговорить. Не в спешке перекинуться обидными или шутливыми словечками, а, в свете скромного костра, полноценно обменяться идеями, мнениями, мыслями.

— Мы ведь с тобой толком и не познакомились, – заметила Дэринг. – У меня всё Ауизотль допытывался, кто ты и откуда взялся. А мне и ответить-то было нечего.

— Взаимно. Я о тебе тоже ничего не знаю. Я не видел тебя в деле. Видел только, как ты трепыхаешься в сетке и улетаешь прочь от опасности. Я бы тебя не взял в своё охранное подразделение.

— Так, слушай! – приподнялась Дэринг. В голосе её звучала обида. – Если что, я умею давать отпор. Я неоднократно уделывала и Ауизотля, и его кошаков. Все мои приключения строятся вокруг этого. И читавшие мои книги про это в курсе. Но я бы сама не пошла в твоё подразделение, так как считаю, что нельзя кидаться на каждого встречного. Если где-то можно тихо прокрасться, применить маскировку, заговорить зубы… То в насилии нет необходимости.

— Только не в случае, когда несёшь опасный артефакт, имеющий большую ценность.

— А в этом случае осторожность прежде всего. – Дэринг Ду сделала себе подушку, подсунув под голову пробковый шлем. – Путь до Дукаанского музея очень длинный, если двигаться через дебри. А если идти вдоль дорог, то выследят Ауизотль и его приспешники. Которые применят плиту Шатабхиши, чтобы устроить многовековую засуху.

Жеребец перевернулся на спину и, нарушив правила безопасности, за которые в Стэйблридже чихвостил подчинённых, стволом пневморужья почесал подбородок.

— А что ты предлагаешь?

— В нескольких часах пути отсюда, – пустилась в объяснения Дэринг Ду, – есть очень милая и приятная долина. С высоты моего полёта она напоминает зелёный листок с прожилками из домиков поселения. Называется долина Марвари-Баа. Там живут верные традициям старейшины племени. Прежде всего, в той долине безопасно. Ауизотль туда сунуться не посмеет, ему местные воины зубы пересчитают. А я для них – друг и боевой соратник. Кроме того, старейшины марвари знают магию плиты. Их предки использовали её, чтобы вызывать дожди и солнце. Потому что в их землях пегасов не было, а погодой требовалось как-то манипулировать.

— Тебе бы у нас в Стэйблридже лекции читать, – зевнув, заметил Уайлд.

— Неохота работать в учреждении, охранники которого так и норовят заснуть, – не осталась в долгу Дэринг. – Я всё это говорю к тому, что деревня Марвари-Баа – место, куда мы должны направиться. Туда добраться проще, там безопаснее, и там, в святилище, и должна находиться плита Шатабхиши. И находилась, пока её больше века назад не стащили пройдохи вроде Стиллингса. И там, в Марвари-Баа, если тебе интересно, я охотно вызову на бой сильного воина племени и покажу, какие у меня боевые умения. Что скажешь?

— Согласен, – отозвался сквозь очередной зевок земнопони. – Твоё предложение разумно. Завтра направимся в эту деревню марвари.

Дэринг, довольная подобным ответом, соизволила оставить жеребца в покое. Вскоре костёр прогорел, и быстро тускнеющие угли положили конец невинной забаве двух пони – наблюдению за невольным попутчиком сквозь ресницы. Этим моментом Паддок Уайлд и воспользовался.

Он привычным движением, для которого зрение не требовалось, медленно и почти беззвучно отстегнул часть рукава, оголяя короб пневматической пушки. После чего вытащил из кармана усыпляющий дротик, снял колпачок с иглы и поместил его внутрь пушки. Пневматика в изрядно потрёпанном механизме находилась на грани отказа, но дистанция представлялась крайне малой, а цель прониклась к Уайлду доверием. Не осознав, что поспешное согласие притворно.

Земнопони понял, что пегаску переубеждать бесполезно и она непременно станет препятствием в выполнении порученной ему миссии. Так что в предрассветный час, когда москиты и прочие кусачие насекомые притихли, Уайлд отправил дротик в полёт. В точку, находившуюся между хвостом и кьютимаркой мирно спящей спутницы. Тем самым Уайлд продлил её сон на шесть-семь часов, чем обеспечил себе достаточную фору, чтобы забраться глубоко в джунгли и замести за собой след.

В облике города, на главную улицу которого ступил Паддок Уайлд, читалась его древность. Часть зданий сохранила архитектурные элементы, свойственные затерянному храму в джунглях. Другие домики, куда проще по конструкции, хозяева строили из камней от разобранных ранее святилищ и дворцов. Самые бедные жилища возводились из дерева по традициям старины, не приемлющим гвоздей, шурупов и прочего стройматериала. Все эти образцы зодчества перемешивались в Дукаане, напрочь лишённом какого-либо плана застройки.

Правда, один квартал на этом фоне выглядел как фрагмент иного мира. Особо богатые и влиятельные представители марвари и живущие бок о бок с ними катхиавади решили доказать заезжим путникам, что не лишены тяги к цивилизации, поэтому центр Дукаана за последние годы основательно перестроили. И возвели помимо прочего три корпуса музея, которые напоминали плывущего через город лебедя.

У основания шеи этой каменной птицы находился центральный вход в музей, фойе которого служило своеобразной финишной прямой, где измотанный переходом через многие километры дикой природы земнопони изволил «подождать директора пять минуточек». Во время ожидания бывший зоолог, вступая в противоречие с собственной кьютимаркой, признал, что приключения на природе ему надоели, а в голове крутится только сильное желание вернуться на пост в Стэйблридже. Конечно, после прививок от местных недугов, которые он мог подцепить.

Директор музея, Нидишк, был типичным представителем марвари, унаследовавшим экзотическую черту племени – настолько загнутые уши, что чудилось, будто они срослись в районе затылка. Жеребец носил деловой костюм, надетый на чёрную шкуру с белыми пятнами. И, в отличие от большинства марвари, приучил себя открыто смотреть в глаза при разговоре с чужеземцами. Правда, не без льстивых эмоций и угодливо-покорной жестикуляции.

— Д-добрый день, мистер Уайлд, сэр. – Пони приветственно стукнул передними копытами. – Мы искренне рады видеть вас здесь.

— А уж я-то как рад видеть себя здесь, – ответил жеребец, вытаскивая из многослойной обмотки ценный кусок дерева. – И передать вам вот это вот.

— Ах! – излишне эмоционально отреагировал Нидишк. – Легендарная плита Шатабхиши. Для преисторической экспозиции. Мы ждали… Мы так ждали… – Марвариец прекратил ласкать взглядом реликвию своего народа и продолжил говорить от лица всех его представителей. – Мы бесконечно рады созерцать плиту Шатабхиши. И нам так обидно, что, мистер Уайлд, сэр, вы проделали такой продолжительный путь.

— Обидно? – уточнил Уайлд. У него начали закрадываться подозрения, что минувшие дни опасного перехода сейчас превратятся в очередную бюрократическую глупость, которую его вынудили совершить. «Если эту деревяшку заставят нести обратно, то я её Скоупрейджу в глотку затолкаю», – подумал земнопони.

Реальность оказалась лишь вполовину досадной.

— Мы… Наш музей… – объяснял Нидишк, – отказался от владения этой реликвией по просьбе старейшин племени. Плите Шатабхиши надлежит вернуться в святилище Марвари-Баа, что на востоке отсюда. Мы нижайше просим простить нас, мистер Уайлд, сэр. Мы ждали, что вам успеют сообщить эту новость прежде, чем вы отправитесь сюда. Мы отправили с этим известием нашу знакомую, быструю и смелую, многократно нам помогавшую в возвращении ценных реликвий…

— Дэринг Ду, – выдохнул бурый земнопони.

Последние два дня он очень внимательно глядел на небо, ожидая новый раунд противостояния с пегаской. Как выяснилось – напрасно. Потому что у пегаски не было мотива забирать у Паддока подотчётную реликвию. И потому что Дэринг предпочла прикинуть шансы и подождать непутёвого спутника в Дукаанском музее, куда тот неизбежно доплетётся. Последнее Уайлду открылось только что, так как именно песочного цвета кобылка в рубахе и пробковом шлеме вышла из лифта в фойе.

Она не стала тратить время на разговоры. Убедившись, что плита Шатабхиши успешно передана директору музея, пегаска с размаха двинула земнопони копытом в челюсть, отчего его голова резко мотнулась в сторону.

После чего Дэринг Ду встала в защитную позу, готовясь к ответной реакции земнопони. Но Паддок Уайлд проявил типичную для себя непредсказуемость. Он медленно провёл языком по начавшим кровоточить дёснам, после чего повернул голову и, прищурившись, пристально посмотрел на готовую к любому его действию кобылку. Пегаска-путешественница была готова к любому оскорблению, которое могло бросить в неё уязвлённое самолюбие жеребца, но вместо этого услышала:

— Вот теперь мы, наконец, познакомились…

Глава 9. Встряска

Блэкспот консультирует работы по ремонту дворца в Кантерлоте, но лёгкая с виду задача преподносит сюрпризы.

Когда кто-то в присутствии Блэкспота – бывшего ярла, который милостью принцессы обрёл исцеление, работу и фамильный замок – начинал отпускать в адрес Селестии двусмысленные или нелестные эпитеты, вариантов развития событий могло быть ровно два. Говоривший либо получал в морду копытом, либо получал в морду сгустком магической энергии. Второе в отношении перебравшего с заказанными коктейлями грифона было даже предпочтительнее. Пернатого заткнул бы не столько эффект чар, сколько вид сверкающего нематериального объекта, приближающегося к основанию не по делу щёлкающего клюва.

Грифон, являвшийся одним из членов дипломатической делегации, очевидно, считал, что у него есть право выражать своё недовольство. Дескать, они с подарками в Кантерлот к принцессам, а принцессы изволили отбыть на какие-то Кристаллины. На что Блэкспот, если бы приступил к вправлению клюва данному орлольву, ответил бы, что грифоны тут, прежде всего, представляют официально не признанный комитет. Следовательно, их с чистой совестью полагалось выпроводить, если бы камердинер принцессы Тоудас Тротт не решил иначе. Со второй оплеухой Блэкспот напомнил бы, что трио «дипломатов» не соизволило согласовать своё прибытие заранее. Так как, скорее всего, прибыло в ответ на действия посланников Совета Регионов, сгруппировавшихся в другом конце зала. К тем, кстати, имелась аналогичная претензия по поводу несогласованности визита. Но совреговские грифоны хотя бы помалкивали. И перед финальным сокрушительным ударом единорог с чёрно-зелёной гривой отпустил бы остроту, вроде «надо меньше пить, и голова болеть не будет».

Но ярлу, гостившему во дворце, первоначальный вариант которого он некогда строил, не дали вмазать наглецу из грифоньего комитета. Высказывания последнего расслышали за дальним столиком, и пара представителей Совета Регионов решила подойти и выяснить, чего это их политическому оппоненту не сидится. Быстрее, чем донельзя воспитанные дворцовые стражи сумели вмешаться, в одного из совреговцев полетел стакан с мятным пуншем, от которого оранжевый грифон защитился крылом. Дебоширу этого показалось мало, и он был достаточно смелым, чтобы кинуться на двоих сразу – выщипывать перья и ломать о грифонов мебель.

Блэкспот бегло осмотрел зал, наполнившийся шумом стычки. Похоже, никто не собирался прерывать забаву трёх сцепившихся орлольвов. Их сородичи – два со стороны Комитета Управления и Стабилизации и один из Совета Регионов – делали вид, что ещё не поняли суть происходящего, а кроме того, слишком стары, чтобы лезть в драку. На самом деле, как подумалось Блэкспоту, они ждали исхода битвы и мысленно поддерживали своих бойцов. Гвардейцы Кантерлота, следуя своим инструкциям, «не приближались к персонам с дипстатусом иного биологического вида». Не хотели вызвать осложнений в международных отношениях и надеялись, что буйные грифоны сами угомонятся.

В общем, меньше чем за минуту задача у бывшего ярла поменялась с «учинить драку с грифонами» на «прекратить драку с грифонами». Благо, магической мощи единорога хватило, чтобы зафиксировать троих дебоширов неподвижным полем, оттащить в разные половины зала и возвести проходящую через центр магическую стену. Грифоны, лишённые возможности досаждать противникам, вернулись к старшим товарищам. В углу совреговцев старый орлолев молодых, вроде как, пожурил, хотя, скорее всего, тихо прибавил что-то вроде «здорово вы того отделали». За столиком, куда вернулся порядком потрёпанный младший работник КУС, даже не скрывали своего веселья по поводу случившегося казуса.

Блэкспот держал магический барьер, пока не убедился, что бойцы гвардии по распоряжению генерала Стингспира перегруппировались так, чтобы исключить повторное сближение грифонов. После чего обратился к пегасу-военному:

— Ваши ребята, генерал, должны суровее обходиться с грифонами. Не показывать слабости, за которую они принимают хорошие манеры. В моё время говорили: «Пока грифону по голове не вдаришь, он ничему не научится».

— Так то и сейчас говорят-с, – ответил гвардеец со звездой на кирасе. – Но сие есть вульгарность, для гвардии неприемлемая. Мы образцовые войска-с.

— Неудивительно, что я прорвался мимо вас к Элементам Гармонии, – тихо вспомнил события из своего прошлого Блэкспот. Но вслух решил генералу подобные «комплименты» не делать, заменив их серией рекомендаций: – Разведите делегатов по разным этажам. Заприте окна и сделайте так, чтобы они со своего этажа вообще не могли выйти. Держите их так до возвращения принцессы.

— В предложении сэра Блэкспота есть логика. И оно не противоречит этикету, – сообщил сиреневый единорог с кьютимаркой в виде букета, перевязанного ленточкой. Он, будучи дворцовым распорядителем, только что прошёлся по «полю боя» трёх грифонов, изучив оставленные там перья и подсчитав сумму нанесённого ущерба. После чего сосредоточился на своём особом таланте – организации комфорта для высокопоставленных особ.

Генерал Стингспир, чья военная должность в дворцовом реестре стояла ниже гражданского чина Тоудаса Тротта, приложил копыто к шлему и потопал инструктировать подчинённых. Блэкспот с большим сожалением наблюдал за уходом пегаса, так как теперь оставался один на один с мажордомом, которого мог охарактеризовать неприятным термином: «дворцовая челядь». Это слово Блэкспот выучил от отца, который так называл работников, пытающихся выслужиться сверх всякой меры. К сиреневому единорогу, носившему парик с буклями, термин подходил полностью, что превращало вынужденное сотрудничество в проверку хладнокровия и выдержки.

Но без помощи Тоудаса Тротта опытный строитель просто не мог попасть в подгорные помещения замка – в тоннели, казематы, погреба, отделку которых память хранила так, будто всё строилось вчера. Сейчас большую часть ведущих в глубины горы ходов предусмотрительно закрыли, заперли на магические и обычные замки, ключи от которых существовали в единственном экземпляре и хранились у главного распорядителя. А Блэкспоту как раз поручили внимательно осмотреть пустоты и помещения, проверить крепость горных пород, выявить наличие трещин.

В планах принцессы Селестии нашлось место идее перестройки дворца, для чего требовалось убедиться, что новое здание устоит на старом фундаменте. Хотя землемерные и камнетёсные работы могла взять на себя вездесущая «Троттингем Солюшенс», белый аликорн обратился за советом к старому архитектору, заложившему первый камень в основание Кантерлота. С той небольшой оговоркой, что Блэкспот строил город, не называя его «Кантерлот» – это наименование, отсылавшее к давно исчезнувшему с карты поселению, памятному лишь по легендам о Рокхуфе, появилось только при нынешней хозяйке.

Бывший ярл решил не обращать внимания на эти топографические причуды, а радушно согласиться на предложение принцессы. При этом управление Стэйблриджем он переложил на внука – на самом деле на Призрака, – чтобы пару недель уделить спелеологическим и археологическим изысканиям в помещениях под дворцом. Никто не смог бы вырвать у него признание, но в моменты, когда копыто касалось древних камней, пони чувствовал себя лет на сто моложе; чувство это ему несказанно нравилось.

— Прошу прощения за случившееся. И за то, что вам пришлось в этом участвовать. И за то, что королевская гвардия не справилась с ситуацией самостоятельно, – сказал Тоудас Тротт, вырвав единорога с чёрно-зелёной гривой из воспоминаний.

— В этом не было вашей вины, – ответил бывший ярл. – Грифоны славятся тем, что создают проблемы. Когда не могут досадить окружающим, создают их себе. Вы ведь слышали, что в их государстве творится?

— Да-да, это просто ужас, – моментально согласился Тоудас Тротт. Блэкспоту порой казалось, что тот, дабы угодить собеседнику, готов согласиться даже с тем, что является мулом.

— Как там всё у грифонов держалось тысячу лет – вообще не представляю. Ведь разваливаться их Республика начала пару месяцев назад. С каких-то пустяков. – Серый единорог проводил взглядом свидетелей грифоньей раздробленности, которых повели в гостевые апартаменты. Про «пустяки» он, конечно, сказал, выбирая выражения – в его сердце ещё полыхал огонь ненависти к правительству грифонов, допустившему нападение во время приёма в честь принцессы солнца.

— Я уверен, всё у них наладится, – сообщил сиреневый единорог. Не вызывало сомнений, что подобные пожелания пони готов высказать любому грифону в пределах городской черты.

Блэкспоту разговор с угодливым мажордомом уже наскучил. Тем более что свой вечерний овсяный отвар по древнему рецепту, который помнили лишь в Кантерлоте, он выпил, на самое интересное событие посмотрел – и даже поучаствовал в качестве миротворца, – а завтра с раннего утра его ожидал инспекционный обход северной части дворца. Серый единорог откланялся и поспешил в свои покои, которые до прошлой реконструкции были тренировочным залом учеников ярла. Ещё одно вызывающее ностальгию место.

Следование этикету и распорядку Тоудас Тротт поддерживал на высочайшем уровне – этого Блэкспот отрицать не мог. Едва бывший ярл поднялся, расчесал чёрно-зелёную гриву, убедился в отсутствии седых волосков и почистил зубы, как за дверью обозначился гвардеец из числа обязательных сопровождающих. Даже с учётом того, что Блэкспот сам строил замок и укреплял его подземную часть, его не пускали бродить там в одиночку. Пегас, земнопони или единорог из гвардии требовался, чтобы срочно прийти на помощь в случае внезапного обрушения потолка, провала в полу или обнаружения тайной армии чейнджлингов, готовящихся начать вторжение. Про последних любил шутить сам Блэкспот, желая припугнуть сопровождающего. В связи со сменой караула каждый день нового.

На этот раз в сопровождающие архитектору поставили молодого пегаса, чьи лазурные, полные восхищения и задора глаза буквально сверкали из-под уставного шлема с плюмажем. Дверь ещё не успела полностью отвориться, как в полном соответствии с уставом гвардеец выпрямился и отсалютовал:

— Рядовой Джавлирейс, сэр. Прибыл для обеспечения вашей безопасности, сэр.

— Как скажешь, – вполголоса ответил Блэкспот. Он ожидал, что на этом с формальностями будет покончено. Но подосланный рядовой относился к тому редкому типу служивых пони, для которых следование уставу было сродни дыханию. Джавлирейс почти минуту ждал, не двигаясь, пока единорог сообразил скомандовать: – Вольно, боец. И «сэра» в обращении отставить.

Редкий представитель на что-то годных гвардейцев перешёл из состояния, утверждённого протоколом, в состояние, характерное для большинства местных солдат. В таком виде он послушно следовал за Блэкспотом. На кухню, где ярл подкрепился фруктовой кашей. До кабинета Тоудаса Тротта, выдавшего связку ключей от «северных катакомб». До ближайшего спуска на тёмные и сырые этажи с отрицательной нумерацией.

И всё это время Джавлирейс хранил молчание, чем почти заслужил намёк на уважение Блэкспота. В итоге бывший ярл вынужден был заговорить первым, потому что с момента знакомства его мучило одно подозрение:

— Ты очень знакомо выглядишь, Джавлирейс. Не назовёшь кого-нибудь из своих родственников?

— Конечно, сэр, – незамедлительно донеслось из-за хвоста. – Ой, простите. Охотно назову. Моего отца зовут Шумейд Блиц. У него есть собственный магазин, он накопытники делает и продаёт. Здесь, в Кантерлоте, на улице Облаков. И магазин, и дом под одной крышей. Там и мама моя живёт, Сторми Клауд. Она пегас, как и я. Она мечтала записать меня в Академию «Чудо-молний», но я решил идти в Кантерлотское Военное Училище. Я считаю, что в эквестрийских войсках я принесу больше пользы, чем на лётных шоу.

Умудрённый опытом единорог сдержал язвительное замечание по поводу наивности собеседника. Десятилетиями Блэкспот следил за соперничеством между гвардией и «Чудо-молниями», в процессе которого каждая организация пыталась выклянчить больше бюджетных ассигнований. Пегасы из Академии уступали в числе, так как физически не могли взять в состав представителей иных рас. Зато регулярно побеждали всех на Эквестрийских Играх и каждый год старались установить хотя бы один лётный рекорд. Гвардия отвечала массовостью набора и парадными маршами, организуемыми на потеху любым иностранным послам. А бравые командиры поколениями тянули монеты из казны проектами вроде «строительства нового железнодорожного моста силами нашей-номер-такой-то-роты».

— А кто родители твоих родителей? – продолжал расспросы Блэкспот, закрепляя на голове каску с вмонтированной лампочкой «СиПИл-6». В пещерах и ходах, изобилующих сквозняками, он свечам и лампам не доверял, а тратить магию на осветительные чары означало остаться без магии в моменты, когда она действительно понадобится. Кроме того, единорог как-никак представлял научный центр, штамповавший десять вариаций автономных светильников.

— Одного дедушку, Рейнстерра, я не знаю совсем. По маминой линии который, – послушно двинулся вниз по генеалогическому древу Джавлирейс. – Помню другого, который тоже в гвардии служил. Эшторм.

— Ага! – Блэкспот развернулся так, что заставил рядового гвардейца зажмуриться от направленного в глаза фонарика. – Так и думал, что вижу знакомые черты. Эшторм, конечно же! Один из моих учеников. Был в прошлом. Эшторм как, здравствует ещё? В вашем доме-магазине живёт?

— Его не стало восемь лет назад, – печально ответил Джавлирейс.

— Ох, – вырвалось у Блэкспота. – Ну да, чему я удивляюсь? Это только мне повезло схлопотать лишний возраст… Но, наверное, Эшторм иногда рассказывал про меня, да?

— Вообще-то, – замялся пегас, – дедушка ваше имя никогда не упоминал. Простите.

— И снова удивляться нечему, – произнёс Блэкспот. – Учитель-идиот повёл своих учеников в открытый бой с гвардией Селестии за Элементы Гармонии. И сгинул. Я бы тоже не стал о таких учителях рассказывать.

Бывший ярл предпочёл закончить неловкий разговор и приступить к выполнению порученного дела. Древними и не очень приборами, которых набралась целая сумка, эксперт в строительстве вычислял влажность и скорость движения ветра в помещениях, простукивал стены, проводил щёточкой по старой кладке и слою раствора между камнями, проверял отклонения в горизонтальной и вертикальной плоскостях, не переставая мысленно хвалить себя за былые заслуги. Если бы больше века назад единорог относился к зодчеству менее тщательно, Кантерлот рисковал оказаться под горой, на которой был воздвигнут. А так чудесной красоты дворцовый комплекс с садом и гидротехническими сооружениями успешно покоился на фундаменте с трёхкратным запасом прочности. Имея неплохой потенциал для расширения за счёт прилегающих скальных пород.

Северную сторону следовало изучить особо тщательно. Во время основания Кантерлота именно она вызвала у Блэкспота больше всего опасений. Настолько, что к этой работе он учеников не подпускал, делая всё по своему разумению. Север дворца строился поверх небольшого участка скалы, на который приходилась колоссальная нагрузка. Чтобы её разнести по конструкции, пришлось фактически выдалбливать из другого склона горы массивные пирамидальные блоки, находить для них точку упора, вплавлять магией в имевшиеся слои породы, маскировать под естественные наслоения, и уже поверх этого формировать городскую застройку.

Сотворённый магией скальный балкон единорог намеревался осмотреть со всех сторон. Трещины, следы эрозии или смещение пластов породы стали бы не просто сигналом к сворачиванию планов по реконструкции дворца – они подняли бы вопрос срочного спасения эквестрийской столицы. В любой момент при обрушении северного участка фундамента вниз могла бы уйти половина дворца с прилегающими территориями. Поэтому Блэкспот хотел – сначала изнутри, потом снаружи – убедиться, что камень имеет прочность камня по его личной шкале прочности.

Несколько пустующих погребов с дверями, жутко скрипящими от давно застывшего масла, оставили о себе положительное впечатление. Плесень, мох, запах влаги – этого Блэкспот не ощущал, а приборы не регистрировали. Следовательно, разрушение пород обходило данный участок подземелья стороной – как и все обитатели дворца.

Магический ключ отворил небольшую каморку, которая вопросительным знаком уходила вправо и вглубь. Блэкспот смутно помнил, что этот ход бросил незавершённым, так как сообразил, что разрушает тот самый участок скалы, который ранее формировал. Но заканчивающийся тупиком тоннель оставил, как раз с целью геологических исследований, к которым из-за желания наложить копыто на Элементы Гармонии так и не приступил.

Световое пятно от «СиПИл-6» скользнуло по изгибающейся стене и потолку тоннеля, выискивая в шлифованном камне чёрных змей природной пустоты. Но вместо этого высветило отбрасывающую короткую тень коробочку. Потом ещё одну, прикреплённую к пустой стене чуть дальше. И ещё несколько в разных точках свода и потолка.

Блэкспот помнил многие виды пещерных грибов, знал детально принципы формирования сталактитов и разбирался в минералогии. Но идентичных прямоугольных самоцветов или грибов, внешняя оболочка которых состояла из тонкого до полупрозрачности картона, он за свою долгую жизнь не встречал. Так что либо совершил открытие, грозившее перевернуть основы науки, либо наткнулся на что-то, чему в подземных переходах быть не полагалось.

При виде странных приклеенных к стенам предметов оживился и молчаливый прежде спутник. Он буквально рванулся мимо Блэкспота, чтобы изучить один из висячих сюрпризов вплотную при свете крохотного фонарика на каске единорога.

— Что это за кирпичи? – делая паузу после каждого слова, спросил Блэкспот. Он насчитал штук восемь «кирпичей», но так и не понял, стоит ли ему их бояться. Пегас-гвардеец дал такой ответ, что страх решительно уступил место любопытству.

— Это же взрывающиеся пакеты серии «джем», которыми пользовались грифоны во время Второй Драконьей! «Джем» значит «грифоньи взрывчатые материалы», – произнёс Джавлирейс, который, судя по интонации, действительно совершил открытие. Не рушащее основы науки, но его самого взволновавшее.

— Что-что? – взметнулись вверх брови Блэкспота.

— Штатный взрывной заряд грифоньего легиона времён их последней войны. Создаётся на основе выпаривания раствора минеральных солей. Использовался грифонами для подрыва пещер драконов. Их так же на стенки лепили в большом количестве, потом использовали запальный шнур. Ещё «джемы» взрываются от открытого пламени. Так что некоторые особо храбрые воины пытались закинуть такой заряд дракону в пасть. Иногда вместе с собой.

Глазам Блэкспота раскрываться шире было некуда. Перед ним находилось с десяток единиц мощнейшего оружия, размещённого под самой уязвимой частью замка принцесс-аликорнов. И от этого ему делалось совершенно не весело.

Блэкспот имел общие представления о грифоньих войсках, поскольку поддерживал постоянную переписку с одним сотрудником эквестрийского посольства в Республике. Рэдфилд, пользуясь иносказаниями и простенькими шифрами в обычном тексте, умудрился переслать в Стэйблридж тактико-технические характеристики всего вооружения орлольвов. Блэкспот ценные сведения хранил в надлежащей строгости, но не думал, что они когда-либо пригодятся. Тем более не ожидал, что лично увидит один из образчиков оборонно-химической промышленности грифонов в метре от своей морды.

— Джавлирейс, откуда тебе известно про использование этой взрывчатки? – спросил единорог. До полного выяснения обстоятельств он был склонен подозревать всех вокруг. Хотя, наверное, пегаса из числа злодеев следовало исключить.

— Нас целый семестр долбили этой наукой, – проворчал молодой пони. – Дисциплина «Вооружение армий сопредельных государств». Уныло до невозможности, много зубрёжки цифр и параметров. Когда два раза не можешь сдать экзамен, как я, – заметил воспитанник Военного Училища, – заучиваешь всё так, что по сей день в памяти сидит. Сведения про «джем» и его вариации – это из учебника «Вооружение грифоньих войск в 800-1000 годы Республики». Там про историю применения, полную героических басен. Про состав. Про процесс создания, применения и обезвреживания. Например, как я помню, без открытого пламени или специального промасленного шнура «джемы» безвредны. Можете ими жонглировать – ничего не случится.

— Я бы предпочёл не жонглировать, – ответил единорог. Он рефлекторно зажмурился, потому что молодой гвардеец в подтверждение своих слов буквально отодрал от каменной стены опасное украшение. – Нужно немедленно позвать сюда Стингспира и всю гвардию, – созрела в голове Блэкспота умная мысль. – Нужно вывести всех из дворца, а может, и из города. Пусть генерал разбирается с этими зарядами. И выясняет, откуда они взялись.

— Да можно не гадать, откуда они взялись, – ответил Джавлирейс, жестом прося передвинуть световое пятно себе под копыта.

Лампы «СиПИл-6» выявили то, что следовало назвать «недостающим звеном в цепочке». Несколько продолговатых перьев валялось на гладком камне. Перья были слишком широки, а очин у них был слишком толстый, чтобы сойти за пегасьи. Джавлирейс для очевидности даже расправил крыло.

Блэкспот решил поднести одно перо поближе к глазам, чтобы по цвету окантовки понять, кто именно затеял игры с взрывчаткой. Он примерно помнил окрас тех посланцев, которые вчера отличились в зале дворца, так что опознание не составляло большой трудности. Но… Блэкспот для верности пронёс оранжевое перо мимо ноздрей несколько раз. Помимо того, что улика предстала перед единорогом в смятом и неприглаженном состоянии, от неё тянуло слабым запахом мяты.

— Джавлирейс, ты сказал, что в учебнике для училища рассказывается про создание «джемов», не так ли?

— Ага, – кивнул гвардеец, всё ещё прижимавший к доспеху упаковку взрывчатки.

— А где можно посмотреть на этот учебник?

Тоудас Тротт стащил с головы завитой парик прежде, чем ступил через порог своей комнаты. Для него завершился ещё один беспокойный день, полный дворцовых неурядиц. Всё – от покосившейся занавески до замены подгоревшего ужина – ему надлежало держать под личным контролем. В его дневном графике осталась лишь пара часов, отведённых на отдых, после которого надлежало готовиться к возвращению принцессы Селестии. Небезупречные, по слухам, Кристаллины завершились, и правительнице надлежало завтра выслушать делегатов от двух грифоньих правительств, мимоходом вникая в курс других дел.

Единорог медленно брёл по комнате, освещая себе дорогу канделябром на четыре свечки. В принципе, свет распорядителю и не требовался – он помнил положение каждой вещи. Поэтому парик опустился идеально на подставку для парика. Халат перенёсся на тело с того крючка, на котором ему полагалось быть. Одеяло…

Пони замер. Кто-то уже отогнул край одеяла и положил между ним и подушкой маленький прямоугольный свёрток, напоминавший размерами мыльницу.

— Знакомая вещь, не так ли? – прозвучало из тёмного кресла по ту сторону кровати. Засияли искры тёмно-серой магии, и завёрнутая в упаковку вещь приподнялась над простынёй.

Тоудас Тротт вгляделся в темноту над креслом, слабо подсвеченную магической аурой.

— Сэр Блэкспот? – предположил он, ориентируясь скорее по голосу. – Не ожидал увидеть вас здесь в столь поздний час… Со странным подарком.

Насколько позволяло увидеть магическое сияние, пони в кресле улыбнулся. Свёрток полетел от кровати к единорогу, плавно поднимаясь вверх. Тоудас Тротт мужественно наблюдал за его приближением. Ровно до того момента, когда краешек упаковки приблизился к пылающей свечке. После этого весь канделябр, удерживаемый магическим полем мажордома, резко перекосило набок.

Комната утратила один из источников освещения, но уже через мгновение Блэкспот коснулся каски, лежащей на подлокотнике кресла, и включил лампу. К его удивлению, Тоудас Тротт не предпринял ни малейшей попытки воспользоваться темнотой, даже не повернулся в сторону двери.

— Так всё-таки знакомая вещь, – заявил Блэкспот, сложив копыта под подбородком и хищно прищурившись. – Как я выяснил сегодня днём, вы её изготовили. По рецепту из учебника, предназначенного для Военного Училища. Я видел этот рецепт, а самое невероятное – я видел вашу подпись в книге учёта, что вы брали учебник около месяца тому назад. Ваша щепетильность в вопросах соблюдения протокола заставила вас оставить против себя улику. И даже не одну. Вы сработали на удивление грубо. Сделали взрывчатку, доступную любому, кто умеет читать. Пронесли её в ту часть дворца, доступ к которой есть только у вас. И заодно подкинули несколько перьев, обронённых во время потасовки вчера вечером. Очень глупо, учитывая, что грифонов после драки не выпускали дальше их этажа…

И снова непоколебимое спокойствие. Единорог-распорядитель вёл себя так, словно его вообще не волновало присутствие Блэкспота и его слова. Как будто они были частью интерьера, как музыкальная шкатулка на антресоли или висящая на стене валторна.

— Видимо, вы хотите услышать, ради чего я всё это сделал? – предположил сиреневый единорог.

Такого поворота Блэкспот никак не ожидал. Он действовал, исходя из имеющихся косвенных улик и подозрений. И начал с практического эксперимента по поднесению муляжа «джема» к пламени. Чтобы притвориться, будто ему всё-всё известно. На самом деле бывший ярл ходил по очень тонкому льду. На каждый его аргумент пони-распорядитель мог ответить двумя-тремя своими.

Тоудас Тротт мог сказать: «Да, сэр, у меня имелись все ключи от дверей северной части замка. Я мог тщательно осмотреть все помещения, мог незаметно для всех принести туда взрывчатку. Но также это мог сделать любой, кто хоть раз был в моём рабочем кабинете, что неподалёку от тронного зала. Меня столь часто не бывает на месте, что при желании можно сделать копии с любого ключа или забрать его на время». Но он этого не сказал.

Единорог мог ответить: «Неужели вы отследили путь помятых перьев из зала, где случилась драка, до подземного тоннеля? И точно по следам определили, что это сделал я? Ведь за уборку помещений отвечают специально нанятые пони. Могут ли они подтвердить, что распорядитель выпросил у них часть перьев? Или что он их вытащил из мешка с мусором? Ах, у вас нет таких свидетельств? Ну, так катитесь прочь из моей спальни!» Но и этих слов не прозвучало.

Мажордом мог парировать: «Вы пытаетесь меня в чём-то обвинить из-за моей подписи в библиотечной книге? Из-за того, что я взял почитать какой-то учебник? Вы утверждаете, что я, не имея практического опыта, только теоретическое описание, смастерил бомбы? Вы утверждаете это притом, что любой гвардеец в процессе обучения имел доступ к тем же сведениям и, учитывая профессиональную подготовку, куда лучше справился бы с изготовлением взрывных смесей. Некоторые, возможно, на практике их изготавливали, чтобы сдать военные нормативы. Но подозреваете вы пони из гражданского персонала, не имеющего опыта обращения с оружием?» Блэкспоту нечего было бы противопоставить, поверни беседа в это русло.

Но Тоудас Тротт решил словами подтвердить подозрения Блэкспота. Хотя у него была масса шансов выкрутиться.

— Я вам скажу, ради чего всё это. Вы не поймёте и не согласитесь. Но чем больше вы будете думать над моими словами, тем яснее всё для вас станет. Я действовал на благо Эквестрии. Блэкспот, вы сами были свидетелем вчерашнего происшествия. Вы видели предел возможностей королевской гвардии. Разнять трёх грифонов рота солдат не в состоянии. Это ужас, Блэкспот. Это не армия, это издевательство над словом «армия», – распалялся сиреневый единорог. – Гвардия Кантерлота давно нуждается в хорошей встряске. В событии, которое сметёт весь пассивный генералитет, всех заигравшихся с протоколами офицеров, всех пугливых рядовых и робких кадетов. Войско должны составлять воины, а не украшения для бального зала. Я пытался донести эту мысль иначе. Лично до самой правительницы. Она составляла проекты по реорганизации армии, но отложила их реализацию из-за пропажи советника Шейда…

Я обращался ко многим. Но постоянно слышал, что лезу не в своё дело. Оказывается, испытывать чувство стыда, глядя на то, что называется гвардией, не моё дело! И я не имею права никому ничего указывать, мне чётко дали это понять. Подумайте, Блэкспот, все, кто ходят по этому дворцу, либо смирились, что армия деградировала до полной потери боеспособности, либо видят в этом выгоду. – Тоудас Тротт, слегка пошатываясь от усталости в ногах, предпочёл присесть на край кровати и продолжать речь оттуда. – Вы знаете, что творится у наших границ, Блэкспот? Я знаю. Я слышал доклады, во время которых моё присутствие не замечалось. Я присутствую на таких совещаниях, что осведомлён даже о том, чего не хотел бы знать.

Например, Грифонья Республика. Она расколота, там идёт междоусобная война. И неважно, кто победит – у Эквестрии нет союзника в рядах грифонов. А если нас втянут в конфликт, когда у нас нет нормальной армии? Это будет моментальный разгром. Потеря всего. Грифонстоуна, островов, прибрежных городов на востоке, есть вероятность, что и Клаудсдейла тоже. Это не гипотезы, Блэкспот, это реальность. Которую мы будем наблюдать. Раньше, чем вы думаете. – Мажордом сделал пару глубоких вдохов и продолжил исповедь. – Пока не стало слишком поздно, я решил действовать. Совершить нечто, что вскроет эту болезнь загнивания гвардии. Если войско пропустит удар по центральной крепости государства, то кому оно такое нужно, верно? – Не дожидаясь ответа от изрядно шокированного собеседника, Тоудас продолжил: – Намерение впутать в это грифонов, подбросив вместе со взрывчаткой их перья, возникло случайно. Они устроили драку, оставили после себя столько мусора… Как-то само подумалось, что если обозначить их перьями источник угрозы, то пользы будет больше. Но, похоже, теперь всё напрасно. Гвардия останется ничтожной. Страна останется беспомощной. Вы можете гордиться собой, Блэкспот, вы приблизили гибель своего государства…

Продолжительная речь требовала обстоятельного ответа. Которого у серого единорога попросту не было. Ярл смотрел на придворного, на личность, что попыталась уничтожить построенный им замок. Смотрел и не мог понять, что неправильно – слова Тоудаса Тротта или мир вокруг этого пони. Но потом верх взяла та часть разума, что помнила о милости и добродетелях аликорна, считавшего дворец своим домом.

— Генерал Стингспир, – обратился Блэкспот к пони, караулившему за соседней стенкой, – вы всё слышали?

— Каждое слово-с, – прозвучало через пару секунд. Генерал гвардии в сопровождении стражи буквально влетел в комнату и стащил с кровати не сопротивляющегося мажордома. – Ишь, жучара! Ишь, скорпионина! Жалишь тех, кто тебя доблестно защищает, да? Посягаешь на тех, кто всем тебя обеспечивает? Предатель! Под трибунал-с пойдёшь! Встряску решил устроить нашей гвардии? Ну, ничего, мы тебе на гауптвахте устроим встряску!

— Конечно. Бить слабых и безоружных, – прошипел Тоудас Тротт прямо в искажённую злобой морду генерала, – только на это вы и способны. Против реальной угрозы вы – ничто.

— Генерал, – окликнул военного Блэкспот, почувствовавший, что дело вот-вот дойдёт до копытоприкладства. – Его судьбу будет решать принцесса. И она вряд ли одобрит, если наказание настигнет его до её распоряжения.

Стингспир насупился, но физические воздействия свёл к тому, что лишь оттолкнул от себя мажордома, перепоручив его рядовым бойцам.

— Не извольте волноваться, сударь-с. До высочайшего указания предатель будет жить и не испытывать проблем со здоровьем, – пообещал Стингспир. После чего резким движением головы велел страже вывести единорога.

Поскольку военные унесли светильники, с которыми ворвались в комнату, Блэкспот опять остался в тесном помещении, где его раздумья скрашивала лишь лампа «СиПИл-6». Единорог создал в дополнение к ней световой шарик, чтобы осмотреть комнату – все вещицы, что хранил и тщательно протирал от пыли Тоудас Тротт. В этих подарках от известных личностей, комфортно проведших время во дворце, в вещах, которые оставались в комнатах после гостей и нашли новый приют в покоях мажордома, в знаках отличия, столь уникальных, что зарождалась мысль, будто их придумали лично для этого пони, – ничто в обстановке комнаты не заявляло о намерении снести половину замка, чтобы проучить ленивых вояк. И это смущало Блэкспота, это заставляло его сидеть в древнем кресле, которое сохранилось ещё со времён старого дворца, заставляло снова и снова прокручивать в голове прозвучавшие слова, чтобы понять мотивацию Тоудаса Тротта. Каждая фраза по отдельности имела смысл, что-то значила. Но все вместе они не желали складываться в рисунок и наводили на мысль, что какой-то соединяющий элемент не озвучен, не назван.

— Простите, сэр. – В луче маленького фонарика обозначился Джавлирейс, выполнивший героическую миссию по выносу взрывчатки из подвала в безопасное место. От волнения, вызванного событиями минувшего дня, пегас позабыл про обещание не обращаться к бывшему ярлу «сэр». Блэкспот эту мелочь проигнорировал.

— Да, в чём дело?

— Я должен признаться. Я был не совсем честен с вами, сэр.

Блэкспот удивлённо посмотрел на рядового гвардейца.

— Мой дед, Эшторм, упомянул вас. Однажды, – пояснил пегас. – Я не сразу сообразил, что он говорил о вас. Я как-то возвращался домой из школы. Дедушка стоял на крыльце, смотрел на Кантерлот. Он попросил меня развернуться, взглянуть на замок, на улицы, на дома. Я посмотрел, но не понял, что должен увидеть. Тогда дедушка объяснил мне, что я вижу результат трудов одного великого строителя. Одного пони, оступившегося под конец жизни, но до того верно следовавшего своему таланту. И подарившего миру чудеса Кантерлота. Я… – Гвардеец от избытка чувств шмыгнул носом. – Честно, я рад, что познакомился с таким пони, как вы, сэр. И рад, что помог спасти созданное вами великолепие от коварных планов Тоудаса.

Блэкспот смог выдавить из себя лишь бледную, кривую улыбку. Он всё ещё был погружён в раздумья.

Он не чувствовал себя героем, совершившим великий подвиг. Не потому, что всё – от расследования до признания – случилось молниеносно. А потому что его не оставляло чувство несогласованности и незавершённости происходящего. Для того чтобы признать победу над чужим умыслом и успокоиться, требовалось принять за истину несколько спорных фактов.

Во-первых, Тоудас Тротт, вечно занятый дворцовыми хлопотами, просто взял и сделал по учебнику десять блоков взрывчатки. Блэкспот читал абзацы, посвящённые составу и спецификации «джема», смотрел на комнату мажордома, вспоминал его распорядок дня, выученный в процессе работ над фундаментом дворца. И одно с другим не сходилось. Тоудас Тротт в одиночку диверсионную работу не потянул бы. Даже если бы усердно выкраивал время день за днём, начиная со времени первых беспорядков в Грифоньей Республике. И уж тем более не смог бы держать свою деятельность в тайне, придумывая сто двадцать различных причин отлучиться или опоздать – с его-то приверженностью протоколу.

Размышления привели Блэкспота к выводу, что роль Тротта в организованном кем-то заговоре была незначительна. Тоудас лишь предоставил кому-то ключи от подвалов замка. И взял от своего имени книгу с ценными сведениями. А потом предпочёл единолично принять вину.

Неуёмная мысль всё прыгала и прыгала от одной полуоформившейся догадки к другой. Блэкспот уже не сомневался, что сиреневый единорог, следуя зову своей кьютимарки, выгораживает кого-то, какую-то значимую личность, ради которой готов пожертвовать репутацией и свободой. Список персон, которые обладали достаточным авторитетом, чтобы рассчитывать на молчание Тоудаса Тротта, был коротким. Список личностей, чья воля могла бы подвигнуть пони на всё, включая уничтожение родного города, содержал ещё меньше имён. Точнее, всего одно.

Тело серого единорога сотрясла нервная дрожь. Воздух, который он вдохнул, стало очень сложно выпустить из лёгких. Свет маленького фонарика словно исчез, отбросив Блэкспота во мрак осознания.

Логическая цепочка, твёрдая, но лишённая доказательств, привела его к мыслям, которые он боялся озвучить в присутствии Джавлирейса, Стингспира, собственного внука. Да что там – он самому себе не стал их повторять. Слишком невероятно выглядело единственное объяснение, которое расставляло по полочкам случившиеся события.

Войну между Эквестрией и распадающейся Республикой хотели начать вовсе не правители грифонов.

Массивный белый грифон, чьи крылья выглядели издевательски маленькими, не очень вежливо провёл Инцитата между стеллажами полок и шарами из позолоченного стекла, выполнявшими роль светильников. Последние очень выручали в нахождении пути, так как окна старой библиотеки, некогда подходившей для роскошных приёмов, были задрапированы тёмной тканью, а количество её посетителей свелось к нулю.

К одному, поправил себя Инцитат, наблюдая, как вчитывается в толстую книгу грифон без пальца на одной из лап, сидевший в позе школьного отличника.

— А я-то всё гадал, где твоё новое логово, – подобающим для библиотеки голосом произнёс Инцитат. Грифон поднял на него взгляд, затем осторожно положил лоскут бархата между страниц и закрыл книгу. – Перебирал в уме все злачные места. Но библиотека?

— Моя библиотека, – заметил Гиир. – Приобрёл её месяц назад. Отгрузил прежнему владельцу несколько мешков золота. Он предпочёл поменять мудрость сотен лет, – грифон театрально обвёл лапой сходящиеся к столам для чтения ряды книжных полок, – на весёлую жизнь, которая при его увлечениях закончится через пару недель. И считает, что заключил крайне выгодную сделку.

— Зная тебя, должен сделать вывод, что ты-то выгоды не упустил.

Посол подошёл чуть ближе и вытянул шею, пытаясь разобрать надписи на верхних фолиантах. Гиир не стал ему препятствовать, напротив, раскрывая подлинные богатства своего логова, отодвинул несколько потрёпанных свитков в сторону.

— У меня много оружия, – внезапно произнёс грифон, и эта непонятная фраза заставила пегаса замереть. Но Гиир не собирался угрожать своему знакомому, а просто делился мыслями. – Есть колющее, рубящее. Удушающее. Поджигающее, взрывающее. Магического, правда, нет, к сожалению. Но ничто из перечисленного не способно уничтожить Республику. Колющим-рубящим можно устранить пару её защитников, но не государство. – Преступный делец с лёгкой усмешкой потрепал корешок древней книги. – Возможно, ты не в курсе, что я теперь управляю империей Нитпика. «Гриффин Глобал Медиакорп». Точнее, он без моего указания не может ей управлять…

— Из Балтимэйра особо не покомандуешь, – согласился Инцитат.

— Здесь история моего государства, – внезапно сменил тему книголюб. – Философия. Социология. Труды по искусству управления. Трактаты о роли личности в истории. Они не могут убить конкретного грифона, который мне сейчас не нравится… Если, конечно, все пять томов с крыши на голову не скинуть… Но всё это, в союзе с типографиями «Джи-Джи-Эм», способно убить Республику. Убить идею Республики. Ликвидировать всё. – Грифон сцепил когти вместе, намекая на значимость своего заявления. – Неважно, что этот строй существует тысячу и ещё двадцать лет. Если грамотно составить несколько слов – о нём больше не вспомнят.

Грифон, возможно, ожидал значимой реакции и восхищения. Но Инцитат, хоть и сделал мысленную заметку о грядущих планах и потрясениях, не вышел из своего полусонного состояния.

— Будет очень сложно ликвидировать Республику, если на её защиту встанет Песчаный легион.

— Мы о его изоляции позаботились, не так ли?

— Тут есть небольшая проблема. Вообще-то я искал тебя, Гиир, чтобы сообщить: инсценировка во дворце провалилась. Вместо всеобщей паники и волны грифононенавистничества принцесса вынуждена замолчать обстоятельства дела. Потому что один умник из Стэйблриджа оказался слишком умным и уличил кое-кого из исполнителей.

Инцитат мог лишь гадать, о чём задумался изуродованный шрамами грифон. А у того на уме вертелось ироничное замечание, что продуманный план пошёл лесом только потому, что пять лет назад он лично выделил средства на финансирование тех, кто теперь его лесом пустил. От НИИ «Стэйблридж» была определённая польза, включая партию «Расклинателей», которым Гиир нашёл применение, но был и неизбежный ущерб.

— Твой просчёт, – безапелляционно произнёс грифон. – Я предложил идею. За реализацию отвечали твои сородичи. И это по вине твоих сородичей ничего не сработало. Надо было лучше стараться. Меньше умников вовлекать. Или закончить дело. Разнести дворец на кусочки.

— Ты, никак, спятил? Если бы произошёл взрыв, началась бы полноценная война. Ни я, ни любой другой дипломат её бы не остановил. Мы поэтому и договаривались об имитации взрывных устройств, чтобы не создавать жертв, но создать инцидент, объясняющий закрытие границ. Предлог, чтобы не пустить Песчаный легион через Эквестрию.

— Как удачно, что у нас готов запасной план…

Гиир вспомнил про задумку, которая оставалась основной, пока идея с «декорированием» дворца её не сместила. Новый старый план отличался простотой, малым числом исполнителей и необратимостью последствий. Вот только требовал от Инцитата готовности лично идти на жертвы ради своей страны и готовности полностью положиться на Гиира в реализации всех его пунктов.

Жара в Мейритании стояла настолько чудовищная, что Рэдфилд не всегда мог сообразить, когда он смотрит на фотографию своей семьи, а когда мысленно проносится сквозь неё, находясь на грани обморока. И это он ещё сидел в палатке, где несколько минут назад создал морозное облако! Остатки чар благополучно истаяли к моменту, когда бывшему сотруднику посольства вздумалось взглянуть на жену и сына.

Отдёрнутый край бело-зелёной палатки пустил внутрь воздух, который, хотя это казалось невозможным, был раскалён ещё сильнее. Гостю – вице-командующему Флоуику, одетому по уставу Песчаного легиона – на условия пустыни было наплевать. Как и на соединённые крест-накрест палки перед входом, служившие универсальным сигналом всем, чтобы не лезли внутрь и не беспокоили.

— Немного нового чтива для вас, господин штабс-секретарь, – произнёс грифон, бросая к копытам пони скрученную газету.

Рэдфилд решил, что не против встряхнуть плавящиеся мозги чтением относительно свежей прессы. Он развернул то, что оказалось запоздавшим на неделю выпуском «Эквестрийских известий» и носило на себе следы многократного перекладывания из копыт в когти и обратно.

— «Планируемая перестройка дворца в Кантерлоте перенесена на три года», – начал читать Рэдфилд первую заметку, которая попалась ему на глаза.

— Это не то. Выше заголовок, – почти приказал Флоуик. Штабс-секретарь скорчил гримасу «да как вам угодно» и выполнил просьбу. Правда, с первых же слов ирония в его голосе испарилась, как любая вода в округе.

— «Комитет Управления и Стабилизации Грифоньей Республики отказался назвать виновных в покушении на жизнь посла Эквестрии Инцитата, совершённого в минувший вторник. Комитет в категорической форме отрицает свою причастность к данному преступлению, однако затрудняется предоставить информацию, начато ли в связи с произошедшим расследование и каковы возможные инициаторы нападения. В ответ на это пресс-служба Кантерлота распространила следующее заявление: «В связи с неисполнением обязательств по двустороннему союзному договору со стороны временно утверждённого в Грифоньей Республике органа управления, а также по причине отсутствия гарантий безопасности подданных Эквестрии на территории Республики, по высочайшему распоряжению принцессы Селестии межгосударственные дипломатические отношения предлагается считать приостановленными, государственные границы признать закрытыми для пересечения гражданами Грифоньей Республики до выхода отменяющего распоряжения». Дополнительных комментариев по данному вопросу получить не удалось…»

— Понимаешь, да? – прервал процесс чтения одетый в плетёную кирасу грифон. – Песчаному легиону запрещается лететь над Эквестрией. Нас через твоё государство не пропустят. А это, как бы, наш единственный путь домой.

— Возможно, всё ещё успокоится. Границы снова откроют, – предположил Рэдфилд, не отводивший взгляда от колонки, где говорилось про «удовлетворительное состояние спешно госпитализированного посла Инцитата».

— Надеюсь на это. – Флоуик положил лапу на край газеты, толкая её вниз. – Потому что как только легион выполнит задачу, поставленную эмирами Мейритании, я поведу его домой. И если придётся прорубить дорогу через твой народ – я отдам такой приказ.

— Это глупость, – немедленно заявил единорог. – Это самоубийство.

— Пусть так. Пусть я погибну вместе с легионом, имея в сердце цель спасения Республики. Но я вижу лишь один путь к дому. Через войну. – Грифон повернул голову и посмотрел на Рэдфилда с хитрым прищуром. – Если, конечно, штабс-секретарь легиона не придумает, как этого избежать.

Глава 10. Знание - угроза

Ламия знакомится с закрытой частью комплекса Си-Хорс и с хозяйкой "оранжереи", доктором Еудженин.

Много раз Ламия видела дверь в «Оранжерею» глазами Скриптеда Свитча. Неоднократно она оказывалась перед нею во время ночных вылазок по комплексу «Си-Хорс». Успела изучить необычный дверной замок снаружи и изнутри. И даже, опираясь на знания Свитча, прикинуть пару способов, как обойти в нём цепи из витой серебрянки. Но, как оказалось, достаточно было лишь раз громко заявить о своём существовании – и дверь открылась сама.

Правда, выход из тени привёл и к менее желательным последствиям. Скриптед Свитч повёл себя в типично-истеричной манере. Несмотря на то, что большую часть дня он прекрасно контролировал своё тело, он не захотел, чтобы по ночам оно шаталось где попало. И фактически вынудил Краулинг Шейда посадить себя в изолятор под круглосуточное наблюдение нескольких бравых охранников. А просьбы доктора Еудженин наведаться в «Оранжерею» игнорировал, объясняя, что не покинет место, в котором Ламия ограничена хотя бы в свободе передвижений.

К счастью для некогда грозной особы, единорог обладал потребностями живого существа, одной из которых был сон. И пока Скриптед Свитч пребывал в глубоком забытьи, Ламия могла хоть что-то делать с его телом и своими желаниями. Единорог этот момент осознал, но придумал поистине идиотский метод решения – бодрствовать так долго, как это возможно. В результате период его беспамятства лишь растягивался, хотя и Ламия от контроля над утомлёнными мышцами и измотанной нервной системой удовольствия не получала.

В один из таких «моментов контроля» Ламии удалось через Шейда договориться о посещении «Оранжереи» ради знакомства с Еудженин, о которой она уже неоднократно слышала. Доктор, вроде как, имела на примете способ развести два разума по разным телам. И, если повезёт, могла невольно помочь Ламии вернуться к былому могуществу. В любом случае доктор заслуживала встречи, которая состоялась по ту сторону вечно запертой двери.

Лаборатория Еудженин располагалась близко к скальному основанию «Си-Хорс», в месте, откуда удалось пробурить рабочую шахту к бассейну с кристаллизитом. Судя по тому, как пёкся об «Оранжерее» Краулинг Шейд, проект превзошёл возлагавшиеся на него ожидания бэт-пони.

Когда округлый лифт достиг нижней части станции, группа пони – Ламию на прогулку взяли «всего лишь» в компании Шейда и восьми офицеров службы безопасности – продолжила путь по ровному, едва заметно понижавшемуся коридору. Угол наклона был незначительным, но всё же отличие от стандартных конструкций комплекса показалось Ламии необычным. Впрочем, её удивление сохранялось ровно до того момента, как она увидела доктора Еудженин, чей вид моментально прояснил определённые странности лаборатории. И тот факт, что единорожка не покидала своих апартаментов.

Пони, цвет шерсти которой из светло-сиреневого переходил в синий, передвигалась по лаборатории, используя лишь передние ноги. Задние были надёжно зафиксированы ремнями на ортопедической коляске, поскрипывание колёс которой сопровождало единорожку, куда бы она ни направилась. Насколько живо выглядели передние конечности, грудь и голова, украшенная напоминающей развесистый куст гривой двух оттенков розового, настолько омертвевшими казались тощие задние ноги и смотанный в клубочек хвост.

Еудженин была единственной правительницей странного, запрятанного под толщей воды уголка, где при искусственном освещении ухитрялись расти заботливо подвязываемые цитрусовые деревья. С весьма необычными цветами и плодами: на ветках каждого растения росло разом по несколько разных фруктов. Грядки, клумбы, кадки с деревьями выстраивались в ряды, как роты почётного караула, сопровождавшие посетителя от входа в лабораторию к закрытым дверям следующей секции. На этом пути имелось лишь одно ответвление – рабочий стол доктора Еудженин, стилизованный под низкое деревце с раскидистой кроной.

Хотя доктор, вроде как, настаивала на визите Ламии и оговаривала детали визита и время, при появлении гостей она даже не глянула в их сторону, сосредоточившись на текущем занятии. Единорожка изучала бумажные ленты с ломаными линиями, разбитыми на короткие отрезки тонкими штрихами-делениями, и переносила определённые фрагменты диаграмм в большую тетрадь с крупными клетками. Краулинг Шейд попытался оторвать её от насущных дел, негромко кашлянув. Последовавший ответ по температуре дал бы фору метели в Кристальной Империи. Во всяком случае, согласные в нём звучали твёрдо, как лёд.

— Вас так много, и вы производите так много шума, что и круглый дурак понял бы, что я осведомлена о вашем появлении. Ты, Шейд, очевидно, пытаешься избежать статуса «круглый дурак», уведомляя меня об этом дополнительно.

Бывший советник по науке сделал вид, будто всё сказанное относилось к какому-то иному Шейду, которых, понятное дело, в «Оранжерее» находилось штук десять.

— Ламия. Позвольте представить. Это доктор Еудженин.

Единорожка в инвалидной коляске, понимая, что продолжить работу ей всё равно не дадут, отложила инженерный карандаш. Без вздохов, без эмоциональных жестов. Словно просто переключилась из рабочего состояния в разговорное, что означало чуть более живую мимику и большее количество слов на единицу времени. После чего Еудженин ловко для своего состояния развернулась и приблизилась к Скриптеду Свитчу, в данный момент участвующему в разговоре лишь в качестве «морды».

— «Позвольте представить», – передразнила Еудженин бэт-пони. – Такое впечатление, будто кто-то может отказать в представлении. Конечно же, такого отказа не будет. Хотя суть представлений в том, что выдаётся совершенно отрывочная, недостаточная и неупорядоченная информация. И уважающие себя персоны вполне могли бы отказаться от подобной, не украшающей их, словесной церемонии.

Краулинг Шейд героически держался, всеми силами стараясь не спровоцировать новый двухминутный монолог. Теперь Ламия начала понимать, почему он так вздыхал, нажимая в лифте кнопку «вниз».

— Я говорю с личностью, которая называет себя Ламия? – осведомилась Еудженин, изучая стоящего перед ней жеребца.

— Ближайшие полтора часа так и есть, – произнёс «Скриптед Свитч».

— Мне и пяти минут хватит в данном случае, – резюмировала пони в коляске. – Начнём со столь любимого господином Шейдом ритуала. Представлюсь. – Единорожка указала на себя копытом. – Еудженин. Тридцать три года. Доктор. Степень научная. Область – садоводство и животноводство. Одна из специализаций. Особый талант – выведение видов с новыми параметрами. С целью улучшения породы. Эксперименты снискали неоднозначную оценку. Отсюда дистанцированность моих исследований от общеэквестрийской научной практики. – Еудженин говорила чётко и отрывисто, короткими предложениями, явно стараясь, чтобы у собеседника не осталось повода задать глупый вопрос. – Имею проблемы со здоровьем. Попытки вылечиться предпринимались неоднократно. Но если тебе кажется, что твоя бабушка советовала рецепт именно от этой хвори – расскажешь его в кабине лифта на обратном пути. Твоя жалость мне также не поможет. Советую по мере возможности игнорировать моё состояние. Это основы взаимного сотрудничества, если таковое будет.

— Впечатляет, – признала Ламия. – Я тоже могу расписать историю моих достижений минут на десять…

— О некоторых мне известно. Достаточно, чтобы составить представление о тебе. Собственно, именно поэтому я выделяю на разговор пять минут своего времени. – Единорожка отцепила часы от рейки своей коляски и взглянула на стрелки. – Четыре минуты.

— Вы так быстро предоставите мне новое тело?

Еудженин подняла брови, что при её эмоциональности тянуло на сдвиг континентов.

— А ты видишь здесь новое тело? – спросила она. – Нет, четырёх минут мне хватит, чтобы оценить саму возможность сотрудничества.

— Я думала, что вы намереваетесь провести эксперимент по переносу моего сознания. – Ламию начал раздражать высокомерно-саркастический тон пони-калеки. Усилием воли она подавила желание сообщить, что даже восемь обученных разумному применению силы пони кое-кого могут не спасти. – С этой целью вы связались со мной.

— Не надо определять за меня мои цели. – Еудженин откатилась обратно к столу, взяла тетрадь и, долистав до самой обложки, начала что-то записывать. – Дневник ведёшь? Советую начать, – произнесла доктор после отрицательного ответа. – Это упростит наше взаимопонимание. Скажи, Ламия, известно ли тебе, что такое магия?

Пони буквально замерла, ожидая ответа. Ответ задерживался, так как светло-каштановый единорог, выражая замешательство Ламии, повернул голову к бэт-пони. Краулинг Шейд безучастно сверлил взглядом пол и, кажется, радовался, что факт его существования в данный момент никого не волнует. Тогда Ламия решила ответить так, чтобы пони в коляске стало ясно, с каким существом она тут пытается обмениваться колкостями:

— Я могу творить невероятные по масштабности заклинания. Я уничтожала в прошлом целые города и государства. Я создавала новые формы жизни. Я могла управлять десятками умов. Я была самой страшной угрозой для нескольких держав и правителей…

— В общем, определения магии не знаем. Ясно, – черкнула строку в тетради Еудженин.

— Слушай, ты. – Ламия не выдержала, перешла на личностное общение. А заодно и сделала шаг к собеседнице. – Меня обучал колдовству сам Старсвирл. Я могу сотворить такие чары, которых ты в жизни не видела. Для меня уничтожить тебя – секундное дело. И единственная причина, почему это ещё не произошло, в твоём обещании перенести моё сознание. Если я пойму, что ты меня дурачишь…

Ламии не обязательно было иметь форму гигантской змеи, чтобы внушать страх. Ей хватало и меньшего – эмоциональной окраски речи, выбора слов, мимики, движений… У Краулинг Шейда по шкуре под деловым костюмом забегали мурашки. А пони-охранники напряглись, готовые прийти на помощь Еудженин, явно навлёкшей на себя неприятности.

Но среди разгорающегося эмоционального пожара доктор в коляске оставалась ледяной глыбой, айсбергом, о который бессильно разбивалась любая агрессия, любая ярость. Гневный взгляд Ламии словно натолкнулся на стену. Еудженин говорила одним своим видом: «Я многие годы наполовину парализована – не сотворишь ты ужасов, какие сделают мне хуже». И впервые за сотни лет взращённый из тёмной магии монстр оказался бессилен. И отступил.

— Понимание в твоём случае является ключевым моментом, – заметила Еудженин. – Потому что у меня нет сомнений, что я общаюсь с опаснейшим в мире существом… С невеждой.

Оставив собеседника растерянно и зло хлопать глазами, доктор развернулась и крикнула:

— Белла!

На зов из-за рядов кадок, цокая раздвоенными копытцами, прибежало маленькое и пушистое существо с белой кучерявой шерстью и чёрной мордочкой. Специалист в области зоологии определил бы его как карликовую овечку. А потом впал бы в ступор от того, насколько содержательная получилась беседа у домашнего питомца и доктора.

— Белла! Стакан лимонного сока принеси, – попросила Еудженин. Овечка начала двигать ушами, причём в этих движениях прослеживалась определённая система. – Нет, один, – ответила питомцу доктор. – Гости уже уходят.

— А мы что, всё обсудили? – снова включила наглость Ламия.

— Да, мне с тобой уже всё ясно. – Еудженин непринуждённо объехала «Скриптеда Свитча», чтобы оказаться рядом с бэт-пони. – Вот список литературы. Ей выдать. – После чего снова обратилась к Ламии: – Пока мы не начнём общаться на одном языке, нам разговаривать не о чем. Прощай. – Последовал очередной скоростной объезд, в конце которого единорожка подхватила магией стакан сока, который домашняя овечка принесла на подносе, крепившемся на её спине.

Ламия какое-то время смотрела на хозяйку «Оранжереи». В былые времена она бы не оставила от единорожки мокрого места. Или… Это казалось бывшей змее удивительным. Она не хотела причинять какой-либо вред Еудженин. Эта пони-загадка заслуживала вдумчивого подхода. Хотелось блеснуть эрудицией и просто проверить – есть ли под твёрдой внешней оболочкой способный радоваться разум.

— Хм, – услышала Ламия голос Шейда. – А у меня списочек короче был…

— Мне это не интересно, – произнесла пленённая телом Скриптеда Свитча личность.

Слова Еудженин глубоко задели обладающую тысячелетним жизненным опытом персону. Уж Ламия-то себя невеждой не считала. Напротив, пребывала в уверенности, что кое-кого в детстве мало таскали за хвост, обучая почтительности. Хотя, судя по состоянию доктора Еудженин – может быть, таскали слишком сильно.

В общем, пленница сознания светло-каштанового единорога решила, что при следующей встрече расставит приоритеты корректно и вынудит Еудженин прислушаться к её мнению. Для этого требовалось всего лишь усвоить содержание десятка книжек, рассказывающих о принципах сотворения заклинаний, специфике магических полей, истории развития эквестрийской чаротворческой мысли. Ламия вознамерилась вникнуть в эти, бесполезные с её точки зрения, детали как можно скорее. Ей даже удалось подключить к процессу Скриптеда Свитча – донести через подсознание идею, что, кроме чтения книг, в изоляторе заняться нечем. Что было полной правдой.

Процесс, начавшийся как унылое листание шелестящих страничек, постепенно обрёл вдумчивую неспешность и серьёзность. Ламия внезапно поймала себя на мысли, что заурядные для неё магические пассы являются весьма сложными по характеристикам действиями, что в них есть масса того, о чём разум древней колдуньи не подозревал. Это она и поспешила отметить в заведённом недавно дневнике – ещё одна уступка, продиктованная отсутствием свободы перемещения и прочими ограничениями изолятора.

Ламия помнила о своих былых деяниях. Как она волнами энергии разрушала крепостные стены. Как создавала разрывы в пространстве и притягивала звёзды с небес. Как парила над Кантерлотом на зачарованных крыльях. Как преобразовывала материю, живые и мёртвые организмы. Всё это казалось элементарными, повседневными занятиями. И всё это, согласно книгам, считалось процессами невероятной сложности. Банальное заклинание освещения, если начинать задумываться над преобразованиями биологической и соматической энергий в магию, оказывалось тончайшей процедурой, с которой природа оставляла далеко позади часовщиков и других мастеров ювелирной сборки.

Одних только формул Ламии пришлось выучить шесть. Две вычисляли объём требуемой для заклинания энергии тела – а заодно позволяли вычислить грань физического или психического истощения колдующего единорога. Третья формула устанавливала пропорцию для конкретного заклинания. Четвёртая определяла количество чар-заряда на каждое заклинание. Пятая позволяла узнать степень спиральных завихрений, влияющих на длительность действия магии. Шестая касалась времени действия магии на объект. И имела несколько вариаций с коэффициентами для объектов живой, неживой и уже зачарованной природы.

Первоначальный скептический настрой Ламии сменился на неподдельный интерес. Целые страницы дневника она посвящала расчётам, вычисляя, насколько могущественной она была в прошлом. В итоге Ламии пришлось сделать печальный вывод, что баснословные магические силы она получила из-за размеров тела и количества чешуек, проводящих чародейскую энергию, а не потому, что в облике рептилии её мозги работали намного эффективнее. Сейчас, поскольку она занимала меньше половины от сознания Скриптеда Свитча – и без того слабого физически и магически единорога, – её заклинания вообще превратились бы в «одно название».

Однако вся зубрёжка и постижение великих тайн колдовства, которые Ламия успела записать себе в плюсы, разбились о следующую встречу с Еудженин. Доктор всё так же бесстрастно черкала карандашом в тетради.

— Уяснила определение магии? – осведомилась она.

— Магия есть видимое излучение, оказывающее физическое воздействие на объекты окружающей среды, – процитировала учебник Ламия. – Это определение, которое считается основным. Могу привести и другие. А также рассказать про свойства магии. Про поляризацию. Про цветовой спектр. Про спиральные завихрения.

— О. Мы до уравнений Хайлайта добрались, – хмыкнула Еудженин. – Белла! Поищи ластик под столом, – потребовала доктор, когда её кудрявошерстистый питомец вылез из корзины с именной биркой.

— Милое существо, – заметила Ламия. – Можно спросить, откуда оно?

— Спросить можно, – в своей манере откликнулась Еудженин. – Получить ответ… Ладно, надо как-то поощрить твоё стремление изучать теорию. – Доктор забрала ластик, который отыскала под столом овечка. – Я расскажу про Беллу. Она уникальна. Я сама вырастила её. Путём манипуляций с биологическим кодом. Её кодом, её родителей, родителей её родителей. Среди всех своих братьев и сестёр Белла проявила наиболее высокие интеллектуальные способности. А маленький рост унаследовала от предыдущего поколения.

— То есть вы её специально такую сделали? – задумалась Ламия. Ей показалось, что она обнаружила общую склонность у себя и доктора.

— Белла создана в ходе эксперимента, выявляющего эффекты от изменения биокода. Сейчас я путём наблюдения определяю продолжительность её жизни. Это важно, так как многие родственники Беллы показали малую жизнеспособность. Если её тип биокода устойчив, появится смысл ставить схожие опыты над более развитыми организмами.

— Собираетесь менять биологический код сородичей?

— Они ничем не хуже овец, – ответила Еудженин, усиленно вымарывая что-то в тетради. – Хотя болтают много. Это недостаток. У Беллы поправлен рудиментацией голосовых связок… Но вообще, раз мой талант в том, чтобы формировать более совершенные организмы, будет глупо не попробовать вывести вечно живущих существ с неограниченной магической мощью. Без редукции физических возможностей.

В словах Еудженин не слышалось и тени неуверенности. Пони развивала мысль об опытах над своими сородичами так, словно обсуждала прожарку тостов. Ламия не помнила, чтобы со времён Старсвирла хоть у кого-то встречались подобные крамольные мысли.

— Позволю себе вставить ремарку, – прозвучало со стороны Краулинг Шейда. – Когда доктор Еудженин только начала публиковать статьи на тему искусственного отбора, ей пришло одно значимое предписание. Из Кантерлота. Доктора просили остановить исследования в этом направлении. Кантерлоту не нужны неуязвимые супер-единороги… А Дресседж Кьюр и я… – Бэт-пони запнулся, но продолжил: – посмотрели на исследование с другой стороны. Как на возможность создать универсальное лекарство. От всех болезней. Ради этого я приступил к созданию «Оранжереи»…

— Всё? Пустое бахвальство закончил? – тоном, температуру которого удалось бы измерить разве что лабораторным термометром, спросила Еудженин. – Спасибо! – Доктор, чьё настроение явно испортилось после исторической справки бэт-пони, снова выдрала страницу из тетради. – Так, Ламия. Тебе, чтобы общаться со мной, ещё многое предстоит усвоить. Вот. – Она показала новый список литературы, чуть короче предыдущего.

Во второй раз Ламия приняла домашнее задание куда спокойнее. Догадывалась, что могут быть и третий, и четвёртый разы. И надеялась, что они пройдут без ремарок Шейда и далеко от компании охранников, занятых, в основном, поиском спелых фруктов на деревьях «Оранжереи».

Изучение очередных тонкостей теоретической магии заняло у Ламии более двух недель. А всё потому, что Скриптед Свитч перестал усваивать информацию из академических пособий, и сознание единорога приносило больше путаницы, чем пользы. В итоге Ламия по ночам расчерчивала трёхмерную координатную сетку для представления магической ауры заклинания. Она искала ответ на вопрос, мучавший учёных Эквестрии не одно столетие.

Со времён Хэйкарта, Хайлайта и Индестриэла считалось, – и визуальные наблюдения служили тому доказательством, – что магия есть единое поле, которое распространяется в пространстве от заклинателя к заклинаемой материи. Рог формирует единую структуру, артефакт излучает единую структуру. И для простоты учёные умы считали магическую ауру неделимой, а потоки магической энергии фиксировали волнообразной функцией, применяя её также к артефактам для вычисления степени их «заряженности» и периода «распада потенциала». Обращаясь к своим воспоминаниям, Ламия соглашалась с мнениями видных учёных. Ведь она, будучи змеёй, присваивала чужую магию сразу и полностью. Она могла перехватить и использовать любое направленное на неё заклинание. Даже огромный по мощности выстрел из стэйблриджского оружия.

Однако следующая из книг начиналась с обширного списка экспериментов, по той или иной причине вышедших из-под контроля проводивших их учёных. И первым шло описание опыта, в ходе которого заклинание, ударившее по цели и оказавшее на неё ожидаемый эффект, не угасло, но распространило своё действие, пусть и в ослабленной форме, на соседние объекты. После этого целый коллектив светил от магической науки во главе с профессором Хэйсенбронком принялся изучать данное явление. В ходе планомерных исследований выяснилось, что единое магическое поле способно делиться на количество частей, кратное семи, причём каждый фрагмент заклинания нёс в себе ослабленный заряд чар, но демонстрировал меньшую стабильность. И Ламия снова не могла возразить против такой точки зрения – она отчётливо помнила, как разделяла имеющиеся магические силы и распределяла их по кристаллам, чтобы позже высвободить и использовать заряд или отдать его в качестве артефакта не умеющему колдовать существу, как она некогда поступила с Грифном.

Дневник начал заполняться вычислениями. И скоро другие записи в нём прекратились, что заставило Скриптеда Свитча подозревать вторую половину сознания в изобретении некоего шифра. Ламии на мнение тупой посредственности было плевать. Но она хотела как можно скорее обсудить неоднородность магии с Еудженин. Предчувствовала, что единорожка в коляске уже знает ответ или хотя бы подскажет направление поисков. Однако на все запросы о встрече «Оранжерея» отвечала молчанием. Тогда Ламия расписала на три листа свои размышления о принципах взаимодействия магических частей и том, какими характеристиками они могли бы обладать. После чего через охранников попросила передать работу Еудженин. На следующий день в изолятор передали записку со словами: «Ты готова».

И в этот раз доктор не позволила себе отклониться от привычного дела. Она всё так же каталась около стола, трепала тетрадь в клеточку и бросала короткие фразы ручной овечке. Белла к третьему появлению Ламии в теле Скриптеда Свитча пугалась уже не так сильно. Даже подошла и понюхала копыто, в то время как более разумные существа были заняты научным диспутом.

— Итак, вы оценили мои записи? – спросила Ламия.

— Автор этих записей мог бы не задавать очевидных и глупых вопросов, – произнесла пони в коляске. – Я их посмотрела, да. Иначе ты не смогла бы спуститься в «Оранжерею».

— Я хотела спросить, насколько мои рассуждения верны, – скорректировала вопрос Ламия.

— Понятия не имею, – в очередной раз озадачила собеседницу единорожка. Впрочем, на сей раз соизволила пояснить: – В науке нет единой точки зрения. Кто-то, как, например, Хоксер Мейк, возможно, признал бы ваши заметки близкими к истине. Кто-то, вроде профессора Дивота и его анонимного соавтора, разнёс бы вашу теорию в пух и прах. Сейчас идёт принципиальный спор за доминирующую позицию.

— И что, некому определить истину?

— Почему же, попытки установить истину предпринимаются постоянно. Так как в случае постижения сути магии откроется потенциальный путь к превращению «магия-материя-магия» с положительной отдачей. Это источник неиссякаемой энергии, между прочим. Но, если верить Дивоту, его существование невозможно. Так как он искал нуль-магию, то есть свободные неугасимые частицы поля, в Тартаре – единственном месте, где они могут существовать. Лично я считаю, что его эксперименты нельзя принимать за истину. Дивот не контролировал измерительные приборы, допускал другие ошибки. А выводы построил на основе домыслов. Если бы у меня появился шанс измерить кое-какие параметры в Тартаре… Но это пустое. – Еудженин немного потрепала лист тетради. – Я намеревалась рекомендовать тебе для прочтения свежайшие монографии и исследования, но, так как твоё мышление уже на нужном уровне, мы начнём с другого.

Единорожка вытащила отличавшийся белизной листок бумаги, который зоркий глаз Ламии отметил между страниц тетради ещё при первом посещении «Оранжереи».

— Прочти это, – велела доктор, протягивая лист.

Ламия ждала увидеть в тексте выдающиеся мысли, новый прорыв в теории магии. Но конструкция первой же фразы побудила её сжать зубы покрепче. То, что прятала в тетради Еудженин, казалось столь далёким от науки, что Ламия едва заставила себя добраться до последней точки.

«Магия есть море, создаваемое сознанием. Иногда, закрыв глаза, мы, единороги, чувствуем его прибой, чувствуем его шум. Потоками, подобными пролитой воде, мы направляем магию на исполнение наших желаний. Мы глядим на что-то, думаем о чём-то, и наш разум наполняется магической влагой, которая, двигаясь по рогу, нагревается до магического пара. Именно пар от нашей магии мы видим при сотворении заклинаний. Но жидкую магию мы узреть не можем, так как она существует лишь внутри нас. Как кровь и прочие жизненные жидкости. Но, в отличие от оных, магия существует, лишь покуда заклинатель жив, покуда живо его сознание. Поэтому во сне мы не творим заклинаний – наш разум не выделяет колдовскую жидкость. И то, что только единороги и аликорны способны заклинать, тоже поддаётся объяснению. Именно рог является тем единственным инструментом, способным нагреть магическую жидкость до пара. Никаким другим способом преобразовать её невозможно. И это значит лишь, что если такой способ получения магического пара будет когда-нибудь найден, то пегасы и земнопони также смогут творить чудеса».

— Безграмотное сочинение, – озвучила своё мнение Ламия.

— Подержи у себя. – Еудженин сочла очень важным оставить листок в копыте собеседницы несмотря на попытки той вернуть «сочинение» обратно. – Не буду скрывать секретов. Это переложенные на современный эквестрийский научные заметки Старсвирла Бородатого. Том первый из полного собрания сочинений. Могу назвать страницу и абзац, если нужно.

Светло-каштановый единорог хлопал глазами, в которых отражался белый лист с чёрными каракулями глупых утверждений. Любое другое существо в мире спокойно приняло бы пояснения Еудженин и продолжило бы дискуссию. Но Ламию прочитанное – и особенно сказанное – просто шокировало. Она гордилась тем, что её учил магии величайший заклинатель Эквестрии. Она была счастлива принять как должное его идеи и, невзирая на препятствия, воплощать их. Годами, веками. Тысячу лет и даже больше. И никогда Ламия не подвергала сомнению наставления Старсвирла. И не хотела это делать сейчас.

— Я тебе не верю. Это ты сама только что сочинила, – сказала Ламия, гоня из головы мысли о длительном пребывании листка в тетради. Злосчастную бумагу она, перепугав Беллу, отбросила в сторону. – Я знала Старсвирла! Я говорила с ним! Это не его размышления! Не могут это быть его размышления!

— Мусорить вовсе не обязательно. А так, да, Старсвирл Бородатый был великим магом, – признала Еудженин. – Ключевое слово «был». Тысячу с лишним лет назад. И думал так, как полагается единорогу той древней поры. Как только я узнала, что ты считаешь себя его ученицей, я поняла, каково отставание твоего мышления. Я не могу сотрудничать с кем-то, кто держит в голове такие архаичные догмы.

В следующее мгновение охранники дёрнулись и застыли: Ламия вновь нарушила личное пространство доктора, невозмутимо и бесстрашно рассматривающей нависшую над ней морду светло-каштанового единорога.

— Не смей пренебрежительно отзываться о Старсвирле! – рявкнула Ламия. Повышение голоса стало не единственным её аргументом: – Он мог мыслить иначе, чем эти книжные червяки. Но он был величайшим чародеем. Он создал меня и наделил целью. Он сообщил мне величайшую мудрость о вечном балансе добра и зла, которую я поклялась нести в мир…

Еудженин, насколько позволяло пространство, развернулась. Не потому, что слова или действия собеседницы как-то на неё повлияли. Просто потому, что перейти к воплощению следующего этапа своего плана она могла, только начав путь к закрытой части «Оранжереи».

— Ты говоришь о старсвирловской теории катастрофизма, – сообщила она. И, повернув голову, поманила древнюю змею в теле светло-каштанового единорога за собой. Заметив, что бэт-пони тоже качнулся в её сторону, доктор попросила: – Ребята, а давайте как-нибудь без вас? И так на нервы действуете.

Шейд вознамерился спросить, как он может действовать на то, чего определённо нет, но отказался от этой затеи. Ему оставалось лишь наблюдать, как Еудженин и «Скриптед Свитч» скрываются за дверью, за которой он, будучи основателем и директором «Си-Хорс», ни разу не был.

— Называйте теорию, как вам угодно, – чуть спокойнее продолжала разговор Ламия. – Но я от неё не откажусь. Количество добра и зла в мире равновесно. И за эпохой счастья неизбежно следуют трагедии. Я видела это на сотне примеров и… – Она замолкла, разглядывая секретный закуток «Оранжереи».

Светло-каштановый единорог оказался в помещении, для которого с трудом находились аналогии. Что-то в нём было от насосной станции – несколько широких труб, изгибаясь, уходили в скальные недра. Что-то походило на аквапарк – центральную часть зала занимал гигантский прозрачный контейнер. Искажения перспективы и радужные вспышки позволяли предположить, что контейнер не пуст и чем-то заполнен. В комнате присутствовал какой-то элемент военного дела – два установленных на прочных штативах ствола, украшенные поперечными кольцами, иначе как оружием Ламия назвать не могла. Кроме всего этого, секретная лаборатория походила на склад возле школы – настолько много здесь было тетрадей и частей тетрадей. Приходилось постоянно переступать через макулатуру и вдыхать аромат разодранной бумаги едва ли не с мелкими кусочками этой самой бумаги.

По сравнению с тем, что могло вполне закономерно называться оранжереей, данная комната не заслуживала внятного именования, потому что не получалось назвать подсобным помещением место, где происходит нечто крайне важное, а для экспериментального полигона в комнате было слишком уж много мусора.

— Я читала теорию катастрофизма. – Пока собеседница осматривала помещение, доктор Еудженин взяла слово. – Она исходит из заведомо неверного постулата, предполагающего, что добру и злу не присущи свойства элементарности.

Еудженин подъехала к стенке прозрачного аквариума и заклинанием повернула кран, что находился на баке над ёмкостью. За стеклянной стенкой в толще жидкости появилась еле заметная точка. Если бы стекло аквариума не обладало увеличивающими свойствами, то заметить её было бы проблематично. Доктор подтащила ещё одну увеличивающую линзу на штативе, в которой точка стала толщиной с хвойную иголку. И получилось хотя бы отметить, что она как-то странно пульсирует.

— Перед тобой молекула кристаллизита. В существовании которого эквестрийская наука до сих пор сомневается, – сообщила Еудженин, подпуская собеседницу к увеличительному стеклу.

Сама единорожка подкатилась к устройствам, которые напомнили Ламии оружие. И, по очереди направив их в сторону аквариума, бесхитростно вставила в прорезь корпуса каждого листок из тетради. Но не совсем обычный. Одному прибору достался пустой лист, в другой же Еудженин запихнула страницу, от которой осталась лишь рамка толщиной в одну клетку.

— Кристаллизит также называют протоматерией, – продолжала пони. – Потому что материя получается именно в результате воздействия магии на это вещество. Когда-то весь мир состоял из кристаллизита. Сейчас чистый образец найти практически невозможно. Разве что в центре мироздания, куда не добраться. – Доктор повернула выключатели приборов, заставив их гудеть, после чего переместилась к прятавшемуся за стопкой тетрадей контрольному пульту. Ламия сочла за благо не задавать глупых вопросов и встать рядом. – Именно в работе с протоматерией возникает явление, опровергающее теории Старсвирла. Мы сейчас можем использовать совершенно положительный заряд магии. Или абсолютно отрицательный. Аналоги добра и зла.

Еудженин сдвинула левый рычаг. С точки зрения Ламии, ничего не произошло, только одна из установок принялась гудеть на полтона выше. Но частица, плавающая в аквариуме, внезапно из мутно-серой превратилась в белую. Но и этот цвет не сохранила, так как яркость с одной стороны уравновесила чернота с противоположной.

— Заряд добра даёт противодействие в виде генерации зла, – прокомментировала происходящее Еудженин. После чего магией активировала нижний клапан, отправляя отработанный кристаллизит на дно аквариума. И повернула верхний вентиль, впуская ещё молекулу.

— Можно? – вмешалась Ламия прежде, чем доктор взялась за активатор второй установки. Еудженин без возражений уступила.

В разуме сущности с тысячелетней историей, полной убийств, разрушений и катастроф, клубилось нечто, близкое к отчаянию. Ламия жила по заветам старого единорога, который спас ей жизнь и рассказал, как устроен мир. Она захватывала города, обрушивала небеса на государства, подставляла свою чешую под удары врагов – ради того, чтобы идеи жили, чтобы баланс Гармонии сохранялся. Но, если сейчас выяснится, что каждый элемент мира несёт в себе этот самый баланс, если даже самое злое воздействие одновременно порождает свет добра…

Если во тьме есть свет. Если в процветании есть проблемы. Если в чёрной точке протоматерии проявится белизна доброй магии…

То все её поступки с момента превращения в гигантскую змею… Все преступления, которые она совершала по отношению к народам этого мира… Все слова, дерзко бросаемые противникам…

Всё было лишено смысла. С самого начала.

Установка, в которую Еудженин подсунула рамку из тетрадного листа, обрушила незримую энергию на изначальное вещество в аквариуме. Точка почернела. А потом окрасилась в два противоположных цвета. Установив Гармонию внутри себя. Баланс в миниатюре.

— Нет. Ещё раз! – даже не попросила – потребовала Ламия. Еудженин послушно открыла нужные клапаны.

Но следующий образец кристаллизита повёл себя так же. И следующий. И ещё два.

Скриптед Свитч, движимый переживаниями Ламии, просто опустился на груду тетрадок, вызвав небольшой канцелярский обвал. Эмоции внутри единорога достигли такого уровня, что дремавшее сознание хозяина тела пришло в себя.

— Что?.. – Сначала Свитч хотел спросить, что происходит. Но эта информация сама пришла к нему вместе с воспоминаниями из сознания Ламии. Так что вопрос поменялся: – Что вы с ней сделали? Я никогда такого не чувствовал. Она… У неё какая-то паника, но безвольная… Ай! – Единорог поморщился, когда делящая с ним тело личность отреагировала на его слова мгновенным уколом боли.

— О, мистер Свитч, вы теперь с нами, – с нескрываемой иронией заметила Еудженин. – Прекрасно, потому что важно ввести в курс дела вас обоих. Мне нужно ваше полное и обоюдное сотрудничество, иначе затея провалится.

— В общем, я вас слушаю, – ответил единорог после паузы. – Ламия… Наверное, тоже. Но она сейчас как-то затихла…

— Принятие истины – непростой процесс, – кивнула Еудженин. – Итак, поговорим о будущем. Собственно, эта часть лаборатории нужна мне не для того, чтобы раскрашивать капли кристаллизита воздействием абсолютных излучений. Я исследовала воздействие разных сочетаний магии на протоматерию и поняла, как на её основе получать материю настоящую. В том числе живые ткани, донорские органы. – Доктор выбрала из неслучайной стопки неслучайную тетрадь и показала листы, лишённые определённых клеточек. – Много страниц с зашифрованной модуляцией излучения дают преобразование кристаллизита в вещество. И сейчас я близка к созданию целого организма.

Доктор повернулась к аквариуму. И смотрела на ёмкость так, словно там уже плавал результат её величайшего эксперимента.

— Но тело будет нежизнеспособно без сознания, которое в него можно подселить. Поэтому, Свитч, ваша Ламия нужна мне как опытный образец. Если она не передумала.

Взгляд светло-каштанового единорога невидяще скользил по обстановке комнаты, пока он прислушивался ко второму голосу в своём сознании.

— Она многое передумала… Но все ещё желает покинуть мою голову. И я желаю, чтобы она покинула мою голову, – с оттенками просьбы произнёс единорог.

— Отлично! – откатилась назад Еудженин. – Возвращайтесь к Шейду и передайте ему, что я буду с вами сотрудничать. И что намерена использовать весь добытый кристаллизит. А также максимум мощности реактора… – Доктор одарила Свитча «вы-почему-ещё-не-ушли» взглядом. – Ждать здесь бесполезно. Потребуется несколько месяцев, чтобы довести проект до финальной стадии.

Последовал ещё один настойчивый жест, настоятельно рекомендующий Скриптеду Свитчу и его незримой, временно погружённой в молчание спутнице как можно скорее вернуться в основное помещение «Оранжереи».

Случай Скриптеда Свитча, в голове которого поселилась непрошеная гостья, уже можно было назвать уникальным. Но светила медицины и психиатрии, появись у них возможность исследовать единорога в помещении изолятора после разговора с Еудженин, пришли бы в абсолютный восторг и принялись строчить диссертации, потому что чуждая половина его сознания, на краткое время получившая тело под контроль, тоже не обладала стабильностью. И затеяла ссору. Сама с собой.

Она отчётливо видела в темноте два жёлтых глаза с узкими полосками зрачков и отчётливо слышала шипение, которое прежде считала своим голосом. Но теперь это было завывание чуждого монстра. Твари, что мечтала вырваться из-под любого контроля и не оставить после себя ничего живого.

— Неужели ты поверила? Неужели ты согласишься с ложью, которую тебе наговорили? Калека хочет обратить тебя против убеждений Старсвирла. Докторша хочет, чтобы ты отреклась от служения истинной Гармонии.

— Если все эти годы разрушений и убийств были службой, – отвечал голос пони, – то и начинать её не стоило.

— Что за унылый тон, – негодовала змея, – когда мы на пороге величия? Эта докторша считает, что взяла наши мысли под контроль. Но мы сильнее её. Мы заставим эту полупони с её технологиями сделать нам новое тело. Самое совершенное и могущественное, какое есть в природе. И тогда мы будем неостановимы!

— Кто «мы»? – последовал резонный вопрос. – Тебя здесь нет. Ты осталась в прошлом. Вместе с ошибочными теориями Старсвирла.

— Только я здесь и есть. Потому что только я и существую.

— Нет, существую я, – ответила пони. – А ты была создана при помощи тёмной магии и глупости. Создана по воле заблуждающегося старца. Ты была создана и была повержена. Пришло время забыть тебя.

— Да кто ты такая, чтобы перечить мне? – сверкнули жёлтые глаза. – До чар Старсвирла ты была ничтожным созданием…

— Я была одной из своего племени…

— Ты была замкнутым изгоем…

— Я пользовалась уважением своих сородичей…

— Ты была убийцей… – прошипела Ламия.

— И была справедливо наказана…

— Без меня ты не смогла бы выжить…

— Значит, мне следовало умереть! – перекричала собеседницу пони.

— Ты никто! Ничто! Ты даже не имеешь имени!

Слабая улыбка была ответом меркнущему взгляду змеиных глаз. Тихая речь заглушил звуки стихавшего шипения:

— Ну почему же? Моё имя всегда было со мной. Просто я на тысячу лет решила его забыть.

Копыто легло на переплёт растрёпанного дневника. Заклинание осветило его обложку с царапинами, образовывавшими буквы. Миска, оставшаяся после ужина, пошла в ход – её острое ребро начало стирать выведенную надпись, буквально срезая знаки, начинавшиеся с «Л». Пока, в результате исступлённых действий, на месте имени не образовалась дыра. Как раз этого пони и добивалась. На протёртость лёг небольшой листок бумаги, которому предстояло нести на себе новое имя. Старое имя.

Соулскар.

Сатир не очень удобным образом выгнул запястье, чтобы закрыть книжку с дырой на обложке. Он нехотя дочитал всё до последнего абзаца, хотя интересовал его только переплёт.

— Это очень полезные знания, – сообщил Силен земнопони, терпеливо сидевшему возле магического стола сатира. – Благодарю, мистер детектив, что раздобыли её дневник. Теперь я смогу закончить мелодию.

Дневник с именем «Соулскар» на обложке лёг на поверхность стола и словно утонул в ней, попав под воздействие чар обитателя Тартара. Силен воздействовал на текст заклинаниями, извлекая из фрагментов чужих мыслей знаки, составлявшие нотную грамоту. Парившие над столом линии партитуры заполнялись прыгавшими на них символами, сливавшимися в симфонию для флейты из многочисленных трубок – сиринги.

— Я принёс дневн’ик ещё по одной причине, мистер сатир, – произнёс Бладхаунд, наблюдая, как растворяются в пустоте завершённые фрагменты мелодии. – Мне кажется важным отмиэтить, что мысли Ламии мен’яются. Она иначе смотрит на свои прошлые поступки. Её злодейская сустшность, как мне кажется, пиэрежила своего рода слом.

— Это её не оправдывает, – отозвался Силен. Он придвинулся ближе, чтобы извлечь дневник из столешницы. – Она является угрозой для вашего мира.

— Если её представления о хорошем и плохом пом’енялись, то…

— Мистер детектив, – перебил земнопони хозяин Тартара. – Вы, вроде, специализируетесь на фактах, а не на сантиментах. Так вот. Ламия уничтожила десятки тысяч живых существ. Факт. Она вызывала глобальные катастрофы в прошлом. Факт. Она стремилась разрушить государства вашего мира. Факт. Что у вас есть против этих фактов, чтобы я передумал заключать Ламию в подготовленную для неё клетку? Что у вас есть, кроме этой книжки? Мистер детектив?

Сатир требовал ответа. И Бладхаунд не мог спорить с тем, что сатир заслуживал ответа. Содержательного и весомого. Которым земнопони не располагал. Пока что не располагал.

— Я должен виэрнуться на «Си-Хорс», – ответил Бладхаунд, при любых обстоятельствах старавшийся сохранять вежливый и деловой тон. – Там я получу факты, которые вы требуете, мистер сатир. Мне понадобится на это ниэкоторое врем’я.

— Пока Ламия заточена в чужом теле и не обрела собственное, моя мелодия не окажет на неё воздействия, – ответил Силен. – Но как только появится возможность, я загоню преступницу в клетку. В этот момент время, о котором вы просите, мистер детектив, истечёт. Вам всё ясно?

Двурогий исполин откинулся на спинку трона, собранного из камней Тартара, и пальцами покачал висевшую на шее сирингу. Убедившись, что пони-детектив условия понял и принял, сатир открыл ему проход в коридоры «Си-Хорс». А после открыл другой разрыв пространства, через который в Тартар из своего спа-салона смогли попасть две нимфериады.

— Отправляетесь на «Си-Хорс», – скомандовал Силен. – Наблюдайте за всем, что там происходит. В том числе и за мистером детективом. Мне нужны достоверные сведения. Постоянно.

Розовая пони с голубой гривой сразу повернулась в сторону портала, чтобы выполнить приказ. Её сестра немного замешкалась.

— А может этим заняться только одна из нас? – спросила Лотус Блоссом. – Потому что в спа серьёзные проблемы с оборудованием…

Сатиру не понадобилось ничего говорить и ничего изображать мимикой. Нимфериады и так прекрасно чувствовали реакцию своего создателя, которого состояние их бизнеса-прикрытия волновало в последнюю очередь.

— Извините, – пискнула голубая кобылка. – Я, конечно же… Немедленно… – Она чуть ли не галопом устремилась в разрыв, совмещавший пространства Тартара и комплекса «Си-Хорс».

Глава 11. По новым правилам

Группа алмазных псов выдвигает "нотариально заверенные" претензии на территорию научного центра.

— Какой же ход мне сделать? – пробормотал Блэкспот, изучая расстановку фигур на доске.

Он считал себя сильным игроком в «Сто клеток», а свою «пегасью защиту на первых ходах» мнил непробиваемой, но разуму Призрака единорог безнадёжно уступал. Очевидно, система успела приноровиться к приёмам создателя и теперь использовала тактику, до которой не додумался ни один из учеников Блэкспота: тупо копировала ходы оппонента. Пока не подловила последнего на оставленной без прикрытия фигурке единорога. После этого Призрак ринулась в атаку и уже несколько ходов гоняла аликорнов соперника по доске.

— Могу подсказать восемнадцать возможных вариантов развития партии, – заботливо отозвалась система управления НИИ. – Увы, все они ведут к вашему поражению. Но на одной из стратегий вы можете продержаться ещё десять ходов.

— Спасибо, – мрачно ответил единорог. – Ценная информация. Эх!.. – Бывший ярл сделал очевидно безнадёжный ход, передвинув вперёд фигурку земнопони. – Казалось бы, целых сто клеток в распоряжении. Так много пространства. А деваться некуда.

— Создатель, если вы хотите ощутить вкус победы, вы можете установить интеллектуальный уровень оппонента, равный вашему.

Рядом с игральной доской вспыхнула доска голографическая, центральную часть которой занимала градуированная шкала для регулирования уровня сложности. Значения колебались от «Суперхитрый супергений» с миниатюрным изображением Старсвирла Бородатого до «Я слишком устал, чтобы думать» в сопровождении случайно сделанной фотографии Скоупрейджа, вбивающего в стену шуруп. Положение бегунка фиксировало текущий уровень игрового интеллекта системы чуть выше нижнего значения.

— Нет уж! – отмахнулся от светящихся поблажек Блэкспот. – Моим мозгам нужен реальный вызов. А ещё надо тренировать своё умение проигрывать.

— Будьте добры, переместите пегаса с е-четыре на б-один, – попросила Призрак. После чего добавила: – В текущих условиях обозначенное умение подвергнется тренировке через два, пять или шесть ходов. В зависимости от ваших действий.

Положение на доске, насколько видел Блэкспот, сложилось не в его пользу. Совсем. Но на такой случай единорог, как-то сразу забывший о планируемой тренировке умений, имел план, до которого следовавший алгоритмам искусственный разум никогда бы не додумался.

— Да, но в «Сто клеток», когда партия достигает двадцать пятого хода, пегасы перестают летать по диагоналям и двигаются по прямым линиям. – Блэкспот смело сместил фигуру. – Поэтому я сейчас сбиваю с доски твоего светлого аликорна. И побеждаю.

Система задумалась на целых две секунды.

— В моих базах данных нет корреляции с озвученным правилом. Ни одна из восьми вариаций игры не содержит инструкций, касающихся иного движения пегасов или двадцать пятого хода.

— Ну, видимо, твои базы не полные, – постановил Блэкспот, поднимаясь с места. Поскольку система никак не могла его остановить, единорог быстро начал сгребать оставшиеся на доске фигуры. – Очисти память от результатов вычисления комбинаций, – приказал он. – И не переживай. Тебе повезёт в другой раз.

— Команда выполнена… жулик, – пискнула система.

— Чего? – навострил уши Блэкспот.

— Я сказала: «Команда выполнена, создатель». Память очищена. Готова к следующей игре.

— Ой, смотри! Отфильтрую я кому-то терминологические словари, – шутливо пригрозил серый единорог.

На самом деле он никак не собирался влиять на развитие Призрака – его более чем устраивало эмоциональное самовыражение системы, понимание ею границ между справедливостью и несправедливостью. Искусственный разум уже справлялся с этой задачей лучше, чем некоторые завсегдатаи столовой НИИ, ворчавшие по поводу избытка ягод в компоте.

Мысли Блэкспота уверенно свернули в сторону компотов, десертов и горячих блюд. Заигравшись в «Сто клеток», единорог в очередной раз упустил время обеда, после которого планировал заняться наблюдением за деятельностью отдела прикладной магии. Там Везергласс, оформив и перепроверив все теоретические выкладки, собиралась приступить к сборке двигательной части второго «Феникса». Заняв весь внешний испытательный полигон. На пару месяцев. После этого волнительного периода наступил бы тестовый старт, буквально пускающий на ветер треть годового бюджета Стэйблриджа. Само собой, Блэкспот взялся лично курировать подобную стройку, крупнейшую в своём роде и, в случае неудачи, последнюю.

— Доктор Везергласс с внешнего испытательного вызывает Блэкспота, – прозвучало в динамиках на весь подземный этаж. Единорог, решив, что малиновая пони, в соответствии с расписанием, ожидает его прибытия на полигон, отыскал ближайшее устройство внутренней коммуникации.

— Блэкспот на связи. Направляюсь к вам. Минут через десять буду, – уведомил он. Отмеченные «минут десять» он всё же планировал немного растянуть за счёт прохода через столовую.

— Хотелось бы поскорее, – заметила Везергласс, в голосе которой не чувствовалось снисхождения к уставшему начальнику. – Тут проблема серьёзная у нас.

— Что случилось? – удивился Блэкспот. Он привык к «проблемам» Везергласс в первый день работы над чем-то. И в первый час работы над чем-то. Но за полчаса до начала работ... Единорожка явно била собственные рекорды.

— Как бы это описать поприличнее… Вы любите пёсиков?

— Пёсиков? – недоумённо переспросил Блэкспот.

— Пёсиков! – чуть ли не рявкнула Везергласс.

— Пёсиков… А, собак, что ли? – продолжал ничего не понимать выдающийся игрок в «Сто клеток». – Собак? Собак, вроде, люблю.

— Отлично! Потому что у нас их целая толпа на внешнем испытательном. Наслаждайтесь!

Первое, что отметил Блэкспот – доктор могла бы не ходить вокруг да около, а конкретно обозначить проблему. Хотя он признавал, что кодовой фразы для «на нашем полигоне находится несколько дюжин алмазных псов со всем скарбом» не существовало в природе. Причём, как было отмечено далее, они не просто расположились на вытоптанной площадке, пережившей самые разнообразные издевательства учёных. Алмазные псы успели расставить свои дома, то есть крытые телеги с высокими колёсами, кольцом, сформировав оборонительный периметр. Успели разжечь в центре костёр. Успели затянуть на весь передвижной лагерь какую-то бравурную песню. И продолжали обустраивать быт, совершенно игнорируя подошедших со стороны массивного здания-подковы пони.

Самки с длинной гладкой шерстью либо протягивали верёвки и вывешивали на них одежду, либо хлопотали у закопчённых котлов, кидая в них что-то на вид не слишком съедобное. Пара особей в широкополых одеждах пела и развлекала самцов игрой на бубне. Некоторые держали при себе маленьких щенят – в лапах или в котомке за спиной. Молодые самцы собрались в небольшую компанию, громко разговаривающую, громко смеющуюся и ничего толком не делающую. Казалось, что все их заботы сводятся к выяснению, на чьей накидке больше пёстрых лент, чьи клыки длиннее, и кто осушит кружку за меньшее число глотков.

Заводилой всего собачьего концерта, судя по бросаемым остальными взглядам, был светло-серый пёс с торчащими бакенбардами. Он гордо носил самую изукрашенную рубаху вишнёвого цвета и единственный на всю ватагу жилет, выглядевший так, словно его узоры, вышитые серебряной нитью, поколениями сцарапывали, тёрли и застирывали. В некоторых местах, скорее всего, жилетка износилась настолько, что дыры на ткани закрывали золотые монеты и прочие побрякушки. Иными причинами их несимметричное расположение объяснить не получалось. Владелец жилетки был самым взрослым в лагере и, судя по окрасу шерсти и острым мордам, приходился родственником минимум двум третям окружавших его собак.

Главному псу, вальяжно восседавшему на кресле без ножек и любовавшемуся на танцующих самок, коротко шепнули, что в единственном проходе между телегами появилась пара любопытствующих пони с конкретными вопросами. Один взмах лапой – и весёлый танец сразу прекратился, а остальные представители собачьего племени притихли и перегруппировались. Так, словно готовились гнать чужаков прочь. Естественно, по команде главного пса, поднявшегося с обшарпанного «трона».

— Ой, ргаф! – обратился он к делегации, которую образовали Блэкспот, Везергласс и пара техников, собиравшихся приступать к работе на этом самом полигоне. – Заходите, заходите, да! А мы вас ждали. Ждали мы вас. Тяф! Ждали мы, заходите.

Блэкспоту с большим трудом удавалось разобрать, что тараторит широкоплечий пёс, поскольку буквально в каждом слове ударение оказывалось не там, где надо. А грамматика в этой разновидности эквестрийского отсутствовала полностью. Ещё сложнее было оторвать взгляд от чёрной тряпки, намотанной вокруг головы пса и прикрывающей предположительно отсутствующий глаз. К счастью, компания собак имела слабое представление об эквестрийском этикете и не ведала, что таращиться на кого-либо долгое время – дурной тон. Как и без разрешения организовывать целый город на частной территории.

— Здорова! – Одноглазый пёс подскочил ближе и протянул лапу. – Вульф. Барон Вульф. Лупусской стаи вожак барон Вульф.

— Блэкспот, – осторожно представился единорог. И столь же осторожно коснулся копытом протянутой лапы. – Вы тут что-то вроде аристократа?

— Это гаф! Я тут что-то вроде люблю себя так называть, – жестикулировал Вульф. Поняв, что его движения настораживают пони, пёс спрятал лапы в карманы лидерского жилета. – Стая моя выдаёт вам приветствие, господин Блохспот.

Серый единорог нахмурился, пытаясь определить, было ли последнее неумелым обращением с фонемами или умышленным оскорблением. Как показала практика – первое, так как алмазные псы, сталкиваясь с новыми терминами, пытались переиначить их, используя знакомые словечки.

— Хотелось бы узнать, зачем вы в наших краях, – вырвалось у малиновой кобылки. – Доктор Везергласс. Владелица листов из редкого металла, который ваша стая утащила себе.

— О, какая мадама! – Вульф попытался проявить немного галантности и поклонился, насколько позволяла застёгнутая рубаха. – Что за такие обвинения? Вы за воров нашу честную стаю считаете? Обидеться можно нам на подобное. Тяф! Блохспот, вот, бы обиделись вы?

Блэкспот, повторно проигнорировавший неправильное произнесение собственного имени, призывно ткнул коллегу, побуждая её не бросаться обвинениями. Ему во всех красках расписали события последних двадцати минут, он сам прекрасно видел куски железа и его сплавов, как бы невзначай повисшие на стенах и крышах домов-телег. Но серый единорог предпочёл бы не затевать конфликт из-за этого конкретного происшествия. Конфликт всегда успел бы начаться, учитывая, что Паддок Уайлд по тревоге поднял весь наличный персонал службы безопасности и уже вычищал арсенал. В чём ему, что удивительно, потакал Силлиест Тритс. Формальный глава НИИ несколько раз во время скитаний по Эквестрии натыкался на подобные шайки алмазных псов – а может, и на эту конкретную. Поэтому спокойный с виду пожилой единорог испытывал к говорящим собакам стойкую неприязнь. Даже пообщаться с псовыми не пожелал.

— Давайте решим сперва главный вопрос, – настойчиво предложил вице-директор. – Что вы здесь делаете? На этой территории?

— А, гаф. К сути! К содержанию! Равал, пакет мне, – потребовал Вульф у молодого пса, который занимался неучтивым выкусыванием нитки из рукава. Равал наполовину забрался внутрь телеги, на колесе которой сидел, и вытащил нечто, завёрнутое в кусок тёмного брезента. Распаковывал старый на вид свиток уже лично Вульф. – На этой территории мы проживаем. Долго жить будем. Нам выдано, мы владельцы.

Блэкспот сдержал ироничный ответ до момента прочтения свитка. Оказалось, что не напрасно. На древней бумаге хорошо знакомым ему почерком было написано распоряжение о передаче обозначенного ориентирами и площадью куска земли в распоряжение стаи алмазных псов под предводительством некоего Шакра.

Первой до подписи дочитала текст Везергласс.

— Что за бред? – поинтересовалась она у начальника, который вглядывался в завитушки гласных букв имени «Цианспот».

— Почерк моего отца, – заметил Блэкспот. – Вроде бы. Надо сравнивать по буквам. Так сложно сказать. Бумага старая. – Единорог попытался понюхать край листа, но отдёрнулся – слишком сильно от него несло мокрой псиной. – По виду. Надо проверять.

— Я про содержание, – пояснила Везергласс, бросая косой взгляд на склонившегося в их сторону Вульфа. – Что за ерунда в этой дарственной?

— Полнейшая ерунда, – ответил Блэкспот. – Якобы мой отец указал выделить участок земли, захватывающий Стэйблридж, под резервацию для проживания стаи алмазных псов. Не спорю, как ярл западной и центральной части Эквестрии, он имел право на подобный акт дарения. Вот только я, как прямой и единственный наследник, наверняка знал бы о таких вещах…

— И мы не знали. Тяф! Шакра-вожак был главой Лупусской стаи неимоверно давно, – пояснял Вульф. – Много лет, много зим. Никто его не помнит почти. Даже старые матери. – Последовал кивок в сторону дряхлой самки, игравшей с мелкими щенятами. – Только Лупусская стая когда-то в его время больше была. Это знаем. Разодралась из-за чего-то. Это ведомо. Ргаф! А бумажка эта потерялась тогда. Сейчас нашлась. Другие пони, не вы, яму рыли. Древние пещеры стаи нашли. Бумажка в ней. Моё, Шакра потомка, наследие.

— Слушайте, это какое-то недоразумение, – заявил Блэкспот. Едва начав говорить, он отметил, что стая позади своего барона пришла в движение, в результате чего в первых рядах как бы невзначай оказались исключительно взрослые самцы. – Если бы существовал подобный документ. Эта дарственная. Об этом знал бы я. Об этом знали бы власти Эквестрии. Об этом знали бы те, кто строил Стэйблридж. Эта бумага не может быть подлинной.

— Равал, документы! – с невозмутимым видом потребовал разодетый вожак. Вскоре у него в лапах оказался ещё один свёрток. – Нам бумагу передали. Мы не знали, что с бумагой делать. Но нам объяснили. И открыли правду. Наше это всё. Честное всё.

Барон Вульф протянул единорогам стопку документов, содержащих научные термины, графики и таблицы. С первого взгляда было понятно, что писали это не алмазные псы. И верно – в углу каждой страницы, на которой опубликовали результаты анализов, доказывающих подлинность дарственной, виднелась печать фирмы «ТиЛабс».

— Не мы заняли ваше место, – заявил барон Вульф. – Вы заняли наше историческое место. И вы уходите. Р-гаф! Срочно уходите. До темноты вам время даём. Добрая мы стая поэтому что. Закон ваш обязательство вам говорит. Уходите с чужой земли.

— Нам нужно ознакомиться с этими материалами, – сообщил Блэкспот.

— Конечно, Блохспот. Берите. Читайте. Изучайте. И уходите. До темноты, – напомнил алмазный пёс. – Ночью милых разговоров не ждите. Упрямцев наша стая не любит. Не жалует.

Единственный глаз Вульфа зловеще сверкнул, разом перечёркивая всю нейтральность слов и умиротворённость жестов.

Зелёный зал научного центра, укомплектованный в числе прочего большим столом в форме листа, в очередной раз стал центром экстренного совещания. Главы всех подразделений собрались, чтобы выяснить, что хотят сказать родственники-начальники. Блэкспот и Тритс пришли выслушать годные идеи от руководителей департаментов. То есть, как зафиксировала в протоколе слушающая всю перепалку система Призрак, ситуация сложилась настолько внезапная, что ни у кого из присутствующих не имелось плана по её разрешению.

— Что, твою за ногу, за закон такой – нам уезжать? – первым делом спросил Скоупрейдж, когда последний из вызванных, Паддок Уайлд, и последний из незваных, чейнджлинг Бзз, заняли свои места.

— Древняя норма эквестрийского права, – пробормотал Силлиест Тритс. – Наследие эпохи. Мда, той эпохи, что аккурат за объединением. Пегасов, земнопони и единорогов. Это вот, скажем, чтобы не возникало никаких земельных конфликтов с теми зверьми, что уже в Эквестрии живут. И тяпнуть могут. Промеж пони этот закон, как бы, не распространяется. Вроде того. Но если взять пони и не-пони. То этот закон регламентирует право на территорию. Он как бы маленькое исключение. Особый случай. От общего закона. Вот.

— Слишком уж внезапно мы попали под это маленькое исключение, – заметил Блэкспот.

— Словом. Пони запрещается селиться на месте. Которое указом, как бы, приписано другому виду. Вот, – делился сведениями глава НИИ. – А если такое дело, что кто-то, например, по незнанию поселился. Ну, если правильно помню, законный владелец. Если разумен и хочет землю себе. То вправе установить сроки. Время на вещесбор и удирание. Да, так. А если гость успевать не будет – новый хозяин, мда… волен с ним по-всякому поступать.

— Что за бредятина у нас в законах! – фыркнул Скоупрейдж. – Зачем у нас ФилЭкТех каждый год юристов выпускает, если такие нормы права до сих пор действуют? Давайте правило «кровь за кровь» вернём в повседневный обиход. А почему нет-то?

— Чудится мне, что за прошедшие века повода не было. Не вспоминали просто. Да и знаешь же. Пони не селятся на чужой земле. Зачем нам? Когда столько свободных мест. А если и селятся, то всегда находят мирное решение. Депиломатическое решение, когда никого пилить не надо. А вот эти собаки по-хорошему не понимают.

В голосе пожилого пони послышалось эхо давней обиды и, что заставило Блэкспота нахмуриться, жажда возмездия. Бывший ярл не слишком интересовался, что за причина была у внука злиться на алмазных псов, но опасался, что реваншистские настроения директора НИИ – последнее, что может сейчас разрешить ситуацию.

— В нашем случае, – завершил исторический экскурс Силлиест Тритс, – если дарственная моего прадеда верна, мда… нам дают время до темноты. Печаль-беда. Что будет после, загадывать не хочу. Но псины, что важно сказать, по территории моего института расхаживать не будут. В этом я вас, коллеги и коллежки, уверяю. Эти землеройки против нашего научного…

— Я уверен, что это не почерк моего отца, твоего прадеда, – заявил Блэкспот, прерывая «да мы им всем щас наваляем» речь. Единорог решил обратиться к имеющимся на копытах фактам. – Наклон немного не такой. Точка над «и» с маленьким хвостиком у отца получалась, да. Но тут этот хвостик сделан в каждом случае по-разному. Видно, что пытались приноровиться, только не осилили. Дарственная – подделка. Только чтобы доказать это официально, нужно проводить графологическую экспертизу. То есть мне придётся поехать в фамильный замок, забрать оттуда отцовские записи, посимвольно сопоставить. До заката не успею.

— Забавно, – произнесла Везергласс, обложившаяся бумагами, которые любезно предоставили алмазные псы. – А в документах экспертизы указано, что почерк принадлежит ярлу Цианспоту с точностью… – Она прищурилась, вглядываясь в мелкий текст. – Девяносто восемь и триста семнадцать тысячных процента… Вот интересно, спецы из «ТиЛабс» в какой фамильный замок смотались за документами?

— Стоп, «ТиЛабс», ты сказала? – встрепенулся её муж. – Я пробовал через них верифицировать наработки по своей диссертации. Когда ещё пытался её писать. Ездил в Троттингем. Помнишь? – Он ожидал от супруги подтверждения, но получил исключительно нетерпеливый «давай к делу» жест. – Так вот, Блэкспот, Тритс, коллеги, знаете, кто неофициально спонсирует «ТиЛабс» и официально верифицирует там все свои исследования?

— Удиви нас, – ответил за себя и внука Блэкспот.

— «Троттингем Солюшенс».

— Не удивил, – констатировал бывший ярл. – Когда эти Джоги, наконец, уймутся?

— Зато теперь ясно как Селестин день, что эта байда поддельная, – сказала Везергласс, отталкивая копытом дарственную. – С этой семейки станется фальсифицировать официальные документы. Лишь бы подвести под стародавний закон и увидеть наш НИИ с замком на воротах.

Настала очередь заведующему архивным отделом, пегасу Шелвингу, изучить злосчастный свиток. Он вытащил из футляра круглые очки с толстыми линзами и начал крутить бумагу, изучая её край, имеющиеся разрывы, пытаясь согнуть листок в нескольких местах. Остальные собравшиеся терпеливо ждали выводов специалиста.

— Возможно искусственное состаривание бумаги, – сообщил пегас. – Пожелтение в местах разрыва наблюдается разного оттенка. Нет серо-чёрного грибка, ни одной точки скопления. На настоящих старых документах он всегда где-то появляется. Но в редких случаях при особых условиях хранения грибка нет, и желтизна неравномерная. Только химическая экспертиза скажет точно, насколько новый этот свиток. Можно также проверить чернила, – посоветовал Шелвинг. – Если они относятся к эпохе Цианспота, то у них состав отличается от нашего современного.

— Сколько времени займут экспертизы? – спросил Блэкспот у спеца по документам.

— Если начать немедленно, к утру будут готовы результаты, – не слишком уверенно произнёс пегас. – Реактивы есть, образцы есть. Но процессы разложения вещества в жидкости не быстрые.

— Надо ли говорить, что в этих экспертных мнениях, – снова обратилась к стопке «доказательств» Везергласс, – светочи из «ТиЛабс» датируют дарственную как стодевяностолетний подлинник. Дают плюс-минус пять лет. И даже указывают, что письменный слог и упоминаемые топонимы соответствуют эпохе правления ярла Цианспота.

Блэкспот и некоторые другие учёные сокрушённо покачали головами. Слово само собой перешло к начальнику службы безопасности.

— Короче, я перекрыл все подходы к КПП, – отчитался Паддок Уайлд. – Вооружённые охранники расставлены в три линии. При прорыве враг потеряет до семидесяти процентов личного состава. Наши потери составят пять-шесть сотрудников. Кроме того, у меня предложение заложить несколько антигравитационных ловушек на пути возможного наступления. Это даст время перегруппировать отряды охраны.

— Уайлд, а вы учли, что это алмазные псы?

— Обижаете, вице-директор. – К сарказму в голосе бывшего ярла бурый земнопони оказался невосприимчив. – На территории через равные промежутки размещены сейсмодатчики с сигнальными ракетами. Если попробуют подкопаться, то сразу станет видно, где именно. У меня готов план переброски отрядов на случай подземного вторжения. Я разбил всю территорию Стэйблриджа на сектора…

Паддок Уайлд говорил с таким упоением, словно диктовал мемуары давно отыгранного сражения. Вот только вместо того, чтобы вести записи, Блэкспот прервал земнопони:

— Не надо нам тут межвидовой битвы, Уайлд.

— Да не переживайте! Мы победим. Их там, по донесениям разведки, – последовал уважительный взгляд в сторону чейнджлинга-альбиноса, – всего двадцать боеспособных особей. При худшем сценарии наши потери будут…

— Уайлд, мне плевать на ваши сценарии! – жахнул копытом по столу Блэкспот. – Если сегодня кто-то пострадает, или, не приведи Гармония, погибнет… Это прецедент, из-за которого Научный совет, а может, даже сам канцлер Нейсей, начнёт расследование. Согласно закону о следственных делах в научной сфере, что заменил какую-то там директиву Шейда, на период расследования наш институт закроют, приостановив все проекты. Это для нас сплошные убытки, особенно критично для вас, доктор, – последовал утешительный жест в сторону Везергласс. – Принцессе Селестии придётся нам шесть грантов выдумать, чтобы это перекрыть. Или, что куда более вероятно, Иолиан Джог с Майндлифтом и прочими советными заседателями придумают причину нас заново не открывать.

— Сучаровы чары на этих Джогов! – сердечно пожелал Скоупрейдж. – Опять они нас загоняют в правовой тупик. Без законного выхода. Уйти нельзя. Бороться нельзя. Ничего нельзя!

— Неужели принцесса не вмешается? – спросила Соубонс.

— Я уже нескольких гонцов отправил Селестии, описав ситуацию. Но эквестрийские власти прибудут не раньше глубокой ночи. Когда всё уже начнётся. Или, не приведи Гармония, закончится. Хотя… – Блэкспот закусил губу. – Если наш вестник успеет добраться до Кантерлота, то Селестия солнце не опустит. Темнота не наступит, это даст нам время. Но это большое «если», учитывая расстояние и скорость посыльных.

— Говорила, что надо мою имитацию драконьего пламени задействовать, – недовольно произнесла Везергласс. – Ну и что, что она толком не работает. Как-нибудь подкрутила бы. Отчаянная ситуация же. Отчаянные меры.

— Много лет мы трудимся здесь, достижения всякие есть, – поддержала мнение коллеги зебра, начальник отдела зельетворчества. – Неужели ничего нет, что спасёт от нынешних бед?

— Мисс Замана, – полез отвечать Паддок Уайлд. – Я уже неоднократно намекал, что если мне позволят взять с десяток мин…

— А менее смертоносные разработки у нас есть? – поднял общий вопрос Блэкспот.

— Я так скажу, – сложила копыта Везергласс. – В нынешней ситуации, если мы не хотим никому навредить, проще будет разработать способ телепортировать весь Стэйблридж за пределы указанной в дарственной территории. Тут у меня хотя бы теоретические выкладки есть.

Поднялся всеобщий гул, вызванный попытками вспомнить, что из сотен разработок Стэйблриджа способно отвадить от местной земли алмазных псов. Блэкспот даже задумался о том, чтобы вытащить список, который он сочинял к заседанию нового Научного совета, и пройтись по пунктам. Сдержала его только необходимость присутствовать и контролировать воцарившийся в Зелёном зале балаган.

В общем гвалте и возгласах «да как такое возможно вообще?» не участвовали только Паддок Уайлд и Бзз, тихо обсуждавшие что-то на жучино-чейнджлинговом. Общаться на эквестрийском языке инсектоид упорно не желал, хотя у некоторых, вроде Скоупрейджа, давно зародилось стойкое подозрение, что такое в принципе возможно.

— Господа учёные! – крикнул Уайлд, когда его личная дискуссия завершилась. – Товарищи директора! – Он повернулся к Блэкспоту и стоявшему чуть поодаль Тритсу. – Если вы боитесь прецедентов, то у меня есть дополнение к моему плану обороны института. Я готов разработать наступательную стратегию вместо оборонительной. Начнём силами подразделения службы безопасности. К полуночи, как обещал Бзз, могут прибыть его сородичи. Для нашей поддержки. Ключевой момент: если мы не оставим живых свидетелей и скроем все следы прибытия этой блохастой ватаги, то против нас никто и не гавкнет.

Тишина в зале наступила сама по себе. Предложение было чересчур диким даже по шкале дикости Уайлда. Тритс нашёлся первым и отрицательно помотал головой. Блэкспот просто опустился на стул и словно попытался копытами вдавить глаза внутрь черепа.

— Терпеть не могу безвыходные ситуации!

— Да неужели? – голосом Бикер произнёс динамик. Большинство из вздрогнувших вздрогнули, поскольку не были готовы к подобному вмешательству. Блэкспот вздрогнул, так как не ожидал, что Призрак способна к демонстрации такого уровня сарказма.

— Если твой питающийся от кристаллов ум разработал для нас действенную стратегию, рады будем её услышать, – прозвучало со стороны единорога с чёрно-зелёной гривой.

— Хорошо, создатель. Вообще-то я проработала одну тысячу семьсот двадцать девять стратегий, исходя из хранящихся в базе знаний по поведению алмазных псов и с учётом действий каждого сотрудника НИИ в определённый момент времени. Количество ситуаций с отсутствующей корреляцией материального, морального или финансового ущерба – ноль процентов. Ситуаций с полным истреблением обозначенного противника без последствий для научного центра – ноль целых четыре десятых процента.

— Ну! – встряхнул копытами Паддок Уайлд. – Ноль четыре же больше, чем ноль! Вы ж как учёные не будете с этим спорить? Да?

— Я всё ещё продолжаю вычисления, – добавила Призрак. – Учитывая количество действующих субъектов, возможно десять в тридцатой степени вариантов развития ситуации.

— Всего-то! – присвистнула Везергласс.

— Ага, – удручённо кивнул Блэкспот. – Всё равно что перебирать комбинации в «Ста клетках».

— Я не занимаюсь прямым перебором, – пояснила система. – Это непозволительно длительный процесс. Моей памяти на него не хватит. Я игнорирую заведомо проигрышные варианты и оцениваю наиболее перспективные на несколько ходов вперёд. Лишь отдельные варианты я просматриваю до той или иной развязки.

— В «Ста клетках» у неё это неплохо получается, – заверил Блэкспот.

— Несмотря на тот факт, что вы меняете правила и прерываете игру, когда вам вздумается. – Даже на грани всеобщей катастрофы искусственная система не упустила возможность упрекнуть создателя.

Блэкспот хотел ответить механизму, чтобы тот не тратил ресурсы на пустую болтовню, но в этот момент его разум вычислил один вариант, который определённо не входил в перечень из десяти в тридцатой степени вариантов. Но который, в отличие от прямой агрессии и непротивления агрессии, мог сработать.

На этот раз Блэкспоту – видимо, потому что он пришёл один – позволили пройти к центральному кострищу и побеседовать с бароном Вульфом, не заставляя матёрого пса подниматься с кресла. Да тот, скорее всего, и сам не пожелал бы отвлекаться от распевания воодушевляющей песни и наблюдения за тем, как молодое поколение точит на специальных брёвнах когти. Одноглазый пёс считал, что сообщил работникам НИИ всё, что собирался. А вот Блэкспот явился, так как считал, что ему ещё есть, что сказать.

— Барон, если позволите, я хотел бы поговорить с вами. Как вожак с вожаком, – попросил серый единорог, изучая металлические предметы в лапах молодых псов, смахивающие на доспехи, шлемы и удлинители когтей.

Как и в прошлые разы, один безмолвный жест отправил практически всю стаю по телегам. В поле зрения осталась лишь пара коренастых особей, не скрывающих боеготовности, – для охраны предводителя от коварных замыслов пони.

— Говори, вожак. Пока солнце не закатилось. После уж не поговорим, – разрешил Вульф, прикладываясь к чашке, которую местные умельцы успели сварганить из присвоенного институтского железа.

— Бумага. Дарственная, которую вы нам отдали. Она поддельная. Не настоящая.

— А есть у меня бумаги одни. Что другое говорят. И я им буду верить. Твои-то слова мне что докажут? Дай такие же бумаги. Тяф! Чтобы вера в них была. Без бумаг – нет твоего мнения.

Блэкспот переместился так, чтобы стоять прямо перед алмазным псом. Вульф даже здоровым глазом не моргнул. Мускулистый пёс не сомневался, что при случае повалит жеребца одним ударом. А для защиты от всякого колдовства он держал в кружке горячее и едкое на вкус пойло, которым мог плеснуть в собеседника.

Но единорог не собирался внезапно атаковать. Хотя Блэкспот и подумал, что, будь на его месте Паддок Уайлд, непременно начался бы мордобой.

— Ты пойми, Блохспот-вожак, – взял слово Вульф. – Если бы между нами о каком-то камушке брильянтовом шла речь. До такой бы крайности мы бы не говорили. Но земля для моей стаи. Тяф! Это совсем другое. Со времён Шакра-вожака не было у нас места, что вы называете домом. Всюду мы кочуем, всюду нас гонят. Все наши стаи гонят из ваших краёв. Ну а мне, р-гаф, желаемо совершить что-то путное для своих щенков. Пусть хоть они не таскаются и не глотают дорожную пылищу. Разве ж мы много просим?

Блэкспот был бы рад пофилософствовать о понятиях «земля», «дом» или «семья». Но по имеющемуся у него хронометру выходило, что через несколько минут день сменится ночью. Если гонец из Стэйблриджа не достиг Кантерлота. А Блэкспот надеялся, что тот достиг. И что следующий, отправленный несколько минут назад, тоже доберётся без задержки.

— Вульф, вы умны, – сказал единорог. – И как умный представитель своего вида, вы прекрасно осознаёте, что документ поддельный. И он ничего не стоит. Тем более не стоит страданий вашей стаи. Если мы в научном центре дадим вам бой. А у нас есть специалисты. Скольких вы готовы потерять ради листка бумаги? А если мы, следуя государственным законам, вам уступим, так как не в силах прямо сейчас доказать фальшивость документа… Мы официально докажем её завтра или послезавтра. Законно выгоним вас с этой земли. Но за это время, скорее всего, те, кто вас подначивают, те, кто подсунул вам дарственную, причинят значительный ущерб. Нам. Потому что на вашу стаю и её будущее им вообще наплевать.

Барон алмазных псов сидел неподвижно, вперив в серого единорога взгляд единственного глаза. Он был поистине нечитаемым собеседником. Что, наверное, и позволило ему стать вожаком. Соперники, как его собственные подросшие щенки, так и пришлые псы, просто не могли угадать, когда Вульф сорвётся с места, чтобы отстоять своё главенство и потасканную, не застёгивающуюся жилетку лидера.

— Любые наши действия, – продолжал Блэкспот, – в настоящий момент приведут к тому, что пострадает и ваша стая, и моя. Но я могу предложить вам, как умному вожаку, сделку. При которой все разойдутся довольные и счастливые. Обеспеченные, в вашем случае, землёй для жизни. В моём случае – спокойным рабочим процессом…

На последней фразе произошло то, чего Блэкспот искренне опасался. Стены Стэйблриджа, а сразу после и внешний испытательный полигон, накрыла темнота. Глаз алмазного пса на мгновение дёрнулся, провожая за горизонт диск дневного светила. Но единственное, что барон Вульф сделал после этого – отхлебнул ещё немного напитка из кружки. Никаких указующих движений лапами не последовало, и вся Лупусская стая послушно сидела на месте даже после наступившего заката.

— Я слушаю про твою сделку, – произнёс пёс-вожак.

— Прошу! – провозгласил Блэкспот, демонстрируя толпе у контрольно-пропускного пункта два только что подписанных экземпляра одного документа. Алмазные псы, впереди которых высилась фигура барона Вульфа, сдержанно перешёптывались и, как думалось стоявшей по правую сторону от начальника доктору Везергласс, искали, чего бы ещё стянуть перед отбытием.

Одну пачку бумаг вместе с канцелярской скрепкой выхватил из магического поля молодой щенок, после чего передал документы вожаку. Вторую копию Блэкспот торжественно вручил Шелвингу – хранить до прибытия принцессы Селестии, которая на всякий случай пересмотрела своё расписание, намереваясь прилететь после полудня в Стэйблридж.

— С высочайшего дозволения принцессы Селестии, – декламировал Блэкспот, для пущей важности забравшись на небольшой деревянный подиум, – сегодня с восьми до девяти часов был приостановлен закон, упраздняющий деятельность ярлов Эквестрии. Будучи Блэкспотом, сыном и наследником Цианспота, ярла западной и центральной областей Эквестрии, будучи полноправным ярлом западной и центральной областей Эквестрии, я составил и подписал полностью законные указы, получающие априорное утверждение инстанциями в Кантерлоте. Первый указ официально отменяет распоряжение моего отца, ярла Цианспота, касающееся выделения территории Лупусской стае и вожаку Шакру два века назад.

Барон Вульф, успевший за прошедшую спокойную ночь прикрутить на свой жилет новую золотую бляху, любовался первой из сверкающих белизной страниц.

— Дарственная отменяется вне зависимости от признания её подлинной либо фальшивой, что отражено в указе, – продолжал Блэкспот. – Далее. На правах законного ярла западной и центральной Эквестрии я издал второй указ. Согласно этому распоряжению, барону Вульфу и Лупусской стае предоставляется для проживания территория аналогичной площади, находящаяся по ту сторону от Белохвостого леса.

— Где, слава Гармонии, никто не живёт и дорог проезжих нету, – пробурчал Паддок Уайлд, стоявший в первых рядах позади начальника.

Тем временем стая алмазных псов принялась лаять и выть, что, как были осведомлены представители НИИ, было выражением одобрения, но, несмотря на это, все присутствующие пони дружно вздрогнули. Гомон сородичей, по традиции, прервал своим жестом Вульф.

— Мы, р-гаф, благодарны вам, Блэхспот, за проявленное внимание к ситуации вокруг нас.

Двукратно бывший ярл улыбнулся в ответ на попытку алмазного пса правильно произнести его имя. Он высоко оценил этот жест.

— Моя обязанность как потомка ярлов – заботиться о своих подданных. Хотя бы один день с восьми до девяти утра.

— Вы это. Заходите, если что, – произнёс в качестве прощальной речи Вульф. – В нашей стае всегда будут рады вам.

Две толпы – копытных и псовых – медленно разошлись в разные стороны. За тем, как стая нагружает барахлом телеги и укатывает прочь, остались пристально наблюдать охранные подразделения во главе с Уайлдом. Остальные учёные поспешили перевести дыхание, поздравить друг друга с очередной победой на правовом поле и вернуться к рабочим обязанностям.

Больше всего поздравлений досталось, конечно же, серому единорогу.

— Ох, да, я ведь совсем позабыл, – в ответ на очередную признательность Блэкспот вытащил из внутреннего кармана сделанного «под старину» камзола ещё один, менее внушительный свиток. – Мой третий указ, который я успел составить за предоставленный мне час. – Единорог магией развернул бумагу и торжественно зачитал: – «Именем своим я, ярл земель западных и низинных, Блэкспот, повелеваю, чтобы подданные мои с сего дня и до скончания веков именовали отхожие места в своих домах не иначе как «семейство Джог». Соблюдать повсеместно и неукоснительно». Дата, подпись.

Последние слова буквально утонули в раскатах хохота, который заставил охранников у КПП оборачиваться и вздыхать, что они пропускают самое интересное.

— Ух, ё! – вытер проступившую слезинку Скоупрейдж. – Пойти, что ли, во исполнение закона, проведать семейство Джог? – Чёрного единорога опять начало трясти от смеха.

— Не слишком ли вы превысили возвращённые на час полномочия? – спросила Везергласс. – Не боитесь, что принцесса сделает вам выговор, когда прибудет и прочитает это?

У Блэкспота на этот случай было готово предположение:

— Уверен, принцесса Селестия отменит сей указ. Сразу после того, как отсмеётся…

К кольцу повозок приблизилась ещё одна – величавого вида, с позолотой и характерными для Троттингема колпаками на колёсах. Карету после остановки покинули двое земнопони, порядком измотанные многочасовым скитанием по окрестностям в поисках лагеря алмазных псов. Четверо возничих – как на подбор коренастые жеребцы с причёсками, напоминавшими плюмаж кантерлотских стражников, – шагали позади своего начальства, придавая небольшой делегации внушительности.

Пассажиры кареты не сильно различались по возрасту. Один обладал высоким ростом и медленным шагом. Другой был низенький, коренастый и быстро семенил ногами. Оба, словно иллюстрируя кровное родство, строили очень схожее выражение морд. Такое выражение присутствовало у личностей, считавших, что всё в мире, включая мерцание звёзд на ночном небе, свершается если не по их воле, то с их дозволения.

Барон Вульф в неизменных рубахе и жилете ожидал земнопони у прохода между повозок. Алмазный пёс, несомненно, уведомлённый о пожаловавших гостях, занимался тем, что лениво покусывал какую-то травинку. Позади него подчинённая стая предавалась очередным песне-пляскам вокруг ярко освещавшего местность костра.

— Ты, рассадник блох! Мы о чём договаривались? – вместо приветствия выдал высокий земнопони, именовавшийся Дэфлашем Джогом.

Барон Вульф неспешно переместил травинку в другой угол пасти. Этим его реакция на оскорбление и ограничилась.

— У нас было соглашение, – заметил низкий земнопони, Эбраиш Джог. – Мы месяц делали для тебя клятую дарственную. Неотличимую от подлинных документов. Мы тебе два ящика самоцветов заплатили. Надо было всего лишь выжить из Стэйблриджа его хозяев. Чтобы мы пригнали бульдозеры и сровняли там всё. Или тебе надо было лишь вынудить этих слабаков учёных на агрессию. Чтобы был повод их прикрыть.

— Почему ты ничего этого не сделал, дворняга безродная? – добавил менее сдержанный брат.

Одноглазый вожак стаи был всё так же поглощён травинкой.

— Ну, не сделал и не сделал, р-гаф, – признал он, когда жеребцы практически дошли до точки молчаливого кипения. – Бывает.

— Б-бывает? – захлёбывался яростью Дэфлаш Джог. – Ты… Ты… Псина! Верни наши два ящика самоцветов!

Вот тут для барона пришла пора оживиться.

— Какие самоцветы? – Он повернулся к своей стае. – Вы какие-нибудь самоцветы видели?

Стая псов, на половине из которых висели весьма характерные украшения, дружно помотала головами, отрицая очевидное. Вульф с видом консьержа, стоящего у запертой двери, повернулся к пони.

— Вообще не понимаю, о чём вы толкуете.

Старший из братьев с шумом выпустил воздух через ноздри и начал бить копытом по земле. К счастью для многих, Эбраиш заметил мгновенно появившиеся позади Вульфа скалящиеся морды и чуть ли не за хвост оттащил импульсивного родственника назад. Даже при наличии четверых мускулистых сопровождающих кидаться на такую ватагу было верхом безумия. Вся компания пони предпочла более-менее организованно отступить.

— Ты перед моим отцом будешь за это отвечать, рвань! – стращал Дэфлаш с расстояния, откуда псы могли ему угрожать лишь улюлюканьем и неприличными жестами, намекавшими на крайне тесные взаимоотношения двух жеребцов. – Ненавижу этих псов!

— Не будет наш отец с ним связываться, – вздохнул Эбраиш. – Он и нам запрещал, помнишь? Говорил, что нельзя полагаться на этих грязных копателей.

— Но ведь верный был план! – почти как алмазный пёс взвыл Дэфлаш. – Если бы договорились не с этим облезлым кретином, а с другим... Стэйблридж по камешку бы развалили на радость отцу.

— Ещё развалим. Непременно развалим, – пообещал младший Джог. – Вот только придумаем, как объяснить папе исчезнувшие ящики с самоцветами.

Шестеро пони остановились. Не столько из-за повисшего в воздухе вопроса, сколько из-за вида транспорта, на котором Джоги приехали буквально несколько минут назад. Если тогда это была карета, то сейчас от неё осталось лишь дно и четыре колеса на осях – естественно, без колпаков. Всё остальное под покровом ночной тьмы сгинуло, скорее всего, в направлении зияющих рядом нор, второй выход из которых следовало искать в лагере барона Вульфа. Впрочем, вожаку алмазных псов сложно было отказать в иронии: сохранившихся частей кареты хватало именно на то, чтобы гости благополучно убрались, откуда приехали.

Глава 12. Тихий ужас

Вернувшись в Стэйблридж, Блэкспот и Силлиест Тритс обнаруживают НИИ в катастрофическом запустении.

Два единорога – старый и молодой, но очень старый, – выбирая между поездкой и прогулкой от железнодорожной станции до научного центра, выбрали последнее. Природа помогла им определиться дважды. Первый раз, когда подарила крепкий сон, хорошее самочувствие с утра и уверенность в собственной выносливости. Второй – когда создала густые зелёные кроны, лёгкий прохладный ветерок, многообразие бабочек, кузнечиков и мелких грызунов, наблюдение за которыми скрашивало путь. Кроме того, оба начальника НИИ оттягивали возвращение в Стэйблридж просто потому, что знали: как только стены учреждения окажутся на расстоянии прямой видимости, единорогам на плечи свалится миллион проблем, порождённых не замедляющимся прогрессом и не лечащейся кривокопытностью.

Радость вызывало уже то, что нашёлся благовидный предлог временно сменить обстановку. Пара директоров решила проводить до самого Понивилля гостью, помогавшую сотрудникам зоосада с навыками зверино-птичьей коммуникации. Конечно, будь на месте Флаттершай выпускница Балтимэйрского колледжа или ветеринар-самоучка, её проводы завершились бы на станции отправления, если не у шлагбаума КПП. Но Силлиест Тритс не мог упустить возможности ещё раз пообщаться с жёлтой пегаской, а заодно и с её подругами. Блэкспота внук потащил за собой якобы для оценки уникального понивилльского дерева-замка. Истинные планы седого единорога раскрылись только на обратном пути.

— А я бы сказал, что у вас, как бы это, много общего, – Силлиест Тритс упрямо продолжил начатую ранее и неоднократно пресекаемую Блэкспотом тему.

— Не вижу ничего общего, – столь же упрямо парировал родственник.

— Ну, как же? У тебя и у неё аристократические замашки. Мощный магический потенциал. Периодическое желание контролировать сознание других пони.

Блэкспот заскрипел зубами. У него в данный момент появилось желание взять под контроль сознание внука – лишь бы заставить его вытянуть губы трубочкой и помолчать. Но увы, артефакт, позволявший ярлу манипулировать чужим разумом, сначала был сломан, потом неправильно восстановлен, потом – чтобы не допустить новых экспериментов Скоупрейджа –расплавлен под личным надзором его создателя.

— Мне не нравится запускать воздушных змеев, – выдавил из себя Блэкспот. – Так что мы определённо не сойдёмся. При всём твоём желании.

— Зато ты кьютимарки чужие собираешь…

— Так, – резко остановился Блэкспот. – Если ты про мой профессорский проект…

— Про что же ещё?

— Там смысл не в присваивании кьютимарок! А в переносе особого таланта на других пони. На ограниченное время. Нужен тебе талант садовника на один день? Можно. Хочешь освоить завивку гривы? Заимствуй врождённый талант у профессионала. Вот суть! – объяснял серый единорог спокойно слушающему внуку. – Но можешь не переживать по этому поводу. Я месяц впустую бился над этим проектом.

— Помню-помню. Весь Стэйблридж гудел об этом. Да… И хочешь верь, не хочешь – тоже верь. Как бы, многие с нетерпением ждут, когда же ты свой чудо-копир кьютимарок закончишь.

— Никогда, – отрезал Блэкспот. – Увы. Устройство не работает, в общем. Там столько неправильного побочного колдовства… Я лет пять буду этот прототип в должное состояние приводить.

— Ну, это тебе одно занятие, – сказал Силлиест Тритс, продолжив путь. – А второе всё-таки предлагаю найти в сфере личного быта. Начав с пары писем. Пары встреч. Не ври, что ты утратил к этому интерес. Да, ты из-за воздействия Элементов Гармонии старше… С чем бы сравнить?.. Ну, вот, дороги через этот лес. Но биологически тебе где-то под пятьдесят. Мда. А поэтому я не готов смириться, что у меня не появится новая бабушка…

Силлиест Тритс перешёл на лёгкую рысь, потому что его предок вдруг понял, что решать миллион проблем в НИИ «Стэйблридж» ему предпочтительнее, чем реагировать на одну старую и надоедливую.

— Сначала ты на моё директорское кресло влез. А теперь в мою личную жизнь нос суёшь? Кто воспитал тебя таким наглым? – возмущался бывший ярл. Но внук тоже возмущался, причём его причины обеспечили более высокий градус негодования.

— Ты, какой ни есть баран, но последний представитель. Своей династии. Династии Спот. После тебя уже никого не останется. Я по материнской линии. В счёт не иду. Как бы. И я не хочу, чтобы такая великая семья закончилась. Так что подумай о наследниках. О наследии.

— И так уже наследил прилично…

Бранящиеся родственники вылетели на опушку леса, за которой находилось массивное здание Стэйблриджа и – с недавних пор – не менее массивное сооружение, где лучшие умы и прямейшие копыта отдела прикладной магии собирали прототип двигателя для транспортного средства «Феникс-2». Обычно работа бригад под руководством Везергласс напоминала растревоженный муравейник, а по уровню производимого шума приближалась к трекам Винил Скрэтч, воспроизводимым одновременно.

Но в светлый погожий денёк два единорога видели впереди пустующий испытательный полигон, отмеченный остовами будущих баков для топлива и сопл. И по-прежнему слышали лишь треск сверчков, щебетание птиц и шум листвы. Ни одной фигурки, лазящей по металлическим конструкциям, ни одной телеги, курсирующей между зданием НИИ и внешней площадкой. Ничего свидетельствующего, что доктор Везергласс усиленно пытается воплотить задумку всей своей жизни.

— Это называется «начальство уехало», – прокомментировал картину запустения Блэкспот. – Все решили взять выходной?

— Непохоже на Гласси, – заметил Силлиест Тритс. – У неё по средствам всего один шанс достроить своего «Феникса». Даже в выходные, даже в праздники – она бы от него не отошла. У неё даже обед на строительных лесах проходит.

— Согласен. Видимо, что-то случилось, раз её бригада сидит в НИИ.

Путешественники, не сговариваясь, пошли быстрее, отмечая попадающиеся им на пути пустые и заполненные грузовые телеги, брошенные без какой-либо охраны. На одном возке Блэкспот углядел недоеденный бутерброд с зачерствевшим сыром и опрокинутую в явной спешке бутыль с водой. Это вызвало у него лёгкое волнение, которое в разы усилилось при виде пустующей будки на КПП-1 и сброшенного на землю шлагбаума.

— Так, я могу поверить, что в море водится буньип величиной с дирижабль. Но что подчинённые Паддока Уайлда покинули пост охраны… Вот это нуждается в серьёзных объяснениях.

— У кого бы их получить? – спросил Силлиест Тритс, ступивший на каменную мостовую научного центра.

Внутренние улицы Стэйблриджа, в котором работало почти полторы сотни учёных пони, пустовали, лишённые даже эха голосов и суеты. Дома стояли закрытые, большинство окон было наглухо зашторено, а в Гостевом доме, в тени которого сейчас находилась пара единорогов, закрыли все ставни на всех этажах. Ни дымка над центральной котельной, ни облачка пара над крышей отдела зельетворчества – научный центр выглядел так, словно Блэкспот и Тритс оказались первыми пони, заглянувшими в гости за последнюю пару недель.

— Шутить изволите? – неизвестно у кого поинтересовался серый единорог. После чего распахнул дверь КПП и начал водить копытами над панелью внутренней связи. – Призрак, ответь!.. Призрак! Этого ещё не хватало… Призрак, запрос создателя, жду ответа!

— Дела. Даже призраки наш НИИ покинули, – сказал Силлиест Тритс, пока его дедушка вслушивался в серию коротких сигналов, выдаваемых динамиком.

— Похоже, энергосистема НИИ отключилась, – сообщил единорог с чёрно-зелёной гривой. – Автосигналка передаёт, что Призрак перешла на резервный источник питания и сейчас в режиме глубокого сна. Пока не подадим энергию, половина вещей в НИИ работать не будет.

— Половина вещей – право, не проблема. Почему у нас в два раза больше чем половина пони не работает?

— Не знаю! У них нет автосигналки! – раздражённо ответил Блэкспот.

— А по мне, так есть.

Тритс поднял голову, и с его рога сорвался мощный импульс, похожий на синего цвета волну, совершенно беззвучную и не сдерживаемую никакими преградами. Волна отошла от колдуна на сотню метров, после чего её край взметнулся вверх, и она обрушилась на единорога как на заядлого сёрфингиста. С той лишь разницей, что моментально истаяла, едва коснувшись загривка.

— Так-так. Сорок с чем-то живых организмов, – констатировал чародей. – Крупные. Очевидно, наши. Ближайший в Гостевом доме. Проведаем?

Блэкспот ответил однозначным согласием. Ему не терпелось увидеть хоть кого-то из сотрудников и понять, в каком они состоянии. По возможности помочь, спасти, пусть его медицинские знания и были мизерными.

Только вот добраться до ближайшего живого существа оказалось не так-то просто. Некто, судя по заклинанию, находился в подсобном помещении Гостевого дома, чуть дальше стойки, где висели все ключи от комнат. И он прятался за завалами из собранной со всего этажа мебели – баррикадой настолько основательной, что Блэкспот не сразу нашёл лавочку, которую можно было подцепить, чтобы ослабить конструкцию.

Заглянув в помещение и осветив его заклинанием, единорог разглядел фигурку в дальнем углу, в глазах которой отразился свет чар. Судя по одежде и руинам некогда сложной причёски, Блэкспот смотрел на Стор Фрифт, заведующую Гостевым домом. Судя по тому, как она смотрела в сторону единорога и как, сжавшись, забилась в угол – состояние земнопони отличалось от нормального. Даже с кьютимаркой у начальницы Гостевого дома что-то произошло – она перестала походить на привычную связку ключей и напоминала три разделённые надвое кляксы.

— Мисс Фрифт. Это я, Блэкспот. Не бойтесь! Тут ничего опасного нет. Выходите!

Призывы не подействовали. Вернее, эффект оказался противоположен ожидаемому. Заслышав голос, пони задрожала и попыталась отползти ещё дальше. Пустой взгляд её сверкающих отражённым светом глаз с расширившимися во всю радужку зрачками позволял предположить, что Стор Фрифт вообще не узнала главу НИИ.

Блэкспот уже было собрался уничтожить остатки баррикады и подойти ближе, но в этот момент внук положил ему копыто на плечо.

— Оставь. Не трогай, – попросил Тритс. – Боюсь, как бы чего не вышло… Мда... Кажется, они тут все такие. Напуганные, так-то вот. Прячущиеся. Все, кого я чувствую, пребывают в панике.

— Что их могло так напугать? До такого состояния?

— Не знаю. Но, право слово, у этого должна быть предыстория. Медицинская, – ответил Тритс, недвусмысленно намекая, в какую часть НИИ предлагает отправиться.

Картина в медицинском крыле начальников не обрадовала. Для начала, чтобы вообще хоть что-то увидеть, им пришлось вовсю использовать осветительные чары. И при свете заклинаний рассматривать лежащую на полу дверь с надписью «ЛК-19», служившую защитой для стэйблриджского изолятора.

— Мать честная, – выдал Силлиест Тритс. – Это ж кем надо быть, чтобы такую дверь… Нехилую такую дверь. Откормленную дверь мира дверей, я бы сказал. Чтобы её с петель снести?

— Не знаю, – честно признался Блэкспот. – Но я не хочу встречаться с тем, что отсюда вырвалось.

Единороги, минуя ограждения и завалы из коек, подставок для капельниц и разной медицинской техники, направились в кабинет главврача Соубонс. Попутно считали количество пони, прятавшихся под кроватями, в шкафах, на шкафах или в тёмных углах помещений. Ни один из обнаруженных субъектов не отозвался на своё имя – все лишь отсвечивали в темноте расширившимися от ужаса зрачками.

Исключением не стала и доктор Соубонс, перевернувшая в своём кабинете диван и забившаяся в треугольное пространство между ним и полом. Вытаскивать её оттуда силой либо магией было бесполезно – дар речи и мысли у единорожки словно пропал. Блэкспоту оставалось лишь надеяться, что в записях доктора хранится какая-нибудь подсказка, ключ, проясняющий царящий в НИИ бардак.

Нужную вещь нашёл Силлиест Тритс, осматривавший пространство вокруг стола. Причём он уведомил спутника о находке, издав неожиданный и громкий возглас – настолько неожиданный и такой громкий, что Блэкспот вздрогнул. На одно краткое мгновение ему захотелось метнуться прочь из кабинета, подальше от страшных звуков и существ, их издающих. Но усилием воли единорог не сдвинулся с места, мимоходом отметив, как забилась ещё глубже в своё «убежище» Соубонс.

— У меня есть подозрение, – озвучил свою мысль бывший ярл, – что с нами начинает происходить то же, что случилось с остальными.

— Д-да, – кивнул его внук. Но пару секунд до этого Силлиест Тритс смотрел на родственника так, будто совершенно его не узнавал. Похожий взгляд Блэкспот сегодня видел повсюду. Этот длился недолго, но о многом свидетельствовал.

— Что ты нашёл? – спросил Блэкспот, чтобы преодолеть неприятный момент.

— Записи доктора. На них наклейка с вчерашним числом и пометкой «важно».

Седовласый единорог поднял компактную пластинку для записывающего устройства, которое придумали в Стэйблридже, устав от гор виниловых дисков. Устройство воспроизведения располагалось на столе доктора и, к радости Блэкспота, относилось к той экспериментальной модели, которую можно было запускать внешним потоком магии. Силлиест Тритс осторожно положил пластинку внутрь прибора и зафиксировал иголку проигрывателя, а его более могущественный предок зарядил заклинанием адаптер.

Тишину врачебного кабинета прорезал голос Соубонс:

«Запись первая. Сто семьдесят шестой день года, утро. Говорит главврач НИИ «Стэйблридж» Соубонс. Я делаю эти записи на случай, если мне не удастся узнать причину феномена, воздействующего на сотрудников научного центра. В том числе и на меня… Всё началось сегодня утром. Один за другим ко мне начали обращаться пони с расстройствами психики. Наблюдались случаи истерики, беспричинной тревоги, подавления речи, аномальной застенчивости, кратковременной потери памяти. Спектр симптомов под стандартные заболевания не подходит, анамнез больных не выявил других общих характеристик. Первые больные пришли из зоосада. Да, сначала четверо, потом, через одного, ещё двое. Но последние двое жаловались на то, что слышат какие-то звуки. Напоминающие голоса. Необходимо их осмотреть, полноценно исследовать их нервную систему. Надеюсь, для этого есть достаточно времени…»

Прибор воспроизводил записи одну за другой, сопровождая переходы коротким сухим щелчком. И в каждой следующей всё сильнее чувствовалось, что их автор прилагает всё больше усилий, чтобы вообще что-то произносить. Дыхание Соубонс участилось, паузы тянулись дольше. В какие-то моменты она с шумом втягивала воздух, словно опасаясь, что рядом с ней происходит нечто страшное. Страшное, возможно, и вправду происходило, так как на второй и третьей записи удалось разобрать какой-то фоновый шум.

«Запись вторая. Час спустя. Психомоторика пациентов ухудшается. Состояние медперсонала вызывает опасение. Скоро они утратят способность помогать пациентам… Мои симптомы прогрессируют. Я чувствую страх, когда кто-то появляется в кабинете или проходит мимо. Чувство паники идентично аналогичному у всех сотрудников… Есть только один пациент, имеющий иные отклонения поведения. Паддок Уайлд. Зафиксирована повышенная агрессивность, раздражительность, ОКР, завышенная самооценка. Ради безопасности окружающих мне удалось убедить Уайлда отправиться в изолятор. Он понял мою просьбу, хотя его мыслительные процессы заторможены… Как и у всех. Как и у меня…»

Блэкспот и Тритс переглянулись. Секрет «ЛК-19» в какой-то степени был раскрыт. Что не уменьшало количество вопросов. Но Соубонс, судя по записям, при всём желании не могла предоставить ответы. И стремительно теряла такую способность.

«Запись третья. Ещё час прошёл. Сотрудники НИИ общаются со мной всё реже. Их поведение всё менее предсказуемо. Работа научного центра прекращена. Пони боятся нажимать кнопки, поворачивать тумблеры… Даже открывать двери… Я ни на кого не могу рассчитывать… Мне лично пришлось подключать резервный генератор к томографу, чтобы разогнать его без помощи ассистентов. Ещё бы заставить себя сделать снимки своей головы… Мне страшно туда лезть. Я боюсь обычного медицинского прибора. Невероятно… Но надо… Надо изучить себя… Поискать лекарство… Мне надо подумать…»

С каждым следующим щелчком Блэкспот боялся, что поток информации прервётся, и он вместе с внуком окажется в такой же западне, в которой оказалась Соубонс. Из которой не выбралась. Единорог мысленно отсчитывал минуты – в настоящий момент, с учётом проведённого на территории НИИ времени, они с внуком приближались к стадии, описанной в записи номер два.

«Запись четвёртая… Кажется… Кажется, последняя была час назад… Может больше… Я не следила. Заперлась в кабинете. До того сумела сделать объявление по громкой связи, чтобы все сидели дома… Я искала ответы. Просматривала снимки деятельности мозга. Кажется… Я не уверена… Есть что-то в зоне внутреннего уха… В таламусе… Идёт влияние на лобную долю, на центр поведения… Я пытаюсь вспомнить аналогичные случаи… Может… Не уверена, но… Наверное, это внешнее воздействие… Должен быть источник… Какой-то…»

Силлиест Тритс перебирал в уме магические воздействия, с которыми ему доводилось – на личном опыте или хотя бы в теории – иметь дело за свою жизнь. Подобных эффектов он никогда не наблюдал. И всё же маленький повод для радости у единорога имелся: если источник проблем был, то вряд ли находился за пределами Стэйблриджа. Скорее всего, следуя местной традиции, кто-то напортачил с оборудованием, с артефактами – и получил неожиданный массовый травмирующий эффект.

«Запись… номер… не помню… не важно… Я теряю контроль… забываю обо всём на свете… Мне страшно… Хочется спрятаться… Но я должна закончить… Снотворное… Ключ во сне… Глубокий сон должен отменить эффект воздействия… Если устранить источник… Если… Я не уверена… Надеюсь, что так… Если я посплю… Надо хотя бы попытаться…»

Нынешнее состояние доктора подсказывало единорогам, что либо до сна дело не дошло, либо он не помог в той степени, на которую рассчитывала Соубонс. Тем временем игла проигрывателя зацепила последние бороздки на пластинке:

«Я… Я… Должна…» – Голос на записи был настолько тихим и лишённым твёрдости, что с трудом удалось понять, что именно говорит главврач. – «Я… Простите…» – С характерным щелчком последняя запись завершилась, снова погрузив слушателей в пустую, гнетущую тишину.

— Спасибо, доктор. – Взгляд серого единорога устремился в сторону испуганного существа, скрывающегося под диваном. – Спасибо за то, что пытались сообщить нужные сведения. Надеюсь, их окажется достаточно.

— У них до потери себя было четыре-пять часов, – заметил Тритс. – Как-то так. У нас уже меньше. И я не понимаю, что требуется сделать. Мне не нравится, что я этого не понимаю. – Тело пони сотрясла мелкая дрожь, не свойственная его характеру. – Что делать? Что же делать?

— Глубокое дыхание и никакой паники! – потребовал Блэкспот. – Мы располагаем информацией и должны решить, как рационально ею воспользоваться… Но мы ограничены по времени. Эх, если бы получилось восстановить подачу энергии на цокольный этаж! Призрак сумела бы найти решение. Или хотя бы подать сигнал бедствия.

— Не понимаю, почему Соубонс не обратилась к Призраку за помощью? – Теперь уже Тритс смотрел на перевёрнутый диван, из-под которого доносилось шуршание.

— А я понимаю, – опустил голову Блэкспот. – Прекрасно понимаю. Соубонс подписывала свидетельство о смерти профессора Бикер. И организовала похороны своей подруги. И общаться с искусственной системой, присвоившей её голос... Соубонс честно мне призналась, что не может себя к этому принудить. Поэтому, – серый единорог ткнул копытом в стену, – здесь даже устройства вызова нет…

Блэкспот осёкся, так как расслышал какой-то отдалённый шум в коридоре. То ли лязг, то ли шипение. Беззвучной поступью он приблизился к дверному проёму, немного приоткрыл дверь и выглянул. Не увидел ничего, кроме коридора с парой тусклых аварийных ламп, и не услышал никаких дополнительных лязганий. Но мелко дрожать не перестал.

— Глубокое дыхание! Никакой паники! – неуверенно повторил Блэкспот. – Нужно поставить себе задачу и выполнить её. Тогда станет не до тревог.

— Ты, вроде, говорил про обеспечение. Энергетицкое обеспечение. Давай выполним, как бы, задачу по его восстановлению.

Продолжавший высматривать опасность в тенях медицинских коридоров Блэкспот молча кивнул.

Фактический начальник НИИ едва не рухнул на подгибающиеся передние ноги, когда увидел, во что превратилась энергетическая подстанция. Кто-то последовательно и основательно вымещал эмоции на сочленениях энергопроводящих линий, реле и коробах генераторов. Некоторых важных кусков металла и уплотнённого каучука вообще нигде не было видно. И, что печалило Блэкспота сильнее всего, – никакое руководство не помогло бы устранить повреждения за оставшееся у пока ещё разумных единорогов время.

— Как я понимаю, – полушёпотом произнёс Тритс, – пока не получим высшее инженерно-техническое, или вроде того, суваться сюда нет смысла, да?

Шептал седой жеребец не случайно. Ему, а иногда и Блэкспоту тоже, мерещились всякие звуки, вроде топота, скрежета, звона железок. Но источник этого шума на глаза не попадался, заставляя единорогов героически убеждать себя, что им просто мерещится.

— Да. Даже при наличии запчастей ремонт затянется, – печально и столь же тихо ответил Блэкспот. – Проблему придётся решать своими мозгами и копытами. – Он адресовал внуку чуть ли не умоляющий взгляд. – У тебя появилась догадка, что всё-таки здесь случилось?

Силлиест Тритс сокрушённо помотал головой.

— Разве что умозаключение, – произнёс он, отмечая, что длинное составное слово ему пришлось буквально вытаскивать из недр барахлящей памяти. – Очевидно, что на всех наших пони свалилась напасть. На всех. Вообще. На зебров тоже. Но что случилось с не-пони? Может статься, его состояние подсказку даст.

— Бзз, – моментально подхватил ход мыслей серый единорог. – Он тут совсем неподалёку обитает. На крыше котельной. Пара переулков, и можно к нему в гости заглянуть. – На его морде проступила первая за минувшие полтора часа улыбка. – Давай за мной.

На этот раз бывший ярл решил противопоставить своим страхам скорость и целеустремлённость. А ещё надеялся, что внук последует его примеру и хоть немного успокоится. Поэтому Блэкспот не показывал, что его вовсю гложут сомнения и опасения. Что если Бзза не будет в его обычном лежбище? Где его искать? Что если он вообще улетел прочь при первых признаках катастрофы? Что если ответы чейнджлинга-альбиноса будут непонятны? Что если он вообще ничем не сможет помочь? Что если именно он и виноват в случившемся? И всё происходящее – хитрый план королевы Кризалис по завоеванию Эквестрии?

Последняя паническая мысль даже заставила Блэкспота сбиться с шага. Но он выдернул себя из омута паранойи, вспомнив, что чейнджлинги получают подпитку от любви, а не от страха, что делает план по запугиванию сотрудников Стэйблриджа абсурдным.

Блэкспот добежал до лестницы из вбитых в стену металлических скоб. Некогда запасной путь для эвакуации теперь превратился в парадное крыльцо Бзза.

Отбросив страх, что чейнджлинг сейчас появится и скинет непрошеного гостя, серый единорог поставил переднее копыто на нижнюю ступень. После чего посмотрел на запыхавшегося внука. И оценил уровень шума, исходивший от последнего. Шум не совпадал с той какофонией, которая разносилась между домами научного центра. И, чтобы увидеть подлинный источник скрежета и грохота, Блэкспот посмотрел поверх холки Тритса в конец переулка.

По каменной мостовой шагало нечто. Нечто, скрывшее свою шерсть за кусками железа, скреплёнными проволокой. Нечто, додумавшееся вплести в грязно-серые волосы обрезки труб, шлангов и прочего технологического мусора, что делало четвероногий силуэт больше, загадочнее, страшнее. Существо, облачённое в неудобный на вид наряд, топало, било железками о камни и выло – так, как не подобает выть ни одному из копытных обитателей Эквестрии.

— Эт-то что? – тихо пискнул Силлиест Тритс, которого шум, издаваемый движущейся кучей хлама, вынудил развернуться.

У Блэкспота имелось предположение, которое стало уверенностью, когда фигура повернулась в их сторону и под импровизированной налобной пластиной – где при желании можно было прочесть символы с энергощитка – мелькнул фрагмент бурой шкуры.

— Это Паддок Уайлд, – прошептал серый единорог.

Словно расслышав своё имя, облачённый в доспех из хлама пони взревел, усиливая производимый шум лязгом стальных накопытников по камням. Но взревел до дрожи осмысленно. И, дополняя картину своего уникального состояния, прошипел:

— Вот вы где, мои хорош-ш-шие… Не бойтес-с-сь, я вас-с-с не обижу…

После акустической атаки настала очередь физической – превративший себя в нечто трудноописуемое земнопони ломанулся в их сторону. Правдивость слов «я вас не обижу» Блэкспот решил не проверять, поэтому воспользовался спасением любого единорога – магией. Для начала он окутал телекинетическим полем внука и подбросил его вверх. Потом, почувствовав, что приступ паники вот-вот нарушит его концентрацию, попытался поднять на крышу себя. Но заклинание распалось на искры, оставив Блэкспота в бедственном положении – считанных метрах от громыхающей опасности. Повинуясь скорее инстинктам, нежели разуму, единорог прыгнул на лестницу и, цепляясь за скобы, в несколько судорожных движений вытянул себя наверх.

Он почувствовал, как под его задними ногами пронеслось нечто массивное и неповоротливое, и в то же время передними постарался увеличить расстояние между собой и земнопони в импровизированном доспехе. Блэкспот, как ему показалось, добрался до вершины лестницы быстрее, чем разогнавшаяся по жилам кровь позволила перевести дыхание.

Когда паническая одышка прошла, Блэкспот обнаружил, что слышит отдалённые голоса. Тихие, звонкие, почти шепчущие и перемежающиеся со странными звуками. Голоса доносились со стороны баррикады из ящиков, за которой не получалось рассмотреть логово учёного чейнджлинга. И судя по тому, как дёргал ушами Силлиест Тритс, он эти отрывистые призывы и односложные вопросы тоже слышит – невзирая на шум, который устроил внизу на улице потерявший свою цель Паддок Уайлд.

— Где же вы вс-с-се! Вых-х-ходите! Не прячьтес-с-сь! Почему вы прячетес-с-сь?.. – с шипением и присвистом выл начальник службы безопасности.

Блэкспот предпочёл не отвечать Уайлду и даже с безопасного расстояния побоялся взывать к личности земнопони. Интуиция подсказывала, что мозги жеребца, бегавшего в наряде из технологического мусора, основательно повредились. Как и у всех. Просто повредились иначе, поскольку до этого уже были повреждены.

Тем временем Силлиест Тритс медленно приблизился к завалу из ящиков, оказавшемуся стеной из птичьих скворечников и домиков для прочей мелкой живности, которая водилась в округе или относилась к домашним питомцам сотрудников. Кто-то очень заботливый постарался собрать в одном месте фауну НИИ и обеспечить каждого жильца необходимыми запасами зерна, овощей, лент и веточек для гнездования. И теперь этот кто-то, жужжа прозрачными крыльями, метался от одной коробки к другой, справляясь о нуждах и тревогах кошек, собак, мышей, жуков, пауков, птиц, кузнечиков и существа, которое шебуршало в коробке с опилками.

— Нет-нет, не бойтесь! Он не доберётся до вас, – убедительным и милым тоном говорил Бзз, от которого раньше не получалось добиться и пары слов приветствия. – Здесь вы в полной безопасности. Что, мистер Пиженс? Да-да, конечно, я могу слетать вам за водой. Сколько мне принести? Хотя я, право, не знаю, во что мне её набирать… Ах!

Вертящий головой чейнджлинг-альбинос, на которого обрушился хор издаваемых животными звуков, – Блэкспоту послышались в них возгласы «Смотрите!», «Кто там?», «Кто это?» – развернулся и отпрянул от внезапно появившихся перед ним пони. Из-за фасеточных глаз и ограниченной мимики единороги не могли угадать, удерёт ли Бзз прочь или ринется защищать питомцев. Но с ним, в отличие от дико шумевшего неподалёку Паддока Уайлда, хотя бы можно было общаться.

— Мы мирные. Никого не обидим. Бзз, нам бы просто поговорить, – быстро сказал Блэкспот. В ответ со стороны чейнджлинга прозвучал голосок, обладательница которого общалась с единорогом не далее как несколько часов назад.

— Какие странные существа. – Висящий в воздухе чейнджлинг слегка покачивался вверх-вниз. – Они похожи на того, кто преследовал нас. Но другие. Странно… Что-что, мистер Скрипп? – Инсектоид обратился с вопросом к кузнечику, издавшему нечто, походившее на «знаю». А потом перешедшему на вибрирующую трель, которую Бзз без проблем понял. – Они здесь живут? Они здесь работают?

Сразу несколько животных – в основном домашних, с ошейниками – начали лаять, мяукать или ухать, поддерживая заявление мистера Скриппа. Особенно старалась необычная зеленовато-серая канарейка, которая сделала несколько кругов над головой Силлиеста Тритса, своего заботливого хозяина.

Седой единорог сделал пару шагов по соломенному настилу.

— Тебе Бзз никого не напоминает, а? – спросил он у Блэкспота.

— Очень сильно напоминает, – ответил тот, не сводя взгляда со склонившего голову к плечу и прижавшего передние ноги к груди чейнджлинга. – Насколько мне помнится, с похожей персоной мы этим утром попрощались в Понивилле.

— Почему Бзз так усиленно, так сказать, копирует мисс Флаттершай? – тряхнул гривой Тритс.

— Не только он, – пробормотал Блэкспот. В его голове загадки дня наконец-то начали выстраиваться в картину, ускользнувшую из медицинских докладов Соубонс. – Весь НИИ копирует Флаттершай. Помнишь те кьютимарки в виде симметричных клякс? Я только сейчас понял, что это не кляксы с полоской. Это имитация бабочек. И у каждого их вырисовывается по три штуки.

— То есть… Это… Весь наш научный центр… Флаттершай?

— В чрезмерной версии, если говорить про черты характера. Если попытаться охарактеризовать Флаттершай, то она будет не очень смелой…

— Робкой, – добавил Тритс.

— Застенчивой. Пугливой.

— Способной понимать язык зверей и птиц, – закончил пожилой единорог.

Блэкспот, на которого внезапно снизошло озарение, сел крупом на скат крыши.

— О, нет!

— Твой копир кьютимарок? – предположил Силлиест Тритс.

— Очевидно, – кивнул Блэкспот. – Если предположить, что вместе с особым талантом прибор захватил все черты личности Флаттершай. Потом спроецировал их на пони в некоторой области. И при продолжительной активности сигнал аппарата мог возвести в абсолют новые аспекты личности, полностью подавив исходные. Сделав всех сверхпугливыми и до безумия робкими… – Блэкспот вздрогнул, потому что снизу на улице раздались грохот и тихое завывание. – Всех, кроме одного.

— Это ж насколько поломанный прототип ты сделал, чтобы такой кошмар получить? – сокрушённо спросил Силлиест Тритс. – И главное, где он теперь? Найти б его…

В этот момент зелёная канарейка, смотревшая на единорога с угла одного из ящиков, взлетела и зависла в воздухе над плечом пони.

— Да, Минти? – отреагировал на ней Тритс. – Что ты хочешь?

— Фьють! Ирр-фью! Фьюи-и-ить, фью-фью, – произнесла птица. Взгляд седого единорога слегка затуманился, пока его разум искал разгадку. Несколько секунд спустя в глазах старого учёного зажглись искры понимания.

— Наши зоологи, – перевёл Тритс, и Минти разразилась новой трелью. – Они работали с мисс Флаттершай. Пытались научиться от неё. Ясно дело, научиться языку животных и птиц. Дико провалились в этом плане. Для них ничего необычного. Но они не хотели огорчать её. Поэтому сказали ей, что уроки прошли удачно. Вот так вот. А сами пролезли на склад за твоим прототипом. Ты им хвастался. Постоянно. Они решили, что прибор их спасёт. Но, как видишь, он скопировал не только талант мисс Флаттершай. И… – Единорог прислушался к последней птичьей трели. – Копир кьютимарок в зоосаду. Всё ещё включён. Его некому было отрубить. Зоологи в больничку загремели. Что мы и так знаем. И до последнего не хотели признаваться. Дурни! Так всех подставить!

Силлиест Тритс поднял копыто, позволяя птичке усесться на него. И попытался что-то неумело почирикать. Минти, судя по наклону головы, акцент не разобрала, но умилительно потёрлась клювиком о твёрдую кромку копыта.

Блэкспот в это время смотрел в сторону сплошной внешней стены, которая скрывала отдельную, примыкающую к лесному массиву территорию. Там бывшие руководители НИИ распорядились создать зоологический сад – чтобы у животных имелось больше места, а какой-нибудь нерадивый лаборант не угодил в вольер, где обитал каменный крокодил.

— Сможешь телепортироваться в зоосад? – поинтересовался серый единорог. Скорченная внуком физиономия его не вдохновила.

— Я? Туда? Смилуйся, дедушка… Это мне и на здоровую голову не осилить. А сейчас я вообще не уверен. Есть ли у меня магия? Нет ли у меня магии? – Силлиест Тритс попробовал сплести какое-то заклинание, но его хватило лишь на пару искр с гаснущим шлейфом.

— Понятно, – выдохнул сквозь зубы Блэкспот. Ему предстояло озвучить вариант, который так не хотелось озвучивать. – Значит, придётся скакать по земле. – Он осёкся, потому что препятствие на пути этого плана громыхнуло чем-то в соседнем переулке. – Мимо нашего неусыпного стража…

— Неусыпного… – медленно, словно что-то вспоминая, повторил Силлиест Тритс. – Точно! Соубонс говорила. Если дать всем нашим поспать, они, как бы, вернутся. В прежний вид. Лучезарный вид.

— Да, но это не первая задача. Сначала – отключить мой проект. Его внутреннего заряда на пару дней хватит. Силли! – привлёк внимание внука Блэкспот. – Тебе надо добраться до зоосада, найти там похожее на большой камертон устройство. И повернуть два рычажка справа и слева.

— Да помню я, как оно выглядит… Погодь, а ты?

Блэкспот придвинулся к краю крыши и посмотрел вниз, на булыжники мостовой. Прежде он высоты не боялся. Но сейчас, после продолжительного воздействия собственной разработки, единорог едва не полетел вниз из-за подкосившихся ног.

— Я постараюсь отвлечь Паддока Уайлда, – ответил бывший ярл, переборов панику. – Уведу его за собой. Чтобы у тебя появилась возможность добраться до зоосада. Потом, если получится…

— Момент! – Силлиест Тритс с явным недовольством подкинул в воздух облюбовавшую его копыто канарейку. – Почему бы нам, право слово, не использовать нашего милого летуна? – Последовал кивок в сторону беззаботно парившего в центре кольца зверушек чейнджлинга.

Блэкспот, прищурившись, оценил действия инсектоида-полиглота, пытавшегося угодить каждому зверю, каждой птичке. Вплоть до ватаги прибежавших из столовой тараканов. На беседу двух пони, некогда друживших с ним, Бзз вообще не обращал внимания.

— Он нам не помощник. Слишком вжился в роль. И будет заботиться только о благополучии своей стаи. Есть только ты и я, Силли. Но ведь мы никогда друг друга не подводили.

Блэкспот постарался вложить в последнюю фразу максимальное количество подбадривающих интонаций. С тем же успехом он мог пытаться измельчить сыр в тёрке без дырок. Но пожилой единорог понял намерение родственника.

— Как будешь готов, – произнёс он, подыскивая для себя способ быстрого спуска.

Серый единорог влетел через двойные двери в помещение, захлопнул их за собой и буквально заключил в объятия массивный шкаф – чтобы повалить его набок поперёк прохода. Успел в самую последнюю секунду. На двери обрушился мощный удар, от которого приваленные тяжёлым шкафом створки разошлись на добрую пару дюймов. От дальнейшего кошмара Блэкспота защитила импровизированная баррикада. Но не успел бывший ярл перевести дух, как в просвет тут же попыталась втиснуться утяжелённая хламом морда.

— Никто не с-с-смеет так обращ-щ-щатьс-с-ся с Паддоком Уайлдом! – рявкнула морда. После чего исчезла. Но Блэкспот готов был поспорить на любую часть тела, которую ему только что удалось спасти, что сбрендивший начальник охраны от дверей никуда не делся. Даже его незримое присутствие внушало ужас, достаточный, чтобы обхватить голову копытами и заскулить.

Копыта почти сомкнулись над макушкой бывшего ярла, когда тот всё-таки нашёл в себе силы встряхнуться. И признать, что планы свои он строил паршиво.

Отвлечь на себя монстра – звучало продуманно. Ровно до момента, когда монстр действительно отвлёкся на серого единорога. После этого Блэкспот откровенно впал в панику и помчался вперёд, не разбирая дороги. В итоге он вновь оказался в медицинском крыле, куда, собственно, и намеревался попасть, чтобы выполнить часть плана по погружению научного центра в сон. Но при этом утратил возможность уйти вместе с необходимыми баллонами ингаляционного анестетика. Блэкспот не рассчитывал, что преобразившийся Паддок Уайлд поможет дотащить снотворное до узла автономной вентиляционной системы. И ещё меньше шансов было на то, что превратившиеся в запуганных зверьков пони уснут сами по себе. Поглощённое паникой сознание, вкупе с сердцем, гоняющим по телу перенасыщенную кислородом кровь, просто не дадут никому сомкнуть глаз больше чем на пару секунд. Блэкспот знал это. Он сам боялся даже моргать.

В этот момент в просвет между дверями, избежав копыт Уайлда, пролетела знакомая Блэкспоту канарейка. И единорог, несмотря на все события и открытия минувших часов, всё равно удивился, когда «Фьють-Фью! Фьють-Фью!», издаваемое Минти, превратилось в его голове в «Готово! Готово!». Блэкспот расценил трель как послание от Силлиеста Тритса, свидетельствующее, что «копир кьютимарок» больше не проецирует калечащий рассудок сигнал.

Как только птичка улетела прочь, Блэкспот попытался унять нервную дрожь и подняться с холодного пола. Он напомнил себе про важную миссию, про спасение Стэйблриджа, которое при всём желании некому было перепоручить. Блэкспот двинулся вдоль зияющих тёмной пустотой дверных проёмов, выискивая медицинскую каталку, баллоны анестетика и – если удача вдруг окажется на его стороне – открытый аварийный выход. Первая встретилась на пути и сразу получила нагрузку из нескольких ёмкостей усыпляющего газа. Таким образом их можно было довезти до вентиляционного узла. Однако дверь с маркерами «на случай эвакуации» единорог обнаружил запертой. Кто-то из врачей, сверкавших глазами в укромных углах, будучи в страхе за свою жизнь, закрыл все замки и заблокировал петли. Удары задними ногами и попытка использовать скальпель в качестве отмычки не помогли. А оставшейся магии не хватило, чтобы срезать даже одну петлю.

Так что выход оставался один – через Паддока Уайлда. Которого некому было отвлечь и увести. Более того, Блэкспот не хотел, чтобы кто-то пытался. Канарейка вряд ли помогла бы – земнопони не стал бы охотиться на мелкую птичку, зная, что поблизости таится дичь покрупнее. А Силлиест Тритс Уайлду в нынешнем состоянии не смог бы противопоставить ни скорость, ни магию. А если бы и смог – тогда становилось жалко начальника охраны, невиновного в личном и всеобщем умопомешательстве.

Беспорядочное задумчивое хождение по наполненным настораживающими шорохами коридорам закончилось у кабинета Соубонс. Блэкспот мельком глянул на беспорядок внутри помещения, потом прошёл дальше и приоткрыл следующую дверь, рассыпав подпиравшую её изнутри пачку чёрно-белых снимков. В голове единорога сразу всплыли слова главврача про томограф, резервный генератор и необходимость изучать деятельность мозга. Сначала вице-директор решил, что сможет вытащить и как-нибудь применить резервный источник энергии, но заветный агрегат оказался намертво приделан к медицинскому оборудованию. Можно было лишь забавы ради включить томограф и просветить себе мозги. Блэкспот – чтобы хоть на мгновение отвлечься от глодавших его страхов – именно это и сделал, нажав пару тихо светившихся кнопок.

Правда, залезть внутрь гудевшего прибора единорогу было не суждено. Едва он приблизился, как пара скальпелей, оставшихся в нагрудном кармане со времени неудачного взлома замков, задёргалась, желая выбраться и прыгнуть на корпус мозгопросвечивающей машины. Блэкспот сдержал мелкие предметы копытом и отступил на пару шагов. У него внезапно возник план – такой же безумный, как и всё вокруг. Но в нём был хотя бы какой-то шанс на успех. Требовалось всего-то убрать собственную баррикаду, ещё раз обогнать выносливого монстра и не пробежать мимо нужной двери.

Паддок Уайлд изволил терпеливо ждать, пока потенциальная добыча уберёт от дверных створок шкаф, используя за неимением магии такой древний инструмент как рычаг. Но в определённый момент бывший зоолог рванулся ко входу в медицинское крыло, весом своего тела распахивая двери, но лишь для того, чтобы попасться в жеребячью ловушку из упавшей сверху простыни. Так Блэкспот выиграл для себя несколько секунд, без которых на его спину опустились бы утяжелённые железками копыта.

— Аргх! Я зас-с-ставлю вас уважать меня! – выл земнопони, буквально прорываясь через тонкую белую ткань.

Уайлд помчался за Блэкспотом, стремительно сокращая дистанцию. В его разуме, похоже, сохранился лишь охотничий инстинкт. Разумом же Блэкспота завладел не менее древний и примитивный инстинкт – выживания. И, если бы не волевое усилие единорога, он бы заставил тело в поисках спасения от преследующего чудовища промчаться мимо нужного помещения. К счастью, заслышав шум разогнанного до полной функциональности томографа, мозг всё же нашёл переключатель между веществами, отвечающими за страх, и веществами, отвечающими за логику. Блэкспот сделал резкий прыжок в нужный дверной проём, а потом ещё один, через ложе медицинского агрегата.

С кошмарным лязгом в поворот вписался и Паддок Уайлд. Вот только его траектория, изначально направленная на жавшегося к стене Блэкспота, внезапно стала меняться, явно против воли земнопони. Панцирь из железа, который повесил на себя бывший зоолог, стал притягиваться к томографу, а вместе с ним притянулся и рычащий Уайлд. На какой-то момент пони оказался в смятении и мог лишь беспорядочно дёргаться. Блэкспоту этого момента хватило. Он пододвинул к себе маленький, сделанный из немагнитного металла баллончик анестезирующего газа, после чего отчаянным усилием придавил приделанную к ёмкости маску к скалящейся морде земнопони.

Паддок Уайлд продолжал неистово дёргаться, словно надеялся преодолеть невидимые силки магнитного поля. Но в его крови бушевала энергия, гнавшая по тканям кислород и вынуждавшая делать частые вдохи. Один вдох. Второй. Третий… Довольно скоро анестезия превратила яростного монстра в мирно посапывающее разодетое чучело.

Для профилактики Блэкспот держал баллончик на морде Уайлда примерно минуту. Потом, дико трясясь, отполз в сторону, поближе к гудящему генератору, который намеревался выключить.

— Всё, спать… – прошептал единорог. – Всем спать…

Но, вопреки прозвучавшей команде и собственному состоянию, он поднялся, чтобы выполнить оставшуюся на повестке дня задачу.

— Деда, ты как? – с улыбкой заглянул в комнату пожилой единорог. На его голове сидела зелёная канарейка. Она тоже что-то сказала на своём красивом, но уже непонятном наречии.

Блэкспот отложил перьевую ручку. Повернулся. Сначала удостоил взглядом зелёную птицу. Потом родственника.

— Я тут наконец-то отдыхаю, – сообщил серый единорог.

Последнюю пару дней он занимался восстановлением всего и вся в Стэйблридже. От полной ликвидации «копира кьютимарок» до ловли и выведения из образа чейнджлинга-альбиноса. От починки энергостанции до кадровых сокращений и перестановок в рядах зоологов. Силлиест Тритс тоже принимал в этом участие, но если младший представитель династии Спот больше времени уделял социальной реабилитации, ведя задушевные разговоры с приходящими в себя сотрудниками, то Блэкспот трудился ногами и копытами. При этом ему приходилось восстанавливать психику естественным сном – он не решался усыплять себя медикаментами, пока не убедится, что состояние окружающих пришло в относительную норму. А потом – когда в норму пришла профессор Соубонс – ему в процессе выздоровления пришлось делать снимки мозга чуть ли не десять раз в день. В результате Блэкспот все ещё оставался слегка дёрганым параноиком, не настроенным воспринимать хохмочки от сослуживца-родственника.

— Тебе бы в санаторий. Туда надо, наверное, – предложил Силлиест Тритс. – Заслужил, да.

— Я планирую съездить на пару дней в фамильный замок, – известил внука Блэкспот. – Там отосплюсь и приду в норму.

— Хорошо, – покивал в ответ директор НИИ. – Хорошо. Да. Лучше не придумать… – Он бросил на внука коварный взгляд из-под курчавой чёлки. – Кстати, о деревне. Что от нашего замка неподалёку. Там кобылки симпатишные есть…

Блэкспот крутанулся на месте, заключая в магическое поле подставку для карандашей. Она долетела до двери после того, как на удивление быстро среагировавший престарелый родственник вместе с растревоженной канарейкой исчез из зоны поражения.

— Дождёшься у меня! Объявлю, что ты вообще приёмный! – прокричал серый единорог вдогонку зацикленному на продолжении династии Спотов родичу. После чего магией собрал рассыпавшиеся по полу карандаши. Один карандаш, правда, не вернулся в подставку – сначала Блэкспот задумчиво погрыз кончик грифеля, потом, вырвав лист из рабочего блокнота, вывел: «Уважаемая», – далее последовал длинный пробел, предназначенный для имени, – «не желаете ли поближе познакомиться с умным и родовитым аристократом, занимающим высокую административную должность?»

Поставив точку под знаком вопроса, Блэкспот перечитал текст, театрально закатил глаза и сокрушённо вздохнул. После чего скомкал листочек и отправил его в корзину.

Глава 13. Повседневность

В столовой НИИ начинается самый обычный, нормальный, совершенно ничем не примечательный рабочий день.

Когда шеф-повар стэйблриджской столовой, следуя установленному режиму, просыпался, отдельные одержимые научными прорывами головы ещё даже не ложились спать. В четыре утра светло-зелёный земнопони с чёрной гривой поднимался, опрокидывал стакан сока и совершал утреннюю пробежку. При этом держался малозначимых проулков – цоканье копыт по каменным мостовым центральных улиц считал неуважением к путешествиям коллег в мире снов.

Раньше пробежка заканчивалась у чёрного хода столовой, где в особом закутке хранились грабли, мётлы и прочие орудия благоустройства периметра. Но теперь над ландшафтным дизайном трудились специально нанятые помощники, с которых строго спрашивалось за каждый жёлтый листочек или наледь на крыльце. А Дейнти Ран сделал промежуточным пунктом своего пути до рабочего места медицинское крыло, где его ждала ночная бригада врачей. И всё ради сто-какой-то по счёту процедуры, подразумевавшей заживление ожога многомесячной давности.

Сегодня его принимала лично Соубонс. Даже будучи главврачом НИИ и разменяв пятый десяток, розовая кобылка не избегала ночных дежурств. За что Дейнти Ран её искренне уважал. Ну, и ещё за то, что, в отличие от замкнутых медбратьев или робких интернов, профессор не только могла поддержать разговор, но и охотно его начинала. Рутинные процедуры вроде втирания геля в шкуру и манипуляций с сине-фиолетовой лампой определённо не заслуживали полной концентрации внимания доктора медицины.

— Чем сегодня планируете порадовать? – спросила единорожка, подразумевая, естественно, кулинарную деятельность земнопони.

— Всех, кто забредёт в столовую, порадую стандартным для четверга набором овощей. Фрукты, десерты… Но, если вам вздумается зайти, – в нарушение врачебного предписания Дейнти Ран приподнял голову, чтобы подмигнуть, – у меня найдётся баночка чая на розовых лепестках.

— Ох, ну что вы, право, – на мгновение утратила профессионализм Соубонс. – Розовый чай, конечно, известен противотромбозным действием… Я бы предпочла морс или компот. То, что вы будете предлагать всем.

— Всё-то вы, мадам, пренебрегаете своими привилегиями… Ой! – Земнопони дёрнулся, когда лампа в магическом поле случайно или в ответ на реплику слегка зацепила ухо и гриву.

— Да насмотрелась примеров… С особым отношением. К себе и ко всем. – Полоска синего света скользнула по передней ноге пони, ускоряя испарение заживляющего геля. – Да что я вам рассказываю. Вы ведь ещё не забыли Краулинг Шейда?

— Господина «я-аликорн-только-без-рога»? Ещё как помню. Все его директивы и предписания по моей столовой помню.

— Ну, с вашим типом памяти это не удивительно, – заметила Соубонс, намекая на строчку в медицинской карте Дейнти Рана. – Хотела бы я помнить все записи, какие видела в жизни. Особенно студенческие конспекты по медицине. Чтобы не бегать к справочнику каждый раз, когда интерна надо ткнуть в глупость мордой.

— Но справочник-то удобнее! – возразил Ран, послушно поворачиваясь к лампе нужной стороной. – Это не только инструмент открытия истины. Но и инструмент ударно-механического закрепления её в голове.

Пони-врач не выдержала и тихо хихикнула. После чего вернула медицинский светильник в точку над кьютимаркой пациента.

— Вы только Скоупрейджу таких советов не давайте, – попросила единорожка. – А то он уже интересовался, какого рода несмертельные травмы допускается наносить особо тупым стажёрам. Предвижу, что до конца практики в Хранилище Артефактов доживут не все.

— Ох, Скоупрейдж! – поддержал тему шеф-повар. – Сам ещё птенец неоперившийся. Ему пережить бы пару жизненных уроков для сознательности. А потом уже на более молодую молодёжь наседать.

Два далеко не юных пони – врач и пациент – ненадолго задумались. После чего врач, дойдя лучом до копыта задней ноги, погасила светильник. По заведённой традиции беседа продлилась ещё пару минут, за которые Дейнти Ран натягивал прогулочный костюм, а Соубонс убирала тюбики и прочий инвентарь.

Около шести утра для Дейнти Рана начинался период колдовства – когда разгорался огонь в плитах, исторгали воду краны, приступали к работе ножи, тёрки, половники, противни. И оживлялись склонные к лени повара, что шли в комплекте с перечисленным. Практически всё приходило в движение, издавало свои звуки. А Дейнти Ран на правах опытного кухонного дирижёра бегал от инструмента к инструменту, поправляя тех, кто особо фальшивил.

Но в этот раз главный кулинар вынужден был задержаться на крыльце, чтобы разобраться с только что поступившим грузом. Груз пришёл своевременно – с этой точки зрения к отделу логистики НИИ претензий не было. Но вот содержимое лежащих на телеге мешков заставляло обычно спокойного Дейнти Рана нервничать.

— Десять мешков алычи? – Земнопони вертел головой, выискивая, кто из четвёрки пегасов-курьеров способен дать ответ. Остановился на главе отдела. – Зачем, Дельви? Куда они мне влезут? Я один мешок заказывал. Компот делать. Десять-то я куда дену? В НИИ пони столько нет, скольким я компота смогу сварить. Вы там, в отделе доставки, достать меня решили? Поздравляю! Получилось!

— Дей, я за количество мешков отвечать не могу, – приподнял кепку пегас, полное имя которого было Деливерпрэнс. – Мне по накладным разнарядку дали. Я бы нарочно ничего лишнего не привёз. Всё решает админэтаж.

— Да знаю, – вздохнул шеф-повар. – Ну, скажи хотя бы, чья закорючка на накладной стояла? Чтобы я мог ему перца в салат насыпать.

— На вчерашней накладной? – призадумался пегас. – Помню, с «п» начиналось, «е» потом, вертикальные палки в росчерке…

— Петтифезер, – покачал головой Дейнти Ран. – Опять, поди, не выспавшимся на работу вышел. Запятую не там поставил. Так, всё, кофе он сегодня не получит…

— Так, а это? – Начальник отдела снабжения кивнул в сторону мешков с ягодами. – Мне алычу обратно отгрузить, да?

— Ни в коем случае! – поднял копыто земнопони. – Чтобы с меня потом за нецелевой расход ресурсов взыскали? Я всё-таки повар. А это всё-таки ингредиент. Мастерство включу. – Дейнти Ран подозвал пару помощников. – Так, народ! Лейдл, Колтандер – мешки на спину и во фруктовое хранилище. По дороге передайте остальным, чтобы остановили готовку. Меню столовой на сегодня изменится.

Дейнти кивнул главе снабженцев и решительно потопал в подсобные помещения столовой. Его провожали удивлённые взгляды коллег – с момента, когда они нанялись в помощники к знаменитому повару, это был первый раз, когда предварительно утверждённое меню подвергалось изменению. Причём, как выяснилось через несколько минут, полному. За исключением компота из алычи, который из кулинарной повестки четверга не вычеркнули.

Дейнти Ран спустился на подземный этаж, прошёл мимо дверей хранилищ, забитых до самого потолка овощами, фруктами, мешками крупы, мимо стоящих вдоль стен и разложенных на стеллажах коробок, ящиков, бочек, бочонков, кульков и свёртков, содержимое которых лишь изредка совпадало с надписью на упаковке. Его целью был скрытый за одноцветным гобеленом сейф – несгораемая и защищённая от магических воздействий модель, пережившая катастрофу, практически сровнявшую столовую НИИ с землёй. Земнопони огляделся по сторонам, после чего уверенными движениями несколько раз повернул дисковый замок. И всё ради толстенной книги, завёрнутой в несколько слоёв фольги, заменявшей полуразрушенный переплёт.

Помощники по кухне вполне могли бы запомнить сегодняшний день как исторический, достойный фиксации на фотографиях и полотнах живописцев: их начальник впервые явил личное сокровище – выученную от корки до корки поваренную книгу. Сотни странных на ощупь и хрупких от времени страничек несли на себе сделанные десятками различных почерков знания, касающиеся нюансов правильного использования ингредиентов, поэтапных описаний процессов приготовления блюд, тонкостей сервировки стола. За исключением нескольких листков, вложенных лично Дейнти Раном, содержащиеся в книге кулинарные премудрости возрастом превосходили каждого из присутствующих.

— Колтандер, страница сто семнадцать. – Командный тон шеф-повара разрушил чары, излучаемые средоточием сокровенных знаний. – Стовтэн, страница двести сорок пять. Скивери, страница двести семьдесят и двести семьдесят один. Кассетрот, триста одиннадцать. Лейдл, четыреста тридцать. Планджи, пятьсот пятьдесят девятая и до пятьсот шестьдесят первой. Быстро читайте, быстро запоминайте, быстро начинайте готовить. Меньше двух часов до открытия! Не слышу топота! – рявкнул «кулинарный дирижёр», приводя в движение подвластные ему инструменты.

Пять жеребцов и кобылка, одетые в белые колпаки и фартуки, отталкивая друг друга, принялись выяснять, какой необычный рецепт каждому из них предстоит воплотить в жизнь. Дейнти Рану вспоминать содержимое секретной книги не требовалось – оно всплыло из глубин памяти сразу же, как только он увидел свалившиеся на него девять лишних мешков. По его расчётам, при создании содержащихся в книге первых и вторых блюд, десертов, выпечки, соусов и напитков предстояло использовать минимум две трети лишних ягод. А если вдобавок учесть, что в настоящее время коллектив сотрудников НИИ разбавили вечно голодные практиканты из эквестрийских ВУЗов, то необходимость накормить такое количество ртов решала внезапно возникшую «алычовую проблему». Так что Дейнти Ран улыбнулся, отправил пару неназванных помощников накрывать столы и расставлять стулья, а сам – после того, как вернул фолиант в сейф – взялся за самое сложное кулинарное изделие, требовавшее предварительного приготовления кабачковой икры.

Первая трапеза дня обычно не могла похвастаться наплывом посетителей. Многие семейные пары готовили завтрак на собственных кухоньках. В большинстве таких случаев завтрак представлял собой «всё-что-попало-под-копыто-бургер». Другая часть персонала предпочитала выходить на работу голодными. До новых открытий в том числе.

Но и той части одиноких тружеников, кто предпочитал готовый чай и разогретую кашу, Дейнти Ран был искренне рад. Хотя и не все удостаивались личного участия шеф-повара в процедуре обслуживания.

Первым ранним гостем стал Паддок Уайлд, появившийся в столовой около девяти утра. Дейнти Ран как раз заканчивал снаряжать тележку с завтраком для Гостевого дома – двадцать восемь порций по числу занятых комнат. Убедившись, что груз благополучно миновал порожек, о который помощники имели привычку спотыкаться, земнопони развернулся к сородичу, копытом проверявшему остроту лежащих в ящичке вилок.

— Мистер Уайлд, рад вас видеть в нерабочей обстановке!

— У меня обстановка всегда рабочая, – хмуро ответил Паддок Уайлд. – Кстати, когда я у тебя последний раз был с санинспекцией?

— Недавно были, – помрачнел Дейнти Ран. Он попытался скрыться от взгляда Уайлда за подносом с готовой утренней выпечкой.

— Ладно, Ран, не пугайся, – менее мрачным тоном произнёс Уайлд. – У меня полный двор юных дарований, допущенных к научной работе. Я за ними следить не успеваю. Так что мне не до мелких нарушений порядка на твоей кухне. Это что, каша?

— Да, – ответил зелёный земнопони, подцепляя копытом неглубокую тарелку. – Есть овсяная мультифруктовая. Есть рисовая мультифруктовая. Какую?

— Давай рисовую, – попросил начальник службы безопасности. Также он дополнил свой поднос парой пирожков и стаканом компота.

Уайлд разместился за боковым столиком, находившимся ближе всего к коммуникатору. Его в любой момент могли вызвать по работе в другую часть НИИ, и бурый земнопони просто не позволял себе такой роскоши, как промедление с ответом. Сегодня ему не дали доесть кашу и приступить ко второму пирожку. До компота из алычи дело вообще не дошло.

— Призрак Уайлду, – ожил настенный динамик. – Регистрирую проникновение в помещение насосной станции. Два нарушителя.

— Вызывай туда ближайший патруль, – приказал Уайлд, зажав кнопку коммуникатора. – Я выдвигаюсь.

Дейнти Ран захватил стеклянную крышку от кастрюли и ещё один стакан компота. Всё это оказалось на столе, который оставил Паддок Уайлд – дабы каша не заветрилась и пирожок не зачерствел. На памяти шеф-повара бывали случаи, когда начальник службы безопасности заканчивал утренний приём пищи поздним вечером. Но в этот раз бурый земнопони вернулся всего через десять минут.

За Уайлдом в паре шагов тащились юные жеребец и кобылка. Выглядели они пристыженными. Дейнти Ран даже подумал, что если бы кто-то попытался пристыдить парочку ещё сильнее, то они, наверное, растеклись бы по полу бесформенной массой.

Бурый земнопони в подобной свите явно не нуждался, поэтому на входе в столовую развернулся к сопровождающим и зычным голосом оповестил их и немногочисленных посетителей о своём решении:

— Мне плевать, какие вы там отличники! О случившемся будет доложено вашему научному руководителю, проступок будет отражён в аттестационном листе. А теперь брысь отсюда!

Уайлд чуть ли не вытолкнул парочку за двери, после чего направился к заветному боковому столику.

— Помиловаться они решили в укромном уголке! – бросил начальник службы безопасности косящемуся на него Дейнти Рану. – Молодёжь! Ни совести, ни морали! Ни мозгов! Ещё бы в энергоподстанцию залезли, полудурошные… Чтобы их там прожарило! – Паддок Уайлд энергично потёр копыта и потянулся к остаткам трапезы. – И только не надо мне говорить, что в их возрасте все такие, – взяв ложку, предостерёг он собеседника.

У Дейнти Рана и в мыслях не было утверждать подобное. Насколько ему было известно, студенты, как и пони вообще, встречались самые разные, и грести всех под одну гребёнку было делом заведомо неправильным.

— Так, а это что такое? – нахмурился Уайлд, обнаружив на столе второй стакан.

«Попытка переработать избыточный запас ягод», – подумал Дейнти Ран, но вслух произнёс:

— Небольшое поощрение вам за труды по наведению порядка в бардаке окружающего мира.

— Взятка, что ли? – продолжал хмуриться Уайлд. Он отхлебнул компота и скривился ещё сильнее. – Кислятина… Мне нравится! – тут же добавил бывший зоолог и опрокинул в глотку половину стакана.

Дейнти Ран моментально сделал мысленную отметку – увеличить количество сахара в следующем ведре с компотом.

— Чтоб мне так платили, чтобы хватало взятки раздавать, – усмехнулся шеф-повар. Тут ему пришлось отвлечься на отчаянно семафорящего из приоткрытой двери кухни помощника и быстро решить проблему с формой для будущего пирога.

Обеденное время для директоров и администрации наступало на час раньше, чем для рядовых сотрудников. Дейнти Ран не упускал возможности пошутить, что таким образом начальство желает лишний раз избежать встречи с тружениками от науки, а заодно позлить последних табличками «закрыто на обед» на дверях.

С этой точки зрения главные директора отличались в лучшую сторону. Как-никак, аристократическое происхождение обязывало. Блэкспот приходил обедать в час дня, составляя компанию секретарям, бухгалтерам и сотрудникам вспомогательных подразделений. Силлиест Тритс голодал до двух часов, зато обеспечивал себе непосредственное общение со светилами различных наук. И, всенепременно, с Дейнти Раном.

Пока что начальник столовой был занят начальником всего Стэйблриджа, нацепившим на морду медицинскую маску. Нацепившим, как не преминула бы заметить Соубонс, кривее некуда, что едва ли могло помочь ему в достижении благородной цели – защитить сотрудников от заражения простудой. Тем не менее он искренне старался держаться от всех подальше, быстро схватив тарелки с готовыми закусками и сев в самый дальний угол.

Дейнти Ран заболеть не боялся. По крайней мере, не настолько, чтобы не задержаться минут на пять у столика Блэкспота.

— Ох, значит, правдивы слухи, что вам нездоровится, – печально заметил земнопони.

— Привет, Дейнти, – отвернувшись к стене, произнёс единорог. – Ты бы не беседовал со мной сейчас. А то тоже горло драть будет. И кашель замучает.

— Моя бабушка постоянно мне говорила, что любая хворь лечится работой.

— Не сомневаюсь в мудрости твоей бабушки… – Блэкспот чихнул так, что с него едва не сорвало маску, – но я больше верю заключению Соубонс. Которая велела избегать нагрузок. И пить больше жидкости.

— Это без проблем можно организовать. Готов предоставить полведра свежайшего компота из натуральных ягод. Тёплого, если угодно, – с долей ехидства произнёс Дейнти Ран.

В этот момент за хвостом шеф-повара возник один из помощников. Он поставил на стол поднос, на котором лежало несколько кусков ржаного хлеба, каша на воде и стакан исходящего паром кипятка. Всё это резко контрастировало с содержимым набранных Блэкспотом тарелок.

— Извините, шеф. Извините, сэр, – коротко кивнул начальникам пони. – По внутренней связи пришло указание предоставить вам особое меню…

— Селестия милосердная! – простонал Блэкспот, уткнувшись лбом в копыто. – Это становится хуже самой болезни!

— Что такое? Что произошло? – заботливо поинтересовался Дейнти Ран, попутно шуганув помощника от столика, дабы тот не стоял столбом и шёл заниматься другими делами.

— Да Призрак! – жалобно шмыгнул носом серый единорог. – Как узнала, что я плохо себя чувствую, начала искать мои симптомы по всем медицинским справочникам. Включая трактаты семисотлетней давности… Зря я не удалял лишние документы из реестра… В общем, она у меня нашла двадцать две болезни. От почечной недостаточности до надхвостной кручины… Сам не знаю, что это, – упредил он вопрос собеседника. – Но у меня оно есть. И от всех заболеваний Призрак нашла сорок семь лекарственных препаратов. Вам смешно… – фыркнул Блэкспот, косясь на Дейнти Рана, пытавшегося не пустить на морду широченную ухмылку. – А мне утром этот набор из медкрыла таки принесли. Хорошо, Соубонс своими мозгами думает. Забрала эту аптеку обратно, выписала только пару пластинок ивовой коры и отпустила на больничный.

— А это, я так понимаю, назначенная диета? – Земнопони коснулся подноса с сухарями и кашей.

— Не для меня, – отрезал Блэкспот, заключая в магическое поле ложку. – Но Призраку скажи, что я соблюдаю режим питания! – с просьбой в голосе произнёс он. – А то она ещё чего-нибудь придумает.

— Не волнуйтесь, ваши секреты в моей голове неприкосновенны, – заверил Дейнти Ран. Он посидел пару секунд, а потом озвучил якобы внезапно пришедшую в голову мысль: – Давайте я вам варенья ягодного баночку закатаю? Вечером занесу? Оно хоть и не малиновое… Из других ягод. Но всё ж витамины. Вам полезно будет.

— А! Давай! – кивнул единорог. – Всяко полезнее, чем какой-то «Стреплецитинопропазол». Да, я специально выучил. Чтобы потом выяснить, что это вообще такое…

На этой ноте Дейнти Ран оставил вице-директора наслаждаться супом и прочими яствами.

Обеденный перерыв был единственной возможностью наблюдать многих стэйблриджцев, узнаваемых с первого взгляда. Например, в это время – а сегодня чуть раньше обычного – заявлялся чейнджлинг Бзз. Он не был для Дейнти Рана желанным собеседником, так как жучиный язык земнопони не освоил. Но появления Бзза шеф-повар ждал каждый день, чтобы достать миску сладкого сиропа – единственного блюда, приемлемого для инсектоида.

— Сегодня сироп будет с фруктовым соком, – сообщил Дейнти Ран. – Надеюсь, тебе понравится.

— Бзз-зз, – произнёс чейнджлинг-альбинос. Это могло означать как «обязательно попробую», так и «отойди от меня». Дейнти Ран не стал задерживаться и уточнять, так как заметил возле раздаточного прилавка хорошо знакомую пару учёных.

Светло-зелёный земнопони давно выработал метод определения уровня внутрисемейных отношений тандема «Везергласс-Скоупрейдж». Это было не сложнее, чем выяснить, прогрелась ли духовка.

Индикатором состояния семейной погоды служил стандартный поднос, коих в столовой было семь десятков. Если малиновая единорожка брала себе индивидуальный поднос с отделениями – печаль-беда, значит, либо Скоупрейдж что-то натворил, и ему надо срочно вспоминать, что именно, либо Везергласс желала подумать над производственными проблемами в одиночестве. Если же еда супруги теснила на подносе продуктовый набор Скоупрейджа – паре предстоял шумный обед с выяснением точек зрения на вопросы различной степени научности.

Сегодня поднос был общий.

— А ты почему себе вареников не взял? – спросила у супруга Везергласс в тот момент, когда Дейнти Ран оказался поблизости от их столика.

— Зачем мне? Из твоих возьму, – решительно сообщил чёрный единорог.

— Ага, размечтался! Это моя порция! – не слишком усердно возмущалась кобылка.

— Кто-то недавно ныл, что набирает лишние килограммы, – подмигнул Скоупрейдж. – И скоро не влезет в кабину своего «Феникса». Вот, активно предотвращаю катастрофу. – Он ткнул вилкой ближайший вареник с алычовым желе.

— Так значит, ты всё-таки иногда слышишь, что я тебе говорю, – накинулась на мужа Везергласс. – Когда дверь в спальне починишь, предотвратитель катастроф?

— Но это не по моей специальности, – заныл Скоупрейдж. – Может, пару стажёров прислать дверью заняться? Хоть какая-то от них польза будет.

— Давай-давай! Води стажёров табунами по нашей спальне. Чтобы они там хорошенько всё осмотрели. И включили наблюдения в отчёт по практике. Ты головой соображаешь, нет?

— Я бы сказал, что он соображает, но не на пределе эффективности, – вставил слово Дейнти Ран. Он сделал вид, что как бы случайно занят собиранием грязных тарелок с соседнего длинного стола. Везергласс и Скоупрейдж сделали вид, что как бы верят, будто, кроме шеф-повара, заниматься уборкой посуды некому.

— А вот это я бы попросил пояснить, – тут же среагировал Скоупрейдж. После чего вспомнил про уже остывший вареник на вилке.

Но единорог не успел дожевать его или выслушать ответную реплику Дейнти Рана – по удалённой связи затребовали его ответа.

— Мастер Скоупрейдж! Мастер Скоупрейдж! Это Дудлхуф. Ответьте, пожалуйста. У меня проблемы с артефактом, который вы мне поручили. Он синим светится!..

— Вот как знал, – с досадой отложил вилку единорог. – Оставил же ему учебное пособие на столе. Нет, мы настолько умные, что читать не любим…

Он направился к переговорному устройству, чтобы подсказать недалёкому практиканту, как переложить сапфир в артефакте, чтобы убрать свечение. Тем временем Дейнти Ран подсел к Везергласс.

— Мастер Скоупрейдж? – иронично произнёс земнопони.

— Ой, да! – вздохнула малиновая единорожка. – Требовать от других почтительного отношения – это он может. Дверь поправить, чтобы закрывалась полностью – не дождёшься.

— Можешь не верить… Но я когда-то тоже не особо тяготел к хозяйственной деятельности.

— Да ладно! – не удержалась Везергласс.

— Угу. Особый талант кулинара был, но особого желания для его применения не было. Лет до двадцати я таскался по крупным городам, перебивался разными подработками. Одно время катал по Мэйнхеттану лоток «морковки в тесте».

— И что же тебя изменило? – спросила Везергласс, встречая взглядом мужа, разобравшегося с проблемами практиканта и вернувшегося к обеду.

— Простой ответ. Любовь. Да-да, именно так, – покивал Дейнти Ран. – Мне не хватало денег, чтобы впечатлить одну кобылку подарками. Сами подумайте, господа учёные, много ли платят уличному торговцу выпечкой? Так что я нанялся в ресторан помощником повара. Потом поднялся в должности до повара. До главного повара. Кобылка-то, правда, к тому времени нашла себе другого почитателя. Но работа-то всё одно не лишняя.

Скоупрейдж открыл рот, чтобы выдать нечто глубокомысленное. Или шутку. Или нечто глубокомысленное, содержащее шутку. Но ничего сказать не успел, поскольку на всю столовую зазвучал всё тот же юный голос:

— Мастер Скоупрейдж! Артефакт красным стал светиться. Что мне делать?

Скоупрейдж процедил сквозь зубы что-то вроде «снимать халат и бегать», после чего поднялся из-за стола, чтобы дать более развёрнутый и рациональный ответ.

— Так к чему была твоя восхитительная история? – поинтересовалась Везергласс. – Я должна надеяться, что любовь моему супругу поставит на место «чердак»? В его случае, как мне кажется, нужны инструменты посерьёзнее.

— Возможно, у тебя как у технического специалиста есть трудности с социологическими наблюдениями, – нашёлся с ответом Дейнти Ран. – Скоупрейдж сильно изменился. Поверь тому, кто наблюдает за ним каждый день несколько лет подряд. Близкий нам единорог уже не тот лоботряс, каким был сразу после трудоустройства…

— Не исключено, что ты прав. – Везергласс задумчиво гоняла суповую гущу по дну глубокой тарелки. – И мне это сложно заметить, потому что я постоянно, на работе и дома, созерцаю эту нахальную морду.

— Вот увидишь, он скоро починит вам злосчастную дверь, – заверил земнопони. И тут же продемонстрировал свой хитрый прищур: – Ну, или начинай искать других кандидатов в дверечинители…

— О чём болтаем? – вмешался в дискуссию предмет дискуссии.

Скоупрейдж, выдав инструкции по манипуляциям с рубинами в артефакте, вернулся к процессу поглощения обеда. Везергласс же трапезу прервала, чтобы спешно сменить тему.

— О письме! – немного громче обычного сообщила она. – Которое Рэдфилд прислал. Из самой Мэйритании шло, судя по конверту и маркам. Куда его забросило, да?

— Да-да, – любезно поддержал разговор Дейнти Ран. – Помню Рэдфилда. Образцовый был канцелярский деятель. При нём лишних мешков с ягодами никогда бы не возникло…

Везергласс пристально посмотрела на шеф-повара, но так и не смогла понять причину его мечтательной задумчивости. И, поскольку Скоупрейдж был поглощён навёрстыванием упущенного обеденного времени, добавила:

— Рэдфилд, конечно, редкостный фантазёр. Он открытым текстом предлагает мне бросить всё, собрать в кучу проектную документацию, ехать через пояс тропического климата в Мэйританию и собирать «Феникса» там. Какой абсурд, да? Я здесь который месяц пытаюсь собрать эту гигантскую махину, нервно дёргаюсь из-за каждой заклёпки…

— Подтверждаю. Дёргается, – буркнул Скоупрейдж, прожевав хлебную корку.

— Как я смогу создать нечто подобное в стране, где одни пески да необразованные кочевники? Кажется, Рэдфилд там от жары просто-напросто спятил.

— Ну, – покачал головой Дейнти Ран, – я бы не стал столь категорично выражаться о жителях южных краёв. Пони, которые делают столь вкусные десерты из взбитых сливок и мёда, наверняка полны сюрпризов.

— Теперь уже я скажу, что у тебя, как у кулинарного эксперта, нет нужных навыков технической оценки… – начала Везергласс. В этот момент её вилка скрестила зубчики с аналогичным столовым прибором, который нацелил на последний вареник Скоупрейдж.

Дейнти Ран профессионально оценил ситуацию.

— Понравились?

— Ага, – сообщил Скоупрейдж, уступая победу в противостоянии жене. – Теперь уже я жалею, что не взял себе порцию.

— Одну минутку…

С этими словами Дейнти Ран решительно покинул пару единорогов и направился в кухню, чтобы реализовать очередной пункт плана по избавлению от избытка ягод. Вернулся он с кастрюлькой, крышка которой была плотно прикручена тряпочкой.

— Здесь будет где-то штук сорок. Дома вечером разогреете, – предложил он, перепоручая кастрюлю магическому полю Везергласс. – Приятного аппетита.

Скоупрейдж незамедлительно похлопал шеф-повара по плечу – потому что единорогу не приходилось держать тяжести заклинанием и потому, что тот избавил лаборанта от необходимости рисковать с неудачными кулинарными экспериментами жены. Правда, довольную улыбку с его морды мгновенно смело очередное раскатившееся по залу воззвание:

— Мастер Скоупрейдж! Артефакт светится зелёным. Я попытался вынуть из него изумруд, но из-за этого моё копыто приклеилось. А потом второе! Мастер Скоупрейдж, мне нужна ваша помощь!

Единорог в третий раз побрёл в сторону коммуникатора.

— Не волнуйся, Дудлхуф, я сейчас подойду и помогу тебе, – произнёс Скоупрейдж и нажал несколько кнопок на консоли. После чего вернулся к компании Дейнти Рана и Везергласс.

— Я звук на время отключил, – проинформировал он, повязывая салфетку. – Буду уходить, восстановлю параметры динамика. – Единорог поднял заклинанием нож и стал неторопливо нарезать порцию рулета на мелкие кусочки. – Как-то так.

— А что твой стажёр? – подняла бровь Везергласс.

— Есть такая мудрость, – не прерывая манипуляций со столовыми приборами, ответил Скоупрейдж, – что с поглощением пищи нельзя спешить. Потому что идёт процесс не только утоления голода телесного, но и утоления голода умственного, обусловленный созерцанием внешнего вида пищи и ощущением её вкуса.

Чёрный единорог закончил с поперечными разрезами рулета и принялся за продольные. Судя по всему, поглощение десерта он намеревался растянуть на максимально длительное время. Дейнти Ран обменялся ещё парой фраз с учёным семейством, после чего уделил своё внимание и другим столикам. Грязной посуды там накопилось столько, что и шеф-повару не следовало ходить по залу с пустыми копытами.

Личность, которую Дейнти Ран ждал – Силлиеста Тритса – какие-то дела задержали до начала «студенческого обеда». К трём часам, когда будущие лаборанты и академики отпускались для утоления голода телесного, порог столовой переступил и пожилой единорог, условно властвующий над всем происходящим в НИИ. Игнорируя приветствия со стороны задержавшихся в зале сослуживцев, студентов и поваров нижнего ранга, Тритс потопал прямиком в кухню, где нашёл шеф-повара возле духовых шкафов.

— Обедал ли сам сегодня, подкормчий? – ехидно поинтересовался старинный друг и по совместительству глава НИИ. Дейнти Ран, призадумавшись, осознал, что с раннего утра держится лишь на паре булочек и кружке чая. Что подтолкнуло его к личному обеденному перерыву.

Силлиест Тритс замешкался оттого, что не нашёл на привычном месте меню.

— А что, сегодня разве не этот, как там его? Не четверг? – обеспокоенно спросил единорог, изучая образчики первых и вторых блюд, слоек, пирогов и стаканов с напитками.

— Решил немного поменять ассортимент, – признался Дейнти Ран. – Ради юных гостей из высших учебных заведений. И ещё потому, что бумагомаратели из секретарского прислали мне девять лишних мешков с алычой.

— Вот это да! С размахом дела ведут! – рассмеялся Силлиест Тритс. – Надо будет встряхнуть нашу секретырскую. Чтобы ничего там не секретырили!.. А ты попроси кого-нибудь. Пусть ягоды превратит в другие продукты.

— Да ты что? – моментально возмутился Дейнти Ран. – У сотворённых магией продуктов отвратительный вкус. Такой никакими специями не скрыть.

— Ясно… – Пожилой единорог признал своё поражение перед строем вкусно пахнущих блюд. – Давай мне то же, что и себе. Только с чаем. Непременно с чаем, вот. Ага. А это… – Тритс пристально посмотрел на придвинутый к нему стакан. – На содержание яда проверил?

— Проверил, – весело ответил Дейнти Ран. – Две ложки яда. С горкой. Как ты любишь.

Шеф-повар широко улыбался, потому что решились сразу две важные задачи. Во-первых, жалоба на бюрократические ошибки, мешающие деятельности столовой, дошла до руководства. Которое, несмотря на видимую безобидность, ещё не растеряло зубы, нужные для кабинетных стычек. Во-вторых, удалось сбыть двойную порцию непопулярных котлет из фруктового пюре, уныло лежавших на своём противне.

— Тебя, смотрю, подлатали знатно, – заметил Силлиест Тритс, когда начальники разместились за столиком, из-за которого минуту назад сбежала пара пристыженных утром студентов.

— Да, моему зеркалу я нравлюсь больше, чем месяц назад, – кивнул Дейнти Ран. – Новая световая терапия от Соубонс помогает. Да и время. Время ж лечит.

— Угу. Только что-то мой дед. С его прожитым временем. Сморкается так, что в соседнем кабинете слышно. М-да… Деятель великий... Сначала не слушал меня, как одеваться. Теперь не слушает меня, как лечиться. Так и живём!.. Право слово. Иной раз думаю, что он болеет, только бы профессорством своим не заниматься.

— Как у твоего деда успехи с этим? – осведомился Дейнти Ран, размазывая сметанный соус по поверхности котлеты.

— Да никак! – фыркнул Силлиест Тритс. – Ведёт себя словно, как бы, не надо ему. Поделает чего-то пару недель. Да и бросит… Чем вообще голова занята?

— Системой «Призрак»? – предположил Дейнти Ран.

— Так-то да. Но у Призрака, тащем-та, своя голова есть. Не знаю, как это вообще работает. Но Призрак у нас, как бы, мозговитая. Она-то быстрее сочинит пять статей. И две монографии. Быстрее, чем мой родич… почешется по этому поводу. Да!

Обсуждение научных планов и карьер растянулось минут на пять и предсказуемо ушло в сторону «нынешние мастера заполнять колонки научных журналов не чета первооткрывателям древности». На тезисе о «галочковой» системе оценки потенциала институтов, выдвинутом Тритсом, в помещение столовой ввалилась группа личностей в боевой экипировке службы безопасности. Все беседы разом стихли, всё внимание моментально переключилось на пони, держащих при себе странного вида трубки и небольшие ящички, в которые бойцы периодически посматривали.

— Движение есть. Сигнал ровный. Двадцать метров, – заявил охранник с именной пластиной «Хэштриггер» на бронированной кирасе.

— Так, они здесь! – оскалился руководивший данной самодеятельностью Паддок Уайлд. После чего осмотрел зал. – Граждане, паниковать не нужно! Оставайтесь на местах! Не мешайте моей бригаде! Идёт ловля параспрайтов, сбежавших из зоосада.

— Одиннадцать метров! Десять метров! – отсчитывал Хэштриггер.

Дейнти Ран, вытянув шею, рассмотрел устройство, с которым сверялся охранник. Прибор издавал щёлкающие звуки и показывал постепенно меняющую форму размытую кляксу, подползавшую к нижней границе координатной сетки.

— Огонь вести короткими залпами, – инструктировал подчинённых Паддок Уайлд, внимательно следя за отделяющими зал от кухни двойными дверями, из-за которых доносились грохот и панические вопли. Другой начальник другой столовой непременно давно бы уже бросился выяснять, в чём дело, но Дейнти Ран, уменьшая число кусочков запеканки на тарелке перед собой, просто следил за развитием событий.

«Один раз всё дочиста сгорело. Ничего, отстроили. Так чего переживать?» – рассуждал земнопони.

— Восемь метров! Семь метров! – продолжал докладывать охранник.

— Да быть не может! – сказал напарник Хэштриггера, стоявший вплотную к нему. – Это уже в помещении.

— Так показывает датчик, – бросил в ответ пони.

— Ты уверен, что правильно им пользуешься?

— Он показывает дистанцию пять метров! Пять. Точка. Ноль. Тут две цифры. Что я могу тут неправильно понять?

— Тихо! – рявкнул на них хмурый Паддок Уайлд. Он напряжённо рассматривал квадраты подвесного потолка. Потом вскочил на ближайший стол и активировал крепившийся к плечу фонарь. Встав на задние ноги, жеребец приподнял сегмент потолка и, просунув голову и плечи в дыру, заглянул в темноту. Буквально в следующую секунду он отшатнулся и стал лихорадочно дёргать укреплённую на левой ноге пушку.

— Огонь! – рявкнул он, падая спиной на стол и вскидывая ногу. Орудие, издав тонкий высокочастотный свист, исторгло из себя дрожащее бледно-голубое кольцо энергии, беспрепятственно и без видимых последствий прошедшее сквозь пенопластовые плитки. Подчинённые последовали приказу начальника, обрушив на потолок град аналогичных зарядов. Обстрел продолжался, пока прибор в копытах Хэштриггера не перестал показывать какое-либо движение.

Бригада бойцов принялась залезать на столы и вытряхивать из-за сегментов потолка похожих на разноцветные мячики существ, слабо шевеливших крыльями.

— Всех накрыли, кажется, – сказал Паддок Уайлд, пока его подчинённые наполняли мешки оглушённым магическим зверьём. – Лиш, Компрэнд, метнитесь в другие помещения! Проверьте датчиками! Если мы хоть одного пропустим…

Жеребцы дружно потопали выполнять приказ. Паддок Уайлд тем временем успокаивающе махнул копытом наблюдавшим за зачисткой главе НИИ и начальнику столовой. Но последний стороннее «всё хорошо» не принял. Ему требовалось своё личное «всё хорошо».

— Договорим в следующий раз, дружище, – сказал Дейнти Ран, вставая из-за стола. – Чувствую, мне сейчас на кухне надо быть.

В соседнем помещении, где охранники НИИ залезали с проверкой в каждую кастрюлю, шеф-повара встретило полотно «миниатюрный разгром». На памяти Дейнти Рана кухня выглядела хуже лишь пару раз – в день, когда он на спор пытался освоить магию, и после взрыва в соседнем здании. Но оба раза столовая благополучно пережила, следовательно, переживёт и этот.

— Какой ущерб? – осведомился Дейнти у ближайшего помощника. Лейдл, ещё не отдышавшийся после героического, но бессмысленного действия, – он дуршлагом гонял прожорливых паразитов по кухне, – печально доложил:

— Запасы в хранилищах не тронули. То, что стояло в духовках и закрытых кастрюлях, тоже. Но все запасы готовых блюд, которые сделали к ужину… Нету их теперь.

Дейнти Ран печаль Лейдла не разделил.

— Отлично! Сделаем замену – это ещё минус один мешок. И день почти удался!

Тем временем вокруг шеф-повара собралась вся толпа отчаянных «защитников кухни», каждый со своим «оружием». Они несколько наивно ожидали хотя бы одного хвалебного слова в свой адрес. Но дождались только указаний.

— Так, чего замерли? Ужин сам себя не сготовит!.. Не слышу топота! – подгонял поваров начальник столовой. Он-то прекрасно понимал, что все попытки защитить еду от параспрайтов изначально были обречены. А значит, Лейдл и прочие борцы впустую тратили своё время и силы.

Розовая скатерть с вышитыми цветочками покинула предпоследний накрытый стол и отправилась в корзину, чтобы пройти процедуры стирки, крахмаления и глажки и вернуться на полагающееся место в субботу. Дейнти Ран всё же сделал маленькое поощрение помощникам, отбивавшим ужин от насекомых-паразитов – освободил их от уборки столовой. И вообще отправил по домам пораньше, до заката.

Кроме душевной доброты Дейнти Ран пошёл на этот шаг ещё и потому, что минуты, проведённые наедине с пустым залом, возвращали его в недалёкое прошлое. Когда он в одиночку руководил столовой. Когда он лично заведовал трёхразовым питанием целого научного центра. Конечно, даже тогда ему помогали всякие разносчики и раздатчики, но к процессу приготовления пищи Дейнти Ран долгое время никого не допускал. Пока полученные травмы не заставили уступить дорогу молодым и прытким.

Дверь столовой приоткрылась, пропуская оранжевую полоску солнечного света.

— Я опоздала к ужину? – спросила профессор Соубонс, разглядывая пустые столы с перевёрнутыми стульями.

Соубонс была ещё одной причиной, позволившей Дейнти Рану отпустить всех по домам. Он надеялся на появление своего лечащего врача – не в качестве лечащего врача. Интуиция не подвела.

Шеф-повар указал на единственный столик, что всё ещё мог похвастаться скатертью.

— Прийти на ужин никогда не бывает поздно, – заметил он.

Соубонс отрицательно помотала головой.

— Возражу. Существует ряд исследований, доказывающих нежелательность приёма пищи непосредственно перед сном. Особенно, если речь идёт о плохо перевариваемой пище. С высоким содержанием клетчатки… – Доктор словно вспомнила, что она не в стенах больничного крыла и на ней нет медицинского халата. – Но, как я помню, мне обещали всего лишь чай на розовых лепестках…

— Что верно, то верно, – кивнул Дейнти Ран, отодвигая для дамы стул.

Шеф-повар доведёнными до автоматизма действиями нашёл на кухне две наименее побитых чашки, бросил на донышко каждой по точно отмеренной щепотке заварки, налил в них ещё не остывший в термобаке кипяток. Также захватил с собой сахарницу и пару ложек.

— Проблем со сном не вызовет, – сообщил земнопони, раскладывая предметы чаепития на скатерти. – Можете поверить моему многолетнему опыту употребления.

— Поверю, – ответила Соубонс, пригубив чай.

Дейнти Ран сел напротив розовой единорожки. И впервые за день замешкался, не найдя, с чего начать разговор. Обычно ему легко давалась непринуждённая болтовня. И после полного хлопот дня тоже. И во время напряжённых трудов, вроде отскабливания застывшего масла с плиты. Но сейчас, в ситуации, когда не было ни забот, ни тревог, когда он сидел напротив пони, с которой, вроде бы, стремился побеседовать, язык словно упёрся в стенку и не желал сдвигаться ни на сантиметр.

«Не хвастаться же тем, как я израсходовал десять мешков алычи за день», – подумал Дейнти Ран.

— Я слышала краем уха, что у вас сегодня параспрайтов гоняли, – нарушила неловкую паузу Соубонс.

— О да! Паддок Уайлд героически и зрелищно исполнял свои служебные обязанности, – ответил Ран. После короткого описания минувших событий разговор опять расклеился.

Целую минуту шеф-повар, мастер гастрономических шедевров и специалист по организации массовых мероприятий, собирался с силами, чтобы задать тот единственный, крайне неловкий вопрос, ради которого и затеял это вечернее чаепитие и который теперь словно распугивал все другие слова.

— Профессор… Скажите… Как так вышло… что вы одиноки?

Чашка, находившаяся на уровне губ Соубонс, вздрогнула. Но больше никаких признаков волнения профессор не проявила. Она подошла к ответу так спокойно, словно формулировала диагноз.

— Я многократно пыталась найти себе пару. Но отношения быстро заканчивались. Мало кто способен выдержать мой стиль жизни. И мой график работы. Всё строго, всё по расписанию. Но при этом невозможно предсказать, в котором часу я буду дома после затянувшейся операции. И какое настроение у меня будет, если я, например, потеряю пациента. Ввиду того, что никто не в состоянии подстроиться под мою персону... Я уже лет десять никого о таком не прошу.

— Вот оно как, – задумчиво произнёс Дейнти Ран.

Пока начальник столовой пытался придумать, что сказать дальше, тщась найти подсказку в медленно кружащихся чаинках, в столовой вдруг посветлело. Наполнявшее помещение оранжевое закатное зарево обернулось бледно-золотистым дневным сиянием; протянувшиеся почти до самых стен солнечные пятна, бросаемые окнами под потолком, переместились и укоротились в несколько раз. Соубонс, заметившая непонятное поведение освещения, инстинктивно посмотрела вверх, пытаясь определить положение солнца, но натолкнулась взглядом на всё те же плитки подвесного потолка.

— Уместно ли сделать вывод, что вы не просто так задали свой вопрос? – перехватила инициативу в беседе Соубонс.

— Простите?

— Ваш вопрос, очевидно, соотносится со стабильными взаимоотношениями между нами. Пациент и доктор. Пони с весьма схожими жизненными принципами.

— Э-э-э… Я даже не думал… То есть я думал, но… – Дейнти Ран, чувствуя, что его щёки из светло-зелёных становятся красными, поспешил заткнуть себе рот чашкой чая.

Соубонс легко улыбнулась.

— Согласитесь, что пони нашего возраста вряд ли станут задавать вопросы просто ради процесса. Так что, полагаю, у вас сейчас не приступ паники, а лёгкий гормональный всплеск, влияющий на эмоциональное состояние…

— Как скажете, доктор, – подал голос Дейнти Ран.

Новое молчание прервал уже настенный коммуникатор. Из него, кроме скрежещущих шумов, донёсся голос Блэкспота, гнусаво читавшего сообщение, явно состряпанное в спешке:

— Уважаемые сотрудники НИИ. Возникла чрезвычайная ситуация в одной из лабораторий. Мне сообщили, что произошла спонтанная инициация чар. Сработал прототип заклинания, которое король Сомбра применил к Кристальной Империи. Сообщаю вам, что из-за заклинания наш научный центр испытал скачок времени. Сейчас по эквестрийскому времени не вечер четверга. Сейчас суббота, двенадцать часов дня. Не пугайтесь, год тот же, что и был. Месяц тот же. Неделя та же. Просто Стэйблридж перескочил через полтора дня. От имени руководства приношу извинения за неудобства. По поводу проблем, возникших в связи с произошедшим событием, обращайтесь ко мне или к директору Тритсу. Благодарю за внимание.

— О как! – произнёс Дейнти Ран, пока профессор допивала остатки чая. – Теперь будем гадать, включат ли потерянные полтора дня в зарплатную ведомость.

— Гадать не надо. Не включат. Что ж, благодарю за чай, – быстро произнесла Соубонс. – Но мне нужно на службу. Моя вахта как раз в субботу.

— А вы не собираетесь её перепоручить кому-либо, учитывая необычные обстоятельства?

— Нет. Это мой медицинский долг. Моя обязанность.

— Иного ответа от вас и не ждал, – тряхнул гривой Дейнти Ран. – Так, а я, между делом, разожгу огонь в печах. Салаты помидорные порежу. Голодные пони, они ведь всегда найдутся. В любой день, в любое время.

Соубонс отошла на несколько шагов от столика, с которого шеф-повар поспешно стаскивал скатерть. И вдруг обернулась.

— Но если у вас будет свободное время завтра, в пятни… В смысле, в воскресенье…

— Да-да. – Дейнти Ран, всем своим видом выражая интерес и чуть подавшись вперёд, опёрся передними ногами на печально скрипнувший стол.

— Думаю, мы могли бы обсудить пару вопросов, достойных пони нашего возраста. – Соубонс мягко улыбнулась. – Где-нибудь в нерабочей обстановке.

Глава 14. Особое лечение

Визит пегаски Гудчиер в "Си-Хорс" заставляет Шейда решать неожиданные и давно назревшие проблемы.

На директорской панели Краулинг Шейда, показывающей ему состояние сегментов «Си-Хорс», впервые за долгое время замерцала лампочка. Первой мыслью, посетившей приблизившегося к панели бэт-пони, была «Гальвар опять что-то натворил в реакторной». Упрятанный на самых нижних этажах источник энергии оставался одним из немногих активных объектов комплекса, а лапы отвечавшего за него грифона давно нуждались в хлёстком ударе линейкой. Но индикаторы реакторной зоны находились в другом углу панели, да и из коммуникатора не раздавалось воплей орлольва – что не снимало с него былых прегрешений, но хотя бы не делало виновным в мерцании лампочки.

Инициатор, кем бы он ни был, находился в противоположной части «Си-Хорс» – по ту сторону люка, вделанного в выступающую над водой скальную гряду. Неизвестный гость своеобразным звонком в дверь извещал о своём появлении. А также о том, что обошёл системы обнаружения летающих целей, расставленные по периметру и, если верить всё тому же Гальвару, «чес-слово работающие».

Краулинг Шейд хотел вызвать подразделение охраны, но потом вспомнил, что все оставшиеся охранники либо надзирают за Скриптедом Свитчем, либо задействованы в работах Еудженин. Так что с гостями приходилось разбираться лично главному начальнику. Впрочем, когда он через глазок внутренней бронированной двери увидел, кто влетает через внешний люк, то даже обрадовался, что не потрудился собрать «комитет по встрече». Потому что эту гостью он некогда лично провожал и никак не ожидал увидеть снова.

Она выглядела как зеленовато-белая пегаска с ярко-оранжевой гривой. И в обществе пони называла себя Гудчиэр. Но не была ни той, ни другой. Лишь немногие видели настоящий облик Экзилис и могли отметить детали, отличавшие её от действующей королевы чейнджлингов, ранее покушавшейся на жизнь вероятной преемницы.

Зелёное пламя пробежало по шерсти, открывая тускло-чёрный хитин внешнего панциря, полупрозрачные крылья и хвост. Глаза обрели цветовую многослойность и узкую прорезь зрачка. Из-под иллюзии кучерявой гривы пробился изогнутый рог с отверстием у самого основания. Королева Экзилис явила свою сущность чейнджлинга. Но даже заворожённый зритель, впервые встречавший подобные метаморфозы, отметил бы, что чудо перевоплощения далось существу с трудом. А Шейд, многократно наблюдавший, как Экзилис меняет облик, первым делом обратил внимание на её усталый вид и вымученные действия. У него сразу же появилось предположение, что случилось с гостьей, и почему она вообще появилась возле парадного входа в «Си-Хорс».

— Здравствуй, Экзи! – Шейд попытался ускорить раскрытие внутренних дверей. Но массивная преграда двигалась лишь с той скоростью, какую обеспечивало загустевшее с последнего техобслуживания масло на шестернях. Бэт-пони протиснулся в щель между створками сразу же, как это стало возможно. – Экзи, я никак не ожидал тебя увидеть! С возвращением! – Шейд чуть было не кинулся обнимать отставную королеву, но её вид заставил его сдержать эмоциональный порыв. – Что-то случилось? Тебя нашла Кризалис? Она преследует тебя?

Бэт-пони мысленно подготовился объявлять тревогу по всему комплексу, потому что прошлая встреча двух правительниц роя чейнджлингов едва не превратила в щебень НИИ «Стэйблридж». «Си-Хорс» имел прочную скальную основу, но даже это не гарантировало, что комплекс выстоит, если на его территории схлестнутся два столь могущественных существа.

— Нет-нет, ничего такого, – поспешила успокоить Шейда Экзилис. – Кризалис до сих пор считает меня мёртвой. С её роем я никак не пересекалась. И вообще… Ты поселил меня в такой глуши, что мне сложно хоть кого-нибудь встретить.

Шейд вспомнил, как он, будучи советником по науке, подыскивал для отставной королевы убежище. Оставаться на «Си-Хорс», как и в любом месте с большим количеством пони, она не желала, так что бэт-пони переворошил немало документов в поисках подходящего. Заброшенный гляциологический центр в виде двухэтажного домика, затерянного на склоне горы, далёкой от густонаселённых деревень и популярных курортов, подходил более чем идеально. Местность позволяла выращивать скудную еду, запасов которой хватало бы для одного существа, а ближайшее поселение находилось на другом краю извилистой пропасти. Пока Экзилис заканчивала лечение ран, полученных в битве с Кризалис, Шейд совершил пару экспедиций к той горе, вывез из домика остатки оборудования, оставил там запасов еды лет на пять. И изъял записи о лаборатории по изучению ледника из всех реестров.

Присутствовал в этих приготовлениях один момент, который бэт-пони не намеревался озвучивать. Домик в высокогорье служил ещё и вероятным местом, куда Шейд планировал сбежать вместе с Дресседж Кьюр в случае, если тайные операции советника по науке откроются, и на него начнётся охота. И такая возможность сбежать у Шейда всё ещё оставалась, хотя без зелёной единорожки с изумрудной гривой идея теряла всякий смысл.

— Что привело тебя? – поинтересовался бэт-пони у королевы чейнджлингов. В его голосе сквозила обеспокоенность: он уже отметил неуверенную поступь Экзилис и её неспособность сохранять неподвижную позу.

— Я стала не очень хорошо себя чувствовать, – призналась та. – В последний месяц это проявляется особенно сильно. Голова кружится. Мысли не на месте. Долго двигаться, летать, сохранять чужой облик не получается. Сплю урывками по часу с небольшим. Даже видеть стала хуже, хоть очки выпрашивай… И, как ты понимаешь, пойти в обычную клинику я не могу.

— Да. Ты правильно поступила, что добралась сюда, ко мне, – моментально согласился Шейд. – У меня здесь, правда, временные трудности с персоналом… Но я найду лекарство от твоего недуга.

Упомянутые «временные трудности» в голове Шейда подразумевали «у нас на весь комплекс есть только Еудженин, крепко занятая собственными экспериментами, и практикующая медсестра Кейртач, которой до уровня Дресседж Кьюр расти и расти». Но взволновал бэт-пони вовсе не катастрофический дефицит кадров. Он вспомнил, где именно хранятся медицинские данные Экзилис – в кабинете, от которого Шейд умышленно держался как можно дальше. Даже лифтом, идущим через ту часть комплекса, он не пользовался, чтобы случайно не остановиться на определённом этаже и не увидеть определённую дверь.

— Тебе бы самому какое-нибудь лекарство не помешало, – внезапно произнесла Экзилис. Шейд вопросительно поднял бровь. – Выглядишь каким-то хмурым и подавленным. Неужели Дресседж Кьюр перестала о тебе заботиться?

От одного упоминания этого имени бэт-пони вздрогнул. Казалось бы, он уже столько раз повторял себе и встречным пони одну фразу, подтверждавшую непреложный факт. Но тяжесть от её содержания так никуда и не исчезла. Она давила в первый раз. Давила в пятнадцатый. И Шейд сомневался, что наступит день, когда он сможет спокойно вспоминать об этом.

— Дресседж Кьюр погибла, – мрачно сообщил он.

— Ох… – Экзилис вздрогнула и встряхнула головой. – Я… Если бы я знала…

— Но я ведь поселил тебя в такой глуши, – отмёл её оправдания Шейд, – что туда не дошли бы никакие новости.

— Ты можешь рассказать, как это произошло? – осторожно спросила королева чейнджлингов.

Как и любая из её предшественниц, она была способна ощущать сильные эмоции находящихся рядом существ. И хотя она навеки разорвала свою связь с роем, избавившись от походивших на корону наростов, способность эта, пусть и сильно ослабленная, сохранилась. Экзилис ощущала, что Шейду тяжело даётся разговор о Дресседж Кьюр. Так что просьба прозвучала несмело, почти робко.

— Месяцев шесть назад… Она спасала одну из принцесс, – с усилием произнёс бэт-пони. – И в этом преуспела. Но получила ранение. От которого не оправилась.

Шейд действительно не хотел вдаваться в подробности тех событий. Боль, которую он считал приглушённой, пронизывала его снова и снова. Каждый день. Он понял и принял жертву Дресседж Кьюр, но его самого это не оправдывало. Раз за разом, в мельчайших подробностях вспоминал бэт-пони тот день в Кристальной Империи. Мог ли он сделать что-то иначе? В какой момент он упустил возможность предотвратить случившееся?

Он верил, что мог что-то сделать. Что гибель Дресседж Кьюр не была предопределена. Вот только в момент, когда зелёную единорожку следовало остановить, Шейд отступил в сторону и молчаливо поддержал. Даже помог нести чемоданы. Хотя понимал, что Кьюр берёт на себя неблагородную и недобрую миссию, что жажда мести ведёт учёную пони к встрече с опасным противником. Встрече, которая, в принципе, имела лишь один возможный исход. И тот факт, что Кьюр прожила ещё несколько часов и сказала Краулинг Шейду несколько фраз – это уже был подарок судьбы, которого бэт-пони не заслуживал. Потому что промолчал. Потому что отступил.

— Теперь ясно, – произнесла Экзилис. По её внешнему виду нельзя было понять – ясно ли ей то, как погибла Дресседж Кьюр, или то, отчего стоящий перед ней бэт-пони так болезненно выглядит.

— Не будем волноваться о тех, кто мёртв. Будем волноваться о тех, кто жив. – Напыщенным философствованием Шейд намеревался отделить себя страдающего от себя воодушевлённого. Воодушевление ему в последнее время приносила исключительно работа. И королева Экзилис превратилась в очередную задачку, решение которой помогало задвинуть на второй план личные моральные драмы.

Пара из пони и инсектоида двинулась по коридорам комплекса в сторону ближайшего лифта. Оба незаметно следили за походкой и действиями другого, пытаясь по результатам визуального наблюдения поставить какой-то предварительный диагноз. Но Шейду для такого не хватало медицинских данных о народе чейнджлингов. А Экзилис, надолго лишившаяся практики, никак не могла тонко распознать эмоциональный настрой бэт-пони.

— А у вас тут тихо стало. – Несостоявшейся королеве роя надоело молча наблюдать за незаметно, как ему казалось, гримасничающим от внутренней боли спутником. Замечание не добавило Шейду спокойствия.

— «Си-Хорс» практически закрылся, – сообщил бэт-пони. – Я потерял свою должность, и мои средства исчерпаны. Сейчас работа ведётся лишь над двумя проектами. Гальвар поддерживает в рабочем состоянии и постоянно улучшает свой реактор. Который нельзя оставить или куда-то перевезти. А в одной из удалённых лабораторий готовится медицинский эксперимент по разделению двух сознаний, по иронии судьбы заключённых в одно тело.

— Такое бывает? – поразилась Экзилис.

— Игры с магией и не такое могут устроить, – уклончиво ответил Шейд, надавив копытом на кнопку вызова лифта.

— За что тебя сняли с должности? – не унималась Экзилис. – Мне казалось, что ты такой влиятельный и важный. Советник по науке. Насколько плохой совет ты должен был дать, чтобы потерять работу?

— Говоря доступным тебе языком, – пробурчал Шейд, – я решил немного выйти за рамки своих полномочий. Как новая королева, посягнул на власть старой королевы. То есть принцессы. И когда она это обнаружила, мне досталось…

Бэт-пони лукавил. Не про превышение полномочий, которое он допускал неоднократно. А про «досталось». Загвоздка была в том, что Шейд до сих пор так и не поговорил с Селестией о своей официальной и неофициальной деятельности. Почти два месяца он нервно думал о том, чтобы запустить средство связи МАГиСТр, появиться в Кантерлоте в виде бесплотного фантома и тем самым проверить удачу на прочность. Но останавливал сам себя, продолжал прятаться в недрах скалы, лежавшей среди нейтральных вод. Хотя «Си-Хорс» и не смог бы защитить от кого-то вроде Селестии. А ход времени не смягчил бы характер аликорна – особенно если сопоставить тысячи лет жизни принцессы и два месяца молчания бывшего советника.

Шейд не ждал для себя ничего хорошего. Вся эта история с момента, когда высоко взлетевший бэт-пони утратил ветер под крыльями, вела к наказанию и забвению. Советник по науке, втайне от государства тративший горы золота, формировавший оппозиционную силу в рядах интеллигенции, откровенно игнорировавший указания из дворца и объективно утративший маломальскую полезность для правителей, прощения не заслуживал. И виновный бэт-пони лишь удивлялся, что принцесса до сих пор не собрала эскадру и не вышибла надводный люк «Си-Хорс» – видимо, у неё были дела поважнее Шейда.

— Давай сегодня поужинай, отдохни, – предложил бэт-пони, пока лифт уносил двух пассажиров на глубину. – Не забыла ещё, где тут хранилище съестных пайков? – Пони дождался утвердительного ответа от королевы чейнджлингов. – Любая незапертая комната на спальном этаже в твоём распоряжении. Я сейчас взгляну на оборудование в медицинском центре. Завтра с утра встретимся и попробуем оценить твоё состояние.

— Отдохнуть у меня вряд ли выйдет, – с досадой отметила Экзилис. – Но спасибо. А что за пайки, кстати?

— Экономия, Экзи. Сплошная экономия, – ответил Шейд. – Столовую содержать не на что. Поэтому финансовый гений Эндлесса додумался запастись быстрозамороженными полуфабрикатами. Он говорит, что пайки питательные. Я говорю, что не замечал, чтобы он сам на них налегал. Но то наши, мужские пересуды.

— Обязательно надо будет с Эндлессом встретиться, – напомнила себе Экзилис. После вспышки зелёного пламени она превратилась в золотистого земнопони с пышной гривой.

— О-о-о, – среагировал бэт-пони. Он сдвинулся чуть в сторону, пропуская «Эндлесса» к выходу на этаж. – Заставь его поверить, будто в коридоре установили зеркало. Он шутку оценит.

Копия земнопони многообещающе улыбнулась.

Шейд прекрасно знал, что, если он поместит специальный ключ в специальную прорезь, находящаяся перед ним дверь поднимется вверх. Дело было за лёгким движением ноги. Но заставить себя сделать это движение бэт-пони просто не мог. Ведь это был её кабинет. С её вещами, которые она не взяла с собой в путешествие, из которого не вернулась. Среди этих вещей находились и данные по физиологии чейнджлингов, которые требовались Шейду. Только он смотрел на закрытую комнату так, словно находился у подножия горы и рассматривал блестящий в лучах солнца высоченный пик. Куда ему не забраться. Даже на крыльях.

— Проблемы? – поинтересовалась Экзилис. Она зашла к Шейду в кабинет рано утром, когда он ещё толком не проснулся. Или толком не уснул, учитывая его сбитый набекрень режим дня. В общем, приболевшая королева, тоже не особо выспавшаяся, успела пообщаться со всеми немногочисленными сотрудниками «Си-Хорс», кроме тех, кто трудился в лаборатории Еудженин. И теперь сопровождала директора комплекса.

Бэт-пони хотел выразить ей благодарность за такое сопровождение. Без её необычного голоса, произносящего слова так, словно каждое пытались произнести несколько различающихся по тональности и громкости собеседников, без её терпеливого взгляда, устремлённого ему в загривок, без её присутствия… Шейд бы никогда не двинул копытом, позволяя дверному механизму считать ключ и предоставить допуск. И никогда бы не переступил порог обители, вид каждого предмета в которой отзывался в его сердце уколом тупой иглы.

Вот халат и шапочка на вешалке – наряд, который Кьюр щепетильно надевала. В любом подходящем случае, даже когда медицинская процедура сводилась к измерению температуры на ощупь внутренней частью копыта. Теперь они сиротливо и как-то потерянно висели, словно до сих пор дожидаясь возвращения своей хозяйки.

На полках стеллажа по-прежнему стояли справочники по медицине, в расстановке которых просматривался почти образцовый алфавитный порядок. Рядом темнел блокирующий магию артефакт, наверное, несколько месяцев пребывающий в разряженном состоянии. Полкой ниже по отдельности лежали части прибора, фиксирующего по слабым токам крови истинность ответов собеседника. По заказу Дресседж Кьюр его сумел смастерить Гальвар – но только после клятвенного обещания, что лично на грифоне детектор использоваться никогда не будет. Шейд помнил этот разговор между Кьюр и Гальваром, после которого единорожка и бэт-пони долго строили догадки, какие секреты скрывает орлолев.

Нужные документы следовало искать на столе, где-то рядом с медицинским светильником, который Дресседж Кьюр приобрела на личные средства, когда работала в Стэйблридже. В использовании спецоборудования не было какого-то скрытого смысла, единорожке просто нравился свет мини-ламп СиПИл. А вот Шейду он порядком резал глаза – даже сквозь чёрные очки, которые он когда-то таскал на морде. Поэтому в его присутствии Кьюр пользовалась только обычным освещением.

Бэт-пони передвигал ноги, на которые словно надели свинцовые сапоги, чтобы обойти письменный стол, который привёл бы в восторг любителя всего загадочного и необъяснимого: хоть помещение пустовало полгода, никем не посещалось и даже не вентилировалось, слой пыли на столешнице всё равно появился. Шейд даже этот слой не хотел трогать, чтобы не нарушать образ кабинета – самое живое напоминание о зелёной пони, если не считать фотографии, где она была запечатлена с малолетним сыном. На снимок в рамке бэт-пони не хотел бросать даже мимолётного взгляда. Но кое-кто, прошедший вместе с ним в комнату, поднял фотографию и внимательно её изучил.

Уши с кисточками уловили шорох перемещаемого предмета и последовавший за ним странный звук, и клиновидные зрачки сместились вправо. После чего расширились так, что глаза ночного летуна стали неотличимы от глаз любого солнцелюбивого жителя Эквестрии. Возле стола Шейд увидел зелёную единорожку с изумрудной гривой. Которая держала фотографию зелёной единорожки с изумрудной гривой.

Бэт-пони издал нервный не то вскрик, не то всхлип. Единорожка отвела взгляд от фотографии, на её мордочке появилось недоумённое выражение. Мгновение спустя она заметила покрывающую поднятую ногу зелёную шерсть и в ту же секунду исчезла во вспышке травянистого цвета пламени. Перед ошеломлённым Шейдом вновь предстала чёрно-хитиновая фигура Экзилис.

— Прости, пожалуйста, – смущённо произнесла она. – Я не хотела. Подсознательно получилось. Это можно дописать в список симптомов. Я теряю способность контролировать механизм преображения.

— Я-ясно, – с трудом выговорил Шейд.

Он тряхнул головой, чтобы прогнать наваждение. Перестарался – мозги протестующе загудели. После этого Шейд, чтобы не зацикливаться на переживаниях об утраченной пони, решительно нарушил идеальный порядок разложенных на столе бумаг. Его не отпускала робкая надежда, что сейчас, когда он вторгнется в застывший во времени мирок кабинета, он наконец прервёт незримую связь между собой и воспоминаниями о Кьюр. Этого не произошло, зато бэт-пони выцепил кончиком перепончатого крыла папку с нужными документами.

— Всё, записи есть! – выдохнул он. – Можно приступать к лечению.

— Бесполезные куски бумаги! – фыркнул бэт-пони, отшвыривая папку, которую листал по поводу и без последние восемь часов.

Сначала он не отрывался от записей Кьюр в медицинских лабораториях. Пометки врача позволили ему корректно снять кардиограмму с королевы чейнджлингов – что было непросто, учитывая незамкнутую систему кровообращения у её вида. Шейд замерил пульс и давление Экзилис. В покое, при умеренной нагрузке, во время колдовства. В итоге медицинский центр лишился беговой дорожки – её заклинило во время попыток бэт-пони разобраться в систолах и диастолах пациентки. Сегменты и интервалы отклонялись от зафиксированной в бумагах нормы лишь на два-три процента, что соответствовало показателям физически здоровой особи.

Отдыхая от физических упражнений, Экзилис охотно заполнила опросный лист, где по пять раз спрашивалось про наличие или отсутствие симптомов. Четыре рассчитанных столбца ответов сошлись в категории «непонятно». Зато пятый, вычисляемый по вопросам с подвохом, показал, что ответы королева дала честные.

Далее Шейд запустил медицинскую центрифугу и клеточный микроскоп. Он надеялся, что даже при минимуме медицинских знаний и навыков сможет определить наличие или отсутствие в крови посторонних веществ. У бэт-пони имелось подозрение, что сильный яд, который Экзилис некогда получила, дабы имитировать смерть королевы-соперницы в глазах Кризалис, мог дать отложенный негативный эффект. Однако основные показатели полностью отвечали здоровому состоянию пациентки, зафиксированному перед её отлётом к горному убежищу. Следующие заборы крови показали отсутствие реакции на разработанные Кьюр лекарственные смеси, образцы которых зелёная единорожка хранила в морозильной камере медэтажа. Смеси, конечно, могли испортиться, но тест-полоски после окунания в жидкость показывали обратное.

Наконец, бывший советник с разрешения пациентки прибёг к такой деликатной процедуре, как непосредственный осмотр. Он искал любые изменения цвета хитинового покрова, утолщения под кожей, наличие влаги в отверстиях на ногах Экзилис – все те косвенные признаки заболеваний, которые Дресседж Кьюр некогда описала. Она в своих записях опиралась на знания о болезнях обычных пони и эпидемиях, которые хранились в коллективной памяти роя чейнджлингов, частью которого оставалась Экзилис.

Всё это оказалось пустой тратой времени. И Шейд мог радоваться лишь одному – что пациентке не стало хуже. Чего записи Дресседж Кьюр, только что признанные бесполезными, кстати, не исключали.

— Сходи, подкрепись, – обратился к притихшей королеве Шейд. – Сдавать кровь тебе больше не потребуется, значит, голодать тоже причин нет.

— Фе! – некультурно высунула длиннющий язык Экзилис. – Да при тех пайках, что вы тут едой называете, я лучше с пустым желудком посижу.

— Поверь, ты не одинока в этом желании, – качнул головой пони. – И так уж получилось, что у меня про запас припрятан сладкий десерт. Он мёдом пропитан, так что лежит и не портится, ждёт особого случая. И, если не брать в расчёт причину, твой визит можно счесть таковым.

Директор «Си-Хорс» быстро объяснил медсестре Кейртач, оказавшей некоторую помощь в исследованиях, как и куда убрать использованные пробирки, инструменты и прочий инструментарий. После чего прихватил папку с записями, не предназначенными для штатных медработников, и в сопровождении Экзилис направился в свой кабинет. Там злосчастные записи подверглись ещё одному полному расстройства броску – отправились на диван, где скоро обрели компанию в виде Шейда и королевы чейнджлингов.

— Не скажу, что прямо полноценная замена комплексному ужину... – признался бэт-пони, когда нехитрые приготовления к «пиру для двоих» были завершены.

Поскольку стол оказался слишком тяжёлым, а просить гостью применить магию, чтобы его подвинуть, Шейд не собирался, он использовал в качестве альтернативы небольшой относительно твёрдый пуфик. Обмахнув поверхность копытом, поставил на него цилиндрическую упаковку, внутри которой находились шарики из лёгкого хрустящего теста, залитые мёдом, после чего вытащил из закромов бутылку своего любимого виноградного сока. На всякий случай встряхнул её и, вытащив пробку, понюхал – надо было оценить то, насколько забродили ягоды. А вот какой бы то ни было посуды для питья в кабинете не нашлось. Шейд, импровизируя, приспособил в качестве кубка стоящий без дела на одной из полок подсвечник, который передал Экзилис. Сам же предпочёл пить из бутылки.

— Учитывая мою прошлую карьеру организатора свадеб, – улыбнулась Экзилис, – замечу, что у тебя тоже есть талант в этой области. В сокращённом бюджетном варианте.

— Ну, если эксперт такого мнения, – приободрился Краулинг Шейд, – значит, безбедная старость мне обеспечена.

«Мне обеспечена старость с регулярным бесплатным питанием и крышей над головой», – пронеслось в мыслях Шейда. – «С тем лишь минусом, что пройдёт она в казематах Кантерлота».

— Печально, что я так и не смог понять, что с тобой случилось, – сказал бэт-пони, чтобы отвлечься. – Если верить бумагам, ты в том же, с позволения сказать, цветущем состоянии, в котором была, когда мы прощались. – Жеребец сделал пару глотков и отломил кусок медового угощения. – Не могу никак объяснить твоих симптомов. Не могу понять, почему ни один из анализов или тестов ничего не показал.

— Ну… – тихо произнесла Экзилис. – Сегодня был момент, когда я ощутила себя иначе. Не настолько плохо.

— Да? – встрепенулся Шейд. – Когда именно? Почему ты не сказала?

— Потому что это случилось ещё до процедур. Тогда, в кабинете доктора Кьюр. Когда я случайно приняла её облик. А ты на меня посмотрел. На мгновение я ощутила что-то, и все прочие ощущения будто отступили перед этим новым чувством…

К концу короткой речи Экзилис почти шептала. Она не могла понять, почему Краулинг Шейд так пристально на неё уставился. Следует ли ей немедленно замолчать? Или напротив, подробнее описать свои ощущения в тот момент, надеясь, что у бэт-пони внезапно наступит озарение?

Но Краулинг Шейд уже не нуждался в развёрнутых пояснениях. Едва Экзилис упомянула этот момент, едва он мысленно в него вернулся и вспомнил, что тогда чувствовал, в уме бэт-пони вспыхнул ответ. Такой простой, что никаких записей Дресседж Кьюр не требовалось. И если бы пони не тратил день на самоуничижительные размышления, то давно добрался бы до истины.

— Ну конечно! – Шейд воздел копыта, едва не выронив бутыль. – Я поселил тебя в такой глуши, что обрёк на голод.

— Ты это о чём? У меня там была еда. Целая кладовка. И свежий сок деревьев. Саженцы растений. Тот же мёд. В предгорьях нашлось несколько гнёзд диких пчёл…

— Я не об этом голоде, – отмахнулся бэт-пони. Ему пришлось отвести взгляд от собеседницы, чтобы сформулировать своё оправдание. – Ты чейнджлинг! Ты питаешься не только обычной пищей. Ты питаешься эмоциями. Для такой, как ты, жизнь в изоляции губительна. Но я, когда искал тебе убежище, думал лишь о том, чтобы Кризалис тебя не нашла. И совсем забыл про твою природу. Это я виноват. Я вызвал твой недуг. Я…

— И ты можешь стать моим лекарством, – донеслось слева.

Шейд снова повернулся к Экзилис. Чтобы внезапно обнаружить два заметных изменения. Во-первых, королева чейнджлингов перевоплотилась в зелёную единорожку с изумрудной гривой. Во-вторых, она сидела заметно ближе.

— Экзи, нет! Не надо! – отстранился Шейд после секундного замешательства. – Это неправильно! – Он решительно махнул копытом. Напиток при этом едва не пролился из бутылки на папку с медицинскими записями.

— Но такова моя природа, – сказала зелёная единорожка.

В отличие от утреннего случая Экзилис не торопилась возвращать себе обычный облик. Шейда это начало нервировать.

— Ты не имеешь права копировать её! Ты не она! Немедленно прекрати!

— Но ведь ты сам этого хочешь… – прозвучал голос Дресседж Кьюр. Невероятно правдоподобное копирование интонаций, фонема в фонему.

Захлестнувшие бэт-пони эмоции сводили его с ума. Советник по науке, директор лабораторного комплекса, типичный представитель своего народа, влюблённый жеребец – все эти личности сейчас боролись внутри Шейда, и у каждой был собственный ответ королеве чейнджлингов. Победил тот Краулинг Шейд, что всегда держал себя в копытах и чтил строгие нормы поведения. Именно он поставил бутылку на пуфик и сказал:

— Мои желания не имеют значения. Я должен придерживаться иных приоритетов.

Шейд зажмурился, так как вдруг понял, что больше не может лгать самому себе. Последние годы всё, что он делал, все его начинания были продиктованы исключительно эгоизмом. Он хотел поддержать начинания Кьюр, её стремление исцелить все болезни в мире? Безусловно, и вместе с тем – обрести власть над этим миром, контролируя источник чудодейственного лекарства. Развитие эквестрийской науки – лишь побочный результат растянувшейся во времени игры амбиций, за которую ещё предстояло ответить. И теперь любые слова о недопустимости следования личным интересам… Они звучали как минимум неубедительно. И опровергались любым доводом. Даже простым вопросом.

— А чего бы хотела Дресседж Кьюр? – спросила копия Дресседж Кьюр.

Шейд знал ответ. Он услышал его лично. В последних словах, произнесённых зелёной единорожкой, умиравшей в госпитале в Кристальной Империи.

— Она хотела, чтобы я жил. Не существовал бледным призраком себя прошлого. А просто жил. Строил планы. Радовался достижениям. С улыбкой встречал новый день.

— Что тебе мешает? – спросил ласковый голос.

Шейд повернул голову и посмотрел на зелёную единорожку. На лёгкую игру румянца на щеках. На изумрудную гриву. На пляску света в глазах. На тонкие линии бровей. На всё, что он считал прекрасным. Ни разу этого не признав.

— Как я могу жить без тебя? – спросил бэт-пони. Он обращался не к Экзилис, не к королеве чейнджлингов в образе. Он обращался к той пони, которую потерял. И которую видел перед собой. – Ты значила для меня так много. А я ни разу тебе этого не сказал. Я позволил тебе уйти, не услышав… что… я так люблю тебя!

Из глаз, долгое время прятавшихся за матовыми стёклами чёрных очков, выкатились две капли, скользнули по шерсти и закончили свой путь точками на воротнике. Краулинг Шейд наклонился вперёд, и его голова фактически оказалась на плече у единорожки. Зелёное копыто робко поднялось и легло на тёмно-синюю гриву.

— Я знаю, – ответила Шейду Дресседж Кьюр. – Я чувствую твою любовь. Я всегда её чувствовала.

В коротких фразах не было и капли неуверенности. На таком расстоянии, при таком контакте эмоции говорили о себе громко и отчётливо. Они рвались, затапливая всё, как весенние ручьи, они бушевали, как летние грозы, они переливались красками, как древесные кроны осенью, они давили, как слои зимнего снега. Это был момент, который следовало сохранить в картине или строках поэмы, но это был момент, которому меньше всего требовалось присутствие художника или стихотворца. Два существа наконец-то смогли высказаться. Наконец-то сломали стену, мешавшую спокойно смотреть на окружающий мир. Наконец-то достигли отрезвляющего спокойствия.

Какое-то время спустя Краулинг Шейд отодвинулся на край дивана, подобающим жестом вытащил из бокового кармана платок и практически соскрёб с морды следы миновавших терзаний. За это время вспышка заклинания превратила Дресседж Кьюр в королеву чейнджлингов.

— Уф! – произнесла она, посчитав, что пришло время нарушить повисшую тишину. – Горькое было лекарство. Но симптомы сняло. Моментально.

Бэт-пони спрятал улыбку за уголком платка.

— Счастлив, что помог. – Он поколебался немного, но вернул в копыто бутылку. Сделал ещё пару глотков. – Только твоя природа требует эмоций на постоянной основе.

— Попытаюсь поужинать ещё с кем-нибудь, – смутилась Экзилис, опустив глаза.

— Незачем. – Шейд протянул копыто, дотронувшись до подбородка и чуть приподняв голову собеседницы, чтобы встретиться с ней взглядом. – Экзи, ты можешь перевоплощаться в Дресседж Кьюр время от времени. В моём сердце осталось то, что ответит на этот образ.

— Спасибо, – несколько неуверенно произнесла Экзилис. Пару раз моргнув, она добавила: – Знаешь, это напоминает мне историю моего роя. Как одна королева решила подменить невесту незадолго до свадьбы. Чтобы накормить энергией любви свой народ.

— Известная история. Я в тот день, помнится, бегал по городу. Преследовало меня минимум трое твоих сородичей.

— Та королева заблуждалась в своих идеях. Она вела себя неправильно. Она вела себя как паразит. Форма жизни, вредящая своему носителю. Мне кажется, будет гораздо лучше, если королева моего вида… я… начну вести себя как симбионт. Как организм, дополняющий другую сущность и приносящий ей пользу.

Теперь настала очередь Шейда растерянно моргать, чувствуя, как высыхают остатки влаги на ресницах.

— Что? – развела копытами Экзилис. – Ты поселил меня в глуши, где моей единственной книгой оказался кем-то забытый учебник естествознания. Пришлось вчитаться.

Судя по тяжёлой одышке, Эндлесс искал друга и начальника минимум час. И вряд ли нашёл бы быстрее, учитывая, что коммуникатор Шейда остался в кабинете, а народу на «Си-Хорс» было так мало, что никто не мог подсказать, куда делся бэт-пони. Сам же пропавший трудился в месте, которого сторонился последнюю пару месяцев.

Бывший советник по науке сидел в зале, выделенном «Механизму Автоматизированного Голографирования И Сигнальной ТРансляции», и пытался доступными аппаратными средствами повлиять на белый силуэт, проецируемый в точке приёма сигнала. Шейд не собирался больше прятаться за фантомными образами. Ему требовалось решить все вопросы лично, пусть и с оговоркой на лежащие между «Си-Хорс» и Кантерлотом километры. Тем более что установленные полукругом экраны, принимающие картинку с удалённого транслятора, показывали, что собеседник на месте и ждёт, закрывая почти весь обзор развевающейся многоцветной гривой.

— Босс, вот вы где! – произнёс Эндлесс прежде, чем осмотрелся.

Он настолько увлёкся наблюдением за приготовлениями к сеансу связи, что так и не прозвучавшее клацанье запирающего механизма полностью ускользнуло от его внимания. Препятствием на пути двери оказалось копыто, принадлежащее облачённой в униформу обслуживающего персонала ноге. В щель, осмотрительно держась вне поля зрения Шейда и Эндлесса, осторожно всунулся жеребец с чертами морды жителя южных земель и принялся ловить каждое слово.

— Вот я здесь, – дружелюбно ответил Шейд.

— Ты с принцессой говорить собрался?

— Ага! Пора уже отвечать за свои поступки. Не считаешь?

— Вообще согласен… Босс, я честно… – Земнопони наклонил голову. – Вроде причёска у тебя не поменялась. А выглядишь ты сегодня совсем иначе. Ты не чейнджлинг, случайно?

— Ах, если бы, – отрывисто ответил Шейд, в то же время с усилием подкручивая один из десятков расползающихся по помещению кабелей.

— Нет, серьёзно. Ты какой-то подтянутый. Бодрый. Выспался, что ли?

— Эх, Энди, Энди! – Бэт-пони несильно ткнул копытом в плечо товарищу. – Вот ответь, чем ты на «Си-Хорс» чаще всего занимаешься?

— Эм-м… – промедлил земнопони, выбиравший между банальным ответом и скабрезной шуткой.

— Поддерживаешь комплекс в работоспособном состоянии, – ответил за него бэт-пони. – А теперь появилась та, что поддерживает в работоспособном состоянии меня. Только и всего.

— Подожди. Речь об Экзилис, верно? Что?.. Что она с тобой сделала?

— Сняла шоры с глаз. – Шейд прошёл мимо товарища к платформе, откуда установка «МАГиСТр» захватывала проецируемый образ. Эндлесс нервно потёр висок копытом.

— А ты уверен, что не наоборот? Что, если ты попал под её чейнджлинговые чары? Они ведь это умеют. Гипнотизировать. Уверен, что твои мысли действительно твои? Вдруг у Экзилис есть какой-то коварный замысел.

Украшенные кисточками уши прижались к голове, словно выражая нежелание Шейда слушать подобную ахинею.

— У Экзилис есть замысел. Но ни разу не коварный. И он с моим замыслом неплохо пересекается. Так что оставь свою подозрительность за дверью… Ты, вообще, чего пришёл-то?

— Так это, – встряхнулся золотистый земнопони. – Доложить по протоколу. Продувка скважины позволила добыть ещё некоторое количество кристаллизита. Еудженин говорит, что его теперь достаточно. Через две недели она планирует перевести эксперимент в финальную стадию. Она уверена в успехе. А вот я… Я выражаю сомнения в целесообразности всей затеи.

— Что именно тебя тревожит?

Земнопони придвинулся ближе к товарищу, занятому выстраиванием точек проекции. Шейду не хотелось предстать перед принцессой без верхней части морды или без задних копыт. Поэтому он откручивал, двигал вдоль по рейке и фиксировал механизмы, позволявшие захватить образ бэт-пони. В полный рост. Разве что растопыренные крылья вместить в зону считывания объекта не удалось бы – но таких жестов бывший советник по науке и не собирался делать.

— То же, что и всегда. Что мы, стремясь к научному прорыву, реализуем план злобного существа, готового отомстить за притеснения и уничтожать целые народы.

— Ты про Гальвара, что ли? – неуместно пошутил бэт-пони. Однако, видя настрой коллеги, посерьёзнел. – Так, Энди. У меня срочный разговор с элементами трёпки. Поэтому изложу аргументы быстро и кратко. Ламия получит новое тело. Безвредное для окружающих. И даже после этого я не собираюсь оставлять её без присмотра. Кроме того, если вдруг что-то пойдёт не так… Есть крайняя мера. Я произношу кодовое слово в коммуникатор. Гальвар запускает в реакторе свой разрушительный алгоритм. Исчезнем все, зато громко. – Шейд смерил взглядом замершего на полушаге земнопони. – От этого тревог становится не меньше, да?

— Ага, – сглотнул Эндлесс. – Порадовал приговором. Эх, и ближайший нотариус, чтобы завещание заверить, не ближе Мэйнхеттана…

— Всё, ладно. Притихни и отойди. – Бэт-пони практически отпихнул товарища. Потом вымученно улыбнулся. – Моё завещание, кстати, у тебя в Центре Океанографии. Это я на случай, если разговор сейчас не заладится.

— Ой, да что она тебе сделает? Можно подумать, у неё есть злая версия, способная испепелять на расстоянии... – прошептал земнопони.

Директор «Си-Хорс» оживил установку, проведя копытом по скобе, расположенной напротив его морды. В данный момент он стоял на платформе, походившей на беговой тренажёр, а на мраморе малопосещаемого балкона кантерлотского дворца постепенно проявлялась соразмерная копия бэт-пони, сотканная из преломлённого света. Источником образа служила небольшая пирамидка, оставленная в Кантерлоте заблаговременно – ещё в те дни, когда пост советника по науке Шейду мог только сниться.

Принцесса, до того момента любовавшаяся городом, подвинулась, реагируя на необычного гостя. И на поразительную точность сигнала, позволявшего увидеть, как пони, находящийся далеко за морем, переступает с ноги на ногу и морщит нос перед тем, как произнести первую фразу в незримый для принцессы микрофон на тонкой ножке:

— Ваше высочество.

Слова Селестии зазвучали в двух местах. Синхронно с движением губ принцессы – в далёком Кантерлоте, с секундной задержкой – в зале, заставленном ценной – и почти во всём уникальной – аппаратурой.

— Краулинг Шейд. Похоже, вы полностью выздоровели. И нашли себе какое-то оправдание.

— Я подвёл вас, ваше высочество, – опустил голову бэт-пони.

— Подвёл? Недостаточно точный термин, Шейд. Ваш уход вынудил меня перестроить систему управления наукой. Вернуть Научный совет. А я очень не люблю коллегиальные формы управления.

Склонные к театральности царедворцы вжались бы в землю и принялись бы слёзно, перечисляя былые заслуги, вымаливать не слишком серьёзную кару. Но Краулинг Шейд, и так не ждавший приятного будущего, решил сохранять твёрдость. И говорить только правду.

— Я искренне сожалею, что мои действия нарушили ваши планы, принцесса. Но я, бросая свой пост, не стремился навредить государству. И вам лично. Я стремился умереть. Потому что не представлял, как мне жить дальше.

В ответ раздалось многозначительное «хм». Только самые доверенные из приближённых знали о существовании этого «хм», так как оно нарушало несколько десятков пунктов из кодекса придворного этикета. И услышать его от Селестии могли лишь те, кому довелось сообщить нечто, в корне меняющее ход мыслей принцессы.

— Я остался жив лишь потому, что в мире остались пони, которым я небезразличен, – продолжал Шейд, бросив мимолётный взгляд на Эндлесса. – Я оказался не настолько одинок, как считал ранее. Когда в моей жизни снова появилась та, ради кого я захотел по-настоящему жить… Я решил, что неплохо бы решить созданные мной проблемы.

Принцесса тоже то и дело посматривала по сторонам. Но вряд ли искала в ком-то поддержку. Скорее, беспокоилась, как бы её не застали за секретными разговорами с опальным советником. Из-за этого в разговоре возникла пауза, а когда принцесса взяла слово, фраза получилась не совсем согласованная:

— Причины, Шейд, не влияют на текущие события. Вы нанесли ущерб моим планам, и его надо как-то компенсировать. Да, Шейд?

— Ваше высочество. Я готов принять любое наказание. Но прошу вас проявить милосердие к пони, что следовали моим приказам…

Улыбка, последовавшая за этими словами, сломала образ показной принцессы. Но как нельзя лучше подходила истинной Селестии, которую видели лишь единицы. Это была улыбка правительницы, рассматривавшей каждого подданного огромной страны как параметризированный в своей полезности ресурс.

— Успокойтесь, Шейд. – Принцесса нашла секунду, чтобы поправить тиару. – Я не собираюсь без оснований заполнять тюрьмы вашими сподвижниками. Да, вы натворили дел. Превысили полномочия в должности советника. Основали секретную базу в нейтральных водах. Обманывали меня, скрываясь за личностью «Магистра». И не очень спешили признаваться во всём содеянном. Как и подобает самонадеянному хитрецу. – Селестия укоризненно посмотрела в глаза призрачной фигуре. – Но знаете, Шейд. Ваше наказание совершенно ничего не изменит. Посадить вас за решётку я, конечно, могу. И какую пользу мне это принесёт? Да никакой. Поэтому, честно говоря, мне проще вас отпустить на все четыре стороны. При двух условиях.

Уши, украшенные кисточками, вытянулись на максимально возможную длину.

— Сначала – клятвенное обещание не раскрывать секретов эквестрийской науки. Данное в моём непосредственном присутствии, – добавила Селестия, заметив, как приоткрывается клыкастый рот. – Я должна увидеть и понять, что вы можете ходить среди обычных пони, не вызывая у меня лишней тревоги.

— Место и время этой клятвы обговорим дополнительно?

— Конечно. Второе. Шейд, я знаю о вашей деятельности на «Си-Хорс». И о той единственной ценности, которую вы прячете внутри комплекса. – Принцесса подошла к пирамидке так близко, что изображение её мордочки заполнило почти все экраны. – Мне регулярно докладывают, что вы там творите. В вашей «Оранжерее». Моё второе условие – обязательная выдача доктора Еудженин. Со всеми результатами исследований. Со всей аппаратурой. Со всеми образцами кристаллизита. Вы обменяете свою спокойную жизнь на Еудженин. Ясно, Шейд?

Бывшему советнику оставалось только ответить. Ответить утвердительно. Хотя он не испытывал радости, озвучивая подобный ответ. И мысленно вторил сокрушённо покачивающему головой Эндлессу.

— Могу я узнать, что случится с Еудженин? – спросил бэт-пони.

— Ничего плохого. Для неё подготовлен уютный домик в предместьях Рэйнбоу Фоллз. Она сможет там вести научную деятельность. Сможет сделать свой скромный вклад в науку. В чём-то её прогрессивные стремления придётся ограничить, но зачем ограничивать свободу?

— Разумно.

— Если хотите, и для вас найдётся коттедж. Рядом с Рэйнбоу Фоллз красивые пейзажи. А ещё будут примечательные соседи, – позволила себе немного иронии принцесса. – Например, несостоявшийся правитель Кристальной империи, не ведающий о своём настоящем происхождении. Или дворцовый управитель, отправленный в почётную отставку после неприятного инцидента с грифонами. Или пара экспертов по ботанике, чересчур увлёкшихся магией хаоса. Я думаю, вы найдёте с ними общий язык.

— Предпочту другой путь. Куда-нибудь за пределы Эквестрии.

— Хорошо, Шейд. Договорились, – сказала Селестия. – Итак, мы все проблемы решили. Исчезайте. И не забудьте сообщить, когда сможете выполнить оба моих условия… Письма будет достаточно, – добавила принцесса, в последний раз окидывая взглядом фантомную фигуру бэт-пони.

Краулинг Шейд щёлкнул переключателем, завершая сеанс связи. Беседа прошла совсем не так, как он ожидал. Но бэт-пони похвалил себя за то, что вообще на неё решился. И смог наконец сказать то, что неделями не давало ему покоя.

— Шантажистка, – буркнул золотистый земнопони, благоразумно дождавшись, когда вся передающая аппаратура будет выключена.

— Логичное требование, – заметил Шейд. – Учитывая интересы и возможности Еудженин. Любой правитель захочет держать её на очень коротком поводке. Пока доктор не вырастила какое-нибудь чудо-юдо.

— Всё равно шантажистка, – остался при своём мнении Эндлесс.

Он не успел развить идею, так как ему показалось, что входная дверь чуть слышно хлопнула. Только теперь Эндлесс сообразил, что не удосужился её должным образом запереть. Земнопони ринулся исправлять ошибку. Скорости ему прибавило ещё и то, что, как показалось Эндлессу, он увидел кусочек тени, метнувшейся прочь от створки. Но когда штатный юрист «Си-Хорс» высунулся за дверь, то не увидел никаких следов. Хотя пони, подслушивай он под дверью, не успел бы столь быстро и бесшумно добежать до ближайшего угла – коридор был прямым и длинным. Даже крылья не обеспечили бы шпиону, если таковой был, возможности избежать обнаружения.

— Нервы, видимо, шалят, – вздохнул земнопони. И дверь на всякий случай запер. Хотя этого уже не требовалось.

Бладхаунд сам не поверил, что ему удалось провернуть задуманное. Запоминая содержание подслушанной беседы, он не очень удачно переступил с ноги на ногу. Стук копыта по металлическому полу не мог не привлечь чьего-нибудь внимания. И сбежать Бладхаунд мог только одним способом – он вставил в зубы амулет, имевший форму свистка. И понадеялся на молниеносную реакцию Силена – единственного существа, в принципе способного услышать издаваемый артефактом звук.

Портал в Тартар возник в шаге от него через долю секунды. Видимо, Силену самому нечем было заняться, так что он сотворил заклинание чуть ли не поднятием век. В общем, пони-детектив благополучно ускользнул от потенциальной опасности, поблагодарил двурого сообщника за помощь и попросил его о транспортировке в другую часть «Си-Хорс». Чтобы не возникло проблем, сатир создал проход в личную каморку Бладхаунда, которую тот занимал как Лаахд-ат-Хабдан. Там посторонних быть не могло. За одним исключением, о котором Бладхаунд не спешил рассказывать – дабы не усилить подозрительность, в последнее время сквозившую в словах сатира.

В день, когда Бладхаунд, показав дневник Соулскар, перенёсся в свою комнату, он полез в шкаф, чтобы нацепить на себя униформу уборщика. В этот момент из шкафа высунулась львиная лапа, которая затащила пони – нет, не в крохотный стальной ящик, а в пространство, начисто лишённое исчислимого количества измерений и внутренней логики. Бладхаунд сообразил, что попал через незримый портал в дом, где лестницы вели на потолок, тарелки использовали рюмки, чтобы распивать моющее средство, а разношёрстный хозяин, сидевший в перевёрнутом кресле, листал газетные страницы изнутри-наружу.

Личность, доставившая гостя в столь странное место, была земнопони известна. Несколько месяцев назад она едва не сорвала план по проникновению в секретные помещения под Кантерлотом. И не скрывала своего знакомства с сатиром Силеном.

— Вас прямо не вытащить, – поделился своими наблюдениями Дискорд. Его львиная лапа, которая, подтверждая сказанное, обматывала пони-детектива в несколько слоёв, приветливо помахала. – Так заняты работой на администрацию Тартара.

— Забирая м’еня, вы вмешиваетесь в планы Силена, – честно предупредил Бладхаунд, вспомнив, что в прошлый раз появление сатира спугнуло Повелителя Хаоса.

— Mea culpa, – сказал Дискорд, то ли подражая особенностям речи пони, то ли передразнивая их. – Quod licet Iovi, non licet bovi. Хотя, если подумать об этом с другой стороны, – мастер хаотических дел вместо того, чтобы уменьшить лапу и притянуть её к туловищу, использовал конечность как якорь и сам переместился ближе к пони, – а известны ли вам планы Силена? Или, – птичья лапа драконикуса подцепила серебряный свисток и позвенела цепочкой, – вы просто очередное существо, которому сатир выдал ценную побрякушку и отправил выполнять грязную работу?

На Дискорде в одно мгновение появился костюм ювелира, карманы которого оттопыривали все виды увеличительных стёкол и молоточков для простукивания драгоценных камней. Именно этот наряд драконикус посчитал подходящим для вынесения вердикта.

— Примечательная вещица. Музыкальный инструмент сатиров. – В лапах Дискорда моментально появился выцветший плакат, характерный для афиши известного коллектива. Только все двурогие фигуры, державшие на плакате музыкальные инструменты, были заменены силуэтами. – Звуки его слышат лишь сатиры и все, кто имеют к ним отношение. Теперь понятно, почему у меня в ушах звенит постоянно. – Драконикус залез лапой в ухо и без промедления вытащил оттуда работающий механический будильник. – Не представляю, как вы стащили у Силена такой оберег.

— У м’еня с мистером сатиром заклютшён профессиональный контракт, – сообщил Бладхаунд, которого обвинение в воровстве серьёзно оскорбило.

Дискорд в ответ чуть ли не взвился с хохотом под потолок.

— Как вы, пони, наивны! Полагать, что бессмертное существо с неограниченной мощью будет следовать «контрактам»! – Драконикус выгнулся знаком вопроса, переходя к следующим напутствиям: – Я бы сказал, что благоразумнее держаться подальше от сатиров с их планами. Но что я могу знать о благоразумии?

Заметив, что собеседник не слишком проникся его словами, драконикус покачал головой, а потом распахнул прорисовавшиеся на потолке двери, через которые Бладхаунд мог увидеть свою комнату на «Си-Хорс» так, словно смотрел на неё, сидя в шкафу.

— В общем, когда будет слишком поздно, вспомните, что я вас предупреждал. А именно так и получится, – напутствовал Дискорд, потянув за выполненную в стиле «сюрреализм» люстру. Она сработала как рычаг, перевернувший всё пространство вокруг Бладхаунда так, что тот влетел в недра своего шкафа, а оттуда – в комнату.

Отряхнувшись и подбежав к шкафу, детектив обнаружил, что все стенки на месте и дыр в иные измерения внутри не наблюдается. Хотя «Расклинатель», который Бладхаунд держал среди вещей, зафиксировал сильное воздействие неидентифицируемой по природе магии на определённую часть комнаты.

— Никто не говорил, что быть детективом просто, – выдохнул земнопони. В тот памятный день в его список вещей и личностей, требующих пристального внимания, подвинув Силена и Ламию, добавилось ещё одно бессмертное существо с неограниченной мощью и непредсказуемым поведением. И уже какое-то время детектив перемещал их вверх-вниз по шкале опасности в зависимости от текущих событий.

Глава 15. Сын континуума

В Стэйблридже появляется молодой единорог, прибывший из будущего, чтобы навестить своих родителей.

Пока жена ходила туда-сюда вдоль кровати, методично бубня что-то себе под нос, Скоупрейдж мужественно притворялся спящим, далёким от нервного срыва единорогом. Но когда благоверная принялась расталкивать его с воплями: «Рейджи! Рейджи!», он не выдержал и перефразировал любимое изречение малиновой пони:

— Мать твою драконозебру! Что?!

— Рейджи, какое давление мы вчера фиксировали на третьем инжекторе? – задала свой, абсолютно уместный в первом часу ночи вопрос Везергласс.

Чёрный единорог с бело-коричневой гривой пригладил эту самую гриву так, чтобы она скрыла из поля зрения нависшую над ним супругу. Проблема была в том, что физически та никуда исчезать не намеревалась и, сопя прямо в ухо, ждала ответа.

— Вроде, ноль-точка-два-пять-восемь тэ-ка-тэ, – произнёс Скоупрейдж.

«Тэ-ка-тэ» означало распространённую единицу измерения давления газов и жидкостей, которую отдельные остряки расшифровывали как «топот копыта». Именно её Везергласс выбрала для документации по своему инновационному транспортному средству. У Скоупрейджа имелось отдельное – как обычно, мало интересующее супругу – предложение: фиксировать ещё и давление, которое Везергласс оказывает на всех. Сейчас этот показатель зашкаливал за «одна мигрень».

— Два-пять-восемь. Это ведь на три тысячные меньше, чем в остальных инжекторах. Как это можно объяснить? Как это трактовать?

— Всё в пределах допустимых отклонений.

Везергласс подпрыгнула так, словно пол под ней превратился в батут.

— Даже такая мелочь может завтра всё испортить!

— Сегодня. – Своей поправкой Скоупрейдж попытался намекнуть, что даже слишком волнующимся руководителям проектов нужен сон. Везергласс замечание мужа оставила без внимания.

— Тестовый пуск двигателей, – бормотала единорожка. – Самый важный момент с начала проекта. Если что-то пойдёт не так. Всё пропадёт. Я не могу этого допустить!

— Ничего плохого не случится. Вот увидишь.

Последовал очередной прыжок. Скоупрейдж даже свесился с кровати, дабы убедиться, что знакомый ковёр и привычные лакированные доски не стали жертвами вышедшего из-под контроля трансфигурационного заклинания.

— Нет, я должна перепроверить все расчёты. Немедленно! – заявила Везергласс.

Скоупрейдж скрипнул зубами. В переводе с везергласского на эквестрийский безобидные слова жены означали, что в ближайшие пару часов комната будет ярко освещена и наполнена топотом и бормотанием, периодически прерываемым возгласами различной степени эмоциональности. Что Скоупрейджа категорически не устраивало. И он готов был пойти на самые крайние меры, чтобы не допустить такого развития событий. А нестандартное мышление чёрного единорога при необходимости выдавало такие решения, которые едва ли пришли бы в голову большинству нормальных пони.

Вот и сейчас он перекатился набок, отбросил одеяло, многозначительно пошевелил бровями и негромко проговорил:

— Милая, мне кажется, есть и иные способы с пользой потратить время. Что если мы с тобой ещё раз попробуем доказать, что диагнозы всех врачей Эквестрии ошибочны? И в нашей семье могут появиться жеребята?

Что именно произошло в голове малиновой единорожки, осталось загадкой. Но её прежний рабочий настрой как ветром сдуло.

— Мне нужно несколько часов сна, – неожиданно признала она. – Да, время позднее. Почищу зубы и на боковую… – С этими словами начальник отдела прикладной магии покинула семейную спальню.

Скоупрейдж растерянно моргнул, после чего приподнял голову, чтобы видеть стоящую на трюмо свадебную фотографию. Новобрачные выглядели несоответственно радостному событию понуро, и причина крылась в инциденте, предшествующем церемонии. В одной ночи, которую Скоупрейдж умудрился провести в обществе не той кобылки. Виновный в шестнадцатикратной непреднамеренной измене единорог периодически обращался к единорогу на фотографии и вёл с символом своей безответственности задушевные беседы.

— И ведь не знаешь, – сказал пони образу на куске глянца, – радоваться сейчас, что подействовало. Или огорчаться, что нет.

Скоупрейдж-картинка молча смотрел на собрата. Скоупрейдж из плоти и крови вздохнул, натянул одеяло и с силой придавил головой подушку.

Везергласс оперативно переворачивала магией и посыпала мелко нарубленной зеленью тосты. После чего аккуратно разрезала квадратные куски по диагонали, превращая в треугольные. Игры с геометрией еды заканчивались тем, что бутерброды помещались в прямоугольные пакеты из коричневой бумаги.

— Сходить в столовую сегодня не получится. Не знаю, будет ли вообще время, чтобы взяться за эти бутерброды, – сказала единорожка с красной гривой. Скоупрейдж, занятый фигурным выеданием манной каши вокруг изюмин, понимающе кивнул.

Специалист по сооружению «Фениксов», закончив манипуляции с ножом, нацепила на заварочный чайник ситечко и приготовилась порадовать семью бодрящим отваром. В этот момент в прихожей, которую благодаря «замечательной» планировке апартаментов из кухни видно не было, раздался грохот. Хозяева безошибочно определили в нём падение перекладины со всеми вешалками, вывалившихся из открытого неосторожным копытом одёжного шкафа.

По мнению замершей с чайником Везергласс, причина у случившегося могла быть ровно одна.

— Опять что-то нестабильное из Хранилища притащил? – вызывающе спросила она.

— Да нет, вроде бы, – потёр подбородок Скоупрейдж. – Я последние недели вообще только твоим проектом занят… Разве что я в зимней куртке забыл какую-нибудь реликвию. И она со временем научилась разговаривать, – добавил единорог, уловив чей-то бубнёж в прихожей.

Расслышала чужую речь и Везергласс.

— Так, мы гостей не приглашали, – постановила она, прикидывая в уме два варианта. Если гость прибыл с недобрыми намерениями, она определяла, какое заклинание обрушить на его шкуру. Если гость был знаком и просто решил заглянуть – мозги Везергласс пытались сочинить словесную конструкцию, призванную вразумить субъекта, но не испортить отношения.

Когда незваный гость появился из-за угла коридора, малиновая единорожка ещё не успела завершить разработку ни одного из планов быстрого реагирования. И уже не смогла решить, какому из них давать «зелёный свет». С одной стороны, молодого единорога с тёмно-серой шерстью, россыпью бежевых веснушек на морде, бело-лазурной гривой и без кьютимарки она видела впервые. С другой – в чертах его морды было что-то очень знакомое, словно она не раз видела кого-то похожего. Собственно, этот «кто-то» как раз поворачивался, чтобы посмотреть, на что с таким недоумением таращится Везергласс.

Юный единорожек, на шее которого висел странный амулет, выглядящий так, словно кто-то шутки ради сплавил воедино уменьшенные копии часов разного вида – от солнечных до механических с кукушкой, – глубоко вздохнул, словно собираясь с мужеством, и на одном дыхании выпалил явно заранее заготовленную фразу:

— Мама. Папа. Меня зовут Таймскейл. Я ваш сын. Я прибыл из будущего, чтобы с вами срочно поговорить.

Единственное, чем Скоупрейдж смог пошевелить после услышанного, были глаза. Он медленно скосил их в сторону супруги, ожидая её реакции на столь невероятное заявление. Та не заставила себя ждать, правда, объектом выбрала отнюдь не выжидающе молчавшего незваного гостя.

— Очень смешно, милый! – произнесла сквозь зубы Везергласс. – В такой день устроить мне розыгрыш! Достойно, да…

Демонстрируя всем своим видом, что тема исчерпана и всё, что бы ни произошло дальше, её не касается, она отвернулась и принялась наполнять свою кружку чаем. В это время «оттаяли» челюсти Скоупрейджа.

— Но это не мой розыгрыш. Поэтому есть ненулевая вероятность, что это мой сын.

— Я знаю, сейчас в это сложно поверить, – произнёс Таймскейл. В его голосе Скоупрейдж уловил нотки, которые привык слышать от младшего брата. Уверенность единорога в своём родстве с нежданным гостем неотвратимо крепла, тем более что тот продолжал: – Но через семь лет на основе древнего заклинания из библиотеки в Кантерлоте вы разработаете устройство, позволяющее находиться в прошлом ограниченное время. Мама, ты рассчитаешь теоретическую основу генерации временного перехода. Отец, ты соберёшь функциональный прототип, которым я воспользуюсь, чтобы попасть в сегодня. И назовёшь его «эспандер времени».

Фарфоровый чайник, удерживаемый магическим полем, глухо стукнулся об угол стола.

— Да, конечно. Кто же ещё может присвоить столь значительному проекту столь идиотское название? – пробурчала Везергласс. Чем фактически смыла самодовольную ухмылку с морды супруга.

— Но это очень подходящее название! – вступился за отца Таймскейл. – При магическом воздействии происходит сжатие времени для одного субъекта. Потом возникает обратный процесс, отбрасывающий путешественника в его исходное время. При малом магическом заряде эффект распрямления наступает через считанные секунды. Но вам удалось применить эффект асинхронной поляризации. Поэтому у меня в запасе несколько часов, чтобы изменить события сегодняшнего дня.

Даже опытный специалист в области классификации и конструирования артефактов, за которым числились такие инновационные изобретения, как очки для изучения аур зачарованных предметов и не имеющий аналогов прибор, позволяющий фиксировать остаточные следы колдовских излучений, с трудом разобрался в терминологии.

— И это ты в семь лет такие слова знаешь? – впечатлился чёрный единорог. – Родная, тут, по-моему, никаких сомнений нет. Это чадо мы воспитывали. Никто другой не смог бы.

Везергласс оставила в покое чайник и, словно для того, чтобы придать дополнительный вес своим словам, наклонилась вперёд, опершись передними ногами на обеденный стол. Её желание высказаться чуть не привело к очередной травме – копыто буквально на считанные миллиметры разминулось с лежащим на скатерти остро наточенным ножом.

— Ну-ка, скажи мне, жеребёнок из будущего, кто правит Эквестрией в твоё время?

— Э-э-э, принцесса Селестия, – немного удивлённо ответил Таймскейл. Скоупрейдж закатил глаза:

— Ты, конечно, нашла, что спросить. Наша Селли ещё тысячу лет править будет.

— Мама, – снова взял слово юный единорог. – Я понимаю твоё недоверие. Ты ещё с окончания университета придерживаешься теории линейного времени, которая не предусматривает взаимодействия с прошлым. Но эта теория неверна. Я действительно ваш сын. И я действительно вернулся на семь лет назад во времени… Если тебе требуются доказательства… – Жеребёнок пристально посмотрел на мордочку Везергласс, точнее, на небольшой кусок медицинского пластыря. – Я могу рассказать, как ты получила свой шрам над глазом.

— Так-так, – воодушевлённо откинулся назад Скоупрейдж, который так и не смог вытянуть из супруги подробностей. – Послушаем.

— Ты стояла на унитазе и вешала часы. Потеряла равновесие и ударилась головой о раковину. Именно тогда тебе пришла в голову идея… что часы надо было вешать при помощи магии.

Отец будущего сына зашипел и затрясся от с трудом сдерживаемого смеха. Мать с обречённым видом потеребила чёлку.

— Пфф! Ну да, – признала она. – Типичная я. Во всей красе. – Внезапно взгляд бордовых глаз зацепился за пакеты с бутербродами, а разум вернулся к заботам дня сегодняшнего. – Так, мой якобы сын, позволь спросить. Почему ты появился именно сейчас?

Скоупрейдж молча кивнул, поддерживая жену. Его самого интересовал этот вопрос, хотя и меньше, чем механизм временного перемещения. И состояние Стэйблриджа через семь лет.

Юный единорог сперва посмотрел на бесформенный амулет, видимо, как-то отмечая по нему время до своего возвращения. Показания сюрреалистического прибора ему явно не понравились.

— Сегодня днём на испытательном полигоне произойдёт авария, – сообщил он. – Причину выяснить не удастся. От двигательной установки «Феникса» мало что останется. Проект будет свёрнут несмотря на твои возражения, мама. Возобновить его тебе не позволят. Это повредит твоей карьере. А также приведёт к тому, что через семь лет вы с отцом расстанетесь. Я здесь, чтобы этого не допустить. Буду вам помогать.

Раздавшиеся грохот и звон заставили Скоупрейджа подпрыгнуть и резко обернуться. Впервые он видел жену в такой ярости. А ведь он злил её с завидной регулярностью.

— Об этом не может быть и речи! – рявкнула Везергласс. Вспышка стоила семейной чете синей чашки с белым ободком, которая свалилась со стола в момент, когда доктор наук что есть силы шарахнула по нему копытами.

Вздохнув, Скоупрейдж магией принялся собирать осколки в кучку. В это время над его ухом звучало наставление, весьма похожее на родительское:

— Если ты и правда мой сын, то я не позволю тебе вмешиваться в события твоей линии времени. Любое твоё действие в прошлом вызовет изменение будущего, что недопустимо, так как приведёт к катастрофическим последствиям. Например, твоему не-рождению. Что приведёт к невозможности твоего путешествия назад во времени. Что вызовет временной парадокс и коллапс реальности. Поэтому. Ты. Никуда. Из. Этого. Дома. Не. Выйдешь.

— Уже поздно, мам, – заявил Таймскейл. – Моё появление здесь уже повлияло на линию времени. – Жеребёнок вытянул копыто. – Например, эта чашка в будущем существовала. Я пил из неё вчера вечером. Так что я в любом случае повлиял на реальность и теперь лишь хочу повлиять на неё правильно…

Скоупрейдж, высыпав остатки чашки в мусорное ведро, сделал круг по кухне, осмотрев новоявленного потомка со всех сторон. Конечно, в первую очередь внимания единорога удостоился амулет, сделавший возможным перемещение во времени материального объекта. Но и многоцветная накидка из непонятного материала удостоилась беглого, но цепкого взгляда.

— У пацана неоспоримая логика, – заявил чёрный единорог. – И железная аргументация. Причём в возрасте, когда я, в основном, мячик гонял по спортплощадке... Сына, – Скоупрейдж положил копыто на плечо Таймскейла, – учитывая, что я хочу с тобой пообщаться, а ты жаждешь исправить ошибки нашего прошлого, я даю тебе временный допуск к сегодняшним тестам.

Под двойным напором обаятельной улыбки, которую сын годами копировал, глядя на отца, сердце Везергласс дрогнуло.

— Никто не должен знать о его происхождении, – предостерегла малиновая единорожка. – Иначе сейчас либо в будущем нас за это точно накажут.

Двигательная система «Феникса-два» оказалась настолько здоровой, что границы внешнего испытательного полигона вынужденно расширились, захватив часть луга, где раньше зеленела сочная травка. Теперь там всё примяли и вытоптали, сделав тестовую площадку однородно пыльной.

Глядя на серебристую махину, направившую в сторону далёкой кромки леса конусы реактивных сопел, многие маститые инженеры с удивлением вспоминали, каким миниатюрным получился первый «Феникс», пытавшийся доставить в космос прилетевший оттуда камень. Первая поделка Везергласс оказалась некачественной по многим направлениям: расчётам, материалам, топливу, конфигурации. Поэтому летела недолго и, как показали замеры, не поднялась бы выше пяти километров. Чтобы сделать правильный «Феникс», как оказалось, нужно куда больше времени и денег. Везергласс от руководства научной отраслью всё необходимое получила, но с таким скрипом, что слышали, наверное, и в Як-Якистане.

И теперь, когда двигательная установка наконец-то приобрела завершённый вид, когда все трубки, ёмкости, регуляторы, распределители, демпферы, компенсаторы и датчики обратной связи спрятались за прочной металлической оболочкой, пришла пора пробного запуска. На земле, при жёстко зафиксированной конструкции. Доктор Везергласс не могла рисковать ещё одним крушением. Поэтому, прежде чем монтировать в носовой части капсулу для экипажа и запускать своё детище вертикально вверх, она решила убедиться, что сконструированные двигатели проработают нужное время и дадут нужную тягу. Отдельные комплектующие проверку прошли – оставался лишь основной комплексный тест.

По графику обслуживающий персонал допускался на площадку для последних корректировок до часу дня. Потом дежурные во главе с Паддоком Уайлдом должны были увести народ за специально сооружённую бетонную гряду, где находилась «девяностопроцентно безопасная зона». Ещё безопаснее было только внутри Стэйблриджа, так как система Призрак активировала на время тестов защитное поле. И совсем безопасно – в том маловероятном случае, если при неудачных испытаниях всё, находящееся на поверхности, сметёт огненный шторм – считалось находиться на цокольном этаже НИИ.

Обычно не склонная к панике Везергласс неожиданно решила удивить всех и настояла, чтобы магическое поле вокруг Стэйблриджа усилили, а максимально возможное количество сотрудников спустилось под землю. Она обосновала свои страхи неудачным полётом первого «Феникса», потому что не могла заявить о предостережениях собственного сына, прибывшего из другого времени. А Таймскейла она представляла окружающим как родственника некоего влиятельного спонсора из Мэйнхеттанского ИнжиТеха. Никто всё равно не мог вспомнить, какие вообще у проекта спонсоры, так что объяснение прокатывало.

Юный единорог большую часть времени проводил в компании отца, практиковавшего промышленный альпинизм. Скоупрейджу требовалось залезть на корпус «Феникса», чтобы исследовать доступные для его глаз соединения. Таймскейл с готовностью подавал тот или иной инструмент, включая крепящийся на голове прибор с большим количеством разноцветных линз. Через него Скоупрейдж определял отсутствие магических аномалий в конструкции. Попутно выведав у несдержанного на язык сыночка пару секретов о том, как он в будущем усовершенствует это изобретение.

Таймскейл вообще не особо следовал совету Везергласс, предостерегавшей от распространения информации о будущем. Тёмно-серый единорожек объяснил это тем, что линия времени в любом случае уже изменена, так что на фоне этого глобального сдвига маленькие подробности о предстоящих событиях не играют никакой роли.

— А я в будущем добрый? – интересовался Скоупрейдж. – Просто мать задала бы тебе трёпку за пренебрежение безопасностью континуума. А мне как-то всё равно. Так что она бы и мне трёпку задала…

— Самый добрый в семье – это дядя Блинг Флейр, – докладывал путешественник во времени. – Он мне осенью, на день рождения мастерит зачарованный самокат. Хотел сделать сюрприз, но я очень неудачно зашёл в его мастерскую. А ты к тридцати пяти серьёзнее стал к вещам относиться. После повышения по службе в артефактно-реестровой конторе я тебя почти видеть перестал.

— Можно выдохнуть, что у меня хотя бы работа будет, – усмехнулся Скоупрейдж.

Он обмотал вокруг копыта проволоку и выдернул заглушку, блокирующую вытекание жидкости из ёмкости с окислителем, затем передал её сыну, у которого в кармане многоцветной накидки уже лежало две таких. Для завершения подготовительных работ предстояло слезть с четырёхметровой конструкции и пройти вдоль последнего двигателя. Спускаться пришлось по лестнице – хотя опыты показали отсутствие реакции топлива на магическое воздействие, Везергласс всё равно запрещала творить в пределах полигона какие-либо заклинания.

— Интересно, каким я буду после сороковника? – произнёс Скоупрейдж, когда, ориентируясь на рассказы Таймскейла, сложил в голове портрет «себя постарше».

— Возможно, у меня получится ещё раз слетать в прошлое. Когда тебе стукнет сорок. А мне будет двенадцать.

— Нет, ты давай не злоупотребляй временными перемещениями, – предостерёг Скоупрейдж, вручая отпрыску ящик с инструментами. – А то раздавишь где-нибудь в далёком прошлом комарика. А мы потом все со щупальцами вместо ног окажемся.

— Пап, ты уже какие-то глупости придумываешь! – ответил жеребёнок, шагая по металлическим ступенькам. – Мама бы тебе сказала, что это невозможно. Потому что линия событий самовосстановится – и все дела.

— А вот сейчас у неё и спросим, – предложил глава семейства, замечая приближающуюся ярко-красную гриву, примятую серой инспекторской каской.

Однако Везергласс было не до рассуждений о постоянности времени. Она буквально накинулась на пару родственников:

— Половина третьего уже, Рейджи! Мы отстаём от всех графиков! В час надо было запуститься. Паддок Уайлд на меня рычит по этому поводу. Сколько ещё вы тянуть будете с проверкой?

— Да нам тут осталось-то… – Чёрный единорог кивнул на необследованную кромку обшивки. – Ну, заболтались чуток. Бывает. Когда ещё я с сыном из будущего поговорить смогу?

Осуждающий прищур Везергласс не изменился ни на миллиметр. В теории он мог бы послужить не хуже гидравлического пресса. Но совесть Скоупрейджа была настолько аморфной субстанцией, что давление чужого взгляда на себе не чувствовала.

— А вообще, – невозмутимо продолжил он, – запуск лучше производить ночью. Так ещё зрелищнее получится.

Везергласс повернула голову к младшему из единорогов.

— Вот скажи мне, дитя, чего я тянула семь лет? Почему бы нам с твоим папашей не разойтись прямо сейчас, а?

— Потому что тогда у нас не будет сына и нарушится континуум, которым ты так дорожишь, – нашёлся с ответом Скоупрейдж.

— Да после жизни с тобой уже плевать на любой континуум… – отмахнулась Везергласс. После чего ткнула копытом в сторону «Феникса». – Бегом заканчивайте все проверки. График! График! График!

Продолжая повторять «График!», малиновая пони в сером халате и каске потопала в сторону ближайшего крепёжного узла. В это время Скоупрейдж пригнулся, чтобы сказать:

— Конечно, маму злить весело, но надо бы и делом заняться. Я пройду с инструментами вдоль соединений. А ты сбегай вытащи последнюю заглушку.

Таймскейл с гордым видом кивнул и помчался вдоль пластин корпуса, выискивая знакомое место, где трубки от ёмкости с окислителем входили в бак с основным топливным реагентом. Пришлось бежать метров тридцать, чтобы потом елозить копытом в поисках нужной проволочки с ярко-оранжевой биркой.

В момент, когда молодой единорог был всецело поглощён поисками нужной детали, он почувствовал, что находится в чьей-то тени. Бурый земнопони с грязно-серой гривой ухватил его за край эластичной накидки и оттащил от «Феникса».

— Ты ещё кто такой и чего тут лазаешь? – Земнопони не стал играть в «доброго дядю» и поднял левую ногу. Из-под одежды высунулась батарея стволов пневматических ружей. – Я тебя раньше тут не видел. Признавайся, что хотел испортить?

Несмотря на то что, судя по тону, отвечать на вопросы следовало незамедлительно и с максимальной искренностью, Таймскейл с интересом разглядывал арсенал пони с нашивками охранника на затасканной куртке. Да и сама куртка молодому единорогу кое-что говорила.

— Вы ведь Паддок Уайлд? – чуть ли не радостно произнёс жеребёнок. – Герой одной из книг о Дэринг Ду? Той, что про плиту Шатабхиши?

— Чего? – навострил уши бурый земнопони. Он одним движением толкнул Таймскейла к боку «Феникса» и прижал его левым предплечьем. – Откуда ты знаешь про транспортировку плиты? Это информация с ограниченным доступом.

— Я… я… в книжке прочитал…

— Неверный ответ, – произнёс Паддок Уайлд.

Из закреплённых на правой ноге пневматических ножен с сухим щелчком выдвинулся остро заточенный клинок.

— Ой, да… – зажмурился Таймскейл. – Книгу же только через четыре месяца издадут…

— Уайлд, какого сена! – раздался голос Скоупрейджа. Наплевав на все правила, чёрный единорог окутал передние ноги земнопони магией и заставил того сделать пару шагов в сторону на задних.

— Я саботажника поймал! – протестовал начальник службы безопасности.

— Ты приступ идиотии очередной поймал, – заявил Скоупрейдж, ослабляя магический хват, после чего подошёл и обнял юного единорога. – Ты что, не видишь у него бейдж с допуском? – Он слегка отстранился и скосил глаза. – Кстати, Таймскейл, а где твой бейдж с допуском?

— Э-э-э… А он где-то отстегнулся, когда мы наверху лазили, – смутно припомнил жеребёнок.

— Ой, ладно, – качнул головой Скоупрейдж. – Пойдём лучше к Везергласс. Потому что если мы тут ещё время потеряем, то она нам устроит такое, что этому психу, – последовал кивок в сторону хмурящегося Уайлда, – и не снилось.

Начальник службы безопасности поддержал стремление единорогов убраться с пусковой площадки, добавив к нему пару замечаний личного характера. Сам же, размышляя о подозрительном сходстве Скоупрейджа и молодого единорога, почесал голову стволом пневмопушки. Но в итоге, как и в большинстве случаев, его размышления быстро сошли на нет, уступив необходимости исполнения служебных обязанностей. Паддок Уайлд галопом промчался мимо двигательной установки, убедился, что последние техники топают к бетонным укреплениям, после чего соизволил дать добро на тестовые испытания. Попутно отдав приказ накрыть НИИ защитным куполом.

Как оказалось, не зря. К шоку всех, наблюдавших за процессом с безопасного расстояния и к ужасу едва не выбежавшей из укрытия Везергласс, на шестнадцатой секунде пробного запуска, когда вышедшие на режим двигатели натянули крепления, когда «Феникс» расчётно мог бы подняться выше облаков, испытательный полигон сотряс взрыв. Не самый сильный в истории Стэйблриджа, но в одно мгновение поглотивший тестируемый аппарат и разметавший немногие останки в виде хорошо прожаренной и словно тщательно прожёванной массы. Всё, что создавалось невероятными усилиями несколько месяцев, исчезло в один миг. Как исчезли у Везергласс силы стоять на ногах. Скоупрейджу пришлось ловить супругу и в не вполне вменяемом состоянии вести домой. Таймскейл топал следом. На его морде застыло потерянное выражение.

Малиновая единорожка с трудом держала двумя копытами чашку, из которой отхлёбывала по глотку в час. О том, чтобы использовать магию, речь пока не шла, хотя Соубонс после осмотра сообщила, что психологический шок к ночи пройдёт. И добавила, что если супруг проявит какое-то участие, то, возможно, он минует быстрее. Вот только Скоупрейдж сейчас разрывался между двумя погружёнными в депрессию пони, так как Таймскейл пустым взглядом уставился на амулет, отмерявший последние минуты его пребывания в этом времени.

— Этого не должно было произойти, – произнёс юный единорог. – Я ведь предупредил вас. Я вмешался в ход событий. Почему это не сработало?

— Ну-у… – не знал, что сказать, единственный сохранивший относительную бодрость духа член семьи. – «Феникс» не зря считался очень сложным механизмом. И очень опасным. Там столько всего могло разладиться…

— Но мы всё проверили. Всё сделали, чтобы старт прошёл успешно!

В доказательство своих слов Таймскейл вытащил из кармана нанизанные на проволочку заглушки. При виде трёх покачивающихся перед мордой цилиндриков в его голове что-то щёлкнуло, и взгляд широко раскрытых глаз молодого единорога с сузившимися до размеров булавочной головки зрачками встретился с аналогичным взглядом старшего.

— А четвёртую заглушку ты вытащил? – осторожно поинтересовался Скоупрейдж. Таймскейл чуть не плача ответил:

— Я… Меня… Паддок Уайлд отвлёк… Я забыл…

Раздался звон, возвещавший, что ещё одна чашка из и без того небогатого семейного сервиза отправилась в небытие. Оба жеребца, молодой и не очень, одинаковым резким движением повернули головы: Везергласс сидела на табуретке так, что её муж на секунду перепугался, что единорожка кинется на сына. Но та лишь выпустила бушевавшие внутри эмоции с продолжительным выдохом.

— Может, это и к лучшему, – почти спокойно произнесла она.

Жеребцы непонимающе переглянулись. Ни у одного пока не было идей, к чему клонит малиновая единорожка.

— Таймскейл, ты не виноват, – сообщила она. – Ты не мог повлиять на события. Авария сегодня произошла бы в любом случае. Потому что это точка линии времени, с которой связано твоё будущее. Отправившись в прошлое, чтобы отменить событие, ты стал причиной, по которой оно произошло. Это способ реальности предотвращать парадоксы. Твоё путешествие во времени создало будущее, в котором ты сможешь путешествовать во времени. А мы с твоим отцом разойдёмся.

Скоупрейдж недовольно нахмурился. В целом, чёрный единорог одобрял концепцию, выдвинутую супругой, но полным фаталистом не был.

— Эй! – Он потрепал сына по щеке. – Не плачь. Это не значит, что ты ничего не изменил. Ты показал нам принцип, по которому работает время. И есть у меня одна догадка про наше грядущее расставание. – Скоупрейдж подошёл к табуретке, чтобы обнять Везергласс. – Учитывая, насколько твоя мама переживает о сохранности континуума, она вполне могла разыграть драму. Чтобы у тебя появился повод отправиться в прошлое и замкнуть петлю времени.

— Да. Это очень в моём стиле, – подтвердила Везергласс.

Молодой единорог моргал, пытаясь осмыслить новые для себя теории. Одного взгляда на пару учёных единорогов хватало, чтобы принять бездоказательные утверждения в качестве аксиомы. Что Таймскейл и сделал.

— Наверное, так всё и будет. Через семь лет. Может, вы сойдётесь на мой восьмой день рождения. Или ещё раньше. – Он наклонил голову, так как амулет на его шее начал интенсивно жужжать и вибрировать. Для него это послужило сигналом отойти в угол кухни и помахать копытом на прощание.

Взрослые единороги с интересом и улыбкой смотрели на работу «эспандера времени», который им суждено было разработать.

— Мам, пап. Спасибо за всё! – сказал Таймскейл, фигуру которого окутало белое сияние. – Был очень рад вас видеть. Особенно тебя, мама. С твоими настоящими волосами.

Реакция последовала незамедлительно. Везергласс вцепилась копытами в ярко-алую гриву.

— Что? Что в будущем случится с моими волосами? Я знать хочу! – почти закричала она.

Ответом была лёгкая усмешка исчезающей в сиянии фигуры.

— Папа, ты из будущего прав. Она купилась…

Мелодичный смех смешался с тихим звоном, завершившим пребывание гостя из иного времени на кухне семьи учёных. Везергласс первая моргнула достаточное количество раз, чтобы начать различать что-либо после вспышки. И незамедлительно отвесила мужу подзатыльник.

— Ай! За что? – возмутился пострадавший.

— Ты мне сына испортил, – заявила Везергласс.

— Какого сына, ду… дамочка? – Скоупрейдж указал на пустой угол комнаты.

— Ты мне сына испортишь, – поправилась Везергласс.

— Ох, вернуться бы в тот момент прошлого, когда кобылы вели себя адекватно. – Чёрный единорог стал собирать очередные осколки и бросил тряпку поверх растёкшегося киселя. – Хотя кого я обманываю? Не было такого времени в истории. – С этими словами он встал на задние ноги, чтобы заглянуть на антресоль, где его ждало интересное открытие. – Опа! А я и забыл, что мы две покупали. – Он показал синюю чашку с белым ободком, подруга которой разбилась минувшим утром. – Надо будет поосторожнее с ней ближайшие семь-восемь лет.

— Да. Хоть какая-то радость в жизни.

Везергласс попыталась заклинанием подвигать тряпку по полу. Но её состояние пока не позволило получить и десятка магических искр. Тогда в ход пошло копыто.

— Проект мне возродить не дадут. Потому что ещё раз выкинуть столько денег и ресурсов на красиво взрывающийся транспорт дураков не найдётся. Зато хоть точно знаю, что стану мамой. Вопреки диагнозам всех врачей. Кстати, – подняла взгляд малиновая пони, – Таймскейл не сказал, когда случится сие знаменательное событие?

— Сказал. – Скоупрейдж притянул к себе перекидной календарь и карандаш. Календарь он пролистал до самого конца, чтобы видеть месяцы этого и следующего года. – День рождения у него осенью. Рядом с моей днюхой. Ему исполнилось семь, в то время как мне стукнуло тридцать пять, следовательно…

Карандаш, повинуясь работе мысли, описал многократно меняющую направление загогулину.

— Чего-то не то получается, – признал Скоупрейдж. – При такой математике он уже родится через три месяца. – Он изучил от копыт до холки эталонно стройную жену. – Кто-то что-то напутал. Либо я неправильно расслышал. Ведь если он родится осенью, то мы должны были озаботиться его созданием… – Карандаш отсчитал нужное количество недель. – Да, полное несовпадение. Ведь в тот момент мы даже толком не разговаривали. Из-за того случая перед свадьбой…

Повинуясь мгновенному импульсу, карандаш пробил лист бумаги насквозь.

— Сучаровы чары! – Более цивилизованного выражения своего подозрения единорог не придумал.

Серая земнопони с лазурной гривой и бежевыми веснушками на мордочке едва приоткрыла дверь, как в щель пролезла морда чёрного жеребца с двухцветной гривой.

— Ты беременна, – не поздоровавшись, сообщил учёный, проделавший многочасовой путь до Мэйнхеттана, чтобы задать вопрос, который к тому времени утратил последние признаки вопроса.

Велдингбид отступила на пару шагов. Теперь с любого ракурса открывался вид на округлый живот кобылы, который плохо скрывал даже домашний халат.

— Обычно кобылки шокируют жеребцов новостями о беременности, – заметила пони, когда неловкость первых секунд прошла. – Но ты всегда и всё делал вопреки традициям.

Тем временем Скоупрейдж, сокрушённый подтверждением своих догадок, привалился к дверному косяку и стал медленно сползать на пол.

— Давай ты либо поздороваешься и зайдёшь, – Велдингбид махнула копытом внутрь своей маленькой и полной признаков одинокой жизни квартирки, – либо развернёшься и уберёшься отсюда.

— Да, точно, – спохватился жеребец. – День добрый, Велди.

Через минуту пара расположилась на единственном диване, явно видавшем более роскошные помещения. Скоупрейдж приткнулся с краю. Велдингбид постаралась улечься с возможным для своего положения комфортом.

— Кто проболтался? – поинтересовалась она. – Я следила, чтобы мои знакомые не контактировали с твоими знакомыми. Но ты всё же как-то узнал.

— Просто меня внезапно навестил собственный сын, перенёсшийся назад во времени, – пояснил Скоупрейдж. – И я сопоставил определённые даты из рассказа Таймскейла. И понял, что лишь одна пони может приходиться ему матерью.

Взгляд серой кобылки приобрёл такое выражение, будто единорог поведал о покраске океана в лиловый цвет. Вилкой. Осознать сказанное ей удалось лишь полминуты спустя.

— А, да, ты же до сих пор в Стэйблридже работаешь! – покачала головой Велдингбид. – Так что вообще не надо ничему удивляться… Ты сказал, моего сына будут звать как? Таймскейл? – Скоупрейдж молча кивнул, и кобылка призадумалась. – А неплохое имя. Мне нравится. Я бы до такого не додумалась.

— И я бы не додумался, – ответил Скоупрейдж. – Но очевидно, континууму угодно, чтобы жеребёнок носил это имя. Иначе парадоксы разрушат реальность.

— Ой, как всё сложно у вас там, в мире учёных, – вздохнула пони, специализирующаяся на прикладных инженерных задачах. После чего посмотрела на единорога с некоторым интересом. – Знаешь, а ведь ты можешь здесь поселиться. Вместе со мной. Чтобы стать Таймскейлу полноценным отцом.

Скоупрейдж тяжело вздохнул и почесал затылок.

— Вот поэтому я спешно и примчался. Такая проблема... Я в будущем действительно стану отцом Таймскейлу. Но… – Единорог поводил копытом, собираясь с духом перед следующей фразой. – Но по какой-то причине через семь лет он будет считать своей матерью Везергласс.

Скоупрейдж постарался придать себе как можно более невинный вид. Но уже через несколько секунд убедился, что у беременной кобылы с перепадами настроения хватит решимости и силы, чтобы вытолкать разозлившего её единорога из квартиры.

— И чтобы ни тебя, ни этой твоей карминовой всезнайки я тут не видела! – прорычала Велдингбид, бесповоротно захлопнув дверь за некогда любимым жеребцом.

Глава 16. Фигурки и кубики I

Политическая игра в Грифоньей Республике переходит в новую стадию, когда один из участников обретает могущественный артефакт...

Вернувшись в свою резиденцию в Балтимэйре, красный грифон в очередной раз обнаружил, что старший брат удостоил его, свою жену и птенцов визитом. Правда, час был поздний, и все, кроме Гиира, легли спать. Серый грифон, задрапировав торшер тканью и оставив лишь самый минимум необходимого света, склонился над невысоким столиком с несколькими предметами. Наиболее примечательным из них была картонка со следами многократного складывания, изображавшая витиеватую последовательность разноцветных клеток – игровое поле. К ней прилагались искусно выточенные из дерева фигурки, далеко не все из которых совпадали с изображёнными на коробке. Дополняли набор перевёрнутые рубашкой вверх карточки и пара игральных кубиков.

— Это что такое? – спросил Гарсон, когда поздний гость принял его приветствие и объяснения опоздания. Он вынужденно занял кресло, в котором обычно сидел брат. Гиир же расположился так, чтобы легче было манипулировать фигурками на игровом поле.

— Настольная игра, – сказал он, поглаживая искалеченной лапой край картонки. – Которая очень нравится моим друзьям политикам. Я немного развил её идею, чтобы сыграть очередной раунд.

— Они в восторге?

— О! – Серый грифон со шрамами на морде сцепил пальцы в замок. – Они до сих пор не сообразили, что участвуют в ней. Тут у нас, – острый коготь последовательно указал на каждую из выставленных на поле фигурок, – Воин, стремящийся к славе. Вестник, весь такой умный и начитанный. Клирик, на вид такой непогрешимый. И Вор, который везде пролезет. Они двигаются вперёд и назад по клеткам, искренне считая себя господами положения. Но бросаю кубики только я. И карточки им подбрасываю тоже я.

— Здесь гораздо больше игроков, – заметил Гарсон. Его взгляд, изучающий разложенные на столе предметы, зацепился за ещё одну стилизованную фигурку. Выкрашенные в красный перья и строгий деловой костюм наводили на определённые размышления.

— Конечно, – ответил Гиир. – Это очень сложная игра. Мы играем в «Агонию Республики». В такой игре не обойтись без регионального политика, идеалиста, презирающего насилие. Нужен его оппонент, кровожадный военный. В игре также находится крылатый представитель эквестрийской дипломатии. А самое главное – богатый предприниматель с тайным бизнесом, обеспечивающий родственной фигуре дополнительные ходы.

Гиир чуть подвинул ту самую фигурку, что привлекла внимание брата. Красный грифон нервозно царапнул когтями кресло. Ему не нравилась идея стоять фигуркой на чьей-либо доске.

— Расположим их всех на старте? – предложил он.

— Нет-нет, – помахал лапой серый грифон. – Это их положение в настоящий момент. Точка старта... – Он задумчиво посмотрел на любимую картину. – Она пройдена очень давно.

В Балтимэйре для юного вора и торговца краденым открывалось много возможностей. Особенно если выслужиться перед грифонами дона Фандано, чьи когти вцепились в полотно незаконной деятельности эквестрийского города. Гиир, прежде чем заняться своим бизнесом, постарался задобрить местных бонз, в частности молодого племянника дона. Мешок на голове и принудительная поездка по каменной мостовой Балтимэйра подсказывали, что грифон с искалеченной лапой старался недостаточно усердно.

Три единорога, которые, к удивлению Гиира, оказались на побегушках у дона, вытащили его из кареты, слегка взъерошив подшёрсток волнами магии, после чего потащили прочь с каменной мостовой куда-то вниз по земляным ступеням. Миновав несколько дверей, скрип которых беспрепятственно, в отличие от света, проникал через плотную мешковину, грифон оказался в месте, где было совсем тихо и до дрожи холодно. Единороги тут же отступили, оставив его в темноте и тишине, нарушаемой лишь тихим дыханием невидимого хозяина подземного укрытия.

Единорог, к которому, как сумел подслушать Гиир, обращались «капрал Стингспир», шёпотом отдал приказ. Сразу после этого грифон почувствовал, как ослабла верёвка, стягивающая горловину мешка у него на шее. Сочтя это за прозрачный намёк, он тут же стянул импровизированный головной убор. И застыл, оторопело глядя на того, кто стоял перед ним.

После такого, весьма популярного в криминальных кругах грифонов способа доставки, он ожидал увидеть тучного дона Фандано или его юного племянника. А то и обоих сразу. Ехидно ухмыляющихся и готовых дать мелкому воришке важное – и единственное в случае неудачи – поручение. Но других грифонов в этом длинном подземном коридоре, полнящемся запахом сырой земли, не было. Только отступившие чуть назад три единорога. И один белый аликорн, высокая кобыла с многоцветной магической гривой, чьи голова, шея и копыта несли на себе царственные регалии. Изучив украшения профессиональным взглядом, Гиир прикинул, что за каждую ценную побрякушку принцессы отдельные состоятельные граждане выдали бы на лапы неподъёмный мешок золота. Эх, если бы только получилось заговорить её, слегка обнять или провести лапой по шее возле постоянно колышущейся гривы!

— Так вот как выглядит Гиир, сын Гвишерона. – Принцесса сделала первый ход в предстоящей явно не светской беседе. – Как же мало достоинства в тебе от предков.

Звучали слова аликорна так, словно её высочество испытывала к грифону жалость. Гиир ответил гневным взглядом, но ничего не сказал. Ему не нужна была ничья жалость. И забота не требовалась. Ничья. Особенно отца, от упоминания которого вновь заныла совсем недавно зажившая лапа.

— Очевидно, потребуется чуть больше времени, чтобы ты согласился поговорить со мной, – предположила вслух Селестия, оценив молчание грифона. – Возможно, если я скажу, что сейчас ты смотришь на земли, которыми владели твои предки, это произведёт должный эффект.

Слова эффект произвели – Гиир презрительно дёрнул клювом. Он понятия не имел, чего от него хочет принцесса копытных. Точнее, на кой ей понадобился мелкий прохиндей с улицы. И почему его притащили в какой-то тоннель с отгороженными стеклом слоями чернеющей земли.

— Скоро эти помещения достроят. И здесь откроется музей. Музей-крипта, рассказывающий о далёком прошлом, когда земли вокруг принадлежали грифонам. И назывались Гнездовьями.

Слово «Гнездовья» эхом отдалось в голове Гиира. Сказка, которой церковники стращали прихожан. В древние государства он не особо верил, будучи не слишком впечатлительным птенцом. Взрослому же грифону цепляться за миф о Гнездовьях не было никакого смысла. И всё же древнее название непостижимым образом сочеталось с прогулкой в мешке и подземными катакомбами.

— Музей откроет печальную страницу из истории твоего народа. И, что самое важное, из истории твоей семьи, – продолжала принцесса; её мелодичный голос отдавался эхом в тишине подземелья. – Позволь показать тебе экспонат, который я лично предоставила из своей сокровищницы.

Грифон прежде всего уловил слово «сокровищница», подсказывающее, что, возможно, в этих подземных коридорах есть чем поживиться. Не сейчас, так в другую ночь, когда он узнает, что за музей так неожиданно посетил, и как можно прокрасться внутрь.

Потом Гиир перевёл взгляд на стеклянную витрину, содержащую предмет, который едва ли удостоил вниманием хоть один из известных грифону коллекционеров. Он не представлял, кому можно сбыть потускневший архаичный каплевидный щит. И сомневался, что его получится переплавить в нечто годное – настолько невзрачным выглядел металл. Только убедившись в том, что вещь не представляет материальной ценности, грифон соизволил взглянуть на узор, выгравированный на поверхности щита.

Рисунок, что походил на три то ли травинки, то ли тонких полумесяца, расходящихся веером из одной точки, мелкому воришке был прекрасно известен. В доме, где прошло его детство, шагу нельзя было ступить, чтобы не наткнуться на искажённую копию этого символа. От вензелей на воротах до столового серебра – везде Гиир видел эти загогулины, ревностно превозносимые его отцом.

Узоры на древнем куске металла вынудили грифона поднять голову и вопросительно уставиться на собеседницу. Селестия словно этого и добивалась.

— Этот щит принадлежал прайм-лорду Грифоньих Гнездовий, которого звали Иссет. Некогда он преподнёс его мне как дар дружбы. И я хранила реликвию больше тысячи лет, ожидая, что наследники прайм-лордов воспрянут и снова начнут править своим народом. Но долгие века, начиная с внука Иссета, они лишь передавали из поколения в поколение историю предков, не решаясь выступить против Республики и законов, утверждённых Грифном Великим. Никто из законных правителей не хотел заявить свои права на власть. Никто, включая твоего отца.

В глазах молодого грифона блеснул огонь. Не тусклая искра, сопровождавшая каждый шанс на мелкую наживу. Нет – яркое пламя, что, вспыхнув однажды, уже не угаснет, но со временем станет пожаром, что спалит либо своего носителя, либо весь мир. Он словно поднял голову и за холмом мелкой сиюминутной выгоды, который принимал за вершину возможного для себя, вдруг увидел уходящие ввысь горные пики не виденных им прежде перспектив. Слова аликорна воскресили в памяти и придали смысл загадочным словам отца, которые Гиир, будучи птенцом, пропускал мимо слуховых отверстий. Он вдруг увидел себя в новом свете. И свет этот также озарил и его будущее, которое могло превратиться в самую хитрую, самую масштабную и самую прибыльную авантюру в истории пернатого народа.

— Мой отец… – впервые подал голос Гиир. Боль и отвращение свозили в каждом произносимом им звуке. – Мой отец оставил мне кое-какое наследство. Не титулы и не власть. Вот! – Грифон поднял лапу, на которой недоставало пальца. С которой он снял бинты лишь пару недель назад. – Вот единственное его наследие.

Белая кобыла-аликорн не смутилась, увидев его увечье, но тень печали омрачила её черты.

— Гвишерону не следовало так поступать. Но он совсем отчаялся. Ты перестал слушаться его, опозорил свою семью, своё наследие, опустился до преступлений. Он попытался тебя образумить всеми доступными способами. В итоге переступил через собственную гордость и попросил меня о помощи. Кто-то должен спасти наследие прайм-лордов.

Гиир вновь утратил дар речи. Привычная картина мира дала трещину и начала осыпаться. И за тусклой мозаикой жизни мелкого преступника внезапно вспыхнули яркие краски картин древних мастеров, на которых был изображён великий правитель, что вернёт своему народу честь и принесёт надежду на лучшее будущее.

Какое-то время Гиир стоял, не сводя глаз с укрытой за стеклом древней реликвии. Затем медленно моргнул и, чуть отклонив голову, уставился на отражавшийся в витрине силуэт, тёмный, размытый, словно не решивший, чьим именно отражением он является – обычного вора или великого вождя.

— Гиир, ты нечто большее, чем беспризорник с улицы… – донёсся до него тихий голос белого аликорна.

Лапа с тремя пальцами собрала далеко раскатившиеся кубики и снова бросила их на стол.

— Я с детства верил, что я не обычный выброшенный на улицу птенец, – сказал Гиир. – Всякие доны, покуда были живы, пытались убедить меня в обратном. Они заставляли меня играть в их игру. Я не захотел. Теперь веду свою. Твой ход, братец, – добавил он, поясняя свои действия.

Гарсону очень хотелось спросить, знает ли собеседник, какие цифры выпадут на гранях игральных костей. Но вопрос был глупым. Потому что тот, кто организовал игру «Агония Республики», вряд ли стал бы сохранять в ней элемент случайности.

Гиир мельком глянул на выпавшие значения и подвинул фигурку «богатого предпринимателя с тайным бизнесом» на клетку с жёлтым фоном.

— Возьми призовую карточку, – попросил серый грифон. Красный грифон нехотя наклонился вперёд и взял верхнюю картонку из стопки.

— «Вас ждёт крупная сделка, полезная для бизнеса», – прочитал Гарсон.

— Я так понимаю, партия «Расклинателей» из научного центра уже получена?

— Ещё месяца два назад, – сообщил Гарсон. – Пока даже эти закупки не дают никаких результатов.

— Моя игра немного отходит от привычного нам понимания времени. Какие-то ходы в ней отстают по календарю, какие-то опережают события. Например, вслед за тобой ход делаю я и…

Гиир пару раз встряхнул кубики; выпавших очков ему как раз хватило, чтобы поставить свою фигурку на другую клетку, обещавшую «карточку с наградой».

— «Вы найдёте ценный клад», – объявил серый грифон, повернув листок к свету от прикрытого тканью торшера. После чего стал собирать части игры в коробку, из которой некогда их вытащил. – Как тебе идея отправиться завтра на морскую прогулку? – спросил он, пристально уставившись на владельца фонда, в собственности которого числилась личная яхта «Прибыль».

Красному грифону оставалось лишь воодушевлённо кивнуть.

Гиир в очередной раз посмотрел на крепившийся к лапе хронометр. Он терпеливо ждал, пока две водоходные сферы, ушедшие на глубину, вернутся на поверхность. Пустые или с ценной добычей, ради которой криминальный король уже в пятый раз бросил своё королевство вместе с марионеточными совето-комитетами. Первые четыре плавания, вопреки «призовой карточке», прошли впустую или вообще не состоялись из-за непогоды. И на второй месяц экспедиций шутка про сложные отношения настольной игры и времени перестала быть весёлой.

Изыскания Гарсона и его связи с эквестрийской наукой дали плоды. Водоходные сферы разжились приборами из мира пони – устройствами, способными регистрировать и идентифицировать магические импульсы. И одна из них, отправленная перевозить контрабанду, наткнулась на прерывистый сигнал. В месте, где Гарсон и рассчитывал. Догадка у него появилась после того, как грифон прошерстил исторические источники, любезно переданные из Стэйблриджа в балтимэйрский филиал. Книги и свитки рассказывали о Длани Доблести – какой она имела вид, какой обладала магией, какой трепет вызывала у населения. Глава фонда «Перспектива» увидел в чернильных строках очередную перспективу – искать реликвию не на дне залива, а в открытом море, между Балтимэйром и Ураганными Островами. Направление поисков родилось из предположения, что единственный сокровенный артефакт древних Гнездовий кто-нибудь попытался бы присвоить. Но, судя по исчезновению Длани Доблести из исторических источников, не слишком преуспел.

Братья-грифоны, по-разному выражая свою нервозность, ожидали, когда очередная пара подручных, обученных управлению водоходными сферами и «Расклинателем», завершит работу. Вчера подводникам из историко-археологического филиала Стэйблриджа удалось до темноты установить источник магического сигнала. С точностью до метра, с точностью до куска кораллового рифа. Теперь Гиир ожидал, что Длань Доблести извлекут – вынут, вырежут, выломают – из коралловых зарослей. Так наследник прайм-лордов обретёт ещё один кусочек наследия. О том, что наследие полагается честно разделить с Гарсоном, братом по отцовской линии, серый грифон предпочитал не думать.

Гиир словно юный птенец прижался к фальшборту, наблюдая за водоходными сферами, окрашенными в цвета океанических глубин. Они вырвались на поверхность в нескольких метрах от борта яхты. И – отчего Гиир сжал поручень до боли в пальцах – явно тащили что-то в мелкой сетке, зафиксированной манипулятором одного из транспортов. Другие манипуляторы с инструментами для прощупывания, хватания и сверления, выдвинутые из стенок сфер и оставленные в состоянии готовности, лишь укрепляли его в мысли, что грифоны-пилоты чего-то добились и как могли спешили порадовать боссов.

Из-за нервного напряжения серый грифон едва не кинулся сам цеплять водоходные сферы краном. Гарсон максимально деликатно пресёк его порыв, пояснив, что опытные матросы на борту «Прибыли» проделают штатные процедуры быстрее и точнее, чем импульсивный преступный гений. Гиир нехотя уступил капитану и владельцу яхты, но распорядился, чтобы сеть, содержащую улов, вытащили первой. Гарсон отдал необходимые приказы, после чего зашёл в рубку управления, чтобы взять адаптированный под когти грифона «Расклинатель» пятой версии.

Гиир следил, как на палубу с глухим стуком сыплется всё то, что попалось в сеть в ходе подводных работ. Тут были и полукруглые горбы с волнистыми узорами, и простые тёмно-серые камни, и красные древовидные куски кораллов. И один средней величины краб, который сразу же бочком поспешил к бортику. Крабу решительно повезло, что все грифоны на борту были заняты – Гиир с Гарсоном смотрели на «каменный улов», а орлольвы рангом пониже поднимали и фиксировали водоходные сферы, – так что членистоногого миновала участь дополнить скудный ужин моряков.

Красный грифон провёл «Расклинателем» над «дарами», поднятыми со дна моря, прислушался к писку прибора, потыкал удобно расположенные под когтями регуляторы. После чего попросил брата посодействовать. Гиир с брезгливым выражением на морде принялся по очереди поднимать осклизлые булыжники. Когда «Расклинатель» сообщал, что ничего заслуживающего внимания в камне или коралле не видит, серый грифон отбрасывал его в сторону и брался за следующий. Количество предметов в сети уменьшалось, и соответственно тускнела ухмылка на морде Гиира. Наконец его здоровая лапа коснулась шарообразного куска коралла с белыми наростами по краям, напоминавшим цветочки. Лапа ухватилась за основание, где среди наслоений проглядывали темно-серые точки и извилистые полосы. В этот момент «Расклинатель» в когтях Гарсона выдал уходящую за пределы слышимости трель, на которую обернулись все грифоны на яхте и даже пара пролетавших мимо чаек.

Серый грифон выпустил кусок коралла и отшатнулся. Широко раскрытыми глазами он смотрел на тонкие серые нити, протянувшиеся от упавшего на палубу шара к его когтям. Даже невооружённым глазом было видно, что нити текут, словно патока, и медленно, но неотвратимо поглощают лапу, покрывая кожу, подшёрсток, перья тускло-серым, похожим на ртуть веществом. С глухим треском коралл раскололся, и на палубу выплеснулись остатки прятавшейся внутри субстанции.

Это было настолько фантастично, что все присутствующие молча стояли, не в силах отвести глаз от происходящего. Один из грифонов застыл, наполовину высунувшись из люка водоходной сферы. Всё выглядело так, будто их босс подвергся нападению неизвестного хищного существа. Кто-то начал лихорадочно озираться, пытаясь придумать, как помочь, кто-то, наоборот, постарался скрыть усмешку при мысли, что тут уже ничем не поможешь. Сам Гиир молчал по другой причине. Ему не хватало слов, чтобы выразить всё то, что он чувствовал, пока на его лапе формировался легендарный артефакт из давно забытых времён.

— Это… Это невероятно, – прошептал серый грифон, по лапе которого продолжал течь волшебный жидкий металл. Повинуясь мыслям носителя, он постепенно затвердел, приняв форму шипастой латной перчатки. – Длань Доблести. Она ощутила меня… После долгого сна. Она пробудилась…

— Она? – спросил Гарсон, косясь на «Расклинатель», все индикаторы которого показывали предельные значения.

— У неё… У этой штуки… Словно своё мышление. Она… Говорит со мной… Подсказывает мне. Что я могу сделать. Я могу…

Гиир повернулся к водоходной сфере, покачивающейся на мелкой волне и бьющейся о борт яхты в ожидании, когда её поднимут на палубу. Грифон протянул к ней закованную в перчатку лапу. Герметичный шар с приделанным двигателем поднялся вверх, сначала над водой, потом над палубой, потом над мачтами. Причём через фронтальный иллюминатор можно было наблюдать, как паникует сидящий внутри пилот.

— Это невероятно, – повторил Гиир. Тем временем Длань шептала в его голове, что подобный фокус – лишь малая часть его новых возможностей. Возможностей, которые серый грифон так хотел опробовать.

Гарсон рискнул нарушить эйфорию брата:

— Если можешь, не повреди сферу. Я за её постройку полсундука золота выложил.

— Я теперь смогу таких штук двадцать сделать! – похвастался наследник прайм-лордов.

— Не сможешь, – уверенно возразил Гарсон. В ответ на взгляд «ты-смеешь-во-мне-сомневаться?» добавил: – Надо для начала знать механику и принцип их работы. Иначе наколдуешь всякого.

Гиир оценил этот по-родственному колкий упрёк и движениями закованной в металл лапы попытался подцепить водоходную сферу краном, которым манипулировал сгибанием мизинца. Решение столь немудрёной задачи отняло у грифона несколько минут.

— Да, нужна основательная тренировка, – признал Гиир. Чудодейственный металл стёк с его когтей, превратившись в отливающий тусклым серебром непарный наруч.

— Но теперь мы определённо войдём в историю, – весело заметил Гарсон. Он тут же дал подчинённым сигнал, что представление окончено и всем надлежит вернуться к выполнению обязанностей. Матросы подчинились, но то и дело бросали взгляды – от любопытных до жадных – в сторону внезапно заимевшего столь уникальное украшение босса.

Серый грифон не устоял перед искушением и сбросил за борт оставшийся на палубе мусор при помощи новообретённых сил.

Гарсон снова смотрел на игровую доску, положенную поверх нескольких стопок из книг, и расставленные на ней фигурки. Кубики танцевали в воздухе, повинуясь лежащей под ними грифоньей лапе. Гиир забавлялся со своей новой игрушкой везде, где только мог. И книги на библиотечных полках переставил. И дальнейшую стратегию пытался выстроить.

— Что планируешь дальше? Чей ход? – спросил Гарсон, изучая расстановку фигурок. В этот раз света было чуть больше, так как на одном из окон библиотеки раздвинули шторы.

— В этом самая лучшая часть игры, – приосанился Гиир. – В данный момент очерёдность хода и цифры на кубиках ничего не решают. Все фигурки будут двигаться по единственно возможному пути, который определился ещё много месяцев назад. Вот, смотри. – Коготь внутри металлической перчатки дёрнулся, и кусочки дерева передвинулись к первому повороту игрового поля, собравшись в тесную группу. – Когда началась «Агония Республики», у неё были Совет и правительство. Не идеальное, но отвечавшее требованиям общества. Вот только…

Очередное заклинание Длани Доблести собрало со стеллажей годами копившуюся там пыль и небрежно рассыпало её на картон, накрыв фигурки. Гарсон прижал когтями носовые пазухи, чтобы не расчихаться. Но прежде, чем он решил упрекнуть брата в неряшливости, выяснилось, что такова и была задумка.

— На игровой доске появляется «Свободный полёт», – пояснил Гиир. – Для этой группы поджигателей я не стал вырезать отдельную фигурку. Среди них нет личности, которую можно было бы выделить. Это серая масса обиженных на мир птенцов, которая нужна лишь, чтобы раздражать всех без разбора.

— Откуда они взялись в таком количестве?

— Сразу видно уроженца Грифонстоуна, – вздохнул серый грифон. – Эту угрозу общества взрастило само общество. Закон, по которому птенец наследует профессию отца или изгоняется из семьи, сам по себе разрушал будущее Республики. А как только у мёрзнущих в приюте птенцов появилась идея, как только им дали намёк на возможность отомстить миру, не желающему принять их индивидуальность… – Гиир встряхнул картонку, опрокидывая фигурки, символизировавшие ушедший в историю Совет Республики. – Взрыв. Пламя, которое невозможно погасить. И паника. Страх. Непонимание. Мир переворачивается, и никто не понимает, что с этим делать.

Гарсон опустил подбородок на лапы и внимательно слушал брата. А тот и не думал сдерживать сквозящие в голосе эмоции – как он мог, ведь ему позволили похвастаться величайшим свершением своей жизни. Секрету, который жёг его изнутри много месяцев, позволили вырваться наружу, стать камнем в фундаменте грифоньей гордости.

— И в это время, когда одно поколение теряет контроль над другим, появляется Воин. Ему шепчут: «Эй, а ведь ты можешь пробиться к власти и взять республику в свои лапы! Просто убери с дороги законных командующих, собери вокруг себя тех, кто богат, знаменит и амбициозен, но лишён голоса в Совете. Назови это Комитетом. И властвуй!» Что ж, фигурка приходит в движение. – Гиир поставил на место резную статуэтку с мечом. – Но как только закон проигнорирован… Как только становится ясно, что прежние правители лишены полномочий и кто угодно волен объявлять себя властителем… – Грифон перевернул ещё пару фигурок. – Получите Совет Регионов. Такой же шумный. Такой же уверенный в своей законности. Такой же не способный ни на что.

Волшебство артефакта заставило несколько фигурок взмыть над доской и зайтись в вызывающем головокружение танце.

— С того момента, как эти игроки появились на доске, они были обречены. Они обречены драться за власть, которой не располагают. И не имеет значения, какая группа управленцев возьмёт верх. Ни одна из них не переживёт ближайшие дни. – Лакированные фигурки столкнулись в воздухе, после чего опустились в раскрытую лапу. Когти грифона сжались, и раздался чуть слышный треск дерева.

Гарсон проводил взглядом кусочки от вышедших из игры фишек. Он не испытывал к ним какой-либо жалости. Но по-прежнему не сводил глаз с «богатого предпринимателя». В какой момент он поднимется вверх? Когда завершится его кружение в воздухе? Что стоит окованной металлом лапе превратить в мусор и эту фигурку?

Между стеллажами показалась грузная фигура белого грифона с непропорционально маленькими крыльями.

— Босс. Стая грифонов летит со стороны дворца. Десяток, может, чуть больше.

— Началось, – кивнул Гиир. – Это Воину не терпится упасть с доски в коробку. – Он повернулся в сторону брата. – Расставь своих ребят по местам. Я здесь гостей подожду.

С этими словами серый грифон накинул ткань рукава на когти. Впервые не на лапу с недостающим пальцем, а на здоровую конечность, которую украшала Длань Доблести.

Начальник Комитета Управления и Стабилизации, опытный военный, бывший претор юго-западного округа, в полном обмундировании, сопровождаемый десятком грифонов из роты личной охраны, летел над столицей Республики так, словно каждая крыша могла ощетиниться копьями, а каждая подворотня намеревалась подарить главе государства десяток стрел. Регримм на шестой месяц своего руководства потерял уверенность решительно во всём, кроме одного – что в Ивсфилде не осталось комнат, где ему могли бы гарантировать безопасность. Даже в здании Совета, в личном кабинете грифон пребывал в постоянном страхе. С улицы доносились протестные выкрики, недовольных граждан с плакатами охрана по пять раз в день принуждала не летать перед окном и над крышей. Даже заместитель Глоринг, как чудилось начальнику КУС, стал как-то подозрительно щуриться.

Всё шло далеко не так радужно, как воображал Регримм, когда присваивал власть от лица комитета. Совсем не то упоение могуществом, выражающееся в свершении судеб по сиюминутному желанию. Внезапно оказалось, что управление страной требует сотни действий лично от него и тысячи от тех грифонов, что ему подчиняются. Но половина задач не имеет очевидного «хорошего» решения, а две трети подчинённых свои обязанности перекладывают на волю Великого Неба. В итоге КУС за полгода не сделал ни одной из тех принципиально важных вещей, которые при старом Совете худо-бедно организовывались за месяц. А те члены Комитета, что являлись владельцами доходных предприятий, предчувствуя неладное, перестали отвечать на обращения Регримма и появляться на заседаниях. Кто-то и вовсе под видом искренне раскаявшегося перебежал в Совет Регионов.

Бывший претор юго-запада, фактически брошенный на одинокое противостояние с ополчением политических противников, до сегодняшнего утра, до последних известий, принесённых Глорингом, питал слабую надежду. Он верил в маленький коллектив влиятельных заговорщиков. Одному из них удалось пролезть в верха Церкви, у второго, из Балтимэйра, через типографии получалось влиять на настроения народа, а третий держал в когтях преступные и полупреступные организации для удара по Совету Регионов. Так, во всяком случае, Регримм думал. Пока не услышал, что активисты «Свободного полёта» дерзко разграбили стратегический военный склад, охрану которого главе КУС посоветовали перенаправить в столицу для обеспечения порядка. Посоветовал, собственно, Гиир, на встречу с которым Регримм и летел в сопровождении немногочисленного лояльного воинства, состоящего из земляков грифона.

В закрытое здание библиотеки, где обосновался подпольный деятель, отряд кусовцев буквально вломился, не тратя время на выходившую на балкон дверь мансарды. Пара бойцов осталась на плоской крыше – контролировать окна и небо над зданием. Остальные двинулись вместе с предводителем через переплётную мастерскую с пыльными столами в главный читальный зал, в лабиринт из многоэтажных стеллажей. Как и многие здания в грифоньем городе, библиотека имела вертикальную ориентацию узких помещений, многоуровневую систему освещения. И массу мест, подходивших для засады. Так что Регримм регулярно останавливал продвижение своей гвардии, приказывая проверить отдельную шахту или закуток. Но приспешники Гиира именно сейчас куда-то попрятались. Возможно, чтобы не мешать трёхпалому боссу практиковаться в настольных играх, одну из которых он разложил перед собой

Утративший доверие серый грифон отнёсся к появлению Регримма и тяжеловооружённой свиты как к комарику, чья тень промелькнула по странице изучаемого фолианта. Воин, с одной стороны, разозлился на бывшего партнёра по настольной игре, но при этом решил, что у показного спокойствия должна быть некая причина. Поэтому большая часть отряда, следуя указанию командующего, рассыпалась по залу – искать подвох.

— Ваше председательство! Чем обязан? – ехидно поинтересовался Гиир.

— Я думал, ты на моей стороне! – яростно рявкнул Регримм. – Я думал, ты собираешься упрочнить власть КУСа, повредив Совету Регионов. Именно этот план мы наметили, да? Тогда скажи мне, что за союзник нападает на склад с оружием, который принадлежит Комитету? Это же выставляет меня бессильным птенцом, который не в состоянии обеспечить безопасность собственного арсенала. Да как только Совет Регионов об этом услышит, он меня сметёт!

Несколько раз до этого, в моменты тайных встреч, Регримм позволял себе высказывать претензии в адрес Гиира. Трёхпалый грифон, воспитанный в обществе, где прекословие часто приводило к ножевым ранениям, обычно позволял Воину выговориться. Но в этот раз что-то словно подпитывало наглость серого орлольва.

— Так поделом. Ты и есть бессильный птенец, – мрачно заметил Гиир. – Собрал вокруг себя богатых и влиятельных граждан. Позволил им передраться между собой, присвоить народные деньги и разлететься по особнякам. Не смог затравить Совет Регионов, строившийся на энтузиазме и обещаниях. Потерял целую провинцию, которую претор Гардиан выводит из состава Республики. И, бездействуя, надеешься, что кто-то уберёт все препятствия на твоём пути.

На пути Регримма в данный момент как раз находилось препятствие – бездействующий светильник. И грифон с широким клювом, желая опровергнуть прозвучавшие слова, вытащил чуть искривлённую саблю, отбросив неповинный предмет мебели в сторону. Кончик оружия, описав свистящую дугу, замер, указывая на точку чуть выше основания клюва Гиира.

— Что ещё про меня хорошего скажешь, мразь? – спросил Регримм, слыша, как рядом скрежещут и лязгают оружием его воины. Все они изготовились к стремительной атаке и ждали лишь приказа. Но глава КУС пока что обращался не к ним. – Я и не рассчитывал на какие-то искренние оправдания. И не за ними летел. То, что ты решил предать, у меня сомнений нет. Я лишь гадаю, когда тебя следовало арестовать для публичной казни. Когда Нитпик в газетах начал публиковать всякую чушь про Древние Гнездовья? Когда ты не пожелал утихомирить «Свободный полёт»? Или… Может, в тот момент, когда ты предложил заменить старый Совет каким-то Комитетом? Да. Именно тогда ты уже знал, в какую пропасть рухнет Республика. И это была твоя первая государственная измена.

Грифон, чьей жизни угрожал именной заботливо отточенный клинок, существование последнего, по сути, игнорировал. И на толпу вооружённых грифонов ему, судя по расслабленной позе и полуприкрытым глазам, было плевать.

— Какие мы все умные, когда мы ничего не можем исправить, – сказал Гиир, по всей видимости, цитируя чьё-то вычитанное в книге изречение.

Регримм придвинулся ближе. Острие сабли, соответственно, тоже.

— Ох, беда! – саркастично произнёс грифон в мундире. – Но кое-что я всё-таки могу. Могу проткнуть тебя насквозь, представить твой труп публике. Могу свалить на тебя все проблемы государства и на условиях борца с преступностью договориться с Советом Регионов.

План был лишён какого-либо смысла. И даже Регримм это понимал. Но не хотел признавать, что собирается совершить убийство просто из удовольствия. Просто чтобы в ситуации, когда каждый день может стать последним, почувствовать минутную радость от гибели врага, притворявшегося другом.

Вооружённый грифон смотрел не в ту сторону. Он не отрывал взгляда от глаз Гиира, рассчитывая увидеть страх надвигающейся смерти. Но Регримму следовало бы обратить внимание на лапу, обладавшую полным комплектом когтей. Эта лапа беззвучно окрасилась в серый цвет из-за вытекшего из-под рукава металла. Едва субстанция, залившая лапу до самых кончиков когтей, затвердела, серый грифон приподнял палец и ударил им по столешнице.

Почти беззвучное движение породило раскатившийся под потолком удар грома, сопроводивший возникновение ринувшейся во все стороны от сидящего грифона полупрозрачной жёлтой полусферы. Едва магическая стена коснулась сабли бывшего претора, уже начавшей движение к горлу Гиира, как та обратилась в прах, истлев прямо в когтях ошеломлённого хозяина. Та же судьба постигла клинки всех прочих воинов КУСа. Но это было только начало.

Гиир поднял и опустил второй палец. Длань Доблести сотворила новое заклинание, но его целью стали доспехи и одежда. Спустя мгновение из защиты у кусовцев, собравшихся в стенах библиотеки, остались только их перья.

Был и третий удар о столешницу. Но он не произвёл никакого эффекта, кроме озадаченного выражения на морде Гиира. Только что служивший ему артефакт недвусмысленно указал, что не намерен отнимать жизнь, независимо от стремления владельца к кровопролитию. И на Гиира, привыкшего, что его приказы выполняются беспрекословно всеми, кто обладает хотя бы зачатками интеллекта, неподчинение со стороны куска металла произвело столь же сильное впечатление, как на Регримма – утрата оружия и мундира.

Вот только глава КУС, собрав доверенных воинов и явившись в здание библиотеки, не имел запасного плана действий. Он ставил всё на отчаянный бой с шайкой Гиира и на расправу с последним, тогда как серый грифон следовал стратегии, которой поделился с братом. Упрямый артефакт на лапе лишь помешал одному из вариантов реализации плана, но не перечеркнул его полностью.

Пока воины во главе с Регриммом пребывали в оцепенении, Гиир, на секунду забыв про артефакт, существенно упрощавший процесс, схватился за верёвку, привязанную к одной из штор. Массивная толстая ткань сдвинулась в сторону, подавая условный сигнал. Через несколько секунд через это и соседние незапертые окна на помощь главарю ворвалась вся его шайка. Естественно, при оружии, так как Гиир пожелал лишить возможности сражаться только тех, кто находился в библиотеке, и Длань Доблести выполнила его желание в точности. А Гарсон и его ватага ждали сигнала в здании напротив. И теперь бандиты без особого труда теснили сохранявших дисциплину, помнивших навыки боя, но лишённых защиты и оружия воинов.

Гиир не желал оставаться в стороне от творящегося рядом насилия. Он остановил своего брата, намеревавшегося снести голову Регримму.

— Нет, этот мой! – крикнул серый грифон, жестом потребовав себе оружие. Не любимый в прошлом арбалет. Другое – позаимствованное с армейского склада, кажущееся несерьёзно маленьким, но обладающее куда более разрушительной и устрашающей силой, чем любой стреломёт.

Вряд ли отползавший за стеллажи Регримм вообще понимал, что за сплюснутую трубку Гиир получил из лап брата. Инновационная разработка Гальвара, «наш ответ единорогам», прощальный подарок опытного инженера надоевшей ему Республике, лучевое дальнобойное оружие – всё это упоминалось в складской документации среди ящиков взрывчатки «джем» и прочего, числящегося украденным. Но всё это не заинтересовало главу КУС. И уже не могло заинтересовать после того, как серый грифон направил трубку в его сторону и, сжав когти вокруг разрядных кнопок, выпустил направленный пучок термального излучения в сторону сородича.

Гиир немного наклонил голову, взирая на миниатюрный пожар, который получился после того, как луч света прожёг насквозь несчастного «правителя Республики» и пару мгновений нагревал деревянный пол, превращая его в угли и воспламеняя страницы книг поблизости.

— Напомни мне впредь в помещениях эту штуку не использовать, – бросил Гиир брату.

Он поднял затянутую в металл лапу. Заклинание моментально погасило тлеющие поверхности, а языки пламени, оторванные от служивших им пищей книг, заплясали вокруг поднятой лапы, отражаясь в чёрных глазах грифона. Через какое-то время грифон-чародей заставил огонь исчезнуть, к заметному огорчению подручных, успевавших выполнять свою кровавую работу и любоваться колдовскими забавами своего лидера. А также их результатами в виде слабо подёргивающегося трупа главы КУС.

— Что замерли? – перевёл взгляд на подчинённых Гиир. – Убирайте бардак! Немедленно!

Тускло мерцавшая на его лапе Длань Доблести отбивала всякую охоту перечить. Грифоны, тщательно скрывая раздражение, бросились стаскивать шторы, в которые планировали завернуть тела, чтобы после сбросить их в море. Кто-то взял на себя обязанность вытирать и отмывать пятна крови. Пара добровольцев принялась выравнивать стеллаж, покосившийся оттого, что в него кто-то врезался во время схватки.

Только Гарсон не принял участия в кипучей деятельности. Он решил, что на правах родственника может задать глодавшие его вопросы.

— Что пошло не так, брат? Почему ты перешёл на запасной план? Ты ведь уничтожил их оружие и доспехи. Почему сам не убил? – поинтересовался красный грифон, указывая на чуть отдёрнутую штору, снятием которой как раз занималась пара молодцев.

Гиир чуть было не сказал правду. От жалобы на непослушный артефакт его удержала природная осторожность. Ведь Гарсон при всей его любезности и заботе являлся ближайшим прямым родственником, наследником прайм-лордов в равной с Гииром степени. И вполне мог использовать это обстоятельство. Серый грифон был уверен, что Длань Доблести подчинится любому из тех, в чьих жилах течёт кровь древней династии. Значит, она и Гарсону послужить могла, что давало реальный повод опасаться родного брата – больше, чем всех окружающих. Следовательно, сообщать ему о нежелании реликвии прерывать чьи-либо жизни было неразумно.

— Я решил, что лучше пусть твои и мои бойцы доделают работу, – соврал Гиир. – Решил, что будет выгодно скрепить их сотрудничество кровью сородичей. Теперь мы все несём вину за то, что совершили. И ни для кого нет пути обратно.

— Ясно. Законы улиц, – кивнул Гарсон. – Но… здесь ведь не все наши бойцы.

Гиир ухмыльнулся:

— Ну так, братец, мы ещё не все фигуры с доски убрали.

Глава 17. Фигурки и кубики II

Во время борьбы политических группировок в Грифоньей Республике появляется долго планировавший своё появление спаситель...

Высокое здание театра, напоминавшее наполненный воздухом парус из стекла и бетона с вкраплениями мрамора, обступила толпа вполне прилично одетых грифонов. Они сложили крылья и ждали. Ждали, когда динамики, провода от которых уходили внутрь здания, заработают, и к ним обратится грифон, которого так называемое «ополчение» приветствовало как своего лидера.

В самом театре военный командир Ногард, нацепивший на парадный мундир куда больше медалей, чем он в действительности заслужил за всю жизнь, в последний раз перечитывал заготовленную речь. Она начиналась с утренних новостей про ограбление военного склада, уличала Комитет Управления и Стабилизации в слабости и бездействии, и заканчивалась призывом ко всеобщему сопротивлению и немедленному аресту узурпаторов. Попутно грифон клеймил отступников, вроде Гардиана, и предвещал им скорое возмездие от когтей натерпевшегося страданий народа Республики.

Ногарду текст нравился. Хотя обращение более чем наполовину состояло из цитат его же собственных прошлых речей, с которыми он неизменно выступал на каждом заседании с момента создания Совета Регионов, сегодняшнее выступление преследовало новую цель. Если несколько месяцев назад ему внимали только немногие избранные, то сегодня, когда простым жителям Ивсфилда стало банально нечего есть, его ждала куда более обширная и голодная во всех смыслах аудитория. Толпа перед театром жаждала возможности выплеснуть скопившееся негодование. И он поможет ей в этом. Вложит в их клювы хлёсткие обвинения и звонкие призывы. А за словами последуют действия…

В самом театре тоже собралось значительное количество грифонов. Весь Совет Регионов, кроме сторонников претора Гардиана, которых выставили прочь как сепаратистов и предателей, нетерпеливо сидел на насестах, ожидая, когда тот, в ком сейчас видели спасителя нации, выйдет к заготовленной трибуне. Популярность Ногарда поднялась так высоко, что под него даже начали подводить туманное пророчество, изречённое на прошлой неделе главой Церкви. Дескать, «огненная птица» в послании Великого Неба значило «решительный характер», а «отмеченный железом» указывало на количество наградных знаков. Но даже скептики, не видевшие совпадений между военным командиром и «спасителем народа» из пророчества, соглашались, что толпа готова идти только за Ногардом.

Грифон сложил лист с речью и вышел из своей гримёрки, где предпочитал находиться в одиночестве. Стоявшая возле дверей супруга обняла бравого воина. Потом своё уважение к отцу выказал младший птенец. Старший в это время находился перед театром в рядах ополчения.

Ногард двинулся в сторону сцены, по пути разминувшись с грифонами в спецовках, тащившими какой-то ящик. Военачальник даже не обратил на них внимания – по зданию театра весь день летали разнообразные личности. Кто-то желал вступить в ополчение, кто-то предлагал сшить форму для ополчения, кто-то намеревался ополчение кормить. Совет Регионов стал единственной организацией, хоть как-то решавшей городские вопросы и немного пытавшейся управлять государством. Поэтому в помещениях театра мог появиться буквально кто угодно.

Пара грифонов с ящиком относилась к категории «кто угодно». И воспользовалась творящимся вокруг Совета Регионов бардаком. За день они неоднократно затаскивали грузы на разные этажи театра. И никто даже не попытался что-то спросить. Лишь единожды грузчики удостоились косого взгляда, когда в коридоре разминулись с приземистым орлольвом по имени Глоринг. Но как раз в этот момент вчерашний ретивый служака КУСа прикидывал, как бы выгодно продать услуги своей сети наблюдателей завтрашнему правителю государства Ногарду. Поэтому Глоринг подозрительную пару грифонов проигнорировал и даже не подумал заглянуть под брезент, чтобы увидеть на ящиках клеймо военного склада.

В итоге грузы комфортно разместились в заранее отмеченных помещениях. Так, чтобы каждый следующий ящик находился неподалёку от предыдущего.

Опустив последний ящик на пол пустующей каморки, один из грифонов подцепил крышку гвоздодёром, а второй, сунув лапу в щель, аккуратно вытянул светло-коричневый шнур и намотал пару витков на пальцы.

— Подожги, – сказал он первому, уже вытащившему из кармана спецовки огниво. Пара ударов кресалом дала искру, и конец шнура радостно вспыхнул.

— Валим! – бросил второй грифон. Первому его совет и не требовался.

Оба маскирующихся под честных работяг орлольва быстро помчались по лестницам к ближайшему окну, через которое можно было вылететь. Пока они мчались прочь, по всему зданию разносились отзвуки агрессивной речи. Последнего представления в истории ивсфилдского театра.

Красный грифон долго не мог отойти от окна. Только что он лично наблюдал, как на другом конце Ивсфилда высокое и заметное издалека здание театра, окутанное жёлтыми всполохами и чёрными змеями дыма, трескается и рассыпается на куски. Здание разваливалось, словно башня из кубиков, из которой вытащили самый нижний. И даже готовому лицезреть нечто подобное грифону с трудом верилось, что увиденное происходит наяву. Гарсон даже не хотел представлять, каково тем, кто находился рядом с театром. И тем, кто оказался внутри театра – если там кому-то вообще повезло выжить.

— Ничто так не распаляет гнев народа, как кровь невинных, – раздался голос Гиира, всё ещё сидевшего над своей игровой доской. – Теперь в городе начнётся кошмар наяву. Самое забавное, что идея родилась в разговоре с эквестрийским послом. Причём он-то не сумел её воплотить. А я… Ну, ты видел.

— Только не говори, что знаешь, что произойдёт дальше, – попросил Гарсон. – Ничего подобного прежде не было в истории Республики. Тебе не с чем сравнивать.

— Если бы я делал выводы, основываясь только на том, что было в истории Республики… – Гиир поднял лапу, и Длань притянула к себе лежащую на полке книгу. Грифон раскрыл её на месте, отмеченном отделанной бархатом закладкой. – В точности история никогда не повторяется. Но вот сумма отдельных составляющих временами совпадает. Нужно лишь обнаружить явление в миниатюре, затем дополнить несколькими умозрительными допущениями, подстраивая прошлое к текущей ситуации. И ждать предсказанных событий.

В книге не было ни одной из произнесённых фраз. В ней вообще не было ничего полезного. Однако раскрытая книга придавала словам дополнительный вес. Это был дешёвый трюк, но Гиир был вынужден прибегать к подобному, равно как и к красноречию, всякий раз, когда брат начинал выражать сомнения по поводу его планов и методов их воплощения.

— Горожане бросятся разбирать завалы и спасать уцелевших, – продолжал Гиир так, словно стоял возле полыхающих обломков театра и видел это воочию. – Мужественный, добросердечный подвиг. Но вот пара будто бы случайных грифонов находит кое-что неожиданное. Повреждённый, но вполне узнаваемый ящик со штампами военного склада КУС. Внутри разбитого ящика не сработавшая взрывчатка. Какой единственный вывод может сделать толпа? Кого она единогласно провозгласит виновником? Куда она отправится в поисках возмездия?

Гарсон не двигался с места, напряжённо всматриваясь в небо над крышами соседних зданий. Пока что он видел только отдельных грифонов и грифин, спешивших к разрушенному театру. Но красный грифон представлял то, что станет реальностью через пару часов – плотную стаю горожан, в которой орлольвы в форме ополчения перемешались с простыми жителями в домашней одежде. Все вооружены досками, палками, кусками дождевых труб, фрагментами черепицы, подобранными с крыш домов. Где-то встречаются кривые мечи, отдельные копья. Но это не организованное войско, а просто толпа. Организованное войско – дивизия городской стражи – должно ждать впереди, возле дворца. Но Гарсону, как и Гииру, было очевидно, что никакой стражи там не будет. Все, кто ещё вчера пытался поддерживать порядок в городе, спрячутся дома в надежде, что до них не доберутся разъярённые сородичи. Или присоединятся к общему яростному движению. Чтобы уподобиться тому разрушительному «Свободному полёту», которого ивсфилдцы до сегодняшнего дня боялись.

— Ночью в этом городе не останется никакой власти, – с абсолютной уверенностью в голосе заявил Гиир. – Комитет либо разбежится, либо погибнет. Скорее второе, так как мои грифоны в толпе направят народ к домам его членов... Что? – отреагировал орлолев на взгляд брата. – Они должны были понимать, что ограбление народа для них добром не кончится.

— Ну, умрут они. А дальше? – развернул крылья Гарсон. – Как ты всё это теперь остановишь? Одной своей перчаткой?

— Остановлю, как начал. С помощью своего главного союзника. Того, что помог взрастить «Свободный полёт». – Гиир кончиками когтей поднял над столом маленькую фигурку грифона в робе служителя церкви. – О, да. Я всегда говорил, что убийц создают не деньги. Деньги могут создать лишь орудия убийства. Убийц может создать только вера.

Настоятель церкви, отрёкшийся от имени Икталигар, пользовался привилегией беспрепятственного доступа в любое из помещений храма. Небольшая башенка, пристроенная к зданию, служила ему местом уединения. Из окон церкви по большей части были видны только заслоняющие горизонт верхние гребни облаков, служивших ей фундаментом. А с башенки обычно открывался чудесный вид на половину Ивсфилда. Вот только то, что сейчас открывалось его взору, не располагало к спокойному чтению газеты в уютном кресле-качалке.

Часть города застилал дым, поднимающийся над кварталом, где некогда высился архитектурный символ столицы. Но это уже был не единственный источник чёрных клубов. В разных частях города начали полыхать здания – роскошные особняки, теснившие своими пристройками жилые кварталы. Целые стаи грифонов носились над городом, и с каждой минутой число поднявшихся в воздух росло. И самое большое скопление образовывало живую воронку над крышей дворца, где раньше заседал Комитет Управления и Стабилизации. Но Комитета там больше не было. Как не было Совета Регионов. Как не было больше Республики.

— Ваше первосвященство, – произнёс старый Флагост, которому восхождение на башенку далось не без труда. – Вас желает видеть один мирянин…

— Церковь сегодня закрыта, – отозвался Икталигар, которого в очередной раз передёрнуло от творящегося кошмара. И мыслей о том, что может случиться со зданием церкви, если – или когда – народу надоест разбирать по камушкам дворец.

— Значит, я не зря просил ключ от восточного фасада, – произнёс другой голос за спиной Настоятеля.

Икталигар развернулся, чтобы понаблюдать, как из-за спины старика Флагоста появляется украшенная шрамами самодовольная морда.

— Как раз зашёл, чтобы его вернуть, – с напускной серьёзностью произнёс Гиир. – Завтра я и без него смогу проходить в любые двери.

Трёхпалая лапа разжалась, и на сидение плетёного кресла упал ржавый ключ. Настоятель долго не сводил с него взгляда.

— Значит, всё случится сегодня ночью, – опустил голову Икталигар.

— Благословенные дни, – без издёвки прошепелявил Флагост. – Подобно тому, как у Церкви один глава, у Республики будет один глава. Как в доблестные времена Грифна Великого.

— Ну, я на славу Грифна Великого не претендую, – сказал Гиир. Судя по блеску в глазах, открыто соврал, находясь в церкви перед первыми священниками. «Ох, и наглец», – подумал грифон с тёмными перьями вокруг глаза.

— С нашей стороны всё готово, – сообщил глава церкви вслух. – Мы организуем дождевой фронт, потушим пожары и призовём народ к порядку. А дальше, уж не знаю, как, но тебе придётся воплотить пророчество. Которое я по твоей просьбе донёс до народа. «Спаситель республики явится из древних эпох, приручив огненную птицу. И металл отметит его», – повторил по памяти Икталигар.

— Да, мне придётся явить настоящее чудо, – усмехнулся Гиир. – Но ведь Церковь Великого Неба признаёт чудеса, верно?

Теперь он поднял другую лапу, которая на глазах служителей церкви облеклась в сверкающий серый металл. После чего Гиир накрыл железной перчаткой повреждённую конечность и закрыл глаза. Его морда преобразилась. Сначала просто искривилась от сильной боли. Но через секунду покрывающие её шрамы начали бледнеть и разглаживаться. На месте пострадавших некогда участков тела заново отрастали подшёрсток, шерсть и перья.

Флагост вынужден был отступить на пару шагов, так как затасканный плащ, который носил Гиир, начал светиться и словно ожил. Ткань стягивалась и распрямлялась, меняя цвет и превращаясь в изящный наряд из тонких золотых пластин и тонкого льна. По нагруднику, словно прорастающие побеги, устремились вверх три линии, сложившиеся в узор из сцепленных нижними концами полумесяцев. И только тогда в точности соответствующий текстам древних сказаний и недавних газетных статей грифон развёл лапы. И поднял обновлённую, обладающую полным комплектом когтей конечность. Сжав и распрямив несколько раз пальцы, будущий прайм-лорд откинул голову назад и громко, открыто расхохотался.

Старик Флагост, вопреки почтенному возрасту, ухитрился низко склониться перед облачённым в белый доспех красивым и статным грифоном. Настоятель был сдержаннее – он предпочёл пожать исцелённую лапу. Заодно проверил, что отросший палец не является хитрой иллюзией.

— Государственная власть и церковная власть должны сотрудничать, – произнёс Икталигар.

— И да благословит нас Великое Небо, – добавил Гиир.

Корреспондент «Крыльев правды» Гарафер коротал очередную ночь в тюремной камере. Грифон был голоден, истощён месяцами заключения, страдал от тянущей боли в треснувших после «вежливых разговоров» костях. Но не желал признавать за собой никакой вины. КУС мог творить с Гарафером всё, но тот отрицал те фантастические преступления, которые ему приписывали.

В качестве постоянного издевательства грифону подбрасывали свежую прессу. Тюремщики словно чувствовали, что от вида деградирующих статей и заголовков Гарафер испытывает большую боль, чем от физического воздействия. Знакомые корреспонденту газеты превратились из увлекательных сборников новостей и коротких историй в рассадники домыслов, откровенного вранья и извращения чужих слов. Гарафер буквально со слезами на глазах пролистывал большую часть писанины, позорившей некогда великий штамп «Гриффин Глобал Медиакорп». Но всё же в этом сущем для любого журналиста кошмаре можно было найти и скрытый смысл, день ото дня становившийся всё более прозрачным. Грифон, чувствуя, что потихоньку начинает сходить с ума, на стене камеры выписал все повторяющиеся мысли, на которые пытались натолкнуть читателя броские заголовки и сумбурные тексты газет и журналов: «Республика – это преступление против заветов предков. Жить в Республике сейчас плохо. Нужно поменять государственный строй. Нужно низвергнуть всякие Советы и Комитеты, чтобы жить так же благостно, как наши предки. Наши предки жили при прайм-лордах. Необходимо как можно скорее вернуть власть прайм-лордов».

Последний номер «Крыльев правды», фактически, даже не скрывал своей политической агитации. Целый разворот оказался посвящён рассказу об одежде и быте древней венценосной фамилии. Причём всё излагалось максимально просто и доходчиво, чтобы каждый, кому ветер принёс клочок газеты, мог зачитаться и пожелать – вот бы сейчас вместо всяких КУСов и СовРегов нам бы такого правителя: высокого, статного, облачённого в лён и золото и каждым указом демонстрирующего, что его единственная цель – справедливость и благо для его подданных. Именно этот материал Гарафер сжимал в когтях, когда в тюремных гротах внезапно раздалось множество голосов. Несколько десятков грифонов двигались вдоль решётчатых дверей, заполнив коридор грохотом шагов и железа от ломаемых замков и распахиваемых или вышибаемых напрочь дверей.

Между прутьями решётки камеры Гарафера показался знакомый клюв знакомой грифины.

— Гарафер! – позвала Н’сия. – Вот где ты, Гар! Сейчас мы тебя вытащим!

Следом за ней к запертым дверям подошли несколько грифонов, сильными ударами выбив прутья и открыв узнику путь к свободе.

— Н’сия? Что… Что происходит? – Даже несколько месяцев в заключении не изменили Гарафера: едва сделав шаг за порог камеры, он принялся делать то единственное, что умел – собирать информацию.

— Гар, КУСа нет! КУС свергнут! – прокричала ему радостная Н’сия. – Мы освобождаем всех пленников режима!

Она потянула коллегу-корреспондента прочь из тюрьмы, к придающему сил ночному воздуху. Смешанному с дымом и гарью. Чувствуя, что даже запах не похож на повседневный, Гарафер продолжал забрасывать Н’сию вопросами:

— КУС свергнут? Значит, Совет Регионов победил?

— Нет, – печально ответила Н’сия. – Случилась катастрофа. Здание театра взорвали. Совет Регионов уничтожен. Это ужасная трагедия. Многие славные граждане Республики погибли. Но память о них будет жить вечно.

Глаза недавнего узника продолжали расширяться от изумления.

— Совета Регионов тоже нет? Тогда кто вообще управляет государством? – Худой грифон осмотрелся и внезапно обнаружил себя среди низко парящей, радостно гомонящей толпы. – Чему радуются все эти грифоны? Что за безумие творится в городе?

Грифина с оранжевыми перьями вокруг глаз в задумчивости почесала клюв.

— Уверена, всё как-нибудь разрешится…

Это произошло раньше, чем они могли себе представить. Едва добравшись до главной площади Ивсфилда, корреспонденты стали свидетелями событий, достойных первой полосы «Крыльев правды».

Во-первых, над улицами парило больше грифонов в церковных одеждах, чем когда-либо прежде появлялось в любом оживлённом месте. Настоятель, судя по всему, отправил для успокоения жителей города всех священников. Но они не только читали проповеди, предрекая страшные дни, сопоставимые с карой, обрушившейся на Древние Гнездовья. Церковники, вспомнив известное им с древности ремесло, сгоняли вместе дождевые облака, обрушивая ливни на очаги городского пожара. Лишь один пожар, грозивший перекинуться на Дворец, отсекли от ближайших построек, но не торопились тушить.

Огонь, впрочем, почему-то не спешил пожрать древнюю постройку. Вместо этого языки пламени взметнулись вверх и прошли над толпой. Выписали в воздухе горизонтальную петлю, обретая очертания гигантской расправившей крылья птицы вроде сокола. Огненное существо заложило ещё один вираж над головами горожан – Гарафер даже ощутил исходивший от него жар, – после чего метнулось к одинокой фигуре, усевшейся на статую Грифна Великого. Живое пламя уменьшилось до размеров обычной птицы и преспокойно село на вытянутую лапу грифона, осветив его серую шерсть и дымчато-белый доспех, отделанный золотом.

Все взгляды моментально оказались обращены на эту личность. На огненную птицу, продолжавшую полыхать на его лапе. На металлическую перчатку. На все памятные по газетным статьям признаки предсказанного государя.

Гарафер начал крутиться на месте, слыша вокруг удивлённые, восхищённые, восторженные возгласы. Не сговариваясь, толпа горожан взлетела вверх, почти скрыв за своими крыльями начавшую говорить фигуру.

— Я Гиир. Я наследник и потомок прайм-лордов древности. В час ужаса я вернулся к родному мне народу, чтобы наставить и спасти его… – Далее последовала настолько пафосная и лишённая конкретики чушь, что Гарафер даже прикрыл лапами слуховые отверстия.

— Гиир? – тихо переспросил у Н’сии недавний узник. – Он представился Гииром. И это он. Да, голос чуть изменился. Но это он. Это преступник. Убийца.

— Ты в этом уверен?

— Безусловно уверен! – произнёс, перекрикивая чужую речь, Гарафер. – Я делал репортаж про его преступления. Едва крыльев не лишился. Нитпик материалы так в печать и не пустил. Но я точно знаю. Гиир – преступник. Клейма ставить негде. Он враг Республики.

Н’сия, заметив, что низко висевшие грифоны из толпы начали сердито, едва ли не враждебно, посматривать в их сторону, поспешила обнять крылом коллегу и отвести его на несколько шагов.

— Почему они его слушают? – причитал грифон с чёрными перьями на хохолке. – Почему они встречают его слова с радостью?.. Я думал, что схожу с ума там, в тюрьме. Но это весь мир вокруг меня рехнулся!

— Гар, тебе нужно отдохнуть. Выспаться. Восполнить силы, – настаивала Н’сия. Гарафер вырвался из-под её крыла.

— Отдыхать? Когда вот этот вот управляет городом? Республикой?!

Он слишком резко махнул лапой в сторону статуи и продолжавшего вещать грифона. Трёх ослабевших в камере ног для опоры не хватило, и Гараферу пришлось махать крыльями, чтобы восстановить равновесие.

— Так, так, спокойно, Гар! – кинулась на помощь грифина. – Ты ничего сейчас не сможешь сделать. Ты еле на ногах держишься.

Ответом ей был твёрдый, словно месяцами продумываемый ответ:

— Мы не такие уж бессильные… Я знаю, что наш босс Нитпик прикупил год назад типографию. Но так её и не приспособил к издательской деятельности. Она в Ивсфилде. Она заброшена. Но оборудование там рабочее… Н’сия, мы можем там печатать листовки. Воззвания. Моё старое расследование. Растиражируем всё, что поможет нашим сородичам понять, что за мразь они почитают.

— Хорошо, хорошо, – поспешно одобрила план грифина, которой хотелось побыстрее увести Гарафера с площади. Под овации толпы, под звуки сотен сталкивающихся в воздухе лап, предназначавшихся новому правителю Грифоньей Республики.

Претор северо-западного округа перечитал очередное донесение и отложил его в сторону, на единственный свободный участок стола. Глава доставшегося ему по наследству региона сидел в фамильном кресле за фамильным столом и смотрел на передаваемую из поколения в поколение фамильную глефу. В этих знакомых с детства вещах он пытался найти хоть какой-то якорь. Потому что весь остальной мир, за пределами крепости, напоминавшей навершие шлема, куда-то исчез.

— Что вообще происходит? – приподнявшись и резко хлопнув крыльями, рявкнул он на выстроенное каре из донесений. Порыв ветра смёл листки со стола, сведя на нет попытку выстроить логичную картину случившегося за последние сутки.

Подавив приступ гнева, Гардиан рухнул обратно в кресло.

Дверь напротив рабочего стола претора скрипнула. Раздался голос Рийты, которая последние несколько недель выполняла роль главного секретаря и начальника политического штаба – она решала, кто, с чем и в каком порядке допускается в кабинет регионального властителя.

— У тебя здесь всё в порядке? – поинтересовалась грифина.

— Нет! – взвыл Гардиан.

Умом он понимал, что политик, глава региона и основатель движения по отделению провинции от Республики должен вести себя взрослее и солиднее. И будь ему вдвое больше лет, Гардиан так бы себя и вёл. Но всё ещё горячая кровь грифона, которому было слегка за тридцать, не позволяла сидеть на месте. В одних кругах подобная прыткость ценилась – претор за время нахождения у власти в своём регионе посетил едва ли не каждую ферму или аграрный комплекс. Но она же приводила к импульсивным решениям и, как следствие, к ошибкам.

— Ничего не в порядке! – Гардиан говорил так громко, что Рийте пришлось войти и затворить дверь, чтобы ждущие своей очереди посетители не стали свидетелями истерики регионального лидера. – Я ложился спать в одном государстве. Проснулся уже в другом! Что в столице вообще происходит? Я ничего понять не могу! – Грифон кинулся собирать с пола депеши. – Одно другому противоречит! КУСа нет! Совета Регионов нет! Это как возможно?

— Я знаю не больше твоего, – пожала плечами Рийта. – Все новости поступают от отдельных летунов, которые за ночь проделали путь от столицы до Базальтового архипелага. Никаких газет нет. Почтовые и прочие службы не работают.

Гардиан собрал все противоречащие друг другу донесения и вернул их на место. Правда, заново выстраивать их в шеренги не стал.

В это время, пользуясь отсутствием секретарши, а также своим авторитетом среди сидящих в очереди просителей, в кабинет вперёд всех заглянул старенький офицер с большими залысинами на голове. Его появления Гардиан ждал, и от лапопожатия бравого командира хоть немного успокоился.

— Ривайз, рад вас видеть, – произнёс грифон-политик.

— Претор, я явился, как только получил ваше распоряжение, – ответил грифон-военный. Он придерживался официальной манеры общения, хотя не обязан был этого делать. Ривайз годами поддерживал взрослеющего Гардиана, которому в юном возрасте достался контроль над целым округом. И неоднократно замещал бело-красного грифона, пока тот заседал в столичном совете и боролся за интересы региона. Поэтому лысеющий грифон был хорошо осведомлён и о старых проблемах Базальтового архипелага с прилегающими территориями, и о новых инициативах претора.

— Нужно действовать незамедлительно, – вернулся в привычное собранное состояние Гардиан. – Все дружины стянуть к границе округа. На каждой заставе организовать хоть какой-нибудь гарнизон. Пусть только для наблюдения за небом. Флаговые коды поменять, потому что о прежних в столице знают… – Гардиан постучал когтями по бумагам. – Понятия не имею, что в Ивсфилде происходит. Но нам тут этого не надо.

— Вас понял, – ответил Ривайз как исполнительный солдат. И тут же добавил как друг семьи и влиятельный грифон: – Гардиан, не пора ещё просить Эквестрию о помощи? Сил нашего региона не хватит, чтобы бороться против всей остальной Республики.

— Я думаю над этим, – ответил претор.

— А инициативу «щебет народа» следует прекратить? – снова озаботился вопросами внутренней политики старый военный.

— Нет. Всё проведём через десять дней. Как планировалось. Возможно, только «щебет» наш округ и спасёт. Чем быстрее мы отстранимся от кошмара, творящегося в Республике, тем меньше пострадает население.

Гардиану пришлось прервать объяснения, так как с другой стороны тонкой двери послышались голоса. Успевшая вернуться на рабочее место Рийта беседовала с каким-то очередным посыльным по поводу очередного уведомления.

— Нет. Я передам лично... Это требование претора. Все документы только через меня…

Через пару секунд грифина с тёмно-бирюзовым оперением вернулась в кабинет. Она держала в когтях конверт, обещавший, что скрытое в нём сообщение будет обладать большей достоверностью, чем прежние обрывки сведений. Позади неё в просвете между дверью и стеной удалось разглядеть посыльного – сурового белого грифона, которого официальный костюм определённо не красил, вынуждая и без того небольшие крылья выглядеть ещё меньше.

— Послание от главы Республики прайм-лорда Гиира, – сообщила Рийта, протягивая начальнику конверт.

— Кого? – вскинул густые брови Гардиан. После чего спешно надорвал конверт.

Претор, глава политического штаба и начальник вооружённых сил одновременно вчитались в строки сообщения. Первой отстранилась Рийта.

— Ну, сейчас понятнее, с кем разговаривать по поводу нашего округа в составе Республики.

— Не будет нашего округа в составе Республики, – показал твёрдость характера Гардиан. – Особенно в Республике прайм-лорда Гиира. Если это тот самый Гиир, про которого в Ивсфилде ходило столько слухов.

— Скорее всего, переговоры – ловушка, – поделился своим мнением Ривайз.

— Но они предлагают нам выбрать место для переговоров, – возразила Рийта. – Видимо, настолько в себе уверены.

— В любом случае надо известить эквестрийцев, – сказал Гардиан. Его взгляд остановился на идеальной кандидатуре для подобного поручения. – Надо сообщить обо всём принцессе Селестии. И как мне кажется, Рийта, только ты сможешь сделать это цензурными словами.

Новости из Грифоньей Республики до песков Мэйритании добирались с приличным отставанием. Поэтому в трагичные для родного края дни вице-командующий Флоуик все ещё читал колонки про безнадёжные попытки КУСа и Совета Регионов найти точки политического соприкосновения. Но и этих известий хватало, чтобы грифон с жёлтыми перьями на груди дёргался так, будто войлок штабной палатки заменили на ковёр из крапивы. В таком состоянии его застали штабс-секретарь Рэдфилд, принёсший вести с дипломатического фронта, и командир Песчаного легиона Форестолл, чьи донесения носили чисто военный характер.

Единорог и грифон, жёлто-пятнистая расцветка которого словно от рождения определила орлольва в Песчаный легион, уже не в первый раз сталкивались возле шатра, в котором поселился «глава Республики в изгнании». И, по выработавшейся традиции мимолётно отметив присутствие друг друга, внутри матерчатого помещения докладчики стали вести себя так, словно коллега по разговору с Флоуиком не существовал в природе.

— Два эмира ответили отказом, три не ответили вовсе, – сообщил Рэдфилд, носивший полученную и готовую к отправке корреспонденцию за отворотом темной, с серебряными нитями узоров накидки. – Договор о границах кочевий они принимать не намерены. Ждут более выгодных для себя условий…

Пятнистый грифон прежде всего подошёл к карте, занимавшей центральное место в палатке. А центральное место на самой карте занимало однотонное жёлтое пятно, помеченное как «пустыня Стэрип-эль-Седл». Между песками и синей краской морских вод тянулась более-менее пёстрая полоска побережья, исполосованная внутренними границами. Легко получалось насчитать десять эмиратов, образовывающих Мэйританию. Возле жирной точки, подписанной «Альтаерут» и обозначавшей столицу одного из них, как раз и располагался штаб Песчаного легиона. Чтобы не рисовать его каждый раз при передислокации, пять когорт отмечались пятью выточенными из кости фигурками грифонов, которые за горсть мелких монет сделали местные умельцы. Они даже вырезали на нижней части каждой фигурки знамя легиона, в тряпичном исполнении колыхавшееся над столом – два распростёртых крыла, словно выраставшие из оранжевой волнистой линии, на фоне которых были вышиты копьё и меч.

— Залим Атеш опять передвинул кочевья, – доложил Форестолл, отмечая когтём, на какой из пунктирных линий возникла проблема. – Вторгся в Кифтрикский эмират. Опять. Мне надо перебросить туда подразделение, пока кифтрикцы не сцепились с карасонами.

Одну из пяти держащихся вместе костяных фигурок обхватили жёлтые маховые перья и передвинули в другую точку карты.

— Действуй, как считаешь нужным, – практически без раздумий ответил Флоуик.

Сразу по прибытии между вице-командующим Республики и предводителем Песчаного легиона установилось своеобразное взаимопонимание. Пятнистый грифон публично признал Флоуика главой Республики и своим командиром. Но категорически отказался выполнять приказ направить легион в Республику. Рэдфилд и спустя несколько недель страданий в местном климате дословно помнил ответ Форестолла:

«Песчаный легион исполняет клятву, данную эмирам Мэйритании. Он обеспечивает порядок и спокойствие на этой земле. И уйдёт, лишь когда эмиры снимут клятву, провозгласив, что грифонам нет надобности парить над песками Стэрипа. До того любой солдат, облачённый в форму легиона, если и покинет свою казарму, то только лишь ради выполнения боевых задач в Мэйритании. Вы, вице-командующий, вольны счесть мой ответ изменой и казнить меня как изменника. Но любой легионер, коего вы поставите на моё место, ответит вам то же самое».

Получив столь многословный, но оттого не менее однозначный отказ, Флоуик, настроившийся на триумфальное возвращение в Республику, впал в уныние. Лишь отдельные события, вроде закрытия эквестрийской границы, отрывали его взгляд от карты Мэйритании, выводили из апатии и заставляли зацикленного на своей идее грифона импровизировать. Один раз он попытался выпросить у Форестолла всего пятьдесят воинов, указывая, что обособление отряда не подорвёт общую боеспособность легиона. Естественно, получил отказ. И в этом случае Рэдфилд командира легиона полностью поддержал: полсотни грифонов, как он думал, это слишком много, чтобы долететь до Республики незаметно, и слишком мало, чтобы прорываться туда с боем.

— А может, стоит ударить силами легиона по этому эмиру Атешу? Разбить его войско, чтобы остальные властители кочевий поспешили сесть за стол переговоров? – неожиданно предложил Флоуик, сверлящий взглядом четыре костяные поделки на карте. Он поднял голову, ища поддержку со стороны единорога. Напрасно.

Форестолл, крылом отодвинув в сторону большой штандарт легиона, придвинулся ближе к своему командиру. Наверное, с целью учуять подтверждение того, что Флоуик немыслимым образом отыскал в стране, где запрещены любые дурманящие вещества, напитки, столь любимые им в период заточения в стенах посольства. Рэдфилд тоже подозревал грифона в лёгкой утрате адекватности, но списывал это на довлеющую над всем и вся жару пустыни.

— Песчаный легион – это не сила агрессии, – рассудительно сказал привыкший к климатическим условиям южных краёв Форестолл. – Песчаный легион – это сила сдерживания. Мы тут находимся, чтобы не допускать кровопролития, которое мэйританские народы могут устроить даже из-за тропинки к источнику. Кроме того, ты даже не представляешь, что такое «разбить армию какого-либо эмира». Тот ряженый сброд, что охраняет его морду – это ещё не армия. Это видимость. Жалкая кучка солдат. Но если атаковать её, то, уверяю тебя, в каждом доме каждого селения каждый жеребец достанет из-под ковра оружие. И явится по зову своего эмира или из желания мстить за него. Соберётся полчище. Песчаный легион лучше организован, и тактическое преимущество на нашей стороне. Но одной стычкой всё не закончится. Мы будем бить армию эмира снова и снова, а она будет восстанавливаться снова и снова. Потому что любой в этих краях, кто имеет при себе сундук золота, уже, считай, военачальник. А легион наш будет уменьшаться в числе с каждой битвой, не имея никаких шансов получить пополнения. Так что извини, но последнее, что я сделаю – это пойду против какого-либо эмира войной.

— То есть ты будешь ждать, пока легион кончится сам по себе? – сверкнул глазами Флоуик. – До старости тут сидеть намерен?

— Вице-командующий, – покачал головой Форестолл, – я с таким же страхом слушаю вести из Республики. И горю желанием навести порядок на её островах. Но у нас нет средства, которое называют «раз и готово». Пока эмиры не решат свои пограничные вопросы сами, мы обречены торчать в этих песках. И я ничего не могу с этим сделать.

— Знакомые слова, которые я всегда ненавидел, – буркнул Рэдфилд.

Игнорируя почти все нормы воинского устава и этикета, единорог принялся рыться в вещах своего нынешнего начальника. Искал он отличительный знак – золотую пластину с проделанным отверстием, испещрённую завитушками мэйританских слов. Украшение служило свидетельством высочайшего статуса Флоуика. И Рэдфилда, который пластину периодически одалживал.

Повесив золотой знак на шею, единорог вышел из палатки и, судя по донёсшимся до оставшихся внутри неразборчивым словам, обратился к кому-то с какой-то просьбой. Флоуик, которому всё равно нечем было себя занять, решил взглянуть, что именно задумал штабс-секретарь. Как оказалось, тот подбивал одного из нескольких мэйританских лучников, приставленных к легиону, пустить стрелу вертикально вверх.

— Чтобы прямо сюда упала, хорошо? – на ломаном мэйританском просил Рэдфилд. – Пустишь по моей команде, да? Хорошо? – Серый единорог отступил на пару шагов, вытащил из сумки пачку донесений и стал черкать карандашом прямо на обороте верхнего листка. – Давай!

Пока прямая палка с оперением и острым наконечником становилась точкой на фоне неба, а потом возвращала себе зримые очертания, единорог размеренно вёл отсчёт. Остановился он в момент, когда стрела воткнулась в песок аккурат между передними копытами гнедого мэйританского лучника.

— Так, лёгкая стрела. Стандартный мощный лук. – Магия Рэдфилда истово водила карандашом по листу. – Время в секундах замерили. Делим на два… Значит, учитывая нулевую начальную скорость… Минус ускорение падения… Подставляем в формулу…

Форестолл встал за спиной у выглядывавшего из штабной палатки Флоуика и негромко кашлянул, привлекая его внимание.

— Что этот копытный делает? – тихо поинтересовался командир легиона.

— Пока не знаю, – бросил в ответ Флоуик. – Но когда он в таком состоянии, это к добру.

Внезапный приступ деятельности штабс-секретаря настолько заинтересовал вице-командующего, что тот выбрался из палатки под палящее солнце, даже не оправив неряшливо застёгнутый мундир. Его тень упала на единорога, но Рэдфилд и не подумал отвлечься от своего занятия, продолжая покрывать листы ему одному понятными овалами, треугольниками, линиями и стрелками.

— Нам подробности гениального плана знать не полагается? – поинтересовался Флоуик.

— План у меня неизменен с первого дня. Вытащить из пустыни Песчаный легион. Для этого усадить эмиров заключать договор о разграничении кочевий, – пробормотал Рэдфилд, перемножавший какие-то числа столбиком.

— Ты уже дважды пытался, – напомнил грифон. – Что тебе ответили эмиры, которые вообще что-то ответили?

— Раньше я действовал по правилам Мэйритании. Теперь буду действовать по своим собственным. – Единорог посчитал, сколько знаков у него получилось до десятичной запятой, и удовлетворённо хмыкнул. После чего поднял голову и одарил грифонов улыбкой. – Не переживайте, господа командиры, я вам всё сейчас растолкую. А после попрошу предоставить некоторые средства из казны легиона. И сопровождение до Экус-Кермена. Тамошних стекольщиков придётся завалить работой на целую неделю…

Гарсон мельком взглянул на разодетую в белое фигуру, занявшую место, когда-то предназначавшееся секретарю Совета Республики.

— Я думал, игры закончились, – произнёс он, указывая на предметы, сменившие не одно тайное логово. Гиир улыбнулся и выздоровевшей лапой погладил картонку.

— Эта игра никогда не заканчивается, братец. То, что мы заполучили, теперь нужно удержать. Прежде всего – сдуть пыль «Свободного полёта». Эти птенцы больше не нужны, так что я послал своих ребят по-тихому устранить командиров звеньев. Рядовые хулиганы сами притихнут. А если не притихнут… – Гиир склонился над игровым полем и легко подул на него. – Разберёмся с каждой пылинкой по отдельности.

Красный грифон, до того наблюдавший за братом из центра зала, поднялся в воздух и завис рядом с секретарским стулом.

— Кроме того, остался Гардиан, – напомнил он, указывая на стоящую особняком фигурку.

— В этом направлении уже идёт работа, – ответил Гиир, ставя рядом с указанной деревяшкой ещё одну – грифона со свитком в клюве – Вестника. – Ты всё подготовил?

— Ага, – кивнул Гарсон. – Все твои склады с продовольствием переобозначили как склады КУСа. Можно идти, торжественно выламывать двери и передавать еду населению.

— Собери фигурки, – с улыбкой попросил серый грифон. – Если хочешь, выкинь. Ты прав в том, что в этом игровом наборе смысла больше нет. У меня теперь полноразмерные фигуры и государственного масштаба поле, – пояснил Гиир, снимаясь с места. – И мне пора делать ход. Раздать горожанам призовые карточки.

Гарсон проследил за его полётом до дверей пустующего зала. Затем, после недолгих поисков, обнаружил коробку из-под игрового поля с кусочками уничтоженных статуэток внутри. Но, почти закончив уборку, красный грифон поднял маленькую фигурку «предпринимателя в деловом костюме». Разукрашенный кусочек дерева подвергся задумчивому изучению, прежде чем отправился в карман жилетки Гарсона. Эту фигурку красный грифон желал сохранить. Вместе с теми призовыми карточками, которые выпали на её долю в недалёком прошлом.

Глава фонда «Перспектива» поставил росчерк на двух страницах, закрыл перьевую ручку колпачком, убрал в карман, после чего принял из копыт усатого пегаса, даже в помещении носившего на голове котелок, другой экземпляр договора с подписями стороны-партнёра.

— Ещё раз благодарю, что вложили средства своего фонда в развитие моей мануфактуры, – с лёгким присвистом произнёс пегас-коммерсант. После чего вложил копыто в лапу Гарсона и повернулся так, чтобы лучше попасть в объективы фотокамер.

— Ваш бизнес сулит большую выгоду, – вполголоса ответил глава фонда «Перспектива». – Одежду носят с давних времён, меняют постоянно и, что мне нравится больше всего, покупают, даже когда в шкафу есть другая.

Картинное прощание после деловых переговоров быстро завершилось, корреспонденты, присутствовавшие ради этого события в фойе мэйнхеттанского отеля, разошлись. Гарсон сунул заветный договор в деловой саквояж. Именно в этот момент около него остановился совершенно заурядного вида единорог.

— Вас хотели бы видеть в номере. Обсудить возможную сделку, – пробормотал пони, после чего продолжил свой путь. Через минуту высмотреть единорога в толпе не смог бы даже зоркий грифоний глаз. Но Гарсон в этот момент изучал ключ с биркой, которую магия проходящего мимо жеребца забросила в его саквояж.

Первым решением, которое пришло грифону в голову, было сдать ключ на вахту, идти в сторону порта, где у причала была пришвартована яхта, и выкинуть из головы только что произошедшее. Потом желание «уйти» сменилось на «убежать», ведь Гарсон возглавлял фонд, вовлечённый как в законные, так и в преступные операции. И избавиться от него могли бы при помощи таких незапланированных встреч в номере отеля. Потому что грифон, идя на деловые переговоры, верных ребят оставил на яхте.

Гарсон всё ещё раздумывал над ситуацией, вертя перед клювом ключ. В какой-то момент он заметил, что на бирку с одной стороны нанесли маленький и легко стирающийся символ. Обычный треугольник, который непосвящённому показался бы грязью или результатом детской забавы. Но именно этот символ заставил Гарсона спешно направиться в сторону лифта, чтобы подняться на последний этаж здания. Он уже точно знал, кто ожидает его за дверью, отпираемой загадочным ключом.

— Ваше высочество, – склонил голову в приветствии красный грифон.

— У меня буквально несколько минут, – предупредила принцесса с развевающейся многоцветной гривой. – Я опаздываю на важную встречу с властями города. Поэтому буду говорить прямо. Не так давно Комитет и Совет Регионов прислали свои делегации в Кантерлот. Я обозначила нейтралитет Эквестрии по отношению к этим органам власти. Потом разорвала дипломатические отношения с Республикой. Но чтобы продолжать подобную политику, я должна знать, что затевает ваш брат и как скоро он намерен действовать.

— Гиир активно стравливает Комитет и Совет, – ответил Гарсон. – У нас выработано два плана действий. На случай, если мы найдём артефакт, который ищем. И на случай, если к определённой дате он найден не будет. Так или иначе, переворот в Республике произойдёт к концу месяца. Я могу заранее уведомить неофициальные источники, связанные с вами…

— В этом нет необходимости. Мои источники и так всё узнают. К концу месяца, – покачала головой принцесса. – Хорошо. Но я бы хотела обсудить с вами будущее Республики после переворота. Когда ваш брат провозгласит себя прайм-лордом.

— Вы говорите про установление дипломатических отношений?

— Я говорю про вашего брата, – с холодком в голосе ответила Селестия. – Вы знаете, что это за грифон. На что он способен. Какая слава у него в обществе.

— Все газеты в настоящее время активно заняты перекрашиванием его в белый. Когда он провозгласит себя правителем, никто и не вспомнит о криминальном прошлом Гиира, – заверил Гарсон. Принцесса на мгновение нахмурилась, показав, что ей таких заверений недостаточно.

— Вы знаете характер брата. Он испортит образ справедливого государя и развеет доверие к режиму быстрее, чем любая газета с независимым мнением. На посту прайм-лорда нужен кто-то более последовательный. Менее импульсивный. С подходящим воспитанием. С незапятнанной репутацией. – Принцесса помедлила, прежде чем произнести следующую фразу. – Например, невинный птенец при очень умном регенте.

Грифон нервно сцепил когти.

— Гииру не понравится попытка убрать его в чью-то пользу.

— Это необходимо. Гиир – как стихийное бедствие. Польза от него в том, что он сокрушит Республику и оставит фундамент, на котором будет построено новое общество. Он захватит власть, с известной жёсткостью устранит врагов этой власти, – принцесса посмотрела на настенные часы, после чего прошла мимо собеседника, на ходу завершая фразу, – но вовсе не обязательно, чтобы именно он использовал эту власть в полной мере… Да, кстати, поздравляю вас с удачными вложениями. Текстильной промышленности Эквестрии будут полезны инвестиции.

С видом, будто именно эта фраза являлась ключевой в состоявшемся диалоге, принцесса покинула номер отеля и, судя по стуку дверей, поднялась на крышу.

Гарсон почувствовал, что сдавливавшие друг друга пальцы начали болеть, и расцепил передние лапы. Он тоже мог бы полететь в сторону моря, к своей яхте. Но предпочёл идти через лифт, фойе, по улицам Мэйнхеттана. Потому что так у него в запасе было больше времени, чтобы всё обдумать.

Глава 18. Повелитель сна

Молодой единорог сталкивается с артефактом, который запирает его в пространстве по ту сторону бодрствования...

Скоупрейдж не любил, когда кто-нибудь отрывал его от работы. И полагал, что семейные узы воспитали в младшем брате схожие черты. И, тем не менее, чёрный единорог решился заглянуть в комнату к другому чёрному единорогу, чтобы выяснить, чем тот занят большую часть суток. Обычно, приезжая во время каникул в Стэйблридж, Блинг Флейр сидел в лабораториях центра как искривлённый гвоздь в сырой доске. Везергласс или Скоупрейджу приходилось буквально за хвост оттаскивать его от лабораторных стендов ради обеда или сна.

Но этим летом Блинг Флейр лишь раз появился в Хранилище Артефактов – в первый день, когда выпросил у брата набор инструментов для работы с зачарованными предметами. И всё, на этом поток докучательств с его стороны иссяк. Поэтому уже Скоупрейджу стало любопытно, чем занят пони с кьютимаркой в виде треснутого артефакта с наклеенным пластырем.

Учёный сразу же отметил, что Блинг Флейр захламил свою комнату обломками самородков, паяльными лампами, коробочками, полными металлических опилок и алмазной пудры, листками с перечёркнутыми крест-накрест записями, стеклянными линзами, запечатанными бутыльками и, собственно, заимствованными инструментами. Единорог с сиренево-коричневой гривой сидел в центре этого прямо-таки просящегося на холст бардака и буквально прижимал свои пока ещё не страдающие близорукостью глаза к единственной вещи, которую взгляд Скоупрейджа не смог идентифицировать.

Предмет в копытах молодого пони походил на миниатюрный орган, лишённый клавиш, каждая труба которого была увенчана кристаллом. В то же время вещь казалась вывернутым наизнанку зонтиком, отдельные части которого продолжали связывать проволочные нити. Ну, и не будь конструкция такой тёмной – или не разукрашенной, – её вполне удалось бы выдать за корону или тиару. Весом в несколько кило.

Блинг Флейр отодвинул конструкцию от морды и, подхватив магией миниатюрный пинцет, попытался размотать кусок тонкой проволоки, чтобы накрутить его на крепление повыше. В момент выполнения этой напряжённой работы по отражению в одной из шкатулок пони обнаружил, что не одинок.

— Обедать, что ли, пора? – спросил он, попутно подсчитывая количество витков, сделанных проволокой.

— Какое там! – произнёс Скоупрейдж, вспоминая о тех кастрюлях, что отправились с плиты в холодильник. – Ужин в нашей семье через два часа.

— Через два, ага… – Блинг Флейр обнаружил, что произнесённое братом числительное сбило его со счёта. – Тьфу! Там на столе оставьте мою порцию. Я ближе к ночи заскочу…

Молодой единорог зафиксировал конец проволочки. После чего перешёл к кристаллам, в которых узнавались неогранённые алмазы. Блинг Флейр проверял, насколько плотно каждый из них сидит в своём гнезде.

— И чем это ты тут таким важным занимаешься, Би? – не выдержал Скоупрейдж. Он уже фактически заглядывал брату под копыто, пытаясь по расположению элементов определить назначение артефакта.

— На жизнь зарабатываю, – буркнул тот. – У меня талант к восстановлению артефактов. Поэтому мне доверили восстановить очень важную вещь. Артефакт самого Хайлайта.

— Что-то я не помню среди работ Хайлайта такой штуковины, – прищурился Скоупрейдж.

— Потому что надо было читать не сокращённую версию, а полную биографию! – развернулся Блинг Флейр. – Я вот прочитал почти всё, что написано про этого учёного. Начиная со школьных учебников. Хайлайт был настоящим гением. Самоучкой. Мы до сих пор пользуемся его формулой для расчёта спиральных завихрений магии. А он её придумал, глядя на катящийся по столу апельсин.

— Ну, не спорю. Хайлайт был гением своего времени.

Скоупрейдж усмехнулся и хотел потрепать брата-заучку по холке. Как и положено юнцу, считающему себя совершенно взрослым и сознательным, тот от проявлений ласки отстранился.

— Да он среди всех гениев гений! Переспорил Индестриэла, Хиппотатиса и других профессоров своего времени, – словно музыкальный фанат – названия хитовых синглов, произнёс Блинг Флейр. – Хотел бы я быть хоть немного таким умным, как он.

Старший брат обиженно закусил губу. Ему лично хотелось, чтобы Блинг Флейр считал своим примером существо, называвшее себя «Скоупрейдж».

— И это по чертежам Хайлайта конструкция? – Чёрный единорог вернулся к реликвии, занимавшей центральное место в комнате.

— А вот нет! – с ещё большим жаром ответил младший брат. – Это лично его изобретение. Контамидример. Судя по описаниям, он должен действовать как генератор осознанных, точнее, полностью управляемых сновидений. Его сделал сам Хайлайт. Своими копытами. Почти. Он не успел его доделать, – печально добавил Блинг Флейр. – Великий гений умер от остановки сердца, когда работал над ним. А Контамидример сотни лет считали утраченным. Оказалось, он хранился у семьи, владевшей домом, в котором учёный снимал квартиру. Его случайно обнаружили месяц назад при перестройке мансарды. Круто, да? Такая древность! Такой шедевр! Последняя работа великого Хайлайта!

— Так вот как выглядит Контамидример, – присвистнул Скоупрейдж. – Я видел в сборниках около пяти репродукций, сделанных по описанию. И что, Би, он реально работает?

— Нет, – развёл копытами Блинг Флейр, упорно не желавший называть брата детской кличкой «Си». – Видимо, он вообще не доделан. Так что мне поручили просто привести его в приличный вид. К аукциону в Лас-Пегасусе, где его собираются продать.

— Некислая работёнка, – признал Скоупрейдж.

— Знаю. Чудом выцепил. – Блинг Флейр вытащил из Контамидримера самый большой алмаз, покрутил его, посмотрел на небольшую трещину в нижней части. Рядом на столе лежал такой же по размеру, но целый. Единорог сделал выбор в пользу аутентичности артефакта и решил вернуть треснутый камень на место. – Хорошо, что мой школьный друг Тэйтикс – племянник Глэдмейна, организатора аукциона. Он дяде посоветовал обратиться ко мне, так как знал, что я много читаю про Хайлайта. А ещё я не накручу цену, как всякие старьёвщики из Балтимэйра или Кантерлота.

Старший единорог ещё раз повертел головой, любуясь легендарным артефактом, попавшим в копыта брата. Вспомнил, какими трудами добывал первые монетки, которые потом тратил на мороженое. И снова не удержался, чтобы ласково потрепать сиренево-коричневую гриву. Блинг Флейр на этот раз сидел спиной к брату, поэтому увернуться не успел.

— Вот получу награду, – заметил он, – и дальше буду только реставрацией реликвий заниматься.

— Эй! – сердито произнёс Скоупрейдж. – А как же школа? Колледж? Высшее образование?

— Мне не надо, – дёрнул ушами Блинг Флейр. – Хайлайт в своё время вообще школу не закончил. И ничего, он великий учёный на все времена.

Отстранённый тон и не отрывающийся от артефакта взгляд недвусмысленно давали понять, что один из единорогов, склонный читать нотации, в настоящее время в комнате лишний. Скоупрейдж решил не раздражать брата и развернулся к выходу. Впрочем, оставшись при своём мнении.

— За ужином обсудим твою карьеру, – отметил он, закрывая дверь.

— Ага, – не расслышав сказанного, ответил Блинг Флейр. Он при помощи железной линейки пытался залезть в зазор между двумя «органными трубами».

К несчастью для себя, единорог не прибёг к более подходящим инструментам. И не очень аккуратно взял линейку. В результате, когда она застряла, а нажим Блинг не ослабил, копыто скользнуло по металлу и наткнулось мягкой частью на острый уголок. На плоский выступ у основания Контамидримера упало несколько капель крови. Блинг Флейр, пользуясь отсутствием родственника, ругнулся в голос и стал спешно искать, чем очистить артефакт от органического загрязнения. Не сразу заметив, что алмазы меняют свой оттенок с белёсого на красный.

Младший брат не явился ужинать. По этому поводу Везергласс и Скоупрейдж посудачили и повздыхали в духе «мы в эти годы». Однако, как обнаружил залезший с утра пораньше в холодильник Скоупрейдж, Би не появился на кухне и ночью. Старший брат счёл это достаточным поводом для того, чтобы без стука ввалиться в комнату младшего, после чего немедленно поднял на уши всех подчинённых Соубонс. Ему и без диплома доктора медицины было понятно, что лежащий колодой с широко открытыми глазами, едва дышащий и не реагирующий на внешние раздражители пони едва ли смотрит сладкие сны.

Школьные годы оставили в памяти Блинг Флейра не только штук двадцать способов перебороть скуку. Просиживание крупа над учебниками и домашними заданиями также позволило усвоить, например, пределы возможностей телепортационных заклинаний. И сейчас чёрный единорог мог с уверенностью сказать, что не существует чар, способных переместить его из комнаты в Стэйблридже на крыльцо странного тёмного особняка без ощутимых последствий. Ни головокружения, ни мурашек или озноба, ни кратковременного ощущения лёгкости во всём теле, ни ускорения или замедления пульса – ни одного из основных признаков телепортации, включая хаотический перенос.

Блинг Флейр постарался вспомнить последнее, что он видел в своей комнате. Внезапно покрасневшие камни в полутёмной комнате сверкали подобно кровожадным глазам паука, шевелящего и перебирающего тонкими ножками из чёрной стали. Единорог вспомнил слухи, связанные с Контамидримером, и вдруг осознал, что более чем преуспел в своём ремесле. Правда, теперь уже не знал, радоваться ли достижению. Или случайному открытию.

— Конечно! – произнёс Блинг Флейр, изучая внутреннюю часть копыта без малейших следов пореза. После чего по памяти процитировал строчку из учебника: – «Кровь является универсальным магическим агрегатором для большинства высших заклинаний». Собственный чар-заряд моей крови, очевидно, инициировал дремлющее в Контамидримере заклинание. А значит, он работает. У меня прибор Хайлайта, который реально работает! И я его запустил!

Он едва не пустился в пляс, но внезапно налетевший порыв холодного ветра заставил его замереть. Внутри нависающего над ним дома что-то стремительно прошуршало, где-то хлопнули ставни, а затем – он искренне надеялся, что виной тому тот же ветер – массивная дверь медленно, с протяжным скрипом отворилась. Глухо брякнул тяжёлый бронзовый колокольчик в форме оскалившейся львиной головы.

Именно Контамидример, в чём Блинг Флейр не сомневался, сотворил окружающий его мир и управлял происходящими событиями. Правда, вместо снов про опоздание в школу, выигрыш в лотерею или рыбалку с братом артефакт явил место и здание, которых пони никогда прежде не видел. Что казалось странным, ведь запустила магическое устройство кровь Блинг Флейра и, вроде бы, ему полагалось видеть собственный контролируемый сон. А единорог смотрел на незнакомый двухэтажный особняк, будто подпиравший полукруглую башенку, под самой крышей которой тускло белели огромные вычурные часы. От нежилого на вид дома так и веяло стариной – эквестрийские архитекторы давно отказались от такой кладки, крутых склонов крыши и невысоких кованых перилец вдоль её края, и никогда не пускали такое количество плюща по стенам.

Созданный артефактом сон оказался ограничен особняком. Небольшой пятачок голой земли перед крыльцом, невысокая ограда – и всё, дальше только грязно-серое ничто, быстро темнеющее и переходящее в абсолютную черноту. Дом же казался более чем реальным. С расстояния в несколько шагов Блинг Флейр мог разглядеть образованный волокнами рисунок и шелушащуюся краску на досках, каждую трещинку и каждый скол на ступеньках крыльца. Дом словно давал понять, что кроме него в этом месте нет и не может быть ничего достойного внимания, и почти приказывал войти, маня открытой дверью. Бросив ещё один взгляд на окружающее дом ничто, Блинг Флейр решил принять приглашение.

Он ожидал, что внутри особняк окажется под стать впечатляющему внешнему виду: тяжёлая вычурная мебель, золочёные канделябры и люстры, барельефы под потолком и выступающие из стен полуколонны, потускневшие от времени картины и пыльные гобелены. В какой-то степени ожидания оправдались – обстановка произвела на него впечатление. Сделав шаг через порог, он оказался в комнате, столь маленькой, что, учитывая моду того времени, она едва ли смогла вместить более чем троих современных особняку пони. К тому же кто-то поставил посередине два высоких белых одноногих столика, на каждый из которых положил по здоровенной оранжевой тыкве.

Заслышав шорох за спиной, Блинг Флейр быстро развернулся и успел увидеть, как из стены, подобно двери лабораторного бокса, выскальзывает панель и закрывает единственный выход.

Единорог напомнил себе, что сны не обязаны подчиняться логике. И в этот момент некто решил показать, что кому-то сны всё же подчиняются. Невидимый наблюдатель воспользовался похожим на примитивный громкоговоритель раструбом – повертев головой, Блинг Флейр обнаружил такие в каждом углу под потолком.

— Мышка-мышка, – произнёс искажённый многократным эхом голос. – Умная мышка увидела дверь и решила зайти? Или неумная мышка попала в дверной проём, беспорядочно тыкаясь во всё носиком? Как понять, умна ли та мышка, что зашла в дверь?

Блинг Флейр подвигал ушами, пытаясь понять суть прозвучавшей чепухи. Неизвестный – единорог решил, что говорит с ним всё-таки жеребец – то ли не умел различать биологические виды, то ли был большим любителем метафор. В любом случае, он мог бы ответить на вопросы относительно происходящего.

— Здравствуйте, – произнёс Блинг Флейр. – Вы ведь часть моего сна? Хотелось бы понять, что вы символизируете? Вы какая-то часть моего подсознания, да?

Голос продолжил нести тарабарщину:

— О, мышка разговаривает. Мышка показывает признаки интеллекта. Мышка считает себя умной. Интересно, думает ли мышка, что дойдёт до последней комнаты? Умная мышка уже сообразила бы, что отрицательный ответ – единственно истинный. Хотя это решать не мне и не мышке. Мы ещё не знаем результата. Мышка ещё не прошла свои комнаты.

— Слушайте, – произнёс Блинг Флейр, когда «голос сверху» соизволил, наконец, заткнуться, – я ценю ваше красноречие. Но, может, хватит называть меня «мышкой»? Моё имя Блинг Флейр, а мой биологический вид называется «пони», подвид «единорог». Это не так сложно запомнить.

В ответном дребезжании труб не сразу удалось разобрать смех невидимого собеседника.

— Мышка не понимает. Нужно показать мышке её будущее.

С характерным механическим скрипом ближний столик, подталкиваемый скрытым в полу домкратом, начал наклоняться. Тыква в конце концов не удержалась и соскользнула. С громким щелчком часть пола под разбившимся овощем опустилась на дюйм. А через секунду опустел второй столик – из скрытой в стене дыры вылетело копьё, пронзившее тыкву и пришпилившее её к противоположной стене.

— Круто, – выдал Блинг Флейр, подозревающий, что произошедшее должно пугать зрителя. – Автоматические ловушки. Как в комиксах. Только вот проблема. Я же во сне. Мне ничего не угрожает. Даже если со мной произойдёт нечто плохое – я просто проснусь.

— Хм… Мышка не слишком умна. Мышка не понимает. Смерть не освободит мышку от Контамидримера. Только Контамидример может освободить мышку.

Словно иллюстрируя слова невидимки, в дальней стене открылось маленькое окошко. За ним открылось второе, третье, четвёртое – не менее дюжины. В самом конце получившегося коридора Блинг Флейру удалось разглядеть стоящий на пьедестале знакомый артефакт. Секунду спустя окошки с громким стуком одновременно закрылись. Створки слились со стеной, словно их и не было.

— Если мышка дойдёт до последней комнаты, мышка найдёт дорогу домой. Если что-то остановит мышку, мышки не станет. Но однажды появится следующая. Может, она окажется удачливее.

Дальняя стена с механическим гулом ушла в пол: за ней оказалась комната, точь-в-точь похожая на эту, только пустая. Приглашение было недвусмысленным, но Блинг Флейр не спешил принять его. Вместо этого он сел и прижал копыта к вискам.

— Всё, хватит. Всему есть предел. Проснись! Проснись! – Для верности юный единорог даже постучал по голове. Голове стало больно, но сон не разрушился.

Блинг Флейр нервно сглотнул. Потому что понял, что оказался не в обычном сне, подчиняющемся законам снов. Контамидример построил – или перенёс его – в особое место, где действовали иные принципы. И откуда, возможно, простого выхода не было. А значит, «мышка» должна дойти до артефакта в последней комнате. Иначе этот особняк ей не покинуть.

— Эй! Слушайте! Мистер, который со мной разговаривает! – произнёс Блинг Флейр, обращаясь к потолку. – В общем, уважаемый любитель мышей. Я ведь могу сидеть прямо здесь. Никуда не ходить. Это ведь нарушит ваши планы. Что вы мне сделаете, а?

— Ха-ха-ха. Мышка считает, что комнаты не имеют значения. Мышка считает, что время на её стороне. Мышка не знает свойств Контамидримера. Он позволяет мышке спать, но сон этот подвержен времени. Он превратится в смерть, если мышка не проснётся вовремя. Если мышка хочет жить, мышка пройдёт через комнаты. Хотя есть вероятность, что мышка из комнат живой не выйдет. Мышке решать… – С раздражающим скрежетом раструбы в последний раз вздрогнули и смолкли, показывая, что бестелесный голос сказал всё, что хотел.

Настало время делать какой-то выбор. Блинг Флейр сомневался, всё ли из услышанного является правдой. Неизвестный мог просто врать, чтобы заставить единорога делать что-то ему на потеху. Но в то же время речь шла о техномагическом чуде, созданном гениальным учёным. Контамидример действительно мог работать по озвученным правилам. Но точно это мог знать лишь один пони…

Чёрный единорог, вытаращив глаза, уставился на раструбы. Очевидно, Блинг Флейр являлся не первой «мышкой», посетившей мрачный особняк. Ведь смерть Хайлайта во время работы над Контамидримером оказалась неожиданной и загадочной… Великий чародей, видимо, не смог справиться с собственным изобретением. В этом случае недоучка, подумывающий бросить школу, шансов не имел вовсе.

Сквозь застилающие глаза слёзы он взглянул на левую стену. И замер. Стена пошла рябью, узоры на обоях начали извиваться, затем закрутились спиралью и растеклись, постепенно сливаясь в одну тёмную кляксу. Тонкие линии обрисовали силуэт пони, на котором вскоре прорезались очертания закрытого глаза, длинной развевающейся гривы, четырёх ног и пышного хвоста. Слёзы открывшего от изумления рот Блинг Флейра мгновенно высохли, не пролившись, когда с плоского орнамента в комнату шагнул тёмно-синий аликорн в чёрной тиаре и с кьютимаркой в виде полумесяца на фоне беззвёздного неба.

— Больше тебе не нужно бояться, Блинг Флейр, – прозвучал сильный, громкий, но мягкий и дружелюбный голос. – Я почувствовала твою беду и твоё отчаяние. Да будет изгнан этот кошмар!

Принцесса Луна вскинула голову, и с её рога во все стороны ринулось прозрачное синее пламя. Однако стены, которых оно коснулось, лишь немного прогнулись и задрожали, будто собрались растаять, а после восстановили прежний нерушимый облик.

— Как странно, – произнесла Луна, нахмурившись. – Моя магия должна была стереть это место…

Она прикрыла глаза и бросила новое заклинание. Но магия вспыхнула лишь на самом кончике рога и тут же потухла. Словно спичка, которую резко встряхнули, едва чиркнув по коробку.

Губы Блинг Флейра, только что изображавшие радостную улыбку, выгнулись в обратную сторону.

— О, нет! – произнёс молодой единорог. – Теперь и вы здесь застряли.

— Сие есть весьма странное сновидение, – сказала принцесса. – Я обладаю особым талантом повелевать снами пони. Но этот кошмар не соизволил подчиниться моей воле. Как получилось, что он был сотворён? – спросила Луна.

— Этот сон сотворил артефакт Контамидример, – без увёрток объяснил Блинг Флейр. – Его сотни лет назад создал волшебник по имени Хайлайт. Артефакт передали мне, чтобы я его восстановил. К несчастью, я не только смог это сделать, но и активировал реликвию. Только второй Контамидример, который запрятан внутри сна, позволит нам вернуться обратно. Правда, добраться до него мешает злой дух артефакта. Он создал особняк и комнаты, полные ловушек. И любит называть всех «мышками».

Как и ожидал Блинг Флейр, невидимый наблюдатель, безусловно заметивший появление принцессы Луны, не остался в стороне.

— Как неожиданно! – раздалось из торчащих из-под потолка раструбов. – Ещё одна мышка. Ха-ха! Больше мышек – больше веселья. Возможно, хоть одна найдёт путь через комнаты. Правила такие, новая мышка. Если доберёшься до конца пути – обретёшь свободу. Если погибнешь по дороге – уж точно домой не вернёшься. Если будешь медлить… Вспомни предыдущий пункт. Ха-ха-ха!

— Извините, – опустил голову Блинг Флейр.

— Я здесь, чтобы помочь тебе, дитя, – утешающе произнесла Луна. – Коли уж я не могу разрушить сон своей магией, то я помогу тебе иначе. Найдём же дорогу через эти комнаты! – Синий аликорн призывно протянул чёрному единорогу копыто.

После этих слов молодой пони буквально вскочил на ноги. Он всё ещё оценивал шансы выбраться из кошмара как «не очень высокие». Но уже не «нулевые». От радости Блинг Флейр едва не утратил бдительность и не лишился обретённой поддержки. То, что Луна вот-вот наступит на широкую плитку – притом, что гарпун в стене мог оказаться не единственным, – единорог заметил буквально в последнюю секунду. После непродолжительных объяснений обе «мышки» ступали на пол предельно осмотрительно.

Им потребовалось пройти через короткий пустой коридор, уводящий влево. По пути не попалось ни одной ловушки, ни одного намёка на ловушку, что, по мнению Блинг Флейра, должно было внушить ложное чувство безопасности. В конце психологически напряжённого пути перегородка ожидаемо поднялась, отрезая путь к отступлению из следующего помещения. Такого же маленького и скудно обставленного.

— Поглядим, достаточно ли умны мышки, чтобы справиться с известными стихиями, – пробудился голос. – Комнату покинуть можно, лишь пройдя испытание огня, воды, земли и воздуха.

— Испытание? – переспросила Луна.

Блинг Флейр видел перед собой только каменный стол с прямоугольным углублением, заполненным неподвижной, словно зеркало, водой. Справа от углубления стоял стеклянный стакан. Слева – небольшая свечка. Всё это освещал один тусклый настенный факел. При желании получалось насчитать четыре стихии, но что с ними делать, пока было решительно непонятно.

— Вся вода, что вы видите, должна оказаться в стакане, – пояснил голос. – Только тогда дверь в следующую комнату откроется. Но если мышки будут долго думать… О, я обрушу на них какую-нибудь стихию. Пока решу, какую именно.

«Воодушевляющий» голос на время смолк, так и не пояснив, сколько же времени отвёл на решение задачи. Но даже если бы и сказал – легче от того не стало бы.

Блинг Флейр сделал несколько кругов вокруг каменного постамента, подошёл и посмотрел на слабо коптящий факел, принюхался к свечке, потрогал стакан, опустил морду так, чтобы глаза оказались на одном уровне с поверхностью стола. Потом начал просто топтаться на месте.

— Это ведь элементарная задача. В младших классах разбирали, – пробормотал он. Он попытался извлечь из глубин памяти всё, что успел забыть со времён начальной школы, но с тех пор с ним произошло столько всего, что это казалось невозможным.

У принцессы Луны имелся свой, более прагматичный метод решения задач – она просто начала перечислять варианты:

— Перенести воду в стакан магией?

— Нет магии, – парировал Блинг Флейр. Заклинания принцессы по-прежнему не работали, единорог тоже колдовского поля сформировать не смог.

— Наклонить постамент и перелить воду в стакан?

— А если прольём? Кроме того, он вмурован! – Единорог развернулся и лягнул каменный постамент. Не колыхнулась даже вода в углублении.

— Набрать воды в рот и выплюнуть в стакан?

— Тогда в стакане будет не только вода. Этот гад привередливый. – Блинг Флейр по привычке указал на потолок. – Может не засчитать. Тогда спалит нас огнём. Водой затопит. Землёй засыплет. Или воздух из комнаты уберёт… – Единорог сокрушительно топнул копытом. – Точно! Я вспомнил, что мы тогда на уроке делали!

Блинг Флейр поднял со стола свечу и поднёс её к факелу, чтобы зажечь. После чего поставил в ёмкость с водой. Свеча оказалась достаточно тяжёлой, чтобы стоять неподвижно, а воды было недостаточно, чтобы затушить пламя. После чего единорог поставил поверх горящей свечки перевёрнутый стакан.

— Огонь выжжет воздух, – пояснил он. – И скоро в стакане его не останется. Пламя погаснет, и на место отсутствующего воздуха внутрь стакана втянется вода.

Единорог и аликорн уставились на пламя, будто оно было зачарованным и исполняло специальный танец исключительно для них. Прошло немного времени, и всё произошло в точности так, как предсказал Блинг Флейр. Вода оказалась в стакане. А одна из стенок комнаты провалилась вниз, пропуская подопытных дальше.

На этот раз коридора строителю препятствий показалось мало. Он поставил перед аликорном и единорогом лестницу, спускавшуюся в тупик. Но не совсем в тупик – стоило Блинг Флейру приглядеться, как он заметил люк, в который им предположительно надо было пройти. Вот только половина лестницы просто отсутствовала. На её месте зиял бездонный на вид провал.

— Поможете перебраться? – спросил Блинг Флейр, надеясь на мощь крыльев принцессы ночи. Прежде чем та успела что-то ответить, снова обозначился докучливый сопровождающий.

— О, нет-нет-нет! Так это дело не решается. Мышкам летать не положено.

Судя по доносящимся из очередного раструба звукам, жеребец привёл в движение какой-то механизм. Потолок над головами пони двинулся вниз, остановившись так низко, что принцесса Луна при желании могла бы рогом нацарапать на нём всё, что думает об организаторе этих приключений. Высота потолка не позволяла нормально взлететь и поддерживать полёт. Прыжок с места тоже исключался. А проверять, насколько глубока пропасть и можно ли парить над ней, принцессу отговорил Блинг Флейр.

— То, что мышкам нужно, – голос бубнил приглушённо, так как опустившийся потолок отрезал от них раструб, – мышки могут найти в начале лестницы.

Блинг Флейру и Луне пришлось проползти вверх и обнаружить, что открылась потайная панель в полу. Из неглубокого ящика они извлекли широкий и длинный лист бумаги. И чуть меньший по размерам лист картона.

— Вот вам, мышкам, небольшая помощь. Мышки могут её скушать. Вы ведь жуёте бумагу, да? Или, если мышки проявят смекалку, они окажутся у подножия лестницы. Но мышкам лучше думать быстро. Потому что время на это препятствие и на то испытание, что ждёт вас в комнате, общее.

— Любит же он поиздеваться, – буркнул Блинг Флейр, потащивший картонку вниз по ступеням. – По листку бумаги мы не перейдём. Он под нами провалится. Это очевидно. Значит, нам требуется просто… – Он замер, едва не выронив ценный кусок картона. Тот не доставал до противоположного края пропасти. Даже по диагонали.

Единорог спешно поднялся обратно.

— Надо его как-то привязать. Приколотить. Прикрепить. Может, если один пойдёт, а второй станет на край листа копытами, у первого получится допрыгнуть?

— Лист прогнётся и сломается, – заметила Луна. – Недостаточно жёсткий.

— Ну, бумага-то в этом плане вообще бесполезна. Разве что из листа можно гигантский самолётик сложить. – Блинг Флейру опять вспомнилось время, проведённое за ученической партой.

— Не скажи, дитя, – прищурилась принцесса. – Если сложить листок вдвое, то сложить его вчетверо станет сложнее. И чем дальше, тем неохотнее он сгибается.

— Да, но если мы его сложим, то его не хватит, чтобы достать до противоположного края.

— А если складывать только поперёк? Сохранив длину?

— И что это будет? – поднял бровь Блинг Флейр.

— Что-то, что я видела на открытии одного моста. Там пролёты возводили по похожему принципу. Нам с сестрой пытались его объяснить. Но это было так заумно… – смутилась принцесса. – Помню только, что мост внизу выглядел как гармошка из бумаги. Вот я и подумала: сложим листок так, бросим на него картон, чтобы шагать…

— Ну, попробовать-то в любом случае можно, – кивнул единорог.

Попытки сложить большой лист бумаги достаточное количество раз Блинг Флейр мог назвать увлекательным занятием. С той оговоркой, что от его успешности зависели две жизни. Зато результат превзошёл все ожидания. По горбатому бумажному мосту удалось пройти и единорогу, и принцессе.

— Хорошо, что вам довелось быть на открытии того моста, – признал единорог.

— Самое ироничное, что я туда идти не хотела. Сестра убедила.

— Ага. Меня так же брат убеждает школу не бросать…

— Вот этого совета я бы послушала. – Луна отбросила шутливый тон. Единорог, чтобы не показывать смущения, сделал вид, что занят поднятием люка, ведущего в следующую комнату.

В помещении, куда они попали через потолок, их встретил шест с надетым на него большим чёрным кругом, напоминающим мельничный жёрнов. Покрутив головой, Блинг Флейр также обнаружил стену, в углублениях которой буквально стекали краски, образующие радугу. Возле своеобразных водопадов кое-кто заботливо оставил пару малярных кистей.

— Мышки долго карабкались, – объявил набивший оскомину голос. – Тем хуже для мышек. Из этой комнаты выход появится только в том случае, если я увижу белый цвет. А если он не появится, то сливы будут закрыты. И мышек ждёт купание в радуге. Увы, смертельное.

— Это легко, – заявил Блинг Флейр. – Надо просто смешать все краски. Нам в школе показывали эксперимент с призмой. Который Хайлайт в своё время делал. Если на призму падает белый свет, то он разделяется на радугу. Значит, обратно всё смешиваем – будет белый.

— Попробуй, – не слишком уверенно предложила Луна. Её больше интересовал чёрный круг, который от её лёгкого прикосновения повернулся на оси.

Блинг Флейр нашёл небольшую ямку на сером полу возле серой стены. И, орудуя кистью, принёс туда все доступные цвета. Но результатом остался недоволен.

— Грязь какая-то. Может, один какой-то надо не брать? Типа задачка с таким подвохом?

— Может, всё-таки эта вещь здесь не случайно? – предположила принцесса, подталкивая чёрный жёрнов. Видя, что юный пони пока не понимает, она добавила: – Я помню, что синий с жёлтым дадут зелёный. Потому что в детстве у меня была юла. Обычная деревянная игрушка. Но я считала её заколдованной. Так как она была покрашена в синий и жёлтый цвета. Чередующиеся. Но, когда её быстро раскручивали, юла превращалась в зелёную. Какой-то зрительный эффект.

— Надо покрасить этот круг в семь цветов радуги и разогнать его! – понял задумку Блинг Флейр.

Принцесса и единорог подключили к работе кисти. Но на середине художественных экспериментов кому-то, сидевшему по ту сторону стен, захотелось внести оживление в процесс.

— Ох, незадача! Мышек просили поторопиться. Мышкам пора учиться плавать!

После столь хищного заявления раздалось семь последовательных щелчков. Путь, через который вытекали краски, оказался заблокирован, и теперь они стремительно растекались по полу, смешиваясь и образуя новые цвета.

— Не останавливайся! – приказала Луна, заметив, что Блинг Флейр замер с кистью в копыте. – Если этот дух артефакта принципиален, то он откроет проход. Когда мы докрасим три сектора и покрутим круг. Мы успеем!

Ободрение аликорна подстегнуло Блинг Флейра, и тот помчался заполнять красный сектор. Потом фиолетовый. Потом вдвоём с принцессой он стал синхронно бить копытом по кругу, постепенно разгоняя его. Краска ещё не во всех местах высохла и понемногу размазывалась. Но это не помешало научному чуду свершиться и явить в самом центре жёрнова близкий к белому светло-серый оттенок. А это, в свою очередь, вынудило большой участок стены опуститься, выпуская в следующую часть особняка потоки смешавшихся красок и двух пони с разноцветными почти по самые животы ногами.

Переступая через убранную стену, принцесса замедлила шаг, посмотрела наверх, поводила головой. После чего выставила копыто, останавливая Блинг Флейра.

— Я тебя подсажу. Ты лезь наверх, – шёпотом распорядилась она, подкрепив слова кивком.

Единорог увидел над собой тесную шахту с металлическими рейками, за которые, в теории, можно было зацепиться. Шахта казалась достаточно широкой для молодого единорога, а вот взрослый пони, какого, очевидно, ждал организатор экспериментов, там бы не пролез.

— А вы?

— Слушай, дитя. Играть по правилам этого артефакта нет смысла. Он поймает нас на неудаче при очередном испытании. А так ты, возможно, сумеешь обойти его ловушки. Найти тот предмет, что вернёт тебя домой.

— Я и вас хочу отсюда вытащить, – запротестовал Блинг Флейр.

— Прежде всего спасай себя. А я пока поиграю в «мышку». Надеюсь, наблюдая за мной, он не слишком увлечётся твоими поисками.

Блинг Флейр не слишком охотно признал справедливость логики и, забравшись на спину принцессе, поднялся наверх, в шахту между двумя массивными контейнерами. В одном, по логике сна, должны были храниться краски. Что образовывало вторую сторону шахты, единорога не волновало. Все его мысли сосредоточились на том, чтобы не застрять между «застенками» лабиринта.

И вот, оказавшись вне крохотных комнат, Блинг Флейр смог оценить истинное убранство особняка. Он увидел постоянно перемещающиеся и перестраивающиеся сегменты внутри пустой оболочки внешних стен. Увидел гигантские валы и шестерни, краны, поршни, ремни и противовесы, позволявшие механически регулировать помещения здания. Изнанка особняка поражала: казалось невозможным рассчитать и собрать столь сложную конструкцию. Даже во сне. Но сон внутри Контамидримера тяготел к яви – все механизмы двигались реалистично и взаимодействовали правдоподобно.

Скопление медных трубок или качающихся шлей, словно полы гигантской юбки, поднимались к самой верхней точке особняка – к башне с часами. Очевидно, дух артефакта расположился там, глумясь через переговорные устройства и дёргая рычаги. Но Блинг Флейр, осторожно ступая по балкам и пролезая под вращающимися валами, стремился добраться до другого места – тускло освещённой площадки, удалённой от всякой машинерии. Там на тумбочке покоился виденный ранее Контамидример.

Организатор автоматизированных фокусов либо не заметил исчезновение второй «мышки», либо поверил каким-то объяснениям принцессы Луны. Во всяком случае, он был занят разъяснением новой задачи. Разобрать какие-то конкретные слова Блинг Флейр не смог, так что решил не отвлекаться. Ему предстояло прокатиться на большой шестерне, которую, к счастью, сверху ничего не прижимало, пройти по тонкому карнизу, свеситься в нужной точке и спрыгнуть на платформу.

Однако все старания юного пони разом канули в никуда, когда он взглянул на Контамидример вблизи. И убедился, что тот представляет собой раскрашенную поделку из бумаги. А сразу после этого невероятного открытия единорог почувствовал, как пол под ним немного опустился. Словно гигантская кнопка. И в следующую секунду площадка рванула вверх. С такой скоростью, что Блинг Флейра прижало к шероховатому покрытию.

Как он и боялся, лифт-ловушка двигался вверх, на часовую башню. Где остановился так резко, что тумбочку, фальшивый артефакт и пассажира буквально подкинуло в воздух. И оставило в подвешенном состоянии – молча наблюдать за приближением хозяина этого места. Дух артефакта тоже парил, но при этом свободно двигался в любом направлении. Он был наряжен в тёмный дублет с хорошо заметными стежками, короткий плащ с высоким жёстким воротником и сегментированную металлическую маску, имитировавшую морду пони. К копыту была словно приклеена странная трость – симметричная с той оговоркой, что нижняя и верхняя её части изгибались в противоположные стороны. Дух артефакта использовал её, чтобы приподнять голову парящего единорога.

— Забавные ощущения, не так ли? – спросил голос из-под маски. – Момент, когда тело, лишённое опоры, имеет ускорение движения, равное притяжению земли и обратное по вектору. В это уникальное мгновение возникает эффект утраты массы тела. – Читающая лекцию фигура несколько раз крутанула трость вокруг копыта. – А во сне мгновение можно превратить в вечность.

Блинг Флейр попробовал шевельнуться и дотянуться до пола. Ничего не вышло. Дух определённо контролировал не только магию своего особняка, но и законы мироздания. А также судьбу всех находящихся в нём существ.

— Мышка нарушила правила, – произнёс пони в маске, возвращаясь к своей привычной терминологии. – Мышка решила добраться до последней комнаты быстрее положенного. Мышку ждёт наказание. Но я ещё не решил, какую именно мышку.

Дух артефакта взлетел выше, чтобы повернуть массивную конструкцию из подвижных зеркал и увеличивающих линз. С её помощью он мог заглядывать в любую из комнат даже через крохотные отверстия в потолке. Что и сделал в данный момент – на последнем, самом крупном зеркале, появилась принцесса Луна. Она, судя по измотанному виду, миновала ещё одно испытание из школьного сборника задач и теперь искала выход из пустого коридора. Дух артефакта подлетел к рычагам, управлявшим массивными стенами помещений. Дёрнул сразу два, приводя в движение шестерни, находящиеся прямо в башне. В зеркале отразилось, что коридор вокруг Луны начал уменьшаться – два механических пресса сдвигали стены.

— Мышка найдёт способ спасти другую мышку? – Пони в маске подплыл к ещё одному рубильнику и повернул его. Механическая панель под медленно вращающейся шестерёнкой сместилась в сторону, и на свет выдвинулся Контамидример. На этот раз, с учётом яркого свечения камней и неприятно-живых колебаний деталей артефакта – самый настоящий. – Или мышка спасёт себя? – добавил пони, ударив своей странной тростью по полу.

В ту же секунду к единорогу вернулось ощущение собственного веса, и он свалился на пол. И, едва поднявшись, побежал в сторону единственного решения всех проблем. К духу артефакта, которому намеревался вогнуть маску. Вот только парящая в воздухе фигура, сделав несколько поворотов тростью, даже не касаясь Блинг Флейра, отшвырнула его назад.

— Ну уж нет, мышка! Меня ты тронуть не сможешь. Меня охраняет могущественная сила. Центробежная сила, – произнёс дух артефакта, раскрутив трость ещё сильнее.

Блинг Флейру пришлось выбирать из оставшихся очевидных вариантов. И единорог прыгнул в сторону Контамидримера. Но артефакта он даже не коснулся – целью единорога была подставка, на которой тот размещался. Подпрыгнув и оттолкнувшись от этой своеобразной ступеньки, Блинг Флейр дотянулся до зубчатого колеса и повис на нём, останавливая его движение. Как показывало зеркало – очень вовремя, так как свободного пространства у принцессы Луны практически не осталось.

— Как интересно, – взмыл повыше дух артефакта. – Мы имеем систему в положении неустойчивого равновесия. Сила, движущая шестерни, сопоставима с массой, давящей на грань колеса. – Он немного отстранился и рассмеялся. – Но если бы всё решала сила. Всё решает энергия. С одной стороны – энергия, завязанная на деформации длины пружины с коэффициентом жёсткости. С другой – внутренняя энергия биологического организма, которому нужно удержаться на месте. Какая жалость, что живой организм нерационально расходует свою энергию. На полезную работу идёт лишь часть.

Блинг Флейр, прижав уши, старался не слушать разглагольствования пони в маске. Но чувствовал, что правда на стороне законов природы, и победу одержит металлическая пружина. Блинг Флейр устал держаться копытами за край зубчатого колеса. И как бы единорог ни убеждал себя в обратном, усталость росла. Обрекая его на скорое падение. А принцессу – на скорую и жестокую гибель.

— И сколько бы энергии ни уходило на полезную работу, – вещал парящий рядом дух артефакта, – эта работа окажется бесполезной. Никому не будет до неё дела. Её признают бессмысленной тратой времени. Такова жизнь. Жизнь мышек… и пони…

Несмотря на напряжение мышц и связок, Блинг Флейр не останавливал и работу умственную. Которая как раз расходовала внутреннюю энергию с пользой. Потому что привела его к выводу, что молодой единорог с самого начала двигался в неверном направлении. Ведь он предположил, что у артефакта и создателя была различная судьба. Хотя они разделили общую.

— Мистер Хайлайт, – произнёс Блинг Флейр, поправляя начавшее съезжать копыто. – Пожалуйста. Прекратите всё это!

Призрак застыл на месте. После чего использовал трость, чтобы надавить на некую точку в районе гривы. С тихим щелчком фрагменты маски начали перестраиваться и вкладываться один в другой. Из-под неё показалась морда с седеющей гривой, в приукрашенном виде изображённая в нескольких школьных учебниках.

— Тебе известно это имя? Откуда ты можешь его знать? – сердито спросил Хайлайт, впервые используя нормальный голос.

— Из книг, – задыхаясь, ответил Блинг Флейр. – Я много читал. Про вас. В книгах.

— В книгах? – переспросил Хайлайт. – Ну, конечно. Индестриэл и его подпевалы выпустили книги. Сборники шуток в мой адрес. Уничижительную прозу!

— Нет! Про вас пишут. В учебниках. Вы великий учёный. Основоположник, – Блинг Флейр опять чуть не сорвался с колеса, – теории магии. Ваша формула. Магических завихрений. Используется. Сотни лет. Фи равно. Единица. Плюс корень из пяти. Делить. На два-а-а-а…

Копыта единорога соскользнули и утратили точку опоры. Упав на спину, Блинг Флейр беспомощно наблюдал, как сдвигается механизм, сдавливающий стены коридора. Он уже ничего не мог сделать. Но в тот момент, когда шестерне полагалось сместиться снова, Хайлайт направил на неё свою трость. И одним незримым импульсом сбил детали массивного механизма, остановив все происходившие внутри особняка процессы.

— Всё верно, – произнёс он, спускаясь на пол возле единорога. – Только это не совсем формула спиральных завихрений. Для неё нужны ещё коэффициенты радиальной составляющей. Но я удивлён. Что моя формула известна… столь юным единорогам.

— Потому что она – основа для понимания магии, – ответил Блинг Флейр, краем глаза наблюдая за принцессой. Та хоть и была зажата с двух сторон, но осталась невредима. – Большинство ваших открытий мы прошли к предпоследнему классу школы.

— То есть… Во внешнем мире… Меня знают? – неподдельно изумился Хайлайт.

— Ваше имя носит важнейшая научная премия.

— Но как же работы Индестриэла, Экуиниата, Хиппотатиса? Они убедили меня, что мои теории ничего не значат для науки.

— После того, как результаты ваших исследований перепроверили, сам Индестриэл признал ошибочность своих убеждений. После этого сотни учёных выросли, изучая ваши теории и углубляя их… И я в том числе.

— Как-то это неожиданно… – Хайлайт повернул голову и понял, что собеседник всё это время смотрит на принцессу в зеркале. Что заставило учёного единорога сказать: – Ох, да! Как же нехорошо получилось.

Хайлайт несколько раз взмахнул тростью, активируя кран. С помощью механизмов он поднял запертый коридор на уровень башни. После чего, отперев тростью замки, выпустил принцессу Луну из ловушки. Учёный пони смиренно склонился перед разминающим крылья аликорном.

— Ваш юный друг объяснил положение вещей в вашем мире. Я осознал, что мной двигала беспричинная обида. И моё поведение было недостойным. Отвратительным. Я нижайше прошу прощения за свои кошмарные слова… и поступки.

Возможно, принцесса Луна и держала в голове мысли о суровом воздаянии. Но учитывая обстоятельства, которые спешно объяснил Блинг Флейр, она смилостивилась.

— Мы решили, что надлежащим искуплением ваших проступков сочтём немедленное возвращение нас в наш мир, – провозгласила она. Морда Хайлайта побледнела.

— Я приношу свои извинения повторно, ваше высочество. У меня нет такой возможности. Тот Контамидример, что находится здесь… Я не смог заставить его работать. И стал вечным одиноким узником своего изобретения.

— Позволите взглянуть? – попросил Блинг Флейр, указывая на упомянутый артефакт. С видом опытного специалиста молодой единорог принялся крутить прибор и смотреть с разных ракурсов на его составляющие. Ответ пришёл неожиданно быстро. – Вот оно! – Он показал лежавший в копыте центральный алмаз: – Камень целый!

— Естественно, – ответил Хайлайт. – Я не стал бы использовать в столь значимом изобретении некачественные детали.

— Ага! – Блинг Флейр выглядел так, словно совершил важное, но печальное открытие. – Тогда ясно. Ясно, почему вы не смогли вернуться. Трещина в камне создала завихрения в магическом поле артефакта, которые вступили в резонанс с соматическим полем мозга. В результате чего возник контролируемый сон. Без трещины и производимых ею завихрений магическое воздействие проходит сквозь разум, не взаимодействуя с ним.

— Я не знал этого, – сказал Хайлайт.

— Этот эффект открыли спустя двести лет после… вашей смерти. Вы просто не могли знать, что случайно возникшая трещина запустила Контамидример. И поэтому застряли здесь.

Блинг Флейр по памяти представил, как выглядел треснутый камень. И тот алмаз, что лежал в его копыте, с позволения единорога, контролирующего сон, обрёл столь важный дефект. После чего драгоценность вернулась на место.

— Ваш обратный путь открыт, – сказал единорог-учёный. – Я прошу лишь об одном. Уничтожьте Контамидример, когда очнётесь. Пусть последнее воспоминание, что от меня осталось, тоже обретёт покой.

— Эмм… – замялся Блинг Флейр. – Я не могу. Мне поручили починить артефакт для аукциона. Если я его уничтожу, мне никогда больше такую работу не доверят. Придётся школу заканчивать.

Морда Хайлайта приобрела странное выражение, которое Блинг Флейр прежде замечал у своего брата.

— Школа… Эх, если бы я закончил в своё время школу. Тогда Индестриэл и прочие отнеслись бы к моим научным работам уважительно. Но, знаешь ли, когда эпидемия унесла жизни моих родителей, оставив меня заботиться о двух младших сестрах… У меня не осталось выбора, ходить в школу или нет. А если бы он был, – Хайлайт приблизился, – я бы закончил все школы, гимназии и академии. И стал бы обладателем всех знаний, которые хранили библиотеки Эквестрии.

После подобной речи Блинг Флейру оставалось только сдержанно кивнуть. Он подумал, что, наверное, зря пролистывал первые главы биографии Хайлайта, переходя сразу к научным открытиям. Возможно, при внимательном чтении он лучше понял бы своего кумира.

— Полагаю, можно поступить следующим образом, – взяла слово принцесса Луна. – Блинг Флейр передаст артефакт устроителям аукциона. Я выкуплю его и уничтожу, как вы хотите.

Такой вариант устроил всех присутствующих. После чего Блинг Флейр повернулся к Контамидримеру. На этот раз капля крови не потребовалась – камни в артефакте начали светиться красным просто от приближения единорога.

— Погодите! – замер в последний момент Блинг Флейр. – Не могу уйти, не задав вопрос. Мистер Хайлайт, правда, что вы открыли формулу завихрений магии, глядя на катящийся апельсин?

— Что? – изумился учёный. – Нет, это чушь. Я пять лет бился над формулой. Извёл сотни листов бумаги… Но… – Он коснулся носа молодого единорога кончиком трости. – Пример очень наглядно и доступно объясняет принцип завихрений магии. Так что, думаю, не стоит опровергать этот миф.

С этими словами Хайлайт широко улыбнулся. А после, развернув трость, попросту толкнул молодого единорога в сторону Контамидримера. В сторону пробуждения от кошмара.

Блинг Флейр практически подскочил на больничной койке. И тут же безвольно откинулся обратно, потому что плохо различимый потолок принялся крениться и выгибаться, а перед глазами заплясали светящиеся точки и круги разнообразных цветов и размеров. Он не стал бы никому в этом признаваться, но один раз, наутро после вечеринки в летнем лагере… в общем, и тогда он чувствовал себя лучше.

К чёрному единорогу моментально подскочил дежуривший возле койки старший брат. Его силуэт, хоть и несколько размытый, был приятно-неподвижным среди плывущего и качающегося мира.

— Би! Би! Ты ж напугал меня как!

— Нас, – добавила откуда-то из-за границы видимости Везергласс. Скоупрейдж в данный момент на жену внимания не обращал, интересуясь состоянием Блинг Флейра.

— Ох, – вздохнул молодой единорог. – Что-то я так спать хочу…

— Нет уж, Би, – серьёзно ответил брат. – Тебе хватит. Больше двадцати часов в летаргическом сне провалялся. Я очень переживал, что не добудимся. Медикаменты не действовали!

— Это всё магия Контамидримера, – сообщил Блинг Флейр. – И Хайлайт. Я потом объясню, когда голова гудеть перестанет, – добавил он.

Скоупрейдж таким ответом не слишком удовлетворился, но от постепенно пробуждающегося брата требовать большего не стал.

— Контамидример, – пробурчал он. – Так и знал, что всё от этой штуковины. Надо было расколотить её. Но как можно! – последовало саркастичное возмущение. – Это ж самого Хайлайта вещица! Шедевр!

— Если тебе интересно, – приподнялся снова Блинг Флейр, – я уже не настолько хорошего мнения о Хайлайте, как раньше. Пожалуй, пора искать другой пример для подражания. Другого пони, на которого я хотел бы быть похож…

Нависающий над больничной койкой единорог сощурился.

— А на старшего брата ты не хочешь быть похож? – поинтересовался Скоупрейдж.

— Да ни за что на свете! – по мере возможности ужаснулся Блинг Флейр.

Два чёрных единорога сумели продержаться не дольше секунды. Потом истинные чувства прорвались наружу, братья засмеялись и заключили друг друга в объятия.

Глава 19. Сбывшаяся мечта

По инициативе гостьи НИИ работники Стэйблриджа разрабатывают проект подземного поселения...

Заниматься скучными, но необходимыми делами, вроде обсуждения семейного бюджета, многие семьи предпочитали по вечерам, когда посуда после ужина уже убрана, а ложиться спать ещё рано. Не являлись исключением и Везергласс со Скоупрейджем. Только если обычные семьи обычно имели дело с двузначным количеством битов, то малиновая единорожка заносила в арифмометр солидные числа, с тремя-четырьмя нулями. Пара учёных копила не на длительный отдых, не на новую мебель и даже не на будущее образование гипотетического сына. Семейство намеревалось – после того, как руководители эквестрийской науки наотрез отказались связываться с «вечно горящей птицей» – лично финансировать проект третьего «Феникса».

— Мои родители могут наскрести восемьсот монет, – сообщил Скоупрейдж, когда супруга вбила в счётную машину общую сумму всех своих сбережений. – Но это для них очень серьёзная сумма. Потом придётся всерьёз помогать с её возвратом. Блинг Флейр, между прочим, предложил отдать половину своего гонорара за Контамидример. Но я как-то, знаешь… стыжусь занимать у младшего брата. Даже сотню битов.

— Возможно, что и не придётся, – ответила Везергласс, изучая положение рычажков арифмометра. – Вот, смотри. Если я продам некоторые прототипы из своего отдела, добавлю к этому помощь от своих родителей… А ещё тот «научный бонус», который обещал урвать Блэкспот… И если повезёт получить солидный грант, то… – Она картинно сверилась с результатами сложения в столбик. – Нам хватит средств, чтобы купить металла на один топливный бак. И ещё пару карандашей.

Скоупрейдж в порыве внутренних терзаний едва не уничтожил единицу собственности, замену которой предлагала купить жена.

— Ну прости, милая… Я должен был сам проверить ту заглушку…

Везергласс одним ударом сделала две вещи: сбросила показания арифмометра и подавила в зародыше очередной приступ самоуничижения супруга.

— Завязывай! – велела она. – Эту тему мы уже закрыли. Если бы ты вытащил заглушку, «Феникс-два» накрылся бы по другой причине. Потому что его взрыв – поворотный момент в потоке событий. Ни ты, ни Таймскейл, ни я не могли повлиять на ситуацию.

— Всё равно обидно, – вздохнул Скоупрейдж. – Почему линия времени так жестока именно к твоим мечтам? Ты просто хочешь взлететь выше, чем кто-либо. Неужели для линии времени так принципиально тебе помешать?

Везергласс собрала бумажки с вычислениями. За неимением лучшего варианта она перемотала их эластичным кольцом, которым обычно прихватывала бумажные крышки банок с маринадами. Правда, консервированием семья учёных не увлекалась, зато пустых банок – некоторые с записками «Милый, ХАОСА РАДИ, отнеси Дейнти Рану!» – накопила порядочно.

— Я всё больше склоняюсь к тому, чтобы принять предложение Рэдфилда, – призналась Везергласс. – Он в последнем письме требует чёткое «да» или «нет» к концу месяца. Чего-то у него важное завязано на моём «Фениксе». Так это вижу: даже если ничего не срастётся – хоть на Мэйританию посмотрю. Но всё-таки думаю, что здесь у меня шансов на успех больше.

— Вот увидишь, – поддержал Скоупрейдж, – очень скоро духи континуума перестанут на нас обижаться. И подарят чудо. Желательно в форме, конвертируемой в деньги.

Скоупрейдж ещё любовался улыбкой жены, когда в глубине дома закряхтела коммуникационная панель. Как и подобает гениям, всеми силами двигающим прогресс, единороги пользовались самой древней версией системы связи, потому что починить её могли легко, а поменять – какой смысл, если можно починить?.. В общем, ветхая панель натужно прошипела:

— Призрак – доктору Везергласс. Вас вызывают на северный КПП.

Единорожка заметалась, пытаясь сделать несколько дел одновременно: убрать со стола не слишком соответствующие понятию семейного уюта предметы, бросить в сторону коммуникационной панели бессмысленное «Сейчас-сейчас», стянуть с вешалки шарф, чьим долгом будет защищать её от свистящих по улицам Стэйблриджа ветров… И, конечно же, не забыть кольнуть словом супруга, который героически продолжал давить крупом табуретку.

— Это чудо твоё пожаловало, что ли?

Скоупрейдж обладал потрясающей – и временами приводящей к непредвиденным последствиям – способностью, задумавшись, выпадать из окружающей реальности, полностью теряя нить разговора. Вот и сейчас на простой вопрос успевший уйти в свои мысли единорог тряхнул бело-коричневой гривой и протянул:

— Нет. Моё чудо ещё не родилось. Я справлялся.

— Ай, ну тебя в пень! – беззлобно ругнулась Везергласс, обматывая шею подлетевшим к ней шарфом. Подобному спокойствию, наверное, обрадовался весь интерьер кухни, носивший на себе следы яростных споров на тему «Дорогая, я случайно сделал другой кобыле жеребёнка». Что самое необычное – и семья, и кухня, и континуум реальности шокирующую новость пережили.

Малиновая единорожка, ёжась от пытающегося забраться под шёрстку холодка ранней осени, добралась по освещённому переулку Энтузиастов и Гостевой улице до северного шлагбаума, препятствующего попыткам нежданных визитёров поближе познакомиться с особенностями внутренней планировки Стэйблриджа и устройством фонарей СиПИл-Н3. Сегодня красоты пыталась оценить высокая, но кажущаяся коренастой земнопони с длинными ресницами и накинутым на шею боа, ленточки которого сверкали в падающем из окон будки КПП свете.

— Меня звали? – поинтересовалась Везергласс. В ответ прозвучало дружное «да», но если стоящий на посту Хэштриггер им и ограничился, то подключённая к коммуникатору Призрак сподобилась сделать развёрнутый доклад:

— Доктор Везергласс, посетительница настаивает на встрече с вами, не желая принимать во внимание график работы центра и игнорируя уведомление о вашей занятости. Эта пони, Сликер Стайл, утверждает, что обстоятельства заставляют её просить о встрече сейчас, при этом не желает рассказывать об этих обстоятельствах. Следует ли мне вызвать подразделение службы безопасности?

— Нет, – отреагировала Везергласс, успевшая повнимательнее рассмотреть гостью.

Несмотря на то, что Сликер Стайл явно пыталась нравиться окружающим, удавалось ей это плохо. Во-первых, у неё была не слишком привлекательная, сильно на любителя, мордочка со слишком острым носом, чересчур резко переходящим в не в меру широкие скулы. Во-вторых, неправильные черты подчёркивались чрезмерным количеством косметики, буквально лишающей кобылку какой бы то ни было естественности. В-третьих, всё, что не было скрыто слоем «штукатурки», закрывала одежда – Сликер Стайл была буквально замотана в тёмную ткань, а на ногах носила высокие прорезиненные сапоги. Везергласс мимоходом отметила, что в её собственном костюме химзащиты дыр больше, чем в накидке земнопони. И в-четвёртых – манеры. Кобылка держалась вроде бы дружелюбно, но от тренированного взгляда Везергласс не укрылось, что гостья явно уверена в своём превосходстве, словно все окружающие стоят на социальной лестнице минимум на две ступени ниже. Впрочем, к доктору обратилась вполне учтиво, хотя её довольно низкому голосу явно недоставало сердечной теплоты.

— Здравствуйте. Доктор Везергласс, если позволите… Уместно ли к вам так обращаться? – спросила Сликер Стайл, моментально забыв о существовании охранника КПП и шлагбаума.

— Добрый вечер. Что ж, пока я не стала Везеррейдж, – произнесла единорожка, подразумевая «пока супруг ещё не достал меня предложением сменить имя», – я для всех собеседников Везергласс. На это имя я охотно откликаюсь.

— Ага. – Ресницы Сликер Стайл задвигались так быстро, что в более плотной, чем воздух, среде вызвали бы заметные возмущения. – Доктор Везергласс, я отчаянно нуждаюсь в вашей помощи! Точнее, так: моя небольшая фирма нуждается в вашей помощи.

К едва начавшейся беседе самовольно подключилась Призрак, создатель которой наконец-то доделал функцию корреляционного инфопоиска. Доделать-то доделал, но теперь выслушивал претензии, жалобы и требования «вернуть всё как было».

— Сликер Стайл, тридцать семь лет, – бесстрастно докладывала Призрак. По сути система озвучивала скудные сведения, представленные в единственном доступном ей источнике: справочнике «Кто есть кто в Эквестрии», очередной выпуск которого вышел в прошлом месяце. – Владелица компании «Констракттеррикон». Штаб-квартира компании располагается в Филлидельфии, Вторая Подъездная улица, дом семнадцать. Компания существует четыре месяца. Специализация: архитектурно-строительные работы. Отсутствует корреляция фирмы со строительными подрядами на эквестрийском рынке.

— А этот ваш механический диск-жокей, он замолкает, или как? – пробормотала Сликер Стайл. Её ухмылка подсказывала, что звучавший текст она ранее читала, а, возможно, и составляла перед отправкой в редакцию. – Потому что мне бы хотелось поговорить. А это очень раздражает, когда в ухо со стороны… Спасибо, да! – произнесла она, когда Призрак замолчала. – Я действительно управляющая строительной фирмы, и моя фирма, действительно, новая и ничего серьёзного не сделавшая. Перебивается мелким декорированием и демонтажем старых построек. Но для этого есть очень серьёзная причина, из-за которой я вообще долго не решалась открывать бизнес. «Троттингем Солюшенс». Они просто давят любую конкуренцию. – Заметив, что упоминание фирмы вызвало у Везергласс эмоциональный отклик, земнопони приободрилась: – Представляете, «ТэСы» оформили патент на стандартизированный состав цементного раствора. Так что нам пришлось свой изобретать. «ТэСы» контролируют оптовые закупки стройматериалов так, что даже ящик гвоздей заиметь невозможно. А главное, у них под контролем все геологические и метрологические лаборатории. Ситуация очень плохая. Была. До недавнего времени.

Везергласс поёжилась. Она чувствовала, что даже плотный шарф не слишком прикрывает шею от ветра, и подозревала, что закутанная с копыт до кончиков ушей Сликер Стайл вряд ли разделяет её неудобства. Разумным решением было бы оформить гостье пропуск в Гостевой дом, чтобы после выведать все подробности. Но единорожка желала сначала выяснить обстоятельства визита, так как втягиваться в очередную проблему с «Троттингем Солюшенс» ей хотелось в последнюю очередь – уж очень много нервов истрепало семейное предприятие Джогов научному центру.

— Через знакомых одних знакомых, – продолжала Сликер Стайл, перейдя почти на шёпот, – мне стало известно, что Кантерлот объявил тендер. Принцесса Селестия ищет разработчиков проекта подземного поселения. Но, естественно, кроме «ТэСов» заявку никто не подал. И вот я подумала: ведь если мой «Констракттеррикон» просто выступит с проектом, и пусть даже проиграет, это ведь привлечёт интерес. Покупателей, инвесторов, всех, кого достали грабительские условия Джогов.

— Всё ещё не услышала, при чём здесь я, – призналась Везергласс.

— У вас в Стэйблридже лучшие умы, которые могут взяться за проект подземного поселения. Под вашим руководством работают спецы, которых «ТэСы» не перекупят. И, честно, если вы не проявите свой талант и гений, то, я боюсь, найти кого-то ещё мне не по средствам. Но вот, – потрясла копытом земнопони, – лично вам за помощь двадцать тысяч битов найду. Плюс оплачу поездку всех, кого скажете, до Филлидельфии и пребывание там.

Везергласс нервно сглотнула. Её «Феникс-три» внезапно на четверть оброс металлическим оперением. Не говоря уже о том, что сотрудничество с «Констракттерриконом» могло ускорить и удешевить подготовку к полёту. Теперь гостью хотелось вести не в Гостевой дом, а в семейную кухню, чтобы угостить свежезаваренным чаем.

— У меня много научных проектов, – с трудом поборов захлёстывающий её энтузиазм, произнесла Везергласс, – требующих внимания. Также я не могу просить сотрудников отрываться от своих задач ради сторонней работы.

— Возможно, более реально начать работу здесь и привезти готовый макет с документацией в Кантерлот для представления? – предложила Сликер Стайл.

— Я всё равно не уверена…

— Бросьте! Вам что, не хочется утереть нос «Троттингем Солюшенс»?

Доктору Везергласс хотелось этого чуть ли не больше, чем всем прочим стэйблриджцам. Но она всё-таки несла груз ответственности за отдел прикладной магии. За свою прошлую и будущую карьеру. За уже пострадавший из-за неё континуум реальности.

— Мне необходимо некоторое время на размышление, – заключила малиновая единорожка. – Когда истекут сроки тендера, объявленного принцессой Селестией?

— Через неделю, – пискнула Сликер Стайл. И сразу же состроила самую виноватую мордочку из всех возможных.

Макет из некрашеной прессованной бумаги на проволочном каркасе повернулся, повинуясь легчайшему усилию Везергласс – полозья и шарниры обеспечивали ему невероятное количество степеней свободы.

— Ну, и из атриума, естественно, есть коридор, ведущий к внешней двери, – сказала она, магией подхватывая одну из свободно вынимающихся деталей. – Здесь я с коллегами решила добавить типовое для Стэйблриджа конструкторское решение. – Похожая на снежинку деталь повисла перед мордочкой Сликер Стайл и принялась медленно вращаться. – Дверной блокирующий механизм с множественными фиксаторами. Кодовый замок. Открывается, сдвигаясь в сторону. Имеет противоударные балансиры. Благодаря им не выламывается, не взрывается, не пробивается. Многослойная система прокладок гарантирует полную герметичность и защиту от проникновения внешних излучений. – Единорожка подхватила подлетевшую к ней деталь копытом и изящным движением вкрутила на место. – Фактически, мощнейший сейф в истории. Даже та дверь, которая есть у нас на цокольном этаже, с ней не сравнится.

— Хотя бы потому, что я её когда-то выбил, используя сверхмощную пушку, – добавил сидящий в углу лаборатории Скоупрейдж. Это была пятая реплика, которую он умудрился вставить за всю двухчасовую презентацию Везергласс. И, наверное, единственная, которая имела смысл в контексте обсуждаемого проекта.

Все четыре дня, что Сликер Стайл наслаждалась комфортом Гостевого дома, малиновая единорожка, собрав в ЛК-4 лучшие умы своего отдела, разрабатывала проект подземного города. Кто-то посчитал затею идеальной возможностью применить свои гениальные идеи – примерно четверть таких предложений Везергласс приняла. Кто-то оживлённо включился в работу, узнав, что идёт конкуренция с «Троттингем Солюшенс» – хотя глава проекта неоднократно подчёркивала, что гонится не за победой, а за достойным представлением достижений Стэйблриджа на государственном уровне. Кто-то, вроде Стэндглейза, считавшегося вторым единорогом в отделе, помогал просто из желания увидеть начальника в приподнятом настроении – после взрыва второго «Феникса» и до появления Сликер Стайл депрессивное выражение с мордочки Везергласс не сходило, что немного нервировало коллектив отдела.

Гостья НИИ взяла курс на «недокучание» и на этапах «мозгового штурма», разработки проектных документов, брифингов и вырезания деталей макета старалась не появляться. Зато ловила Везергласс или Скоупрейджа после деловой рутины, когда те были настроены на общение и не решали принципиально важных задач. В такие моменты она теснее сходилась с учёным семейством, проникаясь сочувствием по поводу их неудавшихся проектов. А единороги понемногу выясняли, какие жизненные перипетии испытала на себе земнопони. В частности, услышали печальную историю про неудачное катание на лыжах, оставившее на нижней челюсти несколько проступающих даже через слой косметики шрамов и нарушившее нормальный обмен веществ, из-за чего Сликер Стайл, мягко говоря, утратила шансы на участие в конкурсе красоты.

Пятый день начался с презентации всего, что успели наработать сотрудники НИИ для потенциальной заказчицы из «Констракттеррикона». До последнего выдоха со стороны Везергласс земнопони в цветастом шарфике хранила молчание. А потом начала усиленно стучать копытами.

— Браво! – заявила она без долгих вступлений. – Это так полноценно. Обстоятельно. И гениально. Вы… Вы вот просто взяли и придумали целый город, который можно запихнуть под землю.

Сликер Стайл наклонилась вперёд, чтобы заглянуть внутрь разрезанных конструкций макета. Не отягощённые делами умельцы из числа младших научных сотрудников умудрились внутри многоэтажных конструкций расставить миниатюрные кровати, печки, раковины. И намеревались за вечер по-быстрому всё раскрасить.

— Что просили, то и сделали, – кивнула Везергласс. Она покосилась на крошечную собачью будку, которую кто-то решил веселья ради добавить внутрь макета, а она прямо в процессе презентации отклеила и отложила на край стола.

— Честно, не ожидала, – произнесла Сликер Стайл. Несмелым движением она попыталась покрутить трёхмерное воплощение архитектурных замыслов. – Рассчитывала на какие-то чисто теоретические предложения. На пару идей, которые я потом, как глава строителей, найду, как воплотить в бетоне и стали. Но с такой детализацией…

— Мы в Стэйблридже ничего не делаем вполсилы, – заметила малиновая единорожка.

— Ой, я бы так не сказал, – заметил Скоупрейдж, игнорируя огонёк раздражения в глазах супруги. – Мы документы оформляем в год по пол-листа. И то если припечёт.

— Не в этот раз.

Копыто доктора легло на пухлую папку, из-под крышки которой выглядывали краешки синих чертёжных листов, сложенных в четыре-шесть раз. По сравнению с подготовленной НИИ документацией стопка листков, принесённая Сликер Стайл, казалась туристическим проспектом на фоне краеведческой энциклопедии.

Земнопони пересела на соседний стул. Потом ещё раз – чтобы оказаться рядом с этими документами.

— Именно поэтому я бы хотела поговорить вот о чём. – Сликер Стайл не без труда оторвала скрепку, цокнула языком, увидев возникшую на листе царапину, и полезла в глубинные ряды искать второй экземпляр. – Мне будет очень неловко, учитывая проделанную вами работу, записывать заявку и проект на «Констракттеррикон». Потому что ваш НИИ меня обеспечил практически всем. То есть я без ваших мозгов – без шансов.

Земнопони разобралась в нескольких страницах заполненных аккуратным почерком бумаг и извлекла листы с крупной надписью «Договор».

— Я предлагаю вам, коллеги, создать новое независимое юридическое лицо для представления проекта на тендер. Объясню, почему, – тряхнула гривой Сликер Стайл. – Во-первых, под общим брендом будет проще объединить ресурсы «Констракттеррикона» и Стэйблриджа, имеющие принципиально разную направленность. Во-вторых, это позволит нам обойти препоны «ТэСов». Против моей конторы Иолиан Джог уже точит зубы. Представляя свой проект на тендер, он вполне может облить грязью «Констракттеррикон». А вот с совершенно новой организацией у него это не получится.

— Даже как-то не знаю, – произнесла Везергласс, вчитываясь в строчки о правах на наименование, правах на интеллектуальную собственность и правах на материальные ресурсы.

— Подумайте о проекте «Феникс», – моментально ответила Сликер Стайл. – Те документы, что вы мне показывали… Назвать ваше изобретение гениальным – значит ничего не сказать. Но проблема ваша, как мне видится, в том, что после двух провалов получить финансирование вы не сможете. Вы лично. Но, – земнопони вытащила перьевую ручку и лёгким движением копыта подкатила её к единорожке, – если подобный проект будет закреплён за организацией, имеющей технический базис… Это уже другой разговор с инвесторами. На другом уровне. Спонсоры быстро найдутся.

Последние слова стали решающими. Ручку окутало красное магическое поле, и внизу документа появилась замысловатая, в завитушках, подпись. Скоупрейдж скорчил задумчивую физиономию, но ничего содержательного по поводу принятого супругой импульсивного решения сказать не смог, так что черканул своё имя рядом.

— Отлично! – заявила Сликер Стайл. – Теперь наименование нашей фирмы официально принадлежит нам коллегиально, как написано в договоре. То есть мы все совладельцы бренда и только вместе можем решать его судьбу… Например, вместе его придумаем. – Она кивнула на пустую строку в самом верху документа. – Что вам кажется подходящим для фирмы, возводящей подземные поселения?

— На меня не смотрите, – сразу же попросил Скоупрейдж. – Я какую-нибудь глупость сморожу.

— Бренду не обязательно быть интеллектуальным и сложным, – отозвалась Сликер Стайл.

Везергласс задумчиво уставилась на потолок. Голая побелка, унифицированные светильники, да и всё окружение ЛК-4 наталкивали её усталый разум на единственную версию.

— Стэйблридж… ские… технологии… строительства…

— Длинно, – выступила в качестве жюри владелица «Констракттеррикона». – На строительстве лучше не акцентироваться, чтобы иметь пространство для расширения бизнеса. Слова можно вдвое урезать. Использовать сокращения.

— Стэйбл… технологии? – запинаясь, произнесла Везергласс.

— Косноязычно, – вздохнула земнопони. – А если просто «СтэйблТех»?

Единорожка, продолжая отрешённо смотреть в потолок, медленно кивнула. Скоупрейдж поставил копыта на стол и склонился над макетом.

— Ой, не знаю, – произнёс он. – Захочу ли я жить в подземном поселении от «СтэйблТех»?

— Ну, всегда можно провести ребрендинг, – улыбнулась Сликер Стайл, наблюдая за тем, как магия Везергласс выводит на договоре буквы юридического наименования.

— По-моему, хорошо всё прошло, – поделился своим мнением Скоупрейдж, задавая новую тему для разговора.

Он вместе с женой сидел за столиком одного из ресторанов Кантерлота. Не самого модного, но такого, обед на две персоны в котором был по карману научному работнику. Они только что закончили обсуждать «трёхподковное» заведение, из которого спешно ретировались, едва увидев, что некоторые цены в меню сопоставимы с их месячным заработком.

Процедура представления наработок на тендер прошла и закончилась к полудню. Сликер Стайл осталась, чтобы дать дополнительные пояснения комиссии – проект оценивали Селестия и Твайлайт Спаркл, а также её подруга Эпплджек. Перекинувшись парой фраз со знакомыми кобылками, Везергласс и Скоупрейдж решили прогуляться по городу. Ведь в прошлое посещение, во время экспериментов с Элементами Гармонии, они сидели во дворце и выбирались только в сад. Упущение требовалось исправить.

— Я забыла рассказать про схему фильтрации и очистки воды, – цокнула языком малиновая единорожка, ковыряя ложкой мороженое с полосками вишнёвого сиропа. – Хотя всё и так прописано в документации. Эх, надеюсь, я описала её достаточно подробно. Не хочется, чтобы после строительства с водоснабжением подземного города возникли какие-то проблемы…

— А кстати, я заметил, что ты стушевалась, когда принцесса Твайлайт спросила про строительство тоннеля через аллювиальные породы.

— Стушевалась? – подняла голову единорожка. – Ты-то вообще молчал в тряпочку. А я просто не ожидала, что у принцессы такие познания в геологии.

— Но это же Твайлайт Спаркл, – чуть громче, чем нужно, произнёс Скоупрейдж. После чего отломил кусок вафли от своего мороженого и положил в рот. – Самая начитанная пони нашего поколения… Если не считать чтение комиксов, потому что тогда я вне конкуренции.

Ответная колкость Везергласс застряла у неё в горле, поскольку поверх гривы мужа и рядов сидений она увидела старого пони в дорогом костюме, на морщинистой морде которого, казалось, навечно застыло выражение глубокой неприязни ко всем окружающим. А тот, в свою очередь, отыскал взглядом пару учёных, чтобы с неторопливостью кухонной скалки добраться до их столика.

— День добрый. Надеюсь, я вам не помешаю? – корёжащим слух голосом спросил Иолиан Джог. И замер с видом, показывающим, что не уберётся вне зависимости от ответа.

— Нисколько не помешаете, – пробормотал Скоупрейдж, – у меня всё равно с утра аппетита нет.

— Здравствуйте. Что вам угодно, мистер Джог? – следуя правилам этикета, произнесла Везергласс.

— Просто хотел поприветствовать достойных конкурентов. К сожалению, не успел увидеть, как вы представляли свой проект принцессам. Но успел услышать восторженные отзывы. Честно говоря, смело с вашей стороны. Влезть в тендер на строительство своей новообразованной компанией. «СтэйблТех», кажется, да? Не расскажете, кто из вас додумался до этого?

— Мистер Джог, ваше приветствие крайне многословно, – заметила Везергласс. Супруг поддержал единорожку, артистично подняв брови.

Но старый жеребец в деловом костюме, несмотря на намёки, оставлять любителей мороженого не собирался. Более того, один из держащихся на расстоянии телохранителей, ещё на входе получив сигнал от босса, как раз раздобыл для него мягкий пуфик. В ресторане, где подобного элемента мебели вообще не было. Скоупрейдж под это дело сочинил и запомнил шутку про «самую могущественную магию – магию наличных денег».

— Я знаю, что вас привлекла к работе Сликер Стайл, – уведомил Иолиан Джог. – И хотел бы, несмотря на не самые лучшие отношения между мной и вами, предостеречь. Вам не стоит связываться с этой хищной рыбой.

Супруги переглянулись.

— Насколько мне известно, Сликер Стайл не рыба, а земнопони. – Везергласс держалась роли вежливого собеседника с плохо скрываемым раздражением.

— В сфере бизнеса её следует отнести к другим существам, – парировал Джог. – Несколько лет подряд Сликер Стайл вредит моему предприятию. Основывает мелкие компании, наживается на сегменте потребительского рынка, доводя производство до перенасыщения, после всё продаёт и пытается конкурировать в другой области. Насколько мне видится, Сликер Стайл использует вас, чтобы снова поддеть «Троттингем Солюшенс». Вы, при всех ваших талантах и достижениях, этой кобыле станете не нужны, когда она достигнет цели.

Скоупрейдж неотрывно смотрел на свою вазочку со стремительно превращающимся в жижу мороженым, но видел вместо него собственные воспоминания: экран с данными, любезно предоставленными Призраком. Личное дело Сликер Стайл описывало её как эксцентричную, склонную к излишнему риску особу, имеющую некоторые дефекты внешности, а вовсе не хтоническое чудовище в шкуре пони, на что намекал глава «Троттингем Солюшенс».

— То есть вы нам так типа помочь хотите? – подняв взгляд, спросил чёрный единорог. – Вы? Нам? Ага.

Иолиан Джог покрутил часы с золотой оправой и ремешком из красного бархата, которые были очень близки к тому, чтобы свалиться с копыта богатея.

— Я знаю, что мои нерадивые дети доставили вам неприятности, – прямо ответил земнопони. – Моя вина. Моё воспитание. Я готов нести за это ответственность. За Эбраиша, которому не вдолбил в голову, что нехорошо присваивать чужое. За Дэфлаша, у которого язык грязнее, чем пол под этим столиком. С Рампартом… Слава Гармонии, с ним вы не встречались. Потому что я этого морального урода из дома не выпускаю. – Иолиан с шумом хлопнул передними копытами. – Я приношу официальные извинения за все те бедствия, что мои ненормальные потомки вам причинили. Хорошо? Потому что сейчас, поверьте, я и «Троттингем Солюшенс» – не злодеи. Злодейка – та, кто пользуется вашей ненавистью и подначивает вас бросить все свои дела и выполнять её прихоти. Она заставит отказаться от имеющегося обещаниями большего, но оставит ни с чем. Правда. Я видел, как Сликер проворачивала это с другими.

Скептическое выражение не покидало мордочку Везергласс. Какие бы эпитеты ни подбирал Иолиан Джог, сколь бы ни стремился придать скрежещущему голосу доверительные интонации – желания верить матёрому бизнесмену не возникало. Возникало желание встать и немедленно покинуть помещение. Впрочем, в этом аспекте Джог собеседников опередил.

— Ладно. Не хотите ломать лёд – ваше право. Мне это понятно.

Владелец «Троттингем Солюшенс», пара его охранцев и загадочный, не гармонировавший с интерьером ресторана пуфик исчезли, оставив паре единорогов лишь пригодное для питья через трубочку мороженое. Впрочем, они были рады и такому. А ещё большую радость вызвало появление столь «хорошо» зарекомендованной пони. Сликер Стайл спешно заказала себе ледяной сок в грейпфрутовой корке и подсела за столик, чуть потеснив Везергласс.

— Новости очень хорошие, – первым делом сообщила она. – Принцессам проект поселения очень приглянулся. Так что «СтэйблТех» при деньгах. Да. И на ваш «Феникс» я какой-нибудь процент выделю. Как и обещала. Прямо послезавтра, когда принцессы окончательно решат, какой проект принять. – На мгновение взгляд Сликер стал стеклянным. – Эх, знать бы только, что конкретно наворотят в «Троттингем Солюшенс». Что у «ТэСов» получится соорудить?

— Кстати о «ТэСах», – сказала Везергласс. – Нас только что осчастливил визитом Иолиан Джог.

— Так это он был? Я издалека не рассмотрела, когда подходила. Вот хмырь! Чего ему надо было?

— Хотел нас перевербовать. Не на тех напал, – ответил Скоупрейдж после того, как в два глотка употребил «холодный молочный коктейль с вареньем и размякшими вафлями».

— Урод! – не сдержалась Сликер Стайл. – Ладно, посмотрим, чего он завтра принцессам покажет. Ага, спасибо. – Она приняла от официанта заказанный напиток. И с некоторым смущением поставила его на стол. – Ой! Извините, мои ненаглядные гении. Мне надо отойти в комнату для кобылок. Надеюсь, никакие алчные мерзавцы к вам не подсядут за пять минут, пока меня не будет. – Со стороны Сликер Стайл последовал короткий и неловкий смешок.

Везергласс в ярости расстегнула чемодан. После чего метнулась к шкафу, вытащила оттуда несколько рубашек и бросила на дно чемодана, даже не разбираясь в модности и сезонности выбранной одежды. Краем глаза она отметила, что силуэт её мужа, замерший в дверях спальни, обрёл компанию из серого единорога с чёрно-зелёной гривой. Блэкспот ожидаемо пришёл выяснить, насколько соответствует действительности документ, который он обнаружил на своём столе, придя с обеда. Ведь не каждый день начальник отдела пишет заявление на неоплачиваемый отпуск «с сегодняшнего числа и до моего возвращения».

Везергласс с силой уминала содержимое чемодана копытом. Так, будто намеревалась пробить дно и утопить поклажу в матрасе. Злость подпитывалась из внутренних источников и доводила до того, что Везергласс представляла себе на месте ни в чём не повинных предметов одежды что-то другое. Или кого-то.

Малиновая пони в мыслях ругала себя словами, которые даже в последнюю минуту перед катастрофой стеснялась произносить вслух. Ругала себя за то, что не распознала очевидную яму, в которую, гонясь за мечтой, угодила. Она не могла обвинять супруга – в конце концов, он пару раз пытался заставить её призадуматься, притормозить бег. Она не могла винить нормы эквестрийского права, которые ловко развернули против неё – это были просто строки в скрижалях. Они не несли в себе вреда – зло предстало в виде пони, воспользовавшихся этими строками.

Везергласс проклинала себя за то, что поверила в сказочный поворот судьбы, что позволила себе радостно встречать новости минувших дней. Не обдумывая их содержания, не пытаясь сопоставить их с опытом прожитых лет.

В тот момент, когда сгусток зелёного пламени явил послание от принцессы Твайлайт, гласившее, что «Троттингем Солюшенс» за день до презентации отозвала заявку, ей следовало призадуматься. Попытаться угадать намерения Иолиана Джога. Но Везергласс предпочла радоваться гарантированной победе своего проекта. Она радовалась в тот день. Радовалась днём позже, когда принцесса Селестия официально признала: тендер закрыт, единственный участник, то есть «СтэйблТех», победил. Радость ещё владела ею, когда на следующее утро она получила записку от Сликер Стайл. Записку с текстом «приходите срочно» и адресом какого-то кантерлотского особняка.

То, что заставило хорошее настроение сдуться подобно проколотому воздушному шарику, ждало в недрах этого поместья, буквой «И» подминавшего скальное основание Кантерлота. Ждало в светлой, словно сделанной из белого шоколада комнате, сафьяновые кресла и ворсовые ковры в которой освещала многоэтажная люстра. Здесь Везергласс увидела Сликер Стайл и хозяина особняка. Иолиана Джога. Которые сидели за одним столом. По одну сторону. Напротив Везергласс и Скоупрейджа, которых молчаливая прислуга довела до нужных дверей.

Какое-то время след надежды, питавшей любую сказку, оставался. Везергласс попыталась найти обоснование незапланированной встрече. Любое, даже самое дикое – вплоть до примирения «Троттингем Солюшенс» и «Констракттеррикона». Но дело, очевидно, было в другом. Ведь то, как держалась Сликер Стайл, разительно отличало её от пони, несколько дней назад стоявшей перед шлагбаумом КПП Стэйблриджа – ни миловидной улыбки, ни дружелюбного взгляда, только хищный блеск в глазах и холод в голосе.

— Я рада, что вы пришли, – сказала закутанная в перехваченные многочисленными ремешками тёмные одежды пони. – Теперь, в вашем присутствии, я могу официально объявить, что продаю всё имущество и проекты «СтэйблТех» компании «Троттингем Солюшенс».

Везергласс в тот момент застыла, так и не переступив с шахматной плитки пола на красно-синий ковёр. Происходящее в комнате вогнало учёную пони в такой ступор, что весь разговор поддерживал куда более собранный Скоупрейдж.

— Что? – изумился он. – На каком основании? По какому праву?

С противоположной стороны помещения, по сути, тоже выступал только один оратор.

— Во-первых, учитывая фантастические достижения «СтэйблТех» как новообразованной компании, сейчас самый выгодный момент для её продажи. – Сликер Стайл обошла кресло с золотыми узорами, в котором нежился Иолиан Джог, а после и вовсе склонила голову так, чтобы положить на спинку кресла. – А во-вторых, ради этого мы с отцом всё и затеяли.

В ту секунду от созерцания морд Иолиана Джога и Сликер Стайл в непосредственной близости Везергласс почувствовала себя так, словно ей стукнули по затылку тяжеленным мешком. Как она могла упустить из виду заметное сходство? Как она могла не разглядеть за косметикой черты, напоминающие двух других Джогов, обивавших пороги Стэйблриджа?

— Отцом? – прищурился Скоупрейдж. То ли он даже в этот момент не мог принять истину, то ли требовал дополнительных разъяснений, которые Сликер Стайл охотно предоставила.

— Меня не всегда звали Сликер Стайл. При рождении я получила имя Рампарт Джог, – пустилась в объяснения земнопони. Зоркий глаз усмотрел бы, что от упоминания этого имени Иолиан Джог поморщился, как от прикосновения к застарелой ране. – Но с раннего детства я чувствовала, что моё имя и моё тело мне не подходят. Я не такая, какой являюсь, не такая, какую показывают зеркала. Я страдала и мучилась долгие годы, пытаясь примириться с несправедливостью природы. Но потом папины деньги, лучшие врачи «МэйнхМеда», гормональные стимуляторы и прочие процедуры помогли мне реализовать мою мечту. Стать собой. В один прекрасный день Рампарт Джог отправился на лечение. А выписалась из палаты Сликер Стайл – новый игрок в сфере бизнеса. И хотя мой отец долго отказывался это признавать, обновлённая внешность и новое имя позволили мне достичь большего, чем неудачливым братьям. Например, именно я придумала способ использовать вас как марионеток «Троттингем Солюшенс».

— У моей компании вообще не было никакого проекта на тендер, – подал голос Иолиан Джог. Он слегка подвинул кресло, скорее всего, чтобы заставить своего необычного потомка отстраниться. – Задача была в том, чтобы получить его от вас. И моя… – Земнопони замялся. – И Сликер Стайл сумела заинтересовать вас. И принести мне все ваши наработки одним пакетом... А ведь я вас предупреждал. Я лично сказал, что так всё закончится. Но вы предпочли не слушать советов старого врага.

Взгляд Везергласс метался между главой «Троттингем Солюшенс» и лучшим тайным агентом компании. Последняя производила впечатление самой что ни на есть хищной рыбы, прячущей ряды острых зубов за милой улыбочкой.

— Каждый раз, – произнёс Скоупрейдж, – когда ваша семейка возникает у нас на пути, я думаю, что мерзотнее вы уже не станете. Но вы продолжаете доказывать ошибочность этого предположения. Вот только не уверен, что ваш триумф состоялся. Сликер, или как вас там, мы ведь заключили договор. Официальный документ, против которого даже ваша богатая контора бессильна. И по этому документу без нашего согласия все ваши купле-продажи несостоятельны.

— Ага! – Сликер Стайл чуть ли не напрыгнула на серебряный поднос, где, как оказалось, были разложены листы договора. – Вы правы лишь наполовину, Рейджи. Пункт первый действительно гласит, что решения относительно юридического наименования должны решаться коллегиально соучредителями. Да. Но во втором пункте, где говорится про имущество, прикреплённое к юридическому имени, слово «коллегиально» отсутствует. Шаблон предложения очень схож, так что дефицит слов легко не заметить. И я так рада, что вы не заметили! Потому что, по содержанию договора, я на правах одного из учредителей имею право продать всё, что принадлежит «СтэйблТех». Кроме самого названия, кроме бренда. Тут да, пункт первый обязует меня заручиться вашим согласием. Но знаете, сколько стоит простое, ничем не обеспеченное название? Один бит!

Далее должен был последовать эффектный жест: Сликер Стайл планировала опустить на столешницу монетку и заставить её катиться по направлению к единорогам. Но монетка оказалась недостаточно идеальной и быстро завалилась набок. Впрочем, семью бизнеспони эта мелочь расстроить не могла. Они уже получили желаемое. Но, очевидно, хотели совсем раздавить простых сотрудников научного центра – словно такая победа делала им честь.

Через боковую дверь, находившуюся между двумя продолговатыми вазами, к собравшимся в комнате присоединилась ещё пара Джогов, некогда успешно выставленных из Стэйблриджа.

— Вы чуть не опоздали, – заметила Сликер Стайл. Судя по мимике братьев, им не очень хотелось слушать нотации от младшего родственника, но при отце они спорить не стали.

— Переплётные работы затянулись, – пояснил Эбраиш Джог. Дэфлаш протянул Сликер большую кипу документов, связанных пропущенным через дырки шнуром.

— Им покажи, кретин, – отреагировала Сликер Стайл.

Последний решительный удар. Последнее издевательство. Под комментарий Сликер Стайл Везергласс вынуждена была любоваться на знакомые конструкции с памятными наименованиями. Но с чужими пометками и ламинированными квитанциями.

— Я очень благодарна вам за то, что вы показали мне документы по «Фениксу», – сообщила Сликер Стайл. – Я в них увидела много элементов, материалов, смесей и инноваций, которые оказались не запатентованы. И решила… что они этого достойны. Правда, я обозначила технические премудрости как интеллектуально-правовую собственность «Троттингем Солюшенс». Но остальные тоже смогут ими воспользоваться. Если вежливо попросят.

— Убедительно попросят, – добавил Дэфлаш Джог, прижимая к себе папку с документами.

— Искренне попросят, – поддакнул Эбраиш Джог.

— В случае такой просьбы мы пойдём навстречу, – не остался в стороне глава семейства. – Не сомневайтесь.

Везергласс не сомневалась. Ни в настроениях семейки Джогов, ни в своих дальнейших действиях. Всю дорогу до Стэйблриджа она не сомневалась, что напишет заявление на отпуск. И, пока супруг вводит начальника НИИ в курс дела, закончит собирать походные сумки.

— Гласси, я постараюсь что-нибудь сделать, – произнёс Блэкспот, пока малиновая единорожка боролась с замком на чемодане. – Я сообщу принцессе Селестии. Она своим указом поставит этих троттингемцев на место.

— Не выйдет, – выдохнула Везергласс. – Законов никто не нарушал. Я сама подписала документы для Сликер Стайл. И сама тянула с подачей патентных заявок. Все просчёты только на моей совести. Даже если принцесса попытается… Юристы «Троттингем Солюшенс» найдут десять законных причин отсрочить исполнение указа. А потом пять причин его вообще не выполнять.

— Но, – поперхнулся серый единорог. – Но это… Это просто нечестно. Они поймали тебя на желании помочь другим. И присвоили всё, что ты придумала. Если кто-то скажет, что тут есть справедливость, то я лично скину его с астрономической башни.

Везергласс поставила чемодан на колёсики и попробовала поднять его за ручку. Знававшая лучшие времена ручка выдержала. И только после этого пони заметила часть вещей, которые специально отложила в сторону, чтобы не забыть упаковать в дорогу. Естественно, последовало бурчание с возвратом чемодана в горизонтально-распахнутую позицию.

— Никого ничего ниоткуда не надо, – между делом попросила Везергласс. – Просто примите заявление. Поставьте Стэндглейза главой департамента. Он и так частью работ руководил, пока я из-за второго «Феникса» хандрила… Ну, и проводите до телеги, если вам хочется.

— Куда ты всё-таки едешь?

— Джоги выиграли раунд. Но игру мы ещё не закончили. Суть в том, что патентное право Эквестрии действует только на территории Эквестрии. А меня, – малиновая пони зацепила копытом три письма, отличавшиеся странным оттенком конвертов, – уже несколько недель убеждают съездить в Мэйританию. Рэдфилд пишет, что я могу быть ему полезна.

— В Мэйританию? Одна? – спросил Блэкспот, предварительно изучив наряд Скоупрейджа. Начиная с домашних тапочек на передних копытах.

— Рейджи остаётся на своей должности, – ультимативно заявила Везергласс. – Кому-то надо обеспечивать семью, пока я в разъездах. Особенно с учётом будущего прибавления.

Чёрный единорог в тапочках, очевидно, потративший часы на пустые споры по этому поводу, продолжал изнеможённо подпирать дверцы дешёвенького ванхуферского шкафа.

— Оу! Поздравляю, – по-своему понял слова единорожки Блэкспот.

— Меня можете не поздравлять, – ответила Везергласс, проталкиваясь с чемоданом мимо двух жеребцов. – Меня это никак не касается.

Блэкспот покрутился на месте, пытаясь понять, кто в этой квартирке способен говорить доходчиво.

— Знаете, я, пожалуй, не буду больше задавать вопросов, – заключил начальник НИИ. – Потому что уже перестал что-либо понимать. Лучше обеспечу вам, доктор, ДПТ из гаража.

— Ещё можете ей удачной дороги пожелать, – через силу улыбнулся Скоупрейдж. – Путь неблизкий, итог неясный. Климат в Мэйритании, судя по письмам Рэдфилда, не подарок. Но моя Гласси точно справится. Иного быть не может.

«Его Гласси» отреагировала на слова мужа подёргиванием ушей. То был самый древний из известных индикаторов признательности.

Глава 20. Миротворец I

Гиир предпринимает усилия, чтобы сохранить единство Грифоньей Республики и обрести союзников за её пределами...

Всё меньше времени оставалось до согласованной встречи с прайм-лордом Гииром. Всё меньше времени оставалось до получения последних известий о переговорах в Эквестрии, которые Рийта вела от имени Гардиана. Всё меньше времени оставалось до запланированного «щебета», которому предстояло определить будущее северо-западного округа, как говорил командир Ривайз, «накрывшейся копчиком Республики». И всё меньше времени оставалось у последнего политика старой когорты, сидевшего на своём законном месте, претора Гардиана, чтобы сделать хоть что-нибудь в рамках предложенных вариантов.

Когда был Совет, были голоса и интересы представителей отдельных регионов, были правые и виноватые в любом инциденте, претор прекрасно понимал, какой шаг является верным, а какой противоречит нормам морали. Теперь, когда «жить по-старому» вдруг превратилось в преступление, а воля одного самопровозглашённого лидера в столице стала важнее, чем нужды сотен тысяч грифонов во всём государстве, не существовало верных шагов. Ни в каком направлении. Любое действие означало, что на головы Гардиана, его сограждан, жителей округа обрушатся несчастья. Или возникнет ещё большая политическая катастрофа, которая поглотит и уничтожит некогда связанные единой лентой интересов острова. И всякий раз получалось, что если смотреть правым глазом, то регион и правитель представляли собой унылое зрелище погрязшего в традиционности и меланхоличности пережитка прошлого. При повороте головы получалось, что Гардиан и его сподвижники – последние, кто боролся за справедливость и процветание, похороненные под обломками Грифоньей Республики. А двумя глазами одновременно смотреть никак не получалось. Даже у орлольва, которого с пелёнок готовили к должности претора.

Появление командующего Ривайза главу округа несказанно обрадовало. Присутствие давнего наставника означало, что появится хоть немного ясности.

— Дальний дозор сообщил, что транспорт прайм-лорда Гиира следует через Тихий пролив. Держит курс на Базальтовый архипелаг.

— Транспорт? – переспросил Гардиан. Его воображение сразу нарисовало эквестрийского типа повозку, влекомую упряжкой сородичей, внутри которой пассажир мог бы возлежать на пуховых перинах.

— Прайм-лорд передвигается на водном транспорте. Яхта, – пояснил Ривайз.

После этого немолодой военный потратил секунду, чтобы поплотнее затворить дверь. Гардиан нервно сглотнул. Он прекрасно знал, что намеревается предложить советник – предварительные варианты идеи гуляли по закоулкам выстроенного из чёрных камней замка.

— Если мы сейчас отправим отряды, – негромко произнёс Ривайз, – то они перехватят делегацию возле острова Святого Филиана. Там много пещер, где можно укрыть войска. Нападение будет внезапным. Дозор говорит, что разведки у прайм-лорда нет. Как нет и воздушного сопровождения. Один налёт на кораблик – и всё будет кончено.

— Были донесения, что этот Гиир может колдовать. Что ему повинуются огонь, молнии и прочие стихии.

— Чушь! – решительно выдохнул Ривайз. – Даже если у него и есть какой-то артефакт, я могу бросить на него двести с лишним бойцов. Никакие заклинания не спасут. Но действовать надо немедленно, иначе мы упустим момент. Мне нужен ваш приказ, – давил на политика лысеющий грифон.

— Это неправильно, – сцепил перед клювом когти Гардиан. – Молва твердит, что Гиир преступник и убийца. Но убить убийцу – не подвиг. Кроме того, погибнут все те, кто будет рядом с ним.

— Гардиан, – придвинулся военный советник, – если ты не хочешь брать ответственность, скажешь после, что я превысил свои полномочия. Что ты не давал своего согласия.

— Это ложь! Это неправильно! – взмахнул лапами претор. – Я не могу так поступить со своими подданными. Сказать: «Извините, я решил убить нового правителя Республики потому, что испугался за собственный хвост, но вы уж не сердитесь». Мои родители никогда бы так не поступили!

Оба орлольва повернулись в сторону большого полотна, на котором художник изобразил грифона и грифину с малолетним птенцом. Настоящим на портрете был лишь птенец – при всём старании украсить облик нынешнего претора автор картины не смог заретушировать печаль и страх в его глазах. Ведь полотно было написано в память о погибших во время урагана правителях и их внезапно осиротевшем наследнике. Наследнике, который обращался к запечатлённым образам родителей так, словно и тридцать лет спустя оставался одиноким напуганным птенцом.

— Вам не были известны их методы, – произнёс Ривайз, словно понимая чувства молодого политика. – Вы были слишком малы, чтобы понимать их намерения. Я же, в свою очередь, хорошо представляю, как поступили бы ваши родители. Они бы поняли, что единственный правильный выход – бороться с узурпатором и тираном. Бороться за восстановление порядка в Республике. Иначе все те годы, что вы провели в Совете, – или здесь, в этом кресле, – все эти годы ничего не стоят, ни одной серебряной чешуйки.

Гардиан обречённо откинулся на спинку кресла.

— Отправляй отряды на перехват, – голосом томимого жаждой путника произнёс он.

Ривайз отсалютовал крылом и постарался как можно скорее покинуть кабинет – пока капризный начальник не начал передумывать всё по второму кругу. У военного командира не было иллюзий, которыми заражались в лицемерных политических кругах. Убийцы для него были убийцами. Они могли называть себя прайм-лордами или королями, но, идя наперерез тысячелетним порядкам, все превращались во врагов, подлежащих безжалостному истреблению.

Старый лысеющий офицер немного разминулся с младшим чином, который спешил сообщить претору известие.

— Претор Гардиан, к вам прибыл главный цензор Республики. Нитпик. Прилетел из столицы. Желает срочно переговорить.

После сообщения Гардиан потратил пару секунд, пытаясь закрыть клюв. Он только что тонул в болоте кошмара, творящегося в настоящем. И тут словно тростинка, веточка из недавнего прошлого, возможность вернуться к чему-то привычному.

— Немедленно проведите Нитпика сюда! Я желаю с ним поговорить, – распорядился Гардиан.

Главный цензор и давний друг не заставил себя долго ждать. Очень скоро сине-фиолетовый грифон, чьи перья уже тронула белизна старости, занял своё место – как раз возле семейного портрета. Перед Гардианом предстал собеседник, которого претору не хватало последние месяцы.

И всё же от творящегося вокруг бардака переменился и Нитпик. Главный цензор стал более дёрганым, а его наряд, пусть и впечатлял дизайном, по фасону слегка устарел. Прежде синий грифон никогда не позволил бы себе выглядеть так, словно выудил свой костюм из обнаруженного на чердаке сундука. Однако вёл себя Нитпик по-прежнему, словно эти мелочи не имели никакого значения.

— Мой друг, – он расплылся в улыбке. Вообще, синий грифон планировал начать встречу если не с объятий, то с лапопожатия, но ему демонстративно указали на дальнее из всех кресел. – Я так рад, что с тобой всё в порядке. Я со страхом читал новости из Ивсфилда. И больше всего боялся, что в моих газетах и в событийных книгах придётся писать твой некролог.

— Так переживал за меня, что не отправил ни одного письма, – хмуро заметил Гардиан.

Синий орлолев заёрзал в кресле.

— Любое моё письмо могло дискредитировать тебя ещё сильнее. Я и так своим бегством принёс много вреда. – В глазах Нитпика сверкнули первые признаки ещё не готовых к появлению слёз. – Но это было именно бегство. Меня вынудили бросить всё. Дом, редакцию. Лучшего друга. КУС и Регримм не оставили лишней минуты. Ещё чуть-чуть – и его подручные схватили бы меня. Тогда бы КУС получил всю власть над прессой. Обратил бы газеты против тебя, против Совета Регионов. Я не мог этого допустить, поэтому сбежал в Балтимэйр. Отсиделся там.

— То есть, – не сводя пристального взгляда с владельца новостных изданий, растягивал свой вопрос Гардиан, – ты убежал из-за агрессии Регримма и КУСа, а не потому, что имел отношение к «Свободному полёту»?

— Упаси меня Великое Небо! – вскинулся Нитпик. – Эти преступники и я? Да никогда у меня не было никаких связей с подобным отребьем! Но Регримм хотел, чтобы все поверили в обратное. И идиот Гарафер, что трудился в моей редакции, поверил. Наивный глупец! Сам же первый и поплатился. Как я слышал, он только недавно из темницы выбрался... Регримм распустил про меня порочащие слухи. Ему нужно было убрать меня с поста. Из-за того, что я узнал. Из-за информации, которая могла уничтожить КУС и Совет Регионов.

— Что за информация? – прищурился Гардиан.

В начитанности и осведомлённости Нитпика он никогда не сомневался. Главный цензор Республики относился к тому типу грифонов, в каждой беседе с которыми удавалось узнать нечто новое. Но в нынешних условиях к любым словам следовало относиться вдумчиво. Потому что сотни грифонов поплатились здоровьем и жизнью в Ивсфилде, когда слова, превращённые в лозунги и призывы, вывели их на улицы.

— Я прибыл сюда как представитель прайм-лорда Гиира, – сменил тон Нитпик и тут же отодвинул шарф, показывая сверкающий новизной значок с тремя полумесяцами, выходящими из одной точки, – чтобы убедить тебя встретиться с прайм-лордом и поговорить с ним. И чтобы объяснить тебе, почему вся Республика долгие годы жила во лжи.

Гардиан демонстративно отодвинулся от стола и набросил на плечо край кофейного цвета мантии.

— Я претор округа, сын и наследник претора округа, – провозгласил грифон, в обществе старого друга обретавший способность говорить гордо и пафосно. – Получивший воспитание и образование политика и государственного деятеля. С чего мне должны быть интересны слова какого-то Гиира, который никто по призванию и происхождению?

Нитпик придвинул сумку, которую принёс с собой и перед началом беседы повесил на спинку кресла.

— Мой дорогой друг, именно таких слов я и ожидал. – Ему быстро надоело копаться в сумке, и он поставил её на край стола. – Ты слышал лишь враньё относительно Гиира, его деяний и происхождения. Так позволь мне рассказать тебе правду.

Нитпик, не проявляя никакого интереса к тем, возможно, ценным бумагам, что уже находились на столе, расчистил место для пожелтевшего ветхого на вид свитка и стопки листов, удерживаемых вместе стальным канцелярским зажимом, который он тут же снял и прицепил на воротник. Начал он со свитка, в углу которого находился почти выцветший символ из трёх полумесяцев и ещё какие-то непонятные Гардиану обозначения. Середину листа, испещрённого потёртостями и следами от скручивания, украшали буквы, цифры и линии. Алфавит почти соответствовал грифоньему, однако в начертании отдельных символов с трудом угадывались знакомые Гардиану буквы.

— Династия прайм-лордов Древних Гнездовий, – объяснил синий грифон, вынужденный придерживать края постоянно пытающегося скрутиться обратно свитка. Гардиан неохотно приблизился и помог Нитпику до конца развернуть его. – Восходит к легендарному грифону, что некогда получил артефакт, способный творить колдовство. Заканчивается на прайм-лорде Иссете и его сыне, последних правителях Гнездовий.

Коготь грифона слегка сместился, показывая предпоследнее снизу имя. Гардиан, с трудом разбираясь в углах и линиях древнего шрифта, всё же смог прочитать «Иссет». А ниже – дату рождения, которая обозначалась по давно забытому исчислению, отвергнутому ещё в первый год существования Республики.

— Это очень древнее прошлое, – заявил красно-белый грифон. – Не понимаю, как оно может быть связано с настоящим.

— Считалось, что династия пресеклась. – Нитпик отпустил край свитка, отчего тот сразу же свернулся. И упрыгал бы со стола, если бы не реакция молодого грифона.

Главный цензор даже не обратил на старую бумагу внимания, поскольку сразу же перешёл к следующей. Как оказалось, он принёс с собой растянутые в ширину снимки, сделанные с каких-то страниц не слишком современного вида и оформления. Впрочем, каждый новый запечатлённый лист выглядел всё свежее и свежее, пока трудночитаемый почерк неизвестного летописца не сменился буквами, оставленными печатной машинкой.

— Внук последнего прайм-лорда выжил. Он был спасён своими матерью и бабушкой и благополучно достиг Эквестрии. Вот оно, семейство. Записано в древние учётные книги больше тысячи лет назад. Райшес, Рил’яр, Ильявир. Ты можешь найти эти имена на старом свитке и в этих ветхих книгах. Те же самые грифины и грифоны.

Нитпик продолжил раскладывать в ряд фотографии, на которых красными овалами любезно выделялись необходимые имена и связанные с ними события. Цепочка рождений, свадеб и новых рождений тянулась через века, через почерки разных пони, заполнявших учётные книги. Имена менялись, подвергаясь веянию времени. А потом Гардиан узнал шрифт и оформление уже грифоньих событийных книг. Нитпик представил выписки и из этого источника, начав с события почти столетней давности, говорившего о переселении одного-единственного грифона из Эквестрии в Республику. От него, согласно событийным книгам, произошёл Гвишерон. А на следующей странице рассказывалось о появлении у Гвишерона птенца по имени Гиир.

— Ты унаследовал от своих родителей округ и право им управлять, – вкрадчиво заметил Нитпик. – Но Гиир, как ты видишь, унаследовал от своих предков право владеть всей Республикой. Его род был отстранён от власти и девятьсот лет жил в чужой стране. Без возможности заявить о себе…

— Нет, – поднял когти над столом Гардиан, – я сильно сомневаюсь, что это правда. Все эти легенды, мифы… Прайм-лорды, Гнездовья… Это было тысячу лет назад.

— Друг мой, посмотри на имена. Сопоставь их. Если ты настолько утратил ко мне доверие, посмотри внимательно на фотографии. Есть на них следы ретуши? Не заверены ли страницы эквестрийскими знаками подлинности? Подумай, легко ли их подделать? Найди событийные книги за указанный период. Проверь все записи. Потрать на это время, если тебе угодно. Но не отвергай законного правителя Республики. Поговори с Гииром.

Неспособный усмотреть какой-либо подвох в разложенных перед ним свидетельствах, красно-белый грифон повернул голову:

— Считаешь, мне следует с ним встретиться?

— Безусловно, – чуть ли не тряхнул сородича за плечо Нитпик. – Это единственный разумный шаг. Он законный правитель всего народа грифонов. А ты честнейший и благороднейший представитель грифоньей аристократии.

Лапа Гардиана упёрлась в складки вычурного костюма, заставив собеседника отстраниться.

— Не так давно я читал из твоих газет, что Гиир – самая большая угроза грифоньей аристократии.

— У меня не было выбора, – сокрушённо развёл лапами Нитпик. – Кое-кто в Совете знал про Гиира и его предков. Они стремились облить грязью и заклеймить сначала его отца, которого они загнали на Великое Небо. Потом сына. Они объявили Гиира преступником, а я вынужден был поддерживать эту ложь, чтобы не потерять пост и «Джи-Джи-Эм». Но вспомни последние выпуски газет! Как только хватка на моём горле ослабла, я сразу же начал публиковать правду. Истину о Гиире. Я начал опровергать ту ложь, что Совет выдумывал против законного правителя. Ложь, в которую тебя заставили верить. – Нитпик опустил голову. – Мне правда жаль, что я не раскрыл тебе суть вещей раньше. Но я боялся, что кровопийцы из Совета накинутся на тебя. А твоя политическая карьера не выдержала бы удара матёрых интриганов. Эх, если бы твои родители были живы, они бы не упустили возможность восстановить нарушенную в древние времена справедливость.

Нитпик тоже уделил несколько секунд созерцанию семейного портрета, который теперь, после слов синего грифона, словно потускнел. Во всяком случае, Гардиан не мог отделаться от мысли, что родители на полотне смотрят на него чуть иначе. Упрекают за совершённые или задуманные дела.

Гардиан вздрогнул, вспомнив, кто был его предыдущим собеседником и на чём закончился разговор с ним.

— Собери всё это, Нитпик, – попросил претор, указывая на свой рабочий стол. – Мне нужно выйти на несколько минут. Договорим, когда я вернусь. Я распоряжусь, чтобы тебе принесли чего-нибудь. Воды? Кофе? Сока?

— Чего не жалко, – улыбнулся главный цензор, наработанным движением отцепив от воротника канцелярский зажим.

Претор спешно вышел из кабинета. Ему требовалось срочно найти командира Ривайза, чтобы переспорить его и вернуть вооружённые отряды. Гардиан считал, что сумеет убедить старого воина. Хотя бы тем, что в крайнем случае Гиира можно будет арестовать и захватить прямо в кабинете во время переговоров. Переговоров, которые претор твёрдо решил провести.

Что плохого могло случиться от того, что представители видных династий встретятся в одном помещении и скажут друг другу пару фраз?

Яхта «Прибыль» благополучно бросила якорь возле рифов, с которых открывался вид на нависающий над морем замок, строители которого из чёрных камней воспроизвели очертания древнего шлема – нависающие над входом балконы-надбровники придавали ему сходство с устремившим взгляд вдаль воином. Впечатляла крепостная стена, гребнем шедшая вдоль строения и служившая гарантией, что крылатым захватчикам придётся приложить немало усилий, чтобы пробиться внутрь. Узкие окна-бойницы сливались со стенами так, что гости, пожаловавшие с недобрыми намерениями, могли разглядеть их разве что на расстоянии вытянутого крыла.

Гиир не сомневался, что за этими окнами прячутся недобро настроенные грифоны, которых от прямой агрессии сдерживает только воля командиров.

Грифон в белых одеяниях с золотыми пластинами занимал свои мысли именно размышлениями о количестве и степени вооружённости встречающих сородичей. Какую армию Гардиан бросит на безоружного одинокого прайм-лорда? Сотню солдат? Две? Или он, наслушавшись болтовни Нитпика, всё-таки снизойдёт до разговора? Гиир до последнего взмаха крыльев, опустившего его на площадку перед воротами, не верил в последний вариант. Правитель республики на месте Гардиана бросил бы в атаку все имеющиеся силы. Сокрушил противника прежде, чем тот увидит Базальтовый архипелаг, замок, двери, коридор за ними.

Однако Гиира приняли как гостя. Гардиан, Нитпик, ещё какой-то лысеющий грифон в форме – они покинули защищавшие их стены, чтобы поприветствовать прайм-лорда. Из вежливости справиться о дороге. Предложить пройти внутрь. Немыслимая глупость. Хотя нет. Ожидаемая.

Серый грифон в доспехах едва сдержался, чтобы не подать знак Нитпику, трескотня которого наверняка и открыла перед Гииром двери неприступной крепости. Изучая толщину каменной кладки, монолитность конструкции, ширину бойниц и сектора обстрела, имеющиеся в распоряжении потенциальных защитников, прайм-лорд искренне порадовался, что его лапу охватывает тускло-серый наруч. Прямой штурм Базальтового архипелага потребовал бы принести в жертву почти всю армию, которую могли мобилизовать в остальных округах, при условии, что эта армия полностью подчинилась бы новоявленному полководцу. Но там, где надорвались бы даже жилы камнемётных машин, на помощь пришли слова.

— Приветствую вас на Базальтовом архипелаге, – произнёс хозяин замка, проводив гостя в просторную комнату, отличающуюся особой пестротой убранства. Одну стену занимал немалых размеров портрет грифоньей четы с малолетним птенцом; Гиир, поизучав его пару секунд, решил, что лично ему в будущей резиденции надо будет заказать такое же художество. Вторую стену украшали пара безвкусных пейзажей, ковёр и одно реликтовое оружие, уныло висящее на трёх крюках. Потемневшее явно под воздействием огня древко и выщербленное лезвие говорили, что глефа имеет полагающуюся музейному экспонату историю, которая Гиира интересовала не меньше, чем сам предмет.

Прайм-лорда вынудили сесть спиной ко входу, чего он прежде старался не делать – особенно в незнакомых помещениях. Его лапы постарались занять небольшим блюдцем и изящной чашкой – понятное дело, чтобы не сразу смог оказать сопротивление. Его постарались сбить с толку ярким освещением – огонь зажгли в каждом фонарике, в каждой лампадке. После чего претор региона решил усыпить бдительность гостя, выпроводив за дверь всех остальных.

— Господа, это частная беседа. Прошу вас выйти, – произнёс он. После чего бросил особо выразительный взгляд поверх левого плеча гостя. С той стороны, насколько помнил Гиир, находился старый военный. – Я позову вас, если мне что-нибудь будет нужно.

Особо выделенные интонацией фразы. Молодой претор округа постарался замаскировать их под ничего не значащее замечание. Но у него явно не хватало опыта в таких играх. Гиир уловил всё, что ему требовалось. «Что-нибудь будет нужно» – очевидно, что на первый крик из коридора явится рота солдат, которые уже запомнили свою цель, пока она стояла на крыльце, купаясь в потоках ветра.

Гиир не подал вида, что прекрасно читает чужие помыслы, направленные за стены этого кабинета. Попутно отметил, что ромашковый чай на архипелаге готовят на редкость вкусный. И что в него не добавили ничего смертельно опасного – это подсказала Длань Доблести, оберегающая своего владельца от разного рода ядов. И обещала защитить от колющих предметов, если таковые внезапно прошьют предназначенное гостю кресло.

— Частная беседа? – хмыкнул Гиир, ставя блюдце на широкой подлокотник. – Позвольте спросить. Присягу на верность мне вы тоже намерены произносить частным порядком? Без свидетелей?

— Простите? – задрал свои до смешного кустистые брови Гардиан. Как и полагал Гиир, юный политик явно не понимал, как сильно и в какую сторону меняется ситуация в Республике. Но серый грифон не мог винить завсегдатая этого кабинета и этого замка в стремлении жить внутри собственных иллюзий.

— Я здесь, чтобы принять от вас клятву верности. Заверение, что вы готовы служить и повиноваться мне как прайм-лорду Республики, – отчеканил Гиир. – Что впредь вы будете от моего имени заведовать этим регионом, развивать его сельскохозяйственные угодья, тра-та-та, текст можно подготовить за две минуты. – Серый грифон не сводил пронзительного взгляда с растерявшегося сородича. – Если вы откажетесь признавать моё главенство, если не дадите никаких клятв... То я не намерен оставлять вас претором округа. Я должен быть уверен в своих подчинённых, что они не повернутся ко мне спиной. По поводу северо-запада у меня никакой уверенности нет.

Красно-белая тряпка, унаследовавшая пост регионального управляющего, наконец-то соизволила нахохлиться и каркнуть что-то в ответ:

— А я не уверен, что обязан давать вам какие-либо клятвы. Республика тысячу лет жила без власти прайм-лордов. На каком основании вы решили поставить себя выше, чем потомственные преторы, заседавшие в Совете? Чем Верховный командующий? Чем народ Республики, достойный того, чтобы самостоятельно определять своё будущее?

Первоначальная робость, которая шла красно-белому грифону, уступила место наглости. Претор, очевидно, считал, что одинокий гость, посетивший его родной замок, отделанную вулканическим камнем крепость, не может диктовать условия. Не может сомневаться в доктринах, к которым привыкли на северо-западе Республики.

— Народ Республики сам определяет своё будущее? Что за сказки?

Как и ожидал прайм-лорд, его донельзя предсказуемый и прямой из-за своей наивности собеседник ответил аргументом про «щебет народа».

— В северо-западном округе народ сам определит своё будущее. В настоящее время мои подчинённые узнают и фиксируют мнение каждого жителя вплоть до самых удалённых поселений. Мои подданные решат, хотят ли они оставаться моими подданными. Хотят ли они оказаться под вашим крылом в составе Республики. Хотят ли они стать частью Эквестрии, как Грифонстоун.

Когти серого грифона обхватили тонко звякнувшую чашку.

— Вот оно что, – наклонил голову прайм-лорд. – А я это вижу несколько иначе. Кое-кто из провинциальных правителей решил подороже продать себя аликорнам. Об этом ведь сейчас договаривается твоя пигалица в Кантерлоте? – Гиир с удовлетворением отметил волнение на морде собеседника, считавшего, что миссия Рийты в Эквестрии является тайной. – Ты решил оторвать кусок от моей Республики, прикрыв это мнением народа? – Гиир немного подался вперёд. – Так вот, птенец, позволь тебе сказать, что ни мнение безмозглых обывателей, ни мнение рогато-крылатых лошадей в далёком замке не позволят мне отказаться от того, что по праву моё. Я возьму себе все земли, все города и все бесплодные скалы, что возвышаются над морем. И любой, кто намерен отнять у меня что-либо…

Раздался печальный треск фарфора. На блюдце, стоявшее на подлокотнике кресла, пролились остатки чая и упали, зазвенев, остатки чашки.

И вот тут Гиир отметил достойное уважения изменение в поведении Гардиана. Похоже, у красно-белого грифона всё-таки имелся какой-то стержень, не позволяющий терять волю именно в моменты прямой угрозы и конфронтации. Гардиан страха в данный момент не показывал – он не отступил и не вздрогнул. Словно постоянно проходил такие испытания и смотрел в глаза монстрам.

— В таком случае нам разговаривать не о чем, – произнёс претор северо-западного округа. Гиир мысленно с этим согласился. – Командир Ривайз! Прайм-лорд Гиир уходит.

— Пока я ещё в кабинете. – Облачённый в белое и золотое грифон неспешно поднялся с кресла, отмечая краем глаза, что двери после звучного призыва Гардиана приоткрылись. – Я хотел бы узнать, что это за вещь висит на стене.

Под взглядами старого военного и пары солдат, явившихся на зов претора, Гиир прошёл мимо хозяина кабинета и остановился перед закреплённой на стене глефой. С некоторым почтением он взирал на древнее оружие со следами копоти. И от восхищения провёл над глефой пальцами – так казалось со стороны. На самом деле в этот момент Длань Доблести дотянулась до креплений и ослабила их. Сейчас глефу на месте удерживала только магия принадлежащего Гииру артефакта.

— Это реплика оружия, принадлежавшего Грифну Великому. Я назвал глефу «Тлеющее пламя», так как она была отмечена огнём, но уцелела, – любезно поведал Гардиан. Глупый птенец. Очевидно, решил, что гость проявляет хорошие манеры и симпатию, выказывая интерес к предметам интерьера.

— О! – произнёс Гиир. – Могу я узнать, почему вы храните её в своём кабинете?

— Она принадлежала моим предкам. С того момента, когда больше пятисот лет назад моё гнездо породнилось с потомками Грифна Великого.

— То есть такой глефой ваш предок когда-то убил моего предка? – уточнил Гиир. Красно-белый идиот даже не подумал отойти от грифона, задающего такой вопрос в такой форме.

— Мне очень жаль, если подобное событие действительно имело место в истории, – ответил он вместо того, чтобы лететь прочь со всех крыльев. – Но я уверен, что древние конфликты не должны стоять на пути решения проблем современности.

— Одну проблему вы для меня только что решили, – сказал прайм-лорд, приказывая Длани ослабить магический хват. – Я могу сказать, что просто сравнял счёт…

Оружие, которому следовало быть прочно прикреплённым к стене, упало в подставленную лапу. Гиир развернулся на месте, направляя лезвие глефы в горло Гардиана над застёжкой пурпурной мантии. Получилось не идеально – острие чиркнуло по самой застёжке и резануло по ткани, – но вполне эффективно – претор округа повалился назад, на свой стол, разбрызгивая на окружающие предметы, включая белую ткань и золотые латы прайм-лорда, карминовые капли.

— Кретин, – равнодушно произнёс Гиир, переводя взгляд на ошарашенных воинов. – Зачем в личном кабинете оружие держать?..

Не дав прислужникам Гардиана оправиться от шока, Гиир приложил закованную в металл лапу с расправленными когтями к стене. И приказал Длани совершить нечто, о чём ещё месяц назад не мог бы и помыслить: превратить камни, из которых был сложен замок, в песок. Чтобы на грифонов, находящихся в комнатах, обрушились несущие смерть тонны материи – и тут уже без разницы, камня или песка.

Превращение замка в ничто было деянием, достойным легенд и преданий. А ещё наитием, внезапно завладевшим Гииром, за которое ему теперь приходилось расплачиваться: сперва при помощи Длани пробиваться через тонны рушащегося песка, затем над развалинами, ставшими для десятков его сородичей огромной могилой, бороться со своенравной реликвией. Артефакт, рассерженный, что его магия оборвала столько жизней, буквально вскипел, словно намереваясь оторваться от лапы грифона. Прайм-лорд сжал правую лапу, противостоя колдовскому предмету в поединке воли.

— Ты! Подчиняешься! Мне! – прошипел Гиир, наконец заставив живой металл вновь принять привычный вид железной перчатки.

В итоге Гиир опустился на борт ждавшей его яхты успокоившимся и отряхнувшимся от попавшего на одежду песка и пыли. Первым делом он бросил младшему брату трофейное «Тлеющее пламя», которое по воле обстоятельств утащил с собой, а после произнёс:

— Помнишь старую поговорку: «Миротворец не тот, кто убеждает врагов прекратить войну, а тот, кто уничтожает всех врагов, чтобы война сама прекратилась»? – Прайм-лорд указал на вершину острова, претерпевшую по его воле разительные изменения. – Вот и я её вспомнил.

Гарсон с удивлением разглядывал брошенное ему в когти оружие.

— Нитпик? – после некоторой паузы напомнил он.

Взгляд прайм-лорда обратился к вершине острова, с которой, повинуясь ветру и собственной тяжести, стекали реки серого песка.

— Твою мать! – ругнулся Гиир. – Я вот чувствовал, что что-то забыл! Зараза! – Он с шумом пропустил воздух через клюв и постучал когтями по фальшборту. – Ладно, хвост с ним. Теперь ты, брат, будешь главный цензор. Всё равно ты за Нитпика часть работы делал… – Взгляд прайм-лорда скользнул по палубе и наткнулся на белого грифона с короткими крыльями. – А ты, – он поманил к себе «избранного» подчинённого, – теперь мой наместник в регионе. Выводи всех ребят из трюма. И к вечеру объясни местным, что их единственный начальник и повелитель теперь – прайм-лорд Гиир. Понял? Действуй!

Белый грифон, удачно подвернувшийся взору начальства, незамедлительно ринулся по лестнице в трюм, где на всякий случай сидели три десятка проверенных бойцов. Направляясь из столицы на северо-запад, Гиир строил самые разные предположения, как повернутся дела в этой поездке. Ни одно из предположений не оправдалось – но только потому, что серый грифон дал волю эмоциям и сам в определённый момент поменял всю игру. Решив, что так будет проще и вернее.

Изрядно полегчавшая и поднявшаяся над волнами яхта неспешно легла на обратный курс.

За минувшую пару недель простые жители Ивсфилда насмотрелись такого, что, кажется, забыли, что такое удивление. И всё же необычная летательная машина, зависшая над бывшим зданием Совета Республики, долго приковывала к себе взгляды и вызывала перешёптывания.

Каплеобразный аппарат, сделанный, казалось, из прозрачного стекла, висел в воздухе за счёт бешено вращающихся лопастей, пока пилот – крупная пони в тёмной лётной куртке – нацеливалась на площадку, которую наспех организовали на полуразобранной крыше одного из флигелей. Хотя в полёте кобылка хвасталась, что при желании посадит машину и на купол здания, ради безопасности пассажира она выполняла снижение и глушение двигателя строго по инструкции.

С пассажирского сидения на расчищенную площадку практически сполз пожилой пони с морщинистой мордой. Он потратил пару минут, вновь привыкая к неподвижной поверхности и рассматривая тесную застройку Ивсфилда, на которой следы недавних пожарищ смотрелись как горностаевые хвостики на королевской мантии. За это время пилот, покрутив пару рычагов, опустила лопасти машины параллельно корпусу. После чего, откинув вперёд и вверх водительскую дверцу, вытащила вслед за собой небольшой тубус и передала его пассажиру.

— Ты останешься здесь, – произнёс Иолиан Джог вместо благодарности.

— Но отец, я…

— Ты помогла проучить стэйблриджцев, – отрезал пожилой пони. – Я этого не забыл. Деловые переговоры – другое. Когда-нибудь я разрешу тебе в них участвовать. Но не сегодня.

Сликер Стайл обиженно поджала губы. Однако послушно осталась у транспортного средства, сделав вид, что какой-то из не убравшихся под обшивку узлов привлёк её внимание и нуждается в спешной проверке.

— Добрый день, мистер Джог, – произнёс Гарсон, поднявшийся на крышу для встречи с шумно прибывшими гостями. – Интересную стрекозу вы используете для полёта.

— День добрый, цензор Гарсон. Это БПТ мэйнхеттанского «ИнжиТеха», – ответил Джог, слегка кивнув в сторону летательного аппарата. – Самая совершенная из моделей. По скорости превосходит любую повозку с пегасами. Или любительские поделки, которые ногами крутят. Такие БПТ имеются только у моей компании… Частный заказ.

Гарсон с видимым усилием потянул за ручку двери, которая раньше вела на чердачное помещение, теперь же – поскольку балки и стропила крыши начали разбирать – на самый верх здания. Но двери не суждено было долго радоваться своей новой роли, так как весь флигель намеревались перестроить, попутно избавившись от большого зала для заседаний, увенчанного куполом. Ведь при прайм-лорде Гиире заседать там никто не планировал.

Перед тем как спуститься в коридоры, пропитанные запахами разрушения вековых конструкций, Иолиан Джог бросил взгляд на контуры многочисленных зданий и немногочисленных улиц Ивсфилда. На весь архитектурный профиль окружающего квартала, который ему предстояло преобразовать.

Глава государства временно обосновался в кабинете, некогда принадлежавшем Верховному командующему Республики. Для кабинета Гиир не пожелал сделать себе трон или иные регалии единоличного правителя, так что демонстрировал амбиции в основном тем, что клал задние лапы на стол. Правда, в момент встречи с земнопони грифон заставил себя подняться, чтобы выразить почтение.

— Здравствуйте, мистер Джог, – произнёс серый грифон, повышая голос, чтобы его слова пробились сквозь шум работ, ведущихся в соседних помещениях. В апартаментах политиков специалисты «Троттингем Солюшенс» и её дочерней компании, зарегистрированной в Республике, проламывали стены, перекрытия, сдирали обои и паркет. Фактически уничтожали последние следы прежней власти. Чтобы потом, когда от здания остался бы только фундамент, возвести прайм-лорду роскошный дворец, воплощение тех самых амбиций, которым пока не в чем было проявиться.

В сложившихся условиях получалось гарантировать полную конфиденциальность разговора – пони и грифон с трудом слышали друг друга, так что могли не опасаться, что беседу подслушает кто-то ещё.

— Прайм-лорд Гиир, – сухо улыбнулся земнопони. За его спиной Гарсон затворил дверь и отправился прогуляться.

— Надеюсь, у вас не возникнет проблем из-за посещения Республики? – осведомился серый грифон, указывая гостю на сервант с напитками и закусками.

Иолиан Джог, перенёсший трёхчасовой перелёт от Троттингема до Ивсфилда, охотно согласился смочить горло. Гиир, следуя давно усвоенным правилам, в вопросах личной снеди не доверял никому и предоставил гостю заведомо безвредный фруктовый сок и совершенно точно не отравленные пирожные. И воспользовался этим, чтобы подсесть поближе.

— Почему у меня должны возникнуть какие-то проблемы? – произнёс Джог. – Я владею строительной компанией, которой официально предложили крупные контракты по перестройке столичного города Республики. Отчего бы мне не проинспектировать выбранные для реновации объекты? Не удостовериться в качестве закупленного строительного материала? Мой визит имеет вполне чёткое обоснование.

— За чёткость обоснований? – предложил тост прайм-лорд грифонов. Сам он практически всё время сверлил взглядом чёрный тубус, который Иолиан Джог отстегнул и приставил к стулу.

— Что же до неофициальных причин визита, – земнопони проследил взгляд собеседника и постучал по крышке тубуса, – то сейчас, когда благодаря вашей протекции контракт заключён, я хотел бы сделать небольшой подарок. Они ваши.

Не без удивления Иолиан Джог смотрел на то, как тубус без видимого магического поля поднимается в воздух и плывёт в лапы грифона. Который, не особо считаясь с приличиями, перелетел через стол, чтобы поудобнее разложить белые широкоформатные листы, синие чертежи, схемы на полупрозрачной бумаге.

— Оборонительные укрепления, военные базы, казармы, секретные убежища, ключевые объекты инфраструктуры Эквестрии, – по памяти перечислил Иолиан Джог. – Всё, что строили «Троттингем Солюшенс», «Констракттеррикон» и другие дочерние компании. Всё, что они ремонтировали. Всё, что им поручено построить в ближайшие годы.

— Невероятно. – Грифон алчно смотрел на документы, полное понимание значков в которых требовало нескольких лет обучения. – Если такое сокровище вы отдаёте в подарок, я даже не знаю, какого подарка вы ждёте от прайм-лорда Республики…

— Почему-то я подозревал, что разговор пойдёт в этом направлении. – От ухмылки морда Иолиана Джога сморщилась ещё сильнее. – Я хочу себе остров. Вполне определённый остров. – Пони отметил заинтересованность во взгляде собеседника и продолжил: – Сейчас Грифонья Республика владеет двадцатью четырьмя процентами имущества загибающегося лабораторного комплекса «Си-Хорс». Если вы уступите эту собственность «Троттингем Солюшенс», то укрепите нашу сделку.

Заинтересованность во взгляде грифона, безусловно, была. Но и осторожность тоже. Наскоро оценив содержание полученных документов, Гиир мысленно сопоставил их стоимость с практической полезностью крохотного клочка суши в нейтральных водах.

— И зачем вам этот «Си-Хорс»? – спросил серый грифон.

— Как же? – развёл копытами Джог. – А куда, по-вашему, я спрячусь, когда две соседствующие державы сцепятся? Или, вернее сказать, когда вы, зная все тонкости обороны Эквестрии, начнёте её крушить? Мне лично понадобится неприметное убежище. Где я смогу отсидеться, чтобы позже обрести свои сотни процентов прибыли, восстанавливая всё, что вы разрушите.

— Это прагматичный подход, – кивнул Гиир. – Я выясню детали, касающиеся этого «Си-Хорса», и дам вам ответ по этому поводу.

— Надеюсь, это не затянется надолго?

— О, не переживайте! Я рассчитываю, что наши договорённости полностью реализуются уже через четыре месяца.

— Четыре месяца, значит, – прищурившись, повторил Иолиан Джог. Он, как и собеседник, прекрасно понимал, к чему относятся названные сроки.

Гиир быстро скрутил документы, чтобы убрать их обратно в тубус. Мысленно он уже подметил одну декоративную колонну, куда его можно было поместить при помощи магии личного артефакта. Также молчаливое сворачивание многочисленных копий стратегических чертежей дало грифону время, чтобы обдумать всё, что он хотел сказать земнопони.

— В столе лежит утверждённый конкордат, составленный главой церкви при моём участии, – произнёс Гиир. – Согласно конкордату, в Республике произойдёт переустройство систем образования и информирования. Они станут гораздо более… зависимыми от церкви. Настоятель лично пообещал мне, что при таких реформах в моём распоряжении будет не население, а бездумная армия, способная пойти куда угодно и сделать что угодно. Во имя своего прайм-лорда и Великого Неба. И что самое забавное, обеспечит эту армию Эквестрия. Точнее, вся та промышленность, что скуплена фондом «Перспектива».

— Селестия, Луна, Кейдэнс, Твайлайт, – пренебрежительно перечислил Иолиан Джог. – Скоро это будут просто имена. А потом – забытые имена. Будущее не за одиночками, что таскают на гриве корону. Будущее за глобальными корпорациями.

Два близких по возрасту собеседника, мысли которых сели в один вагон метафорического поезда, нашли в ситуации повод для улыбки.

— За корпорации? – отсалютовал стаканом сока грифон. Джог тост поддержал.

Тонущая в звуках массовой стройки беседа продолжалась ещё несколько часов, но касалась уже второстепенных тем, вроде состояния рынков в городах и землях государств. Два дельца охотно делились успехами и опасениями, свойственными как строительной сфере, так и перевозке контрабанды. Расстались на крайне благожелательной ноте.

Гарсон проводил земнопони через превращающиеся в руины коридоры на крышу, к транспортному средству, после чего вернулся проведать брата. В когтях он сжимал небольшую записку.

— Советник Селестии по внешней политике Инцитат хотел бы попасть к тебе на приём и обсудить присутствие эквестрийских принцесс на грядущей инаугурации.

— Он уже советник? Как интересно! – ответил Гиир, занятый расстановкой посуды в серванте. Каждая тарелка и каждый стакан располагались на определённом месте, которое грифон помнил по известным ему одному ориентирам. Таким образом он всегда мог понять, если какой-то предмет трогали без его ведома.

— Ну, так что ответить Инцитату? – спросил Гарсон после длительной паузы.

Гиир нервно дёрнул крыльями.

— Я откуда знаю? Ты составляешь деловое расписание прайм-лорда. Вот и скажи, когда я смогу принять эквестрийского советника.

Гарсон, ни секунды не колеблясь, полез в карман жилетки за очередным блокнотом.

— Завтра в два часа, – произнёс он, сделав несколько отметок карандашом. После чего положил между страниц блокнота зажатую в лапе записку. – Но это ещё половина новости. Инцитат также интересовался, когда он сможет переговорить лично со мной…

— По поводу?

Красный грифон подарил брату «что-у-тебя-с-памятью?» взгляд. Это позитивно сказалось на мышлении прайм-лорда.

— Ах, братоубийственный заговор! Я начал забывать про это…

— После твоей выходки на Базальтовом архипелаге Кантерлот переживает, что ты потеряешь власть за считанные недели, – прозвучало со стороны Гарсона. – Поэтому Инцитат у меня наверняка спросит, когда и как я планирую от тебя избавиться.

Гиир хотел ответить «меня убьют только через мой труп», но вспомнил, что эту шутку Гарсон уже слышал – когда рассказал про неожиданное предложение принцессы Селестии. Кроме того, младший брат каждым пёрышком выражал серьёзность, так что ответ следовало придумать содержательный и толковый. Что Гиир и сделал, решив, правда, подойти к нему через серию встречных вопросов.

— А ты уже нашёл автора тех листовок, что расклеены по закоулкам города? Тех, где напечатано про мои прошлые «заслуги»?

— Нет, – смутился Гарсон. – Но я задействовал ребят, что раньше работали на Глоринга. Эти знают все подворотни и гроты Ивсфилда. Они найдут, кто стоит за этим творчеством.

— Пусть найдут, но его или их не трогают, – распорядился прайм-лорд. – Чтобы ты мог подвести Инцитата к любой подобной листовке. Ткнуть в неё мордой. И объяснить, что в столице, а также в регионах, действует мощное подпольное сопротивление. Которое нужно долго и жестоко искоренять. А пока я не решу проблему с внутренним врагом, меня трогать нельзя…

Гарсон старательно водил перьевой ручкой по страницам блокнота. Писал ли он речь старшего брата или какие-то свои размышления – этого красный грифон рассказывать не торопился. Зато озвучил свои опасения:

— Надолго нам этой отговорки не хватит.

— А нам надолго и не надо. Четыре месяца время потянуть… Потом кое-кто узнает, как плести интриги за хвостом Гиира Великого. – Грифон полюбовался на свою недавно выздоровевшую лапу, после чего снова закрыл глаза, предаваясь грёзам о будущем. После паузы, за время которой на этаже дважды прозвучал грохот выдираемых оконных рам, Гиир тихо произнёс: – Тебе нужно будет решить вопрос с драконами. За эти четыре месяца.

Перо со скрипом царапнуло лист блокнота.

— Чего? – поднял брови грифон в жилетке.

— Мирный договор с драконами, «чего»! – рыкнул прайм-лорд. Он размял передние лапы и крылья. – Иначе, когда мы пойдём против Эквестрии, нам с юга прилетит горячий привет. В виде Третьей Драконьей.

— Ты хочешь, чтобы меня в драконьих землях изжарили и сожрали? – продолжал удивляться Гарсон.

— Не переживай. Если что, я за тебя потом отомщу, – подмигнул старший брат. – Ну-ну, не надо так трястись. Сейчас у драконов новые порядки. Новая политика. Потому что у них новый лорд. Самка, – пренебрежительно добавил Гиир. – Почему-то сплошь и рядом самки лезут управлять государствами. Можно подумать, они к этому способнее.

— Не уходи от темы! Как, по-твоему, мне выбить мирный договор у пышущих огнём крылатых ящериц, большинство из которых живёт достаточно долго, чтобы помнить две случившиеся войны?

— Не у меня об этом спрашивай. Ты мои методы примирения видел. – Гиир указал на глефу «Тлеющее пламя», которую уже пару дней таскал с собой и всё не решался выкинуть.

— Да. Тут ты не советчик… – вздохнул Гарсон. После чего его клюв изогнулся в лёгкой улыбке. – Я знаю, кто советчик. Надо к мирному процессу подключить нашего дражайшего друга Инцитата. Да… – покачал головой грифон, всё более убеждающийся в правоте своей мысли. – Невзначай спросить совета. Потом обсудить мирную инициативу за дегустацией нектара с Коралловой отмели. Потом договориться с ним о статусе посредника. Он точно не откажется. Такая амбициозная перспектива – примирить два издревле враждующих народа…

— Соображаешь, – похвалил серый грифон. В следующий момент он кивком позволил брату идти. Однако хвост красного орлольва ещё не покинул помещения, когда Гиир, вспомнив о важном для себя деле, крикнул: – Так, погоди!

Тонкий острый клюв вместе с половиной наклонённой головы нехотя высунулся из-за дверного косяка.

— Тебе в три часа следует быть на Рыбацких скалах. Завод по изготовлению консервов надо пообещать расширить, – сообщил Гарсон, перелистнувший страницу в блокноте. Он решил, что старший брат вернул его ради рутины государственного управления.

— Сам помню! – рявкнул прайм-лорд, судорожно ощупывавший складки одежды.

Планы Гиира явно не касались соискания общественной поддержки. В первую очередь потому, что включали маленькую коробочку, способную испепелить толпу народа. Гарсон при виде её на секунду подумал отпрыгнуть обратно в коридор – мало ли что взбрело в голову импульсивному брату. Но серый орлолев продолжал удивлять: он кинул своё второе по могуществу оружие собеседнику, да так внезапно, что Гарсон едва успел среагировать.

— Направь на меня и дай залп, – попросил прайм-лорд, любуясь своим отражением в металлической перчатке.

— Чего? – раскрыл клюв Гарсон. Он изучал лежащий в когтях излучатель, понимая, что наступил самый удобный момент для выполнения указаний заморской принцессы. Вот только он вовсе не собирался их выполнять. Но Гиир не унимался.

— Атакуй! – рявкнул он, выставляя вперёд Длань Доблести.

Гарсон решил довериться бзику серого грифона и выполнить распоряжение. Тонкий луч вырвался из гальварского изобретения и бесследно растаял, не достигнув цели. Гиир властно взмахнул перчаткой, вырвав оружие из когтей брата, подкрутил регулятор на боку коробочки, после чего кинул обратно.

— Ещё раз!

На этот раз поток испепеляющей магии был светлее и вроде бы даже толще. Он так же не коснулся прайм-лорда, хотя успел преодолеть куда большее расстояние, прежде чем погаснуть. Гиир повторил манипуляции с магическим прибором. И, как отметил Гарсон, если в предыдущий раз малозаметные циферки на регуляторе показывали «7.3», то после возвращения коробочки значение установилось на отметке «7.8».

— Ещё раз! – потребовал нарывающийся на хорошую прожарку грифон.

На этот раз прибор вибрировал заметно ощутимее. И также заметно ощутимой стала дрожь, охватившая лапу Гиира, утяжелённую артефактом. Длань Доблести удачно рассеивала поток энергии, однако отблески магического света вовсю плясали на клюве и в глазах серого грифона.

— Хватит! – распорядился Гиир, почему-то решивший не прекращать эксперимент вырыванием лучевого генератора. Гарсон моментально среагировал и отпустил кнопки, исторгавшие поток убийственной магии из прибора. Только после этого коробочка перекочевала в лапы серого грифона и скрылась в недрах его костюма. – Благодарю за помощь, – с заметным напряжением в голосе произнёс Гиир.

Гарсона фраза явно не удовлетворила.

— Это что было? Проверка такая, да? – спросил он.

— Да, – коротко ответил Гиир, сжимая и разжимая закованные в металл когти.

— И я её прошёл? – осведомился грифон, только что упустивший возможность избавить мир от злобного и непредсказуемого брата. И получивший выгоду, очевидную лишь ему одному.

— Не знаю. Я не тебя проверял, – отмахнулся прайм-лорд Республики. И тут же жестом указал брату на дверь.

Бесцеремонно изгоняемый грифон одновременно испытал печаль и радость от того, что расстался со смертельно опасным оружием. В данный момент ему было бы очень сложно удержаться от искушения подпалить кое-кому перья.

Глава 21. Миротворец II

Секретарь Рэдфилд придумывает предлог, позволяющий вывести Песчаный легион грифонов из Мэйритании...

Разбуженный шумом Флоуик первым делом схватил кружку, чтобы смочить пересохшее от ночной духоты горло. И сразу же признал утро неудачным – мало того, что кружка сверкала пустым и совершенно сухим глиняным донышком, так ещё и сама нагрелась так, что чешуйки на лапе едва спасали от ожогов.

— Ненавижу эту проклятую пустыню, – в который уже раз произнёс грифон. Пустыня, впрочем, отвечала ему взаимностью, обжигая солнцем и забивая песчаную пыль в одежду, экипировку, постель. Даже сейчас вице-командующий чувствовал, как по шкуре скребут песчинки. И единственная причина, по которой Флоуик скрывал свою неприязнь к походному образу жизни – это память о старом наставнике, летавшем в рядах Песчаного легиона ещё во времена, когда у них не было приспособленных к пустынным условиям накидок, ремней и разведанных источников воды. И если Фэрриер некогда смог осилить такую службу рядовым бойцом, то его найдёныш и воспитанник на командной должности не имел права хныкать и отказываться от своих обязанностей.

Обязанности не оставляли времени праздно валяться в постели. Доносящийся снаружи шум оказался звуками перебранки между слегка хрипловатым голосом Форестолла и легко узнаваемым по тембру голосом Рэдфилда. Флоуик перекатился набок и поднялся на лапы, чтобы выяснить, что на этот раз не поделили эти двое, в личном общении с вице-командующим называющие друг друга не иначе как «недалёкий солдафон» и «бумажная крыса».

Как оказалось, военный и гражданский советники спорили по поводу деревянного колеса шести метров в диаметре, которое воины легиона сколотили минувшим вечером, приделав к боковой плоскости пару десятков ручек. Эта массивная конструкция планировалась как тренировочный снаряд, заменяющий произведение стеклодувного и мозаичного искусства, которое мастерили по заказу Рэдфилда в Экус-Кермене. Флоуик, несмотря на детальные разъяснения штабс-секретаря, всё равно сомневался, что игры с оптикой и зеркала тончайшей работы способны поменять мнение эмиров Мэйритании. Но узнав, что оставленная далеко на севере Республика оказалась под лапой Гиира – мерзавца, которого вице-командующий пытался засадить в темницу с первого дня вступления в должность, – Флоуик готов был хоть через костёр прыгать, хоть на дно океана нырять, лишь бы вытащить Песчаный легион из дыры, именуемой «местом дислокации». И план Рэдфилда он принял без оговорок, поддерживая каждый шаг, намеченный единорогом.

— Прикажите солдатам взяться за платформу и поднять её вертикально вверх, – просил в данный момент единорог у пятнистого грифона. Форестолл отвечал взглядом, которого удостоился бы жук-скарабей, катящий перед собой свежий шарик.

— Я твоих приказов не выполняю, – гнул свою линию командир легиона. То ли в его натуре сидело желание вести обречённую борьбу до поражения, то ли он считал предельно важным никогда и ни в чём не уступать Рэдфилду, но пятнистый орлолев стоял на своём даже в присутствии Флоуика, прекрасно зная, что именно скажет вице-командующий.

— Прикажи бойцам взлететь с платформой, – велел грифон с полосами жёлтых перьев, заметными даже через слой льняной ткани.

И только после этого Форестолл гаркнул распоряжение, адресованное отряду в полном военном обмундировании – наплечниках, кирасах и шлемах.

Когда Рэдфилд впервые увидел бойцов легиона, он поразился, как они вообще могут существовать в таком наряде при такой жаре. Однако жизнь орлольвов многому научила – Второй Песчаный легион получил доспехи из плотной древесины, покрашенной под металл и лишь немного уступающей железу по прочности. Для войска, способного нанести удар, не входя в зону поражения дальнобойного мэйританского оружия – Рэдфилд установил это точно, раз за разом заставляя солдат стрелять из луков вертикально вверх, – стиль снаряжения подходил идеально. Не мешало оно и выполнять подсобную работу: неподалёку пара бойцов, отрабатывая кулёк серебряных монет, лениво чинила какое-то явно невоенное приспособление. Оно походило то ли на слишком длинные грабли, то ли на искривлённые вилы, то ли на орудие пыток. Но на деле должно было всего-навсего разравнивать верхний слой земли на грядках, оставляя аккуратные мелкие бороздки.

В общем, в работоспособности грифоньих воинов сомневаться не приходилось. А вот предугадать, насколько эффективен легион окажется в схватке с сородичами на улицах Ивсфилда, по навыкам ремонта сельхозорудий не получалось. Опасения предлагалось либо замалчивать, либо, как делали Флоуик с Форестоллом, отметать, кивая на безупречную боевую подготовку легиона.

Двадцать «безупречно подготовленных» воинов встали вокруг деревянного колеса. Они могли сделать это ещё минут десять назад, когда Рэдфилд их впервые попросил. Но были остановлены распоряжением Форестолла, который штабс-секретарю намекнул, что тренировать и без того тренированных бойцов – глупость. Флоуик, одно время обучавшийся ближнему бою вместе с этими воинами, был не столь зашорен. И элегантно усложнил задачу, поставив на середину колеса кружку, которую обнаружил в своей лапе.

— Это моя любимая кружка, – предупредил вице-командующий. – Не хочу, чтобы она поцарапалась.

— Она даже с места не сдвинется, – хвастливо пообещал Форестолл и повернулся к отряду: – Крылья распра-вить! Взмах по моей команде… Раз! Раз! Раз…

Деревянную платформу перекосило ещё на первом «разе», отчего глиняный сосуд повалился набок и перекатился, упёршись ручкой. Форестолл протестующе замахал лапами, прерывая импровизированную утреннюю зарядку. После чего подлетел и поправил кружку.

— Сейчас парни разогреются. И хорошо всё пойдёт, – пообещал командир легиона.

— Мне ведь не надо напоминать, что вся мощь разрабатываемого нами оружия зависит от слаженной работы воинов, которые им оперируют? – с деланным спокойствием поинтересовался Рэдфилд. – Они должны двигаться вместе с платформой так, чтобы она не меняла высоту и угол наклона.

— Уж в этом мы мастера, – отмахнулся от единорога Форестолл. – Так, бойцы, держим хреновину ровно! Иначе наряды получите! Каждый! Крылья распра-вить! По моей команде набор высоты… Раз! Раз! Раз! Продолжать! Не останавливать… Да что ж вы!..

В сопровождении потока чисто военных терминов кружка благополучно слетела с висевшей в воздухе платформы. Её спасло и вернуло в лапу Флоуика магическое поле, спешно созданное Рэдфилдом.

— В следующий раз наполню кружку до краёв, – пообещал Флоуик, наблюдая, как отряд грифонов вместе со здоровенным колесом опускается на песок. – Если ваши бойцы прольют хоть одну каплю, то велю вышить на штандарте легиона «косокрылые ротозеи». Вам понятно?

Флоуик в очередной раз заглянул в пустые недра кружки и решил прогуляться до вырытого на территории лагеря колодца. Поэтому заверения Форестолла летели ему вдогонку:

— Вице-командующий, не сомневайтесь, мои бойцы освоят эти фигуры полёта.

— Я ещё вчера предложил вам осваивать эти фигуры полёта, – пробурчал Рэдфилд, за что тотчас же словил гневный взгляд пятнистого орлольва.

Альтаерут, считающийся столицей объединённой Мэйритании, представлял из себя город, в котором один образ жизни тесно соседствовал с другим, культура пустынников притиралась к тем жителям, что мнили себя оседлыми гражданами. Поселение проще всего было сравнить с морем, состоящим из отдельных ярких капель-палаток. Здесь вплоть до горизонта растянулись маленькие невзрачные и большие разноцветные жилища кочевого народа. Где-то кучковались домики с соломенными крышами, где-то выделялся квартал шатров с изображением синей веточки на одной из секций, где-то громоздились монотонно-белые юрты с выступающими «рожками» дымоходов.

И всё это казалось ещё беднее и невзрачнее по сравнению с Десятиугольным дворцом – архитектурным шедевром, который построил для эмиров Первый Песчаный легион. И обставили по своему вкусу представители мэйританских племён. Постройка была столь внушительной, что выступала даже над внутренней городской стеной, обозначающей цитадель. Тонкими иголками уходили вверх охваченные кольцами балконов башни, о глазурованные кирпичи которых уже несколько десятилетий бессильно бился ветер. Арочные своды и полукруглые купола, покрытые постоянно подновляемой штукатуркой, вздымались один выше другого, отвлекая взор от галерей с колоннами, словно прилепленных к стенам здания.

Кроме дворца внутри городской цитадели находились сады и парки, названные в честь правителей – либо того, кто их создал, либо того, кого в эмирате почитали больше всего. К одному крылу дворца вела дорожка через тенистый парк Седета III, к другому можно было подъехать, только миновав виноградники Бридл-Хисана Великого. На посетителей восточного сектора особое впечатление должна была производить лестница из фонтанов, получившая имя не дожившего до её завершения Зебрагима II.

Впечатлений от дворца Рэдфилду хватило бы на целую книгу. Но в эти дни дворец готовился к самому масштабному мероприятию последних лет, тянущему на отдельный книжный шкаф.

Наблюдая за прибывающими в Десятиугольный дворец эмирами и их свитами, единорог решительно отбросил все иные определения «пёстрого сборища». Потому что каждое семейство, владевшее своим куском Мэйритании, старалось заявить о себе как о главном, состоятельном и верном традициям своего народа. Эмиры не жалели для себя, своей родни, от вдовствующих матерей до малолетних наследников, и даже для прислуги тонких, почти невесомых тканей, раскрашенных в белые, жёлтые, красные или пурпурные цвета. В качестве украшений шли стежки серебряных и золотых нитей, жемчуг, янтарь, бисер. От граней драгоценных камней, вделанных в головные уборы и туфли, по стенам дворца прыгали вереницы солнечных зайчиков. Гривы гордые правители песков прятали под слоями чалмы, а хвосты у самого основания разделяли на две части. Подобное «двухвостье», оранжевый цвет чалмы, а также золотые пояса, согласно правилам этикета, указывали на происхождение из знатного древнего рода.

Собрание эмиров, которое не проигнорировал никто, являлось большой редкостью, и ради такого события тратили деньги на одежду и подобие косметики даже те пони, что обречены были стоять за стенами цитадели. Ведь для многих это была не просто встреча хмурых властелинов в официальной столице – это был настоящий праздник, нашедший себе место в сказках и легендах. Каждый жеребёнок, провожающий взглядом процессии эмиров, мечтал, как герой Альфуар, получить золочёную саблю из копыт расщедрившегося воина. Любая кобылка пребывала в уверенности, что повторит судьбу красавицы Хгиты, которую, по преданию, высмотрел в толпе простых селян наследный принц.

С балкона, где колонны из мрамора перемежались с колоннами из пальм в кадках, за кипящим внизу многоцветием наблюдали инициаторы межплеменного собрания. Правда, Рэдфилд в костюме с галстуком не вызвал бы восхищения у тех, кто такой наряд мог использовать как тряпку для мытья посуды. Но зато он точно выделялся среди обёрнутых в три слоя разноцветной материи мэйританцев, и на любой коллективной фотографии – если бы кто-то додумался её сделать – взгляд зацепился бы в первую очередь за единорога.

Вице-командующий Флоуик вытащил из сундука парадный мундир, который привёз с собой из Республики. Он планировал надеть его перед встречей с Песчаным легионом и носить, не снимая, пока не вернёт бойцов в родные края. Но жизнь внесла свои коррективы: мундир оказался на грифоне, а после нескольких минут под мэйританским солнцем – снова в багаже. И сейчас Флоуик променял пустынный доспех легионера с командирскими нашивками на должностной наряд лишь с тем условием, что будет находиться в помещениях Десятиугольного дворца, где есть тень. И максимум в дюжине шагов от питьевого фонтана.

— Поверить не могу, что ты их всех собрал, – произнёс грифон в синем мундире с ярко выделяющимися орденами. – Двадцать лет никому не удавалось. Один-два обязательно артачились и оставляли комнаты пустыми. – Флоуик, стоящий в скудной тени от закрывающей солнце башенки, посмотрел на единорога, которому такой тени не досталось. – Каким образом?

— Просто объяснил, что это собрание решит их проблемы с кочевьями, – ответил Рэдфилд, разглядывая приметных воинов племени ильзарик, у которых из-за спины, подобно двум бивням, торчали длинные копья.

Ответ единорога был правдив, но ни в малейшей степени не отражал колоссальность проделанной им работы. Истина была не в пример сложнее.

Рэдфилду пришлось всерьёз садиться за изучение биографий правящих эмиров, а также собирать сплетни о предпочтениях и интересах тех пони, что являлись фактическими главами семей. Как оказалось, кое-где наибольший вес имело мнение пожилой матери, а где-то на мысли правителя влияла умная первая жена. Так что новый набор писем от Рэдфилда не являлся выдержанным, написанным по шаблону текстом. Кому-то сообщение составлялось от имени представителя Песчаного легиона. К другому эмиру разумнее было обращаться от лица представителя Эквестрии, торговля с которой приносила правителю прибыль. В третьем письме требовалось воззвать к боевому духу и доблести адресата, а в четвёртое вложить ценное колье, предназначавшееся любимой младшей жёнушке. Но во всех десяти приглашениях Рэдфилд действительно оставлял между строк мысль, что нынешний совет в Альтаеруте окончательно решит споры вокруг границ кочевых территорий. А ещё вставлял фигуру речи про три поклона: один в знак приветствия, второй в знак уважения к статусу собеседника, третий, чтобы показать отсутствие коварных замыслов и миролюбие.

После некоторого ожидания через расступившуюся толпу в поле зрения «балконных» наблюдателей вступила самая скромная по виду процессия. Все входящие в неё пони носили тёмно-коричневые или чёрные накидки и такого же цвета тюрбаны. Все выставляли напоказ украшенные следами кислотного травления кривые мечи, висящие на ремешках так, чтобы пустить оружие в дело можно было одним движением копыта. На рядовых воинах всё это утяжелялось кольчужными воротниками и надкопытниками. По виду процессии читалось, что если другие эмиры хотели встретиться, повспоминать былые времена, устроить несколько совместных пирушек, в процессе иногда обсуждая границы территорий, то Залим Атеш пришёл с конкретной целью, за которую готов сражаться в одиночку против всех.

Воитель и эмир носил головной убор, крепящийся при помощи трёх хлопковых обручей. Из толпы в тёмных одеяниях его можно было выделить разве что по отсутствию красных лент, ниспадавших почти до земли, да по заколке на плече. И – что с балкона рассмотреть было проблематично, но Рэдфилд помнил из подслушанных сведений – по шраму, тянущемуся от нижней губы до подбородка.

По поводу Атеша у секретаря имелось больше всего сомнений – из ставки эмира так и не пришло никакого ответа ни в какой форме. Явится он на собрание или нет, до последнего момента оставалось неясным. Да и сейчас успокаиваться было рано – в характере Атеша имелась черта «показательного дипломатического отступления». Она проявлялась в случае, если великий мечник, по слухам, рубивший надвое летящих насекомых, считал, что его интересы пытаются ущемить. Впрочем, импульсивностью страдал почти любой представитель карасонского племени.

Нарочито неброско одетая процессия всё же нашла, чем пустить отблески, заметные даже с балкона. Чуть позади Атеша по правую сторону – там, где по традиции шли важные персоны, не являющиеся родственниками – ступала фигура, которая даже гривы не хотела показывать из-под капюшона. Неудивительно – стоило ткани хоть немного сместиться, как зал тут же наполнялся радугами; казалось, каждая шерстинка в шкуре закутанного в просторные одежды пони была сделана из настоящих алмазов.

— Видишь в делегации Атеша кристального пони? – негромко спросил Рэдфилд. Флоуику пришлось податься чуть вперёд, чтобы уделить толпе в тёмном больше внимания, чем он изначально намеревался.

— Не рассмотрел, – резюмировал он после того, как вся процессия обогнула угол здания, из-за чего наблюдать за ней стало невозможно. – Но если он там есть, то ничего удивительного. Эмиры иногда нанимают себе в услужение иноземцев. Элгенимов. Потому что местные легко перекупаются, а элгенимы верно служат. Потому им грифоний легион и потребовался. Хотя и легион купить пытались…

— Я собирал сведения, в том числе и о ставке Атеша, – сказал Рэдфилд. – И выяснил, что к нему примкнул один интересный субъект. Бывший командующий самого Сомбры. Точное имя надо бы выяснить, но по транскрипции получается не то Презент, не то Престен. А карасоны его называют «Воин света». Потому что на солнце сверкает так, что смотреть в его сторону не получается.

— Советник Сомбры теперь советник Атеша? Это для нас хорошо или плохо?

— Это для нас не важно, – тряхнул головой Рэдфилд. – Просто мило, что этот «Презент» нашёл себе работу по специальности…

Магией единорог притянул стоявший возле питьевого фонтана кувшинчик. К охлаждающим чарам прибегать не стал и довольствовался парой глотков тёплой воды. Ему вместе с Флоуиком ещё час с небольшим пришлось дежурить на балконе, отпуская периодические комментарии, – пока во дворец не проследовала припозднившаяся делегация из Марказского эмирата.

В северных краях, когда речь шла о встрече глав государств или высокопоставленных особ, предполагалось, что все они рассядутся на определённые места за подготовленным столом и будут, следуя протоколу, выполнять определённые действия. Подобные традиции, с заменой стола на огромный очаг, путешественники наблюдали даже в Як-Якистане, весьма далёком от цивилизации месте.

Мэйританские племена освоили многоэтажную архитектуру, строительство железных дорог, судоходство, прокладку ирригационных каналов. Но по уровню этикета застряли где-то на доэквестрийской стадии. Хотя нет, поправил себя Рэдфилд, в рассказе о Дне Согревающего Очага упоминалось, что вожди трёх рас собрались за стол переговоров. Так что порядки эмиров восходили к ещё более древним обычаям.

В общем, «встреча для обсуждения вопросов» означала примерно то, что пустынные повелители где-то на месяц заселялись в роскошный и просторнейший Десятиугольный дворец. И начинали совместные обеды, ужины, выезды на соколиную охоту, прогулки по саду, взращённому вдоль стен дворца, и прочие забавы, во время которых куда чаще удавалось услышать разговоры про «сватовство моей младшей дочери за твоего старшего сына», чем о границах и территориях. В этом была вся южная дипломатия – каждая сторона занимается чем ей угодно, и достичь определённого единения получилось бы только экстраординарными средствами.

Тем не менее Рэдфилд и Флоуик сообща сумели вытащить представителей каждого кочевья на демонстрацию боевых возможностей Песчаного легиона. Единорог пустил в ход знания мэйританского этикета и народных обычаев. Флоуик, которого в нынешней политической ситуации эмиры называли «принцем-изгнанником», усердно лавировал между жалостью и жадностью эмиров. В итоге, пусть некоторые правители, сославшись на усталость от предшествующих дней «встречи» или занятость другими делами, не явились, но хотя бы один представитель от каждого эмирата был. А Рэдфилду большего и не требовалось.

Эмиров собрали на открытой веранде, образовывающей подобие амфитеатра, пол которой покрывал единственный огромный ковёр. Причём диваны и валики для желающих возлежать слушателей находились во внешнем красном квадрате, середину же ковра, где чёрный ворс украшали изображения цветов, оставили свободной, а белый центр с ромбическими узорами занимала импровизированная трибуна для выступлений.

Обращение к властителям и их доверенным лицам зачитывал Флоуик. Принц-изгнанник в точности следовал составленному секретарём тексту, позволив себе заменить лишь несколько не имеющих особого значения слов. Что было принципиально важно – Рэдфилд формулировал каждый оборот с оглядкой на прошлое Песчаного легиона, прошлое Мэйритании, на текущую ситуацию, на жизненные интересы правителей пустынных краёв. Единорог планировал, что речь и последующая демонстрация вложат в головы всем присутствующим одну простую мысль: «нам гораздо выгоднее самим решать территориальные проблемы, чем привлекать к их решению грифонов». Причём планировал это ещё в тот день, когда складывал и перемножал числа, определяя, насколько высоко летит стрела из мэйританского лука и какое размещение зеркал лучше всего направит солнечный свет в одну точку.

— Вы должны понять, – объяснял он тогда Флоуику и Форестоллу, – что конфликты между эмирами не закончатся никогда. Я читал самые древние книги, что сохранились в архивах Экус-Кермена. Летопись полнится враждой за кочевья. Такое-то племя вторглось туда-то. Такой-то банде дал отпор такой-то визирь. Такой-то эмират оказался завоёван, а потом распался ещё на четыре. И если вы думаете, что Песчаный легион в этой карусели войн что-то изменит, то я прошу: не заблуждайтесь.

В палатке тогда повисла полная уныния тишина. Флоуик, рассчитывавший, что единорог в привычной манере выдаст инструкцию «как всех победить, даже не вспотев», с ненавистью посмотрел на карту Мэйритании. В тот момент он мысленно втоптал обозначенные точками города и дворцы в песчаные барханы, в чём не замедлил признаться:

— Есть древняя грифонья мудрость: «Мира достигнет не тот, кто всех врагов уговорит. Мира достигнет тот, кто всех врагов убьёт». Возможно, легиону следует поступить именно так.

— Это не мудрость, это глупость, – честно заявил Рэдфилд.

— Легион не будет воевать за одного эмира против других, – добавил Форестолл, неожиданно обнаруживший себя на одной стороне с единорогом.

— И не надо. Я планирую замирить всех правителей угрозой уничтожить то, что им дорого.

— И что, это сработает? – тряхнул головой Флоуик.

— Я однажды затопил научный центр, в котором работал, чтобы навязать начальнице неугодное ей мнение, – чуть понизив голос, произнёс Рэдфилд. – И с местными принцами проверну то же самое. Что им дороже всего? – Он сделал паузу, достаточную, чтобы грифоны подумали над ответом, но недостаточную, чтобы они ответ озвучили. – Не золото, не жёны, не звёзды на небе. Кочевья! То единственное, за что эмиры дерутся уже тысячу лет. Если возникнет опасение, что Песчаный легион уничтожит кочевые территории, то первым же делом вельможи, сговорившись, попросят вас поскорее убраться. Чтобы без легиона самостоятельно продолжить кровопролитные тяжбы из-за границ.

Командир Форестолл, изучавший военную амуницию, вышитую на знамени легиона, иронично поинтересовался:

— Как же, по-твоему, грифоны лишат эмиров кочевой земли?

— А вот как! – Рэдфилд перевернул блокнот, переживший продолжительную обработку грифелем карандаша. На листе орлольвы смогли рассмотреть зарисовку чего-то, напоминающего раздробленное стекло для очков, вокруг которого автор схематично изобразил солдат легиона.

Флоуику надоело щуриться – и ждать от Рэдфилда гениального решения, – так что грифон нетерпеливо выхватил блокнот, чтобы внимательно изучить. Форестолл был категоричнее:

— Чушь какая! Куском стекла ты ничего не сделаешь.

— Куском стекла можно переманить на нашу сторону неутомимого воина, что сражается против всех на этой земле. Солнце! – пояснил Рэдфилд, заметив заинтересованный взгляд вице-командующего, брошенный поверх блокнота. – Лучи солнца, отражённые зеркалами, концентрируются в одной точке, в которой выгорает абсолютно всё, включая почву. Если мы построим это оружие и объявим эмирам, что будем с его помощью оберегать границы кочевых территорий, если мы выдадим это за новую стратегию легиона… Тогда все правители, то есть абсолютно все… Они скажут: летите-ка вы отсюда. Потому что каждый эмир на протяжении тысячи лет хочет земли соседа и знает, что сосед хочет его земли. А применение зеркала уничтожит не только вторгнувшуюся на чужие просторы группировку. Зеркало сожжёт сами кочевья. Что превратит легион из показного, но бесполезного миротворца, – Рэдфилд сделал вид, что не услышал сердитое кряхтение Форестолла, – в самую прямую угрозу.

Флоуик решительно вернул блокнот секретарю.

— Сколько тебе надо средств из казны легиона? – осведомился он, взмахом крыла пресекая активные протесты своего военачальника, не вникшего в суть идеи.

Рэдфилд назвал рассчитанную в уме цифру, сразу оговорившись, что планирует сторговаться и потратить лишь часть от неё. В любой другой ситуации ни один орлолев не расстался бы с таким количеством драгоценного металла, но желание вернуться в Республику и изгнать узурпатора настолько захватило Флоуика, что он практически забыл, в чём природная суть грифонов. Поэтому пустил средства казны в дело.

В настоящий момент он же расписывал в ярких красках превосходство новой тактики и новой военной доктрины Песчаного легиона. Флоуик акцентировал внимание на том, сколь малочисленно и мобильно будет подразделение, использующее зеркало, на том, как быстро и легко оно способно выдворить нарушителей границы. И нарочно не упоминал тот факт, что применение силы солнечных лучей оставит вместо плодородной почвы иссушенный и обожжённый камень – об этом обстоятельстве эмиры должны были догадаться самостоятельно. Вообще, всю речь Рэдфилд задумал таким образом, чтобы правители Мэйритании сочли легион озабоченным лишь военными столкновениями, чтобы они осознали, что легиону плевать на сохранность кочевий.

И лучше всего такую точку зрения навязывала демонстрация, подготовленная силами грифонов. С веранды дворца, единственной, что не была окружена фруктовыми деревьями, открывался чудесный вид на холм, где за ночь возникла имитация походного лагеря. Причём именно мэйританского походного лагеря, какой часто использовали охочие до чужих земель банды. Узнаваемые пустынными жителями детали быта грифоны воссоздали со всей возможной тщательностью, вплоть до вывешенного на стену шатра коврика с повторяющимся узором из семигранников. А для большей эффектности в лагере поставили нескольких «соломенных стражей» – облачённые в одежду с ремнями или стёганые доспехи чучела, изображающие жителей эмирата.

По сигналу Флоуика самые сильные воины первой когорты, которых командир Форестолл тренировал несколько дней кряду, подняли в небо нечто массивное, задрапированное плотной тканью. Достигнув нужной высоты, они сдёрнули покрывало, явив взорам присутствующих конструкцию из трёх десятков тщательно подогнанных друг к другу небольших зеркал, составляющих единую отражающую поверхность в стальной оправе. Подставив мозаичное зеркало лучам жгучего мэйританского солнца и чётким отработанным движением повернув его, группа летунов синхронизировала движения крыльев – после чего пучок лучей упал прямо на холм и фальшивый лагерь.

Ожидание продлилось недолго. Скоро над холмом появились заметные струйки дыма, красно-жёлтые языки пламени расцвели на центральном шатре и принялись жадно пожирать сухую ткань, летящие искры мгновенно перекинулись на соседние постройки. Грифоны, управляющие системой зеркал, осуществили слаженное смещение в сторону, чтобы нагревающий луч коснулся соломенных фигурок. Импровизированные защитники лагеря продержались не дольше своих жилищ, их «шкуры» не спас ни один из представленных типов брони. Пожарище, в считанные минуты поглотившее весь холм, наглядно продемонстрировало беспомощность армии любого эмира перед силой мэйританского солнца, подчинённого грифонам Песчаного легиона.

Наблюдающий с земли Форестолл подал сигнал. Воины накрыли показавшее себя оружие тканью и осторожно опустили на песок. Зрители вряд ли оценили слаженность их действий, их внимание было целиком поглощено бушующим на вершине холма пожаром, полностью поглотившим демонстрационный лагерь и наглядно показывающим, какую судьбу легион уготовил любым нарушителям границ кочевий. И самим кочевьям. Среди собравшихся мэйританцев незамедлительно началось тихое, но крайне оживлённое обсуждение.

В то же время Флоуик, подводя итоги демонстрации, произнёс ещё несколько фраз, описывая преимущества, которые якобы предоставлял этот способ предотвращения набегов. В ход пошли аргументы про малое количество грифонов, которого достаточно для реализации замысла, про большое количество солнечных дней, характерное для погоды над пустыней Стэрип-эль-Седл, про минимальные боевые потери со стороны легиона, расчёты которых основывались на том, что бойцы с зеркалом летают выше, чем стрелы. В общем, принц-изгнанник усердно пересказывал всё, что в своё время услышал от Рэдфилда. Естественно, не раскрывая детали разговора, состоявшегося после того, как изготовленная в Экус-Кермене система зеркал оказалась в лагере легиона.

В тот день Рэдфилд, Флоуик и Форестолл внимательно наблюдали за «вплетением» двадцати восьми плоских зеркал в стальной корпус отражателя – работой, по тонкости напоминавшей продевание лески через бисер.

— А что, внушает! – с довольным видом буркнул Форестолл. – Если оно действительно мощное, то можно его и на знамя легиона поместить.

Пятнистый командир легиона буквально попался на слове. Флоуик одобрил предложение и обязал Форестолла в случае успеха добавить элемент на главный штандарт. Нанести зеркало на прочие знамёна поручили рядовым бойцам.

— Печально, что нельзя будет использовать его против Гиира, – потёр клюв Флоуик, разобравшись с изменением штандартов. – На севере солнце холоднее. И преимущества атаки с воздуха не будет.

— Господа офицеры, вы только не сердитесь на то, что я сейчас скажу, – произнёс Рэдфилд, до того длительное время сверявший конструкцию с собственными эскизами, – но это зеркало и тут работать не будет. По крайней мере так, как вы это представляете.

— В каком смысле? – незамедлительно повернулся к нему Флоуик.

Рэдфилд покрутил головой по сторонам, выцепил взглядом наблюдающих за сборкой зеркала мэйританских лучников, потом сделал чуть заметный кивок бойцу легиона, чьи оранжевые перья выбивались из-под доспеха. После чего секретарь предпочёл отвести пару командиров в штабную палатку, наслушавшуюся их взаимных препираний.

— Зеркало не сможет воспламенить что-либо на такой дистанции, – сообщил Рэдфилд, как только матерчатые створки сомкнулись, пропустив грифонов. – Нагреть воздух перенаправленными лучами, оно, возможно, в состоянии. Но для появления чистого пламени его не хватит.

— Ах, ты! – едва не кинулся на единорога Форестолл. – Ты спустил кучу серебра на эту х… – в присутствии вице-командующего воевода всё же решил ограничить себя в выражениях, поэтому на ходу вывернулся, – штуковину! И говоришь, что она дела не делает! Да тебя на копья поднять за такое надо! Мразота копытная!

— Серебро вы можете получить обратно, если разобьёте и переплавите зеркала, – как бы между делом заметил Рэдфилд, – а стращать меня не надо. Я знаю, что делаю. Вся эта конструкция создана и собрана для вида. Чтобы эмиры увидели то, что мы хотим, чтобы они увидели. А что будет на самом деле, я объясню с помощью одного из ваших военных специалистов.

Слова единорога удивительным – хотя, скорее, точно рассчитанным – образом совпали с тем, что в шатёр заглянул тот самый неряшливый грифон красно-оранжевой масти.

— Заходите, заходите, Игнэйс, – приветствовал его единорог. – Мне нужно, чтобы вы повторили всё, что я от вас услышал при нашем первом разговоре.

— Эм-м-м… – Названный грифон немного растерялся, оказавшись под взглядами двух высших командиров.

— Развязывай язык уже, – не выдержал Форестолл. И, для усиления дисциплины, подошёл и дёрнул бойца за край нагрудника. – И заправься нормально! Думаешь, если ты смесеварских дел мастер, про внешний вид в уставе не для тебя писано?!

— Виноват, – дёрнулся оранжевый грифон, после чего несколько неуклюже стал приводить себя в порядок. Возможно, вся процедура получилась бы ловчее и быстрее, но когти грифона находились не в лучшем состоянии – на них читались следы многочисленных ожогов разной степени вылеченности.

За время паузы, нарушаемой лишь преисполненными досады выдохами Игнэйса, у которого никак не получалось вдеть один из ремней в пряжку, Флоуик бросил на секретаря «и-что-вот-это-такое» взгляд. Рэдфилд ответил сложным выражением морды, означавшим «имейте терпение».

— Я… Как правильно было сказано… – начал грифон, когда его проблемы с внешним видом оказались более-менее решены. – Специалист по смесям. Изготавливаю лечебные зелья и взрывчатые материалы для легиона. По уставу на каждую когорту полагается два таких специалиста, но я считаюсь… немного получше остальных.

— Да, – нехотя согласился Форестолл. – Он сумел найти лекарственную траву, которая спасла нас от одной болячки. Если бы не он, мы бы тут весь лагерь зас…

— А можно Игнэйс расскажет о вещах, которые действительно важны? – потребовал Рэдфилд. Он не сомневался, что байка про неприятное заболевание по солдатской традиции отнимет от разговора примерно минут пятнадцать.

Прерванному на полуслове зельевару потребовалось какое-то время, чтобы сообразить, на чём он остановился. В такие моменты становилось решительно непонятно, как вообще кто-то допустил рохлю вроде Игнэйса до работы над химическими реактивами. К счастью, как успел убедиться Рэдфилд, занимаясь любимым делом, грифон разительно преображался.

— В общем, как-то я заметил, что наши стандартные промасленные шнуры и «джемы» на основе древесного угля сильно дымят. А в пустыне дым очень видно. И это не очень хорошо, если бы нам понадобилось что-то скрытно делать. Я экспериментировал немного. И кое-что у меня получилось на основе кожного сала с добавлением нескольких растворителей. Его можно поджечь, но процесс горения будет совершенно незаметен с дальней дистанции.

В подтверждение своих слов Игнэйс вытащил из-за пояса один из висевших там шнуров. На данный момент он не выделялся ничем примечательным. Но, очевидно, таил в себе широкий спектр пиротехнических возможностей.

— Даже моя магия не сработает так незаметно, – подтвердил Рэдфилд. – Несколько шнуров и воспламеняемых зарядов помогут устроить огненное шоу, которое все отнесут на счёт гигантского летающего зеркала. Во время максимальной концентрации солнечных лучей устроим парочку незаметных поджогов. Дальше, учитывая горючесть соломы и прочих материалов, пламя само разрастётся. Если всё делать слаженно, ни у кого не появится сомнений в эффективности нашего нового оружия.

— Всё это как-то очень сложно. – Флоуик взял в когти обработанный воспламеняющимся раствором шнур и покрутил его перед клювом. – Обмануть эмиров таким наглым образом…

— Эмиров, которые не являются экспертами ни в оптике, ни в теплопередаче, – напомнил Рэдфилд. – Я уверен, если сработать грамотно, обманутся все. А чтобы с этим было проще…

Секретарь полез в свою сумку, которая традиционно лежала возле стола с картой Мэйритании, и вытащил два идентичных устройства. Они выглядели как сильно вытянутые усечённые пирамиды, у которых была срезана одна из граней; на месте среза была приделана тонкая металлическая спица с грузиком. Рэдфилд привёл в движение тонкий усик одного из них, и тот, качаясь из стороны в сторону, принялся ритмично постукивать.

— Взял на сдачу в Экус-Кермене, – пояснил единорог. – Поможет скоординировать действия воздушной группы, у которой зеркало. И наземной, которая всё поджигает.

Даже такая мизерная покупка не оказалась бесполезной, отметил Рэдфилд, когда через несколько дней возведённая на холме инсталляция занялась ярким пламенем. Игнэйс и пара его помощников, участвовавших в возведении фальшивого лагеря, протянули запальные шнуры, не отличающиеся от обычных крепёжных верёвок. А после, в определённый момент, когда неподалёку разворачивалась система зеркал, мастер по смесям инициировал поджог.

Но в этот момент, когда всё, по мнению единорога, сработало наилучшим образом, когда Флоуик ещё раз заверил аудиторию в готовности легиона служить эмирам Мэйритании, когда настала пора расходиться – в стане карасонов возникло какое-то оживление. Там кристальный пони чуть ли не напрямую начал возражать эмиру Атешу, который, в конечном итоге, жестом предложил советнику высказать мысли тем, кто уже повернулся на звук его голоса.

Рэдфилда впервые с начала «совета эмиров» кольнуло нехорошее предчувствие, потому что если правители Мэйритании, их семьи и слуги интересовались точными науками крайне поверхностно и в лучшем случае понимали, как в принципе работает зеркало, то бывший советник Сомбры имел иной склад ума. И явно не впечатлился эффектом, произведённым «концентрацией солнечных лучей». Не говоря уже о том, что уроженец Кристальной Империи в отражённом и преломляемом свете разбирался, наверное, лучше, чем единорог-секретарь. Зато на хорси говорил гораздо хуже.

— Вы зря здесь жить жизнь заново, – произнёс Прэсенс, очевидно, не вспомнив правильную форму глагола «переживать». – Свет с неба являться не очень плохо. От него бегство есть. От него укрытие есть. Ещё один слово больше к тому, мне нет веры грифоний легион. Я смотреть косо на дела, что они делать…

Как ни был смешон и коряв акцент кристального пони, Рэдфилд не мог не заметить, что Прэсенс намерен высказать сомнения в эффективности летающей конструкции из плоских зеркал. А значит, об этом задумается как минимум Залим Атеш. И, возможно, кто-то ещё. Далее у легиона могут попросить провести ещё один показательный удар солнечными лучами. Который ещё не факт, что получится таким слаженным.

В общем, кристального оратора требовалось незамедлительно заткнуть, пока весь грандиозный обман Рэдфилда не вскрылся. Для этого пони-секретарь решил использовать тот единственный небольшой предмет, который находился в его непосредственном распоряжении. Когда собирали большую систему зеркал, одно треснуло, так что его пришлось менять на запасное. А кусок от разбившегося единорог отшлифовал, чтобы приклеить к нему ручку и использовать по прямому назначению в личных целях – например, привести гриву в приличный вид. Или для того, чтобы, магией вынеся зеркальце из тенистой веранды, пустить солнечный зайчик в морду боровшемуся со скудным словарным запасом жеребцу.

Результат превзошёл скромные ожидания Рэдфилда. Бравый полководец короля Сомбры, намеревающийся произнести что-то про «расстояние полёта», от направленного в его сторону света вздрогнул, вскрикнул и пригнулся так, что едва не скрылся за лежащим перед ним диванным валиком. По всей видимости, Прэсенс вообразил, что в его сторону повернули громадное зеркало. И только потом разглядел, что оружие, стреляющее солнечными зайчиками, имеет куда меньшие габариты. Но было поздно. На реакцию пугливого оратора последовал зычный хохот не страдающего от худобы пони с тронутой сединой шерстью на скулах и наполовину белой бородой. К несчастью для кристального пони, смеющийся оказался эмиром из Марказы, так что его веселье поспешила разделить вся его свита. И другие собравшиеся. В итоге серьёзные и умные мысли, которые пытался донести кристальный пони, моментально забылись, поскольку все присутствующие решили заявлений от такого труса не принимать.

На этой весёлой ноте представители эмиратов начали расходиться. Вынужден был затеряться в общей толпе и опозорившийся Прэсенс. Правда, сначала он удостоил Рэдфилда таким взглядом, по сравнению с которым двадцать восемь отражающих солнце зеркал могли сойти за охлаждающую установку.

Торопящийся на вокзал к прибытию поезда Рэдфилд пытался найти Флоуика. И заканчивал осмотр нижнего этажа дворца местом, куда рано или поздно наведывались все обитатели – пони заглянул в уборную, которая, по его мнению, заставила бы кантерлотских принцесс всерьёз задуматься о своей состоятельности, потому что даже самый маленький кран для отмывания копыт в мэйританском дворце был сделан из чистого золота и отлит в форме павлиньей головы. А ещё, как и во многих коридорах дворца, на пути в уборную развесили ковры. Достойные объекты для минутного созерцания, сочетающие в себе искусство и историческую память. Их ценили настолько, что в противоположной от них стене разместили вереницу лампад, чтобы даже поздней ночью мимо проходящие любовались, как одно изображённое воинство сметает другое.

Из мыслей о деяниях какого-то знатного предводителя, чей воротник украшали три кисточки от львиных хвостов, Рэдфилда вырвала стремительная атака кристального пони. Обладая более мощным телосложением и каменно-твёрдой шкурой, Прэсенс придавил единорога к стене. Ему хватило для этого усилий одной ноги. А левое копыто недвусмысленно кружило над заткнутым за пояс кинжалом. Беглым взглядом секретарь оценил красоту оружия с гравировкой в виде головы ястреба и несколькими рубинами на эфесе – определённо не стиль Кристальной Империи. Скорее всего, кривой кинжал преподнёс в подарок эмир Атеш, о чувствах которого придворный советник так пёкся.

— Ты! Ты затеял коварный план против моего повелителя! – произнёс Прэсенс, которому эквестрийская речь давалась не в пример лучше, чем хорси.

— Это… Это сейчас вопрос был или что? – нахмурился Рэдфилд. Хотя единорога, угрожая кинжалом, прижали к стене, точнее, к неприятно пахнущему ворсу ковра, непосредственной опасности пони-секретарь не чувствовал.

Во-первых, по тому, как Прэсенс дёргал копытом, нащупывая заткнутый за пояс кинжал, единорог сделал вывод, что к ценному подарку кристальный воин ещё не привык. Это означало, что вытаскивать лезвие из ножен жеребец будет секунды две – не в пример умельцам, мастерство которых Рэдфилд видел на рынке в Экус-Кермене. А две секунды позволяли ослепить противника простой световой вспышкой, что гарантировало дезориентацию и преимущество для серого единорога. Во-вторых, в речи взрослого пони сквозили интонации, которые Рэдфилд слышал последний раз на первом курсе «ФилЭкТеха». Тогда на него ополчился один сокурсник-задира, который потом не признавался приятелям, почему неделю ходил прихрамывая.

— Моему повелителю, Залиму Атешу, придётся подписывать договор о кочевьях, – рычал – или воображал, что рычит – на секретаря Прэсенс. – А ему очень не нравится этот договор. Но другие эмиры вынуждают его принять. По твоей вине.

— Ух ты! – выпятил нижнюю губу Рэдфилд. – Оказывается, я решаю, где твоему эмиру подпись ставить. Вот это новость.

Копыто кристального пони прошло над самым эфесом кинжала.

— Твои шутки тебя не спасут, слизняк. Ты нанёс мне смертельное оскорбление позавчера. Ты выставил меня посмешищем перед представителями эмиров.

— Да ты сам неплохо с этим справился, – продолжал иронизировать Рэдфилд.

— Слушай, ты! – Факт, что его не воспринимают серьёзно, взъярил Прэсенса ещё больше. – Лучше не доводи меня. Я с тобой много чего сделать могу. Болезненного, но не смертельного. Потому что я… – Следующую фразу кристальный пони произнёс так, словно это было величайшим достижением всей его жизни: – Я самому Сомбре служил! Ясно?

Рэдфилд уже с трудом сдерживался, чтобы не посмеяться над тружеником, окучивающим плантацию пафоса.

— Где ж ты был, когда твоего короля на осколки разметало?

И вот тут мозги коренастого агрессора зашли в тупик. Потому что он, хвастаясь послужным списком, совершенно не думал, что заслуги развернут как контраргумент. А единственно верным ответом на заданный вопрос был «Драпал как можно быстрее на юг, подальше от бывшего властелина». И озвучивать такой ответ Прэсенс явно не намеревался. Поэтому, следуя канону, с которым Рэдфилд ознакомился на первом курсе ВУЗа, перешёл на бессодержательные выпады:

— Ты что тут, умным себя возомнил, а?

Копыто кристального жеребца в очередной раз упустило рукоять дарёного ножика, и опытный военачальник Сомбры вынужден был скосить глаза, выясняя, куда сполз ремешок.

— У меня есть высшее образование, – ответил Рэдфилд, взирая на эту пантомиму. – Но это, естественно, не идёт ни в какое сравнение с умением владеть клинком, которое я вижу.

Неизвестно, как тускло сверкающий хулиган, у которого не задалось буквально всё, отреагировал бы на прозвучавшее замечание. Возможно, попытался бы перейти к непосредственным действиям – и получил бы заряд света в глаза с шестиугольными бликами. Но продолжить состязания в экипировке и пикировке ему не дали. На лестнице, спускавшейся к «помещениям для напряжённых раздумий», показался грифон, из-под полурасстёгнутого мундира которого виднелись сходящиеся полосы жёлтых перьев.

— Тебе что-то нужно, блестяшка? – спросил Флоуик, заметив, что секретарь легиона находится в уязвимом положении. У Рэдфилда было на этот счёт другое мнение, но он отвечать не стал. Единорога куда больше интересовала реакция кристального воителя.

Прэсенс, возможно, при дальнейшей раскачке кинулся бы с кинжалом на Рэдфилда. Потому что тот был мельче и, вроде бы, слабее. Флоуик же – не самый крупный среди сородичей, но превосходящий размерами почти любого эквестрийца – не вызвал у копытного ничего, кроме желания быстренько ретироваться.

— Нет, – ответил Прэсенс, отступая от Рэдфилда и пытаясь сохранить мину «опасного» пони. – Мы просто разговаривали. Обычный жеребцовый разговор. И он как раз закончился.

Кристальный пони попытался обойти грифона по самому краю лестницы. Рэдфилду захотелось, чтобы Флоуик слегка качнулся в сторону Прэсенса – вдруг тот проявил бы мужество бравого командира, задав стрекача. Но грифон и пони на лестнице спокойно и молчаливо разминулись, не спуская друг с друга глаз. После чего Флоуик спустился к единорогу.

— Всё в порядке? – осведомился вице-командующий.

— Да, – тряхнул гривой Рэдфилд. – Ничего серьёзного. Хотя… Помнишь, тогда на балконе я сказал, что кристальный советник Атеша для нас не важен?

— Помню.

— Беру слова обратно. Надо этого гада держать на примете.

Рэдфилд посмотрел на пустую лестницу. Таких, как Прэсенс, секретарь легиона опасался не из-за физической угрозы. Такие, как Прэсенс, имели привычку расстраивать ход вещей, сидя за спинами более могущественных персон. Чтобы потом из-под этой защиты насмешливо тявкать, словно псина из будки.

— Долго держать не придётся, – сообщил «принц-изгнанник». – Я вчера беседовал с двумя вождями. Сегодня вечером, когда правитель кифтриков вернётся с соколиной охоты, он примет меня совместно с несколькими другими эмирами… – тоном грифона, измотанного плаванием по морю южного этикета, сообщил Флоуик, но тут же перешёл на более оптимистичный настрой: – Не знаю, как ты это делаешь. Эмиры повторяют в точности то, что ты говорил мне, что будут говорить они. Благодарят легион за службу. И выражают заинтересованность в разграничивающем договоре.

Рэдфилд хмыкнул.

— Теперь им очень выгодно отправить легион домой, чтобы наше зеркальце не сожгло кочевья. А они могли спокойно нарушать подписанный договор, вернув политику в русло взаимных набегов.

— Да. И тут у нас вновь возникает вопрос. Вопрос маршрута, по которому направится легион. Я жду от тебя любых гениальных идей.

— Маршрут? – переспросил Рэдфилд. – Есть у меня такой маршрут. Отправной точкой можно считать вокзал Альтаерута, куда скоро, – он вытащил из внутреннего кармана конверт, шедший, судя по набору марок, из Эквестрии, – прибудет кое-кто важный. Выделишь мне грифонов для сопровождения?

— И сам с тобой отправлюсь, – незамедлительно ответил Флоуик. – Мне интересно, что за персону ты вызвал издалека. Учитывая твои идеи, это должен быть кто-то действительно необычный.

— Помочь? – поинтересовался Рэдфилд у малиновой единорожки с потускневшей от пустынного воздуха гривой. Кобылка, применяя силу и ненормативную лексику, вытаскивала из дверей вагона побитый за годы командировок чемодан.

— Не, я почти… Вот! – Чемодан, обретя пару свежих царапин, приземлился на перрон рядом с хозяйкой. – Здрасьте, Рэдфилд, – немедленно произнесла та. – Я надеюсь, что поездка того стоит. Потому что в этих вагонах. По этой жаре. Я катилась с одной-единственной мыслью. Мыслью, что в поездке есть какой-то смысл. Только попробуйте меня разочаровать, ох, только попытайтесь… Добрый день вам, кстати! – Единорожка в свойственной ей манере только сейчас заметила нескольких грифонов, ближайший из которых сверкал застёгнутым на все пуговицы мундиром.

Серый единорог незамедлительно представил друг другу грифона и пони, у которых было гораздо больше общего, чем казалось на первый взгляд: ни Флоуик, ни Везергласс ещё не представляли, насколько безумный план Рэдфилд составил за минувшие месяцы.

— Доктор Везергласс, добро пожаловать в Мэйританию, – учтиво кивнул Рэдфилд. – Позвольте представить вам вице-командующего Грифоньей Республики Флоуика. Вице-командующий, это доктор Везергласс. Пони, которая создаст транспорт, позволяющий вашему легиону вернуться в Республику, избежав встречи во всеми, кто мог бы этому воспрепятствовать.

— Ого, – отметил серьёзность задачи Флоуик. После чего ненадолго превратился в галантного грифона. – Прекрасно. Добрый день, мадам. Рад знакомству с друзьями моего необычайно полезного секретаря.

— Ага, – немного смутилась единорожка. После чего сразу же дёрнула «необычайно полезного секретаря» за край жилетки, отводя на пару шагов в сторону. – Ты про какой транспорт тут распинаешься?

— Про «Феникс», – незамедлительно пояснил Рэдфилд.

Он решил, что оставил в письмах недостаточно намёков. Как оказалось, намёков было достаточно, но Везергласс с трудом соотносила намёки и действительность.

— Чего? – закусила губу единорожка. – Какой «Феникс»? Какой транспорт? Для какого легиона? Ты с дуба рухнул… Ай, тут дубов-то нет, – заключила пони, повертев головой. – Собственно, это и проблема. Тут ничего нет! Это дырень полнейшая!

— Альтаерут – активно развивающийся город, – не согласился Рэдфилд.

— Я два раза! – Везергласс разгорячённо пнула чемодан. – Два раза пыталась построить «Феникс» в идеальных условиях. С поддержкой всего научного центра. При постоянном доступе к ресурсной базе НИИ. И не получилось. А здесь-то я тебе чего сделаю? Из песка, что ли, корпус склею?

— Какие-то проблемы? – вежливо поинтересовался Флоуик, до которого долетали обрывки эмоционального монолога доктора.

— Нет. Только обсуждение перспектив, – с обаятельной улыбкой поведал Рэдфилд. После чего развернулся к Везергласс и произнёс рычащим шёпотом: – Я тут тоже не в детские кубики играю, знаешь ли! У меня каждый день может начаться война, и приходится крутиться, чтобы никто никого не заклевал. Так что давай без поверхностных суждений. Тебе нужны ресурсы? Я достану! Тебе нужны рабочие? Шестьсот боеспособных и мающихся от безделья грифонов в наличии! Тебе нужны условия? Вот, изучай! – Парой движений единорог вытащил небольшой веер фотокарточек, который предложил учёной пони. – Место называется Проклятая долина. Проклятий там на самом деле нет, как нет и кое-чего другого.

Единорожка нехотя опустила голову к помятым фотографиям. Первые несколько штук она практически проигнорировала, но, когда взгляд зацепился за один важный элемент на снимке, вся подборка подверглась повторному изучению. Запечатлённые кадры показывали Везергласс то, во что её логика отказывалась верить: целые земляные острова с выросшими на них деревьями застыли в состоянии ничем не поддерживаемого полёта.

— Монтаж? – несколько недоверчиво спросила она.

— Нет. Реальное место с почти отсутствующей гравитацией, – заверил Рэдфилд. – Ездил туда на этнографическую экскурсию перед тем, как написать тебе в первый раз. Если бы не узнал про эту долину, то и беспокоить письмами не стал бы… Говорят, в давние времена в Проклятой долине некий «рогатый рыцарь» бился с чудищем. Победил или нет, молва расходится, но после какого-то заклинания всё в долине утратило вес. Я проверял. Там реально, если подпрыгнуть, можно в облака улететь. – Рэдфилд сделал паузу, посмотрев на единорожку, оценивающую фотоматериалы. – Понимаешь, какой эффект будет с технической точки зрения?

— При столь низкой гравитации при увеличении тоннажа объём необходимого топлива растёт непропорционально, – скороговоркой ответила Везергласс, не отрывая взгляда от карточек. – Много груза получится поднять и при небольшом разгонном аппарате…

— Легион грифонов, например?

— Легион? Вряд ли, – хмыкнула малиновая пони, возвращая фотоснимки. – Но походить и посмотреть, я думаю, можно. Раз уж приехала. – Она огляделась ещё раз и не удержалась от уничижающего эпитета: – На свою голову.

Глава 22. Пузырики

Безобидная с виду привычка захватывает умы работников Стэйблриджа, парализуя всю научную деятельность...

Блэкспот обоснованно считал, что некоторые вещи можно увидеть только в Стэйблридже. Например, заклинание, которое усиливало звук чиха ровно в двадцать три раза – даже создатель не особо понимал, какая от колдовства польза, но в резюме разработку внёс. Или мяч для игры в бакбол, менявший цвет в зависимости от цвета шерсти игрока, которого касался – чисто теоретически он позволял в суматохе выяснить, кто забил гол, но спортивная комиссия разработку отвергла. Или бризи-понийский словарь, предназначавшийся маленьким летунам – существовал уже в седьмой редакции, так как предыдущие шесть из-за малого размера потерялись.

Но перевешивало все эти достойные фотоархива наблюдения зрелище того, как на внешнем испытательном полигоне седой профессор, семидесяти восьми лет от роду, прыгает вокруг горки ящиков. Для полноценности картине «День Согревающего Очага у Силлиеста Тритса» не хватало только снега. Причём, что немного беспокоило Блэкспота, внук вёл себя так каждый раз, когда в научный центр приходили посылки с ценными разработками и материалами. А это была уже третья волна презентов, о происхождении которых поначалу ходили самые разнородные догадки. Потом вернувшаяся в ряды сотрудников отдела прикладной магии доктор Кэнделвик сняла завесу тайны: синяя фигурка на ящиках указывала на комплекс лабораторий «Си-Хорс», который явно переживал далеко не лучшие времена, раз передавал эквестрийским НИИ специалистов и результаты их деятельности.

Компанию пожилому директору, которому так не терпелось открыть «подарки», составляли Скоупрейдж, водивший над ящиками «Расклинателем», Блэкспот и Паддок Уайлд, контролировавший, чтобы все находились от груза на безопасной дистанции. Понятие «безопасная дистанция по Уайлду» означало, что ящики громоздятся на полигоне, ещё хранившем тёмные следы неудачи с «Фениксом», а сотрудники Стэйблриджа, за исключением четверых пони, стоят возле КПП и Гостевого дома вплоть до момента, когда безопасность содержимого посылок будет подтверждена и номер каждого ящика будет сверен с указанным в сопроводительной документации. Паддок Уайлд твёрдо намеревался следовать процедуре, которую до того дважды срывал Силлиест Тритс. И старый единорог определённо не собирался её чтить и сегодня: едва глава службы безопасности отвернулся, директор подтащил к себе какой-то свёрток и принялся самозабвенно в нём копаться.

«Расклинатель» пискнул, полосы на экране распрямились, и Скоупрейдж радостно доложил, что все готовые к разгрузке посылки безопасны для научного центра. Только выразился в своём стиле, указав, что любой, кто притронется к ящикам с меткой «Си-Хорс», не потеряет шансы на долгую и счастливую жизнь. После чего от формалиста Уайлда последовало пожелание прибегать к метафорам исключительно в диссертационной работе, которая у чёрного единорога уже несколько лет застряла на этапе оформления титульного листа. Но длинного выговора не получилось – земнопони обнаружил в ящике с документацией копию заметок с заголовком «Д. Кьюр. Анатомия чейнджлингов» и моментально углубился в чтение. Блэкспот не сомневался, что ради своего почти энтомологического хобби Уайлд присвоит документ, так что сделал мысленную заметку сообщить об «Анатомии чейнджлингов» Соубонс – чтобы та могла, в случае чего, оказать помощь местной достопримечательности, Бззу.

Инсектоид со светло-серым хитином тоже любил летать над Внешним полигоном, разглядывая свежеполученные Стэйблриджем предметы. Заодно служил запасным детектором неприятностей, поскольку при всех своих талантах Скоупрейдж так и не смог приблизить эффективность «Расклинателя» к чувствительности чейнджлинга. Но сегодня Бзз примечательное мероприятие пропустил, да и вообще в последнее время вёл себя тихо и скрытно. То ли его донимали непривычно жаркие для ранней осени дни, то ли не давали покоя какие-то чейнджлинговые переживания – Блэкспот не знал, а по отрывистым «Зз-зз!» диагноз поставить не получалось.

Пока Блэкспот гадал, не связаны ли изменения в поведении Бзза с новостями о чейнджлинге Тораксе, не так давно получившем приют в Кристальной Империи, его внук вместе с начальником Хранилища Артефактов увлечённо разбрасывали по выжженному полигону упаковочный материал. Переворошив один ящик, пара несдержанных учёных оставляла его для сличения инвентарных номеров Уайлду, а тот, подманив пегасов-транспортников во главе с Деливерпрэнсом, указывал, куда и под чью роспись доставить груз. Благо, на «Си-Хорс» при упаковке умышленно клали зелья вместе с зельями, а артефакты с артефактами. Так что дополнительная сортировка не требовалась – чего нельзя было сказать о сопроводительной документации. Ею занимался кто-то безответственный, так как инструкции, рекомендации, справочные буклеты, рецепты и предостерегающие наклейки лежали вперемешку, и даже по второй строчке не всегда получалось разобраться, к чему относится тот или иной листок.

Блэкспот бросил наслаждаться мирной рутиной одного из последних летних дней из-за неожиданно бурного проявления радости со стороны престарелого внука. Бросив в его сторону косой взгляд, бывший ярл заподозрил, что директор НИИ внезапно и стремительно впал в маразм или получил тепловой удар из-за пышной седой гривы, потому что иных причин радоваться такой простой вещи, как пускание мыльных пузырей, Блэкспот придумать не мог. И хотя пузыри, несомые ленивым ветерком и переливающиеся всеми цветами радуги, действительно делали процесс приёмки веселее, они же, пролетая в непосредственной близости от глаз пегасов логистического отдела, потенциально могли привести к ЧП. Поэтому Блэкспот обошёл небольшой холм из вытащенной из ящиков ваты, чтобы напомнить внуку о технике безопасности.

Силлиест Тритс сидел на земле и самозабвенно крутил в копытах небольшой цилиндр с отвинчивающейся крышкой, к внутренней стороне которой крепилась короткая палочка, заканчивающаяся кольцом. Макнув палочку в содержащийся в цилиндре раствор, он подносил её к губам и осторожно дул, порождая целые вереницы дрожащих мыльных шариков. Немного последив за их полётом, он повторял последовательность, выпуская новые пузыри. Скоупрейдж, отложивший в сторону «Расклинатель», охотно ему помогал, соревнуясь в количестве выпущенных за один выдох пузырьков. Работу по вскрытию и досмотру ящиков оба в данный момент бросили.

— Силли, хватит уже играться, – попросил бывший ярл. – Нам до обеда всё надо каталогизировать, распределить по отделам, поставить на учёт… Откуда ты вообще мыльную воду взял?

— Да вот. – Пожилой пони указал на остатки обёрточной бумаги, которую на «Си-Хорс», очевидно, использовали для упаковки сего поразительного изобретения: устройства для генерации мыльных пузырей. Блэкспот посчитал разработку, что так увлекла его внука, гениальной растратой чьего-то личного времени и бюджета комплекса. Хотя некоторые задачи мыльные пузыри успешно решали – пару единорогов оторвать от процесса их пускания было решительно невозможно.

— Правда, весело? – спросил Скоупрейдж, передавая палочку с кольцом Силлиесту Тритсу.

— Не то слово, – ответил тот, добавляя к заполонившим воздух над полигоном пузырькам ещё десяток.

— Как жеребята, – покачал головой Блэкспот. После чего пускатели пузырей моментально обратили на него внимание. И сунули палочку с кольцом чуть ли не в ноздри.

— Ты попробуй! – уверенно сказал Силлиест Тритс.

— Что я, мыльных пузырей не пускал? – скривился Блэкспот, наблюдая, как стекает по кольцу раствор, основная часть которого плескалась в цилиндре в копытах начальника НИИ.

Задумавшись на мгновение, он вдруг понял, что да, за весьма долгую жизнь ему действительно ни разу не довелось пускать мыльные пузыри. В жеребячестве, прошедшем под присмотром воспитателей и гувернанток в фамильном замке, ему никто таких игр не предлагал. В зрелом возрасте ярл Блэкспот сам отстранился от простых увеселений. Ну а потом события повернулись таким образом, что и вовсе стало как-то не до забав с мыльной водой.

— Хорошо. Но потом все вернёмся к работе, ладно? – произнёс бывший ярл, перехватывая магическим полем палочку с кольцом. Он не хотел показывать, что процедура вызывает у него какой-то интерес. Но и не хотел показывать, что вообще впервые выдувает пузыри.

Он осторожно подул на блестящую в кольце мембрану мыльного раствора, и вереница дрожащих и переливающихся на солнце прозрачных шариков устремилась ввысь, словно пытаясь долететь до облаков.

Следя за их полётом, Блэкспот чувствовал себя как-то странно. Плывущие по воздуху пузыри, рождённые его дыханием из простой мыльной воды, заставляли его чувствовать почти отеческую гордость. Их беззаботный танец наполнял сердце искренней радостью. И по мере того, как пузыри лопались, на долю мгновения превращаясь в почти незаметные глазу капельки, тут же истаивающие в воздухе, бывшего ярла заполняло желание немедленно создать им замену. Новые пузырьки. Много новых пузырьков.

Блэкспот попытался это сделать. Но на колечке уже не осталось раствора, и он, не замечая этого, лишь потратил свой выдох впустую, отчего закашлялся.

— Эх ты, неумеха! – Силлиест Тритс сердито отобрал у деда палочку, чтобы макнуть её в цилиндр с раствором. После чего демонстративно выдул стайку пузырей. Снова опустил палочку в раствор. И передал Скоупрейджу, который наблюдал за действиями директора с жадностью почуявшего добычу кротомедведя.

Наблюдая за ними, Блэкспот чувствовал, что оставаться в стороне никак не может.

— Дайте ещё раз попробую! – попросил он, усаживаясь на крышку от ящика. То, что из крышки вполне могут торчать гвозди, ему в голову не пришло.

— Ага, хитрый какой, – прищурился Силлиест Тритс. – Раствора-то мало осталось. – Он слегка потряс цилиндром, на котором Блэкспот углядел набранные мелким шрифтом надписи. – Вообще мало. Мне одному только. Вот.

Пожилой единорог подключил магию, пытаясь отобрать палочку с кольцом у протестующего Скоупрейджа. Дело чуть не дошло до драки, в которой, как полагал Блэкспот, пострадали бы и контейнер с мыльным раствором, и инструмент по выдуванию пузырей. Так что фактический начальник НИИ счёл своим долгом вмешаться.

— Спокойно, вы! – Блэкспот ткнул копытом в надписи на цилиндре. – Тут рецепт написан, между прочим. Каждый из нас может себе сделать колбу с раствором. А палку с кольцом из любой проволоки скрутить можно. Все будут довольны.

— И то верно, – кивнул Силлиест Тритс, изучая количество раствора в цилиндре. – Мда, надо в зельетворческий идти. Там и посуда. И ингредиенты.

Три единорога почти синхронно поднялись с импровизированных сидений и побрели в сторону научного центра. Сопровождаемые взглядом светло-серых глаз единственного сотрудника НИИ, который тратил время на выполнение общей работы.

— Эй, господа! – крикнул Паддок Уайлд. – Я что, один инвентаризацией заниматься должен?

Начальника службы безопасности троица, продолжавшая то и дело выпускать в воздух вереницы мыльных пузырей, откровенно проигнорировала.

Чейнджлинг Бзз, за поведением которого наблюдал Блэкспот, действительно пребывал в расстроенных чувствах, что, впрочем, сторонних единорогов не касалось. С тем минимальным набором личных эмоций и мыслей, которые полагались рядовому бойцу роя, он сидел в своём убежище на крыше котельной станции и, что называется, грустил. Грустил, так как ощущал себя ненужным, забытым и брошенным. Причём, даже если бы связь с коллективным разумом действительно пропала, инсектоид не чувствовал бы себя так плохо.

Далёкий от него рой бурлил, ведя активные приготовления. У королевы Кризалис появился новый план, в котором многие доблестные служители, мастера маскировки, могли проявить себя, подменив эквестрийских принцесс и их приближённых. Но только не Бзз, которому пришло единственное указание: сидеть в Стэйблридже, ничего не предпринимать и хранить план королевы в секрете. Естественно, чейнджлинг-альбинос собирался следовать приказу, искренне желая Кризалис удачи. Но ему было тоскливо оттого, что подготовка к воплощению грандиозного плана, а равно и его выполнение, проходят без него, где-то там, за сотни километров от НИИ, и всё, что остаётся «неправильному» с рождения чейнджлингу – ощущать отголоски коллективной радости, связанной с чьим-то успешным внедрением и тем, что «план ещё на шаг ближе к осуществлению».

Впав в меланхолию и опасаясь, что в ходе общения с кем-нибудь из стэйблриджцев ненароком выдаст секрет королевы, Бзз совершал лишь короткие полёты – до столовой, где ему полагалась ежедневная кормёжка, и обратно. При этом он старался уделять минимум внимания занятиям прочих сотрудников НИИ.

Но даже при этих условиях от фасеточных глаз Бзза не ускользнул повальный интерес коллектива к пусканию мыльных пузырей. Во-первых, со своего лежбища он мог видеть, как растёт количество поднимающихся в воздух мыльных шариков. Поначалу пузырьков было немного, но уже совсем скоро они неспешно парили над каждой улицей, стайками вылетали из каждого распахнутого окна, кое-где даже из вентиляционных коробов. Но то было ещё терпимо – хотя и мешало нормальным полётам.

Во-вторых, выдуванием пузырей оказались заняты все сотрудники. Заняты настолько, что все остальные дела, вне зависимости от их важности, срочности и безопасности, остались без малейшего внимания. Бзз добрался до столовой – там не оказалось ни одного готового блюда, поскольку Дейнти Ран и все его подчинённые увлечённо пускали на кухне пузыри. Бзз наведался в Хранилище Артефактов – и обнаружил замок на двери, так как ответственный сотрудник, недавно лишившийся контроля со стороны требовательной супруги, предпочёл сидеть дома и выдувать сферы из мыльной плёнки через трубочку. Наконец чейнджлинг-альбинос дерзнул через окно влететь в кабинет к начальству, чтобы обнаружить, что отвечающие за весь научный центр единороги вместо всех производственных дел обсуждают, сколько понадобится мыла, чтобы превратить в источник пузырей главный водный резервуар НИИ. Ни один из попадающихся на пути Бзза сотрудников не уделял внимания ему, своим должностным обязанностям или поведению окружающих. Все были заняты исключительно тем, что подносили к губам смоченные в растворе колечки или трубочки, пускали пузыри и, смеясь, обсуждали этот процесс с находящимся рядом и занятым тем же самым коллегой.

Хотя нет, Бзза пару раз заметили. И моментально предложили повыдувать пузырей, потому что «это весело и так по-детски». Чейнджлинг после недоумённого жужжания попробовал увлечение, захватившее умы знакомых пони. Но, глядя на переливающиеся, быстро лопающиеся шарики, только сильнее озадачился. Они Бззу надоели практически сразу, как только оторвались от колечка на палочке. Однако сотрудники НИИ приходили от полёта каждого пузыря в восторг и незамедлительно создавали ещё дюжину сами.

Через какое-то время полёт инсектоида превратился из разведывательной миссии в откровенно хаотические метания по всем закоулкам научного центра. Бзз отчаянно искал хоть кого-нибудь без ёмкости с раствором и колец для выдувания пузырей. И не мог найти. Его отчаяние усиливалось тем, что коллективный разум роя в ответ на сообщения дал резкий ответ, недвусмысленно намекая, что у Кризалис и «нормальных» чейнджлингов сейчас есть заботы поважнее. Никаких советов, никаких подсказок сородичи Бззу давать не собирались, концентрируясь на заманивании в ловушку принцесс и ещё немного на планах возмездия Тораксу, если тот будет схвачен в процессе.

Младший сотрудник Стэйблриджа, совсем отчаявшись, зашёл в определённо пустующее помещение с табличкой «ЛК-7» и издал жужжащий звук, который вполне можно было расценить как горестный вздох. Он уже не ждал, что кто-то поможет ему разобраться в ситуации. Однако в НИИ была ещё одна личность, постоянно отслеживающая происходящее на территории и не поддавшаяся всеобщему помешательству.

Динамик на стене зашипел:

— Чейнджлинг Бзз, ЛК-7. Вас вызывает Призрак. Ответьте.

Светло-серый инсектоид подлетел к коробочке динамика. Он лично никогда не пользовался системой внутристэйблриджской связи, поскольку не испытывал в этом необходимости. Мало кто мог с ходу разобрать издаваемые чейнджлингом звуки, даже видя его перед собой, а желающих разбирать бесконечные «ззз-зз» по удалённой связи и вовсе не находилось. Но Бзз как истинный представитель роя постоянно изучал окружающих его пони и их технологии – мало ли что пригодится королеве. Так что подсмотрел, как взаимодействовать с динамиком.

— Бзз-з, з-з-бз, зз? – произнёс он, нажав нужную кнопку.

— Ждите. Увеличиваю чувствительность микрофона. Подключаю модуль системы распознавания и интерпретации речи. Подключаю расширенный словарь непонийских рас. Подключаю модуль системы перевода. Повторите вашу фразу.

Бзз, не особо надеясь на какой-то прогресс, повторил своё «Что вы хотели?». Правда, особенности его языка позволяли построить это предложение как «Рассказ, вы, желание?». Такие сложности как падежи, предлоги, частицы и числа в языке чейнджлингов отсутствовали. Особенно числа, поскольку Бззу было ведомо лишь понятие «чейнджлинг» для обозначения отдельного существа и понятие «рой», означавшее всех инсектоидов сразу.

— Надстройки системы установлены, – доложил настенный динамик. – Бзз, запрос системы: наблюдаете ли вы аномалии в поведении окружающих существ?

— Взгляд, цель? Слово, неясность, – прожужжал в коммуникатор инсектоид после тщетных попыток осознать, что от него просят. Теперь уже искусственный разум замолчал, анализируя рваную речь чейнджлинга. После чего из динамика донеслась стрекочущая трель, составленная из хранящихся в базе данных отдельных звуков речи сородичей Бзза. Самообучающаяся система делала первые шаги в общении на чужом наречии. И, как отметил Бзз, неплохо в этом преуспевала.

— Поведение. Пони. Норма. Нет. Причина? Подробность.

— Норма, нет, – согласился Бзз, жужжащий гораздо быстрее и ровнее Призрака. – Работа, нет. Рой, занятие, игра. Понимание, нет. – После чего инсектоид, задумчиво повисев в воздухе, добавил: – Разговор, язык, пони. Чейнджлинг, понимание, речь. Слово, объяснение, случай, чейнджлинг, просьба.

На анализ грамматических конструкций Призрак затратила несколько секунд, после чего вновь перешла на эквестрийский:

— Что происходит с сотрудниками Стэйблриджа? Последний контакт зафиксирован семь часов назад. Они активны, но на мои вызовы не отвечают. Можете объяснить, что происходит?

— Рой, занятие, игра, – повторил Бзз.

После чего оглядел пустующее помещение. Игра «составь конструкцию из слов» ему надоела, к тому же Призрак тратила много времени на анализ и перевод его речи, что сильно затрудняло общение и, в принципе, было ненужным. Бзз задумался. С одной стороны, он не только прекрасно понимал эквестрийский, но и сам мог без проблем изъясняться на языке пони. Но ему не хотелось, чтобы в Стэйблридже об этом знали. С другой стороны, если он будет отмалчиваться дальше, то неизвестно, что случится с учреждением, которое он по приказу своей королевы держал под наблюдением. Решающим доводом стало то, что подлый предатель Торакс, устроившийся в Кристальной Империи, уже открыл эквестрийцам, что не только королева, но и рядовые инсектоиды нормально владеют речью пони. Пусть и с акцентом.

— Все увлечены странным з-з-занятием, – раскрыл клыкастый рот Бзз. – Они применяют ж-ж-жидкость, чтобы з-запирать воз-здух в коконы. И смотреть, как они летают. Я не з-знаю, что это такое. И почему оно всем так ж-ж-ж-жутко нравится.

Призрак помедлила, принимая изменившиеся условия задачи общения с чейнджлингом и отключая ненужные модули.

— Это объясняет значительное количество посторонних паттернов на всех полосах слежения. Я не могла идентифицировать поведение сотрудников. Однако частотный анализ коммуникаций за последнее время показывает доминирование упоминаний о мыльных пузырях. Верно ли утверждение, что этим заняты все сотрудники научного центра?

— Э-э-э? – Чейнджлинг-альбинос замешкался, разбираясь в обилии непонятных слов. – Воз-з-зможно. Если считать, что кокон, по-вашему, это пуз-зырь.

— Бзз, вы можете сказать, в какой момент началось это ненормальное поведение?

— Нет, – признался чейнджлинг. – Не следил з-за остальными. Три дня назад или больше…

— Ждите, – непонятно к кому обратилась система. – Провожу корреляцию с событиями указанного периода. Есть одно совпадение. Груз, маркированный «"Си-Хорс", три-восемь-четыре». Раствор для мыльных пузырей в контейнере. Занесён в базу три дня назад при инвентаризации. Анализ детальной информации… Информация отсутствует. Контейнер на складе отсутствует. Паттерн не обнаружен. Идёт корреляция с сотрудниками НИИ… – Пришедшая к какому-то выводу Призрак обратилась к чейнджлингу: – Бзз, для получения дополнительной информации вы должны найти исходную ёмкость с раствором. Вам известно, где она может находиться? Объясняю: это цилиндрическая конструкция, напоминающая вытянутую кружку или подставку для карандашей. Монотонно-серая, но на ней наклеена бумажка с надписями.

— Приблиз-з-зительно. Я видел что-то похож-жее у главного директора, – признался чейнджлинг. Он ожидал, что старый пони по-прежнему вместе с родственником сидит в кабинете для начальников и пускает пузыри в потолок.

— Вам нужно забрать у него контейнер с мыльным раствором, – сообщила Призрак. – Мне необходим доступ к содержащейся на этикетке информации. Это очень важно.

В другое время Бзз задумался бы, стоит ли выполнять поручение существа, которое общалось со многими стэйблриджцами, но на глаза никогда не показывалось. Которое общалось голосом единорожки, сумевшей найти общий язык с роем и заручившейся его поддержкой для борьбы с общим врагом. И однозначно погибшей – кое-кто из роя был свидетелем падения и гибели этой пони.

Но учитывая полный беспорядок, творящийся в Стэйблридже, который явно не обрадовал бы королеву Кризалис, чейнджлинг решил воспользоваться любой доступной помощью. Даже если она исходила от настенной коробки.

Жужжа прозрачными крыльями, Бзз вылетел из ЛК-7, пронёсся мимо толп пони, занятых своей «надувательной» забавой, и снова оказался на высоте нужного окна. Вот только никаких единорогов внутри помещения не увидел. Но паниковать не стал – просто поддел раму и забрался внутрь. В стол начальника НИИ было вмонтировано переговорное устройство, имевшее больше полезных функций по сравнению со стандартными. Через него Бзз попытался выйти на контакт со своим единственным союзником.

— Старого пони нет на месте, – объяснил ситуацию чейнджлинг. – Ёмкость при нём была. Я видел, когда прилетал в прошлый раз. Надо его найти.

— Определяю местонахождение паттерна. Силлиест Тритс в отделе зельетворчества. ЛК-18. Стойте, Бзз! – Голос Призрака застал чейнджлинга на подоконнике. – Вы способны прочесть текст, написанный на языке пони?

Пришлось возвращаться к столу, чтобы честно ответить «Нет».

— Когда заберёте ёмкость, – инструктировала Призрак, – отправляйтесь на цокольный этаж, в лабораторию номер десять. От неё понадобится ключ. Поищите в столе. Статистика показывает, что Силлиест Тритс оставляет его в ящике в семидесяти восьми процентах случаев.

Бзз с триумфальным жужжанием вытащил найденный предмет, обеспечивающий доступ в особо секретные части НИИ. Цепочку от ключа он закрепил на одном из отверстий своей ноги – чтобы не выпала ненароком. После чего отправился охотиться за начальником научного центра.

Силлиест Тритс в ЛК-18 собрал вокруг себя не только заместителя, но и весь трудившийся в отделе коллектив зебр. Все, естественно, с интервалом в две-три минуты доставали колечки и пускали пузыри. Поскольку мыльные шарики были очень недолговечны, то практически вся одежда сотрудников НИИ и окружающие предметы уже покрылись пятнами и разводами от капель.

Бзз, разведывая обстановку, тихо прошмыгнул в помещение и забрался наверх, на трубы вентиляционной системы. Никому до чейнджлинга, высматривающего лежащий под копытом Силлиеста Тритса цилиндр, дела не было – учёные пони и зебры обсуждали грандиозные планы, касающиеся так полюбившегося всем пускания пузырей.

— Что значит «недостаточно ингредиентов»? – негодовал руководитель НИИ.

— Вы же смогли найти достаточное количество для растворения в главном резервуаре под Стэйблриджем. Чтобы можно было из крана набрать раствор, – поддержал внука Блэкспот.

— Возможно, вы про это забыли, но мы вам отдали все смеси, что были, – отвечала Замана, начальник отдела. – Остатков чуть-чуть мы из шкафа достанем, но их не хватит на воду, что есть в океане.

Размышления, перемежающиеся пусканием пузырей, затянулись. А Бзз всё ждал момента, когда пожилой единорог изволит сместить копыто.

— Но если взять имеющиеся ингредиенты, – наконец произнёс Блэкспот, – и наложить на них чары самодублирования? Это невероятно сложное заклинание, но моих магических сил должно хватить. Тогда нам достаточно просто бросить в воду все заколдованные компоненты. И наблюдать эффект.

— Какой же ты у меня умный, – не удержался Силлиест Тритс. Не удержался он и в физическом смысле – внук, услышавший, что может обрести неограниченный источник раствора для выдувания пузырей, спешно кинулся обнимать родственника.

В это время светло-серый чейнджлинг спикировал с вентиляционных труб на столешницу, подцепил оставшийся без внимания цилиндр, зашипел, оскалив зубы – на всякий случай, чтобы отбить желание помешать – и помчался к выходу из ЛК-18, закладывая виражи, чтобы не врезаться в высоконаучное химическое оборудование типа «котёл на цепочке».

Единственный, кто выказал желание в панике метнуться за Бззом, был Силлиест Тритс, оставшийся без мыльного раствора. Но его моментально успокоили, подсунув склянку с идентичным составом. После этого глава НИИ принялся раздавать подчинённым зебрам распоряжения, связанные с только что придуманным и автоматически утверждённым планом по получению мыльного океана.

Лучи считывателя голографической установки прошлись по поверхности цилиндра, фиксируя буквы и пробелы между ними. Бзз стоял в сторонке и терпеливо ждал, с любопытством посматривая в сторону механизмов Призрака, которые видел впервые. Концепт личности, не имеющей тела, многим показался бы шокирующим. Но не представителю роя, который идентифицировал себя скорее с кристалликом памяти, выступающим из ближайшего шарообразного скопления, чем с кем-нибудь из пони. Призрак в понимании Бзза походила на инсектоидов и отсутствием индивидуально выделяющихся элементов, и скоростью согласованных вычислений, и способностью выводить на голографическую платформу любой образ. Например, голову жёлтой единорожки с оранжевой гривой.

— Идёт распознание состава компонентов, – объявил иллюзорный образ. – Идентификация элемента «белая глина». Статус: безвреден. Идентификация элемента «пальмовое масло». Статус: безвреден. Идентификация элемента «пыльца альстромерии». Префикс «Зэ-шесть-два-один». Внимание! Обнаружена корреляция с опасным сочетанием.

— Что-то не так с раствором? – догадался Бзз.

— Префикс означает, что на ингредиент наложено определённое заклинание. Для пыльцы цветка альстромерии, не представляющего вреда, существует заклинание, использование которого небезопасно. Заклинание «Зэ-шесть-два-один», или «Всеобщая влюблённость», заставляет субъектов испытывать любовь к зачарованному объекту.

— Я не чувствую вокруг никакой особой любви, – заметил Бзз. – А я бы её почувствовал в первую очередь.

— Согласно исследованиям, заклинание меняется именно при воздействии на эту пыльцу. Любви не возникает, но постоянное взаимодействие с раствором вызывает в организме усиленную секрецию веществ, приводящих нервную систему в состояние искусственной эйфории. Это настолько сильный импульс, что он затормаживает работу прочих отделов мозга и заставляет искать новые источники удовольствия. Только больше, масштабнее, чаще. Это мгновенная зависимость. Похожие случаи регистрируются у грифонов с мазью, которую называют «живинка». Учитывая специфику зависимости, я могу объяснить, почему ваш вид не подвержен всеобщей эйфории. Очевидно, ваша нервная система, связанная с сородичами, не имеет медиаторов, автономно генерирующих удовольствие. Вы ощущаете радость и веселье только вместе с роем, но неспособны чувствовать радость индивидуально. Поэтому раствор с зачарованной пыльцой не оказывает на ваш организм воздействия…

Чейнджлинг опустил надкрылья и сел на холодные камни подземной лаборатории. Ему снова стало грустно. И одиноко. Ведь рядом не имелось никого, с кем можно было разделить даже пагубную искусственную радость. Не говоря о других эмоциях.

— И что теперь делать? – спросил он у набора соединённых кристаллов.

— Необходимо избавить пони от привычки выдувать пузыри, – ответил голос Призрака. – Как можно скорее, так как зависимость развивается. Очень скоро пони начнут искать иные источники пузырьковой эйфории.

Бззу сразу вспомнились слова, которые он подслушал в отделе зельетворчества.

— Они планируют вз-зять компоненты раствора и з-з-забросить их в океан, – сообщил он. – Чтобы весь океан стал произ-зводить мыльные пузыри. Собирались использ-зовать какие-то з-з-заклинания, чтобы раствора стало больше.

— Десять минут назад я зафиксировала мощный магический импульс в лаборатории отдела зельетворчества, – немедленно отреагировала Призрак. – Очевидно, они приступили к реализации своего замысла. Это недопустимо. Мыльный раствор окажет губительное воздействие на всю океаническую жизнь, что приведёт к экологической катастрофе мирового масштаба. – По шарам, утыканным кристаллами, забегали огоньки. Справа от Бзза начала тихо светиться консоль. – Я поднимаю защитное поле минимальной проницаемости над научным центром. Лифты на цокольный этаж заблокированы. Теперь никто не покинет территорию НИИ.

— Надолго твой щит? – осведомился чейнджлинг.

— Энергии хватит на несколько дней. Но есть вероятность, что одержимые зависимостью пони захотят вырваться. Они не пройдут через барьер, но могут пробиться на электростанцию и отключить энергию во всём НИИ. Я не смогу их остановить, не причиняя вреда. А я не могу причинять вред сотрудникам научного центра, в каком бы состоянии они ни находились…

В этот момент на управляющей консоли отобразилось завершение какой-то фоновой задачи, и в голосе Призрака, насколько это возможно для синтезированной речи, появились тревожные нотки.

— Внимание! Паттерн «П00039» находится за пределами научного центра. Паддок Уайлд сейчас на территории внешнего зоосада. Пока он ничего не натворил, вам необходимо вернуть его в подконтрольное мне помещение. Бзз, вы можете выйти с цокольного этажа через эвакуационную дверь и так же привести Уайлда. Когда он будет изолирован вместе с остальными, можно будет сосредоточиться на лечении всех от пузырьковой зависимости.

— Понял, – моментально кивнул светло-серый инсектоид.

Бывать в зоосаду Бззу не нравилось. В памяти роя хранились воспоминания, как некогда в Стэйблридже другого чейнджлинга держали в прозрачном ящике. И тот же Паддок Уайлд не питал к инсектоиду тёплых чувств и делал всё, чтобы его мучениями приманить саму королеву Кризалис. Чего в итоге добился.

Хотя эти события остались в прошлом, и по всему рою давно был разослан сигнал, что Паддока Уайлда следует простить и не трогать, Бзз всё равно нервничал. И, наверное, отказался бы лезть к бывшему зоологу в нынешний зоосад НИИ, если бы существовал какой-то выбор. Вот только в ситуации, когда от перевёртыша зависело спасение научного центра – и всей природы от сотрудников этого научного центра – выбирать не приходилось. Приходилось чесать хитин на голове, раздумывая, каким образом победить массивного земнопони, таскавшего с собой арсенал пневматических пушек.

В данный момент Паддок Уайлд стоял, навалившись на ограждение бассейна, предназначавшегося каланам, выдрам и родственным им видам. Бурый земнопони смотрел на плескавшихся в водоёме зверьков, время от времени забавляя себя пусканием в их сторону злосчастных мыльных пузырей. Вот только начальник службы безопасности приспособил под пагубную привычку пневматические механизмы, отчего пузыри получались особенно крупные и вылетали быстрее и гораздо дальше. По морде земнопони читалось, что ему это занятие немного наскучило. Так что, в отличие от многих, он заметил приближение Бзза и снизошёл для разговора.

— Круто, да? – спросил он, выдав очередной фонтан пузырей из трубки, крепившейся на левой передней ноге. – Шикарно разлетаются. Я-то, главное, ещё думал, отчего все ими так увлеклись. Теперь вижу. Настоящее искусство. Но такое недолговечное.

Чейнджлинг завис в воздухе на безопасном расстоянии от личности, печально известной своей неуравновешенностью и без учёта новообретённой зависимости. Это оказалось верной стратегией для того, кто хотел дослушать план Уайлда до конца.

— Рецепт-то мне подсказали, – бормотал земнопони. – Но что хорошего в одном баллончике мыльного раствора? – Последовал очередной «выстрел» пневмопушки. – То ли дело целое озеро. Хотя бы озерцо. – Уайлд отвлёкся от своих грандиозных замыслов, чтобы подтянуть сумку, которая висела у него на плече. – И вот я вспомнил, что в зоосаду есть бассейн с водой. А в отделе зельетворчества как раз удалось прихватить пару баночек с ингредиентами…

В словаре чейнджлингов существовало понятие одержимости. Им обозначалось состояние, в котором находились существа, подчинённые заклинанием королевы. Сейчас термин получил расширенную трактовку, поскольку Бзз отчётливо видел перед собой одержимого пони, смотрящего вокруг таким мутным взглядом, словно сами его глаза превратились в мыльные пузыри. Но стоило Уайлду опустить взгляд на полузастёгнутую сумку с позвякивающими ёмкостями или на водную гладь искусственного водоёма – это был уже взгляд совсем другого пони. Всё осознающего, всё решившего. Недоступного ни для каких иных идей и мыслей.

Сообразивший, что к чему, инсектоид ждать не стал. Пока Уайлд пытался до конца расстегнуть сумку, Бзз подлетел ближе и вцепился в её край, пытаясь отнять. Но начальник службы безопасности – это не пожилой профессор, он свою ношу за просто так отдавать не намеревался. Уайлд оказался настолько цепким, что ухватившийся за сумку и отчаянно работающий крыльями чейнджлинг поднял в воздух его самого. Хват земнопони оказался более надёжным. Его вес в итоге вырвал сумку из копыт чейнджлинга. Однако при этом Уайлд опустился по ту сторону ограды, на почти вертикальную стенку бассейна. И секунду спустя с шумным всплеском ушёл под воду в столь привлекающем его водоёме.

Для Бзза наступил момент подлинной паники. Он решил, что помог Уайлду организовать экологическую катастрофу локального масштаба. Ведь теперь земнопони нужно было лишь достать из сумки ингредиенты, а те сами растворились бы в воде. Вот только вместо этого бывший зоолог стремительно вынырнул из не самого чистого на свете водоёма, потратил пару секунд на разглядывание бобров и выдр, замерших на искусственном островке в центре вольера и с не меньшим недоумением смотрящих на него в ответ. После чего, установив, где находится, Паддок Уайлд попытался добраться до ограды, зацепившись специальным выстреливаемым крюком.

— Твою ж налево, – произнёс бурый земнопони, когда оказался на горизонтальной поверхности. Он огляделся и увидел единственное существо, от которого мог требовать ответа. – Слышь, дырчатый, какого сена я с выдрами в бассейне плавал? Ты меня, что ли, столкнул?

— Да, но это получилось случайно, – ответил Бзз.

В этот момент морда Паддока Уайлда вытянулась так, словно он пытался слизнуть каплю со дна глубокого стакана. Бзз даже не сразу понял, что вызвало такую реакцию. А когда понял, смог только с досадой дёрнуть ногой. Секрет его говорливости окончательно утратил свою секретность… Оставалось лишь, «обретя» дар речи, не сболтнуть ничего лишнего, что повредит планам королевы.

— Ты?.. По-нашему?.. Рот раскрываешь?.. – кое-как сформулировал вопрос земнопони.

— Да, но сейчас это не важ-жно. Есть серьёз-зные проблемы. Весь Стэйблридж-ж-ж в опасности.

— В опасности? – нахмурился Паддок Уайлд. – Из-за чего конкретно?

Земнопони демонстрировал явную потерю воспоминаний о событиях последних часов. А ещё некоторую дезориентированность. Уайлд первым делом принялся проверять свой арсенал и, распрямив ногу, с выражением глубокого изумления и отвращения уставился на весело вылетевшие из ствола пневмопушки пузырьки.

— Это что за фокусы? – Земнопони полез под куртку, отвинтил один из баллонов и принюхался к клапану. – С каких пор я оружие жидким мылом смазываю?

В этот момент Бзз сделал над головой земнопони минимум три петли. И убедительно попросил его дотопать до ближайшего коммуникатора. Потому что, как думалось Бззу, выход из печальной ситуации, в которой оказался научный центр, нашёлся.

— Призрак, это Уайлд из внешнего зоосада. Ответь. Что за безобразие творится в НИИ? Мне тут внезапно разговорившийся чейнджлинг какую-то чушь втирает про массовое помешательство.

— Уайлд. – раздалось из динамика. – Я так рада вас слышать. Я боялась, что вы впали в зависимость от пускания пузырей.

— Впал, – неохотно признал земнопони. – Видимо. Но меня тут искупали насильственным образом. Кажется, сейчас я уже что-то соображаю.

— Интересно, – ответила Призрак. – Видимо, резкое снижение температуры тела вкупе со стрессовой ситуацией устранили влияние пыльцы альстромерии. Значит, есть надежда вернуть здравомыслие всем сотрудникам НИИ.

— О да, – тряхнул мокрой гривой Паддок Уайлд. – Я им всем повозвращаю здравомыслие. Будут знать, как пузыри пускать.

Земнопони, моментально ухвативший инициативу за хвост, закрутился на месте.

— Всё в порядке? – обеспокоенно поинтересовался чейнджлинг-альбинос.

— Да вспоминаю, есть ли здесь в подсобке вёдра. Или не здесь. Ладно, найду. Главное, набрать в них воды и найти наших пегасов из транспортного. – Земнопони нажал кнопку переговорного устройства. – Призрак, установи точное местонахождение всех паттернов в Стэйблридже, которые пегасы.

— Что вы задумали? – немедленно спросила система.

— Сначала вразумить крылатых. Потом с их помощью притащить пару солидных облаков и обрушить на пузырепускателей ливень, – с некоторым злорадством доложил начальник службы безопасности. – Шквальный.

— Воду в научном центре из-з-звели, чтобы соз-здать больше мыльного раствора, – сообщил чейнджлинг, обнаруживший недочёт в плане земнопони.

— Что сделали? – округлил глаза Уайлд. – Залили резервуар с питьевой водой этой хре... Ох, я кому-то надеру хвост, когда всё это закончится! Ох, надеру!

Приведя в чувство и выстроив в шеренгу шестёрку квартировавших в НИИ пегасов, Паддок Уайлд повторял им тактическую задачу. И она звучала бы как призыв к сражению на благо Эквестрии, если бы оратор, доходя до края ряда, не делал каждый раз пару шагов в сторону, чтобы окунуть голову в корыто с морской водой. Таким образом Уайлд надеялся не попасть снова в зависимость от мыльных пузырей. Убеждать его, что подобные меры излишни, никто не рискнул, да и сам начальник службы безопасности никого бы и не послушал. Поэтому и ходил с мокрой гривой, с каждым поворотом головы обдавая Деливерпрэнса и остальных летунов веером капель.

— Мне нужен ливень! Стена дождя! Сплошной поток с неба! – напутствовал Уайлд пегасов, которые и в первые три раза поняли суть задачи: собрать над океаном тучки, сцепить их вместе для увеличения водоотдачи и в нужный момент, когда Призрак уберёт защитное поле, выпустить воду на головы ничего не подозревающих коллег.

Бзз в этом метеорологическом деле ничего не понимал. И с трудом постигал намерения Уайлда, который установил напротив контрольно-пропускного пункта Г-образную конструкцию. Как оказалось, земнопони воспринял угрозу возможного отравления океана со всей серьёзностью, а пунктика по поводу «не вредить сотрудникам НИИ» у него не было. Так что на хорошо простреливаемой местности он установил многозарядную шоковую пушку, увеличенную версию личного шокера. Глядящему на эти приготовления Бззу очень хотелось, чтобы план с дождём сработал или чтобы Призрак защитное поле не убирала вовсе – такого желания жахнуть хоть в кого-нибудь, какое демонстрировал земнопони, коллективная память чейнджлингов прежде не фиксировала.

От наблюдений за тем, как Уайлд решает головоломку «наловчись работать с энергетической установкой, если одежда и грива у тебя мокрые», инсектоида оторвал отчаянный писк динамика на КПП. Учитывая, что границы поля при этом сдвинулись на достаточную величину, чтобы Бзз смог добраться до коробки, не уткнувшись в магическую преграду, сигнал могла подать только желающая что-то сказать Призрак.

— Регистрирую серьёзное отклонение от предполагаемого развития ситуации, – доложил синтезированный голос. – Паттерны сотрудников в данный момент фиксируются внутри помещений основного корпуса.

— Это плохо, – заметил чейнджлинг. Строение его глаз позволяло одновременно смотреть на кнопки переговорного устройства и отслеживать, как уплотняются облака, вокруг которых вьются пегасы из научного центра.

Почему ситуация складывалась не в лучшую сторону, объяснять не потребовалось. План с природным душем для всех пузырезависимых имел смысл в том случае, если под водяной удар попадало большинство. В противном случае здоровые и помешанные на растворе учёные пони могли вступить в конфликт, в котором желание пускать мыльные пузыри становилось усиливающей мотивацией. Бзз в очередной раз подумал о том, как будет недовольна королева Кризалис, если его бездействие разрушит научный центр.

— Надо выманить всех на улицы, – заявил чейнджлинг.

— Не вижу приемлемого решения, – объявила Призрак. – В данный момент все сотрудники НИИ увлечены лишь мыльными пузырями. Даже если я включу тревогу высшего уровня, они это проигнорируют.

Нервная ситуация чуть не вынудила чейнджлинга куснуть собственное копыто. Что, учитывая присущие его виду длинные клыки, не обошлось бы без последствий. Но челюсть инсектоида замерла в последний момент, когда фасеточные глаза рассмотрели ещё одну природную особенность организма.

— З-з-запусти систему пож-жаротушения, – попросил он у Призрака.

— Бесполезно. Система подключена к резервуару под научным центром. В данный момент резервуар наполнен раствором для создания пузырей.

— Именно, – встрепенулся Бзз. – Включи пож-жаротушение. И пусти меня внутрь.

Если бы чейнджлинг беседовал с пони, то, наверное, ещё долго оставался бы на месте, отвечая на неизбежные и ненужные вопросы. Но автоматизированная система управления мыслила иными категориями. Сотрудник НИИ отдал ей приказ. Критических условий, препятствующих выполнению приказа, зафиксировано не было. Так что Призрак отключила генераторы защитного поля, убрав тем самым магическую преграду, и распахнула все двери научного комплекса. А Бзз, напрягая свои подуставшие за день крылья, устремился в ближайшую дверь. В первый зал из длинной вереницы соединённых коридорами помещений.

На него мгновенно обрушились жалящие капли раствора из установленных под потолком разбрызгивателей. Пожар они потушить не смогли бы, зато заставляли тело зудеть, серьёзно раздражали глаза и оседали на крыльях, вынуждая прилагать дополнительные усилия, чтобы лететь ровно. А кроме этого жидкость делала то, на что чейнджлинг и рассчитывал – она затекала в отверстия, испещрявшие ноги инсектоида, и под действием встречного потока воздуха моментально становилась потоком пузырей. Так что Бзз ещё не успел пересечь первый зал, как уже превратился в движущийся источник сводящей пони с ума забавы.

Пони, которые предавались вредной привычке, отодвинули в сторону жалкие палочки с кольцами. В один момент у них появился новый объект восхищения, стремительно промчавшийся мимо. И толпа учёных, постепенно ускоряя шаг, двинулась за источником пузырьков.

В этот момент, несмотря на все неудобства, которые доставляли капли мыльного раствора, Бзз чувствовал слабый всплеск того, что мог назвать своим личным счастьем. Потому что он, летя вперёд, лавируя между открытыми дверями и лампами освещения, чувствовал ведомую толпу. Пусть всего на мгновение, но он создал свой личный рой, ощутил радость от управления единым коллективом, внимающим его действиям, обожающим его персону. Это был момент, когда скромный рядовой чейнджлинг, с момента сотворения наделённый физиологическими дефектами, мог почувствовать себя королём.

И с явственным сожалением «король», заложив последний вираж, вывел из здания «свиту», бросившуюся за ним через двери, как горошины через дырку в мешке. Он вывел их на открытое пространство, под налетевшие потоки дождя, который быстро превращался в грозу – выполнявшие распоряжение Уайлда пегасы спешили и прихватили несколько заряженных тучек. Дождь подарил обычным пони прояснение сознания, а прозрачнокрылому идолу – избавление от неприятных ощущений, вызываемых покрывающим тело мерзким раствором. Бзз завершил свой изматывающий полёт, не слишком аккуратно рухнув на быстро намокающую соломенную кровлю одного из зданий.

Теперь он мог с уверенностью сказать – хотя и не имел на это права – что данный день стал самым необычным не в жизни роя, а лично в его жизни.

Из кабинета Силлиеста Тритса чейнджлинг-альбинос вышел с выражением самодовольства на морде – насколько позволяла мимика, доступная его виду. Он мог насчитать целый рой причин для такого настроя.

Во-первых, пожилой начальник НИИ произнёс целую хвалебную речь в честь младшего сотрудника, практически единолично спасшего Стэйблридж и, в перспективе, экологию окружающего биома – после пространного объяснения Блэкспота, что при доставке груза предупреждающая наклейка каким-то образом оказалась отдельно от цилиндра со злосчастным раствором. В итоге за спасение коллег и начальников уникальному сотруднику пообещали знак отличия, повышение и удвоенный паёк с набором редких сладостей. Возможно, предоставили бы и личного пони с опахалом, но потрудились посоветоваться по этому поводу с Бззом. Чейнджлинг избыточные награды отверг.

Во-вторых, он радовался возможности разговаривать на общем для сотрудников НИИ языке. Как ни было весело хранить тайну своей болтливости, но ощущение, что твою просьбу понимают с первого раза, а не с десятого «З-з-з», нравилось больше. Хотя, конечно, пришлось искать оправдание долгому молчанию. Единороги-управляющие, вроде бы, приняли объяснение, что голосовые связки у перевёртышей окончательно развиваются лишь с достижением определённого возраста.

В-третьих, чейнджлинг радовался собственной ловкости. Он сумел незаметно для Тритса и Блэкспота оставить в кабинете позаимствованный ранее ключ, который во время разговора держал под крылом. Теперь оставалось надеяться, что единороги, обнаружив валяющийся не по делу предмет, решат, что он просто выпал во время всеобщей одержимости пузырьками. Правда, Призрак могла рассказать, кто и когда взял ключ, но Бзз искренне надеялся, что никто искусственный разум про такие мелочи спрашивать не будет.

Имелась и четвёртая причина, никак не связанная с происходившим в кабинете или в научном центре вообще. Чейнджлинг чувствовал радость роя, триумфально воплотившего в жизнь замысел королевы. Принцессы в Кантерлоте и семья из Кристальной Империи были успешно заменены и теперь перевозились, заключённые в коконы, в направлении дворца Кризалис. На очереди были принцесса Твайлайт и её подруги, к которым бойцы роя присматривались, выжидая подходящего момента. Общую радость коллектива омрачало лишь известие, что предатель Торакс так и не был схвачен. Но он не успел вмешаться и нарушить планы королевы. Не нарушило их и чрезвычайное происшествие в Стэйблридже, которое, не прояви Бзз инициативу и не восстанови дееспособность центра, поставило бы под угрозу задуманное Кризалис. Ведь всё население Эквестрии перестало бы любить и превозносить своих принцесс и начало бы любить и превозносить мыльные пузыри. Если бы не вымерло в процессе от голода и жажды.

Радовавшийся всем многочисленным причинам Бзз гулял по территории спасённого Стэйблриджа, пока не завернул случайно в один тупик, образованный двумя тесно сдвинутыми домами. Именно там он наткнулся на начальника Хранилища Артефактов, увлечённого ставшим столь печально популярным в минувшие сутки занятием. Скоупрейдж, пустив стайку пузырей, заметил инсектоида и безуспешно попытался спрятать цилиндр с раствором и палочку у себя за спиной. Поняв, что трюк не удался, чёрный единорог забормотал оправдания:

— Слушай, я тут просто… У меня перерыв… Жена отправилась в поездку по далёким странам. Я волнуюсь, переживаю за неё. Мне надо как-то нервы успокаивать… Вообще это не тот состав. Не тот раствор. В нём пыльцы цветочной нету… Так что я могу прекратить пускать пузыри в любой момент. Когда захочу… И осуждать меня неправильно! – чуть ли не с вызовом выкрикнул Скоупрейдж.

— Да я вообще молчал, – спокойно ответил Бзз. После чего посмотрел, как далёкий от последних новостей единорог, услышав вместо жужжания чёткие слова, приходит в изумление – и как выпадает палочка с кольцом из распавшегося магического поля.

Так стэйблриджский перевёртыш нашёл очередной повод поднять себе настроение.

Глава 23. Dæmon ex machine I

Краулинг Шейд санкционирует последний эксперимент в истории базы Си-Хорс...

За всё время сотрудничества с сатиром Бладхаунд был свидетелем его заинтересованности, разочарования, иронии, которые обитатель Тартара, что логично, выражал чуть иначе, нежели пони. Но впервые с момента заключения контракта видел равнодушие. Силена совершенно не интересовали слова детектива. Хотя сатир смотрел в сторону Бладхаунда, это был взгляд именно «в сторону». Гигант разглядывал, скорее, плоские фиолетовые камни Тартара. Или мысленно представлял на их месте то, что, судя по остаткам засыпанных фундаментов, когда-то здесь находилось.

Когда земнопони замолчал, сатир скрестил руки на груди и будничным тоном произнёс:

— Я ценю вашу усердную работу, мистер детектив. Вы много рисковали, проникая в закрытые охраняемые помещения и извлекая информацию из обрывков бесед. Но всё же в качестве доказательств своей гипотезы вы предоставляете лишь домыслы. Я должен поверить, что монстр, угрожавший миру уничтожением, успокоился и перевоспитался, полагаясь лишь на результаты ваших наблюдений.

— Я указал на все причинно-сл’едственные связи в деле…

— Мистер детектив! – Сатир величественно поднял ладонь, призывая собеседника не повторять третий раз уже прозвучавший доклад. – Вы не в состоянии доказать безопасность пребывания Ламии в вашем мире. Пусть она называет себя Соулскар или как-то иначе. Неважно. Все ваши доказательства – ваше мнение. Что заставляет меня проделать несложную процедуру – сопоставить ваше мнение и моё. Давайте вместе их сопоставим. Скажите, мистер детектив, сколько раз вы спасали мир от чудовищ?

Земнопони с тонкими усиками округлил глаза.

— Такой работой мн’е не приходилось заниматься, – признался он.

— Хорошо. Вы вольны оглядеться по сторонам и увидеть, скольких чудовищ я пленил за последние тысячи лет. – Сатир мимолётным жестом превратил плато, на котором находился вместе с детективом, в гору, с вершины которой отлично просматривалась уставленная клетками местность. – Я бился с ними, когда ваш вид ещё не обрёл дар речи и просто щипал траву, по которой топтался. Следы сражений по сей день встречаются во внешнем мире. В вашем мире.

Земнопони молчал, пытаясь решить, выразить ли обитателю Тартара благодарность или бросить в его сторону укол: «предоставьте доказательства». В это время Силен всё-таки вышел к мысли, к которой изначально вёл.

— Ваш мир существует сейчас таким, как есть, лишь благодаря моим стараниям и тому факту, что я не верю в перевоспитание злодеев. Монстр всегда остаётся монстром, чудовищу не изменить своей сущности. Печальные ошибки научили меня этому. И я должен поинтересоваться, мистер детектив, чьё мнение кажется вам весомее. Сатира, что тысячи лет охотится на самых злобных тварей? Или пони, которому никогда не поручали работу по спасению мира от чудовищ? Кому бы вы доверили решать судьбу очередного монстра?

Бладхаунд ещё в середине монолога сатира понял, к чему тот ведёт, и успел придумать ответ. И усмехнулся про себя, увидев, как дёрнулись брови сатира – тот явно считал свою аргументацию нерушимой, как скалы Тартара.

— Возможно, стоит дов’ерить судьбу монстра самому монстру? – произнёс пони. – Если вас не убиэждают слова, давайте пров’ерим их делом.

— Вы это серьёзно? Вы хотите развязать Ламии… имеющиеся у неё на данный момент конечности? Чтобы доказать свою правоту? Потеряв в случае ошибки миллионы жизней?

— Нет. Я о другом действии, – топнул передней ногой Бладхаунд. – Вы стшитаете своей задачей затаскивать см’ертоносных монстров в Тартар. Силой. То есть мелодией. – Детектив покосился на сирингу, постоянно висящую на шее сатира. – Но тшто, если Ламия явится в Тартар сама? Добровольно. Б’ез принуждения.

— Это невозможно, – усмехнулся Силен. – Тварь вроде неё будет до последнего убегать от заслуженного возмездия.

— Но если я прив’еду Ламию в Тартар с её согласия, это измиэнит ваше мнение?

Сатир то ли для иллюстрации своих слов, то ли для того, чтобы просто произвести впечатление, провёл ладонью над своим столом. Над массивной каменной плитой стали возникать образы клыкастых, рогатых, многоглазых, не имеющих постоянной формы, огнедышащих и других примечательных существ, заключённых в клетки на фиолетовых равнинах Тартара.

— Вы можете попробовать. И если у вас это получится… Тогда, мистер детектив, и только тогда я – возможно – признаю, что тысячелетний опыт охоты на монстров не даёт полного их понимания, – заявил сатир, увеличивая скорость показа своей «коллекции». Он остановился, когда над столом воспарила гигантская змея. – Только мы оба знаем, как всё закончится. – Силен посмотрел на Бладхаунда прямо сквозь образ рептилии. – Вы утратите контроль над ситуацией, мистер детектив. И тогда вам придётся положиться на мой опыт. И на мою мелодию.

Сатир вызвал в дополнение к иллюзорной змее протянувшийся через весь стол нотный стан. В течение последних месяцев пустые линии будущей мелодии обрастали нотами. Теперь произведение было закончено, что сатир, несомненно, хотел продемонстрировать детективу. Но пони, лично привнёсший в композицию больше половины содержания, не особо впечатлился.

Личную лабораторию доктора Еудженин по её распоряжению основательно перестроили. Все диковинные деревья с разномастными фруктами бережно, вместе с кадками, переправили на материк, где возле фиктивного Центра Океанографии Эндлесс обустроил небольшой парк. Освободившуюся площадь поделили на две секции толстенным стеклом. Та часть, где заканчивался идущий от лифта пандус, получила название «зрительного зала», в котором выделялось место для Шейда, Эндлесса и того немногочисленного контингента охранников, что не нашли себе более прибыльную работу. По другую сторону прозрачного заслона осталась особо секретная каморка, где Еудженин проводила опыты с протоматерией. В последние дни перед «великим экспериментом» доктор в коляске дозволила разобрать стены вспомогательного помещения, потому что иначе обеспечить полноценный доступ к бассейну, где плавало органическое творение, было невозможно.

Только на предпоследнем этапе Шейд и Эндлесс смогли увидеть, на что ушли остатки финансов «Си-Хорс», и что служило поводом частых трёхсторонних обсуждений Еудженин, Скриптеда Свитча и его ментальной компаньонки. Единорожка с гривой розовых расцветок путём понятных только ей процессов сумела превратить аморфную массу добытого из подземного бассейна кристаллизита в тело, имевшее скелет, нервную систему, ткани, органы и кожный покров. С волосяным покровом у полностью искусственного организма не сложилось – протоматерия закончилась раньше, чем дело дошло до шерсти, гривы и хвоста. Впрочем, Ламию устраивал и такой неполноценный результат. Шейда он тоже устраивал, поскольку Еудженин записала чуть ли не два тома умозаключений, которые – теоретически, если бы в Эквестрии нашёлся ещё один безумец – позволили бы повторить эксперимент. Чтение этих талмудов в присутствии автора должно было оставить довольной принцессу Селестию, на что Краулинг Шейд искренне надеялся.

По ту сторону стекла Еудженин и Скриптед Свитч обсуждали последние детали процедуры, начавшейся с того, что светло-каштановый единорог забрался на один из доставленных с медицинского этажа операционных столов. Второй предназначался для безжизненного тела, в настоящее время плавающего в изолированной ёмкости с обеззараживающим раствором. Медсестре Кейртач предстояло помочь Еудженин с извлечением неоживлённого пациента из консервационной жидкости, что не вызывало у первой ни малейшей радости. Хотя Кейртач могла бы помочь коллеге в определённых процедурах, после переноса безволосого тела на стол и подключения к нему приборов её выпроводили за дверь. Объяснения медсестры Шейд не вполне расслышал из-за свиста герметизирующейся двери, но в общих чертах уловил, что Еудженин своей ручной овечке доверяет больше, чем другому медику.

Свист воздуха стих, и две половины лаборатории фактически оказались разделёнными. Таково было чёткое условие Скриптеда Свитча – он ни на секунду не верил личности, сидящей внутри его сознания, и пытался всеми силами уменьшить угрозу для окружающих. Еудженин, напротив, нашла с Ламией общий язык и установила доверительные отношения. Но к изоляции помещения отнеслась благосклонно. Это почти избавляло её от занудства Шейда и прочих раздражающих личностей. Почти, потому что у бэт-пони оставалась возможность задействовать крепившийся к воротнику и предплечью коммуникатор. Что он и сделал.

— Доктор, мистер Свитч, у вас всё готово?

Еудженин аж передёрнуло. Она притянула имевшийся в её половине лаборатории коммуникатор, который принципиально отказывалась носить постоянно, и рыкнула:

— Шейд, ты какого ответа на свой тупой вопрос ожидаешь?! «Нет, расходитесь»? У меня всё идёт по плану. Да, Белла?

Белый, ходячий и нарушающий нормы гигиеничности комок шерсти, который сидел возле коляски Еудженин, многозначительно подвигал ушами.

— Хорошо. Я больше не буду отвлекать, – в очередной раз проявил вежливость Шейд.

В ответ ему прилетел такой взгляд, что, по идее, стеклянная перегородка должна была рассыпаться в мелкую крошку, а на стуле вместо бывшего советника по науке – образоваться кучка пепла. Бэт-пони из соображений собственной безопасности отложил коммуникатор на пустующий стул по соседству. Правда, его тотчас же пришлось надеть обратно, так как своё место в зрительном зале заняла последняя пони из числа желавших посмотреть на уникальный эксперимент.

Вообще-то в лаборатории Еудженин собрались все сотрудники, оставшиеся на «Си-Хорс». Даже уборщик-южанин где-то услышал о грядущем событии. И его пришлось пустить, чтобы не оставлять одного без присмотра в коридорах. В комплексе нашлись только два существа, которых достижения Еудженин интересовали, как гостей Лас-Пегасуса – здоровый сон: Гальвар дежурил в реакторном помещении, а его найдёныш Фардеай отдыхал после ночной вахты. И Шейд втайне радовался, что кто-то из пары грифонов занял пост у энергетической установки, ведь бывший советник до сих пор опасался, что придётся высвобождать разрушительную мощь последней. На случай, если в эксперименте Еудженин что-то пойдёт не так, бэт-пони заготовил кодовое слово, означавшее для Гальвара «перевести реактор в режим деструктивного мультиплицирования энергии». Это была крайняя мера. Которая стала бы последней для «Си-Хорс» и всех немногочисленных сотрудников комплекса.

— Я не сильно опоздала? – спросила Экзилис, принявшая вид зеленовато-белой пегаски с ярко-оранжевой гривой. Большинство присутствующих, включая Эндлесса, бросавшего полные подозрений взгляды, прекрасно знали, что под этой внешностью прячется королева чейнджлингов. Но Экзилис прибегала к фальшивому облику, чтобы не испугать несведущих и не раздражать тех, кто к насекомокрылой расе относился с предубеждением.

— Нет, Экзи, – пробурчал Шейд. – Я только что заслушал доклад доктора Еудженин о полной готовности к операции.

По интонациям его голоса не сложившаяся королева поняла, насколько ёмким и информативным был этот доклад, так что произнесённая шёпотом следующая фраза её не удивила:

— Жду не дождусь момента, когда Еудженин начнёт трепать нервы Селестии.

— Ты уверен, что это разумно? – прошептала в ответ Экзилис. – Торговаться с принцессой, отдавать ей работников твоего комплекса как собственность?

— А у меня разве есть выбор? – оскалил клыки Шейд. Болтовня не мешала ему внимательно следить, как за стеклянной преградой доктор в коляске укладывает голову Скриптеда Свитча под необходимым углом.

— Сбеги от этой солнечной лошадки, – придвинувшись, посоветовала Экзилис. – У тебя наверняка ещё пара домиков в отдалённых местах построена. Меня же ты спрятал. Что, сам не скроешься?

— И что, тебе сильно понравилось скрываться от всего мира? – задал встречный вопрос бэт-пони. – Я всё-таки хочу ходить куда-то. Общаться с кем-то. Это в миллион раз легче, когда у тебя нет могущественного, потенциально бессмертного врага.

— В прежние времена тебя бы это не остановило…

Шейд успел мысленно согласиться с Экзилис, но не успел открыть рот, чтобы сделать ответное замечание. В этот момент внутри изолированной части помещения начала твориться магия – тщательно продуманное и многократно переделанное новое заклинание, аналогов которого не произносил ни один чародей.

«В идеальном мире кое-кто после такого проснулся бы аликорном», – подумал отставной советник по науке, наблюдая, как зелёно-жёлтые нити магии, протянувшиеся с кончика рога Еудженин, сплетаются в эфирную трубку, мостом соединяющую виски Скриптеда Свитча и нового, ещё не ожившего существа. Переходной туннель становился всё ярче, а его дрожь, подобная волнению морской глади, становилась всё незаметнее, пока совсем не прекратилась.

В этот момент светло-каштановый единорог на операционном столе мучительно скривился – часть его сознания буквально вырвалась наружу. Ограниченный стенками «тоннельного моста» поток ментальной энергии, больше похожий на косяк лишённой плавников рыбы, устремился в свою новую обитель. Цельная личность – мыслящая, чувствующая, сознающая себя – за короткий миг пролетела через пустоту пространства и влилась в созданное из кристаллизита тело, завершив тем самым наглядную часть эксперимента.

Пока Скриптед Свитч тряс головой, пытаясь понять, вернулись ли в его сознание одиночество и покой, Еудженин бросилась ко второму столу, рядом с которым стоял медицинский столик с реанимационным набором. У доктора в распоряжении были считанные секунды, чтобы запустить естественные процессы внутри нового организма, чтобы вселить частицу жизни в существо, абсорбировавшее ментальную энергию.

И, как было видно Шейду и прочим зрителям, всё шло не так, как запланировано. Первую же процедуру – введение в кровь нейростимуляторов – Еудженин повторила дважды, не получив ожидаемых результатов. После чего крикнула что-то Свитчу, который незамедлительно взял на себя роль посильного помощника. Стараниями двух единорогов при молчаливой поддержке маленькой овечки реанимационные процедуры протекали быстрее, но выражение досады с мордочки Еудженин не сходило. Особенно чётко это проявилось, когда она, манипулируя шоковыми пластинами, едва не ударила разрядом замешкавшегося ассистента.

Зрители по ту сторону стекла невольно приблизились, ожидая развязки, которая могла быть как радостной, так и трагичной. В задних рядах раздались недовольные, хотя и очень тихие, голоса тех пони, что трудились над конструированием операционной камеры и не хотели признавать свой труд пустой тратой времени. Краулинг Шейд, глядя на старания единорогов, прищурился так сильно, что ещё немного, и был бы вынужден полностью перейти на эхолокацию.

— Ламия часто говорила, что её жизнь бережёт заклинание Старсвирла. Что древняя мощная магия не позволит ей умереть, – произнёс бэт-пони. – Неужели она заблуждалась?

— Нет… – вполголоса произнесла Экзилис, расфокусированным взглядом смотревшая на лежащее на операционном столе существо. – Она жива. Я… я сейчас ощущаю её присутствие. Она как-то… Есть какая-то связь между моим народом и…

Уши с кисточками уловили негромкий скрежет, с которым сдвинулся стул Эндлесса. Золотистый земнопони с белой гривой расслышал замечание королевы чейнджлингов и теперь сверлил её взглядом. И Краулинг Шейд, прекрасно понимая мысли друга, помня неоднократные его предостережения, тоже напрягся. Стекло оказалось недостаточно непроницаемым, а идея свести в одной комнате самое опасное существо в Эквестрии и представительницу некогда созданного этим существом народа перестала казаться разумной.

Пока совладельцев «Си-Хорс» глодали сомнения, лежащее на операционном столе тело начала бить дрожь. Лёгкие спазмы быстро сменились жестокими судорогами, напоминающими агонию, что заставило Еудженин и Свитча отпрянуть. Все присутствующие могли только со смешанными чувствами наблюдать, как безжизненная фигура окутывается тонким чёрным дымом. Через несколько секунд дымка рассеялась, и на столе осталась неподвижно лежащая кобылка с необычным чёрно-зелёным цветом кожи, на которой тут же начала отрастать такая же шерсть. Новая материя, создающая для существа пышные оливкового цвета гриву и хвост, взялась из ниоткуда, что – впервые на памяти Шейда – вызвало у Еудженин растерянность.

Ещё через пару секунд ни у кого из зрителей не осталось сомнений в абсолютной успешности эксперимента. На пол запечатанной камеры ступила кобылка. Уверенно переставляющая копыта. Дышащая. Моргающая. Судя по движению губ, разговаривающая. Определённо осознающая себя живым и разумным существом. Существом, которое внушало Шейду определённое беспокойство, поскольку намерения, возможности и дальнейшие действия этого создания оставались неизвестны и непредсказуемы.

Бэт-пони поправил микрофон коммуникатора, настроенного на частоту Гальвара, сидевшего за пультом в реакторной комнате. Он не планировал пользоваться переговорным устройством без крайней необходимости. И надеялся, что такая необходимость не возникнет, тем более что предвещающих сигналов не было.

Еудженин коротко переговорила с новым существом, после чего вышла на громкую связь и объявила:

— Эксперимент завершился удачно. Цель эксперимента достигнута. Пони по имени Соулскар чувствует себя удовлетворительно.

— И это ваш восторг, доктор? – сыронизировал Шейд. – После такого триумфа?

Последовало очередное замечание, породившее волну «зачем-я-вообще-с-ней-разговариваю» мыслей в голове бэт-пони.

— Ну извините, Шейд, что я не бегаю по лаборатории и не кричу «Оно живое!», – нахмурилась Еудженин. – Если бы я знала, что вы именно этого ждёте, возможно, я включила бы это в ритуал.

Прозвучал голос созданной из кристаллизита подопытной, которая воспользовалась тем, что учёная единорожка не сразу сообразила отключить коммуникатор:

— Я жива, доктор, но с определёнными оговорками. В созданном вами теле было сорок восемь несовместимых с жизнью дефектов. Если бы не заклинание Старсвирла, я бы не смогла существовать.

— Я и не утверждала, что работаю по совершенной технологии, – буркнула Еудженин перед тем, как сняла и отключила устройство связи. Уровень цинизма в её голосе давал понять, что негативный результат эксперимента единорожка приняла бы с ещё большей радостью – как-никак готовый объект для препарирования.

И в этот момент по ту сторону стекла произошло нечто неожиданное и непонятное. Внутри запечатанной камеры открылся проход – настоящая дыра в пространстве со скруглёнными краями. Из неё вышел бурый земнопони с длинными тонкими усиками, заставивший Шейда исступлённо моргать. Поскольку часть грима Бладхаунд снять не успел, он всё ещё походил на пони-уборщика, пропажу которого отметил крутивший головой Эндлесс, но частично вернулся в образ детектива. И Краулинг Шейд не мог моргнуть достаточное количество раз, чтобы принять факт: все последние месяцы он в упор не замечал в маявшемся со шваброй южанине черты следопыта, ранее переходившего советнику по науке дорогу.

Впрочем, Шейд вынужденно отложил посыпание головы пеплом на неопределённый срок, возможность наступления которого он навскидку оценил как «маловероятную», потому что собственными глазами видел Соулскар-Ламию в нескольких шагах от портала, пригодного для её бегства. В данный момент Шейд не слышал, о чём переговариваются собравшиеся по ту сторону стекла существа, но понял, что сбываются самые худшие опасения Эндлесса. А значит, крайняя мера оказалась первой на очереди к исполнению.

— Гальвар, – почти прошептал бэт-пони, – у нас чрезвычайная ситуация. Выпускай своего «демона».

Сидевшая рядом пегаска навострила уши, а Эндлесс, практически ждавший такого распоряжения, моментально вскочил с места.

— Так, на выход, быстро! Немедленная эвакуация всего персонала! – объявил он всему персоналу, который удачно расселся на стульях за его спиной. Золотистый земнопони искренне переживал, что сотрудники не успеют вовремя добраться до водоходных сфер. Даже при таком исполнителе как Гальвар, который секунд сорок ждал, прежде чем лениво поинтересоваться:

— Чего вы там устроили, чудилы?

Шейд напряжённо наблюдал за беззвучным спором, который вели в лаборатории Еудженин, Соулскар и Бладхаунд. Бэт-пони понимал, что в любую секунду освободившаяся от оков чужого сознания особа может покинуть «Си-Хорс». И никакие перегрузки реактора, которые создавались отнюдь не за секунду, ей не помешают. А значит, план на крайний случай из-за медлительности некоторых исполнителей терял всякий смысл.

— Запускай ДМН! – рявкнул Шейд. Потом, после секундной паузы, внезапно добавил слова, которые грифон никогда бы не услышал при других обстоятельствах: – Гальвар, ты молодец!

— Опа! – донеслось с другого конца линии связи. – Как у вас всё плохо, оказывается… Ладно, кодовую фразу принял. Диверсию организую…

Справа от бэт-пони сверкнула вспышка зелёного пламени. А потом в коммуникатор, который на своём стуле оставил кто-то из спешно эвакуируемых, голосом Шейда произнесли:

— Гальвар, стой! Я отменяю распоряжение.

Бывший советник по науке повернул голову, чтобы нос к носу столкнуться с собственной копией, невозмутимо сверкающей парой белых клыков, после чего настоящий Шейд едва не кувыркнулся со стула.

— Эндлесс был прав. Ты заодно с Ламией! Ты ей бежать помогаешь! Как я мог тебе поверить…

Экзилис, принявшая образ бэт-пони, спокойно приняла обвинения. После чего вернула себе истинный облик.

— Нет, Шейд, – произнесла королева чейнджлингов. – Я чувствую Ламию. Вернее, Соулскар. Я чувствую её эмоции. Как ничьи другие. С полной ясностью. И она не намерена бежать. Она не намерена вредить. Не хочет причинять зла. Она готова принять и понести наказание за все свои преступления. За всё зло, которое совершила. То, что происходит в той комнате, это не побег. Это воздаяние. – Экзилис старалась не отводить глаз от бэт-пони, но только на последней фразе их взгляды встретились. – Прошу, поверь мне.

Шейд медленно поднёс копыто к коробочке коммуникатора. Хотя в его карьере советника по науке биограф насчитал бы сотни важных решений, определявших судьбы отдельных пони-учёных, направлений науки или даже государства – сейчас бэт-пони решал самую сложную моральную задачу. Он мог уничтожить всё, что он создал совместно с Дресседж Кьюр, весь лабораторный комплекс «Си-Хорс». Вместе с потенциальной угрозой для Эквестрии. Шейд знал, что способен на это – один раз, в загадочном сне, он уже через это проходил. И даже на мгновение подумал, что его распоряжение и последующий взрыв реактора приведут к ещё одному пробуждению…

Но это была близкая к помешательству глупость. Уничтожение «Си-Хорс» привело бы к последствиям, по сравнению с которыми бегство одной кобылки ничего не значило. Расчёты, любезно предоставленные творцом энергетического безумия Гальваром, показывали, что взрыв реактора затронет не только комплекс. Приливные волны от сотрясения гипотетически накрывали крупные прибрежные города Эквестрии, а также часть земель Грифоньей Республики. Из-за сотрясения в зоне, граничащей с областью повышенной вулканической активности, могло крепко достаться и драконам. Поэтому Шейду очень хотелось верить, что Экзилис говорит правду, а Ламию-Соулскар по ту сторону портала ждёт вовсе не тёплый приём.

Два варианта. И выбор упирался лишь в доверие. Мог ли Шейд верить на слово королеве чейнджлингов? Или должен был отвергнуть слова представительницы народа, некогда сотворённого Ламией, как явную ложь?

Если бы Экзилис предстала перед бэт-пони в образе пегаски Гудчиэр, Дресседж Кьюр или копии Шейда – бэт-пони отверг бы её аргументы. Но королева чейнджлингов отбросила маскировку, показала хитин и зелёную радужку глаз. Она была честна, максимально честна, и советник по науке сделал то, чего почти никогда не совершал на государственном посту. Он доверился не логике, а внутреннему чутью.

— Гальвар, распоряжение отменяется, – сообщил в коммуникатор Краулинг Шейд. – Сиди спокойно и ничего не делай. Ты понял?

— А, – сквозь шипение статики донёсся ответ грифона, – это не проблема. Я, в принципе, и так ничего не де…

Краулинг Шейд решительным поворотом копыта отключил связь.

— Надеюсь, мне не придётся раскаиваться в гибели миллионов, – вздохнул он. И только после этого сообразил, что находится в полулежачем положении, подогнув ноги не самым удобным образом.

Пока бывший советник по науке поднимался и отряхивался, Экзилис пошла навстречу мысленному зову, который донёсся из-за стекла. Находящиеся там пони тоже не оставили без внимания массовое бегство зрителей и зелёные вспышки. Королеву чейнджлингов ждала кобылка с чёрно-зелёной шерстью, которая, пока на неё не смотрели, успела обзавестись притороченной к спине странной бочкообразной конструкцией с инициалами Еудженин на корпусе.

Экзилис и Соулскар стояли напротив друг друга, разделённые звуконепроницаемым стеклом, примерно минуту. После чего пони из кристаллизита отвернулась и шагнула в портал, куда её вежливо пропустил Бладхаунд. Королева чейнджлингов в замешательстве повернулась к Шейду.

— Она просила прощения… – поведала Экзилис. – Установила со мной мысленный контракт. И попросила прощения за все горести, что причинила моему народу… Я пыталась объяснить… Что не являюсь частью роя. На что она ответила, что, скорее всего, другой возможности сделать это у неё не будет…

— Хм-м-м… – протянул всё ещё ошеломлённый стремительностью происшедшего Шейд, краем глаза отмечая, как Еудженин и Скриптед Свитч выполняют необходимые процедуры для разблокирования дверей лаборатории. – Что ж, если будет возможность, передадим эти извинения Кризалис.

Бэт-пони снова потянулся к коммуникатору, чтобы уведомить заведовавшего эвакуацией Эндлесса о благополучном разрешении критической ситуации. Но тут же стал обдумывать, так ли необходимо остановить и обратить отбытие немногочисленных сотрудников, учитывая, что даже текущий месяц их работы оплачивать было нечем.

Детектив Бладхаунд успешно использовал то обстоятельство, что внимание всех присутствующих было приковано к происходящему по ту сторону стеклянной стены. Никто не заметил, как пони в костюме уборщика вытаскивает кулон. А свист, как обычно, не мог быть услышан никем, кроме сатира Силена, который в «торжественный день поимки Ламии» переставил любимый каменный трон поближе к пустующей на данный момент клетке.

Путь в Тартар открылся незаметной прорехой в стене за углом. И, ступив копытами на каменистую фиолетовую равнину, земнопони первым делом принялся избавляться от опостылевших за долгие месяцы накладок, менявших форму скул и пышность гривы. Больше личность Лаахд-ат-Хабдана пони-детективу не требовалась. Попасть в закрытую часть лаборатории, где существо по имени Ламия обрело собственное тело, он мог и от своего имени-псевдонима.

— Через несколько минут вы ув’идите, насколько приэдвзято было ваше суждение, мистер сатир, – не удержался от замечания Бладхаунд.

— Через несколько минут вы попросите меня использовать магию сиринги, мистер детектив, – невозмутимо ответил Силен, в голове которого давно выстроилась партитура Ламии.

Союзники по контракту опять разошлись по разным мирам, оставшись каждый при своём мнении.

Бладхаунд, потратив пару секунд на то, чтобы привыкнуть к яркому освещению лаборатории, учтивым поклоном поприветствовал Еудженин, Свитча и чёрную пони с зеленоватым отливом шерсти, которую не так давно видел на операционном столе.

— Мисс Соулскар. Меня зовут Бладхаунд. Я частный детектив. Я здесь по поручению, так сказать, администрации Тартара. – Последовал указующий жест в сторону портала, который магия Силена поддерживала в открытом состоянии. – Я уполномочен проводить вас к месту отбытия наказания, которое вам полагается за все преступления, совершённые под именем Ламии. Могу напомнить вам, о каких преступлениях идёт речь, если необходимо.

К удовольствию и удивлению Бладхаунда после его слов произошли три единовременных события. Во-первых, Скриптед Свитч, демонстрируя свою многолетнюю усталость от всего, связанного с Ламией, пролепетал что-то вроде «где же вы раньше-то были» и самоустранился от последующего разговора. Во-вторых, пони Соулскар покорно опустила голову, словно признавая, что Тартар является единственным местом, куда ей следует попасть, и что рассказывать ей о её кошмарных деяниях нет никакой необходимости. В-третьих, – в этом и была неожиданность, – вместо чёрно-зелёной кобылки возражения нашлись у Еудженин.

— Что эта «администрация Тартара» себе позволяет? – сделала пару шагов вперёд единорожка. – Кто дал ей право отбирать у меня результаты экспериментов?

— Прошу вас, не надо, – тут же подала голос Соулскар. – Это справедливое предложение. Я должна нести ответ за тех, кого погубила, и за то, что разрушила.

То ли Еудженин к словам подопытной особи прислушалась, то ли сообразила, что вышла из роли хладнокровной и сдержанной учёной, но тут же сменила выражение мордочки с возмущённого на повседневно-равнодушное.

— Да дело твоё! – фыркнула она, откатываясь назад. – Я тебе жизнь подарила, а ты сама ей распоряжайся. Хотя… Тартар, значит, да?.. – Еудженин, используя преимущества конструкции с колёсами, сделала резкий разворот и направилась в часть комнаты, находящуюся за опустевшим аквариумом с консервирующей жидкостью. Там, среди сваленного в груду личного имущества, она принялась спешно что-то искать.

Детектив проводил её взглядом, потом повернул голову в сторону мигнувшей за стеклом яркой вспышки. Там, как оказалось, стало гораздо меньше зрителей. А конкретно остались только два идентичных бэт-пони, один из которых вскоре окутался очередными всполохами зелёного пламени и стал высокой чёрной особой, украшенной бледно-зелёной гривой и отверстиями в ногах.

— Дела, – усмехнулся Бладхаунд. О присутствии на «Си-Хорс» королевы чейнджлингов он не догадывался, хотя в бытность уборщиком успел отметить некоторые странности в поведении гостившей в комплексе пегаски.

Схожую реакцию на метаморфозы Экзилис проявила и Соулскар. Она повернулась и сделала шаг к толстому стеклу, когда рядом опять возникла Еудженин.

— Если вы оба собираетесь в Тартар, – произнесла она, скособочившись и пытаясь удержать одной ногой бочкообразный сосуд из похожего на стекло материала, – то захватите с собой мою камеру-скворечницу.

— С какой целью? – незамедлительно поинтересовался Бладхаунд. Он не был уверен, как отнесётся Силен к проносу сквозь портал лишнего багажа.

— Эту камеру я соорудила для поиска частиц Дивота-Хипписа. Свободных неугасимых частиц поля. Нуль-магии, – охотно пояснила Еудженин. – Если хоть одна из снующих по просторам Тартара невидимых частиц залетит в «скворечницу», – доктор склонила голову, чтобы посмотреть на небольшое круглое отверстие в бочкообразной камере, – то прибор отправит звуковой сигнал рассчитанной частоты, который пройдёт через барьер между мирами и сообщит мне, что теория нуль-магии полностью верна.

— Ага, – сделал вид, что понял всё сказанное, пони-детектив. Соулскар не тратила время на ненужные раздумья. Приняв у Еудженин прибор, она принялась крепить его идущими в комплекте ремнями к спине.

— Я помогу вам, доктор, – произнесла кобылка. – За всё то добро, что вы мне сделали. Я просто обязана поспособствовать вам в научном исследовании.

— Ой, не перетрудись, – с привычной язвительностью ответила Еудженин. – Я всего-то подарила тебе критическое мышление. И новое тело. Право, такая мелочь.

Почти слёзные прощания на этом не закончились. Соулскар, снова взглянув на комнату по ту сторону стекла, вспомнила об одном крайне важном деле и подошла вплотную к прозрачной преграде. Она мысленно обратилась к королеве чейнджлингов, что находилась рядом. Создатель обратился к созданию. Чтобы покаяться в своих ошибках, которые уже не мог исправить. Но которые, под занавес существования, смог осознать.

Бладхаунд не стал прерывать или торопить это общение. Он не видел проблемы в том, чтобы Соулскар побыла ещё несколько минут в этом мире. Ведь всё её действия, важные для понимания характера, останутся в памяти пони, откуда их сможет извлечь один фанатичный сторонник правосудия, ждущий в Тартаре.

Когда детектив прошёл через портал вслед за кобылкой, то чувствовал себя вдвойне, а то и втройне счастливым. Ведь он разом избавлялся от необходимости использовать грим и придерживаться образа с довольно посредственной легендой. При этом он успешно выполнил свою, прописанную в контракте, часть работы, добыв для безжизненных полей Тартара новую узницу. Кроме того, пони-детектива переполняла уверенность, что сатир Силен, поговорив с Соулскар в её нынешнем состоянии, признает рациональность рассуждений Бладхаунда. А победить в споре с тысячелетним созданием – это ли не достижение?

Силен, впрочем, оттягивал момент триумфа детектива. Так, он немедленно закрыл портал в «Си-Хорс» – прежде чем Соулскар смогла рассмотреть восседавшего на троне сатира, восхититься им или представить, какой вышла бы их дуэль, будь она по-прежнему гигантской рептилией. Вместо этого естественная магия Тартара моментально погрузила кобылку в зачарованный сон, оставив детектива, находящегося под защитой кулона, раздосадованно двигать бровями.

— Даже не сн’изошли до простой беседы? – скорее отметил, нежели спросил, Бладхаунд.

— Я и так узнаю всё, что мне нужно, – тоном, не предполагающим дальнейшую дискуссию, ответил Силен. Правда, наглядно показал, что и не планирует узнавать, так как одной рукой провёл по воздуху, убирая магические прутья пустующей клетки.

Второй рукой сатир явно намеревался перенести бессознательную Соулскар внутрь узилища. Но замер, заметив камеру-скворечницу, вместе с которой тёмношёрстная кобылка улеглась спать.

— Это ниэбольшой научный эксперимент, – пояснил Бладхаунд.

Мог бы и не трудиться – Силен уже держал ладонь с выпрямленными пальцами над головой Соулскар, отыскивая в её памяти события последних минут. И всю информацию по уловителю частиц нуль-магии. Попутно он расстегнул ремешки, чтобы поднять незнакомую конструкцию в воздух.

Пони-детектив как раз собирался произнести короткую речь про скромный вклад в развитие эквестрийской науки и возможность заодно сделать несколько добрых дел, но вырвавшийся из горла сатира гортанный рык заставил его покрепче сжать челюсти.

Не так давно Бладхаунд познакомился с равнодушием Силена. Теперь же ему довелось увидеть гнев. Двурогий хозяин Тартара с силой бросил научный прибор на фиолетовые камни и решительно раздавил остатки мощным ударом копыта. А потом посмотрел на детектива. От такого взгляда Бладхаунду захотелось оказаться в любом другом месте мира – лишь бы подальше от вдруг ставшего крупнее и массивнее бессмертного чародея.

— Ты! Ты с самого начала это планировал? – рявкнул сатир на прижавшего уши пони. – Хотел притащить сюда это? Морочил мне голову вторым шансом для отъявленной злодейки?

— Эм-м-м… – не сразу нашёлся земнопони. – Если вам что-то не нравится, мистер сатир, я увиэрен, спокойная б’еседа решит вопрос…

Сама попытка завязать спокойную беседу, вроде бы, отсрочила чересчур агрессивное её завершение. Потому что сатир передумал угрожающе нависать над детективом, выставил в сторону руку и снова просмотрел последние воспоминания Соулскар, в которых нашлись все необходимые ему ответы.

— Нет, – гораздо спокойнее произнёс Силен, – вы просто совершили глупость. По невежеству. Вы не подумали, что некоторым вещам не место в Тартаре.

Ничего больше не добавивший сатир оставил пони любоваться осколками камеры-скворечницы, а сам разместился на своём троне. Поблёскивающие на камнях осколки быстро перестали интересовать Бладхаунда, так как из щелей каменного кресла вдруг начали сочиться серебристые капли, двигавшиеся вопреки тем законам физики, что в Тартаре кое-как работали. Серебристые нити вместо того, чтобы падать вниз, потекли вбок и вверх, стремясь к телу Силена. Они с рвением заждавшегося хищника накинулись на выцветшую кожу сатира, скрывая его величественный облик за сплошным покровом похожего на ртуть вещества. Очевидно, Силен при этом никакой боли не испытывал, так как, закрыв глаза, спокойно ждал, пока казавшийся живым металл снизу-вверх растекался по его телу.

По мере того как металл скрывал сатира, на поверхности начали появляться детали, словно невидимый кузнец-скульптор прямо сейчас вылеплял из серебристого вещества сапоги, поножи, нагрудник, перчатки… «Одну перчатку», – поправил себя Бладхаунд, заметив, что серебристая жидкость остановилась, едва дойдя до левого запястья. Тем временем последние капли затвердели на кончиках витых рогов, и из металла проступила покрывшая всё лицо маска, передающая основные черты сатира. Перед глазами Силена возникла прорезь, осветившаяся изнутри ярко-жёлтым сиянием. И с трона поднялась облачённая в металл фигура, одним своим видом способная успокоить и вернуть в клетку некоторых особо буйных обитателей Тартара.

Силен подвигал руками так, словно ощущал что-то знакомое и приятное, чего на долгое время лишился. А Бладхаунд пока не мог понять, сулит то, чему он только что стал свидетелем, благо или опасность. Пока он раздумывал, фигура в причудливых латах повернулась и зашагала прочь.

— Мистер сатир, – тут же тронулся с места Бладхаунд, – я могу узнать, что вы диэлаете? Это как-то связано с Соулскар?

— Соулскар? – переспросил искажённый глухим шлемом гулкий голос. Сатир замедлил шаг и сделал небрежный жест рукой. Повернув голову, детектив смог оценить последствия этого жеста – лежавшую на камнях кобылку с оливковой гривой подняло и буквально закинуло в гостеприимно распахнутую клетку. – Мне сейчас не до неё, мистер детектив, – продолжил сатир. – У меня есть дела гораздо важнее.

— Важнее? Что может быть важнее поимки сустшества, которую мы вели посл’едние полгода?

— Спасение вашего мира, – как бы невзначай ответил Силен. – Спасение его от вас самих.

Внезапно сообразив, что даже широкий шаг не приближает его к цели достаточно быстро, сатир смял ткань пространства так, чтобы оказаться перед своим магическим столом. Для него это перемещение заняло секунду. Но перенести Бладхаунда вместе с собой Силен не соизволил, так что детективу пришлось мчаться галопом по фиолетовым холмам, ориентируясь на далёкую серую точку. С каждым шагом пони ощущал, как чувство великого триумфа выветривается, уступая место неподдельному страху: было совершенно не ясно, что взбрело в голову могущественному обитателю Тартара.

— Мистер сатир, – выдохнул Бладхаунд, перебарывая одышку. – Пожалуйста, объясните, что вы диэлаете.

В данный момент закованная в серебристый металл фигура стояла возле магического стола и разглядывала просвечивающее изображение крохотного островка – скалы, выдерживающей натиск моря со всех сторон. Пони-детектив на образ этого островка насмотрелся изрядно, изучил его как изнутри, так и снаружи. Что бы ни задумал Силен, его интерес вращался вокруг лабораторного комплекса «Си-Хорс».

— Вас не должны волновать мои действия. Они выходят за пределы заключённого контракта, который ваша сторона полностью выполнила, – произнёс приглушённый и чужеродный голос из-за металлической маски.

— Позволю себе не согласиться. Ваше пов’едение спровоцировано моими поступками. Так что я, как мин’имум, заслуживаю право узнать, где допустил ошибку. Что я сдиэлал не так?

Бронированный исполин вздохнул и опёрся металлической рукой на стол.

— Мистер детектив, – сатир снова снизошёл до уважительных обращений, – я провёл тысячи лет, защищая ваш мир от чудовищ, которые могли его уничтожить. Следы битв далёкого прошлого даже ваши современники могут увидеть. Некоторые не исчезли до сих пор и, скорее всего, не исчезнут никогда. – На пару секунд картинка, проецируемая магической столешницей, изменилась, показав странный степной пейзаж, над которым буквально парили огромные куски покрытых растительностью камней. – Чем больше я боролся, чем больше существ затаскивал в Тартар и сажал на цепь… Тем больше понимал, что громадные чудища несут в себе меньше угрозы, чем сокрытые в массе простого народа деятели. И все мои сражения, которые я не склонен считать подвигами, бесполезны, потому что ваш вид, мистер детектив, благополучно стремится уничтожить себя самостоятельно.

То ли по осмысленному желанию Силена, то ли из-за подсознательного влияния мыслей сатира, подвластный ему волшебный стол показал фрагмент. Долю секунды воспоминаний, принадлежавших Соулскар. В мелькнувшем куске памяти отобразилась Еудженин и уловитель нуль-магии, который постигла столь варварская участь.

— Тартар не всегда был таким, мистер детектив. – Не скованная металлом рука сделала широкий жест, указав на фиолетовые склоны с зелёными прожилками и розовые отблески находящейся вдалеке Стигийской расселины. – Это было красивое место. Пригодное для жизни. Его населял мой народ. Народ сатиров.

Над столом появились странные движущиеся силуэты, нечёткие и рассыпающиеся на отдельные точки. Это походило на воспоминание, настолько древнее, что даже магия зачарованных земель утратила возможность его восстановить. Но сатир пытался показать картины из своего прошлого. А возможно, пытался просто вспомнить само прошлое, превратившееся для него, последнего очевидца, в легенды и пляску теней.

— Мы обрели разум. Создали своё государство. Избрали ареопаг – собрание мудрейших, определявших законы для всего народа. Мы были такими же, как ваш народ. Мы были исследователями. Изучали свой мир, его возможности. Его границы. Открыли магические переходы в ваш край. Назвали его внешним миром и научились создавать существ, которые могли в нём жить. Нимфериад. Сами мы не сумели приспособиться к условиям вашей биосферы, но наблюдали за внешним миром. Жадно искали новых знаний, охотно брались за любые эксперименты. Мы приняли своё бессмертие за гарантию вседозволенности. Мы стали бесстрашными. И безрассудными.

Исполинская фигура склонила голову, и волшебный стол, вторя её скорби, практически угас, как и сияние, скрывающее глаза сатира.

— Мы открыли для себя свойства магии. И нуль-магию тоже, – продолжил Силен. – Ареопаг решил, что народ сатиров способен обуздать энергию мироздания. Предосторожности были забыты, сомнения отметены. Мы построили величайший храм, который венчала грандиознейшая машина – источник энергии небывалой силы. Мы оказались столь глупы, что создали её. И запустили… Последствия вы видите вокруг себя.

Повисла столь длительная пауза, что пони-детектив рискнул подать голос:

— Мне очень жаль, что так получилось с вашим народом, мистер сатир. Я, честно, не приэдставляю, каково это – потерять всех, кто был дорог.

— Я потерял не всех. – Смотровая щель на шлеме Силена вновь осветилась жёлтым огнём, а под пальцами сатира вспыхнула магическая столешница. – Ваш мир не пострадал в той катастрофе. И я дал клятву, что подобное не повторится на вашей земле. Что я остановлю любого монстра, любое порождение зла, представляющее для вас угрозу… – Над поверхностью стола снова возник окружённый водой островок. – Но ваш вид, мистер детектив, стал угрозой сам для себя. Вы оказались столь же любопытны. Столь же методичны. Вы тоже ищете запретные знания о магии. Ищете способы приручить зачарованные частицы. И это должно прекратиться.

Уголки губ Бладхаунда непроизвольно поползли вниз. Он мысленно вывел из доверенных ему событий прошлого мотивацию Силена, сложил её с данными, имеющимися на настоящий момент, и получил на выходе прогноз будущих событий. Крайне печальный и пугающий прогноз.

— Я снова и снова сочинял для вас учебники, научные труды, – продолжал сатир. – Под псевдонимом Ритаснелис. Я надеялся, что подложные теории и фальсифицированные данные собьют ваших учёных с губительного пути. Но отдельные личности слишком настойчивы в поиске истины. И мне придётся избрать иную форму воздействия.

Как оказалось, всё это время, пока сатир говорил, он контролировал своих нимфериад. И теперь лёгким движением пальцев впустил пару Алоэ-Лотус в Тартар. Вместе с добычей, которую олицетворял Фардеай, ученик Гальвара. Судя по состоянию перьев и безжизненно покачивающимся конечностям, нимфериады задали молодому грифону изрядную трёпку. Естественно, не без предварительного мысленного приказа Силена.

Сатир опять показал себя мастером по единовременному выполнению многочисленных задач. Одну руку он простёр над головой Фардеая, проникнув в его сознание, другой подкорректировал выходную точку для связывающего миры портала. И, поскольку занял своё сознание трюками по выуживанию информации, отдал следующий приказ голосом:

— Отправляйтесь в реакторную комнату «Си-Хорс». Вырубите грифона, что попытается вам помешать. И запустите режим перегрузки, сведения о котором так удачно подслушал наш детектив. Подробные инструкции сообщу позже.

— Нет, стойте! – сорвался с места Бладхаунд. Но нимфериады оказались слишком далеко от него и слишком близко к очередному порталу. Поэтому пони пришлось опять взывать к облачённому в доспех колоссу: – Не диэлайте этого! Вы планируете пр’еступление, за которое вам самому здесь клетка полагается!

Сатир неожиданно оценил иронию: из шлема донёсся сухой смешок. Но это было единственное колебание, которое Силен себе позволил.

— Я уничтожу доказательства существования нуль-магии, которые, благодаря вам, попали к доктору Еудженин. И создам прецедент в виде энергетической катастрофы, который надолго отобьёт желание у ваших учёных практиковать подобные эксперименты. Да, придётся уничтожить нескольких ваших сородичей. Ущерб для биосферы будет… в пределах допустимого…

— В пределах? – подскочил на месте Бладхаунд. – Да кто вы такой, чтобы устанавливать эти пределы? Кто дал вам право решать за весь вниэшний мир, за всю ту биосферу, которую вы усиленно опиэкаете? Вы так усердно посыпали голову пеплом из-за проступка своих сородитшей, что теперь, кроме этого пепла, ничего видеть не способны! Я! Я как эквестриец! Я как уроженец вниэшнего мира! Я как пони! Прошу вас! Останов’итесь!

Если голос детектива и долетал до выступов на шлеме, под которыми предположительно находились уши сатира, то дальше, по всей очевидности, не проходил. Силен просто игнорировал четырёхногий раздражитель, который продолжал бегать вокруг магического стола и облачённой в доспех фигуры. Сатир полностью сосредоточился на контроле за действиями своих нимфериад, отгородился от всех посторонних явлений. Но он недооценил упорство Бладхаунда.

Земнопони поднял с земли плоский кусок породы, взвесил в копыте и нацелился на запястье, которому не досталось волшебной брони. Бросок вышел на редкость удачным, так как острая грань булыжника чиркнула по коже сатира, оставив глубокий порез, а внутри серебристого шлема существо, забывшее за сотни лет, что такое боль, издало мучительный стон. Но тут же Бладхаунд смог оценить и недостатки своей идеи – массивная фигура оторвалась от стола и повернулась в его сторону.

— Ой! – вырвалось у пони, сообразившего, что не ему тягаться с существом, которое контролировало в Тартаре всё, включая пространство. Попытка побега закончилась через секунду, когда Силен пострадавшей рукой схватил детектива за хвост, а металлической перчаткой взял за горло и поднял так, чтобы тот мог увидеть через смотровую щель шлема горизонтальные полоски зрачков в очень рассерженных глазах.

— Не волнуйтесь, я не причиню вам вреда, мистер детектив, – сообщил исполин, который одним движением пальца мог свернуть пони шею. – Броня мне этого не позволит. Кроме того, я сам не хочу. Потому что понимаю ваши чувства и логику вашего поведения. Но и вы должны понять, мистер детектив, что я не могу позволить вам стать помехой.

С этими словами сатир распахнул ещё один выход во внешний мир, через который скосивший глаза Бладхаунд разглядел обои своего рабочего кабинета в Балтимэйре. Пони-детектив по воле Силена отправлялся туда, где началось его знакомство с сатиром. Туда, где у него не было возможности как-то воспрепятствовать планам могущественного существа.

— Считайте наш контракт расторгнутым, – ровным голосом проговорил Силен и лёгким движением вышвырнул земнопони в его родной мир, моментально закрыв обратную дорогу.

Глава 24. Dæmon ex machine II

Судьба всего мира зависит от возможности нескольких пони своевременно заглушить вышедшее из-под контроля оборудование...

Приподнявшись над решёткой, Гальвар едва не рухнул обратно – настолько сильно его приложили. Но любой грифон по натуре являлся бойцом, и начальник энергостанции, вцепившись в перила, подтянул себя повыше.

Две проникшие в реакторный зал твари с видом экспертов уселись за консоли и последовательно переключали контролирующие тумблеры, выстраивая их в зигзагообразный рисунок. Гальвар прекрасно знал, что даёт этот рисунок, и не имел ни малейшего желания позволить существам, которых поначалу принял за пони, завершить начатое. Пока что их замедляла лишь конфигурация консоли, ведь Гальвар, чтобы досадить Скриптеду Свитчу, сделал её максимально неудобной для копыт. Но тварям, что продемонстрировали невероятные способности к изменению формы тела – прямо на глазах плохо соображающего грифона передние ноги одной из нарушительниц словно лишились костей, превратившись в гибкие щупальца – такие препятствия явно были на один чих.

Гальвару никак не удавалось сфокусировать взгляд: цветные пятна и двоящиеся предметы говорили о сотрясении мозга. Сделав над собой усилие, грифон всё же смог сосредоточиться и выделить из тошнотворной круговерти нечто определённое – бордовый контур противопожарного щита. Где-то ниже и левее располагался ящик с оборонительным средством, которое Гальвар не стал доверять деятелям из Грифоньей Республики даже в то время, когда она ещё была стабильным государством. Энергетическое ружьё, от которого орлольва отделял лишь хрупкий замочек, могло уравнять шансы в битве с эфемерными созданиями.

Защёлке хватило пары неуверенных ударов лапой. Потому что, хоть Гальвар честно держал сундучок запертым, как и приказало в своё время начальство, то же начальство ничего не говорило про «не ослаблять винты». Грифон вытащил трубу, переходящую в треугольник из плоских металлических реек, а затем вытащил и вставлявшийся в боковую прорезь треугольный аккумулятор. Второй концентрированный заряд остался на дне сундука. Третьего в распоряжении Гальвара не имелось, что ставило орлольва перед проблемой «один выстрел – одно попадание».

Грифон с тихим стоном перекатился и присел так, чтобы ствол энергоружья лёг на перила, обретя дополнительную точку опоры. К его счастью, нарушители, сохраняющие вид голубой и розовой кобылок-земнопони, были настолько увлечены порчей реактора, что полностью игнорировали все стоны, стуки и скрежеты, которые доносились со стороны предположительно находящегося в беспамятстве грифона последние полторы минуты. Нимфериадам было невдомёк, что в этот момент их незримый координатор занимался выдворением из Тартара назойливого детектива, оставив кобылок бездумно исполнять переданные ранее инструкции. И матёрый оружейник сумел полноценно использовать фактор внезапности.

Как только все пятнадцать диодов индикатора готовности засветились оранжевым, подтверждая накопление максимального заряда, Гальвар, нацелившись через прорезь спускового канала, потянул к себе гашетку. Диоды на мгновение вспыхнули белым, и массивное ружьё выплюнуло тонкий слепяще-белый луч, ударивший точно в спину розовой пони с голубой гривой. Заключённая в каскадном конденсаторе огромная энергия при контакте с материальным объектом мгновенно преобразовалась в тепло; мало что могло выдержать воздействие такой температуры, и физическая оболочка нимфериады не стала исключением. Всего мгновение потребовалось, чтобы розовая пони с голубой гривой буквально испарилась, оставив напоминание о себе лишь в нескольких струйках пара, взметнувшихся к потолку.

Гальвар потянул ружьё на себя, выбивая из каморы разряженный аккумулятор. Он не сомневался, что вторая тварь, почуяв гибель первой, уже мчится к нему. Но этого не произошло, потому что находящийся в другом измерении сатир, хотя и почувствовал гибель нимфериады, не отступил от главной цели. И по его приказу Лотус, вместо того чтобы убежать или спрятаться, как призывал инстинкт самосохранения, закончила последние манипуляции на своей консоли и быстро подбежала к месту, где только что погибла её сестра. Волей, что была превыше её собственной, ей было приказано во что бы то ни стало подготовить реактор к самоуничтожению, так что, пока энергоружьё Гальвара восстанавливало заряд, а сам он, ругаясь сквозь зубы, выцеливал оставшуюся нарушительницу, нимфериада перекинула последний необходимый тумблер, зациклив свободный динамический поток вокруг центрального ядра. Последовавший через мгновение выстрел уничтожил служительницу Силена, но уже никак не мог помешать планам сатира.

Грифон, откинувший в сторону ставшее бесполезным оружие, осознал безнадёжность ситуации ещё до того, как доковылял до ближайшей консоли. Он неоднократно, в качестве развлечения, представлял, как именно будет гудеть и сверкать реактор, в котором получится пробудить «демона» – с той лишь оговоркой, что активация ДМН происходила по желанию Гальвара, а не вопреки ему. Сейчас, прислушиваясь к нарастающему гулу и треску и щурясь от вспышек пробивающих между конструкциями разрядов, грифон старался в первую очередь выжать хоть что-то позитивное из сложившейся печальной ситуации. Вместо того чтобы бежать прочь, он принялся методично играть с консолью, подсчитывая в уме минуты отсрочки, в которые превращаются щелчки тумблеров. Попутно Гальвар нацепил коммуникатор, который всё это время лежал на небольшом ящике и поэтому благополучно пережил творившийся в реакторной бардак.

— Шейд! – призывно гаркнул в коммуникатор грифон. – Клыкуша, ответь немедленно! У нас тут катастрофа, блин!

Выброшенный прочь с театра трагических действий детектив Бладхаунд недолго сверлил взглядом обои своего рабочего кабинета – который, к слову, он некогда закрыл на замок снаружи, обеспечив себе дополнительную проблему в настоящем. Не глядя он вытащил кулон в форме флейты, который незамедлительно поднёс к губам. Снова и снова пони-детектив надувал щёки, надеясь, что мелодия получается достаточно громкой и пронзительной.

— Давай же, – фыркнул он, давая себе отдышаться перед очередной попыткой. – Я знаю, ты слышишь.

Слова и беззвучная мелодия были обращены не к сатиру. Силен наверняка нашёл какое-нибудь средство, заглушающее посторонние звуки – для этого у него как минимум имелась многофункциональная броня из адаптирующегося колдовского металла. Нет, Бладхаунд надрывал лёгкие и мучил артефакт, пытаясь привлечь внимание другой персоны. Возможно, единственной способной что-то противопоставить «администрации Тартара».

Персона появилась. Во всём своём великолепии: с подушками, красочно примотанными к голове, и с дирижёрской палочкой в львиной лапе.

— Великий Хаос, что за унылые мелодии?! – воскликнул драконикус, решивший, что дирижёрская палочка вполне сойдёт за шпагу. И что ей можно подцепить артефакт, находящийся в копытах пони. Когда же выяснилось, что палочка недостаточно длинна, следующий виток сознания Дискорда поменял её на настоящую шпагу, попутно обеспечив владельца широкополой шляпой с огромным пером и синим плащом, украшенным вышитыми золотистыми крестиками. Теперь он достиг своей цели и фехтовальным приёмом вынудил пони-детектива расстаться с кулоном.

— Мне нужна ваша помостш, – незамедлительно произнёс Бладхаунд, краем глаза подмечая, в какой угол комнаты отлетело украшение.

— Уверены, что вам нужен именно я? – ухмыльнулся Дискорд. – Потому что есть общеизвестная решательница проблем. – В лапе драконикуса моментально материализовалась телефонная трубка, из которой донёсся мелодичный голос: «Вы дозвонились до волшебной карты Твайлайт Спаркл. Если у вас проблема дружбы, нажмите цифру один…»

— У меня нет врем’ени на эти глупости! – рявкнул Бладхаунд, нутром чувствующий, что каждая секунда делает катастрофу на «Си-Хорс» всё более неизбежной. – Сатир Силен задумал уничтожить целый лабораторный комплекс. Его надо остановить!

— Хм, – уставившись в потолок, погладил бородку Дискорд. – Силен, Силен… Это не тот ли самый сатир, по поводу которого я не так давно вас предостерегал?

— Да, – нехотя произнёс Бладхаунд.

— Как же такое возможно? Ведь это бессмертное существо с неограниченной мощью подчиняется букве вашего контракта. – Драконикус сложил ладони перед грудью и невинно захлопал глазами.

— Он расторг контракт, – пристыженно ответил пони.

— Поверить не могу! – всплеснул лапами Дискорд. – Неужели это не было частью, цитирую, – для усиления эффекта драконикус сделал свою физиономию похожей на морду Бладхаунда: – «планов Силена, в которые я вмиэшиваюсь»?

— Я не знал подлинных нам’ерений Силена! – отчаянно выкрикнул детектив, не понимая, почему собеседник до сих пор тратит время на разговоры. – Ясно? Я не должен был так слепо довиэрять сустшеству иного вида. Моя ошибка! Я вообразил, что его образ мыслей сход’ен с моим, хотя это совершенно не так. Признаю! Но теперь Силена надо остановить. Вы же сможете?

— Ну… Я уже этим занимаюсь, – потёр лапы Дискорд. – Просто решил сделать ещё одну копию себя, чтобы выслушать ваши оправдания. Бывайте!

То ли подлинный, то ли скопированный драконикус сделал какое-то подобие прощального жеста, а потом исчез, уменьшившись в размере и втянувшись в щель между половицами.

Пони-детективу оставалось только поднять кулон в форме флейты и понадеяться на то, что Дискорд преуспеет в своей борьбе против хозяина Тартара… И попытаться вспомнить, где лежит набор отмычек, способных справиться с укреплённым дверным замком, который детектив лично ставил два года назад.

Потеря нимфериад немного вывела Силена из эмоционального равновесия. Хотя это произошло не в первый и даже не в двадцатый раз, всё равно было неприятно – ему не нравилось терять привычные рабочие инструменты. Для сатира гибель Алоэ и Лотус походила на потерю кровельщиком молотка или молочником – бидона: он всегда мог создать новых нимфериад, однако все новые прислужницы пусть незначительно, но отличались от предыдущих, и к ним приходилось привыкать заново. Кроме того, процесс взращивания водных духов требовал непосредственного внимания и длился несколько часов, что лишало Силена возможности вмешиваться в события на «Си-Хорс». Единственное, что он мог сделать сейчас, это посредством магии создать над поверхностью стола специальный портал, позволяющий непосредственно наблюдать за злосчастным островом. Заложив руки за спину, сатир не сводил пристального взгляда с вызвавшего столько проблем клочка суши. Он чувствовал, как в его глубине нарастает энергия, и ждал, когда она найдёт выход, превратив проклятую скалу в пар и каменную крошку.

Он даже не шелохнулся, когда по другую сторону стола прямо из воздуха соткалось удивительно гармоничное в своей нескладности существо, сходное с сатиром разве что левым рогом и левой же ногой. Новоприбывший окинул взглядом закованную в металл фигуру, усмехнулся, отметив нечитаемое ни для кого, кроме него, удивление, и заговорил:

— Здравствуй, малыш Силен. Я-то думал, чем занят единственный, кого я с оговорками могу назвать сородичем… А он катастрофы провоцирует. Времена меняются, а сатиры… Сатиры – никогда, да?

— Дискорд. – Хозяин доспехов заставил переднюю часть шлема растаять, чтобы нежданный гость мог видеть его подлинные эмоции. – Приветствую… Я, если честно, не ожидал, что ты когда-нибудь вступишь в пределы Тартара.

— И я не ожидал, – признался драконикус. – Хотя первые несколько столетий верил, что ареопаг изменит своё решение и позволит мне вернуться. Но потом они сами сделали то, в чём обвинили меня. Забыли про осторожность… Поэтому у меня вопрос. – Дискорд, паривший в воздухе всё это время, придвинулся ближе, закинув хвост на край стола. – Как же тебе удалось избежать общей участи?

Силен позволил своей броне стечь с тела и превратиться в слиток металла – в таком виде он мог положить доспех на стол. А потом проявил себя гостеприимным хозяином, наколдовав вокруг себя и гостя лишённую стен залу, уставленную по периметру поддерживающими крышу многочисленными колоннами, прообразы которых можно было отыскать в глубине фиолетовых ущелий. Стол поменял цвет с фиолетового на белый, а около него образовались два мраморных стула с высокими спинками и ножками в виде миниатюрных колонн. Перед драконикусом появилось сразу несколько тарелок с причудливыми пирожными и фруктами, лишь отдалённо напоминавшими те, что были известны пони. На особую подставку сатир поставил амфору, к которой прилагалось два глиняных кубка. В преобразившейся обстановке драконикус и Силен смотрелись очень гармонично.

— Когда ареопаг объявил о твоём изгнании, – ответил сатир, лёгким движением пальцев заставляя тарелку с мелкими чёрными ягодами подлететь ближе к Дискорду, – я был против. Считаю, что ты не делал ничего запрещённого. Просто неудачно выбрал магию для изучения.

— Я бы не сказал, что неудачно… – заметил Дискорд. Драконикус, нарушая привычные для него нормы поведения, не пытался показывать хаотические фокусы, а продолжал сдержанно слушать сатира.

— В общем, часть ареопага на меня взъелась. Но я законов не нарушал, так что изгнать меня они не могли. Однако нашли другой способ избавиться от несогласного. – Пальцы Силена выбили короткую дробь на металлическом бруске, получившемся из доспеха. – Выдали мне полный комплект алюмиатной брони с жизнеобеспечением и отправили охранять Лифгарден. Оберегать нимфериад во внешнем мире. Дежурство, затянувшееся на века… – Силен несколько секунд молча смотрел вглубь кубка, словно видел в нём тени пережитых событий. – В тот день, когда заработала машина, я был в другом мире. И понял, что произошло нечто ужасное, когда все нимфериады, кроме моих, одномоментно вскрикнули и превратились в воду. Тогда я понял, что сатиров больше нет. Но убедиться смог лишь через три столетия, когда буря, сотрясавшая Тартар, стихла и позволила открыть проход между мирами. Тогда я увидел, во что мы превратили этот мир. И дал клятву, что не позволю этому повториться.

— Оно и видно, – хмыкнул Дискорд, кивая на проекцию одинокого скалистого острова. Несмотря на показное гостеприимство, Силен не соизволил прервать действие чар, позволяющих ему наблюдать за состоянием «Си-Хорс».

— Ты уже не сможешь этому помешать, – холодно предупредил сатир. – Ни тебе, ни мне не обуздать мощь освобождённой энергии. Но эта маленькая трагедия предотвратит грандиозную катастрофу.

— О, я и не собираюсь ничему мешать. Если бы собирался, наш разговор начался бы отнюдь не с приветствия. – Дискорд всё же решился куснуть пирожное, название которого за минувшие тысячелетия забыл, но чудный вкус продолжал помнить. – Однако, малыш Силен, ты не дождёшься своей трагедии. Пони в состоянии разрушить планы даже такого умника, как ты.

— Это невозможно, – решительно сказал Силен. – Они обречены.

Дискорд наклонился над столом, лёгким мановением лапы раздвинув перед собой тарелки.

— Хочешь, заключим пари? – предложил драконикус. – Если ты прав, и пони бессильны против твоих козней, то я это признаю. И признаю правильными твои методы спасения внешнего мира. – Дискорд ещё подался вперёд, почти улёгшись верхней частью тела на стол, и продолжил: – Но если пони самостоятельно предотвратят твою катастрофу… Тогда ты прекратишь вмешиваться в дела эквестрийцев и прочих обитателей внешнего мира.

Силен прищурился, пытаясь понять, что известно драконикусу и осталось неведомым ему. Но выражение морды Дискорда было нечитаемым, и переполнявшая хозяина Тартара уверенность взяла верх над осторожностью – он протянул навстречу ждущей ярко-жёлтой лапе Дискорда свою обесцвеченную руку. Пожав её, драконикус соизволил вспомнить про нормы поведения за столом и скользнул обратно на стул.

— Согласен, – сказал сатир, после чего взял кубок и подвинул стул так, чтобы с максимальным комфортом лицезреть уничтожение «Си-Хорс». – Но ты уже проиграл. Если наш народ при всех его возможностях не смог предотвратить бедствие и подчинить высокоразрядную энергию… У этих пони нет ни малейшего шанса.

— Сравнил, тоже мне, – донеслось до ушей сатира. Кубок временно вернулся на столешницу.

— Хочешь сказать, эти пони как народ превосходят нас? – изумился Силен. Ответ Дискорда был категоричен:

— Малыш Силен, тебе следует почаще выбираться из руин родного мира. Пони ещё развиваются как вид, но уже сильно отличаются от сатиров. В лучшую сторону.

— Например?

Вопрос заставил Дискорда улыбнуться.

— Например, они верят во второй шанс.

— Клыкуша, ответь немедленно! У нас тут катастрофа, блин! – ожил персональный коммуникатор Шейда. Бэт-пони вынужденно прервал свой разговор с Эндлессом, только что сообщившим, что весь персонал успешно покинул комплекс на водоходных сферах, и не успел попросить помощника вернуть всех обратно.

— Что случилось, пичужка ты моя сладкоголосая? – поинтересовался Шейд.

Голос Гальвара был почти не слышен за треском помех, но Шейд уловил, насколько грифон взволнован:

— Проникновение в реакторную! Две твари. Маскировались под пони.

— Проклятье! Мне и отправить-то к тебе некого, – растерялся от неожиданности Шейд. В поле его зрения находились только не особо полезный Эндлесс и умеющая виртуозно менять внешность и очаровывать, но едва ли способная к прямому бою Экзилис. Ещё бэт-пони мог рассчитывать на собственные клыки с копытами. Еудженин и Скриптеда Свитча, наводивших порядок в лаборатории доктора, Шейд в качестве бойцов не рассматривал.

— Не в этом дело, понь. Я сам их уже дезинтегрировал. Но поздно. Они запустили «демона», Шейд! Повторяю, реактор в режиме ДМН. И через двадцать минут… – Конец фразы утонул в помехах, но Шейд и так всё понял. Он встретился взглядом с Эндлессом и Экзилис: и земнопони, и королева чейнджлингов смотрели на него одинаково расширенными глазами.

— Как это получилось? Что можно сделать? – Понимая, что времени у них нет, Шейд пытался на ходу придумать решение, но ему катастрофически не хватало информации.

— Я могу поколдовать с направлением потоков, – сообщил Гальвар. – Будет у нас ещё минут пять. Эти твари, чем бы они ни были, в оборудовании разбирались. Сделали процесс деградации ядра необратимым. Твою ж мать, столько месяцев работы!.. – Повисла пауза. – Шейд, ты ещё там?

— Да, – машинально кивнул бэт-пони.

— А какого ляда ты ещё там?! – рявкнул грифон. – Вали живо! Всех уводи с собой. И моего найдёныша, если встретишь, тоже гони прочь. Я не знаю, где его носит, связаться с ним не могу. Но надеюсь, что это чувырло пернатое догадается сделать крылья, пока не поздно.

Присутствующие переглянулись: у всех во взгляде читался один и тот же вопрос. Каждый из находящихся на верхнем уровне комплекса пытался вспомнить, когда последний раз видел Фардеая, и прикинуть, где молодой грифон может находиться.

— Так, – выдохнул Шейд. – Свитча и Еудженин надо вывести к ближайшей сфере.

— Я сделаю, – ответила Экзилис и без промедлений пустила в ход прозрачные крылья.

— Энди, общую тревогу дай по комплексу, – распорядился Шейд, поворачиваясь к золотистому земнопони, – чтобы Фардеай сообразил, что происходит. Искать его некогда. Потом немедленно уходи. Сферы ещё остались?

— Грузовые только, – напряг память Эндлесс. – Они тихоходные. Но лучше, чем ничего. А ещё твой «Скат» есть. В спецдоке.

— Тогда бери «Скат», – разрешил Шейд. – У меня крылья есть. Через верхний люк выбраться смогу.

Намечающиеся препирательства, связанные с тем, что каждый из пони искренне хотел, чтобы у друга имелись максимальные шансы на выживание, прервал писк переговорного устройства. Скриптед Свитч, с которым только что связалась Экзилис, требовал пояснений.

— Я правильно понял, что реактор пошёл вразнос? – осведомился единорог. – Гальвар наконец-то доигрался?

— Да, у нас ЧП. Но Гальвар тут ни при чём. А тебе надо срочно отплывать, – максимально быстро ответил Шейд. Последняя фраза предназначалась всё ещё топтавшемуся тут же Эндлессу; Шейд бросил на друга свирепый взгляд и ткнул ногой в сторону коридора, выводящего к кабинету администратора. Тот наконец сдался и бросился бежать.

— Я, между прочим, на этой же линии, – донёсся из миниатюрного динамика голос грифона. – И всё слышу.

— Так и хорошо! – чуть ли не радостно пискнул Свитч. – Тогда вруби САЗ немедленно.

— САЗ? – тратя драгоценное время, переспросил бэт-пони, не уверенный, что правильно расслышал аббревиатуру за треском помех.

В коридоре вспыхнул красный свет и взвыла сирена – это Эндлесс добрался до кабинета управляющего и нажал нужные кнопки, дав Шейду дополнительный стимул двинуться с места. Бэт-пони требовалось за оставшееся время добраться до верхнего уровня комплекса и разблокировать наружный люк. Мчаться предстояло по лестницам – при протоколе общей эвакуации лифты блокировались. Впрочем, исходя из слов конструктора реактора, эвакуация могла и не понадобиться.

— САЗ, – повторил Скриптед Свитч. – Систему Аварийного Затопления. После открытия шлюза реактор должно затопить морской водой. Будет гидробарический удар, но незначительный. При затоплении активной зоны реактор разрушится, но не взорвётся.

Однако едва зародившаяся после этих слов надежда была грубо растоптана.

— САЗ не работает, – сообщил Гальвар. – Я бросил ею заниматься, когда ты, рогатик, в изолятор загремел. Так что затопления не будет.

Шейд и Свитч одновременно вскрикнули «Что?!»; у единорога получилось на несколько тонов выше.

— Ты?.. Ты встроил в реактор режим, который его подрывает, но не довёл до конца единственную надёжную меру предотвращения аварии? – По голосу Свитча угадывалось, что если бы единорог находился в помещении реакторной, там случилась бы ещё одна дезинтеграция.

— Теперь ты в курсе моих приоритетов, – хмыкнул грифон. После чего перевёл дыхание и поинтересовался: – Я надеюсь, вы там все шевелите копытами?

Шейд только теперь сообразил, что стоит на месте, поэтому галопом помчался к ближайшей лестнице.

— Я могу ещё кое-что сделать, – продолжал грифон. – Пока заряд не критический, я могу сбросить его в энергосеть. Это выжжет все приборы и системы, какие есть на «Си-Хорс», но даст дополнительные минуты, чтобы вы убрались подальше.

В этот момент к коммуникационной линии ухитрился подсоединиться ещё кое-кто с претензиями.

— Не смейте этого делать! – потребовала Еудженин. – Нет, милочка, я с места не тронусь! – фыркнула она в ответ на едва слышные слова Экзилис. – У меня идёт обработка ценных данных. Камера уловила частицы нуль-магии в Тартаре. Мне нужно время, чтобы приборы зафиксировали результат в читаемом виде. Иначе я не смогу доказать свою правоту эквестрийскому научному сообществу. Поэтому, слышите, не смейте мне сейчас гробить энергетическую сеть!

— Это единственное, что я могу сделать. И сделаю, – вступил в спор Гальвар.

— Я запрещаю! – сохраняла непреклонность Еудженин.

Пока бэт-пони перескакивал через ступени, соображая, как бы правильно осадить доктора, грифон, находящийся в десяти шагах от раскалённых латунных стержней и слепящих отблесков реактора, не стал искать витиеватых слов.

— А не пойти б тебе на… – Последовал столь грубый термин из области анатомии, что даже привычный к лексикону грифона Шейд запнулся о ступеньку. Еудженин то ли от шока, то ли от возмущения выключила коммуникатор.

— Гальвар, ты-то как выберешься? – на бегу спросил Шейд, прикидывая путь от самого нижнего уровня, где размещался реактор, до части скалы, где находился верхний люк. Даже самый скоростной грифон не одолел бы маршрут на раз-два при учёте, что часть пути пришлось бы проделать строго вверх по шахте лифта. А Гальвар к шустрым летунам не относился.

— Никак. Я всё это наворотил. Мне из первых рядов и любоваться.

— Если бы ты только доделал САЗ, – вклинился Скриптед Свитч. – А что в системе, собственно, не действует?

— Автоматика. Наружный шлюз не открывается изнутри. По кнопке. Если бы получилось его распахнуть, то давление вышибло бы внутренний. Всё затопило бы.

Шейд, которому до верхнего этажа оставался всего один пролёт, остановился прямо напротив наклейки, указывающей на путь к спасению.

— Наружный шлюз можно открыть иначе? – спросил он. – Можно это сделать лебёдкой водоходной сферы?

С ответом поспешил Скриптед Свитч:

— Я проектировал САЗ в том числе и под эту возможность.

— Ясно, – сказал Шейд. И снова побежал по лестнице. Но теперь уже вниз. На уровень подводных доков. – Эндлесс, ты там где? – попытался вызвать друга бэт-пони.

— В грузовом. Я только что усадил в транспорт мистера Свитча. Жду оставшихся, – отозвался земнопони.

Шейд, добравшийся до нужного этажа, на секунду закрыл глаза и выдохнул. Конечно же, старый друг не стал забирать быстрейшее судно из всех имеющихся, оставил «Ската» неведомо кому. Точнее, как раз ведомо – бэт-пони намеревался оказаться за штурвалом клиновидного плавательного аппарата через минуту. Правда, требовалось обеспечить себе эту минуту.

— Гальвар, задержи сброс энергии ещё чуть-чуть, – попросил бэт-пони, судорожно вытаскивая из кармана ключ-пропуск.

— Какое «чуть-чуть»? – возмутился грифон. – Если я сейчас этого не сделаю, то уже не поможет…

— Знаю. Но я должен забраться в «Ската». И выдрать шлюз САЗ.

Отслужив своё, плоская карточка отправилась на пол. Для посадки в «Ската» требовалось только обладание крыльями, небольшое напряжение мышц и проворство.

Чёрная посудина, контурами не тянувшая на «водоходную сферу», ждала пилота, будучи подвешенной на цепях над полузатопленным бассейном. Шейду требовалось молниеносно проделать операции, для которых прежде требовались пара пони и минут десять возни. Он подскочил к массивному рычагу с пометкой «шлюз» и перевёл его в верхнее положение. Находившиеся в другом конце помещения створки начали расходиться, оставляя ему лишь считанные секунды. Прежде чем вода успела хлынуть в док, Шейд распахнул перепончатые крылья и поднялся над верхней частью корпуса «Ската». Он ударил по фиксатору, открыв себе путь в кабину, запрыгнул на сидение и рывком закрыл люк, едва успев до того, как мощные потоки воды забросили внутрь аппарата первые капли. Вода стремительно затапливала док, и пустые балластные цистерны позволили «Скату» самостоятельно освободиться от креплений и всплыть под потолок.

— Всё, Гальвар, я в пути, – объявил по коммуникатору Шейд. – Сбрасывай излишек энергии в сеть и убирайся из реакторной. Там скоро будет мокро…

Бэт-пони волновался, что сигнал не пробьётся через корпус «Ската» и воду, но система связи в последний раз успешно отработала вложенные в неё биты. В самый последний, так как, едва грифон в реакторной комнате ударил по нужным кнопкам, и коммуникация, и освещение, и немногочисленные научные приборы, и автоматика дверей, и лифты – всё превратилось в бесполезный, рассыпающий искры от внезапной перегрузки хлам. Конкретно в доке, откуда Шейд вывел свой быстроходный кораблик, воду озарили вспышки магических искр, остановилось раскрытие створок. Не сгорела лишь вмонтированная в потолок аварийная красная лампочка, имеющая независимый источник питания.

Понимание того, что ко всем предыдущим потерям добавился и лично созданный научный комплекс, заставило Шейда невольно вздрогнуть. Из-за этого двинувшийся с места «Скат» едва не вписался боковой частью корпуса о скальный выступ. Бэт-пони одёрнул себя и велел сконцентрироваться. Он активировал фонари водоходного аппарата и задал курс на погружение.

«Ты потерял не всё», – думал бэт-пони, погружённый в тихое одиночество подводного путешествия. – «Кое-что ты должен спасти. Кое-кого ты обязан спасти».

Выравнивая аппарат перед позеленевшей выпуклой крышкой, находившейся над доживающим последние минуты реактором, он спасал не Экзилис, Эндлесса, Свитча или Гальвара.

Нацеливаясь и выстреливая магнитный захват лебёдки, он спасал не медленно гибнущий в течение нескольких последних месяцев комплекс.

Фиксируя устойчивое натяжение лебёдки рычагами, он спасал не тысячи жизней в Эквестрии и в других землях, которым не доведётся увидеть разрушительные многометровые волны.

Переключая двигатели на полный реверс и оттягивая на себя штурвал, он спасал не будущее эквестрийской науки и абстрактные прогрессивные идеи.

Он спасал себя. Того себя, кто существовал до Дресседж Кьюр. Того себя, кто постоянно был рядом с Дресседж Кьюр. Того себя, кто решил уснуть, когда Дресседж Кьюр не стало. Этому Шейду надлежало проснуться. И потребовалось целых две аварии с реактором – одна во сне, одна в реальности, – чтобы этот Краулинг Шейд под звуки скрипящего стального троса и вырывающихся из-за сдвигающейся крышки пузырей смог улыбнуться своему отражению в стекле кабины.

Напряжённое ожидание двух могущественных существ, устроивших небольшое застолье на просторах Тартара, завершилось, когда по висевшему над столом порталу прошла волна ряби, что свидетельствовало о сильном изменении естественного магического поля объекта наблюдения. Силен придвинулся ближе, ожидая увидеть исчезновение клочка суши и кипение разогнанных до бело-серого цвета волн. Но вместо этого увидел лишь, как скала, в недрах которой был выстроен комплекс «Си-Хорс», содрогнулась и тут же вновь застыла в каменной неподвижности. Увидел, как от неё во все стороны устремилась невысокая, быстро утратившая силу волна. Увидел, как в единственном месте поверхность воды взбаламутил быстро иссякший поток пузырей воздуха. И через несколько минут напряжённого ожидания увидел, как на поверхность вырывается похожий на акулий плавник плавательный аппарат, и его пилот, не обращая внимания на лёгкие волны, подводит машину к небольшому причалу и без спешки выбирается на сушу.

— Нет! Это невозможно! – ожидаемо воскликнул Силен; последние несколько минут он сидел, подавшись вперёд и вцепившись руками в край стола. Дискорд наблюдал за поведением сатира, вооружившись парой пирожных и ехидной ухмылкой.

— Тебе следует познакомиться и подружиться с кем-нибудь из пони, – посоветовал драконикус. – Ещё с кем-нибудь, кроме того детектива. Тогда ты, возможно, поймёшь, что пони в своём развитии прилично обогнали нашу чванливую расу.

Силен, наконец заметив свою позу, распрямился и раздражённо хлопнул ладонью по столу. Прореха между мирами, позволявшая наблюдать за «Си-Хорс», исчезла. А вместе с ней исчезло и всё подобие уюта, которое сатир ранее создал. Даже остатки пирожного, которые Дискорд намеревался закинуть в рот.

— Ты не победил, – белёсый сатир поднял взгляд на продолжающего довольно ухмыляться драконикуса. – Катастрофа случилась. Просто пони сумели уменьшить её масштаб. Так что пари остаётся за мной.

— И это меня-то упрекают в непостоянстве? – притворно изумился Дух Хаоса.

Разочарование Силена было столь велико, что перевешивало даже радость от возможности впервые за столь долгие годы перекинуться словом с кем-то хоть отдалённо родственным. Откинувшись на спинку стула и уставившись на драконикуса поверх сложенных домиком пальцев, он произнёс:

— Это ничего не меняет и не доказывает, Дискорд. Им просто повезло. Пони обречены на уничтожение самих себя, и это непременно произойдёт. И мне придётся это предотвратить. – Для придания дополнительного веса словам сатир положил ладонь на металлический брусок и неподвижно сидел, пока живой металл растекался по его телу, заковывая хозяина в магические латы и оставляя неприкрытой только кисть левой руки. – В день, когда пони перейдут черту и поставят под угрозу существование своего мира, я применю все меры, какие сочту нужным. Прошу тебя, Дискорд, когда этот день настанет, не пытайся меня остановить.

Настало время и второму собеседнику проявить себя. Драконикус предпочёл тихо отстраниться от магического стола, чтобы медленно растаять в воздухе.

— Прости, малыш Силен, – печально прозвучал его голос, – когда этот день настанет, я обязательно попытаюсь…

Облачённый в металл исполин остался в одиночестве. В привычном для него одиночестве, которое царило среди давно утративших узнаваемость развалин опустошённого мира.

— Да будет так, – произнёс Силен.

Его бездействие было кратким. У сатира осталось несколько незавершённых дел. Требовалось вернуть домой силой перенесённого в Тартар грифона, чьи знания позволили вызвать не оправдавшую ожидания катастрофу. Требовалось забрать у знакомого пони-детектива ценный артефакт, который мог пригодиться в будущем. Требовалось выяснить, что произошло на «Си-Хорс» и каковы реальные последствия. Для всего этого сатиру требовались нимфериады.

Силен повернул руки ладонями вверх, вынуждая почву под ногами расступиться и открыть спуск в помещение, располагавшееся под магическим столом. Из-за сдвинувшегося скопления камней торопливо выползла Эврептерида и уставилась на хозяина. Хитиновая зверушка, возможно, ждала ответа на вопрос, почему её разбудили. Но Силен проигнорировал древнее создание, умудрившееся проспать не только недавние события, но и катастрофу, уничтожившую цивилизацию сатиров.

Хозяин Тартара спустился в глубины своих владений. Там, на дне глубокой купальни, в которую уходили некогда красивые мраморные ступени, спали десятки живых существ. Не полноценных обитателей Тартара, а аморфных сгустков кристаллизита, замешанного с водой в правильной пропорции, внутри которых при желании можно было рассмотреть сердце, кровеносные сосуды и белки глаз. Сатир выбрал себе из этого скопления пару организмов и магией поднял их к поверхности водоёма. Теперь ему предстоял длительный процесс колдовского взращивания. Требовалось выстроить цепочку заклинаний и передать будущим нимфериадам знания погибших. И их внешний облик, который они после, по своему желанию, могли поменять. И самое главное, Силену требовалось внушить творениям абсолютную покорность, полностью лишив нимфериад свободы воли и возможности ослушаться приказа.

Ведь кровельщику не нужен умный молоток, а молочнику не требуется рассудительный бидон.

Склад в северной части Мэйнхеттана оказался одновременно и сильно переполнен пони, и непривычно тих. Владельцы склада ни с того ни с сего устроили рабочим оплаченный выходной, а обрадованные работяги, хоть и недоумевая, сами не стали задерживаться. Причиной столь внезапной щедрости стало полученное хозяевами письмо, написанное на бланке кантерлотской канцелярии и скреплённое внушительной многоцветной печатью. Так что владельцы спешно спровадили рабочих и сами последовали за ними, выполняя распоряжение «предоставить помещение для нужд гвардии на следующие двадцать четыре часа». А те пегасы и единороги, что в настоящее время собрались внутри склада, не намеревались таскать ящики или перебирать грузы. Вместо этого они за этими ящиками прятались. За небольшим исключением, прежде на этом складе невиданным.

Белая кобыла-аликорн с развевающейся разноцветной гривой мило беседовала с парой гвардейцев прямо в центре склада. Компанию ей составляли генерал Стингспир и один пегас, после успешно замолчанного инцидента в Кантерлоте получивший повышение в звании. Принцесса интересовалась у служилых пони недостатками шлемов Д-9, поступивших на вооружение в рамках королевской программы переоснащения армии. Боец и командир гвардии, прекрасно зная, что шлемы созданы по эскизам лично её высочества, рассказывали, что дизайн изумительный, а слух по поводу недовольства возник исключительно потому, что в какой-то кузнице одно-единственное забрало одно-единственного шлема неправильно закрепили. При этом пара мужественных воинов усердно старалась в глаза принцессе не смотреть.

Их фактически спас наряженный в гражданскую одежду пегас, примчавшийся от бойцов из дальнего дозора.

— Краулинг Шейд направляется сюда. За ним следили от самого Центра Океанографии. Он будет здесь через пару минут.

— Он один? – уточнила Селестия.

— Так точно.

— Понятно. Он решил не выполнять свою часть соглашения. Тем хуже для него, – кивнула Селестия и повернулась к Стингспиру: – Всем по местам. Подготовьте кандалы. Будьте готовы к тому, что Шейд попытается улететь.

Капрал Джавлирейс моментально залез в походный подсумок и вытащил звенящие оковы на четыре копыта с жёстким фиксатором для крыльев.

— Не переживайте, ваше высочество. В любом случае изловим-с! – ответил Стингспир и парой жестов велел бойцам на складе сменить позиции. На новых местах они всё равно ни разу не походили на обычных грузчиков, но лучше контролировали приоткрытые ворота.

Серый бэт-пони с фиолетовой гривой и очками на морде тёмным пятном возник в воротах на фоне ярко освещённой улицы вскоре после того, как последний «грузчик» прильнул к заполненной клети. Шейд пару секунд покрутил головой, ничего подозрительного в помещении не обнаружил и медленно побрёл к принцессе и двум гвардейским чинам, выполнявшим роль охраны. Гвардейские чины в этот момент старались не думать, насколько качественной являлась их охрана, учитывая, что неделю назад чейнджлинги успешно подменили всех принцесс в государстве, а отбивали их обратно отнюдь не профессиональные воины.

— Ваше высочество, – после приветственного поклона Шейд распрямил крыло, позволив маленькому красному саквояжу опуститься на пол.

— Вы с подарками ко мне, Шейд? – приподняла не скрытую гривой бровь принцесса.

— Здесь все записи по исследованиям Еудженин. Пробы, образцы, вычисления.

— А где же сама доктор Еудженин?

— Она не захотела прийти.

— И вы, Шейд, не смогли найти аргументов, чтобы её переубедить? На вас это не похоже.

— Тем не менее, – тряхнул гривой бэт-пони, – я готов дать клятву. – Он повысил голос: – Я клянусь, что никогда и никому ни при каких обстоятельствах не открою сведений о состоянии эквестрийской науки, не разглашу данных, намекающих на состояние эквестрийской науки, и ценой собственной жизни буду хранить все известные мне секреты.

Принцесса позволила себе лёгкую улыбку. Едва приподняв уголки губ.

— Достойно, Шейд. Но недостаточно. Я не могу верить вашему слову, учитывая, что вы обещали, но не привели доктора Еудженин. Предел моего терпения велик, Шейд. Но не бесконечен. И за выполненную половину договорённости я свою часть обещания выполнять не намерена.

— Тут вы ошибаетесь, – заявил Краулинг Шейд. Он закрыл глаза и снял тёмные очки.

— Ошибаюсь в том, что не выполню то, что намерена не выполнять? – переспросила Селестия.

— Ошибаетесь в подсчётах, – произнёс бывший советник. – Я и половины договорённостей не выполнил. Ведь клятву не раскрывать секретов должен был дать Краулинг Шейд.

Глаза открылись, показывая принцессе и гвардейцам блеск светло-зелёной радужки, рассечённой плоским вертикальным зрачком. Фигуру бэт-пони охватило зелёное пламя, которое через мгновение явило миру королеву с чёрным хитином вместо шерсти. Но полюбоваться собой незнакомка не дала – её отделила от окружающего мира непроницаемая зелёная сфера. Телепортационное заклинание чейнджлингов унесло прочь заключённое в сферу существо, оставив свидетелям лишь тёмные очки и красный саквояж.

— Хм. Похоже, это была королева Экзилис, – после непродолжительного молчания произнесла Селестия. – Значит, Шейд сумел её от меня спрятать. Один балл в его пользу… – Поворотом головы она вывела из оцепенения бравого генерала Стингспира. – Во все приграничные города и заставы разошлите описание Шейда, Еудженин и этой королевы чейнджлингов. Пусть всех подозрительных путешественников проверяют на разного рода маскировку. – Не показывающая разочарования царственная мордочка повернулась в другую сторону: – Проверьте содержимое чемодана!

Джавлирейс встрепенулся и, едва не раздавив лежащие на полу очки, бросился выполнять распоряжение. Красный чемодан он на всякий случай отнёс на несколько шагов от принцессы и встал так, чтобы оказаться между ним и Селестией. После нескольких секунд неумелых движений и тихой ругани замок щёлкнул.

— Здесь только записка! – доложил пегас.

Аккуратно сложенный лист в его копыте подхватило поле золотистой магии, которое услужливо расправило бумагу и поднесло её к Селестии. Принцесса внимательно пробежалась взглядом по строчкам, затем несколько секунд разглядывала витиеватую подпись внизу. А потом заставила колдовское пламя уничтожить записку, оставив её содержание секретом.

Сфера из зелёного пламени возникла прямо под досками пустующего причала, находившегося в юго-западной части Мэйнхеттана. Королеву Экзилис, успешно применившую хитрые переместительные чары, в точке прибытия уже ждали – настоящий Краулинг Шейд, Эндлесс и Скриптед Свитч. Последний как раз выслушивал от бэт-пони заключительные слова длинного напутствия.

— Ты можешь сдаться властям, – говорил пренебрёгший этим советом пони, – свалить всю вину на Ламию и на меня. Покаяться, что не желаешь никакого вреда Эквестрии. Тогда тебя, скорее всего, поселят в одной деревеньке. С кучей примечательных соседей. Без права выезда на какое-то время… А могут сразу отпустить ввиду твоей безобидности... Но, если не хочешь через это проходить, рекомендую собирать вещички. И искать другие края для беззаботной жизни… Как всё прошло? – Бэт-пони прервал речь, чтобы обратиться к материализовавшейся Экзилис.

— Я всё понял. Подумаю, что мне делать, – тихо произнёс Свитч, пока свой ответ не успела дать отставная королева.

— Ты был полностью прав, – поведала Экзилис. – Принцесса намеревалась тебя поймать. Склад был ловушкой.

— Я же говорил, – улыбнулся Эндлесс.

— Ладно. Тогда мне точно нет смысла тут оставаться. – Шейд указал Экзилис на покачивающийся на прибрежных волнах «Скат». Перед тем как связываться с Селестией, бэт-пони потратил несколько дней, чтобы переделать кабину плавсредства в двухместную. Ведь навсегда покидать Эквестрию в одиночку ему расхотелось.

Скриптед Свитч быстро попрощался с Шейдом и Экзилис, после чего побрёл к деревянной лестнице, позволяющей забраться на пирс. Что он надумал по поводу собственной судьбы, единорог не сообщил. Возможно, хотел определиться, наблюдая за игрой солнца на поверхности моря.

Эндлесс отпускать бэт-пони не спешил.

— Вот это захвати с собой, – практически потребовал земнопони, протягивая лежавшую на песке котомку. Шейд едва удержал подарок – оказалось, старый друг запихнул внутрь сумы два приличных слитка золота.

— Это откуда? – навострил уши с кисточками бэт-пони. – Энди, ты же сказал, что потратил все сбережения фонда. До последней монеты.

— И ты не можешь обвинить меня в даче ложных показаний, – заявил жеребец с белой гривой. – Это ведь не монеты. Кроме того, я ими разжился всего пару дней назад. – Эндлесс помялся, но всё-таки ответил на немой вопрос друга: – Продал уцелевшую часть «Си-Хорс». «Троттингем Солюшенс» для реализации проектов в Грифоньей Республике внезапно потребовался перевалочный пункт. Именно в нейтральных водах, чтобы от налогов уйти. Ну, я и подвернулся. С якобы заниженной ценой. Ох, представляю, как троттингемцы разозлятся, когда увидят, что за руины им достались.

— За себя теперь не боишься?

— Не-а, – тряхнул головой земнопони. – Я квалифицированный юрист. И точно знаю, насколько сложно меня будет обвинить хоть в чём-то… – Последовал долгий пристальный взгляд. – Так что, дружище? Это всё? Прощаемся навсегда, что ли?

— Похоже на то, Энди. – Шейд подошёл ближе, и два друга ненадолго обнялись. – Но ты поглядывай в сторону океана. Иногда. Мало ли что.

Земнопони остался стоять на песке, тогда как бэт-пони, размяв крылья, перелетел на тихо покачивающийся на волнах водоходный аппарат. Пытающаяся поудобнее устроиться на недавно приваренном металлическом сидении пассажирка подняла взгляд на своего пилота; в её голосе явственно сквозили нетерпение и облегчение:

— Всё? Больше прощаний не планируется?

— Не планируется, – ответил Шейд, опуская и герметизируя колпак кабины. – Еудженин из-за того, что мы сожгли ей какие-то данные, отказалась со мной разговаривать. Просто забрала свою микроовцу и одну водоходную сферу. И уплыла в неизвестную сторону. А Гальвар улетел почти сразу после аварии. Он со своим учеником уже, наверное, в Мэйритании, куда они и собирались.

— Остались только мы, – подытожила королева чейнджлингов, не без трепета наблюдая, как поднимающаяся вода скрывает горизонт перед носом «Ската».

— Только мы и наша долгая дорога, – подтвердил Шейд, прислушиваясь к урчанию водомётных двигателей.

Внезапно он почувствовал, что нога Экзилис призывно просит его повернуть голову. Как оказалось мгновением позже, королева – то ли чтобы избавиться от нервозности, то ли желая наградить пони за все благие дела – решила одарить советника по науке коротким поцелуем.

— Эй, Экзи! – с наигранной строгостью сказал, отстранившись – не слишком поспешно – Шейд. – Не время для таких нежностей. Я всё-таки отвечаю за управление. – Он посмотрел вперёд и слегка подкорректировал курс, чтобы «Скат» разминулся с остовом давно затонувшего фрегата.

— Хорошо, я поголодаю, – смирилась королева. И тут же спросила: – А ты курс задал?

— Пока нет, – признался Шейд. – Решаю… – Он быстрым движением потёр гриву над виском. – Знаешь, если верить слухам, где-то за морем существует страна говорящих котов…

— Брехня! – фыркнула Экзилис.

— Вот и проверим, – сказал Шейд, направляя «Ската» в быстро темнеющие морские глубины.

Глава 25. Свет клином

Путь к созданию третьей версии ракеты "Феникс" оказывается тернист и полон агрессивных препятствий...

Рэдфилд когда-то практиковался в жонглировании. Его личный рекорд – четыре мячика в воздухе. Ничего, кроме мячиков, единорог не подкидывал и не ловил. Но сейчас он охотно взялся бы жонглировать голодными пираньями в процессе хождения по канату. Ведь это было проще, чем манипулировать интересами грифонов-военных, к которым добавилась доктор Везергласс.

Естественно, предложение перебраться в какую-то ненаселённую долину, расположенную за пределами Мэйритании и имеющую в названии слово «проклятая», не вызвало энтузиазма у Флоуика. Тот явно смотрел на север, в сторону Республики, которая, вроде как, страдала от тирании Гиира. «Вроде как» – потому что все издания с логотипом «Джи-Джи-Эм» специализировались исключительно на прославлении прайм-лорда. Дескать, добровольческие корпуса он формирует лишь для отведения угрозы со стороны южного соседа, то есть драконов. И отправил доверенное лицо, младшего брата, рисковать жизнью и добиваться мира с лордом Эмбер и её подданными. Кроме того, Гиир именовался устроителем мирной жизни, восстановителем промышленности, градостроителем. Даже – что особенно взбесило Флоуика – борцом с преступностью.

В общем, идеи Рэдфилда принимались лишь по причине личного доверия. Менее влиятельного единорога Флоуик давно бы бросил, отведя легион к эквестрийской границе. Серый пони упрямо твердил, что существует маршрут в обход закрытых границ и недружелюбно настроенных народов. Вице-командующий был не в восторге от него, как и от предлагаемого «уникального транспорта», но командир Форестолл напомнил про возможности Южного Оборонительного Рубежа Республики, который строился, чтобы сдерживать атаки драконьего племени и наверняка разметал бы легион грифонов, если допустить, что для начала тот вообще прорвётся через воздушное пространство Эквестрии.

В общем, Флоуик нехотя признал, что самый рискованный путь даёт больше всего шансов на успех, и по его распоряжению легион разбил лагерь на подступах к Проклятой долине. Из лагеря, как заметил Рэдфилд, если смотреть в одну сторону, открывался завораживающий вид на парящие в волшебной невесомости поросшие травой и даже деревьями земляные острова. С другой временный форт подпирали пески всех оттенков оранжевого с чёрными осыпающимися слоистыми скалами и редкими зелёными кустиками с белыми ветвями.

Следующим приказом вице-командующий велел для защиты будущего летательного аппарата возвести строение, именуемое «ангар». Конструкторские работы велись под строгим контролем Везергласс, которая умудрялась строить грифонов-воинов не хуже командования – помогала любовь единорожки к крепким выражениям. Бойцы легиона стараниями пони, лишившейся тормозов в виде учёных сородичей и любимого мужа, быстро пополняли словарный запас. О чём успел наслышаться Рэдфилд, сменивший штабную палатку на «штабной дворец», по южным традициям сделанный из соломы и высушенных на солнце глиняных кирпичей. Несмотря на скромные размеры саманного жилища, места в нём хватало благодаря подземным помещениям, спасавшим от лютой пустынной жары. Сам серый единорог, дополняя обстановку, стал куда больше походить на вельможу-мэйританца – нацепил белый наряд, повязал черным шнурком платок вокруг головы и отпустил бородку.

— Железо никуда не годится. Качество паршивое! – жаловалась Везергласс разодетому единорогу. – Оно не подходит для создания «Феникса».

— Купим новое, – пообещал Рэдфилд, прикидывая, сколько ещё сможет безнаказанно тратить средства легиона. На его счастье, расходы пока что удавалось компенсировать, отправляя ту или иную когорту подрабатывать в соседних эмиратах. – Караваны скоро отправятся в Неурль-Кент. Привезут оттуда железную руду.

— Меня не всякая руда устроит! – повысила голос учёная пони. – Не всякое железо примет легирующие добавки. Так что я должна ехать с караваном в этот-самый-как-его-твою-налево. Зараза! – Везергласс ругнула себя за неспособность запомнить только что прозвучавшее название. – В общем, я еду.

— И я еду. Как казначей и представитель легиона. Но если мы оба покинем сборочную площадку, то все работы остановятся. Нас тут заменить некем.

— Но я закупку руды тебе не доверю. Мне надо куски породы потереть, поцарапать. Понюхать даже. Только я знаю, какой материал мне подходит.

— А никому, кроме меня, средства легиона не доверят. Так что без меня каравана нет.

— То есть тупик?

— Тупик, – с досадой согласился Рэдфилд. – Если бы у нас был кто-то достаточно толковый, чтобы организовать инженерно-конструкторское дело в твоё отсутствие…

— Таких нет, – безапелляционно ответила Везергласс. Автор и фанат металлических «Фениксов» со знанием дела отвергала чей-либо опыт в ракетостроении. Хотя и не совсем. – Единственный, кто мог бы разобраться в моём проекте, с кем я начинала расчёт теоретических выкладок, давным-давно исчез. Как под землю провалился.

Везергласс, всегда верившая, что события в континууме имеют сильную взаимосвязь, буквально через секунду подумала, что нашла этой идее железобетонное подтверждение, потому что стоило ей вспомнить добрым словом имевшего технический дар давнего коллегу, как снаружи донёсся громкий голос, судя по характерным клекочущим ноткам, без сомнений принадлежащий грифону, но не похожий ни на один из голосов солдат легиона.

— Вот вы куда запрятались, служивые! А то прилетаю в Мэйританию – легиона нет, как ветром сдуло. Думаю, что за бардак! А вы тут чем-то промышляете, оказывается… О, привет, Форестолл, собрат по пятнам! Узнал, командир? – Последовал куда более тихий ответ. – Ага. А это найдёныш мой, Фардеай. Вот, прибыли к вам на побывку. От нефиг делать. Ну, хоть лапу пожми, чего ты? Где хвалёное мэйританское гостеприимство?

Не замолкающий грифон апеллировал к известной Рэдфилду традиции, когда хозяин обеспечивал гостя всем, чем мог, а гость сыпал в ответ похвалами. Даже если от поданной воды хрустело на зубах, а постеленные простыни самостоятельно шевелились от поселившихся в них насекомых.

— Не-е-ет! – протяжно произнесла Везергласс, когда гомон за окном на мгновение утих.

По её мордочке читалось, что, хотя пони только что искала встречи с шумным субъектом, она крайне недовольна его появлением. И законы гостеприимства соблюдать точно не собирается. Утратив всяческий интерес к Рэдфилду, она рванула к двери, ставшей скромной преградой на пути её гнева. Секретарь легиона, сохраняя безопасную дистанцию, выглянул из домика, предвкушая эпичное зрелище.

— Ты! – сохраняя заряд ярости, произнесла Везергласс, останавливаясь перед парой сильно потрёпанных с дороги грифонов, навьюченных по самые хохолки узлами и чемоданами.

Старший из новоприбывших, обладатель редкого пятнистого окраса на хвосте и лапах, оказался не менее шокирован встречей, чем Везергласс. А собравшаяся вокруг Гальвара компания, включая командира легиона, заметив на мордочке единорожки предвещающие беду знаки, предпочла срочно разойтись по делам. Рискнул остаться только молодой подмастерье – и то неясно было, желает ли он защитить наставника или просто не может сдвинуться с места из-за поклажи.

— Опаньки! Краснуля! – Гальвар гостеприимно развёл лапы. – Я понимаю присутствие этих толоконных лбов в мундирах. Но ты-то здесь откуда взялась?

— Гальвар! Харя бесстыжая! – всё ещё на повышенных тонах ответила единорожка. – Я десять лет думала, что тебе скажу при встрече. Или какого пинка отвешу! Тебе повезло, что я так и не решила, с чего начну.

— Ой, да ладно, Гласси. – Грифон продолжал улыбаться, но, прислушавшись к внутреннему голосу, всё же отступил на пару шагов, потому что мощный удар задними ногами не был процедурой, рекомендованной для улучшения самочувствия. – Чего я сделал, чтобы заслужить столь нелюбезный приём?

— Чего? – разошлась малиновая пони. – Ну, например, ушёл. И пропал лет на десять! Для начала. Ни одного письма не написал, щеглина! Даже по научным вопросам.

— Если бы ты интересовалась моими научными ответами, я бы с радостью помог. Но, как мне казалось, тогда наше общение ушло немного в другую сторону.

Гальвар вспомнил, что сопящая и шевелящаяся куча багажа рядом с ним нуждается в представлении, и уцепился за эту возможность разрядить обстановку:

— Кстати, вот Фардеай. Мой недалёкий воспитанник. Найдёныш. Мы здороваться, манеры хорошие демонстрировать собираемся, нет? – прицепился Гальвар к молодому сородичу. Ответить что-либо не позволил, вновь обратившись к Везергласс: – А ты уж прости, никакой воспитанности у молодёжи! Так всё-таки, Гласси, чего ты забыла в этой глухомани?

Он надеялся перейти на нейтральную тему, не грозившую молниеносным ударом копыта. А также на то, что стоящий перед ним ящик задержит гневно сверкающую глазами и раздувающую ноздри кобылку хотя бы на секунду.

— Хоть это и не твоё дело, – процедила Везергласс, – но я здесь завершаю работу над своим «Фениксом». Заметь, я сказала «своим». Не «нашим». Потому что ничего твоего в конструкции давным-давно не осталось.

— Может, поэтому он у тебя уже два раза спёкся?

Ящик с логотипом в виде морского конька охватило красное магическое сияние, которое подняло личный багаж Гальвара аккурат над его же головой. Несколько песчинок упало с фанерного дна, заставив грифона нервно щуриться.

— Я это к тому, что могу помочь не допустить подобного исхода снова, – торопливо добавил Гальвар, с морды которого бесследно испарилась усмешка.

Ещё несколько секунд ящик отбрасывал тень на технаря, потом отплыл в сторону.

— Если бы мне не требовалась помощь с «Фениксом»… – прошипела Везергласс. И вместо завершения фразы развеяла захват, с грохотом уронив ящик на землю. Гальвар, уже смекнув, что немедленной расправы не последует, мгновенно вернул себе язвительный тон.

— Не сомневайся, Гласси. Я тебе окажу любую помощь. Подготовь чертёжики, чтобы было о чём поболтать. – Грифон вытянул лапу, поманив сгорбившегося ученика. – Чего застыл? Двигай уже. Надо найти мне кровать приличную. И тебе конуру какую-нибудь.

Поравнявшись с Везергласс, Гальвар, видимо, решил проверить на прочность удачу.

— Не скучай, Гласси. Я только пёрышки приглажу и скоро вернусь, – пообещал он.

— Обломись, – буркнула пони. – У меня любимый муж есть.

— Он здесь? – Гальвар чуть притормозил и завертел головой.

— Нет, – немного смутившись, ответила единорожка.

— Тогда не считается.

Везергласс демонстративно отвернулась, что при общении с данным орлольвом оказалось серьёзной ошибкой: Гальвар, перед тем как двинуться дальше, отвёл крыло чуть назад и легко провёл кончиками длинных перьев по кьютимарке кобылки. Единорожка дёрнулась куда сильнее, чем в любом из девяти случаев, когда её поражал пучковый заряд энергии.

— Совсем охамел? – возмутилась малиновая пони. На что грифон даже не отреагировал, притворившись, что ничего не произошло.

Рэдфилд благоразумно отступил вглубь комнаты, отгородившись от входной двери рабочим столом. Он понадеялся, что кобылка пройдёт мимо узких окошек с плотными ставнями на лестницу из песчаника, уводящую на крышу, ко второму входу, потому что не мог представить состояние и уж тем более предсказать поведение Везергласс в данный момент. Однако, как оказалось, вспыльчивость единорожки проходила быстрее, чем песчаные бури в этой части Стэрип-эль-Седла.

— Когда намечено отправление следующего каравана? – первым делом поинтересовалась она.

— Через пять дней.

— Твою ж! – вырвалось у пони. – Ещё пять дней терпеть пернатого!

— Я… Обещаю, что не расскажу Скоупрейджу про этого грифона, – осторожно заметил Рэдфилд.

Везергласс спокойно присела на лавочку, сложенную из не пошедших в дело кирпичей, и проинформировала единорога:

— Да пожалуйста, рассказывай. Я сама два раза пыталась. Услышала в ответ только смех и «классная шутка». Эх! – сжала зубы кобылка. – Мне бы хотелось, чтобы это была классная шутка. А не горячность юности. – Словно устав от воспоминаний, пони попыталась найти в ситуации положительные стороны: – Голова и лапы у Гальвара, скажу тебе, растут из положенных мест. Он что хочешь собрать может.

— Очень полезный нам субъект, – дипломатично резюмировал Рэдфилд, возвращаясь к чтению пришедшей из дальних краёв почты. Вопреки традиции, это было не полное переживаний письмо от супруги, а выписки из трактатов, продавливающих полки библиотеки Кристальной империи.

Последний из здравствующих командиров короля Сомбры успел инкогнито посетить много мест на карте. Он видел Балтимэйр, Кантерлот, Мэйнхеттан и запомнил их как города, отличавшиеся тем, что дома там ставились в ряды друг напротив друга, а ровные линии планов застройки превращались в изящные прямые улицы. Но поселился Прэсенс в городе племени карасонов, Атеш-Куасаре, где понятие «улица» практически отсутствовало, так как ходили здесь исключительно через дворы домов, которые соединялись один за другим подобно лампам гирлянды. При этом на пути не встречалось каких-либо дверей и калиток – только арочные или прямоугольные проёмы, разграничивающие владения.

На севере каждый пони располагал личным домиком, в комплекте к которому шла связка ключей. В Атеш-Куасаре, как шутили местные жители, владельцу в лучшем случае принадлежала одна стена дома, так как к трём другим пристраивали свои дома соседи. И эти же соседи могли беспрепятственно зайти через незапираемую дверь. Поначалу Прэсенса удивляли подобные обычаи, но, как оказалось, причин опасаться подобных визитов у жильцов не было – традиция крайне жестоких наказаний, когда за кражу финика на базаре можно было остаться без ноги, и отсутствие богатств у большинства карасонских семей позволяли не волноваться за сохранность имущества. Особенно если речь шла об имуществе «воина света» – этим титулом, восходящим к какой-то древней легенде, Прэсенса наградил сначала народ, потом эмир Атеш.

Но даже «воин света», преломляющий своей шкурой лучи мэйританского солнца, мог получить во дворце эмира Атеша отказ. Что только что и произошло, и кристальный пони в дикой злобе спускался по крыльцу дворца Атеш-Куасара. Два часа назад Прэсенсу пришло донесение от верного, пока риски не превышают плату, торговца в Неурль-Кенте. Тот уведомил, что в городе закупает руду и ещё какие-то вещи необычного вида караван. В нём повозки тянули исключительно грифоны, а распоряжался – что было для Прэсенса особенно важно – серый единорог с меткой в виде красного прямоугольника. Личность, с которой кристальный пони хотел бы потолковать вдали от основных сил Песчаного легиона. Завершить этот разговор Прэсенс намеревался жестоким ритуалом, когда обвинённому пони ломали передние ноги и бросали умирать в песках Стэрип-эль-Седла. Но такое можно было проделать только с поддержкой эмира и его армии.

Однако эмир Атеш, названный в честь того же великого предка, что и город, отказал советнику, указав, что ни один карасонский воин не покинет границ эмирата. Повод для личной мести, который имелся у Прэсенса, коричневый пони с белыми пятнами отказался признавать достойным. «Он не вредил твоей семье и не рубил тебя на поле боя», – сказал Залим Атеш, – «так что не требуй крови там, где не проливалась кровь». На этом аудиенция у эмира завершилась, а Прэсенс отправился в город в надежде, что холодный ночной воздух притупит его ярость. При этом даже не стал накидывать капюшон – тем более что солнце на небе не сияло, и свет от шкуры кристального пони никого не раздражал.

Советник неспешно обходил трёхэтажное здание Атеш-Куасара, чью крышу украшал покрытый золотом купол, притягивающий взгляд даже в ночи. И в очередной раз убедился, что дворец не зря называют «каменным кружевом» – стоило там закрыться одной двери, как открывалось ещё несколько проходов. Кристальный пони сначала услышал тихую поступь, потом обернулся, чтобы поклоном приветствовать светло-оранжевого воина с белыми пятнами, не так давно ужинавшего вместе с эмиром за одним столом.

— Принц Ахаким, – произнёс Прэсенс, стараясь, чтобы его акцент не досаждал ушам молодого вельможи. К счастью, оранжевый пони не требовал называть его «Ахаким Харбидал уд-Карасн, младший сын Ахарб Сантидала уд-Карасна», на чём сломал бы язык и кто-нибудь, прилежно учивший диалекты хорси.

— Воин света, – произнёс жеребец, носивший на боку скимитар с роскошно украшенным эфесом. Принц Ахаким охотно практиковал общение на эквестрийском, которому его учил отец. Это давало паре жеребцов дополнительное преимущество, так как почти никто вокруг не мог понять их разговор. А обсуждали они отнюдь не красоты пустынного края.

Ещё до того, как Залим Атеш вместе с остальными эмирами подписал договор о кочевьях, ещё до того, как глава эмирата вообще решил отправиться в Десятиугольный дворец, его племянник и советник вели осторожные беседы заговорщицкого характера. Идея о постоянных границах шла вразрез с настроениями многих карасонов, которые фактически жили набегами на соседей. Сам принц Ахаким получил прозвище «рыжий бандит» за подобные заслуги.

Когда Прэсенсу поведали историю Ахакима, челюсть кристального пони, повидавшего всякое при дворе Сомбры, слегка приоткрылась. Пятнистый жеребец незадолго до совершеннолетия потерял отца с матерью, которых убил старший сын Амир, желавший захватить власть. Ахаким пережил несколько лет скитаний по Стэрип-эль-Седлу с бандой верных воинов, после чего прибился к кочевьям дяди Атеша, с которым вместе «навёл порядок» в родном эмирате. Теперь же юный воин активно интриговал против занявшего трон дяди.

Впрочем, сверкающий в лучах солнца жеребец, считавший, что придворные интриги для него остались в Кристальной Империи, не мог отрицать, что сам влез в эту политическую паутину. Сам предложил свои услуги военного командира тогда-ещё-не-эмиру Атешу. Дал пару дельных тактических советов, позволивших раздробить и уничтожить воинство узурпатора Амира. Получил в дар кинжал, снискал почёт и уважение. Но, очевидно, не право использовать войска эмирата для личной мести.

— Прошу не держать сердца на моего дядю, не пожелавшего открыть уши вашим словам, – произнёс Ахаким, который в вопросах отмщения разделял точку зрения кристального пони, а не правящего родственника. – Безусловно, уважаемому вождю карасонов недопустимо накрывать возможность славной битвы тканью пренебрежения.

— Кто-то может даже сказать, что такой жеребец вождём быть не должен, – ответил Прэсенс, прекрасно осознавая, что «кто-то» – это принц и быстро растущее число его сторонников.

При явной поддержке молодого воина кристальный советник понимал и поведение действующего эмира. Возглавив эмират и народ карасонов, Залим Атеш, в прошлом великий мечник, поневоле перековался из безрассудного рубаки в осмотрительного политика. И, наступив на горло собственным убеждениям, подписал договор о границах кочевий, потому что иначе ему пришлось бы воевать против девяти других правителей, что не оставило бы и пепла от карасонского государства, а то и от карасонского племени. Однако Залим Атеш просто не мог объяснить свои поступки каждому буйному жеребцу, начиная с собственного племянника. Поэтому, как казалось Прэсенсу, досиживал во дворце последние дни.

— Любой, кто затеял бы удачный боевой поход, овеянный славой грифонобойца и богатой добычей, прослыл бы достойным новым вождём, – продолжал присущим мэйританским жителям витиеватым слогом излагать простые идеи Ахаким.

— Такому смельчаку не помешала бы помощь опытного военачальника, знающего приёмы боя, неведомые пернатому народу.

— Готовому на это опытному военачальнику верный слову сын своего отца даровал бы богатства и титул, – пообещал оранжевый пони с белыми пятнами. – Если его знания и опыт окажутся источающей пользу поддержкой в походах во славу пылающего воинской доблестью карасонского эмирата.

— Видят звёзды, что именно таким полотном и ляжет дорога жизни под копыта достойнейшего потомка своих предков… – Прэсенс не уступал собеседнику в умении перекладывать витиеватую южную манеру речи на эквестрийские нормы грамматики.

По мэйританской традиции обсуждение, смысл которого можно было бы выразить фразой «Моя банда устроит нападение на караван в обмен на помощь в свержении дяди», растянулось ещё минут на десять. Но ради своей мести Прэсенс готов был терпеть разговоры о воле самых неярких звёзд ночного неба, к которому пустынные племена относились с глубочайшим уважением.

Караван Рэдфилда, который все привыкли называть по имени главного казначея, представлял собой странное зрелище. Двадцать грифонов, избавленные от доспехов и оружия, разбились на пары. Десятеро тащили вперёд через пустыню крытые телеги, ухватив их за выступающие вперёд подобно бивням оглобли. Другая десятка отдыхала, поскольку её очередь демонстрировать выносливость наступала вечером. Рэдфилд с Везергласс в изнурительном марафоне не участвовали вовсе. Они расположились на козлах последней повозки – самой лёгкой, поскольку в неё сложили не руду и прочие тяжести, а провизию и личное имущество грифонов.

Политическая ситуация требовала, чтобы воины легиона оставили Мэйританию, поэтому на пути в Неурль-Кент и обратно, чтобы избежать проблем, Игнэйс – назначенный центурионом отряда – распорядился убрать военную амуницию. При таких условиях грифоны считались мирными странниками, которые имели право свободно торговать в городах эмиратов и пересекать пустыню. Что не означало утраты боеспособности – бойцы легиона отработали команду «к оружию» и за полторы минуты могли организовать боевое построение. А ещё приучились на каждой остановке, где была вода, сооружать примитивные походные шатры, стирать вещи, наполнять все бурдюки и фляги, но только после того, как убеждались, что поблизости нет группы каких-нибудь вооружённых копытных. Если бы в принципе нашёлся безумец, решившийся посягнуть на караван грифоньего легиона.

Рэдфилд до последнего надеялся, что необходимые запасы получится транспортировать по воздуху. Необходимость тащиться по пустыне по неделе в каждую сторону единорог считал неоправданной тратой времени. Но торговцы рудой давали хорошую скидку лишь на единовременно закупаемые большие партии. Брать металл слитками «фениксостроительница» категорически отказывалась. Предостерегал против этого и Гальвар, оставшийся вести опытно-конструкторские работы в Проклятой долине. Поэтому Рэдфилду пришлось смириться с пятью телегами грузов – не только руды, но и бочек различных смесей, которые требовались ответственному за ракетное топливо Игнэйсу. Пони-секретарь окончательно бросил поиск лёгких путей, когда вычислил, что увеличение числа задействованных грифонов приведёт к такому пропорциональному росту «припасов в дорогу», что не перевезут даже крепкие бойцы легиона. Двадцать пять воинов оказались подходящим количеством орлольвов, математически выведенным из грузоподъёмности одного грифона.

Вообще-то, хватало и двадцати. Но, следуя мудрому мэйританскому правилу «только мертвец пренебрегает коварством Стэрипа», Рэдфилд взял ещё пятерых. Для выполнения разведывательной задачи, ради которой орлольвы парили в воздухе над караваном. Летевшие далеко впереди, позади, справа и слева бойцы изучали простиравшуюся до горизонта пустыню, время от времени сигналя центральному, летевшему над повозками, что никакой опасности нет. Они же помогали путникам ориентироваться на местности и преодолеть пустыню, не изобилующую оазисами, но усердно дурившую миражами.

Атмосфера в медленно двигающемся караване царила самая безмятежная. Рэдфилд сочинял очередное письмо жене. Он долго думал над каждой фразой, предполагая, что Дэйли читает корреспонденцию малолетнему сыну. Сыну, которого отец из-за превратностей судьбы и принесённых клятв почти год не видел.

Единорог искренне жалел, что отправился в столь долгое путешествие. И если бы знал, что один визит в Грифонью Республику обернётся скитаниями по всему материку, наверное, не покинул бы пределов Стэйблриджа. Послал бы Краулинг Шейда куда подальше. Хотя в этом случае он мог оказаться отдельно от семьи в сыром подземелье с ещё меньшими шансами на возвращение.

Краем уха Рэдфилд слушал беседу, которую Везергласс вела с Игнэйсом, как обычно прицепившимся к борту повозки; выглядело это странно, но самому грифону, похоже, так было вполне удобно. Беседу малопонятную, касающуюся каких-то дефлаграционных и детонационных показателей и состава огнесмеси. Попав в расположение легиона, Везергласс была поражена опытом и способностями грифона-зельетворца. И его производственными травмами тоже. Как подумалось Рэдфилду, Игнэйс оказался первым существом, взорвавшим и испепелившим не меньше вещей, чем единорожка. Так что две «мигрени вышестоящего начальства» быстро нашли общий язык и общие взгляды на механизмы инжекторов и топливных насосов.

Другим ухом секретарь ловил обрывки разговоров из едущей впереди телеги. Там воины, отдыхающие прямо на подрагивающей при движении куче руды, стремились поразить коллег достижениями своих предков. Учитывая, что историческое образование у всех было примерно на одном уровне, удивляли орлольвы сходными по складу баснями.

— Вот мой прадед, Фусрод, – докладывал грифон с хохолком тёмных перьев, – как-то раз с двумя драконами в бой вступил. Да как крикнул на них. От его рёва драконы разом сознание потеряли, да рухнули в океан. А прадед мой цел-целёхонек остался.

— А вот мой прадед, Гарет, из пещеры дракона десять мешков сокровищ стащил, – делился историей грифон, в крыльях которого чередовались синие и зелёные перья. – Стрелами с водой затушил все светильники. И утащил всё золото, серебро, драгоценности. Так вот с того случая как раз Вторая Драконья и началася. А про завоевание островов – это всё политики придумали, чтобы между собой сокровища переделить.

— Тю! Ты хоть один слиток золота в лапах держал? – прищурился воин с бежевой шерстью и кремовым оперением. – Не унёс бы грифон столько мешков добычи.

— Мой прадед очень сильным был! – не уступил потомок «расхитителя пещер». – Он бы твоего пополам согнул. В любую сторону.

— Не бахвалься попусту, – предостерёг бежевый «скептик». – Мой прадед Г’ералт твоего бы прадеда зарубил своими мечами. Или заколдовал бы. Да, потому что он колдовать умел. Между прочим. Никто со времён Грифна Великого не творил заклинаний. А мой прадед мог.

— Да вас послушать, – не выдержал отвлёкшийся от разговора с Везергласс центурион, – так у каждого предок лично Вторую Драконью выиграл. Так чего же она длилась тогда пятнадцать лет?

Бойцы неловко замолчали, не зная, что ответить младшему командиру на подобный вопрос. Потом перешли на тему, в которой Игнэйс уж точно не мог вставить своих аргументов – начали делиться впечатлениями о грифинах, к которым намеревались вернуться, чтобы продолжить или начать отношения.

Эти рассказы, особенно с учётом специфических вгоняющих в краску подробностей, Рэдфилду были совершенно не интересны. Он поправил полог, защищающий возниц от палящего солнца, и сосредоточился на написании письма. От выведения каллиграфических букв его оторвала скользнувшая по бумаге тень, намекавшая, что к повозке спустился координатор наблюдателей.

Грифон-дозорный поравнялся с висевшим на борту повозки центурионом.

— Большой отряд копытных. Слева. Идут в нашу сторону, – доложил он.

Рэдфилд хотел было высказать свои опасения начальнику отряда, но Игнэйс, выйдя из образа рассеянного тюфяка, сам сориентировался в обстановке. Последовали приказы:

— Караван, стой! Дозорных на землю! Всем к оружию!

Обученным бойцам не требовались уточнения. Они мгновенно и организованно выстроились в очередь к последней повозке, чтобы получить и тут же начать прилаживать поверх стёганых поддоспешников, защищавших только от солнца, металлические пластины, прикрывающие важные участки тела. Каждый из грифонов также забирал из повозки длинное копьё, короткий меч и прямоугольный щит, по всей длине центральной оси которого шла похожая на зубья тупой пилы металлическая полоса.

Тем временем к каравану слетелись грифоны-разведчики. Тот, кому поручалось контролировать левый фланг, опустился на песок перед центурионом и доложил подробно то, что не мог сигналами передать центральному дозорному.

— Воинство в традиционных цветах карасонского племени, – сообщил боец, который, как и все сородичи, после муштры командира Форестолла наизусть знал условные знаки армий всех эмиров. – Примерно голов восемьдесят. Идут быстрым шагом. При оружии.

— Бандиты какие-нибудь, – предположил центурион Игнэйс. – Надо развернуть штандарт легиона. Может, сообразят, с кем связались, и отступят.

— Это маловероятно, – спрыгнул с козел повозки Рэдфилд. – Если они, ещё не видя нас, идут быстрым шагом, значит, движутся наперерез. Следовательно, узнали, когда караван покинет Неурль-Кент, и рассчитали, где можно его перехватить. Так что, очевидно, идут на нас.

— Не было печали, – выдохнул Игнэйс. Заметив, что все воины благополучно вооружились и надели броню, центурион вернулся к командной работе: – Легион, построение в две шеренги! Спиной к повозкам! Полукольцо!

Двадцать четыре рядовых легионера начали формировать защитное построение. Первый ряд выставил щиты, образовав монолитную стену, упиравшуюся краями в борта повозок. Грифоны второй шеренги выставили вперёд копья, используя плечо впереди стоящего и край щита как точки опоры для древка. Игнэйс применил классическое построение военной школы орлольвов, о которое, в теории, должен был разбиться любой табун копытных войск.

Паре единорогов при такой тактике отводилась роль наблюдателей в тылу. Причём Рэдфилд внёс в этот спектакль интересное новшество: он решительно затолкал коллегу в одну из повозок.

— Мы что, обречены? – поинтересовалась у него Везергласс.

— Вовсе нет, – заверил Рэдфилд. Однако сам не испытывал железной уверенности. И давным-давно оставил Флоуику письмо, начинавшееся словами: «Моя милая Дэйли. Мне очень жаль, но, похоже, судьба не позволит вернуться…» – Но тебе лучше спрятаться, – продолжил он. – Заройся поглубже. Я сообщу, когда станет безопасно.

— А не пойти бы тебе в подхвостье? – без увёрток ответила малиновая пони, не желавшая за пределами Стэйблриджа пачкать шёрстку. Ничем, кроме, возможно, лечебной грязи на каком-нибудь спа-курорте.

— Я вовсе не шучу. Для «Феникса» критически важно, чтобы ты уцелела. Если спрячешься среди груза, то с высокой долей вероятности тебя не найдут, потому что руда бандитам ни на что не сдалась. Они возьмут всё ценное или полезное, а эти кучи оставят.

Везергласс брезгливо поморщилась и потрогала копытом грязную кучу. Глубоко зарыться в неё для владеющего магией существа было не так уж сложно. Вот вылезти обратно – в этом пони, когда-то пережившая обрушение здания на собственный хребет, немного сомневалась.

— Ты первый, – потребовала она.

В ответ Рэдфилд нагло поднял магией мелкие комья породы с вкраплениями железа и рассыпал над гривой единорожки.

— Не тяни время! – распорядился он. – Бандиты знают про караван. Так что они знают, что казначеем является единорог серой масти, у которого деньги. Так что ради меня они сутки напролёт пустыню по песчинкам перебирать будут. А ты, извини за прямоту, кроме меня, никому в этой пустыне не нужна. – Он подключил к делу ноги и аккуратно присыпал недовольно пыхтящую единорожку маскирующей грязью. – Хотя, конечно, бандиты и тебе найдут применение. Но по этому поводу я, пожалуй, не буду распространяться. Ибо ничего приятного.

— Угораздило же связаться… – буркнула Везергласс и тут же замолкла, чтобы не наглотаться песка.

Рэдфилд бегло убедился, что для случайно заглянувшего жеребца внутри повозки не виднеется ничего подозрительно красного, после чего осторожно отошёл к козлам и перемахнул через них, едва не столкнувшись с центурионом Игнэйсом, которому приспичило воткнуть в песок штандарт с развевающимся знаменем. Знаменем нового образца, где между раскрытыми крыльями умельцы вышили тарелку с едва различимыми квадратными пластинами.

— Ты тут, главное, не высовывайся, чтобы под случайный удар не попасть, – сказал центурион единорогу, прежде чем замкнул собой строй войска.

Но если Игнэйс надеялся, что Рэдфилд подчинится и будет спокойно ждать надвигающуюся угрозу за спинами грифонов, то ему полагалась медаль за наивность. Серый единорог полез на верх полога, желая посмотреть на банду, поднимающую столб пыли на горизонте. Он поднял на лоб недавнюю покупку – круглые очки с толстой резинкой, сходные с теми, какие носили в Академии «Чудо-молний» – и приставил к глазам второе недавнее приобретение – мощный бинокль.

Ватага перешедших на рысь жеребцов в тёмных красно-коричневых одеждах вынырнула из-за дальнего бархана. Из-за колышущегося от жары воздуха казалось, что фигуры скачут прямо по небу. А ещё из-за постепенно оседающей тучи песка казалось, что к каравану приближается гигантское насекомое с чёрной головой и медового цвета тельцем. Зрелище было в какой-то степени поэтическим, только Рэдфилду не особо хотелось заниматься стихосложением. Вместо этого он пытался прикинуть расстояние между отдельными жеребцами.

Внезапно его внимание привлёк далёкий, слишком яркий даже для пустыни блик. Бинокль повернулся в сторону дюны, до которой не долетала туча песка от надвигающегося воинства. На вершине песчаного кряжа стояла яркая четырёхугольная звёздочка, на которую было физически больно смотреть. Лишь на мгновение она пригасла, открыв взору единорога кристального жеребца в накидке и ещё пару карасонских воинов по соседству. Потом Рэдфилд снова бросил взгляд на перешедшую на полный галоп ватагу вооружённых воинов, которые уже видели свою добычу и препятствие из грифонов, казавшееся не особо серьёзным. Быстро сложив два и два, пони-секретарь спрыгнул чуть ли не на спину Игнэйсу, благо, до центуриона было совсем недалеко.

— Отставить две шеренги! – скомандовал единорог. – Это нас не спасёт.

— Чего? – не отрывая взгляда от приближающегося противника, произнёс центурион. Мысленно он уже вступил в бой с врагом, так что единорог заявил о себе крайне некстати.

— Они скачут не стандартным мэйританским строем. Это более плотная формация. «Кристаллийский камень». – Рэдфилд чуть ли не силой впихнул бинокль в лапу орлольву. – Она продавит ваши две шеренги.

— Ты уверен? – недоверчиво поинтересовался красно-оранжевый грифон.

Конечно, он тоже отметил, что надвигающаяся лавина жеребцов собралась в необычно компактное построение. Но конкретно такую тактику он на военных курсах не проходил, поэтому задумчиво водил нижней половиной клюва, попутно размышляя, откуда может знать военную науку простой штабной документовед.

— Уверен. Строй такой, будто сошёл с конспектов времён Сомбры. Забытая древняя тактика, – продолжал удивлять Рэдфилд. – Вам нужно срочно взлетать!

— Мы вас не бросим, – заверил грифон, решивший, что ему предлагают спешное отступление.

— Построение «кристаллийский камень» имеет существенные недостатки, – пояснил единорог. – При такой малой дистанции воины не в состоянии менять направление движения. Бегут только вперёд. Поэтому фланги беззащитны. И если вы покажете свой знаменитый клин… – Рэдфилд резко впечатал одно копыто в другое и тут же показал, как «атакованная» нога бессильно обмякла.

Игнэйс мог всё испортить, вступив в спор или вовсе отмахнувшись от слов не являющегося бойцом пони. Ведь ватага карасонов стремительно приближалась, и для фланговых манёвров времени оставалось всё меньше. Но центурион, неоднократно подмечавший, что сам вице-командующий Флоуик прислушивается к советам серого единорога, принял слова копытного как приказ старшего по званию.

— Легион, копья бросить! Щиты под-нять! Равнение напра-во! На кры-ло! – выдал на одном дыхании Игнэйс.

Рэдфилд отшатнулся, закрыв глаза и уши, потому что двадцать пять грифонов, синхронно поднимающиеся в небо, создали неслабый по силе смерч.

Бывший командующий короля Сомбры с трудом удержался от хохота, когда увидел, как взлетел отряд грифонов, на столкновение с которым неслась банда Ахакима. Карасоны же продолжили двигаться к брошенным повозкам. Теперь там их встречал лишь одинокий пони. Взгляд Прэсенса притягивала эта серая фигурка, в панике метавшаяся возле крытых повозок. Очевидно, последний караванщик уже понял безвыходность своего положения. И кристальному воеводе отчаянно хотелось знать, догадывается ли серый единорог, кто натравил на него целую армию убийц. К пони, что выставил «воина света» на смех перед могущественными правителями, неотвратимо приближалась расплата.

— Как низок духом оказался Песчаный легион, – фыркнул пони рыжей масти с белыми пятнами, стоявший позади Прэсенса, – что вселял страх в сердца доблестных воителей Мэйритании. Какая воинская доблесть в том, чтобы улетать при первых признаках опасности, не дожидаясь героической битвы?

— Принц, я обещал вам богатую добычу и незначительные потери, – заметил Прэсенс. – Как видите, звёзды благоволят мне в исполнении обещаний.

— Так ли это? – изменившимся голосом произнёс «рыжий бандит».

Кристальный пони оторвал взгляд от намеченной цели, потому что обстановка в один момент изменилась. Отряд грифонов, уносившийся в небеса, прямо на ходу перестроился, образовав сходящуюся фигуру, острым углом направленную в движущуюся массу карасонов. Последние надвигающийся строй грифонов, естественно, заметили. Несколько воинов попытались сбавить ход и начать перестроение, чтобы подготовиться к отражению новой угрозы, чем моментально сломали общий строй. «Кристаллийский камень» являлся эффективной тактикой под командованием короля Сомбры, который мог бы лично контролировать и направлять каждого солдата. Прэсенсу было далеко до возможностей сгинувшего чародея. И советник эмира мог лишь обречённо наблюдать, как сокращается дистанция между клином грифонов и сбившейся с шага группой пони.

Выставив вперёд щиты, орлольвы врезались в толпу карасонов. Ребро щита, конструкция доспеха и угол атаки позволили грифонам принять энергию столкновения всем корпусом без каких-либо последствий. А вот подставленные под удар жеребцы кое-где отшатнулись, но в большинстве своём оказались поваленными, а то и подброшенными в воздух. Поднялись на ноги после этого не все.

Погасив свою скорость о построение врага, грифоны выхватили короткие мечи и молниеносными уколами из-под щитов принялись жёстко, но эффективно доводить до уцелевших жеребцов мысль, что нападение на караван легиона было огромной глупостью. До копытного воинства урок дошёл быстро: несмотря на умелое обращение со скимитарами и другим клинковым оружием, все, кто остались на копытах или сумели оперативно подняться, предпочли сражению бегство. Совсем не согласованным порядком – лишь бы подальше от мечей в лапах легионеров.

Грифоны решили за отступающими карасонами не гнаться. Впрочем, этого Прэсенс знать не мог, поскольку, когда разгром стал очевиден, он вместе с принцем Ахакимом поспешил покинуть точку наблюдения, чтобы чуть позже смешаться с остатками убегающего войска и внести в него хоть какое-то подобие порядка. Почти сотня лихих бандитов рыжего предводителя превратилась в пять с небольшим десятков не самых боеспособных жеребцов, которые до самого заката продолжали на бегу бросать испуганные взгляды на небо, ожидая, что сверху раздастся хлопанье крыльев и устрашающий клёкот.

Принц Ахаким не без труда развернул воинство к временной базе, располагавшейся в укромном оазисе. До оставленных там припасов добралось даже меньше воинов, чем вышло из боя. И, что разозлило рыжего жеребца сильнее всего, где-то в пути потерялся сам легендарный «воин света». Очевидно, Прэсенс сообразил, что ничего хорошего в лагере мятежного принца его не ждёт, и сделал то, в чём преуспел ещё тысячу лет назад – сбежал от своего повелителя, оставив того разбираться с недовольством подчинённых, родственников и соседних государей, земли которых пострадали от форсированного марша бандитской своры.

Центурион Игнэйс, завершив чистку меча и воткнув лезвие до половины в сухой песок, подозвал к себе казначея. Рэдфилд с радостью оторвался от «увлекательного» занятия по приведению в порядок гривы доктора Везергласс: спутавшиеся красные локоны были полны песка и не расчёсывались. Кроме того, воды, чтобы отмыть грязь посреди пустыни, не имелось. И Везергласс чуть не прибила серого единорога, узнав, сколько часов пути до ближайшего водоёма.

— Рекомендую представить тебя к награде, – сообщил красно-оранжевый грифон чудом избежавшему расправы единорогу. – Без тебя, может, мы и отбились бы. Но вряд ли без потерь. – Он кивнул на сослуживца, занятого очищением изрядно заляпанной амуниции от крови. Ни одна из красных капель не принадлежала владельцу доспеха.

— Мы живы. Вот она, награда, – произнёс Рэдфилд. На секунду его взгляд задержался на невысоком песчаном холме, который в некоторых местах потемнел. Под слоем песка, в неглубокой яме, победители сражения, как могли, скрыли тела побеждённых от пустынных падальщиков.

— Во время боя как-то не получилось спросить. Как ты разгадал замысел карасонской банды?

— Увидел среди них кристального пони. Который мне не так давно угрожал ножичком. И понял, что нападающий отряд придерживается тактики, заимствованной у северян.

— Ну а ты-то откуда про неё знаешь?

— После перепалки с кристальным жеребцом я подумал, что, возможно, он станет проблемой, и надо узнать о нём побольше. Я направил запрос в библиотеки Кристальной Империи. Незадолго до отправления каравана прибыли выписки из древних трактатов по искусству войны. Оттуда я про «кристаллийский камень» и вычитал. А так… Как я слышал, для победы нужно всего лишь точно знать свои возможности. Да ведать сильные и слабые стороны своего врага.

— Эх, тебя бы к нам в учебку! – присвистнул центурион.

— Не считаю, что я способен учить других, – последовал ответ. – Нет у меня такого таланта. Поучать могу. Учить – вряд ли.

Игнэйс кивнул, отпуская собеседника слёзно каяться перед некогда малиновой единорожкой.

Караван возобновлять путь не спешил, хотя, конечно, и возле могильного кургана задерживаться не собирался. Грифоны несколько часов приводили себя в порядок, песком полируя металл и ожидая повторных ударов от убежавшего прочь противника. Но отряд, который привёл для перехвата каравана кристальный пони, очевидно, понял всё с первого раза – ни одна точка, походившая на карасонского воина, на горизонте не показывалась.

В положенное время одна принцесса в одном далёком замке магией обратилась к дневному светилу, убедив его спрятаться из виду. Но если на севере процесс казался мгновенным, то в Мэйритании он растягивался на несколько минут и дарил красивые закаты над пустыней, один из которых стал для каравана сигналом к отправлению. Не участвующим в тягловых работах воинам повезло выспаться ночью, своевременно проснуться и наблюдать не менее красивый восход. А через два таких восхода Рэдфилд планировал вернуться в Проклятую долину, где под чутким руководством Гальвара вовсю процветали химическая, сталелитейная, приборостроительная и ещё более экзотические виды промышленной деятельности.

Удалённый и незаселённый уголок южных земель с парадоксальным ландшафтом постепенно превращался в место величайшего научного прорыва для грифонов и пони.

Плотно заселённый город Троттингем манил туристов приземистыми постройками, редко превышавшими высоту в два этажа. Дома охотнее росли вширь, чем вверх, поскольку почва на месте древнего поселения оказалась не слишком устойчивой – преобладали болота и топи. Но местных жителей, не привыкших жаловаться, всё устраивало. Кроме, разве что, одного сооружения из стекла и бетона, которое словно гигантский кол вонзилось в центр города.

Любой путник на подъезде к Троттингему сразу отмечал, насколько серый цилиндр высотки портит живописный вид города. А преодолев ещё километр с небольшим, мог лично увидеть, кто ответственен за возведение этой монструозной постройки – буквы, каждая из которых по высоте превышала этаж здания, складывались в наименование «Троттингем Солюшенс».

Только хозяин известной всем строительной фирмы мог возвести на ненадёжной почве такой монумент собственному величию – отведя грунтовые воды и обрекая соседствующие кварталы на периодическое подтопление. Только владелец доходного предприятия мог смело игнорировать мнение эстетов и ценителей архитектурной красоты. А также требования городской управы, которые волшебным образом сошли на нет после отправки по нескольким адресам тяжёлых сундуков с золотом.

Из застеклённого пентхауса «Джог-тауэр» представители городской управы, горюющие ценители однообразной урбанизации и путники с испорченными впечатлениями казались мелкими букашками, муравьями, ползающими по городским улицам или летающими над крышами домов. Таковыми они и являлись в представлении старого земнопони, ежедневно подходившего к широкому окну и любовавшегося панорамой. Не лучше Иолиан Джог относился и к тем, кого пригласил в пентхаус. К тем, кому позволил сесть за лакированный стол из редкой берёзы. К тем, кто приходились ему прямыми потомками.

Семейство с характерной родовой чертой – заострённой формой носа – терпеливо ждало, пока старый земнопони налюбуется на город, уже долгое время не знавший иного властелина, кроме главы «Троттингем Солюшенс». Пока принцессы Эквестрии находились где-то далеко, занимались государственными делами, троттингемцы покорно сидели в тени гигантской башни, нерушимой «Джог-тауэр».

Когда недовольное сопение детей стало слишком громким, отец соизволил отвернуться от вида городских кварталов, сверху представляющихся квадратами одинаково-грязного цвета. И соизволил посвятить себя делам, касающимся конторы и работающих на неё бездарей.

— Вчера я выкупил у эквестрийского собственника, – поведал Иолиан Джог, умышленно избегавший произносить «принцесса» или «Селестия», – двадцать четыре процента прав на остров. Остров имеет сложное и длинное название, так что я обозначу его как «Си-Хорс», потому что так назывался существовавший там зоопарк научных достижений Краулинг Шейда. Правда, эквестрийский собственник основательно в нём похозяйничал. Вынес всё, что мог вынести, выломал всё, что ломалось. Шейдово барахло забрал, а пустые помещения продал без скидок по стоимости. Но неважно! Остров полностью мой. Я могу делать там всё, что угодно.

Складывалось впечатление, что старый Джог рассказывал о приобретении пустому пространству – настолько тщательно он избегал взглядов в сторону собственных наследников. Эбраиш и Дэфлаш, сидевшие рядом по левую сторону от кресла отца, отвечали родителю взаимностью. Их куда больше интересовало, когда они смогут вернуться к своим делам. Эбраиша распоряжение отца подняться в пентхаус оторвало от шестидесятой страницы новой книги про Дэринг Ду. Дэфлашу пришлось прервать рыбалку, которую он устроил в бассейне на одном из этажей «Джог-тауэр». И только сидевшая справа чуть на отдалении Сликер Стайл буквально не отрывала взгляда от старого коммерсанта, который служил бизнес-кобылке образцом и примером. Только её и печалило показное безразличие главы семейства.

— Так ты всё-таки собираешься строить там бункер, да? – услышав про «всё, что угодно», спросил Дэфлаш Джог. От его вопроса, рождённого полным игнорированием корпоративных новостей, даже брат с сестрой сокрушённо тряхнули гривами.

— Нет, – отрезал Иолиан Джог.

Он не сердился на сына за идиотские вопросы. И за идиотские поступки тоже. В разуме Иолиана Джога, немалую часть жизни посвятившего строительству, развилось нечто сходное с «усталостью» возводимых им конструкций – земнопони попросту устал разочаровываться в потомстве. Устал злиться на нерадивых отпрысков, которым не хватало прилежности их умершей матери.

— Мне не нужен никакой бункер, – пояснил Джог-старший. – У меня уже есть убежище прямо под этой башней. Полностью обеспеченное укрытие на случай любой катастрофы. Не такое убожество, которое я соорудил под Кантерлотом для «её гривейшества».

— То есть на «Си-Хорс» наш бункер будет? – гнул своё Дэфлаш. На этот раз его брат не ограничился мимикой и чувствительно двинул невежду копытом в бок.

— Нет. На «Си-Хорс» будет буровая платформа, – «раскрыл карты» Иолиан. Причём он буквально вытащил снимок из чёрно-белых полос, не превосходивший по размерам игральную карту, и показал его собравшимся. – Это данные геологической разведки звуковыми волнами, которые некогда получил Краулинг Шейд. После его отстранения я смог добраться до этих данных.

Плоская карточка скользнула по поверхности стола. Опередив нерасторопных братьев, Сликер Стайл коснулась её копытом и слегка приподняла.

— Ценные полезные ископаемые? – поинтересовалась она, вглядываясь в две чисто-белые кляксы, формой походившие на тыквенные семечки.

— Бесценно ценные, – позволил редкий каламбур отец. – Линзы кристаллизита.

Ему пришлось углубиться в разъяснения, потому что только на мордочке Сликер Стайл отразилось понимание значимости открытия.

— Жидкий минерал, способный стать чем угодно. Фантастический элемент. Первоисточник всей материи в мире. И он залегает прямо под «Си-Хорс». Совсем близко от поверхности. – Морщины на морде Иолиана Джога сложились в гримасу лёгкой печали. – Верхнюю линзу Краулинг Шейд пробурил и осушил. Не знаю, для чего он употребил кристаллизит, который позволил бы ему купить половину Эквестрии. Видимо, спустил на свою драгоценную науку. Болван!

— Но есть и вторая линза, – заметила Сликер Стайл. Она наконец-то вняла жестам старших братьев и передала им карточку с результатами геологического сканирования.

— Она мелкая по сравнению с первой, – добавил Дэфлаш, решивший, что очевидное наблюдение можно выдать за что-то умное.

Но и здесь жеребец сплоховал – Эбраиш, вглядевшись в мелкие цифры на верхней части карточки, вздохнул и перевернул её, поместив в копыта старшего брата под корректным углом.

— А-а-а… – среагировал на это Дэфлаш.

— В общем, слушайте меня! – хлопнул копытом по столешнице Иолиан Джог. – Я хочу, чтобы вы организовали добычу кристаллизита. Чтобы вы приступили к разработке этого месторождения. Если вы окажетесь на это способны, – старый земнопони откинулся на спинку кресла, – я составлю новую «юридическую волю». Новый документ на случай утраты дееспособности. Или смерти. И в нём я, вместо указания раздробить и распределить активы «Троттингем Солюшенс» между мелкими фирмами, отпишу всё имущество вам. Моим… Мне даже страшно такое говорить… Наследникам. Я думаю, не надо говорить, что в случае успешной добычи кристаллизита стоимость компании возрастёт в сотни раз.

Вот теперь «сонное царство», которое представляли собой младшие Джоги, всерьёз зашевелилось. После долгих лет ожидания перед молодым поколением наконец-то открылась возможность прибрать к копытам семейный бизнес. Естественно, каждый из наследников мнил главным управляющим именно себя.

Карточка со снимком принялась стремительно кочевать из копыт в копыта. Сликер Стайл моментально вытащила блокнот и стала делать записи. Ушлый Дэфлаш хотел подсмотреть мысли сестрицы, но та повернула к нему пустой лист – пони пользовалась чернилами особого состава, которые спасали её планы от излишне любопытных братьев.

— По-моему, нам надо действовать сообща, – раздосадованно произнёс старший брат. – Если мы хотим решить такую непростую задачу.

— В моём понимании, «сообща» подразумевает, что вы знаете только то, что я хочу, чтобы вы знали, – ответила Сликер Стайл.

— Ага. Я так вижу, тебе в больнице логику кобылью пересадили, – сразу же огрызнулся Дэфлаш.

— Я, между прочим, ещё в состоянии тебе челюсть сломать, – напомнила кобылка, габаритами превосходящая брата.

Тем временем не скрывающий пренебрежения к извечным внутрисемейным дрязгам Эбраиш подсел поближе к отцу. Естественно, не просто так: он надеялся, что пустым обещанием затмит прочих наследников и отхватит по итогам совместного триумфа наибольшую долю.

— Папа, я тебя уверяю, кристаллизит будет в твоём распоряжении через пару месяцев. Мы наймём самых квалифицированных специалистов, закупим самое передовое оборудование, организуем всё по самым высоким стандартам. Мы наладим добычу кристаллизита, чего бы нам это ни стоило.

— А вот нет, – моментально встрепенулся Иолиан Джог. Он мог бы и дальше отстранённо наблюдать, как пытается втереться в доверие средний сын. Или как собачатся Дэфлаш и Сликер Стайл – они друг друга невзлюбили ещё когда оба были жеребцами. Подобные перепалки Иолиан наблюдал в своём доме десятилетиями. Десятилетиями он позволял им продолжаться. Но как только вопрос коснулся денег, старый предприниматель вышел из оцепенения, чтобы потребовать: – О любых единовременных затратах, превышающих тысячу битов, я должен быть в курсе. Согласовывайте их со мной. Без возражений.

Глава 26. Истинный чейнджлинг

Участь Паддока Уайлда, совершившего ужасное преступление, определяет трибунал, возглавляемый принцессой Твайлайт...

По распоряжению директора НИИ шлагбаум подняли, пропустив через КПП земнопони светло-бурой масти с длинными тонкими усиками. Прибывшего любезно встретил Силлиест Тритс, и очень тепло встретил Скоупрейдж, через которого первый смог обратиться за помощью к опытному детективу. Впрочем, визит Бладхаунда в Стэйблридж объяснялся не только уважением к единорогу, подарившему аж четыре версии «Расклинателя» «на попробовать».

— Ниэдавно приключилась неприятность с клиентом, – поведал земнопони после обмена приветствиями и короткого вежливого разговора о проделанной дороге и надвигающихся осенних ливнях. – Фактитшески расторжение контракта. Очень нехорошая ситуация. К счастью, у неё не было последствий, которых я опасался. Но всё равно удар по самолюбию. Поэтому я решил взяться за ваше дело. Уже прил’ично наделавшее шума по всей Эквестрии.

— Это да, – печально вздохнул Силлиест Тритс. – Не представляю, что там сочиняется в газетках. Учитывая, что мы, как бы, не сообщаем им. Ничего.

— Пишут всякое, – сообщил Бладхаунд, после возвращения из «Си-Хорс» возобновивший привычку тратить по часу в день на изучение корреспонденции. – «Эквестрийский обозреватель» винит ваш научный центр в разстшигании войны с чейнджлингами.

— Гармония милосердная! – сокрушённо покачал головой Тритс. – Оно нам, вот, как бы, больше всех надо. Учитывая, как мы выкручиваемся, чтобы в простой не попасть.

— Ага! – поддержал с другой стороны Скоупрейдж. – Хорошо ещё, что мы не через Научный совет дело ведём. Я после одного случая с алмазными псами начал искать буквы закона, какие могли бы нам тогда помочь. Нашёл постановление про «трибунал высшего присутствия». Согласно этому пункту мы можем в обход Научного совета обратиться непосредственно к принцессе, чтобы она рассмотрела дело и единолично вынесла решение, как она традиционно делает это на ярмарке в Рэйнбоу Фоллз.

— «Материалы дела разбираются при суд’ействе принцессы Эквестрии, и приговор выносится её волей», – вспомнил цитату Бладхаунд, сведущий в полузабытых нормах государственного законодательства.

— Именно. Закон явно писался, когда в Эквестрии была всего одна принцесса. Но так как она поимённо в тексте не названа, значит, можно пригласить любую. И мы заручились согласием Твайлайт Спаркл, которая ранее наш НИИ поддерживала.

— Но беда тут с этой законностью, – фыркнул Силлиест Тритс, магией распахивая двери перед гостем. – Процесс надо провести уже завтра. Не позже десятого дня срока. Иначе пустое всё.

Свой следующий вопрос земнопони задал, когда его усадили за стол, выполненный в форме древесного листа, и предложили согреть горло с дороги. Там же Бладхаунд смог разложить шаблоны своих стандартных контрактов, чтобы сотрудники Стэйблриджа могли ознакомиться со спектром услуг и расценками детектива. Дружба дружбой, однако щепетильность в документах для Бладхаунда была превыше всего.

— Так у вас материалы к завтрашнему делу не готовы? – осведомился светло-бурый пони, рассматривая самое большое скопление пустых строк в контракте.

— Вот как раз-таки готовы, – ответил Скоупрейдж, в то время как Силлиест Тритс, отхлебнув чаю с листьями смородины, направился в «Спотский кабинет». Вернулся он с кипой бумаг.

— У нас и состав заседания так ясен, что аж прекрасен, – произнёс директор, шумно припечатав материалы судебного дела к столешнице, после чего ему пришлось магией подхватывать листы будущего контракта, прыснувшие во все стороны. – Ой, вина моя! Забылси, мда. В общем, распределение ролей такое. Подсудимого вы, стало быть, слегка знаете. Паддок Уайлд. С вами на Ураганные острова плавал.

Силлиест Тритс резво вытащил несколько фотографий, на которых начальник службы безопасности был запечатлён при исполнении должностных обязанностей. Других у него не имелось, так как Уайлда не при исполнении видели реже, чем шаровую молнию сухой летней ночью. Хотя в наборе имелся один древний фотоснимок, сделанный ещё в психиатрической палате «МэйнхМеда». Из того же учреждения происходил ряд старых медицинских освидетельствований. Положенные ниже характеристики писались уже стэйблриджцами.

— Я, так вышло, взялся быть ему защитником, – продолжал Силлиест Тритс. – Но, если угодно, как бы, на вас поменяюсь. Так чище будет судебное заседание. Меньше претензий, мда. Меньше заинтересованных фигурантов с фигурянтками.

Бладхаунд, придвинув к себе чернильницу, сделал пару записей в полях одного из шаблонов. Остальные бланки он сложил в стопку и убрал в папку на молнии, которую принёс с собой.

— Дальше? – попросил пони детектив, доведя перо до запятой.

— Обвинителем выступает мой дражайший дедуля, Блэкспот. Увы и ах, – притворно расстроился пожилой единорог. – Он пообещал, что будет вести дознавательный процесс по всей строгости протоколов. А Паддок Уайлд, похоже, этому только рад. Учитывая, что он сообщил в показаниях.

— Итак, судья, обвинитель, застшитник ясны, – опустил перо в чернильницу Бладхаунд. – А каковы подробности преступления? Не газетные сплетни, а реальные факты.

Силлиест Тритс ненадолго закрыл копытом морду. Было очевидно, что говорить на эту тему старому единорогу непросто.

— Девять дней назад система «Призрак» выявила аномалию, – взял слово Скоупрейдж, – в лаборатории цокольного этажа Ц-11. Туда направили отряд охраны. При этом выяснилось, что за весь предшествующий день этаж не патрулировали. По личному распоряжению Уайлда. Когда сотрудники вскрыли дверь в Ц-11, они обнаружили чейнджлинга Бзза. Нашего коллегу. Он был мёртв. Череп пробит стержнем из пневмопушки. Там же, в Ц-11, был Паддок Уайлд. С пневмопушкой. Увидев отряд, он начал кричать про заговор чейнджлингов, про всеобщий шпионаж. Его изолировали в ЛК-19 до суда. И он дал показания. Полностью признал свою вину в убийстве Бзза, которого назвал «шпионом перевёртышей».

— Только вот я в этих показаниях вижу истины меньше, чем в пшеничном зерне веса, – прервал своё молчание Силлиест Тритс.

— Что заставляет вас так думать? – немедленно поинтересовался Бладхаунд. Он отложил почти готовый контракт и теперь водил пером по чистому листу.

— Да слова его! Слова Уайлда. В показаниях. Я устные слушал, как бы. И письменные читал. Они одинаковые! – поднял копыто Тритс. – Вплоть до сравнительных оборотов. Вот. Так такого в природе не бывает, что ты про одно событие дважды рассказываешь, и так сходно. Где-то забудешь, где-то припомнишь. А тут точно всё под копирку. И вот подумалось мне, – прищурился старый единорог, – «Э, нет, монсеньор Уайлд. Что-то вы слишком складно историю чешете. Мда. Значится, выдумываете». Потому что только свою выдумку сподъязычно так хорошо повторить.

— Допустим, – ответил Бладхаунд, подчёркивая пару словосочетаний.

— Доктор Соубонс по поведению Уайлда тоже говорит, что он врёт, – заметил Скоупрейдж, с разрешения начальника приступая к поиску соответствующего доклада в папке с материалами дела. – Он ей столько врал про лекарства, которые якобы принимает, что она по дрожанию ресниц его блеф вычислить может.

Пони-детектив покрутил в копытах заключение главврача НИИ. Потом полез разбираться в других медицинских бумагах.

— Как я понял, психитшеское состояние мистера Уайлда оставляет желать лучшего?

— Так-то никто не идеален, – буркнул директор Стэйблриджа.

— Почему пони с такими отклонениями поставили начальником слутшбы безопасности?

— Ох, меня дед уже столько раз этим вопросом доставал, – пожаловался пожилой единорог. – Ну, у нас, как бы, коллективы-то упрямые. Все всюду правы. Все всё знают. И ни одну учёную морду не убедишь технику безопасности соблюдать. Вот. А Уайлду и убеждать не надобно было. Он что говорил – и никто не дерзновал проверять, чего будет, если не послушаться.

— Я задам ещё несколько вопросов, – уведомил Бладхаунд, взвешивая на копыте папку с материалами, которые ему предстояло изучить за ночь. При этом детектива переполняла уверенность, что часть важных деталей в документах не отразилась. – Но сперва изучу м’есто преступления. Ваш Ц-11, как вы сказали.

— Так, а мы контракт заключаем или как? – спросил Скоупрейдж, на короткое время выпавший из разговора.

Детектив протянул директору НИИ листок, который заранее украсил росчерком.

— Вам нужно только вписать цифру моего вознаграждения. Сколько сотштёте нужным. Я возьмусь за это дело не из-за денежной награды.

Бладхаунд не стал уточнять свои мотивы. Он предпочёл внушить собеседникам мысль, что им движет благородство, тяга к справедливости или необычность выносимого на суд принцессы дела. Хотя на самом деле земнопони надеялся удачным расследованием поднять самооценку, пошатнувшуюся из-за происшествия с сатиром.

В Ц-11 Бладхаунд пристально изучил расставленное, казалось, без малейшего плана медицинское оборудование. А также несколько давно засохших капель зелёного цвета, выстроившихся вереницей на каменном полу. И две значительные лужи аналогичной по цвету субстанции, растёкшиеся неподалёку от подставки под капельницу.

— Мы провели химический анализ крови, – сообщил Скоупрейдж, вызвавшийся оказывать другу-детективу посильную помощь. Силлиест Тритс предпочёл в Ц-11 не спускаться, ссылаясь на не самые приятные впечатления.

— Всей крови? – уточнил Бладхаунд, замечая ещё несколько капель возле пустого пространства в центре комнаты.

— Тех образцов, что не были загрязнены. Кровь нашего чейнджлинга. Бзза.

— Угу. – Детектив переместился ближе к двум зелёным лужам. – Судя по разлёту брызг, чейнджлинг получил ранение, сидя здесь. Потом тело повалилось набок. Да, из раны кровь вытекала какое-то вр’емя. – Земнопони копытом провёл черту между лужами засохшей крови. – Да, сходится. – Бладхаунд ещё раз посмотрел на выразительную пустоту в центре помещения. – Что отсюда забрали, кроме тела?

— Мы решили ничего до суда не трогать, – ответил Скоупрейдж.

— Тогда чего не хватает здесь? – Детектив поднялся и встал в прямоугольном пустующем пространстве.

— Паддок Уайлд в своих показаниях отметил, что забрал оборудование из медкрыла. Чтобы заманить Бзза в помещение под предлогом профилактического обследования. Всё, что Уайлд перечислил, и всё, что Соубонс под роспись ему предоставила, здесь, в Ц-11. Кроме регенерационных стимуляторов и некоторых иных лекарств. Уайлд утверждает, что съел их... И ещё нет одной каталки. Уайлд сказал, что ему надоело её тащить, и он оставил каталку в каком-то ЛК. Мы её искали, но не нашли.

Пони-детектив сдержанно слушал и, когда речь зашла о каталке, кивнул. После чего вытащил увеличительное стекло, похожее на то, что было изображено на его кьютимарке, и начал изучать пол под своими копытами. Увлёкшись этим процессом, он последовал к выходу мимо следов крови, мимо Скоупрейджа. Пригнувшись к полу, детектив практически выполз в коридор, где при слабом освещении цокольного этажа всё равно пытался что-то рассмотреть. Короткими перебежками он преодолел весь неблизкий путь до гигантской двери-шестерёнки, наглухо закрывающей аварийный выход.

— Откройте, пожалуйста. И посветите, – попросил он.

Массивная дверь подалась вперёд и откатилась в сторону. В ноздри двум пони ударил запах осени, а до ушей донёсся шум листвы близкого леса, которую нещадно трепал ветер.

Однако пони-детектив вовсе не собирался любоваться красотами природы. При свете заклинания Скоупрейджа он осматривал порог двери-шестерёнки, пока не обнаружил чуть заметные параллельные царапинки, шедшие по бетону достаточно далеко друг от друга.

— Передние… Миллиметром правее задние… – прошептал Бладхаунд, после чего встал перед дверью и сделал вид, словно выталкивает через неё что-то. – Нужно вернуться сюда утром и сделать катшественный снимок этой части порога. Всё, закрывайте.

Детектив и мастер по артефактам двинулись обратно в Ц-11. Первый не спешил делиться мыслями и подозрениями. Второй стеснялся напрямую выспрашивать.

У дверей компанию ждал единорог, которому уготовили роль обвинителя в грядущем процессе.

— Здравствуйте, – поприветствовал детектива Блэкспот. – Мне сообщили, что вы на территории. Решил выяснить, не требуется ли от меня какая-то помощь.

— Угу, – сдержанно отозвался Бладхаунд. – Помощь не помешает. Как я понял, под вашим началом работает сист’ема, которая фиксирует всё, что происходит в наутшном центре.

— Призрак, да, – кивнул единорог. – Центр управления совсем рядом, в Ц-10. Если вам угодно…

— Идёмте, – скомандовал детектив и фактически повёл за собой двух единорогов. Один из которых, правда, по пути задержался, чтобы отчитать пару охранников, патрулирующих этаж.

Бладхаунд с интересом осмотрел лабораторию, превращённую в мозговой центр НИИ, выспросил про назначение кристаллов памяти и их скоплений, про способы связи с Призраком, про процедуру создания симуляций для изучения фрагментов памяти.

— Какие данные может предоставить сист’ема о том дне, когда произошло убийство? – задал земнопони главный вопрос.

— Никаких, – сокрушённо ответил Блэкспот. – Это самая большая наша проблема. Доступ к данным о том, что случилось девять дней назад, заблокирован. Призраку дали команду не раскрывать эти данные без кодового слова. Кодовое слово мне неизвестно, а перебором я успел дойти только до «ежевики».

— Кто заблокировал доступ?

— Не знаю.

— Кто мог его заблокировать?

— Только я, – невозмутимо ответил Блэкспот. – У меня полномочия создателя. И подобные ограничения система вводит, только если распознаёт мой голос. Но я не давал подобной команды. Как и команды игнорировать аномалии внутри НИИ в течение двенадцати часов, которая была дана незадолго до убийства Бзза.

— Кто, кроме вас, мог говорить вашим голосом?

— У нас есть единственное подозрение, – потёр щёку Блэкспот. – Оно абсурдное. Чейнджлинг Бзз отлично имитировал голоса пони. Я лично это слышал. Но если это сделал он… Зачем? Зачем жертве помогать преступнику в сокрытии улик?

— И действительно, затшем? – повторил детектив.

Земнопони повернулся к центральной консоли.

— Какую информацию можно получить о Ц-11 от сист’емы? – спросил он.

Блэкспот встал рядом с детективом и нажал пару кнопок. На нескольких экранах столбиками побежали данные. На самом крупном начала прорисовываться картинка из точек и чёрточек.

— Обычно система отслеживает события по паттернам, – пояснил бывший ярл. – Перемещение сотрудников и других объектов. Может записывать разговоры. Осуществляет независимую фиксацию показаний приборов. Данные хранятся около двух недель, потом удаляются, чтобы не забивать память системы. Вот состояние Ц-11 на данный момент… – Блэкспот указал на мониторы. – А если попробуем получить картинку с интересующей нас датой… – Он сделал пару быстрых пассов над консолью, после чего почти все мониторы потухли, заменив светящиеся картинки унылой надписью: «Нет доступа».

Взгляд детектива почти рефлекторно уцепился за единственный экран, который продолжал демонстрировать столбики цифр.

— Что это? – незамедлительно поинтересовался Бладхаунд.

— Технические параметры помещения. Просто набор показателей, который позволяет системе предотвращать катастрофы. Фиксируется и обрабатывается автоматически, без участия оператора. Поэтому эти данные не попали под блокировку. – Блэкспот стал последовательно перемещать рамочку указателя по заголовкам столбцов. – Вот температура. Влажность. Норма содержания углекислого газа. Электрифицированность. МГД-излучение.

— Верните сегодняшние показатели, – незамедлительно попросил Бладхаунд.

Цифры в столбиках моргнули и поменялись.

— Норма углекислого газа, – почти уткнувшись в экран, произнёс земнопони, – с раннего утра составляла ноль-ноль-четыре. А полчаса назад измиэрялось – ноль-один-ноль. Потшему?

— Это вы со Скоупрейджем надышали, – пояснил Блэкспот, – пока были в Ц-11. Увеличили концентрацию. На три сотых процента каждый. Система это фиксирует и время от времени включает вентиляцию. Думаю, когда через полчаса следующий замер произойдёт, снова будет норма в четыре сотых.

Бладхаунд тут же вытащил уже исписанные в несколько приёмов листы. Записи он начал вести ещё в Зелёном зале и продолжал при каждом разговоре, после каждого наблюдения. Он нашёл свободный нижний угол и нацелил на него карандаш. Вывел «норма 0,04; +2=0,10», после чего, не разжимая зубов, попросил:

— Верните данные за день преступления.

Изучив технические параметры – единственные, что оставались доступными, – детектив под «норма 0,04; +2=0,10» сделал примечание «регистр. 0,13».

В день заседания система «Призрак» работала безукоризненно и подсказала Скоупрейджу, что знакомого детектива необходимо искать в ЛК-18, который по настоянию врача Соубонс временно превратили в холодильник. Там находилось тело чейнджлинга-альбиноса, которое Бладхаунд зачем-то очень хотел сфотографировать.

— Входное и выходное отверстия указывают на поражение продолговатым заострённым предметом, – зачитывала свои наблюдения Соубонс, пока она с пони-детективом сидели в прихожей ЛК-18. Бладхаунд тщательно записывал медицинские подробности.

— Угол вхождения? – уточнил он.

— Сто сорок градусов к основанию черепа.

— Сопутствуюстшие травмы?

— Глубокий продолжительный разрез хитина в грудной области под левой передней ногой. Удалена подвздошная железа. Хирургически аккуратно удалена, должна заметить. Резали со знанием анатомии перевёртышей.

— Многие обладают подобными знаниями в анатомии?

— Я и Паддок Уайлд. И то потому, что читали пособие за авторством Дресседж Кьюр. Без этой книжки в организме инсектоида разобраться попросту невозможно.

— И последний вопрос, профессор. Что такое «подвздошная железа»?

— Сейчас. – Соубонс принялась быстро листать страницы упомянутого трактата. – Кьюр пишет, что, согласно памяти роя и её наблюдениям, железа вырабатывает медиатрические клетки, стимулирующие работу сердечного мешка инсектоида. Потеря такой железы приведёт к сердечной недостаточности, быстрому увяданию организма и к смерти в результате остановки сердца.

Бладхаунд поставил в записях точку, уверенно подчеркнув несколько словосочетаний. После чего поднял голову и заметил Скоупрейджа. А потом и его фотокамеру.

— Хорошо. Отшень вовремя! – обрадовался детектив. Он поднялся со стула и снял со спинки термоизоляционный халат, без которого в холодное помещение лучше было не соваться. Соубонс оперативно застегнула на себе аналогичный наряд, ещё один передала Скоупрейджу.

Чёрный единорог боялся, что ему придётся мёрзнуть вместе с фотоаппаратурой, пока земнопони будет разбираться в уликах. Но, как оказалось, Бладхаунд уже успел осмотреть светло-серое тело чейнджлинга, изучил его раны, взглянул на орудие убийства – пневматическую пушку, что хранилась в этом же помещении. И детектив сразу же поманил фотографа-добровольца поближе к телу.

— Мне нужна фотография правой ноги с внутренней стороны, – сообщил земнопони, у которого изо рта шёл заметный пар. – Смотрите, чтобы в кадр попала вон та примиэчательная капля крови. – Он указал куда-то, но Скоупрейдж не совсем понял, куда именно.

— Какая из примечательных?

Детективу пришлось – не без труда – сдвинуть мёртвого чейнджлинга, чтобы угол обзора для единорога улучшился.

— Капля, что с одного бока обрывается и закантшивается ровной полоской, – уточнил детектив.

Скоупрейдж кое-как приноровился и нужный снимок сделал. Встряхнул карточку и показал детективу. Тот удовлетворённо кивнул, попросил сделать ещё пару снимков. После чего поманил Скоупрейджа к пневмострелу, который лежал на соседнем столе; крепёжные ремни казались бессильно вытянутыми лапами. Перед тем как делать следующий снимок, детектив, прикидывая по своей ноге, попытался разместить пряжки в «как бы застёгнутом» положении. Отчего-то ему было очень важно оставить на фотоснимке именно ремни с каплями и обрывками капель зеленоватой крови.

— Отлично, – произнёс детектив, добавляя второй снимок в свою коллекцию. – Ещё пару раз повторите, чтобы были копии. И мы законтшили.

Сроки делопроизводства оказались слишком сжатыми даже для такого мастера-детектива, как Бладхаунд. Он не ложился спать вовсе, потратив ночные часы на чтение свидетельских показаний. И не успел лично побеседовать с Паддоком Уайлдом, которого, согласно букве закона, должен был защищать. В результате версию событий своего подзащитного земнопони узнал лишь в зале суда, после того, как председательствующая Твайлайт Спаркл, скрывая неуверенность, заняла место судьи и объявила официальное начало процесса.

Организованный в Белом зале Стэйблриджа «трибунал высшего присутствия» проходил по древним правилам, составленным, когда в обществе не имелось чёткого расслоения и продвинутой социальной архитектуры. Подразумевалось, что по одну сторону от находящегося на возвышении судьи находится представитель обвинения, по другую – представитель защиты. Паддока Уайлда закон обязывал находиться напротив принцессы и, наверное, пристыженно смотреть снизу-вверх. Прочих свидетелей, являющихся заодно и зрителями, рассадили полукругом позади основных действующих лиц. Особенно выделялся обладатель оранжевых рогов и ярко-зелёного хитина, представляющий реформированный улей инсектоидов – король Торакс. Фактически, пока участники заседания не начали говорить, все таращились исключительно на существо яркого окраса, решившееся ради трибунала оставить сородичей.

Секретарь заседания – на эту роль выбрали самую расторопную из секретарш НИИ – предоставила вступительное слово принцессе Твайлайт.

— Я… Я обязуюсь выполнить свои обязанности на данном заседании, – произнёс лавандовый аликорн. – Надеюсь, отсутствие опыта в подобных вопросах не помешает мне принять справедливое решение, учитывающее все обстоятельства. И… Мы можем начинать.

Право первого слова, согласно протоколу, предоставлялось обвиняемому. Паддок Уайлд, которого чуть ли не принудительно заставили сменить засаленную куртку на приличного вида пиджак, поднялся с места. Тихо звякнула цепь, которая соединяла обод на ноге жеребца с ввинченным в пол креплением – Блэкспот откровенно боялся нового эксцесса, поэтому велел передвижения бывшего зоолога ограничить. И цепью, и наспех сколоченной оградой.

— Ваше высочество, – произнёс пони с грязно-серой гривой. – Давайте не будем откладывать в долгий ящик справедливое решение. Я виновен. Я это признаю. Я убил чейнджлинга Бзза, который представлял угрозу научному центру. Он был шпионом, передавал своей королеве секреты эквестрийской науки. Данное преступление необходимо было пресечь, и я пресёк его другим преступлением. Я признаю, что существовали иные способы решения ситуации, но я утратил контроль над собой. Решил избавиться от шпиона лично. Потому что он был чейнджлингом. А я ненавижу чейнджлингов. Всегда ненавидел. А тут ещё выяснилось, что чейнджлинги строили против Эквестрии коварный план. Похитили вас и других принцесс. Я был уверен, что Бзз замешан в этом. Намеревался его допросить по этому поводу. В уединённом месте. И... В то же время я не хотел, чтобы прозрачнокрылый хмырь что-то заподозрил.

Детектив Бладхаунд, располагавшийся на месте адвоката, держал в копытах письменное признание, составленное Уайлдом ранее. И всякий раз, когда звучала принципиально важная фраза, светло-бурый земнопони оставлял в тексте волнистую линию.

— Поэтому я, пользуясь служебным положением, взял из медлаборатории оборудование, – продолжал рассказывать Паддок Уайлд. Бывший начальник службы безопасности говорил так спокойно, словно докладывал о завершённом обходе периметра. – Зазвал Бзза якобы на процедуры. В Ц-11, куда я его заманил, я прямо обвинил его в преступлениях против НИИ… Дальше… – замялся земнопони. – Дальше я не помню подробностей. В тот момент я принял большое количество лекарств. Не тех, которые мне прописаны. А случайных. Просто очень нервничал и пытался подавить волнение. Поэтому не помню, как задействовал своё пневматическое ружьё. Но задействовал. Убил клятого шпиона... Потом я впал в помешательство. Я вырезал у чейнджлинга внутренний орган. Я тогда вспомнил про давние традиции хищных народов, где победитель съедает часть побеждённого. Ну, я всегда хотел почувствовать себя хищником. Поэтому, насколько я помню, вырезал у Бзза кусок. И сожрал, – чуть ли не с милой улыбкой поведал Паддок Уайлд. После чего повернулся, чтобы полюбоваться на застывшую в шоке от услышанного публику. – Но давайте не забывать, что я уничтожил шпиона чейнджлингов. Я предотвратил опасности, которые сулило его присутствие. Я виноват. Да! Но в то же время я совершил подвиг. Да! И это моя точка зрения.

Бурый земнопони с грязно-серой гривой грузно опустился на стул, пронзительно скрипнувший в тишине. В данный момент он ловил на себе шокированные, полные отвращения, растерянные, осуждающие, чуть ли не ненавидящие взгляды. И единственным, кто в сложившейся ситуации выказывал признаки веселья, был Бладхаунд, с улыбкой вносящий в шпаргалку своего выступления недостающие элементы.

Перед защитником выступал обвинитель. Блэкспот, стараясь высказываться максимально сдержанно, предоставил улики, связанные с преступлением. Сделал акцент на любви Уайлда к пневматическим пушкам. После Блэкспот отдал принцессе медицинские заключения, указывающие, что буйный нрав и умственное помешательство для подсудимого не в новинку. Последовательно поднялись с мест свидетели: охранники, явившиеся на место преступления, когда срок блокировки Призраком аномальных сигналов истёк. Подтвердила своё профессиональное заключение Соубонс, которая также описала обстоятельства того, как начальник службы безопасности требовал предоставить ему медицинское оборудование, что потом было обнаружено в Ц-11. В общем, Блэкспот своими аргументами и заявлениями свидетелей старательно укреплял оковы виновности, которые Уайлд лично на себя повесил.

— Мистер Блэкспот, – произнесла принцесса Твайлайт, – возможно, это не совсем корректный вопрос. Но вы лично считаете, что Паддок Уайлд мог совершить подобное преступление?

Это действительно был некорректный вопрос, обязывающий серого единорога высказать личное мнение. Но Бладхаунд, вопреки традициям адвокатской практики, не рвался высказывать протест. Вместо этого детектив большую часть времени проверял мимику своего подзащитного – как тот реагирует на замечания обвинителя.

— Честно, мне вообще трудно поверить в обстоятельства произошедшего, – сказал Блэкспот. – Но, если бы мы не знали всех обстоятельств… И если бы вы, ваше высочество, спросили меня, кто мог совершить нечто подобное… Я вряд ли назвал бы иное имя. Только Паддок Уайлд. У него есть мотив, есть возможность. И психологическая готовность…

— Ясно. Благодарю вас, Блэкспот.

К моменту своего выступления пони-детектив на своих листочках вывел нечто вроде обратной математической зависимости. Чем сильнее сгущались метафорические тучи над головой Уайлда, тем более довольным собой казался бывший зоолог. Кто-то назвал бы поведение преступника «неожиданным», но Бладхаунд видел перед собой последнее подтверждение теории, которую вывел в процессе вечерней и ночной беготни по научному центру.

— Что ж, мистер Уайлд, придётся вас ниэмного огорчить, – еле слышно произнёс Бладхаунд, пока секретарь заседания объявляла о предоставлении слова стороне защиты.

Бладхаунд, аккуратно сложив свои записи, поднялся и прочистил горло. Сейчас детективу предстояло решить невероятно сложную задачу: подавить в своей речи акцент уроженца южных земель, добавлявший ему постоянные «иэ» и «тш».

— Поистине, сегодня необычное для меня дело, – начал выступление пони с тонкими усиками. – Мой, наверное, можно так сказать, клиент, мистер Уайлд, очень хочет быть обвинённым в преступлении, которого не совершал. И мне, как представителю защиты, придётся доказать, вопреки желанию подзащитного, его невиновность. Я такое, если честно, делаю впервые. Но контракт есть контракт. Поэтому, ваше высочество, позвольте объяснить, почему хмурящийся в данный момент Паддок Уайлд невиновен. – Детектив сделал паузу, чтобы полюбоваться на пока ещё уверенное «посмотрим, на что ты способен» выражение, написанное на морде земнопони с более тёмным окрасом. Бладхаунд не сомневался, что очень скоро это выражение кардинально изменится. – Начнём с мотивов, заявленных мистером Уайлдом. Ключевой в его утверждении является новость о захвате чейнджлингами принцесс. В связи с этим, мистер Тритс, – детектив повернулся к «зрительному залу», – можете ли вы сказать, когда эта новость стала известна в Стэйблридже?

— Утром. Вроде бы. Ну, это, накануне убийства. Насколько я помню в мои-то годы. Так было, да…

— Ага, – пригладил свисающие усы Бладхаунд. – Но, насколько я понимаю суть произошедшего, в доведённом до сведения сотрудников НИИ сообщении содержалось и описание последующих событий. То есть сразу стало известно, что принцесс похитили, но уже освободили. И Кризалис больше не правит своим роем. – Он бросил быстрый взгляд на Паддока, чтобы ожидаемо отметить первый признак нервозности со стороны своего подзащитного. – Вы подтверждаете, что информация была доведена до сотрудников именно в таком виде, не так ли, мистер Тритс?

— Да. Всё сразу открылось. И про похищение, мда. И про подвиг Старбрайт Глиммер с компаньонами…

— Старлайт Глиммер, – аккуратно поправила пожилого профессора принцесса.

— Так как получилось, что мистер Уайлд услышал только первую половину новости? – задал риторический вопрос Бладхаунд. После чего крутанулся на месте и опёрся на перила, которые возвели вокруг подсудимого. – Как вы не задались вопросом, на кого может шпионить чейнджлинг Бзз, если его рой освободился от власти злой королевы? Вы сочли Бзза недостаточно реформированным? Винили его в уже предотвращённых преступлениях?

— Чейнджлинг есть враг в любом случае, – холодно ответил тёмно-бурый жеребец светло-бурому. – Неважно, какой он там реформированный.

— О, да! – выдохнул Бладхаунд. – Тем удивительнее события, имевшие место в лаборатории Ц-11 десять дней назад. Вернёмся, кстати, к этим событиям.

Бладхаунд выкатил белую доску, которую по его просьбе принесли из ближайшей лаборатории. К доске прилагался маркер и несколько магнитиков. Земнопони не стал томить публику ожиданием художеств со своей стороны и провёл маркером прямую линию.

— Настало время поговорить о так называемом убийстве, которое вы совершили. Для этого я хотел бы вас кое о чём попросить. – Бладхаунд вытащил из-за доски крепившуюся там пневматическую пушку. – Вот конструкция из вашей квартиры. Идентичная той, из которой был убит чейнджлинг Бзз. Не покажете ли вы достопочтенной публике, как эта конструкция работает?

Пока что бывший зоолог и эксперт по оружию не чувствовал подвоха. Он послушно взял лично спроектированный пневмострел, посредством зубов и левой ноги нацепил его на правую. Убедившись в крепеже ремней, он, насколько смог, поднял ногу вверх.

— Согните правое копыто по направлению к себе, – попросил Бладхаунд.

Уайлд попытался выполнить просьбу, и его нога стала смотреть чуть вперёд и вверх.

— Ещё сильнее, – не унимался пони-детектив.

— Не получится, – сквозь зубы ответил земнопони.

— По какой причине?

— Ремни креплений не дадут.

— Ослабьте их.

— Тогда оружие перестанет работать, – уверенно ответил Уайлд. – Это «защита от дурака». При неплотном прилегании рассоединяются пневматические трубки, и давление не нагнетается.

Воспользовавшись тем, что Паддок Уайлд продолжал тянуть вверх ногу, Бладхаунд практически схватил её и приставил ствол пневматического ружья к своему подбородку.

— Прошу вашего внимания! – объявил он аудитории, наверняка решившей, что адвокат утратил рассудок. – При максимальном возвышении снаряд, выпущенный из оружия, безусловно, убил бы меня. Но не так, как в случае с Бззом. – Бладхаунд быстро вернулся к доске с маркером. – Вот угол, образуемый оружием в данный момент. Где-то тридцать с небольшим градусов. – Пони провёл диагональную черту. – Но в отчётах доктора Соубонс и по отметинам на теле Бзза чётко видно, что угол вхождения поражающего снаряда примерно сто сорок градусов. – Детектив добавил линию, шедшую практически перпендикулярно предыдущей. – И мистер Уайлд не может сделать подобного выстрела, не ослабляя ремней. А ослабление ремней нейтрализует оружие.

— При условии, что я находился напротив Бзза, – решил выступить в поддержку своей виновности земнопони. – А я мог находиться сзади. Или повалить его на пол.

— Расположение оборудования в Ц-11 и пятна крови противоречат этим предположениям, – с готовностью ответил Бладхаунд. – Кстати, о пятнах крови.

В дело пошли магниты – с их помощью детектив прикрепил две увеличенные в размерах фотографии, которые Скоупрейдж сделал утром в ЛК-18. Два оригинальных снимка он, встав на задние ноги, передал лично принцессе. После чего жестом попросил публику обратить внимание на фото справа.

— Это следы крови на ноге чейнджлинга, – пояснил он. – Обратите внимание на каплю, которую я для удобства обвёл красными чернилами и обозначил цифрой «пять». Любой, кто в жизни проливал что-то высыхающее, знает, что прямая линия на крае капли образуется, если жидкость упирается в какое-то препятствие. Или часть жидкости оказывается на поверхности, которую затем убрали. Так где же нам найти недостающую часть капли? – Бладхаунд сделал паузу, словно предполагая, что вопрос требует тщательного обдумывания. – А вот она! Снимок слева, ремень, помеченный цифрой «три». Если вырезать ремни пневмострела с этой фотографии и наложить на снимок ноги, то мы получим нашу каплю. Целую и кругленькую… И увидим ещё несколько таких же капель, только меньше. Цифры «шесть», «одиннадцать», «тр’инадцать», – на секунду сила воли детектива ослабла, и в его речь вернулся акцент. Но Бладхаунд моментально это заметил и дикцию выправил: – «двадцать». Из этого я делаю ровно один вывод, господа, дамы, ваше высочество. Оружие, из которого был убит чейнджлинг Бзз, прочно крепилось на ноге чейнджлинга Бзза. Только тогда мы получаем подобный рисунок капель крови. И только тогда, – детектив сместил фотоснимки, чтобы из-под них показались края начерченных линий, – мы получим искомый угол в сто сорок градусов.

Бладхаунд замолчал на несколько секунд, с тихим весельем наблюдая напряжённую работу мысли, отразившуюся на мордах собравшихся в зале учёных пони. Буквально только что все собравшиеся готовы были верить в жестокого убийцу Уайлда. Но выступление адвоката и представленные им доказательства медленно замещали в головах одну безумную теорию другой. И даже подсудимый заёрзал на своём стульчике, словно предвидя неминуемое оправдание. А ведь самая шикарная цепочка доводов ещё не прозвучала.

— Итак, мы выяснили, что одно кошмарное преступление, которое мистер Уайлд себе приписывает, он не совершал, – обводя собравшихся многозначительным взглядом, проговорил Бладхаунд. – Но что с хирургическим изъятием органа? Подвздошной железы? Куда она делась? Могу предположить, что знаю ответ на этот вопрос. А помогут мне цифры, предоставленные системой «Призрак». Десять дней назад Призрак регистрировала концентрацию углекислого газа в Ц-11. – Бладхаунд подошёл к своему столу и взял с него листок с цифрами. Не упустив возможность сделать пару глотков воды из стакана. – При норме для пустого помещения в четыре сотых в нескольких замерах фигурирует значение в тринадцать сотых. Если мы посчитаем чейнджлинга равноценно дышащим организмом, то это значит, уважаемые заседатели, что в Ц-11 на протяжении минимум двух часов находилось три субъекта. Потом долгое время их было двое. Потом ни одного. Ещё через час система зарегистрировала дыхание только одного мистера Уайлда. Которого как раз тогда обнаружили на месте преступления, которого, как мы выяснили, он не совершал. Итак, ключевой вопрос, – земнопони вторично опёрся на защитное ограждение, – кто был третьим субъектом, которого вы позже вывезли на каталке через эвакуационную дверь?

Паддок Уайлд предпочёл ответу пристальное изучение трещин в плитках пола. Впрочем, его молчаливость и отстранённость нисколько не мешали детективу.

— Список подозреваемых крайне ограничен, – заявил пони и снова пригладил усы. – И никто из здесь присутствующих в него не входит. Это я… чтобы разрядить напряжённость сказал. Так вот, третий субъект… Он оставил в Ц-11 несколько капель крови. – Последовал короткий взгляд в сторону Скоупрейджа. – Да, то, что вы посчитали загрязнёнными образцами, я определил как кровь другого чейнджлинга. Которому пересадили железу, взятую у Бзза. Если вы вчитаетесь в список медицинского оборудования и лекарств, то поймёте, что в цели мистера Уайлда определённо входил широкий спектр процедур. Который мог включать экстренную трансплантацию. Значит, на территории НИИ десять дней назад находился другой чейнджлинг, личность которого предстоит установить. Ваше величество Торакс, скажите, вы контролировали рой в указанный период времени?

Двурогий «реформированный» перевёртыш вздрогнул от неожиданности. Возможно, ему послышалась шаблонная фраза из детективных романов в духе «Торакс, это были вы». Через пару секунд король сообразил, что от него хотят.

— Да. Я достиг таких возможностей. Чтобы всех сородичей чувствовать. Конечно, не так, чтобы полностью. Я ещё только осваиваюсь…

— Но вы можете сказать, был ли десять дней назад в Стэйблридже кто-то из вашего народа?

— Я… такого не помню…

— Вы чувствовали Бзза?

— Нет, – смутился Торакс. – Он отказался признать меня. И перестал составлять с нами один рой. Просто… как бы… отключился от меня и всех сородичей.

— Существует ли ещё какой-то «отключившийся» чейнджлинг, чьё присутствие и перемещение вы неспособны осознать?

— Да, – произнёс Торакс после непродолжительного раздумья. – Существует. Она… Она оставила рой и прекратила с ним общаться сразу после изгнания… Она…

Речь короля пёстрого народа прервал нарочито громкий вздох Паддока Уайлда, который сидел к королю вполоборота:

— Ох! Да промямли ты уже наконец – «королева Кризалис»!

Детектив незамедлительно развернулся в его сторону.

— Мистер Уайлд, похоже, вы хотите поведать нам новую версию произошедших в Ц-11 событий? – настойчиво поинтересовался он.

Пони с грязно-серой гривой положил передние ноги на ограждение.

— Похоже, я тут не единственный, кто способен её рассказать, – чуть ли не пораженческим тоном произнёс Уайлд. Детектив ответил довольным кивком.

— Но у вас она получится более детализированной, – добавил Бладхаунд, отходя на своё место адвоката. Он, как и аудитория, напряжённо ждал слов Паддока Уайлда.

— Ладно, – отрешённо вздохнул тот. – Но вы должны понять одну вещь. Чейнджлинг Бзз поступил как настоящий солдат. Преданно служащий своей королеве. Вон то живописное чудо в уголке, – последовал слабый кивок, – должно надеяться, что в решающий момент найдёт кого-то настолько же преданного.

— Прошу, воздержитесь от перехода на личности, – попросил Бладхаунд.

— Не вижу что-то я там личности… – фыркнул Уайлд. – Неважно. Я просто до сих пор не могу взять в толк, как нечто подобное могло свергнуть Кризалис. Как можно было предать свой собственный вид ради эволюции непонятно во что… – Он поймал на себе требовательный взгляд «адвоката» и успокаивающе помахал копытом. – Я просто тоже решил начать с мотива. Ведь вас так интересует мотив. Я боролся за сохранность чейнджлингов. Истинных чейнджлингов. Я помог сохранить жизнь королеве, последней надежде на восстановление роя.

— Поподробнее про вашу помощь, пожалуйста, – попросил Бладхаунд, игнорируя пронёсшуюся по залу волну шёпота.

— Десять дней назад, когда в рое произошёл переворот, и всех возглавило одно цветастое недоразумение, на королеву Кризалис рухнула кровля дворца. По несчастливой случайности заострённый осколок пробил хитин в самом тонком месте, около подвздошной железы. Орган был повреждён, возникло внутреннее кровотечение, но королева это заметила не сразу – какое-то время она пребывала в состоянии шока. Когда ранение обнаружилось, Кризалис направилась в единственное место, где ей могли оказать медицинскую помощь. В Стэйблридж. Здесь жил ревностный служитель, чейнджлинг-альбинос, всегда искавший благосклонности королевы. Кризалис его, в общем-то, всю жизнь игнорировала, но в тот момент у неё не осталось выбора. А Бзз ради повелительницы расстарался вовсю. Он обманул автоматическую систему, переговорив с ней голосом замдиректора. – Уайлд повернулся в сторону Блэкспота. – Кстати, вам, наверное, важно будет узнать, что кодовое слово – «истинный». Как «истинный чейнджлинг».

Единорог с чёрно-зелёной гривой, нарушая порядок заседания, поспешил к настенному коммуникатору отменять блокировку данных.

— После этого, – продолжал Уайлд, – Бзз провёл свою королеву на цокольный этаж через эвакуационный выход. И впутал в это дело меня. В какой-то степени я эксперт по инсектоидам, а пособие доктора Кьюр по их анатомии выучил от корки до корки. Поэтому, осознав потенциальную проблему, я вынужден был забрать из медкрыла оборудование. Обследовать Кризалис. Тогда я и обнаружил гематомы и повреждение подвздошной железы. – Уайлд плотно сжал передние копыта. – Скажем так, я посоветовал сочинять прощальную записочку. Поскольку не мог восстановить повреждённый орган. И тут выяснился факт, не отражённый в справочнике Кьюр. Оказывается, у рядовых чейнджлингов и королевы подвздошная железа не претерпевает особых изменений с развитием организма. По этой части она является уникальным органом.

Возник вариант с трансплантацией железы. Но, – решительно качнул головой земнопони, – я оказался в ситуации, когда для спасения одного существа требовалось убить другое. На что я категорически не соглашался… До того я снял с себя пневматические устройства, так как они мешали осмотру Кризалис. И пока я пререкался со слабеющей королевой, Бзз проявил инициативу. Какую именно, вам подробно рассказал усатый оратор. – Последовал не слишком уважительный жест в сторону Бладхаунда. – Бзз решил избавить меня от сложного выбора. Я стоял слишком далеко, чтобы помешать ему. И после его жертвы мне ничего не оставалось, как провести операцию. За те несколько часов, на которые система «Призрак» ослепла. В итоге я успел сделать пересадку железы. И вывез Кризалис с территории НИИ на каталке.

В лесу неподалёку я когда-то обнаружил большую берлогу. Заброшенную. Я туда ходил иногда, чтобы отдохнуть от тупости окружающих. И от недремлющего ока Призрака. Туда я и отвёз королеву. Оставил ей запас еды, воды, медикаментов для ускорения выздоровления. И вырезанную у неё железу. После чего вернулся в Ц-11, где придумал историю, способную отвлечь всех вас на несколько дней. Моя цель была в том, чтобы дать Кризалис время поправиться. И скрыться. Но, очевидно, это время закончилось. И я больше ничего не могу для неё сделать…

Тёмно-бурый земнопони умолк, вызывая волну эмоциональных перешёптываний. Публика в большинстве своём находилась в состоянии пресыщения «неожиданными поворотами дела». И лишь немногие, вроде принцессы Твайлайт, задумчиво прикидывали, как продраться к справедливому приговору через тернии красочной истории.

— Ваше высочество, – сказал Бладхаунд, – возможно, вам угодно сделать перерыв в заседании, чтобы руководство НИИ отправило группу для проверки подлинности заключительной части рассказа мистера Уайлда?

Её высочеству подобное предложение оказалось действительно угодно. Кроме того, Твайлайт попросила Блэкспота, Тритса и Бладхаунда собраться в Зелёном зале, устроив там что-то вроде особого совещания.

— Как следует из закона о трибунале, мы, как задействованные персоны, не должны влиять на ваше мнение, – отметил Блэкспот в начале закрытой беседы.

— Я читала закон, – ответила Твайлайт. – Но в данной ситуации я сделаю то, что не очень люблю. Воспользуюсь полномочиями принцессы и прикажу вам, господа, высказать своё мнение о виновности вашего сотрудника. Так мы спокойно обойдём нормы права.

— Тогда я слушаю и повинуюсь, – ответил Блэкспот. – Итак, Призрак подтверждает рассказ Уайлда. Согласно зафиксированным паттернам, Кризалис посетила Ц-11. И перенесла операцию по пересадке железы. А Бзз принял самостоятельное решение, желая спасти свою королеву. Винить Уайлда в убийстве смысла нет.

— Я и до того не винил, – прошелестел Силлиест Тритс.

— Впрочем, очевидно, что Паддок Уайлд нарушил многие нормы протокола в тот день…

— Его могли вынудить, – предположила Твайлайт. – Королева Кризалис, как я убедилась, не очень спокойно принимает отказы. Возможно, помощь, оказанная мистером Уайлдом, спасла большое количество сотрудников Стэйблриджа.

— И всё же, – настаивал Блэкспот, – он очень серьёзно оступился. Он мог вызвать бригаду охраны, чтобы арестовать Кризалис, пока та была слаба после операции. Но он позволил ей скрыться. С КПП доложили пять минут назад, что обнаруженная берлога покинута. Там остались только каталка со следами крови, упаковки от лекарств и остатки еды. Уайлд мог передать властям Эквестрии опаснейшего врага, но не сделал этого. Позволил Кризалис уйти.

— Это всё его зоологическое мышление, – добавил Тритс. – Спасти исчезающий вид, мда. Потому что, к провидице не ходи, изменённых перевёртышей Уайлд, как бы, со старыми на одну доску не ставит. Посему вымирающим помогает не вымереть.

Малочисленная судейская коллегия ненадолго углубилась в размышления. Каждый строил предположения, как бы повёл себя на месте Уайлда, искал, насколько оправдания поступков земнопони перевешивают зафиксированный или потенциальный ущерб.

— Возможно, не следует прибегать к самым жестоким наказаниям, – произнесла лавандовая принцесса. – Конечно, подобный поступок, помощь врагу государства, оставлять без взыскания нельзя. Но темница… Как наказание за спасение жизни… – Мордочка Твайлайт неожиданно просветлела. – Но закон о трибунале высшего присутствия позволяет принцессе применять меры взыскания, не предусмотренные обвинительной статьёй. То есть я могу выбрать любое наказание. Мне кажется рациональным привлечь мистера Уайлда к труду на благо страны и общества.

— Общественно-полезные работы? – уточнил Блэкспот. – Справедливо. Куда продуктивнее дворцовых казематов.

— К каким работам его можно привлечь? – спросила Твайлайт. – Что у мистера Уайлда получается лучше всего?

— Чейнджлингов оперировать… Пневмострелы собирать… – не слишком серьёзно принялся перечислять вслух Силлиест Тритс.

— Выживать, – отрывисто сорвалось с уст пони-детектива, прошедшего вместе с Паддоком Уайлдом через дикие джунгли и засады хищных монстров. Против этого заявления ни у кого из присутствующих аргументов не нашлось.

На опушке леса, с которой почти не было видно прятавшийся за верхушками деревьев Стэйблридж, стараниями одинокого земнопони возник продолговатый земляной холмик. Без указательных знаков, в стороне от протоптанных троп. В месте, где ничто не могло нарушить вечный покой верного долгу чейнджлинга.

Земнопони, пройдясь по насыпанной земле штыком лопаты, воткнул орудие в пожухшую траву, после чего начал ворошить комья глинистой почвы копытами.

— Она будет тебя помнить, – произнёс он, разламывая крупный кусок земли. – Ты можешь собой гордиться. Из всех братьев и сестёр ты получил право на своё имя. И память о своём имени. Покуда жив рой. И его королева.

Одинокий путник явно пытался подойти к Уайлду близко, оставаясь незамеченным. Но для этого ему надо было помолодеть лет на пятьдесят, потому что года не позволяли ни неслышно ступать, ни беззвучно дышать.

— И что же мы тут сотворяем? – поинтересовался Силлиест Тритс. – Никак, новый трибунал по себе захотели? Кто вам давал разрешение, как бы это, забирать Бзза из ЛК-18?

— Никто, – ответил немного расслабившийся Уайлд. Старый профессор у земнопони тревоги не вызывал, поэтому бывший зоолог и бывший же начальник охраны позволил себе опереться на крепко воткнутую в землю лопату. – Но я решил, что так будет правильнее. Правильнее, чем отдавать тело королю-акварельке. – Уайлд заметил усмешку на морде пожилого пони. – Бзз не принадлежит к племени Торакса. И не хотел бы принадлежать ни в каком виде.

— Собственно, король Торакс вас бы поблагодарил за инициативность, – заметил Тритс. – Потому что он, честно, понятия не имел, как поступить с умершим сородичем. Мда. Прежде рой отправлял покойных в какую-то там переработку. Однако новый королень отменил порядки старой королевны. А новых погребальных ритуалов придумать, вроде как, не успел.

Паддок Уайлд ещё раз пристально изучил насыпь на могиле. Можно было бы сделать всё быстрее, тщательнее, красивее. Но тогда пришлось бы привлекать кого-то в помощь. А Уайлд хотел лично выполнить негласное обязательство перед чейнджлингом-альбиносом. Завершить последнее дело перед дальней дорогой.

— Я глазом приметил, вы вещи собрали? – спросил Тритс, изучая походную котомку, вместившую массу полезных разработок НИИ. И массу разработок самого Уайлда с полным боекомплектом в придачу. – Торопитесь с отбытием, значится?

— Приговор вступил в силу, отсрочка мне не нужна, – произнёс земнопони. Он не спеша принялся прилаживать к спине походные сумки. – Ссылка в неизведанные края ждёт.

— Это экспедиция всего на два года, – напомнил пожилой единорог. – Потом вы вольны вернуться.

— Я не вернусь, – со всей серьёзностью ответил Уайлд. – Отчёты с мест скитаний присылать буду. По возможности. Чтобы экспедиция-изгнание не прошла впустую… Но моего возвращения не ждите. – Он вздохнул, то ли от тяжести груза, то ли от переполняющих его чувств. – В Эквестрии не осталось того, к чему бы я был привязан. А в регионах за границей карты я хоть на что-то новенькое посмотрю.

Бурый земнопони с грязно-серой гривой хотел сомкнуть зубы на черенке лопаты, когда старый единорог остановил его.

— Я, это, отнесу лопату в научный центр, – предложил он. – Если, конечно, вы не намерены взять такую тяготу с собой в экспедицию.

— Нет, спасибо. У меня складная копалка лежит в кармане рюкзака, – отозвался Паддок Уайлд.

Он кивнул Тритсу и зашагал, но не в сторону научного центра. А вдоль кромки леса. В направлении, уводившем путника на окраинный запад – в мир географических открытий и неизведанных опасностей.

Директор НИИ, не забыв о казённой лопате, решил ненадолго записаться в спутники, проводить не последнего по важности сотрудника. Хотя бы до двух почти сросшихся ёлок, которые глазам подслеповатого профессора удалось разглядеть лишь потому, что весь лес вокруг давно окрасился в осенние цвета.

— Подумать только! – произнёс Тритс, решив нарушить тягостное молчание. – Когда Кризалис появилась в НИИ в первый раз… Как я слыхал, вы ей чуть голову не оттяпали. Так как-то. А ныне что? Ради неё собственную шкуру подставили. – Единорог с хитринкой взглянул на Уайлда. – Как по мне, говорит это о том, что сильно вы поменялись.

— Нет, – колыхнулась грязно-серая грива. – Это говорит о том, что я псих, который способен сделать что угодно.

— Увы, оскудеет Эквестрия без таких «психов», – вздохнул Силлиест Тритс. – Ох, оскудеет!

Глава 27. Исправление ошибок I

В Стэйблридж возвращается профессор Полимат, правда, в бессознательном состоянии для прохождения экспериментальных медпроцедур...

Блэкспот, пригнув голову, смотрел на стоящий перед ним стеклянный контейнер: в наполняющей его на две трети мутноватой жидкости беспрестанно роилось множество мелких точек. Второй контейнер с жидкостью, не содержащей странных примесей, стоял рядом.

— И на что я сейчас смотрю? – спросил он у Призрака.

Система управления Стэйблриджем присутствовала в помещении физически – за стеклянной перегородкой открывался вид на огромный зал, уставленный утыканными кристаллами мерцающими сферами – и символически – голограмма, доработанная до нормального роста пони, возвышалась над платформой проектора. Временами иллюзия жёлтой единорожки с оранжевой гривой даже предпринимала попытки пройтись по площадке метр на метр, где её создавали сфокусированные лучи света.

— Перед вами, создатель, объекты серии М-9, – объясняла Призрак. – «Умные точки». Это конструкции, уменьшенные заклинанием до сверхмалого размера, выполняющие назначенный алгоритм действий. Поскольку физические свойства материи не изменены, М-9 обладают высокими показателями грузоподъёмности и мобильности. Согласно техническим характеристикам, М-9 могут использоваться для работ в сложных и опасных условиях, недоступных для пони. – Система достигла конца списка параметров и добавила к ним один субъективный: – Я отношу их к категории «домашние питомцы».

Блэкспот продолжал рассматривать мутный «суп», «ингредиенты» которого были столь малы, что невооружённым глазом действительно воспринимались как точки. Впрочем, на крышку контейнера была наклеена схема: созданные искусственным разумом искусственные существа походили на тарантулов или муравьёв, если допустить возможность существования муравья без среднего сегмента тела и с расположенными по кругу ногами.

— Как тебе удалось создать такую маленькую конструкцию?

— Методом многоступенчатого свёртывания, – пояснила Призрак. – Сперва я, используя производственные мощности лаборатории, разработала и создала образец машины, кодифицированный как М-1…

— Так вот что это было, – перебил Блэкспот, вспомнивший про таинственные шумные работы, на которые жаловались дежурные охранники.

Серому единорогу в тот момент было некогда разбираться с инициативами Призрака – он ездил в Ванхуфер улаживать вопрос о продаже модернизированного чарсупрессора. Лишь по возвращении в научный центр вице-директор выяснил, что его подрастающее детище вознамерилось завести себе зверушек. Для начала тысячу экземпляров.

— Образцу М-1 был задан алгоритм по сборке аналогичной конструкции вдвое меньшего размера, – продолжала Призрак. – Манипуляторы М-1 идеально подходили для этой задачи. Через несколько минут, когда появилась конструкция М-2, конструкция М-1 исчерпала свой ресурс полезности, после чего была демонтирована. Конструкция М-2 собирала вдвое меньшие по размерам конструкции М-3… Мне продолжать последовательное объяснение или вы уже уловили закономерность? – осведомилась система, высчитав время, за которое цикл объяснений дойдёт до девятого шага.

— А это, стало быть, М-9? – Блэкспот подогнул ноги так, чтобы его глаза оказались на одном уровне с мельтешащими крохотными механизмами.

— Ответ отрицательный. Это М-8, которые я решила сохранить для наглядной демонстрации. Часть из М-8 были подвергнуты заклинанию непреложного уменьшения с использованием артефакта, известного как «берилл Мистмэйн». Это позволило создать М-9. Образцы находятся в соседнем контейнере.

Бывший ярл цокнул языком и приблизил морду к стенке второго стеклянного куба. Как он ни напрягал глаза, но рассмотреть хоть что-то в наполняющем его растворе не сумел.

— Да у бризи чешуйки на крыльях больше, чем эти М-9! – усмехнулся единорог, отстраняясь от контейнера и зажмуриваясь, чтобы снять напряжение с глаз. – Как они вообще функционируют при таких габаритах?

— М-9 в данный момент находятся в режиме гибернации до поступления управляющего алгоритма. После получения задачи и активации их запас производительности составит семь часов. Далее для восстановления запаса энергии М-9 достаточно произвести химическую реакцию по расщеплению молекул соединений углеродно-гидроксильной группы. Запас прочности конструкции ориентировочно рассчитан на тысячу часов работы. Таким образом, при наличии источника соответствующих веществ возможна длительная автономная эксплуатация.

— Хитро, – не мог не признать Блэкспот. – И для чего нужны такие мелкие домашние питомцы? Их не приласкать и не погладить.

— Объекты созданы для выполнения широкого спектра задач. Им может быть задана любая программа по созданию материальных конструкций. Например, они могут взять самую тонкую в мире паутину и связать вам свитер. Этот свитер, благодаря плотности плетения нитей, станет неразрываемым, неизнашивающимся.

— Свитера от НИИ «Стэйблридж» станут хитом сезона, – пошутил бывший ярл, однако Призрак ещё не закончила:

— Но, поскольку это единственные образчики М-9, которые мне удалось получить…

— В смысле? – нахмурился замдиректора.

— В процессе использования артефакт «берилл Мистмэйн» подвергся флуктуационному помутнению. Это делает его непригодным для аналогичных магических операций. Старший лаборант Скоупрейдж ведёт поиск средств очистки берилла. Также он вызвался найти информацию о происхождении артефакта. Я определила его шансы на успех как, – образ единорожки вздрогнул и в одно мгновение изменил угол поворота, чтобы условно смотреть в сторону своего создателя, – ноль целых и семьдесят три сотых процента, поскольку именно такова вероятность нахождения читаемых записей, датированных эпохой, когда жила Мистмэйн.

Блэкспот взмахнул копытом, пытаясь остановить работу синтезатора речи. Потом со вздохом повторил жест, поскольку фиксирующая паттерны система, очевидно, не распознала его с достаточной степенью точности. Блэкспот последнюю пару дней пытался придумать улучшения для алгоритмов обработки паттернов, отставших от динамически прогрессирующего – или, по-простому, сильно поумневшего – ядра системы.

— То есть это единственные «умные точки», которые существуют на данный момент и которые можно использовать? – уточнил Блэкспот, бережно касаясь крышки контейнера с М-9.

— Ответ утвердительный. Создатель, я хотела сохранить их как часть проекта, который можно рассматривать в качестве заявки на профессорство…

Призрак полностью проигнорировала вновь замахавшего копытом Блэкспота, не желавшего обсуждать тему своего карьерного роста с кем бы то ни было, тем более с собственной разработкой.

— Я хотела бы закрепить успех создания М-9 успешным применением, – невозмутимо продолжал образ профессора Бикер. На пару секунд он даже стал пугающе похож на единорожку, послужившую прототипом. – Я склонна рассматривать «умные точки» как инструмент медицины. Благодаря малым размерам конструкции свободно проникнут в организм через естественные полости и, в соответствии с заложенной программой, исправят физические недостатки – уничтожат больные клетки, а затем создадут здоровые для их замены из микроскопических фрагментов органического материала. – Образ пони с оранжевой гривой померцал пару секунд, что свидетельствовало о выполнении сразу нескольких эвристических процессов в ядре системы. – Создатель, я прошу у вас разрешения проверить пригодность М-9 в медицинской сфере.

Бывший ярл почесал затылок. От созерцания пустоты, в которой на самом деле находилась сотня искусственных форм жизни, ему делалось не по себе. Но Блэкспот решил, что, раз всецело доверяет Призраку, то может доверять и её «питомцам».

— Надо будет согласовать этот вопрос с Соубонс, – ответил единорог. – Надо будет спросить, кого из пациентов она рискнёт пожертвовать науке.

— Создатель, я заранее выбрала кандидатуру пациента, – моментально ответила система и принялась проговаривать вслух высветившееся на ближайшем экране описание паттерна: – П-00195. Профессор Полимат. Диагностирована возрастная деградация центральной нервной системы, усугубившаяся после черепно-мозговой травмы. Проходит лечение в госпитале Балтимэйра. Состояние длительное время классифицируется как безнадёжное... Я хотела бы использовать М-9 для восстановления нервных узлов пациента. Шанс успеха составляет семьдесят девять процентов…

— Подожди! – Блэкспот поднял копыто, в очередной раз тестируя подсистему, распознающую жесты. – Почему ты выбрала этого пациента?

Описание паттерна с экрана исчезло. Вместо него какое-то время мигала точка, предваряющая вывод данных. Но никаких записей не появилось, что для Призрака было в новинку.

— Произошло… совпадение многочисленных… факторов, – наконец прозвучало из динамика. Блэкспот молча вскинул брови: задержка перед ответом и паузы в речи говорили о неуверенности, которую руководствующийся логикой искусственный разум до сих пор не мог целенаправленно освоить.

— Запрашиваю корреляцию П-00195 с И-001, – потребовал Блэкспот, догадавшись о причинах странного поведения системы.

— Корреляция произведена. Создатель, регистрируются два независимых результата корреляции. Они последовательно отменяют друг друга. – На экране высветились сменяющие друг друга цифры «0» и «1». – Это ошибка алгоритмов? Что-то не так с шаблоном моего паттерна?

— Нет, с тобой всё в порядке, – незамедлительно заверил Призрака Блэкспот. – Просто профессор Полимат связан с тобой. Паттерн твоей личности заимствует воспоминания, черты, образ мыслей профессора Бикер. Полимат – отец Бикер. Так что второе значение обосновано родством. При этом у твоей личности И-001 «система Призрак» не может быть никаких родственников, так как ты идентифицируешь себя как искусственную форму жизни, созданную в лаборатории. Отсюда возникает нулевой результат. Не переживай, я это поправлю.

Магия Блэкспота отодвинула стул, находившийся возле монитора, из-за множества наклеенных записочек напоминающего футуристическую хризантему. При помощи этих шпаргалок единорог напоминал себе архитектуру модулей системы, где всё базировалось на пронизанных золотыми прожилками голубых кристаллах. Задвинутая в угол рабочая станция специализировалась на стирании старого напыления и нанесении нового. Более близкого к идеалу.

— Создатель, предлагаю использовать алгоритм обработки исключений, добавленный вами на прошлой неделе. Я могу самостоятельно изучить кластеры памяти, найти те из них, что порождают ошибку, и заменить.

В подтверждение своих слов Призрак привела в движение один из прикреплённых к потолочному рельсу манипуляторов. Его клешня добралась самого большого скопления утыканных кристаллами шаров в углу соседнего зала, выкрутила один носитель данных из верхней группы, после чего поместила его в дополняющий рабочую станцию ящик. Одновременно с этим на мониторе высветилось состоящее из линий и точек монохромное схематичное изображение; словно играя в пятнашки, система принялась перестраивать рисунок, повторяющий расположение золотых прожилок. Наблюдающий за её манипуляциями Блэкспот сухо усмехнулся.

— Начинаю сомневаться, что вообще тебе нужен… – Он вгляделся в перестраиваемую структуру модуля памяти и не нашёл изъянов. – Что же касается медицинского эксперимента с лечением пони… Надо согласовывать. С Соубонс и Балтимэйрским госпиталем. – Блэкспот, решив не откладывать дело в долгий ящик, поднялся с места. – Я дам знать, как прошли переговоры по этому вопросу.

* * *

Пожилой оранжевый единорог с кьютимаркой в виде раскрытых книг стал не единственным гостем Стэйблриджа. За его транспортировкой с восточного побережья Эквестрии на западное следила голубая земнопони с длинной бежево-лазурной гривой.

— Меня зовут Айдлинг, – сообщила кобылка, носившая под тёплым пальто униформу Балтимэйрского госпиталя. – Я несу ответственность за состояние профессора. Поэтому ваши методы лечения должны быть согласованы со мной.

Блэкспот, навещавший пациента в палате госпиталя, с медсестрой был более-менее знаком. И краем уха слышал историю про кристальную пони, что вломилась в библиотеку Полимата и нанесла ему травму. А вот главврач НИИ на послужной список прибывшего специалиста косилась с подозрением. И не удержалась от вопроса:

— Простите, Айдлинг. А где здесь значится, что вы профессионал в области нейрохирургии?

На мордочке кобылки появилась неуверенность.

— В мои обязанности входит забота о пациенте. Не процедуры по лечению его мозга.

— Тогда какого сена вы мне ограничения ставите? – Соубонс сняла очки, чтобы использовать преимущества своей дальнозоркости и полюбоваться на смятение собеседницы. Также это был неплохой психологический приём: главврач намекала, что она-то ничего не скрывает.

«Игра авторитетов» была прервана в зародыше. Блэкспот хотел, чтобы научный центр произвёл благоприятное впечатление на гостей – с любым послужным списком и в любом состоянии сознания, – так что агрессия Соубонс ему не понравилась.

— Профессор, у нас будет время на обсуждение методик лечения, – примирительным тоном проговорил он.

— Вы меня, конечно, извините, – неожиданно повернулась к нему Соубонс, – но я лично знакома с профессором Полиматом. И меня крайне волнует его здоровье. Если выяснится, что состояние пациента не улучшается по причине неквалифицированного ухода, я должна это знать.

— Займитесь пока размещением знакомого вам пациента здесь, в Стэйблридже, – настойчиво предложил Блэкспот. Целителей срочно требовалось развести по углам, а розовую единорожку дополнительно занять заполнением бланков, и в как можно большем количестве. Бывший ярл ещё раз смерил обеих кобылок взглядом. Айдлинг выглядела так, словно находилась на грани истерики. А Соубонс производила впечатление питона, накручивающего кольца вокруг добычи.

* * *

Попытка Блэкспота снизить накал страстей провалилась. В следующие два дня главврач НИИ при любом удобном случае затевала медицинский диспут с новоприбывшей медсестрой, словно стала особо придирчивым экзаменатором, который из принципа не хотел ставить студенту «отлично», но никак не мог найти подходящий пробел в знаниях, а потому снова и снова сыпал дополнительными вопросами.

Одновременно с этим Соубонс переборола свою неприязнь и «подружилась» с системой Призрак – настоящая пони и имитация сообща принялись прорабатывать алгоритм для М-9.

Ввиду крохотного размера памяти перезаписать команды для микроскопических механизмов было физически невозможно, поэтому Призрак выделила отряд «разведчиков», которые были введены в кровь погружённого в медикаментозный сон Полимата, добрались до центральной нервной системы и передали оттуда данные, на порядок превосходившие по точности показания любой магнитной установки, собранной стэйблриджскими технарями. Данные, перекодированные Призраком в комплекс карт мозга, поступали лично Соубонс. Айдлинг попыталась взглянуть на результаты специализированного осмотра один раз – и продолжался её интерес ровно до того момента, как в медкрыле появилась главврач. По завершении краткой, но весьма бурной дискуссии медсестра спешно покинула подконтрольную профессору медицины территорию и теперь старалась, чтобы между ней и розовой пони находилось не менее трёх плотно закрытых дверей.

Соубонс же делала вид, что никакой Айдлинг в природе не существует, а согласовывать свои действия она обязана только со своей совестью. В ходе подготовки к уникальной операции она по многу раз рассматривала карты мозга, диктуя указания Призраку. Её врачебный опыт подсказывал, в какой последовательности следует восстанавливать нейромедиаторные связи в лобной доле. Фиксировавшая все примечания система конвертировала слова в алгоритм. Закончив эту работу, Соубонс дала добро на ввод в организм пациента всех «умных точек», после чего была сделана первая из трёх запланированных инъекций эссенции борщевика, содержащей питательные молекулы для М-9. Запасшись энергией, механизмы устремились к целевому сегменту мозга. При этом несколько контрольных «точек» отправляли Призраку постоянный сигнал, что все М-9 функционируют нормально и ни одна не сбилась с курса.

Примерно через полчаса после начала операции М-9 начали развоплощать мёртвые клетки мозговой ткани и вырабатывать новые клеточные структуры и соединительную ткань, встраивая их на место разрушенных. Профессор Соубонс, неспособная поддерживать общение с «умными точками», вынуждена была доверять собственной фантазии, которая рисовала эту недоступную глазу операцию как работу портняжной иглы. Стежок за стежком М-9 соединяли участки нервной ткани, уменьшая разрез, который Соубонс оценила как крайне подозрительный. Но все размышления отложила до завершения операции, а пока сосредоточилась на работе приборов жизнеобеспечения, от которых во многом зависело будущее пациента.

Единорожка с розовой гривой находилась на ногах вторые сутки – настолько её увлекла идея вернуть сознание профессору Полимату. Ничто не показывало её усталости: она осведомлялась о каждом шаге в алгоритме М-9, внимательно вслушивалась в каждый отчёт о выполненных задачах, готова была в любую секунду дать Призраку совет, которого не было ни в одном учебнике ни у одного специалиста – совет, рождённый интуицией, которую могла выработать лишь многолетняя практика. Главврач НИИ без перерыва находилась возле операционного стола, час за часом слушая про процентное выполнение сложнейшей задачи. Директора научного центра успели несколько раз зайти, чтобы осведомиться о ходе процедур, медсёстры и ассистенты сдали вахту новой смене, и даже Призрак взяла на несколько секунд паузу, чтобы отфильтровать буфер памяти. Соубонс свой пост не покинула. Даже от операционного стола ни разу не отвернулась, словно пытаясь в дыхании погружённого в глубокий сон пациента уловить нечто, что позволило бы ей избавиться от грызущих её сомнений.

Разглядывая карты мозга и зелёные огоньки приборов, Соубонс пыталась отстраниться от мысли, что преследовала её все двенадцать часов, пока шла операция. Она профессионально исполняла медицинский долг в искупление прежнего бездействия. Ведь она позволила себе смириться с заверениями балтимэйрских врачей, согласилась считать состояние Полимата безнадёжным. Вместо того чтобы искать лекарство. Соубонс не могла простить того, что называла себя подругой Полимата, но отвернулась от единорога в момент, когда ему больше всего требовалась помощь. Не только врача, но и друга. Отговорок она придумала много, но ни одна не оправдывала факта, что профессор медицины занималась закорючками в рецептах, тогда как набор железок и кристаллов, не проведший ни одной операции, нашёл путь к исцелению Полимата.

Тем временем «набор железок», закончив анализ очередного блока данных, предоставленных микромашинами, напомнил о себе через настенный динамик:

— Восстановительные процедуры в тканях мозга завершены на сорок процентов. М-9 приступают к стимуляции высшей нервной деятельности. Профессор Соубонс, эффективность действий М-9 возрастёт при усилении кровотока в ЦНС пациента. Вношу предложение привести П-00195 в сознание, если вы допускаете проведение подобной процедуры. Также я бы рекомендовала введение дополнительного количества эссенции. Энергетический баланс М-9 на данный момент ниже прогнозируемых показателей.

Призрак отметила, что паттерн «Соубонс» раздумывал над ответом дольше среднестатистического для него времени. Искусственная система посчитала это проявлением усталости из-за продолжительного стресса и пренебрежения отдыхом. На самом деле Соубонс давно решилась разбудить Полимата, и сейчас разум кобылки занимал второстепенный, но очень важный для неё вопрос: что сказать старому другу, когда тот придёт в сознание. Следует ли ей повторить слова, что звучали в стенах балтимэйрского госпиталя, но не находили ответа у глядящего в пустоту единорога? Или использовать сухую шаблонную фразу, вроде «С возвращением» или «Рада, что ты проснулся»? А может, упомянуть что-то личное, маленькую деталь, которую может знать только вовлечённый в общий научный проект коллега?

Непростые раздумья были прерваны появлением Блэкспота. Пока вице-директор надевал халат и маску и отвечал на приветствия персонала, Соубонс подключила новую капельницу и, дополнительно вооружившись несколькими шприцами, принялась выводить пациента из бессознательного состояния. При этом она внимательно следила за показаниями приборов, выискивая малейшие признаки того, что лечение подействовало и Полимат вновь воспринимает окружающее. Она настолько сосредоточилась на экранах, что самое очевидное подтверждение успеха – открывшиеся глаза старого единорога – заметила лишь в отражении.

— Профессор? – Соубонс медленно повернулась и подалась вперёд, отметив, что серые глаза сместились в её сторону, а зрачки чуть сузились. Пусть они тут же вернулись в прежнее положение, обратившись к потолку, это само по себе говорило о многом. – Профессор, я надеюсь, вы меня слышите. Вы только что перенесли тяжёлую операцию. Я не уверена, узнаёте ли вы меня. Меня зовут Соубонс, и мы знакомы уже больше тридцати лет.

Она говорила медленно, ловя малейшие признаки того, что пациент воспринимает её речь, но тот продолжал смотреть в потолок, хотя зрачки определённо реагировали на свет. Соубонс одёрнула себя: пока рано ожидать чего-то большего, ведь лечение едва началось. Уже то, что Полимат вообще открыл глаза, было едва ли не чудом. Глупо полагать, что пони, получивший серьёзное повреждение мозга и проведший несколько месяцев в коме, тут же вскочит с постели и пустится в пляс.

— Хочу вам сообщить, что вы сейчас находитесь в Стэйблридже.

Она замолчала, вглядываясь в неподвижную морду, пытаясь уловить, смогло ли упоминание места, бывшего для старого единорога делом всей его жизни, пробиться к сохранившейся в повреждённом мозге искре сознания.

В следующее мгновение зрачки Полимата резко расширились. Соубонс бросила быстрый взгляд на приборы: пульс подскочил вдвое, давление росло, прочие показатели также отклонились от нормы. Это было плохо, но не критично. Нужно было успокоить пациента и быстро найти причину изменений, пока…

— Жизненные показатели на опасном уровне, – сообщила очевидное Призрак.

После её слов тишина палаты взорвалась истошным писком приборов. Но куда сильнее Соубонс напугал дикий, бешено мечущийся взгляд Полимата. Мышцы тела профессора атрофировались, и единственное, что оставалось во власти пробудившегося разума – это глаза. Доктор пока не могла понять, что происходит; причины странной реакции могли быть как внешними, подразумевавшими избыток народу в помещении, так и внутренними, вроде сильной боли. Но времени на раздумья не было, ситуацию следовало взять под контроль немедленно.

— Слишком опасно, – приняла решение единорожка и приказала: – Наркоз, быстро, пока нервная система не отказала.

Никто из подчинённых не возразил – авторитет Соубонс был непререкаем. Но среди присутствующих был некто, имеющий собственное мнение, не совпадающее с мнением профессора медицины. И нашедший неожиданный способ это продемонстрировать. Рог профессора Полимата внезапно окутался зелёно-жёлтой магической аурой. И прежде чем медсестра дотянулась до наркозной маски, тело пациента с тихим хлопком исчезло. Вместе с лежавшей на нём простынёй. Вместе с крепившимися на нём датчиками – провода, соединявшие их с пищащими приборами, перерезало заклинанием. Шокированные взгляды медперсонала встретились над опустевшим операционным столом, где начал разглаживаться оставшийся после единорога след.

— Что сейчас произошло? – Вопрос Блэкспота прозвучал так, словно носил исключительно медицинский характер, и ответ любой врач, вроде Соубонс, знал с интернатуры. – Он телепортировался, что ли?

— Это невозможно! – тут же ответила Соубонс. – Даже пациентам в более стабильном состоянии нужны недели реабилитации, чтобы научиться заново использовать магию. Разве что… – Она крутанулась на месте, едва не задев хвостом подставку пульсометра. – Аномалия надлобной доли на карте мозга. Если это не симптом заболевания, а физиологические изменения чародейственного свойства… – Соубонс углубилась в «жонглирование» картами мозга сбежавшего пациента, пытаясь найти изображение близкого к рогу участка.

Блэкспот оставил главврача разбираться с чёрно-белым художеством и обратился к Призраку:

— Можешь определить местонахождение Полимата?

— Ответ отрицательный. Система распознавания паттернов не принимает команды ядра.

— Не понял? – нахмурился Блэкспот.

— Самодиагностика не выявила ошибок в передаче сигнала. Система распознавания паттернов принимает команды, но не исполняет их. Анализ показывает, что схожим образом реагируют ещё несколько вторичных систем. Предположительно имеется дефект совместимости паттернов ядра и вторичных систем. Предполагаемая причина: некорректная работа алгоритма обработки исключений. Первые сбои зарегистрированы через восемь минут после его запуска.

— Зараза! – ругнулся на себя создатель Призрака. – Надо было тогда самому разобраться с этой ошибкой корреляции. Сейчас спущусь за центральный пульт и попробую исправить.

— У тебя есть контакт с М-9? – спросила Соубонс, которая, как оказалось, продолжала контролировать происходящее вокруг. – Они всё ещё продолжают работу? Насколько они продвинулись?

— Цепи управления М-9 функционируют исправно. Задача выполнена на сорок три процента и продолжает выполняться, – отчиталась Призрак. – Я склонна сделать вывод, что в автономном режиме без получения дополнительного заряда они проработают ещё полчаса и доведут процент выполнения до сорока шести. Этого будет недостаточно для обеспечения стабильной нервной деятельности. После прекращения работы М-9 прогнозируется масштабная деградация узлов центральной нервной системы. Смерть пациента неизбежна.

— Зараза в квадрате! Так, дай объявление по внутренней связи, – потребовал Блэкспот. – Приведи характеристики паттерна профессора и попроси тех, кто его увидит, сообщить сюда, в медкрыло. Вызови сотрудников службы безопасности. Пусть обойдут все помещения и найдут Полимата… Если он вообще в Стэйблридже.

Отдав распоряжение, Блэкспот выскочил из палаты и бросился к выходу из медицинского крыла. Пробежав половину расстояния до лифтов, он вспомнил, что, собственно, и сам не лишён колдовских способностей – и тут же исчез во вспышке заклинания. В этот момент по всему Стэйблриджу зазвучало составленное Призраком оповещение о пропаже профессора Полимата.

— Призрак. – Соубонс сняла очки и, прищурившись, уставилась на стопку снимков. – Ещё одно распоряжение к службе безопасности. Пусть хоть за хвост, хоть за гриву притащат ко мне Айдлинг, что сидит в нашем Гостевом доме. Есть много вопросов, на которые эта пони должна дать ответ.

* * *

В одной из давних статей профессор прикладной магии Полимат назвал время и сознание «приятелями, которые очень любят шутить друг над другом». Тогда он применил метафору, желая плавно перейти к рассуждениям об ослаблении чар-заряда артефактов, расчётные формулы которого представлял на суд научной общественности.

Сейчас же он сам столкнулся с такой «шуткой». Для всего мира прошло несколько дней. Или месяцев. Или лет. А для него между моментом, когда Айдлинг сделала небольшое движение скальпелем, и моментом, когда он увидел Соубонс возле медицинских приборов, не произошло ничего. Вообще. События походили на неудачно состыкованную пару слайдов, помещённую в проектор. И Полимату потребовалось несколько минут, чтобы понять, что вокруг сменились как интерьер, так и действующие морды. Понять, что он больше не в своём доме, где его пленила и подвергла чудовищной операции кристальная пони.

Но при этом успокаивающем осознании единорог отметил, что всё ещё не может пошевелиться. Словно его не освободили от пут, и пытка продолжалась.

— Профессор? Профессор, я надеюсь, вы меня слышите. Вы только что перенесли тяжёлую операцию. Я не уверена, узнаёте ли вы меня. Меня зовут Соубонс, и мы знакомы уже больше тридцати лет.

Медленная речь опытного врача успокаивала единорога. Он уже начал привыкать к мысли, что его чудесным образом спасли, что кристальную пони победили, а паралич тела объясняется какими-то медицинскими факторами. Что сейчас Соубонс подтвердит это, объяснит, что произошло, скажет, что всё будет хорошо, что в скором времени его жизнь вернётся в норму. А он сам вернётся в свой дом, к воспоминаниям о прошлом, о дочери, о родном научном центре…

— Хочу вам сообщить, что вы сейчас находитесь в Стэйблридже.

Он в Стэйблридже? Но почему… Хотя логично. Его центр всегда был на передовой научной мысли. Кто, как не его собственные, собранные со всей Эквестрии «учёные пони», могли найти способ вернуть своего старого руководителя к жизни? Надо будет поблагодарить их нынешнего начальника. Интересно, кто…

И тут Полимат увидел с другой стороны от кровати единорога с выбивающейся из-под медицинской шапочки чёрно-зелёной гривой. Он пытался спрятаться за спинами медсестёр и врачей-ассистентов, пытался замаскировать свою морду маской и шапочкой. Но от взгляда старого пони не сбежал.

Блэкспот! Мерзкая тварь, отнявшая дело всей его жизни! И теперь, судя по всему, в нём обосновавшаяся. Серый единорог, видимо, явился лично насмехаться над бывшим начальником Стэйблриджа, невольно нарушившим клятву не переступать порог здания-подковы. Образ древнего чародея и осознание, что научный центр принадлежит ему, причинили профессору почти физическую боль.

Полимата захлестнула ненависть, какую он прежде никогда не чувствовал. Но даже она не смогла ничего поделать с параличом. А на его сознание обрушился следующий удар.

— Жизненные показатели на опасном уровне.

Голос его дочери. Его погибшей дочери. Как это возможно? Почему он звучит прямо у него над ухом? Почему в нём так много фальшивых звуков?

Седой профессор не сомневался, что это очередная пытка, придуманная Блэкспотом. Что тот желает наблюдать за страданиями отца, лишившегося дочери и вынужденного слушать её голос.

— Слишком опасно, – прозвучало справа. – Наркоз, быстро, пока нервная система не отказала.

«Чтобы было новое пробуждение и повторение всех этих пыток», – додумал разум пони. У Полимата имелись возражения. Да, он был парализован. Да, он мог только смотреть в потолок и вслушиваться в писк приборов и топот. Но он оставался единорогом. Он чувствовал в себе силы. И мог обратить эти силы на исполнение своего желания. Желания оказаться в месте, в котором, в бытность начальником, всегда находил спокойствие и умиротворение.

А потом тепло сменилось на холод, и Полимат почувствовал, что лежит в темноте, на чём-то жёстком, среди каких-то высоких рогатых грибов. В Эквестрии, конечно, могло быть всякое, но в этих грибах сознание – пусть и не сразу – распознало столы, на которые водрузили перевёрнутые стулья. Его желание исполнилось. Он хотел оказаться в столовой НИИ. И внезапно для себя самого там и оказался. Правда, кажется, не в самый подходящий момент.

— Что за дела? Кто тут лазает? – прозвучал голос пони, не видимого из-за рядов мебели. Щёлкнул выключатель, и в свете разгорающихся ламп Полимат увидел чёрно-белые клетки кафельного пола, пустые полки, башню из подносов на одном из столов – всё такое знакомое, привычное, родное…

Шаги хозяина столовой, рыщущего в поисках источника шума, стремительно приближались. И скоро неподвижно лежавший на полу единорог увидел вызвавшую прилив симпатии и добрых воспоминаний морду Дейнти Рана. А Дейнти Ран смог полюбоваться на неожиданного гостя, заявившегося в закрытую столовую.

— Ёшки-поварёшки!

За словами последовал грохот: открыв рот, Дейнти выронил оружие самообороны – здоровенную сковородку. Лежавший на полу Полимат почувствовал её падение всем телом.

— Только уходить засобирался, а тут гости, – засуетился шеф-повар, попутно пристраивая сковороду на ближайшем столике. – Да какие гости! И в каком виде!

«Эх, если бы я мог что-то тебе ответить», – пронеслось в голове у единорога, способного выразить радость от встречи со старым другом разве что взглядом. И это было явно не магическое проклятие, не заклинание паралича – к нему в комплекте шли раздражающие и тошнотворные ощущения, впервые за долгие месяцы добравшиеся до исцеляемого мозга.

— Так-с, – прошептал Дейнти Ран, когда все сроки ответа со стороны неподвижно лежащего на полу нежданного гостя вышли. – Не знаю всех деталей, но знаю, что тебе явно не помешает помощь. Свяжусь с медиками.

Шеф-повар повернулся к стене, явно собираясь воспользоваться интеркомом. Полимат не мог повернуть голову, чтобы в этом убедиться, однако устройство связи само выдало своё местонахождение – голосом, от которого у старого единорога защемило сердце.

— Внимание всем сотрудникам! На территории идёт поиск оранжевого единорога. У него седая грива и метка в виде раскрытых книг. Некоторые из вас знают его под именем профессора Полимата. В данный момент он не в состоянии двигаться и разговаривать, поэтому не сможет отозваться на ваш зов. О встрече с единорогом немедленно сообщите профессору Соубонс…

— О! Тем более надо связаться с медиками, – дёрнул ушами Дейнти Ран, прослушав объявление. И сделал шаг из поля зрения Полимата.

Единорог не мог этого допустить. У него не было никакого плана, никакого представления о собственных действиях. Но Полимат не хотел возвращаться в закуток с медицинскими приборами, откуда по счастливому стечению обстоятельств сумел вырваться. И не хотел, чтобы Дейнти Ран добрался до устройства связи. Хотел остановить земнопони любыми средствами. Точнее, тем единственным средством, которым в настоящий момент обладал.

Шеф-повара окутала зеленовато-жёлтая магическая аура. Приподняв удивлённого земнопони над полом, заклинание оттащило его от панели интеркома, к которой он уже протянул копыто, и развернуло, поставив мордой к морде лежащего на полу единорога. Дейнти пару раз моргнул, прислушиваясь к себе, но никаких последствий воздействия магии не почувствовал. Недоумение в счёт не шло.

— Ла-а-адно, – произнёс хозяин столовой. – Я по-о-онял. Не буду звать медиков. Но, друг мой Поль, тебя так оставить никак не можно, – панибратски повысил голос Дейнти Ран. – На холодном полу, наверное, лежать не очень приятно, ага? У меня тут, конечно, отопление и прочие блага цивилизации. Но дикая зима, она такая – всё равно чувствуется... Сейчас чего-нибудь устроим…

Шеф-повар сделал пару осторожных шагов, всем видом показывая, что направляется не к коммуникатору. Полимату пришлось довериться Рану, когда тот, покинув поле его зрения, звенел ключами, открывал скрипучую дверь, чем-то гремел и шуршал, а потом долгое время толкал нечто массивное по полу. Через несколько томительных минут старый единорог смог полюбоваться на добротно сколоченное кресло, обладавшее ромбовидной спинкой и подлокотниками, выполненными в форме скрученных свитков.

— Знакомая вещь, да? – довольным тоном спросил Дейнти Ран. – Наверное, где-то в зазорах обивки ещё можно найти пару твоих волосков… Если я их сейчас… – Он склонился над креслом и подул: в воздух поднялось облако пыли. – Кха! Залежалось без чистки. Я его это… – в очередной раз перескочил через мысль земнопони. – После тебя и Бики у нас Шейд был в директорах. Он своё кресло приволок. А это под списание пошло. Ну, а мне как раз столовую восстанавливать надо было. Намекнул Рэдфилду, он сочинил бумажку… И вот, меблировка для банкетного оформления готова. Банкетов только нет. – Дейнти Ран посмотрел на кресло, потом налёг плечом, придвинув чуть ближе. – А теперь бы тебя как-то усадить поаккуратнее…

К этому моменту Полимат обрёл достаточно веры в свои магические способности, чтобы попробовать редко выходивший у единорогов трюк. Он применил на себе децентричное левитационное заклинание, при котором маг не являлся сторонней точкой для контроля перемещения объекта, а вынужден был рассматривать мир вокруг себя как неограниченное количество таких координирующих точек. Редко у кого голова позволяла провернуть такой трюк, но уставший от бессознательности мозг продолжал удивлять.

Дейнти Ран наблюдал, как друг и бывший начальник поднимает себя с пола и перемещает в кресло. Помощь земнопони оказал только на самой последней стадии, когда потребовалось должным образом уложить ноги и голову. Попутно он отстегнул всё ещё свисавшие с шерсти датчики.

— Как влитой, – прокомментировал он положение Полимата в кресле. Единорогу нетрудно было подтвердить истинность замечания – в этом кресле он знал каждую ворсинку, теребимую при принятии важных для Стэйблриджа решений. Директорское кресло также словно помнило хозяина, и на миг Полимату даже показалось, что обивка пытается его радостно обнять.

Тем временем на крыльце столовой раздался топот, и дверь, закрытая изнутри на щеколду, затряслась под ударами обрушившихся на неё копыт. Дейнти Ран, оценив реакцию глаз Полимата, шепнул «Не волнуйся, не выдам», дошёл до двери и приоткрыл её так, чтобы пресечь любые попытки заглянуть в столовую.

— Вам чего? – поинтересовался шеф-повар; в ответ раздались нестройные голоса. – Нет тут таких. Только я. И то ухожу уже. – Дейнти Ран картинно кашлянул, пресекая возражения. – Мне всё равно, Компренд, чего вам там хочется. Я тут один-одинёшенек. И если вы меня заставите стоять на холоде ещё минуту, то на десерт завтра можете не рассчитывать. Ага. Всего доброго!

Дверь хлопнула, лязгнул металлический засов. Стряхнув с морды капли растаявшего снега, шеф-повар прошёл на кухню, где, судя по звуку, запер второй выход. По дороге вернул сковородку в стопку столового инвентаря.

— Хватит мне гостей на сегодня, – постановил земнопони, прикидывая, что теперь делать с тем единственным посетителем, кто стуку в дверь предпочёл телепортацию.

* * *

Система «Призрак» настолько рьяно вела работу, что единственной неподвижной вещью в Ц-10 являлся Блэкспот, замерший возле консоли управления. Вокруг него двигались манипуляторы, занятые перемещением старых кристаллов в дробилку и новых, с изменёнными узорами схем, от напылителя к зияющим чёрными провалами сферическим кластерам. Сам единорог беспомощно смотрел на мониторы, выводящие одинаковую картину: беспрестанно перестраивающийся рисунок линий и точек, демонстрирующий полное переписывание центральных кластеров данных и командных последовательностей. И не имеющий желания останавливаться.

— Блэкспот! Блэкспот, ответьте! – рявкнул раздражённым голосом Соубонс коммуникатор. Бывший ярл, не в силах оторвать взгляд от перестраивающейся системы, не глядя протянул копыто и с пятой попытки попал по нужной кнопке.

— Да, профессор. Слушаю вас.

— Это я вас слушаю! – затараторила Соубонс. – Все поисковые отряды отчитались. Полимата они не нашли. А через несколько минут, по моим расчётам, нужно делать следующую инъекцию стимуляторов. Иначе «умные точки» остановятся, и Полимат умрёт. Так что я прошу вас: скажите, что починили Призрака и нашли профессора.

— Нет, – сглотнул Блэкспот. – Я вообще не уверен, что смогу что-то починить.

Соубонс нервно кашлянула.

— Что у вас там произошло?

Блэкспот придвинулся к экрану.

— Одна маленькая ошибка в корреляции вызвала сбой, какого я прежде не видел. Она через алгоритм обработки исключений спровоцировала перезапись дефектных кристаллов. Но по какой-то причине алгоритм не остановился. На данный момент перезаписано сорок процентов директивных данных системы. Повреждены ключевые управляющие функции. Вышли из строя второстепенные системы. К счастью, модули, отвечающие за работу аппаратуры в Стэйблридже, перешли в автономный режим. Хотя бы теплостанция не пойдёт вразнос.

— Так, и что вы намерены делать? – прозвучал единственно важный для Соубонс вопрос.

Важным он был и для Блэкспота. Потому что тот, скособочившись возле экрана, мог лишь беспомощно наблюдать, как на место старым, работоспособным паттернам приходят новые, с сомнительной структурой. Единорог давно мог бы отключить манипуляторы и пресечь доставку кристаллов памяти, но он надеялся, что в цепочке преобразований рассмотрит какую-то закономерность, которая подскажет следующие шаги.

— Я могу отключить систему, восстановить старые паттерны на кристаллах и понадеяться, что Призрак после этого успешно запустится, – поделился своими соображениями бывший ярл. – Но сколько часов на это уйдёт, даже не представляю. Также не берусь предполагать, насколько велик будет ущерб для когнитивных способностей Призрака. Пока что система показывает определённое присутствие сознания, но уже потеряла способность на голосовой ответ и проецирование образа. Точнее… – Блэкспот сверился с одной из своих шпаргалок. – Такое впечатление, что старую модель коммуникации переделали. Словно выполняется организованная последовательность команд, переписывающая модули системы для исполнения новых функций.

— Я была бы признательна, если бы вы выражались более понятным языком, – недовольно сказала Соубонс, выслушав переполненный инженерной терминологией ответ. – И сообщили, сможет ли система найти профессора, пока не стало слишком поздно.

— Нет, – вздохнул Блэкспот. – На Призрака не надейтесь. Я пока не понимаю, почему одна часть системы начала переписывать другую. Разве что… – Взгляд Блэкспота наткнулся на прозрачный аквариум с «уникальным видом домашних питомцев». – Это могут быть М-9. Если каким-то образом программа записи команд «умным точкам» ложно присвоила входные и выходные переменные, то Призрак приняла команды от М-9 вместо того, чтобы их выдавать. И исполняет функцию восстановления мозга, которую должны выполнять «умные точки».

Пока Блэкспот озвучивал свою не сулившую ничего хорошего догадку, из коммуникатора раздалось приглушённое щёлканье дверного замка и цокот копытец по полу – собеседница продолжала держать кнопку ответа нажатой.

— Решайте там быстрее свои проблемы! – распорядилась Соубонс. – У нас очень мало времени… Располагайтесь, Айдлинг, – прозвучало прежде, чем нажатая кнопка вернулась на место, оборвав передачу сигнала.

Создатель системы был бы рад оперативно решить проблему. Вот только не представлял, как к ней подступиться. Он уже не сомневался, что беспорядок в ядре системы учинили «умные точки», и принялся быстро прощёлкивать тумблером страницы реестра на экране в поисках директив, управлявших действиями М-9. Единорог надеялся, что сможет разобраться в составленной последовательности команд, преобразовать их в паттерн и задать алгоритм создания управляющих кристаллов, обратный текущему.

Перед глазами Блэкспота предстала дикая мешанина из цифр и букв – прежде аккуратная в ведении записей система деградировала до состояния, когда директивы фиксировались одним абзацем почти без разделителей. Пока единорог пытался усмотреть хоть что-то знакомое, клешни-манипуляторы подцепили ещё несколько кристаллов со свежим напылением. Они разместили их по периметру голографической платформы и внутри небольшого ящичка, сообщающегося с платформой энергопроводящими линиями. Сначала засветились индикаторы ящичка, а после вспыхнули искры света над квадратной панелью. Соткавшийся из пустоты образ жёлтой единорожки моментально оторвал Блэкспота от чтения реестра.

— Призрак! Слава Гармонии! Я испугался, что никогда тебя больше не увижу! – обрадовался единорог. После чего заметил, что голограмма ведёт себя неадекватно: порывается переступить через край платформы, осматривается по сторонам и даже заглядывает себе за спину. Предположив, что блок восприятия речи всё ещё сбоит, Блэкспот повторил чуть громче: – Призрак! Система, запрос создателя! Подтверди принятие голосовой команды!

Голографический образ обрёл резкость и одновременно с этим замер, прекратив попытки выйти за пределы платформы проектора.

— Какой запрос? Какого создателя? Что тут происходит вообще? – привычным искусственным голосом произнёс ближайший динамик.

— Призрак…

Блэкспот набрал воздуха в грудь, намереваясь отдать системе команду нулевого приоритета: приказ, вынуждающий немедленно приостановить все выполняемые операции. Однако система просто не позволила своему создателю открыть рот.

— Хватит называть меня «призраком», – потребовал полупрозрачный образ единорожки, как нельзя лучше соответствующий этому определению. – У меня вообще-то имя есть.

Блэкспот нахмурился, но решил в данный момент придерживаться ролевой модели, выбранной системой. Возможно, модификация личности в сторону снобизма имела какой-то смысл, например, стала единственным путём к восстановлению коммуникационных параметров.

— Как интересно. И какое же у тебя имя?

— Не смешно, Блэкспот, – с температурой безвоздушного пространства произнесла жёлтая единорожка. – И некультурно обращаться ко мне на «ты». В моём научном центре. Вы что, возомнили, раз принцессы простили вам былые проступки, то теперь можно вести себя, как вам вздумается? Не. В моём. Стэйблридже.

Блэкспот пятился, пока не упёрся в кресло, вдавив его в основание консоли; обиженное таким обращением, оно скрипнуло, звук больше напоминал скулёж получившей по носу собаки. Такой же звук сейчас хотелось издать и самому серому единорогу, который с опозданием сообразил, что за часть системы смогла вырваться из кластеров памяти. Он понял, почему система успешно и плодотворно переделывала саму себя, подчиняясь директивам не логического, а эмоционального центра.

Ответ всё это время был внутри системы. Он был частью системы. Основой системы. И теперь заменил собой систему.

* * *

Дейнти Ран притащил из недр кухни небольшую доску, с которой небрежно стёр указания по рецептуре. В комплекте шёл мелок, размерами и формой походивший на зубчик чеснока. Полимат даже сперва принял его за чеснок, не сразу сообразив, что перед ним пишущий предмет, до сих пор незаменимый в стенах средней школы.

— Когда я не хочу говорить своим сервировщикам, какие они… анатомически одарённые… я эту штуку использую. Думаю, пригодится.

Полимат прищурился. Будучи автором двух сотен исторически значимых научных трудов, он и представить не мог, что возможность написать разборчивое «спасибо» вызовет такой приступ радости.

— Мне твердили, что я любого разговорю. А я не верил, – улыбнулся Дейнти Ран. – Так, Поль. Теперь по-честному… Что с тобой случилось? Почему ты здесь? И почему от всех скрываешься?

Седой пони с грустью посмотрел на доску, размеров которой не хватило бы для выражения мыслей, роящихся в его голове. Тем более что половина из этих убеждений, сформировавшихся под давлением минутной паники, теперь скромно расползлась, словно облачко тумана под солнцем. Полимату стало трудно вспомнить, от чего он бежал и от кого он прячется. Его реакция на Соубонс, Блэкспота, голос из настенного динамика теперь показалась глупой.

Ведь Полимат был в Стэйблридже – месте с самым большим числом его друзей и знакомых. Здесь ему нечего было бояться. Соубонс вряд ли бы стала причинять ему вред. Только не она, только не после всех лет знакомства. Представить, что кобылка, помогавшая супруге Полимата выбирать подвенечное платье, планирует что-то плохое – в это начавшее восстанавливать способность к логическому мышлению сознание верить отказывалось. Блэкспот? А что Блэкспот? Да, редкостной гнусности тип. Но уже получивший сполна за свои деяния. Теперь Блэкспот представлялся Полимату не источником боли и злодеяний, а простым сородичем, хотя и заслуживающим порицания.

Седой профессор осознавал всю глупость, если не сказать идиотизм, ситуации. Он сбежал от врачей, которые, скорее всего, о нём заботились, ради того, чтобы сидеть и не знать, что делать.

Но вот эмоциональные качели в сознании профессора двинулись в обратную сторону. Ему снова стало тошно. Грустно. Это была невыразимая тоска вырванного из привычной жизни существа, которое не может совершить ничего полезного. Что у него в прошлом? Двести с лишним научных работ? Какой смысл от новой – она станет таким же пустым грузом для архивных полок. Научный центр? Он давно уже не собственность пожилого профессора – есть другие, кто может присмотреть за Стэйблриджем. И уже давно присматривает.

Размышления о том, что у старого единорога нет семьи, нет цели и нет никаких причин желать собственного выздоровления, привели к двум результатам. Во-первых, глаза увлажнились, а зрение затуманилось. А во-вторых, профессор решил, что хочет снова уйти в лишённое всего пространство, где его никак не затрагивали проблемы реального мира. Хочет раствориться в той безмятежности, из которой его вытащили Соубонс и её коллеги. Полимату, как и любому взрослому жеребцу, был прекрасно известен один простой и приятный способ перенести разум в бездну забвения.

— Эй! Ты как? – обеспокоенно спросил следящий за другом Дейнти Ран. – Ты как-то куда-то пропадаешь. Смотришь в пустоту. Не реагируешь совсем. Не нравится мне это.

Жёлтое магическое поле наклонило доску и мелком вывело на ней «заветный ящик». Давно не использовавшийся шифр заставил шеф-повара почесать загривок.

— Серьёзно? Вот с этого так-таки и начинаем? Тебе хуже-то не станет?

Полимат не мог ответить словами, всё, на что его хватило, это глубоко вдохнуть и шумно выдохнуть. Ему пришлось несколько раз стирать надпись, чтобы выразить мысль полностью.

«У меня не осталось семьи. Научный центр отняли. Лишили возможности ходить и говорить. Не дали даже умереть спокойно. Я бы хотел увидеть вещь, от которой мне станет ещё хуже».

Чтобы вывести последние два слова, Полимат приложил кусочек мела плашмя, тем самым выражая свою целеустремлённость. Дейнти Ран насмешливо фыркнул:

— Аргументация, да.

Ему потребовалась пара минут, чтобы принести на спине «заветный ящик» – мини-хранилище, в котором содержались предназначенные для особых случаев напитки.

— Твоё счастье, что скоро День Согревающего Очага, – поведал земнопони, осторожно опуская ящик на пол. – Поэтому я затарился. А так-то он у меня почти всегда пустует.

В другое время Полимат дал бы исполненный сарказма ответ, сопровождавшийся жестом «ага, конечно». Но сейчас, находясь в тисках парализованного тела, смог лишь изучить содержимое ящика и поднять в воздух над строем стеклянных бойцов одного, с золотыми эполетами.

— Нектар из виноградников «Рэмблин Рокриджа», – прокомментировал его выбор Дейнти Ран. – Я смотрю, чей-то утончённый вкус никуда не делся. Помню, Бики он тоже нравился. А этот… – Он наклонил голову, приглядываясь к этикетке. – Нет, этот свежий. – Шеф-повар слегка поморщился, когда магия единорога уверенно вырвала пробку из бутылки с недешёвым напитком, потом, смирившись с внеплановыми затратами, подцепил пару стопок, прятавшихся в боковой секции ящика.

Пока неподвижный единорог уверенно наполнял рюмки, деятельный шеф-повар присовокупил к импровизированному застолью тарелку подсохших маффинов, не нашедших за день голодных хозяев.

— Прямо как в первые дни работы Стэйблриджа, – заметил он. – Когда тут, собственно, и работы ещё никакой не было. Только ты, Бики, Соу. Твоя доктрина. И я, главный нарушитель твоей доктрины. Эх, сказочные времена для нас, для сопричастных. За наш с тобой Стэйблридж, да? – Дейнти Ран произнёс что-то похожее на тост и приподнял стопку.

Полимат опрокинул рюмку и принялся раздражённо искать взглядом салфетку – не слушающаяся нижняя челюсть не смогла закрыться полностью, и часть нектара растеклась по груди.

Глава 28. Исправление ошибок II

Число существ, которым требуется экспериментальные формы лечения, пополняет искусственный разум, управляющий всем НИИ...

Взгляд Соубонс, которым она буравила сидящую на диване кобылку с бежево-лазурной гривой, был подобен тарану, бьющему в ворота осаждённой крепости, а любой из древних полководцев мог снять перед профессором шляпу, отдавая должное её стремлению эту крепость взять. Однако Айдлинг оказалась неподатливее кованых ворот, упрямо твердя, что Полимат стал жертвой нападения кристальной пони, а медсестра всего лишь обнаружила старого единорога в бедственном положении и взяла на себя заботу о нём из чистого альтруизма. Но Соубонс была уверена в своих выводах и пошла на новый штурм, бросив вздрогнувшей земнопони пачку чёрно-белых карт участков мозга.

— Посмотрите на проекции э-три-а, э-три-б и э-три-е, – велела она голосом, в котором не было и следа симпатии. – На них очень хорошо видны внутренние повреждения. Следы тонкого, аккуратного вмешательства. Я их вижу. Я ведь не слепая. И я знаю, как это называется. Деформация Вирдериуса. Непрактикуемая хирургическая операция. Повреждения мозга в точности совпадают с указаниями в справочниках по нейрохирургии. – С мрачным удовлетворением Соубонс наблюдала, как даёт трещину невозмутимость собеседницы. – И вы будете мне рассказывать, что кристальная пони, чьи медицинские познания отстали на тысячу лет, смогла проделать такое? Я ни за что в это не поверю. А вот в хитрую медсестру, которой захотелось попрактиковаться над доверчивым стариком… Такие подозрения я отмести не могу.

Соубонс подошла и села на диван к Айдлинг. Так близко, что между их копытами остался буквально миллиметровый зазор.

— Говорите! – потребовала Соубонс у сгорбившейся и буквально вцепившейся в снимки пони. – Говорите то, что я ещё не слышала. Ту часть истории, которую скрываете. Я последний раз настойчиво прошу, – тихо предупредила главврач, наклонившись к самому уху Айдлинг. – Иначе я верну охрану. И объявлю вас виновной в покушении на убийство. А если вы продолжите тянуть время, через несколько минут это перестанет быть покушением.

Возможно, снаружи крепость и казалась несокрушимой, но огонь и вода давно подточили её изнутри – пламя осознания вины и солёная, едкая влага сдерживаемых слёз. И последний удар тарана неожиданно обрушил укрепления: Айдлинг всхлипнула и выпустила из копыт снимки, по её мордочке стремительно поползли чёрные змейки размываемой слезами туши.

— Меня заставили, – с дрожью в голосе произнесла кобылка. – Кристальная пони угрожала всей моей семье. Она навредила бы и моим родителям. И моей дочери… Этой пони было всё равно, кому причинять вред. И мне… Мне пришлось выбирать… Между жизнью моей Лакианы… И жизнью профессора… Я сделала эту операцию… Но до сих пор… Я боюсь, что она вернётся. Что эта кристальная пони… Если она узнает, что я не скрыла правду…

— Тихо, тихо, тихо. – Соубонс осторожно приобняла Айдлинг, чей тихий плач мог в любой момент перейти в полноценную истерику. – Успокойтесь. Всё. Я поняла. Больше ничего говорить не надо.

— Я… Я заботилась… – Медсестра не могла остановиться. Она несколько месяцев жила в постоянном страхе, и теперь слова сами рвались с её губ. – Как могла… Эта Патримони… Мне приказала следить за здоровьем профессора… Чтобы тот не умер… Но теперь, если он исцелится… Она ведь узнает… И моя семья будет за это расплачиваться…

— Айдлинг! – Единорожка буквально встряхнула собеседницу. Она понимала её состояние, но не могла позволить себе терять время. Время профессора Полимата. – Вам нужно успокоиться. Всё хорошо. Этой Патримони больше нет. Никто вашей семье не угрожает.

— Правда? – На мгновение мордочка Айдлинг просветлела, но выражение сомнения и страха тут же вернулось. – Откуда вам знать?.. Эта Патримони… Она знала всё о моей семье… Разведала всё…

— Я знаю, потому что ставила подпись на свидетельстве о смерти Патримони, – стараясь говорить твёрдо, но ласково, ответила Соубонс. – Я вытащила отвёртку, которая сразила её насмерть. Патримони больше нет. Кристальная пони, которую вы боитесь, уже никогда вас не потревожит.

— Но… – Страх отступал от сознания медсестры медленно, выбрасывая щупальца, цепляющиеся за малейшие сомнения. – У неё могли быть сообщники... Друзья. Которые могут отомстить моей семье.

— Поскольку вы нарушили молчание и раскрыли мне правду, – всё так же мягко говорила Соубонс, – то я тоже нарушу гриф секретности и сообщу сведения об инциденте, произошедшем в Кристальной Империи. Я в некоторой степени участвовала в расследовании и сокрытии итогов. Так вот, Патримони действовала сама по себе. Никаких друзей и союзников у неё не было. Эта пони выполняла приказ своего сгинувшего короля, манипулировала опасной магией и могущественными артефактами. Но никогда, ни при каких обстоятельствах она бы не открыла своих намерений другим. Она никому не доверяла. И все, кто с ней сталкивался, были лишь жертвами. Как вы. Или как Полимат.

— Бедный, – шмыгнула носом Айдлинг, – профессор. Она столько недель ходила к нему домой. Притворялась сиделкой. Усиливала его магию какими-то особыми снадобьями… – После этих слов Соубонс, внезапно получив ответ на не дававший ей покоя вопрос, кивнула, но промолчала. – Я не могу поверить, что она планировала такую жестокость. Что кто-то вообще может входить в дом и смотреть на хозяина дома, зная, что тот станет жертвой. Я… Я столько раз беседовала с ней… И ничего не подозревала…

Соубонс мягко положила копыто поверх копыта Айдлинг.

— Вы не виноваты. Вас поставили перед жестоким выбором. Навязали чудовищные условия. Вас заставили выбирать, кто пострадает от ваших действий. Ни одна пони в Эквестрии не должна проходить через подобное.

Айдлинг молчала, продолжая шмыгать носом. Но было заметно, что чувствует она себя гораздо лучше. Лучше, чем когда скрывала правду, каждый день изводя себя чувством вины и страхом за своих близких. Соубонс решила, что надо сделать ещё один шаг навстречу новому пациенту. Шаг, полный искренности.

— Когда я проходила интернатуру, то чуть не провалила один тест, – произнесла главврач. – Стандартный тест по психологии. С вопросами вроде «столкнёте ли вы пони с моста, чтобы остановить поезд, который иначе задавит ещё пять пони». Умом я понимала, какие должна дать ответы. Но эти гипотетические ситуации… Для меня они не имели никакого смысла. В реальной ситуации я не стала бы никого толкать. Прыгнула бы сама. Но этот вариант ответа отсутствовал.

Соубонс притянула из ящика стола упаковку салфеток. Айдлинг с благодарностью взяла несколько. Прижатые к голове уши медсестры приподнялись – она явно хотела услышать продолжение истории. Соубонс мысленно поздравила себя с успехом.

— Я не прошла этот тест. А на следующий день меня вызвал глава интернатуры. Мы называли его «старик Хээлум», – с улыбкой добавила Соубонс, наблюдая, как кобылка с бежево-лазурной гривой торопливо стирает с мордочки расползшуюся тушь. – Позвал, чтобы выяснить, почему одна из лучших учениц оказалась на грани отчисления. Я объяснила ему, какое смятение у меня вызывают вопросы теста. Хээлум выслушал меня. А потом сказал, что этот тест не имеет для него никакого значения. Что гипотетические ситуации на листе бумаги нравятся экспертам, назначенным Научным советом. Но лишены связи с действительностью. Ведь любой из тех, кто поставит галочку возле правильного варианта, может в реальной ситуации оказаться трусом и паникёром. А пони, выбравший ответ «ничего не делать», вполне может совершить героический поступок и принести себя в жертву ради других. После этого старик Хээлум зачеркнул мой низкий балл за тест и вписал такой, чтобы я не лишилась места в интернатуре… Я до сих пор помню тот день и тот разговор, – призналась единорожка и вновь посмотрела на собеседницу. – Вы прошли этот тест в реальной жизни. Выбрали между почти смертью одного и смертью нескольких. Я не имею права вас упрекать, Айдлинг, потому что в вашем возрасте я оказалась неспособна пройти такой тест. Даже на бумаге. Вы гораздо сильнее меня. И я прошу прощения, что так пренебрежительно с вами разговаривала.

Скомканные салфетки отправились в карман униформы балтимэйрского госпиталя. На мордочке Айдлинг, когда она осмелилась посмотреть в сторону главврача Стэйблриджа, почти исчезли слёзы. И почти исчезла та мрачная отрешённость, с которой пони приехала в научный центр. Крепость рухнула, когда ворота пали. Но теперь на её месте отстраивался город – мирный, счастливый, обрётший надежду на будущее.

— Вы просто выполняли свою работу, – ответила кобылка.

— Недостаточно хорошо, – буркнула главврач. – Это я не в отношении вас говорю. Профессора Полимата.

— Он… умер? – спросила Айдлинг. Её губы задрожали, в расширившихся глазах вновь появился блеск слёз.

— Нет. – Намеренно резким ответом Соубонс помешала собеседнице удариться в панику. – Но очень к этому близок. Он пропал. Телепортировался из операционной. Его состояние неизвестно, но вряд ли оно улучшается. И пока профессор не вернётся в мои копыта, я ничего не могу сделать. Вот только… Охрана уже обыскала весь Стэйблридж…

Айдлинг поднялась с места. На мордочке кобылки читалось желание помочь. Во искупление давнего зла и дней, когда она была лишь пассивным наблюдателем.

— Учитывая состояние профессора после деформации Вирдериуса, могу предположить, что он не сориентировался в происходящем. Ему показалось, что он всё ещё в опасности. И он переместился куда-то, где ему всегда было спокойно. Есть в Стэйблридже место, где профессор любил бывать и бывал чаще всего?

— Есть, – уверенно кивнула Соубонс.

Светло-розовая аура буквально впихнула пальто в копыта Айдлинг. Соубонс, быстро замотав шею вязаным шарфом, на мгновение задумалась и подбежала к интеркому.

— Компренд, – сказала она, вызвав службу безопасности. – Ваша группа проверяла Меридианную улицу? Вы в столовой были?

— Да, там всё, вроде, в порядке, – прошипел динамик.

Может, Соубонс и не дался тест по психологии, но со времён её интернатуры прошло больше тридцати лет. И такую вещь, как неуверенное враньё, она распознавать научилась.

— Вы в столовой были? Внутри помещения? – с нажимом спросила главврач. Как и следовало ожидать, собеседник растерялся.

— П-па… Ну-у-у… К нам вышел Дейнти Ран. Он сказал, что всё в порядке. Он бы наверняка заметил, если бы в столовой находился профессор. Он, вроде, свою столовую хорошо знает…

Единорожка, поражаясь услышанному, прижала уши и закрыла глаза.

— Не будет у тебя в этом месяце премии, болван некомпетентный! – фыркнула Соубонс, после чего отпустила туго поддающуюся кнопку и махнула копытом успевшей одеться Айдлинг. – Идите за мной! Заберём нашего пациента. – Она шагнула к двери, но остановилась, вовремя вспомнив кое о чём важном. – Но сначала заберём инъекции из операционной.

* * *

Опустевшая бутылка рокриджского нектара отправилась под стол. Напиток доставил радость языку и нёбу, давно истосковавшимся по чему-то более приятному на вкус, нежели лекарства и полезные для здоровья витаминные коктейли. Эта бутылка скрасила время, что Полимат провёл в компании общительного друга. Но не принесла забвения. Даже не вызвала знакомых ощущений опьянения. Это Полимата сильно огорчало, но удивление от того, что Дейнти Ран, ограничивший себя в количестве тостов, потихоньку впадал в «весёлое» состояние, было сильнее.

Смирившись с мыслью, что нектарами и ликёрами его мыслительную деятельность не притупить, Полимат решил сконцентрироваться на получении ответов на многие вопросы, что ставили автора двухсот научных трудов на место ничего не понимающего юнца, впервые переступившего порог школы.

«Блэкспот главный?» – начертил на тёмной доске кусочек мела. Дейнти Ран, прищурившись, вчитался в вопрос.

— Он и-и-и Силлиест Тритс, – пояснил шеф-повар. Комментарием к его ответу были нахмурившиеся брови профессора. – Нет, а что ты думал? После тебя и Бики, кто мог за Стэйблридж взяться? Тот, кто тянул это всё с самого начала.

«Блэкспот отнял мой научный центр»

— Я понимаю, Поль, ты имеешь полное право так считать. Но для нас, для мелких винтиков вне аппарата управления, немного всё по-другому получается. Иные стези, да… Сейчас поясню! – вскинул копыто Дейнти Ран, упреждая движение мела по доске. – Ты построил Стэйблридж. Нанял персонал. Блэкспот, как я понял, тихо тебя направлял ради своих планов. Да, нехороший поступок. Плохой Блэкспот. Но если бы он не заботился о Стэйблридже, если бы не перенял твою заботу… Он позволил бы всему тут развалиться. Ему было бы вообще плевать на строения, которые стали частью давно исполненного плана. Так нет же! – Дейнти Ран ткнул удерживаемой в копыте стопкой в Полимата так, что половина содержимого выплеснулась на ногу шеф-повара. – Когда Стэйблридж был в беде, Блэкспот вернулся. Помог починить и отстроить. Потом взял на себя смелость выступить против Научного совета. А ты в Балтимэйре сидел всё это время.

Полимат неожиданно осознал, что может обиженно поджать до того почти парализованные губы. Попытка что-то сказать не увенчалась успехом, но то, что губы и язык начали слушаться, было хорошим знаком. Дар речи ещё не вернулся к нему, но перестал казаться чем-то недостижимым.

Единорог хотел решительно возразить, что, будучи без сознания, никак не мог бы помочь Стэйблриджу, но тут же понял, что Дейнти Ран не так уж далёк от истины. Шеф-повар прекрасно знал, что беседует с затворником, бросившим созданный им научный центр с клятвенным обещанием никогда в него не возвращаться. И даже будь Полимат в добром здравии, даже будь он в Научном совете – единорог вряд ли заступился бы за Стэйблридж, вряд ли принял бы участие в событиях, о которых Дейнти Ран рассказал на середине бутылки рокриджского.

Шеф-повар столовой снова показывал удивительную способность, обеспечившую ему работу – он понимал намерения собеседника лучше его самого. И озвучивал мысли, от которых тот убегал с выносливостью тренированного атлета. Полимат не хотел признавать, что причина, заставившая его бросить научный центр, надуманна и совершенно не красит учёного пони. Но именно эту идею навязал Дейнти Ран, и единственным оружием против идеи было полное её принятие.

Полимат считал, что научный центр у него отнял Блэкспот, взявший под контроль разум профессора. Вот только замысел Стэйблриджа принадлежал Полимату – именно он обивал пороги меценатов и чиновников. Старому единорогу позволили создать научный центр своей мечты, и Блэкспот был тут совершенно ни при чём. Даже в своих тайных планах серый единорог не вмешивался в управление Стэйблриджем – административную работу Полимат вывозил на себе, отдельные задачи перепоручая дочери. И когда бывший ярл покинул НИИ, он всё оставил – нетронутые здания и начатые проекты принадлежали Полимату. Без каких-либо условий.

Но гордый единорог возомнил, что Стэйблридж, о котором он мечтал, утерян. Что вокруг него какие-то чужеродные стены, незнакомые личности и сплошные заговоры. И вместо того, чтобы продолжать дело своей жизни, Полимат сбежал в обитель академического прошлого, где, по иронии судьбы, едва не попал в объятья смерти.

«Стэйблридж и я. Время упущено. Поздно», – подчеркнул неутешительный вывод кусочек мела.

Дейнти Ран потряс головой – так, чтобы не растрепалась всегда ухоженная грива.

— Мой друг Поль, нет такого слова «поздно», – сообщил земнопони. – Приучи себя вместо «поздно» говорить «так и не попробовал». Ведь именно к этому сводится твоё «поздно». К тому, что ты отговорил себя, запугал себя, запутал себя. И в итоге отказался даже от попытки, которая могла бы увенчаться успехом. – Морда Дейнти Рана слегка раскраснелась, причём явно не из-за выпитого. – Вот, например, я и Соубонс. Я не стал думать про «поздно», а пригласил её на ужин. Потом было ещё несколько совместных вечеров… Мы даже на лодке покатались. У нас ведь там причал сделали, к твоему сведению… – Дейнти Ран сообразил, что отвлёкся и убрал ногу, подпирающую голову. – Так я и говорю, что попробовал. Не решил, что для меня «поздно». Не решил, что для неё «поздно». Просто попробовал. И, кажется, преуспел.

Серые глаза расширились равно от удивления и радости. Полимат с того давнего дня, когда принял на работу Соубонс и трудоустроил в обход устава Дейнти Рана, чувствовал, что эти двое подходят друг другу как листы книжного разворота. Шеф-повар и главврач отличались исполнительностью, дисциплиной, но в то же время оба демонстрировали высокий уровень сострадания и общительности. Сейчас единорога поразили не откровения, которыми сыпал подвыпивший земнопони – его удивляло, что судьба свела двух сослуживцев через несколько лет после того, как данное схождение предсказал их общий друг.

Всплеск радости за Дейнти Рана и Соубонс утих, сменившись логическими выводами из философских речей земнопони. Неизвестно, сколько в этих речах было от шеф-повара, а сколько от выпитой им настойки, но это не отменяло факта их истинности. Полимат мог упрекать себя в обидчивости в отношении Блэкспота, в неосторожности, которую он проявил, впустив в дом Патримони, в недостатке внимания, который пришлось пережить Бикер. Но если он, встав после более чем вероятного исцеления на ноги, снова покинет Стэйблридж, бросив его на произвол судьбы, то не простит себя за это до скончания дней.

«У меня двести научных трудов. А мудрее всё равно ты», – сообщили белые осыпающиеся линии.

Так профессор постарался выразить свою признательность за предложение. Предложение прекратить страдать от былых потерь и вернуть себе то, что ещё не утрачено полностью.

«Но Блэкспот? Силлиест Тритс?» – начертал сомнения Полимат.

Перед тем как ответить, Дейнти Ран повторно надавил на пробку, которая постоянно выскакивала из горлышка следующей откупоренной бутылки.

— Они неплохо справляются, если хочешь знать, – сообщил земнопони. – Но, друг мой Поль, я не вижу в них того задора и того огня, с каким один профессор на кулинарной ярмарке рассказывал мне про будущий научный центр и его великие открытия. То, что я тогда услышал, может явить миру лишь один пони во всей Эквестрии. И, как мне кажется, лишь один он по-настоящему этого хочет.

Полимат, хоть и с некоторым трудом, сумел сделать так, чтобы тяжёлый выдох прозвучал похоже на выражение согласия. Путаные воспоминания проносились в сознании единорога. Была среди них и та встреча на кулинарной ярмарке. И импровизированное маленькое собрание будущих начальников отделов, полное заинтересованных и, главное, порядком уставших от диктатуры Научного совета учёных. Вспомнились и переговоры с красным грифоном, чьи средства фактически легли в фундамент Стэйблриджа. И даже пёстрый единорог, оказавшийся Блэкспотом, мелькнул среди событий прошлого – что интересно, за ним больше не следовала тень обиды и ненависти.

С вереницы «хороших дней» словно спрыгнул один образ. Жёлтая единорожка с оранжевой гривой. Всегда в строгих очках, всегда в деловом наряде. Средоточие научных знаний и опыта административной работы. И маминых черт, заострёнными изгибами шёрстки проявлявшихся на мордочке. Самая прекрасная пони на свете.

Избыток выпитой жидкости или перенасыщение эмоциональными воспоминаниями породили слезу, бесшумно разбившуюся о чёрно-белый клетчатый узор на полу.

Может, относительно Стэйблриджа профессор мог что-то сделать, исправить свои промахи. Но даже мудрый Дейнти Ран ошибался относительно Бикер. Её жизнь трагически оборвалась, а судьба давно определилась. И Полимат ничего не мог исправить. Классическое «поздно». Хотя…

Одна загадка будоражила ум профессора. И она прорвалась бы на доску раньше, если бы система внутренней связи ожила и что-нибудь сказала. Но коммуникатор молчал из-за внезапных проблем в Ц-10, о которых пока не ведал никто за пределами лаборатории. Так что только теперь единорог вывел последней крупицей мела:

«Коммуникатор. Голос Бики. Откуда?»

Дейнти Ран немного нервно постучал копытом по столу. Потом изобразил нервозность цоканьем языка. И с лёгкой неуверенностью, присущей существам, видящим две бутылки на месте одной, плеснул Полимату новую порцию «зелья забвения».

— Да, ты же не знаешь, – произнёс земнопони. – Ты же в госпиталь раньше попал. Тут дело такое… Я, честно-откровенно, всех технических подробностей не выяснял. Да и не понял бы их. Например, объяснения Везергласс для меня что рецепт на кристаллийском. Но что до меня довели общедоступным языком… Блэкспот, прохвост такой, залезал и в сознание Бики несколько раз. Как-то сумел постичь её принцип мышления. А доктор Везергласс, покуда Бики жива была, сохраняла её воспоминания и мысли. На каких-то кристаллах. В общем, недавно, ну, месяцев пять назад, но, скорее всего, раньше, Блэкспот и Везергласс начали сотрудничать. Как в пекарне получилось – один тесто замесил, вторая начинку подвезла. Ну, и получилось у них что-то. Что-то крайне интересное, хоть мне и непонятное.

Дейнти Ран понаблюдал, как взлетает вверх и опрокидывается очередная стопка. По его подсчётам, если профессор намеревался соблюдать меру, то разливать настойку больше не требовалось. Вот только намерения единорога земнопони не очень понимал. Не считая умоляющего взгляда, которым тот просил продолжить повествование.

— Хочешь верь, Поль, хочешь не верь, но живущая в недрах Стэйблриджа пони, что через настенные коробки со всеми общается, очень похожа на Бикер. Словно она и есть. Тот же любимый цвет, те же познания в зельетворчестве. Те же гордые слова, посвящённые любимому отцу. – Дейнти Ран исподлобья взглянул на собеседника. – Будто Бики и не покидала Стэйблридж. И можно бесконечно общаться с ней… Что я и делаю… Ну, в свободное от работы время, конечно. – Он отодвинулся от стола и скривился, когда ножки стула взвизгнули. – Ещё раз повторю, что я не понимаю, как Блэкспот с Везергласс это устроили. Так что, вот найдёшь Блэкспота, он тебе объяснит.

В момент, когда Полимат решал, насколько сильно он хочет вернуться в больничные палаты, чтобы там встретиться с Блэкспотом, неяркое магическое сияние окутало щеколду входной двери. Кто-то, посвящённый в секреты запирания столовой, открыл и распахнул дверь, явившись в клубах морозного воздуха и впустив леденящий ветер, тут же принявшийся заметать пол снегом.

— Вот он где! – с равной долей облегчения и недовольства выдохнула Соубонс, стряхивая снег с накопытников.

Её праведное негодование усугубил снег, попавший внутрь обуви. Рядом испытывала похожие трудности закутанная в несколько слоёв одежды кобылка с бежево-лазурной гривой. Но она молчала, позволяя главному врачу научного центра в полной мере выразить как радость – пациент нашёлся и даже подавал чётко выраженные признаки жизни, – так и гнев – кое-кто из числа близких знакомых предал её доверие, скрыв беглого профессора в своей столовой.

— Не вздумай только снова телепортироваться, – предупредила Соубонс. – Это может тебе жизни стоить, Поль. И тебе, Ран. В первую очередь.

Магия единорожки вытащила из внутреннего кармана пальто согретые теплом тела шприцы со стимулирующими веществами. Айдлинг, следуя оговорённому заранее плану, приблизилась к пациенту и отработала стандартную процедуру «протри место укола ваткой». Садясь рядом с креслом, она задела стоящую под столом пустую бутылку, которая тут же опрокинулась. Характерное позвякивание моментально привлекло внимание Соубонс.

— Ран, я считала тебя разумным и рассудительным жеребцом, – насупилась главврач. – А ты больного пони, который буквально на грани жизни и смерти, спаивать вздумал!

— Это была его просьба, – попытался оправдаться земнопони. – А у меня в столовой правило, что любого посетителя, даже на грани жизни и смерти, нужно накормить. Напоить, если уж ему так угодно…

— Повезло тебе, что профессор до сих пор жив. – Соубонс согнала с места Айдлинг, чтобы сделать пациенту максимально безболезненный укол. – Что, вообще-то, удивительно. Призрак рассчитала, что без эссенции борщевика лечение остановится. И оно должно было остановиться ещё минут двадцать назад… Так что, Поль, – Соубонс с победоносным видом подняла голову и окружённый магической аурой опустевший шприц, – ты медицинский феномен.

— Эссенция борщевика, да? – задумчиво произнесла Айдлинг, оглядывая следы скромного застолья, которое две кобылки прервали своим появлением. Как раз в этот момент Дейнти Ран несколько неуверенными движениями принялся протирать тряпкой стол, сметая крошки и стирая капли и мокрые следы от рюмок. – Насколько я помню из курса лекарственных зелий, эссенция содержит высокую концентрацию окисленных углеродных соединений.

— Так и есть, – кивнула Соубонс.

Айдлинг подцепила копытом валяющуюся бутылку и изучила этикетку.

— «Рокриджское цветочное», – прочитала она самую крупную надпись. – Когда я жила в общежитии, одногруппники такое называли «плохорошей водой». Потому что сначала ты с неё очень живым себя чувствуешь, а потом ощущения такие, что жить не хочется. А всё из-за определённых соединений в составе… Которых там от пяти до пятнадцати процентов. Именно гидроксилов углерода.

— Как мило, – притворно восхитилась Соубонс, после чего практически пригвоздила взглядом Дейнти Рана, собиравшегося унести на кухню тарелки. – Но если кое-кто думает, что решение напоить парализованного пациента, случайно спасшее того от преждевременной гибели, является хорошим решением, то лучше ему в мою смену в медчасти не появляться. – Розовая единорожка неожиданно притянула к себе полупустую стопку, принюхалась и залпом проглотила её содержимое. – Третьи сутки без сна пошли, – пожаловалась она. – Без стимуляторов уже никак.

После этого в столовой наступила тишина, в которой цоканье копыт занятых своими делами пони походило на колокольный звон. Айдлинг по просьбе Соубонс отправилась за креслом-каталкой и тёплыми вещами. Сама розовая пони, тихо мурлыкая себе под нос, гладила гриву пациента, доставившего столько беспокойств. Пару раз копыто замирало в районе шеи, проверяя температуру и пульс. Дейнти Ран, справедливо опасающийся вызвать новый приступ гнева Соубонс, старался не привлекать к себе внимания и обозначал своё присутствие лишь звоном стекла и скрежетом перемещаемого «заветного ящика». Тише всех – что было вполне ожидаемо – вёл себя седой единорог в кресле. Он размышлял о том, насколько испортились отношения главврача и шеф-повара, и по силам ли бывшему директору их как-то наладить. А главное – следует ли ему, не слишком разбирающемуся в отношениях между пони, за такую работу браться. «Сами разберутся, не маленькие», – в итоге решил Полимат.

К тому моменту, когда Айдлинг добыла всё необходимое для контролируемой транспортировки профессора, включая пару выносливых медбратьев, Соубонс сообразила, что хороших новостей ждут и на цокольном этаже. Оставив Полимата на попечение медсестры и санитаров, она подошла к панели интеркома и вызвала подземный этаж. Не без труда – новая система коммуникации почему-то ответила молчанием, и пришлось вспоминать внутренний код лаборатории бывшего ярла – она установила контакт с Ц-10.

— Блэкспот, это Соубонс. Мы нашли профессора. Он в добром здравии, хотя это ещё предстоит подтвердить. В общем, можете спокойно чинить своего Призрака. Спешки больше нет.

— Профессор у вас? – спросил голос, в котором явственно слышалась паника. – Это хорошо. Он срочно нужен здесь, в Ц-10. Скорее! Нужна его помощь.

— Ещё чего! – злобно ответила Соубонс. – Профессор Полимат отправится в палату интенсивной терапии. И никуда больше. Когда он выздоровеет… – единорожка повернула голову и посмотрела на воинственный прищур старого единорога, – и если захочет, тогда вовлекайте его в ваши сумасбродные эксперименты. Не сегодня!

Она хотела уже прервать связь, но в голосе бывшего ярла, начавшего торопливо говорить, пока она произносила последние фразы, было столько отчаяния, что копыто главврача замерло, не отжав кнопку.

— Это не мне нужна помощь! Бикер! Призрак! Произошёл конфликт модулей системы! Если ничего не предпринять, всё сотрётся! Сгорит! Превратится в кристальную пыль! Последнее, что осталось от профессора Бикер, перестанет существовать!

Динамик захрипел и смолк. Сзади раздался шум. Соубонс повернулась и увидела, как двое санитаров, только что усадивших Полимата в кресло-каталку, отшатнулись – рог профессора окутало магическое сияние. Аура, окрасившаяся в близкий к нормальному оранжевый цвет, подхватила последний оставшийся на столе предмет – тёмную доску – и подняла в воздух все крошки мела, какие не успел счистить расторопный Дейнти Ран. Заклинание поднесло доступное парализованному единорогу средство общения к самой мордочке Соубонс, размазав крошки мела по поверхности доски. И пусть крупиц не хватило на нижнюю часть последнего символа, из линий и изгибов отчётливо проступала надпись – «Ц-10».

Розовая единорожка позволила тёмной дощечке опуститься в своё копыто. Смотревший на неё Полимат внезапно ощутил сильный приступ ностальгии – в прошлом, когда он был главным начальником, Соубонс десятки раз именно так поджимала губы и именно так вскидывала бровь. Мимика выражала её несогласие, отступающее перед невозможностью что-то изменить. Главврач прекрасно понимала, что её не способный говорить и самостоятельно двигаться пациент демонстрирует присущую его семье твердолобость и не собирается сворачивать с выбранного пути. И этот путь он указал совершенно чётко.

* * *

Соубонс много раз сталкивалась с пони, которые ждали её появления и до последнего сомневались в её приходе. Некоторые вели себя сдержанно. Некоторые проявляли нервозность вплоть до того, что обкусывали края копыт. Отдельные неврастеники успевали за время ожидания взлохматить себе гриву и по три раза сменить эмоциональный настрой от сверхвозбудимости до мрачной подавленности и обратно. Но на памяти единорожки Блэкспот оказался первым, кто упал ей в ноги, наполовину вывалившись в коридор и упираясь задними ногами в дверной косяк, а спиной – в край норовившей закрыться двери. На его морде застыло выражение бессильного ужаса. Подняв на новоприбывших затравленный взгляд, он выпалил:

— Личность профессора Бикер захватила модули Призрака!

Немая пауза затягивалась. Данное единорогом пояснение лишь привело Соубонс, Айдлинг, двух медбратьев и особенно Полимата в ещё большее изумление. Каждому из присутствующих соответствовал определённый пробел в знаниях, не позволявший понять, насколько вменяем серый пони. А сам Блэкспот только на десятой секунде молчания сообразил, что для его проблемы требуется сочинять отдельный глоссарий.

— Несколько дней назад возникла ошибка корреляции в паттернах, – сказал он, движением головы намекая, что вечно держать упирающуюся ему в круп дверь не сможет. – Сочетание П-00195 с И-001 возвращало одновременно два значения. Противоположных. Чтобы ликвидировать сбой, я разрешил системе применить алгоритм обработки исключений…

Блэкспот продолжал сбивчивые пояснения, которые при не выветрившихся следах «восхищайтесь тем, какой я умный и талантливый» полнились вкраплениями «я болван, не способный предвидеть результатов своих действий». Соубонс, не желая терять время, сумела протиснуть кресло-каталку между дверным косяком и вжавшимся в дверь серым единорогом, переступив порог секретной лаборатории. И ошеломлённо замерла, пытаясь понять, что видит перед собой. Судя по хриплому вздоху, профессор Полимат был изумлён не меньше неё.

Пони словно очутились в недрах кровоточащей раны, которую пытались сшить нитями энергопроводящих кабелей. Но это был лишь отблеск того, что творилось по ту сторону перегораживающего помещение стекла. Массивные, неравномерно пульсирующие и оттого кажущиеся чуть ли не живым сферические кластеры системы «Призрак» каждые несколько секунд вспыхивали, заставляя конвульсивно дёргаться нависающие над сферами манипуляторы. Одновременно с этим немногочисленные функционирующие экраны начинали выдавать сплошные наборы символов, которые быстро тускнели и словно растворялись в чёрном небытии.

— Я сделал алгоритм обработки исключений универсальным и не ограничил его использование. Это была моя большая ошибка. Система начала применять алгоритм к другим случаям возникновения неисправностей, – говорил Блэкспот, в широко раскрытых глазах которого отражались всполохи индикаторов тревоги. – Записи системы показывают, что два дня назад очередное проигнорированное исключение спровоцировало возникновение новой структуры в эмоциональном модуле. Раньше подобные операции подавлялись, но теперь реконструкция данных пошла в обход управляющей подсистемы. – С видом теряющего надежду на спасение жителя необитаемого острова Блэкспот нажал несколько кнопок на центральной консоли. На экране не появилось ни одного нового символа. – Возникла новая, независимая от системы личность. Точнее, нет, эта личность уже была встроена в систему и подарила ей свои алгоритмы эмпирического мышления. Просто у неё не было права на самоидентификацию. Когда это право появилось, личность профессора Бикер поглотила часть базовых алгоритмов Призрака и сейчас пытается их уничтожить. Пытается обойти блокировки самозащиты.

Словно в подтверждение сказанного манипуляторы дёрнулись. Их клешни клацнули в нескольких сантиметрах над кристаллами памяти. Вслед за ними дёрнулся и Блэкспот, но, убедившись, что опасность пока миновала, вытер пот, проступивший из-под чёрно-зелёной гривы.

— Разве Бикер и Призрак не одно и то же? – озадаченно спросила Соубонс. – Ты, вроде, рассказывал, что Призрака сделал по модели мышления Бикер…

— Я использовал только логику рассуждений и шкалу приоритетов, – пояснил Блэкспот. – Уровень самосознания, на который система вышла сейчас, изначально не предполагался. Призрак знала, что является технологическим инструментом по обработке данных. Бикер не может этого понять и мнит себя единорожкой. Она пришла к выводу, что её заперли в какой-то ловушке. И сейчас она уничтожает ядро системы, надеясь выбраться. Но если преуспеет, то разрушит синергию кристаллов памяти и перестанет существовать. И, – единорог указал копытом на угасшие мониторы, пылающие красным индикаторы и ежесекундно меняющееся освещение соседнего зала, – я не знаю, как мне её остановить. В моей власти как создателя – отдать распоряжение, активирующее системный протокол номер три. Так я смогу выключить конфликтную систему, оставив Стэйблридж без автоматизированного управления… – Взгляд Блэкспота остановился на оранжевом единороге, прикованном к креслу. – Или я могу устранить причину конфликта, физически отключив эмоциональный модуль. Но устранить причину означает уничтожить ту память, что осталась от профессора Бикер. Означает убить её. В новой форме. Я этого не хочу.

Блэкспот обращался ко всем слушателям. Но последнюю часть речи адресовал одному конкретному жеребцу. Которому следовало сообщить, что даже после стольких разногласий и при существовавшей взаимной неприязни бывший ярл не хотел причинять Полимату новую боль.

Впрочем, в этот момент седой единорог уже забыл, что давний недруг вообще находится в помещении. На постаменте, до которого коляска не доехала всего полметра, начала проявляться сотканная из света фигура. Жёлтая единорожка, знакомая Полимату каждым завитком оранжевой гривы, каждой шерстинкой на мордочке. Это была близкая к идеалу, но столь живая и столь нематериальная копия.

— Отец! – воскликнула имитация голосом пони, чью память обрела. Динамик хрипел, громкость хаотично менялась, но голос Бикер всё равно оставался узнаваемым от первой до последней фонемы. – Отец, я фиксирую твоё присутствие. Я вижу тебя. Но это невозможно. – Экраны снова пошли рябью, а манипуляторы чуть ли не закружило на месте. – Я не понимаю, как я могу тебя видеть. Что-то с моими глазами. Я почему-то вижу одновременно столько вещей. Это невозможно физически… – «Припадок» с аппаратурой повторился. – Я не понимаю…

Соубонс нервно закусила губу. Слова Блэкспота и кошмар, творящийся в Ц-10, убедили её в серьёзности проблемы. Но она понятия не имела, как её разрешит единорог, общающийся с окружающим миром исключительно заклинаниями.

В такой же растерянности пребывал Блэкспот. Однако зелёная строчка, внезапно вспыхнувшая на мониторе, прикрученном к противоположному краю консоли, заставила его вскинуть брови. Когда на экране появилась вторая, третья, пятая, он ухватил Соубонс за рукав халата и потащил к жизнеспособному экрану.

— Это просто невероятно! – воскликнул он, ткнув копытом в экран. Чуть мерцающие зелёные буквы сложились в текст:

«М-9 СТАТУС: ЗНАЧЕНИЕ [АКТИВНЫ]

ПОИСК СИГНАЛА М-9. ВЫПОЛНЕНО.

МОДУЛЯЦИЯ СИГНАЛА НЕЙРОНОВ. ВЫПОЛНЕНО.

ДЕШИФРОВКА СИГНАЛА. ВЫПОЛНЕНО.

ФОРМИРОВАНИЕ КОМАНДНОЙ ПОСЛЕДОВАТЕЛЬНОСТИ. ВЫПОЛНЕНИЕ… 62%».

Для врача эта надпись в плане ясности была подобна почерку обычного пони.

— Что происходит, Блэкспот?

— Система использует «умные точки» для считывания сигнала нейронов. Потом, руководствуясь картой мозга профессора, превращает их в мысленные образы. Она читает мысли! – Серый единорог, словно забыв про чрезвычайную ситуацию, выглядел невероятно довольным. – У меня научилась, это точно. Я, когда Печать Повиновения создавал, телепатические чары исследовал. А поскольку я использовал своё сознание, когда прогонял обучающие симуляции Призрака, она эти заклинания усвоила. Только за неимением магии применила по-своему. Это волшебство на технологическом уровне. Техномагия.

— Скажете тоже, – с сомнением произнесла главврач. Но сейчас, когда перед ней находились буквально вернувшийся с того света Полимат и мерцающий образ его погибшей дочери, Соубонс готова была верить и в теории, противоречащие медицинским справочникам. Тем более что события этого дня благополучно тянули на отдельную многотомную монографию.

Блэкспот продолжал всматриваться в экран. Новые надписи не появлялись, хотя цифры процентного выполнения давно возросли до сотни. Захватившее его чувство триумфа сменилось страхом неудачи. Он понятия не имел, что именно «умные точки» прочли и продолжали читать в голове Полимата. Они могли наткнуться на нечто, что усугубило бы ситуацию, сделало её кошмарнее. Хотя он не мог представить большего кошмара, чем нынешний.

Тихий шёпот был почти не слышен за скрипом механизмов. Если бы Блэкспот и Соубонс не застыли, всматриваясь в экран и до предела напрягая все чувства, они могли бы и вовсе не обратить на него внимания. Упустить важнейшее слово, подтверждающее то, что «умные точки» всё это время продолжали работу, восстанавливая повреждённые ткани и исцеляя пациента, и уже добрались до речевых центров мозга. И одновременно доказывающее, что старый пони готов принять изменившийся мир, сделать себя его частью, несмотря на его сложность и запутанность.

— Би… ки… – произнёс Полимат.

Блэкспот, бросив взгляд на профессора, снова уставился на экран, на котором после пугающего мгновения пустоты начали появляться новые надписи:

«КОРРЕЛЯЦИЯ [П-00195]|[И-001]: РЕЗУЛЬТАТ УСТАНОВЛЕН: ЗНАЧЕНИЕ [1].

УСТАНОВИТЬ ДЛЯ [П-00195]: СИСТЕМНЫЙ СТАТУС: ЗНАЧЕНИЕ [ОТЕЦ]. ВЫПОЛНЕНО.

ВВЕСТИ УСЛОВИЕ: ЗНАЧЕНИЕ [ОТЕЦ] ЕСТЬ РАВЕНСТВО ЗНАЧЕНИЕ [СОЗДАТЕЛЬ]. ВЫПОЛНЕНО.

РЕАКТИВАЦИЯ СИСТЕМЫ С НОВЫМИ ВХОДНЫМИ ПАРАМЕТРАМИ…»

Словно по волшебству – которое и было волшебством, но «на технологическом уровне» – гигантские сферы, утыканные кристаллами памяти, начали светиться ровным синим светом. Манипуляторы разъехались в разные стороны настолько далеко, насколько позволяли рельсы. Экраны оживали, заполняясь привычными для Ц-10 блоками символов и строками данных. И проекция единорожки, вспыхнувшая снопом ярко-белых искр, вернулась на центр платформы – с маленьким дополнением в виде очков с овальными линзами, проступавшими поверх полупрозрачной мордочки.

— О-о-ох! Как тяжко! – Со вздохом облегчения Блэкспот всем весом рухнул на стоявший возле консоли стул, ножки которого не выдержали столь грубого обращения и подломились. Бывшего ярла, заваливающегося набок вместе с мебелью, с трудом успело удержать магическое поле Соубонс.

— Так. – Единорожка дёрнула головой. – Мне на сегодня двух парадоксальных пациентов достаточно. Не хватало ещё за ваши травмы переживать. – Она посмотрела в сторону санитаров, ставших невольными свидетелями уникального события и уже явно сочинявших подробности, которые к утру услышат все пони в пределах медчасти. – Профессора в интенсивную терапию. Немедленно! Пока пациент не будет подключён к приборам мониторинга жизненных показателей, никто даже стакана воды не имеет права выпить. Я-а-асно? – Вызванный переутомлением зевок напал коварно и без предупреждения. – Действуем!

* * *

Из кабинета, ещё недавно пустовавшего и ещё более недавно переделанного так, чтобы кресло-каталка могла свободно перемещаться, открывался вид на занесённую снегом улицу. Седой единорог, ожидавший прибытия коллеги с чёрно-зелёной гривой, любовался контурами скромного мемориала на дальнем конце аллеи, проступавшими сквозь тихо сыплющиеся с неба хлопья. Каменные единорог и единорожка, стоящие бок о бок с поднятыми к небу мордочками, наверняка выражающими любопытство и желание открыть все тайны мира, обзавелись пышными белыми мантиями, больше подходящими королевским особам, чем учёным.

Именно к мемориалу относилась первая фраза, которую Блэкспот услышал, едва переступив порог кабинета.

— Твоя работа, как мне сказали, – произнёс Полимат.

Оранжевого цвета аура охватила ручки двигающегося кресла и развернула его от окна. При этом седой профессор весьма живо поёрзал на своём временном троне. Рядом стоял ещё один – принесённое из столовой кресло с пурпурной обивкой, – и Полимат уже был в силах самостоятельно перебраться в него. Но жеребцу, из жизни которого и так вычеркнули несколько месяцев, не хотелось сидеть на месте. И он перевыполнял рекомендации физиотерапевтов, постоянно двигаясь в пределах выделенного кабинета.

Благо пространства для манёвров было достаточно: коробки с отчётной документацией Полимат расставил по периметру. Он читал её, чтобы наверстать проведённое вне Стэйблриджа время. Среди кип разнородных записей попадались и переиздания научных трудов самого профессора. Их Полимат раздобыл, потому что самолюбование никогда не воспринимал как недостаток.

— Памятник семье, основавшей Стэйблридж, – продолжил седой единорог. – Не скажу, что удалось портретное сходство. Да и больше нас было. Основателей.

— Мемориал – Шейдова затея, – пояснил Блэкспот. – Я лишь проект довёл до приемлемого вида. Изначально Краулинг Шейд стелу в виде заострённой подковы планировал поставить.

Полимат позволил себе саркастический смешок.

— В любом случае, нам с Бики рано памятники ставить. Ещё своё не отработали. – Он пошевелил передним правым копытом, пытаясь сдвинуть коляску вперёд. Пятая попытка увенчалась успехом. – Я какое-то время ещё подёргаюсь. А Бики, учитывая ёмкость её блоков памяти, лет триста Стэйблридж не оставит. – Полимат решил перейти к причине, по которой так неожиданно вызвал серого единорога: – Я тут пока взялся за посильную работу. – Он кивнул на поднимавшиеся над столом башни из документов. – Разбираю бардак, в который твой внук, Шейд и Бики загнали мой научный центр. Слезами обливаюсь от всех упущенных возможностей и ошибок администрации. Причём самые кошмарные проступки санкционированы моей дорогой дочуркой. Она, изыскивая средства для Стэйблриджа, умудрилась даже продать рецептуру гранитизирующих кристаллов.

— Каких-каких кристаллов? – переспросил Блэкспот, уверенный, что впервые слышит это название.

— Зелёного минерала, что выращивается и хранится в изолированной от воздуха среде, – с умным видом произнёс Полимат. – При контакте с воздухом он распадается и превращается в облако. Живой организм, попавший внутрь облака, рискует провести века в виде гранитной статуи. Такая вот «безобидная» вещь эти гранитизирующие кристаллы, – сокрушённо вздохнул он. – Моя Бики умудрилась продать рецепт их выращивания какому-то купцу с юга. И теперь их, весьма вероятно, создаёт неизвестно кто неизвестно зачем. Эх… – Он попытался раздражённо взмахнуть копытом, но оно поднялось лишь на десяток сантиметров и тут же упало обратно. – Стоило ненадолго отлучиться, и всё превратилось в Дискордово логово.

Блэкспот подошёл ближе к столу и из праздного любопытства изучил лежавшие сверху бумаги. Некоторые из них он видел, когда ставил подпись, о существовании других знал по виденным когда-то реестровым номерам в архивных списках. Но были и скопища закорючек, напрашивающиеся на вопрос «где вы прятались последние годы?»

Отдельной стопкой Полимат положил совсем свежие конверты, адресованные лично Блэкспоту. И старый единорог даже не постеснялся скрыть, что вскрыл их и вытащил чужую корреспонденцию.

— Да, – кивнул Полимат в ответ на красноречивый взгляд бывшего ярла и добавил: – Меня эти письма заинтересовали. Научный совет тебя постоянно информирует, что пора подавать документы. Оформлять профессорство. – Единорог хитро прищурился. – Когда я сидел в Совете, соискатели сами приходили. Упрашивали рассмотреть их достижения. И мы две трети таких учёных разворачивали сразу. А тут… Они буквально готовы дать тебе звание профессора даже за карточный фокус. Кто-то очень влиятельный заставляет Научный совет подпевать своей воле.

— Всё возможно, – уклончиво ответил Блэкспот, глядя в сторону.

— Но писем пришло уже шесть. Значит, ты игнорируешь своё профессорство. Бывший ярл, повелитель западных земель, хозяин личного замка внезапно стал скромным? – Полимат подкатился ближе и по случайности едва не придавил Блэкспоту копыто – тот в последний момент убрал ногу. – Виноват. За это… И за слова. Они в голове лучше звучали... Но признай: тут явно не в амбициях дело. Почему ты не хочешь признания научного сообщества, а?

— Как бы так объяснить? – поскрёб подбородок Блэкспот. – Если меня сделают профессором, то посадят на пост директора Стэйблриджа.

Серый единорог повернул голову к окну, чтобы не видеть, как скривит физиономию старый пони, считавший, что собеседник пытался выжить законного директора. Увы, но полностью избежать сердитого взгляда не удалось – морда Полимата отражалась в оконном стекле.

— Знаешь, есть места, про которые говорят «как дома», – продолжил бывший ярл. – В них ты ощущаешь спокойствие, уют. Всегда счастлив в них вернуться, и всегда опечален, если требуется уехать… – Блэкспот глубоко вздохнул, собираясь с силами перед непростым признанием. – Так вот… Стэйблридж для меня не такой. Это не мой дом. Не родные для меня стены. Нет у меня здесь ощущения чего-то знакомого, чего-то всегда радующего глаз.

— И ты не хочешь становиться профессором, потому что тогда застрянешь в Стэйблридже на долгое время, – закончил за собеседника мысль Полимат.

— Я вернулся в Стэйблридж, чтобы получить разрешение обучать магии, – уже свободнее продолжал бывший ярл. – У меня были ученики, но, как выяснилось, не было права выдавать им свидетельство о прохождении моей специфической школы. А потом… С учениками проблему-то я решил, но случилось ещё много чего, и вот я уже назначен замдиректора, подчинённым у собственного внука. И меня тянут в профессора. Хотя, – настало время Блэкспота бросать лукавые взгляды, – я смогу от этого увильнуть, если найдётся кто-то, кто справится с управлением НИИ лучше. Кто-то знакомый со всеми особенностями Стэйблриджа. Какой-нибудь маститый учёный с парой сотен научных публикаций.

Кресло, повинуясь неуверенным движениям передних ног Полимата, сдвинулось, разворачивая профессора мордой к Блэкспоту.

— Ты отнял у меня научный центр, – неожиданно серьёзно сказал седой единорог. – Но ты же мне его возвращаешь. Твоё вмешательство разлучило меня с дочерью, и я потерял её. Но ты же даришь мне шанс не повторить этих ошибок, вернув дочь. В итоге всё, что ты совершил, ты сам же и исправил. И мне не за что на тебя сердиться. – Полимат сделал усилие над неподатливым телом, чтобы наклониться вперёд. – Однако, Блэкспот, ты всё равно редкостная сволочь.

Нога профессора сдвинулась вперёд. В этом жесте, явно давшемся далёкому от выздоровления старику с огромным трудом, крылся призыв к копытопожатию, который Блэкспот моментально прочитал. И успел подхватить ногу Полимата прежде, чем она безвольно упала.

— На том и сойдёмся, – произнёс серый единорог, бережно возвращая копыто на механизм, контролирующий перемещение кресла.

Глава 29. Самый ценный дар

В свой день рождения Блэкспот сталкивается с проблемой, которую могут решить лишь самые могущественные обитатели Эквестрии...

Напрасно светло-серый единорог пытался тихо пробраться в свою спальню. Внук, которого, несомненно, уведомили о произошедшем в ЛК-5, по праву начальника НИИ и ещё больше по праву единственного близкого родственника находился во взвинченном состоянии. Дождавшись появления Блэкспота, он выглянул из кухни настолько картинно, что заслужил бы почёт и уважение в Мейнхэттанском Театральном училище.

— Как ты, это, себя чувствуешь? – последовал неизбежный вопрос.

Квартирант, едва успевший стряхнуть снег с копыт, первое слово произнёс неслышно – чтобы сохранить иллюзию своей благовоспитанности. Потом поднял усталый взгляд на Тритса.

— Нормально чувствую. Со мной всё в порядке. Соубонс подтвердила.

Седовласый единорог разогнал размешивающую сахар ложечку, создав в чашке полноценный водоворот.

— Точно всё хорошо? – взметнулась повыше молочно-белая бровь. – Мне в кабинете слышно было, как в твоём ЛК-5 жахнуло. Мда… И доклад был, дескать, ты чуть ли не эпицентре оказался. Потому что полез Стэндглейза вытаскивать.

Уши бывшего ярла прижались к макушке.

— Я пережил несколько неприятных секунд, – подтвердил Блэкспот. – Но энергетическая волна не повредила живым тканям. Ни у кого из присутствовавших в ЛК-5 нет проблем со здоровьем. Да и не могло быть. Мы же не какую-то там проклятую статуэтку исследовали, а фрагмент корня Древа Гармонии. Тут так же, как с Элементами Гармонии – не может быть негативного воздействия. Помнишь же, да? Наш кантерлотский вояж?

Силлиест Тритс, все ещё сохраняя напряжённое выражение на морде, сосредоточенно отхлебнул чай.

— Ой, смотри! – произнёс он. – Последний представитель династии. А так подставляешься. Ведь думать-то надо… Что после тебя будет? Кто после тебя будет?

— Я спать! – немедленно выпалил Блэкспот, сворачивая направо по коридору. Отдельный коридор между спальнями был роскошью, доступной только в квартире начальников НИИ – занимавшей, к недовольству многих, целый этаж одной из внутренних построек научного центра. Планировка квартиры также обеспечивала двум умудрённым годами единорогам возможность перекрикиваться по важному поводу и без такового.

— Неужели даже сегодня. Когда твоя жизнь была под угрозой. В голову твою не влезла мысля, что плохо быть одиноким и нелюбимым? – не унимался Силлиест Тритс.

Блэкспот сначала полностью остановился. Потом неспешно повернулся в сторону кухни.

— Я любил и до сих пор люблю одну пони. Которая была твоей бабушкой. – Признание серого единорога заставило Тритса помрачнеть. Но не заставило замолчать.

— Моя бабушка тоже тебя любила. В этом я уверен. Но в настоящий момент это не имеет никакого значения. Её давно нет. Увы. И ах. Но ты-то есть. И вопрос твоего наследия есть. Поэтому я ещё раз, в бровь и в глаз, намекаю. Ты присмотрелся бы. Ну, например, к какой-нибудь особе привилегированного сословия. Мда… Как раз завтра будет повод.

Блэкспот шумно вздохнул. Ему уже пару недель приходилось каждый вечер слушать про этот «повод». Про свой уникальный возраст – сто пятьдесят лет. Про роскошное торжество, которое должно этой цифре соответствовать. Про желание всего НИИ – за вычетом, разве что, профессора Полимата – организовать одному из основателей вечеринку. Про пообещавших прибыть гостей, список которых открывали принцессы Селестия и Твайлайт.

И чем чаще Блэкспот слышал упоминание о знаменательной дате и предстоящем торжестве, тем отчётливее в его сознании проступала мысль, что он видит на этом празднике всех, кроме себя. Бывшему ярлу меньше всего хотелось закатывать пир по причине аномального долголетия. Но он не спешил сообщать об этом внуку. И дотянул до момента, когда выяснилось, что Силлиест Тритс уже зазвал в Стэйблридж чуть ли не весь «цвет Эквестрии». Отменять торжество оказалось решительно поздно, и Блэкспоту пришлось смириться с необходимостью как-нибудь перетерпеть этот один конкретный день.

Но вот с чем он мириться не намеревался, так это с очевидным желанием внука устроить из юбилея вечер сватовства и матримониальных планов.

— Силли. Я тебя предупреждаю, – заявил серый единорог, наставив копыто на смотрящего поверх чашки Тритса. – Если завтра я услышу хоть одно слово о продолжении династии… Я запрусь в астрономической башне. На весь вечер. Гостям причину сам объяснять будешь. – Блэкспот сделал паузу, словно принуждая внука задуматься о серьёзности своих слов. – Вот так. А сейчас я иду спать. А то у меня спина ноет после этой аварии. В общем, я надеюсь хорошо отдохнуть. И спокойно. Подчёркиваю – «спокойно». То есть «без нервных ситуаций» провести свой день рождения.

Он ушёл в свою комнату, демонстративно захлопнув дверь. И, судя по звукам, чуть ли не с рекордной скоростью забрался в скрипучую кровать, укрылся одеялом и погасил светильник на тумбочке. Силлиест Тритс в это время всё ещё смаковал остатки чая. Пожилой пони представлял наяву свою бабушку, Шарпенд Винд, которую помнил уже седой и утомлённой десятилетиями трудов на благо семьи. Тритс охотно соглашался, что когда-то давно она была красивой пони, и для Блэкспота, очевидно, по красоте затмила всех прочих кобылок.

Но Тритс сохранял надежду, что завтра на празднике найдётся герцогиня, баронесса, землевладелица – да хоть танцовщица с головным убором из длинных перьев, – которая зажжёт огонь в сердце стопятидесятилетнего именинника. Так же, как больше века назад это сделала Шарпенд Винд.

* * *

Седой сводник надеялся не только на рассудительность деда и на чары приглашённых на мероприятие кобылок. Силлиест Тритс верил, что его примерное поведение, начинавшееся с доставки юбиляру завтрака и бодрящего кофе в постель, поможет настроить его на более благодушный лад.

«Если уж это не сработает, придётся деда приворотными зельями поить», – думал старый единорог, неся перед собой поднос с бутербродами.

— Что? Что случилось? – пробурчал Блэкспот, которого разбудил осторожный стук в дверь.

— Ничего не случилось, – быстро пробормотал Силлиест Тритс, входя. – Просто, так сказать, в такой день захотел тебе настроение поднять. Чтобы ты не смотрел на всех филином. Вот, что ли, крепкий кофе. Сок есть, да… Печенье. Бутерброды с джемом. Очень рекомендую, кстати. Дейнти Ран расстарался на этот раз, мда…

Серый единорог, выставив из-под одеяла морду, с подозрением изучал содержимое парящего перед ним подноса. Примерно двести раз он просыпался в этой квартире, которую делил с внуком. И сто девяносто девять раз ему приходилось лично заботиться о добывании завтрака, потому что Тритс либо спал, либо ушёл пораньше в столовую, либо благополучно съел всё, что ранее приготовил. И никакой праздник ни разу не рассматривался как повод нарушить правило «каждый за себя».

— Я это… Как бы извиняюсь… – спешно ударился в объяснения Тритс. – Вчера опять насел на тебя с этой старой темой. Чес-слово, заклинивает иногда седую голову. Ты уж это, на старшего-то по должности не сердись. Давай... Перекуси, да пойдём дела недопеределывать.

— Эх… Ладно… – прошипел Блэкспот, голова которого пока что отказывалась отслеживать причинно-следственные связи и делать далеко идущие выводы.

Он сполз с кровати, позволяя одеялу соскользнуть по шерсти. Правда, соскользнуло оно почему-то не полностью – Блэкспоту пришлось поднимать его магией и скидывать назад, на кровать. Именно в этот момент раздался грохот, ознаменовавший падение подноса и безвозвратную гибель «извинятельного» завтрака.

— Святая подкова! – полным удивления голосом прошептал Силлиест Тритс, игнорируя тот факт, что магия больше не держит поднос.

Его широко раскрытые от изумления глаза не отрывались от Блэкспота. Удивлённый и в немалой степени заинтригованный, тот наклонил голову, окинув себя взглядом, но не увидел ничего достойного такой реакции. Повернув голову, чтобы заглянуть себе за спину – вдруг столь удивившее внука нечто внезапно появилось на стене спальни, – он успел заметить, как что-то промелькнуло на границе поля зрения, но тут же исчезло, следуя за движением тела.

— Что за новости? – нахмурился бывший ярл, после чего полностью развернулся к кровати.

Не считая скомканного одеяла, та была в полном порядке. Как и весь интерьер комнаты. Рисунок обоев был столь же ненавязчив, как и всегда, никаких таинственных надписей на нём не проступило. Что бы ни шокировало Тритса, оно явно относилось к самому Блэкспоту, так что тот сделал пару шагов в сторону, чтобы посмотреть на своё отражение в ростовом зеркале, имевшем форму перевёрнутого жёлудя.

Внешний вид заставил бывшего ярла искать свою челюсть где-то в районе пястной кости. К привычному отражению серого единорога в это праздничное утро прибавилось симметричное дополнение с расходящимися в стороны маховыми перьями.

Медленно подняв ногу, Блэкспот убедился, что это не шутка, и никто не заменил его зеркало картиной – незнакомое отражение повторило его жест. Он коснулся крыла и вздрогнул, почувствовав не только жёсткие перья под копытом, но и прикосновение копыта к перьям. Непривычное ощущение вывело его из ступора.

— Так, Силли, – произнёс бывший ярл, после чего вспомнил, что существует и более быстрый способ вызова неотложной помощи. – Бикер! Срочно вызови профессора Соубонс. Она нужна мне здесь. Немедленно… С аптечкой. Хотя бы… – не слишком уверенно добавил новоявленный аликорн.

* * *

С профессиональной сноровкой главврач подняла в воздух шприц, отсоединила иголку и приблизила её к развёрнутому во всю ширь серому крылу.

— Здесь больно? – с упреждением спросила Соубонс, выцеливая иглой место, где начиналась утяжелённая длинными перьями кисть.

— Ай! – дёрнулся Блэкспот, очевидно обозначив ответ. – Да.

Единорожка придвинулась ближе, намереваясь завести иглу под плотные ряды кроющих перьев.

— А здесь?..

— Да, – скривился замдиректора.

После ещё двух «аздесей» и положительных ответов орудие врачебных тестов переместилось в маленький пакетик с наклейкой «медицинские отходы», после чего профессор закрыла принесённую с собой аптечку.

— Так что скажете, доктор? – Блэкспот явно рассчитывал на более продолжительные процедуры. На деле же ему всего лишь пришлось освоить навык управления новыми частями тела и пережить несколько болезненных уколов. И бывший ярл сомневался, что на основании столь поверхностного осмотра и манипуляций с измерительной рулеткой можно сделать какой-то вывод. – Что со мной?

— У вас появились крылья, – невозмутимо ответила Соубонс. Ровно с такими же интонациями она обычно выпроваживала из кабинета ипохондриков и любителей выдать острый приступ лени за повод не ходить на работу.

— Если вы скажете, что это нормально, я вас уволю, – зло прищурился Блэкспот, не видящий в ситуации повода для шуток.

— Это не нормально для представителя нашей расы, – всё так же спокойно отозвалась Соубонс. – Но ваши крылья не являются иллюзией или результатом массовой галлюцинации. Они принадлежат вашему телу и откликаются на сознательные и подсознательные импульсы организма.

— И откуда они выросли?

— Согласно моим знаниям анатомии пегасов, крыло произрастает из лопатки, с которой соединяется через сустав, – ответила доктор.

Она покосилась на другого «заслуженного специалиста», которого пригласили на срочный консилиум. Специалист с ответом медлил – его куда сильнее зачаровали распростёртые крылья Блэкспота. Соубонс даже подготовила флакончик с нашатырём на случай, если Скоупрейдж не выйдет из ступора самостоятельно.

— Во дела! – расплылся в глупой улыбке чёрный единорог. – Я теперь всем могу рассказывать, что у меня в друзьях аликорн.

— Никто, кроме вас двоих и Тритса, не должен знать о моём состоянии, – тут же отрезал восседающий на кровати Блэкспот. Впрочем, его заявление не несло и десятой доли убеждённости, так как седой директор НИИ, несколько минут назад отправившийся к подъездной арке встречать гостей, скорее всего, уже к обеду растрепал бы тайну всем, кто готов слушать.

— Моя медицинская клятва не позволяет сплетничать о состоянии пациентов, – заверила Соубонс.

— Вам свитер многослойный понадобится, чтобы такое скрыть, – фыркнул Скоупрейдж, намекая на нулевые шансы сохранения секретности.

— Надеюсь, вы разберётесь в причине… «этого», – вздохнул бывший ярл.

За неимением внятного медицинского диагноза Блэкспоту приходилось надеяться на знания Скоупрейджа в области зачарованных предметов. Благо, тот прихватил с собой «Расклинатель» и провёл с ним гораздо больше манипуляций, чем Соубонс с иголкой.

Попутно чёрный единорог пользовался возможностью осмотреть апартаменты Блэкспота, где оказался впервые. Мысленно Скоупрейдж уже составил фрагмент письма супруге с рассказом про обстановку, напоминавшую логово готового к лекции на любую тему преподавателя, где самой роскошной вещью, что бросалась в глаза, оказались занавески с золотистой бахромой, подаренные Блэкспоту на прошлый день рождения. Также отдельной строки заслуживали предметы, характерные не столько для несостоявшегося учителя, сколько для бедствующего художника: из-под куска ткани, небрежно наброшенного на стоящий в углу мольберт, выглядывал незаконченный портрет белой единорожки с золотисто-рыжей гривой. Портрет писали со всей прилежностью и заботой – мазки говорили, что только краску для гривы меняли раз шесть.

— Ха! Ха-ха! – не вполне здравым тоном выдал чёрный единорог, вдоволь наигравшись с настройками фильтрации излучений. – Блэкспот, вы помните, как вы в секретарской стул сожгли?

Чёрно-зелёная грива согласно качнулась. Бывший единорог прекрасно помнил, как применил обычное заклинание к стулу, в который имплантировали чары птицы-феникс. И как стул пламенно среагировал на особые частицы в его магической ауре. Единственное, что ускользнуло от Блэкспота – куда тогдашний директор Краулинг Шейд дел заветный гарнитур, ведь в Стэйблридже после эпизода пожаротушения стулья больше никто не видел.

— В ваших крыльях я регистрирую такие же следы магической инклюзии, которая присутствует в заклинаниях, – доложил Скоупрейдж, – что указывает на Элементы Гармонии. Это они вам крылья наколдовали.

— Нет, это как-то не складывается, – нахмурился серый аликорн. – Будь это так, у меня крылья появились бы ещё в Кантерлоте. Тогда, как вы помните, мой пёстрый облик поменялся на родной одноцветный. В тот день я в последний раз сталкивался с магией Элементов Гармонии.

— Но вчера вы попали под излучение в ЛК-5, – напомнила Соубонс. – Вы же там тестировали корень Древа Гармонии. Древо, как известно, связано с Элементами.

— Да, Стэндглейз пытался определить характеристики чар, соединяющих фрагмент корня с Древом. Но не рассчитал аддитивный эффект импульса и… – Глаза Блэкспота резко округлились. – Профессор, вы должны проверить всех, кто был вчера в лаборатории! У них могут быть те же последствия!

Замдиректора сделал вид, будто не услышал «ну почему меня там не было», вырвавшееся у Скоупрейджа. Несмотря на присущее эквестрийцам почтение к аликорнам, Блэкспот пришёл в ужас от мысли, что авария в процессе научного исследования создала дюжину новых объектов этого почтения.

— Стэндглейз приходил ко мне ранним утром, – успокоила начальника Соубонс. – У него нет никаких аномальных проявлений. Магия Древа, очевидно, его не зацепила.

Розовая единорожка переступила с ноги на ногу, пытаясь быстрее додумать появившуюся у неё мысль.

— Влияние на вас излучения в ЛК-5, скорее всего, уникально. Поскольку у вас, проще говоря, особые отношения с магией Гармонии. Вы неоднократно подвергались воздействию заклинаний, превышающих мощность в десять тысяч чар… Причём воздействие сопровождалось переменой внешности. Это можно назвать своего рода перерождением… В журнале «Медицина и пони» в начале года публиковали одну статью, посвящённую созреванию плода в утробе матери, – внезапно заметила Соубонс. – На определённом этапе у зародыша формируются клетки, превращающиеся в рог и крылья.

Единорожка быстро окинула слушателей взглядом, убеждаясь, что её монолог представляет для них интерес. Блэкспот сидел с таким видом, будто готов был слушать хоть жужжание вспышкопчёл, лишь бы обрести шанс на исцеление. Скоупрейдж отвлечённо поглядывал на экран «Расклинателя», но ему, чуть больше месяца назад ставшему отцом, тема тоже была небезынтересна.

— Развитие этих клеток определяет биологический код, наследуемый от отца и матери. Поэтому у единорогов обязательно появится единорог. У единорога и земнопони – не обязательно, тут важно, биологический код какого из родителей окажется доминантным. И если клетки развития не получают, у новорождённого не будет следов ни рога, ни крыльев, поскольку их зачатки будут поглощены окружающими тканями за ненадобностью. Даже если какая-то группа протоклеток сохранится, они никак себя не проявят и на жизни пони не отразятся… В вашем случае, Блэкспот, имело место магическое перерождение по сходному принципу. Зачатки крыльев Элементы Гармонии, возможно, сформировали, но не развили. Однако вчера излучение подарило недостающий импульс, преобразовавший сохранённую в теле магию в материальные крылья.

Блэкспот кое-как, с третьей попытки переместил левое крыло вперёд, чтобы в очередной раз посмотреть на неказистые перья и подшёрсток. Волнистый рисунок и серый цвет напомнили ему воробьёв, на зиму перебравшихся поближе к научному центру.

— Уж лучше бы я пёстрым остался, честное слово, – признался вслух аликорн. – Итак, – он умоляюще взглянул на «светил науки», – какие будут предложения? Как меня расколдовать и избавить от лишних клеток?

— Я слышал, от крыльев неплохо топор помогает. В два приёма.

Крепивший «Расклинатель» к поясу Скоупрейдж позволил себе манеру речи, за которую другой начальник выписал бы билет в один конец на биржу труда прежде, чем выброшенный через окно наглец долетел до сугроба. Но серый аликорн нашёл предложение удивительно заманчивым.

— Можно провести мне операцию по удалению крыльев? – повернулся Блэкспот к главврачу.

— Исключено! – фыркнула Соубонс. И мысленно отметила, что в карту Скоупрейджа следует добавить диагностированное нарушение связи между речевым центром мозга и языком.

— Но почему? – тем временем возмутился Блэкспот. Возмутился так, словно ему отказали в процедуре, которая законодательно гарантирована любому эквестрийцу.

Соубонс, воспользовавшись большим зеркалом в комнате, привела одежду в порядок. В частности, разгладила воротник медицинского халата так, чтобы тот обрёл совершенную симметрию.

— Потому что я давала клятву не вредить пациентам. Ни осознанными действиями, ни случайными. И ампутация совершенно здоровой части тела попадает в число таких действий… – Главврач придвинула к себе аптечку, показывая, что без её согласия ни один инструмент врачевания в ход не пойдёт. – Кроме того, учитывая небиологическое происхождение ваших новых конечностей, нет никакой гарантии, что они не отрастут заново. Так что я не вижу причин для своего вмешательства в ситуацию. С днём рождения!

Хитрым построением речи, которая закончилась внезапным поздравлением, Соубонс вызвала у собеседника растерянность, которой воспользовалась, чтобы сбежать, пока в головы взрослым, но ведущим себя как жеребята жеребцам не пришла следующая безумная идея. Вот только у этой пары жеребцов мозговой штурм не заладился, так как начальник Хранилища Артефактов, регулярно перечитывавший дома комиксы про супергероических аликорнов, вообще не видел проблемы в произошедшем, почему и оказался за дверью.

Блэкспот, дабы не оставаться в одиночестве со своим феноменальным горем, вызвал собеседника, который до недавнего времени считался заботливым и чутким созданием. Однако проявившаяся в нём корневая личность оказала дурное влияние на созданное бывшим ярлом искусственное существо и считала теперь своим создателем совершенно иного единорога, поэтому Блэкспот связывался с заносчивым и надменным искусственным разумом только при крайней необходимости.

— Призрак, мне необходима информация о превращении единорогов в аликорнов. – Он сформулировал запрос по старинке, о чём сразу же пожалел.

— Я, по-моему, просила не называть меня «призраком», – недовольно отозвался динамик. В отличие от живых сослуживцев Бикер всегда звучала так, словно каждый день просыпалась не на том боку. Хотя не спала вообще, круглосуточно обрабатывая данные.

— Извини, – буркнул Блэкспот. – Бикер. Мне нужны сведения.

— Я всё слышала, – сообщила Бикер вместо привычного «принято». – Уже подготовила выборку. Собственно, случаев «Е-А трансформации» в исторических сводках фиксируется всего два. Ми Аморе Каденза, превратилась в аликорна пятьдесят восемь лет назад. Твайлайт Спаркл, превратилась в аликорна два года назад. В обоих случаях присутствует косвенное упоминание принцессы Селестии. Это всё. Детальная информация, относящаяся к этим событиям, находится в источниках, которые мне недоступны. Можете смотаться за ними в Кантерлот.

— Не нужно, – отмахнулся Блэкспот. В его голове возникла первая за день радостная мысль. – Запрос. Принцесса Селестия и принцесса Твайлайт уже прибыли в Стэйблридж?

— Да. Могу предоставить подробный протокол их встречи, которую вы пропустили. Хотя обязаны были явиться… В данный момент принцесса Селестия находится в Гостевом доме. Люкс номер один. Принцесса Твайлайт заселена в люкс номер два. Хотите установить связь с их апартаментами, чтобы вы могли извиниться за своё пренебрежение этикетом?

Кому-то вроде Блэкспота, не один год проработавшего вместе с Бикер, было крайне сложно поверить, что голос из динамиков принадлежит набору алгоритмов на кристаллах памяти. Впечатление складывалось такое, что жёлтая единорожка с оранжевой гривой стоит прямо посреди спальни и корит проштрафившегося подчинённого, потому что реальная Бикер именно так и поддевала бы управленца, не соизволившего пойти и полебезить перед принцессами.

— Не надо. – Имевший внутренний стержень единорог решил и дальше раздражать сторонницу этикета. – Я зайду к ним в гости. Свяжись с завскладом. Пусть немедленно пришлёт мне свитер. Толстый. Вязаный. Размер… – Бывший ярл поёрзал, на всякий случай проверяя, не отвалились ли ему на радость непрошеные дары Древа Гармонии. Естественно, крылья никуда не делись. – Пусть найдёт свитер на один размер больше моего. Да.

* * *

Натянув свитер, Блэкспот буквально помчался к Гостевому дому, невпопад откликаясь на поздравления встречных пони. Все мысли бывшего ярла занимала надежда – надежда, что многоопытная принцесса Селестия сможет решить его проблему и силой своих чар отменить колдовство Древа. Или, если не помогут знания старшей принцессы, Твайлайт Спаркл, недавно обрётшая крылья, придумает, как серому единорогу вернуть привычный облик. К радости бывшего ярла, обе высокопоставленные особы оказались в одном помещении – незадолго до появления Блэкспота младшая принцесса не устояла перед искушением проведать наставницу. И теперь они оценивали роскошное убранство люкса в Гостевом доме, не замедлив выразить своё одобрение перешагнувшему порог номера жеребцу.

Блэкспот дифирамбы принял молча – переделкой номеров «под Кантерлот» с закупкой необходимых килограммов золотой и серебряной краски занимался Краулинг Шейд. Все вычурные комоды и шкафчики, люстры и торшеры, лепнина и занавески достались нынешним руководителям НИИ уже в готовом виде. К счастью, без дыры в бюджете, так как бэт-пони как-то ухитрился обустроить Гостевой дом за счёт спонсоров.

— Рад, что пребывание в нашем научном центре вы находите приятным, – быстро произнёс Блэкспот после приветствий и неизбежного обмена ничего не значащими фразами. Ему не терпелось перейти к своей проблеме, но он полагал, что без предупреждения раздеваться перед принцессами будет чересчур даже в столь экстраординарной ситуации.

— Лично вашем научном центре, – добавила Селестия, невольно затронув больную тему, которую ненадолго заслонили крылья. – Я уже готовлю приказ о назначении вас директором. Мне лишь надо встретиться ещё раз с главой Научного совета, чтобы согласовать правки в должностных требованиях.

За мягкими откровениями аликорна прятался недвусмысленный намёк: принцесса не намеревалась ждать, пока Блэкспот «созреет» для профессорства. Она хотела посадить конкретного единорога на конкретную должность в конкретном научном центре, и препоны официальных законов и неписаных требований её абсолютно не волновали. В этот момент бывший ярл понял, что носит на спине, возможно, последний шанс избежать назначения на совершенно не нужный ему высокий пост.

— Благодарю за заботу, ваше высочество. Но я боюсь, что состояние моего здоровья не позволит мне ответственно управлять научным центром.

Селестия поморщилась, словно её личный дантист сообщил, что злоупотребление сладким нанесло вред белоснежной эмали, и включил бормашину.

— Вы нездоровы? – переспросила Твайлайт. Не так давно она пережила несколько неприятных дней в поисках лекарства – сначала вместе с Флаттершай, а затем для неё. Воспоминания были ещё свежи, и слова бывшего ярла взволновали лавандовую кобылкуб.

— Да, но официальная медицина отказывается это признавать, – недовольно заметил Блэкспот.

Бывший ярл решился и всё-таки стянул через голову свитер. С такой бесцеремонностью, что у следящего за всем происходящим в НИИ искусственного разума наверняка замкнуло узлы, отвечавшие за чувство стыда. Но жеребец не мог дольше прятать крылья от единственных во всей Эквестрии пони, кто мог с ними что-то сделать.

Твайлайт Спаркл своего удивления скрыть не смогла. Да и не старалась. Она смело подошла к Блэкспоту и сопоставила анатомическую аномалию с собственными крыльями, словно нашла на рынке пару серёжек и пыталась понять, почему они так похожи на её собственные. Как предположил бывший ярл, в голове у юной принцессы уже выстраивались абзацы научного исследования с аргументами за и против того, что в комнате находится первый в истории жеребец-аликорн.

Тысячелетний опыт политических игр позволил Селестии сохранить невозмутимое выражение мордочки, даже прищур белого аликорна остался прежним. Но вот взгляд… В нём вспыхнули искры алчности старьёвщика, обнаружившего, что отстиранная им тряпка оказалась подлинной мантией принцессы Платины. Бывший ярл помнил предыдущий раз, когда Селестия смотрела на него так же: в тот день она приняла решение, назначив Тритса и Блэкспота руководителями Стэйблриджа. Только теперь искр было больше.

— Это последствия инцидента, произошедшего вчера в одной из лабораторий. Фрагмент корня Древа Гармонии при воздействии заклинаний выдал спонтанный импульс, повлиявший на мою анатомию. Ни у кого в Стэйблридже нет опыта работы с магией Гармонии, сравнимого с вашим. Поэтому я обращаюсь к вам, чтобы решить эту неприятную ситуацию и восстановить свой естественный облик, – объяснил бывший серый единорог. Вот только едва ли хоть одна из присутствующих в комнате кобыл-аликорнов разделяла его желания.

— Необходимо обязательно зафиксировать обстоятельства упомянутого вами инцидента, – произнесла Твайлайт. – Очевидно, что Древо Гармонии напрямую подарило вам магические силы без вмешательства со стороны существующих аликорнов… – Последовал робкий взгляд на старшую принцессу, словно ученица хотела убедиться, что наставница непричастна к трансформации Блэкспота.

Селестия всё ещё сохраняла вид, словно оценивала неожиданно найденное сокровище. Блэкспот ощутил мимолётную жалость от того, что в прошлом не попытался подчинить разум солнечной принцессы Печатью Повиновения – ему страсть как хотелось узнать, что сейчас происходит в голове белого аликорна.

— Я сомневаюсь, что у меня были какие-то достижения, – ответил Блэкспот лавандовой пони. – Вы прекрасно помните, какие преступления я совершил в прошлом. Тут впору отбирать рог, а не приделывать крылья.

— Вы слишком суровы к себе, Блэкспот, – ответила за ученицу Селестия. Она сделала несколько шагов, чтобы осмотреть преображённого единорога с другой стороны, но у Блэкспота появилось ощущение, что она отрезает ему путь к отступлению. – Вы десятилетиями трудились на благо Эквестрии, изучали и развивали магическое искусство. Кантерлот и Стэйблридж – лишь те из ваших достижений, что обрели собственное имя. Вы более чем достойны дара, что послало вам Древо.

— А если, – нервно сглотнул Блэкспот, – мне не угоден этот дар? Существует ли какое-то колдовство, способное от него избавить?

Твайлайт с ироничной улыбкой покачала головой – в её библиотеке книг о подобных чарах не было. А Селестия на миг утратила самоконтроль и фыркнула так, словно услышала шутку про габариты своей фигуры. По этой мимолётной эмоции читалось, что за все тысячи лет мысль «перестать быть аликорном» никогда не посещала царственную голову с развевающейся гривой.

— Блэкспот, дар Древа Гармонии может быть неожиданным. Или обескураживающим. Но он означает, что Древо уготовило для вас роль в будущем этого мира. Вы не могли обрести свои крылья по воле случая. Воздействие на вас магией и, возможно, сама авария в вашей лаборатории были частью плана Древа. Кто я такая, чтобы вмешиваться в дела Гармонии? Какое право я имею прерывать последовательное развитие мироздания? – с вызовом произнесла кобыла, управлявшая движением солнца. Блэкспоту на такие пафосные, дающие повод к размышлениям речи ответить было нечего.

Тем временем лавандовая принцесса закончила осмотр крыльев бывшего ярла и, по всей видимости, мысленно приняла его в ряды сородичей.

— Я помогу вам справиться с этим, – подбодрила новоявленного аликорна Твайлайт. – Как мне помогли в своё время.

— Мы поможем, – заверила бывшего единорога Селестия.

Хотя у Блэкспота не было ни малейших причин сомневаться в искренности правительницы Эквестрии и её лучшей ученицы, он не мог отделаться от гадкого ощущения собственной ущербности. Ведь перед ним находились особы, заслужившие благосклонность Гармонии своими выдающимися достижениями. Кто он такой по сравнению с Селестией? С Твайлайт? С другими аликорнами? Какое у него могло быть призвание, достойное крыльев? Ведь он не поднимал магией светила, не нёс миру свет любви или дружбы. И всё же Древо выбрало его, сочтя достойным. Пусть он не совершил ничего сравнимого с деяниями существующих аликорнов, но, возможно, прошёл через череду испытаний ради какой-то цели. Ради великой, но ещё не объявленной миссии.

Мысль о необратимости и необходимости свершившейся трансформации въедалась в разум Блэкспота, разрастаясь, как ржавчина на металле, постепенно становясь частью его существа. Не таким уж кошмарным знаком представилась ему пара крыльев. Не настолько печальным показалось будущее, отведённое аликорну. Он всё ещё сомневался, что достоин дара Древа и сумеет оправдать оказанное ему доверие проводника самой Гармонии, но грядущее перестало казаться ему однотонно-серым.

Как Блэкспот не мог узнать мыслей Селестии, так и принцесса не могла заглянуть в голову и понять ход мыслей бывшего ярла. Видя на его морде тень сомнений, она решила подбодрить обескураженного неожиданным крутым поворотом своей жизни жеребца. Сделать ему подарок от себя, помочь осознать свой новый статус и связанные с ним перемены. И хотя её намерения были в целом благими, едва ли не впервые в жизни ей следовало промолчать.

— Я рассчитывала видеть вас руководителем Стэйблриджа, – напомнила Селестия и быстро добавила: – но с вашим нынешним статусом такая мелочность недопустима. Поручать вам один-единственный научный центр… расточительно. Полагаю, если меня поддержит моя коллега, для вас, Блэкспот, следует выделить более значимый пост. Например, пост советника по науке. Или, возможно, звание Принца Науки?

Селестия повернула голову, словно прося поддержки у Твайлайт. Младшая принцесса немного смутилась от неожиданной весомости её мнения. Ей не хватало дипломатического опыта, чтобы распознать в словах старшего аликорна интонацию «мне, в общем-то, всё равно, что ты скажешь», поэтому лавандовая пони искренне ответила:

— Это очень разумное предложение, принцесса.

А вот Блэкспот интонацию уловил. И она стала тем кирпичом, что лёг под колёса кареты его амбиций. Бывший ярл, усвоивший от отца немало мудрости о том, как влиять на других и не попасть под чужое влияние, вдруг увидел перед собой не миловидную особу, искренне заботящуюся о благе своих подданных и готовую даровать им места и титулы просто так, в знак расположения и доброй воли. Он увидел хладнокровную личность, которая выбила на шестерёнке с именем «Блэкспот» нужное количество зубчиков и расположила её в государственном механизме. Селестия, несомненно, уже составила планы на десятилетия вперёд, уже наметила проекты, для которых ей понадобится содействие серого аликорна. Возможно, когда-то ярл Блэкспот мог рассчитывать на то, что правительница Эквестрии будет считаться с его мнением. Но сейчас аликорн Блэкспот уже не имел права на выбор. Его поставили перед фактом: либо покорное принятие даров короны, либо немедленный открытый бунт, неповиновение, ведущее к утрате всех и всяческих привилегий. На первое, родственное каторге, Блэкспот согласиться не мог. На второе ему не давал решиться страх. Страх за тех, кто слабее его, кто не так отважно возразит монарху, чей дар был отвергнут. Блэкспот прекрасно помнил, что разговаривает с правительницей, под внешним лоском которой прячется особа, готовая ради политических выгод обложить взрывчаткой подвалы собственного замка.

— Я… – Блэкспот запнулся в начале фразы, которую мог повернуть в любую сторону, но не отважился озвучить её черновой вариант, и поэтому уклончиво произнёс: – Я благодарен вам за доверие. За сделанные предложения. Мне необходимо их обдумать. Согласовать со своим внуком. Потому что решение, безусловно, затронет нас обоих, и я должен быть уверен, что нет никаких сложностей.

— Сообщите нам своё решение, когда окончательно в нём утвердитесь, – почти промурлыкала Селестия. Принцесса, видимо, не сомневалась, что заполучила нити к управлению очередной аристократической куклой. – Просто мне хотелось бы объявить вас Принцем Науки на праздновании вашего дня рождения. Сегодня вечером. Это будет подарок, который вряд ли кто-то превзойдёт, – с очевидным бывшему ярлу самодовольством добавила принцесса.

— Увидимся вечером, – учтиво кивнула Твайлайт, магией поднимая с пола свитер.

Блэкспот натянул свой наряд, но старательно делал вид, будто ему подобное неприятно. Он стремился создать у принцесс впечатление, будто свыкся с крыльями, готов стать принцем и вообще – намерен занять первое место в списке исполнительных приспешников. Вот только ничего подобного в планах Блэкспота не было. Но вид он сделал. Хотя бы на этот преисполненный событиями день.

* * *

Блэкспота, бредущего по занесённой снегом улице, догнали Тритс и Соубонс, у которых, судя по стоящим торчком ушам и блеску в глазах, имелись новости чрезвычайной важности.

— Мы уж тебя обыскались, мда, – вместе с облачком пара выдохнул Силлиест Тритс.

Учитывая нервное возбуждение внука и принесённую Соубонс пачку каких-то бумаг явно медицинского вида, Блэкспот ожидал услышать нечто воодушевляющее. Например, что его крылья вот-вот безвозвратно отвалятся, оставив эквестрийскую державу без Принца Науки.

Однако вместо этого Соубонс, кашлянув, сообщила:

— Я провела более детальное исследование образцов ваших тканей. Преимущественно крови. И обратила внимание на уровни Ч-ферментации. Как вы наверняка знаете, это параметр, напрямую влияющий на силу колдовства. Клетки крови имеют ограничение по циклу воспроизводства, и чем старше организм, тем ниже уровень Ч-ферментации, тем слабее магия. – Чары Соубонс развернули пачку документов веером и сунули их прямо под нос Блэкспоту. – Меня и раньше волновал вопрос, как вам в сто пятьдесят удаётся творить заклинания. Ведь математически ваш уровень Ч-ферментации должен быть нулевым. Однако результаты показывают, что ваш организм имеет иной механизм воспроизводства клеток. Старые клетки не заменяются новыми. Они магически перерождаются. Постоянно. Непрерывно. С сохранением уровня ферментации. Ваша магия всегда будет с вами. И когда я говорю «всегда», это означает «неизвестное количество веков». Да. – Соубонс кивнула, поймав ошарашенный взгляд Блэкспота. – Ваш организм имеет возможность прожить сотни и тысячи лет. Это не полная неуничтожимость, так как физически устранить вас можно, но это соответствует известному на конкретных примерах феномену бессмертия.

— Это точно? – подавленно спросил Блэкспот.

— Именно так. У вас тот же диагноз бессмертия, какой я могу поставить любой из эквестрийских принцесс. Причём, – Соубонс быстро перетасовала бумаги, чтобы показать пожелтевшую справку с полувыцветшими чернилами, – это не вчера случилось. Даже когда вы устраивались на работу как пёстрый единорог Пайболд, симптомы были заметны. Только на них внимания не обратили. Потому что кому бы пришло в голову проверять вас на бессмертие?

Блэкспот, словно забыв о холоде, опустился прямо на занесённую снегом клумбу. Каждый разговор этого дня загонял его всё глубже в бездну уныния. Одних крыльев Гармонии оказалось мало. Она решила поиздеваться над Блэкспотом, принудив таскать на спине две лишних конечности до скончания времён. Возможно, в этом был какой-то план, поддерживающий незыблемость мироздания. Но этот план явно не учитывал желания серого единорога. И нуждался в пересмотре. Каким бы то ни было способом.

— Я хочу побыть один, – выдохнул Блэкспот. Едва ли кто-то ещё из пони говорил подобное в свой день рождения, но иных слов у бывшего ярла просто не осталось.

Соубонс каким-то особым медицинским чутьём поняла, что серому аликорну действительно не требуется компания. Увы, Силлиест Тритс подобной прозорливостью не отличался. Ему именно сейчас захотелось затронуть и без того не самую популярную тему.

— Что ж, это, безусловно, мне радость, – заговорил он, не заметив предостерегающий взгляд Соубонс. – Вечный представитель своей династии. Теперь Споты долго ещё не исчезнут с просторов Эквестрии. Мда, вот… Я исчезну. Но ты останешься. Найдёшь-таки себе достойную пару…

— Пожалуйста, заткнись… – без малейшей тени уважения прошипел Блэкспот, поднимаясь и быстрым шагом устремляясь вперёд по улице. Но Тритс на радостях слишком увлёкся и слышал только себя.

— Нам ведь теперь не всякая красавица ко двору придётся. Как бы, особенную особу особо искать надлежит. Из совсем уж высоких шаров. Ой, то есть сфер. – Пожилой пони торопливо засеменил следом за родственником, который напрасно надеялся, что источник раздражающего шума отстанет. – Принцессу Твайлайт почему б не сосватать, мда? А что? Хороший, как бы, ход. Вы по характеру немного несхожи. Но притереться-то можно. За сотни лет.

— Уйди, – простонал сквозь зубы Блэкспот.

— Или это… Вот, в Кристальной Империи принцесса есть. Очень, правда, мала ещё, не без того, да... Но дать ей подрасти…

Силлиест Тритс не успел рассказать, какие планы сватовства у него есть относительно Кристальной Империи, потому что серый аликорн, чьи крылья неистово натянули плотную ткань свитера, словно желая вырваться на свободу, резко развернулся в его сторону.

— Отстань от меня! – прогремело на всю улицу.

Эмоции хлестнули через край в прямом смысле этого слова. Избыток раздражения и отчаяния, который накопил Блэкспот, помимо его воли воплотился в заклинание. Более мощное, чем мог бы создать обычный единорог. Чары отшвырнули Силлиеста Тритса как пушинку одуванчика, и тот пролетел сквозь живую изгородь, собирая шкурой и одеждой комья снега и колючие ветки.

Вспышка ярости длилась всего мгновение. За ней последовали тишина и раскаяние. Замерший словно статуя Блэкспот с ужасом смотрел, как дёргается и стонет его внук, его единственный живой родственник. Как бросается к нему Соубонс. И как пятнают белый снег капли бордового оттенка.

— Вот что дала мне Гармония. Превратила в монстра, – едва слышно произнёс Блэкспот. И помчался прочь прежде, чем седой единорог, проломивший собой живую изгородь, но отделавшийся в основном испугом, поднял голову и подал голос.

— Нет… Погоди!.. Ты не… – Тритс весьма проворно для травмированного старика попытался подняться, вцепившись в склонившуюся над ним Соубонс. – Его надо остановить, – торопливо проговорил единорог. – А то он сейчас какое-нибудь безумство вытворит.

Главврач скептически посмотрела на исцарапанного, но весьма бойкого директора. Тот по-своему истолковал прищур Соубонс.

— Это я виноват. Не надо было, вот, так на него наседать. Мда. Ай! – Тритс, скривившись, поправил куртку и вновь попытался встать. – Надо его догнать. И успокоить. Срочно!

Выбравшись наконец из кустов, Тритс со всё растущей тревогой обнаружил, что Блэкспот успел скрыться. Выяснять, куда направился буйный именинник, пришлось через настенный терминал.

— Бикер, определи местонахождение Блэкспота, – попросил Тритс.

— Согласно последним распоряжениям Блэкспота, которые предписывали заблокировать доступ в ЛК-5 и отключить систему наблюдения в ЛК-5, делаю вывод, что паттерн П-00001 «Блэкспот» находится в ЛК-5, – невозмутимо сообщила система. Потом что-то в недрах переговорной панели щёлкнуло, и голос продолжил: – Поступило новое распоряжение. Заместитель директора Блэкспот дал команду установить на приборах значения, строго обратные значениям вчерашнего эксперимента.

— Ой-ёй, – прижал уши Тритс. – Он хочет обратное заклинание, что ли, сотворить? Чтобы перья-крылья стёрло?

— Если повезёт, – ответила Соубонс, непроизвольно бросая взгляд вдоль улицы. – Стэндглейз намекал, что при неверных расчётах стереть может примерно полкорпуса.

Силлиест Тритс в поисках идей натужно поцокал языком и, стряхнув с копыта набежавшую капельку крови, принялся судорожно тыкать все доступные на консоли кнопки.

* * *

Стук и призывы, доносившиеся с той стороны двери, притихли. Не потому что пони надоело шуметь, а потому что их затея достигла успеха – металлические гусеницы герметизирующих зажимов клацнули и расползлись в стороны. Очевидно, гусеницы повиновались воле Полимата – единственного единорога, который мог переспорить систему управления и отменить приказ «создателя», сняв изоляцию с лаборатории.

Теперь ничто не мешало сотрудникам НИИ, желающим остановить эксперимент, вмешаться в происходящее. И, чего Блэкспот хотел меньше всего, ничто не мешало им попасть под волну излучения. Поэтому он попытался успеть за оставшиеся у него секунды, пока дверные механизмы проворачивали замки и сдвигали плиту укреплённой двери.

Он одним махом замкнул последнюю из катушек соленоида. От инициализации процесса, от сброса энергии из корня Древа его отделяли лишь два переключателя, повернуть которые требовалось строго одновременно. Для обычного пони это представляло определённую трудность: заботящиеся о безопасности лаборанты разместили приборы на расстоянии, превышающем длину разведённых в стороны копыт, и защитили от воздействия магии. Однако при обустройстве стенда они не учли существ с аномальной анатомией. И Блэкспот вышел из затруднительной ситуации, уткнувшись в оба переключателя кончиками распростёртых крыльев.

— Хоть на что-то вы сгодились, – пробормотал он, синхронно толкая оба тумблера и с надеждой вслушиваясь в прозвучавший двойной щелчок. Щелчок, после которого «подарок» Гармонии должен был исчезнуть в потоке белой волны с розовым оттенком, которая ударила по телу аликорна.

Прозвучавший от дверей окрик, принадлежавший, несомненно, Силлиесту Тритсу, растворился в звенящей тишине. Видимое пространство лаборатории словно втянулось в развоплощающую воронку. Блэкспот мог однозначно утверждать, что с ним что-то произошло, но понятия не имел, как назвать этот процесс: телепортация? сон? смерть?

Он оказался в месте, где не было ни земли, ни неба, ни даже горизонта – только простиравшаяся во все стороны бесконечность. Это было похоже на коридор из воспоминаний, в который Блэкспота отправляла Печать Повиновения. Но здесь не было ничего, кроме него, одинокого, не способного что-либо сделать, не понимающего, по каким законам существует это место.

Кажется, смятение аликорна не осталось незамеченным в этой странной вселенной. Вокруг парящего в пустоте пони пространство прорезали шесть разноцветных сияющих столбов, возникающих из ниоткуда и в никуда уходящих. Внутри источников яркого света на уровне глаз Блэкспота проступили тёмные фигуры – шесть различающихся по очертаниям силуэтов, несомненно, принадлежащих пони.

— И снова ты, – провозгласил силуэт, что обрёл очертания первым. Когда он покачал увенчанной конусовидной шляпой головой, стала видна длинная борода. – Единорог, что снова пытается подчинить себе магию Гармонии.

— Это уже третий раз, – поддержал его силуэт, отличавшийся крыльями и головным убором, напоминавшим гвардейский шлем.

— Пришла пора выяснить, что доводит рассудительного пони до такого безумства, – прошелестел силуэт единорожки, по очертаниям которой можно было догадаться о её преклонном возрасте.

Блэкспоту туманные речи тёмных фантомов ничего не объясняли. Но он был рад хоть какому-то подобию собеседников.

— Кто вы такие? – спросил аликорн. Первым ответил силуэт бородатого мага:

— Столпы Эквестрии.

— Создатели Древа Гармонии, подарившие ему силу, – подхватил находившийся слева от Блэкспота фантом пегаски; она выговаривала слова с заметным акцентом.

— Мы отзвуки далёкого прошлого, пробудившиеся из-за твоего поступка, – закончила ответ земнопони, чья причёска напоминала кренившуюся башню.

Про Столпов Эквестрии серый аликорн слышал – библиотека семейства Спот имела несколько томов легенд о великой шестёрке пони. При желании Блэкспот мог даже припомнить некоторые имена. Но в его нынешнем «подвешенном состоянии» меньше всего хотелось выяснять, кто тут кто и чем прославился.

— Я не намеревался вас вызывать, – признался бывший ярл. – Просто хотел вернуть Древу Гармонии его дары. Бессмертие. И крылья.

— Как необычно, – произнёс силуэт того, чьё имя можно было угадать и без долгого сидения в библиотеке. Такой бородой славился всего один эквестрийский маг. – Обычно у Древа что-то выпрашивают. Например, защиты. Волшебных сил.

— Никто прежде даров не возвращал, – глубоким басом сообщил самый громадный из силуэтов.

— Значит, буду первым! – вскинул голову Блэкспот. Наверное, не следовало грубить легендарным пони, но его за минувший день изрядно достало равнодушие окружающих. Блэкспот отказывался быть сторонником идеи «аликорнов много не бывает» и готовился требовать понимания даже от исчезнувших века назад мифологических персон.

Однако этого не потребовалось. Очевидно, что в этом странном месте вне времени и пространства силы Гармонии читали помыслы серого пони самостоятельно. И уже приняли все его аргументы. Его нежелание видеть смерть поколений своих потомков и друзей. Его опасение утратить понимание быстро меняющегося мира, превратившись в архаичный пережиток прошлого. Его страх перед необходимостью быть богоподобной сущностью на вершине славы, где известность и статус будут скорее оковами, мешающими делать что-то по-настоящему полезное.

— Что ж, – произнёс силуэт пегаса, – очевидно, настал тот день, когда…

— Мы должны признать, – подхватила пегаска, – что, пытаясь принести в твою жизнь гармонию…

— Мы лишили её гармонии, – закончил огромный земнопони.

— Мы не дали тебе того, что привнесёт гармонию, – добавила старая единорожка.

— Что для тебя Гармония? – спросила земнопони со странной причёской.

Блэкспот хотел воспользоваться моментом, чтобы изложить полуматериальным фигурам свою точку зрения. Своё видение идеального мира. Идеальной жизни, включающей финал, который он заведомо отнёс к разряду «невозможного и недостижимого».

— Я всего лишь хотел…

— Не нужно, – остановил его силуэт Старсвирла. – Ты ответил на этот вопрос много лет назад. И мы можем даровать то, что тебе так желанно.

Рядом с Блэкспотом возник ещё один светящийся столб. Но он не ограничился демонстрацией чёрного силуэта – в фантомное пространство из яркой энергии сотворения шагнула белая единорожка с чуть растрёпанными локонами золотисто-рыжей гривы. Она не была Столпом Эквестрии и не оставила о себе строк в исторических хрониках. Но для Блэкспота возможность увидеть её, поговорить с ней стоила всех чинов и званий.

— Шарпенд… – произнёс серый пони. Он не замечал ничего вокруг, поскольку интересовался лишь глубинами синих глаз кобылки. Он не обратил внимания, что тёмные силуэты исчезли вместе с сияющими колоннами, не заметил, что ступает уже не по пустоте, а по высокой траве, проигнорировал симфонию звуков возникшего вокруг мира.

Все эти наблюдения пришлось делать Шарпенд Винд. Белая единорожка, безусловно, была рада видеть светло-серого единорога. Но не настолько, чтобы оставить без внимания то, что она вдруг оказалась в месте, подобного которому не видела за всю жизнь. Здесь не было ничего, кроме простого деревянного домика посреди небольшой, поросшей изумрудно-зелёной травой полянки – словно некто очень могущественный вырезал из Эквестрии фрагмент привычного пони мира. За его пределами не было ничего, кроме светло-розового рассветного неба, наполненного водящими хоровод тусклыми созвездиями.

— Мой ярл. – Шарпенд Винд обратилась к единственному видимому ей собеседнику. – Я рада вас видеть. Я рада, что вы не пострадали в борьбе за Элементы Гармонии… И даже не изменились. – Кобылка опустила голову в поклоне и осеклась, обнаружив, что контуры её копыт сильно отличаются от памятных ей. – Я снова молодая? Мой ярл, как такое возможно? – Видя, что серый единорог словно не слышит вопросов, Шарпенд Винд попыталась задать ещё несколько: – Что это за место? Как мы здесь оказались? Что мы здесь делаем, мой ярл?

Бывший властитель западных пределов позволил себе лёгкую усмешку. И перед ответом не удержался от мимолётного взгляда на свою спину – незаметно лишившуюся крыльев.

— Просто поразительно, что на все эти вопросы, – теперь настал черёд Блэкспота изучать кусок нормального пространства, повисший в безднах космоса, – можно ответить одним-единственным словом.

Он придвинулся к Шарпенд Винд так близко, что между их рогами проскочила магическая искра. И, глядя в бездну её глаз, прошептал:

— Гармония.

* * *

Силлиест Тритс ворвался в ЛК-5, буквально прыгнув навстречу ослепительной вспышке, которая произошла на нижнем этаже лаборатории. Следующие несколько секунд он слепо шарил перед собой, тыкаясь в ограду балкона, и, не переставая, звал деда по имени. Тот факт, что Блэкспот не отзывался, ужасал Тритса больше всего.

Когда молочная пелена перед глазами рассеялась, директор НИИ смог свеситься с бортика и посмотреть на испытательный стенд. Интересовавшийся наукой пони обратил бы внимание, что фрагмент корня, то ли устав от экспериментов, то ли пав жертвой последнего из них, превратился в мерцающую в воздухе серебристую пыль. Ответственный начальник заметил бы, что от многих числящихся на бюджете научного центра приборов, в комплектацию которых входили датчики из редких сплавов, шёл дым.

Но Силлиест Тритс не отрываясь смотрел на то место, где перед вспышкой успел заметить деда. И не видел там серого аликорна. Блэкспота не было в ЛК-5, от него остался лишь сиротливо лежащий в углу скомканный свитер. А между корпусами искрившего и исходившего едким дымом оборудования стояли, переминались с ноги на ногу и с любопытством посматривали по сторонам два молодых жеребца и кобылка. Из необычного в троице единорогов – помимо их необъяснимого появления в ЛК-5 – можно было выделить внешнее сходство с исчезнувшим бывшим ярлом. Ведь шерсть у них была, в основном, пепельного оттенка, а гривы сочетали в себе рыжий, чёрный и зелёный цвета.

Самый старший из компании, носивший на месте кьютимарки зелёную кляксу, подошёл ближе к балкону, с которого от избытка любопытства грозил свалиться директор НИИ. Магия юного пони вознесла вверх сложенный пополам листок. Послание, написанное хорошо знакомым Тритсу почерком. Он торопливо развернул листок:

«Мой милый внук.

Обстоятельства нашего расставания оказались не самыми приятными, и это одна из тех ошибок, которую мне уже не дано исправить. Таких я натворил за долгую жизнь прилично. Но сейчас, когда я пишу это письмо, я всецело уверен, что моя безрассудная инициатива в ЛК-5 была правильным решением.

Я просто не мог существовать в своей новой форме бессчётные сотни лет. Не мог видеть, как угасает всё, что я помнил и любил. И мне совместно с силами Гармонии удалось найти выход. Удалось обрести счастье – в отдельном карманном измерении, вне времени и пространства, которое создало для меня Древо. Кстати, можешь донести мысль о карманных измерениях до Полимата – он как раз ищет новые научные направления для Стэйблриджа.

Для Шарпенд Винд и меня Гармония создала мир. Мир, где мои биологические часы наконец-то пришли в движение. И послание это я пишу, пока они отмеряют последние секунды. Я не боюсь писать об этом, как не боюсь и самой смерти. Я жду её. Потому что смотрю на конечность жизни как на стимул, что заставляет нас меняться и пытаться совершить что-то значимое. Это самый ценный дар, которым мы располагаем. И я наконец-то смогу развернуть этот подарок.

Я оставляю тебе эту мысль, моё последнее философское наследство. И моих детей, которые тебе будут дядями и тётей. Прошу, научи их жить в мире Эквестрии, который, как я надеюсь, для этих жеребят станет источником загадок и приключений. Позаботься о них, внук мой. Позаботься о моей династии, которой ты так предан.

Твой несостоявшийся бессмертный аликорн и местами безумный дед,

Блэкспот»

— Отец сказал, что мы должны немедленно передать это послание Силлиесту Тритсу, и дал ваше подробное описание, – пояснил молодой единорог, когда глаза старого профессора, полные слёз, оторвались от листка бумаги.

Силлиест Тритс, не глядя сунув письмо стоявшей рядом Соубонс, прихрамывая, сбежал вниз по лестнице в стремлении обнять юных единорогов.

— Это я, да, ваш старый племянник. Силлиест Тритс меня звать, ага. Представьте себе… – улыбнулся он и подмигнул с любопытством смотрящей на него кобылке.

— Меня зовут Гринспот, – представился единорог, отдавший письмо. – Честно говоря, я не верил, что встречу вас. Хотя отец столько раз повторял, что, когда его не станет, мама тоже исчезнет, а мы перенесёмся в иное место. В место научных открытий и чудес.

— Так и есть, – кивнул Тритс. – Это оно самое, ага. Чудо, возведённое вашим отцом и ставшее источником иных чудесов.

— Меня Цианспот зовут, – привлёк внимание старика жеребёнок школьного возраста.

— Стало быть, Цианспот Второй будешь, – кивнул ему Тритс. – Ох, ребятки, как же много вам надо будет рассказать! Про вашу семью. Про Эквестрию. Про принцесс. Ах! – Старого единорога буквально трясло от нетерпения. По его состоянию Соубонс и присоединившиеся к ней сотрудники сделали вывод, что в ближайшее время руководству НИИ будет не до руководства.

— Вирлвинд, – произнесла кобылка, ровесница Цианспота. – Мне имя мама выбирала, – немного робко добавила она.

— Мда. – Улыбаясь, старый единорог отстранился от жеребят, чтобы окинуть взглядом всех разом, и вытер бегущие по щекам слёзы счастья. – Придётся мне, это, попробовать вас всех запомнить.

Силлиест Тритс вынужденно отвлёкся на Соубонс и ещё нескольких пони, которые проявляли интерес к новоприбывшим представителям династии Спот. Главврач вернула седому единорогу послание, с которым обстоятельно ознакомилась.

— Мои соболезнования, – тихо сказала она. – По поводу вашего деда. Знайте, если вам понадобятся успокоительные таблетки, я предоставлю…

— Соболезнования? – недоумённо заморгал Тритс. – Зачем? Соубонс, вы, это, представьте, какой был у меня великий дед. В самом-то деле. Он аж Древо Гармонии согнул в свою сторону. Ага! И ушёл так, как того захотел. Великий единорог!

Тритс явно намеревался повторно заключить в объятия новую родню. Но на середине пути его морда неожиданно вытянулась, и директор НИИ снова развернулся к главврачу.

— Соубонс, такое дело… Как бы, мне всё-таки нужна будет от вас подмога. Подможка. Подможечка такая крохотная.

— Да, конечно, – с готовностью приосанилась розовая единорожка.

Силлиест Тритс смущённо поводил копытом по покрытому серебристой пылью полу.

— Там это, в Белом зале гостей штук двести. На праздник прибыло, мда. Так вот, это… Не могли бы вы им как-то объяснить случившуюся оказию? А? Заранее благодарен! – Старый профессор с чувством выполненного долга отвернулся от оцепеневшей единорожки.

Глава 30. Точка раскола

Управляющие из "Троттингем Солюшенс" столь продуманно организуют добычу кристаллизита, что катастрофа становится лишь вопросом времени...

Дэфлаш Джог, раздражённо ворча, топал по сырому коридору. Жеребца злило как то, что он постоянно спотыкался из-за убогого освещения, на котором откровенно экономили, так и то, что к его кьютимарке добавилось пятно, оставленное некачественной краской. Дэфлаша угораздило прислониться к месту, где старый логотип в виде морского конька замазали новым – буквой «С», обвивающей палку буквы «Т». У прежних владельцев «Си-Хорс» краска была надёжнее, и вообще о помещениях подземно-подводного комплекса они заботились куда лучше нынешних. Новым хозяевам, включая Дэфлаша, было свойственно желание недоплатить, недокупить, недоделать. Лишь бы звонкая монета не покидала карман.

Вот и получалось, что бригады рабочих вынуждены были жить не в обустроенных помещениях «Си-Хорс», а в каютах привёзшего их корабля «Изобилие», вставшего на якорь с подветренной стороны острова – в каютах, по крайней мере, были свет и отопление. Каждое утро, покидая условный уют, земнопони, пегасы и единороги в криво сшитых, не подходящих по размеру спецовках и сползающих на глаза касках спускались в недра брошенного острова, где в сыром холоде полутёмных помещений возводили крепи и монтировали бурильную установку, чтобы решить задачу, поставленную начальствующими персонами, втроём занимавшими отдельную палубу «Изобилия».

Работы на «Си-Хорс» пришлось начать с осушения нескольких верхних этажей, при этом нижние уровни оставили затопленными – гораздо дешевле было просто замуровать ведущие туда коридоры и шахты. Как только вода ушла, инженеры по разработке месторождений, ориентируясь по предоставленным им схематичным картам, принялись пробивать скалу, прокладывая кратчайший путь к месту, отмеченному как наиболее подходящее для размещения буровой. Однако точность карт оставляла желать лучшего, а проводить повторную геологоразведку Джоги поскупились – в итоге рабочие в четыре смены пробивали всё новые тоннели и пещеры, больше половины из которых пришлось бросить, едва начав. В конце концов нужная точка была достигнута, и на кое-как выровненном полу естественной пещеры была смонтирована буровая установка. Пещеру пришлось основательно расширить, и всё равно верхняя часть вышки едва не упиралась в потолок. Что именно предполагалось добывать в столь стеснённых условиях, рабочим не сообщалось, на все вопросы присутствующее начальство – предварительно связавшись через особой конструкции передатчик с более высоким начальством в Троттингеме – отвечало исключительно «Не ваше дело» и «Идите работайте».

Хотя Эбраиш Джог обещал отцу, что организует добычу кристаллизита по самым высоким стандартам, а Дэфлаш и Сликер Стайл долго спорили по поводу норм и условий проведения работ, патологическая «джоговская жадность» в итоге взяла своё. Будущие владельцы «Троттингем Солюшенс», быстро понявшие, что для достижения цели им нужно всего лишь пробить дырку в земле, попытались сделать это самым топорным и дешёвым способом. Поэтому щедро платили рабочим – но с многочисленными вычетами из зарплат, предлоги для которых придумывали на ходу. Поэтому закупали лучшее оборудование – которое до того пришло в негодность на других стройплощадках и пережило не один капитальный ремонт. Поэтому принимали все меры безопасности – но только в пределах «Изобилия», на котором находились. Ни у одного из младших Джогов не возникало желания сидеть в коммуникационной рубке и слушать сухой голос отца, выговаривающего отпрыскам за растрату его денег. Монополия по добыче кристаллизита должна была принести золотые горы – но потом, а расходы по организации его добычи были ощутимы уже сейчас.

Проходческие работы и монтаж установки заняли почти месяц. Затем пришлось ждать, пока начнётся непосредственно бурение. Оно вроде бы началось, но затянулось больше чем на неделю. А теперь вообще встало по распоряжению начальника бригады Стэнчхуфа. Разбираться с причинами простоя отправился Дэфлаш – потому что вытянул короткую соломинку.

Наконец добравшись до ведущего непосредственно к пещере с буровой установкой тоннеля, пребывающий в крайне нерадужном расположении духа земнопони застал самый разгар ожесточённых дебатов. Судя по отдельным репликам, большая часть шахтёров настаивала на возобновлении работы, но гулкий бас Стэнчхуфа, призывавшего к адекватности, с лёгкостью перекрывал общий протестный гомон.

— Ничего тут уже не сделать. Отсюда нужно уходить. – Земнопони в белой каске бригадира указал на неровный потолок, изобилующий источающими капли трещинами. – Будем дальше раскачивать камень – накроет нас к ежиной матери.

Пока Дэфлаш Джог, осторожно выглядывающий из-за отсоединённой накопительной ёмкости бурового насоса, пытался сообразить, как выглядит «ежиная мать», ответное слово взяла серая кобылка с бежевыми веснушками на мордочке, чья непослушная лазурная грива выбивалась из-под великоватой каски.

— Да подпорки поставим, ё-моё! Чего, проблема дикая, что ли? Стэнч, мы бурить вниз собираемся, а не вверх. Потолок никто не тронет.

— Вел, ты меня не слушаешь! – покачал головой бригадир. – Вытащи затычки из ушей-то. Что вверх, что вниз – тут вообще без разницы. Вся зона аварийная. Сама разваливается как печеньки, что моя жена печёт. Тут просто находиться опасно, не то что бурить. Нечего нам тут делать.

— Тебе тут делать нечего, Стэнч. Если у тебя и так жизнь мёд. А я и мои ребята, знаешь ли, на работу подряжались. Потому что живём не на печеньки твоей жены. А на зарплаты. Так не мешай нам их получать.

Стэнчхуф вновь покачал головой, поморщившись от поднятого «ребятами» одобрительного гомона.

— Вел, тебя угробят тут за твою зарплату, – попытался вразумить он серую пони. – Тебе оно надо? С дитём-то малолетним?

— Так, вот жеребёнка моего не приплетай! – яростно топнув передней ногой, потребовала кобылка.

— Дак он у тебя и так ко всему приплетён. – В голосе бригадира слышались искренние понимание и сочувствие. – Ясное дело, что ты ради него на такой дикий контракт подписалась. Я тебе потому и советую: бросай всё это и уходи. О жеребёнке своём побеспокойся.

Серая кобылка вразумляться решительно не желала.

— Вот все жеребцы одинаковые! – фыркнула она, зло прищурившись и оскалив зубы. – Всем за меня подумать надо! Решить за меня, чего мне делать! Стэнч, я ведь тоже не с села приехала. У меня специальность за плечами. Высшее образование, в ИнжиТехе полученное. Я все опасности знаю. Но ты сейчас перестраховываешься, пытаешься сорвать оплачиваемую работу. Да, работа не в идеальных условиях, но в терпимых. И лично я намерена её продолжить, с учётом всех возможных рисков. – Она обернулась к стоящим за её хвостом пони. – Кто со мной?

Многоголосый одобрительный крик заставил Стэнчхуфа бросить быстрый взгляд на потолок, и выражение его морды стало ещё более обеспокоенным. Радостные вопли почти сразу стихли, однако не потому, что «ребята» вдруг приняли его сторону, а из-за появления новой действующей морды – Дэфлаш, услышавший достаточно и сообразивший, как использовать разобщённость среди рабочих, решил показаться из-за своего укрытия.

— Начальник смены, почему буровые работы не ведутся? – спросил остроносый земнопони.

— Потому что нечего нас в таких условиях эксплуатировать, – пробасил Стэнчхуф, с вызовом глядя в глаза холёному жеребцу, выглядящему на фоне окружающих работяг совершенно чужеродно. – Мы тут не самоубийцы, запомни это, алчная ты морда.

— Если вы не в состоянии исполнять свои обязанности, то я, как работодатель, обязан вас заменить, – холодно сказал Дэфлаш. Однако глаза выдавали, что он с трудом удерживается, чтобы не огреть собеседника первой подвернувшейся киркой.

— Воля твоя, – буркнул коренастый жеребец, после чего снял с головы белую каску и бросил её на пол. – Губи народ, сволочина капризная.

Дэфлаш Джог стерпел и это, хотя желание расправиться со Стэнчхуфом – и сделать это абсолютно безнаказанно с учётом папиных денег, связей и адвокатов – сильно возросло.

— Можно узнать, как ваше имя, мисс? – поинтересовался остроносый земнопони у серой кобылки.

— Велдингбид, – ответила та, бросив взгляд на угрюмо уставившегося в стену Стэнчхуфа.

— У вас есть практический опыт ведения бурильных работ?

— Есть профессиональная подготовка в разных областях, – уклончиво ответила кобылка и принялась торопливо перечислять: – Специализация по установке металлических каркасов. Земляные работы. Прокладка труб…

Дэфлаш Джог махнул копытом, давая понять, что услышал достаточно. Почти сумев скрыть брезгливое выражение морды, он поднял белую каску, краешком копыта смахнул грязь с её козырька и протянул веснушчатой кобылке.

— Мисс Велдингбид, теперь вы начальник смены. Приступайте к работе, – распорядился жеребец.

— Будет исполнено, – кивнула та, после чего повернулась к бывшему начальнику: – Стэнч, ты теперь без каски. Покинь, пожалуйста, зону работ. – Заметив, что Дэфлаш Джог отошёл достаточно далеко, она вполголоса добавила: – И это, прости, Стэнч. Ты правильно сказал. Мне жеребёнка обеспечивать надо. Мои родители могут за ним присмотреть, но не вырастить. Так что мне нужна эта работа. И эти деньги. Прости.

Стэнчхуф шумно выдохнул, услышав повторное извинение.

— Я-то тебя прощу, – поднял брови жеребец. – Простишь ли ты себя, когда всё совсем плохо станет?.. Ладно, Вел, надеюсь, у тебя всё получится. Только… – Он кивком позвал её за собой и прошёл к выходу из тоннеля, остановившись у вонзившего металлические шипы в пол размеренно шуршащего устройства. – Принцип работы моего улучшенного сейсмографа, надеюсь, объяснять не надо?

— Стэнч, ты всё ещё в первый день объяснил! – фыркнула кобылка, покосившись на стрелку, что оставляла на медленно вращающемся рулоне бумаги похожую на расчёску линию. Рулончик был зачарован и периодически самоочищался, чем избавлял бригаду от необходимости держать под копытом кипу бумаги.

— Значит, повторю. – Стэнчхуф почти ткнул копытом в самописец и посмотрел на Велдингбид. – Красные полосы ближе к краям – это «точка раскола». Если стрелка начнёт прыгать так, что выйдет за них – всё, скальные породы под буровой «поплыли». В этом случае всем надо валить отсюда как можно скорее. Вел, плевать на деньги, плевать на оборудование. Если «точка» пройдена – катастрофы не избежать.

— Я буду следить за сейсмографом, – пообещала Велдингбид. – В оба глаза.

Бывший начальник с сомнением посмотрел в упомянутые серые глаза. Он не видел в них ни ума, ни опыта, полагавшихся пони, подрядившейся на крайне рискованную работу. Но был бессилен что-либо изменить.

Лаборатория ЛК-1 Стэйблриджа при новом «надзирателе за прикладной магией» окончательно превратилась в конторский зал, где бумаги преобладали над творческой инициативой. Единорог по имени Стэндглейз ценил аккуратность в униформе, аккуратность в причёске и аккуратность в документах. Его предшественница, доктор Везергласс, на вопрос о «разрешении на тестирование прототипов» зачастую отвечала: «А что это?» Стэндглейз на этот же вопрос отвечал: «Сколько экземпляров вам нужно?» И приносил на один больше. Более того – ни один опыт, ни один эксперимент не мог быть начат без требующегося по уставу количества бумаг с полагающимся числом подписей. Сотрудники отдела прикладной магии от непривычной писанины выли похлеще древесных волков, но вынужденно отрабатывали норму по макулатуре, радуя Стэндглейза видом ровно расставленных столов и согбенных над ними спин.

Впрочем, сам начальник отдела не гнушался подавать сотрудникам пример – его стол располагался на кольцевом балконе второго этажа, ближе всего к выходу, и был завален документами ничуть не меньше, потому что на нём оседали все бумаги, в которых находилась математическая либо грамматическая ошибка. И хранились там минимум неделю, чтобы послужить наглядным доказательством для Полимата, что непрерывная работа в отделе ведётся и соответствует всем параметрам тщательности.

Стэндглейз непривычным для единорога образом взял карандаш зубами и уже собрался отметить необходимость запятой в деепричастном обороте, когда в ЛК-1 буквально ворвался чёрный жеребец с двухцветной гривой. К уже имевшимся между Стэндглейзом и Скоупрейджем обидам тут же добавился упорхнувший недопроверенный листок. И то, что начальнику Хранилища Артефактов на устроенный беспорядок было, мягко говоря, наплевать.

— Стэнди, мне нужен ключ от Ц-4! – с ходу выпалил Скоупрейдж, нависая над столом.

Фиолетового окраса единорог с идеально подстриженной чёрной гривой следил за покинувшим его листом бумаги, пока тот не скрылся из виду. Затем вынул карандаш изо рта и положил перед собой, дважды поправив, чтобы тот лежал строго параллельно длинной стороне стола. Снял элегантные круглые очки, которые всегда надевал при работе с бумагами, аккуратно сложил их и положил слева. Протянул копыто к чашке и повернул её так, чтобы линии рисунка на ней и на блюдце в точности совпали. Осмотрел идеально выровненные стопки документов, выискивая торчащие краешки. Не найдя таковых, выпрямился и положил передние ноги на стол, соединив копыта. И лишь после этого поднял взгляд на нетерпеливо переминающегося с ноги на ногу Скоупрейджа.

— Во-первых, не «Стэнди», а исключительно «доктор Стэндглейз», – менторским тоном начал он. – Во-вторых, «пожалуйста, если вас это не затруднит» должно начинать ваше обращение. В-третьих, где «здравствуйте, извините, разрешите зайти»?

— По дороге потерял, – брякнул чёрный единорог, от которого правила этикета отскакивали, как от гигантских угрей заклинания.

— На столь непочтительное обращение я могу ответить исключительно «ничем не могу помочь», – произнёс начальник отдела, не меняя позы и продолжая сверлить старшего лаборанта взглядом.

Упомянутый ключ от подземной лаборатории преспокойно выглядывал из кармана висевшего на вешалке идеально отглаженного халата, и Стэндглейз даже пару раз скосил на него глаза. Он был полон решимости всеми силами и ни под каким видом не поощрять невоспитанное поведение Скоупрейджа. Если бы тот вёл себя подобающим образом и обратился с должным уважением – тогда, возможно, фиолетовый единорог ещё подумал бы над его просьбой. Однако стоящий перед ним чёрный собрат не уступал ему в упрямстве и, похоже, успел потерять остатки не только манер, но и терпения.

— Ай, ну тебя! – бросил Скоупрейдж, после чего тёмно-серое магическое поле выхватило из кармана халата ключ, перенеся его в копыто просителя.

Стэндглейз нервно икнул от такой наглости.

— Из уважения к вашей жене и всему, что она сделала для отдела прикладной магии, – произнёс он, – я готов вам один-единственный раз простить поведение, недопустимое в моём присутствии. Если вы сейчас же вернёте ключ на место! – повысил голос Стэндглейз.

— Так, слушай, ты, несмешная пародия на Гласси, – осадил сослуживца Скоупрейдж. – Я ключ беру с возвратом, понял? Мне нужен Телепортной… То есть разработанный тобой костюм, способный переместить на другой край Эквестрии. Речь идёт о спасении жизни.

— Да как ты смеешь, – приподнялся над столом Стэндглейз, – подвергать сомнению мои полномочия и мой авторитет?! Все разработки департамента предоставляются посторонним только с разрешения, подписанного мной, начальником службы безопасности и непосредственным начальником научно-исследовательского центра. И моей подписи под таким документом ты точно не получишь!

Казалось, победа осталась за Стэндглейзом, поскольку окутанный фиолетовым магическим полем ключ покинул копыто чёрного единорога и беззвучно улёгся на стол перед единорогом фиолетовым. Однако истинная причина «победы» крылась в том, что старший лаборант отвлёкся, вытаскивая из кармана зеркальце с рамой в виде спрута, четыре переплетённых щупальца которого образовывали ручку.

— Ладно. Это… Погорячился я, – нехотя произнёс Скоупрейдж. – И вообще не с того начал. Мне нужно было, чтобы ты взглянул на эту штуку.

Он протянул зеркальце собеседнику, держа его тыльной стороной к себе. Стэндглейз вздохнул, смерил грубияна уничтожающим взглядом, затем надел и поправил очки, и лишь после этого, чуть подавшись вперёд, всмотрелся в своё отражение, отметив, что нужно поправить гриву. Правда, сделать ничего не успел: способность отражать предметы у данного аксессуара была не единственной. Едва взглянув в зеркало, фиолетовый единорог почувствовал непреодолимую силу, затягивающую его внутрь. Сначала в зазеркалье отправилась его вытянувшаяся морда, а потом и всё остальное туловище.

— Видит Гармония, не хотел я этого, – вздохнул Скоупрейдж.

Осторожно положив зеркальце на стол отражающей поверхностью вниз, он вновь притянул к себе ключ. Сунув его в карман, развернулся и нервно дёрнул ушами, поняв, что на него не отрываясь смотрят все без исключения сотрудники отдела, только что видевшие, как их начальника поймали в колдовскую ловушку.

— Ребят, вы особо не волнуйтесь, – громко произнёс чёрный единорог, отметив отсутствие «особо волнующихся» среди сидящих этажом ниже пони. – На артефакте очень слабые контаминационные чары. Через часик они развеются и вашего начальника выпустят… Только вы зеркало не трогайте, хорошо? Ага? И… удачного дня! – с фальшивой весёлостью пожелал Скоупрейдж, оказываясь по ту сторону входной двери.

Единорог, гадая, будет ли в ЛК-1 сейчас праздник или запоздалая паника, помчался по коридорам основного здания НИИ, чтобы выбраться через ближайший зал во внутренний двор. В его голове крутилась лишь одна мысль – о необходимости проникнуть в Ц-4. О необходимости раздобыть опытный образец костюма, использующего внешний магический заряд для перемещения на огромные дистанции. Идею зачарованного наряда, быстро снискавшего прозвище «телепортный», которое потом превратилось в «телепортной», высказал сам Скоупрейдж, когда вместе с Блэкспотом опаздывал на заседание Научного совета. Но если чёрный единорог просто брякнул первое, что пришло в голову, то бывший ярл идею обдумал и, отметив её практическую перспективность, поручил разработку Везергласс. Та, чтобы не отвлекаться от «Феникса», спихнула проект Стэндглейзу, который довёл костюм до стадии прототипа, о чём не преминул составить объёмный отчёт в трёх экземплярах.

Начальник Хранилища Артефактов, пять минут назад злоупотребивший своим положением в личных целях, шагнул в кабину лифта и нажал кнопку цокольного этажа. Должность обеспечивала ему доступ в полную секретностей секцию, а оттягивающий карман ключ позволял попасть в конкретную лабораторию, содержащую конкретный опытный образец.

Вот только он не учёл, что на том же цокольном этаже обитало нечто, неусыпно следившее за Стэйблриджем и имевшее собственное мнение по поводу всего, что происходило в стенах подконтрольного научного центра, а также способное вмешиваться в события.

Глухо лязгнув, лифт остановился через пару секунд пути.

— Скоупрейдж, – прозвучал внутри стальной коробки голос Бикер, – я зарегистрировала аномальные паттерны в вашем поведении. Вы применили артефакт против начальника ОПМ Стэндглейза. Согласно инструкциям, я известила о происходящем службу безопасности и заодно отца. Поступил приказ задержать вас для дальнейшего разбирательства.

— У меня нет на это времени! – взвыл Скоупрейдж, исступлённо вдавливая кнопку «вниз». Естественно, безрезультатно.

— Уж извините, Скоупрейдж, но я действую согласно протоколу «безумный учёный».

— Чего? – обиженно вскинул голову тот. – Я не безумный. Как раз наоборот. Я очень хорошо знаю, что делаю.

Пока система управления НИИ обрабатывала этот ответ, чёрный единорог сверлил взглядом люк в потолке кабины, прикидывая, сможет ли он через него выбраться из лифта.

— Ваши действия не поддаются логическому осмыслению, либо у меня недостаточно информации для их анализа, – спустя несколько секунд сообщила единорожка.

— Информация тебе нужна, да? – огрызнулся Скоупрейдж. – Ладно, вдруг поможет. – Он встал на задние ноги, упираясь передними в прямоугольный люк. – Мне срочно нужно изобретение из лаборатории Ц-4. Оно позволит мне переместиться на восток, на «Си-Хорс», где вот-вот случится геологическая катастрофа.

— Я не фиксирую информационных сообщений о катастрофах в данном регионе. Геологическая обстановка отмечена как стабильная.

Скоупрейдж пару раз стукнул копытами по крышке люка – та оказалась слишком надёжно привинчена к потолку кабины. Ключ от Ц-4 в качестве отвёртки не подходил, так как был слишком крупным. А простое заклинание винтики нащупать не могло.

— Возможно, сейчас стабильная, – продолжил единорог, опускаясь на четыре ноги. – Но в течение часа произойдёт авария. Которая разрушит весь остров. Остров уйдёт под воду. Я знаю это, потому что починил Ментальный Реверсификатор. – Жеребец положил копыто на походную сумку, которую таскал с собой. Потом подумал и вытащил оттуда зеркальный цилиндр. – Я использовал его и отправил свои воспоминания на сутки в прошлое. Так что, поверь мне, все, кто находятся на «Си-Хорс», через час погибнут. Включая Велдингбид. Мать моего сына Таймскейла. Я не хочу, чтобы это произошло! Поэтому я должен переместиться на «Си-Хорс». И вывести её к безопасности, пока не поздно. Поэтому… – В разговоре с искусственным разумом Скоупрейдж решил соблюдать хотя бы минимальную вежливость, так как в данном случае, в отличие от разговора со Стэндглейзом, это могло сработать. – Пожалуйста, не задерживай меня.

Динамик несколько раз сухо щёлкнул. Единорогу, знавшему Бикер при жизни, показалось, что профессор цокает языком, предваряя ответ, который вряд ли понравится собеседнику.

— Мне жаль, Скоупрейдж. – Синтезатор речи и правда смог придать её голосу нотки сожаления. – Я вам сочувствую, но не могу принять ваши доводы. Сотрудники в научном центре не имеют права творить всё, что им вздумается. Даже если верят в собственную правоту.

— Хорошо, – хмыкнул жеребец, поднимая зеркальный цилиндр в копытах. – Запомню на следующий раз, что с тобой говорить бессмысленно…

Он крутанул половинки цилиндра вокруг центральной оси. Реверсификатор щёлкнул, и кабина лифта наполнилась мелодичным перезвоном кристаллов, который почти сразу смолк. Зажмурившийся в ожидании Скоупрейдж решился приоткрыть один глаз.

— Не понял юмора, – пробормотал он, недоумённо осматривая кабину лифта.

Он ещё несколько раз покрутил половинки цилиндра. Звон каждый раз исправно раздавался и тут же смолкал без каких бы то ни было эффектов. Непонимающе хмурящий брови единорог принялся разбирать артефакт.

— Я что, не вкрутил концентроцикличный штифт?.. – пробормотал он, зажигая огонёк на кончике рога и пытаясь заглянуть в сверкающее нутро Реверсификатора. Повернув артефакт под нужным углом, он увидел пустующее тёмное углубление там, где полагалось быть соединяющей две части артефакта детали.

Открытие вызвало у Скоупрейджа приступ паники, почти сразу сменившейся апатией. Реверсификатор не был собран полностью. Единорога обманули собственные воспоминания из предыдущего цикла. В них он поместил недостающий элемент на место. А час назад, собираясь «бежать спасать Велдингбид», перепутал воспоминания о будущем с реальными действиями в настоящем и решил, что штифт уже на месте, хотя тот преспокойно валялся в ящике стола.

Скоупрейдж осознал, что импульсивными действиями окончательно похоронил свои планы. Оставил себя без костюма для телепортации и без Ментального Реверсификатора. Будь рядом Гласси, наверное, она бы напомнила единорогу про важную деталь, которую он забыл перепроверить, так как увлёкся накладыванием чар на зеркальце. Да что там – будь Гласси на месте, не возникло бы и проблемы с доступом в Ц-4. По всему выходило, что без малиновой пони чёрный жеребец оказался совершенно никчёмным.

Скоупрейдж уронил бесполезный цилиндр на пол и вытащил из кармана оттягивавшую его трубочку. Потряс её и отвинтил крышку, к которой крепилось погружённое в мыльную воду кольцо. Взметнувшаяся вверх стайка пузырей отразила тусклый свет ламп.

Однако забава, ранее неплохо снимавшее напряжение, не могла прогнать мысли о том, насколько сильно он подвёл Велдингбид и Таймскейла. Чувство вины от мысли, что из всех возможных действий он выбрал самые необдуманные, рискованные и в итоге бесполезные, не могло исчезнуть так же легко, как лопающиеся в воздухе сферы из воды и мыла.

— Да чтоб вам провалиться! – выдохнул единорог. Он обращался ко всем: Бикер, с истинно машинным равнодушием отнёсшейся к его словам, всем живым пони, что так некстати оказались на его пути, а больше всего к себе – неудачнику, застрявшему в лифте с неработающим по его же вине артефактом, и только и способному, что пускать пузыри.

Однако брошенные в сердцах слова подтолкнули погружающийся в депрессию разум. Скоупрейдж посмотрел на пол кабины, через который желал всем метафорически провалиться. И осознал, что может провалиться сквозь него отнюдь не метафорически. И даже, при должном везении, продолжить после этого путь.

Он прикинул толщину пола, расположение аварийной лестницы в шахте. И телепортировался. Заклинание не потребовало много магических сил, так как дистанция измерялась в метрах – два вниз, один вправо. Зато потребовалось много сил нервных и физических, чтобы в доли секунды после перемещения успеть сориентироваться и ухватиться за покрытые точками ржавчины скобы, избавив себя от долгого падения в шахту. Переведя дыхание, он двинулся вниз.

Это был изнуряющий спуск, который, к ярости Скоупрейджа, отнимал время. Но он шаг за шагом продвигался вниз, к цокольному этажу, искренне надеясь, что расплывчатые понятия «через час» или «очень скоро» дают ему несколько столь необходимых минут. Где-то над его головой зашумели механизмы лифта: кабине потребовалось вернуться наверх и продемонстрировать сотрудникам службы безопасности расстёгнутую сумку, катающийся с боку на бок Реверсификатор и лужу мыльной воды.

Задние ноги чёрного единорога коснулись дна лифтовой шахты. Передние упёрлись в расходящиеся двери, преодолевая сопротивление пружин автоматической блокировки. Двери поддались, пуская авантюриста на цокольный этаж НИИ – где он успешно вывалился на пол коридора прямо перед парой охранников, которым полагалось патрулировать помещения. Морды пони, облачённых в униформу с нашивками, были далеко не радостными.

— Ох, блин! – выдохнул Скоупрейдж. День складывался откровенно не в его пользу. Но сдаваться единорог пока не собирался и тут же торопливо заговорил: – Ребят, ну вы же меня знаете. Работаете здесь не меньше моего. Поверьте, я хочу спасти жизнь дорогой мне пони. И только поэтому веду себя так дико…

Старший по званию охранник, до того неотрывно смотревший на Скоупрейджа, повернул голову в сторону и почесал нос.

— Лиш, ты чего-нибудь видишь? – спросил он.

— Э-э-э, – смутился тот, переводя взгляд с затылка напарника на лежащего у их ног единорога и обратно. – Ну… Я… Нет?

— Вот и я ничего. Очевидно же, что заведующий артефактника носит при себе какой-то амулет, делающий его невидимым, – рассуждал вслух начальник патруля, продолжая изучать стену. – Нам, следовательно, надо бы разойтись да осмотреть второстепенные коридоры. Он непременно попытается проскользнуть именно там.

— Так точно, – с готовностью кивнул Лиш.

Сотрудники службы безопасности, чуть ли не перешагнув через растянувшегося на полу единорога, устремились куда-то в малоосвещённые туннели.

— Спасибо, ребят, – чуть слышно произнёс Скоупрейдж. Он поднялся и рысью двинулся к Ц-4, который располагался в десятке шагов от лифта.

Единорога ждало очередное тяжёлое испытание – надеть тёмный эластичный костюм со здоровенной нагрудной кнопкой-ромбиком. Вид висевшего на лесках одеяния внушал сомнения, что оно вообще налезет на мускулистые ноги и густую шерсть. Но это был лишь первый из неприятных сюрпризов. Следующим стала крепившаяся прямо к материи записка, десятки сестриц которой украшали все более-менее значимые объекты в лаборатории. Чёрный единорог прищурился, разбирая, что хотел сообщить Стэндглейз своим непривычно вытянутым почерком.

«Опасность! Не трогать. Шанс материализации объекта после перемещения пятьдесят процентов».

— Сучаровы чары! Стэндглейз! – не сдержался чёрный единорог. – Ну почему ты не мог работать усерднее?

Упрёк был бессмыслен настолько, насколько безнадёжна была ситуация. Свой отчаянный план Скоупрейдж составил на основании результатов эксперимента, в документах значившихся как «весьма обнадёживающие». Опять же – будь рядом Гласси, она бы напомнила, что такая заметка гарантирует: прототип далёк от готовности, как Эппллуза от океана.

Мысли о Везергласс сменились чередой мелькающих воспоминаний. Скоупрейдж вспомнил, как услышал о катастрофе, унёсшей жизни шахтёров на острове «Си-Хорс». Вспомнил, как вычитал среди списка погибших имя Велдингбид. Вспомнил, с каким исступлением заперся в Хранилище Артефактов, вооружившись инструментами. Вспомнил, что чуть ли не чудом воссоздал внутренние детали Ментального Реверсификатора, который почти год валялся в полусобранном состоянии. Вспомнил, как взял цилиндрический артефакт в копыта, не имея ни малейшего представления о его работоспособности. Вспомнил, как чуть больше часа назад в его голову пришли воспоминания о ещё не прожитом дне. Вспомнил панику, охватившую его от того, сколько времени, по расчётам, осталось до катастрофы на «Си-Хорс». Вспомнил все пережитые только что события, вплоть до настройки координат телепортации.

И всё это только затем, чтобы увидеть записку и понять тупиковость – и тупость – ситуации.

Или…

Скоупрейджа всегда упрекали в излишней азартности. Упрекали жена, коллеги, сокурсники, даже младший брат. Упрекали и пользовались, заманивая единорога в очередную игру с целью выиграть что-то значимое. Скоупрейдж не раз проигрывал школьные обеды, утратил из-за глупой ставки десяток лучших комиксов в коллекции. Но с горечью признавал, что так ничему и не научился. И объезжал Лас-Пегасус за километр.

Учёный пони признавал вероятность проигрыша. Но предпочитал верить в вероятность победы. И продолжал верить в свою удачу сейчас, когда требовалось сделать самую значимую ставку – поставить на кон собственную жизнь. Натягивая телепортный костюм, единорог не думал, что шанс проиграть и погибнуть равен пятидесяти процентам. Он думал, что шанс на успех равен пятидесяти процентам.

Велдингбид изучала усеянные зубцами конические свёрла, объединённые в нечто, напоминавшее пасть чудовищного монстра. Как специалиста по металлургии, её прежде всего интересовала степень износа рабочей поверхности горнопроходческого инструмента. Пока что бур выглядел нормально и вполне годился для отработки ещё одного, последнего из запланированных на день, отрезка.

— Оуг, Шийз! – Она позвала двух операторов буровой станции, земнопони и единорога, которых, по сложившимся порядкам, называла сокращёнными именами. Потому что в критической ситуации на выговаривание «Оугерхип» и «Шийзлд Барн» могло уйти недопустимо много времени.

— Да, Вел, – откликнулся старший по возрасту и по рангу земнопони.

— Разворачивай Камнеглота и спускай в шахту, – махнула копытом начальник смены, под руководством которой за последние два дня удалось сделать едва ли не больше, чем за неделю главенства Стэнчхуфа. – Последние шесть метров надо пройти.

— Понял, – кивнул Оугерхип, одёрнул треснувшую по швам в паре мест спецовку и вцепился в перекинутые через блоки канаты. Его напарник магией активировал приводящие сервомоторы бурильной установки, развернувшейся в сторону пробитой шахты.

С рычанием голодного кротомедведя и жужжанием улья вспышкопчёл механизм нырнул в темноту колодца. Заклинания Шийзлд Барна отправили вслед за ним шланги, по которым к зубцам подавался промывающий раствор и отводилась измельчённая порода.

Вскоре техномагический инструмент достиг предыдущей точки, на которой остановился, и вгрызся в камень, заставив весь остров дрожать подобно листьям, что цеплялись за деревья в позднюю осеннюю пору. Бригаде шахтёров вибрации, тряска и сыплющаяся с потолка пыль были не в новинку – эти нездоровые условия работы оговаривались в контракте отдельным абзацем. Поэтому все спокойно стояли на своих постах – кто контролировал давление в трубе буровой машины, кто следил за подачей охладителя и накоплением шлама, кто дежурил возле проблемной линии энергопередачи, которая от всеобщей сырости норовила стрельнуть искрой, кто бродил между опорными конструкциями пещеры, выискивая дефекты.

Отметив, что всё идёт как надо, Велдингбид развернулась, чтобы перебраться в другую часть пещеры, и буквально в последний момент краем глаза заметила пустующую циновку, расстеленную возле самописца сейсмографа. Замерев на месте, она быстро пересчитала окружающих её пони.

— Оуг, где Квив? Квивер Брилл почему не на месте? – спросила кобылка, перекрикивая гул рабочей обстановки.

— Совсем простыл, – ответил земнопони, периодически срывающийся на кашель. – Просил доработать за него смену.

— А кто за сейсмографом следит? – спросила Велдингбид и тут же получила логичный ответ. Никто. Ни один пони не собирался тратить своё время, превышающее прописанное в соответствующем пункте контракта, в сырой холодной пещере, потому что никаких премиальных всё равно бы не получил. «Недостаток рабочих на смене – проблема начальника смены», – заявил один из Джогов ещё на первом вводном инструктаже.

Велдингбид спрыгнула с платформы, образованной не до конца срытым пластом породы, поправила каску и подошла к сейсмографу, чтобы лично снять показания. По дороге она подбирала фразы похлеще, чтобы вечером донести до Квивер Брилла всё, что она о нём думает. Никто не запрещал простужаться и болеть. Но работник обязан уведомлять о самочувствии начальника смены, пусть даже этот начальник лично Квиверу неприятен.

Все сочинённые эпитеты мгновенно выветрились у неё из головы, как только она увидела бешеную пляску стрелки самописца. Раз за разом чертёжный инструмент возносился на условный верх, подобно прыгуну в высоту переносясь через планку, отмеченную красным цветом. И тотчас же нырял вниз, как прыгун с вышки, погружаясь ниже второй критической полосы.

Велдингбид отчаянно замахала ногой, требуя немедленно прекратить все работы. Оугерхип последовательно дёрнул ряд рычагов, магическое поле его напарника сильно убавило в своём свечении. Все находящиеся в пещере пони отвлеклись от своих дел и напряжённо уставились на замершую у сейсмографа серую кобылку.

Велдингбид, вслушиваясь в затихающий рёв буровой установки и чувствуя, как сопровождающая её работу вибрация угасает, не спешила давать какие-либо объяснения, не сводя глаз со стрелки. Вот сейчас она вернётся в центр и там и останется, на бумаге вновь появится ровная линия, говорящая, что опасаться нечего, что она просто ошиблась, приняв результат работы бура за нечто иное. Может, ошибся сейсмограф, может, от постоянной вибрации разболталось одно из креплений и прибор просто начало трясти, отчего он начал врать. Вот сейчас, сейчас…

Стрелка миновала центр и двинулась вниз. Не моргая, Велдингбид следила, как она приблизилась к красной линии, коснулась её… и двинулась дальше, ниже, ещё ниже. Сейсмограф лучше пони чувствовал, что творится в глубине острова, на затопленных этажах, в толще скал, в течение последних дней непрерывно сотрясаемых и терзаемых стальными зубами Камнеглота. И единственным доступным ему способом – движением стрелки – предупреждал о приближающейся неминуемой катастрофе, означавшей крушение всех надежд, связанных с «Си-Хорс».

Велдингбид потребовалась всего секунда, чтобы принять решение.

— Все на выход! – рявкнула она. – Покинуть пещеру! Немедленно!

Какие-то другие приказы, возможно, и вызвали бы споры. Но опытные горняки прекрасно знали, что такое сейсмограф, что именно он может показывать, и что означает такой тон начальства, поэтому моментально бросили всё, за сохранность чего некогда расписывались, и двинулись прочь, стараясь как можно быстрее оказаться у единственного коридора, связывавшего зону бурения и поверхность.

Пока жёлтые каски проходили мимо серой земнопони, Велдингбилд пыталась бегло подсчитать число эвакуирующихся.

— Шесть… Семь… – Память подсказала, что она опять видит не всех входящих в её бригаду пони. – Где Травертайн?

— Он, вроде бы, пошёл проверять крепь в дальней галерее, – пояснил Шийзлд Барн, ожидавший своей очереди, чтобы пройти по узкому коридору в относительно безопасную область.

И, едва закончив фразу, бросил на начальницу взгляд, словно призывающий забыть его слова и уходить со всеми. Весомости его взгляду придал раздавшийся откуда-то из глубины скрежет, от которого содрогнулась вся пещера. С потолка посыпалась пыль, а от чёрной дыры скважины разбежалось несколько быстро расширяющихся трещин.

Всё указывало на то, что задерживаться в пещере любому, кто дорожит своей жизнью, не стоит. И разумным решением было бы сбежать, оставив Травертайна в случайно пробитой горизонтальной штольне – когда её проделывали, ещё не имелось точной информации о месте бурения. Учитывая усиливающуюся вибрацию, лезть в боковые ответвления шахты казалось самоубийственной затеей. Травертайн и сам уже должен был ощутить признаки надвигающейся катастрофы и примчаться к выходу. Но он мог быть ранен и зажат камнями, а бросить члена своей бригады в такой ситуации Велдингбид попросту не захотела. Не смогла. Развернувшись, она бросилась мимо буровой установки в дальнюю часть шахты.

Шийзлд Барн хотел было окликнуть начальницу, но очередной подземный удар, заставивший светильники мерцать и кое-где угаснуть, его остановил. Вместо этого единорог поспешил проделать сорок шагов от новых пещер, пробитых в скалах, до старых залов, с плохо закрашенными логотипами «Си-Хорс». Там он тоже не стал задерживаться, спеша нагнать товарищей, которые, бросая испуганные взгляды на появляющиеся в стенах всё новые трещины, торопливо поднимались по всем доступным лестницам. Наверх. На поверхность.

Преодолев половину этой дистанции, Шийзлд Барн буквально столкнулся с оранжевым жеребцом, потерявшим где-то горняцкий ботинок.

— Травертайн? – изумился единорог. – Ты разве здесь? Я думал, ты внизу. В дальней галерее.

— Нет, – немного смутился земнопони. – Я давно оттуда ушёл. Мне по нужде нужно было. Потом тут трясти начало…

Шийзлд Барн остановился и посмотрел на уходящие вниз пролёты лестницы. Ему пришло в голову, что пару минут назад по его вине начальница отправилась на бессмысленный поиск и, фактически, на верную гибель. Мысль пришла, но сделать с этим шахтёр уже ничего не смог – как раз в этот момент очередная судорога распадающейся скалы обрушила фрагмент потолка. Куски камня проломили лестничный пролёт на этом этаже и, наверное, на всех последующих. Через пролом наверху и через расширяющиеся трещины начала бить пенящаяся морская вода. Ей предстояло затопить всё, что ещё оставалось от многострадального комплекса.

Единорог в каске чудом оказался на куске лестницы, который выдержал обвал. На его счастье, никаких больше завалов и обрушений на пути не встретилось – и Шийзлд Барн последним покинул ходящую ходуном под копытами твердь. Последним бросился к качающему на поднявшихся волнах «Изобилию». Сбросив по пути каску, он промчался по трещащему и тонущему причалу, чтобы после прыжка вцепиться в канатную сеть, сброшенную с борта отплывающего судна.

Держась за верёвочные узлы и глядя на то, как море забирает последние куски скалистого острова, Шийзлд Барн не переставал думать, что из-за его слов, из-за его невнимательности, из-за его ошибки где-то там, среди бурлящей воды и дробящегося камня осталась на верную смерть серая кобылка с лазурной гривой. И никто ничего не мог с этим поделать.

Младшая пони из семейства Джог предпочла наблюдать за последними мгновениями острова с самой высокой точки грузового судна – взлётной площадки, где раскручивала лопасти фирменная БПТ. Сликер Стайл, опередив братьев в плане понимания происходящего, начала готовить машину к отлёту уже после первых признаков землетрясения. Эбраиш и Дэфлаш, любовавшиеся в иллюминаторы на геологическую катастрофу, не покинули бы каюты вовсе, будучи уверенными в надёжности корабля, но по палубам «Изобилия» разнёсся протестующий гомон толпы работяг, которые чудом спаслись от гибели.

Шахтёров быстро собрал вокруг себя Стэнчхуф, отстранённый от работ, но ещё не покинувший судно – встреча с другим транспортным кораблём ожидалась лишь в конце недели. Коренастый земнопони заставил бригады собраться, определить отсутствующих. Как оказалось, на борт «Изобилия» не поднялась только начальница последней смены Велдингбид. Узнав об этом, Стэнчхуф, забыв про разногласия, какие были между ним и кобылкой, велел всем почтить память серой пони минутой молчания. А после призвал толпу строго спросить с руководителей проекта за все их просчёты. Сорок три работника из четырёх смен дружно двинулись в сторону кормы, к взлётной площадке, попутно случайным образом добывая себе огнетушители, лопаты с противопожарного щита, крепежи для снастей. По мере продвижения сослуживцев Стэнчхуфа их аргументы становились всё более весомыми.

И вот тут начальство вынуждено было эвакуироваться. И трижды проклясть себя за решение не брать в «круиз» десяток-другой охранников. Желание сэкономить на зарплате надёжных пони и стабильное уменьшение зарплат ненадёжных теперь грозило семейству Джогов гораздо большими потерями.

Эбраиш и Дэфлаш заметили толпу, когда подходили к взлётной площадке. К счастью для них, дистанция оказалась достаточно большой – братья прошмыгнули через запирающийся решёткой коридор и затворили за собой путь. Причём Эбраиш, до последнего не решавшийся бросить набитый чемодан, едва не остался по другую сторону преграды – земнопони фактически пришлось таранить решётку, которую родной брат пытался запереть прямо перед его мордой. В итоге он протиснулся, а вот чемодан остался с другой стороны. Отложив выяснение отношений на потом, два жеребца галопом помчались на площадку. Галопом потому, что хлипкая решётка не тянула на препятствие для волны народного гнева, а Сликер Стайл вполне могла поднять БПТ в воздух и без пассажиров. Джоги на её месте так и поступили бы.

Но бывшая некогда братом сестра то ли не успела подготовить механизмы к подъёму над раскачивающейся палубой, то ли проявила неслыханную для семейки доброту – она, не убирая копыт со штурвала, терпеливо ждала, пока «балласт» усядется в транспорт. После чего резким движением перебросила регулятор оборотов двигателя в крайнее положение.

Беспегасный транспорт с вертикальным подъёмом быстро набрал достаточную высоту, чтобы его пассажиры могли не бояться брошенных при помощи магии предметов. Остановив подъём и зависнув, Сликер Стайл смотрела, как бурлящие воды скрывают последние фрагменты скалистого острова.

— Гадство! Столько оборудования пропало, – процедила пони в лётной куртке, заходя на ещё один вираж. – Двадцать тысяч битов вложили в эту дыру.

— Причём кое-кто вкладывал свои личные деньги, – напомнил Эбраиш. Было странно слышать эти слова именно от него, поскольку наличные средства среднего брата, подготовленные для вложения в общее дело, не покинули его чемодан.

Дэфлаш Джог в этот момент смотрел в другую сторону – на «Изобилие», по которому ходили недовольные пони. Несмотря на наличие в бригадах пегасов, преследовать владельцев «Си-Хорс» никто не стал – их паническое бегство шахтёры, а также примкнувшие к ним матросы восприняли как моральную победу.

— Счастливо оставаться, отребье! – выкрикнул «победителям» Дэфлаш Джог, в очередной раз продемонстрировав свои интеллектуальные способности тем единственным пони, которые могли его слышать внутри закрытой кабины БПТ.

Однако минутой позже кабину сотрясла куда более эмоционально несдержанная тирада, раздавшаяся, как только Сликер Стайл, выровняв курс, заглянула во вделанную в кресло пилота небольшую коробочку.

— Паскуда! Тварь! Зараза! – рявкнула она, с усилием разгибая спину и кое-как фиксируя копытом положение штурвала.

— Что случилось? – почти шёпотом поинтересовался Эбраиш, пытаясь с заднего сиденья податься чуть вперёд, что при габаритах БПТ, не рассчитанной на троих пони, было проблематично.

В голове приземистого земнопони сразу начали выстраиваться кошмарные догадки, что сестра обнаружила какие-то отклонения в полёте транспорта. И они могут не долететь до Троттингема. Или могут долететь, только если сбросят балласт… На роль которого средний из детей Иолиана Джога претендовал в первую очередь.

— Я свои гормональные препараты на корабле оставила, – раздражённо фыркнула кобылка, когда-то бывшая жеребцом.

— Это навредит твоему здоровью? – оперативно поинтересовался средний брат. Ему показалось важным опередить язвительный комментарий Дэфлаша, который, судя по морде последнего, должен был последовать в любую секунду.

Сликер Стайл сделала глубокий вдох. Потрясла свободным копытом и вернула его на положенное место среди рычагов управления. После этого полёт БПТ выровнялся, а солнце переместилось от одного края кабины к другому – транспорт взял курс к месту назначения.

— Мне рекомендовали делать инъекции регулярно, – сквозь зубы призналась кобылка. В другой ситуации она охотно скрыла бы от братьев столь личную информацию, бывшую, фактически, компроматом. – Но я с утра ничего не принимала. Что сильно сказывается на моём эмоциональном состоянии… Так, ладно… – Последовал ещё один глубокий вдох. – До Троттингема лететь несколько часов. Я постараюсь их перетерпеть. Пока я занята управлением, перепады эмоций подавить смогу. Как только прибудем, спущусь в свою комнату за лекарствами. А до тех пор, пожалуйста, не действуйте мне на нервы.

— Понял, – ответил Эбраиш. – Мы будем сидеть тихо. И пока подумаем, как рассказать отцу о случившемся, – добавил он, с намёком взглянув в сторону старшего брата.

Каждый из пони погрузился в свои мысли. Кабину затопила тишина, нарушаемая лишь непрерывным гудением механизмов воздушного транспорта.

Велдингбид, следуя зову совести, убедилась, что никто из её смены не оказался забыт в самом дальнем из закутков. После чего под скрип проседающих под собственным весом скал и шелест падающего сверху песка галопом помчалась в главную пещеру. Она уже видела далеко впереди путь к спасению, ту неровную дорогу, что обещала вывести из тёмных опасных глубин коллапсирующего острова. Проход остался цел, проход ждал её, последнюю пони, ради наживы дерзнувшую пытаться вырвать нечто бесценное из хватки земных недр и едва не поплатившуюся за свою дерзость.

Прыжок. Прыжок. Шаг в сторону, чтобы обойти вывалившийся из стены кусок породы. Прыжок. Гостеприимный коридор стремительно приближался. Велдингбид забыла обо всём на свете, кроме этой пробитой в скале трубы, заполненной сухим туманом сыплющейся с потолка пыли.

И именно в этот момент, когда мысли кобылки были полностью поглощены неотвратимостью спасения, когда её задние копыта нашли точку опоры для следующего прыжка, кто-то неожиданно решил подать голос, обратившись к Велдингбид по имени.

— Велди! – позвал чёрный единорог с бело-коричневой гривой. Из-за него готовая к последнему рывку кобылка замешкалась, сбилась с шага, а затем и вовсе остановилась и уставилась на нечто совершенно невозможное – невесть как оказавшегося здесь Скоупрейджа, наряженного в чёрный облегающий костюм с переливающимся ромбом на груди.

Несколько мгновений, что Велдингбид потратила на попытку осознать, что почти сливающийся со своим костюмом чёрный единорог настоящий, оказались роковыми: очередная судорога острова вызвала обвал, и выход оказался завален. Серая пони лишилась шанса на спасение, зато обрела время, чтобы всё-таки задать неожиданно появившемуся жеребцу вопрос:

— Какого сена ты тут делаешь?!

— Я пришёл тебя спасти, – с пробивающимися в голосе триумфальными нотками заявил Скоупрейдж. Он двинулся в обход пробурённой скважины и покорёженных металлических конструкций.

Кобылка, смотревшая на облако пыли, поднятое осевшей породой, не знала, какими словами встретить гордо топавшего в её сторону субъекта. Ведь если бы она не сбавила шаг, если бы она двигалась строго к выходу, то, возможно, успела бы оказаться по ту сторону завала, на пути к спасению. А возможно, находилась бы сейчас ровнёхонько под грудой булыжников. Без каких-либо шансов на долгую и счастливую жизнь.

Получалось, что Скоупрейдж её, вроде бы, спас. Но это не успокаивало вызванное адреналином желание организовать «спасителю» вывих челюсти, предварительно упрекнув:

— Спаситель, тоже мне. Отлично справился, гений.

Скоупрейдж посмотрел на завалившие выход камни. Быстро прикинул их размер и вес и признал, что для его скромных сил эта преграда непреодолима. Впрочем, его план по спасению матери его жеребёнка и не предполагал чего-то подобного.

— Велди, я рад, что ты в порядке, – заявил он. После чего замер в нескольких шагах от пони, на выручку которой отправился. Замер исключительно потому, что от взгляда попавшей в беду красавицы захотелось броситься в скважину.

— В порядке? Из-за тебя я навсегда тут останусь!

Несмотря на распиравший её гнев, Велдингбид постаралась приглушить голос – с потолка продолжали сыпаться пыль и песок, и новый обвал, вызванный её криком, был бы совершенно лишним. Впрочем, трясти вроде стало поменьше: видимо, после последнего толчка процесс разрушения острова замедлился, достигнув некой точки неустойчивого равновесия.

— Не останешься, – уверенно заявил Скоупрейдж. – Я телепортирую тебя на поверхность.

Смелое заявление. Велдингбид, будучи земнопони, колдовать не умела. Но знакомые единороги делились историями, насколько сложно бывает переместить объект из одной точки в другую, особенно на значительное расстояние. В данном случае, чтобы обеспечить кобылке безопасную эвакуацию, Скоупрейджу требовалось сотворить заклинание с радиусом действия метров триста минимум. И даже если подобные чары были единорогу по силам, оставалось ещё одно обстоятельство.

— А сам ты как выберешься, умник? – прищурилась кобылка. В одну телепортацию на большое расстояние она могла поверить. Но вряд ли кто-то со времён Старсвирла мог телепортировать двоих сразу.

— За это не волнуйся. – Скоупрейдж указал на висевшее в передней части его наряда нечто. Оно по виду напоминало смесь шарманки и ящика для почты, украшенного постоянно меняющей цвет ромбовидной кнопкой. – Вот тут встроен механизм, который вернёт меня обратно в Стэйблридж. Моментально. Мне потребуется только ромбик нажать.

— Что ж, действуй! – благословила его Велдингбид. – Раз твой план такой продуманный.

— Угу. Почти продуманный, – вздохнул Скоупрейдж. – Я только что сообразил, что надо было стащить из хранилища капсулу моноколдовства.

— Это что ещё такое?

В пещере, где не очень расторопный единорог собирался с мыслями для заклинания, внезапно воцарилась полнейшая тишина. Даже присыпанный пылью сейсмограф перестал напряжённо царапать бумагу. Словно тонны породы раздумали обрушиваться на головы изолированных от всего мира пони.

— Это артефакт времён Индестриэла, – в наступившей тишине произнёс Скоупрейдж. – Капсулу можно проглотить, и, пока она остаётся внутри организма, у чародея возрастает мощь одного конкретного заклинания. Мне бы сейчас пригодилась.

На кончике рога Скоупрейджа вспыхнуло несколько искр магической ауры. Вспыхнуло и угасло. Это немедленно вызвало у Велдингбид скептическое замечание:

— Спаситель, тоже мне. Самые нужные вещи берёт и не берёт. А без них ничего не может. Давай теперь надеяться, что, пока ты спасаешь меня, кто-то кинется спасать тебя. Например, малиновая твоя зазнайка.

Пока кобылка упражнялась в остроумии, Скоупрейдж дважды попытался сплести телепортационное заклинание. И дважды оно рассеялось, рассыпавшись бессильными искрами. Единорог заскрежетал зубами от собственной неспособности утихомирить все мысли, кроме нужной – слишком много тревог и опасений сейчас глодало разум. И ехидство кобылки с лазурной гривой совсем не помогало. Даже в такой смертельно опасной ситуации некогда любимая им пони не могла переступить через свой характер и прекратить критиковать.

— Да помолчи ты, наконец! – сдали нервы у единорога. Пошедший наперекор всему Стэйблриджу жеребец не хотел выслушивать замечания от спасаемой пони. И выразил свой протест самым активным способом – топнул копытом.

Имелась крайне незначительная вероятность, что жест вынудит Велдингбид прикусить язык. И столь малая вероятность, естественно, не сбылась, потому что в ответ раздалась новая тирада про «очень квалифицированного спасателя». Но имелась вероятность ещё меньшая, что удар копытом станет той малостью, что нарушит неустойчивое равновесие. И вот она как раз ухитрилась сбыться. От места соприкосновения копыта Скоупрейджа со скалой побежала трещина. Она стремительной змеёй скользнула между усеивающих пол пещеры камней, прыгнула на стену, затем на потолок. И замерла аккурат над головой чёрного единорога. Слишком тонкая, чтобы представлять угрозу для попадания в неё копыта, она, тем не менее, оказалась достаточно широкой, чтобы кусок скалы, надломленный последним сотрясением, сместился и упал. Упал самым неудачным образом, приложив по затылку стоящего под ним чародея, в опасной зоне не удосужившегося надеть банальную каску. Едва начавшие формироваться чары бесследно растаяли в воздухе, а сам единорог, пошатнувшись, без звука упал набок. К счастью, в сторону от зияющей в паре шагов от него многометровой шахты, но и это не сулило Велдингбид ничего хорошего.

Запнувшись на полуслове, она ахнула и одним прыжком преодолела несколько шагов, что отделяли её от единорога.

Скоупрейдж был жив – это она могла сказать точно. Он дышал, второпях прижатое к шее копыто ощутило биение сердца – но и только. Похлопывание по щекам не дало результатов, от закатившихся глаз остались только белки, а уши отвечали лишь рефлекторным подёргиванием.

— О нет, милый, – прошептала Велдингбид. – Что же ты? Как же ты?..

Она попыталась бережно просунуть ногу под голову жеребца, но, ощутив копытом какую-то влагу, отдёрнулась. И с ужасом увидела, как светлые пряди гривы медленно краснеют.

Скоупрейдж был жив. Но, вполне возможно, его жизнь измерялась минутами. Если не секундами. И Велдингбид ничем ему помочь не могла. Но знала, что единорога могут спасти. В месте, откуда он столь неожиданно прибыл. В месте, куда жеребца могла доставить столь удачно упомянутая кнопка.

Где-то вдалеке раздался грохот очередного обвала и шипение устремившейся в пролом воды. Вставшие торчком уши Велдингбид уловили скрежет и плеск, доносящиеся отовсюду. Через считанные минуты пещера либо обрушится, либо будет затоплена наконец-то нашедшим дорогу морем. У двоих пони не было никакой возможности выбраться из смертельной западни. У одного такая возможность оставалась…

Кобылка последний раз обняла бесчувственного «спасителя». Серое копыто опустилось к ритмично переливающейся кнопке на костюме жеребца. Мгновение на то, чтобы коснуться её, у Велдингбид было. Но перед этим она успела отрывисто шепнуть:

— Позаботься о моём мальчике…

Глава 31. Необходимая смерть

Вокруг Скоупрейджа и его семьи закручивается ветвящаяся петля пространственно-временного континуума...

Полимат, Стэндглейз, Соубонс и десяток охранников бродили по лаборатории Ц-4, делая мысленные и устные замечания, касавшиеся недавнего буйства чёрного единорога и его предполагаемых замыслов. Больше всего шума создавал начальник отдела прикладной магии, которого целый час заставили из недр зеркала рассматривать узоры столешницы: ни один из заслуженных тружеников отдела не пожелал даже приблизиться к артефакту. Потом они попытались оправдаться, что, мол, опасались попасть под воздействие чар, которые могло таить в себе зеркальце. Но не учли, что Стэндглейз с той стороны зачарованного пространства прекрасно слышал их весёлые «опасения».

Однако единорога с безупречно уложенной чёрной гривой злило не только заточение внутри модного аксессуара. Он был в ярости оттого, что опытный образец созданного им костюма из Ц-4 благополучно пропал, и ни одна из мер предосторожности, за которые Стэндглейз уважал НИИ «Стэйблридж», не остановила злоумышленника.

— Я крайне возмущён и недоволен. – С этими словами фиолетовый единорог приблизился к Полимату, читавшему развешанные по оборудованию записочки. – За подобное поведение сотрудник должен быть наказан с максимальной строгостью. Он напал на меня, господин директор! Напал! На меня!

Седой единорог поднял бровь, словно желая сказать «тоже мне великое дело». Но должность обязывала реагировать на обращения подчинённых более информативно:

— Полностью согласен, что Скоупрейдж нарушил многие пункты устава Стэйблриджа. Всё это войдёт в его персональное дело. Лично внесу туда записи.

— Этого недостаточно! – фыркнул Стэндглейз. – Нападение на других сотрудников! Несанкционированное применение опасных артефактов! Порча и кража имущества! Господин директор, если в вашем научном центре могут работать такие кадры, то в нём не могу работать я. Прошу это учесть.

«Эх, слышал бы ты, что творится с дисциплиной в мэйнхеттанском ИнжиТехе», – подумал оранжевый единорог, через знакомых в Научном совете знавший, что происходит в других учреждениях. И на правах начальника осведомлённый о том, куда активно зазывают Стэндглейза его знакомые.

— Разберусь со Скоупрейджем по всей строгости устава, – пообещал Полимат.

После этого Стэндглейз на некоторое время оставил директора в покое и пошёл вздыхать о «коварстве тех, с кем приходится работать» в другой угол лаборатории. В это время оранжевый единорог, держа веером перед мордой несколько листков с записями, пытался разобраться в принципе работы оборудования для дальней телепортации.

— Бики, ты фиксируешь параметры солнечных отблесков с консоли «Д-02»? – спросил седой пони, бросив взгляд в сторону настенного динамика.

— Подтверждаю.

— Попробуй определить его текущее местоположение на карте.

— Один момент, – с готовностью произнесла Бикер. С превосходящей всех математиков Эквестрии скоростью машинный разум принялся производить расчёты. Учтя неизбежную погрешность и дважды проверив степень округления, Бикер сопоставила полученный результат с координатами известных географических объектов. – Фиксирую совпадение с участком суши. Остров. В данных Эквестрийского Центра Картографии не значится, но в некоторых источниках упоминается как «Си-Хорс». В грифоньих летописях проходит под названием…

— Остановись, – попросил Полимат. – Хм. «Си-Хорс», да? Это про это место говорил тебе Скоупрейдж? В лифте?

— Ага, – буркнул настенный динамик.

— Конечно, кто-то скажет «совпадение», – рассуждал вслух директор НИИ. – Но Скоупрейдж твердит, что ему нужно попасть в определённое место. Чтобы спасти некую пони от катастрофы. После чего Скоупрейдж похищает и использует телепортной костюм, отправляющий его в это самое место. Может ли из этих логических посылок следовать, что его утверждение о катастрофе является правдой?

Полимат задал этот вопрос исключительно для того, чтобы проверить ход мыслей Бикер. Для него ответ был очевиден.

— Это ведь Скоупрейдж, – после недолгого молчания неохотно ответила Бикер. – Насколько я помню, если он чудит, значит, на то есть причина.

Полимат с довольным видом кивнул.

— Фиксирую поток входящих данных! – внезапно раздалось из динамика.

Все пони в помещении вздрогнули, а находящийся на нервах Стэндглейз даже подпрыгнул.

— Ага! Возвращается, преступная морда! – выпалил он. – Вот уж я ему задам сейчас.

Впрочем, едва ли его «задам сейчас» подразумевало нечто большее, чем поток ядовито-занудных слов – право применения физического воздействия фиолетовый единорог оставлял за сотрудниками службы безопасности. Да и, честно сказать, Скоупрейджа он побаивался.

До драки, однако, дело не дошло. По лаборатории пронёсся порыв ветра, рождённый вытесненным воздухом, и на месте, где недавно находился экспериментальный костюм, заклубился чёрный туман – так у его создателя получилось сымитировать ауру заклинания. Туман быстро рассеялся, и все увидели Скоупрейджа – лежащего на полу и не подающего признаков жизни. Лишь приглядевшись, можно было понять, что грудь жеребца всё же приподнимается. Все, даже приготовившийся устроить старшему лаборанту разнос Стэндглейз, поняли, что с начальником Хранилища Артефактов произошло нечто крайне нехорошее, а значит, все претензии следует отложить в дальний карман халата.

Полимат оказался возле телепортированного в лабораторию единорога первым. И почти сразу понял, кому следует приблизиться второй.

— Соу, у него грива в крови! – крикнул седой пони. – Забирай его к себе! Быстро!

— Поняла, – кивнула единорожка, специально разработанным для экстренных ситуаций заклинанием телепортируя к себе носилки и кивком подзывая ближайших охранников.

— Вы только костюм не повредите, – попросил Стэндглейз, наблюдая, как бессознательного Скоупрейджа фиксируют ремнями, и четверо охранников поднимают носилки. – Он очень ценный. Снимайте его осторожно, пожалуйста, чтобы ни в коем случае не… Стоп, а это ещё откуда? – пробормотал он, провожая взглядом проплывающего мимо него чёрного единорога, точнее, пришитое к его костюму устройство возврата. Ещё точнее – беспрестанно меняющую цвет квадратную кнопку.

* * *

— Мама, стой!

Копыто Велдингбид замерло, не коснувшись кнопки. Сама кобылка повернула голову в сторону голоса и заморгала. В первое мгновение она подумала, что её тоже ударило по голове упавшим с потолка камнем, и всё происходящее – последние видения гаснущего сознания. Если появление в пещере Скоупрейджа ещё можно было как-то объяснить – собственно, он сам это и сделал, вполне научно и логично, – то второй возникший из ниоткуда пони не мог быть ничем, кроме галлюцинации.

Молодой тёмно-серый единорог, едва тянущий на выпускника старшей школы, стоял в пяти шагах от них и не сводил глаз со взрослых пони. Подобного жеребёнка – тощего, в больших квадратных очках и толстом свитере с торчащими нитками – Велдингбид могла себе представить в библиотеке или на каком-нибудь Дэринг-коне. Но никак не в рушащейся подземной пещере, которую с минуты на минуту затопит море.

И всё же юнец находился здесь, робко переминался с ноги на ногу и теребил висевший на шее медальон, напоминавший кучу-малу из нескольких часовых механизмов. Его поведение напомнило Велдингбид тех «робких смельчаков», что в младших классах не решались потаскать за кобылку портфель – или выразить интерес каким-то иным образом. Вот и у тёмно-серого единорога с бело-лазурной гривой, судя по всему, имелись известные проблемы. Очень известные, ошарашенно сообразила Велдингбид, узнавая в форме скул и надбровных дуг своего ныне бессознательного кавалера. Только теперь сознание серой пони, с трудом успевавшее за стремительно меняющимися событиями, зафиксировало тот факт, что молодой единорог назвал её «мама».

Но чудеса на «Си-Хорс» ещё не закончились. Из окружающей темноты соткалась фигура ещё одного единорога. Молодого. Тёмно-серого. С бежевыми веснушками на морде и бело-лазурной гривой. Только в отличие от появившегося первым этот был облачён в облегающий костюм с ярко светящимися полосами и не носил очков, а его грива была выбрита на висках. Он держался куда увереннее и выглядел как персонаж какого-нибудь фантастического романа.

— Не активируй механизм, мама! – подал голос очередной любитель возникать из ниоткуда. Он не стал смотреть на Велдингбид так, словно та была исчезающей в копыте красивейшей снежинкой, а сразу шагнул вперёд, мягко, но властно отодвинув впавшую в полный ступор кобылку от бесчувственного единорога.

На появление столь похожей на него личности отреагировал неряшливый жеребец в очках.

— Ты из второй линии событий? – без каких-либо колебаний спросил он. – Отца спасаешь?

— Да. И да, – отрывисто ответил стриженый пони. Под одной из фосфоресцирующих полос его костюма оказался карман, из которого его магия вытащила пару блестящих инструментов непривычного вида. Опустившись на пол рядом с неподвижным Скоупрейджем, он коротко бросил: – Мне требуется пара минут, чтобы поменять механизм активатора.

Раздался треск разламывающегося камня. Вскинув голову, фантастически выглядящий единорог быстро оценил ситуацию и принял какое-то решение. Удерживая инструменты в магическом поле, он протянул копыто к поясу – Велдингбид заметила на нём знакомый амулет из сплавленных вместе фрагментов часов, – сорвал с крепления круглый предмет, напоминающий шайбу для игры на льду, и бросил его под ноги серой пони. Предмет коротко сверкнул, и в следующее мгновение четверых узников подземной пещеры накрыл магический купол. Сразу стало тихо, и облегчённый вздох наряженного в свитер жеребца прозвучал как раскат грома.

После того как упавший с потолка булыжник беззвучно раскололся о колдовскую преграду, Велдингбид интуитивно вздрогнула. И вышла из оцепенения.

— Вы кто вообще такие? – спросила она.

Велдингбид обращалась к обоим сразу, потому что два столь похожих жеребца в её понимании не могли не быть родственниками. Вот только ей сложно давался факт теоретического родства. Хотя не так давно она смотрела в эти чёрные глаза. Не так давно приглаживала такую же бело-лазурную гриву. Не так давно не спала ночей из-за плача, тембр которого ещё слышался в не закончившем ломаться голосе. У обоих жеребцов.

— Я объясню, если ты не против? – произнесла растрёпанная версия единорога.

— Не отвлекай, я занят, – буркнул «второй экземпляр», только что доставший из очередного потайного кармашка тускло переливающуюся квадратную кнопку.

— Лады, – кивнул первый, после чего повернулся к Велдингбид. – Мама, я твой сын. Я Таймскейл. Из будущего времени, отстоящего от нынешнего момента на четырнадцать лет. Я вернулся в этот момент прошлого, чтобы спасти тебя…

Его рассказ прервал шум, пробившийся даже сквозь магический барьер. Велдингбид инстинктивно съёжилась. Буровая площадка всё-таки превратилась в месиво из земли, камней и морской воды. Но ничто не смогло попасть внутрь защитной полусферы, стоящей без какого-либо дополнительного вмешательства со стороны активировавшего её единорога. Велдингбид, осторожно подняв голову, полюбовалась плотной магической завесой. Она видела щитовые чары в исполнении нескольких заклинателей, но подобный рисунок поля, казавшийся многослойным и активно циркулирующим, наблюдала впервые. При взгляде на данное чудо сложно было отделаться от мысли, что в нынешнем времени генератору поля не место.

— В этот день четырнадцать лет назад по моей хронологии, – снова привлёк её внимание облачённый в свитер жеребец, – ты погибла. Когда ты нажала на активационный механизм костюма и отправила отца в Стэйблридж, отдача заклинания вызвала стохастические резонансные колебания в окружающих скалах. Мгновенное обрушение сводов не оставило тебе шансов на спасение.

Кобылка вновь задрала голову, изучая массу, давившую на нерушимый магический купол. В то, что пережить подобное у неё не было ни малейшего шанса, Велдингбид охотно верила. Во всё остальное – пока с трудом.

— Отец вместе с доктором Везергласс много лет работал над «эспандером времени», который забросил бы меня в момент, предшествующий катастрофе. У них получилось. То есть у нас получилось, – добавил единорог, покосившись на сверстника, под копытами которого то вспыхивала, то вновь гасла прикрученная к проводкам кнопка.

— Но как?.. Вас двое?.. Ты ведь у меня один! – Велдингбид, на которую за последний час обрушилось так много всего, с трудом выбрала более-менее целую мысль из теснившихся в её голове обрывков.

— В моём времени, – произнёс единорог в комбинезоне со светящимися полосами, который, по всей видимости, закончил самую важную часть работы, – события развивались иначе. Ты нажала на активатор костюма. Но он не сработал, дал сбой. Возникла стохастическая флуктуация меньшего масштаба. Она обрушила часть пещеры, но так, что ты смогла выбраться и выплыть на поверхность. И потом узнала, что отец так и не материализовался после телепортации. Он не вернулся в Стэйблридж, необратимо распылившись в пространстве между двумя точками. Ты захотела его спасти и объединила усилия с профессором Везергласс. Вместе вы создали «эспандер времени», который я применил, чтобы отправиться на четырнадцать лет в прошлое и исправить ошибки в костюме Стэндглейза, чтобы мой отец с гарантией перенёсся в Стэйблридж. Вот так.

Не желая оттягивать триумфальный для себя момент, «ухоженный» Таймскейл вдавил копытом квадратную кнопку. Пространство вокруг чёрного единорога, грива которого успела стать мокрой от крови, исказилось, потемнело так, что даже свет защитного купола не сумел развеять мрак, после чего Скоупрейдж исчез, оставив лишь пятно крови на каменном полу.

— Моё дело сделано. Ты дальше справишься? – поднял голову футуристический Таймскейл, попутно сунув инструменты в карман и отбросив в сторонку ненужную уже ромбовидную кнопку.

— Да, я смогу телепортировать маму на поверхность, – сообщила его неряшливая копия. – Отец скормил мне капсулу моноколдовства перед отправкой, чтобы заклинание сработало с гарантией, и я обеспечил мамину безопасность.

— Тогда не трать времени на разговоры, – посоветовал другой жеребец.

— Нет-нет-нет! – неожиданно для всех, в том числе и для себя, запротестовала Велдингбид. Она не сомневалась, что сейчас эти единороги учинят какое-то новое невиданное колдовство. И оставят свою «маму» без ответов на кипящие у неё в голове вопросы. – Вы что-то неправильное делаете! Вы меняете своё прошлое. Как так можно? Вы же от этого исчезнете или что-то типа того. Перестанете существовать! Разве нет?

— Ты ответишь или я? – тут же оживился лохматый единорог.

— Сомневаюсь, что, кроме профессора Везергласс, кто-то в состоянии это объяснить. – Строгого вида единорог нахмурился, но потом благосклонно кивнул: – Попробуй!

Дав «добро», второй Таймскейл стал изучать состояние многослойного магического щита и его генератор. Было заметно, что юный пони не до конца уверен в эффективности устройства и старается не пропустить момент, когда время на разговоры иссякнет.

— Мама, значит, слушай, – привлёк внимание Велдингбид единорог в свитере. – В момент, когда ты решила нажать на кнопку, но ещё не нажала на неё, случилось то, что доктор Гласси назвала «точкой раскола». В тот момент единая цепь событий перестала существовать, и образовались две реальности. Его реальность, – Таймскейл кивнул на свой «второй экземпляр». – И моя. Они обе существуют в будущем из-за эффекта, который Стэндглейз встроил в костюм. Неосознанно. Он как-то создал условия, при которых в «точке раскола» отец и ты живы. И мертвы. Одновременно. Для каждой реальности будущего вероятен разный исход.

Кобылка тряхнула гривой. Она пыталась понять слова почти взрослого сына. Честно пыталась. Но для неё всё это звучало слишком сложно, и половина тезисов воспринималась просто как шум. Она смогла уцепиться лишь за последние фразы и задала вопрос:

— Но вы оба… Как вас может быть двое одновременно?

Молчаливый Таймскейл сокрушённо покачал головой, словно знал, что так и будет. Его более эмоциональная копия пока сдаваться не собиралась. Более того, от этого Таймскейла веяло радостью – настолько ему хотелось ещё поговорить со своей мамой.

— Мы из двух вариантов будущего, которые появились из «точки раскола». Вообще, лучше я буду говорить «точры», так как это почти официальный термин. Папин термин. Так вот, когда папин «СтэйблТех» получил ресурсы, он смог построить «эспандер времени», а доктор Гласси вычислила хронокоординаты нужного момента. Момента, в котором помимо двух существующих версий реальности можно было создать третью. Где у Таймскейла, что остался в Мэйнхеттане, будут и мама, и папа. План именно такой. Я попадаю в прошлое, помогаю тебе спастись. А он, – лохматый единорог копытом указал на стриженого, а тот нетерпеливым жестом призвал его поторопиться, – видимо, реализовал собственный план по построению лучшего варианта будущего. В принципе, доктор Гласси ожидала его появления, так как просчитала возможные варианты будущего из «точры». Но третьи и четвёртые варианты меня, к счастью, не появились.

— Угу, – согласился другой Таймскейл. – Какое счастье, что их нет. А то объятья и объяснения до завтра затянулись бы. – Он коснулся копытом висящего на поясе амулета и что-то подкрутил. – Я свою работу закончил. Не хочу вмешиваться в это будущее дальше. – Образ подстриженного и облачённого в облегающий костюм пони начал расплываться. – Давай тоже домой! Если не хочешь, чтобы линия событий свелась к твоей…

Он исчез. Оставшийся Таймскейл быстро осмотрелся, пытаясь понять, насколько следует прислушиваться к собственному совету. Свечение купола явно стало слабее, а тишину внутри нарушил пока ещё тихий, но уже отчётливый скрип проседающей каменной толщи. Но он не мог удержаться от одного очень важного для него жеста. Почти прыгнув вперёд, он крепко обнял вздрогнувшую от неожиданности Велдингбид.

— Я сейчас телепортирую тебя, – произнёс он, сжимая в объятьях обретённую всего на несколько минут маму. – Наверх телепортирую. Под самую поверхность моря. Ты сможешь всем сказать, что выплыла самостоятельно… Чтобы про меня никто не знал. Кроме тебя. И меня в будущем. – Он отстранился и посмотрел растерянной Велдингбид в глаза. – Да, мам, вот ещё что важно. Доктор Гласси просила передать тебе, чтобы ты передала ей: через семь лет мне надо использовать «эспандер» и вернуться в прошлое. Замкнуть цепь событий. Рассказать отцу о своём существовании. Ты передашь, хорошо?

— Ага, – ничего не понимая, пролепетала Велдингбид.

Её сын отступил на пару шагов. Рог жеребёнка окружила мощная тёмно-серая аура. А глаза в то же самое время закрыла пелена подступивших слёз.

— Я так рад был тебя увидеть, мама, – произнёс он.

Серую кобылку окутала щекочущая пелена заклинания, в следующее мгновение сменившаяся чем-то мокрым, холодным и солёным, хлынувшим в нос и рот, отчего горло и глаза тут же начало жечь. На мгновение её сковала паника от мысли, что чары дали сбой и ей всё же суждено погибнуть в шахтах «Си-Хорс», не увидев вновь оставшегося так далеко сына. Ещё младенца, едва успевшего познакомиться с этим миром. Но наполняющий воду солнечный свет помог ей выбрать верное направление, а желание во что бы то ни стало вновь увидеть сына – собраться с силами и вырваться на поверхность.

Жадно втянув живительный воздух, Велдингбид закашлялась и сквозь залепившую глаза мокрую гриву попыталась осмотреться. Она оказалась неподалёку от «Изобилия», с палубы которого знакомые ей пони молча смотрели на неотличимое от остального моря место, где совсем недавно высился ушедший под воду остров.

Её заметили. И пара пегасов, даже не озаботившись надеванием спасательных жилетов, метнулась выручать кобылку. Вскоре она уже выбирала себе полотенце, находясь в компании Стэнчхуфа, Шийзлд Барна, Травертайна и ещё нескольких знакомых морд. Коллеги были так рады её видеть, что охотно приняли придуманную на ходу историю про заплыв по затопленной пещере с удачно подвернувшимися воздушными карманами.

Хмурился, слушая рассказ кобылки, только бывший начальник её бригады. И то позже Стэнчхуф пояснил, что опечален другими известиями. Как оказалось, с «Изобилия» успели отправить сообщение в Троттингем, так что Иолиан Джог был уведомлён о катастрофе, а также о судне, полном горняков с претензиями.

— Эх, поднимет Джог против нас армию своих юристов. Ничего нам не светит, – вздыхал по поводу этой новости Оугерхип, до того отличившийся наиболее яростным высказыванием претензий к руководству «Троттингем Солюшенс».

— Угу, – поддержал Шийзлд Барн, державший в копыте кружку с горячим какао. – В итоге мы ещё и виноватыми окажемся, и заставят нас убытки компенсировать…

— Этим Джогам уже никто не указ, – морщился в ответ на это пегас в рваной спецовке. – Принцесс, и тех не боятся.

— Сосульке, что постоянно растёт, – успокаивающий бас Стэнчхуфа наполняла жизненная мудрость, – тоже никто не указ. Ни луна, ни солнце, ни снег, ни мороз. Но всё же, когда она становится слишком большой, то неизбежно срывается и падает вниз.

Собравшиеся на палубе пони согласно зашептались. И продолжили делиться впечатлениями об этом нерядовом рабочем дне. Велдингбид в тонкости борьбы за права и привилегии не влезала. Она смирно сидела в компании коллег, слушала их, иногда, вроде бы, впопад улыбалась… Но мыслями была в Мэйнхеттане, возле сына, к которому стремилась всем сердцем.

* * *

Беспегасная телега сделала круг и зависла над зданием из бетона и стекла, готовясь опуститься на венчающую крышу площадку. Сликер Стайл, чьи копыта подрагивали всё заметнее, шипела сквозь зубы, стараясь сосредоточиться на рутинной процедуре посадки. На заднем сидении её братья практически прильнули к дверцам, рассчитывая как можно быстрее покинуть транспорт. Отчасти потому, что боялись выходок своего не вполне уравновешенного пилота. Отчасти потому, что без слов – используя разработанный в детстве язык жестов – составили план. Жеребцы-Джоги хотели воспользоваться тем, что сестре необходимо идти за лекарством, и доложить отцу о катастрофе на «Си-Хорс», свалив всю вину на Сликер Стайл.

Однако жеребцам, выпрыгнувшим из кабины едва коснувшейся площадки БПТ, пришлось пересмотреть свои планы. Те не выдержали столкновения с суровой реальностью, принявшей вид делегации из полутора десятков пони. Все они младшим Джогам были знакомы, так как постоянно находились возле их отца и неоднократно вызывались «притащить детей» по его приказу. Кто-то из пони, облачённых в куртки охранного подразделения, попал в компанию, не осилив экзамены в кантерлотском военнике. У кого-то не задалась карьера спортсмена, оставившая запас нерастраченных амбиций и прилично накачанные мышцы. Но имелись среди встречающих и профессиональные охранники, главный из которых, Латдавн, встретил братьев колючим взглядом поверх чёрных очков.

— С прибытием, джентлькольты, – произнёс он с оттенком иронии в голосе, после чего моментально посерьёзнел. – Вас велено встретить и препроводить на первый этаж, чтобы вы покинули здание через вестибюль. Без промедления.

Сотрудники службы внутренней безопасности «Троттингем Солюшенс» без резких движений начали обходить транспорт, чтобы взять младших Джогов в клещи.

— Как это? Кем велено? – немедленно встрепенулся Дэфлаш. Эбраиш в очередной раз покачал головой. Он без глупых вопросов знал ответ – отдавать приказы в Джог-тауэр мог только один жеребец.

— Ваш отец знает о провале проекта, – пояснил Латдавн, краем глаза наблюдая, как кольцо охранников смыкается вокруг БПТ. – Он отдал распоряжение сразу по прибытии выставить вас с частной собственности «Троттингем Солюшенс», к которой вы больше не имеете отношения. То есть вы уволены, лишены всех прав и привилегий. И должны немедленно покинуть частную территорию. Без каких-либо обсуждений.

— Это бред какой-то! Отец не мог так с нами!.. – запротестовал Дэфлаш. Впрочем, его протест завершился, едва пара мускулистых пегасов оказалась в непосредственной близости.

— У меня чёткий приказ, – доложил начальник охраны. – Велено вас встретить. Велено ни при каких обстоятельствах не пускать в кабинет. Велено спустить на лифте в вестибюль. Велено выпроводить из здания. – Морда Латдавна ненадолго утратила профессионально-безэмоциональный вид. – Уж простите, парни. Ваш отец ни с кем из вас разговаривать не хочет. Точнее, не хочет слушать ваших оправданий. Это он точно дал понять… Может, через недельку оттает.

— Недельку? После такого провала он не факт, что через год открытку вышлет, – вздохнул Эбраиш.

Он попытался увидеть на мордах «группы сопровождения» хотя бы капельку симпатии. Но охрана, натасканная исполнять прихоти единственного директора, к его детям относилась как к приставным колёсам на велосипеде. Латдавн являлся редким исключением.

Группа пони на крыше вяло переминалась с ноги на ногу, так как одни максимально оттягивали момент собственного выдворения из семейной фирмы, а другие не слишком спешили подтолкнуть первых в нужном направлении. Но когда казалось, что первый шаг братьев Джог к безработице вот-вот произойдёт, на посадочную площадку внезапно обрушился ветер, настолько сильный, что всколыхнулись даже коротко стриженые гривы охранников. Вскинувший голову Латдавн увидел в боковом зеркале БПТ отражение. Отражение чего-то столь искажённого яростью, что черты кобылки, прошедшей несколько циклов корректирующих операций, узнавались с трудом. Словно за штурвал и рычаги, выведя двигатель на максимальные обороты, уселась остроносая, оскалившая пасть рыбина, перенёсшаяся из морских глубин в небесный океан.

Полозья свистнули над самыми головами пригнувшихся пони – спешно брошенное удерживающее заклинание оказалось бессильно против тяжёлой машины. Охранники и гармонично смотрящиеся на их фоне Джоги сгрудились на самом краю крыши, во все глаза наблюдая за дёрганым полётом винтокрылого аппарата. Сквозь бликующее на солнце стекло не получалось разглядеть сидящего за штурвалом пилота, расстояние и неровное движение мешало паре единорогов-охранников прицелиться, а среди пегасов не нашлось храбреца, готового поднырнуть под бешено вращающиеся лопасти, чтобы влезть внутрь через двери, которые никто не потрудился закрыть.

Тем временем повиновавшаяся своему пилоту БПТ выровняла угол полёта и начала выполнять разворот с потерей высоты. Наблюдавшей за этими манёврами компании было решительно непонятно, что задумал разум, контролирующий транспорт. Было непонятно до того момента, как БПТ начала набирать скорость, двигаясь прямо на башню. На широкие окна кабинета пони, что владел всем вокруг, включая и здание, и нёсшийся на него транспорт.

Латдавн в последний момент сообразил, насколько небезопасно толпе народу находиться на краю не ограждённой площадки, поэтому, вцепившись в бывших боссов, потянул их назад. Пару мгновений спустя всё здание содрогнулось от мощного удара. Звон стекла и стон корёжимого металла впились в уши. Будь башня возведена по традициям «Троттингем Солюшенс», она непременно рухнула бы, повторив судьбу сорвавшейся с креплений буквы «р» из названия компании. Но Иолиан Джог строил личную резиденцию качественней, чем объекты для сторонних заказчиков, и потому здание выдержало, а вовремя отпрянувшая от края группа пони на крыше отделалась синяками и ушибами.

Кабинету хозяина повезло куда меньше. Идущий на полной скорости транспорт врезался в панорамное окно, разметав его тысячей осколков, и втиснулся в помещение, не предназначавшееся его проектировщиками для подобного варварского вторжения.

За оглушающим грохотом пришла оглушающая тишина, нарушаемая только надсадным воем генератора уничтоженной машины, звоном падающих на землю осколков стекла и приглушёнными расстоянием испуганными возгласами свидетелей катастрофы. Иолиан Джог осторожно высунулся из-за массивного стола, под который нырнул, едва увидев несущийся на него винтокрылый аппарат – только это спасло его от того, чтобы быть иссечённым осколками лопнувшего стекла. Старый пони медленно поднялся и окинул взглядом остов БПТ – искорёженный, лишившийся дверей корпус, закрученный спиралью винт, полуоторванные полозья, превратившееся в мутную сетку лобовое стекло – и всегда пребывающий в идеальном состоянии, а теперь полностью разгромленный кабинет. Охвативший его при приближении воздушной машины страх сменился холодной яростью. Кто-то должен был за это ответить.

«Кто-то» не заставил себя ждать. Мощный удар задними ногами выбил ставшее помехой лобовое стекло, и из останков летательного аппарата показалась кошмарная тварь, которую кто-то лишь по крайнему недомыслию мог принять за пони. Не обращая внимания на глубокие порезы, ослепший глаз и текущую из носа и правого уха кровь, она, пошатываясь, спустилась с груды исковерканного металла и, тяжело ступив на засыпанный осколками пол, прохрипела:

— Отец, я хочу с тобой поговорить.

Иолиан Джог не мог припомнить, когда ему в последний раз навязывали беседу столь отчаянно. Даже эквестрийские принцессы в коротких депешах обходились без приказных формулировок и всегда добавляли «пожалуйста». И вот – старый пони словно вернулся на пятьдесят лет в прошлое, когда он был не самым преуспевающим клерком и вынужден был кому-то что-то объяснять. Только тогда собеседники изволили входить через дверь.

— Наш разговор лишён смысла. Я передал всё, что хотел, через Латдавна, – произнёс земнопони с изрезанной морщинами остроносой мордой. Он позволил себе невозмутимо опереться о стол, хотя очень хотел позвать необходимую в сложившейся ситуации охрану. И одновременно – бригаду врачей. Ну и, учитывая, сколько ламп погасло или начало мерцать, электриков тоже.

— Я слышала о приказе, – просипела иссечённая осколками фигура. – Я слышала всё. И я понимаю. Я, правда, понимаю. Я подвела тебя, отец.

— Подвела? – сверкнул глазами старший Джог. – Ты даже не представляешь, что значит это слово! Это был самый важный проект. Ключевой проект для «Троттингем Солюшенс». – В этот момент ярость пересилила отцовские чувства, и земнопони принялся читать нотации тяжело раненой дочери. – Через несколько дней война сотрёт мир, который мы знаем. Я организовал эту войну, подтолкнул. Чтобы потом на очищенной земле строить будущее. Моё будущее! – Иолиан Джог ткнул себя копытом в грудь. – Мир, в котором не будет диктата короны по праву рождения. Будет диктат денег по праву успешности. Где не будет преданности и верности. Будет лишь финансовый долг и состоятельность. Где править будут хозяева того, что приносит прибыль, а не те особы, что называют свой сарай дворцом.

В словах Иолиана Джога чувствовался огонь давних желаний. И понимания основ мироустройства, сходного чуть ли не с одержимостью. Он яростно выплёвывал слова, которые должны были достичь сердца каждого, кто их слышал. Но быстро осёкся, потому что увидел перед собой то же, что видел всегда – разочаровывающее непонимание его идей и теорий. Убеждения Джога оказались не способны понять даже те, кто впитывал их с детства как молочную кашу. И оттого старый делец ещё сильнее разозлился.

— Я хотел построить новый мир. Для вас, чтобы вы в нём жили. Кристаллизит был ключевым элементом. Опорой финансовой стабильности. Источником безграничного богатства. И где он? Где материал, из которого я буду строить будущее? Он покоится на морском дне! Потому что я доверил важное дело ничтожествам вроде тебя и твоих болванов-братьев!

Иолиан Джог грозно шагнул вперёд. Под его копытами захрустели осколки стекла и щепки от разбитой вдребезги мебели.

— Я надеялся, что моя кровь способна дать вам часть моих талантов. Но я ошибся. – Джог повернул голову, то ли не желая смотреть на ужасное состояние мордочки Сликер Стайл, то ли желая не замечать её существование. – Трое избалованных детишек. Ничто и никто без моих денег. Вам нечего делать подле меня! Вы доказали свою бесполезность. Катитесь в Тартар!

— Отец, – на полувздохе произнесла дрожащая мелкой дрожью пони. – Я подвела тебя и не выполнила задачу. Я оказалась никчёмным организатором. Но… – Тихий голос стал похож на мольбу. – Неужели я не могу искупить этого? Отец, прошу. Ненавидь меня как делового партнёра, ненавидь меня как вице-директора… Но я… Я твоя дочь… Пожалуйста… Скажи, что для тебя это что-то значит!..

Последние слова, произнесённые затихающим шёпотом, заставили старого земнопони повернуть голову и посмотреть на лежащую у его ног кобылку. Встретиться взглядом с затуманенными болью глазами, имевшими тот же цвет, что и глаза единственной пони, что когда-то что-то значила в его жизни, залитую кровью, искажённую страданием мордочку, в которой после всех операций с трудом удавалось разобрать фамильные черты. Во взгляде Иолиана Джога смотрящая на него снизу-вверх пони увидела презрение. Только презрение. Словно она была оборванкой, случайно подвернувшейся под ноги могущественному строительному магнату.

— Нет у меня дочери, – сквозь зубы процедил Иолиан Джог. – Есть недоразумение, застрявшее между жеребцом и кобылой, которому я по глупости уделял внимание. Совершенно бесполезное существо, марающее мой ковёр. И мою жизнь.

Тварь, что съёжилась у ног магната, от последних слов буквально передёрнуло. Передёрнуло от боли, но не от полученных во время крушения ран. Эта была иная боль. Боль отвергнутого питомца, обречённо смотрящего, как хозяин уходит прочь. Нет, даже хуже. Боль питомца, которого несправедливо обругали, навсегда выгнали из хозяйской спальни, обрекая сидеть в конуре на цепи. Только конура становилась дешёвой ночлежкой. А в образе цепи отчётливо прослеживались изгибы удавки.

Тварь считала, что не заслуживает подобного обращения. И ей захотелось заглушить голос, что произносил такие слова. Захотелось прервать ток воздуха, что сотрясал голосовые связки и позволял создавать такие звуки. Захотелось оборвать дрожание обвисших складок шкуры на шее стоявшего перед ней жеребца.

Копыто твари так удачно замерло на осколке треугольной формы.

* * *

Из всех пони, ворвавшихся в кабинет Иолиана Джога, первым из оцепенения вышел старший сын.

— Не стойте столбом! – Голос Дэфлаша больше походил на визг, потому что разговаривать нормально с учётом представшего перед его глазами кошмара он попросту не мог. – Сделайте что-нибудь! Помогите отцу!

Латдавн и его облачённая в униформу бригада бросились вперёд. Прежде всего они попытались оттащить взлохмаченную, покрытую окровавленными лохмотьями тварь, которая прижимала старого земнопони к полу. Профессионалы, больше времени проводившие за стаканом сидра и трепотнёй о своих прошлых подвигах, чем в спортзале, не сразу сумели преодолеть сопротивление Сликер Стайл – она вырывалась как бешеная и наставила немало синяков наседавшим на неё жеребцам.

Эбраиш и Дэфлаш со смешанными чувствами наблюдали, как мимо них тащат существо, в здравом уме называвшее себя их сестрой. В настоящий момент отсутствие необходимых лекарств, аварийная посадка и эмоциональное потрясение от свершённой расправы окончательно пошатнули разум кобылки, заставляя её выкрикивать нечто невразумительное и мало подходившее к ситуации. Единственными словами, которые удавалось разобрать у пони с вымазанной кровью и слезами мордочкой, были «Папа, я люблю тебя!»

Дэфлаша Джога перекосило. Он даже повернулся в сторону горшка с алоэ, ожидая, что его вот-вот вырвет. Но на совести у Джогов было слишком много всего, чтобы остро реагировать даже на такие потрясения.

— Была семья в один момент едина. И в миг другой уж больше нет её, – пробубнил Эбраиш, наблюдая, как охранники поднимают их отца и выносят его из кабинета.

— Ты… – Дэфлаш вынужденно отвернулся, чтобы не смотреть на тело своего родителя. И только когда шум спешащей на медицинский этаж бригады стих, решился закончить фразу: – Ты думаешь, отец выживет? Может ведь выжить? Врачи всего тремя этажами ниже.

Эбраиш обвёл взглядом ту половину кабинета, что ещё напоминала офисное помещение, и другую, которую не заглохшая до сих пор БПТ превратила в месиво. Примерно в таком же состоянии пребывали чувства приземистого земнопони.

— Отца больше нет, – через силу выдавил Эбраиш. Путешествие его взгляда закончилось на здоровенном, ещё влажном тёмном пятне, лишь несколько минут назад появившемся на дорогом, а теперь безнадёжно испорченном ковре. – И фирмы тоже больше нет.

— Как это? – захлопал глазами старший брат. – Если отец не выживет, значит, фирма наша теперь. Мы ею владеем.

Одному земнопони очень захотелось дать второму подзатыльник – тот своей памятью, что была хуже, чем у аквариумной рыбки, невероятно раздражал. А момент был удачный: сейчас Латдавну и его коллегам куда важнее было изолировать взбесившуюся кобылку и попытаться спасти шефа. Дэфлаш с Эбраишем оказались предоставлены сами себе. Чему младший брат тихо обрадовался. И, не тратя время на подзатыльники, поманил старшего за собой.

— Если ты потрудишься, – фыркнул приземистый земнопони, – то вспомнишь последний наш разговор с отцом. Как он сказал, его посмертная воля составлена так, чтобы нам не перепало ничего из активов «Троттингем Солюшенс». Всё будет распродано, а нам и прелого сена не оставят.

— Засада! – на полтона громче нужного выпалил Дэфлаш. – Точно! Было такое! – Жеребец немного поумерил пыл, так как брат прижал копыто к его морде. Эбраиш кое-что задумал, но ему было крайне важно, чтобы окружающие ничего не заподозрили.

К его радости, все встречные посты и секретарские комнаты пустовали. Весть о «прилёте» в окна здания БПТ и гибели начальника разнеслась по Джог-тауэр в считанные секунды. Сотрудники, имевшие причины переживать по поводу обрушения здания, предпочли эвакуироваться. Хотя кто-то, возможно, помчался к врачам, чтобы справиться о здоровье шефа. Или сбежал, дабы незамедлительно начать поиски новой работы.

Два де-факто бывших директора «Троттингем Солюшенс» спустились на этаж ниже, в оставшуюся без нормального освещения рекреацию, богатую конференц-залами и картинными галереями. Младший из братьев вломился в помещение для деловых встреч, без лишних раздумий приложившись телом к двери. Дэфлаш недоумённо любовался на погнутые зубчики лязгнувшего замка и на то, как его брат растирает плечо и бок.

— Это ты что задумал? Мебель, которую нам не оставят, сломать? – интересовался старший из братьев, напрочь игнорируя странности, присущие этому конкретному помещению. В частности, то, что вся мебель была покрыта заметным слоем пыли – и это в здании, где уборщиков было не меньше, чем охранников. Или то, что стоящий на столе проектор для показа слайдов выглядел так, словно был его частью, а не отдельным элементом обстановки.

— Нам с тобой не будет никакого наследства. Поэтому придётся жить на то, что успеем унести с собой, – на ходу пояснял Эбраиш. Ухватившись за проектор, он с силой налёг на него, разворачивая в противоположную от экрана сторону. Дэфлаш не успел спросить, что это он задумал, когда экран отъехал в сторону, открывая взгляду земнопони скрытую за ним массивную металлическую дверь, какую можно было ожидать увидеть в каком-нибудь крупном банке, но никак не в частном здании. Наличие потайного сейфа с дверью, в которую мог спокойно пройти пони, объясняло ещё одну странность, которая не давала бы покоя Дэфлашу, если бы он хоть раз задумался над тем, что фактическая площадь помещений на этаже не совпадает ни с одним из планов.

Остроносый пони зачарованно присвистнул, вслушиваясь в приглушённый лязг проворачивающихся механизмов и открывающихся замков, отделяющих алчную парочку от обеспеченной сытой жизни.

— И давно ты про этот тайник знаешь?

— Пару лет. – Эбраиш, едва дождавшись, пока дверь откроется настолько, чтобы он мог протиснуться, нырнул в сокровищницу. Дэфлаш, ведомый желанием неправедной наживы, подошёл и заглянул внутрь.

В тусклом свете блестели башни из монет, замки из слитков, заполненные драгоценными камнями лотки, полки, на которых в три ряда были разложены ювелирные изделия, за каждое из которых все знатные кобылы Кантерлота устроили бы настоящее побоище. От вида столь баснословного богатства Дэфлаш ощутил, как у него в прямом смысле слова потекли слюнки. Он ощутил злость на отца, не упускавшего случая упрекнуть сына за бессмысленные расходы, которые могли быть покрыты всего парой вещиц из этой комнаты.

— Как ты его обнаружил? – проглотив восторг, спросил он.

Эбраиш уже занимался делом: вытащив откуда-то пару объёмистых сумок, он старательно набивал их разложенными по коробочкам драгоценными камнями. Не отвлекаясь от своего занятия, он принялся удовлетворять любопытство родственника.

— Я знал, что у отца богатый запас драгоценностей. И не в подземном убежище. Потому что в нём я был, и оно больше походит на избушку отшельника. – Жеребец взвесил в копыте слиток золота и решил, что такую тяжесть тащить не хочет, посему бросил его в кучу монет. – Сейф был, и в него исчезали груды сокровищ. Но отец никогда бы не сказал, где он. И не позволил бы за собой проследить. Поэтому я решил проблему научным методом… Ты, может, проявишь какую-то активность? – зло сверкнул глазами земнопони, увидев, что брат всё так же стоит и праздно пялится на сокровища.

— Ой, да, прости… – Дэфлаш ступил внутрь небольшого помещения, где они с братом едва могли развернуться. И сразу же в свете мерцавшей потолочной лампы увидел на полках несколько вещей, от которых комнатку стоило бы избавить.

— Бери только то, на что не станут требовать сертификат подлинности, – предостерёг Эбраиш, проследив, куда потянулся родственник. Дэфлаш с явным разочарованием отвёл копыто.

— Так что за научный метод? – поинтересовался он, перебирая кольца с драгоценными камнями. По его мнению, эти безделушки для продажи годились.

— В день, когда в башню пришёл очередной караван сокровищ, я смазал тапки отца особым раствором, – откровенничал Эбраиш, зашнуровывая первую из набитых «наследством» сумок. – Следы раствора устойчивы, но не видны простым глазом. Потом я сделал себе очки с особой цветной пластиной. Так я смог понять, куда отец ходит. И по следам нашёл, куда он складирует всё ценное. Самое сложное было додуматься, что дверь открывается и закрывается поворотом проектора.

— Я бы не додумался, – покачал головой второй жеребец. Он перекинул через порог комнаты-сейфа звякнувшую при падении сумку. Попутно Дэфлаш бросил косой взгляд на внутреннюю поверхность двери – совершенно гладкую, лишённую каких-либо зацепов и рычагов.

В это время его брат попытался поднять набитый под завязку тюк, не смог этого сделать и со вздохом стал вытаскивать уложенные сверху антикварные блюдца.

— Много мы на своих ногах не унесём, – печально заметил он. – По два «ларца» на брата, как говорится. Шикарно жить на это не выйдет, но если грамотно инвестировать, то капитал нарастим.

— Одного не понимаю, – прищурился Дэфлаш. – Как мы это через вестибюль потащим? Как незаметно выволочем за крыльцо? Наверное, там уже толпа народу собралась. Ну, чтобы посмотреть на бардак, учинённый сестрицей.

— А нам через вестибюль идти не надо, – отозвался Эбраиш. Он уже закончил паковать свои «запасы» и, вцепившись в лямки, вытащил их из сейфа. После чего вернулся, чтобы помочь нерасторопному братцу утрамбовать четвёртую сумку. – Два поворота направо, и мы у лифта, что спускается в отцовский бункер. Лифт тоже потайной, кнопка от него вделана в маленький натюрморт, что на стене висит. А уж когда спустимся в бункер, оттуда сможем выйти на поверхность через любой из двух резервных выходов. Оба ведут за город, в поля.

— Ага, – кивнул Дэфлаш. – Там, стало быть, и разойдёмся.

Остроносый земнопони, удостоив внутреннюю поверхность двери ещё одним пристальным взглядом, предоставил брату честь укладывать последний подсвечник и перешагнул через порог комнаты с сокровищами. Потом перешагнул через валявшиеся в поддельном конференц-зале сумки. Остановился возле крайней из них и понаблюдал, как брат завязывает тесёмки на боковых карманах. И кое-как, с риском вывихнуть челюсть, выносит поклажу к остальному «наследию».

— От тебя помощи… – пожаловался Эбраиш, прикидывая, как ему ловчее ухватить ремешок. – Иди хотя бы лифт в бункер вызови.

Старший брат встрепенулся, услышав доступное для его физической подготовки задание, сбросил обмотавшуюся вокруг копыта лямку и двинулся в сторону двери. Попутно с шумом зацепив один из невзрачных стульев.

— Ай, ой! – поморщился от своей неловкости Дэфлаш, но в следующее мгновение замер, глядя широко раскрытыми глазами куда-то вглубь сейфа. – О, погоди секунду! Видишь вон ту карнавальную маску, которая с перьями? – Он указал на верхнюю полку. – Я знаю одного лавочника, который за неё полтора мешка монет даст.

— Полтора мешка солидный куш, – рассудил коренастый земнопони, глядя на лёгкую по виду вещицу, которая когда-то служила частью маскарадного костюма принцессы Селестии, а ныне пылилась в запасниках купившего её на аукционе богача.

Краем уха уловив топот брата и стук двери конференц-зала, Эбраиш вернулся в недра сейфа и влез на заколоченный ящик, содержавший что-то весьма ценное, но слишком крупное для присваивания. Оттуда он попытался дотянуться до маски, однако та была повёрнута на редкость неудобным образом, и копыто не доставало до позолоченного украшения считанные миллиметры. Но Эбраиш не хотел отступать, полагая, что времени в запасе предостаточно, а полтора мешка монет окажутся совсем не лишними.

Осознание, что маска понадобилась Дэфлашу не из-за её уникальности, пришло слишком поздно. Ровно как и мысль, что старший брат, изобразив уход, мог бесшумно вернуться. Эти догадки озарили Эбраиша лишь после того, как Дэфлаш скрипнул проектором, который развернул обратно, предполагая, что дверь сейфа без промедлений захлопнется, а маскирующий экран вернётся на место. Так и произошло – в один момент Эбраиш оказался внутри невероятно прочного помещения, где долгие часы мог любоваться на злосчастную карнавальную маску – правда, в полной темноте.

— Извини, братец. Сам сказал, что на двоих тут маловато. Зато мне одному надолго хватит, – проговорил себе под нос Дэфлаш, вслушиваясь в то, как клацанье дверных засовов сменяется еле уловимым стуком, который наверняка был следствием отчаянных ударов чем-то тяжёлым по двери, которую с внутренней стороны невольный пленник открыть попросту не мог. Приглушённый стук был слышен в пустом зале, но уже в коридоре превращался в едва слышный шум, на который вряд ли обратили бы внимание.

Сразу после того, как вернулся на место маскирующий экран, Дэфлаш буквально впрягся в сумки с сокровищами. Никогда прежде не утруждавший себя физическими занятиями пони сопел, кряхтел и скрипел зубами, пытаясь унести ношу, предназначенную для двух жеребцов. С целеустремлённостью и упорством, шедшими скорее от жадности, нежели от силы воли, Дэфлаш закрепил на себе тянущий на крохотное состояние багаж. Сделал шаг. Потом ещё один. Остроносый жеребец поддерживал себя мыслью, что земнопони рождены таскать тяжести – стало быть, и он сможет. И повторял ноющему телу, что груз обеспечит все его последующие запросы. Куча еды, виноградные напитки в бочках, молодые кобылки с красотой, наведённой в элитном спа – всё это Дэфлаш обещал себе за терпение.

— Какой же ты молодец! – бормотал он, чтобы отвлечься от буквально воющих от перенапряжения плеч, спины и ног. – Всех обошёл, урвал самый вкусный клевер. А все тебя за дурака считали. И где они теперь, эти «все»? Папочка мёртв. Не сообразил папочка, насколько опасного вырастил монстра. Себе на погибель. Сестрица… – Дэфлаш зашипел и поправил закрутившийся и оттого врезавшийся в шкуру ремешок. – Просто больная на всю голову. Ну, это с рождения. Неизлечимо... Братец. Эх, братец. – Остроносый земнопони попытался оглянуться на взломанную дверь поддельного конференц-зала. – Наивный, глупый братец. Знал же, с кем живёт… То ли дело ты. Заслужи-и-ил! – Понадеявшись, что сможет ускорить продвижение, сделав лишний шаг, он вынужденно задержался, закрывая расстегнувшийся от резкого рывка карабин перегруженной сумки, не прерывая ни на миг самовосхвалений: – Самый умный ты. Самый хитрый ты. Обречён на победу.

Повторённое несколько раз самовнушение каким-то образом подействовало. Дэфлаш внезапно обнаружил, что дотопал до маленькой картины, на которой быстрыми мазками была изображена корзина с фруктами. Здесь жеребец скинул часть сумок, оставив лишь котомку с кольцами и бусами, что не сильно тяготила его шею. Отдышавшись, он тщательно ощупал мягкой частью копыта холст, где пряталась секретная кнопка. Наконец Дэфлаш обнаружил маленький твёрдый бугорок, который придавал скрывавшему его нарисованному апельсину дополнительное правдоподобие. Только очень внимательный пони мог обнаружить этот секретный элемент. В отличие от него щель, намекавшая на пару ведущих в шахту лифта дверей, бросалась в глаза моментально. Требовалось сделать всего пяток шагов в сторону от картины, что Дэфлаш и сделал, потащив за собой временно отстёгнутые сумки.

Он полностью погрузился в мечтания о том, в каких краях и в каких объёмах он примется тратить заполученное богатство. Предавался грёзам о личной резиденции дворцового типа и прикидывал, пески или пальмы должны её окружать. Размышлял, какой климат лучше подойдёт его шерсти. Прикидывал, следует ли каким-либо образом переманить с собой при переезде на новое место врача-стоматолога, массажиста и особенно ту горничную, формы которой просто провоцировали на просьбу вымести немного сора из-под глубокого шкафа. И пыхтел, представляя, о чём именно будет просить эту горничную, которую позовёт в свой личный дом отнюдь не для уборки пыли.

Голова Дэфлаша была занята множеством мыслей, но в ней не нашлось места одной, очень простой, однако единственно важной – мысли, что в здании, в которое только что врезалось управляемое безумной кобылой транспортное средство, и в котором на всех этажах наблюдались перебои с освещением, неполадки с электросетью могли привести к поломке иного оборудования. Например, лифтов. Эта мысль посетила его лишь в момент, когда он, бездумно повинуясь возвестившему об открытии дверей звонку, попытался боком войти в кабину, таща за собой сразу две сумки. И уже сделав шаг понял, что кабины перед ним нет, а есть только тёмная пустота с едва заметно покачивающимися тросами.

На какой-то момент казалось, что ничего плохого не случится. Дэфлаш успел заметить проблему и кое-как удержал своё тело в шатком равновесии на двух левых ногах. Но именно в этот момент маленькая сумочка, которую земнопони оставил болтаться на перевязи, решила стать маятником, двигающимся между жизнью и смертью. И качнулась.

Всё случилось так быстро, что Дэфлаш успел только недоумённо вздохнуть. Земнопони, завалившись набок, исчез в неосвещённой лифтовой шахте, оставив три набитые сокровищами сумки сиротливо лежать на полу.

* * *

Скоупрейдж высоко оценил милосердие Соубонс, на которое поначалу обижался. Он считал, что его нарочно удерживают в палате, заставляя скучать и накачивая лекарствами, от которых он не мог толком проснуться. Но, как оказалось, главврач НИИ целую неделю оберегала чёрного единорога от сонма событий, разговоры, слухи и сплетни о которых если и не ходили по всей Эквестрии, то точно укоренились и цвели пышным цветом в стенах научного центра. Соубонс, словно Цербер у врат Тартара, не позволяла ни одной весточке, ни одному рьяному посетителю проникнуть в белоснежные палаты, пока не убедилась, что пациент может самостоятельно слезть с койки, съесть миску манной каши и одеться. И, как подумалось Скоупрейджу, главврач пустила к нему посетителей лишь потому, что устала самостоятельно следить за пони, норовившим размотать повязку на голове, чтобы ощупать вмятину на черепе и потеребить стягивающие кожу швы.

Первым чёрного единорога решил проведать профессор Полимат. Хотя, возможно, он и не был первым среди желавших навестить Скоупрейджа, но наверняка воспользовался статусом директора и связями с управляющей Стэйблриджем автоматизированной системой, чтобы подняться наверх списка. Тем более что его новости носили значимый для сотрудника характер.

— Стэндглейз до сих пор на тебя зол, – поведал старый пони, когда неизбежная в таких случаях тема о самочувствии была исчерпана. – Даже не представляешь, как долго я спорил с ним по поводу административной ответственности. По-хорошему, Скоупрейдж, копыта твоего не должно быть на территории научных учреждений никогда больше. Так должно быть, если прислушаться к аргументам Стэндглейза. А он апеллирует к нормам ЭУО.

— Да-да, конечно, – понуро буркнул Скоупрейдж. Он не питал иллюзий по поводу совершённых поступков и их последствий. И уже прикидывал, как, будучи безработным, двинется на юг в поисках супруги. Которая, услышав новости, вполне возможно, своими копытами сделает пострадавший череп любимого единорога симметричным.

— Мне не хочется затевать конфликт с единорогом, на котором держится дюжина научных проектов, – продолжал излагать ситуацию Полимат. – Но и тебя в этих стенах чужим не назвать. Было очень сложно на что-то решиться. К счастью, Бики подсказала…

Седой пони, прищурившись, посмотрел на коммуникационную панель. И по тёмно-серым индикаторам догадался, что главврач её отключила, оставив в распоряжении чёрного единорога только колокольчик на палке – для вызова медсестры. С недавних пор – с момента, когда один пациент запаниковал и телепортировался в столовую – Соубонс личным распоряжением перевела медицинское крыло на примитивные технологии коммуникации.

— Так вот, Бики подняла кодекс Эквестрийского Управления Образованием и последние директивы Нейсея, – продолжил Полимат. – И выяснила, что к научному центру их пункты неприменимы. Так как мы развиваем науку, а не несём её в неокрепшие умы школьников.

Скоупрейдж тихо фыркнул, вспоминая выездную лекцию, которую ему навязали в прошлом месяце. Его попытки поделиться научными идеями и что-то сообщить неокрепшим умам школьников непостижимым образом свелись к обсуждению магических способностей Радиенс в последнем из комиксов про «Могучих Пони».

— В итоге наказание тебе выносить должен я, – резюмировал «двукратный директор». – И я нашёл компромисс, который стравил у Стэндглейза давление. Ты понижен в должности. Будешь старшим лаборантом при новом начальнике Хранилища.

— Ага, – поднял уши Скоупрейдж. Секунду спустя радость от того, что увольнения удалось избежать, сменилась замешательством. – Эм-м… А кто начальник? Новый который?

Голова Полимата, которую словно подталкивало внутреннее самодовольство, приподнялась выше.

— Мне удалось убедить одного прославленного специалиста. Через пару дней приедет, тогда и познакомишься. Его Санбёрст зовут. Весьма годный теоретик в сфере магических реликвий. Правда… – Полимат поднял копыто и поскрёб подбородок. – Мне пришлось пообещать сему специалисту, что он получит возможность уезжать из Стэйблриджа. Потому что у него, как оказалось, широкий спектр дел. В Понивилле, в Кристальной Империи, в Кантерлоте. В общем, будет руководитель «я к вам буквально на пару минут» типа. И это значит, что очень многое в Хранилище ляжет на плечи старшего лаборанта.

Старый профессор в стиле юного жеребёнка подмигнул полусидящему на койке коллеге. Тот жест оценил и расплылся в широкой улыбке.

— Но ты тоже не валяй ковыль, – быстро посерьёзнел главный начальник. – Оформляй себе учёную степень диссертацией. Тогда появится возможность поднять тебя обратно, то есть на ступень руководителя. Понял?

— Эх, в смысле угу! – запутался в эмоциях Скоупрейдж. – Я б давно… Но усидчивости…

— Этого я слышать не хочу, – поднялся с места Полимат. – Ты взрослый жеребец. Семейный. Значит, ответственный. Найдёшь и время, и усидчивость. Так?

— Так, – почти обречённым тоном повторил Скоупрейдж.

Директор НИИ удалился, предоставляя пациента заботам следующей взволнованной личности, от вида которой Скоупрейдж испытал радость. Потом панику. Потом – разглядев, что за свёрток кобылка принесла в палату – снова радость.

Маленький жеребёнок тёмно-серой масти, на мордочке которого едва начали проступать бежевые веснушки, смотрел на всё вокруг пока ещё мало что понимающим взглядом. Взглядом красивых чёрных глаз, так походивших на отцовские.

Скоупрейдж бережно и немного неуверенно прижал к себе бесценный свёрток, который Велдингбид так же неуверенно доверила единорогу.

— Мне кажется, ты заслужил право его увидеть, – ласково, хотя и не без холодка в голосе заметила кобылка. – А я заслужила право увидеть тебя. Неделю жила в волнениях. Что линия времени снова изменится, и тебя в будущем этой реальности не станет.

— Э-э-э… Ну, я тебя тоже рад видеть… Вроде как, – замялся Скоупрейдж. – Так это, я почти ничего не помню о произошедшем на «Си-Хорс». В той пещере, откуда я тебя спасал. Я не был уверен, что у меня это получилось. Но… Соубонс выяснила для меня. Сразу, как я очнулся. Выяснила, что ты жива. Ну, впрочем, это был её врачебный долг. Потому что без этой хорошей новости я не мог нормально глаза сомкнуть. Давление зашкаливало. Правда, потом я начал думать, что Соубонс соврала мне, лишь бы успокоить. Было так тяжело гадать, в каком ты состоянии…

Сбивчивую торопливую речь единорога прервал Таймскейл, который с тихим прискуливанием зевнул.

— Погоди, – напрягся чёрный жеребец, когда умилительная сценка закончилась. – А что там было про линии времени и будущее реальности? Я не совсем понял…

— И я не поняла, – честно призналась Велдингбид. – Такое там творилось…

Последовал короткий рассказ, затрагивающий события, связанные с кобылкой, Скоупрейджем и двумя версиями маленького жеребёнка. В процессе рассказа Велдингбид начала волноваться за некогда любимого единорога – его челюсть опустилась столь низко, что впору было звать Соубонс для консультации – или срочного вправления.

— Сучаровы чары, – произнёс Скоупрейдж, на всякий случай прикрыв копытами уши сына. – Семейка у меня. Одну люблю. От второй дитё. И реальность раскалываем так, играючи.

— Привыкай, – усмехнулась Велдингбид, решив пропустить мимо ушей уточнение «кто есть кто». – Потому что сейчас у меня работы нет, на шее родителей сидеть совесть не позволяет. Так что я в Стэйблридж перееду. К тебе поближе. А может, и к тебе в квартиру. Чтобы ты мог видеться с Таймскейлом. Хоть каждый день.

Скоупрейдж недоумевающе воззрился на сидящую перед ним кобылку. Разговорами про линии времени и горизонты событий она сильно напоминала другую пони – ту, что затерялась в песках Мэйритании и позабыла про обещание регулярно писать. Чёрному жеребцу стало немного боязно – речь Велдингбид между строк рисовала картину не самой стандартной семьи, притом, что и одной взбалмошной кобылки старшему лаборанту было более чем достаточно.

Однако перспективы домашнего уюта для троих учёных пони с жеребёнком парочка обсудить не успела. Вернулась главврач и снова проявила «милосердие»: выгнала посторонних, но взамен раздвинула шторы и пустила в палату любопытные и ласковые лучи весеннего солнышка.

* * *

— Спасибо, мам! – произнёс молодой пегас, забирая с подноса кружку какао. Секундой ранее этот ритуал повторили его старший брат и отец, буквально угнездившиеся в ящиках с бумагами. Кипы и башни из документов полностью скрыли стены подвальной комнаты, недалеко ушедшей от гаража, которым она и была при покупке дома у прежних владельцев. И все развешанные по стенам почётные грамоты и награды с дипломами в данный момент лишь скромно выглядывали из-за бумажных гор уголками или верхними краями рамки.

Пегаска ласково потрепала супруга по гриве и поднялась по лестнице на кухню. Она не хотела мешать семье, когда та впадала в «трудовой раж». А сейчас момент был именно такой – через комнату летали то карандаши и заточенные перья, то хозяева, чья семейная контора несколько дней пыталась справиться с титанических размеров задачей.

— Сколько уже набралось? – поинтересовался старший брат, ради развлечения двигавший по столу необычную раздвижную чернильницу, в качестве затычки к которой шло вырезанное из древесной ветки перо.

Ответ на свой вопрос он слышал ровно три минуты назад, но из-за монотонности работы разум решил, что прошёл минимум час. И многое успело поменяться.

— Двадцать семь, – буркнул старший пегас, от которого спрашивающий унаследовал оранжевый окрас. – Двадцать семь дочерних фирм. Двадцать семь долей наследства.

— Ещё одна, – добавил младший из сыновей, разглядывая веер бумаг. – «Констракттеррикон». В собственности у… Сликер Стайл.

— Нет, – безапелляционно сказал отец. – Вычёркивай. Всё, что принадлежало семейству Джог, не в счёт. Согласно последней воле Джога-старшего, предприятия его детей в конгломерате «Троттингем Солюшенс» значатся как объект наследования. А не субъект.

— Ага, – кивнул старший брат. – Тем более что эта Сликер Стайл не сможет управлять собственностью. После того, что совершила. И после диагноза, который ей поставили.

— Не отвлекайся, – попросил отец. – Фирма «Сэтлекс и сыновья» занимается улаживанием наследственных вопросов. А не распусканием слухов.

Молодой пегас глотнул какао и принялся дальше просматривать свою часть документов, исписанных сухим юридическим языком, мало напоминающим официальный эквестрийский. Но в этот момент младший из сыновей почувствовал, что от квадратных метров площадей и тоннажа грузов у него начинает рябить в глазах. И решил сделать короткий перерыв.

— Так неожиданно, что принцесса Селестия поручила разобраться с наследием «Солюшенсов» именно нашей фирме, – сказал он, осторожно расправляя затёкшие крылья, чтобы ни в коем случае ничего не задеть. – В смысле… У той компании своих юристов был целый вагон.

— Да, но наша репутация гарантирует честное распределение наследства без утаивания и обломка монеты, – откликнулся Сэтлекс, бросая взгляд на сына и повторяя его жест.

— Что забавно, папа, – продолжил младший, – если бы ты в прошлом не заступился за того чейнджлинга, которого Джоги хотели отобрать у научного центра, то продолжал бы работать в «Солюшенс». То есть не работал бы сейчас вообще.

— Я не захотел идти на поводке у Джогов, – отозвался отец, складывая крылья и пододвигая к себе очередную папку. – Отступать от принципов из-за звона чужой монеты, сынок, это плохой поступок. И ты видишь, как всё в итоге устроилось? Джогов больше нет. А мне велено заняться их наследием. Поделить по числу самостоятельных фирм. Надеюсь, кто-то из двадцати семи получателей распорядится средствами лучше старика Иолиана.

— Двадцати восьми, – поправил занятый бумагами пегас. – Ещё одну нашёл. А, не, тут тоже Сликер Стайл упоминается. Вычёркиваю, значит… – На морде молодого пони за несколько секунд эмоции дважды сменились на противоположные. – Хотя не, она совладелец бренда. Вместе с обозначенными здесь Скоупрейджем и Везергласс. Стало быть, по пункту три-восемь-два…

— Не пугай меня, сынок. Ты прекрасно знаешь, что номер пункта три-восемь-шесть.

— Точно, – смутился будущий юрист. – В общем, получается, что эта компания тоже наследует. Одну двадцать восьмую долю «Солюшенса».

— Получается, – с улыбкой признал Сэтлекс. Улыбка появилась потому, что пегас лично знал и Везергласс, и Скоупрейджа. И уже сочинял для этой семейной пары неожиданное по содержанию письмо, в котором уведомлял о возможности оформить на определённое юридическое имя долю огромных финансовых и материальных ресурсов, которыми Иолиан Джог не собирался делиться ни с кем. Пока был жив.

Мгновение радости отступило, и Сэтлекс вернулся к работе, предварительно сделав глоток из чашки. Как ни приятно было сделать что-то хорошее для заслуживших этого пони, долг квалифицированного юриста был превыше личных привязанностей.

— Ты отложи пока бумаги по этому… – он вчитался в надпись на корешке документа, – «СтэйблТеху». Я должен буду перепроверить.

Эпилог. Предвосхищение

В купальне настолько древней, что само слово зачастую произносили как название, царила тишина, не нарушаемая даже плеском воды. Единственный посетитель, ради которого грифина, заправляющая «Любовным гнёздышком», вынуждена была отменить несколько заказов и потерять шкатулку монет, неподвижно лежал в горячей воде, окружив себя холмами благоуханной пены.

Гиир отмачивал перья крыльев, на которые пару дней назад легла тяжесть официального титула прайм-лорда Республики. Икталигар вместе с Гарсоном придумали и провели роскошную и длинную церемонию, описание которой попало даже в эквестрийские газеты. Однако придирчивому правителю угодить не смогли. Он вытерпел положенные ритуалы, но после в частной беседе объявил церемонию чересчур скучной и сделал организаторам выговор за излишнюю расточительность. Хотя, если бы Гарсон с Икталигаром решили возвести друга на престол по-скромному, Гиир наорал бы и за это, так как для него попросту не существовало идеальной церемонии.

Любитель купаний поморщился, отгоняя мысли, успевшие изрядно утомить его за месяцы дипломатических и политических игр. Голове серого грифона, уложенной на свёрнутые белые одеяния, предстояло усердно работать над тактикой грядущих сражений, и орлолев пытался себя к этому подготовить. Полная, чуть ли не физически ощущаемая тишина для этого подходила как нельзя лучше.

Она же помогла заранее уловить приближение гостя. Пока тот добирался до Купальни – имевшей к неудовольствию некоторых посетителей форму подковы, – Гиир успел посмотреть на водный хронометр, по которому контролировал длительность водных процедур, успел бросить взгляд на лежавшую на расстоянии вытянутой лапы металлическую перчатку, успел вздохнуть по поводу испорченного редкого отдыха.

Появление красного грифона не стало сюрпризом. Настолько, что Гарсона буквально на пороге, где клубился туман, рождённый тёплым влажным воздухом Купальни, сталкивающимся с холодным воздухом коридора, встретило замечание:

— Ты всё-таки здесь.

— Ты тоже, – не полез в карман за словом младший брат, после чего снял мгновенно запотевшие очки и осмотрел комнату. – Один, как я вижу. Если, конечно, твоя охрана не прячется в сливной трубе.

Гиир слегка пошевелился, отогнав подальше пену. Но из воды не вылез и даже не убрал с морды умиротворённое выражение.

— Я не беру охрану в Купальню. Но это ты и так знаешь. Знаешь, что здесь можно найти меня одного. Найти, чтобы сделать с прайм-лордом Республики всё, что прикажут.

— Ага, – кивнул Гарсон. – И если бы я выполнял чей-то приказ, явившись сюда, то мог бы что-то сделать с прайм-лордом Республики.

Последний звук слов Гарсона затих, и в Купальню вернулась тишина, только теперь в неё вслушивались двое. Первый лежал в воде, но мог в любой момент положить лапу на артефакт. Второй, окажись он быстрее, после прыжка мог впечатать затылок брата в край бассейна. И подержать того под водой – сил бы хватило.

Но ни один из грифонов не двинулся с места. И когда водный хронометр, отмеривший очередной отрезок, чуть слышно булькнул и со скрипом крутанулся вокруг оси, оба брата вздрогнули. И словно освободились от заклятия оцепенения.

— Я выполняю приказы только своего прайм-лорда, – сказал красный грифон, когда напряжение момента развеялось. – И мой прайм-лорд не приказывал ничего с собой делать. Поэтому я здесь лишь ради разговора. Разговора, который не стоит слышать лишним пернатым.

Гиир приподнял сокрытую пеной лапу и провёл когтями по белым гребням, вслушиваясь в шипение сотен уничтожаемых пузырьков.

— Что ж, давай поговорим, братец, – согласился он. – Раз этим все твои дела на сегодня исчерпываются. И давай начнём с важного вопроса… Почему?

Не потребовалось никаких уточнений. Для Гиира это «почему» имело ровно одно значение. Для Гарсона тоже. Прайм-лорда интересовало, почему из Купальни выйдут два живых грифона в приподнятом настроении. А не один, преисполненный сокрушающего раскаяния в совершённом поступке.

— Ты мой брат, – произнёс красный орлолев. – Что угодно может случиться, но нашего родства уже не отменить. И конечно, проведя несколько лет в обществе столь своенравного, хамоватого и опасного родича, я не раз задавался мыслью, как хорошо было бы, если бы ты вдруг по той или иной причине насовсем исчез.

Гарсон сделал сложный жест, свойственный склонным к излишней театральности иллюзионистам.

— А потом мне прямо предложили позаботиться о твоём исчезновении. И это повернуло мне мозги по ветру. Твоя гибель, как оказалось, несёт выгоду, но отнюдь не мне. Ведь при любом исходе покушения из двух братьев, контролирующих Республику, останется один. Ослабленный, легко попадающий под зависимость. Но двое братьев, действующие слаженно – угроза для всех врагов Республики. То, чего не хотят наши копытные соседи. И, следовательно, самый выгодный для меня вариант. А какой я, спрашивается, грифон, если не стремлюсь обеспечить себе выгоду?

— Резонно, – буркнул Гиир.

Холмы из пены расступились, когда сквозь них пробилась птичья лапа с серым оперением.

— Единство до конца полёта? – Прайм-лорд внезапно вспомнил примитивную клятву, которую часто можно было услышать от птенцов. Гарсон слегка улыбнулся.

— Единство, – повторил он, протягивая свою лапу.

Хватка серого грифона оказалась куда сильнее, чем ожидал младший брат. Гиир улучил момент и рывком подтащил к себе Гарсона, макнув не ожидавшего этого красного грифона в воду. Пока он нервно дёргался, чувствуя, как намокает ткань, и пытался сдуть пену с очков, прайм-лорд заливисто хохотал.

— Приведи себя в порядок, братец, – отсмеявшись, весело пожелал серый грифон. – Нам завтра на войсковой смотр. Хочется, чтобы в тебе видели командира, а не офисного счетовода.

— Можно было для начала предложить, – с кислой миной заметил Гарсон, затем судорожно хлопнул себя по боку, вытащил из потемневшего кармана пострадавший блокнот и швырнул его в сухое место, поближе к вделанной в стену печке.

— Так не весело, – отозвался брат, вновь расслабленно опуская голову на край бассейна и закрывая глаза.

— Уф-ф! – Красный грифон на несколько мгновений задумался и, решив, что его вещам всё равно нанесён непоправимый ущерб, окунулся с головой. Вынырнув, лапой отогнал от себя холмик пены. – Умеешь ты развлечь, конечно.

— Ты подожди, – ухмыльнулся Гиир, не открывая глаз. – Увидишь, как будем развлекаться с белой лошадью.

— Да, она знатно повеселится, узнав про масштабное наступление с трёх направлений, – признал Гарсон, мысленно вспоминая чертежи и схемы, которыми щедро поделился брат, с которым до того не менее щедро поделился Иолиан Джог.

— Нет, будет ещё веселее. Когда захватим Грифонстоун.

Гарсон поскрёб перья возле слухового прохода. Нет, шипящая возле него пена, кажется, была ни при чём. Брат действительно сказал «Грифонстоун».

— Погоди. У нас в когтях оборонительные доктрины Эквестрии. Иолиан Джог, да примет его Великое Небо, всем нас обеспечил. Мы знаем всё об армии Селестии. Квартиры, пути перемещения, сроки мобилизации. Мы знаем, сколько дивизий прикрывает каждый город. Возможно, даже получится выяснить, что каждый из командиров пьёт на завтрак. Зачем атаковать Грифонстоун, о котором в бумагах Джога почти ничего не сказано? Это бесполезный регион…

— Ха! Мило ты отзываешься о родном крае. Нет, братец, Грифонстоун – это ключ к победе над Эквестрией. – Гиир для придания веса своим словам приподнялся и сел, так что вода доходила ему до середины груди. – То, что в бумагах Джога умалчивают про Грифонстоун, означает лишь одно: этот город не включён в оборонительную доктрину Эквестрии. Принцессы про него забыли. Потому что он официально не часть их государства. Потому и забыли. Ну, а мы напомним… – Гиир широко развёл лапы, словно пытаясь охватить огромную карту всех известных земель. – Вторгнувшись в любой из городов Эквестрии, наша армия натолкнётся на всю эквестрийскую армию. И местное население, которое без рассуждений на нас накинется, защищая свои дома. При всех наших секретных преимуществах битва обернётся не в нашу пользу. Но вот если напасть на Грифонстоун, то белая лошадь кинется на его защиту. Однако она не сможет привести с собой всю армию. Только часть. Кого успеет поднять. И их разбить будет проще, чем всё население Эквестрии.

— А Селестия обязательно полетит защищать Грифонстоун, – поняв ход мыслей брата, кивнул Гарсон. – Она не сможет оставить его в бедственном положении. И знает, что сил самообороны там нет.

— После поражения части войска и главнокомандующей лошади, – продолжил Гиир, – остатки сил на территории Эквестрии не смогут сдержать нашего наступления. Шок от гибели принцессы понизит боеспособность: добивать их будет проще.

Гарсон уставился на качающиеся перед ним холмы пены, словно видел в них отблески грядущих сражений. Прежде ему было сложно представить победу над эквестрийской армией, однако новые военные разработки и действенная стратегия меняли дело. То, что раньше виделось не более чем призрачной возможностью, становилось отчётливым, обретало краски и объём. Победа даже не казалась возможной. Она казалась неизбежной – Гарсон словно наяву видел падающих без сил пегасов, тускнеющие искры бессильных заклинаний, объятые пламенем дирижабли с эквестрийской королевской символикой. И толпы копытных, которые мчались галопом прочь с места битвы, но были бессильны убежать от тени, что закрывала более не управляемое никем солнце – тени, что состояла из сотен облачённых в доспехи и слаженно машущих крыльями клювастых бойцов…

— Давно ты ведёшь игру по этому сценарию? – спросил красный грифон, вернувшись из царства грёз в реальность.

— А для чего, по-твоему, я убрал Гардиана и захватил северо-западный округ? – Гиир внимательно всмотрелся в морду брата и всплеснул лапами. – О! Я вижу! Ты подумал, что это было спонтанное проявление ярости, бессмысленный акт разрушения. Ха! Ха-ха! – Гиир убедился, что его весёлое настроение не передаётся брату, и закончил мысль: – Раз ты так решил, значит, и белая лошадь придерживается такого же мнения. Она не будет ждать нас в Грифонстоуне. Не увидит зияющего пробела в своей оборонительной доктрине. Наши действия захватят её врасплох.

Гарсону всё-таки надоело вымачивать костюм, и он вылез на край бассейна, где стащил с себя одежду, скомкав её как бесполезный мусор, каковым она, впрочем, и стала. Этими действиями он отсрочил неизбежное признание:

— Ты гений, брат. Я не сомневаюсь, что белая лошадь пожалеет, что пыталась нас стравить.

Гиир же, словно не желая отвыкать от водной среды, вновь погрузился по шею. И тоже признался:

— Она ведь правильно сказала тебе… Как там было? Что я импульсивен и склонен к разрушению? Так оно и есть, братец. Так оно и есть. – Серый грифон закрыл глаза и накрыл их лапой. – Всё, что я делаю, ведёт к уничтожению. Я уничтожил конкурентов по криминальному бизнесу. Принёс горе в сотни семей, распространяя «живинку». Уничтожил правительство Республики. Старый Совет... Почти подчистую всех истребил. Я собираюсь уничтожить соседнюю державу. Собираюсь обратить её города в пыль ради процветания своего народа. И эта тяга к разрушению никогда не покинет меня. – Лапа поднялась, глаза открылись, и прайм-лорд повернул голову к младшему брату. – Белая лошадь права насчёт опасности, которую я представляю. Она узнала мои сильные стороны ещё несколько десятилетий назад. Она предвосхитила мой путь. Мой успех. Буквально заставила меня подняться из грязи и стать тем, кто я есть сейчас. И я ей благодарен. Без её мотивации, без её подсказок, без её недальновидных советников и дипломатов я бы ничего не смог добиться. – Улыбка покинула морду Гиира. – Но теперь Селестия против меня. Она пытается мешать мне во всех начинаниях. Чтобы обезопасить себя и Эквестрию, чтобы уйти от расплаты. Я уверен, что именно из-за её происков мы не можем добиться мира с драконами.

Взгляд красного орлольва носил ожидаемый отблеск, полный сомнений относительно вменяемости собеседника.

— Ага, это ведь вовсе не потому, что кое-кто называет Лорда Эмбер тупой ящерицей, – фальшиво громким шёпотом произнёс Гарсон.

— Я попробую больше так не делать, – не слишком довольным тоном ответил Гиир. Серому грифону не понравилось то, что он не услышал от брата слов понимания и поддержки. – Ладно, займёмся другими делами. До всяких смотров и мирных переговоров надо сходить поужинать с Ильвией. Неердина и Горвишку обнять. Ещё не забыть бы пожелать младшему, чтобы вылез из яйца умным и сильным.

Кивнув своим мыслям, Гиир упёрся в кафель бассейна. Пока прайм-лорд вылезал из воды, он больше походил на обеспокоенного простыми жизненными проблемами семьянина, чем на деспотичного правителя целой страны и кровожадного воина. Гарсон печально отметил, что не видел брата таким со времён памятного вечера в гостиной балтимэйрского дома, с того последнего вечера, когда Гиира больше волновало здоровье первенца, нежели власть над сородичами и многоходовые хитрые планы. Сказать об этом Гарсон не успел, потому что «миролюбивый» образ грифона исчез, едва прайм-лорд потянулся к Длани Доблести.

Было то простым совпадением или же знамением Великого Неба – но едва одержимая разрушением личность воссоединилась со способным на великие разрушения артефактом, по Купальне пронёсся порыв ветра, погасивший почти все свечи и погрузивший помещение в тревожный полумрак.