Возвращение блудных Пай
Глава 3
Благодаря предусмотрительно расставленной сети и другим предпринятым усилиям всей семьи Пай за минусом Октавии, непроизвольные прыжки и отскакивание от стен, вызванные опрокинутой на Пинки бадейкой ледяной воды, постепенно сходили на нет. Клайд, Роуз и Блинки работали сообща, стараясь утихомирить самую младшую из Пай, изо рта которой извергался непрерывный поток неразборчивых слов. Было понятно, что красной нитью в них проходил резкий скептицизм Пинки по отношению к идее переноса такого важного события, как вечеринка в честь юбилейного дня рождения. Когда энергия розовой пони иссякла настолько, что та, что-то бормоча себе под нос, могла лишь слегка подёргиваться взад и вперед в паутине верёвок и подушек, Блинки, извинившись, сказала:
— Прошу прощения. Я буду в своей комнате.
— Блинкадетт, — спросила её мама, обернувшись, но не преграждая дорогу. — Ты ведь не собираешься оставить свою сестру в таком состоянии?
— Не хочу испортить ещё что-нибудь, — ответила Блинки.
— Больше сегодня не работай, — сказал Клайд. — Сделай перерыв.
Она повесила голову:
— Пап, мне нужно разобрать целую кипу финансовых ведомостей, прежде чем я вообще смогу приступить сегодня к работе.
— Я об этом позабочусь.
— Но ведь тебе нужно отыскать больше каменных семян! — возразила Блинки.
Несмотря на то, что её копытце частенько застревало в этой пышной розовой неразберихе, Роуз между тем продолжала мягко гладить гриву Пинкамины, шепча ей на ушко что-то успокаивающее. Например, что вечеринка по случаю дня рождения по-прежнему в расписании их семьи, разве что сроки её проведения могут быть немного скорректированы. Закрыв глаза, Пинки с улыбкой тянулась навстречу маминым прикосновениям.
— Никаких “но”! — Клайд с мягкой силой притопнул копытом, что всегда означало: вопрос исчерпан. — Я же сказал, что обо всём позабочусь. Я делал это ещё до твоего рождения.
— Сразу с двумя полями? — осмелилась возразить Блинки. Её уши опустились и робко прижались к голове.
— Твоя мама мне поможет, — сказал он, нахмурив лоб. — Мы справимся. А ты и думать не думай о всяких этих бумагах. Ты поняла меня?
— Да, сэр1, — ответила она, чуть повернув голову так, чтобы часть её гривы, словно щит, почти скрыла её от сердитого взора отца. — Но чем же мне заняться вместо этого?
— Почему бы тебе пока не побыть со своей сестрой? — предложила Роуз, закончив выпутывать Пинки из сетей. Почувствовав, что она снова на свободе, розовая пони немедленно запрыгала на месте.
— Только не говорите о сама-знаешь-чём, — добавил Клайд.
— Я должна это сделать? — уточнила Блинкадетт.
— Да, — хором ответили родители.
1. "Сэр" употребляется как обращение или форма вежливого упоминания по отношению к мужчине в Великобритании, США и других англоязычных странах. В нынешнее время чаще всего используется только как обращение к отцам, учителям и другим знакомым лицам мужского пола от лица детей.
— Мне так жаль, что Гамми не смог приехать, — прогуливаясь по южному каменному полю с Блинкадетт, сказала Пинки Пай. — Он подменяет меня, пока я в отъезде. Сейчас он сидит с близнецами Кейков.
— Твой аллигатор работает няней? — недоверчиво спросила Блинки.
— Не в одиночку, конечно! Ему помогают. Не беспокойся, сестрёнка, там всем заправляет мадам ля Флауа2. У них всё будет отлично.
— Кто это? — Блинки заметила что-то маленькое и блестящее, торчащее из-под земли, подошла к этому и начала копытцем окапывать землю вокруг. — Ещё одна твоя новая подруга?
— Что это ты делаешь? — спросила Пинки, широко раскрыв глаза. — Надеюсь, ты не работаешь? Папа сказал…
— Папа запретил мне заниматься бумажной работой, — как ни в чём не бывало заявила она.
Пинки обежала глазами окрестности. Отца было не видать. На самом деле, они отошли уже так далеко, что она с трудом могла разглядеть собственный дом, что её совсем не радовало. Она правда ещё могла определить направление по стоявшему рядом с ним неподвижному ветряку, с помощью которого члены семьи Пай добывали воду из колодца. Тем не менее Пинки забеспокоилась.
— Все равно выглядит так, будто ты работаешь, — сказала она, покачав головой. — Блинки, почему бы тебе просто не расслабиться? Всё будет хорошо!
— Для тебя — может быть, — буркнула Блинки, вытащив из земли маленькую кристаллическую жеоду3, из которой при некотором старании они смогли бы извлечь как минимум несколько каменных семян.
— Ну ладно, — решительно кивнув, сказала Пинки Пай. — Есть только один способ справиться с этой проблемой. Пришло время включить Режим Эпплджек.
2. Madame LaFlour, мешок муки, одна из воображаемых друзей Пинки, MLP:FiM, S01E25
3. Округлое геологическое образование с кристаллическими минералами внутри.
Винил Скрэтч аккуратно долила воды в канистру на боку “Деньрожденческого Фургончика Блинки Пай”. Из-под брезента, покрывающего повозку, высунулось что-то длинное и извилистое, заставив подруг бросить на неё испуганный взгляд. Вскоре оно убралось обратно, обрисовав под тканью контур змеи, или щупальца, или ещё чего-то такого, что заставило бы Винил отступить назад ещё быстрее, чем сейчас. Что бы это ни было, она была уверена, что оно пытается выбраться наружу, и она была совершенно точно уверена в том, что не хотела бы оказаться здесь, когда это случится. Раздался отчётливый рык, совершенно не похожий на тот, что мог бы издать пони, и массивное тело погрузилось обратно в тесный хаос наваленных в фургоне пожитков.
Собираясь издать глубокий вздох облегчения, Винил набрала полную грудь воздуха и, обернувшись, столкнулась нос к носу с Клайдом Пай, успевшим незаметно присоединиться к их компании. Вздох превратился в пронзительный визг.
— Доброе утро, мисс Скрэтч, — невозмутимо сказал фермер, сунув в зубы свежую соломинку.
— Доброе утро, сэр, — немного поколебавшись, ответила она.
— Мы обсудили то, что произошло вчера, — его голос был сиплым и шероховатым, а тон жёстким, но всё же не совсем уж каменным. — Мы не собираемся предъявлять обвинение в уничтожении нашего имущества. Равно как и изгонять подругу Пинкамины и особенную пони Октавии. Но...
После многозначительного “но” повисла тишина. Винил поймала взгляд подруги. Её любимая закусила губу и нервно переставляла копытца. Однако не похоже было, что её сильно беспокоило то, что собирался сказать Клайд. Прошло немало времени, прежде чем он продолжил:
— Но если хотите получить моё благословение на дальнейшие встречи с моей дочерью или нечто большее, — провозгласил он, — вы останетесь здесь и поможете нам компенсировать часть нанесённого ущерба. Октавия уже согласилась остаться и выполнить свою долю работы, так что теперь дело за вами, мисс.
Винил опустила голову и уставилась на копыта Клайда. На следующей неделе у неё был запланирован крупный рейв-фестиваль в Кантерлоте. Ей также было необходимо освежить контакты с некоторыми весьма высокопоставленными пони, дабы повысить свои шансы на участие в грандиозной вечеринке по завершению городского празднования Дня Согревающего Очага. Не говоря уже обо всех её собратьях по творчеству, которых Винил собиралась привлечь в качестве группы поддержки. Каждый из этих пунктов, в случае невыполнения, стоил бы ей немало популярности и денег.
Винил перевела глаза на Октавию и задалась вопросом, о чём сейчас думает её особенная пони. Раз виолончелистка решила остаться, она не сможет выехать со своим оркестром на праздничное турне из Кантерлота. Даже для такой знаменитой пони, как Октавия, пропуск премьерного выступления может стоить места. Остаться на ферме означало для неё серьёзную потерю денег и репутации. И всё-таки единорожка поняла, почему Октавия поступает именно так. Когда блуждающий взгляд диджея остановился на розовом галстуке-бабочке, что всегда носила её подруга и который Винил обожала, она вспомнила, что это был один из подарков, полученных Октавией от Пинки Пай на давно минувшей вечеринке по случаю своего двадцатилетия.
— Хорошо, — сказала она, постаравшись придать своему тону немного уверенности. — Что я должна делать?
Октавия наклонила голову. В её глазах ясно читались благодарность и беспокойство:
— Dolce, ты вовсе не обязана. Ты ведь знаешь об этом, правда?
— Да, но… — она с трудом сглотнула. В глубине её памяти снова возникли самые первые слова, сказанные ей когда-то Октавией. “Могу я пригласить вас на танец?” Забавная тогда вышла ситуация и она отреагировала на неё недоверчивым – и довольно нервным – смехом. Дело было на каком-то вечере, слишком утончённом для энергичной пони вроде Винил, но слишком низкопробном для элегантной земной пони в галстуке. Они и сами затруднялись объяснить, что они здесь делали. Вопрос, заданный Октавией, прозвучал так естественно, словно она поинтересовалась, где здесь можно перекусить.
Винил не помогло даже то, что с момента тяжёлого и болезненного разрыва с её подругой, родители которой оказались из числа немногих оставшихся в Эквестрии ярых противников однополых отношений, прошла уже не одна неделя. Она надеялась, что её смех заставит незнакомку отойти, и ей не придется снова столкнуться с осуждением, хотя бы публичным. Но Октавия осталась на месте. Она смотрела на неё с такой спокойной искренней улыбкой, что Винил почувствовала, как её мысли завертелись не хуже диджейских вертушек. В панике, она только смогла пробормотать: “конечно”.
Вскоре, даже не успев познакомиться, они уже танцевали под свой собственный ритм, мурлыкая свою собственную мелодию и не слыша ни группу, ни солиста. Доверие Октавии просто ошеломляло. Винил умела работать с толпой, и она могла поддерживать вокруг себя ауру крутости, достаточную, чтобы вызвать у малознакомых с нею пони иллюзию доверия. Конечно, её знаменитые очки были клёвыми и крутыми и сами по себе, но их основное предназначение было в том, чтобы усиливать эту ауру. Но сейчас, когда дело касалось только её и другой пони, тем более такой потрясающей, она чувствовала сильную неловкость из-за столкновения взаимоисключающих стремлений – спрятаться и остаться с ней.
Подобные сомнения не терзали Октавию Пай ни тогда, ни сейчас. Она просто решила остаться на ферме и исправить ошибки Винил, чего бы это не стоило её карьере. Винил представила, как Октавия объявляет о своём решении тем же голосом и с той же интонацией, как тогда, когда она впервые пригласила её на танец, и внезапно поняла, что она на самом деле должна сделать.
— Но я думаю, мы должны быть вместе, — прошептала она, глядя на Октавию, а затем решительно посмотрела прямо в глаза её отцу.
— Хмм, — он перекинул соломинку из одного уголка рта в другой, но его каменное лицо всё ещё представляло из себя одну сплошную загадку. — Ну, во первых, знайте, что на каменной ферме и от единорога может быть прок. Просто не направляйте магию непосредственно на камни, и всё будет в порядке. Но мы бы хотели, чтобы вы вместо этого занялись с Октавией домашними делами. Роуз составит список. Если будете работать как следует, вы снова сможете оставаться в доме, под присмотром, конечно. Если будут проблемы с Блинкадетт, обращайтесь к мне.
— Уверена, всё будет хорошо, — сказала Винил, решительно задрав очки на лоб. — Сделаем это!
— Хмм, — вернув соломинку на прежнее место, Клайд развернулся и ушел в пустынные поля, изредка останавливаясь, чтобы потыкать копытом попадающиеся на его пути скальные образования.
— Вот это да, Винил, — выдохнула Октавия, подойдя ближе. — Я знаю, мы вместе уже несколько лет, но я не знала, что всё у нас настолько серьёзно.
Единорожка откашлялась:
— Почему бы нам не приступить к работе? Уверена, нам многое предстоит сделать.
Октавия кивнула, поцеловала Винил в щёку и повела её за собой обратно в дом, где прошло её детство. Когда они ушли, фургон Пинки Пай испустил влажный хлюпающий звук, сопровождаемый долгим деревянным скрипом.
— Слушай сюда, сахарок, — речь Пинки была раздражающей смесью обычного для неё пронзительного писка и густого тягучего говора пони родом с юго-запада Эквестрии. — Доверься мне, расскажи, что тебя действительно гнетёт?
— А, — зевнув, ответила она. — Хорошо, ещё раз, специально для непонятливых. Ты такая особенная, Пинки. Странная, но особенная. Как и Октавия. И все пони вокруг вас знают это. А все мои знакомые пони или съехали, или больше не знаются со мной.
— Значит, тебе одиноко? — Пинки удовлетворённо кивнула головой. — Ну, эт’ мы исправим, не вопрос. Перезнакомишься с парой-тройкой шебутных пони из соседних городков, и вот ты уже довольна, как яблочный пирог!
— Это не так просто, — ответила Блинки. — С чего бы им общаться со мной? Я не талантлива. Я не красива. Я не герой. Я не богата. Я всего лишь средняя из трёх сестёр Пай, из которой не вышло ничего путного.
— Эй, я не потерплю таких речей от своей маленькой сестрёнки! — пожурила её Пинки. Блинки хотела было поправить её насчёт своего возраста, но решила, что сейчас это бесполезно. — Ты такая суровая и чёрствая печенька, словно сладкий бисквит, забытый на восточном окне библиотеки, куда его поставили остывать.
Всё, что могла сделать Блинки — это с непониманием смотреть, как её сестра всё глубже погружается в океан метафор, осыпая её словами, которые вполне могли оказаться комплиментами, если бы она взяла на себя труд их расшифровать. Вместо этого Блинки размышляла о том, какой была когда-то Пинкамина. По правде говоря, она была точь-в-точь как Блинки. Сосредоточенной, сухой, скучной. Впрочем, у Пинки было одно преимущество, выделявшее её на фоне остальных: она была розовой, тогда как Блинкадетт представляла из себя саму посредственность. Затем грянул Соник Рэйнбум и всё изменилось.
Поначалу их родители восприняли эти изменения скептически. Они пытались вернуть гриву Пинки в прежнее состояние, но ни щетка, ни шампуни были не в состоянии укротить этого зверя. Каждый новый день было столько прыжков, болтовни и улыбок, сколько раньше они не видели и за целый год. И хотя всё это безмерно радовало её семью, многочисленные ежедневные вечеринки были уже чересчур. Родственники уговорили Пинки ограничиться максимум двумя в неделю. Но это не остановило поток смешных пустяков, которые она всегда делала, чтобы заставить их улыбнуться. В самых неожиданных местах она расклеивала объявления, приглашающие на “Камнедни!”4, вместе с небрежно выполненным изображением своей ухмыляющейся физиономии. Однажды утром, проснувшись, Блинки обнаружила один постер, приклеенный на потолке, прямо над своей кроватью. Неестественная ухмылка изображённой на нём Пинкамины была просто ужасна и заставила её в испуге вскрикнуть, но затем Блинки рассмеялась.
Пинки также подарила сестре её первую кисть. Это была здоровенная, закрученная штуковина с огромными ворсинками всех цветов радуги. Она была почти бесполезна и подходила лишь для самых больших холстов, но несмотря на это, Блинки до сих пор использовала её время от времени. Во-первых, это был своего рода вызов, а во-вторых, ей никогда ещё не встречалась кисть, настолько приятная на вкус. Гладкая дубовая рукоять пахла какао, совсем как те сладости, которыми мама, а потом и Пинки, угощали её по праздникам. Даже сейчас, стоило ей подумать о том, как при помощи языка заставить эту нескладную кисть изобразить хоть что-то, напоминающее произведение искусства, рот Блинки наполнялся слюной.
Пинки даже не смогла объяснить, почему она подарила её сестре. Она сказала, что ей просто пришло в голову, что эта штука может понравиться Блинки. И она ей действительно понравилась. Блинки надеялась, что однажды она украсит каждую комнату их дома хотя бы одной прекрасной картиной. Ну или более-менее пристойной, пока она не усовершенствует своё мастерство. “Так всегда бывает, — опустив голову, подумала Блинки, и её глаза начали наполняться слезами. — Всякий раз, когда она уезжает, я так завидую всем этим её невероятным проделкам. А затем она возвращается, и я вижу, как отвратительна моя зависть. Всё, что она хочет — чтобы я была счастлива. Почему же я не могу быть счастлива?”
— Мож’ ты хотя б попытаешься повеселиться н’ своей вечеринке? — вопрос Пинки, заданный всё с тем же чудовищным акцентом, прервал её внутренний монолог. — Рад’ меня?
— Попробую, Пинки, — ответила она. Подойдя к своей младшей сестре, Блинки сгребла её в объятья. — Спасибо тебе за всё.
— А, ерунда. Этот Режим Эпплджек даж’ начал мне нравиться. Над’ ж.
Пинки яростно встряхнула головой и ухмыльнулась:
— Но Режим Пинки Пай тоже классный! — провозгласила она своим обычным голосом.
— Что-то я проголодалась, — сказала Блинкадетт и улыбнулась, почти как Пинкамина. Она не могла растянуть свой рот так же широко, но тот факт, что она довольно редко улыбалась так искренне, делал каждую чёрточку и морщинку, появившуюся на её лице из-за улыбки, чем-то особенным и даже, можно сказать, милым. — Не хочешь вернуться прямо сейчас? Если мамы нет дома, я что-нибудь нам приготовлю.
По пути домой они дружелюбно болтали, или, если быть точным, болтала Пинки Пай, а Блинки слушала её с безмятежным, удовлетворённым выражением на лице. Её уже не беспокоило, что на этом пустом сером поле могло бы сейчас быть полным-полно созревших драгоценных камней. Собственно, она уже начала перебирать в уме возможные варианты на будущее. “Может, на этот раз нам стоит посадить здесь растения, все вперемешку? — подумала она. — Это позволило бы деревьям достичь максимальной высоты за сезон. Правда трава может немного пострадать, но если судить по последнему выпуску погодного альманаха Клаудсдейла, когда наступит летняя жара, лишняя тень не помешает. Она сделала бы такие прогулки ещё приятнее…”
Раздался оглушительный треск. Затем их старый семейный ветряк, каким-то необъяснимым образом вырванный из земли, поднялся в воздух и начал, словно помахивая им, раскачиваться взад и вперёд. Вокруг него был обвит длинный отросток – щупальце, принадлежащее гигантскому лиловому осьминогу. Громко воркуя и булькая, он поливал себя водой, которую доставал из колодца при помощи остальных семи конечностей.
— Роктопус5, нет! — крикнула Пинки, со всех ног кинувшись к месту происшествия. — И как он умудрился выбраться из клетки!? — тут позади неё раздался душераздирающий крик, и она резко остановилась. Пинки оглянулась и увидела дрожащую сестру, чьё перекошенное лицо выражало смесь отчаяния и ужаса. Отчаяние слегка преобладало. Поколебавшись лишь пару мгновений, Блинки содрогнулась всем телом, испустила задыхающийся всхлип, развернулась на месте и стрелой унеслась прочь.
— Блинки, подожди! — пробормотала Пинки. Она бросилась в погоню за сестрой, затем развернулась в сторону дома, затем – снова в сторону убежавшей сестры. Увидев силуэты пони, пытавшихся сдержать аморфную груду щупалец, Пинки поморщилась. Наконец, со стоном отчаяния она решительно поскакала за Блинки. “Четверо пони сумеют управиться с Роктопусом. А вот помочь сестрёнке могу только я”.
Она уже видела облако пыли, поднятое копытцами убегающей пони, но та направлялась в сторону западного поля, заросшего деревьями, кустами и даже некоторыми зерновыми культурами. Если её не догнать, она могла затеряться среди них. Пинки поскакала быстрее.
Блинки смолоду работала на ферме и была в хорошей физической форме. Но ведь и Пинки росла в тех же условиях. Плюс изнурительные тренировки с Рэйнбоу Дэш, плюс частые и смертельно опасные приключения, плюс тот простой факт, что в ней и сейчас было столько сахара, что его энергии хватило бы на целый воздушный корабль. Она быстро сокращала дистанцию.
— Оставь меня в покое! — закричала Блинкадетт, увидев приближающуюся сестру.
Вместо ответа Пинки лишь увеличила скорость. Она прыгнула и врезалась в Блинки, отчего обе пони кубарем покатились по полю, прямо через покрывающие его трещины и булыжники. Запыхавшаяся и вся покрытая синяками, Блинки поднялась на ноги и попыталась ещё раз прорваться в заросли, но Пинки одним прыжком загородила ей дорогу.
— Роктопус должен был стать сюрпризом на твой день рождения, — едва отдышавшись, сказала она. — Мне очень жаль.
— Тебе жаль, что сюрприз не удался!? — не веря своим ушам, выкрикнула Блинки. — А не что вдобавок к нашему разорению нам теперь ещё грозит и смерть от жажды!? Это если предположить, что бешеный кальмар не прибьёт нас раньше!
— Осьминог, — поправила Пинки. — И он никогда не причинит вреда ни одной пони. Именно поэтому я и собиралась использовать его в мюзикле.
— В мюзикле? — Блинки запнулась. — А вообще-то, знаешь что? Я не хочу этого знать. Уходи.
— Но…
— Пожалуйста, Пинки. Умоляю тебя. Просто дай мне побыть хоть немного одной.
Пинки надолго задумалась, переводя взгляд с далёкой фермы, откуда всё ещё доносились отдельные крики, на свою дрожащую сестру, смотревшую на неё заплаканными глазами.
— Только если ты дашь Пинки-Клятву, что вернёшься домой до заката.
Поколебавшись лишь мгновение, Блинки совершила положенный ритуал со всеми необходимыми словами и движениями, правда торжественность клятвы была несколько подпорчена неуклюжим прикладыванием копытца к глазу.
— И только если ты возьмёшь это с собой, — сказала Пинки, достав откуда-то из укромных глубин своей гривы маленькую розовую пушку. — Пали, если тебе что-нибудь понадобиться. Что бы это ни было. Хорошо?
Блинки кивнула. Бережно и осторожно взяв пушку в зубы, она, пятясь назад и не отрывая глаз от Пинкамины, направилась в зеленеющее поле. В конце концов, так ни разу не оглянувшись, она канула в высокие заросли кукурузы.
Пинки Пай тяжело опустилась на землю. Она понимала, что ей нужно идти, но её сердце было похоже на якорь, намертво вцепившийся в это место. Она посмотрела на небо. Утреннее солнце ярко сияло, даже несмотря на то, что было укрыто одеялом из серых облаков. Очень медленно Пинки закрыла глаза и постаралась позволить солнечному теплу коснуться её, но это не помогло: она всё ещё мерзла. Кобылка вздохнула и положила голову на землю, надеясь, что сможет впитаться в неё, хотя бы ненадолго. Но и с этим ей не повезло.
Наконец, она собралась встать и вдруг услышала окликнувший её чей-то смутно знакомый голос:
— Эй, малышка, а что это за кислая мина?
Эти слова, сказанные с сильным мэйнхэттенским акцентом, исходили от аккуратно сложенной кучки камней, украшенной коническим вечериночным колпаком. “Не может быть…”
— Рокки6! — завопила Пинки и бросилась к своему старому другу. — Что ты здесь делаешь?
— Ты же в курсе, Пинкста, что я бы никогда не проморгал такую важную тусу, как эта, — ответил он, подпрыгивая и грохоча своими камнями при каждом слове.
— Ох, но эта вечеринка будет ужасной, Рокки! — пожаловалась Пинки, свернувшись калачиком прямо на земле рядом с кучей камней.
— Это с тобой-то? Да не гони. С чего это вообще тебя запарило?
— Потому что мы продолжаем портить всё, что дорого Блинки, и от этого она грустит и вообще вся на нервах. Сначала погиб весь урожай драгоценных камней из-за того, что Винил не знала, что они не выносят магию, а затем Роктопус выбрался из фургона и решил навеки поселиться в нашем колодце. А ведь всё это время она трудилась не покладая копыт. — Пинки испустила глубокий печальный вздох, совсем не похожий на её обычные вздохи. — И что мне теперь делать?
— Единственное, что ты можешь, малышка, — ответил Рокки. — Ты должна всё исправить.
— Но как же мне это сделать?
— Хорошенько подумай, чё да как и чем помочь, и помоги. Как только Блинки не о чем станет беспокоиться, она сможет как следует оторваться. Всекаешь?
— Думаю, да, но её работа, она такая… скучная. — В поисках выхода из этой ситуации Пинки оглянулась по сторонам, но это не помогло.
— Это похоже на бокс, — сказал Рокки, изобразив своими камнями что-то вроде напряжённого бицепса. — Жутко выматывает, каждый перерыв между раундами ты мечтаешь сдаться. Но потом ты доходишь до предела своих сил и всё равно продолжаешь сражаться, вот тут-то и происходит чудо. Кроме того, не думай, что некому тебе помочь, ведь у тебя есть твоя семья. И я.
— Но как же насчёт вечеринки? — в голосе Пинки звучала неподдельная печаль.
— Сделайте работу вечеринкой, — предложил он. — Ну знаешь, типа одного из регулярных возведений амбара этих чудаков Эпплов.
— О, Рокки! — сказала Пинки и поправила его колпак, чтобы он смотрелся на его “голове” как можно горделивей. — Ты гений!
— Не, не гений. Я лишь воображаемая груда камней.
4. “Rockin' Days!”
5. Rocktopus — от rock (камень, а также муз. стиль) и octopus (осьминог)
6. Rocky — ещё один воображаемый друг Пинки Пай из MLP:FiM, S01E25