Офицер в стране чудес
Акт I (Часть вторая)
Познавшая
Узловатый сук воткнулся в рыхлый склон муравейника на добрые пять дюймов, мгновенно уничтожив с десяток проходов, выходивших на восточную сторону и вместе с ними заодно и немалое число его обитателей. Это был уже далеко не первый удар, судя по многочисленным рытвинам на склонах муравейника и его сбитой вершине. Некогда идеальный конус, высотой с пони, превращался в бесформенную кучу.
Сук вынырнул из развороченного грунта, описал в воздухе неуклюжую петлю и снова воткнулся в муравейник. Державшее его существо, довольно гыгыкнуло.
Третья сидела неподалёку, наблюдая за происходящем от кромки леса. Её почти полностью закрывала высокая трава, но она на всякий случай изменила покров головы и верхней части туловища, чтобы они издалека казались похожими на замшелый пенёк, обросший вьюнками. Сейчас подобная предосторожность не казалась ей излишней.
Найти существо, что посреди леса развлекалось распевкой, было довольно легко – оно не прекращало издавать нечленораздельные крики разной степени мелодичности, всё время пока Третья до него добиралась и продолжило издавать их после. Вблизи эти вопли звучали ещё более фальшиво, настолько, что у Третьей аж челюсти сводило, но самому существу, похоже эти вопли доставляли истинное наслаждение. Равно как и уничтожение муравейника, в которое существо с азартом тыкало длинной палкой.
— АААаААА, В АФРИКЕ ЗАЛУПЫ — ВОТ ТАКОЙ ШИРИНЫ!!! – картаво вопило чудище, воодушевлённо размахивая палкой и азартно подпрыгивая на месте. Телосложением оно напоминало минотавра – тоже передвигалось на двух ногах, только ноги были очень тощие и больше напоминали лягушачьи. Передние лапы тоже были похожи на лягушиные и оканчивались кистями с длинными суставчатыми пальцами. Одной из лап существо ловко удерживало палку, а вторую зачем-то держало засунутой в мешковатые шорты… видимо для того, чтобы эти самые шорты не спадали во время прыжков. К одежде, судя по всему, существо питало слабость: кроме шорт оно натянуло выцветшую майку на свою узкую грудную клетку, ноги украшали разношенные чёрные носки, с сандалиями поверх них, а голову венчала бесформенная панамка. Майка, для пущего шика, была заправлена в шорты. По долгу службы Третьей приходилось несколько раз иметь дело с грифонами и пони, для которых одежда была неотъемлемой частью имиджа… и, судя по тому, что она помнила, стиль одежды чудища соответствовал уровню «бомондъ местной помойки»
— ААА, ЖИРНЫЕ ЖОПЫ — ВОТ ТАКОЙ ТОЛЩИНЫ! – продолжало заливаться чудище, войдя в раж, оно удвоило частоту прыжков и дёрганья лапой, засунутой в шорты.
— Что. Ты. Такое? – в унисон вопрошали голоса в голове Третьей, но никаких догадок ей на ум не приходило. Судя по тому, что существо перед ней пользовалось инструментом и способно было на, относительно, членораздельную речь, оно определённо обладало разумом. Увлечённое пение и активная жестикуляция также говорили о том, что в настоящий момент, чудище определённо пребывало в состоянии эмоциональной возбуждённости, но, тем не менее, Третья совсем не чувствовала исходящей от него энергии. Перед ней по-прежнему был сплошной серый фон.
Объяснить то, каким образом это может работать было так же невозможно, как и тот факт, что каким-то образом чудище разговаривало на привычном для Третьей языке. Но Третья никогда даже не слышала о существах подобных этому. На задворках сознания, тем временем, крутилась мысль о том, как неестественно выглядит такое огромное количество странностей, внезапно свалившихся на неё за один день. Относительно каких-то отдельных моментов ещё можно было сделать допущение, что странными они выглядят только в её глазах, но все вместе они образовывали систему совпадений, существование которой подразумевало предысторию с настолько сложным хитросплетением событий, что оно просто не могло существовать в действительности. И это, само по себе, было самой большой странностью из всех… странностью, осознание которой сломало некий условный лимит внутри разума Третьей, отвечавший за способность удивляться, из-за чего она впала в состояние прострации, когда действительность воспринимается как сон наяву. Она по-прежнему не имела понятия о том, что творилось вокруг неё, но больше и не переживала на этот счёт. Теперь это не имело значения. Её мозг более не воспринимал информацию, которая вырывалась за рамки привычного. Третья просто реагировала по факту, опираясь на данность и не задумываясь о первопричинах. Именно благодаря этой перемене в мышлении, Третья могла спокойно наблюдать за странным существом, не испытывая приступов паники или какого-либо дискомфорта.
Разве что только постоянное недоумение несколько портило общую картину.
Впрочем, пока Третья сидела в зарослях травы, замаскированная под пень, и смотрела как «лягушкоминотавр» издевается над муравейником её недоумение мало-помалу начало перекрывать отвращением к странному выродку. Дело было даже не столько в том, что муравейник напоминал ей об Улье, а чудище громило его чуть ли с садистским наслаждением… у Третьей вызывала отторжение сама внешность этого существа. Особенно белая, рыхлая кожа, которая виднелась на ногах и лапах. Под этой бледно-синюшной, как у ощипанного цыплёнка, кожей не было видно ни намёка на мускулатуру, из-за чего существо вызывало у неё ассоциации с вывернутой из земли гигантской личинкой, которую кто-то шутки ради нарядил в одежду.
— АаАаА, ХУЙ-ХУЙ ЗАЕБУЙ!
— Мы спокойны. Мы полностью спокойны, — процедила себе под нос Третья, закусив щекотавший нос стебелёк травы.
— АААА, ТЫРЫ-ТУТЫРЫ!
Травинка оказалась внезапно не кисло-сладковатой на вкус, как полагается нормальной траве, а горькой, настолько что Третья от неожиданности поперхнулась слюной.
— УХ!.. УУХ!
Чтобы не раскашляться Третьей приходится зажать себе горло в удушающем захвате. Пусть странное чудище выглядело хрупким и слабым из-за своей худобы и рыхлой кожи, однако рисковать и проверять, является ли оно таковым на самом деле, Третья считала откровенной глупостью.
— МЕЛКОУСЫЙ ЗАЕБУЙ!
Уничтожение муравейника всё больше напоминало какую-то безумную ритуальную пляску. Существо яростно подпрыгивало, тыкая палкой в безформенную кучу лесного мусора, по которой хаотично сновали муравьи, и дёргало в шортах рукой, словно бы не удерживая их, а уже пытаясь разорвать. Утирая навернувшиеся на глазах слёзы и пытаясь отдышаться, Третья думала о том, что, наверное, так и выглядит потеря рассудка.
— ох… оооОХ! УХ!
Бросив палку, чудище засунуло обе лапы в шорты и надсадно закряхтело, мелко подскакивая на месте и суча конечностями.
— Может это шаман какой? – задумчиво процедила Третья себе под нос. – Есть же всякие отсталые народы, у которых ещё практикуется обрядовая магия…
— ИИиии… ииии... уооох!
— Пожалуй нам тут больше нечего делать.
— уууфффф!
Чудище внезапно закончило скакать и расслабленно выпрямилось, довольны пыхтя. При этом оно слегка развернулось в сторону Третьей, так, что та смогла разглядеть его морду. Она была не менее отвратительна чем тело – плоская физиономия филина с маленькими выпученными глазами, клювоподобный сморщенный нос и широкая прорезь лягушачьего рта, там, где у порядочного филина должна была быть борода. Поверх всё это было обтянуто всё той же синюшной кожей, которая местами бугрилась красноватыми пятнами, а из-под панамки выбивались жалкие обмылки того, что у существа заменяло гриву.
Существо осторожно вытащило лапы из шорт, поднесло их к морде и от души занюхнуло. Между пальцев, оставляя перепонки стекала прозрачно-белая субстанция.
До Третьей вдруг дошло, что она наблюдала вовсе не за шаманским ритуалом. Внутри неё всё сжалось в гиперплотный комок отвращения, а затем её вывернуло наизнанку, и она никак могла этому воспрепятствовать. Она честно приложила все усилия к тому, чтобы её вырвало максимально бесшумно, но это было всё равно что пытаться заставить огонь гореть вниз.
Существо, увлечённо отряхивавшее руки на развалины муравейника, повернуло голову в её сторону и сощурило свои выпученные маленькие глазки. Третья вдруг поняла, что пока её рвало, она ослабила концентрацию настолько, что маскировка головы и туловища вернулась к базовой форме.
— Пони?!
В неестественно высоком голосе существа звучало удивление. Вытерев лапы о шорты, оно сделало по направление к Третьей пару неуверенных шагов. Та инстинктивно вжалась в землю
— Проклятье, нас заметили! – пронеслось в голове у Третьей в то время как её поверхность её тела принимало камуфляжную форму, обрастая бутафорскими пластинами в виде опавшей листвы. – Только бы оно не пошло дальше, только-бы-оно-не-пошло…
— ПОООНИИИИ!!! – радостно завопило чудище на частоте звучания близкой к ультразвуку и ломанулось к Третьей.
От раздирающего душу визга у Третьей заложило в ушах, а вслед за тем, по ней ударила мощная вспышка психической энергии. Существо, до того полностью невидимое в эмоциональном диапазоне, буквально взорвалось приступом радостной эйфории и привычно серые контуры окружающего её леса утонули в ярком оранжевом свечении, что стало невозможно ничего различить.
— ВСПЫШКА С ФРОНТА! – раздалось в голове давно позабытое рявканье инструктора.
Третья как ужаленная подскочила на месте, сделав в воздухе кувырок с разворотом за спину, и, едва её ноги коснулись земли, стрелой припустила сквозь подлесок вслепую. В памяти сама собой всплыла шутка про «вот и пригодились годы упорных тренировок», только она почему-то сейчас совсем не казалась смешной. Если бы не вбитая до уровня инстинкта привычка запоминать оставленное за спиной окружение у Третьей бы точно не получилось далеко убежать вслепую.
— ПОНЯ, МИЛАЯ, ПАСТООООООЙ… СТОЙ, СУКА ЕБАНАЯ! ДОГОНЮ — ВЫЕБУ!!!
За спиной послышался треск разрываемых грубой силой стеблей травы и хруст веток – существо бросилось за ней погоню. Третья, сослепу поскальзываясь на лесной подстилке, как могла постаралась прибавить ходу. После секундного замешательства на её сознание снова опустилась пелена апатичного безразличия. Она спасалась бегством и не испытывала по этому поводу никаких душевных терзаний, потому что это было не последствием осознанного выбора, а всего лишь рефлекторной реакцией.
Её пытаются догнать.
Она убегает.
Всё предельно просто.
Первые несколько секунд погони были самыми сумбурными. Третья не могла толком ориентироваться в пространстве и то и дело натыкалась на препятствия, ожидая что с секунды на секунду она будет схвачена. К счастью её преследователь тоже не отличался особым проворством, выдав на стартовом отрезке впечатляющий рывок, он довольно быстро начал сдавать позиции и через какое-то время его грузный топот и тяжёлое дыхание начали отдаляться. Третья лишь меланхолично отметила про себя, что можно более не опасаться превосходства противника в области физических показателей, в этом плане «лягушкоминотавр» даже близко не мог с ней тягаться.
— Врёёшь… уфффф…. ВРЁЁЁШЬ! – натужно пропыхтело чудище, видя, что начинает отставать. – ОТ МЕНЯ ПРОСТО ТАК НЕ УБЕЖИШЬ, ЕБЁНА МАТЬ!!!
С этими словами, существо пригнулось и побежало быстрее. Третья лишь усмехнулась про себя в ответ. Её зрение постепенно начало восстанавливалось, а это означало, что вскоре она сможет уйти в отрыв, не прибавляя скорости, просто за счёт более рационального маневрирования по пересечённой местности. Кроме того, у неё был ещё один ультимативный козырь про запас, который ей любезно предоставило само чудище.
Её тело бурлило энергией.
Передача энергии от эмоционального фона происходит гораздо эффективнее, когда её на тебя проецируют сфокусированно и вспышка эйфории, пережитая существом, сработала именно так. Возможно пони были излюбленным лакомством «лягушкоминотавра», и потому он пришёл в восторг, когда увидел Третью… возможно им двигала иная мотивация, которую Третья даже не могла представить, но факт оставался фактом – примерно за пару секунд излучение «зарядило» её под завязку, да так, что избыток энергии преобразовывался в статические разряды, неприятно щипавшие кожу. Усталость, мелкие травмы, лимиты физического потенциала, накладываемые телом – всё это больше не имело значения. Энергия компенсировала любые недостатки.
— БЛЯДИНА ТУПОРЫЛАЯ!!! СТОЙ, ИДЕОТИНА!!!
— Может нам развернуться и атаковать? – мельком подумала Третья. Она тут же представила, как клинок вылетает из закреплённых на спине самодельных ножен и, выписав в воздухе стремительный росчерк, рассекает тушу преследователя надвое. Эта картина внезапно показалась ей на удивление привлекательной, даже несмотря побочные издержки в виде необходимости замарать своё прекрасное оружие о нечестивую плоть какого-то отродья. Её согревала сама мысль о том, что благодаря ей мир избавится от этого уродца, в этом было что-то необъяснимо правильное… это существо словно было лишним элементом, с исчезновением которого реальность могла бы стать для Третьей нормальной снова.
Третья потянулась к рукояти клинка. Она сделала это инстинктивно, всё так же, не задумываясь о причинах. Если есть что-то, что действует ей на нервы и что она может легко стереть с лица земли без особого риска для себя, то сдерживаться не имеет смысла. Это так же естественно, как прихлопнуть назойливую муху.
— Нет, стоп! Он всё ещё может быть опасен! Что если нас снова ослепят направленной вспышкой?!
Часть её разума, отвечающая за осторожность и здравомыслие, попыталась взять контроль над инстинктом убийцы, но это было всё равно что пытаться остановить мельничный жернов с помощью палки.
— Даже если мы будем атакованы, мы всё равно выживем. В худшем случае придётся нанести удар вслепую – для нас это пустяк. Пси-способности не помогут ему увернуться.
Ещё чуть ближе к рукояти. Третья раскрыла рот, готовая схватить её зубами
— Но что, если у него есть сородичи, которые захотят отомстить?..
— Мы убьём их так же, как и его.
Челюсти смыкаются на рукояти и тянут её из ножен.
— … но если они будут сильнее чем он…
— Тогда мы убьём их исподтишка.
Сердце Третьей на мгновение замерло, чтобы потом забиться с удвоенной силой и одновременно с этим в глубине грудной клетки вспыхнул пульсирующий источник тепла. В трансформированном состоянии она не могла концентрировать магическую энергию с помощью рога, поэтому в качестве резонатора приходилось использовать всё тело целиком. Третья с готовность перенастроила ментальную активность в нужное состояние – это получилось так легко, словно внутри головы щёлкнули тумблером – а затем сформировала разгоравшееся внутри тела тепло в единый поток и направила его к лезвию клинка.
Ничего не произошло.
Магическая энергия, сжатая до состояния материальной осязаемости должна, была соединить рукоять и клинок пылающей связью, но вместо этого, она рассеялась в воздухе, не найдя точки фиксации. Это было настолько обескураживающе, что Третья не придумала ничего лучше, чем повторить попытку.
— Нагнетение…
Поочерёдно выполняя шаги Третья повторяла их про себя.
— Формирование потока…
— Перенаправление…
— Активация!
Безуспешно.
Тепло покинуло тело Третьей и ему на смену пришёл озноб. Ощущение того, что случилось что-то непоправимое и ужасное нахлынуло на её сознание, сметая все остальные мысли. Клинок был самой дорогой для неё вещью и единственной что принадлежала ей по-настоящему, врученный лично Королевой, он являлся не только грозным оружием, но материальным воплощением индивидуальности владельца. Клинок для Третьей был дороже жизни, потерять его означало перечеркнуть всё своё прошлое, приравнять к нулю все заслуги и старания во благо Улья, особенно сейчас, когда она осталась совсем одна.
Клинок был последним напоминанием о том, что она существует на самом деле. И вот теперь он сломан.
— …
Третья, не сбавляя темпа, аккуратно вложила рукоять обратно в ножны. С тихим щелчком она примагнитилась обратно к лезвию – значит удерживающие чары ещё работают. Это наблюдение мёртвым грузом повисло в оцепеневшем сознании Третьей.
— …
В голове царило абсолютное запустение. При других обстоятельствах Третья начала бы паниковать, но сейчас это не представлялось возможным. Сейчас она могла реагировать лишь на уровне рефлексов, что подразумевало интерпретацию любых событий по самому упрощённому сценарию из возможных. А значит ей не оставалось ничего другого кроме как признать, что её клинок действительно сломан, либо…
— ПОНЕЕЕЧКА, НУ КУДА ЖЕ ТЫ??? – послышался где-то вдалеке жалобный всхлип запыхавшегося чудища. — Ну не бросай… Корелайта… не уходи в портал… сука ты недоумственная!
Часть про «недоумственную суку» существо прогнусило с таким же унынием, как и остальную часть обращения, словно бы это было для него нормальной формой обращения к незнакомым пони, когда те слишком грубо с ним обходятся. В голове Третьей снова что-то перещёлкнуло. Догадка, всё это время ускользавшая ввиду своей неправдоподобности, наконец сформировалась в законченную мысль.
Давным-давным, ещё когда она была малявкой, Третья слышала от своей наставницы легенду о том, как на старые земли чейнжлингов, пришла тьма и холод, и они были вынуждены искать себе новое пристанище. Они долго скитались по чужим краям прежде чем осесть в Эквестрии, но каждое новое место встречало их ещё более неприветливыми условиями чем предыдущее, причём в повествовании иногда описывались настолько абсурдные условия среды, что они больше походили на бред сумасшедшего. Третья всегда воспринимала эту историю лишь как грустную и поучительную сказку о лишениях, которые неизбежно приходится терпеть в борьбе за место под солнцем, потому что не представляла каким образом всё те странные вещи, упоминаемые в легенде, могли бы существовать на самом деле в привычном ей мире.
Но если допустить, что кроме привычного мира могут существовать другие…
Хлёсткий удар веткой по морде бесцеремонно прервал размышления Третьей и заставил её сосредоточиться на том, что происходит в настоящий момент. Как раз вовремя. Пока она была отвлечена, чудище сумело сократить дистанцию настолько, что чуть ли не дышало ей в круп – лишь необходимость маневрировать между стволами деревьев не давала преследователю ухватить её за хвост.
— Щаааа… уже скоро… — задыхаясь хрипело чудище, не сводя взгляда безумно выпученных глаз с зада Третьей. – ВЫЕБУ… ВО ВСЕ ДЫРОЧКИ!
Нарастающее чувство животного вожделения пульсирующей дымкой распространялось вокруг «лягушкоминотавра». Оно было достаточно сильным, чтобы обрести свой цвет – красно-коричневый с вкраплениями грязных точек.
— Нужно вернуться к землянке, — пронеслось в голове Третьей пока она пыталась подавить подкатившую к горлу тошноту. – Нужно как можно быстрее вернуться к землянке и проверить…
Внутренний компас после некоторых колебаний показал, что землянка должна располагаться где-то за спиной. Похоже Третья умудрилась сделать петлю пока убегала, но с определённой точки зрения это даже было ей на руку. Среди деревьев поблизости она выбрала самое массивное и со всех ног ринулась к нему по прямой, стараясь набрать максимальную скорость. Чудище ожидаемо последовало за ней, так же прибавив ходу.
— ХУЙЛЬ! – гневно выкрикнуло оно, давясь какими-то булькающими звуками.
Третья невольно напряглась, подумав, что её пытаются атаковать неизвестным заклинанием, но удара магией не последовало. — Наверное промахнулся, — отметила она про себя, пригибаясь к земле, когда до ствола оставалось всего десяток футов. Её зрение уже несколько минут как полностью восстановилось, так что задуманный манёвр должен был пройти без каких-либо осложнений.
Оказавшись вплотную перед деревом Третья, перенаправила поток энергии на крылья. Защитные пластины на спине поднялись и выпустили на свет две тонких слюдяные пластины, которые в бешеном темпе принялись загребать воздух, стремясь оторвать свою владелицу от земли. Будь Третья обычным чейнжлингом она стрелой взмыла бы в воздух, но метоморфозы, через которые ей пришлось пройти ради становления преторианцем. сделали её тело почти вдвое тяжелее, в то время как её крылья остались такими же, какими они были изначально. Их тяги теперь хватало лишь для того, чтобы облегчить падение с большой высоты или увеличить высоту прыжка.
Для того, чтобы взбежать с разбегу на вертикальную поверхность они тоже годились.
Вспоминая этот момент позднее Третья каждый раз удивлялась тому, что её преследователь до последнего не подозревал подвоха. На что он рассчитывал, на то, что она не видит дерева и врежется в него, сделав за него всю работу? Выходило что так… либо этот уродец вообще в принципе ни о чём не думал, потому что даже когда Третья выпустила крылья – никакой реакции с его стороны не последовало. Отчаянно прижимая себя к дереву, за счёт обратной тяги крыльев она взбежала вверх по стволу, в то время как за её спиной раздался звук глухого удара, а затем звонкий шлепок упавшего на землю тела.
Злорадно усмехнувшись про себя, Третья оттолкнулась от дерева и выписав воздухе изящный пируэт приземлилась позади своего незадачливого преследователя. Тот, что удивительно, остался в сознании после удара, осев на задницу, он надсадно кряхтел и растирал своими лягушиными лапами зашибленный лоб.
— С-считай, что тебе повезло, — прошипела Третья, с трудом подавив в себе желание лягнуть чудище по затылку. – Мы бы с удовольсствием тебя убили, будь у нас время. Но мы опаздываем.
— Зачем мы вообще говорим ему всё это? – раздался в голове недоумевающий голос. – Оно определённо владеет речью, но вряд ли оно может понимать.
— Если мы не можем убить, то должны поиздеваться. Этот страх… мы хотим чувствовать, что оно боится!
— Пустая трата времени.
— Мы куда-то опаздываем? Почему мы не в курсе?
— Та догадка…
— …может быть лишь догадкой
— …её надо проверить как можно быстрее.
— Хотим чтобы оно кричало…
Третья болезненно поморщилась, будучи не в силах утихомирить перепалку, разгоревшуюся в чертогах разума. Состояние прострации видимо несколько отступило после погони, но способность совершать выбор на основе рефлекторной реакции всё ещё сохранялась. Прямо сейчас Третья беспокоилась насчёт своей внезапной догадки и самым логичным ответным действием было пойти и проверить её.
— Не пытайся пресследовать меня. Это будет стоить тебе жизни.
Бросив эти слова через плечо, она развернулась и направилась в сторону поляны, где располагалась землянка, которая, возможно, была причиной её сегодняшних злоключений. Её голова была пуста, тело переполняла энергия и в кои-то веки у неё был план действий.
Что могло пойти не так?..
Жертва масскульта
— Тащ лейтенант, там опять! Опять движение… — сухое щёлканье зажигалки прервал голос Буцанова. – Там точно кто-то есть, мамой клянусь!
С нескрываемым раздражением старлей поднял взгляд на бойца.
— Ну и кто же там есть?
Буцанов замялся.
— Я н-не видел целиком… Но точно что-то большое! Как собака… И это, глаза ещё видел. Жёлтые такие зенки, прям в темноте светились! Волк, наверное, как пить дать волк, тащ лейтенант!
— Какой нахуй волк, Буцанов? – лейтенант опасно прищурился. – Ты где в наших лесах волков видел вообще? Их давно уж всех перестреляли и сожрали.
— Тащ лейтенант, я точно видел!..
— Блядь!
Внутри старлея словно сорвало пружину. Запихнув зажигалку обратно в карман он выпрямился и направился к зарослям в сторону которых косился Буцанов.
— Волки, сука, значит… — расстёгивая на ходу кобуру приговаривал офицер. – ну раз волки, значит будем проверять! Вместе пойдём проверим. Но только смотри, Буцанов, если я там волков не найду, ты у меня возле сортира пропишешься до окончания службы.
Буцанов хотел было что-то возразить, но старлей не дал ему даже пискнуть.
— Перечнев, с нами, третьим будешь! – скомандовал он, развернувшись у края поляны и найдя взглядом Васюту. — Всем остальным, сука, с предохранителя стволы не снимать и только вниз держать, ясно? Ты, Васюта, тут за главного пока, следишь за всем. И смотри, чтобы не сбежал этот наш… Пленник. Кавказкий.
В молчании, старлей двинулся в сторону перелеска. Позади двигались бойцы. Старлей явственно слышал их частое дыхание, да и шаг их явно не мог считаться эльфийским. Вообще, идти в лес было опасно, и офицер понимал это. В конце концов, среди бойцов только Креченов был достаточно опытен, чтобы отразить нападение, вероятность которого старлей теперь совершенно не исключал. Пропажа взвода Лукина, оставленные позиции и совершенное отсутствие личного состава или, что было ещё страньше, следов нападения. Не могло же дезертировать тридцать бойцов во главе с офицером, с оружием и патронами!
Но по всему выходило именно так.
Офицер, сопровождаемый бойцами, вступил во мрак под деревьями. Наступившие сумерки явно не способствовали хорошему освещению, и Дима с досадой подумал об оставленном где-то дома штатном фонарике из командирской сумки. Сейчас бы он был очень кстати.
Вспомнились волки. Ещё в училище ходили побасенки о сгрызенных на выходах и учениях будущих профессиональных защитников Родины, и, стоит сказать, Креченов всегда в них верил. В конце то концов, Дима был городским и с хищником дел никогда не имел. Хотя и мечтал всегда сходить поохотиться на кого-нибудь крупного, типа кабана, или даже медведя. Но мечты эти были из той же оперы, что и мечты получить медаль за ведение боевых действий. То есть чтобы медаль была, а самих боевых действий вроде как и не было. Так и охота сама по себе старлея не прельщала, но заиметь какой-нибудь трофей, чтобы потом с кривоватой ухмылкой рассказывать об этом самом трофее дамам, он был не против.
Да и, откровенно говоря, даже если бы Креченов сильно захотел сходить на зверя — он бы не смог. Уж больно на это занятие требовалось много времени — получение всяких лицензий, покупка и оформление дорогущего ружья и сама охота требовали наличия определённой свободы, которой у российского офицера быть, как известно не может, ибо он должен нон стоп думать о служении своей великой, мать её, Родины. А то как же она, без старшего лейтенанта службы РЭБ, существовать будет?
Из дум старлея выдернул шум раздвигаемой неподалёку травы. Этот, в принципе, заурядный звук в одно мгновение перевернул в голове Дмитрия восприятие окружавшей его тишины. Она вдруг стала непроницаемо густой, почти осязаемой физически. Во всём мире будто бы исчезли все звуки, кроме собственного дыхания и шуршания всё той же травы, но под ногами бойцов. Бойцы. Мельком кинув взгляд на их испуганные рожи, офицер сразу отмёл это предположение. Шум повторился, и тут же стало ясно направление. Где-то чуть дальше что-то довольно крупное тихо скользило сквозь травяной полог.
— Заряжай, — полушёпотом приказал Креченов, расстегивая кобуру и вытаскивая пистолет. — С предохранителя не снимать.
Послышались щелчки заряжаемого оружия. Дима явственно ощутил, как мир несколько сузился, а сердцебиение ускорило ритм. Адреналин. Он каждый раз это чувствовал, когда происходило что-то, из ряда вон выходящее. Когда лежал под танком, когда впервые взялся за оружие, когда впервые выстрелил. Только обычно ничего его жизни и жизни его бойцов особо не угрожало. Сейчас же, офицер впервые находился в ситуации, когда от его действий, возможно, зависела судьба его подчинённых. И это ещё больше раззадоривало старшего лейтенанта.
Как только бойцы покончили с заряжанием оружия, Креченов снял пистолет с предохранителя и, выставив его перед собой и слегка опустив, как учили в училище, двинулся вперёд, навстречу опасному звуку.
И тут в темноте он увидел его. Лошадиный силуэт мелькнул на мгновение за ближайшими деревьями. Стоило моргнуть, как он полностью растворился. Первая мысль, пришедшая офицеру в голову — что это совершенно невозможно. Не потому что тут не могло быть лошадей, но потому что, судя по всем признакам, лошадь эта явно не превышала размера большой собаки. Но у собак не бывает таких грив!
— Тащ старший лейтенант, — раздался довольно громкий и какой-то слегка истеричный шепот Перечнева из-за спины, — Там, блядь, лошадь маленькая!
Значит нихуя не показалось. Старший лейтенант кивнул бойцу, поднял руку, жестом приказывая оставаться на месте, и, сглотнув неясно откуда взявшуюся мокроту, двинулся в сторону деревьев, за которыми скрылся силуэт.
Пройдя буквально пару метров, Дима вновь увидел злополучный силуэт лошади, но уже чуть в отдалении. Покрепче перехватив рукоять пистолета, старлей ринулся в его сторону разве что не бегом. Достигнув за считанные секунды того места, где только что прошла лошадка, старлей резко остановился и принялся во все стороны водить стволом пистолета, изучая окружение.
Однако тут никого не было.
— Хуйня какая-то… — прошептал Дима, поворачиваясь в сторону оставшихся позади бойцов и намереваясь позвать их. Но вместо бойцов увидел прямо перед собой, метрах в пяти, два огромных люминесцирующих глаза, которые жёлтыми фонарями проблёскивали сквозь заросли травы. И глаза эти принадлежали именно той самой лошади.
Дернувшись и судорожно вскинув резким движением пистолет перед собой, старлей, совершенно потеряв над собой контроль, будто бы перестал нормально воспринимать реальность. Дальнейшее происходило будто во сне.
В училище никогда не учили, как правильно реагировать на нападение маленькой лошадки. Да и науке отбиваться от тех же волков не учили.
Но Креченову ещё во второй половине первого курса, когда впервые назначили его в караул, крепко вбили, что перед тем, как стрелять в нарушителя, нужно спросить.
Спросить, кто это.
— Стой, блять, кто идёт! — заорал старлей лошади — Пароль!
Тусклые огни следивших за ним глаз мгновенно погасли, а трава, за которыми они скрывались, всколыхнулась от резкого движения.
Дима выстрелил.
Мимо.
Лошадь, вероятно испугавшись сухого щелчка, подпрыгнула и каким-то совершенно невероятным разворотом изменив траекторию движения прямо в воздухе рванула в сторону. Офицер инстинктивно рванул за ней, но как назло споткнулся обо что-то и повалился навзничь. Последовавший за этим выстрел был ещё более рефлекторен чем прежде. Падая навстречу матушке-земле старлей успел лишь подумать о том, что в положении лёжа он не сможет вести прицельный огонь сквозь травяной полог, а пистолет в его руках уже дёрнулся, словно по собственной воле посылая в спину лошади свинцовый плевок.
Что удивительно, но именно этот выстрел вслепую попал в цель.
Дима довольно отчётливо увидел, как дёрнулась туша животного, как она, запутавшись в собственных ногах, упала, кувыркнувшись, как, проехав по лесной подстилке с метр по инерции, остановилась и как сразу же попыталась встать.
Но удивило старлея не это. Ведь убить, пускай и маленькую, но лошадь при помощи Макарова довольно трудно, если не в голову.
Раненая лошадь издала вполне человеческий стон.
Хлопнув от удивления глазами, офицер вскочил на ноги и в пару прыжков достиг лошадки, придавив ту к земле. Лошадь издала испуганный всхлип.
— П-пожалуйста, не убивайте!!! – внезапно произнесла она высоким женским голосом, в котором чувствовались боль, страх и мольба.
— Ты кто, блять? — прошипел вспотевший старлей прямо в морду лошадке, которое при ближайшем осмотре слабо напоминало, собственно, морду.
Гигантские глаза, сейчас зажмуренные, явно занимали как минимум половину лица, а рот был заметно меньше, чем у нормального коня. Впрочем, и габариты существа были далеки от таковых у нормальных лошадей. Маленькое тело, длинные ноги. Возможно, если бы оно встало на задние ноги, то оказалось бы ростом не сильно ниже старлея. Однако рост в холке едва ли превысил бы таковой у большой собаки.
— Хули ты молчишь?
Лошадка не издавала ни звука, испуганно дрожа всем телом.
— Тащ лейтенант! — запыхавшись, взволнованно заголосил подбежавший Перечнев, тыкая стволом автомата в голову старлея. Буцанов же просто ошалело смотрел на импровизированную кучу из офицера и лошади, совершенно забыв про оружие, — Тащ лейтенант! Чо это, нахуй? Лошадь?
— В душе не ебу, рядовой! — У Креченова отчего-то задрожали руки, а ствол автомата, приставленный к башке, неимоверно выбешивал, отчего офицер с силой его оттолкнул, — Автомат в очко себе засунь! Хули ты им тыкаешь в меня, блядь?
— Виноват, тащ старший лейтенант! — сглотнув, боец опустил автомат и неуклюже выпрямился по стойке смирно.
— Виноватых в жопу ебут! — гаркнул зло Креченов. Становилось стыдно за своё поведение. Надо же, в армии уже много лет, старший лейтенант, заместитель командира целой роты, а испугался нападения какой-то животины, пусть и говорящей.
Говорящей!
— Буцанов, блядь! Чё ты как очарованный на неё смотришь! Нахуй, плащпалатку вытаскивай свою, и грузите её — потащим к землянке.
— Тащ старший лейтенант, а зачем её… — начал было Перечнев, который явно проще переживал это маленькое приключение.
— Шоб было дохуя, рядовой! — процедил сидящий на молчащей лошади старлей, — Хули ты вопросы то задаёшь? Тебя, блять, субординации не учили? Ты спросить разрешения должен наверное, да?
— Тащ…
— Какой я тебе, нахуй, “тащ”? — всё больше распылялся офицер, — чо за хуйня такая вообще — “тащ”?
— Ну, это…
— Ебало! — рыкнул Дима на бойца. — В казарму придём — будем проводить воспитательную работу с тобой. А пока держи этого коня говорящего, чтобы не убёг.
Перечнев, как-то странно взглянув на офицера, покорно заменил старлея на лежащей с отстранённым видом лошадке. Дима же, отряхнув руки, поднял ПМ, висящий на портупее, щелкнул предохранителем и убрал в кобуру.
Всё становилось всё страннее и страннее. Сначала Лукин пропал, потом этот сумасшедший, теперь говорящая лошадь.
Ситуация явно выходила из-под контроля.
Наблюдая за Буцановым, достававшим плащпалатку, старлей подумал, что без помощи из части тут делать нехуй.
— Надо всё же дозвониться до этого дежурного… Но сначала — к землянке с этой лошадью. Бойцы волнуются...
Над лесом поднималась растущая луна.
Вершитель дел
Мы давно уже сошли с дороги и сейчас двигались по лесу, продираясь напрямую сквозь подлесок. Трава перед нами казалась сильно примятой, будто по ней прошла куча народу. Скорее всего, так оно и было – тут и прошёл взвод Лукина. Ничего подозрительного. Ни крови, ни гильз, ни дыр в деревьях. Честно говоря, я чувствовал себя разочарованным. Если сейчас и впрямь окажется, что лейтенант просто нажрался – то всё будет совсем печально и буднично. Я-то в душе надеялся, что раз уж и пришлось двадцатку двинуть – так хоть чтобы потом можно было охуительные истории друзьям травить, как я в бандитов стрелял.
Впрочем, поляна, на которую мы вышли, и на которой располагались вырытые третьим взводом укрепления, не разочаровала. Выглядела она вполне обыденно – вырытые в рост окопы для стрелков, соединённые не законченными низкими траншеями, глубиной в метр. Две позиции под пулемёты, наблюдательный пост без маскировочной сетки и покатый холм посередине – землянка. Но было одно «но» – поляна была пуста. Кроме мутного типа в гражданке, который увлечённо рылся в куче вещмешков, сложенных около землянки бойцами Лукина.
— Э, бля, стоять! – заорал старлей так громко, что мне заложило левое ухо, и, махнув мне рукой, мол, следуй за мной, бросился в сторону гражданского. Подозрительный тип, услышав крик, поднял голову, увидел нас и, ошалело выпучив глаза, попытался рвануть в противоположную сторону. Впрочем, безуспешно. Запутавшись в баулах и упав, он громко заверещал что-то нечленораздельное и сжался в комок, даже не пытаясь подняться.
Первым до него добрался всё же Креченов. Сунув ему ногой куда-то в почку, лейтенант схватил гражданского за шкирку и рывком поднял на ноги. Тип оказался дрищеватым, плохо одетым, очкастым и невыразимо пучеглазым. Мне его внешность почему-то сразу не понравилась. Старлею, видимо, тоже. Не отпуская воротник парня, он свободной рукой ударил ему в живот и заорал, брызгая слюнями, прямо ему в лицо:
— Где, солдаты, сука! Где Лукин, блядь! Убью!
Бойцы окружили старлея и типа и с увлечением наблюдали за происходящим. Парень выпучил глаза ещё больше и крупно затрясся, закрывая лицо руками и что-то бубня.
— Чего, блядь?
Тип вместо ответа только осел на траву. Креченов его держать не стал и позволил тому завалиться.
— Ты меня слышишь? – спросил громко старлей, чуть успокоившись и пощёлкивая пальцами перед носом гражданского. Гражданский не ответил. Тогда старлей взял у первого попавшегося бойца, коим оказался Перечнев, флягу и, открутив крышку, плеснул в лицо парню. Тот зафыркал, отплёвываясь, и посмотрел на лейтенанта уже более осмысленным взглядом.
— Во, есть кон… — начал старлей, но был прерван криком парня.
— Идиоты, да вы знаете, кто я? Я вас всех в тюрьму засажу, вы у меня кровью умоетесь! Я на вас в гаагский суд подам, за плохое обращение с военнопленными! Товарищеский суд устрою!!! Я школу с медалью окончил, меня в газетах печатали! – верещал парень, брызгая слюной, прямо в лицо опешившему от такого старлею, — Я апологет здравого смысла, Я — ЗДРАВОСМЫСЛ, Я ВАС ВСЕХ ТУТ ЛУЧ…
Креченов оборвал придурка на полуслове, с размаху отвесив оплеуху ему по лбу, отчего тот завалился на спину, безумно хлопая и вращая глазами.
— Дебил! Ёбнутый нахуй! Васюта! — покрасневший старлей выглядел в лучах заходящего солнца как-то зловеще, страшно даже, я бы сказал.
— Я! – якнул я.
— Найди верёвку какую, руки этому больному свяжите. Вепренцев, стой, карауль его, что бы не убёг, а то хуй его знает — вечер уже, темно, а он неадекватный. Тут заночуем, хули. Вон, и землянка есть. Караулы по часу, по пять человек в карауле, отбой в двенадцать, — раздавал указы Креченов, зачем-то активно жестикулируя, — Васюта, назначишь списки караула, вся хуйня, ну, ты знаешь. Я сейчас доложу в часть, пускай гарнизон весь подрывается, нехуй нам тут одним делать. Так, остальные сейчас ищут дрова, чтобы костёр развести можно было… и, блять, не шастайте по поляне лишний раз, пока я тут всё не осмотрю.
Старлей грозно обвёл взглядом бойцов, словно бы пытаясь взглядом внушить, какие анальные муки всем грозят, в случае если кто-то накосячит. Бойцы в ответ старательно изобразили на физиономиях осознание важности всего сказанного. Я, на всякий случай, тоже напрягся, хоть Креченов на меня и не смотрел. Мало ли. Вдруг обернётся.
Но старлей не обернулся. Назыркавшись вдоволь на рядовой состав он достал из кармана потрёпанный кнопочный “Сименс” и принялся на нём набирать какой-то номер. Мне же ничего не оставалось кроме как приступить к выполнению прямого указания и заняться разбивкой караула. Дело это было паскудное и неблагодарное, ибо, какой порядок ни назначь, всё равно не получится сделать так, чтобы все остались довольными.
Радовало лишь одно – злая фортуна распорядилась засунуть в жопу течение не только моей жизни. Да и мне, по большей части, было насрать на чужие хотелки.
— Хуйня, блядь. Связь не ловит. – в голосе Креченова слышалось недовольство. И у него, похоже, сдавали нервы. Об этом явно говорила излишняя дёрганность, с которой офицер пытался набрать номер снова. — Нет! Нихуя! Мицуков, что с рацией?!
Бойцы, окружавшие нас и вполголоса переговаривавшиеся между собой, немного расступились, давая пробраться рядовому с большой радиостанцией за плечами в первый ряд:
— А що с ней будет, тащ старший лейтенант? – с бесхитростным выражением лица молвил он, словно речь шла о каком-то пустяке. — Она же без аккумулятору, его мне старшина не дал, сказал, що проебу!
— “Що, що!” — передразнил Креченов бойца и сплюнул, — Мудак этот старшина, вот что! Пизды ему вломлю!
Мицуков, пожав плечами, отступил обратно в толпу.
Старлей злобно чертыхаясь и запихал телефон обратно в карман. Бойцы же, вспомнив о приказе собирать дрова на костёр, стали потихоньку рассасываться по окраинам поляны, справедливо полагая, что от Креченова сейчас лучше держаться подальше. У землянки остался лишь он, я, да Вепренцев, что гордо возвышался над вверенным ему неизвестным заморышем аки Зевс над Олимпом. Ну или скорее аки Зевс над кучей говна, ибо «Апологет» на уровень Олимпа не тянул даже близко, а душок от него шёл какой-то явно нездоровый.
— Так… начнём всё сначала. Нормально начнём… как положено.
Глубоко вдохнув, старлей присел на корточки перед пленником. Я запоздало вспомнил о том, что мне поручено было его связать, но пациент особо не дёргался, а напоминать старлею о своём, хоть и нечаянном, проёбе, было как-то глупо. Так что я просто продолжил делать вид, что всё в порядке и идёт своим чередом. Креченов же, тем временем, начал допрос.
— Имя и фамилия? — резким командным голосом спросил он, прожигая свою жертву требовательным взглядом.
Пучеглазый молчал. Он глубоко дышал и странно вращал глазами во все стороны, но из его рта не доносилось ни звука. Потом он сглотнул, вытянулся по струнке и всё же подал голос.
— Алексей Юрьевич Конорамов! – неестественно высоким голосом прокартавил он, чуть не дав петуха. Судя по выправке, Алексей Юрьевич решил быть гордым и несговорчивым партизаном, но голос явно говорил о том, что выбранная роль ему не по зубам.
— Так… а по вещам тебе кто разрешил шариться? – вкрадчивым тоном поинтересовался старлей.
— Так они же ничейные!
Лицо Креченова ещё больше налилось кровью и стало напоминать агрессивную плотоядную свёклу-убийцу.
— Ничейные… ага… Я тебе, блять, дам “ничейные”!!!
Старлей замахнулся. Образ гордого партизана тут же лопнул как мыльный пузырь. Пересравшись, пленник издал трель близкую по высоте к ультразвуку
— Ааааа, убивают! – пронзительно заверещал он, повалившись на землю и сжавшись в комок — Спасииите!!!
— Ебало завали, блядь! — опередив старлея, рявкнул я в ответ, заставив этого “Здравосмысла” замолкнуть. Он испуганно посмотрел на меня, — Хули ты орёшь то, а?
— Да долбоёб тому що! — вставил кто-то из бойцов, Мицуков, судя по хохлятскому говору.
— Я не долбоёб, я ЗДРАВОСМЫСЛ! — зачем то заорал снова тип.
— Он, кажется, совсем ёбну...- начал старлей, но был прерван Буцановым, который внимательно вглядывался в заросли на краю полянки. Садящееся солнце окрасило верхушки деревьев в кровавый цвет, а всё остальное под деревьями, напротив, погрузилось во тьму, из-за чего лес стал выглядеть зловеще.
— Тащ лейтенант, там движение!
— Чего? Какое движение? Где?
— Там вон, — боец указал на лес, — Прям ходил кто-то. Трава шевелилась, я видел…
— Блядь, — чертыхнулся офицер, поднимаясь обратно на ноги. – Мозги бы у тебя лучше шевелились, Буцанов.
Не проронив больше ни слова старлей направился к землянке и принялся её осматривать. Буцанов по инерции тупил, продолжая смотреть ему в спину. Через пару секунд, поняв, что от Креченова ответа не дождёшься он перевёл взгляд на меня. Я в ответ лишь постучал себя кулаком по лбу. Нет, ну в самом деле, если бы там в кустах сидел ”Ремба”, то Буцанов бы его либо не заметил, либо “Ремба” его вместе с нами взорвал бы гранатой. Большого зверя он бы тоже распознал сразу, трава вокруг поляны была высокой настолько, что в ней могла бы затеряться, разве что, собака. Буцанов, однако, ничего этого не понимал и продолжал таращиться на меня и старлея с растерянным видом.
Креченов, тем временем, уже успел обойти землянку кругом, осмотреть землю вокруг неё и даже мельком заглянуть внутрь. Судя по его нахмуренному челу, он был готов вынести вердикт всему происходящему.
— Хуйня какая-то… многозначительно процедил офицер, раздражённо сплюнув под ноги. – Никаких следов, словно весь взвод побросал вещи и пошёл грибы собирать. Пиздец.
Поймав на себе мой взгляд старлей кивнул головой в сторону землянки.
— Вещмешки в землянке сложим. Чтоб никто «случайно» с чужими не перепутал. Закидывай давай свой и бойцов на это дело организуй.
Поминая себе под нос Лукина всевозможными лестными эпитетами, старлей потянулся за зажигалкой. Зажигалка у него была модная – зиппо, только на моей памяти я ни разу не видел, чтобы из неё получалось извлечь огонь. Креченов, тем не менее, всё равно зачем-то таскал её собой и регулярно пытался от неё прикурить.
— Тащ лейтенант, там опять! Опять движение… — сухое щёлканье зажигалки прервал голос Буцанова. – Там точно кто-то есть, мамой клянусь!
С нескрываемым раздражением старлей поднял взгляд на бойца.
— Ну и кто же там есть?
Буцанов замялся.
— Я н-не видел целиком… Но точно что-то большое! Как собака… И это, глаза ещё видел. Жёлтые такие зенки, прям в темноте светились! Волк, наверное, как пить дать волк, тащ лейтенант!
— Какой нахуй волк, Буцанов? – лейтенант опасно прищурился. – Ты где в наших лесах волков видел вообще? Их давно уж всех перестреляли и сожрали.
— Тащ лейтенант, я точно видел!..
— Блядь!
Внутри старлея словно сорвало пружину. Запихнув зажигалку обратно в карман он выпрямился и направился к зарослям в сторону которых косился Буцанов.
— Волки, сука, значит… — расстёгивая на ходу кобуру приговаривал офицер. – ну раз волки, значит будем проверять! Вместе пойдём проверим. Но только смотри Буцанов, если я там волков не найду, ты у меня возле сортира пропишешься до окончания службы.
Буцанов хотел было что-то возразить, но старлей не дал ему даже пискнуть.
— Перечнев, с нами, третьим будешь! – скомандовал он, развернувшись у края поляны. — Всем остальным, сука, с предохранителя стволы не снимать и только вниз держать, ясно? Ты, Васюта, тут за главного пока, следишь за всем. И смотри, чтобы не сбежал этот наш… Пленник. Кавказкий.
С этими словами Креченов и два сопровождавших его бойца скрылись в лесном сумраке. Все молчаливо провожали взглядом старлея. Говорить не хотелось.
— Варучин, ты туда смотришь, Шнуров туда, Альмининов туда. Высоцкий, следи за парнем. Остальные, глядим по сторонам, и не пиздим. – Раздал я указания бойцам, продолжая смотреть в сторону леса, где скрылся старлей.
Минуты текли невыносимо медленно. Напряжением прониклись все члены ДП, и потому даже шепотков не было. Все сжимали автоматы, которые, даже без магазина, дарили какую-то уверенность, силу. Солнце, тем временем, село за горизонт. Взглянув на часы, я с удивлением обнаружил, что уже почти одиннадцать ночи. Да, время пронеслось.
И тут со стороны леса, куда пошли старлей и бойцы, раздался сухой выстрел.
Пиздец.
За первым выстрелом последовал второй, а затем какой-то крик, который разобрать не получилось.
Хотелось бы сказать, что я среагировал мгновенно. Но нет, я затупил, как последний салабон. Зачем-то завертел головой, ища командира, пока не понял, что я и есть командир, и что остальные бойцы дёргают головами, кидая на меня напуганные до усрачки взгляды.
— Б-блядь, зарядить оружие, блядь! Нахуй, ебать, стволы, б-блядь, вниз! С п-предохранителя, сука нахуй, не с-снимать! Жди, ебать, м-моего сигнала! – заикась, скомкано дал команду я. А что, блять, страшно, шо пиздец. Вчера тут целый взвод пропал, вместе с офицером, а сейчас вот выстрелы раздались! Два!
Больное воображение тут же вспомнило про затаившегося в кустах “Рембу”. Мне отчётливо представилось, как какой-то здоровенный мужик, с камуфляжными полосами на лице, стреляет в старлея, затем мгновенно повторяет выстрел, но уже в Буцанова, на ходу определив, что они наиболее опасны, а в Перечнева всаживает большой нож-кукри, от чего тот громко кричит. Но рэмба вытаскивает свой кинжал и перерезает ефрейтору горло.
Чего, блядь, в голову лезет!
Я уставился в сторону леса. Впрочем, туда смотрели все, находящиеся на поляне. Даже паренёк, встав зачем-то на четвереньки, наблюдал за опушкой.
Кусты зашевелились, и бойцы испуганно задёргали стволами автоматов. К счастью, из кустов, чертыхаясь, вылез старлей и направился в нашу сторону. За ним, чуть погодя, выбрались и Буцанов с Перечневым. В руках они держали плащ-палатку, в которой что-то, или кто-то лежал. При чём явно размером с человека. Правда, два довольно дрищеватых солдата, плащ-палатку несли весьма бодро, что свидетельствовало о невысоком весе содержимого. Подобравшись поближе, старлей увидел оружие и махнул рукой:
— Отбой тревога. Магазины в подсумки. – Защёлкали отстёгиваемые рожки, — Блядь, пиздец, там лошадь ходила, прикинь? Говорящая, блядь! И с розовой гривой, блядь! Я движение заметил, ну и глаза эти. Ну и спросил пароль. Какой пароль – хуй знает. — Старлей осоловело вращал глазами и нервно дёргал руками, обращаясь непривычно на “ты” к Васюте. — Но эта херобора как меня услышала – так возьми и кинься на меня! Ну я и шмальнул. Первый в молоко, второй вон, в ногу. Я бы её добил, да только она, нахуй, как заорёт! Ебать, голосом прямо ну человеческим. «Не мочи» говорит, «пощадите». Ну я и прихуел. Вон, глянь.
Рядовые как раз притащили вещмешок, уложив его в центре нашего импровизированного круга обороны, и я с интересом посмотрел на него. Раздались удивлённые возгласы солдат. На серой мешковине действительно лежал настоящий серо-пепельный конь, только маленький и очень странного телосложения. Коней я в своей жизни не особо много видел, но точно помнил, что они, сука, непременно были пузатые и с вытянутой мордой. Этот же скорее напоминал какую-нибудь сказочную сивку-бурку. Поджарый аки гончая, с длинными ногами и приплюснутой мордой, которая удивительным образом умела передавать вполне человеческие эмоции, такие как страх… и что-то ещё, что я не мог разглядеть за янтарными блюдцами непропорционально больших глаз. А грива у коня и правда была розовой. Только гораздо большую фрустрацию вызывал не цвет, а то, что грива коня была острижена в некое подобие человеческого каре. Пиздец.
Хм… а может это не конь, а кобыла?
— Товарищ старший лейтенант, а что… — начал было я, но был прерван резким взмахом руки офицера. Уперев руки в бока, Креченов огляделся, задержав взгляд на лежавшей с настороженным видом лошадке, и, кивнув мне головой, скомандовал строиться.
Бойцы, замолкнув, поспешили сгруппироваться в некоторое подобие шеренги перед старлеем.
И тут я, считая бойцов, понял, что мутный тип, пойманный около вещмешков, пропал.
— Поехавший! Его нет! — обернувшись к Креченову, рыкнул я. И тут же, на кромке леса, далеко за старлеем, в темноте, увидел, как пленник, почему-то на четвереньках, пытается скрыться, — Вон он, блядь, ползёт!
— Быстро, блядь! Егоровы, Буцанов, хватай его! — снова заорал старлей, растёгивая кобуру.
Названные ринулись в сторону беглеца, остальные же, с нескрываемым интересом, за этим следили.
— Васюта, блядь, чо не досмотрел? — не оборачиваясь, спросил меня офицер. Впрочем, ответа он дожидаться не стал, так как бойцы, наконец, добежали до ползущего и, раздав ему пару пинков, повели в сторону лагеря.
Лошадка же, странно вывернув голову, смотрела, как ведут сюда поехавшего, и, как мне показалось, на её морде явственно отразилось что-то похожее на отвращение. Впрочем, возможно, это была гримаса боли. Крови на полотно палатки натекло не так уж много, но судя по расплывшемуся по ляжке коня красному пятну его ранение не было царапиной.
— Так, Перечнев, посади его около этой лошади, и стой около них, пока мы тут не разберёмся, что за хуйня происходит, и что это за лошади говорящие, и что он ебанутый такой, — скомандовал старлей, когда бойцы подвели бешено вращающего глазами, находящегося явно не с нами, “Здравосмысла” поближе, — Головой отвечаешь!
Услышав это, лошадка тихо, но явно недовольно зашипела и злобно уставилась на беглеца.
— Что это она? — спросил я, уставившись на цветногривного коняшку. Старлей, впрочем, не ответил, взглянув только на меня со странным выражением, а затем спросил непонятно кого:
— Что, не нравится?
Бойцы, нас окружающие, с удивлением смотрели то на старлея, то на лошадку. Та, перестав гипнотизировать поехавшего, с какой-то неприязнью посмотрела на Креченова. Тот в ответ безумно усмехнулся, от чего лично у меня по спине пробежал холодок, и растягивая слова, будто получая удовольствие, произнёс:
— Нет, Перечнев, лучше не так. Лучше ты его свяжи. Вместе с ней!
Несмотря на то что звучало это, по меньшей мере, странно, это возымело неожиданный результат. Лошадка, поджала губы и, не переставая сверлить старлея взглядом, ощутимо напряглась, поджав голову к груди.
— Перечнев, выполняй приказ. — Всё так же медленно и спокойно. растягивая слова, повторил ефрейтору, стоящему в прострации, старлей.
Боец, кивнув, стал вытягивать брючный ремень, намереваясь использовать его вместо верёвки. Коняшка посмотрела на бойца, моргнула несколько раз, вздохнула и, наконец:
— Вы не можете...
Её тихий и довольно мелодичный голос прозвучал жалобно, но, в то же время, в нём словно бы чувствовалась угроза. На это, впрочем, никто не обратил внимания.
— Ага! Я же говорил, блять, пиздящая! — старлей засмеялся, словно безумный, а бойцы вокруг подняли невообразимый шум. Оцепенел и я. Надо же, говорящая лошадь!
— Тащ старший лейтенант! Она не только говорящая! У неё ещё и хуйня какая-то к боку приделана была! — сказал совершенно не к месту Буцанов, когда все несколько успокоились, и старлей перестал смеяться.
— А хули молчал? — изменившись в лице, спросил старлей, — Хотя срать. Перечнев! Одень ремень обратно! А то штаны упадут. А ты, Буцанов, помоги-ка мне.
Лошадка, затравленно озираясь, приподнялась на передних ногах. Однако тут же была повалена обратно пинком рядового. Буцанов, крякнув, дёрнул посильнее и вытащил из-под её спины что-то длинное, завернутое в грубую холстину и напоминающее монтировку. Видимо, так показалось и Буцанову, вертящему свёрток в руках:
— Тяжёлое, блядь! Лом что-ли?
Краем глаза я заметил, как заёрзала распростёршаяся на холстине лошадка. Странно, вроде морда не человеческая, а эмоции различать легко, даже в темноте.
— Я те дам лом, блядь! Дай сюда! – Креченов выхватил у рядового свёрток и стал разворачивать ткань, — Ща посмотрим!
Последний слой холстины был откинут в сторону и моему взору предстало нечто странное. В руках офицера лежала плоская увесистая пластина, напоминавшая одновременно челюсть экзотического жука и рог диковинного животного. Или какой-то монструозный клинок. В то время как одна сторона пластины оканчивалась культяпкой, похожей на корни вырванного зуба, и отдалённо походила на рукоять, к концу другой стороны её причудливо источенные рёбра сходились в зловещего вида острие. В неверных лучах заходящего солнца скосы рёбер кровожадно поблескивали красным и у меня почему-то возникло отчётливое ощущение, что их лучше будет не проверять на остроту.
— Ёб твою мать… это что ещё за херабора? – озадаченно вопросил Креченов, смотря на загогулину в своих руках одновременно с отвращением и любопытством.
— Це меч, тащ лейтенант, — в повисшей тишине шёпотом подсказал Мицуков. – Я такий в игре бачив, когда за тёмных ельфов играл…
— Какой меч, какие эльфы… Блять, Мицуков, ты ебанулся что-ли? – давясь нервными смешками, огрызнулся себе под нос старлей, но скорее по-привычке, чем обращаясь конкретно к Мицукову. Покрутив клинок в руках, Креченов осторожно ткнул в него пальцем, словно не веря, что он действительно существует на самом деле.
Лошадка напряглась. Я тоже напрягся, но точно не из солидарности с животным. Меня напрягала эта штуковина в руках старлея, на его месте я бы не то что пальцем тыкать не стал, я б вообще выкинул её к херам подальше. Слишком она какая-то странная и ненормальная. Материал, из которого эта хреновина была сделана, вызывал болезненные ассоциации с куском живой плоти, вырванным из тела и неестественным образом продолжавшим функционировать отдельно от него. Поэтому видеть то, как старлей трогает эту штуку руками, мне было противно до сблёву.
Между тем, пока офицер был отвлечён разглядыванием диковины, бойцы потихоньку стягивались к нему поближе, чтобы тоже иметь возможность поглазеть.
— Тащ старший лейтенант, а она острая? – осторожно спросил кто-то поверх спин сослуживцев.
— Да не, нихуя…
Креченов, как раз проверял лезвие клинка. Его палец скользил по изломам режущей кромки, поднимаясь то вверх, то вниз. Ощутив прилив тошноты, я оглянулся на лошадь и обнаружил, что та немигающим взглядом следит за пальцем старлея, словно прожжёный нарик за отнятой у него последней понюшкой.
Палец старлея скользнул вверх по очередному приливу…
— Блять!
Креченов инстинктивно засунул порезанный палец в рот...
А дальше начался пиздец.
Из всего взвода только я удерживал пойманную коняшку в поле своего зрения и поэтому только я заметил, как она начала двигаться. Я перевёл на неё взгляд инстинктивно, но то, что мне показалось движением, на самом деле было чем-то большим. Поверхность её тела словно вскипела, серая шёрстка превратилась в рябящую текстуру и через мгновение распалась неаккуратными лоскутами, которые затем начали схлопываться внутрь тела. Серая шерсть сменилась чёрно-коричневой змеиной кожей в мелкую чешуйку, вслед за этим круглый зрачок жёлтых глаз вытянулся в вертикальную щель, изменилась форма челюсти на более хищную, уши, потеряв форму, опустились вниз, а изо лба лошади спиралью начал выкручиваться рог такой же изломанной формы как и клинок в руках старлея. Но больше всего изменились ноги, с них исчез всякий намёк на копыта и их жутко переломало, так что казалось будто они целиком состоят из дырок.
Трансформация заняла меньше секунды и за это время ебаный монстр, притворявшийся лошадью, успел оттолкнуться от земли и прыгнуть на старлея.
— Бля-я-я-я-я-я-дь!!! – услышал я свой голос словно со стороны, он был очень растянут, и звучал как в замедленном воспроизведении. Меня вдруг охватил пиздецовый ужас, я ощутил как вспотела форма на спине и это было похоже на то, как если бы меня окатили ведром холодной воды. Мои руки сами собой начали поднимать ствол автомата, но тут же остановились – я не мог стрелять в эту хуйню пока за ней находятся бойцы.
— БЛЯДЬ.
Ещё полсекунды, которые протянулись как минута. Мозг услужливо предположил, что я имею дело с лошадиной версией ебаного Чужого.
Креченов заметил летящего на него инопланетянина слишком поздно, а когда заметил, охуел настолько, что уже ничего не смог сделать.
— Ну всё, пиздец офицеру, пиздец нам всем, — во внезапном приступе спокойствия подумал я и даже не потрудился отвести в сторону взгляд, чтобы спасти свою психику от вида разрываемого на части старлея. Однако расчленения не последовало. Инопланетянин, ловко развернувшись в воздухе, приземлился всеми четырьмя ногами на грудь Креченова, схватил зубами клинок, что старлей подбросил с испугу и прыгнул ещё раз, теперь на Буцанова, который уже почти полностью навёл ствол автомата на старлея, поебав все правила и нормы.
Монстр долетел до него быстрее чем он успел нажать на спусковой крючок. Выписав в полете кульбит он погасил энергию прыжка, лягнув Буцанова задними копытами в правое плечо и тут же перекатился на землю.
Щелчок близкого выстрела.
Отрезвляюще громкий хлопок заставил время снова течь с нормальной скоростью. Буцанов, развернутый ударом на сто восемьдесят градусов, падает на землю. Щёлканье затворов со всех сторон. Старлей со всё ещё перекошенным от охуевания лицом что-то истошно орёт.
Инопланетянин с мечом в зубах со всех ног бежит в сторону землянки.
В голове мелькнула мысль стрелять, но я тут же её отбросил, понимая, что не сумею прицелиться и просто бросился за лошадью. Зачем? Хуй знает. Наверное, крик старлея был воспринят мной как приказ догнать и отпидорасить. Всё остальное просто вылетело из головы, единственное что сейчас было важно – это схватить эту инопланетную поеботу, а что с ней потом старлей будет делать меня уже не касается. На моё счастье «лошадь» уже была подранена, и силы ей явно не хватало. Хотя стометровку я всегда и бегал на отлично, но даже втопив со всей дури, я смог нагнать инопланетянина лишь у входа в землянку. Неуклюже прыгнув на «лошадь», я ухватил её за оставшуюся нетрансформированной гриву, и мы вместе покатились по земле, сначала по прямой, а затем куда-то резко вниз, в темноту.
В землянку.
Над ухом раздался злобный рык лошади. Ему вторил безумный крик парня:
— Пони!
В унисон парню не менее безумно орал что-то старлей.
Через мгновение на меня и извивающуюся лошадь упал ещё один клуб тел. Воняющий говном. И дорогими духами. Наверху раздался выстрел, за ним второй. Куда стреляют, блядь!
А затем что-то твёрдое, подозрительно напоминающее копыто, ударило мне в челюсть.
Ну пиздец теперь.