Офицер в стране чудес

Акт II (Часть первая)

Акт второй, в котором герои дважды меняются ролями, заключают неожиданные союзы и балансируют на грани, столкнувшись с неожиданным испытанием.

Вспомнившая

Тихий шёпот тысячи голосов, звучащих одновременно и в унисон, и невпопад, то нарастающий, то идущий на спад; этот шёпот подобен бескрайнему морю, в котором каждая капля – чей-то разум. Он заполняет всё сознание целиком, в нём так легко раствориться, утонуть в этих волнах, что однажды стали моей колыбелью и когда-нибудь станут моим смертным ложем. Этот шёпот… Этот зов. В нём – вся я.

Непостижимый.

Единый.

Целый.

И посреди этого нескончаемого волнения...

— Что это?

Поднимающийся из-за горизонта солнечный диск слепит глаза. Первые рассветные лучи лениво скользят по горному склону, и мои мысли невольно раз за разом возвращаются к тому, как здорово было бы сейчас растянуться на валуне, возле которого я удерживаю позицию. Несмотря на то, что сейчас начало лета, ночи в горах всё равно ощутимо холодны, а я с прошлого вечера до сих пор лежу без движения. Тело давно потеряло чувствительность. Непонятно, то ли это от долгого пребывания в одной позе, то ли я окоченела. Не испытываю никакого беспокойства по этому поводу. Это странно, потому что обстоятельства более чем располагают, я это полностью осознаю… Но в то же время знаю, что всё в порядке. Это знание исходит из старого далёкого воспоминания, которое становится тем размытее, чем сильнее я стараюсь поднять его в памяти. Возможно дело в том, что у меня нет такого воспоминания.

Тихий шепот тысяч далёких голосов, пребывающих за пределами жизни и знания, похож на завывание ветра в расселинах. Если долго прислушиваться, то начинает казаться, что ещё чуть-чуть и ты сможешь различить слова, сложить из них фразы…

— Что это?

У меня никогда не получается прочувствовать этот момент… Момент, когда из «мы» рождается «я», которое, оставаясь частью единого целого, способно осознавать его со стороны. Вот солнце поднимается выше, и его лучи наконец падают мне на спину. Тепло. Мне тепло. Но если бы это случилось минутой раньше, то кто бы его ощущал?

— Где… реальность?

Редкие клочки травы трепещут на ветру между серыми россыпями камней. Мысли хаотично мечутся внутри головы. Ожидание длится уже так долго, что оно давно превысило все лимиты терпения.

Мысленно пытаюсь дотянуться до остальных членов группы, осторожно, на пределе чувствительности, чтобы не выдать своё замешательство. Десятая всё так же занимает позицию ниже по склону, излучая непоколебимое спокойствие, она, кажется, не только замаскировалась под скалу снаружи, но и стала ей изнутри. Седьмой ведёт наблюдение с утёса надо мной, спокойно ожидая команды к наступлению. Как и подобает лидеру звена, своим поведением он подаёт подчинённым пример во всём.

Спокойный, собранный и преисполненный готовности каждую секунду времени.

Готовность…

Нужно постоянно быть готовым. Я понимаю это, но ничего не могу с собой поделать. Внешний мир слишком не похож на жизнь внутри Улья, каждое новое место в нём отличается от предыдущего и к этому просто невозможно привыкнуть. Какая ирония… Вся Эквестрия считает мой народ воплощением изменчивости из-за способности менять обличье, хотя на самом деле это  – единственное, в чём проявляется наше непостоянство. В действительности же уклад Улья не меняется веками, если только выживание не потребует приспосабливаться к новым условиям.

Во внешнем мире нет постоянства. Он словно отражение в кривом зеркале где всё перевёрнуто с ног на голову, потому что единственным неизменным элементом внутри этого зазеркалья остаются лишь его обитатели.

Иногда я думаю, что может именно в этом причина? Все эти пони, минотавры, грифоны… Может они просто отыгрываются на окружающем мире, потому что не могут меняться сами?

Кто знает...

— ДВЕНАДЦАТАЯ!

Без всякого предупреждения сознание пронзает Приказ, и я вздрагиваю от неожиданности. Это похоже на то, как если бы каждое нервное окончание в теле обожгли раскаленным добела железом – ощущение чужой воли, бесцеремонно вторгающейся в разум, и без слов сообщающий что делать. Я мгновенно срываюсь с места в галоп, словно выпущенная из лука стрела, одновременно ужасаясь тому, как онемело тело от долгого бездействия, и радуясь возможности двигаться.

Ожидание подошло к концу.

Настало время выкладывать козыри на стол и разыгрывать решающую партию.

Камни разлетаются из-под моих ног – я несусь по склону со всей скоростью, на какую только способно моё тело. Периферийным зрением улавливаю движение слева – из расщелины выныривает Десятая и присоединяется ко мне. Её морда искажена злобным оскалом точно так же, как и моя. Я чувствую нарастающую ярость.

Семена гнева прорастают в моей душе, питаемые осознанием жестокости и несправедливости реальности, в которой нам всем приходится жить. Частичка моего сознания всё ещё думает об Внешнем мире… но если минуту назад я не испытывала никаких эмоций по отношению к нему, то сейчас одна лишь мысль о народах Эквестрии ввергает меня в бешенство.

Они считают нас нахлебниками.

Они считают нас паразитами, что, забирая блага у других, сами живут, не зная никаких бед.

Но это ложь.

Чейнжлинги, населяющие Эквестрию, не живут одной дружной семьёй. Ресурсы, необходимые нам для жизни, ограничены, и их хватает далеко не на всех. Их получают лишь сильнейшие и наиболее приспособленные, так что нам неизбежно пришлось бы жертвовать кем-то из близких, если бы мы были одной семьёй. Перспектива таких жертв никому не по душе, поэтому ещё на заре времён наш род разделился на несколько Ульев, и с тех пор мы живём в состоянии постоянной войны друг с другом.

Убивать сородича, которого ты никогда не знал, всё же легче, чем сородича, с которым ты делил одну и ту же нору с самого рождения...

Откуда-то сверху передо мной спрыгивает Седьмой и занимает позицию во главе клина. Мы огибаем выступ скалы и выходим на расстояние прямой видимости. Трутни уже схватились с противником, навязав ему бой на земле – чешуйчатые тела, в неразберихе катались по каменной крошке, в остервенении грызя и избивая друг друга.

— Наш черёд.

Мысль возникла в моей голове, не рождённая чьим-либо конкретно сознанием. Сейчас, в решающий в момент, не было «я» идущего в бой, были лишь «мы», несущие смерть врагу.

Клин разворачивается в линию, магия вспыхивает ярко-зелёным, клинки взмывают в воздух. Я складываюсь пополам, резко перенося вес на передние ноги, в то время как задние перехватывают удерживающий лезвие поводок, заставляя его уйти в взахлёст, а затем моё тело распрямляется, преобразуя накопленную инерцию в энергию центробежного ускорения. Поводок отцепляется от лезвия, чтобы перехватить его снова после того как он отлетит в сторону, затем его длина сокращается, имитируя работу тетивы, и клинок возвращается на круговую орбиту разогнанный до предельной скорости. Союзные трутни в спешке поднимаются на крыло, спасаясь от надвигающегося на них смерча из бритвенно острых лезвий, разрезающих всё на своём пути.

Мир сжимается в точку, пронзаемую остриём моего меча.

— ВвррррРрРИИИИИ!!!1

Безвольно распластавшееся на земле тело чейнжлинга вдруг оживает, и, судорожно взбрыкнув ногами, Третья вскакивает, но тут же падает обратно на пол, жадно хватая ртом воздух. Сердце как бешеное бьётся в груди, а тело пронзает мелкая дрожь.

— Мы видели сон… Всего лишь сон…

Видение из далёкого прошлого стремительно угасало в памяти, несмотря на то, что Третья цеплялась за него изо всех сил. Её не покидало ощущение чего-то важного, о чём она должна была позаботиться прямо сейчас… Но она никак не могла понять, что могло быть важнее чем ЭТО?

Всего пару мгновений назад она была там… В ДРУГОМ мире, где всё ещё было в порядке, где была надежда, цель, смысл… Смысл…

— Другой… Мир.

Третья резко обернулась, вспомнив события, случившиеся совсем недавно в мире НАСТОЯЩЕМ. Уже знакомые стены землянки глядели на неё безразлично серым. На полу кроме неё никого нет. Лишь осыпавшаяся со стен земля, да пожухлая трава, занесённая снаружи. Сама не осознавая почему — Третья вдруг начала истерично хихикать себе под нос. У неё получилось.

Получилось.

Она снова в родном мире.

Только… Что это меняет к лучшему?

Перевернувшись на живот, она, схватила зубами валявшийся рядом меч и, не переставая смеяться, неуклюже поползла в сторону выхода. Рана на подбитой ноге отзывалась тупой болью, но уже почти не кровоточила; если её не напрягать лишний раз – то особых проблем она доставить не должна.

Рывок за рывком Третья наконец выбиралась из землянки и расслабленно растянулась под приятно согревающими лучами солнца.

Стоп.

Солнца?

Третья приподняла голову. Пылающий в небе шар примерно на половину отклонился от зенита к горизонту, поляна окутана полуденной духотой, а в траве увлечённо стрекочут кузнечики. Вечер был не за горами, но точно ещё не начался.

- Впрочем… Какая разница?.. – пронеслось в голове Третьей и она, уронив голову обратно на траву, закрыла глаза. Это был не обморок и не сон, она просто лежала, позволяя отдохнуть своему измученному телу, и не знала, что ей ещё делать кроме этого. Да и несмотря на все свое желание она не могла бы сейчас просто так взять и отключиться. Все её мысли занимал вопрос:

«А что я выиграла от того, что мне удалось сбежать, и вернуться?»

Возвращенный клинок лежал под её головой вместо подушки и, казалось, нашёптывал ей колыбельную. Осознание того, что ей удалось вернуть своё оружие давало Третьей ощущение умиротворенности, но вместе с этим она была вынуждена постоянно прокручивать в голове события, случившиеся с момента, когда её ногу ранило неизвестной магией. Это было опасно. Очень опасно, буквально балансирование на лезвии меча. Её могли убить… Её меч лапало страшное двуногое чудовище… И ещё там был тот мерзкий тип. Одно воспоминание о нём заставляло содрогнуться в отвращении.

И всё же…

И всё же, именно в этом плачевном положении, она как никогда вновь почувствовала себя живой. Активизировавшийся инстинкт самосохранения отбросил прочь всю лишнюю мишуру и поставил перед ней банальную, но понятную цель, в достижении которой она была всецело заинтересована.

Сейчас же… Сейчас её жизни ничего не угрожало, но в то же время и никакого смысла в этой жизни тоже не было.

- И что же нам делать? – усмехнулся голос в её голове. ​ — Постоянно лезть рисковать нашей жизнью?

— Нет, это глупо.

Третья перевернулась на спину, устремив усталый взгляд в безоблачное синее небо.

— Тогда что, будем беречь нас?

В голосе, задавшем вопрос, звучало откровенное презрение.

— Нет, это тоже глупо.

— И каково же тогда решение?

Прикусив маячившую перед носом травинку, Третья смахнула навернувшиеся от яркого света слёзы. Знакомый, сладковатый привкус во рту, отозвался урчанием в животе, заставив вспомнить о том, что она уже два дня толком не ела.

— Очевидно, ответ в том, что иногда решения просто нет, — сказала она сама себе. — ​ Потому что выбор между победой и поражением существует лишь в сказках…

Зубы Третьей стиснулись в бессильной злобе.

— ​ …а в жизни чаще приходится выбирать между поражением и другим поражением.

Вдруг её чуткий слух уловил движение внутри землянки. Рефлексы тут же взяли своё, и забыв обо всём, она мгновенно вскочила на ноги, приняв боевую стойку. Резкое движение заставило рану заныть с удвоенной силой, но она даже не обратила на это внимания.

Из проёма землянки вынырнула круглая, как луна, подбитая и опухшая морда одного из её преследователей.

Ужаснувшийся

Воняло потом. Лошадиным. Знаете, довольно отвратный запах. И меня бы, наверное, вырвало, если бы этот запах не оттенялся сладковатым ароматом дорогих духов. Этот парфюм кое-как удерживал организм на самом краю.

А ещё дико болело лицо и шея. И если шеей всё было относительно ясно — я лежал в крайне неудобной позе, уткнувшись сползшей и давившей на левое ухо каской прямо в стену — то с лицом всё было интереснее. Я чувствовал, как распухла вся его левая часть.

Застонав, я оттолкнулся от стенки, перевернулся на спину, и оглядел, буквально, одним глазком низкий бревенчатый потолок землянки. Звенящая тишина лишь подсказывала, что я тут абсолютно один. Видимо, оставили лежать, как потерявшего сознания.

Сука, как же больно.

Видимо, при падении я упал прямиком на копыто этой ебанины, разбив себе лицо. Да за такую “меткость” мне должны значок дать!

Ворошиловского стрелка, ага.

Криво усмехнувшись, я встал, подтянув от чего-то сползшие штаны, поднял валяющийся на земляном полу автомат и проверив предохранитель, закинул оружие к себе за спину. Убедившись в собственной дееспособности и наличии личной амуниции, я, кое-как, полез наружу.

Наверху никого не было. Ни людей, нихрена. Одна лишь голая поляна, да лес вдалеке.

Нет, не то чтобы я ожидал чего-то особенного. В конце-то концов, если меня в землянке кинули — то значит не долго я в отключке отдыхал, и за это время из части помощь так и не подоспела. Однако, как минимум, тут должны быть остальные бойцы!

А их не было! Как не было и окопов, и вещмешков, и вообще каких-либо признаков того, что это ​та самая ​ поляна, где я за лошадью гонялся. В голове зароились сотни предположений.

Что этот лошадиный чужой всех сожрал.

Что это всё же нападение китайских ремб, а лошадь — это их супероружие.

Что это правительственный эксперимент.

Что это…

Хуйня всё это!

Я, сдёрнув автомат с плеча, перевёл предохранитель в положение автоматического огня и, дослав патрон, стал водить стволом по сторонам.

Не то чтобы мне вдруг захотелось расстрелять деревья вдалеке или еще что-то… Но от осознания того, что я нихрена не понимаю происходящее — руки сами тянулись к оружию. Все таки приятная тяжесть автомата хоть немного заглушала нарастающую панику.

Однако ответов на вопросы калашников дать не мог.  

Ничего не сходилось. Если это чужой — то почему он не сожрал меня? Если это китайцы — то где трупы? А если правительство — то чьё и почему я?

Да и стоило лишь оглядеться, как в голову закрался главный аргумент — где окопы? Где взрытая земля? Где, хотя бы, скуренные бычки!?

А их не было. Нихрена не было.

Да и в целом поляна, хоть и была довольно похожа, но всё же явно отличалась. В траве то тут, то там белели ромашки и какие-то голубые цветочки, которые я до этого и не видел никогда. Лес, окружавший полянку, так же теперь состоял преимущественно из берёз и редких сосен.

Точно,  поляна определённо другая.

Но как?

Слева, как раз в слепой для моей подбитой физиономии зоне, в паре метров раздался довольно характерное цоканье.

Лошадиное цоканье.

Блять, да ладно!?

Вскинув автоматом и разворачиваясь на девяносто градусов, я успел заметить короткий отблеск и стремительное движение, направленное в мою сторону.

За время службы я повидал, кажется, все сорта девиаций, каковые могли произрасти на почве искренней любви к Отчизне. Я видел откровенных отморозков, что ближе к дембелю начинали старательно излучать концентрированный поток «дедовских» флюидов, почитая себя любимых без малого за ветеранов всех войн в истории человечества; видел идейных милитаристов, что с серьёзными лицами зазубривали устав и чуть ли не спали с ним в обнимку; видел «ровных пацанов», для которых служба сводилась к заполнению армейского альбома и постижению искусства нашивания аксельбантов. Видел позёров, которые при каждом удобном случае сожалели, что не могут повоевать по-настоящему, попутно заливая байки о том, как они потом укатят в Иностранный Легион и придут к успеху.

Несмотря на столь разительные отличия между этими архетипами большую часть служак неизбежно объединяет одно – все они так или иначе считают себя солдатами. Теми, кто при необходимости спокойно лишат жизни другого человека, совершат подвиг, прыгнув на амбразуру или, снова дойдут до Берлина, так, как это однажды сделали их деды. Я мог лишь догадываться насколько правдивыми оказались бы убеждения этих людей, если бы им выпало проверять их на практике, но одно я знал точно.

Я не солдат.

Служба была для меня досадной неизбежностью, в которую я вляпался, по большому счёту, из-за собственного распиздяйства. Я относился к тому малочисленному, хотя и не редкому сорту призывников, которые воспринимали службу как очередную перемену в жизни, к которой надо приспособиться, по возможности выжав для себя максимум пользы. И относительно этого я, в определённой степени, даже достиг некоторого успеха. Но вот что касается того, чтобы повоевать… Да ну его нахуй!

Несмотря на наличие автомата в руках, который, вроде бы должен придавать уверенности, несмотря на то, что я старательно накручивал себя открыть огонь по первой же подозрительной цели – несмотря на всё это, заметив движение я, вместо того, чтобы разрядить магазин в сторону угрозы, инстинктивно выставил автомат перед собой, закрываясь от летящего в меня предмета.

Бзынь!

Сноп искр. Автомат с силой дёрнуло в сторону, вырывая его у меня из рук. Ремень, перекинутый через шею, потянул меня следом за ним и я, неловко и, наверное, смешно растопырив руки, повалился на землю. Это, вероятно, спасло мне жизнь. Снова что-то блеснуло на солнце, и воздух над головой взвизгнул разрезаемый молниеносным движением.

Действуя на рефлексах, я, кое-как перекатившись в сторону, неуклюже схватил калашников и, направив ствол в сторону замеченного боковым зрением силуэта, нажал на спусковой крючок.

Неизвестная сила длинной полосой взрезала землю справа от меня. В воздух взметнулась завеса из разрубленных стеблей и кусочков грунта, одновременно с этим, раздался оглушительный выстрел.

Единственный.

А после — глухой щелчок.

Однако это возымело эффект. Лошадь явно понимала, с чем имеет дело. Оттолкнувшись, она прыгнула высоко в воздух, крутясь в безумном пируэте, в то время как пуля лишь выбила фонтанчик земли под её ногами. Воздух пронзила зелёная светящаяся нить и вокруг инопланетянина на широкой орбите с бешеной скоростью закрутилось нечто похожее на лезвие меча. На долю секунды лошадь превратилась в гигантский диск циркулярной пилы, став едва различимой на фоне ядовито-зелёной ряби и брызнувших во все стороны ошмётков нашинкованной травы.

Я же, как дурак, раз за разом давил на скобу, не замечая, что «калаш» никак на это не реагирует. Ничего иного мне просто не приходило в голову.

Движение завершилось так же резко, как началось, диск «циркулярной пилы» сложился пополам, оставив после себя знакомый уже изломанный клинок, связанный призрачным поводком с зажатой в зубах лошади рукоятью. Увлекаемый инерцией клинок взлетел над головой «чужого», поводок на мгновение погас, а затем снова соединил лезвие и рукоять, но по другой траектории и лезвие, увлекаемое за поводок рывком задней ноги лошади, скрылось за её спиной, зарывшись в землю под копытом.

Инопланетянин застыл в угрожающей позе.

Поняв, что с автоматом творится какая-то нездоровая хуйня, я развернул его ребром, удерживая ствол наведённым в сторону лошади, и обнаружил на месте магазина ровный срез прямо под основанием приёмника.

В траве передо мной россыпью отсвечивали латунными боками гильзы патронов.

Твою ж мать…

Его величество «калашников», ещё минуту назад являвшийся моим решающим аргументом в переговорах с инопланетными лошадьми вдруг оказался бесполезным куском железа. Казалось бы, это конец, но моя последующая реакция удивила меня самого. Повинуясь какому-то первобытно-дворовому инстинкту, я вскинул автомат и просто-напросто громко и с вызовом заорал:

— УБЬЮ БЛЯ, ПИЗДА-НАХУЙ!!!

Существо передо мной напряглось, словно сжатая пружина, но с места не двинулось. Взгляд его светящихся даже при свете дня глаз был сфокусирован на оружии в моих руках. Меня вдруг осенило – инопланетная лошадь, любящая размахивать холодным оружием, едва ли знакома с устройством «калаша», так что она может и не догадываться о том, что отсутствие магазина делает его небоеспособным.

Если это так, то теперь главное не спалиться с блефом.

— КТО ТЫ, БЛЯ, ЕБАТЬ-КОЛОТИТЬ?! — не теряя времени, я решил закрепить позиции и угрожающе ткнул стволом в сторону «чужого». Лошадь тут же припала к земле в попытке увернуться от возможного выстрела, но поняв, что я её лишь пугаю, она почти мгновенно вернулась в прежнее положение и угрожающе зашипела.

Чёрт, для раненой лошади она двигается слишком шустро. Да и шипит что-то как-то слишком стрёмно...

— ЧТО ТЫ ЗА ХУЙНЯ?!, ОТВЕЧАЙ ИЛИ Я ТЕБЕ ДЫРОК В БАШКЕ НАХРЕНАЧУ!!! — как можно более устрашающе, прорычал я, попутно стараясь подавить дрожь в руках.

Над поляной повисла зловещая тишина.

Инопланетянин, не моргая, сверлил меня своими глазами-гирляндами. Теперь я мог разглядеть его получше. Или её? Поди разбери... Никаких внешних признаков не видно, а голос это чудо природы наверняка может менять так же как внешность. Правда определение «умеет менять внешность» едва ли подходило для данного случая. Инопланетянин не просто перекрасил цвет шкуры, он полностью поменял форму своего тела. Круп стал заметно более узким, грудная клетка наоборот прибавила в объёме да и, в целом, по сравнению с лошадкой, притащенной старлеем из леса, существо, что я удерживал в прицеле, выглядело намного более худощавым. Возможно из-за отсутствия шерсти и небольшой прибавки в росте, не знаю. Тем не менее едва ли эту худобу можно было назвать болезненной — под змеиной кожей явственно просматривались, словно высеченные из камня, очертания мускулатуры.

А ещё спину инопланетянина прикрывал своеобразный панцирь из двух гладких пластин, напоминавших надкрылья жука.

Заебись, оно еще и летать умеет, да?

Паузу прервал короткий сухой смешок.

— Ес-сли бы ты мог меня убить, то уже с-сделал бы это.

Несмотря на зажатую во рту рукоять от меча, лошадь умудрялась говорить на удивление членораздельно. Разве что шипящие слишком растягивала.

Твою мать, она походу не только летать — она еще и думать умеет! Два-ноль в её пользу, блин.

— Магия твоего жезла, требует точного приц… селивания. – со злобой в голосе констатировало существо. — Ты видел скорос-сть моих атак. Ты знаешь, что у тебя есть лишь одна попытка. — рассуждала лошадь чересчур спокойным голосом, отчего мои руки начали дрожать еще сильнее.

В памяти услужливо всплыл визг рассекаемого клинком воздуха и гладкий срез металла на месте магазина. Что было бы со мной, если бы я попал под удар?

Наверное, я бы умер, даже этого не заметив.

Я судорожно сглотнул ком в горле. Мне стоило больших усилий удерживать автомат ровно, так, чтобы ствол не дрожал. Лошадь продолжала бурить меня взглядом, застыв как статуя… но в тоже время находясь в движении. Поверхность её тела кипела и скручивалась, преобразуя участки кожи на груди в толстые пластины брони, такие же преобразования происходили с рогом на голове лошади – его основание разрасталось в своеобразный шлем клиновидной формы, наклонные грани которого должны были обеспечить соскальзывание пули при попадании.

Так, эта тварь какая-то чересчур сообразительная! Надо срочно отыграться:

— А-ахуеть блять… — Мой голос все еще сохранял интонацию наглого гопника, но из-за нервного напряжения я начал невольно запинаться, — Вообще-то ты первая попыталась меня замочить, так что нехуй на меня гнать! Дохуя умная, да? Д-давай, помаши этой своей ебалой ещё, если так уверена, что я промажу! Давай, иди сюда, сука, мать твою! Хочешь меня трахнуть? Да я сам тебя трахну!

В глазах лошади мелькнуло смятение – похоже она не ожидала, что на неё начнут столь нагло наезжать. Сказать честно, я сам охуевал со своей внезапной борзости, но, учитывая положение, в котором я находился, рисковать мне было нечем. Всё что я мог делать – это тянуть время в надежде на чудесное спасение.

— Ну? Чего же ты? Ножка болит? – будучи не в силах остановиться, я распалялся всё больше и больше, пытаясь выдать себя на опасного психопата или хотя бы придурка об которого лень мараться. Не важно кто, лишь бы живой.

— Или считаешь сколько в-выстрелов я в тебя сделаю прежде чем ты до меня доберёшься? Сколько их будет? Один? Два? Десять? Как д-думаешь, тебе повезёт увернуться от каждого из них?  Повезёт, а?

Надеюсь она не знакома с западными фильмами. Иначе смерть со смеху ей гарантирована. Хотя, по мне так и это сойдет!

Лошадь сосредоточенно следила за моими руками.

— Чувствуешь себя везучей сегодня, мразь?!

Исчерпав запасы подходящих к случаю цитат, я замолчал, вызывающе глядя на «чужого». Несмотря на то, что его морда вновь обрела непроницаемое выражение, было заметно, что внутри существа идёт невидимая борьба… мне так казалось. Вернее, хотелось думать. Подобно хорошему игроку в покер, лошадь выдавала своё волнение лишь в едва уловимых глазу жестах, вроде изменения напряжения мышц, но подобные сигналы с равным успехом могли быть и блефом.

Стоп, а ей-то на кой чёрт блефовать?

Кажется, у меня крыша едет…

Лошадь снова издала короткий смешок, в котором не было ни намёка на веселье.

— Ты не спровоц… Сируешь меня…

Вертикальные зрачки ядовито-жёлтых глаз, опасно сузились.

— Я вижу тебя нас-сквозь. – вкрадчивый вибрирующий голос нарочито медленно смаковал слова, старательно пропитывая их неприязнью. — Я вижу твой гнев… Вижу намерение убить… И вижу твой с-страх. Его больше всего.

Я почувствовал, как у меня на лбу проступил противный холодный пот.

— Ты боиш-ш-шься меня… Как никогда ещё не боялся в с-своей жизни. Да… С-с-с-с-славно…

Уголки рта лошади дрогнули в намёке на хищную улыбку.

— Н-нахуй иди! – выпалил я, стараясь не думать о том, каким образом эта ебанина читает мои мысли. – У тебя шансы сдохнуть не меньше моих, что, скажешь, ты не б-боишься смерти?!

На этот раз лошадь засмеялась по-настоящему. Это было больше похоже на сдавленный истеричный кашель, но она действительно смеялась, словно я выдал какой-то особенно забавный каламбур.

Я ощутил, как холод перекинулся со лба на спину, медленно скользя вниз по позвоночнику. Глаза инопланетянина с болезненно сузившимися в щели зрачками не выражали ничего, кроме готовности превратить меня в фарш, сразу, как только я ослаблю бдительность, но всё остальное его тело содрогалось от смеха.

Это выглядело реально нездорово.

— Нет… — Всё ещё давясь смешкам, лошадь наконец подала голос, — Мы не боимся смерти.

Она вдруг перестала хихикать, словно внутри неё щёлкнул переключатель.

— Иногда мы даже рады умереть…

И тут у меня вдруг возникло стойкое подозрение, что у этого ебаного инопланетянина что-то не в порядке с головой. Даже если учитывать, что это чёртов, мать его, пришелец, с мечом и выглядящий как полупереваренный гибрид лошади и жука…

Поляна снова погрузилась в тишину, нарушаемую лишь стрекотанием кузнечиков и шумом деревьев. Для полноты атмосферы не хватало только шального перекати-поле, которое пронеслось бы между мной и лошадью.

—  К-кстати... Ты так и не ответила, что ты за хуйня такая! — Напомнил я, как можно более безучастным голосом.

— А я должна была? – Столь же нарочито спокойным тоном, но с некоторой насмешкой, процедила лошадь.

Сука, подъебала.

— Я планирую набить из тебя чучело после того как завалю — будет досадно, если я не смогу ничего о нём рассказать кроме как «ну это та ебанина, которую я случайно встретил в лесу».

Не сдержавшись, я выпалил это раньше, чем успел подумать, что это уже явный перегиб. В глазах «чужого» мелькнул недобрый огонёк.

— С-с-сказать легко… — угрожающе прошипела лошадь, но, на моё счастье, этим всё и ограничилось.

Я нервно усмехнулся. Потянуть время за разговором явно не получалось.

— Ну и что, мы так и будем стоять? Ты со своей ногой долго не протянешь... — Как бы между делом заметил я, в отчаянной и бессмысленной надежде, что случится чудо, и мы сможем просто разойтись.

— Не бойс-ся… Протяну. — Безэмоционально ответила лошадь, между делом сдув сбившуюся на глаз прядь волос. – Лучше бес-с-спокойся о с-себе… Твоё оружие выглядит таким тяжёлым… Интересно, сколько ты ещё с-сможещь его удерживать…

Блять!

Стоило ей сказать об этом, как я почувствовал жжение в мышцах. Сколько я уже держу автомат вытянутым перед собой? Пять минут? Пятнадцать? Вроде бы нагрузка хуйня, но долго стоять в такой позе я не привык от слова совсем. Можно, конечно, перекинуть автомат поудобнее… Но что если этот сраный инопланетянин, решит на меня наброситься, увидев окно для атаки?

Даже если я увернусь от первого удара, за ним тут же последует второй и третий…

А потом она поймёт, что я безоружен.

Меня вдруг охватило отчётливое понимание того, что я с минуты на минуту перестану существовать.

Блять! Блять! Блять!

Сука, ну почему это случилось со мной?! С какого хуя я такой везучий? Почему на моем месте не оказался еблан Буцанов или сраный Мицуков? Столько ещё мешков говна в форме было в отряде, но госпожа фортуна решила наебать именно меня. Сука, я выиграл в сраную лотерею, где джекпотом была почётная смерть от меча инопланетной лошади-жука!

ДА НУ НАХУЙ!

Это просто не может быть правдой! Я, наверное, просто в лесу уебался сослепу об дерево и лежу в несознанке. Или валяюсь на полу той каптёрки без вентиляции, в которой меня, ещё курсанта в учебке, заставили красить стены ядовитой краской времён Хруща. Упоролся растворителем и лежу. Точно, блять! Так и было, лежу, поди, обоссавшийся, и вижу зелёный сон, о том, как почти дожил до дембеля и с мухолошадью общаюсь.

Ебаный рот моей удачи, блять…

В глубине души я понимал, что тщетно пытаюсь обмануть сам себя, и что на самом деле я нихуя не сплю. Я знал это, но всё равно попытался себя “разбудить”, закусив губу до тех пор, пока не почувствовал на языке солёный привкус крови…

Именно такова на вкус безжалостная реальность.

Но я не хочу умирать… Не хочу, блять!

— ДА ЧТОБ ТЫ СДОХЛА, ПИЗДЫ КУСОК!!! – давясь соплями заорал я во всю глотку, чувствуя, как плечи опускаются сами собой, и я ничего не могу с этим поделать. Ствол автомата качнулся и нырнул вниз. Я зажал спусковой крючок изо всех, но «калашу», конечно, было похуй.

Глаза чужого вспыхнули как два прожектора, напомнив мне фары «козла», что однажды чуть не зашиб меня, когда я бухой возвращался ночью со вписки.

Тогда всё обошлось. Сейчас наврятли.

Ведь она всё поняла.

Она всё поняла в тот же миг.

— Мяс-со, — прошипел монстр передо мной, в котором больше не было ни намёка на человеческие черты.

В животе предательски заурчало.

— Ух блядь… — Успел сказать я перед тем как...

Перед тем как раздался шум в землянке. Чужой моментально развернул свою морду и, широко раздувая ноздри, втянул воздух.

Из землянки раздался такое родимое “бля”.

Мыслитель

Выстрел. Стрелял старший лейтенант уже довольно давно. Обычно на стрельбах он удачно где-нибудь около командира роты филонил, делая вид, что крайне успешно показывает сержантам, как надо разбирать их бластеры АКМ-серии.

Выстрел?

А еще его кто-то его обнимал. Точнее, просто лежал на нём, не прилагая никаких усилий. И лежал, надо сказать, прямо на лице, не давая нормально дышать.

— Бля. — Голос казался будто чужим. Хотелось пить. И нахуя, спрашивается, он квасил эту байду вчера, когда проставлялся Бахоркин?

Старший лейтенант, крякнув, спихнул тело с себя и узнал в нём недавнего поехавшего. Землянка, бойцы, орущий что-то сержант, выстрелы и, конечно, неведомая херота, похожая на лошадь, взорвались в голове офицера ярким салютом воспоминаний, заставив того охнуть.

Нихуя это не последствия проставы. Тело же этого Конерамова, как он себя назвал, решило ответить каким-то блюющим звуком и, судя по попыткам поднять голову из растекающейся блевотной лужи, проснулось. Дима с отвращением пихнул это самое тело ногой, вставая и надевая сбитую кепку:

— Конерамов, подъём, блядь.

— Эээ… – Парню явно было не очень хорошо. Но от чего вдруг?

— А где все? — наконец отозвался он.

Такой простой вопрос заставил старлея забыть о кряхтящем поехавшем. Офицер уже понял, что находится всё в той же землянке, что построили бойцы Лукина.

И ладно они, но где его то бойцы? Неужто и эти пропали?

Креченов достал свой ПМ, снимая его на ходу с предохранителя, а затем, наклонившись, подхватил за рубашку Конерамова и потащил того к выходу из землянки, пропуская мимо ушей вялые возражения паренька.

— Щас будем смотреть, что тут за чертовщина така… Бля! – вытесанная в земле ступенька осыпалась под ногой и офицер чуть не упал. Восстановив равновесие и тряхнув для порядка паренька, который уже практически сумел встать на ноги, старший лейтенант высунул голову из землянки, ослеплённый солнцем.

Солнцем?

Не важно.

Картина, открывшаяся взору Креченова заставила его отбросить Конерамова назад, хватаясь второй рукой за рукоятку пистолета и падая на скат выхода, он навел оружие на...

На что именно старлей затруднялся ответить.

Существо стояло буквально в десятке метров от землянки и вполоборота наблюдало за офицером, припав к земле в готовности к прыжку. Справа от него, держа в дрожащих руках автомат с отсутствующим магазином, стоял в напряженной позе Васюта и широко открытыми глазами смотрел то на старлея, то на «чужого». На лице его застыл страх вперемешку с удивлением и щенячьим восторгом.

Прежде чем старлей успел что-либо сообразить его указательный палец сам собой потянулся нажать на скобу — Дима успел себя одёрнуть лишь в самый последний момент. Надо держать себя в руках. Он и так уже хуйни наворотил, открыв стрельбу в лесу, плюс потом ещё кто-то из бойцов палить начал, когда лошадь попыталась сбежать.

Кто за это потом будет отчитываться перед верхами? Кого потом будут дрючить за каждый стреляный патрон? Правильно, его. Ведь цель перед ним была поставлена чётко и ясно – найти пропавших бойцов, а не устраивать блядский цирк с конями.

Впрочем, если он притащит эту говорящую лошадь с собой обратно в часть, то у него будут все шансы оправдаться.

Но лошадь нужна ему живой и не особо покалеченной.

Не обращая внимания на проступивший на лбу пот, старлей облизнул пересохшие губы и гаркнул первое что пришло в голову:

— Ни с места, работает ОМОН! Одно лишнее движение — и ты труп!

Какого лешего он приплёл ОМОН Креченов объяснить не мог, но ему понравилось то, как грозно прозвучала его команда. Зычный голос офицера громом прогремел над поляной заставив замереть не только «чужого», но и стрекотавших в траве кузнечиков. Даже сержант на миг перестал дрожать. Но лишь на миг.

— В-ВАЛИТЕ ЕЁ НАХЕР! – придя в чувство, как-то истерично заорал Васюта, – ВАЛИТЕ ЕЁ, ТАЩ СТАРШИЙ ЛЕЙТЕНАНТ, ОНА МНЕ «КАЛАШ» ПОРУБИЛА!!!

И тут же, будто заметив, наконец, что у его оружия отсутствует магазин, сержант потянулся одной рукой за запасным магазином в подсумок у себя на старенькой заношенной разгрузке. Это не ускользнуло от внимания насекомоподобной лошади:

— Одно лишнее движение и трупом будет ОН! – по-змеиному прошипел «чужой» в сторону старлея, отчего тот невольно поёжился. Голос существа изменился под стать облику — тембр звучания стал ниже, грубее и в нём явно ощущалась угроза.

Последнее офицера в определённой степени озадачило, чем им вообще лошадь угрожать-то может? Не тем же декоративным ножом из керамики? А вот автомат в руках младшого выглядел куда более серьёзной угрозой.

— Васюта! Отставить! — сквозь зубы гаркнул Дима, видя, как боец вытягивает магазин из подсумка у себя на груди.

Васюта не реагировал.

Блять, не хватало ещё, чтоб он лошадь пристрелил.

— Мать твою, младший сержант, ОТСТАВИТЬ!

Тяжело дыша, Васюта опустил руку с зажатым в ней магазином, с недоумением посмотрев на старшего лейтенанта, и, шмыгнув носом, протараторил:

— Тащлейтенант, она на меня н-набросилась и… И зарубить хотела!

Лошадь злобно зыркнула на младшего сержанта, а затем, задержав взгляд на автомате, посмотрела на старлея:

— Я защ-щищалась. — Спокойно, будто бы и не было секунды назад злобного монстра, сказала лошадь, глядя в глаза офицеру. – Вы напали на меня без причины… Ранили, пытались ограбить, а когда я с-сбежала, погнались как за добычей. Я полнос-с-стью в своём праве.

— Прокурору про свои права расскажешь — подумал офицер, но вслух ничего не сказал.

Приглядевшись, старлей обнаружил, что лошадь зажимает в зубах рукоять от уже знакомого ему меча. Только рукоять, лезвия нигде видно не было. Это выглядело довольно… Странно.

— А ещё он угрожал с-сделать из меня чучело… — Добавила лошадь словно бы с обидой.

Сообразив, что было бы неплохо подыграть лошади для того, чтобы захватить её в целости и сохранности, старший лейтенант многозначительно посмотрел на подчиненного:

— Это правда? — Креченов качнул пистолетом, обращаясь к Васюте. Тот, открыв в растерянности рот от столь резкой перемены ситуации, помедлил мгновение, а затем утвердительно кивнул, так и не найдя слов.

Офицер поднялся со ступенек и, помогая себе левой рукой, вылез наверх из землянки. Лошадь явно напряглась как только он выпрямился во весь рост, но сбегать не собиралась.

— Значит получилось у нас нихуёвое недоразумение… — Произнёс Креченов, стараясь выжать из себя максимум возможной дружелюбности. — Щас мы все дружно уберём оружие и нормально так пообщаемся, хорошо?

«Чужой», погипнотизировав старшего лейтенанта, подозрительно покосился в сторону Васюты.

— Я спрашиваю, ХОРОШО? — повысив голос, повторил офицер, кидая взгляд на сержанта. Тот, хотел было что-то возразить, но, вовремя сообразив, что с командиром сейчас лучше не спорить, лишь дёргано кивнул и опустил автомат. Удовлетворенный этим, Дима тоже неспешно опустил оружие.

И в ту же секунду пожалел об этом. Лошадь наклонила голову в бок, её изломанный рог неярко засветился и из конца рукоятки меча, с той стороны, где должно было находиться лезвие, вырвался пучок призрачных ярко-зелёных нитей. Нити мгновенно сплелись в тугой жгут, он длинным щупальцем нырнул за спину лошади, зацепился за что-то, а, затем резко сократившись в длине, выдернул из-под её копыта уже знакомое старлею лезвие, изломанное ничуть не хуже, чем рог лошади.

Зелёная вспышка, короткий звякающий звук. Лезвие, увлекаемое призрачным поводком, примагнитилось к рукояти, словно никогда не существовало от него отдельно.

Движение остановилось.

Старлей перестал дышать.

Сержант застыл.

Лошадь пустым взглядом смотрела в дуло пистолета, вновь наведённого на её голову.

Дима даже не помнил, когда он снова успел его поднять.

Тягучее ощущение опасности взрывной волной распространилось по поляне. Офицер целился в лошадь, что стояла перед ним с зажатым в зубах мечом, но всё равно ощущал, как каждая клеточка его тела, повинуясь каким-то древним инстинктам, вопила о том, что его жизнь висит на волоске.

Это было полным бредом.

Противостояние между огнестрельным и холодным оружием столетия назад завершилось в пользу первого. Креченов раз за разом прокручивал в голове эту мысль, думая о том, что у лошади нет никаких шансов навредить ему своим тесаком, ведь у него есть пистолет и с такого близкого расстояния, даже он, при всей своей “любви” к стрельбе, не промахнётся. Ну что она ему сделает? Мозг натужно скрипел, безуспешно пытаясь представить возможные варианты.

Нет, это абсурд, чёртова лошадь с мечом, никак не может представлять угрозу!

Только вот почему ему приходится убеждать себя в этом?

Эта звенящая в ушах тишина…

Этот неестественно загустевший воздух, которым трудно дышать…

Лошадь моргнула и, недовольно сощурившись, заглянула старлею в глаза:

— Вы хотели говорить. Без… Оружия…

В её вкрадчивом вибрирующем голосе слышался укор. Или, возможно, она лишь имитировала эту интонацию, стараясь скрыть свои истинные чувства. Креченову очень хотелось думать, что это так, что она тоже чувствует это напряжение, повисшее в воздухе.

Что она тоже может испытывать страх.

Давящее ощущение опасности слегка отступило. Старлей принял более расслабленную позу, делая вид, что опускает оружие, хотя оно по-прежнему смотрело на «чужого».

— Ага… Говорить будем. — Поддакнул Креченов как ни в чём не бывало и сам удивился своему внешнему спокойствию. Лошадь презрительно фыркнула и отвернула голову в сторону намереваясь вложить клинок в ножны.

Напряжение исчезло, оставив после себя лишь неприятный осадок на душе. Старлей с облегчением выдохнул и, чуть опустив пистолет, спросил:

— Это что, блять, сейчас было?

Лошадь ответила ему косым взглядом, брошенным исподлобья. Она всё ещё зажимала в зубах рукоять меча, ведь тканевые ножны от него Дима распотрошил, когда взялся осматривать клинок.

— Что именно?

Из правого надкрылья на спине лошади начали прорастать корнеобразные отростки, они оплели лезвие меча и притянули его к спине, образовав импровизированное крепление. Мозг старлея забился в протестующем припадке, кажется он устал пребывать в состоянии постоянного охуевания.

— Не коси под дурочку, — твёрдо отрезал Креченов, решив, что будет разбираться во всём последовательно. – Я про твой тесак. Что это за фокусы с дистанционным управлением?

По-собачьи усевшись на землю, лошадь с недоумением посмотрела на офицера.

— Это магия. — Пояснила она таким тоном, словно речь шла о чём-то абсолютно заурядном и очевидном.

Её ответ прозвучал как издёвка. По крайней мере так показалось старлею.

— Какая ещё нахрен магия? – переспросил он, с трудом подавляя раздражение. – Что это вообще за штука такая?

В глазах лошади мелькнуло смятение.

— Я про нож. — Пояснил Креченов.

— Это… подарок, — уклончиво ответила она, с трудом подбирая слова. – Очень дорогой подарок… Для нас-с. Про магию ничего не могу рассказать... Я не нас-столько хорошо разбираюсь в зачарованиях…

— Не слушайте её, тащ старший лейтенант! – послышался из-за спины голос вышедшего из оцепенения Васюты. – Она ж пиздит напропалую, у неё этот мачете режет всё как джедайская светошашка, и она им машет, как ебучий Индиана Джонс своим хлыстом! Я только из землянки вылез, а она меня чуть не зарубила нахер, по автомату хуяк – магазин как корова языком слизнула!

В поле зрения выплыл услужливо подставленный сержантом «калашников». Магазин в нём не отсутствовал, как показалось старлею поначалу, а действительно был срезан под самый приёмник неведомой силой, лишь механизм крепления чудом остался цел.

Чувство неловкости, которое Креченов испытывал из-за того, что он продолжал целиться в лошадь мгновенно испарилось.

— Так, — многозначительно протянул офицер, жестом указав Васюте вернуться на место. – Тесак придётся отдать.

Маска спокойствия тут же испарилась с морды коняшки, сменившись озлобленным хищным оскалом.

— Ис-с-сключено!

— Вот видите, тащ старший лейтенант! Я же говорил! – Торжествующе возопил Васюта, который, отойдя на несколько шагов, пристально следил за лошадью с безопасного расстояния.

— Тогда мы в тупике, пони. — Не обращая внимания на сержанта, тихо произнёс Креченов. Именно о пони напомнил ему рост лошади. Пони-чужой. — Оставлять тебе оружие слишком рискованно.

— Это работает в обе с-с-стороны.

Во взгляде лошади читалось угрюмая непреклонность.

— И мы – не пони… — Добавила она словно бы обращение старлея её оскорбило.

Дима устало вздохнул. Дипломатия никогда не была его сильной стороной.

Да и было бы странно если бы в училище шли курсы в стиле “Как первым устанавливать контакт с инопланетной жизнью.”. Впрочем если бы и шли, то маловероятно, что старлей был бы их заядлым посетителем.

— Послушай, я понимаю, что ты боишься, но этот твой ножик нашим автоматам неровня. Если бы мы хотели тебя убить, то давно убили бы. Меч я заберу только для того, чтобы тебе не пришло в голову сделать какую-нибудь глупость вроде суицида. Сэппука там, цуйфука и прочая… Ну ты поняла. — офицер неопределенно махнул рукой, словно пытаясь жестом объяснить смысл своих слов.

Наклонив голову насекомоподобная пони посмотрела на Креченова как на идиота.

— Я не с-собираюсь себя убивать. И ес-сли ваше оружие так сильно, как вы говорите то тем более нет смысла бес-спокоиться на мой счёт.

Лошадь невесело усмехнулась и тут же обвела бойцов взглядом полным подозрения.

— Ес-с-сли вы только не хотите меня ограбить…

Креченов утомлённо закатил глаза:

— Да не собираемся мы тебя грабить, нахуй ты нам нужна!

Лошадь наклонила голову в другую сторону, скептически сощурив глаза.

— Что вообще такого важного в этом тесаке, что ты не можешь с ним расстаться? – раздражённо буркнул офицер себе под нос, спрашивая скорее сам себя, чем упрямую пони. Но неожиданно для него пони ответила.

— Вы не с-сможете понять…

Дима нахмурил брови в немом вопросе.

— Вы видите лишь вещь… Вот в чём упущение...

Опустив взгляд себе под ноги, пони тихо усмехнулась.

— Мой меч… Это не что-то чему можно назначить цену. Это часть меня. Если вы хотите его забрать, то с таким же ус-спехом я могу требовать от вас-с отрубить себе лапы и отдать их мне. Прос-сто потому что наличие лап делает вас опас-снее…

Переговоры явно заходили в тупик.

— А давайте её свяжем? – воспользовавшись образовавшимся затишьем, предложил сержант. Лошадь подозрительно покосилась в сторону Васюты, чьё побитое лицо перекорёжило в злорадной ухмылке, но говорить ничего не стала.

Офицер удовлетворённо хмыкнул. Идея старлею определённо понравилась. Кивнув головой в сторону младшого он отдал приказ:

— Васюта, я там видел в землянке вещмешок твой, достань ОЗК, оторви от него завязки и тащи сюда.

— Есть! — повеселев, козырнул сержант и, бочком обойдя чужого, бодро направился к землянке. Как бы между делом он на ходу сменил магазин в автомате и дослал патрон. Лошадь, проводив его взглядом, снова уставилась на офицера.

Повисло неловкое молчание.

Перехватив поудобнее пистолет в начавших затекать руках, старший лейтенант сделал глубокий вдох. Тишина, разбавляемая лишь щебетом каких-то лесных птах в кронах обступавших поляну деревьев действовала ему на нервы. Что-то явно не то творилось с этим вроде бы знакомым, но в то же время чуждым местом, и дело было даже не в том, что с поляны волшебным образом исчезли окопы, вещмешки и все бойцы, а время отмоталось на несколько часов назад. Сам лес звучал и выглядел по-другому. Он был живее чем тот который окружал Диму до падения в землянку: трава вокруг росла гуще, птицы шумели громче, плюс слух постоянно улавливал ещё какие-то звуки, которые офицер не мог распознать. Воздух щипал лёгкие озоновой свежестью и кружил голову переизбытком кислорода.

В другой ситуации Креченову, который большую часть своей жизни провёл за стенами душных казённых помещений, такое буйство природы, пожалуй, пришлось бы по вкусу.

Сейчас же оно вызывало в нём жгучее желание отложить полные штаны кирпичей.

— Как тебя звать-то? – чтобы отвлечься от тягостных мыслей старлей решил немного порасспрашивать лошадь.

Желтые блюдца смотревших на него глаз непонимающе моргнули.

— У нас… У меня нет имени, — выдала пони после некоторой заминки.

— Да ладно? – усомнился офицер. – Имена даже у домашних животных есть. Те, кто тебя вырастил, должны были как-то к тебе обращаться.

Такой простой вопрос внезапно поставил лошадь в тупик. Она открыла было рот, но, так не издав ни звука, закрыла его обратно. Так повторилось несколько раз, пока пони наконец не смогла собраться с мыслями.

— Меня звали… Я была третьей, — сбивчиво ответила она, уводя взгляд в сторону.

— Третья… Это порядковый номер, а не имя, — больше утверждая, чем спрашивая, многозначительно произнёс Креченов. Внезапно помрачневшая пони лишь неопределённо пожала плечами, склонив голову, она сосредоточенно рассматривала траву под своими ногами. В исполнении лошади данный жест выглядел довольно странно, однако Диму он ничуть не смутил. От говорящих жукоподобных лошадей как раз чего-нибудь эдакого и ожидаешь.

— Третья значит, — подытожил офицер. – Ну а я тогда командир взвода радиоэлектронной борьбы старший лейтенант Креченов. С младшим сержантом Васютой ты уже знакома.

За вуалью бледно-розовых волос, перекрывших морду лошади, мелькнули огни.

Третья украдкой смерила старлея заинтересованным взглядом. Дима запоздало подумал о том, что надо было ещё упомянуть принадлежность к роте, но почти сразу же махнул на это рукой. В конце-концов он не на смотре перед генералом, а от полного перечисления регалий у бедного животного поди глаза на лоб вылезли бы.

Тем временем, со стороны землянки раздался приглушенный голос Васюты, а за ним какое-то ещё более неясное бубнение. Креченов, чуть повернув голову, крикнул:

— Что там, Васюта?

Из землянки раздалось ещё несколько матюков, и на свет показался Конерамов, весь измазанный в земле и блевотине. На последней ступеньке он оступился и, нелепо махнув руками, упал. За ним из землянки показалась разбитая физиономия Васюты, что тащил на плече знакомый бежево-зелёный вещмешок.

Младший сержант, скорчив гримасу отвращения, переступил через барахтающегося Конерамова и, одним резким рывком подняв его на ноги, толкнул вперёд. Будучи не в силах побороть заданное Васютой ускорение, Конерамов балериной прогарцевал несколько шагов по направлению к старлею и Третьей, затем запнулся о собственные ноги и рухнул в траву, как подкошенный.

Вспомнив о лошади, офицер обернулся и обнаружил, что её взор тоже был устремлён в сторону растянувшегося на земле Конерамова, причём в нём читалась ещё большая неприязнь, чем у Васюты.

— Он тебе не нравится, верно? – поинтересовался Креченов, припомнив события, развернувшиеся до падения в землянку.

Третья в ответ лишь брезгливо фыркнула, как бы намекая на очевидность ответа.

Конерамов, между тем, поднял голову и, встав на четвереньки, воровато огляделся вокруг себя. Выпученные глаза сфокусировались сначала на Третьей, после чего он, нервно икнув, посмотрел на офицера и тут же, не разворачиваясь, всё так же на четвереньках начал шустро пятиться обратно к землянке, напрочь забыв о стоявшем за спиной сержанте. Раскормленное гузно школьного медалиста со всего разгона уткнулось в подошву заботливо подставленного Васютой сапога, от неожиданности Конерамов взвизгнул и с завидной резвостью принял вертикальное положение. Сержант, не растерявшись, схватил рванувшего в сторону поехавшего за локоть, усмирил его тычком под рёбра и подтащил к офицеру.

Старлей молча обвёл взглядом остановившихся перед ним парней. Горестно сопевший носом Конерамов, потупив очи, отсвечивал налившимся под глазом фингалом, Васюта же, вытянувшись по струнке, застыл в по стойке смирно:

— Товарищ старший лейтенант, — чеканя слог, начал свой доклад сержант, — гражданское лицо осуществило попытку порчи государственного имущества, проявившуюся в покушении на запасы моего пайка, ввиду чего я вынужден был осуществить пресечение несанкционированной деятельности путём физического воздействия на лицо гражданского лица. Разрешите приступить к отстёгиванию завязок?

Удивлённый таким изменением в поведении подчинённого, Креченов кивнул и растерянно посмотрел на встрепенувшуюся Третью.

Затем перевёл взор на Конерамова.

Затем снова на Третью.

В голове, словно свет от вспыхнувшей лампочка, родилась простая, но такая гениальная идея. Улыбаясь, старший лейтенант приподнял пистолет и окликнул копающегося в своем бауле Васюте:

— Новый план, боец. Лошадь и поехавшего вяжем вместе.

Зашипев как пробитая пневмомагистраль, Третья вскочила на все четыре ноги, приняв стойку готового к броску хищника, и почти сразу же завалилась на бок из-за того, что подстреленная нога безвольно подогнулась. Лошадь быстро перераспределила вес тела и восстановила равновесие, но весь угрожающий эффект был безнадёжно утрачен.

— Ни за ш-што… — возмущенно процедила она сквозь зубы.

Васюта, резко развернувшись, осел на задницу, и, откинув завязки под ноги офицеру, наставил на Третью автомат, готовый разрядить в неё весь магазин. На лице его играло выражение холодного превосходства.

— Вариантов у тебя, дорогуша, немного. Либо ты отдаёшь нам меч, либо привязываешься к этому ебанутому, либо пытаешься брыкаться, и мы превращаем тебя в дуршлаг – не удержавшись, старший лейтенант невольно покосился на дырчатые, как сыр, голени лошади. – Ну, что выберешь?

Застывшее на морде Третьей выражение упрямой непреклонности, красноречиво говорило о том, что её не устраивает ни один из вариантов, злобно скаля зубы, она поочередно переводила взгляд со старлея на сержанта и обратно, как будто прикидывая, на кого наброситься первой. Креченов, продолжая хитро улыбаться, не обращал это на представление ровным счётом никакого внимания.

— А может её порешить просто, тащ старший лейтенант?

Васюта уже успел подняться и стоял с «калашом» наизготовку целясь в Третью. Внешне он был абсолютно спокоен, но в голосе сержанта слышалась нездоровая решимость, словно бы только он только и ждал разрешения офицера пристрелить злосчастную лошадь. Старлей невольно усмехнулся, это чего же такого Третья начудила, раз Васюта настолько разъярился?

— Порешить её, сержант, мы всегда успеем, — нарочито спокойным тоном, произнёс Креченов. – Будет плохо себя вести – так сразу и порешим. Но живой от неё толку больше, если мы её в часть притащим – то это будет лучшим объяснением всей той хуйни, что с нами приключилась. Нам же иначе не поверит никто, скажут, мол, мухоморами упоролись, начали палить как дебилы, да удачно лошадь-мутанта подстрелили.

Старлей блефовал, он рассчитывал лишь припугнуть Третью, чтобы та была сговорчивее. Убивать же её смысла не было вообще никакого. Младший сержант, к счастью, дураком не был и быстро сообразил, что к чему. Выдержав паузу, Васюта разочарованно вздохнул и, кивнув, перехватил автомат в положение “на грудь”.

Третья проводила это движение взглядом прожжёного параноика, а затем, раздражённо фыркнув, вновь уселась на траву.

— Будь по-вашему… Я с-сдаюсь, — выпрямив спину и горделиво задрав голову, лошадь неохотно вытянула перед собой правую переднюю ногу. Весь её вид говорил о том, что происходящее оскорбляет её до глубины души.

— Вот и умница, — довольно хмыкнул Креченов, после чего повернулся к поехавшему. Паренёк, стоявший до сего момента с отрешённым видом аки статуя, со страхом посмотрел на офицера.

— Так, Конерамов! — рявкнул Дима отработанным командным голосом, заставив поехавшего вздрогнуть от неожиданности. — Бери эти вожжи от ОЗК и начинай привязываться. Понял?!

Конерамов торопливо кивнул и, встав на четвереньки, пополз к отброшенным завязкам. Всё то время, пока парень подбирал вожжи и связывал их между собой, Третья с безучастным видом сидела, вытянув перед собой ногу и делая вид, что не замечает ничего вокруг. Однако, когда поехавший подполз к лошади и накинул первую петлю на её дырчатую голень, она не смогла сдержать отвращения и отвернула голову в сторону.

— Ты не за ногу привязывай, мудило! — одёрнул Конерамова Васюта будто своего собственного бойца. — Как она идти-то будет, блядь? Вокруг туловища прокинь, шоб она меч вытащить не могла, блядь!

Алексей поспешно перекинул вожжи через тело лошади, и, подбирая конец обвязки, словно бы приобнял чужую. Старлей со своего места не видел, что он делал дальше, но Третья вдруг подалась вперёд, резво подпрыгнула и, взбрыкнув, лягнула Конерамова задними ногами в грудь. Согнувшись пополам парень рухнул на землю и зашёлся в сдавленном кашле, а Третья, прихрамывая, отошла от него на пару метров, сдавлено рыча от пронзившей подбитую ногу боли.

Старлей, удручённо приложил руку ко лбу.

— Ты чего творишь? – спросил он у лошади, пока Васюта орал что-то поднимающемуся на четвереньки парнишке. — Вы оба – военнопленные, не дури…

— ОН МЕНЯ ЗА КРУП СХВАТИЛ!!! – задыхаясь от возмущения, выпалила Третья.

Подобное заявление заставило Диму поперхнуться словами. Откашлявшись он окликнул Васюту:

— Младший сержант, будьте добры, проведите с гражданским краткую воспитательную работу на тему недопустимости сексуальных домогательств к говорящим лошадям.

Незамедлительно послышался звук глухого удара и сдавленное охание неудавшегося ловеласа. Через минуту Конерамов, подгоняемый криками разошедшегося Васюты, поднялся и, потирая отбитые бока, вернулся к выполнению поставленной ранее задачи, на этот раз ведя себя предельно деликатно по отношению к трепетной лошадиной натуре. Обмотав один конец подвязки вокруг себя, он аккуратно перекинул второй конец вокруг тела чужой, и принялся накручивать какие-то странные узлы один поверх другого.

После пятого старший лейтенант не выдержал:

— Хватит! Нахрена ты такие узлы странные навязал?

— О! О! Это я умею вязать! Вязать узлы! У нас дома подшивка журналов «Наука и Жизнь» есть, там описано было, как всякие морские узлы вязать! – с готовностью затараторил парень, возбуждённо брызгая слюной, словно он сейчас выступал на шоу талантов — Я дома этими узлами в седьмом классе всю бахгому пыркиной скатерти извязал, она меня наругала шибко, а потом мы с мамой бахгому с узлами отрезали и в конверте отправили в редакцию журнала «Кукумбег» и меня там…

— Завались, блядь! — Снова рявкнул Васюта, бряцнув автоматом. Парень замолк на полуслове. Офицер, усмирив взглядом пыл бойца, произнёс:

— Так, успокоились все. Теперь и дух перевести можно.

Военные опустили оружие. Обстановка, до того казавшаяся неимоверно безумной, наконец начала сбавлять градус неадекватности, ощущение спокойствия дурманящей пеленой вдруг окутало поляну вызвав у Димы приступ головокружения. Солнце, заходящее сегодня во второй раз, заливало кроны деревьев багрянцем. Щебет птиц в лесу стал тише, зато прятавшиеся в траве цикады и кузнечики, воодушевлённые вечерней духотой, взялись стрекотать с удвоенной силой. Третья, казавшаяся пять минут назад ужасным монстром, сейчас спокойно сидела на примятой траве, искоса кидая осторожные взгляды то на сержанта, то на старшего лейтенанта. Из-за отращенных ею пластин хитиновой брони, она неуловимо напоминала Диме ту фигурку чужого, которую он видел однажды в детском магазине, где покупал мишку для Маши. Конерамов, ранее активно косивший под сумасшедшего, сидел в полуметре от Третьей, поджав ноги к подбородку, и выглядел тем, кем он, по сути, и являлся – типичным студентиком-ботаном. Ну а Васюта походил на бойца, пережившего артиллерийский удар и суточный бой — каска съехала назад, лицо разбито, глаз заплыл, форма в пыли и грязи. Для полного соответствия не хватало лишь дымящейся сигареты и перепаханного взрывами поля за ним.

Креченов тряхнул головой, прогоняя ненужные мысли и сосредотачиваясь на насущном.

Всё ещё только начинается.

Щёлкнув предохранителем и убрав пистолет в кобуру, офицер, поправив кепку, сделал глубокий вдох, и, повернувшись к Васюте, задал давно напрашивающийся вопрос:

— Так, боец, где все?

— Без понятия, тащ старший лейтенант. Я когда очнулся — у меня только морда разбита была и не было никого, — сержант пощупал опухшую сторону лица и показал на Третью, — А когда вылез — тут, вон, она.

— И давно ты вылез? — спросил озадаченный офицер.

— Да за пять минут до вас. Чужой вон, подтвердит. — Офицер вопросительно посмотрел на лошадь, и та утвердительно кивнула.

— Хорошо… — Задумчиво протянул Креченов. Забавно это получалось — кто-то сначала положил в землянку бесчувственного Васюту, затем, пока Васюта болтался с Третьей, подкинул туда офицера и Конорамова.

Бред!

И, опять же, как они сюда попали? Дима прекрасно помнил, как вырвалась Третья, как выбила из рук меч, как бросилась в землянку, как кинулись за ней Васюта и Конерамов, и как, пытаясь схватить психа, побежал сам Креченов. Помнил он и падение в тёмный зёв землянки, и удар о чьё-то тело. Помнил и о…

Дальше старший лейтенант не помнил. Следующее воспоминание — выстрел и пробуждение.

Что было между?

— Ты помнишь, как оказался в землянке? — продолжил расспрос офицер. Васюта кивнул:

— Так точно. Я пытался её поймать, — он снова указал на Третью, — и упал лицом на что-то типа выставленного копыта. Ну и отключился.

Дима обернулся к Третьей:

— Тогда выходит, что первой тут оказалась ты.

Та, в привычной ей манере, наклонила голову, пристально смотря на старлея.

— Как мы сюда попали? – Без лишних предисловий спросил он сразу в лоб.

— Проскочили вс-след за мной, — размыто ответила лошадь, но с таким видом, будто речь шла о чём-то очевидном.

— Это и так понятно… Бойцы-то куда пропали? – поморщившись, старлей перефразировал вопрос.

Третья на мгновенье задумалась, а потом пожала плечами.

— Никуда не пропали, ос-с-стались где были.

— Смеешься? – Креченов раздражённо сплюнул себе под ноги. – Ясно ж как божий день, что мы теперь в другом месте. Видимо какие-то падлы решили пошутить… Вырыли на другой поляне новую землянку и всех туда перетащили. И ведь как постарались, сукины дети — новую землянку один в один под старую замаскировали! — проговорил старлей, все больше и больше понимая что несет откровенную ахинею.

— Никто нас-с никуда не тас-скал, — посмотрев на старлея как на идиота, возразила Третья. – Это та же с-самая землянка.

— А бойцы-то где?! – не сдержавшись, рявкнул офицер. – Где окопы, где снаряга???

— Они здесь… — лошадь моргнула, — только с «другой» с-стороны.

— Какой ещё «другой стороны»? – передразнил её Креченов. – За деревьями прячутся что-ли?

— По другую с-с-сторону портала.

— Чего блять?

— Портал…

— Какой ещё нахуй портал?

— Между мирами.

Руки старлея невольно потянулись к пистолету. Чёртова лошадь определённо издевалась над ним. Она точно была в курсе, что тут за бардак творится — в этом не было никаких сомнений — однако вместо того, чтобы рассказать всё как есть, Третья валяла дурака. Наверное, решила отомстить таким образом за то, что её привязали к поехавшему. Ну ничего, пара ударов рукояткой научит её хорошим манерам…

Странный и неуместный шум сбил Креченова с мысли. Шум этот был смехом и, к удивлению офицера, он исходил от Третьей – зажимая себе рот дырчатыми копытами, лошадь буквально захлёбывалась сдавленным кашляющим хихиканьем.

— Вы не знаете… Вы вообщ-ще ничего не знаете…

Глаза Третьей пылали нездоровым огнём, придавая ей настолько безумный вид, что даже привязанный к ней Конерамов беспокойно заёрзал.

— Слышь, хорош ржать, — одёрнул Третью Васюта, поправив автомат на плече. Прежней решительности, однако, в его голосе больше не слышалось.

— Дайте угадаю… — Третья каким-то образом смогла на мгновение подавить приступ смеха и с любопытством заглянула в глаза Диме. – Про магию вы тоже ничего не знаете?

Креченов озадаченно потёр лоб ладонью.

— Магия? Этой хуйнёй целители и экстрасенсы занимаются… Порчи там снимают, привороты-отвороты, гадания всякие. Только это наёб всё, чтобы лохов на деньги разводить…

Не дождавшись конца фразы, Третья повалилась на бок, содрогаясь в истеричном хохоте. Старлею вдруг стало не по себе. В голову закралось навязчивое подозрение, что ситуация, в которой они с сержантом оказались, вовсе не так проста и попахивает космических масштабов пиздецом, причём ещё большим, чем когда двое рядовых из его взвода накурились вечером и зажигалкой принялись в туалете дежурного пытать. Хотя, казалось бы, ничего хуже этого придумать в принципе нереально.

В этот самый момент Конерамов, подняв голову, вдруг тихо и загадочно произнёс:

— Места си-и-илы…

Дима встрепенулся.

— Ты что-то знаешь? – с нажимом спросил офицер.

Конерамов сделал сложное лицо и аж надулся от осознания собственной важности, но ответить ничего не ответил.

Старлей махнул рукой в сторону поехавшего, Васюта тут же подскочил к парню и, схватив его за ворот футболки, замахнулся, намереваясь нанести удар.

Чванливая гримаса мгновенно исчезла с физиономии студентика, мелко задрожав всем телом, он истошно заверещал:

— Не надо, ой, не на-а-адо!

— Говори, блядь! – рыкнул в лицо ему младшой. Парень замер, издавая странные булькающие звуки, а затем, будто завороженный, быстро затараторил:

— Места силы – это такие места, где можно всякие осознанные сны хорошо ловить, у нас в лесу такие места силы как раз есть, я в интернете читал...

Не дослушав, Васюта оттолкнул паренька, заставив его шлёпнуться на задницу, и встал, оборачиваясь к офицеру:

— Ничерта он не знает, тащ старший лейтенант! Бред это всё.

— Не бред…

Опираясь на предательски подгибающиеся ноги, Третья с грехом пополам вернулась в сидячее положение. Тело лошади била мелкая нервная дрожь, говоря о том, что припадок её ещё не отпустил, но, по крайней мере, она могла говорить.

— Врата между мирами с-существуют.

— Какие врата, какие порталы? – Креченов решительно ничего не понимал. – У нас тут не Звёздный Войны, ёлы-палы!

Третья понимающе хмыкнула.

— Я сама с-сначала не поверила, когда с-столкнулась с этим. Даже в Эквес-стрии упоминания о вратах между мирами ос-стались лишь в легендах. Вам будет труднее принять… Ведь в ваш-шем мире магия не с-сохранилась. Но вы уже знаете, что я не лгу.

Третья лукаво сощурилась, её голова качнулась на бок.

— То ис-стинно, что объяс-сняет…

Конерамов внезапно оживился.

— А я в параллельные вселенные всегда верил! – расплывшись в самодовольной улыбке, парень многозначительно поднял палец перед собой палец. – Точнее знал, что они есть. И осознанные сны есть, и пришельцы и вообще всё что угодно, потому что Вселенная – бесконечна, а значит в ней возможно ВСЁ!

— Сам догадался? – с нескрываемым сарказмом поинтересовался Креченов.

— Конечно! – воодушевлённо закивал Алексей, не заметив подначки. — У меня вообще особенность такая вот с рождения, что я если в чём разбираться начинаю, то сразу в этой области эхспертом становлюсь. Я из-за этой способности в школе прям не по годам умён был и многих своих свегстников в развитии обгонял, потому что они хуйнёй стгадали, а я исследовательской и научной деятельностью занимался. Чита-а-ал там разное… Педега-аачи смотрел… Ещё с мамой мы эксперименты всякие ставили и на природу ходили, натурализм изучать, от его, так сказать, истоков, ОТ КОГНЕЙ. Воооот. И меня поэтому на олимпиады брали – я там места призовые занимал. А потом школу с медалью окончил!

Конерамов с шумом втянул в себя воздух, запыхавшись после длинного монолога, который он выдал без запинки на одном дыхании, словно заучив заранее.

Однако останавливаться он не собирался.

— Про меня вообще можно сказать, что я, не побоюсь этого слова, ГЭНИАЛЕН! Я, сидя дома, до таких вещей догадался, какие другим и не снились, и это при том, что у меня интегнет только в девятом классе провели! Вот про то, что во вселенной возможно всё, я догадался сразу как книжку по астгономии прочитал. Но это ещё простое, до этого, в принципе, любой згавомыслящий человек с интеллектом выше ста двадцати айкью догадается…

— А у тебя самого сколько айкью этот? – прервал речь поехавшего Васюта, с трудом сдерживаясь от смеха.

— У меня? У меня-я-я сто двадцать восемь, но это тест плохо габотает. Он не понимает моей ГЫНИАЛЬНОСТИ, потому что его люди делали, которые глупее меня. Так-то у меня айкью должен быть минимум двести, а то все триста!!!

— … у тракториста, — не сдержавшись, буркнул себе под нос Васюта, внезапно почему-то погрустнев.

Третья, перестав дрожать, с напряжённым видом пыталась осмыслить всё сказанное Конерамовым и, судя по всему, была близка к выдаче синего экрана.

Старлей молча охуевал.

— Ладно, — произнёс он после некоторой паузы. – Допустим эти, мать их, порталы существуют. Как они тогда работают?

Конерамов с готовностью разинул ротовое отверстие, но осёкся под угрожающим взглядом офицера. Убедившись в том, что студент в достаточной степени проникся внушением, Креченов кивнул смотревшей на него Третьей, призывая продолжить.

Та нахмурилась.

— Я не так много могу рас-с-сказать. Я знаю, что порталы с-существуют, да и то лишь по упоминаниям в старых с-сказаниях…

— Рассказывай что знаешь, — приказал старлей.

Третья равнодушно пожала плечами.

— На заре времён Вс-селенная была единой. С-существовал лишь один мир. Его обычно с-сравнивают с огромным зеркалом, в котором отражалась реальность… По крайней мере так меня учили…

Креченов ничего не понял, но кивнул, разрешая Третьей продолжать.

— Время шло. Вс-селенная старела и по зеркалу поползли трещины, разбивая единое полотно на отдельные «осколки». Каждый из «осколков» становился зеркалом сам по себе, каждый отражал всё ту же реальность, что и Единое Зеркало до этого… Только в меньшем масштабе и каждый под с-своим углом. Так единый мир разделился на несколько с-собственных копий. Поначалу их было немного, и между ними с-существовали стабильные переходы. Тот, кто знал нужные места, мог с-свободно перемещаться между мирами. Но чем старее с-становилась вс-с-с-селенная – тем больше трещин покрывало зеркало, и тем больше становилось миров. А переходов между ними становилось меньше. Некоторые считают, что это пос-следствия уменьшения масштабирования… Ведь чем меньш-ше осколок зеркала, тем меньш-ше в нём отражается деталей. Чем-то приходится жертвовать. Некоторые миры с-становились полностью непригодны для жизни. В некоторых пропадала магия. В тех мирах, где магия сохранилась, её с-сила варьируется в завис-симости от размеров «осколка»…

Старлей чувствовал себя так, будто в его голову воткнули блендер и минуту взмешивали мозг на высоких оборотах. Мир расплывался перед глазами, а к горлу подкатила тошнота.

— Так как эти порталы работают-то? – спросил он, сплюнув обильно выделившуюся во рту слюну.

— Я не знаю, — ответила Третья голосом, не выражавшим никаких эмоций.

— Ну ты-то им как-то воспользовалась же! – не удержавшись воскликнул Дима. Третья в задумчивости повела ушами, вспоминая случившееся.

— Я зашла в землянку. Вышла. Место изменилось. Стало с-страшно. Убежала. Нашла… ЭТОГО.

Неприязненно фыркнув, лошадь покосилась на Конерамова.

-… он меня заметил и погнался за мной. Я убегала. Пока убегала, поняла, что произошло. Оторвалась от погони. Вернулас-сь к землянке. Хотела уйти, но ОН помеш-шал. Потом пришли вы и другие. Дальше вы знаете.

— То есть надо просто «пройти» через землянку? – переспросил Креченов, чувствуя, что мысли в голове превратились в полную кашу.

Третья лишь снова пожала плечами, давая понять, что в этом деле, она разбирается не лучше него.

— ВАСЮТА… – заикнулся офицер, собираясь отдать приказ, но младший сержант уже без всяких приказов нёсся к землянке со всех ног, сверкая подошвами берцев и бодро бряцая амуницией. Подбежав к тёмному провалу, ведущему под замаскированный травой настил, Васюта, не сбавляя скорости нырнул внутрь.

Подавляя накатывавшую тошноту старлей сплюнул очередную порцию затопившей рот слюны.

Либо да, либо нет.

Заплывшая ряха сержанта вынырнула из землянки обратно буквально через пару секунд и, оглядевшись, и снова скрылась в темноте, видимо в надежде, что вторая попытка что-то изменит.

Надежда, разумеется, не оправдалась.

Нет.

Вскоре Васюта, весь в пыли от скатывания по земляному склону, уже топал обратно. От былой резвости не осталось и следа – сержант тяжело дышал и был явно подавлен. Не сказав ни слова, он вернулся на своё прежнее место рядом с вещмешком, и лишь тогда удручённо покачал головой.

— Не работает…

— Да я уже заметил… — Сплюнул старлей. Его слюнные железы кажется твёрдо решили организовать во рту офицера филиал Ниагарского водопада. В голове царило абсолютное запустение. Дима бессмысленно переводил взгляд из стороны в сторону, словно надеясь найти плакат с мудрым советом, коих в его военной части в избытке было навешано во всех подходящих и не очень местах.

Внезапно в поле его зрения попала заплывшая рожа Васюты. Сержант, подняв голову, смотрел на него как умирающий от жажды путник смотрит на показавшийся среди песков пустыни оазис – так смотрят на последнюю призрачную надежду.

Что же нам теперь делать?