Воспоминания в Вечер Теплого Очага
3. Холод и жар
Решение принято. Селестия должна остаться. Она должна сделать то, ради чего она вошла в Пустоту. Это решение, как только было сформулировано, пришло так же легко, как пришло бы решение о том, что съесть на завтрак. Оптимальный путь, когда нужно на что-то решиться. Выдохнуть, очистить сознание, и сделать. И будь что будет. Глупость это, или нет, но иногда единственный шанс не утонуть на идущем ко дну корабле — это прыгнуть в воду, расслабившись и забыв обо всем.
Она даже почувствовала, что стало будто бы немного теплее. Или она просто привыкла... Ее всеобъемлющий взгляд быстро нашел рядом, в том же зале что и генерал, душу пони, не пораженную этой странной болезнью ненависти. Юный единорог был напуган, он жался у дверей, его золоченые капитанские доспехи, полученные совсем недавно в награду за заслуги, придавливали его к земле и страшно жали. Он боялся своего командира, он чувствовал, что ним что-то не так, и ничего не мог с этим поделать. С ужасом он пытался сфокусировать взгляд на генерале, но у него ничего не выходило. Глаза слезились, постоянно норовили пойти в хаотичный обход по комнате. Генерала как будто не существовало, сознание единорога будто отказывалось принять его существование в материальном мире. Страх, тошнотворный запах страха исходил от него. Селестия коснулась его, настолько нежно, насколько смогла, шепча утешительные слова.
Единорог вздрогнул от неожиданности, и тут же расслабился, впуская в свое тело душу Селестии. Несмотря на весь его ужас, лишающий ясности мышления, он принял ее безоговорочно, соскучившись по самой мысли о том, что кто-то может быть добр к нему. Селестия замерла на секунду от восторга, ощутив силу молодого тела, и экстраординарный для пони магический талант. Токи волшебства текли по его жилам, изгоняя замогильный холод Пустоты из души Селестии.
Глядя его глазами, Селестия осмотрела зал. Раньше он был, очевидно, залом для пышных аристократических приемов и балов. Мрамор и гранит, изящные золотые украшения стен, зеркал и люстр. Высокий, тускло подсвеченный рассеянным, отраженным светом солнца, потолок. Он был расписан прекрасными картинами, изображавшими утонченных и изящных единорогов — кобыл и жеребцов на залитых солнцем лугах. Их тела образовывали композицию из плавных и текучих линий, настоящая поэзия форм и цвета... Зал был прекрасен, но его гармония была нарушена. Почти весь объем занимала собой гигантская машина из стали и меди. Цилиндры и трубки, черные кабели, змеящиеся по полу, висящие гирляндами по стенам и под потолком. Уродливое, омерзительное чудовище, заслонившее собой произведения искусства далекого прошлого.
У подножия машины стоял он. Генерал, в золоте и лиловых одеждах. Рог его был украшен затейливой золотой ковкой, имеющей, помимо эстетического эффекта, очевидно и эффект практический. По расположению нитей, опоясывающих завитушками рог, Селестия предположила, что это усилитель магического потока.
Селестия растерялась. Она не имела ни малейшего представления о том, что же ей нужно делать теперь. Очевидно, она должна найти способ уничтожить машину и остановить генерала. Неважно, в какой последовательности. Но разум отказывал в предоставлении идей, а степень страха и возбуждения была столь высока, что колени ее нового тела подгибались, а челюсть судорожно сжималась до боли.
Тело, в которое она вселилась, принадлежало настоящему мастеру в сфере магии. Его талант был огромен, а знания находились в соответствии ему. Именно это и привело молодого единорога к столь высокому посту — боевому магу и эксперту Высших Сфер при военном штабе, причем не последнему. Душу его давно терзали сомнения о целесообразности войны, о мерах и методах ее ведения, но он был верен своей стране и не спорил с командованием никогда, заслуживая одно поощрение за другим. Но в последнее время его сомнения переросли в твердую уверенность. Все было неправильно, все шло не так. Командиры казались безумцами, их глаза стекленели, жизнь, казалось, утекала из них. Отдавая приказ, один бессмысленнее другого, они все больше и больше теряли облик нормальных пони, становясь чем-то вроде деревянных кукол-марионеток. От которых веяло холодом. И пока мог, молодой маг избегал конфронтации, следовал приказам, если их было реально выполнить. Но в сознании его рос план. Мятеж, решительный мятеж — набрав боевых и защитных амулетов, прорваться в штаб и дворец и остановить все это пока не поздно. Но план этот был раскрыт, буквально в последний момент. По крайней мере, так ему показалось. Его внезапно вызвали к генералу, и стражники смотрели на него так странно и страшно... Стеклянными глазами. И вот он стоит здесь, в полной неизвестности. Чего ожидать? Генерал не сказал еще ни слова, лишь посмотрел на него — тем же самым жутким взглядом. И тут, внезапно, он получил шанс. Лучик нежного тепла пробился в это безумное королевство, скованное холодом как физически ощутимым, так и холодом духовным. К нему пришло существо божественной природы. Что бы спасти его? Но, несмотря на всю мощь, что стояла за этим гостем, несмотря на все это тепло — оно боялось не меньше его. Оно было в растерянности. И тогда, молодой маг понял, что нужно сделать. Осторожно, не борясь но прося, он вернул контроль над собой. Сделав глубокий вдох, он успокоил тело и ту могущественную, но неопытную душу, что пришла к нему. Зрение прояснилось, а разум подсказал — получив в свое распоряжение эту новую силу, он может осуществить задуманное.
Перед внутренним взором Селестии замелькали мысли и образы из сознания единорога. Атаковать генерала сейчас, пока он не смотрит и беззащитен, уверен в своей безопасности и своем превосходстве. Пламя и молнии, телекинетический молот и даже жуткая по своему эффекту сила, выжигающая саму душу. Все это мелькало перед ней в виде диаграмм, ожидая ее согласия. Селестия отчаянно воспротивилась этим предложениям. Она не могла! Совершить убийство? Пусть даже истинного злодея, что бы остановить его навсегда, как она и собиралась. Это невозможно! Образы пламени, срывающегося с ее рога, приводили ее в ужас, а образы того, что это пламя делало с живой плотью, толкали ее на грань потери сознания. «Давай же! Не теряй время!» кричал в ее сознании хозяин тела. «Нет! Так нельзя!» — упорно повторяла Селестия, как мантру. «Тогда уходи. Я справлюсь без твоей силы, хотя и не добьюсь этим многого» — отвечал он. Селестия не могла и уйти. Бросить несчастного пони на смерть из-за наивной надежды, данной ему своим появлением? Это было выше ее сил.
Они, два сознания в одном теле, увлеклись своим спором. И потому прошло немало времени, прежде чем они увидели, что момент потерян. Был ли, этот момент вообще, для начала?
Генерал смотрел на них. Неотрывно, не моргая. Он весь казался покрытым инеем, хотя может быть это просто седина в голубоватой гриве и шкуре. И все же, он оставлял впечатление глыбы льда. Небольшая близокопытность единорога скрывала детали лица командира, но отстраненную, неестественную улыбку нельзя было не заметить.
— Вы. Закончили? Свои. Глупости. — странный, неподобающий пони голос резанул слух, скрипя, скрежеща и шелестя подобно ледорубу по слежавшемуся снегу. Его речь была абсолютно чуждой не только из-за голоса. Каждое слово он выделял отдельно, меняя интонации, громкость, акценты... Как будто речь нормального пони давалась ему с трудом. Или одним ртом одновременно пытались говорить сотни разумов.
— Я. Хотел. Разобраться. С. Тобой. ПОЗЖЕ. Мальчик. Но. Обстоятельства. ИЗМЕНИЛИСЬ. Привет. СЕЛЕСТИЯ. Ты. Аликорн. Удивительно. Не. Думал. Вы. ВМЕШАЕТЕСЬ. Так. СКОРО. Или. Вообще. Когда-либо. Не. Ваш. СТИЛЬ.
Селестию сковал ужас. То, что демонстрировал этот единорог, явно превосходило все ее представления о возможностях пони. Узнать ее имя, тогда как о ее присутствии вообще не должен был знать никто? Как это возможно?
— Это. Невозможно. ДЛЯ. Вас. — ответил на ее мысли генерал. — Мы. ЖИВЕМ. В. ПУСТОТЕ. Мы. Знаем. Ее. Пути.
Селестии захотелось запищать от страха и повалиться на землю без чувств. Никогда она еще не ощущала себя настолько испуганной. Единорог крепился, отказываясь верить в происходящее, просто заслонив свой разум от всего лишнего. И все же он не мог не бояться. Его разум лихорадочно искал пути решения, перебирал боевые заклинания, даже порывался броситься вперед, рогом врагу в грудь.
Кто они, эти «мы»? Селестия пыталась сосредоточиться, вспоминая все, что знает о Пустоте, а так же о единорогах и прочих магических сущностях. Ответом на ее беспорядочные мысли снова прозвучал равнодушный скрежет голоса:
— Ты. Не. Учила. Историю. СОБСТВЕННОГО. Народа. Мы. Аликорны. Другие. Аликорны. Мы. Это. Вы. Но. Под. Другим. Углом. Брошенные. Давно. Но. Мы. Не. В. ОБИДЕ. Нам. Лучше. БЕЗ. Вас. Глупые. Пони. Называют. НАС. Виндиго. Бессмысленное. СЛОВО. Не. Отображает. СУТЬ. Язык. Не. Отображает. СУТЬ.
«ВИНДИГО?!» закричал единорог мысленно. «Нет! НЕТНЕТНЕТ! Я знал..! Мы должны...» Страх, животный, заслоняющий разум охватил доселе более-менее державшегося мага. Паника придала ему сил, слепых, но достаточных, чтобы своей волей пробить контроль Селестии над его телом. Он не стал ничего объяснять, образы его мыслей заволокла пелена. Только страх оставался на поверхности. Из числа тех, что зарождаются в раннем детстве, всю жизнь считаются глупостью, и внезапно становятся реальностью. Он был готов поверить в реальность своего страха. Она даже не успела ничего понять, не успела увидеть, как он собирает магический заряд, ни как чертит диаграмму заклинания. Все произошло слишком быстро, она лишь почувствовала как его сила, и, самое главное, ЕЕ сила ударила в затылок, подобно порыву горячего ураганного ветра. С рога сорвался огромный, слепящий шар белого пламени, и устремился к захваченному Виндиго генералу. Селестия, отчаянным рывком, вернула контроль над телом, лишь для того чтобы то ли в страхе, то ли предохраняясь от слепящего света, закрыть глаза. Зажмурившись, она застыла в напряжении. Тишина, лишь потрескивают воспламенившиеся от чудовищных энергий портьеры на окнах зала. В носу стоит вонь подгоревшей шерсти. Пламенем обожгло лицо единорогу, но несильно, боли практически не было.
Осторожно открыв глаза, Селестия увидела картину, подогревшую ее и без того бушующее отчаяние. Генерал был невредим. Он смотрел также неотрывно, не моргая, и ни единый волосок на его теле не был поврежден огнем. К нему вела черно-белая дорожка из пепла все еще тлеющего паркета, обрывающаяся буквально в метре перед ним. Свинцовые трубы, ведущие от машины куда-то в глубину зала, оплавились над этой дорожкой, а портьеры у окна к которому эта машина прилегала, догорали, опадая на пол хлопьями серой сажи.
Как ни в чем не бывало, генерал повернулся к машине и пошел, неуклюже переставляя ноги, будто они были скованны судорогой. При движении раздавался тихий хруст, будто он шел по битому стеклу.
— Я. Так. Понимаю. Вы. Хотите. Меня. Остановить. НАС. Остановить. Благородная. ЦЕЛЬ. Как. Раз. Для. УМА. САМОНАДЕЯННОГО. Юноши. И. Маленькой. Глупой. ДЕВОЧКИ. Это. Нормально. Я. ТОЖЕ. Бы. Поступил. ТАКЖЕ. И. ТЫ. Селестия. ТЫ. Хочешь. Разрушить. Оружие. ЕДИНОРОГОВ. Согласен. Оно. Ужасно. По. Своей. СУТИ. Холодная. Война. ПРИНЕСЛА. Омерзительные. ПЛОДЫ. Как. Раз. НАМ. По. ВКУСУ. Холодная. Ха. ХА. Ха. Это. Не. СМЕШНО.
Генерал подошел к машине, снял одну из решетчатых панелей, и широко размахнувшись, ударил копытом в открывшийся проем. Послышался звон стекла, повалили искры и дым. «Что...» — одновременно подумали Селестия и молодой маг. «Он задумал что-то другое...» — мысль эта зажглась огнем в сознании, и трудно было установить ее авторство.
— Машина. УНИЧТОЖЕНА. В. Ее. Задуманной. ФОРМЕ. А. Сейчас. Я. Создам. Нечто. Новое.
Генерал поднял телекинезом маленький фиолетовый кристалл, и вставил его куда-то в недра машины.
«Телепатический усилитель!» — пронеслось в голове, и мысль эта, определенно, принадлежала единорогу. «Теперь ВСЕ единороги будут питать своей энергией машину, а не только Круг Магов».
— Мы. Против. Прямого. ВМЕШАТЕЛЬСТВА. Как. И. ВЫ. Аликорны. Это. Портит. ИГРУ. Но. ВАШИ. Творения. Плохие. ИГРУШКИ. А. ВЕЧНОСТЬ. Нам. Надоела. Хотим. СОБЫТИЙ.
Проскрежетав эти слова, генерал-Виндиго решительно нажал на рубильник. Машина взревела, засветилась голубым сиянием. Ее вибрация, казалось, заставила дрожать весь мир. Дрожь и гул столь жуткие, что они чуть ли не лишали сознания. Через секунду все стихло, но дрожь в костях осталась. Теперь от нее будет, похоже, не избавиться еще очень долго.
— Вот. И. ВСЕ. Задача. ВЫПОЛНЕНА. Я. Чувствую. УДОВЛЕТВОРЕНИЕ. Да. Это. Слово. Подходит. Через. ВОСЕМЬ. Минут. Сигнал. Достигнет. СОЛНЦА. А. ЕЩЕ. Через. ВОСЕМЬ. МИНУТ. Мы. Узнаем. РЕЗУЛЬТАТ. Идеальное. ВРЕМЯ. Все. ВОВРЕМЯ.
«Он разрушил систему безопасности и увеличил мощность в миллионы раз! Все единороги сейчас превратились в детали машины... Такой мощности хватит, чтобы дестабилизировать солнечное ядро. Это уже не просто притяжение одиночного протуберанца. Это... Конец.» — сказал мысленно единорог, демонстрируя свои высокие познания.
— ЗАЧЕМ?! — заорала Селестия, и тонкий, почти мальчишеский голос юного единорога, хозяина тела, эхом пробежался по залу. Она приняла к сведению, что Солнце будет уничтожено. Но отказывалась осознавать этот факт. Это были просто слова... Которые так страшно облекать в образы, настолько, что ее сознание отказывало ей в этом. Все что ей оставалось — это задавать один и тот же вопрос — Зачем вам это?! Зачем... Зачем? ЗАЧЕМ?
Селестия повторяла этот вопрос как мантру, неспособная думать другими словами.
— Если. Бы. ТЫ. Была. ВЗРОСЛЫМ. Аликорном. Ты. БЫ. Знала. Бессмысленно. Объяснять. ТЫ. Не. Поймешь. Да. И. Зачем. Беспокоиться. СКОРО. Ты. Станешь. Просто. ТЕНЬЮ. Памятью. Нашим. ДОМОМ. Кирпичиком. В. Стене.
В панике, на ум Селестии не пришло ничего лучше, кроме как бежать. Бежать назад, в свое тело, броситься к своим родителям и поведать им эту страшную новость. Быть рядом с ними, в последний момент. Каким бы абстрактным и не умещающимся в ее картину мира он не был бы. Но у нее не было ни единого шанса — покинуть скалу, на которой ее тело сейчас лежало, долететь до дома — она не успеет.
«Нет! Не уходи! Не бросай меня с ним...» — взмолился единорог. Он боялся потерять внезапно обретенный в своей душе лучик добра и нежности. В отличие от Селестии он в полной мере понимал, что означает то, что сделал Виндиго. Он понимал. И боялся.
— Да. НЕ. Бросай. Его. Мальчику. Страшно. А. ТЫ. Такая. Хорошая. НЕ. Бросай. — бездушно проскрежетал Виндиго, приближаясь по пепельной дорожке к Селестии.
По мере того как он подходил ближе, его черты обретали четкость. Его лицо было застывшим в той же жуткой улыбающейся гримасе, а волоски его шкуры действительно не были седыми. Они были покрыты инеем. Кожа его потрескалась в местах сгиба суставов, на шее и щеках, обнажая полосы розовой плоти. И с каждым новым шагом, с тем самым жутким хрустом, эти трещины расширялись. Он подошел вплотную, и от его холода заныли кости. В застывших стеклянных глазах отражалось лицо юного мага, охваченное ужасом и отвращением, но все равно очень приятное взгляду.
Селестия зажмурилась. Она не могла вынести этого жуткого зрелища, оно вызывало омерзение ни на что не похожее. Решительно вызвав поток магической энергии, она на секунду задумалась. Удрать? Дадут ли ей это сделать? Бросить его... здесь. Что-то нужно было придумать, пока не поздно. Предупредить всех. Она знала — аликорны достаточно могущественны, чтобы остановить трагедию, если буду действовать все сразу и сообща, и не задавая вопросов. Но как этого добиться? Необходимо заклинание родственное тому, что привело ее сюда. Способное передать сообщение всем. Она принялась судорожно рыться в своей памяти и в памяти хозяина тела, которое она одолжила. Ничего подходящего, увы. Но... Кое-какие знания юного мага давали представление о теории магии. Стоило попробовать. В конце концов, терять больше нечего. Если она ошибется в заклинании — это лишь лишит ее этих последних 16и минут, а не целого долгого века аликорна, в конце концов.
Следуя советам, извлеченным из памяти единорога, Селестия приступила к созданию первого своего собственного заклинания. В круговую диаграмму, являющуюся фигурой магии духа, она вложила последовательно руны «все живущие», «слушать», «мысли», «мое», «сознание». И добавила столько усиливающих знаков, столько смогла. Заклинание выглядело неуклюже, звучало еще хуже, но оно должно было сработать, привлечь к себе внимание всех, и транслировать ее мысли. Подумав немного, она добавила несколько символов, дублирующих и удерживающих сигнал ее мыслей достаточно долго. Оглядев в последний раз получившуюся композицию, она собрала всю свою оставшуюся силу, уже порядком подисчерпавшуюся за этот долгий день. «Виндиго вернулись! Солнечное оружие единорогов выстрелило! Солнце не выдержит! Восемь минут до взрыва! Шестнадцать до конца всего!» — мысленно закричала она, стараясь вложить в послание максимум, как эмоций, так и информации. Импульс энергии, посланный сквозь диаграмму, отозвался почти сладострастной болью во всем теле. Поздно беспокоиться о правильности, поздно бояться. Что сделано, то сделано.
Широко распахнув глаза, она буквально увидела, как волна света прокатилась по залу, бликуя на полированной меди, зеркалах и натертом уцелевшем паркете. Генерал подался назад, его выражение лица наконец-то изменилось! На мгновение, Селестии показалось, что она видит испуг, впрочем, быстро сменившийся отвлеченно-равнодушным любопытством.
— Ты. Умна. Девочка. Хороший. ШАГ. Но. ОН. Бесполезен. Аликорны. Сильны. Но. Не. ВСЕМОГУЩИ. Они. Расслабились. К. ТОМУ. Же. Они. Едва. Ли. Поймут. Твое. СООБЩЕНИЕ. Ты. Допустила. Несколько. Ошибок. Они. Будут. Слышать. Твои. Мысли. И. Твоего. Друга. В. ЭТОМ. Теле. Они. Запутаются. Прослушают. ГЛАВНОЕ. Ты. Неопытна. Это. Нормально.
До Селестии начало доходить. Первое послание просто потеряется в потоке ее сознания, что сейчас обрушивается на головы ВСЕХ пони в мире. По крайней мере, она надеялась, что энергии хватило для этого. Одновременно с этим осознанием, к ней пришли и голоса. Тысячи, сотни тысяч, миллионы голосов, слившихся в единый неразборчивый шум. Как ветер в лесу. Мысли всех пони, во всем мире заполнили ее голову, и она полностью потеряла ориентацию. Мир закружился вокруг нее, и она, задним числом, заметила, как ноги ее, точнее, ноги тела в котором она гостила, подкосились. Больно ударившись боком об твердый пол, она могла лишь безвольно лежать и глядеть перед собой, чувствуя, как ее накрывает серой волной скрипящей на зубах пыли. Так в ее воображении представлялся этот бесконечный шум и шорох голосов в своей голове. Теряя связь с реальностью, она напрягла последние свои силы, и принялась повторять свое послание, надрывно крича его в пустоту. Глупо было даже надеяться, что ее услышат. В общем прибое голосов ее тонкий отчаянный вопль не значил ничего.
— Бедняжка. Давай. Я. Тебе. ПОМОГУ. — проскрипел голос над ее ухом, перекрывший какофонию в ее голове.
Селестия открыла глаза и посмотрела наверх. Над ней нависал генерал, поблескивающий иголочками инея в волосах. Рог его светился призрачным светом. Внезапно, Селестия почувствовала что летит. Как во сне. Легко и плавно. Вот она пересекла проем открытого окна. Вот сила, удерживающая ее в воздухе, пропала. В панике она попыталась развернуть крылья, но мгновенно вспомнила, что крыльев у нее нет. Но она летела. Страха не осталось, он весь выгорел. Прохладный ветерок ласкает спину, шум ветра почти не слышен за хором голосов. Сладкий сон, парение в невесомости, где лишь синева и вершины гор. Единороги любят строить города в горах, будто завидуя пегасам в их стремлении ввысь.
Это красиво.
А потом красота исчезла.
Свет выключили внезапно, и вместо легкого освежающего ветра, ее встретил леденящий холод. Клубящаяся тьма. Прямо перед ней горит яркая искра. Единорог. Он жив? Нет... Это лишь его отражение. Отпечаток. «Я лечу. Я хочу спать. Я лечу. Я хочу спать» — повторяла маленькая яркая звездочка, равнодушно и однотонно. От живого сознания не осталось ничего. Только память. Странный эффект, так не должно быть. Мертвый пони не может сиять в Пустоте как живой, будучи всего лишь отголоском. Каким-то образом Селестия обрекла душу единорога на вечный дрейф в ледяной бездне, без осознания своего я. Взаперти у одной и той же эмоции и мысли. Вечность ли, или пока приливы Пустоты не смоют ее как отпечаток копыта на песке...
Она так и не узнала его
имени. Казалось бы, она была с ним в одном теле, пережила столь многое с ним, он помогал и поддерживал ее... А она не удосужилась обратить внимание на его имя. Может быть, что-то отложилось в памяти? Нет... Память Селестии меркла, как звезды закрываемые тучами. Она превращалась в такую же маленькую, бессмысленную искорку, вслед за ним. Ей хотелось плакать, но она не могла. В Пустоте нет такого понятия. Она хотела вернуться в свое тело, но руны ускользали от нее, растворялись во мгле. Абсолютная, всепоглощающая тоска накатывала на нее подобно прибою, и она ничего не могла с этим поделать, сдавая позиции своего сознания одну за другой.
... она — источник...
...Он не обманул...
...Осторожнее, она вплетена...
Тьма озарилась светом. Заполнилась запахом. Вишневый запах страха разносился вокруг скоплений ярких искр. Сквозь сонное оцепенение тоски и отчаяния, Селестия чувствовала этот страх. Он пришел отовсюду, он, казалось, пробивал пространство и время. Ярчайшими вспышками засияли аликорны, и нежнейший запах корицы и мяты перекрыл на мгновение запах вишни. Они сияли подобно полуденному солнцу, подобно сверхновым, о которых взахлеб рассказывала Луна за поздними обедами. Ее сообщение было услышано, с усталым облегчением подумала Селестия, теряя контакт с Пустотой и проваливаясь глубже во тьму.
...заблокируйте ей рог!...
...жет вернуться!...
На мгновение, Селестия вынырнула из обжигающе холодной бездны. Она вынырнула в яркий свет, но такой странный... Северное сияние на все небо, безумных, стремительно сменяющих друг друга расцветок, сплошными лучами, которые, казалось, метили в глаза как копья. Черные силуэты голов с длинным тонким рогом на каждой нависали над ней. Они что-то говорили, оглядываясь друг на друга, но смысл слов ускользал, сливаясь с общей кашей голосов, ныне буквально воющих от ужаса.
Ледяная Пустота снова приняла ее с распростертыми объятиями, но ненадолго. Образы заполонили ее сознание, так плотно, что они накладывались друг на друга. Селестия перестала воспринимать реальность как последовательность событий, больше время не имело значения. Разум ее был не способен обработать такой поток, и потому все что она видела, казалось ей чем-то на грани между путаным сном и ложной памятью. Как послевкусие, надолго остающееся во рту, приобретающее новые оттенки на выдохе, так и те картины, что мелькали перед ней, сливались, переплетались, нарушая законы причины и следствия самим своим существованием.
...Битва между пегасами и земными пони зашла в тупик. Обе стороны сидели в окопах, друг против друга. Земные хорошо защищенные дощатыми щитами с воздуха, пегасы — окруженные облачными башнями. Солдаты обменивались скабрезными шутками, деря глотки, чтобы докричать до противоположной стороны. Один из земных внезапно завопил — «Смотрите! Небо!». Все устремили взгляды наверх. Полуденное небо сияло не голубым обычным светом, оно подернулось невероятно яркими радужными разводами, что колыхались, стремительно складываясь в волнистые фигуры. Гипнотизировали, притягивали взгляд. Яркость росла, расходясь белым пятном от солнца в зените. Продолжая перебрасываться шуточками и восхищенно вздыхая, пони даже не почувствовали, как обратились в пепел. Искры их душ моргнули на секунду ярким светом, но не погасли. Шепотки восхищения и скабрезные шуточки продолжали разноситься по Пустоте, зациклившись навечно, впечатавшись в самую ткань пространства и времени, как пепел их хрупких тел впечатался в дно кипящего моря жидкого камня...
... Юный пегас и пегаска сидели под деревом, с нежностью глядя друг к другу в глаза. Мир застыл вокруг них, и война не имела значения, когда они были рядом, чувствуя дыхание и тепло друг друга. Она не хотела отпускать его на войну, она хотела остановить его от этой безрассудной глупости, ведь что по-настоящему значат эти красивые слова «родина», «долг», и прочее, когда есть настоящая, чистая любовь? Он знал, что она права, но он не мог противиться тому, как устроен этот мир. И потому он жадно, с упоением смаковал каждый миг с ней. Они не заметили, как солнце стало горячее. Они не заметили криков удивления и страха вокруг. Они смотрели друг другу в глаза. И когда их заслонила пелена огня, они все еще чувствовали присутствие друг друга. То ли не успевая понять происходящее, то ли не желая. Их искры мигнули в Пустоте, отдавая в бездну два чистых голоса, одновременно и в лад говорящих: «подожди меня»...
... Пожилой земной пони, давно нашедший пристанище в нейтральной стране, вдалеке от ужасов войны, пробудился ото сна, от того что лучи солнца коснулось его век. «Еще должна была быть глухая ночь», подумал он, прислушиваясь к своим чувствам. Он буквально только что лег, и плотный ужин еще отягощал ему желудок. Но за занавесками был розовый рассвет. Он протер глаза, и вытер пот со лба. Жарко... Откинув занавески, он уставился в окно. Солнца не было. Была неумолимо катящаяся стена жидкого огня и волшебные разводы радужных волн на небе. «Как красиво. Надо обязательно добавить на мою картину такой контраст красного и зеленого, всех этих оттенков...» — думал он, завороженно глядя на жуткое зрелище, как кролик смотрит на удава. Не выдержав жара от приближающегося огня, загорелись занавески. Пахло горелыми волосами. Пожилой художник мечтал о своем шедевре, мелькнув яркой звездочкой в Пустоте...
...держите ее крепче...
...ты видел?..
...не сейчас!..
...ойся...
Образы сменяли один другой, каждый начинаясь сначала. Селестия умирала десятки, сотни тысяч раз подряд. Ее «я» окончательно растворилось в этом кошмарном водовороте, не оставив ни единого шанса на самосознание. Каждая смерть проходила сквозь нее, и милосердная память начала отказывать, не справляясь с таким потоком.
...Бежавшие в своем желании построить все заново делегации встретились на новой территории, и снова разгорелись споры. Они продолжали говорить и говорить, пытаясь убедить другие стороны в правильности своих претензий на новую землю, но никто никого не слушал. Знакомые образы и голоса зацепили внимание Селестии, на секунду вернув ее в сознание. «Бегите, прячьтесь в пещеры, идиоты!» — пыталась сказать она им, но они не слышали. И когда мир залило белое сияние, они продолжили свой спор, но уже в Пустоте. То ли тот факт, что Селестия обратила на них свое внимание, то ли по каким-то другим причинам, они не потеряли своего самосознания. Они не осознавали свою смерть, но они продолжали спорить, аргументировать. Пустота представлялась им все той же землей, на которой они только что стояли, но теперь эта земля стремительно теряла в цвете и свете, ее закрывало тучами, и холод начал ощущаться этими удивительными немертвыми пони. Спор стих. Они почувствовали, что случилось что-то экстраординарное, но не могли понять что именно. Селестия отдала последнюю крупицу своей силы, возможно, ту единственную песчинку жизненной энергии, что удерживала ее в сознании, частичку любви и доброты, пожелания обрести мир, чтобы оградить этих несчастных от ужасной судьбы — быть поглощенными Виндиго. Глупая надежда, едва ли ее жалкая попытка колдовства остановит этих могущественных существ, но нужно было сделать хоть что-то. Сделав это, Селестия провалилась в черноту полного ничто. Даже Пустота была лишь метафорой, густонаселенным, пронизанным энергией местом, по сравнению с этим абсолютом мрака и тишины.