Тень и ночь

XIX. Определяющий бой

Урок Луны и Сомбры был прерван самым неожиданным образом. Дворец наполняли типичные для разгара дня звуки: топот копыт по кристальным полам, резкие и чёткие приказания управляющих, редкая ругань слуг и звон бесконечной посуды. В жилой зоне, тем более, рядом с покоями правителей, такой суеты не было, поэтому Сомбра специально отправился в служебную, чтобы научиться сосредотачиваться в самых невообразимых условиях. Луна приказала замершим и поклонившимся было при её появлении слугам вернуться к работе — и круговерть немедленно возобновилась.

Но в какой-то момент всё замерло на мгновение, а затем вдруг раздался звук сотен копыт, галопирующих чётко в левую половину дворца — слишком единый, чтобы быть совпадением и тем, что можно спокойно проигнорировать. Луна, подняв уши, выглянула из подсобки, в которой они с Сомброй обосновались на время урока — она находилась в сердце шума, гомона и хаоса.

— Что произошло? — громко и требовательно спросила аликорночка, увидев, как все пони, чуть ли не стоя друг на друге — хотя местами встречалось и такое — прилипли к окнам.

— Аликорны! — не отрываясь от некого зрелища, выкрикнули с разных концов.

— Аликорны пришли!

— Снова? — удивилась Луна, выходя из подсобки; за ней, непонимающе озираясь, вышел Сомбра, таща задние ноги на своём целительном транспорте.

Перед аликорночкой нехотя расступились, сгрудившись теснее у остальных окон, чтобы освободить ей одно. Единорога же с чистой совестью бы не пропустили, но Луна провела жеребца вместе с собой под крылом, пусть и пришлось для этого высоко то поднять и расправить во всю ширину. Все обитатели дворца знали, что Сомбра — с ней, но были так взволнованы вторым появлением полубожеств за короткое время, что совершенно забыли обо всех прочих персонах грата.

Однако, увидев гостей, Луна сама забыла о ком угодно, совершенно не по-королевски тряхнув головой с расширившимися до предела глазами и мгновенно распушившись от шока. Двух забредших в королевство аликорнов сложно было с кем-либо спутать.

Одну из них она уже видела. В жеребячестве, когда Селестия рискнула повести её сюда, спасая от угроз и жестокости Эквуса. Весна собственной персоной, ни капли не изменившаяся за эти столетия — Луна была готова поспорить на что угодно, что даже цветы в её гриве и хвосте, развевающихся по ветру ароматом молодой травы, росли на прежних местах.

Второй был ей не знаком, но было нетрудно догадаться, что это Лето. Тот оказался, без преувеличения, одним из самых красивых жеребцов, которых Луна когда-либо видела — высокий, статный, с гордой посадкой гранёной головы. Сам его облик словно состоял из граней, предельно родня аликорна с кристальными пони, и особенно это было заметно по гриве, похожей на горсти огненных кристаллов — пряди не завивались, а преломлялись геометрическими углами.

— Быть не может, — прошептала аликорночка, во все глаза глядя на гостя. Однако все сомнения развеялись, когда откуда-то с верхних ярусов, забыв про всё и всех, бросилась вниз Селестия.

Луна рванулась за ней, но — по лестнице. Сомбра остался у окна, прекрасно понимая, что не угонится за здоровой и владеющей всеми четырьмя ногами кобылкой, и стал оборонять своё законное место. Поделиться окном он был согласен, уйти от него — нет.

Селестия приземлилась перед Летом, не дыша от волнения. Аликорн времени года явно узнал её, и взгляд медово-янтарных глаз потеплел. Он наклонился к широко улыбнувшейся от его признания кобылке и коснулся её носа своим, шепнув:

— Привет, солнышко.

Юная аликорница крепко обняла божество за шею.

— Твоя аура? — легко поинтересовалась у Весны Анима, подходя к визитёрам по одной из многочисленных кристальных дорожек. Дженезис, пытливо изучая аликорнов взглядом, шёл по правое копыто от неё.

— Нет, — ласково смотрела на обнимающихся Лето и Селестию Весна. — Моего влияния здесь самый минимум.

— Однако это явно изменится в самое ближайшее время, — заметил Дженезис. — Вы двое в одном месте — я не знаю, чем это может кончиться.

— Останетесь подольше? — игриво предложила королева.

— Нет, Анима Кастоди, — строго посмотрел на неё в ответ муж, — тебе нельзя вернуть времена оргий, извращений и беспорядочных половых связей.

— О-оу, — разочарованно опустила уши та и перестала играть, повернувшись к временным аликорнам. — Однако это действительно дельное замечание. Не думала, что Кристальное королевство с его стабильным климатом входит в ваш маршрут, а ещё не думала, что вы можете оставлять свои посты и романтически разгуливать вместе. Насколько я знаю, на Эквусе сейчас должно быть лето?

— Именно это нас и беспокоит, — поворошил носом гриву чуть ли не тающей Селестии Лето, прежде чем выпрямиться. — На Эквусе должен властвовать я, но сейчас там хозяйничают духи Зимы, отказываясь нам подчиняться. Я не хотел калечить питомцев нашей подруги, поэтому решил пойти к ней и разобраться.

Луна гулко сглотнула, раздумывая, стоит ли говорить, что Зима не даст ищущим аликорнам времён года внятного ответа.

— А что они делают? — осторожно осведомилась она.

— Нагоняют метель и пургу, понижают температуру и губят всё, что пытается пробиться из земли, — печально ответила Весна, подняв копыто, и из ямки в его центре расправила листочки новорождённая календула.

— По пути я встретил Весну с похожей проблемой, — кивнул Лето, — и уже вместе мы подумали: «А почему бы не заглянуть к ещё одним нашим друзьям?». Заодно посмотрел бы, как устроилась моя маленькая солнечная кобылка, — почесал ласкающуюся к нему аликорницу за ухом жеребец, и, несмотря на шуточный жест, та даже вскинула крылья от счастья:

— Ты беспокоился обо мне?!

— И следил, чтобы с тобой всё было хорошо.

Улыбка Селестии была такой не по-королевски широкой, что незаметно притулившейся ко всем Луне пришлось с каменным лицом закрыть радостно распахнувшийся рот аликорницы копытом. Лето обошёл остолбеневшую от восторга кобылку и её бесстрастную сестру, чтобы поприветствовать Дженезиса и Аниму.

— Вы поступили весьма разумно, не став вредить миньонам Зимы, — осторожно сказала королева после приветствия, отведя взгляд. — Она практически полностью потеряла себя в своём предназначении и вряд ли смогла бы отличить врагов от друзей или поинтересоваться причинами их поступков. Разумеется, она здесь, недалеко от королевства, там же, где и всегда. Кроме времени, когда исполняет свой долг.

— Вы заглянете на обратном пути? — обнадёженно спросила Селестия, в упор глядя только на Лето. Тот лишь ласково усмехнулся и мягко коснулся её губ своими.

Яркий румянец вспыхнул на белоснежных щеках. Поцелуй был совсем лёгким, простое соприкосновение, но молодая аликорница закрыла глаза так сладко, как Луна ещё никогда у неё не видела. Лето скоро отстранился, а Селестия инстинктивно слабо качнулась вслед за ним.

— Да, — шепнул он, глядя в подёрнувшиеся жаркой дымкой глаза, и с неизменной чуть заметной улыбкой двинулся дальше в путь. Весна улыбнулась плывущей покрасневшей аликорнице более явно и отправилась за своим братом.

Луна посмотрела на словно загипнотизированную Селестию и вполголоса заметила:

— Я никогда не видела тебя… — пришлось выкинуть слово «такой», — влюблённой.

— Так и есть, — аликорночка даже моргнула, осознав, что никогда не слышала от сестры голоса слаще этого. — Лето невозможно не любить.

— Э… технически… — неловко почесала копытом загривок Луна.

— …возможно, — закончила за неё Анима, с хитрым взглядом потираясь щекой о шею короля.

— Это практически то же самое, что у вас с Сомброй и Дженезисом! — легкомысленно распахнув крылья, влюблённая аликорница широко покрутилась по траве между дорожками в танце собственного сердца.

— Ну-ну, Селестия, — нежно осадил Дженезис. — Лето нельзя любить так, как тех, кого ты назвала. Он, несомненно, симпатизирует тебе, но… причина — в чём-то большем, чем простое «потому что это ты». Нам этого не постичь.

— А какой смысл постигать счастье? — зажмурилась от этого чувства его ученица. — Пренебрежение здравым умом — верный путь к нему!

— Это уже перебор, — закатил глаза король и, взяв её телекинезом за прядь гривы, повёл за собой во дворец. Даже «на поводке» Селестия слегка пританцовывала, рассуждая:

— Может быть, я понимаю в этом даже больше, чем вы, потому что вы рядом со своими любимыми, вы можете в любой момент прикоснуться к ним, сказать, как сильно любите, и любить их на самом деле…

— …если вас не разлучают на десятилетия, в которые вы сходите с ума и боретесь со всем миром, считая, что свист меча и тишина острожной тьмы — не цена за долгий взгляд короткой встречи… — раздражённо пробормотала себе под нос Луна.

— …в то время как я люблю, действительно люблю недостижимое божество, которое может лишь удостоить меня своим тёплым, ласковым взглядом, но ничего более! И остаётся лишь платоническое чувство, отголоски того, чем мы могли бы стать вместе, если бы не наши долги, которые разводят нас друг от друга!

— Интересно, а Лето вообще знает, что ты о нём думаешь? — осведомилась младшая из сестёр с долей ехидцы.

Селестия назидательно подняла в ответ копыто:

— Ты привыкла думать, что настоящую любовь надо заслужить, надо преодолеть все препятствия. А если препятствий нет, означает ли это то, что чего-то не хватает? Неужели драма так нужна? Почему нельзя наслаждаться тем, что уже имеешь?

— Но ты не наслаждаешься. Ты буквально минуту назад доказала, что ты — та ещё любительница нагнать драматизма!

— Ах, Луна, нельзя же вечно следовать логике! Однажды это может тебя убить!

— Но тебе явно следует посмотреть в её сторону, — проворчал Дженезис, везя за собой расплывающуюся в кисель от счастья Селестию — настолько довольную от всего бытия, что не замечала боли в перетянутой гриве. — В прошлый раз его поцелуй на тебя так же подействовал?

— А-ага!

— Тогда хорошо, что я никогда не интересовал Лето в этом смысле.

— Скажи ещё, что ты уже начал было комплексовать, — подколола Анима.

Вернувшись во дворец, Луна даже не знала, как адекватно пересказать Сомбре случившееся. Было бы легче, если бы он не видел ничего из окна и не успел придумать объяснение самому себе, но он видел, поэтому…

«Ох».

Аликорночка застыла на месте, уже собравшись разминуться с остальными членами королевской семьи, но вдруг зацепилась за эту мысль. К окнам приникал весь дворец, причём так качественно, что ему было бы впору покоситься на эту сторону под тяжестью и слаженностью переметнувшихся понийских тел. Где гарантии, что среди пони не было Ривер Силк? Где гарантии, что после этого представления между Летом и Селестией не появится её персональная Виктори Край?

Луна ощутила невольную дрожь по своей спине. Сомбра заразил её своим страхом. Они отчаянно не хотели признавать, что боялись эту безумную кобылу — не её труп, а влияние, что она оставила после себя, её продолжение в лице не менее сумасшедшей Сильвер Рэйзор, — но, тем не менее, её личность пугала их. Особенно — после того, что серому единорогу пришлось перенести по воле их семейного помешательства.

Аликорночка не любила думать об этом, но… виной тому помешательству была также и она. Не было никаких гарантий, что эта же история не повторится у Селестии. Луна содрогнулась снова. Она не желала такого своей сестре, а потому, бросив всё, отправилась на поиски её нынешней пассии. Родители не выгнали ту из дома за кражу фамильной ценности, но всё своё время кобылка всё равно на всякий случай проводила во дворце, пока домашний гнев не уляжется.

— Что с тобой? — столкнулась она с Сомброй в дверях. Он преодолел лестницу и сам отправился на её поиски, когда толпы во дворце растворились, и пони отправились по своим делам.

— Мне нужно найти кобылку Селестии, — выпалила аликорночка и наконец заметила, как задыхается от долгого бега.

— Она уже с ней, — пожал плечами Сомбра.

— Что? — оторопела Луна. — Хочешь сказать, она не видела… того, что случилось?

— Отчего же, видела. Луна, бабушка Ривер Силк сама в молодости встречалась с Селестией. Неужели ты думаешь, что её можно чем-то шокировать по этой части? Она знала о том, что Селестия не хранит своим партнёршам пожизненную верность, и была готова к этому.

— Ох… — облегчённо выдохнула аликорночка, но тут же настороженно подняла бровь: — А откуда ты так хорошо знаешь и её имя, и историю её семьи? Даже я этого не знаю.

— А что ты вообще знала хоть об одной кобылке Селестии, кроме того, что ни одна из них не была жеребцом? — усмехнулся Сомбра.

Луна недовольно хмыкнула. Ревность всё ещё подгрызала ей сердце, и бирюзовые глаза смотрели на единорога с укоряющим подозрением. Тот выдохнул.

— В общем, мы случайно познакомились с Ривер Силк несколько дней назад. Она заинтересовалась… э… м, мне нужно было признаться раньше. Мы с Селестией не так давно повздорили.

— Правда? — сыграла удивление Луна. — Что ты такого сделал? Не помню ни единого пони, которому это удавалось, моя сестра — само терпение и добродушие.

— Расхожесть взглядов, — процедил Сомбра. — Одним словом, Ривер Силк сначала выпытала у Селестии причину упадка её настроения, а затем пришла ко мне. Переубеждать.

Луна невольно хихикнула оттого, как страдальчески прозвучало последнее слово.

— Но, несмотря на это, Ривер Силк оказалась… довольно интересной пони. Мы хорошо поладили.

— Она же единорожка, — жадно намекнула Луна. — Тебе не вспомнилось ничего плохого при взгляде на неё, она не отпустила никаких шуточек, которые тебя задели и заставили подсознательно испугаться?

Сомбра иронично посмотрел на хлещущую себя хвостом по пустым бокам аликорночку.

— Ты что, ревнуешь и ищешь повод бросить её в темницу?

— Ты сказал, что она интересная! Не просто милая — интересная! В каком же плане она тебя заинтересовала?!

Единорог смотрел на нахохлившуюся кобылку с умилением, которое ему плохо удавалось скрывать, как и рвущийся наружу смех:

— Можно подумать, назови я её милой — ты бы сейчас не изводилась от желания выгрызть мне глаза.

— Ей!

— Без разницы. Так всё же ты ревнуешь и… у вас тут есть темница?

— Нет, — буркнула Луна, пригладив перья и шерсть. — Анима и Дженезис не видят смысла обустраивать тюрьму, когда преступников можно просто выбросить за купол — время, за которое они будут пытаться вернуться обратно из места ссылки, и станет сроком их «заключения». Под дворцом только секретные отсеки библиотеки.

— Секретные отсеки библиотеки, значит? — довольно прищурился Сомбра.

Аликорночка распахнула глаза, поняв, что проговорилась, и тут же приняла нарочито небрежный вид.

— Даже не мечтай. Обычным пони туда путь закрыт, тем более — таким инвалидам, как ты. Только аликорны могут проникнуть в секретные архивы.

— Моё бессмертие намекает на то, что я недалёк от аликорнов, — промурлыкал единорог, ласкаясь к Луне, словно кот, и увидел, как она красноречиво взмахнула крыльями несколько раз. Потирания головой о тёмно-голубую шею прекратились. — Я так понимаю, меня ждёт некая полоса препятствий.

— Угу, — довольно ответила Луна.

— Возможно, с ловушками.

— Угу.

— И даже попав внутрь, я не смогу беспрепятственно выйти обратно, и мне останется куковать там остаток жизни и учиться, прямо как я и хотел.

— Ты удивительно сообразителен.

— Но недостаточно для того, чтобы ты отвела меня туда?

— Ты снова поразил меня своим интеллектом.

— Хорошо, хорошо, можешь не показывать — государственная тайна, я понимаю. Но хотя бы скажи, что там!

Луна закатила глаза, тихо неразборчиво проворчав.

— Библиотека запретных заклинаний. Лаборатория зачарования рун. Полигон для их испытания. И… летопись. Думаю, это всё, что тебе безопасно знать.

— Летопись? — поднял уши Сомбра. — Почему ты так отдельно выделила летопись?

— Потому что она особенная. Самая достоверная, истинная история, артефакт в виде книги, в которую пишет само мироздание. Легенда гласит, что она уже написана…, но не каждый может прочитать её.

— То есть, если ты забыл что-то о своей жизни — можно просто посмотреть?

— Нет, конечно же! Там появляется чистая правда, но только о событиях, касающихся глобальных областей — мира, народов, стран. Не думаю, что что-то, следящее за жизнью каждого конкретного пони, имело бы такую ценность.

— Ты просто мало контактировала с пони, чтобы осознать ценность такого артефакта, если бы он существовал. Значит, в этой летописи есть легенда о сотворении мира?

— Не легенда, а подлинник.

— Невероятно! И она рассказывает все секреты аликорнов?

— Сомбра, если честно, я спускалась в подземелье и видела книгу от силы пару раз в жизни — когда Анима водила меня туда. И каждый раз это было немного пугающе, поэтому меня не тянуло возвращаться, — неохотно призналась Луна.

— Но там, например, считаются достойными упоминания разного рода войны и битвы?

— Да, — осторожно подтвердила аликорночка. — Ты хочешь узнать о стычке аликорнов и гиппогрифов в начале Времён Разногласий?

— Именно к той эпохе Сильвер Рэйзор относила помешательство своей бабки, — мрачно кивнул Сомбра. — Я задумался над теми словами, что сказала мне Селестия. Мне нужно узнать, кто меня подставил. Мне нужно узнать, кому я обязан всем, что перенёс.

Луна приложила весь свой самоконтроль, чтобы не прикусить губу в панике.

— Ты сможешь поискать ответ в этом артефакте?

— Я… я попробую, Сомбра. Попробую, — пробормотала она.

Несколько дней промучившись с совестью, аликорночка выждала наименее загруженный делами момент и поплелась к Аниме Кастоди. У неё выдалось окно перед советом с кураторами Кристального Сердца — в то время как Дженезис обсуждал с министрами возможности расширения границ королевства и финансирование этого шага.

— Анима, нам нужно поговорить.

— У тебя есть двадцать минут, и всё это время я внимательно тебя слушаю, — благосклонно ответила аликорница. Луна подумала, что момент вполне подходящий: спину и плечи королевы массировала пара миловидных массажисток, расслабляя мышцы, а тяжёлые роскошные регалии лежали на столике рядом с массажным столом.

— Я не знаю, как сказать Сомбре о том, что это из-за меня Сильвер Рэйзор так искалечила его.

— Можешь объяснить подробнее?

Младшая тяжело выдохнула, пряча румянец стыда.

— Помнишь, ты гневалась на меня за то, что я свела с ума похожего на Сомбру единорога, чтобы он взял на себя ответственность за убийство принца гиппогрифов? Он оказался жеребцом Виктори Край, бабушки Сильвер Рэйзор. В нём была её последняя надежда на любовь, но… я отняла её, чтобы спасти Сомбру.

— Похоже, твоё наказание тебя только что настигло, — бесцветно промурлыкала Анима Кастоди. — Левее, Пашсквиз. Эта мышца у меня всегда побаливает, пора бы избавиться от привычки наклонять сюда голову… Если ты помнишь, я не стала назначать тебе наказание, пообещав вместо этого, что ты получишь его в неизвестный момент. Он наступил, и мне даже не пришлось ничего делать. Понимаешь, к чему я клоню?

— Каждое действие имеет свои последствия.

— Ох, слишком заученно и неискренне, — пожурила аликорница. — Нет. Я намекала на то, что история возьмёт своё. Ты можешь отдалить это событие, но не изменить его; более того — обвесить его отягчающими, страшными обстоятельствами, которые повлекут за собой новые беды. И когда тебе будет казаться, что я слабовольна, жестока или безразлична… вспомни о том, как страстно ты пыталась спасти Сомбру любой ценой вместо того, чтобы довериться судьбе, — персиковые глаза повернулись к Луне лениво, но взгляд их был твёрд. — Ты запомнила это, моя верная ученица?

— Да, — медленно кивнула аликорночка. — Значит, мне нужно признаться ему в содеянном?

— Определённо. Бывает, конечно, что обман приносит успех, но тот всегда кончает жизнь самоубийством.

Анима Кастоди замолчала и прикрыла веки, показывая, что разговор окончен. Луна и сама чувствовала бы себя неловко, продолжая его — настолько жеребячьим ей показался урок, который приходилось усваивать.

— Спасибо, — больше по привычке слегка поклонилась она перед тем, как уйти.

Однако потом, увидев Сомбру, полностью погружённого в одну из книг, аликорночка подумала, что всегда сможет найти более подходящий момент для того, чтобы признаться. Но, как известно, если слишком часто откладываешь признание — наступает миг, когда оно вовсе становится неуместным.

Скажем, к чему отвлекать его, когда он, изучив аспекты кристального дворцового этикета в теории, пустился применять их на практике, с лёгкого копыта возлюбленной или её сестры знакомясь со знатными пони и заводя с ними дружбу?

Впрочем, «дружба» была чересчур оптимистичным прогнозом. Перенятая от земных пони прямота всё ещё была сильна, и пони чувствовали, что высокомерию Сомбры позавидовала бы половина элитного общества. Единорог вряд ли стремился попасть в их ряды, но никогда и не был бы туда допущен, ведь острота его языка могла разрезать любой сплав каждой маски. Он порой, отравляясь ядом иронии, вызванной излишне твёрдо засевшим в голову пониманием «как должно быть», был слишком честен, и все единодушно считали: эта честность однажды приведёт его либо к статусу мессии, либо в безымянную могилу. Сомбру ни то, ни другое не прельщало, но и идти против самого себя ему казалось идиотизмом.

Пони, не зная их с Луной историю, говорили, что такое знакомство замкнутой и холодной аликорночки и бесстрашного, дерзкого единорога могло привести только к катастрофе. Но вскоре Сомбра опроверг все эти чопорные доводы: избежав каких-либо форс-мажоров и даже ничего не взорвав, наконец самостоятельно сошёл со своей коляски и сделал несколько удивительно твёрдых шагов на всех четырёх ногах.

Целебные руны сделали своё дело. Несколько месяцев после чудовищных пыток — и его задние конечности полностью восстановились. Рог зажил даже раньше, и поддерживающую магическую сетку сняли. Он больше не был прямым и теперь рос, загибаясь назад, но Сомбре, кажется, это не доставляло ровно никаких неудобств. Единорог разве что переписал под себя несколько заклинаний — да и то в предельно короткие сроки. Луна вздохнула с облегчением, а буквально через день поняла, насколько рано это сделала.

Потому что Сомбра пошёл к Дженезису.

Аликорночка не могла понять, почему, но идея того, что эти двое будут контактировать, заставляла её внутренности нехорошо ворочаться в тяжёлой, сосущей тревоге. Король, разумеется, знал о присутствии самовольно вытащенного Луной Сомбры во дворце; он даже дважды приходил к нему — пока тот был без сознания и когда уже очнулся. Но всё же их разговор, как казалось кобылке, не предвещал ничего хорошего.

Сомбра остановился в дверях тронного зала, чтобы обернуться и ободряюще позвать Луну за собой. Кобылка послушалась, но подобающе выпрямиться перед входом в вытянутое ярко освещённое помещение ей стоило больших усилий. Стражники приосанились и приветственно брякнули оружием. Серый единорог никак не отреагировал на этот жест, словно, как и аликорночка рядом с ним, вырос, видя его ежедневно.

Анима и Дженезис были каждый на своём троне, глядя на посетителей с массивного кристального возвышения. Сомбра смотрел на них без какого-либо заискивания, явно самоуверенно ощущая себя на равных с каждым из аликорнов, даже когда выполнил необходимый по этикету поклон. Луна успела рассказать ему о многих традициях Кристального королевства.

— Сомбра, — спокойно и величественно назвала имя единорога королева. — Рада, что твои раны зажили. Поздравляю.

— Благодарю, — кивнул Сомбра.

— Есть ли некий символизм в том, что ты специально встал в очередь на аудиенцию с нами и при этом привёл с собой Луну? — легко улыбнулся Дженезис.

— Вы увидели всё правильно, Ваше Величество, — единорог подал копыто, не отрывая уверенного взгляда от короля, и Луна, не думая, вложила своё. — Волей судьбы любовь Луны уже принадлежит мне, но я не заблуждаюсь о Вашем с королевой ко мне отношении и хочу устранить все возможные разногласия. Моё происхождение утеряно в глубине веков, но с тем временем, что мне отпущено в неограниченном количестве, я заставлю своё имя греметь на устах у каждого. Моё имущество представлено лишь знаниями, умом и силой, но на своём веку я видел примеры того, как эти задатки превращались в фундамент могущественных государств. Я говорю об этом, потому что мне не нужно ни богатство, ни власть, но нужна лишь Луна и всегда была нужна лишь она. Наши отношения проверены временем, множеством поступков и пони. Я считаю, что мы с ней — идеальная и предначертанная пара, а потому мы можем существовать, как семья, и теперь прошу вас, как пони, что помогли в её взрослении и становлении, дать разрешение на этот брак.

Луна взволнованно повела плечом, но крепче переплела их копыта и выжидательно посмотрела на своих опекунов и учителей. Те обменялись до странности спокойными, а оттого заговорщицкими взглядами.

И кивнули друг другу.

— Среди грехов твоего прошлого, — объявил Дженезис, строго глядя на Сомбру, — значится занятие разбоем и образование успешной и грозной группировки. Это не противоречит твоим словам о том, что ты всего сможешь добиться самостоятельно, — он насмешливо усмехнулся, — но что случится с Луной, если вершиной твоей карьеры снова станет убийство какого-либо принца?

— Каждому пони свойственно ошибаться, но только глупец будет упорствовать в своей ошибке, — процитировал в ответ единорог, не моргнув. — Похож ли я на глупца, чтобы ошибиться дважды?

— Однако то убийство было не ошибкой, — прищурился король, — а твоим сознательным выбором. Или ты не считаешь зазорным убивать обыкновенных жителей, и, именно уповая на неказистое происхождение Харца Еро, без раздумий лишил его жизни?

— Я называю ошибкой не только это, но весь тот период своей жизни, Ваше Величество. Однако то были суровые времена на жестоком Эквусе. Если эпоха требует таких мер — я иду на них. Нравится мне это или нет, но стратегии выживания часто идут вразрез с любыми моральными принципами.

Дженезис и Анима быстро переглянулись снова, общаясь одними только глазами, как они умели. Аликорны поднялись со своих мест, расправляя крылья. Они готовы были вынести решение.

— Сомбра, — твёрдо объявил король, — несмотря на то, что Луна не касается политики напрямую, она не перестаёт быть политической фигурой и лицом Кристального королевства. Гиппогрифы так долго помнят нанесённые им обиды, что лишь сравнительно недавно мы вернули с ними отношения былого процветания и дружбы. Мы не можем рисковать не только репутацией страны, но и жизнями подданных, выдавая нашу сестру за убийцу наследника горы Арис.

Несколько капилляров лопнуло в глазах Луны, но Сомбра, не отрывая уверенного взгляда от Дженезиса, удержал её на месте крохотным движением соединённых копыт.

— Этот вопрос можно решить лишь поединком, — вполголоса закончил аликорн с намёком на милость во взгляде. Он опустился на трон, и Анима последовала его примеру, складывая крылья. — Ты и я. Через три дня. Победитель выберет судьбу Луны: быть ей с тобой или же найдутся более достойные кандидаты.

— Я принимаю вызов, — громко ответил Сомбра, высвобождая копыто и жёстко ударяя им в кристальный пол; его голос, тем не менее, не источал ни капли ярости. — Я воспользуюсь своим шансом одержать верх.

Анима и Дженезис синхронно кивнули, и после отрывистого прощального поклона Сомбра угрюмо направился прочь.

— Ты сошёл с ума? — воскликнула Луна за дверью, сбрасывая маску бесстрастного самообладания, что быстро начала трескаться ещё в тронном зале. — Ты всего пару дней назад смог самостоятельно пойти, а через трое суток собрался драться? С аликорном? С Дженезисом?! Тебе надоело жить?!

— Я должен попытаться, — чуть заметно хрипя, отрезал Сомбра. Аликорночка обогнала его и умоляюще взяла его лицо копытами.

— Прошу тебя. Я уже и так твоя. Тебе не нужно убивать себя, чтобы доказать это.

— Чтобы стать обладателем чего-либо, нужно завоевать это трижды, — убрал её копыта со своего лица единорог, напоследок, однако быстро поцеловав одно из них. — Это будет всего лишь первый раз.

Луна в растерянности осталась на месте, тревожно смотря удаляющемуся жеребцу в спину. Только это она и позволяла себе следующие три дня, глядя на то, как Сомбра возвращает своим ногам пружинистость, ударам — твёрдость, а магии — точность. Аликорночка кусала губы и впивалась копытами в стены, подавляя желание остановить единорога, но она поклялась, что нарушит все законы и плюнет на все доводы, но в случае опасности не даст Дженезису покалечить его вновь — пусть хоть сама примет своей грудью удар любой силы и опасности.

Каким-то образом о предстоящей схватке узнало полкоролевства. И Селестия, и Ривер Силк клялись, что они здесь не при чём, но, когда набралась целая арена желающих посмотреть удивительный поединок, было поздно что-либо выяснять.

Аликорницы и Ривер Силк, непременная спутница Селестии, устроились в самой лучшей ложе, дающей наиболее качественный обзор пока пустого поля брани. Луна смотрела то на один, то на другой отмеченный выход, слушая раздающиеся сквозь возбуждённый гул толпы голоса:

— Что происходит?

— Ха-ха, только ты мог прийти просто потому, что пришли все остальные. Тебе бы жить в стаде овец, а не в роду Эйджемспичей!

— Да помолчи ты уже, остряк. Какой-то безумец осмелился попросить копыта принцессы Луны.

— Ты прекрасно знаешь, что официально она не принцесса.

— О, вот и умник подоспел. Конечно, знаю. Но Ривер Силк всегда звала Селестию принцессой! Чем Луна хуже?

— Видимо, тем, что её копыта можно попросить.

— Знал бы — сам бы так сделал, да?

— Вот ещё! Нет, она, конечно… — голос замялся, заставив Луну самолюбиво усмехнуться на долю секунды, прежде чем вернуть своему лицу прежнее выражение. — Но, судя по тому, что кого-то сегодня будут бить, игра вряд ли стоит свеч.

— Да, причём бить будет лично Его Величество!

— …ох. Я определённо рад, что меня помолвили не с дочерью Дженезиса.

— Луна ему не дочь! — явственный звук подзатыльника.

Аликорночка, тихо засмеявшись в копыто, запоздало укорила себя за глупость — и за то, что подслушивала, и в принципе за нелепость этого полилога, пусть в том её вины и не было. Однако это помогло ей скоротать время до торжественного и быстрого звучания флюгельгорна, оповещающего о начале схватки.

Все зрители моментально бросили разговоры и повернулись к арене, приковав к ней всё своё внимание.

Оба оппонента были обмундированы легко. Дженезис прикрыл пластинами крылья, а Сомбра — сердце Луны сжалось от острого и внезапного приступа вины — ноги. Несколько слуг вынесли на выбор каждому из них оружие, буквально выращенное из кристаллов, и по рядам пони прошлись краткие быстрые шепотки обсуждений, кто что возьмёт.

Сомбра, взглянув на варианты, удивился. Каждый предмет выглядел, словно действительно образовывался самостоятельно, а не высекался стараниями пони: в оружии порой сочеталось несочетаемое, чего только стоил некий гибрид лука и то ли серпа, то ли бумеранга. Сразу отринув такую экзотику и подумав, что об обычаях и истории здешних земель он знает ещё меньше, чем думал, единорог выбрал что-то среднее между алебардой и булавой. Кивнув принесшим всё жеребцам и паре кобыл, Сомбра развернулся к Дженезису. Тот стоял на противоположном конце немаленькой арены, держа в телекинезе богато украшенную косу со слишком сильно загнутым самоцветным лезвием, в петле которого, нарушая законы гравитации, висел и вращался заострённый диск. Серый жеребец мрачно подумал о том, что аликорн-то уж точно имеет представление о том, как обращаться с каждым из представленных предметов, но всё же не дрогнул, уверенно идя тому навстречу с ровной спиной.

Они остановились на расстоянии десяти корпусов друг напротив друга. Флюгельгорн исчез, но появились барабаны и бубны. Под их пока ещё робкий, но медленно нарастающий шёпот Сомбра и Дженезис по кругу мерили ногами песок, присматриваясь друг к другу. Единорог жадно следил за тем, как ведёт себя диковинный острый диск, когда аликорн демонстративно прокручивал косу на ходу, и одновременно примеривался к собственному оружию. Когда внезапно грянул удар гонга, остальные ударные рывком бросились в азартный бой, и одновременно с ними Дженезис рванулся вперёд, взрывая копытами песок.

Сомбра чудом отразил копытоятью булавы-алебарды серию атак косы, а затем, не жалея сил, толкнул своё оружие вперёд, как молот, метя аликорну прямо в грудину. Каждый удар сопровождался реакцией со стороны невидимых музыкантов — и без того зрелищный бой стремились сделать ещё увлекательнее. Единорог заметил, что это работает не только в сторону наблюдавшей за сражением толпы, но и на него самого, когда он поймал волну бойкой гремучей музыки и рванулся в атаку с полной уверенностью.

Это было даже проще, чем управлять двумя видами оружия одновременно, потому что здесь были слиты в одно целых три, и под ритмичный грохот барабанов, который, казалось, помогал ему в бою, Сомбра с каждой секундой орудовал им всё умелее, быстрее и точнее. Дженезис по-прежнему отражал все атаки, но уже начал отступать, а его снисходительно-довольная ухмылка, с которой он взирал на неопытного гладиатора, всё чаще давала дрожь и уступала место сосредоточенной, жёсткой линии сжавшихся губ.

Крики сражающихся рифмовались с фоновым барабанным боем, и не понять, кто под кого подстраивается, но это было и не важно: трибуны взревели в восторге. Схватка разгорелась в полную мощность, песок цунами взлетал от отталкивающихся копыт, летели искры и осколки кристалла от сталкивающихся косы и алебарды, воспламеняла кровь игра света на покрывшихся плёнкой пота телах. Ни один из жеребцов ещё не получил ранение, но пони наслаждались не кровью: техника, динамика и азарт пьянили их не хуже багряного вина. Бесконечные хитрые и ловкие манёвры взметнули на арене стену пыли, и в какой-то момент всё происходящее там превратилось в бешеный театр разъярённых теней, мечущихся под рычание, рёв ударных и визг оружия.

Внезапно оно хором звякнуло в последний раз, а затем проехалось по песку. В одну сторону покатилась шипастая голова алебарды, в другую улетело и глубоко вошло в развороченное покрытие острие косы. Трибуны замерли вместе с музыкой, ошеломлённые: единственным оставшимся звуком, кроме падающих и укладывающихся песчинок, было единое лихорадочное сердцебиение переставших дышать зрителей.

Пыль успокоилась, осев на телах сражавшихся, что умудрились сломать своё оружие, но так и не подпустить противника к себе и не дать коснуться себя никаким ранящим образом. Дженезис и Сомбра полубоком стояли друг напротив друга на расстоянии изначальных десяти корпусов, тяжело дышащие, напряжённые до дрожи в готовности снова рвануться в бой, но с чем? Их взгляды то и дело растерянно метались от одной половинки своего оружия к другой, а затем принимались изучать обломки чужого.

— Ничья? — затаив дыхание, спросила Селестия, и тут арена взорвалась кровью.

Трибуны оглушительно вскрикнули и инстинктивно бросились вперёд, едва ли не наваливая один ряд живых тел на другой, но это всего лишь Сомбра атаковал первым на сей раз, выпустив в аликорна колоссальной мощности магический луч, что и дал столь мощную цветовую волну. Закричав в адреналиновом запале, Дженезис ответил такой же вспышкой пурпурного — и два заклинания столкнулись ровно между противниками, фонтанируя искрами и силой своего гула создавая неистовый ветер.

Сомбра до невозможности резко вскинул голову, открывая для атаки всё горло, но аликорну было не до этого: ему нужно было справиться сразу с двумя лазерными столпами, что теперь полетели в его сторону объединённой мощью. И он сумел, эффектным широким взмахом рога-копья превращая эту силищу в лассо, захлёстывая ею воздух за своей спиной и после обманчиво-неповоротливого круга, который та очертила, меча её прямо в своего противника. Луна захлебнулась в немом крике, но Сомбра оказался быстрее, заклинанием прыжка взметнувшись высоко в воздух и уйдя из-под удара, но вдруг Дженезис моментально сделал ещё один ход. Взлетевший от сотрясшего всю конструкцию взрыва песок вдруг мановением аликорньей магии обрёл каменную структуру и смертоносными пиками рванулся ещё выше, намереваясь зажать возносящегося на заклинании единорога, пронзить его и стереть в порошок своими остриями. Жуткий оскал разрезал лицо обречённого, казалось бы, Сомбры — и все густые, мощные тени, что родились от такого обилия всего, что могло бы их отбрасывать, змеями ринулись к Дженезису. Они в мгновение ока обвили все его четыре ноги, перевернули в воздухе и распяли так на земле, нарушив концентрацию и прервав заклинание. Единорог с грохотом бронированных копыт приземлился на остановившиеся пики, и трибуны завопили в исступлённом экстазе, давно не балованные настолько зрелищной схваткой.

Сомбра, стоя на фоне солнца и своей тенью накрывая пришпиленного к песку аликорна, высокомерно взирал на него, заодно переводя дух и остужая рог после такой спринтерской скачки по высокоуровневым заклинаниям. Но Дженезис не дал ему отдыхать слишком долго, раскочегарив оставшийся свободным рог так, что даже стоящему на значительном возвышении единорогу пришлось зажмурить глаза и защитить их копытом от яркости. Тени исчезли под ослепительным затапливающим светом на несколько мгновений, что тот удерживался, и этого клочка времени аликорну хватило, чтобы выскользнуть из их медвежьих объятий. Когда мощность заклинания угасла, тени снова схватили лишь пустое место, склочно переплетясь и запутавшись между собой. Сомбра перестал поддерживать заклинание, и они расползлись по местам, а затем единорог почувствовал под копытами совершенно нехорошую возню.

Заглушив возобновившуюся музыку нашедшихся музыкантов, каменный пьедестал серого жеребца буквально ушёл из-под копыт, рассыпавшись в первоначальное состояние песка, и Сомбра отправился в свободное падение. У него не осталось даже каменных пластин, на которые он худо-бедно мог бы прыгать и тем самым смягчить приземление, не расходуя магию, но нет: Дженезис не собирался давать ему такую фору и испарил своё творение без каких-либо стадий распада, сразу в пыль и пепел.

Потерявшийся от резкой потери опоры Сомбра получил первое ранение, когда заклинание Дженезиса достигло цели, и обе передние ноги единорога обросли панцирем чёрных кристаллов, сначала лишая их подвижности, а затем и вовсе сращивая между собой, когда гранёные отростки переплелись и сцепились между собой под мускулистой грудью. Аниме пришлось наступить распахнувшей крылья Луне на хвост, чтобы та не наделала глупостей, и не зря: Сомбра нашёлся в этой ситуации до пугающего быстро, не став развеивать заклинание, а обретя над ним контроль. Светопоглощающий кристальный панцирь в считанные мгновения распространился на всё его тело, сковывая его многослойной бронёй, и единорог грохнулся всей возросшей массой прямо на спину Дженезиса. Тот попытался защититься заклинанием щита, но Сомбра обрушился на него до полного закрепления.

От жестокого удара аликорн, растянувшись на песке с жутким хрустом костей, далеко харкнул кровью. Анима Кастоди осталась на месте, но Селестия не могла не заметить, как, дрогнув, расширились в испуге её глаза.

Чёрные кристаллы неуклюжими кусками обвалились с тела Сомбры, стоило тому лишь пошевелиться. Лишь с изначально наложенными Дженезисом на передние ноги оковами пришлось повозиться, и, пока единорог соображал, как разрушить заклинание, не лишив себя заодно ещё одной пары конечностей, его создатель поднялся с песка на ноги.

Рог аликорна коротко засветился, и сочащиеся из уголков рта струйки крови иссякли и испарились. Противники под явно подуставший аккомпанемент барабанов, звучащий теперь не динамично, а нагнетающе, вновь принялись кружить друг вокруг друга, изучая один второго, подбирая следующее заклинание и пытаясь, как в шахматной партии, предугадать, как именно то изменит ход боя. Из взгляда, позы и улыбки Дженезиса ушла вся самоуверенность; теперь он воспринимал Сомбру как серьёзного, находчивого и в достаточной мере безжалостного противника. Смотря тому прямо в глаза, он думал, что теперь не будет жалеть «юнца», но единорогу только этот огненный зрительный контакт и нужен был для следующей атаки.

Пусть барабаны тихо сопровождают каждый их круг тревожной композицией, пусть параноически позванивают бубны, отмечая каждое резкое движение и каждую смену направления, призванную запутать сражающихся и наблюдающих за ними пони — шоу закончилось.

Зрачки Дженезиса расширились до размеров чёрных бездн, открывая окно прямо в его душу, и Сомбра скользнул туда, стремясь найти самые слабые, уязвимые места для незримой атаки. Аликорн сам не осознает, что происходит — нервозность и страх возьмут над ним верх так, что это будет казаться ему совершенно естественным. Однако, сколько Сомбра ни сновал в подсознании, ему не удавалось распутать ни единой нити, ведущей к ночным кошмарам короля, впитывающей всю слюну из его рта и оставляя лишь наждачную сухость. Будто шоры, что должны были опуститься на остекленевшие от страха лавандовые глаза и показать им то, что они больше всего страшились увидеть, прочно защищали чистоту их взора от самого Сомбры.

«Полное бесстрашие?» — не поверил единорог, сам втягивая воздух в судорожно сократившуюся грудь.

— Нет, — мягко протянул вдруг Дженезис, улыбнувшись совсем как в начале битвы.

Кадык Сомбры заблудившимся челноком прокатился под кожей шеи.

— Страх — это лжец, из-за которого ты перестаёшь верить собственным глазам, из-за которого ты путаешь сам себя, подкармливая его, помогая дробиться и множиться, со временем захватывая твой разум полностью.

Осевшая на сером теле пелена пыли подпиталась бисеринами пота, когда сердце, ударив в рёбра, ускорило свой бег. Дженезис, не таясь, подходил к единорогу. Тот остолбенел во внезапной парализации, наполовину внимая словам аликорна, наполовину — коченея от проносившихся перед невидящим взором видений.

— Это то, что ты знаешь о нём. Но вот что известно мне… Страх — это суперсила. Он делает тебя быстрее, выносливее, сильнее, и порой — сильнее настолько, что ты вдруг обнаруживаешь в себе смелость. Но смелость — не противоположность страха, нет. Встретившись, они не могут самоуничтожиться. Смелость — это память о том, что есть что-то более важное и первостепенное, чем страх.

Крылья ноздрей широко раздвигались, с судорожным присвистом и хрипом втягивая в себя рваные порции воздуха, но они совершенно не помогали беспорядочно скачущему сердцу. Сомбра ощутил, как его шерсть поднялась дыбом, как густая отросшая грива шевелится в агонии ужаса, как беспощадная дрожь, звенящая металлом ногавок, искажает мощные столбы его ног. Единорог отчаянно желал рвануться с места, разорвать путы чистейшего страха, перебросившиеся на него самого, но ни единая мышца, к ещё большему его испугу, не желала подчиняться. Сомбра весь был во власти вернувшихся прямо на его сетчатку кошмаров.

— А для тебя нет ничего важнее страха, потому что именно его ты используешь, как средство, чтобы выжить… — шёпотом закончил Дженезис, а следом завершил и бой, метнув в жеребца комету пурпурного огня.

Заклинание средней мощности лишь спалило Сомбре шерсть; оно было направлено больше на ослепление и оглушение, но единорог, прокатившись по песку, больше не встал. Он наконец дышал полной грудью, но в голове у него всё равно мутилось и мутилось, словно лёгкие уже приспособились получать крохотные клочки кислорода, а теперь сами задыхались в той массе, что на них вновь обрушилась. Единорог стал жертвой того, чем пытал других сам.

Это было слишком новое ощущение, чтобы придавать значение мелочам вроде того, как Дженезис демонстративно поставил копыто на его поверженную, сгорбленную холку.

Анима Кастоди наконец сумела выдохнуть. Она отточенным вскидыванием подбородка вернула себе самообладание и поднялась с ложи, подходя к её краю и усиливая свой голос заклинанием:

— Правитель Кристального королевства, король Дженезис… одержал уверенную победу над чужеземцем!

Толпа счастливо засвистела, аплодируя громом ударов копыт по полу. Сомбра закрыл мутные от пережитого глаза, пытаясь абстрагироваться от унижения.

— И, — один звук вкупе с призывающим к тишине движением копыта спустя некоторое время оваций снова вернул спокойствие, — как и было условлено, наградой является определение судьбы Луны, нашей сестры, ученицы и воспитанницы.

Дженезис надолго замолчал, задумчиво обводя взглядом притихших, застывших в ожидании его решения подданных. Древние лавандовые глаза, кажется, прошлись своим взором по каждому, словно испрашивая мнения.

— Сомбра храбро сражался, — наконец произнёс король во всеуслышание, убирая переднюю ногу с холки проигравшего. — Несмотря на моё превосходство, очевидно большую опытность и мастерство, он проявил смелость, находчивость и целеустремлённость и до самого конца использовал все средства, чтобы прийти к победе. Он не преуспел…, но показал себя достаточно храбрым и твёрдым, чтобы произвести на меня впечатление и доказать серьёзность своих намерений и искренность своей любви. Сомбра, единорог с Эквуса… поднимись и возьми мою сестру, Луну, в свои законные жёны!

Аликорночка громко запищала вместе со счастливо вскрикнувшей толпой, закрывая лицо копытами, чтобы скрыть слёзы облегчения и радости.

— Что?! — вскочил Сомбра, окрылённый и шокированный одновременно. — Я же проиграл!

— Можно подумать, ты бы смирился с этим и не выкрал её потом вместе с замком, — подмигнул Дженезис, похлопывая единорога по спине железным крылом, и увлёк его за собой вверх по трибунам, улыбаясь подданным и втайне потешаясь над всё ещё ошарашенным видом изрядно побитого жеребца.

«Ну, может, не совсем изрядно, — подумал король, у всех на виду, в королевской ложе, вкладывая копыто Луны в запылённое и содранное копыто Сомбры. — До свадьбы точно заживёт».

Уже после того, как тот смыл с себя пот и песок, ему — за общим семейным столом — рассказали о древней традиции кристального народа.

— В начале нашей истории мы были воинами, искусными и изобретательными. Нам приходилось сражаться с другими народами, с погодой, земледелием и, в конце концов, с самими собой — стойкость и мужество были залогами нашего выживания. Огнём и мечом мы отвоевали своё место под солнцем, отражая бесчисленные набеги и доказывая свою обороноспособность. Военное дело стало ремеслом множества семей и поколений, мы достигли в этом небывалых высот, в какой-то момент получив право задавать планку ратного дела всему миру. В последние века наша политика изменилась, мы стали миролюбивыми и просвещёнными, но буйная кровь славных предков всё ещё играет в нас. Да, мы больше не воюем и давно оставили любые походы, но на королевскую армию до сих пор выделяется значительная доля бюджета, обязательным элементом воспитания жеребят является обучение их хотя бы одному боевому искусству и владению хотя бы одним оружием, до сих пор совершенствуются все военные области, а основную массу развлечений представляют бои и турниры в том или ином виде. Среди традиций тоже немало от былых сражений. Так, например, пришедший просить копыта кобылки жеребец обязан сразиться с её отцом. Хоть схватка и обставляется как «до последней капли крови», на самом деле никто не собирается никого убивать. Она нужна лишь для того, чтобы проверить решимость жеребца, его жизнестойкость и отвагу. Как только отец убеждался в том, что отдаёт дочь за достойного пони — бой прекращался.

— Вот как, — облегчённо рассмеялся Сомбра, пригубливая кружку королевского хмельного нектара. — Интересный же у вас народ, разносторонний.

— Мы, конечно, знали все обстоятельства ваших отношений, — деликатно заметила Селестия, прикрыв глаза, — но лично мне было интересно посмотреть, как ты отреагируешь на эту тайную традицию. Луна не признается, но ей тоже.

— Сестра! — шипением возмутилась аликорночка, насупившись и покраснев.

Анима засмеялась, но в её глазах не было веселья.

— Спокойнее, Луна. Несмотря ни на что, Сомбра, я рада, что ты стал членом нашей семьи, — вежливо сказала она и не удержалась. — Хотя это и случилось из-за того, что Луне твой собственный член понравился так, что она не захотела с него слезать, когда было нужно, так что чего терять, давайте дадим ей и дальше играться с…

— АНИМА!!!