Огранённая красота
Глава I
— Знаешь, что меня больше всего раздражает? – сказала Рэрити, размешивая сахар в чашке с кофе. – В моей работе. Везде. Это то, когда пони даже не стараются понять. Хотя бы услышать, что им говорят, для начала. Они просто приходят и просят: «Сделайте мне платье. Как у Стар Блейз! Да, точно, я хочу походить на Стар Блейз! Потому что на кого ещё?». И им плевать, если я скажу, что именно им её образ не подойдёт. Им плевать, что есть необъятное множество других нарядов, которые я могу для них придумать, чтобы подчеркнуть их красоту. Плевать даже, если образ Стар Блейз – безвкусица. Ты её видела? Она выглядит как праздничная ёлка на День Согревающего Очага.
— А мне нравится, — коротко сказала Эплджек. – У неё песни так-то прикольные, заводные.
— Ты её знаешь?
— Дома, как мимо комнаты Эплблум прохожу, часто слышу, как она её песни на всю громкость врубает. Ну, я потихоньку и сама втянулась. Временами, пока на кухне, или в саду работаю, чего бы и не послушать, по чему там молодняк нынче с ума сходит?
— «С ума сходит», — Рэрити томно вздохнула. – Более удачного подбора слов и не найти.
Она устало откинулась на спинку обитого кожей дивана. Небольшой ресторанчик, в который они зашли просто поболтать, сжимался к щедро освещённой барной стойке, оставляя между ней и расположенными перпендикулярно друг к другу двумя рядами кожаных диванов узенькие тропинки. Тусклое освещение от нескольких ламп на потолке заполняло помещение, оставляя его дальние углы в неясном полумраке. Кроме двух кобылок в зале, за барной стойкой, сидела и о чём-то оживлённо болтала компания молодых единорогов-студентов.
— Забавно. Раньше я была так рада каждой новой пони, что приходила в мой бутик. — продолжила Рэрити. – Я помню, как засиживалась вечерами, в своей мастерской, в Понивилле, и корпела над новым дизайном или особым заказом. Порой это были бесконечные блуждания во тьме, в поисках вдохновения, битьё головой об стенку. А порой идеи просто… возникали. Эплджек, те платья, что я делала тогда, были красивые?
— Ты шутишь? Весь Понивилль просто поражался твоему таланту! Да к тебе уже тогда ездили из Кантерлота, делать заказы. Как много наших, понивилльских, ты знаешь, из тех, к кому ездили из Кантерлота, что-то просить?
— Я недавно нашла старые разметки, фотографии, сделанные ещё в тот период. Просто отдыхала от рабочего дня и решила немного предаться ностальгии. И я смотрела на свои ранние работы, сравнивала с последними… И мне показалось, будто раньше я была какой-то легкомысленной. Я смотрела на эти эскизы и в голове мелькали лишь желания что-то исправить, переделать. Привести к чему-то более осмысленному. Это обилие драгоценных камней, яркие цвета, вычурный пошив. Эплджек, я была легкомысленной?
— Ты!? Не-ет. Ну, как… бывало, тебя куда-то несло, и ты включала королеву драмы, но мне всегда казалось, что это как-то несерьёзно.
— В том то и дело, Эплджек, — Рэрити мельком взглянула на группу студентов у барной стойки. – Несерьёзно.
Она замолчала на время. Взгляд белоснежной единорожки стрелой направился строго вперёд, в пространство, в тесный проход между барной стойкой и местами для посетителей.
Преодолев путь от дверей кухни до их столика, молодой пони во фраке официанта поставил перед Эплджек заказанную ей тарелку весеннего салата. Пони не спешила начинать трапезу.
— Что-нибудь ещё? – поинтересовался официант.
— Нет, вроде нет, — сказала Эплджек. – Рэрити?
— Кофе, — произнесла единорожка.
— У нас есть капучино, эспрессо, латте…
— Эспрессо.
— С сахаром?
Рэрити раздражённо вздохнула.
— Да.
— Сколько ложек сахара?
— Две пойдёт.
— С молоком?
Она недоумённо подняла на него взгляд, но официант уверенно стоял возле стола и не подавал ни одного намёка на эмоции.
— Не слишком ли много кофе? – вдруг спросила Эплджек.
— Практически ничего, кроме него, не пью в последнее время, — ответила ей Рэрити и вновь обратилась к официанту. – К чёрту, забудьте про кофе. Принесите простой воды.
Пони-официант почтительно кивнул головой и удалился в сторону кухни. Эплджек, наконец, приступила к принесённому салату.
Компания молодых студентов за барной стойкой резко рассмеялась. Среди их возгласов и преимущественно нечленораздельной речи, Рэрити сумела выцепить что-то о «затаскивании в кровать», и «Стар Блейз». Воздух в помещении резко стал ей неприятен, она распознала в нём запах сигарет. Может, стоило всё-таки настоять, чтобы они с Эплджек зашли в более приличное место?
— А вообще, — сказала Эплджек, не успев полностью прожевать часть весеннего салата. Впрочем, она быстро спохватилась и тут же проглотила пищу, прежде чем продолжить. – Я считаю, мы не должны в это лезть. У каждого поколения свои заморочки, как говорится.
— Ты о чём? – спросила Рэрити, удивлённо глядя на подругу.
— Ну, я о том, о чём мы говорили ранее. О Стар Блейз. По-моему, у неё весьма ничего такой наряд.
— Ты должно быть шутишь?
— Нет, конечно, не то, что ты делала для той же… Сапфир Шорз, к примеру. Но то, мне кажется, было другое время, да и Сапфир была звездой немного иного плана, чем эта Стар Блейз. Эта сейчас более молодёжная, она поёт про всякие весёлые вещи, которые, я могу это наглядно видеть, понятны, например, моей Эплблум. Ну и что в этом такого?
— То, что это откровенно плохой пример для юных кобылок. Представь, если Эплблум вдруг начнёт носиться по вечеринкам, носить какие-то рванные лохмотья.
— Не-ет. Эти рванные брюки и прочее, она сказала, это у них сейчас модно.
— Это же ужасно, Эплджек.
— Ну, у всех разные вкусы.
— Не произноси при мне эту фразу. Я её терпеть не могу, — стакан с водой оказался на столе перед единорожкой, и та моментально опустошила его на половину. – Вся эта легкомысленность… Может, ты и права. К чему мне ворчать? Это ощущение момента, безграничный обзор на происходящее вокруг тебя, и с тобой, весь этот ветер в волосах… Всё это уходящее. В конце же остаётся только кислое послевкусие. Как после сна.
Неуверенно пошатываясь, с идиотской миной на лице (кажется, он пытался изобразить на нём уверенность), и под заинтригованные взгляды приятелей у барной стойки, к ним подошёл молодой блондинистый единорог, с короткой растрёпанной гривой.
— Д-дамы, — выговорил он. – П’звольте составить вам компанию. Мы с пр’ятелями сегодня всех угощаем.
Эплджек и Рэрити вместе взглянули на него, выражая на лицах полное замешательство. Молодого единорога, пока он стоял, настойчиво кренило на левый бок и он с трудом справлялся с тем, чтобы удерживать равновесие. Он оценивающим взглядом обвёл обеих кобылок; с лица не сползала идиотская улыбка. Особенно его внимание привлекла Рэрити, на которую он пялился пристальней всего.
— Прошу прощения, — неловко выговорила белоснежная единорожка. – Но я боюсь, что вам лучше вернуться к своим…
— Вы так красивы, — вдруг произнёс парень.
Рэрити осеклась в том, что хотела сказать. Подобный комплимент не стал для неё новостью, да и слышала она его почти каждый раз, как приходила на какой-нибудь званный вечер или мероприятие. Но то, казалось, было уже давно. Сейчас же единорожка в ступоре смотрела на жеребца, пытаясь уловить причину своего замешательства.
Компания студентов встала из-за барной стойки и направилась к выходу. Один из них похлопал единорога по спине и произнёс:
— Пойдём, дон жуан. Найдём какую-нибудь кобылку твоего уровня. Молодую.
Компания дружно захватила с собой своего приятеля и всей гурьбой скрылась за дверью. Рэрити сидела в ступоре ещё какое-то время, пока Эплджек спокойно доедала свой салат.
Она думала над тем, почему слова парня вызвали у неё такую реакцию. Обычный комплимент в сторону её красоты; в каком-то смысле, он был даже весьма банальный. Типовые слова, адресованные кобылке, чтобы ей понравиться. Но что-то в том, как он их произнёс не давало ей покоя и занимало её мысли. Вдруг, она поняла – этих слов она не слышала, и ждала, уже очень продолжительное время.
— Эплджек? – она подняла взгляд на подругу. – Давай пойдём отсюда?
Эплджек побыстрее прикончила тарелку салата, и две кобылки освободили свои места.
Окна комнаты были задёрнуты белыми полупрозрачными шторами, через которые свободно проникал солнечный свет, рассеиваясь по всему залу, редкими бликами оседая на отполированной мебели из дерева, будь то рабочий стол, ручки мягкого дивана, или кофейный столик, стоявший возле него. Белые стены комнаты украшали различные картины, сюжеты которых, как правило, сводились к чему-то умиротворённому, высокому.
Рэрити удобно расположилась на диване, поставив перед собой чашечку чая. Напротив неё, напоминающая домашнюю кошку, бежевая пегаска увлечённо рассматривала интерьер гостиной. Её особенно привлёк стоявший в углу манекен с наброшенными на него кусками ткани, цвета которой были строго выверены и слегка блеклые. Она осторожно присела на стул, напротив Рэрити, боясь потревожить её, казалось, монументальный покой, в котором единорожка пребывала, откинувшись на спинку дивана.
— Я могу задать вам вопрос, мисс Рэрити? – уверенно спросила пегаска, подготавливая блокнот и карандаш.
— Разве вы здесь не за этим? – сказала Рэрити, перенося взгляд на усевшуюся гостью.
— Да, конечно, — неловкая улыбка на мгновенье проскользнула на лице пегаски. – Насколько мне известно, вы уже какое-то время не появляетесь на мероприятиях города. Фэнси Пэнтс как-то упомянул, что звал вас на свой ежегодный благотворительный бал в поддержку развития культурного квартала в Ванхувере. По сведениям, которые получило наше издательство, вы на нём не появились. Говорят, вы даже не берёте личных заказов на пошив нарядов. Многие наши читатели хотят знать, может ли это быть связано с вашим недавним разводом? Или это просто творческий кризис?
— Ни то, ни другое, — произнесла единорожка и сделала маленький глоток из чашки, после чего поставила её на место. – Правда в том, мисс… как вас зовут? Чтобы мне было удобней.
— Моё имя – Пэппер. Пэппер Спот.
— Пэппер, — сказала Рэрити. – Дело в том, Пэппер, что я просто слишком устала за последнее время. Полагаю, с пони в моём возрасте такое случается. Ничего ведь страшного не случится, если я просто решу взять небольшой перерыв.
— А это связано с тем, что о вас говорят некоторые представители модной школы Мэйнхеттена?
— А о чём они говорят? Я не обращала внимание на отзывы обо мне, в последнее время.
— Ну, к примеру, Сэнди Даймонд, по мнению многих — восходящая звезда из модного квартала всё того же Мэйнхеттена, писала в местной колонке: «Мисс Рэрити, безусловно талантливая и опытная кутюрье, в былые времена поражавшая мир эквестрийской моды своим броским и элегантным подходом к пошиву нарядов, ныне, однако, вносит в свои последние работы скорее больше разума и расчёта, чем истинного вдохновения и творческого полёта, чем была некогда знаменита. Её последняя коллекция оставляет ощущение закрытой формализации, а платья больше напоминают доспехи времён основания Эквестрии. На мой взгляд, в наше время пони смотрят в другую сторону, на свободу формы и раскрепощения мысли, а Рэрити остаётся место среди консервативных стариков, подобно ей, закрывшихся от нового стандарта мысли и увязших в собственных предрассудках».
Она закончила читать отрывок высказывания и подняла взгляд на единорожку, в ожидании бурной ответной реакции. Рэрити всё также спокойно сидела на диване, не выражая ни мимикой, ни взглядом, никаких намёков на то, что была задета. Пегаска, однако, не была разочарована. Наоборот, градус уважения к персоне перед ней, для неё подскочил ещё выше.
Рэрити сделал очередной глоток из чашки и вернулась к разговору:
— Я считаю, мисс Даймонд слишком категорична в формулировках. Максималистична, если хотите. В её трактовке, пони, которые предпочитают строгость, и которые уже не так гонятся за броскостью, или раскрепощённостью нарядов – те пони, на которых, в большинстве своём, и ориентирована моя нынешняя направленность работы – предстают какими-то недальновидными, закрывшимися от всего нового – даже от мыслей – пережитками прошлого, по которым плачет дом престарелых. Возможно, мисс Даймонд стоит проявить большее уважение и принять выбор тех, на кого и рассчитана моя последняя работа. Мой выбор. А иначе, она увязла в своих предрассудках ничуть не меньше, чем те, о ком она так отзывается.
Пегаска записывала каждое слово в блокнот, стараясь поспевать за Рэрити. Благо, последняя говорила не так быстро.
— И всё же, — сказала она, оторвавшись от записей. – Многих мучает этот вопрос. Вам никогда не казалось, что ваши ранние работы… лучше, чем то, чем вы занимаетесь сейчас? Есть ли у вас переживания по этому поводу?
Рэрити хотела было ответить, но вдруг почувствовала, будто ком застрял в горле. Лично она не считала свои ранние работы лучше. По истечению стольких лет, они ей, как она и признавалась Эплджек, уже не так сильно нравятся. Однако, судя по словам пегаски, у большинства на этот счёт было совсем другое мнение. Похоже, многим больше нравилась присущая ей ранее лёгкость, чем нынешняя строгость и расчёт. «А что насчёт меня?», подумала Рэрити. Наконец, она ухватила в голове вопрос, мучавший её уже долгое время, лишь сейчас обретший ясность и чётко сформулированный: «Нравится ли мне то, что я делаю теперь?».
Дверь комнаты вдруг отворилась, и в проёме показалась секретарь.
— Мисс Рэрити, ваша дочь просила вас выйти; она что-то хотела вам сообщить, — сказала она, краем глаза взглянув на сидящую пегаску с блокнотом. – Она ждёт вас во дворе.
Рэрити тяжело вздохнула, ощущая, как внутри всё сжимается ещё сильнее. Казалось, слова её секретаря раз за разом проносятся в голове, становясь громче с каждым разом, сливаясь с оглушающей тишиной комнаты, повисшей в воздухе.
— Вы не против, если мы перенесём эту беседу? – спросила она, обращаясь к пегаске.
Журналистка позитивно кивнула и поспешила удалиться из дома.