Fallout Equestria: Project Horizons - Speak

Глава 22: Надежда, в которую трудно поверить

Осталось 13 дней.

Рианнон, хвала ей, дала мне выспаться до десяти часов утра. Она ожидала меня за завтраком. Я вышла из ванной после освежающего душа и чувствовала себя… ну, не то чтобы бодрой, но уже не такой, словно вытащила свой зловонный труп из могилы.

Многие пони, да и другие существа, просыпаются бойкими и готовыми к новому дню. Они называются «жаворонки» и, в целом, вредны обществу. Остальные же встают с трудом, и обычно с ними лучше беседовать только после чашки кофе.

А я? Я сплю мёртвым сном. Вытащи меня из постели силой (в те дни, когда я сама не просыпаюсь в панике), и понадобится добрых пятнадцать минут на то, чтобы я вспомнила все тонкости замысловатых механизмов вроде ложки. И даже в таком случае вполне можно будет поспорить: засну ли я в прохладных, непреклонных объятиях тарелки? К тому же я выяснила, что тост, если приспичит, может служить неплохой подушкой.

Рианнон тактично позволила мне доесть разогретый кускус, прежде чем заговорить.

— Треноди, мне нужно показать тебе одно место, — сказала она, забирая у меня пустую тарелку.

— Э-э, конечно? — пробормотала я, вставая из-за низкого стола. — Что за место?

На лице Рианнон появилось какое-то выражение, и она вроде бы что-то сказала. Однако мой завтрак ещё не осел в желудке, так что мне не хватило сил даже запомнить что-либо, пока мы не покинули дом.

Дальше я помню, что шла через сады вслед за Рианнон, словно живой мертвец. Сонно оглядываясь по сторонам, будто впервые осознавая происходящее вокруг, я заметила, что на некоторых деревьях появились фруктовые плоды, а поля были густо усеяны овощами. Пока на земле набухали тыквы, сквозь пышную зелень проглядывали красный и оранжевый цвета. При взгляде на всё это искусственный свет солнца казался более реалистичным. Затем мы прошлись по открытым зерновым полям, и Рианнон помахала детям-бизонам, что резвились там.

— Знаешь, Треноди, почему бизонов и кервидерцев включили в Стойло 9? — опустив голову, спросила кобыла.

Я нахмурила бровь, глядя на неё.

— Ну, мне кажется, потому что в Стойле 9 должны были быть представители всех рас Эквестрии.

— Об этом и твердили веками смотрители и смотрительницы, — пояснила она вполголоса, — но на самом деле в начале было по-иному. Эксперимент стойла заключался в том, способна ли вера в силу дружбы спасти пони.

Я вздрогнула от сказанных Рианнон последних слов. Пони. Спасти пони. Не зебр. Не бизонов. Не грифонов. Не кервидерцев. Только пони.

И всё же, вопреки этой лжи, Стойло 9 процветало.

— Итак… если полагалось спасать только пони, что, кстати, я считаю до ужаса жестокой задумкой, почему же стойло столь разношёрстно? — спросила я. — Звучит так, словно первая смотрительница посчитала неправильным оставлять остальных умирать снаружи.

Рианнон усмехнулась и повела меня за пределы полей Стойла 9. Там, в базальтовой стене, была высечена каменная лестница, идущая вверх по спирали. Мы поднялись по ступенькам, и пещеру вместо чарующих огней накрыло сияние светящихся грибов и лишайников, что росли вдоль стен.

— Знаешь, а ведь так и было, — бросила Рианнон с таким пылом, что даже моё притупленное чувство эмпатии подхватило всплеск эмоций. — И на протяжении всего процесса строительства первая смотрительница выступала за право впустить всех внутрь. Не имело значения, были они пони или зебрами, бизонами или оленями, грифонами или яками — всех без исключения следовало впускать, поскольку Эквестрия служила домом не только пони.

Она обернулась.

— Я помню, по крайней мере из сказанного Сэнделвуд, что ты выросла в библиотеке. Как много тебе известно об истории Эквестрии?

Я прикусила губу, задумавшись.

— Ну, не скажу, что много, так как книги по истории было найти непросто. И многие были… изрядно изменены Министерством Стиля. Мне известно, что пони когда-то пришли из дальней страны; что мы завладели Эквестрией после победы над Виндиго в первый день Согревающего Очага.

— Любопытное же слово ты применила , — произнесла Рианнон, поднимаясь дальше по лестнице. — Завладели. Так странно. Мы уделяли столько внимания тому, что было "нашим" или "их", что и не задумывались о простых вещах, вроде того, что могли делиться с другими. Пони распространились по всему континенту и зашли так далеко, что даже переименовали его в Эквестрию. Потому что мы — пони, и это был наш новый дом!

Кобыла покачала головой.

— А знаешь, как именовалась Эквестрия до нас?

— Ох… смутно припоминаю, что читала историю о дне Согревающего Очага. Помнится, что земные пони хотели назвать её Грязевилль, но что-то я сомневаюсь, — призналась я.

Рианнон усмехнулась.

— Полагаю, зависит от тех, у кого спросишь. У кервидерцев – Кервидерский Край, бизоны же именовали её Великим Полем. Как это место называлось до них? Кто знает. Однако мы, пони, поселились здесь, словно земли эти принадлежали нам.

— Но здесь обитали другие, — подчеркнула она. — Бизоны и кервидерцы всегда жили здесь, на равнинах и в лесах. Яки — на крайнем севере. Так что в нашем стремлении заполучить всё, от Искрящегося моря до Небесного океана, мы позабыли о том, что делиться чем-либо — важный элемент дружбы. Потому-то пони и повздорили с бизонами, не спросив,  где их беговые поля. Пони вырубили леса, что считались священными для кервидерцев. Видимо, в каком-то смысле, наша бестактность с окружающими привела нас к решениям, определившим текущее состояние мира.

Пока Рианнон шагала в лёгком раздражении, я опустила уши и затем произнесла:

— Я… не знаю, что ты хочешь от меня услышать.

Кобыла вздохнула.

— Ничего, конечно же ничего, — спокойно сказала она. — Прости, я знала, что этот разговор будет для меня нелёгким.

— Для тебя?

— Да, для меня.

Рианнон остановилась на вершине каменной лестницы. Туннель впереди извивался и уходил слегка ввысь, хотя не было похоже, что кто-то или что-то высек его! Мне казалось, словно я иду по жилам самой горы Хуф.

— Эм, и почему же? — поинтересовалась я спустя мгновение, пытаясь отдышаться, пока моё тело явно давало понять, что кардио даже не входило в мою колоду карт, не говоря уже о том, чтобы быть там козырем.

Рианнон присела и опустила голову.

— Честно? — задумалась кобыла. — Потому что мне тревожно от того, что Эквестрия будто не научилась на своих прошлых ошибках. Понадобилось более двухсот лет, чтобы Дарительница Света открыла небеса. И даже сейчас мы всё ещё сломлены, раздроблены и безумны. На севере предстоит разобраться с Семьёй, а в Хуве собрались остатки стальных рейнджеров. Волки отказываются делить с нами территорию в стойле, потому что чувствуют себя запятнанными ненавистью к своим прежним братьям и сёстрам.

— И ведь это только здесь, — продолжила она, — на северо-западе Эквестрии. По слухам, на юге не лучше. НКР и Новое Лунное Содружество установили границы и не желают сотрудничать, обмениваться имеющимися ресурсами. Каждая из сторон боится и гадает, что же предпримет другая. Это не значит, что небольшие опасения вредны — страх может уберечь от неприятностей. Однако из-за повсеместной подозрительности и недоверия в современной Эквестрии у меня не возникает особых надежд на будущее.

— Так, мне неприятно указывать тебе, — нахмурившись, перебила я, — но эту проблему нам не решить за ночь. Понадобилась бы армия врачевателей душ и несколько десятилетий, чтобы вразумить всех пони, и… насколько помню, нас всего-то четырнадцать. При этом Хартшайн и остальные рьяно пытались заставить различные фракции заговорить между собой, но… посадить их всех за один стол — та ещё задачка. По крайней мере, Последователи хоть как-то уважаемы среди НЛС, но наш нейтралитет подразумевает, что нам не позволено место в Совете. Видимо, потому, что пони во главе Коллегиума не терпит того, что мы будем предлагать помощь всем нуждающимся.

Теперь нахмурилась и Рианнон.

— Я и не подозревала. Вот почему Последователи ничего не предприняли по поводу… недавних разногласий между НКР и НЛС.

Я навострила уши.

— Разногласий? О чём ты?

— Видимо, НКР потеряла несколько пограничных городов из-за НЛС. Содружество заявляет, что города присоединились, потому что НЛС предложило больше ресурсов и защиту. Республика же утверждает, что это не что иное, как присвоение чужой территории. Удручает ещё и то, что Диджей Пон-3, как-то странно… молчит об этом. Обычно он высказывается, пытаясь во всём разобраться. Но в последнее время на радиостанциях Мэйнхэттена играла только музыка. Не переставая.

У меня голова шла кругом, пока я вспоминала, что говорила Литлпип о Хомэйдж и остальных. Что-то о мёртвой зоне.

— Это… не к добру, — сказала я, содрогаясь от страха. — Ох блять, что же я пропустила, пока э-э… — Была импульсивной маленькой стервой. — …Работала над собой?

— Ничего срочного, всё может подождать твоего восстановления, — отозвалась Рианнон с грустной улыбкой на мордочке. — К тому же, думаю, пока что мы не в силах на это повлиять.

Кобыла сдвинулась с места, словно ей неудобно сиделось, быть может, из-за бугристой поверхности.

О богини. Скоро это станет проблемой уровня Блэкджек.

— Ну… Стоит ли мне идти обратно в Хуф? — спросила я, отчаянно сдерживая свою обеспокоенность.

Рианнон покачала головой.

— Слушай, зря я подняла эту тему. Пусть лучше трезвые умы справятся с этой проблемой. А если нет, то уверена — Дарительница Света уж сможет одарить их освежающим дождичком.

Я засомневалась в выводах Рианнон, но, судя по тому, что слышала о Литлпип, последний вариант казался мне вполне в её стиле.

— Итак… куда идём? — спросила я, после того как Рианнон встала на все четыре копыта. — Чем дальше мы продвигаемся по этим туннелям, тем тревожнее становится той части меня, которой нравятся открытые пространства.

— Не хочу отвечать вопросом на вопрос, но что тебе известно о духах? — спросила кобыла, когда мы продолжили прогулку по гладкому базальту.

Вопрос потряс меня. Пусть мы с Рианнон и обсуждали днём ранее мои встречи с Хранителем, я не ожидала от неё разговора о духах. Как и не ожидала, что она станет считать столкновения с ними хоть чем-то иным, кроме странностей.

— Э-э… ну, ещё несколько недель назад я не знала о их существовании. Знала, что это было что-то очень важное для тех немногих повстречавшихся мне зебр, и что пони всегда представляли понятие духов скорее как… верование? Пожалуй, да, я бы сказала, что они были эдаким предметом верования, а не чем-то осязаемым, — призналась я. — Хотя после встречи с Хранителем, ну и с Крупье, я… даже уже не и знаю.

— Справедливо, — подметила Рианнон, усмехнувшись. — Тоже так считала, пока не состоялся очень долгий разговор со Сноу Берри.

Имя показалось мне знакомым. Не Солидарити ли упоминал о ней?

— Она дружила с женой Солидарити?

— Точно! Я удивлена, что он упомянул об этом, — изумлённым тоном ответила Рианнон.

Небольшая часть меня уже отправилась танцевать в моей голове. Я успешно разговаривала!

— Но да, она и Кларинет были близки. Сноу Берри — шаман у здешних кервидерцев, и она была достаточно добра для того, чтобы объяснить моему понячьему уму связи, которые есть у зебр, буйволов и кервидерцев с духами. А точнее — разъяснить, кто с какими духами наиболее тесно связан.

— Духи бывают разными?

— Во всяком случае, так мне передали, — сказала Рианнон, помогая мне подняться на копыта. — Впрочем, дом Сноу Берри не так далеко. Я дам ей возможность объяснить всё самой, когда мы окажемся там.

Она вела меня по базальтовому туннелю, пока мы не дошли до широкой пещеры. Потолок с южной стороны обвалился, позволяя свету литься внутрь. Огромный водопад каскадом низвергался с вершины, пока солнце не спеша растапливало то, что, как я полагала, было ледником. Из-за этого комнату наполнял прохладный туман. Вода огибала небольшую возвышенность в середине пещеры, образующую остров, на котором раскинулось несколько огромных дубов. Оттуда вода уходила в другой туннель, очень похожий на тот, по которому мы сюда дошли.

Деревья просто поразили меня. Дубы получали так мало света и росли на столь непригодной твёрдой вулканической почве, что просто никогда бы не смогли выжить здесь! Но, вопреки здравому смыслу, они высились и неплохо себя чувствовали в чреве горы. Трава вперемешку с мхом покрывала корни деревьев. Я задумалась. Что здесь произошло и положило существование этой рощи?

Рианнон остановилась на берегу реки, огибавшей остров, и обернулась ко мне.

— Чувствуешь это? — спросила она, слегка проведя передним копытом по земле.

— Чувствую что?

Что я должна была чувствовать? Здесь было что-то, помимо нас? Что-то опасное?!

— Закрой глаза, расправь крылья и попробуй настроить свои ощущения так, как если бы пыталась уловить чью-то боль, — мягко предложила Рианнон. — Знаю, ты говорила, что твоя эмпатия притупилась после Рыжего Леса, однако я хочу, чтобы ты попробовала.

Я поморщилась, но сделала, как мне было сказано. Закрывая глаза и расправляя крылья, я попыталась уловить те потоки эмоций, что кружили возле всех живых существ. К своему удивлению, я смогла почувствовать что-то. Или точнее, я смогла уловить течение… воды в реке? Я открыла глаза, чтобы убедиться, что случайно не упала в холодную на вид воду. И я действительно не упала, но ощущение потока воды, огибающего остров, уходившего в пещеру и после южнее — оставалось.

— Я… какого?

Рианнон улыбнулась мне.

— Просто из любопытства, что ты чувствуешь?

— Воду. Я… могу чувствовать, как она течёт вокруг этого острова, — сказала я, уставившись на реку внизу. — Что происходит? Я ещё никогда не чувствовала воду, и я до сих пор не могу уловить, что чувствуешь ты.

— Согласно Сноу Берри, барьер между незримым миром и миром нашим крайне тонок в этом месте. Врачевателям душ здесь проще увидеть магию, текущую сквозь мир, в неожиданных красках. И, даже несмотря на расстояние, я чувствую своими копытами сильнейшую магию, что заставляет расти растения на другом берегу реки. Так что если ты готова заглянуть в царство сумерек — то вперёд.

Я чувствовала себя не в своей тарелке каждый раз, когда в мою жизнь вторгалась магия или духи. Я же пегас. Мы можем в полёт. И, хоть я была ещё и врачевательницей, магию не связанную с эмоциями я предпочитала оставлять единорогам. Но Рианнон, видимо, решила, что это мне пойдёт на пользу, так что я сделала шаг в воду.

Дрожь от ледяной воды пробила меня от копыт вплоть до холки.

— Она холодная! — пожаловалась я.

— Ну, она течёт прямо из-под ледника. Я… не знаю, чего ты ожидала, — ответила Рианнон, явно пытаясь подавить смешок, пока переходила через реку.

Я заворчала и выпорхнула из ручья, приземлившись на соседнем берегу. Едва прикоснувшись копытами к глиняной почве дубового острова, я почувствовала, что во всём вокруг меня была жизнь. У меня не было объяснения этому. Просто… большинство живых существ так или иначе испускают эмоциональную энергию, и врачеватели душ способны её чувствовать. Было очень странно, что этой энергией был пропитан весь остров целиком!

Или точнее… Что было странным, так это то, что я могла чувствовать энергию таких вещей, как деревья и мох. Вот это, честно, был перебор.

— Почему это ощущаю всё? — я стала заикаться, пока боролась с насилием над моими чувствами, которые последние три недели были притуплены. Это можно было сравнить с онемевшими конечностями, к которым внезапно возвращаются все ощущения. Сразу. Но в этот раз это было не моё правое копыто, на котором я спала всю ночь, это было моё… моё всё!

— Я говорила тебе, что ты находишься в месте, которое лежит между материальным миром и миром магии, — произнесла Рианнон. — Для пони, вроде нас, и других существ, способных чувствовать подобные вещи, оно усиливает способности, позволяя чувствовать жизнь во всём, что здесь находится. Но пойдём-ка дальше, дом Сноу Берри впереди, — сказала Рианнон, уводя меня внутрь рощи.

За кольцом дубов скрывалась огромная цветущая вишня, напомнившая мне библиотеку в дубе. Помогали ли кервидерцы изменить библиотеку так же, как и это дерево? Мягкий аромат цветущей вишни наполнил воздух. Рианнон постучала. Краем глаза я заметила, как что-то движется. Я замерла, пытаясь ухватить хоть мельком эту неизвестную штуку, однако в итоге просто моргнула, когда ничего не нашла.

Я прислушалась к своим чувствам и ощутила шипучую энергию… чего-то непонятного. Чего-то, что смеялось надо мной. Это вызвало у меня смешанные эмоции.

Дверь открылась, и из неё показалась белая лань с бледными голубыми глазами.

— Ох, Рианнон! Добро пожаловать. Это, должно быть, молодой врачеватель душ, о котором ты мне рассказывала? — спросила лань, оглядывая меня с ног до головы. — Прошу, заходите!

— Вообще-то я должна встретиться с Солидарити и Волками, так что мне нужно идти, Берри. Я надеюсь, ты сможешь немного поговорить с Треноди? — спросила Рианнон.

У меня опустились уши, когда я почувствовала, что меня пытаются навязать кому-то. Мне не нужна нянька… Плохие мысли, Треноди.

— Думаю, что в силах приглядеть за одним маленьким пегасом денёк, — сказала Сноу Берри, вежливо улыбнувшись. — Уверена, что мы с ней найдём, о чём поговорить.

— Извини, что отвлекала тебя от работы, Рианнон, — сказала я виновато. — В последнее время тебе приходится уделять мне много лишнего внимания.

Рианнон потрясла головой.

— Нет, это я должна извиниться. Мне нужно поговорить с Солидарити о загадочной кобыле, с которой ты пришла, и это, к сожалению, не требует отлагательств. В любом другом случае я бы с удовольствием осталась с тобой.

— Гарантирую, что Отум Харвест, моя дочь, и я не кусаемся, — добавила Сноу Берри. — И я всегда рада возможности пообщаться с врачевателем душ. Много времени утекло с тех пор, как в Стойле 9 таковым был кервидерец. Впрочем, поскольку мы тут все — один табун, я счастлива видеть в нём врачевателей независимо от племени.

Я кивнула, попрощалась с Рианнон и вошла в дом Сноу Берри. Как и библиотека в дубе, вишнёвое дерево было полым внутри, но не выглядело мёртвым. При том, что здесь была кухня, жилая зона и, похоже, второй этаж, растущий прямо над нами. Мне действительно нужен кто-нибудь, кто сможет мне вырастить дом. Преподобная Луна.

— Я только что поставила котелок для чая. Хочешь отведать? — спросила Сноу Берри. — О, можешь сесть за стол. И не обращай внимания на Отум Лиф, она сейчас играет в дочки-матери.

Я посмотрела в сторону угла, вырезанного под лестницей вишнёвого дома, где маленький пятнистый оленёнок с ярко-зелёными глазами тихо играл с детским чайным сервизом. Я почувствовала, как улыбаюсь, пока не заметила, что лиса, которой она разливала чай, пристально смотрела на меня. И что напротив меня сидел Крупье.

— Чего нахрен?! — закричала я, медленно пятясь от пыльного старого ублюдка. — А он что здесь забыл?

Сноу Берри посмотрела на меня, затем на дочь и Крупье. Вздохнула.

— Отум, Хьюи снова играет в ковбоя? — спросила она.

Крупье зловеще хихикнул, когда Отум посмотрела на него, а затем кивнул её матери.

— Агась! Он сказал, что хотел проверить, может ли мисс Треноди его до сих пор видеть! — оленёнок посмотрела на меня с тёплой улыбкой. — И, судя по всему, она может! Ура!

Она протянула копыто Крупье, который стукнул об него своим.

Что. За. Ёбаный. Пиздец.

— Так, значит… ха-ха, эм, забавный факт, — запинаясь, протараторила я, — этот парниша — нечто вроде всемогущей злобной угрозы всей моей жизни, а теперь, когда вы это знаете, эм, это нормально, что ваша дочь с ним играет? И что более важно: почему вы обе способны его видеть?

Кажется, моему спокойствию нанесли критический урон.

— Потому что он — один из Незримых, а я — шаманка, как и моя дочь, — спокойно проговорила Сноу Берри, словно это всё объясняло, и поставила передо мной чашку с пряно пахнущим чаем. — Что любопытно, так это что ты его видишь, а Рианнон — нет. Так понимаю, ты способна видеть и Кажорток тоже?

— Она видит меня, — мурлыкнула лиса мягким альтом. — Какая жалость. Я надеялась понаблюдать за ней подольше, прежде чем заговорить.

— Может хоть кто-нибудь объяснить мне, что происходит? — спросила я, мечась взглядом между лисой и ланью. Посмотрев на Крупье, я добавила: — Кроме тебя. Чтобы ни слова. Просто сиди в своём углу и будь жутким.

— Крайне жестоко с твоей стороны, Треноди. И это после всего того, что мы вместе преодолели! — произнёс Крупье, прикладывая копыто к месту, где могло бы быть сердце у этого разложившегося гуля. И всё же в его голосе звучала по-своему жуткая, но обида.

— Слушай, Хьюхьюкойотль, в наряде этого мёртвого пони-ковбоя ты действительно выглядишь немного отталкивающе, — парировала лиса. — Но тихо, давайте дадим слово Сноу Берри, пока мы не напугали бедную девочку до полусмерти.

Я перевела взгляд на Сноу Берри, в то время как та кинула в мой чай два куска сахара и добавила немного молока.

— Кажорток и Хьюхьюкойотль — Незримые. Ты встречала и двух других незримых духов, хотя, я боюсь, что один из них — не тот, за кого себя выдаёт. Нанук скорее всего постыдился бы того, как он встретил тебя и твоих друзей, но его сердце всё ещё болит после того, что Большая Война сделала с этой землёй, — пояснила Сноу Берри. — И ты уже повстречалась с Хранителем — той, что защищает леса. Я благодарна за то, что ты помогла ей увидеть, как её помощь нужна лесу.

— Я… ничего не делала, — произнесла я с запинкой. Я чувствовала себя очень неловко. Хранитель сама встала на путь истинный, в этом нет моей заслуги. Богини, как будто у меня и так мало проблем!

— Я просто хотела вернуть своих друзей и… мне кажется, она забрала мою эмпатию. До сегодняшнего дня я думала, что буду врачевателем душ, который не может врачевать! — закричала я. — Теперь я вообще не знаю, кто я! И, как выяснилось, отныне я вижу духов! Это не то, что я могла раньше!

— Уверяю, мы не лишали тебя возможности заглядывать в чужие сердца и души, — сказала лиса, отсаживаясь от Отум и подходя к Сноу Берри. — Незримые не занимаются подавлениями, как Анима. Мы наблюдаем. Ожидаем. Помогаем, если можем. И ничего не делаем, если нет. Но мы не берём того, что не даётся просто так. Это не наш путь, — янтарные глаза лисицы прожигали меня, пока та обвивала шею Сноу Берри.

— Я… слушай, это и так чересчур, но… Анима? Подавление? Я не знаю, что всё это значит. Но ты говоришь, что я не могу чувствовать эмоции других не из-за Хранителя? Что она не забирала мою эмпатию? Тогда… почему я не могу чувствовать? — я прижала копыта к вискам. — В этом, сука, нет смысла.

— К тебе прикоснулся дух, пока ты работала с той, кого называют Звёздной Девой, — сказала лисица по имени Кажор… неважно. — То, что ты пыталась излечить её сердце, не осталось без внимания. На тебя обратили взор как духи физического мира, Анима, так и мы, Незримые, — объяснила лисица. — Ты не первая пони, которой удалось связаться с духами в результате контакта с Девой, но ты — первая, к кому прикоснулся Незримый. Обычно сыновья и дочери магии не могут чувствовать нас и имеют лишь смутные представления о нашем существовании, к тому же не все. Ты видишь нас, и это доказывает, что к тебе прикоснулся дух. То, что ты прикоснулась к нам в ответ… в высшей степени необыкновенно.

— Кажорток пытается сказать, — вмешалась Сноу Берри, — что ты случайно столкнулась с тем, чего не видит большинство пони. Мне кажется, что именно поэтому Рианнон и захотела провести эту беседу. Хотя я не уверена в своих чувствах по поводу врачевателя душ, к которому прикоснулся дух. Это слишком неправильно.

О. Отлично. Оказывается, я не только крайне ебанутая пони, так ещё и фриказойд. Пиздец как замечательно!

— Ну-ну, разве не всем было весело? — спросил Крупье. Я посмотрела на него. В его голосе ничего не осталось от пробирающей до костей сухости, теперь он звучал более молодо. — Все ставки со Звёздной Девой были просто блестящими! Меня до сих пор смешит то, что ей удалось уничтожить Пожирателя Душ!

Кажорток вздохнула, лёжа на плечах Сноу Берри.

— Хью, не мог бы ты, пожалуйста, вернуться в нормальную форму? Я не могу воспринимать тебя серьёзно, когда ты выглядишь как… он.

Крупье сделал то, во что я бы никогда не поверила. Он надулся.

— Ладно, хорошо. Будь по твоему, — сказал он, прежде чем в мгновение ока обернуться маленьким канидом с радостными жёлтыми глазами. — Так лучше?

— ЙЕЙ! Ты снова стал нормальным Хьюи! — воскликнула Отум, обхватив передними копытами собакоподобное существо. — И так, скорее всего, будет лучше. Кай не будет пытаться украсть твой хвост, как однажды украла у Аморока!

Сноу Берри захихикала, а Кажорток опустила уши. Кража хвоста? Что? И что, чёрт возьми, за Аморок?

Лжекрупье покачал головой, прежде чем освободиться из объятий лани и согнуться в небольшом поклоне.

— Так как моя весёлая маскировка была так искусно разрушена моими друзьями, у которых нет чувства юмора, я полагаю, что необходимо представиться надлежаще. Увы, я не тот Крупье, с которым встречалась твоя подруга, Блэкджек. Я не дух пустоши. Я — тот, кто смеётся и разыгрывает. Тот, кто приносит радость нравящимся ему и несчастье остальным. Хитрый хранитель хаоса и хвастовства, харизматичный художник, хищно хороводящий хвалебные хоры хромому хихикающему хламу и хорошенько хлещущий хулимых хамов и хромых ханжей хлыстами. Или, проще говоря, я Койот. Или Хью, если вам так удобней.

Что ж. Дни, когда моя жизнь не была сплошной катастрофой, стремительно кончаются.

— Я… чего? — спросила я и попыталась переварить сказанное, глядя на Койота… или Хьюи… или как его там. — А… почему?

Хьюи рассмеялся.

— Потому что это весело. Потому что ты весёлая, потому что в тебе есть восхитительная энергия хаоса, о которой, я подозреваю, ты даже не догадываешься. И если тебе интересно, почему я явился под личиной Крупье, то… Ну, кому в нашей жизни не хочется немного пошалить. А ещё я немного засранец.

Не могу не согласиться с последним пунктом.

— Ты несёшь перемены окружающим. Причем таким способом, который иногда никто не ожидает. Ты стараешься делать добро. И при этом бываешь идиоткой, — продолжал он. — Так что когда я понял, что к тебе прикоснулся дух, когда ты попыталась помочь ещё большей идиотке, я предположил, что тебе понадобится какое-нибудь… руководство. Так что мои поздравления! Ты стала счастливым обладателем духовного наставника! Пожалуйста, не сопротивляйся.

— Хью, она вообще не понимает, о чём ты говоришь, — процедила Сноу Берри, пока в углу комнаты хихикала Отум.

— О да, я знаю. Но разве так не веселее?

Сноу Берри вздохнула, затем подвинула ко мне кружку.

— Твой чай остывает, — сказала она, покачивая головой и отпивая из своей чашки. — Позволь мне объяснить.

Я взяла кружку и сделала глоток. Фу, остывший сок из листьев. Я села напротив Сноу Берри, когда та стала рассказывать.

— Задолго до того, как пони обосновались на этой земле, её населяли мы и живущие здесь духи. Мы, кервидерцы, были детьми леса, как наши кузены-буйволы — детьми степей. Мы жили, процветали и осознали то, что физический мир оставался в тени незримого мира — мира духов. Иногда духам удавалось пройти сквозь трещины между мирами и попасть к нам. Наши шаманы могли видеть их, учиться у них и дружить с ними. Так было всегда.

Но однажды буйволы стали замечать, что существует два вида духов — те, кто ходят с нами, и те, кто тесно связан с правилами материального мира. Мы спросили, как их зовут, и те, что приходили, назвали себя "Незримыми". Те, что были связаны правилами и законами, называли себя "Анима". Дети леса сочли пути Анимы слишком непостоянными и запутанными, потому посвятили себя познанию Незримых. Зебры в землях своих предков связали себя с Анимой. Буйволы всегда были где-то посередине этих путей. Стоит уточнить, что все духи, с которыми ты встречалась, были Незримыми. Те, с кем привыкла иметь дело Блэкджек — Анима. Разница в том, что Анима заключена в этом мире и привязана к материальному. Незримые живут в так называемом Незримом Мире. И, как считают некоторые, он является источником всей магии на Эквусе.

— Так значит… два вида духов. Кажется, я поняла. То есть он… — произнесла я, указывая копытом на Койотля, — не тот Крупье, с которым общалась Блэкджек. Но я не уверена в том, что значит быть тронутой духом. И определённо не вижу связи между этим и утратой своих эмпатических сил.

Сноу Берри усмехнулась.

— Не думаю, что ты полностью утратила свою эмпатию к другим, Треноди. Несмотря на то, что твои чувства притуплены, я считаю, что в этом скорее вина твоих внутренних конфликтов, нежели Хранителя или других Незримых. Когда в последний раз ты пыталась заземлиться и дать чужим эмоциям стечь?

— Я… — я запнулась, понимая, что не помню, когда это было. Вот блять. Я была худшим на свете врачевателем душ! — Э…

Лань цокнула языком.

— Может быть, твои проблемы связаны с тобой, Треноди, а не с вмешательством тех, кто ищет возможности идти с тобой?

Я со стыдом пригубила ещё немного чая, чтобы не отвечать на этот риторический вопрос. Чай был в меру сладким, но всё ещё оставался на вкус как сок из листьев. Отвратительно.

— По поводу вопроса про прикосновение духа… Это значит, что пока ты будешь рядом с Звёздной Девой, твоя жизнь…

— Это значит то, — ворвался Хью, — что для нас ты сияешь, как Древо Согревающего Очага. Обычно вы, пони, занимались своей магией и, ну, вроде как дружбой, раньше, пока не взорвали мир, но… суть в том, что как правило вы нас не беспокоите и мы не видим смысла начинать разговор с вами. Но ты! По сути, у тебя на шее табличка с надписью: "Я кручусь вокруг проклятых пони и пытаюсь исправить их!" В последний раз, когда такое случалось, первыми до пони добрались духи Анимы. В этот раз я предпочёл опередить их.

— Хорошо, но зачем? — спросила я, не понимая. — С пони происходит что-то не то, если он начинает общаться с духами Анимы? Что-то плохое?

Хью перекатился на спину и стал смеяться, приковывая к себе взгляды Сноу Берри и Кажорток.

— Скажем так… другая подруга Блэкджек, которая начала вмешиваться в дела духов Анимы, похоже, не понимает, что бегает с векселем своей мачехи, — произнёс он, когда успокоился. — Но это уже совсем другая история. Я заявил о тебе первым, так что духи Анимы не будут тебе докучать. Считай, что я лизнул тебя, и теперь твоя мама никогда не примет тебя обратно.

— Ты слегка опоздал с этим, — мрачно пробормотала я.

— Вот, вот, видишь, всё налаживается! Скоро ты узнаешь, что можно создать свою собственную семью, если родная отстой. И теперь эти странные духи не будут мучать тебя. И ко всему прочему, теперь у тебя есть духовный наставник, который будет время от времени появляться, чтобы дать совет или напомнить, как разжать свою ебаную челюсть.

Я моргнула, ничего не понимая, и внезапно обнаружила, что я уже долгое время сильно сжимала зубы. Ой-ой-ой-ой-ой, как же больно разжимать!

— Вот, видишь, я уже даю полезные наставления. Теперь просто отдай мне свою душу и…

— Хью, — прорычала Кажорток. — У меня появляется голод, утолить который можно только хвостами.

— О нет.

— Тогда, может, перестанешь нагонять жуть и дашь Сноу Берри всё объяснить, ладненько? — сказала лисица, одаривая Койота ленивым взглядом.

Сноу Берри невозмутимо отпила чая.

— Только если вы оба закончили.

Кажорток и Хью опустили уши и притихли.

— У тебя ещё остались вопросы, Треноди? Я понимаю, что на тебя и так, верно, много свалилось, а эти двое нам не то чтобы помогают, — сказала Сноу Берри, притворно разочарованно покачивая головой.

Если честно, то на меня даже слишком много всего свалилось. Магия сама по себе оставалась для меня чем-то неизведанным, а теперь к этому добавились духи, отчего моя голова готова была пойти ходуном. К тому же у меня болела челюсть, после того как я её сильно сжала. Да и, по правде говоря, я бы убила сейчас кого-нибудь за кофе, а не чай.

— Я… даже и не знаю, о чём спросить, — призналась я. — Вы столько всего сказали… и… с таким равнодушием описали то, что, честно, выбивало меня из колеи и в последние месяцы наводило на мысль, что я схожу с ума. — «О богини, целые месяцы!» — Я-я не знаю.

— Скажу прямо, ты тоже была бы равнодушна, родись ты кервидеркой, но…

— Но я, блять, всего лишь грёбаная пегаска, знаю я! Уже слышала, и не раз! — разгневалась я. Внутри меня всё кипело, и я уже приготовилась к неизбежному потоку слов, обычно следовавшим за этим "но".

Однако Сноу Берри молчала, наклонив голову ко мне.

— Следи за языком, — упрёк меня Хью.

Сноу Берри повела бровью и встала на копыта.

— Пошли, пройдёмся по роще, — произнесла она, кивнув в сторону двери. — Кажорток, Хью, пожалуйста, присмотрите за Отум.

Я поумерила свой пыл и последовала за Сноу Берри. До меня, дуры такой, начало доходить, что я погорячилась, без веской причины повысив голос. Я столь привыкла к тому, что в меня бросаются дерьмом, что любое замечание по поводу моей расы очень сильно задевало меня.

— Я пыталась сказать, что знаю, насколько это трудно усвоить, — сказала Сноу Берри, ведя меня к ручью. — Вот поэтому я никогда и не объясняла сущность Незримых ни Рианнон, ни, чего уж там, другим пони. Не то чтобы им не было любопытно, скорее, многим тяжело поверить в то, чего они не видят, — она покосилась в мою сторону, — Но гнев, что ты испытала, в попытке опередить мои слова? Это я понимаю.

Я наклонила голову набок.

— В каком смысле?

— В том, что весьма легко оказаться одинокой, когда отличаешься от других. И оленята, и жеребята склонны к жестокости, способной глубоко ранить, — произнесла она, глядя на бурно текущую струю воды. — Хоть все кервидерцы и ощущают связь с Незримыми, не каждый из нас способен увидеть их. Если думаешь, что мне из-за этого не казалось, что я не в своей тарелке, будучи среди друзей, да и вообще сверстников, то ты глубоко ошибаешься.

— Ну, дело не только в этом, — призналась я. — Пегасы уже веками вели себя в пустоши как мудаки. Пускай я родом отсюда, но мне за это постоянно доставалось.

 Я с горечью сплюнула.

— Меня часто смешивали с дерьмом, потому что пони не понимали, что я не такая! Что я никогда не была в Анклаве, да и те, пожалуй, сочли бы меня грязнокровкой, потому что моя мать единорог. Да-да, я понимаю злость окружающих и не виню их, но блядские богини, какая же это хуйня.

— А, понимаю. Так, значит, тебе не по нраву, когда на тебя обрушиваются чужие грехи?

Я нахмурилась. Не уверена, что выразилась бы именно так, но было бы здорово, если бы меня перестали осуждать за наличие крыльев и за то, что похожие на меня пони делали ужасные вещи.

— Мне бы многое хотелось изменить, — сказала я. — Я… надеюсь, что, родись я там, наверху, мне хватило бы смелости стать дашитом. Отстоять всё, во что я верю, во что бы то ни стало. Но… я таки родилась не на облаках. Я всего лишь пегас, и хотя это только часть меня… обычно именно её воспринимают другие. И со временем я вроде как… зачерствела? Так что, если кто-нибудь скажет, что я не пойму, то я…

Я замолкла с осознанием того, что быть пегасом — не единственное, с чем у меня возникали проблемы… Порой мне казалось, что другие пони считали меня только пегасом или врачевателем душ. Чёрт, я так привыкла к тому, что меня называли Врачевателем Душ, что решила, будто мой талант — единственное, что имеет значение для окружающих.

— Видимо, мне не понять так хорошо, как хотелось бы, — призналась я. — И я, пожалуй, часто погружаюсь в свою голову, отчего не становится легче.

Сноу Берри цокнула языком.

— Похоже, в тебе скопилось много гнева.

Я горько улыбнулась.

— Да что ты, всего чуть-чуть!

— Возможно, тебе заодно стоит научиться выпускать его, — рубанула сплеча Сноу Берри. — Мне известно, что врачеватели душ зачастую претворяют эмоции, которые чувствуют в других, в некую форму. Какая она у тебя?

Я наклонила голову.

— Э-э, вода? Вроде бы?

— Ступай в реку. Соприкоснись с землёй. Ты ведь упоминала, что давно не практиковалась?

Ага, вот только вода-то была пиздец холодной.

— Н-но ведь там холодно!

— Ступай в реку, если хочешь вернуть себе эмпатию.

О, я ебать как люблю реку! И холодную водичку! Всё, чтобы вернуть себе свой талант! Конечно, вернув его, я вновь стану для других желанным сосудом для слива негативных эмоций, но хотя бы смогу почувствовать это заранее!

Кстати, я ведь уже упоминала, что река была неебически холодной?!

Вода обтекала мои ноги подобно ледяным щупальцам, отчего я сосредоточилась на чувствительных стрелках своих копыт. Они вот совсем были мной недовольны.

— Вслушайся в мой голос, — произнесла Сноу Берри. — Закрой глаза и представь перед собою решето. А затем, с его помощью, отсей всё, что так долго держишь в себе. Выплесни наружу чуждые тебе эмоции и не упусти свои.

Такие упражнения для врачевателей душ всегда казались слегка странными. В них был духовный аспект, равно как и эмоциональный. Если честно, я была даже рада тому, что Сноу Берри наставляла меня — одной мне это давалось тяжело. Нам нужно избавляться от лишнего бремени. А его у меня… было много.

Много, очень много.

В моей голове мелькали образы, пока эмоции стекали в воду. Я по наитию расправила крылья, чтобы сосредоточиться на том, что было моим, а что нет. О богини, как же много Блэкджек было среди этих эмоций.

— Теперь я хочу, чтобы ты потрясла этим решетом и заодно выпустила весь гнев.

Очертания Фолда вспыхивали в моём разуме, пока я пыталась избавиться от гнева внутри себя. Образы пони, которых я подвела. Картины с сеансами, на которых я могла лучше помочь клиентам, но не выложилась на полную. Недовольство Бабблгамом за его глупейшие выходки. Обида на Сэнделвуд и Врачевателей Душ за то, что оставили меня разбираться со многими вещами самостоятельно.

Досада на себя за то, что не могла понять, кто мне нравится, а кто нет, и, о богини, как же сильно я ненавидела себя за то, что наслаждалась поцелуями с кобылками.

Пока я высвобождала эмоции, вода становилась теплее. А затем стала и вовсе горячей. Очень горячей.

— Ой, ой, ой-ой-ой! — закричала я, взмывая вверх из кипящей под копытами воды.

— Ого, я слышала выражение "кипеть от ярости", но в первый раз увидела его в буквальном смысле, — подколола Сноу Берри; недоумение отплясывало от неё как весенний дождь от крыш покосившихся домов.

Погоди-ка. Я почувствовала её изумление! Не так ясно, но всё же почувствовала! Неужели этого вполне хватило, чтобы оправиться? Ух ты, да я отвратительно заботилась о себе!

— Как вы догадались, что мне нужно было заземлиться? — спросила я, стряхивая воду с копыт.

— Потому что я премудрый кервидерский шаман и мне известно многое, — гордо заявила Сноу Берри и усмехнулась. — Ай, да брось, я шучу. Поскольку мой народ много скитался по свету, мы не могли хранить свои легенды с историями в книгах и библиотеках, а потому придерживались устных традиций, чтобы община не забывала о них. Шаманам вроде меня положено знать не только о духах, но и о духовном благополучии своих сородичей. И у нас тоже есть врачеватели душ. Их методы подобны вашим.

— Хорошо, но… как ты узнала, что моя проблема конкретно в этом? Что я не избавлялась от эмоций? — спросила я, пытаясь понять, что она во мне увидела такого, чего не вижу я.

— Ты молодая. Годы копятся, но повзрослеть ты ещё не успела. Взрослые пони часто забывают о том, что подростки, вроде тебя, гораздо умнее, чем кажутся. Они уже забыли, с каким количеством тревог и переживаний вам приходится сталкиваться. Есть много вещей, которые ты решаешь по мере взросления, но часто взрослые ставят перед тобой цели, к которым ты не готова. Напоминать, как правильно справляться со своими чувствами — ещё одна вещь, которую они часто забывают. Существуют навыки, на которые требуется время и практика, — произнесла лань. — Никто не владеет ими в совершенстве, но молодым тяжелее всего. Эмоциональная ноша отпечаталась на твоих крыльях и ушах гораздо сильнее, чем, я полагаю, ты осознаёшь.

— Правда? — спросила я. — Я… раньше не замечала этого.

Сноу Берри подарила мне небольшую улыбку.

— Большинство не замечает, честно говоря. Тебе известна концепция Окна Джохари? — я потрясла головой, и она продолжила. — Толкование того, как мы себя видим. Есть вещи, которые ты знаешь о себе в равной степени как другие. Есть вещи, которые знаешь только ты, — я поморщилась. — Но есть вещи, которые знают о тебе только другие. А ты нет. Вот почему нам нужны друзья. Нам нужно, чтобы они рассказывали нам о том, что мы сами никак не можем или не хотим увидеть в себе.

Я сглотнула. Звучало устрашающе. Я гордилась тем, что хорошо себя знаю. Но может быть на самом деле я всего лишь… думала, что знаю?

— Я не уверена, что мне нравится это. Вдруг они скажут что-то, что может задеть меня? Что-то, к чему я не готова? — спросила я, искренне не зная, как относиться к вышесказанному.

— Тогда задай себе вопрос — почему это может задеть тебя? Потому что может оказаться правдой? Или потому что ты боишься принять нечто хорошее в себе?

Я смотрела на лань так, словно она заглядывала мне в душу.

— Как…

— Расскажу тебе секрет, Треноди, — сказала Сноу Берри, подзывая меня поближе. После того как я осторожно подошла к ней, она прошептала: — Я тоже когда-то была подростком.

В раздражении я прижала уши к голове. Это… был не тот ответ, который я хотела.

— Звучит несколько снисходительно.

— Подростки обычно не любят правду, — ответила Сноу Берри, пожав плечами. — Честно говоря, взрослые тоже. И многим трудно принять, что в них может быть нечто хорошее.

— Просто… наверное, мне легче видеть в себе уродсто.

Сноу Берри погрустнела.

— Часто бывает, что недостатки увидеть проще, — сказала она, — чем вещи, позволяющие нам сиять в глазах других. Ты врачеватель и, полагаю, критикуешь себя намного чаще, чем сама себе в этом признаёшься, да?

Я поморщилась и кивнула, соглашаясь.

— Да, и, ну… я вела себя очень некрасиво со своими друзьями последние несколько дней. Настолько, что они мне сказали, что я должна оправиться, — призналась я.

— Лечение — это процесс. Ты знаешь это лучше, чем кто бы то ни было. Но бывает тяжело обратить свет, который ты проливаешь на других, как врачеватель, на саму себя. Прибирать чужой дом легче, чем свой.

— Ну, всё от того, что врачевание — для других пони. Это они оказываются в выигрыше, а я просто живу со знанием, что мне с рождения было предначертано обладать этим проклятым талантом. Всё лучшее достаётся другим, — горько бросила я. — Это как телесная автономия. Мне оно не нужно, да?

Сноу Берри выдержала этот шторм эмоций с тем же величественным спокойствием, с коим встретила ранее мою резкость, но нахмурила брови.

— Тебе нужно поговорить об этом с Рианнон, — мягко произнесла она. — Я не врачеватель, а именно в нём ты нуждаешься сейчас сильнее всего. Ты нуждаешься во многих вещах, и будь я азартной оленихой — поставила бы на то, что тебя лишали их чересчур долгое время. Впрочем, час этого разговора придёт позже. А пока, я вижу, сказанное имя призвало его обладательницу, — с лёгким смешком закончила Сноу Берри.

С противоположного конца потока нам помахала Рианнон.

Сноу Берри легко, очень легко дотронулась своим раздвоенным копытом до моей правой ноги.

— Поговори с ней. Это поможет.

Зовите меня Эпплджек, потому что я выпила сидру и ничему не научилась во время своего визита к Сноу Берри. Возможно, я таки нахваталась чего-то полезного из этих древних журналов дружбы!

Ладно, всё не совсем так. Я поняла, что мне нужно лучше следить за собой и что мои друзья — занудливые задроты, которые иногда видели во мне хорошее. Но говорить с Рианнон о своей травме? Ха, нет. Как насчёт нет?

Впрочем, один друг, от которого я рассчитывала хотя бы услышать в лицо всю правду без прикрас, у меня был. По крайней мере я надеялась, что мы друзья. Мы не говорили толком с тех пор, как Блэкджек чуть не умерла, поэтому на следующий день я задалась целью повидаться с Бабблгамом.

Осталось 12 дней.

Рианнон достаточно быстро согласилась отпустить меня к Бабблгаму. Я помнила, что он почему-то остался за стенами стойла вместе с Волками, так что пошла по длинному туннелю прямо к подвалу одного из домиков древней лыжной базы, скрывавшей главный вход.

Продравшись сквозь пыльную прихожую ветхого строения, я вырвалась навстречу восхитительному утреннему солнцу.

Хрясь! Бдыщь! Бабах!

О, как же классно это прозвучало.

Я повернула за угол и увидела Бабблгама тренирующимся с одним из Волков. На жеребце ничего не было, в то время как его противника покрывала силовая броня. Волк взял разбег, и я вздрогнула, однако Бабблгам схватил того за переднюю ногу, упал на спину и перебросил через голову. Пони в силовой броне ударился о ближайшее дерево с металлическим лязгом и сполз к корням. Внутри брони начал светиться и искрить ремонтный талисман.

— Бля, извиняй, Летус Лиф! — сказал Бабблгам, вставая со спины обратно на ноги. Восхитительные, мускулистые ноги.

Волк снял свой шлем, и из-под того показался земнопони шартрезового цвета с двухцветной тёмно-зелёной гривой, напомнившей мне о листьях салата.

— Да не переживай, это был шикарный бросок! Я не думал, что ты сможешь поднять меня в полной экипировке! Это было круто! — воскликнул молодой жеребец, вставая с копыт и посмеиваясь. У него была приятная мордочка — не в последнюю очередь из-за маленького зелёного пятнышка на кончике носа, выглядящего довольно мило. — Если честно, я рад, что ты оказался не против потренироваться. Я знаю, мои навыки ближнего боя ужасны, и если я хочу защищать стойло, мне нужно стать лучше.

— Да без проблем! Я рад, что ты не пострадал, чувак, — ответил Бабблгам, подходя к Волку для брохуфа. — Плюс, иногда это помогает расслабиться, понимаешь?

— О, несомненно!

От неожиданных громких шагов у себя за спиной я резко отвлеклась от наблюдения за мальчишками и их играми. Даже с притупленными чувствами я понимала, что кобыла, прошедшая мимо меня с аккуратностью торнадо, была недовольна Бабблгамом. О нет.

— Ты, с пустоши. Снова избиваешь моих ребят? — гаркнула Капитан Пацифик Роуз, чем привлекла внимание Леттус Лифа.

Бабблгам ответил беззаботной улыбкой.

— Не, мы просто тренируемся, мэм. Ваши парни хороши, но я рад, что они дерутся в броне. А то мог бы и пришибить ненароком.

— Ты называешь моих Волков слабаками?

— Слушай, я большой парень. Эти пушки тяжело контролировать, — усмехнулся он, ударяя по полу одной из задних ног, заставляя землю дрожать, равно как и мою… ох…

— Тяжело контролировать, говоришь? — Капитан Роуз всхрапнула, прежде чем рвануться к Бабблсу. — Тогда потренируйся со мной, молодой жеребец!

— Ой, бля, — только и успел сказать Бабблс, ныряя в защитную стойку перед наступающей на него Капитан Роуз.

Он увернулся от нескольких ударов копыт и даже сам нанёс парочку, но она быстро схватила его вокруг торса и швырнула вверх на целых три ёбаных метра. Жеребец приземлился на живот с громким «уф», и лицо его приняло самое интересное выражение за всё время нашего знакомства, прежде чем он решил, что благоразумие — лучшая часть доблести.

— Просто будь аккуратен и следи за собой, когда имеешь дело с нашими щенятами, мальчик, — сказала Капитан Роуз, вытирая каплю пота, выступившую над бровью. — А ты, Лиф, расслабься. Богини, какие же вы неуклюжие.

Леттус Лиф бледно улыбнулся, на что Капитан Роуз покачала головой и пошла обратно в мою сторону; на губах её играла ухмылка. Веселье пенилось и, после ухода кобылы, бурлило за углом лыжного домика ещё какое-то время.

— Ты в порядке, Бабблгам? — спросил Леттус Лиф, когда убедился, что Роуз его не слышит.

— Да так, колодец рою. Если ты понимаешь, о чём я.

Роет колодец?

— А, ага. Думаю, мы все проходим через это после спарринга с Капитаном Роуз. Я уверен, что заработал себе несколько синяков. Спасибо богиням за эту броню! — сказал Волк, усмехнувшись.

— Давай, чувак, смейся. Дай мне минуту, чтобы перестать пытаться прорыть туннель в Зебрику, — пробормотал Бабблгам. — Но чёрт меня побери, что за кобыла…

О богини, они говорили о пенисах! После услужливой подсказки моего мозга я очень захотела забыть последние несколько минут.

Леттус Лиф усмехнулся:

— Да, она может замесить мой салат в любое время. Кстати говоря, ты тоже… — поддразнил он, прежде чем оглядеться и слегка покраснеть, осознав, что я была тут. — О, привет, юная леди!

Бабблгам обернулся и посмотрел на меня.

— О, привет, Трен, я, ну…

— Тебе нужна минутка. Не парься, всё хорошо. Минутка — это хорошо. Ты можешь остаться, э-э… в лежачем положении, — тихо взмолилась я, подходя ближе и садясь рядом с жеребцом. — Не вставай. Пожалуйста.

Жеребцы. Что они?

— Ну, э, что у тебя за дело, Трен? — спросил Бабблгам. — Не то чтобы я не был рад видеть тебя, но ты пропала на пару дней. Всё в порядке?

— Ну, в общем, я хотела поинтересоваться, есть ли у тебя минута, и под минутой я подразумеваю минуту после той, которая тебе требуется в данный момент, — запинаясь, выдавила я, чувствуя, как горячеют мои щёки.

Леттус Лиф фыркнул и направился к двери стойла.

— Оставлю вас наедине. Спасибо за тренировку, Бабблс. Завтра?

— Ага, почему бы и нет. Спасибо ещё раз! — сказал Бабблс, не вставая помахав правой ногой.

Мы долго и неловко смотрели друг на друга.

— Э-э, ну, сколько ещё?..

— Где-то… Давай просто поговорим здесь. Потому что хоть я и врос в землю накрепко, эм, я уверен, что ты пришла сюда не для того, чтобы обсуждать статус моей elda, — продолжил он, усмехнувшись.

Я даже не знала, как произнести то, что он сказал.

— Что… это вообще значит?

— О! Этому слову меня научил один из Волков. Судя по всему, некоторые из них и жителей убежища говорят на Сталлионградском. Это означает… мегахуй, или что-то вроде того. Убер пенис. Максимальный сверх-член.

Я прижала уши к голове.

— Мне… правда не обязательно было это знать, Бабблс.

— Эй, ты же любишь учить новые заковыристые слова, не так ли? Добавь elda в свой словарный запас! Будет весело!

Я легонько ударила его в плечо.

— Скотина.

— Ты же знаешь, тебе это нравится, — сказал он с улыбкой, прежде чем придать лицу серьёзное выражение. — Теперь, э, серьёзно, что случилось? Ты никогда не обращалась ко мне ни за чем, и… мы не особо, ну, ты знаешь, говорили с тех пор, как… ну…

Бабблгам замолчал, выглядя слегка смущённым. Немного стыда стекало с него масляным ручейком.

— Я хочу сказать, что, кроме очень странных разговоров о травме и блинах, мы, тип, никогда не говорили о… Ну ты понимаешь?

Я нахмурилась, пока игнорируя Адскую гончую в комнате.

— Ага, я как бы хотела поговорить с тобой о… ну, этом, и узнать твоё мнение кое о чём, — призналась я.

— Моё мнение? Ладно, это что-то новое и немного настораживающее.

Я почувствовала, как прижались мои уши.

— Я… слушай, — начала я, нахмурившись. — Ты всегда был единственным другом, который говорит прямо, даже когда это может причинить боль. Ты поступил так в Фолде, и ещё много раз до того. И даже если я обычно обижалась по первости, я всегда очень ценила это в тебе.

Бабблгам моргнул.

— Так, притормози. Ты считаешь меня другом? Не просто парнем, который тебя охраняет?

— Я сказала это искренне, Бабблс. И не только от уверенности, что в Стойле 9 запрещено говорить иначе.

Это вызвало у него смешок.

— Хорошо, это приятно знать, — признался он. — Я думал, ты пришла, чтобы ругать меня за то, что случилось с Блэкджек!

Я покачала головой.

— Бабблгам, тот… лес неправильный. На многих уровнях и по многим причинам. То, что случилось там, не было чьей-то виной, и, насколько я могу знать, Блэкджек это заслужила.

— Ещё бы она не заслужила, — мрачно сказал жеребец. Спокойные воды начали чернеть и бурлить.

Я прищурилась, посмотрев на него.

— Может, ты, типа… расскажешь подробнее? Не, — подняла я копыто, когда он раскрыл рот, — типа, серьёзно. У меня впечатление, что ты был в Хуфе в одно время с ней, но твоя ненависть? Это… что-то охуенно личное.

Вместо ответа Бабблгам встал, поднимая за собой немного дёрна.

— Блин, Трен, отвернись на минуту, — сказал он.

Я послушалась, чтобы случайно не изучить его анатомию больше, чем мне бы того хотелось. Что было странно, потому как мой мозг, казалось, был убеждён, что именно это мне и нужно изучить самым внимательным образом. Чёрт!

— Пошли со мной, я… расскажу об этом, но… не посреди тренировочной площадки, — жеребец подошёл к дереву, в которое он швырнул ранее Леттус Лифа, и подобрал пару седельных сумок, лежащих у его основания, с обратной стороны от места, куда приземлился молодой Волк.

Я проследовала за Бабблгамом через земли снаружи стоила, пока мы не пришли в небольшую церковь с видом на поле могил.

— Ты когда-нибудь садилась и просто читала надгробия? — спросил он, уставившись на одно из них, датированное незадолго до того, как Принцесса Луна вернулась с луны.

— Да не то чтобы, — призналась я. — Кладбища немного… не из тех мест, куда ходят потусить. Хотя обычно они тихие. Возможно, хороши для чтения.

Он наклонил голову набок, задумавшись.

— Да, наверно, ты права, — признался жеребец и встряхнул головой. — У меня просто… у меня много имён в голове. Много пони, которые оказались не настолько везучими, как я. Кто не выбрался из Хуфа.

Горе, злость и ненависть текли сквозь нас, как сель сквозь сухой каньон.

— Я ненавижу её, Треноди. Я очень сильно ненавижу её за то, что она сделала и кого забрала у меня. И готов спорить, она даже не знает их имён, — выпалил он.

Я не знала, что сказать. Эта рана была настолько глубокой и старой, что больно было даже думать о ней. Я посмотрела Бабблгаму в глаза и впервые смогла увидеть в их глубине те эмоциональные ожоги, о которых говорил Слейт. Так что я просто кивнула.

Он кивнул в ответ и усмехнулся.

— Я… спасибо, что не пытаешься ничего сказать.

— Почему? — непонимающе спросила я.

Он пожал плечами.

— Слушай, чувак, нет ничего, что ты могла бы сказать. Типа… да, возможно, мне следует найти врачевателя душ и разобраться в себе. Но понимаешь, я очень, очень боюсь забыть их имена. После битвы многие мои друзья оказались убиты или были усыновлены выжившими. Но не я. Я остался в одиночестве. В полном ёбаном одиночестве, и всё это её вина, — Бабблгам закрыл глаза и вздохнул. — И, чёрт возьми, она попала прямо в больное место, когда упомянула про это одиночество тогда, в хижине. Я думаю, она знала, что я знаю, кто она и что она была настоящей Охранницей. Но по какой-то грёбаной причине она убедила меня потащиться за ней. Я танцевал под её дудку и даже не знаю, почему!

Он сел на круп и в раздражении вскинул копыта в воздух.

— Но, видимо, я тот самый идиот, что увязывается за несколькими кобылками в пустошь, ведь та из них, которую он по-настоящему ненавидит, напоминает ему, что сильнее он ненавидит только клятое одиночество! — фыркнул Бабблгам. — Блять, может, мне и правда стоит поговорить об этом дерьме.

— Данный мне талант как бы обязывает отметить, что это может помочь, но… я понимаю, что иногда хочется держать чувства в себе. — призналась я.

— Да ладно, Треноди, я бы ни в жизнь не догадался, — сказал он, склоняя ухо набок, с саркастичным выражением. — Просто… забавно, что поговорить со мной хотела ты, а душу тебе изливаю я.

— Я не против, — ответила я искренне. — Бабблс, как уже говорила, я считаю тебя другом, но, как Глиттер и Паддл весьма прямолинейно отметили неделю назад, сама я была плохой подругой. Я давно хотела спросить тебя, почему ты ненавидишь Блэкджек. Просто… мой список дел такой… ых.

— Очень запутанный, большой, и это только твои проблемы, а не чужие?

— …Я не хотела произносить это в таком ключе, но ты прав, наверное.

— И, повторяя за Паддл и Глиттер, да, ты была… не лучшим другом, — мои уши увяли от правды. — Но то, что ты работаешь над этим, много значит для меня. По правде говоря, я думал, что ты считаешь меня не другом, а просто чуваком с пушкой и задницей, который вас не бросает.

Я сильно покраснела от его последнего замечания.

— Я видел, как ты смотрела! — поддразнил Бабблгам, но потом выражение его мордочки смягчилось. — У меня также сложилось впечатление, что ты сама не знаешь, чего или кого ты хочешь, так что я принял это как комплимент и забил. Поэтому я старался тусить с Глиттер и помогать ей с её проблемами. Да, у неё тоже есть проблемы.

— Блин.

Бабблгам покачал головой.

— Слушай, тебе нужно разобраться со своим списком, прежде чем приступать к нашим. И особенно — прежде чем ты сможешь помочь Блэкджек. Если она когда-нибудь проснётся, — сказал погрустневший Бабблгам. — Я… странно ли, что мне немного стыдно за свой поступок, несмотря на то, что я хотел сделать это все эти годы?

— Я думаю, это нормально, Бабблгам. Я не знаю, что ты хочешь, чтобы я тебе сказала. Месть — такая же эмоция, как и любая другая, но, эм, липкая и неприятная, и с большим количеством сложных аспектов, которые тяжело разобрать.

— Да, наверное, ты права, — ответил он. — Я… хм. Думаю, у меня и правда есть куча своих проблем, которые надо решить. Я бы принял предложение Рианнон поговорить с мистером Ветивером, но… — он прервался и почему-то смутился.

— Но что?

Бабблгам склонил голову.

— Но тогда мне придётся зайти внутрь Стойла, — прошептал он. Жеребец вздохнул в ответ на мою удивлённую физиономию. — Ладно. Я знаю, что ты хотела задать какой-то вопрос, но, эм… ты смотришь так, будто хочешь узнать, что со мной сейчас происходит.

— Ну, как бы да, — призналась я. — Тебе была предложена комната, ты можешь посещать столовую и, пусть школа и полный отстой… Глиттер упомянула, что ты не желаешь оставаться в Стойле. И я хочу знать, почему.

Бабблгам вздохнул.

— Тогда устраивайся поудобней и позволь рассказать о моём кошмаре. Я часто его вижу, и, возможно, он кое-что объяснит…

Плохие сны Бабблгама

Обжигающе-яркие электронные лампы жужжат, вонзая лучи света прямо мне в глаза. Я тут же понимаю, где нахожусь, и всё ещё соображающие крупицы моего разума содрогаются в ужасе.

Я знаю, где я.

Что более важно — я знаю, когда я, и это наполняет меня энтузиазмом перед грядущим ужасом никак не больше, чем в предыдущие разы. Это чума на моём сне.

Как по расписанию, будильник на прикроватной тумбочке начинает пиликать свою до раздражения пронзительную серенаду. Вместе с ней приходит и глубокий, ужасающий грохот, и я рывком спрыгиваю с кровати. Простыни разлетаются по комнате, а мои длинные хвост и грива взвиваются позади меня. Ещё один грохот — ближе и намного громче — глушит стоны будильника. Я рефлекторно бью по кнопке отключения.

Худшая часть кошмара состоит в моём полном бессилии что-либо сделать, кроме как смотреть на бедствие, повторяющееся в точности как тогда. И как многие, многие ночи после.

Пневматическая дверь с шипением открывается, и я вижу перед собой родителей — бесцветных и безликих. Я был слишком мал, когда потерял их. Я не помню их имён, цветов, даже голосов. Всё, что я помню — это указание выйти из наших комнат в главный атриум. Тогда я не знал, но регулярное разглядывание тающей мути этого кошмара позволило мне понять, что именно произошло. Тот грохот был взрывами. Фундамент был взорван, гора над стойлом обваливалась. Катастрофические структурные повреждения наполняли всё вокруг низким стоном, гулом и рёвом рвущегося металла, дробящегося камня и рассыпающегося в прах бетона. И снова грохот, и снова взрыв, и все пони вокруг меня кричат или сжимаются в страхе.

Почему я всегда помню крики? Я помню крики, и взрывы, и…

Из прохода за нами раздаётся мучительный визг гнущегося металла. Я поворачиваю голову как раз вовремя, чтобы увидеть, как часть коридора (металл и трубы, которые поддерживались ремонтниками в идеальном состоянии) внезапно обваливается…

Кровь.

Прямо на группу спасающихся пони. Сдавленные крики, страх, отвратный плач. Смерть и боль давят мне на спину.

Кто-то заслоняет ужасную картину передо мной, кладя копыто на глаза. Не сильно помогает. Струи крови — и кое-что похуже — навеки врезаются в память сразу же, как я вижу их. Я слышу, как тела лопаются с влажным звуком под рушащейся на них непреодолимой силой.

Я всегда помню звуки.

Но никогда имена. Или лица. Или даже цвета.

Просто оттенки красного на металлическом сером. Ужас и кровь.

Громкий скрежещущий шум возвращает мой испуганный взгляд вперёд, а все собравшиеся пони сливаются голосами во всеобъёмлющем ропоте надежды. Массивная дверь в форме шестерёнки выскальзывает из своего гнезда, скрежет нарастает громче и громче, пока дверь, наконец, не съезжает с закрытой позиции, практически мгновенно срываясь с держащих её механизмов.

Она падает с такой силой, что ещё один ослабевший проход позади нас рушится от ударной волны. За дверью взвивается пыль — первое дыхание внешнего мира, которое нам удаётся познать.

Кашель эхом раздаётся вокруг меня, пока пони изо всех сил стараются защитить себя от обломков. К счастью, вентиляция всё ещё работает — что бы ни происходило сейчас, оно обошло стороной инженерную секцию и реактор. С извечным, непрекращающимся шумом, сквозь метры камня и металла фильтры делают своё дело, очищая воздух и рассеивая пыль, открывая картину, которую никто не желал увидеть.

Обвал.

Массивные камни заполняют дверной проём впереди, и царившая ранее надежда превращается в отчаяние. Пони падают на землю и рыдают. Я уже готов присоединиться к ним, как вдруг показывается офицер охраны. В мягком свете его магии виднеется связка гранат: скорее всего, вся взрывчатка, оставшаяся после обвала тоннелей.

Я зарываюсь лицом в бок одного из своих родителей, пока охранник пытается заложить последнюю отчаянную попытку освобождения всех из этой ловушки. Мы все прячемся от последующего взрыва, который вызывает ещё один грохот вдалеке, глубже в стойле. Ударная волна поднимает ещё больше пыли в воздух, и заваливший вход обвал начинает греметь и грохотать, оседая после взрыва.

Одна из вентиляционных шахт перестаёт работать, но остальные продолжают очищать воздух так быстро, как только могут. Прежде чем мы успеваем заметить их труды, поднятое ветром снаружи облако пыли вызывает несколько восторженных возгласов от эмоционально выжатых пони. Почти как единое целое, выжившие рвутся к выходу только чтобы обнаружить, что сделанное отверстие слишком мало и пони через него не пробраться.

Зато как раз для небольшого жеребёнка, понимаешь?

— Туда только жеребёнок пролезет! — раздаётся голос из толпы. Некоторые начинают раскапывать огромный завал в попытках расчистить путь к свободе, но за их усилиями я чувствую почти осязаемый ужас. Даже когда я был маленьким, я догадывался, что это место станет их могилой.

Я смотрю на родителей, которые уже начинают собирать то немногое, что могут, в седельные сумки, которые скоро оказываются на моей спине. Так как я всего лишь жеребёнок, я просто ною и плачу, когда мои родители начинают прощаться, а я тщетно пытаюсь запечатлеть их в памяти.

Нас прерывают. Ещё один взрыв или уничтожает генераторную, или обрывает линии от инженерного отсека к двери. Свет гаснет, и последняя вентиляционная шахта останавливается. Затем наступает истинная тишина. Такая, которую жители стойла никогда не знали раньше. Истинная тьма, в которой вся комната разом затаила дыхание.

Спустя лишь мгновение поднимается паника, и мои родители идут в сторону дверного проёма. Громкие голоса прокладывают дорогу сквозь паникующих пони, и моё маленькое тело насильно проталкивают в зазор между камней. Острые выступы в камне врезаются в мою шкурку; я стону от боли, пока меня толкают сзади. Приглушённые голоса не перестают следовать по пятам, пока я пытаюсь вытащить себя, но всё, что я помню — это холодный камень, рушащийся вокруг.

Вскоре я пролезаю настолько далеко, что перестаю чувствовать толкающих сзади. Теперь единственный способ протиснуться вперёд — ползти самому.

И тут моя инерция полностью гаснет.

Сначала мне показалось, будто нечто схватило меня за копыто, но судорожный удар этим самым копытом подтвердил, что оно двигается свободно. Я снова пытаюсь двигаться вперёд, но понимаю, что проход впереди настолько узок, что мои сумки застревают в потолке туннеля, не давая пролезть дальше. Я ною и машу копытами несколько агонизирующих секунд, прежде чем начинаю плакать. Один, запертый в темноте массивной горы обломков. Я знаю, что не выберусь.

Воздух вокруг меня кажется таким же давящим, как и обвал на моей спине. Я почти не могу дышать. Неужели потолок снова обвалился? Неужели я ползу лишь к своей смерти? Моё сердце бешено стучит в груди, пока тело инстинктивно пытается отринуть свою гибель, отчего я бешено долблю копытами по камню вокруг. Внезапно быстрая, страшная смерть пони, раздавленных рушащимся стойлом, выглядит как предпочтительный вариант.

И все ещё гадают, почему я не люблю быть под землёй.

Я слышу тихий скрежет камня о камень над головой и в страхе смотрю вверх. Сияющий глаз смотрит в ответ. Прежде чем я успеваю набрать воздуха для неизбежного крика ужаса, ещё один камень открывает свой глаз. Затем ещё один. И ещё, и ещё, и ещё, пока весь туннель не заполняется мириадами разноцветных глаз.

Что?! Нет. Нет, нет, нет. Не эта чёртова хрень снова! НЕТ!

Тонкие ростки плоти проклёвываются из тьмы вокруг глаз и свиваться в рты, окружая меня гротескным узором лиц пони. Из их глоток начинает литься нестройным хором пугающий гимн. Я чувствую — они зовут меня присоединиться; к моим губам сама собой подбирается замогильная песнь боли и страданий, и все силы уходят лишь на то, чтобы крепче стискивать челюсти. Откуда-то я знаю, что раз начав петь — не смогу остановиться.

Обездвиженный, я делаю единственное, что мне остаётся. Прижимаю подбородок к камню, закрываю копытами голову и с крепко зажмуренными глазами жду неминуемой кончины.

Эта проклятая хрень не должна быть здесь! Я в тысячах миль от её логова!

Проходит маленькая вечность, однако моё нежелание поддаваться в конце концов заставляет незримый ужас вокруг заскучать, и, словно кто-то вдруг щёлкает выключателем, я вновь оказываюсь в окружении темноты и тишины. Дрожа, отнимаю копыта от головы и оглядываюсь. Ужасных лиц нет, а моя лихорадочная тряска, должно быть, примяла сумки достаточно, чтобы я смог проскользнуть. Всё ещё во власти адреналина, я начинаю ползти вперёд. Копыто за копытом. Острые камни, не переставая, режут комбинезон, шкуру и плоть под ней, но мне наплевать.

Шаг за шагом, дюйм за дюймом, я лезу вперёд. Лёгкие порывы свежего ветра подбадривают и укрепляют уверенность, что лезу я не в могилу. Так как я вновь могу двигаться, адреналин начинает постепенно спадать, а на его место приходит всепоглощающая усталость. В стойле я был проворнее, сильнее и крепче остальных жеребят, пусть и старших, но даже мои копыта начинают сдавать. Всё настойчивее стучится мысль просто лечь как есть и отдохнуть, однако её удаётся отгонять страхом очередного обвала.

Особенно учитывая всё ещё сотрясающие гору взрывы.

Я лезу и лезу, ничего не замечая вокруг, и потому едва не срываюсь в пропасть, когда передние копыта вдруг хватают воздух вместо камня. Задние ноги сами собой упираются в стенки каменистой утробы, и это помогает удержаться от падения.

Как оказалось, лаз заканчивается прямо в склоне отвесной скалы, с высоты которой я даже не могу разглядеть землю. Какой же грустной шуткой это всё могло стать. Выбраться из каменной могилы и глотнуть свежего воздуха лишь для того, чтобы тут же сломать себе шею.

До меня доходит, что теперь я на поверхности, и я начинаю оглядываться в поисках света. Где-то же должны быть огни! За время карабканья глаза успели привыкнуть к темноте насколько возможно, однако я по-прежнему ничего не могу разглядеть.

Пустоши, ночь, а я застрял в скале. Шикарное начало.

Просто несправедливо! Я уже потерял всё и всех, был испуган и изрезан этим клятым лазом и в итоге просто застрял в горе? Да я даже обратно залезть не могу — передние копыта просто соскальзывают! Злой, отчаявшийся и беспомощный, я делаю то, что сделал бы любой нормальный жеребёнок.

Закатываю истерику.

И, как оказалось, правильно делаю.

Оставив задние ноги удерживать меня от падения, передними я начинаю колотить по скале, кричать, визжать и орать, пока не хрипну и не разбиваю копыта в кровь. Даже так я не могу успокоиться, но в итоге боль делает своё дело, и я просто обмякаю, глубоко дыша и пытаясь прийти в себя. Вдох, выдох. Может, если хорошо постараться, я смогу попятиться в лаз и можно будет не переживать о падении…

— Ау?

От звука чужого голоса я настолько потрясён, что едва не вываливаюсь из скалы. Однако на гребне этого потрясения приходит болезненно-яркая вспышка надежды.

— Д-да? Здесь кто-то есть? — произношу я в ответ.

Голос всё ещё чувствует себя неважно и звучит куда тише, чем мне хочется, но в ночной тишине этого хватает.

Мне в лицо утыкается луч фонарика и тут же ослепляет, так что я поднимаю копыта, дабы отогнать этот свет.

— Как ты умудрился застрять на такой высоте? — спрашивает голос.

Луч смещается вниз, и я отнимаю копыта от глаз и смотрю на нашедшую меня пони.

Нашедших, как оказалось. Их трое. Они… довольно небольшого роста, даже для такого расстояния. И все носят одинаковые красные накидки. Мои спасительницы — три маленькие кобылки. У одной даже плюшевый мишка на спине.

Я не помню, чтобы…

— Его бы снять оттуда, пока он не свалился! — звучит новый голос. Невероятно высокий, почти визгливый.

— Согласна, но как? — отвечает первая кобылка, судя по всему, их лидер.

— Растянуть сеть? — неспешно растягивая слова, подаёт голос третья.

— Ничего не получится. Она же превратит его в кучу маленьких кубиков!

— Погоди, это так не ра…

— Может, батут?! Тогда жеребчик просто будет долго и высоко прыгать!

— О-о-о! Звучит как план!

Вся троица собирается вместе, и принимается о чём-то шушукаться, оставляя меня отвисать в одиночестве. Буквально. В конце концов кобылки подпрыгивают с воплем «Метконосцы — спасатели жеребят!», разворачиваются и уносятся в темноту.

Я моргаю.

И просыпаюсь.

— Самая странная хуйня в том, — сказал Бабблгам после всей истории, — что я действительно не помню ни у одной из моих Метконосцев-спасительниц плюшевых мишек.

— Батут, — глухо пробормотала я. — Откуда я помню батут?

Жеребец повернулся ко мне.

— Прости, что?

— Бабблгам, ты видел этот кошмар в ночь перед походом в Рыжий лес? Ну, знаешь, когда я проснулась вся в крови и всё такое?

Бабблгам нахмурился.

— Э-э, наверное? Я так-то частенько его вижу. А ты почему спрашиваешь?

— Потому что с той самой ночи меня постоянно преследуют вспышки озарений, от которых я узнаю то, чего знать не должна. Типа, к примеру, помнишь мисс Лунар — заведует здешней библиотекой? Что ж, я во сне ещё задолго до нашей встречи видела, как она умрёт. И я без понятия, откуда было это видение. А ещё я, так сказать, чувствую, что Глиттер очень расстроится, если спросить её, почему она ненавидит слово «монстр». Это всё слишком странно, — высказалась я.

Бабблгам посмотрел на меня пустым взглядом.

— Откуда ты узнала про Глиттер? Она только мне об этом говорила.

— Я… Не знаю я! — сам собой вырвался крик. — У меня в голове полно осколков и фрагментов разных воспоминаний, многие из которых даже не мои. Ты упомянул батут, а я вспомнила, что где-то уже видела эту хрень с орущими глазами. Но не знаю, почему вспомнила.

— Тебе приснилось что-то странное той ночью? — спросил Бабблгам. — Типа… что-то неестественное?

— Мне снилось, как меня утащили в Сиэдл и заставили пойти на свидание с Пекулиаром.

Желудок тут же скрутило от одного воспоминания.

— Мы пошли на карнавал. Было очень плохо, — я помедлила. — Однако там тоже был мишка. Что за хрень?

— Чувак, тебе не меня спрашивать надо, — всплеснул копытами Бабблгам. — Я просто хотел поделиться своими проблемами, а не разворошить случайно твои.

Я нахмурилась.

— Нет, это… я могу понять, Бабблс. Просто… у меня не укладывается в голове, отчего я чувствую всё тобой описанное столь… сильно.

— Может, какие-то штучки врачевателей?

— Не похоже, — ответила я, покачав головой. — Чувствовать чьи-то эмоции — это одно. А я ощущаю всё так, словно была там, в твоём сне. И во снах Паддл и Глиттер. Но помню их только обрывками, и… мне нужен единорог.

Бабблгам вздёрнул бровь.

— Типа, горячий и мускулистый или…

Я ударила его в плечо.

— Нет, понимающий в магии. Тут такое дело… мы как-то обсуждали с Блэкджек в Фолде — с Пекулиаром явно не всё чисто. И мне всегда хотелось выяснить, не обладает ли он какой-нибудь неведомой магией контроля разума.

— Ну, это та ещё мысль, конечно, — с каменным лицом проговорил Бабблгам. — Никакого желания нет представлять этого уродца роющимся в моей голове. Там несущие неврозы вообще-то.

Я фыркнула. Затем открыто рассмеялась. Никогда не сомневалась в остроумии Бабблгама, но услышав о «несущих неврозах», я чуть не лопнула от смеха.

— Просто держу в курсе! — ухмыльнулся жеребец. — У меня в голове всё так тонко настроено, чтобы я мог их избегать.

— Что ж… прекрасно тебя понимаю. Я бы тоже не хотела, чтобы кто-то совал нос в мой мысленный чулан.

— Дорогуша, ты ведь живёшь в этом самом чулане.

— А вот и нет!

Бабблгам закатил глаза.

— Ага, как скажешь. Продолжай убеждать себя. Впрочем, проехали — раз уж мы так разговорились, о чём ты там хотела потолковать?

Следующую пару минут я потратила на пересказ разговора со Сноу Берри и Хьюи. Говорить о предыдущем дне было чертовски странно, однако мне просто нужно было убедить хоть кого-нибудь, что я вижу всякую хрень и при этом не сумасшедшая. Хоть и надеялась на обратное.

— Получается, мы все начнём видеть разную хренотень из-за того, что тусуемся с Блэкджек? — спросил Бабблгам. — Потому что, не стану врать, это походит на её уровень вселенского пиздеца.

— Без понятия, — ответила я, закрыв лицо копытами. — Просто… спасибо, что выслушал.

— Я тебе даже чутка завидую, честно сказать. Видеть говорящих койотов довольно круто. По крайней мере пока они не в облике жутких ублюдков, — признался Бабблгам. — Хотя, может, это просто я не хочу оставаться в одиночестве.

Мои уши опали, прежде чем я ответила

— Я… кажется, никогда не думала об этом в таком ключе. Однако очень сомневаюсь, что Хьюи покажется тебе. В доме Сноу Берри жила ещё одна Незримая — Кажорток. Думаю, она стала духом-проводником шаманки.

— Совершенно в точку! Эта подлая плутовка — самая что ни на есть проводница Сноу Берри! — как по сигналу раздался голос Хьюи, носитель коего взобрался на спину жеребца и там и уселся. — Как бы Бабблгам ни был хорош, он бы уже встретил своего проводника, будь он, как и ты, отмечен духами. Хотя… есть у меня на примете один Незримый, который был бы не прочь поболтать с этим жеребцом, реши он когда-нибудь добавить в свою жизнь ещё больше безумия, как говорят нынче детишки.

Бабблгам странно на меня поглядел.

— Эм, ты как-то притихла, Треноди. Ты в порядке?

Я встряхнулась.

— Прости, Хьюи вылез не вовремя. И сказал, что я ему понравилась и теперь мне придётся иметь с ним дела до скончания дней, — койот ехидно высунул язык. — Однако он также упомянул, что если бы тебя отметили духи, кое-кто был бы не прочь с тобой поболтать.

— Правда? — вскинулся жеребец. — Кто?

После чего осунулся и грустно добавил:

— Прости, что звучу как отчаявшаяся размазня.

Глаза Хьюи полыхнули огнём, и дух заговорил:

— Мы все одиноки весьма, о Жвачный Пузырёчек, — тихо сказал Хьюи. — Хоть мы, Незримые, и живём в мире магии, нашего родного мира уже давным-давно нет. Сгинул много лет назад. А потому многие из нашего рода отныне жаждут выйти на свет и оставить след в памяти живущих здесь. Дабы истории наши не канули в пучину забвения.

Бабблгам уставился себе за спину, на Хьюи.

— Ам… койот? — протянул он.

— Сегодня даже вполне в духе, — кивнул тот. — Фух, я и забыл, как это изматывает — открываться чьему-то взгляду.

Янтарные угольки его глаз вонзились в жеребца.

— Коли решишь, что желаешь идти с нами, Незримые пойдут с тобой. Уверен, старик Суси будет рад помочь.

— Суси? — одновременно спросили мы с Бабблгамом.

— Сусаноо. Незримый штормов. Думаю, вы с ним хорошо сойдётесь, Бабблгам. Вас обоих гнетёт тяжесть раскаяния за собственные поступки, порождённые растущим внутри гневом, — Хьюи усмехнулся. — Но то история для иных времён. Покеда!

И дух распался сотней сверкающих осколков.

Бабблгам ещё какое-то время тупо смотрел на место, где сидел Хьюи, потом повернулся ко мне.

— Ага, да. Первый класс по табелю ебучих странностей от Блэкджек.

— Знаешь, а я бы и целый мир не променяла на это, — призналась я.

— Ага, я бы тоже, — мягко согласился жеребец. — Хм, Треноди?

— Да?

— Спасибо, что пришла поговорить со мной. Кажись… мы оба в этом нуждались.

— Не за что, Бабблгам. Спасибо и тебе за разговор!

Осталось 11 дней.