Аллегрецца
Concerto Dodici
Если взглянуть на происходящее глазами Октавии, то было бы справедливо заметить, что «перерыв» показался ей унижением. Её уже четвёртый по счёту пассаж о том, что Лира обращается с арфой, как кастрирующая кота лама, прервали самым дерзким образом. Впрочем, куда больше её волновало то, что Хуфс Циммер решил отделить парочку от остальных и под аккомпанемент возмущённой тирады сослал их прочь из стен концертного зала. Спасибо, что не выгнал с позором из квартета — просто дал время остыть.
C одной стороны, Октавии нравилась мысль о том, что Лира страдает вместе с ней; а с другой стороны, ей не нравилось сидеть вместе с Лирой в одной подсобке. Это превратило последние двадцать минут в вязкую кашу из неловкой тишины и переругиваний вполголоса. В конце концов — оно и к лучшему, по мнению Октавии, — тишина взяла верх над дрязгами, и все разговоры накрыла пелена безмолвия, отчего тиканье часов на стене начало казаться громыханием молота.
Они сидели рядом: Октавия разглядывала передние копыта, целиком приковавшие к себе её внимание, а Лира с упоением сосредоточилась на своих пространных ощущениях, небрежно перебирая волоски в гриве.
Если б в комнату вовремя не зашли Винил с Бон-Бон, обе музыкантки, скорее всего, задохнулись бы от спёртого, застывшего в напряжении воздуха. Ну, или снова бы повздорили.
Бон-Бон вошла первой и, улыбаясь, придержала дверь для Винил.
— Приветик, Октавия. Развлекаетесь? Я тут с твоей особенной подруженькой.
— Не знаю, на что ты пытаешься намекнуть, Бон-Бон, но мы с Винил просто близкие друзья.
— Да, очень близкие, насколько знаю.
Едва сдерживаемый гнев вспыхнул в Октавии.
— Винил, нет!
— Я — нет, Окти!
— Ты сама только что «да», Октавия, — ухмыльнулась Бон-Бон, прикрыв дверь. — Сработало даже лучше, чем я ожидала.
Лира осклабилась и бесцеремонно сдвинула Октавию с соседнего места, чтобы освободить место для земной пони.
— Я бы очень хотела тебя поздравить, мармеладка, но Октавию и её «подружку» обвести вокруг копыта проще простого.
— Мармеладка? — Октавия прыснула в копыто. — И ты ещё заявляешь, что я инфанти...
— Заткнись, Окти.
— А самой сложно заткнуться и отыграть эти проклятые ноты, а, Лира? И все мы пойдём по домам.
— Я бы с радостью, если б ты не перебивала мелодию своим заунывным гудением, которое ещё смеешь называть «спиккато»!
— Не я здесь решила бренчать визгливое пиццикато, чтобы у всех уши кровоточили!
— Молчала бы! Твоя последняя попытка — кощунство, а не музыка!
Винил, чтобы хоть чем-то себя занять, попыталась разглядывать старые журналы, разбросанные на чайных столиках. Но, потерпев неудачу, она почувствовала, что лучше приструнить остальных — головная боль, которую она заработала, пытаясь понять теорию квантовых струн из альманаха «С наукой каждую неделю», угрожала стать хуже.
— Девочки, ну серьёзно, нельзя просто сыграть вдвоём и разойтись по домам?
— Знаешь, Винил, можно. Только пусть Лира играет на моём уровне.
— Вот именно. Знала б Октавия, как надо играть.
— Ну, видимо, Лира опять муху проглотила, — Бон-Бон потянулась, встала с места и подошла к двери. — Я бы поскорее хотела попасть домой. Да и ты тоже, Лира, ведь сегодня четверг, помнишь?
— Ты имеешь в виду... а-а, «четверг». Да, портить сегодняшнюю ночь не хочется.
Они разразились приступом смеха — и только тут заметили выражения на лицах двух других кобыл. Подчас любопытно заглянуть в чужую голову, когда произнесённые слова срабатывают как лакмусовая бумажка на чистоту помыслов. И пока Октавия зависла в догадках, чем же можно заниматься по четвергам, Винил уже воссоздала в голове грубоватое и пугающе точное полотно в HD-качестве. Некоторые художники поспорили бы, что воображению под силу рождать настоящие шедевры искусства, однако картины из мыслей Винил не попали бы в уважаемые галереи ни при каких обстоятельствах.
В итоге именно после взгляда на её лицо гогот Лиры и Бон-Бон стих до редких неловких смешков. Лира принялась лихорадочно придумывать менее конфузную тему для разговора. К счастью, Бон-Бон была на шаг впереди.
— Дамы, по-моему, нам всем надо быть чуточку взрослее. Если выбрали вас двоих, то очевидно, что вы обе хороши в своём деле. Может, хватит вставлять друг другу палки в колёса?
— Я более чем рада заключить с Лирой мир, да вот незадача — она таким желанием не сильно горит.
— Больно-то хочется, Октавия. Ты же всё равно препираешься по любому поводу.
— Припоминаю, первой начала ты.
— В твоём искривлённом мирке, где ты командуешь инструментами, да. Но в Эквестрии пони...
— Лира Хартстрингс! Иногда я искренне недоумеваю, как с тобой уживаюсь. Ты слишком часто распускаешь язык.
— А по ночам в четверг ты не возражаешь.
За то время, что продержалось недолгое перемирие, к Октавии медленно бочком придвинулась Винил и наклонилась к её уху, чтобы едва слышно прошептать кое-что. (Все в комнате прекрасно её слышали, но, придерживаясь правил хорошего тона, пропустили мимо ушей.)
— Я тоже не возражаю, когда ты распускаешь язык.
— Заткнись.
— Ну а что? Ты милая, когда злишься и говоришь сложными словами.
— Винил, клянусь Селестией, я тебя вивисекционирую!
— Ещё милее.
— Помолчи, а? Ты меня только дезориентируешь.
— Что ж ты делаешь, у меня сейчас сердце остановится.
Октавия потрясла головой, решив, что лучше промолчать, чем снова дать Винил повод её разозлить. Она тем не менее поглядывала краем глаза, и сколько бы раз она ни соблаговолила посмотреть в ту сторону, её поджидала глуповатая улыбка и блеск очков.
— Окти, а, Окти.
— Чего ещё?!
— А когда ты молчишь и дуешься, то совсем милая.
Лира и Бон-Бон таращились на тонкие струйки дыма, подымающиеся от раскалённой добела Октавии. Чем ближе Винил была к краю, тем сильнее она подталкивала саму себя — какова же ирония! В итоге теория естественного отбора Дарвинни была наглядно продемонстрирована на практике, когда Октавия лягнула единорожку под рёбра, опрокинув на сиденье. Приземлившись, Винил подобрала под себя ноги, будто бы не её отдубасили, а так и было задумано,
Бон-Бон лишь тихонько похлопала, пока наконец остывшая Октавия, как бы извиняясь, протянула Винил копыто и помогла подняться.
— Ничего себе, Октавия, а ты с норовом. Лучше поберегись, Лира.
— Сейчас, как же, — фыркнула Лира, раздув ноздри, — приблуду с улицы она свалит, а вот кого-то моего уровня — едва ли.
— Винил не приблуда с улицы!
— Вот-вот, никакая я не блуда!
— Нет, ну... — Октавия прикрыла лицо копытом. — Она... диджей. И кроме того, какое тебе дело?
Лира поудобнее устроилась на сиденье, приготовившись к продолжению банкета.
— Да особо никакого. Просто восхищаюсь твоим неприкрытым лицемерием, Октавия.
— В каком это смысле?
— Как же, поливаешь меня грязью за то, что я вышла за кобылу, а сама-то вон, со своей таскаешься. И она тоже единорожка. Крайне интригующе!
— Мы с Винил не в отношениях, клянусь. Мы просто... подруги.
— Ну да, ну да. Винил?
Винил высунулась из-за Октавии, чтобы Лиру было видно полностью.
— А, чего?
— Шевели мозгами!
Лира магией подхватила увесистый твёрдый экземпляр «С дуделкой каждую неделю» — и с огромным ускорением запустила в голову Винил. Рог диджея машинально вспыхнул и спас её очки, окутав альманах про дизайны свистелок облаком серой магии, и тот в итоге лишь больно саданул по носу.
— Я знала, знала! Вы встречаетесь! — захохотала Бон-Бон и рухнула на сиденье, не переставая тыкать копытом в сторону Винил и Октавии.
Как обычно, мозг Октавии пришёл в действие первым.
— Да? И что доказывает кинутая книга?
— Ну не знаю, Октавия, может... её магию? Что-то немного поменялось, да, Винил?
Только сейчас Винил заметила, что её привычного жемчужно-белого ореола нет — тот стал скорее синевато-серым. Она сосредоточилась на роге, но серое сияние ни капли не потускнело, а скорее даже усилилось.
— У тебя весь рог в Октавии! Вот же две прохвостки!
— Чего... но ведь я...
— Ха! Единорожью магию не спрячешь. Под-со-зна-ни-е!
— Что со мной не так?!
Лира расправила плечи и посмотрела обеим кобылам в глаза, скалясь, будто чеширский кот.
— Видишь ли, единорог получает энергию в напряжённом сосредоточении... да, даже она. Большинство концентрируется на себе, на внутренней силе и тому подобном. Но подчас... — Лира взяла с чайного столика книгу: её обволок не ожидаемо зелёный, но бежевый свет, — единорогу попадается кто-то, на ком можно концентрироваться, даже не думая о нём... или ней.
— Всё равно я тут никоим боком не причастна, — Октавия с вызовом поглядела Лиру, сложив передние ноги на груди.
— Так случается только после... довольно близкого знакомства.
— Так я... это... как бы...
— Ой, кто-то снова попался.
Если раньше в груди у Бон-Бон теплилось лёгкое чувство эйфории, то теперь оно обернулось жгучей геенной. Кобыла согнулась пополам в приступе смеха, свалилась с сиденья, но беззастенчиво продолжила кататься по полу.
— Вы обе... вы просто... так мило, как... пытаются отвертеться... не могу! Прямо я и ты, Лира.
— Да, Октавия, должна забрать свои слова назад: у нас, похоже, куда больше общего, чем мне казалось. Мне ведь давно сунули под дверь тот журнал.
— К-какой ещё журнал?
— Туба.
Октавии с радостью умерла бы тысячу раз. По крайней мере, если бы не вмешалась Винил: во внезапном порыве напускной храбрости она обхватила виолончелистку за плечи и крепко прижала к себе. А та и рада была бы хоть за кем-то спрятаться.
— Отвяньте от Окти. Чего мы вообще вам сделали?
— Винил. Они читали журнал.
— Какой, от пони с мороженым?
— Да, тот самый.
Винил, без кровинки в мертвенно-бледных щеках, молчала долго. Она уставилась куда-то вдаль, пытаясь сообразить путь к отступлению, а между тем Октавия прикрылась ей, как щитом, от неминуемого забрасывания грязью.
Лира уже стояла на ногах и улыбалась — к удивлению, вовсе не плотоядно, а вполне дружелюбно. К ней же с довольным лицом подбилась и Бон-Бон, положив голову на плечо.
— Должна сказать, Винил, я рада, что кто-то помог Октавии вытащить занозу из крупа. Даже если для этого понадобились духовые.
— Это не то что...
— Знаю. Шучу.
— Уф, хорошо. Но как он к вам попал?
— Макулатура. Сунули в почтовый ящик вместе с двумя письмами зебриканских принцев и предложением увеличить рог.
— А что, такое делают?!
— Ты меня пугаешь.
Из-за Винил высунулась Октавия, хотя её ноги с плеча не убрала, а только сама приобняла единорожку в ответ.
— Ну и что дальше, Лира? Поведаешь всему миру, утащишь меня на дно? Не стану тебя винить. В конце концов, я сама и слова не сказала, когда под микроскоп попали вы.
— Показать твоему убогому крупу ягодки — мысль соблазнительная, конечно, но благодаря Бон-Бон я стала лучше и теперь осознаю... что мстить, в общем-то, глупо.
— Значит, всё прощено?
— Но не забыто. «Лесбиянка обвиняет лесбиянку в нетрадиционной сексуальной ориентации». Так себе заголовок для газет, правда? Пусть лучше пекутся о глобальном потеплении. Вообще, вы вдвоём слишком напоминаете нас с Бон-Бон. У вас много приятного впереди.
Выпутавшись из объятий Винил, Октавия подступила на шаг вперёд и протянула Лире копыто. Та недоверчиво смерила её взглядом, но всё же ответила крепким копытопожатием.
— Только не забывай, что другие могут отнестись не так снисходительно.
— Я прекрасно понимаю, — Октавия повернулась к Винил и сдавила её в крепких объятиях. — Но вдвоём, думаю, нам по силам терпеть порицания. Припоминаю, нас дожидается половина одного квартета?
— Действительно. Мисс Филармоника, вы готовы аккомпанировать мне?
— С превеликим удовольствием, мисс Хартстрингс.