Аллегрецца
Concerto Cedici
Свет луны в зените просачивался сквозь занавески, освещая комнату. От пола и стен тянулись зловещие отростки, отбрасывали угрюмые, трепещущие тени, а те словно бы крались по квартире. Октавии никогда не нравилось ночное время. О том, как плохо она видела в темноте, не стоило даже упоминать. К сожалению, комната Винил была забита невесть каким барахлом, в котором воображение то и дело рисовало зыбкие силуэты пони.
И, конечно же, проблема была в том, что Октавия не могла уснуть. Час тому назад, во время ночных «упражнений», это только сыграло на копыто. Однако сейчас мозг зациклился на пустячных сомнениях, и они наслаивались друг на друга, как снежный ком, превращаясь в мучительные тревоги и смятение. Она бросила взгляд на свою... партнёршу. Подходящее ведь слово, так? Пугающе редкий ярлык, которого не удостоились многие иные пони. Да, эта невыносимо глупая — и с тем практически святая — кобыла, лежавшая под боком, была её партнёршей. В этом Октавия ни капельки не сомневалась.
Снова поёрзав, она выпуталась из неуклюжих объятий Винил и устроилась поудобнее, сев на диване. Поначалу лежать в обнимку было удобно, но от нынешнего неспокойного настроения в Октавии зудело желание постоянно ворочаться. Она отвернулась к окну: занавески, в спешке задёрнутые перед началом «уроков», были слегка приоткрыты — легко развевались на порывах ночного ветерка.
Из всего доступного взгляду неба львиную долю на нём занимала луна. Она висела в неземной черноте и изливала тусклый свет среди мерцающий созвездий. Пони задержалась на миг (по крайней мере, ей так показалось), не в силах оторвать взгляд от небесного тела, что неуловимо медленно двигалось по небу. Так пролетело полчаса, а Октавия всё глядела на звёзды, гадая, что за намёки кроются за ними. Быть может, сама принцесса Луна спрятала ответы на вопросы своих подданных на звёздном полотне, и если Октавия тщательно его изучит, то непременно их найдёт.
— Хай, Окти... Не спится?
Октавия резко дёрнулась, едва сдержав удивлённый вдох. От внезапного движения Винил, протиравшая сонные глаза, чуть не выпрыгнула из-под одеяла.
— Прости, не хотела тебя будить.
Единорожка усмехнулась, всё ещё покачиваясь с осовелым взглядом. Лунный свет упал на её глаза, обращённые к Октавии, под острым углом, — и они заблестели во всей своей багряной красоте.
— Час назад ты не давала мне спать и нисколечко этого не стеснялась. Так чего не спишь? Мне казалось, ты из тех, кто ложится рано.
Октавия игриво пихнула кобылу в бок, заставив её тихо охнуть, и неловко потёрла копыта, но в какое-то мгновение над её характерными манерами взяло верх не менее характерное нетерпение Винил. Та подползла и уселась рядом; обеспокоенная пара глаз возникла у Октавии перед самым носом.
— Окти, всё нормально?
Земная пони медленно повернулась к Винил. Она и не подозревала, что её переживания так очевидны со стороны. Её не трясло, и глаза были не то чтобы особо подёрнуты тревожной бледной пеленой. Однако несмотря на её практически каменное лицо, Винил сумела понять знаки: легонько подрагивает левое ухо; крохотная пауза между словами; глаза на секунду ускользают в сторону и тут же вновь смотрят прямо.
И Винил, совсем как стая птиц, предчувствующих наступление бедствия, поняла причины и приняла все необходимые меры. Чувствуя неуверенность в её объятиях, Октавия без колебаний сама обвила её передними ногами и так сжала, что чуть не сломала единорожке рёбра, будто желая не отпускать её как можно дольше.
— Я просто... Я хотела спросить тебя, Винил. Мне... нужен твой ответ.
Объятия немного ослабли, и тут же Винил удвоила усилия. Она прильнула к любимой ближе, шепча на ухо:
— Всё что угодно, Окти.
— Что... что с нами будет, Винил?
Шестерёнки в мозгу Винил застыли, но всё же кое-как смогли вылепить из потока жеребячьего лепета встречный вопрос:
— К чему ты клонишь?
Разжав объятия, Октавия гневно пихнула в грудь себя и Винил.
— Что с нами будет? С нами... Что, Винил?
Этой ночью Винил испытала нечто редкое. На каждую фразу была встречная фраза, неважно, сколь простая или банальная. На каждую шутку, смешок и комплимент. И впервые на своей, очевидно, недолгой памяти Винил столкнулась со словами, на которые у неё не нашлось немедленного ответа — такими, что требовали поразмыслить гораздо дольше, чем пара секунд.
— Я... я не знаю, Окти.
У Октавии перехватило дыхание, словно в попытке перекрыть воздуху доступ к лёгким. Разинув рот, будто громом поражённая, земная пони осуждающе уставилась на Винил.
— Но... мне казалось, ты через это уже проходила. Ты ведь говорила, что по молодости встречалась с тьмой кобыл и жеребцов.
Винил издала негромкий смешок скорее через силу, чем от радости. Короткий, пронзительный, почти трагичный смешок.
— Ага, вот и представь, сколько такие отношения длятся. Конечно, было клёво, но я их имена-то едва запоминала... в половине случаев даже не спрашивала. Это... это совсем другое. Не как сейчас. Не как у нас.
Пересилив себя, Октавия улыбнулась. Тревоги в голове никуда не делись, но она хотя бы отстранилась от них на миг.
— Слушай, Окти, не буду врать, но я всегда действовала по обстановке. Большинство тех, с кем я сближалась, через неделю увязывались за новым хвостом — и так, от остановки до остановки, всю жизнь. Я ничего не продумываю загодя, и в этом-то самое интересное. Я проживаю день, радуюсь, что его прожила, и не просто, а с тобой. Это как... пойти вперёд, только теперь мы это делаем вместе, и посмотреть, что там. Вместе.
Кончиком копыта Октавия ловко смахнула из глаза слезинку, прежде чем на это обратила бы внимание Винил. Земная пони наклонилась вперёд и легонько чмокнула Винил в губы. Даже в бледном свете луны белоснежная единорожка заметно залилась краской.
— Что ж, похоже, тогда придётся нам разбираться во всём самим. Можно было догадаться, что идти к тебе за советом будет бесплодной затеей.
— Ну не знаю, у меня пара наливных яблок завалялась на кухне. Чем тебе не плод? Хотя поздновато для еды.
Хихикнув, Октавия наконец-то полностью прильнула к губам Винил и приподнялась, прижимаясь к её телу и обняв свободной ногой. Очень удобная поза, к счастью.
— Доброй ночи, Винил.
— Ночи, Окти, и не забудь хорошенько выспаться. Крепкий сон — залог красоты.
Октавия чуть не ахнула от возмущения и резко распахнула глаза: на лице единорожки, в неверном свете луны, играла кривая ухмылка. Земная пони прикрыла веки и зарылась поглубже в подушку, чтобы было удобнее. По её лицу тоже пробежала незаметная улыбка — предупреждение уже изготовившейся Винил.
— Говорит та, кому до красоты столько же дела, сколько до ума.
— Приму за комплимент.
— Да пожалуйста, если тебе от этого легче спится.
Октавия обхватила Винил за талию, тщетно силясь оторвать её от дверного косяка. Она упёрлась копытами в землю, чтобы получить точку опоры, и наконец сумела разжать хватку единорожки. Обе кобылы покатились кубарем. Октавия, натянув на лицо выражение самого искреннего разочарования, неторопливо встала.
— Слушай, нравится тебе это или нет, но ты идёшь со мной.
Винил предприняла попытку спрятаться сама в себе и, убедительно свернувшись в позу эмбриона, глухо застонала на булыжную мостовую и старые жвачки:
— Ненавижу таскаться за шмотками! Мы же только что с прослушивания, может, лучше домой?
Октавия снова упёрлась копытами, только на сей раз в образном смысле. Разочарованная мина перетекла в жалостливо надутые губки; в глазах заблестела готовая излиться влага. Винил покосилась на водопад, ещё не начавшийся, но уверенно надвигающийся, и безропотно вздохнула. Она поднялась на ноги и заметила, как быстро испарились слёзы, а на лице Октавии расцвела улыбка.
— Так-то лучше! Тебе нужно новое платье на Гала, Винил. Ответ «нет» не принимается.
— Ты, Октавия, манипулируешь. Очень гадкий ход, — усмехнулась Винил и поравнялась с земной пони.
— Есть такое слово «надо», Винил. Кроме того, ты сама не раз проделывала этот трюк. В приёме щенячьих глазок ты стала просто асом.
Не останавливаясь, Винил закинула переднюю ногу на плечо Октавии и на секунду крепко прижалась к ней.
— И ты теперь моя верная ученица, Окти. К тому же у меня есть наря...
— Если ты надумала заявиться на Гранд Галопинг Гала в своей пижаме из фольги, то лучше не раскрывай рот. Даже в старом «Докторе Ктопыто» постеснялись использовать такое.
Настала очередь Винил надуть губы; чуть склонив голову, она сняла очки и продемонстрировала животрепещущую картину мокрых, поблёскивающих глаз. На такую очевидную попытку заставить её передумать Октавия нахмурилась и отвернулась.
— Ты повторяешь за мной. Оно так не работает.
Она снова посмотрела в сторону Винил: глаза никуда не делись. Едва Винил настраивалась на цель, её решимость становилась непоколебима. Как-то раз Октавия сравнила это с мышлением пещерного пони, трущего две палочки, чтобы развести огонь. Винил не очень обрадовалась такому образу, догадавшись, что это был намёк на её упёртость.
— Слушай, Винил, нам надо идти. Давай ты просто...
Непробиваемая обида достигла нового уровня, и Октавия даже начала сомневаться, не прорвут ли слёзы плотину.
— Так и быть. Если пойдёшь со мной, я в долгу не останусь.
— И что же мне будет? — Винил не торопилась признавать победу, не убирая слёзы из глаз.
— Ну, сделаю парочку... одолжений. Потом.
По некоторым причинам, которые мы приводить не станем на благо всех любознательных юных любителей фанфикшена, обе кобылы обменялись понимающими ухмылками. Винил позволила обильным слезам высохнуть и бодрой пружинистой походкой направилась в сторону торгового центра «Кантерлот», ждавшего их обеих.
— Видишь, Окти? Вот поэтому-то ты у меня в ученицах, а не я — у тебя.
После долгих поисков, споров и перекусов в кофейнях Октавия и Винил наконец-то добрались до нужного места, куда и направлялись изначально. Прибыли они не с пустыми копытами, а нагруженные пакетами незапланированных покупок, но, по-видимому, рекламные отделы в магазинах на главной улице лучше знали, что им надо.
Сам бутик представлял собой вычурное цветастое здание, щедро и очень богато декорированное, что Винил не преминула отметить. В экстравагантном названии «Un Magasin qui est Vraiment Sympa» она распознала пранцузский язык, однако рудиментарные знания оного не помогли расшифровать слова.
Октавия насмешливо фыркнула при взгляде на название, но всё же толкнула входную дверь и пропустила Винил вперёд. Едва они переступили порог, как их встретила подчёркнуто аристократичная кобыла, чья тёмно-синяя шерсть тонула в складках помпезного экзотического одеяния. Октавии показалось, что эта пони решила побыть живым манекеном для своих нарядов. Да что там, она, похоже, стремилась выставить напоказ все сразу.
— Доброго дня, дамы! Меня зовут Туаль Шатоян, и это мой бутик «Магнифик»!
Чрезмерный напор продавщицы заставил Октавию отступить, но всё же она с опаской протянула переднюю ногу и поздоровалась с Туаль. Заметив, с каким восторженным возбуждением кобыла пожимает копыто, виолончелистка тихо вздохнула.
— И вам доброго дня. Я и моя подруга ищем платья для Гала, и я бы хотела узнать: нет ли у вас чего-то подходящего?
Вмиг у Туаль загорелся взгляд, и из подсобки вылетели ватман и карандаш, объятые иссиня-чёрным ореолом магии. Карандаш заплясал в воздухе, вычерчивая на бумаге линии столь же изящные, сколь и пони, для которой они предназначались. Словно аватара многорукого божества, Туаль самозабвенно сшивала волшебством куски материи вслед за обретающим очертания рисунком, пока её не прервал смущённый вопрос Октавии:
— Мисс Туаль... что вы делаете?
Мириад мелких вещичек и ворох тканей неподвижно застыли в воздухе, сдерживаемые полупрозрачным тёмно-синим свечением. Туаль, стыдливо краснея, очнулась от своего творческого порыва.
— О, прошу прощения, что забегаю вперёд. Все мои платья выполнены на заказ, у меня дар определять размеры на глаз и угадывать предпочтения клиенток. Ваш выбор розовой бабочки свидетельствует о том, что вы желаете привлекать взгляды, например, вот я и занялась соответствующим платьем.
Озадаченная, Октавия машинально потеребила бабочку. Ну и что ответить на откровение о собственных мыслительных процессах, о которых она даже не задумывалась? Ей просто казалось, что бабочка это... симпатично. Где-то сзади тихо прыснула Винил, а Туаль вернулась к работе.
В самую середину комнаты был водружен манекен; разнообразные ткани и материи кружили над ним и стремительно пикировали на деревянную фигуру, как чайки над морской гладью. На свет постепенно рождалось элегантнейшее одеяние. Длинный складчатый подол, чернильно-чёрный и с кричаще-розовыми оборками, ниспадал с крупа на пол. Передние ноги манекена скрылись под чулками длиной до локтя, неяркими и свинцово-серыми, но с тонкой розоватой каймой сверху. К левому уху была приколота аккуратная розочка из изящно сложенной ткани, а шею обвило колье с морганитом.
Наконец Туаль отступила; из швейных принадлежностей остался только набор ножниц да иголку с ниткой. Они то подкалывали одни части наряда, то удлиняли другие, утончая проделанную работу и доводя её до совершенства. Модельер жестом пригласила Октавию вперёд и позволила взглянуть на творение во всей красе. Та осторожно пригладила подол, цепляясь взглядом за каждую мельчайшую деталь. От того, как быстро родилось на свет нечто столь индивидуальное, впрямь захватывало дух.
— Не стесняйтесь, надевайте, платья ведь не покупают без примерки.
Октавия оторвала взгляд от ювелирных украшений и кивнула. Платье вмиг слетело с манекена, — следом дымка иссиня-чёрной магии оторвала от пола земную пони, чтобы облачить её в наряд. Опыт был в буквальном смысле головокружительный, мягко говоря, но своей цели он добился, и Октавия опустилась на ноги уже при полном параде.
Подстрекаемая взглядами, она прошлась взад-вперёд; шёлковые чулки, пожалуй, чересчур приятно облегали ноги, да и весь наряд буквально плыл вслед за движениями тела. Казалось, само платье весило едва ли тяжелее пёрышка. Октавия повернулась к Винил: та бросала на неё недвусмысленные взгляды, и далеко не раз, а сейчас вообще стояла с чуть приоткрытым ртом, восхищённо улыбаясь.
Октавия сделала быстрый пируэт и вопросительно поглядела на единорожку. На секунду Винил замешкалась, вспоминая речевые навыки, чтобы выразить мысль. К счастью, её не покинули навыки жизни в социуме.
— Да, Окти... выглядит классно. Просто великолепно.
Октавия покрылась румянцем, и оттого розовый цвет платья оттенил её черты только сильнее.
— Можно сказать, оно уже куплено. А теперь, Винил, твоя очередь.
Начался долгий процесс выпутывания из слоёв ткани, только на сей раз без волшебной помощи — Туаль была занята другим делом. Вперёд вышла Винил, и её очки, подхваченные голубым ореолом, слетели с переносицы и поднялись на рог. Туаль на секунду замерла, прикидывая масштабы работы.
— Прячете такие выразительные глаза? Как интригующе. Воистину, они украшают вас сильнее прочего. Гм. Вам надо что-то на голову, чтобы глаза выразительно смотрелись со стороны, а вот остальная часть тела должна сливаться с гривой, чтобы их подчеркнуть. Да! Знаю!
Взгляд Туаль, подёрнутый пеленой, вдруг загорелся вдохновением; в воздух взмыл ворох материи вперемешку с инструментом и завис над манекеном. Работа началась. Как и до этого, на свет рождался новый наряд, хотя на сей раз тона были более мрачные. Корпус покрыла чернильно-чёрная ткань, на талию лёг красный пояс, а круп спрятался под отрезком материи, ниспадавшей до самого пола — сапфирово-синей и окаймлённой узором из розовых нот.
На плечи легло подобие воздушной шали, цвета пронзительной морской синевы, с жирной чёрной музыкальной нотой по центру. Наконец на голову манекена была водружена рубиново-красная роза, аккуратно свёрнутая из ткани, совсем у Октавии. Последними штрихами Туаль довела творение до совершенства и, тяжело дыша, отступила назад.
Октавия успела снять платье как раз вовремя, чтобы увидеть, как наряжают Винил. Единорожка оказалась не такой сговорчивой и постоянно дрыгалась, пока Туаль натягивала на неё наряд. Не то чтобы это как-то повлияло на пугающе внушительные волшебные таланты модельера. Наконец копыта Винил коснулись пола, и она вразвалку попробовала пройтись в новом платье.
Едва она повернулась в сторону Октавии, та громко ахнула. Если до этого глаза единорожки казались ей просто привлекательными, то теперь они буквально гипнотизировали и завораживали. Словно одно большое увеличительное стекло, платье приковывало всё внимание к глазам — и те ждали вердикта.
— Вот, придать тебе цивильный вид вполне реально. Аж дыхание... перехватывает.
От взгляда Октавии не ускользнула улыбка, промелькнувшая на лице Туаль, пока Винил демонстративно вертела боками. А ещё не ускользнула мысль, что наряд весьма соблазнительно подчёркивает формы Винил, хотя ей подобные мысли были не слишком свойственны.
— Что ж, теперь у вас две довольные покупательницы, Туаль. Не улыбка ли лучшая плата искусству?
Туаль хихикнула — голос мелодичный, почти журчащий, и звонкий, будто позвякивание чайной ложечки о чашку.
— Не спорю, однако арендодатель улыбок в качестве оплаты не принимает. Могу предложить скидку для влюблённых пар, если хотите.
К лицу Октавии прилила кровь, и пони смущённо кашлянула, пока Винил нервно потирала копытом пол.
— Значит, всё же догадались?
— Как и сказала, — улыбнулась Туаль, выписывая пером квитанцию на чистом пергаменте, — мой талант в том, чтобы читать пони. Вы вдвоём выглядите так, будто... имеет смысл сделать платья для вас обеих. Нечасто ко мне заходят такие яркие пары. Но вернёмся к оплате.
Насмешливо фыркнув, Винил полезла в перемётную сумку; то же самое проделала и румяная Октавия. Они обменялись взглядами и с пылающими щеками протянули деньги, хотя где-то в глубине души обе не переставая хохотали.