Аллегрецца
Finale
Прошу прощения за долгую публикацию "Аллегреццы", получилось весьма некрасиво. Через пару дней начнём выкладывать второй перевод из сборника — фанфик Accidental Harmony.
Растущий список дел вкупе с исчезающе малым количеством времени, отведённым на их выполнение, немного выводили Октавию из себя. Близилась ночь Гала, и менее чем через час ей надо было стоять на сцене вместе с ансамблем. Поэтому она не то чтобы обрадовалась, когда обнаружила в кровати дрыхнущую Винил, хотя та давно должна была одеваться.
Несколько резких тычков под дых исправили положение дел, и перед помутневшим взглядом Винил предстало каменное лицо Октавии.
— Винил, ты ещё спишь?!
От жгучего взора единорожку на миг спасли копыта — она судорожно протёрла глаза.
— Да, сплю... спала. Ты чего?
Земная пони буквально выволокла её из постели; на её благодушном настрое явно сказывались огромный стресс и нетерпеливый извозчик, ждущий на улице.
— Ты давно должна была встать! А ну, живо подъём! Собирайся и одевайся, мы выходим через пятнадцать минут!
— Знаешь, я могу просто поймать кэб и приехать...
— Нет. Ты должна пойти со мной, Винил. Ты — mon invitée, comprende?
В иностранных языках Винил разбилась в лучшем случае смехотворно, и то на свежую голову. Сейчас же, на тонкой грани между явью и сном, её мозг не воспринимал ничего, кроме «Эквестрийского ПРЕМИУМ», и всё сказанное попросту вылетало из уха.
— Ну погоди... чего? Сейчас... соберусь. Какая-то ты злая и уставшая.
— А ты, Винил, вся помятая. Поторопись, пожалуйста, это важно! — холодно отрезала Октавия, роясь в поисках перемётной сумки. Сама она успела освежиться и уже избавилась от бабочки, не входившей в парадный наряд.
На пряжке сумки красовалась яркая нашивка — фигура пони с ножницами, кьютимарка Туаль Шатоян. Октавия не вспоминала про неё с тех пор, как они купили платья. В последнее время её жизнь завертелась в круговороте из финальных репетиций, свиданий с Винил и, разумеется, еженедельных визитов в жеребячий хоспис. К счастью, они справлялись со всеми тремя делами и обходились почти без серьёзных последствий для себя, хотя под конец винтики в голове Октавии начали жалобно поскрипывать.
Второпях расстегнув пряжку, она скинула с себя накидку, а тем временем из сумки, будто из жерла вулкана, изверглось нечто розово-серое. Платье взмыло вверх и налетело на неё, будто стая оголодавших голубей, опустилось на тело, подтянулось во всех нужных местах и заключило кобылу в объятия ткани. Наконец к ошарашенной Октавии подлетело маленькое морганитовое колье и аккуратно застегнулось на шее, словно извиняясь за грубое поведение товарищей.
Пони оглядела себя со всех сторон и не нашла, к чему придраться. Отражение в зеркале только подкрепило её выводы: платье было безупречно, будто его только что купили. Заклинание самонадевания сэкономило ей бесценное время, и на том спасибо. Более неприятного удобства Октавия в жизни не видела, особенно при том, что к чарам была непривычна.
Вот же будет неловко, если она забудет предупредить Винил.
Через мгновение пресловутая единорожка вывалилась из ванной, по-видимому, не удосужившись ополоснуться прохладной водой. Её рог засиял, выполняя приём быстрой сушки, и от тела с громким хлопком повалил пар. Винил выступила из клубящегося облака, тряхнула гривой, чтоб придать ей обычный растрёпанный вид, потом открыла свою сумку — и бабахнула паром ещё раз, только поскромнее.
Пока Октавия, зажимая рот копытами, привалилась к дверному косяку, единорожка облачилась в последние вещи. Сначала она кругами носилась по комнате, за ней гонялось платье, и Октавия не могла продохнуть от хохота, но от новой картины у неё сдавило в груди. Винил повернулась к ней с кислым лицом, теребя подол платья.
— Ну признайся, по-дурацки же выглядит.
Октавия сразу собралась с мыслями и резко помотала головой.
— Очень даже наоборот. Ты превосходная партия для Гала, моя дорогая Винил.
Её порозовевшие щёки были как яркий мазок поверх тёмных тонов наряда. Единорожка встала перед зеркалом и повертелась, чтобы осмотреть себя под разными углами. Копыто невольно потянулось к беззащитным глазам; фирменные очки, подхваченные волшебным огоньком, поднялись с прикроватной тумбочки, но застыли, задрожали и вернулись обратно.
— А она была права, это платье подходит к моим глазам.
— Винил, у тебя чарующие глаза и без всяких платьев. Но это определённо их оттеняет.
Румянец на щеках Винил стал под стать её алому взгляду и только сильнее его подчеркнул. Краешком глаза Октавия заметила стрелки часов, и лишь поэтому они в перспективе не опоздали на Гала.
— Селестия смилуйся... Ну всё, Винил. Нам ещё нужно свести с ума весь Гала.
Винил поспешила вслед за Октавией, и они вместе сбежали по лестнице к ждущему извозчику. Притушив сигарету, тот снова впрягся в сбрую и ударил копытом по мостовой, словно ему было невтерпёж сорваться с места. Парочка забралась в открытый экипаж; жеребец кивнул, затем выждал секунду, чтобы они устроились поудобнее, и решительным шагом устремился ко дворцу на горизонте.
Дальнее небо озарили вспышки первых фейерверков, похитивших у неба красоту звёзд: этой ночью бал правили они. Но внимательный астроном бы заметил, что сегодня звёзды горели ярче обычного — стараниями одной ночной принцессы, которая не могла позволить пиротехнике затмить её труды.
Винил пожирала происходящее взглядом. Первый в жизни Гала ей определённо запомнится.
Всю дорогу через дворцовые сады Винил не отлипала от бортика экипажа и вертела головой по сторонам, будто радостный щенок, что поначалу выводило Октавию из себя, но вскоре она попросту сдалась. Каждая мелочь в царственном чертоге принцесс поражала воображение единорожки: за высокими стенами замка для неё открылся целый новый мир, доселе недоступный взгляду.
Их высадили у последней дорожки перед самим дворцом, который упрямо тянулся к небу наперекор всем законам физики и архитектурному вкусу. Незатейливую брусчатку из песчаника только на эту ночь украсили красной ковровой дорожкой. И если Октавия уверенно зашагала по ней вперёд, то движение Винил скорее напоминало помесь пегаса, посаженного в клетку, и кобылки в магазине сладостей.
Ворота, однако, они миновали вместе и были встречены доброжелательной улыбкой принцессы Селестии. Октавия поклонилась и, когда то же самое проделала и Винил, улыбнулась. Ну, хоть какие-то приличия соблюдает! Принцесса поблагодарила их за приезд, словно один их вид невероятно согревал ей душу. На жемчужно-белом лице играла тёплая искренняя улыбка, будто бы отлитая из жидкого фарфора, а в позе сквозило столько спокойствия и гостеприимности, сколько не нашлось бы у иной матери. Октавия и Винил словно очутились дома у близкого друга, а не в царственной обители принцессы.
Парочка вошла в бальный зал, где завершали последние приготовления, а потому он пока что был закрыт. Там была и принцесса ночи Луна — проверяет, до зеркального ли блеска начищены украшения и декор. Винил рассудила, что если рисуешь гобелен ночного неба, то и для бального зала будешь иметь высокие стандарты, и посмотрела вслед Октавии: та побежала навстречу коллегам-музыкантам.
Единорожка немного выждала и, не привлекая внимания разносчиков, попыталась выковырять какую-нибудь закуску из-под защитного целлофана. Но тут Октавия с оживлением поманила её копытом, и Винил неторопливо направилась в гущу аристократично выглядевших пони.
В этом году, в отличие от предыдущих, стандарты Гранд Галопинг Гала возросли. Некоторые отзывы (и один губительный для карьеры слух про личную жизнь пианиста с прошлогоднего Гала) равнялись на ансамбли далекого прошлого, и суть критики в целом сводилась к тому, что музыканты не демонстрируют изысканности, ожидаемой от столь престижного события.
В итоге ансамбль явился в нарядах, не уступающих одежде гостей. Впрочем, Октавия изначально подумывала выступать в своём нынешнем виде, да и Лира тоже пришла в собственном: белоснежно-белое платье плыло, точно сотканное из облаков, и когда единорожка двигалась, то казалось, что оно легче пёрышка. Седло на спине обрамляла золотая кайма, которая же оплетала и плечи с шеей, создавая впечатление античной пегасопольской тоги. Каждое копыто было подковано чистейшим золото, а лира под мышкой — отполирована до ослепительного блеска.
Двое других музыкантов, жеребцы, предпочли более строгую и менее вычурную одежду. Они пришли в приталенных костюмах, и разве что пианист надел красную рубашку в контраст чёрно-белой классике.
Вдруг Винил легонько похлопали по плечу, и она обернулась: позади неё, прикрыв рот подкованным копытом, хихикала Бон-Бон. Её наряд был куда более простого кроя и состоял из нескольких слоёв тёмно-синих и розовых оборок. По краям её платья, где встречались оба цвета, был вышит узор из конфеток. А ещё, несмотря ни на что, в глаза Винил бросилась крохотная золотая серьга-лира в левом ухе. Понятно и без вопросов, в честь кого.
— Вот так-так. А мы с Лирой гадали, придёте ли вы вообще. Приятно видеть, что ты на ночь приоделась с шиком и блеском, Винил.
Единорожка крепко пожала протянутое копыто. К счастью, жест не воспринимался как перемирие между двумя враждебными племенами — скорее, в каком-то смысле, это был знак дружбы.
— Ага, Окти и я ходили за платьями к одной кобыле из центра. Какая-то пранцуженка.
— Туаль Шатоян?
Винил потребовалась секунда, чтобы вычленить имя и фамилию из потока звуков. Расшифровывать приходилось даже имена.
— Ну да, она. А что, вы...
С улыбкой Бон-Бон кивнула и закружилась, демонстрируя наряд. Признаться, сидело оно как влитое. В фасоне сразу ощущалось копыто опытной модистки.
— Она изумительно работает, и Лира тоже без ума от платья.
— От её платья?
Зардевшаяся Бон-Бон натянула на лицо невинную маску, хотя и с лукавой ухмылкой.
— Нет, моего. Забудь. Чем планируешь заняться, пока эти две балуются музыкой?
— Не знаю, стоять тут и... типа слушать?
— Ни в коем случае, — Бон-Бон замахала копытом. — У меня для тебя есть задание куда поважнее. По повелению высочайшего имени в Эквестрии, Винил! Скажем, мы должны... самую малость приправить кое-что.
И пока их избранницы занимали места на сцене и настраивали инструменты, земная пони провела Винил к дальнему столику. Сунув копыто под платье, она извлекла на свет целую коллекцию сокровищ, при виде которой Винил не сдержала детского смешка: острый соус, чихательный порошок, мгновенный возбудитель крыльев и релаксант для рога! Бон-Бон замыслила превратить событие года в школьный розыгрыш.
И Винил была не прочь присоединиться.
— Ну что, Октавия, не здорово ли быть одной из них, как считаешь?
Лира вытащила крошечный коло́к из специального паза, натянув струны до полного совершенства. Небрежное движение копыта — и ноты заиграли в гармоничном переливе.
— Уж воистину. Соперничество не оставляет времени на товарищеский дух.
— Мы музыканты, а не солдаты. Кроме того, разве соперничество не делает нас обеих лучше? Мы обе на вершине, сено побери. И под конец вечера нас обеих ждёт дом и вторая половинка.
— Полагаю, ты права, — Октавия оторвалась от подкручивания тончайших струн и подняла взгляд на единорожку. — Я поражаюсь, как хорошо Винил ходит в платье, учитывая её... сложные взаимоотношения с презентабельным внешним видом.
Лира развела ногами и лениво облокотилась на свой инструмент, парящий в волшебном свечении. Наверное, это как пытаться поднять собственное тело, подумалось Октавии; а с другой стороны, единорожья магия всё равно нарушала любые законы физики, сколько бы их ни открывали. Пианист и саксофонист уже приготовились, и поэтому она поспешила закончить с виолончелью.
Через мгновение она уже была на ногах и удовлетворённо проводила смычком по струнам. «Ля» малой октавы звучала чуть ниже положенного, но Октавия её подкрутила. Наконец инструмент был готов, и кобыла тяжело вздохнула, собираясь с духом.
— Не забывай, Октавия, мы бежим марафон, а не спринт. Тут тебе не быстро отыграть, а потом в бар за виски, это почти до самого конца ночи.
— Я уже не раз делала такое, Лира. Всё хорошо. Просто... немного нервничаю, и всё.
— Ладно, тогда надуй губы и изобрази немного рафинированного пафоса. Принцесса будет с первыми гостями.
В дальнем конце зала распахнулись огромные двери, выход в Кантерлотские королевские сады, где гостей попросили подождать до начала. Первой вошла принцесса Селестия и прошествовала выверенной походкой, завладев всеобщим вниманием. Она замерла в самой середине бального зала, её рог зажёгся — и вспыхнули канделябры. Свечи не горели, как полагается нормальным свечам, а пылали яркими кострами и озаряли зал подобно тому, как домашний очаг дарит свет и прогоняет зимнюю стужу.
— Мои верноподданные, рада приветствовать вас на ежегодном Гранд Галопинг Гала. Я прощу прощения за все неудобства, которые могли возникнуть из-за изменений в расписании, но посетители прошлогоднего бала поймут, с чем это связано. Прошу, наслаждайтесь ночью. Мы с сестрой всегда рядом, если вам нужно наше внимание.
Из-за сестры, будто ожившая тень, возникла принцесса Луна. Никто не видел, чтобы она входила или выходила, да и вряд ли кто-то представлял, как она могла очутиться в центре зала. Она держалась царственно, с высоко поднятой головой, как умели только в дни далёкой, седой старины. Но вопреки уверенной позе, голос её не гремел в воздухе, как у Селестии — он звучал скорее с неуверенной дрожью, нежели властными нотками, обычными в подобных обстоятельствах:
— Жители Эквестрии! Я, принцесса Луна, объявляю Гала открытым!
Она вернулась к сестре, и принцессы о чём-то заговорили. Пони всех пород, цветов и родословных окунулись в море светских бесед; с закусок сняли плёнку, и по отмашистой команде Хуфса Циммера ансамбль принялся играть.
Винил стояла у небольшого подноса, слегка распушив оборки платья, что якобы улучшало маскирующие свойства. Позади неё Бон-Бон щедро посыпала аппетитные кексы возбудителем крыльев. Белый порошок был совершенно неразличим на белоснежной сахарной пудре, а за очертаниями кобылы в пышном бальном платье и подавно. Бон-Бон кашлянула три раза, подавая сигнал, и они ретировались в первое попавшееся место. А дальше, жадно поглощая нетронутые кексы, парочка хулиганок стала с нетерпением ждать, когда жертвы слетятся на угощение.
Это заняло больше времени, чем ожидалось. Ради большей незаметности они выбрали столик с краю бального зала, где их вряд ли бы могли застукать. Сливки кантерлотского общества же, однако, стягивались к центральному столу. Тот постепенно пустел, и Бон-Бон неустанно повторяла: терпение. По очевидным причинам она была не слишком хорошо знакома с Винил и только сейчас поняла, сколь велик её запас терпения.
— Да ну, Бон-Бон, скукотища! Я хочу пойти потрещать с кем-нибудь.
Земная пони не сводила глаз с заветного подноса: к столику подтягивались первые случайные одиночки. Всего-то и нужно, что один пегас да один кекс, и вуаля — сгорите от стыда, мсье.
— Попридержи коней, Винил. У терпеливого пекаря кексики вкуснее, помнишь? И потом, с кем ты поболтаешь? Сама же говорила, даже Октавия сначала показалась тебе напыщенной, а она и вполовину так не задирает нос, как местный бомонд.
Винил пожала плечами, подбросила последний кексик и проглотила его в один присест.
В цирке такое делают тюлени с рыбой, а пони ещё и приплачивают, чтобы посмотреть, пронеслось в голове у Бон-Бон.
— Ну, ладно. Но Октавия больше не такая фифа. Она вообще-то классная, надо только её узнать.
Бон-Бон на миг встрепенулась, но тут же согласно кивнула.
— Твоя правда, пожалуй. Хотя я бы сказала, что это от знакомства с тобой. Этой особе срочно надо было вправить мозги. Но да, теперь даже Лира перестала бросать в её фотографию дротики...
— Лира чего, прости?!
— Она тяжело перенесла потерю работы. Надо было кого-нибудь обвинить. Теперь-то, впрочем, они ладят. Ну, а я что? Я с Октавией никогда не была на ножах, только Лира.
Земная пони резко повернула голову и плавно проследила, как троица пони в облегающих лётных костюмах приближается к ловушке. Она прыснула со смеху и, махнув Винил, кивнула на Вондерболтов. Для подобного розыгрыша — кандидатура в самое яблочко.
Кобыла с огненно-рыжей гривой взяла первый кекс и одним голодным укусом отхватила сразу половину. Было достаточно одного довольного «м-м!», чтобы на аппетитные, тающие во рту угощения накинулись и её товарищи. Бон-Бон начала обратный отчёт. Три, два один — крылья кобылы встали торчком, оборвав её на полуслове, да с таким звуком, будто кто-то хлопнул простынёй на ветру. И началась цепная реакция: крылья двух других пегасов одно за другим присоединялись к стоячим аплодисментам.
Несколько пони неподалеку возмущенно завопили несчастным жертвам, что они оскорблены зрелищем и что маленьким жеребятам стало бы от подобного противно (если б жеребятам разрешалось посещать такие мероприятия, конечно). Троица рассудила мудро и поспешно скрылась из зала, но всё больше пони обращало внимание на компашку оскорблённых и оскорблялись сами — на то, что те оскорбились на инцидент, хотя сами его не видели.
Именно по этой причине пони, которые любят оскорбляться всем подряд, чтобы привлечь к себе внимание, через несколько лет протолкнули закон «Об оскорблении чувств чувствующих». Закон этот, помимо прочего, запрещал любое общение между двумя сторонами, если одна из них чувствовала себя оскорблённой. К счастью, через неделю он был отменён партией «Мы вам не Дискорд» и, следовательно, не имеет никакого значения ни для одного события в этой истории.
Винил с Бон-Бон не присоединились ни к первым, ни ко вторым, потому что были слишком заняты — покатывались со смеху от того, сколь оскорбительно преступной получилась их выходка. И это правда; если бы все не спорили о предполагаемом падении нравов, а навострили уши, то услыхали бы надрывный хохот двух преступниц и вывели их на чистую воду. К счастью, жаловаться на что-то — любимое развлечение высшего света, и последние смешки угасли задолго до того, как толпа вновь растворилась в словесных помоях и беседах ни о чём.
Со смесью душевного ужаса и сдавленного смеха Октавия наблюдала за тем, как событие последовательно разворачивается от продумывания плана до конечного результата. Она повернулась к Лире и зашептала изо всех сил, не переставая играть, что воистину можно было назвать лишь подвигом:
— Ни за что бы не подумала, что увижу день, когда кто-нибудь дурно повлияет на Винил.
— Уговаривать особо не пришлось, — пожала плечами Лира; её музыкальный инструмент недвижимо парил рядом в бежевом свечении. — Расслабься, они хотя бы будут заняты.
— Ну, надеюсь, их не выставят за порог.
Лира фыркнула и перехватила инструмент передними ногами. Со стороны это выглядело странным — играть стоя, но так единорожка могла выполнять повторяющиеся последовательности копытами, а магию приберегать для более сложных и тонких нот. Таким образом она, по сути, играла за двоих сразу. Это требовало умения подолгу стоять на задних ногах (или сидеть на одном месте), зато в разы повышало уровень музыканта.
У неё время от времени все ещё случались непроизвольные судороги, которые надо было побороть, и во время разговора она то и дело переступала с ноги на ногу.
— Крылья привстали? Пф, да если бы. Настоящий переполох по силам устроить только релаксанту для рога.
— Релаксанту... для рога?
— Особо популярен у студентов и тех, кому не нравятся единороги. Смотреть весело, быть жертвой — не очень.
В груди Октавии закололо острое беспокойство. Волшебство слишком уж непредсказуемо, чтобы с ним играться.
— И что бывает, когда становишься жертвой?
Единорожка молча покрутила копытом у виска, криво ухмыльнулась и повернулась обратно к бурлящей толпе.
Такт. Вот чего требовал второй шаг в череде розыгрышей. С учётом этого условия многие (кто в итоге оказался в курсе дел) и по сей день теряются в догадках, почему для проведения следующего манёвра Бон-Бон выбрала именно Винил. Утончённость и такт явно не были её сильной стороной.
Что ни говори, а Бон-Бон хотела устранить себя из уравнения, если кто-нибудь раскроет следующий, более рискованный этап плана. И вот Винил аккуратно, капля за каплей заливала релаксант в графин из-под пунша. Вдруг её предельно напряжённую и в основном вынужденную концентрацию прервало отчётливое покашливание, и она с громким визгом разжала волшебную хватку. Флакон плюхнулся в пунш.
Она развернулась, уверенная, что её поймали с поличным — и обнаружила перед собой статного аристократичного единорога. Шерсть его сверкала чистейшим алебастром, а шелковистая золотая грива водопадом струилась по плечам. Винил невольно съежилась под его недвусмысленной улыбочкой.
— Доброго вечера, холоп... миледи, то есть. Смею надеяться, вечер вам по душе?
Почесав затылок, Винил пришла к выводу, что идти ва-банк пока смысла нет. Она неопределённо передёрнула плечами и решила не подавать жеребцу никаких знаков.
— Ну так, ничего.
— Уж в самом деле. На прошлогоднем Гала я познакомился с одной особой, и у неё шерстка была точно как ваша. Очень памятное знакомство, осмелюсь заявить. Впрочем, вы не менее прекрасная конкуби... в смысле, не менее прекрасны, конечно же.
— Я... уже занята, бла-ародный мусью. Без обид, — Винил со смешком отмахнулась от комплимента.
— Но где тот жеребец, что посмел посягнуть на ваше копыто? Скажите же, и я повелю своему дворецкому, чтоб он по-джентльпоньски разобрался с наглецом!
— А разве этим должны заниматься не вы сами?
— Я ни за что не опущусь до подобного уровня. До уровня проходимца, позарившегося на вас! Я, принц Блюблад, гораздо более подходящий жеребец! — единорог театрально фыркнул, вздёрнув нос.
— Как знаете. Мой «жеребец» сейчас на сцене, играет на виолончели. Сами понимаете, что я имею в виду, когда говорю, что мне это не очень интересно.
Взгляд Блюблада скользнул по ансамблю и вопросительно замер на Винил.
— Но ведь жеребец играет на фортепиано. Я не понимаю.
— Я про кобылу, которая впереди всех, ваше высочество. Октавия Филармоника, если будет угодно. Так что, как я и сказала, вы не в моём вкусе.
— Вы мне хотите сказать, что вы... Фу! Чтобы подобный... разврат — и на Гала! Я тебя... вас... Да мы же дышали одним и тем же воздухом, о тётушка!
— Ну простите, ваше высочество, — развела копытами Винил и сдвинулась в сторону, открывая вид на графин с напитком. — Пополоскайте рот пуншем, авось, поможет. Разносчик говорил, он весьма хорош.
— Для твоего рта недостаточно хорош, блудница!
Единорожка сумела сохранить ледяное самообладание и, покосившись на Блюблада, зашагала прочь. С ухмылкой она бросила на прощание погромче, чтобы было слышно:
— Уж поверь, Блюблад, я и капли в рот не возьму.
Винил сорвалась на галоп и поскакала к одному из столиков в углу, где в засаде притаилась Бон-Бон; она беспокойно ёрзала на стуле, ожидая полного провала по всем фронтам. Тикали минуты, а Блюблад хлестал пунш бокал за бокалом, и всё это растянулось на добрую половину часа, если не больше. Потом он ещё долго бранил проходящие мимо парочки кобыл, и так продолжалось, пока он не осушил весь графин, а затем, будто не замечая флакончика на дне, спокойно ушёл.
На лице Бон-Бон смешались в равной степени смятение и подозрительность.
— Так что, э-э, флакон ещё у тебя?
— Нет, выпал, когда этот ко мне пристал.
— Ты хочешь сказать... — земная пони взволнованно ахнула и схватила Винил за плечи, — что у него весь флакон в одном бокале?
— Ага. А что, сильная штука?
Бон-Бон, улыбаясь и хватаясь за бока, сползла со стула.
— О-хо-хо. Очень сильная. Кажется, старина Блюблад наведёт шороху. Чем крепче доза, тем больше ей требуется времени. Я бы не советовала стоять рядом, когда оно начнётся.
Винил прочитала безмолвный намёк во взгляде Бон-Бон и, сочтя последствия весьма комичными, рискнула тоже выдавить смешок. В это же время на сцене, что была позади неё, ансамбль начал собирать вещи и вскоре уступил место каким-то бугаям с декорациями. Столь внезапная смена показалась Винил очень интригующей, и единорожка сорвалась с места, чтобы задать вопрос.
— Эй, Окти, что за внезапные перемены в расписании?
Земная пони оторвала взгляд от виолончели, и вся её холодная раздражённость мгновенно растаяла. Она быстро застегнула молнию на футляре и осторожно, чтобы не помять платье, закинула его на спину.
— Слава Селестии, это всё, нас досрочно освободили. В этом году на заключительной части Гала, видимо, проводят награждение «Хуфи». Ну, а мне меньше работы за те же деньги, грех жаловаться.
— Вот видишь, я начинаю оказывать на тебя положительное влияние! — Винил буднично, но крепко прижала к себе Октавию. — Однажды тебе не будет равных в умении прокрастинировать, Окти.
— Поразительно, как подобные слова вмещаются в твой словарный запас. Такие длинные.
Заулыбавшись, единорожка быстро подавила смешок и состроила невозмутимое лицо. Однако стоило ей хоть раз покоситься на Октавию, и смех снова рвался наружу. Это, по понятным причинам, возмутило последнюю.
— Чего это ты расхихикалась, как школьница?
Окончательно поддавшись смеху и хорошенько похохотав, Винил наконец утёрла слезинку с глаза. Она прекратила держаться за бока и кое-как снова встала на уровне глаз Октавии.
— Просто... ну, понимаешь, трудно удержаться от пошлой шутки. «Такие... длинные...»
Она рухнула в очередном приступе хохота, стуча копытом по полу, а Октавии лишь оставалось закрыть лицо копытом — и спрятать собственный смех. Однако ей было очень трудно не обращать внимания на свой подрагивающий голос и трясущиеся плечи, отчего происходящее казалось ещё более уморительным.
— Лучше?
— Ага.
— Ты прекратила смеяться?
— Ага, ага, всё норм. Давай смотреть награждение.
Октавия стояла совершенно расслабленно и пропускала мимо ушей раздражённый шёпот из толпы, гудящей вокруг. Её внимание было сосредоточено на полностью подготовленной сцене. Винил закончила отряхиваться; платье по-прежнему буквально сияло. Эта дьявольская модистка, верно, была из какой-то тайной языческой секты, если создавала одежду, которая попросту не загрязнялась после катания по полу в припадках безудержного смеха.
Вдруг сцену озарил яркий свет, исходящий из невидимого эфира — по щелчку рога, просто из воздуха. Клубы непроницаемого дыма окутали площадку и скрыли от взоров, как из глубин выходит ночная гостья. Её шерсть, казалось, состояла из звёздной пыли, что завораживающе мерцала и возносила её, похоже, светлый окрас на совершенно иной качественный уровень. Каштановая грива была небрежно пострижена, ниспадала на плечи, но ни капли ниже. Кобыла улыбнулась и помахала публике, потом зажгла рог — и кольцо сверкающей изумрудной магии опоясало её горло.
— Добрый вечер всем, кто присутствует на Гранд Галопинг Гала! Меня зовут Шампань Супернова, и я рада представить вам победителей премии «Хуфи» в этом году!
Она погладила горло нежными движениями; волшебное кольцо стало плотнее, увеличивая громкость заклинания.
— Для вас и только для вас, наши самые дорогие гости, мы подготовили награды во всех номинациях. Номинанты проходили отбор и приглашались в соответствии со всеми требованиями. Сегодняшней ночью мы представим вам все таланты: от актёрского мастерства до акробатики, а также музыку и новую категорию «фильмы».
Шампань умолкла, очевидно, в тот момент, когда по сценарию должна была позволить слушателям аплодировать. Ничего не случилось, поэтому она как ни в чём не бывало продолжила:
— И в первую очередь присуждается награда в номинации «Лучший актёр». Среди номинантов — Роберт Винни-младший за игру в «Железном жеребце», Леонардо Ди Кантеро за роль в «Острове одружествлённых» и, наконец, Джордж Клопуни за участие в «Безумной гвардии: Боевом гипнозе против коз».
Из колонны перед кобылой вылетел конверт, объятый тонким ореолом изумрудной магии. Она осторожно завозилась с ним, пытаясь открыть. Винил повернулась к Октавии и кивнула в сторону проходящей церемонии.
— Ты за кого? Я за Джорджа Клопуни, обожаю его фильмы.
Октавия слегка пожала плечами и безразлично покачала головой.
— Все фильмы с ним одинаковые. Что-то я устала, может, просто... пойдём домой?
— Э, нет. Давай ещё послушаем нескольких, ладно?
Октавия смерила подругу взглядом прищуренных глаз, стараясь изо всех сил угадать, что же та задумала. Диджей никогда не интересовалась культурой или искусством, по крайней мере, до сих пор она об этом никак не заявила.
— А ты, значит, горячая поклонница фильмов?
— Да само собой! На акустической системе, что у меня дома стоит, они просто башню сносят. Звук на один и пять прилагается!
— Это та самая, которая состоит из одних сабвуферов?
— Ага, и центра. Потому-то один и пять, сечёшь?
Со смешком Октавия пронаблюдала, как Винни-младший рысью взбирается на сцену и принялся зачитывать свою, к счастью, довольно лаконичную речь. Он перечислил всего-то триста членов съёмочной команды, что сэкономило всем кучу времени — обычно в таких церемониях всё бывает совсем по-другому.
— Ну да, вещь просто удивительная. Горожане Понькина, наверное, слышат кристально чистый звук, если его не заглушают сопутствующие землетрясения. Может, домой?
— Во-во, кому в наши-то дни нужны бренчальщики на струнах?
Она всё ждала ответа на последний вопрос, но вскоре догадалась, что его не последует. Тогда она вышла вперёд и загородила Винил вид на сцену.
— Чего ты добиваешься, Винил? Зачем мы тут сидим?
— Поверь, тебе понравится.
— Уж надеюсь, ибо ещё одна секу...
Единорожка зашипела, заставив Октавию замолчать. Она резко кивнула в сторону сцены и Шампань, которая только что вручила «Лучшую актрису» какой-то кобыле с профессионально заплаканными глазами. Ведущая извлекла ещё один конверт и, прочистив горло, приступила к следующей группе номинантов:
— Ну, а следующая у нас, дабы сменить тон и настроение, номинация «Лучший музыкант». От народа и для народа! Мастерство этих исполнителей оставило неизгладимый след в сердцах многих. Номинанты таковы: Виспер Эхо и его прорывной альбом «Тучи над Кантерлотом», МС Кольт-7 за тур «Гром и молния» и, наконец, Октавия Филармоника — за вклад в классическую музыку.
Октавия очень медленно повернулась к Винил: лучезарная улыбка той вызывала скорее ярость, чем радость.
— Хочешь сказать, что меня номинировали... и ты об этом знала?!
— Ну, как-то так. Я хотела, чтоб был сюрприз!
Земная пони поперхнулась воздухом, в панике пытаясь понять, что происходит. Винил сунула копыто в складки платья и достала письмо с именем Октавии и её яркой кьютимаркой.
— Трудновато было это от тебя прятать. Твоя музыка наконец удостоилась признания. Я знала, что ты по-любому тут будешь, и поэтому не показывала, чтобы вышел клёвый сюрприз... реально клёвый, а то вдруг ведь выиграешь!
— Но у меня же речи нет, как я буду... так, стоп, всё просто. Я просто не выигр...
— ...И победитель — Октавия Филармоника!
— Какого се...
Брань Октавии перебил оглушительный рёв оваций. Она робко помахала, пока не заметила, как Шампань подзывает её на сцену за статуэткой «Хуфи». Место быстро освободилось, и под нос ей сунули микрофон, хотя её голосовые связки всё ещё были скованы немотой.
— Что сказать... это очень неожиданный сюрприз. И приятный. Я, к сожалению, не подготовила речи. И...
Шампань резво подскочила к ней, чтобы помочь с импровизаций. Отчасти из-за долга перед коллегой, а отчасти потому, что ей нужно было сказать что-то стоящее для режиссерской плёнки.
— Что насчёт вашего вдохновения? Что помогло вам сотворить музыку, пленившую весь Кантерлот?
Октавия покраснела и улыбнулась Винил, стоявшей в толпе.
— Одна, так сказать, очень близкая подруга. Мисс Винил Скрэтч стала... гм, очень близка мне за последние несколько недель и многому научила меня в музыке и жизни.
Вскинув бровь, ведущая одарила её хитрой улыбкой и заблестевшим взглядом.
— Так почему же вы одна на сцене? Поднимайтесь, Винил, вдохновение не менее важно, чем исполнение.
Винил внезапно поняла, что на неё направлен свет софитов; а пока она нервно поднималась по лестнице, из ниоткуда высовывались и беспрестанно щёлкали объективы фотоаппаратов. Она замерла подле бока Октавии, несколько неловко улыбаясь из-за нервов. Шампань с фирменной улыбочкой бывшей журналистки сунула ей микрофон.
— Каково это — чувствовать, что вы являетесь источником вдохновения для изумительного музыканта?
Винил смущённо кашлянула, стремительно заливаясь краской.
— Ну, это... лучшее чувство на свете. Я всегда считала Окти потрясной, даже если она задирает нос и отказывается это признавать. Приятно, что она думает обо мне так же.
Микрофон медленно проделал обратный путь к Октавии, чьи щёки яростно пылали от столь внезапного и неприкрытого комплимента.
— Что ж, надо сказать, искала я долго и повсюду, но ещё не находила никого подобного тебе. Ни жеребца, ни кобылы — никого, чтоб такой же безмозглый, упрямый... и умел заставить улыбаться.
Убрав микрофон, Шампань на секунду задержалась и улыбнулась парочке кобыл, а затем развернулась обратно к зрителям.
— Дамы и господа, поаплодируем Октавии и её кобылке, Винил Скрэтч!
Рёв аплодисментов заглушил сбивчивые шаги двух кобыл, когда Шампань мягко выпроводила их со сцены. Напоследок они обернулись: ведущая глядела на них с сияющей усмешкой.
— Нет, ну а что? Будто бы мне не ясно, что вы встречаетесь. Как думаю, так сразу вспоминаю, как встретила Монин Глори. Ах, что у неё за улыбка, прямо как у вас обеих! Впрочем, ладно, шоу должно продолжаться!
Шампань поскакала обратно к краю сцены, на ходу приводя в порядок гриву и восстанавливая профессиональный вид. Она возмущённо фыркнула — и начала объявлять следующих номинантов. Каким-то образом она почувствовала, что на сей раз речь победителя будет немного менее драматичной.
Винил отвернулась и устремилась прочь со сцены, а Октавия последовала за ней. По пути они пересеклись с принцессой Селестией, которая им улыбнулась. Но даже потеряв её из виду, они все ещё расслышали, как перед ней спешно отчитывался молодой гвардеец:
— ...Он попросту исчез, сбежал с табором каких-нибудь балаганщиков. Предположительно, сошёл с ума, ваше высочество! В пунше, который он пил, мы обнаружили флакон из-под наркотика. Скорее всего, принадлежал ему...
В дальних дверях показалась принцесса Луна и заторопилась к сестре в сопровождении небольшого отряда мышекрылой охраны. Она промчалась под самым носом у Селестии, сбив ей шаг, отловила гвардейца и повторно выслушала рапорт (серая шкура задыхающегося жеребца начала приобретать фиолетовый оттенок).
— Сестра, я собрала всю свою рать. Молви, откуда нам начать поиски?
— Моё мнение: поиски могут и подождать до утра. Погода за окном ужасная, — принцесса Селестия зевнула и потянулась, притом что вышло даже сильнее, чем было задумано.
Вид из стрельчатых окон дворца являл чарующую ночную тишину и полную луну, висящую в безоблачном небе.
— Сестра? О более безупречной ночи, чем сия, можно только мечтать.
— Разве? Ой, не смотри... Ужас!
Откуда ни возьмись налетела буря и заволокла небо серыми тучами и мглой — Селестия только цокнула языком. С улыбкой она подмигнула Луне и устремилась прочь, напоследок бросив через плечо:
— Я полагаю, нам лучше отложить это на завтра, сестра.
Две пони, наблюдавшие за всем этим фарсом, едва слышно захихикали. Принцесса Луна, всё ещё в лёгком недоумении, лишь развела копытами и решила разобраться с остатками закусок. Октавия направилась было к выходу, но тут заметила, что подруга не спешит идти вслед за ней: на лице единорожки играла беспокойная улыбка.
— Винил, ты идёшь?
— Да-да. Давай выйдем в эту дверь, Октавия. Тут... вроде быстрее.
Октавия уставилась на подсобную дверь в полнейшем замешательстве, но немного подумала и попросту молча согласилась. Винил поспешила вперёд, чтобы открыть ей дверь, но в походке единорожки по-прежнему читалась тревожная неловкость.
Сад за дверью, казалось, был вместилищем всех триумфов природы. Куда ни глянь, всюду взгляд натыкался на растения и животных самых прекрасных обличий, но посреди этого буйства жизни оставалось достаточно места для двух пони — пони с блеском в глазах и благоговением в сердцах. Винил нашла то, что искала: поляну в райском саду, достаточно крупную, чтобы вместить их. Она направила Октавию к ней, но не столь незаметно, как надеялась. Октавия с улыбкой поняла, что её осторожно ведут на полянку.
Они глядели друг на друга, и земная пони заметила, что Винил переминается с ноги на ногу. Именно так она себя вела, когда нервничала: потупила взгляд, копыта не стоят на месте, кусает губы.
— Должна сказать, у этого релаксанта для рога весьма... эпичные последствия.
— О да. Может довести жеребца до чего угодно. Акробаты — это ещё цветочки. Ха, вот уж...
Октавия коснулась копытом подбородка единорожки и приподняла её голову так, чтобы их взгляды встретились. Земная пони улыбнулась на миг, и это немного уняло дрожь Винил.
— Ты же не просто так привела меня сюда, да, Винил?
Винил почесала затылок, и взгляд её скользнул по увитым цветами деревьям, на чьих сидели причудливые, экзотические птицы. Она кашлянула и наконец сосредоточила внимание на Октавии.
— Помнишь ту ночь, когда ты спросила меня: «Что с нами будет, Винил»?
— Да, и я помню, что той ночью у тебя не нашлось ответа.
— Ну, я всё думала об этом с тех пор, — Винил неловко поскребла землю копытом, глядя то на землю, то на кобылу. — И знаешь... мне кажется, я знаю, что с нами будет.
Она сосредоточила взор и неотрывно поглядела в глаза Октавии. Если Винил избегала её взгляда, и от этого тряслись коленки, то теперь она заглянула — и озноб пропал.
— Мы купим дом. С большим садом, чтоб принимать солнечные ванны и выращивать еду, и со второй спальней для гостей. Там будет симпатичная кухонька, так что можно будет готовить штуки из сада, и для...
От такой мысли Октавия рассмеялась. Они обе прекрасно понимали, что готовку можно будет доверить лишь одной.
— Окти, ну ты чего... ах да! и крыльцо с верандой. И вот потом, когда мы станем дряхлыми бабками со скрипучими суставами, мы будем сидеть на ней в креслах-качалках, прясть носки для внучек и кряхтеть про то, какие они у нас хорошенькие.
— Это было бы прекрасно, Винил.
Единорожка улыбнулась, сдерживая слезы, скопившиеся в уголках глаз. Она никогда не задумывалась о глубоких чувствах. Для неё это было в новинку.
— И я ещё не упомянула самое лучшее. А самое лучшее в том, что дом мы арендовать не будем. Нет, мы его купим, и он будет только нашим. Навсегда.
Она села на землю и постаралась, чтобы в горле не саднило. Не раз она репетировала это мгновение, пока Октавии не было рядом, но от этого не становилось ни капли легче.
— Совсем... совсем как ты, Октавия Филармоника. Я... я хочу, чтоб ты была моей навсегда, если ты меня примешь.
Она извлекла из складок платья коробочку и, как бы дразня, потеребила кончиком копыта крохотную защёлку. Щёлкнул шарнир: внутри лежали два блестящих золотых браслета на ширину передней ноги. На одном был скрипичный ключ, высеченный из цельного аметиста, а на другом — чёрная нота из оникса. Октавия зажала рот, задыхаясь от слез радости. Винил самой всё труднее становилось сдерживать слёзы. Нельзя дать им всё испортить. Прочистив горло, она произнесла:
Принцессы по воле
В добре и в невзгоде
Мы судьбы сплетем
До скончания времен!
Винил наконец отважилась и подняла взгляд: на щеках Октавии застыли слёзы безграничного счастья. И в тот миг она больше не могла сдерживать свои собственные.
— Так... ты выйдешь за меня?
Октавия стиснула, сжала, сдавила единорожку в несокрушимых объятиях, оросила слезами и покрыла поцелуями. Буря чувств овладела ею. И когда они вместе легли на траву, она прошептала Винил на ухо:
— Как бы я смогла отказать?