Волшебная мелодия зимнего праздника

Скрытый талант, уютная комната, импровизированный концертный зал заполненный плюшевыми зрителями, и трогательный сестринский момент разворачиваются одним чудесным зимним утром.

Другие пони

Твайлит Старскай (Twilit Starsky)

Парень средних лет, недавно переехавший обратно в дом, где прошло его детство, однажды вечером встречает на своем пороге новомодную цветастую пони...

ОС - пони Человеки

Мягко стелющаяся тьма

Эта история является продолжением "Опасный роман лебедей". Целый дом поглотила тьма, и в нем поселились кошмары. В ловушку попадает жеребенок, и дом превращается в гнездо ужасов. Принцесса Луна прибывает, чтобы справиться с кошмарами, просачивающимися в мир реальности, и закрыть разлом. Но это не обычная тьма.

Принцесса Луна ОС - пони

Маяк

Даже крутым пони — таким, как Рэйнбоу Дэш, — время от времени нужно брать отпуск от работы и спасения Эквестрии. Когда ей наконец выпадает шанс поехать с друзьями на море, она без раздумий соглашается, но вот незадача: смотрительница местного маяка взяла больничный, и погодная служба в “добровольном” порядке подвизала на дело Рэйнбоу. Тоскливая работёнка. Правда, вся скука мигом улетучивается, когда на горизонте появляется корабль, идущий прямо на скалы…

Рэйнбоу Дэш

Грань безумия

Вы никогда не задумывались, почему одна пони становится совершенно другой? Что заставило принцессу Луну поддаться искушению своего злого "я"? Из-за чего можно предать все родное, доброе и установившееся в Эквестрии? "Грань безумия" предлагает вам перенестись в ту роковую ночь, погрузиться в разум принцессы Луны и понять всю ту печаль, что заставила ее совершить фатальный поступок, который навсегда останется в памяти Эквестрии.

Принцесса Селестия Принцесса Луна Найтмэр Мун

Бессмертие Эбби

"Я никогда и не мечтала о бессмертии. Не думала, не нуждалась в нём. Жила обычной жизнью… Но по-видимому у судьбы были другие планы на мой счёт. Мне страшно вспоминать собственный возраст. Я слишком долго живу на Свете… но, знаете, когда-нибудь даже бессмертию наступит конец…"

Принцесса Селестия

Вместе они борются с преступностью

Ям Спейд — земной пони-детектив с хорошим чутьем земного пони. Он может найти почти все. Азура Серапе — норовистая бурро с загадочным прошлым и личностью, которую она держит в секрете. Вместе эти двое умеют попадать в неприятности.

Другие пони

Сталлионградские вечера

Шпионская история, разворачивающаяся в мире МЛП. Принцесса Селестия, почувствовав магическое возмущение в соседней стране, отправляет своих шпионов, узнать их причину. Агент Свити Дропс должна проникнуть в стан потенциального противника, для выполнения этой нелёгкой миссии. Вот только соседнее государство, это зловещий Сталлионград. Сможет ли Свити спасти Эквестрию, выполнить задание и при этом не сойти с ума? Узнаем.

Твайлайт Спаркл Принцесса Селестия Лира Бон-Бон

Берри Панч и канун Дня Согревающего Очага

Берри Панч готовится к наступлению Дня Согревающего Очага в своей обычной манере: надирает задницы и убивает. Без разницы, кто пытается навредить ее друзьям — древесные волки или древнее зло — Берри всегда готова прийти на помощь.

Бэрри Пунш Кризалис

Почему принцессе Твайлайт не нужна охрана

Что может быть легче, чем обчистить замок, который никто не охраняет? Даже его хозяйка, принцесса Твайлайт Спаркл, болтается неизвестно где. Но, как и всегда, всё почему-то пошло не так…

Спайк Старлайт Глиммер

Автор рисунка: BonesWolbach

Сказка в устах, где много звонких фраз, но смысла нет

Однажды прохладным осенним днём отец взмахнул копытом.

Но тише от этого не стало, ведь все птицы и так уже давно улетели.

Кап-кап-кап.

Лил дождь.

В этом не было ничего откровенно удивительного. Дождь — это ведь совершенно естественное для природы явление. А что было удивительным, так это отсутствие предусмотрительности со стороны отца. Большинство пони, если взялись организовывать семейную встречу, проводят её у себя в доме, особняке или каком-то похожем здании с крышей. Неужели так трудно было свериться с пегасьим прогнозом погоды? Как будто это не он проходил мимо доски объявлений по пять раз на дню.

Ах, прошу простить, я чуть не забыл, о ком говорю.

С его стороны это значило бы признать, что мы, единороги, — превыше прочих похожие на наших славных владычиц изыском и утончённостью — вынуждены справляться у ветреных грубиянов, общепринято именуемых «пегасами», о чём-то настолько тривиальном, как погода.

Ладно, пускай, я немного приукрасил. Некоторым мыслям лучше и дальше хранить в черепной коробке, нежели говорить кому-то вслух.

Даже если «кому-то» — это идиоту, помешанному на расовом превосходстве.

Неужели ему это настолько противно? Может в самом деле да, а может и нет. Мы с ним не общались уже много лет.

Если даже на время забыть отца, это в большей или меньшей степени касалось всех пони в парке, кого я имел неудовольствие знать. Я бы, разумеется, ни за что не произнёс подобного вслух. У меня, если на то пошло, хватало чувства приличия. А отец же был готов вот-вот продемонстрировать во всеуслышание отсутствие оного.

Кап-кап-кап.

Говоря об остальных, я называю их «семьей» весьма относительно. У большинства пони семья вызывает ассоциации с  теплом очага и приветливым домашним уютом. Она воссоздаёт у них перед глазами детские воспоминания, горячие объятия и нечёткие лица, далёкий строгий голос; но каждый образ пронизан той связью и взаимопониманием, что не стираются ни возрастом, ни расстоянием, ни памятью.

Кто знает, сколько лет я не виделся со своей «семьёй».

Селестинский парк, в котором отец решил организовать встречу, располагался у южной оконечности Яркого перевала, единственного прохода в Кантерлотских горах на несколько сот миль в обе стороны. Своей популярностью среди единорогов он был обязан близости к Кантерлоту, а среди пегасов — перепадам высот и рекордному количеству перелётных птиц. Именно из-за птиц я согласился прийти, не взирая на намечающуюся компанию. Не скажу за всех, но при взгляде на этих пернатых созданий, дерзнувших покорять небесные просторы, во мне всегда просыпался детский восторг.

Кап-кап-кап.

И тут же будто пугало стоял отец, поглощённый собой, сосредоточенный лишь на внезапном объекте своей ненависти — команде погодных пегасов; они собирались устроить грозу, подгоняя и направляя через перевал стайки рокочущих туч.

Копыто над головой.

Уши прижаты.

Рот открыт.

Хотел бы я сейчас поговорить с ним. Отвлечь на пару минут, объяснить всю разницу и расхождения в нашем восприятии мира. Он бы выслушал, надо всего лишь толику везения, и хотя вряд ли он всё поймёт с первого слова, но, возможно, заржавевшие шестерёнки предубеждений в его голове медленно придут в движение. И со временем он поймёт, что в них могло что-то застрять.

Он набирает полную грудь воздуха.

Это мой шанс. Вот только что мне сказать?

«Прошу прощения, отец, не могли бы уделить мне пару минут?»

Дурость! Так с порога бросают тебе в лицо мейнхэттенские коммивояжёры.

«Эй, стой, не надо!»

Тоже не годится. Добьюсь лишь новых криков.

Кап-кап-кап.

Поздно.

Поток брани срывается с его губ. В шуме дождя его голос слишком неясен, чтобы можно было разобрать отдельные слова, но это и не нужно — тон и громкость доносят смысл вполне отчётливо. Несколько пегасов оборачиваются и сердито косятся, но большинство попросту не обращает внимания, не имея желания кричать что-либо в ответ сквозь грохот уже полноценного ливня.

Теперь-то я отчётливо представлял, что следовало сказать отцу. Поведать сказку. Хотя она наверняка получилась бы слишком длинная, да и я бы вряд ли изложил её понятно. Возникавшие в моей голове мысли не сказать чтобы особо прагматичные.

Эх, да что уж там.

Я бы начал свою сказку с «Однажды...» и закончил словами: «Грустная история, правда?»

Однажды жили на свете два жеребёнка.

Он — единорог, отпрыск мелкого аристократического рода, свет отчих надежд и чаяний, которые ушли в мир иной вместе с его матерью после тяжёлых родов. Он видел огромный мир за пределами тесных коридоров традиций и родословных, чего не замечали окружающие его пони, и стремился примирить взгляды отца со своими собственными. Но в надежде избежать конфликта между кровными узами и самоопределением он молчал, не рискуя озвучивать эти мысли.

Она — рождённая земными пони пегаска, не ведавшая подобных душевных метаний. Приняв отличия в облике себя и своих родителей, она проложила надёжный и стойкий мостик меж двух противоположностей.

Время летело совершенно незаметно, и вскоре им, как и всем живым существам, суждено было повзрослеть.

В один прекрасный день они по воле случая повстречались в парке.

— Эти пташки. Белохвостые жаворонки. Разве они не чудесны?

Нотки беззаботного восхищения в голосе пегаски почему-то сподвигли единорога ответить ей, а не промолчать как обычно.

— У меня дома есть несколько таких, — произнёс он без задней мысли.

К его удивлению, кобыла рассмеялась и показала на порхающих в кронах деревьев птичек.

— Вам нравится за ними наблюдать, да? — спросила она с тенью улыбки на мордочке.

Это было очевидно. Он кивнул.

— Почему же?

Действительно, почему?

Ему вспомнились далёкие дни детства, вспомнилось, как он наблюдал за птицами, а те парили над горящими золотом парапетами Кантерлота, да с такой лёгкостью, что окружающим с их самопорождённой строгостью оставалось лишь завидовать. И как дивился свободе птиц, их отрешённости от тех, кому суждено влачить существование внизу на земле.

Он попытался связать это в одно предложение, замялся, сбился.

— Приятно не забывать... что кое-что в нашей жизни ещё не лишено свободы.

Дурак.

Пегаска удивлённо покачала головой, но ответила своим мелодичным голоском:

— Тогда в чём же смысл ваших птиц в клетке?

Эта невинная беседа положила начало кое-чему совершенно новому. Жизненные пути пегаски и единорога побежали параллельно, и воспоминания о поведении его отца начали забываться за годы без общения. Пегаска стала ему новой семьёй, а он постепенно избавлял голову от лиц прошлого. Однако где-то в глубине души он не терял надежды примирить две противоположности, хранил искреннюю уверенность в том, что и другие могут измениться, как изменился он сам.

Лишь многие годы позже, на семейной встрече в том же самом парке, в памяти жеребца ожила отцовская бестактность, стоило другим пони оказаться не в том месте не в то время.

Стоя там, он видел в своём отце птицу, запертую в клетке, чьи крылья скованы негодованием и узким традиционным воспитанием. Не способный отпустить прошлое, не желающий отказываться от самоуверенности, достигаемой за счёт принижения других, он отчаянно цеплялся за «обычаи предков», покуда они не начали замещать его «я» — и разрушать.

И в то мгновение единорог узрел себя самого, опутанного страхом родственного осуждения, страхом перед необходимостью выбирать одну семью из двух. Теперь он понял, почему столько лет неосознанно избегал разговора с отцом; осознал, что всегда будет нечто — некто, — не желающий измениться. Не способный измениться. В то мгновение он впервые пришёл к неотвратимости стоящего перед ним решения.

Что бы он ни выбрал, настало время отпускать.

И что-то глубоко внутри него надломилось.

Кап-кап-кап.

Грустная история, правда?

Комментарии (3)

-1

Как-то ни о чём.

Darkwing Pon
Darkwing Pon
#1
+1

Ну что сказать — такая она, эта экспериментальная проза. Особенно когда экспериментирует с мета-темами и непосредственно читателем. Боюсь, очень многое похерил кривым переводом, в оригинале это совершенно другая вещь.

doof
doof
#2
+1

Если я правильно понял, то отец Блюблада ещё хуже, чем он. Но потом изменился. Я так понял.
Спасибо автору и переводчику!

Dream Master
Dream Master
#3
Авторизуйтесь для отправки комментария.