Неприкаянный

На дворе стояла осень.

То самое время, когда льют бесконечные дожди, а в воздухе всё отчётливее чувствуются холодные дуновения. Хоть солнце ещё грело, но уже не так согревало, как пару недель назад. Казалось, будто всё живое стремилось как можно лучше подготовиться к этим изменениям. Одни зверьки пополняли запасы на зиму, ловко юркая между деревьями, а небо рассекали клинья перелётных птиц. По грунтовой дороге медленно ехал обоз, гружённый картофелем, а за ним плелась фигура в длинном плаще. Пони, что шел за телегой, немного прихрамывал, изредка спотыкаясь, но каждый раз поправляя свой мешок, небрежно перекинутый через спину, шел вперёд. Плащ был не новым, в некоторых местах залатанный, но весьма искусно и аккуратно, поэтому смотрелся относительно неплохо, даже невзирая на то, что полы одеяния были испачканы грязью и смачно хлюпали при каждом шаге. Потупив голову, странник шел, как на каторгу, не разбирая дороги и иной раз облокачивался на борт телеги, чтобы не упасть в лужу.

Внезапно обоз резко встал и пони, покачнувшись, еле удержался на ногах. Не спеша, странник прошел вперёд и осведомился: «Почему остановились?»

— Всё, дальше караван не идёт, — объявил седовласый земной пони, сощурив на попутчике глаз, — добро пожаловать в городок Эйтенгем.

— Что за город? — поинтересовался пони в плаще.

— Кукурузная столица Эквестрии.

Странник вышел на открытый участок дороги и откинул капюшон. На тусклый свет явился острый рог, что по краю обрамляли пряди длинной темно-русой гривы. Шерсть единорога, которая совсем недавно была белой, точно мел, сейчас выглядела невзрачной, а вместе с тёмными пятнами под глазами свидетельствовала о нескольких бессонных ночах, проведённых в пути. Единорог топнул копытом, чтобы сбить с копыт налипшую грязь, после чего стал спускаться по крутому пригорку в город.

Сам населённый пункт был ничем не примечателен: домишки, крытые соломой, несколько мощёных улиц, что расходились в разные стороны от центра, а кругом город обрамляло широкое поле пожухшей кукурузной ботвы. Смеркалось, поэтому вокруг практически никого не было. В домах зажигался свет. Вероятно, пони собирались за большим столом, все вместе приступали к вечерней трапезе... В этот момент брюхо единорога издало пронзительное урчание, но он просто шел вперёд. Внезапно перед единорогом выскочил большой пёс и, не сводя прищуренных глаз с путника, зарычал, оскалив зубы. Тут единорог выпрямился, сделал шаг назад, поднял переднее копыто для самообороны. Пёс, обнажив клыки, бросился вперёд. Одно мгновение и челюсть сомкнулась на копыте единорога. Внезапно раздался обеспокоенный голос: «Шарик, ну-ка Фу! Нельзя!»

Через секунду пёс ослабил хватку и его за поводок оттянула кобылка. Единорог внимательно посмотрел на пони с собакой и оказался немало поражён. Бежевый окрас шерсти кобылки гармонировал с гривой мягко-вишнёвого цвета, а прямоугольные очки на носу добавляли ей шарма. Но истинным украшением повстречавшейся единорогу пони были её глаза, цвета чистого неба, они успокаивали словно морская волна и дарили какое‐то чувство безмятежности. Жеребец, забыв о боли, встал как вкопанный, разглядывая пони, словно впервые в жизни увидел кобылку.

— Прошу прощения, — продолжала бежевая пони, натягивая поводок, — вы не злитесь на него пожалуйста, старенький он стал. Чудит иногда.

— Да ничего, я привык. — ответил единорог, возвращая копыто на землю.

— Я вас раньше не видела! — сказала пони, внимательно осмотрев единорога, — Вы, наверное, прибыли на забег листьев?

— Нет, не совсем. — стушевался жеребец, оглядываясь по сторонам.

— А поняла, — улыбнулась кобылка, — вы к родне приехали. Как их зовут, я тут всех знаю.

— Нет у меня родни! — сказал, как отрезал единорог, после чего установилась неловкая пауза.

— Так куда же вы идёте в такой час? — внезапно спросила земная пони.

Путник покачал головой и, пожав плечами, попытался пройти мимо кобылки и её недружелюбного пса. Тут незнакомка указала, на переднее копыто единорога: «У вас кровь идёт! Надо продезинфицировать и перевязать. Идёмте ко мне!»

Жеребец не нашёл чем возразить кобылке, поэтому спокойно поковылял следом за пони и её псом, держась на почтительном расстоянии. Вскоре пони пришли к небольшому двухэтажному домику с резными ставнями на окнах и двухстворчатой, покрашенной в красный цвет, дверью. Кобылка немного повозилась с ключами, но через минуту отперла, пропуская пса вперёд. Следом вошли хозяйка и гость. Земную пони прямо у порога встречал толстый и пушистый кот, который довольно замурчал, когда та с ним поздоровалась. Однако, как только единорог перешагнул порог кот зашипел на него, распушая шерсть и поднимая хвост «трубой».

— Нельзя, — сделала хозяйка замечание коту, который продолжил шипеть.

— Вы держите кота в одном доме с псом? — спросил единорог, застыв на пороге, всё ещё не решаясь пройти.

— Да, а ещё у меня канарейки на втором этаже, я люблю животных. — с улыбкой отвечала земная пони, вешая поводок с ошейником на вешалку, — не стойте заходите и закрывайте дверь, не выпускайте тепло.

— Хорошо, — лишь промямлил единорог, поспешно закрывая за собой дверь, — И как ваши питомцы не ссорятся?

— Нет. Мы тут все — одна семья. Присядьте пока, а я принесу аптечку. — сказала пони и ускакала куда-то по коридору.

Единорог подошёл к диванчику, что стоял напротив камина, как услышал сдавленный, но отчётливый рык. Это был Шарик, недовольно следящий за жеребцом по-хозяйски лёжа в кресле, напротив. Решив не искушать пожилого сторожа этого дома, единорог сел на пол и стал ждать. Долго сидеть жеребцу не пришлось через минуту пришла хозяйка и стала аккуратно сперва промывать рану перекисью водорода, а затем перевязывать её бинтом. Пока кобылка оказывала первую помощь, единорог обратил внимание на её кьютимарку цветочный венок в центре которого было стилистическое красное сердечко.

— Вот и всё! — подметила пони, убирая медицинские принадлежности в коробочку с красным крестом.

— Спасибо, — ответил единорог, поднимаясь с пола, — ну что ж мне пора.

— На улице уже прохладно, не хотите ли чаю?

— Да, можно, наверное.

Чайник засвистел на всю небольшую кухоньку и земная пони аккуратно сняла его с плиты. Вот горячий кипяток заполнил пару фарфоровых чашек и кобылка заняла место около жеребца. Единорог держал чашку копытами игнорируя свои магические способности, что показалось хозяйке дома странным. Оба так и продолжили молчаливо сидеть, уткнувшись носами в чашки если бы вечное кобылье любопытство не взяло верх, и хозяйка дома не спросила: «Так как вас зовут и откуда вы?»

— Чаще ко мне обращались: «Шило, подь сюды!» — ответил жеребец, отпивая из чашки.

— А если серьёзно, — слегка улыбнувшись, переспросила земная пони, посчитав эту фразу единорога неловкой шуткой.

— А я и не шучу, — без тени улыбки ответил единорог.

— И вас это не обижало?

— Когда живёшь среди грифонов охотников, привыкаешь к грубости, — сказал жеребец, и немного растеряно переспросил, — А как вас зовут?

— Моё имя — Гортензия, но для друзей просто Зия. — улыбаясь ответила земная пони, ставя чашку на стол, — Как вы оказались в землях грифонов?

— Точно не знаю, — сказал единорог, потирая затылок, словно силясь, что-то вспомнить, — а вырос я в приюте Грифонстоуна, куда меня привели совсем жеребёнком, больше извините я ничего сказать не могу. Голова очень болела, особенно когда пытался вспомнить родителей. Врач сказал, что у меня Аманез… Нет, не так. Амна…

— Амнезия? — подметила Гортензия.

— Да, верно.

— Вы совсем не помните родителей?

Единорог покачал головой в отрицании, продолжая смотреть на дно чашки. Жеребцу в такие моменты было невыносимо горько от осознания своего одиночества, но сейчас по какой‐то неведомой ему причине всё было немного иначе.

— Это очень печально.

— Да, наверное.

— И вы не хотите разыскать своих родителей? — поинтересовалась земная пони, отставив чашку в сторону.

— Раньше хотел, а сейчас я уже не знаю. Думаю, раз они меня не нашли, значит не так уж я был им нужен.

Гортензия налила ещё чаю в чашку гостя. Единорог всё также копытами взял чашку и поднеся её ко рту отхлебнул ароматного напитка.

— Вас обижали грифоны? — спросила хозяйка, внимательно следя за реакцией жеребца.

— Когда был жеребёнком, а потом стало попроще.

— Ужасно, — Гортензия положила своё копыто на плечо единорога, — теперь вы среди своих, здесь вас никто обижать не будет.

Шило посмотрел пристально в добрые глаза земной пони, но затем отпрянул и поднялся из‐за стола.

— Спасибо за чай Гортензия, а теперь думаю мне точно пора.

— Ну куда же вы пойдёте на ночь глядя? — вскочила пони следом за гостем, — Оставайтесь у меня на ночлег, а завтра продолжите свой путь.

— Вы очень добры, — единорог поджал перебинтованное копыто, — но мне неудобно так вас обременять. Я лучше пойду.

— Что вы, никаких проблем, я всегда рада помочь.

Жеребец немного замялся, но в итоге сдался не в силах больше сдерживаться под пристальным взглядом светло-голубых глаз. Плащ и мешок с вещами были оставлены у порога. Единорога Гортензия разместила на диване в гостиной, где тот под чутким присмотром пса Шарика проспал, как убитый до самого утра.

С рассветом Гортензия накормила своего гостя завтраком и спросила: «Чем планируешь заняться?»

— Хочу найти работу в вашем городе, наверняка найдётся дело, где могут пригодиться мои способности.

— Тогда тебе лучше обратиться в мэрию, там всегда требуются пони.

— Отлично, так и поступлю!

Новое осеннее утро было прохладным, поэтому Шило закутавшись в свой плащ направился по медленно просыпающемуся городу прямо к мэрии. Идти было недалеко, однако единорог смог немного осмотреться в городе. В мягких лучах солнечного света представлялись разноцветные лавки и магазины, пекарня и киоск со свежей прессой. Пока единорог любовался окрестностями он и не заметил, как дошел до центра и упёрся в мэрию. Это было широкое, двухэтажное здание из красного кирпича с покатой крышей. Оно же являлось единственным в городке строением, крытым не соломой, а черепицей и больше походило на богатое поместье, чем на городскую управу. Единорог обтёр копыта о коврик, как просила сделать надпись у входа и прошагал внутрь. Тут из коридора навстречу вышел жеребец земной пони с галстуком на шее и широкополой шляпе на черной с проседью гриве. В глаза сразу бросился квадратный подбородок жеребца, да и всё его телосложение было каким-то квадратным. Пони в шляпе занял место за высокой стойкой, что находилась прямо напротив входа, и оттуда принялся изучать пришельца.

— Чем могу служить? — спросил жеребец в шляпе хрипловатым голосом.

— Здравствуйте, — еле слышно отвечал белый единорог, не решаясь говорить громче, — видите ли я недавно прибыл в ваш город и ищу какую-нибудь работу.

Чиновник внимательным прищуром из‐за стойки осмотрел просителя, словно оценивая его как товар на базаре.

— Боюсь, у нас нет работы для таких как вы!

— Для таких, как я? — переспросил Шило.

— Именно, для гастарбайтеров, без прописки и поручителей.

— Я могу быть полезен вашему городу.

— Ты мог бы быть полезен, придя к нам месяца четыре назад, когда мы собирали урожай. — парировал чиновник, разведя копыта в стороны.

Единорог не знал что сказать этому земному пони, поэтому в конторе повисла неловкая пауза.

— Приветики Брик, — неожиданно послышался знакомый голос, жеребцы обернулись, в дверном проходе стояла уже знакомая бежевая кобылка с голубыми глазами, — какие-то проблемы?

— Да вот, пришёл тут один единорог и просит работу, как будто у нас здесь работы «куры не клюют»

— Он не «один», а со мной. — подметила Гортензия, указав копытом на себя, — Это я его сюда прислала и готова за него поручиться.

Было видно, что пони в шляпе не ожидал такого поворота событий и попытался парировать: «Но Гортензия, ты же знаешь, что городской совет против привлечения иногородних рабочих, окромя сезонных работ!»

— А мы городскому совету ничего не скажем! Можно ведь так сделать?

— Теоретически можно.

— А если можно, то почему бы так не сделать?

— Хорошо! Хорошо! Ты мэр тебе видней.

От удивления единорог выпучил глаза, медленно переводя взгляд с Брика на Гортензию.

— А ты Брик вице-мэр, так что будь любезен.

— Пристрою я этого единорога, но с испытательным сроком, сама понимаешь.

— Ну разумеется Брик, — кобылка улыбнулась и проходя дальше по коридору, из дверного проёма выкрикнула, — спасибо большое.

Гортензия ушла, а пони за стойкой принялся перебирать документы и что‐то искать в них. Белый единорог стоял тихо и ждал.

— Имя. — выговорил земной пони, упирая карандаш в бумагу.

— Шило.

— Я что тут с тобою шутки шучу! — гневно выдал Брик.

— Это и есть моё имя, меня так всё детство называли. — начал оправдываться единорог.

— Ладно, число, месяц, год рождения?

— Я… не знаю.

— Сколько тебе лет?

— Думаю лет двадцать шесть или семь.

— Прекрасно, — саркастично отметил чиновник, выплюнув карандаш, — Ну и что же мне с тобою делать?

Шило продолжал стоять молча,

— Нашел. — неожиданно воскликнул Брик и переведя взгляд на единорога продолжил, — нашему городу требуется мусорщик.

— А больше вам никто не требуется? — переспросил единорог.

— Тебе работа нужна или как?!

— Нужна. — опустив голову ответил белошерстый жеребец.

— Вот и отлично, — хлопнул в копыта Брик, — Работёнка конечно грязная, но зато предоставляется униформа. И тебе, наверное, жить негде?

— Верно, негде.

— Знай мою доброту, за половину твоей зарплаты, разрешаю пожить в подвале. Кровать там есть, а вот света почти нет.

— Хорошо, — недолго думая ответил Шило.

<      Единорог слегка приуныл, но деваться было некуда, и он согласился на все условия.

За работу Шило приступил в тот же день. Ему выдали зелёную жилетку с двумя жёлтыми полосками и телегу с глубоким кузовом. Работа оказалась простой: утром проезжать по городу и собирать отходы, что выставили жители города, а вечером он должен собирать мусор из городских урн. После же вывозить всё набранное на свалку, для захоронения. Шило быстро втянулся в процесс и к концу дня уже не думал предвзято о новой работе. «Ведь любую работу должен кто‐то делать и даже такую как моя. Осталось лишь привыкнуть к запаху» — решил про себя единорог, вытягивая мусоровоз на улицу в направлении окраины. К вечеру лишь рог немного ныл от постоянной концентрации на мусорных бочках, которые надо было переворачивать в кузов телеги, но это было терпимо для жеребца. По завершению дня Шило удостоился не только нескольких битсов аванса, но и сдержанной похвалы от Брика.

Спускаясь в своё новое жильё, единорог можно сказать был в приподнятом настроении. В целом обстановка каморки следующая. Железная кровать-шконка с ватным матрасом и каким-то грязным пледом стояла в углу под небольшим прямоугольным окошком, что было выбито под самым потолком. Пошарпанный старый стол и табурет сиротливо были задвинуты к параллельной от кровати стене, что еле-еле освещал тусклый свет из оконца. Шило почему-то не додумался спросить у Брика, кто жил в этих хоромах до него, хотя это было и не важно. Единорог скинул жилетку и подхватив зубами плед за край потянул его на себя. Внезапно из-под куска ткани на единорога уставилось два красных глаза. Это была крыса достаточно крупная практически целиком покрытая тёмной шерстью кроме длинного хвоста. Жеребец отступил назад, как крупом упёрся в стенку, тут звякнул и упал обрезок трубы. Шило сосредоточился на этом куске металла и поднёс его на уровень глаз, чтобы защищаться. Крыса бросилась на единорога грозно пища, а жеребец не долго думая махнул трубой наугад закрыв глаза. Установилась тишина Шило открыл глаза и увидел около стола бездыханное тельце крысы. Единорог подошел ближе и ткнул трубой в тело. Грызун был мёртв и Шило, отпустив трубу, аккуратно сосредоточил свою магию на трупе. Жеребец положил крысу на стол, а сам высыпал из своего походного мешка всё содержимое. Немного было у единорога вещей, но самой ценной был, свернутый «колбаской» набор в кожаном чехле, перевязанный шнурком. Единорог зажёг огарок свечи и установил его поближе к трупу крысы. Развернув набор Шило с каким-то удовольствием осмотрел переливающиеся на свету острые скальпели широкий и узкий, плоскогубцы, круглогубцы, кусачки, отвертки, шурупы, молоток, пилу, ножницы, иголки для шитья и флакон спирта. В трёх отдельных мешочках находились опилки и вата. Сосредоточившись единорог выдохнул и приступил. С помощью скальпеля Шило аккуратно разрезал брюхо от груди до корня хвоста. Стараясь делать как можно меньше лишних надрезов, жеребец стал очищать лапки от мышц и сухожилий. Скальпель кружился над тушкой как комар то опускаясь, карябая кожу, то уступая место магическому свечению. Ещё миг и кожа с крысы слезла гармошкой. Шило открыл небольшую записную книжку в потёртом чехле и не выпуская шкурку из магического захвата принялся зачитывать заклинание, затем другое. Свечение меняло свой цвет с пунцового до фиолетового, но сама шкурка цвет не меняла и казалось становилась более яркой и живой. Когда единорог закончил колдовать над шкурой он принялся изготовлять каркас из основного стержня и двух поперечных стержней для лапок. Затем при помощи пакли жеребец придал каркасу объём, соответствующий размеру шкурки, а чтобы пакля не распадалась он обмотал её нитками. Вот шкурка стала налазить на каркас, лапки занимали свои места, а мышцы и сухожилия им заменял пластилин. Острая иголка с ниткой аккуратно соединяла края. За делом время пролетело моментально, но результат был достоин наивысших похвал. Шило внимательно рассматривал получившееся чучело. Крыса была как живая, более того единорог зафиксировал грызуна в той же позе, когда впервые увидел её стянув плед. Вытянутая морда, оскаленная клыками, налитые кровью глаза, слегка взъерошенная шерсть на спине и лысый хвост. Ощущения были такими словно крыса готова вцепиться в горло в любую секунду. Шило не мог налюбоваться своей работой и возможно сейчас в тусклом догорающем пламени свечи единорог впервые за многое время сам себе улыбнулся.

Как только Шило лёг на кровать он моментально заснул. Постепенно стены подвала, где проживал единорог стали таять, а вместо них появлялись другие до боли знакомые жеребцу стены приюта. Белый единорог, вновь стал жеребёнком, маленьким, несуразным с острым рогом и короткой русой гривой. Стояла тёплая погода, что очень редко для горного климата и Шило вместе с остальными воспитанниками приюта вышли во двор.

— Эй, айда в догонялки! — раздался окрик и сразу начала формироваться группа грифонов.

— А я могу с вами поиграть? — спросил белый жеребёнок, опустив уши.

— Как только отрастишь крылья! — раздалось в ответ, и юные грифоны стали разлетаться в стороны.

Белый единорог остался стоять, когда почти все грифоны воспарили вверх. Шило бессильно наблюдал, как его товарищи резвятся в небе, а сам он словно прирос к земле и более того, когда жеребёнок хотел поднять копыто, то ощущал, как всё больше вязнет. Единорога затягивало словно в болото, он тянул переднее копыто к небу, где беззаботно веселились грифоны с которыми жеребёнок вырос, но никто не замечал его. Шило открыл рот чтобы закричать, однако смог издать лишь слабое хрипение. Раздался смех, который становился всё громче и громче. Единорогу казалось, что он сейчас оглохнет. Смех словно слипался в комок и прыгал как мячик, ударяя в мозг.

Внезапно, сцена обрывается. Шило резко открыл глаза, вокруг был всё тот же подвал и ни одной живой души вокруг. Только чучело крысы грозно «шипело» со стола. Жеребец перевернулся на правый бок и вскоре уснул.

Утром Шило вышел на работу немного не выспавшимся поэтому не сразу заметил оранжевые баннеры натянутые через всю улицу. Надпись на растяжке гласила: «Все на Забег листьев!» Белый единорог сперва не понял сути этого призыва поэтому также буднично впрягся в тележку для сбора мусора и вышел на маршрут. Шило никуда не торопился, а спокойно переворачивал бочки с мусором в телегу. Редкие в столь ранний час прохожие с удивлением во взгляде обращали на занятого единорога внимание. Жеребец не заметил таких взглядов сразу, точнее сперва он думал, что местные так присматриваются к новенькому. Однако во время одной из своих остановок за мусором Шило спросил тоненький голосок: «А что значит ваша кьютимарка?»

— Моя кьютимарка? — переспросил единорог, осмотрев трёх любопытных жеребят пегасов, — что ещё за кьютимарка?

— Ваш отличительный знак. — один из жеребят растопырил крылышки и ткнул самого себя в бедро, на то место где было пусто.

Шило глянул на свой бок, словно вспоминая что именно там изображено. Раньше единорог не придавал значения этому непонятному символу, если быть честным то он даже не помнил точно когда получил его. Поэтому сейчас жеребец затруднялся ответить, продолжая смотреть то на изображение выделанной шкурки, то на жеребят.

— Извините, но я не знаю что означает мой знак.

— Кажется я знаю! — выкрикнул один из пегасов.

— И что же? — спросил единорог.

— Уборку мусора! — жеребята засмеялись и сделав круг в воздухе над единорогом улетели прочь.

Шило молча потянул тележку дальше по улице. Не то чтобы единорога сильно обидела эта выходка юных пегасов, когда он жил в приюте грифоны ещё и не так подшучивали. Внутри себя белый единорог чувствовал какой-то порыв, с которым казалось он может изменить мир. В такие моменты Шило любил пофантазировать о том как бы сложилась его судьба если бы он нашёл своих родителей. Грёзы нам даны, чтобы легче переносить удары судьбы. И мечты были и оставались для Шило тем немногим, где он мог ни в чём себе не отказывать. Больше всего единорог хотел никогда не быть одиноким, поэтому в своих мечтах его ждала не только мама и папа, но и брат или сестра. Жеребец неплохо овладел магией шитья, поэтому был уверен, что смог бы изготовить для пони полушубок или тёплый плащ, как тот что носил сам. Весь вопрос заключался лишь в возможности. Но жеребец подъезжал к следующим бочкам с мусором и затем пересыпал их содержимое в тележку. Пока возможности проявить себя у Шило не предвиделось. Городок уже просыпался и вокруг становилось всё больше пони. Единорог всё чаще стал ловить на себе оценивающие взгляды горожан и один раз, даже чуть было не уронил мусорный бачок. Постепенно от взглядов Шило стал ощущать лёгкий дискомфорт, однако понять его природу не мог.

— Что делаешь? — раздалось внезапно и единорог стал оглядываться по сторонам.

— Привет, Гортензия. — поздоровался Шило, возвращая бачок на место.

— Зачем так официально? Называй меня просто — Зия! — улыбнувшись ответила бежевая кобылка, — Ты пойдёшь на Забег листьев?

— Куда?

— На Забег листьев, каждый год пони во всех уголках Эквестрии устраивают марафон, чтобы помочь пожелтевшим листьям опасть с деревьев и тем самым приблизить смену времени года.

— Какая интересная традиция, — подметил белый единорог и выждав паузу продолжил, — жаль, но мне нужно работать.

— Да брось ты, — Гортензия махнула копытом и покровительственно улыбнулась, — немного веселья тебя не убьёт, а то ходишь, как в воду опущенный.

— Ну может ты и права.

— Конечно я права.

— Что мне нужно сделать, чтобы поучаствовать? — поинтересовался Шило, снимая зелёную жилетку.

— Да ничего особенного, — ответила Гортензия, указывая копытом направление, дальше по улице, — просто зарегистрироваться и получить номер участника.

Шило нерешительно подошел к столику регистрации, где сидел Брик в своей неизменной шляпе. Земной пони с удивлением осмотрел белого единорога, будто видел того впервые в жизни и спросил: «Ты почему не на работе?»

— Я уже всё собрал, — нерешительно оправдывался Шило, — и поскольку сегодня выходной то подумал поддержать вашу традицию с Забегом листьев.

— У коммунальной службы в нашем городе не бывает выходных дней, а значит ты должен работать, несмотря ни на что. С утра и до вечера, если конечно хочешь и дальше оставаться в Эйтенгеме.

— Но мне… — попытался неуверенно объясниться Шило.

— Что ты там бормочешь?

— Ничего.

Единорог, опустив уши, повернулся и пошел к мусоровозу, что он оставил в одном из закоулков. Вскоре вдалеке послышались команды: «На старт! — Затем через пару секунд. — Внимание! — И в следующее мгновение раздалось. — Марш!»

По земле пронеслась дрожь от сотни другой копыт пони, что бежали обгоняя друг друга, под сопровождением оваций и одобрительных выкриков, собравшихся зрителей, тех кто в силу возраста или здоровья не смог принять участия в забеге. Сейчас среди зрителей оказался и сам белый единорог, что в зелёной жилетке и запряжённый в телегу ехал по улице. А с деревьев сыпались жёлтые, оранжевые и красные листья.

Следующие осенние дни были примерно однообразными за редкими изменениями. Шило выходил на работу, собирая вместе с мусором из бочков и мешки с сухими листьями, от которых хозяева коттеджей стремились избавиться. Становилось холоднее и пони уже не проводили много времени в парке, поэтому урны были почти пустыми. Погодные команды пегасов стали формировать над городом дождевые облака и белый единорог решил, что стоило поторопиться, таща свою повозку с мусором, как вдруг заметил одинокую фигуру под раскидистым деревом. Это оказалась пони бежевого окраса. Шило подошел ближе к Гортензии она сидела уткнув нос в толстый вязанный шарф, что был повязан на её шее, а в копытах земная пони теребила ошейник с поводком. Единорог огляделся вокруг, но ни лая, ни самого Шарика нигде не заприметил.

— Здравствуй Зия.

— А? — опешила кобылка, глянув голубыми глазами на жеребца, — привет Шило.

— Ты что, плачешь?

Гортензия утёрла кончиком шарфика свои глаза.

— У тебя что-то случилось?

— Шарик, — земная пони начала заикаться, — он… он…

— Заболел?

— Его не стало! — расплакалась кобылка, стараясь отвернуться от единорога.

— Это печально, сочувствую твоей потере, — подметил Шило, не будучи до конца уверенный в своих чувствах, всё-таки этот пёс его сразу невзлюбил, но единорогу было как-то горько видеть единственную знакомую пони в таком подавленном состоянии.

— В этом парке, — немного успокоившись и оглядевшись вокруг начала говорить Гортензия, — мы с ним гуляли и играли в любую погоду. Теперь мне так одиноко.

Шило топтался на месте, не зная, что ему сделать, чтобы Гортензия перестала плакать.

— Может я могу тебе чем-нибудь помочь? — робко спросил единорог.

— Нет, ничто мне не поможет, — Гортензия вновь заплакала.

— Могу помочь похоронить пса.

— Сегодня я его похоронила под старым дубом на окраине.

Беседа могла продлиться и дальше, но тут с неба начал моросить осенний дождь и земная пони, направилась прочь из парка, а Шило остался стоять под дождём.

Той ночью единорог долго не мог уснуть, когда наконец ему это удалось, измученный разум бросил хозяина в пучину воспоминаний. В то время когда жеребёнок рос в окружении грифонов, высоких гор и глубоких ущелий. В санитарный день все воспитанники снаряжались вениками и тряпками для уборки помещений родного дома.

— Шило, подь сюды, — выкрикнул воспитатель, худощавый рыжий грифон с очками на клюве, и обмерив подошедшего единорога надменным взглядом продолжил, — Ты сегодня моешь полы!

— Я же мыл полы в прошлый раз.

— Ну и что, такая у тебя судьба, — развел лапами в стороны грифон, — а теперь пошевеливайся!

Единорог вновь и вновь елозил мокрой тряпкой по полу, попутно тренируя магический захват. Из раза в раз, тряпка плюхалась на пол разбрызгивая воду. Но с каждым новым повторением получалось всё лучше, по крайней мере так казалось жеребёнку. Пока наконец тряпка не застыла в воздухе. Даже вода из неё не капала на пол. Единорог был так обрадован тем что у него наконец получилось выполнить захват, что резко мотнул головой в сторону и в этот же миг тряпка полетела туда. Не успел единорожик и моргнуть как тряпка нашла цель и смачно плюхнулась на пол.

— Шило, подь сюды! — раздался окрик и жеребёнок, виновато опустив уши, пошёл к звавшему, — ты можешь объяснить, как эта тряпка попала сюда?

Единорог боязливо поднял глаза на воспитателя, а рядом с ним стоял ещё один грифон крупнее и старше. Голова и передний торс пожилого грифона были покрыты чёрными перьями, что на висках и макушке были проседевшими. Львиная часть покрыта тёмно-коричневой шерстью, а крылья лишь незначительно светлее чем-то напоминая цвет какао, что давали в столовой.

— Ну… я… практиковал магический захват и тряпка… она.

— Шило, что тебе было велено делать?

— Мыть полы.

— Тогда почему вместо того, чтобы заниматься уборкой, как все остальные воспитанники, ты тратишь время на эти бесполезные единорожьи фокусы?

— Я… думал.

— Ты что хочешь быть лучше всех? Так знай такого не будет! Вот поэтому Шило тебе было велено мыть полы. Потому что только так ты ничего не портишь! — заключил воспитатель.

Жеребёнок опустил взгляд и смотрел на свои копыта. Ему было горько от осознания своей роли. Хотелось провалиться сквозь землю, но тут гость спросил: «Откуда этот жеребёнок?»

Воспитатель поправил очки на клюве и, подав жеребёнку знак чтобы тот возвращался к работе полушёпотом продолжил: «Совсем маленьким его нашли в горах и привели к нам. Вероятно его родители там бросили на произвол судьбы».

Шило, подхватив тряпку копытом, побрёл назад.

— Что Шило, снова неудача? — спросила юная грифина, подметавшая пол неподалёку от единорога.

— У меня почти получилось. — оправдывался жеребёнок.

— Ничего, когда-нибудь получится и тогда ты всех поразишь! — участливо проговорила грифина, улыбнувшись единорогу.

— Спасибо, Грета.

— Эй, — обратился тот пожилой грифон к жеребёнку, а потом подошёл к книжному шкафу и провёл когтем по полке, — а сможешь тряпкой пыль протиреть с помощью магии?

— Не знаю, — неуверенно ответил единорог, переминаясь с ноги на ногу, — не пробовал.

— Попробуй!

Белый единорог, бросил взгляд на воспитателя, который стоял молча и смотрел. Шило стал напрягать все свои силы и тряпка сперва несколько раз мокнулась в ведро, потом скрутилась, отжимая воду и грязь. Затем кусок ткани стал елозить по поверхности, удаляя пыль. Через пять минут почти вся пыль была собрана на тряпку и Шило наконец смог выдохнуть.

— Неплохо. Пойдёшь ко мне подмастерьем?

— Пойду, — не долго думая ответил единорог.

— Вы уверены, что хотите взять в подмастерии именно Шило? — робко поинтересовался рыжий грифон, поправляя очки на клюве, — У нас есть и другие воспитанники из числа грифонов.

— Нет, я уверен! Из этого жеребёнка получится хороший мастер. — ответил гость и приближаясь к воспитателю, чтобы прошептать тому, — К тому же одинокий жеребёнок в окружении грифонов будет полностью поглощён работой и уж точно не отвлечётся на соблазны нашего мира.

Шило был вдохновлён как никогда, уже вечером он шел с пожилым грифоном в мастерскую. Однако когда жеребёнок и грифон зашли внутрь по спине единорога пробежала лёгкая дрожь. В воздухе ясно стоял запах мокрой кожи и дубильных масел. Шило начал оглядываться по сторонам. Стены были заставлены станками с натянутой на них кожей и шкурой. Над верстаками были развешены всевозможные орудия труда. Всё помещение находилось в чистоте и порядке.

— Вот здесь ты теперь будешь жить! — заключил пожилой грифон, указав на верстак в углу, переделанный под лежак, — сегодня ложись спать, а завтра начнём твоё обучение.

— Разрешите вопрос?

Грифон кивнул.

— Чему вы будете меня учить?

— Одному из самых редких искусств в мире. Искусству таксидермии.

Шило проснулся посреди ночи и, сев на край кровати, начал думать. Жеребец не был уверен в правильности своих умозаключений, но он знал, что может и должен сделать Гортензии нечто от чего ей станет легче. Для задуманного жеребцу не хватало некоторых материалов, поэтому несмотря на непогоду Шило отправился на свалку. Порывшись в мусоре единорогу удалось найти старый драный матрас с проволочными пружинами, которые бы подошли для каркаса. Той же ночью жеребец выкопал труп Шарика и перевёз его в свой подвал. Повезло, плоть ещё не успела начать разлагаться, и шкура не испортилась, хотя проблемы конечно возникли. Шило работал с полной отдачей, внимательно и скрупулёзно несколько ночей, забыв про сон и пищу. Единорог обрезал сухожилие, обходил глаза, чтобы не порезать веки, аккуратно избавлялся от внутренних органов, чистил и выскабливал подкожный жир. Не смыкая глаз единорог сидел несколько ночей за изготовлением чучела Шарика, а утром выходил на работу, как ни в чём не бывало. Завершающую стадию работы единорог проделывал, когда в глазах уже стало плыть и Шило упёршись рогом в столешницу почти мгновенно вырубился.

И вновь уставший мозг отправил единорога в прошлое. Перед Шило возникла мастерская, в которой всё было так как он запомнил с жеребячества. Станки для растяжки шкур. Колоды для замачивания кожи. Котлы и дубовые кадки. Корыта и ушата, а также верстаки со скребницами и скобелями. В нос снова врезался стойкий запах дубильных масел, что располагались в котлах тут же. В частности жеребец припомнил часть диалога мастера с одним грифоном весьма солидного вида.

— Правильно ли я понимаю, — восклицал посетитель, — вы можете «оживить» моего пса?

— Не совсем, — отвечал мастер твёрдо уперев взгляд в клиента, — в наших силах, дать вашему скоропостижно скончавшемуся питомцу, вторую жизнь.

— Я вас не понимаю!

— Объясняю. В нашей мастерской мы сделаем из пса чучело и оно всегда будет с вами.

— Что ж мысль дельная! — почесав клюв, отвечал грифон, — Я согласен.

— Правда такая работа будет стоить недешево.

— Цена значения не имеет, — поставил точку гость, с важным видом, достав и кинув мастеру мешочек звонких монет.

Громкий стук вывел спящего жеребца из сна. Как оказалось, это стучали в дверь, ведущую в подвал. Единорог, продрав глаза накинул плед на чучело и пошел открывать дверь. Как не странно там стоял Брик и с укором смотрел на Шило сверху вниз.

— Доброе утро, — протирая глаза, поздоровался единорог.

— Что в нём доброго? — прошипел Брик, щелкнув крышкой карманных часов, — Твой рабочий день начинается в семь утра, а сейчас уже семь пятнадцать.       Почему ты всё ещё не на работе?

— Да… я… немного проспал.

— Немного! Да ты и дальше бы дрых, если бы я к тебе не пришёл.

— Извините.

— Извинить? За что? Подумаешь большое дело вывозить мусор!

— Такого больше не повторится.

— Не повторится, а чтобы ты больше не спал вместо работы, придётся наложить на тебя штраф. — заключил Брик, развернувшись чтобы уйти.

Солнце только-только стало появляться на горизонте, освещая медленно просыпающуюся окраину. Шило быстро выехал с мусоросборной телегой, но путь его лежал не совсем по обычному маршруту. Жеребец почти не спал, и головная боль вместе с зевотой раздражали его всё сильнее. Единорог притянул телегу к одному из двухэтажных домиков и распрягшись постучал в дверь.

— Шило? — полусонно воскликнула в недоумении бежевая земная пони.

— Привет Зия, я могу войти? — попросил единорог, попытавшись изобразить улыбку.

— Сейчас слишком рано и я не…

— Я буквально на минутку.

— Ну раз так тогда, проходи.

Шило зашел внутрь, прихватив за собой нечто, накрытое пледом. Кобылка встала напротив жеребца в зелёной жилетке и тут он словно фокусник на сцене, скинул плед и явил на взор пони чучело. Пёс сидел неподвижно, слегка наклонив голову и уставившись умными глазами на хозяйку.

— Шарик?! — в нерешительности земная пони протянула копыто чтобы дотронуться до головы своего питомца, но как только почувствовала пустоту отпрянула.

— Я видел, как тебе горько и поэтому решил…

— Что ты с ним сделал?

— Там где я жил это называют — чучелом, — единорог снова попытался улыбнуться, но вышло так будто он насмехается, — чтобы ты не переживала.

— Ты… ты… — голос Гортензии ломался и перебивался всхлипами.

— Мне больше нравится определение таксидермист.

— Ты больной извращенец, — кобылка с размаху толкнула двумя передними копытами жеребца, от чего тот, сделав шаг назад плюхнулся на круп, — Шарику ты сразу не понравился, он как знал, что ты осквернишь его тело.

— Вовсе я не больной и уж тем более не извращенец, — проговорил жеребец, встав прямо.

— Тогда зачем ты это сотворил?

— Мне… просто… было неприятно видеть тебя страдающей от потери друга. Тогда я решил «оживить» Шарика, — оправдывался единорог, почёсывая копытом затылок, — я думал пони свойственно делать другим приятное.

— Ах, как же я забыла, — закатив глаза сказала Гортензия.

— Забыла о чём?

— О том, что ты совершенно не понимаешь, как живут пони, так как вырос с грифонами.

— Грифонам вообще не свойственно делать что‐то просто так, — оправдывался Шило, — но я не такой и всегда был не таким как все.

— Я вижу! — заключила кобылка, ещё раз обводя гостя и его поделку слегка надменным взглядом. — вероятно ты не знал, что у пони принято прежде чем сделать кому-то «приятное» сначала спросить у того кому ты собрался помочь будет ли ему «приятно» или нет.

— Как сложно. Гортензия если я…

— Что, ты? — огрызнулась кобылка, — убьёшь ещё и моего кота, чтобы и с ним же сотворить подобное?

— Нет конечно, я не убийца.

— А кто ты после этого? — Гортензия указала копытом на чучело своего верного пса Шарика.

— Я художник. — нерешительно тихо ответил единорог.

— Да нет, ты мусорщик, а с таким я не хочу иметь ничего общего.

— Гортензия, я…

— Просто уйди!

Единорог, опустив голову встал и вышел из дому, но остановившись на пороге Шило повернулся, чтобы что‐то сказать, но ненароком встретился с Гортензией взглядом. Голубые глаза кобылки были холодны, словно лёд, они отталкивали и гасили любое тепло, оставаясь при этом максимально отстранёнными. Шило силился увидеть хоть намёк на понимание, но бежевая земная пони твёрдо произнесла: «Уходи!»

Шило вышел в дверь, а следом ему полетело чучело Шарика. Единорог убрал своё творение в кузов и вновь впрягшись побрёл прочь. Жеребец был разбит и опустошён, обида словно червяк яблоко съедала его изнутри. На работе Шило как обычно концентрировался на мусорных бочках, но с каждым разом получалось всё хуже и хуже. В итоге белый единорог несколько раз просыпал мусор мимо телеги и приходилось, вооружившись совком и веником, убирать за собой. Местные жители, как и прежде с удивлением смотрели на единорога, вывозившего мусор, некоторые даже находили его положение забавным и даже вслух посмеивались над ним. К вечеру от усталости Шило совсем перестал обращать внимание на что‐либо ещё кроме гула в голове. Ему хотелось вернуться в свой подвал и забыться сном. Улицы, как и весь городок становился более тихим и безмятежным в позднее время, но не сегодня. Возвращаясь с работы единорог увидел около мэрии в подвале которой он жил толпу из нескольких десятков горожан преимущественно из жеребцов крепких по телосложению земных пони. «Возможно они пришли, решить какой‐то вопрос с градоначальником» — подумал Шило и стал сворачивать к краю здания. Но тут из толпы кто‐то выкрикнул: «Вот он!»

Шило резко остановился, как от удара током. На единорога разом устремилось несколько десятков глаз. Белый жеребец не знал, как ему реагировать и тут толпа расступилась и навстречу шагнул Брик.

— Вот что Шило, — начал земной пони, надвинув шляпу на брови, — к тебе у горожан есть ряд претензий.

— Если это касается рассыпанного мусора, то я всё сразу убрал.

<      — В данном конкретном случае это ни при чем.

— Этот рогатый отнимает у нас работу. — выкрикнул кто‐то из толпы.

Раздались возгласы согласия и одобрения, толпа начала заводиться. Белый единорог с опаской посмотрел на собравшихся пони и что‐то внутри него сжалось.

— А ещё нашим жителям не нравится то как ты обращаешься с животными. — спокойно, но твёрдо проговорил Брик.

— Не понимаю о чём это вы! — оглядываясь по сторонам спросил Шило, словно жеребёнок которого поймали за порочным занятием.

— Довольно Шило, — тут из толпы вышла бежевая земная пони и как-то недобро посмотрела на белого единорога, — я всё им рассказала про тебя и о том, как ты поступил с Шариком.

— Долой рогатого живодёра! — раздался громогласный выкрик.

— Я… не…

— Ты нам чужой, — сделав шаг к единорогу, сказала Гортензия, — возможно всем будет лучше если ты покинешь наш город.

— Гортензия, ты же говорила, что здесь меня никто не обидит.

Земная пони поджав верхнюю губу, отвернулась от единорога.

— Пойми Шило, — участливо проговорил Брик, — то что ты сделал с псом и беззащитной крысой классифицируется как неприемлемое и жестокое обращение с животными.

— Пёс был уже мёртв и разве это не моё личное дело, чем заниматься в свободное время?

— Ты не забыл, — вновь вступил Брик, — что живёшь в здании мэрии, а значит фактически всё чем ты занимаешься — дело города.

— Выгнать его! — выкрикнул кто‐то из толпы.

Некоторые из собравшихся пони закивали в знак одобрения. Гортензия и Брик ничего не говорили, а лишь с какой‐то уверенностью на мордах изредка озирались на толпу. Шило стоял в нерешительности что‐то возразить. Как внезапно вновь послышалось: «Гнать его!»

— Гнать! — отозвались остальные пони.

— Неблагодарные! — вырвалось у белого единорога, когда возгласы стали громче, — Я каждое утро вывожу ваш мусор, работаю за гроши и терплю унижения, а вы вместо спасибо, попрекаете меня в том, что я сделал пару чучел.

— Сегодня он крысу убил, а завтра того и гляди пони убьёт.

— Он угроза для наших жеребят.

— Бей его!

В следующий миг толпа набросилась на единорога. Со всех сторон на жеребца посыпались пинки, удары и даже укусы. Сперва Шило пробовал отбиваться, но очень скоро сказалась усталость и общая измождённость. Единорог оказался припечатан к земле, в то время пока земные пони продолжали лупцевать его копытами. По телу раскатами распространялась боль. Шило не мог слышать всего что местные жители выкрикивали в его адрес. Грубые голоса слились в один громкий ком из брани, смешков и острот, а вскоре от пары крепких ударов в ушах белого единорога раздался звон.

— Хватит! Хватит! — раздалось над головами, толпа стала расступаться.

— Он жив? — спросила жалостливо Гортензия и тут же подскочила к лежащему единорогу.

Подошёл и Брик, поднеся карманные часы к окровавленной морде жеребца. Толпа успокоилась и расступилась. Стекло часов запотело и земной пони заключил: «Жить будет!» Шило медленно стал протирать глаза.

— Собирай вещи и уходи! — сказал Брик, щёлкнув крышкой часов, — Чтобы до заката тебя не было в городе.

Шило попытался встать, но ноги предательски не слушались, и единорог на полусогнутых прихрамывая побрёл к подвалу. Шило чувствовал себя раздавленным настолько, что хотелось плакать, но какое‐то внутреннее чувство заставляло его держаться. Даже несмотря на боль от ушибов, что с каждым шагом пульсировала сильнее отдаваясь по всему телу. Собрав свои вещи и вновь накинув обветшалый плащ Шило поднялся наверх и под осуждающие взгляды местных жителей направился в лучах заходящего солнца к дороге. Сзади единорога сопровождали местные жители в том числе Брик и Гортензия, но никто не говорил ни слова. Вот Шило прошёл черту города и вышел на тракт. Колонна что шла за жеребцом следом остановилась у таблички: «Добро пожаловать в Эйтенгем». Единорог не оборачиваясь побрёл на юг, в сторону указателя: «Понивиль — 50 км.» Становилось прохладнее и Шило прихрамывая старался идти быстрее, чтобы согреться, однако долго держать такой темп не смог. Появилась отдышка, но жеребец, выдыхая пар словно паровоз шёл вперёд. Боль от ушибов продолжала пульсировать по всему телу. Шило не помнил сколько он прошёл как вдруг ему на нос приземлилась снежинка, маленькая белая и холодная она в ту же секунду растаяла. Белый единорог оперся об дерево и взглянув на небо, затянутое тучами, выдохнул ноздрями горячий воздух. «Я проиграл, — думал про себя Шило, а скупая слеза катилась по щеке, — не смог ужиться с пони и в этом лишь моя вина. Какой смысл идти в другой город, если там живут такие же пони». Единорог сел на круп прямо в снег. Земля и голые деревья вокруг медленно покрывались белой «простынёй», но жеребец продолжал сидеть даже когда холод стал подступаться к нему. Постепенно Шило перестал чувствовать хвост, потом задние копыта и нос. На единорога начал накатывать сон. Борясь с зевотой, жеребец поднялся на копыта и с чувством неуверенности побрёл дальше по дороге.

Единорог упрямо брёл вперёд, не заметив, как дорога сузилась, а по обоим сторонам вытянулся тёмный лесной массив. Словно стеной деревья смыкались своими стволами, образуя коридор, который ещё и сужался, но Шило, погружённый в свои невесёлые размышления, ни на что не обращал внимание. Внезапно в землю под самыми копытами жеребца со свистом врезалась стрела. Шило встал как вкопанный, а из кронов деревьев раздалось: «Кошелёк или жизнь?»

— У меня ничего нет. — смиренно ответил единорог, стоя на месте.

— А если найду, — раздалось в ответ и перед Шило в землю врезалась ещё одна стрела, — а ну скидывай мешок в кусты что слева от тебя, а то третья стрела будет твоей!

Тут единорога поразила догадка. Повелительный голос этот показался жеребцу крайне знакомым.

— Грета, это ты? — спросил жеребец у грабителя, зажмурившись, словно ожидая стрелы.

— Я что тебя уже грабила?

— Нет! Ты меня не помнишь? Мы вместе жили в приюте Грифонстоуна.

— Шило, ты что ли? — проговорила грабительница, затем раздался шорох и взмах крыльев, через мгновение перед единорогом грациозно приземлилась гриффина в зелёном суконном плаще с капюшоном из-под которого торчал колчан со стрелами. — Вот так встреча! Это ты!

— Да, нарочно не придумаешь.

— Пойдём! — скомандовала гриффина, подобрав свои две стрелы.

— Куда? — насторожился единорог, когда старая знакомая перелетела через заросли терновника, покрытые снегом.

— Ты что, боишься? — явно с издёвкой спросила Грета.

Шило, понимая, что сил дальше брести по дороге у него нет, а тело начинала пробивать мелкая дрожь от холода, пошёл за грифиной. Единорог шел вперёд почти в непроглядной темноте. Плащ, как назло, цеплялся за шипы терновника и сучья, из‐за чего обдирался ещё сильнее. Свет луны не пробивался сквозь массивные кроны деревьев. Ориентироваться приходилось по звуку и редким крикам Греты. Ну вот в конце показалась пещера. Жеребец остановился, не решаясь войти внутрь, как внезапно своды пещеры осветил слабый свет от зажжённого костра. Гриффина жестом пригласила единорога и тот ещё поразмыслив прошел внутрь. Вот оба сели у костра и Грета, сняв плащ отложила лук со стрелами. Наконец Шило смог осмотреть свою старую знакомую. Грета выросла и в нужных местах, её задорный хохолок из ярких рыжих перьев превратился в чудесную ровно ниспадающее к груди оперенье. Детская полноватость и нескладность сменилась стройностью и подтянутостью львиного тела цвета молока. Маленькие торчащие крылышки обернулись парой широких, сильных крыльев. Шило был поражен, как сильно изменилась его подруга и в тот же момент ему становилось неловко, как мало изменился он сам.

— Не узнала тебя в темноте. — сказала Грета, ставя чайник над костром, — Как говорится: «богатым будешь». Кстати об этом…

— Извини, но у меня и в правду нет ничего. — устало проговорил единорог, вытряхнув перед грифиной нехитрые пожитки.

И тут грабительница подцепила лапой, выпавшее на землю чучело крысы. Грета сперва долго рассматривала фигурку, а затем передала её единорогу со словами: «Вот это искусство! Твоя работа?»

— Да, к сожалению, у пони это «искусство» не ценится. — грустно подметил Шило.

— Да ладно! — не поверила Грета, уперев взгляд в жеребца.

— Если она тебе понравилась, — единорог поднял чучело крысы и переместил её поближе к грифине, — то я её дарю.

— Спасибо! Даже несмотря на то что я и так могла взять её и без разрешения! — увидев, как изменилось выражение морды пони, гриффина улыбнулась и добавила, — шучу, тебя бы я грабить не стала.

— Ты, давно этим занимаешься? — спросил Шило, кивнув на лук со стрелами.

— Граблю прохожих? Нет. Месяца три или четыре. Чаще у одиноких пони совершенно нечего взять. — посетовала гриффина, подперев клюв когтистой лапой.

— Тебе приходилось, ну знаешь если пони начинал сопротивляться?

— Убивать? Нет, я не такая. Может быть я грабительница, но не убийца! А почему ты спрашиваешь?

— Я подумал, ведь ты охотница?

— И что? По твоему лучшая охотница Грифонстоуна обязательно будет убийцей?

— Вовсе нет! — испугался Шило.

— Я бью белку в глаз! — спокойным голосом похвасталась Гретта, — Оказавшись в землях пони пыталась найти себя. Но…

— Но что?

— Но оказалось, что охотиться на животных у пони не то что не принято, а весьма порицаемо и вскоре жители выгнали меня из города.

— Как я тебя понимаю! — сказал единорог, почесав свежую шишку на макушке.

Шило внимательно смотрел на Грату, освящаемую светом костра и не мог понять, почему сидеть в холодной и сырой пещере с ней ему более приятно и спокойно, чем в те моменты, когда он был в окружении пони. Снаружи ночь вступила в свои права и сквозь тучи и кроны деревьев месяц ронял на снег мутный свет. Гриффина также не спускала с белого жеребца своих орлиных глаз и, наверное, чувствовала что‐то схожее ведь свободной когтистой лапой чистила свои рыжие перья на голове, словно готовясь к свиданию. Тишина ночного леса нарушалась только треском костра, но пони и грифон продолжали молча смотреть друг на друга, как внезапно закипел на огне чайник. Шило подскочил со своего места, как ошпаренный и Грета со скоростью львицы оказалась у костра. Одно мгновение и графина налила в кружку, сделанную из консервной банки горячей воды, а затем передала её жеребцу.

— Чая нет, извиняй, — неловко оправдывалась Гретта, наливая и себе кипятка в такую же самопальную кружку, — но хоть внутренности погрей!

— Спасибо. — искренне ответил Шило, отпивая кипятка и тут его взгляд упал на плащ гриффины, — Твой плащ. Он совсем изорвался.

— Да, что есть, то есть.

— Можно посмотреть?

— Валяй, мне не жалко. — Грета передала скомканный плащ своему гостю, а сама села поближе к костру.

Шило вновь расчехлил свой набор, достал оттуда иголку с ниткой и приступил к работе. Грета с интересом наблюдала как её гость сшивает рваные края, как «затягиваются» прорехи, а особо широкие дыры закрываются латками, которые единорог наделал из своего плаща. Наконец работа была выполнена, и жеребец передал отремонтированный плащ графине, а та тут же накинула его на себя. Тёмные латки на зелёном конечно сильно уродовали плащ, но Грета могла поклясться, что теперь ей стало намного теплее. Возможно дело было вовсе не в плаще, а в чём-то другом.

— Грета, — начал Шило, как гриффина вновь обратила на него внимание, — не хотела бы ты отправиться в город.

— Брось! Дрянная это затея. Не понравлюсь я этим пони! К чему пробовать без толку.

— Давай попробуем вместе! — выпалил белый единорог, сразу же застеснявшийся своего предложения.

— Вместе с тобой?

— Со мной.

— А если нас снова «попросят»?

— Мало ли городов в Эквестрии, — мотнул головой жеребец, указывая на дорогу, — Соберёмся и уйдём. Вместе!

— И куда? — спросила гриффин, задумчиво взвешивая в голове все «за» и «против».

— В тот же Понивилль.

— Мне надо подумать, — ответила Грета, укладываясь у костра и подтягивая колчан со стрелами и луком поближе, — Утро вечера мудренее.

Гриффина так и заснула, поглаживая своё оружие, а единорог, подбросив ещё дров в костёр, встал поближе к огню. Снег медленно покрывал землю, словно сама природа погружалась в сон. И Шило будучи измученным последними событиями, поджал под себя копыта и укрылся ветхим плащом. Единорог впервые за долгое время спокойно засыпал. Всё произошедшее за сегодняшний день уже не казалось жеребцу трагедией и даже побои стали меньше болеть. Может быть Шило торопился с выводами, однако повод к воодушевлению у него был. Грета не согласилась, но и не отказалась, а значит оставался шанс. Шанс что путь по жизни единорог продолжит не в одиночку, а в компании с той, кого можно назвать — другом.