← Глава 10: Белоснежка Глава 12: К северу через северо-запад →

Fallout: Equestria - Ископаемое (The Fossil)

Глава 11: Глубокое возмущение

"Ископаемое" (The Fossil)

Авторы: Lucky Ticket и Alnair.
Редактор: California.

Оригинал на google docs

Всё произошло слишком быстро: только что я была без ума от счастья, ведь меня окружали мои друзья и никто больше не хотел меня съесть или проткнуть деревянным копытом; теперь же гудящая винтокрылая машина уносила меня в неизвестном направлении – одну, запертую в клетке под присмотром двух вооруженных пегасов.

Сейчас я была безоружна и беззащитна. Старшая из конвоиров – подстреленная мной чернобровая пегаска с тёмно-вишнёвыми глазами – получала истинное удовольствие от того, что тыкала меня в бок коротким десантным автоматом, прикрепленным к её поясному ремню. Под его дулом мне пришлось раздеваться догола прямо во взлетающем конвертоплане, а затем глядеть на то, как все мои вещи небрежно выворачивают, вытряхивая в зелёный ящик ценности, а затем запихивают их своими грязными копытами внутрь того же ящика.

Коренастая кобыла с квадратным подбородком не оставила мне даже заколки для гривы, поэтому ветер, продувавший салон насквозь, мгновенно растрепал мою причёску, и теперь непослушные пряди лезли прямо в глаза. Оценив результаты своих трудов, пегаска гадко ухмыльнулась и продолжила досмотр тщательным прощупыванием моего хвоста на предмет наличия в нём инородных тел. Всё это время её коллега – жеребец персиковой масти – молча наблюдал за происходящим и напрягся лишь тогда, когда кобыла попыталась открутить мой ПипБак вместе с ногой. Обхватив устройство обоими копытами, она тянула его на себя до тех пор, пока я, с полными слёз глазами, не заорала на весь салон. От моего крика даже внешне невозмутимый полковник Эйсбрехер повернул голову в нашу сторону.

– Достаточно, Блэйз, – отчеканил он. – Вы снимете его на базе, при помощи подходящего инструмента.
“Интересно, это у него сочувствие такое или просто следование приказу доставить меня в целости и сохранности?”
Блэйз Фьюри, чьё полное имя было вышито над нагрудным карманом громоздкого чёрного бронежилета, закатила глаза и недовольно фыркнула, но всё же отпустила мою ногу. Однако её желание отыграться за покореженный шлем никуда не делось. Я почувствовала сильный тычок под рёбра и, потеряв равновесие, больно ушиблась локтем.

– Упс, турбулентность, – зло процедила кобыла, глядя на меня сверху вниз. На мгновение я даже пожалела, что тогда, в ущелье, моя пуля не смогла прошить ей голову насквозь.

Унизительный обыск был завершён, но легче мне от этого не стало. Видя то, как конвоиры запирают железный ящик с моими вещами на замок, я поняла, что до конца этой поездки осталась без тёплой одежды. Однако стоило мне взобраться на короткую откидную койку, обитую дерматином, и свернуться на ней калачиком, чтобы хоть как-то согреться, как со стороны безымянного напарника Блэйз прилетело серо-коричневое шерстяное одеяло необъятных размеров.
“Ну, хоть что-то” – поплотнее укутавшись в этот неожиданный подарок, я мгновенно уснула.

Из сна меня вырвал резкий толчок, от которого в пространстве между сердцем и желудком образовалась очень неприятная пустота. Затем, по холодному металлу, в который упирался мой затылок, пошла нарастающая вибрация. Я открыла глаза и уставилась в зелёную подсветку приборной панели, что виднелась в просвете между креслами пилотской кабины. Сейчас это был единственный мало-мальски яркий источник света во всём конвертоплане. Зелёные круги индикаторов прыгали перед глазами каждый раз, когда летательный аппарат трясло на очередном воздушном “ухабе”. Я точно знала, что где-то посередине приборной панели должен располагаться циферблат стрелочных часов, но с моего места его видно не было.
“Сколько же времени прошло с того момента, как я отрубилась?”

Сейчас я не могла найти ответа на этот вроде бы простой вопрос. Раньше мне и в голову не приходило, насколько сильно моя жизнь зависела от тех четырёх цифр, что непрерывно горели в правом верхнем углу ПипБака. Лишившись этого устройства, я совсем потерялась во времени и уже не могла сказать точно: лежала ли я в забытьи всего двадцать минут, или же целых полтора часа. В отличие от Джестер, мои внутренние биологические часы были развиты крайне слабо.

Так или иначе, физическая усталость никуда не делась. Всё тело ломило так, словно меня весь день пинали ногами, предварительно завернув в мешок из-под гнилой картошки; последнее угадывалось по запаху. “Интересно, добровольно сдавшимся пленникам полагается душ перед отправкой за решётку?”
А ещё у меня страшно затекла шея, но чтобы её размять, сперва мне нужно было хотя бы выпрямиться. Откинув одеяло в сторону, я слезла с койки и подошла к ближайшему иллюминатору. Удивительно, но мои провожатые никак не отреагировали на мои передвижения по салону. Видимо, после обыска стало ясно, что ожидать от меня сюрпризов им не придётся. Блэйз сидела на боковой лавке и с безразличным видом пялилась в потолок, а её напарник так и вовсе спал, прислонившись шлемом к клёпанной стенке. Не воспользоваться таким неожиданным послаблением было глупо.

Кабина, в которой сидели пилот и полковник Эйсбрехер, была отгорожена от салона решёткой. Я взобралась прямо на ящик с конфискованными вещами и, просунув нос между холодными прутьями, стала жадно изучать глазами многочисленные кнопки, индикаторы и рычаги.

В отличие от “Небесного бандита”, недалеко ушедшего от воздушных колесниц прошлого и от “Облачного разбойника”, принцип работы которого по-прежнему являлся для меня загадкой, здесь пилот сидел за массивным штурвалом и управлял конвертопланом при помощи передних и задних конечностей и, что важно, – без какой-либо помощи крыльев. По идее, с такой машиной мог бы справиться и единорог, и земнопони. Видимо, она и разрабатывалась, как универсальный армейский транспорт.

Время от времени лётчик щелкал переключателями и сообщал вслух какие-то технические детали, но полковник в ответ лишь молча кивал; за всё время, что я наблюдала за ним после своего пробуждения, Эйсбрехер не произнёс ни слова.

Через несколько минут мы влетели в пургу, и видимость в иллюминаторах сократилась почти до нуля, но я всё равно напряженно вглядывалась в снежное молоко прямо по курсу, силясь разглядеть цель нашего полёта.

– Приближаемся к критической высоте, – в очередной раз отчитался пилот. – Достижение потолка через три минуты.

– Хорошо, – полковник впервые подал голос. – Передавайте запрос на швартовку.

– Передаю, – несколько секунд я слышала, как пилот по рации обменивался с кем-то данными, затем он произнес:

– Дано разрешение на швартовку. Каденция начинает снижение.

– Отлично.
“Каденция? Снижение? Я думала, мы летим на какую-то базу”.

Любопытство взяло верх над страхом и усталостью, и я прилипла носом к ближайшему иллюминатору.

– Вы смотрите не туда, мисс Даск, – Эйсбрехер обратился ко мне, перекрикивая шум двигателя, и я дернулась от неожиданности. – Она по правому борту.

Я обернулась и ахнула: из снежной пурги нам навстречу двигалось гигантское чёрное облако, по бокам которого попеременно вспыхивали яркие молнии. Лишь пристально вглядевшись в тёмную массу излишне правильной формы, я поняла, что это не погодное явление, а воздушный корабль невероятных размеров! Мерцая аэронавигационными огнями, он медленно спускался сверху, со стороны Облачного Занавеса, и длинный луч его прожектора методично прощупывал окружающее пространство, пока не замер на нашем конвертоплане.

Мгновение… И стекло иллюминатора превратилось в белый диск, на поверхности которого проявились все пятна и царапины, полученные за время многочисленных вылетов. Мне пришлось зажмуриться от слепящего света. Когда же я проморгалась, чёрная громада успела оформиться в рифлёный баллон, к нижней части которого была подвешена вытянутая гондола с каплевидным расширением в районе капитанского мостика. “Каденция” оказалась дирижаблем.

Уткнувшись носом в холодное стекло, я наблюдала за тем, как исполинская махина лениво разворачивалась к нам своим правым бортом. Поначалу, своей формой она напоминала обычный мяч для хуффбола, но это впечатление оказалось обманчивым. За каких-то полторы минуты “Каденция” совершенно преобразилась – её длина увеличилась раза в три, а очертания заметно усложнились. Теперь, на фоне сигарообразного корпуса, я различала и полусферические колпаки пулемётных башен, и антенны связи, и трапециевидные детали хвостового оперения, а из самой верхней точки баллона выпирала надстройка открытой смотровой площадки, над которой реял прямоугольный флаг.

Выполнив разворот, дирижабль застыл на месте. Воздух задрожал от протяжного рёва палубной сирены, и по всему периметру гондолы зажглись мощные спарк-лампы. “Каденция” встречала долгожданных гостей яркой иллюминацией.

– Причал номер шесть подготовлен, – невыразительный протокольный голос пилота ну никак не вязался с тем чувством тревоги и восхищения, которое охватило меня при виде гигантского дирижабля. Теперь, когда конвертоплан огибал “Каденцию” по дуге, я видела её корпус практически в профиль. И хотя дирижабль стоял на месте, мне казалось, что именно он своей огромной массой наплывал на нас, а не наоборот.

Создавалось впечатление, что его оболочка так и будет увеличиваться до бесконечности. Истрёпанная непогодой и изрядно полинявшая, в некоторых местах она ещё сохранила свой розовый цвет, но в целом, ткань выглядела бесцветной, и даже огромное Кристальное сердце, некогда украшавшее центральную часть баллона, едва проступало сквозь грязно-серые потёки.
“Ведь в Пустошах нет места ярким краскам. Или есть?” – я вспомнила ярко-жёлтый вагончик Джестер, а потом и саму его хозяйку, пусть и монохромную, но с яркими зелёными глазами и не менее ярким характером. “Интересно, где она сейчас? Ищет ли меня?”

Но даже если серая пони вышла из игры, у меня не было причин думать о ней плохо, Джестер и так постоянно вытаскивала меня за шиворот из всяких передряг…

– Впечатляет, мисс Даск? – прервал мои невесёлые размышления полковник Эйсбрехер. Я не сразу поняла, что он имел в виду дирижабль. – Перед вами Корабль Её Величества “Каденция”. Некогда гордость Королевского Воздушного Флота. Можно сказать, живая легенда, – продолжил он. Похоже, полковник решил взять на себя роль радушного хозяина, и было бы очень невежливым оставить его старания без ответа. Кроме того, голосом ли, манерами, или же всем вместе взятым, Эйсбрехер располагал к себе.
"Что ж, посмотрим, чего тут стоит такая гостеприимность".

– И чем же она знаменита? – поинтересовалась я, не отрывая взгляда от многоярусной гондолы, на фоне которой туда-сюда сновали маленькие крылатые фигурки.

– Это один из тех немногих дирижаблей, что способны подниматься на высоту, недоступную для самолетов. В теории, он может нести бомбовую нагрузку, достаточную для того, чтобы уничтожить целый город. Впрочем, “Каденция” никогда не использовалась для бомбёжки – во времена правления Принцесс она была пассажирским лайнером, а затем, санитарным транспортом Министерства Мира. Ну а сейчас, сами понимаете, она верой и правдой служит Великому Анклаву Пегасов.
“Времена правления Принцесс?” – затаив дыхание, я смотрела, как оболочка старинного дирижабля надвигалась на нас, закрывая собой всё небо. Если подумать, внутри “Каденции” могло бы уместиться всё наше Стойло! Правда, без Библиотеки. Похоже, что эта громадина находилась в строю лишь благодаря слаженной работе обслуживающего персонала.

Прямо сейчас я видела, как команда техников в утеплённых спецовках копошилась возле одного из двигателей дирижабля. Обвешенные с ног до головы инструментом пегасы копались в его нутре и, время от времени, подавали друг другу знаки копытами. Впрочем, следы перманентного ремонта Корабля Её Величества наблюдались везде: я видела алюминиевые листы, грубо приклёпанные и приваренные к поверхности гондолы, а также многочисленные прямоугольные заплаты, покрывавшие оболочку “Каденции” в тех местах, где ткань прохудилась.

В отличие от прежних владельцев дирижабля, пегасы меньше всего заботились о его внешнем виде; прежде всего, их интересовала ударная мощь, и таковая обнаружилась в хвостовой части гондолы. Несколько винтокрылых аппаратов подобных нашему, уже были пришвартованы к специальным посадочным платформам, другие машины были надёжно закреплены тросами и предусмотрительно завёрнуты в брезент. Нас же ждал пустующий “причал номер шесть”, возле которого уже выстроилась целая процессия в знакомых зеркальных головных уборах.
“Всё-таки до чего же военная форма обезличивает” – подумала я, глядя на сонную Фьюри, тянувшуюся за точно таким же сферическим шлемом. Зуммер выдал противную трель, и под потолком зажглась изумрудно-зелёная лампочка; конвертоплан пришвартовался.

Шум работающих винтов перекрывал все остальные звуки. Персиковый пегас открыл решётчатую дверь в хвосте салона, откинул припорошенный снегом брезентовый тент и спрыгнул на причал, пригибаясь под потоком воздуха. В этот самый момент Блэйз Фьюри материализовалась за моей спиной. Холодное железо неприятно упёрлось в бок, и передние копыта как-то сами двинулись по направлению к выходу.

Причал оказался очень скользким, и мои передние ноги разъехались в разные стороны. Наверное, я так и упёрлась бы носом в железный настил, если бы не зубы Фьюри, крепко вцепившиеся мне в холку.

– Вштавай, – рыкнула она мне в ухо и с силой дёрнула вверх. Эйсбрехер уже успел выбраться из конвертоплана и стоял рядом с каким-то офицером в серой шинели и нелепого вида высокой фуражке. Сейчас полковник смотрел прямо на нас:

– Сержант Фьюри, вы должны вернуться на борт и составить полную опись вещей задержанной, – сказал Эйсбрехер, направляясь в нашу сторону.

– Так точно, господин полковник, – с заметной неохотой выдавила Блэйз и на прощание хлестнула меня своим длинным чёрным хвостом. – Ещё встретимся, дашитка, – прошипела она, забираясь обратно в конвертоплан, и я, впервые за долгое время вздохнула с облегчением.
“Дашитка… Что бы это могло значить? Статус? Ругательство?” – я поняла, что совершенно не разбираюсь в местных реалиях.

Полковник Эйсбрехер подозвал ко мне одного из солдат, и тот обвязал мои крылья широким пластиковым хомутом. Неужели пегасы думали, что в таком состоянии и на такой высоте я смогу от них сбежать? Впрочем, глядя на стволы лазерных винтовок, направленные в мою сторону, я решила, что мои конвоиры не исключали и такую возможность.

Поймав мой растерянный взгляд, полковник пояснил:

– Обычная процедура безопасности, мисс Даск. Смею заверить: как только вас доставят в камеру, фиксатор снимут. Идёмте, а то простудитесь.

Он был совершенно прав. Шерстяное одеяло осталось лежать на койке внутри конвертоплана, и я, обдуваемая всеми ветрами, смотрела прямо перед собой – на заиндевевшие прямоугольники окон гондолы, из которых лился тёплый жёлтый свет. Здесь было чертовски холодно!

Огибая посадочную площадку мы направились к хвостовой части гондолы: полковник шёл рядом со мной, а с трёх сторон нас окружали пегасы из конвоя – все как на подбор высокие и крепкие. Мне не нужно было даже оборачиваться – я точно знала, что эти немногословные ребята держат меня на мушке. И, всё-таки, само присутствие Эйсбрехера среди моих провожатых немного успокаивало.

– Что теперь со мной будет, полковник? – спросила я обречённым голосом.

– С вами… – Эйсбрехер задумался. – Знаете, мисс Даск, а ведь вы можете гордиться. Этот воздушный корабль вызвали сюда ради вас. Он же и доставит вас на военную базу “Эквестрия-8”, где вы поступите в распоряжение Эмеральд Грин.

– В распоряжение?! – вот теперь мне стало по-настоящему страшно. – П-полковник, я же обычная пони из Пустоши. Зачем я понадобилась вам? Зачем я понадобилась ей? Грин, она же… получила всё. Я же отдала ей тот конверт! Что вам ещё от меня нужно???

Полковник резко остановился и посмотрел мне прямо в глаза, да так, что накатившая было истерика мигом сошла на нет:

– В данный момент вы находитесь на корабле вооруженных сил Великого Анклава Пегасов. Это всё, что вам нужно знать сейчас… Прошу вас.

С этими словами Эйсбрехер приложил какую-то карточку к считывающему устройству на двери и сделал приглашающий жест копытом.

Мы оказались в странном помещении, освещённом одинокой красной лампой. Глядя на закрытую внутреннюю дверь и большой стрелочный циферблат на стене я догадалась, что это – герметичная шлюзовая камера. Судя по всему, она использовалась для выхода на открытую палубу в условиях пониженного атмосферного давления – то есть на той высоте, где самолётные двигатели глохли от недостатка кислорода, а пегасам приходилось надевать специальные кислородные маски. Однако сейчас стрелка прибора находилась практически на нуле.

Как только один из конвоиров задраил наружную дверь, тревожная лампа погасла, и в противоположном конце шлюза загорелась разрешающая табличка с надписью “давление в норме”. Cразу после этого открылась дверь, которая вела во внутренние помещения “Каденции”.

Мы вошли в светлый, просторный зал, который простирался от одного борта гондолы до другого, и в нос мгновенно ударил знакомый химический запах. Он исходил от серых прямоугольных ящиков, что высились в центре помещения и соединялись между собой проводами.
“Аккумуляторный отсек”, – догадалась я, прежде чем наш конвой свернул в боковой коридор.

Лабиринт технических помещений закончился высокой овальной дверью с надписью “гауптвахта”. Один из конвоиров отвернул запорный штурвал и встал на караул. Насколько я могла видеть с порога, все камеры на гауптвахте пустовали. Значит, моим врагам не удалось поймать ни Джестер, ни Свити Бот – это радовало; огорчало лишь то, что на всей громадной “Каденции” не нашлось ни одного провинившегося перед начальством солдата или матроса.
"Вот так, Додо. Никаких тебе задушевных разговоров и новостей из-за облаков – только холодное одиночество тюремной камеры на весь остаток поездки”.

Меня посадили в первую попавшуюся клетку, предварительно сняв с крыльев тугой пластиковый фиксатор – полковник сдержал слово; решетчатая дверь захлопнулась, и конвоир с лязгом запер замок на два оборота ключа. Когда мои стражи уже собирались покинуть гауптвахту, полковник Эйсбрехер вдруг наклонился к самой решётке:

– Мисс Даск, не откажите старику, составьте мне сегодня компанию. Я пришлю за вами.

Затем он отвесил короткий поклон, давая понять, что разговор окончен, и удалился вместе с вооруженной охраной.

Так я стала заключённой, и к этому новому статусу ещё только предстояло привыкнуть. Стоя спиной к решётке, я осматривала свои новые владения. Хотя, сказать по правде, здесь и смотреть было не на что: помимо железной кровати, накрепко привинченной к полу, да зарешеченного иллюминатора расположенного под самым потолком, я не нашла ничего более примечательного, чем длинное ругательство, старательно выцарапанное на железной стене кем-то из моих предшественников.

Наверное, в обычном состоянии я бы улыбнулась, увидев эти, в общем-то, остроумные строчки, но сейчас моя голова пухла, раскалывалась, шла кругом и на каждое резкое движение отзывалась ноющей болью. Впервые за всё время я чувствовала не только физическое истощение, но и принципиальное нежелание мозга обработать всю ту противоречивую информацию, что обрушилась на меня за вечер.

В голове роились бесконечные вопросы, на которые у меня не было и не могло быть ответов: “Где мои друзья? Что меня ждет? Как я вообще дошла до такой жизни? И… Почему в моей камере настолько холодно?!” – несмотря на то, что корпус гондолы сохранял свою герметичность, воздух в помещении был, прямо скажу, бодрящим. Создавалось впечатление, что трубы отопительной системы проложили в обход гауптвахты исключительно в воспитательных целях.

Мне нужно было успокоиться и собраться с мыслями. И, как ни странно, выстуженное помещение гауптвахты способствовало этому желанию; чтобы не превратиться в ледышку, я стала активно нарезать круги по камере и поняла, что это здорово помогает сосредоточиться.
“Полковник Эйсбрехер назначил мне встречу. А это значит, что во всей этой истории он преследует какие-то свои интересы. Сейчас моя задача предстать перед ним в лучшем свете: если пегасы посчитали меня опытным бойцом – а они посчитали, раз предпринимают в моём отношении такие меры безопасности – то я всеми силами буду поддерживать эту легенду, хотя бы для того, чтобы солдаты Грин больше не охотились за моими друзьями…”
Мысли вертелись по кругу, под стать моим собственным шагам. На очередном круге я заметила, что картина за иллюминатором заметно изменилась: “Каденция” вышла из пурги, и теперь поднималась к Облачному Занавесу, хорошо различимому с этой высоты.

Взобравшись на кровать, я встала на задние ноги и заглянула в иллюминатор. Клубящиеся облака непрестанно двигались, словно неведомая сила перемешивала их огромной ложкой. Они неслись друг на друга с умопомрачительной скоростью, сталкиваясь и растекаясь в стороны. Время от времени в толще облаков бесшумно вспыхивали яркие зарницы. Глядя на то, как приближался черный облачный потолок, я испытывала необъяснимую тревогу и беспокойство. Меня словно распирало изнутри предчувствие чего-то необратимого, ощущение надвигающейся стихии, способной поглотить и смять меня, как одну тех бесчисленных снежинок, что белели на фоне легендарного Облачного Занавеса, навсегда отгородившего Поверхность от солнца.

Лязг запорного штурвала оповестил меня о том, что в помещение кто-то вошёл. Я резко обернулась, ожидая увидеть полковника, но вместо него в дверном проёме стоял совершенно незнакомый пегас. Отперев камеру, он поставил передо мной небольшой тазик с горячей водой, и рядом с ним положил полотенце с куском мыла наверху. Затем, оглядев меня с ног до головы, пегас сообщил, что у меня на всё про всё – пятнадцать минут.

Оставшись наедине, я отложила мыло в сторону, и, развернув так называемое “полотенце”, поняла, что это и не полотенце вовсе, а арестантская роба.

Бежевый комбинезон с чёрной трафаретной надписью “6/11” на спине был начисто лишён каких-либо металлических деталей вроде молний и заклёпок. Отсутствовали на нём и ремешки, и длинные матерчатые верёвки, и даже карманы, которые давно отпороли за ненадобностью.
“Действительно, зачем пленникам карманы, если им не полагается даже собственной зубной щётки?”
Признаться, я не сразу сообразила, как этот комбинезон вообще может держаться на пони. Пришлось вертеть его и так и сяк, пока не выяснилось, что роль пуговиц выполняли узкие деревянные колобашки, рядком расположившиеся на месте бывшей молнии. М-да, несколько минут мучительной работы зубами и копытами мне было обеспечено. Я отложила комбинезон в сторону и стала приводить себя в порядок.

Тазик с тёплой водой, крошечный кусок мыла и несбыточная мечта о расчёске – вот и всё, что у меня было для того, чтобы вернуть своей внешности хоть какое-то подобие чистоты и аккуратности. В тёмном стекле ПипБака я видела смутные очертания какого-то взъерошенного существа, явно не имевшего ко мне никакого отношения, но, тем не менее, я не собиралась разочаровывать полковника Эйсбрехера и тёрла своё лицо до тех пор, пока вода в тазу не стала чёрной. Затем, за неимением полотенца, я вытерлась рукавом комбинезона и, проклиная всё на свете, стала одеваться.

Меня вновь вели по коридорам и палубам огромного дирижабля, но на этот раз я не заглядывалась на технические красоты, то и дело встречавшиеся на пути. Сейчас меня полностью занимала одна единственная вещь – давящий потолок из иссиня-черных облаков за бортом. Я видела его в каждом иллюминаторе и на множестве отражающих поверхностей вроде хромированных поручней и стёкол манометров. Даже яркие спарк-лампы, что горели в некоторых помещениях не спасали от ощущения надвигающейся катастрофы. Мне казалось, что ещё немного, и тёмная субстанция потечёт снаружи, обволакивая всё удушливым густым туманом, или достигнув поверхности Занавеса, оболочка “Каденции” лопнет, и вместе с гондолой мы все полетим прямо в Тартар…

Снаружи раздался низкий рёв сирены, сотрясший все сочленения воздушного корабля. Если бы не пластиковый хомут, в который я была вновь упакована, то инстинкты заставили бы меня лететь прочь, как можно дальше от этого ужасного места. Но я лишь зацепилась одной ногой за другую и шлёпнулась на пол. Пока конвоиры пытались привести меня в чувство, “Каденция” прекратила движение вперёд. Подобно гигантскому лифту, рассчитанному не на одну сотню пассажиров, она начала подниматься практически вертикально. И будучи одним из этих пассажиров, я сидела на полу и пялилась в одну точку – на овал коридорного иллюминатора, который темнел прямо на глазах. Вот, уже первые обрывки облаков поплыли мимо, и буквально через минуту иллюминатор заволокло туманом, да таким густым, что я вряд ли смогла бы разглядеть собственное копыто, сумей я высунуть его наружу.

Бесшумная зарница сверкнула где-то совсем недалеко, осветив коридор рассеянным белым светом, и я почувствовала резкий, неприятный запах, похожий на запах пыли или перегретых проводов. Так пахло озоном у нас в генераторной. Это самый озон время от времени накачивали в вентиляцию, ссылаясь на то, что он якобы полезен для здоровья. Не знаю, как других, а меня всегда донельзя раздражал этот запах, ведь он напоминал о палёной проводке – кошмаре для любого электрика.

За спиной раздался низкий рокочущий звук, услышав который я инстинктивно вжалась в ближайшего ко мне пегаса. Похожий в начале на треск рвущейся материи, он разрастался до тех пор, пока не превратился в раскатистый грохот, от которого завибрировали стены. Я в ужасе закрыла глаза, предпочитая не видеть, как гондола вокруг меня будет разваливаться на части, а когда открыла их вновь, ужасной чёрной завесы за стеклом уже не было. Толща облачного одеяла постепенно светлела, пока в какой-то момент не сменилась на чистое синее полотно, абсолютно ровное, без единого пятна или лишней складки. Кошмар остался позади, и из моей груди вырвался вздох облегчения. Наверное, так чувствовали себя матросы-подводники, всплывая из морских пучин на поверхность.

Наконец, конвоиры привели меня в чувство. После утомительного подъёма по узкой лестнице, я оказалась в носовой части гондолы – прямо на капитанском мостике “Каденции”, что балконом выступал из стены двухэтажного зала с огромными смотровыми окнами от пола до потолка.

Как ни странно, мостик пустовал. Покрутив головой в разные стороны, я не нашла ни капитана дирижабля, ни даже вахтенного матроса. Все пегасы расположились на первом этаже: одни сновали туда-сюда, торопливо переключая кнопки и рычаги на корабельном оборудовании, другие замерли на своих рабочих местах, прослушивая радиоэфир или уставившись в квадратные экранчики с непонятными графиками и диаграммами. Похоже, что управление дирижаблем велось именно оттуда, а площадка капитанского мостика давно не использовалась.

Тем не менее, именно эта часть помещения представляла для меня наибольший интерес, ведь мостик был тем немногим, что осталось от прежней “Каденции”. Если внизу располагались серые шкафы с бакелитовыми переключателями, многочисленные кнопочные панели, подсвеченные жёлтым светом спарк-ламп и совершенно утилитарный по своему внешнему виду пост радиолокации с круглым монитором слежения, то прямо перед собой я видела лакированный корабельный штурвал с латунными деталями, горловины начищенных до блеска переговорных труб и резной шкаф красного дерева, из которого вырастали рычаги машинного телеграфа. Неоправданная роскошь для грубых и рациональных военных, вы не находите?

Я словно оказалась в музее, посвящённом истории Королевского Воздушного Флота. Для полноты картины не хватало лишь таблички с надписью “копытами не трогать”, повешенной прямо на штурвал, а рядом – сердитой пожилой пони, которая бы следила за неукоснительным выполнением этого предписания. Каково же было моё удивление, когда музейный экспонат ожил: прямо на моих глазах крайние рычаги машинного телеграфа со звоном переместились на позицию “полный ход”, а старинный штурвал повернулся вправо; вспыхнула огромная вакуумная лампа, озарившая всё убранство мостика холодным зелёным светом.
“Брр…”
В своём Стойле я привыкла к автоматизированной технике, но само зрелище штурвала, который без всякой помощи рулевого вращался туда-сюда, навевало жуть, воскрешая в памяти истории о загадочных кораблях-призраках. И, если подумать, дирижабль, который был заложен ещё во времена правления Принцесс, вполне годился для такой роли…

Чтобы отвлечься от этих мыслей, я перевела взгляд на огромное смотровое окно и, наконец, поняла, почему конвоирам было приказано доставить меня именно сюда – на старый капитанский мостик.

То, что я видела через наклонные стеклянные панели, захватывало дух.

Медленно и величественно “Каденция” проплывала мимо высоких башен, чьи очертания терялись в серой дымке. Изящные ажурные конструкции внешне ничем не отличались друг от друга; вырастая прямо из облаков, они создавали ощущение бесконечного колонного зала, под самым потолком которого, словно рубины вспыхивали и гасли красные огни.
“Неужели, я вижу дома пегасов?” – окутанные янтарным сиянием башни в полной мере напоминали ту утопическую архитектуру, которую описывали довоенные фантасты, наперебой предлагавшие своим читателям различные варианты счастливого будущего для всех пони. Получалось, что выбрав изоляцию от Поверхности, граждане Анклава шагнули в это желанное будущее. Или нет?

– Завораживает? – я дёрнулась от неожиданности. Сзади стоял полковник Эйсбрехер, и алые всполохи отражались на его лице; моего конвоя рядом уже не было.

Полковник был при параде. В выглаженной тёмно-синей авиационной форме с белым воротником он вовсе не выглядел тем брутальным воякой, каким я его увидела в первый раз. Сейчас передо мной стоял настоящий офицер, с армейской выправкой и безупречными манерами. Я поймала себя на том, что неприлично долго разглядываю своего визави, и отвела взгляд обратно к смотровым окнам.

– Пойдёмте, подышим свежим воздухом. Только оденьтесь, там холодно, – с этими словами полковник протянул мне тяжёлую шерстяную шинель, отороченную пушистым мехом какого-то полосатого животного, в которой я утонула, словно в одеяле. Судя по знакам различия, шинель принадлежала самому полковнику.

Эйсбрехер провёл меня к лифту, доступ к которому осуществлялся только с капитанского мостика, и перевёл рычаг на позицию “1”. Кабина тронулась вверх – лифт шёл в специальной шахте, которая пронизывала дирижабль насквозь. Насколько мне было известно, за герметичными стенами шахты находились воздушные баллонеты, предназначенные для регулировки высоты полёта дирижабля и кубометры летучего газа, вероятно, очень горючего. От такого опасного соседства сразу стало неуютно.

Двери лифта распахнулись, и мы с полковником оказались на той самой обзорной площадке, которую я видела ещё из окон конвертоплана. Ну точно, прямо над нами, на высокой мачте развевался серо-золотой прямоугольный флаг с анклавовской символикой: большая буква “E”, круг из звёзд, крылья и какая-то витиеватая надпись на староэквестрийском языке.

– Magna Pegasus Еnclave, – подсказал полковник, увидев мою заинтересованность.
“А, всего-то”, – я надеялась услышать какой-нибудь древний девиз, или мудрое изречение.

– Как ваше самочувствие, голова не болит? – вдруг поинтересовался полковник.

– Кружится… Немного. И дышать тяжело.

Действительно, во время подъёма на лифте я почувствовала себя неважно.

– У вас кислородное голодание, мисс Даск. Полагаю, вы впервые оказались на такой большой высоте?

Я кивнула.

– Это скоро пройдёт, – уверил меня Эйсбрехер. – Насколько я знаю, пегасы не подвержены хронической форме высотной болезни. Просто дышите глубже.

Туман, клубившийся над поверхностью Облачного Занавеса стал настолько густым, что его, казалось, можно было пить большими глотками. Упёршись в ограждение смотровой площадки, я вдыхала влажный морозный воздух и любовалась снежными бисеринками на кителе полковника.

Эйсбрехер молчал. Его взгляд был устремлён куда-то за туманное марево, и я никак не могла решиться начать разговор, спросить полковника о главном: зачем он меня вообще вызвал сюда, и какое ему дело до пони, которую очень скоро будут судить по всей строгости законов небесного государства…

По моим ощущениям, “Каденция” продолжала свой подъём. Это было очень странно, ведь мы уже пересекли границу Анклава – куда уж выше? Время от времени площадку утюжили порывы ветра, настолько сильные, что металлические поручни, венчавшие невысокую, но основательную ограду площадки, вовсе не выглядели излишеством. Впрочем, через минуту я забыла и о ветре, и о холоде, потому что дирижабль вынырнул из тумана, и моим глазам открылась картина, подобной которой я даже представить себе не могла.

Никогда в жизни мне в голову не пришла бы идея, что Облачный Занавес, на самом деле, не один; Облачных Занавесов оказалось два! Если вы когда-нибудь ремонтировали старый пружинный матрас, то легко представите себе то, что я увидела. Подобно пружинам внутри матраса, верхнее небо Занавеса соединялось с нижним теми самыми ажурными металлоконструкциями, которые в тумане я приняла за жилые строения. Теперь же их промышленное назначение было очевидно. Я не имела ни малейшего понятия, как именно такие тяжёлые железные башни крепились к облакам, а, главное – зачем, но сама дерзость этого решения вызывала восхищение. Но, пожалуй, не меньшее восхищение у меня вызывала воздушная прослойка Занавеса – кристально-чистая синяя пустота, которая простиралась во все стороны.

И насколько хватало глаз, в воздухе между верхним и нижним небом тянулась сеть из белых огоньков, расположенных на равном расстоянии друг от друга. Время от времени с какой-нибудь из вертикальных башен прилетал тонкий белый луч. Он ударялся в один из таких огоньков, и от него разбегался по соседним, от тех – до следующих, и так далее, пока мириады лучей не скрывались за горизонтом. Все это создавало ощущение ажурной нервной сети: по крайней мере, я читала, что похожим образом нейроны передают сигналы по своим аксонам и синапсам. Само собой, никогда раньше я не видела ничего настолько масштабного и одновременно завораживающего своей холодной, математической красотой, которая особенно ярко ощущалась на фоне тёмных облачных пластов у меня над головой и снизу, далеко под ногами.

Но вот, очередной импульс произвел что-то странное: разбегаясь по бескрайнему полю огоньков, лучи выкрасили значительный кусок сетки прямо над нами в ярко-алый цвет.

Глядя на меня, полковник не смог сдержать улыбки.

– Я сам с замиранием сердца любуюсь каждый раз, когда “Каденция” проходит через минное поле. Восхитительной красоты зрелище, вы не находите?

– Минное поле? Вы хотите сказать, что те красивые огни… – я запнулась.

– Да-да, мисс Даск, – полковник усмехнулся уголком рта. – Великое Минное Поле, что тянется на десятки километров, призванное защитить Анклав от заразы с Поверхности… и предотвратить дезертирство пегасов на Поверхность.

– Дезертирство? – переспросила я, пробуя на язык слово, сошедшее с агитационных листовок. – А что, были случаи?

– Наивно полагать, что даже в таком благоустроенном государстве, как наше, всё всем нравится. Вы же не смогли усидеть в своём уютном и безопасном Стойле, не так ли, мисс Даск? – полковник выдержал паузу. – А между тем, для таких, как вы, у нас есть понятие “дашит”. Так называют предателей, изменников родины, и таким пони уже нет обратной дороги в Анклав.

Вопреки своим ожиданиям, я не услышала в голосе Эйсбрехера ни презрения, ни осуждения. Только усталость.

– Но обычно их просто объявляют пропавшими без вести, – продолжил он. – Принято считать, что пегас, который попадает за пределы Занавеса очень быстро погибает от ядов и радиации, либо становится жертвой ужасных монстров, живущих на Поверхности.
“Какая чудовищная ложь!” – меня прямо перекосило от цинизма идеи взрывать собственных собратьев.

– Но зачем всё это? Почему бы просто не отпустить всех желающих на Поверхность?

– Всё-таки вы – наивная душа, мисс Даск, – полковник улыбнулся. – Впрочем, в столь юном возрасте это позволительно. Я ведь тоже когда-то был таким идеалистом… Великий Анклав Пегасов – это закрытое военное государство, которое блюдёт свои границы, свои секреты и свою власть. А кому нужна власть, которая не в силах удержать собственный народ?

Я вспомнила нашу Смотрительницу, которая на каждом важном собрании особо отмечала, насколько наше Стойло безопасно по отношению к враждебной, отравленной, мёртвой Поверхности, и всё встало на свои места.

– Всё равно, это ужасно.

– Увы, мисс Даск, это обычная политика. С этим бесполезно бороться, это надо принять как данность. В мире много неприятных нам вещей, среди которых надо находить положительные моменты.

– И какой положительный момент у вашего минного поля? Вы считаете, что это хорошая идея – отрезать пегасов от Поверхности, а Поверхность – от солнца?

– А вы предлагаете нам просто спуститься с неба на землю и начать новую жизнь? – полковник немного повысил голос. – Как будто ничего не было, как будто Эквестрия не заражена радиацией, как будто народ внизу не потерял самое понятие о государстве?

– Ну… да. Насколько я могу судить, у вас остались знания и сохранились некоторые довоенные технологии. При помощи своих конвертопланов и обученных солдат вы сможете зачистить бандитские гнёзда, поддержать честных пони. Вы сможете сделать очень многое, если того захотите.

Полковник помолчал, подбирая слова.

– Сенат считает, что население Анклава слишком мало. Пусть вам не пускает пыль в глаза вычурное название и видимое обилие техники: это всё – наследие военных времён. Но двигатели изнашиваются, металл стареет. Мы не можем ремонтировать свою технику до бесконечности. Вы сами видели, как “Каденция” выглядит вблизи. И так везде: Анклав не обладает ресурсами, чтобы что-либо производить. Мы можем лишь латать дыры и перезаряжать энергетические ячейки. Вот, представьте себе, что у вас есть редкая винтовка и несколько десятков патронов, которых нигде не найти. Полезете ли вы с такой винтовкой в драку, если не будете уверены в тотальной победе? Если мы спустимся на землю, то просто растворимся, как тонкий слой масла на воде, и нас сомнут военизированные группировки. Вы знакомы только с северным регионом, а он не достаточно репрезентативен.

– Не… что?

– Не репрезентативен. Он не отражает реальной картины происходящего. Если здесь всё более-менее спокойно, то на юге уже сейчас отдельные дикие банды собираются в маленькие армии. И уже через несколько лет они создадут некие подобия прото-государств, фракции, воинственно настроенные силы. Появление сильного лидера – лишь вопрос времени. И сейчас Анклав ищет любые средства, чтобы получить неоспоримое преимущество в вопросе, чьё копыто тяжелее.

– Тогда я ничего не понимаю, полковник… Вот вы говорите, что у Анклава нет ресурсов, но, при этом, он закрывает свои границы от поверхности Земли. В чём здесь логика?

– Мисс Даск, благодетель фермера в том, чтобы прилежно возделывать землю, вы не находите? – я кивнула, хоть и не поняла, к чему это было сказано. – Благодетель школяра – прилежно учиться, а благодетель кузнеца – прилежно ковать. Благодетель же офицера – прилежно исполнять приказы, а не обсуждать с иноземцем мотивацию командования. Я полковник, я даже не генерал. А ведь генералами управляет Сенат. Вот их и спрашивайте про политику, пощадите седую голову старого вояки, – Эйсбрехер улыбнулся, но в его улыбке я прочитала железное нежелание продолжать этот разговор.

– А я не думала, что в Занавесе столько всего… Снизу мне казалось, что это просто толстый слой облаков, – совершенно невпопад бросила я. Однако полковник с видимым удовольствием ухватился за новую тему:

– Облачный Занавес – это сложное инженерное сооружение. Я смотрю, вам очень приглянулись наши гиперболоидные башни-пилоны. Сколько мы тут с вами стоим, столько вы их и разглядываете. Бьюсь об заклад, вы думаете, что это какое-нибудь чудо-оружие, или излучатели, подавляющие волю местного населения? – полковник горько усмехнулся.

– Нет, что вы… – возразила я, но это прозвучало довольно неубедительно. Искоса поглядев на меня, полковник продолжил:

– А между тем, это всего лишь модули, отвечающие за целостность структуры облачной поверхности. Металлический каркас башен принимает на себя электрические разряды, которые неизбежно возникают при движении облаков, а сама их гиперболоидная форма позволяет выдерживать сильные ветровые нагрузки. А вот там, в верхнем и нижнем основаниях пилона, находятся конденсирующие установки для сбора влаги прямо из воздуха. Это настоящие погодные фабрики в миниатюре. Они не только превращают влагу в облака, но и создают турбулентность, благодаря которой облака не расплываются в разные стороны. Вы же не думали, что пегасы соединяют облака собственными копытами, словно жевательную резинку?

– Вообще-то я думала о сахарной вате… Знаете, полковник, я была единственным пегасом в своем Стойле. Больше ни одного не было. Меня даже родители воспитывали, как земную пони с отростками крыльев за спиной… И, конечно, у нас в Стойле не было никаких облаков – я видела их лишь на картинках. Там, в ущелье я впервые ощутила, каково это – дотронуться до облака собственным копытом… Скажите, это же правда, что нормальные пегасы могут ходить по облакам так же уверенно, как по земле?

Целый ворох эмоций пробежал по лицу полковника. Разумеется, ведь я спрашивала его о таких элементарных вещах.

– Не совсем так. Дело в том, что облачная материя подчиняется воле пегаса, и, в зависимости от его желания, она может стать плотной и упругой, а может превратиться в мягкий пух или бесплотный пар. Это наш дар с начала времен. Вам может показаться странным, но жеребята пегасов умеют ходить по облакам практически с рождения.

Я вздохнула. Мне нечего было на это ответить. На какое-то мгновение мне вдруг показалось, что у меня украли детство.

– Наверное, для вас я – ущербная, полковник? Ну что это за пегас, который не умеет ни летать, ни ходить по облакам? Да я и пегасов-то в жизни не видела еще неделю назад.

– Вовсе нет. На вашем месте должна была оказаться Эмеральд Грин. Странная штука – судьба: вы выросли одна, среди совершенно непохожих на вас пони, у которых был свой уклад и, полагаю, свои предрассудки, и всё же сердце ваше преисполнено любви к жизни. Эмеральд Грин выросла среди себе подобных, но в её сердце изо льда живёт лишь ненависть и презрение ко всем окружающим.

Я встрепенулась.

– Эмеральд Грин выросла среди пегасов?

– Во всяком случае, она так всем сказала, когда в первый раз пересекла границу нашего государства.

– Получается, Стойло 148 существует на самом деле, – сказала я скорее себе.

– Вот уж чего не знаю, того не знаю, – отозвался полковник. Я не интересовался проектами Стойл-Тек настолько глубоко. Мне известно лишь то, что во время Великой Войны для пегасов действительно создавались Стойла по отдельным проектам, и со Стойлами общей серии они не имели ничего общего, кроме своей задачи.

– Сохранения популяции?

Полковник усмехнулся.

– Я думаю, вам лучше самой всё узнать. Если ты знаешь врага и знаешь себя, тебе нет нужды бояться сражений. Если ты знаешь себя, но не знаешь врага, при каждой победе ты понесешь поражение. Если ты не знаешь ни врага, ни себя, проиграешь каждый бой.

Полковник явно кого-то цитировал. Я же стояла и хлопала глазами, пытаясь понять смысл сказанного.

– Командор Харрикейн, “Искусство войны”. Если вы хотите одержать верх над Эмеральд Грин, то вам надо найти корни зла. Но перед этим вам предстоит разобраться в себе. Осознать, в чём ваша сила перед ней.
“Каденция” вошла в верхний слой облаков, и где-то в её недрах вновь прозвучал сигнал корабельной сирены. Эйсбрехер задрал голову и смотрел вверх, туда, где в густой пелене колыхалось тёмное полотнище флага. Он словно хотел прочитать там ответ на какой-то свой вопрос.

– Вы знаете, а ведь я раньше работал в её кабинете, на самом верхнем этаже. Оттуда открывается шикарный вид на восход. Теперь мне все реже удаётся найти время полюбоваться на мир вокруг. Наверное, я старею. Мне постоянно кажется, что в мире что-то скоро сильно изменится. Хотелось бы дожить до этого времени… Впрочем, о чем это я! Смотрите, какое сегодня чистое небо!

Когда дирижабль продирался сквозь толщу облаков, я была готова увидеть над собой ещё один потолок – какой-нибудь очередной слой хитроумного пегасьего Занавеса, на вид такой же твёрдый, как и два предыдущих. Но стоило лишь “Каденции” вынырнуть из тумана, как меня со всех сторон окружила густая синева, буквально усыпанная мерцающими белыми точками.

Звёзды… Ни на одной довоенной фотографии я не видела столько звёзд. Большие и маленькие, яркие и тусклые, близкие и далёкие… Пожалуй, единственное, с чем я могла сравнить это потрясающее зрелище у себя над головой, была сахарная пудра, щедро рассыпанная на иссиня-черную ткань. Самые яркие звёзды образовывали созвездия, знакомые мне с детства, но никогда не имевшие под собой какого-либо материального воплощения. Тиара, Подснежник, Феникс, Подкова, Гидра, Плуг, Сёстры, Дракон и моё любимое созвездие со странным названием Двойное Вэ… За каждым из этих названий скрывалась какая-то древняя история рода пони. Многие столетия мы следили за этими далёкими огоньками: сначала, из праздного интереса, затем – для того, чтобы пользоваться ими как ориентирами.

Наверное, среди прочих созвездий, легче всего было найти Урсу Большую. Помню, я сильно разочаровалась, узнав, что созвездие, названное в честь этого мохнатого саблезубого чудища, по форме больше всего похоже на обычный кухонный половник. Впрочем, дочь Большой Урсы – Урса Малая – в своём звёздном воплощении выглядела ничуть не лучше, но зато на кончике её длинного хвоста пряталось настоящее сокровище для любого путешественника – Полярная звезда. Глядя на эту яркую точку, венчавшую собой купол Северного полушария, я понимала, что где-то прямо под ней расположен загадочный Поларштерн, и что с каждой минутой, проведённой на смотровой площадке, я всё больше отдаляюсь от своей цели…

И, всё-таки, усыпанное звёздами небо над головой было если не наградой за мои недавние приключения, то хотя бы утешением. Не исключено, что полковник Эйсбрехер привёл меня на обзорную площадку лишь для того, чтобы я смогла насладиться своей последней ночью на открытом воздухе. Вряд ли через окно тюремной камеры я смогу наблюдать подобное зрелище, если, конечно, в этой камере вообще предусмотрено какое-либо окно.

Я не знала, что будет со мной дальше – наверное, что-то страшное – но глядя на мириады блестящих точек, я старалась загнать все свои страхи как можно дальше и просто наслаждалась этой необычной картиной до тех пор, пока у меня не начали слезиться глаза. Далеко не сразу я поняла, что морозный воздух тут ни при чём – я плакала.

“Каденция” скользила над самой поверхностью Облачного Занавеса, и вот уже минут пять я опасно свешивалась с бортика смотровой площадки, крутя головой во все стороны. Если под облачной толщей свирепствовала метель, и напитанный влагой воздух проникал даже сквозь тёплую шинель Эйсбрехера, то над Занавесом царило полное безветрие и безмолвие. Казалось, я выпала из реальности в какое-то иное пространство, где не было ни времени, ни координат. Во всяком случае, в привычном понимании этих слов.

За то время, пока мы с полковником стояли на смотровой площадке, над горизонтом поднялась луна. Висела она довольно низко, но уже давала столько света, что я пожалуй, смогла бы читать книгу, будь эта книга у меня с собой.

Мягкий сумрачный свет лунного диска буквально преобразил облачную равнину, придав ей объём и материальность. Теперь, вместо однородного серого полотна, я видела сложный рельеф, из поверхности которого вырастали облака, на вид достаточно плотные для ночной романтической прогулки. И оглушённый этим фантастическим пейзажем мозг, старался угадать в причудливых облачных изваяниях привычные земные формы. Глядя вниз, я не могла избавиться от ощущения, что под нами проплывал заброшенный сад, давным-давно одичавший и разросшийся до невероятных размеров – Сад Теней.

И тут я увидела Её. Принцесса Ночи стояла в тени, под сенью одного из облачных деревьев с широко расправленными крыльями и высоко поднятой головой. Сверху мне казалось, что она смотрит прямо на нас! Я уже хотела окликнуть полковника, когда нос дирижабля плавно качнулся в сторону. К моему разочарованию, тёмная величественная фигура распалась на два отдельных облака, а внезапно налетевший порывистый ветер довершил начатое: прямо на моих глазах облачный сад таял, превращаясь в бесплодную пустыню, залитую ярким лунным светом; наваждение исчезло без следа.

Что же это было?

Скорее всего, мы проплывали прямо над одной из погодных станций, о которых упоминал Эйсбрехер, и это она создавала на поверхности облаков такие странные завихрения. А всё остальное – и сад, и Принцессу – уже додумало моё воображение. Похоже, мне следовало как следует выспаться.

Как только горизонт очистился, вдали показалась конечная цель нашего путешествия – одинокая гора, настолько высокая, что своей вершиной она пронзала Облачный Занавес насквозь. По словам полковника, именно здесь располагалась военная база “Эквестрия-8”.

Горный пик, напоминал далёкий остров в бескрайнем океане молочно-белого цвета. Было в нём что-то от древних мифов и легенд. Воображение моментально подкинуло мне образ полностью затопленной водой планеты и легендарного корабля, на котором плывут пони – вечные скитальцы, наконец нашедшие себе пристанище после десятилетий странствий… Наверное, из этого вышла бы хорошая книга!

По мере того, как мы всё ближе подплывали к горе, становилась различимой её странная форма. Казалось, что вершина горы… Срезана подчистую! Идеально ровная, слегка припорошенная снегом площадка была увенчана усечённой металлической пирамидой, размером чуть ли не с весь Баттерфлай, если не больше. Эта четырехсторонняя, квадратная в плане конструкция была окружена россыпью построек поменьше.

На каждой стороне пирамиды ясно различался тёмный круг во всю стену, отчего пирамида производила очень странное впечатление: она наводила мысли на образы древних храмовых сооружений из учебников истории и на космические базы из научно-фантастических романов одновременно.

– Вы, наверное, заметили необычный рельеф этой горы, не так ли? – полковник вновь стоял рядом со мной и смотрел прямо перед собой. – Гору действительно срезали лазерным лучом. Это была эффектная рекламная кампания одного из производителей энергетического оружия. В ту эпоху энергетическое оружие было модным, и на него возлагали большие надежды – думали, это принесёт нам победу. А оказалось, что, несмотря на такие впечатляющие результаты, у него масса недостатков. И главный – высокие технологии.

Я попыталась возразить:

– Но ведь применение электронных компонентов повышает точность стрельбы, разве нет? А лазерный луч вместо пули? Он же не просто пробивает преграду, он может прожечь её насквозь…

– Видите ли, мисс Даск, чем технология выше, тем она капризнее. К примеру, если вы утопите в воде обычный автомат, вы можете его вычистить и вернуть в бой. А вот из залитой водой плазменной винтовки я бы стрелять не стал. К сожалению, Анклав вынужден пользоваться энергетическим оружием, из-за недостатка боеприпасов. У нас полно солнца и ветра, чтобы заряжать батареи, но недостаточно металла, чтобы отливать пули. Проблема в том, что со временем эффект памяти добьет аккумуляторы наших винтовок. Анклав окажется безоружен! Генералитет прекрасно осознаёт всю сложность ситуации, и именно это накручивает им хвосты. Анклав зажат между недостаточной численностью армии и устаревающим на глазах оружием. Это жалкое подобие государства – колосс на глиняных ногах, мисс Даск, и чем больше времени проходит, тем меньше у нас остаётся шансов установить контроль над Поверхностью…

Я превратилась в слух. Полковник делился со мной информацией, которая имела, что называется, стратегическое значение, и делал он это явно умышленно. А значит, ничего нельзя было упускать.

– Именно поэтому подняла голову созданная еще до Катастрофы организация под названием “Наследие”. Это некогда тайное общество сейчас в открытую действует по всей территории Анклава, заручившись поддержкой Сената и даже самого Верховного Консула. Прикрываясь наукой и археологией, “Наследие” ищет всё, что возможно использовать как оружие, всё, что даст Анклаву внезапное и решительное преимущество. Для Анклава это вопрос выживания. По этой причине многие закрывают глаза на несоответствие той вывески, под которой зарегистрирована эта контора, и тем, чем она на самом деле занимается. Уже ни для кого не секрет, что сейчас “Наследие” – это не просто кучка безумных археологов, это практически государство в государстве. Организация автономна и наделена особыми полномочиями. Всё, что связано с её деятельностью, автоматически получает гриф “совершенно секретно”, – полковник сделал паузу, наблюдая за тем, как я усваиваю полученную информацию. – Конечно, в Сенате далеко не все пони одобряют деятельность “Наследия”. Они мотивируют это тем, что Анклаву не пристало гоняться за волшебными легендами древних времен, однако надо понимать, что на самом деле им не по душе автономность “Наследия”. Они боятся захвата власти, и небезосновательно. Благодаря уступкам со стороны Сената, “Наследие” уже обладает материально-технической базой, позволяющей вести передовые исследования в области военных технологий. Вот она перед вами, – с этими словами полковник обвёл копытом площадку, на которой располагалась загадочная железная пирамида. – Бывшая база противоракетной обороны “Эквестрия-8”, ныне переоборудована в Исследовательский Центр Прогрессивных Вооружений. Должен отметить, руководство Центра отчитывается только перед своим непосредственным начальством, поэтому даже Консул не знает всех деталей проводимых там экспериментов. Как видите, вырисовывается очень тревожная ситуация: с теми полномочиями, которые Сенат дал “Наследию”, эта группировка превращается в радикальное крыло, в реальную политическую и военную силу. И самое страшное, что они знают толк в этом деле. На фоне теряющего хватку Сената и ухудшающейся ситуации с продовольствием, на фоне износа средств производства, их идеи и лозунги привлекают всё больше сторонников.

– Лозунги? – я не очень понимала, какие лозунги могут быть у кучки воинствующих учёных.

– “Наследие” распространяет идеи о превосходстве и избранности расы пегасов. О том, что мы должны руководить всеми остальными расами на Поверхности, и что все единороги и земнопони на самом деле – поражённые радиацией мутанты, и поэтому они должны работать на благо чистой и генетически неиспорченной Небесной Империи, или как там они её называют. Эти идеи никогда не были чужды пегасам, но никто и никогда ранее не доводил их до такого радикального изложения.

– А почему вы против, полковник? Вы же пегас.

– Не ёрничайте, мисс Даск. Меня воспитывали в совершенно других ценностях. Когда я был в вашем возрасте, Анклав собирался нести свет знаний и возрождать Эквестрию технологиями, а не заколачивать пони с Поверхности в кандалы рабства, как это предлагают сделать лидеры “Наследия”. Пони, что руководят этой узаконенной бандой, лишены каких-либо моральных принципов, но сейчас очень многое сходит им с копыт. К примеру, та самодеятельность, которой мисс Грин занималась близ прекрасно знакомого вам поселения Баттерфлай, начисто противоречит военной доктрине Великого Анклава Пегасов и самому принципу изоляции от Поверхности. Тем не менее, в “Наследии” считают, что профилактический террор местного населения позволяет приучить пони с Поверхности к покорности, к чувству, что у них есть хозяин. Впрочем, в “Наследии” вообще очень любят деление на “господ” и “слуг”. Вы думаете, Грин трудится на эту организацию лишь за красивую идею о расовом превосходстве пегасов? – голос Эйсбрехера буквально сквозил иронией. – Как бы не так! Руководители “Наследия” открыто помыкают Эмеральд Грин, водя у неё перед носом сладкой морковкой.

– Что вы имеете в виду, полковник?

– Я думаю, вам будет небезынтересно узнать, что мисс Грин не является гражданкой Анклава.

– То есть как? – я удивленно вскинула брови. – На ней же военная форма ваших войск, она отдаёт приказы пегасами вашего подразделения и… – я запнулась, – даже вам. Если у вас, в Анклаве, так не любят чужаков, тогда почему…

– Потому что мисс Грин очень удобна для данной организации, в том числе, и своим статусом негражданина. Сейчас “Наследие” проводит археологические изыскания в северном регионе, и от их результатов будет зависеть: получит ли Грин гражданство Анклава или нет. И ей уже удалось добиться определённых успехов, – в голосе полковника появились заметные нотки раздражения.

Похоже, Эйсбрехера эта тема здорово задевала за живое. Если до этого он стоял на месте, то теперь принялся ходить взад-вперёд по смотровой площадке.

– Эмеральд Грин назначили полевым командиром и, как вы только что верно заметили, меня и всех моих солдат отрядили под её начальство.

– Полевым командиром? Это как?

– Так. У Грин нет ни должности, ни звания, и по сути своей она – обыкновенная наёмница, если не сказать хуже, – полковник презрительно хмыкнул. – Но из-за того, что она является протеже “Наследия”, всем нам приходится с ней считаться. Мало того, мы обязаны оказывать всяческое содействие её полевым отрядам.

Вот оно что. Заслуженного офицера бросили на побегушки чужаку без роду и племени! Должно быть, для полковника это было намного более унизительным, чем если бы, скажем, меня отдали в подчинение Коппер Вайр. Да что там – пожалуй, в пределах моего Стойла сложно было бы отыскать унижение такого масштаба.

– По вашему лицу я вижу, что вы поняли суть проблемы. Мисс Даск, я должен сказать вам кое-что очень важное. И я надеюсь, что между нами не будет недопонимания. Вы – пегас, а это значит, что я могу с чистой совестью разговаривать с вами, как с равной.

Я как могла постаралась скрыть своё удивление, потому что этот разговор был совсем не тем, чего я ожидала, и чем дальше, тем интереснее он становился.

– Слушаю вас, полковник.

– Я служу Анклаву верой и правдой уже не один десяток лет. Я верю в его идеалы и верю, что рано или поздно именно Анклав сможет возродить Эквестрию. Анклав почти не воюет, но держит мощную армию для защиты своих граждан. И я получил своё звание не просто так, мисс Даск! Я получил его за исправную службу, за то, что успешно организовывал деятельность вверенных мне частей и всегда превыше всего ценил жизнь своего личного состава. Всю свою жизнь я готовился защищать пегасов от пропитанных радиацией мутантов и чудовищ, которыми, как нам говорили, населена Поверхность. Но я не готовился воевать с себе подобными. Анклав не воюет с пегасами! Понимаете? Мы даже не преследуем сепаратистов дашитов, ибо они, пусть глупо и безрассудно, но кладут свои жизни на благо будущего Эквестрии.

И тут полковник произнёс то, что я совсем не ожидала услышать:

– Вы хороший солдат, мисс Даск. И я бы не отказался от такого бойца, как вы, – и этим он поставил в своём монологе жирную точку.

– Тогда поспешу вас разочаровать. Дело в том, что я…

– Не отпирайтесь, мисс Даск, и не перебивайте меня, – голос полковника стал твёрдым, как лёд, так что мне стало не по себе. – Я прекрасно осведомлён о том, что вы натворили в ущелье… Мицури, кажется.

– М…ицуми. Я не собиралась никого убивать! – слава Селестии, мне хватило ума не сболтнуть полковнику про Джестер и Свити Бот. – Ваши солдаты не дали мне сказать и слова!

– Я вас не виню, таковы были их приказы, – продолжил Эйсбрехер уже более спокойным тоном. – Вы достойный соперник, мисс Даск, раз смогли сладить со взводом опытных разведчиков.

Полковник выдержал паузу, видимо, ожидая новых возражений с моей стороны, но их не последовало.

– Позвольте мне быть с вами откровенным, – Эйсбрехер приблизился ко мне почти вплотную, и внезапно в его бесстрастном голосе появилась холодная ненависть. – Меня тошнит от Эмеральд Грин. Моих солдат тошнит от Эмеральд Грин. Эмеральд Грин – урод, каких мало, она настоящее исчадие Пустоши. От неё несет бандитским духом, как от выгребной ямы. Многие боятся её и не без оснований. Она убивает своих так же, как и чужих – без жалости и без разбору. Я бы с большим удовольствием подвесил её за горло к гондоле этого дирижабля! – Эйсбрехер отстранился и продолжил ходить взад-вперед. – Но у нас есть субординация, мисс Даск. Нарушить приказ для пегаса – несмываемый позор. В нас это вдалбливают с самого детства. Возможно, именно поэтому мы всё еще существуем. А вы, мисс Даск, не связаны подобными обязательствами. Вы – чужак, и в этом ваше преимущество.

– То есть вы хотите, чтобы я… убила Эмеральд Грин?!

Полковник очень строго посмотрел на меня.

– Я хочу, чтобы вы доставили ей как можно больше неприятностей. Столько, сколько в ваших силах. Насколько я понял, сейчас вы в состоянии помешать ей достигнуть цели. И если это действительно так, то я… мы все будем тайно болеть за вас.

– Но, полковник, как вы себе это представляете? Я в плену, под стражей. И, судя по всему, не сегодня, так завтра Эмеральд расправится со мной каким-нибудь ужасным способом. Вы же не собираетесь прямо сейчас отпустить меня на все четыре стороны?

Полковник задумался о чем-то, решая в голове какой непростой для себя вопрос. Наконец, он поднял взгляд и начал быстро говорить:

– Слушайте внимательно и запоминайте. Вас доставят на базу “Эквестрия-8”. Часть гарнизона находится под моим командованием, часть – под её. Вас посадят в карцер в спецблоке. Замок внутренней двери карцера очень простой – я дам вам одну заколку. Уверен, вы справитесь. А вот с электромагнитными замками внешней двери придётся повозиться. Там рядом расположен щиток. Предохранители в щитке не менялись со времен войны и дышат на ладан. Не теряйте времени и не зевайте. Помните, когда вы выберетесь из карцера, то будете предоставлены сами себе: мои солдаты будут нести службу спустя рукава, но если что – они откроют огонь на поражение. Солдаты Эмеральд Грин мне не подчиняются, и с ними вам придется поступать по своему усмотрению. Постарайтесь не убивать слишком много пегасов, мисс Даск.

– Я не люблю убивать, полковник.

– Вот и славно. И не забудьте заглянуть в кабинет начальника станции. Все важные документы Эмеральд хранит именно там. Надеюсь, вы насолите ей, как следует, – с этими словами Эйсбрехер достал из кармана и протянул мне заколку.

– Полковник, в ваших играх могут погибнуть пони. Вы отправляете их на убой?

Эйсбрехер прокашлялся и произнёс глухим голосом:

– Если Эмеральд Грин получит власть и место в Анклаве, это будет гораздо хуже для всех нас – и для Анклава, и для тех, кто живёт на Поверхности. Анклаву не нужны маньяки и психопаты. Если мы сможем дискредитировать деятельность “Наследия”, это серьезно пошатнет их политические позиции. Конечно, это не остановит Анклав от поисков новых решений, ибо они продиктованы объективной необходимостью, это лишь даст возможность сменить одних пони на других и надеяться, что новые будут лучше. Наша с вами задача – избежать катастрофы, которая похоронит саму возможность мирного возрождения Эквестрии.

Агррх. От этих хитроумных комбинаций у меня голова пошла кругом. Пожалуй, впервые в жизни я столкнулась с большой политикой.

– А что будет с вами, если кто-нибудь догадается о вашей причастности к такой… диверсии?

Я очень боялась обидеть Эйсбрехера, и долго подбирала аналог слову “государственная измена”. По правде сказать, в своих воззрениях полковник мало чем отличался от вышеупомянутых дашитов. Да такие пони, как Блэйз Фьюри с радостью растерзали бы его в назидание всем остальным.

Услышав мой вопрос Эйсбрехер лишь устало вздохнул:

– Боюсь, что у меня нет будущего. Я – конченая душа, мисс Даск. Всё, что у меня осталось – это такие редкие моменты красоты, как сегодня. Вы не представляете, насколько радует старый военный глаз по-настоящему красивая девушка. Тем более – на фоне звезд, – полковник улыбнулся, но тут же лицо его стало жёстким. – А еще у меня есть моя честь.

Пегас выпрямился, и я заметила, как напряглись скулы у него на лице.

– Полковник.

– Что?

– Зовите меня просто Додо.

– Что ж… Додо, тогда окажите мне услугу и дождитесь швартовки в своей камере; конвой уже ждёт вас внизу. Когда мы причалим, придётся устроить небольшой спектакль перед мордоворотами Эмеральд Грин.

Когда выдвижной трап с шипением коснулся земли, нас уже ждала целая делегация. Небольшой строй из дюжины солдат, кучка техников и еще какой-то персонал поприветствовали полковника, и как только мы сошли с корабля, техники прямо таки ринулись внутрь, очевидно, проводить какие-то регламентные проверки.

Мои крылья вновь зафиксировали пластиковой стяжкой, и теперь, когда я шла мимо строя одинаковых пони с чёрно-золотыми нашивками на рукавах, невольно вспомнились шпионские романы, в которых главный герой сам сдавался в плен, чтобы затем устроить диверсию в самом сердце вражеского логова. И после странного разговора с полковником Эйсбрехером у меня создалось впечатление, что он вполне мог начитаться подобных историй, раз надеялся на мою помощь в решении вопроса с Эмеральд Грин. Боюсь, в скором времени мне придётся его сильно разочаровать. Ну, правда, что может сделать пони, у которой с собой лишь заколка для волос и больше ничего?

Огромная железная пирамида лежала перед нами, оспаривая своими размерами величину оболочки “Каденции”. Я чувствовала себя насекомым в этом ночном царстве гигантомании, а от смены пейзажей начинала кружиться голова. Впрочем, целая ночь без сна и отдыха не делала моё состояние лучше. И, похоже, сегодня спать не придется вовсе.

Крохотный колёсный транспорт доставил нас по тоннелю, прорытому прямо в скале к большому грузовому лифту, в котором за раз могли уместиться две дюжины пони. Однако сейчас его зарешеченная кабина была доверху заставлена разноцветными ёмкостями с щекочущими нервы поясняющими надписями. И самым неприятным было то, что меня никто не спрашивал – хочу ли я вставать рядом с ними или нет. Мне лишь оставалось молча наблюдать, как пегас в тёмно-коричневом комбинезоне сгружал с тележки блестящие сосуды с аммиаком и хлором. Будто того, что там уже было выставлено не хватало для полного счастья!

Когда кабина дёрнулась вниз, а железные баллоны ударились друг о друга, я негромко вскрикнула, чем заслужила неодобрительный взгляд со стороны одного из провожатых. Полковник, впрочем, никак не отреагировал на происходящее – он вновь стал сдержан и холоден, как и подобает настоящему офицеру. Я же не могла похвастаться таким самообладанием и, переминаясь с ноги на ногу, мечтала поскорее покинуть это место. Лишь когда злополучный лифт остался далеко позади, я успокоилась и огляделась по сторонам.

Внутренняя обстановка военной базы совершенно не походила на убранство дирижабля: ни тебе плавных линий, ни блестящих труб и решёток; всё какое-то угловатое, однотонное и выкрашенное ровным слоем краски; на “Эквестрии-8” все было подчинено военной утилитарности.

Даже личные вещи солдат и гражданских, работавших на базе, не смогли привнести уют в эти стены; своим наличием они лишь подчёркивали полное отсутствие архитектурного декора. Флуоресцентные лампы заливали безжизненным белым светом помещения из бетона, железа и пластмассы, и, как ни странно, я почувствовала себя почти как дома, в Стойле, только в каком-то… чужом Стойле. И здесь, как и на “Каденции”, у меня была возможность мельком глянуть на внутреннюю жизнь этого военного объекта.

В присутствии других пегасов полковник Эйсбрехер натянул на себя строгую мину солдафона, но его нет-нет, да и прорывало рассказать про особенности “Эквестрии-8”. Из его кратких ремарок я поняла, что эта военная база была единственной в своём роде, поскольку в её состав входила уникальная радиолокационная станция – та самая усечённая пирамида с загадочными кругами на стенах. Cтанция являлась ключевым звеном в системе противоракетной обороны Эквестрии, и в свои лучшие годы она была способна засечь летящий в небе объект, размерами не больше теннисного мячика!

Благодаря своим выдающимися радиолокационным возможностями, станция использовалась для массы целей: она следила за спутниками в космосе, за движением облаков, руководила полетами авиации, но главной её целью оставалось предупреждение о ракетном нападении. Горькая ирония судьбы заключалась в том, что именно здесь первыми засекли ракеты зебр с драконьим огнём, и именно отсюда руководили ответным ударом возмездия – но, в отличие от некогда могущественного королевства и большинства его подданных, “Эквестрия-8” уцелела.

Конечно, время и суровые погодные условия сделали своё дело: сейчас станция не могла работать в полную силу, но даже имеющихся средств хватало, чтобы дать Анклаву в лице “Наследия” весьма серьезные возможности радиолокационного наблюдения. Другими словами, отсюда “Наследие” просматривало небо на многие километры вокруг. С поверхностью земли, однако, дело обстояло гораздо хуже: станция была просто не рассчитана на это. Однако пегасы активно использовали аппаратное обеспечение для прослушивания радиоэфира и тому подобной разведывательной работы.

Но и этим обязанности персонала “Эквестрии-8” не ограничивались: сотрудники Командного Центра занималась мониторингом состояния Великого Минного Поля. Вернее, за них это делал здоровенный мейнфрейм, который по словам Эйсбрехера, занимал собой целый этаж станции. Пегасам лишь оставалось заменять вышедшие из строя мины и подтверждать запросы на отключение отдельных ячеек Минного Поля, чтобы воздушные суда вроде “Каденции” могли беспрепятственно проходить сквозь Занавес.

Как пояснил полковник, каждая мина была маленьким ретранслятором, передающим пакет примитивных данных своим соседям. Получив такой пакет, мина сопоставляла свой номер с указанным в пакете состоянием и либо переключалась в режим ожидания, либо вставала на взвод. Эта необычная арканная технология не была похожа ни на привычное проводное электричество, ни на радио, хотя и выполняла те же функции. Именно такую передачу данных я наблюдала со смотровой площадки дирижабля. Необычным было и то, что мины, защищавшие границы Анклава, в качестве поражающего фактора использовали не энергию взрыва, и уж тем более не железные осколки; мины сжигали нарушителей воздушного пространства высокотемпературной плазмой. Бррр!

А ещё “Эквестрия-8” обладала весьма значительными жилыми и производственными объемами, что позволило оперативно переоборудовать подземную часть станции в исследовательский комплекс. “Наследие”, поставившее своей целью поиск и исследование магических артефактов и древних технологий, развернуло на этой станции кипучую научную деятельность: на полевые отряды Эмеральд Грин трудились лингвисты, археологи, физики, биологи, специалисты по теоретической магии… Кстати, полнейшей неожиданностью для меня стало то, что на станции жили и работали единороги! Честно говоря, я думала, что “Великий Анклав Пегасов”, согласно своему вычурному названию, должен был состоять только из пегасов, однако, судя по всему, для единорогов было сделано исключение. В конце концов, умственный труд и прецизионные операции всегда являлись их прерогативой, а значит, такие граждане были очень полезны для военной машины пегасов.

Проходя мимо широких смотровых окон, выходивших в коридор я видела единорогов, облачённых в накрахмаленные лабораторные халаты и ярко-жёлтые защитные спецкостюмы: кто-то настраивал навороченное оборудование, кто-то записывал результаты исследований в толстенную тетрадь, а кто-то заряжал своей магией пустые матрицы заклинаний. Этот слаженный единорожий механизм не останавливался ни на секунду, и, видя сосредоточенные и даже одухотворённые лица всех этих пони, я пришла к выводу, что каждый из них служит Анклаву добровольно. Похоже, пегасам удалось создать на “Эквестрии-8” свой Поларштерн в миниатюре.

Однако моё путешествие в мир безукоризненной чистоты и порядка закончилось совсем не так, как я ожидала. Одна из боковых дверей с шипением раздвинулась, и на нашем пути возникла преграда в виде серо-сиреневой единорожки с растрёпанной красно-ржавой гривой. Её мятый халат, небрежно застёгнутый на одну пуговицу и большие квадратные очки с закопчёнными стёклами говорили о том, что слово “порядок”, так воспеваемое на “Эквестрии-8” было этой пони неведомо. Картину вопиющей неопрятности довершал выцветший голубой бант, повязанный возле уха.

Прямо перед носом единорожки, в её телекинетическом поле висели листки пожелтевшей бумаги, исписанные какими-то карандашными закорючками. Кобылка увлечённо разглядывала эти строчки, и её меньше всего волновал тот факт, что кроме неё самой в коридоре есть кто-то ещё.

Вот так, не сбавляя скорости, подобно многотонному локомотиву единорожка влетела прямо в одного из моих конвоиров и сбила того с ног. Листы бумаги ворохом поднялись в воздух, и рассеянная пони растянулась на полу коридора недалеко от нас с полковником.

– Ой! – воскликнула кобылка смешным низким голосом. – Простите, дорогие мои, я совершенно вас не заметила! Эти данные химразведки по Поларштерну никак не выходят у меня из головы…
“Ого!” – я навострила уши в надежде услышать продолжение столь интересной темы, но, едва дотронувшись до своего носа копытом, единорожка снова ойкнула. Подслеповато щурясь, она принялась ощупывать пространство перед собой.

– А где мои очки? Они же не… – кобылка умолкла, услышав хруст, раздавшийся откуда-то снизу. Пытаясь подняться на ноги единорожка настолько неудачно упёрлась локтем в пол, что своим весом умудрилась разломать очки на две половинки – тонкая металлическая оправа треснула ровно посередине. Пару секунд красногривая пони растерянно взирала на обломки своих очков, затем её лицо неожиданно посетила странная улыбка.

– Хвала Селестии, стёкла целы, – проворковала она. – Сейчас мы всё поправим.

Рог учёной кобылки окутало белое магическое сияние, и обе половинки сломанных очков взмыли в воздух. Затем сияние стало бледно-красным, а на кончике рога загорелась маленькая оранжевая искорка; послышалось шипение, как при газовой сварке. Как-то незаметно для меня две половинки очков соединились в единое целое да так, что на месте их стыка и шва не осталось! Помотав очками в воздухе, довольная единорожка водрузила их себе на нос и, наконец, прозрела.

– Ой, полковник! – беззаботно воскликнула кобылка, хлопая своими ярко-синими глазами. Она и так-то выглядела безобидно, а в очках приобрела совсем уж дружелюбный вид.

– Здравствуй, Окси – поприветствовал её Эйсбрехер, протягивая красногривой пони один из валявшихся неподалёку листов бумаги. – Очень интересные данные, продолжай в том же духе.

Услышав похвалу, единорожка по имени Окси одарила всех присутствующих лёгкой рассеянной улыбкой.

Глядя на Окси, было трудно поверить, что она может работать на таких злодеев, как Эмеральд и её окружение. Впрочем, такую увлечённую кобылку могли заманить сюда какой-нибудь сумасбродной идеей, а то и вовсе – обманом.

Сутулая, неряшливая с большими квадратными часами на ноге, явно напоминавшими ей о том, что иногда надо обедать – именно такой предстала передо мной…

– Феррум Оксид, талантливейший химик современности, – сообщил Эйсбрехер.

– Да бросьте вы, полковник… – Окси улыбнулась и посмотрела на часы. – Ой, прошу меня извинить, мне срочно нужно вернуться обратно в лабораторию. Через две минуты закончит работу восьмая технологическая печь. Но вы, – она вдруг взглянула на меня поверх очков, – не стесняйтесь и заходите в гости. У меня сегодня на обед шоколадный торт, бисквиты и чай.
“Окси, не трави душу, а? Вот, интересно, как изменилось бы твоё отношение ко всем этим пегасам, узнай ты о том, что меня, вообще-то, сопровождают прямиком в тюремную камеру на растерзание Эмеральд Грин”.

Однако не стоило отметать наличие возможного союзника в этой игре, поэтому я постаралась запомнить местоположение лаборатории Окси Феррум и пообещала заглянуть к ней на огонёк. Удовлетворившись моим ответом, единорожка торопливо продолжила свой путь по коридору, где едва не пробила лбом железную трубу, выступавшую из стены. Проводив взглядом “талантливейшего химика современности” полковник многозначительно прочистил горло.

Больше нам по пути никто не повстречался, и мы без приключений дошли до так называемого карцера. Судя по всему, под “карцер” отвели бывшую гауптвахту части. По сравнению с “Каденцией”, здесь было уютно: тепло, сухо, разве что темновато. И даже стены были недавно отштукатурены: ни трещинки ни зазора. Правда, вся эта идиллия портилась наличием толстой железной двери со смотровой щелью и шумом вентиляции под потолком. Я задрала голову вверх и увидела громадную железную коробку вытяжки, в которой крутился пропеллер, диаметром так метра в два. Его оси давно никто не смазывал, и потому вентилятор ощутимо шумел в замкнутом бетонном помещении.

– Жаль, мисс Даск, что наша встреча произошла при таких обстоятельствах. В другой ситуации я бы с удовольствием пропустил с вами по бокальчику в своём бывшем кабинете. Но увы, война есть война. Удачи.

Либо я была очень наивной пони, либо Эйсбрехер действительно мне сочувствовал. Во всяком случае, его слова прозвучали искренне.

Когда полковник вышел из карцера, конвоир снял с меня уже порядком надоевшие пластиковые стяжки, достал ключ, и второй раз за сутки я услышала, как с клацаньем за мной запирается дверь тюремной камеры.

– Стажёр Дэзлин Даск! – знакомый голос раздался над головой, и я разлепила глаза. В полуметре от меня стоял наш лектор, со своим неизменным прямым пробором и гладко отутюженным галстуком, над головой гудела вентиляция, а прямо перед носом лежал обрезок электрического кабеля, проводки которого торчали в разные стороны. Если прибавить к этому всему мою растрёпанную гриву и, скорее всего, отпечаток от кнопок ПипБака на лбу, можно было с уверенностью сказать, что я в очередной раз уснула на лекции.

– Дэзлин, – голос лектора стал чуть мягче, – если ты прослушала задание, то я с удовольствием повторю его. Перед тобой лежит кабель. Расскажи-ка нам, для чего нужен провод с зелёной маркировкой?

Я смотрела на макет кабеля, словно видела его впервые в жизни и не знала что ответить. “Зелёный…” Пока я пыталась воскресить в памяти таблицу цветовых маркировок, лектор вздохнул и устремил взгляд куда-то вглубь класса.

– Не знаешь, – констатировал он. – Может… наша новенькая ответит? Стажёр… ах, запамятовал, как вас зовут?

– Бриз. Стажёр Пёрл Бриз, сэр, – далеко за моей спиной скрипнул и отодвинулся стул, и из-за парты поднялась кобылка молочного цвета с серебристой гривой, заплетённой в две тугие косы. В отличие от остальных стажёров, одетых в тёмно-синие куртки, она носила светло-серый комбинезон, что сразу насторожило меня. И ровно так же, как и распотрошённый кабель перед своим носом, я видела эту пони впервые.
“По обмену её что ли прислали?” – предположила я. И правда, большие круглые очки в тонкой чёрной оправе, эти старомодные косы с сиреневыми лентами и худоба, граничащая с дистрофией говорили о том, что она могла обитать в Отделе Коммуникации и целыми днями, с перерывами на походы к кофейному автомату, сидеть за клавиатурой в полном одиночестве. Да на её фоне даже я переставала выглядеть белой вороной!

На мгновение кобылка поймала мой пристальный взгляд, но тут же отвела глаза и стала отвечать на поставленный лектором вопрос:

– Согласно Правилам Эксплуатации Электроустановок Стойл-Тек, цветовой маркировке “зелёный” соответствуют провода…

У, да с ней всё было ясно. Зубрилка. Причём, похлеще чем Коппер – та хоть изредка подглядывала в конспект и не выражалась настолько сложными словесными конструкциями.

Когда занятие закончилось и прозвенел звонок, я вышла в коридор и, прежде всего, отметила, что освещение в нём было переведено в “ночной режим”: маломощные спарк-лампочки пунктирными дорожками шли вдоль стен, а единственный потолочный плафон освещал пространство рекреации, отведённой под торговый автомат. Подобные поломки случались крайне редко и устранялись очень быстро, однако я не слышала оживлённого топота копыт электромонтажников, желавших её устранить. Да что там, коридор был совершенно пуст. Вернее, так мне показалось сначала. Потом я услышала звон и разглядела в холодном свете плафона фигуру, копошившуюся возле торгового автомата.
“Та бледная кобылка!” Новоявленная стажёрка Пёрл-как-её-там опустила в автомат монетку, затем ткнула копытом в одну из кнопок, и, к моему изумлению, агрегат, который на моей памяти никогда не работал – ожил. Коридор наполнился гудением из-за которого кобылка не расслышала моих шагов.

– Кто ты такая?

Белая пони вздрогнула, услышав голос за спиной.

– Я? Меня зовут Пёрл. А ты… как я помню, Дэзлин? – нашлась она.

– Верно, – я приблизилась к ней почти вплотную так, что кобылка рефлекторно попятилась и прижалась спиной к автомату. Такую реакцию я знала не по наслышке и, признаться, мне очень не хотелось пугать эту Пёрл, но информация была важнее.

Автомат щёлкнул и затарахтел, проливая кофе мимо стаканчика, который кобылка умудрилась задвинуть в самый угол приёмного окошка. Под потолком тревожно замерцала лампа.

Я продолжила наступление.

– Ты не из нашей бригады. И не из Отдела Коммуникации. Более того, ты не из нашего Стойла. Я никогда не видела тебя ни в коридорах, ни в служебных помещениях, ни, тем более, около этого сломанного автомата. Кто ты такая? И что тебе здесь нужно? – сделав ударение на последнее слово, я стукнула передним копытом по полу. Свет мигнул, кобылка резко дёрнулась и я увидела как из-под её бежевых седельных сумок выпростались два перепончатых крыла! Странная пони оказалась фестралом – у неё была редкая, но довольно известная среди пегасов мутация, из-за которой крылья становились кожистыми, а зрачки глаз приобретали вертикальный разрез.

– Инженер по наладке и испытаниям электрооборудования Пёрл Бриз. Электробригада 5-06, Поларштерн. Объект обслуживания: “Институт Магических Исследований ведомства Вооружённых Сил Эквестрии”, – протараторила она.

Я стояла, раскрыв рот. Весь мой боевой кураж как копытом сняло. По меркам Стойла, Пёрл была выродком, и я испытывала ужасную неловкость, разглядывая её – как если бы передо мной стоял инвалид.

– З-значит ты ко мне? – спросила я, таращась на неё.

– Да, Дэзлин. Мне нужна твоя помощь, – даже в раздражающем мерцании лампы я уловила печальный взгляд её серых глаз.

– Помощь? Какого рода? – глядя на кобылку, я пыталась угадать, что ей от меня нужно.

– Я хочу, чтобы ты освободила меня… И… Других тоже.

Сеть не выдержала нагрузки: над головой раздался громкий хлопок, полетели искры и коридор погрузился в темноту.

Где-то в двух метрах от меня, в нижней части двери отворилось окошко, через которое, насколько я могла судить своим заспанным взглядом, подали мой ужин. Ну, верно. Обед, доставленный тем же способом ранее, уже покрылся неприятной густой плёнкой, а вот овсяная каша с кусками нарезанной моркови была ещё тёплой. Похоже, я проспала намного дольше, чем собиралась. Вот уж не думала, что меня так подкосит: в незнакомом помещении, да ещё и в одежде.

То, что за мной до сих пор не пришли, было очень большой удачей – я потеряла больше времени, чем собиралась. С другой стороны, если сейчас на улице был вечер, это должно было сделать мой побег немного проще. Ведь я совершенно не собиралась злоупотреблять гостеприимством полковника. Судя по подсказкам, которые он мне дал, полковник был прекрасно осведомлён о способах побега из местной душегубки. Может, он даже подготовил мне путь к спасению? Ну да, не хватало лишь красной ковровой дорожки.

Стряхивая сон, я принялась энергично уплетать тюремную еду, ведь для успешного побега мне были нужны силы. Я даже положила сверху то немногое, что осталось от капусты, наверное лишь по ошибке попавшей в мой суп. Немного солёной воды из той же миски – и пресная каша стала вполне съедобной.

Прикончив ужин, я выудила из гривы заветную заколку и осмотрела её: чёрная с синим отливом полоска металла, согнутая пополам – довольно тонкая и на вид хрупкая. “Хм, если её разогнуть, мне будет удобнее ковыряться в замке, но тогда заколка может попросту сломаться”. Я не могла так рисковать.

Взяв заколку в зубы, я попыталась просунуть её в замочную скважину.
“Проклятье, и кто только придумал делать замочные скважины вертикальными?!” – изогнутая под прямым углом шея моментально заныла, но это было лишь началом мучений: не успела заколка погрузиться в замок до конца, как я упёрлась в холодную железную дверь носом.
“Ничего, Додо, ничего. Жить захочешь – не так раскорячишься. Хорошо, что Джестер меня сейчас не видит”.

Если я правильно представляла себе устройство цилиндрового замка, то в его механизме были спрятаны подпружиненные штифты, в количестве четырёх и более штук, и подвижная цилиндрическая личинка. Суть этого метода взлома заключалась в использовании люфтов конструкции замка. Если аккуратно поджимать штифты один за другим, можно было добиться положения, в котором личинка свободно провернётся в замке. В теории это звучало красиво и понятно, на практике же, вылилось в сущий ад. Нащупать штифты концом заколки не составило труда. Я даже чувствовала, как они двигаются и слышала лёгкие щелчки, но вот личинка упорно не хотела сдвигаться с места.
“Интересно, а сам полковник пробовал взламывать такие замки, или же он почерпнул этот извращённый способ из какого-нибудь бульварного чтива?”
Я пробовала поджимать штифты по очереди, напоминая себе, что нажать слишком сильно – так же вредно, как и нажать недостаточно слабо. Внутренне я молилась, чтобы производитель замка не предусмотрел каких-нибудь садистских средств против отмычек вроде штифтов со шляпками, которые цепляются за личинку при её повороте.

Два раза я бросала это дело. Разминая мгновенно затекающую шею, со слезами злости я вновь подходила к замку и вновь пыталась победить его, но впустую: механика не хотела сдаваться так просто. И только на третий раз, когда я уже была готова начать действовать заколкой грубо, на манер расчёски, личинка чуть-чуть подвинулась. Но этого чуть-чуть было достаточно, чтобы я сию же секунду забыла и про шею, и про злость и полностью превратилась во внимание. Главное было – не упустить личинку, не дать ей вернуться обратно!

Бережно, практически не дыша я двигала заколку вперед и назад, постоянно сохраняя небольшой вращательный момент. Каждый новый штифт выбирал какую-то долю градуса, но я знала, что уже нахожусь на верном пути. И пусть мой нос больно упёрся в холодное железо, меня уже ничто не могло остановить.

Последний оставшийся в замке штифт легонько щёлкнул, и личинка мягко провернулась в замке, как при использовании обычного ключа! Это была победа. Но будь я трижды проклята, если еще хоть раз прибегну к этому издевательскому способу! Тонкая работа мелкими предметами – удел единорогов – и точка!

В очередной раз разминая свою многострадальную шею, я выглянула в длинный, плохо освещённый коридор и увидела, что он пуст. Видимо, дневальному полагалось дежурить за дверью карцера. Не удивлюсь, если это тоже была инициатива моего благодетеля.
“Полковник говорил про предохранители, а значит, где-то неподалёку должна быть распределительная коробка. Ага, вот и она, в конце коридора, такая маленькая и неприметная, покрашенная одним цветом со стенами. И, разумеется, висит под самым потолком. Конечно, какая разница, где размещать распределительный щиток, если на базе работают лишь пегасы и единороги?“
Зависнув перед щитком, я распахнула его дверцу и невольно поморщилась: допотопные предохранители в виде стеклянной колбы с протянутой внутри неё медной нитью лежали в насквозь проржавевших ложементах и были присыпаны щедрым слоем ржавой трухи, побелки и обычной пыли. Контакты самих предохранителей также проржавели и покрылись мерзкого вида окисью, от одного вида которой мне тут же стало вязко на языке.
“Мда-а-а, ребята, так ведь и сгореть недолго”.

Эти предохранители не надо было даже замыкать; достаточно было до них неаккуратно дотронуться. Вот только я не испытывала ни малейшего желания голыми копытами лезть в убитый временем щиток, а подцепить предохранители было нечем – с собой у меня была лишь заколка, которая являлась отличным проводником. Так что как бы мне ни хотелось списать замыкание в щитке на естественное старение, пришлось действовать грубо. Конечно, алюминиевая миска, на дне которой плескались остатки обеда, была не самым лучшим вариантом, но мне выбирать не приходилось. В конце концов, так называемый “суп” больше чем наполовину состоял из воды и, к тому же, был изрядно пересолен, что лишь повышало его электропроводность.

ХЛОП!
“Ну и запах”. Внутренности электрощитка шипели, источая аромат подгоревшей капусты, а ранее наполнявший помещение гул вентилятора смолк. Вот и всё, что я ощущала, оказавшись в темноте. На моё счастье, под потолком загорелся красный аварийный фонарь, и его света как раз хватило для того чтобы без последствий опуститься на пол.

Я кинулась к двери, оборудованной пресловутым электромагнитным замком, и аккуратно толкнула её копытом. Дверь не поддалась! И было уже неважно – просчёт ли это со стороны полковника, или же просто неудачное стечение обстоятельств; я всё ещё оставалась взаперти и, как назло, за внешней дверью карцера было абсолютно тихо.
“Если бы только замок разблокировался…” Но эта часть плана с треском провалилась, и теперь мне оставалось только одно – импровизировать. А это, как выяснилось, не было моей сильной стороной.

М-да, всё, что у меня сейчас с собой было – это маркий комбинезон заключённого, который хотя бы спасал от холода, и алюминиевая миска из-под тюремной баланды. С помощью последней я могла поднять шум и привлечь внимание охранника – в приключенческих романах это всегда срабатывало – но одно дело – книги, а другое – реальность. Мысленно прикинув свои шансы справиться с опытным солдатом, я решила пойти другим путём – в буквальном смысле этого слова.

Квадратный раструб был настолько широким, что при особом желании в него можно было беспрепятственно протолкнуть целую корову. Вися на лопасти вентилятора я вглядывалась в темноту и пыталась понять – куда именно в этой темноте двигаться.

Сейчас мне надо было подняться до ближайшей горизонтальной поверхности до того, как вентилятор включится обратно. Одной Селестии известно, сколько тут резервных систем. К тому же, я не успела обратить внимание, вдувал ли вентилятор воздух, или выдувал. Обидно будет, если включившийся вентилятор выкинет меня обратно в коридор, изрядно пожевав в процессе.

За состоянием своей инфраструктуры эти ребята явно никогда не следили и, возможно, даже не представляли, как это делается. Если оцинкованные трубы вентиляции Стойла были всегда хорошо освещены, поддерживались в порядке и относительной чистоте, то по местным коммуникациям приходилось пробираться мало того что в непроглядной темноте, так ещё и постоянно пачкаясь в ржавчине и в чём угодно еще.

Выставив передние ноги перед собой, я осторожно поднималась вверх, стараясь ничем не удариться, и попутно убеждала себя, что вокруг меня на самом деле просто труба. Не получающее информации зрение принялось рисовать радужные круги перед глазами, но на этот раз хотя бы мозг не пытался создавать вокруг меня несуществующую Страну Чудес; в какой-то мере темнота помогала сохранять самообладание. Изо всех сил стараясь ползти как можно тише, я вздрагивала от любого звука, который многократно резонировал внутри короба и всякий раз в красках представляла себе, как моё тонкое жестяное убежище прошивают ряды пуль, а потом часть вентиляции разбирают и спускают на тельфере, чтобы извлечь оттуда моё бездыханное тело… Но то ли я вела себя достаточно осторожно, то ли судьба была ко мне благосклонна: пока что никто не пытался меня расстрелять, выкурить или выковырять, и я продолжала свой путь.

Впрочем, ползти по темноте мне пришлось недолго. В конце концов, вентиляция должна снабжать помещения воздухом. И вскоре я увидела первое отверстие, из которого в жестяной короб поступал яркий свет. Сквозь решетку вентиляции мне открылась удивительной красоты картина: ослепительно чистая лаборатория с белыми кафельными стенами, залитая ярким светом; по всей длине лаборатории в несколько рядов стояли блестящие столы из нержавеющей стали, заставленные блестящими пробирками, колбами, горелками, и всевозможной лабораторной посудой. Свет играл на всех этих поверхностях, бликуя и сверкая, от чего создавалось впечатление, как будто я заглянула в шкатулку, полную дорогих безделушек. Впечатление усиливалось наличием всевозможной техники и электроники, которая светилась или мигала всеми цветами радуги, и эти мириады огоньков так же отражались от металла и стекла, играя на полированных поверхностях.

Между столами прохаживались или работали пони в халатах, накрахмаленных белее снега. Разумеется, им не было до меня никакого дела, и казалось, что я смотрю на них из своей вентиляции, словно с того света; ну, или из окна проезжающего в ночи поезда, если хотите. Они были там, а я – здесь, и никто из них не знал, что я тут, рядом, смотрю на их сверкающий мир из узкой вентиляционной трубы. В какой-то момент мне страшно захотелось выбить копытами решётку, и вывалиться в этот чистый яркий свет. Впрочем, вряд ли бы из этого вышло что-нибудь хорошее. Поэтому, стряхнув наваждение, я просто поползла дальше.

Каждый раз, проползая мимо такой решетки, я видела эти сияющие комнаты. Судя по всему, подо мной раскинулась не кустарная полевая лаборатория, а хорошо подготовленный и оборудованный исследовательский центр. Похоже, полковник всё же лукавил, когда говорил о нехватке ресурсов. Впрочем, он явно мыслил другими категориями, а мне оставалось только восхищаться тем, что я видела. В одном полковник был прав: “Наследие” вовсе не походило на кучку археологов в пробковых шлемах. Я представила себе, во что бы превратилась эта научная база, попади сюда та жуткая плесень из лесного лагеря и поёжилась.

Говорят, что если поставить себя на место своего врага, то можно предугадать его действия. Чтобы хоть немного отвлечься от монотонного перебирания копытами и вытирания пыли собственным комбинезоном, я пыталась представить себе, что бы сделала я сама, будь у меня задача выкурить преступника из вентиляции. Ядовитый газ отпадал сразу, стрельба по потолку выглядела довольно неудобной и затратной мерой; ещё можно было бросить на вентиляцию электрический провод, но поскольку я прикасалась только к одному контакту, мне ничего не угрожало. А вот идея пустить по следу маленьких, но юрких охотников мне совсем не понравилась, потому что была более чем вероятной. Вентиляция была слишком узкой, чтобы в ней можно было активно отбиваться. Да что там, я даже развернуться в ней не могла. Поэтому мысль об отряде механических жуков-убийц прочно засела у меня в голове – я почти физически ощутила, как два десятка крохотных лапок с дисковыми пилами вцепились мне в хвост.

Это становилось невыносимым! Никогда раньше я не жаловалась на приступы клаустрофобии, да и темнота всегда была для меня родной стихией… Тем не менее, сейчас мне больше всего на свете хотелось, чтобы этот треклятый жестяной туннель закончился. И, похоже, мироздание восприняло мою просьбу буквально: путь вперед преградил вентилятор, который лениво вращался в решетчатой коробке. Делать нечего, пришлось отползти пару метров назад и заглянуть в ближайшую решетку.

Выбранная комната встретила меня полнейшей темнотой. К сожалению, у меня не было ни камешка, ни даже монетки, чтобы бросить их вниз, поэтому пришлось обойтись весьма неэстетичным плевком. На войне, как на войне, чего уж тут. По крайней мере, теперь я знала, что не вывалюсь в какой-нибудь бездонный колодец.

Свесив задние ноги в темноту, я попыталась повиснуть на краю короба, но несмотря на все усилия, сорвалась. Впрочем, навыки стойл-тековского электрика не подвели: раскрыв крылья я более-менее мягко спланировала вниз. Теперь мне нужно было найти…

Сухо щёлкнул датчик движения. После черноты вентиляционного короба свет слабеньких спарк-лампочек показался нестерпимо ярким, и я зажмурилась.

Когда я вновь открыла глаза, передо мной предстал весьма экзотический интерьер комнаты, больше всего напоминавший иллюстрации из научно-фантастических книжек эпохи Эквестрийской Космической Программы. Все четыре стены и даже потолок были усеяны угрожающего вида гранеными шипами синего цвета; такие же шипы торчали и снизу, под решеткой, служившей в этой комнате полом. В этом помещении просто не было ни единой горизонтальной или вертикальной поверхности. Честно говоря, мне стало откровенно страшно: я моментально представила себе, как шипастые стены начинают сжиматься и превращают меня в весьма неприятного вида кровавое решето.

Сверху раздался громкий щелчок, и я невольно вскрикнула от испуга. Оказалось, что вентиляционная дыра, через которую я попала в это место автоматически закрылась панелью с такими же шипами, и открыть её теперь не было никакой возможности. Но, пожалуй, еще более пугающей была абсолютная тишина. Похоже, шипастые стены поглощали любой звук, и когда я ради интереса щелкнула языком, то не услышала никакого эха, а ведь комната была довольно большой! В ушах быстро появился неприятный звон, а самым громким звуком был звук моего дыхания. Вот уж никогда бы не подумала, что я так громко дышу!

Двери в комнате не было. Я сидела посреди кубической коробки, утыканной длинными шипами и освещенной четырьмя обычными лампочками, без единого звука вокруг. Даже вентиляция больше не шумела. Эта тишина давила на мозг и мешала сосредоточиться.
“Но, как бы то ни было, не вечно же мне здесь сидеть; если комнату построили, то для чего-то она нужна, а значит ей пользуются. А раз ей пользуются, то сюда можно войти и выйти: не по вентиляции же сюда ползают, в самом деле. А раз отсюда можно выйти, то должна быть и дверь…”
Стараясь не обращать внимания на предательский звон в ушах, я принялась обследовать стены, изо всех сил стараясь отыскать любой намёк на дверь между этих торчащих шипов. Как оказалось, шипы были сделаны из какого-то материала, напоминавшего пенопласт, только более твёрдого и покрытого отвратительной синей краской, от одного вида которой я ощущала омерзительный кислый привкус. Надо заметить, что без вентиляции в комнате стало жарко и душно – это очень раздражало и снижало внимательность, поэтому иногда приходилось осматривать одно и то же место несколько раз.

Внезапно гнетущую тишину прорезал звук резонирующего микрофона. Я резко дёрнула головой и стукнулась об один из выпиравших зубцов отделки, к счастью, довольно мягкий. По громкой связи зазвучал голос кобылки:

– Эй, Спарки, в безэховой камере что-то случилось. Температура воздуха поднялась аж на 15 градусов выше нормы. Этак там вся краска может облезть.
“Богини, до чего же у неё приторный голос, аж зубы сводит”.

Последовала недолгая пауза.

– Спарки, ну сходи, а? – повторила кобылка. Теперь в её голосе слышались наигранные капризные нотки.

Несложно было догадаться, чем мне грозила эта внеплановая проверка дурацкой синей комнаты. Нервно пританцовывая на металлической сетке, я озиралась по сторонам в поисках укрытия, пока не поняла, что спрятаться здесь негде! Более того, я даже не знала, в какой из четырёх шипастых стен расположена входная дверь.
“Во всяком случае, вряд ли вход поместили в углу комнаты”. Делать нечего, я забилась в узкую наклонную щель между длинными синими зубьями и сетчатым полом и стала ждать Спарки. Зубастая панель в двух шагах от меня вдавилась в стену и с шипением поднялась вверх. В поле зрения показались мохнатые светло-коричневые копыта и белоснежные полы лабораторного халата. Затем Спарки резко развернулся на месте, так что его светло-жёлтый хвост хлестнул меня по лицу; я ощутила слабый удар током и ещё сильнее вжалась в стены своего укрытия. Теперь жеребец стоял ко мне почти боком и ощупывал копытом синие зубья стенки. Продолжалось это довольно долго, так что я уже почти решилась выбраться наружу и проскользнуть в открытый дверной проём. Но, в отличие от Джестер, сделать это бесшумно я бы не смогла даже если бы очень постаралась.

Наконец, под копытом Спарки раздался щелчок, и один из зубьев поднялся вверх, открыв доступ к небольшому пульту управления.

– Вот так, – пробормотал единорог и телекинезом передвинул какой-то рычажок. Потолочная панель сдвинулась вбок, впустив в помещение долгожданную порцию прохладного воздуха. Удовлетворившись результатом, Спарки задвинул синий зуб на место, достал ключ-карту и шагнул в дверной проём. Из коридора раздался писк валидатора, за ним – шипение пневмопривода; ещё до того как я успела вынырнуть из своего укрытия, треклятая зубастая панель вернулась на своё место. А ещё автоматика погасила свет. Хорошо, что я уже научилась падать. Ну, почти.

Я сидела на крупе, потирая ушибленную ногу, когда датчик движения отреагировал на моё присутствие и вновь зажёг лампы под потолком. Всё-таки до чего же хорошо, что в этой странной комнате не было камер слежения или сигнализации. Правда в любой момент та сладкоголосая кобылка могла приступить к какому-нибудь акустическому эксперименту, и уж тогда звуковая помеха, размером с небольшую пони точно не осталась бы незамеченной.

Теперь мои мысли сосредоточились на поиске пульта управления. В отличие от Спарки, я впустую прощупала несколько рядов синих зубьев, прежде чем добралась до нужного. “Так, посмотрим…” На пульте было четыре небольших тумблера и цифровой термометр, который показывал ровно 24 градуса. На всякий случай, я запомнила эту цифру и стала по очереди перещёлкивать рычажки. За настенными панелями оказались какие-то хитроумные устройства, напоминавшие лучевое оружие из довоенных фантастических романов, а вот в полу, под навесной железной решёткой обнаружился люк, который вёл в систему вентиляции. Из квадратного проёма сразу ощутимо потянуло холодом, и температура в помещении стала стремительно падать.

– Спаааааркииии! – теперь игры кончились: это уже был крик недовольной начальницы, мечтавшей устроить разнос своему нерадивому подчинённому. Но мне было как-то не до их запутанных отношений, поэтому осторожно водрузив секцию решётки на её законное место, я просунула голову в вентиляционный короб, и поползла навстречу потокам холодного воздуха.

“Нет, правда что ли?”
Сделав очередное колено, пыльный жестяной короб закончился решёткой, сквозь которую виднелись уже знакомые серо-зелёные стены технического этажа и та самая злополучная дверь с упрямым электромагнитным замком. Дверь находилась в конце коридора, а вот прямо подо мной, за конторским столиком дремал пегас-тюремщик. Его голова была запрокинута назад, и в свете небольшой настольной лампы я видела открытый участок шеи – самую уязвимую часть тела этого закованного в броню солдата.

Любой профессиональный наёмник непременно бы воспользовался такой выгодной позицией, и мирный сон на рабочем месте стоил бы пегасу жизни. Но даже если бы я не испытывала отвращения к самой идее убийства спящего врага, то всё равно не справилась с ним ни при каких условиях.
“Проклятье!” – я почувствовала себя птицей, запертой в клетке. Возвращаться в комнату с шипами не имело смысла – замок открывался только с помощью ключ-карты, а единственный путь к свободе преграждал спящий охранник. Я сидела в узкой шахте и глядела на круглый циферблат часов, что висели аккурат над столом. Их секундная стрелка неумолимо отсчитывала оставшееся у меня в запасе время. О, да, я физически ощущала, как драгоценные минуты утекали прямо сквозь копыта. Но, с другой стороны, кто обещал, что всё будет легко?

Фиксаторы вентиляционной решётки издали едва слышный скрип, от которого у меня внутри всё похолодело, но на бравого парня, что храпел внизу, этот звук не произвёл никакого впечатления. Высунув голову из шахты, я несколько раз прикинула возможную траекторию полёта и прыгнула вниз. Крылья раскрылись сразу, но моё падение замедлилось лишь в полуметре от письменного стола. Зашелестели страницы раскрытого журнала, и отдельные листы документов разлетелись в разные стороны; краем крыла я чуть не опрокинула телефон внутренней связи. Охранник резко всхрапнул, и его голова наклонилась вбок; к тому моменту я уже висела над коробом вентиляции и опускала решётку на её законное место.

И тут случилось страшное: подо мной задребезжал звонок телефона!
“Сейчас пегас потянется к трубке и увидит меня у себя над головой!!!”
Прямо с места, я пулей рванула к ближайшей технологической нише и вжалась спиной во что-то мягкое и тёплое.
“Наверное, трубы отопления в обмотке из стекловаты. Ох, будет у меня спина чесаться еще неделю”.

Телефонная трубка со звоном опустилась на рычаг, и в коридоре послышались шаги.
“Не успела! Охранник заметил меня”, – словно в подтверждение моих мыслей, полумрак коридора рассеял луч фонарика.

Медлить было нельзя.

Я уже было занесла копыто над головой, чтобы вдарить пегасу ПипБаком прямо по темечку, но не тут-то было.

– Тихо ты, дурында! – чьё-то копыто зажало мне рот, а для верности – еще и нос, лишив меня возможности дышать. – Или ты хочешь, чтобы тебя встречали с оркестром и барабанами?
“Джестер?.. ДЖЕСТЕР ЗДЕСЬ???” Да у неё в роду явно был сам змей Раздора, или провалиться мне сквозь землю, если я понимала, как она сюда пролезла!

Впрочем, радость встречи мне омрачала невозможность сделать вдох. Мои судорожные дёрганья и рывки наконец-то заставили серую пони разжать копыта. Не в силах сдержать радости, я бросилась ей на шею; бедная Джестер была вынуждена колотить меня по спине, чтобы я хоть немного ослабила хватку. Если бы не низкий жестяной потолок, из-за которого приходилось держать шею почти параллельно полу, я бы уже давно плясала от радости.

Охранник дошёл до конца коридора; послышался скрежет открываемой двери, затем наступила тишина.

– Джестер! Что ты….

– Тихо, жеребёнок, тихо. Нам не нужно лишнее внимание. Лучше скажи, что ты здесь делаешь? Или у вас тут нормально, что пленники гуляют по коридорам?

– Ты не поверишь! На самом деле, это долгая история! Короче, слушай! В общем, Эйсбрехер – ну, это местный полковник – короче, он на нашей стороне. И, типа, он хочет, чтобы мы устроили тут заварушку, потому что, в общем, Эмеральд Грин ему не нравится и он дал мне заколку и рассказал, что тут, короче, типа два гарнизона – его и не его; ну, в смысле, его и Грин, и типа они друг друга недолюбливают…

– Додо.

– А?

– Ты можешь тараторить помедленнее? Я записываю. И прекрати отбивать чечетку, дырку продолбишь… Так что там твой полковник?

– О, полковник! Это такой галантный жеребец, скажу я тебе! Староват, конечно, но седина в гриву, говорят…
“Богини, неужели я это только что сказала?”
– Додо!

– В общем… – я выдохнула, – нам надо пробраться в личный кабинет Эмеральд Грин, пока её нет на базе. Полковник весьма настойчиво намекал на то, что мне стоит там побывать.

– А если это ловушка?

– Да ну, брось. Какой ему в этом смысл?

– Ну, не знаю… Может, этот твой Эйсбрехер – особо извращенный садист. Сначала подарит надежду на спасение, а потом…

Эта мысль показалась мне настолько дикой, что я нервно рассмеялась:

– Не говори ерунды. В любом случае, мы ведь с тобой и не из таких передряг выбирались, верно?

Джестер так на меня посмотрела, что даже самый блеск её глаз пропитался сарказмом.

– Ну, разумеется. Не напомнишь мне, когда мы последний раз раскидывали гарнизон вооруженных до зубов пегасов? А то мы так часто это делаем, что я уже запамятовала… Да прекрати же ты трястись, наконец!

– Я не трясусь! Я радуюсь!

В темноте раздался хлопок, который я расшифровала, как удар копытом по лбу.

– Ты решительно невыносима, Додо.

– Ты тоже, Джестер. Расскажи уже наконец, что ты вообще здесь делаешь? В смысле, что ты тут делала до того как я…

– Чуть не подняла тревогу? Очень просто, жеребёнок, я работала твоим носильщиком.
“Что?”
– И, между прочим, я рассчитываю на щедрые чаевые, – с этими словами серая пони выложила передо мной до боли знакомые брезентовые сумки с магнитными застёжками. Мои сумки! Вытянув шею, в полумраке ниши я разглядела и свои ботинки, к которым был прислонён серо-голубой бронежилет.

– Как ты… – я едва удержалась от того, чтобы на радостях не удушить свою подругу в объятьях.

– Есть два способа вести войну, жеребёнок. Один – очень громкий, а другой… – она ткнула копытом в сумки. – Вот этот.

Из-под скомканной в тюк кожаной куртки торчал так знакомый приклад “Скаута”.
“Носильщиком, значит”.

Дежурный по этажу маршировал, что называется, от души. Стук его сапог, снабжённых железными набойками, разносился по коридору нескончаемым гулом. После той кубической камеры с шипастыми панелями, эхо, отражавшееся от железных стен, ощущалось мной особенно хорошо.

Легкомысленная радость от встречи с Джестер сменилась жутким волнением и напряжением. Каждый раз, когда патрульный проходил в опасной близости от нашего укрытия, моя спина становилась мокрой от пота, а сердце начинало биться сильнее. К счастью, коридоры тюремно-технического блока изобиловали различными шкафами, щитками и нишами, в которых мы и прятались до тех пор, пока ничего не подозревающий часовой не удалялся на безопасное расстояние.

На других этажах всё было ещё хуже. Помимо охранников, в коридорах то и дело попадались гражданские – те самые единороги-добровольцы из научного корпуса. Пусть они и были безобидными на вид, но никто не мешал им поднять тревогу. Крутя головой направо и налево, я всё время ожидала удара, выстрела или противного звона сирены, наверняка расположенной где-то под потолком. Джестер перемещалась от укрытия к укрытию с поразительной быстротой и плавностью, и мне лишь оставалось двигаться за ней след в след.

Миновав таким образом многочисленные посты охраны, мы добрались до лестничной клетки и уже очень скоро стояли возле тяжёлой бронированной двери кабинета Эмеральд Грин. К моему счастью, за её открытие отвечала не механика, а электроника – взлома ещё одного цилиндрового механизма я бы не пережила!

Терминал, вмонтированный прямо в стену настойчиво требовал пароль, но теперь, когда в моём распоряжении были всевозможные отвёртки и гаечные ключи, он не казался проблемой.
”Ну-ка, что тут у нас?”
Под защитной панелью обнаружились, стандартные серийные порты для внешних подключений, цветные лампочки индикации и, что гораздо интереснее, обособленная текстолитовая площадка с очень знакомым набором контактов; плоские штырьки, шедшие в два ряда предназначались для замыкания перемычками-джамперами. Вот уж не ожидала, что на военные базы могли поставлять бытовые стойл-тековские терминалы! Оставалось надеяться, что распайка контактов с годами не поменялась.

Я осторожно дотронулась отвёрткой до контактов “2” и “6”, и терминал ушёл в перезагрузку. Похоже, своими действиями я вызвала какой-то служебный режим: на экране появился список системных директорий, среди которых без труда отыскался и файл с паролями.
“Что-ж, весьма неплохо”, – среди нечитаемых символов было всего девять обычных слов – разных по количеству букв, но объединённых одной общей темой: погодные явления. Наученная горьким опытом, я полезла в сумку за карандашом и бумагой.
“Дождь, метель, ураган, туман, град, шторм, гроза, ветер, торна…” – не успела я дописать последнее слово, как меня окликнула Джестер:

– Додо, посмотри-ка сюда… – я не услышала в голосе подруги обычного задора и поняла, что случилось что-то очень нехорошее.

Терминал перезагрузился. Сам. Теперь вверху экрана горела вытянутая красная плашка со строчками: “Внимание! Обнаружено неавторизованное подключение к системному разделу памяти. Для предотвращения блокировки терминала необходимо ввести актуальный пароль, либо использовать карту доступа жёлтого уровня. Вставьте карту в прорезь на панели терминала и введите свой индивидуальный пин-код”, – прямо под этой грозной надписью мигал таймер обратного отсчёта, на котором оставалось меньше полутора минут.
“Вот чёрт!” – я вновь замкнула контакты, но безрезультатно – терминал продолжал считать секунды. Стало ясно, что залезть в его нутро и отключить питание я уже не успею.

Мне нужно было выбрать слово. И хуже всего было то, что я не имела права на ошибку – у этого терминала не было счётчика попыток. Проиграв в этой викторине, я, вполне возможно, буду нашпигована свинцом потолочных турелей или же исполосована лучами лазера. Да здесь шансов на удачу было меньше, чем в знаменитой сталлионградской рулетке!

Всматриваясь в корявые карандашные строки, я пыталась выявить ту систему, по которой одно из слов окажется лишним. Я попробовала разбить слова на группы, но это никак не помогло приблизиться к разгадке. А ведь ответ явно лежал где-то на поверхности…

И тут Джестер очень невпопад дёрнула меня за плечо:

– Эй, жеребёнок, хорош. Когда здесь по тревоге поднимутся охранные роботы, для нас будет лучше оказаться как можно ближе к выходу.

Повернувшись к своей подруге, я огрызнулась:

– Не мешай. Я думаю! – похоже, мой тон достаточно красноречиво объяснил серой пони, что она не права. Преодолев секундную растерянность, Джестер пожала плечами и, взяв свой дробовик наизготовку, отошла к ближайшей колонне.

– Как знаешь.

На таймере оставалось чуть больше сорока секунд…

И тут меня осенило: раз Эмеральд Грин никогда не заморачивалась с паролями, то вряд ли она меняла хоть что-то в настройках этого терминала. Значит, пароль выбирал полковник! Оставалось лишь найти такое слово, которое более всего подходило его натуре, либо… Что-то из его предпочтений.
“Вот оно…” – теперь я была готова простить все обидные шутки ровесников, касавшиеся моей тяги к устаревшим наречиям, ведь в переводе со староэквестрийского слово “харрикейн” означало “ураган”!

Сначала кабинет Эмеральд Грин показался мне совершенно пустым: настолько просторно в нём было. Во всех отношениях это помещение резко контрастировало с тесными железобетонными коридорами станции. Было в нём что-то от настоящего дворца! Один только размер кабинета не уступал Атриуму нашего Стойла ни площадью, ни высотой: похоже, что он в одиночку занимал целых два этажа станции. Пять прямоугольных окон с тяжелыми гардинами были под стать кабинету и занимали собой почти всю стену, до самого потолка; яркий лунный свет падал через них прямо на полированный гранитный пол с уже знакомой эмблемой Великого Анклава Пегасов.

Стены кабинета оказались отделаны настоящим мрамором, а дальняя от нас стена была целиком отведена под великолепный портрет, изображавший не кого-нибудь, а саму Принцессу Селестию, облачённую в боевые доспехи. По обеим сторонам от портрета, на равном расстоянии, словно стражи, висели бронзовые гербы.

Художник изобразил Её Королевское Высочество во всем величии божественного гнева: рог её сиял языками золотого пламени с красноватым отливом, и такой же огонь изливался из её глаз, из-под забрала неожиданно футуристично выглядящего шлема. Я уже знала, что такое сияние свидетельствует о крайнем напряжении магических сил единорога, и в случае с Принцессой Селестией, чья магия была способна управлять небесными телами, я не завидовала тому, кому не посчастливилось вызвать на себя Её гнев. Для усиления эффекта художник изобразил правительницу Эквестрии на фоне стены огня, одетую в развевающуюся, уже кое-где подпалённую мантию небесного цвета. Мне никак не удавалось поверить в то, что это творение кисти.

Но кто бы ни создал это эпическое полотно, он явно преследовал конкретную цель: портрет должен был психологически подавлять любого, кто бы ни вошёл в этот кабинет. К тому же он зрительно увеличивал без того немалые размеры помещения.

Из всех предметов мебели в огромном кабинете выделялся лишь непропорционально широкий дубовый стол, на котором могли бы, при желании, разместиться две, а то и три пони, и богато инкрустированный цветочным орнаментом комод, а, может – бюро. Стол был сдвинут к окну в нарушение общей симметрии залы, видимо, в угоду практическим соображениям.

Софа, сигарный столик и несколько кресел находилась у противоположной стены, и использовали, очевидно, для важных совещаний. Страшно подумать, сколько стоила вся эта отделка, особенно учитывая, на какую верхотуру приходилось тащить такие редкие и ценные материалы, как мрамор и красное дерево.

Нам лишь оставалось обыскать это пустующее великолепие, забрать всё, что плохо лежит и исчезнуть с этой трижды проклятой мною станции. Как? Этот вопрос еще только предстояло решить, но теперь нас было хотя бы двое, и я верила в Джестер, для которой импровизация и полное отсутствие плана было делом привычным, как домашний халат. Правда, как раз свою серую подругу в домашнем халате я могла представить себе лишь с большим трудом.

Долго искать нам не пришлось. Небольшой железный сейф был умело вмурован в стену прямо под копытами Принцессы Селестии. Видно было, что работа эта делалась искусным мастером на заказ. Несмотря на полную утилитарность несгораемого ящика, кое-где он был украшен геометрическими фигурами, чтобы гармонировать с общим стилем кабинета. Мда, это вам не ящик для перевозки пианино. Я понятия не имела, как такое вообще можно вскрыть. На всякий случай, я ощупала копытом внешнюю рамку, обрамлявшую дверцу сейфа, но никакой потайной кнопки там, разумеется, не обнаружилось.

– Додо! – Джестер сбросила на пол свой баул, в котором, судя по грохоту, лежал арсенал на небольшую армию. – Я тут одолжила у твоих друзей-пегасов пару игрушек. Может, тебе что-то пригодится?

– Джестер, ты становишься предсказуемой.

Полосатая пони изобразила полное недоумение, так что мне пришлось уточнить:

– Я бы очень удивилась, если бы ты не опустошила местный арсенал.

– Ха! – Джестер расстегнула сумку и начала распаковывать её содержимое. – Арсеналы – это для детей. Я прошлась по их лабораториям! Ты только посмотри, что они тут понавыдумывали!

Полковник говорил правду: в условиях нехватки боезапаса Анклав отчаянно искал новые виды оружия, причем в качестве поражающего фактора их учёные старались использовать всё что угодно, кроме металла. Особого разнообразия им удалось добиться в метательно-взрывном вооружении. Сумка Джестер, словно фломастерами, была заполнена чёрными блестящими гранатами, промаркированными с одного конца разными цветами. Все они имели аэродинамическую форму и, судя по всему, предназначались для стрельбы из магнитных винтовок или, на худой конец, обычных подствольных гранатомётов.
“Химический снаряд. Смертельный токсин”, – прочитала я на снаряде с зелёной полосой. На моё счастье каждая граната имела не только доходчивую цветовую маркировку, но и довольно крупную надпись на воронёном боку.
“Плазменный снаряд” имел ярко-жёлтую маркировку, а комментарий гласил, что при взрыве температура окружающей среды поднимается до 4000 градусов K.

К своему стыду, я напрочь забыла, что такое “градусы К”, но, точно знала, что это чертовски много. К сожалению, плазменная граната совершенно не подходила для взлома, потому что раскалённый газ продержится недолго, а хорошие сейфы могут сопротивляться высокой температуре до двух часов!
“Керамоосколочный снаряд”. Тут всё было просто и понятно, а вот дальше фантазия заоблачных инженеров стала особенно изощренной.
“Пенополиуретановый снаряд. Время полимеризации 6 секунд”. Я повертела загадочный боеприпас с белой маркировкой, но никаких комментариев больше не обнаружила и отложила его в сторону.

И тут я нашла то, что мне было нужно! Граната с яркой синей маркировкой гордо называлась “Термодинамическим снарядом”, и её поражающим фактором была “адиабатическая заморозка”. Пусть с химией у меня было и не очень, зато физику каждый электрик знал на ура.

Адиабатическое расширение газа сопровождается мгновенной глубокой заморозкой всего вокруг. Сейф мог быть огнеупорным, но вряд ли кому-нибудь пришло бы в голову защищать его от мороза!

– Джестер, отойди подальше. Сейчас тут станет довольно прохладно!

Граната сработала с неожиданно громким хлопком. Жидкий азот, удерживаемый внутри огромным давлением, моментально распылился белым густым и очень холодным облаком. Несколько капель всё-таки долетели до меня, но отскочили раньше, чем я успела обжечься.

Пространство вокруг сейфа как будто совсем не изменилось, не покрылось инеем или кристаллами льда, но когда я подошла к сейфу, то почувствовала сильный холод под ногами. Кусок холста с изображением объятой пламенем Селестии выглядел как-то странно. Стоило мне до него дотронуться, как мягкое полотно рассыпалось, словно стекло! Не стоило терять времени.

Похоже, мои расчеты оказались верными: несколько ударов тяжёлой чугунной статуэткой, и толстый бронированный металл сейфа дал трещину! Еще пара – и кусок металлической пластины просто выпал на пол. К сожалению продолбить дверцу до конца мне не удалось: нагреваясь вновь, метал очень быстро обретал упругость, и несчастное изваяние, волей случая исполнившее роль кувалды, потеряло всякий товарный вид. Наверное, это был какой-то жутко дорогой антикварный шедевр…

Отбросив бесполезную статуэтку в сторону, я достала свою любимую отвертку. Отколотый кусок металла обнажил массивные ригели и часть запорного механизма. Теперь осталось немного поковырять вот тут и вот тут… Подчиняясь моим потугам, механизм неохотно пришёл в движение. Надо сказать, что заняло это значительно меньше времени, чем мои прошлые экзерсисы с заколкой. Не знаю, кто как, а я чувствовала, что ковыряться в замках заколками – это явно не для меня!

Утерев пот со лба, я осмотрела плоды своих трудов. Жидкий азот не пощадил те документы, что лежали поближе к дверце, хотя я боялась, что будет хуже. Помимо папок, файлов и пары скоросшивателей, в сейфе лежал матерчатый кофр, в котором я к своему удивлению узнала чехол для ПипБака! Ну, точно, именно в таких чехлах хранили ПипБаки у нас в Стойле. Рядом с устройством обнаружился матерчатый подсумок, внутри которого оказались разноразмерные накидные ключи, редкая отвёртка с пятиконечным жалом и какие-то совсем странные блестящие железки – нечто среднее между струбцинами и хирургическими зажимами.
“Набор ПипБак техника!” Теперь я могла снять с ноги давно осточертевшее и совершенно бесполезное устройство. Конечно, я ровным счётом ничего не понимала во внутренностях ПипБаков, и мне не стоило даже мечтать о том, чтобы починить свою сгоревшую машинку…

Впрочем, не было никакой уверенности и в том, что ПипБак из кофра, захочет работать, но, по крайней мере, его можно будет подключить к терминалу и попробовать прочитать содержимое его памяти. Раз уж это устройство лежало тут, в святая святых “Эквестрии-8”, значит в нём явно хранилось что-то важное.

Но всё остальное меркло по сравнению с последней находкой: в самой глубине сейфа лежал такой знакомый жёлтый полимерный пакет с красно-белой полосой! Я выхватила его, не веря в собственную удачу, и вскрыла на месте, зубами, не щадя пластиковую упаковку.

Так и есть! В пакете лежали пожелтевшие от старости листы с древним иероглифическим письмом! Но это были совсем не те страницы, что отобрала у меня Грин!

Я чувствовала, что этот пакет должен быть здесь, но не верила в это до самого последнего момента! Наверное, так чувствует себя матёрый картёжник, срывающий банк благодаря своей интуиции.

Я ощутила недобрый азарт победы, ведь что может быть лучше, чем обокрасть своего заклятого врага прямо у него в логове? Да меня просто распирало от гордости! Однако, рациональная часть сознания подсказывала: промедлишь, и твоя победа будет недолгой…

– Эй, Додо! – услышала я громкий шёпот подруги за спиной. – Тебе это должно понравиться.

Я обернулась и увидела в копытах своей подруги что-то прямоугольное и блестящее. Очень блестящее, поскольку свет луны, отражавшийся от поверхности этого предмета, был направлен мне прямо в глаза. И, по правде сказать, я бы тоже не удержалась от соблазна пустить лунный зайчик прямиком в довольную физиономию полосатой подруги.

Насладившись результатом, Джестер протянула мне книгу. И какую!

Совершенно точно, это было подарочное издание, вероятно, отпечатанное очень малым тиражом: твёрдая обложка с тиснением, инкрустация белыми полудрагоценными камнями и тёмная позолота… Нет, пожалуй, эта книга была единственной в своём роде. Когда же я прочитала заголовок, у меня просто захватило дух. На обложке значилось: “А.К. Йерлинг. Наследие Старших: кодекс искателей знаний прошлого". Я никогда не думала, что писательница, подарившая довоенному миру Дэрин Ду, могла написать такой серьёзный научный трактат. И, пожалуй единственное, что остановило меня от его изучения, это старомодный печатный шрифт: когда я открыла книгу то поняла, что гранёные кантерлотские литеры мне сейчас не по зубам. Увы, пришлось отложить её до лучших и, главное, более спокойных времён. Застегнув клапан сумки, я окликнула серую пони:

– Джестер, ты же у нас тут всё облазила. Веди!

“Идентификация носителя…

Внимание! Личность текущего носителя не установлена.

Последний известный носитель: Барбара Сид. Заменить? (Да/Нет)”
Могло быть и хуже: на современных прошивках попытка замены носителя без специального оборудования заканчивалась полной блокировкой устройства. И мне очень повезло, что когда разрабатывалась эта штуковина, пони не заботились о протоколах безопасности третьего поколения. Ответив на поставленный вопрос утвердительно, я принялась изучать обновку.

Помимо внушительных размеров, ПипБак оказался страшно непривычным в управлении. Устройство было рассчитано для ношения на правой ноге, из-за чего я постоянно путала функциональные кнопки. Кроме того, вся информация, будь то медицинская диагностика, карта местности или счётчик радиации, выводилась на единственном экране, поэтому мне постоянно приходилось переключаться между режимами при помощи тугого рычажка в его торцевой части. Ну, а уж Л.У.М. на этом допотопном устройстве вообще был отдельной песней: по круглой координатной сетке двигался луч, отмечавший в виде точек все “живые” объекты, что находились в радиусе его действия – ни дать, ни взять – сонар с подводной лодки. Информация о расположении целей обновлялась раз в три секунды. Непростительно долго, но всё же лучше чем ничего.

Поглядев на моё приобретение, Джестер лишь скептически хмыкнула:

– Ого, какой кирпич. Гвозди заколачивать?

Ясное дело, она давно полагалась на собственную ловкость и острый слух.

Что ж, я всегда любила состязания между природой и техникой и, поэтому, удовлетворившись единственной нейтральной меткой в поле зрения Л.У.М.а, смело шагнула в освещённый коридор.

Спустившись обратно до лабораторного этажа, мы оказались в пустой рекреации с мягкими диванами и пыльными пластмассовыми растениями в высоких кадках. Из трёх коридоров, расходившихся в разные стороны, нам был нужен тот, который вёл в Красный сектор – я хорошо запомнила, что все таблички возле дверей химлабораторий были красного цвета.

Несмотря на поздний час, коридоры хорошо освещались, поэтому я, для душевного спокойствия, посматривала на Л.У.М., где на краю карты мерцала одинокая точка. Видимо, кто-то из сотрудников лаборатории работал сверхурочно. Несколько раз мы сталкивались с одиночными патрулями, но ещё до того, как мой ПипБак издавал сигнал, Джестер уже была наготове и безошибочно находила подходящее укрытие.

Наконец, мы добрались до уже знакомого мне главного коридора, который, по словам полковника, персонал между собой прозвал “Гран авеню”. Эйсбрехер упомянул, что это витиеватое название было позаимствовано из грифоньего языка. Не считая суетливой точки, копошившейся где-то в глубине своей лаборатории, так называемая “главная улица” была абсолютно пуста. Но не успели мы с Джестер пройти по ней и пары метров, как Л.У.М. несколько раз пискнул, и на расчерченном кругами экранчике стали появляться новые точки. Одна, вторая, третья… Два парных патруля! Точки двигались навстречу друг другу и, разумеется, прямо на нас!

Моя подруга ничего этого не видела, поэтому на писк ПипБака не обратила никакого внимания. Она резко подалась вперёд и уже собиралась бежать по ярко освещённому коридору с кучей дверей и окон, когда я мёртвой хваткой вцепилась зубами в её воротник и потянула за собой вбок.

– Джестер, не туда! – прошептала я серой пони почти в ухо, нащупывая копытом пластиковую настенную панель. Прямоугольная кнопка плавно вдавилась в стену, и над головой раздалось тихое жужжание дверного привода. Я не разжимала зубов до тех пор, пока не втащила серую пони в тёмный тамбур лаборатории. Как только дверь закрылась, за узким матовым стеклом возникли силуэты охранников. Словно по команде, мы встали на задние ноги и спинами вжались в холодные стены тамбура. Было слышно, как патрульные обменялись приветствиями и остановились неподалёку от нашей двери. Судя по обрывкам разговора, они застряли там надолго.

Из узкой прихожей, в которой мы притаились, открывался отличный обзор на лабораторию, полноправной хозяйкой которой являлась не кто иная, как Феррум Оксид. О том, что это её передвижения я видела на Л.У.М.е, стало ясно ещё до того, как я увидела красную табличку на стене возле входа, и когда я заталкивала Джестер в это помещение, мой расчёт заключался именно в том, что здесь нас будут искать в последнюю очередь.

По своему состоянию лаборатория, где работала Окси, разительно отличалась от тех сияющих белизной комнат, которые я совсем недавно видела через решётку вентиляции. Из-за приглушённого освещения и невероятного беспорядка вокруг, она напоминала скорее склад, куда после долгого использования снесли все колбы, реторты и прочую громоздкую лабораторную посуду, вместо того чтобы просто выкинуть её за ненадобностью. Изъеденные кислотами тумбы и столы были завалены непонятными бумагами, а высокие шкафы буквально топорщились книгами и запылёнными картонными папками.

Удивительно, но во всём этом хаосе Окси ориентировалась совершенно свободно, словно держала в памяти местоположение каждого предмета, что встречался у неё на пути! Огибая всевозможные препятствия с изящностью, которой никак нельзя было ожидать от такой пухлой кобылки, она слегка покачивала своей кьютимаркой в форме молекулы, выглядывавшей из-под халата. В химии я разбиралась плохо, но могла с уверенностью сказать, что это молекула воды – то самое примелькавшееся H20, которое можно встретить в любом школьном учебнике. Глядя на железные стеллажи, до верху заставленные разноцветными колбами химреактивов я подумала, что какое-нибудь двойное бензольное кольцо или другая мудрёная химическая загогулина подошли бы ей куда больше.

Поскольку красногривая пони постоянно находилась в движении, незаметно проскочить мимо неё было невозможно. Вот, Окси стоит возле полки и перелистывает какой-то справочник с кучей закладок всех цветов радуги, а через двадцать секунд она уже выключает горелку под большой колбой с синей жидкостью в другом конце лаборатории! А теперь, переместившись к вытянутому столу с перегонным кубом, она телекинезом поднимает в воздух с десяток разнокалиберных пробирок и смешивает их содержимое прямо в воздухе. И при всём этом, ни о какой телепортации речи не идёт: только мягкий цокот копыт и невнятное пение под нос.

Мы с Джестер так и застыли на пороге не зная, что делать.

– О, гости! – полузадумчиво-полурадостно произнесла кобылка, подвесив в воздухе металлический поднос с блестящими мензурками. Всё это произошло ещё до того, как учёная повернула голову в нашу сторону.
“Да у неё что, глаза на затылке?” Впрочем, наверное, она увидела наши отражения в мензурках.

– А я уж думала, ты не придёшь. У нас с одиннадцати и до семи – комендантский час. В такое время гостей на наш этаж не пускают, – продолжила она.

– Я тоже думала…

– Что же мы стоим в дверях? Ну прямо как не родные, проходите, – поместив поднос на ближайшую свободную тумбу, Окси оправила воротник халата и зашагала к неприметной двери с выцветшей надписью “комната отдыха”. – Ну, идёмте же, на сегодня моя работа всё равно окончена. Не далее как полчаса назад, вытяжка вышла из строя. Так что работу с сильнодействующими ядами придётся отложить до утра. Зато с обеда остался тортик…

– Только тортика нам не хватало, – тихо буркнула Джестер, но я ткнула её в бок копытом и в двух словах объяснила, что у меня есть одна идея.

– Только, пожалуйста, не трогайте ничего, – Окси лавировала своим, прямо скажем, кулинарным крупом среди сотворённого ей хаоса и говорила, не оборачиваясь. – Когда кто-нибудь что-нибудь передвигает здесь, я потом трачу уйму времени, чтобы это найти! Всё должно лежать на своих местах, всегда должен быть порядок.

Хмыкнув про себя насчёт специфического понимания порядка у нашей хозяйки, я проследовала за ней, стараясь ничего не задевать. Удивительно, но в комнате отдыха беспорядка было в разы меньше. Конечно, письменный стол с терминалом был покрыт ровным слоем бумаг, вперемешку с канцелярскими принадлежностями, зато круглый столик, накрытый полинялой оранжевой скатертью, действительно украшала фарфоровая тарелка с аппетитными кусками торта.

Окси хлопотала возле мойки и готовила чай, хотя со стороны казалось, что она по-прежнему занята своей исследовательской деятельностью. Наверное, из-за рабочего халата.

Наконец, радушная хозяйка левитировала горячий чай на стол, и жестом копыта указала нам на свободные подушки.

– Мисс Феррум… начала было я, но кобылка тут же поправила меня:

– Просто Окси.

– Да, Окси… те “сильнодействующие яды”, о которых ты говорила, связаны с Поларштерном?

Услышав этот прямой вопрос, моя собеседница заметно оживилась, а Джестер навострила уши.

– Сейчас я исследую пробы почвы и воды, которые друзья полковника добыли в разных точках Поларштерна. Там есть участки с очень сильным химическим и магическим заражением.

– А ты составляешь по этим пробам карту. Так? – предположила я.

– Почти. Я ввожу результаты тестов в лабораторный компьютер, а он уже сам отмечает на карте возможные границы зон заражения, исходя из концентрации яда в полученных пробах. Очень умная машина. И погрешность обещает быть совсем несущественной. Благодаря этой карте, пони полковника будут меньше рисковать своими жизнями.

– А что они собираются делать в Поларштерне, если не секрет?

– Секрет, конечно, – прожевав кусок торта, Окси улыбнулась. – Но если в общих чертах, то Поларштерн – это бывший научный центр, и там до сих пор сохранилось разное высокоточное оборудование. Если удастся очистить город от ядов, то пегасы и единороги Анклава смогут заниматься там наукой. Только представьте, не один этаж, а целый исследовательский комплекс. А какие мощности! Ради этого стоит постараться, не правда ли?

Отпив чай из кружки, Джестер утвердительно кивнула.

– Вкусный чай, – между делом отметила она, – но нам, пожалуй, пора.

– Да, уже поздно, – поддержала я свою подругу. – Полковник очень расстроится, если к семи утра мы не явимся на сборы.

– А, так вы те волонтёры из химической разведки? Что ж вы сразу не сказали? Я могу распечатать вам самую свежую схему! – с этими словами Окси порысила к терминалу, суетливо набила какие-то строки кода, и где-то под кипой бумаг ожил “Электропон”. Не прошло и минуты, как перед нами лёг коричневый лист плотной зернистой бумаги, расчерченный бордовыми линиями разной толщины.

– Спасибо, Окси! Твоя карта нам очень поможет! – я чуть ли не пищала от восторга. Это ж до чего мы удачно зашли!

В тот момент, когда я убирала сложенный вчетверо лист в планшетку, в коридоре оглушительно завыла сирена. От неожиданности Окси выпустила фарфоровую чашку из телекинетического хвата, и та со звоном разлетелась на куски. Липкая лужица моментально добралась до передних копыт кобылки, что и привело её обратно в чувство.

– Эт-то что, учебная тревога? – спросила она, рассеянно глядя на белоснежные осколки.

Окси и правда была наивной, словно жеребёнок! В отличие от Джестер, которая уже сжимала в зубах обрез и явно прокручивала в голове возможные варианты отступления.

– Учебная или боевая – выясним позже. Тут есть выход на пожарную лестницу?

– Конечно! – оживилась Окси. – Но разве по коридору будет не быстрее?

Мы застыли, как стояли, судорожно соображая, как объяснить хозяйке лаборатории, что нам, в общем-то, в коридор совсем и не нужно. Пауза затягивалась, и я понимала, что еще чуть-чуть, и даже у такой клуши, как Окси, возникнут лишние вопросы. Я почувствовала предательский зуд пониже спины: надо было срочно что-то делать.

– Ты знаешь, мы ведь отлучились с поста, и если нас поймают в коридоре, нам влепят строгий выговор, – брякнула я первое, что пришло в голову.

– А, так у вас сегодня смена! – Окси уцепилась за новую тему и явно собралась нам что-то посоветовать.

– Эээ, смена, да. И нам очень надо оказаться на посту как можно скорее. Выведи нас, а?

Учёная картинно покачала головой и улыбнулась. Мне же было не до улыбок: с каждой секундой поднятой тревоги таяли наши шансы выбраться с этой базы.

– Идёмте за мной. Только, пожалуйста, ничего не уроните, – вновь предупредила она.

Но дойти до лестницы нам было не суждено. Входная дверь с шипением открылась, и в лабораторию ввалился молодой жеребец с длинным железным фонарём, подозрительно похожим на дубинку.

– Мисс Окси, у вас тут всё в порядке? Какого сена?! А вы кто такие?!

Окси, впрочем, совершенно не встревожилась.

– Не переживайте, всё хорошо. Это мои гости из добровольцев, они сейчас же вернутся на своё дежурство.

Но на охранника её увещевания впечатления не произвели. Убрав фонарь за пояс, жеребец достал табельный пистолет необычного вида, кажется, лазерный.

– Мисс Окси, я обязан доставить этих двоих к коменданту. Прошу вас не мешать задержанию.

– Да бросьте, – до Окси явно никак не доходила серьезность ситуации. – Не настолько же они провинились, в самом деле. Наверное, это моя вина, что я их так задержала. Давайте я вам лучше чаю налью.

Мы с Джестер переглянулись. Ситуация начинала принимать комический оборот, вот только мне было совсем не до смеха. Да и непрерывный вой сирены тоже не добавлял спокойствия. Какая-то часть меня, закалённая в Пустоши, требовала бежать со всех ног.

Я почувствовала, как по носу потекла мерзкая капелька пота, и мне стоило больших усилий не чихнуть.

– Мисс Окси, отойдите в сторону. Я настаиваю. Эти пони – преступники и диверсанты, их необходимо…

Договорить охраннику не удалось: откуда-то из-за моей спины в него прилетел металлический стул. Молодой жеребец никак не ожидал такой атаки: несмотря на то, что он успел заслониться от летящей мебели, сам удар заставил его пошатнуться и мешком упасть прямо на стеллаж с лабораторной посудой.

Звон бьющегося стекла перебил вой сирены. Я обернулась и увидела Джестер с, прямо скажем, недовольной физиономией. Она открыла было рот, чтобы что-то сказать, но по тому, как округлились её глаза, я поняла: что-то не так. Обернувшись, я увидела, как прямо на меня падает тяжеленный металлический шкаф!

Вот уж не думала, что во мне столько прыти: словно ошпаренная кипятком, я с места отпрыгнула в сторону, лишь для того, чтобы узреть, как почти двухметровый шкаф повалился на лабораторный стол, сорвав несчастную вытяжку с потолка и увлекая остатки мебели за собой. Проклятье, да сейчас вся эта комната была похожа на цепочку костяшек домино, и в самом конце её стояла растерянная, шокированная Окси!

Словно в замедленной съемке я смотрела, как тяжёлый стеллаж, уставленный всевозможными банками с жидкостями всех цветов радуги падает прямо на хозяйку лаборатории. Окси была настолько потрясена происходящим, что даже не попыталась заслониться или удержать его телекинезом…

С душераздирающим звоном бьющегося стекла стеллаж погрёб под собой несчастную кобылку, которая не успела даже издать ни звука.
“Святая Селестия!”
Я зажмурилась и отвернулась, но в нос сразу ударил тошнотворный запах химических реактивов: там, где только что стояла Окси, над кучей сломанной мебели поднимался едкий горчичный дым!

– Додо! Валим отсюдова, да побыстрей! – серая пони дёрнула меня за плечо, выводя из ступора.

– Но Окси…

– Сейчас не до неё! Спасай шкуру! – Джестер почти что выталкивала меня в коридор, но не успели мы добраться через завалы до двери, как сзади послышался шум.
“Неужели, это охранник пришёл в себя?” – я обернулась и поняла, что всё гораздо хуже:

Посреди кабинета стояла Окси. Её халат был разорван на плече, голубой бант болтался возле уха длинной мятой лентой, а безумный взгляд ярко-синих глаз, уже не скрываемых очками, не предвещал ничего хорошего. Картину довершала кривая ухмылка.

Раскрашенные всеми цветами радуги одежда и грива Окси все еще испускали едкий дым, но прямо на моих глазах яркие пятна кислотных оттенков, покрывавшие полы её халата, теряли свой цвет. И, что самое жуткое, обесцвечивалась и сама Окси! Из красно-ржавой её грива становилась металлически-серой!

Передо мной сейчас стояла совершенно другая пони… Не Окси, а Феррум Оксид! Феррум – железо! Вот что значила вторая составляющая её имени!

– Спокойно, Окси, – попыталась урезонить кобылку Джестер, одновременно целясь ей в голову из дробовика. – Мы – друзья, и не причиним тебе вреда.

Окси, казалось, не слышала её. Глядя в упор на нас, она как заведённая бормотала себе под нос:

– Я же говорила ничего не трогать! Говорила ничего не трогать!

– Послушай, Окси, ээээ… – я пыталась сходу подобрать слова. – Мы понимаем, что ты глубоко возмущена и расстроена тем, что тут, эээ, произошло. Но, может, давай мы тут всё поправим, а? Мы всё уберём!

Спрятавшись от греха подальше за тот самый железный стул и вцепившись в него, я пыталась сообразить, что же предпринять. Впрочем, думать мне не дали. Взгляд Окси сосредоточился на стуле, и когда её рог ярко засветился, я почувствовала, как металл в моих копытах быстро нагревается. Прежде чем железные ножки вспыхнули ярким пламенем, я успела швырнуть его кобылке прямо в голову. Каково же было моё удивление, когда охваченный пламенем предмет мебели развалился на две половины в полуметре от её лица!
"Она сделала это… рогом?!" Пластиковая обивка моментально вспыхнула, и вслух я прокляла себя за глупость.

Видя как Джестер выронила изо рта свой раскалённый докрасна дробовик, я начала отползать в сторону массивного железного стола; тогда мне и в голову не пришло, насколько это неверное решение…

БАХ!

Это в обоих стволах дробовика самовоспламенился порох, и оружие оглушительно выстрелило; в стене рядом с Окси образовалась дыра. Правда учёная на это никак не отреагировала и, как ни в чём не бывало, продолжила наступать на нас медленным механическим шагом. Честно, в походке Свити Бот было меньше упорядоченности, чем это сейчас демонстрировала разъярённая кобылка. Рог Окси сиял тёплым оранжевым светом с редкими красными всполохами.

Внезапно кобылка тряхнула головой, и в том самом месте, где я только что находилась, возникла ровная полоса огня.
"Пол – металлический!" – запоздало промелькнуло у меня в голове, и мне даже не пришлось оборачиваться для того чтобы понять: железный стол, заваленный бумажными папками вспыхнул, словно был облит бензином. Моя спина ощутила всплеск горячего воздуха, едкий запах, похожий на горелую изоляцию, ударил в нос.
"Проклятье! Да здесь всё металлическое!!!"
Удивительно, но когда кобылка достигла огненной полосы, языки пламени, созданные её пирокинезом стали тухнуть, словно от порывов ветра. Получается, Феррум Оксид могла жечь всё вокруг себя, но сама при этом не горела! Да при таких способностях, её бы с распростёртыми объятьями приняли в пожарную бригаду.

В лаборатории в прямом смысле становилось жарко и дымно – горели пластик, резина и… металл! Закашлявшись, я разглядела сквозь дым, как моя серая подруга подползла к тому месту, куда упал её дробовик. Мгновение – и разряженное оружие оказалось у неё в зубах. Пора было убираться отсюда.

Чуть повыше головы Окси я увидела небольшую нишу в потолке – как раз размером с пони. И в этой нише на тонких металлических стропах висел большой прямоугольный плафон. Взлетев прямо над серо-сиреневой кобылкой, я ударила по плафону передними копытами, и осветительный прибор с жалобным скрежетом обрушился ей на голову, раскидывая искры во все стороны. Единорожка упала, как подкошенная.

– Как у вас с проводимостью, мисс Феррум? – прокричала я через треск электричества, а затем порвала провод первой попавшейся деревяшкой.

К счастью для кобылки, удар током был слишком коротким, чтобы убить её, но очухается она теперь явно нескоро…

Сопровождаемые воем сирены и звоном пожарной тревоги, мы бежали по узкому металлическому коридору, охваченному магическим пламенем. Несмотря на то, что Феррум Оксид вышла из игры, пламя и не думало утихать само. Наоборот, оно с гулом распространялось по базе, словно та была построена из фанеры! Я видела, как железные стены стекали прямо на пол, обнажая раскалённые камни горной породы. Вероятно нечто подобное происходило в моём Стойле в день Катастрофы. Где-то вдалеке звучали крики всполошившихся солдат: соваться в магический огонь никому из них явно не хотелось.

Жар от стен и от пола нестерпимо жёг лицо, но гораздо хуже сейчас было то, что мне явственно слышался цокот копыт за спиной. Судя по звуку, преследовавший – и, похоже, это была именно Окси, – бежала иноходью, а это значило, что ей будет очень тяжело маневрировать в коридорах, зато на прямом отрезке она нас точно догонит!

А сворачивать, как назло, было некуда. Впереди маячило что-то вроде герметичного шлюза, который, на наше счастье, был открыт. Ярко-зеленый фонарь эвакуационного выхода резко выделялся на фоне накаляющегося на глазах металла.

– Джестер, шлюз! – кричать на бегу было тяжело, да и горячий дым скрёб по горлу наждаком.

– Мы его не запрём! – крикнула полосатая пони в ответ. Сумка с боеприпасами здорово мешала ей бежать. – Его откроют с другой стороны!

– Заблокируем его! – надо было что-то придумать, и срочно! Для выдвижной двери вариант с ломом или засовом явно не годился. Нужно было чем-то закупорить проход!

И тут меня осенило!

– Джестер, стой! Гранаты!

Хвала Богиням, моя подруга не стала спорить, и резко затормозила, разве что копыта не заскрипели по железному полу.

– Какие?

– Пенопо… Тьфу! Пенные, короче, белые! – не дожидаясь ответа, я запустила копыто в её сумку и вытащила нужный мне заряд. Но каково же было моё удивление, когда при попытке лихо выдернуть чеку зубами, проволочное кольцо распрямилось и выпало мне под ноги!

– Жеребёнок… – серая пони вырвала у меня из копыт давший осечку заряд и, не мудрствуя лукаво, засунула его прямо в косяк двери.

В горящем коридоре снова послышался цокот, и на мгновение я увидела в расступившемся пламени силуэт кобылки с металлически-серой, спутавшейся и подпалённой в нескольких местах гривой, и безумными глазами.
“Окси!”
Хотя нет, в облике этой пони не осталось ничего от той гостеприимной и рассеянной Окси, которая, по наивности своей, хотела нам помочь. Глаза этой единорожки горели чистой животной ненавистью, и если бы она умела сжигать взглядом не только металл, то мы с Джестер давно превратились бы в кучку тлеющих угольков…

Серая пони до упора вдавила кнопку закрытия двери: удар в десяток атмосфер пришёлся точно по центру гранаты, и бледно жёлтое вещество моментально заполнило собой весь предоставляемый объём тамбура, твердея на глазах.

Мы оказались в просторном ангаре, в который пожар еще не успел проникнуть. Судя по всему, ангар этот занимал практически всё пространство первого этажа железной пирамиды: чтобы добраться до противоположной стены, требовалась небольшая пробежка. Справа и слева от нас располагались широкие и приземистые дверные проёмы, которые вели в складские помещения, а далеко по центру – высокие гофрированные ворота. По всему периметру ангара, у нас над головами, пролегали мостки технического обслуживания, и над каждым из выходов эти мостки расширялись до полноценного балкона. На боковых балконах стояло какое-то оборудование, на центральном же мощной колонной возвышался кран с тельфером.

Где-то в недрах базы огонь добрался до баллонов с газом. Пол ангара задрожал, тяжёлые железные плиты, покрывавшие его вспучились, словно поднимающийся на дрожжах пирог, и из появившихся трещин вырвался высоченный столб пламени. Облизав потолок, огонь мгновенно перекинулся на кабели связи, пучками уходившие куда-то на верхний уровень; отвратительно запахло палёной проводкой.

Из ближайшего к нам выхода выбежала пегаска с перебинтованной головой, да так и остановилась, как вкопанная. Взгляд Блэйз Фьюри был направлен вверх, туда, где издавая протяжный вой покачивались металлоконструкции крыши ангара. При виде этой картины моя недавняя мучительница впала в ступор, так что даже огромный сноп искр, вылетевший из разорванного силового кабеля не смог привести её в чувство.
“Да чёрт с тобой!” – подумала я, зачерпнув крыльями горячий от пожара воздух. В тот момент, когда одна из несущих балок сорвалась вниз, я на всей скорости сбила пегаску с ног и по инерции протащила её по рифлёному полу. Сзади тут же раздался грохот – это часть потолка, ранее удерживаемая балкой, легла искорёженной грудой металла в какой-то паре метров от нас. Из образовавшейся дыры вниз посыпались вытянутые зелёные шкафы, которые, в свою очередь, потянули за собой аппаратуру поменьше. Падение высокоточного оборудования сопровождалось настоящей феерией из оранжевых искр и ярко-белых вспышек электрических разрядов.

Я не стала дожидаться, пока всё это великолепие обрушится прямо нам на голову. Крепко вцепившись в черногривую пегаску, я оттолкнулась от пола ногами, и мы покатились в дальний угол задымлённого ангара, пока не влетели в какой-то контейнер. Разумеется, удар пришёлся аккурат на моё больное левое плечо.
“Твою-ж!” – стиснув зубы от боли, я приподнялась на передних ногах и оглядела спасённую. Фьюри смотрела на меня ошалелым взглядом и тяжело дышала. Её голова вжалась в широкие плечи чёрного бронежилета, а сама пегаска словно ждала с моей стороны сильного удара “за всё хорошее”. А я действительно хотела отвесить Фьюри пару оплеух, дабы привести её в чувство, но в последний момент передумала. “И так обойдётся”.

Потирая в очередной раз ушибленное плечо, я окончательно слезла с неё и процедила сквозь зубы:

– Пшла вон.

До пегаски смысл моих слов дошёл не сразу. Выйдя из оцепенения, она потянула копыто к ремешку магнитной винтовки, валявшейся неподалёку, но я наступила на ремешок ногой и коротким движением головы указала Фьюри точное направление, в котором той следовало двигаться. В любой другой ситуации пегаска получила бы своё оружие назад (разумеется, без патронов), но тут был особый случай: из подземного тоннеля, откуда ранее выбежала Фьюри, раздался громкий топот множества копыт, а следом за ним, откуда-то сбоку послышался сухой треск обреза Джестер. Наличие такой тяжёлой артиллерии пришлось очень кстати.

Закинув трофейное оружие за спину, я добежала до опрокинутого набок шкафа и заняла позицию напротив входа в тоннель. Жёсткий щелчок тумблера, и квадратный экранчик прицела винтовки засветился бледно-голубым светом, отображая всё то, что попадало в поле зрения встроенной телевизионной камеры.

Я оглядела громоздкий ПипБак, локатор которого был буквально усеян красными точками.
“Барбара, не подведи”.

Заклинание Прицельной Стрельбы, активированное синхронным нажатием двух механических кнопок ПипБака, не остановило время насовсем, как этого ожидала я, оно превратило поле боя в объёмный кинофильм, замедленный раз в пять. Вот только я не замечала скачков между отдельными кадрами – каждое движение, оказавшееся в поле зрения, оставалось бесконечно плавным. И еще, почему-то, все перед глазами стало резким и контрастным – будто кто-то протёр запотевшее стекло.

Группа из десятка вооружённых пегасов словно замерла в нерешительности посреди низкого горизонтального проёма складских ворот. Точно так же застыла и Джестер, которая уже выпустила дуплет из своего обреза и вкладывала передним копытом ещё два патрона в освободившиеся стволы. А вот на один из ярко-красных лучей, выпущенных с вражеской стороны, эта магия не подействовала: он мгновенно достиг кончика её загнутого хвоста, и сизое облачко дыма заструилось тонкой серебряной змейкой… Но через пару секунд заряд дроби, оставляя за собой след из раскалённого воздуха, долетел до груди самого ближнего пегаса. Красные капли крови брызнули во все стороны, и на лице солдата, словно на обработанной проявителем фотобумаге медленно расплылась гримаса боли.

Вопреки ожиданиям, мои движения оказались такими же тягучими и плавными как у остальных. Единственное преимущество заключалось в скорости восприятия реальности. За те несколько растянувшихся секунд я успела отметить для себя все те цели, в которые собиралась выпустить стальные болванки, и это были вовсе не солдаты Анклава.

Методично продвигая ствол оружия слева направо, выстрел за выстрелом я отправляла смертоносные заряды в узловые кронштейны смотровой площадки ангара. Широкий балкон с леерными ограждениями располагался точно над выходом из подземного тоннеля. Я видела, как мощные силовые элементы рвутся на куски, а их осколки медленно разлетаются в стороны, высекая из железных поверхностей яркие искры и впиваясь своими острыми краями в деревянные ящики…

Мерный гул, который перемежался громовыми раскатами, вдруг сменился треском пистолета-пулемёта и громким криком “назад”, вырвавшимся из глотки одного из нападавших анклавовцев. Затем одновременно произошли целых три вещи: счётчик патронов магнитной винтовки высветил два квадратных нуля, новый дуплет Джестер долетел до своей цели и, наконец, технический балкон вместе с тяжеленным погрузочным краном упал вниз и полностью завалил выход из тоннеля. На какое-то время силы неприятеля оказались в ловушке.

ПипБак отключил Заклинание Замедления не случайно. Жирные красные буквы на весь экран сообщили о том, что заряд устройства израсходован на 97%, и его необходимо срочно восстановить. Ещё немного, и мне вновь придётся отслеживать перемещения врагов по старинке.

К сожалению, энергоячейка от винтовки Фьюри не годилась для подзарядки. Израсходовав весь ресурс, ПипБак коротко пискнул и отключился.

Как бы мне ни хотелось забрать с собой магнитную винтовку, такая ноша была мне не по зубам. Оружие так и осталось лежать возле контейнера, а я, уворачиваясь от падавшего сверху мусора, порысила обратно к Джестер.

Мы побежали в сторону самолёта, который стоял в центре ангара. Каким-то чудом, за всё время пожара на него ничего не упало.

Вообще, ощущение дежа вю для меня, обитательницы совершенно иного мира, было делом странным. Живя под землей, среди одинаковых вещей, испытывать такие ощущения мне не приходилось. И тем не менее, если не считать очевидно военных доработок, сейчас я узнавала в громадном самолёте тот несчастный почтовик, с которого, можно сказать, начались мои настоящие приключения.

Глядя на широкое хвостовое оперение с бледно-оранжевой эмблемой в виде солнца, на очень характерную кабину с мелким остеклением, да и на сами обводы корпуса, гладкая поверхность которого в паре мест топорщилась проклёпанными листами обшивки, я понимала, что передо мной если не близнец “Облачного разбойника”, то совершенно точно его старший брат.

Борт украшала надпись на староэквестрийском языке – “Яoyal Phoænix” – очень характерная для времён патриотического подъёма конца правления Селестии, а ярко-оранжевая фигурка вышеупомянутого крылатого существа красовалась прямо на носу этого грозного воздушного судна благородных кровей. Поверхность самолёта блестела и словно подёргивалась рябью от нескончаемого потока воды, лившегося сверху. Источником этого дождя была система пожаротушения которая работала на полную мощность, но против магического огня была совершенно бесполезна. На какое-то мгновение, в водяной взвеси мелькнула самая настоящая радуга.

Когда мы огибали крылатую махину со стороны хвоста, я заметила нездоровый блеск в глазах подруги. Через мгновение я поняла, чему именно она так обрадовалась. В отличие от почтового судна гражданской модификации, в задней части этого транспортного средства находился полусферический стеклянный колпак, из которого торчали два дула спаренного пулемёта “Сторителлер”.
“Ух, ё!”
Слева от нас раздался страшный грохот, и стало видно, что анклавовские солдаты расчистили устроенный мною завал и теперь бежали в сторону самолёта. Очередь из пуль, рикошетом отразившаяся от самолётного хвоста заставила меня пригнуться к полу и ползком добираться до стойки шасси. Серая пони уже ждала меня там.

– Значит так, – запыхавшись начала она. – Я встаю за пулемёты, ты заводишь эту птичку, и мы, наконец, валим отсюда. Вопросы?

– Она может не взлететь, – возразила я, прокрутив в голове этот наскоро состряпанный план.

– Правда? – наигранно изумилась Джестер, но тут же взгляд её стал жёстким. – Значит ты заставишь её взлететь.

Внезапно раздался хлопок и в решётчатом полу прямо перед нами вдруг появилась дымящаяся дыра. Из провала в потолке показался массивный пегас, державший тяжёлую магнитную винтовку наперевес!

– Идиоты! Не стреляйте по бакам, самолёт заправлен! – проорал кто-то далеко за моей спиной. Что ж, это была довольно неплохая новость: у нас и правда появился путь к спасению.

К этому времени Джестер уже успела забраться под пластиковый колпак башни хвостового пулемета и теперь зубами пыталась пристегнуться к креслу ремнем.

– ПОФЛА!!! – крикнула она, и, взбежав по узкому трапу я ввалилась в тёмное нутро самолёта. И тут же все окружающие звуки заглушил уже знакомый мне раскатистый грохот – похоже, Джестер освоилась с турелью и теперь поливала из спаренных стволов “Сторителлера” то место, где засел снайпер.

Я добралась до двери, разделявшей грузовой отсек от кабины и, распахнув её, замерла на пороге. Нет, я догадывалась, что увижу внутри именно это, но непосредственная близость уже знакомого хрустального гроба, занимавшего практически всё пространство пилотской кабины, воскресила в памяти все те неприятные переживания, что были связаны с мертвецами, закрытыми пространствами и клыкастыми хищниками. Да тут даже огнетушитель висел на том же самом месте! Обойдя овальную капсулу кругом, я непроизвольно вздрогнула, уставившись на пустующее место пилота.

Замок активировался от нажатия по специальной пластине с выемкой под копыто. “Пони, пегас, кобыла. Алкоголь в крови – не обнаружен. Боевые стимуляторы – не обнаружены. Пилот к полёту допущен”. После этой фразы, произнесённой неожиданно детским голосом, стеклянный колпак отъехал в сторону, и я неуклюже перевалилась через борт капсулы. Оказавшись в кресле, отдалённо напомнившем зубоврачебное, я постаралась устроиться поудобнее и нацепила на свободное копыто упругую манжету, от которой в недра машины шли разноцветные провода.

Я ощутила лёгкое покалывание. В нижней части капсулы зажглась одинокая зелёная лампочка, и всё тот же бесстрастный голос оповестил: “Показатели в норме. Начать фиксацию пилота”. С этими словами у меня на поясе и на всех четырёх ногах сомкнулись чёрные блестящие ремни, и я поняла, что обратной дороги уже нет. Стеклянная половина капсулы с шипением закрылась, затылком я ощутила вибрацию, и что-то холодное коснулось моей головы. “Предполётная подготовка завершена. Начать слияние?” – спросил всё тот же странный детский голос, теперь звучавший прямо внутри моей головы. Как бы мне ни хотелось отказаться от этой безумной авантюры, я ответила утвердительно.

В этот момент прямо перед глазами возник объёмный логотип Министерства Крутости, который сменили ярко-голубые цифры.
10, 9, 8…

Ноль взорвался Сверхзвуковым Радужным Ударом, и я перестала ощущать собственное тело.

Я чувствовала себя машиной. Могучей, сильной машиной, готовой прямо сейчас оторваться от земли и зарыться носом в густые облака. Но сперва нужно было вырваться на волю, что с моими нынешними габаритами оказалось весьма проблематичным. Когда я огибала кучи металлолома, загромождавшие путь, мои крылья так и норовили коснуться наклонных стен ангара, а хвост и шасси – зацепиться за оборванные провода.

К счастью, мне было видно практически всё, что происходило в разрушающемся ангаре. Бортовой компьютер накладывал на картинку с панорамных бортовых камер информацию о состоянии самолета и окружающем пространстве. Кажется, такая система называлась “дополненной реальностью”.

Я услышала, как в хвосте самолёта сервоприводной механизм менял отстрелянные ленты на спаренных пулемётах Джестер. Анклавовские солдаты, воспользовавшись этим моментом, перегруппировались и теперь пробовали заблокировать ворота ангара. Упорству этих ребят можно было только позавидовать. Дальний угол здания опасно прогнулся под весом верхних этажей, и в любой момент пирамида локационной станции могла сложиться, словно карточный домик, но все эти пони готовы были положить свои жизни, лишь бы не дать мне взлететь. Ну, или почти все.

Я видела Блэйз Фьюри, ползшую по направлению к аварийному выходу. Повязка на её голове размоталась и грязно-серой лентой тянулась вслед за своей обладательницей. Потерявшая всю свою спесь пегаска сейчас выглядела откровенно жалко. Это впечатление усиливала погнутая магнитная винтовка с разбитым окуляром, которую с упорством, достойным лучшего применения, контуженная кобыла тащила за собой.

Двигатели набирали обороты, и я чувствовала приятную вибрацию, пронизывающую всё моё тело. Ещё немного, и я доберусь до ворот ангара, возле которых сосредоточились основные силы противника. Уже распрощавшись с идеей вернуть меня в целости и сохранности, они выстроились в ряд и полосовали мои бока красными лучами лазера. Один из бойцов, намертво прицепился к моей обшивке и пытался выломать среднюю дверь, ещё двое облепили нос, стараясь проникнуть прямо в кабину. То и дело, в опасной близости от стоек шасси раздавались удары металлических болванок, которые с уцелевшего балкона техобслуживания посылал неугомонный снайпер.

А ещё я потихоньку привыкала к тому, что бортовой компьютер, как бы он ни был устроен, реагировал исключительно на голосовые команды.

– Компьютер, произвести инвентаризацию боезапаса.

– Спаренный хвостовой пулемёт калибра 14,5 мм – 279 обычных патронов, 150 зажигательных. Бортовые многоствольные пулемёты калибра 20 мм – 800 патронов. Бортовое артиллерийское орудие калибра 105 мм – 50 снарядов. Бомбовое вооружение – не обнаружено.

Сейчас я была настоящей летающей крепостью.
“Пожалуйста, не убивайте слишком много пегасов”. Даже без этой фразы полковника у меня не было ни малейшего желания кого-либо убивать или калечить. Впрочем, одного только вида раскручивающихся стволов 20-миллиметровых пулеметов было достаточно, для того чтобы заставить даже самых отчаянных бойцов броситься наутёк в поисках укрытия.

Косая очередь буквально срезала нижнюю половину гофрированных ворот ангара, и, попутно приложив зазевавшихся наездников об их верхнюю часть, я устремилась на свободу. Наиболее цепкий пегас смог таки сломать замок бортовой двери и даже забрался в салон.

– Билет, пожалуйста! – послышалось у меня в рации, и затем раздалась какая-то возня. Вдруг бортовая дверь распахнулась, и из неё, спиной вперед, вылетел незадачливый боец. Бедняга.

– У него не было билета! – крикнула Джестер мне в рацию и с силой захлопнула дверь. Видя, как солдат кувыркается по асфальту, я поняла, что наконец-то оказалась снаружи.

Короткая рулёжная дорожка вывела меня на взлётно-посадочную полосу, и жёлтые огни замелькали с обеих сторон. Сильный встречный ветер прижимал меня к земле, но мощности двигателей уже хватало для того, чтобы идти на разгон.

Прямо по курсу ярко-жёлтым диском висела полная луна. На тёмно-синем безоблачном небе, усеянном звёздами она была самым ярким пятном и распространяла вокруг себя равномерное сияние. Справа от меня горой возвышалась пришвартованная “Каденция”. Её выцветшее Кристальное Сердце в отблесках пламени выглядело почти багровым. Впереди земля резко обрывалась, и дальше простиралась бескрайняя гладь Облачного Занавеса.

А вот картина за моей спиной была отнюдь не такой безмятежной.

Когда-то я читала историю, в которой Дэрин Ду ещё не успела вылечить своё больное крыло, и поэтому на поиски новых приключений она отправилась на лёгком одномоторном самолёте. В тот раз её целью был храм Племени Лавы, располагавшийся, понятное дело, у подножия древнего вулкана на затерянном тропическом острове. И этот вулкан спал. Спал до тех пор, пока незадачливая напарница Дэрин не прогневила древних духов…

Сейчас, глядя на “Эквестрию-8” я не могла избавиться от ощущения, что железная пирамида локационной станции, окрасившая всё окружающее пространство в ярко-оранжевый цвет и заполнившая воздух едким дымом вперемешку с пеплом – тот самый вулкан, а мы с Джестер, захватили ценный артефакт и пытаемся взлететь с острова, готового в любой момент разлететься на куски.

Мощный луч прожектора ударил мне прямо в глаза. Я клюнула носом и почувствовала удар шасси о бетон; взлётную полосу вспахала пулемётная очередь. Повинуясь неведомым киберинстинктам, я отклонилась в сторону и поняла, что выехала на обочину взлётной полосы – аж корпус затрясло. Новые пули просвистели перед самой кабиной. Похоже, пегасы, оставшиеся на “Каденции”, разобрались, кто в кого стреляет и решили сбить меня у самой земли.

– Додо, постой-ка, – раздался у меня в голове голос Джестер.

Я услышала – или, скорее, ощутила, как в хвостовой капсуле заработали сервоприводы: отлаженная автоматика вытащила из спаренного пулемёта две ленты обычных патронов, а затем за какие-то секунды вставила зажигательные, о чём мне ясно указывала голограмма прямо над хвостом самолёта. Бортовой компьютер сообщил о боеготовности: повинуясь движениям серой пони, турель развернулась, и в следующий момент “Каденция” вспыхнула, словно она была сделана из газеты.

– Бадабум! – искажённый рацией голос ликовал, – большой бадабум!!!

Огромный фонтан раскалённого газа вырвался прямо из Кристального Сердца и взмыл в ночное небо; всё ещё привязанный к причальной мачте дирижабль начал оседать на землю, обнажая рёбра силового каркаса баллона. Затем, объятый адским пламенем скелет летающей машины вырвал мачту из креплений и, волоча её за собой, сорвался со склона горы. Мои сейсмодатчики зарегистрировали серию толчков – видимо, остов погибшего дирижабля свалился прямо на мины.

– Двигай, Додо!

– В самом деле. Что-то мы тут засиделись.

Я начала разгон. Голографическая линия, вычерченная прямо в воздухе, показывала мне расстояние до точки отрыва. Прерывистые полосы разметки всё быстрее и быстрее исчезали у меня под брюхом. Вряд ли я смогу описать это ощущение колёс вместо ног. Я не чувствовала многотонной машины вокруг себя, я была этой машиной. Двигаться было так же естественно, как если бы я просто решила пробежаться по взлётной полосе ногами.

Камеры кругового обзора позволяли мне при желании вращать головой аж на 360 градусов и обозревать всё, что происходило вокруг: и если пространство спереди было окрашено преимущественно в холодные тона, то позади меня преобладали оттенки красного и оранжевого. Сбоку, на обочине взлётной полосы догорали мелкие обломки дирижабля, а совсем сзади, над локационной станцией, полыхало яркое зарево пожара; языки магического пламени то и дело прорывались через круглые отверстия на поверхности пирамиды радиолокатора. Все пять окон кабинета Эмеральд Грин горели зловещим багровым огнём, словно прямоугольный храмовый жертвенник, и я живо представила себе портрет Селестии, охваченный уже настоящим пламенем. Видя, как надстройка кабинета медленно проваливается сквозь крышу, я поняла, что зданию локационной станции осталось совсем не долго…

Несколько десятков уцелевших солдат высыпали на улицу и вели по нам не очень прицельный огонь. Но что они могли сделать на таком расстоянии! Пегасы лишь растрачивали свои патроны. Некоторую опасность представляли только лазерные лучи, но в стелившемся по земле дыму они превращались в длинные яркие линии, демаскирующие незадачливых стрелков, и Джестер в хвостовой капсуле оперативно обрабатывала их из пулемёта.

Двести метров, сто, пятьдесят… Отрыв от земли! Святая Селестия, я просто взяла и взлетела, словно и не было никакого многотонного самолёта, привязанного к моей спине! Оказывается, крылья этого удивительного самолёта могли изменять геометрию в двух плоскостях, в прямой зависимости от взмахов моих крыльев! Правда, медленно и в небольших пределах, но этого уже было достаточно, чтобы не чувствовать себя закованной в металлический гипс. Воистину, “Феникс” был шедевром технической мысли! Пусть и не таким, как Свити Бот, но тем не менее.

Я летела в абсолютно прозрачном воздухе, всё дальше удаляясь от полыхающей горы. Чёрный дым, поднимавшийся над ней, был виден на много километров вокруг. Реакция на наш побег не заставила себя долго ждать: на расставленных через равные промежутки сооружениях-пилонах поочередно вспыхивали красные огни тревоги, и установленные на них прожектора пытались высветить меня на фоне тёмного неба.

– Обнаружены множественные воздушные цели класса “Скопа”. Трассирую… – по сравнению с искажённым рацией голосом Джестер, голос компьютера звучал на удивление чисто, и я каждый раз внутренне дёргалась, словно кто-то говорил у меня за спиной.

Я оглянулась и увидела несколько красных контурных треугольников позади себя; ещё по паре поднималось с ближайших пилонов. Внутри каждого из них едва угадывались силуэты винтокрылых аппаратов, подобных тому, который доставил меня на небо.
“Погоня!”
– Додо, мы здесь прямо как мишень в тире! – заворчала рация. – Нам надо скрыться под облаками!
“Разумеется. Это ведь так просто”.

– У нас тут внизу мины, Джестер! Целых хренадцать десятков квадратных километров мин!!!

– Ээээээ… – серая пони сделала вид, что озадачена. Впрочем, кто знает, может, так оно и было на самом деле. – А наверху у нас целая куча чем-то недовольных и очень вооружённых пегасов! Ныряй!

Меня совершенно не прельщала перспектива разделить участь несчастной “Каденции”. Сама мысль о том, что придётся собственным брюхом прорываться через завесу из мин, вызывала крайне неприятные ощущения внизу живота. Но, бортовые камеры показывали, что в хвосте висело целое звено винтокрылых машин, и с их стороны летели ярко-красные пунктиры трассеров. Ещё немного, и они элементарно возьмут нас числом!

Выбрав меньшее из зол, я начала снижаться.

– Входим в зону действия зенитного огня, – бортовой компьютер был совершенно спокоен и беспристрастен.

– В зону действия чего?! – я увидела, как с открытой площадки одного из пилонов сорвалась огненная дуга.

– Обнаружен захват зенитной ракеты! Отстреливаю тепловые ловушки через три, две, одну…

Внезапно я поняла, почему этот самолёт назвали “Фениксом”! Вокруг меня метров на тридцать в обе стороны вспыхнули две огненных струи, которые тут же закрутились симметричными спиралями! Самолёт словно расправил свои огненные крылья, и я на какой-то миг забыла обо всём, любуясь пылающими силуэтами в ночном небе. Зенитная ракета, одураченная таким количеством света и тепла, пролетела над нами и взорвалась, так и не достигнув цели.

Но на все ракеты тепловых ловушек явно не хватит! Тут, над облаками, пегасы Анклава были полноправными хозяевами. Если мы хотим выжить, нам надо как можно быстрее спуститься под Занавес!

Я решительно направила самолёт вниз и вонзилась в верхний слой Занавеса. Каких-то пять секунд полной слепоты, и вот оно – Минное Поле – уже знакомая мне математически точная матрица сверкающих огоньков! Но благодаря голографическим линиям, которые добавил бортовой компьютер, весь этот геометрический ковёр выглядел ещё ровнее и напоминал, скорее, пчелиные соты.

– Додо, у нас компания! – рация зашуршала вновь, и я услышала, как заработал хвостовой пулемёт. Несколько летательных аппаратов Анклава спустились следом за нами под верхний слой облаков и совершенно не собирались отпускать нас без боя. Они даже выстроили некоторое подобие боевого порядка и совершенно зря: поток трассирующих снарядов тут же заставил их рассеяться. Похоже, Джестер выбрала себе цель; прекрасно различимый в воздухе пунктир трассирующе-зажигательных снарядов повернулся следом за одним из маневрирующих конвертопланов, так что тот был вынужден податься вверх.

Но в поединке турели и винтокрылой машины победил пулемёт: универсальная компоновка с изменяемой тягой, позволявшая конвертопланам взлетать вертикально, сыграла с ними дурную шутку, ударив по маневренности. Что ни говори, а летали эти машины так себе. Подбитый конвертоплан вспыхнул словно наполненный спичками коробок и задымился. Я увидела, как прямо воздухе он потерял какую-то деталь, и… взорвался! Похоже, у ребят с собой был недурственный боекомплект. Ну, да будет им небо периной.

– Столкновение! Столкновение! – ой, да я, оказывается, засмотрелась! Прямо передо мной высилась башня-пилон, которая по своей толщине превышала диаметр моего фюзеляжа раза в полтора! Впервые я смогла разглядеть её так близко. И за те немногие секунды, что оставались до столкновения, каким-то образом я увидела её всю и сразу.

Изящные гиперболоидные изгибы этой конструкции были оплетены тонкими трубами, хрупкими антеннами и ажурными техническими площадками, а наверху, у самых облаков, в редких всполохах статических молний вращались цилиндрические турбины, толщиной чуть ли не с саму башню – это они создавали турбулентность облачного занавеса. В качестве лопастей для турбин использовались тонкие, причудливо изогнутые вертикальные пластины. Уверена, кривые, по которыми изгибались эти лопасти, были результатом сложнейших математических расчётов. Двое пегасов на кольцевой технической площадке что-то кричали друг другу, показывая на нас…

Вспоминая свои полёты в кристальной пещере, я заложила вираж вправо, да такой крутой, что сетчатый цилиндр пилона стремительно завалился на бок.

Самолёт явно не был рассчитан на такие манёвры: в глазах потемнело, и я ощутила острую боль в позвоночнике – до слёз! Платой за “слияние” оказалась обратная связь: все повреждения конструкции “Феникса” отдавались мне прямо в мозг в виде боли! Я на такое не подписывалась! Хвала небесам, что никому не пришло в голову передавать в мозг ощущения от попадания стрелкового оружия.

Когда препятствие осталось позади, я с облегчением отметила, что у меня ничего не треснуло и не отвалилось и стала осторожно выравнивать самолёт.

Джестер подала голос:

– Слушай, Додо, а что это за конструкцию такую мы только что пролетели? – поинтересовалась она.

– Управляющие башни. Они поддерживают целостность Облачного Занавеса – скрепляют верхний слой облаков с нижним. И, вроде как включают и выключают мины – ну, так мне полковник объяснил, – блеснула я своими знаниями.

– Вот и чудненько. То, что нам нужно!

– А? Что ты имеешь в виду? – любые идеи серой пони всегда заведомо вызывали у меня опасения. О, за спиной у меня был богатый опыт!

– Как думаешь, Додо, если мы взорвём башню, которая висит прямо в облаках – это можно будет назвать "взлететь на воздух"? – закончила свою мысль Джестер.

Мне стоило догадаться, что она предложит именно это. Впрочем, в её словах был смысл. Если башни и в самом деле управляли отдельными участками минного поля, была вероятность, что разрушение одной из них даст нам небольшое окно. Это шанс!

– Знаешь, Джестер, я понятия не имею, как это будет называться, но… мне нравится! – ответила я с несвойственным мне задором. Как говорится, помирать – так с музыкой.

Стараясь больше не насиловать корпус самолёта резкими манёврами, я стала разворачиваться обратно – в сторону ажурной башни. Манёвр давался медленно и тяжело: в этот момент я чувствовала себя не столько самолётом, сколько кораблём!

Один из пегасьих конвертопланов, пользуясь моей относительно невысокой скоростью, умудрился зависнуть сбоку от меня; через камеру бокового вида я разглядела пегаса, который заряжал что-то в длинную наплечную трубу.
“Ну вот только пехотного оружия мне тут не хватало!”
Обрести контроль над одним из многоствольных пулемётов оказалось довольно просто: голографический прицел делал стрельбу из бортовых орудий похожей на древнюю видеоигру про стрельбу по воздушным шарикам. И вот я отдаю команду “огонь”…

Секунду или две ничего не происходило: громоздкое шестиствольное оружие раскручивалось неприлично долго, но это того стоило! Звук, с которым заговорил этот пулемёт, не имел ничего общего с привычными мне очередями – это был один сплошной, непрекращающийся рёв! Всего лишь проведя пулемётом снизу вверх, за несколько секунд я не столько отстрелила, сколько срезала крыло соседнего недосамолёта. Мне удалось разглядеть шокированную физиономию пегаса, у которого пол внезапно ушёл из-под ног: к сожалению, на одном двигателе их машина летать не умела. Ничего, зато крылья разомнут, раз воевать не умеют.

Когда мы вновь приблизились к башне, туманную мглу прорезали красные лучи лазеров. Давешние пегасы стояли на смотровой площадке и яростно обороняли вверенный им объект, правда, недолго: попав под обстрел серой пони, они спешно ретировались во внутренние помещения.

– Ну вот ведь… – разочарованно протянула Джестер, когда отутюженный свинцом кусок площадки сорвался вниз, обнажив невредимые балки. – Додо, этот пулемёт не берёт её! Нам нужен главный калибр! У нас ведь есть такой?

– Обижаешь. Компьютер, наведение бортовой артиллерии!

– Отказано. Управление главным калибром недоступно для пилота. Требуется активация на месте.
“Вот новости!”
– Джестер, похоже, тебе придётся пробраться к пушке! Я не могу её навести.

– Принято, – прошуршал голос серой пони у меня в голове. – Минуту, не подпускай этих слишком близко.

– Каких этих… – я обернулась и увидела, как из-под облачного полотна вырулили ещё два звена конвертопланов!
“По соседним башням что ли наскребли?!” – доворачивая вираж вокруг пилона, я прикидывала угол, под которым будет удобнее отстреливаться от возникшего подкрепления, когда снова услышала Джестер.

– Я у пушки. Погоди секунду, с ней надо разобраться… Ты держи, держи вокруг башни! Сейчас, сейчас… Готово! Включилась! Проклятая электроника, пока загрузится…

– Ты можешь выстрелить?

– Конечно, могу. Додо, а знаешь что?

– Что? – конвертопланы приближались, на ходу меняя строй. Похоже, эти горе-пилоты действительно воевали по учебникам.

– А ведь это самая большая пушка, которая мне попадалась до сих пор! У тебя такой нет!

– Джестер, сейчас не время меряться пушками. Стреляй!

– Ты зануда, Додо. Держись! Три, две, одна! ОГОНЬ!!!

Лязгающий звук выстрела показался громким даже сквозь пелену электронной реальности. Наверное, при стрельбе по наземной цели снаряду потребовалось бы время, но до башни он долетел практически мгновенно, буквально переломив её пополам! Огненная клякса расплылась вокруг центральной части сооружения, и через мгновение башня начала взрываться изнутри: вниз и вверх, от центра – к самым облакам, где всё еще вращались математически изогнутые турбины.

Заряд статического электричества, накопленный в недрах башни оказался очень мощным. Там, где только что стояла титаническая конструкция из металла, вдруг проскочил разряд такой силы, что я на мгновение ослепла и оглохла: картинка и звук превратились в один сплошной шум, а когда магнитное поле пришло в норму, я увидела, как остатки верхней турбины медленно, словно в замедленной реальности ПипБака Бэбс Сид, кувыркаясь, падают вниз. Неожиданно для себя я оказалась посреди настоящего шторма из обломков, закрученных высвободившимся турбулентным потоком и моими собственными винтами. Но самое впечатляющее было даже не это!

Мины! Участок минного поля вокруг башни, перегруженный статическим разрядом, сдетонировал и взорвался облаком раскалённого, сияющего газа! Один из преследовавших нас конвертопланов сбило пролетевшим мимо обломком, и несчастная машина угодила прямо в светящееся зелёное облако. Каково же было моё изумление, когда я увидела, что обгоревшую боевую машину смяло и пожевало, словно тонкую фольгу от шоколадки! Потерявший всякое сходство с летательным аппаратом бесформенный кусок металла камнем рухнул вниз, скрывшись за облаками.

– Додо, не мешкай, нам за ним!

Да будь я проклята, если в тот момент было место страшнее, чем этот огненно-металлический ад. Наклонив нос почти вертикально вниз, я направила самолёт в самое сердце огненного шторма, молясь о том, чтобы нас не задели вихри раскалённого газа. Чего я никак не могла предположить – так это того, что потерявшие стабильность мины впадут в цепную реакцию! Там, где только что висела холодная, ровная таблица мин, теперь во все стороны расползалась волна зелёного огня!

Святая Селестия, какой хаос! Последним, что я увидела, были электрические всполохи, облизавшие ближайшие башни. Затем я целиком и полностью погрузилась в изрядно остывшее, но всё еще смертельно опасное для всего живого облако плазмы. Я зажмурилась от страха, но даже с закрытыми глазами отчётливо видела перед собой полосу искусственного горизонта, и эта полоса недвусмысленно говорила, что мы сейчас разобьёмся! Сделав над собой усилие, я стала менять угол атаки: позвоночник пронзила уже знакомая боль, крылья начало вырывать из плеч, но условная линия горизонта медленно, но верно поползла вниз. Я открыла глаза, и увидела чёрно-белую землю. В тот момент не было для меня картины прекраснее.

Мы прорвались!

Позади нас полыхало небо: уничтожение подстанции-пилона вызвало лавинообразную цепную реакцию, и я видела, как плазменные мины взрывались одна за другой, оставляя за собой сияющие облака ионизированного газа. Вспыхивая и затухая, они меняли цвет и эти волны напоминали круги, расходящиеся по воде. Если у нас и остались преследователи, я им в тот момент не завидовала.

– Внимание! Обнаружены множественные радиосигнатуры. Воспроизвести?

– Сканировать весь доступный диапазон.

Бортовой компьютер включил радиоприемник, и я услышала самые диковинные помехи за свою жизнь. Это был не шум, о нет. Звуки, которые сейчас наполняли радиоэфир, годились для какого-нибудь фантастического фильма про бластеры и космические корабли. Но самое интересное заключалось в том, что среди всего этого тонального безобразия я слышала живые голоса! К сожалению, они накладывались на друга, и в результате модуляции становились совершенно неразличимыми. По мере того, как компьютер накручивал частоту приёма, менялись голоса, менялись языки, и вдруг внезапно я услышала музыку! Кто-то явно что-то пел: жеребец или кобылка, понять было трудно, но музыка имела ритм, и мне показалось, что я уловила его. Внезапно музыка оборвалась буквально на полуслове, и в эфире раздался возбужденный, эмоциональный голос на эквестрийском языке!

– …Выгляните в окно, детки! Вы не представляете, что творится… Никогда такого не видел!.. Знак, детки! Что-то… происходит… на севере… свобода…

– Сигнал потерян, – произнес компьютер.

– Ты можешь установить источник сигнала?

– К сожалению, самолет не оборудован сканирующей антенной.

– Но тебе знаком этот сигнал?

– К сожалению, нет.

Внезапно сквозь треск и гул эфира, я услышала, как кто-то зовёт меня по имени!

– Додо! Ты слышишь меня! Додо, если ты меня принимаешь, отзовись!
“Свити!”
– Компьютер! Усилить сигнал до максимума!

– Задействован аварийный усилитель сигнала.

– Свити! Ты слышишь меня? Свити!!!

– Додо! Я принимаю тебя, слышишь? Принимаю! Слава Селестии, ты жива! Ты не представляешь, что сейчас тут творится! Я принимаю радиосигналы со всей Эквестрии! И даже из-за её пределов! Я никогда не встречала таких прохождений! Это ведь вы взбаламутили всю ионосферу? Вы? Небо, оно полыхает! Это выглядит… Как Сверхзвуковой Радужный Удар, только на двадцать процентов круче!

Словами не описать, как я была рада её слышать!

В рации послышался довольный голос Джестер:

– Свити, запиши куда-нибудь: Додо – первый пегас, который совершил Радужный Удар на самолете, хе-хе-хе!

– Обязательно! Принимайте координаты, герои!

Набор букв и цифр прозвучал для моих ушей слаще всякой музыки. Скоро мы все снова будем вместе!

– Компьютер, сколько у нас топлива?

Небо уже почти успокоилось, и только редкие всполохи недогоревшего газа напоминали о недавно бушевавшей огненной буре.

– Запас горючего составляет четверть топливных баков. Кстати, ты можешь называть меня Коко.

– Очень приятно, Додо. А почему Коко?

– КОмпьютерный КО-пилот. Такое имя дал мне предыдущий пилот этого самолета. У всех бортовых компьютеров с системой “слияния” существуют квази-личности. Это сделано для того, чтобы пилоту было психологически комфортнее. Во время испытаний прототипов моей системы у пилотов часто случались приступы паники, острой депрессии и маниакальной агрессии. Как правило, это приводило к потере управления и разрушению самолета.

– Разрушению самолета?

– Да. Как правило – от удара об землю.

В ухе послышался искаженный рацией голос Джестер.

– Печаль какая.

Я решила полностью проигнорировать циничную реплику своей подруги.

– Коко, тебе известно что-нибудь об “Облачном разбойнике”, разбившемся неподалеку от Стойла 96?

– Додо, ты не могла бы уточнить свой запрос?

– Самолёт типа “Облачный разбойник”, пункт назначения: Штальбарн. Тип рейса – почтовый или грузовой. Среди крупных посылок – пианино.

Похоже, я начинала делать успехи на поприще общения с искусственным разумом, поскольку Коко отозвалась практически мгновенно:

– Нашла! Согласно базе данных внутренних авиарейсов Эквестрии, борт N-209, совершавший почтовый рейс “Мэйнхэттен – Мэрманск” потерпел крушение в районе объекта “Укрытие 472” – в 35 километрах от Штальбарна. Статус: пропал без вести. Сведения о поисково-спасательной операции: приостановлена в связи с обильными снегопадами в регионе.

Закончив доклад, Коко сгенерировала прямо передо мной объёмное изображение знакомого почтовика и колонку разнообразных данных, касавшихся его полёта.

– Коко, ты можешь назвать причину катастрофы?

– По результатам внутреннего расследования компании “Королевская Крылатая Почта”, гибель борта N-209 произошла в ходе непримиримого конфликта пилота и квази-личности управляющего модуля.

– Это как? – решила уточнить я и тут же пожалела, поскольку Коко откуда-то выудила официальный отчёт комиссии, составленный на основе звуковых данных, отправленных в эфир с пропавшего самолёта. И отчёт этот прямо-таки пестрел заумными терминами из области психиатрии навроде “Синдрома Военного Времени” и “комплекса Блуберда”. Кошмар.

Впрочем, основную мысль я уловила. Бедолага-пилот постарался придать квази-личности борта N-209 черты характера своей безвременно ушедшей жены. И лучше бы он так не делал. В один прекрасный момент, пилот, похоже, съехал с катушек: прямо в полёте повздорил о чём-то со своей “женой”, впал в истерику и направил самолёт прямо в землю.
“М-да, история в лучших традициях дешёвой бульварной фантастики, вот только случившаяся на самом деле”.

Однако отчёт, найденный Коко не был бесполезным. Напротив, он опроверг мои опасения: до этого момента я считала, что “Облачный разбойник” погиб от мощного электромагнитного импульса – в тот самый момент, когда на Эквестрию упали бомбы. Но если какие-то пони успели составить подробный отчёт о его крушении, значит Катастрофа произошла позднее, и остальные пакеты Бэбс Сид добрались до мест назначения!

Теперь оставалось добраться до Свити Бот и двигаться в Поларштерн. Конечно, моё недавнее пленение с побегом напрочь сбило наш график, но если заветная посылка ждёт своего адресата вот уже два столетия подряд, то подождёт ещё и три дня. Дождался же Штальбарнский пакет Эмеральд Грин…

При одной только мысли о том, что теперь это сокровище лежало у меня в сумке, я начинала ощущать прилив адреналина и нетерпения. Это ж надо было умудриться не только сбежать из-под стражи, но и утащить из-под носа у Эмеральд Грин пакет Бэбс Сид, попутно сравняв с землей целую военную базу! Пожалуй, о таких дерзких налётах слагают легенды.

Интересно, как там поживает полковник Эйсбрехер? Не думаю, что он рассчитывал на такой масштаб разрушений. Однако, в том, что он благополучно эвакуировался, у меня сомнений не было: Эйсбрехер был тёртый калач, настоящий хищник, а не жеребец. У таких, как он, всегда в рукаве есть запасной план, а то и не один.

– Додо, – подал голос бортовой компьютер. – Запас горючего десять процентов.

– Я думала, самолет заправляли! – ответила в рацию Джестер. Самое интересное, что серая кобылка могла стоять сейчас в двух шагах от меня, но я слышала только то, что передавало её радио.

– Форсаж и активное маневрирование с критическими перегрузками приводит к повышенному расходу топлива, – виновато объяснила Коко. Я всё еще не могла привыкнуть к её детскому голосу. Кому только пришла в голову идея озвучивать компьютер голосом жеребёнка?

– Мы вообще долетим до конечной точки маршрута?

– При сохранении текущей скорости – да, но посадка – с первой попытки, уход на второй круг исключен. К тому же, в районе приземления нет ни одного аэродрома.

А вот это уже было совсем нехорошо. Если управлять самолётом у меня еще получалось, то как его сажать на землю, я не имела ни малейшего понятия! Чего уж там говорить о жёсткой посадке.

– Джестер, что будем делать?

– В том районе есть горное озеро. Будем садиться на воду.

– Джестер? Откуда ты знаешь..? Постой-ка… Это ведь не Свити Бот выбирала место для нашей встречи! Только не говори мне… О нет.

Безумный гогот в рации был мне ответом.

Мы все умрём.

– Ровнее, ровнее держи, Додо!

Мне приходилось прикладывать неимоверные усилия, чтобы не послать Джестер далеко и надолго; мешало только то, что в данный момент мы летели на одном самолете.

– Коко, ты ведь знаешь, что я сегодня первый раз пилотирую самолет?

– Нет, Додо. Если бы знала, то не допустила бы тебя к полёту. Это объясняет, почему я не нашла данных о твоих очках на лётном тренажёре.

– У этой штуки бывает тренажёр?

– Конечно, правда, он не такой умный, как я…

– Кончайте болтать, барышни! – гаркнула серая пони. – Додо, пусть эта умная штука поможет тебе сесть.

– Джестер права. Если ты позволишь, я сброшу скорость до двухсот миль в час. Подлетное время – девяносто секунд…

Как же я сейчас тосковала по лунному свету! Под Облачным Занавесом, пусть и изрядно прохудившимся после недавней огненной бури, была кромешная тьма. По моей просьбе Коко поставила объёмную светящуюся метку туда, где по идее должно было находиться озеро и расчертила ночной ландшафт сеткой трёхмерной геодезической модели.

Когда-то я читала про разработки так называемой “дополненной реальности”. При всех её очевидных плюсах, эта технология приживалась слабо из-за несовершенства оптических приборов, которые могли бы проецировать картинку прямо на сетчатку глаза. Похоже, технология “слияния” позволила эффективно обойти эту проблему.

– Додо, длина озера намного меньше расчетной длины полосы. Тебе надо сбросить скорость еще на тридцать узлов. Выпускаю закрылки по твоей команде.

– Давай!

– Закрылки выпущены на два градуса. Двигатели отключены.

По мере того, как я приближалась к земле, самолет начало ощутимо трясти. Все вибрации фюзеляжа передавались по обратной связи прямо мне в мозг. Я чувствовала, как начинают затекать мышцы.

– Выше, выше! – Коко растратила всю свою разговорчивость и теперь общалась со мной исключительно короткими односложными фразами.

– Не задирай нос, Додо! – интонации Джестер были неразличимы, но я не удивилась бы, увидев её сейчас на нашем падающем самолёте верхом. – Держи параллельно земле.

– Тревога! Асинхронность закрылков! Левый закрылок 13 градусов, правый закрылок – 15!

Заснеженное зеркало озера всё равно приближалось слишком быстро!

– Коко, тормози!

– Открываю спойлеры, компенсирую асинхронность. Превышение скорости одиннадцать узлов!

Проклятье, я не думала, что это всё будет выглядеть вот так! С выпущенными спойлерами машина стала совершенно дубовой и неуправляемой. Потеряв подъемную силу, самолёт ракетой несся к поверхности озера. Казалось, мой позвоночник сейчас вырвет вместе с крыльями.

– Убрать спойлеры! Нет, отставить! – всё развивалось слишком быстро. Слишком, слишком быстро. Проклятье, у меня оставался всего один ход!

– Коко, реверс! Полный назад!

– Реверс включен! Реверс основных двигателей через три, два, один!

О, как нас дёрнуло! Снятые с упоров винты мгновенно развернули свои лопасти против потока, создавая сильное торможение. Даже через пелену “слияния” в своей хрустальной колыбели, я почувствовала удар головой, смягченный, как будто под действием лекарств. Если я выживу, чую, мне это еще аукнется.

Кульбит, который совершил самолёт, описать довольно сложно. Я почувствовала, как кто-то вырвал мне крылья из плеч вместе с костями и взвыла от боли.

– Критический угол атаки! Бафтинг! Повреждение фюзеляжа! Отказ первого, второго, третьего двигателя! Повреждение топливной магистрали! Пожар во втором двигателе! – в голосе Коко звучала нешуточная паника, но это было уже неважно.

Остов самолёта топором рухнул прямо на лёд. Тысячи ледяных кинжалов вонзились мне под рёбра, и я внезапно оказалась в полной темноте.

~ ~ ~

Заметка: следующий уровень (12)
Новая способность: На секретной службе Её Величества. Вас ошибочно приняли за секретного агента. Для соответствия своему амплуа, вы получаете +5 к дипломатии, +5 к скрытности и +5 к науке.

Памятник

Тёплая зима

Дымный цикл

Повелители Жизни

Холод в сердце

Gods in Law

Из жизни мокрецов

Званый обед

Джейк и его девчонка

Fallout: Equestria - Lost in time

Fallout: Equestria - Ископаемое (The Fossil)

Глава 11: Глубокое возмущение